Гарднер Эрл Стенли : другие произведения.

Мейсон 1

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  Весь
  Эрл Стенли Гарднер
  (в одном томе)
  Эрл Стенли Гарднер (1889-1970)
  
  Перри Мейсон
  (цикл)
  
  
  Дело о бархатных коготках
  Глава 1
  Осеннее солнце заметно припекало через оконное стекло.
  Перри Мейсон сидел за большим письменным столом с неподвижной сосредоточенностью шахматиста, склонившегося над доской в обдумывании чрезвычайно сложной комбинации. В нем было что-то от интеллектуала и что-то от боксера-тяжеловеса, который с неисчерпаемой терпеливостью маневрирует с противником, чтобы вынудить его занять неудобную позицию и молниеносно нокаутировать одним мощным ударом.
  Кабинет был полон книг в кожаных переплетах, стоявших на полках. В углу стоял большой сейф. Кроме этого, там находились два кресла для посетителей и удобное вращающееся кресло, в котором и сидел Перри Мейсон. Все было отмечено суровой простотой и функциональностью, так, словно кабинет перенял черты личности своего хозяина.
  Двери открылись, и в кабинет вошла секретарша Мейсона, Делла Стрит. Она аккуратно притворила за собой дверь.
  — К тебе просится какая-то женщина, шеф, — сказала она. — Говорит, что ее зовут Ева Гриффин.
  Перри Мейсон посмотрел на Деллу спокойным взглядом.
  — А ты считаешь, что ее зовут не так?
  Секретарша покачала головой:
  — Шеф, в ней есть что-то подозрительное. Я просмотрела всех Гриффинов в телефонном справочнике. Ни одного нет по тому адресу, который она назвала. Я заглянула также в адресную книгу, и с тем же результатом. Там множество разных Гриффинов, но нет ни одной Евы Гриффин.
  — Какой это адрес? — спросил Мейсон.
  — Гроув-стрит, двадцать два — семьдесят один.
  Перри записал данные на листке бумаги.
  — Впусти ее, Делла, — сказал он.
  — Хорошо, — ответила Делла Стрит. — Я хотела бы только тебя предостеречь, чтобы ты был поосторожней с ней, шеф. Есть в ней что-то неприятное и опасное.
  У Деллы Стрит была стройная фигура и смелый взгляд. В свои двадцать семь лет она была из тех женщин, что следят за жизнью быстрыми глазами и никому не позволяют обмануть себя внешним видом. Она стояла в дверях, глядя на Перри Мейсона спокойно, но неуступчиво.
  — Я предпочла бы, — настойчиво сказала она, — чтобы, прежде чем возьмешь дело, ты проверил, что она собой представляет.
  — Хм, интуиция? — спросил Перри Мейсон.
  — Назовем это интуицией, — ответила она с улыбкой.
  Перри Мейсон кивнул. Выражение его лица не изменилось, только взгляд стал более внимательным.
  — Ладно, введи ее, Делла, я сам с ней поговорю.
  Делла Стрит закрыла за собой дверь, но через несколько секунд открыла ее снова, и в кабинет вошла посетительница. Она передвигалась с непередаваемой уверенностью в себе. Ей могло быть тридцать лет или около того. Она была хорошо одета и явно умела позаботиться о себе. Прежде чем посмотреть на мужчину за столом, она окинула быстрым взглядом кабинет.
  — Пожалуйста, садитесь, — предложил Перри Мейсон.
  Только теперь посетительница посмотрела на хозяина кабинета, и на ее лице мелькнуло что-то вроде раздражения. Она, очевидно, привыкла к тому, что мужчины встают, когда она входит в комнату, и вообще относятся к ней с галантностью, соответствующей ее полу и общественному положению. Какой-то момент казалось, что она хочет развернуться и уйти, но в конце концов она подошла и села в кресло по другую сторону стола. Она подняла взгляд на Мейсона.
  — Слушаю вас, — сказал он.
  — Вы мистер Мейсон? Адвокат Перри Мейсон?
  — Вы совершенно правы, это я.
  Голубые глаза, которыми она недоверчиво изучала его, вдруг расширились, как бы под влиянием сознательного усилия воли. Это придало ее лицу выражение детской невинности.
  — У меня неприятность, — сказала она.
  Перри Мейсон только кивнул — признания такого рода были для него обычными. Так как она молчала, он объяснил:
  — Люди, как правило, приходят сюда, когда у них случаются неприятности.
  — Нельзя сказать, чтобы вы облегчали мне разговор, — вдруг сказала женщина. — Большинство адвокатов, у которых я консультируюсь…
  Она неожиданно замолчала. Перри Мейсон подарил ей вежливую улыбку. Он медленно поднялся с кресла, положил руки на край стола и оперся на них всем весом, чуть подавшись в ее сторону.
  — Да, я знаю, — сказал он. — Большинство адвокатов, с которыми вы советовались, имели роскошные офисы и дюжины помощников, которые бегали туда и сюда. Вы платили им кучу денег и имели от этого мало пользы. Они низко кланялись и шаркали ногами, когда вы входили в их кабинет, и требовали солидных авансов. Но, когда у вас случились серьезные неприятности, у вас не нашлось смелости обратиться к ним.
  Ее широко раскрытые глаза немного сузились. Адвокат и посетительница изучали друг друга взглядами несколько секунд, после чего женщина опустила глаза.
  Перри Мейсон продолжал медленно и отчетливо, но не повышая голоса:
  — Я другой. У меня есть клиенты, потому что я за них борюсь, потому что я борюсь за их интересы. Никто никогда не обратился ко мне с просьбой об основании общества, и я еще никогда не заверял завещания. Я не знаю, составил ли я за свою жизнь хоть дюжину договоров и смог бы или нет подать протест по ипотеке. Люди приходят ко мне не потому, что им нравится мой нос, и не потому, что знают меня по клубу. Они приходят потому, что им нужны такие услуги, которые могу им оказать только я.
  Она подняла на него взгляд.
  — Собственно, какого рода услуги вы можете оказать, мистер Мейсон? — спросила она.
  Он бросил в ответ три слова:
  — Я могу бороться.
  Она энергично кивнула:
  — Именно это мне и нужно.
  Перри Мейсон снова сел во вращающееся кресло и закурил. Атмосфера немного разрядилась, словно столкновение двух индивидуальностей вызвало грозу, освежившую воздух.
  — Хм, — сказал адвокат. — Мы уже достаточно времени потратили на вступление. Может быть, вы наконец приступите к делу и скажете, что от меня хотите? Вначале скажите, кто вы и по чьей рекомендации пришли ко мне. Может быть, с этого вам будет легче начать.
  — Я замужем, — принялась рассказывать она цель визита. Она говорила быстро, будто пересказывала хорошо заученный урок. — Меня зовут Ева Гриффин, и я живу в доме номер двадцать два — семьдесят один на Гроув-стрит. У меня неприятность, с которой я не могу обратиться ни к одному из своих прежних адвокатов. О вас мне сказала приятельница, которая просила, чтобы ее имя осталось в тайне. Она говорила, что вы являетесь чем-то больше, чем просто адвокатом. Что вы можете повсюду и везде справиться с любым делом. — Посетительница замолчала на минуту и после этого спросила: — Это правда?
  Перри Мейсон кивнул:
  — Наверное, это так. Обычные адвокаты берут себе в помощь детективов и помощников, чтобы те готовили дело и доставляли необходимые доказательства. Я не делаю этого по той простой причине, что в делах, которые веду, не могу ни на кого положиться. Я берусь далеко не за все дела, но уж когда берусь, требую немалого гонорара и добиваюсь результатов, которых ждет от меня клиент. Если я пользуюсь помощью детектива, то лишь для того, чтобы проверить какой-то один, определенный факт. Строгую конфиденциальность своим клиентам я гарантирую.
  Она быстро и торопливо покивала головой. Теперь, когда первый лед был сломан, ей не терпелось поведать свою историю.
  — Вы читали в газетах о нападении на Бичвунд Инн? Вчера вечером, когда посетители ужинали, в главном зале какой-то мужчина пытался ограбить присутствующих, и кто-то его застрелил.
  Перри Мейсон кивнул.
  — Да, я читал об этом, — сказал он.
  — Я была там, — призналась она.
  Он пожал плечами.
  — В таком случае, — равнодушно сказал адвокат, — вы, наверное, знаете, кто принимал участие в перестрелке?
  Она опустила на минуту взгляд, но только на минуту.
  — Нет, — ответила Ева Гриффин.
  Он посмотрел на нее прищуренными глазами и нахмурился.
  Она выдержала его взгляд секунду или две, после чего была вынуждена опустить глаза. Перри Мейсон ждал, как будто она не ответила на вопрос. Через минуту она обеспокоенно шевельнулась в кресле и сказала:
  — Вы должны быть моим доверенным лицом, значит, мне следует вам, наверное, сказать всю правду.
  Кивок его головы выражал больше удовлетворение, чем подтверждение.
  — Я вас внимательно слушаю.
  — Мы хотели покинуть ресторан, но нам не удалось. Все выходы охранялись. Кто-то, должно быть, позвонил в полицию сразу же, как появился этот неизвестный, еще до того, как дело дошло до стрельбы. Короче, прежде, чем мы успели выйти, полиция окружила здание.
  — Кто это «мы»? — спросил адвокат.
  Минуту она всматривалась в носок своей туфли, затем пробормотала:
  — Я и… Гаррисон Бурк.
  — Гаррисон Бурк? — медленно переспросил Перри Мейсон. — Это тот, который выдвинул свою кандидатуру…
  — Да, — отрезала она, как будто не желая больше слышать о Гаррисоне Бурке.
  — Что вы делали с ним в Бичвунд Инн?
  — Ужинали и танцевали.
  — И что было дальше? — спросил адвокат заинтересованно.
  — Ничего, — ответила посетительница. — Мы вернулись в отдельную кабинку и сидели, пока полиция не стала записывать имена свидетелей. Сержант, который руководил операцией, знал Гарри и понимал, что случилось бы, если газеты проведали о его присутствии. Он разрешил нам остаться в кабинке, пока все кончится, после чего вывел нас через служебный выход.
  — Вас кто-нибудь видел? — спросил Мейсон.
  Она отрицательно покачала головой:
  — Никто, насколько мне известно.
  — Что произошло потом?
  Она подняла на него взгляд и неожиданно спросила:
  — Вы знаете Фрэнка Локка?
  Он кивнул:
  — Это тот, который редактирует «Пикантные известия»?
  Ее губы превратились в одну твердую линию.
  — Да, — подтвердила Ева Гриффин.
  — Что он имеет общего с этим делом? — спросил Перри Мейсон.
  — Он знает обо всем.
  — И хочет это напечатать?
  Она красноречиво промолчала. Перри Мейсон взял в руки пресс-папье, лежавшее на столе. У него были длинные, мускулистые руки с сильными и ловкими пальцами, которые могли довольно больно сжать, если бы обстоятельства этого потребовали.
  — Вы можете заплатить за молчание, — сказал он.
  — Нет, я не могу. Вы должны сделать это за меня.
  — А почему бы этим не заняться Гаррисону Бурку? — спросил Мейсон.
  — Разве вы не понимаете? Гарри может объяснить, почему он был в Бичвунд Инн с замужней женщиной. Но он никогда не смог бы объяснить, почему заплатил бульварной газетенке за молчание. Он должен держаться подальше от всего этого дела, чтобы не угодить в ловушку.
  Перри Мейсон барабанил пальцами по столу.
  — И вы хотите, чтобы я заткнул им рот? — спросил он.
  — Я хочу, чтобы вы как-нибудь с этим справились.
  — Сколько вы можете им заплатить? — поинтересовался адвокат.
  В ответ она засыпала его градом слов:
  — Послушайте, что я вам скажу, мистер Мейсон. Запомните это, но не спрашивайте меня, откуда я знаю. Мне кажется, что вы не сможете откупиться от Фрэнка Локка. Вам придется пойти выше. Фрэнк Локк — всего лишь подставное лицо в «Пикантных известиях». Вы знаете, что это за газетенка. Она занимается главным образом шантажом и на это существует. Они выжимают из жертв, попавших в их сети, сколько смогут. Но Фрэнк Локк — это только вывеска. Настоящим владельцем газеты является кто-то, стоящий значительно выше. У «Пикантных известий» хороший адвокат, который делает все, чтобы защитить их от обвинений в шантаже и клевете. А если им когда-нибудь вдруг не повезет, то за все ответит Фрэнк Локк.
  Она замолчала. На минуту воцарилось молчание.
  — Я вас слушаю, — подбодрил ее Перри Мейсон.
  Ева Гриффин прикусила губу, после чего снова подняла взгляд и быстро заговорила:
  — Они узнали, что Гарри там был, но не знают, в чьем обществе. Они намерены опубликовать этот факт и потребовать, чтобы полиция вызвала его свидетелем. Вообще, вся эта стрельба довольно загадочна. Совсем так, как будто кто-то уговорил этого человека напасть на ресторан, чтобы его можно было застрелить под предлогом самозащиты, не подвергаясь излишним допросам. Полиция и прокурор возьмут в оборот всех тех, кто там был.
  — Всех, но не вас? — уточнил Перри Мейсон.
  Она покачала головой:
  — Нет, нас оставят в покое. Впрочем, никто не знает, что я там была. Сержант знает, что был Гаррисон Бурк, но это все. Я назвала выдуманное имя.
  — И что?
  — Вы не понимаете? Если пресса начнет слишком нажимать, то полиция вынуждена будет допросить Гарри. Тогда он скажет, в чьем обществе он находился, потому что в противном случае дело будет выглядеть значительно хуже, чем в действительности. А на самом деле в этом не было ничего особенного. Мы имели полное право там отдыхать.
  Перри Мейсон минуту барабанил пальцами по столу, потом посмотрел на нее пронзительным взглядом.
  — Хм, — сказал он. — Я не хотел бы, чтобы между нами были какие-нибудь недоговоренности. Вас беспокоит политическая карьера Гаррисона Бурка?
  Она посмотрела на него понимающе:
  — Да нет же. Я тоже не хочу никаких недоговоренностей. Мне нужно спасать собственную шкуру.
  Перри Мейсон снова забарабанил пальцами, после чего сказал:
  — Это будет дорого стоить.
  — Я готова. — Она открыла сумочку.
  Он смотрел на то, как она отсчитывает и укладывает на столе деньги.
  — Что это? — спросил он.
  — В счет гонорара. Когда вы узнаете, сколько они хотят за молчание, тогда вы свяжетесь со мной.
  — Каким образом я с вами свяжусь?
  — Вы дадите объявление в рубрику «Лично» в «Экзамайнер», — сказала Ева Гриффин. — Вы опубликуете такой текст: «Е.Г. Переговоры закончены». Тогда я приду к вам.
  — Мне это не нравится, — сказал Мейсон. — Я никогда не любил платить шантажистам. Я предпочел бы устроить это как-нибудь иначе.
  — Как это можно устроить иначе? — живо заинтересовалась она.
  — Не знаю, — пожал плечами Мейсон. — Иногда можно устроить иначе.
  — Я могу сказать вам одну вещь о Фрэнке Локке, — вдруг решилась она. — В его прошлом есть кое-что, что он скрывает. Я не знаю, что это такое, но, может быть, он сидел когда-то в тюрьме или что-то подобное.
  — Кажется, вы его хорошо знаете. — Мейсон внимательно посмотрел на нее.
  — Я в глаза его не видела, — заявила посетительница.
  — Тогда откуда вы так много о нем знаете?
  — Я вам уже сказала, чтобы вы не спрашивали об этом.
  Он снова забарабанил пальцами по краю стола.
  — Я могу сказать, что прихожу от имени Гаррисона Бурка?
  Она энергично покачала головой:
  — Вам нельзя говорить, что вы приходите от чьего бы то ни было имени. Не называйте никаких фамилий. Впрочем, вы сами решите, как это устроить. Я не знаю.
  — Когда я должен за это взяться?
  — Немедленно.
  Перри Мейсон нажал кнопку звонка, находящуюся сбоку стола. Через минуту дверь открылась, и в кабинет вошла Делла Стрит с блокнотом в руке. Ева Гриффин села свободней в кресле, всем видом давая понять, что не унизится до обсуждения своих дел в присутствии секретарши.
  — Вам что-нибудь нужно? — спросила Делла Стрит.
  Перри Мейсон потянулся к правому верхнему ящику стола и достал какой-то лист.
  — Это письмо в основном готово, Делла. Я хочу только, чтобы вы дописали одну вещь. Я поправлю это от руки, и вы сразу перепечатаете на машинке. Я ухожу на весь день по важному делу и не знаю, когда снова вернусь.
  — Я смогу с вами связаться в случае необходимости? — спросила Делла Стрит.
  Адвокат отрицательно покачал головой.
  — Я сам с вами свяжусь, — сказал он Делле.
  В присутствии клиентов они всегда обращались друг к другу на «вы».
  Мейсон взял лист и стал что-то писать на полях. Делла колебалась минуту, после чего обошла стол, чтобы заглянуть ему через плечо.
  Перри Мейсон написал:
  
  «Позвони от себя Полу Дрейку и скажи ему, чтобы он проследил за этой женщиной. Только так, чтобы она не заметила. Я хочу узнать, кто она такая. Дело важное!»
  
  Он взял пресс-папье, промокнул лист и подал его Делле.
  — И сразу же перепечатайте, чтобы я смог подписать перед уходом, — попросил Мейсон.
  Секретарша небрежно взяла бумагу.
  — Хорошо, — ответила она и вышла из кабинета.
  Перри Мейсон повернулся к Еве Гриффин.
  — Я должен приблизительно знать, какую сумму могу предложить.
  — Какая сумма, по вашему мнению, была бы в пределах разумного? — спросила она.
  — Никакая, — сурово ответил он. — Я не люблю платить шантажистам.
  — Это мне говорили, — заметила она, — но у вас же должен быть какой-то опыт.
  — «Пикантные известия» будут стараться выжать как можно больше. Я хотел бы знать, сколько вы можете заплатить. Если они будут требовать слишком много, то я попробую потянуть время. Если же будут разумны, то я все устрою очень быстро.
  — Вы должны сделать это быстро, — заметила она.
  — Да, но мы снова удаляемся от темы. Сколько я могу заплатить?
  — Наверное, я смогу собрать пять тысяч долларов, — рискнула она сообщить сумму.
  — Гаррисон Бурк — политик, — заметил Мейсон. — Есть мнение, что он намерен взлететь очень высоко. Он связался с реформаторской фракцией, у него есть вес в обществе, и его популярность среди избирателей растет…
  — К чему вы клоните? — спросила она.
  — Я хочу сказать, что «Пикантные известия», вероятно, сочтут пять тысяч долларов жалкими слезами.
  — Может быть, мне удастся собрать девять… от силы десять тысяч…
  — Это, наверное, будет необходимо, — сказал Перри Мейсон.
  Она прикусила нижнюю губу.
  — А если произойдет что-нибудь такое, что я буду вынужден посоветоваться с вами немедленно, не ожидая объявления в газете? — спросил адвокат. — Где я смогу вас найти?
  Она быстро покачала головой, сопроводив движение жестом, не терпящим возражений:
  — Нигде. Относительно этого не может быть недоразумений. Не пытайтесь искать меня по моему адресу. Не пытайтесь звонить. Не пытайтесь узнать, кто является моим мужем.
  — Так вы живете с мужем?
  Она бросила на него быстрый взгляд:
  — Конечно. Иначе откуда я взяла бы столько денег?
  Раздался стук в дверь. Делла Стрит всунула голову в кабинет.
  — Письмо готово, господин адвокат, — заявила она. — Вы можете подписать его, когда пожелаете.
  Перри Мейсон встал и посмотрел на посетительницу.
  — Что ж, миссис Гриффин, — сказал он. — Я сделаю все, что смогу.
  Она поднялась с кресла, сделала шаг в сторону двери и остановилась, глядя на деньги, которые оставила на столе.
  — Я получу какую-нибудь квитанцию? — спросила она.
  — Если вы этого желаете.
  — Пожалуй, желаю.
  — Я ничего не имею против этого, — подчеркнуто вежливо сказал адвокат. — Если вы хотите иметь в сумочке квитанцию с подписью Перри Мейсона за аванс, внесенный некоей Евой Гриффин, то это ваше дело.
  Она нахмурилась, после чего сказала:
  — Сформулируйте это иначе. Квитанция на такую-то сумму, внесенную в виде аванса на такой-то счет.
  Перри Мейсон подумал, быстрым движением собрал деньги и кивнул Делле Стрит:
  — Возьмите это и откройте миссис Гриффин счет в кассовой книге. Вы выдадите квитанцию на сумму, поставленную на такой-то странице книги, и не забудьте отметить, что сумма внесена в качестве аванса.
  — Вы можете сказать мне, сколько будет составлять весь гонорар? — спросила женщина.
  — Это будет зависеть от того, сколько времени займет дело. Гонорар будет высоким, но заслуженным, смею вас заверить. И будет зависеть от результатов.
  Она кивнула, поколебалась минуту и сказала:
  — Это, наверное, все.
  — Моя секретарша выдаст вам квитанцию.
  — До свидания, — на прощание улыбнулась Ева Гриффин.
  — До свидания.
  Она остановилась в дверях, чтобы еще раз посмотреть на него.
  Он стоял, повернувшись спиной, засунув руки в карманы, и смотрел в окно.
  — Прошу сюда, миссис Гриффин, — сказала Делла Стрит и закрыла за ней дверь.
  Перри Мейсон невозмутимо осматривал улицу еще пять минут.
  Наконец дверь открылась, и в кабинет вошла Делла Стрит.
  — Она ушла, шеф, — сообщила секретарша.
  Мейсон повернулся к ней лицом.
  — Что тебе в ней не нравится, Делла? — спросил он.
  Делла Стрит смотрела ему прямо в глаза.
  — То, что эта женщина устроит тебе веселую жизнь, — вздохнула она.
  — Пока она заплатила пятьсот долларов аванса, — пожал он плечами. — И заплатит еще тысячу пятьсот, когда я закончу дело.
  — Она лживая и нечестная, шеф, — со страстью сказала Делла. — Она подставит под удар любого, лишь бы спасти свою шкуру.
  Перри Мейсон внимательно посмотрел на нее:
  — Я не ожидаю лояльности от замужних, которые платят авансы в пятьсот долларов. Она просто клиентка.
  Делла Стрит тряхнула головой:
  — Я не это имела в виду. Дело в том, что в ней есть что-то коварное. С самого начала она скрывает от тебя информацию, которую, как ее адвокат, ты должен знать. Посылает тебя куда-то вслепую, а ведь могла бы и облегчить тебе задачу, если бы была с тобой откровенна.
  Перри Мейсон сделал неопределенное движение плечами.
  — Почему нужно, чтобы она облегчала мне задание? Ведь она платит мне за мое время, а время — это все, что я вкладываю.
  — Ты уверен в том, что время — это все, что ты вкладываешь? — медленно спросила Делла Стрит.
  — А почему я не должен быть в этом уверен?
  — Не знаю, — ответила она. — Эта женщина опасна. Это хитрая змея, которая без каких-либо угрызений совести втравит тебя в западню и бросит, чтобы ты сам выпутывался.
  Выражение лица Мейсона не изменилось, только глаза заблестели.
  — Это риск, к которому я должен быть готов, — ответил он. — Я не могу рассчитывать на лояльность клиентов. Они мне платят, этого достаточно.
  Она посмотрела на адвоката взглядом, в котором явно читалась нежность.
  — Но ты-то, шеф, считаешь, что должен быть по отношению к ним порядочным, несмотря на те свинства, которые они устраивают и тебе и другим.
  — Конечно. Это мой долг.
  — Профессиональный?
  — Нет, — ответил он. — Долг по отношению к самому себе. Я являюсь чем-то вроде платного гладиатора. Я сражаюсь во имя своих клиентов. Большинство из них ведет нечестную игру, и поэтому они приходят ко мне. Они попадают в какие-то неприятности, а мое дело — вытащить их оттуда. Я должен играть с ними честно, хотя не всегда могу рассчитывать на то, что они отплатят мне той же монетой.
  — Это несправедливо! — взорвалась она.
  — Конечно, — усмехнулся он. — Но это моя работа. Просто работа.
  Делла пожала плечами.
  — Я сказала Дрейку, что ты приказал следить за этой женщиной, когда она выйдет отсюда, — отрапортовала Делла, вспомнив о своих обязанностях. — Его агенты должны ждать ее у выхода.
  — Ты разговаривала с самим Полом?
  — Да. Иначе бы я не говорила, что все в порядке.
  — Триста долларов из этих денег, Делла, отнеси в банк, — распорядился Мейсон, — а двести дай мне на расходы. Когда мы узнаем, кто эта женщина, в нашем распоряжении будет козырная карта.
  Делла Стрит вышла из кабинета и вскоре вернулась с двумя банкнотами по сто долларов. Он поблагодарил ее улыбкой.
  — Ты славная девушка, Делла. Хотя и недружелюбна по отношению к нашему новому клиенту.
  Она чуть не набросилась на него.
  — Я ненавижу ее! — крикнула Делла. — Ненавижу землю, по которой она ходит! Но дело не в этом, шеф, это что-то большее, чем ненависть. У меня нехорошие предчувствия.
  Он стоял, широко расставив ноги, сунув руки в карманы, и не сводил с нее глаз.
  — А почему ты ее ненавидишь? — весело-снисходительно спросил он.
  — Ненавижу ее и таких красивеньких пташек, как она! — возмутилась Делла. — Я должна добывать все собственным трудом. С самого детства у меня не было ничего, что я не заработала бы сама. А эта женщина никогда в жизни не работала и имеет все. Она не платит за то, что получает. Не платит даже собственным телом.
  Перри Мейсон задумчиво посмотрел на секретаршу:
  — И весь этот взрыв, Делла, вызван только тем, что тебе не нравится, как она одевается?
  — Нет, это мне понравилось. Она одета как на фотографиях в дорогом журнале. Все то, что на ней надето, стоит кучу денег, но я могу поспорить, что она за это не платила. Для этого она слишком ухоженна, слишком прилизана, у нее слишком детская мордочка. Ты заметил этот ее трюк, ну, как она делает большие глаза, желая произвести на тебя впечатление? Можешь быть уверен, что она долго тренировалась перед зеркалом.
  Мейсон посмотрел на нее, и в его взгляде неожиданно появилось тепло.
  — Если бы клиенты были такими честными, как ты, Делла, то профессия адвоката потеряла бы смысл. Не забывай об этом. Клиентов нужно брать такими, какие они есть. Ты — другая. Твоя семья была богатой, потом разорилась. Ты пошла работать. Немногие женщины поступили бы так же.
  В ее глазах отразилась грусть воспоминаний.
  — А что я должна была сделать? — спросила она. — Как иначе я могла поступить?
  — Ты могла бы, — медленно ответил Мейсон, — выйти замуж за одного мужчину, а потом ходить в Бичвунд Инн с другим. Ты могла бы при этом попасться и нанять адвоката, чтобы он тебя вытащил из этих неприятностей.
  Она повернулась к нему спиной. Она не смотрела на него, но в ее глазах был гнев.
  — Я говорила о клиентах, а ты прицепился ко мне, — сердито бросила она и вышла из кабинета.
  Перри Мейсон стоял в дверях и смотрел, как она подходит к письменному столу, садится и вставляет бумагу в машинку. Он еще стоял так, когда входная дверь открылась и вошел высокий мужчина с покатыми плечами и длинной птичьей шеей. Он посмотрел на Деллу Стрит выпуклыми глазами, искрящимися юмором, и послал ей чарующую улыбку:
  — Привет, красотка!
  Она не соизволила ответить. Гость повернулся к Мейсону:
  — Добрый день, Перри.
  — Входи, Пол, — ответил Мейсон. — Есть что-нибудь?
  — Я вернулся, — сказал Дрейк.
  Мейсон придержал дверь и закрыл ее только тогда, когда детектив вошел в кабинет.
  — Что случилось? — спросил он.
  Пол Дрейк сел в кресло, на котором пару минут назад сидела Ева Гриффин, задрал ногу на другое кресло и закурил сигарету.
  — Хитрая бестия, — поделился он своими соображениями.
  — Почему? — спросил Перри Мейсон. — Она заметила, что ты за ней следишь?
  — Не думаю. Я ждал, пока она выйдет отсюда, и первый пошел к лифту. Она все время оглядывалась на ваши двери, не идет ли за ней кто-нибудь. Наверное, думала, что ты пошлешь ей вслед свою секретаршу. Ей явно стало легче, когда мы спустились вниз. Она дошла до угла, а я шел за ней, стараясь, чтобы между нами была пара человек. Она вошла в универмаг на другой стороне улицы и пошла прямо в туалет. У нее было странное выражение на лице, и я сразу подумал, что это, должно быть, какой-нибудь фокус. Я поймал кого-то из персонала, чтобы узнать, нет ли из туалета другого выхода. Оказалось, что есть три: один в косметический кабинет, другой к парикмахеру, третий в ресторан.
  — Которым она вышла? — спросил Мейсон.
  — Через косметический кабинет. Может, на пятнадцать секунд раньше, чем я туда добрался. Ясно было, что с туалетом — это липа. Она знала, что мужчина не сможет войти за ней следом. Она, очевидно, заранее все просчитала. На улице перед косметическим салоном ее ждала машина с водителем. Большой «Линкольн», если тебе это поможет.
  — Очень мало, — ответил Мейсон.
  — Я тоже так подумал, — невесело усмехнулся Пол Дрейк.
  Глава 2
  Кожа лица Фрэнка Локка была шершавой, цвета красного дерева, но не производила впечатления загоревшей от занятий спортом на свежем воздухе, а была коричневатой от большого количества впитавшегося в нее никотина. Карие, с оттенком какао, совершенно лишенные блеска глаза казались потухшими и мертвыми. Нос у него был большой, губы мягкими. Поверхностный наблюдатель мог бы принять его за человека мягкого и безвредного.
  — Итак? — спросил он. — Здесь вы можете говорить.
  — Благодарю, — покачал головой Перри Мейсон. — Ваш кабинет наверняка напичкан микрофонами. Я должен быть уверен в том, что, кроме вас, меня никто не слышит.
  — Тогда где? — спросил Фрэнк Локк.
  — Мы можем пойти в мой офис, — предложил Мейсон без особой надежды.
  Фрэнк Локк рассмеялся. Смех его был на редкость неприятен.
  — Теперь моя очередь повторить вашу шутку про микрофоны, — ответил он.
  — Что ж, — сказал Мейсон. — Возьмите шляпу, и пойдем. Мы выберем какое-нибудь нейтральное место.
  — Что вы имеете в виду? — недоверчиво спросил Локк.
  — Мы выберем какой-нибудь отель, — сказал Мейсон.
  — Который вы перед этим уже присмотрели?
  — Нет. Мы вызовем такси и будем ездить по улицам. Вы сами выберете отель, если вы такой подозрительный.
  Локк подумал немного, затем ответил:
  — Извините, я оставлю вас на минуточку. Я должен посмотреть, могу ли я покинуть редакцию. Сами понимаете, дела, требующие моего вмешательства…
  — Конечно, — согласился Мейсон.
  Локк порывисто вскочил со своего места за письменным столом и вышел. Дверь кабинета он оставил открытой. Из других помещений доносился стук пишущих машинок и приглушенные голоса. Перри Мейсон сидел, продолжая спокойно курить. На его лице было характерное выражение сосредоточенной задумчивости.
  Мейсон ждал почти десять минут, прежде чем Фрэнк Локк вернулся.
  — О’кей, — объявил Локк, нахлобучивая на голову шляпу. — Я могу идти.
  Мужчины вместе вышли на улицу и остановили проезжающее такси.
  — Поезжайте через торговый район, — бросил Мейсон водителю.
  Локк наблюдал за адвокатом своими карими, лишенными выражения глазами.
  — Мы могли бы поговорить здесь, — предложил он.
  — Я хочу разговаривать, а не кричать, — покачал головой Мейсон.
  — Я привык, что люди мне кричат, — ухмыльнулся Локк, обнажая зубы.
  — Если я вынужден повышать голос, то отнюдь не для развлечения, — сухо сказал Мейсон.
  Локк со скучающим видом закурил сигарету.
  — Да ну? — небрежно спросил он.
  Такси повернуло налево.
  — Здесь есть какой-то отель, — сказал Мейсон.
  — Вижу, но он мне не нравится, — снова ухмыльнулся Локк. — Наверное, из-за того, что слишком быстро вы его заметили. Я сам выберу.
  — Что ж, — согласился Мейсон, — выбирайте вы. Только не говорите водителю, куда он должен ехать. Пусть он сам выбирает маршрут. Вы можете показать на любой отель, мимо которого мы будем проезжать.
  — Становимся осторожными, да? — засмеялся Локк.
  Мейсон кивнул. Локк постучал в стекло, отделяющее от таксиста.
  — Мы выйдем здесь, — сказал он. — У этого отеля.
  Таксист посмотрел на него с легким удивлением, но остановил машину. Мейсон бросил таксисту монету в пятьдесят центов, и оба мужчины прошли в холл дешевого отеля.
  — Что вы скажете об антресолях? — спросил Локк.
  — Можно и антресоли, — ответил Мейсон.
  Они прошли через холл, поднялись на лифте на антресоль, миновали маникюрный зал и сели в креслах напротив друг друга. Между ними стояла пепельница на высокой ножке.
  — Хорошо, — сказал Локк. — Следовательно, вы Перри Мейсон, адвокат. Вы выступаете от чьего то имени и чего-то хотите. Говорите!
  — Я не хочу, чтобы определенные сведения появились в вашей газете, — сказал Мейсон.
  — Много людей этого не хотят. Что это за сведения?
  — Поговорим вначале о формальной стороне. Вы примете оплату наличными?
  Локк энергично покачал головой.
  — Мы не шантажисты, у нас серьезное издание, — заявил он. — Впрочем, иногда мы идем навстречу пожеланиям людей, которые заказывают рекламу в нашей газете.
  — Вот как! — воскликнул Мейсон.
  — Вот так! — ответил Локк.
  — А что я могу у вас рекламировать?
  — Безразлично, — пожал плечами Локк. — Вы можете ничего не рекламировать, если не хотите. Мы только продаем место в газете.
  — Понимаю, — сказал Мейсон.
  — Это хорошо. И что вы еще хотите?
  — Вчера вечером в Бичвунд Инн было совершено убийство. Точнее говоря, была стрельба, при которой убили человека. Я точно не знаю, было это умышленное или случайное убийство. Насколько мне известно, человек, которого убили, хотел ограбить посетителей.
  Фрэнк Локк обратил свои бесстрастные глаза на адвоката.
  — И что? — спросил он.
  — Как я слышал, — продолжал Мейсон, — есть что-то неясное во всем этом деле. Поэтому прокурор потребовал тщательного расследования.
  — Вы до сих пор не сказали ничего конкретного, — заметил Локк.
  — Я ведь говорю, — ответил Мейсон.
  — Тогда говорите.
  — Ходят слухи, что список свидетелей, который передан прокурору, неполон.
  Теперь Локк посмотрел на адвоката более внимательно.
  — От чьего имени вы выступаете? — спросил он.
  — От имени потенциального рекламодателя вашей газеты, — ответил Мейсон.
  — Хорошо, говорите. Я жду продолжения…
  — Остальное вы знаете.
  — Даже если бы я знал, то все равно никогда не признался бы в своей осведомленности, — сказал Локк. — Мое дело — это прием рекламы. Вы должны идти мне навстречу, сам я не сделаю ни шага. Я жду продолжения…
  — Хм, — ответил Мейсон. — Как потенциальный клиент, я хотел бы, чтобы ваша газета не вникала в обстоятельства этого убийства. Это значит, что мне крайне нежелательно, чтобы какие-то особы, которые там якобы присутствовали, были упомянуты в вашей газете. Особенно я заинтересован в том, чтобы не упоминали широкоизвестное лицо, имя которого не фигурирует в списке, и чтобы не требовали от полиции его допросов. И, продолжая говорить как ваш потенциальный клиент, я не хотел бы никаких упоминаний о том, что этот свидетель был не один, и уж тем более каких бы то ни было предположений о том, что за лицо его сопровождало. А теперь — сколько я должен буду дать за рекламу?
  — Если вы хотите диктовать нам редакционную политику, — ответил Локк, — то вам придется вложить много средств. Необходим будет долговременный контракт, в котором вы обяжетесь определенное время помещать в нашей газете рекламные объявления. В контракте будет статья, касающаяся возможного штрафа в том случае, если вы нарушите условия. То есть если вы не захотите поместить предусмотренного количества реклам, то вынуждены будете вместо этого заплатить возмещение.
  — Я вынужден буду заплатить возмещение, как только нарушу условия контракта? — спросил Перри Мейсон.
  — Конечно.
  — А контракт смогу нарушить, как только его подпишу?
  — Нет. Это нам не подходит. Вам придется подождать день или два.
  — Вы, конечно, не предпримете никаких шагов за то время, пока я буду ждать? — уточнил Мейсон.
  — Безусловно, — заверил Локк.
  Мейсон достал портсигар, вытащил длинными пальцами сигарету, прикурил ее, после чего смерил Локка холодным взглядом.
  — Что ж, — заметил он, — я уже сказал то, что должен был сказать. Теперь я слушаю вас.
  Локк поднялся с кресла, сделал несколько шагов вперед и обратно. Голову он наклонил вперед и часто моргал глазами цвета какао.
  — Я должен обдумать это дело, — заявил он.
  Мейсон достал часы:
  — Что ж, даю вам десять минут на размышления.
  — Нет-нет, — возразил Локк. — Это займет гораздо больше времени.
  — Не должно, — отрезал Мейсон.
  — Это вы пришли ко мне, — заявил Локк, — а не я к вам.
  — Будьте разумны, — убеждал Мейсон. — Не забывайте, что я выступаю от имени клиента. Вы должны что-нибудь предложить мне, а мое дело — передать это предложение дальше. Вовсе не так просто будет связаться с моим клиентом.
  Локк поднял брови.
  — Вот как? — спросил он.
  — Вот так, — ответил Мейсон.
  — Ну, может быть, я мог бы решить наш вопрос в течение десяти минут, — сказал Локк. — Но я должен позвонить в редакцию.
  — Я побуду здесь.
  Локк быстро прошел к лифту и спустился вниз. Мейсон пододвинулся к барьеру антресоли и смотрел на то, как Локк идет через холл. Он не исчез ни в одной из телефонных будок, а вышел на улицу. Мейсон подошел к лифту, нажал кнопку, спустился вниз, направился прямо к выходу и перешел на другую сторону улицы. Он остановился в подворотне, наблюдая за зданиями напротив.
  Через три или четыре минуты Локк вышел из соседней лавки и направился обратно к отелю. Мейсон перешел через улицу, вошел в отель и шел в двух шагах за Локком, пока не поравнялся с телефонными будками. Тогда он вошел в одну из них, оставив открытыми двери, высунул голову и крикнул:
  — Эй, Локк!
  Локк повернулся на месте и посмотрел на Мейсона с внезапным страхом в своих глазах цвета какао.
  — Мне пришло в голову, — объяснил Мейсон, — что и я мог бы связаться с моим клиентом. Тогда я бы сразу дал вам ответ. Но я не могу дозвониться, никто не отвечает. Сейчас, я только достану монету.
  Локк кивнул. В глазах у него было недоверие.
  — Плюньте вы на эту монету, — сказал он. — Наше время дороже.
  — Ваше — может быть, — ответил Мейсон и снова исчез в будке.
  Он стукнул пару раз по рычагу, после чего пожал плечами и с недовольным видом вышел из кабины. Они поднялись вместе на антресоль и вернулись в кресла, которые занимали перед этим.
  — И что? — спросил Мейсон.
  — Я обдумал дело, — сказал Фрэнк Локк и замолчал.
  — Я надеюсь, — сухо заметил Мейсон.
  — Знаете, мистер Мейсон, — сказал Локк, — дело, которое вы описали, не называя никаких имен, может иметь очень серьезные политические осложнения.
  — С другой стороны, — ответил Мейсон, — если постоянно не упоминать имен, то может и не иметь. Но мы, наверное, не будем торговаться и пытаться перехитрить друг друга, как два торговца лошадьми. Какова ваша цена?
  — Контракт, о котором мы говорили, — сообщил Локк, — должен содержать условие, при котором штраф при его нарушении составлял бы двадцать тысяч долларов.
  — Вы с ума сошли? — выкрикнул Мейсон.
  Фрэнк Локк пожал плечами:
  — Это вы хотите рекламу. Я даже не уверен, нужен ли нам этот контракт.
  Мейсон поднялся.
  — Судя по вашему поведению, мистер Локк, вы вообще не заинтересованы в заключении контракта, — заявил адвокат.
  Мейсон двинулся в сторону лифта, Локк направился вслед за ним.
  — Если вы захотите еще когда-нибудь поместить в нашей газете рекламу, — сладким голосом сказал Локк, — то имейте в виду, что наши цены довольно эластичны.
  — Вы хотите сказать, что они могу быть понижены? — заинтересовался Мейсон.
  — Я хочу сказать, что в этом случае они могут повыситься.
  — Хм! — ответил Мейсон. Он повернулся на месте и смерил Локка холодным взглядом. — Послушайте. Я прекрасно знаю, с кем имею дело. Обещаю, что даром вам это не пройдет.
  — Что не пройдет мне даром? — спросил Локк.
  — Вы это знаете даже слишком хорошо, — парировал Мейсон. — Боже мой! Вы уже довольно давно издаете эту газетенку, рассчитанную на примитивный шантаж, и все с вами так вежливы! Заявляю вам, что когда-нибудь это плохо кончится.
  Локк уже пришел в себя. Он пожал плечами:
  — Мне уже многие пробовали говорить подобное.
  — Я не пробую, я говорю: это для вас плохо кончится, мистер Локк!
  — Я вас отлично слышу, мистер Мейсон. Совсем необязательно повышать на меня голос.
  — Рад, что у вас прекрасный слух. Я хотел бы, чтобы вы меня как следует поняли. Честное слово, уж я до вас доберусь!
  Локк усмехнулся:
  — Хорошо, хорошо. А пока вы могли бы нажать кнопку лифта или отодвинуться в сторону, чтобы я мог ее нажать.
  Мейсон повернулся, нажал на кнопку. Они молча спустились вниз и пошли через холл. Выйдя на улицу, Локк послал Мейсону улыбку.
  — Прошу не обижаться на меня, — сказал он, разглядывая адвоката глазами цвета какао.
  Перри Мейсон повернулся к нему спиной.
  — Ничего себе! — проворчал адвокат себе под нос. — Не обижаться!
  Глава 3
  Перри Мейсон, сидя в машине, прикурил новую сигарету от окурка старой. Лицо у него застыло в выражении терпеливой сосредоточенности, глаза блестели. Он выглядел как боксер, сидящий в углу в ожидании звука гонга. В его поведении не было нервозности, о напряжении говорило только то, что он курил одну сигарету за другой.
  В здании по другой стороне улицы помещалась редакция «Пикантных известий».
  Мейсон выкурил уже больше половины пачки, когда из здания вышел Фрэнк Локк. Он шел так, словно опасался преследователей, инстинктивно осматриваясь вокруг, хотя его глаза не замечали ничего определенного и бегали по сторонам лишь по привычке. У него был вид лисы, которая шкодила всю ночь, а теперь, с первыми лучами солнца, осторожно возвращалась в нору.
  Мейсон выбросил окурок, нажал на стартер. Легкий автомобиль оторвался от края тротуара и влился в поток машин. Локк свернул на улицу направо и подозвал такси. Только когда движение немного уменьшилось, Мейсон слегка отстал от преследуемой машины.
  Не доезжая перекрестка, такси остановилось, Локк вышел, заплатил таксисту и вошел в узкий проход между зданиями. Перед ним отодвинулась панель, маскирующая вход в стене, открылась дверь, и Мейсон заметил согнувшегося в поклоне мужчину. Локк вошел внутрь, и дверь закрылась.
  Перри Мейсон поставил машину на два дома дальше, достал новую пачку сигарет, разорвал целлофан и снова стал курить.
  Фрэнк Локк провел почти час в замаскированном кабачке. Выйдя, он быстро осмотрелся вокруг и направился к перекрестку. Алкоголь придавал ему больше уверенности в себе — теперь он шел, расправив плечи. Мейсон увидел, как Локк останавливает проезжающее такси и садится. Мейсон поехал следом за такси до тех пор, пока Локк не вышел перед каким-то отелем. Адвокат поставил машину на стоянку и, войдя в холл отеля, осторожно осмотрелся. Локка нигде не было видно.
  Мейсон осмотрелся еще раз, более внимательно. Это был один из тех отелей, которые живут за счет коммивояжеров и различных конференций. В глубине многолюдного холла Мейсон заметил ряд телефонных кабин, там же за коммутатором дежурила телефонистка. Медленно и осторожно Мейсон прошелся вокруг, разглядывая лица людей. Потом подошел к стойке администратора.
  — Вы можете мне сказать, — спросил он, — живет ли у вас в отеле Фрэнк Локк?
  Служащий провел рукой по алфавитной картотеке.
  — У нас есть Джон Локк, — ответил он.
  — Нет, — сказал Мейсон, — мне нужен Фрэнк Локк.
  — К сожалению, такого нет.
  — Извините, спасибо, — сказал Мейсон и отвернулся.
  Он прошел через холл и заглянул в ресторан. Несколько человек сидели за столиками, но Локка среди них не было. В подвальном этаже размещалась парикмахерская, Мейсон спустился вниз и заглянул через стеклянную стенку. Локк сидел в третьем кресле от конца с горячим компрессом на лице. Мейсон узнал его по твидовому костюму и коричневым полуботинкам. Он подошел к девушке у коммутатора.
  — Вы соединяете переговоры из всех кабинок? — спросил Мейсон.
  Она кивнула.
  — Это прекрасно. Сказать вам, как можно без труда заработать двадцать долларов?
  Она посмотрела на него широко раскрытыми глазами.
  — Вы смеетесь надо мной или что? — спросила она.
  Мейсон покачал головой.
  — Послушайте, — сказал он. — Я хочу узнать один номер, вот и все.
  — Что вам, собственно, нужно? — не понимала девушка.
  — Это совсем просто, — объяснил он. — Я позвоню из города одному человеку. Вероятно, он не подойдет сразу же к телефону, но рано или поздно появится. Сейчас он у парикмахера. После разговора со мной он позвонит по одному номеру. Я хочу знать, что это за номер.
  — А что, если он не станет звонить отсюда? — спросила девушка.
  — Вы все равно получите двадцать долларов, — ответил Мейсон.
  — Нам нельзя давать такого рода информацию, — притворно сопротивлялась девушка.
  — Именно поэтому вы и получите двадцать долларов, — улыбнулся Мейсон. — И за то, что вы послушаете, о чем он будет говорить.
  — Ох, но я не могу подслушивать и повторять то, что кто-то говорит.
  — Вы вовсе не обязаны повторять, что будут говорить, — заверил Мейсон. — Я сам вам расскажу содержание беседы. Вы только подтвердите, прав я или нет, чтобы я был уверен, что это тот номер, который мне нужен.
  Она поколебалась, но недолго. Украдкой осмотрелась, как бы опасаясь, что какой-нибудь случайный наблюдатель может догадаться, о чем они говорят. Перри Мейсон достал из кармана две десятки и начал их крутить в пальцах. Девушка не сводила глаз с денег.
  — Договорились, — сказала она.
  Мейсон отдал ей двадцать долларов.
  — Этого человека зовут Фрэнк Локк. Я позвоню через пару минут, а вы пошлете за ним посыльного. Разговор будет приблизительно таким: Локк позвонит кому-то и спросит, может ли он заплатить четыреста долларов за сообщение об одной женщине. Тот ответит, что может.
  Девушка медленно покивала головой.
  — Телефоны из города также проходят через вас? — спросил Мейсон.
  — Только если вы попросите тринадцатый внутренний.
  — Договорились, я попрошу тринадцатый внутренний.
  Он еще раз улыбнулся ей и вышел из отеля. Он нашел за ближайшим перекрестком лавочку, в которой был телефон-автомат. Мейсон набрал номер отеля и попросил тринадцатый внутренний.
  — Все в порядке, — сказал он, услышав голос девушки. — Я хочу говорить с Фрэнком Локком. Пошлите за ним посыльного, только не забудьте сказать, чтобы он пришел в вашу кабину. Вероятно, он не придет сразу, но это ничего, я подожду. Локк сейчас у парикмахера, но вы не говорите этого посыльному. Скажите ему только, чтобы он заглянул к парикмахеру.
  — Я поняла, — ответила девушка.
  Он ждал, может быть, пять минут, после чего услышал ее голос в трубке.
  — Мистер Локк сказал, чтобы вы оставили номер, он позвонит через минуту.
  — Прекрасно. Мой номер: Гаррисон, двести тридцать восемь — пятьдесят. Только скажите посыльному, чтобы он пригласил Локка наверх.
  — Ясно, не беспокойтесь.
  — Скажите ему, чтобы он спросил мистера Смита.
  — Без имени?
  — Да. Просто Смит и номер. Это все.
  — Понимаю. Я передам ему.
  Мейсон повесил трубку. Он ждал минут десять, прежде чем телефон отозвался. Он ответил высоким сердитым голосом и услышал в трубке осторожный голос Фрэнка Локка.
  — Слушайте, — сказал Мейсон все тем же высоким голосом. — Я не хочу никаких недоразумений. Вы Фрэнк Локк из «Пикантных известий»?
  — Да, — ответил Локк. — Кто вы такой и как вы меня здесь нашли?
  — Я зашел в редакцию вскоре после того, как вы ушли. Мне сказали, что я смогу найти вас в одном кабаке на Уэбстер-стрит или позже здесь, в отеле.
  — Откуда они это знают, черт возьми? — удивился Локк.
  — Вы меня спрашиваете? Сказали, и все.
  — Хорошо, и что вы хотите?
  — Послушайте. Я знаю, что вы не любите разговаривать о делах по телефону. Но это такое дело, которое должно быть сделано сразу же. Вы не просто так издаете эту газету, я знаю об этом не хуже вас. Но и у меня голова не просто так приставлена.
  — Хорошо, хорошо, — голос Локка был осторожным. — Я не знаю, кто вы такой, но приходите поговорить. Вы далеко от отеля?
  — Ну, не слишком близко, — сказал Мейсон. — Слушайте, я могу вам дать важные сведения. По телефону я вам этого не скажу, но если вас это не интересует, то у меня есть покупатель. Вы хотели бы узнать, что за женщина была вчера с Гаррисоном Бурком?
  В трубке наступила тишина.
  — Наша газета всегда интересуется пикантными сведениями, касающимися значительных персон, — наконец сказал Локк. — Мы всегда ценим интересную информацию.
  — Не рассказывайте мне сказки! — ответил Мейсон. — Вы прекрасно знаете, где собака зарыта, я это понимаю не хуже вас. Был сделан список свидетелей, но Гаррисона Бурка в этом списке нет. И нет женщины, с которой он был. Вы заплатите тысячу долларов за совершенно достоверную информацию о том, кто была эта женщина?
  — Нет, — ответил Локк решительно и подчеркнуто твердо.
  — Ну, — поспешно сказал Мейсон, — а пятьсот заплатите?
  — Нет.
  — Тогда я вам скажу вот что, — настаивал Мейсон, придавая своему голосу заискивающий оттенок. — Я продам эти сведения за четыреста. Но это уже самый нижний предел, потому что у меня есть другой покупатель, который даст мне триста пятьдесят. У меня была масса хлопот, чтобы поймать вас, и вы должны заплатить четыреста, если хотите получить эти сведения.
  — Четыреста долларов — это солидная сумма, — торговался Локк.
  — Сведения, которые я вам дам, стоят того.
  — Вы должны будете доставить мне нечто большее, чем просто сведения, — заявил Локк. — Мне нужны будут доказательства на случай процесса об оскорблении.
  — Разумеется, — согласился Мейсон. — Если вы мне заплатите четыреста долларов, то я дам вам доказательства.
  Локк молчал пару секунд. Наконец он сказал:
  — Я подумаю над этим делом. Я позвоню через минуту и дам вам ответ.
  — Я жду по этому номеру, — ответил Мейсон.
  Он повесил трубку, сел на высокой табуретке у стойки с мороженым и без каких-либо признаков нетерпения выпил стакан содовой. Взгляд у адвоката был спокойным и сосредоточенным. Прошло шесть или семь минут, прежде чем телефон снова зазвонил. Мейсон вернулся в кабину.
  — Говорит Смит, — сказал он тем же заискивающим тоном.
  В трубке раздался голос Локка:
  — Да, мы готовы заплатить четыреста долларов, если вы дадите нам соответствующие доказательства.
  — Прекрасно, — сказал Мейсон. — Ждите меня завтра у себя в редакции. Только не вздумайте устраивать фокусы, потому что я отказываю тому покупателю, который хочет заплатить триста пятьдесят.
  — Послушайте. Я хотел бы встретиться с вами прямо сегодня, а заплачу вам завтра, когда доставите мне доказательства.
  Мейсон издевательски захохотал:
  — Ну и шуточки у вас.
  — Делайте как хотите, — раздраженно ответил Локк.
  Мейсон снова рассмеялся в трубку:
  — Спасибо, непременно воспользуюсь вашим советом.
  Он вернулся в машину и ждал почти двадцать минут, прежде чем Фрэнк Локк вышел из отеля в обществе молодой женщины. После бритья и массажа коричневая кожа Локка приобрела легкую розоватость. Лицо у него лучилось от довольства маленького человека, который наслаждался своим внешним видом человека светского.
  Молодая женщина, которая сопровождала его, была, судя по виду, не старше двадцати двух лет. У нее были соблазнительные формы, ловко подчеркнутые дорогим туалетом, но совершенно невыразительное лицо под чрезмерным слоем косметики. Она была по-своему красива, но без претензий.
  Перри Мейсон подождал, пока они сядут в такси, после чего вернулся в отель и направился к коммутатору. Девушка подняла на него тревожные глаза, украдкой сунула руку за вырез платья и достала оттуда листок бумаги. На листочке был нацарапан номер: Фрайбург, шестьсот двадцать девять — восемьсот три. Перри Мейсон кивнул и спрятал листок в карман.
  — Это был разговор о цене, которую он может заплатить за сведения? — спросил он.
  — Я не могу выдавать того, что говорили по телефону.
  — Понимаю. Но вы сказали бы мне, если бы это был другой разговор, правда?
  — Может быть.
  — Прекрасно. И больше вы ничего не можете мне сказать?
  — Нет!
  — Это все, что я хотел узнать, — улыбнулся Мейсон.
  Глава 4
  Перри Мейсон вошел в следственный отдел управления полиции.
  — Драмм у себя? — спросил он.
  Один из мужчин кивнул и показал пальцем на двери в глубине. Перри Мейсон прошел дальше.
  — Я ищу Сиднея Драмма, — сказал он мужчине, который сидел на углу письменного стола с сигаретой во рту.
  Кто-то другой повысил голос и рявкнул:
  — Драмм, иди-ка сюда!
  Открылась дверь, и Сидней Драмм осмотрел присутствующих. Увидев Мейсона, он улыбнулся.
  — Привет, Перри, — сказал он.
  Высокий худой мужчина с выдающимися скулами и выцветшими глазами, Драмм больше был бы на месте, если бы сидел за высоким бухгалтерским столом, с козырьком на лбу и пером за ухом, нежели в следовательском отделе управления полиции. Может быть, именно поэтому его так высоко ценили как агента. Мейсон приветственно кивнул ему и сказал:
  — Мне кажется, что у меня будет кое-что для тебя, Сидней.
  — Ладно, — ответил Драмм, — уже иду.
  Мейсон вышел в коридор. Через пять минут появился Сидней Драмм.
  — Ну, рассказывай, — сказал он.
  — Я двигаюсь по следам дела, с которым, возможно, приду к тебе, — сообщил Мейсон. — Я, правда, еще не знаю, куда это меня заведет. Пока я работаю для клиента, и мне нужны сведения об одном номере телефона.
  — Каком номере?
  — Фрайбург, шестьсот двадцать девять — восемьсот три, — ответил Мейсон. — Если это номер, который мне нужен, то его хозяин отнюдь не прост, и история со случайной ошибкой номера здесь не пройдет. Я думаю, что это засекреченный телефон. Тебе придется проверить на телефонной станции, и при этом, вероятно, лично.
  — Господи, ну и нахал же ты! — сказал Драмм.
  Мейсон сделал оскорбленное лицо.
  — Я ведь говорил тебе, что работаю на клиента, — сказал он. — Ты получишь за это двадцать пять долларов. Я думаю, что стоит проехаться на телефонную станцию за двадцать пять монет.
  Драмм сменил гнев на милость:
  — Черт возьми, так бы сразу и сказал! Подожди, я только возьму шляпу. Поедем на твоей машине или на моей?
  — Лучше каждый на своей, — ответил Мейсон. — Я не знаю, буду ли возвращаться в эту сторону.
  — О’кей, — сказал полицейский. — Встретимся на телефонной станции.
  Мейсон вышел, сел в машину и поехал на телефонную станцию. Когда он добрался, Драмм на полицейской машине уже был там.
  — Я пришел к выводу, что лучше не афишировать твой интерес, — заявил Драмм. — Я уже был наверху и взял для тебя данные.
  — И чей это телефон?
  — Некоего Джорджа К. Белтера, — сообщил полицейский. — Адрес: Элмунд-драйв, пятьсот пятьдесят шесть. Ты был прав, это засекреченный номер. Никому нельзя давать даже номер, не говоря уже о других данных. Поэтому забудь, откуда ты его узнал.
  — Ясно, — согласился Мейсон, доставая из бумажника две десятки и одну пятерку.
  Пальцы Драмма сомкнулись на деньгах.
  — Парень, — сказал он, — это настоящий бальзам для моей души, потому что как раз вчера я играл в покер и остался без наличных. Заскочи как-нибудь еще раз, когда у тебя будет еще один такой клиент.
  — Кто знает, я могу ведь иметь такого клиента некоторое время.
  — Это великолепно, — сделал вывод Драмм.
  Мейсон сел в машину. С мрачной миной нажал на стартер и двинулся на полной скорости в сторону Элмунд-драйв.
  Улица находилась в изысканном престижном районе. Дома стояли в глубине, окруженные зелеными газонами и ухоженными живыми изгородями. Мейсон оставил машину перед номером пятьсот пятьдесят шесть. Это было претенциозное здание, стоящее на вершине холма, удаленное от соседних домов на несколько десятков ярдов. Холм, по всей видимости, был насыпан специально, чтобы подчеркнуть великолепие здания.
  Мейсон не въехал на подъезд, а поставил машину на улице и пешком пошел ко входу. На крыльце горел свет. Вечер был жарким, вокруг кружилась туча насекомых, ударяя крылышками о большой абажур из матового стекла, за которым скрывалась лампочка. После второго звонка дверь открыл лакей в ливрее. Перри Мейсон достал из кармана визитную карточку.
  — Мистер Белтер не ждет меня, — сказал он, — но примет.
  Лакей бросил взгляд на визитку и отодвинулся в сторону.
  — Хорошо, мистер Мейсон. Прошу следовать за мной.
  Он провел Мейсона в салон и показал на кресло. Мейсон слышал, как лакей поднимается по лестнице. Потом он услышал наверху голоса и шаги кого-то спускающегося вниз. Через минуту в дверях показался лакей.
  — Извините, но мистер Белтер не припоминает вас. Вы могли бы сказать, по какому делу хотите видеть мистера Белтера?
  Мейсон посмотрел лакею в глаза и коротко ответил:
  — Нет.
  Лакей подождал минуту, надеясь, что Мейсон еще что-нибудь добавит. Убедившись, что гость не собирается больше ничего сообщать, слуга повернулся и снова стал подниматься по лестнице. На этот раз его не было пару минут. Вернулся он с каменным лицом.
  — Прошу за мной, — объявил он. — Мистер Белтер вас примет.
  Мейсон поднялся за ним наверх, в салон, прилегающий к лестничной площадке и, очевидно, представляющий часть апартаментов, которые занимали целое крыло дома. Комната была полна удобных массивных кресел, обставлена с заботой о комфорте и с полным пренебрежением к изысканному вкусу. Не было сделано ни малейшего усилия создать целостность стиля. От обстановки веяло мужским вкусом, не смягченным прикосновением женской руки.
  Дверь в конце салона открылась, и на пороге остановился мужчина. Перри Мейсон успел бросить взгляд в глубину комнаты, из которой мужчина появился. Там был кабинет, заставленный полками, с массивным письменным столом и вращающимся креслом в углу. Сзади блеснула ванная, выложенная кафелем.
  Мужчина вошел в салон и закрыл за собой дверь. Он был громадный, с одутловатым, нездорового цвета лицом, с мешками под глазами. У него была широкая грудь и плечи, но узкие бедра, и у Мейсона было такое впечатление, что у мужчины тонкие ноги. Однако внимание адвоката привлекли прежде всего глаза хозяина дома — они были твердыми и холодными, как алмазы, лучше всяких слов сообщая о жестокости и безжалостности владельца.
  В течение нескольких секунд мужчина стоял у дверей, изучая Мейсона. Потом он подошел ближе, и его походка окончательно убедила адвоката в том, что ноги у хозяина дома тонкие и с трудом держат массивный груз. Вблизи Мейсон обнаружил, что мужчина выше его на добрые четыре дюйма и еще шире в плечах. Судя по виду, ему было около пятидесяти лет.
  — Мистер Белтер? — спросил Мейсон.
  Мужчина кивнул и остановился, широко расставив ноги и не сводя с Мейсона глаз.
  — Что вы хотите? — угрюмо спросил он.
  — Извините, что я беспокою вас дома, — сказал Мейсон, — но я хотел бы поговорить об одном деле.
  — О каком деле?
  — Об одной статье, которую угрожают напечатать в «Пикантных известиях». Я не желаю, чтобы эта статья появилась.
  Алмазные глаза не изменили выражения. Они спокойно смотрели на Мейсона.
  — Почему вы пришли с этим ко мне? — спросил Белтер.
  — Вы тот человек, с которым я хочу говорить.
  — Вы ошибаетесь.
  — Я знаю, что вы являетесь этим человеком.
  — Не являюсь. Мне ничего не известно о «Пикантных известиях». Я держал раз или два эту газету в руках. Ее издает свора шантажистов, если вы хотите знать мое мнение.
  В глазах Мейсона появилось жесткое выражение.
  — Я не спрашиваю вашего мнения, — сказал он. — Я заявляю вам…
  — Что вы заявляете? — спросил Белтер.
  — Что являюсь адвокатом и выступаю от имени клиента, которого «Пикантные известия» пытаются шантажировать. Мне не нравится эта история. Я заявляю, что не намерен заплатить требуемой цены и вообще ни цента. У меня и в голове нет мысли о том, чтобы помещать в вашей газетенке рекламу, и ваша газетенка ничего не напечатает о моем клиенте. Вы поняли? Запомните это!
  Белтер фыркнул.
  — Так мне и надо, — сказал хозяин дома. — Будет урок, чтобы не впускать первого попавшегося адвоката, который постучит в двери. Я должен был лакею приказать выбросить вас вон. Вы или пьяны, или сумасшедший. Или и то и другое сразу. Лично я склонен предположить, что и другое. Вы выйдете отсюда добровольно или мне нужно вызвать полицию?
  — Выйду, — ответил Мейсон, — когда скажу вам то, что должен сказать. Вы держитесь в тени, а на передний план выталкиваете Локка, чтобы он подставлял голову за вас. Вы сидите спокойно и собираете деньги. Собираете дивиденды с шантажа. Это кончится, теперь вы получите счет.
  Белтер стоял, не спуская глаз с Мейсона и не говоря ни слова.
  — Если вы еще не знаете, кто я такой и чего хочу, — продолжал Мейсон, — то вы легко можете это узнать. Достаточно позвонить Фрэнку Локку. Предупреждаю вас, что если «Пикантные известия» напечатают что-нибудь о моем клиенте, то я сдерну маску с человека, который скрывается за этой паршивой газетенкой. Вы поняли?
  — Ну-ну, — ответил Белтер. — До сих пор вы мне грозили, а теперь я скажу вам свое. Я не знаю, кто вы такой, и это меня мало касается. Может быть, ваша репутация достаточно безупречна, чтобы вы могли позволить себе ходить и угрожать в приличных домах. А может быть, и недостаточно безупречна. Может быть, вам лучше следить за собой, вместо того чтобы кидать грязь в других?
  Мейсон коротко кивнул.
  — Я ожидал чего-то подобного, — сказал он.
  — И вы не разочаруетесь в своих ожиданиях, — заверил Белтер. — Только не вообразите себе невесть что. Это не признание того, что я имею что-то общее с «Пикантными известиями». Я ничего не знаю об этом листке и знать не хочу. А теперь можете убираться.
  Мейсон повернулся и направился к двери. На пороге он натолкнулся на лакея, который сказал Белтеру:
  — Извините. Госпожа хочет обязательно увидеться с вами. Она сейчас выйдет.
  Белтер подошел к двери.
  — Запомни хорошенько этого типа, Дильи, — попросил он. — Если ты снова когда-нибудь увидишь его здесь, выброси вон. Если не справишься сам, вызовешь полицейского.
  Мейсон повернулся и смерил лакея взглядом.
  — Лучше вызови сразу двух полицейских, Дильи. Они тебе понадобятся.
  Он двинулся вниз по лестнице, сознавая то, что двое мужчин идут за ним. Когда он очутился в холле, из угловых дверей вышла женщина.
  — Надеюсь, что я тебе не помешала, Джордж, — сказала она.
  Ее взгляд упал на Мейсона. Это была та самая женщина, которая посетила его сегодня, представляясь Евой Гриффин. Ее лицо стало белым как стена, голубые глаза потемнели от страха. Через минуту она овладела собой, и ее глаза расширились в том же самом выражении детской невинности, которое Мейсон уже имел возможность лицезреть в своем кабинете.
  На лице Мейсона не отразилось ничего. Он посмотрел на женщину совершенно спокойным и приветливым взглядом.
  — Ну? — спросил Белтер. — Что ты хотела?
  — Ничего, ничего, — сказала она, а голос у нее был тонким и дрожащим. — Я не знала, что ты занят. Извини, что я помешала тебе.
  — Не обращай на него внимания, — сказал Белтер. — Это какой-то адвокатишка, который проник под фальшивым предлогом и выходит с большой поспешностью.
  Мейсон повернулся на месте:
  — Послушайте. Заявляю вам…
  Лакей схватил его за плечо:
  — Туда, мистер, прошу вас.
  Мощные плечи Мейсона повернулись движением профессионального игрока в гольф, и лакей полетел в другой конец холла. Он так врезался в стену, что пошатнулись и съехали набок картины, висевшие на крюках. Мейсон сделал шаг в сторону массивной фигуры Белтера.
  — Я намеревался дать вам шанс, — заявил адвокат, — но изменил свое мнение. Попробуйте только что-нибудь напечатать в своей газете обо мне или о моем клиенте, и вы окажетесь в тюрьме лет на двадцать. Вы поняли?
  Алмазные глаза сверлили Мейсона взглядом змеи, смотрящей в лицо человека, вооруженного палкой. Правая рука Джорджа Белтера была в кармане пиджака.
  — Ваше счастье, — сказал он, — что вы остановились. Попробуйте сделать еще шаг, и я прострелю вам голову. У меня есть свидетели, которые подтвердят, что я действовал в целях самозащиты. И я не знаю, может быть, все-таки мне нужно это сделать, несмотря ни на что.
  — Можете не трудиться, — ответил Мейсон. — Вы не удержите меня таким способом. Есть еще люди, которые знают то же самое, что и я.
  Белтер надул губы:
  — Вы повторяете одно и то же. Я это слышал. Если вы думаете, что я испугаюсь угроз какого-то адвокатишки-шантажиста, то сильно заблуждаетесь. Последний раз говорю вам, чтобы вы убирались прочь из моего дома.
  Мейсон повернулся на каблуках.
  — Что ж, я уйду. Я сказал вам все, что считал нужным сказать.
  Он был у двери, когда его настигло саркастическое замечание Джорджа Белтера:
  — Повторяться — дурной тон, мистер Мейсон. А некоторые вещи вы сказали даже три раза.
  Глава 5
  Ева Белтер всхлипывала в кабинете Перри Мейсона, прижимая платочек к лицу. Мейсон, сидя без пиджака по другую сторону стола, смотрел на нее внимательным взглядом, в котором не было ни тени сочувствия.
  — Вы не должны были приходить туда, — сказала она между рыданиями.
  — Откуда я мог знать? — спросил Мейсон.
  — Он безжалостен.
  Мейсон кивнул:
  — Я также могу быть безжалостным.
  — Почему вы не дали объявления в «Экзамайнер»?
  — Локк слишком много потребовал. Они вообразили себе, что я — Санта-Клаус.
  — Они знают, что это важное дело, — рыдала она. — В игре большая ставка.
  Мейсон не ответил. Женщина по другую сторону стола всхлипывала еще минуту, потом подняла глаза и посмотрела на него с немой болью.
  — Вы не должны были угрожать, — сказала Ева Белтер. — Не должны были приходить в его дом. Вы ничего у него не добьетесь угрозами. Когда он будет прижат к стене, он будет драться, пока не победит. Он никогда не просит пощады и сам беспощаден.
  — Интересно, что такое он может мне сделать? — спросил Мейсон.
  — Он вас уничтожит. Он узнает о всех делах, в которых вы принимаете участие. Он обвинит вас в подкупе присяжных, в сговоре со свидетелями, в даче ложной присяги, в нарушении этики. Он выживет вас из города.
  — Пусть только попытается напечатать обо мне хоть слово, — сказал твердо Мейсон. — Я подам на него в суд за оскорбление. Буду подавать на него столько раз, сколько он упомянет мое имя.
  Она покачала головой. Слезы текли у нее по щекам двумя тонкими ручейками, размывая косметику.
  — Вы не сделаете этого. Он слишком хитер. У него есть адвокаты, которые говорят ему, что он может сделать. Он будет держаться в укрытии и наносить удары при любой возможности.
  Мейсон забарабанил о край стола.
  — Я вам уже говорил, миссис Белтер, я умею бороться, — сказал он.
  — Зачем вам было нужно туда идти? — выговаривала она. — Зачем вы просто не дали объявления в газету?
  Мейсон поднялся с кресла:
  — Знаете что? С меня хватит. Я пошел, потому что считал, что поступаю правильно. Эта паршивая газетенка разбойничает среди белого дня, а я никому не позволяю грабить моих клиентов. Если ваш муж такой уж безжалостный, то я тоже могу быть беспощадным.
  Он замолчал и посмотрел на нее с упреком:
  — Если бы вы сразу же сказали мне правду, то этого всего не случилось бы. Но нет. Вам нужно было прийти и наговорить мне черт знает чего! Вот причина всего происшедшего. Вы сами виноваты.
  — Не кричите на меня, — попросила она. — Вы единственный человек, на которого я могу рассчитывать. Все теперь ужасно перепуталось, вы должны вытащить меня из этого.
  Он снова сел.
  — Тогда больше не лгите.
  Она опустила взгляд на колени, одернула край платья и кончиками пальцев в черных перчатках стала укладывать его мелкими складками.
  — Что мы теперь будем делать? — спросила она.
  — Перво-наперво начнем сначала и скажем всю правду.
  — Вы же все знаете.
  — Не повредит, если вы расскажете мне еще раз. Я лишний раз смогу убедиться в том, что все знаю.
  Она поморщила лоб:
  — Не понимаю.
  — Ничего, — повторил он. — Расскажите мне все еще раз.
  Она сидела, положив ногу на ногу, все еще складывая ткань платья мелкими складками. Не глядя на адвоката, она начала тихим, ломающимся голосом:
  — Никто никогда не знал о связях Джорджа с «Пикантными известиями». Он держит это в такой тайне, что никто ничего не подозревает. Даже в редакции никто не в курсе, кроме Фрэнка Локка. Джордж держит Локка в руках. Он знает о нем что-то компрометирующее. Я не знаю, что это, но не исключено, что убийство. Даже наши ближайшие друзья считают, что Джордж зарабатывает деньги игрой на бирже. Я вышла за него замуж семь месяцев назад. Я его вторая жена. Меня заинтриговала его личность и его деньги, но мы никогда не подходили друг другу. Последние два месяца наши отношения были очень напряженными. Я намереваюсь подать на развод, и Джордж, вероятно, об этом догадывается.
  Она замолчала, чтобы посмотреть на Мейсона, но не нашла в его глазах сочувствия.
  — С Гарри Бурком меня связывает дружба, — снова заговорила она. — Я познакомилась с ним два месяца назад, но это была только дружба, и ничего больше. Мы выбрались вместе на ужин, и надо же было случиться, что произошла эта стрельба. Если бы Гарри сообщил мое имя, то это сломало бы его карьеру, потому что Джордж тотчас же подал бы на развод, указывая на него как на виновника. Я должна была любой ценой замять это дело.
  — Ваш муж мог бы с таким же успехом ничего не узнать, — сказал Мейсон. — Прокурор является джентльменом. Бурк мог бы его попросить, и прокурор вовсе не вызвал бы вас на допрос, разве что вы были свидетелем чего-то, что делает ваши показания абсолютно необходимыми.
  — Нет, вы не понимаете, каким образом они действуют, — ответила Ева Белтер. — Я сама не знаю всего, но у них повсюду информаторы. Они собирают сведения, покупают их, не брезгуют даже мелкими сплетнями. Когда какая-то личность находится высоко, они особенно стараются собрать об этом человеке как можно больше сведений. Гарри — видная фигура в политике, вскоре он снова будет выставлять свою кандидатуру. Они его не любят. Бурк об этом знает. Я слышала, как мой муж разговаривал по телефону с Фрэнком Локком. И сразу поняла, что они идут по моим следам. Поэтому я пришла к вам. Я хотела их купить до того, как они узнают, в чьем обществе Гарри был в Бичвунд Инн.
  — Если ваша дружба с Гаррисоном Бурком такая невинная, почему вы просто не пошли к мужу и не сказали ему обо всем? Ведь, в конце концов, он же не желает скомпрометировать собственное имя.
  Она порывисто покачала головой:
  — Вы ничего не понимаете. Вы недооцениваете моего мужа. Он доказал вам это своим вчерашним поведением, он агрессивен и безжалостен, он обожает борьбу. Больше того, он совершенно помешан на деньгах. Он знает, что если я подам на развод, то получу значительные алименты. Вдобавок адвокаты, судебные издержки, все это в сумме будет ему дорого стоить. С другой стороны, если бы он мог меня скомпрометировать, одновременно замарав имя Гарри, то для него это было бы просто счастьем.
  Перри Мейсон нахмурился.
  — И все-таки, что-то скрывается за этой высокой ценой, — заметил он. — Мне кажется, что это слишком много для политического шантажа. Вы не думаете, что ваш муж или Фрэнк Локк о чем-то догадываются?
  — Нет, — решительно ответила она.
  Некоторое время они молчали.
  — Так что мы сделаем? — спросил Мейсон. — Заплатим требуемую цену?
  — Теперь уже нет и речи о какой-либо цене. Джордж отменит все переговоры. Он будет драться до последнего. Он наверняка считает ниже своего достоинства уступить вам или кому бы то ни было. Такой уж он есть и полагает, что все остальные люди такие же. Просто он не умеет никому уступать, это не в его характере.
  — Что ж, если он хочет борьбы, то я готов, — серьезно сказал Мейсон. — Я подам в суд на «Пикантные известия», как только они упомянут мое имя. Прижму Фрэнка Локка к стене, заставлю его назвать имя настоящего владельца газеты. А если не захочет, то обвиню его в даче фальшивой присяги. Найдется достаточно много людей, которые не прочь научить наконец эту газетенку уму-разуму.
  — Но вы ничего не понимаете, — поспешно сказала она. — Вы не отдаете себе отчета в том, каким образом они действуют. Вы недооцениваете Джорджа. Много воды утечет, прежде чем вы доведете дело до суда, а они действуют быстро. Кроме того, не забывайте о том, что я ваша клиентка. Вы должны защищать меня. Прежде чем вы чего-то достигнете, я буду скомпрометирована. Они уцепятся теперь за Бурка зубами и когтями.
  Мейсон минуту барабанил по столу и наконец сказал:
  — Послушайте, миссис Белтер. Вы несколько раз давали мне понять, что ваш муж знает что-то компрометирующее о Фрэнке Локке. Вы также это знаете. Скажите это мне, и, вполне вероятно, благодаря этому можно будет свернуть ему шею.
  Она подняла на него глаза. Лицо у нее было совершенно белым.
  — Вы знаете, что говорите? Вы знаете, что хотите сделать? Они убьют вас! Для них это не впервые. У них есть связи с гангстерами и различными негодяями.
  Мейсон не отрывал от нее взгляда.
  — Что вы знаете о Фрэнке Локке? — повторил он.
  Она задрожала и опустила глаза. Потом сказала усталым голосом:
  — Ничего.
  Мейсон стал нетерпеливым:
  — Вы снова пытаетесь меня обмануть. Вы жалкая лгунья, живущая ложью. А то, что вы красивы и имеете детское личико, помогает вам до сих пор увиливать. Вы обманывали каждого мужчину, который когда-либо вас любил и которого вы когда-либо любили. Теперь вас прижало, и вы обманываете меня.
  Она уставилась на Мейсона взглядом, полным возмущения, настоящего или притворного.
  — Вы не имеете права говорить со мной таким образом!
  — Не имею права? — усмехнулся Мейсон.
  Их взгляды встретились.
  — Это было на юге… — покорно сказала она.
  — Что было на юге?
  — Эта история с Локком. Точно я не знаю, что и где. Знаю лишь, что у него была какая-то история и что это было на юге. Речь шла о какой-то женщине. По крайней мере, с этого началось. Не знаю, как это закончилось. Не исключено, что он был замешан в убийстве, не знаю. Но мне известно, что Джордж держит его в руках. Джордж со всеми так поступает. Узнает о них что-нибудь компрометирующее, а после этого заставляет их танцевать так, как он им заиграет.
  Мейсон не спускал с нее взгляда.
  — С вами он тоже так поступает?
  — Пытается.
  — И таким образом заставил вас выйти за него замуж?
  — Откуда мне знать? Нет.
  Мейсон мрачно рассмеялся.
  — А впрочем, какое это имеет значение? — добавила она.
  — Может быть, никакого, а может быть, большое, — ответил он. — Мне нужны еще деньги.
  Она раскрыла сумочку.
  — У меня немного осталось. Могу дать вам триста долларов.
  Мейсон покачал головой:
  — У вас есть счет в банке. Мне нужно иметь больше средств. Дело потянет за собой расходы. Я борюсь теперь за себя так же, как за вас.
  — Я не могу дать вам чек, у меня нет счета в банке. Он мне не разрешает. Это и является его вторым способом держать людей в руках — при помощи денег. Каждый раз я должна просить у него наличные. Или добывать деньги своими путями.
  — То есть как? — спросил Мейсон.
  Она не ответила. Достала из сумочки пачку денег.
  — Здесь пятьсот долларов. Это абсолютно все, что у меня есть.
  — Что ж, оставьте себе пятьдесят, а остальное дайте мне.
  Он нажал на кнопку вызова. В дверях кабинета появилась Делла Стрит. На ее лице было выражение ожидания.
  — Выпишите квитанцию, Делла, — приказал Мейсон. — Сформулируйте ее так же, как и предыдущую, со сноской на соответствующую страницу кассовой книги. На этот раз квитанция будет на четыреста пятьдесят долларов, также в счет дела.
  Миссис Белтер подала деньги Мейсону, который передал их Делле. Две женщины вели себя по отношению друг к другу с подозрительной сдержанностью, как две собаки, которые обходят друг друга на напряженных лапах. Делла взяла деньги и с высоко поднятой головой вышла из комнаты.
  — Уходя, вы получите квитанцию, — сказал Мейсон. — Как я смогу с вами связаться в случае необходимости?
  — Позвоните мне домой, — ответила она не задумываясь. — Попросите горничную и скажите, что беспокоят из прачечной. Вы скажете ей, что не можете найти платье, о котором я узнавала. Я ее предупрежу, чтобы она передала сообщение мне. Позвоню вам, как только смогу.
  Мейсон рассмеялся:
  — Вы поете, как по нотам. Должно быть, вам часто приходилось пользоваться этим способом.
  Она подняла на него свои голубые глаза, застывшие в выражении детской невинности.
  — Не понимаю, о чем вы говорите.
  Мейсон отодвинул вращающееся кресло, поднялся и обошел письменный стол.
  — В будущем вы можете не стараться делать этот невинный взгляд, — сказал он. — Наверное, мы неплохо понимаем друг друга. Во всяком случае, должны понимать. У вас неприятности, из которых я хочу вас вытащить.
  Она медленно поднялась с кресла, посмотрела ему в глаза и внезапным движением положила руки ему на плечи.
  — Вы внушаете мне доверие. Вы единственный мужчина, который возразил моему мужу. Я чувствую, что могла бы к вам прижаться и вы защитили бы меня.
  Она отбросила голову назад так, что их губы оказались рядом. Она стояла, не сводя с него глаз. Он взял ее длинными сильными пальцами за локоть и повернул от себя.
  — Я буду защищать вас до тех пор, пока вы будете платить наличными, — заявил он.
  Она вырвалась и снова повернулась к нему лицом:
  — Вы никогда не думаете ни о чем другом, как только о деньгах?
  — Не при такой игре.
  — Вы единственный человек, на которого я могу рассчитывать, — театрально-трагическим тоном сказала она. — Вы все, что мне осталось. Все, что стоит между мной и крушением моей жизни.
  — Это моя профессия, — холодно ответил он. — Для этого я здесь нахожусь.
  Говоря это, он проводил ее до дверей. Когда она вышла из кабинета, Мейсон закрыл за ней дверь. Подойдя к столу, он поднял трубку и, услышав голос Деллы, сказал:
  — Дай мне коммутатор, Делла.
  Он сообщил телефонистке номер «Детективного агентства Дрейка» и попросил к телефону Пола.
  — Слушай, Пол, это Перри. У меня есть для тебя работка, которую ты должен сделать быстро. Фрэнк Локк, тот, из «Пикантных известий», это «специалист» по женщинам. У него в отеле «Уалрайт» есть девица, с которой он появляется. Он заскакивает там иногда к парикмахеру, чтобы его освежили перед тем, как выйти с ней в город. Он приехал откуда-то с юга, не знаю откуда. Был замешан в какой-то истории; наверное, удрал оттуда. Локк — это, вероятно, настоящая фамилия. Напусти на него столько людей, сколько потребуется, но чтобы они быстро узнали, что это была за история. Сколько это удовольствие будет мне стоить?
  — Двести долларов, — услышал он голос Пола. — И еще двести — в конце недели, если это займет у меня столько времени.
  — Сомневаюсь, удастся ли мне повесить это на клиента, — сказал Мейсон.
  — Тогда пусть будет в сумме триста двадцать пять. Только не забудь обо мне, если потом тебе это удастся включить в расходы.
  — Договорились, — ответил Мейсон. — Берись за работу.
  — Подожди минуту. Я как раз хотел звонить тебе. Перед зданием стоит большой «Линкольн» с водителем за рулем. Пожалуй, это тот самый, на котором укатила твоя таинственная приятельница. Следить за ним? Я записал номер на всякий случай.
  — Нет, — ответил Мейсон. — Это уже неважно. Я сам ее поймал. Забудь о ней и принимайся за Локка.
  — Ага, — ответил Дрейк и дал отбой.
  Мейсон положил трубку. В дверях стояла Делла Стрит.
  — Ушла? — спросил Мейсон.
  Делла кивнула.
  — Эта женщина доставит тебе массу проблем.
  — Ты мне это уже говорила.
  — Повторяю еще раз.
  — Почему? — спросил Мейсон.
  — Мне не нравится ее поведение. Не нравится то, как она относится ко мне. Она страдает комплексом высокомерия.
  — Не одна она, Делла.
  — Да, но с ней это дело другое. Она не знает, что такое честность. Она предаст тебя не задумываясь, если сочтет, что для нее это выгодно.
  На лице Мейсона появилось задумчивое выражение.
  — Это не будет для нее выгодно, — ответил он, поглощенный чем-то другим.
  Делла Стрит смотрела на него минуту, после чего тихо закрыла за собой дверь, оставив его одного.
  Глава 6
  Гаррисон Бурк был высокий стройный мужчина, старающийся придать себе внешнюю значительность.
  Реальных достижений в Конгрессе у него не было никаких, но он заработал себе репутацию «друга народа», поддерживая проект закона, принятие которого форсировала группа политиков, убежденных в том, что этот закон и так не пройдет, а если даже и пройдет, то встретит решительное вето президента. Свою предвыборную кампанию в Сенат Бурк вел при поддержке некоторых видных граждан, которых ловко поддерживал в убеждении, что в глубине души он консерватор, стараясь при этом не терять популярности среди широких масс, верящих в его репутацию «друга народа».
  Он посмотрел на Перри Мейсона пронзительным оценивающим взглядом и заявил:
  — Не знаю, что вы имеете в виду, мистер Мейсон.
  — Что ж, — ответил Мейсон, — если вы хотите заставить меня говорить прямо, то я имею в виду тот вечер, когда на Бичвунд Инн напал вооруженный преступник, а вы были там в обществе одной замужней женщины.
  Гаррисон Бурк вздрогнул, как от удара. Он глубоко втянул воздух, словно начал задыхаться, после чего придал своему лицу выражение, которое, наверное, считал бесстрастным и невозмутимым, как камень.
  — Мне кажется, — сказал конгрессмен глубоким низким голосом, — что вас ввели в заблуждение. Я очень занят, поэтому вынужден извиниться перед вами.
  Мейсон сделал шаг в сторону письменного стола, за которым сидел политик, и взглянул на него сверху вниз.
  — Вы вляпались в скверную ситуацию, — медленно сказал адвокат. — Чем быстрее вы кончите притворяться, тем быстрее мы сможем поговорить о том, как вас из этого вытащить.
  — Но, — возразил Бурк, — я ничего о вас не знаю. Вы пришли ко мне без каких-либо рекомендаций…
  — Это не такое дело, в котором нужны чьи-то рекомендации, — ответил Мейсон. — Нужно только знание фактов, а оно у меня есть. Я выступаю от имени женщины, в обществе которой вы провели тот вечер. «Пикантные известия» угрожают расписать все дело на своих страницах. Они хотят потребовать, чтобы вас допросили перед присяжными и сообщили общественности все, включая имя той женщины.
  Лицо Бурка стало серым. Он навалился на стол, как будто искал опору для локтей и головы.
  — Что вы сказали? — переспросил он.
  — Вы отлично слышали.
  — Но я ничего об этом не знаю. Она ничего мне не говорила. Я первый раз обо всем этом слышу. Это, должно быть, какая-то ошибка.
  — Да-а? — усмехнулся Мейсон. — Нет, это не ошибка.
  — Как случилось, что я узнаю об этом от вас?
  — Вы узнаете от меня, вероятно, потому, что заинтересованная особа предпочитает держаться подальше от вас, мистер Бурк. Она сама должна думать, как из этого выбраться. Я делаю что могу, но это стоит денег. Очевидно, у нее не хватает смелости обратиться к вам с просьбой участвовать в расходах. Но у меня смелости хватает потребовать это за нее.
  — Так вы хотите денег? — спросил Бурк.
  — А вы что думали?
  До конгрессмена, по всей видимости, начало доходить, к чему приведет огласка «Пикантными известиями» его присутствия в тот злополучный вечер в Бичвунд Инн.
  — О боже! — простонал он. — Если вскроется, что я… это меня уничтожит.
  Перри Мейсон молчал.
  — «Пикантные известия» можно купить, — начал политик. — Не знаю точно, как они это делают, там какой-то трюк с рекламами, которые не хотят печатать. Насколько мне известно, в контракте есть статья о возможном штрафе в случае нарушения договоренностей. Вы юрист, вы должны в этом разбираться. Вы должны сами знать, как это устроить.
  — «Пикантные известия» не позволяют себя купить, — ответил Мейсон. — Во-первых, они потребовали слишком много, а во-вторых, теперь они хотят только крови. Схватка идет не на жизнь, а на смерть.
  Гаррисон Бурк выпрямился за столом.
  — Дорогой мистер Мейсон, — сказал он. — Вы, как мне кажется, очень ошибаетесь. Я не вижу повода, из-за которого они могли бы занять такую позицию.
  — Вы не видите? — широко улыбнулся Мейсон.
  — Конечно нет.
  — Случилось так, что человек, который является фактическим владельцем этой газеты, это некий Джордж К. Белтер. А его жена, в обществе которой вы были в тот вечер, хочет подать на развод. Все остальное вы можете представить себе сами.
  Лицо Бурка стало землистого цвета.
  — Это невозможно, — сказал он. — Белтер не станет заниматься подобной грязью. Он человек чести.
  — Человек чести, который является владельцем бульварной газетенки, — иронично заметил Мейсон.
  — Это невозможно, — упирался Бурк.
  — К сожалению, это факт, — повторил Мейсон. — Я говорю вам то, что есть, а вы можете с этим соглашаться или нет. Похороны будут ваши, не мои. У вас есть шанс выкрутиться лишь в том случае, если вы послушаетесь хорошего совета и будете действовать разумно. Я готов помочь вам выйти без потерь, мистер Бурк.
  Гаррисон Бурк нервно сплел пальцы.
  — И что вы предлагаете, мистер Мейсон? — наконец спросил он.
  — Есть только один способ разогнать эту банду: воспользоваться их собственным оружием. Это шайка шантажистов, поэтому мне также придется прибегнуть к шантажу. У меня есть некоторые улики, которые я стараюсь проверить, но это дорого стоит. У моей клиентки нет таких денег, а я не намереваюсь финансировать поиски из собственного кармана. С каждым оборотом большой стрелки часов я вкладываю в это дело час своего времени. Впрочем, не я один. Расходы растут, и я не вижу причин, по которым вы не могли бы в них участвовать.
  Гаррисон Бурк заморгал глазами.
  — Как вы думаете, сколько это будет стоить? — осторожно спросил он.
  — Я хочу полторы тысячи долларов прямо сейчас, — ответил Мейсон. — Если я вас из этого вытащу, то это будет стоить несколько дороже.
  Бурк облизал губы кончиком языка.
  — Я должен подумать. Чтобы собрать деньги, мне необходимо предпринять соответствующие шаги. Приходите завтра утром, я дам вам ответ.
  — События развиваются быстро, — ответил Мейсон. — До завтра многое может измениться.
  — Тогда приходите через два часа, — уступил Бурк.
  Мейсон смерил его взглядом.
  — Послушайте, мистер Бурк, я догадываюсь, что вы намерены сделать. Вы хотите узнать обо мне. Могу вам сразу сказать, чтó вы узнаете. То, что я адвокат, занимающийся уголовными делами. У каждого адвоката такого рода имеется своя специализация. Моя — помощь людям, у которых серьезные неприятности. Ко мне приходят тогда, когда больше некуда пойти, и я стараюсь помочь. Большинство моих дел никогда не попадает в суд. Теперь так: если вы попытаетесь выяснять через своего адвоката или юридического советника какой-нибудь организации, то вы, вероятно, услышите, что я не более как заурядный крючкотвор. Если вы обратитесь с подобным вопросом к прокурору, то услышите, что я являюсь опасным противником. Но на самом деле они мало обо мне знают. Если вы попытаетесь навести обо мне справки в банке, то вы не узнаете ровным счетом ничего.
  Бурк открыл рот, чтобы что-то сказать, но передумал.
  — Может быть, это сообщение сэкономит вам время и старания, — продолжал Мейсон. — Позвоните Еве Белтер. Вероятно, она разозлится, что я обратился к вам. Она хотела устроить это сама или, может быть, вообще не вспомнила о вас, не знаю. Если вы позвоните ей, то попросите горничную к телефону и сообщите ей о каком-нибудь платье или что-то в этом роде. Тогда миссис Белтер позвонит вам.
  — Откуда вы это знаете? — удивленно спросил Гаррисон Бурк.
  — Таким образом она связывается с мужчинами. Я должен сообщить о каком-то платье. А вы?
  — О том, чтобы отослали туфли, — выдохнул Бурк.
  — Это хороший способ, — усмехнулся Мейсон. — До тех пор, конечно, пока не перепутаются части гардероба. Впрочем, я не слишком уверен в горничной.
  Сдержанность Бурка буквально таяла с каждой минутой.
  — Горничная ни о чем не подозревает, — объяснил он. — Она просто передает сообщение. Только Ева знает, что это условный знак. Я не думал, что она еще с кем-то связывается подобным образом.
  — Не будьте ребенком, — засмеялся Мейсон.
  — Если быть откровенным, — с достоинством заявил Бурк, — то миссис Белтер звонила мне около часа назад. Она сказала, что у нее серьезные неприятности и ей немедленно нужна тысяча долларов. Она обратилась ко мне, но не сказала, для чего ей нужны эти деньги.
  Мейсон присвистнул.
  — Это меняет дело. Я боялся, что она позволит вам остаться в стороне. Безразлично, как вы заплатите, но я считаю, что вы должны нести часть расходов. В конце концов, я так же работаю на вас, как и на нее. А эта игра будет стоить денег.
  Бурк кивнул.
  — Приходите через полчаса, — сказал он. — Я дам вам ответ.
  Мейсон направился к двери.
  — Что ж, я вернусь через полчаса. Только возьмите наличные. Я не хочу, чтобы в банке оставался след в виде чека на мое имя. Вы должны считаться с вероятностью того, что дело может получить огласку.
  Бурк отодвинул кресло и сделал отработанное движение политика, протягивая руку для пожатия. Мейсон, направляясь к двери, не заметил протянутой руки, а если и заметил, то по нему этого не было видно.
  — Итак, через полчаса, — сказал он с порога и громко захлопнул за собой дверь.
  
  Мейсон открывал дверцу своей машины, когда какой-то мужчина хлопнул его по плечу. Мейсон обернулся. Это был приземистый мужчина с наглым взглядом.
  — Я хотел бы попросить у вас интервью, мистер Мейсон, — заявил он.
  — Интервью? — спросил Мейсон. — Кто вы такой, черт возьми?
  — Крендэйл, — представился мужчина. — Из «Пикантных известий». Как вы знаете, мы интересуемся действиями выдающихся личностей, и поэтому я хотел бы узнать, о чем вы разговаривали с Гаррисоном Бурком.
  Перри Мейсон медленно снял руку с дверцы машины и развернулся. Он смерил мужчину взглядом с головы до ног:
  — Хм… Значит, такая у вас тактика.
  Крендэйл продолжал пялиться наглыми глазами.
  — Вы напрасно на меня уставились, — сказал газетчик. — Ничего у вас не получится.
  — Ничего у меня не получится? — спросил Мейсон.
  Он смерил дистанцию и рубанул прямым левым в оскаленные зубы. Голова Крендэйла дернулась назад. Он балансировал пару шагов, после чего свалился как мешок муки. Прохожие остановились, стала собираться группа зевак. Мейсон, не обращая на них внимания, одним рывком распахнул дверцу машины, сел, нажал на стартер и двинул автомобиль с места.
  Из ближайшей лавочки он позвонил Гаррисону Бурку.
  — Это Мейсон, — сказал он, услышав голос конгрессмена. — Вам лучше не выходить из дома, мистер Бурк, и постарайтесь нанять себе охрану. Газета, о которой мы говорили, расставила вокруг своих людей, которые будут шпионить за каждым вашим шагом, чтобы как можно больше навредить вам. Когда у вас будут готовы деньги, пришлите их в мой офис с посыльным. Выберите кого-нибудь, достойного доверия, но не говорите ему, что находится в посылке. Вложите деньги и запечатайте конверт, словно это обычные бумаги.
  Гаррисон Бурк хотел что-то сказать, но Мейсон со злостью повесил трубку. Он вышел из кабины и двинулся назад, к машине.
  Глава 7
  Ночью над городом разразилась буря, налетевшая с юго-востока. Свинцовые тучи плыли медленно, поливая землю потоком разбивающихся струй. Ветер бился в стены дома, в котором жил Перри Мейсон. Хотя окно было едва приоткрыто, сквозняк, врывающийся через щель шириной в полдюйма, развевал занавески. Мейсон сел на кровати и поискал в темноте телефон. Нащупав трубку, он поднес ее к уху.
  — Алло, — сказал он. — Мейсон слушает.
  В трубке зазвучал полный истерики голос Евы Белтер:
  — Слава богу! Я вас застала! Говорит Ева Белтер. Немедленно садитесь в машину и приезжайте! Умоляю!
  Мейсон еще не совсем проснулся.
  — Куда приезжать? — спросил он. — Что случилось?
  — Что-то страшное! — сказала она. — Но не приезжайте к нам домой. Я нахожусь в другом месте.
  — Где вы?
  — В лавке, на Гриссворд-авеню. Остановитесь, едва заметите фонарь. Я буду ждать вас перед входом.
  Мейсон наконец сумел сбросить с себя остатки сна.
  — Минуточку, — сказал он. — Я не первый раз слышу подобные звонки. Уже пару раз меня пытались выманить из дома ночью. Я должен быть уверен, что меня не разыгрывают.
  — О, не будьте таким подозрительным! — воскликнула женщина. — Приезжайте немедленно. Говорю вам, что дело крайне серьезное. Вы ведь узнали мой голос?
  — Что ж, — спокойно ответил Мейсон, — голос действительно похож, но это еще ничего не означает. Какое имя вы назвали, когда пришли ко мне впервые?
  — Гриффин! — истерично крикнула она.
  — Ждите, сейчас приеду, — заверил адвокат.
  Он быстро оделся, сунул револьвер в задний карман брюк, надел плащ, нахлобучил глубоко на лоб шляпу и вышел. Машина стояла в гараже. Он нажал на стартер и выехал под дождь еще до того, как мотор успел как следует прогреться.
  Машина фыркала и стреляла, когда он доехал до угла. Дождь барабанил по стеклу. В тех местах, где свет фар освещал разбрызгивающиеся струи дождя, на мостовой вырастали миниатюрные гейзеры. Мейсон пролетал через перекрестки, забыв об опасности врезаться в машину. Он свернул на Гриссворд-авеню и мчался еще полторы мили, прежде чем сбавил ход и стал высматривать огни.
  Он увидел ее стоящей перед лавкой. На ней был плащ, но, несмотря на проливной дождь, она была с непокрытой головой. Вода стекала по ее волосам, глаза были безумными от страха. Мейсон подъехал к тротуару и остановил машину.
  — Я думала, что вы никогда не приедете, — сказала она, когда он открыл дверцу.
  Она села, и Мейсон заметил, что она в вечернем платье, атласных туфельках и мужском плаще. Она вымокла до нитки, струи воды стекали на пол машины.
  — Что случилось? — спросил он.
  Она повернула к нему бледное мокрое лицо:
  — Поезжайте к нам домой, мистер Мейсон. Быстрее, пожалуйста!
  — Что случилось? — повторил он.
  — Мой муж убит, — простонала она.
  Мейсон зажег верхний свет.
  — Зачем вы это сделали?! — воскликнула она.
  Он внимательно посмотрел на нее.
  — Расскажите мне все, — спокойно сказал Мейсон.
  — Когда вы наконец поедете?
  — Только тогда, когда буду знать факты, — сказал он бесстрастным голосом.
  — Мы должны быть там перед полицией.
  — Можно узнать зачем?
  — Должны!
  Мейсон покачал головой:
  — Мы не будем разговаривать с полицией, пока я не узнаю всего совершенно точно.
  — Ох, — простонала она, — это было ужасно!
  — Кто его убил?
  — Не знаю.
  — А что вы знаете?
  — Вы погасите наконец этот свет?
  — Только после того, как вы мне расскажете, что случилось.
  — Зачем вам этот свет?
  — Чтобы лучше вас видеть, миссис Белтер.
  Лицо у адвоката было мрачное, голос серьезным. Она вздохнула, сдаваясь.
  — Я не знаю толком, что случилось. Это, наверное, был кто-то из тех, кого он шантажировал. Я услышала наверху голоса. Они ссорились. Я подошла к лестнице, чтобы подслушать.
  — Вы слышали, что они говорили?
  — Нет, я не разбирала слов, до меня доносились только возбужденные голоса. Они обзывали друг друга. Время от времени мне удавалось понять какое-нибудь слово. Мой муж говорил тем своим холодным, саркастическим тоном, которым говорит всегда, когда взбешен и хочет на кого-то наброситься. Этот, второй, говорил повышенным голосом, но не кричал. Каждую минуту он перебивал моего мужа.
  — Что дальше?
  — Я потихоньку поднялась наверх. Я хотела слышать, о чем они говорят.
  Она умолкла, чтобы перевести дыхание.
  — И что дальше? — поторопил Мейсон. — Время дорого.
  — Я услышала выстрел и грохот падающего тела.
  — Только один выстрел?
  — Да… и грохот. Ох, это было ужасно! Весь дом содрогнулся.
  — И что вы сделали?
  — Я повернулась и убежала. Я была в ужасе.
  — Куда убежали?
  — В свою комнату.
  — Вас кто-нибудь видел?
  — Наверное, нет.
  — И что дальше?
  — Я подождала. Может быть, минуту, может, больше.
  — Вы слышали что-нибудь еще?
  — Да. Этот человек сбежал по лестнице и покинул дом.
  — И что было дальше? — спросил Мейсон с нажимом.
  — Я решила заглянуть к Джорджу, посмотреть, не могу ли я ему чем-нибудь помочь. Я пошла наверх. Он был в кабинете. Перед этим он выкупался и набросил на себя халат. Джордж лежал на полу мертвый.
  — Где на полу? — безжалостно расспрашивал Мейсон.
  — Не будьте таким чертовски мелочным! — крикнула она. — Я не могу вам сказать. Где-то рядом с ванной. Должно быть, он вышел прямо из ванной. Стоял неподалеку, когда начался скандал.
  — Откуда вы знаете, что он был мертв?
  — Это было видно. То есть я считала, что он мертв. Конечно, я не уверена. Едем же, вы должны мне помочь. Если он мертв, то дело для нас плохо.
  — Почему?
  — Потому что все откроется. Разве вы не понимаете? Фрэнк Локк знает о Бурке и, естественно, подумает, что это Гарри его убил. Бурк будет вынужден назвать мое имя, а тогда все возможно. Подозрение может пасть и на меня.
  — Нет никаких опасений. Действительно, Локк знает о Гаррисоне Бурке, но Локк — это только ширма и вообще дурак. Как только станет известно, что ваш муж убит, он потеряет почву под ногами. Вы ведь не думаете, что ваш муж шантажировал одного только Бурка?
  — Конечно нет. Но у Гарри было больше причин для убийства, чем у кого-нибудь другого, — упиралась она. — Никто, кроме него, не знал, кто является владельцем газеты. Вы сами ему сказали.
  — Так он рассказал вам об этом?
  — Да, рассказал. Зачем вы вообще к нему ходили?
  — Потому что у меня не было ни малейшего намерения защищать его ради прекрасных глаз, — ответил Мейсон хмуро. — Наверное, я достаточно для него делаю, поэтому пусть платит. Я не могу позволить, чтобы вы все финансировали.
  — Вы не думаете, что это мое дело?
  — Нет.
  Она прикусила губу, хотела что-то сказать, но передумала.
  — Теперь внимательно слушайте и хорошенько запоминайте, — сказал Мейсон. — Если ваш муж мертв, то начнется тщательное расследование. Вам нельзя терять голову. Вы не знаете, кто был с ним наверху?
  — Нет, — ответила она. — У меня нет уверенности. Я могу только догадываться по голосу.
  — Прекрасно, это уже что-то. Так вы не слышали, о чем они говорили?
  — Нет, — быстро сказала она и добавила: — Но я слышала голоса. Я могла их различить. Я слышала голос моего мужа и голос того, другого.
  — Вы слышали когда-нибудь перед этим этот голос?
  — Да.
  — И вы знаете, чей это голос?
  — Да.
  — Тогда не будьте такой таинственной, — стал нетерпеливым Мейсон. — Кто это был? Я ваш адвокат, вы должны мне сказать.
  Она повернула к нему лицо:
  — Вы хорошо знаете, кто это был.
  — Я знаю?
  — Да.
  — Чем дальше, тем лучше, — невесело усмехнулся Мейсон. — Кажется, один из нас сошел с ума. Откуда я могу это знать?
  — Это были вы, — медленно сказала она.
  Его глаза застыли, твердые и холодные.
  — Я?
  — Да, вы. Ох, я не хотела этого говорить. Я не хотела, чтобы вы догадывались о том, что я знаю. Я хотела сохранить вашу тайну. Вы вытянули ее из меня. Но я никому не скажу этого, никогда-никогда! Это навсегда останется между нами.
  Он не сводил с нее глаз. Только сильнее сжал губы.
  — Хм, — только и сказал он. — Значит, вы меня не выдадите?
  Она не отвела влажных глаз и сказала:
  — Да. Я никогда вас не выдам.
  Он глубоко вздохнул.
  — Черт побери, — выругался Мейсон наконец. — Просто слов жалко.
  Минуту царило молчание. Наконец адвокат спросил совершенно невыразительным голосом:
  — Вы слышали отъезжающую машину?
  Она минуту вспоминала, прежде чем ответила ему:
  — Да, кажется, слышала. Дождь так шумел… Вы знаете, ветки стучат в стекла и вообще… Но, кажется, я слышала машину.
  — Возьмите себя в руки, — сказал Мейсон. — Вы понервничали и перевозбуждены, но если вы начнете так рассказывать полиции, то ваше дело плохо. У вас на выбор два варианта: или сделать вид, что не выдержали нервы, и вызвать врача, который запретит вам вообще отвечать полиции, или вы должны знать точно, что вы говорите. Или вы слышали машину, или не слышали. Так как, слышали или нет?
  — Да, — ответила она задиристо, — слышала.
  — Теперь лучше. Сколько человек находилось в доме?
  — О чем вы говорите?
  — Ну, прислуга, домочадцы… Кто вообще там живет? Я имею в виду всех, кто живет в доме.
  — Есть лакей. Дильи.
  — Да, знаю. Его я знаю. Кто еще? Кто занимается кухней?
  — Экономка, миссис Вейт. У нее как раз сейчас дочка приехала погостить на пару дней.
  — А мужчины? — спросил Мейсон. — Сколько мужчин живет в доме? Только один Дильи?
  — Нет. Есть еще Карл Гриффин.
  — Хм, Гриффин…
  Она отвела взгляд:
  — Да, Гриффин.
  — Это объясняет, откуда вы взяли фамилию, когда впервые пришли ко мне.
  — Нет, не объясняет. Я воспользовалась первой фамилией, которая пришла мне в голову. Не ловите меня на слове.
  Он усмехнулся:
  — Я не ловлю вас на словах. Это вы рассказываете мне сказочки для маленьких детей.
  Она стала поспешно объяснять:
  — Карл Гриффин — племянник моего мужа. Он редко сидит вечерами дома. Он ведет праздную жизнь, у него репутация завзятого гуляки. Говорят, что он возвращается большей частью пьяным. Не знаю, сколько в этом правды, но знаю, что он в близких отношениях с моим мужем. Джордж питает к нему слабость, если у него вообще есть слабости. Нужно вам сказать, что мой муж довольно странный человек. Он, собственно, никого не любит. Он желает только иметь и распоряжаться, тиранить и давить. Он не умеет любить. У него нет друзей.
  — Знаю, — ответил Мейсон. — Но меня не интересует в эту минуту характер вашего мужа. Расскажите мне немного побольше о Карле Гриффине. Он был вечером дома?
  — Нет, он ушел из дома рано. Кажется, его вообще не было на обеде. Насколько мне известно, он отправился в клуб, играть в гольф. Во сколько начался дождь?
  — Около шести. А что?
  — Тогда он, наверное, действительно играл в гольф. Днем была хорошая погода. Он говорил, что пообедает в клубе и вернется поздно.
  — Вы уверены, что он не вернулся? — спросил Мейсон.
  — Да, уверена.
  — Вы уверены, что это не его голос вы слышали наверху, в кабинете мужа?
  Ева Белтер колебалась несколько мгновений.
  — Нет, — наконец ответила она. — Это были вы.
  Мейсон буркнул что-то под нос, давая выход накопившемуся раздражению.
  — Я хотела сказать, — поспешно добавила она, — что тот голос звучал совсем как ваш. Этот мужчина говорил совсем так же, как вы. У него была такая же манера спокойно разговаривать. Даже если он повышал голос, то казался спокойным и владеющим собой. Но я никогда не скажу этого никому, верьте мне. Я не упомяну вашего имени, мистер Мейсон, даже если меня будут пытать.
  Она с усилием расширила свои голубые глаза и заглянула ему в лицо заученным взглядом детской невинности. Мейсон смотрел на нее минуту, потом пожал плечами и сказал:
  — Ладно, обсудим это позже. Вначале вы должны немного прийти в себя. В этой ссоре речь шла о вас?
  — Откуда мне знать? Не знаю. Разве вы не можете понять, что я не знаю, о чем они говорили? Я знаю только, что мы как можно быстрее должны вернуться туда. Что случится, если кто-нибудь найдет труп, а меня не будет дома?
  — Вы правы, — согласился он. — Но вы ждали здесь уже так долго, что минута или две не представляют большой разницы. Одно я должен знать, прежде чем мы туда поедем. — Он протянул руку и, взяв ее за подбородок, повернул так, чтобы свет верхней лампочки падал на миссис Белтер. — Это Гаррисон Бурк был наверху, когда раздался выстрел? — спросил он с нажимом.
  — Боже мой, нет! — с ужасом воскликнула она.
  — Он был вечером у вас?
  — Нет.
  — Следовательно, он звонил вечером или после обеда?
  — Нет, я ничего не знаю о Гарри. Я не видела его. Я вообще не разговаривала с ним после того вечера в Бичвунд Инн. Я не хочу его больше видеть, у меня из-за него и так сплошные неприятности!
  — Тогда откуда вы знаете, что я ему сказал о связях вашего мужа с «Пикантными известиями»? — спросил Мейсон тоном, не сулящим ничего хорошего.
  Она опустила взгляд. Попыталась освободить лицо из его рук.
  — Может быть, вы мне ответите? — неумолимо настаивал адвокат. — Он рассказал вам о моем визите, когда был сегодня вечером?
  — Нет, — пробормотала она. — Он сказал мне днем, по телефону.
  — Так, значит, он звонил вам днем?
  — Да.
  — Сразу же после моего визита, не так ли?
  — Наверное, как только вы вышли.
  — Прежде чем послал мне деньги?
  — Да.
  — Почему вы не сказали этого сразу? Зачем вы лгали?
  — Я забыла. Я ведь говорила перед этим, что он звонил. Если бы я хотела лгать, то вообще не говорила бы, что с ним разговаривала.
  — Вы все равно сказали бы. Вы не предвидели того, что я заподозрю, что он был у вашего мужа, когда раздался выстрел.
  — Это неправда!
  Мейсон медленно покачал головой.
  — Вы жалкая, маленькая лгунья, — сказал он бесстрастно. — Вы просто не в состоянии говорить правду. Вы не можете быть честной по отношению к кому-либо, не исключая даже саму себя. Вы и сейчас откровенно лжете. Вы знаете, кто был наверху, в кабинете вашего мужа.
  Она затрясла головой.
  — Нет, нет! — крикнула она. — Вы не можете понять, что я ничего не знаю? Я думала, что это вы. Поэтому я не звонила вам из дома. Я побежала позвонить из лавки. Это почти миля от дома.
  — Зачем вы это сделали?
  — Потому что хотела оставить вам время на возвращение домой. Вы не понимаете? Я хотела сказать с чистой совестью, если бы меня кто-нибудь спросил, что я позвонила и застала вас дома. Было бы ужасно, если бы я позвонила потом, после того, как узнала ваш голос, и обнаружила бы, что вас нет дома.
  — Вы не могли узнать моего голоса, — сказал он спокойно.
  — Мне казалось, что я его узнала, — упиралась она.
  — Совершенно невозможно, — сухо ответил Мейсон. — Я спал уже два или три часа до вашего звонка. К сожалению, у меня нет ни одного свидетеля, и если бы полиция пришла к выводу, что я находился на месте преступления, то мне было бы чудовищно трудно объясниться. Ловко вы все это рассчитали.
  Она смотрела на него минуту, после чего обняла его голыми руками за шею.
  — Ох, Перри, — незаметно перешла она на «ты», — умоляю, не смотри на меня таким взглядом. Я уже сказала тебе, что не выдам. Ты запутан в этом так же, как и я. Ты делаешь, что можешь, чтобы спасти меня. Мы в одной лодке и должны держаться вместе.
  Он отодвинулся и взял ее за плечо так сильно, что она разжала объятия. Тогда он еще раз поднял ее лицо и заглянул в глаза.
  — Мы ни во что не впутаны, миссис Белтер, — отчеканил он. — Вы моя клиентка, а я вас защищаю. Это все. Вы понимаете?
  — Да, — ответила она.
  — Чей на вас плащ?
  — Карла. Он висел в холле. Я выбежала на дождь, а потом поняла, что промокну до нитки. В холле висел плащ, поэтому я его схватила.
  — Хм, — глубокомысленно сказал Мейсон. И добавил: — Продумайте все еще раз, пока будем добираться до места. Не знаю, может быть, полиция уже там. Вы думаете, что никто другой не слышал выстрела?
  — Наверное, нет.
  — Ладно. Если нам удастся немного осмотреться до приезда полиции, то забудьте об этой истории с беготней к телефону. Вы звонили из дома, после чего выбежали мне навстречу и поэтому вся мокрая, ясно? Вы не могли сидеть дома, боялись.
  — Хорошо, — согласилась она покорно.
  Мейсон погасил верхний свет и нажал на педаль. Машина помчалась сквозь стену дождя. Ева Белтер придвинулась на сиденье и прижалась к адвокату, забросив левую руку ему на шею, а правую положив на колени.
  — Я боюсь, — простонала она. — Я чувствую себя такой одинокой.
  — Сидите спокойно и лучше продумайте все еще раз, — посоветовал Мейсон.
  Яростно нажимая на газ, он поднялся на склон и свернул в Элмунд-драйв, затем включил вторую скорость, чтобы не пропустить большой дом, стоявший на холме. Мейсон остановил автомобиль у самого подъезда.
  — Теперь прошу выслушать меня, — сказал он вполголоса, помогая ей выйти из машины. — В доме полная тишина. Очевидно, никто больше не слышал выстрела. Полиции еще нет. Подумайте в последний раз. Если вы меня обманули, то ничего хорошего из этого не выйдет.
  — Я не обманывала вас, мистер Мейсон. Я сказала святую правду, клянусь богом!
  — Что ж, пройдем в дом, — сказал он, и они поднялись на крыльцо.
  — Дверь не заперта, я ее не закрывала, — сказала она, пропуская спутника вперед. — Вы можете входить.
  Мейсон толкнул дверь.
  — Закрыта, — сказал он. — На замок. У вас есть ключ?
  Она посмотрела на него безумным взглядом:
  — Нет, ключ остался в сумочке.
  — А где сумочка?
  Миссис Белтер застыла неподвижно, охваченная внезапным ужасом.
  — Боже, — простонала она. — Должно быть, я оставила сумочку наверху, рядом… с телом Джорджа.
  — А она была у вас с собой, когда вы поднялись наверх? — спросил Мейсон.
  — Да, наверняка. Должно быть, я уронила ее, потому что не помню, чтобы выбегала с ней из дома.
  — Мы должны попасть внутрь. Какие двери еще открыты?
  Она тряхнула головой, после чего вдруг сказала:
  — Есть вход на кухню. Запасной ключ всегда висит под навесом. Мы можем открыть кухонную дверь и войти туда.
  — Идемте.
  Они спустились с крыльца и двинулись по усыпанной гравием дорожке вокруг дома. Везде было темно и тихо. Ветер рвал кроны деревьев, ливень хлестал по стенам, но изнутри дома не доносилось ни звука.
  — Ведите себя как можно тише, чтобы прислуга ничего не услышала. Если никто не проснется, то я хочу иметь несколько минут, чтобы разобраться в ситуации.
  Она кивнула, пошарила под навесом, нашла ключ и открыла черный вход.
  — Вы пройдете через дом и откроете мне главный вход, — сказал Мейсон. — Я закрою за вами и повешу ключ на место.
  — Хорошо, — согласилась она и исчезла в темноте дома.
  Мейсон закрыл дверь, повернул ключ и повесил его на место. Затем он снова двинулся вокруг дома.
  Глава 8
  Мейсон ждал на крыльце несколько минут, прежде чем услышал шаги Евы Белтер и щелчок замка. Открыв дверь, она встретила его улыбкой.
  В холле горела только одна маленькая ночная лампочка, освещавшая лишь лестницу и мебель — пару кресел с прямыми спинками, нарядное зеркало, вешалку и стойку для зонтиков. На вешалке висел дамский плащ, в стойке находились три зонтика и две трости. Из перегородки с зонтиками сочилась струйка воды, образовав на полу лужицу, в которой отражался тусклый свет лампочки.
  — Вы погасили свет, выходя? — спросил Мейсон шепотом.
  — Нет, я оставила все так, как было.
  — Это значит, что ваш муж, впуская кого-то, не зажег другого света, кроме этой маленькой лампочки?
  — Наверное, так.
  — А обычно на лестнице не горит больше света, пока все не пойдут спать?
  — Когда как, — ответила она. — Наверху живет только Джордж. Он не интересуется нами, а мы им.
  — Что ж, пошли наверх, — сказал Мейсон. — Зажгите свет.
  Она повернула выключатель, и яркий свет залил лестницу. Мейсон двинулся первым, вошел в салон, в котором в прошлый раз разговаривал с Белтером. Дверь, в которой тогда появился Белтер, была закрыта. Мейсон нажал ручку, толкнул створку и вошел в кабинет.
  Это была огромная комната, обставленная так же, как и салон. Здесь стояли большие кресла с тяжелой обивкой и письменный стол, раза в два превосходящий размерами стол Мейсона. Дверь в спальню была открыта, сразу же возле этой двери находился вход в ванную. Спальня и ванная также соединялись между собой. Джордж Белтер лежал на полу, в дверях между ванной и кабинетом. На нем был фланелевый халат, который распахнулся, обнажив тело.
  Ева Белтер тихо вскрикнула и вцепилась в руку Мейсона. Он оттолкнул ее руку, подошел к лежащему и встал на колено. Джордж Белтер, несомненно, был мертв. На теле был след только одной пули, которая попала прямо в сердце. Все говорило о том, что смерть наступила мгновенно. Сунув руку под халат, Мейсон обнаружил, что тело покойного влажное. Он запахнул на убитом халат, перешагнул через труп и вошел в ванную.
  Как и все помещения личных апартаментов Белтера, ванная комната была построена с размахом, как для великана. Ванна была больше ярда глубиной и приблизительно два с половиной ярда в длину. На вешалке рядом с огромным зеркалом висели свежие полотенца. Присмотревшись к ним, Мейсон обратился к Еве Белтер:
  — Видите? Он купался и, вероятно, вышел прямо из ванной. Набросил халат, даже не вытершись — тело еще мокрое, а ни одно полотенце еще не использовано.
  — Может быть, мистер Мейсон, стоить смочить и смять полотенце так, будто он им вытирался? — спросила она.
  — Зачем?
  — Не знаю. Просто мне пришло в голову…
  — Если мы начнем подделывать улики, то тогда попадем в замечательную историю. Запомните это раз и навсегда. Кажется, что никто, кроме вас, не знает о том, что произошло. Полиция предъявит мне претензии, если я немедленно не сообщу о случившемся. Они также захотят узнать, почему вы решили вызвать сначала меня, а только потом позвонили им. Ваш поступок можно толковать весьма неоднозначно. Вы понимаете?
  Она кивнула. Глаза у нее были большие и темные.
  — Слушайте внимательно и запомните как следует, — еще раз повторил он. — Вам нельзя терять голову. Что, собственно, произошло? Вы скажете им то же, что и мне, с одним-единственным исключением: ни слова о том, что после бегства незнакомца вы поднимались наверх. Это то, что мне не нравится в вашем рассказе. Полиции это также не понравится. Если у вас было достаточно мужества подняться наверх, то почему вы не позвонили в полицию? Тот факт, что вначале вы сообщили об убийстве своему адвокату, вызовет у полиции подозрение в том, что у вас совесть нечиста.
  — Мы ведь можем сказать им, что я советовалась с вами по другому делу, а потом возникла эта история, и я хотела вначале поговорить с вами, прежде чем вызову полицию.
  — Это была бы ваша самая большая глупость, — рассмеялся Мейсон. — Тогда полиция заинтересовалась бы тем, что это за дело. И вы бы даже не заметили, как выложили бы прокурору отличный мотив для обвинения вас в убийстве мужа. То дело вообще не должно выйти наружу. Необходимо найти Гаррисона Бурка и предупредить его, чтобы он держал язык за зубами.
  — Хорошо, но что будет с газетой? С «Пикантными известиями»? — спросила Ева Белтер.
  — Вам не пришло в голову, что вместе со смертью мужа вы стали владелицей газеты? Вы теперь сами можете диктовать редакционную политику.
  — А что, если он лишил меня наследства в завещании?
  — Мы попытаемся отменить это завещание, а пока подадим заявление о том, чтобы вас назначили временным распорядителем имущества до окончания процесса.
  — Хорошо, — поспешно согласилась она. — Я выбежала из дома, а что дальше?
  — Вы были так испуганы, что выскочили, не задумываясь, из дома. Только не забудьте, что вы выбежали прежде, чем этот мужчина сбежал вниз. В холле вы набросили на себя плащ, который подвернулся вам под руку. Вы так нервничали, что схватили мужской плащ вместо собственного, который висел рядом.
  — Я запомнила, а что дальше? — поторопила она все тем же быстрым, нетерпеливым тоном.
  — Вы выбежали под ливень, — продолжал Мейсон, — и увидели у подъезда стоящую машину. Но вы были слишком взволнованы, чтобы присматриваться к ней. Вы не знаете даже, был ли это лимузин или кабриолет1. Вы бросились бежать. Сразу же за вами выбежал из дома этот мужчина, вскочил в машину и зажег фары. Вы нырнули в кусты, думая, что он гонится за вами, но машина промчалась мимо и стала спускаться вниз. Вы бросились в погоню, потому что в это время подумали, как важно узнать номер и установить, кто был с мужем наверху, когда раздался выстрел.
  — Так. И что дальше?
  — То, о чем вы мне рассказывали. Вы боялись одна вернуться домой, поэтому побежали к ближайшему телефону. Только прошу не забывать, что все это время вы понятия не имели, что ваш муж мертв. Вы слышали только выстрел. Но не знали, кто стрелял: ваш муж в этого мужчину или же мужчина в мужа. Вы не знали, был ли выстрел метким и убит ваш муж или только ранен, или же он выстрелил сам в себя, когда этот мужчина был наверху. Вы запомните это все?
  — Думаю, что да.
  — Хорошо, — продолжал он. — Это объясняет, почему вы позвонили мне. Я сказал, что сейчас приеду. Но помните, что вы ничего не говорили об этом выстреле. Вы сказали мне просто, что у вас неприятности и что вы хотите, чтобы я приехал, потому что вы боитесь.
  — А как вы объясните, что я позвонила именно вам? Мы должны найти какой-то предлог.
  — Я могу быть вашим старым приятелем. Насколько я понимаю, вы нечасто появлялись в обществе вместе с мужем?
  — Нет.
  — Это прекрасно. В последнее время вы обратились ко мне пару раз по имени. Теперь постарайтесь делать это регулярно, особенно на людях. Вы позвонили ко мне как к приятелю, не думая особенно о том, что я являюсь адвокатом.
  — Понимаю.
  — Запомните ли вы все это, вот в чем вопрос.
  — Запомню, — заверила она.
  Мейсон осмотрелся:
  — Вы говорили, что наверху осталась сумка. Поищите ее.
  Ева Белтер подошла к столу и открыла один из ящиков. Сумка была внутри. Она достала ее.
  — А что с револьвером? — спросила она. — Мы не должны что-нибудь с ним сделать?
  Мейсон проследил направление ее взгляда и заметил револьвер, лежащий на полу, в тени стола, так, что сразу не бросался в глаза.
  — Нет, мы не должны даже прикасаться к нему, — ответил адвокат. — Это для нас счастливая случайность. Полиция установит, кому он принадлежит.
  Она нахмурилась:
  — Странно, что кто-то стрелял, а потом оставил револьвер на полу. Мы не знаем, чей это револьвер. Вы не считаете, что с ним лучше что-то сделать?
  — Что именно вы предлагаете? — усмехнулся Мейсон.
  — Спрятать его куда-нибудь.
  — Только попробуйте, — предупредил он. — Вот тогда вам действительно будет что объяснять полиции. Нет, лучше, чтобы полицейские сами его нашли.
  — Я доверяю вам безгранично, Перри, — воспользовалась она предложением адвоката называть его по имени. — Но хотела бы сделать это иначе. Чтобы осталось только тело.
  — Нет, — сказал он, тоном показывая, что разговор исчерпан. И спросил напоследок: — Вы все запомнили?
  — Да.
  Мейсон снял трубку телефона.
  — Соедините меня, пожалуйста, с управлением полиции, — сказал он.
  Глава 9
  Сержант Билл Хоффман, который возглавлял оперативную группу полицейских, был высокий флегматичный мужчина, с медленными движениями и внимательными глазами. Он имел привычку многократно обдумывать все, прежде чем сделать выводы. Хоффман сидел в одной из комнат в доме Белтера и наблюдал за Мейсоном сквозь клубы дыма.
  — Мы нашли бумаги, свидетельствующие о том, что Белтер был владельцем «Пикантных известий», — сообщил полицейский адвокату. — Вы знаете, того самого бульварного издания, которое шантажировало всех и вся вот уже пять или шесть лет.
  — Я знал об этом, сержант, — ответил Мейсон спокойно.
  — Давно? — спросил Хоффман.
  — Нет, недавно.
  — Как вы узнали?
  — Этого я не могу вам сказать.
  — Как вы оказались здесь до полиции?
  — Вы слышали показания миссис Белтер, господин сержант. Она позвонила мне. Я был склонен предположить, что у ее мужа не выдержали нервы и он выстрелил в мужчину, который находился в его кабинете. Она сказала мне, что не знает, что, собственно, произошло, и боится одна пойти наверх.
  — Чего она боялась? — спросил Хоффман.
  Мейсон пожал плечами:
  — Вы видели Белтера. Вы, наверное, догадываетесь, каким беспринципным человеком нужно быть, чтобы издавать газету типа «Пикантных известий». Можно смело предположить, что рука у него не была легкой. Меня не удивило бы также, если он не был слишком вежлив даже по отношению к женщинам.
  Билл Хоффман какое-то время взвешивал слова адвоката.
  — Мы будем знать значительно больше, когда выясним, кому принадлежал этот револьвер, — наконец сказал он.
  — Вы думаете, что это удастся? — спросил Мейсон.
  — Надеюсь. Номер не спилен.
  — Да, я видел, как ваши люди его записывали. «Кольт», калибр восемь, правда?
  — Верно, — ответил Хоффман.
  На минуту наступила тишина. Полицейский молча курил, Мейсон сидел неподвижно, в позе человека, который либо абсолютно свободен, либо боится сделать малейшее движение, чтобы не выдать себя. Один или два раза Билл Хоффман поднял свой внимательный взгляд на Мейсона.
  — Во всем этом деле есть что-то странное, мистер Мейсон, — заметил Хоффман. — Я не знаю, как вам это объяснить.
  — Это уже ваши проблемы, господин сержант. Я обычно встречаюсь с убийствами гораздо позже, когда полиция закончит следствие. Для меня найти труп и наблюдать следствие в самом начале — дело новое и неосвоенное.
  Хоффман посмотрел на собеседника и усмехнулся:
  — Да, это довольно необычный случай, когда адвокат оказывается на месте преступления раньше полиции, правда?
  — Действительно, — дипломатично признался Мейсон. — Я думаю, что могу согласиться на это определение — «необычный случай».
  Хоффман минуту курил молча.
  — Вы нашли уже этого племянника? — спросил Мейсон.
  — Еще нет. Мы проверяли в местах, где он обычно бывает. Мы знаем, что вечером он был с одной красоткой в ночном заведении. Мы без труда нашли ее. Она утверждает, что он расстался с ней до полуночи. По ее словам, она видела Карла Гриффина в последний раз около половины двенадцатого.
  Вдруг у подъезда раздался шум машины. Дождь уже прекратился, среди туч появился месяц. Сквозь шум мотора машины раздавался мерный грохот — стук-стук-стук. Машина остановилась, и послышался резкий звук клаксона.
  — Что это такое, черт возьми? — сказал Хоффман, медленно поднимаясь с места.
  Мейсон наклонил голову, прислушиваясь.
  — Звучит так, словно кто-то приехал со спущенной шиной, — сказал адвокат.
  Билл Хоффман двинулся к выходу, Перри Мейсон не замедлил последовать за ним. Сержант открыл дверь на крыльцо. У подъезда стояли четыре или пять полицейских машин. Автомобиль, который только что подъехал, остановился с наружной стороны машин, стоявших полукругом. Это была открытая спортивная двухместная машина с поднятыми боковыми стеклами. Человек за рулем сидел, повернувшись в сторону дома. Сквозь боковые стекла видно было белое пятно лица и руку на трубке сигнала, из которого извлекался непрерывный оглушающий рев.
  Когда сержант Хоффман вышел на освещенное крыльцо, звук клаксона тотчас же прекратился. Дверца машины открылась, и пьяный голос пробормотал:
  — У м-меня с-спустила шина, Дильи. М-мне самому не справиться. Не м-могу нагнуться. Ч-чувствую себя не очень. Иди отремонтируй, с-смени колесо.
  — Это, наверное, племянник, Карл Гриффин, — нехотя бросил Мейсон. — Послушаем, что он сможет сказать.
  — Если судить по его голосу, то немного, — буркнул в ответ Хоффман.
  Они оба двинулись в сторону машины. Молодой человек выкарабкался из машины, неуверенно нащупал ногой подножку и повалился вперед. Он бы упал, если бы не ухватился рукой за корпус автомобиля. Он стоял неуверенно, качаясь вперед и назад.
  — С-спустила ш-шина. Н-нужен Дильи. Т-ты не Дильи. Вас двое. Н-ни один из вас не Дильи. К-кто вы, черт побери? Что ищете здесь в такое время? Это время не для визитов.
  Билл Хоффман сделал шаг в его сторону.
  — Вы пьяны, — сказал он.
  Молодой человек глянул на него и заметил раздраженно:
  — К-конечно, пьян. Ч-что вы себе воображаете? З-зачем я выходил из дома? Ясно, ч-что пьян.
  — Вы Карл Гриффин? — спросил терпеливо Хоффман.
  — Ясно, ч-что Карл Гриффин.
  — Тогда возьмите себя в руки. Ваш дядя убит.
  На минуту наступила тишина. Молодой человек, все еще держась за машину, качнул раз головой, как будто пытаясь разогнать чад, окутывающий его мозг. Когда он заговорил, его голос звучал уже трезвее.
  — Что вы сказали?
  — Ваш дядя, потому что, кажется, Джордж Белтер был вашим дядей, убит час или полтора тому назад, — повторил сержант.
  Молодой человек, от которого на расстоянии пахло алкоголем, сделал два или три глубоких вздоха, пытаясь как-то встряхнуться.
  — Вы п-пьяны? — спросил Карл.
  Сержант Хоффман усмехнулся.
  — Нет, Гриффин, мы не пьяны, — терпеливо объяснил полицейский. — Это вы пьяны. Это вы весь вечер шлялись по каким-то злачным заведениям. Лучше войдите в дом и постарайтесь прийти в себя.
  — Вы сказали, что он убит? — спросил молодой человек.
  — Да, я сказал, что он убит, — подтвердил сержант.
  Молодой человек неуверенно двинулся к дому. Спина у него была неестественно выпрямлена, плечи отброшены назад.
  — Если так, — заявил Карл Гриффин, ни к кому не обращаясь, — то убила его эта сука.
  — Какая сука? — быстро спросил сержант.
  — Эта проститутка с невинной мордочкой. — Карл с трудом повернул к сержанту голову. — Его жена.
  Хоффман взял его под руку и обратился к Мейсону:
  — Мейсон, будьте так добры, выключите двигатель и погасите фары.
  Карл Гриффин остановился и неуверенно повернулся назад.
  — И с-смени ш-шину, — сказал он. — П-правую п-переднюю. Я ехал н-несколько миль на ободе. Н-нужно сменить.
  Мейсон выключил мотор и фары, захлопнул дверцы, после чего быстро двинулся вперед за Хоффманом и молодым человеком, повисшим на руке полицейского. Он успел еще открыть перед ним входную дверь.
  При свете в прихожей Карл Гриффин оказался довольно красивым молодым человеком, несмотря на раскрасневшееся от алкоголя лицо, отмеченное разгульной жизнью. Глаза у него были опухшие и налитые кровью, но осанка была врожденная, выражающая достоинство и воспитание светского человека, умеющего приспособиться к любой ситуации.
  Хоффман обернулся к молодому человеку и критично осмотрел его с головы до ног.
  — Сколько времени вам нужно для того, чтобы протрезветь, Гриффин? Мы хотим с вами поговорить.
  Гриффин кивнул:
  — М-минуточку. Сейчас буду трезвым.
  Он отодвинул сержанта в сторону и, пошатываясь, исчез в дверях туалета. Хоффман посмотрел на Мейсона.
  — Пьяный вдрызг, — заметил Мейсон.
  — Факт, — согласился Хоффман. — Но для него это не впервые, у него есть опыт. Он вел машину в гору, по скользкой дороге, к тому же со спущенной шиной.
  — Да, он должен хорошо уметь водить машину, — признал Мейсон.
  — Любят друг друга с Евой Белтер, как кошка собаку, — сказал сержант Хоффман.
  — Вы думаете о том, что он сказал о ней?
  — Конечно. О чем еще я мог думать?
  — Он пьян, — резонно заметил Мейсон. — Вы ведь не будете, надеюсь, подозревать приличную женщину на основании бессмысленного замечания пьяного человека?
  — Да, он пьян, но машину привел целую. Может быть, умеет также и трезво думать, несмотря на то, что пьян.
  Мейсон пожал плечами.
  — Ладно, пусть будет так, — отнесся он к этому с пренебрежением.
  Из туалета донеслись приглушенные звуки рвоты.
  — Могу спорить, что он протрезвеет, — снова начал сержант, взглянув на Мейсона недоверчивым взглядом, — и трезвый повторит то же самое.
  — А я спорю, что будет пьян ничуть не меньше, — ответил Мейсон. — Даже если будет казаться трезвым. Такие люди могут кого угодно ввести в заблуждение, когда выпьют. Они ведут себя вроде бы трезво, а в действительности понятия не имеют, что делают и говорят.
  Хоффман посмотрел на адвоката и улыбнулся:
  — Что вы говорите, мистер Мейсон? Неужели вы заранее стараетесь дискредитировать его показания?
  — Ничего такого я не сказал.
  — Конечно, не сказали, — расхохотался Хоффман. — По крайней мере, прямо не сказали.
  — Ему сейчас не повредила бы чашечка крепкого кофе, — подсказал Мейсон. — Пойду на кухню, посмотрю…
  — В кухне должна быть экономка, — подхватил Хоффман. — Вы не обижайтесь, мистер Мейсон, но я хотел бы поговорить с Карлом наедине. Я не совсем четко представляю вашу роль в этом деле. Мне кажется, что вы одновременно и адвокат, и друг семьи.
  — Я не барышня, чтобы обижаться, — ответил Мейсон. — Я прекрасно понимаю ваше положение, господин сержант, работа есть работа. Но раз уж я здесь нахожусь, то я останусь. У меня тоже работа.
  Хоффман кивнул:
  — Вы должны найти экономку на кухне. Ее зовут миссис Вейт. Мы уже допросили и ее, и ее дочь. Идите и попросите приготовить кофе. Много кофе, потому что парням наверху он пригодится точно так же, как и этому нетрезвому типчику.
  — Постараюсь, — сказал Мейсон.
  Он прошел через раздвижные двери из салона в столовую, толкнул дверь в буфетную и оттуда вошел в кухню, которая оказалась огромной и была ярко освещена. У стола сидели две женщины. Они сдвинули стулья с прямыми спинками и сидели рядом, разговаривая тихими голосами. Когда Перри Мейсон вошел, они сразу замолчали и подняли на него глаза.
  Старшей женщине было под пятьдесят: припорошенные сединой волосы, черные матовые глаза, посаженные так глубоко, что тени глазниц совершенно скрывали их выражение. У нее были продолговатое лицо, тонкие стиснутые губы и широкие скулы. Черное платье еще больше старило ее.
  Вторая была значительно моложе, самое большее в возрасте двадцати двух лет, с волосами черными как смола и очень блестящими черными глазами, пламенный блеск которых странно контрастировал с матовостью глубоко посаженных глаз старшей женщины. Губы у младшей были полные и ярко-красные, лицо умело нарумянено и припудрено, брови тонкие, черные, хорошего рисунка, ресницы длинные.
  — Миссис Вейт? — спросил Мейсон, обращаясь к старшей женщине.
  Она кивнула, не раскрывая стиснутых губ. Сидящая рядом с ней девушка отозвалась глубоким грудным голосом:
  — Я Нора Вейт, ее дочь. Что вы хотите? Матушка совершенно выбита из равновесия.
  — Да, я знаю, — с сочувствием сказал Мейсон. — Я пришел спросить, не могли бы вы приготовить немного кофе? Как раз вернулся Карл Гриффин, и мне кажется, что чашка крепкого кофе очень бы ему пригодилась. Кроме того, наверху несколько полицейских ведут расследование и также охотно выпили бы кофе.
  Нора Вейт сорвалась со стула.
  — Ну, конечно. Правда, матушка?
  Она взглянула на старшую женщину, которая снова кивнула.
  — Я этим займусь, — сказала Нора Вейт.
  — Нет, — отозвалась мать сухим, как шелест кукурузы, голосом. — Я сама этим займусь. Ты не знаешь, где что находится.
  Она отодвинула стул и прошла на другую сторону кухни, к буфету. Открыв дверцу, она достала громадную кофемолку и коробку. На ее лице не отражалось никаких чувств, но она двигалась так, словно очень устала. У нее были плоская грудь, плоские бедра и плоские стопы, которые лишали ее шаги эластичности. В ее поведении сквозили уныние и подавленность.
  Девушка повернулась к Мейсону и улыбнулась ему полными, красивыми губами.
  — Вы из полиции? — спросила она.
  Мейсон покачал головой:
  — Нет, я адвокат Перри Мейсон и здесь по просьбе миссис Белтер. Это я вызвал полицию.
  — А-а, — сказала Нора Вейт. — Я слышала о вас.
  Мейсон повернулся к ее матери.
  — Вы неважно себя чувствуете — может быть, лучше мне заварить кофе? — предложил он.
  — Нет, — ответила она таким же сухим, бесцветным голосом. — Я справлюсь.
  Она насыпала в емкость кофе, налила в кофеварку воды и, подойдя к кухонной плите, зажгла газ. Некоторое время она смотрела на кофеварку, а потом все тем же тяжелым шагом вернулась к своему стулу. Села, сплела руки на коленях и застыла, уставив неподвижный взгляд в стол.
  Нора Вейт подняла взгляд на Мейсона:
  — Боже, это было ужасно!
  Мейсон кивнул.
  — Вы не слышали выстрела? — спросил он между прочим.
  Девушка покачала головой:
  — Нет, я спала как убитая. Откровенно говоря, я проснулась только тогда, когда пришел один из полицейских. Они позвали матушку наверх и, наверное, вообще не знали, что я сплю в соседней комнате. Они хотели осмотреть служебные помещения, пока матушка находилась наверху. Я проснулась и вижу, что рядом с моей постелью стоит какой-то мужчина и пялится на меня.
  Она опустила глаза и тихо захихикала, давая понять, что не считает приключение особенно неприятным.
  — И что? — спросил Мейсон.
  — Они вели себя так, точно поймали меня с дымящимся револьвером в руке. Велели мне одеться, не спускали с меня глаз даже тогда, когда я одевалась. Потом взяли меня наверх, на допрос.
  — И что вы им сказали? — заинтересовался Мейсон.
  — Правду. Что я легла спать и сразу же заснула, а когда проснулась, то этот полицейский стоял рядом с моей постелью и пялился. — Довольная собой, она через минуту добавила: — Они мне поверили.
  Ее мать продолжала сидеть, сплетя руки на коленях и уткнув взгляд в стол.
  — И вы ничего не видели и не слышали? — продолжал расспрашивать Мейсон.
  — Ничегошеньки.
  — И ни о чем не догадываетесь?
  — Ни о чем, — тряхнула она головой, — что можно было бы повторить вслух.
  — А то, — кинул он на нее острый взгляд, — что не годится для повторения?
  — Конечно, — кивнула она, — я здесь только неделю, но за это время…
  — Нора! — оборвала ее мать голосом, который вдруг потерял свою сухость и прогремел, как хлопок кнута.
  Девушка умолкла, Перри Мейсон бросил взгляд на мать. Та даже не подняла глаз от стола, когда он обратился к ней:
  — Вы также ничего не слышали, миссис Вейт?
  — Я здесь прислуга. Ничего не вижу, ничего не слышу.
  — Это очень похвально в вашем положении, пока дело идет о мелочах. Но я не знаю, будет ли полиция придерживаться этого мнения в деле об убийстве, и не будете ли вы вынуждены вспомнить все, что видели и слышали.
  — Я ничего не видела, — сказала она.
  — И не слышали?
  — Нет.
  Мейсон косо посмотрел на нее. Он чувствовал, что женщина что-то скрывает.
  — Полицейским вы отвечали так же?
  — Кофе сейчас закипит. Может быть, убавите газ, чтобы он не выкипел?
  Мейсон повернулся к плите. Из кофейника начинал подниматься пар.
  — Я буду присматривать за кофе, а тем временем хотел бы узнать, отвечали ли вы полицейским таким же образом.
  — Каким образом?
  — Так же, как сейчас.
  — Я сказала им то же самое: что ничего не видела и ничего не слышала.
  Нора Вейт захихикала.
  — Это версия, от которой матушка не отступится, — заметила она.
  — Нора! — обрезала ее мать.
  Мейсон не спускал глаз с обеих женщин. Его лицо оставалось совершенно спокойным, только глаза были твердыми и настороженными.
  — Вы знаете, миссис Вейт, я адвокат. Если вы можете что-то сказать, то сейчас самое время для этого, лучше не придумаешь.
  — М-м-м, — ответила бесцветно миссис Вейт.
  — Что это значит?
  — Я согласна с тем, что лучше не придумаешь.
  Минуту царила тишина.
  — И что? — спросил Мейсон.
  — Мне нечего сказать, — закончила она, по-прежнему глядя в стол.
  В эту минуту вода в кофеварке стала булькать. Мейсон убавил пламя.
  — Я достану чашки и блюдца, — сказала девушка, срываясь с места.
  — Сиди, Нора, — скомандовала ей мать. — Я сама этим займусь. — Она отодвинула стул, подошла к буфету, достала несколько чашек и блюдечек. — Сойдут им и эти.
  — Но, матушка, — возразила Нора, — это чашки для шофера и прислуги.
  — Ведь это же полицейские. Какая разница?
  — Большая разница.
  — Это мое дело. Ты знаешь, что сказал бы хозяин, если бы был жив? Не дал бы им вообще ничего.
  — Но он умер, — ответила Нора. — Теперь здесь будет хозяйничать миссис Белтер.
  Миссис Вейт повернулась и посмотрела на дочь своими глубоко посаженными матовыми глазами.
  — Я в этом не уверена, — заявила экономка.
  Мейсон налил кофе в чашки, после чего снова слил его в кофеварку. Когда он повторил эту операцию во второй раз, кофе был черным и дымящимся.
  — Не могу ли я попросить какой-нибудь поднос? Я возьму кофе для сержанта Хоффмана и Карла Гриффина, а вы можете подать наверх.
  Миссис Вейт без слов подала ему поднос. Мейсон налил три чашки, взял поднос и через столовую вернулся в салон.
  Сержант Хоффман стоял, широко расставив ноги и наклонив вперед голову. Карл Гриффин сидел обмякший на стуле, с помятым лицом и налитыми кровью глазами. Когда Мейсон вошел с кофе, сержант говорил:
  — Вы совсем не так отзывались о ней, когда приехали.
  — Я был тогда пьяным, — ответил Гриффин.
  Хоффман бросил на него испепеляющий взгляд:
  — Люди часто говорят в пьяном виде правду и уходят от искреннего ответа, когда трезвы.
  Гриффин поднял брови, выражая вежливое удивление.
  — Правда? — переспросил он. — Я никогда не замечал за собой ничего подобного.
  В этот момент сержант Хоффман услышал за спиной шаги Мейсона. Он повернулся и широкой улыбкой встретил дымящийся кофе.
  — Вы просто молодец, мистер Мейсон. Вы подоспели очень вовремя. Выпейте кофе, мистер Гриффин, вы сразу же почувствуете себя лучше.
  Гриффин кивнул:
  — Очень аппетитно пахнет, но я и так чувствую себя нормально.
  Мейсон подал ему чашку.
  — Вы ничего не знаете о существовании завещания? — неожиданно спросил Хоффман.
  — Я предпочел бы не говорить об этом, господин сержант, если вы ничего не имеете против.
  Хоффман взял у Мейсона чашку.
  — Так уж странно получается, — заявил полицейский Гриффину, — что я почему-то имею кое-что против вашего желания. Прошу ответить на вопрос.
  — Да, завещание существует, — неохотно признался Гриффин.
  — А где оно?
  — Этого я не знаю.
  — Тогда откуда вы знаете о его существовании?
  — Дядя сам мне его показывал.
  — И что в нем сказано? Все наследует жена?
  Гриффин покачал головой:
  — Из того, что мне известно, она ничего не наследует, кроме суммы в пять тысяч долларов.
  Сержант высоко поднял брови и присвистнул:
  — Это совершенно меняет суть дела.
  — Какую суть дела? — спросил Гриффин.
  — Ну, все предпосылки следствия, — объяснил Хоффман. — Ее существование зависело от того, останется ли мистер Белтер в живых. С момента его смерти она практически оказывается на мостовой.
  — Насколько мне известно, они жили друг с другом не самым лучшим образом, — поспешил объяснить Гриффин.
  — Это еще ни о чем не свидетельствует, — ответил Хоффман задумчиво. — В таких случаях мы стараемся прежде всего установить мотив.
  Мейсон широко улыбнулся Хоффману.
  — Неужели вы серьезно могли предполагать, что миссис Белтер убила своего мужа? — спросил он таким тоном, как будто сама мысль об этом была смешной.
  — Я провожу предварительное следствие, мистер Мейсон. Я пытаюсь установить, кто мог убить. Мы всегда перво-наперво ищем мотив. Вначале необходимо установить, кто получает выгоду от убийства, а уж затем…
  — В таком случае, — вмешался Гриффин трезвым голосом, — подозрение должно пасть на меня.
  — Что вы хотите этим сказать? — спросил Хоффман.
  — Согласно завещанию, — медленно сказал Гриффин, — я наследую все. Я не делаю из этого особого секрета. Дядя Джордж симпатизировал мне больше, чем кому-либо другому. Это значит, что он симпатизировал мне настолько, насколько позволял ему характер. Потому что я сомневаюсь, чтобы он вообще был способен на настоящую любовь и симпатию к кому бы то ни было.
  — А какие чувства питали к нему вы? — спросил Хоффман.
  — Я очень уважал его ум, — ответил Гриффин, старательно подбирая слова. — Я ценил некоторые черты его характера. Он жил совершенно одиноко, потому что у него было обостренное чувство на всякого рода ложь и лицемерие.
  — Почему это должно было осуждать его на жизнь в одиночестве? — спросил Хоффман.
  Гриффин сделал чуть заметное движение плечами.
  — Если бы у вас был ум, как у моего дяди, — сказал молодой человек, — то вам не нужно было бы спрашивать. У Джорджа Белтера был мощный интеллект. Он мог каждого увидеть насквозь, заметить любую фальшь. Он принадлежал к людям, которые никогда ни с кем не дружат. Он был настолько самостоятельным, что ему не требовалось искать опоры в ком-либо, поэтому ему не нужны были друзья. Его единственной страстью была борьба. Он сражался с целым миром, сражался со всеми и с каждым.
  — Только не с вами? — вставил Хоффман.
  — Нет, — признался Гриффин, — со мной он не сражался, потому что мне плевать на него и на его деньги. Я не подлизывался к нему, но и не обманывал его. Я говорил ему, что я о нем думаю. Я был с ним честен.
  Сержант Хоффман прищурил глаза:
  — А кто его обманывал?
  — Что вы хотите узнать?
  — Он, вы сказали, любил вас потому, что вы его не обманывали.
  — Так оно и было.
  — Вы подчеркнули себя.
  — Это вышло случайно, я не имел намерения подчеркивать свою скромную особу.
  — А что с его женой, миссис Белтер? Он ее любил?
  — Не знаю. Он не разговаривал со мной о жене.
  — Она его, случайно, не обманывала? — не уступал сержант Хоффман.
  — Откуда я могу это знать?
  Хоффман не спускал глаз с молодого человека.
  — Вы не слишком-то разговорчивы. Ну что же, раз вы не хотите говорить, ничего не поделаешь.
  — Но я хочу говорить, сержант, — возразил Гриффин. — Я скажу вам все, что вы пожелаете узнать.
  Хоффман вздохнул.
  — Вы можете точно сказать, где вы были в то время, когда было совершено преступление? — устало спросил он.
  Гриффина залил румянец.
  — Мне очень жаль, сержант, но я не могу.
  — Почему?
  — Потому что, во-первых, не знаю, когда было совершено преступление, а во-вторых, даже если бы мне это было известно, я не смог бы вспомнить, где я тогда находился. Я боюсь, что немного перебрал сегодня. Вначале я был в обществе одной молодой особы, а попрощавшись с ней, заглянул еще в пару приятных мест. Когда я хотел вернуться домой, у меня спустила проклятая шина, и я понимал, что слишком пьян, чтобы починить ее. Я пытался найти какой-нибудь гараж, чтобы оставить автомобиль и взять такси, но лило как из ведра. В результате я ехал и ехал на проклятой спущенной шине, и это, должно быть, тянулось целый век.
  — Действительно, шина порвана в клочья, — признал Хоффман. — Кстати, кто-нибудь еще знал о завещании вашего дяди? Видел его кто-нибудь, кроме вас?
  — Да. Мой адвокат.
  — Так у вас есть адвокат?
  — Конечно. Что в этом удивительного?
  — Кто является вашим адвокатом?
  — Артур Этвуд. У него офис в Мьютуэлле.
  Сержант Хоффман повернулся к Мейсону:
  — Я о таком не слышал. Вы его знаете, Мейсон?
  — Да, я имел с ним пару раз дела. Такой лысый, приземистый… Специализировался когда-то по делам возмещений за телесные повреждения. Кажется, он, как правило, устраивал дела без суда и получал хорошие возмещения.
  — Как случилось, что вы видели завещание в присутствии своего адвоката? — обратился Хоффман к Гриффину. — Это довольно необычно, чтобы завещатель приглашал наследника вместе с его адвокатом для того, чтобы показать им завещание.
  Гриффин сжал губы:
  — Об этом вам придется поговорить с моим адвокатом. Я не хочу в это соваться. Это сложное дело, я не желаю об этом дискутировать.
  — Хватит крутить! — рявкнул сержант Хоффман. — Говорите, как все было! Быстро!
  — Что это означает? — спросил Гриффин.
  Хоффман повернулся лицом к молодому человеку и взглянул на него сверху вниз. Челюсть у сержанта слегка выдвинулась вперед, терпеливые глаза приобрели вдруг жесткое выражение.
  — Это значит, мистер Гриффин, что подобный номер у вас не пройдет. Вы пытаетесь кого-то покрывать или играть в джентльмена. Одно или другое. Это вам не удастся. Или вы мне сейчас же скажете то, что знаете, или поедем с нами в управление.
  Гриффин покраснел от гнева:
  — Вы что себе позволяете, сержант? Не слишком ли резко начинаете?
  — Меня мало трогает, как я начинаю. Дело идет об убийстве, а вы сидите в кресле и играете со мной в кошки-мышки. Ну, отвечайте, быстро! О чем был тогда разговор и как случилось, что дядя показал завещание вам и вашему адвокату?
  — Вы, наверное, понимаете, что я говорю под принуждением?
  — Понимаю, понимаю. Говорите.
  — Итак, — начал Гриффин, явно затягивая, — я уже дал вам понять, что дядя Джордж не лучшим образом жил со своей женой. Он рассчитывал подать на развод, если ему удастся достать доказательства ее неверности. У нас с дядей были общие интересы, и однажды, когда мы разговаривали втроем, с нами был мистер Этвуд, дядя вдруг достал завещание. Мне было неловко, у меня не было желания в это углубляться, но Этвуд подошел к делу как адвокат.
  Гриффин повернулся к Мейсону:
  — Я думаю, что вы понимаете ситуацию, правда? Кажется, вы ведь также адвокат.
  Хоффман не спускал глаз с лица Гриффина.
  — Не отвлекайтесь, мистер Гриффин, — посоветовал полицейский. — Рассказывайте, что было дальше?
  — Дядя Джордж принялся острить в адрес жены, после чего показал нам какую-то бумагу и спросил мистера Этвуда как адвоката, имеет ли юридическую силу завещание, написанное завещателем собственноручно, или также требуется подтверждение двух свидетелей? Еще дядя сказал, что написал завещание, но опасается попыток опротестовать его, поскольку слишком мало отписал супруге. Он сказал, что завещал ей всего пять тысяч долларов, и добавил, что все остальное останется мне.
  — Значит, вы не читали сам текст завещания? — спросил сержант.
  — Собственно, нет, — ответил Гриффин. — Ну, по крайней мере, я не изучал его внимательно, вчитываясь в каждое слово. Я лишь бросил беглый взгляд на него и увидел, что оно написано почерком дяди Джорджа. Ну, и он ведь сам все сказал. Мистер Этвуд просмотрел завещание более тщательно.
  — И что было дальше? — спросил полицейский.
  — Это все, — ответил молодой человек.
  — Нет, не все, — настаивал Хоффман. — Что было дальше?
  Гриффин пожал плечами:
  — Ну, дядя чего-то еще говорил, ну, разные вещи. Я не очень-то внимательно слушал и сейчас почти не припоминаю…
  — Вы прекратите свои выкрутасы или нет? — не выдержал Хоффман. — Что еще говорил мистер Белтер?
  — Он сказал, — ответил Карл Гриффин, четко произнося каждое слово, — что хочет так поступить, чтобы его жене ничего не досталось в случае, если с ним случится что-то нехорошее. Он сказал, что не будет удивлен, если она попытается отправить его на тот свет и завладеть имуществом, когда узнает, что не получит при разводе значительной суммы. Теперь я сказал вам все. А вообще, господа, если хотите знать мое мнение, то я считаю, что все это не ваше собачье дело. Я заявляю, что говорил под принуждением и мне совершенно не нравится ваше поведение.
  — Не надо комментариев, — поморщился Хоффман. — Ваши слова, кажется, могут объяснить ту фразу, которую вы произнесли, когда впервые услышали об убийстве…
  — Прошу вас, господин сержант, не возвращаться к этому, — перебил его Гриффин, подняв руки вверх. — Если даже я и сказал так, то в совершенно пьяном виде. Я не помню тех своих слов и совершенно так не думаю.
  — Может быть, вы так и не думаете, — вмешался Мейсон, — но вам отлично удалось…
  Сержант Хоффман резко повернулся к адвокату:
  — Хватит, мистер Мейсон! Я веду следствие, а вы здесь только зритель. Или вы будете сидеть тихо, или убирайтесь отсюда прочь!
  — Вы не напугаете меня, господин сержант, — спокойно сказал Мейсон. — Это дом Евы Белтер, а я ее адвокат. Я выслушиваю ответы, по меньшей мере пачкающие ее репутацию, и заверяю вас, что сделаю все, чтобы эти высказывания были либо подтверждены, либо взяты обратно.
  Терпеливое выражение исчезло с лица Хоффмана. Он посмотрел на Мейсона взглядом, не сулящим адвокату ничего хорошего.
  — Согласен, — сказал он. — Вы можете защищать свои права и интересы вашей клиентки. Но что-то мне подсказывает, что скоро вам самому многое придется объяснять, мистер Мейсон. Чертовски странно, что полиция приезжает на место преступления и застает вас болтающим с женой убитого. И еще более странно, что женщина, которая находит мертвого мужа, бежит и в первую очередь звонит адвокату, а потом уж думает о чем-то еще.
  — Во-первых, она не находила убитого мужа, а всего лишь слышала выстрел, — гневно ответил Мейсон. — А во-вторых, вы отлично знаете, что я друг миссис Белтер.
  — Так действительно могло бы показаться на первый взгляд, — сухо заметил сержант.
  Мейсон широко расставил ноги и расправил плечи.
  — Давайте объяснимся откровенно, господин сержант, — сказал Мейсон. — Я представляю интересы Евы Белтер и не вижу повода для того, чтобы швырять в нее грязью. Мертвый Джордж Белтер не стоит для нее ломаного цента. Зато представляет кучу денег для мистера Гриффина, который беззаботно появляется здесь с алиби, не выдерживающим никакой критики, и начинает обвинять мою клиентку.
  Гриффин резко встал. Мейсон, не обращая на возмущение молодого человека никакого внимания, продолжал говорить сержанту Хоффману:
  — Ведь вы не можете обвинять женщину на основании сплетен. Есть еще суд присяжных, который никого не может приговорить без несомненных доказательств вины.
  Сержант изучающе посмотрел на Мейсона:
  — И вы ищете теперь эти доказательства, мистер Мейсон?
  Мейсон показал пальцем на Гриффина:
  — На всякий случай, чтобы вы не болтали слишком много, молодой человек, не думайте, что я упущу выгоды из предъявления этого завещания на суде, если моя клиентка вдруг окажется перед присяжными.
  — Вы хотите сказать, что считаете его виновным в убийстве? — уточнил сержант Хоффман.
  — Я не детектив, господин сержант, я адвокат. Я знаю только, что суд присяжных не может никого осудить до тех пор, пока имеются какие-либо обоснованные сомнения. И если вы начнете стряпать обвинение против моей клиентки, то помните, что вот, — он указал на Карла Гриффина, — мое обоснованное сомнение.
  Хоффман покивал головой.
  — Я ожидал чего-то подобного, — сказал он. — Я не должен был вообще впускать вас в эту комнату. А теперь убирайтесь!
  — Именно это я и намереваюсь сделать, — ответил Мейсон.
  Глава 10
  Было уже три часа утра, когда Мейсон позвонил по домашнему телефону Пола Дрейка.
  — Пол, у меня есть для тебя работка. Очень срочное дело. У тебя есть свободные люди?
  — Господи, ни днем ни ночью от тебя нет покоя! — проворчал Дрейк заспанным голосом. — Что там еще?
  — Слушай, Пол, проснись и вылезай из постели. Нужно действовать быстро. Ты должен опередить полицию.
  — Как, черт возьми, я могу опередить полицию?
  — Можешь, потому что я случайно знаю, что у тебя есть доступ к некоторым документам. Ты представлял когда-то Общество охраны торговцев, которое собирает копии всех реестров проданного в городе огнестрельного оружия. Меня интересует «кольт», восьмерка, номер сто двадцать семь — триста тридцать семь. Полиция возьмется за это обычным порядком, вместе с отпечатками пальцев. Пройдет полдня, прежде чем они чего-нибудь раскопают. Они, безусловно, понимают, что это важно, но вряд ли будут особо спешить. Я должен иметь эти данные до того, как до них доберется полиция.
  — Почему ты интересуешься этим револьвером?
  — Муж моей клиентки получил пулю из этого пистолета прямо в сердце, — сообщил Мейсон.
  Дрейк присвистнул.
  — Это имеет какую-нибудь связь с делом, которым ты занимаешься?
  — Не думаю, но полиция может так предполагать. Мне нужно иметь аргументы для защиты клиентки, и я должен их иметь своевременно.
  — О’кей. Где тебя ловить?
  — Нигде. Я сам тебе позвоню.
  — Когда?
  — Через час.
  — Через час я еще ничего не буду знать, — запротестовал Дрейк. — Это физически невозможно.
  — А ты постарайся, пожалуйста, Пол. Мне это очень важно, — Мейсон сделал ударение на слове «очень». — Я позвоню, так или иначе. До свидания.
  Мейсон положил трубку, после чего набрал домашний номер Деллы Стрит и почти тотчас же услышал в трубке «алло».
  — Говорит Перри Мейсон. Проснись, Делла, и промой глаза. Нас ждет работа.
  — Который час? — спросила она.
  — Около трех, может быть, четверть четвертого.
  — Хорошо. Что я должна делать?
  — Ты уже проснулась?
  — Конечно, проснулась. Не думаешь же ты, что я хожу и говорю во сне.
  — Не время шутить, Делла, дело серьезное. Набрось на себя что-нибудь и приезжай тотчас же в контору. Я закажу такси, оно будет ждать внизу раньше, чем ты успеешь одеться.
  — Я уже одеваюсь. Мне одеться как следует или просто набросить на себя что-нибудь?
  — Оденься нормально, только не трать на это слишком много времени.
  — Понятно, — сказала она и положила трубку.
  Заказав такси, Мейсон вышел из ночного магазинчика, откуда звонил, сел в машину и быстро поехал в свой офис.
  Войдя в кабинет, он зажег свет, опустил шторы и стал расхаживать по комнате. Он ходил вперед и назад, немного наклонившись, заложив руки за спину. Его движения слегка напоминали поведение тигра в клетке. Окажись в кабинете сторонний наблюдатель, он бы понял, что адвокату не терпится что-то предпринять, но он сдерживает себя. У Мейсона в эти мгновения было что-то общее с боксером, которого загнали в угол и который, несмотря на ярость и боль, внимательно следит, чтобы не сделать ни одного неверного шага.
  В дверях заскрежетал ключ. Через минуту на пороге появилась Делла Стрит.
  — Привет, шеф. Тебе что, дополнительно платят за сверхурочные?
  Он жестом показал, чтобы она заходила и присаживалась.
  — Это всего лишь начало трудного дня, — заметил он, когда она села.
  — Что случилось? — спросила она, поднимая на него обеспокоенный взгляд.
  — Убийство.
  — Надеюсь, что мы выступали только от имени клиента?
  — Не знаю. Не исключено, что я в этом тоже замешан основательно.
  — Замешан в убийстве?
  — Да.
  — Наверняка это все из-за той женщины! — с негодованием воскликнула Делла Стрит.
  Он нетерпеливо тряхнул головой:
  — Когда ты наконец избавишься от предубеждений, Делла?
  — Ты еще скажи, что я не права! Я сразу знала, что ничего хорошего из этого не получится. Что она принесет тебе одни неприятности. С самого начала у меня было к ней…
  — Перестань, Делла, — перебил Мейсон усталым голосом. — Честное слово, мне сейчас не до твоих предчувствий. Послушай лучше меня. Мне трудно предвидеть развитие событий, но ты можешь остаться одна. Я не знаю, может быть, мне даже придется скрываться какое-то время…
  — Что значит «скрываться»? — не поняла она.
  — Это неважно, Делла, не перебивай…
  — Для меня это важно, — ответила она с расширенными от беспокойства глазами. — Тебе что-то угрожает?
  Он не обратил внимания на ее вопрос.
  — Эта женщина представилась нам как Ева Гриффин. Я послал за ней Пола, но она от него удрала. Поэтому я начал игру с «Пикантными известиями». Я пробовал нащупать, кто скрывается за газетой. Оказалось, за этой желтой газеткой стоит некий Джордж Белтер, живущий на Элмунд-драйв. Ты прочитаешь о нем в утренних газетах. Я пошел поговорить с ним, но он оказался крепким орешком. Этот визит мне ничего не дал, но зато в его доме я встретил его жену, которая оказалась нашей клиенткой. Ее настоящее имя — Ева Белтер.
  — Чего она хотела? Найти козла отпущения?
  — Нет, у нее были неприятности. Она пошла в Бичвунд Инн с мужчиной, которым интересовались «Пикантные известия», и как раз произошло это нападение. Белтер понятия не имел, что конгрессмен крутит с его женой, но знал достаточно, чтобы его скомпрометировать. Он грозил описать все дело в своей газетке, а тогда неизбежно по ходу расследования всплыло бы и ее имя.
  — Что это за конгрессмен? — спросила Делла.
  — Гаррисон Бурк, — медленно ответил он.
  Она подняла брови, но ничего не сказала. Мейсон закурил сигарету.
  — Что может сказать Гаррисон Бурк по этому поводу? — спросила она через минуту.
  Мейсон сделал неопределенное движение руками:
  — Он прислал деньги в конверте, с посыльным.
  — Ах, вот как…
  Некоторое время Мейсон молча ходил по кабинету, Делла не сводила с него глаз.
  — Говори дальше, — не выдержала она наконец. — Что такое я прочитаю в утренних газетах?
  Мейсон продолжил бесцветным голосом:
  — Я спал. Ева Белтер позвонила где-то около полуночи. Дождь поливал как из ведра. Она хотела, чтобы я приехал за ней к какой-то лавочке. Утверждала, что у нее серьезные неприятности, поэтому я отправился туда. Она сказала, что у ее мужа была ссора с каким-то мужчиной и тот застрелил Белтера.
  — Она знает, что это за мужчина? — тихо спросила Делла.
  — Нет, она не видела его. Слышала только голос.
  — Но она хоть знает, чей это голос?
  — По крайней мере, ей кажется, что она узнала его.
  — И кто же это был, по ее мнению?
  — Она утверждает, что это был я, — спокойно ответил Мейсон. — Что она отчетливо слышала именно мой голос.
  Делла смотрела на него неподвижным взглядом — казалось, что слова Мейсона ее отнюдь не удивили.
  — И что теперь?
  — Ничего. Я был дома, в постели.
  — У тебя есть свидетели?
  — Господи! — не вытерпел он. — Делла, ты считаешь, что я беру алиби с собой в постель?
  — Паршивая маленькая лгунья! — взорвалась секретарша. Через минуту она спросила спокойней: — И что дальше?
  — Мы поехали туда и нашли ее мужа мертвым. «Кольт» восьмого калибра. У меня есть номер. Один выстрел прямехонько в сердце. Белтер принимал ванну, когда его застрелили.
  Глаза Деллы расширились.
  — Так, значит, она пригласила тебя туда прежде, чем сообщила в полицию?
  — Да, — подтвердил Мейсон. — И полиции это совсем не понравилось.
  Делла глубоко вздохнула. Лицо у нее было белым. Она хотела что-то сказать, но сдержалась. Мейсон продолжал все тем же спокойным тоном:
  — Я поссорился с сержантом Хоффманом. Там есть племянник, который мне не нравится. Слишком гладкий, строит из себя джентльмена. Домашняя хозяйка что-то скрывает, а ее дочь, кажется, лжет. У меня не было времени поговорить с остальной прислугой. Полиция держала меня внизу, а допросы вела наверху. Но у меня было немного времени осмотреться до того, как они приехали.
  — Ты очень сильно поссорился с сержантом Хоффманом?
  — В том положении, в котором я оказался, этого достаточно.
  — И что ты теперь будешь делать, шеф? Намереваешься подставлять вместо нее голову? — спросила она, и глаза у нее подозрительно увлажнились. — У тебя есть какие-нибудь предположения?
  — Не знаю. Я думаю, что экономка в конце концов сломается. Насколько я могу понять, полицейские ею как следует не занимались. Не знаю также, сказала ли Ева Белтер правду…
  — Ты все еще сомневаешься?! — фыркнула Делла. — Шеф, да она скорее покажется перед всем миром голой, чем скажет кому-нибудь хоть слово правды. Да и в этом случае как-нибудь исхитрится всех обмануть! Что за наглость — втягивать тебя в эту мерзкую историю! Тьфу, змея! Я готова задушить ее голыми руками!
  — Поздно об этом говорить, Делла, — отмахнулся Мейсон. — Она меня уже втянула. По самое некуда.
  — Гаррисон Бурк знает об убийстве?
  — Я пытался ему звонить. Его нет дома.
  — Прелесть! Его нет дома! Подходящий выбрал момент.
  Мейсон устало улыбнулся:
  — Правда?
  Они обменялись взглядами. Делла сделала глубокий вдох и порывисто произнесла пламенную речь:
  — Послушай, шеф, ты позволил этой лгунье поставить себя в двусмысленное положение. Ты поссорился с ее мужем, который затем был убит. Ты ведешь войну с его газетой, а когда ты это делаешь, то не дерешься в шелковых перчатках. Эта женщина завлекла тебя в ловушку. Она хотела, чтобы ты был там, когда появилась полиция. Она готовит почву для того, чтобы бросить тебя на растерзание, если вдруг обнаружится, что ее бархатные пальчики не такие уж чистые. И ты ей это позволишь делать безнаказанно? Ты что, пойдешь за нее под суд?
  — И не подумаю даже, — успокоил ее адвокат. — Но я не оставлю ее на произвол судьбы, Делла. Если, конечно, обстоятельства не вынудят меня.
  Лицо Деллы было совершенно белым, губы сжались в одну прямую линию.
  — Ева Белтер — обычная… — начала было она.
  — …клиентка, — закончил за нее Мейсон. И подчеркнул: — Клиентка, которая хорошо платит.
  — За что платит? За то, чтобы ты охранял ее от банды шантажистов? Или за то, чтобы ты отвечал вместо нее за убийство? — В глазах у Деллы стояли слезы. — Перри, не будь таким чертовски великодушным. Оставь ее, пусть она делает что хочет. Ты ведь только адвокат. Достаточно будет того, что ты выступаешь в суде.
  — Оставить ее… Уже немного поздновато, ты не считаешь? — усмехнулся Мейсон.
  — Еще не поздно, — страстно заверила Делла. — Брось эту змею, пусть выкручивается сама.
  Он снисходительно улыбнулся:
  — Это наша клиентка, Делла.
  — Она будет ею на процессе. А пока сиди и жди суда. Добьешься ей смягчения приговора и честно отработаешь гонорар.
  Он покачал головой:
  — Нет, Делла, прокурор не будет ждать начала процесса. Его люди в эту минуту допрашивают свидетелей. Они вложат в уста Карла Гриффина слова, которые завтра попадут на первые страницы газет и станут грозным доказательным материалом в суде.
  Делла поняла, что дальнейшие уговоры бессмысленны.
  — Думаешь, что ее могут арестовать? — спросила она.
  — Не знаю.
  — Нашли какой-нибудь мотив?
  — Нет. Они пытались применять к Еве Белтер все классические мотивы, но ни один не подходил. Они застряли на мертвой точке. Но у них будет мотив, как по заказу, едва они узнают о Бичвунд Инн.
  — Ты думаешь, что они узнают?
  — Шила в мешке не утаишь.
  Делла вдруг посмотрела на Мейсона расширенными глазами:
  — Ты думаешь, что его застрелил Гаррисон Бурк?
  — Не знаю, Делла. Я стараюсь дозвониться до него, но безрезультатно. Садись у телефона и попытайся до него дозвониться. Звони каждые десять минут, пока он не снимет трубку.
  — Хорошо.
  — Да, и позвони Полу. Он, вероятно, уже у себя в кабинете. А если нет, то звони по специальному номеру, ты знаешь. Он добывает для меня очень важные сведения по этому делу.
  Делла Стрит была уже снова только секретаршей.
  — Слушаюсь, шеф, — сказала она и вышла.
  Мейсон снова стал расхаживать по кабинету. Через несколько минут зазвонил телефон. Он поднял трубку.
  — Дрейк, — услышал он голос Деллы, после чего отозвался Пол:
  — Это ты, Перри?
  — Да. Ты узнал что-нибудь?
  — Твой телефон в порядке? Никто не слушает?
  — Нет, все нормально. Давай выкладывай!
  — Ага, отлично. У меня есть данные об этом револьвере.
  — Говори!
  — Я думаю, что тебя не интересует, на какой фабрике он был изготовлен и где продан? — спросил Дрейк. — Тебе ведь нужно знать, кто его купил?
  — А как ты угадал? — съязвил Мейсон.
  — Интересующий тебя револьвер купил некий Пит Митчелл, проживающий на Шестьдесят девятой Западной улице, тринадцать — двадцать два.
  — Хорошая работа, Пол. А что с делом Локка?
  — Я не получил еще рапорта с юга. Знаю только, что Локк из Джорджии, но потом его след путается. Наверное, там он носил другую фамилию.
  — Отлично — очевидно, там он что-то натворил. А что еще? Ты не узнал о нем ничего компрометирующего?
  — Нет, но я узнал кое-что об этой девушке из отеля «Уалрайт». Ее зовут Эстер Линтен. Она живет в номере девятьсот сорок шесть, оплата ежемесячная, и платит она аккуратно.
  — Ты не узнал случайно, чем она занимается?
  — Скорее «кем». Кажется, она готова заняться каждым, кто подвернется. Но серьезных компрометирующих данных на нее у меня пока нет. Дай мне немного времени и разреши поспать. Человек не может быть одновременно повсюду и работать без сна.
  — Ничего, привыкнешь понемногу, — усмехнулся Мейсон. — Особенно если будешь и дальше заниматься этим делом. Подожди у себя, через минуту я снова позвоню.
  — Подожду, куда я от тебя скроюсь! — вздохнул Дрейк и повесил трубку.
  Мейсон вышел в первую комнату.
  — Делла, ты помнишь ту политическую бурю несколько лет назад? У нас еще была папка.
  — Да, есть папка с надписью: «Политические». Я так никогда и не могла понять, зачем ты ее держишь.
  — Из-за связей, — объяснил Мейсон. — Там должен быть список Клуба сторонников Гаррисона Бурка периода предвыборной кампании в Конгресс. Найди его побыстрее.
  Делла подбежала к стальному шкафу и выдвинула несколько ящиков, полных папок с делами. Мейсон присел на край стола и смотрел на ее поиски. Только глаза говорили о непрекращающейся работе ума: он лихорадочно анализировал дюжину возможных решений сложного положения.
  Делла подошла к нему со списком.
  — Отлично, — похвалил он.
  На правой стороне бланка были перечислены члены — основатели Клуба сторонников Бурка — длинная колонка, свыше ста фамилий, напечатанных мелким шрифтом. Мейсон прищурил глаза, читая фамилии. Пятнадцатым в списке был П.Дж. Митчелл, Шестьдесят девятая Западная улица, тринадцать — двадцать два.
  Мейсон быстрым движением сложил список и спрятал в карман.
  — Соедини меня еще раз с Полом, — попросил он.
  — Слушай, Пол, — сказал он в трубку, когда Делла выполнила его просьбу. — Ты должен мне кое-что устроить.
  — Опять?
  — Да ты еще и не брался за работу по-настоящему!
  — Я слушаю тебя, Перри, — обреченно ответил Дрейк.
  Мейсон начал говорить медленно:
  — Садись в машину и поезжай на Шестьдесят девятую улицу. Вытащи из постели этого Пита Митчелла. Только ты должен это сделать в перчатках, чтобы не завалить меня и себя при случае. Воспользуйся старым номером с тупым детективом, который слишком много говорит. Не спрашивай Митчелла ни о чем, пока сам ему обо всем не расскажешь, ясно? Скажи, что ты детектив и что Джордж Белтер был застрелен вечером в своем доме из револьвера, якобы купленного когда-то Митчеллом. Делай вид человека, убежденного в том, что у Митчелла все еще имеется это оружие и произошла какая-то ошибка, что ты только ради формальности интересуешься, что он делал около полуночи или немного позже. Спроси его, есть ли у него револьвер, а если нет, то что он с ним сделал. И не забудь, что ты должен сам все рассказать, прежде чем начнешь задавать вопросы.
  — Одним словом, делать вид, что являюсь полным дураком?
  — Да, ты должен притвориться полным дураком, а потом все полностью забыть.
  — Я понял, понял, — ответил Дрейк. — Я должен сделать это так, чтобы быть полностью прикрытым.
  — Сделай это так, как я тебе сказал, — повторил Мейсон усталым голосом. — Точно так, как я тебе сказал.
  Он положил трубку на рычаг. При звуке открываемой двери поднял глаза. В комнату вошла Делла Стрит. Лицо у нее было белое, глаза широко раскрыты. Закрыв за собой дверь, она подошла близко к столу.
  — Там ждет какой-то мужчина. Говорит, что знает тебя. Его зовут Сидней Драмм, он из управления полиции.
  Дверь открылась, и за спиной Деллы появилось ухмыляющееся лицо Сиднея Драмма. Его поблекшие глаза казались совершенно лишенными жизни. Он больше, чем когда-либо, походил на бухгалтера, который минуту назад слез со своего высокого стула, чтобы найти какие-то кассовые квитанции.
  — Извини за вторжение, Перри, но я хотел с тобой поговорить до того, как ты выдумаешь какую-нибудь гладкую историю.
  Мейсон усмехнулся:
  — Я уже успел привыкнуть к плохим манерам полицейских.
  — О, извини, — возмутился Драмм. — Я не совсем полицейский, я всего лишь сыскной агент, филер. Мы с полицейскими терпеть друг друга не можем. Я просто бедный, плохо оплачиваемый служащий.
  — Входи и садись, — пригласил Мейсон.
  — Твоя контора всегда работает по такому графику?! Я разыскивал тебя по всему городу и, наверное, не нашел бы, если бы случайно не заметил света в твоем окне.
  — Ты ничего не мог заметить. Окна зашторены.
  — Разве это важно? — ухмыльнулся Драмм. — Я догадался, что ты здесь. Я ведь знаю, какой ты работящий.
  — Может, хватить дурить? Мне кажется, что ты появился здесь по службе.
  — Это как посмотреть… Я от природы любопытен. Такая птичка, знаешь, хлебом не корми, дай только удовлетворить любопытство. Понимаешь, меня заинтриговала эта история с номером телефона. Ну сам посуди: ты приходишь ко мне, суешь мне в лапу немного мелочи, чтобы я проверил для тебя засекреченный номер. Я еду, узнаю для тебя фамилию и адрес, ты мне говоришь «спасибо». А затем что я слышу? Ты появляешься по этому адресу и находишь труп, а его жена оказывается твоей клиенткой. Я ума не приложу: это что, случайность?
  — Ну, любопытствующий бедный служащий, к каким выводам ты пришел?
  — Я не хотел бы гадать. Я спрашиваю тебя, а ты мне ответь.
  — Как хочешь, — пожал плечами Мейсон. — Я поехал туда по вызову жены.
  — Странно, что ты знаешь жену и не знаешь мужа.
  — Правда? — спросил Мейсон с сарказмом. — Это как раз одна из опасностей адвокатской практики. Сколько раз случается, что приходит незнакомая женщина и вовсе не подумает привести с собой мужа. Между нами говоря, я даже слышал о случае, когда женщина приходила к адвокату втайне от мужа. Но это все, конечно, сплетни, и трудно требовать, чтобы ты поверил мне на слово.
  Драмм не переставал ухмыляться.
  — Ты хочешь сказать, что это один из таких случаев? — иронично спросил он.
  — Я ничего не хочу сказать. Если я сейчас чего и хочу, то спать.
  Ухмылка исчезла с лица Драмма. Он откинул голову назад и принялся внимательно изучать потолок.
  — Это начинает становиться интересным, Перри. Жена приходит к адвокату, который славится умением вытаскивать людей из неприятностей. Адвокат не знает домашнего телефона мужа. Берется за дело, и в руки ему попадает какой-то номер телефона. Он обнаруживает, что это как раз номер телефона мужа, и едет к нему. Полиция обнаруживает на месте адвоката, жену, а также труп мужа.
  В голосе Мейсона прозвучала нотка нетерпения:
  — Ты считаешь, что это тебя к чему-то приведет, Сидней?
  На губах Драмма снова появилась ухмылка.
  — Черт меня побери, Перри, если я знаю. Но я продвигаюсь вперед.
  — Не забудь сообщить мне, когда до чего-то дойдешь, — попросил Мейсон.
  Драмм поднялся с кресла:
  — Не беспокойся, узнаешь в свое время. — Он перевел ухмыляющийся взгляд с Мейсона на Деллу Стрит и обратно. — Как я догадываюсь, последнее замечание было намеком на то, что я могу быть свободен?
  — Куда ты так спешишь? Ты ведь прекрасно знаешь, что мы приходим в офис в три часа ночи, чтобы поболтать с друзьями, страдающими острыми приступами любопытства. Мы даже не собираемся работать в такое время. Просто привычка у нас такая — рано приходить на работу…
  Драмм смерил адвоката изучающим взглядом.
  — Ты знаешь, Перри, если бы ты доверился мне, не исключено, что я мог бы помочь тебе. Но если ты собираешься валять дурака и лавировать, то мне придется удовлетворить свое любопытство другим образом…
  — Конечно, я отлично это понимаю. Это твоя обязанность. У тебя своя работа, у меня — своя.
  — Это значит, что ты намерен темнить и дальше?
  — Это значит, что ты сам должен будешь узнать то, что хочешь.
  — До свидания, Перри.
  — До свидания, Сидней. Заскакивай еще как-нибудь.
  — Не беспокойся, заскочу.
  Когда Драмм закрыл за собой дверь кабинета, Делла Стрит сделала импульсивное движение в сторону Мейсона, но он остановил ее движением руки до того, как она успела раскрыть рот.
  — Посмотри, точно ли он ушел.
  Она пошла в сторону двери, но та открылась сама, и Драмм снова сунул голову в кабинет. Он окинул взглядом Мейсона и Деллу Стрит и усмехнулся:
  — Я, в общем-то, и не надеялся, что вы позволите себя надуть, — признался он. — На этот раз я действительно ухожу.
  — Это прекрасно, — ответил Мейсон. — До свидания.
  Драмм снова закрыл за собой дверь кабинета. Через минуту хлопнули входные двери. Было четыре часа утра.
  Глава 11
  Перри Мейсон надвинул шляпу на лоб и стал натягивать не успевший просохнуть плащ.
  — Надо ковать железо, пока горячо, — сказал он Делле Стрит. — Рано или поздно мне начнут наступать на пятки, и я уже ничего не смогу сделать. Мне нужно узнать как можно больше, пока у меня еще есть свобода движений. Ты сиди и сторожи крепость. Не скажу тебе, где я буду: не хочу, чтобы ты мне звонила. Я сам буду звонить время от времени и спрашивать мистера Мейсона. Скажу, что меня зовут Джонсон, что я его старый знакомый. Спрошу, не оставлял ли мистер Мейсон какого-нибудь сообщения. Постарайся как-нибудь дать понять, если будут новости, не выдавая того, с кем говоришь.
  — Думаешь, что наши разговоры могут подслушивать?
  — Все возможно, я не знаю, до чего может дойти дело.
  — Думаешь, что прокурор даст ордер на твой арест?
  — Может быть, и не даст, но наверняка они захотят меня допросить.
  Она посмотрела на него с нежностью и сочувствием, но ничего не сказала.
  — Будь осторожна, — предупредил он и вышел.
  Было еще темно, когда он вошел в отель «Рипли» и попросил номер с ванной. Он записался в книгу отеля как Фред Б. Джонсон из Детройта и получил комнату под номером пятьсот восемнадцать, за которую ему пришлось заплатить вперед, так как у него не было багажа.
  Оказавшись в комнате, он закрыл окна шторами и заказал четыре бутылки имбирного пива и побольше льда. Слуга, который принес ему заказ, доставил также литровую бутылку виски. Мейсон уселся в мягкое кресло, положил ноги на кровать и закурил сигарету. Двери на ключ он не закрывал.
  Он ждал больше получаса, прикуривая одну сигарету от другой, когда дверь вдруг открылась и в комнату без стука вошла Ева Белтер. Она повернула ключ в замке и послала ему улыбку.
  — Я рада, что нашла вас.
  Мейсон даже не встал с места.
  — Никто не следил за вами? — спросил он.
  — Нет, никто. Мне сказали только, что я могу быть нужна в ходе следствия, поэтому я не должна уезжать из города и никуда не уходить, не сообщив в полицию. Вы думаете, что меня арестуют?
  — Это зависит…
  — От чего?
  — От множества вещей. Я должен с вами поговорить.
  — Хорошо. Я нашла завещание.
  — Где?
  — В сейфе.
  — И что вы с ним сделали?
  — Принесла с собой.
  — Покажите.
  — Все точно так, как я предвидела. Я думала только, что мне достанется больше. Думала, что он оставит мне средств хотя бы на выезд в Европу, чтобы я могла немного осмотреться и… как-нибудь снова устроиться.
  — Вы хотели сказать: найти себе нового мужа.
  — Ничего подобного я не говорила.
  — Нет, не говорили. Но вы именно это имели в виду, — ответил Мейсон равнодушным тоном.
  Она сделала высокомерное лицо:
  — Мне кажется, мистер Мейсон, что разговор начинает принимать нежелательный оборот. Вот завещание.
  Он посмотрел на нее пронзительным взглядом и сказал:
  — Мало того, миссис Белтер, что вы втягиваете меня в дело об убийстве, так вы еще пробуете со мной свои театральные штучки. К сожалению, они на меня не действуют.
  Она выпрямилась с достоинством, но не сдержалась и фыркнула от смеха.
  — Конечно, я имела в виду новое замужество. Что в этом плохого?
  — Ничего. Тогда почему вы отрицали это?
  — Сама не знаю. Это сильнее меня. Терпеть не могу, когда люди обо мне слишком много знают.
  — Вы терпеть не можете правды. Предпочитаете прятаться за занавесом лжи.
  Ева Белтер покраснела.
  — Это недостойно вас, мистер Мейсон! — взорвалась она.
  Он, не отвечая, протянул руку, взял у нее завещание и медленно прочитал.
  — Оно написано мужем?
  — Не думаю.
  Он посмотрел на нее с подозрительностью.
  — Похоже на то, что оно написано одним почерком, — заметил Мейсон.
  — Но это не похоже на его почерк.
  — Это вам ничего не даст, — рассмеялся адвокат. — Ваш муж показывал завещание Карлу Гриффину и Артуру Этвуду, адвокату Гриффина. Сказал им, что написал его полностью от руки.
  Она нетерпеливо тряхнула головой.
  — Может быть, он и показывал им завещание, написанное от руки. Но это не помешало Гриффину уничтожить то завещание и положить фальшивое.
  Он смерил ее холодным взглядом:
  — Послушайте, миссис Белтер, как ваш адвокат, я не рекомендовал бы вам бросаться такими словами. Вы отдаете себе отчет в том, что говорите?
  — Конечно.
  — Это опасное обвинение, если у вас нет доказательств. У вас они есть?
  — Пока еще нет, — медленно ответила она.
  — Что ж, тогда воздержитесь от необоснованных обвинений, — предупредил он.
  В ее голосе звучало нетерпение:
  — Вы постоянно повторяете, что вы мой адвокат, что я должна все говорить вам. А когда я начинаю говорить, вы на меня кричите.
  — Хм. Извините, если я несколько погорячился. — Он отдал ей документ. — Ваши слезы оскорбленной невинности приберегите для суда. Теперь расскажите об этом завещании. Как вы его нашли?
  — Оно было в кабинете, — осторожно ответила она. — Сейф был открыт. Я достала завещание и захлопнула сейф.
  — Вы знаете, это даже не смешно.
  — Вы мне не верите?
  — Конечно…
  — Почему?
  — Потому что кабинет, вероятно, охраняется полицейскими. И уж наверное, если бы сейф был открыт, полиция заметила бы это и описала его содержимое.
  Она опустила глаза.
  — Вы помните, как мы вошли наверх? — тихо спросила она. — Вы осматривали тело, заглянули под халат…
  — Да, — сказал он, и глаза у него прищурились.
  — Именно тогда я достала завещание из сейфа. Он был раскрыт, я его закрыла. Вы все время были заняты телом.
  Мейсон заморгал глазами.
  — Боже мой, вы действительно могли сделать это, — выдохнул он. — Вы были между столом и сейфом. Зачем вы это сделали? Почему вы не сказали мне, что намереваетесь сделать?
  — Я хотела убедиться в том, что завещание выгодно для меня, и если нет, то, возможно, уничтожить его. Вы считаете, что я должна его уничтожить?
  — Нет! — снова повысил голос Мейсон.
  Она молча смотрела на него, потом спросила:
  — У вас есть ко мне еще какие-нибудь дела?
  — Да. Сядьте на постель, чтобы я вас хорошо видел. Я должен узнать несколько вещей. Я не хотел вас спрашивать перед допросом, чтобы случайно не вывести вас из равновесия. Я хотел, чтобы вы были как можно спокойнее. Теперь положение изменилось. Мне необходимо знать, как все происходило на самом деле.
  Она раскрыла глаза, придавая лицу свое отработанное выражение детской невинности.
  — Я ведь все рассказала вам, мистер Мейсон!
  Он потряс головой:
  — Вы мне ничего не сказали.
  — Вы обвиняете меня во лжи?
  — Ради бога, — вздохнул Мейсон, — прекратим эти игры и посмотрим фактам в глаза.
  — Что вы, собственно, хотите сказать?
  — Для кого вы так приоделись вечером?
  — О чем вы говорите?
  — Вы прекрасно знаете, о чем. Вы были одеты, как на бал, в вечернее платье с голыми плечами, в атласные туфельки и шелковые чулки.
  — Да.
  — А ваш муж принимал ванну.
  — И что из этого?
  — Вы нарядились для мужа?
  — Конечно нет.
  — Вы одеваетесь так каждый вечер?
  — Иногда.
  — Я не сомневаюсь в том, что вы выходили из дома и вернулись перед тем, как ваш муж был убит. Вы не сможете мне возразить.
  Она снова приняла высокомерно-ледяной вид и отрицательно покачала головой:
  — Я была весь вечер дома.
  Мейсон холодно посмотрел на свою клиентку и вздохнул.
  — Я был на кухне, пил кофе и разговаривал с экономкой, — рискнул он. — Она слышала, как горничная говорила вам о том, что кто-то звонил, сообщая о каких-то туфлях.
  Было заметно, что эти слова застали ее врасплох. Она с трудом взяла себя в руки.
  — Что в этом плохого?
  — Вначале ответьте. Горничная передавала вам такое сообщение?
  — Откуда я знаю, — уклончиво ответила она. — Может быть, и было что-то такое, я не помню. Мне очень нужны были одни туфли, припоминаю… Кажется, Мери звонили по этому поводу, она что-то мне говорила. Но я не помню. Подобные пустяки вылетели из головы из-за всех этих событий.
  — Вы знаете, как вешают людей? — неожиданно спросил Мейсон.
  — Что?
  — Я вам сейчас расскажу, как вешают убийц. Экзекуция происходит обычно на рассвете. Приходят в камеру и читают осужденному приговор. Потом связывают ему руки, а к спине привязывают доску, чтобы он не упал, потому что у него отказывают ноги. Начинается длинный марш по коридору. Под виселицу поднимаются по тринадцати ступенькам. Ставят человека на крышку люка. Вокруг стоят тюремные служащие, которые являются свидетелями казни, а сзади, за люком, в маленькой комнатке, стоят наготове трое заключенных с острыми ножами, чтобы перерезать веревки, держащие люк. Палач накладывает петлю и черный мешок на голову, потом связывает ноги…
  Она издала испуганный возглас и закрыла рот ладошкой.
  — Именно это, — с нажимом сказал Мейсон, — ожидает вас, если вы не скажете мне правды.
  Лицо у нее было белым, губы синими и дрожащими, глаза стали черными от ужаса.
  — Я-я сказала правду.
  Он покачал головой:
  — Запомните раз и навсегда. Вы должны быть со мной честны и откровенны, если хотите, чтобы я спас вас от смертного приговора. Вы знаете так же, как и я, что история с туфлями — это липа. Это условленный знак о том, что Гаррисон Бурк хочет связаться с вами. Точно так же, как я должен был сказать горничной определенную вещь, если бы хотел с вами поговорить. Я прав, туфли — это условный знак для Бурка?
  Ева Белтер все еще дрожала, она нашла в себе силы лишь утвердительно кивнуть.
  — Что ж, я рад, что вы наконец хоть в чем-то признались. Теперь расскажите мне все, как было. Гаррисон Бурк хотел с вами увидеться. Вы договорились с ним, надели вечернее платье и вышли из дома. Так?
  — Нет, он пришел ко мне.
  — Что?
  — Правда. Я говорила ему, чтобы он не приходил, но он пришел. Он хотел обязательно поговорить со мной. Я сказала ему, что Джордж является владельцем «Пикантных известий». Вначале он не хотел верить, потом поверил и обязательно хотел поговорить с Джорджем. Он считал, что отговорит его. Он готов был идти на все, чтобы спасти свою репутацию.
  — Вы не знали, что он придет?
  — Нет.
  Наступила тишина. Через минуту Ева Белтер спросила:
  — Откуда вы обо всем узнали?
  — Что?
  — Об этих туфлях. Что это условный знак.
  — Мне сказал Бурк.
  — А потом экономка сказала вам, что был телефонный звонок. Интересно, сказала ли она это полиции?
  — Она не сказала ни мне, ни полиции, — улыбнулся Мейсон. — Я прибегнул к маленькому блефу, чтобы выжать из вас правду. Я знал, что вы должны были встретиться с Гаррисоном Бурком. Ясно было, что он встанет на голову, чтобы увидеться с вами. Это человек, который ищет опоры в других, когда у него случаются неприятности. Отсюда я сделал вывод, что он должен был позвонить горничной.
  Она приняла оскорбленный вид:
  — Хорошо же вы ведете себя со мной. Вы считаете, что это честно?
  — И у вас еще хватает наглости говорить о честности? — улыбнулся Мейсон.
  Она надула губы:
  — Мне это вовсе не нравится.
  — Ничего другого я и не ожидал. Еще многое вам не понравится, прежде чем дело закончится. Итак, Гаррисон Бурк пришел к вам?
  — Да, — подтвердила она слабым голосом.
  — И что дальше?
  — Он настаивал на том, чтобы поговорить с Джорджем. Я говорила ему, что это самоубийство. Он обещал, что не упомянет обо мне ни одним словом. Он считал, что если поговорит с Джорджем и пообещает сделать для него все, когда станет сенатором, то Джордж прикажет Локку похоронить все дело.
  — Ну, наконец-то до чего-то добираемся. Итак, он хотел встретиться с вашем мужем, а вы пытались его от этого отговорить?
  — Да.
  — А почему вы пытались его от этого отговорить? — поинтересовался Мейсон.
  — Я боялась, — медленно сказала она, — что он расскажет обо мне.
  — И рассказал?
  — Не знаю, — ответила она и быстро поправилась: — То есть, конечно, нет! Он вообще не видел Джорджа. Я убедила Гарри в том, что он не должен с ним разговаривать. И Бурк ушел.
  Мейсон захохотал:
  — Немного поздно вы заметили мою ловушку, дорогая миссис Белтер. Так вы не знаете, что он сказал вашему мужу о вас?
  — Говорю вам, что он с ним не виделся, — повторила она, надувшись.
  — Да, вы говорите. Но фактом является то, что он виделся. Поднялся наверх и разговаривал с ним.
  — Откуда вы можете это знать?
  — Имею на этот счет свою собственную теорию. Мне нужны доказательства, но я уже сейчас могу представить, как все было на самом деле.
  — Как? — спросила она.
  — Вы ведь сами знаете, — иронично улыбнулся адвокат.
  — Нет, я не знаю, клянусь вам! И… и как все произошло?
  Не обращая внимания на ее вопрос, он продолжал все тем же спокойным голосом:
  — Итак, Гаррисон Бурк пошел наверх поговорить с вашим мужем. Долго он там был?
  — Не знаю. Самое большее четверть часа.
  — Теперь лучше. И вы не видели его, когда он спустился вниз?
  — Нет.
  — Хм, значит, раздался выстрел, после чего Бурк сбежал по лестнице и вылетел из дома, ничего вам не сказав?
  Она резко тряхнула головой:
  — Нет! Бурк вышел до того, как мой муж был застрелен.
  — За сколько времени до этого?
  — Не знаю, может быть, за четверть часа, может быть, меньше.
  — После чего куда-то исчез, — заметил Мейсон.
  — Что вы сказали? — не поняла она.
  — То, что вы слышали. Его нигде нельзя найти. Он не берет трубку телефона, его нет дома.
  — Откуда вы это знаете?
  — Я пытался ему дозвониться и наконец послал детективов.
  — Зачем?
  — Потому что я знаю, что он замешан в этом деле.
  Она снова сделала большие глаза:
  — Как это возможно? Никто, кроме нас, не знает, что он был у меня, а мы, конечно, не скажем, потому что это только ухудшило бы наше положение. Он вышел прежде, чем появился мужчина, который выстрелил.
  Мейсон не отрывал от нее глаз.
  — Но выстрел был сделан из револьвера Бурка, — медленно сказал он.
  Она удивленно посмотрела на него:
  — Почему это пришло вам в голову?
  — Потому что на орудии убийства есть номер, который позволяет проследить его путь с фабрики до оптовика, от оптовика до магазина и из магазина до покупателя. Им был некий Пит Митчелл, проживающий на Шестьдесят девятой Западной улице, тринадцать — двадцать два, близкий знакомый Гаррисона Бурка. Полиция ищет Митчелла, а когда найдет его, то ему придется объяснить, что он сделал с револьвером. Это значит, что он скажет, что отдал револьвер Бурку.
  — Как можно так точно узнать историю револьвера? — не поверила она.
  — Очень просто, все подробно записывается, учет оружия строг, и нарушений в записях практически не бывает.
  — Я сразу же знала, что нужно было что-то сделать с этим револьвером! — с ноткой истерики воскликнула она.
  — Да, и вы собственноручно надели бы себе петлю на шею. Вы должны думать прежде всего о себе, миссис Белтер. Ваша роль в этом деле не слишком ясна. Конечно, вы пытаетесь защищать Бурка. А я хотел бы убедить вас в том, что если Бурк виновен, то вы должны сказать все. Если это возможно, мы попробуем его спасти. Но я не хочу довести дело до такого положения, когда вы будете защищать Бурка, а прокуратура будет готовить обвинительный акт против вас.
  Она начала ходить по комнате, теребя в руках платок.
  — Боже мой! — причитала она. — Боже мой! Боже мой!
  — Не знаю, подумали ли вы о том, что укрывательство преступления ради собственной выгоды наказуемо. Точно так же, как и просто укрывательство преступника. Мы не можем на это идти, ни вы, ни я. Мы должны установить, кто убил, установить до того, как это сделает полиция. Я не имею права допустить, чтобы убийство свалили на вас или на меня. Если Бурк виноват, мы должны быстро найти его и убедить, чтобы он добровольно сдался полиции. Потом мы вынуждены будем стремиться как можно быстрее начать судебный процесс, до того, как прокурор соберет достаточно доказательств. Одновременно мы предпримем шаги, чтобы заткнуть рот Локку и не допустить каких-либо публикаций относительно вас или Бурка в «Пикантных известиях».
  Она смотрела на него минуту, после чего спросила:
  — Как вы это сделаете?
  Он ответил ей с улыбкой:
  — Это мое дело. Чем меньше вы будете знать, тем лучше. Вы меньше выболтаете.
  — Вы можете мне довериться. Я умею хранить секреты.
  — Вы хотели сказать, что умеете хорошо лгать, — трезво ответил он. — Но на этот раз вы не будете вынуждены лгать. Вы этого просто не будете знать.
  — Бурк не убивал Джорджа, — заявила она отчетливо.
  Он бросил на нее быстрый взгляд:
  — Это именно одна из причин, по которой я хотел с вами поговорить. Если Бурк не убивал, то кто это сделал?
  Она отвела глаза:
  — Я ведь сказала вам, что какой-то мужчина был у моего мужа. Я не знаю кто, думала, что это вы. Голос у него был совсем такой, как у вас.
  Он поднялся с мрачным выражением на лице:
  — Послушайте. Если вы намерены пробовать со мной такие штучки, то я оставляю вас на произвол судьбы. Вы уже раз пробовали, достаточно.
  Она расплакалась.
  — Я н-ничего н-не м-могу с этим поделать. В-вы спрашиваете, нас здесь н-никто не может услышать. Говорю вам, кто это был. Я слышала ваш голос. Я не скажу полиции, даже если меня будут пытать.
  Он взял ее за плечи и повалил на кровать. Оторвал ее руки от лица и заглянул в глаза. В них не было ни следа слез.
  — Хорошенько запомните, миссис Белтер: вы не слышали моего голоса, потому что там меня не было. И кончайте цирк с рыданиями. А уж если вы так хотите рыдать, то носите луковицу в платочке.
  — Тогда это должен быть кто-то с голосом, очень похожим на ваш, — не уступала она.
  — Вы влюбились в Гаррисона Бурка и хотите сделать из меня козла отпущения, если я его из этого не вытащу? — зло спросил он.
  — Нет. Вы хотели, чтобы я сказала правду, поэтому я вам ее говорю.
  — Знаете что? Мне очень хочется встать, выйти и оставить вас со всем этим паштетом.
  — Тогда, — невинно заявила она, — я вынуждена была бы заявить полиции, что слышала ваш голос.
  — Такой у вас план?
  — У меня нет никакого плана. Я говорю правду.
  Голос у нее был сладкий, но она не смотрела ему в глаза. Мейсон вздохнул:
  — Я еще никогда не оставлял клиента на произвол судьбы, даже если он был виновен. Постараюсь об этом не забыть и теперь. Но, честное слово, я не знаю, смогу ли устоять перед искушением в этом случае.
  Она сидела на постели, крутя платок между пальцами. Мейсон продолжал:
  — Возвращаясь от вас, я зашел в лавчонку, из которой вы звонили. Побеседовал с продавцом. Он наблюдал за вами, когда вы вошли в телефонную будку, чему трудно удивляться. Женщина в вечернем платье и в мужском плаще, вся мокрая от дождя, влетает после полуночи в будку телефона. Она невольно должна обратить на себя внимание. Так вот, этот продавец утверждает, что вы звонили в два места.
  Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, но ничего не говорила.
  — Кому вы звонили, помимо меня?
  — Никому. Продавец ошибается.
  Мейсон взял шляпу, глубоко надвинул ее на лоб. Он повернулся к Еве Белтер и сказал с яростью:
  — Как-нибудь я вас из этого вытащу. Не знаю только как, но вытащу. Только, честное слово, вам это будет очень дорого стоить.
  Он рванул ручку двери, вышел в коридор и захлопнул дверь за собой.
  Первые робкие признаки утра высветили горизонт на востоке.
  Глава 12
  Утро уже вступало в свои права, когда Перри Мейсон вытащил из постели экономку Гаррисона Бурка, пожилую женщину пятидесяти семи или пятидесяти восьми лет и внушительных габаритов. Глаза у нее излучали неприязнь к человеку, разбудившему ее в столь ранний час.
  — Меня не касается, кто вы такой, — говорила она. — Я сказала вам, что мистера Бурка нет дома, и я не имею ни малейшего понятия, где он может находиться. Хозяин вернулся около полуночи, потом кто-то ему позвонил, и он вышел снова. Потом телефон трезвонил всю ночь. Я не брала трубку, потому что его все равно не было, а я никак не могу согреть себе ноги, если встану посреди ночи. И вообще, я не люблю, когда меня вытаскивают из постели в такое время.
  — Вскоре после возвращения мистера Бурка был телефонный звонок? — переспросил Мейсон.
  — Да, почти сразу. Но какое вам до всего этого дело?
  — Вы думаете, что мистер Бурк ждал этого звонка?
  — Откуда я могу это знать? Я просто проснулась, услышав, как он открывает двери. Попыталась снова заснуть, но зазвонил телефон, и я слышала, что он разговаривает. Потом он побежал наверх, в спальню. Я думала, что он пошел спать, но он, наверное, сбежал вниз, поскольку хлопнула входная дверь.
  — Извините за беспокойство, — сказал Мейсон. — Благодарю вас.
  — Не стоит извинений, — проворчала она и закрыла дверь у него перед носом.
  Мейсон сел в машину и поехал в ближайший отель, чтобы оттуда позвонить Делле. Услышав голос своей секретарши, он спросил:
  — Можно мистера Мейсона к телефону?
  — Нет, его нет. А можно узнать, кто говорит?
  — Его старый знакомый, Фред Б. Джонсон. Мне очень нужно увидеться с мистером Мейсоном.
  — К сожалению, я не могу вам сказать, где он находится в настоящее время, — быстро начала Делла. — Но я вскоре ожидаю его. Его ищут несколько человек. Мистер Дрейк вроде бы договорился о встрече с ним, поэтому он должен вскоре вернуться.
  — Хорошо, благодарю, — с облегчением сказал Мейсон. — Я позвоню позже.
  — А может быть, вы хотите что-нибудь передать мистеру Мейсону?
  — Нет, скажите только, что я звонил, — ответил он и положил трубку.
  Он соединился с «Детективным агентством Дрейка» и попросил к телефону Пола.
  — Не делай никаких глупых замечаний, Пол, потому что, кажется, разные люди хотят задать мне вопросы, на которые я не желаю пока отвечать. Ты знаешь, кто говорит?
  — Да. У меня для тебя удивительные новости.
  — Выкладывай!
  — Я был у того человека на Шестьдесят девятой Западной и обнаружил странную вещь. У него состоялся нежданный телефонный разговор после полуночи, после чего он сказал жене, что должен срочно выехать из города по важным делам. Он выглядел испуганным. Бросил самое необходимое в чемодан, и через четверть часа кто-то за ним подъехал. Он сел в машину, и они уехали. Он обещал жене дать знать, и утром она получила телеграмму следующего содержания: «Все в порядке, не беспокойся. Целую». Больше она ничего не знает. Конечно, она очень обеспокоена.
  — Отлично, — сказал Мейсон.
  — Тебе это что-нибудь говорит?
  — Пожалуй что да. Я должен подумать. Но мне кажется, что это многое объясняет. Есть у тебя что-нибудь новое о Локке?
  Голос Дрейка в трубке оживился:
  — Я еще не узнал того, что ты хотел, Перри. Но мне кажется, что я на правильном пути. Ты помнишь малышку из отеля «Уалрайт»? Эстер Линтен?
  — Да. Ты узнал что-нибудь о ней?
  — Представь себе, что она также из Джорджии.
  Мейсон присвистнул.
  — Это еще не все, — продолжал Дрейк. — Девушка регулярно получает деньги от Локка. Каждые две недели по чеку. Чеки не с личного счета Локка, а со специального счета «Пикантных известий». Нам удалось развязать язык кассиру отеля.
  — Попробуйте узнать точнее. Откуда она родом и не была ли в чем-нибудь замешана? Может быть, хоть она не меняла фамилии.
  — Уже занимаемся этим. Я передал поручения моим коллегам в Джорджии. Велел им телеграфировать, как только они что-то узнают. Сказал, чтобы они не ждали перепроверки фактов, а сообщали о каждой новой детали.
  — Хорошая работа, Пол, — похвалил Мейсон. — Можешь мне сказать, где Локк был вчера вечером?
  — До минуты. Всю ночь у него был ангел-хранитель, приставленный мною. Хочешь отчет?
  — Да, и как можно скорее.
  — Куда тебе прислать?
  — Выбери кого-нибудь из своих людей поумнее, прикажи ему как следует проверить, не следят ли за ним. Пусть подбросит отчет в отель «Рипли» для Фреда Б. Джонсона.
  — Будет сделано. Выходи периодически на связь. Могут появиться новые сведения.
  — Ясно, — ответил Мейсон и положил трубку.
  Вернувшись в отель «Рипли», он спросил, не приносили ли чего-нибудь для мистера Джонсона. Ничего не было. Он поднялся наверх и повернул ручку своей комнаты. Дверь не была закрыта. Он вошел.
  На краю постели сидела Ева Белтер. Она курила сигарету, на тумбочке возле нее стояли стакан и бутылка виски. Бутылка была пустой на треть. В кресле сидел с несчастным лицом широкоплечий мужчина с неспокойными глазами.
  — Хорошо, что вы пришли, — сказала Ева Белтер. — Вы не хотели мне верить, теперь у вас есть доказательства.
  — Доказательства чего? — спросил Мейсон.
  Он посмотрел на незнакомца, который поднялся с кресла и неуверенно улыбался адвокату.
  — Доказательства того, что завещание поддельное, — словно объясняя бестолковому ребенку, сказала она. — Это мистер Деггет из банка, который вел дела Джорджа. Он знает много его личных дел и утверждает со всей решительностью, что это не его почерк.
  Деггет поклонился с улыбкой:
  — Адвокат Мейсон, верно? Мне приятно с вами познакомиться.
  Но он не протянул руки Мейсону. Мейсон широко расставил ноги и заглянул в его неспокойные глаза:
  — Она держит вас в кулаке, не так ли? Иначе вы не явились бы сюда в такое время. Наверное, вы звоните горничной и оставляете сообщение о какой-нибудь шляпке или что-нибудь в этом же роде. Не нужно крутить, меня это мало интересует, меня интересуют только факты. Забудьте о том, что она велела вам сказать. Вы окажете ей большую услугу, если будете говорить правду. Итак, в чем дело?
  Банковский служащий изменился в лице. Он сделал полшага в сторону адвоката, остановился и сделал глубокий вдох.
  — Вы спрашиваете про это завещание? — уточнил он.
  — Да.
  — Оно поддельное, это факт, — сказал Деггет. — Я осматривал его со всех сторон. Оно подделано, и, что самое странное, НЕ СЛИШКОМ СТАРАТЕЛЬНО ПОДДЕЛАНО. При более тщательном рассмотрении видно, что почерк меняется в нескольких местах. Так, как будто кто-то подделывал его поспешно и придумывал прямо во время работы.
  — Где это завещание? — обрезал Мейсон.
  Ева Белтер подала ему документ.
  — Может быть, еще стаканчик, Чарли? — спросила она банкира и глупо хихикнула.
  Деггет резко потряс головой.
  — Нет! — буркнул он.
  Мейсон внимательно всмотрелся в завещание. Глаза у него сузились.
  — Боже мой, вы правы.
  — Вне всякого сомнения, — подтвердил Деггет.
  Мейсон резко повернулся к нему:
  — Вы готовы подтвердить это в суде?
  — Господи, нет, конечно! Впрочем, я для этого не нужен. Это очевидная подделка.
  Мейсон посмотрел на него.
  — Действительно, — сказал он. — Теперь я и сам вижу.
  Деггет без слов подошел к двери и быстро вышел из комнаты. Мейсон повернулся к Еве Белтер:
  — Я сказал, чтобы вы пришли сюда для выяснения некоторых подробностей. Но я не говорил вам, что вы можете здесь гостить. Вы отдаете себе отчет в том, как это будет выглядеть, если кто-нибудь застанет нас вдвоем в такое время в отеле?
  — Бывают обстоятельства, когда приходится рисковать, — пожала она плечами. — Я хотела, чтобы вы поговорили с мистером Деггетом.
  — Как вы его пригласили?
  — Позвонила ему и попросила прийти. Дело важное. Хорошеньких вещей вы мне наговорили…
  Она снова пьяно захихикала.
  — Кажется, вы хорошо знаете друг друга?
  — Что вы хотите этим сказать?
  Он стоял и смотрел на нее.
  — Вы хорошо знаете. Вы обращались к нему по имени.
  — Конечно, ведь его зовут Чарли. Он такой же мой приятель, как и Джорджа.
  — Понимаю.
  Он подошел к телефону и позвонил в свой офис.
  — Говорит Джонсон, — сказал он. — Господин Мейсон вернулся?
  — Еще нет, — ответила Делла Стрит. — И боюсь, что он будет очень занят, когда вернется, мистер Джонсон. Что-то случилось прошлой ночью. Я не знаю точно что, но дело касается убийства, а мистер Мейсон является представителем одного из главных свидетелей. Все время приходят репортеры, а один журналист сидит в секретариате и не хочет уходить. Кажется, что он из полиции. Так что я боюсь, что если вы рассчитывали поймать сегодня мистера Мейсона здесь, то вас ждет горькое разочарование.
  — Это плохо. Я должен продиктовать некоторые документы. Я хотел бы, чтобы мистер Мейсон прочитал их и пронумеровал. Может быть, вы порекомендуете мне машинистку, которая умеет писать под диктовку?
  — А что бы вы сказали обо мне?
  — А вы можете выйти, если вас так осаждают?
  — Предоставьте это мне.
  — Тогда я вас жду в отеле «Рипли», — сообщил Мейсон.
  — Я скоро приеду, — сказала она и положила трубку.
  Мейсон мрачно посмотрел на Еву Белтер:
  — Раз уж вы пошли на риск и остались, то посидите еще немного.
  — Что вы намереваетесь сделать?
  — Я намереваюсь подать прошение о назначении управляющего наследством Джорджа Белтера. Это заставит Карла Гриффина и его адвоката открыть карты и выступить с прошением о признании завещания. Тогда мы поставим под вопрос идентичность завещания и подадим второе прошение о назначении вас чрезвычайным распорядителем.
  — Что все это означает?
  — Это означает, что вы возьмете руль в свои руки и, надеюсь, не выпустите его.
  — Много мне это даст. Судя по завещанию, я осталась без наследства. Мы должны доказать вначале, что завещание фальшивое. Я не получу ни цента до тех пор, пока не состоится суд и не будет вынесен приговор, так?
  — Я имел в виду временное управление имуществом, — сказал Мейсон. — Между прочим, и «Пикантными известиями» тоже.
  — Понимаю.
  — Мы приготовим сразу все необходимые бумаги, — продолжал адвокат. — А моя секретарша в соответствующее время подаст их в суд. Вы должны вернуть завещание. Полиция, вероятно, сторожит кабинет наверху, и вы не сможете положить его там, откуда взяли. Вы подбросите его где-нибудь в доме.
  Она снова захихикала:
  — С этим проблем не будет.
  — Вы пошли на безумный риск. Зачем вы вообще трогали это завещание? Это выше моего понимания. Если эту бумагу найдут у вас, то дело может принять очень скверный оборот.
  — Пусть у вас не болит голова об этом. Я не дам себя поймать. А вы никогда не идете на риск?
  — Боже мой! Я пошел на самый большой риск в своей жизни, когда взял ваше дело. Приближаться к вам все равно что жонглировать динамитом.
  Она соблазнительно улыбнулась ему:
  — Вы так считаете? Я знаю мужчин, которые любят таких женщин.
  Он мрачно посмотрел на нее и сказал:
  — Вы совсем опьянели. Дайте сюда бутылку.
  — Ну, ну, вы начинаете вести себя, как мой муж.
  Мейсон подошел к столику, взял бутылку, закрыл ее пробкой и сунул в ящик комода. Ящик закрыл на ключ, а ключ спрятал в карман.
  — Разве так хорошо? — спросила она.
  — Да, — ответил адвокат, — так будет гораздо лучше.
  Зазвонил телефон. Мейсон взял трубку. Портье сообщил, что только что посыльный доставил для него письмо. Мейсон велел принести его наверх. Он ждал у дверей и открыл их, как только раздался стук. Дал чаевые слуге и взял конверт. Это был отчет детектива, который следил прошлым вечером за Фрэнком Локком.
  — Что это? — спросила Ева Белтер.
  Мейсон не счел нужным отвечать, подошел к окну и, открыв конверт, стал читать. Отчет был сложным. Локк зашел в нелегальный кабачок, где провел приблизительно полчаса, зашел к парикмахеру, побрился и принял массаж, после чего отправился в номер девятьсот сорок шесть отеля «Уалрайт». Через пять или десять минут он вышел на ужин с проживающей в этом номере Эстер Линтен. Они ели и танцевали приблизительно до одиннадцати, после чего вернулись в отель. Заказали имбирное пиво и лед, и Локк оставался в номере до половины второго. Затем вернулся домой.
  Мейсон спрятал отчет в карман и начал барабанить пальцами по подоконнику.
  — Вы действуете мне на нервы, — отозвалась Ева Белтер. — Вы можете мне сказать, что все это значит?
  — Я сказал вам.
  — Что это за бумаги?
  — Профессиональные дела.
  — Какие дела?
  Он рассмеялся:
  — Неужели потому, что я веду ваше дело, я должен исповедоваться перед вами о делах всех своих остальных клиентов?
  — Вы ужасны, — капризно заявила она.
  Он пожал плечами, не переставая барабанить пальцами по подоконнику. Раздался стук в дверь.
  — Пожалуйста, — крикнул Мейсон.
  В открытой двери появилась Делла Стрит. Она замерла, увидев на постели Еву Белтер.
  — Хорошо, что вы пришли, Делла, — приветствовал ее Мейсон. — Я хочу на всякий случай приготовить целый комплект бумаг. У нас должны быть готовы прошения о назначении управляющего наследством, протест против утверждения завещания, прошение о назначении миссис Евы Белтер чрезвычайным распорядителем со всеми полномочиями. Затем будут необходимы подтвержденные выписки решений о назначении чрезвычайного распорядителя для вручения заинтересованным сторонам.
  — Вы хотите сразу же продиктовать их? — холодно спросила Делла.
  — Да. Но я хотел бы также поесть.
  Он подошел к телефону и заказал завтрак в номер. Делла Стрит смотрела на Еву Белтер.
  — Извините, мне понадобиться столик, — сказала Делла.
  Ева Белтер подняла брови, после чего сняла со столика стакан жестом дамы, которая прижимает к себе юбку, чтобы ненароком не прикоснуться к встреченному на улице нищему. Мейсон поднял бутылку имбирного пива, а также ведерко со льдом и вытер столик влажной тряпкой, в которую было завернуто ведерко. Он поставил столик на середину комнаты и придвинул к нему кресло. Делла приготовила блокнот и взяла карандаш.
  Минут двадцать Мейсон быстро диктовал, затем принесли завтрак. Все трое ели с аппетитом, почти в полном молчании. Ева Белтер вела себя как госпожа, которая унизилась до принятия пищи за одним столом с прислугой.
  После завтрака Мейсон велел убрать посуду и вернулся к диктовке. В половине десятого все было сделано.
  — Возвращайтесь в бюро и перепечатайте бумаги как положено, — сказал Мейсон Делле. — Только смотрите, чтобы никто не видел, что вы делаете. Лучше всего закройтесь на ключ. Для прошений можете воспользоваться отпечатанными бланками.
  — Хорошо. Я должна сказать вам пару слов наедине.
  Ева Белтер презрительно фыркнула.
  — Не обращайте внимания, Делла, — сказал Мейсон. — Миссис Белтер уже уходит!
  — О нет! — запротестовала Ева Белтер.
  — Да, вы уйдете, — твердо сказал адвокат. — И притом сейчас же. Вы мне были нужны для получения от вас данных по этим бумагам. Теперь вы пойдете и отнесете завещание, а после полудня явитесь в мой офис подписать прошения. Только держите язык за зубами. Репортеры захотят взять у вас интервью, они поймают вас рано или поздно. Вы воспользуетесь всеми своими прелестями и будете потрясены и сломлены перед фотографами страшным ударом, который свалился на вас. Вы не будете в состоянии дать какое-либо связное интервью, они должны поверить, что вы находитесь в безутешном горе. Как только какой-нибудь фоторепортер направит в вашу сторону аппарат, показывайте колени и начинайте лить слезы. Понимаете?
  — Вы вульгарны, — сказала Ева Белтер ледяным тоном.
  — Может быть, — не стал спорить Мейсон. — Зато я хорошо знаю свое дело. И бросьте свои ужимки, вы же убедились, что на меня они не действуют.
  Она с достоинством надела плащ и шляпу.
  — Каждый раз, когда я начинаю чувствовать к вам симпатию, — сказала она, направляясь к двери, — вам обязательно нужно что-нибудь сказать так, чтобы все испортить.
  Мейсон без слов открыл ей дверь, низко поклонился на прощание и снова закрыл дверь. Со вздохом облегчения он повернулся к Делле Стрит.
  — Что случилось, Делла?
  Она сунула руку за вырез платья и достала конверт.
  — Это принес посыльный.
  — Что это?
  — Деньги.
  Он открыл конверт. В нем были стодолларовые дорожные чеки, две книжечки по тысяче долларов каждая. На всех чеках была подпись Гаррисона Бурка. Оставалось только вписать имя получателя. К чекам была приложена записка, поспешно написанная карандашом и подписанная инициалами Г.Б. Мейсон развернул записку и прочитал:
  
  «Я считаю, что лучше будет на некоторое время исчезнуть. Не дайте мне впутаться в это, любой ценой спасайте меня!»
  
  Мейсон отдал чеки Делле Стрит.
  — В последнее время грешно жаловаться на дела, Делла. Смотри только, выбирай места, где будешь их реализовать.
  Она кивнула:
  — Скажи мне, что случилось. Во что она тебя впутала?
  — Пока только в пару хороших гонораров. И заплатит еще, когда дело закончится.
  — Однако она тебя втянула. Втянула тебя в убийство. Я слышала сегодня утром, что говорили репортеры. Она затащила тебя домой до появления полиции и устроила все так, чтобы в случае чего свалить вину на тебя. В какой-то момент она просто скажет, что ты был наверху, когда раздался выстрел. Какая у тебя гарантия, что она этого не сделает?
  Мейсон устало махнул рукой.
  — Я предполагаю, что она это рано или поздно сделает, — сказал он.
  — И ты ей это позволишь?
  Мейсон стал терпеливо объяснять:
  — Клиентов не выбирают, Делла. Их нужно принимать такими, какие они есть. В этой игре обязательно только одно правило: если уж взял дело, то нужно сделать все, чтобы довести его до благоприятного результата.
  Она фыркнула:
  — Это еще не значит, что ты должен позволять сваливать на себя убийство для того, чтобы прикрыть чьего-нибудь любовника.
  — Я вижу, что ты неплохо информирована. С кем ты разговаривала, Делла?
  — С одним репортером. Но я не разговаривала, а только слушала.
  Он усмехнулся:
  — Теперь возвращайся в офис и приготовь бумаги. И не беспокойся обо мне. Мне нужно доделать еще кое-что. Смотри, чтобы за тобой никто не следил, когда ты пойдешь сюда в следующий раз.
  — Первый и последний раз я пробую такие фокусы. Я едва от них избавилась. Они шли за мной по пятам. Я повторила тот же фокус с туалетом, что и твоя подопечная. Это всегда сбивает мужчин с толку, когда женщина уходит в туалет. Один раз они на это попались, но во второй раз не получится.
  — Это уже не имеет значения. Я и так уже довольно давно скрываюсь. Они все равно поймают меня в течение сегодняшнего дня.
  — Ненавижу ее, — вновь взорвалась Делла. — Хоть бы никогда не видеть ее. Она не стоит всех этих денег. Даже если бы мы получили в десять раз больше, и тогда она бы не стоила этого. Предупреждаю тебя, шеф, это очень опасная женщина. Кошечка с бархатными коготками.
  — Спокойно, Делла! Ты еще не видела последнего раунда.
  Делла тряхнула головой:
  — Я видела достаточно, шеф. Бумаги будут готовы к полудню.
  — Договорились. Скажи ей, чтобы она подписала их, следи за тем, чтобы все было в порядке. Может быть, я заскочу за ними и буду вынужден сразу же удирать или позвоню, чтобы ты подбросила мне их куда-нибудь.
  Она улыбнулась ему и вышла, очень элегантная, владеющая собой и безукоризненно честная. И очень обеспокоенная. Мейсон подождал пять минут, после чего, закурив сигарету, также вышел из отеля.
  Глава 13
  Перри Мейсон остановился перед дверью номера девятьсот сорок шесть отеля «Уалрайт» и осторожно постучал. Изнутри не донеслось ни звука. Он подождал минуту и постучал сильнее. За дверью послышался шорох. Заскрипели пружины кровати, после чего послышался женский голос:
  — Кто там?
  — Телеграмма для мисс Эстер Линтен.
  Он услышал звук открываемого замка, и дверь приоткрылась. Мейсон толкнул дверь плечом и вошел внутрь.
  Девушка была в нижнем белье из прозрачного шелка, не скрывающего ни одной подробности ее тела. Глаза у нее были опухшие от сна. На лице остались еще следы макияжа, но из-под косметики проглядывала серая кожа. При свете дня Мейсон обнаружил, что она старше, чем он думал. Но она была еще красива, формами ее тела восхитился бы любой скульптор. Глаза у нее были большие и черные, на губах играла высокомерная улыбка. Она стояла перед ним, нисколько не смущаясь, в ее позе было нечто вызывающее.
  — Это что за вторжение в комнату?
  — Я хочу поговорить с вами.
  — Хорошенькие у вас методы!
  Мейсон кивнул:
  — Возвращайтесь в постель, а то простудитесь.
  — Вы пришли для того, чтобы сообщить мне об этом? — Она подошла к окну, подняла жалюзи и повернулась к нему лицом. — Ну, говорите.
  — Мне очень неприятно, — заявил Мейсон, — но вы вляпались в скверную историю.
  — Да что вы говорите! — отрезала она.
  — По странной случайности, я говорю правду.
  — Кто вы, собственно, такой?
  — Меня зовут Мейсон.
  — Полицейский?
  — Нет, адвокат.
  — А-а!
  — Я представитель миссис Евы Белтер. Это вам что-нибудь говорит?
  — Ага! Чертовски много!
  — Ну, знаете! Зачем же сразу раздражаться? Вы могли хотя бы быть вежливой.
  Она скривилась и фыркнула в его сторону:
  — Терпеть не могу, когда кто-нибудь будит меня в такое время. И терпеть не могу мужчин, которые силой врываются в комнату.
  — Вы знаете, что Фрэнк Локк вовсе не является владельцем «Пикантных известий»? — спросил адвокат.
  — Кто такой Фрэнк Локк и что это за «Пикантные известия»?
  Мейсон рассмеялся:
  — Фрэнк Локк — это тот человек, который выписывает чеки со специального счета «Пикантных известий». Вы их получаете каждые две недели.
  — Так вы один из его людей?
  — Пока обходился как-то без этого, — усмехнулся Мейсон.
  — И что из этого?
  — То, что Локк — только прикрытие. Настоящий владелец газеты некий мистер Белтер. Локк делает только то, что ему приказывает Белтер.
  Она потянулась и зевнула.
  — Какое мне до всего этого дело? У вас есть сигареты?
  Мейсон подал ей сигарету. Она придвинулась к нему, чтобы он дал ей прикурить. Потом подошла к постели, села, подвернув ноги, и обхватила колени руками.
  — Говорите, если хотите. Я все равно не смогу заснуть до тех пор, пока вы отсюда не уберетесь.
  — Вы вообще не сможете сегодня заснуть.
  — Да?
  — Да. Под дверью лежит утренняя газета. Вам не хотелось бы посмотреть ее?
  — А что?
  — В ней описано убийство Джорджа Белтера.
  — Я не люблю читать об убийствах до завтрака.
  — Об этом вы хотели бы прочитать.
  — Все равно вы не отвяжетесь, принесите газету.
  Он отрицательно покачал головой:
  — О нет. Вам придется самой потрудиться. Если я выгляну за дверь, то вполне могу очутиться в коридоре.
  Она встала, затягиваясь сигаретой, не стесняясь неглиже, подошла к двери и протянула руку за газетой. Заголовки кричали большими буквами об убийстве Белтера. Она вернулась в постель, снова села в прежней позе и, покуривая, прочитала всю статью.
  — И что? Я по-прежнему не вижу ничего, что внесло бы что-то новое в мою молодую жизнь. Кого-то уложили в собственном доме. Жаль парня, но, кажется, он получил то, что заслужил.
  — Хм, — сказал Мейсон.
  — Но при чем здесь я? Почему вы мне не даете спать?
  — Если вы немного пошевелите извилинами, то, вероятно, догадаетесь, что к чему, — терпеливо сказал Мейсон. — Лицом, распоряжающимся наследством убитого, является миссис Белтер, а я ее представитель.
  — Ну и что из этого?
  — Вы шантажировали Фрэнка Локка, который растрачивал на вас распорядительские фонды. Этот специальный счет «Пикантных известий» был предназначен для покупки информации, а он с него платил вам.
  — Я здесь ни при чем, — сказала она, бросая газету на пол. — Я ни о чем не знала.
  — А как насчет шантажа? — рассмеялся Мейсон.
  — Я не понимаю, о чем вы говорите.
  — Перестаньте строить из себя дурочку, мисс Линтен, — строго сказал Мейсон. — Вы шантажируете Локка той историей в Джорджии.
  Эти слова произвели на нее впечатление. Она побледнела, в глазах впервые появилось беспокойство. Мейсон продолжал ковать железо, пока оно было горячо.
  — Все это выглядит не слишком пристойно, мисс Линтен. Может быть, вы слышали о таком юридическом термине, как извлечение корысти от сокрытия преступления? В нашем штате это карается. Вы об этом знаете?
  Эстер Линтен посмотрела на него оценивающим взглядом:
  — Вы не полицейский? Вы в самом деле только адвокат?
  — Только адвокат.
  — И чего вы хотите от меня, господин адвокат?
  — Наконец-то вы заговорили осмысленно.
  — Я пока только слушаю, — заметила она.
  — Вы провели вчерашний вечер с Фрэнком Локком.
  — Кто это сказал?
  — Я. Вы вместе поужинали, потом вы вернулись сюда, и он оставался здесь почти до утра.
  — Я свободная, белая совершеннолетняя женщина, а это мой дом. Мне кажется, что я имею право принимать друзей, если мне это нравится.
  — Конечно. Теперь остается только выяснить вопрос: достаточно ли у вас ума, чтобы сообразить, что может пойти на здоровье, а что нет?
  — О чем вы говорите?
  — Что вы делали вчера вечером, после возвращения в отель?
  — Разговаривали о погоде, это же ясно.
  — Прекрасно. Вы выпили пару стаканчиков, сидели, разговаривали, пока глаза не стали слипаться, а потом вы заснули…
  — Кто так сказал?
  — Я. И вы с этого момента будете говорить так же. Вас сморил сон, ничего больше вы не помните.
  В ее глазах появилась задумчивость.
  — К чему вы клоните, господин адвокат?
  — Вы были усталой, мисс Линтен, выпили слишком много. — Мейсон говорил тоном учителя, старающегося вбить ученику в голову трудный урок. — Залезли в постель и заснули где-то около одиннадцати. Вы не помните, что было потом. И не знаете, когда мистер Локк вышел.
  — Что мне будет, если я скажу, что заснула?
  Тон Мейсона стал небрежным:
  — Может быть, миссис Белтер была бы склонна забыть об этих растраченных деньгах, если бы оказалось, что вы заснули, как я говорил.
  — К сожалению, я не заснула.
  — Подумай над этим лучше.
  Она посмотрела на него своими большими, изучающими глазами, но не ответила. Мейсон подошел к телефону, набрал номер «Детективного агентства Дрейка».
  — Знаешь, кто говорит, Пол? Есть что-нибудь новенькое?
  — Да, есть сообщение об Эстер Линтен.
  — Даже так? — Мейсон посмотрел на молодую женщину на кровати. — Я слушаю.
  — Она победила на конкурсе красоты в Саванне. Была тогда несовершеннолетней, жила вместе с другой такой же девушкой. Некий тип соблазнил по очереди обеих, но у второй должен был быть ребенок, и он убил ее. Пробовал скрыть преступление, но не получилось. Был арестован и предстал перед судом. Эстер Линтен изменила показания в последнюю минуту и буквально вытащила убийцу из петли. Он скрылся прежде, чем дело довели до второй инстанции, и до сих пор его не нашли. Его звали Сесин Даусон. Я потребовал его описания, отпечатки пальцев, вообще все данные, что только можно. Это может быть тот, кто тебя интересует.
  — Хорошая работа, Пол, — сказал Мейсон. — И очень своевременная. Действуй в том же духе, я еще позвоню.
  Он положил трубку и снова повернулся к молодой женщине.
  — Так как, вы решили? — спросил он. — Да или нет?
  — Нет. Я уже сказала, и я не меняю так легко мнения.
  Он не сводил с нее глаз.
  — Знаете что, — начал он медленно, — самое смешное, что эта история очень давняя. Она тянется с того самого времени, когда вы вдруг изменили показания и позволили Даусону удрать из-под виселицы. Когда он снова предстанет перед судом, глупо будет выглядеть то, что вы с ним дружите до сих пор и берете у него деньги. Я совсем не удивлюсь, если против вас возбудят дело о даче фальшивой присяги.
  Ее лицо стало серым. Большие черные глаза широко раскрылись, грудь ходила ходуном.
  — Боже мой, — простонала она.
  — Ну, так что? Вы заснули вчера вечером?
  — Это решит дело? — спросила она, не сводя с адвоката глаз.
  — Не знаю. Решит в том, что касается меня. Но я не могу гарантировать того, что кто-нибудь не вытащит этого дела в Джорджии.
  — Хорошо. Я заснула.
  Мейсон поднялся и направился к двери.
  — Только помните, — предупредил он. — Никто об этом не знает, за исключением меня. Но если вы скажете Локку о том, что я здесь был, то уж я постараюсь, чтобы вы получили все, что заработали.
  — Не будьте смешным. Я умею проигрывать.
  Он вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Внизу он сел в машину и поехал в ломбард Сола Стейнбурга.
  Стейнбург был полный мужчина, в маленькой старомодной шапочке, с искрящимися юмором глазами и толстыми губами, постоянно растянутыми в улыбке. Он аж засиял при виде Мейсона.
  — Ну-ну, давненько я тебя не видел, Перри.
  — Да, Сол, все дела, — Мейсон пожал ему руку. — У меня неприятности.
  Владелец ломбарда покивал головой, потер руки.
  — Когда у кого-то неприятности, то он приходит к Солу Стейнбургу. Что у тебя стряслось, дружище?
  — Я хочу, чтобы ты сделал кое-что для меня.
  — Я для тебя все сделаю, ты же знаешь! Конечно, дело есть дело. Если это дело, то ты должен подойти к этому как к делу, и мы поторгуемся. А если это не дело, то ты знаешь, что я для тебя все сделаю.
  — Это для тебя будет неплохой бизнес, Сол. Ты заработаешь пятьдесят долларов, ничего не вкладывая.
  — Такой бизнес я люблю, — рассмеялся толстяк. — Когда я не должен ничего вкладывать, а в кармане уже имею пятьдесят долларов, то такой бизнес я понимаю, это супербизнес. Что я должен сделать?
  — Покажи мне реестр проданного оружия, — потребовал Мейсон.
  Торговец достал из-под прилавка очень замусоленную книгу, в которой записывал тип и номер проданного оружия, а также имя покупателя. Мейсон переворачивал листы, пока не наткнулся на «кольт» восьмого калибра.
  — Этот, — сказал он.
  Стейнбург наклонился над книгой и посмотрел на запись.
  — Что с этим должно быть?
  — Я заскочу сюда с одним человеком, может быть, еще сегодня, а может быть, завтра. Как только ты его увидишь, то сразу же начнешь энергично кивать головой и говорить: «Это он, тот самый». Тогда я спрошу, уверен ли ты, что это тот человек, а ты будешь с каждой минутой все увереннее. Он будет возражать, и чем больше он будет возражать, тем настойчивее ты будешь стоять на своем.
  — Это опасная игра, — заметил Стейнбург.
  — Была бы опасной, если бы ты давал показания в суде, — заявил Мейсон. — Но ты не будешь давать показания под присягой. Ты не должен говорить этого никому, кроме этого человека. Ты только сделаешь вид, что узнал его, после чего выйдешь в комнату за магазином и оставишь меня с реестром оружия. Понимаешь?
  — Понимаю, почему не понять? Одного только не понимаю.
  — Чего?
  — Откуда эти пятьдесят долларов?
  — Отсюда, Сол, отсюда. — Мейсон стукнул себя по заднему карману брюк. Он достал пачку денег, отсчитал пятьдесят долларов и подал владельцу ломбарда.
  — Так, значит, каждый, с кем ты придешь? — спросил Стейнбург.
  — Каждый, с кем приду, — подтвердил Мейсон. — Если не будет того, кто мне нужен, то я не приду вообще. Может быть, мне нужно будет приукрасить эту историю, тогда ты уж постарайся, сам все сообразишь. Договорились?
  Владелец ломбарда ласково складывал деньги.
  — Дружище, я скажу то, что ты захочешь. Скажу во весь голос, ты же меня знаешь.
  — Отлично. Не позволь сбить себя с толку и запутаться.
  Сол Стейнбург покачал головой в энергичном протесте, так, что у него шапочка сползла набок.
  Перри Мейсон вышел, насвистывая популярный мотивчик.
  Глава 14
  Фрэнк Локк сидел в своей редакционной комнате и с интересом разглядывал Мейсона.
  — Мне казалось, что вас ищут, — сказал редактор «Пикантных известий».
  — Кто меня ищет? — беззаботно спросил Мейсон.
  — Репортеры, полицейские… в общем, разные люди.
  — Я всех видел.
  — Сегодня?
  — Нет, вчера вечером. А что?
  — Нет, ничего. Только вчера вас искали по иным причинам, нежели сегодня. Что вы от меня хотите?
  — Я зашел сказать, что Ева Белтер подала прошение о назначении ее администратором имущества своего мужа.
  — А мне-то до этого какое дело? — спросил Локк.
  — Только то, что с этой минуты здесь распоряжается миссис Белтер. Теперь вы будете получать распоряжения от нее, а так как я являюсь ее представителем, то и от меня. Одна из первых вещей, которые вы сделаете, так это выбросите в корзину статью о Бичвунд Инн.
  — Да-а? — саркастично сказал Локк.
  — Да, — повторил Мейсон.
  — Однако вы оптимист, мистер Мейсон.
  — Может быть, оптимист, а может быть, и нет. Достаточно вам взять трубку и позвонить миссис Белтер.
  — Мне не нужно звонить ни миссис Белтер, ни кому-нибудь другому. Здесь все решаю я.
  — Значит, так?
  — Вот так! — буркнул Локк.
  — Мы будем вынуждены поговорить еще раз, — заявил Мейсон. — Мы пойдем туда, где нас не будут слышать слишком много ушей.
  — Вам пришлось бы на этот раз приготовить лучшую речь, чем в последний раз. Иначе я не намерен никуда с вами идти.
  — Мы немного прогуляемся, Локк, и попытаемся прийти к соглашению.
  — А мы не можем поговорить здесь?
  — Вы знаете мое мнение об этом заведении. Я чувствую себя здесь не лучшим образом, а когда так себя чувствую, то и говорю не лучшим образом.
  Локк размышлял какое-то время и наконец сказал:
  — Пусть будет по-вашему, но даю вам самое большее четверть часа. На этот раз вам придется говорить коротко и по существу.
  — Это будет нетрудно, — заверил Мейсон.
  — Я всегда готов попробовать, — ответил Локк.
  Он взял шляпу и вышел с Мейсоном на улицу.
  — Может быть, мы сядем в такси и поедем туда, где сможем спокойно поговорить? — предложил Локк.
  — Повернем за угол. Я хочу быть уверенным в том, что такси не подсунуто.
  — Бросьте эту детскую игру, Мейсон, — скривился Локк. — Ведите себя как взрослый человек. В редакции у меня есть микрофон, не спорю, но вы ведь не воображаете себе, что я держу людей снаружи, чтобы иметь свидетелей того, что вы мне скажете. Если бы вы в прошлый раз влезли на крышу небоскреба и кричали во все горло, это все равно ничего не изменило бы.
  — У меня свой способ устраивать дела, — сухо ответил Мейсон.
  — Мне это вовсе не нравится.
  — Не вам одному.
  Локк остановился на тротуаре:
  — Вам это ничего не даст, Мейсон. Я могу с таким же успехом вернуться в редакцию.
  — Впоследствии вы пожалели бы об этом, — предупредил Мейсон.
  Локк некоторое время колебался, потом пожал плечами:
  — Ладно, идемте. Раз уж я вышел с вами, то доведу дело до конца.
  Мейсон вел его в направлении ломбарда Соло Стейнбурга.
  — Войдем сюда.
  Локк тотчас же бросил на него подозрительный взгляд:
  — Я не буду здесь разговаривать.
  — Вы не обязаны разговаривать. Мы войдем на минутку. Вы сможете сразу же выйти, как только пожелаете.
  — Что вы еще придумали?
  — Ох, идите же, — сказал Мейсон с нетерпением. — Какой вы, однако, подозрительный! А упрекали меня!
  Локк вошел в магазин, осторожно осматриваясь во все стороны. Из подсобной комнаты вышел Сол Стейнбург, с лицом, расплывшимся в улыбке. Он посмотрел на Мейсона.
  — Ну-ну, — сказал Сол. — Это вы вернулись? Чего вы еще хотите?
  В этот момент его глаза задержались на Фрэнке Локке. На лице Стейнбурга отразилась целая гамма чувств. Улыбка уступила место выражению удивления, узнавания и, наконец, внезапной решительности. Стейнбург поднял дрожащий палец и направил его на Локка.
  — Это тот человек.
  — Спокойно, мистер, — сказал Мейсон Солу. — Вы должны быть абсолютно уверены.
  В голосе Мейсона было предупреждение. Владелец ломбарда вдруг стал красноречивым.
  — Разве я не абсолютно уверен? Разве я уже не могу узнать человека? Вы меня спрашивали, узнáю ли я его, я сказал вам, что узнáю. Теперь я его вижу и говорю вам: это он. Это он. Тот самый человек. Я узнаю его нос и цвет глаз.
  Локк отступил в сторону двери. Губы у него скривились от бешенства.
  — Во что вы хотите меня впутать? — рявкнул он. — Что это за сговор? Это вам ничего не даст. Я этого так не оставлю.
  — Что вы дергаетесь? — спросил Мейсон и снова повернулся к владельцу ломбарда. — Мистер, вы должны иметь абсолютную уверенность. Вы не должны сомневаться, когда окажетесь под огнем вопросов, стоя перед судом.
  Сол сделал руками выразительный жест:
  — Разве я могу иметь бóльшую уверенность? Вы меня поставьте перед судом, приведите дюжину адвокатов, приведите сотню адвокатов, я всегда повторю то же самое.
  — Я в глаза не видел этого человека, — вставил Фрэнк Локк.
  Смех Стейнбурга был шедевром сарказма. На лбу Локка появились капли пота. Он повернулся к Мейсону:
  — Что вам вообще нужно? Что это за номер?
  Мейсон серьезно покачал головой:
  — Это часть моей теории. Все подтверждается.
  — Что подтверждается?
  — Что вы купили этот револьвер, — сказал Мейсон усталым голосом.
  — Вы взбесились, что ли? — заорал Локк. — Я никогда в жизни не покупал ни одного револьвера. Я никогда здесь не был. Я в глаза не видел этого человека. Я вообще никогда не ношу револьвера.
  Мейсон повернулся к Стейнбургу:
  — Дайте мне, пожалуйста, реестр проданного оружия. И оставьте нас одних. Мы хотим поговорить.
  Стейнбург дал ему реестр и покинул зал магазина. Мейсон нашел нужную страницу. Как бы нечаянно заслоняя ладонью номер оружия, он прочитал: «Револьвер «кольт», калибр восемь». Затем повел пальцем в сторону фамилии в последней рубрике.
  — Вы будете, наверное, отрицать то, что это писали вы?
  Казалось, что Локк хочет одновременно держаться как можно дальше от реестра и одновременно его тянет к нему неодолимое любопытство. Он наклонился вперед:
  — Конечно, это писал не я. Ноги моей здесь никогда не было, я в глаза не видел этого продавца. И не покупал никакого револьвера. Это не моя подпись.
  — Я знаю, что это не ваша подпись, — терпеливо ответил Мейсон. — Но будете ли вы утверждать также, что это писали не вы? Только будьте внимательны к тому, что вы говорите. Это может иметь большое значение.
  — Конечно, не писал. Что вас, черт возьми, укусило?
  — Полиция еще не знает, что из этого револьвера был убит Джордж Белтер.
  Локк покачнулся, как будто получил удар, его глаза цвета какао расширились от ужаса, пот бисеринками блестел на лбу.
  — Вы хотите впутать меня в мокрое дело?
  — Минуточку, Локк. Вы напрасно горячитесь. Я мог обратиться с этим в полицию, но я не сделал этого. Я хочу устроить это по-своему. Хочу дать вам шанс.
  — Нужен еще кто-нибудь, кроме вас и этого ростовщика, чтобы впутать меня в такую историю, — вспенился Локк. — И только тогда я смогу сделать какие-либо выводы.
  Голос Мейсона был по-прежнему спокойным и терпеливым:
  — Пойдемте отсюда, поговорим. Здесь нам больше делать нечего.
  — Вы все это подстроили, вы втянули меня в западню. Так мне и надо, я не должен был с вами никуда ходить. Можете убираться ко всем чертям.
  — Я привел вас сюда для того, чтобы продавец мог вас хорошенько рассмотреть. Он сказал, что узнает вас, если еще раз увидит. Я должен был удостовериться.
  Локк отступал задом к двери:
  — Нечего сказать, здорово вы придумали, господин адвокат. Если бы вы пошли с этим в полицию, то меня поставили бы в ряду других мужчин, и мы посмотрели бы, как бы этот жид меня узнал. Но вы этого не сделали, вы предпочли затащить меня сюда. Откуда я могу знать, может быть, вы просто дали ему на лапу, чтобы он отколол этот номер?
  — Если вы хотите пойти в полицию и встать в шеренгу, — засмеялся Мейсон, — то я ничего не имею против этого. Я думаю, что этот человек узнает вас и там.
  — Конечно, узнает, после того, как вы показали на меня пальцем.
  — Этот разговор ничего не изменит, — сказал Мейсон. — Идем отсюда.
  Он взял Локка под руку и вывел из магазина. На улице Локк повернулся к нему с бешенством.
  — Я не скажу вам больше ни слова. Я возвращаюсь в редакцию, а вы можете убираться ко всем чертям.
  — Это было бы неразумно, Локк, — ответил Мейсон, не выпуская его руки. — Видите ли, я могу указать мотив преступления и удобный случай для его выполнения.
  — Да? — иронизировал Локк. — Интересно, что же это за мотив?
  — Вы растратили деньги из специального распорядительного фонда и боялись разоблачения. Вы не хотели, чтобы вас разоблачил Белтер, который знал о том убийстве в Саванне. В любую минуту он мог вас снова упрятать за решетку. Вы пошли к нему, поссорились и застрелили его.
  Локк вытаращил глаза. Он остановился и застыл как вкопанный, с бледным лицом и дрожащими губами. Удар в живот не потряс бы его сильнее. Он хотел сказать что-то, но не смог выдавить ни слова.
  — Я хотел быть дружелюбным по отношению к вам, — продолжал Мейсон с выученным равнодушием. — По моему мнению, на этого продавца вполне можно положиться. Но если он случайно заблуждается, то ведь суд вас не приговорит. Вина должна быть доказана вне всякого сомнения. Достаточно будет, если вы возбудите какие-либо обоснованные сомнения, и суд присяжных обязан будет вас оправдать.
  К Локку вернулся наконец дар речи:
  — Какова ваша роль во всем этом?
  Мейсон пожал плечами:
  — Я адвокат Евы Белтер, достаточно?
  Локк пытался иронизировать и дальше, но на этот раз у него плохо получалось:
  — Следовательно, она тоже замешана в этом. Это ее вы выгораживаете, Мейсон?
  — Она моя клиентка. Вы это хотели сказать?
  — Нет, не это!
  — Не знаю, может быть, вам лучше придержать язык, мистер Локк, — в голосе Мейсона зазвучала угроза. — Вы обращаете на себя внимание. Люди оглядываются.
  Локк с трудом овладел собой.
  — Не знаю, к чему вы ведете. Но я вам сорву все планы. У меня есть совершенно железное алиби, если дело идет об убийстве Белтера. Я предъявлю его вам только ради одного удовольствия утереть вам нос.
  — Хорошо, предъявляйте, — пожал плечами Мейсон.
  Локк посмотрел направо, потом налево.
  — Возьмем такси, — предложил он.
  — Делайте, как считаете нужным, — согласился Мейсон.
  Локк подозвал свободное такси, бросил водителю: «Отель «Уалрайт», после чего поудобней устроился на сиденье. Промокнув лоб платком, он закурил дрожащими руками сигарету и повернулся к Мейсону:
  — Послушайте. Вы адвокат, умный человек. Я привезу вас к одной молодой особе. Так вот, я не хотел бы, чтобы ее имя фигурировало где бы то ни было. Я не знаю, на что вы рассчитываете, но я сумею убедить вас, что нет ни одного шанса доказать то, что вы подстроили.
  — Если это подстроено, то вы можете ничего не опасаться. Вы сами отлично знаете, что достаточно возбудить обоснованные сомнения, и ни один суд присяжных не сможет признать вас виновным.
  Локк раздавил сигарету о пол такси.
  — Ради бога, бросьте эти бредни. Мы оба хорошо знаем, в чем дело. Вы хотите насолить мне, чтобы я сломался и капитулировал. Зачем крутить? Вы хотите вмешать меня в паскудную историю, а я не намерен вам этого позволить.
  — Что вы так переживаете, если уверены, что все это подстроено?
  — Потому что опасаюсь некоторых дел, которые при этом могут вылезти.
  — Вы думаете о том убийстве в Саванне?
  Локк выругался, отвернулся от Мейсона и стал внимательно смотреть в окно. Мейсон сидел, удобно устроившись на сиденье, и, казалось, был полностью поглощен созерцанием людей на тротуаре, фронтонов домов и витрин магазинов. В какой-то момент Локк начал было говорить, но раздумал и замолчал.
  Такси остановилось перед отелем «Уалрайт». Локк вышел и жестом руки показал Мейсону на таксиста. Но Мейсон покачал головой:
  — Нет, Локк, на этот раз вы платите, ведь это вы хотели взять такси.
  Локк достал из кармана деньги, швырнул водителю и исчез в дверях отеля. Мейсон двинулся за ним. Локк подошел к лифту и поднялся на десятый этаж. Когда лифт остановился, он вышел, не глядя, идет ли Мейсон за ним, и направился прямо к номеру Эстер Линтен.
  Он постучал в дверь.
  — Это я, Эстер! — крикнул он.
  Девушка открыла. На ней был халат, из-под которого виднелось шелковое розовое белье. При виде Мейсона она сделала большие глаза и отступила, резко запахнувшись в халат.
  — Что это значит, Фрэнк?
  Локк прошел мимо нее.
  — Я потом тебе объясню, дорогая. Я хочу, чтобы ты сказала этому господину, где я был вчера вечером.
  — А в чем дело, Фрэнк?
  В голосе Локка было бешенство:
  — Перестань глупить. Ты хорошо знаешь, в чем дело. Ну, давай, это серьезная история, ты должна сказать всю правду.
  Она смотрела на Локка, хлопая ресницами.
  — Сказать всю правду?
  — Да. Этот человек не из секции по борьбе с проституцией. Он просто-напросто дурак, которому кажется, будто он может впутать меня в какую-то подстроенную историю.
  — Мы были на ужине, — начала она слабым голосом. — А потом вернулись сюда.
  — И что дальше? — настаивал Локк.
  — Потом я разделась, — выдавила она.
  — Говори дальше. Скажи ему все. И говори громче, чтобы он тебя хорошо слышал.
  — Я легла в постель, — медленно продолжала она. — Вечером я выпила пару рюмок…
  — В какое время вы легли? — спросил Мейсон.
  — Где-то около половины одиннадцатого.
  Локк смотрел на него.
  — И что дальше? — спросил адвокат.
  Она тряхнула головой.
  — Я проснулась сегодня утром со страшной головной болью, Фрэнк. Конечно, я знаю, что ты был здесь, когда я заснула. Но я не знаю, во сколько часов ты вышел, и вообще ничего больше. Меня совсем разобрало с двух рюмок.
  Локк отскочил в угол, как будто ожидал нападения со стороны присутствующих.
  — Ты, паршивая…
  — Как вы разговариваете с порядочной женщиной? — вмешался Мейсон.
  — Что вы валяете дурака, Мейсон? — Локк был вне себя. — Это вовсе не порядочная женщина.
  Эстер Линтен смерила его гневным взглядом:
  — Это тебе ничуть не поможет, Фрэнк. Если тебе нужно было алиби, то зачем ты велел мне говорить правду? Если ты хотел, чтобы я лгала, то нужно было заранее предупредить, и я сказала бы все, что ты хотел. Но нет, ты сам просил меня говорить правду.
  Локк снова выругался.
  — Мне кажется, что эта молодая особа как раз переодевалась, — сказал Мейсон. — Не будем задерживать ее дольше. Я спешу, Локк. Вы идете со мной или предпочитаете остаться?
  Голос Локка не обещал ничего хорошего:
  — Я остаюсь.
  — Хорошо, — ответил Мейсон. — Я позволю себе еще только позвонить.
  Он подошел к телефону, снял трубку и сказал телефонистке:
  — Соедините меня с управлением полиции, пожалуйста.
  Локк смотрел на него глазами крысы, пойманной в ловушку. Через минуту Мейсон сказал:
  — Соедините меня с Сиднеем Драммом из следственного отдела.
  — Ради бога, положите быстрее трубку! — испуганно воскликнул Локк.
  Мейсон повернулся к нему с вежливой улыбкой.
  — Положите быстрее трубку! — закричал Локк. — Черт возьми, Мейсон, я у вас в руках. Вы подстроили все так, что мне не вывернуться. Все это примитивно, но я не могу позволить, чтобы вы стали выставлять перед судом дело с мотивом. Этим вы меня доконали. Достаточно будет вам привести доказательства мотива, и суд не будет больше ничего слушать.
  Мейсон повесил трубку и повернулся лицом к Фрэнку Локку:
  — Наконец-то мы начинаем к чему-то подходить.
  — Чего вы хотите?
  — Вы знаете.
  Локк поднял руки в знак капитуляции:
  — Это само собой разумеется. Что еще?
  Мейсон покачал головой:
  — Пока ничего. Я советовал бы вам только помнить, что владельцем газеты является теперь миссис Белтер. Лично я считаю, что было бы неплохо поговорить с ней, прежде чем вы напечатаете что-либо, что могло бы ей не понравиться. Это ведь двухнедельная газета?
  — Да, ближайший номер появится в следующий четверг.
  — Ох, до того времени многое может случиться, — заметил Мейсон.
  Локк не ответил ничего. Мейсон повернулся к девушке:
  — Извините за вторжение.
  — Не за что. Если этот идиот хотел, чтобы я лгала, то почему он этого не сказал? Что ему стукнуло в голову, чтобы приказать мне говорить правду?
  Локк подскочил к ней:
  — Лжешь, Эстер. Ты отлично знаешь, что была в постели в полном сознании.
  Она пожала плечами:
  — Может быть, и была, но ничего не помню. Не первый раз со мной это случается, когда напьюсь. Утром ничего не помню из того, что было вечером.
  — Я советовал бы тебе избавиться от этой привычки, — зловеще сказал Локк. — Когда-нибудь ты сломаешь на этом шею.
  — Мне кажется, — взорвалась она, — что в твоей жизни было уже достаточно подружек, которые свернули себе шею.
  Он стал белым как стена.
  — Заткнись, Эстер! Не понимаешь положения?
  — Сам заткнись. Я не позволю так разговаривать со мной.
  — Успокойтесь, — вмешался Мейсон. — Дело закончено. Идемте, мистер Локк. Будет лучше, если мы выйдем вместе. У меня есть еще парочка дел, о которых нужно с вами поговорить.
  Локк двинулся к двери, остановился, чтобы кинуть на девушку еще один зловещий взгляд, после чего вышел в коридор. Мейсон вышел вслед за ним. Он взял Локка под руку и повел в сторону лифта.
  — Одно я хотел бы вам сказать, — отозвался Локк. — Вся эта история шита такими белыми и толстыми нитками, что это даже не смешно. Вы меня никогда бы на это не взяли, если бы не то старое дело. Я не хочу, чтобы кто-нибудь к этому возвращался. Кажется, у вас об этом немного неправильное представление, потому что это закрытая карта в моей жизни. Так сказать, перевернутая страница.
  — О нет, — ответил с улыбкой Мейсон. — Убийство не имеет срока давности, Локк. Вы хорошо знаете, что вас могут еще раз поставить перед судом.
  Локк вырвал руку. Губы у него дрожали, в глазах был страх.
  — Я легко справился бы с этим в Саванне. Но если это дело выплывет здесь, в связи с другим убийством, то со мной быстро разделаются, вы достаточно опытны, чтобы знать это.
  Мейсон пожал плечами:
  — Кстати, Локк. Мне кажется, что вы растратили деньги Белтера на оплату вот этого развлечения, — сказал он, показывая пальцем на дверь, из которой они вышли.
  — Гадайте дальше. Это дело, по которому вы ничего не сможете сделать. Никто не знал о моей договоренности с Белтером, кроме самого Белтера. Нет ничего на бумаге, все оговаривалось устно.
  — Несмотря на это, будьте осторожны и не забывайте, что миссис Белтер является владельцем газеты. Я советовал бы вам прийти с ней к какому-то соглашению, прежде чем вы начнете снова выплачивать деньги этой особе. В связи с передачей наследства ваши финансы все равно будут проверяться судебным экспертом.
  Локк выругался под нос.
  — Даже так?
  — А вы полагали, что будет иначе? Мы распрощаемся перед отелем, мистер Локк. И не возвращайтесь пересчитывать кости этой девушке. То, что она сказала, не изменило бы особенно дело. Продавец в том магазине может ошибаться с опознанием, но достаточно нам шепнуть словечко полиции в Джорджии, и вы снова окажетесь за решеткой. Может быть, вы из этого выкарабкаетесь, может быть, нет, но здесь вы так или иначе погорите.
  — Вы ведете какую-то дьявольски сложную игру, — сказал Локк с любопытством. — Хотел бы я знать, что это такое.
  — Вам это только кажется, мистер Локк, — ответил Мейсон невинным тоном. — Я занимаюсь делами миссис Белтер и в связи с этим немного разузнаю здесь и там. Я нанял детектива, который узнал для меня номер этого револьвера. Кажется, я опередил полицию, потому что они делают это обычным порядком. Такая вот маленькая партизанская война.
  — Оставьте это для кого-нибудь другого, — усмехнулся Локк. — Меня вы не обманете, прикидываясь наивным.
  — Ну что ж, мне жаль, — пожал плечами Мейсон. — Может быть, я еще захочу увидеться с вами, Локк. На вашем месте я бы вел себя тише воды, ниже травы. Как относительно дел миссис Белтер и моих, так и в деле с Бичвунд Инн и Гаррисоном Бурком.
  — Господи, не нужно повторять элементарные истины тысячи раз, — вздохнул Локк. — До конца жизни я не пискну об этом ни слова. Я знаю, когда меня победили. Вы намерены вернуться к этому делу в Джорджии?
  — Я не детектив и не полицейский. Я только адвокат, представитель миссис Белтер.
  Лифт остановился внизу. Выйдя из отеля, Мейсон подозвал такси.
  — Пока все, — сказал он. — Мы еще увидимся.
  Такси двинулось с места. Локк остался стоять в проеме дверей. Лицо у него было белым, губы застыли в кривой ухмылке.
  Глава 15
  Перри Мейсон сидел в номере отеля. Под глазами у него были синие разводы, лицо стало серым от усталости. Только глаза оставались по-прежнему живыми и яркими.
  Сквозь окна в комнату заглядывало утреннее солнце. Кровать была устлана газетами, рассказывающими о развитии дела Белтера, которое было слишком богато загадочными деталями, чтобы репортеры не увидели в нем сенсацию. В «Экзамайнер» большой заголовок кричал: «Убийство и любовь!» Подзаголовки уточняли дело несколько меньшими буквами: «Племянник жертвы обручен с дочерью экономки», «Полиция раскрывает секреты Джорджа Белтера», «Спор о наследстве Белтера», «Оставленная без наследства вдова ставит под вопрос правильность завещания», «Исчезновение вероятного владельца револьвера», «Случайное замечание вдовы служит сигналом для поиска адвоката». Статьи под этими обещающими названиями занимали всю первую страницу газеты. На второй была фотография Евы Белтер, которая сидела, положив ногу на ногу и прижав платок к глазам. «Вдова плачет во время допроса», — гласила подпись, после которой следовал слезливый комментарий известной сентиментальной фельетонистки.
  Чтение утренней прессы позволило Мейсону разобраться в ситуации. Он узнал, что револьвер принадлежал некоему Питу Митчеллу, который, несмотря на то что имел железное алиби, таинственно исчез вскоре после убийства. Полиция высказала предположение, что Митчелл пытается таким образом скрыть лицо, которому он дал револьвер. Газеты не называли больше никаких имен, но для адвоката было ясно, что вскоре полиция нападет на след Гаррисона Бурка. С большим интересом Мейсон прочитал о случайной обмолвке Евы Белтер, которая направила внимание полиции на ее адвоката. Адвокат этот также исчез из своей канцелярии при невыясненных обстоятельствах. Полиция гордо заявляла, что загадка будет раскрыта в течение ближайших двадцати четырех часов, и личность, сделавшая смертельный выстрел, окажется за решеткой.
  Кто-то постучал в дверь. Перри Мейсон отложил газету, наклонил голову и прислушался. Стук повторился. Адвокат пожал плечами, встал и открыл.
  На пороге стояла Делла Стрит. Она проскользнула в комнату и закрыла за собой дверь.
  — Ты ведь не хотела больше рисковать, — сказал Мейсон.
  Она повернулась и посмотрела на него. Лицо у нее было похудевшим, глаза слегка покраснели.
  — Не беспокойся, все в порядке, шеф. Мне удалось от них избавиться — наверное, целый час мы играли в кошки-мышки.
  — С ними никогда не известно, Делла, оторвалась ты от слежки или нет. Полицейские не такие уж глупые, как их изображают в некоторых романах. Иногда они специально теряют тебя, чтобы потом догнать и посмотреть, куда ты идешь.
  — Со мной такие штуки не пройдут, — сказала она несколько обиженно. — Говорю тебе, что они не знают, где я.
  — Прекрасно, что ты пришла, Делла. Я как раз ломал себе голову над тем, кто будет стенографировать.
  — Что стенографировать?
  — Я ожидаю кое-кого.
  Она сделала презрительный жест рукой в сторону газет на кровати:
  — Я предупреждала тебя, что она устроит тебе веселую жизнь, шеф. Она пришла вчера подписать эти бумаги. В бюро было полно репортеров, которые стали тянуть ее за язык. Потом ее забрали в полицию. И вот видишь, что она натворила.
  Мейсон кивнул:
  — Не переживай, Делла. Ничего страшного не произошло.
  — Не переживать? Ты не понимаешь, что она наделала? Она сказала, что слышала твой голос, что это ты был у Белтера, когда раздался выстрел. А потом с ней был приступ истерики, она стала падать в обмороки и так далее.
  — Неважно, Делла, — успокаивал он. — Я знал, что так будет.
  Делла сделала большие глаза:
  — Ты знал? Мне казалось, что это я знала.
  Он покивал головой:
  — Конечно, Делла, ты знала. Я тоже знал.
  — Коварная интриганка! — взорвалась она.
  Мейсон пожал плечами и подошел к телефону. Он назвал телефонистке номер «Детективного агентства Дрейка».
  — Слушай, Пол, — сказал он, услышав его голос. — Убедись в том, что за тобой никто не следит, и приезжай в отель «Рипли», номер пятьсот восемнадцать. Принеси с собой несколько стенографических блокнотов и карандашей, хорошо?
  — Сейчас? — спросил детектив.
  — Сейчас. Уже без четверти девять. В девять часов ты должен быть здесь.
  Он положил трубку. Делла была заинтригована.
  — А что произойдет в девять часов, шеф?
  — Я ожидаю Еву Белтер, — коротко ответил он.
  — Я не хочу быть здесь, когда придет эта стерва, — запальчиво бросила Делла. — Я не отвечаю за себя. Она обманывает тебя с самого начала. Я могу не сдержаться и убить ее. Эта тварь…
  Он положил руку ей на плечо:
  — Сядь и успокойся, Делла. Я сам как-нибудь с ней справлюсь.
  За дверью послышался шелест, ручка пошевелилась, и на пороге появилась Ева Белтер. Смерив Деллу взглядом, она презрительно произнесла:
  — А, так и вы здесь, мисс Стрит…
  — Мне кажется, что вы им кое-что сказали, — заметил Мейсон, показывая на груду газет на кровати.
  Полностью игнорируя присутствие другой женщины, Ева Белтер подошла к адвокату, положила ему руки на плечи и заглянула глубоко в глаза.
  — Еще никогда я не чувствовала себя так паскудно, Перри. Я сама не знаю, как это у меня вырвалось. Меня привезли в полицию и стали засыпать вопросами. Кричали на меня. Я никогда не слышала ничего подобного. Мне и в голову не приходило, что все это так мерзко выглядит. Я пыталась тебя защищать, но мне это не удалось. У меня само собой вырвалось, а как только я сказала неосмотрительное слово, они насели на меня всем скопом. Грозили, что обвинят меня в соучастии в убийстве.
  — Что вы им сказали?
  Она еще раз посмотрела ему в глаза, потом подошла к постели, села и, достав из сумочки платок, залилась слезами. Делла сделала к ней два быстрых шага, но Мейсон поймал ее за руку и отодвинул.
  — Я сам разберусь, — решительно сказал он.
  Ева Белтер не переставала хлюпать в платочек.
  — Что вы им сказали? — повторил Мейсон.
  Она молча покачала головой.
  — Прекратите слезы, мисс Белтер. Сейчас нет времени на представления. Дело серьезное. Я хочу знать, что вы им сказали.
  — С-сказала, ч-что слышала в-ваш голос.
  — Вы сказали им, что слышали мой голос? Или голос, похожий на мой?
  — Я с-сказала им все. С-сказала, ч-что это был ваш голос.
  Теперь тон адвоката стал более резким:
  — Вы хорошо знаете, что это был не мой голос.
  — Я не хотела им г-говорить, — сквозь слезы сказала она, — но это был в-ваш голос.
  — Хорошо, пусть пока будет так, — отрезал Мейсон.
  Делла начала что-то говорить, но замолчала под его острым взглядом. В комнате воцарилась тишина, прерываемая только отдаленным шумом, доносящимся с улицы, и всхлипыванием на постели. Через пару минут открылась дверь и вошел Пол Дрейк.
  — Привет, красотка, — весело сказал он. — Быстро я, верно? Но мне повезло. Никто как-то не проявлял ко мне ни малейшего интереса.
  — Ты не заметил ничего подозрительного внизу? — спросил Мейсон. — Я не совсем уверен, не шли ли они за Деллой.
  — Ничего не заметил.
  Мейсон показал рукой на женщину, сидящую на постели.
  — Миссис Ева Белтер, — представил он.
  Дрейк посмотрел на ее ноги и оскалил зубы в ухмылке.
  — Знаю по фотографиям в газетах.
  Ева Белтер отняла платок от лица, посмотрела на детектива и улыбнулась.
  — Даже слезы у вас фальшивые, — фыркнула Делла.
  Ева Белтер посмотрела на нее, и в ее голубых глазах блеснула внезапная злость. Мейсон резко повернулся к Делле:
  — Слушай, Делла, здесь я командую. — Он снова обратился к детективу: — Ты принес блокноты и карандаши, Пол?
  Дрейк кивнул. Мейсон взял канцелярские принадлежности и передал их Делле.
  — Можешь стенографировать, Делла? — спросил он.
  — Попробую, — ответила она сдавленным голосом.
  — Что ж, только не пропусти ничего из того, что она будет говорить, — предупредил он, показав пальцем на Еву Белтер.
  Ева Белтер обвела взглядом присутствующих:
  — Что это значит? Что вы хотите от меня?
  — Я хочу выяснить некоторые подробности.
  — Я нужен тебе при этом? — спросил Дрейк.
  — Конечно, я должен иметь свидетеля.
  — Это действует мне на нервы, — заявила Ева Белтер. — Полицейские вчера делали то же самое. Привезли меня в прокуратуру, посадили людей с блокнотами и карандашами. Я не люблю, когда кто-то записывает то, что я говорю.
  — Неудивительно, — усмехнулся Мейсон. — Они спрашивали вас о револьвере?
  Ева Белтер распахнула свои невинные голубые глаза. Невинный взгляд придавал ей беспомощный девический вид.
  — Что вы имеете в виду?
  — Вы хорошо знаете. Они спрашивали, каким образом этот револьвер попал в ваши руки?
  — Каким образом он попал в мои руки?
  — Да. Вам его дал Гаррисон Бурк. Поэтому вы и звонили ему. Вы хотели предупредить его, что ваш муж был убит из этого револьвера.
  Карандаш Деллы быстро скользил по бумаге.
  — Я не знаю, о чем вы говорите, — с достоинством ответила Ева Белтер.
  — Еще как знаете! Вы звонили, чтобы предупредить Бурка, что кто-то стрелял из его револьвера. Он получил револьвер от своего приятеля, некоего мистера Митчелла. Бурк сел в машину, заехал за этим приятелем, и оба куда-то исчезли.
  — Что вы! — воскликнула она. — Никогда ничего подобного я не слышала.
  — Послушайте, миссис Белтер, запирательство ни к чему не приведет. Я виделся с Гаррисоном Бурком, у меня есть его показания. Письменные.
  Она застыла.
  — У вас есть его письменные показания? Мне казалось, что вы являетесь моим адвокатом.
  — Одно другому не мешает. Разве я не могу быть вашим адвокатом и одновременно иметь показания Бурка?
  — Можете. Но это ложь, что он дал мне револьвер. Я его в глаза не видела.
  — Это упрощает дело, — заметил Мейсон.
  — Что?
  — Вы увидите. Пока вернемся к делу. Объясним вначале друг другу несколько мелочей. Когда вы поднялись со мной наверх, ваша сумка была в столе мужа, вы помните?
  — О чем вы говорите? — спросила она тихим, осторожным голосом.
  — О том, что, когда мы поднялись наверх, вы достали свою сумку из письменного стола.
  — Да, припоминаю. Я положила ее туда вечером.
  — Прекрасно. А так, между нами, кто, по-вашему, был наверху, когда раздался выстрел?
  — Вы, — ответила она прямо.
  — Отлично, — сказал Мейсон без энтузиазма. — Теперь послушайте: ваш муж купался до того, как был убит?
  Впервые на ее лице появилось беспокойство.
  — Этого я не знаю. Это вы там были, а не я.
  — Вы знаете. Он вышел из ванной и набросил лишь халат, даже не вытерся.
  — Да-а? — спросила она машинально.
  — Впрочем, вы хорошо знаете, что на это есть доказательства. А теперь, как вы думаете, откуда я там взялся, если он купался?
  — Наверное, вас впустил лакей.
  — Лакей тоже так утверждает? — усмехнулся Мейсон.
  — Откуда я могу знать. Я знаю только, что слышала ваш голос.
  — Вы выходили с Гаррисоном Бурком, — медленно сказал Мейсон. — Вы не брали этой сумки к вечернему платью, правда?
  — Конечно нет, — ответила она и прикусила язык.
  Мейсон показал зубы в улыбке:
  — Тогда каким образом она оказалась в столе мужа?
  — Не знаю.
  — Вы помните те квитанции, которые я вам дал?
  Она кивнула:
  — Где они?
  — Откуда я знаю, — пожала она плечами. — Я их потеряла.
  — Это окончательно решает дело, — заявил Мейсон.
  — Какое дело?
  — Тот факт, что вы его убили. Вы не хотите сами сказать, что произошло, следовательно, я сам скажу это вам. Вы выходили с Гаррисоном Бурком, потом Бурк проводил вас до дома. Ваш муж услышал, как вы поднимаетесь наверх. Он как раз купался, и все в нем кипело от ярости. Он выскочил из ванной, набросил халат и позвал вас в кабинет. Как только вы вошли, он показал вам квитанции, которые нашел в сумке во время вашего отсутствия. На них стояла моя подпись, а я как раз был в этот день у него с требованием убрать статью из «Пикантных известий». Он сопоставил одно с другим и догадался, от чьего имени я действовал.
  — Ничего подобного я не слышала, — сказала Ева Белтер.
  — Слышали, слышали, — улыбнулся Мейсон. — Вы сразу же поняли, что это конец, и выстрелили. Он упал на пол, а вы выбежали из комнаты, но, несмотря ни на что, не потеряли хладнокровия. Вы бросили револьвер, зная, что он должен привести полицию к Гаррисону Бурку, зато никто не сможет доказать, что он был у вас. Вы хотели впутать в это дело Бурка, надеясь, что он, в свою очередь, вытащит вас. Вы побежали позвонить Бурку о том, что произошло несчастье и что полиция найдет его револьвер. Вы сказали ему, что будет лучше, если он на какое-то время затаится, и что единственный его шанс — это дать мне как можно больше денег на то, чтобы затушевать это дело. Потом вы позвонили мне и заманили к себе домой. Вы сказали, что узнали меня по голосу, — потому что вам нужна была моя помощь. Вы считали, что если вы впутаете в это дело нас обоих, Бурка и меня, то, защищая себя, мы защитим и вас. Вы были убеждены в том, что я как-то смогу это сделать при финансовой помощи Гаррисона Бурка и дополнительной угрозе собственной жизни. Вы делали вид, что не понимаете, в каком положении меня держали, утверждая, что узнали меня по голосу. Если бы вас стали в какой-то момент припирать к стене, то вы могли свалить все на меня и смотреть со стороны, как мы с Гаррисоном Бурком будем драться.
  Она смотрела на него большими глазами на белом как мел лице.
  — Вы не имеете права так со мной разговаривать, — заявила она.
  — Не имею права? У меня есть на это доказательства.
  — Какие доказательства?
  Он хрипло засмеялся:
  — А как вы думаете, что я делал все то время, пока вы были на допросе? Я отыскал Гаррисона Бурка, и мы вдвоем взяли в оборот экономку, миссис Вейт. Она пыталась покрывать вас, но знает, что вы вернулись с Бурком, и слышала, как ваш муж звал вас наверх. Знает также, что он искал вас весь вечер, что обыскал сумку и нашел какие-то бумаги. Когда вы потребовали выписать себе квитанции без фамилии, вы посчитали, что таким образом все будет чисто. Вы забыли только, что на них стоит моя подпись. Зная, с чем я приходил, а затем найдя квитанции с моей подписью в вашей сумке, ваш муж без труда догадался, что это вы были той женщиной из Бичвунд Инн.
  — Вы мой адвокат, — сказала она, задыхаясь. — Вы не можете использовать против меня то, что вы узнали от меня. Вы должны быть лояльным по отношению ко мне.
  Он горько рассмеялся:
  — По-вашему, я должен сидеть и смотреть, ничего не делая, на то, как вы пытаетесь свалить на меня убийство?
  — Этого я не сказала. Я требую только, чтобы вы были лояльны.
  — Вы имеете наглость говорить мне о лояльности?
  Она попробовала другую линию обороны:
  — Все, что вы только что тут рассказали, это одна большая ложь. Вы никогда не сможете ничего доказать.
  Мейсон взял шляпу:
  — Я ничего не могу. Зато вы можете провести полночи, говоря прокурору о том, что было высосано из пальца. Теперь я иду сделать заявление, которое даст полиции совсем неплохое понимание того, что было на самом деле. Может быть, вы не звонили Гаррисону Бурку, чтобы предупредить его и уговорить скрыться? Может быть, то, что ваш муж обнаружил ваш роман с Бурком, не является достаточным мотивом для убийства? По-моему, этого вполне достаточно для обвинительного акта.
  — Но я ведь ничего не выигрываю от его смерти.
  — Это еще одна из ваших комбинаций, — холодно ответил он. — Комбинация, обдуманная так же коварно, как и все остальное, и довольно хитро для создания внешнего вида, но не для его поддержания. Фальшивое завещание было сильным ходом.
  — Что вы хотите этим сказать?
  — То, что вы слышите. Муж либо сам вам сказал, что оставляет вас без наследства, либо вы нашли завещание в сейфе. Во всяком случае, вы знали его содержание и знали, где завещание хранится. Вы искали способ обойти его. Уничтожение ничего бы вам не дало, потому что его видели Карл Гриффин и его адвокат, Артур Этвуд. Впрочем, если бы завещание пропало, то подозрение в первую очередь пало бы на вас. Но вам пришло в голову, что если Гриффин будет претендовать на наследство, а вы потом докажете, что завещание поддельное, то Гриффин окажется в двусмысленном положении. Поэтому вы заранее приготовили фальшивку настолько дубовую, чтобы это бросалось в глаза, но дословно соответствовало бы оригиналу. Вы спрятали ее где-то до поры до времени. Заманив меня домой, вы притворялись испуганной, не хотели подходить к трупу. Но, пользуясь тем, что я был занят осмотром убитого, вы достали оригинальное завещание, которое затем уничтожили. На его место вы положили подделку. Конечно, Гриффин и его адвокат попали в ловушку. Зная заранее содержание завещания, они автоматически заявили, что это оригинальное, собственноручно написанное Джорджем Белтером завещание. В действительности фальшивка была сделана так неловко, что не найдется эксперта, который подтвердил бы его подлинность. Они отдают теперь себе отчет в том, в какую западню они вляпались, но завещание уже находится в суде, и им теперь трудно отступать. Вы это подстроили очень ловко.
  Она медленно поднялась с постели.
  — Вы должны иметь доказательства, — сказала она, но ее голос был слабым и дрожащим.
  Мейсон сделал знак головой Дрейку:
  — Иди в соседнюю комнату, Пол, там ждет миссис Вейт. Приведи ее сюда, чтобы она подтвердила мои слова.
  Лицо Дрейка было как маска. Он поднялся и пошел к дверям, соединяющим комнату Мейсона с соседней комнатой.
  — Миссис Вейт! — позвал он.
  Из соседней комнаты послышался шорох, и в дверях показалась миссис Вейт, высокая, костистая, в черном платье, с матовыми глазами, смотрящими неподвижно перед собой.
  — Добрый день, — сказала она Еве Белтер.
  — Минуточку, миссис Вейт, — вдруг вмешался Мейсон. — Есть еще одно маленькое дело, которое я хотел бы выяснить, прежде чем попрошу вас подтвердить определенные факты. Может быть, вы будете так любезны и подождете еще минуту в той комнате?
  Миссис Вейт повернулась и снова вышла. Дрейк, бросив на Мейсона вопросительный взгляд, закрыл за ней дверь. Ева Белтер сделала два шага в сторону выхода, после чего вдруг рухнула вперед. Мейсон поймал ее на лету. Подбежал Дрейк и взял ее за ноги. Они перенесли ее вдвоем на постель.
  Делла бросила карандаш, тихо вскрикнула и отодвинула кресло. Мейсон повернулся к ней почти с яростью.
  — Не двигайся с места, — прошипел он. — Записывай все, что она будет говорить. Не пропусти ни слова.
  Он подошел к умывальнику, смочил полотенце в холодной воде и легонько хлопнул им Еву Белтер по лицу. Они расстегнули ей платье, смочили полотенцем декольте. Она стала жадно хватать губами воздух и через мгновение пришла в себя. Ева Белтер подняла взгляд на Мейсона:
  — Перри, умоляю, помоги мне.
  Он покачал головой:
  — Я не могу помочь вам до тех пор, пока вы не скажете мне правду.
  — Я скажу все, — простонала она.
  — Хорошо. Итак, как это было?
  — Так, как вы сказали. Я не предполагала только, что миссис Вейт что-то знает. Я думала, что она не слышала ни крика Джорджа, ни выстрела.
  — С какого расстояния вы стреляли в мужа?
  — С другого конца комнаты, — ответила она бесцветным голосом. — На самом деле у меня не было намерения это делать. Я выстрелила инстинктивно. Я взяла револьвер, чтобы защищаться, если он на меня бросится. Я боялась, что он меня убьет. У него был очень вспыльчивый характер. Я знала, что если он узнает о Гарри, то сделает что-нибудь страшное. Как только я поняла, что он все знает, я достала револьвер. Когда он двинулся в мою сторону, я крикнула и выстрелила. Потом бросила револьвер на пол. Я не помню, что с ним сделала. Я на самом деле не хотела втягивать Гарри во все это. Я была слишком потрясена, чтобы о чем-нибудь думать. Выскочила во двор, как безумная. Я не дура и знаю, какие у меня были шансы, особенно после этой истории в Бичвунд Инн. Я выбежала под дождь, не отдавая себе отчета в том, что делаю. Помню, что схватила с вешалки плащ, но была настолько вне себя, что взяла старый плащ Карла, хотя мой висел рядом. Я набросила на себя плащ и стала убегать куда глаза глядят. Через минуту я немного пришла в себя и поняла, что должна позвонить вам. Я не знала еще, убила ли я его, но знала, что вы должны быть рядом со мной, если я хочу вернуться домой. Джордж не выбежал за мной, поэтому я боялась, что убила его. Это не было на самом деле убийством с заранее обдуманным намерением, я выстрелила инстинктивно. Он достал мою сумку и обыскал ее. Он часто так делал, если хотел найти какие-нибудь письма. Я не была настолько глупа, чтобы держать письма в сумке, но забыла об этих квитанциях, и Джордж догадался обо всем. Он был в ванной, когда я вернулась. Должно быть, он услышал меня. Он вылез из ванны, набросил халат и стал звать меня сверху. Как только я вошла, он сразу же стал размахивать квитанциями. Он уже знал, что в тот вечер в Бичвунд Инн я была в обществе Гарри. Он обвинил меня в массе разных мерзостей, грозил, что выбросит меня из дома без цента. Со мной случилась истерика, я схватила револьвер и выстрелила…
  — И что было дальше? — спросил Мейсон.
  — Когда я очутилась в лавочке и должна была вам позвонить, — продолжала она, — мне пришло в голову, что понадобится финансовая поддержка. У меня не было собственных денег, я ведь вам говорила. Джордж все держал под контролем, давал мне только крохи, да и то время от времени. Я знала, что в завещании он отписал все Карлу Гриффину и что я не получу ничего, пока наследство находится под судебным надзором. Я опасалась, что Гарри откажется от меня. А ведь мне нужна была какая-то поддержка. Поэтому я позвонила ему и сказала, что случилось несчастье и, к сожалению, он в это замешан. Какой-то мужчина, я не знаю кто, застрелил Джорджа в кабинете, а на полу лежит револьвер Гарри. Я посоветовала ему, чтобы он исчез на некоторое время и постарался сделать для полиции невозможным связать его с этим револьвером. А пока пусть он посылает как можно больше денег вам, на ведение дела. Потом я позвонила вам. Прежде чем вы приехали, мне в голову пришло, что я была бы в более выгодном положении, если бы вы также вынуждены были бы думать о своей шкуре. Я знала, что им никогда не удастся что-нибудь доказать. Вы для этого слишком ловкий и умный. Поэтому я решила, когда меня будут слишком прижимать, бросить подозрения на вас и таким образом очиститься. Я знала, что если потом меня попробуют снова обвинить, то мне уже нетрудно будет выиграть дело.
  Мейсон поднял взгляд на Дрейка и покачал головой:
  — Милая клиентка, а?
  Раздался стук в дверь. Мейсон посмотрел на присутствующих, потом подошел к двери и открыл ее. На пороге стоял Сидней Драмм, а за ним какой-то мужчина.
  — Привет, Перри. Нам пришлось чертовски повозиться, прежде чем мы тебя нашли. Мы пришли за Деллой Стрит в отель, но не знали, под какой фамилией ты выступаешь. Мне неприятно отрывать тебя, но тебе придется потрудиться пройти с нами. Прокурор хочет задать тебе пару вопросов.
  Мейсон кивнул.
  — Входите, господа, — пригласил адвокат.
  Ева Белтер издала тихий вскрик.
  — Ты должен меня защищать, Перри. Я сказала все. Ты не можешь оставить меня.
  Мейсон посмотрел на нее и внезапным движением повернулся к Драмму.
  — Тебе повезло, Сидней, — заявил он. — Ты можешь произвести сенсационный арест. Это миссис Ева Белтер, которая только что сама призналась в том, что убила своего мужа.
  Ева Белтер вскрикнула и подняла на него глаза. Она, пошатываясь, поднялась с постели. Драмм посмотрел на окружающих.
  — Факт, — подтвердил Дрейк.
  Мейсон показал рукой на Деллу:
  — У нас все записано, черным по белому. Есть свидетели, и признание записано слово в слово.
  — Это, наверное, тебе повезло, Перри, — ответил Драмм. — Ты должен был быть арестован по обвинению в убийстве.
  — Я не вижу в этом никакого везения. — В голосе Мейсона была ярость. — Я готов был дать ей шанс до тех пор, пока она поступала со мной честно. Но когда я прочитал в газете, что она пытается свалить вину на меня, то решил проучить ее.
  — Это правда, что ты знаешь, где находится Гаррисон Бурк? — спросил Дрейк.
  — Откуда? — ответил Мейсон. — Я не двигался с места и не выходил из этой комнаты со вчерашнего дня. Сидел и думал. Я связался только с миссис Вейт. Я сказал ей, что Ева Белтер должна быть здесь утром и просит подтвердить одно заявление, которое она хочет сделать в прессе. Затем я послал за миссис Вейт такси, вот и все.
  — Это значит, что она вовсе не подтвердила бы твоей истории?
  — Не знаю. Не думаю. Я вообще с ней не разговаривал. Она не хочет со мной разговаривать. Но я уверен, что она что-то скрывает. Эта женщина что-то знает. Я хотел только, чтобы ты приоткрыл дверь и чтобы Ева Белтер увидела ее. Мне нужно было маленькое психическое давление.
  Ева Белтер с белым лицом всматривалась в Мейсона.
  — Бог вас накажет, — прошипела она. — Как вам не стыдно бить женщину ножом в спину?
  Последний штрих внес в дело Сидней Драмм:
  — Господи, ведь это Ева Белтер выдала нам, где ты находишься, Перри. Она сказала, что должна быть у тебя утром, но велела нам подождать, пока появится кто-нибудь другой, и делать вид, что мы за кем-то следили. Что мы вроде бы пришли за Деллой Стрит или за кем-то другим, а не за ней.
  Мейсон ничего не ответил, только на его лице отразилась большая усталость.
  Глава 16
  Перри Мейсон сидел в своем кабинете. Он выглядел очень измученным. Напротив сидела Делла Стрит, избегая его взгляда.
  — Мне казалось, что ты ее не любишь, — заметил Мейсон.
  Она не посмотрела в его сторону.
  — Я ее ненавижу, но мне как-то не по себе из-за того, что именно ты вынужден был разоблачить ее. Она верила, что мы вытащим ее из этой истории, а ты выдал ее в руки полиции.
  — Я просто-напросто не позволил сделать из себя козла отпущения.
  Она пожала плечами:
  — Я знаю тебя уже пять лет, шеф. Все это время клиенты были для тебя на первом месте. Ты не выбирал себе дел и не выбирал клиентов. Ты принимал их такими, какие они есть. Некоторые были осуждены, но большинство оправдано. Однако еще ни разу не было так, чтобы ты от кого-нибудь отвернулся, пока дело не завершено.
  — Что это вдруг тебя потянуло на проповеди?
  — Сама не знаю.
  — Ну, тогда говори.
  Она тряхнула головой:
  — Я все сказала.
  Он встал, обошел стол и положил ей руку на плечо:
  — Делла, я хочу попросить об одном одолжении.
  — О чем же, шеф?
  — О крошке доверия, — ответил он.
  Она подняла взгляд и посмотрела ему прямо в глаза:
  — Ты хочешь сказать?..
  Он кивнул:
  — Она еще не осуждена и не будет осуждена, пока присяжные не признают ее виновной.
  — Но она не захочет вообще с тобой разговаривать. Она найдет себе другого адвоката после того, как ты заставил ее признаться. Ты не убежишь от того, что она показала. Она повторила все в полиции и подписала.
  — Я не должен ни от чего убегать. Это суд должен доказать ее вину. Если присяжные будут иметь хоть какие-то обоснованные сомнения, то они должны оправдать ее. Я еще ее из этого вытащу.
  — А ты не мог послать Дрейка в полицию, чтобы он подсказал им соответствующие вопросы? Ты должен был сам выжать из нее признание?
  — Должен был, потому что иначе она от всего бы отказалась. Она подкована на все четыре ноги. Ей нужна была моя помощь, и одновременно она все время была готова бросить меня на растерзание, если бы ее стали окружать.
  — Из-за этого ты бросил на растерзание ее?
  — Если хочешь так определить, то да, бросил, — признался Мейсон, снимая руку с ее плеча.
  Она встала и подошла к двери.
  — Вас ждут Карл Гриффин с адвокатом Этвудом, — напомнила она.
  — Пригласи их, — ответил Мейсон равнодушно.
  Она открыла дверь в приемную и пригласила ожидающих мужчин.
  С лица Карла Гриффина не исчезли следы гулянки. Однако, если не считать этого, он был уравновешенным, предупредительно-вежливым и светским с ног до головы. Он поклоном извинился перед Деллой за то, что входит в кабинет первым, а Мейсону послал вежливую, хотя и ни к чему не обязывающую улыбку:
  — Добрый вечер, мистер Мейсон.
  Артур Этвуд был мужчиной около пятидесяти лет, с бледным лицом человека, не ведающего солнца. У него были блестящие бегающие глаза и огромная залысина, только на макушке осталась прядь волос, которая спадала по обе стороны на самые уши, так что задняя часть головы была в пушистом ореоле. С губ у него не сходила профессиональная улыбка, от которой на лице образовались вечные морщины — две глубоких борозды, расходящиеся, как ножки циркуля, от ноздрей до кончиков губ, и куриные лапки, окружающие лучистые глаза. На первый взгляд трудно было о нем что-нибудь сказать, но Мейсон видел, что перед ним опасный противник.
  Мейсон показал на кресла, а Делла закрыла за ними двери. Первым заговорил Карл Гриффин:
  — Извините меня, господин адвокат, если я неправильно оценил мотивы вашего поведения в начальной фазе дела. Как я слышал, именно благодаря вашей детективной проницательности мы обязаны в большой мере признанию миссис Белтер.
  В этом месте ловко включился Артур Этвуд:
  — Будь так добр, оставь переговоры мне, Карл.
  Гриффин милостиво улыбнулся и сделал головой движение в сторону своего адвоката. Этвуд придвинул себе кресло к столу, сел и посмотрел на Мейсона.
  — Мы, наверное, понимаем друг друга?
  — Я еще не знаю вашу позицию, чтобы утверждать это, — улыбнулся Мейсон.
  Губы Этвуда растянулись в профессиональной улыбке, хотя в его блестящих глазах не было и следа веселья.
  — Как адвокат миссис Белтер, вы внесли возражение против завещания, а также выступили с прошением о признании ее чрезвычайным распорядителем имущества мужа. Очень упростило бы дело, если бы вы забрали назад оба предложения.
  — Для кого упростило бы? — спросил Мейсон.
  Этвуд сделал движение рукой в сторону своего клиента:
  — Для мистера Гриффина, конечно.
  — Я не являюсь адвокатом мистера Гриффина, — сухо ответил Мейсон.
  — Это факт неопровержимый, — глаза Этвуда улыбнулись одновременно с губами, — по крайней мере, в настоящую минуту. Если, однако, мне будет позволено быть откровенным, то мой клиент находится под впечатлением проницательности и беспристрастности, которые вы проявили. Конечно, дело приобрело неожиданный и болезненный оборот, который был для моего клиента большим потрясением. Однако в настоящую минуту уже не может быть сомнения в фактическом течении происшествий, и моему клиенту понадобится много компетентных советников по управлению имуществом, оставшимся после мистера Белтера, если вы хорошо понимаете то, что я имею в виду.
  — А что вы имеете в виду? — спросил Мейсон.
  Этвуд вздохнул.
  — Ну, если я вынужден говорить яснее, а я не знаю, может быть, нужно было бы сказать, вульгарнее, то не исключено, что управление газетой, я имею в виду «Пикантные известия», окажется делом, превосходящим компетенцию моего клиента. А так как у меня будет много хлопот с управлением остальной частью имущества, то мой клиент считает, что неплохо было бы обеспечить себе помощь профессионального адвоката как советника по вопросам газеты. На практике это означало бы занятие редактированием газеты до тех пор, пока дело о наследстве не будет закончено.
  Этвуд остановился и значительно посмотрел на Мейсона бусинками глаз. Так как Мейсон не отвечал, Этвуд продолжил:
  — Дело потребует, конечно, определенного вклада времени. Ваш труд был бы вознагражден, очень хорошо вознагражден.
  — Что тут крутить вокруг да около? — бесцеремонно спросил Мейсон. — Вы хотите, чтобы я отказался от всяких претензий на наследство и допустил мистера Гриффина к корыту. Он постарается, со своей стороны, чтобы мне также от этого что-то перепало, не так ли?
  Этвуд надул губы:
  — Но, господин адвокат, мне трудно было бы согласиться с такой неудачной формулировкой. Но если вы захотите обдумать мое предложение, то наверняка придете к убеждению, что оно не выходит за границы этики и одновременно достаточно широко…
  — Пускание дыма в глаза, — взорвался Мейсон. — Я не хочу никаких интриг и буду говорить откровенно, понравится это вам или нет. Мы стоим по разные стороны баррикады. Вы адвокат Гриффина и хотите наложить руку на наследство. Я, как адвокат миссис Белтер, заявляю вам, что добьюсь отмены этого завещания. Это фальшивка, вы сами хорошо это знаете.
  Улыбка не сходила с губ Этвуда, но его глаза были холодными и жесткими.
  — Вам это не удастся. Не имеет ни малейшего значения, настоящее завещание или нет. Миссис Белтер уничтожила оригинал, она сама в этом призналась. Мы проведем доказательство содержания и примем наследство по духу решений уничтоженного завещания.
  — Это означает процесс, — ответил Мейсон. — Вы считаете, что выиграете его, а я считаю, что нет.
  — Впрочем, — продолжал Этвуд, — миссис Белтер и так не может наследовать. По закону убийца не может получить наследство того человека, которого он убил, независимо от завещания или каких-либо других оснований.
  Мейсон молчал. Адвокат обменялся взглядами со своим клиентом.
  — Вы ведь не будете опровергать это?
  — Почему же? Буду. Но я не намерен дискутировать здесь с вами, свои аргументы я сохраню для суда. Что вы себе воображаете? Что я только сегодня родился? Я хорошо знаю, к чему вы стремитесь — чтобы Ева Белтер была осуждена за предумышленное убийство, и вы хотите, чтобы я вам дал доказательство мотива убийства. Если вам удастся получить приговор за убийство предумышленное, тогда миссис Белтер не сможет наследовать. Таков закон — убийца не наследует. Если же она будет осуждена за неумышленное убийство, тогда она может наследовать. Вам нужно наследство, и вы хотите меня подкупить. Это вам не удастся.
  — Господин адвокат, если вы будете держаться такой линии в рассуждениях, то вы сами можете оказаться перед судом присяжных.
  — Да? Как это называется на обычном языке? Угроза?
  — Вы не можете преградить нам дорогу к наследству, — сказал Этвуд. — А как только мы примем его, то будем вынуждены принять несколько важных решений. Некоторые из них могут быть существенны для вашей практики.
  Мейсон поднялся с места:
  — Мне не нравится это увиливание. Я выкладываю карты и говорю то, что хочу сказать.
  — Вот именно, что вы хотите нам сказать? — спросил Этвуд все еще вежливым тоном.
  — Ничего, — заявил Мейсон. — Я не согласен.
  Карл Гриффин дипломатически покашлял.
  — Господа, может быть, я мог бы что-нибудь добавить для облегчения дела?
  — Нет, — возразил Этвуд, — разговор предоставьте мне.
  Гриффин улыбнулся Мейсону:
  — Вы напрасно возмущаетесь, господин адвокат. Дело идет о наследстве.
  — Прошу тебя, — перебил Этвуд, испепеляя его взглядом.
  — Хорошо, хорошо, — уступил Гриффин.
  Мейсон сделал рукой жест в сторону двери:
  — Мне кажется, что конференция закончена, господа.
  Этвуд попытался еще раз:
  — Если бы вы решились взять назад свои прошения, то это сэкономило бы массу времени. В настоящем положении, вы должны это признать, у нас беспроигрышное дело. Мы хотим только сэкономить время и избежать ненужных расходов.
  Мейсон посмотрел на него каменным взглядом:
  — Вы можете считать, что дело у вас беспроигрышное, но я пока еще в седле и не дам себя из него выбить.
  Этвуд потерял терпение:
  — Вы сидите в своем седле недостаточно твердо, чтобы удержаться хотя бы двадцать четыре часа.
  — Вы так считаете?
  — Позвольте мне обратить ваше внимание, что вы сами можете быть привлечены к ответственности за то, что помогали миссис Белтер. Теперь, когда мой клиент является полноправным наследником, полиция, несомненно, прислушается к нашим предположениям.
  Мейсон сделал шаг в его сторону:
  — Когда мне понадобится напомнить себе о своем положении, Этвуд, я позвоню вам.
  — Ладно, — сказал Этвуд. — Если вы не хотите пойти нам навстречу, то мы отплатим вам тем же.
  — Прекрасно. Я не хочу идти вам навстречу.
  Этвуд кивнул своему клиенту, и оба двинулись к двери. Этвуд вышел не оглядываясь, а Карл Гриффин задержался, положив руку на ручку двери, как будто желал что-то сказать. Но поза Мейсона не располагала к этому, и Гриффин, пожав плечами, вышел из кабинета вслед за своим адвокатом.
  Когда дверь за ними закрылась, на пороге кабинета появилась Делла Стрит.
  — Вы договорились?
  Мейсон покачал головой.
  — У нас ведь нет никаких шансов, — сказала она, избегая его взгляда.
  Мейсон выглядел так, как будто постарел на десять лет.
  — Слушай, Делла, я играю на затягивание. Если бы мне дали немного времени и свободу движений, то я бы как-нибудь все устроил. Но эта женщина хотела втянуть меня, и мне оставался только один выход: посадить ее за решетку, чтобы самому сохранить свободу действий.
  — Ты не обязан объясняться со мной, шеф. Извини, если я была настроена критически. Все это так неожиданно, так не похоже на тебя, что немного ошарашило меня. Прошу тебя, забудь об этом.
  Но она все еще не смотрела ему в глаза.
  — Конечно, забуду. Я схожу к Полу. Ты можешь поймать меня там, если вдруг выяснится что-нибудь важное, но никому не говори, где я.
  Глава 17
  Пол Дрейк сидел за обшарпанным столом в клетушке, которая служила ему кабинетом, и улыбался Мейсону.
  — Это была хорошая работка, — сказал детектив. — Ты все время прятал камень за пазухой или же импровизировал, когда у тебя стала гореть земля под ногами?
  — Догадывался приблизительно, — неохотно ответил Мейсон. — Но догадываться и иметь доказательства — это две разные вещи. Теперь я должен ее спасать.
  — Не забивай себе голову. Во-первых, она этого не заслуживает, а во-вторых, из этого ничего не получится. Единственным шансом спасти ее было бы доказательство того, что она действовала в порядке самозащиты. К сожалению, она призналась, что стреляла с другого конца комнаты.
  — Это моя клиентка, — не уступал Мейсон, — а я не бросаю клиентов в беде. Она подставила меня, я должен был так поступить. Иначе мы оба были бы за решеткой.
  — Я бы не пожалел ее, — ответил Дрейк. — Это обычная потаскуха, которая клюнула на богатого мужа и с этого времени обманывает всех направо и налево. Ты можешь долго говорить о своих обязанностях по отношению к клиентам, но, когда клиент начинает вешать на тебя убийство, это все меняет.
  Мейсон посмотрел на детектива тяжелым взглядом:
  — Это не имеет значения. Я должен ее вытащить.
  — Как ты это сделаешь?
  — Запомни раз и навсегда. Она невиновна до тех пор, пока ее не приговорит суд.
  — Ведь она призналась.
  — Это ничего не меняет. Признание является доказательством, которое может быть использовано в суде, и ничем больше.
  — И что суд должен, по-твоему, сделать? Ты можешь защищать ее, ссылаясь на невменяемость или на самозащиту. Но она тебя не слишком любит и возьмет другого адвоката.
  — Не в этом дело, — ответил Мейсон. — Защищать ее я могу разными способами, но не об этом я хочу говорить. Мне нужны факты. Ты должен узнать все о прошлом Вейтов. От сотворения мира по настоящую минуту.
  — Ты говоришь об экономке? — спросил Дрейк.
  — О ней и о ее дочери. Обо всей семье.
  — Ты все еще предполагаешь, что экономка что-то скрывает?
  — Уверен.
  — Хорошо, я напущу на нее людей. Как тебе понравилась эта история в Джорджии?
  — Классная работа, Пол!
  — Что бы ты хотел узнать об экономке?
  — Что только возможно. И не забудь о дочери. Не пропусти ни одной подробности.
  — Слушай, Перри, по-моему, ты опять что-то прячешь за пазухой.
  — Я должен ее как-то вытащить.
  — И ты знаешь, как это сделать?
  — В общих чертах. Если бы не знал, то вообще не сажал бы ее за решетку.
  — Даже тогда, когда она стала впутывать тебя в убийство? — с интересом спросил Дрейк.
  — Даже тогда, — упрямо сказал Мейсон.
  — Черт возьми, ты действительно готов подставить голову за клиента.
  — Жаль, что я как-то не могу убедить в этом других, — устало усмехнулся Мейсон.
  Дрейк бросил на него острый взгляд.
  — Это мое кредо, Пол, — продолжал Мейсон. — Недаром я адвокат. Я беру дела людей, которые находятся в трудном положении, и делаю все, чтобы помочь им. Я представляю не интересы обвинения, а интересы обвиняемого. Прокурор на голову встает, чтобы доказать обвинительный акт, а мое дело — обеспечить самую сильную позицию обвиняемому, а уж решение принадлежит присяжным. Такова наша юридическая система. Если бы прокурор играл честно, то и я мог бы играть честно. Но прокурор хватается за любые средства, чтобы получить приговор. Поэтому и я должен хвататься за любые средства, чтобы достичь оправдания. Мы как две соперничающие футбольные команды. Одна жмет в одну сторону, другая — в другую. Это моя мания — сделать все для клиента. Мои клиенты не всегда безупречны. Некоторые — обычные преступники. Многие, вероятно, виновны. Не мое дело решать это. Это решает только суд присяжных.
  — Ты хочешь доказать, что она действовала в состоянии временной невменяемости?
  Мейсон пожал плечами:
  — Я не допущу, чтобы суд приговорил ее.
  — Ты никоим образом не сможешь обойти показания миссис Белтер. Они неопровержимо доказывают, что это было предумышленное убийство.
  — Показание показанием, но никто не может считать ее виновной до тех пор, пока суд присяжных не скажет этого.
  — Ох, что мы будем спорить, Перри, — пожал плечами Дрейк. — Я напущу людей на экономку и ее дочь и узнаю все, что смогу.
  — Мне не нужно, наверное, напоминать тебе о том, что каждая минута на счету. С самого начала все шло наперекосяк из-за отсутствия времени на получение доказательств. Ты должен работать быстро. От этого зависит сейчас все.
  Мейсон вернулся в свой офис. Когда он открыл дверь из коридора, Делла Стрит сидела за машинкой. Она подняла на него глаза и сразу же снова опустила их. Мейсон со злостью захлопнул за собой дверь и подошел к ней.
  — Ради бога, Делла, неужели ты не можешь найти ни капли доверия ко мне?
  Она бросила на него быстрый взгляд:
  — Разве я тебе не доверяю?
  — Не доверяешь.
  — Я немного выбита из равновесия, шеф, вот и все.
  Он стоял и смотрел на нее с бессильным отчаянием.
  — Что ж, хватит об этом. Соедини меня с Бюро переселения и не отходи от телефона до тех пор, пока не получишь необходимые данные. Не обращай внимания на то, сколько это будет стоить. Доберись до руководителя отдела, если тебе это удастся. Мы должны быстро узнать, была ли Нора Вейт когда-нибудь замужем. По-моему, была. Я хочу знать, получила ли она развод.
  Делла вытаращила на него глаза:
  — Что общего это имеет с убийством?
  — Неважно. Вейт — это, наверное, настоящая фамилия матери. Она должна фигурировать на свидетельстве о браке как родовая фамилия невесты. Конечно, существует возможность, что она вообще не была замужем. Но во всей этой истории есть что-то подозрительное. В ее прошлом должно быть что-то, что она скрывает. Я хочу узнать что.
  — Ты ведь не думаешь, шеф, что Нора Вейт замешана в убийстве?
  Глаза у Мейсона были холодными, лицо решительным.
  — Достаточно, чтобы я возбудил у присяжных обоснованные сомнения. Не забывай об этом. Садись к телефону и выясни все, что сможешь.
  Он прошел к себе и закрыл за собой дверь. Начал прогуливаться по кабинету, заложив большие пальцы в проймы жилета и задумчиво наклонив голову. Он все еще прохаживался, когда спустя полчаса Делла вошла в кабинет.
  — Ты был прав.
  — В чем?
  — Она была замужем. Я получила данные в Бюро переселения. Она вышла полгода назад замуж за человека по фамилии Гарри Лоринг. Нет никаких данных о разводе.
  Мейсон в три прыжка очутился у двери, рванул ручку, пробежал через приемную и пустился бегом по коридору в сторону лифта. Он подбежал к «Агентству Дрейка» и нетерпеливо застучал кулаками в двери. Ему открыл Пол.
  — Господи, опять ты. Ты что, никогда не сидишь в кабинете и не принимаешь клиентов?
  — Слушай, есть. Нора Вейт замужняя.
  — Что из этого?
  — Она замужем и обручена с Карлом Гриффином.
  — Могла развестись.
  — О разводе нет никаких данных. Впрочем, для этого не было времени. Она вышла замуж полгода назад.
  — Хорошо. Что я должен делать?
  — Найти ее мужа. Его зовут Гарри Лоринг. Я хочу знать, когда они разошлись и почему. Еще больше мне нужно знать, была ли она знакома с Карлом Гриффином, когда приехала в последний раз к матери. Другими словами, посещала ли она уже когда-нибудь миссис Вейт у Белтеров.
  Детектив присвистнул:
  — Ей-богу, что ты себе воображаешь? Что тебе удастся создать специальные права для Евы Белтер и получить оправдание на основе неуравновешенности чувств?
  — Ты возьмешься наконец за работу?
  — Сделаю это за полчаса, если только этот твой Лоринг в городе, — ответил Дрейк.
  — Чем быстрее, тем лучше. Жду у себя.
  Мейсон вернулся в свою канцелярию и прошел бы мимо Деллы, не сказав ни слова, если бы она не остановила его на пороге кабинета.
  — Звонил Гаррисон Бурк.
  Мейсон поднял брови:
  — Где он?
  — Он не сказал. Он должен позвонить через минуту. Он не пожелал даже оставить номера телефона.
  — Очевидно, прочитал экстренный выпуск, — сказал Мейсон.
  — Об этом он ничего не говорил. Сказал только, что через минуту позвонит.
  Раздался звонок телефона. Делла сделала рукой жест в сторону кабинета:
  — Это, наверное, он.
  Мейсон вошел в кабинет. Он услышал, как Делла Стрит говорит: «Минуточку, мистер Бурк», поэтому взял трубку:
  — Привет, Бурк.
  Голос Бурка сохранил свою импонирующую звучность, но в нем была едва различимая нотка паники.
  — Это страшно. Я как раз узнал все из газет.
  — Могло быть и хуже, — ответил Мейсон. — До сих пор вы не впутаны в убийство, а в том деле вы можете притворяться другом дома. Это все не слишком приятно, но это еще не обвинение в убийстве.
  — Мои враги используют это во время предвыборной кампании.
  — Что используют?
  — Ну, мою дружбу с этой женщиной.
  — Здесь я уже ничего не могу поделать. Но мы подумаем о каком-нибудь выходе. Прокурор не будет вас в это втягивать, разве что вынужден будет привести доказательство мотива.
  — Именно об этом я и хотел с вами поговорить, — голос Бурка стал еще более звучным. — Прокурор — очень порядочный человек. Он готов промолчать, если дело не дойдет до процесса. От вас только зависит так повести дело, чтобы до процесса не дошло.
  — Как вы себе это представляете?
  — Вы могли бы убедить ее, чтобы она призналась в убийстве в состоянии аффекта. Вы ее адвокат. Прокурор согласился допустить вас к ней при этом условии. Я как раз с ним разговаривал.
  — Ничего из этого не выйдет, — отрубил Мейсон. — Я буду защищать ваши интересы, но на своих собственных условиях. Не показывайтесь некоторое время.
  — Я могу гарантировать вам кругленькую сумму, — продолжал Бурк медовым голосом. — Пять тысяч наличными, может, даже больше…
  Мейсон со злостью бросил трубку и снова стал расхаживать по комнате. Спустя пятнадцать или двадцать минут зазвонил телефон. Мейсон взял трубку и услышал голос Дрейка.
  — Кажется, я нашел его. Какой-то Гарри Лоринг живет в Бельведер Апартаментс. Жена бросила его неделю назад, вроде бы уехала к матери. Заинтересоваться им ближе?
  — Конечно. Беремся за него тотчас же. Ты можешь поехать со мной? Вероятно, мне понадобится свидетель.
  — Хорошо. У меня внизу машина, если тебя это устраивает.
  — Поедем на двух машинах. Могут пригодиться.
  Глава 18
  Гарри Лоринг был худым человеком, который непрерывно моргал глазами и каждую минуту облизывал губы кончиком языка. Не поднимаясь с сундука, обвязанного ремнями, он кивнул головой в сторону Дрейка:
  — Вы попали не по адресу. Я не женат.
  Дрейк посмотрел на Мейсона. Мейсон слегка пожал плечами, что Дрейк посчитал знаком о том, что должен пробовать дальше.
  — Вы знаете некую Нору Вейт?
  — Не знаю, — ответил Лоринг и нервно облизал губы.
  — Вы уезжаете? — продолжал спрашивать Дрейк.
  — Да, я не могу заработать на эту квартиру.
  — И вы никогда не были женаты?
  — Никогда. Я холостяк.
  — А куда вы выезжаете?
  — Еще не знаю. — Моргая глазами, Лоринг обвел взглядом мужчин: — Вы из полиции?
  — Меньше о нас, — сказал Дрейк. — Мы говорим о вас.
  — Да, — ответил Лоринг и замолк.
  Дрейк снова посмотрел на Мейсона.
  — Что-то вы внезапно выезжаете, — снова продолжил расспросы Дрейк.
  Лоринг пожал плечами:
  — Не такой уж большой переезд.
  — Знаете что? Можете не стараться крутить, потому что мы легко проверим все и узнаем правду. Вы утверждаете, что никогда не были женаты?
  — Точно. Я холостяк, я уже вам говорил.
  — Да? А соседи утверждают, что вы женаты. Еще неделю назад здесь жила с вами какая-то женщина, вроде бы ваша жена.
  Лоринг снова быстро заморгал глазами. Он неспокойно заерзал на сундуке.
  — Это не моя жена.
  — Вы давно ее знали?
  — Какие-то две недели. Она была официанткой в одном ресторане.
  — В каком ресторане?
  — Я забыл название.
  — А как звали эту женщину?
  — Здесь ее звали миссис Лоринг.
  — Это мы знаем. А как ее звали на самом деле?
  Лоринг замолк и быстрым движением облизал губы. Он окинул комнату неспокойным взглядом и сказал:
  — Джонс. Мери Джонс.
  Дрейк насмешливо засмеялся. Лоринг молчал.
  — И что с ней случилось? — неожиданно спросил Дрейк.
  — Откуда я знаю? Она меня обманула. Убежала, кажется, с другим мужчиной. Мы поссорились.
  — Из-за чего вы поссорились?
  — Откуда я знаю? Поссорились, и все.
  Дрейк еще раз взглянул на Мейсона. Мейсон сделал шаг вперед.
  — Вы читаете газеты? — спросил он.
  — Время от времени, не слишком часто. Брошу иногда только взгляд на заголовки, но меня это не очень интересует.
  Мейсон сунул руку в карман и достал кипу вырезок из утренних газет. Он развернул статью, в которой была фотография Норы Вейт.
  — Вот эта женщина жила с вами?
  Лоринг, едва бросив взгляд на фотографию, решительно потряс головой:
  — Не эта.
  — Вы даже не соизволили посмотреть. Посмотрите хорошенько, прежде чем отпираться.
  Он подсунул Лорингу фотографию под нос. Лоринг взял вырезку и рассматривал фотографию несколько секунд.
  — Нет, не она.
  — На этот раз вам понадобилось много времени, чтобы решиться, — заметил Мейсон.
  Лоринг не ответил. Мейсон вдруг повернулся и кивнул Дрейку:
  — Хорошо. Раз вы приняли такую позицию, то сами будете виноваты. Не ожидайте никакого снисхождения с нашей стороны, если вы решили нас обманывать.
  — Я не обманываю.
  — Пошли, Дрейк, — мрачно сказал Мейсон.
  Они вышли и захлопнули за собой дверь. В коридоре Дрейк спросил:
  — Что ты о нем думаешь?
  — Подозрительный тип. У него что-то есть на совести, иначе он пытался бы разыгрывать возмущение, протестовать, что мы суем нос в его дела. Похоже на то, что он уже имел дело с полицией и знает полицейские методы.
  — И мне так кажется, — согласился Дрейк. — Что теперь?
  — У нас есть снимок. Может быть, кто-то из соседей ее опознает.
  — Этот снимок из газеты очень плох. Мы можем найти получше.
  — Нет времени. Неизвестно, что произойдет через минуту. Мы не можем дать себя застать врасплох.
  — Мы еще не пробовали нажимать на него, — обратил внимание Дрейк. — Этот Лоринг, наверное, быстро расколется, если его немного прижать.
  — Что ж, прижмем его, как только соберем побольше сведений. Он наверняка начнет трясти портками, когда мы возьмем его в оборот.
  На лестнице раздались шаги.
  — Кто-то идет, — сказал Дрейк.
  На этаж поднимался приземистый мужчина с покатыми плечами. На нем была потертая одежда и обтрепанные манжеты, но в его поведении была решительность.
  — Похож на судебного исполнителя, — шепнул Мейсон Дрейку.
  Мужчина шел в их сторону. У него были движения человека, который служил когда-то стражем порядка и сохранил что-то от прежнего авторитета. Он посмотрел на двух мужчин и спросил:
  — Кто-нибудь из вас является Гарри Лорингом?
  Мейсон без колебаний выступил вперед:
  — Я Гарри Лоринг.
  Мужчина полез в карман.
  — Полагаю, что вы знаете, в чем дело. У меня есть для вас повестка с вызовом в суд по делу Норы Лоринг против Гарри Лоринга. Настоящим предъявляю вам официальную повестку и вручаю копию. — Он бледно улыбнулся: — Вы знаете, в чем дело. Похоже, вы ждали меня и не собираетесь заявлять протест.
  Мейсон взял бумагу:
  — Конечно.
  — Прошу не обижаться на меня, — сказал исполнитель.
  — За что мне на вас обижаться?
  Исполнитель сделал отметку на обороте оригинала повестки, после чего повернулся и стал медленно спускаться вниз. Когда он исчез, Мейсон посмотрел на Дрейка. Детектив улыбнулся, обнажив все зубы.
  — Мы родились под счастливой звездой, — довольно сказал Мейсон.
  Они развернули копию повестки.
  — Заявление о признании супружества недействительным, а не о разводе, — заметил Мейсон.
  Они прочитали мотивацию.
  — Дата сходится. Пошли, возвращаемся.
  Они забарабанили кулаками в дверь.
  — Кто там? — раздался изнутри голос Лоринга.
  — Повестка из суда, — закричал Мейсон.
  Лоринг открыл дверь и отступил при их виде.
  — Опять вы? Я думал, что вы уже ушли.
  Мейсон толкнул дверь плечом и вступил в квартиру. Дрейк шел за ним. Мейсон показал повестку:
  — Здесь что-то не порядке. Мы должны были вручить эту бумагу, в уверенности, что вы все знаете. Но перед этим мы должны были удостовериться в том, что имеем дело с соответствующим человеком. Мы спросили, женаты ли вы, а вы…
  — Ах, вот в чем дело, — перебил торопливо Лоринг. — Нужно было сразу так сказать. Ясно, что я только этого и жду. Мне велели ждать эту бумагу, а потом сразу же убираться.
  Мейсон издал неодобрительный возглас:
  — Тогда почему, черт возьми, вы не говорите так сразу, вместо того чтобы заставлять нас ходить туда и обратно? Вы Гарри Лоринг и женились на Норе Вейт в день, указанный в повестке, так?
  Лоринг наклонился, чтобы прочитать дату, которую Мейсон указал пальцем. Покивал:
  — Сходится.
  — И вы живете с ней с того времени, так? — расспрашивал Мейсон, передвигая палец на следующую рубрику.
  — Верно.
  — Та-ак. В повестке сказано, что в момент заключения брака вы состояли в браке с другой женщиной, с которой не развелись. Поэтому брак признается недействительным по закону и истица требует признать его недействительным.
  Лоринг снова покивал головой.
  — Это, наверное, ошибка? — спросил Мейсон.
  — Нет, все верно. Она на этом основании требует признать брак недействительным.
  — Но ведь это неправда?
  — Правда.
  — Тогда моей обязанностью является арестовать вас за двоеженство.
  Лоринг побледнел:
  — Он говорил, что с этим не будет никаких хлопот.
  — Кто говорил?
  — Тот адвокат, который приходил. Адвокат Норы.
  — Он хотел надуть вас, чтобы получить признание брака недействительным. И чтобы Нора могла выйти замуж за того красавчика, который наследует пару миллионов.
  — Он так говорил. Но он сказал, что не будет никаких хлопот, что это обычная формальность.
  — Ничего себе, формальность, — заметил Мейсон. — Вы не знаете, что двоеженство наказуемо?
  — Но я не двоеженец, — защищался Лоринг.
  — Но вы ведь совершили это преступление. У меня здесь черным по белому написано. Показание Норы под присягой, подпись адвоката. Ваша предыдущая жена жила в момент заключения вами повторного брака, вы не получили развода. Поэтому нам придется забрать вас в полицию. Вы вляпались в скверную историю, мистер Лоринг.
  Лоринг нервничал все больше.
  — Это неправда, — заявил он наконец.
  — Что неправда?
  — Все неправда. Я никогда до этого не был женат. Нора хорошо об этом знает. Адвокат также. Они сказали, что не могут ждать развода, потому что это тянулось бы слишком долго, а Норе подвернулся случай выйти замуж за богатого типа. И мне что-нибудь от этого перепадет, если я соглашусь на признание брака недействительным. Потом я должен был подать прошение, заявить, что я вроде бы находился в браке с другой женщиной, но был убежден в том, что тот брак уже недействителен. Они сказали мне, что таким образом я буду прикрыт, а Нора получит заключение о признании брака недействительным. Адвокат должен подать его в суд.
  — И получить сразу же заключение?
  Лоринг кивнул.
  — Никогда не стоит лгать людям, задачей которых является установление фактов, — сделал ему замечание Мейсон. — Почему вы не сказали этого сразу? Зачем морочили нам голову?
  — Адвокат мне не велел.
  — Он, наверное, рехнулся. Нам придется написать рапорт по этому делу. Вы нам напишете объяснение, мы приложим его к рапорту.
  Лоринг заколебался.
  — Или, если вы хотите, — добавил Мейсон, — пойдем в полицию, и вы объясните все там.
  — Нет-нет, уж лучше я напишу объяснение.
  Мейсон достал из кармана перо и блокнот:
  — Тогда садитесь на сундук и пишите. Вы должны все точно описать. Что вы не были перед этим женаты, но адвокат хотел получить для Норы заключение о признании брака недействительным. Что он уговорил вас заявить, что у вас была жена, чтобы Нора могла выйти замуж за того человека, который наследует миллионы.
  — И у меня не будет больше неприятностей?
  — Это единственный способ, при помощи которого вы можете защитить себя от проблем. Мне не нужно, наверное, объяснять, что вы чуть было не влипли в неприятную ситуацию. Вам повезло, что вы рассказали все это нам. Мы уже хотели было взять вас в полицию.
  Лоринг вздохнул, взял у Мейсона перо. Он начал старательно царапать по бумаге.
  Мейсон стоял, широко расставив ноги, и терпеливо смотрел неподвижным взглядом. Дрейк усмехнулся и закурил сигарету.
  Писанина заняла у Лоринга добрых пятнадцать минут. Он подал объяснение Мейсону:
  — Так будет хорошо? Я не очень-то умею сочинять такие вещи.
  Мейсон прочитал:
  — Хорошо. Подпишите это.
  Лоринг подписал.
  — Теперь так, — сказал Мейсон. — Адвокат хотел, чтобы вы отсюда как можно быстрее выехали?
  — Да, он мне дал денег, велел не сидеть здесь ни минуты дольше, чем это будет необходимо. Он не хотел, чтобы кто-нибудь приходил сюда и расспрашивал меня.
  — Правильно. Вы уже знаете, куда переедете?
  — Мне все равно. В какой-нибудь отель.
  — Хорошо, вы поедете с нами, — вставил Дрейк. — Мы найдем вам комнату. Вы зарегистрируетесь под другим именем, чтобы к вам не приставали, если кто-нибудь решит вас найти. Но вы должны иметь дело с нами, иначе могут быть неприятности. Возможно, придется подтвердить это заявление в присутствии свидетелей.
  Лоринг кивнул:
  — Адвокат должен был меня предупредить о вас, господа. Он чуть было не впутал меня в неприятную историю.
  — Конечно, — подтвердил Мейсон. — Вы могли бы оказаться в полиции, а если бы уж вас туда доставили, то дело не было бы таким простым.
  — Нора была здесь с адвокатом? — спросил Дрейк.
  — Нет, вначале она пришла одна. Потом пришла ее мать. А потом прислали адвоката.
  — Хорошо, вы поедете с нами, — сказал Мейсон. — Мы подвезем вас в отель, возьмем номер. Запишем вас под именем Гарри Легранда.
  — А что с вещами? — спросил Лоринг.
  — Мы займемся вещами. За ними пришлют. Портье в отеле все сделает, вам нужно будет только зарегистрироваться. У нас внизу машина, мы вас отвезем.
  Лоринг облизал губы:
  — Камень у меня упал с сердца, господа, можете мне поверить. Я сидел как на иголках, ждал эти бумаги и начал уже сомневаться, не накрутил ли чего этот адвокат.
  — В общем-то нет, — заверил Мейсон. — Он забыл только сказать пару вещей. Наверное, спешил, и нервы у него были не в порядке.
  — Действительно, выглядел он так, как будто очень нервничал, — признал Лоринг.
  Адвокат и детектив проводили его к машине.
  — Поедем в отель «Рипли», Дрейк, — сказал Мейсон. — Это хорошее место.
  — Понимаю.
  Они молча доехали до отеля, в котором Мейсон был записан под именем Джонсона. Мейсон подошел к стойке:
  — Это мистер Легранд из моего родного города, Детройта. Он хочет снять номер на пару дней. Может быть, найдется что-нибудь на моем этаже?
  Дежурный посмотрел в картотеку:
  — Сейчас увидим. Мистер Джонсон, вы живете в пятьсот восемнадцатом?
  — Да.
  — Могу дать пятьсот двадцать второй.
  — Прекрасно. У мистера Легранда есть вещи, которые нужно принести. Я скажу портье, чтобы он послал за ними.
  Они поднялись с Лорингом наверх.
  — Сидите здесь и никуда не выходите, — сказал Мейсон Лорингу, когда они очутились в номере. — Вы должны быть у телефона на случай, если нам потребуется связаться с вами. Мы подадим рапорт в полицию: может быть, они захотят задать вам еще пару вопросов. Но не беспокойтесь, все будет в порядке. Ведь вы же написали уже это заявление.
  — Я сделаю все так, как вы сказали. Адвокат говорил, чтобы я с ним связался, как устроюсь. Мне позвонить ему?
  — В этом уже нет необходимости, — ответил Мейсон. — Достаточно того, что вы имеете дело с нами. Вам не нужно больше ни с кем связываться. Сидите и спокойно ждите, пока мы не дадим вам знать. Мы ничего больше не можем сделать, пока не подадим рапорт.
  — Как скажете, — согласился Лоринг.
  Они вышли. Когда они закрыли за собой дверь, Дрейк обернулся к Мейсону:
  — Ну, Перри, ты родился под счастливой звездой. И что теперь?
  Мейсон шел в сторону лифта:
  — Теперь мы пойдем напролом.
  — Ну, тогда вперед, — ответил Дрейк.
  Из холла Мейсон соединился с управлением полиции. Он попросил к телефону Сиднея Драмма из следственного отдела. Через пару минут он услышал голос Драмма.
  — Говорит Мейсон. Слушай, Драмм, у меня новые материалы по делу Белтера. Мне нужна твоя помощь. Я пошел тебе навстречу при аресте девушки. Теперь ты должен пойти навстречу мне.
  Драмм засмеялся:
  — Я совсем не уверен, пошел ли ты мне навстречу. Я влез тебе поперек дороги, поэтому ты должен был раскрыть свои карты ради спасения собственной шкуры.
  — Не будем считаться. Факт остается фактом. Я дал тебе готовый материал, а ты собрал лавры.
  — И что ты хочешь?
  — Возьми с собой сержанта Хоффмана. Я буду ждать вас на углу Элмунд-драйв. Мне кажется, что я смогу кое-что показать вам на вилле Белтеров.
  — Не знаю, удастся ли мне поймать сержанта, — защищался Драмм. — Уже поздно — он, наверное, ушел.
  — Если ушел, то поищи его. Я хочу, чтобы вы привезли с собой Еву Белтер.
  — Господи, что ты себе воображаешь, Перри? Будет сенсация, если мы попытаемся ее вывезти.
  — Не будет, если вы вывезете ее тихонько. Возьмите людей, сколько хотите, но сделайте это тихо.
  — Не знаю, что на это скажет сержант; по-моему, у тебя нет шансов.
  — Хорошо, сделай то, что сможешь. Если он не захочет взять Еву Белтер, то пусть приезжает сам. Я предпочел бы, чтобы и она была при этом, но вас обоих я должен видеть обязательно.
  — Тогда встречаемся у ворот виллы Белтера, если ничего не помешает. Если удастся, то я привезу с собой сержанта.
  — Нет, так не пойдет. Узнай, сможешь ли ты его привезти. Я позвоню через пять минут. Если да, то буду ждать вас у Элмунд-драйв. Если нет, то нечего и начинать.
  — Хорошо, через пять минут, — ответил Драмм и положил трубку.
  Дрейк посмотрел на Мейсона:
  — За что ты хватаешься, Перри? Зубы себе поломаешь.
  — Не бойся, не поломаю.
  — Ты вообще знаешь, что делаешь?
  — А ты как думаешь?
  — Если ты хочешь устроить защиту для клиентки, то зачем втягивать в это полицию? Намного лучше застать их врасплох на процессе.
  — Я имею в виду не такую защиту, Пол. Именно поэтому мне нужна полиция.
  — Ты сумасшедший, Перри, — пожал плечами Дрейк.
  Мейсон кивнул, подошел к киоску и купил сигареты. Подождал пять минут и соединился с Драммом.
  — Мне удалось убедить сержанта, — заявил Драмм. — Но он не соглашается взять Еву Белтер. Боится, что ты его надуешь. У тюрьмы торчат около двадцати репортеров. Мы никак не сможем вывезти ее. Они поедут за нами всей бандой. Хоффман боится, что ты отмочишь какой-нибудь номер для прессы и cделаешь из него посмешище. Но он согласился приехать сам.
  — Что ж, может быть, этого будет достаточно. Мы встретимся внизу, около Элмунд-драйв. Будем ждать в спортивном «Бьюике».
  — Хорошо. Мы выезжаем через пять минут.
  — До встречи, — сказал Мейсон и положил трубку.
  Глава 19
  Вчетвером они поднялись по ступенькам на крыльцо дома Белтеров. Сержант Хоффман нахмурился и сказал Мейсону:
  — Только без всяких шуточек, понимаете? Помните, я вам доверился.
  — Держите только открытыми глаза и уши. Если вы будете считать, что я что-то нащупал, то вы включитесь и поведете дело дальше. А если вы сочтете, что я пытаюсь вас обмануть, вы можете в любую минуту встать и уйти.
  — Договорились.
  — Вначале вспомним несколько деталей, — продолжал Мейсон. — Я встретился с миссис Белтер в лавочке на Гриссворд-авеню. Мы приехали сюда вместе. У нее не было с собой ни ключа, ни сумочки. Выходя из дома, она оставила дверь открытой, чтобы попасть обратно. Она сказала мне, что двери открыты, а они оказались закрытыми. Кто-то захлопнул их.
  — Она — лгунья, — вмешался Драмм. — Если бы она сказала мне, что дверь открыта, то я бы знал, что она закрыта.
  — Все это так, — согласился Мейсон, — но не забывайте, что у нее не было ключей. Она вышла под дождь, зная, что должна будет вернуться.
  — Может быть, она слишком нервничала, чтобы об этом думать, — предположил сержант Хоффман.
  — Это на нее не похоже, — заметил Мейсон.
  — И что дальше? К чему вы клоните, господин адвокат?
  — Когда мы вошли, — продолжал Мейсон, — в стойке стоял мокрый зонт. Стекающая вода образовала под стойкой лужу. Вы должны были это заметить, когда приехали.
  Сержант Хоффман прищурил глаза:
  — Да, припоминаю. И что из этого?
  — Это еще будет видно, — ответил Мейсон, поднимая руку к звонку.
  Через пару минут открыл лакей. Он вытаращил на них глаза.
  — Мистер Гриффин дома? — спросил Мейсон.
  Лакей покачал головой:
  — Нет, он вышел по делам.
  — А экономка, миссис Вейт?
  — Миссис Вейт дома.
  — Ее дочь также?
  — Да.
  — Хорошо, — сказал Мейсон. — Мы идем наверх, в кабинет мистера Белтера. Не говори никому о том, что мы пришли, понимаешь?
  — Понимаю.
  Войдя в холл, сержант Хоффман бросил изучающий взгляд на стойку, в которой в день убийства стоял мокрый зонт. В его глазах была задумчивость. Драмм нервно посвистывал тихим, едва слышным свистом. Они поднялись наверх, в кабинет, где в тот вечер лежало тело Белтера. Мейсон зажег свет и начал тщательный осмотр стен.
  — Может быть, вы помогли бы мне, господа? — обратился он к полицейским и Дрейку.
  — Что ты, собственно, ищешь? — спросил Драмм.
  — Дырку от пули.
  Сержант Хоффман крякнул:
  — Можете не стараться, Мейсон. Мы обыскали кабинет дюйм за дюймом, сфотографировали и зарисовали все. Абсолютно невозможно, чтобы мы просмотрели дырку от пули. Впрочем, должна бы быть отбитая штукатурка.
  — Я знаю, — признался Мейсон. — Я осматривал стены еще до вашего приезда и ничего не нашел. Но я хочу осмотреться еще раз. Я знаю, как это должно было быть, мне не хватает только доказательств.
  Сержант Хоффман вдруг стал подозрительным:
  — Эй, Мейсон! Вы что? Пытаетесь оправдать эту женщину?
  Мейсон повернулся к нему лицом:
  — Я пытаюсь реконструировать действительный ход событий.
  Хоффман нахмурился:
  — Вы не ответили на вопрос. Вы хотите вытащить эту женщину?
  — Да.
  — Тогда без моего участия.
  — Именно с вашим участием. Вы не понимаете, что я хочу дать вам шанс? Ваши фотографии будут на первых страницах всех газет.
  — Именно этого я и опасаюсь. Ну и хитрец же вы, Мейсон. Я уже навел о вас справки и знаю ваш стиль работы.
  — Это прекрасно. Значит, вы знаете, что у меня нет привычки обманывать друзей. Драмм — мой приятель, который так же, как и вы, замешан в деле. Если бы я хотел сделать какой-то фокус, то взял бы кого-нибудь другого вместо него.
  — Хорошо, я останусь, — согласился Хоффман не без колебаний. — Только без глупых шуток. Я хочу знать, к чему вы стремитесь.
  Мейсон стоял, уставившись на ванну. На полу мелом была нарисована позиция, в которой было найдено тело Джорджа Белтера. Вдруг Мейсон фыркнул и рассмеялся:
  — Черт побери!
  — Что ты такое забавное увидел? — спросил Драмм.
  Мейсон повернулся к сержанту Хоффману:
  — Теперь я готов, сержант. Думаю, что смогу вам кое-что продемонстрировать. Может быть, вы будете любезны вызвать сюда миссис Вейт и ее дочь?
  Сержант Хоффман посмотрел на адвоката с сомнением:
  — Зачем они вам?
  — Я хочу задать им несколько вопросов.
  Хоффман покачал головой:
  — Не уверен, позволю ли я это. Во всяком случае, не раньше, чем что-нибудь узнаю.
  — Вам это ничем не грозит, сержант, — стал объяснять Мейсон. — Вы ведь будете сидеть и слушать. Когда вы посчитаете, что я выхожу за допустимые границы, вы в любую минуту можете меня остановить. Боже мой! Если бы я хотел вас опозорить, то подождал бы процесса и постарался бы застать вас врасплох перед судом присяжных. Я не звал бы себе на голову полицию, чтобы предупредить ее о своей линии защиты.
  Сержант Хоффман подумал минуту.
  — Это логично. — Он повернулся к Драмму: — Сходи вниз и приведи этих женщин.
  Драмм кивнул и вышел. Дрейк с любопытством следил за Мейсоном. По лицу Мейсона нельзя было прочитать абсолютно ничего, он не говорил ни слова. Наконец за дверью послышался шорох. Драмм открыл дверь и пропустил женщин.
  Миссис Вейт, как всегда, выглядела мрачной. Она равнодушно обвела присутствующих в комнате черными матовыми глазами, прежде чем вступила в комнату.
  На Норе Вейт былo обтягивающее платье, подчеркивающее ее формы. С полуулыбкой на полных губах она осмотрела присутствующих, довольная тем, что привлекает взгляды мужчин.
  — Мы хотели задать вам пару вопросов, — объявил Мейсон.
  — Снова? — спросила Нора Вейт.
  — Вы знаете, — обратился Мейсон к старшей женщине, не ответив на вопрос младшей, — об обручении вашей дочери с мистером Гриффином?
  — Конечно. Знаю, что они обручены.
  — Вам было известно что-нибудь о романе дочери?
  — Обычно начинается с романа, прежде чем дело дойдет до обручения.
  — Я говорю не об этом. Прошу отвечать на вопросы. Между ними существовал роман, прежде чем Нора приехала к вам?
  Взгляд темных, глубоко посаженных глаз побежал в сторону Норы и сразу же вернулся к Мейсону.
  — Прежде чем она приехала? Нет, они познакомились здесь.
  — Вы знаете, что дочь ваша уже была один раз замужем? — продолжал спрашивать Мейсон.
  Глаза женщины не дрогнули и не изменили своего выражения.
  — Она никогда не была замужем, — ответила женщина усталым голосом.
  Мейсон быстро повернулся к Норе:
  — Что вы скажете на это? Вы были уже замужем?
  — До сих пор не была, но вскоре буду. Я не могу только понять, что общего это имеет с убийством мистера Белтера. Если вы хотите, господа, задавать нам вопросы по этому делу, то, вероятно, мы будем отвечать. Но это не дает вам права совать нос в мои личные дела.
  — Как вы можете выйти замуж за Карла Гриффина, если вы уже замужем? — спросил Мейсон.
  — Я не замужем, я не позволю себя оскорблять.
  — Гарри Лоринг утверждает нечто совершенно другое.
  Девушка даже глазом не моргнула.
  — Лоринг? — повторила она спокойным вопросительным тоном. — Никогда о таком не слышала. Матушка, ты слышала когда-нибудь о каком-то Лоринге?
  Миссис Вейт сморщила лоб:
  — Не припоминаю. У меня не слишком хорошая память на имена, но, по-моему, я не знала никакого Лоринга.
  — Я попробую вам помочь, — вмешался Мейсон. — Гарри Лоринг жил до недавнего времени в Бельведер Апартаментс. Он занимал квартиру номер триста двенадцать.
  — Это, должно быть, какая-то ошибка, — поспешно сказала Нора Вейт.
  Мейсон достал из кармана повестку:
  — Тогда как вы объясните вашу подпись на этом документе? Вы здесь подтверждаете под присягой, что заключали брак с Гарри Лорингом.
  Нора Вейт бросила взгляд на бумагу, после чего посмотрела на мать. Лицо миссис Вейт оставалось неподвижным, как маска. Нора стала быстро говорить:
  — Ничего не поделаешь — раз уж вы узнали, то скажу вам все. Я не хотела, чтобы Карл знал об этом. Я была замужем, но с самого начала плохо жила с мужем. Наконец я убежала к матушке и вернулась к девичьей фамилии. Я узнала Карла, и мы полюбили друг друга с первого взгляда. Мы не осмелились объявить об обручении, потому что мистер Белтер разозлился бы. Но когда мистер Белтер был убит, то не было уже больше повода сохранять тайну. Я знала, что у моего мужа была раньше другая жена и что он с ней не развелся. Это была одна из причин, из-за которой я убежала от него. Я обратилась к адвокату, который сказал мне, что мой брак не имеет юридической силы и может в любой момент быть признан недействительным. Я хотела сделать это потихоньку. Я надеялась, что никто об этом не узнает и не свяжет фамилию Лоринг с моей.
  — Карл Гриффин говорит совершенно другое, — объявил Мейсон.
  — Конечно, ведь он ни о чем не знает.
  Мейсон покачал головой:
  — Не в этом дело. Видите ли, Гриффин признался во всем. Мы только проверяем его показания. Мы не знаем, должны ли мы арестовать вас за укрывание преступника, или же вы стали лишь жертвой фатального стечения обстоятельств.
  Сержант Хоффман выдвинулся вперед:
  — Мне кажется, что на этом я буду вынужден прервать допрос.
  Мейсон обернулся к нему:
  — Минутку, сержант. Для этого у вас всегда будет время.
  Нора Вейт обвела неспокойным взглядом обоих. Лицо миссис Вейт было маской усталого отчаяния.
  — Вот что произошло на самом деле, — начал Мейсон. — Миссис Белтер поссорилась с мужем, выстрелила в него, после чего повернулась и убежала. Она даже не оглянулась, чтобы посмотреть, какой результат имел ее выстрел. Она была по-женски уверена в том, что если в кого-то стреляют, то должны убить. В действительности с такого расстояния и при ее нервности шансы попасть были минимальны. Но она сбежала вниз, схватила первый попавшийся плащ и выскочила под дождь. Вы же слышали выстрел. Вы встали, набросили на себя что-то и пошли посмотреть, что случилось. Как раз в этот момент к дому подъехал Карл Гриффин. Оставив зонтик в стойке, он поднялся наверх, в кабинет. Вы слышали, как Белтер рассказывает Гриффину о том, что нашел доказательства неверности жены и что она в него стреляла. Он назвал имя мужчины, с которым она ему изменяла, и спросил, что, по мнению Карла, он должен сделать. Гриффин заинтересовался этим выстрелом, и Белтер, чтобы продемонстрировать ему, встал точно так, как стоял в момент выстрела. Тогда Гриффин поднял револьвер и выстрелил Белтеру прямо в сердце. Он бросил револьвер, выбежал снова во двор и поехал напиться для маскировки. Потом он выпустил воздух из одной шины, чтобы оправдать свое позднее возвращение, и поехал к дому, где уже была полиция. Конечно, он твердил, что его не было весь день, но забыл о зонтике. По невнимательности он захлопнул дверь, в то время как двери были открыты, когда он вернулся в первый раз. Он убил своего дядю, пользуясь тем, что миссис Белтер убежала из дома, уверенная в том, что именно она его застрелила. Он знал, что является единственным наследником, и не имел сомнений в том, что револьвер будет идентифицирован как собственность миссис Белтер, а все улики будут свидетельствовать против нее. В столе лежала ее сумка, в которой Белтер нашел компрометирующие документы. Ясно было, что миссис Белтер без труда свяжут с мужчиной, который старался, чтобы его имя не было испачкано в газете Белтера. Вы рассказали все это матери и договорились о том, что появился отличный случай. Гриффин вынужден будет заплатить за молчание. Вы поставите ему альтернативу: или он будет осужден за убийство, или заключит брак, выгодный для вас.
  Сержант Хоффман чесал в голове, не зная, что об этом подумать. Нора Вейт украдкой послала матери взгляд.
  — Это ваш последний шанс, — медленно продолжал Мейсон. — Правду говоря, вы вместе с матерью виноваты в сокрытии убийцы и должны обе предстать перед судом так, как будто вы сами совершили убийство. Гриффин признался во всем, ваши показания для нас, в сущности, мало важны. Если вы хотите упираться и настаивать на фальшивых показаниях, то это ваше дело. Если же вы хотите реабилитировать себя в глазах полиции, то это ваш последний шанс.
  — Я задам вам только один вопрос, — вставил сержант Хоффман. — На этом мы закончим дело. То, что вы сделали, соответствует точно или приблизительно тому, что рассказал Мейсон?
  — Да, — ответила Нора тихим голосом.
  Миссис Вейт, вырванная наконец из апатии, прыгнула к ней с яростью в глазах:
  — Заткнись, Нора! Ты идиотка! Не видишь, что они берут тебя на испуг?
  Сержант Хоффман повернулся к ней.
  — Может быть, мы и взяли на испуг, — медленно сказал он, — но подтверждение дочери и ваше высказывание решают дело. Теперь вам не осталось ничего другого, как сказать правду. В противном случае вы предстанете перед судом за укрывание убийцы.
  Миссис Вейт облизала губы.
  — Я не должна была посвящать эту идиотку, — взорвалась она со страстью. — Она ни о чем не знала, спала как колода. Это я услышала выстрел и пошла наверх. Я должна была заставить его жениться на мне, а не на ней. Но у нее нет счастья в жизни, я хотела дать ей шанс. Вот как мне это обернулось.
  Сержант Хоффман впился взглядом в Мейсона:
  — Ну и галиматья. Может быть, вы мне еще скажете, что стало с пулей, которая не попала в Белтера?
  Мейсон рассмеялся:
  — Именно этого я не мог разгрызть, сержант. Этот мокрый зонтик и захлопнутая дверь с самого начала не давали мне покоя. Я догадался о том, что должно было произойти, но не мог сложить все камешки в единую мозаику. Я сразу же стал искать дырку от пули. Только теперь я сообразил, что Карл Гриффин при своей хитрости вообще не осмелился бы убить, если бы в стене осталось отверстие от пули. Отсюда вывод, что с пулей могло произойти только одно. Вы не догадываетесь, сержант? Белтер купался. Ванна громадная, в нее входит много воды, когда она полная. Все в Белтере кипело от бешенства, когда он ждал возвращения жены. Услышав, что она вернулась, он выскочил из ванны, набросил на себя халат и стал на нее кричать из кабинета. Они ругались несколько минут, после чего она в него выстрелила. Он стоял в этот момент в дверях ванной, приблизительно в том месте, где потом нашли тело. Если вы встанете у входных дверей и попытаетесь прицелиться пальцем, то у вас будет приблизительная траектория, по которой летела пуля. Она пролетела мимо Белтера и попала в ванну. Вода ослабила ее силу. Потом домой вернулся Карл Гриффин, и Белтер рассказал ему все. В этот момент он подписал себе смертный приговор, потому что Гриффин сразу ухватился за уникальный случай. Он поставил Белтера там, где тот стоял, когда в него стреляла жена, после этого выстрелил Белтеру прямо в сердце. Затем он оставил револьвер и вышел. Разве это не гениально просто?
  Глава 20
  Утреннее солнце заглядывало через окно в кабинет Мейсона. Адвокат сидел в кресле, глаза у него были покрасневшие от недосыпания. Он смотрел через широкий стол на Пола Дрейка.
  — Я узнал кое-что по знакомству, — заявил детектив.
  — Выкладывай!
  — Гриффин сломался в шесть утра, — сообщил Дрейк. — Над ним работали всю ночь. Нора Вейт пыталась от всего отказаться, узнав, что он молчит. Дело решили показания старухи. Это странная женщина. Она не пискнула бы ни словечка до судного дня, если бы дочка держала язык за зубами.
  — Следовательно, она все-таки дала показания против Гриффина?
  — Да, и это самое смешное. Она света не видит из-за дочери. До тех пор пока она думала, что обеспечит ей хорошую партию, она держалась. Но как только решила, что Гриффин оказался в ловушке и ей нет никакой выгоды дольше покрывать его, она повернула против него. В конце концов, это ведь она знает правду.
  — А что с Евой Белтер? — спросил Мейсон. — Я подал прошение об освобождении.
  — Напрасно старался. Они сами освободили ее около семи часов утра. Как ты думаешь, она появится здесь?
  Мейсон пожал плечами:
  — Может быть, будет чувствовать благодарность, а может быть, и нет. Во время последнего свидания она обругала меня последними словами.
  В другой комнате скрипнули двери, после чего щелкнул замок.
  — Мне показалось, что я закрыл дверь, — сказал Дрейк.
  — Может быть, это портье, — ответил Мейсон.
  Дрейк встал и тремя длинными шагами подошел к двери. Он выглянул, и на его лице появилась улыбка:
  — Привет, красотка.
  Из приемной раздался голос Деллы Стрит:
  — Добрый день. Мистер Мейсон уже здесь?
  — Здесь, — ответил Дрейк, снова закрывая дверь. Он посмотрел на часы, потом на Мейсона:
  — Нечего сказать, твоя секретарша рано приходит на работу.
  — Который час?
  — Еще нет восьми.
  — Она начинает работу в девять. Я не хотел морочить ей голову вечером, у нее и так было много работы. Я сам настучал на машинке прошение об освобождении Евы Белтер, поймал в полночь судью, чтобы он подписал его, и подал прошение.
  — Ее освободили и без этого. Ты напрасно старался.
  — Предпочитаю подать ненужное прошение, чем не подать нужного, — серьезно ответил Мейсон.
  Дверь в коридор снова щелкнула. В тишине пустого здания звуки доходили до самого кабинета. Они услышали мужской голос, после чего на столе Мейсона зазвонил телефон.
  Мейсон поднял трубку.
  — Пришел мистер Гаррисон Бурк, — услышал он голос Деллы. — Он хочет с вами увидеться. Говорит, что у него важное дело.
  Улица внизу еще не начала гудеть утренним движением, и детектив услышал слова Деллы в трубке. Он поднялся с кресла:
  — Я пойду, Перри. Я заскочил только для того, чтобы сказать тебе о Гриффине и о твоей клиентке.
  — Благодарю за сообщения, — ответил адвокат, показывая на дверь, выходящую прямо в коридор. — Выйди туда, Пол.
  Еще до того, как дверь закрылась за детективом, Мейсон сказал в телефон:
  — Впусти его, Делла, Дрейк уже выходит.
  Через минуту в кабинет вошел Бурк с лицом, расплывшимся в улыбке.
  — Великолепная работа, мистер Мейсон. Вы прирожденный детектив. Газеты дают полный отчет. Предсказывают, что Гриффин признается до полудня.
  — Он признался в шесть утра. Садитесь.
  Бурк поколебался, но подошел к креслу и сел.
  — Прокурор ко мне очень хорошо настроен. Мое имя не будет упомянуто в прессе. Единственная газета, которая знает обо всем, эта та, бульварная.
  — Вы имеете в виду «Пикантные известия»?
  — Да.
  — И что?
  — Я должен иметь абсолютную уверенность в том, что мое имя не появится в этой газете.
  — Об этом поговорите с миссис Белтер, — ответил Мейсон. — Она распоряжается имуществом своего мужа.
  — А завещание?
  — А завещание теперь не имеет значения. Согласно закону убийца не может наследовать жертве. Не знаю, удалось бы миссис Белтер оспорить завещание, которое оставляло ее без наследства, но это уже не нужно, потому что Гриффин не может наследовать. Миссис Белтер, как единственная оставшаяся в живых наследница, примет имущество мужа независимо от завещания.
  — Она будет контролировать также и газету?
  — Да.
  — Понимаю, — сказал Бурк, складывая кончики пальцев. — Вы не знаете, какие намерения имеет полиция по отношению к ней? Потому что я слышал, что она была арестована.
  — Она была освобождена приблизительно час назад.
  Бурк бросил взгляд на телефон:
  — Не мог бы я воспользоваться вашим телефоном?
  Мейсон придвинул ему аппарат:
  — Назовите номер секретарше, она соединит вас.
  Бурк кивнул и поднял трубку с таким видом, словно позировал фотографу. Назвав Делле номер, он терпеливо ждал. Через минуту в трубке послышались трещащие звуки.
  — Миссис Белтер дома? — спросил Бурк.
  Из трубки снова послышались какие-то звуки.
  — Когда вернется, прошу, пожалуйста, сказать ей, что на складе уже есть размер и фасон туфель, которые она хотела приобрести. Она может получить их в любую минуту.
  Он улыбнулся в трубку, кивнул, как будто обращался к невидимой публике. Отложив трубку, он передвинул телефон в сторону Мейсона.
  — Благодарю вас. Не могу выразить, как я вам обязан. Под угрозой была вся моя карьера. Я отлично отдаю себе отчет в том, что только благодаря вашим усилиям удалось предотвратить страшную катастрофу.
  Мейсон ответил неопределенным покашливанием. Бурк поднялся во весь рост, одернул жилет и выдвинул подбородок вперед.
  — Когда человек посвящает жизнь обществу, — начал он своим трубным голосом, — то, конечно, он приобретает себе врагов, которые для достижения своих низменных целей не останавливаются ни перед какой подлостью. В таком положении малейшее уклонение от строжайших норм раздувается прессой и представляется в неверном свете. Я всегда старался служить обществу, как только…
  Мейсон вскочил так резко, что вращающееся кресло поехало назад и ударилось о стену.
  — Придержите ваше красноречие для других, у меня нет желания все это выслушивать. Что касается меня, то Ева Белтер заплатит мне еще пять тысяч. Я намерен подсказать ей, чтобы половиной этой суммы она обременила вас.
  Бурк даже отступил перед мрачной страстностью Мейсона.
  — Но, мистер Мейсон, ведь вы не мой адвокат. Вы представляли исключительно миссис Белтер. Правда, подозрение в убийстве оказалось фальшивым, но могло иметь для нее плачевные последствия. Я был замешан в это случайно, как ее приятель.
  — Поэтому я вам сообщаю только о том, какой совет я намерен дать своей клиентке. Не забывайте, что она теперь является владелицей «Пикантных известий» и от нее зависит, что в газете появится, а что нет. Не буду вас дольше задерживать.
  Бурк глубоко вздохнул, хотел что-то сказать, но передумал. Протянул было руку, но опустил ее, заметив блеск в глазах Мейсона.
  — Да, я понимаю, господин адвокат. Благодарю вас. Я заскочил только для того, чтобы выразить вам свою признательность.
  — Пустяки, не о чем говорить. Вы можете выйти в эти двери, прямо в коридор.
  Он стоял за столом, глядя, как спина Бурка исчезает в дверях. Дверь давно уже закрылась, а он все еще стоял, мрачно глядя на нее.
  Через минуту тихо открылась дверь приемной и на пороге остановилась Делла. Догадавшись, что Мейсон ее не видит, что он вообще не заметил, как она вошла, она бесшумно подошла и со слезами на глазах положила ему руки на плечи.
  — Извини, шеф. Мне так стыдно.
  Он вздрогнул при звуке ее голоса, повернулся и взглянул сверху в ее влажные глаза. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Делла сжала пальцы на его плечах, как будто судорожно цеплялась за что-то, что вырывалось из ее рук.
  — Я должна была больше верить тебе, шеф. Я прочитала сегодня все в газете и почувствовала себя так глупо…
  Он обнял ее, прижал к себе. Прижал свои губы к ее губам.
  — Забудь об этом, Делла — сказал он с нежностью.
  — Почему ты мне не объяснил? — спросила она сдавленным голосом.
  — Это не имело значения, — медленно ответил он, старательно подбирая слова. — Больно было уже то, что я должен был объяснять.
  — Уже никогда, никогда, пока живу, никогда больше не буду в тебе сомневаться.
  В дверях раздалось тихое покашливание. Незамеченная, в комнату вошла Ева Белтер.
  — Извините, если мешаю, — сказала она ледяным голосом. — Я хочу обязательно поговорить с мистером Мейсоном.
  Делла с пылающими щеками отскочила от Мейсона. Она смерила Еву Белтер взглядом, который уже не излучал нежность, а метал молнии. Мейсон смотрел спокойно, в его поведении не было ни малейшей неловкости.
  — Входите и садитесь, миссис Белтер.
  — Вы могли бы стереть помаду с губ, — ядовито ответила она.
  Мейсон не отвел взгляда:
  — Эта помада может остаться. Что вы хотите?
  Глаза у нее смягчились, она сделала шаг в его сторону:
  — Я хотела вам сказать, что неверно о вас думала, и как много для меня значит…
  Мейсон повернулся к Делле:
  — Откройте ящики с папками.
  Секретарша посмотрела на него ничего не понимающим взглядом. Мейсон показал пальцем на стальной шкаф.
  — Откройте пару ящиков, — повторил он.
  Делла открыла один за другим несколько ящиков с картонными папками, полными бумаг.
  — Вы видите? — спросил он.
  Ева Белтер посмотрела на него, сморщила лоб и покивала головой.
  — Каждая из этих папок — это одно дело, а шкафчик полон. Это все дела, которые я вел, большей частью об убийствах. Когда ваше дело будет закончено, мы сделаем для него такую же папку, вероятно, такой же самой толщины. Делла Стрит снабдит ее очередным номером, и если когда-нибудь я захочу заглянуть в акты, то назову очередной номер, а она достанет папку.
  Ева Белтер слушала, сморщив лоб.
  — Зачем вы мне это говорите?
  Делла задвинула ящики и направилась к двери. Она тихо закрыла ее за собой. Мейсон спокойно посмотрел на Еву Белтер.
  — Я показываю только ваше место в моей практике, миссис Белтер. Вы — клиентка, и ничего больше. У меня в картотеке уже сотни таких дел, будут еще сотни. Вы заплатили мне аванс, заплатите мне еще пять тысяч долларов гонорара. Если вы послушаетесь моего совета, то половину этой суммы вы получите от Гаррисона Бурка.
  У Евы Белтер задрожали губы.
  — Я хотела вас поблагодарить. Поверьте мне, что на этот раз это откровенно, от чистого сердца. Я играла перед вами, но на этот раз я не притворяюсь. Я так глубоко вам благодарна, что готова была бы сделать для вас все. Вы чудесный. Я прихожу сказать вам это, а вы меня принимаете так, как будто я… я…
  На этот раз в ее глазах блестели настоящие слезы.
  — Еще осталось много дел, — ответил Мейсон. — Если мы хотим отменить завещание, мы должны сделать так, чтобы Карла Гриффина приговорили за предумышленное убийство. С этого момента вы будете держаться в тени, что не означает, что вы не будете бороться. Гриффин не распоряжается никакими деньгами, кроме денег вашего мужа. От нас будет зависеть, чтобы он не получил и цента. Это только часть дел, которые нужно провести. Напоминаю вам об этом, чтобы вам не показалось, будто вы можете уже обойтись без меня.
  — Ничего такого я не говорила, — бросила она запальчиво. — Это мне даже в голову не пришло.
  — Тем лучше. Я только напоминаю.
  Раздался стук в дверь.
  — Да? — крикнул Мейсон.
  В кабинет вошла Делла Стрит.
  — Вы можете принять новое дело, шеф? — спросила она с заботой в голосе, заглядывая в его покрасневшие глаза. Еву Белтер она словно не видела.
  — Какое дело? — спросил Мейсон, поведя плечами, словно желая стряхнуть усталость.
  — Не знаю. Пришла какая-то девушка. Элегантно одетая, красивая, наверное, из хорошего дома. У нее какие-то неприятности, но она не хочет говорить никаких подробностей.
  — И ведет себя как оскорбленная королева? — улыбнулся Мейсон.
  — Откуда я знаю? Она больше похожа на затравленную жертву.
  — Это значит, что она тебе нравится, Делла, — усмехнулся Мейсон. — Иначе бы ты сказала, что она ведет себя как оскорбленная королева. Что тебе говорит интуиция, Делла? Твои предчувствия обычно оправдываются. Взять хотя бы нашу последнюю клиентку.
  Делла бросила взгляд на Еву Белтер и быстро отвела глаза.
  — Та девушка полностью выгорела внутри, сердитая. Несмотря на это, по ней чувствуется класс. Даже очень чувствуется. Она как бы… Откуда я знаю. Может быть, шеф, она все-таки ведет себя как оскорбленная королева.
  Мейсон глубоко вздохнул. Гнев медленно исчезал из его глаз. В них появились задумчивость и любопытство. Он поднял руку к губам, вытер помаду и улыбнулся Делле.
  — Я приму ее, как только выйдет миссис Белтер. А это, — закончил он, — случится через минуту.
  Дело о мрачной девушке
  Глава 1
  Девушка проскользнула в кабинет мимо секретарши, открывшей для нее дверь, и огляделась. По глазам посетительницы было видно, что ее что-то тревожит.
  Секретарша тихо прикрыла дверь. Девушка села в старомодное черное кожаное кресло с высокой спинкой, положила ногу на ногу, натянула юбку на колени и повернулась к двери. Через минуту она приподняла юбку на дюйм или два, пытаясь добиться определенного эффекта, затем откинулась назад, разбросав по плечам золотистые волосы, которые выгодно контрастировали с блестящей черной кожей кресла.
  Она смотрелась трогательно и беззащитно в просторном кабинете. Тем не менее в ее облике было что-то нарочитое, наводящее на мысль о специально создаваемом впечатлении. Поза была слишком тщательно продуманной, а беззащитность слишком ярко выраженной.
  По любым меркам она могла бы считаться красивой: шелковистые волосы, большие темные глаза, высокие скулы, пухлые губы, невысокого роста, с прекрасной фигурой. Сразу же становилось ясно, что она следит за собой. Однако выражение лица не менялось: казалось, она абсолютно отрешилась от действительности и как бы отгородилась невидимой стеной от окружающего мира.
  В кабинет вошел Перри Мейсон. Сделав два шага, он остановился и внимательно осмотрел девушку, не упуская ни одной детали. Она выдержала его взгляд, не изменив ни положения тела, ни выражения лица.
  — Вы — мистер Мейсон? — спросила она.
  Мейсон, не отвечая, обошел письменный стол и опустился во вращающееся кресло.
  Перри Мейсон производил впечатление большого, сильного человека. Он не был полным, но от него исходила внутренняя энергия. Посетительница увидела широкоплечего мужчину с грубыми чертами лица и с прямым взглядом серых глаз. Эти глаза часто меняли выражение, однако лицо всегда оставалось спокойным. В этом человеке не было ничего кроткого и смиренного, сразу же становилось ясно, что это борец, причем борец, который может сколь угодно долго выжидать удобный момент для нанесения сокрушительного удара и нанесет его именно тогда, когда получит наилучший эффект, а сам при этом не будет испытывать ни малейших угрызений совести от содеянного силой своего ума.
  — Да, я — Перри Мейсон, — подтвердил он. — Чем могу быть вам полезен?
  Темные глаза девушки с опаской изучали адвоката.
  — Меня зовут Фрэн Челейн.
  — Фрэн? — переспросил адвокат, повысив голос.
  — Уменьшительное от Фрэнсис.
  — Понятно. Чем могу быть вам полезен, мисс Челейн? — повторил Мейсон свой вопрос.
  Девушка не отводила взгляд темных глаз от его лица. Она начала водить указательным пальцем по ручке кресла, выбирая неровности на коже. В этом ищущем жесте, казалось, бессознательно отражалось ее внутреннее состояние.
  — У меня есть кое-какие вопросы по завещанию, — заявила она наконец.
  Выражение уверенных и спокойных глаз Перри Мейсона не изменилось.
  — Я не занимаюсь завещаниями, — сообщил он. — Я — судебный адвокат, специализируюсь на ведении дел в суде, предпочтительно перед присяжными. Двенадцать человек на скамье присяжных — и ты должен доказать им свою правоту, вот как я работаю. Боюсь, что не смогу вам помочь.
  — Но дело, возможно, дойдет до суда, — сообщила она.
  Он продолжал спокойно разглядывать ее, не меняя выражения лица.
  — Оспаривание завещания? — спросил адвокат.
  — Нет, — ответила девушка, — не совсем оспаривание. Я хочу кое-что узнать о положении, касающемся распоряжения имуществом в пользу другого лица.
  — Наверное, будет лучше, если вы зададите мне конкретный вопрос о том, что хотите выяснить, — заметил адвокат.
  — Предположим, определенное лицо умирает, — начала она, — и оставляет завещание, в котором есть пункт, что наследник по этому завещанию…
  — Хватит, — перебил Мейсон. — Вас интересует именно этот пункт?
  — Да.
  — Тогда расскажите мне факты, а не ходите вокруг да около.
  — Это завещание моего отца. Его звали Карл Челейн. Я — единственный ребенок.
  — Вот так-то оно лучше, — улыбнулся Мейсон.
  — По завещанию я должна получить большую сумму денег, где-то около миллиона долларов.
  Перри Мейсон насторожился.
  — И вы думаете, что состоится суд? — спросил он.
  — Не знаю. Надеюсь, что нет.
  — Продолжайте, — предложил адвокат.
  — Деньги не перешли прямо ко мне. Ими управляют по доверенности.
  — И кто является доверенным лицом?
  — Мой дядя, Эдвард Нортон.
  — Понятно. Продолжайте.
  — В завещании сказано, что, если я выйду замуж до достижения двадцатипятилетнего возраста, у моего дяди есть право на его усмотрение предоставить мне пять тысяч долларов из траст— фонда, а оставшуюся часть передать благотворительным учреждениям.
  — Сколько вам лет? — спросил Мейсон.
  — Двадцать три.
  — Когда умер ваш отец?
  — Два года назад.
  — Значит, завещание уже было утверждено, а собственность распределена?
  — Да, — кивнула она.
  — Если положение, касающееся управления собственностью по доверенности, утверждено и апелляция не была подана, то никакое оспаривание судебного решения путем дополнительного иска невозможно, кроме как при исключительных обстоятельствах.
  Она снова начала водить указательным пальцем по ручке кресла.
  — Именно об этом я и хотела вас спросить, — сказала Фрэн Челейн.
  — Ну так спрашивайте.
  — По завещанию мой дядя контролирует оставленные отцом деньги. Он может их инвестировать, как посчитает нужным, может предоставить мне такую сумму, которую, по его мнению, мне следует иметь. Когда мне исполнится двадцать семь лет, он должен передать мне управление капиталом — если он решит, что обладание такой суммой не испортит мне жизнь. В противном случае мне до самой смерти будет предоставляться по пятьсот долларов в месяц, а оставшееся дядя должен передать благотворительным учреждениям.
  — Очень необычное положение об управлении по доверенности, — ничего не выражающим тоном заметил Мейсон.
  — Мой отец был необычным человеком, а я вела довольно бурный образ жизни, — ответила Фрэн.
  — Так в чем у вас проблемы? — спросил Мейсон.
  — Я хочу выйти замуж, — сообщила она и в первый раз за весь разговор отвела глаза.
  — Вы говорили об этом с дядей?
  — Нет.
  — А он знает, что вы хотите выйти замуж?
  — Не думаю.
  — Почему бы не подождать, пока вам не исполнится двадцать пять лет?
  — Нет, — твердо заявила она. — Я хочу это сделать сейчас.
  — Если я правильно понял изложенное вами содержание завещания, то все оставлено на усмотрение вашего дяди, не так ли?
  — Да.
  — Тогда, возможно, при сложившихся обстоятельствах нужно выяснить его мнение по поводу вашего замужества.
  — Нет! — резким тоном воскликнула она.
  — У вас плохие отношения? — спросил адвокат.
  — Нет.
  — Вы часто с ним видитесь?
  — Каждый день.
  — Вы обсуждаете с ним завещание?
  — Никогда.
  — Значит, вы встречаетесь с ним, чтобы обговорить какие-то другие дела?
  — Нет. Я живу с ним в одном доме.
  — Понятно, — спокойным, бесстрастным голосом сказал Перри Мейсон. — Вашему дяде доверено управление огромным капиталом, причем распоряжение этими деньгами оставлено на его полное усмотрение, что весьма необычно. Насколько я понимаю, на него возложены определенные обязательства?
  — О, конечно. Но здесь можно не беспокоиться. С траст-фондом все в порядке. Мой дядя очень дотошен и осторожен, даже слишком дотошен и осторожен. Он методично делает все, за что бы ни брался.
  — У него есть свои деньги? — решил выяснить адвокат.
  — Полно.
  — Так что же вы от меня хотите? — в голосе адвоката послышалось легкое раздражение.
  — Я хочу, чтобы вы все устроили так, чтобы я могла выйти замуж.
  Мейсон с минуту задумчиво смотрел на Фрэн Челейн оценивающим взглядом, не произнося ни слова.
  — У вас есть с собой копия завещания или решения о распределении собственности? — наконец спросил он.
  — А они вам нужны? — спросила она, отрицательно покачав головой.
  Адвокат кивнул:
  — Я не могу дать вам абсолютно точную интерпретацию юридического документа, пока не прочитаю сам документ.
  — Но я же пересказала вам его содержание!
  — Вы пересказали его так, как понимаете. А ваша интерпретация может отличаться от действительности.
  — Мне кажется, — быстро и раздраженно заговорила Фрэн Челейн, — что условие, запрещающее выходить замуж, может быть отменено.
  — Не совсем так, — заметил адвокат. — В общем и целом положение, по которому запрещается вступать в брак, считается нарушением гражданских прав и, следовательно, недействительным. Однако есть ряд исключений, особенно в случае управления собственностью по доверенности, где доверенное лицо назначено для того, чтобы уберечь наследника от бесконтрольной траты оставленного ему по завещанию наследства. Очевидно, мы имеем дело как раз с таким случаем. Более того, обратите внимание, что никаких ограничений на вступление в брак после достижения вами двадцатипятилетнего возраста нет. И, кстати, судя по вашей интерпретации условий завещания, действовать на свое усмотрение ваш дядя должен только при определенных обстоятельствах.
  Было видно, что девушка внезапно потеряла всю свою уравновешенность.
  — Я много слышала о вас, — почти крикнула она. — Обычно адвокаты говорят своим клиентам, что они могут сделать, а чего не могут, а о вас ходят слухи, что вы все всегда устраиваете таким образом, что клиент получает то, что хочет.
  Мейсон улыбнулся. Это была улыбка умудренного опытом человека, накопившего неоценимый багаж знаний из общения с сотнями клиентов, открывавших ему свои секреты.
  — Вы частично правы, — согласился он. — Из любой ситуации есть выход. Как говорят, было бы желание, а возможность найдется.
  — В моем случае есть желание. От вас я хочу узнать, как добиться возможности.
  — За кого вы хотите выйти замуж? — резко спросил Мейсон.
  Фрэн Челейн не стала отводить взгляд, темные глаза смотрели прямо на адвоката.
  — За Роба Глиасона.
  — Ваш дядя с ним знаком?
  — Да.
  — Он одобряет ваш выбор?
  — Нет.
  — Вы любите этого Роба Глиасона?
  — Да.
  — Роб Глиасон знает об условиях завещания?
  Она опустила глаза:
  — Думаю, что теперь, возможно, знает. Но не знал.
  — Что вы имеете в виду? — спросил адвокат.
  Было ясно, что Фрэн Челейн избегает встречаться взглядом с Мейсоном.
  — Я просто так выразилась. Я ничего не имела в виду.
  Мейсон несколько минут внимательно рассматривал посетительницу.
  — Насколько я понял, вы очень хотите выйти за него замуж, — наконец сделал вывод адвокат.
  Она подняла на него глаза и заявила с чувством:
  — Мистер Мейсон, вы должны четко уяснить: я выйду замуж за Роба Глиасона. Воспринимайте это как факт. Вам следует найти способ, как я могу это сделать. Это все. Я оставляю эту проблему вам. Я доверяюсь вам. Я собираюсь выйти замуж.
  Адвокат уже хотел было что-то сказать, но помедлил. Он не сводил взгляда с посетительницы, продолжая ее внимательно изучать.
  — Похоже, вы прекрасно знаете, чего хотите.
  — Конечно, знаю! — воскликнула она.
  — Приходите завтра утром в это же время. Я сегодня просмотрю судебный архив.
  Она покачала головой:
  — Это слишком долго. Вы можете сделать все, что нужно, к сегодняшнему вечеру?
  — Не исключено, — ответил адвокат. — В четыре вас устроит?
  Она кивнула.
  — Прекрасно, — сказал Мейсон, вставая. — Возвращайтесь в четыре. Продиктуйте свой адрес и полное имя секретарю в приемной.
  — Я это уже сделала. — Фрэн тоже встала и поправила юбку. — Буду у вас ровно в четыре.
  Она, не оборачиваясь, проследовала до двери, открыла ее и вышла в приемную.
  Перри Мейсон снова сел за письменный стол и прищурил глаза, уставившись на закрывшуюся за девушкой дверь.
  Через минуту Мейсон нажал указательным пальцем кнопку слева от стола.
  Из двери, ведущей в библиотеку, появился молодой человек с всклокоченными волосами и открытым лицом, выражающим готовность к действию.
  — Фрэнк, — обратился к нему Мейсон, — сходи в здание суда и найди дело об имуществе Челейна. По завещанию некой Фрэнсис Челейн оставлено более миллиона долларов. Для управления собственностью назначено доверенное лицо — Эдвард Нортон. Проверь решение о распределении собственности и само завещание. Сделай копии положений, касающихся управления собственностью по доверенности, и как можно скорее возвращайся обратно.
  Молодой человек дважды быстро моргнул глазами.
  — Челейн? — переспросил он.
  — Да. Карл Челейн.
  — И Нортон?
  — Эдвард Нортон.
  — Спасибо, — сказал молодой человек, резко повернулся, неловко и с застенчивым видом пересек кабинет. Он явно спешил, нервничая под взглядом адвоката.
  Мейсон вызвал секретаршу.
  Делле Стрит, доверенному секретарю Перри Мейсона, было лет двадцать семь. По ее внешнему виду сразу же становилось ясно, что это уверенная в себе женщина, знающая свое дело. Она резко распахнула дверь из приемной.
  — Вызывал, шеф? — спросила Делла Стрит.
  — Да. Заходи.
  Она вошла в кабинет, аккуратно прикрыв за собой дверь.
  — Давай обменяемся впечатлениями о девушке, — предложил Мейсон.
  — Что ты имеешь в виду?
  Он задумчиво посмотрел на Деллу:
  — Ты сказала, что она выглядит или загнанной в угол, или мрачной. А теперь я думаю — какой же?
  — Это имеет значение? — спросила Делла.
  — Наверное, да. Ты обычно даешь правильную оценку. К тому же у тебя была возможность рассмотреть ее, когда она не позировала. Она начала играть роль, войдя ко мне в кабинет.
  — Она из тех, у кого это хорошо получается.
  — Мисс Челейн села вот в это кресло, — кивнул головой Мейсон, — склонила голову, положила ногу на ногу, опустив юбку на точно рассчитанное количество дюймов, и на лице у нее было весьма определенное выражение.
  — Она сказала тебе правду? — поинтересовалась Делла.
  — Никто из клиентов не говорит всю правду в первый визит к адвокату, по крайней мере женщины. Именно поэтому я хочу узнать твои впечатления о ней. Она все-таки казалась загнанной в угол или мрачной?
  Делла Стрит задумалась. Наконец она заговорила, взвешивая каждое слово:
  — Мне кажется, что она одновременно выглядела и загнанной в угол, и мрачной, как будто она попала в какой-то капкан и от этого сделалась угрюмой.
  — Ты уверена, что это не паника?
  — Что ты имеешь в виду?
  — Очень многие, впадая в панику, делают каменное лицо, а пытаясь сделать каменное лицо, выглядят мрачно.
  — Ты считаешь, что она в панике? — спросила Делла.
  — Да, — медленно ответил Мейсон. — Я думаю, что это своевольный маленький дьяволенок, который всегда получает что хочет. Наверное, у нее неуправляемый характер. Она попала в западню и пытается выбраться. Когда мы лучше с ней познакомимся, то узнаем больше о ее характере.
  — Ведьма?
  Мейсон усмехнулся:
  — Я бы сказал, что только ведьмочка.
  Глава 2
  Делла Стрит открыла дверь личного кабинета Мейсона. С таинственным видом она проскользнула в дверной проем и осторожно закрыла за собой дверь в приемную.
  Перри Мейсон сидел за письменным столом. Он внимательно посмотрел на секретаршу.
  — Почему такая таинственность? — спросил он.
  Делла шагнула по направлению к адвокату, затем повернулась обратно к двери, чтобы проверить — плотно ли она закрыта.
  — В приемной сидит мужчина, представившийся как Роберт Глиасон, — сообщила Делла.
  — Что он хочет?
  — Ему нужна информация о мисс Челейн.
  — Которая сейчас была здесь?
  — Да.
  — Ты не сообщила, что она только что ушла?
  — Конечно нет.
  — Что конкретно он сказал?
  — Что хочет с тобой встретиться. Я спросила его о сути дела, которое он хотел бы с тобой обсудить, и он ответил, что пришел по поводу одной твоей клиентки. Тогда я заявила, что ему следует назвать мне имя клиентки и вкратце описать суть дела. Он сказал, что речь идет о мисс Челейн и ему просто необходимо поговорить с тобой о ней.
  — Хорошо. Что ты ему ответила?
  — Сказала, что не знаю имен всех твоих клиентов и ему придется поподробнее изложить суть вопроса. Он очень возбужден.
  — Почему он возбужден? Что его волнует: девушка, дело или что-то еще?
  — Не знаю. Могу сказать только, что он возбужден и нервничает.
  Мейсон расправил плечи, словно пришел к какому-то внезапному решению.
  — Пригласи его, Делла. Я хочу на него посмотреть.
  Делла Стрит кивнула, повернулась и открыла дверь в приемную.
  — Проходите, пожалуйста, — улыбнулась она посетителю.
  В приемной послышался какой-то шум. По всему внешнему виду появившегося в кабинете мужчины было заметно, что он горит нетерпением. Это оказался худой молодой человек, с вздернутым носом и огромными ушами. Он шел нервной походкой и двигался резкими толчками. На вид ему было где-то около тридцати лет.
  — Вы — адвокат Мейсон? — спросил он.
  Перри Мейсон оценил посетителя внимательным спокойным взглядом из-под густых бровей.
  — Садитесь, — предложил адвокат.
  Посетитель помедлил, а затем опустился на краешек одного из жестких стульев с прямой спинкой.
  — Чем могу быть полезен? — спросил Мейсон.
  — Я бы хотел выяснить, приходила ли к вам сегодня Фрэнсис Челейн.
  — Это адвокатская контора, а не справочное бюро, мистер Глиасон.
  Глиасон нервно вскочил на ноги, быстро, в три шага, подбежал к окну, с минуту постоял в лучах солнечного света, а затем повернулся к адвокату. Темные глаза молодого человека горели. Создавалось впечатление, что он борется с собой.
  — Хватит острот, мистер Мейсон. Мне нужно знать, была ли здесь Фрэн Челейн или нет.
  Тон Перри Мейсона не изменился, адвокат оставался абсолютно спокоен и, казалось, не обращал ни малейшего внимания на нетерпеливость посетителя.
  — Пусть между нами не останется никакого недопонимания, — сказал Мейсон. — Вы говорите о мисс Фрэнсис Челейн?
  — Да.
  — Вы лично знакомы с мисс Челейн?
  — Конечно.
  Перри Мейсон махнул правой рукой, словно вопрос, о котором шла речь, не имел ни малейшего значения.
  — Это все упрощает, — сделал вывод адвокат.
  — Что именно? — с подозрением в голосе спросил Глиасон.
  — Тот факт, что вы знакомы с мисс Челейн, — ответил Мейсон. — В таком случае вам требуется лишь поинтересоваться у самой мисс Челейн, консультировалась ли она у меня. Если нет, то вам не потребуется возвращаться. Если консультировалась, но не хочет, чтобы вы об этом знали, она, несомненно, найдет способ скрыть это. Если же она говорила со мной и ей все равно, узнаете вы об этом или нет, она вам сама обо всем расскажет. — Адвокат встал и улыбнулся посетителю, показывая тем самым, что разговор окончен.
  Роберт Глиасон остался у окна. По его лицу было видно, что в нем идет внутренняя борьба.
  — Вы не имеете права так со мной разговаривать, — заявил он.
  — И тем не менее — разговариваю, — спокойным тоном ответил Мейсон.
  — Вы не имеете права!
  — Почему?
  — Вы можете так объясняться с посторонним, но я таковым не являюсь. Я очень близок с Фрэн Челейн. У меня есть право знать о том, была она у вас или нет. Ее шантажируют, и я хочу выяснить, что вы предполагаете сделать.
  Перри Мейсон приподнял брови:
  — Кого шантажируют? Кто шантажирует?
  Глиасон раздраженно взмахнул руками:
  — Что вы притворяетесь? Я знаю, что она была здесь, и вы знаете, что она была здесь. Вы знаете, что ее шантажируют, а я хочу знать, что вы предполагаете сделать.
  — При сложившихся обстоятельствах я думаю, что мне стоит попросить вас покинуть кабинет, — заявил Мейсон. — Когда я пригласил вас зайти, я думал, что вы пришли проконсультироваться у меня как у адвоката. Я очень занят, и у меня нет времени обсуждать с вами тот единственный вопрос, который вас волнует.
  Глиасон оставался на месте.
  — По крайней мере, вы можете сообщить мне, кто ее шантажирует. Я хочу знать только это. Тогда я сам со всем разберусь.
  Адвокат подошел к двери и открыл ее. С серьезным и достойным видом он обратился к посетителю:
  — До свидания, мистер Глиасон. Мне очень жаль, что я не могу вам помочь.
  — Это все, что вы собираетесь мне сказать? — закричал Глиасон с исказившимся лицом.
  — Да, — безапелляционно заявил Мейсон.
  — Ну ладно! — рявкнул молодой человек и, не произнеся больше ни слова, широким шагом вышел из кабинета.
  Перри Мейсон тихо прикрыл дверь, заложил большие пальцы рук в проймы жилета, слегка наклонил голову вперед и начал ходить из угла в угол.
  Через несколько минут он подошел к письменному столу и взял в руки копию завещания Карла Челейна. Он стал читать условия учреждения траст-фонда в пользу Фрэнсис Челейн.
  Он все еще изучал отпечатанный на машинке документ, когда дверь снова отворилась и в кабинет заглянула Делла Стрит.
  — Мисс Челейн, — сообщила секретарша.
  Мейсон задумчиво посмотрел на Деллу Стрит, а затем поманил ее рукой.
  Делла Стрит вошла в кабинет, плотно закрыв за собой дверь.
  — Глиасон сразу же вышел в коридор? — спросил он.
  — Да. Ни на секунду не задержался. Казалось, он участвует в соревнованиях по спортивной ходьбе.
  — А мисс Челейн только что пришла?
  — Да.
  — Как ты считаешь, они могли встретиться у лифта?
  Делла Стрит задумалась.
  — Вполне вероятно, шеф, — наконец ответила она. — Правда, я не очень-то в это верю.
  — Как выглядит мисс Челейн? Возбуждена?
  — Нет. Невозмутима и хладнокровна. К тому же пытается выглядеть как можно лучше. Достала косметичку и прихорашивается. И очень тщательно уложила волосы.
  — Хорошо. Пригласи ее.
  — Проходите, пожалуйста, мисс Челейн, — сказала Делла Стрит, открывая дверь в приемную.
  Когда Фрэнсис Челейн оказалась в личном кабинете адвоката, секретарша тут же покинула помещение, бесшумно прикрыв за собой дверь.
  — Садитесь, — предложил Мейсон.
  Фрэнсис Челейн подошла к тому же креслу, в котором сидела в первый визит, опустилась в него, положила ногу на ногу и с немым вопросом посмотрела на адвоката своими темными глазами.
  — Несколько минут назад здесь был Роберт Глиасон, — сообщил Мейсон, — и пытался выяснить, консультировались ли вы у меня.
  — Роб очень импульсивен, — заметила Фрэн Челейн.
  — Вы говорили ему, что собираетесь ко мне?
  — Я упоминала ваше имя. Вы сказали ему, что я была здесь?
  — Конечно нет. Я посоветовал ему связаться с вами, если у него имеются какие-нибудь вопросы о ваших делах.
  Она слегка улыбнулась.
  — Робу Глиасону очень не понравится такая манера разговора, — сказала девушка.
  — Она ему уже не понравилась, — ответил Мейсон.
  — Я встречусь с ним и все ему объясню.
  — Глиасон сказал, что вас шантажируют.
  На какую-то долю секунды в глазах мисс Челейн появились удивление и ужас. Затем она снова посмотрела на адвоката спокойным, ничего не выражающим взглядом.
  — Роб очень импульсивен, — повторила она.
  Мейсон ждал, не скажет ли она еще что-нибудь, но она, не двигаясь, сидела на стуле и явно не собиралась предоставлять больше никакой информации.
  Мейсон взял в руки документы, лежавшие у него на столе.
  — У меня здесь копии завещания и решения о распределении собственности, — сообщил он. — Я также выяснил, что доверенное лицо ежегодно представляет отчеты о ведении дел. Боюсь, что надежды мало, мисс Челейн. Управление трастом ведется очень рационально. Понимаете, даже если мне удастся добиться отмены положения, касающегося вступления в брак, как нарушения ваших гражданских прав, нам все равно придется столкнуться с тем фактом, что распределение имущества оставлено на усмотрение доверенного лица. Скорее всего, ваш дядя посмотрит на наше оспаривание завещания как на вмешательство в волеизъявление вашего отца и его собственные полномочия как доверенного лица. Даже если мы выиграем в суде, на его усмотрение останется аннулирование нашей победы.
  Девушка спокойно выслушала адвоката — даже ресница не дрогнула. Через минуту она сказала:
  — Именно этого я и боялась.
  — Здесь есть еще одно положение, касающееся управления доверенной собственностью, — продолжал Мейсон. — Все оставлено на личное усмотрение вашего дяди, потому что ваш отец высоко оценил его рассудительность и здравый ум. В завещании и решении о распределении собственности говорится, что в случае смерти, неспособности или отказа доверенного лица продолжать управление собственностью весь траст-фонд безусловно переходит к вам.
  — Да, я знаю.
  — Поэтому имеется возможность поставить вашего дядю в такие условия, что он не сможет в дальнейшем действовать от вашего имени. Другими словами, каким-то образом оспорить его способность выступать в качестве доверенного лица — например, показать, что он смешивает траст— фонд со своими собственными счетами или что-то в этом роде. Это, конечно, только предположение, я просто упоминаю этот факт, потому что пока я не вижу другого плана кампании, открытого для нас.
  Она улыбнулась и со вздохом сказала:
  — Вы не знаете моего дядю, мистер Мейсон.
  — Что вы имеете в виду?
  — Я имею в виду, что мой дядя необычайно дотошен и осторожен, а также настолько упрям, что ничто на свете не может заставить его сойти с избранного пути или сделать то, что он не хочет делать. К тому же он полностью независим в экономическом отношении.
  В первый раз за все время разговора у нее в голосе послышались эмоции — какая-то доля горечи окрасила интонацию, хотя ее глаза и оставались спокойными.
  — У вас есть какие-нибудь предположения? — спросил Мейсон, внимательно наблюдая за ней.
  — Да. Я думаю, что кое-что можно сделать через Артура Кринстона.
  — Это кто такой? — поинтересовался Мейсон.
  — Артур Кринстон — партнер моего дяди. Они вместе занимаются бизнесом, покупают, продают, закладывают недвижимость, торгуют ценными бумагами. Артур Кринстон имеет на моего дядю больше влияния, чем кто-либо на свете.
  — Как он относится к вам? — спросил Мейсон.
  — Очень хорошо, — улыбнулась девушка.
  — А есть шанс, что Кринстону удастся уговорить вашего дядю отказаться от управления собственностью в качестве доверенного лица и передать вам весь траст-фонд?
  — Шанс всегда есть, — резким тоном ответила она, вставая. — Я попрошу мистера Кринстона встретиться с вами.
  — Завтра?
  — Сегодня вечером.
  Адвокат взглянул на часы:
  — Уже двадцать минут пятого. Я закрываю контору в пять. Конечно, я могу подождать несколько минут.
  — Он будет у вас без четверти пять.
  — Хотите позвонить от меня? — предложил адвокат.
  — В этом нет необходимости.
  — Что имел в виду Роберт Глиасон, когда заявил, что вас шантажируют? — резким тоном спросил Мейсон, когда она уже взялась за ручку двери.
  Девушка посмотрела на него огромными темными глазами.
  — Понятия не имею, — с безмятежным видом ответила Фрэн Челейн и вышла из кабинета, закрыв за собой дверь.
  Глава 3
  Артур Кринстон оказался сорокапятилетним широкоплечим приветливым мужчиной. Он широким шагом пересек кабинет Мейсона, протягивая руку, и громким голосом, в котором звучали сердечность и готовность помочь, заявил:
  — Очень рад познакомиться с вами, мистер Мейсон. Фрэн попросила меня немедленно ехать к вам, так что я бросил все дела и кинулся сюда.
  Перри Мейсон пожал руку Кринстону и осмотрел его внимательным, оценивающим взглядом.
  — Садитесь, — предложил адвокат.
  Артур Кринстон опустился в то же кресло, в котором сидела Фрэн Челейн, достал из кармана сигару, зажег спичку о подошву ботинка, прикурил и сквозь дым улыбнулся хозяину кабинета.
  — Очень хочет замуж, правда? — усмехнулся Кринстон.
  — Вы знаете об этом? — спросил Перри Мейсон.
  — Конечно! — воскликнул Артур Кринстон. — Я о Фрэн знаю все. Наверное, она в большей мере моя племянница, чем Эдварда. То есть я имею в виду, что мы с ней прекрасно ладим и понимаем друг друга.
  — Как вы считаете, можно чего-нибудь добиться, если поговорить с Эдвардом Нортоном?
  — Кому поговорить? — спросил Кринстон.
  — Вам, например, — предложил Мейсон.
  Посетитель покачал головой:
  — Нет. Только один человек может побеседовать с Нортоном и добиться каких-то результатов.
  — Кто?
  — Вы, — многозначительно ответил Кринстон.
  Выражение лица адвоката не изменилось, только в глазах появилось удивление.
  — Из того, что я уже слышал о мистере Нортоне, можно сделать вывод, что мое вмешательство приведет его в негодование.
  — Ни в коей мере. Эдвард Нортон — странный человек. Он не допускает, чтобы какие-либо чувства влияли на принятие им деловых решений. Он безжалостен и жесток. Он скорее будет склонен выслушать вас, говорящего только о деле и рассматривающего вопрос с правовой точки зрения, чем Фрэн или меня, где замешаны какие-то личные симпатии.
  — Простите, но это звучит нелогично, — заметил Мейсон.
  — Какое имеет значение то, как это звучит? — усмехнулся Кринстон. — И какое имеет значение, логично это или нет? Это факт. Просто у человека такой характер. Вам придется самому встретиться с Нортоном, чтобы все уяснить.
  Делла Стрит открыла дверь из приемной.
  — Звонит девушка, которая была у нас сегодня после обеда. Она хотела бы поговорить с вами, — сообщила Делла.
  Мейсон кивнул и взял трубку.
  — Алло!
  Он услышал голос мисс Челейн на другом конце провода. Она говорила очень быстро:
  — Мистер Кринстон заходил к вам?
  — Да, он сейчас здесь.
  — Что он сказал?
  — Предлагает мне лично встретиться с вашим дядей.
  — Тогда, пожалуйста, встретьтесь с ним.
  — Вы думаете, мне следует это сделать?
  — Если так считает Артур Кринстон, то да.
  — Хорошо. Завтра?
  — Нет. Не могли бы вы увидеться с ним сегодня вечером?
  Мейсон нахмурился.
  — В деле такой важности я бы предпочел вначале обдумать лучший метод подхода к решению проблемы, — наконец сказал он.
  — Но Артур Кринстон объяснит вам, как лучше действовать. Я договорюсь с дядей, чтобы он принял вас в половине девятого сегодня вечером. Я заеду за вами и отвезу в наш дом. Я буду у вас в восемь. Вас это устроит?
  — Не вешайте трубку, пожалуйста, — попросил Мейсон и повернулся к Артуру Кринстону:
  — Звонит мисс Челейн. Она считает, что мне следует встретиться с ее дядей сегодня вечером. Она договорится с ним.
  — Прекрасно! — воскликнул Кринстон. — Мне нравится эта идея. Лучше и придумать нельзя.
  — Я согласен, мисс Челейн, — сказал Мейсон в трубку. — Буду ждать вас у себя в конторе в восемь, и вы отвезете меня, куда требуется.
  Мейсон повесил трубку и внимательно посмотрел на Кринстона.
  — Странное дело, — заметил адвокат. — Все заинтересованные лица страшно спешат.
  Артур Кринстон расхохотался.
  — Вы плохо знаете Фрэн, — сообщил он.
  — Мне она показалась очень спокойной девушкой, умеющей держать себя в руках, — ничего не выражающим тоном сказал Мейсон.
  Кринстон вынул сигару изо рта и долго смеялся.
  — Мистер Мейсон, вы же должны хорошо разбираться в людях! Вы ведь прекрасно знаете, что об этих современных девушках ни в коем случае нельзя судить по их внешнему виду. Никогда не выводите ее из себя. Если она начинает злиться, то просто превращается в ведьму.
  Мейсон без улыбки посмотрел на посетителя.
  — Правда? — спросил он все тем же ничего не выражающим тоном.
  — Не обижайтесь, — продолжал Кринстон, — но вы на самом деле неправильно оценили Фрэн Челейн. Она просто динамит! А теперь давайте обсудим планы на вечер. Я думаю, если уж вы согласились встретиться сегодня с Нортоном, то мне стоит прийти чуть раньше вас и попытаться его немного смягчить. Он — своеобразная личность. Вы все поймете, когда увидите его. Это хладнокровный, расчетливый деловой человек.
  — У мисс Челейн могут возникнуть трудности, когда она будет договариваться с ним на сегодняшний вечер? — спросил Мейсон, внимательно наблюдая за собеседником.
  — Нет. Он любит работать по ночам. У него офис в том же доме, где он живет. Он там частенько засиживается за полночь и большинство встреч назначает на послеобеденное или вечернее время.
  Кринстон встал с кресла, подошел к адвокату и пожал ему руку:
  — Очень рад был познакомиться. Постараюсь немного подготовить Эдварда Нортона к встрече с вами.
  — У вас есть какие-нибудь предложения насчет того, что мне лучше с ним обсуждать? — спросил Мейсон.
  — Никаких. Единственное, что я могу вам сказать, — ничего не планируйте заранее. Вы сразу же поймете, что Эдвард Нортон сам устанавливает правила игры.
  Когда Кринстон ушел, Мейсон несколько минут ходил из угла в угол, затем открыл дверь и вышел из кабинета.
  Офис адвокатской конторы Мейсона состоял из личного кабинета адвоката, двух приемных, библиотеки и комнаты машинистки. Делла Стрит выполняла функции и секретаря, и машинистки. Фрэнк Эверли, молодой адвокат, набирался у Мейсона практического опыта. Мейсон отправился в библиотеку, где, склонившись над книгами, сидел Фрэнк Эверли.
  — Фрэнк, я хочу попросить тебя об одном одолжении, причем все надо сделать очень быстро.
  Эверли отодвинул книгу в кожаном переплете и поднялся со стула:
  — Да, сэр?
  — Я думаю, что некий Роберт Глиасон женился на некой Фрэнсис Челейн. Я не знаю, когда произошло бракосочетание, но, возможно, несколько недель назад. Они попытались не афишировать это событие. Тебе придется просмотреть разрешения на вступление в брак. Пожалуйста, позвони в отдел, занимающийся выдачей разрешений, и попроси кого-нибудь из служащих задержаться. Они закрываются через несколько минут.
  — Да, шеф, — кивнул Эверли. — Где мне вас потом искать?
  — Запиши все, что выяснишь, на лист бумаги, положи в конверт, заклей его и надпиши: «Строго конфиденциально», а потом оставь под пресс-папье у меня на столе.
  — Будет сделано, шеф, — сказал Эверли и направился к телефону.
  Мейсон вернулся к себе в кабинет, заложил большие пальцы рук в проймы жилета и снова начал медленно расхаживать из угла в угол.
  Глава 4
  Фрэн Челейн прекрасно водила машину. Она очень уверенно сидела за рулем большого «Паккарда».
  В огромном кожаном кресле в конторе адвоката она казалась маленькой, хрупкой и беззащитной. Теперь ни о какой беззащитности не могло быть и речи. Сразу же становилась видна внутренняя сила. В движениях девушки проглядывало что-то кошачье. О ее характере можно было судить также по манере вождения автомобиля: на высокой скорости проскальзывала в открывающееся между машинами пространство, резко тормозила на красный свет и мгновенно срывалась с места на зеленый. На ее лице сохранялось недовольное, мрачное выражение. Сидя справа от нее, адвокат внимательно изучал профиль девушки.
  Фрэн Челейн взлетела на холм, спустилась и вырулила на петляющий подъезд к дому, открывшемуся меж зарослей кустарника. Она кивнула вперед:
  — Это здесь.
  Мейсон рассматривал огромное здание, светившееся огнями.
  — Какая гармоничная постройка, — заметил он.
  — Да, — резким тоном ответила Фрэн Челейн.
  — Много слуг? — поинтересовался Мейсон.
  — Достаточно: садовник, экономка, дворецкий, шофер и секретарь.
  — Вы считаете секретаря слугой? — удивился Мейсон.
  — Да, — отрезала она.
  — Очевидно, вы его недолюбливаете.
  Она не обратила внимания на его слова, резко повернула руль. Завизжали шины.
  — Кстати, если вы чем-то рассержены, то совсем необязательно вымещать злость на автомобиле, пока в нем нахожусь я, — заметил Мейсон. — Мне может не удаться нужный жест перед присяжными в суде, если одна моя рука вдруг окажется в гипсе.
  — Подумаешь, — заявила она, вписываясь в следующий поворот на еще большей скорости. — Вы можете и обеих ног лишиться.
  Мейсон протянул руку и повернул ключ зажигания.
  — Хватит, — сказал он.
  Она резко нажала на тормоз и повернулась к нему со сверкающими гневом глазами.
  — Не смейте прикасаться к машине, когда я за рулем! — заорала Фрэн Челейн. — Вы слышите меня? Не смейте!
  — Не пытайтесь рисоваться передо мной, — спокойно ответил Мейсон, — рискуя и своей, и моей жизнью. В этом нет необходимости.
  — Я не пытаюсь рисоваться перед вами, — взорвалась она. — Мне плевать на то, что вы обо мне думаете. Я не хочу опаздывать. Если мы задержимся хоть на пять минут, то вообще зря приедем. Он просто нас не примет.
  — От меня будет гораздо больше пользы, если я доберусь в целости и сохранности, — заметил Мейсон.
  Машина стояла на дорожке. Девушка убрала руки с руля и повернулась к Мейсону.
  — Я управляю этой машиной! — закричала она. — И я не хочу, чтобы вы мне мешали! — Внезапно она улыбнулась. — Простите! — импульсивно воскликнула она. — Я не права, я веду себя, как испорченный ребенок. Я просто очень спешу.
  — Все в порядке, — примирительно сказал адвокат. — Но ведь у вас вспыльчивый характер, согласитесь.
  — Конечно. Я думала, вы об этом знаете.
  — Не знал, пока Кринстон не сообщил мне.
  — Он вам это сказал?
  — Да.
  — Ему не следовало говорить подобное.
  — А моя секретарша решила, что у вас мрачный вид, — продолжал Мейсон. — Вначале я подумал, что она права, но потом понял, что нет. Вы не мрачны, вы просто в панике — вот и все. Вы выглядите мрачной, потому что напуганы.
  Она снова резко повернулась. В ее глазах просквозило удивление. Так ничего и не произнеся, она перевела взгляд на дорогу и завела машину. Никто из них не сказал ни слова, пока автомобиль не остановился у крыльца.
  — Нам лучше выйти здесь, — заявила она.
  Мейсон открыл дверцу.
  — Вы собираетесь присутствовать при разговоре? — поинтересовался он.
  Она спрыгнула на дорожку, сверкнув коленями, и поправила юбку.
  — Я только представлю вас. Пойдемте.
  Адвокат последовал за Фрэн Челейн к входной двери, которую она открыла своим ключом.
  — Вверх по лестнице.
  Они поднялись и повернули налево. Из одной из дверей вышел мужчина и остановился, уставившись на них. В руке он держал специально предназначенный для стенографирования блокнот, прикрепленный к твердой планке; под мышкой мужчины находились листы чистой бумаги.
  — Мистер Дон Грейвс, секретарь моего дяди, — представила Фрэн. — Мистер Перри Мейсон, адвокат.
  Мейсон поклонился и заметил, что Дон Грейвс уставился на него с нескрываемым любопытством.
  Секретарь оказался стройным, хорошо одетым, светловолосым мужчиной с карими глазами. В нем явно проглядывала определенная доля настороженности, словно он вот-вот собирался или вступить в разговор, или броситься бежать. И поза, и манеры указывали на физическое и нервное напряжение.
  Дон Грейвс заговорил очень быстро — казалось, что слова наскакивают друг на друга:
  — Очень рад познакомиться с вами. Мистер Нортон ждет вас. Пожалуйста, проходите. Он примет вас.
  Перри Мейсон ничего не сказал, решив, что легкого поклона будет достаточно.
  Девушка прошла мимо секретаря. Адвокат проследовал за ней. Фрэн пересекла приемную, в которой стояли стол с пишущей машинкой, сейф, несколько шкафов, забитых папками и бумагами, два телефона, счетная машинка и картотека. Не постучав, Фрэн толкнула дверь кабинета. Мейсон увидел высокого мужчину лет пятидесяти пяти, который смотрел в их сторону с ничего не выражающим лицом.
  — Вы опоздали, — заметил он.
  — Не больше чем на минуту, дядя Эдвард, — ответила девушка.
  — Минута состоит из шестидесяти секунд.
  Она ничего не ответила, а повернулась к Мейсону.
  — Это мой адвокат, Перри Мейсон, дядя Эдвард, — представила она.
  Мужчина заговорил бесстрастным тоном, четко произнося каждое слово:
  — Я очень рад, что ты решила обратиться за консультацией к адвокату. Теперь мне будет легче объяснить тебе кое-какие вещи, о которых ты мне не верила на слово. Мистер Мейсон, рад познакомиться с вами, хорошо, что вы согласились заехать ко мне.
  Он протянул руку. Мейсон пожал ее и сел.
  — Ну ладно, я покидаю вас, — объявила Фрэн Челейн. — Мое будущее остается в ваших руках.
  Она улыбнулась мужчинам и вышла из комнаты. Мейсон услышал, что она сразу же принялась что-то обсуждать с Доном Грейвсом.
  Эдвард Нортон немедленно перешел к делу, не тратя ни секунды на любезности:
  — Вы, несомненно, уже ознакомились с завещанием и решением о распределении собственности, не так ли? — спросил он.
  — Да.
  — Тогда вы должны понимать, что практически все оставлено на мое усмотрение.
  — Да, очень многое, — подтвердил Мейсон.
  — Как я догадываюсь, моя племянница хочет, чтобы вы добились какой-то модификации определенных положений завещания и учреждения траста?
  — Совсем необязательно, — ответил Мейсон, тщательно подбирая слова. — Она бы, как мне кажется, хотела иметь больше свободы, а также выяснить вашу реакцию на совершение ею определенных действий, если она на них решится.
  — Например, на ее замужество? — спросил Нортон.
  — Мы можем рассмотреть ее замужество как одну из возможностей, — согласился Мейсон.
  — Да, можем, — сухо сказал Нортон. — Этот вопрос обдумывал ее отец, когда был жив, а после его смерти многократно и я. Наверно, вы не осознаете, мистер Мейсон, что у моей племянницы абсолютно неуправляемый характер. Она просто превращается в настоящую тигрицу, если выходит из себя. Она импульсивна, упряма, своевольна, эгоистична и в то же время чрезвычайно мила и привлекательна. Ее отец понимал, что ее следует защищать от самой себя. Он также понимал, что, возможно, самое худшее для нее — предоставить ей в распоряжение большую сумму денег. Он знал, что я разделяю его точку зрения, поэтому он составил завещание именно таким образом. Вы должны знать, мистер Мейсон, что если я передам деньги в благотворительные учреждения, а не моей племяннице, что в соответствии с завещанием оставлено на мое усмотрение, то сделаю это только в том случае, если посчитаю, что такая сумма принесет ей только вред. Богатство при подобном темпераменте часто приводит к страданиям.
  — А вы не думаете, что будет лучше для всех заинтересованных сторон, если вы начнете приучать ее обращаться с крупными денежными суммами, постепенно увеличивая их? — дипломатично заметил Мейсон. — К тому же не исключено, что замужество может изменить ее в лучшую сторону — сделать более уравновешенной и спокойной.
  — Я слышал все эти аргументы, — возразил Нортон. — И уже устал от них. Простите, я ничего не имею против вас лично. Я просто говорю то, что думаю. Мне доверено управление этим капиталом. До сих пор я распоряжался им очень разумно. Несмотря на экономические преобразования, свидетелями которых мы были на протяжении последних нескольких лет, я могу с радостью констатировать, что размер вверенных мне фондов неуклонно повышался. К настоящему времени оставленный в мое распоряжение капитал значительно вырос. Недавно я полностью лишил свою племянницу ее ежемесячного пособия. Она не получает ни цента.
  На лице Мейсона появилось удивление.
  — Как я вижу, — заметил Нортон, — она не поставила вас в известность обо всех имевших место фактах.
  — Я не знал, что вы полностью лишили ее денег, — ответил адвокат. — Могу я спросить о причине, которая толкнула вас на этот шаг?
  — Конечно. Я считаю, что мою племянницу шантажируют. Я спрашивал ее об этом, и она отказалась ответить, кто именно требует у нее денег и что она такого сделала, что дала повод для шантажа. Поэтому я пришел к выводу, что будет лучше, если я полностью лишу ее возможности делать какие-либо выплаты наличными какому бы то ни было лицу. При сложившихся обстоятельствах, как мне кажется, ситуация должна прийти к завершению в течение нескольких последующих дней.
  Нортон смотрел на Мейсона холодным взглядом. В нем не было сердечности, но и ни доли враждебности.
  — Вы понимаете мое положение? — спросил адвокат.
  — Естественно. Я рад, что моя племянница обратилась за консультацией к юристу. Я не знаю, договаривалась ли она об оплате ваших услуг. Если нет, я прослежу, чтобы ваш гонорар был выплачен из траст-фонда. Но мне бы хотелось, чтобы вы убедили ее, что она бессильна что-либо предпринять.
  — Нет, я получу свой гонорар от нее лично, — ответил Мейсон. — Я не связываю себя обязательствами дать какой-то конкретный совет. Давайте поговорим о том, как именно вы собираетесь действовать на ваше усмотрение, вместо обсуждения того, имеете ли вы на это право.
  — Это единственный вопрос, который не подлежит обсуждению, — безапелляционно заявил Нортон.
  — Я в первую очередь пришел сюда именно за этим, — дружелюбно сказал Мейсон, пытаясь сдержать раздражение.
  — Нет, это мы не будем обсуждать, — холодно повторил Эдвард Нортон. — Пожалуйста, ограничьтесь правами вашей клиентки, предоставленными ей по завещанию.
  Мейсон смотрел на хозяина кабинета ледяным, оценивающим взглядом.
  — Мне много раз приходилось убеждаться в том, что у каждого правового вопроса имеется масса аспектов, к нему можно подходить с разных углов. Если вы, например, посмотрите на обсуждаемую нами проблему просто по-человечески, то…
  — Я позволю вам говорить только об одном, — прервал его Эдвард Нортон, — а именно: о законности учреждения траст-фонда и интерпретации завещания. Но ни о чем больше.
  Мейсон отодвинул стул и встал.
  — Я не привык, чтобы мне указывали, о чем я буду говорить, а о чем нет, — сурово ответил адвокат. — Я представляю права Фрэнсис Челейн, вашей племянницы. И я буду говорить все, что пожелаю, в отношении этих прав!
  Эдвард Нортон протянул руку к кнопке и нажал ее костлявым пальцем. Его жест был полностью лишен каких-либо эмоций.
  — Я вызываю дворецкого, который проводит вас до выхода, мистер Мейсон. Я считаю разговор законченным.
  Адвокат стоял напротив хозяина дома, широко расставив ноги.
  — Тогда вам лучше вызвать сразу двух дворецких, да еще и секретаря в придачу. Им всем потребуется приложить немало усилий, чтобы выпроводить меня отсюда, пока я не сказал все, что собирался сказать. Вы сделали грубую ошибку, обходясь с вашей племянницей, словно с рабой или вещью. Это пылкая, легко возбудимая натура. Не знаю, почему вы решили, что ее шантажируют, но если вы так уверены…
  Дверь в кабинет открылась, и на пороге появился широкоплечий мужчина с каменным лицом. Он поклонился Нортону:
  — Вызывали, сэр?
  — Да. Проводите этого господина.
  Дворецкий положил тяжелую руку на плечо Мейсона. Адвокат резко сбросил ее и вновь посмотрел на Нортона.
  — Никто не будет меня провожать или выставлять вон, пока я не сказал все, что собирался. Если эту девушку шантажируют, то вам следует вести себя как живому человеку, а не кассовому аппарату, и дать ей поблажку…
  За спиной Мейсона послышалось движение, и в комнату вбежала Фрэнсис Челейн. Она посмотрела на адвоката темными глазами, которые казались ничего не выражающими. На лице было написано недовольство.
  — Вы сделали все, что могли, мистер Мейсон, — сказала она.
  Адвокат продолжал с хмурым видом глядеть на сидящего за письменным столом хозяина дома.
  — Вы больше, чем просто казначей, или, по крайней мере, должны быть. Ей следует обращаться к вам за…
  Фрэн Челейн потянула его за рукав:
  — Пожалуйста, мистер Мейсон, пожалуйста. Я знаю, что вы пытаетесь мне помочь, но ваши слова приведут как раз к противоположному результату. Пожалуйста, ничего больше не говорите.
  Мейсон глубоко вздохнул и вышел из кабинета. Дворецкий захлопнул за ним дверь. Адвокат повернулся к Фрэнсис Челейн и воскликнул:
  — Это самая упрямая, хладнокровная и абсолютно лишенная чувств личность из всех, кого я когда-либо встречал на своем пути! Просто айсберг какой-то!
  Она взглянула на него и рассмеялась:
  — Я знала, что, если попытаюсь объяснить вам, насколько безнадежно упрям мой дядя, вы мне не поверите. Так что я воспользовалась шансом дать вам лично убедиться в том, что он собой представляет. Теперь вы понимаете необходимость принятия законных мер?
  — Хорошо, мы их примем, — мрачно заявил Мейсон.
  Глава 5
  Мейсон вошел в свой кабинет, открыв дверь, запертую на ключ, подошел к письменному столу и поднял пресс-папье. Под ним лежал конверт с пометкой «Строго конфиденциально». Мейсон разорвал конверт и увидел записку, написанную почерком Фрэнка Эверли:
  «Роберт Глиасон и Фрэнсис Челейн обратились за разрешением на вступление в брак четвертого числа прошлого месяца. Они официально зарегистрировали брак восьмого числа в Кловердейле».
  Внизу стояла подпись: инициалы помощника Мейсона.
  Адвокат несколько минут смотрел на сообщение, затем заложил большие пальцы рук в проймы жилета и стал ходить по кабинету. Через некоторое время он отправился в библиотеку, достал один из справочников, посвященный завещаниям, и начал читать. Он прервал чтение только для того, чтобы подойти еще к одному книжному шкафу и взять том «Тихоокеанского репортера». На протяжении часа он просматривал отчеты о слушаниях дел в суде, а затем снял с полок еще несколько томов по интересующему его вопросу.
  Адвокат полностью сконцентрировался на работе, он трудился без устали, периодически доставая все новые и новые тома. Лицо его не выражало никаких эмоций.
  Где-то в здании часы пробили полночь, но Мейсон продолжать читать. Стопка юридической литературы на столе все увеличивалась и увеличивалась. Адвокат шел то в один конец библиотеки, то в другой, изучая все новые и новые отчеты о судебных процессах. Иногда он делал какие-то пометки в блокноте, часто оставлял закладку на только что прочитанной странице. Эти книги он откладывал в сторону.
  В четверть второго зазвонил телефон.
  Мейсон нахмурился и решил не обращать внимания на звонок.
  Телефон продолжал звонить: кто-то был очень настойчив и требователен.
  Мейсон пробормотал что-то себе под нос, повернулся к аппарату и поднял трубку.
  — Алло! — крикнул он. — Вы ошиблись номером.
  — Простите, сэр, вы — Перри Мейсон, адвокат? — спросили на другом конце провода.
  — Да, — раздраженно ответил Мейсон.
  — Подождите секундочку.
  Мейсон услышал, как кто-то шепчется, затем отчетливо прозвучал голос Фрэн Челейн:
  — Мистер Мейсон?
  — Да.
  — Вы должны немедленно приехать.
  — Приехать куда? И зачем? — недоумевал адвокат. — Что случилось?
  — К нам домой. Моего дядю только что убили.
  — Что?!
  — Его только что убили, — повторила Фрэн.
  — Известно, кто это сделал?
  — Они думают, что знают, — ответила она тихим голосом, словно пытаясь, чтобы ее никто не услышал. — Приезжайте немедленно!
  Она повесила трубку.
  Мейсон покинул офис, даже не выключив свет. Ночной сторож, выполнявший также обязанности лифтера, заметил, когда адвокат вошел в лифт:
  — Вы сегодня здорово припозднились.
  Мейсон вежливо улыбнулся:
  — Если хочешь добиться результатов, приходится иногда жертвовать сном.
  Он выбежал из лифта, быстрым шагом пересек холл здания, по диагонали перешел улицу к гостинице, у которой была стоянка такси. Он назвал таксисту адрес Нортона и попросил сильнее жать на газ.
  — Будет сделано, — заверил водитель, захлопывая дверь.
  Машина сорвалась с места. Мейсон откинулся назад. Его лицо не меняло выражения, хотя по глазам сразу же становилось понятно, что он напряженно думает. Он ни разу не посмотрел по сторонам. И лишь только когда машина завернула на подъезд к дому, Мейсон вышел из оцепенения.
  Все окна огромного особняка светились огнями. Лужайки перед ним были также освещены. Перед входом стояла дюжина машин.
  Мейсон расплатился с таксистом и подошел к дому. На освещенном крыльце выделялся силуэт грузного Артура Кринстона.
  Кринстон заметил адвоката и двинулся навстречу.
  — Мейсон! — воскликнул он. — Рад, что вы приехали. Я хочу переговорить с вами, пока вас еще никто не видел.
  Он взял адвоката под руку и повел его по асфальтированной дорожке, а затем по лужайке, пока они не оказались в тени живой изгороди.
  — Послушайте, дело очень серьезное. Мы пока не знаем, насколько серьезное. Я хочу взять с вас обещание, что вы будете защищать Фрэн. Что бы ни случилось, я постараюсь, чтобы она не оказалась замешана в эту историю.
  — А она будет в нее замешана? — спросил Мейсон.
  — Нет, если вы согласитесь ее защищать.
  — Вы имеете в виду, что она каким-то образом уже замешана в убийстве?
  — Нет-нет, совсем нет, — быстро попытался разуверить его Кринстон. — Но она — очень своеобразный человек, у нее дьявольский характер. Как-то она, конечно, замешана, только я не знаю как. Незадолго до смерти Эдвард Нортон позвонил в полицию и хотел, чтобы его племянницу арестовали, по крайней мере, так утверждают полицейские.
  — Арестовали? — переспросил Мейсон.
  — Ну, не совсем так, но он собирался ее каким-то образом наказать. Я сам еще не во всем разобрался. Понимаете, она уехала на его «Бьюике». Полиция утверждает, что Нортон позвонил с заявлением, что «Бьюик» украли. Он просил найти машину, а водителя посадить в тюрьму. Он сказал, что не имеет значения, кто за рулем.
  — Таким образом, это случилось после того, как я отсюда уехал, но до того, как Нортона убили, — сделал вывод Мейсон.
  Кринстон пожал плечами:
  — Полицейские заявляют, что звонок зарегистрирован в одиннадцать пятнадцать. Лично я думаю, что все это чушь. В полиции наверняка ошиблись. У Нортона, конечно, были свои недостатки, даже много недостатков, но он по-своему любил племянницу. Я не могу поверить, что он хотел, чтобы ее арестовали.
  — Ладно, забудем пока об этом. Что там с убийством? Известно, кто виновен?
  — Очевидно, этот вопрос уже решен, — ответил Кринстон. — Пит Девоэ, шофер, напился и убил его из-за денег. Он попытался представить все таким образом, словно в дом вломились воры, но сам все смазал.
  — Как был убит Нортон?
  — Девоэ ударил его тростью по голове. Грязная работа. Он нанес очень сильный удар.
  — А трость нашли?
  — Да, — ответил Кринстон. — Вот здесь Девоэ и допустил промах. Он спрятал ее в шкаф у себя в комнате. Он не думал, что полиция станет обыскивать внутри дома, потому что он попытался все представить так, будто в дом вломились воры. Я вам все расскажу подробно, когда у нас будет больше времени. Дон Грейвс фактически видел, как совершалось преступление.
  — Быстро опишите мне все в общих чертах, — попросил Мейсон. — Не вдаваясь в детали.
  Кринстон глубоко вздохнул, а затем начал рассказ:
  — Вы знаете, что Нортон — «сова». Он часто работал до полуночи. На сегодняшний вечер у него была запланирована встреча со мной, а у меня была назначена встреча с муниципальным судьей Пурлеем. Я задержался у судьи и попросил его подбросить меня сюда на машине и подождать, пока я не освобожусь. Мне требовалось всего несколько минут, чтобы решить вопрос с Нортоном. Я забежал в кабинет, переговорил с Эдвардом, а затем вернулся к судье Пурлею. Мы уже собирались отъезжать, когда Нортон открыл окно на верхнем этаже, высунулся и позвал меня. Он спрашивал, не прихватим ли мы с собой Дона Грейвса. Эдвард посылал его за важными документами и хотел, чтобы секретарь поехал с нами и таким образом сэкономил время. Речь шла о бумагах, которые я обещал подготовить для Грейвса, договорах, касающихся нашей совместной с Нортоном деятельности. Я спросил у судьи Пурлея, не возражает ли он, и судья согласился взять Грейвса. Так что я крикнул Нортону, чтобы Грейвс спускался, но тот, предположив, что возражений не будет, стоял уже у выхода. Он подбежал к машине и открыл заднюю дверцу. Мы отправились по направлению к бульвару. Вы сами видели, как петляет дорога. Грейвс почему-то посмотрел назад. С определенной точки можно увидеть, что происходит в кабинете Нортона. Грейвс внезапно закричал. Он сказал, что видел мужчину в кабинете Нортона, этот мужчина держал трость и ударил Нортона по голове. Судья Пурлей доехал до места, где можно развернуть машину. Он решил, что Грейвс ошибся, но секретарь настаивал, что никакой ошибки быть не могло. Он четко все видел. Так что судья Пурлей поехал назад к дому на большой скорости. Когда машина затормозила, мы все втроем бросились наверх в кабинет. Нортон лежал на письменном столе, затылок был разбит, карманы вывернуты наизнанку, пустой бумажник валялся на полу.
  — И как вы поступили? — спросил Мейсон.
  — Мы сразу же позвонили в полицию. Одно из окон в столовой было распахнуто, от него по газону вели следы очень большого размера. Полицейские решили, что Девоэ, наверное, специально надел вторые ботинки поверх своих собственных, чтобы сбить полицию с толку. Вы все подробно узнаете, когда попадете в дом, мистер Мейсон.
  Адвокат задумчиво уставился в полумрак, создаваемый тенью живой изгороди.
  — Зачем Нортону было обвинять племянницу в краже автомобиля? — наконец спросил он.
  — Возможно, просто по недопониманию, — предположил Кринстон. — Я считаю, что Нортон не знал, что именно Фрэн взяла машину. Он просто выяснил, что «Бьюик» пропал, и позвонил в полицию. Они работали по этому делу, когда мы сообщили об убийстве. Так что они, наверное, решили, что кража машины каким-то образом связана с убийством.
  — А теперь они знают, что «Бьюик» брала Фрэн? — поинтересовался Мейсон.
  — Да, она призналась в этом.
  — Странно, что Нортон хотел ее ареста, — настаивал Мейсон.
  — Хотел, если только в полиции все правильно записали. Ошибка маловероятна, потому что у них именно тот номер машины. Но Фрэн — своеобразная девушка, никто не представляет, что она может выкинуть. Ради бога, поговорите с ней и не дайте ей впутаться в это дело.
  — Вы абсолютно уверены, что она не имеет никакого отношения к убийству?
  — Не знаю, — ответил Кринстон и быстро добавил: — Нет, конечно нет. Она не могла это сделать. У нее, несомненно, скверный характер, и они здорово поругались после вашего отъезда, но в любом случае у нее бы не хватило силы нанести удар. А если у нее был сообщник… В общем, нет смысла рассуждать подобным образом, потому что это глупости. Виновен Девоэ. Но вы сами знаете, что происходит, когда совершено убийство. На свет божий вытаскивается масса грязи. Я хочу, чтобы вы связались с Фрэн и помогли ей.
  — Хорошо, — согласился Мейсон, направляясь к дому. — Но вы или считаете, что она замешана в деле, или что-то скрываете от меня.
  Кринстон схватил Мейсона за руку.
  — Что касается оплаты ваших услуг, то теперь, когда Нортона нет, все будет значительно проще, — сообщил Кринстон. — У нашей с Нортоном фирмы есть кое-какие активы, к тому же теперь весь траст-фонд, насколько я понимаю, перейдет к Фрэн. Я верю в вас, мистер Мейсон, и прошу вас сразу же взяться за дело. То есть выступить в качестве адвоката Фрэн, разобраться с ее имуществом и защитить от допросов полиции.
  Мейсон остановился и посмотрел на Кринстона:
  — Вы можете быть со мной откровенны. Похоже, вы думаете, что она не выдержит допроса.
  Кринстон сжал зубы, взгляд его встретился со взглядом адвоката.
  — Конечно, она не выдержит, если ее будут долго допрашивать. Неужели я потратил столько времени, объясняя вам случившееся, а вы так и не поняли, к чему я клоню?
  — Почему она не выдержит долгого допроса? — настаивал Мейсон. — Вы считаете, что она замешана в убийстве?
  — Я просто говорю вам, что она не выдержит долгого допроса, — упрямо повторил Кринстон. — Во-первых, у нее не тот темперамент, у нее вспыльчивый характер, и она просто изрыгает огонь, если ее вывести из себя. Дело не в убийстве, а в том, что случайно может всплыть в связи с ним. А теперь, пожалуйста, постарайтесь сделать так, чтобы полиция ее не допрашивала.
  — Прекрасно. Я просто добивался, чтобы между нами не осталось недопонимания, вот и все. Я хотел выяснить, опасаетесь ли вы, что Фрэн попадет в беду.
  — Конечно! — воскликнул Кринстон.
  — Вы имеете в виду ее личные дела?
  — Я все имею в виду. Пойдемте в дом.
  На крыльце стоял полицейский. Он спросил у Мейсона, кто он такой.
  — Это мой адвокат и личный адвокат Фрэнсис Челейн. Он также будет заниматься вопросами имущества, — объяснил Кринстон.
  — Хорошо, — сказал полицейский. — Вы, господа, конечно, можете входить и выходить из дома, но, пожалуйста, ни до чего не дотрагивайтесь в месте, где совершено убийство.
  — Конечно, — ответил Кринстон и вошел в дом.
  Глава 6
  Фрэнсис Челейн была одета в шорты и спортивный голубой с блестками джемпер, который прекрасно сочетался с ее шелковистыми золотистыми волосами.
  Она сидела у себя в спальне, удобно расположившись в кресле, закинув ногу на ногу, и смотрела в лицо адвокату. Она явно была настороже. Казалось, она к чему-то прислушивалась и ждала, что вот-вот что-то случится.
  Дом был полон разнородных звуков. Было ясно, что в здании находится много людей. По деревянным полам и лестницам постоянно сновали люди, открывались и закрывались двери, слышались голоса.
  Мейсон внимательно посмотрел на Фрэн Челейн.
  — Расскажите мне все, что случилось, — попросил он.
  Она начала говорить ничего не выражающим, тихим голосом, словно повторяя заученный монолог:
  — Я очень мало знаю о том, что произошло. После вашего ухода я поругалась с дядей Эдвардом. Он был просто невозможен. Он пытался обращаться со мной как с вещью и сломить мой дух. Я сказала ему, что отец хотел совсем не этого и он обманул его доверие.
  — Что вы имели в виду? — спросил Мейсон.
  — Отец составил завещание именно таким образом, потому что боялся, что обладание огромным богатством ударит мне в голову, но он не предполагал, что дядя Эдвард совсем лишит меня денег.
  — Ладно. Кто-то знал о вашей ссоре?
  — Наверное, — бесстрастно ответила она. — Дон Грейвс, да, не исключено, и другие слуги все слышали. Я очень разозлилась.
  — Что вы делаете, когда выходите из себя?
  — Все.
  — Вы повышали голос?
  — Как только могла.
  — Что-нибудь, не свойственное истинной леди? Ругались, например?
  — Конечно, ругалась, — ответила она так же бесстрастно. — Я уже сказала вам, что очень разозлилась.
  — Что произошло потом?
  — Затем я спустилась вниз, и у меня возникло желание убежать от дяди Эдварда, его денег и всего остального. Я просто хотела уйти куда-нибудь из этого дома.
  — Именно тогда вы взяли машину?
  — Нет. Я еще дойду до этого. Я отправилась упаковывать вещи, но потом решила не уезжать. Я начала остывать. У меня отвратительный характер, но, успокоившись, я понимаю, когда допускаю ошибку. Я осознала, что в этом случае ошибкой будет уехать из дома насовсем, но мне требовался свежий воздух. Пешком ходить я не люблю, зато езду на машине обожаю. На этот раз мне захотелось быстрой езды.
  — Да, я прекрасно знаю, как вы можете отвлечься от проблем, включив высокую скорость, — сухо заметил Мейсон.
  — Но каким-то образом надо от них отключаться! — воскликнула она.
  — Хорошо, продолжайте.
  — Я отправилась в гараж. Мой «Паккард» стоял за «Бьюиком», и мне все равно пришлось бы отгонять «Бьюик», так что, сев в него, я просто решила не пересаживаться.
  — «Бьюик» — машина вашего дяди?
  — Да.
  — Он не позволял вам ею пользоваться?
  — Он мне этого не запрещал, но я просто на ней никогда не ездила. Он с ней очень возился, записывал, сколько миль проехал, сколько ушло бензина и все в таком роде. В ней через определенное число миль прогона меняли масло. Я со своим «Паккардом» так не нянчусь, просто езжу, пока что-то не сломается, а тогда уж ставлю на ремонт.
  — Так что вы взяли «Бьюик» без разрешения дяди?
  — Да.
  — И куда вы направились?
  — Не знаю. Просто гоняла по округе.
  — На высокой скорости?
  — Конечно.
  — Как долго вы отсутствовали?
  — Не знаю. Я вернулась в дом незадолго до прибытия полиции. Наверное, минут через десять или пятнадцать после убийства.
  — А пока вы отсутствовали, ваш дядя обнаружил пропажу машины, не так ли?
  — Ему, наверное, сообщил об этом Девоэ.
  — А он откуда узнал?
  — Понятия не имею. Возможно, слышал, как я отъезжала, и пошел в гараж посмотреть, какую машину я взяла. Я его всегда недолюбливала. Это здоровенный, нескладный детина, у которого никогда нет собственного мнения. Он просто проживает свои дни, один за другим.
  — Это не имеет значения, — перебил ее Мейсон. — Почему вы считаете, что о пропаже машины вашему дяде сказал Девоэ?
  — Не знаю. Наверное, потому, что дядя Эдвард позвонил в полицию, да, в общем-то, я всегда считала шофера фискалом.
  — В какое время ваш дядя позвонил в полицию?
  — Он сообщил о краже машины в четверть двенадцатого. Если не ошибаюсь, звонок зарегистрирован в участке в одиннадцать четырнадцать.
  — Когда вы уехали на машине? — спросил Мейсон.
  — Я думаю, где-то без четверти одиннадцать.
  — Значит, вы находились в машине около получаса до того, как ваш дядя позвонил в полицию?
  — Да, наверное.
  — Когда вы вернулись?
  — Примерно в четверть первого. Я отсутствовала где-то часа полтора.
  — Когда полиция прибыла в дом?
  — Полтора часа назад.
  — Нет, я имею в виду, сколько времени прошло после вашего возвращения до их приезда?
  — Минут десять-пятнадцать.
  — Что ваш дядя сказал полиции?
  — Я знаю только то, что они мне сообщили. Со мной говорил один следователь. Он спросил, не могу ли объяснить, почему мой дядя заявил, что машина украдена.
  — Так что же все-таки ваш дядя сказал полиции?
  — Судя по словам этого следователя, мой дядя позвонил в участок, представился как Эдвард Нортон и заявил, что должен сообщить о совершении преступления. Потом что-то произошло — их разъединили. Дежурный на пульте постарался не занимать линию, дядя Эдвард снова до них дозвонился и сообщил о том, что у него украли автомобиль. Он описал свой «Бьюик», назвал номерной знак — 12M-1834 и заводской номер — 6754093.
  — Как я вижу, вы прекрасно запомнили цифры, — прокомментировал Мейсон.
  — Да. Они могут играть важную роль.
  — Почему?
  — Не знаю. Просто чувствую, что они должны иметь значение.
  — Вы признались следователю, что брали машину?
  — Да. Я рассказала ему все, как было: что я села в «Бьюик» примерно без четверти одиннадцать, а вернулась в пятнадцать минут первого и что я не спрашивала у дяди разрешения.
  — Полицейские приняли ваше объяснение?
  — О да! Они больше не занимаются этим аспектом дела. Вначале они решили, что воры, возможно, воспользовались «Бьюиком», чтобы скрыться.
  — Насколько я понимаю, теперь они пришли к выводу, что никаких воров на самом деле не было?
  — Да, — согласилась она.
  Мейсон начал ходить по комнате из угла в угол. Внезапно он резко повернулся и уставился на девушку.
  — Вы не открыли мне всей правды, — сказал он.
  Она не показала ни малейшего негодования, а посмотрела на него задумчивым взглядом.
  — Что в моем рассказе не вяжется с остальными фактами? — спросила она бесстрастным тоном.
  — Я не это имел в виду. Вы просто скрыли от меня правду, когда в первый раз пришли в мой кабинет.
  — Что вы хотите сказать? — заинтересовалась Фрэн Челейн.
  — Вы рассуждали о том, что хотите выйти замуж и все в таком роде.
  — И что из этого?
  — Вы прекрасно знаете, о чем я говорю. Вы уже замужем.
  Она резко побледнела и уставилась на него круглыми от удивления глазами.
  — Откуда вы знаете? Вы разговаривали с кем-то из слуг?
  — А слуги в курсе дела? — ответил адвокат вопросом на вопрос.
  — Нет.
  — Тогда почему вы решили, что я разговаривал со слугами?
  — Не знаю.
  — Вы замужем? — резко спросил Мейсон.
  — Не ваше дело.
  — Конечно, это мое дело. Вы пришли ко мне с вашими проблемами. Вы ничего не добьетесь, если будете мне врать. Врачу и адвокату вы должны говорить только правду. Вы можете мне доверять. Я никому не передаю то, что открывают мне мои клиенты.
  Она поджала губы и уставилась на него.
  — Что вы хотите знать? — спросила она.
  — Правду.
  — Вы ее уже знаете.
  — Значит, вы замужем?
  — Да.
  — Почему вы мне раньше не сказали об этом?
  — Потому что мы пытались это от всех скрыть.
  — Но кто-то открыл ваш секрет. Кто-то ведь вас шантажирует.
  — С чего вы взяли?
  — Это не имеет значения. Отвечайте.
  Указательным пальцем она стала водить по ручке кресла, точно так же, как делала это в кабинете Мейсона.
  — Теперь, после смерти дяди, не играет роли — замужем я или нет, не так ли?
  Он холодно посмотрел на нее:
  — Насколько я помню, ваш дядя в соответствии с завещанием мог на свое усмотрение передать деньги в благотворительные учреждения, если вы выйдете замуж до достижения вами двадцатипятилетнего возраста.
  — Но в случае его смерти управление имуществом, осуществляемое доверенным лицом, прекращается, не так ли?
  — Да, доверенное лицо больше им не управляет.
  — В таком случае, если он больше не может действовать на свое усмотрение, то, замужем я или нет, роли не играет?
  — На первый взгляд я бы именно так интерпретировал завещание, — заявил Мейсон.
  Она с облегчением вздохнула:
  — Тогда не имеет значения, пытался меня кто-то шантажировать или нет.
  Глаза Мейсона впились в лицо девушки, словно пытались сорвать с нее маску и проникнуть в глубь ее души.
  — Я бы не стал делать никаких комментариев по этому вопросу, милая леди, — заметил Мейсон.
  — Почему?
  — Потому что если полиция вдруг откуда-то прослышит про подобную теорию, то они решат, что это идеальный мотив для убийства.
  — Вы хотите сказать, что это я его убила? — спросила Фрэн Челейн.
  — Я хочу сказать, — твердым голосом ответил ей адвокат, — что у вас был прекрасный мотив для убийства.
  — Его прикончил Пит Девоэ, — настаивала девушка.
  — В полиции могут прийти к выводу, что Девоэ был просто сообщником, — заметил Мейсон.
  — Могут, — пожав плечами, согласилась она.
  — Ладно, давайте спустимся на грешную землю, — с раздражением в голосе сказал Мейсон. — Не пора ли вам для разнообразия открыть мне всю правду?
  — Послушайте, — быстро заговорила она. — Я должна получить большую сумму денег. Мне нужен кто-то, кто бы защищал мои права. Я много слышала о вас и знаю, что у вас замечательный ум. Я вам прекрасно заплачу — за все. Вы понимаете?
  — Да. Что вы хотите от меня?
  — Я хочу, чтобы вы представляли мои интересы, причем только мои интересы. Ваш гонорар составит сорок тысяч долларов, а если вам придется работать с этим траст-фондом — выступать в суде или что-то там еще, — то я заплачу вам еще больше.
  Он молча смотрел на нее пару минут, потом сказал:
  — Это очень большая сумма за защиту прав, если ничего не нужно делать.
  — Что вы имеете в виду?
  — Если вы просто без разрешения взяли машину вашего дяди и ездили по округе, вернули машину и обнаружили, что его убили, то нет необходимости платить адвокату сорок тысяч долларов за то, чтобы он защищал ваши права.
  Она скрестила пальцы и спросила:
  — Вы будете со мной спорить?
  — Нет. Я просто прокомментировал ваши слова. Я хочу, чтобы вы понимали все факты.
  — А вы понимаете, что я обещаю заплатить вам сорок тысяч долларов, если вы будете защищать мои права? — спросила она.
  — Да, — ответил Мейсон.
  Она встала с кресла, пересекла комнату быстрым шагом, опустилась на плетеный стул, стоявший перед письменным столом, взяла лист бумаги, написала на нем несколько строк и поставила внизу свою подпись.
  — Вот, — сказала она, протягивая лист адвокату. — Долговая расписка. Я обязуюсь уплатить вам сорок тысяч долларов, как только получу наследство, оставленное моим отцом. Я также упомянула, что если начнется судебный процесс, связанный с наследством, то я заплачу вам еще больше.
  Мейсон сложил расписку и опустил в карман.
  — Полиция подробно расспрашивала вас?
  — Нет, они меня, в общем-то, не беспокоят. Понимаете, то, что я ездила на машине, когда убили дядю, дает мне алиби, то есть я не могу знать, что происходило в доме во время совершения преступления.
  — А когда произошло убийство?
  — Они точно знают время — одиннадцать часов и тридцать три или тридцать четыре минуты. Понимаете, мистер Кринстон приехал в машине судьи Пурлея. Судья очень торопился домой. Он отъехал от нашего дома ровно в одиннадцать тридцать. Он точно помнит время, потому что, заводя мотор, посмотрел на часы и сказал что-то о том, что провел здесь целых полчаса. Мне кажется, мистер Кринстон обещал судье Пурлею, что тот потеряет не больше получаса, если забросит его сюда. У мистера Кринстона была назначена встреча с дядей Эдвардом ровно на одиннадцать, а он опоздал на целых семь минут. Я думаю, вы успели составить представление о моем дяде, чтобы понять, что он скажет опоздавшему на семь минут. По пути сюда мистер Кринстон все время поторапливал судью Пурлея.
  — Я все равно не понимаю, как время убийства было определено с такой точностью, — заявил Мейсон.
  — Но Дон Грейвс видел, как оно совершалось! — объяснила она. — Машина отъехала от дома в половине двенадцатого. До того места, где Грейвс оглянулся и увидел, что происходит в кабинете дяди Эдварда, ехать минуты три. Он заметил, как дядю бьют тростью по голове.
  — Бьют— во множественном числе? — спросил адвокат.
  — Кто-то бьет — в единственном, — быстро поправилась она.
  — Понятно, — сухо заметил Мейсон.
  Глава 7
  Перри Мейсон столкнулся с Доном Грейвсом, как раз когда последнего отпустила полиция после подробного допроса.
  Грейвс вытер лоб и улыбнулся адвокату.
  — Ну и история, — вздохнул секретарь. — Рад, что меня здесь не было.
  — Что вы имеете в виду? — спросил Мейсон.
  — Полицейские бы, наверное, попытались тогда приписать убийство мне. Они же просто разбирают на части и подвергают сомнению каждое слово.
  — Не могли бы вы мне в общих чертах передать то, что рассказывали полиции? — спросил Мейсон.
  Грейвс устало вздохнул:
  — Я уже столько раз все повторял, что охрип.
  Мейсон взял молодого человека под руку и отвел в оранжерею, где вокруг плетеного столика стояло несколько кресел.
  — Вы курите? — спросил адвокат, протягивая пачку сигарет.
  Грейвс кивнул и нетерпеливо взял предложенную сигарету. Мейсон зажег спичку. Мужчины закурили.
  — Начинайте, — предложил адвокат.
  — В общем-то, особо мне рассказывать нечего. В этом вся проблема. Полицейские хотят слишком многого. Вначале, когда я закричал, что увидел, как совершается убийство, судья Пурлей решил, что я спятил, потому что он считал, что через заднее стекло движущейся машины я не мог разглядеть происходившее в кабинете, а теперь полиция меня донимает, потому что мне нечего больше сказать, а они думают, что я что-то утаиваю.
  — Вы видели, как совершается убийство?
  — Наверное, — устало ответил Грейвс. — Теперь я не могу утверждать с полной уверенностью, что я видел.
  Мейсон не стал ничего комментировать.
  — Итак, — продолжал свой рассказ Грейвс, выпуская дым из ноздрей, — у мистера Кринстона была назначена встреча с мистером Нортоном на одиннадцать часов. Мистер Нортон был очень раздражен. Его в тот вечер рассердило несколько вещей — например, ваш визит, а потом скандал с племянницей. Мистер Кринстон попросил меня не упоминать о ссоре с Фрэн Челейн, если меня о ней специально не спросят. Кринстон опоздал к назначенному времени, а вы, наверное, уже поняли, как мистер Нортон реагирует на опоздания. Он был просто в гневе. Когда мистер Нортон сердился, он всегда принимал хмурый вид и становился очень холоден. Я не знаю, о чем они говорили с Кринстоном, только слышал, что они спорят по какому-то вопросу. Если честно, я думаю, что Кринстон был доведен до белого каления, когда он решил уехать. Он сказал судье Пурлею, что выйдет не позднее половины двенадцатого, и как раз примерно в это время появился в приемной. Мистер Нортон хотел, чтобы Кринстон остался, но тот отказался. Он заявил, что обещал судье Пурлею уехать не позднее половины двенадцатого. Тогда мистер Нортон саркастически заметил, что Кринстон заставил его ждать целых семь минут и отнесся к этому как к должному, а муниципального судью боится задержать даже на десять секунд. Он был просто в ярости.
  — И что дальше?
  — Кринстон пошел вниз, а где-то через минуту мистер Нортон снова вышел в приемную и сказал, что хочет, чтобы я съездил домой к мистеру Кринстону за какими-то бумагами. Речь шла о договорах, которые они только что обсуждали, и Кринстон обещал их прислать, но Нортон внезапно решил, что не намерен ждать, а желает получить их немедленно. Он велел мне разбудить Девоэ — это наш шофер, — чтобы тот отвез меня в дом к Кринстону. Как раз в этот момент Кринстон и судья Пурлей готовились отъезжать. Насколько я понимаю, судья уже завел машину. Тогда мистер Нортон решил, что если я поеду вместе с ними, то выиграю несколько минут. Он намеревался послать Девоэ вслед за нами, чтобы привезти меня обратно. Мистеру Кринстону потребовалось бы какое-то время, чтобы подготовить документы, а шоферу надо было еще одеться и вывести машину. В общем-то, смысла во всем этом не было. Девоэ прекрасно мог бы доставить меня по назначению, но мистер Нортон был так разозлен, что не мог рассуждать логично. Он открыл окно в своем кабинете, позвал мистера Кринстона и попросил его обождать. Я точно не уверен, но, по-моему, Кринстон вышел из машины и встал прямо под окном, чтобы слышать, что говорит мистер Нортон. Я помню, как Нортон спросил, могу ли я поехать вместе с ними. Кринстон ответил, что он должен спросить разрешения у судьи Пурлея. Я был уверен, что судья не станет возражать, и сбежал вниз. Я не хотел терять ни секунды, зная, в каком состоянии находится мистер Нортон.
  — Продолжайте, — подбодрил Мейсон.
  — Кринстон уже спросил разрешение у судьи Пурлея и стоял под окном, разговаривая с мистером Нортоном, когда я открыл входную дверь. Увидев меня, мистер Кринстон сказал: «Не мешкайте, Грейвс. Я обещал судье Пурлею, что мы отъедем не позднее половины двенадцатого. Он торопится домой». Я подбежал к машине и оказался на заднем сиденье даже раньше, чем Кринстон сел рядом с судьей. Или мы сели одновременно — я сейчас не могу точно сказать. Судья Пурлей уже завел мотор и, как только захлопнулись дверцы, тронулся с места. Я был сзади, а мистер Кринстон — на переднем сиденье, рядом с водительским. Вы знаете, как петляет дорога, по которой мы ехали. Не понимаю, почему я оглянулся. Может, просто из любопытства, может, какое-то подсознательное предчувствие сыграло роль. В общем, я посмотрел через заднее стекло на одном из поворотов и мог увидеть окна кабинета. Я заметил там людей и видел, как мужчина замахнулся тростью.
  — Сколько человек? — спросил Мейсон.
  Дон Грейвс не стал сразу же отвечать. Наконец он глубоко вздохнул и продолжил:
  — В одном я уверен — я видел, как один человек поднял руку и ударил другого человека.
  — Вы уверены в этом?
  — Да, сэр, уверен.
  — Но в кабинете мог находиться кто-то еще? — поинтересовался Мейсон.
  — Не думаю, сэр, что на вашем месте я стал бы настаивать на ответе на этот вопрос, — тихим голосом сказал Дон Грейвс.
  — Почему бы и нет? — спросил адвокат.
  — Я бы не хотел ничего утверждать, — заерзал Грейвс. — Но если вы станете спрашивать в этом направлении, то можете выяснить, что это пойдет совсем не на пользу ни вам, ни вашей клиентке.
  — Мне кажется, я понимаю вас, — мягко сказал Мейсон.
  Грейвс вздохнул с явным облегчением.
  — Вы, конечно, находились на удалении от места преступления? — спросил Мейсон.
  — Да, я был достаточно далеко, — подтвердил секретарь.
  Мейсон внимательно посмотрел на него, но молодой человек отвел глаза.
  — Вы все хорошо видели? — не отставал адвокат.
  Грейвс глубоко вздохнул:
  — Я четко видел, как кто-то стоит над кем-то и наносит удар.
  — Вы видели, как этот второй человек упал?
  — Не думаю. Расстояние было достаточно большим. К тому же машина шла на высокой скорости и быстро миновала поворот.
  — Вы можете поклясться, что в комнате находились только два человека?
  — Нет. Конечно нет, потому что я не видел всю комнату.
  — Вы можете поклясться, что видели только двух людей в комнате?
  — Я именно это и сказал, — ответил Грейвс, а через минуту добавил: — Полиции.
  — Я не хочу, чтобы между нами оставалось недопонимание, Грейвс, — тихим голосом обратился к нему Мейсон. — Если вы видели что-то, что указывало в комнате на присутствие третьего лица, заметили ли вы что-то, что помогло бы вам идентифицировать того человека?
  — Если честно, мистер Мейсон, то нельзя полностью полагаться на свои впечатления от взгляда через стекло двигающегося автомобиля, да еще на таком расстоянии. Причем мимолетные впечатления. — Было очевидно, что Грейвс говорит с большой неохотой. — Это ведь не фотография, которую подержал в руках. Однако у меня в голове отпечаталась одна вещь, о которой я ничего не сказал полиции. Я могу вам сообщить — строго конфиденциально, конечно, — что если я видел третье лицо в кабинете Нортона, то это была женщина.
  Мейсон попытался взглянуть прямо в глаза Грейвсу, а потом спросил:
  — Вы можете опознать эту женщину?
  — Я никому не признавался, что видел женщину, — сообщил Грейвс, — и никого не хочу опознавать.
  — Но вы утверждали полицейским с полной уверенностью, что не видели никакой женщины в кабинете Нортона?
  Грейвс встретился взглядом с адвокатом.
  — Я попытался говорить правду, мистер Мейсон. Когда мне задавали вопрос, я отвечал таким образом, чтобы направить расследование в другую сторону. Вы понимаете, что я намерен честно отвечать на вопросы, когда и если окажусь на свидетельском месте. Но вы также должны понимать, что я очень предан вашей клиентке.
  — Что вы имеете в виду? — спросил Мейсон.
  — Не что, а кого — мисс Челейн.
  — Я правильно вас понял: преданность приведет вас к тому, что вы станете защищать ее против обвинения в убийстве? — тихим, почти зловещим тоном спросил Мейсон.
  — Нет, — честно ответил Грейвс, — в такой степени нет. Но моей преданности хватит, чтобы постараться не впутывать ее имя в расследование, которое в любом случае будет тщетным в отношении мисс Челейн.
  — А под этой фразой что вы имеете в виду? — настаивал Мейсон.
  — Я имею в виду, что, поскольку мисс Челейн не было в доме, когда совершалось преступление, она, естественно, не могла находиться в кабинете своего дяди.
  — Значит, вы не видели женщину в кабинете Нортона? — спросил Мейсон.
  — Я этого также не говорил, — ответил Грейвс. — Я же сказал: если я видел третье лицо в той комнате, то это была женщина.
  — Почему вы заявляете подобное?
  — У меня в памяти запечатлелись женский профиль и плечи, которые на какую-то секунду мелькнули в углу окна. Все перепуталось у меня в голове. Конечно, я не могу быть ни в чем уверен, да и внимание мое сконцентрировалось на мужчине с поднятой рукой.
  — Еще один вопрос, — обратился к нему Мейсон. — Полицейские стенографировали ваши ответы, когда спрашивали о том, что вы видели?
  — Да, — кивнул Грейвс.
  — Вы ничего не упомянули о женщине?
  — Нет.
  — Вы понимаете, что во всем этом есть нечто странное? И вы, и Кринстон намекнули мне, что моя клиентка находится в опасности, хотя, очевидно, ее не было даже рядом с домом, когда произошло убийство.
  — Да, ее здесь не было, — подтвердил Грейвс.
  — Так почему ей угрожает опасность? — спросил Мейсон.
  — Ей не угрожает опасность. Именно это я пытаюсь вам сказать. Я стараюсь защитить ее от каких-либо намеков, которые могут прозвучать, потому что, как вы прекрасно понимаете, у нее был повод для убийства мистера Нортона.
  — Очень благородно с вашей стороны, — сухо заметил Мейсон. — Я не хочу, чтобы шли на лжесвидетельство, Грейвс, но вы-то, несомненно, осознаете, что, если вы рассказали версию происшедшего без упоминания женщины, ваши слова застенографированы и, вполне вероятно, будут напечатаны в газетах, а потом, когда вы станете давать показания в суде и вам зададут конкретный вопрос о женщине — видели ли вы какую-нибудь женщину в кабинете, сложилось ли у вас впечатление, что вы видели женщину в кабинете, — ваш ответ, меняющий все предыдущие показания, навряд ли принесет вред моей клиентке. С другой стороны, вам самому он ни в коей мере не пойдет на пользу.
  — Я готов пойти на жертвы, чтобы защитить честное имя мисс Челейн, — с достоинством ответил Грейвс.
  — А когда вы добавите в свой рассказ женщину, присутствовавшую в кабинете, я разорву вас на части, — зловещим тоном пообещал Мейсон.
  — Конечно! — с готовностью воскликнул Грейвс.
  — И когда я говорю, что разорву вас на части, я имею в виду, что так просто вы не уйдете с места дачи свидетельских показаний. Я вытащу из вас все, что вы знаете, — добавил Мейсон.
  В этот момент открылась дверь и в оранжерею заглянул следователь. Он уставился на Мейсона, потом перевел взгляд на Грейвса и поманил его.
  — Грейвс, мы хотим попросить вас еще раз подняться наверх, — сказал полицейский. — У нас есть еще пара вопросов. Когда вы делали заявление, то уклонились от ответа на один из вопросов. То есть шеф решил, что вы уклонились, после того, как он прочитал расшифровку вашего заявления, которое мы стенографировали.
  В глазах секретаря внезапно появился страх.
  — Вы не против того, чтобы ответить на дополнительные вопросы? — обратился к Грейвсу следователь.
  — Конечно нет, — ответил тот и вышел из оранжереи.
  Когда закрылась дверь, Мейсон достал из кармана сложенный лист бумаги, развернул его и начал внимательно изучать. Это была долговая расписка Фрэнсис Челейн, в которой она обязалась уплатить Мейсону сорок тысяч долларов.
  Глава 8
  В дверь оранжереи проскользнула женщина и уставилась на адвоката. Она следила за каждым его движением, когда он, по своей привычке, ходил из угла в угол.
  В ней чувствовалось напряжение, она вся сконцентрировалась, словно режиссер, пытающийся определить сильные и слабые стороны новой звезды экрана. Женщина была невысокого роста, коренастая, но не полная, с широкой костью, необычайно сильная, привычная к любой работе, уверенная в себе, в глазах горели жадность и жизненная сила. Черты лица казались довольно грубыми: круглый тяжелый подбородок, раздутые ноздри, большой рот, окруженный морщинами, губы, вытянутые в ровную линию, высокий лоб, все замечающие глаза, светившиеся словно огромные черные бусины.
  Перри Мейсон продолжал ходить из угла в угол еще несколько секунд, пока не почувствовал ее присутствия. Он повернулся и резко остановился, когда женская фигура попала в поле его зрения.
  Адвокат осмотрел ее с головы до пят спокойным, уверенным взглядом, не упускавшим ни одной детали.
  — Вы — адвокат, — заявила она.
  — Да, я — Перри Мейсон.
  — Я хочу кое-что с вами обсудить.
  — Кто вы?
  — Миссис Мейфилд.
  — Мне ваше имя ничего не говорит, миссис Мейфилд. Не могли бы вы представиться более подробно?
  — Я живу здесь.
  — В самом деле?
  — Да, сэр. Мой муж и я.
  Мейсон посмотрел на широкие плечи, сильные руки, черное облегающее платье.
  — Вы — экономка? — спросил он.
  — Да.
  — А ваш муж?
  — Садовник. Он также выполняет разные работы по дому.
  — Понятно, — без улыбки сказал адвокат. — А что вы хотите со мной обсудить?
  Она сделала три шага по направлению к нему и ответила почти шепотом:
  — Деньги.
  Что-то в тоне ее голоса заставило адвоката взглянуть через ее плечо на дверь, ведущую из оранжереи. Он взял миссис Мейфилд под руку и отвел в дальний угол помещения.
  — А какие конкретно деньги вы желаете со мною обсуждать?
  Женщина заговорила тихим голосом:
  — Вы — адвокат. Вы работаете не за спасибо. Вы представляете мисс Челейн. Ее ждет огромное наследство, а когда оно ей достанется, то и вам перепадет лакомый кусок. Я тоже собираюсь получить кое-какие деньги. Кое-что от вас и кое-что от нее.
  — А почему вы думаете, что получите их от нее и от меня?
  — Потому что если их не получу я, то и вам ничего не достанется.
  — Что вы хотите сказать?
  — Именно то, что говорю. Если вы думаете меня обделить, то у вас ничего не выйдет.
  Мейсон засмеялся, но это был не живой, а чисто механический смех.
  — В самом деле, миссис Мейфилд, вам придется объясниться. Сегодня вечером произошло столько событий! Я здесь оказался по просьбе мисс Челейн. Я точно пока не знаю, в чем конкретно будут заключаться мои обязанности, но предполагаю, что займусь вопросами имущества. Я не могу с уверенностью сказать, оставил ли покойный завещание или нет.
  — Это не имеет значения, — прервала его женщина. — Я говорю не об имуществе Нортона. Меня интересуют деньги из траст-фонда.
  Мейсон притворился удивленным, но его глаза внимательно следили за миссис Мейфилд.
  — Но этот вопрос был закрыт, когда приняли решение о распределении имущества Карла Челейна. Мисс Челейн не требуется адвокат, чтобы получить те деньги. Они перейдут к ней по решению суда в соответствии с условиями учреждения траст-фонда.
  — Вы меня так просто не обманете, — заявила миссис Мейфилд.
  — К чему вы клоните?
  — Я ставлю вас в известность о том, что если она не будет действовать осторожно, то вообще ничего не получит.
  — Вы, как я понимаю, намекаете на то, что можете помочь ей быть осторожной? — спросил Мейсон.
  — Я не знаю, к чему вы сейчас клоните, но вы поняли, чего я добиваюсь. — Она ухмыльнулась, положила руки на широкие бедра, подняла кверху подбородок и, не мигая, уставилась в лицо адвокату.
  — Не могли бы вы все объяснить подробнее? — попросил Мейсон.
  — Девушка замужем, — сообщила миссис Мейфилд.
  — В самом деле?
  — Да. Это что-нибудь значит?
  — Теперь нет, — ответил Мейсон. — Насколько я понимаю положения завещания, мистер Нортон имел право аннулировать траст-фонд в случае замужества мисс Челейн, предоставив ей небольшую сумму денег и передав остаток в благотворительные учреждения. Он мог действовать на свое усмотрение. Он умер, не воспользовавшись этим правом. Поэтому управление имуществом, осуществляемое доверенным лицом, закончилось.
  — Не будьте так уверены, что он ничего не сделал с этим траст-фондом, — заметила экономка.
  — А он что-то сделал?
  — Предположим, — начала женщина, не отвечая прямо на вопрос адвоката, — Фрэн Челейн очень здорово поругалась с дядей после вашего ухода. И, предположим, он тогда заявил ей, что даст пять тысяч долларов из оставленных ей отцом, а остальное переведет в благотворительные организации.
  — Он это заявил?
  — Я спрашиваю, что было бы, если бы он это сделал?
  — Но доказательства подобных заявлений отсутствуют, — заметил Мейсон.
  — Сейчас отсутствуют.
  — Что конкретно вы имеете в виду? — спросил адвокат.
  — Предположим, такие доказательства есть!
  — Мы займемся решением этой проблемы, когда она встанет перед нами.
  — Ну тогда, если вы не желаете договориться со мной, она точно встанет! — рявкнула экономка.
  — Это маловероятно. Миссис Мейфилд, если вы намекаете на что-то в отношении мисс Челейн, вам придется подкреплять эти намеки доказательствами, а они в данном случае указывают на то, что мисс Челейн покинула дом до одиннадцати вечера, а вернулась только в начале первого.
  — Да, на это указывают доказательства, и вам следует проследить, чтобы они не изменились.
  — Я все равно не понимаю вас, — сказал Мейсон.
  — Поймете, когда заставите Фрэн открыть вам всю правду, а не пускать пыль в глаза. Я не позволю вам обдурить меня здесь вашей юридической терминологией. Я заявила вам, чего хочу, но я достаточно умна, чтобы не начать угрожать вам.
  — Другими словами, вы хотите денег.
  — Да.
  — Прекрасно. Насколько я понимаю, денег хотят все.
  — Вы отлично знаете, что я имею в виду, но, если вам нужны дополнительные доказательства, вам следует поинтересоваться, чем во время убийства занимался Роб Глиасон.
  — Глиасон? — Мейсон в удивлении приподнял брови. — Да его же не было тогда в доме.
  — Это вы так думаете.
  — Он находился здесь?
  — Спросите у вашей клиентки, — посоветовала экономка.
  Мейсон внезапно повернулся, широко расставил ноги и уставился на миссис Мейфилд.
  — Послушайте, моя дорогая, — сказал он тоном, в котором обычно выступал в зале суда, — не знаю, приходило ли вам когда-нибудь в голову, что вы можете оказаться виновной в совершении тяжкого преступления. Если вы пытаетесь угрожать мне или мисс Челейн, делая разные намеки, чтобы мы заплатили вам, вы виновны в вымогательстве, а в деле об убийстве вымогательство считается очень серьезным преступлением.
  Черные бусинки глаз враждебно уставились на адвоката. Они просто горели ненавистью.
  — Вы меня совсем не испугали, — сообщила она.
  — А мне бы хотелось заявить вам, что вы меня тоже ни в малейшей степени не испугали, — ответил адвокат.
  — Я не пытаюсь запугать вас — пока, — ответила она. — Я просто сообщила вам кое-какие факты.
  — Какие?
  — То, что я собираюсь получить деньги. В противном случае их никто не получит.
  — Никто?
  — Ни вы, ни девушка.
  — Это было бы очень неприятно, — бесстрастным тоном ответил Мейсон.
  — Правда? А если вы не разберетесь, с какой стороны бутерброд намазан маслом, я, не исключено, найду еще кого-то, кто с готовностью мне заплатит. Например, кое-какие благотворительные учреждения.
  — В самом деле? Я что-то вас не понимаю. Не могли бы вы поточнее объяснить, к чему вы клоните? — попросил Мейсон.
  — Я слишком сложна для вас, господин адвокат. Занимайтесь своим собственным расследованием. Не думайте, что имеете дело с глупой женщиной. Очень плохо, если вы меня недооцените. Поговорите с Фрэн Челейн, а потом можете вернуться к разговору со мной.
  — Я уже говорил с мисс Челейн, — ответил Мейсон.
  Смех, прозвучавший в ответ, был неприятным и язвительным.
  — Нет, вы не говорили с ней, вы слушали ее. Фрэнсис Челейн — самая искусная маленькая лгунья в мире. Не слушайте ее. Говорите с ней. Выведите ее из себя, и тогда вы, несомненно, узнаете массу интересного.
  Женщина повернулась и вышла из оранжереи быстрыми, резкими шагами, энергия в ней била через край.
  Мейсон следил за широкой спиной все замечающими глазами, подернутыми пеленой задумчивости, пока она не скрылась из его поля зрения.
  Адвокат продолжал стоять на том же месте, когда в оранжерею зашел мужчина с копной седых волос и проницательными серыми глазами. У него был серьезный, достойный вид, неторопливая походка и спокойное лицо.
  Мейсон сделал в его сторону легкий поклон.
  — Господин судья, мне приходилось выступать перед вами, — в качестве приветствия сказал адвокат.
  — Перри Мейсон, насколько я понимаю. Добрый вечер, мистер Мейсон, — поздоровался судья Пурлей.
  — Я думаю, уже следует говорить «доброе утро», — заметил адвокат. — Скоро начнет светать.
  Судья Пурлей нахмурился.
  — А я торопился домой. Очень устал, — признался он.
  — Полиция уже закончила? — поинтересовался Мейсон.
  — По-моему, да. Они поймали того, кто это сделал.
  — Того парня, Девоэ?
  — Да, его. Он все здорово смазал, если хотите знать мое мнение.
  — Я еще не слышал всех подробностей, — постарался пригласить судью рассказать его версию событий Мейсон.
  Судья Пурлей выбрал одно из кресел, сел, вытянул ноги, устало вздохнул и достал сигару из кармана жилетки.
  Он осторожно откусил кончик, понюхал и пробормотал:
  — Простите, мистер Мейсон, но это моя последняя, и я просто не могу себе в ней отказать.
  — Не беспокойтесь. Я курю только сигареты, — ответил Мейсон.
  — Убийцу, конечно, смутило то, что мы повернули и сразу же поехали обратно в дом, — ровным голосом рассудительно начал судья. — Он рассчитывал, что у него будет где-то полчаса, чтобы замаскировать преступление. Услышав, что мы возвращаемся, он понял, что ему остается единственный план действий: забраться в кровать и притвориться в стельку пьяным. От него, конечно, здорово разило виски, и он очень правдоподобно имитировал состояние опьянения. Фактически, возможно, он на самом деле залпом выпил сколько-то виски, чтобы опьянеть. За короткое время, в общем-то, можно выпить немало этого напитка.
  — Да, если есть что пить, — улыбнулся Мейсон.
  Судья не увидел в замечании ничего смешного. Он оценивающе посмотрел на Мейсона.
  — У него было что пить, и в достатке.
  — Если не ошибаюсь, он работает здесь шофером? — спросил адвокат.
  — Да.
  — А он разве никуда не собирался? Нортон же велел ему завести одну из машин и отправиться по поручению?
  — Если я все правильно понял, — сказал судья, — то произошло следующее: Нортон хотел, чтобы его секретарь забрал в доме мистера Кринстона какие-то бумаги, а шоферу требовалось потом заехать за секретарем.
  Мейсон внимательно посмотрел на судью:
  — Давайте попробуем разобраться, как все произошло. Нортон попросил у вас разрешения отправить Грейвса в вашей машине, не так ли?
  — Да. Нортон обратился не ко мне, а к мистеру Кринстону. Я, конечно, слышал его просьбу, сидя в машине. Он крикнул из окна.
  — Давайте воспроизведем ход событий начиная с того момента, — предложил Мейсон. — Грейвс спустился вниз, чтобы присоединиться к вам двоим. Разумно предположить, что затем Нортон позвал шофера. Возможно, он просто велел ему подняться в кабинет. На это ушла бы минута— две.
  — Правильно, — устало согласился судья. — Но, простите, господин адвокат, я не думаю, что мы что-нибудь выясним, воспроизводя таким образом ход событий.
  — Я просто пытаюсь уточнить, сколько у них было времени, чтобы поссориться.
  — Что вы имеете в виду? — внезапно заинтересовался судья Пурлей.
  — Если преступление было совершено к тому моменту, когда вы оказались на возвышенности, и если за это время Нортон вызвал шофера и произошла ссора, то она в таком случае была не мгновенной, а давнишней, — высказал свое мнение Мейсон.
  — Совсем необязательно. Ссора могла начаться прямо в кабинете. Фактически, разумно ли предполагать, что Нортон оставил бы Девоэ у себя, если бы у них были какие-нибудь нелады?
  У Мейсона заблестели глаза.
  — В таком случае вы должны согласиться, что возможности на долгое обдумывание не было.
  Судья Пурлей в удивлении посмотрел на адвоката:
  — К чему вы клоните?
  — Ни к чему, — ничего не выражающим тоном ответил Мейсон.
  — С точки зрения закона, — сообщил судья Пурлей таким тоном, словно выносил приговор, — для предумышления не требуется никакого отрезка времени. Мгновенное предумышление — это все, что нужно для того, чтобы считать преступление убийством первой степени.
  — А теперь давайте посмотрим на дело под другим углом. Насколько я понимаю, одно из окон было открыто, и под ним обнаружили следы, не так ли? — продолжал Мейсон. — Это означает, что в дом проник вор-взломщик.
  — Все это было подстроено, — сообщил судья Пурлей. — Полиция уже разобралась с этим вопросом.
  — Вот именно. Но ведь для того, чтобы подготовить улики, требовалось время. Я хочу сказать, что нет доказательств, указывающих, когда следы появились под окном — до совершения убийства или после. Полиция склоняется к теории, что после. Но ведь нельзя исключать возможность, что они оказались там до убийства.
  Судья Пурлей наблюдал за адвокатом сквозь голубой сигарный дым. Он в задумчивости нахмурил лоб.
  — В таком случае не имеет значения тот факт, что Нортон послал за шофером, — сделал вывод судья. — Шофер уже дожидался нашего отъезда, чтобы войти к Нортону в кабинет.
  — Теперь вы начинаете улавливать суть дела, — заметил Перри Мейсон.
  Судья Пурлей уставился на кончик сигары.
  — Вы были в комнате, где произошло убийство? — тихим голосом спросил адвокат.
  — Да. Они позволили мне осмотреть ее.
  — Тогда, если я могу вас об этом спросить, не заметили ли вы чего-нибудь необычного? — поинтересовался Мейсон.
  По судье Пурлею было заметно, что вопрос принес ему огромное удовлетворение. Он откинулся в кресле и заговорил медленно, отчетливо произнося каждое слово, периодически жестикулируя сигарой:
  — Удар по голове нанесли сзади — очевидно, когда Нортон сидел за письменным столом. Он упал вперед, лицом на стол и не сделал после этого ни единого движения. Слева от него стоял телефон. На письменном столе были разбросаны какие-то бумаги, лежали конверт, чистый лист и страховой полис на украденную машину.
  — Значит, пропавшая машина была застрахована?
  — Конечно. Это естественно.
  — Вы уверены, что это страховой полис на украденную машину?
  — Да, я его проверил, впрочем, и полиция сделала то же самое. Полис на «Бьюик», заводской номер совпал. Страховка охватывала все случаи.
  — Вы знали Эдварда Нортона при жизни, господин судья? — поинтересовался Мейсон.
  — Нет, никогда его раньше не видел. Я хорошо знаком с мистером Кринстоном, партнером мистера Нортона. Мистер Кринстон столько раз рассказывал мне о нем и его странностях, что у меня даже появилось чувство, что я знаю его лично. Но я его никогда не видел. Сойтись с мистером Нортоном, насколько мне известно, было практически невозможно, а деловых отношений между нами не было.
  Внезапно Мейсон резко повернулся к судье Пурлею.
  — Господин судья, Эдварда Нортона убили не в результате ссоры, — заявил адвокат.
  — Вы снова возвращаетесь к временнóму фактору? Что времени на ссору не оставалось?
  — Частично. Девоэ не успел бы подняться в кабинет, поссориться с Нортоном и довести себя до такого состояния, чтобы схватиться за трость. Более того, подстроенные улики имели целью перевести подозрение на воров-взломщиков, убивших с целью кражи.
  Судья Пурлей неуютно заерзал в кресле. В нем шла внутренняя борьба: поделиться с Мейсоном информацией или воздержаться. Адвокат следил за ним, словно ястреб, который кружит над склоном горы в поисках добычи.
  — Я должен сказать, господин адвокат, — наконец заговорил судья Пурлей, — что вы очень логично рассуждаете. Мне, наверное, не следует упоминать то, что я сейчас вам открою, но, поскольку вы уже так много знаете, вреда не будет, если я подтвержу ваши подозрения или, лучше сказать, ваши умозаключения.
  — Значит, мотивом была кража?
  — Да, — кивнул судья.
  — Деньги?
  — Очень крупная сумма. У мистера Нортона при себе на момент смерти было более сорока тысяч долларов наличными. Деньги лежали в бумажнике во внутреннем кармане пиджака. Когда тело обнаружили, карманы оказались вывернутыми, а бумажник вынут из кармана и брошен на пол рядом с телом — пустой, конечно.
  — Залезли во все карманы?
  — Да. Их все вывернули наизнанку, — ответил судья Пурлей.
  — Полиция нашла деньги?
  — Эта информация будет объявлена несколько позднее, — заявил судья. — Но я могу вам строго конфиденциально сообщить, что да. Две тысячедолларовые купюры оказались в кармане брюк Девоэ. Их идентифицировали по номерам как деньги, находившиеся у Нортона. Девоэ же заявил, что понятия не имеет, как они попали к нему.
  — А выяснили, почему у Нортона при себе была такая большая сумма наличными? — спросил Мейсон.
  Судья Пурлей хотел было ответить, но остановился:
  — Мне кажется, господин адвокат, что я и так уже предоставил вам массу информации. Конечно, ваша заинтересованность в деле хотя и не противоречит интересам полиции, но все же не идентична. Большая часть информации была предоставлена мне конфиденциально, как судье, и я не считаю, что мне следует открывать ее кому бы то ни было.
  В глазах адвоката промелькнул веселый огонек, когда он рассматривал грузного судью. Судья Пурлей отличался высоким самомнением.
  — Конечно, господин судья, я понимаю ваше положение. Я не хочу, чтобы вы считали, что мной руководит простое любопытство. Я пытаюсь воспроизвести все происшедшее у себя в голове. Заинтересованные стороны поставили меня в известность о том, что я буду заниматься вопросами имущества, а при сложившихся обстоятельствах мне, естественно, требуется полная информация.
  — Именно поэтому я рассказал вам так много, господин адвокат. Вы, конечно, отнесетесь к полученным сведениям как к строго конфиденциальным.
  — Несомненно! — ответил Мейсон, и в голосе его прозвучала легкая издевка, что заставило судью Пурлея быстро поднять на него глаза. Однако лицо адвоката оставалось ничего не выражающим и невинным.
  Глава 9
  Солнечные лучи проникали сквозь большое окно и заливали массивный стол Эдварда Нортона.
  В одном из кресел сидел полицейский, изо рта у него торчала потухшая сигарета, в руках он держал карандаш и блокнот. Дон Грейвс, компетентный секретарь усопшего, проверял документы.
  Мебель в комнате оставалась на тех же местах, что и в ночь убийства. По приказу полиции вещи по возможности старались не двигать и не перекладывать с места на место.
  Перри Мейсон, адвокат, представляющий заинтересованную сторону, занимался инспектированием деловой активности убитого.
  Стоявший у сейфа Дон Грейвс повернулся к Мейсону:
  — Этот отсек, сэр, содержит всю документацию, относящуюся к делам фирмы «Кринстон и Нортон».
  — Прекрасно. Вы, насколько я понимаю, отлично осведомлены насчет содержания этих документов, не так ли?
  — Да, сэр.
  — Не могли бы вы в общем и целом рассказать о финансовом положении фирмы? — попросил Мейсон.
  — Было сделано несколько очень неудачных инвестиций, сэр, взяты обязательства, в результате которых получился большой дефицит — где-то около миллиона долларов. Но, за исключением этого, дела находятся в хорошем состоянии. Если не ошибаюсь, примерно восемьсот тысяч долларов депонированы в различных банках. Вам нужны точные цифры?
  — Да. Я хочу знать финансовое положение, — ответил Мейсон.
  Грейвс достал из сейфа какую-то книгу и открыл ее.
  — Финансовое положение несколько лучше, чем я думал, сэр. В «Сиборд Секонд Нэшэнал Траст» лежит восемьсот семьдесят шесть тысяч пятьсот сорок два доллара и тридцать центов, а в «Фармерс энд Мерчантс Нэшэнал» — двести девяносто три тысячи девятьсот четыре доллара и пятьдесят центов. Долговые расписки, связанные с убытками фирмы, хранятся в банке «Вилерс Траст энд Сейвингс» — на девятьсот тысяч, к тому же по ним еще набежали проценты. На счет в том банке положено семьдесят пять тысяч долларов.
  — А что с траст-фондом? Меня интересует капитал, которым мистер Нортон управлял в пользу Фрэнсис Челейн.
  — Здесь все в прекрасном состоянии, — ответил Грейвс. — Более миллиона долларов вложено в акции, облигации и другие ценные бумаги. Вы можете взглянуть на список. Мистер Нортон очень ответственно относился к своим обязанностям доверенного лица и тщательно вел учет вложений.
  — Имеются ли какие-либо обязательства по доверительному счету? — спросил Мейсон.
  — Нет, сэр. Ни доллара задолженности. Это нетто-активы.
  — Вы можете что-то сказать по личному счету мистера Нортона — за рамками фирмы «Кринстон и Нортон»?
  — К сожалению, нет, — ответил секретарь. — Личные дела мистера Нортона находились в таком состоянии, что бухгалтерского учета не требовалось. Большую часть информации он держал в голове. Фактически все коммерческие сделки проходили через фирму. Личные дела мистера Нортона ограничивались покупкой акций и облигаций с золотым обрезом,2 которые он хранил в сейфе в банке.
  — А завещание имеется?
  — Да, сэр. Я, правда, не знаю, где оно. Наверное, где-то здесь, в сейфе. Насколько я понимаю, все оставлено мисс Челейн. У мистера Нортона не было других близких родственников.
  Из угла комнаты послышался голос полицейского, вынувшего сигарету изо рта:
  — Повезло этой мисс Челейн. Траст-фонд, безусловно, переходит к ней, а вдобавок еще и куча денег от самого старика.
  Мейсон вновь обратился к Грейвсу, словно не слышал комментария полицейского:
  — Вы можете попытаться найти завещание?
  — Большинство его личных бумаг хранятся в том отделении, — показал Грейвс.
  Мейсон подошел к сейфу, опустил руку и достал кипу бумаг.
  — Полис страхования жизни в компании «Пруденшал», — начал читать он. — На пятьсот тысяч долларов. Бенефициаром является имущество.
  — Да, сэр. Здесь несколько полисов страхования жизни. Везде бенефициаром является имущество усопшего, и деньги должны выплачиваться наличными. Полисы были составлены именно таким образом, чтобы заплатить налог на наследство без продажи ценных бумаг не по самой высокой цене.
  — Прекрасная идея, — заметил Мейсон. — Вот еще полисы. Пожалуйста, составьте список.
  Мейсон достал из-под полисов небольшую записную книжку с картонной обложкой.
  — Что это? — спросил полицейский.
  Мейсон повертел ее в руках:
  — Похоже, что в ней регистрировали количество миль прогона автомобиля.
  Дон Грейвс расхохотался:
  — Да, это была одна из странностей мистера Нортона. Он всегда требовал, чтобы встречи начинались в назначенное время, все его часы шли с точностью до секунды, он записывал каждую милю, пройденную его автомобилем, учитывал количество использованного бензина и масла. Я думаю, можно с точностью до цента сказать, во сколько ему обходилась каждая из машин.
  — А много ли их у него было? — поинтересовался Мейсон, небрежно листая страницы.
  — Три: «Бьюик», «Форд» и «Паккард».
  — Мисс Челейн обычно пользовалась «Паккардом»?
  — Да. И по нему учет не велся, — сообщил Грейвс. — Мистер Нортон просто приходил из-за этого в отчаяние. Она никогда не отмечала количество миль.
  — Понятно. Но по остальным в эту книжечку записаны точные цифры?
  — Да.
  — Мисс Челейн обычно не брала две другие машины?
  Дон Грейвс многозначительно посмотрел на Мейсона.
  — Нет, — кратко ответил он.
  Мейсон открыл записную книжку в том месте, где велся учет данных по «Бьюику». В одну колонку были записаны мили пробега, против каждой записи указывались дорога, по которой ехала машина, средняя скорость, место назначения, а также еще несколько видов данных, которые любому нормальному человеку показались бы бесполезными, но для зацикленного на подсчете стоимости до цента могли играть какую-то, пусть самую незначительную, роль. Мейсон листал страницы со скучающим видом, чтобы не показать окружающим своего интереса. Наконец он добрался до последней записи, посвященной «Бьюику». Она гласила:
  «15294,3 мили. Поехал из дома в банк. Прибыл в банк: 15299,5 мили. Уехал из банка и вернулся домой: 15304,7 мили. Приказал Девоэ наполнить бак».
  Мейсон взглянул на дату и увидел, что это был день смерти Нортона.
  — Как я вижу, он в день смерти ездил в банк, — заметил адвокат.
  — В самом деле? — спросил Дон Грейвс.
  — Интересно, а он именно тогда получил деньги… я имею в виду наличные, которые были при нем?
  — Не могу вам сказать, сэр.
  — А кто-нибудь знает, почему у него при себе было столько наличных? — поинтересовался адвокат.
  — Нет, — категорично ответил Грейвс.
  — Выглядит так, словно его шантажировали или что-то в этом роде, — заметил Мейсон, поглядывая своими спокойными глазами из-под густых бровей на секретаря.
  Дон Грейвс встретился с ним взглядом, не изменив выражения лица и даже ни разу не моргнув.
  — Это маловероятно, сэр.
  Мейсон кивнул и опустил записную книжку в карман.
  — Секундочку! — закричал полицейский. — А эту книжку разве не следует оставить вместе с другими бумагами?
  Адвокат улыбнулся.
  — Все правильно, — согласился он. — Она так похожа на мою собственную, что я механически положил ее в карман.
  Мейсон протянул записную книжку секретарю, встал и зевнул.
  — Пожалуй, я уже посмотрел все, что хотел. Для начала этого достаточно. Конечно, в дальнейшем придется провести полную инвентаризацию.
  — Мы можем это сделать прямо сейчас, если хотите, — предложил Грейвс.
  — Не думаю, — возразил Мейсон, зевая. — Придется проверять массу деталей, и, возможно, я решу привести свою стенографистку, чтобы она записывала то, что я скажу. Честно говоря, терпеть не могу подобную работу.
  — А что делать с завещанием? Мне его искать? — уточнил Грейвс.
  — Давайте на сегодня заканчивать. Завтра я приду вместе со своей секретаршей, и мы все проверим, — ответил адвокат.
  — Хорошо, сэр. Как вам будет угодно, — ответил Грейвс.
  Полицейский стряхнул пепел с сигареты и сообщил:
  — Меня устраивает любое время. Мне все равно здесь сидеть.
  — Прекрасно, — в голосе Мейсона не было никакого энтузиазма. Он прикурил сигарету и вышел из кабинета.
  Адвокат спустился вниз по широкой лестнице, открыл входную дверь и остановился на крыльце в лучах солнечного света, вдыхая свежий утренний воздух. Когда он убедился в том, что за ним никто не следит, он спустился с крыльца и направился к гаражу, открыл дверь, проскользнул внутрь и подошел к «Бьюику». Очевидно, что за состоянием машины хорошо следили. Она была вымыта шофером, который теперь находился в тюрьме по обвинению в убийстве.
  Мейсон открыл дверцу машины, сел за руль, включил свет на приборной доске и взглянул на спидометр. Он показывал 15304,7 мили. Адвокат с минуту, не отрываясь, смотрел на эти цифры, затем выключил свет, вылез из машины и плотно захлопнул дверцу. Он вышел из гаража, проверил, не заметил ли кто его, а затем вернулся на крыльцо.
  Войдя в дом, он столкнулся с экономкой. Ее горевшие глаза неотрывно смотрели на адвоката.
  — Доброе утро, — поздоровалась женщина.
  — Доброе утро, — ответил Мейсон.
  Она слегка понизила голос:
  — Я хочу получить ответ, причем как можно скорее.
  — Вы получите его, — сказал Мейсон. — Кстати, а где мисс Челейн? Уже встала?
  — Да, сэр, встала. Завтракает у себя в комнате.
  — Пожалуйста, передайте ей от меня привет и спросите, могу ли я к ней сейчас зайти.
  Горящие глаза экономки уставились на адвоката, пытаясь прочесть его мысли. Перри Мейсон встретил ее взгляд и всем своим видом показал нетерпение.
  — Сейчас узнаю, — сказала миссис Мейфилд.
  Она повернулась и быстрым, воинственным шагом направилась к спальне Фрэн Челейн.
  Мейсон твердой рукой зажег спичку, прикурил, один раз глубоко затянулся и стал изучать дым, идущий от кончика сигареты. Вскоре он услышал приближающиеся шаги экономки.
  — Мисс Челейн говорит, что готова слушать всех, пока завтракает. Следуйте за мной, пожалуйста.
  Адвокат прошел за миссис Мейфилд по коридору до двери спальни Фрэн. Экономка открыла дверь.
  — Это здесь, сэр. Проходите. — Она помедлила, а потом добавила почти шепотом: — И не забудьте, я жду ответа.
  Мейсон вошел и услышал, как за ним с грохотом захлопнулась дверь.
  Фрэнсис Челейн сидела в шелковом пеньюаре в мягком кресле, поджав под себя ноги. На маленьком столике сбоку от кресла стоял поднос с пустыми тарелками. Огромный кофейник был отодвинут к краю подноса, а чашка кофе, от которой шел пар, стояла у кончиков пальцев ее правой руки. В левой руке девушка держала сигарету.
  Темные глаза, которые ничего не выражали, оглядели адвоката. Ее щеки были слегка припудрены, но помадой в это утро она не пользовалась. Пеньюар явно выбирался для красоты, а не для тепла.
  — Доброе утро, — поздоровался Мейсон, бегло скользнув глазами по пеньюару. — Вам удалось заснуть?
  — Когда я наконец добралась до кровати, я сразу же отключилась, — ответила Фрэн Челейн.
  Девушка стряхнула пепел сигареты на краешек блюдца, на котором стояла чашка с кофе. Мейсон подошел к столику и тоже стряхнул пепел в блюдце.
  — Предполагаю, что вы хотите денег, — сказала Фрэн.
  — Почему вы спрашиваете? — решил выяснить Мейсон.
  — Насколько я знаю, адвокаты всегда хотят денег.
  Он сделал нетерпеливый жест рукой и ответил:
  — Я не это имел в виду. Почему вы выбрали именно это время, чтобы поднять финансовый вопрос?
  — Потому что у меня есть чем заплатить вам.
  Взгляд Мейсона сделался холодным и осторожным.
  — Чек? — уточнил он.
  — Нет, — ответила Фрэн Челейн. — Наличные. Будьте добры, передайте мне сумочку. Она вон там, на туалетном столике.
  Мейсон протянул руку за сумочкой и передал ее девушке. Держа ее таким образом, что адвокат не мог заглянуть внутрь, она открыла ее, порылась там и достала пачку наличных.
  — Это ваш предварительный гонорар.
  Он взял деньги — хрустящие, новенькие тысячедолларовые купюры, — сложил их и опустил в карман.
  — Где вы их взяли?
  — Это вас не касается, — отрезала она, сверкнув глазами. — Вы адвокат, которому платят, чтобы он защищал клиента, а не для того, чтобы совал нос в личные дела.
  Мейсон стоял, широко расставив ноги, и, улыбаясь, наблюдал за рассерженной девушкой.
  — В один прекрасный день из-за вашего характера у вас могут возникнуть большие неприятности, — заметил он.
  — Вы так считаете? — вспыхнула она.
  — Я знаю. Вы вышли на тонкий лед. Вам следует научиться сдерживать себя и сохранять трезвую голову.
  — Что вы там говорите про тонкий лед?
  — Я имею в виду причину, по которой вас не стали подробно расспрашивать вчера вечером, точнее, сегодня утром.
  — Какую еще причину?
  — Тот факт, что вы вчера взяли «Бьюик» без разрешения дяди и, если я правильно помню ваш рассказ, гоняли по округе, пытаясь успокоиться.
  — Я всегда так делаю, — ее голос внезапно стал осторожным, — после того как разозлюсь. Таким образом я прихожу в норму.
  Он продолжал ей улыбаться.
  — Вы знаете, как далеко вы отъехали?
  — Нет. Я каталась где-то с час. Причем на довольно высокой скорости. Я практически всегда так езжу.
  — Как жаль, что спидометр был отключен, — заметил адвокат.
  Она уставилась на него широко открытыми темными глазами.
  — Вы это о чем? — медленно произнесла она.
  — В записной книжке вашего дяди учитывалась каждая миля, пройденная «Бьюиком».
  — В самом деле? — спросила она.
  — Да, — сухо сказал Мейсон. — Он отметил, что ездил в банк. Когда он брал машину, спидометр показывал пятнадцать тысяч двести девяносто четыре и три десятых мили, а по прибытии домой — пятнадцать тысяч триста четыре и семь десятых мили.
  — Ну и что?
  — Когда я ходил посмотреть на показания спидометра сегодня утром, там стояли цифры пятнадцать тысяч триста четыре и семь десятых мили.
  В темных глазах девушки появилась паника. Ее лицо внезапно побелело. Она попыталась поставить чашку с кофе на блюдце, но пронесла мимо. Чашка какое-то мгновение покачалась на краю подноса, а потом упала, разлив остатки кофе на ковер.
  — Вы об этом не подумали, не так ли? — спросил Мейсон.
  Она продолжала молча смотреть на него с побледневшим лицом и бескровными губами.
  — А теперь, — вкрадчивым тоном продолжал Мейсон, — может, вы позволите повторить мой вопрос? Где вы взяли деньги, которые только что мне вручили?
  — У моего дяди, — медленно ответила она.
  — Перед самой его смертью?
  — Перед самой его смертью.
  — Перед смертью? — многозначительно переспросил адвокат.
  Значение слова, на котором Мейсон сделал ударение, внезапно осенило ее.
  — Вы не думаете…
  Послышался стук в дверь. Вошла экономка и уставилась на них.
  — Мне показалось, что что-то упало, — заявила она.
  Девушка показала на чашку на полу.
  — У вас замечательный слух, — многозначительно сказал Мейсон.
  Миссис Мейфилд с вызовом встретила его взгляд. Ее глаза горели.
  — Да, мне достались хорошие уши, и я их использую.
  — Для того, чтобы подслушивать под дверью? — спросил адвокат.
  — Хватит, мистер Мейсон, — прервала его Фрэн Челейн. — Я думаю, что сама в состоянии призвать к порядку прислугу, когда это требуется.
  Экономка нагнулась, подняла чашку, поставила на поднос, повернулась спиной к адвокату и обратилась к Фрэнсис Челейн:
  — Мне принести еще чашку с блюдцем?
  — Да. И наполните кофейник горячим кофе.
  Экономка взяла поднос и вышла из комнаты.
  — Если я буду вести это дело, — заявил Мейсон резким тоном, — то я не хочу, чтобы вы вмешивались. Эта женщина следит за нами. Сегодня утром она пыталась меня шантажировать.
  Казалось, слова адвоката мало заинтересовали девушку.
  — В самом деле? — спросила она с отсутствующим видом.
  Мейсон стоял, уставившись на нее сверху вниз.
  — В самом деле. И я все еще жду объяснений, почему ваша скоростная прогулка на «Бьюике» не зарегистрировалась на спидометре.
  Фрэнсис спрыгнула с кресла и, полностью игнорируя присутствие адвоката, стала сбрасывать одежду со своего стройного тела.
  — Что вы делаете? — спросил он.
  — Собираюсь одеться и накатать какое-то количество миль на этом «Бьюике», идиот.
  — А вы не намерены сказать мне, где находились вчера вечером во время убийства?
  Девушка скинула с себя пеньюар и начала одеваться.
  — Не стройте из себя дурака.
  — Я окажу вам бóльшую помощь, если буду знать все факты.
  Она покачала головой.
  — Уходите, — сказала девушка.
  Мейсон с достоинством повернулся к выходу.
  — Хорошо, — ответил он и распахнул дверь.
  На пороге стояла экономка и смотрела на него недоброжелательным горящим взглядом. В уголках ее рта играла язвительная победная улыбка. В одной руке она держала чашку с блюдцем, в другой — полный кофейник.
  — Спасибо, сэр, за то, что открыли дверь, — сказала она, проходя в комнату.
  Глава 10
  Джордж Блэкман пытался произвести впечатление. Он зачесывал волосы назад с высокого лба, был громогласным, носил пенсне на широкой черной ленте. Его можно было принять за конгрессмена или банкира, но на самом деле он был адвокатом по уголовным делам. Картинку солидности, интеллигентности и респектабельности, которую он представлял общественности, нарушала только иногда мелькающая неуверенность во взгляде.
  Он через стол смотрел на Перри Мейсона.
  — Насколько я понимаю, вы выступаете адвокатом от семьи, — сказал Блэкман.
  Взгляд Мейсона был тяжелым и спокойным.
  — Я представляю мисс Челейн при аннуляции управления капиталом, оставленным ей отцом, осуществлявшегося доверенным лицом. Я также представляю Артура Кринстона, как здравствующего члена фирмы «Кринстон и Нортон». Разговор шел еще о том, чтобы мне представлять и исполнителя завещания, но я не могу одновременно представлять и здравствующего партнера, и исполнителя завещания.
  Блэкман улыбнулся, и в его улыбке промелькнула доля зависти.
  — Хорошо вам. Такие гонорары грядут.
  — Что вы хотите со мной обсудить? — холодно спросил Мейсон.
  Выражение лица Блэкмана изменилось.
  — Я пришел сообщить вам, что представляю Питера Девоэ, шофера, который обвиняется в убийстве.
  — Версия обоснована? — небрежным тоном спросил Мейсон.
  — Вы сами знаете, что это за дело, — поморщился посетитель.
  — По правде говоря, не знаю, — ответил Мейсон, принимая беззаботный тон. — Я был настолько занят другими аспектами, что у меня просто не было времени поинтересоваться убийством.
  — Чушь! — громогласно заявил Блэкман.
  Мейсон достойно изобразил негодование.
  Посетитель наклонился вперед и постучал кулаком по столу.
  — Послушайте, Мейсон, вы думаете, что хитрее всех. Я хочу, чтобы вы знали, что на этот раз против вас работает не менее хитрый.
  — Что все это значит?
  — Я хочу сказать, что вам не удастся сидеть, купаясь в деньгах и не впутывая никого из ваших клиентов, в то время как вы прокладываете Девоэ путь на виселицу.
  — Я никому не прокладываю путь на виселицу.
  Блэкман заерзал под холодным взглядом адвоката, сидевшего по другую сторону стола.
  — Послушайте, я говорю о фактах, — продолжал Блэкман. — Здесь нас никто не услышит. Мы можем договориться — вы и я. Вы знаете, что это за игра. Вы защищаете лиц, обвиненных в совершенных преступлениях, когда вам за это хорошо платят. Я делаю то же самое. Когда вы представляете определенное лицо, вы защищаете только его и никого больше. Вы готовы вступить в схватку со всем миром, но отстоять права своих клиентов.
  — Естественно, — бесстрастно ответил Мейсон. — Это долг любого адвоката.
  — Конечно. Я только хочу поставить вас в известность, что я буду верен своему долгу.
  — Продолжайте, — предложил Мейсон. — Вы сказали или слишком много, или ничего. Я еще не решил, что именно.
  — Хорошо. Я имею в виду следующее. Вы держите эту мисс Челейн в тени и делаете это очень умело. Против Питера Девоэ имеются только косвенные улики, да, кстати, и слабоватые улики. Он лежал пьяным на кровати, и кто угодно мог подложить трость к нему в комнату, а две тысячи долларов — в карман брюк.
  — Вы забываете о показаниях Дона Грейвса, — напомнил Мейсон, — который фактически видел, как совершалось убийство. Вы забываете о том, что, в соответствии с показаниями Кринстона, Эдвард Нортон собирался послать за шофером, когда Кринстон уходил от него.
  — Я ни о чем не забываю, — многозначительно ответил Блэкман, воинственно глядя на Мейсона. — И, главное, я не забываю, что в деле каким-то образом замешана женщина.
  — Правда? — спросил Мейсон с вежливым интересом.
  — Да, — кивнул Блэкман. — И не притворяйтесь удивленным. Вы знаете это не хуже меня.
  — Что знаю?
  — Что Дон Грейвс видел женщину в кабинете в тот момент, когда совершалось преступление.
  — Дон Грейвс не сказал ничего подобного в заявлении, которое сделал полиции, — заметил Мейсон.
  — Заявление, которое он сделал полиции, не имеет значения, — возразил Блэкман. — Имеет значение то заявление, которое он сделает в суде, когда его вызовут для дачи свидетельских показаний.
  Мейсон посмотрел в потолок и сказал ничего не выражающим тоном:
  — В случае если его слова в суде будут отличаться от первоначального заявления полиции, то его свидетельские показания не будут иметь должной силы, в частности, в отношении присутствия в кабинете женщины.
  — Может быть, может быть.
  Какое-то время они молчали, а потом Блэкман снова заговорил:
  — Хорошо. Теперь вы знаете мою позицию. Вы контролируете все деньги в этом деле, а я представляю человека, которого сделали козлом отпущения. Я хочу добиться взаимопонимания с семьей и кое-что получить. В противном случае я сделаю тайное явным.
  — Что вы имеете в виду под взаимопониманием? — спросил Мейсон.
  — Я хочу, чтобы члены семьи дали полиции понять, что они не горят желанием мстить, а если Девоэ и совершил преступление, то сделал это в пьяном виде. Их удовлетворит и непредумышленное убийство. А потом мне хочется получить кое-какие деньги.
  — Вы имеете в виду, что хотите, чтобы Фрэнсис Челейн заплатила вам за то, что Пит Девоэ признает себя виновным в непредумышленном убийстве, чтобы заглушить скандал? Вы именно это пытаетесь сказать?
  Блэкман с достоинством встал:
  — Думаю, коллега, что вы прекрасно поняли цель моего визита. Я честно обрисовал свою позицию и не собираюсь отвечать на сделанный вами в грубой форме вывод.
  Мейсон отодвинул стул от стола, тоже встал, широко расставив ноги, и горящими от гнева глазами посмотрел на посетителя.
  — Не думайте, Блэкман, что вам удастся провернуть подобное, — заявил он. — Мы здесь одни. Вы скажете мне, что хотите, причем прямо и без увиливаний.
  — Не притворяйтесь дураком. Вы знаете, что я хочу.
  — Что вы хотите?
  — Деньги.
  — Что вы готовы предоставить взамен?
  — Я помогу вам оставить мисс Челейн на заднем плане.
  — В такой степени, что Пит Девоэ признает себя виновным в непредумышленном убийстве?
  — Да.
  — Он виновен в непредумышленном убийстве?
  — Ну какое, черт побери, это имеет значение! — раздраженно воскликнул Блэкман. — Я же сказал вам, что он признает себя виновным в непредумышленном убийстве.
  — Сколько вы хотите?
  — Пятьдесят тысяч долларов.
  — Это слишком много для гонорара, — заметил Мейсон.
  — Но не для работы, которую я собираюсь проделать.
  — Работы для Девоэ?
  — Для Фрэнсис Челейн, если уж вам так нужен ответ.
  — Ладно, — сказал Мейсон. — Как вы сами заметили, мы здесь одни. И ничто не сдерживает нас от откровенной беседы. Пит Девоэ убил Эдварда Нортона?
  — Вам следует это знать, — ответил Блэкман.
  — Почему?
  — Потому что следует.
  — Я не знаю. Я спрашиваю вас.
  — Ну почему вас это волнует? Я заставлю его признать себя виновным в непредумышленном убийстве.
  — За пятьдесят тысяч долларов?
  — За пятьдесят тысяч долларов.
  — Вы сошли с ума. Окружной прокурор не примет подобного варианта. Это дело об убийстве. В лучшем случае вам удастся получить тяжкое убийство второй степени.
  — Я договорюсь и о непредумышленном убийстве, если только семья окажет содействие, а Грейвс слегка изменит свои показания, — возразил Блэкман.
  — А зачем Грейвсу менять показания?
  — Зачем кому-то вообще что-либо делать? — саркастически спросил Блэкман. — Зачем мне что-либо делать? Зачем вам что-либо делать? Мы в этом не замешаны. Мы делаем все за деньги. И Дон Грейвс тоже кое-что сделает за деньги.
  Мейсон медленной тяжелой походкой пошел вокруг огромного письменного стола к Блэкману. Тот внимательно наблюдал за ним.
  — Только скажите, что вы согласны, и я больше не стану вас беспокоить, — заявил Блэкман.
  Мейсон остановился прямо перед посетителем и посмотрел на него холодным презрительным взглядом.
  — Вы — дерьмо, — сказал Мейсон с чувством.
  Блэкман слегка отпрянул назад.
  — Вы это о чем?
  — О вас.
  — Вы не имеете права так со мной разговаривать!
  — Грязный крючкотвор, — продолжал Мейсон, делая шаг вперед, — который готов продать своего клиента за пятьдесят тысяч долларов. Убирайся из моего кабинета, причем немедленно!
  На лице Блэкмана появилось удивление.
  — Но я считал, что вы готовы выслушать мое предложение.
  — Я выслушал и уже услышал все, что требовалось.
  Внезапно Блэкман набрался храбрости и потряс указательным пальцем перед носом Мейсона:
  — Вы сами глубоко замешаны в этом деле. Или вам придется принять мое предложение, или вы еще неоднократно услышите обо мне.
  Мейсон поднял руку и схватил вытянутый указательный палец. Он вначале резко опустил руку адвоката вниз, а потом выкрутил ее. Блэкман вскрикнул от боли. Мейсон отпустил палец, развернул адвоката, схватил за шиворот и потащил к двери. Мейсон распахнул дверь личного кабинета, толкнул Блэкмана, и тот, потеряв равновесие, свалился в приемную.
  — Убирайся вон и больше не появляйся здесь! — заявил Мейсон.
  Блэкман почти бегом пересек приемную и остановился. Его лицо покраснело от гнева, пенсне болталось на черной ленточке.
  — Ты еще об этом пожалеешь больше, чем о чем-либо, совершенном тобой на протяжении всей жизни!
  — Убирайся! — повторил Мейсон медленным бесстрастным голосом. — Или я сейчас еще добавлю.
  Блэкман схватился за ручку, открыл дверь приемной и выскочил в коридор.
  Мейсон стоял в дверном проеме своего кабинета, расправив плечи, широко расставив ноги, и воинственно смотрел на медленно закрывающуюся дверь.
  — Что случилось? — обеспокоенно спросила Делла Стрит.
  — Я сказал этому подонку, что о нем думаю, — ответил Мейсон, не сводя холодного взгляда с двери.
  Наконец он развернулся и направился обратно в кабинет. Делла Стрит проводила его круглыми от удивления и полными тревоги глазами.
  Когда Мейсон подошел к своему столу, зазвонил телефон. Он поднял трубку и услышал голос Фрэнсис Челейн.
  — Мне надо немедленно с вами встретиться, — заявила она.
  — Хорошо. Я у себя в кабинете. Вы можете подъехать?
  — Да, если вы не в состоянии приехать ко мне.
  — Где вы?
  — Дома.
  — Тогда вам лучше сесть в «Бьюик» и мчаться ко мне в офис.
  — Я не могу взять «Бьюик», — ответила она.
  — Почему?
  — Полиция его опечатала.
  Перри Мейсон тихо присвистнул.
  — В таком случае вам следует немедленно брать «Паккард». Возьмите чемодан и бросьте туда какие-нибудь вещи, но постарайтесь не привлекать внимания к тому, что делаете.
  — Буду у вас через двадцать минут, — ответила она и повесила трубку.
  Мейсон надел шляпу и, перед тем как уйти, остановился у стола Деллы Стрит:
  — Через двадцать — двадцать пять минут здесь будет мисс Челейн. Я думаю, что вернусь к ее приходу, но если нет, то проводи ее в мой кабинет и запри дверь. Никого не впускай. Ты поняла?
  Она с тревогой посмотрела на него и кивнула.
  — Что-то не так? — спросила секретарша.
  Мейсон резко кивнул в ответ, затем улыбнулся и похлопал ее по плечу.
  Он вышел из конторы, спустился на лифте вниз и прошел полтора квартала до «Сиборд Секонд Нэшэнал Траст».
  Б.В. Райбурн, вице-президент банка, оценивающе посмотрел на адвоката и спросил:
  — Чем могу быть полезен, мистер Мейсон?
  — Я представляю мисс Фрэнсис Челейн, бенефициара по траст-фонду, которым, как доверенное лицо, управлял Эдвард Нортон, — сообщил Мейсон. — Я также представляю мистера Артура Кринстона, здравствующего партнера фирмы «Кринстон и Нортон».
  — Я знаю об этом из разговора с мистером Кринстоном сегодня утром, — сообщил мистер Райбурн.
  — В день смерти, — продолжал Мейсон, — мистер Нортон ездил из своего дома в банк и обратно. Я хочу выяснить, был ли он в вашем банке или в «Фармерс энд Мерчантс Нэшэнал», где, насколько мне известно, у него тоже имелся счет.
  — Он заезжал сюда, — ответил Райбурн. — Зачем вам это?
  — Если не ошибаюсь, он приезжал сюда, чтобы получить большую сумму наличными в тысячедолларовых купюрах. Я хочу выяснить, не было ли чего-то странного в просьбе выдать деньги или чего-то необычного в отношении купюр.
  — Возможно, — многозначительно ответил банкир, — если вы выскажетесь более определенно, я смогу предоставить вам интересующую вас информацию.
  — Мистер Нортон заявил, для какой конкретно цели ему требуются деньги? — спросил адвокат.
  — Конкретно нет, — ответил Райбурн с таинственным видом человека, который намерен отвечать только на прямые вопросы.
  Мейсон глубоко вздохнул:
  — А он заранее просил вас подготовить определенное количество тысячедолларовых купюр с последовательными номерами?
  — Да, — ответил вице-президент банка.
  — А в дальнейшем он просил вас через ваши связи в других банковских учреждениях обеспечить, чтобы в случае, если эти купюры, номера которых он, естественно, просил вас переписать, будут депонированы в каком-либо банковском учреждении, выяснить, кто их депонирует?
  — Не совсем в таких выражениях, — осторожно ответил Райбурн.
  — Он заявил, что собирается этими купюрами расплатиться с шантажистом, и ему хотелось бы идентифицировать лицо, которое принесет их, чтобы положить на счет?
  — Не совсем в таких выражениях, — опять сказал банкир.
  — Теперь, как мне кажется, — улыбнулся Мейсон, — я получил всю интересующую меня информацию. Спасибо, мистер Райбурн.
  Адвокат повернулся и вышел из банка, оставив позади банкира, который холодным, задумчивым и расчетливым взглядом смотрел в спину удаляющемуся Мейсону.
  Мейсон вернулся в офис и позвал Деллу Стрит к себе в кабинет.
  — Свяжись с «Детективным агентством Дрейка», пожалуйста, и скажи Полу, что я хочу, чтобы он лично занялся одним чрезвычайно важным делом. Мне требуется, чтобы Дрейк пришел к нам, изображая обычного посетителя. Он должен ждать в приемной, пока я не дам ему дальнейших указаний, и должен всем представляться клиентом.
  Секретарша опять посмотрела на него с тревогой.
  — Это все? — спросила она.
  — Да, — кивнул адвокат.
  — Ты не хочешь, чтобы мисс Челейн знала, кто Пол Дрейк на самом деле?
  — Пойми меня правильно: я не хочу, чтобы кто-либо знал о том, кто Дрейк на самом деле. Для всех, приходящих к нам в контору, Пол Дрейк — это просто еще один клиент, который ждет, когда я смогу его принять.
  — Хорошо, — сказала Делла Стрит.
  Она задержалась в кабинете адвоката еще на несколько секунд, не пытаясь скрывать беспокойство.
  Мейсон улыбнулся, пытаясь успокоить ее:
  — Не волнуйся. Все будет в порядке.
  — Ты опять во что-то впутался?
  — Не думаю.
  — А мисс Челейн?
  — По самую шею.
  — Она сама об этом знает?
  — Думаю, да.
  — Ты не позволишь ей втянуть и себя?
  Он медленно покачал головой:
  — Нет. Маловероятно. Пока еще не могу сказать.
  — А когда сможешь?
  — Когда мисс Челейн наконец откроет мне всю правду.
  — А когда это случится?
  — Когда она испугается больше, чем сейчас.
  Делла Стрит нахмурилась, а потом предложила:
  — Может, мы сами попробуем ее напугать?
  Мейсон улыбнулся и покачал головой.
  — Нет, — ответил он. — Я думаю, нам не потребуется этого делать.
  Глава 11
  Мейсон ходил из угла в угол, по привычке заложив большие пальцы в проймы жилета. Фрэнсис Челейн сидела в большом кожаном кресле, которое она занимала и в свой первый визит в кабинет адвоката, и наблюдала за своим защитником.
  — Вы так и не спросили, почему я хотела с вами встретиться, — наконец сказала она.
  — Мне это не требуется, — ответил Мейсон. — Я лучше вас знаю, что происходит. Я пытаюсь догадаться, что случится дальше, чтобы в нужный момент увести кого надо в сторону.
  — Я ужасно влипла! — воскликнула она.
  — Конечно, влипли, — подтвердил он и снова начал ходить из угла в угол.
  На какое-то время воцарилось молчание, затем он остановился, широко расставив ноги, и уставился на нее.
  — Где вы взяли деньги, которые дали мне? — спросил адвокат.
  — Где и сказала: у своего дяди, — ответила девушка тихим голосом.
  — Перед тем, как его убили, или после? — нажимал Мейсон.
  — Перед.
  — За сколько до убийства?
  — Незадолго — то есть как раз перед тем, как в дом приехал мистер Кринстон.
  — Как это произошло?
  — Там было сорок восемь тысяч долларов, — сказала она. — Дядя Эдвард дал их мне и признался, что ему очень жаль, что он лишал меня обычной суммы на расходы. Он сказал, что считает необходимым изменить свое решение.
  — Он обвинял вас раньше в том, что вас шантажируют?
  — Нет.
  — Он дал вам наличные?
  — Да.
  — Вы пришли к нему и сказали, что вам нужны наличные?
  — Я просто заявила, что мне нужны деньги, причем немедленно.
  — И он ничего не упомянул о том, что вас шантажируют?
  — Нет.
  — А вас шантажировали?
  Она закусила губу и опустила глаза.
  — А это ваше дело?
  — Да, — ответил адвокат.
  — Да, меня шантажировали, — призналась девушка.
  — Экономка?
  Фрэн Челейн резко дернулась и встретилась с Мейсоном взглядом, в котором адвокат прочитал тревогу.
  — Откуда вы узнали?
  — Я подозревал. Сколько вы ей дали?
  — Все, что было. Кроме десяти тысяч долларов, которые заплатила вам.
  — Это означает, что у вас не осталось больше ни одной из тех тысячедолларовых купюр?
  — Нет.
  — А теперь послушайте меня внимательно. Между нами не должно остаться недопонимания. Вы завязли по уши, и я собираюсь вас вытаскивать, но необходимо, чтобы я точно знал, что произошло с деньгами. У вас ничего из них не осталось?
  — Нет, — покачала головой Фрэн Челейн.
  Мейсон вынул из бумажника те десять тысяч долларов, которые она ему дала.
  — Вы знали, что номера этих купюр были списаны и переданы в различные банковские учреждения нашего города?
  — Нет, — ответила она испуганно.
  — Это факт. Тысячедолларовых купюр не так много в обращении, и они привлекают внимание. Практически всегда требуется нести их в банк, чтобы поменять. В кассах магазинов обычно нет достаточного количества наличных, чтобы давать сдачу с тысячедолларовой бумажки.
  Мейсон подошел к своему письменному столу, взял длинный конверт из плотной бумаги, вложил туда десять тысяч, полученные от Фрэн, заклеил конверт, снял колпачок с авторучки и написал адрес:
  «Карл С. Белкнап, 3298, Пятнадцатая улица, Денвер, Колорадо».
  Потом адвокат нажал на кнопку, находившуюся сбоку от стола, вызывая таким образом секретаршу.
  Когда Делла Стрит открыла дверь, Мейсон небрежно бросил на стол конверт.
  — Отправьте это, пожалуйста, Делла. Обычной почтой.
  Она взглянула на адрес.
  — Не знала, что мы ведем переписку с мистером Белкнапом, — заметила Делла Стрит.
  — Теперь ведем. Пожалуй, лучше пошлите его заказным письмом.
  Она кивнула, бросила быстрый, оценивающий взгляд на Фрэн Челейн и вышла в приемную.
  Мейсон повернулся к посетительнице:
  — Теперь этот конверт несколько последующих дней будет путешествовать по стране. В конце концов он вернется ко мне. А пока деньги у меня никто не обнаружит. Почему вы с самого начала не рассказали об этом полиции?
  Ее глаза внезапно загорелись огнем.
  — Это мое дело! Я наняла вас как адвоката, чтобы представлять мои интересы. Не думайте, что я позволю вам стоять здесь и указывать мне, что делать, а чего не делать…
  Он шагнул по направлению к ней и заявил:
  — Вы или научитесь сдерживать себя, или проследуете на виселицу с черным мешком на голове. Вы никогда не задумывались над тем, хочется ли вам быть повешенной?
  Она вскочила на ноги и отвела руку, словно собираясь влепить ему пощечину.
  — Вы всю жизнь были испорченной злючкой с отвратительным характером, — сказал Мейсон. — Теперь вы оказались в ситуации, из которой вам самой не выпутаться. Вы можете не сомневаться, что в течение следующих сорока восьми часов вас арестуют. Вас ждет безрадостная перспектива, и я не уверен, смогу ли вас вытащить.
  От удивления ее гнев пропал. Она посмотрела на него широко раскрытыми темными глазами:
  — Арестуют? Меня арестуют?
  — Да. По обвинению в убийстве.
  — За это арестовали Девоэ. Это он убил дядю.
  — Девоэ никого не убивал, — ответил Мейсон. — А если даже он и сделал это, то никто никогда не докажет его вину. У него есть адвокат, который знает все ходы и выходы и искушен в подобных делах. Не сомневайтесь, он втянет и вас.
  — Почему вы так решили?
  — Потому что он был у меня в кабинете менее часа назад и сам сказал мне об этом.
  Она откинулась в кресле и уставилась на адвоката. Огонь в глазах погас. Она выглядела трогательной и беззащитной.
  — Чего он хотел? — спросила Фрэн Челейн.
  — Денег.
  — Хорошо. Мы дадим ему денег.
  — Нет, — твердо ответил Мейсон.
  — Почему?
  — Потому что тогда он будет шантажировать вас до самой смерти. Он не уверен, что вы влипли по уши, а только подозревает. Если бы я стал обсуждать с ним условия, он бы получил необходимую уверенность. Он только слышал звон. Он хотел подтверждения. Если бы я согласился заплатить, то его догадки бы полностью подтвердились.
  — А что вы сделали? — поинтересовалась она.
  — Вышвырнул его отсюда, — мрачно ответил адвокат.
  — Он много знает?
  — Знает немного, но многое подозревает.
  — Я боюсь его, — по голосу слышалось, что она вот-вот расплачется.
  — Вы и должны его бояться. А теперь я хочу добраться до самой сути. Расскажите мне в точности, что происходило, когда был убит ваш дядя.
  Она глубоко вздохнула и начала говорить тихим, монотонным голосом:
  — Я была дома. Я с ним поругалась. Он был очень резок, я сорвалась и наговорила множество неприятных вещей.
  — Такого от вас можно ожидать, — сухо заметил адвокат.
  — Да, можно, — согласилась она.
  Последовало молчание.
  — Продолжайте, — предложил адвокат.
  — Он достал из бумажника деньги. Не все, там еще оставалось. Точно не знаю сколько. Он пододвинул деньги ко мне и сказал, чтобы я их взяла. Он заявил, что собирался прекратить давать мне деньги на расходы, чтобы я взялась за ум, но в конце концов пришел к выводу, что я никогда не повзрослею. Это, в общем-то, мои деньги, и, если я хочу выбрасывать их на ветер, это мое личное дело.
  — И вы взяли деньги, — сделал вывод адвокат.
  — Да, конечно.
  — И что потом?
  — Потом я отдала их все, кроме десяти тысяч, миссис Мейфилд.
  — Зачем вы это сделали?
  — Она знала, что я вышла замуж, и угрожала рассказать дяде.
  — Это произошло до того, как приехал Кринстон, или после?
  — Вы имеете в виду, когда я отдала ей деньги?
  — Да.
  — После.
  — Кто-то видел, как вы передавали ей деньги?
  — Роб Глиасон.
  Мейсон присвистнул:
  — Так, значит, и Глиасон находился в доме, не так ли?
  — Да, — медленно произнесла она. — Он был там. Именно поэтому я утверждала, что меня не было.
  — Хорошо. Продолжайте, — угрюмо попросил Мейсон.
  — Вам известно, что мы муж и жена. Роб приехал на своей машине — на «Шевроле». Из моей комнаты есть выход на улицу. Я впустила его в дом. Он беспокоился об угрозах миссис Мейфилд и о том, что может сделать мой дядя. Я сообщила ему, что разговаривала с дядей и думаю, что все будет в порядке. Пока мы разговаривали, вошла миссис Мейфилд и потребовала денег. Она подслушивала и была в курсе, что дядя дал мне сколько-то денег, но не знала точную сумму. Я сказала, что отдаю ей все, что у меня есть. Я открыла сумочку, и она сама достала деньги, но перед этим я спрятала десять банкнот, чтобы расплатиться с вами. Мне деньги нужны были только для этих двух целей — расплатиться с нею и с вами. Тогда я думала, что все уладится: вы меня представляете, а миссис Мейфилд должна успокоиться. Я решила, что мы найдем выход из сложившейся ситуации.
  — К этому времени Кринстон уже приехал? — спросил Мейсон.
  — Да. Я слышала, как подъехала машина. Фактически, Кринстон поднимался по лестнице, когда я выходила из кабинета дяди.
  — А Грейвс все это время находился в приемной?
  — Да. Он прекрасно осведомлен о том, что произошло. Он знает гораздо больше, чем показывает. Грейвс в курсе всех дел моего дяди и, мне кажется, еще и того, чем занимается миссис Мейфилд.
  — Так что же произошло?
  — Миссис Мейфилд ушла, а мы с Робом отправились посидеть на крыльцо. Затем послышался какой-то шум, в передней части дома бегали люди, раздавались возгласы, потом кто-то закричал, что моего дядю убили. Я поняла, что будет лучше, если Роба никто не увидит, велела ему сесть в машину и уехать.
  — Вы отправились вместе с ним?
  — Да.
  — Почему?
  — Потому что не хотела оставаться в доме.
  — Почему?
  — Я думала, что так смогу обеспечить Робу алиби.
  — Как вам удалось выехать с территории незамеченными?
  — Позади дома проходит аллея, двигаясь по которой можно оказаться на подъездной дороге. Мы воспользовались ею, и, насколько мне известно, нас никто не услышал.
  — Хорошо. Что дальше?
  — Затем я вернулась домой, Роб высадил меня в двух кварталах от дома. Я проскользнула к себе в спальню. Затем я поговорила с Доном Грейвсом. От него я узнала, что мой дядя сообщил в полицию о том, что «Бьюик» украли, и что он думал, что его взяла я. Я решила, что для меня это прекрасное алиби, а Роб вообще нигде не упоминается. Так что я заявила, что каталась на «Бьюике», и никто не стал со мною спорить.
  — Продолжайте.
  — Остальное вы знаете. Все восприняли как должное, что я брала «Бьюик». Я тоже подумала, что все в порядке, пока не пришли вы и не сказали, что спидометр показывает то же количество миль, что записано у дяди в книжке. Я уже собралась накатать сколько-то миль на «Бьюике» и отправилась в гараж, но там стоял полицейский. Он улыбнулся и сообщил, что «Бьюиком» запрещено пользоваться — он одна из улик.
  — Что они сделали?
  — Протянули цепь вокруг передней оси и через прорези колес, а также заперли коробку передач.
  — Очень мило, — сухо прокомментировал Мейсон.
  Девушка ничего не сказала.
  Через минуту Мейсон снова начал ритмично ходить из угла в угол. Фрэн Челейн наблюдала за ним темными глазами, полными беспокойства. Ее голова оставалась неподвижной, только глаза следили за движениями адвоката.
  — У вас будет нервный срыв, — наконец заявил он. — Я знаю одного врача, на которого можно положиться. Он осмотрит вас и решит, что вам нужно лечь в клинику.
  — Какой в этом смысл?
  — У меня появится немного времени.
  — Но у них же возникнет еще больше подозрений, если я исчезну со сцены!
  — Еще больше подозрений, чем уже есть, возникнуть не может. Они опечатали «Бьюик», а это показывает, над каким аспектом дела они сейчас работают. Я попытался опустить записную книжку с указанием миль себе в карман и представил, что сделал это случайно, но полицейский, сидевший в комнате, оказался совсем не дурак. Он сразу же заметил, что я сделал, и мне пришлось вернуть ее на место.
  — Вы уже тогда знали о показаниях спидометра?
  — Догадывался.
  — Но как вы могли догадаться?
  — Я знал, что вы мне врете.
  Ее глаза снова вспыхнули.
  — Не смейте так со мной разговаривать!
  Он улыбнулся в ответ. Через какое-то время гнев в ее глазах потух.
  — Вы должны уяснить, что попали в капкан с этой машиной, — сказал адвокат. — Вам придется менять свой рассказ.
  — Но таким образом Роб окажется замешанным. Если они узнают, что он находился в доме, то все будет еще хуже, потому что всем известно, что Роб и мой дядя не ладили.
  — Роб виделся с вашим дядей в тот вечер, когда Нортона убили? — спросил Мейсон.
  Она покачала головой, помедлила какое-то время, а потом кивнула:
  — Да, виделся.
  — И вы сейчас решили в этом признаться, потому что внезапно вспомнили, что имеется свидетель, который видел, как Роб встречался с вашим дядей. Это был Дон Грейвс?
  Она снова кивнула.
  Мейсон открыл дверь в приемную.
  — Делла, — обратился он к секретарше. — Немедленно свяжитесь с доктором Прайтоном. Скажите медсестре, что это чрезвычайно важно — дело жизни и смерти. Пусть он сам возьмет трубку.
  — Хорошо, шеф, — ответила Делла Стрит. — С тобой по личному вопросу хочет поговорить мистер Пол Дрейк. Он готов ждать, пока ты не освободишься. Мне он отказался объяснять, по какому именно вопросу он пришел.
  — Попроси его подождать, — ответил Перри Мейсон и вернулся к себе в кабинет, захлопнув дверь.
  — А теперь у вас будет нервный срыв, — сообщил Мейсон посетительнице. — Вы отправитесь в клинику под вымышленным именем. Рано или поздно полиция вас найдет, но я хочу, чтобы это не случилось как можно дольше. Никому не говорите, кто вы, не показывайте излишней заинтересованности в газетных отчетах и, что бы ни произошло, не паникуйте.
  Она внимательно посмотрела на него.
  — А я могу вам доверять? — спросила она.
  Он встретился с ней взглядом.
  — Здесь вам придется положиться на свой здравый смысл. То, что вы решите, будет играть колоссальную роль.
  — Хорошо, я доверяюсь вам.
  Он кивнул:
  — В таком случае я немедленно вызову «Скорую», даже до того, как приедет сам доктор Прайтон.
  Глава 12
  Пол Дрейк внешне не имел ничего общего со стандартным мнением о том, как должен выглядеть частный детектив. Возможно, именно поэтому он был так удачлив.
  Его отличали высокий рост, длинная шея, вопросительно вытянутая вперед, остекленелые глаза навыкате и постоянно скучающее выражение лица. Его никогда ничто не волновало. В его жизни убийства были каждодневной рутиной, любовные треугольники встречались так же часто, как автомобили на улице, а истеричные клиенты составляли фон работы.
  Он сидел в огромном кожаном кресле с высокой спинкой в кабинете Мейсона, упершись спиной в одну из закругленных ручек и свесив длинные ноги через другую. В уголке рта торчала сигарета.
  Мейсон расположился напротив него за письменным столом и наблюдал за детективом спокойными, все замечающими глазами. Дрейк походил на опытного боксера, который расслабился в своем углу ринга и ждет только сигнала гонга. Сразу было видно, что он может мгновенно изменить ленивую позу, спрыгнуть с кресла и со свирепостью и жестокостью тигра вступить в бой.
  — Итак, что тебя беспокоит? — поинтересовался Дрейк.
  — Не так давно ты мне что-то рассказывал о слежке в открытую, — сказал Мейсон.
  Дрейк неторопливо затянулся и с любопытством посмотрел на Мейсона.
  — У тебя неплохая память. Мне кажется, что это было очень давно.
  — Давай не будем спорить, когда именно. Мне нужна полная информация по этому вопросу.
  — Кто-то пытается применить ее против тебя? — спросил детектив.
  — Нет, — покачал головой Мейсон. — Я сам хочу ее испробовать кое на ком. Опиши мне эту технику, пожалуйста.
  Пол Дрейк вынул сигарету изо рта, затушил и бросил в пепельницу.
  — Это один из трюков детективной работы, — начал Дрейк. — Обычно мы их не обсуждаем, по крайней мере с теми, кто не из нашей среды. Психологическая третья степень.3 Основывается на мысли о том, что человек, который пытается что-то скрыть, должен нервничать.
  — Как конкретно она применяется?
  — Предположим, ты работаешь по делу и решаешь, что у одной из сторон есть какая-то информация — это не простая осведомленность, а то, что может быть вменено в вину, — и ее стараются скрыть. Есть два или три способа, как подступиться к человеку, чтобы он все рассказал. Первый — направить красивую женщину познакомиться с ним. Через какое-то время мужчина начинает хвастаться. Второй способ — подослать оперативника, который быстро войдет в доверие. Обычно срабатывает или первый, или второй способ, но иногда они оба проваливаются. Бывает, женщина не нравится, а иногда нравится, но подопечный не начинает хвастаться. Или у него возникают подозрения, если один из твоих оперативников пытается завязать с ним дружбу. В таких случаях мы применяем слежку в открытую. Для нее требуются два человека. Вначале один знакомится с интересующим тебя лицом, но ему не удается разговорить его. Ты выбираешь время и подходящее место, и тут начинается слежка в открытую. Твой человек, который познакомился с объектом, дает сигнал. Ты, конечно, знаешь, что слежка — это далеко не простая работа. Идеи обычных людей о том, как должен действовать «хвост», сильно отличаются от того, как он работает на самом деле. Люди почему-то считают, что «хвост» пытается здорово изменить внешность, ныряет в дверные проемы, прячется за столбами и все в таком роде. Подобные представления складываются после просмотра кинофильмов и прочтения детективов, написанных авторами, которые имеют весьма смутные представления о сыскной работе. На самом деле слежкой занимается ничем не привлекательный парень, который практически не маскируется. У него нет никаких отличительных черт, невинный вид, он просто случайный свидетель. Что бы ни происходило, он никогда никуда не несется сломя голову, не ныряет в открывающиеся двери. Он выглядит так обыденно, что объект всегда воспринимает его как часть общего фона, но никогда как личность.
  — В принципе, я все это знаю, — сказал Мейсон. — Мне хотелось бы выяснить, как конкретно проводится слежка в открытую.
  — Очень просто, — сообщил детектив, — как и все хорошее, когда начинаешь анализировать. При слежке в открытую сыщик действует именно так, как непосвященный человек ждет от «хвоста». Другими словами, не профессионально, а грубо. Он прячется за столбами, ныряет в дверные проемы и все в этом роде.
  — Таким образом, интересующее тебя лицо знает, что за ним следят? — спросил Мейсон.
  — Да, — кивнул Дрейк, доставая еще одну сигарету из пачки. — Понимаешь, к этому времени подосланный тобой для знакомства сыщик уже на дружеской ноге с объектом. Однако объект никак не хочет разговаривать на те темы, которые необходимо обсудить твоему человеку. Ты посылаешь еще одного парня, чтобы следить за этими двумя. Вначале «хвост» действует профессионально, но в нужный момент твой человек, находящийся вместе с объектом, дает сигнал «хвосту», и тот начинает работать грубо: прячется, пытается скрыться и показывает сотню других любительских трюков. Естественно, объект замечает, что за ним следят. Всегда очень интересно наблюдать, что происходит с человеком, который понимает, что за ним следят, особенно с тем, за кем раньше никогда не шел «хвост». Уяснив, что за ним установлено наблюдение, он сразу же начинает нервничать. Обычно он первым делом ускоряет шаг и оглядывается. В это время твой оперативник, который находится вместе с ним, наоборот, замедляет шаг и не торопится. Объект поторапливает его, нервничает, становится очень раздражительным. Через какое-то время — девяносто девять шансов из ста — он поворачивается к спутнику и сообщает, что за ним установлена слежка и ему бы хотелось избавиться от «хвоста». Твой человек помогает ему в этом, и, таким образом, объект несколько расслабляется и выбалтывает все твоему оперативнику.
  — Предположим, интересующее тебя лицо так ничего и не говорит сыщику?
  — Тогда, — ответил Дрейк, — сыщик что-то говорит объекту. Например, хлопает по плечу и заявляет: «Послушай, старик, я, конечно, не хочу лезть не в свое дело, но ты в курсе, что за тобой следят?» Или он может сказать: «Посмотри на того парня, что идет за нами. Мне кажется, что он меня преследует». Если речь идет о каком-то преступлении, то сыщик обычно притворяется, что слежка установлена за ним, и признается интересующему тебя лицу, что он некогда где-то что-то совершил, и вот теперь сыщики его нашли. Он просит объекта помочь ему скрыться. Они бегают из здания в здание, поднимаются и спускаются на лифтах, смешиваются с толпой и все в таком роде. Когда оперативник дает сигнал, «хвост» исчезает, и объект решает, что они от него избавились. Иногда такой вариант приносит результаты. Практически всегда удается разговорить человека после того, как за ним была установлена слежка в открытую.
  — Прекрасно, — сказал Мейсон. — Я хочу установить слежку в открытую.
  — Возможно, она тебе не потребуется, — заметил Дрейк. — Мы прибегаем к ней только в самом крайнем случае. Обычно удается войти к людям в доверие и разговорить их. Умелый оперативник знает, как заставить человека открыть карты.
  — Нет, дело очень необычное, и мне требуется детектив вполне определенного типа.
  — Какого?
  — Женщина средних лет, которая может притвориться, что много трудилась на протяжении всей жизни. Постарайся найти такую, которая не отличается ни особой привлекательностью, ни фигурой, с морщинами на лице и рабочими руками.
  — У меня есть как раз то, что нужно, — сообщил Дрейк. — Она умна и видала виды, можно назвать ее прожженной жизнью. С кем ей работать?
  — Нужно познакомиться с миссис Эдной Мейфилд, экономкой Эдварда Нортона.
  — Его недавно убили?
  — Да.
  Дрейк присвистнул.
  — Она замешана в убийстве?
  — Я не знаю, в чем именно она замешана, — медленно ответил Мейсон, — но ей есть что сказать. Я хочу получить эту информацию.
  — Но они арестовали парня, совершившего убийство, не так ли? — спросил детектив. Его глаза внезапно перестали быть отсутствующими, а смотрели живо и умно. — Если не ошибаюсь, то дело прокрутил шофер, или кто он там?
  — Да, шофер, — бесстрастным тоном ответил Мейсон.
  — Ты представляешь Фрэнсис Челейн, девушку, которая является бенефициаром по траст-фонду, учрежденному в соответствии с завещанием?
  — Да.
  — Понятно. Так что ты хочешь вытянуть из этой миссис Мейфилд?
  — Все, что она знает, — ответил Мейсон.
  — Об убийстве?
  — Обо всем.
  Дрейк с минуту изучал кончик сигареты, с которого вверх поднимался дым.
  — Послушай, давай будем откровенны. Я достаточно хорошо тебя знаю, чтобы понять, что если ты просишь меня работать по этому убийству, то тебя интересует аспект, о котором полиция пока не догадывается.
  — Я не сказал, что хочу, чтобы ты работал по убийству, — заметил Мейсон.
  — Нет, — многозначительно ответил Дрейк, — этого ты не сказал.
  Пару минут мужчины молчали, затем Мейсон очень медленно, взвешивая каждое слово, заговорил:
  — Мне нужно, чтобы ты выяснил все, что знает экономка. Неважно о чем.
  Дрейк пожал плечами.
  — Может, ты меня неправильно понял, — сказал он. — Я не из любопытства спрашивал. Но, предположим, информация, полученная от этой самой миссис Мейфилд, пойдет совсем не на пользу твоей клиентке?
  — И все равно мне требуется получить эту информацию.
  — Понятно. Но, предположим, я поручаю это дело паре своих оперативников. Они добывают сведения, которые тебе хотелось бы не разглашать? Я, конечно, пытаюсь нанимать только надежных людей, но со временем какая-то информация все равно может просочиться.
  — Да, со временем, — заметил Мейсон.
  Вновь повисла пауза.
  — Итак? — спросил Дрейк.
  — Это еще одно дело, где у меня практически не остается времени для подготовки. Не думаю, что твоим оперативникам удастся раздобыть сведения, которые раньше или позже не получит полиция. Мне надо получить раньше их.
  Дрейк кивнул:
  — Хорошо, я все понял. Мне просто требовалось уточнить, чтобы между нами не осталось недопонимания. В результате недопонимания в моем деле оказываются недовольные клиенты, а я всегда хочу, чтобы мои клиенты были удовлетворены.
  — Мне кажется, что мы поставили все точки над «i», — заметил Мейсон. — Есть еще один момент. Мужчина по имени Дон Грейвс, секретарь Эдварда Нортона, был свидетелем совершения преступления. Он рассказал одну версию полиции, другую — мне. Он может оказаться опасен. Я должен узнать, в самом ли деле он видел в комнате женщину, когда наносился удар, собирается ли он заявлять, что видел женщину — правда, это одно и то же, — или что он там еще намерен утверждать. Как ты думаешь, сможешь ли подослать к нему кого-нибудь, кто, не вызывая подозрений, выяснит, какие он все-таки планирует давать показания? Если возможно, я очень хотел бы получить от него заявление в письменном виде.
  — Деньги на расходы? — поинтересовался детектив.
  — Сколько потребуется.
  — Я думаю подослать к этому Дону Грейвсу парня, который представится журналистом из какой-нибудь бульварной газетки или криминального вестника, которые хотят получить свидетельства человека, видевшего все собственными глазами, причем они готовы заплатить за рукопись, написанную самим этим свидетелем.
  — Я согласен, если это сочинение не окажется слишком длинным, — сказал Мейсон.
  Дрейк улыбнулся:
  — Ты имеешь в виду — при условии, чтобы были лишь те слова, что ты хочешь видеть в этом признании?
  — Ну, это, по-моему, одно и то же.
  Детектив встал и потушил сигарету в медной пепельнице.
  — Ладно, я пошел работать, — заявил он.
  — Дашь знать, как идут дела.
  — Не сомневайся.
  — Сосредоточься на экономке. Это мегера. Здесь нужно быть очень внимательным.
  — Отчеты представлять в письменном виде?
  — Нет. Или устно, или никак.
  В дверь постучали, появилась Делла Стрит и многозначительно посмотрела на Мейсона.
  — Что случилось, Делла? — спросил адвокат. — Ты можешь говорить при Поле.
  — В приемной сидит мистер Кринстон. Он утверждает, что дело очень важное и не терпит отлагательства.
  — Хорошо, я приму его.
  Мейсон многозначительно взглянул на Дрейка и обратился к нему достаточно громко, чтобы было слышно в приемной:
  — Все в порядке, мистер Дрейк. Я сейчас занят очень важным делом и не могу немедленно переключиться на ваше, но у вас в распоряжении целых десять дней. За это время я подготовлю процессуальный отвод. Таким образом, вас нельзя будет считать не выполнившим обязательства, а потом мы уже займемся деталями.
  Он пожал руку Дрейку при выходе из кабинета и пригласил Кринстона:
  — Проходите, пожалуйста.
  Кринстон сразу же направился в кабинет со свойственной ему агрессивностью. Создавалось впечатление, что он сметет любые препятствия на своем пути, если кто-то посмеет их установить, силой своей личности.
  — Приветствую, мистер Мейсон, — поздоровался он, пожимая руку адвокату. — Рад вас видеть. Догадываюсь, что вы очень заняты, не так ли?
  Мейсон задумчиво посмотрел на него:
  — Да, я времени даром не теряю.
  Кринстон опустился в большое кресло и заполнил его все, достал сигару из кармана, откусил кончик и зажег спичку о подошву ботинка.
  — Все, конечно, запутано-перепутано, — заметил Кринстон.
  — Да, — согласился адвокат. — У дела много различных нюансов.
  — Но, я думаю, оно придет к логическому завершению, — заявил Кринстон. — Я хотел бы спросить, почему вы не стали следовать моим указаниям?
  — Каким указаниям?
  — Не впутывать Фрэнсис.
  — Я старался не впутывать ее, пока мог. У бедной девочки случилась истерика. Она пришла ко мне в контору и просто сломалась. Я вызвал врача, и он прописал полный отдых, отвез ее куда-то в клинику и даже мне не сообщил, где эта клиника находится, чтобы я не стал с нею связываться.
  Кринстон выпустил клубы голубого дыма и задумчиво посмотрел на адвоката.
  — Неплохо, — заметил он.
  — Ее нервы совсем сдали, — продолжал Мейсон.
  — Да, да, я знаю, — нетерпеливо прервал его Кринстон. — Не надо терять ваше и мое время. Я все понял. Я зашел спросить, знакомы ли вы с неким Джорджем Блэкманом, адвокатом?
  — Да.
  — Он позвонил и заявил, что мне следует немедленно связаться с вами по важному вопросу.
  — Блэкман приходил сюда сегодня утром, — ничего не выражающим, ровным тоном ответил Мейсон, — и сообщил, что для всех заинтересованных лиц, и для семьи в частности, будет лучше, если Девоэ признает себя виновным в непреднамеренном убийстве.
  — Черт побери! — выругался Кринстон. — Он — убийца. Это было жестокое, подлое, хладнокровное убийство!
  — Блэкман хотел обсудить со мной отношение семьи к этому вопросу, — все тем же тоном продолжал Мейсон. — Блэкман заявил, что если семья убитого будет мстительна по отношению к его клиенту, то это повлечет за собой мстительность клиента, и тогда мистер Блэкман докажет, что дело против Девоэ было сфабриковано.
  — Как он сможет это доказать? — спросил Кринстон.
  — Есть много способов, — ответил Мейсон. — Аксиомой уголовного права является высказывание о том, что следует рассмотреть все кандидатуры, кроме обвиняемого. Иногда даже можно попытаться разобрать действия адвоката противной стороны. Очень часто стараются привлечь к судебной ответственности свидетеля противной стороны. Начинают копать во все стороны, проводить перекрестный вопрос по вроде бы не относящимся к делу вещам, с целью найти хоть какой-нибудь мотив убийства. Затем представляют этот мотив присяжным, показывают возможность, а если уж удалось вытащить и мотив и возможность, ты можешь внезапно перевести обвинение и утверждать, что есть такие же основания подозревать свидетеля противной стороны, как и обвиняемого.
  — То есть переложить вину на Фрэн Челейн? — спросил Кринстон.
  — Я не упомянул ни одного имени, — ответил Мейсон. — Я просто попробовал объяснить вам, как работают адвокаты по уголовным делам.
  — Послушайте, вы выяснили, что конкретно хотел этот Блэкман?
  — Он сказал, что хочет получить гонорар, а также чтобы окружному прокурору было отправлено прошение о том, чтобы власти как можно более терпимо отнеслись к рассмотрению дела по обвинению Девоэ и приняли его признание в совершении непредумышленного убийства.
  Кринстон внимательно посмотрел на адвоката:
  — Вы утверждаете, что он это сказал?
  — Да.
  — Но вы всем своим видом показываете, что не думаете, что он хотел именно того, что говорил.
  — Не думаю.
  — Почему?
  — Потому что просто уверен — окружной прокурор не станет рассматривать возможность непреднамеренного убийства. Это будет или тяжкое убийство первой степени, или вообще ничего.
  — Так что же все-таки хотел Блэкман? — настаивал Кринстон.
  — Я считаю, что он пытался выяснить нашу реакцию на подобное предложение. Если бы мы были готовы принять его, то он бы вытащил из нас столько денег, сколько мог, а затем продолжал бы шантажировать и в конце концов надул бы во время судебного процесса.
  Кринстон внимательно смотрел на кончик своей сигары.
  — Он не произвел на меня такого впечатления, — признался он. — По крайней мере, из разговора по телефону.
  — Если бы вы встретились лично, у вас бы сложилось несколько иное мнение, — заметил Мейсон.
  — Послушайте, — внезапно сказал Кринстон, — мне не нравится, как вы ведете дело.
  — Нет? — холодно переспросил Мейсон.
  — Нет! — громко заявил Кринстон.
  — А что вам не нравится? — поинтересовался адвокат.
  — Я думаю, что вы даете ускользнуть сквозь пальцы прекрасной возможности. Все быстро разрешится, если мы пойдем на сделку с Блэкманом.
  — Нет, — ответил Мейсон резким тоном, не вдаваясь ни в какие объяснения.
  — А я думаю именно так, как сказал, и приказываю вам немедленно связаться с Блэкманом и дать ему то, что он хочет. В разумных пределах, естественно.
  — Ни о каких разумных пределах там не может быть и речи, — ответил Мейсон. — Такие типы не знают, что это такое. Он вначале выяснит, что мы понимаем под разумными пределами, а потом увеличит ставки.
  — Хорошо. Пусть увеличивает. В это дело вовлечены большие деньги, и мы не можем позволить себе проиграть.
  — Вы боитесь, что Фрэнсис Челейн сломается под давлением? — спросил Мейсон.
  — Интересные вопросы вы мне задаете! — воскликнул Кринстон. — Особенно после того, как в вашем кабинете у нее случился нервный срыв, а вы поместили ее вне досягаемости полиции.
  — Я не говорил, что сделал что-либо, чтобы Фрэнсис Челейн оказалась вне досягаемости полиции, — напомнил Мейсон.
  — Это сказал я.
  — Да, я слышал. К тому же кричать вам совсем необязательно.
  Кринстон поднялся с кресла, выкинул сигару в корзину для мусора и гневно уставился на адвоката.
  — Все, — заявил он. — С вами покончено.
  — Что вы имеете в виду? — спросил Мейсон. — Кто со мной покончил?
  — Вы меня больше не представляете. Вы также больше не представляете мисс Челейн.
  — Мне кажется, — медленно ответил адвокат, — что мисс Челейн сама в состоянии решить этот вопрос. Я подожду, пока она лично не скажет мне об этом.
  — Она вам скажет, как только я с ней поговорю.
  — А где, интересно, вы собираетесь с ней разговаривать? — улыбнулся Мейсон.
  — Не беспокойтесь, я найду где. И тогда с вами все будет кончено. Вы — сапожник. Вы, конечно, мудро поступили в некоторых вопросах, но вы черт знает куда завели все дело. Я собираюсь нанять адвоката и…
  Мейсон внезапно встал и двинулся вокруг стола. Кринстон внимательно следил за его приближением, глаза его смотрели прямо, но в них понемногу начала появляться паника. Мейсон встал перед посетителем. Его взгляд был холоден и спокоен.
  — Пусть между нами не останется никакого недопонимания по этому вопросу, — заявил адвокат. — С настоящего момента я вас не представляю, не так ли?
  — Вы абсолютно правы!
  — И, пожалуйста, не думайте, что ваше дело для меня так важно. Мисс Челейн уже давно бы попросила меня заняться имуществом, если бы только мое положение адвоката, представляющего интересы здравствующего партнера фирмы «Кринстон и Нортон» давало мне возможность выступать в качестве адвоката при рассмотрении вопросов, связанных с имуществом.
  — Больше вам об этом нет нужды беспокоиться. С другой стороны, особо не рассчитывайте, что займетесь вопросами имущества. Вы не будете представлять никого и ничего. Я собираюсь нанять себе другого адвоката, и он также будет действовать от имени Фрэнсис Челейн.
  — Вы идиот и попали в подставленный капкан, — медленно и зловеще сказал Мейсон, — потому что, как я догадываюсь, вы наймете адвоката, которого предложил Блэкман, не так ли?
  — И что, если так? — спросил Кринстон.
  Мейсон холодно улыбнулся:
  — Ничего. Вперед! Заходите в капкан еще дальше, если вам так хочется.
  Взгляд Кринстона несколько смягчился.
  — Послушайте, Мейсон, я ничего не имею против вас лично, но это деловой вопрос. Я думаю, что вы можете все испортить, и я считаю, что вы уж слишком придерживаетесь правил этики. Я хочу, чтобы вы меня правильно поняли. Фрэн для меня много значит, я ей как дядя. Я всегда был заинтересован в ее судьбе и прослежу, чтобы ее никто не надул. Я считаю, что в данном случае нужен кто-то, кто может прийти к соглашению с Блэкманом. Он заявил, что с вами не будет разговаривать, даже если вы останетесь последним человеком на свете.
  Мейсон рассмеялся. В его смехе послышались горечь и безжалостность.
  Кринстон упрямо продолжал:
  — Что бы ни произошло, я на стороне Фрэнсис Челейн. Я не знаю, что могут показать улики, но я буду держаться вместе с ней, несмотря ни на что. Уясните это себе. Твердо уясните. Я — деловой человек, а они понятия не имеют о том, как заключаются сделки и строятся отношения в этом мире. А я прослежу, чтобы ее никто не надул.
  Он повернулся и с достоинством направился к двери. Мейсон внимательно следил за ним.
  — Не думал, что вы такой простофиля, — сказал адвокат, когда Кринстон взялся за ручку двери. Тот резко повернулся.
  — Терпеть не могу это слово! — заорал он. — Я никому никогда не позволяю называть меня простофилей!
  — Вы его еще больше возненавидите к тому времени, как закончится это дело, — заметил Мейсон, направляясь обратно к своему столу.
  Кринстон с минуту размышлял, затем вернулся на место.
  — Хорошо, раз вы считаете себя таким умным, я вам кое-что скажу, — начал он. — Вы все испортили с самого начала, как только взялись за дело. Я знаю, что не могу уволить вас как адвоката мисс Челейн. Это должна решить она сама, но я посоветую ей от вас избавиться. Однако, если она меня не послушает, я хочу дать вам совет: следите за Пуркеттом, дворецким.
  — А вот теперь вы меня заинтересовали, — признался Мейсон. — Продолжайте и объясните, к чему вы клоните.
  — О, так, значит, вы готовы послушать совет? — саркастически заметил Кринстон.
  — Я хочу узнать, почему вы вообще упомянули имя Пуркетта, — ответил Мейсон, холодным взглядом наблюдая за посетителем.
  — Если я вам отвечу, у вас хватит ума воспользоваться полученной информацией?
  Мейсон не стал отвечать, а слегка наклонил голову набок, как человек, который очень хочет услышать то, что ему собираются сказать.
  — Доказательства в этом деле безошибочно указывают на Девоэ, — заявил Кринстон. — Хороший адвокат никогда бы не дал шанса полиции даже рассмотреть возможность того, что эти доказательства не являются убедительными. Однако вы сидели сложа руки, когда у полиции закрались сомнения и они стали копать дальше. Затем, когда расследование возобновилось, вы опять сидели сложа руки и не сделали ничего, чтобы не вовлечь вашу клиентку. Если Девоэ виновен — дело закрыто. А если нет, то виновен кто-то другой. Очень вероятно, что это Пуркетт, по крайней мере более вероятно, чем другая кандидатура. А вы позволяете ему оставаться в тени.
  Кринстон замолчал и посмотрел на адвоката с воинственным видом.
  — Это все, что вы хотели сказать? — поинтересовался Мейсон.
  — Да.
  — Контора Блэкмана располагается в «Мьючуал Билдинг». Я говорю вам это, чтобы вы могли сэкономить время и не лазать по телефонным справочникам, вы ведь деловой человек, не так ли?
  На лице Кринстона промелькнуло удивление, затем он снова принял хмурый вид.
  — Ладно, — только и сказал он, распахнул дверь в приемную и с грохотом захлопнул за собой.
  Мейсон несколько минут неподвижно сидел за письменным столом, потом взял шляпу и тоже вышел из кабинета.
  — Я ухожу, Делла, — обратился он к секретарше. — Когда вернусь, не знаю. Закрывай офис в пять.
  Глава 13
  Мейсон отправился в гараж, где ставил свою машину, и подозвал механика.
  — Ты можешь сказать мне, очень сложно повернуть спидометр назад на несколько миль? — поинтересовался адвокат. — Предположим, у тебя на спидометре пятнадцать тысяч триста пятьдесят миль, а ты хочешь, чтобы было пятнадцать тысяч триста четыре и семь десятых мили. Это трудно сделать?
  — Нет, — улыбаясь ответил механик. — Только если уж вы решили крутить его назад, то, наверное, следует отогнать до трех тысяч миль, а потом продать машину. С таким количеством миль прогона это несложно.
  — Нет, я не собираюсь обманывать ни продавцов машин, ни покупателей, — ответил Мейсон. — Я пытаюсь разобраться с доказательствами в деле. Сколько времени потребуется, чтобы переустановить спидометр?
  — Недолго. Это простая операция.
  Мейсон вручил ему доллар и с задумчивым видом вышел из гаража.
  Из кафе он позвонил в дом Эдварда Нортона.
  Очевидно, к телефону подошел дворецкий. По его ответу было понятно, что он уже многократно за последнее время отвечал на звонки, которыми люди пытались выразить свое соболезнование.
  — Позовите, пожалуйста, мистера Джона Мейфилда, садовника, — попросил Мейсон.
  — Простите, сэр, — ответили на другом конце, — я впервые слышу, чтобы по этому телефону звонили мистеру Мейфилду. Я не знаю, разрешено ли ему пользоваться этим аппаратом.
  — Не беспокойтесь, — ответил Мейсон, так и не представившись. — Я звоню по поводу дела, разбирательством которого занимается полиция. Позовите его и не теряйте времени.
  На другом конце провода какое-то мгновение помедлили, а затем снова прозвучал голос дворецкого:
  — Хорошо, сэр. Секундочку, сэр.
  Прошло несколько минут, прежде чем в трубке прозвучал тяжелый, ровный голос:
  — Алло!
  Мейсон быстро заговорил в ответ:
  — Никому не давайте понять, с кем говорите. Это Перри Мейсон, адвокат, представляющий мисс Челейн. Ваша жена хотела получить деньги и обсуждала со мной этот вопрос, но мне с ней никак не связаться. Вы случайно не знаете, где она?
  — Если не ошибаюсь, она отправилась к окружному прокурору. За ней прислали машину.
  — Понятно. Мне очень нужно связаться с вами и обсудить вопрос, который ваша жена оговаривала со мной. Вы можете взять одну из машин и приехать ко мне?
  — Может быть, но я не уверен, сэр. Лучше бы, конечно, если бы я прогулялся до бульвара, а вы бы подъехали туда.
  — Договорились, — согласился адвокат. — Пересечемся у бульвара, но никому не говорите, что идете встречаться со мной.
  Мейсон вернулся в гараж, сел в машину и отправился к тому месту, где заканчивался бульвар и начиналась дорога к дому Эдварда Нортона.
  Когда Мейсон припарковал машину, сутулый, полноватый мужчина вышел из-под деревьев и в сгущающихся сумерках подошел к адвокату.
  — Вы — Перри Мейсон? — спросил он.
  — Да, — кивнул адвокат.
  — Я — Джон Мейфилд. Что вы хотели?
  Мейсон вылез из машины и внимательно посмотрел на садовника. На лице мистера Мейфилда не выражалось никаких эмоций, оно казалось суровым и угрюмым. Губы, похоже, никогда не трогала улыбка.
  — Вы знаете, о чем со мной разговаривала ваша жена? — спросил адвокат.
  — Она говорила, что встречалась с вами, — осторожно ответил садовник.
  — А она говорила, о чем шел разговор?
  — Она сообщила, что мы, не исключено, получим какие-то деньги.
  — Так, понятно. А теперь, чтобы мне точно уяснить свое положение, вы должны рассказать мне все о спидометре.
  — О каком еще спидометре? — не понял садовник.
  — Спидометре «Бьюика». Это вы перевели его назад, не так ли?
  — Нет, сэр.
  — А вы заявите, что перевели его назад, если я завершу сделку с вашей женой?
  — Что вы имеете виду?
  — Ну не все ли равно, что я имею в виду? Просто передайте вашей жене, что для того, чтобы нам с ней завершить наши деловые отношения, мне, во-первых, требуется знать, будут ли даны показания о том, что спидометр «Бьюика» отвели назад.
  — Какое это имеет отношение к делу? — спросил мистер Мейфилд.
  — А только такое, — Мейсон сделал пальцами движение, словно крутил диск телефона, чтобы наглядно представить свое заявление. — Мы знаем, что Эдвард Нортон позвонил в полицию и сообщил, что «Бьюик» украден. Это вполне определенно означает, что машины в гараже не было, когда он звонил. Следовательно, кто-то на нем ездил. Не имеет значения, находилась мисс Челейн дома или нет. Кто-то воспользовался «Бьюиком». Он отсутствовал, раз Нортон решил сообщить об этом в полицию. Когда полиция прибыла в дом, «Бьюик» стоял в гараже, а спидометр был переведен назад на то количество миль, которое он указывал, когда мистер Нортон днем вернулся из банка. Значит, кто-то перевел спидометр. А теперь я спрашиваю вас: кто это сделал?
  — Не я, сэр, — ответил садовник.
  — Может, Девоэ, шофер?
  — Не знаю, сэр.
  — Дворецкий?
  — Не знаю, сэр.
  — Понятно. Вы ничего ни о чем не знаете, однако ваша жена имеет прекрасное представление о происходящем. Пожалуйста, передайте ей, что, если она хочет, чтобы наша сделка состоялась, она должна выяснить, кто перевел спидометр назад.
  — Вы имеете в виду, кто брал машину, сэр?
  — Нет, — ответил Мейсон. — Меня совершенно не интересует, кто ее брал. Меня бы больше устроило, чтобы полиция считала, что это была мисс Челейн. Я хочу доказать, что спидометр был отведен назад, и выяснить, кто это сделал. Вы меня поняли?
  — Думаю, да, сэр. Теперь понял.
  — Когда ваша жена должна вернуться?
  — Не знаю. Приехали люди из окружной прокуратуры. Они с ней о чем-то говорили, потом сказали, что хотят, чтобы она вместе с ними поехала в контору и сделала заявление.
  — Понятно. Вы передадите ей все, что я просил?
  — Да, сэр.
  — Прекрасно. А теперь у меня к вам есть еще один вопрос. Где находились лично вы, когда совершалось преступление?
  — Я? — переспросил садовник. — Спал.
  — Вы уверены?
  — Конечно. Я проснулся от этой суматохи, которая началась в доме.
  — Ваша жена не спала, — заметил Мейсон.
  — Кто это сказал? — спросил Мейфилд. В его угрюмых глазах промелькнули какие-то эмоции.
  — Я. Ваша жена бродила по дому. Она еще не ложилась спать, когда было совершено преступление. Вы это прекрасно знаете.
  — Ну и что?
  — Просто в кабинете Нортона находилась какая-то женщина, когда мужчина наносил удар, — почти шепотом, многозначительно ответил Мейсон. — Ваша жена намекнула, что это была мисс Челейн или могла быть мисс Челейн. Передайте вашей жене, что теперь у меня имеются доказательства, которые наводят меня на мысль, что именно ваша жена находилась в той комнате в момент убийства.
  — Вы что, — рассердился садовник, — обвиняете мою жену в убийстве?
  — Я утверждаю, — продолжал Мейсон, глядя прямо в глаза садовнику, — что теперь у меня имеются доказательства, показывающие, что именно ваша жена была той женщиной, которая находилась в кабинете Нортона, когда ему нанесли смертельный удар. Это не означает, что она сама наносила этот удар. Это не означает, что она знала, что удар должны были нанести. Но это означает, что она находилась в кабинете в момент нанесения удара.
  — Вы хотите, чтобы я это ей передал?
  — Да, — кивнул Мейсон.
  — Хорошо, я передам, только ей это не понравится.
  — Меня совершенно не интересует, понравится ей это или нет, — ответил Мейсон. — Просто передайте, что я прошу.
  — Ладно. Что-нибудь еще?
  — Нет, — ответил Мейсон. — Кстати, проверьте, когда будете все это ей передавать, чтобы никто не подслушивал. Другими словами, мне бы очень не хотелось, чтобы представители окружной прокуратуры узнали о нашем разговоре.
  — О, естественно, я об этом позабочусь.
  — Прекрасно.
  Мейсон сел в машину и поехал обратно по бульвару. Он остановился у маленького ресторанчика, где, не торопясь, поужинал. Когда он вышел и закурил, разносчики газет уже начали предлагать вечерние выпуски. Мейсон купил газету, сел в машину, откинулся на сиденье и стал читать заголовки, напечатанные крупным шрифтом:
  «Еще одна тайна в убийстве миллионера… Женщина в комнате во время совершения преступления… Полиция находит купюры, украденные у миллионера, по номерам, записанным в банке… Наследница тайно выходит замуж, а мужа разыскивают как важного свидетеля… Очаровательная племянница таинственно исчезает после визита к известному адвокату».
  Мейсон прочитал весь сенсационный отчет, следовавший за заголовками. Репортеры старались между строк сказать столько, сколько могли. Они не делали фактических обвинений, но читатели могли сразу же догадаться, что полиция совсем не удовлетворена признанием Питера Девоэ, шофера, обвиненного в совершении преступления. Полиция предполагает, что, возможно, в самом ближайшем будущем в дело будут вовлечены богатые люди, занимающие определенное положение в обществе.
  Мейсон аккуратно сложил газету и убрал в бардачок, потом отправился не в свою холостяцкую квартиру, а в гостиницу, где взял номер под вымышленным именем. Там он и провел эту ночь.
  Глава 14
  Мейсон вошел в свой офис, поздоровался с Деллой Стрит и сразу же направился в кабинет, где на столе были разложены утренние газеты.
  Делла распахнула дверь и проследовала за ним.
  — Кто-то вломился к нам ночью и обыскал…
  Адвокат резко повернулся и приложил палец к губам. Затем, когда она замолчала, он внимательно осмотрел офис. Он отодвигал картины, заглядывал за них, открывал книжные шкафы, исследовал стены, затем забрался под письменный стол. В конце концов он выпрямился, улыбнулся и сообщил:
  — Искал потайной микрофон. Они могли его оставить.
  Делла Стрит кивнула.
  — Кто-то вломился к нам сегодня ночью, — повторила она. — Все осмотрели, даже сейф открывали.
  — Сломали его?
  — Нет, взломщик оказался опытный — видимо, не с первым подобным замком работал: ни одного следа. Я поняла, потому что бумаги сейчас лежат по-другому.
  — Ладно, забудь. Есть еще какие-нибудь новости?
  — Никаких, — ответила секретарша, — если не считать трех полицейских, которые следят за нашим офисом. Я думаю, они кого-то поджидают.
  Адвокат многозначительно улыбнулся и заявил:
  — Пусть подождут. Им давно пора научиться терпению.
  — Ты читал газеты?
  — Утренние — пока нет.
  — В последних изданиях говорится, что идентифицировали трость, которой убили Нортона.
  — Правда?
  — Она принадлежит Робу Глиасону, мужу нашей клиентки.
  — Это означает, что ему предъявят обвинение в предумышленном убийстве первой степени, а с Девоэ обвинения снимут.
  — Они и ей предъявят обвинение, если уже этого не сделали, — высказала свое мнение Делла.
  — Как так?
  — Секретарь Дон Грейвс представил дополнительную информацию, которая, в общем-то, изменила весь подход к делу, как можно судить из отчета «Стар». Грейвс пытался кого-то защищать, но полиция надавила на него, и он в чем-то признался.
  — Да, дело становится интересным. Если кто-то придет к нам, задержи их, не впускай сразу же.
  — Ты собираешься сам впутаться в это дело?
  — Зачем мне впутываться?
  — Ты прекрасно понял, что я имею в виду. Ты слишком много делаешь для клиентов, собственную шею готов подставить.
  — Ну, знаешь…
  — Не притворяйся. С чего бы это вдруг у мисс Челейн ни с того ни с сего у тебя в кабинете случился нервный срыв и ты куда-то отправил ее на «Скорой»?
  — И что здесь такого? — улыбнулся Мейсон.
  — А разве не считается преступлением сокрытие лица, которое разыскивает полиция? — ответила Делла вопросом на вопрос.
  — Ее тогда разыскивала полиция?
  — Нет, — с сомнением в голосе сказала Делла. — Тогда нет.
  — Более того, — продолжал Мейсон, — я не врач. Я могу сделать неверный диагноз. Мне показалось, что у нее нервный срыв, так что я вызвал врача, чтобы подтвердить сложившееся у меня впечатление.
  Делла Стрит нахмурилась и покачала головой.
  — Не нравится мне все это, — сказала она.
  — Что тебе не нравится?
  — Как ты всегда сам впутываешься. Почему ты не в состоянии спокойно работать в своем кабинете, а потом выступать в зале суда?
  — Не могу тебе ответить, — улыбнулся Мейсон. — Возможно, это болезнь.
  — Не притворяйся идиотом, шеф. Другие адвокаты просто приходят в зал суда, допрашивают свидетелей, а потом представляют дело присяжным. А ты вечно в самой гуще событий.
  — У других адвокатов клиентов иногда вешают, — заметил Мейсон.
  — И иногда они этого заслуживают, — парировала она.
  — Не исключено. Но из моих клиентов пока еще никого не повесили, и не было ни одного, кто бы этого заслуживал.
  Она с минуту неотрывно смотрела на него, затем улыбнулась материнской улыбкой.
  — Значит, все твои клиенты невиновны? — спросила она.
  — Это говорят присяжные. Ведь в конечном счете решать им.
  Она вздохнула и пожала плечами:
  — Ты выиграл.
  Делла Стрит вернулась в приемную.
  Когда дверь за ней захлопнулась, адвокат сел за свой стол и раскрыл газету. Он, не отрываясь, читал минут пятнадцать, пока не распахнулась дверь к нему в кабинет.
  — В приемной ждет некая мисс Мейфилд, — сообщила Делла. — Я думаю, стоит ее принять, пока она не разнесла нашу контору на мелкие кусочки.
  Мейсон кивнул:
  — Приглашай ее. Возможно, за ней следят полицейские. Если кто-то из них появится, задержи их как можно дольше.
  Делла кивнула, открыла дверь и пригласила женщину, ожидавшую в приемной.
  Полные формы миссис Мейфилд практически заполнили весь дверной проем, но Мейсон все равно увидел, как секретарша старается закрыть собой оставшуюся часть и говорит кому-то:
  — Мне очень жаль, но у мистера Мейсона в настоящий момент важное совещание. Его нельзя беспокоить.
  — Доброе утро, миссис Мейфилд, — кивнул ей Мейсон. Затем он встал, пересек кабинет и закрыл дверь на замок.
  — Доброе утро! — рявкнула в ответ экономка. Вид у нее был весьма воинственный.
  Адвокат показал на большое черное кожаное кресло, и посетительница опустилась в него. Ее спина осталась прямой, подбородок был вздернут кверху.
  — Что там с переводом показаний спидометра на «Бьюике»? — спросила она.
  Из приемной послышался шум, кто-то пытался толкнуть дверь кабинета, дергал ручку. Замок держал хорошо, а Мейсон не отводил взгляда от миссис Мейфилд, не давая ей оглянуться назад.
  — Мистер Нортон сообщил в полицию, что «Бьюик» украден, — начал адвокат. — Тогда мы думали, что его взяла мисс Челейн. Теперь похоже, что она этого не делала. Но «Бьюика» явно не было в гараже, когда мистер Нортон звонил в полицию. Однако спидометр показывает то количество миль, что и при возвращении мистера Нортона из банка. Это означает, что тот человек, который брал «Бьюик» в ночь убийства, или перевел показания спидометра назад, или вообще отключал его, когда ездил на машине.
  Миссис Мейфилд покачала головой.
  — Машину никто не брал, — сказала она.
  — Вы уверены?
  — Пуркетт, дворецкий, живет над гаражом. Он не спал тогда, читал книгу и точно слышал бы, если кто-то завел мотор. Он утверждает, что двери гаража оставались закрытыми и ни одна из машин не выезжала.
  — А он не мог ошибиться?
  — Нет. Дверь создает очень много шума. Звук отдается в комнате дворецкого. Пуркетт, несомненно, его услышал бы. И еще я хочу выяснить, что вы там наговорили моему мужу, что я находилась в кабинете во время убийства…
  — Забудем об этом на какое-то время, — прервал ее Мейсон. — Пока мы говорим о машине, и времени у нас мало. Я не могу пойти на сделку с вами, пока не докажу, что спидометр отвели назад.
  Она неистово закачала головой.
  — Мы в любом случае ни до чего не договоримся, — заявила она. — Вы все испортили и запутали.
  — Что вы хотите сказать?
  — Вы неправильно взялись за это дело, и теперь полиция втянула в него Фрэнсис Челейн.
  Черные глазки с негодованием уставились на адвоката и неожиданно наполнились слезами.
  — Вы хотите сказать, что вы втянули Фрэнсис Челейн в это дело, — заметил Мейсон, вставая, и осуждающе посмотрел на экономку. — Вы начали с того, что стали шантажировать ее в связи с замужеством, а затем требовали денег, чтобы не втягивать ее в дело об убийстве.
  В блестящих темных глазах появилось еще больше влаги.
  — Я хотела денег, — сказала миссис Мейфилд, потеряв свой воинственный вид. — Я знала, что это легкий способ их заполучить. Я знала, что Фрэнсис ждет огромное наследство. Я не видела причины, почему бы мне не поиметь хоть сколько-то. Когда она наняла вас, я поняла, что и вы на этом деле неплохо заработаете. Мне тоже хотелось! Я всю жизнь трудилась как проклятая. Я вышла замуж за тупого, глупого человека, за болвана, у которого напрочь отсутствуют амбиции. Всю жизнь я брала ответственность на себя. Еще девочкой мне приходилось содержать семью. После замужества опять все свалилось на меня, я работала за двоих. Я уже много лет прислуживаю Фрэнсис. Я смотрю, как она бездельничает. Это избалованная кукла. Я вынуждена до костей стирать пальцы, выполняя работу по дому, а она завтракает в постели. Я устала от этого. Почему бы и мне не получить часть этих денег? Я всегда хотела много денег и чтобы мне кто-то прислуживал. Я готова была на все, чтобы заполучить их, только не вовлекая Фрэнсис в беду. Теперь я ничего не могу поделать. Полиция загнала меня в угол и заставила говорить. Они собираются арестовать Фрэнсис и обвинить ее в убийстве. В убийстве! Вы понимаете? — Она почти перешла на крик.
  В дверь кабинета громко постучали.
  — Откройте! — приказал грубый голос.
  Мейсон не обращал никакого внимания на шум в приемной, продолжая неотрывно смотреть на миссис Мейфилд.
  — Если это поможет разобраться с делом, вы найдете кого-то, кто поклянется, что машину брали из гаража, а спидометр был отключен или отведен назад? — спросил адвокат.
  — Нет, — покачала головой экономка. — Машины оставались в гараже.
  Мейсон принялся расхаживать из угла в угол.
  В дверь кабинета стали стучать в два раза громче.
  — Это полиция! — закричали в приемной. — Открывайте немедленно.
  Внезапно Мейсон расхохотался.
  — Ну я и идиот! — воскликнул он.
  Экономка сморгнула слезы и уставилась на него широко раскрытыми глазами.
  — Естественно, машину не брали из гаража. Ни одна из них не покидала гараж. — Он ударил кулаком в ладонь и резко повернулся к экономке: — Если вы хотите что-то сделать для Фрэнсис Челейн, опять поговорите с Пуркеттом. Подробно все обсудите. Снова вспомните все детали, чтобы при любых обстоятельствах он не изменил своих показаний.
  — Вы хотите, чтобы он заявил, что машина оставалась в гараже? — спросила миссис Мейфилд.
  — Я хочу, чтобы он сказал правду, но говорил ее уверенно, так, чтобы никто не смог поколебать его, когда он окажется на месте дачи свидетельских показаний в зале суда. Пусть он заявляет, что машина не покидала гараж ни разу за всю ночь, что двери гаража были закрыты и что никто не смог бы выехать на машине из гаража таким образом, чтобы он не услышал.
  — Это правда. Он говорил именно это.
  — Так вот, если вы хотите помочь Фрэнсис, отправляйтесь к Пуркетту и проследите, чтобы ничто на свете не могло поколебать его.
  — Я сделаю все, что нужно, — пообещала она.
  — Вы сказали полиции что-нибудь о получении денег от Фрэнсис Челейн? — быстро спросил Мейсон.
  — Нет. Я сказала им, что она дала вам деньги, но я не знаю, сколько и в каких купюрах.
  Дверь в кабинет жалобно заскрипела — ее явно хотели выломать. Мейсон подошел и открыл замок.
  — Какого черта вы ломитесь в мой кабинет? — спросил он суровым тоном.
  В комнату влетел коренастый, широкоплечий мужчина с толстой шеей и страшно недовольным видом.
  — Я сказал вам, кто я. Я из полиции.
  — Мне плевать, будь вы сам Муссолини, — ответил Мейсон. — Вы не имеете права вламываться ко мне.
  — Черта с два! Я беру эту женщину под охрану.
  Миссис Мейфилд вскрикнула.
  — На каких основаниях? — попытался выяснить Мейсон.
  — Как важную свидетельницу, показания которой имеют существенное значение в деле об убийстве, — ответил полицейский.
  — Почему-то вы ее не брали под охрану как свидетельницу, пока она не зашла ко мне в кабинет, — заметил Мейсон.
  — Что вы имеете в виду?
  — То, что говорю, — ответил Мейсон. — Вы сидели перед входом в мой офис и следили за ним, пока не пришла миссис Мейфилд. Как только она появилась, вы бросились звонить начальству, и вам приказали взять ее как важную свидетельницу, пока она еще не успела поговорить со мной.
  — Вы очень умны, не так ли? — съязвил полицейский.
  Миссис Мейфилд переводила взгляд с одного на другого и наконец сказала:
  — Но я ведь ничего такого не сделала.
  — Вопрос не в этом, — ответил ей полицейский. — Мы просто хотим, чтобы вы, как важная свидетельница по делу об убийстве, находились там, где вас никто не станет беспокоить и надоедать вам.
  — И там, где у вас не будет возможности говорить с кем-либо, кроме представителей окружной прокуратуры, — добавил Мейсон.
  Полицейский злобно посмотрел в сторону адвоката.
  — Насколько мне известно, вы получили десять тысяч долларов в тысячедолларовых купюрах, которые украли с тела Эдварда Нортона, — заявил полицейский.
  — Правда?
  — Правда, — злобно ответил представитель закона.
  — И как вы думаете, где они находятся?
  — Пока не знаем, но мы это выясним.
  — Мы живем в свободной стране, или, по крайней мере, она раньше была таковой. Давайте ищите.
  — Когда мы их найдем, вам предъявят обвинение в получении украденного имущества.
  — Для этого вам нужно сделать три вещи, — заметил Мейсон.
  — Какие? — решил выяснить полицейский.
  — Доказать, что деньги были украдены, доказать, что я их получил, и доказать, что я знал, что они были украдены, когда я их получал.
  — Вы теперь знаете, что они краденые.
  — Откуда?
  — Я вам говорю. Вы поставлены в известность.
  — Во-первых, я не признал, что у меня имеются десять тысяч долларов, — начал Мейсон. — Во-вторых, я не собираюсь верить вам на слово.
  Полицейский повернулся к миссис Мейфилд:
  — Пойдемте. С этим адвокатом мы разберемся позднее.
  — Я не хочу никуда идти, — заявила экономка.
  — Таков приказ, — ответил ей полицейский. — Вас никто не станет беспокоить. Мы просто разместим вас там, где вы будете в безопасности, пока мы не получим ваше заявление.
  Мейсон наблюдал за тем, как мужчина и женщина выходят из кабинета. Его лицо ничего не выражало, но в глазах четко читалась враждебность.
  Когда закрылась дверь из приемной в коридор, Мейсон подошел к столу секретарши и обратился к ней:
  — Делла, позвони, пожалуйста, в «Стар». Представься. У них работает репортер Харри Неверс. Он меня знает. Скажи редактору, чтобы послал Неверса к нам. У меня есть для него сенсационная новость.
  Делла Стрит протянула руку к телефону:
  — Ты хочешь, чтобы я именно это сказала издателю?
  — Да. Пусть Неверс едет как можно скорее.
  — Ты сам будешь говорить с редактором?
  — Нет. Он сразу же подключит стенографистку, она запишет мои слова, и они это напечатают как интервью. Обязательно представься и попроси срочно прислать Неверса. Они, конечно, постараются выяснить у тебя, в чем дело. Отвечай, что ничего не знаешь, а в данный момент меня нет на месте.
  Она кивнула и набрала номер. Мейсон вернулся в свой кабинет и закрыл дверь.
  Глава 15
  Харри Неверс был высокий и худой мужчина с таким выражением глаз, словно ему все надоело в этой жизни. Волосы требовали стрижки, по лицу сразу же становилось понятно, что он давно не спал. Похоже, что он не ложился всю ночь, да и в предыдущую наверняка тоже не выспался.
  Он вошел в кабинет Перри Мейсона и сел на ручку большого кожаного кресла.
  — Я предоставлю тебе благоприятную возможность, но мне нужна услуга, — заявил адвокат.
  — Естественно. Я так и думал. — Неверс говорил ровным, тихим голосом. — Где она?
  — Где кто?
  — Фрэнсис Челейн.
  — Кто это хочет знать?
  — Я.
  — Зачем?
  Неверс зевнул и опустился в кресло.
  — Ты что, хочешь меня удивить? Я сразу же врубился в ситуацию. У Фрэнсис Челейн случился нервный срыв, ее тут же отправили в клинику. Вчера вечером окружной прокурор раздобыл какие-то доказательства, которые указывают на то, что ей следует предъявить обвинение в предумышленном убийстве. Она тайно вышла замуж за парня по фамилии Глиасон. Его полиция уже арестовала, теперь они готовы брать и Фрэнсис Челейн. Ты — ее адвокат. Ты ее где-то спрятал, причем спрятал достаточно хорошо, чтобы она не попала в ловушку, пока ты сам не будешь готов сдать ее. Однако ты не можешь продолжать ее прятать после того, как все газеты сообщили, что ее разыскивают в связи с предъявленным обвинением в убийстве. В деле замешаны врач и клиника. Они не станут ее скрывать, даже если ты этого очень захочешь. Естественно, тебе придется ее сдать, и ты выбрал меня, чтобы в прессе появились именно те сообщения, что нужны тебе. Скажи, что тебе конкретно требуется, а я отвечу, сможем мы договориться или нет.
  Мейсон нахмурился в задумчивости и начал постукивать пальцами по столу.
  — Я точно не знаю, чего хочу, Харри, — признался он.
  Харри Неверс с мрачным видом покачал головой:
  — Я работаю на прожженных и видавших виды ребят. А ты, парень, если точно не знаешь, чего хочешь, ничего не получишь взамен. Если ты намерен заключить с нами сделку, давай прямо сейчас оговорим все условия.
  — Хорошо, я расскажу тебе, что мне требуется в общем и целом, — сказал Мейсон. — Через какое-то время я попытаюсь сделать так, чтобы пара-тройка интересующих меня лиц оказалась в доме Нортона при условиях, примерно сходных с теми, что были во время убийства. Я пока не знаю, как мне удастся добиться подобного. В какой-то момент я заявлю, что «Бьюик», об угоне которого сообщил в полицию Нортон, на самом деле даже не выезжал из гаража. От тебя требуется, чтобы об этих двух вещах сообщалось в прессе, причем не просто упоминалось вскользь, а рассказывалось подробно.
  — Подожди минутку, — прервал его Неверс. — Ты говоришь, что собираешься утверждать, что «Бьюик» не выводили из гаража. Ты хочешь сказать, что его на самом деле брали, но перевели назад показания спидометра или вообще отключали спидометр во время езды?
  — Нет, — ответил Мейсон. — Он вообще оставался в гараже.
  Впервые за время нахождения в кабинете в голосе Харри Неверса появилась заинтересованность.
  — Очень любопытный подход для тебя, — заметил он.
  — Мы все обсудим, когда придет время. Сейчас я просто говорю тебе, что мне требуется. Итак, мы заключаем сделку?
  — Думаю, да, — ответил Неверс.
  — Ты случайно не прихватил с собой фотографа?
  — Естественно, прихватил. Сидит и ждет в машине. К тому же в редакции специально оставили место на первой полосе для фотографии, когда узнали, что я еду к тебе.
  Мейсон позвонил Делле по внутреннему телефону.
  — Дозвонись до доктора Прайтона, — попросил он почти шепотом. — Выясни, в какой клинике Фрэнсис Челейн. Пусть он выпишет ее и сообщит нам, как только все будет оформлено. Скажи ему, что Фрэнсис Челейн должны предъявить обвинение в убийстве, и я не хочу, чтобы он оказался каким-то образом замешанным в это дело. Выясни номер клиники, а после того, как доктор Прайтон сообщит, что все сделано, сама дозвонись до Фрэнсис. Я хочу переговорить лично с ней.
  Мейсон повесил трубку.
  — Послушай, ты окажешь мне услугу? — спросил Неверс.
  — Какую? Мне казалось, что одну я тебе уже оказываю. У тебя получается эксклюзивное интервью с фотографиями, что тебе еще надо?
  — Не кипятись. Я прошу совсем о простой вещи.
  — О чем?
  Неверс сел прямо и сказал заговорщическим тоном:
  — Попроси девчонку показать ножку. Фотография будет напечатана на первой странице, я хочу, чтобы она привлекла повышенное внимание. Возможно, мы сделаем снимок крупным планом на первую страницу, а ножку — на вторую или куда-то там еще. Но я хочу, чтобы у меня было несколько снимков с ножкой.
  — Почему бы тебе самому ее об этом не спросить? Ты можешь быть с нею откровенен.
  — Естественно, я буду с ней откровенен, — ответил Неверс, — но ты-то ее адвокат, тебе она доверяет. Иногда сложно заставить этих дамочек позировать, если они сильно возбуждены. Ты можешь проследить, чтобы она села как нужно?
  — Ладно, сделаю что смогу, — согласился адвокат.
  Харри Неверс достал сигарету, закурил и оценивающим взглядом посмотрел на Перри Мейсона.
  — Если бы она смогла прийти в редакцию «Стар» и сдаться нам, то мы присмотрели бы, чтобы с ней обошлись как можно лучше, — заметил журналист.
  — Нет, — категорично ответил Мейсон. — Вы получаете эксклюзивное интервью и снимки. Это все, что я могу для вас сделать. Она сдастся окружному прокурору, и я хочу, чтобы между нами не оставалось недоговоренностей. Другими словами, я требую, чтобы читателям вы сказали всю правду.
  Неверс зевнул и посмотрел на телефон:
  — Интересно, секретарша твоя уже дозвонилась или…
  Как раз в это мгновение зазвонил телефон, и Мейсон схватил трубку. Он услышал возбужденный голос Фрэнсис Челейн:
  — Что случилось? Они мне не дают здесь газет.
  — Спектакль начинается, — ответил адвокат.
  — Что вы имеете в виду?
  — Полиция арестовала Роба Глиасона по обвинению в убийстве.
  Адвокат услышал, как на другом конце провода охнули от изумления, и продолжил:
  — Они идентифицировали трость, которой убили Эдварда Нортона. Она принадлежит Робу Глиасону.
  — Но Роб его не убивал! — воскликнула она. — Он заходил к моему дяде, и они страшно поругались, но… Роб забыл свою трость у дяди в кабинете и…
  — Это неважно, — прервал ее Мейсон. — Есть шанс, что нас подслушивают. Возможно, полиция посадила своих людей, которые подключаются ко всем моим телефонным разговорам. Вы мне все расскажете, когда приедете в офис. Берите такси, немедленно отправляйтесь ко мне и будьте готовы сдаться полиции.
  — Вы хотите сказать, что они и меня арестуют?
  — Да, я сам сдам вас под стражу.
  — Но они еще не предъявили мне обвинения в убийстве?
  — Собираются. И я заставлю их поторопиться.
  — А вы должны это делать?
  — Вы сказали, что верите мне. Я утверждаю, что должен.
  — Я буду у вас примерно через полчаса.
  — Жду вас, — сказал Мейсон и повесил трубку.
  Минуту спустя он снова связался по внутреннему телефону с секретаршей.
  — Делла, позвони в окружную прокуратуру. Я хочу переговорить с Клодом Драммом.
  Адвокат повесил трубку и посмотрел на журналиста.
  — Послушай, — заговорил Неверс, — ты здесь наступаешь на собственную мозоль. Если ты сообщишь окружному прокурору, что собираешься сдавать девчонку, то они установят слежку за твоей конторой и заберут ее, как только она подъедет к зданию. Они предпочтут сами арестовать ее.
  — Именно поэтому, — кивнул Мейсон, — я и хочу, чтобы ты послушал, что я буду говорить представителю окружного прокурора. Чтобы не осталось недопонимания.
  Зазвонил телефон, и Мейсон снял трубку.
  — Алло! Алло, мистер Драмм? Говорит Мейсон. Да, Перри Мейсон. Насколько я понимаю, Робу Глиасону предъявлено обвинение в убийстве Эдварда Нортона?
  — Ему предъявлено обвинение как одному из соучастников, — голос Драмма был холодным и осторожным.
  — А есть еще и второй? — спросил Мейсон.
  — Да, возможно.
  — Обвинение уже официально предъявлено?
  — Пока нет.
  — Маленькая птичка сообщила мне, что вы хотите назвать Фрэнсис Челейн второй соучастницей.
  — И что же из этого? — тем же тоном спросил Драмм. — Зачем вы мне звоните?
  — Чтобы сообщить вам, что Фрэнсис Челейн сейчас направляется к вам в прокуратуру, чтобы сдаться под стражу.
  На какое-то мгновение Драмм замолчал, а затем спросил:
  — Где она сейчас?
  — Где-то на пути между тем местом, где была, и вашей конторой — в дороге, — ответил адвокат.
  — А она собиралась делать какие-нибудь остановки? — осторожно спросил Драмм.
  — Не могу вам ответить.
  — Хорошо. Когда она появится, мы будем рады ее видеть.
  — А как насчет того, чтобы выпустить ее на свободу под залог? — спросил Мейсон.
  — Обговорим этот вопрос после того, как она сделает нам заявление.
  Мейсон улыбнулся:
  — Я не хочу, чтобы между нами оставалось недопонимание, мистер Драмм. Я сказал вам, что она собирается сдаться под стражу. Заявлений не будет.
  — Мы бы хотели задать ей несколько вопросов.
  — Прекрасно. Вы можете задавать ей столько вопросов, сколько пожелаете. Она будет только рада, если вы это сделаете.
  — А она станет на них отвечать?
  — Нет. Отвечать буду я. И говорить буду только я.
  Мейсон услышал раздраженный возглас Драмма на другом конце провода и повесил трубку.
  Неверс посмотрел на него усталыми глазами:
  — Они тебя обманут. Они догадаются, что она обязательно заедет к тебе, и пошлют сюда людей, чтобы арестовать ее. Они представят, что она была арестована, а не сдалась полиции.
  — Нет, — возразил Мейсон. — Они думают, что она прямо направляется из клиники в окружную прокуратуру. И в любом случае, ты ведь слышал наш разговор. Это поможет избежать неоднозначного толкования.
  Мейсон открыл ящик письменного стола, достал бутылку пшеничной водки и стакан. Репортер отодвинул стакан обратно к адвокату и поднес бутылку к губам. Изрядно отхлебнув, он улыбнулся Мейсону:
  — Моя первая жена терпеть не могла мыть посуду, так что я отучился ее пачкать. Понимаешь, Мейсон, у меня было тяжелое утро, уже несколько ночей подряд я не могу как следует выспаться. Если я положу ее в карман, то это поможет мне не заснуть на ходу.
  Адвокат протянул руку и взял бутылку у Неверса.
  — А если она останется у меня в столе, я точно буду знать, что ты не переборщишь.
  — В таком случае мне следует отправляться вниз за фотографом, — заявил Неверс, встал с кресла и пошел к двери.
  Он вернулся через пять минут вместе с фотографом, который в одной руке нес фотоаппарат, а в другой — треножник. Фотограф, не теряя времени, профессионально осмотрел кабинет, определяя, в каком углу лучше освещение.
  — Какой у нее цвет лица? — поинтересовался он.
  — Золотистые волосы, темные глаза, высокие скулы, хорошая фигура, — сказал Мейсон. — Насчет позирования у вас с ней проблем не будет. Она прекрасно знает, как лучше подать себя.
  — Я хочу, чтобы она села вот в это кожаное кресло, — пришел к выводу фотограф.
  — Значит, сюда и сядет, — согласился Мейсон.
  Фотограф поднял шторы, установил треножник, настроил и сфокусировал фотоаппарат большого размера и приготовил вспышку.
  — Почему вы не пользуетесь электрическими лампочками? — поинтересовался Мейсон, наблюдая, как фотограф засыпает порошок. — Насколько мне известно, с ними получаются лучшие результаты, а комната не наполняется дымом.
  — Попробуйте сказать нашему редактору, как проводить ревизию счетов, — ответил фотограф. — К тому же это ваш кабинет, а меня дым не беспокоит.
  Неверс улыбнулся Мейсону:
  — Как видишь, мы работаем в «Стар» в атмосфере взаимопонимания и сотрудничества.
  Мейсон посмотрел в потолок и пробормотал:
  — Я думаю, мне придется на полчаса прекратить работу только потому, что вы экономите на вспышке.
  — Дай ему глотнуть из той бутылочки, — предложил Неверс, — и тогда, не исключено, дыма будет поменьше.
  Мейсон достал бутылку из стола и протянул фотографу.
  — Мне почему-то кажется, — снова заговорил Неверс, обращаясь к адвокату, — что ты опять приготовил кролика, которого вытащишь из шляпы.
  — Приготовил, — кивнул Мейсон.
  — Ладно, Билл, — повернулся Неверс к фотографу, — сделай фотографию адвоката за столом. Надо бы разложить несколько справочников и бумаг. И бутылку-то уберите, ради бога.
  — Не тратьте зря пленку, — заявил Мейсон. — Они все равно напечатают только фотографии в зале суда или в паре с Фрэнсис Челейн.
  Харри Неверс задумчиво посмотрел на него и ответил своим усталым голосом:
  — Не будь так уверен. Все зависит от того, что ты там приготовил. Последнее время ты неоднократно всех удивлял, и я приберегу эти снимки на случай, если они нам вдруг понадобятся. Работая с тобой, никогда не знаешь, что ты выкинешь в следующее мгновение.
  Мейсон внимательно посмотрел на журналиста:
  — А не хочешь ли ты случайно сказать, что идут разговоры о том, что меня могут арестовать как соучастника после совершения преступления?
  Неверс усмехнулся:
  — У тебя прекрасно работает голова, но своеобразная манера ведения дел и представления клиентов. Раз уж ты это упомянул, я вспомнил, что поговаривают о том, что ты получил украденные деньги в качестве гонорара и не сдал их полиции.
  Мейсон с укором посмотрел на него:
  — Если бы я получил деньги, подумай, в каком положении оказалась бы моя клиентка, если бы я пришел к окружному прокурору, положил их ему на стол и заявил: «Вот они».
  — А ты получал от своей клиентки тысячедолларовые купюры? — спросил Харри Неверс таким тоном, словно и не рассчитывал услышать ответ.
  Мейсон махнул рукой:
  — Если бы и да, то деньги были бы у меня или при себе, или где-то в конторе. А в конторе все обыскали сверху донизу.
  — Сегодня утром?
  — Ночью, — сообщил ему Мейсон.
  Неверс повернулся к фотографу:
  — Сделай три снимка, Билл: за столом, стоя и лицо крупным планом.
  Глава 16
  Фрэн Челейн сидела в большом кожаном кресле и смотрела на фотоаппарат, установленный на треножнике. Потом она повернулась к Мейсону и улыбнулась измученной, трогательной улыбкой.
  — Вот так и улыбайтесь, — сказал фотограф.
  — Секундочку. Можно вас попросить немного показать ножку?
  Фрэн Челейн продолжала устало улыбаться. Она опустила руку и на дюйм или два приподняла юбку.
  — Смотрите в объектив, — снова подал голос фотограф.
  — Еще рано! — закричал Неверс. — Не совсем то, что требуется. Еще чуть-чуть приподнимите.
  Она перестала улыбаться, в ее темных глазах сверкнул огонек, она начинала злиться. Девушка резким движением подняла юбку выше колена.
  — Это слишком, мисс Челейн, — заметил фотограф.
  — Черт побери, то вам мало, то вам много. Хотели ножку — получайте! — заорала Фрэн.
  — Поймите, мисс Челейн, — спокойным голосом начал объяснять Мейсон, — эти мужчины на нашей стороне. Они постараются, чтобы о нас благоприятно отозвались в прессе, но для этого у них должна получиться фотография, которая привлечет читательский интерес. Для вас самой будет очень неплохо, если вы изобразите на лице именно ту улыбку, что требуется, и в то же время покажете ножку именно так, чтобы это привлекло мужское внимание.
  Постепенно гнев в ее глазах потух, она поправила юбку и снова измученно, трогательно улыбнулась.
  — Нормально, — сказал Неверс.
  — Не шевелитесь. Не мигайте, — приказал фотограф.
  Вверх поднялся гриб белого дыма от вспышки.
  — Так, сделано, — сказал фотограф. — Теперь попробуем другую позу. Носовой платок в левую руку, как будто только что плакали, страдальческое выражение лица. Чуть-чуть опустить уголки рта. Ножку показывать не надо.
  — Я вам что, актриса или манекенщица? — опять взорвалась Фрэн Челейн.
  — Успокойтесь, — вновь обратился к ней Мейсон. — Вам еще очень много предстоит пережить, мисс Челейн, и я хочу предупредить вас, что вам следует научиться сдерживаться. Если вы станете срываться и показывать характер, то газетчики представят вас читателям как тигрицу, а это совсем не пойдет вам на пользу. Я хочу, чтобы дело как можно скорее передали в суд. Вам надо сотрудничать с этими людьми, а не то вас ждут неприятные сюрпризы.
  Она посмотрела на адвоката, вздохнула и приняла предложенную позу.
  — Подбородок немного опустить, голову налево. Глаза прикрыть, но не полностью, — давал указания фотограф. — Плечо отвести от камеры. Вот то, что надо. Не двигайтесь.
  Он щелкнул фотоаппаратом, и облако белого дыма еще раз поднялось к потолку.
  — По-моему, все прекрасно получилось, — сказал фотограф.
  Мейсон направился к телефону.
  — Делла, еще раз свяжись с Клодом Драммом, — попросил он.
  Когда Драмм ответил, Мейсон сказал:
  — Мне очень жаль, мистер Драмм, но мисс Челейн в плохом состоянии. У нее был нервный срыв, и врач отправил ее в клинику. Она ушла оттуда, чтобы сдаться полиции, когда узнала, что ее разыскивают. Она сейчас у меня в кабинете и очень нервничает. Не могли бы вы забрать ее отсюда?
  — Мне показалось, что вы сказали, что она ушла от вас, когда вы звонили в первый раз, — с раздражением в голосе заметил Драмм.
  — Нет, вы меня неправильно поняли. Я сказал, что она направляется к вам. Я также говорил, что не знаю, собирается она где-либо останавливаться по пути. Она очень нервничала и хотела, чтобы я поехал вместе с ней.
  — Хорошо, полиция будет у вас, — зарычал Драмм и повесил трубку.
  Мейсон улыбнулся Неверсу:
  — Если бы я сказал им, что мисс Челейн направляется сюда, чтобы сдаться властям, они бы здесь выставили своих людей, и она бы до меня никогда не добралась.
  — Каждый ведет свою игру, — философски заметил Неверс. — Слушай, я бы не отказался еще от глоточка твоего напитка.
  — И я тоже, — вставила Фрэн Челейн.
  Мейсон покачал головой:
  — Нам с вами скоро в бой, мисс Челейн, и я не хочу, чтобы от вас попахивало спиртным. Не забывайте, что каждый ваш жест попытаются сфотографировать, а каждое слово донести до общественности. Помните, что ни при каких обстоятельствах вы не должны говорить о деле или выходить из себя. Это две вещи, о которых ни в коем случае нельзя забывать. Рассуждайте о чем угодно, дайте репортерам любой материал. Расскажите им о вашем тайном романе с Робом Глиасоном, закончившемся свадьбой, как вы восхищались Робом, какой он прекрасный человек. Вспомните свое детство, что ваши родители умерли, а дядя стал одновременно и отцом, и матерью. Вы — бедная маленькая девочка, без мамы, без папы, но купающаяся в деньгах. Пусть пишут слезливые отчеты. Вы должны им дать для этого материал. Но стоит им начать задавать вопросы о деле или о том, что произошло в тот вечер, немедленно замолкайте. Извиняйтесь, признавайте, что вы сами бы с удовольствием порассуждали на эту тему, вы не видите причин, почему бы и нет, но ваш адвокат категорически приказал вам ничего не говорить об этом. Он все сам скажет. Это глупо, вы не понимаете, почему так решил адвокат, вам нечего скрывать, вы с радостью рассказали бы все, как помните, но вы дали обещание адвокату, а вы всегда держите слово. Они пойдут на всевозможные уловки — возможно, сообщат, что Роб Глиасон полностью во всем сознался: сказал полиции, что считает, что именно вы совершили убийство и сделали несколько заявлений ему, из которых можно заключить, что вы виновны. Или они могут сказать вам, что он пришел к заключению, что вы виновны, и сам признался во всем, чтобы спасти вас. Они все испробуют. Просто смотрите на них с ничего не выражающим лицом и молчите. И, ради бога, не выходите из себя. Возможно, они предпримут что-то, что вызовет у вас желание убить всех, но если вы, как обычно, покажете свой характер, то об этом будет написано на первых полосах всех газет. Они покажут, что вы неуправляемы, и охарактеризуют вас как тигрицу.
  — Я поняла, — сказала она.
  За окном прозвучала полицейская сирена.
  Фрэнсис Челейн вздрогнула.
  — Так, Билл, — обратился Неверс к фотографу, — снова заряжай свою камеру, потому что эти ребята явно захотят, чтобы ты их сфотографировал в деле: арестовывают подозреваемую. Возможно, появится лично Карл Сивард из Отдела по раскрытию убийств. Он большой любитель выставлять свое пузо перед камерой, положив руку на плечо арестованного. Мечтает увидеть свое изображение на первой странице с подписью: «Карл Сивард, бесстрашный следователь из Отдела по раскрытию убийств, берет подозреваемую под стражу и заканчивает разбирательство по делу, которое поставило на ноги все управление полиции».
  Затем Неверс, улыбаясь, встал в позу перед фотоаппаратом:
  — Может, и мне сфотографироваться? Волосы у меня хорошо лежат? Потом сделаем подпись: «Репортер „Стар“, который помог полиции найти подозреваемую».
  Фрэнсис Челейн посмотрела на него оценивающим взглядом.
  — Ножку покажите, — сказала она.
  Глава 17
  Пол Дрейк сидел на краешке письменного стола Мейсона и вытряхивал табак из тряпочного мешочка в коричневатую бумагу, которую держал в пожелтевших от никотина пальцах.
  — Итак, моя сотрудница вышла на контакт с миссис Мейфилд, но пока мы ничего не выяснили. Какое-то время миссис Мейфилд держали в полиции как важную свидетельницу.
  — А слежку в открытую ты уже провел? — поинтересовался адвокат.
  — Пока нет. Готовимся. С твоей миссис Мейфилд работает женщина, представившаяся ей бывшей гувернанткой, которая долго находилась за границей, а теперь осталась без работы. Мы проверили прошлое миссис Мейфилд, попытались выйти на ее знакомых, с одной подругой молодости удалось поговорить. Мы выяснили имена кое-каких приятельниц, чем она занималась и все в таком роде.
  — А как идут дела у твоей оперативницы?
  — Неплохо. Миссис Мейфилд уже делится с ней своими проблемами, ругает мужа, ну и так далее.
  — Но об убийстве она пока ничего не говорила? — спросил Мейсон.
  — Даже не пискнула. Она, конечно, упоминала, что ее вызывали к окружному прокурору и какое-то время держали под охраной как важную свидетельницу, пока не получили от нее письменного заявления. Но в детали она не вдается. Просто пересказывает то, что уже напечатали в газетах.
  — А что с Доном Грейвсом? — поинтересовался адвокат. — С ним как идут дела?
  Дрейк последний раз затянулся сигаретой:
  — Вот здесь все отлично. С ним познакомилась молодая, симпатичная оперативница, и Грейвс, похоже, на нее клюнул. Рассказывает все, что знает.
  — О деле?
  — Обо всем. Просто выворачивается наизнанку.
  — Сотрудница, должно быть, у тебя неплохая.
  — Да, Перри, — с энтузиазмом кивнул Дрейк. — Есть на что посмотреть. Она знает, как подойти к мужчине. У нее огромные доверчивые глаза, и она прекрасно умеет слушать. Ты просто горишь желанием поделиться с ней своими проблемами. Ты представить себе не можешь, но когда я приглашаю ее поужинать, то вдруг сам начинаю жаловаться ей на свою жизнь: на первую девчонку, которая меня бросила, и поэтому я так и не женился, и все тому подобное. Ты видел в стельку пьяных мужиков, которые готовы на плече у абсолютно незнакомого человека выплакивать свои беды? Именно так и работает эта девушка. Почему-то хочется выдать ей всю подноготную.
  — Прекрасно. Что ей удалось узнать?
  — Пока только то, что тебе не очень захочется услышать, — ответил детектив. — Это совсем не поможет твоей клиентке.
  — Тем не менее выкладывай и, пожалуйста, ничего не приукрашивай. Мне нужны только факты.
  — Дело в том, — начал отчет Дрейк, — что на твоей клиентке в ночь убийства был розовый пеньюар. Эдвард Нортон послал Дона Грейвса в машине судьи Пурлея в дом Артура Кринстона за документами. Грейвс почему-то решил посмотреть назад, когда машина делала очередной поворот. С той точки можно было увидеть, что делается в кабинете Эдварда Нортона. Грейвс заметил, как кто-то стоит за спиной Нортона, сидевшего за письменным столом. Более того, он утверждает, что видел, как мужчина опустил трость на голову Эдварда Нортона и тот рухнул на стол. Грейвс также говорит, что заметил руку, плечо и голову женщины. Он практически уверен в том, кто были эти мужчина и женщина. На женщине был розовый пеньюар.
  — Он это заявил окружному прокурору? — спросил Мейсон.
  — Да. Подписал заявление и дал клятву, что сказанное им — чистая правда.
  — Это отличается от того, что он говорил полиции в ночь убийства, — заметил Мейсон. — Когда они только прибыли на место, Грейвс утверждал, что видел, как мужчина наносил удар, но ничего не упоминал ни про какую женщину.
  — Тебе это не поможет, — ответил Дрейк. — Ты это не докажешь.
  — Но они стенографировали то, что он говорил, — сказал Мейсон.
  Дрейк расхохотался в ответ:
  — Ты что, не знаешь, как работает полиция? Те бумаги куда-то потерялись. Я попросил одного своего приятеля — газетного репортера — встретиться со стенографисткой, которая тогда работала с полицейскими. Выяснилось, что никто не знает, куда делся ее блокнот. Просто исчез.
  Дрейк улыбнулся адвокату. Мейсон уставился на свой стол, нахмурив брови.
  — Проходимцы чертовы, — наконец выдавил он из себя. — Окружной прокурор всегда вопит, что адвокаты, защищающие обвиняемых, манипулируют доказательствами и фактами дела. Но стоит только кому-то из людей окружного прокурора найти доказательства в пользу обвиняемой, как с ними обязательно что-то случается.
  Детектив пожал плечами.
  — Окружной прокурор хочет добиться обвинения, — заметил он.
  — Пол, а твоя оперативница может оказаться в комнате миссис Мейфилд в доме Нортона? — спросил Мейсон.
  — Конечно. Нет проблем.
  — Отлично. Я хочу, чтобы она просмотрела все платья, какие только есть у миссис Мейфилд. Другими словами, я хочу выяснить, нет ли у нее розового пеньюара, халатика или чего-то подобного.
  Дрейк многозначительно взглянул на адвоката.
  — В общем-то несложно и положить туда что требуется, — сказал детектив.
  — Нет, — категорично заявил Мейсон. — Я веду честную игру.
  — Какой в этом смысл? Они-то поступают с тобой по-свински.
  — Ничего не могу поделать. Я думаю, что выиграю это дело.
  — Послушай, — сказал Дрейк, закидывая ногу на ногу, — я очень сомневаюсь, что тебе удастся его выиграть. Обвинение против твоей клиентки уже практически готово. Сам посмотри, что у них имеется. Именно она должна получить огромную сумму после смерти Нортона. Фактически, тайно выйдя замуж, ей нужно было либо прикончить его, либо потерять имущество на сумму более миллиона. Возможно, этот парень, Глиасон, женился на ней по любви, но не исключено, что и из-за денег. Окружной прокурор разработал теорию, что, когда Глиасон узнал об условиях учреждения траст-фонда, они с мисс Челейн пытались по-хорошему поговорить с Нортоном. Но тот отказался слушать их доводы, и Глиасон решил его прикончить. Они здорово поругались. Глиасон бы уже тогда убил его, но тут приехал Кринстон, которому была назначена встреча. Глиасон подождал, пока Кринстон не закончит свои дела с Нортоном, открыл одно из окон внизу, оставил следы на траве, чтобы представить, словно в дом проникли грабители, а затем разбил Нортону голову. Не исключено, что тогда он и не помышлял о краже, просто хотел обставить все так, будто в доме побывали воры, и для этого вывернул карманы Нортона. Он нашел в бумажнике такое количество наличных, что решил оставить их себе. Затем он услышал, что Кринстон возвращается. Требовалось что-то очень быстро предпринять. Он знал, что шофер в стельку пьян, бросился вниз, подложил ему столько улик, сколько успел, а затем смотался. Фрэнсис Челейн находилась вместе с Глиасоном, когда совершалось преступление. Если ее завести, она дико выходит из себя. Возможно, она была тогда в ярости. Глиасон женился на ней из-за денег. Это было преднамеренное преступление с его стороны. Возможно, он придумал воров-взломщиков, когда Кринстон разговаривал с Нортоном. Услышав шум приближающейся машины, он понял, что его, должно быть, видели или что-то пошло не так, и он подставил шофера как запасной вариант.
  Мейсон посмотрел на детектива холодным, тяжелым взглядом.
  — Пол, если они в суде попытаются представить эту теорию, я разнесу ее в пух и прах, — заявил адвокат.
  — Ничего подобного, Перри. У них масса косвенных улик. Они несколько раз ловили твою клиентку на лжи. Зачем она утверждала, что ездила на «Бьюике», когда его даже никто не выводил из гаража? Полицейские могут доказать, что машина все время оставалась на месте. От миссис Мейфилд они получили полную информацию, она тут постаралась, да и дворецкий, который живет над гаражом, клянется, что в тот вечер никто никуда не ездил. К тому же окружной прокурор может доказать, что трость, которой убили Нортона, принадлежит Глиасону, что у твоей клиентки были деньги Нортона…
  Мейсон резко встрепенулся.
  — Они могут доказать, что у моей клиентки были эти деньги? — спросил он.
  — Ага, — кивнул детектив.
  — Каким образом?
  — Точно не могу сказать, но знаю, что это часть подготовленного ими обвинения. Они это как-то проработали. По-моему, опять миссис Мейфилд постаралась.
  — Ну, ничего, выясним. Я заставлю их немедленно передать дело в суд.
  — Немедленно в суд?! — воскликнул Дрейк. — Но мне казалось, что ты пытаешься получить отсрочку. По крайней мере, так утверждают газеты.
  Мейсон улыбнулся Дрейку.
  — Именно таким образом я пытаюсь их поторопить. Я требую отсрочек, прошу дополнительного времени. Они, естественно, возражают. Через какое-то время я признаю, что проиграл, и позволю им передать дело в суд.
  Дрейк покачал головой:
  — Они не клюнут на это. Слишком старая уловка.
  — Я по-новому ее преподнесу, — усмехнулся Мейсон. — Теперь я хочу, чтобы ты провел слежку в открытую за миссис Мейфилд, а также за Доном Грейвсом. Может, они испугаются и выдадут какие-то факты. Ни один из них не говорит правды — по крайней мере, пока. И еще мне требуется поподробнее узнать об этих деньгах. У окружного прокурора есть доказательства или только подозрения?
  — Ты попытаешься представить, что убийство совершили миссис Мейфилд с мужем? — спросил Дрейк.
  — Я собираюсь представлять свою клиентку так, как только могу, — заявил Мейсон. — Я приложу все силы, чтобы вытащить ее.
  — Слышал я эту песню. Но что конкретно ты собираешься делать?
  Мейсон стряхнул пепел с сигары.
  — Чтобы добраться до сути любого убийства, надо выбрать относящийся к данному вопросу факт, который еще не объяснен, и найти его реальное объяснение.
  — Опять общие слова. Спустись на грешную землю. О чем ты говоришь?
  — О причине, по которой Нортон заявил, что «Бьюик» украден, — ответил адвокат.
  — А какое это имеет отношение к делу?
  — Огромное. Это необъясненный факт, и, пока мы не найдем ему объяснения, убийства нам не раскрыть.
  — Очень интересная теория для представления присяжным, — прокомментировал Дрейк. — Но ты сам знаешь, что все никогда не удается объяснить. Причем в любом деле.
  — Если мы не объясним этот звонок, то теория получается неполной, — продолжал Мейсон. — Вспомни, окружной прокурор строит свою версию только на косвенных уликах. Чтобы добиться обвинения на основании косвенных улик, требуется исключить все разумные гипотезы, кроме виновности.
  Детектив махнул рукой:
  — Обычные рассуждения адвоката. И, кстати, я считаю, что приговор твоей клиентке, в общем-то, будут выносить газеты.
  — В самое ближайшее время газеты сообщат, что «Бьюик» — самый важный факт во всем деле, — ответил Мейсон.
  — Но он не был украден! Он даже не покидал гаража!
  — Так утверждает дворецкий.
  Внезапно Дрейк замолчал. На лице его появилось задумчивое выражение.
  — Ты хочешь сказать, что дворецкий врет?
  — В настоящий момент я не готов делать каких-либо заявлений, — сказал Мейсон.
  Дрейк заговорил монотонным голосом, словно думал вслух:
  — Конечно, если дворецкий сам брал машину, чтобы куда-то съездить, потом отвел спидометр назад, а Нортон позвонил в полицию с тем, чтобы водителя арестовали, независимо от того, кто он, а затем дворецкий вернулся и узнал про звонок…
  Дрейк замолчал. Он, ни слова не говоря, сидел несколько минут, а затем грустно покачал головой:
  — Нет, Перри, это не пойдет.
  — Я не спрашиваю тебя, что пойдет, а что не пойдет, — улыбнулся Мейсон. — Я хочу получить от тебя факты. И вообще, слезь с моего стола, мне надо работать. Начинай слежку в открытую, причем как можно скорее. Я должен знать, в чем они признаются.
  — Ты представляешь и Глиасона и девчонку?
  — Да, теперь да. Фрэнсис Челейн не отступится от своего мужа. Она попросила меня его представлять.
  — Понятно. Теперь я хочу узнать у тебя еще кое-что. Меня об этом уже спросила дюжина людей, и я надеюсь, что ты не обидишься, я делаю это для твоего же блага, все в городе говорят об этом. Люди интересуются, почему адвокат защиты не настаивает на отдельных судебных процессах над мужчиной и женщиной? В таком случае вначале состоится процесс над мужем, и у тебя появится возможность выяснить, какие у них имеются доказательства, а также допросить всех их свидетелей перед тем, как начнется судебный процесс над Фрэнсис Челейн.
  — Это невозможно, Пол. Суд не позволит проводить отдельные процессы, — ответил Мейсон.
  — Но ты можешь попытаться, — возразил детектив.
  — Нет, — улыбнулся адвокат. — Я вполне доволен тем, как складывается ситуация сейчас. Пусть будет один процесс над обоими.
  — Тебе решать, — сказал Дрейк. — Я сейчас же обеспечу слежку в открытую.
  Глава 18
  Перри Мейсон появился у входа в комнату для свиданий в огромном здании тюрьмы.
  — Я пришел к Роберту Глиасону, — сообщил он ответственному надзирателю.
  — Вы его адвокат?
  — Да.
  — Когда его арестовали, вы не были его адвокатом.
  Мейсон нахмурился:
  — А теперь я его представляю. Вы собираетесь привести его или мне обратиться в суд и заявить, что надзиратели отказали мне в возможности поговорить с клиентом?
  Надзиратель посмотрел на адвоката, пожал плечами, ни слова не говоря, повернулся и исчез. Через пять минут он вернулся и проводил Мейсона в комнату для свиданий.
  Во всю ее длину стоял стол. В центре стола на пять футов вверх поднимался тяжелый металлический экран из мелкой сетки, отделяющий заключенных от адвокатов. Роберт Глиасон выбрал место где-то в середине стола. Увидев Мейсона, он встал и радостно улыбнулся. Адвокат дождался, пока надзиратель не удалится за пределы слышимости, затем опустился на стул и внимательно посмотрел на обвиняемого в убийстве мужчину.
  — Когда будете отвечать на вопросы, говорите тихим голосом, — предупредил адвокат. — Говорите правду, независимо ни от чего и ни от кого, как бы неприятна она ни была.
  — Хорошо, сэр, — кивнул Глиасон.
  Мейсон нахмурился.
  — Вы делали заявление окружному прокурору? — спросил адвокат.
  Глиасон кивнул.
  — В письменном виде?
  — То, что я говорил, стенографировалось. Потом это расшифровали, отпечатали на машинке и дали мне подписать.
  — Вы уже подписали?
  — Пока нет.
  — Где сейчас находится заявление?
  — У меня в камере. Они дали мне его прочитать.
  — Странно, — заметил Мейсон. — Обычно они делают все возможное, чтобы обвиняемый как можно скорее подписал заявление.
  — Я знаю, — сказал Глиасон. — Они и меня пытались заставить, но я им заявил, что еще должен подумать и сразу подписывать ничего не собираюсь.
  — Это вам не поможет, — устало сообщил ему адвокат. — Если вы говорили в присутствии судебной стенографистки, то она имеет право дать показания в суде, исходя из своих записей.
  — Именно это мне сказали и люди окружного прокурора. Но я все равно пока ничего подписывать не собираюсь.
  — Почему?
  — Потому что я думаю отказаться от своих слов, — тихо ответил Глиасон.
  — Вы не можете этого сделать. Зачем вы тогда вообще рот открывали?
  — Я могу сделать все таким образом, как задумал, — возразил Глиасон.
  — Сделать что?
  — Отказаться от заявления.
  — И каким образом?
  — Я возьму на себя всю ответственность за убийство.
  Мейсон уставился на обвиняемого сквозь разделявший их тяжелый экран:
  — Это вы убили Эдварда Нортона?
  Глиасон закусил губу и отвел глаза.
  — Отвечайте, — приказал адвокат. — Выкладывайте все начистоту. Посмотрите мне в глаза. Так вы убили Нортона?
  Глиасон неуютно заерзал на стуле.
  — Я бы пока предпочел не отвечать на этот вопрос, — сказал он.
  — Вы должны на него ответить.
  Глиасон нервно провел языком по губам, затем наклонился вперед так, что его лицо почти коснулось холодного металла.
  — Я могу задать вам несколько вопросов перед тем, как отвечу на ваш?
  — Да, — кивнул Мейсон. — Спрашивайте что угодно, но до моего ухода отсюда я должен знать, вы убили Нортона или нет. Если вы хотите, чтобы я представлял вас, я обязан выяснить, что произошло на самом деле.
  — Люди окружного прокурора сообщили мне, что Фрэнсис поймали с частью тех денег, что были при Нортоне, когда его убили, — начал Глиасон.
  — Не верьте всему, что говорят вам люди окружного прокурора! — воскликнул Мейсон.
  — Я и не верю. Но проблема-то в том, были у нее деньги или нет?
  — Я отвечу вопросом на вопрос. Миссис Мейфилд делала какие-либо заявления окружному прокурору о том, что у нее находятся деньги, полученные ею от Фрэнсис Челейн?
  — Не знаю, — ответил Глиасон.
  — Если у окружного прокурора и имеются какие-либо доказательства того, что в собственности Фрэнсис Челейн были деньги Нортона, то они получены от миссис Мейфилд. Другими словами, полиция обнаружила деньги у экономки, а она свалила всю вину на мисс Челейн. В таком случае есть столько же поводов считать, что во время убийства в кабинете находилась миссис Мейфилд и что она забрала деньги с тела убитого, как и верить тому, что их передала ей Фрэн Челейн.
  — А они уверены в том, что во время совершения преступления в комнате находилась женщина? — продолжал задавать вопросы Глиасон.
  — Это утверждает Дон Грейвс.
  — В первый вечер он не сказал ничего подобного.
  — Мы не можем доказать, что он говорил в первый вечер, потому что полиция порвала те листы, на которых было застенографировано его заявление.
  — А теперь он утверждает, что видел женщину?
  — Да, причем на ней был розовый пеньюар.
  — Он ее достаточно хорошо рассмотрел, чтобы идентифицировать?
  — Он видел ее руку, плечо и часть головы, возможно, затылок.
  — Значит, миссис Мейфилд пытается переложить вину на Фрэн?
  — Я этого не говорил. Я просто излагаю факты. Если у окружного прокурора и есть какие-то доказательства, то он мог получить их только от миссис Мейфилд.
  — Какие у Фрэн шансы, чтобы отвертеться?
  — Никто никогда не знает, как поведут себя присяжные. Она молода и красива. Если она не станет показывать свой характер и не сделает никаких дискредитирующих признаний, то, в общем-то, шансы неплохие.
  Глиасон помолчал пару минут, пристально глядя на адвоката сквозь разделявший их экран.
  — Хорошо. Я не красив. У меня нет ни одного из плюсов, которые есть у Фрэн. Каковы мои шансы?
  — Все зависит от благоприятных возможностей, которые могут мне открыться, и от того, что вы заявили окружному прокурору, — ответил Мейсон. — Я хочу, чтобы вы сделали следующее. Отправляйтесь обратно в камеру и попросите дать вам бумаги. Скажите, что своим почерком хотите написать, что тогда произошло. Напишите какую— нибудь чушь на нескольких страницах, а потом порвите их. Пусть думают, что вы использовали всю бумагу, но на самом деле вы должны на оставшейся паре листов переписать то заявление, которое дал вам на подпись прокурор, и передать мне при следующей встрече. В таком случае я буду точно знать, что вы сказали, а чего не говорили.
  Роб Глиасон болезненно сглотнул.
  — Если благоприятной возможности вам не представится, они могут обвинить Фрэн? — спросил он.
  — Конечно. Ей ведь уже предъявлено обвинение в преднамеренном убийстве первой степени, и в деле есть несколько обстоятельств, которые не очень здорово для нее смотрятся.
  — Они ее повесят?
  — Думаю, нет. Наверное, она получит пожизненное заключение. Как правило, женщин не вешают.
  — Вы знаете, что такое для девушки с ее темпераментом оказаться в заточении, причем навсегда?
  Мейсон нетерпеливо покачал головой.
  — Конечно. Только давайте об этом пока не думать. Перейдем к фактам. Все-таки ответьте мне, убивали вы Эдварда Нортона или нет?
  Глиасон глубоко вздохнул.
  — Если все покажется безнадежным для Фрэн, я в этом признаюсь.
  — В убийстве?
  — Да, в убийстве Эдварда Нортона, в том, что я тайно женился на Фрэн Челейн из-за ее денег, что до нее самой мне практически нет дела. Да, она мне нравилась, но с ума я не сходил. У нее было много денег, и именно это меня привлекло. Я тоже хотел денег, поэтому женился. Позже я узнал, что в соответствии с условиями завещания отца Фрэн может остаться без цента в кармане, если выйдет замуж. Все оставлено на усмотрение ее дяди. Нортон узнал о нашей свадьбе в день своей смерти. Он собирался воспользоваться предоставленным ему правом и передать все деньги благотворительным учреждениям, а Фрэн дать только какую-нибудь жалкую пару тысяч. Я поругался с ним. Он не хотел слушать доводов разума. Фрэн тоже пришла к нему в кабинет, но он и ее не стал слушать. Затем приехал Кринстон, у которого была назначена встреча с Нортоном, и нам пришлось удалиться из кабинета. Мы с Фрэн вернулись в ее комнату, сели и обговорили ситуацию. Тут появилась миссис Мейфилд. Она была в гневе, она уже давно шантажировала Фрэн, угрожая рассказать Нортону о нашей свадьбе, если мы ей не заплатим. Эдвард Нортон сам узнал о том, что мы женаты, и таким образом убил курицу, которая несла миссис Мейфилд золотые яйца. Я услышал, как Кринстон отъезжает. С ним вместе уехал Дон Грейвс. Я решил в последний раз поговорить с мистером Нортоном. Когда я поднимался по лестнице, я столкнулся с миссис Мейфилд. На ней был розовый пеньюар, и она все еще продолжала плакать о так и не доставшихся ей деньгах. Она спросила, что я собираюсь делать, а я ответил, что хочу в последний раз попробовать убедить мистера Нортона, а если она будет держать себя в руках, ей тоже кое-что достанется. Если Нортон откажется дать Фрэн Челейн деньги, я размозжу его голову перед тем, как он успеет перевести их в благотворительные учреждения. Миссис Мейфилд вместе со мной пошла в кабинет. Я выставил Эдварду Нортону ультиматум. Я заявил, что если он не предоставит Фрэн ее деньги, то пожалеет об этом. Он ответил, что она не получит ни цента, он все отдаст на благотворительные цели. Услышав это, я ударил его тростью. Я обыскал его карманы и нашел довольно много наличных денег. Кое-что я взял себе, остальное отдал миссис Мейфилд. Мы стали обсуждать, как обыграть убийство, чтобы оно выглядело как преступление, совершенное с целью ограбления. Миссис Мейфилд предложила взломать одно из окон на первом этаже и оставить следы на мягком грунте. Я решил подставить шофера, потому что знал, что тот лежит пьяный. Пока мы обсуждали, что будем делать, мы увидели огни автомобиля, спускающегося с возвышенности и двигающегося по направлению к дому. Я понял, что это возвращается Кринстон. Миссис Мейфилд бросилась вниз к окну, чтобы взломать его, а я отправился в комнату шофера, спрятал там трость и пару тысячедолларовых купюр, потом сел в свою машину и уехал.
  Мейсон задумчиво посмотрел на молодого человека.
  — А что вы сделали с оставшимися деньгами? — спросил адвокат.
  — Спрятал там, где их никто не найдет.
  Мейсон постучал пальцами по столу:
  — Значит, все произошло так, как вы описали?
  Глиасон кивнул:
  — Я, конечно, постараюсь избежать наказания и не получить срок, если возможно. Если нет, то я все возьму на себя, только бы вывести из-под удара Фрэн.
  — Вы брали «Бьюик» в ночь убийства? Вы вообще пользовались им? — спросил Мейсон.
  — Нет.
  Адвокат отодвинул стул.
  — А теперь внимательно выслушайте, что я хочу вам сказать. Если вы будете настаивать на версии, которую только что изложили, Фрэнсис Челейн в лучшем случае получит пожизненное заключение, если ее вообще не повесят. Вас определенно ждет смертная казнь.
  У Роба Глиасона округлились глаза.
  — Что вы имеете в виду?
  — Никто не поверит подобному рассказу. Поверят половине: тому, что вы совершили убийство, но в это время вместе с вами находилась не миссис Мейфилд, а Фрэнсис Челейн. Полиция придет к выводу, что вы стараетесь защитить мисс Челейн, втягивая в дело экономку.
  Глиасон вскочил на ноги. Его лицо побелело, в глазах был ужас.
  — Боже мой! Разве я не могу спасти Фрэнсис, сказав правду?
  — Не эту правду, — ответил Мейсон. — Возвращайтесь в камеру и подготовьте для меня копию вашего заявления окружному прокурору. А пока никому ничего не говорите и постарайтесь хорошо подумать.
  — Но правда…
  — Во-первых, никто вам не поверит, если вы скажете правду, — прервал его адвокат. — А во-вторых, вы не умеете врать.
  Мейсон повернулся и вышел из комнаты для свиданий, даже ни разу не оглянувшись. Надзиратель запер за ним дверь.
  Глава 19
  Фрэнк Эверли вместе с Мейсоном присутствовал на судебном процессе и впервые участвовал в работе по делу об убийстве. Он сидел рядом с известным адвокатом и украдкой бросал взгляды в заполненный зал заседаний, а также на девятерых мужчин и трех женщин-присяжных. Он старался выглядеть невозмутимым и показать, что находится в привычной для него обстановке, но его выдавала нервозность.
  Мейсон сидел за столом, отведенным для адвоката защиты, откинувшись на спинку вращающегося стула, вставив большой палец левой руки в пройму жилета и играя правой рукой цепочкой от часов. Его лицо ничего не выражало, казалось спокойным и невозмутимым. Ничто во внешнем облике адвоката не выдавало его крайнего напряжения.
  За его спиной находились двое обвиняемых. Фрэнсис Челейн в облегающем фигуру черном костюме с красной и белой отделкой высоко держала голову и смотрела на окружающих спокойным, слегка вызывающим взглядом. Роберт Глиасон явно нервничал, как нервничает атлет, который борется за свою жизнь при обстоятельствах, требующих не физической, а умственной активности. Он старался подавить бурлившие в нем эмоции. Его голова периодически поворачивалась из стороны в сторону, когда он бросал взгляд на различных участников драмы, так близко коснувшейся его жизни.
  Зал суда был переполнен до предела. В воздухе чувствовалось напряжение.
  Со стороны обвинения выступал Клод Драмм, но прошел слух, что должен появиться и сам окружной прокурор после того, как выберут присяжных и представят предварительные доказательства.
  При выборе присяжных Драмм большую часть времени провел на ногах. Это был высокий, хорошо одетый мужчина, очень независимый, несколько агрессивный, но старающийся не показывать свою силу. Он всегда действовал с уверенностью профессионала, прекрасно чувствовал себя в избранной роли и твердо двигался к поставленной цели, в достижении которой был практически уверен.
  Судья Маркхэм, с суровым и достойным видом восседавший на судейском месте, внимательно наблюдал за происходящим. Перри Мейсон за время работы адвокатом успел приобрести соответствующую репутацию, потому что любое дело, за которое он брался, заканчивалось в его пользу. Судья Маркхэм собирался вести слушание беспристрастно и точно следовал закону и порядку: никаких ошибок в ведении протокола, никаких возможностей для драматической манипуляции эмоциями, которые так часто превращали заседания в зале суда в спектакль, если в деле участвовал Перри Мейсон, а потом все газеты пестрели заголовками о блестящей технике адвоката.
  — Вы удовлетворены составом присяжных, мистер Драмм? — обратился судья Маркхэм к представителю обвинения.
  В это время Клод Драмм опустился на свое место и начал шепотом консультироваться с помощником. Он прервал обсуждение и посмотрел на судью.
  — Не мог бы суд предоставить нам небольшую отсрочку для ответа? — спросил он.
  — Хорошо, — согласился судья.
  Эверли бросил взгляд на Мейсона и заметил в его глазах блеск. Адвокат наклонился к Фрэнку и прошептал:
  — Драмм хочет заменить присяжного номер три, но думает, что нас не удовлетворяют номера девять и одиннадцать. Понимаешь, мы имеем право отклонить в два раза больше кандидатур присяжных, чем он, и сейчас Драмм, наверное, обсуждает со своим помощником, отказаться ли ему от первой предоставленной возможности произвести изменения в составе присяжных и подождать до того момента, пока не появится удовлетворяющий нас состав, или нет.
  — Что он сделает, как вы думаете? — спросил Эверли.
  — Посмотрим.
  В зале суда воцарилось молчание. Драмм поднялся и поклонился суду:
  — Мы отказываемся от возможности произвести замену в составе присяжных.
  Судья Маркхэм посмотрел сверху вниз на Мейсона и объявил:
  — Возможность произвести замену в составе присяжных предоставляется защите.
  Мейсон бросил беглый взгляд в сторону присяжных, словно этот вопрос только что привлек его внимание к проблеме, и громким голосом ответил:
  — Ваша честь, состав присяжных полностью удовлетворяет защиту. Мы не будем производить никаких изменений.
  Действия Мейсона удивили Клода Драмма. Он не рассчитывал на такой поворот событий. Он резко вдохнул воздух и уже машинально был готов выступить с протестом, однако понял, что это бесполезно.
  Голос судьи Маркхэма прозвучал на весь заполненный зрителями зал:
  — Я прошу господ присяжных встать и принять присягу.
  Затем Клод Драмм выступил с очень краткой вступительной речью:
  — Дамы и господа, члены суда присяжных, мы намереваемся доказать, что ровно в одиннадцать часов вечера тридцать две минуты двадцать третьего октября текущего года Эдвард Нортон встретил свою смерть: он был убит ударом по голове, нанесенным тростью, которую держал в руке обвиняемый Роберт Глиасон. Во время совершения преступления рядом с Робертом Глиасоном находилась его активная сообщница Фрэнсис Челейн, также обвиняемая по этому делу. В момент смерти при Эдварде Нортоне имелась большая сумма денег тысячедолларовыми купюрами.
  Драмм сделал паузу и продолжил:
  — Мы также намереваемся доказать, что в одиннадцать часов четырнадцать минут вечера того же дня Эдвард Нортон позвонил в полицейский участок, чтобы сообщить о краже одного из его автомобилей — «Бьюика». Мы докажем, что Фрэнсис Челейн фактически находилась в кабинете Эдварда Нортона в одиннадцать часов тридцать две минуты в день убийства, но с целью установления алиби и зная, что в одиннадцать часов четырнадцать минут Эдвард Нортон сообщил в полицию о краже «Бьюика», обвиняемая Фрэнсис Челейн ложно заявила, что отсутствовала на месте преступления в момент его совершения, находясь в украденном «Бьюике» приблизительно с десяти часов сорока пяти минут до нуля часов пятнадцати минут. Мы намереваемся доказать, что сразу же после совершения преступления обвиняемые оставили окровавленную трость, которой был убит Эдвард Нортон, и две тысячедолларовые купюры, украденные у усопшего, в спальне Пита Девоэ, который тогда находился в нетрезвом состоянии. Это было сделано с целью перевода подозрения на вышеназванного Пита Девоэ. Мы также докажем, что обвиняемые взломали окно и оставили следы на мягкой земле под ним, чтобы полиция рассмотрела версию о том, что в дом вломились грабители.
  Драмм снова сделал эффектную паузу.
  — Мы также намереваемся доказать, что сразу же после этого Роберт Глиасон покинул место преступления. Оба обвиняемых дали ложные, не соответствующие истине и противоречивые объяснения своих действий и ложно указывали, что именно они делали. Трость, которой убили Эдварда Нортона, принадлежит обвиняемому Роберту Глиасону. Мы намереваемся доказать, что фактически один из свидетелей видел, как совершалось преступление, и идентифицировал Роберта Глиасона как того, кто нанес удар, а Фрэнсис Челейн как женщину в розовом пеньюаре, которая содействовала совершению преступления.
  Клод Драмм с минуту стоял молча, уставившись на присяжных, а потом сел на место. Судья Маркхэм вопросительно посмотрел на Мейсона.
  — С разрешения суда защита хотела бы отложить свое вступительное слово до того времени, как мы начнем представлять наши доказательства.
  — Хорошо, — согласился судья Маркхэм. — Вы можете продолжать, мистер Драмм.
  Клод Драмм начал доказывать свою версию с тем убийственным спокойствием и точностью, которыми славился. Его внимание привлекали даже малейшие детали, он не пропускал ни одного звена в цепи доказательств.
  Первым свидетелем обвинения был топограф, который составил карту и сфотографировал место совершения преступления. Он представил план, на котором была показана комната, где нашли тело, расположение мебели и окон. Затем он представил фотографии комнаты: общий вид и различные ее углы. Изображенное на каждой из фотографий отмечалось на плане. Затем последовали фотографии дома и петляющей дороги, поднимающейся к бульвару, и еще один план, который показывал дом в целом, расположение окон и дорогу, по которой к дому подъезжали машины.
  — Итак, — вкрадчивым голосом сказал Драмм, отмечая место на плане, где дорога загибалась, — кажется вполне возможным для человека, сидящего в автомобиле, двигающемся вдоль по дороге, которую я показываю, оглянуться назад и увидеть, что происходит в комнате под номером один на плане, приобщенном к делу как вещественное доказательство А со стороны обвинения.
  Мейсон не дал топографу ответить на заданный вопрос, встав на ноги и выразив протест:
  — Секундочку, ваша честь. Это наводящий вопрос. Для ответа на него нужно заключение со стороны свидетеля. От свидетеля требуется сделать вывод, к которому должны прийти сами господа присяжные заседатели. Это как раз один из пунктов, по которым мы попытаемся убедить присяжных в неправдоподобности версии обвинения. Мог или не мог…
  Судья Маркхэм постучал молоточком по столу.
  — Протест принимается, — сказал судья. — Нет необходимости выступать с аргументами, мистер Мейсон.
  Адвокат сел на место.
  Считая, что он добился победы даже в поражении, улыбающийся Драмм поклонился Мейсону.
  — Господин адвокат, вы можете проводить перекрестный допрос.
  Все глаза в зале были направлены на Перри Мейсона. Он прекрасно осознавал драматизм момента и интерес к своему первому вопросу. Мейсон подошел к плану, прикрепленному кнопками к доске, приложил указательный палец правой руки на поворот дороги, ведущей от дома к бульвару, а указательный палец левой руки — на кабинет и спросил тоном, в котором слышался вызов:
  — Не могли бы вы назвать точное расстояние от точки, на которую я показываю своим правым пальцем, то есть поворота, до точки, которую я показываю левым, то есть места, где было найдено тело?
  — Если ваш правый указательный палец находится там, где дорога заворачивает на юг, — ровным тоном сказал свидетель, — а левый палец находится точно в том месте, где было найдено тело, то это расстояние составляет двести семьдесят два фута и три с половиной дюйма.
  Мейсон повернулся к свидетелю, на лице адвоката было написано удивление.
  — Двести семьдесят два фута и три с половиной дюйма? — с недоверием воскликнул он.
  — Да, — кивнул свидетель.
  Мейсон опустил руки от плана.
  — У меня все, — сказал он. — Больше вопросов к свидетелю нет.
  Судья Маркхэм взглянул на часы, по залу суда пробежал шумок — словно колышутся сухие листья от первого порыва приближающегося ветра.
  — Мы практически подошли ко времени, когда обычно заканчивают рассмотрение дел. Заседание откладывается до десяти часов завтрашнего утра. Господа присяжные должны помнить, что они не имеют права совещаться между собой, позволять другим говорить с ними или в их присутствии о судебном процессе.
  Судья стукнул молоточком по столу.
  Мейсон хитро улыбнулся и сказал своему помощнику:
  — Драмму следовало бы допрашивать этого свидетеля до времени окончания заседания. Он дал мне возможность задать один вопрос, и именно этот вопрос будет фигурировать во всех утренних газетах.
  Эверли очень внимательно посмотрел на адвоката.
  — Двести семьдесят два фута — достаточно большое расстояние, — заметил он.
  — И оно не уменьшится по мере рассмотрения дела ни на дюйм, — заверил его Мейсон.
  Глава 20
  Газеты выдвинули предположение, что первым важным свидетелем со стороны обвинения будет или Артур Кринстон, здравствующий партнер убитого, или Дон Грейвс, единственный свидетель убийства.
  Таким образом репортеры показали, что они недооценивают драматическую тактику ведения дел в суде первого заместителя окружного прокурора. Драмм считал необходимым подготовить умы присяжных к мрачной развязке, точно так же, как драматург никогда не перенесет главную сцену третьего акта в начало пьесы.
  Он пригласил судью Пурлея для дачи свидетельских показаний.
  Головы зрителей поворачивались, чтобы рассмотреть муниципального судью, который направлялся к свидетельскому креслу из самого конца зала. Он двигался по проходу размеренным шагом, с чувством собственного достоинства, прекрасно понимая важность своего положения.
  Седовласый, широкоплечий, грузный, он поднял правую руку и принял присягу, затем сел в свидетельское кресло. Всеми своими манерами он показывал свое уважение к суду и правосудию, которому служил, с достоинством терпел адвокатов и присяжных и совсем не обращал внимания на беспокойных зрителей.
  — Вас зовут Б.К. Пурлей? — спросил Клод Драмм.
  — Да, сэр.
  — Вы в настоящее время являетесь должным образом избранным, аттестованным и действующим судьей муниципального суда нашего города?
  — Да.
  — Вечером двадцать третьего октября текущего года вы находились поблизости от дома Эдварда Нортона, не так ли?
  — Да.
  — В какое время вы прибыли к дому Эдварда Нортона, судья Пурлей?
  — Ровно в шесть минут двенадцатого.
  — А когда уехали?
  — Ровно в одиннадцать тридцать.
  — Не могли бы вы, судья Пурлей, объяснить присяжным, почему можете с такой точностью свидетельствовать о времени своего прибытия и отъезда?
  Мейсон ясно видел ловушку, но у него не было альтернативы, кроме как войти в нее.
  — Я возражаю, ваша честь, — заявил он. — Свидетель уже дал показания. Умственный процесс, который привел к ним, является несущественным и не относящимся к делу и в лучшем случае может быть оставлен для перекрестного допроса.
  — Протест принимается, — принял решение судья Маркхэм.
  Клод Драмм иронично улыбнулся.
  — Я снимаю вопрос, ваша честь, — сказал он. — Это моя ошибка. Если мистер Мейсон пожелает, то он сможет рассмотреть этот аспект при перекрестном допросе.
  — Продолжайте. — Судья Маркхэм постучал молоточком по столу.
  — Кто сопровождал вас в той поездке к дому Эдварда Нортона? — спросил заместитель окружного прокурора.
  — Когда я направлялся туда — мистер Артур Кринстон, а по пути назад — мистер Артур Кринстон и мистер Дон Грейвс.
  — Что произошло, когда вы находились у дома Эдварда Нортона, судья Пурлей?
  — Я подъехал на своей машине к дому, остановился, чтобы дать мистеру Кринстону выйти, развернул машину, выключил мотор и стал ждать.
  — Что вы делали, пока ждали?
  — Сидел в машине и курил первые минут десять-пятнадцать, а затем несколько раз нетерпеливо поглядывал на часы.
  С этими словами судья Пурлей посмотрел в сторону Мейсона. Все его манеры указывали, что он прекрасно знаком с тем, как протекает рассмотрение дел в суде, и он все равно представит убийственные для обвиняемых показания, независимо от того, хочет этого защита или нет. Из того, что судья Пурлей несколько раз взглянул на часы, можно было сделать вывод, что он точно знал время своего отъезда от дома и достаточно ловок и находчив, чтобы донести до присяжных ту информацию, что хочет, не нарушая правил ведения судебного процесса.
  Мейсон посмотрел на свидетеля с полным безразличием.
  — Что произошло потом? — спросил Клод Драмм.
  — Из дома вышел Артур Кринстон, чтобы присоединиться ко мне. Я завел машину, но в этот момент распахнулось одно из окон в юго-восточном углу здания и из кабинета высунулась голова мистера Нортона.
  — Секундочку, — остановил его Клод Драмм. — Вы лично знаете, что это был кабинет мистера Нортона?
  — Нет, сэр, — ответил судья Пурлей. — Я знаю только, что это была комната в юго-восточном углу здания на втором этаже. Комната помечена на плане под номером один как кабинет мистера Нортона.
  — Значит, вы имеете в виду комнату, отмеченную цифрой «один», обведенной в кружок, на плане, приобщенном к делу как доказательство А со стороны обвинения?
  — Да, сэр.
  — Прекрасно. Что сказал мистер Нортон?
  — Мистер Нортон позвал мистера Кринстона и, насколько я помню, сказал следующее: «Артур, ты можешь отвезти Дона Грейвса в своей машине к себе домой, чтобы он взял документы? Затем я пришлю за ним шофера».
  — И что произошло дальше?
  — Мистер Кринстон ответил: «Я не на своей машине, я с приятелем. Мне нужно спросить у него разрешения».
  — А дальше?
  — Мистер Нортон сказал: «Спроси, пожалуйста, и дай мне знать», а потом убрал голову из окна.
  — Что произошло потом?
  — Затем мистер Кринстон подошел ко мне и сказал, что мистеру Грейвсу надо забрать документы…
  — Я возражаю, — заявил Мейсон спокойным тоном. — Указанные слова произносились вне пределов слышимости обвиняемых. К тому же их нельзя принять в качестве доказательства, потому что свидетель имеет право давать показания только о том, что совершал сам и лично видел.
  — Протест принимается, — постановил судья Маркхэм.
  — Хорошо. Что произошло потом? — учтиво спросил Драмм, улыбаясь присяжным, словно пытаясь сказать: «Вы видите, дамы и господа, как защита придирается к техническим деталям?»
  — Затем, — продолжал судья Пурлей, — мистер Кринстон снова направился к окну и крикнул следующее: «Хорошо, Эдвард! Он может поехать с нами!» Примерно в это же самое время входная дверь распахнулась, и вниз по ступенькам сбежал мистер Грейвс. Мистер Грейвс сказал: «Я готов» — или что-то в этом роде.
  — А дальше?
  — Они сели в мою машину. Мистер Кринстон — на переднее сиденье рядом со мной, а мистер Грейвс — на заднее. Я завел мотор, и мы отправились по дороге, которая отмечена на карте, вещественном доказательстве Б со стороны обвинения, как «петляющая дорога». Мы ехали по ней, пока не оказались у поворота…
  — Секундочку, — прервал его Клод Драмм. — Не могли бы вы взять карандаш и точно отметить точку, к которой приблизились, когда произошли события, о которых вы собираетесь говорить?
  Судья Пурлей кивнул, встал и с достоинством подошел к доске, еще раз изучил план и поставил крест на повороте дороги на карте.
  — Это показывает примерное положение машины, — заявил судья Пурлей.
  — А что произошло, когда машина оказалась на этом месте? — спросил Клод Драмм.
  — Мистер Грейвс посмотрел в заднее стекло и воскликнул…
  — Я возражаю, — прервал его Мейсон. — Это показания с чужих слов, они несущественны и не относятся к делу, а также не являются связующими для обвиняемых.
  — Протест принимается, — принял решение судья Маркхэм.
  Клод Драмм сделал бессильный жест:
  — Но, ваша честь, ввиду того, что должно иметь место…
  — Протест принимается, — холодно повторил судья Маркхэм. — В нужный момент вы имеете право пригласить мистера Дона Грейвса для дачи свидетельских показаний. Он может говорить обо всем, что видел лично. В отношении же всего, что делалось или говорилось вне пределов видимости или слышимости обвиняемых, протест адвоката защиты хорошо обоснован.
  — Хорошо, — сказал Драмм, поворачиваясь к присяжным, — в нужный момент я приглашу мистера Дона Грейвса, и мистер Дон Грейвс точно скажет, что он тогда видел. Продолжайте, судья Пурлей, и расскажите присяжным, что происходило в то время и в том месте, но только то, что совершали вы сами или лично видели.
  — Сам я тогда, в общем-то, ничего не делал, я просто проехал дальше по петляющей дороге, которая показана на плане и карте. Я добрался до места, где было достаточно широко, чтобы развернуться, поехал назад по той же дороге и снова остановился у дома Эдварда Нортона.
  — А что было потом?
  — Затем мистер Грейвс и мистер Кринстон отправились в дом, и, по их просьбе, я тоже проследовал внутрь вместе с ними. Мы все втроем поднялись по лестнице и вошли в кабинет, который отмечен обведенной в кружок цифрой «один» на вещественном доказательстве А со стороны обвинения. Мы увидели труп, в дальнейшем идентифицированный как труп Эдварда Нортона. Он лежал на письменном столе с разбитой головой. Когда мы оказались в кабинете, тело было уже безжизненным. Одна рука находилась около телефона, на столе лежали какие-то бумаги, включая страховой полис на автомобиль.
  — Вы не обратили внимания, судья Пурлей, на какую машину был тот страховой полис?
  — Я возражаю. Это несущественно и не относится к делу, — заявил Мейсон.
  — Ваша честь, это очень важно, и я намереваюсь показать связь в дальнейшем! — воскликнул Клод Драмм. — Частью теории обвинения является следующее: Фрэнсис Челейн заявила, что она ездила на «Бьюике», и сделала это после того, как узнала, что в полицию было сообщено о краже «Бьюика». Другими словами, она знала, что Эдвард Нортон позвонил в полицию и сказал о краже автомашины. Фрэнсис Челейн…
  — В дальнейших аргументах нет необходимости — касательно уместности свидетельских показаний, — прервал Драмма судья Маркхэм. — В связи с заверениями обвинения в том, что будет показана связь в дальнейшем, я отклоняю протест, разрешаю свидетелю ответить на вопрос и заявляю, что в случае, если в дальнейшем связь не будет представлена, эти свидетельские показания, в соответствии с протестом защиты, будут вычеркнуты из протокола. Это решение, однако, касается только уместности свидетельских показаний. Очевидно, что доказательства, полученные в результате подобного вопроса, недостаточно обоснованы. Страховой полис на машину является лучшим доказательством его содержания, но на этом основании возражений со стороны защиты не последовало.
  Судья Маркхэм взглянул на Перри Мейсона с выражением удивления на лице.
  В уголках рта адвоката играла легкая улыбка.
  — Нет, ваша честь, на этом основании возражений у защиты нет, — подтвердил он.
  — Прекрасно, — сказал судья Маркхэм. — Протест отклоняется. Отвечайте на вопрос.
  — Полис, как я тогда заметил, был на машину марки «Бьюик», заводской номер 6754093, номерной знак — 12M-1834, — ответил судья Пурлей.
  — Вы можете проводить перекрестный допрос, мистер Мейсон, — обратился Клод Драмм к адвокату защиты, делая приглашающий жест рукой.
  Мейсон посмотрел на судью Пурлея с безмятежной улыбкой.
  — Судья Пурлей, — начал он, — если я вас правильно понял, вы заявили, что, когда оказались в кабинете, вы увидели, что тело Эдварда Нортона лежит на столе, не так ли?
  — Нет, не так! — крикнул судья Пурлей. — Я заявил, что увидел труп мужчины, которого в дальнейшем мне идентифицировали как Эдварда Нортона.
  Мейсон принял виноватый вид.
  — Я ошибся, — сказал он.
  На минуту последовало молчание, во время которого судья Пурлей смотрел в зал суда со спокойным и удовлетворенным видом, как тот, кто дал свои показания таким образом, что им невозможно не поверить, кто уверен в своей способности обойти любую ловушку, которую только может подставить ему адвокат защиты.
  — Понимаете, — продолжал судья Пурлей, — я никогда лично не встречался с мистером Нортоном, несмотря на то что я давно в дружеских отношениях с мистером Кринстоном и даже уже один раз в прошлом подвозил мистера Кринстона к дому мистера Нортона.
  Казалось, что Мейсон улыбается.
  — Сколько раз вам приходилось говорить с мистером Нортоном по телефону? — спросил Мейсон.
  На лице судьи Пурлея появилось удивление.
  — Ни разу в жизни, — заявил он.
  — Вы никогда не обсуждали с ним траст-фонд, учрежденный в пользу его племянницы, мисс Фрэнсис Челейн?
  Глаза судьи Пурлея еще больше округлились от удивления.
  — Боже, нет. Конечно нет!
  — Вы когда-нибудь с кем-нибудь обсуждали этот траст-фонд?
  Драмм вскочил на ноги:
  — Ваша честь, я возражаю. Перекрестный допрос ведется неправильно. Это свидетельства, полученные со слухов, — они несущественны и не относятся к делу. Адвокат защиты обходным путем пытается воспроизвести разговоры, которые…
  — Протест принимается, — перебил его судья Маркхэм.
  Драмм сел на место.
  В зале суда наступила тишина. Лицо Мейсона ничего не выражало.
  — У вас есть еще вопросы? — обратился к нему судья Маркхэм.
  — Нет, ваша честь, — ответил Мейсон, к удивлению всего зала. — Больше вопросов нет.
  Глава 21
  — Пригласите сержанта Махонея, — объявил Клод Драмм.
  Сержант Махоней подошел к столу секретаря суда, поднял правую руку, принял присягу, а затем направился к месту дачи свидетельских показаний.
  — Ваше имя — сержант Махоней?
  — Да, сэр.
  — Вечером двадцать третьего октября текущего года вы дежурили на пульте в центральном полицейском участке нашего города, не так ли? — спросил Клод Драмм.
  — Да, сэр.
  — К вам поступал звонок вечером в одиннадцать четырнадцать?
  — Да, сэр.
  — Не могли бы вы описать этот звонок?
  — Звонил мистер Нортон и…
  Мейсон уже начал вставать, но Клод Драмм опередил его, перебив свидетеля:
  — Секундочку, сержант. Я хочу предупредить вас, что вы находитесь под присягой и должны давать свидетельские показания только в отношении тех фактов, которые известны вам лично. Вы лично не знали, что поступил звонок от Эдварда Нортона. Вы знаете только, что вам кто-то позвонил.
  — Он сказал, что говорит Эдвард Нортон, — выпалил сержант.
  В зале послышался смех, за которым немедленно последовал удар молоточка судьи Маркхэма, призывающий к тишине.
  — Просто сообщите нам, что вам сказали по телефону, — попросил Драмм, боковым зрением поглядывая в сторону Мейсона, ожидая, что со стороны защиты последует возражение.
  Мейсон сидел с безразличным видом.
  — Вы не хотите перефразировать вопрос, господин заместитель окружного прокурора? — спросил судья Маркхэм.
  Стало заметно, что Драмму неуютно.
  — Никаких возражений со стороны защиты нет, ваша честь, — заявил Мейсон.
  — Хорошо, — сказал судья. — Отвечайте, сержант.
  — Он позвонил, и я зарегистрировал время звонка — одиннадцать четырнадцать вечера. Мужчина представился как Эдвард Нортон и сообщил о краже автомобиля марки «Бьюик», заводской номер 6754093, номерной знак 12M-1834. Он хотел, чтобы мы нашли машину и арестовали водителя, кто бы он ни был. Насколько я помню, он сказал, что, даже если сидящий или сидящая за рулем — его родственники, он все равно хочет, чтобы его или ее арестовали.
  — Вы можете проводить перекрестный допрос, — повернулся Клод Драмм к Мейсону.
  — Этот звонок состоялся единовременно? — спросил адвокат.
  — Что вы имеете в виду, сэр?
  — Просто проверяю, свежо ли событие у вас в памяти.
  — Конечно, единовременно, — ответил сержант.
  Мейсон достал из своего дипломата газету.
  — Вы сделали заявление журналистам, когда событие было еще свежо в вашей памяти, не так ли?
  — Да, я разговаривал с ними на следующее утро.
  — А разве вы не заявляли в то время, что звонок был прерван?
  — Вношу протест! — закричал заместитель окружного прокурора. — Вы своим вопросом обвиняете свидетеля.
  — Я просто пытаюсь освежить события в его памяти, — ответил Мейсон.
  Сержант Махоней старался жестами привлечь внимание суда.
  Судья Маркхэм улыбнулся и заявил:
  — Я вижу по свидетелю, что вы освежили его память, господин адвокат. Продолжайте, сержант.
  — Все правильно. Теперь я вспомнил. Я принял звонок, а в середине разговора нас разъединили — кажется, в первой части. Он представился, назвал свой адрес, выяснил, попал ли в полицейский участок, и заявил, что хочет сообщить об имевшем место преступлении. Затем нас разъединили. Я уже посмотрел в справочнике и нашел его телефонный номер, чтобы перезвонить, но он снова дозвонился сам и сказал, что нас разъединили.
  — Это все, — многозначительно объявил Мейсон.
  Клод Драмм выглядел удивленным.
  — Какое отношение это имеет к делу? — резким тоном спросил он.
  Судья постучал молоточком по столу.
  — Тихо! — крикнул он. — У вас есть еще вопросы к свидетелю, господин заместитель окружного прокурора?
  — Нет, — ответил Клод Драмм, он задумчиво смотрел на Мейсона.
  — Приглашайте следующего свидетеля, — приказал судья Маркхэм.
  — Артур Кринстон, — объявил Клод Драм.
  Артур Кринстон поднялся со стула в зале суда, прошел вперед, принял присягу и сел в свидетельское кресло.
  — Вас зовут Артур Кринстон, и вы являетесь здравствующим партнером фирмы «Кринстон и Нортон», которая состояла из вас и Эдварда Нортона?
  — Все правильно, сэр.
  — Эдвард Нортон мертв?
  — Да, сэр.
  — Вы видели труп Эдварда Нортона, мистер Кринстон?
  — Да, сэр. Двадцать третьего октября текущего года.
  — В какое время?
  — Я впервые увидел труп в одиннадцать тридцать пять или тридцать шесть вечера.
  — Где находился труп?
  — Лежал на письменном столе в кабинете Нортона с разбитой головой.
  — Что вы сделали?
  — Сообщил в полицию.
  — Вы в тот вечер виделись с обвиняемой Фрэнсис Челейн?
  — Да.
  — В какое время?
  — Примерно в полночь или около того.
  — Вы сказали ей о смерти ее дяди?
  — Да.
  — Вы упоминали о краже «Бьюика» и о том, что ее дядя звонил в полицию?
  — Да.
  — Она в то время сказала вам что-нибудь о «Бьюике»?
  — Отвечайте: да или нет, — предупредил судья Маркхэм. — Это предварительный вопрос.
  — Да, — кивнул Артур Кринстон.
  — В какое время?
  — Около полуночи.
  — Кто присутствовал при вашем разговоре?
  — Мисс Челейн, мистер Дон Грейвс и я.
  — Больше никого не было?
  — Нет, сэр.
  — Что она сказала?
  — Она сказала, что взяла «Бьюик» примерно без четверти одиннадцать и поехала кататься, а вернулась примерно в четверть первого или что-то около полуночи.
  — Чем занимался мистер Нортон, когда вы в последний раз видели его живым, мистер Кринстон?
  — Стоял у окна своего кабинета и разговаривал со мной. Я находился внизу.
  — Что он сказал?
  — Он спросил, может ли Дон Грейвс поехать вместе со мной в город — то есть ко мне домой.
  — Что вы ответили?
  — Что мне требуется спросить разрешения у судьи Пурлея, потому что я на его машине.
  — Что произошло потом?
  — Я подошел к машине, спросил разрешения у судьи Пурлея и получил утвердительный ответ. Затем я вернулся под окно и сообщил об этом мистеру Нортону. Он находился в своем кабинете, но уже немного отошел от окна. Я крикнул ему, что все в порядке, а мистер Грейвс, который предвидел, что судья Пурлей согласится, уже спускался по ступенькам с крыльца, чтобы присоединиться к нам.
  — А затем?
  — Я сел на переднее сиденье рядом с судьей Пурлеем, а мистер Грейвс — на заднее, и мы поехали по петляющей дороге, которая показана на плане и карте, а потом в определенном месте мы повернули и поехали назад к дому. Насколько я понял, я не имею права пересказывать то, что говорилось в машине?
  — Нет, мистер Кринстон.
  — Ладно. Мы вернулись, снова вошли в дом и обнаружили тело мистера Нортона, которое я уже описывал, потом мы сообщили в полицию.
  — Вы можете проводить перекрестный допрос, — неожиданно объявил Клод Драмм, повернувшись к Мейсону.
  Адвокат в течение нескольких секунд с ничего не выражающим лицом разглядывал Артура Кринстона, а затем резким тоном спросил:
  — Вы тем вечером разговаривали с мистером Нортоном?
  — Да. У меня была назначена с ним встреча, я опоздал на несколько минут. Если я все правильно помню, я приехал в шесть минут двенадцатого.
  — О чем вы разговаривали с мистером Нортоном?
  Выражение лица Артура Кринстона слегка изменилось — он сделал гримасу и слегка покачал головой. Это, казалось, был предупредительный жест Мейсону.
  Клод Драмм, который уже вскочил на ноги, чтобы выступить с возражением против заданного вопроса, заметил жест Кринстона, внезапно улыбнулся и сел на место.
  Артур Кринстон посмотрел на судью Маркхэма.
  — Отвечайте на вопрос, — потребовал Мейсон.
  — Вам это только навредит, — выпалил Кринстон.
  Судья Маркхэм постучал молоточком по столу.
  — У вас есть возражения, господин заместитель окружного прокурора? — спросил он.
  Клод Драмм, улыбаясь, покачал головой:
  — Никаких. Пусть свидетель отвечает на вопрос.
  — Отвечайте на вопрос, — приказал судья Маркхэм.
  Кринстон заерзал в свидетельском кресле:
  — Ваша честь, если я перескажу суть нашего разговора с мистером Нортоном, это пойдет совсем не на пользу обвиняемой Фрэнсис Челейн, и мистер Мейсон знает об этом. Я не понимаю, почему он задал такой вопрос, но…
  Судья Маркхэм снова стукнул молоточком по столу.
  — Свидетель должен воздержаться от комментариев, — ледяным тоном заявил он, — и отвечать на задаваемые ему вопросы. Свидетель, конечно, осведомлен, что подобные заявления, сделанные во время слушания, особенно на судебном процессе такого рода, являются неуважением к суду. Господам присяжным следует не обращать внимания на заявление свидетеля, а также ни на какие другие заявления свидетелей, кроме ответов на поставленные вопросы. Мистер Кринстон, вы должны ответить на вопрос адвоката защиты, в противном случае вы будете оштрафованы за неуважение к суду.
  — Мы говорили о попытке шантажа мисс Челейн, — сказал Кринстон тихим голосом.
  На лице Клода Драмма появилось победное выражение.
  — О попытке шантажа экономкой, миссис Мейфилд? — спросил Мейсон.
  Улыбка сошла с лица Клода Драмма. Он вскочил на ноги.
  — Ваша честь, я возражаю! — закричал он. — Это несущественно и не относится к делу, вопрос является наводящим. Мистер Мейсон прекрасно знает, что миссис Мейфилд является важным свидетелем со стороны обвинения в этом деле, и предпринимает попытку дискредитировать ее…
  — При перекрестном допросе разрешаются наводящие вопросы, — заметил судья Маркхэм. — Вы не стали выступать с возражением, когда адвокат защиты спросил свидетеля о сути разговора, а поскольку это перекрестный допрос, я разрешаю вопрос.
  Клод Драмм медленно опустился на свой стул.
  Кринстон неуютно заерзал в свидетельском кресле.
  — Имя миссис Мейфилд не упоминалось, — наконец сказал он.
  — Вы уверены? — спросил Мейсон.
  — Ну, оно могло быть упомянуто как одна из возможностей.
  — Значит, оно было упомянуто как один из возможных вариантов? Я правильно вас понял?
  — Да, могло.
  Мейсон внезапно перевел направление атаки:
  — Днем двадцать третьего октября мистер Эдвард Нортон получил довольно крупную сумму в тысячедолларовых купюрах, не так ли, мистер Кринстон?
  — Насколько я знаю, да, — угрюмо ответил тот.
  — Вы обеспечили получение денег?
  — Нет, сэр.
  — В тот день вы ходили в один из банков, в котором у фирмы «Кринстон и Нортон» имелся счет?
  — Да.
  — В который?
  — «Вилерс Траст энд Сейвингс».
  — С кем вы там разговаривали?
  Внезапно Кринстон изменился в лице:
  — Я бы предпочел не отвечать на этот вопрос.
  Клод Драмм вскочил с места.
  — Я возражаю! — закричал он. — Это несущественно и не относится к делу. Перекрестный допрос ведется неправильно.
  Мейсон лишь улыбнулся в ответ.
  — Ваша честь, — обратился адвокат защиты к судье, — могу я выступить с короткой аргументацией?
  — Хорошо, — согласился судья Маркхэм.
  — При допросе этого свидетеля выставившей стороной он заявил, что является здравствующим партнером фирмы «Кринстон и Нортон». Я не стал выражать протест, когда был задан этот вопрос, хотя, возможно, для ответа на него требовался вывод свидетеля, но при перекрестном допросе у меня есть право выяснить у него, какой деятельностью он занимался как один из партнеров и причины, на которых основывались его выводы.
  — Но не за все время деятельности фирмы, — заметил судья Маркхэм.
  — Нет, сэр, — ответил Мейсон. — Именно поэтому я ограничил вопрос временны́ми рамками — двадцать третьим октября — днем смерти Нортона.
  Судья Маркхэм посмотрел на адвоката тяжелым и осторожным взглядом. Мейсон не стал отводить глаза, которые прямо встретили взгляд судьи.
  Клод Драмм вскочил на ноги.
  — Дела фирмы, — заявил он, — не имеют никакого отношения к делу.
  — Но вы сами квалифицировали свидетеля как члена фирмы, — заметил судья Маркхэм.
  — Только для того, чтобы показать, что он был близко знаком с погибшим, ваша честь.
  Судья покачал головой:
  — Я не убежден в том, что перекрестный допрос ведется должным образом, но в деле такого рода я не хочу грешить против обвиняемых. Отвечайте на вопрос, свидетель.
  — Отвечайте на вопрос, мистер Кринстон, — повторил Мейсон. — С кем вы разговаривали?
  — С мистером Шерманом, президентом банка.
  — Что вы обсуждали?
  — Дела фирмы.
  — Вы говорили о погашении долга примерно на девятьсот тысяч долларов — долга фирмы перед банком, доказательством которого являются долговые расписки, если я все правильно понял, подписанные только вами как частным лицом, не так ли?
  — Нет, сэр, не так. Это долговые расписки фирмы, подписанные «Кринстон и Нортон».
  — Подписанные именем фирмы «Кринстон и Нортон», но под ними стоит подпись только Артура Кринстона, не так ли?
  — Думаю, так, — ответил Кринстон. — В основном делами фирмы, связанными с банковскими операциями, занимался я — то есть я подписывался под долговыми расписками за фирму, хотя в большинстве случаев на чеках расписывались мы оба. Нет, я хотел бы изменить только что сделанное заявление. Мне кажется, что документы в «Вилерс Траст энд Сейвингс Банк» были подписаны моим именем от лица фирмы, и таким же образом выписывались чеки.
  — Вы отправились в дом к мистеру Нортону, чтобы обсудить с ним наступление срока выплат по этим долговым обязательствам, не так ли?
  — Да.
  — Тогда почему вы стали обсуждать шантажирование Фрэнсис Челейн экономкой? Как так получилось?
  — Я не говорил, что экономкой! — закричал Кринстон. — Я сказал, что ее имя было упомянуто как возможный вариант.
  — Понятно, — сказал Мейсон. — Я ошибся. Отвечайте.
  — Потому что деловые вопросы, относящиеся к этим долговым распискам, отняли всего несколько минут времени. Мистера Нортона очень волновало шантажирование его племянницы, и он настоял на том, чтобы отложить обсуждение дел и спросить моего совета по этому поводу.
  — А почему ее шантажировали, как он считал? — поинтересовался Мейсон.
  — Он думал, что это происходит из-за чего-то, что она сделала.
  — Естественно. Он упомянул, что именно она сделала?
  — Нет, не думаю.
  — Он упомянул, что это могло быть?
  — Он упомянул, что у нее неуправляемый характер, — внезапно выпалил Кринстон и закусил губу. — Секундочку. Я не хотел этого говорить. Я снимаю свое заявление. Не думаю, что он сказал подобное. Это моя ошибка.
  — Ваша ошибка или вы пытаетесь защищать обвиняемую Фрэнсис Челейн? — спросил Мейсон.
  Лицо Кринстона побагровело.
  — Я стараюсь ее защитить гораздо лучше, чем вы! — воскликнул он.
  Судья Маркхэм постучал молотком по столу:
  — Мистер Кринстон, суд уже один раз предупреждал вас. Теперь мы заявляем, что вы выразили неуважение к суду, и налагаем на вас штраф в размере ста долларов за выказанное неуважение.
  Раскрасневшийся Артур Кринстон склонил голову.
  — Продолжайте, — сказал судья.
  — Обсуждали ли вы с мистером Нортоном что-либо еще, кроме вопросов задолженности банку, дел фирмы и возможности шантажирования его племянницы?
  — Нет, сэр, — с явным облегчением сказал Артур Кринстон, потому что вопрос не касался шантажа.
  Мейсон вежливо улыбнулся.
  — Возможно, ваша честь, мне в дальнейшем потребуется снова вызвать мистера Кринстона для продолжения перекрестного допроса, но в настоящий момент у меня больше вопросов нет, — объявил Мейсон.
  Судья Маркхэм кивнул.
  — У вас есть вопросы к свидетелю? — обратился он к Клоду Драмму.
  — Сейчас нет, — ответил заместитель окружного прокурора, — но если адвокат защиты оставляет за собой право вызвать этого свидетеля для продолжения перекрестного допроса, я оставляю за собой право задать ему несколько вопросов после перекрестного допроса.
  — Вам будет предоставлено это право, — постановил судья Маркхэм. — Продолжайте.
  Клод Драмм драматично повысил голос.
  — Я хотел бы пригласить мистера Дона Грейвса, — объявил он.
  Дон Грейвс поднялся со своего места в зале суда и прошел вперед. Зрители оглядывались на него и перешептывались. Слушание дела об убийстве продвигалось очень быстро, что являлось необычным, а адвокат защиты, казалось, упускал много возможностей при перекрестных допросах. Однако те, кто знал Мейсона, не сомневались в нем, потому что его техника защиты в суде стала образцом среди адвокатов.
  Было очевидно, что судья Маркхэм заинтригован так же, как и зрители. Время от времени он переводил задумчивый взгляд на спокойное и безмятежное лицо Перри Мейсона.
  Дон Грейвс откашлялся и в ожидании посмотрел на Клода Драмма.
  — Вас зовут Дон Грейвс, и вы работали двадцать третьего октября сего года и некоторое время до этого доверенным секретарем мистера Эдварда Нортона, не так ли?
  — Да, сэр.
  — Вы находились вместе с мистером Нортоном вечером двадцать третьего октября?
  — Да, сэр.
  — Когда вы в последний раз видели его в тот вечер?
  — Примерно в половине двенадцатого.
  — Вы видели его до этого?
  — О да! Мистер Кринстон вышел из кабинета где-то в одиннадцать двадцать семь или двадцать восемь, и практически сразу же после ухода мистера Кринстона мистер Нортон вышел в приемную и заявил, что мне нужно съездить домой к мистеру Кринстону за какими-то документами.
  — Что произошло потом?
  — Мистер Кринстон спустился вниз, а мистер Нортон велел мне разбудить Питера Девоэ, шофера, чтобы тот отвез меня в дом Кринстона. Затем, как только я двинулся по направлению к лестнице, мистер Нортон крикнул: «Подожди! У меня появилась другая идея» — или что-то в этом роде. Он подошел к окну и позвал мистера Кринстона, чтобы спросить, не могу ли я поехать вместе с ним. Мистер Кринстон ответил, что он приехал на машине судьи Пурлея и ему требуется спросить разрешения, а я, предполагая, что судья Пурлей не будет возражать и что дорогá каждая минута, бросился вниз по лестнице и как раз открыл входную дверь, когда Кринстон кричал моему шефу, что судья Пурлей готов взять меня. Я подбежал к автомобилю судьи и сел на заднее сиденье, затем судья завел мотор, и мы поехали по петляющей дороге, пока не доехали до того места, что судья Пурлей показывал на карте.
  — А дальше?
  — Там я повернулся и посмотрел назад, — с драматизмом в голосе сообщил Дон Грейвс, — и увидел в заднее стекло машины то, что происходило в кабинете Эдварда Нортона.
  — И что вы увидели?
  — Я увидел, как человек поднял трость и ударил мистера Нортона по голове.
  — Вы его могли узнать?
  — Думаю, да.
  — Кто это был, как вы решили?
  — Я возражаю, — заявил Мейсон. — Вопрос требует вывода свидетеля и является наводящим. Этот свидетель заявил, что он думал, что может произвести идентификацию.
  Судья Маркхэм, видимо, ожидал от Мейсона долгих споров по критическому вопросу. Никаких аргументов не последовало. Маркхэм посмотрел на Клода Драмма. Заместитель окружного прокурора пожал плечами:
  — Свидетель заявил, что, по его мнению, он мог произвести идентификацию. Слово «думал» — просто разговорное выражение.
  — Пожалуйста, разберитесь с этим вопросом, — постановил судья Маркхэм.
  — Хорошо, — кивнул Клод Драмм и повернулся к свидетелю: — Мистер Грейвс, вы сказали, что подумали, что сможете идентифицировать этого человека. Что вы имели в виду?
  — Я считаю, что понял, кто был этот мужчина. Я думаю, что узнал его. Я не мог четко разглядеть его лица, но я мог узнать его по манере держать голову, плечи и по общим очертаниям его фигуры.
  — Этого достаточно, — заявил Клод Драмм. — Человеку не требуется видеть черты лица, чтобы идентифицировать кого-то. Возражение защиты касалось весомости, а не допустимости доказательств.
  Судья Маркхэм в ожидании посмотрел на Мейсона. Адвокат молчал.
  — Я отклоняю возражение, — объявил судья. — Отвечайте на вопрос, свидетель.
  — Это был Роберт Глиасон, — сказал Дон Грейвс.
  — В комнате находился кто-либо еще? — спросил Клод Драмм.
  — Да, сэр.
  — Кто?
  — Женщина, сэр, одетая во что-то розовое.
  — Вы хорошо разглядели эту женщину?
  — Я видел часть ее плеча, какую-то часть волос и руку.
  — Вы могли узнать ту женщину по тому, что видели?
  Судья Маркхэм не дал свидетелю ответить.
  — Я думаю, мистер Драмм, что, если я и разрешил первую идентификацию, поскольку возражение касалось весомости, а не допустимости доказательств, здесь свидетель видел лишь малую часть тела женщины на довольно большом расстоянии, как показывают план и карта. В данном случае возражение должно касаться и весомости, и допустимости доказательств, поэтому я принимаю возражение, относящееся к идентификации женщины.
  — Ваша честь, — обратился к судье Мейсон, — никаких возражений по идентификации женщины сделано не было.
  — Никаких возражений? — переспросил судья Маркхэм.
  — Никаких, ваша честь.
  — Хорошо, но я приму возражение, если оно будет сделано, — заявил судья.
  — Возражений сделано не будет, — сообщил Мейсон.
  По залу суда прошел шум.
  — Хорошо, отвечайте на вопрос, — принял решение судья Маркхэм с побагровевшим лицом.
  — Да, сэр, — сказал Дон Грейвс. — Я думаю, что это была Фрэнсис Челейн. В этом случае я не так уверен, как с Робертом Глиасоном, но считаю, что Фрэнсис Челейн. Она была одета, как Фрэнсис Челейн, цвет ее волос и манера держать плечи навели меня на мысль, что это Фрэнсис Челейн.
  — Вы давно знаете Фрэнсис Челейн? — спросил Клод Драмм.
  — Более трех лет.
  — Вы жили с ней в одном доме все это время?
  — Да, сэр.
  — А она, насколько вам известно, имела в то время, когда вы видели ее в кабинете Эдварда Нортона, какое-либо платье или другой предмет туалета того цвета, как одежда на женщине, которую вы видели в окне?
  — Да, сэр.
  — Что вы сделали, если вообще что-либо сделали?
  — Я сообщил спутникам, что увидел, и попросил развернуть машину.
  — Я лично требую вычеркнуть этот ответ из протокола, — объявил судья Маркхэм. — Это несущественно и не относится к делу. Вопрос касался того, что дальше сделал свидетель относительно того, что происходило в кабинете. Разговоры между сторонами, имевшие место вне присутствия обвиняемых и не являющиеся частью того, что совершил сам свидетель или лично видел, недопустимы.
  — Хорошо, — сказал Клод Драмм. — Что произошло потом? Что вы сделали относительно мистера Нортона?
  — Я вернулся в дом, поднялся по лестнице в кабинет и обнаружил тело, лежавшее на столе с разбитой головой, — ответил Дон Грейвс.
  — Вы можете проводить перекрестный допрос, — повернулся Клод Драмм к защитнику.
  Мейсон встал и уставился на Дона Грейвса. В зале суда сразу же почувствовалось напряжение. Зрители поняли, что это кульминационная часть всего процесса.
  — У вас хорошее зрение? — спросил Мейсон.
  — Да.
  — Вы считаете, что, сидя в движущемся на большой скорости автомобиле, в указанной точке, глядя в заднее стекло, вы моментально смогли узнать находившихся в кабинете?
  — Да, сэр, я знаю, что смог.
  — Откуда у вас такая уверенность?
  — Я тогда понял, кто это, а в дальнейшем, чтобы проверить свою способность сделать подобное, я провел соответствующие эксперименты.
  — Вычеркните последнюю часть ответа! — крикнул судья Маркхэм.
  — У меня нет возражений касательно этой части, — заявил Мейсон. — Если суд не против, я хотел бы развить эту тему.
  — Хорошо, — согласился судья.
  — Вы утверждаете, что в дальнейшем проводили эксперименты?
  — Да, сэр.
  — В машине?
  — Да, сэр.
  — В кабинете находились люди?
  — Да, сэр.
  — Кто находился в кабинете?
  — Мистер Драмм, заместитель окружного прокурора и еще два его подчиненных.
  — Вы смогли их узнать?
  — Да, сэр. Понимаете, сэр, в кабинете очень широкие окна и прекрасное освещение.
  — Машина, участвовавшая в эксперименте, ехала не на очень высокой скорости?
  — На той же скорости, что и машина, в которой я сидел в ночь убийства.
  — В том случае вы ехали на машине судьи Пурлея?
  — Да, сэр.
  — Но эксперименты проводились в другой машине, а не в машине судьи Пурлея?
  — В другой.
  — В таком случае эксперименты проводились не в тех же условиях — то есть не в той машине, а следовательно, заднее стекло было другим?
  — Но они идентичны! — воскликнул Дон Грейвс.
  Мейсон с укором посмотрел на свидетеля.
  — Эксперименты проводились не в тех же условиях? — повторил он.
  — Нет, сэр.
  — А вы осмелитесь провести эксперимент в тех же условиях?
  — Я возражаю на основании того, что это спорный вопрос! — рявкнул Клод Драмм.
  — Я считаю, что его, конечно, можно назвать спорным, но в данном случае, как мне кажется, вопрос показывает заинтересованность или пристрастность свидетеля. Вопрос был в том, осмелится ли свидетель провести эксперимент в тех же условиях, — заявил судья Маркхэм.
  — Но подобный эксперимент не докажет ничего, кроме того, что уже было доказано, — ответил Драмм.
  — Вопрос в том, осмелится ли свидетель провести подобный эксперимент, — повторил судья Маркхэм. — Я разрешаю его. Ответьте, мистер Грейвс.
  — Отвечайте на вопрос, — повернулся Мейсон к свидетелю.
  — Да, я готов участвовать в подобном эксперименте.
  — Если судья Пурлей предоставит свою машину, вы будете участвовать в эксперименте?
  Клод Драмм вскочил на ноги:
  — Теперь задан уже другой вопрос, ваша честь. Сейчас адвокат защиты спрашивает, не осмелится ли он, а будет ли участвовать в эксперименте.
  — Если вы протестуете, я принимаю ваше возражение, — постановил судья Маркхэм.
  Мейсон повернулся к присяжным:
  — В таком случае у меня больше нет вопросов.
  — Больше нет вопросов? — переспросил Клод Драмм.
  — Нет. Факт говорит сам за себя, — ответил Мейсон. — Вы боитесь провести эксперимент в тех же условиях.
  Судья Маркхэм постучал молоточком по столу.
  — Господин адвокат, я попросил бы вас не переходить на личности и обращаться к суду, а не к противной стороне, — заметил судья Маркхэм.
  — Простите, ваша честь, — сказал Мейсон, но в его голосе не слышалось ни доли смирения, в глазах поблескивали огоньки задора.
  Клод Драмм уставился на Мейсона, в задумчивости нахмурив лоб.
  — Ваша честь, — обратился к судье Драмм, — могу ли я попросить суд отложить слушание дела до десяти часов завтрашнего утра? Я несколько удивлен неожиданным поворотом, который приняло дело.
  — Вы удивлены не больше, чем суд, — сказал Маркхэм. — Приятно удивлен, должен признаться. Обычно слушания дел об убийстве растягиваются надолго, поэтому такое быстрое развитие событий стало для нас новостью. Ваша просьба будет удовлетворена, господин заместитель окружного прокурора. Заседание откладывается до завтрашнего утра, до десяти часов. Господа присяжные должны помнить, что они не имеют права обсуждать дело между собой или позволять кому-либо обсуждать его в своем присутствии.
  Судья стукнул молоточком по столу.
  Мейсон повернулся и посмотрел прямо в темные глаза Фрэнсис Челейн.
  Он ободряюще улыбнулся ей.
  Роб Глиасон, сидевший рядом со своей женой, казался измученным и изможденным, события последних дней явно сказывались на нем. Это был комок нервов, его глаза наполнял страх.
  Девушка же оставалась спокойной и собранной, ее взгляд ничего не выражал. Она высоко держала голову.
  Мейсон склонился к ней.
  — Пожалуйста, верьте в меня, — сказал он.
  И лишь только тогда она улыбнулась. В ней стали заметны перемены, происшедшие за время испытаний, выпавших на ее долю. В улыбке проглядывала грусть, а на лице — намек на появляющуюся способность терпеть, которой раньше в ней не наблюдалось. Она ничего не ответила, но ее улыбка сказала о многом.
  — Можно перекинуться с вами парой слов, сэр? — спросил Роб Глиасон. — С глазу на глаз?
  К ним подошел помощник шерифа и дотронулся до плеча Фрэнсис Челейн. Мейсон повернулся к нему и попросил:
  — Подождите секундочку, пожалуйста. Мне надо переговорить с клиентом.
  Адвокат отвел Роба Глиасона в сторону.
  — Все черно, не так ли? — шепотом произнес молодой человек.
  Мейсон пожал плечами.
  — Если дело обернется против нас, я все возьму на себя.
  — Что вы хотите сказать?
  — Я во всем признаюсь и возьму вину на себя. Я хочу освободить Фрэн от какой-либо ответственности.
  Мейсон неотрывно и безжалостно смотрел в глаза Роба Глиасона.
  — До этого дело еще не дошло, — сказал адвокат. — И не дойдет. Держите язык за зубами.
  Мейсон дал сигнал охранникам, что разговор окончен.
  Глава 22
  Харри Неверс сидел за столом Мейсона напротив адвоката.
  Журналист постриг волосы, чисто побрился, надел только что отглаженный костюм. Он закинул ногу на ногу и оценивающим взглядом рассматривал Мейсона.
  — Естественно, я окажу тебе услугу, если это в моих силах, — сказал журналист. — Наши к тебе настроены благосклонно. Ты нам здорово помог с интервью с Фрэнсис Челейн.
  — Я хочу, чтобы ты сделал упор на том факте, что заместитель окружного прокурора секретно проводил эксперименты с целью определения, говорит Дон Грейвс правду или нет.
  Неверс кивнул и зевнул.
  — Насколько я понял, мы должны намекнуть между строк, что заместитель окружного прокурора не стал бы проводить эти эксперименты, если б ему в голову не закрались сомнения об убедительности доказательств?
  Мейсон утвердительно кивнул.
  — Ну, это уже сделано, — свойственным ему бесстрастным, монотонным голосом сообщил Харри Неверс. — Эту услугу я оказал тебе заранее.
  — Прекрасно, но это еще не все. Я хочу, чтобы ты сделал упор на тех событиях, что имели место перед закрытием слушания, — заместитель окружного прокурора отказался провести эксперимент в идентичных условиях.
  — Ладно. Что за этим стоит?
  — За чем? — спросил адвокат.
  — За экспериментами.
  — Сам посуди. Клод Драмм проводил эксперимент. Это показывает, что он сомневался в способности свидетеля рассмотреть тех, кто находился в кабинете. Более того, теперь Клод Драмм отказывается от эксперимента в точно таких же условиях, как в ночь убийства.
  — Чушь, — сказал репортер. — Так ты можешь рассуждать перед присяжными, но я-то спрашиваю тебя, что за всем этим стоит.
  — Ничего не стоит, — ответил Мейсон.
  — Черта с два! Не думай, что я для тебя собираюсь каштаны из огня вытаскивать. Ты мне помог, и я тебе помогу, но не рассчитывай, что сможешь моими руками жар загребать. Я не намерен из-за тебя обжечься, если только я не уверен, что каштан не стоит того, чтобы тянуть за ним руку.
  — Ты неправильно понял меня, Харри, — покачал головой Мейсон. — Я просто хочу провести тест в полностью идентичных условиях.
  — Ну тогда давай немного поговорим на эту тему. Что ты имеешь в виду под полностью идентичными условиями?
  — Мне требуется, чтобы эксперимент был организован следующим образом: я сяду на переднее сиденье рядом с судьей Пурлеем, который поведет машину, то есть займу место Артура Кринстона. Я готов предложить Драмму сесть сзади, рядом с Доном Грейвсом.
  Харри Неверс с удивлением посмотрел на адвоката:
  — Ты спятил?
  — Нет.
  — Слушай, ты просто невинное дитя. Ни в коем случае не позволяй Клоду Драмму обдурить себя своими словами про честность и справедливость. Это один из самых наглых плутов во всей игре. Именно он избавился от первого заявления Дона Грейвса, которое тот сделал полиции, — помнишь, листы неизвестно куда пропали. Тогда Грейвс сказал, что убийство совершил Девоэ, и не упоминал ни про какую женщину.
  — Знаю. И что из этого?
  — Да просто то, что он так обставит любой эксперимент, что даже с завязанными глазами Дон Грейвс не ошибется. Если ты позволишь ему сесть рядом с Грейвсом, где он сможет дать ему сигнал, толкнуть в бок или шепнуть, то ты полный идиот.
  Мейсон улыбнулся в ответ.
  — Ладно, выкладывай, что ты там задумал, или не получишь от меня никакой помощи, — сказал журналист.
  — Иногда складываются такие ситуации, когда приходится использовать определенную стратегию. Например, если ты хочешь подкрасться к стае гусей, всегда предпочтительнее идти за лошадью.
  — Что все это значит?
  — Гуси — дикие птицы, и они улетят, если заметят что-то непонятное или что-то напоминающее охотника, — начал объяснения Мейсон. — А к виду лошади они привычны. Когда гуси видят, что за ними идет лошадь, они не обращают на нее никакого внимания.
  — Так что ты решил пойти за лошадью?
  Мейсон кивнул.
  Неверс встал с кресла и посмотрел в глаза адвокату:
  — Послушай, ты приобрел репутацию проныры и отличного бойца. Ты умеешь так повернуть дело, что оказываешься в выгодном положении для решающего удара, а затем концентрируешься на нем. Ты не тратишь времени на мелкие, не имеющие значения детали. А теперь я хотел бы услышать от тебя, в чем на этот раз будет заключаться твой финальный удар.
  — Я еще сам не уверен, — ответил Мейсон. — Может, его не получится.
  — Черта с два! — воскликнул Неверс. — Ты сам посмотри, как ты ведешь дело: сидишь сложа руки и позволяешь обвинению представлять доказательства, какие бы им ни захотелось. Ты еще ни разу не провел перекрестного допроса их свидетелей таким образом, чтобы вытянуть какой-то факт, который пошел бы на пользу твоим клиентам.
  — Что ты хочешь сказать? — низким, зловещим тоном спросил Мейсон.
  — Не кипятись, — бесстрастно ответил Неверс. — Меня ты не проведешь. Ты не хуже меня знаешь, что в ночь убийства Дон Грейвс сделал заявление полиции, в котором он утверждал или, по крайней мере, упомянул, что удар наносил Девоэ, шофер. Он сказал, что в кабинете во время убийства женщины не было, или он просто ничего не говорил ни про какую женщину. Ты позволил ему давать показания и не вытянул ничего про это несоответствие, и даже не намекнул на противоречивые заявления.
  — Пользы бы это не принесло, — ответил Мейсон. — Те листы уничтожены, а Грейвс поклялся бы, что он никогда не делал подобных заявлений, или признался, что Фрэнсис Челейн попросила его помочь ей, и он попытался не впутывать ее.
  — Чушь, — сказал Неверс.
  Мейсон открыл ящик стола и достал бутылку с водкой.
  — Пока могу сказать тебе следующее, Харри: если ты мне поможешь, то не пожалеешь об этом.
  — А это означает?
  — А это означает, что тебе нужно находиться в месте проведения эксперимента и оставить на первой полосе место для сенсационного репортажа.
  Харри Неверс отодвинул предложенный стакан и поднес бутылку к губам. Он сделал с полдюжины глотков, а затем вернул ее адвокату.
  — Когда ждать кульминации? — спросил журналист. — Прямо после эксперимента?
  — Не думаю. Мне кажется, придется слегка поманипулировать.
  Репортер стал размышлять вслух:
  — Мы заставим заместителя окружного прокурора провести этот эксперимент. Он должен получиться, но ты что-то утаиваешь. Ты не борешься и ведешь это дело, словно коронерское расследование случая внезапной смерти с признаками насилия. Ты просто перепрыгиваешь через него, позволяя обвинению представлять все доказательства, какие они только хотят. Весь город говорит о твоей плохой защите.
  — Правда? — приподнял брови Мейсон.
  — Прекрати! — воскликнул Неверс с чувством. — Ты сам это прекрасно знаешь. Только что закончивший юридический факультет мальчишка провел бы это дело лучше тебя. Все обсуждают твою тактику. Город разделился на два лагеря — одни считают, что ты хитер, как сам дьявол, и что-то приготовил, а другие утверждают, что раньше тебе просто везло. Естественно, это важное дело. Оно касается женщины, у которой на кон поставлены миллионы, к тому же она тайно вышла замуж, а аспект тщательно скрываемой любовной связи всегда интересен и занимает место на первых страницах газет. Тебе представилась прекрасная возможность две или три недели самому появляться на первых полосах, если ты стал бы должным образом проводить защиту. Вместо этого ты делаешь черт знает что. Процесс продвигается, как намазанная жиром свинья между ног фермера.
  Мейсон закрыл бутылку пробкой и убрал в ящик стола.
  Неверс вопросительно посмотрел на него.
  — Оправдываться собираешься? — спросил журналист.
  — Нет.
  Неверс ухмыльнулся и вытер рукой губы.
  — Ладно. Я свой долг выполнил. Я скажу редактору, что сделал все возможное, чтобы хоть что-то из тебя вытащить. Не исключено, я что-нибудь придумаю, что читатели прочитают между строк.
  Мейсон взял его под руку и проводил до двери в приемную.
  — Послушай, Харри, если собираешься сам придумывать, смотри не переборщи.
  Внезапно Мейсон резко повернулся к Неверсу у самой двери:
  — Хорошо. Я открою тебе кое-что. Роб Глиасон намерен выступить с признанием и брать всю вину на себя, чтобы отмазать Фрэнсис Челейн.
  Неверс уставился на адвоката:
  — Ты что, хочешь, чтобы я это опубликовал?
  — Почему бы и нет?
  — Это нарушение профессиональной этики.
  — Не беспокойся. Ты просто не станешь упоминать мое имя. Скажешь, что информация получена из источника, близкого к обвиняемым.
  — Боже мой! Но представь, что случится, если мы не сможем подкрепить наше заявление.
  — Ты сможешь их подкрепить. Если кто-то начнет на тебя давить, ты имеешь право раскрыть источник информации.
  — Что она получена от тебя?
  — Что она получена от меня, — кивнул Мейсон.
  Неверс глубоко вздохнул:
  — Послушай, Перри, уж чего я только не насмотрелся за свою журналистскую карьеру. Я писал о всевозможных судебных процессах, брал интервью у самых разных людей. Я видел хитрых и тех, кто считает себя хитрыми, придурков, которые даже не представляют, что они придурки, а уверены, что очень умны. Но ты пытаешься обмануть весь свет. Ни разу в жизни не брал подобного интервью у адвоката!
  Мейсон положил правую руку между лопаток репортера и легонько протолкнул его в приемную:
  — Хорошо. Я тебе помог, теперь твоя очередь.
  В приемной стоял Фрэнк Эверли. По его поведению сразу же становилось заметно, что он горит от нетерпения.
  — Ты меня ждешь? — спросил Мейсон.
  Эверли кивнул.
  — Заходи, — пригласил Мейсон.
  Эверли прошел в кабинет. Адвокат подождал, пока Харри Неверс не вышел в коридор, а затем закрыл дверь своего кабинета и повернулся к помощнику.
  Тот кашлянул и отвел глаза.
  — Вам не кажется, мистер Мейсон, что дело продвигается слишком быстро? — спросил он.
  Мейсон улыбнулся ему своими спокойными, усталыми глазами:
  — Другими словами, ты слышал комментарии, что я запорол защиту и обвинение меня полностью растоптало, не так ли?
  Эверли страшно покраснел и, задыхаясь, воскликнул:
  — Я не говорил ничего подобного, мистер Мейсон!
  — Ты когда-нибудь слышал байку о человеке, который подал иск в суд на соседа, заявляя, что соседская собака его укусила? — ласковым тоном спросил Мейсон. — В ответ сосед сообщил, что собака не злая, что она не кусала подавшего иск и что у него вообще никогда не было собаки.
  — Да, этот анекдот — классика на юрфаке.
  — В этом анекдоте защита вызывает смех, потому что охватывает слишком большую территорию. Запомни, что в случае сомнительного дела лучше пытаться иметь две тетивы в луке. Но если у тебя две тетивы, ты, увеличивая надежность, снижаешь эффективность оружия. Тетива не порвется, но стрела пролетит только одну четверть расстояния, которое она пролетела бы с одной тетивой.
  — Вы хотите сказать, что жертвуете всем, чтобы сосредоточиться на каком-то одном моменте? — спросил Эверли.
  — Да, — кивнул Мейсон. — Невиновность Фрэнсис и Роба Глиасона фактически показана свидетельствами, представленными к настоящему времени. Виновность обвиняемых просто не может быть доказана вне всяких разумных, обоснованных сомнений. Но я хочу, чтобы в головы присяжных засели не только разумные основания для сомнения. Я обязан полностью решить дело.
  Фрэнк Эверли смотрел на Мейсона широко раскрытыми от удивления глазами.
  — Боже мой! — воскликнул он. — Я думал, что представленные сегодня доказательства окончательно решили вопрос виновности Фрэнсис Челейн и Роба Глиасона. Я считал, что если мы не сломаем показания некоторых из этих свидетелей, то можем ждать только вердикта виновности в убийстве первой степени.
  Мейсон устало покачал головой:
  — Нет, упор в этом процессе уже сделан — тот, что мне требовался. Теперь мне нужно вбить это в головы присяжных так драматично, чтобы они все время помнили о том, что я хочу. И не забывай: я так потрепал Клода Драмма, что он на грани паники. Он понимает, что я приготовил козырной туз, иначе не представлял бы ему столько благоприятных возможностей.
  — Присяжные нам совсем не симпатизируют, — заметил Эверли.
  — Конечно, не симпатизируют и, не исключено, еще больше отвернутся от нас. Ты обратил внимание на то, что делает Клод Драмм? Он показывает Corpus delicti4 с небольшим количеством поверхностных доказательств. Как раз перед тем, как закончить представление своей версии, он попросит приобщить к делу фотографии трупа на письменном столе, залитые кровью бумаги, страховой полис с каплями крови убитого и все в таком роде. Затем он передаст слово нам. И нам придется выступать перед присяжными, которые уже соответствующим образом подготовлены, чтобы вынести смертный приговор.
  — Я только не понимаю, как вы собираетесь его остановить? — недоумевал Эверли.
  — Я не собираюсь его останавливать, — улыбнулся Мейсон. — Я намерен преградить ему путь.
  В кабинет вошла Делла Стрит.
  — В приемной сидит мистер Дрейк. Он говорит, что у него важное дело, — сообщила она.
  Мейсон улыбнулся ей:
  — Ему придется минутку подождать. Мне надо кое-что объяснить Фрэнку.
  Делла Стрит нежно посмотрела на адвоката:
  — Я помню, как однажды попросила тебя кое-что объяснить мне. После этого я так в тебя поверила, что мне больше не требуется никаких доказательств.
  Мейсон задумчиво взглянул на нее.
  — Ты читала газеты? — спросил он.
  — Да, — кивнула она.
  — Ты в курсе, как идет судебный процесс?
  — Да.
  — Ты поняла, что я представляю слабую защиту?
  Она слегка напряглась и осуждающе посмотрела на Фрэнка Эверли.
  — Кто это сказал? — спросила она.
  — На это намекают в газетах.
  — Я только что поспорила с Полом Дрейком на половину своего месячного жалованья, что ты снимешь обвинение и с Фрэнсис Челейн, и с Роба Глиасона. Их обоих оправдают. Я думаю, это показывает, как я верю в тебя.
  — Значит, у Дрейка плохие новости, — сделал вывод Мейсон. — Франк, Делла, выйдите, пожалуйста, мне надо переговорить с Полом. Вы знаете, что он работает на меня по этому делу. Возможно, раздобыл какую-то тщательно скрываемую информацию. Нечестно с его стороны делать ставки, если он ею воспользовался.
  — Нет, он мне сказал, что у него есть определенные сведения, — призналась Делла.
  — Он открыл тебе, какие именно?
  — Нет, просто сказал, что не очень приятные новости для твоих клиентов, а я ему ответила, что у меня тоже кое-что есть.
  — А у тебя что? — не понял Мейсон.
  — Вера в тебя, — ответила Делла Стрит.
  Мейсон махнул рукой:
  — Ладно, выйдите, пожалуйста, и дайте мне поговорить с Дрейком. Посмотрим, что он разузнал.
  Дрейк вошел в кабинет адвоката, сел, улыбнулся и закурил сигарету.
  — Я выведал всю подноготную, — сообщил он.
  — Выкладывай.
  — Мы провели слежку в открытую.
  — Меня не интересуют методы. Мне нужны факты.
  — Тогда слушай. Твоя миссис Мейфилд — крепкий орешек.
  — Знаю, — кивнул Мейсон. — Мне несколько раз приходилось с ней встречаться.
  — Все дело в том, Перри, что полученная информация выглядит не очень-то благоприятно для твоих клиентов.
  — Что ты имеешь в виду?
  — Во-первых, миссис Мейфилд не знает столько, на сколько она намекала. Она сделала ошибку: не вовремя легла спать — за пятнадцать или двадцать минут до совершения убийства. Но вечером она рыскала по дому. Все началось с того, что она проведала, что Глиасон и Фрэнсис Челейн поженились. Она попыталась на этом обогатиться и выудила у Фрэнсис довольно большую сумму — не знаю, сколько точно, но где-то около десяти тысяч долларов. Затем Эдвард Нортон откуда-то пронюхал, что Фрэнсис шантажируют. Он вызвал ее к себе в кабинет и попытался выяснить, кому она платит и почему. Она, естественно, не осмелилась ему признаться, но Нортон был очень упрям и, чтобы получить ответ на интересующий его вопрос, полностью лишил племянницу денег. Таким образом, ей стало нечем расплачиваться с шантажисткой. Миссис Мейфилд заявила, что она сможет обогатиться в другом месте и, если Фрэнсис Челейн не в состоянии ей платить, она продаст информацию благотворительным учреждениям, которые, по завещанию отца Фрэнсис, имеют шанс получить кругленькую сумму. Конечно, миссис Мейфилд блефовала, но твоя клиентка не знала об этом. Ситуация пришла к разрешению в ночь убийства. Фрэнсис Челейн страшно поругалась с Нортоном. Нортон заявил, что, перед тем как лечь спать, составит бумагу, где официально закончит свое управление траст-фондом как доверенное лицо, установит ей ежегодный доход в соответствии с условиями завещания, а остаток передаст на благотворительные цели. Я не знаю, блефовал он или нет, но эти слова были сказаны. Затем миссис Мейфилд отправилась спать. На следующее утро у Фрэнсис Челейн оказались деньги, причем крупная сумма. Она дала миссис Мейфилд двадцать восемь тысяч долларов, чтобы та молчала, и экономка обещала держать язык за зубами. В тот вечер в доме находился Роб Глиасон и участвовал в разговоре Фрэнсис с Эдвардом Нортоном или, по крайней мере, в какой-то его части. Нортон пришел в ярость и обвинил племянницу во всех смертных грехах. Она тоже разозлилась и осыпала его такими выражениями, что у него наверняка завяли уши. После этого Глиасон отправился в комнату девушки. Это произошло после приезда Кринстона, но перед убийством. Примерно в это время миссис Мейфилд пошла спать. Она не знает, что точно произошло, но в одном уверена: ни в каком «Бьюике» Фрэнсис никуда не уезжала. Поэтому она не сомневалась, что девушка представляет ложное алиби. Потом она попыталась заловить тебя и выудить что-то за то, что она не станет впутывать Фрэнсис. Ты послал ее куда подальше, так что она сконцентрировала свои усилия на девушке и фактически получила от нее деньги. Затем она выяснила, что эти тысячедолларовые купюры имеют последовательные номера, их список хранится в банке и если она захочет их разменять на мелкие, то ее ждут неприятности. Так что она спрятала эти денежки и попробовала создать впечатление, что Фрэнсис заплатила тебе предварительный гонорар в размере двадцати восьми тысяч долларов тысячедолларовыми купюрами. Именно эту версию она представила окружному прокурору, и его люди ищут эти деньги. Они провели проверку твоих банковских счетов и обыскали твой офис. Теперь они пришли к выводу, что ты носишь купюры с собой. Клод Драмм собирается использовать миссис Мейфилд как свидетельницу, которая даст неожиданные для тебя показания. Она намерена заявить, что девушка ложно утверждала, что ездила в «Бьюике», а также рассказать об имевшей место ссоре. Обвинение разработало теорию, что ссору прервало появление Артура Кринстона. Пока Кринстон беседовал о делах с Нортоном, двое молодых людей запланировали убийство и, как только Кринстон уехал, бросились наверх и привели задуманное в исполнение, затем подложили улики в комнату Девоэ, чтобы свалить на него всю вину, если полицию не убедят взломанное окно и следы на мягком грунте.
  — А что с Грейвсом? — спросил Мейсон. — Он что-нибудь выдал?
  — Моя оперативница с ним здорово поработала. Она его просто вывернула наизнанку. Тебе, конечно, придется с ним непросто, но моей сотруднице он заявляет, что пытается защитить Фрэнсис Челейн или, по крайней мере, пытался, пока заместитель окружного прокурора не надавил на него.
  — Послушай, — заговорил Мейсон. — Я считаю, что Нортон сам дал Фрэн деньги перед приездом Кринстона. Что об этом заявляет Грейвс?
  — Вот это самая худшая часть его показаний. Он утверждает, что мог слышать каждое слово, произносимое в кабинете. Нортон достал бумажник и показал девушке сорок тысяч долларов, сообщив, что изначально приготовил эти деньги для нее, но ей он даст только небольшую сумму на каждодневные расходы. Затем он протянул ей две тысячедолларовые бумажки. Дон Грейвс считает, что мисс Челейн взяла деньги и именно эти купюры они с Глиасоном подложили Девоэ, пока Кринстон совещался с Нортоном. Затем твои клиенты вернулись и убили Нортона, взяли оставшиеся деньги у него из бумажника, чтобы дать взятку экономке и обеспечить ее молчание и заплатить тебе такой гонорар, чтобы в достаточной мере заинтересовать тебя и заставить заняться этим делом. Такова теория Дона Грейвса. Заместитель окружного прокурора планировал, что бóльшая часть из того, что я тебе только что рассказал, всплывет при перекрестном допросе. Он думал дать тебе пощечину этими уликами. Сейчас Драмм занервничал, потому что ты практически отказался от ведения перекрестного допроса. Теперь он намерен представить все при повторном допросе свидетелей, выставленных им самим.
  Мейсон потянулся, посмотрел на детектива и расхохотался:
  — Пол, ты знаешь, что иногда осторожность является пороком?
  — Что ты хочешь сказать?
  — Я думаю, что в некоторых случаях разумно все поставить на один сокрушительный удар. В этом деле в моем луке только одна тетива. Если она порвется, мне конец. Но если нет — я пошлю стрелу прямо в яблочко.
  — Здорово, если ты можешь разобраться во всем этом, Перри, потому что я чем больше думаю, тем больше прихожу в смятение. Мне кажется, что дело страшно запутано.
  Мейсон начал ходить из угла в угол.
  — Я боюсь только одного, — наконец сказал он. — Может, я плохо замаскировал свою истинную цель.
  — Что ты имеешь в виду? — не понял детектив.
  — Я пытаюсь выследить стаю гусей, двигаясь за лошадью, — ответил Мейсон. — Но боюсь, моя лошадь недостаточно велика, чтобы как следует меня спрятать.
  Дрейк направился к двери.
  — Послушай, — сказал он, уже взявшись за ручку, — пусть тебя это не волнует. За свою жизнь я видел массу дел об убийствах и говорил с сотнями адвокатов, которые считали, что у них есть за что зацепиться, хотя никакой точки опоры у них не было. Если ты думаешь, что тебе удастся спасти хотя бы одного из твоих клиентов, то у тебя гораздо больше оптимизма, чем у меня. Я только что поспорил с Деллой Стрит на половину ее месячного жалованья. Я считаю, что оба твои клиента будут осуждены. Побеседовав с тобой, я сейчас поспорю с ней и на вторую половину. Это показывает, как я верю в успех.
  Когда за детективом закрылась дверь, Перри Мейсон остался стоять в центре кабинета, широко расставив ноги, расправив плечи, выдвинув вперед подбородок и внимательно глядя на закрытую дверь.
  Глава 23
  На первой странице «Стар» крупным шрифтом был напечатан заголовок:
  «СВИДЕТЕЛЬ УБИЙСТВА МИЛЛИОНЕРА ОТКАЗЫВАЕТСЯ УЧАСТВОВАТЬ В ЭКСПЕРИМЕНТЕ».
  Мейсон разложил газету на столе и, завтракая яйцами всмятку, с удовлетворением читал отчет. За крупным следовал второй заголовок, набранный более мелким шрифтом:
  «Спор о зрении главного свидетеля обвинения. Защита бросает вызов, требуя проведения эксперимента, обвинение отказывается».
  Мейсон посолил и поперчил яйца, добавил масла, достал подрумяненный гренок и усмехнулся.
  Он прочитал отчет о судебном заседании, отметил, что брошенный им вызов обвинению напечатан жирным шрифтом, закончил завтрак, свернул газету и направился в офис.
  — Какие новости? — поинтересовался он у Деллы Стрит.
  Она задумчиво посмотрела на него с какой-то чуть ли не материнской улыбкой.
  — Ты победишь, — сказала Делла.
  Он тоже улыбнулся в ответ.
  — Если заместитель окружного прокурора сейчас не примет вызов, то я выиграл дело перед присяжными, — кивнул адвокат.
  — А что ты собираешься делать, если он все— таки его примет?
  Мейсон подошел к окну и, нахмурив лоб, посмотрел на утреннее солнце.
  — Я отвечу вопросом на вопрос. Ты повысила ставку в споре с Полом Дрейком?
  — В два раза.
  — Молодчина!
  — Ты считаешь, что Клод Драмм согласится?
  — Да.
  — Как ты думаешь определять, что это будет справедливый эксперимент?
  — Попытаюсь приложить все усилия и добиться того, чего хочу.
  — По крайней мере, рекламу ты получил хорошую. Все утренние газеты строят догадки о том, какой у тебя козырь в запасе. Несколько раз тебя называли «старым лисом судебных заседаний»! Большинство репортеров утверждают, что обвинение беспокоит слишком быстрое продвижение слушания дела.
  — Ты говоришь, что газеты все-таки решили, что я не так глуп, как представляюсь?
  Она засмеялась:
  — Я же на тебя поставила.
  — У заместителя окружного прокурора есть несколько свидетелей, которые должны дать неожиданные показания.
  — Неожиданные для кого? — поинтересовалась секретарша.
  — Вот в этом-то весь вопрос, — ответил адвокат и направился к себе в кабинет.
  Не успел он закрыть дверь, как зазвонил телефон.
  — Алло! — взял трубку Мейсон.
  — Доброе утро, господин адвокат. Говорит Драмм. Я обдумал ваше предложение об эксперименте и проверке зрения Дона Грейвса и решил согласиться на его проведение в абсолютно идентичных условиях. Я попрошу у суда отсрочки для подобного эксперимента. Я подумал, что лично дам вам заранее об этом знать.
  — Очень мило с вашей стороны.
  — Не стоит благодарности, — рявкнул Драмм.
  Мейсон расхохотался:
  — Я имел в виду, что сообщили мне.
  — О! — только и мог сказать Драмм.
  — У вас есть какие-нибудь определенные планы?
  — Я объявлю о них в зале суда. Всего хорошего.
  Мейсон все еще посмеивался, вешая трубку. Он нажал на кнопку, чтобы вызвать к себе Фрэнка Эверли.
  — Фрэнк, — обратился к нему адвокат, — сегодня утром суд примет решение об отсрочке слушания дела для проведения эксперимента. Я не собираюсь идти в зал суда, сходи ты и выступи со стороны защиты. Это формальность. Драмм, несомненно, уже разработал какую-то схему проведения эксперимента и попытается как можно скорее выбить из тебя согласие, пока ты находишься в зале суда перед присяжными. Просто заяви, что я послал тебя как своего представителя, чтобы согласиться на отсрочку, но у тебя нет полномочий договариваться об условиях, при которых должен проводиться эксперимент. В таком случае ему потребуется связаться со мной и обсудить их, когда мы не будем перед присяжными.
  Фрэнк Эверли одобрительно кивнул. В его глазах светилось восхищение.
  — Вы все-таки вынудили его, не так ли?
  — Не знаю. Он сказал «да». Я только этого и хотел. Меня не интересует, почему он согласился.
  — И, посылая меня, вы избегаете спора о деталях перед присяжными?
  — Вот именно. Объясни Драмму, что во второй половине дня я планирую быть у себя в кабинете и готов обсудить с ним все условия. Или я встречусь с ним в обоюдно приемлемом месте. Сообщай это с искренним и честным видом. Присяжные будут пристально следить за тобой, а в газетах и так уже слишком много рассуждают, что я веду себя, как старый лис.
  — Будет сделано, шеф, — заверил его Эверли и, полный энтузиазма, с раскрасневшимся лицом вылетел из кабинета.
  Мейсон позвонил Харри Неверсу.
  — Хотел дать тебе знать, — сообщил адвокат. — Мне только что звонил Клод Драмм и поставил в известность, что на сегодняшнем утреннем заседании он попросит отсрочку для проведения эксперимента.
  Голос Харри Неверса, как обычно, звучал монотонно и устало:
  — Я сам собирался тебе звонить. Люди окружного прокурора приготовили тебе еще один подарочек. Они представят разработанную ими схему перед присяжными, она тебе совсем не понравится, но перед присяжными ты не осмелишься ее оспаривать.
  — Не беспокойся, я уже это предусмотрел. Я даже не появлюсь в зале суда. Я послал туда своего помощника. У него нет полномочий оговаривать условия эксперимента.
  Харри Неверс расхохотался:
  — Вот это на тебя похоже. А суд допустит проведение эксперимента?
  — Я думаю, что суд не будет выносить никакого решения по этому вопросу. Он просто предоставит отсрочку. Мы проведем эксперимент, а в понедельник свидетели будут давать показания о том, как все происходило.
  — Когда ты собираешься обсуждать условия?
  — Возможно, сразу же по завершении утреннего заседания. Драмм сам со мной свяжется. Я позвонил, чтобы сообщить тебе, что, конечно, не могу контролировать то, что намеревается заявлять прессе окружная прокуратура, но от меня ты получишь эксклюзивное интервью, как только я достигну соглашения с Клодом Драммом об условиях проведения эксперимента.
  Харри Неверс опять усмехнулся в трубку:
  — Мне кажется, что я не зря заставил фотографа сделать пару твоих снимков в кабинете. Мне почему-то думается, что мы напечатаем их или во во вторник утром, или в понедельник вечером.
  — У меня есть к тебе еще одна просьба, — сказал Мейсон.
  — Слушай, а они у тебя хоть когда-нибудь заканчиваются? — поинтересовался репортер.
  — Да, — ответил Мейсон. — Просьба очень простая.
  — Ладно, выкладывай.
  — Я собираюсь организовать все таким образом, чтобы мы с Драммом сидели внизу в автомобиле, а Грейвс остался наверху. Мы его вызовем определенным сигналом. Когда мы дадим этот сигнал, я хочу, чтобы ты каким-то образом задержал Грейвса в кабинете Нортона.
  — Как долго?
  — Сколько сможешь.
  — И какой в этом смысл?
  — Я хочу немного сбить его с толку.
  — Эту птичку не очень-то собьешь. Он хитер, как лис.
  — Он так считает, но тем не менее можно попытаться его немножко потеребить. Предложи ему что-нибудь так, что он будет вынужден задержаться, а потом обратиться за помощью к заместителю окружного прокурора.
  — Теперь у меня возникли подозрения, — заметил Неверс.
  — Если ты сделаешь то, что я прошу, — ответил Мейсон, — то в дальнейшем я окажу тебе услугу, и ты сможешь спокойно заявлять, что участвовал в завершающей стадии дела.
  — Не уверен, что хочу в ней участвовать. Иногда они уже не так интересны.
  — Всю ответственность я возьму на себя. Ты разделишь славу и заслуги.
  — Я думаю, мне стоит заглянуть к тебе в офис и поподробней обсудить это дело.
  — Я знал, что ты не забудешь, — усмехнулся Мейсон.
  — Не забуду что? — в голосе Неверса опять послышалось подозрение.
  — Бутылочку у меня в столе, — ответил адвокат и повесил трубку.
  Глава 24
  Дом Нортона горел всеми огнями. У подъезда стояло более дюжины машин. Люди входили и выходили из главного входа, в разных местах дежурили человек пять полицейских, периодически с важным видом курсируя по территории, прилегающей к особняку.
  Наверху, в кабинете, где убили Эдварда Нортона, Клод Драмм задумчиво смотрел на Перри Мейсона.
  — Не знаю, чего вы еще хотите. По-моему, условия очень справедливые, — заметил заместитель окружного прокурора.
  — Мне кажется, что эксперимент не будет полным. Шансы Дона Грейвса — пятьдесят на пятьдесят, даже если ему завязать глаза.
  — К чему вы клоните? — Клод Драмм специально притворялся, что не понимает, о чем идет речь.
  — У вас здесь две женщины — одна в черном, другая — в розовом, — сказал Мейсон. — Трое мужчин, которых знает Грейвс. Как я понял, судья Пурлей поедет на своей машине с той же скоростью, что и в ночь убийства. Когда машина доберется до поворота, судья Пурлей крикнет: «Смотрите!» — и в этот момент Грейвс должен повернуться. После того как мы отъедем, будет решено, кто из трех мужчин встанет с тростью в руке и которая из женщин займет такое положение, чтобы ее голова, плечо и рука были видны с дороги.
  — Все правильно.
  — Я пытаюсь сказать следующее, — продолжал Мейсон. — Если Грейвс просто угадает, то в случае определения, какой мужчина стоит с тростью, у него один шанс из трех, в случае с женщиной шанс еще лучше — один из двух.
  — Но более благоприятных условий вы все равно не получите, — возразил Драмм. — В ночь убийства в доме было всего две женщины — миссис Мейфилд, экономка, и Фрэнсис Челейн. Теперь признано, что во время совершения преступления в комнате находилась женщина…
  — Нет, не признано, — перебил его Мейсон.
  — В соответствии с моей версией дела и показаниями Дона Грейвса, незаинтересованного свидетеля, в кабинете присутствовала женщина. И если вы вообще хотите, чтобы эксперимент состоялся, то вам придется соглашаться на мои условия. То есть женщина была или миссис Мейфилд, или мисс Челейн. Точно так же убийство мог совершить кто-то из трех мужчин: Питер Девоэ, шофер, который лежал пьяный, когда мы его нашли, но который тем не менее остается под подозрением, Роб Глиасон и Пуркетт, дворецкий. То есть тростью замахивался один из них.
  — В этом случае вы как должное принимаете, что окно было взломано и под ним на мягком грунте оставлены следы только для отвода глаз.
  — Конечно. Вы, может, теперь скажете, что хотите, чтобы собрали весь город, потому что не исключено, что кто-то из его жителей вломился в дом. Вы же должны понимать, что все не станет делаться по-вашему, господин адвокат.
  — Все должно быть обустроено так, чтобы мы точно определили — реально Грейвс видел происходящее и узнал участников эксперимента или это просто была удачная догадка.
  В глазах Клода Драмма мелькнул победный огонек.
  — Я организовал этот эксперимент при обстоятельствах, идентичных тем, при которых совершалось преступление, — заявил он. — Эксперимент — результат вызова, брошенного вами. Теперь, если вы боитесь на него пойти, потому что знаете, что Грейвс не ошибется, вам требуется только сказать об этом, и мы все отменим. Вы не осмеливаетесь позволить свидетелю подтвердить свои слова, понимая, что это означает для ваших клиентов.
  Мейсон пожал плечами:
  — Ну, если вы так объясняете мои действия, то можете начинать эксперимент.
  По всему было видно, что Драмм уверен в победе. Он радостно улыбнулся, не сомневаясь в исходе мероприятия.
  — Прекрасно, — сказал он, обращаясь к группе людей, собравшихся вокруг них. — Я думаю, что все разобрались в ситуации. Мы поедем на машине вверх по возвышенности. Я сяду сзади вместе с мистером Грейвсом. Мистер Мейсон, адвокат защиты, — рядом с судьей Пурлеем. После нашего отъезда вы, господа журналисты, выберете одну из этих двух женщин. Она встанет таким образом, чтобы ее голова, шея, плечо и рука были видны с поворота на дороге, где должен оглянуться Грейвс. Вы также выберете одного из трех мужчин, одетых в костюмы разных цветов, и он замахнется тростью и наклонится над стулом, на котором сидел Эдвард Нортон, когда его убили. Пожалуй, это все. Репутации судьи Пурлея достаточно, как мне кажется, чтобы гарантировать, чтобы то, что произойдет в автомашине, не было в дальнейшем искажено ни одной из сторон.
  — Секундочку, — вставил Мейсон. — Перед тем как Дон Грейвс покинет этот кабинет, я бы хотел конфиденциально поговорить с судьей Пурлеем.
  Драмм подозрительно посмотрел на адвоката.
  — Только в моем присутствии, — заявил он. — Это эксперимент, и если вы собираетесь с кем-то конфиденциально беседовать, я должен слышать, что вы намереваетесь сказать.
  — Я не против того, чтобы вы это слышали, — ответил Мейсон. — Но, естественно, раз это эксперимент, я не хочу, чтобы Дон Грейвс слышал мои слова.
  — Согласен, — кивнул Драмм. — Грейвс, подождите здесь, пока мы вас не вызовем.
  — Мы нажмем на гудок, когда будем готовы, — сообщил Мейсон.
  Представители двух сторон в судебном процессе молча пошли вниз по широкой лестнице, спустились по ступенькам с крыльца и направились к машине, где с чувством собственного достоинства за рулем сидел судья Пурлей, окруженный репортерами. Его лицо выражало удовлетворение, которое он пытался скрыть под маской серьезности и благопристойности, присущих представителю судейского корпуса.
  — Вы готовы, господа? — обратился он к Мейсону и Драмму.
  — Мы пришли к соглашению, что я сяду спереди рядом с вами, а мистер Драмм — сзади, рядом с Доном Грейвсом, не так ли? — сказал Мейсон.
  — Так, — согласился Драмм.
  — В таком случае я хотел бы попросить вас снять очки, — обратился Мейсон к заместителю окружного прокурора.
  — Что? — рявкнул Драмм.
  — Я прошу вас снять очки, — повторил Мейсон. — Вы должны понимать, мистер Драмм, что в очках вы прекрасно видите и, если вы повернетесь одновременно с Грейвсом или даже раньше его, что вам не запрещается, можете, повторяю, можете каким-то невольным, непроизвольным выражением или жестом подсказать Грейвсу, кто из мужчин держит трость. В таком случае получится, что в эксперименте участвуют две пары глаз вместо одной.
  — Это оскорбление. Вы не верите в мою честность, — возмутился Драмм.
  — Я не имел в виду ничего подобного. Это просто предосторожность против непреднамеренного сигнала.
  — Я отказываюсь, — заявил Драмм.
  — Хорошо. Я не настаиваю, я просто упомянул это как желаемый вариант. И еще я хотел бы попросить судью Пурлея смотреть прямо на дорогу.
  — Нет, на это я тоже не согласен, — заявил Драмм, — потому что, когда судья Пурлей вел машину в ночь совершения преступления и Дон Грейвс закричал, что видел, как произошло убийство, судья Пурлей, естественно, обернулся, чтобы посмотреть, что послужило причиной возгласа, и, конечно, снизил скорость, что дало Грейвсу возможность смотреть более длительное время.
  Мейсон устало вздохнул, как человек, которого перехитрили, или генерал, которого превзошли в военном искусстве.
  — Хорошо. Вызывайте Грейвса.
  Судья Пурлей нажал на гудок.
  Они подождали несколько минут, и тут уже Мейсон протянул руку и нажал на гудок.
  Грейвса все не было, и судья Пурлей снова требовательно нажал на гудок и начал выглядывать из окна машины.
  Внезапно Дон Грейвс появился в окне кабинета и закричал находившимся внизу:
  — Один из газетных репортеров хочет изменить условия эксперимента!
  Клод Драмм выругался себе под нос, вылез из машины, хлопнув дверью, пересек дорожку и встал под окном.
  — Мы закончили обсуждение условий перед тем, как спуститься вниз, — заявил он. — Прекратите дискуссию с репортерами. Если они будут нам мешать, то мы просто попросим их удалиться. Немедленно спускайтесь вниз!
  — Хорошо, сэр, — кивнул Дон Грейвс и исчез из окна.
  Практически сразу же в окне показалась голова Харри Неверса, и он закричал:
  — Условия эксперимента несправедливы! У нас должно быть право поставить одного из мужчин туда, где, как заявляет Грейвс, стояла женщина, если нам так захочется. Это поможет определить, мог ли Грейвс фактически различить, какого пола был третий человек в комнате. Ведь это мог оказаться и мужчина.
  — В розовом пеньюаре? — съязвил Драмм. — Послушайте, ваша единственная функция, господа журналисты, это выбрать одного из трех мужчин и одну из двух женщин, которые займут оговоренные места. По этому вопросу достигнуто соглашение, таковы условия эксперимента. Если вы предпримете попытку что-то изменить, я вообще отменю проведение эксперимента.
  — Ну ладно, пусть будет по-вашему, — согласился Неверс. — Но я все равно считаю условия несправедливыми.
  Дон Грейвс спустился по лестнице, открыл входную дверь и тихо сообщил Драмму:
  — Этот журналист пьян. Он там всем мешал, но я не хотел его оскорблять, чтобы потом газеты на меня не набросились.
  — Не беспокойтесь. Оставьте это мне. Ну, мы готовы наконец? — недовольным тоном спросил Драмм.
  — Готовы, — ответил Мейсон.
  Участники эксперимента в последний раз заняли свои места в машине. Защелкали вспышки фотоаппаратов. Представители всех газет старались сделать снимки отъезжающей машины.
  Судья Пурлей начал увеличивать скорость и довел ее до такой, на которой машина двигалась в ночь убийства.
  — Мы достигли соглашения, что Дон Грейвс имеет право взглянуть назад только после того, как судья Пурлей укажет место, где Грейвс впервые воскликнул, не так ли? — уточнил Мейсон.
  — Все правильно, — подтвердил Драмм.
  Машина на ровной скорости поднималась по возвышенности.
  — Сейчас! — крикнул судья Пурлей.
  Дон Грейвс обернулся и прижался лицом к заднему стеклу, по бокам прикрыв глаза ладонями.
  Перри Мейсон бросил взгляд на окно кабинета. Фигуры мелькнули на какую-то секунду, а затем машина завернула за поворот, и дом исчез из поля зрения.
  — Я все видел, — сообщил Дон Грейвс.
  — И кто это был? — поинтересовался судья Пурлей, нажимая на тормоза.
  — Темноволосый мужчина в синем сержевом костюме и женщина в розовом платье, — ответил Дон Грейвс.
  Клод Драмм облегченно вздохнул.
  — Конец вашей защите, господин адвокат, — обратился он к Мейсону. — Она разбита вдребезги.
  Мейсон промолчал.
  Судья Пурлей многозначительно вздохнул.
  — Я сейчас развернусь и поеду обратно, — сообщил он. — Предполагаю, что журналисты еще захотят нас сфотографировать.
  — Наверное, — согласился Драмм.
  Мейсон продолжал молчать. Его суровое лицо с резкими чертами ничего не выражало. Спокойные глаза задумчиво смотрели на судью Пурлея.
  Глава 25
  Зал суда был до отказа забит зрителями, когда судья Маркхэм вышел из своего кабинета, чтобы открыть утреннее заседание.
  — Встать! Суд идет! — объявил бейлиф.
  Зрители встали и оставались стоять, пока судья Маркхэм не занял свое место. Бейлиф произнес стандартную фразу, открывающую очередное заседание.
  Судья стукнул молоточком по столу, и зрители, адвокаты, присяжные и обвиняемые опустились на свои места.
  Атмосфера в зале была наэлектризована, симпатии оставались на стороне обвинения.
  Если речь идет об отдельном человеке, он обычно принимает сторону униженного и оскорбленного, но психология толпы отлична от психологии отдельного человека. Толпа стремится разорвать слабого на части и заглотить раненого. Человек может симпатизировать проигравшему, но хочет быть на стороне победителя.
  О результатах эксперимента сообщили все газеты. Он оказался драматичным и зрелищным. В нем было что-то от азартной игры. Защита многое поставила на кон — на одну единственную карту, а человеческой натуре свойственно затаив дыхание следить за исходом игры, когда ставки так высоки, причем сделаны только на одну карту.
  Читатели с жадностью поглощали отчеты. Теперь они считали, что исход дела решен. Дон Грейвс доказал свою возможность точно определить, кто находится в комнате, именно с того места, с которого он видел, как совершалось преступление, и при абсолютно идентичных условиях.
  Взгляды зрителей теперь фиксировались не на свидетелях, а на обвиняемых, в особенности на стройной фигуре Фрэнсис Челейн.
  Старые волки, участвовавшие во многих юридических битвах и проведшие много часов на различных судебных процессах, знают, что это самый зловещий знак в зале суда. При начале слушания дела внимание зрителей обращено на обвиняемых. Они с любопытством наблюдают за лицами подсудимых: не появится ли какое выражение, которое отразит их чувства?! Средний зритель любит следить за обвиняемым, представлять его в центре событий, окружающих преступление, и приходить к выводу о его виновности или, наоборот, невиновности, в зависимости от того, как обвиняемый вписывается в придуманную зрителем схему.
  Затем, когда слушание продолжается уже какое-то время, зрителей интересует уже само преступление, раскрываемые факты. Они концентрируют свое внимание на свидетелях, судье, представителях защиты и обвинения и внимательно слушают аргументы.
  Пока вопрос остается спорным, интерес сосредоточен на исходе дела, и зрители продолжают фиксировать взгляды на свидетелях и адвокатах — актерах разворачивающейся драмы. Однако, если какое-то событие приводит показания к кульминации, снимает элемент неопределенности, убеждает зрителей в виновности подсудимого, взгляды автоматически переводятся на него, не представляя теперь, как он совершал преступление, а рассматривая заключенного с тем любопытством, с которым толпа изучает приговоренного к смерти. Они мысленно ужасаются, представляя, как ранним утром какие-то руки будут тянуть сопротивляющегося человека из его камеры и как он заплетающимися ногами пройдет последние несколько шагов в своей жизни.
  Это знак, которого боятся адвокаты, вердикт толпы, решение, показываемое в древние времена опусканием большого пальца вниз. Именно это означает, что критическая точка пройдена и обвиняемый приговорен.
  Опытный адвокат по уголовным делам, который прошел сквозь паутину множества судебных процессов, всегда знает, подмечает и опасается подобного переключения интереса. Обвиняемые не представляют его фатального значения, иногда они самодовольно улыбаются, с удовлетворением замечая, что внезапно оказались в центре внимания зрителей. В противоположность им адвокат защиты, сидящий перед ними за отведенным для него столом, обложившись юридической литературой, хотя и сохраняет на лице безмятежное выражение, чувствует, как у него все сжимается внутри от силы подобного молчаливого вердикта.
  В этом случае молчаливый вердикт был уже вынесен. Виновны в предумышленном убийстве первой степени — для обоих обвиняемых. И никакой пощады.
  Ровный голос судьи Маркхэма нарушил напряженную тишину в зале.
  — Свидетельские показания давал Дон Грейвс. Проводился перекрестный допрос. Слушание было отложено на прошлой неделе для проведения с участием этого свидетеля эксперимента, предложенного защитой, на который согласилось обвинение. Господа, вы хотите, чтобы результаты эксперимента были приобщены к делу в качестве доказательства?
  Клод Драмм поднялся на ноги и язвительно заявил:
  — Это был эксперимент, проводившийся по вызову защиты и максимально справедливый по отношению к обвиняемым. Условия эксперимента были предварительно согласованы с защитой. В нем участвовал свидетель, находящийся в настоящий момент на месте дачи свидетельских показаний. Условия были максимально приближены к тем, при которых совершалось преступление. Я прошу приобщить результаты эксперимента к делу в качестве доказательства.
  Судья Маркхэм повернулся к Мейсону.
  Теперь адвокат защиты встал из-за стола:
  — Мы не возражаем против приобщения результатов эксперимента к делу, однако это не является частью нашего перекрестного допроса. Они должны быть представлены в результате допроса этого свидетеля выставившей стороной после перекрестного допроса. Следовательно, неправильно ставить проблему перед судом в настоящий момент слушания дела. Однако, если заместитель окружного прокурора выразит желание допросить этого свидетеля по результатам эксперимента, я не стану возражать. Конечно, при условии, что мне будет предоставлено право провести перекрестный допрос различных свидетелей проведения эксперимента относительно обстоятельств, сопутствующих ему.
  О судье Маркхэме говорили, что еще не родился адвокат, который смог бы удивить его, когда он восседал на скамье и руководил слушанием дела. Теперь он уставился на Мейсона, словно пытался прочесть, что задумал адвокат защиты. Смотрел он широкими от удивления глазами.
  Мейсон спокойно и безмятежно встретился с ним взглядом.
  — Я могу продолжать перекрестный допрос этого свидетеля? — спросил Мейсон.
  — Продолжайте, — разрешил судья Маркхэм.
  — Вы знаете, какую деловую активность вел Эдвард Нортон? — обратился к Дону Грейвсу адвокат.
  — Я полностью в курсе всех его дел, — ответил свидетель.
  — В таком случае вы должны знать, когда заканчивается срок действия страхового полиса, лежавшего на столе Эдварда Нортона, не так ли?
  — Да.
  — Когда заканчивается срок его действия?
  — Двадцать шестого октября текущего года.
  — Значит, срок действия страхового полиса закончился через три дня после смерти Эдварда Нортона?
  — Все правильно.
  — Не является ли фактом то, мистер Грейвс, что вы испытываете враждебность, какое-то предубеждение против Фрэнсис Челейн, обвиняемой по этому делу, в связи с тем, что она вышла замуж за Роберта Глиасона?
  Вопрос вызвал удивление, и по залу суда пробежал шумок, означавший внезапное включение внимания зрителей, которые сели на самые краешки стульев, чтобы лучше видеть и слышать происходящее.
  — Это неправда! — закричал Дон Грейвс с чувством. — Я сделал все возможное, чтобы не впутывать Фрэнсис Челейн в эту историю. Я сейчас даю показания только потому, что мне вручили повестку и я обязан был явиться в суд.
  — У вас нет предубеждения против Фрэнсис Челейн ни по каким другим основаниям?
  — Нет.
  — А против Роберта Глиасона?
  — Нет. Я не испытываю дружеских симпатий к Роберту Глиасону, потому что плохо его знаю, но к мисс Челейн у меня совсем другие чувства. Я не сказал бы ни слова в этом зале суда, которое могло бы связать ее с убийством Эдварда Нортона, если бы я не был абсолютно и вне всяких разумных, обоснованных сомнений уверен в том, что говорю правду.
  — У меня больше нет вопросов, — заявил Мейсон с видом побежденного.
  Клод Драмм поднялся на ноги. В его голосе слышались победные нотки:
  — У меня есть несколько вопросов к этому свидетелю. При перекрестном допросе у вас, мистер Грейвс, пытались выяснить, участвовали ли вы когда-нибудь в эксперименте при условиях, идентичных тем, что окружали совершение преступления, с целью определения, сможете ли вы опознать лиц, находившихся в кабинете Эдварда Нортона, когда его убили, не так ли?
  — Да, мне задавали такой вопрос, — ответил Дон Грейвс.
  — После того как вам задавали такой вопрос, участвовали ли вы в эксперименте при точно таких же условиях?
  — Да, сэр.
  — Опишите, пожалуйста, условия, при которых проводился эксперимент, и его результаты, — попросил Клод Драмм.
  — Эксперимент проводился ночью, — медленно начал Дон Грейвс. Зрители в зале затаили дыхание, чтобы слышать каждое его слово. — В кабинете Эдварда Нортона находилось трое мужчин и две женщины. Одна женщина была одета в черное, другая — в розовое. На одном из мужчин был синий сержевый костюм, на другом — твидовый, на третьем — костюм из шотландки. Я знал всех мужчин, но женщин раньше никогда не видел. Также присутствовали представители прессы, вы, мистер Драмм, и мистер Мейсон.
  — И что произошло?
  — Мы сели в машину и поехали по петляющей дороге вверх по возвышенности к главному бульвару. Когда машина оказалась в той точке, где в ночь убийства, у меня вырвался возглас, судья Пурлей велел мне оглянуться назад. Я оглянулся и продолжал смотреть, пока машина не обогнула поворот и дом не скрылся из моего поля зрения.
  — Что вы увидели?
  — Я увидел женщину в розовом платье, стоявшую в том же положении, что и мисс Челейн в ночь убийства Нортона, а также мужчину в синем сержевом костюме, замахивающегося тростью над стулом, на котором сидел мистер Нортон, когда его убили.
  — Вы можете проводить перекрестный допрос, — с победным видом повернулся к Мейсону Клод Драмм.
  — Вы не рассказали всего, что имело место во время проведения эксперимента, мистер Грейвс, не так ли? — спросил адвокат.
  — Все основные моменты, сэр.
  — Разве там не было газетного репортера, который вас как-то побеспокоил и задержал?
  — Да, был. Если не ошибаюсь, его фамилия Неверс. Он настаивал, чтобы мы изменили условия эксперимента. У меня не было полномочий изменять их. Условия оговаривали мистер Драмм и вы, мистер Мейсон. Я сказал об этом репортеру, но он от меня не отставал, даже засунул палец мне в петлю пиджака, пытаясь удержать.
  — А мы где находились в этот момент?
  — Вы уже спустились к машине.
  — Как вам в конце концов удалось от него отделаться?
  — Я крикнул мистеру Драмму, а он ответил совершенно определенно, что никаких изменений в условиях производиться не будет. Когда репортер услышал слова мистера Драмма, он, наверное, понял, что нарушает порядок, и отпустил меня.
  Зрители, старавшиеся не пропустить ни слова, теперь в недоумении переглядывались.
  — Это все, — объявил Мейсон.
  — Вызывайте следующего свидетеля, мистер Драмм, — обратился к заместителю окружного прокурора судья Маркхэм.
  — Секундочку, ваша честь, — перебил Мейсон. — Мне бы хотелось снова пригласить Артура Кринстона для продолжения перекрестного допроса.
  — Хорошо, — согласился судья. — Слушание проходит несколько необычно, но при сложившихся обстоятельствах, когда вопрос полностью оставлен на усмотрение суда, я разрешаю вам перекрестный допрос свидетелей, которых вы захотите заново пригласить для дачи показаний. Суд осознает тот факт, что в дело были включены новые обстоятельства после вашего очень краткого перекрестного допроса предыдущих свидетелей.
  Судья Маркхэм не мог удержаться, чтобы не сделать легкого ударения на словах, описывающих краткость перекрестного допроса. Он пытался пожурить адвоката, который так небрежно отнесся к перекрестному допросу важных свидетелей в деле об убийстве.
  Артур Кринстон прошел вперед с мрачным лицом.
  — Вы уже принимали присягу, — напомнил Мейсон. — Пожалуйста, займите место для дачи свидетельских показаний, мистер Кринстон.
  Артур Кринстон сел в кресло, положил ногу на ногу и повернулся к присяжным.
  — Мистер Кринстон, — обратился к нему Мейсон, — в ночь убийства вы разговаривали с мистером Нортоном?
  — Да, сэр. Я уже давал показания об этом.
  — Если не ошибаюсь, вы прибыли к мистеру Нортону в семь минут двенадцатого и уехали примерно в одиннадцать тридцать, не так ли?
  — Да, — ответил Кринстон и добровольно добавил: — Я могу точно указать время своего приезда, потому что мистер Нортон был ярый сторонник начала встреч с точностью до минуты. Я опоздал на семь минут, и он довольно саркастично указал мне на это.
  — Понятно. А с семи минут двенадцатого до половины двенадцатого вы разговаривали с мистером Нортоном, не так ли?
  — Все правильно. Да, сэр.
  — А фактически, мистер Кринстон, не был ли этот разговор ссорой? — поинтересовался Мейсон.
  — Нет, сэр, не думаю, что мне есть что добавить к сделанному мной ранее заявлению касательно содержания нашего разговора.
  — Мистер Кринстон, у фирмы имеется задолженность перед «Вилерс Траст энд Сейвингс Банк» в размере около девятисот тысяч долларов, не так ли?
  — Да, сэр.
  — А на счете в том банке находится только семьдесят пять тысяч долларов?
  — Да, сэр. Примерно эта сумма.
  — Однако в «Сиборд Секонд Нэшэнал Траст» на счет положено около восьмисот семидесяти шести тысяч долларов, а в «Фармерс энд Мерчантс Нэшэнал» — примерно двести девяносто три тысячи долларов, не так ли?
  — Да, сэр.
  — А не является ли фактом, мистер Кринстон, что задолженность в размере девятисот тысяч долларов перед «Вилерс Траст энд Сейвингс Банк» по долговой расписке, на которой стоит только ваша подпись, — это деньги, которые вы заняли без ведома мистера Нортона и использовали не в интересах фирмы, а для ваших личных спекуляций на рынке ценных бумаг?
  — Нет, сэр! — рявкнул Артур Кринстон. — Это не так.
  — Зачем было фирме занимать девятьсот тысяч долларов в одном банке, если у нее более миллиона ликвидных активов в других банках?
  — Такова была деловая политика фирмы. Мы собирались сделать несколько крупных покупок и нуждались в денежных активах на эту сумму на депозитах в других банках. Мы не хотели брать займы в тех банках, потому что нам требовалось, чтобы у нас в случае необходимости была наличность для осуществления сделок. Если бы мы сняли со счетов в тех банках всю наличность, потребовалось бы давать какие-то объяснения. А поскольку в «Вилерс Траст энд Сейвингс Банк» очень хотели заполучить наш счет и намекнули, что могут предоставить нам краткосрочный кредит на неограниченную сумму, мы взяли деньги там.
  — А не является ли фактом, мистер Кринстон, что срок погашения долговых обязательств в «Вилерс Траст энд Сейвингс Банк» наступил за два дня до смерти мистера Нортона?
  — Думаю, да. Да, сэр.
  — И банк послал уведомление по почте, не так ли?
  — Думаю, да. Да, сэр.
  — А не является ли фактом то, что в день своей смерти мистер Нортон получил по почте подобное уведомление?
  — Я не могу ответить на этот вопрос.
  — А не является ли фактом то, что мистер Нортон пригласил вас к себе в тот вечер, чтобы сказать вам, что он предоставил вам определенное время для погашения задолженности фирме, а поскольку у вас нет возможности возместить убытки, мистер Нортон собирался сообщить об этом в полицию?
  Зрители обратили внимание, что Кринстон заметно нервничает. Его лицо побледнело, руки были крепко сжаты в кулаки, однако голос оставался ровным.
  — Конечно нет, — чуть не закричал он.
  — А не является ли фактом то, — настаивал Мейсон невозмутимым и хладнокровным тоном, — что, когда вы заявили Нортону, что не смогли возместить убытки, он поднял телефонную трубку, позвонил в полицейский участок и сказал: «Говорит Эдвард Нортон. Я хочу сообщить об имевшем место преступлении» — или что-то в этом роде?
  — Нет, сэр, — резко ответил Артур Кринстон. Впервые в его голосе послышалось напряжение.
  — А не является ли фактом то, — продолжал Мейсон, медленно поднимаясь во весь рост, — что после того, как мистер Нортон сделал подобное заявление полиции, вы разбили ему череп тростью?
  — Я возражаю! — закричал Клод Драмм. — Этот допрос зашел слишком далеко! Он абсолютно не обоснован и…
  — Возражение отклоняется, — постановил судья Маркхэм. — Отвечайте на вопрос, мистер Кринстон.
  — Я не делал ничего подобного! — заорал тот.
  Мейсон стоял, неотрывно глядя на Кринстона. В конце концов зрители осознали всю значимость вопроса и все, что тот подразумевал. Все подались вперед. В зале воцарилась мертвая тишина.
  — А не является ли фактом то, — спокойно продолжал Мейсон, — что вы повесили трубку, судорожно огляделись, внезапно осознав, что Эдвард Нортон успел представиться, когда звонил в полицейский участок и заявил, что хочет сообщить об имевшем место преступлении, и вы поняли, что, обнаружив труп Нортона, полиция определенно проверит, когда был сделан звонок, точно определит время смерти и придет к заключению о мотиве убийства?
  — Нет, сэр, — ответил Кринстон.
  Его лоб покрылся потом, который блестел в свете, льющемся на свидетеля из больших окон зала суда. Капелек на коже становилось все больше и больше.
  — А не является ли фактом то, что вы прекрасно понимали, что вам как-то придется объяснять этот звонок в полицию? Вы внезапно заметили лежавший на столе страховой полис. Вы знали, что полис приготовлен мистером Нортоном, потому что, будучи очень дотошным, Нортон собирался продлить действие полиса до того, как истечет срок. При виде этого документа вас осенила мысль. Вы сразу же снова набрали полицейский участок и сказали дежурному, что вы — мистер Нортон, вы только что звонили и вас разъединили. Вы заявили о краже автомашины, описали «Бьюик» и назвали его номерной знак и заводской номер, прочитав их со страхового полиса, лежавшего на столе, не так ли?
  — Нет, сэр, — механически ответил Артур Кринстон.
  — А не является ли фактом то, что затем открылась дверь в кабинет и вошел Дон Грейвс? Он был вашим сообщником в присвоении незаконным путем девятисот с лишним тысяч долларов, которые вы потеряли на спекуляциях на рынке ценных бумаг? Вы использовали деньги фирмы в личных целях. Вы вместе с Доном Грейвсом придумали план, как свалить убийство мистера Нортона на других, не так ли?
  — Нет, сэр, — все так же механически отрицал Кринстон.
  — А не является ли фактом то, что вы знали, что судья Пурлей не знаком лично с Эдвардом Нортоном и поэтому не в состоянии отличить его голос от голоса любого другого мужчины? Не является ли фактом то, что вы вместе с Доном Грейвсом проскользнули в комнату шофера Пита Девоэ и подложили улики, которые свяжут его с убийством? Вы взломали окно и оставили следы на мягком грунте, словно мистер Девоэ сделал неумелую попытку отвести от себя подозрение. Затем вы поднялись в кабинет, где на столе лежал убитый вами Эдвард Нортон, и договорились с Доном Грейвсом, что вы спуститесь вниз к машине судьи Пурлея, а мистер Грейвс откроет окно кабинета и встанет таким образом, чтобы его лицо оставалось в тени, с тем чтобы судья Пурлей мог видеть только расплывчатые очертания мужской фигуры. Мистер Грейвс притворится, что он — Эдвард Нортон, и крикнет вам вниз, спрашивая, нельзя ли Дону Грейвсу поехать вместе с вами. Вы спросите разрешения у судьи Пурлея, в это время Грейвс отойдет от окна, бросится вниз по лестнице и встанет рядом с вами, когда вы станете кричать в окно, словно видите мистера Нортона, что все в порядке, и судья Пурлей согласился, не так ли?
  — Нет, сэр.
  — Это все, — заявил Мейсон.
  В зале суда стояла мертвая тишина. Казалось, что слова адвоката отразились от потолка и завибрировали.
  Судья Маркхэм бросил взгляд на Клода Драмма.
  — У вас есть вопросы, господин обвинитель? — спросил судья.
  Клод Драмм махнул рукой:
  — Нет, ваша честь. Адвокат защиты только что представил очень интересную теорию, но доказательств для ее подтверждения нет. Свидетель отрицает…
  Судья постучал молоточком по столу:
  — Мистер Драмм, вы выступите с аргументами перед присяжными, когда придет время. Суд спрашивает, есть ли у вас еще вопросы к свидетелю? Вы ответили отрицательно, поэтому свидетель может покинуть место дачи показаний.
  — Я бы хотел пригласить судью Пурлея, чтобы продолжить перекрестный допрос, — объявил Мейсон.
  Судья Пурлей прошел к свидетельскому месту. В нем уже не чувствовалось той уверенности, с которой он выступал ранее. Его лицо вытянулось, по глазам было заметно, что его одолевают сомнения.
  — Вы также уже принимали присягу, так что можете сразу занимать свидетельское место, — сказал Мейсон.
  Судья Пурлей тяжело опустился в кресло.
  — Когда в эти выходные проводился эксперимент, — начал Мейсон таким тоном, словно выносил окончательный и суровый приговор, — вы сидели в своей машине под окном кабинета Эдварда Нортона, как раз в том месте, что и в ночь убийства, не так ли?
  — Да, сэр.
  — И из этого положения, если вытянуть шею, вы могли видеть окно кабинета Эдварда Нортона?
  — Да, сэр.
  — И, поскольку крыша автомобиля опускается так низко, что уменьшает поле зрения, вы могли видеть окна второго этажа, только вытянув шею, не так ли?
  — Да, сэр.
  — А не является ли фактом, господин судья, что, пока вы сидели в автомобиле в том же положении, что и в ночь убийства, Дон Грейвс подошел к окну кабинета и позвал Клода Драмма, который вместе с вами находился в машине?
  — Да, сэр, — ответил судья Пурлей, делая глубокий вдох.
  — А не является ли фактом то, — громогласно продолжал адвокат, показывая указательным пальцем прямо на судью Пурлея, — что теперь, после того, как ваше внимание было обращено к проблеме и вы вспомнили обстоятельства ночи убийства, вы осознали, что голос, обращавшийся к вам из окна второго этажа в ночь проведения эксперимента, — это тот же голос, что кричал из кабинета Эдварда Нортона в ночь убийства?
  В зале суда воцарилась напряженная, даже драматичная тишина.
  Руки судьи Пурлея сжали ручки кресла, в котором он сидел, его лицо исказилось.
  — Боже мой, я не знаю, — наконец ответил он. — Последние десять минут я задаю себе этот вопрос и не могу ответить. ЭТО МОГ БЫТЬ ТОТ ЖЕ ГОЛОС!
  Перри Мейсон повернулся к присяжным. Спокойным, немигающим взглядом он посмотрел на лица девяти мужчин и трех женщин.
  — Это все, — объявил он.
  Какое-то время в зале суда сохранялась полная тишина, потом началось шевеление, послышались шепот, охи, ахи. Где-то в задних рядах какая-то женщина истерично захихикала.
  Судья Маркхэм стукнул молоточком по столу.
  — Тихо! — крикнул он.
  Клод Драмм в неуверенности закусил губу. Осмелится ли он задавать вопросы судье Пурлею после перекрестного допроса Мейсона или решит подождать, пока он сможет переговорить с муниципальным судьей с глазу на глаз?
  И в момент неуверенности, в момент, когда внимание всех присутствующих в зале суда было сконцентрировано на нем, Клод Драмм колебался слишком долго.
  Внимание толпы переключилось.
  Мейсон, опустившийся на стул и спокойно наблюдавший за морем лиц, заметил, как именно оно переключилось, и то же самое уловил судья Маркхэм, ветеран сотен судебных процессов, знающий, как ведет себя зритель.
  И одним движением, словно приведенные в действие какой-то невидимой психической командой, глаза присяжных и зрителей переключились с Клода Драмма и остановились на полном отчаяния лице Артура Кринстона.
  Это был молчаливый вердикт зала суда, вердикт, освобождающий от подозрения двух обвиняемых и перекладывающий вину в убийстве Эдварда Нортона в равной степени на Артура Кринстона и его сообщника.
  Глава 26
  Перри Мейсон сидел у себя в кабинете. Свет из окна освещал его суровые, мужественные и сильные черты лица. Он казался старше своих лет.
  Фрэнсис Челейн устроилась в большом черном кожаном кресле. Она опять водила пальцем по шершавой поверхности кожи. Ее темные глаза были полны эмоций.
  Роберт Глиасон стоял, прислонившись к книжному шкафу. Он молчал, но на лице читалось желание высказать очень многое, просто он был не в состоянии найти средства выразить все, что у него на душе.
  Сквозь открытые окна с улицы доносились голоса разносчиков газет, которые предлагали внеплановый выпуск «Стар».
  Мейсон расправил на столе еще влажную газету, недавно снятую с пресса.
  — Журналисты сработали очень быстро. Неверс постарался. Вы еще не успели добраться из зала суда до моего офиса, а газеты уже продавались на улице. Неверс догадался о том, что произошло на самом деле. Текст фактически был набран. Оставалось только кратко пересказать показания судьи Пурлея и добавить заголовки.
  В верхней части первой страницы жирным крупным шрифтом было напечатано:
  «Дело по обвинению Фрэнсис Челейн и Роберта Глиасона в убийстве Эдварда Нортона закрыто».
  — Выдающейся была не работа журналиста, мистер Мейсон, — сказала Фрэнсис, — а ваш замечательный анализ событий и те шаги, что вы предприняли, чтобы убедить судью Пурлея. Я наблюдала за ним, когда он в первый раз давал показания. Я видела, с какими проблемами вам приходилось сталкиваться.
  Мейсон улыбнулся:
  — Судья Пурлей упрям, своеволен и самоуверен. Ему очень не хотелось признавать свою ошибку. Фактически, если бы я задал ему свой последний вопрос, когда он в первый раз давал показания, он бы все в негодовании отрицал, причем это отрицание так засело бы у него в мозгу, что никакие последующие доказательства не смогли бы его ни в коей мере поколебать. Мне удалось в точности воспроизвести условия, которые имели место в ночь убийства, что и дало мне возможность посеять сомнения у него в голове. Все факты имелись у меня в руках, когда Артур Кринстон, рассказывая мне об убийстве, стал обсуждать телефонный звонок в полицию, словно знал о нем больше, чем могла сообщить сама полиция. Это был промах Кринстона, причем фатальный. Давая показания перед присяжными, он вообще не упомянул про этот телефонный разговор. Им так завладела навязчивая идея ни в коем случае не позволить властям узнать, что на самом деле произошло в кабинете, когда убили Нортона, что он наврал с три короба и придерживался придуманной им версии. Лгал он неумело. Так лжесвидетельство не совершают. Если хочешь, чтобы оно сошло тебе с рук, надо придерживаться правды, где только возможно, и отходить от нее лишь в случае крайней необходимости. Если ты все сочиняешь, то где-то обязательно останутся незавязанные узелки. Странно работает человеческий ум. На него одновременно падает множество фактов, и он не в состоянии правильно их соотнести. Факты находились в моем распоряжении уже в течение некоторого времени перед тем, как я сообразил, что же все-таки произошло. Понимаете, Кринстон влез в очень крупный долг, действуя от имени фирмы. Фирма, конечно, оставалась платежеспособной, а вот доверие к Кринстону разлетелось в пух и прах. Он сделал Грейвса сообщником, и они вместе обманывали вашего дядю. Когда банк прислал уведомление Эдварду Нортону, он впервые узнал о том, что случилось. Вы можете представить, что произошло потом. Нортон установил срок погашения долга Кринстону и поставил условие: или Кринстон возвращает деньги, или Нортон сообщает в полицию. Когда Кринстон не смог заплатить, ваш дядя, действуя хладнокровно и абсолютно безжалостно, поднял трубку и позвонил в полицейский участок. Кринстон сидел вместе с ним в кабинете и безмолвно наблюдал за действиями своего партнера, зная, что его следующие слова приведут к заключению Кринстона в тюрьму. Кринстон услышал, как Нортон говорит, что хочет сообщить об имевшем место преступлении. Кринстон действовал неосознанно, им руководила слепая ярость, инстинкт самосохранения. Он без предупреждения и, в общем-то, без особых раздумий ударил Нортона тростью по голове. Когда он убил партнера и повесил трубку, Кринстон внезапно понял, что в полиции зарегистрирован звонок Нортона и этот звонок может его погубить. Кринстон сделал очень умную вещь. Он сразу же связался с полицейским участком и представился Нортоном. Ему требовалось сообщить о каком-то преступлении, потому что ваш дядя уже заявил, что оно имело место. На письменном столе лежал страховой полис на автомашину, и Кринстон слепо им воспользовался. Затем, когда вы услышали об убийстве вашего дяди, и, поскольку с вами находился Роб Глиасон, вы подумали, что или будете как-то вовлечены в дело, или вам придется объяснять, что именно в доме делал Глиасон, вы ухватились за лучшую, как вам представлялось, возможность обеспечить себе алиби и заявили, что катались на «Бьюике», когда ваш дядя решил, что он украден. Здесь требовался математический расчет. Другими словами, соответствующим образом подготовленный человек должен был сесть и сконцентрироваться на имевшихся доказательствах. Он бы сразу же указал пальцем на убийцу. Признаюсь, события развивались так драматично и необычно, что я какое-то время оставался в смущении и не смог сразу разобраться, что же произошло на самом деле. Когда же я наконец все понял, то столкнулся с очень серьезной проблемой. Я не сомневался, что смогу представить свою теорию достаточно обоснованно, чтобы в головах присяжных зародились сомнения, но я четко осознал, что, если не подготовлю ловушку убийцам таким образом, чтобы они сделали роковую ошибку, на ваших именах до конца жизни останется пятно и на вас все равно будут за спиной показывать пальцем. Ключевым свидетелем был судья Пурлей. Я знал о его тщеславии и любви попозировать. В его случае обычный перекрестный допрос привел бы к нулевому результату. Поэтому мне пришлось придумать способ, как зародить сомнения у него в голове перед тем, как он сам осознает, что сомнение уже сидит там, а затем затолкнуть это сомнение еще глубже.
  Фрэн Челейн встала с кресла со слезами на глазах.
  — Я не знаю, как выразить вам свою благодарность, — сказала она. — Это опыт, который навсегда со мной.
  Глаза Мейсона сузились.
  — Вам повезло, — спокойным тоном заметил он. — Вы отделались только неприятными воспоминаниями.
  Фрэнсис улыбнулась, смахивая слезы.
  — Я не это хотела сказать, мистер Мейсон. Это опыт, от которого я бы ни за что не отказалась!
  Он молча уставился на нее.
  — Да, да! Я именно это имею в виду. Даже не сам судебный процесс, а нахождение в тюрьме, где я узнала, как страдают люди. Я увидела окружающий мир в новом свете. Это помогло немного исправить мой характер. К тому же я поняла, как предан мне Роб. Он знал, что я невиновна, но обстоятельства складывались против меня, и оставалась угроза вынесения мне приговора. В те черные дни, когда вы не открывали нам своих планов и казалось, что тучи над нами сгустились, он был готов пожертвовать своей жизнью, чтобы спасти мою.
  — Да, — кивнул Мейсон, задумчиво глядя на Роба Глиасона, — вы вели себя благородно и великодушно. Если бы я не был уверен в своей теории, вы сбили бы меня с толку. Ваше признание звучало убедительно, кроме слов о том, что вы взяли с тела тысячедолларовые купюры. Я понимал, что этого не могло быть, потому что мисс Челейн дала мне десять из них на следующее утро. Да и вы, Фрэн, были со мной неискренни. Вы все время что-то скрывали, пытаясь защитить себя.
  — Я знаю, — кивнула она. — Все началось с той первой лжи о «Бьюике». Я просто не могла после этого говорить правду. Я ухватилась за версию о том, что гоняла по округе на автомашине, как за лучшее алиби, а затем осознала, что попала в ловушку. Я вам даже не могла признаться, что получила деньги от дяди, потому что предполагалось, что я в это время каталась на «Бьюике».
  В дверь постучали, и в кабинет вошла Делла Стрит.
  Она посмотрела на Мейсона с горящими от гордости за него глазами. Когда она заговорила, в голосе слышалась нежность.
  — Вам телеграмма, шеф.
  Фрэнсис Челейн быстрым шагом подошла к адвокату и протянула ему руку.
  — Нам с Робом пора идти. Вы даже не представляете, как мы вам благодарны. Мы компенсируем ваш труд материально, но в дополнение к этому мы хотим, чтобы вы знали…
  У нее задрожали губы и по щекам потекли слезы.
  Мейсон крепко пожал ее руку и кивнул:
  — Я знаю.
  Когда дверь за ними закрылась, адвокат повернулся к Делле Стрит.
  — Вот телеграмма, — протянула она лист бумаги. — Может, тебе удастся уловить смысл. Я не могу этого сделать.
  Мейсон взял телеграмму и прочел:
  «ПОСЫЛАЮ ЗАКАЗНЫМ ПИСЬМОМ АВИАПОЧТОЙ ФОТОГРАФИЮ ИСКЛЮЧИТЕЛЬНОЙ ВАЖНОСТИ В ДЕЛЕ О КОТОРОМ РАССКАЖУ ТЧК ХРАНИТЕ ФОТОГРАФИЮ И ВСКОРЕ ЖДИТЕ МЕНЯ У СЕБЯ В КОНТОРЕ ТЧК ЕВА ЛАМОНТ».
  Мейсон с любопытством посмотрел на телеграмму.
  — Фотография пришла? — поинтересовался он.
  — Да, — кивнула Делла. — Несколько минут назад.
  Она протянула ему снимок молодой женщины, без стеснения демонстрирующей свои ноги. В нижней части была приклеена полоска с напечатанными на машинке словами: «Девушка со счастливыми ногами».
  Лица на фотографии не было — только плечи, бедра, руки, которые очень высоко поднимали юбку, и ноги — стройные, прямые, прекрасной формы, в чулках на резинках.
  — Интересно, а это что значит? — спросил заинтригованный адвокат.
  — Понятия не имею, — ответила Делла, — но я завожу новую папку — «Девушка со счастливыми ногами».
  Мейсон взглянул на часы. Усталость как рукой сняло, глаза его горели.
  — Интересно, а когда здесь появится Ева Ламонт? — подумал он вслух.
  Дело о счастливых ножках
  От автора
  Перри Мейсон обладает исключительным правом находиться среди популярных вымышленных героев. Эти герои неподвластны течению времени, они никогда не стареют. Много лет назад наш юрист начинал свои судебные расследования, тот мир нам теперь кажется совершенно отличным от сегодняшнего. Судебное разбирательство вокруг «счастливых ножек» застало Перри Мейсона во время становления его карьеры, а также это было время значительных популярных иллюстрированных журналов, как, например: «Сэтеди ивнинг пост», «Коллис», «Либерти». Выжил только «Сэтеди ивнинг пост». Это было время, когда вкусно поесть можно было только в барах-закусочных (в которых, кстати, незаконно торговали спиртными напитками); когда двери с панельной обшивкой считались стандартным оборудованием. Более того, в этих ранних судебных историях Перри Мейсон обладал огромным преимуществом полной свободы действия. Те, кто уже читал о приключениях Перри Мейсона, согласятся, думаю, с тем, что слава иногда ставит в невыгодное положение: молодой, сравнительно неизвестный, настойчивый криминальный юрист может попасть в ряд переделок с разгадками тайн и будет полностью пренебрегать более деликатными вопросами юридической этики.
  И теперь, когда Перри Мейсон прославлен, обитатели баров-закусочных полны мрачных предчувствий и опасений.
  В те давние времена, когда только немногие знали Перри Мейсона как бесстрашного и находчивого юриста, у него всегда имелись с собой ключи к тайнам.
  Итак, кто желает встретиться с одним из приключений Перри Мейсона, кто загорелся страстным желанием окунуться в те давние времена, я предлагаю вам «Дело о счастливых ножках» и верю, что ждущие вас волнения и развлечения стоят ваших затрат.
  Глава 1
  История эта началась в то прекрасное утро, когда в дверях прокуренного кабинета Перри Мейсона показалась не менее прекрасная Делла Стрит.
  — Мистер Дж. Р. Брэдбери, — объявила она.
  За ней вошел мужчина немногим старше сорока, с беспокойными глазами и открытой, дружелюбной физиономией.
  — Здравствуйте, мистер Мейсон, — сказал он, протягивая руку.
  Перри Мейсон поднялся навстречу незнакомцу и протянул свою. Делла Стрит, стоя в дверях, наблюдала за ними.
  Перри Мейсон был выше Брэдбери и несколько тяжеловеснее, но вовсе не от склонности к полноте, а от общего физического развития ширококостного тренированного тела. Словом, Мейсон был недурно сложен, и особенно это стало заметно, едва он поднялся из кресла. Он напоминал гранитную скалу, и его твердое лицо ничуть не изменилось, когда адвокат ровно произнес:
  — Очень приятно, мистер Брэдбери. Присаживайтесь.
  Делла Стрит наконец-то поймала взгляд Мейсона и негромко спросила:
  — Что-нибудь нужно?
  Адвокат покачал головой. Когда дверь за Деллой закрылась, он повернулся к посетителю:
  — Итак, вы сказали секретарше, что посылали мне телеграмму. Но в наших папках нет телеграммы, подписанной Брэдбери…
  Брэдбери усмехнулся и положил ногу на ногу. Он очень старался чувствовать себя непринужденно.
  — Это легко объяснить. Я подавал телеграмму в офисе, где мое имя известно. Мне не хотелось афишировать его, поэтому подписался Евой Лэймонт…
  Перри Мейсон чуть приподнял брови.
  — Стало быть, вы — тот самый, кто послал авиапочтой фотографию? Там снята молодая женщина.
  Брэдбери кивнул и вытащил из кармана сигару:
  — Я закурю?
  Перри Мейсон кивнул и, подняв телефонную трубку, попросил Деллу Стрит принести фотографию и телеграмму, подписанную Евой Лэймонт. Посмотрев, как Брэдбери оторвал кончик сигары, адвокат взял сигарету из своего серебряного портсигара, лежащего на столе.
  Брэдбери чиркнул спичкой о подошву ботинка и, вскочив, моментально поднес ее Мейсону, затем, прикурив сигару, кинул обгоревшую спичку в пепельницу. Тут вошла Делла Стрит и положила на стол Перри Мейсона папку.
  — Что-нибудь еще? — спросила она.
  Адвокат покачал головой. Делла Стрит обвела оценивающим взглядом хорошо одетого и пускающего клубы дыма посетителя, отвернулась и вышла.
  Как только дверь за ней закрылась, Мейсон развязал папку и достал фотографию, отпечатанную на глянцевой бумаге. Это был весьма смелый снимок молодой особы с обнаженными плечами, бедрами, руками и ногами. На фотографии отсутствовало лицо позирующей, но, судя по гибкости фигуры, изящным рукам и стройным ногам, в ее молодости можно было не сомневаться. Она очень высоко подняла юбку, показывая пару бесспорно красивых ног. Под изображением шла подпись: «Девушка со счастливыми ножками».
  На приколотой к фотографии телеграмме было следующее:
  «ПОСЫЛАЮ ФОТОГРАФИЮ АВИАПОЧТОЙ КРАЙНЕЙ ВАЖНОСТИ ДЕРЖИТЕ ЕЕ У СЕБЯ НЕПРЕМЕННО МЕНЯ ДОЖДИТЕСЬ
  Брэдбери наклонился над столом и внимательно посмотрел на фотографию.
  — Эта девушка, — сказал он, хмурясь, — обманута, ограблена и предана…
  Перри смотрел уже не на фотографию, а на Брэдбери, и его твердый, осторожный, испытующий взор словно пытался проникнуть в истинную суть услышанного. Это был многоопытный взгляд адвоката, который сталкивался с великим множеством самых разных клиентов и научился спокойно, не спеша извлекать подлинные факты, выводя лжецов на чистую воду…
  — Кто она? — спросил Мейсон.
  — Ее имя Маджери Клун.
  — Вы сказали, ее обманули, ограбили и предали?
  — Да.
  — И кто же причастен к этому?
  — Фрэнк Пэттон.
  Перри Мейсон указал на кожаный стул:
  — Дело пойдет успешнее, если вы сядете и расскажете мне все от начала до конца.
  — Но давайте сразу договоримся, — предостерег Брэдбери, — все, что я скажу, останется строго между нами.
  — Конечно, — улыбнулся Мейсон.
  — Мое имя Дж. Р. Брэдбери. Я живу в Кловердале. Был постоянным акционером Кловердальского национального банка, а также в течение долгих лет его президентом. Мне сорок два. Недавно ушел на пенсию и сейчас занимаюсь исключительно инвестициями. Я — коренной житель Кловердаля и могу дать вам любые справки о нем…
  Он артикулировал ясно и четко, словно диктовал стенографистке. Адвокат наблюдал за ним, и казалось, острый взор его пронзал все мысли посетителя, как рентгеновские лучи проникают сквозь человеческую ткань.
  — Маджери Клун, — продолжал Брэдбери, — красивая, молодая женщина с характером, сирота. Работала стенографисткой у меня в банке. Возможно, согласилась бы выйти за меня замуж. Но в город приехал Фрэнк Пэттон. Он представлял кинокомпанию, которая искала обладательниц редкостных внешних данных для рекламы «Девушка со счастливыми ножками». Феноменальные конечности фотомодели компания обещала застраховать на два миллиона долларов, а потом использовать самые красивые ножки в мире в разнообразной рекламе…
  — Были ли у Пэттона официальные полномочия от кинокомпании? — бесцветно спросил Мейсон.
  Брэдбери устало улыбнулся, давая понять, что этот вопрос, задаваемый неоднократно, изрядно его утомил:
  — У него на руках был контракт, оформленный на фирменном бланке кинокомпании. Пэттон был волен сам диктовать подходящие для него условия соглашения. Было оговорено, что девушек нанимали на сорок недель за три тысячи долларов в неделю. Но главное, включался пункт, что в непредвиденных обстоятельствах, если вдруг для съемок отыскивалась другая, более эффектная фотомодель, то с прежней контракт по желанию компании расторгался…
  — Но каким образом Пэттон получал с этого деньги? — спросил Мейсон.
  — Через Торговую палату. Он подкинул им идейку о рекламе, которая станет бешено работать на Кловердаль, если девушка будет выбрана в этом городе… Он продал конторам ценные бумаги, а те сбыли их покупателям. Акция давала владельцу право на прибыль от будущей рекламной пленки.
  — Минутку, — сказал Перри Мейсон, — давайте разберемся. Владельцы акций становились совладельцами снятой кинорекламы?
  — Не самой кинорекламы, а прибыли от нее. Это большая разница. Мы не сразу поняли это. Фотомодель должна была подписать контракт с Пэттоном, что ему отчисляются проценты от заработка девушки как ее менеджеру. Проценты отчислялись и с гонораров за съемку. Пэттон определил это как дивиденды, идущие владельцу акции…
  — И владелец, таким образом, принимал заинтересованное участие в выборе фотомодели? — Адвокат откинулся на спинку кресла.
  — Наконец-то вы поняли. Бумаги были проданы в торговые конторы, а там распределяли их с выгодой для себя. Владельцы акций затеяли лихорадочный отбор кандидаток на съемки. Их сыскали около полудюжины. В купальных костюмах, во всеоружии собственной красоты и всех ухищрений косметики, словно в боевых доспехах, они позировали в чулочных витринах модных магазинов, лучшие фотографы города делали самые романтические снимки очаровательных ножек, и фотографии развешивались по всему городу. Это стимулировало бизнес. На самом-то деле эксплуатировались девушки. Пэттон сорвал на бешеной компании большие деньги.
  — И что потом? — спросил Перри Мейсон.
  — Выбрали Маджери Клун как самую красивую из претенденток, или соперниц, как вам больше нравится. Состоялся роскошный банкет. Секретарь Торговой палаты представил победительнице контракт, его подписали и возвратили в Торговую палату на сохранение в здании муниципалитета. Наше довольно захолустное местечко Кловердаль должны были нанести на карту. Все спали и видели во сне, что теперь наш город станет родовым гнездышком выдающихся фотомоделей, самых красивых девушек Америки. Пэттон зарезервировал купе на ночной поезд. Маджи до купе провожали с одобрительными возгласами более пятнадцати тысяч горожан. Купе было просто завалено цветами. И даже играл духовой оркестр. И вот поезд тронулся… — Брэдбери на некоторое время замолчал, а потом с грустью сказал: — Это был последний раз, когда кто-либо видел Маджери…
  — Вы думаете, ее похитили или что-то в этом роде? — спросил Мейсон.
  — Нет, ее обманули, а ее гордость не позволила ей вернуться… Она уезжала из Кловердаля, чтобы занять место среди выдающихся фотомоделей Америки… У нее не хватило мужества вернуться и признать, что стала жертвой узаконенного обмана.
  — Почему вы называете это узаконенным обманом? — прищурился Мейсон.
  — В том, что прокурор округа в Кловердале добровольно решил заняться делом, сомнений нет. Он связался с кинокомпанией, она подтвердила, что в самом деле искала суперфотомодель, поручив отбор Пэттону, который пользовался у администрации доверием. Действительно, Маджери Клун была на киностудии. Два дня перед началом съемок с ней делались пробы, а потом пленку просто выбросили в мусорную корзинку, ссылаясь на нефотогеничность мисс Клун.
  — Контракт ограничивался одним рекламным фильмом? — спросил Перри Мейсон, вновь закуривая.
  — Тремя, но лишь при условии удовлетворительных съемок самого первого…
  — И следовательно, при этой оговорке ничто не мешает кинокомпании отказаться от своих обязательств, изменяя имя в контракте и используя уже другую фотомодель в съемке на следующий день?
  — Ну вот, вы более или менее представляете себе суть дела…
  — Почему вы прибегли к моей помощи? — поинтересовался Мейсон.
  — Я хочу засадить за решетку Фрэнка Пэттона, — оживился Брэдбери. — Думаю, он получил у юристов несколько необходимых консультаций… Я тоже хочу. Далее. Я хочу найти его. Я хочу найти Маджери Клун. Я хочу заставить его возместить убытки Маджери Клун, и, между прочим, я хочу заставить суд признать его мошеннические намерения.
  — Зачем? — спросил Перри Мейсон.
  — Тогда здешний окружной прокурор займется этой кинокомпанией в соответствии с судебным порядком, а окружной прокурор в Кловердале будет преследовать по закону Пэттона. Но им требуются доказательства, что в основе всего было мошенничество. Получается какая-то неразбериха. А если он завопит о сложностях и издержках кинотворчества, они не смогут признать его виновным… Им, в общем, и нужны-то лишь небольшие зацепки, чтобы начать раскрутку дела…
  — Так почему же не хотят отыскать их? — спросил Мейсон.
  — Окружной прокурор в Кловердале по каким-то причинам просто ничего не предпримет в связи с этой историей. Здешний прокурор говорит, что не желает связываться с грязными делишками Кловердаля; что, если я хочу возбудить дело против Пэттона, он примет кое-какие меры, но не собирается терять время и бросать деньги на ветер, чтобы расхлебывать кловердальскую кашу: мол, деньги на это должен выделить ваш захолустный Кловердаль, и все заявления должны быть сделаны также в Кловердале…
  — Что еще вы хотите, чтобы я сделал для вас? — пробормотал Перри Мейсон, своими крупными пальцами растирая в пепельнице окурок.
  — Хочу, чтоб вы меня поняли. Я не желаю быть замешан в вымогательстве.
  — Вы имеете в виду, когда мы найдем Пэттона?
  Брэдбери кивнул и вынул из кармана бумажник:
  — Я готов заплатить тысячу долларов — предварительный гонорар.
  — Вам необходим хороший детектив. Рекомендую Пола Дрейка, он возглавляет сыскное агентство и очень хороший мой друг. Я вас направлю к нему. Делла, — сказал он, подняв трубку, — выпиши Дж. Р. Брэдбери квитанцию на тысячу долларов. Соедини меня с Полом Дрейком, а потом с Мод Элтон, секретарем окружного прокурора.
  Глава 2
  Мод Элтон, секретарь окружного прокурора, более чем кто-либо в здании суда была погружена в вороха запутанных криминальных историй.
  Ставить в тупик неутомимых продюсеров кинокомпании, время от времени осаждающих суд, было ее маленькой милой слабостью; лицо Мод дышало удивительной жизненной энергией, и ее хотелось сравнить с канарейкой, испытующим взглядом наблюдающей за незнакомцем, слишком близко подошедшим к клетке.
  — А, здравствуйте, мистер Мейсон, — сказала она, постукивая перламутровым ноготком по блокноту.
  — После того как видишь одних сонных болванов, только и думающих, как бы отвертеться от некоторых дел, — стоит лишь заглянуть в эти очаровательные глазки, и будто свежим ветром просквозит…
  — Ну-ну… Догадываюсь: вы просто хотите вытянуть кое-какую информацию, которую не удалось получить в нашем офисе…
  — О! Похоже на то, что когда-то вас предало ваше окружение, — наклонился он к ней.
  — Почему мое окружение?
  — Потому что вы, как никто, знаете все темные стороны жизни, имеете дело с господами, из которых всяк себе на уме… А сегодня я, ну, скажем, мирный горожанин, налогоплательщик, если хотите, просто пришел в официальный, публичный офис, чтобы получить некоторую законную информацию…
  Она посмотрела на него с сомнением:
  — Вы не шутите?
  — Нет, честное слово.
  — Немало встречала в своей жизни подвохов, но такого не ожидала… Что вы хотите?
  — Сюда приходил некий Брэдбери, из Кловердаля. Я хотел бы выяснить, с кем он консультировался по своему делу — по поводу мошеннических проделок с кловердальской Торговой палатой?
  — Брэдбери? — нахмурившись, пробормотала она. — Почему? По этому вопросу приходил доктор Дорэй. Да, доктор Роберт Дорэй.
  — Да нет же, посмотрите — там Дж. Р. Брэдбери…
  Она взяла журнал и провела пальцем по графе с фамилиями.
  — Да, он встречался с Карлом Манчестером, у того в кабинете.
  — И доктор Дорэй, — сказал Перри Мейсон, — молод, красив — словом, впечатляет, и о нем помнят, хотя он не регистрировался. А Брэдбери — толстый и пожилой, забыт. Кстати, это лишний раз подтверждает, что мы помним то, в чем заинтересованы и…
  — Карл Манчестер, — перебила она, — вниз по коридору, третья дверь налево. Предупредить его?.. Если вы начнете расследовать тайны моего сердца, я кину в вас этот талмуд…
  — Скажите ему, я иду, — улыбнулся Перри Мейсон и вышел.
  Когда он открыл дверь, Карл Манчестер оторвался от кодекса, не выпуская изо рта наполовину выкуренную сигарету. Манчестер создавал впечатление человека, сидящего всю свою жизнь под углом в сорок пять градусов и склоненного над сводом законов столь сосредоточенно, что казалось, появление посетителя не помешает ему запомнить в тексте место, от которого его оторвали.
  — Привет, Перри, — сказал он безрадостно. — Что принесло тебя сюда?
  — Я по делу своего клиента, — бодро ответил Перри Мейсон.
  — Только не рассказывай мне, что тебя занимает это убийство. У нас есть улики против той женщины, и если ты…
  — Да нет, я по другому вопросу.
  — Что же?
  — Здесь был Брэдбери по поводу Фрэнка Пэттона, который проворачивал грязные делишки в Кловердале, — сказал Мейсон.
  — И доктор Дорэй тоже был, — вспомнил Манчестер. — Он вернется через полчаса.
  — Зачем?
  — Я обещал тут поискать ему один закон.
  — Ну, и нашел?..
  — Да нет, сам факт, что я загибаюсь тут над законами, должен хорошо на него повлиять…
  — Другими словами, ты умываешь руки?
  — Конечно, мы вовсе не собираемся стирать грязное бельишко Кловердаля, и нечего все перетягивать сюда. У нас в городе и своих проблем предостаточно.
  — Кинокомпания вообще-то находится здесь, — уронил Мейсон.
  — Ну и что ты собираешься делать?
  — Все зависит от того, что я смогу делать, — сказал Перри.
  — К чему ты клонишь?
  — Если добьюсь признания Пэттона в кловердальских махинациях, это повернет ситуацию…
  — Послушай, — сказал Манчестер, — этот Пэттон — спокойный, уравновешенный человек. Он знает, что делает, и не намерен ни в чем признаваться, даже под наркозом…
  — Не знаю, не знаю, — сказал Перри Мейсон.
  — Ты о чем?
  — Все зависит от того, как к нему подступить…
  Карл Манчестер раздраженно посмотрел на Перри Мейсона и, вынув изо рта сигарету, в сердцах ткнул ее в пепельницу.
  — Я начинаю кое-что понимать.
  — Надеюсь, — коротко ответил Мейсон.
  — Слушай, Мейсон, — сказал его собеседник, перебирая пальцами страницы кодекса, — я уже говорил: мы не собираемся отстирывать грязное бельишко Кловердаля, но это вовсе не означает, что мы защищаем Пэттона… То, что он жулик, — это ясно как день. Я через многое прошел, чтобы не сомневаться в этом. Но не знаю, сможем ли мы хоть что-то доказать. Сомневаюсь. Окружной прокурор в Кловердале снял с себя всю ответственность, и не очень-то приятно, перебегая ему дорогу, соваться в это дело. У нас и так достаточно следственных материалов, из-за которых на наши несчастные, замороченные головы падает целая куча хлопот. Но если ты настроен разобрать этого Пэттона на кусочки — вперед!
  — И в каких пределах мне позволительно действовать?
  — Все зависит от твоей настойчивости… Пойми меня правильно. Я в курсе дела… Это один из узаконенных заработков. Пэттон советовался с юристом, как ему действовать, не переступая рамок закона. Возможно, юрист прав, хотя, может, и нет… Вся загвоздка — были ли у Пэттона преступные намерения… Ты знаешь, как сложно это доказать, но, если выйдешь на Пэттона и узнаешь, чем он живет, ты приблизишься к успеху.
  — Любыми ли методами можно мне пользоваться? — спросил Перри Мейсон.
  — Что касается получения информации у нас, об этом и не беспокойся. Но мы не сможем одобрить такое, например, как нанесение увечий. Если же Пэттон появится у нас и заявит, что с твоей стороны ему были нанесены оскорбления, мы тщательно разберемся, но попутно зададим ему ряд вопросов о его роде занятий…
  — Это все, что я хотел знать, — сказал Перри Мейсон, взявшись за дверную ручку. — И не говори Дорэю обо мне.
  Как только Мейсон ступил за порог, странно оживившийся Манчестер напутствовал его:
  — Вытяни, вытяни из этого сукиного кота признание, тогда Кловердаль, может, предпримет что-нибудь…
  — Когда я вытяну из него признание, — мрачно пробурчал Мейсон, — я вам всем кое-что покажу…
  Он закрыл дверь и, вспомнив шутливый разговор с Мод Элтон, вышел из суда, поймал такси и вернулся в свою контору.
  В вестибюле здания, перед тем как подняться на свой этаж, он задержался. Блондинка с ярко-красными губами торговала сигаретами. Увидев Мейсона, она радостно улыбнулась:
  — Привет, мистер Мейсон. «Мальборо»?
  — Спасибо. Пачку.
  Отсчитав деньги и взяв сигареты, он облокотился на прилавок:
  — Ты весь день работаешь?
  Она улыбнулась и покачала головой.
  — А, вечерами, — догадался он.
  — Да, — ответила девушка. — Я прихожу сюда вечером, потому что в это время идет самая бойкая торговля.
  — Но ведь ты здесь же и утром, и днем?
  Она опять улыбнулась, но как-то стесненно:
  — Вы хотите сказать, чтобы я пожалела себя? Когда у женщины ребенок, которого надо вырастить, мать, за которой нужен уход, — ей приходится работать… И она, честно говоря, счастлива, что нашла работу.
  — Сколько сейчас девочке? — спросил Перри Мейсон.
  Девушка засмеялась:
  — Я уже сто раз говорила вам, ей пять с половиной. Вы меня каждый месяц спрашиваете…
  Перри Мейсон смущенно улыбнулся.
  — Я забываю. — Он вытащил бумажник и достал двадцатидолларовую бумажку. — Это твоему ребенку, Мэйми.
  — Господи, — сказала она, пряча выступившие слезы. — Ну почему вы всегда так делаете? Мне это совсем не нравится. Я, конечно, не могу отказаться ради ребенка, но все же ведь как-то понемногу справляюсь…
  — Вспомни, Мэйми, что я тебе говорил в прошлый раз?
  — Предрассудки? — спросила она, пристально посмотрев на него сверкающими от слез глазами.
  — Да, думаю, что все азартные игроки так поступают, Мэйми, а я — самый азартный игрок в мире. Только в руках у меня не карты, а людские пороки и страсти… Поэтому-то я испытываю облегчение, когда помогу ребенку…
  Она медленно протянула руку за банкнотом и благодарно сжала его. Слезы больше не наворачивались ей на глаза.
  — Вы действительно скоро убедите меня, что это предрассудки, — прошептала она, — из чего явствует, что вы просто добрый человек…
  Перри Мейсон хотел было возразить, но кто-то окликнул его. Пол Дрейк, детектив, и Дж. Р. Брэдбери только что вошли в вестибюль. Высокий, сутулящийся Пол Дрейк, когда не следил за собой, вытягивал, точно школьник, свою жилистую шею, а выпуклые большие глаза его напоминали глаза не только близорукой, но и рассеянной рыбы.
  — Привет, Перри, — неторопливо сказал он, — ты уходишь?
  Мейсон взглянул на часы:
  — Я только что пришел. Гляжу, вы сошлись. Ну как, есть результаты?
  — Я скажу. — Брэдбери торжествующе посмотрел на Мейсона. — Сейчас этот человек знает больше, чем я… — Тут его взгляд остановился на блондинке за прилавком. — Привет, сестричка. Мне сигары. Вон ту коробку, в правом углу, — сказал он, тыча пальцем в витрину.
  Мэйми достала коробку.
  — Пробовали когда-нибудь? — спросил Брэдбери. — Отличные сигары, и всего за двадцать пять центов…
  Брэдбери предложил Мейсону и Полу Дрейку по паре сигар и положил деньги на прилавок.
  — Перри, я бы хотел поговорить с тобой насчет этого дела, — сказал детектив, указывая подбородком на Брэдбери.
  — Когда? — спросил Мейсон.
  — Прямо сейчас, если ты не занят.
  Между тем Мэйми протянула Брэдбери сдачу, и он уставился на нее, добродушно улыбаясь:
  — Хороший денек…
  Девушка кивнула, сияя глазами.
  — О’кей, давай поднимемся в контору, — предложил Мейсон Дрейку.
  Услышав последние слова, Брэдбери повернулся к ним:
  — Мне нужно быть там?
  — Нет необходимости, — покачал головой Пол Дрейк. — Нам с Мейсоном нужно разобраться в некоторых формальностях. Могу я думать, что располагаю всей информацией, до мелочей?
  — Ну конечно, — рассмеялся Брэдбери. — Вы мне задали вопросов предостаточно. Да, забыл вам сказать кое-что еще…
  — А именно? — повернулся к нему Мейсон.
  — Я узнал, что Боб Дорэй в городе. Прошу иметь в виду: поскольку ваш клиент я и гонорар уже оплачен, вам не следует без моего согласия заниматься его делами.
  — Кто такой Боб Дорэй? — нетерпеливо спросил Перри Мейсон.
  — Он из Кловердаля, начинающий дантист, безденежный. Мне он как-то не нравится…
  — И что он делает в городе?
  — Да потому что Маджи здесь.
  — Это ее друг?
  — Он хотел бы им быть…
  — И вы думаете, этот самый Боб Дорэй предложит мне дело?
  — Я просто знаю, что перед приездом сюда он занял в банке двести пятьдесят долларов. У него были какие-то неприятности с деньгами.
  — Но вы же не хотите, чтобы я с ним занимался…
  — Я просто предупреждаю: если он обратится к вам, помните, что вы работаете со мной…
  — Понятно, — протянул Мейсон, — иными словами, я должен помнить, что мисс Клун должна получить выгоду от моих услуг, но вы — единственный, кто это все устроил…
  Раздражение Брэдбери сменилось улыбкой.
  — Все точно. И знайте: Дрейк в курсе всего, до мелочей.
  Пол Дрейк кивнул Мейсону:
  — Пойдем, Перри.
  — Вы можете найти меня в любое время, — проговорил им в спины Брэдбери, — в «Маплетон-отеле», комната 693. Ваша секретарша записала мой адрес и телефон. Дрейк тоже знает.
  — Пойдем, — повторил Мейсону Дрейк.
  Они направились к лифту. Брэдбери посмотрел им вслед, потом оглядел ряд журналов, выставленных в витринах, и быстро зашагал по тротуару.
  Нажимая кнопку в кабине, Пол прочувствованно произнес:
  — Перри, за эту работу я перед тобой в долгу…
  — Получил приличный гонорар? — небрежно осведомился Мейсон, когда лифт остановился на их этаже.
  — Да, порядочный. Он довольно скуп на деньги, но я договорился с ним: дело не из легких.
  — Ты думаешь? — поднял брови адвокат.
  — Я знаю, — ответил Дрейк, пока Мейсон открывал дверь своей конторы. — Убежден, этот Пэттон занимался подобными махинациями и в других местах. Слишком уж хорошо продумано, слишком заманчиво. Отчего же не попытаться опять?.. Я проверю остальные города… Здравствуйте, мисс Стрит. Как дела?
  Делла Стрит улыбнулась ему:
  — О, догадываюсь. Вы пришли посмотреть фотографию…
  — Какую фотографию? — невинно спросил Дрейк.
  Она вновь лукаво улыбнулась.
  — Ну ладно, — расслабившись, сказал Дрейк, — пока я здесь, так и быть, посмотрю…
  — Она у мистера Мейсона на столе, — ответила Делла Стрит.
  Перри Мейсон прошел в кабинет, удобно устроился в своем кожаном кресле и передал папку детективу. Пол некоторое время рассматривал снимок, затем восхищенно присвистнул:
  — Класс!
  — Да, Пэттон знает толк… Пол, ты ведь хотел поговорить со мной?
  — Я хочу уточнить план действий.
  — Ты находишь Пэттона, потом Маджери Клун. Мы беседуем с Пэттоном, пытаемся вытянуть из него признание. Ну а потом дело станет за прокурорами: в Кловердале и здесь. Они выступят в качестве обвинителей…
  — Можно подумать, это все так просто и легко!
  — Хочется верить, именно так и будет…
  — Думаю, я найду Фрэнка Пэттона, — сказал Дрейк. — У меня есть его приметы: ему пятьдесят два, высокий, плотного телосложения, с сединой и коротко подстриженными усиками; с чувством собственного достоинства; на правой щеке родинка. У Брэдбери в номере есть подшивка газет «Независимость Кловердаля» с рекламой, которая послужит уликой, кроме того, мы можем использовать эту фотографию. Прости, повторюсь: план Пэттона слишком хорошо продуман и прокатан для того, чтобы осуществить его лишь в родном городе. Я выясню, где он еще побывал…
  — Отлично, — сказал Мейсон, прикурив сигарету, — действуй.
  — Но как это будет выглядеть?
  — Что ты имеешь в виду?
  — Ну, в каких пределах нам дозволено вести дело?
  Мейсон усмехнулся:
  — Вот за этим-то я и ходил к окружному прокурору. Да в каких можешь…
  — Стоит ли известить Брэдбери? — поинтересовался детектив.
  — Нет, об этом мы ничего ему не скажем. Обнаружив местонахождение Пэттона, держим все при себе. А после встречи с ним сообщим Брэдбери, что уже сделано. Но учти, мы не станем докладывать ему о наших действиях в процессе расследования.
  — Я обещал докладывать все своему клиенту, — забеспокоился Дрейк.
  — Ничего, — успокоил его Мейсон. — Я — поверенный твоего клиента. Ты докладываешь мне, а я беру на себя всю ответственность…
  Детектив задумчиво посмотрел на Перри Мейсона.
  — Мы сможем справиться? — спросил он.
  — Да.
  — И прокурора округа не волнует, каким образом мы добудем признание?
  — Нисколько, — ответил Мейсон. — Ты же понимаешь, они не могут использовать «непарламентские» методы. А мы можем.
  — Ты имеешь в виду насилие?
  — Не обязательно, есть пути и получше. Мы просто поставим его в неловкое положение во время беседы. Я даже знаю как…
  — Почему в Кловердале прокурор не стал заниматься этим делом? — спросил Дрейк, раскачиваясь на стуле.
  — Во-первых, у него не было подобной ситуации в судебной практике; во-вторых, все «тузы» в Кловердале — захолустные молокососы. Чем больше бы прокурор сделал, чтобы прояснить ситуацию, тем больше он показал бы легковерие бизнесменов небольшого провинциального городка.
  — И ты не позволишь Брэдбери знать даже план наших действий?
  — До тех пор, пока что-то не будет сделано…
  — Но это же грубо по отношению к нему.
  — Ты чертовски прав, это будет просто чудовищно грубо по отношению к нему, — произнес Мейсон, с неожиданным актерским мастерством подражая какому-то оперному злодею.
  Глава 3
  Полуденное солнце гостило в кабинете Мейсона, нарядной яркой полосой высвечивало шафрановый узор ковра, изумрудное, сухое и пыльное сукно письменного стола зеркальным огнем горело в застекленной дверце книжного шкафа.
  Мейсон толкнул дверь кабинета и кинул портфель на стол.
  — Я получил запрос на тот случай с ножом, — устало сказал он. — Считали, что нападение со смертельным оружием производилось с целью убийства. А теперь все сводят просто к разбойному нападению. И я не упустил шанс…
  — А гонорар? — осведомилась Делла. Мейсон покачал головой:
  — Сочтем его акцией благотворительности… Ты ведь не можешь винить ту женщину… Ей было невыносимо жить. Ни денег, ни друзей…
  Делла Стрит, улыбаясь, оценивающе посмотрела на него; ее карие глаза, одобрительно глядящие на него, были просвечены солнцем и напоминали совсем темный янтарь.
  — Да, конечно, — только и сказала она.
  — Что новенького? — спросил Перри.
  — Пол Дрейк хотел застать вас. Просил, чтобы вы сразу позвонили, как придете.
  — Хорошо, соедини с ним. Есть что-нибудь еще?
  — Только текущие вопросы. Я положила вам на стол записи. Единственный важный звонок был от Дрейка. Брэдбери звонил пару раз, но думаю, он просто пытается выяснить, как идут дела.
  — Не забудь, Делла, — предупредил Мейсон, — он не должен связываться со мной, пока я не переговорю с Дрейком.
  Мейсон прошел в другой кабинет, и вскоре зазвонил телефон. Сняв трубку, он услышал голос Пола Дрейка:
  — У меня есть информация о Фрэнке Пэттоне, Перри. Я получу ее сегодня около восьми часов вечера или раньше. Может, я загляну к тебе и все расскажу?
  — О’кей, — ответил Мейсон, — подожди, не вешай трубку. — Он переключил телефон на приемную и наказал Делле, чтобы во время разговора с Дрейком его не беспокоили, особенно это касалось Брэдбери.
  — Ясно, шеф, — четко ответила секретарша.
  — Давай приходи, — сказал Мейсон Дрейку и положил трубку.
  Спустя две минуты Пол Дрейк уже открывал дверь конторы Перри Мейсона.
  — Ну, что у тебя? — спросил адвокат.
  Пол Дрейк уселся в большое кожаное кресло и закурил сигарету.
  — Я выяснил, — начал он, — что этот парень, Пэттон, занимался своими делишками в Паркер-Сити. И странно, что он не использовал вымышленного имени, а проходил там как Фрэнк Пэттон. И кинокомпания, которая подписала контракт, была та же, что и в Кловердале…
  — И кого он поймал на крючок в Паркер-Сити? — полюбопытствовал Перри.
  — Опять же Торговую палату и акционеров.
  — Нет, там, вероятно, была девушка…
  — А, ее зовут Тэльма Бэлл. У нас есть ее координаты. Живет на Ист-Фолкнер-стрит, 962, снимает дешевую комнату, телефон — Харкорт 6-3891. Комната под номером 301, но сейчас девушки там нет. Мы дозвонились и выяснили, когда она возвращается… Теперь у нас будут доказательства ее связи с Фрэнком Пэттоном.
  — Когда ты с ней встречаешься?
  — Сегодня около восьми. Она где-то работает, точно не знаю где. Короче, девушка, видавшая виды. В Паркер-Сити она выиграла конкурс красоты и приехала сюда с контрактом кинокомпании, как и Маджери Клун. Когда поняла, что ее надули, стала танцевать в кордебалете.
  — И связалась с Фрэнком Пэттоном? — нахмурившись, спросил Мейсон.
  — Видимо, девушка принимает жизнь так, как есть… Она вообразила, будто Пэттон сделал для нее решительно все, что мог, и нечего его винить за неудачу. Вот что пока удалось разузнать от ее друзей.
  — Но она придет сегодня к восьми часам? — настойчиво спросил Мейсон.
  — Возможно, и раньше…
  — И думаешь, даст нам адрес Фрэнка Пэттона?
  — Уверен. У меня наготове человек, ждет, когда она появится. Он намекнет ей: мол, это нужно тем дурочкам, что еще не польстились на такую же приманку. Вот так.
  — Хорошо, — сказал Перри Мейсон, доставая «Мальборо» из портсигара, — замечательно.
  — О, еще нет.
  — Почему?
  — Мне надо бы знать твои действия относительно Пэттона.
  Мейсон с мрачным лицом повернулся к Дрейку.
  — Когда я найду этого типа, — медленно произнес он, — то надавлю на него, сломаю…
  — Но как ты собираешься это сделать?
  — Не знаю. Видишь ли, Пол, дело Пэттона может быть раскручено, а может быть и не начато за отсутствием состава преступления. Все зависит от исходных его намерений. Окружной прокурор побоялся заняться историей, связанной с обманом или попыткой обмануть. Но ведь реально — это преступление. Нам нужно, чтобы оно было бесспорно доказано. Ты знаешь, как трудно установить по показаниям других, что у человека на уме… Единственное, чего я хочу от этого господина, — его признаний. Мне нужно заставить его обнаружить себя, обнаружить, открыть истинное свое лицо, признать, что все его деяния — мошенничество; что его целью от начала до конца было обмануть акционеров, которым были проданы заведомо гиблые акции, посмеяться над девушкой, которая получила «дутый» контракт. Чтобы добиться своего, нам придется влезть ему в душу и потрясти его. Мы должны усыпить его бдительность и дать ему уйти с нашей встречи до того, как он поймет, что весь наш разговор — сплошной блеф и у нас на руках карты-козыри.
  — А Брэдбери там не нужен?
  Перри Мейсон пристально посмотрел на Пола Дрейка:
  — Пойми, Пол, он даже не должен знать, что мы делаем…
  Зазвонил телефон. Перри Мейсон взял трубку и услышал несмелый голос Деллы Стрит:
  — Звонит Дж. Р. Брэдбери. Говорит, видел, как вы шли из суда в контору, требует связаться с вами…
  — Ответь ему, что я только что вошел и в течение пяти минут буду занят; если он позвонит через пять минут, поговорю с ним, и еще передай, ему не нужно приходить сюда, пока я его не вызову. Поняла?
  — Да, шеф, — быстро сказала она.
  Мейсон положил трубку и взглянул на Пола Дрейка.
  — Этот парень, — сморщившись, сказал он, — может прилично поднадоесть…
  — А мне он кажется довольно любезным. Ты думаешь, Брэдбери следует поговорить со мной?
  — Скажи ему, что ты все докладываешь мне и я просил тебя не обсуждать с ним наши планы.
  — Ты вообще отказываешься давать ему хоть какую-то информацию? Но он может разозлиться, обидеться…
  — Предоставь это мне, — откинулся в кресле Мейсон. — Теперь что мне требуется: когда обнаружим Пэттона, нужно, чтобы ты был тут же готов со мной выехать. И второе, имей в виду, ты будешь поддерживать мою игру…
  — Меня беспокоит вовсе не это, но мои обязательства перед клиентом… Я собрал информацию и отказываюсь ему сообщить…
  — Ты дал ее мне, и я отвечаю!
  Зазвонил телефон, Перри Мейсон, со злостью схватив трубку, прорычал:
  — Сколько прошло времени?
  — Могу я войти? — виновато спросила по телефону Делла Стрит.
  — Да, — ответил он и, положив трубку, уставился на дверь.
  Вошла Делла Стрит и тихо произнесла:
  — Там доктор Дорэй. Он настаивает на встрече с вами. Я хотела, чтобы вы знали это раньше, чем перезвонит Брэдбери…
  Перри Мейсон подумал и быстро повернулся к Полу Дрейку:
  — У тебя все, Пол?
  — Пока да, но сегодня около восьми еще кое-что прояснится. Ты будешь здесь?
  Мейсон кивнул и жестом показал, что Пол может выйти через дверь, ведущую в коридор. Пол Дрейк двинулся в указанном направлении.
  — Брэдбери должен мне позвонить, — сказал он уже в дверях.
  — Скажи ему то, что я тебе говорил, — отрезал Мейсон и, повернувшись к Делле Стрит, попросил ее впустить доктора Дорэя. Пол Дрейк торопливо закрыл за собой боковую дверь.
  На пороге кабинета появился доктор Дорэй. Это был высокий человек, с темными волосами и черными глазами, резкими скулами, нервным ртом и чуть выдающейся вперед челюстью. Он стоял в дверях и, казалось, боролся с сомнениями.
  — Входите, — Перри Мейсон сделал приглашающий жест в сторону большого кожаного кресла.
  Как только Делла Стрит закрыла дверь, Мейсон оценивающе оглядел посетителя.
  — Что у вас? — кратко осведомился он.
  — Вас наняли, чтобы найти Маджери Клун, — с места в карьер начал доктор Дорэй.
  — Кто вам сказал?
  — Этого я вам не могу сообщить, — сказал доктор Дорэй и беспокойно заерзал в кресле.
  Мейсон уставился на него:
  — Ну?..
  — Я хотел, чтобы вы мне дали некоторую информацию, — продолжал доктор Дорэй. — Во-первых, я думал, что смогу поговорить с вами о Маджи; виноват, но, во-вторых, я смутно себе представляю, услуги какого рода хочет получить от вас Брэдбери… о мисс Клун.
  — Очень жаль, но я не смогу сотрудничать с вами. Однако интересно, как вы узнали, что именно Брэдбери дал мне поручения?
  Доктор Дорэй улыбнулся. Глаза его были столь же черны, как грозовая ночь, и так же сверкали.
  — Вы не собираетесь отвечать на вопрос? — спросил Перри Мейсон.
  Доктор Дорэй отрицательно покачал головой.
  — Применясь к обстоятельствам, — продолжал Мейсон, — я бы, верно, угадал, что вы просто презентовали коробку конфет секретарю окружного прокурора Мод Элтон.
  Доктор Дорэй вспыхнул и отвел взгляд.
  — Я думаю, доктор, мы прекрасно понимаем друг друга, — продолжал Мейсон, испытующе глядя на посетителя.
  — Совсем не убежден… Чего мне особенно жаль, так это…
  — Что я ничего не могу вам сказать.
  Телефон прозвенел дважды. Мейсон снял трубку.
  — Простите, доктор… Алло?
  — Вы что-нибудь разузнали? — послышался голос Брэдбери.
  — Да, думаю, у меня будет кое-что к вечеру. Подходите сегодня в двадцать пятнадцать и захватите с собой подшивку газет.
  — Вы нашли Пэттона? — нетерпеливо выспрашивал Брэдбери.
  — Нет.
  — Вы говорили с мистером Дрейком?
  — Да.
  — Он нашел его?
  — Нет, — ответил адвокат, — но дела у него продвигаются.
  — Вы не могли бы мне сказать больше?
  — Это все. Итак, вы приходите к назначенному времени и приносите газеты.
  — А могу я видеть вас раньше?
  — Нет, — сказал Перри Мейсон. — Я занят. Увидимся вечером.
  — Вы точно будете, когда я приду?
  — Не знаю. Если нет, вам придется подождать, пока я не позвоню или не вернусь в контору.
  — Я хочу поговорить с вами, — требовательно сказал Брэдбери.
  — Поговорите со мной вечером. До свидания, — терпеливо сказал Мейсон и положил трубку.
  Глаза Дорэя засверкали, он явно занервничал.
  — Это был Брэдбери? — хрипло спросил он.
  Перри Мейсон улыбнулся:
  — Как я уже заметил, доктор, мы прекрасно понимаем друг друга. Я вам ничего не могу сказать. Хотя вы можете оставить у секретаря свой адрес…
  — Я уже сделал это еще до того, как обо мне доложили. Я остановился в «Мидуик-отеле». Мой телефон — Гроув 3-6921.
  — Благодарю, — сказал Мейсон, вставая и указывая на дверь, ведущую в коридор. — Вы можете выйти вот здесь…
  Доктор Дорэй поднялся, хотел было что-то сказать, но передумал и направился к выходу.
  — Всего хорошего, — бросил он.
  — Всего хорошего, доктор.
  Дверь хлопнула, а Перри Мейсон поднял телефонную трубку.
  — Делла, ты будешь нужна мне примерно в двадцать пятнадцать, может, чуть раньше. Приготовь отточенные карандаши и чистые блокноты. Тебе предстоит записать исповедь…
  — Признание? — спросила она.
  — Считай, что так, — сказал он, улыбаясь и опуская трубку.
  Глава 4
  Перри Мейсон открыл входную дверь своей конторы и включил свет. Он посмотрел на часы, было ровно девятнадцать пятьдесят. Адвокат оставил задвижку двери открытой, прошел через приемную в свой кабинет и зажег свет. Сел на край стола и поднял телефонную трубку. Перри Мейсон набирал номер телефона, который видел в записях Деллы Стрит. У него была фотографическая память на комбинации цифр, и он без колебаний крутил телефонный диск.
  — «Маплетон-отель», — послышался женский голос.
  — Я хочу поговорить с мистером Дж. Р. Брэдбери из Кловердаля.
  — Минуточку. — В трубке что-то протрещало, и новый женский голос спросил:
  — Да?
  — Мне нужен мистер Брэдбери.
  — Позвоните в комнату 693, — раздраженно ответил голос, и в трубке послышались короткие гудки.
  В это время дверь прихожей открылась и вновь закрылась. Перри Мейсон насторожился. В трубке все еще раздавались гудки. Некто двигался прямо к кабинету Мейсона и уже тронул дверь… Перри опустил телефонную трубку на место.
  — Привет, Брэдбери, я только что названивал вам.
  Брэдбери прошел в кабинет и, натянуто улыбаясь, спросил:
  — Вы скажете мне, как идут дела?
  — У меня ничего нет.
  — До сих пор ничего?
  — До сих пор ничего.
  — Я звонил сегодня Полу Дрейку. Он сказал, что всю информацию должен сообщить вам, а вы отвечаете передо мной…
  Перри Мейсон барабанил пальцами по столу.
  — Давайте внесем в дело ясность, Брэдбери, — миролюбиво сказал он. — Вы поручили мне соблюдение ваших интересов. Я все-таки адвокат, а не канцелярская крыса. У меня такие же позиции, как, например, у хирурга. Вы же не будете ему советовать, как делать операцию?
  — Да я не против, — сказал Брэдбери, широко улыбаясь. — Вы знаете свое дело. Перед тем как обратиться к вам, я наводил справки… Все, что вы говорите, я одобряю…
  Перри Мейсон тяжело вздохнул.
  — Ну, это упрощает дело. — Он достал сигарету и предложил Брэдбери.
  — Нет, у меня сигары…
  — А вы все-таки рано, — заметил Перри Мейсон.
  — Не хотел вас беспокоить. Но у меня с собой журнал, я могу почитать в приемной.
  — Как раз хотел предложить вам это… Мне еще нужно кое-что сделать. Я дам вам знать, когда освобожусь.
  Брэдбери кивнул. Его проницательные глаза изучали Мейсона.
  — Вы думаете, — спросил он, — улик будет достаточно, чтобы завести уголовное дело?
  — Не убежден. Нельзя начать дело без каких-либо зацепок. А у меня их пока нет.
  Брэдбери с явным неудовольствием вышел в приемную. Мейсон прочитал «Заключительные решения» высшего суда. Затем незаметно подошел к двери в приемную и приоткрыл ее. Брэдбери сидел справа от пустого стола Деллы Стрит, погруженный в чтение. Он даже не взглянул в сторону Мейсона, который закрыл дверь, вернулся к своему столу, откинул в сторону «Заключительные решения» и, закурив, погрузился в раздумья. Зазвонил телефон. Он взял трубку:
  — Мейсон слушает.
  — О’кей, Перри, — послышался голос Пола Дрейка. — Мой человек встретился с ней. У него вся информация.
  — Вы нашли Пэттона? — спросил Мейсон.
  — Да. Мы даже располагаем некоторой информацией по поводу его махинаций. Я думаю, этого будет достаточно, чтобы начать судебное преследование. Он живет в районе «Холидэй Апартментс» на Мапл-авеню, 3508, комната 302. Мы посмотрели это местечко. Ничего особенного там нет: лифт да конторка портье в вестибюле. Иногда кто-нибудь дежурит. Думаю, мы сможем там спокойно появиться без предупреждения. Устроим допрос, добудем признания…
  — Годится, — одобрил Мейсон. — Ты где сейчас?
  — Я звоню из аптеки на Найнс-энд-Олив. Я уже готов начать. А может, взять Деллу Стрит? Вдруг он сделает сенсационное разоблачение.
  — Нет, — ответил Мейсон. — Я не хочу ее брать сейчас. Не нужно, чтобы она видела, какими путями мы добиваемся своего. Я позвоню ей сам.
  — Тогда мы с тобой встречаемся здесь? — спросил Пол Дрейк.
  — Да, оставайся там. Я буду через десять-пятнадцать минут, может, чуть раньше.
  Мейсон положил трубку, поразмышлял мгновение и направился в приемную. Брэдбери оторвался от журнала:
  — Мне придется вас долго ждать?
  — Не очень… Я смотрю, Делла Стрит еще не пришла?
  — Может, я смогу чем-то помочь? Знаете, я…
  Вдруг с испуганным лицом, широко раскрыв глаза, он уставился на Перри Мейсона.
  — Что такое? — спросил адвокат.
  — Газеты!.. Черт возьми, я забыл газеты…
  Перри Мейсон медленно покачал головой:
  — Ладно. Конечно, подборка местных газет важна, но час-полтора роли не играет. Сколько нужно времени, чтобы забрать их?
  — Минут тридцать. — Брэдбери посмотрел на часы. — Пятнадцать минут на такси туда и обратно. Я помню, что оставил их на диване…
  — Они во что-нибудь завернуты?
  — Нет, я просто свернул их в рулон и перевязал веревочкой…
  — Никогда так не делайте, — с упреком произнес Мейсон. — Если хотите нажать на прохиндея, должны беречь любую улику. Если бы Пэттон узнал о подборке газетных материалов против себя, то наверняка украл бы их. Я хочу разложить газеты на столе перед мошенником, чтобы он понял, против чего пошел… Быстрее отправляйтесь за ними!
  Брэдбери откинул журнал, и в этот момент вошла Делла Стрит.
  — Я опоздала?
  — Нет, Делла, я как раз ухожу. — Увидев, что она посмотрела на Брэдбери, Мейсон добавил: — А мистер Брэдбери сейчас съездит в отель за газетами. Он исчезнет где-то на полчаса или час, но вернется в любом случае. Ты пока будешь здесь, приготовь чистые блокноты и карандаши. Мистер Брэдбери придет сюда и будет дожидаться инструкций.
  — Мистер Мейсон, вы собираетесь куда-то ехать? — нетерпеливо спросил Брэдбери.
  — Возможно.
  — Послушайте, как только я доберусь до отеля, сразу же позвоню сюда. Если вы что-нибудь разузнаете, пожалуйста, передайте это секретарю для меня.
  — Ладно, — сказал Мейсон, незаметно подмигивая Делле Стрит. — Может, мне понадобится, чтобы вы меня встретили. — Он повернулся к Делле: — Все, я пошел.
  — Кстати, — остановил его Брэдбери, — хочу задать вам один вопрос.
  Перри Мейсон раздраженно обернулся.
  — Доктор Дорэй вам звонил? — быстро спросил Брэдбери.
  — Да. Ну и что?
  — Вы не приняли от него никаких предложений?
  — Разумеется, нет. Я ведь уже связан с вами… Да я при любых обстоятельствах не собирался…
  — Потому что без моего согласия? — важно спросил Брэдбери.
  Мейсон кивнул, пряча свои насмешливые серые глаза.
  — А почему, собственно? — спросил он, якобы недоумевая.
  — Хочу предупредить вас, — таинственно продолжал Брэдбери. — Этот Дорэй — довольно своеобразный тип… Если отыщете Маджери Клун, не извещайте его и уж ни при каких обстоятельствах не дайте Дорэю узнать о Пэттоне, когда вы его найдете!
  — Почему? — наивно спросил Мейсон. — Боитесь, что Дорэй способен на нечто ужасное?
  — Я целиком и полностью в этом убежден. Мне кое-что в свое время довелось от него узнать…
  — Ну хорошо, — сказал Мейсон. — Вам особенно некуда спешить, Брэдбери. В любом случае у вас есть полчаса, а я свяжусь с конторой и выйду с вами на связь.
  Он прикрыл за собой дверь и вышел в коридор, оставив Брэдбери, который наклонился над Деллой Стрит, предлагая ей сигарету и явно проявляя к ней огромный интерес.
  Глава 5
  Перри Мейсон оставил такси на Найнс-энд-Олив.
  — Пообретайтесь где-нибудь здесь поблизости, я скоро вернусь, — предупредил он шофера.
  Перейдя улицу к аптеке, адвокат увидел Пола Дрейка, который курил, облокотясь на стойку с газированной водой.
  — Слишком долго ты добираешься…
  — В конторе был Брэдбери. Рвался многое порассказать о Дорэе…
  — Да?
  — А потом он предлагал Делле Стрит сигарету. Ты бы видел, как он это делал…
  Мужчины переглянулись и рассмеялись.
  — Не знаю, как ты, — разоткровенничался Пол Дрейк, — но я не чувствую, что он покоритель женских сердец. Я бы сказал даже, он заблуждается, воображая себя донжуаном кловердальского захолустья… Ты заметил, как он разбежался к Мэйми?..
  Мейсон кратко кивнул.
  — Но, с другой стороны, — рассудительно продолжал Пол Дрейк, — ты не можешь его в этом винить. Он просто холостяк с кучей денег. Видел, как он наряжается? Наверняка галстук стоит больше пяти долларов. А его сшитый на заказ костюм — великолепная работа. И оттенок-то выбрал со вкусом. Также и носки, ботинки, галстук, рубашка — все в сочетании…
  Перри Мейсон с отвращением перебил его:
  — Забудь-ка об этом, старина, давай к делу. Что с Пэттоном?
  — Я тебе все сказал по телефону.
  — Ладно. Ты на машине?
  — Да.
  — Итак, ты едешь в «Холидэй Апартментс» на своей машине. А я на такси. Подъедешь после меня минут через пять. Войдешь быстро, без стука. Я устрою, чтобы дверь была открыта.
  — И потом? — поинтересовался Пол Дрейк.
  — Ты продолжишь мою игру. Он или испугается, или будет возмущаться, одно из двух. Когда откроешь дверь — увидишь. Ты можешь разыграть, будто ничего общего не имеешь со мной. Ну, придумай что-нибудь… Брэдбери должен появиться в конторе с газетами через полчаса. Мы скажем Пэттону, что часть подписных листов он пустил через почту и таким образом использовал частную корреспонденцию ничего не подозревающих обывателей в своих корыстных целях…
  — Неплохо. Но нужны газеты!
  — Конечно, только Брэдбери забыл их, а я не захотел дожидаться. Делла Стрит в конторе ждет моего звонка. Я позвоню ей, как только Пэттон чуть размякнет. Поначалу тяжеловато с ним придется, и я не хочу, чтобы Делла все это слушала. Далее. Прокурор не может пользоваться разного рода смелыми методами. А мы можем использовать почти все, лишь бы вытянуть признание. Потом, кстати, он пожалуется на нас прокурору…
  — И ты будешь бить на то, чтобы он сам сознался в обмане? — спросил детектив.
  — В этом-то вся суть вопроса… Когда добьемся своего, нас не должны волновать последствия…
  — Ладно, — сказал Пол Дрейк, — даю тебе пять минут форы… Вообще-то до того места минут двадцать.
  — Пятнадцать минут, не больше.
  Пол Дрейк кивнул и направился к прилавку.
  — Минеральной воды, — сказал он.
  Перри Мейсон махнул своему таксисту и, как только тот подъехал, назвал ему «Холидэй Апартментс» на Мапл-авеню, номер 3508. Едва машина тронулась, адвокат прикурил новую сигарету от старой. Мейсон был совершенно спокоен; он напоминал хладнокровного боксера, который с предельным терпением водит за нос своего противника, пока не появляется возможность уложить его на ринг одним молниеносным ударом.
  Добравшись к месту, Мейсон попросил таксиста не останавливаться прямо у «Холидэй Апартментс», а проехать чуть дальше, водитель кивнул и, остановив машину, спросил:
  — Ну как?
  — Отлично, — ответил адвокат. — Я вернусь через часок, а может, позже. Если вы мне понадобитесь — придется гнать… Здесь десять долларов. Припаркуйтесь где-нибудь недалеко и каждые пять-десять минут прогревайте мотор…
  Таксист улыбнулся и засунул бумажку в карман.
  Перри Мейсон быстро направился к «Холидэй Апартментс» и шагах в двадцати от входа увидел молодую девушку, торопливо выходящую из дверей. Ей было года двадцать два — двадцать четыре. Весьма эффектно смотрелось ее белое модное пальто с золотисто-рыжим лисьим воротником, белые полусапожки и белая шляпка. Она была элегантна, словно кинозвезда. Перри Мейсон мельком оглядел прелестную бледнолицую незнакомку с громадными фиалковыми глазами. Какое-то смятенное беспокойство было в этих прекрасных глазах. Оно заставило Мейсона замедлить шаг. Казалось, неизвестная не хотела, чтобы он ее запомнил. Пальто плотно облегало ее, и нельзя было не залюбоваться плавной игрой ее стройного тела. Он понаблюдал, пока она не скрылась, потом направился в «Холидэй Апартментс».
  В вестибюле стояла конторка портье, но за ней никого не было. На конторке располагалась доска с номерами комнат и ключами, несколько конвертов и записок были приложены к соответствующим номерам. На 302-м ключа не оказалось. Мейсон вошел в лифт, нажал на третий этаж и вознесся вверх. Когда лифт остановился, Перри Мейсон открыл дверцу и вышел в коридор. Повернул направо, потом налево, прошел по длинному коридору и остановился у комнаты 302. Справа от двери он заметил звонок и позвонил. Трель звонка смолкла, и наступила тишина. Мейсон еще раз нажал на кнопку. Результат был тот же. Мейсон постучал, потом, увидев через щелку в комнате свет, наклонился к замочной скважине. Поколебавшись, он нажал на дверную ручку. Та мгновенно подалась, и дверь широко отворилась. Мейсон шагнул в комнату, напоминавшую гостиную или столовую. Справа была небольшая кухня, слева — закрытая дверь. В комнате никого не было. На столе лежали мужская шляпа, трость, пара серых перчаток, белели две сложенные бумажки. Перри Мейсон подошел к столу и взял листки. Вероятно, это были телефонограммы, полученные портье и отложенные для номера 302 на конторке в вестибюле.
  В одной записке он прочел следующее: «Мистеру Пэттону: позвонить Харкорт 6-3891 и спросить Маджи — 18.05».
  В другой: «Мистеру Пэттону: скажите Тэльме, что Маджи будет минут через двадцать — 20.00».
  Перри Мейсон осторожно посмотрел на телефонограммы, кинул их на стол, взял серую шляпу и разглядел на ней инициалы: Ф.А.П. Адвокат взглянул на закрытую дверь слева. Он тихо подошел к ней и открыл. В спальне горел свет. Слева располагалась ванная, дверь ее была открыта. Напротив, в углу, стояла кровать, рядом — зеркальный шкаф. Зеркало шкафа отражало тот угол за ванной, который Перри Мейсон с порога видеть не мог. В зеркале было видно домашние тапочки. На них лежала голая нога, прикрытая банным халатом. Перри Мейсон стоял как вкопанный, уставившись в зеркало. Он взглянул на кровать и увидел разбросанные на ней плащ, рубашку, галстук и брюки. Один рукав плаща был вывернут наизнанку, брюки скомканы, рубашка закинута в угол кровати. Под ней валялись светло-коричневые ботинки и серые носки. Галстук, брюки и плащ тоже были серые.
  Перри Мейсон шагнул в комнату и прошел в угол за ванной. Тут он остановился: на полу лежал человек. Это был мужчина на вид лет пятидесяти, седовласый, с коротко подстриженными усиками, на правой щеке родинка. На нем было нижнее белье, шелковый банный халат накинут на плечи так, что левая рука осталась обнаженной. Одна рука была откинута со сжатыми пальцами, другая — прижата к груди. Тело покоилось на спине, остекленелые глаза жутковато приоткрыты. С левой стороны груди еще лилась кровь, образуя густую липкую лужу и окрашивая в темно-красный цвет белый халат и серебристый ковер. В нескольких шагах от тела на ковре тускло поблескивал нож с длинным лезвием. Такие ножи, бывает, используют на кухне при разделке мяса. Лезвие его было примерно девять дюймов длиной. Весь в крови, нож, очевидно, отбросили после того, как вынули из тела. Осторожно, чтобы не запачкаться, Мейсон наклонился и взял кисть руки мужчины. Пульса не было, но рука была еще теплой.
  Адвокат оглядел окна. Одно, у кровати, было открыто на пожарную лестницу, и постель была слегка примята, будто кто-то опирался, перелезая через нее.
  Мейсон подошел к двери, ведущей из спальни в прихожую. Дверь была закрыта изнутри. Он достал свой носовой платок и аккуратно вытер дверную ручку, до которой дотрагивался. Затем вернулся к двери, ведущей из гостиной в спальню, и проделал то же самое. Эту же операцию он повторил с дверной ручкой из гостиной в коридор. Он вытирал ручку, когда его внимание привлек некий предмет на полу. Мейсон подошел к нему. Это была кожаная дубинка с ремешком на рукояти. Не дотрагиваясь до дубинки, Мейсон попытался рассмотреть ее и заметил кровь.
  На полу, рядом со столом, где лежали шляпа, перчатки и трость, валялась свернутая бумага, но не скомканная и, очевидно, брошенная на пол, довольно плотная и чуть сохранившая форму предмета, который в нее заворачивали. Мейсон определил по характерным острым сгибам, что в нее был завернут тот самый девятидюймовый нож.
  Он открыл дверь в коридор, обернув дверную ручку своим носовым платком, и вытер наружную ручку. Шагнул в коридор и захлопнул дверь, не касаясь ее. Едва лишь Мейсон закрыл дверь, как услышал шум остановившегося лифта, и с той стороны донесся женский голос:
  — Если прислушаться, вы можете услышать ее. Она плачет, и смеется, и что-то говорит про счастливые ноги…
  В коридоре послышались шаги, и грубоватый мужской голос сказал:
  — Возможно, у женщины истерика из-за любовных дел…
  — Но я слышала, как что-то упало, офицер. И как будто тело…
  Перри Мейсон посмотрел вдоль коридора. Это был темный тоннель без окон. Затем оглянулся назад, достал связку ключей, отобрал один и вставил в замок двери, из которой только что вышел. Ключ беспрепятственно повернулся, и Мейсон засунул его обратно в карман.
  В коридоре появился полицейский в форме, за ним шла женщина средних лет. Перри Мейсон незаметно посмотрел в их сторону и нажал на звонок номера 302. Затем обернулся так, словно невзначай заметил подошедших.
  — Минутку, приятель, — сказал полицейский, приближаясь. — Мне нужно с тобой поговорить.
  Перри Мейсон стоял не двигаясь.
  — Это та комната? — обратился полицейский к женщине.
  Она кивнула в ответ. Перри Мейсон оглядел ее. На ней было довольно мятое платье, туфли обуты на босу ногу, волосы в беспорядке, лицо без макияжа…
  — Ты кого искал, приятель? — грозно спросил полицейский.
  — Я хотел видеть того, кто здесь живет, — смиренно ответил Перри Мейсон, кивнув в сторону комнаты 302.
  — Кого именно? — спросил полицейский.
  — Его имя Фрэнк Пэттон. Во всяком случае, у меня есть основания считать, что это его имя.
  — А зачем ты хотел его видеть?
  — Дела.
  — Вы знаете этого человека? — поинтересовался полицейский у женщины.
  — Нет, я никогда его раньше не видела.
  Перри Мейсон вспыхнул.
  — Нет необходимости разбираться, кто я такой, — сказал он, достал из кармана бумажник и, вытащив одно из удостоверений, протянул его полицейскому.
  Тот прочел, подойдя к свету, и, когда он поднял глаза на Мейсона и заговорил, в его голосе проскользнула нотка уважения.
  — О, вы — Перри Мейсон, знаменитый адвокат, а? Я видел вас в суде. Теперь узнал…
  Мейсон, улыбнувшись, кивнул.
  — Вы давно здесь? — спросил полицейский.
  — Может, минуту, может, чуть дольше.
  — Никого нет? — поинтересовался офицер.
  — Я не слышал ни звука, — ответил Мейсон. — Странно, я был уверен, что Пэттон дома. Сначала я позвонил, потом постучал, но — ничего. Я подумал, может, он в другой комнате, переодевается или еще что-нибудь, поэтому подождал немного и попробовал снова… И тут подошли вы.
  — Вот женщина, — начал полицейский, — слышала, как какая-то девушка закатывала там истерику, а потом что-то упало. Вы ведь ничего не слышали, господин адвокат?
  — Ничегошеньки, — ответил Мейсон. — Когда это было? — спросил он у женщины.
  — Не так давно. Я лежала в постели. Плохо себя чувствовала, поэтому легла пораньше. Ну, потом вскочила с кровати, натянула платье, надела туфли и вышла за полицейским. Как только нашла его, сразу же привела сюда…
  — Вы пытались открыть дверь? — поинтересовался полицейский у адвоката.
  — Я покрутил ручку, — сказал Перри Мейсон. — Думаю, дверь заперта. Правда, я не нажимал на ручку сильно, а только покрутил. Знаете, я действительно этим обеспокоен. Надо бы его повидать, если он там…
  Полицейский хмуро посмотрел на женщину. Потом подошел к двери под номером 302 и постучал. Ответа, естественно, не последовало. Подергал ручку.
  — Закрыта, — сказал он и, обратившись к женщине, спросил: — Через холл есть комната?
  Она кивнула.
  — Пойдемте туда, — сказал полицейский. — Я хочу найти управляющего, узнать, есть ли у него запасные ключи и пустит ли он нас вовнутрь.
  Перри Мейсон посмотрел на часы и повернулся к женщине:
  — Вы слышали шум в комнате минут десять назад?
  — Да, где-то так.
  — И что это было?
  — Там рыдала девушка. Она все время что-то говорила о счастливых ногах или о том, что ее ножки счастливые.
  — Она громко говорила? — спросил Мейсон.
  — Да, вы ведь представляете себе, когда женщина в истерике. Она рыдала и кричала.
  — Вы не все уловили?
  — Нет.
  — А потом что вы услышали?
  — Такой звук, словно что-то рухнуло на пол.
  — Вы не слышали, кто-нибудь заходил в комнату?
  — Нет.
  — А может, выходил?
  — Нет, через стенку я могу расслышать только то, что исходит из окна ванной в этом номере, но все звуки из самой комнаты доносятся глухо, и мне их не совсем удается понять…
  — Но вы разобрали звук падения?
  — Да, даже картина покачнулась на стене…
  — И девушка рыдала и кричала о своих ножках?
  — Да.
  — Должно быть, она была в ванной…
  — И я так думаю.
  Перри Мейсон посмотрел на полицейского:
  — Ну, дело ясное. Если там и была женщина, то сейчас, похоже, ее нет. В любом случае мне нужен был мужчина… Пора мне, пожалуй, вернуться в контору.
  — Могу я вас разыскать? — вежливо осведомился офицер. — Вы можете понадобиться как свидетель. Не знаю, что там внутри, может, и ничего особенного, но меня беспокоит тот шум, из-за которого даже картина покачнулась…
  Перри Мейсон кивнул, протягивая пятидолларовую бумажку, спрятанную меж пальцами так, что видеть ее мог только полицейский.
  — Естественно, офицер, — ответил он, — вы можете найти меня в конторе в любое время. Жаль, что мне ничего не известно… Да и когда я пришел, все было тихо, как сейчас…
  Пятидолларовая бумажка скользнула в ладонь полицейского.
  — Очень хорошо, адвокат, мы разыщем вас, если понадобится… А мне нужно добыть запасной ключ. Надо посмотреть, что там внутри…
  Женщина достала из кошелька свой ключ и открыла дверь комнаты напротив номера 302. Офицер маячил позади нее, потом следом за ней вошел внутрь и прикрыл дверь. Перри Мейсон решил не дожидаться лифта и быстро сбежал по лестнице. Проходя вестибюлем, машинально отметил, что портье все так же отсутствует. Мейсон вышел на улицу и подозвал свое такси.
  — Давайте-ка прямо по улице. Посматривайте попутно, откуда можно позвонить. Но сначала проедем пару кварталов, не хочу звонить здесь…
  Шофер кивнул.
  — Такси готово, — сказал он и, как только адвокат сел, захлопнул дверцу, и машина тронулась с места.
  Они проехали восемь-десять домов.
  — Аптека на углу, — предупредил водитель.
  — Отлично, — одобрил Мейсон.
  Такси остановилось.
  — Я не буду выключать мотор, — сказал шофер.
  — Вам вновь придется немного подождать, — бросил ему Мейсон и вошел в здание.
  Он нашел телефон, опустил монетку и набрал номер конторы. Трубку взяла Делла Стрит.
  — Делла, Брэдбери там? — спросил Перри Мейсон.
  — Нет еще, но должен быть с минуты на минуту. Он звонил из «Маплетон-отеля» минут пятнадцать назад. Сказал, что при нем газеты, какой-то другой материал, какие-то бумаги для Торговой палаты, несколько контрактов, которые использовали акционеры, предварительные документы и еще много чего. Он сказал, что все положил в портфель… А, вот он идет.
  — Дай ему трубку, — сказал Перри Мейсон, — он мне нужен.
  — Мистер Брэдбери, на линии мистер Мейсон, — услышал он голос Деллы Стрит. — Он хочет с вами поговорить. Возьмите телефон вон на том столе…
  В трубке послышался какой-то шум, потом нетерпеливый голос Брэдбери произнес:
  — Да, что такое?
  — Слушайте, Брэдбери, — низкий голос Мейсона стал зловеще-тяжелым, — я вам сообщу кое-что, но чтоб не было шума…
  — Шума? — переспросил Брэдбери. — Что вы имеете в виду?
  — Заткнитесь и отвечайте только «да» или «нет». Я не хочу, чтобы моя секретарша знала, что происходит. Понятно?
  — Да, — ответил Брэдбери.
  — Вы были в отеле?
  — Да.
  — Вы нашли газеты?
  — Да.
  — Они у вас с собой?
  — Да.
  — И еще портфель с каким-то материалом?
  — Да.
  — Это о нем вы говорили Делле Стрит?
  — Да.
  — Ладно. Мы нашли Пэттона.
  — Да?! — воскликнул Брэдбери. — Здорово. Вы уже говорили с ним?
  — Он мертв.
  — Что? — завопил Брэдбери. — Что? Вы хотите сказать, что нашли его…
  — Заткнитесь! — рявкнул Перри Мейсон. — Я же сказал вам сидеть тихо и слушать. И воздержитесь от своих восклицаний.
  Несколько секунд он слушал тишину. Потом тихий голос Брэдбери пробормотал:
  — Да, мистер Мейсон. Я плохо вас понял. Продолжайте.
  — Ну вот, — сказал Перри Мейсон, — воспринимайте это как свершившийся факт. Мы нашли Фрэнка Пэттона, он жил в «Холидэй Апартментс», комната 302, на Мапл-авеню. Я выехал его повидать, хотел вытянуть из него признания перед тем, как выложить ваши материалы… Фрэнк Пэттон был убит минут за десять до моего прихода. Кто-то кухонным ножом проткнул ему грудь. Он лежит в своей комнате мертвый.
  — О господи, — сказал Брэдбери и, видно справившись с собой, сразу же добавил: — Да, мистер Мейсон. Я только подумал кое о чем. Продолжайте.
  — У входа в здание, — продолжал Мейсон, — я увидел выходящую из него девушку двадцати двух — двадцати четырех лет с волнующими бедрами. Одета в белое пальто с лисьим воротником, белые полусапожки и белую шляпку. У нее удивительные фиалковые глаза, и похоже, она избегала любопытных взоров. Это Маджери Клун?
  — Да, да, — задыхаясь, ответил Брэдбери. — О, я знаю это белое пальто и шляпку…
  — Ну хорошо, — снисходительно сказал Перри Мейсон. — Повидайте вновь этот белый наряд…
  — Что вы имеете в виду?
  — Не исключаю, что она в весьма и весьма затруднительном положении…
  — Не понимаю.
  — Она оставила номер Пэттона, как только я подъехал. Постоялица в соседней комнате услышала шум у Пэттона и вызвала полицейского. Минут через пять после того, как я вошел туда, эта соседка Пэттона появилась с полицейским. Сейчас полиция запросто выйдет на след Маджери Клун. Там, в ванной, по рассказам, девушка закатила истерику, рыдала и кричала о своих счастливых ножках… Все сходится на том, что это Маджери Клун… Ну, что вы хотите, чтобы я сделал сейчас?
  Брэдбери вдруг вышел из-под контроля.
  — Сейчас? — заорал он. — Вы знаете, что делать! Приведите мне ее! Выясните, все ли в порядке с ней… Пошел к черту этот Фрэнк Пэттон, плевать мне на него… Он меня не волнует, но Маджи для меня все в этом мире… Если она в трудном положении, вытаскивайте же ее!!! Мне все равно, во сколько это обойдется. Вы пришлете мне счет, я оплачу его…
  — Минуту, — отрезвляюще произнес Перри Мейсон. — Сохраняйте спокойствие, не закатывайте истерику!.. Повесите трубку — ничего не говорите Делле Стрит, если она спросит. Скажите ей, я вновь выйду на связь с вами в течение часа или что-то в этом роде. И пусть она ждет там. Вы все поняли?
  — Да, — кратко ответил Брэдбери, но голос его все еще был натянут как струна.
  — Ждите там, — сказал Перри Мейсон.
  — Нет, не здесь, я поеду в свой отель. Вы сможете позвонить в мою комнату. Вы знаете, номер 693. Я буду там…
  — Будет лучше, если вы подождете в конторе.
  — Нет, нет, я хочу быть там, где сказал… Мне нужно много вам сказать, и я хочу разузнать все о случившемся. Вы перезвоните мне в номер через пятнадцать минут?
  — Успокойтесь, — небрежно бросил Мейсон, — и не проболтайтесь. Я занят, и у меня нет времени спорить с вами.
  Он раздраженно повесил трубку и вышел из аптеки.
  — Поехали к «Сэнти-Джеймс Апартментс», — сказал он водителю. — Это на Ист-Фолкнер-стрит, 962. И гоните хрен его знает как…
  Глава 6
  Перри Мейсон постучал в дверь комнаты 301 в «Сэнти-Джеймс Апартментс».
  Почти сразу же послышались быстрые шаги, и кто-то тихонько прильнул к двери.
  Перри Мейсон постучал снова. Ему почудился торопливый, убеждающий кого-то женский голос. Чуть погодя за дверью послышался женский голос:
  — Кто там?
  — Телеграмма, — грубовато-внушительно ответил Мейсон.
  — Для кого? — Окрепший женский голос звучал на этот раз громче и увереннее.
  — Для Тэльмы Бэлл.
  — Я возьму ее, — сказала женщина.
  Дверь приоткрылась, из щелки показалась слабая рука в широком ниспадающем рукаве…
  Перри Мейсон толкнул дверь и быстро вошел в комнату. Кто-то торопливо пробежал в глубь квартиры. Там, в глубине, закрылась еще одна дверь до того, как он успел повернуться в сторону шума. В ванной текла вода, и она зашумела теперь сильнее и неравномерней, с плеском и перебоями.
  Кареглазая женщина в кимоно уставилась на Перри Мейсона. На лице ее смешались испуг и злость. Ей было около двадцати пяти, хорошая фигура и осанка как у манекенщицы.
  — Вы Тэльма Бэлл? — спросил Перри Мейсон, глядя на нее в упор.
  — Кто вы?
  Мейсон позволил себе получше рассмотреть ее. Волосы были влажными, домашние тапочки поспешно обуты на босу ногу, из-под кимоно виднелась нежно-розовая кожа точеных лодыжек.
  — Вы Тэльма Бэлл? — переспросил Перри Мейсон.
  — Да, — выдохнула она.
  — Я хочу видеть Маджери Клун.
  — Кто вы?
  — Маджери здесь?
  Она покачала головой:
  — Я давно не видела Маджи.
  — Кто же тогда в ванной?
  — Там никого нет, — поспешно ответила она.
  Перри Мейсон пристально смотрел на хозяйку квартиры. Воду в ванной выключили, и отчетливо послышался всплеск воды, а потом шлепанье босых ног по кафельному полу.
  Перри Мейсон, улыбнувшись, дал понять девушке, что слова ее не соответствуют истине.
  — Так кто вы? — допытывалась она.
  — Вы Тэльма Бэлл?
  Она кивнула.
  — Перри Мейсон, адвокат, — представился он ей. — Я настаиваю на встрече с Маджери Клун прямо сейчас.
  — Зачем?
  — Я объясню это мисс Клун лично.
  — Откуда вы знаете, что она здесь?
  — Этого я не могу вам сейчас сказать.
  — Не думаю, что мисс Клун настроена вас видеть… Не думаю, что она вообще кого-нибудь хочет видеть…
  — Послушайте, — сказал Перри Мейсон. — Я адвокат. Я здесь по делу мисс Клун. Она в беде. Я хочу помочь ей.
  — Неправда, у нее все в порядке…
  — Так, значит, будет не в порядке, — резко возразил Перри Мейсон.
  Тэльма Бэлл затянула пояском еще сильнее и без того обтягивающее ее кимоно, подошла к ванной и постучала:
  — Маджи.
  Немного помедлив, нежный и, казалось, влажный от воды голос спросил:
  — Что такое, Тэльма?
  — Здесь адвокат, он хочет тебя видеть.
  — Нет, — послышалось из ванной, — мне не нужны никакие адвокаты…
  — Выйди, — сказала Тэльма Бэлл и повернулась к Перри Мейсону: — Она сейчас выйдет. Скажите, откуда вы узнали, что Маджи здесь? Ведь никто не знает. Она пришла вечером.
  Мейсон вспыхнул и, усевшись на стул, закурил сигарету.
  — Давайте опустимся с вами на землю. Я знаю вас. Вы — та, что выиграла конкурс для рекламы. Фрэнк Пэттон проводил его в Паркер-Сити. Пэттон выдал вам поддельный контракт с кинокомпанией и привез вас сюда. Но ваша гордость помешала вернуться назад. Через Фрэнка Пэттона вы познакомились с Маджери Клун. Она оказалась в такой же ситуации. Вы захотели помочь ей. Сегодня вечером Маджери Клун была у Фрэнка Пэттона. Я хочу поговорить о том, что там произошло, и до того, как это сделает полиция.
  — Полиция? — широко раскрыв глаза, спросила Тэльма Бэлл.
  Дверь ванной открылась, и показалась молодая женщина с удивительными фиалковыми глазами, в мягко облегающем ее тело фланелевом банном халате. При виде Перри Мейсона она онемела от изумления.
  — О, вы узнали меня, — удовлетворенно протянул Перри Мейсон.
  Маджери Клун промолчала.
  — Я видел, как вы выходили из «Холидэй Апартментс»… — начал Мейсон.
  — Вы не могли ее видеть у «Холидэй Апартментс», — твердым, уверенным голосом перебила Тэльма Бэлл. — Она весь вечер была у меня, правда, Маджери?
  Маджери Клун не переставала зачарованно смотреть на Перри Мейсона. В чудесных глазах ее застыл страх. Она безмолвствовала.
  — Да вы выдумали это, — напористо продолжала Тэльма Бэлл. — Что бы она делала у Фрэнка Пэттона? Тем более что она весь вечер была со мной…
  Перри Мейсон спокойным, твердым взглядом посмотрел на Маджери Клун.
  — Послушайте, Маджери, — сказал он дружелюбно. — Вы находитесь в довольно трудном положении. Если вы сейчас не понимаете, в чем дело, то очень скоро поймете. Я сделаю все от меня зависящее, чтобы помочь вам. Но мне нужно от вас кое-что услышать. Так сейчас или подождать, когда вы сами захотите поговорить со мной наедине?
  — Нет, — произнесла она своим нежным голосом, — сейчас.
  — Оденьтесь, — приказал ей Мейсон и повернулся к Тэльме Бэлл: — И вы тоже.
  Девушки переглянулись и направились в гардеробную.
  — Полиция может вот-вот нагрянуть, — сказал им вслед Мейсон. — Так что, пожалуйста, поживее!..
  Он оглядел комнату, подошел к ванной и открыл дверь. Вода стекала, на полу был резиновый коврик с мокрыми следами узких ступней, рядом с ним валялось мокрое полотенце. Мейсон вернулся в комнату, нашел шкаф и открыл дверцу. Внутри висело длинное белое пальто с лисьим воротником. Перри Мейсон поднял подол пальто и пощупал его. На его лице отразилось недоумение. Мейсон заметил и полку для обуви, но белых полусапожек там не было…
  Широко расставив ноги и немного подавшись вперед, Мейсон погрузился в раздумья, уставившись на белое пальто с лисьим воротником. Он все еще стоял в такой позе, когда дверь гардеробной открылась, и Маджери Клун, поправляя платье, вошла в комнату. За ней следовала Тэльма Бэлл.
  — Мы будем разговаривать в присутствии вашей подруги? — спросил Перри Мейсон, кивнув в сторону Тэльмы Бэлл.
  — Да, — подтвердила Маджери, — у меня нет секретов от Тэльмы…
  — Вы будете со мной откровенны?
  — Да…
  — Сначала расскажу о себе. Я адвокат. Занимаюсь довольно серьезными делами, и, добавлю, успешно. Дж. Р. Брэдбери — в этом городе. Он разыскивает вас. Этот господин хотел возбудить дело против Пэттона и засадить его за решетку. Он обратился к окружному прокурору. Там ему отказали якобы из-за недостатка улик. Тогда он явился ко мне. Полагаю, он хотел, чтобы я попытался вытянуть из Пэттона признание в мошенничестве. Окружной прокурор посоветовал такой ход. В этом случае суд смог бы что-нибудь предпринять… Итак, я нашел детектива, и мы начали поиски Пэттона. Наконец мы нашли Тэльму Бэлл. Она-то и вывела нас на Пэттона… Вы ведь сегодня беседовали с кем-то из детективного агентства?
  Она кивнула.
  — Я не знала, что он — детектив… Ему нужна была некоторая информация. Я и не предполагала для чего…
  — Хорошо, — сказал Перри Мейсон, — меня наняли помочь вам и попытаться завести уголовное дело на Пэттона. Как только детектив, который встречался с Тэльмой Бэлл, сообщил мне адрес, я сразу же выехал к Пэттону. Я увидел вас, Маджери. Вы выходили из того здания…
  Девушки переглянулись. Маджери Клун глубоко вздохнула и в упор посмотрела на Перри Мейсона своими действительно редкостными глазами.
  — Что вы нашли в его комнате, мистер Мейсон?
  — Как? Вы были там, Маджери?
  — Я не смогла войти.
  Перри Мейсон молча, с упреком покачал головой.
  — Я не смогла! — вспыхнула она. — Я позвонила, но мне никто не ответил. И я ушла.
  — Вы пробовали открыть дверь? — спросил Мейсон.
  — Нет.
  — Когда вы вышли из комнаты, там…
  — Говорю вам, я не была в комнате…
  — Допустим, что были, — сказал он ей. — Когда вы вышли из здания, соседка Пэттона привела к той комнате полицейского. Она слышала там шум. Какая-то девушка рыдала, кричала что-то о счастливых ножках… А потом соседка услышала, как что-то тяжелое упало на пол, в ее комнате на стене даже покачнулась картина…
  Перри Мейсон замолчал и внимательно посмотрел на Маджери Клун.
  — Ну? — спросила она так, будто ее это не очень занимало.
  — Я хочу знать: вы встретили по дороге полицейского?
  — Почему вы спрашиваете об этом?
  — Потому что у вас был виноватый вид. Когда вы заметили, что я смотрю на вас, вы тут же отвели взгляд и так испугались, будто я поймал вас с поличным при краже…
  Перри Мейсон помолчал, задумчиво наблюдая за Маджери.
  — Да, — тихо сказала девушка, покусывая губу, — я видела полицейского.
  — Далеко от «Холидэй Апартментс»?
  — Где-то за два-три дома…
  — Вы шли пешком?
  — Да, я хотела… — Она замолчала.
  — Хотели что?
  — Прогуляться.
  — Вы встретили полицейского. Что потом?
  — Ничего.
  — Он посмотрел на вас?
  — Да.
  — Что вы сделали? Пошли быстрее?
  — Нет.
  — Подумайте хорошенько, — сказал ей Перри Мейсон, — вы почти бежали, когда я увидел вас. Это очень напомнило мне соревнования по спортивной ходьбе, и вы ужасно хотели выиграть… Ну, вы уверены, что все было не так, когда офицер увидел вас?
  — Да.
  — Почему вы так уверены?
  — Я вовсе не шла.
  — А, ну тогда вы остановились?
  — Да.
  Перри Мейсон строго посмотрел на нее и тихо, совсем беззлобно спросил:
  — Вы хотите сказать, что, когда увидели полицейского, вам стало не по себе? Вы остановились, может, приложили руку к горлу или что-то в этом роде? Потом вы разглядывали собственное отражение в окне магазина. Так?
  Она потерянно кивнула.
  Тэльма Бэлл провела рукой по плечу Маджери Клун.
  — Перестаньте, — сказала она, поворачиваясь к Мейсону.
  — Все, что я делаю, — обратился Перри Мейсон к Тэльме Бэлл, — ради ее же блага. Вы же понимаете, Маджери, вы должны понять… Я ваш друг. Я здесь, чтобы защитить вас. Не исключена возможность, что полиция появится раньше, чем я закончу с вами беседовать. Тем паче очень важно знать, что там произошло, и нужно, чтобы вы говорили мне правду!..
  — Я говорю вам правду.
  — Вы сказали, что не входили в комнату…
  — Конечно!
  — Вы слышали, чтобы там кто-нибудь ходил? Какие-нибудь рыдания, крики?
  — Нет.
  — Значит, вы спустились в лифте и вышли на улицу?
  — Да.
  — И вы настаиваете, что не были в комнате?
  — Настаиваю.
  Перри Мейсон вздохнул и повернулся к Тэльме Бэлл:
  — Ну а вы, Тэльма?
  — Я? — удивленно спросила она, подняв брови.
  — Да, вы.
  — Ну, что я?
  — Вы прекрасно знаете, что я имею в виду. Вы были сегодня вечером там?
  — В комнате Фрэнка Пэттона?
  — Да.
  — Конечно нет…
  Перри Мейсон окинул ее спокойным оценивающим взглядом и поднялся со стула. Ему было интересно, какое впечатление он произведет на девушек стоя.
  — Ну-ка, расскажите мне, Тэльма.
  — Я была с приятелем.
  — Очень благоразумная девушка, — многозначительно заметил Перри Мейсон.
  — Что вы хотите этим сказать?
  — Рано возвращаетесь домой.
  — Это мое личное дело…
  Перри Мейсон с огромным интересом посмотрел на носки своих ботинок и сказал, словно бы адресуясь к шнуркам:
  — Да, это именно ваше дело…
  Наступила тишина. Вдруг Мейсон поднял голову и повернулся к Маджери Клун:
  — Девушки, ведь у вас обеих сегодня была встреча с Фрэнком Пэттоном?
  Они переглянулись в недоумении.
  — Встреча с Фрэнком Пэттоном? — переспросила Маджери Клун, словно не веря собственным ушам.
  Перри Мейсон кивнул. Девушки опять переглянулись, потом звонко и весело засмеялись.
  — Ну, не будьте глупым, — посоветовала Маджери Клун. Перри Мейсон сел на стул. Он выглядел совершенно спокойным.
  — Ладно, — сказал он. — Я хотел дать вам шанс. Не хотите им воспользоваться, стало быть, мне ничего не остается делать, как только сидеть здесь и ждать полицию…
  И он погрузился в раздумья. Тишину нарушила Тэльма Бэлл:
  — Почему полиция должна прийти сюда?
  — Они узнают, что Маджи — здесь.
  — Откуда?
  — Они выяснят так же, как и я. — Он зевнул, прикрывая рот пальцами и покачивая при этом головой.
  Маджери Клун беспокойно покосилась на Тэльму Бэлл.
  — Что сделает полиция? — спросила она.
  — Много, — одновременно сухо и любезно ответил Перри Мейсон.
  — Слушайте, — вдруг сказала Тэльма Бэлл, — вы не должны так поступать.
  — Как? — безразлично спросил Мейсон.
  — Вовлекаете ее в убийство и ничего не предпринимаете, чтобы защитить.
  У Перри Мейсона лопнуло терпение. Глаза его стали хищными, как у кошки, неожиданно увидевшей птичку.
  — Откуда вы знаете об этом убийстве, Тэльма? — спросил он, приподнимаясь со стула и глядя ей прямо в глаза.
  Она в ужасе застыла, а потом дрожащими губами пролепетала:
  — Да ведь… ведь… вас так можно было понять…
  Он мрачно и как-то зловеще засмеялся.
  — Теперь слушайте, — сказал он. — Либо вы услышите это от меня, либо от полиции… Вы обе встречались сегодня с Фрэнком Пэттоном! Маджери оставила свой телефонный номер… Полиция проверит его и примчится сюда. Еще Маджери оставила Пэттону до его возвращения в «Холидэй Апартментс» записку, где просила передать Тэльме, что будет у нее минут через двадцать.
  Вы обе выиграли конкурс Фрэнка Пэттона. В маленьких ваших городках вы были выбраны из толпы претенденток как девушки с самыми красивыми ногами… Об одной из вас писали в газетах: мол, девушка со счастливыми ножками; а может, писали о вас обеих — Фрэнк Пэттон любил поднимать шумиху местной прессы. Теперь, в ванной Фрэнка Пэттона какая-то девушка закатила истерику по поводу своих весьма хорошеньких ног, она без конца употребляла эту газетную фразу: «Счастливые ножки». Я видел, как Маджери Клун выходила из здания, где жил Фрэнк Пэттон. Маджери говорит, что не видела его. Это она говорит. Весьма возможно, что так, а может, и нет… Полиция будет весьма ретиво это выяснять. Их методы не из приятных, смею вас уверить… Сейчас я — ваш единственный друг и помощник в этом деле. У меня имеется опыт и необходимые знания. Вы не хотите принять мою помощь. Ну и сидите, поднимайте свои тонкие бровки, хлопайте ресницами друг на друга, возмущайтесь: «Что? Мы были у Фрэнка Пэттона? Ха, ха, ха! Не будьте глупым»… Я — идиотски добросовестный адвокат, прихожу сюда и что же вижу: обе принимают ванну, так сказать…
  — А что тут такого? — запротестовала Маджери Клун. — По-моему, когда хотим, тогда и принимаем ванну…
  — О, разумеется, — любезно заметил Мейсон. — Но полиция весьма заинтересуется причиной вашей чистоплотности…
  — Какая особенная причина может быть для принятия ванны? — агрессивно, словно боевой петушок, набросилась на адвоката Маджери.
  Перри Мейсон со свирепым лицом повернулся к ней:
  — Ладно, если уж я начал, так закончу. Полиция скажет, что вы отмывали следы, брызги крови на чулках, обуви, на ногах…
  Девушка в ужасе отпрянула, будто он ее ударил. Перри Мейсон откинулся на стул всем своим массивным телом и гневно разглядывал молодых женщин.
  — О боже! — простонал он. — Подумать только! Чтобы вытянуть из них правду, я им тут все без конца разъясняю… Почему в ванной нет никакой одежды? Куда вы дели одежду, которую сняли? А вы, Маджери Клун, куда вы дели свои белые полусапожки, в которых выходили из того здания?
  Маджери Клун уставилась на него широко раскрытыми, совсем фиолетовыми испуганными глазами. Губы ее дрожали.
  — По… полиция… знает об этом?
  — Они много чего узнают, — зловеще бросил он. — Теперь, может, спустимся с небес? Я не знаю, сколько у нас времени, но мы могли бы откровенно поговорить…
  Тэльма Бэлл тихо заговорила:
  — Предположим, мы были там. Но что это даст? Мы же не могли убить его.
  — Ну? — иронически прищурился Мейсон. — У вас что, не было причин? — Он повернулся к Маджери Клун: — Вы долго здесь были, до того как я пришел?
  — Где-то м-м-минуту, — дрожащим голосом произнесла она. — Я не взяла т-т-такси и шла пешком.
  — Вы были в комнате Фрэнка Пэттона, закатывали в ванной истерику, кричали о своих замечательных ногах?..
  Она безмолвно покачала головой.
  — Послушайте, — пролепетала Тэльма Бэлл, — а полиция может узнать, что Маджери была там, если полицейский, который видел ее на улице, не свяжет ее особу с преступлением?
  — Возможно, нет, — сказал Перри Мейсон, — а что?
  — Потому что я хочу надеть это белое пальто с лисой. Я могу надеть и белую шляпку. Я поклянусь, что это мои вещи.
  — Тогда вас втянут в эту историю. Полицейский скорее запомнил одежду, а не лицо. Он опознает вас.
  — Это то, что мне нужно, — медленно сказала Тэльма Бэлл.
  — Зачем?
  — Да потому что меня там даже и в помине не было…
  — Вы можете доказать это? — спросил Мейсон.
  — Конечно, могу, — возбужденно заговорила она. — Вы не думайте, что я настолько глупа, чтобы подставлять себя… Я надену это пальто. Полицейский опознает меня, скажет, что видел меня выходящей из здания. Тогда я докажу, что меня там не было!
  — Где вы были? — спросил Мейсон.
  — С приятелем.
  — Почему же вернулись так рано?
  — Мы поссорились.
  — Из-за чего?
  — Это важно?
  — Да.
  — Из-за Фрэнка Пэттона.
  — И что?
  — Он не любил Фрэнка Пэттона.
  — Почему? Молодой человек ревнив?
  — Нет, но он знал, что меня связывает с этим Пэттоном. Он думал, старый ловелас интересует меня.
  — То есть?
  — Ну, разные контракты, встречи, которые он устраивал для меня.
  — Например?
  — Большие заработки в домах моделей, интервью, артисты, художники — в общем, вся эта богемная жизнь…
  — Вашему приятелю это не по душе?
  — Нет.
  — Как его зовут? — хотел все знать Перри Мейсон.
  — Джордж Санборн.
  — Где он живет?
  — В «Джилрой-отеле», комната 925.
  — Не пытаетесь ли вы надуть меня?
  — Обманывать своего адвоката? Не говорите чушь.
  — Я не ваш адвокат, а Маджери Клун… Ладно, передохнем.
  Она протянула руку к телефону:
  — Позвоните Джорджу Санборну. Номер: Проспект 8-3945.
  Перри Мейсон взял телефон и поднял трубку.
  — Соедините: Проспект 8-3945. — Он услышал, пока говорил, легкое перешептывание за спиной.
  Мейсон не обернулся. В трубке послышался какой-то шум, и женский голос ответил:
  — «Джилрой-отель».
  — Соедините меня с мистером Санборном из номера 925.
  Через некоторое время мужественный мужской голос бросил ему свое небрежное «да?».
  — Тэльма Бэлл, — торопливо заговорил Мейсон, — пострадала в автомобильной катастрофе около часа назад. Она сейчас в «Эмердженси хоспитал», и мы нашли у нее вашу карточку. Вы знаете ее?
  — Что, что такое? — спросил мужской голос.
  Перри Мейсон повторил.
  — Слушайте, что за шутки? Вы думаете, я — кто?
  — Мы здесь подумали, что вы — ее друг, который заинтересован…
  — К черту больницу! Я был с Тэльмой Бэлл весь вечер. Мы с ней расстались не раньше чем полчаса назад. Ни в какой автомобильной катастрофе она не пострадала, уверяю вас…
  — Благодарю, — сказал Перри Мейсон и бросил трубку. Он повернулся к Маджери Клун: — Послушайте, Маджери, вы можете считать Тэльму Бэлл самой близкой подругой в мире, но единственный человек, который должен услышать правду, — ваш адвокат. Вы понимаете это?
  Она кивнула.
  — Если вы так говорите, — пробормотала она неуверенно.
  Он повернулся к Тэльме Бэлл:
  — Вы — преданный друг, но вы должны понять меня правильно. Все, что Маджери Клун говорит вам, может быть оглашено в суде, а то, что она поведает мне, — будет раскрыто лишь в ее интересах…
  — Понимаю, — побледнев, сказала Тэльма и гордо приподнялась со стула. — Вы просто хотите выпутать Маджи из этой истории!..
  — Да. Наденьте эту одежду. Посмотрим, как вы в ней выглядите.
  Она подошла к шкафу, надела пальто и шляпку.
  — Ничего, — одобрил он. — А есть какие-нибудь белые сапоги?
  — Нет, — ответила она.
  — Скорее всего, он и не вспомнит про них, — пробормотал Перри Мейсон. — Я хочу, чтобы вы вышли из дома и покрутились где-нибудь рядом. Подъедет полицейская машина, вы поймете; или это будет дежурная машина, увидите в ней трех-четырех парней, широкоплечих, в светлых костюмах; может подъехать такой двухместный автомобиль. Один полицейский выйдет, а другой останется в машине, на вызовах.
  — Разберусь, — сказала она. — А что дальше?
  — Как только вы поймете, что полицейские направляются к дому, перейдите улицу, как будто бы откуда-то возвращаетесь… Можете сказать, что ходили в аптеку за аспирином или еще что-нибудь… Идите прямо к полицейским. Они начнут задавать вам вопросы. Только не пускайте сразу в ход свою отговорку. Покажите им, будто вы смущены. Отвечайте на вопросы, только когда у них возникнут подозрения. Рассердитесь на них и скажите, что не обязаны всем докладывать, где были и что делали…
  Если тот полицейский при обходе заметил что-то подозрительное в Маджи, он должен вспомнить ее приметы. Но, скорее всего, не лицо девушки, а ее одежду. Она увидела его в форме, при оружии… Девушка остановилась и обернулась, посмотрев на рекламу в окне. Ничего особенного… Может, он и не вспомнит ее, поскольку шел с той женщиной, которая попросила его выяснить, что там происходит в комнате, он слушал эту самую даму. Но когда этот полицейский попадет в комнату Пэттона и найдет те две записки на столе, с именем Маджи и Тэльмы, начнет припоминать, не встречал ли он по пути женщину, выглядевшую так, будто она замешана в убийстве. Вполне вероятно, он запомнил пальто и шляпку. Ну, тогда вы попались. Это будет не совсем приятно. Я имею в виду, вы станете в определенном смысле известной. Вопрос в том, сможете ли вы все сделать?
  — Смогу, — твердо сказала она, — и сделаю…
  Перри Мейсон обратился к Маджери:
  — А вы собирайте все свои вещи, уложите их в чемодан. И уходите отсюда как можно скорее. Идите в отель и зарегистрируйтесь под своим именем, но так, чтобы вас было нелегко вычислить… Какое у вас среднее имя?
  — Франсис, — ответила девушка.
  — Хорошо, отметитесь как М. Франсис Клун. Еще помните, что вы не из Кловердаля, а из этого города, и укажите вот этот адрес. Это моя визитка, здесь есть и телефон — Бродвей 3-9251. Позвоните в офис, спросите мисс Стрит — это мой секретарь, она будет в курсе. Не упоминайте по телефону никаких имен, просто скажите, что беседовали со мной и я просил вас оставить свой адрес. Назовите ей отель, где вы остановились. Закройтесь у себя в комнате. Никуда не выходите и не отходите от телефона. Постарайтесь, чтобы я мог в любое время дня и ночи вас там застать. Пусть почту приносят вам в комнату. Не пытайтесь связываться со мной до тех пор, пока не произойдут какие-нибудь изменения. Если полиция отыщет вас, пусть ваше личико примет выражение невинного ребенка, и ни на один вопрос им не отвечайте. Но если они спросят, есть ли у вас адвокат, назовите меня и требуйте, чтобы вам тут же дали связаться со мной…
  Она медленно кивнула, не отводя от него упорного взгляда.
  — Вы все поняли?
  — Да.
  — Тогда вперед. И помните, что бы ни случилось, сначала вы должны переговорить только со мной. Вы не должны даже отвечать на вопросы. Никому не говорите, кто вы и откуда. Если вам предъявят ордер на арест, требуйте своего адвоката. Покажите им визитку. Настаивайте, чтобы вам разрешили позвонить мне. Если разрешат, я по телефону попрошу ничего не говорить. Если нет, надуйтесь, рассердитесь. Скажите им: если они не дадут вам сделать то, что вы хотите, вы не сделаете, что они хотят; если вам не дадут позвонить, вы не станете отвечать на вопросы. И каждый раз напоминайте им об этом. Поняли?
  — Да, поняла, — ответила она.
  Перри Мейсон направился к двери. Проходя мимо Тэльмы Бэлл, погладил ее по плечу.
  — Хорошая девочка, — улыбнувшись, сказал он и вышел в коридор, услышав, как за ним закрывают двери.
  Глава 7
  Дж. Р. Брэдбери ожидал Перри Мейсона в вестибюле «Маплетон-отеля». Когда адвокат вошел, Брэдбери показался ему совершенно спокойным. Серый костюм из твида сочетался с его серыми глазами; на нем были серая рубашка, серый галстук в красную крапинку, серые шерстяные носки и черно-белые спортивные ботинки. Он задумчиво курил сигару, при виде Перри Мейсона быстро вскочил и начал нетерпеливо выспрашивать:
  — Расскажите мне все. Как это случилось? Вы нашли Маджери? Что сделали для нее? Что…
  — Успокойтесь, — устало сказал Перри Мейсон. — Где бы мы могли поговорить? Может, у вас в комнате?
  Брэдбери кивнул, направился к лифту, но вдруг остановился.
  — За углом есть отличное местечко. Мы там можем перекусить и что-нибудь выпить. У меня в комнате ничего нет…
  — Ведите, — вздохнул Перри Мейсон.
  Брэдбери толкнул вращающиеся двери в вестибюле, подождал Мейсона, взял его под руку и доверительно спросил:
  — Есть ли какая-нибудь ниточка, которая указывает на Маджери?
  — Да помолчите же, — взмолился Перри Мейсон. — Сейчас придем в бар и поговорим. Но если там для этого не будет условий, учтите — разговора не выйдет!
  — Не беспокойтесь. Мы сможем посидеть в совершенно уединенной кабинке. Она единственная. У меня есть карточка метрдотеля.
  Он завернул за угол, остановился перед дверью и нажал на кнопку звонка. Медная планка в двери приподнялась, и черные глаза, похожие на бусинки, оглядели Брэдбери; потом лицо исчезло. Задвижку отодвинули, и дверь открылась.
  — Направо наверх, — сказал Брэдбери.
  Перри Мейсон первым поднимался по ступенькам. Официант легким наклоном головы поприветствовал его.
  — Нам кабинку, — требовательно сказал Мейсон.
  — Вы вдвоем? — поинтересовался официант.
  Мейсон кивнул. Официант было замешкался, но под твердым, напряженным взглядом адвоката повел их через небольшой зал, через танцевальную площадку вниз по ковровому коридору. Он отодвинул занавес в кабинке. Перри Мейсон вошел и сел за столик. Брэдбери расположился напротив.
  — Мне, пожалуйста, хорошего красного вина и горячего французского хлеба с маслом. Это все, — сделал заказ Перри Мейсон.
  — Мне виски с содовой и льдом, — продиктовал официанту Брэдбери. — Хотя лучше принесите пинту виски, лед и пару бутылок имбирного пива. Может, мистеру Мейсону после вина — виски с содовой?
  — Нет, нет. Вино и французский хлеб. Все.
  — Тогда одну бутылочку пива, — уточнил заказ Брэдбери. Едва занавес задвинулся, Брэдбери взглянул на Мейсона и приподнял брови.
  Перри Мейсон облокотился на стол и быстро начал тихим, доверительным голосом:
  — Я нашел Маджери Клун. Она замешана в этом, не знаю насколько. У нее есть подруга, Тэльма Бэлл, она в курсе и должна помочь Маджери Клун. Я знаю не все, а лишь то, что рассказала мне Маджи. Я не осмелился расспрашивать ее при Тэльме Бэлл: ведь если бы я стал говорить с Маджи в другой комнате, Тэльма решила бы, что мы что-то замышляем втайне от нее… Не могу вам передать всех нюансов. Это как раз тот случай, где чем меньше вы знаете, тем лучше для вас…
  — Но Маджи в порядке? — перебил Брэдбери. — Вы можете обещать мне, что будете оберегать ее?
  — Я ничего обещать не могу. Я сделал все, что мог, и нашел ее быстрее, чем полиция…
  — Расскажите мне о Фрэнке Пэттоне, — попросил Брэдбери. — Как это произошло?
  — Я не знаю как. Я выяснил, где он живет, и выехал туда.
  — А как вы разузнали?
  — Через детектива, которого вы наняли.
  — А когда?
  — Сегодня вечером.
  — Значит, когда вы уходили из конторы, уже знали, куда идете?
  — Естественно.
  — Почему не взяли меня с собой?
  — Не хотел. Мне нужно было попробовать вытянуть из Пэттона признание… Я предвидел, что вы можете потерять над собой контроль и обрушить на него свои обвинения, которые, возможно, и не относятся к делу. Я хотел поговорить с ним и заманить в ловушку. После того как он размяк бы, я хотел вызвать вас и моего секретаря, чтобы записать показания.
  Брэдбери кивнул.
  — Звучит недурно, — заметил он. — Я просто потрясен…
  — Ну, ничего особенного, я же веду дело в ваших интересах. И все — конфиденциально.
  — Продолжайте, — попросил Брэдбери.
  — Итак, я постучал в номер Фрэнка Пэттона, но никто не ответил. Я наклонился и всмотрелся в замочную скважину. В комнате горел свет. На столе я заметил шляпу, трость и перчатки. И сразу подумал, что это принадлежит Пэттону, поскольку все сходится с вашим описанием. Я снова постучал, потом позвонил, прислушался, но так ничего и не услышал. И уж думал идти, как вдруг увидел, что за углом в коридоре за мной наблюдает полицейский. Меня сразу осенило — здесь что-то не так. Я направился прямо к нему. Он остановил меня и спросил, что я делаю близ этого номера. Я ему объяснил, что ищу Фрэнка Пэттона и думаю, что он должен быть дома. Я представился офицеру и показал ему свою визитку. С ним была женщина, она живет по соседству. Выглядела так, будто сейчас вскочила с постели и впопыхах оделась, твердила, что плохо себя чувствовала, а в соседней комнате некая девушка подняла шум, что-то кричала и упоминала «счастливые ножки». Я это говорил вам по телефону.
  — Ну а дальше?
  — Потом полицейский с той соседкой что-то обсудил, и ему наконец удалось открыть дверь. Он нашел там Пэттона мертвым. Ему вонзили в грудь огромный кухонный нож. И я немедленно связался с вами, чтобы узнать, что мне надлежит сделать для Маджери…
  — А как вы узнали, что Маджи в этом замешана? — поинтересовался Брэдбери.
  — Я видел ее. Она выходила из того здания, как раз когда входил я. Она как-то виновато выглядела. В ее глазах был страх, когда я взглянул на нее. На ней было белое пальто, белая шляпка… Но вы все это должны держать при себе.
  — Ну разумеется, — заверил Брэдбери. — Но почему вы с ней не переговорили?
  — Я же не знал ее, даже не имел представления, кто эта девушка. Когда она проходила мимо, выглядела напуганной, и, когда соседка рассказывала фараону о некоей девушке, поднявшей столько шума в ванной по поводу собственных ножек, я подумал: вдруг это и была Маджи…
  — Но что она могла делать в ванной? — спросил Брэдбери.
  — Да почем я знаю. Пэттон был обнажен, халат наполовину надет… Может, он пытался кое-что сделать, а Маджи закрылась от него в ванной?
  — Потом Пэттон полез к ней, и она ударила его ножом?
  — Нет, — ответил Мейсон, — тело лежит не в ванной, а рядом. Возможно, девушка была в ванной, а Пэттону удалось открыть дверь… Может, у них завязалась борьба, и она в целях самозащиты ударила его… Но есть еще одна версия: пока она была в ванной, кто-то проник в комнату и убил Пэттона!
  — Дверь была заперта? — спросил Брэдбери.
  — Конечно. Разве я не говорил, что полицейский пошел за швейцаром или дежурным портье, чтобы открыть дверь?
  — Тогда, если дверь была закрыта, как же можно было войти туда, пока Маджи сидела в ванной?
  — Да очень легко. Кому хоть раз удалось проделать подобный фокус, все это вовсе не сложно…
  — А детектив Пол Дрейк был там? — спросил Брэдбери.
  — А детектив Пол Дрейк должен был выехать за мной следом, — ответил Перри Мейсон. — Мы встретились с ним на Найнс-энд-Олив, продумали наш план и решили, что Пол поедет после меня минут через пять. Дрейк был на своей машине, а я на такси. У меня не было возможности с ним переговорить. Видно, когда он подъехал туда и увидел полицейского с той соседкой, сообразил, что дело неладно, и предпочел остаться в тени. Во всяком случае, я так понимаю его неявку на нашу маленькую частную секретную операцию…
  Занавес отодвинули, появился официант с заказами. Брэдбери налил себе виски, кинул круглый, медузообразный лед, плеснул туда же имбирного пива, помешал все это вилкой и выпил полстакана в три глотка.
  Перри Мейсон внимательно осмотрел бутылку вина, понюхал ее горлышко, налил себе стаканчик, отломил горячего французского хлеба, намазал его маслом, откусил и прихлебнул выдержанного марочного красного вина.
  — У вас что-то еще было? — рассеянно спросил официант.
  — Пока все, — ответил Брэдбери. — Вы не присмотрите, чтобы нас не беспокоили?
  Официант кивнул.
  — Я вам все рассказал, — закончил Перри Мейсон.
  — А теперь мне нужно кое-что сообщить вам.
  — Да? — Мейсон покосился в сторону официанта. В ответ Брэдбери кивнул.
  — Ну, давайте, — сказал Мейсон.
  Официант вышел и закрыл за собой занавес.
  — Прежде всего, — не спеша начал Брэдбери, — мне нужно, чтобы вы поняли одну вещь. Я не хочу, чтобы Маджи узнала о моем участии в этом деле, что бы ни случилось…
  — Конечно, — кивнул Мейсон, отламывая себе еще французского хлеба.
  — Кроме того, мне нужно, чтобы Маджери Клун выпуталась из этой истории, кто бы ни был в ней замешан…
  — Да-а, вы мне такого еще не говорили.
  Брэдбери наклонился вперед и пристально посмотрел на Мейсона.
  — Поймите меня, адвокат. Я не хочу путаницы вокруг этого. Я хочу, чтобы Маджери Клун выпуталась из этой истории, что бы там ни было. — Брэдбери говорил с какой-то безумной силой, словно колдун произносил свои заклинания…
  Перри Мейсон поднял стакан вина и вдруг внимательно, даже сосредоточенно посмотрел на Брэдбери.
  — Гм?
  — Я люблю ее больше жизни, — продолжал Брэдбери. — Я бы все сделал для нее… Мы с вами оба не знаем всех обстоятельств этого дела, но я определенно не хочу, чтобы Маджери Клун оказалась в опасности. Я готов от всего мира защищать ее… Меня не остановит любой, от кого ее нужно защитить…
  — Ну? — сказал Перри Мейсон, все еще держа в руке невыпитый стакан вина.
  — Мне бы хотелось знать, долго ли вы стучали в дверь перед тем, как появился полицейский? — поинтересовался Брэдбери.
  — Минуту-две. А что?
  — Вы помните точно время, когда он появился?
  — Нет, я не смотрел на часы.
  — Это, конечно, можно будет выяснить.
  — Наверное, — ответил Мейсон и поставил стакан на стол. — Продолжайте, Брэдбери, я вас слушаю.
  — Интересно, во сколько было совершено убийство, учитывая и час, когда вы добрались до комнаты… Время может сыграть очень важную роль.
  — Да, может, — согласился Перри Мейсон.
  — Мне кажется смехотворной версия, что Маджи была в ванной, а кто-то убил Фрэнка Пэттона, и после всего этого вновь оказалась заперта дверь…
  — Почему?
  — Во-первых, мне трудно поверить, что у Маджери был свой ключ от комнаты Пэттона. Возможно, Маджери Клун пыталась запереться в ванной, Фрэнк Пэттон ворвался к ней, между ними произошла стычка, и Маджи убила его, тогда она была бы последней, выходившей из дверей.
  — Да, ну и что?
  — Может, дверь и не была заперта, поскольку у Маджери Клун нет ключей, а мертвец не в состоянии этого сделать… С другой стороны, если Маджери Клун была в ванной, а Пэттон пытался проникнуть туда, но так и не смог, и тут вдруг кто-то вошел в комнату, убил его, а потом вышел и, как вы полагаете, запер дверь… Но как же тогда Маджи вышла?
  Перри Мейсон задумчиво наблюдал за Брэдбери.
  — Значит, может быть единственное объяснение, — продолжал Брэдбери, — что Маджери Клун выбежала из ванной, пока, например, двое мужчин дрались. В таком случае Маджери бы увидела убийцу и, несомненно, смогла бы узнать или хотя бы описать его…
  — А потом? — спросил Перри Мейсон.
  — Потом убийца сделал бы свое дело и покинул комнату. Возможно, он даже заметил Маджери Клун, когда она в панике убегала или когда выходила из ванной, или в коридоре, или в лифте.
  — Кстати, Брэдбери, вы очень хороший детектив. Вы правильно ведете ниточку.
  — Я просто хотел произвести на вас впечатление, — тихо сказал Брэдбери, глядя в стол. — И то, что я приехал из маленького городка, не значит, будто бы я отступлюсь. Не нужно меня недооценивать, адвокат.
  Теперь Перри Мейсон рассматривал своего собеседника с интересом и неким уважением.
  — Идите к шутам, Брэдбери, — сказал он, грея в руке стакан с вином. — Я не собирался недооценивать вас.
  — Спасибо, адвокат, — сказал Брэдбери, поднял свой стакан с виски и допил его до конца.
  Перри Мейсон некоторое время наблюдал за ним, потом отхлебнул из своего стакана и заново наполнил его.
  — Вы закончили? — спросил он.
  — Нет. У меня есть еще версия. Не сомневаюсь, если Маджери Клун видела убийцу, она узнала его, потому-то и не смогла закричать, чтобы не выдать своего знакомца…
  — Вы думаете о докторе Дорэе? — спросил Перри Мейсон.
  — Точно, — ответил Брэдбери.
  — Слушайте, может, вы и правы. Я видел, как Маджери Клун выходила из здания. Через некоторое время я поднялся в лифте на третий этаж и прошел по коридору к номеру Фрэнка Пэттона. Но по пути я никого не встретил, а пока не появился полицейский, я стоял у двери, следовательно, в комнате, когда я подошел, уже никого не было… Значит, убийца мог спуститься по лестнице, пока я ехал в лифте. Я ведь встречал доктора Дорэя. Я бы узнал его, если бы встретил там…
  — А окна? — спросил Брэдбери. — Как расположены окна в спальне?
  — Да, есть окно, оно ведет на пожарную лестницу.
  — Вот, — многозначительно поднял палец Брэдбери.
  — Но, — стал возражать Мейсон, — если в комнате был доктор Дорэй и если Маджери Клун, выбежав из ванной, ринулась за дверь этой проклятой комнаты, почему же Дорэй закрыл комнату и скрылся через окно?
  — Это мы и должны выяснить.
  — Да, — согласился с ним Мейсон, — когда у нас на руках будут факты, нам придется много чего выяснить. Вы же понимаете, Брэдбери, что физически невозможно воспроизвести картину преступления, тем более когда нет развернутого веера фактов…
  — Я все прекрасно понимаю, — сказал Брэдбери, — но то, чем мы располагаем, как-то не совпадает с тем, что произошло на самом деле…
  — Так этим совмещением мы и займемся в суде в процессе обвинения!
  — Я бы хотел сейчас, — по-мальчишески нетерпеливо сказал Брэдбери.
  — Значит, вы думаете, что к убийству причастен Боб Дорэй, и только он?
  — Буду с вами откровенен. Да, думаю, так. Я уже говорил вам, это опасный человек. Я, как пес, нюхом чую, что только он замешан в убийстве, и уверен, что Маджери Клун постарается не выдать его, если это ей удастся.
  — Вы думаете, она его любит?
  — Да нет, скорее им восхищена… Возможно, напридумывала себе, что влюблена… Вы понимаете разницу, адвокат?
  — Я понимаю, — тихо ответил Мейсон.
  — Кроме того, — продолжал Брэдбери, — тем самым Маджери Клун приносит себя в жертву, чтобы дать Дорэю шанс. Хочется верить, что это не так. Я вам объяснил понятно?
  — Более чем, — ответил Перри Мейсон.
  Брэдбери налил себе еще виски и смешал с имбирным пивом.
  — Что бы ни случилось, — веско сказал он, — ради доктора Дорэя Маджери не должна жертвовать собой!
  — Значит, вы хотите, чтобы я наглядно продемонстрировал любезной публике, что убийство — дело рук доктора Дорэя? — спросил Перри Мейсон.
  — Наоборот. Это я внушаю вам свое предположение, что Дорэй либо замешан в убийстве, либо совершил его. И я, наверное, попрошу вас заняться защитой доктора.
  — Что? — откинулся назад Перри Мейсон.
  Брэдбери медленно кивнул:
  — Я попрошу вас заняться Дорэем.
  — Но если я буду представлять его интересы, я ведь сделаю все, чтобы его выпутать!..
  — Это понятно, — меланхолично сказал Брэдбери.
  У Перри Мейсона пропала всякая охота к еде. Теребя угол скатерти, он неотрывно смотрел на Брэдбери.
  — Нет, — сказал он тихо, — не думаю, что когда-нибудь смогу недооценить вас, Дж. Р. Брэдбери.
  — Теперь, адвокат, — сказал Брэдбери, улыбаясь, — когда мы прекрасно понимаем друг друга, можем приступить к ужину.
  — Кто-то может, — усмехнулся Мейсон, — а кто-то должен связаться с конторой. Наверняка там рыскают какие-нибудь сыщики…
  — А что им нужно? — поинтересовался Брэдбери.
  — Ну, может, они уже знают, что я был в том доме, желают расспросить, зачем я туда мотался и так далее.
  — Вы им много скажете?
  — Я ничего не скажу о вас, Брэдбери. Я буду держать вас в стороне.
  — Это хорошо, — одобрил Брэдбери.
  — Но если у меня будет возможность упомянуть в газетах о романе Маджи с доктором Дорэем, я сделаю это.
  — Зачем?
  — Вы умный человек, Брэдбери, и я могу быть с вами откровенным. Вы мужчина в возрасте, намного старше Маджери Клун; у вас есть деньги. Маджери сейчас в незавидном положении, и первая же газета самыми сочными красками живописует ее как легкомысленную красотку, оттеснившую на конкурсе других девушек с красивыми ножками, попавшую в беду в погоне за славой, а тут еще и богатый пожилой поклонник затесался в историю, отыскивая ее… Это произведет совершенно плоское и дурное впечатление, нежели иная, романтическая версия…
  — Какая?
  — Такая, что Маджери Клун, существо чистое, провинциальная ослепленная красавица, попала в город, где все ее иллюзии полностью развеялись, а доктор Роберт Дорэй, начинающий дантист, чуть ее постарше, забросил свою практику, назанимал, сколько смог, денег и кинулся за ней вдогонку… Здесь представляется уже другая картина — любовная история молодых людей.
  — Понимаю, — покорно опустил голову Брэдбери.
  — В данном случае вы находитесь в невыгодном положении, — продолжал Перри Мейсон, — из-за конкурса прелестных ножек. Газеты запросто раздуют, как дешевый бульварный роман, ее дело, опубликуют довольно смелые фотографии Маджери Клун, привлекут внимание читателей, но это будет вовсе не та реклама, какая нам нужна.
  Брэдбери медленно покачал головой:
  — Есть одна вещь, адвокат, которую мы должны с вами оговорить.
  — Какая?
  — Не думайте, что вам придется извиняться передо мной за будущие ваши действия, адвокат. Работайте, как вам удобно. — Здесь Брэдбери посмотрел на Перри Мейсона испытующим взором. — Но учтите, я любого достану, только чтобы помочь Маджери! Любого, вы поняли?
  Перри Мейсон вздохнул, вылил в стакан остатки вина, отломил хлеба и намазал на него толстый слой масла.
  — К шутам собачьим, — удовлетворенно сказал он, — вот теперь я узнал вас, Брэдбери.
  Глава 8
  Перри Мейсон дождался, пока Брэдбери закрыл за собой дверь лифта, и подошел к телефонной будке.
  — Что случилось? — На другом конце провода послышался негромкий, осторожный голос Деллы Стрит.
  — А что такое? — в свою очередь полюбопытствовал Мейсон.
  — Здесь два детектива.
  — Все нормально. Скажи им, чтобы подождали меня, я иду.
  — Шеф, вы в порядке?
  — Конечно, в порядке.
  — Ничего не случилось?
  — Ничего такого, что бы обеспокоило тебя…
  — Они подозрительные, — быстро и тихо говорила Делла Стрит. — Они слышат, как я говорю, и хотят прорваться к параллельному телефону… — Тут же громко и свободно она защебетала: — Не могу сказать, когда он будет. Думаю, позже. Если оставите свое имя, я передам ему, что вы звонили; или можете оставить телефон, и он позвонит вам, если будет такая необходимость…
  — Нет, ничего не передавайте, — изменив голос, сказал Перри Мейсон и повесил трубку. Выйдя из будки, он остановился, закурил сигарету и задумался, разглядывая причудливые, расплывающиеся в воздухе синеватые клубы дыма. Потом вдруг многозначительно покивал, будто какая-то немаловажная идея пришла ему в голову. Вышел на улицу, поймал такси и поехал в контору.
  Когда Мейсон туда вошел, он производил впечатление спокойного, довольного жизнью, беспечного адвоката, на часок сбежавшего от нудной конторской текучки и слегка пахнущего хорошим вином.
  — Привет, Делла! — весело воскликнул он.
  — Эти два господина… — начала она и повернулась к сидящим на стульях мужчинам. Один из них скинул пальто, его подтяжки были натянуты на жилет так, чтобы не перекрывать блестящий полицейский значок.
  — Нам нужно поговорить с вами, — сказал господин со значком.
  — О, — изобразив приветливую улыбку, воскликнул Мейсон, — из Главного управления, да? Прекрасно. Я было подумал, что вы очередные клиенты, а я так устал сегодня… Входите.
  Входя в свой кабинет, Мейсон пропустил вперед детективов. Закрывая за собой дверь, он мельком увидел бледное, обращенное к нему лицо Деллы Стрит и подмигнул ей. Указав полицейским на кресла, он буквально распластался в своем глубоком вращающемся кожаном бегемотоподобном кресле, положив ноги на стол.
  — Я вас слушаю, — сказал он.
  — Я — Райкер, а это — Джонсон, — представился детектив со значком. — Мы занимаемся одним делом вместе с отделом по расследованию убийств.
  — Закурите? — спросил Мейсон, протягивая через стол пачку сигарет.
  Оба не отказались.
  Перри Мейсон подождал, пока они выпустят по клубу дыма, и осведомился:
  — Ну, парни, и что же?
  — Вы приходили к человеку по имени Фрэнк Пэттон в «Холидэй Апартментс» на Мапл-авеню?
  — Да, — согласился он, — я ездил туда, но мне никто не ответил. Там одна женщина привела полицейского и все рассказала: мол, слышала девушку, которая закатила в этом номере истерику. Я подумал, может, там происходили любовные разборки и мужчина не хотел, чтобы его беспокоили…
  — Было совершено убийство, — веско сказал Райкер.
  — Да? — удивился Перри Мейсон. — Я и сам потом слышал, что полицейскому удалось открыть дверь и он обнаружил убитого. У меня не было возможности выяснить детали. Мужчина лежал в комнате?
  — Да, — ответил Райкер, — его нашли мертвым. Он лежал на полу в нижнем белье, халат наполовину надет. Удар нанесен кухонным ножом чуть выше сердца.
  — Есть какие-нибудь зацепки?
  — А почему вы это спрашиваете? — сурово поинтересовался Джонсон.
  — Вы не так поняли, парни, — от души рассмеялся Мейсон. — Ничто меня с этим человеком не связывает… Я лишь хотел побеседовать с ним. Грешно говорить, но на самом деле меня его смерть не так и печалит…
  — Что вы этим хотите сказать? — строго нахмурил брови Райкер.
  — Вы можете все выяснить, поговорив с Карлом Манчестером, у окружного прокурора, — объяснил ему Мейсон. — Мы вместе работали по делу Пэттона. Я должен был выступить в качестве обвинителя, чтобы отправить негодяя за решетку.
  — За что? — спросил Райкер.
  — Мы располагали компрометирующими материалами, поэтому я явился к нему. Мне предложили выудить из Пэттона кое-какие признания, причем с подключением судебного разбирательства… Карл Манчестер дал мне на это свое «добро»…
  — Изложите нам факты, — попросил Джонсон.
  — Этот тип, — начал Мейсон, — делал деньги на девушках с красивыми ногами, естественно при этом отчаянно жульничая. Промышлял он в маленьких городишках. У него в помощниках ходили представители Торговой палаты, которых он совершенно чудовищно обманывал.
  — Вы хотите сказать, что ему удалось перехитрить ребят из Торговой палаты? — спросил Джонсон.
  — Конечно, а почему бы нет?
  — Но ведь эти парни славятся своей хитростью, им палец в рот не клади…
  — Это они так думают. На самом деле с ними как раз и играли разные шуточки. Если хотите знать, они чересчур тщеславны и недальновидны.
  Райкер оценивающе посмотрел на Перри Мейсона:
  — Ну вы и могучи…
  — В смысле?
  — Ваши услуги недешево стоят.
  — К счастью, да.
  — Ладно. Кто-то, видно, не пожалел денег, чтобы вы занимались этим типом?
  — Конечно, но это не разглашается.
  — Хорошо. А кто?
  Мейсон покачал головой и лукаво улыбнулся:
  — Ох, этот кто-то — капризный-капризный…
  — Что вы имеете в виду? — спросил Райкер.
  — Ладно, парни. Вы зарабатываете на жизнь, как и я. Вы спросили у меня то, что, возможно, хотели знать. Но это моя профессиональная тайна, как, например, у гинеколога или гадалки… Если бы это относилось к убийству, я бы еще подумал, но мои труды не касаются вашего дурацкого дела, — сказал Перри Мейсон, широко улыбаясь им.
  — Однако здесь кроются мотивы убийства, — сказал Райкер. — У того, кто заинтересован засадить за решетку Пэттона и заплатил вам за это, есть, видно, серьезный повод для преступления…
  Мейсон усмехнулся:
  — Но не после того, как он заплатил мне тысячу долларов… Если бы мой клиент намеревался убить этого типа, он придержал бы свои денежки и не вознаградил меня так щедро, а сразу бы и убил…
  — Да, это так, — согласился Джонсон.
  — Мне кажется, я догадываюсь, кто вас нанял, — сообщил Райкер.
  — Может быть, — ответил Мейсон, — но я вам все равно не скажу. Это профессиональная тайна. Вы не можете принудить меня давать показания, тем более заставить меня отвечать на вопросы. Но в этом деле сердечные страсти не замешаны!
  Райкер уныло уставился на носки своих ботинок.
  — Не уверен, что их нет, — сказал он.
  — Нет — чего? — переспросил Мейсон.
  — Сердечных страстей.
  — Не сворачивайте с дороги, — сказал им адвокат. — Я даю вам шанс, парни. Я и так уже сказал вам, сколько мог, не разглашая своей тайны…
  — Но ведь замешана девушка, не так ли? — не унимался Джонсон.
  Перри Мейсон рассмеялся:
  — Спросите об этом Манчестера…
  Райкер угрюмо посмотрел на Мейсона:
  — И вы даже не дадите нам зацепку?
  Мейсон медленно проговорил:
  — Райкер, я бы помог вам, но не могу назвать имя своего клиента, который доверился мне как адвокату и заплатил немалый гонорар. Не думаю, что это будет честно. Но я могу вам сказать…
  Он замолчал, постукивая пальцами по столу.
  — Продолжайте, — попросил Райкер.
  Мейсон тяжело вздохнул.
  — Девушка, да, из Кловердаля — последняя жертва негодяя. Ее имя — Маджери Клун. В настоящий момент она в городе.
  — Где? — спросил Райкер.
  — Я не могу вам это сказать.
  — Ладно, дальше. — Джонсон был нетерпелив, словно гончий пес. — И что девушка?
  — Я знаю о ней не так много. Но у нее есть возлюбленный, примчался за ней из Кловердаля — некий доктор Роберт Дорэй. Он остановился в «Мидуик-отеле» на Ист-Фолкнер-стрит. Совсем тронувшийся от любви славный малый. Уверен, что у него не было и мысли об убийстве, так он поглощен своими чувствами… Но если бы они пересеклись с Пэттоном, Дорэй задал бы ему отличную трепку!..
  — Кажется, дело проясняется, — пробормотал Райкер.
  Мейсон обратил к ним детски невинное лицо:
  — Я говорил вам, что могу помочь, насколько допустимо. Шут его знает, парни, вы зарабатываете на жизнь, как я. На самом деле я никогда ничего не имел против полиции… Она заводит дело, насколько позволяют обстоятельства, а я иду в суд и уже там разбираю это дело по косточкам. Вот так. И если вы арестуете моего клиента, возможности отработать свой гонорар у меня не будет…
  — Это верно, — согласился Райкер.
  — А не можете ли вы рассказать нам еще что-нибудь о Маджери Клун? — спросил Джонсон.
  — Делла, — вызвал Перри Мейсон секретаря, — принеси мне папку с делом о «счастливых ножках».
  Девушка кивнула и минуту спустя вернулась с папкой.
  — Пока все, — сказал ей адвокат.
  Она вышла, несколько громче, против обыкновения, хлопнув дверью. Перри Мейсон достал из папки фотографию.
  — Ну, парни, — сказал он, — вот снимок Маджери Клун. Думаю, вы узнали ее, если видели раньше?
  Райкер присвистнул. Оба полицейских поднялись, чтобы поближе посмотреть фотографию, поскольку Мейсон держал ее в руке.
  — Девочки с такими ножками всегда причиняют беспокойства! Держу пари, она замешана в нашем убийстве…
  Мейсон пожал плечами.
  — Вы не можете доказать это без меня, парни, — бодро ответил он. — Я получил гонорар за попытку «раскрутить» Пэттона. Теперь он мертв, и мне не придется больше им заниматься. Вы можете проверить все мои отчеты, связавшись с Манчестером… Вы бы лучше, вообще-то говоря, присмотрели за этим доктором Дорэем. Когда дело попадет в газеты, Дорэй решит, что его здесь ничто не держит, и укатит назад в Кловердаль.
  — Я думал, он приехал за девчонкой, — сказал Райкер.
  — Неужели? — поднял брови Мейсон.
  — Разве вы не так выразились?
  — Не думаю.
  — А у меня создалось такое впечатление…
  Мейсон вздохнул и, приложив руку к сердцу, сказал:
  — Парни, вы ничего не сможете доказать без меня. Я рассказал вам все, что знаю, не нарушая, конечно, профессиональной тайны. Вы можете сидеть тут сколько угодно, но больше у меня для вас ничего нет!..
  Райкер засмеялся и встал. Джонсон, помедлив, тоже поднялся, отодвинув кресло.
  — Вы можете выйти здесь, — посоветовал им Мейсон, открывая дверь в коридор. И чем дальше отходили они от кабинета, тем неотчетливее различал Мейсон их отдаляющиеся шаги. Он захлопнул замок, подошел к двери, ведущей в приемную, открыл ее и, посмотрев на Деллу Стрит, улыбнулся ей.
  — Что случилось, шеф? — хрипло спросила она.
  — Убит Пэттон.
  — Перед тем, как вы туда поехали, или после?
  — Передо мной. Если бы его убили после, я был бы замешан…
  — А сейчас?
  Он покачал головой, сел на край стола, вздохнул и раздельно сказал:
  — Этого я не знаю.
  Она подошла к нему и положила свою руку на его крупную кисть.
  — Вы можете мне рассказать? — грудным голосом спросила она.
  — Перед тем как ты пришла сюда, мне позвонил Пол Дрейк и дал адрес Пэттона. Это на Мапл-авеню. Я поехал туда. Дрейк тронулся минут через пять после меня. У здания я заметил симпатичную бабенку, она как раз выходила. На ней были белое пальто, белая шляпка и белые полусапожки. А глаза под цвет фиалок — и такие испуганные! Я обратил на нее внимание, поскольку она выглядела виноватой и до смерти напуганной. Потом я поднялся, постучал к Пэттону, мне никто не ответил. Позвонил — ничего. Я подергал ручку, и дверь открылась.
  Он замолчал, чуть подавшись вперед, а Делла мягко и успокаивающе слегка погладила его руку.
  — Ну? — спросила она.
  — Я вошел, — продолжал он. — Что-то показалось мне подозрительным. Это была гостиная. На столе лежали шляпа, трость и перчатки. Я заметил это через замочную скважину еще перед тем, как вошел. Поэтому я и подумал, что кто-то дома…
  — Зачем вы туда вошли?
  — Мне нужен был Пэттон. Он не отвечал ни на стук, ни на звонок и тем не менее находился дома… Я подумал: мало ли что…
  — Продолжайте.
  — В гостиной никого не было, но, когда я вошел в спальню, там на полу лежал Пэттон, мертвый. Его ударили большим разделочным ножом. Грязная работа.
  — А как? — спросила Делла Стрит.
  — Смерть наступила мгновенно, да, огромное отверстие, прямо в области сердца.
  С ужасом, отразившимся в карих глазах, она тем не менее спокойно произнесла:
  — Да, могу себе представить… И что потом?
  — В другой комнате на полу я увидел кожаную дубинку.
  — Но если его убили ножом, зачем тогда дубинка?
  — Сам не могу понять. Все это странно.
  — Вы известили полицию? — спросила девушка.
  — Это сыграло бы против меня. Я стер отпечатки своих пальцев с дверных ручек. Я знал, что Пол Дрейк приедет минут через пять, и хотел уступить Дрейку, как профессионалу, возможность первым обнаружить тело. Я знал, что он сообщит полиции. Как только вышел из номера, я услышал, что открылся лифт и раздались голоса: женский повествовал о какой-то девушке, которая закатила в ванной комнате убитого истерику. И, судя по обращениям женщины, я понял, что она идет с полицейским. Я сразу сообразил, что может выйти. Меня увидят у номера, где убит человек, и, как бы я ни излагал всю историю, мне никогда не поверили бы. Не то что меня обвинили бы в этом убийстве, но быстро склеили бы версию, что один из моих клиентов убил, потом позвонил мне, а я скрыл доказательства или что-то в этом роде. Я представил, что люди, которые мне доверяют и которыми я занимался, могут быть замешаны в этом… После того как фараон увидел бы меня или выходящим из номера, или стоящим возле него, я никогда не смог бы защищать кого-либо, обвиняемого в убийстве, потому что судья все время держал бы в голове мой, хоть и недоказанный, сговор с клиентом.
  — Что вы сделали? — спросила Делла, целиком поглощенная его рассказом.
  — Мне пришлось сориентироваться: я должен был не попасть в расставленный рядом капкан… Я достал подходящий ключ из кармана и закрыл дверь — замок был легкий. Я притворился, будто никого не замечаю, и стал стучать в дверь. Полицейский наконец вышел из-за угла этого длинного, плохо освещенного тоннеля-коридора и увидел, что я кручусь у двери. Тогда я дважды нажал кнопку звонка. Потом с недовольной физиономией повернулся, чтобы уйти, и тут якобы увидел подошедших.
  — Здорово! — воскликнула девушка.
  — Да, все это ничего, но потом я совершил самую роковую ошибку.
  — Какую? — спросила она, уставившись на него широко раскрытыми глазами.
  — Я недооценил, насколько умен Дж. Р. Брэдбери.
  — О, — облегченно вздохнула она, а потом покрутила пальцем у виска. — У него…
  — Да, ты права!
  — Нет, вы знаете, шеф, он очень странный… У него такой блуждающий взгляд, и ведет себя как мальчишка. Он предлагал мне сигарету, когда вы вышли, помните?
  — Да.
  — Он наклонился, чтобы зажечь сигарету…
  — И попытался поцеловать тебя? — ревниво спросил Перри Мейсон.
  — Нет, — с тихой улыбкой ответила она. — Даже смешно, я так и решила, да и сейчас так считаю, но что-то заставило его передумать.
  — Что же?
  — Не знаю.
  — Может, он подумал, что ты расскажешь мне?
  — Да нет, не то…
  — И что он сделал?
  — Он так близко ко мне наклонился, поднес спичку к сигарете, потом резко выпрямился и отошел в другую сторону. Он стоял и меня изучал, как живописец — натурщицу, словно он представлял себе, как меня рисовать… Это был какой-то особенный взгляд, впитывающий и вспоминающий. Он смотрел на меня и вроде не на меня…
  — А потом? — спросил адвокат.
  — Потом он вышел из этого состояния, рассмеялся и сказал, что лучше пойдет за газетами и портфелем…
  — И ушел?
  — Да.
  — Кстати, куда он их дел?
  — Оставил здесь.
  — Он, уходя, сказал что-нибудь о портфеле?
  — Нет, и не вспомнил…
  — А куда ты дела его?
  Она кивнула в сторону шкафа.
  Перри Мейсон подошел к нему, открыл дверцу и достал добротный кожаный портфель и газеты. В глаза бросился разухабистый шрифт названия «Независимость Кловердаля» и почему-то дата выпуска газеты: два месяца назад.
  — А ключ от шкафа есть? — спросил Мейсон.
  — Да, у меня.
  — Давай запрем шкаф, пока весь этот материал здесь…
  — Может, лучше в сейф?
  — Не думаю, что это так уж важно, но все-таки пусть лежат в закрытом шкафу.
  Делла Стрит подошла к шкафу и своим ключом закрыла дверцу.
  — Вы не закончили мне рассказывать о Брэдбери, — напомнила она адвокату.
  — Ну, я увидел у здания ту девушку… Я почему-то решил, что она замешана в убийстве. Понял, что это Маджери Клун, и позвонил Брэдбери.
  — Сказали, что Пэттон убит?
  — Да, и расспросил его о Маджери Клун, ведь если это точно Маджери, мне предстояло действовать быстро, опережая полицию…
  — Да, вам пришлось все выяснить у Брэдбери, а также что бы он хотел.
  — Конечно.
  — Да, я многое поняла из его разговора с вами…
  — Ты вообще умница…
  — Меня очень настораживает, что здесь что-то не так. Когда вы с ним говорили по телефону, он был абсолютно вне себя, казалось, вот-вот швырнет в стену аппарат… Он та-ак тяжело дышал, а глаза были такие огромные…
  — Ну вот в принципе и вся моя история, — подытожил Мейсон.
  — И как же теперь?
  — Мне нельзя проговориться, что я был в комнате убитого. Если полицейские пронюхают, наверняка будут меня подозревать. Поэтому, дружок, моя история томится за закрытой дверью. Надолго ли?
  — Разве не полиции предстоит распутать этот клубок?
  — В этом я не уверен, но убежден в другом: Брэдбери будет опасным противником.
  — Противником? Почему? Он же клиент. Почему он станет противником?
  — В этом все и дело, — сказал Мейсон.
  — Объясните!
  — Девушка, выходившая из здания, была Маджери Клун. Она каким-то образом причастна к этому. Брэдбери сходит по ней с ума, он по уши в нее влюблен. И если она в этом замешана, его не волнует, кого принести в жертву. Он вытащит ее любой ценой.
  Делла Стрит задумчиво прищурила глаза, потом вдруг опустила взгляд в свой блокнот.
  — Вы случайно не ожидали звонка от молодой женщины, она должна была оставить свой адрес?
  — Да, — ответил Мейсон, — это Маджери Клун. У меня еще не было возможности переговорить с ней о том, что случилось. Она была не одна.
  — Как раз перед вашим приходом был звонок, и молодой женский голос сказал: «Просто передайте мистеру Мейсону, что я нахожусь в „Бостуик-отеле“, комната 408. Пусть проверит то алиби»…
  — Это все?
  — Все.
  — Какое алиби?
  — Не знаю. Я думала, знаете вы.
  — Только одно лицо имеет в этом деле алиби, — сказал он. — И я уже проверял…
  — Кто?
  — Тэльма Бэлл. Она была со своим приятелем по имени Санборн, и я выяснил это мгновенно перед тем, как она с ним связалась, не дав им возможности сговориться…
  — Может, это алиби она и имела в виду?
  — Но я уже проверял его… — Мейсон, нахмурив брови, смотрел на Деллу, размышляя о чем-то, потом медленно покачал головой. — Это может значить только одно, — сказал он. — Я проверю все снова, лишь переговорю с Полом Дрейком. Он должен был видеть меня выходящим из отеля, где жил Пэттон, наверное, догадался, что произошло, и ушел в тень…
  — Может, я вам еще понадоблюсь? — спросила Делла.
  — Нет, иди домой.
  Она надела шляпку и пальто, подошла к зеркалу тронуть пуховкой нос и нежно-розовой помадой подкрасить губы. А Перри Мейсон засунул большие пальцы в карманы жилета, расхаживая по приемной взад-вперед.
  — Что такое, шеф? — спросила Делла, поворачивая от зеркала свою красивую каштановую голову.
  — Мне не дает покоя дубинка.
  — То есть?
  — Почему кто-то убивает ножом, потом идет в другую комнату и бросает в угол дубинку?
  — Может, этот из тех случаев, когда кто-то подставляет кого-то? Некто имеет дубинку с отпечатками пальцев того, кто по его желанию должен быть в преступлении замешан. Отпечатки бывают иногда сделаны очень давно, и тогда…
  — И тогда он убил бы свою жертву дубинкой. Но на голове Пэттона не было подобных следов. Он умер от резаной раны. Это точно.
  — Почему же дубинку там оставили? — спросила девушка, машинально поправляя завиток волос, выглядывающий из-под серо-голубого фетра.
  — Хотелось бы знать, — сказал он ей и вдруг рассмеялся. — Да, придется поломать себе голову, чтобы избавиться от детективов.
  Она стояла у двери, держась за ручку, и с веселым любопытством смотрела на него.
  — Шеф, почему вы не поступаете так, как другие адвокаты?
  — Ты имеешь в виду — подстроить доказательства и дать ложные показания?
  — Нет, совсем не это. Почему бы вам не сидеть в конторе и не ждать, пока дела придут к вам сами? Пусть полиция работает по своему прямому назначению, потом вы пойдете в суд и попытаетесь заполнить пробелы… Почему вы вечно ухитряетесь попадать в самый эпицентр происшествий и еще умудряетесь быть замешанным в них?
  Он усмехнулся:
  — Если бы я знал!.. Я так устроен, вот и весь ответ! Скольких людей незаслуженно обвиняли, опираясь на сомнительные улики! Я не признаю дел такого рода. Люблю окончательно установить, что человек невиновен. Люблю поиграть с фактами. У меня просто мальчишеская горячка очутиться в узле событий, все разгадать, распутать быстрее полиции и первым знать, что произошло на самом деле…
  — И защитить кого-нибудь совсем беспомощного… — добавила Делла Стрит.
  — Да, конечно, это часть моей игры.
  — Всего доброго, — улыбнувшись, сказала она.
  Глава 9
  Перри Мейсон набрал номер частного сыскного агентства Пола Дрейка и услышал осторожный голос детектива:
  — Алло?
  — Старина, — сказал Мейсон, — не называй меня по имени, если ты не один. У меня — путь свободен…
  — Я буду минут через десять, подождешь?
  — Да, — ответил Мейсон.
  Адвокат положил трубку, уселся в свое вращающееся кресло и закурил сигарету. Он сидел неподвижно, разглядывая скользящие в электрическом свете кудрявые клубы дыма. Вдруг он утвердительно качнул головой, будто этим подвел черту под каким-то решением, и глубоко затянулся.
  Он докурил сигарету до конца, сплющил окурок в пепельнице и посмотрел на часы.
  В это время он услышал, что кто-то дергает ручку двери. С легкостью, неожиданной при его массивном теле, Мейсон подошел к двери.
  — Кто там?
  — Открой, Перри, — послышался голос Пола Дрейка, и адвокат впустил своего старинного друга и соратника.
  — Ты тогда у Пэттона сориентировался в обстановке, правда? — возбужденно начал Перри Мейсон.
  — Конечно, я подумал, что тебе так нужно…
  — Как ты догадался, что что-то случилось?
  — Прежде всего, — начал Дрейк, — я задержался. У меня там забарахлил пусковой прибор, а я ничего не мог понять; хорошо, подошел какой-то знающий прохожий, сказал, что один механизм вышел из строя и, если я переключу машину на большую скорость и «протрясу» ее туда-сюда, может, и сработает. И сработало…
  Перри Мейсон пристально посмотрел на Пола Дрейка и побарабанил пальцами по столу.
  — Давай дальше, — нетерпеливо сказал он.
  — Я ведь тебе рассказываю, почему опоздал…
  — Не обижайся.
  — Намного?
  — Не знаю. Я видел тебя. Ты выглядел так, словно очень спешил. Я и подумал: «Э, тут что-то не то… Или для меня имеется послание в комнате Пэттона, или какие-нибудь непредвиденные обстоятельства…» Я поднялся, а там как раз полицейский открывал дверь Пэттона. Столпилось несколько любопытствующих постояльцев, и я присоединился к ним.
  — Ты входил туда?
  — Имеешь в виду комнату убитого?
  — Да.
  — Нет, не смог. Там сразу пропустили вперед ребят из отдела по расследованию убийств. Но я пристроился к двум парням, да там еще были фотокорреспонденты… Я добыл всю информацию.
  — Давай не томи, рассказывай, — попросил Перри Мейсон.
  — Но послушай, у тебя-то есть что мне рассказать? — спросил Пол Дрейк.
  — Только то, что я сам чуть-чуть задержался и, когда там оказался, дверь была заперта. Я посмотрел в замочную скважину, на столе увидел шляпу, трость и перчатки. Я постучал в дверь и…
  — Я знаю твою историю от полицейского, которому ты все рассказал.
  — Ну, тогда что еще? — спросил Мейсон, вновь нервно закуривая.
  Дрейк пожал плечами:
  — Откуда мне знать?
  — Ну, — повращался в кресле Мейсон, — если ты все знаешь, мне нечего добавить.
  — Хорошая история, — сказал Пол Дрейк и добавил: — За исключением одной вещи.
  — Что еще такое? — поинтересовался Мейсон.
  — Я расскажу тебе лишь факты, а ты сообразишь, что к чему.
  — Давай.
  Пол Дрейк ухитрился так разлечься в громадном кожаном кресле, что его длинные ноги свешивались через один подлокотник, а другой — подпирал его спину.
  — Шляпа, перчатки, трость на столе в гостиной — это вещи Пэттона. Женщину, которую ты встретил, между прочим, зовут Сара Филдман, занимает комнату напротив. Она слышала истерику девушки; думала, что звуки идут из ванной — видно, мужчина пытался туда попасть. Тело лежало в спальне, он был в нижнем белье, банный халат накинут на одно плечо, одна рука — в рукаве, другая — голая; смерть наступила почти мгновенно; удар нанесен огромным кухонным ножом. Нож новый. Рана прямо над сердцем. Грязное убийство: все кругом в крови; обе двери закрыты, дверь из спальни — изнутри. Одно окно на пожарную лестницу открыто, на кровати — вмятины, похоже, кто-то перелез через нее в окно или, может, наоборот, залез по лестнице в комнату через окно. В ванной полиция нашла платок девушки, такой мокрый, будто им пользовались как половой тряпкой, или он был весь в крови, и его пытались отстирать. Таз забрызган кровью… Такие лихорадочные, необдуманные действия: все выглядит так, словно девушка пыталась смыть кровь со своей одежды или с самой себя, но без особого успеха. В прихожей полиция нашла дубинку.
  — Подожди, — прервал его Мейсон. — Ты говоришь, нож был новый. Откуда полиция это узнала?
  — На лезвии кое-где сохранилась тончайшая пленка масляного антикоррозийного покрытия… К тому же нож принесли завернутым в бумагу, очевидно, в ту самую, в которую завернули при покупке. На бумаге полиция обнаружила отпечатки пальцев, но неразборчивые, смазанные. На дверных ручках отпечатков нет. Похоже, кто-то их вытер. На ручке наружной двери полно отпечатков — полиции, миссис Филдман, возможно, твои и еще кого-нибудь.
  — Есть ли подозрения? — спросил Перри Мейсон.
  — В смысле?
  — Видели кого-нибудь выходившего из комнаты?
  Пол Дрейк посмотрел на него лукаво.
  — Почему ты это спрашиваешь? — поинтересовался он.
  — Вполне естественный вопрос, — ответил Мейсон, разглядывая свои ровные и чистые ногти.
  — Полицейский говорил о некоей женщине, которая ему показалась подозрительной. Тем более что на столе лежали две записки с телефонными номерами. Полиция уделила бы этому большее внимание, если бы не одно обстоятельство…
  — Какое? — спросил адвокат.
  — Твой друг, доктор Дорэй, — сказал детектив. — Его машина стояла недалеко от здания, где жил Пэттон…
  — А как узнала полиция?
  — Автомобиль поставили напротив пожарного крана. А полицейский регулировщик уличного движения прикрепил к машине штрафной талончик. Он заметил, что она из Кловердаля. Когда об этом несчастном, прирезанном кухонным ножом, было доложено в отдел по расследованию убийств, там связались с окружным прокурором, и какие-то цепкие ребята вспомнили, что Карл Манчестер занимается делом, где фигурирует Пэттон; что ты был заинтересован в нем; что Брэдбери был заинтересован в нем; и некий доктор Дорэй тоже заинтересован…
  — Почему же не пошли за Брэдбери?
  — Потому что им нужен был этот регулировщик, оштрафовавший машину Дорэя.
  Мейсон задумался, прищурив глаза.
  — Есть что-нибудь еще? — спросил он.
  — Теперь, — сказал Пол Дрейк, — я приближаюсь к одной вещи, из-за которой твоя история покажется, мягко говоря, странной…
  — Что же это?
  — В «Холидэй Апартментс», как, впрочем, и всюду, тщетно пытаются приучить постояльцев, чтобы они, уходя, оставляли ключи на конторке в вестибюле. А когда они их уносят с собой, всю почту пристраивают на конторке в соответствии с нужным номером.
  — Да, я знаю.
  — Полиция нашла ключ от комнаты Фрэнка Пэттона в кармане его пальто, — продолжал Пол Дрейк. — Пэттон, очевидно, открыл дверь, а потом положил его в карман. Возможно, он закрыл дверь, а может, и нет. Полиция считает, что нет: если бы закрыл, ключ оставил бы в замке… Они думают, что у Пэттона была встреча с женщиной, а может, с двумя; он оставил дверь открытой по законам джентльменского гостеприимства…
  — А как считает полиция, кто же закрыл дверь?
  Пол Дрейк своим тусклым, безжизненным взглядом близорукой и рассеянной рыбы оглядел Мейсона.
  — Полиция предполагает, что дверь закрыл убийца, когда вышел.
  — Но убийца мог взобраться к нему по пожарной лестнице и так же спуститься!
  — Ну и кто же тогда закрыл дверь?
  — Фрэнк Пэттон, — ответил Мейсон.
  — А почему не оставил ключ в замке?
  — Потому что машинально положил его в карман.
  Пол Дрейк пожал плечами.
  — Да, это возможно, — повторил Перри Мейсон, — человек часто закрывает дверь изнутри и машинально опускает ключ в карман.
  — Тебе не нужно спорить со мной, — сказал ему детектив. — Свои аргументы сохрани, пожалуйста, для судьи. А я тебе только докладываю…
  — Полицейский скоро явился после падения тела?
  — Где-то через десять минут. Соседка Пэттона встала, оделась, спустилась в лифте, нашла полицейского, рассказала ему, что слышала, убедила в необходимости посмотреть, что там происходит, и привела его к номеру. Потом они недолго разговаривали с тобой, а потом полицейский нашел ключ; в целом, может, это заняло минут пятнадцать. И десять — когда эта парочка дотопала по бесконечному коридору до тебя…
  — За десять минут можно многое сделать, — философски заметил Перри Мейсон.
  — Не больше, чем смыть следы крови… Очень поспешная работа, — добавил Дрейк.
  — Полиция знает адрес Брэдбери?
  — Не думаю, что они займутся Брэдбери. Они не знают, где он остановился, но, конечно, могут проверить отели и выяснить. Карл Манчестер знает, что его можно достать через тебя…
  — Но я буду держать Брэдбери в тени, пока первым не выплывет имя Дорэя. Я хочу, чтобы газеты выболтали все о романтической любви молодой пары, а не о пожилом поклоннике прелестной фотомодели…
  Детектив согласился. На столе Перри Мейсона зазвонил телефон. Адвокат, нахмурившись, спросил:
  — Кто-нибудь знает, что ты здесь?
  Детектив покачал головой. Перри Мейсон потянулся к трубке и, прежде чем снять ее, сделал небольшую паузу.
  — Да, Перри Мейсон у телефона.
  — Телеграмма для мистера Мейсона, — сказал женский голос. — Если желаете, могу зачитать по телефону.
  — Да.
  — Телеграмма из города: «Проверьте ее алиби до того, как она что-то предпримет». Подписано просто буквой М.
  — Спасибо, — поблагодарил Перри Мейсон.
  — Мне прислать вам копию в контору?
  — Утром, — сказал он телефонистке и, не опустив трубку, добавил: — Странно, почему она послала мне телеграмму, да еще такую.
  Он быстро набрал номер «Бостуик-отеля»: Экзетер 9-3821. Вялым и совершенно безразличным взглядом Пол Дрейк наблюдал за адвокатом. В трубке послышалось:
  — «Бостуик-отель».
  — Будьте добры, соедините с комнатой 408, — попросил Мейсон.
  — Клиентка из номера 408 вышла несколько минут назад, — быстро проговорила телефонистка.
  — Вы уверены?
  — Абсолютно.
  — Она ожидала моего звонка. Может, вы перезвоните в комнату?
  — Я позвоню, но там никого нет. Говорю вам, она ушла… — Через какое-то время тот же голос повторил, что номер не отвечает.
  Перри Мейсон нажал пальцем на рычажок телефона, не опуская трубку и о чем-то раздумывая. Вдруг раздалась пронзительная трель звонка.
  — Да, такое ощущение, что твои дела разрешаются только поздно вечером по телефону, — сонно заметил Пол Дрейк.
  Перри Мейсон снял палец с рычажка и резко ответил:
  — Алло?
  — Слава богу, я застала вас, шеф, вы один?
  — Да, не считая Пола Дрейка. Что такое?
  — Слушайте, поскольку будете к этому причастны. От меня только что ушли два детектива. Они пытались добиться своего и были такими грубыми!..
  — Чего именно, Делла?
  — Они утверждают, будто я позвонила доктору Дорэю, предупредила, что его разыскивает полиция, и посоветовала исчезнуть.
  — Почему они так решили? — спросил Перри Мейсон.
  — Слушайте все внимательно, потому что, думаю, эта пара вот-вот появится у вас. Они говорят, что кто-то позвонил Дорэю в «Мидуик-отель» где-то между девятью пятнадцатью и девятью тридцатью сегодня вечером и сказал ему, что Пэттон убит. Дорэя собираются взять как подозреваемого, и есть улики против него и Маджери Клун; что Маджери сидит где-то и не высовывается и будет продолжать в том же духе… Иными словами, она, мол, скрывается, и если Боба Дорэя арестуют, это будет для нее сильнейшим потрясением. Ему посоветовали выехать из города и держаться подальше от расспросов полиции.
  — Почему они это связывают с нами? — недовольно произнес Мейсон.
  — Потому что голос был женский и телефонистка в «Мидуик-отеле» слышала, как этот голос сказал, что звонит Делла Стрит, секретарь Перри Мейсона.
  В этот момент взгляд адвоката сделался столь жесток и суров, что его серые глаза напоминали стальной лед на реке рождественским утром.
  — Шут бы ее побрал!
  — Два голубка направились к вам! Будьте готовы принять их…
  — Спасибо, Делла. Они были грубы с тобой?
  — Пытались.
  — Все в порядке?
  — Да, я категорически отрицала звонок — и это все, что они могли из меня вытянуть. Но я боюсь за вас, шеф.
  — Почему?
  — Потому что… Вы знаете, что я имею в виду.
  — Хорошо, — сказал Мейсон, — иди спать и не волнуйся за меня.
  — Вы думаете, все обойдется? — спросила она.
  Он засмеялся, как смеются взрослые, когда дети рассказывают им о своих ночных страхах.
  — Конечно, все обойдется, спокойной ночи. — Он положил трубку и повернулся к Дрейку. — Ну, — сказал он, — тебе есть о чем поразмыслить. Некая особа позвонила в отель доктору Дорэю и сказала ему, что звонит Делла Стрит — секретарь Перри Мейсона; она, мол, ставит его в известность, что Фрэнка Пэттона убили в его комнате; Маджери Клун замешана в этом, и полиция разыскивает Маджери; ему, Дорэю, лучше убраться из города, пока все не утихнет; а если детективы найдут его и станут расспрашивать, это будет ударом для Маджери; наконец, что Перри Мейсон собирается заняться Маджери и он хочет, чтобы доктор Дорэй уехал из города…
  Пол Дрейк присвистнул.
  — И, — продолжал адвокат, — два детектива сейчас едут ко мне на свидание.
  — Во сколько был звонок? — поинтересовался Дрейк.
  — Где-то около девяти — девяти тридцати. Дорэй только добрался до отеля, и ему позвонили.
  Пол Дрейк внимательно посмотрел на Перри Мейсона:
  — Какой змей мог уже тогда знать, что твоя контора в курсе убийства Пэттона? Полиция только выясняет это.
  — Этот вопрос, Пол, мне и хотят задать детективы.
  Пол Дрейк посмотрел на часы.
  — Не волнуйся, — тихо сказал Перри Мейсон, — я не допущу, чтобы детективы тебя здесь нашли.
  — Но они найдут здесь тебя!
  Перри Мейсон с полнейшим безразличием посмотрел в темноту за окном.
  — Пол, — сказал он, — буду с тобой откровенным. Я не могу допустить, чтобы об этом меня расспрашивали прямо сейчас.
  Он встал и надел шляпу.
  Не сказав друг другу ни слова, оба вышли в коридор. Перри Мейсон выключил свет и закрыл за собой дверь конторы.
  — Куда мы подадимся? Может, к тебе? — спросил Перри Мейсон.
  Пол Дрейк ощутимо заволновался, напоминая при этом рыбу, вытащенную на прибрежный песок.
  — В чем дело? — взорвался адвокат. — Ты боишься? Ты и я — мы всегда были вместе, а сейчас ты ведешь себя со мной так, будто у меня оспа… Это что ж, только потому, что два фараона хотят меня расспросить о том, о чем я и представления не имею? Но это совсем не значит, что я не могу пойти к тебе и поболтать! Опомнись, старина, с тобой ли я веду такие разговоры? Тебя совсем не должно беспокоить, если они и застанут меня в твоем агентстве.
  — Это не так, — запинаясь, сказал Пол Дрейк. — Я хочу признаться кое в чем… Я собирался, но зазвонил телефон…
  — Признаться? — поднял брови адвокат. Пол Дрейк кивнул и отвел свои рыбьи глаза. Перри Мейсон глубоко вздохнул. — Ладно, — сказал он, — пойдем поймаем такси и покатаемся.
  Глава 10
  Садясь вслед за Полом в такси и закрывая дверцу, Перри попросил водителя:
  — Поехали по улице, и где-нибудь через пару кварталов повернешь…
  Таксист с любопытством взглянул на них, а Мейсон повернулся к Дрейку:
  — Ну?
  — Это ситуация особая, — ответил детектив. — Я хочу, Перри, чтобы ты кое-что понял. У меня нет желания хитрить как с тобой, так и с клиентами… Я связался с Брэдбери — сейчас он мой клиент, и он заверил меня, что все о’кей… Тут появился новый заказчик, верней, заказчица, и мне дополнительно перепала пара сотен баксов, а деньги, к сожалению, нужны: дела идут препаршиво…
  — Не надо об этом, — остановил его Перри Мейсон. — Давай-ка рассказывай, что случилось, да поживее, а то мне надо кое-куда заехать…
  — Я вернулся в свое агентство подождать тебя, сразу, как обнаружилось убийство, — быстро заговорил Пол Дрейк. — Пока я ждал, вошла молодая женщина. Она была хорошо одета, привлекательна, но вот смотрела как-то странно… Не могу описать тебе как, но мне не понравилось. Она сообщила, что знает об убийстве Пэттона и…
  — Подожди, — перебил его адвокат. — Откуда, шут бы ее взял, она в то время уже знала?
  — Не знаю, я только передаю тебе то, что она говорила.
  — Ты спрашивал ее — откуда?
  — Да.
  — И что же?
  — Она рассмеялась мне в лицо и высокомерно сказала, что я должен слушать, но ничего не спрашивать.
  — Как ее зовут?
  — Она назвалась Верой Куттер. Где живет, не сказала. Говорила, что свяжется со мной, когда ей будет нужно; что я не должен и пытаться найти ее. И главное, мол, знает, что Маджери Клун замешана в убийстве, а она дружна с Маджери, и…
  — Подожди. Давай разберемся. Ей двадцать четыре — двадцать пять, светло-карие глаза, волосы цвета красного дерева, лицо загорелое и…
  — Нет, это не Тэльма Бэлл, если ты ее имеешь в виду. Я знаю ее приметы, потому что мой человек встречался с ней, чтобы выяснить адрес Пэттона. А этой около двадцати четырех, брюнетка, живые черные глаза, длинные тонкие руки, белая как мел кожа и…
  — А ноги? — неожиданно спросил Перри Мейсон.
  — В смысле? — Пол Дрейк уставился на него.
  — Ну, хорошенькие ли у нее ножки и любит ли она их выставлять?
  Пол Дрейк оторопело глянул на адвоката, отыскивая в его глазах лукавые искры.
  — Я серьезно, Пол.
  — Не понял?
  — Все наши контакты с Пэттоном ведут к девушкам, у которых, как правило, совершенно прелестные ножки. Их снимали для всевозможной рекламы, — объяснил адвокат. — И меня интересует, могла ли эта особа быть связана с Пэттоном.
  — А, я понял… Да, у нее действительно хорошенькие ножки, и она любит закидывать одну на другую…
  — Продолжай.
  — Эта женщина предложила мне защищать интересы Маджери Клун. Мне показалось, что она как-то чрезмерно много знает. Говорила, что у доктора Дорэя ужасный характер; что доктор Дорэй ревновал к Пэттону, пока тот был в Кловердале, и что, наконец, Дорэй приехал сюда не помочь Маджери, а убить Пэттона.
  — И ты позвонил Брэдбери? — спросил Перри Мейсон.
  — Да еще при этой высокомерной посетительнице. Я застал Брэдбери в его отеле, объяснил ситуацию и спросил, могу ли принять предложение. Сначала он был против; хотел, чтобы я работал только на него, а не на какую-то женщину. Она слышала наш с ним разговор и тут же вставила, что я могу все докладывать Брэдбери; а она, мол, хочет лишь удостовериться, что правосудие свершилось и ей только за этим и надо быть в курсе событий.
  — Ты передал это Брэдбери?
  — Да.
  Перри Мейсон задумчиво постукивал пальцами по стеклу, за которым проплывали яркие в ночной темноте огни. Вдруг он повернулся к Полу Дрейку.
  — Это все объясняет, — сказал Мейсон.
  — Объясняет что?
  — Штрафной талончик на машине Дорэя…
  — Скажи мне, этот автомобиль чем-нибудь интересен?
  — Да. Это такое двухместное чудовище, напичканное бог знает чем: и звукоприемники, и почему-то множество фар. Доктор Дорэй решил покрасоваться здесь на своем монстре. Ты знаешь, Кловердаль — маленький городок, и…
  Перри Мейсон постучал по стеклянной перегородке, привлекая внимание водителя:
  — Я здесь выйду. Пол, ты вернешься к себе в контору?
  — Да.
  — А эта особа там?
  — Была там, когда ты звонил. Собиралась дождаться меня.
  Таксист остановил машину и открыл дверцу.
  — Слушай, Перри, — забубнил Пол, — мне ужасно жаль, что так получилось. Если это как-то изменит дело, я верну ей проклятые двести баксов и выставлю дамочку за дверь. Мне нужны деньги, но когда от них страдают наши отношения…
  — Пол, — засмеялся Перри Мейсон, — если тебя действительно мучает совесть, можешь расплатиться за такси.
  Он захлопнул дверцу и, когда машина свернула за угол, быстро зашагал к примеченному им ночному ресторанчику с заметным в темноте указателем: «Телефоны». Он прошел к телефону и набрал номер.
  — Расследовательское бюро, — ответил сильный женский голос.
  — Кто сейчас работает?
  — Мистер Сэмьюлс.
  — Свяжите меня с ним. Это Мейсон, адвокат, он меня знает…
  В трубке что-то протрещало, и послышался шелковый голос Сэмьюлса:
  — Добрый вечер, адвокат. Чем мы сможем помочь вам?
  — Мне нужно кое-что быстро выяснить. В сыскном агентстве Дрейка сидит женщина, она сейчас разговаривает с Полом Дрейком. Ей двадцать четыре — двадцать пять, без особых примет, с хорошей фигурой, брюнетка, черные глаза. Она скоро уйдет оттуда. Я хочу знать, куда она пойдет и что будет делать. Я хочу, чтобы вы не спускали с нее глаз ни днем, ни ночью. Возьмите столько ребят, сколько понадобится. О расходах не беспокойтесь. По почте никаких сведений не посылайте. Я сам буду звонить, когда мне понадобится. Чтобы никто об этом не знал! Начинайте!
  Голос на другом конце провода быстро продиктовал кому-то:
  — Двадцать четыре — двадцать пять, непримечательная, брюнетка, черные глаза. В офисе сыскного агентства Пола Дрейка…
  — Действуйте, — сказал Перри Мейсон.
  Он вышел на улицу, заметил зеленый свет проезжающего такси и махнул рукой:
  — К «Джилрой-отелю», и поживее.
  На улицах почти не было движения, и они довольно быстро добрались до места.
  — Не уезжайте, вы мне еще понадобитесь. Если через десять минут не появлюсь, прогрейте машину.
  Он вбежал в вестибюль, кивнул сонному швейцару и вошел в лифт.
  — Десятый этаж, — бросил он служащему.
  Закрывая за собой дверь лифта, Перри Мейсон спросил, как пройти к комнате 927. Служащий махнул рукой вдоль коридора. Адвокат нашел номер 927, прямо напротив него был 925-й. Он постучал туда. Дверь комнаты была из тонких деревянных пластин, поэтому Мейсон явственно расслышал скрип кровати. Он снова постучал. На этот раз кто-то зашлепал босыми ногами к двери, и сонный голос спросил:
  — Кто там?
  — Откройте, — грубо сказал Перри Мейсон.
  — Что вам нужно?
  — Мне необходимо с вами поговорить.
  — О чем?
  — Откройте, говорю.
  В щели под дверью появилась светлая полоска: в комнате зажегся свет. Дверь открыл мужчина в пижаме, он с испугом всматривался в ночного посетителя шальными заспанными глазами.
  Перри Мейсон подошел к окну, в котором на ветру колыхались занавески, закрыл его, оглядел комнату и указал на кровать:
  — Ложитесь. Вы можете говорить и оттуда.
  — Кто вы? — спросил мужчина.
  — Я — Перри Мейсон, адвокат. Это вам что-то говорит?
  — Да, я читал о вас.
  — Вы ожидали моего прихода?
  — Нет, зачем?
  — Меня интересует, где вы были сегодня с семи часов вечера?
  — Это касается вашей работы?
  — Да.
  — А почему вы интересуетесь этим?
  — Думаю, вы знаете, — сказал Мейсон, внимательно в него всматриваясь, — что Тэльму Бэлл арестовали и обвинили в убийстве?
  — Арестовали?!
  — Да.
  — Когда?
  — Не так давно.
  — Нет, я этого не знаю…
  — Ваше имя — Джордж Санборн?
  — Да.
  — Этим вечером вы были с Тэльмой Бэлл?
  — Да.
  — Когда?
  — Ну, где-то от семи пятнадцати — семи тридцати до девяти часов вечера.
  — Где вы с ней расстались?
  — У ее дома, на Ист-Фолкнер-стрит, «Сэнти-Джеймс», 962.
  — Почему вы с ней расстались в такое детское, с точки зрения взрослых людей, время?
  — Мы поссорились…
  — Из-за чего?
  — Не из-за чего, а из-за кого. Из-за человека по имени Фрэнк Пэттон.
  — В убийстве которого она и обвиняется, — добавил Мейсон.
  — Когда было совершено убийство? — спросил Санборн.
  — Около восьми сорока.
  — Она не могла это сделать!
  — Вы уверены?
  — Да.
  — Вы можете доказать, что она была с вами?
  — Думаю, да…
  — Куда вы ходили? Что делали?
  — Где-то в семь двадцать мы решили пойти в кино. Потом пошли в бар, посидели, поговорили, ну и тут началось… Мы немного выпили, и, к сожалению, я потерял всякое терпение… Я был так обозлен на Пэттона! Он ни о чем другом не думал, кроме как о ее теле! Она выиграла этот дурацкий конкурс, и Пэттон без конца твердил об этой куриной победе. Если его послушать, можно было ошалеть, словно ее ноги — единственная ценная деталь ее существа. Работая в кордебалете, позируя фотографам, без конца выставляя свои ножки для рекламы, она крутилась как заведенная, совсем не встречалась со мной…
  — Из-за этого и была ссора?
  — Да.
  — И потом вы вернулись домой?
  — Да.
  — Вы знаете кого-нибудь в баре?
  — Нет.
  — Где находится бар?
  — Я бы не хотел на это заведение накликать беду…
  Перри Мейсон невесело засмеялся.
  — Вот уж об этом вы зря беспокоитесь, — сказал он. — Они всего лишь заурядные свидетели… А здесь серьезнейший случай, связанный с убийством. Где бар?
  — На Сорок седьмой улице, прямо за углом Элл-стрит.
  — Вы знаете швейцара?
  — Да.
  — Он может вспомнить вас?
  — Думаю, да.
  — Вы знаете официанта?
  — Я не очень помню официанта…
  — Вы выпили до того, как пришли туда?
  — Нет.
  — Что вы заказали?
  — Коктейль.
  — Какой?
  — Не знаю. Просто коктейль.
  — Какой коктейль? «Мартини», «Манхэттен», «Хавайян»?..
  — «Мартини».
  — Оба пили «Мартини»?
  — Да.
  — Что потом?
  — Потом взяли еще.
  — Потом?
  — Мы заказали сандвичи.
  — Какие?
  — С ветчиной.
  — Вы оба ели их?
  — Да.
  — Потом?
  — По-моему, взяли виски со льдом.
  — Знаете какое?
  — Знаю.
  — Хлебное, шотландское, бурбон?
  — Хлебное.
  — Оба это пили?
  — Да.
  — Имбирное пиво?
  — Да.
  — Оба пили?
  — Да.
  Перри Мейсон с чувством глубокого отвращения вздохнул. Он поднялся с кислой физиономией и покачался на носках.
  — А у меня о вашем времяпрепровождении иная информация.
  — Что вы имеете в виду? — оторопело воззрился Санборн.
  — Очевидно, Тэльма Бэлл подготовила вас к расспросам перед тем, как я позвонил. Когда я представился доброхотом из «Эмердженси хоспитал», вы отвечали хорошо. Но сейчас, честное слово, лжете, как школьник.
  — Что вы хотите сказать?
  — О-о, оба пили «Мартини», оба ели сандвичи, оба пили виски с имбирным пивом! Какое приятное у вас алиби на случай убийства!..
  — Но я говорю правду…
  — Вы знаете, что Тэльма Бэлл сказала полицейским?
  Санборн покачал головой.
  — Они спрашивали о напитках. Она сказала, что вы пошли в бар; вы заказали «Манхэттен», а она — какой-то старомодный коктейль; вы оба поели до того, как пришли в бар, и там ничего из еды не брали, взяли бутылку вина, выпили не все, а два стакана; потом вы поругались и ушли домой…
  Санборн провел рукой по своим спутанным волосам.
  — Я не знал, что они собираются допрашивать ее об этом…
  Перри Мейсон подошел к двери.
  — Не пользуйтесь телефоном до утра, понятно? — сказал Санборну Перри Мейсон.
  — Да, понятно, но можно мне позвонить…
  — Вы слышите, что я говорю? До утра не пользуйтесь телефоном!
  Мейсон вышел, закрыл за собой дверь и по узкому коридору направился к лифту. Выглядел он довольно утомленным.
  Лифт остановился, и Мейсон вошел в кабину.
  — Нашли, что хотели? — спросил лифтер.
  — Да.
  — Если вы что-то хотите, я могу…
  — Нет, не можете, — почти свирепо ответил Перри Мейсон и добавил с мрачным юмором: — Я желаю на тот свет…
  Когда адвокат проходил вестибюлем, лифтер проводил его любопытным взором, философски покачав головой.
  — «Сэнти-Джеймс Апартментс», Ист-Фолкнер-стрит, 962, — усталым голосом сказал Перри Мейсон таксисту.
  Глава 11
  Перри Мейсон вошел в вестибюль «Сэнти-Джеймс Апартментс». Чернокожий малый сидел за столом портье, переплетя ноги и похрапывая с открытым ртом. Адвокат неслышно прошел мимо стола и не торопясь поднялся по лестнице. Он постучал в дверь комнаты Тэльмы Бэлл. Только на третьем стуке он услышал, как кто-то встал с кровати.
  — Откройте мне, Тэльма…
  Щелкнул замок, и она застыла на пороге, уставившись на него огромными ореховыми глазами.
  — Что такое? — пробормотала девушка. — Что-то случилось?
  — Ничего, я просто проверяю. Что с полицейскими?
  — Они вообще не заметили ни пальто, ни шляпу. Они приходили сюда, чтобы расспросить меня о встрече с Фрэнком Пэттоном. Я сделала вид, что не знаю об убийстве. Я сказала, что встречалась с ним в девять часов утра и моя подруга, Маджери Клун, была со мной в то же время; что я долго не видела Маджери; что не знаю, где она остановилась и как с ней связаться…
  — Ну и?..
  — Я надела белое пальто и шляпку, покрутилась здесь недалеко, чтобы они могли меня заметить, но никто, по-моему, даже внимания не обратил.
  Перри Мейсон, прищурив глаза, призадумался.
  — Я скажу вам, что произошло, — сказал он. — Они пришли сюда, потому что увидели записку на столе в комнате Пэттона и захотели проверить. Они еще не говорили с тем полицейским, который видел Маджери на улице, но они это сделают позже, и потом кто-то вспомнит о белом пальто и белой шляпке, и они вернутся.
  — Вы думаете? — спросила она.
  Он понуро кивнул.
  — Вы не беспокоитесь о своем алиби?
  — О нет, ведь все в порядке! Говорю, меня там не было. Я бы не солгала вам!
  — А хорошо ли вы знаете Маджи?
  — Не особенно, честно говоря. Я знаю ее всего недели две. Она мне очень понравилась, и я попыталась сделать для нее все, что могла…
  — Вы бы не стали спасать ее от обвинения в убийстве, обрекая себя на опасность?
  Тэльма Бэлл отрицательно покачала головой.
  — У Пэттона была записка, где просили позвонить Маджи: Харкорт 6-3891, — сказал Мейсон. — Это ваш здешний телефон. Меня интересует, как детективы…
  — О, я все объяснила. Я им сказала, что около шести часов меня не было; Маджери, очевидно, заходила ко мне, и под дверью я нашла записку от нее.
  — Они хотели видеть записку?
  — Да.
  — А что вы придумали?
  — Что сунула ее в кошелек; что вовсе не собиралась ее хранить, разорвала и не могу вспомнить, где я была, когда ее выбросила; что была, скорее всего, с приятелем в баре…
  — Они поверили?
  — Да, похоже, я их совсем не интересовала. Их интересовала Маджи, и они все выясняли о ее ножках. Они хотели знать, слышала ли я когда-нибудь, что ее называли «девушкой со счастливыми ножками».
  — И что вы им ответили?
  — Да, конечно.
  — Они не знали, что вы победили на конкурсе в Паркер-Сити?
  — Нет, они обо мне фактически ничего не знают. Они спросили, насколько близко я знакома с Фрэнком Пэттоном. Я ответила, что не так чтобы очень; познакомилась с ним через Маджи, и мне нужно было идти к нему на встречу с Маджи: у Пэттона была для нас работа, а я, мол, не пойду туда просто так, без повода… Они сказали, что я и в самом деле не пойду туда, поскольку Пэттон мертв. И во все глаза смотрели на меня: как я среагирую.
  — Ну и как вы среагировали?
  — Довольно спокойно сказала, что и неудивительно: слышала о его слабом сердце, да еще он вел довольно бурную жизнь… Тут полицейские сказали, что его убили; я так и застыла, прошептала: «О господи» — и опустилась на кровать. Потом вытаращила глаза и бормочу: «Подумать только, я же с ним встречалась утром. О господи, что было бы, если б я не знала об этом и пришла к нему?»
  — А они?
  — Осмотрели все вокруг и ушли.
  — На вас было белое пальто и шляпа?
  — Да.
  Перри Мейсон похаживал по застеленному ковром полу, засунув большие пальцы в проймы жилета, о чем-то размышляя.
  Тэльма Бэлл была в кимоно, наспех надетом поверх ночной сорочки.
  — У меня ноги замерзли, — пожаловалась она, посмотрев на свои босые ноги. — Пойду обуюсь.
  — Идите оденьтесь, — повернулся в ее сторону Перри Мейсон.
  — Зачем? — удивилась девушка.
  — Так надо.
  — То есть?..
  — Для полиции.
  — Но я не хочу!..
  — Было бы лучше встретить их все-таки одетой посерьезнее.
  — Вы шутите! Все это может плохо кончиться для меня!
  — Но ведь у вас есть алиби, не так ли?
  — Так, — тихо сказала она, явно колеблясь.
  — Ну, тогда должно быть все в порядке.
  — Но если у меня алиби, почему я должна уходить?
  — Я думаю, было бы лучше.
  — Вы хотите сказать, и для Маджери так будет лучше?..
  — Возможно.
  — Ну, тогда оденусь. Я все сделаю для нее.
  Она включила настольную лампу у изголовья кровати и затянула потуже кимоно.
  — Когда мне нужно идти?
  — Прямо сейчас, как только вы оденетесь.
  — Куда?
  — Куда-нибудь…
  — Это что-нибудь меняет?
  — Думаю, да.
  — Вы собираетесь спровадить меня в какое-нибудь местечко?
  — Да.
  — Зачем?
  — Я бы хотел кое-что установить.
  — Вы говорили с Маджи? — спросила она, подняв на него огромные невинные глаза.
  — А вы? — спросил Перри Мейсон.
  — Нет, — сказала она, немного удивившись, — разумеется, нет.
  Перри Мейсон вдруг остановился и, выпрямившись, широко расставив ноги и воинственно выдвинув челюсть, посмотрел на нее с мрачным торжеством.
  — Не лгите мне, — жестко сказал он. — Вы говорили с Маджи Клун после того, как она ушла от вас.
  Тэльма Бэлл вытаращила блестящие испуганные глаза.
  — Что вы, мистер Мейсон! — укоризненно воскликнула она.
  — Да бросьте… Вы говорили с Маджери Клун после моего с ней разговора!
  Она молча покачала головой.
  — Вы говорили с ней, — вперил в нее свирепый взор адвокат, — и сказали ей, что разговаривали со мной, и я передаю ей, будто она должна уехать из города или что-то в этом роде… Вы сказали: обстоятельства складываются так, что ей нужно уехать.
  — Нет! — вспыхнула она. — Я ничего такого ей не говорила. Она первая сказала мне…
  — А, она первая сказала вам… что?
  Тэльма Бэлл опустила глаза и пролепетала:
  — Что она уезжает из города.
  — Сказала куда?
  — Нет.
  — А когда?
  — В полночь.
  Перри Мейсон посмотрел на часы:
  — Сорок пять минут назад.
  — Да, — согласилась Тэльма.
  — Во сколько был разговор?
  — Около одиннадцати.
  — Она сказала, где остановится?
  — Нет, только что ей нужно уехать.
  — Что еще?
  — Поблагодарила меня.
  — За что?
  — За то, что взяла ее приметное белое пальто.
  — Она что-нибудь передала мне?
  — Нет. Она сказала, что вы наказали ей оставаться в городе, никуда не выходить из отеля, но обстоятельства таковы, что поступать по-вашему ей совершенно невозможно.
  — Она сказала, какие обстоятельства?
  — Нет.
  — Хотя бы намекнула?
  — Нет.
  — Вы лжете, — выразительно проговорил Мейсон.
  — Нет, — ответила она, не поднимая глаз.
  Перри Мейсон устало разглядывал ее.
  — Откуда вы узнали, что мою секретаршу зовут Делла Стрит?
  — Я не знала.
  — О да, вы не знали… Вы позвонили доктору Дорэю и представились Деллой Стрит. Сказали ему, что вы — Делла Стрит, секретарь Перри Мейсона, и ему нужно немедленно уехать из города.
  — Я ему ничего не говорила.
  — Вы звонили ему?
  — Нет.
  — Знаете, где он остановился?
  — Маджи упоминала. По-моему, в «Мидуик-отеле».
  — Ничего не скажешь, да, у вас хорошая память, — иронически заметил Мейсон.
  — Вы не можете обвинять меня в таких вещах, — вдруг вспыхнула она, негодующе глядя ему в глаза. — Я не звонила доктору Дорэю.
  — Так он звонил вам?
  — Нет.
  — Вы, стало быть, получили от него какое-то послание!
  — Да нет же, клянусь вам!
  — Маджери говорила что-нибудь о нем?
  — Нет. — Она опустила глаза.
  — Доктор Дорэй влюблен в Маджери?
  — Думаю, да.
  — А она в него?
  — Не знаю.
  — Она влюблена в Брэдбери?
  — Не знаю.
  — Она обсуждала с вами свои дела?
  — Какие?
  — Любовные. Она поверяла вам, кого любит?
  — Нет, мы никогда не были столь откровенны. В основном она говорила о Кловердале и своем затруднительном положении в связи с Фрэнком Пэттоном, что боится возвращаться в Кловердаль, ей стыдно…
  Перри Мейсон кивком указал на гардеробную:
  — Одевайтесь.
  — Может, я могу подождать до утра? — жалобно посмотрела на него Тэльма.
  — Нет, полиция вот-вот заявится!
  — Но я думала, вы хотите, чтобы я повидалась с полицией и намекнула, будто я и есть та девушка в белом пальто, которую видел полицейский на улице.
  — Я передумал. Одевайтесь.
  Она встала, шагнула к двери и вдруг обернулась.
  — Поймите одну вещь, Перри Мейсон, — сказала она дрожащим голосом. — Я доверяю вам. Я знаю, что вы всегда помогаете своему клиенту. Я слушаюсь вас лишь поэтому и еще — для Маджери. Я хочу, чтобы убийца получил по заслугам…
  Перри Мейсон мрачно кивнул:
  — Не стоит об этом. Одевайтесь.
  Пока Тэльма Бэлл одевалась, Перри Мейсон вновь расхаживал в раздумьях по комнате. Когда она появилась, одетая по-дорожному, с небольшим чемоданчиком в руке, Перри Мейсон посмотрел на часы:
  — Не думаете ли вы, что вам следует позавтракать?
  — О, по-моему, мне стоит выпить кофе.
  Мейсон взял из ее рук чемоданчик.
  — Пойдемте.
  Когда они проходили через вестибюль, негритянский малый уже проснулся и проводил их любопытным сонным взглядом.
  — Прямо по улице и остановите у первого же открытого ресторана, там подождете, — сказал Перри Мейсон таксисту.
  Через два квартала водитель остановил машину. Перри Мейсон провел Тэльму в ресторан, заказал себе яичницу с ветчиной и с согласия девушки повторил заказ для нее. Официант положил вилки и ножи.
  Неожиданно Перри Мейсон вздрогнул:
  — Мой бумажник!
  — Что такое?
  — Я его, верно, забыл у вас в комнате!
  — Не думаю, — возразила девушка. — Вы ведь не вынимали его.
  — Ну как же! Я еще смотрел адрес. Там моя карточка. Не хочу, чтобы полицейские знали, что я там был. Я мигом вернусь. Дайте мне ключи!
  — Я могу поехать, — сказала она.
  — Нет, вы останетесь тут. Не хочу, чтобы вы мелькали сейчас в отеле. Полиция может нагрянуть в любой момент.
  — А что будет, если они вас там застанут?
  — Я объясню, что ищу вас.
  — А ключи?
  — Ну, если уж там возникнут какие-то препятствия, я не буду и выходить.
  Она отдала ему ключи. Перри Мейсон поймал взгляд официанта:
  — Один из заказов, пожалуйста, и кофе, а второй — когда вернусь.
  Он быстро вышел из ресторана и сел в ожидающее его такси.
  — Обратно в «Сэнти-Джеймс Апартментс», и как можно скорее.
  За кратчайшее время они промчались по пустынной улице и остановились перед зданием. Перри Мейсон пробежал через вестибюль к лифту. На этот раз чернокожий малый наблюдал за ним уже с интересом. Мейсон поднялся на лифте на третий этаж, открыл дверь номера, включил свет, закрыл за собой дверь, защелкнул замок так, чтобы снаружи его не могли открыть, и в темпе стал осматривать комнату. Он не заглядывал ни в ящики встроенного шкафа для одежды, ни в его верхние отсеки, а рыскал по закуткам шкафа. Ему потребовались секунды, чтобы найти большую кожаную коробку от шляпы, задвинутую в угол, заваленный одеждой так, чтобы ее не было видно.
  Мейсон вытащил коробку и открыл ее. Взору его предстали засунутые впопыхах вещи: женская юбка, чулки и белые полусапожки. Они были влажные. Влага не находила выхода из коробки с непроницаемыми стенками, и сейчас он явственно слышал запах прелости. На чулках не было никаких следов, но на подоле юбки виднелось одно-два пятнышка, и на сапогах красовались отчетливые бурые пятна.
  Перри Мейсон взял коробку, закрыл крышку и вышел из комнаты.
  — Вы здесь живете? — пытливо спросил чернокожий в вестибюле.
  Перри Мейсон протянул через стол серебряный доллар.
  — Нет. Я всего на денек позаимствовал у приятеля комнату.
  — А какой номер? — не отставал от него малый.
  — Пятьсот девятый, — наугад бросил Перри Мейсон и выбежал на улицу, не дожидаясь последующих расспросов.
  Шляпную коробку он отдал водителю такси.
  — Отвезите меня назад в ресторан, потом поезжайте в «Юнион-депо», купите билет в Колледж-Сити. Сдадите эту коробку в багаж, принесете мне багажную квитанцию и билет и отдадите так, чтобы молодая леди не видела. Нет вопросов?
  Таксист кивнул, а Перри Мейсон протянул ему двадцатидолларовую бумажку.
  — Тогда вперед.
  Когда он вошел в ресторан, Тэльма Бэлл оторвалась от своей тарелки.
  — Нашли? — спросила она.
  — Да, выпал из кармана, когда сидел на стуле. Хорошо, что нашел: бумажник лежал прямо на видном месте. Полицейские подняли бы его, и возникли бы сложности… Я-то бы уверял их, что меня в вашей комнате не было.
  Официант просунул голову за перегородку, ведущую на кухню, и крикнул:
  — Яичницу с ветчиной!
  Перри Мейсон сидел, откинувшись на спинку стула, и помешивал кофе, уже поданный ему.
  — Там был кто-нибудь? — спросила она.
  — Нет, но там могут появиться с минуты на минуту.
  — Вы так безоговорочно в этом уверены?
  — Да.
  — Знаете, — сказала она, поднося ко рту кусочек ветчины, — что бы ни случилось, нам нужно защищать Маджи.
  — Вот за это мне и платят… — грубовато ответил он.
  Наступила тишина. Официант принес Мейсону яичницу с ветчиной. Адвокат с жадностью поедал заказанное и закончил свой либо чрезмерно поздний ужин, либо чрезмерно ранний завтрак одновременно с Тэльмой Бэлл.
  — Ну, спасибо за компанию, — сказал он. — Нам нужно идти.
  — Вы можете сказать — куда?
  — Отсюда недалеко.
  — У меня два интервью, а назавтра съемки для дамского журнала.
  — Забудьте об этом!
  — Но у меня нет денег!
  — Будут…
  Он допил кофе, вытер салфеткой губы и посмотрел на нее:
  — Готовы?
  — Готова.
  Он взял ее под руку и повел к выходу. Едва они вышли на улицу, подъехало такси.
  — Вот, босс, — пробормотал шофер, протягивая что-то, что прижимал большим пальцем и сверху прикрывал четырьмя, словно щитком.
  Перри Мейсон взял билет и квитанцию.
  — Что это? — подозрительно спросила Тэльма Бэлл.
  — Поручение водителю, — ответил он ей и обратился к шоферу: — А для того, что на счетчике, сдачи достаточно?
  — Да, конечно, — ответил тот развязно и добавил: — Даже хватит мне на чаевые.
  — Могу я вам доверять? — спросил Перри Мейсон, внимательно посмотрев на девушку и отведя ее от машины.
  — Да, если дело касается Маджери.
  Перри Мейсон вытащил железнодорожный билет, отданный ему таксистом, и протянул ей:
  — Это билет до Колледж-Сити. Поедете туда и зарегистрируетесь под своим именем. Вы едете в качестве фотомодели. Если кто-то будет интересоваться целью приезда — этой мотивировки достаточно. Начнется что-то серьезное, свяжетесь со мной и ничего не говорите, пока я не дам инструкций.
  — Вы имеете в виду полицию?
  — Да.
  — А в это время есть поезда?
  Он посмотрел на часы:
  — Ближайший отправляется через двадцать минут. Вы можете успеть.
  Он передал чемодан водителю и посадил Тэльму Бэлл в машину.
  — Спокойной ночи, — пожелал ей Мейсон, — и удачи. Позвоните мне в контору и дайте телеграмму. Назовите лишь отель, и все. Ничего сами не предпринимайте. И чтобы в любое время я мог вас найти.
  — Я сделаю все для Маджи, — сказала она, протягивая руку, и улыбнулась.
  Перри Мейсон взял ее руку. Кончики пальцев были холодные как лед. Шофер уселся на переднее сиденье.
  — И вы не хотите, чтобы я рассказала вам, где была? О Джордже Санборне?
  — Нет, — ответил он. — Пусть это будет для нас сюрпризом, большим сюрпризом.
  Мотор загудел, и Перри Мейсон захлопнул дверцу, а когда машина скрылась за углом, вернулся в ресторан.
  — Телефон, — бодро потребовал он.
  Официант указал в противоположный конец ресторана. Перри Мейсон опустил монетку, набрал номер расследовательского бюро и, услышав голос телефонистки, сказал:
  — Это Мейсон. Свяжите с мистером Сэмьюлсом, если он еще там.
  Спустя минуту из трубки донесся артистический голос Сэмьюлса:
  — Мейсон? Мы все сделали, как вы хотели. Мы не спускали с нее глаз ни на минуту.
  — Где она сейчас?
  — Десять минут назад мои ребята доложили, что она вышла из конторы Пола Дрейка, это через полчаса после вашего звонка. Отправилась в «Монмарт-отель», где зарегистрировалась как Вера Куттер, Детройт, Мичиган. Сняла комнату вечером, где-то около девяти тридцати, и что странно: ее багаж совсем новый и с инициалами «Е.Л.». У нее довольно красивая сумочка, и на ней монограмма: две серебряные буквы — Е.Л. Это вам о чем-то говорит?
  — Пока нет, — сказал Перри Мейсон. — Продолжайте слежку.
  — Вы нам позвоните?
  — Да. Но перед тем как выкладывать информацию, проверьте, не используют ли мою особу в своих целях. Когда бы я ни позвонил, предварительно поговорите со мной минуту, убедитесь, что звоню именно я… Не упускайте ее из виду. Я хочу знать о ней все! Задействуйте пару самых быстрых парней… Если кто-нибудь явится в отель и станет ее спрашивать, попытайтесь проследить каждую мелочь и все выяснить. Да, и как там насчет телефонных звонков? Вы можете устроить, чтобы телефонистка «Монмарт-отеля» разрешила вам подслушивать звонки?
  — Один из моих ребят там сейчас работает. Это будет, конечно, довольно трудно, но…
  — Что еще за трудности? Весь мир полон трудностей. И у меня их немало. Прослушайте ее телефонные переговоры. Я хочу знать, о чем они.
  — Хорошо, мистер Мейсон, — поиграл голосом Сэмьюлс, — мы сделаем все, что в наших силах.
  Перри Мейсон повесил трубку, достал из кармана еще одну монетку и позвонил в сыскное агентство Дрейка. Дрейк ответил на звонок.
  — Сидишь ждешь звонка, Пол? — вкрадчиво спросил адвокат.
  — Ты попал в точку, — засмеялся детектив.
  — Есть что-нибудь?
  — Да, много чего, — ответил Пол Дрейк. — Но ты, старина, иди-ка лучше домой и ложись спать…
  — Почему?
  — Тайна убийства раскрылась.
  — Что ты имеешь в виду?
  — Полиция исследовала нож.
  — Тот нож, которым был нанесен удар?
  — Да.
  — Ну и к чему они пришли?
  — К человеку, который принес его.
  — Они установили его личность?
  — В сущности, да. Приметы совпадают.
  — Кто?
  — Твой дружок, доктор Роберт Дорэй из Кловердаля… — Дрейк сделал эффектную паузу.
  — Продолжай, — нетерпеливо попросил его Перри Мейсон, — рассказывай все.
  — Полиция исследовала нож. Они работали с того момента, когда обнаружили тело, и разобрали маркировку на лезвии ножа, по ней выяснили, что его продали в отделе металлических изделий. Оберточная бумага была немного плотнее, чем обычная за десять, пятнадцать и двадцать пять центов. Полицейские подняли с постели оптовых торговцев, велели им связаться по телефону с разветвленной сетью продавцов и выяснить, кто из них использует такой шифр на партиях товара. Поначалу этот розыск выглядел как погоня за призраком, но все обернулось успешно. Почти сразу же они связались с продавцом, который хорошо известен своей оптовой поставкой металлических изделий в магазины на Бальмонт-стрит и как раз использует такую маркировку. И продавец подтвердил, что один магазинчик купил у него дюжину таких ножей дней десять назад. Полиция связалась с продавцом из этой лавочки. Он вспомнил, что продал недавно нож некоему господину и смог описать его. Приметы этого человека совпадают с приметами доктора Дорэя. Полиция обратилась к редакциям газет. Подняли старые подшивки кловердальских газет, поискали и нашли фотографию доктора Дорэя. Он был должностным лицом в общественной компании «Комьюнити чест драйв». Хотя газетная фотография невысокого качества, несколько размытая, но этого оказалось достаточно для установления личности. Продавец подтвердил, что именно ему продал нож. Полиция обрадовалась, что дело сдвинулось на шаг с мертвой точки, и теперь собирается расставить сети для Дорэя. Но Дорэй исчез, и, похоже, дорожка ведет к тебе.
  — Почему?
  — Из-за телефонного звонка, по всей видимости сделанного из твоей конторы, когда Дорэю намекнули об опасности. Полиция усердно связывает все ниточки. Я скажу тебе, наберешься ты неприятностей; и не думаю, что это понравится Брэдбери…
  — К черту Брэдбери. Я не звонил Дорэю, и никто из моей конторы ему не звонил.
  — Ну, если ты уверяешь, что не звонил, — весело заметил Дрейк, — если Делла Стрит утверждает, что не звонила, тогда полиция ничего не сможет сделать, если только они не схватят Дорэя и он не ляпнет обратное.
  — Ничего не изменится. Дорэй не так хорошо знает голос моей секретарши, чтобы узнать его. Все, что он знает, — женщина, звонившая ему, назвалась Деллой Стрит. Сделать это очень легко. С тем же успехом и я мог бы позвонить Брэдбери и заявить, что я — Пол Дрейк и ему лучше бы уехать из страны.
  Пол Дрейк засмеялся, словно у него было хорошее настроение.
  — Ладно, — сказал он. — Я теряю время, рассказывая о догадках полицейских. Тебя должно заинтересовать кое-что другое…
  — Что?
  — Маджери Клун.
  — Ну?
  — Полиция установила, что Маджери Клун и доктор Дорэй вместе подъехали и остановились неподалеку от дома Пэттона. Полицейские нашли одного типа, у которого свой магазинчик напротив пожарного крана, где Дорэй припарковал машину. Тип этот вспомнил, что, когда подъехала машина, из нее вышли мужчина и женщина. Описание их внешности совпадает с приметами доктора Дорэя и Маджери Клун. Вообще, этот тип с большим энтузиазмом рассматривает людей, которые оставляют машины у крана, а возвращаясь, находят штрафной талончик и дико возмущаются. Поэтому он весьма детально рассмотрел Дорэя и Маджери Клун.
  — Полиция что-нибудь выяснила насчет дубинки? — спросил Мейсон.
  — Нет, похоже, это не относится к делу.
  — Как так?
  — Потому что убили не дубинкой. К тому же на столе лежала трость, как установили, принадлежавшая Пэттону. Может, и дубинка тоже его?
  — Короче, полиция закрывает дело, так?
  — Похоже на то.
  — И думаешь, я буду сидеть сложа руки?
  — Я тебя просто предупреждаю. Я знаю, что ты работаешь на Маджери Клун. Я просто не хочу, чтобы ты влип в какую-нибудь историю. Еще обвинят тебя в соучастии в уголовном преступлении…
  — Пока ты меня слушаешь, Пол, я напомню тебе кое-что. Ты не можешь быть соучастником в уголовном преступлении, если это преступление не было совершено.
  — Ты думаешь, Маджери Клун не виновна?
  — Маджери Клун — моя клиентка. А можно спросить — чего ты ждешь, Пол?
  — О чем ты?
  — Ты сидишь в конторе на телефоне. Ты чего-то ждешь. Можно спросить, чего?
  — Послушай, Перри, — обиженно сказал детектив. — Я говорил тебе, что не принял бы никакой работы, связанной с твоими кровными интересами. Я дал это понять Брэдбери и надеялся, что и тебе тоже… Поручение, данное мне известной тебе женщиной, не противоречит тому, что дали мне вы. Бабенка утверждает, что Маджери Клун — невиновна, а Дорэй — убийца, а Маджери Клун может попытаться защитить Дорэя и…
  — Я все знаю, но ты мне еще не сказал, чего ты ждешь?
  — Я как раз к этому и подхожу. Из Главного управления мне сообщили, что полиция была вечером у Тэльмы Бэлл. Там считают, что она располагает важной информацией, которую скрывает, но которую обязана дать. Думаю, они возьмут ее, и я ждал звонка в подтверждение этому. У тебя есть какие-то возражения?
  — Никаких, мой милый мальчик, — сказал Перри Мейсон. — Жди до тех пор, пока полиция не возьмет ее…
  Улыбнувшись, адвокат повесил трубку.
  Глава 12
  Утреннее солнце уже озаряло город золотым и малиновым светом, когда Перри Мейсон, замотанный в махровую простыню, блаженствовал в предбаннике турецкой бани. На его скульптурном лице не осталось и следа ночной усталости. Он был свеж и бодр.
  Здесь же, с телефона в предбаннике, адвокат позвонил в сыскное агентство Дрейка.
  — Пол Дрейк на месте? — спросил он у дежурной телефонистки агентства.
  — Нет, мистер Дрейк ушел примерно полчаса назад.
  — Вы не знаете — куда?
  — О, он пошел домой поспать.
  — Это Мейсон. Вы не подскажете, долго он пробыл ночью?
  — Практически до утра. И ушел полчаса назад, — ответила девушка. — Он ждал телефонного звонка, надеялся получить какую-то важную информацию.
  — Ну и как?
  — Он прождал всю ночь, а потом решил отдохнуть. Просил позвонить ему, если что-нибудь прояснится по делу Пэттона. Он ведь с вами работает?
  — Не только он, — улыбнувшись, сказал Мейсон.
  — Может, вы позвоните ему домой? Я дам его телефон…
  — Нет, я знаю номер. Просто хотелось знать, на месте ли он. А у меня никаких новостей.
  Адвокат повесил трубку и едва заметно улыбнулся. Он прошел в кабинку, где оставил свою одежду, оделся, проверил — не оставил ли чего, и посмотрел на часы. Было 8.35.
  Он вернулся к телефону и набрал номер своей конторы.
  — Доброе утро. Контора Перри Мейсона, — ответил свежий деловой голос Деллы Стрит.
  — Не упоминай никаких имен, — быстро сказал ей Перри Мейсон. — Это мэр из Поданка. Я…
  — О, очень рада вашему звонку, — переменив тон, заговорила Делла.
  — Что нового?
  — Много чего.
  — Ты можешь говорить?
  — Да, но не сейчас. Могу лишь одно сообщить, что отправила мистера Брэдбери в юридическую библиотеку…
  — Будь осторожна, называя имена по телефону! Что Брэдбери?
  — Он хочет видеть вас, и прямо сейчас.
  — Зато я не хочу его видеть.
  — Я бы возразила вам, — ответила девушка. — Кое-что переменилось. Я помню, что́ вы о нем говорили, и думаю, вы правы. Это человек, с которым нужно считаться, и он настаивает на встрече с вами. Говорит, если в ближайший час не увидит вас, многое изменится; если вы позвоните и свяжетесь со мной, я должна все это вам передать; и еще что не желает стоять между женщиной, которую любит, и ее свободой…
  Она замолчала, дав возможность Перри Мейсону поразмыслить.
  — Вы понимаете, чего он хочет? — спросила Делла Стрит.
  — Да. Он не запугает меня.
  — По-моему, за конторой следят.
  — Вполне возможно. Они хотят подцепить меня. Делла, слушай, что ты должна сделать. Я примерно кварталах в восьми от конторы, в турецкой бане, прямо на проспекте. Ты находишь Брэдбери и садишься в такси. Приезжайте к бане. Я буду стоять на выходе. Вы меня подберете.
  — Думаете, с ним безопасно? А если детективы станут что-то подозревать?
  — Нет, не думаю. Мне нужен будет свидетель. Возьми-ка с собой карандаш и блокнот. Я должен объясниться с Брэдбери незамедлительно.
  — О’кей, шеф, мы будем там минут через десять, и, пожалуйста, шеф, будьте осторожны!
  Перри Мейсон сердито повесил трубку. Он вышел к дверям сквозь световой обвал теплых радужных утренних лучей. Наблюдая за суетливыми прохожими, он цепко выхватывал из толпы мелькавшие лица, ему достаточно было одного взгляда, чтобы распознать человека.
  И вот уже какая-нибудь молодая привлекательная женщина, почувствовав его ястребиный взор, то украдкой, а то и открыто призывно взглянет на него. Или мужчина, поймав изучающий взгляд Мейсона, нахмурится с легкой обидой и возмущением, а может, и обернется, удивленно рассматривая адвоката.
  Мейсон простоял минут пять не шелохнувшись, когда молодая блондинка, спешившая куда-то по улице, почувствовала его взгляд и подняла глаза. Вдруг она улыбнулась. Перри Мейсон приподнял шляпу.
  Это была та самая девушка из табачного киоска в здании, где находилась адвокатская контора. Неожиданно продавщица сигарет направилась к нему.
  — Почему вы такой задумчивый, мистер Мейсон? — легко спросила она.
  — Да вот пытаюсь ответить на один вопрос, Мэйми… Куда ты так бежишь?
  — А, старая скучная работа.
  — Ты мне поможешь, Мэйми?
  — Конечно.
  — Забудь, что видела меня здесь, если кто-то будет тебя спрашивать.
  — Увиливаете от клиентов или от полиции? — поинтересовалась Мэйми.
  — От всех, — усмехнулся он.
  — Ох, и я не виню вас, что вы избегаете вашего нового клиента…
  — Какого? — уставился на нее адвокат.
  — Да того самого, в коричневом костюме, коричневом галстуке, коричневой рубашке и носках под цвет галстука.
  — Ты говоришь о Брэдбери?
  — Да, это он купил сигары, которых вы не курите. Спасибо за бизнес, мистер Мейсон! Я знала, что вы не курите сигары.
  Мейсон рассмеялся:
  — Мы же не можем допустить, чтобы любые иногородние деньги уплывали от нас. Мэйми, что произошло между тобой и Брэдбери?
  — О, ничего, только мне кажется, это просто игрок из маленького городишки.
  — Почему?
  — Он всегда останавливается поболтать со мной, когда заходит в здание, ведет себя, словно мы с ним близкие друзья.
  — Ты имеешь в виду то, что он говорит?
  — О нет, говорит он как раз мало. Это все в его тоне, глазах… Девушка сразу чувствует, когда мужчина проявляет к ней интерес.
  Перри Мейсон оценивающим взглядом обвел ее стройную фигуру:
  — Ты не должна его за это винить!..
  Она открыто и радостно улыбнулась:
  — Поймите меня правильно, мистер Мейсон. Мне нравится, когда на меня поглядывают. Это доставляет мне удовольствие и, простите, продвигает мой бизнес. Но что я не люблю, так это тех бездельников, что воображают, будто могут тебе назначить свидание, и, заплатив за пятицентовый журнал, еще чего-то ждут.
  Подъехало такси.
  — Мэйми, помни, что я тебе сказал, — бросил ей Перри Мейсон и пошел к машине.
  — О, да этот красавчик опять в обновке сегодня, — еще услышал он ее отзыв относительно Брэдбери, — а какая самодовольная улыбка… Пошел бы он подальше!
  Перри Мейсон мысленно улыбнулся столь искреннему пожеланию девушки, сел в машину и произнес:
  — Давайте по улице, приятель, и где будет поменьше движение, остановитесь. — Он улыбнулся Делле Стрит и поймал пристальный взгляд Брэдбери. — А вы настойчивый, негодный малый, Брэдбери, — пожурил он.
  — Я — борец, — мягко заметил тот.
  Мейсон изучил холодные серые глаза и кивнул. Он достал из кармана пачку сигарет, предложил Делле Стрит, Брэдбери же отказался и достал сигару, тут же чиркнув спичкой о подошву. Делла Стрит глазами поблагодарила Брэдбери и прикурила от спички Мейсона. Брэдбери, нахмурившись, отвел спичку к своей сигаре. Мейсон, прикурив и затянувшись, повернулся к Брэдбери:
  — В чем дело, что за суматоха? Как я понял, вы собирались что-то предпринять, если бы меня не встретили?
  — Я предпринимаю вполне осмысленные вещи, — тихо и самолюбиво заметил тот. — И мне кажется, я имею право на встречу и беседу с адвокатом, которого нанял за вполне справедливую оплату.
  — Давайте не будем об этом спорить, — миролюбиво ответил Мейсон. — Вы как раз сейчас беседуете со мной. Что вам угодно?
  — Я хочу, чтобы вы защищали доктора Роберта Дорэя в деле об убийстве Фрэнка Пэттона!
  — Я думал, вы хотите, чтобы я защищал Маджери Клун…
  — Да, это так. И доктора Дорэя тоже.
  — Вы думаете, они замешаны оба?
  — Формально оба, — наклонил свой щегольской пробор Брэдбери. — Я сегодня утром получил кое-какие новости: против них выдвинуто обвинение, издано предписание начать розыск.
  — Скажите ясно, чего вы хотите?
  — Хочу, чтобы вы защищали доктора Дорэя, моя конечная цель — услышать, что он оправдан.
  — Это будет нелегко, — тихо сказал Перри Мейсон, задумчиво разглядывая слоистый сигаретный дым. — Если они оба обвиняются в убийстве, может случиться так, что я не смогу защищать обоих. Иными словами, вдруг Дорэй переведет обвинение на Маджери Клун, а Маджери Клун попытается обвинить Дорэя…
  — Да не нужна здесь юридическая этика! Положение критическое! Что-то нужно сделать, и сделать немедленно! Я хочу, чтобы доктора Дорэя оправдали, а вы знаете так же хорошо, как и я, что столкновения интересов не будет. Если и появится шанс для конфликта между ними, то это случится только при попытке взять на себя вину, чтобы прикрыть другого. Это единственное, чего я боюсь… Я хочу, чтобы вы представляли обоих и чтобы такого не случилось…
  — Ладно, — ответил Перри Мейсон. — Мы поговорим об этом, когда придет время. Как я понял, их еще не арестовали?
  — Точно.
  — Вы знаете то же, что и полиция?
  — У них довольно сложное положение, — сказал Брэдбери. — Очень серьезное обвинение против доктора Дорэя. Я, правда, сомневаюсь, есть ли что-то серьезное против Маджери Клун.
  — И вы хотите, чтобы я оправдал Дорэя. Это так?
  — Вам просто придется оправдать Дорэя.
  — А я думаю, настала острая необходимость нанять отдельных адвокатов для обвиняемых, — сказал Мейсон, устремляя свой ястребиный взор на Брэдбери. — Кого из них мне, по-вашему, взять?
  — Никакой необходимости нет! И я не хочу это обсуждать. Я буду настаивать, чтобы вы представляли обоих, адвокат, и как составную часть этого дела вы распутаете все маленькие неувязки с дверью!
  — Что за дверь? — прищурив глаза, поинтересовался Мейсон.
  — С той закрытой дверью в квартире Пэттона, — уточнил Брэдбери, сбив пылинку с рукава. — Я не совсем дурак, мистер Мейсон. Я ценю то, что вы сделали. Понимаю, что все вами совершенное — во имя тех интересов, что для вас наиболее важны… Однако, я думаю, полиция сможет доказать, что Маджери Клун была в этой проклятой комнате перед убийством. Если дверь была не заперта, Маджери Клун могла войти, увидеть тело и в панике выскочить. Она побоялась рассказать полицейским об увиденном. Если же дверь была заперта, стало быть, у Маджери был свой собственный ключ. Это может означать, что она вполне хладнокровно контролировала свое душевное состояние, чтобы выждать, а потом запереть за собой дверь. Но это обернется для Маджери крахом; это худо обернется для ее дела…
  — Но, — стал возражать Мейсон, — можно ведь предположить, что Маджери Клун была в ванной, закатила истерику; кто-то услышал ее крики, вбежал и убил Фрэнка Пэттона…
  — В таком случае, — веско и словно диктуя стенографистке, продолжал Брэдбери с такой интонацией, будто он перед тем, как сказать, обдумал каждую фразу и, более того, считывал ее сейчас с какого-то невидимого спутникам экрана, — Маджери Клун последняя вышла, если не выбежала, из комнаты, пока убийца находился там. Найти тело, не дав знать об этом, — возможно, нарушение каких-то правовых и нравственных норм. Обнаружить убийцу на месте преступления и содействовать ему в исчезновении — совсем другой коленкор, это может сделать ее соучастницей преступления. Я не хочу этого. В общем, адвокат, вопрос о закрытой двери становится все более и более актуальным…
  Делла Стрит беспокойно заерзала на сиденье, машина убавила ход, и дома через три остановилась.
  — Здесь? — спросил водитель.
  — Отлично, — монотонно ответил Мейсон, будто он лунатик и разговаривал во сне, и, не сводя с Брэдбери тяжелого, сурового взгляда, проговорил: — Брэдбери, давайте поймем друг друга. Вы хотите, чтобы я занимался Маджери Клун и доктором Дорэем?
  — Да.
  — Это должно быть оплачено.
  — Естественно!
  — И более того, вы настаиваете на оправдании…
  — И более того, — веско повторил Брэдбери, — я настаиваю на оправдании. Я думаю, адвокат, в данных обстоятельствах имею на это право. Если оправдания не будет, у меня возникнет необходимость раскрытия некоторых фактов, о которых мне бы не хотелось упоминать в настоящий момент, но которые, как мне кажется, указывают, что дверь была закрыта кем-то уже после того, как оба — Маджери Клун и убийца — покинули место совершения убийства.
  — И это ваше заключительное слово, — сказал Перри Мейсон.
  — Да, если вам угодно, это мое последнее слово. Я не хочу казаться грубым, адвокат. Не хочу, чтобы вы решили, будто я ставлю вас в затруднительное положение, но ради бога! Я намерен провести честную сделку во имя маленькой милой Маджери Клун.
  — А во имя Боба Дорэя?
  — Для Боба Дорэя я ожидаю оправдания.
  — Неужели вы не сознаете, что почти каждый факт указывает на виновность доктора Дорэя?
  — Конечно, сознаю. Вы что думаете, я дурак?
  — Да нет, — с ноткой уважения произнес Мейсон, — я просто дал вам понять, что вы задали мне нелегкое дельце.
  Брэдбери вытащил из кармана бумажник.
  — После того как мы с вами обсудили ситуацию, — сказал он, — должен признать, что это действительно нелегкое дельце и что должен хотя бы сносно заплатить за него. Я дал вам предварительный гонорар в тысячу долларов, теперь даю вашему секретарю еще две тысячи долларов. Я намерен дать вам еще, но только когда присяжные вынесут решение о невиновности.
  С ловкостью профессионального банкира Брэдбери отсчитал две тысячи долларов и протянул их Делле Стрит. Та вопросительно взглянула на Мейсона. Он кивнул.
  — Ладно, — сказал Перри Мейсон, — в любом случае мы понимаем друг друга. Хоть это приносит удовлетворение. И я хочу, чтобы вы поняли следующее, Брэдбери. Я приложу все усилия, чтобы стимулировать благосклонное решение присяжных заседателей. Однако я возвращаю вам слова, сказанные вами о себе. Вы — борец. Я тоже борец. Вы боретесь за себя. Я борюсь за своих клиентов. Когда я начну защищать Маджери Клун и доктора Дорэя, я буду биться. И тогда ничто и никто меня не остановит на полпути!
  Выражение лица Брэдбери не изменилось, только слегка дернулась скула.
  — Мне совершенно наплевать, — резко сказал он, — (простите, мисс Стрит!), что вы делаете и как. Все, что мне нужно, — быть уверенным, что эти два человека оправданы.
  — Я немного в курсе того, на что вы ссылаетесь, мистер Брэдбери, — возбужденно заговорила Делла Стрит, щеки которой пылали. — О, вы совершенно ужасный и неприятный субъект. Мистер Мейсон занимался человеком, которого вы ему поручили. Он сделал то, что…
  — Успокойся, Делла, — сухо остановил ее Перри Мейсон. Она поймала его острый взгляд и мгновенно смолкла.
  — Вижу, она знает, — с некоторым удовольствием заметил Брэдбери.
  — Ничего вы не видите, — резко парировал Мейсон. — И я доложу вам, Брэдбери, будет лучше и для вас, и для ваших клиентов, если вы не будете совать свой нос куда не надо. Мы понимаем друг друга, и этого вполне достаточно.
  — Достаточно, — кротко согласился Брэдбери.
  — Кроме того, — продолжал Перри Мейсон, — меня не устраивают ваши замаскированные угрозы Делле Стрит. И я не потерплю, чтобы вы сделали хоть маленькую попытку запугать ее, настаивая на встрече со мной!
  — А я и не собираюсь больше с вами встречаться. Я уже сказал вам свое последнее слово. Оно остается в силе. Не смею больше указывать, как вам поступать. Но ответственным за результаты дела я буду считать вас лично!
  Делла Стрит открыла рот и хотела было что-то сказать, но, увидев мрачное лицо Перри Мейсона, осеклась.
  Мейсон взглянул на Брэдбери.
  — Ладно, — сказал он. — Я здесь выйду. А вы можете отвезти Деллу Стрит в контору. Платите за такси вы.
  Брэдбери кивнул.
  — Квитанцию за гонорар вам выдадут, — сказал Перри Мейсон.
  Брэдбери отмахнулся.
  — Нет необходимости напоминать вам, что время не ждет. Полиция официально открывает это кошмарное дело на доктора Дорэя.
  — А известно ли вам, что уже установлено: доктор Дорэй купил нож.
  На лице Брэдбери выразилось удивление.
  — Вы хотите сказать, доказано, что именно им куплен нож, которым убили Пэттона?
  — Да.
  — О боже! — воскликнул Брэдбери, уставившись на Мейсона широко раскрытыми глазами и забыв закрыть рот.
  — Вы знали, что его машину обнаружили недалеко от места преступления?
  — Да, это я знал. Вот почему я твердил, что на него заведено кошмарное дело. Но это уже бесповоротно, да?
  Перри Мейсон пожал плечами.
  — Могу я спросить, — осведомился он, — почему вы вдруг так обеспокоены тем, чтобы доктора Дорэя оправдали?
  — Это мое личное дело.
  — Я полагал, что доктор Дорэй по отношению к Маджери Клун — ваш соперник и вы совсем не испытываете к нему дружеских чувств…
  — Мои чувства к доктору Дорэю никакой роли не играют в этом деле, — с упреком заметил Брэдбери. — Вы адвокат, вы занимаетесь людьми, которых обвиняют в преступлении. Я сказал вам, что буду ждать оправдания доктора Дорэя и Маджи. Если они не будут оправданы из-за неопровержимых полицейских улик, я намерен действовать через других адвокатов и посмотрю, проявит ли суд внимание к реальным фактам и начнет ли новый судебный процесс.
  — К фактам относительно запертой двери, — бесстрастно уточнил Перри Мейсон.
  — Правильно!
  — Ну что ж, понятно… Не беспокойся, Делла, я бывал и не в таких переделках, — усмехнувшись, повернулся к секретарше Мейсон.
  — Но, — раздраженно начала она, — как он может…
  Мейсон нахмурил брови и покачал головой.
  — Делла, — значительно сказал он, — погода восхитительная.
  — Да? — встрепенулась она.
  — И, — продолжал Мейсон, — всегда, если тебе придется обсуждать что-то с мистером Брэдбери, пожалуйста, говорите о погоде. Погода — совершенно захватывающая тема для разговора. И почти неисчерпаемая. Прошу тебя, следи, чтобы Брэдбери строго этого придерживался!
  — О, не беспокойтесь, — сказал Брэдбери с обаятельной улыбкой. — Я бьюсь с борцом, но не с женщиной. Я не могу не отметить, что ваша секретарша…
  — Погода, Брэдбери, — решительно прервал его адвокат, — в это время года восхитительная… Необычайно тепло.
  Брэдбери кивнул.
  — А я должен уверить вас, — вставил он, — что не буду извлекать выгоду из очаровательных маленьких промахов мисс Стрит…
  Перри Мейсон открыл дверцу, вышел и, многозначительно взглянув на безоблачное небо, приподнял шляпу.
  — Возможно, к вечеру появятся облачка.
  Брэдбери хотел было что-то сказать, но глухой хлопок машинной дверцы отсек его фразу, а Перри Мейсон побрел по улице назад, к проспекту.
  Глава 13
  Перри Мейсон поймал такси до аэропорта. В стеклянном зале, напоминавшем аквариум, за справочным столом сидела молодая женщина. Через десять минут она связала его с летчиком. Адвокат вытащил из кармана бумажник, вынул новые хрустящие банкноты и протянул их пилоту.
  — Вы готовы?
  — Мне нужно несколько минут, чтобы разогреть мотор, — ответил летчик. — А так все проверено, горючего достаточно.
  — Пошли.
  Летчик улыбнулся:
  — Но вы мне даже не сказали, куда мы летим.
  — Скажу, пока самолет будет разогреваться.
  Они пошли по широкой асфальтовой полосе. Вздернутый нос кабины маленького самолета блестел на солнце.
  — Вот работа! — восхитился летчик.
  Пока механики возились с машиной, Перри Мейсон объяснил:
  — Отсюда где-то в полночь отправился почтовый самолет. Мне нужно за ним.
  Пилот уставился на него во все глаза:
  — Да нам никогда не догнать… Он уже так далеко…
  — Мне нужно не догонять, а только лететь за ним следом. Где первая остановка?
  — Саммервилль.
  — А сколько до него?
  — Около часа.
  — Это наша первая остановка. Потом полетим дальше.
  Пилот открыл дверь небольшой кабинки:
  — Забирайтесь и садитесь. Вы раньше летали?
  Мейсон кивнул.
  — Не бойтесь воздушных ям, — сказал ему пилот, — а то новички всегда волнуются.
  Как только Перри Мейсон уселся, летчик обошел самолет, залез сам, закрыл дверцы, и машина заревела.
  Через некоторое время Перри Мейсон уже задумчиво разглядывал облачные пейзажи, так же как обычно он задумчиво разглядывал клубы сигаретного дыма.
  Летчик изредка косился на поглощенного своими мыслями пассажира, а когда самолет пролетал над Саммервиллем, заметил:
  — Под нами Саммервилль.
  Перри Мейсон равнодушно оглядел аэропорт и слегка кивнул.
  Самолет терял высоту, вот уже колеса, подпрыгивая, покатились по земле, пилот убрал газ. Наконец машина остановилась.
  Два человека в комбинезонах шли по твердому бетонному покрытию взлетно-посадочной полосы. Мейсон вышел им навстречу и резко спросил:
  — В чье дежурство прибыл почтовый самолет? Это было около часу ночи.
  — В мое, — ответил мужчина повыше.
  Мейсон подошел к нему и, понизив голос, объяснил:
  — Я ищу молодую женщину. Она летела на том самолете. Ей двадцать — двадцать два, очень выразительные глаза, стройная, с хорошей фигурой и…
  — Никакой девушки на борту не было, — уверенно произнес служащий, — только двое мужчин.
  — Вы можете их описать? — нахмурив брови и пристально глядя на собеседника, спросил Перри Мейсон.
  — Один из них такой плотный, с лысиной, думаю, под пятьдесят, вид у него замотанный, взгляд тусклый. Я не особо его запомнил. А вот второй — молодой парень. Был одет в голубой костюм из саржи. У него темные волосы и черные глаза. Он спросил, есть ли до утра другой самолет. Я объяснил, что нет. Он показался мне нерешительным, а потом спросил, как ему добраться до «Ривервью-отеля».
  Подумав, Перри Мейсон достал из кармана пятидолларовую бумажку.
  — Вы можете достать мне такси?
  — Есть одно — вон там, — махнул рукой механик.
  — Проверьте самолет. Будьте готовы к полету, — сказал Мейсон летчику.
  — В каком направлении? — спросил тот.
  — Не знаю. Вот вернусь, и определимся. — Он пошел за механиком к такси. — «Ривервью-отель», — сказал Мейсон шоферу.
  В машине он расслабился и казался совершенно безмятежным. Он вовсе не обращал внимания на мелькавшие за окном кварталы. Когда такси остановилось напротив «Ривервью-отеля», адвокат вошел в вестибюль и направился к дежурному администратору.
  — Я должен был встретить здесь коллегу по деловой конференции. Он прилетел на самолете около половины второго ночи. У меня плохая память на имена, а я забыл приглашение на конференцию. Вы не могли бы мне помочь?
  Клерк посмотрел в журнал.
  — Да, в час тридцать мы предоставили комнату некоему мистеру Чарльзу Б. Дункану.
  — Какой номер?
  — О, — странно улыбаясь, сделал паузу администратор, — свадебный номер люкс 601.
  Секунду-другую адвокат спокойно и твердо глядел в глаза администратора.
  — Шут бы его взял, — выругался он и направился к лифту.
  На шестом этаже он спросил, в какой стороне номер 601, прошел по коридору и, перед тем как постучать, помедлил. Молодая женщина стучала бы кончиками пальцев. Он так и сделал. За дверью послышались быстрые шаги. Щелкнула задвижка, дверь распахнулась, и Перри Мейсон пристально посмотрел в полные страсти глаза доктора Дорэя.
  По нервному лицу беглеца прошла настоящая буря эмоций — разочарование, страх, раздражение, гнев…
  Перри Мейсон вошел в комнату и захлопнул дверь.
  Не отрывая взгляда от Мейсона, Дорэй попятился назад.
  — Свадебный номер люкс, а? — фыркнул Перри Мейсон. Доктор Дорэй резко сел на кровать, словно ему отказали ноги. — Ну? — продолжал Перри Мейсон. Ответа не последовало. — Ну, говорите же. — Мейсон был нетерпелив.
  — О чем? — еле выдавил из себя доктор Дорэй.
  — Я хочу знать все.
  Доктор Дорэй судорожно вздохнул:
  — Я ничего не знаю.
  — Что вы здесь делаете?
  — Прячусь. Я подумал, что дела мои не шикарны… Да и вы передали то послание для меня, вот я и прилетел.
  — Какое послание?
  — Которое передала мне ваша секретарша. Она сказала, что мне нужно скрыться.
  — И поэтому, — с насмешкой произнес Мейсон, — вы сели ночью на самолет, прилетели сюда и заняли свадебный номер…
  — Да, так, — упрямо подтвердил Дорэй. — Я занял свадебный номер.
  — И почему же Маджери Клун не присоединилась к вам?
  Доктора Дорэя точно ветром сдуло с кровати.
  — Вы не смеете делать намеки! Это оскорбительно для Маджери Клун!.. Она совсем не такая девушка…
  — О, пардон! В таком случае вы не собирались жениться и провести медовый месяц здесь.
  — Говорю вам, я ничего не знаю о Маджери Клун, — вспыхнул доктор Дорэй. — Я приехал сюда, поскольку дела мои плохи. Она совсем не собиралась ехать со мной.
  — Я постучал в дверь, — медленно проговорил Перри Мейсон, — кончиками пальцев, как если бы стучала женщина. Вы кинулись к двери, полный страсти, увидели меня, и у вас было такое выражение, словно вас ударили мокрой тряпкой по лицу.
  — Я был шокирован. Я ведь не подозревал, будто кто-то знает, что я здесь.
  Перри Мейсон просунул большие пальцы в проймы своего жилета, наклонил голову и зашагал по комнате.
  — Говорю же вам, — начал было доктор Дорэй, — вы циничный человек. Вы совсем не так…
  — Заткнитесь, — совершенно бесстрастно уронил Перри Мейсон. — Я думаю и не хочу, чтобы мне мешали.
  Минуты три он шагал в тишине и вдруг обернулся. Его пальцы все еще были засунуты в проймы жилета, шея согнута, челюсть несколько выдавалась вперед.
  — Какой я дурак, что сюда прилетел.
  — Да? — испуганно откликнулся доктор Дорэй.
  Перри Мейсон кивнул:
  — Я думал найти здесь Маджери Клун. Я ведь хотел дать ей возможность расслабиться… Только богу известно, как сие существо будет в этом нуждаться… Почему она не полетела с вами?
  — Говорю вам, я ничего о ней не знаю, совсем ничего. Я не видел ее сто лет и не говорил с ней…
  Перри Мейсон едва ли не с грустью покачал головой:
  — Давайте-ка выясним это. Никто из ее друзей ничего о ней не слышал. Вы заволновались. Брэдбери тоже. Оба любите ее. У Брэдбери есть деньги; он — пожилой человек. Вы — почти такого же возраста, как Маджери. Год-два вы практиковали в качестве дантиста, но вам предстояло еще оплачивать медицинское оборудование, и поэтому скопили совсем немного. Заняли денег, чтобы добраться до города и найти Маджери, а также заодно отдать под суд Пэттона. Вы ехали из Кловердаля на своей машине. Вы связались с Маджери Клун, правда, не знаю как. От нее узнали, где живет Пэттон. Когда вы со мной разговаривали, вы этой информации еще не имели. Но потом добрались до Маджери Клун. У вас не было другого выхода на Пэттона, как только через Маджери. А чтобы нанять детективов, не было средств. У Маджери Клун была назначена встреча с Пэттоном. Вашу машину оштрафовали: она стояла напротив пожарного крана. Выглядит так, будто вы подвезли Маджери Клун на встречу в своем автомобиле. Далее. Пэттона нашли убитым. В качестве оружия использовался нож. Полиция нашла магазинчик, где этот нож купили. Продавец опознал вас по фотографии как одного из тех, кто купил такой нож…
  Доктор Дорэй внезапно побледнел.
  — Я не собираюсь перед вами отчитываться, — задиристо заявил он.
  — Вам и не придется, — спокойно и неторопливо продолжал Мейсон. — Отчитываюсь только я. Я нашел Маджери Клун. Направил ее в отель и просил зарегистрироваться. Она должна была ждать моего звонка и ни в коем случае не выходить из номера. Она, честно говоря, показалась мне такой, которая сдержит свое обещание. Но что-то стряслось, и Маджери обещание не сдержала. Она исчезла. Пустившись по ее следам, я выяснил, что особа, нас с вами интересующая, собиралась сесть в этот ночной самолет. Я вылетел следом и вот нашел вас. О, совершенно естественно, что благодаря вам она нарушила свое обещание. Но какие аргументы вы использовали?
  — Да никаких аргументов я не использовал! Говорю вам, я совсем ничего не знаю о Маджери Клун…
  — Стало быть, она с вами не собиралась лететь?
  — Нет.
  — Вы не общались с ней по телефону?
  — Нет.
  Перри Мейсон одарил Дорэя своим пристальным, жестким взглядом.
  — Какой я дурак, — взялся он за голову, — тут роковой красавчик дантист из провинциального городишки, всего-то год-два практики, решил, что как раз ему пристало водить меня за нос по делу об убийстве, хотя такие дела — моя специальность… Да я и думать не думал с вами спорить о том, каким именно образом вы собирались вешать мне лапшу на уши! И вы еще имеете наглость сидеть тут и рисковать безопасностью женщины, которую любите, и пытаетесь лгать мне!
  — Говорю же, я не лгу вам! — воскликнул Дорэй, и на лбу и крыльях его носа появилась испарина.
  Мейсон тяжело вздохнул:
  — У меня создалось впечатление о Маджери Клун как о хорошенькой, милой девочке, против которой подтасовывали карты. Я решил дать ей все козыри, какие мог. Я не сидел в конторе и не ждал, пока полицейские арестуют ее, чтобы потом пойти в суд ее защищать. Я оказывался в тех еще местечках, рисковал своей безопасностью, чтобы ей помочь! Я так все устраивал для нее, чтобы она могла переиграть полицию. Я хотел быть там, где бы мог вовремя подсказать, что ей нужно забыть, а что, наоборот, подчеркнуть… Я хотел подготовить, проинструктировать ее на случай, если полиция схватит… Она была у меня на виду. Вы приехали и сманили ее. Вы хотели, чтобы она приехала сюда, в Саммервилль, на ваш идиотский и жалкий уик-энд!
  Доктор Дорэй хотел было подняться с кровати.
  Перри Мейсон властным жестом пригвоздил его к месту:
  — Сядьте и заткнитесь. Я еще не закончил. Она должна была присоединиться к вам в самолете, улетавшем в полночь. Но она не полетела. Вы можете представить, что это значит? А это значит, что полиция где-то схватила ее и держит, не регистрируя. Возможно, они «похоронили» вашу возлюбленную в каком-нибудь пригороде. То есть для нас ее след потерян до тех пор, пока полицейские не раскрутят допрос с применением пыток, а они там наверняка об этом подумают. Они попытаются использовать все трюки, все хитрости, какие только известны полиции. Когда она там начнет говорить — скажет много и даже то, что вы — здесь, в Саммервилле, зарегистрировались в отеле под именем Чарльза Б. Дункана. А сие означает, что непрошеные гости нагрянут в любой момент… Ну, опровергайте меня!
  Доктор Дорэй вынул носовой платок и промокнул пот на лбу.
  — О господи! — воскликнул он.
  Перри Мейсон промолчал. Дорэй положил локти на колени, кисти рук его свисали меж колен, голова была наклонена, будто он что-то рассматривал на ковре.
  — Я могу сказать вам одну вещь, — начал он. — Честное слово, я не звал ее сюда. Это…
  — Что? — нетерпеливо спросил Мейсон.
  — Это ваша ошибка. Маджери Клун не должна была лететь со мной. Она не знает, где я. Она даже и предположить не может, где меня найти. Я не связывался с ней с тех пор, как уехал из Кловердаля…
  — Да-а, — протянул Мейсон, — а вы маленький лгунишка…
  В коридоре послышались быстрые шаги, приближающиеся к двери. Доктор Дорэй, замерев, смотрел на Мейсона. Предвосхищая начатое движение доктора, Перри Мейсон рывком распахнул дверь.
  На пороге стояла Маджери Клун, широко раскрыв фиалковые изумленные глаза.
  — Вы! — уставясь на Мейсона, заслоняющего вход, пролепетала она.
  Перри Мейсон кивнул и отошел. Она увидела доктора Дорэя.
  — Боб, — воскликнула девушка, — скажи мне, что происходит?..
  Доктор Дорэй в четыре шага оказался возле нее и взял ее руки в свои.
  Перри Мейсон подошел к окну и, засунув руки в карманы пальто, сумрачно смотрел на улицу.
  — Дорогая, почему ты не полетела на самолете? — забормотал Дорэй. — Мы думали, тебя арестовали…
  — Что-то случилось с такси, и я опоздала на самолет. А приехала первым же поездом.
  Перри Мейсон, все еще стоя к ним спиной и вперясь в окно, сурово проговорил:
  — Почему вы не послушались моих указаний, Маджери, и не остались в номере?
  — Я не могла.
  — Почему?
  — Не сумею как следует объяснить…
  — Думаю, — он все еще стоял к ним спиной, — вы мне скажете. Это очень важно…
  Наступила тишина. Дорэй стал что-то нашептывать ей на ухо.
  Перри Мейсон уловил его шелестящий шепот.
  — Выйдите, — обратился он к Дорэю. Тот повиновался. Мейсон посмотрел в фиалковые глаза Маджери Клун: — Давайте начистоту, Маджери. Это важно.
  Она покачала головой. Мейсон устремил на нее жесткий взгляд.
  — Ладно, — сказал он. — Тогда скажу я. Вы позвонили доктору Дорэю. Он позвал вас сюда. Вы собирались здесь либо пожениться, либо скрываться. Что? Не так?
  — Нет, — твердо и уверенно сказала она, — это не так, мистер Мейсон. Ни то, ни другое. Это я позвонила доктору Дорэю. Я предложила ему эту поездку… Позвонила Дорэю в отель, его не было. Я оставила для него записку с просьбой позвонить мне. Он выходил из отеля, но вернулся и получил записку. Позвонил мне. Я спросила, не хочет ли он поехать сюда со мной на неделю. Мы собирались снять свадебный номер люкс и неделю побыть друг с другом. Я была в таком состоянии, что впору пойти и сдаться полиции.
  — Здесь? — спросил Перри Мейсон.
  — Нет, конечно нет. Мы не желали, чтобы хоть кто-нибудь знал, где мы были. Мы хотели потом вернуться туда, в город.
  — И оба собирались сдаться полиции?
  Она кивнула.
  — Это и есть та причина, из-за которой вы нарушили свое обещание и примчались сюда?
  Она посмотрела на него открытым, ясным взглядом и просто сказала:
  — Да, я хотела провести неделю с Бобом.
  Перри Мейсон оглядел ее оценивающим, задумчивым взором.
  — Вы — не из тех, что поступают подобным образом. Вы не видели Боба Дорэя месяцы и даже виду не подавали, что желаете провести с ним время, по крайней мере, я так думаю… Вы…
  Она подошла к Перри Мейсону, положила ему на плечи руки и белыми дрожащими губами произнесла:
  — Пожалуйста, не говорите Бобу! Вы ведь все поймете… Пожалуйста, не надо! Вы догадаетесь, стоит вам только подумать…
  Перри Мейсон нахмурился, серые глаза его напоминали стальные сверла.
  — Ей-богу, — сказал он. — Похоже, я знаю.
  — Пожалуйста, не говорите ему, — умоляла Маджери Клун.
  Перри Мейсон отвернулся от нее и подошел к окну. Так он стоял, засунув руки в карманы. Он услышал, как вошедший доктор Дорэй кинулся к Маджери Клун и обнял ее.
  — Что такое, любимая? Пожалуйста, скажи мне.
  — Прошу тебя, Боб. Ты заставляешь меня плакать. Помни наш уговор. Я обещала дать тебе неделю. И ты не должен задавать мне никаких вопросов. Ты согласился…
  Голос Мейсона внезапно вторгся в их разговор. Он напоминал мерный голос диктора радио, когда тот читает сводку новостей.
  — Внизу напротив остановилась машина… Крупный мужчина в черной шляпе с широкими полями выходит из нее. Типичный шериф. Выходит другой, в полицейской форме. Похож на главного. Мужчины переговариваются, оглядывают отель…
  Из комнаты позади Мейсона точно выкачали воздух. Мейсон в том же тоне продолжал:
  — Оглядывают отель. Не думаю, что они случайно здесь оказались. Но то, что их сюда послали и они ищут одного из вас, — очевидно. Возможно, выследили Маджери. Не исключено и другое: они выяснили, что Дорэй улетел на ночном самолете…
  Перри Мейсон обернулся к парочке. Доктор Дорэй, весь белый, стоял с высоко поднятой головой. Маджери Клун, не шевелясь и не моргая, неотрывно смотрела на Перри Мейсона.
  — Ладно, — тряхнула она головой. — Если придется, мы будем держаться. Вы должны защищать доктора Дорэя так же, как и меня, мистер Мейсон. Понятно?
  — Понятно, — отозвался Мейсон. — Я сделаю это по-своему…
  — Как? — спросила девушка.
  — Вам придется сыграть одну роль, — обратился адвокат к доктору Дорэю. — Я хочу бросить вас на съедение волкам. Вы должны пообещать мне одну вещь. Это будет самое трудное в вашей жизни, но деться некуда.
  — А поможет это Маджери? — тихо спросил доктор Дорэй.
  — Да. Вы должны мертво, глухо, абсолютно молчать!
  — Что еще?
  Перри Мейсон как-то мрачно засмеялся:
  — Много чего. Перед вами расставят любую ловушку, какие только известны полиции. Вам скажут, что Маджери Клун призналась в убийстве и хочет спасти вас. И заставят поверить в это. Даже могут продемонстрировать вам показания, которые дала и подписала Маджери. Вас издевательски спросят, будете ли вы настоящим мужчиной или спрячетесь за ее юбку и допустите, чтобы преступление, совершенное вами, она взяла на себя. Полицейские могут предпринять что-нибудь и похлестче, дабы заставить вас говорить. Возможно, это будет розыгрыш. А может, и нет. Вы должны обещать мне, что не станете раздумывать, розыгрыш это или нет. Вы должны обещать, что не возьметесь меня расспрашивать о защите Маджери. Что бы вам ни сказали полицейские — молчите. Скажите лишь, что я — ваш адвокат и вам нужно со мной немедля связаться. Вы все это выполните?
  — Да.
  — Где ваш чемодан? — спросил Мейсон у Маджери Клун.
  — Оставила его на станции, я хотела убедиться, здесь ли Боб.
  — Хорошая девочка. Пойдемте со мной.
  Дорэй обнял ее и поцеловал. Перри Мейсон открыл дверь.
  — У вас уже нет на это времени, пошли, Маджери.
  Она помедлила, прижимаясь к Дорэю, потом отвернулась и шагнула к адвокату.
  — Закройте дверь на замок, Дорэй, — сказал Мейсон. — И не спешите ее открывать.
  Он взял Маджери Клун за руку, и они двинулись по коридору. За углом Мейсон постучал в первую попавшуюся дверь. За ней послышался голос и звук шагов.
  — Быстро, — прошептал он и затащил Маджери за угол.
  Не мешкая постучал в другую дверь. За ней была тишина. Он достал из кармана связку ключей, тут же отобрал один и открыл дверной замок.
  — Входите, — пригласил он Маджери Клун.
  Едва она вошла, двери лифта распахнулись, и два человека, один из них был в форме, зашагали по направлению к Мейсону. Тот со скучающим лицом вошел в комнату, заслоняя Маджери своими массивными плечами, и не спеша закрыл дверь.
  — Маджери, там, в шкафу, должна быть табличка: «Пожалуйста, не беспокойте». Принесите мне ее.
  Она без слов все исполнила. Мейсон стоял, прислушиваясь к шагам за дверью. Звук шагов стихал, а потом их и вовсе не стало слышно.
  Мейсон повернул ручку, открыл дверь, повесил табличку на дверную ручку и повернул изнутри ключ в замке. Он оглядел комнату.
  — Да, номер не занят. Возможно, нас какое-то время не потревожат.
  — Что вы собираетесь делать?
  — Попытаюсь вытащить вас отсюда и вернуть в город, где вам и следует находиться все на той же исходной позиции. Молчите, ничего не говорите. Сядьте на стул!
  Маджери, повинуясь, опустилась на стул. Перри Мейсон прислонился к двери. Прошло несколько минут. В коридоре послышались шаги. Перри Мейсон подвинул к двери стул, поднялся на него и прильнул ухом к щели.
  Зазвучали голоса неких людей, задававших вопросы. После каждого вопроса наступала глубокая пауза. Ответов слышно не было. Перри Мейсон с облегчением вздохнул, слез со стула и улыбнулся Маджери Клун.
  — Есть шанс, что этот человек будет держаться…
  — Конечно, будет, — кивнула девушка.
  Глава 14
  Как только Маджери Клун села на стул, Перри Мейсон тихо сказал:
  — Итак, вы решили выйти замуж за Брэдбери, поскольку узнали, что Боб Дорэй виновен в убийстве…
  Она безжизненно молчала.
  — А Брэдбери был готов выложить деньги на защиту Дорэя, не так ли?
  — Конечно, — вздохнула она.
  — Брэдбери разыскал вас после того, как вы общались со мной у Тэльмы и пообещали, что будете ждать в «Бостуик-отеле»?
  Она посмотрела ему в глаза и не проронила ни слова.
  — Вы звонили Брэдбери или он вам звонил?
  — Этого я не могу сказать.
  — Почему?
  — Просто не могу.
  — Иными словами, вы пообещали об этом не говорить?
  — Я даже не собираюсь отвечать на такой вопрос.
  Перри Мейсон зашагал по комнате, засунув руки в проймы жилета.
  — Полицейские сейчас бьются над доктором Дорэем. Если я собираюсь защищать его, мне необходимо знать факты. Вы расскажете мне все?
  — Да.
  — Тогда вперед!..
  Она заговорила грудным негромким голосом:
  — Я действительно ликовала, выиграв конкурс в Кловердале. Думала, смогу стать кинозвездой. Я поехала в город, мечтая о славе. И тут поняла, что попала в ловушку. Конечно же, я была слишком горда для того, чтобы написать домой и все объяснить. Решила: если Фрэнк Пэттон лукавит со мной, рассказывая сказки о блестящем будущем, я просто пошлю его подальше и попробую стать кинозвездой и без него… Я не представляла тогда, против чего пошла. Вы, наверное, знаете, вы живете в городе. Я испробовала все шансы, чтобы выскочить на поверхность этого болота, потом встретила Тэльму Бэлл. Я познакомилась с ней через Фрэнка Пэттона. Мне пришлось обратиться к нему, чтобы как-то рассчитаться с долгами. У меня заканчивались деньги, а я хотела еще хотя бы ненадолго остаться здесь… — Она перевела дыхание.
  — Продолжайте, — участливо сказал Перри Мейсон. — Я все это знаю и о многом догадываюсь. Рассказывайте, что произошло.
  — С Фрэнком Пэттоном я должна была встретиться в тот день, когда его убили. Он назначил встречу на восемь часов. Я ведь подъехала туда в машине Боба Дорэя… Перед этим мне стало известно, что он в городе. Я принялась обзванивать отели, чтобы выяснить, зарегистрирован ли у них доктор Дорэй. Это бесконечно нудное занятие. Я звонила с телефона подруги. Не скажу, кто она, чтобы ее в это дело не впутывать. Я весь вечер просидела на телефоне, наконец нашла. Он был в «Мидуик-отеле». Я просила передать, как только он появится, — пусть позвонит мне. И он позвонил, сказал, где находится, и примчался ко мне. Я ужасно рада была его видеть, по-моему, даже заплакала: я была так счастлива увидеть в этой пустыне близкого человека, что у меня покатились слезы… Он узнал, что у меня встреча с Фрэнком Пэттоном, и так не хотел, чтобы я туда ехала. Все грозился, что убьет мошенника. Вы ведь понимаете, это просто было сказано в горячке, он совсем не имел в виду реальное убийство.
  — Продолжайте, — негромко попросил Перри Мейсон, увидя ее страдальчески-взволнованный взгляд.
  — Но у него в машине был нож… Только богу известно, почему Боб решился на это, он, наверное, просто сошел с ума. Я хотела встретиться с Пэттоном, но не желала, чтобы меня подвозил Боб. А он настаивал на этом. В конце концов я согласилась, и Боб подвез меня к дому Фрэнка Пэттона. Еще до этой встречи я все порывалась сказать Пэттону, что у нас с ним все кончено раз и навсегда и я выхожу замуж за Боба Дорэя. Боб должен был вернуться к себе в отель. Я не дала точного адреса Пэттона, а просто сказала, где остановить машину. Когда мы притормозили, я попросила Дорэя уехать и обещала увидеться с ним в отеле.
  Боб не хотел отпускать меня одну и умолял взять его с собой. Мне было ужасно не по себе. Боб поставил машину, по-моему, рядом с пожарным краном. Думаю, он был настолько взволнован, что просто не соображал, что творит; да и я была в таком же состоянии. Я на скорую руку придумала, что мне хочется пить, и попросила принести мороженого. А сама пошла в дамскую комнату и выжидала, выжидала, выжидала… Потом послала горничную узнать, там ли еще Боб. Он все равно был там, тогда горничная сказала ему, что я ушла через черный ход. Там, конечно, никакого черного хода не было, но мне пришлось так поступить, чтобы от него отделаться.
  — И вы все время находились в дамской комнате? — спросил Перри Мейсон.
  — Да.
  — Долго?
  — Не знаю, может, минут пять, может, дольше. Мне показалось долго.
  — Что потом?
  — Потом, когда путь был свободен, я вышла на улицу. Боба я не увидела. И как можно быстрее пошла к Фрэнку Пэттону.
  — Подождите, — перебил ее Перри Мейсон. — Но перед приходом вы позвонили и попросили передать ему записку, что опоздаете.
  — Да. Понимаете, я встретила Дорэя, и мне хотелось побыть с ним подольше. Я знала, что придется опоздать.
  — У Тэльмы Бэлл тоже была назначена встреча с Фрэнком Пэттоном?
  — Да, в это же время.
  — Хорошо, продолжайте.
  — Я прошла через вестибюль к лифту, поднялась на третий этаж и подошла к номеру Фрэнка Пэттона. Постучала в дверь, но никто не ответил. Я подергала ручку, ручка повернулась, и дверь открылась. Итак, я оказалась в комнате. Свет был включен; на столе лежали шляпа, перчатки и трость. Я крикнула: «О, мистер Пэттон!» — или что-то такое — и прошла в спальню. Там я увидела его…
  — Подождите-ка, — сказал Перри Мейсон. — Ванная была открыта или закрыта?
  — Открыта.
  — И когда вы вошли в комнату, он был уже мертв?
  — Конечно, он лежал весь в крови, и на полу — кровь. Это было ужасно!
  — Что произошло потом? — поинтересовался Перри Мейсон.
  — Ничего ровным счетом, — ответила она. — Я сразу выскочила, захлопнув за собой дверь. У меня ведь не было ключа, чтобы ее запереть. Когда я вошла, она была не заперта, и когда уходила — тоже. Я прошла по коридору, спустилась на лифте; в вестибюле никого не было; я вышла на улицу и пошла, еще плохо соображая, что к чему, потом увидела вас. Вы так пронзительно на меня смотрели, будто просвечивали рентгеновскими лучами, считывая мысли из моего помраченного сознания. Уже тогда я поняла, что могу попасть в историю.
  — А как?
  — О, да при моей неопытности — вдруг какой-нибудь хитроумный допрос… Вы же знаете, сенсационные отчеты об уголовных преступлениях публикуются в газетах. И мои фотографии попали бы в газеты…
  — Вы были в белых полусапожках? Где они?
  — Их взяла Тэльма Бэлл.
  — Зачем?
  — На них была кровь.
  — Вы тогда знали об этом?
  — Нет, обнаружила уже дома. Тэльма увидела на сапожках кровь.
  — Откуда она взялась, эта кровь?
  — Я наступила на скользкое темное пятно, вот и остались следы на белых сапогах.
  — А на пальто?
  — Нет, на пальто не было, да и на чулках тоже, только на сапогах…
  — Вы уверены, что на чулках ничего не было?
  — Ну конечно, уверена.
  — А на платье?
  — Разумеется, нет. Как же кровь может попасть на платье, если она не попала даже на пальто?
  Перри Мейсон медленно кивнул.
  — Вполне логично, — сказал он. — Расскажите мне, как вышло, что вы покинули «Бостуик-отель», вместо того чтобы сидеть там, как я просил.
  — Я уже объяснила это, — ответила девушка, — я хотела побыть с Бобом.
  — Когда вы направились к Пэттону, собирались ли сказать ему, что у вас с ним все кончено и вы выходите замуж за Дорэя?
  — Да, — после недолгого колебания ответила она.
  — Когда я вас видел у Тэльмы Бэлл, вы думали то же самое?
  — Я ужасно тогда была напугана. Тэльма увидела на моих сапогах кровь, все спрашивала, что произошло. Я рассказала ей. Она боялась, как бы меня не впутали…
  — Она вам так сказала?
  — Да.
  — У нее была тогда встреча с Фрэнком Пэттоном?
  — Да, у нее была назначена встреча, но она не пошла. Она отменяла часто просто так свои свидания. На сей раз ей не разрешил идти ее дружок, его зовут Джордж Санборн. Она говорила вам о нем. Помните, вы ему звонили, и оказалось, что Тэльма была с ним.
  — Об этом мы поговорим потом, — сказал Перри Мейсон. — Меня интересует другое: когда я разговаривал с вами у Тэльмы, вы все еще хотели выйти замуж за Дорэя?
  — Наверное, да. Тогда я об этом не думала. Я была напугана, особенно после того, как вы пришли. А вообще, да.
  — Потом вы решили, что выйдете за Брэдбери. Почему?
  — Потому что знала — это единственный способ достать деньги, чтобы спасти Боба Дорэя.
  — Вы думаете, Боб Дорэй сделал это!
  — Я ничего не думаю.
  — Когда вы увидели тело, заметили рядом с ним нож? — спросил Перри Мейсон.
  — Да.
  — И узнали его?
  — Что вы имеете в виду?
  — Вы ведь знали, что Боб Дорэй купил нож?
  — Да, я видела его в машине.
  — Вы знали, как он собирается использовать нож?
  — Да, он сказал мне.
  — Так из-за ножа вы боялись, что он пойдет вместе с вами?
  — Да.
  — Когда вы увидели нож на полу, должны были сразу понять, кто убийца…
  — Почему это?
  — Давайте посмотрим. Он пошел в кондитерский отдел, вы — в дамскую комнату, а потом убедили доктора Дорэя, что убежали через заднюю дверь.
  — Да.
  — Он ведь ушел раньше вас минут за пять.
  — Да.
  — Как вы думаете, сколько понадобилось времени, чтобы убить Пэттона?
  — Не думаю, что долго, минуту-две… О, это было так ужасно!
  — Он еще двигался?
  — Нет.
  — Кровь текла из раны?
  — Да, много, — ответила Маджери, содрогаясь.
  — Ну и тут вы сразу решили, что убил его Дорэй: ведь когда вы настаивали на встрече с Пэттоном, доктор пришел в ярость…
  — Да.
  Перри Мейсон задумчиво оглядел девушку.
  — Знаете, что я с вами здесь делаю?
  — О чем вы?
  — Я рискую своей профессиональной карьерой, — ответил он, — и это в силу некоторых обстоятельств, связанных с вами. Вас разыскивают за убийство. Я помогаю вам скрываться. Если такое откроется, меня признают вашим соучастником.
  Она промолчала.
  — У меня не было доверия к доктору Дорэю, но к вам есть, — строго сказал он ей. — Вот почему я оставил его в комнате. Я знал: если полиция найдет пустую комнату — проверит весь отель. Если же в комнате найдет доктора Дорэя и он будет молчать, полицейские не узнают, в отеле вы или нет. Вот так.
  — Но скажите, бога ради, разве они не возьмутся обыскивать отель?
  — Еще как возьмутся, поэтому мне придется ломать голову, как отсюда выйти. Мы оба теперь замешаны…
  Он подошел к окну и посмотрел на улицу.
  — И вы не скажете мне, почему вдруг решили выйти замуж за Брэдбери?
  — Я же говорила, это был единственный выход достать деньги, чтобы защитить Дорэя. Я знала, что, если у Боба не будет первоклассного защитника — я имею в виду адвоката, — его признают виновным в убийстве. Я все думала. Я знала, что Брэдбери нанял вас для моей защиты. И подумала, что он будет просить вас заниматься Бобом, если Джим, то есть, простите, Брэдбери, узнает, что я выхожу за него замуж.
  В глазах Перри Мейсона загорелась искорка.
  — Теперь я услышал, что хотел.
  — Вы о чем?
  — Он пообещал денег на защиту Дорэя, когда узнал, что вы выйдете за него замуж…
  Прикусив губку, она промолчала.
  Перри Мейсон, о чем-то размышляя, рассматривал девушку.
  — Снимайте одежду, — вдруг сказал он ей, — и ложитесь в постель!
  Маджери захлопала ресницами.
  — Какую одежду нужно снимать?
  — Юбку повесьте на стул, сапоги поставьте под кровать. Разденьтесь до пояса. А чулки лучше оставьте в постели.
  — И что потом? — спросила она.
  — Потом в комнату войдет мужчина. Он увидит вас. А вы сыграете роль известной девушки…
  — Я покажу вам, — сказала она, расстегивая «молнию» юбки, — что я доверяю вам так же, как и вы мне.
  — Хорошая девочка. У вас есть жвачка?
  — Нет.
  — Вы можете изобразить, будто жуете жевательную резинку?
  — Наверное, могу… Ну как?
  — Не пойдет. Попробуйте делать ртом круговые движения. Вот уже лучше. Давайте раздевайтесь.
  Он подошел к окну и, услышав скрип кровати, спросил:
  — Все?
  — Д-да, — ежась, ответила Маджи.
  Повернувшись, он оценивающе все оглядел. Юбка ее висела на стуле, чулки — на спинке кровати, сапоги стояли под кроватью.
  — Так, давайте посмотрим, как вы жуете, — хмыкнув, сказал адвокат.
  Она подвигала ртом.
  — Теперь, — продолжал Мейсон, — если мужчина будет смотреть на вас, не опускайте глаза. Не ведите себя так, будто вам стыдно. Взгляните на него приглашающим взглядом. Сможете?
  — А кто это будет? — спросила она.
  — Пока еще не знаю. Возможно, грузчик из отеля. Он ничего не сделает, только посмотрит на вас, но прошу, сыграйте эту роль.
  — Я постараюсь.
  Перри Мейсон подошел к кровати и примостился на краешке. Маджери наблюдала за ним своими огромными фиалковыми глазами.
  — На ваших сапогах было совсем мало крови? — неожиданно спросил Перри Мейсон.
  — Да.
  — У Тэльмы Бэлл есть какие-нибудь белые сапоги?
  — Не знаю.
  — Она взяла ваши, чтобы почистить?
  — Да.
  — Что Тэльма Бэлл делала, когда вы к ней пришли?
  — Она только что вышла из ванной. Она почему-то сразу посмотрела на мои сапоги и сказала, чтобы я их немедленно снимала, чтобы шла в ванную и смыла все пятнышки крови до единого.
  — Она видела ваши чулки?
  — Нет, она велела мне все сделать быстро…
  — Вы ехали к ней на трамвае?
  — Да.
  — И когда вы были в ванной, пришел я…
  — Да, это так.
  — Значит, вы не знаете, что Тэльма сделала с вашими сапогами?
  — Нет.
  Перри Мейсон поднял левую ногу на кровать, облокотился на нее левой рукой, а правая нога оставалась на полу.
  — Маджи, — обратился он к ней. — Вы говорите мне правду?
  — Да.
  — Наверное, мне следует сказать вам, что я был в комнате Тэльмы, нашел у нее в шкафу шляпную коробку: в ней была одежда, выстиранная и еще не просохшая, с весьма заметными следами крови, которые в спешке пытались отстирать; там была пара белых полусапожек, пара чулок и юбка.
  Фиолетовые глаза застыли на Мейсоне. Маджери вдруг привстала с кровати.
  — Вы хотите сказать, что на чулках и юбке была кровь?
  — Да.
  — И ее пытались отстирать?
  — Причем очень поспешно, — подтвердил Мейсон.
  — О боже! — простонала она.
  — Кроме того, — продолжал Мейсон, — кто-то ведь в ванной у Пэттона закатил истерику по поводу «счастливых ножек». Одна из вас лжет. Или вы были в ванной, или Тэльма…
  — Это мог быть кто-нибудь еще, — сказала девушка.
  — Но вы не знаете, кто бы это мог быть, да?
  — Нет.
  — Не думаю, что там был кто-то другой, — медленно произнес Мейсон.
  Маджери Клун задумалась, прищурив глаза.
  — Ладно, — сказал Перри Мейсон, — перейдем к другому. Вы знаете Еву Лэймонт?
  — Да, конечно.
  — Ева Лэймонт «боролась» за свои ножки?
  — Что вы имеете в виду?
  — За «счастливые», приносящие удачу, приз на конкурсе…
  — Нет.
  — Но она участвовала в конкурсе?
  — Да.
  — Где?
  — В Кловердале.
  — Это молодая женщина с черными волосами, черными глазами и фигурой, напоминающей вашу?
  Маджери кивнула.
  — А что? — спросила она.
  — А то, что у меня есть основания считать, что эта особа там, в городе, зарегистрировалась под именем Веры Куттер и проявила весьма необычайный интерес к делу об убийстве…
  Глаза Маджери Клун раскрылись от удивления.
  — Теперь скажите мне, как она зарабатывает деньги, — попросил Мейсон.
  — Разными путями, — ответила Маджи. — Работала официанткой, когда в город приехал Фрэнк Пэттон со своим конкурсом. После этого она многое перепробовала. Она демонстрировала свои ноги, и многие ими восхищались. Говорили, что, независимо от того, выиграет она конкурс или нет, все равно поедет в город и будет сниматься в рекламных клипах.
  — А после того, как конкурс выиграли вы, — спросил Мейсон, — что было?
  — Ну, она всех убеждала, что поедет в город, произведет там огромный фурор и затмит меня. Она еще говорила, что я выиграла конкурс только потому, что заискивала перед Фрэнком Пэттоном и что у меня было выгодное положение…
  — Это в самом деле так? — поинтересовался Перри Мейсон.
  — Нет.
  — Вы не слишком много мне рассказываете о Еве Лэймонт… Такое ощущение, что я знаю о ней больше!
  — Она мне не нравится.
  — Это ни о чем не говорит. Поймите, совершено убийство… Что вы о ней знаете еще?
  — Всего не знаю, но слышала много…
  — Например?
  — О, много чего.
  — Вы не знаете, навещала ли она Фрэнка Пэттона, обосновавшись в городе?
  — Она могла. Это та еще особа…
  — Маджери, у нее была причина вредить вам?
  Маджери Клун закрыла глаза и легла, обхватив руками плечи.
  — Она была до безумия влюблена в Боба Дорэя, — через силу вымолвила девушка.
  — А Боб Дорэй до безумия влюблен в вас?
  — Да.
  Перри Мейсон достал из кармана пачку сигарет, вытащил одну и, поднося к губам, остановился, решив предложить Маджери.
  — Может быть, — сказала она, — вы хотите, чтобы я закурила?
  — Как хотите…
  — Нет, я имею в виду, когда войдет мужчина! Может, будет лучше смотреться, если я закурю?
  — Нет, лучше будет, если вы станете жевать жвачку, просто физически тяжело делать то и другое вместе.
  — Тогда я сейчас покурю, — сказала она, беря у него сигарету.
  Перри Мейсон принес пепельницу, поставил ее на кровать между девушкой и собой и поднес Маджери спичку.
  — Маджери, дайте мне вон ту подушку, — попросил Мейсон.
  Она подала ему подушку, он подложил ее под спину.
  — Я тут подумаю, — сказал он ей, — а вы мне не мешайте.
  Он выкурил сигарету буквально в несколько затяжек, наблюдая за причудливыми клубами дыма. Сигарета едва не обожгла ему пальцы, когда он многозначительно кивнул и посмотрел на Маджери Клун.
  Он растер окурок в пепельнице, встал и снял жилет.
  — Ладно, Маджери, — сказал он бодро. — Похоже, я знаю ответ…
  — Ответ на что?
  — Ответ на все. И не прочь вам сообщить, Маджери, что временами я бывал круглым идиотом…
  — А мне вы кажетесь таким, будто вы были на любое способны…
  — Возможно, я и сейчас способен…
  Он вновь достал сигарету, разломил ее пополам, растер одну щепоточку табака и всыпал в один глаз, другую — в другой.
  Маджери Клун с веселым любопытством за ним наблюдала. Слезы градом покатились из глаз Перри Мейсона. Он прошествовал в ванную, промыл глаза холодной водой, вытер сухим полотенцем и посмотрелся в зеркало.
  Глаза его были красны и налиты кровью. Он удовлетворенно кивнул, смочил водой пальцы и стал водить ими по вороту рубашки, пока тот не стал влажным и мятым, потом сместил на сторону галстук и еще раз посмотрелся в зеркало.
  — О’кей, Маджери, — удовлетворенно произнес он. — Лежите здесь, пока я не приду, и помните: жевать жвачку!
  Не оглянувшись назад, он направился к выходу, вышел в коридор и захлопнул за собой дверь.
  Глава 15
  Перри Мейсон пошел по коридору к грузовому лифту и нажал кнопку. Когда огромная кабина остановилась на шестом этаже, адвокат вошел и ткнул пальцем в кнопку с надписью: «Камера хранения».
  Лифт остановился, Перри Мейсон открыл двери и вошел в комнату. За столом сидел носильщик, встретивший вошедшего вопросительным и неприветливым взглядом.
  Перри Мейсон, пошатываясь, прошел два шага, остановился, глубоко вздохнул и с самым глупейшим и бессмысленным выражением лица уставился на служащего.
  — Дай мне… чемодан, — с трудом выговорил Перри Мейсон.
  — Какой чемодан? — недовольно спросил носильщик.
  Перри Мейсон начал шарить по карманам. Наконец он вытащил бумажку в один доллар и, качаясь, протянул ее носильщику. Как только тот потянулся за банкнотом, Мейсон отвел его назад.
  — Эт… не фсе, — сказал он.
  На этот раз он достал пятидолларовую бумажку и, внимательно ее поизучав, отрицательно покачал головой, потом тщательно разобрал мятую кучу денег и вынул двадцать долларов. Рука служащего алчно потянулась за банкнотом. Он схватил бумажку и засунул ее в карман. Враждебность на его лице как водой смыло, он встал и добродушно ухмыльнулся.
  — У вас есть квитанция на чемодан? — спросил он.
  Перри Мейсон покачал головой:
  — Не могу найти.
  — Какой он, как выглядит? — спросил носильщик.
  — Большой чемодан, — ответил Перри Мейсон, — очень большой чемодан. К… торговца… как. Знаете, два д-дня…
  Носильщик направился к груде чемоданов, а Мейсон, болтая и качаясь, поплелся за ним.
  — Жена, она приж-жает меня нав-вестить. А я — с маленькой подружкой. Может, жена, Маджин она, приедет с детективами и… Нельзя, чтобы малышка была замешана. Два д-дн-ня.
  Носильщик указал на самый большой чемодан:
  — Этот?
  Перри Мейсон покачал головой. Носильщик обошел с другой стороны.
  — Этот, — сказал он, — был оставлен…
  Перри Мейсон разулыбался:
  — Эт-то он, пшли.
  — Какой у вас номер?
  — Шесть сорок два, — с трудом ответил Мейсон.
  — Я отнесу его.
  — Неси пр-рямо сейчас, может, детективы уже обыскивают отель…
  — Ладно, отнесу сейчас. А вообще, человеку нужно когда-нибудь приятно проводить время…
  — Т-ты говоришь потрясающие в-вещи.
  Носильщик поставил чемодан на тележку и подкатил ее к грузовому лифту. Перри Мейсон стоял, покачиваясь, позади него и, как только они остановились на шестом этаже, косолапо вышел и открыл дверь комнаты. Его спутник вкатил тележку. Полуобнаженная Маджери Клун обернулась и принялась жевать. Носильщик исподтишка взглянул на нее и отвел взгляд.
  — Быстро давай сюда ящик виски, — сказал Перри Мейсон носильщику, указывая на комод. — А воще, поставь куда хочешь. Может, ж-жжена уже в отеле. Пусть такси ждет у входа, через пятнадцать минут, нет, через десять…
  Перри Мейсон полез в карман.
  — Вы уже дали мне… — начал было носильщик, но, как только Перри Мейсон достал еще двадцатидолларовую купюру, сразу смолк.
  — Вы мне позвоните, если будете готовы, чтобы подогнать такси, — сказал он, когда адвокат ткнул ему в ладонь банкнотом.
  Носильщик, проходя к двери, оглянулся на девушку в постели.
  Маджери была готова к этому. Она взглянула на него, как велел ей Мейсон, таким приглашающим взглядом, что служащий отвернулся, вышел и с максимальной осторожностью закрыл дверь.
  — Хорошо, Маджери, — поощрительно сказал ей Перри Мейсон, — вставайте и одевайтесь.
  Маджери Клун вскочила с кровати и стала поспешно одеваться. Перри Мейсон достал свою связку ключей и принялся колдовать над замком чемодана.
  Маджери Клун оделась, причесалась, попудрилась, а Мейсон открыл чемодан. Он был заполнен предметами женского туалета, каждая вещь была с вешалкой и наклеенным ценником. Перри Мейсон вытащил одежду и бросил Маджери Клун.
  — Развесьте это в шкафу, — сказал он ей. — А потом закройте шкаф.
  Она молча взяла одежду и принялась за дело. Перри Мейсон разглядывал чемодан внутри.
  — Это будет не совсем приятно, — пробормотал адвокат. — Вам нужно будет несколько сдерживать нервы… Может, придется и «помяться». Воздух там не слишком хорош, но это ненадолго.
  — Вы имеете в виду, что мне нужно туда залезть?
  — Да. Вы сядете, если подожмете ноги к подбородку. Я скажу носильщику, что там — ящик виски и чтобы он нес чемодан осторожно. Я поеду в другой отель, сниму комнату и пошлю за чемоданом. Всех буду просить нести его аккуратно. Но вы окажетесь в положении не из приятных…
  — А что потом? — спросила девушка.
  — Как только мы приедем в другой отель, я открою чемодан. Вы из него вылезете, и мы поедем в аэропорт. Меня там ждет самолет.
  — Куда?
  — Назад, в город.
  — А что мы будем делать в городе?
  — Придется обострить ситуацию.
  Она положила свою руку на его массивную кисть.
  — Те вещи, — сказала она, — те вещи Тэльмы, на которых остались следы крови, вы знаете, где они?
  — Да.
  — Где?
  — Они там, где мы их можем найти, когда захотим. И если они нам понадобятся, мы свяжемся с Тэльмой Бэлл.
  — Если вещи обнаружатся, — сказала Маджи, — это может в корне изменить ситуацию Боба. Вы знаете, Боб Дорэй был моим другом. Полицейские могут предположить, что у него была причина для убийства Пэттона. Но Санборн — друг Тэльмы Бэлл, и у него, в свою очередь, была своя причина для убийства… Понимаете, ведь Пэттон… — Она замолчала.
  — Что?
  — Ничего, — ответила девушка. — Это не изменит дело. Я только интересовалась теми на скорую руку стиранными, непросохшими вещами.
  Перри Мейсон подошел к чемодану.
  — Полезайте, — сказал он ей.
  Глава 16
  Как только самолет пошел на посадку, Перри Мейсон повернулся к Маджери Клун:
  — В северной части аэропорта есть стоянка такси. Вы пойдете прямо к ней, сядете в машину и скажете водителю, чтобы подождал меня. Мне нужно позвонить. Постарайтесь как можно меньше быть на виду. Никуда не ходите. Ступайте прямо к стоянке. Хорошо?
  Она кивнула.
  — Я появлюсь минут через десять, — добавил он.
  Колеса уже соприкоснулись с бетонным покрытием взлетно-посадочной полосы. Наконец пилот выключил мотор и осведомился:
  — Это все?
  Перри Мейсон кивнул в ответ, достал из кармана бумажник, протянул один из банкнотов пилоту и обратился к Маджери Клун:
  — Идите к такси. Я подойду через несколько минут.
  Он направился к телефонной будке и набрал номер своей конторы. Делла Стрит сняла трубку.
  — Делла, ты одна? Можешь говорить или кто-то тебя слышит?
  — Минутку, — ответила она. — Я посмотрю, что со связью. Говорите, это в юридической библиотеке? Очень хорошо, это, наверное, барахлит телефон. — И негромко добавила: — Не вешайте трубку…
  Спустя некоторое время послышался ее голос:
  — Шеф, я сейчас в юридической библиотеке. В конторе два детектива и сходящий с ума от ожидания Брэдбери.
  — А в библиотеке?
  — Никого нет.
  — Отлично, — сказал он. — Итак, Делла, есть ли новости из Колледж-Сити?
  — Да, телеграмма: «Я в „Колледж-Сити-отеле“», инициалы «Т.Б.».
  — Что еще?
  — Все, только два детектива тут рыскают…
  — Что хочет Брэдбери?
  — Не знаю. У него пропала вся любезность, и он какой-то очень грубый.
  — Да я и сам не сдержусь, если что-нибудь будет не так.
  — Как дела? Вы в порядке, шеф?
  — Прекрасно.
  — Пол Дрейк стал какой-то загадочный. Он звонил тут недавно, считает, что вы находитесь в ужасно трудном положении, и он не хочет быть в нем замешан.
  — Что еще?
  — Да, похоже, все.
  — Делла, тебе придется кое-что сделать: позвонить Тэльме Бэлл в «Колледж-Сити-отель». Не звони из конторы, лучше из телефонной будки на улице. Скажи Тэльме, кто ты. Передай, что меня очень интересует, звонили ли Маджери Клун в номер Тэльмы Бэлл после того, как я ушел от них в день убийства, тем вечером. Объясни ей, что это очень важно.
  — Что дальше? — спросила его образцовая секретарша.
  — Если звонили — рядом с твоим коммутатором положи «Гражданский кодекс»; если нет — поставь рядом с коммутатором чернила. Если на столе не будет ни того ни другого, я пойму, что по какой-то причине ты не смогла переговорить с Тэльмой Бэлл.
  — Шеф, — обеспокоенно спросила Делла Стрит, — вы ведь не похитили Тэльму Бэлл, да? Вы не замешаны в этом?
  — Мы поговорим об этом позже.
  — Но полиция, шеф…
  — Мы поговорим об этом позже, Делла.
  — О’кей, шеф, — покорно согласилась девушка.
  — Приведи Брэдбери в библиотеку, — приказал ей Мейсон. — Пусть он меня подождет. Передай ему, только чтоб никто не слышал, что в течение часа я встречусь с ним.
  — О’кей.
  — Теперь детективы. Что им нужно?
  — Они приходили два или три раза. Все пытались выяснить, появитесь ли вы сегодня в конторе. Еще спрашивали, есть ли от вас весточка.
  — Это были те же детективы, что приходили вечером, — по-моему, Райкер и Джонсон?
  — Они самые.
  — Ты думаешь, они вернутся?
  — Не знаю, они явятся, покрутятся тут, спросят чего-нибудь и уходят.
  — Не знаешь, Делла, за нашим зданием следят?
  — Нет, но когда я шла на ленч, по-моему, за мной кто-то наблюдал.
  — Возьми из ящика двадцать долларов, — распорядился он. — Спустись на лифте в подвал. Скажешь Фрэнку, швейцару, что я работаю над очень серьезным делом и за мной следят частные детективы; мне нужно попасть в контору так, чтобы никто об этом не знал; пусть он смотрит за дверью в котельную. Когда я подъеду, пускай откроет ее и вызовет лифт. И чтобы меня сразу отвезли на седьмой этаж.
  — Хорошо, — четко ответила секретарша. — Что-нибудь еще?
  — Думаю, все. Я буду…
  Вдруг на линию прорвался настойчивый голос Дж. Р. Брэдбери:
  — Адвокат, я настаиваю на встрече с вами прямо сейчас!
  — Кто говорит? — гневно спросил Мейсон.
  — Брэдбери.
  — Какого хрена вы оказались на линии?
  — Я сам прорывался к вам, если хотите знать. И не ругайтесь.
  — Делла, ты еще на линии? — прорычал адвокат.
  — Да, шеф.
  — Ты говоришь со мной из библиотеки?
  — Да.
  — Брэдбери, откуда вы узнали, что я звоню?
  — Я не дурак. Я уже пытался вас в этом убедить.
  — Что вы хотите?
  — Хочу, чтобы Дорэй признал себя виновным.
  — Послушайте, — сказал ему Перри Мейсон, — я не могу говорить о таких вещах по телефону. Я вернусь в контору. Ждите меня в библиотеке. И не вмешивайтесь, Брэдбери, вы поняли? Мне совсем не нравится, что вы воспользовались моим коммутатором. Меня не устраивает, что вы расхаживаете по моей конторе, когда вам вздумается, и врываетесь в мои телефонные разговоры…
  — Слушайте, — сказал Брэдбери, — мне нужно поговорить с вами прежде, чем вы кого-нибудь встретите. Вы понимаете?
  — Я поговорю с вами, когда вернусь в контору!
  — Нет, вы должны сделать это немедленно. Мне позарез нужно сообщить вам, что случилось. Полиция у вас на хвосте. Они нашли ваше такси.
  — Какое такси?
  — На котором вы из конторы доехали до Найнс-энд-Олив, где встретились с Полом Дрейком. Потом вы направились прямо к «Холидэй Апартментс», где заходили к Пэттону. Дальше на этом же такси вы добрались до аптеки, позвонили мне и двинулись к «Сэнти-Джеймс Апартментс», а там предупредили Маджери Клун, чтобы она скрылась. Это была ужасная ошибка, и полиция попросит вас за нее ответить. А сложное положение Маджери еще более усугубится…
  Перри Мейсон сжал трубку в кулаке так, что она запотела.
  — Продолжайте.
  — Я хочу, чтобы Маджи из этого выпутали, — сказал Брэдбери. — Мне безразлично, что там будет дальше, но Маджи должна из этого выпутаться. От своих влиятельных друзей я получил информацию, что окружной прокурор считает виновным доктора Дорэя. Если доктор Дорэй призна́ет вину, дело против Маджи закроют. Это в том случае, если он укажет на ее невиновность в своем заявлении.
  — Что они сделают с Дорэем? — резко спросил Перри Мейсон.
  — Вынесут ему смертный приговор. Как раз то, что ему нужно!
  — Я один определяю, что ему нужно! — взорвался Мейсон.
  — Нет, — едко возразил ему Брэдбери, — вы работаете на меня.
  — Я защищаю Дорэя!
  — Вы защищаете его постольку, поскольку я вас нанял.
  — Мне наплевать, кто меня нанял! Человек, которого я представляю, имеет право на мои труды и прозрения!
  — Вы — решительный господин, Мейсон, — фамильярно сказал Брэдбери. — Полиция очень заинтересована, кому вы звонили из аптеки и что сказали по телефону. Пока вы доберетесь до конторы, подумайте над этим.
  — О’кей. Вот там и увидимся. До свидания.
  — До свидания.
  Перри Мейсон дождался, когда Брэдбери положит трубку, и тихо спросил:
  — Делла, ты все еще на линии?
  — Да, шеф.
  — Ты слышала, что он сказал?
  — Я все застенографировала.
  — Молодец. Отведи его в библиотеку. В течение часа я подъеду. Присмотри за ним, чтобы он чего не натворил. Тверди ему, что я вот-вот буду. И посматривай за телефоном. Очевидно, он знает, как пользоваться коммутатором.
  — А это правда, — осторожно спросила она, — про такси и полицию?
  Перри Мейсон невесело рассмеялся в трубку:
  — Делла, ты знаешь столько же, сколько и я. Почему бы тебе не переговорить с Брэдбери?
  — Но это означает, что вы в опасности, шеф.
  — Я всегда оказываюсь в опасности и всегда из нее выхожу. Увидимся, Делла. Пока. — Он повесил трубку и набрал номер расследовательского бюро: — Говорит Мейсон. Что-нибудь есть о Вере Куттер?
  — Минутку, — сказал оператор.
  На линии послышался мужской голос:
  — Кто говорит?
  — Перри Мейсон.
  — Вы знакомы с мистером Сэмьюлсом? — вкрадчиво вопросил шелковый голос.
  — Да.
  — Как его зовут?
  — Джек.
  — Когда вы впервые с ним встретились?
  — Где-то год назад, — ответил Перри Мейсон. — Он приезжал ко мне в контору насчет работы.
  — Что вы ему сказали?
  — Я объяснил, что сыскное агентство Дрейка целиком и полностью выполняет все мои поручения, но я дам ему знать, если оно что-то не сможет расследовать.
  — О’кей, — удовлетворенно произнес голос. — Похоже, вы — настоящий Перри Мейсон. Итак: Вера Куттер остановилась в «Монмарт-отеле», комната 503. Временами она позванивает в сыскное агентство Дрейка. Мы не смогли подключиться к разговорам. Она никому больше не звонит, но ей постоянно звонит какой-то мужчина и ее спрашивает.
  — Она сейчас в комнате?
  — Да.
  — Это все. Я собираюсь заехать к ней. Пусть ваши детективы не тратят время и за мной не следят. Я буду с одной девушкой.
  Он повесил трубку и направился к такси, где его ждала Маджери Клун.
  — Маджи, вы узнаете голос Евы Лэймонт, если услышите?
  — Думаю, да.
  — «Монмарт-отель», — сказал Перри Мейсон водителю.
  — А что делает здесь Ева Лэймонт? — спросила девушка.
  — Если это Ева Лэймонт, а я думаю, это так, она упорно пытается подставить Боба Дорэя.
  — Но зачем?
  — Могут быть две причины, — медленно произнес он.
  — Какие?
  Перри Мейсон не сразу ответил; он задумчиво посмотрел в окно.
  — Нет, Маджи, я не буду беспокоить вас такими вещами. Только обещайте мне, если вдруг полиция возьмет вас, не говорить ни слова!..
  — Я давно это поняла, — сказала Маджи.
  Адвокат промолчал, рассеянно глядя за оконце такси.
  — Подъехать прямо к входу? — спросил водитель.
  — Да, — ответил Мейсон.
  Он расплатился с таксистом, взял под руку Маджери, и они направились к лифту отеля.
  — Шестой этаж, — бросил адвокат лифтеру.
  Как только они вышли из кабины, Перри Мейсон наклонился к уху Маджери Клун, прошептав:
  — Я пойду в комнату, затею спор с этой особой так, чтобы она заговорила на повышенных тонах. Вы стойте у двери и слушайте, узнаете ли ее голос. Если да — о’кей; а нет — постучите, я открою.
  — А если это Ева Лэймонт, ведь она узнает меня, — потупилась Маджери Клун.
  — Пусть, — ответил он. — Мы что-нибудь придумаем. Но мне нужно знать, она ли это. — Он подвел ее к комнате. — Здесь. Встаньте так, чтобы вас не было видно. Я попробую говорить с ней, пока дверь открыта, боюсь, вам будет плохо слышно через закрытую.
  Перри Мейсон постучал.
  Дверь чуть приоткрылась, и низкий женский голос спросил:
  — Кто там?
  — Из сыскного агентства Дрейка, — ответил Мейсон.
  Дверь распахнула, приветливо улыбаясь, молодая женщина в кокетливом дорожном костюме. Адвокат вошел в комнату.
  — О, похоже, вы нас покидаете, — заметил он.
  Посмотрев внимательно на Мейсона, она перевела взгляд на стоящий у кровати огромный чемодан, частично заполненный вещами, на сумку, лежащую на кровати, и уже перевязанный ремнями чемодан на стуле. Потом молча подошла к двери, затворила ее и защелкнула замок.
  — Что вам угодно? — любезно спросила она.
  — Я хочу выяснить, почему вы зарегистрированы под именем Веры Куттер, а на вашем багаже стоят инициалы «Е.Л.».
  — Все очень просто. Мою сестру зовут Едит Лоринг.
  — И вы из Кловердаля?
  — Я из Детройта.
  Перри Мейсон подошел к огромному чемодану, непринужденно достал из него юбку вместе с деревянной вешалкой и повернул вешалку так, что стала видна надпись: «Чистка и сушка. Кловердаль».
  Черные глаза глянули на Мейсона со злобой.
  — Моя сестра живет в Кловердале, — упрямо сказала она.
  — Но вы из Детройта?
  — Скажите, кто вы? — спросила она внезапно погрубевшим голосом. — Вы не из сыскного агентства Дрейка.
  Мейсон улыбнулся:
  — То была всего лишь отговорка, чтобы войти и поговорить с вами. Что я действительно хотел спросить у вас, это…
  Глядя на него остановившимися глазами, она побледнела и оперлась рукой о кровать.
  — Что я особенно хотел знать, — выдержав эффектную паузу, продолжил мысль Перри Мейсон, — где вы были, когда убили Пэттона?
  Несколько секунд она неотрывно смотрела на него, словно окаменев. Наконец хрипло спросила:
  — Вы полицейский?
  — Ответьте сначала на мои вопросы, а потом я отвечу на ваши.
  — Я направлю вас к своему адвокату.
  — О, у вас есть адвокат?
  — Конечно, есть, — ответила она. — И я не потерплю, чтобы кто-то врывался сюда и стращал меня такими вопросами. Я ничего не знаю об убийстве Фрэнка Пэттона, кроме того, что прочитала в газетах. Но если вы думаете, что можете явиться сюда и безнаказанно приставать ко мне с этим, то я вам не завидую.
  — Так вы можете мне поведать, где имели удовольствие находиться, когда убили Фрэнка Пэттона?
  — Я не скажу вам ни слова.
  — В таком случае мне следует взять вас с собой в Главное полицейское управление, — сказал Мейсон. — Ну, что будете делать?
  Она подошла к телефону, сняла трубку и набрала номер конторы Перри Мейсона. Через пару секунд в трубке что-то щелкнуло, и женщина сказала:
  — Мистер Мейсон на месте? Я бы хотела с ним переговорить. Вы можете сказать ему, что звонит Вера Куттер?
  Из трубки стали долетать какие-то трескучие звуки. Перри Мейсон изучал выражение лица говорившей женщины и не торопился внести в ситуацию необходимые поправки.
  — О, добрый день, мистер Мейсон, — продолжала черноглазая. — Это опять Вера Куттер… Вы разрешили мне связаться с вами, если возникнут проблемы с моим пребыванием в городе. Здесь, в отеле, человек утверждает, что он полицейский, и… что делать?
  В трубке раздались опять какие-то мерно-заунывные звуки. А лицо Веры Куттер расплылось в улыбке.
  — Огромное спасибо, мистер Мейсон. Вы говорите, если он полицейский, пусть идет к вам в контору, а если нет — вызвать полицию? Просто огромное вам спасибо, мистер Мейсон. Извините, что снова побеспокоила вас, но это ваши собственные инструкции — звонить, когда меня станут расспрашивать. Я вам так благодарна! — Черноглазая положила трубку и торжествующе повернулась к Перри Мейсону. — Надеюсь, вы знаете моего адвоката, — высокомерно сказала она. — Перри Мейсон — один из самых лучших адвокатов города. Пока я здесь, он представляет мои интересы. Мейсон сказал: если вы не полицейский, он проследит, чтобы вами поинтересовались надлежащие органы. А если вы полицейский, можете явиться к нему в контору и лично переговорить с ним…
  — Вы разговаривали непосредственно с Перри Мейсоном? — не моргнув глазом любезно спросил адвокат.
  — Разумеется, — сухо ответила черноглазая. — За сумму, которая ему перечислена, я не собираюсь тратить время на разговоры с его служащими.
  — Смешно, — хмыкнул Мейсон, — я звонил ему не более десяти минут назад. Мне сказали, что его сегодня вообще не будет.
  — А это зависит от того, кто звонит, — наставительно сказала она с покровительственной улыбкой. — На дешевых детективов и вымогателей Перри Мейсон не тратит время, он — человек занятой.
  — И вы не скажете мне, почему уезжаете из города? — спросил Мейсон, указывая на багаж.
  Она надменно засмеялась, подбоченясь.
  — Послушай, братец, я тебе ничего не скажу, кроме одного слова: убирайся! Катись отсюда. Коли ты полицейский, иди к Перри Мейсону, если нет — тебе гадски не повезло.
  В дверь постучали. Перри Мейсон повернулся, чтобы отпереть.
  — Не смей открывать! — вспыхнула Вера Куттер.
  Она сама подбежала к двери, повернула ручку и распахнула дверь.
  На пороге стояла Маджери Клун.
  — Привет, Ева Лэймонт, — медленно и ровно сказала Маджери Клун.
  Ева Лэймонт не сводила с нее глаз секунды три.
  — Так, — удовлетворенно протянул Перри Мейсон, — вас зовут Ева Лэймонт?
  Ева Лэймонт указала пальцем на Мейсона:
  — Так ты с ним?
  Маджери Клун вопросительно взглянула на адвоката. Но прежде чем у Мейсона появилась возможность подать Маджери сигнал, Лэймонт кинулась к телефону.
  — Минутку, дорогая, — проговорила она через плечо. — Я знаю человека, который хочет побеседовать о твоем шикарном контракте с кинокомпанией. — Она схватила трубку. — Главное управление! — закричала она своим ставшим окончательно неблагозвучным голосом. — Главное управление! Свяжите меня немедленно с Главным управлением полиции!..
  Перри Мейсон схватил Маджери Клун за руку, и они вместе выскочили в коридор, все еще слыша позади себя: «Полиция… Главное управление… Это Главное управление полиции?»
  Они по лестнице пробежали до пятого этажа, а потом сели в лифт.
  — Спокойно, — сказал Мейсон Маджери Клун.
  Через вестибюль он провел ее, обнимая за плечи и поворачивая ее лицо к себе.
  — Все хорошо, — успокаивал он ее. — Не волнуйтесь.
  На улице они остановили такси.
  — «Маплетон-отель», — сказал он шоферу.
  Как только они сели в машину, Перри Мейсон предложил Маджи сигарету:
  — Закурите?
  Она не отказалась. Мейсон зажег сигарету сначала ей, потом себе.
  — Расслабьтесь, подумайте о чем-нибудь другом. Не перебивайте сейчас меня, я буду думать. И не пытайтесь сами выстраивать какие-то планы, потому что эти вещи вам не под силу. Расслабьтесь и отдыхайте. У вас еще будет тяжелое времечко…
  — Мы едем в Главное управление полиции? — только и спросила она.
  — Нет, — мрачно ответил адвокат.
  Ехали они в молчании. Когда машина остановилась, Перри Мейсон попросил водителя подождать его, а Маджери Клун осталась в кабине, положив на сплетенные руки, лежащие на спинке переднего сиденья, свое побледневшее лицо, закрытое волной роскошных волос.
  Перри Мейсон направился в отеле прямо к столу кассира.
  — У вас в номере 603 остановился некий Дж. Р. Брэдбери.
  Кассирша вопросительно приподняла тонкие брови:
  — Ну и что?
  — Я его адвокат. Возможно, мне придется уехать с ним по важному делу. Хочу оплатить все его счета, если они у него есть.
  — Номер освобождаете? — спросила кассирша.
  — Нет. Просто оплачу его пребывание по сей день включительно…
  Она открыла ящик, вытащила оттуда стопку бумаг, повернулась к счетной машинке, посчитала и обратилась к Мейсону:
  — Общая сумма — восемьдесят три доллара девяносто пять центов.
  Перри Мейсон протянул в окошко сто долларов. Она взяла бумажку, пощупала ее, рассмотрела на свет и повернулась к кассовому аппарату, отстучала по клавишам и протянула Мейсону сдачу и квитанцию.
  — Здесь телефонные звонки, — указывая на квитанцию, сказал адвокат, — они местные или междугородные?
  — Междугородные звонки помечены, остальные — городские, — ответила кассирша.
  — Знаете, — просительно наклонился к ней Мейсон, — мне бы хотелось, чтобы все местные звонки тоже были отмечены.
  Она чуть подалась вперед:
  — Могу сделать… Через несколько минут все будет готово.
  — Не будете ли вы так любезны, — сказал Мейсон, улыбаясь, — отметить их на обратной стороне квитанции?..
  Кассирша взяла квитанцию, обратилась к оператору и о чем-то переговорила, потом взяла блокнот и принялась что-то выписывать. Минуту спустя она возвратила квитанцию Перри Мейсону.
  — Телефонные звонки отмечены там на обороте, — сообщила она.
  Перри Мейсон поблагодарил ее, спрятал квитанцию в карман, даже не взглянув на записи, и направился к выходу.
  — Огромное спасибо, — на прощанье повернулся он к кассирше.
  Глава 17
  Перри Мейсон толкнул дверь своей конторы и пропустил вперед Маджери Клун.
  Делла Стрит, сидевшая за коммутатором, вскочила и оторопело глядела то на Перри Мейсона, то на хрупкую, с необыкновенными фиалковыми глазами Маджери Клун.
  — Делла, — сказал Мейсон, — это Маджери Клун, девушка со «счастливыми ножками». Маджи, это моя секретарша, Делла Стрит.
  Делла Стрит все еще не сводила взгляда с Маджери. Наконец выдавила из себя:
  — Вы привели ее сюда? Вы?
  Перри Мейсон кивнул.
  — Но здесь были детективы! — тихо взорвалась Делла. — Они вернутся. Они следят за зданием. Вы вошли, но выйти не сможете, а Маджери Клун разыскивается за убийство. Если вас будут обвинять как соучастника, я ничем вам помочь не смогу.
  Маджери Клун прикоснулась к руке Перри Мейсона.
  — О, простите, — сказала она. Потом, обернувшись к Делле Стрит, потерянно добавила: — Я бы никогда так не сделала, если б знала…
  Делла, поколебавшись, подошла к ней и взяла за плечи.
  — Дорогая, не волнуйтесь. Это вовсе не ваша вина. Он всегда так делает, никогда не упустит шанс… — Она гневно прикусила губку.
  — И, — словно продолжил ее мысль Перри Мейсон, — всегда нахожу выход. Почему ты не скажешь так ради справедливости?
  — Потому что в недавнем прошлом вы не показались мне способным найти выход.
  — Отведи ее в мой кабинет, — примирительно сказал Мейсон секретарше, — и ждите там.
  Делла Стрит открыла дверь в кабинет шефа и, пропуская понурую Маджери, произнесла:
  — Господи, было, наверно, ужасно! Бедный вы ребенок. Но не беспокойтесь, все образуется. А выход он всегда находит.
  В дверях Маджери Клун остановилась.
  — Пожалуйста, — грустно сказала она Перри Мейсону, — не доставляйте себе из-за меня неприятности.
  Делла Стрит провела ее в кабинет и усадила в огромное кожаное кресло, стоявшее сбоку от стола Перри Мейсона.
  — Подождите здесь и попытайтесь немного отдохнуть, — мягко сказала она. — Можете прикорнуть, забравшись с ногами в кресло и укрывшись моим пледом.
  С благодарной улыбкой Маджери Клун кивнула ей. Делла присоединилась к адвокату.
  — Я хочу, чтобы меня несколько минут не беспокоили, — сказал он. — Где Брэдбери? В библиотеке?
  Делла Стрит кивнула в ответ и спросила, указав глазами на его кабинет:
  — Где вы ее нашли?
  — У тебя будет куча предположений, но ты все равно промахнешься.
  — Где она была, шеф?
  — В Саммервилле.
  — А как там оказалась?
  — Поехала поездом. Но я попал туда до нее.
  — Вы?
  — Да. Я кое за кем пустился следом.
  — За кем?
  — За доктором Дорэем. Он прилетел туда ночным самолетом.
  — Значит, парочка оказалась там?
  Перри Мейсон кивнул.
  — Вместе, шеф?
  Перри Мейсон достал из кармана пачку сигарет и заглянул в нее.
  — Осталось две, — удрученно сказал он.
  — У меня есть еще пачка, — успокоила его Делла Стрит. Перри Мейсон зажег сигарету и с огромным удовольствием затянулся. — Так они были вместе? — с любопытством спросила девушка.
  — В свадебном номере люкс.
  — Так она замужем?
  — Нет, представь себе…
  — Они собирались пожениться?
  — Нет, она собирается выйти замуж за Брэдбери.
  — Значит, вы хотите сказать… что… что…
  — Именно. Она собирается выйти замуж за Брэдбери, потому что этот тип так обставил дело, что у нее нет иного выхода. Но сначала она хотела провести неделю с Бобом Дорэем…
  Делла Стрит указала на книгу на столе рядом с коммутатором.
  — Да, — кивнул Мейсон, — я все понял, когда вошел. Мне очень нужно было это знать. Я боялся, что здесь детективы, не хотел, чтобы ты говорила при них.
  — Так вот, я все разузнала. Минут за пять до того, как Маджери Клун собиралась уйти от Тэльмы Бэлл, ей позвонили.
  — А Тэльма Бэлл знала, кто звонит?
  — Нет, она слышала, как Маджери поговорила несколько минут, потом сказала: «Я перезвоню в течение часа» или что-то в этом роде. Говорит, что Маджери была совсем не рада звонку; когда положила трубку, нахмурилась и была явно недовольна.
  Перри Мейсон задумался, внимательно разглядывая плавно исчезающий сигаретный дым.
  — А что Брэдбери? — спросила Делла. — Вы собираетесь следовать его инструкциям?
  — К шутам собачьим, — ответил Перри Мейсон. — Заправляю делом я.
  Дверь юридической библиотеки бесшумно отворилась, и вошел Дж. Р. Брэдбери, с бледным лицом, холодными глазами и полный решимости.
  — Вы можете сколько угодно думать, что вы заправляете делом, — сухо сказал он. — Но положение под моим контролем. Значит, она меня перехитрила, а? Снимала свадебный люкс с Дорэем, да? Прочь их! Я им покажу… Я им устрою…
  — Вы подслушивали через замочную скважину, — осведомился Мейсон на удивление спокойно, — или подставили стул к дверной щели?
  — Если вам так интересно, — холодно ответил Брэдбери, — я подслушал сквозь щель; я специально приоткрыл так, чтобы было слышно.
  Делла Стрит обернулась к Мейсону и хотела было что-то сказать, но сникла под взглядом адвоката. Перри Мейсон уселся на край ее стола и сказал:
  — Похоже, мы с вами сейчас выложим наши карты, а, Брэдбери?!
  Брэдбери кивнул:
  — Поймите меня правильно, Мейсон. Вы — борец, я вас уважаю. Но я тоже борец и не думаю, что вы хоть в малой степени уважаете меня…
  Все в Брэдбери решительно переменилось, даже голос его стал резок и груб.
  Перри Мейсон, спокойно и терпеливо выслушав его, возразил:
  — Нет, Брэдбери, вы не борец. Вы из того племени людей, что получают выгоду от ошибок других. Вы сидите в сторонке, наблюдаете и вдруг внезапно набрасываетесь, как паук, когда считаете, что время пришло. Я так не играю. И я никогда не упускаю возможности вступить в честный бой, а вы упускаете, вы сидите в тени… Вы никогда не рискуете своей шкурой.
  Брэдбери мгновенно переменился в лице.
  — Не думайте, что я не рисковал своей шкурой. Просто я не настолько силен, чтобы рисковать всегда…
  — Вы почти правы, Брэдбери, — сказал Мейсон, — возможно, мне следует внести поправки в свои умозаключения…
  — Я думал, мы друг друга понимаем, — с упреком произнес Брэдбери. — Я привык действовать так, как привык… Многие ненавидят меня: думают, что я использую в борьбе нечестные, неправедные методы, но каждый знает, что, если задумал, я добьюсь своего.
  Делла Стрит переводила взгляд с одного на другого. Перри Мейсон молча курил.
  — Но к делу, — продолжал Брэдбери. — Я хочу, чтобы Дорэй признал себя виновным…
  — Вы мне не это хотели сказать, — как-то сонно проговорил Мейсон.
  — Я передумал, вот что я хотел вам сказать…
  Перри Мейсон переглянулся с Деллой Стрит и, прищурясь, посмотрел на Брэдбери:
  — Помните, Брэдбери, вы наняли меня представлять интересы доктора Дорэя? Я говорил вам, что, если буду защищать его, сделаю все, что в моих силах: например, устрою драку; его интересы и интересы Маджери Клун станут единственными в мире вещами, которые меня будут интересовать…
  — Меня не волнует, что вы мне говорили. — Брэдбери был весьма бесцеремонен и нетерпелив. — Времени остается мало… Мы должны кое-что предпринять…
  В этот момент за дверью послышались шаги. Сквозь матовое стекло проглядывали две размытые мужские тени. Ручку двери покрутили, а потом постучали.
  — Делла, открой дверь.
  — Давайте же понимать друг друга, — заторопился Брэдбери. — Вы работаете на меня и должны следовать моим указаниям!..
  — Я работаю во имя интересов моих клиентов, в которых предполагаю людей порядочных… Я принял эту работу на условии, что буду сохранять полную свободу действий и…
  Как только Делла Стрит открыла дверь, он замолчал. Вошли Райкер и Джонсон.
  — Ну вот, наконец-то мы вас застали, — тяжело дыша, сказал Райкер.
  — Ребята, вы ищете меня?
  Джонсон рассмеялся.
  — О нет, — с издевательской усмешкой произнес он, — мы вовсе даже вас и не искали, мы только хотели проконсультироваться по одному вопросу…
  — Кто этот человек? — властно спросил Райкер, указывая на Брэдбери.
  — Клиент, — удивленно всмотрелся в них Перри Мейсон.
  — Что у него?
  — Почему вы, собственно, об этом спрашиваете? Мало ли какие у меня дела с моими клиентами…
  Брэдбери повернулся к вошедшим и замолчал.
  — В Главном управлении вам хотят задать несколько вопросов, — решительно приступил к Мейсону Джонсон.
  — У меня сейчас множество дел, и я не могу распоряжаться своим временем, поэтому, боюсь, не смогу поехать в Главное управление прямо сейчас.
  — Мы, кажется, ясно сказали вам, — настаивал Райкер, — что вас ждут в Главном управлении, чтобы задать несколько вопросов!
  — У вас есть ордер на арест?
  — Нет, — резко ответил Райкер, — но мы его можем получить… Это не так уж долго.
  — Прекрасно, — ровно сказал Мейсон. — Идите и получите.
  — Послушайте, Мейсон, — влез в разговор Джонсон, — не стройте из себя дурачка. Вы прекрасно знаете, мы можем увести вас в управление и так. Если вы настаиваете на ордере, мы, конечно, съездим и получим его. Но когда получим его — начнется процесс… Вы замешаны в этом деле как соучастник. Шеф дает вам шанс. Он хочет, чтобы вы объяснили до того, как он представит доказательства на самый верх… Это шанс для вас. Нас просто прислали доставить вас в управление…
  — Мальчики, вы тут сказали, что хотели проконсультироваться… Думаю, вы абсолютно правы. Вы можете доставить меня в полицию, если у вас будет ордер на мой арест. И не можете — если его не будет.
  — Да нам не слабо забрать вас прямо сейчас, — брякнул Джонсон.
  Перри Мейсон окинул их воинственным взором.
  — Ну что же, — медленно сказал он, — может, и можете, а может, и нет…
  — На фиг, — разозлился Райкер, — иди и звони в управление.
  Перри Мейсон взглянул на детективов и надменно рассмеялся:
  — Ну-ну, мальчики, может, хватит ломать комедию? Вы разговариваете не с тупым деревенщиной, не знающим своих прав; вы разговариваете с ад-во-ка-том! Если у вас было бы достаточно доказательств, чтобы добыть ордер на мой арест, он лежал бы у вас в кармане. А у вас нет ордера, и вы не получите его ни сейчас, ни когда-нибудь еще. Возможно, самое высокое начальство походит вокруг да около и составит обвинительный акт, или, может, вы найдете какого-нибудь осла, который подпишет жалобу. Но то, что вы сейчас делаете, — это наглое вторжение в мои личные дела. Говорю вам, это противозаконно. Телефон — там. Идите и звоните в управление. — Он обернулся к Делле Стрит: — Делла, возьми-ка их на пушку. Иди и набери им номер Главного управления полиции!
  Делла подошла к телефону, сняла трубку и, когда на другом конце провода ответили, попросила:
  — Главное полицейское управление, пожалуйста.
  Перри Мейсон ухмыльнулся:
  — Когда я буду готов прийти в управление, я приду. Когда вы, мальчики, захотите меня арестовать, приходите и арестовывайте, но будьте при этом на сто процентов уверены, что совершаете все в соответствии с законом.
  — Теперь слушайте, — свирепо сказал Джонсон. — У нас имеется достаточно материалов на вас. Вы по уши запачканы в этом деле. Вы все начали портить, вытаскивая Маджери Клун…
  — И вам известно, как я ее вытаскивал? — насмешливо перебил Перри Мейсон.
  — Она покинула комнату сразу после того, как вы на такси покружили возле ее пристанища…
  — В самом деле? — весело спросил Мейсон и едко добавил: — Как здорово!..
  — На линии Главное управление полиции, — сказала Делла Стрит.
  — Холера. — Джонсон взглянул на Райкера.
  — Делла, опусти трубку, — приказал адвокат.
  — Бьюсь об заклад, — Джонсон повернулся к Мейсону, — на пять баксов, что мы будем здесь с ордером до истечения сорока восьми часов.
  — А я бьюсь об заклад на пять баксов, что не будете, — в тон ему ответил Перри Мейсон. — Готовьте денежки!
  — Пошли, Джонсон, — позвал его Райкер. Детективы направились к двери.
  Брэдбери твердо посмотрел на Мейсона.
  — Минутку, вы собираетесь следовать моим инструкциям?
  Перри Мейсон шагнул к нему, глядя с холодным презрением. Райкер, уже было взявшись за ручку двери, остановился. Джонсон повернулся.
  — Послушайте, — сказал адвокат Брэдбери, — я не хочу повторяться. Вы платите деньги, а работаю я. И ничего с этим не поделаешь. Вы не должны влезать…
  Брэдбери повернулся к детективам:
  — Джентльмены, если вы откроете дверь в кабинет, то обнаружите там Маджери Клун, которая в настоящее время скрывается от правосудия.
  — Если вы откроете дверь без ордера на обыск, — живо добавил Перри Мейсон, — я выбью вам челюсти!
  Детективы переглянулись и нерешительно посмотрели на Брэдбери.
  — Говорю вам, — настаивал тот, — я знаю! Она там, и, если вы не сделаете все быстро, она убежит через дверь в коридор!
  Оба детектива шагнули к двери кабинета. Перри Мейсон мгновенно принял боксерскую стойку. Брэдбери подскочил сзади и медвежьей хваткой вцепился в адвоката. Теряя равновесие, Мейсон пошатнулся. Райкер налетел и толкнул их так, что оба повалились на ковер. Делла Стрит закричала. Джонсон с грохотом вышиб дверь кабинета.
  Маджери Клун стояла на пороге в коридор.
  — Стой, где стоишь, — завопил Джонсон, — или я буду стрелять!
  Маджери Клун, не двигаясь и страшно побледнев, уставилась своими фиалковыми глазами на детективов.
  — Ей-богу, — вполголоса пробормотал Джонсон, — это и правда Маджери Клун.
  Перри Мейсон поднялся. Брэдбери очищал свои брюки. Райкер достал из кармана наручники.
  — Ваше имя Маджери Клун? — спросил он.
  Маджери Клун испытующе оглядела его.
  — Если у вас есть вопросы, — чуть хрипло сказала она, — обращайтесь к моему адвокату, Перри Мейсону.
  Перри Мейсон кивнул Делле Стрит:
  — Соединяй с Главным полицейским управлением.
  Глава 18
  Джонсон едва успел защелкнуть на Маджери Клун наручники, как Мейсон схватил его за плечо и повернул к себе.
  — Мерзавец, тебе этого делать не следовало, — прорычал адвокат.
  Джонсон с ненавистью оскалился:
  — Только потому, что вы — адвокат, да? Вы сказали, что мы не можем арестовать вас, пока вы стоите в черте закона. Но ситуация изменилась. Мы арестуем вас, и прямо сейчас.
  — Вы можете выслушать меня? — глухо спросил Перри Мейсон.
  — О, вы хотите поговорить, не так ли? — издевательски поиграл носком Райкер. — Ситуация изменилась, и вы стали ужасно словоохотливы, да?
  Делла Стрит вошла в кабинет и, поймав взгляд Мейсона, сказала ему:
  — Главное управление на проводе.
  — Скажи сержанту О’Мэлли, если он сможет появиться у меня в конторе где-то через десять минут, я сообщу ему немало интересного по делу Пэттона.
  Делла Стрит кивнула.
  — Сержант не поедет сюда! — прокричал Джонсон. — Ты слышишь, ты скажешь ему, чтобы он ждал в управлении.
  Делла Стрит, не обратив на него ни малейшего внимания, вышла в приемную.
  Дж. Р. Брэдбери с хладнокровно-торжествующей улыбкой достал из кармана сигару, оторвал кончик и прикурил.
  — Вот человек, — Перри Мейсон указал на Брэдбери, — именно тот, что нанял меня представлять интересы Маджери Клун. Он именно тот, кто настаивал, чтобы, минуя полицию, вытащить мисс Клун из этого дела…
  — Я ни на чем таком не настаивал, — быстро возразил Брэдбери.
  — …и тот, кто предлагал мне представлять интересы доктора Дорэя.
  — Я ничего такого не предлагал, — еще быстрее повторил Брэдбери.
  — Какого хрена нас должно волновать, кто из вас что делал? — грубо сказал Райкер. — Девица разыскивается за убийство. И вы прекрасно об этом осведомлены. Все прокручивалось в газетах. Она была в вашей конторе, вы ее прятали, значит, вы ее соучастник, а это уголовное преступление, и тут не нужно никаких ордеров.
  — Если вы меня выслушаете, — сказал Перри Мейсон, — я все вам объясню.
  — Это самое вы скажете судье, — отрезал Джонсон. — Вы все время ходили кругами, Перри Мейсон, и все время над нами посмеивались, теперь вы пойдете с нами. Надень на него наручники, Райкер.
  — Я хочу поговорить, — настаивал Перри Мейсон.
  — Мне плевать, что вы хотите! — рявкнул Джонсон.
  — Когда мы доберемся до Главного управления, — сказал Перри Мейсон, — меня спросят, что я могу сказать в свое оправдание. А я отвечу, что хотел было сделать признание, но вы, два глупых голубка, не дали мне этой возможности.
  — Закрой дверь, — обратился Джонсон к Райкеру. — Если человек хочет сделать признание, это меняет дело. Вы хотите признаться? — спросил он, солидно поправив пиджак.
  — Да, — кивнул Мейсон.
  — В чем?
  — Я раскрою все в ходе признания.
  Райкер открыл дверь в приемную.
  — Ты, — сказал он Делле Стрит, — иди сюда и будешь записывать все, что скажет этот хмырь.
  — Да она же его личная стенографистка, — с неудовольствием возразил Джонсон.
  — Нормально. Она все запишет, если он ей велит.
  Мейсон рассмеялся:
  — Делла, пожалуйста, записывай каждое слово, сказанное в этой комнате. Я хочу, чтобы был полный текст того, что сказано и кто сказал.
  — Начинайте, — сказал Джонсон, слегка поджав губы.
  — Я впервые столкнулся с этим делом, когда меня ангажировал Дж. Р. Брэдбери, джентльмен, здесь стоящий. Он обращался к окружному прокурору. Там ему не смогли помочь. Он хотел, чтобы я нашел Пэттона и начал его преследование в соответствии с судебным порядком. По моим рекомендациям он нанял Пола Дрейка из сыскного агентства, чтобы найти Пэттона…
  — Это не похоже на признание, слишком длинно, — заявил Райкер.
  Перри Мейсон устремил на него ледяной взгляд:
  — Вы хотите слушать или хотите, чтобы я молчал?
  — Пусть говорит, — покровительственно бросил Джонсон.
  — А меня ничто не связывает с россказнями этого господина, — надумал высказаться Брэдбери.
  — Заткнитесь, — осек его Джонсон.
  — Я не буду молчать, пока не выскажусь! Я знаю свои права.
  Райкер подошел к нему и намотал на свой кулак его галстук.
  — Слушай, ты, мы здесь торчим, чтобы выслушать признания этого типа, а не твое соло! Сядь и заткнись. — Он толкнул Брэдбери на стул и повернулся к Мейсону: — Продолжайте. Вы хотели говорить. Говорите.
  — Брэдбери пришел ко мне в контору, — продолжал Перри Мейсон. — Но сначала я получил телеграмму, подписанную Евой Лэймонт. Брэдбери уверял, что посылал телеграмму он. В телеграмме просили меня начать дело, связанное с Маджери Клун. Брэдбери обрисовал мне ситуацию. Маджери Клун была обманута Фрэнком Пэттоном. Брэдбери хотел, чтобы я нашел Пэттона и завел дело против него. С помощью Дрейка я обнаружил Пэттона. При выяснении его местонахождения нам пришлось переговорить с девушкой по имени Тэльма Бэлл, которая живет в «Сэнти-Джеймс Апартментс» на Ист-Фолкнер-стрит. Телефон ее: Харкорт 6-3891. У меня просто жуткая память на телефонные номера.
  В тот вечер, когда Дрейк обнаружил Пэттона, я сидел в своей конторе и ждал звонка от Дрейка. Мы хотели поехать вместе и вытянуть из Фрэнка Пэттона признание. В контору явился Брэдбери. Я попросил его подождать и отправил в приемную. Позвонил Дрейк. Я сказал ему, что беру такси и выезжаю на встречу с ним. В это время я послал Брэдбери в отель, чтобы он принес забытые там газеты. Он остановился в «Маплетон-отеле». Он рассчитал, что на такси туда и обратно это займет у него полчаса. Пожалуй, так.
  — А вы собираетесь, — жестко и агрессивно вступил Брэдбери, — сознаться в присутствии полицейских, что входили в комнату Пэттона и, выходя, заперли за собой дверь?
  Джонсон живо повернулся к Брэдбери:
  — А что вам об этом известно?
  — Я знаю, это сделал он!
  — Откуда?
  — Да потому, что он сам позвонил мне тогда после девяти часов в свою контору и рассказал детали убийства. Он доверительно выложил, как оно было совершено. Даже полиция в то время не знала. Я распорядился, чтобы он защищал Маджери Клун, в то время еще для меня дорогую.
  Джонсон и Райкер переглянулись.
  — Этот звонок Перри Мейсона был из аптеки? — задумчиво спросил Райкер. — Мы ведь проследили его путь от конторы к Найнс-энд-Олив, от Найнс-энд-Олив до дома Пэттона, от дома Пэттона до аптеки, где он и звонил, а уже от аптеки до «Сэнти-Джеймс Апартментс»…
  — Так это он со мной и разговаривал, — с готовностью уточнил Брэдбери. — А уж как сообщил мне все — я сразу понял, что он работал нелегально. Я не собираюсь быть замешанным…
  Райкер посмотрел на Деллу Стрит:
  — Вы записываете?
  — Да, — ответила она звенящим голосом.
  — Продолжайте, — обратился к Брэдбери Джонсон.
  — Нет уж, пусть он говорит! — Брэдбери указал на Мейсона.
  — Я пришел к Пэттону, — негромко продолжал Мейсон. — Постучал — никто не ответил. Я открыл дверь и вошел. Она была не заперта. Я обнаружил тело Пэттона. Его проткнули ножом. Я нашел также в углу гостиной дубинку. Тут я услышал, что по коридору идет полицейский, вызванный соседкой Пэттона. Я, естественно, не хотел, чтобы полиция застала меня в комнате с убитым или чтобы меня засекли возле открытой двери. У меня с собой была связка ключей, я закрыл дверь, а после этого постучал. Сказал полицейскому: мол, только что пришел и пытаюсь достучаться.
  Мейсон замолчал. В конторе царила тишина, слышно было лишь прерывистое дыхание Деллы да скрип ее ручки по бумаге.
  — Надо же быть таким идиотским адвокатом, — заметил Райкер. — Это признание и свидетельские показания Брэдбери обеспечат вам тюрьму по гроб жизни.
  — На столе в комнате Пэттона, — продолжал Перри Мейсон, словно не слыша сказанного, — лежали две записки. В одной просили передать Тэльме, что Маджери подъедет к ней позже. В другой — позвонить Маджи: Харкорт 6-3891. Я запомнил телефон Тэльмы Бэлл — у меня фотографическая память на цифры — и понял, что Маджери Клун можно найти у Тэльмы Бэлл. Я позвонил Брэдбери и спросил, как мне поступить. Он поставил мне задачу: защищать Маджери Клун, невзирая ни на что…
  — Это ложь, — поспешно заявил Брэдбери. — Я нанял вас как адвоката. Я никак не ожидал, что вы что-то предпримете нелегальным путем.
  — Опустим это, — сказал Джонсон, — продолжайте, Мейсон.
  — Я выехал к Тэльме Бэлл. Маджери Клун была там. Она принимала ванну. Тэльма Бэлл это сделала еще до моего прихода. Тэльма сказала мне, что у нее с Фрэнком Пэттоном была назначена встреча, но она не пошла, поскольку проводила время со своим приятелем. Я позвонил тому для проверки. Он подтвердил ее слова.
  Я попросил Маджери Клун пойти в отель, зарегистрироваться под своим именем, позвонить мне в контору, дать знать, где она остановилась, и не покидать отель. Она пообещала. Позднее Маджери позвонила, что она в «Бостуик-отеле», комната 408, телефон: Экзетер 9-3821. Я тут же поставил Брэдбери в известность о том, что случилось, утаив, правда, что был в комнате Пэттона и закрыл за собой дверь. Брэдбери вдруг поставил мне задачу представлять доктора Дорэя, равно как и Маджери Клун. Я согласился. Мы встретились с Брэдбери у него в отеле, он почему-то не хотел больше оставаться в конторе. Он ведь как раз вернулся в контору с газетами, взятыми в отеле, когда я звонил из аптеки недалеко от дома Пэттона.
  — Там еще был портфель, — заметил Брэдбери.
  — Да, — согласился Мейсон, — вы позвонили Делле Стрит, спросили, нужно ли принести портфель, а она сказала, что было бы неплохо.
  — Я звонил из своей комнаты в отеле, — объяснил Брэдбери полицейским.
  — Далее я позвонил Маджери Клун. Она ушла из отеля. Детективы связались с Деллой Стрит и обвинили ее, что якобы она звонила доктору Дорэю, советуя тому бежать из города. На самом деле Делла Стрит ему не звонила.
  — Это вы так говорите, — ядовито вставил Брэдбери.
  — Заткнитесь, — приструнил его Райкер.
  — Я узнал, что Маджери Клун намеревалась сесть в самолет, улетающий в полночь. На первой его остановке в Саммервилле, я выяснил, высадился доктор Дорэй. Я отправился в «Ривервью-отель» и нашел его в свадебном номере люкс. Поначалу все, связанное с Маджери Клун, он отрицал, но, пока мы беседовали, Маджери Клун явилась туда собственной персоной. Она опоздала на самолет и приехала поездом. Почти тут же нагрянули полицейские, чтобы их обоих арестовать. Я тайно вывел Маджери из отеля и привез обратно в город.
  — Вы! — радостно простонал Райкер.
  — Я, — коротко подтвердил Мейсон.
  — И коню понятно, — резюмировал Джонсон.
  Перри Мейсон с насмешливым презрением взглянул на него:
  — Если вы, джентльмены, заинтересованы в моем признании, не закроете ли вы свои рты, я закончу.
  — Хватит острить, давай дальше, — бросил Джонсон.
  Перри Мейсон глянул на Джонсона и отвернулся к Делле Стрит.
  Брэдбери лихорадочно заговорил:
  — Если вы двое пошевелите своими мозгами, то поймете, что вопрос о закрытой двери становится все более актуальным. Коли дверь была не закрыта, значит, почти наверняка Фрэнка Пэттона убил доктор Дорэй. Если же дверь была заперта, следовательно, Фрэнка Пэттона…
  — Оставьте свои догадки при себе, — небрежно посоветовал ему Джонсон. — У вас еще будет возможность поговорить. И сдается мне, вы все пытаетесь своей информацией шантажировать Перри Мейсона. Не думайте, что это вам удастся.
  — Вы не смеете со мной так говорить, — надулся Брэдбери, приподнимаясь со стула.
  — Усади его, Райкер, — взялся за виски Джонсон.
  Райкер вновь намотал на кулак галстук Брэдбери и грубо толкнул банкира на стул:
  — Сиди и молчи.
  В дверь постучали. Джонсон засуетился:
  — Это, должно быть, сержант О’Мэлли. Впусти его, Райкер.
  Райкер открыл дверь. Человек с брюшком, невысокий, с круглым розовощеким лицом и светлыми глазами, как будто совершенно лишенными выражения, пружинисто переступил через порог и вошел в кабинет Перри Мейсона. Он оглядел всю компанию.
  — Привет, О’Мэлли, — сказал Перри Мейсон.
  — Что вы тут делаете? — вместо приветствия спросил вошедший.
  — Эта особа — Маджери Клун, она обвиняется в убийстве, — поспешно принялся докладывать Джонсон. — Перри Мейсон прятал ее в конторе. Он тайно похитил ее.
  Светлые глаза О’Мэлли остановились на Маджери Клун, затем — на Перри Мейсоне и наконец на Джонсоне.
  — Когда Мейсон что-то делает, — назидательно сказал сержант Джонсону, — он обычно знает, что делает. Наручники так необходимы?
  — Это по подозрению в убийстве, — бестолково ответил Джонсон, — а Перри Мейсон делает признание.
  — Что-что? — переспросил О’Мэлли.
  — Признание.
  — Признание в чем?
  — Ну, что он вошел в комнату Пэттона, нашел Пэттона мертвым, закрыл за собой дверь перед тем, как пришла полиция, и сделал вид, что впервые стучится в номер…
  О’Мэлли, прищурясь, посмотрел на Мейсона, потом перевел взгляд на Деллу Стрит.
  — И ты все это записываешь, Делла? — участливо спросил он.
  Она потерянно кивнула.
  О’Мэлли снова взглянул на Мейсона:
  — Перри, какие у тебя проблемы?
  — Я пытаюсь сделать признание, но меня все время перебивают.
  — Ты хочешь сказать, что делаешь письменное признание в уголовном преступлении и твоя секретарша стенографирует? — озадаченно спросил О’Мэлли.
  — Когда я закончу, — устало сказал Перри Мейсон, — если мне дадут закончить, признание само за себя скажет…
  — Кто этот парень? — О’Мэлли повернулся к Брэдбери.
  — Дж. Р. Брэдбери, — ответил Мейсон. — Он нанял меня представлять Маджери Клун и доктора Дорэя. Он платит.
  — Продолжай и заканчивай свое признание, — обратился сержант к Перри Мейсону.
  — Я хочу объяснить мою связь с… — начал было Брэдбери, но О’Мэлли властно оборвал его:
  — Заткнитесь.
  Перри Мейсон возобновил свой рассказ:
  — Очевидно, Фрэнка Пэттона убили ножом. Дубинку в этом случае не использовали вовсе. Но, возможно, убийца после преступления просто отбросил ее в угол. После того как переговорил с Маджери Клун, я узнал от нее, что доктор Дорэй подвозил ее к отелю Пэттона. Дорэй купил нож. Он все грозился убить Пэттона, поэтому Маджери Клун не сказала ему, где конкретно обитает ее киношный патрон. Она отправила доктора в кондитерский отдел, зашла в дамскую комнату, подозвала горничную и попросила ее передать Дорэю, что вышла из здания через заднюю дверь. Она терпеливо выжидала там, пока Дорэй уйдет, потом направилась к Пэттону. Маджери уверяет, что обнаружила Пэттона уже мертвым. Я видел, как она выходила из здания отеля.
  Я съездил и к Тэльме Бэлл, ей нужно было скрыться. Я купил для нее билет в Колледж-Сити. Она уехала туда и остановилась в отеле.
  Но в комнату Тэльмы Бэлл я вернулся. Я осмотрел все углы и нашел коробку из-под шляпы, где лежали белые сапоги, чулки и юбка, недавно отмытые, еще влажные. На каждой вещи были пятна крови, их пытались смыть. Белые сапоги принадлежат Маджери Клун, остальное — Тэльме Бэлл. Я отправил коробку в камеру хранения в Колледж-Сити, и у меня есть жетончик на нее. Потом я отдал Тэльме Бэлл билет. — Перри Мейсон полез в карман, достал пластмассовую карточку и протянул ее сержанту О’Мэлли. — Это из камеры хранения, где стоит коробка, — пояснил он.
  — И сапоги принадлежат Маджери Клун? — спросил О’Мэлли.
  — Только сапоги.
  — Это она утверждает? — спросил О’Мэлли.
  — Это утверждаю я, — ответил Мейсон.
  — Вы идиотский адвокат, — заявил Брэдбери. — Выдаете тайны своих клиентов, разглашаете то, что не подлежит разглашению. Вы…
  — Если он не заткнется сам, — обратился О’Мэлли к Райкеру, — вы можете его заткнуть.
  Райкер вразвалку направился к стулу, на котором сидел Брэдбери.
  — У тебя что-то со слухом, приятель? — сказал он, показывая кулак.
  Брэдбери встретил его бесстрашным взглядом колючих, насмешливых глаз.
  — Не думайте, что вы меня хоть чуточку напугали, — дерзко сказал он.
  Мейсон продолжал рассказывать, изредка поглядывая в сторону Брэдбери и Райкера:
  — Я проверил алиби Тэльмы Бэлл: выяснилось, что его просто не существует. Непрофессиональное алиби, из тех, что придумывают на ходу. Тэльма Бэлл принимала ванну, когда Маджери Клун пришла к ней. По всей видимости, в ванной она смывала следы крови.
  Наступила тишина.
  — Вы думаете, убила Тэльма Бэлл? — спросил О’Мэлли.
  Перри Мейсон жестом попросил О’Мэлли не перебивать его.
  — Когда Брэдбери появился в конторе, он не знал, где обитает Пэттон, где — Маджери Клун. Когда я оставил Маджери Клун у Тэльмы Бэлл, она намеревалась выйти замуж за доктора Дорэя, поскольку влюблена в него. Когда я встретил ее в Саммервилле, она намеревалась выйти замуж теперь уже за Брэдбери. Это не значит, что она разлюбила Дорэя, нет. На самом деле она собиралась за Брэдбери, потому что действительно любила доктора Дорэя. Она знала, что Дорэй замешан в преступлении. Он купил нож, все грозился убить Пэттона. А нож-то в крови — неопровержимая улика. Она страдала, понимая, что доктор Дорэй в какой-то мере мстил за нее и теперь поплатится свободой, если не жизнью. И она справедливо полагала, что Брэдбери выложит деньги за хорошего адвоката Дорэю, если она согласится выйти за него, Брэдбери, замуж.
  Перед тем как я встретил Маджери Клун в Саммервилле, но после того, как она покинула «Бостуик-отель», я встретился с Брэдбери. Он настаивал, чтобы я занимался доктором Дорэем так же, как и Маджери Клун, и чтобы доктора Дорэя непременно оправдали. Потом я позвонил в свою контору и попросил Деллу Стрит связаться с Тэльмой Бэлл, узнать, говорила ли Маджери Клун по телефону до того, как ушла от Тэльмы. Брэдбери прослушивал линию. Он бесцеремонно вошел в мою контору и умело воспользовался коммутатором, до такой степени, что оказался на линии… Он нагло ворвался в наш разговор и настаивал теперь уже, чтобы доктор Дорэй признал себя виновным, поплатившись за это смертной казнью.
  Очевидно, у доктора Дорэя не было с собой ножа, когда он пошел в кондитерский отдел за мороженым для Маджери Клун. И очевидно, он не знал тогда, где живет Фрэнк Пэттон. Он ушел из кондитерского отдела, напрасно прождав свою спутницу, зашедшую в дамскую комнату, минут через пять, а потом ушла и Маджери. Можно предположить, что он мог бы вернуться в машину, взять нож, пойти к Пэттону, убить его и исчезнуть, — все это в течение пяти минут. Спрашивается, как он мог найти номер Пэттона за столь краткое время? Маджери Клун думает, что он шел за ней по пятам, но убийство-то было совершено до того, как она пришла, а не после.
  Когда Брэдбери вечером в день убийства пришел ко мне в офис, он не знал, где живет Пэттон, понятия не имел, где обитает Маджери Клун. Но после убийства ему вдруг удается связаться с Маджери, и тут же он дает мне распоряжение представлять интересы доктора Дорэя. А причина — Маджери Клун согласилась выйти за него замуж, переступила через мой запрет выходить из отеля и уехала в Саммервилль, чтобы там провести счастливую неделю с любимым человеком. Маджери Клун не знала, где остановился Брэдбери. Но кто-то позвонил Маджери Клун в номер Тэльмы Бэлл. Вот из-за этого-то звонка изменились планы Маджери. Тем не менее этот телефонный разговор мог быть у нее только с Брэдбери. Она отказалась говорить со мной об этом, но думаю, мои догадки вполне справедливы.
  Перри Мейсон повернулся к Брэдбери.
  — Так Маджери звонили вы? — спросил он у банкира.
  — Думаете, я? — изумился Брэдбери. — И что тогда?
  — Я просто рассуждаю об обстоятельствах преступления и о том, что же побудило Маджери Клун нарушить мое настоятельное требование остаться в «Бостуик-отеле». Я спрашиваю вас, Брэдбери, прямо и откровенно. Хочу предупредить вас, если вы будете лгать — это зачтется при вашем обвинении…
  — Обвинении в чем? — невинно спросил Брэдбери. Перри Мейсон пожал плечами. — О, вы хотели бы, чтобы так и случилось, не правда ли? — спросил Брэдбери.
  — Мне совершенно наплевать на ваши умозаключения, — ответил Мейсон.
  Брэдбери перевел взгляд с Перри Мейсона на Маджери Клун. Какое-то время он не спускал с нее глаз. Потом, придавая словам особую весомость, произнес:
  — Теперь вижу, к чему вы ведете, Мейсон! Маджери Клун пытается спасти шкуру Дорэя. Вы достаточно умны, чтобы подстроить такие доказательства, как телефонный звонок. И выглядит так, будто эта улика — наиважнейшая в вашем деле…
  — Когда вы закончите свои рассуждения, — спокойно сказал Мейсон, — ответьте, пожалуйста, на вопрос: звонили вы ей или нет?
  — Нет, — отрезал Брэдбери.
  — Предупреждаю вас, — повторил Мейсон, — ложь усугубит ваше обвинение. Звонили вы ей или нет?
  — Продолжайте в том же духе, — сказал Брэдбери, презрительно усмехнувшись, — то, что вы желаете услышать, несколько преувеличено в сравнении с тем, что скажет Маджери Клун. Используйте весь свой опыт и не дайте Маджери сказать неправду! А когда вы все выясните, дело обернется так, что я не звонил ей.
  — Нет, — медленно сказал Перри Мейсон, — вы звонили. Я могу это доказать. Резонный вопрос: откуда вы узнали, что Маджери Клун можно застать по этому телефону?
  Брэдбери хотел было что-то сказать, но осекся.
  — Я жду ответа, — терпеливо сказал Мейсон.
  — Жди и будь проклят!
  Перри Мейсон повернулся к сержанту О’Мэлли.
  — Он знал, что ее можно застать по такому-то телефону, — очень медленно произнес Мейсон, — потому что видел записку на столе Пэттона. Он прочел ее, когда убивал Пэттона.
  Делла Стрит оторвалась от своего блокнота. Маджери Клун побледнела. О’Мэлли осторожно взглянул на Брэдбери.
  Брэдбери секунд пять сидел абсолютно неподвижно. Потом покровительственно улыбнулся.
  — Не забывайте, — сказал он, — прежде всего, я не знал, где нашли Фрэнка Пэттона; вы не очень-то разбрасывались передо мной информацией, Мейсон; более того, вы сами послали меня в отель за газетами. Я съездил туда и вернулся за тридцать пять минут. Я не мог бы совершить путь туда-обратно даже минут за двадцать пять… Чтобы добраться до Пэттона, мне бы потребовалось полчаса, да еще надо вернуться… При таком раскладе, думаю, вы воспользуетесь и еще какими-нибудь своими идиотскими методами, чтобы отвести от себя подозрения. Надеюсь, вы все же не станете так усердствовать, чтобы отомстить мне!
  — Вы знали, где мы нашли Пэттона, — словно не слыша его, продолжал Мейсон, — потому что прослушивали телефонный разговор. Ваша способность умело обращаться с коммутатором только доказывает это. И то, что вы отправились к Пэттону и увидели записку с номером Маджери Клун, тоже доказывает это. Кстати, вы ведь совсем не забыли газеты, вы принесли их с собой. И портфель вы тоже привезли с собой. А звонили из автомата где-нибудь неподалеку от дома Пэттона. Делле Стрит вы сказали, что звоните из своего номера в отеле. Правда, она могла это проверить, но, когда вы только пришли в это здание, вы оставили завернутые в общий сверток газеты и портфель у Мэйми в сигаретном киоске.
  Вы принесли с собой и дубинку: знали, что лучше положиться на бесшумное оружие. Знали и то, что, если я выехал к Пэттону, думая, что вы заняты другими делами и не подозреваете о местонахождении Пэттона, — вы запросто можете убить его и смыться. Вы прикинулись, что уходите из конторы не спеша, вальяжно, заигрывая с Деллой Стрит. Однако, когда вышли, вам пришлось поспешить. Вы подъехали к дому Пэттона. Но потом вам представился отличный шанс. Вы увидели припаркованную машину доктора Дорэя, которую трудно спутать с любой другой в силу ее экстравагантности. Вы отпустили такси, влезли в машину Дорэя и нашли там нож. Вы взяли нож, отправились к Пэттону, убили его и скрылись. А когда вы только появились в номере Пэттона, там в ванной в это время закатывала истерику Тэльма Бэлл. Входная дверь была не заперта. Вы тихо открыли ее и вошли. Пэттон с известными мужскими намерениями пытался проникнуть в ванную, где бушевала Тэльма. На нем было только нижнее белье; когда он вас увидел, хотел было надеть халат. Не сказав ни единого слова, вы подошли к нему и вонзили ему в сердце нож. Он упал. Вы направились к выходу, но вспомнили о своей дубинке: она вам больше была не нужна. Вы подумали, что у вас ее могут найти, достали ее из-за пояса и кинули в угол. Вы стремглав выбежали из номера по лестнице и взяли такси. Через пару кварталов вы остановились и позвонили Делле Стрит, сказав, что звоните из своего отеля, и спросили, нужно ли прихватить с собой вместе с газетами еще и портфель. Потом вы приехали сюда, в контору, забрали внизу в вестибюле у Мэйми все свое «имущество», развернули и достали портфель и газеты. Вы пришли в контору, как раз когда я звонил и спрашивал, появились ли вы, поскольку я хотел рассказать вам про убийство.
  Тэльма Бэлл слышала грохот от падающего тела Пэттона. Она открыла дверь ванной и вышла. Не помня себя от ужаса, перешагнула через Пэттона, но кровь попала на ее юбку и чулки, а также на сапоги. Но, заметим, она была не в белых сапогах… На темных следы от крови были не особенно заметны, поэтому она вытерла их тряпкой. А юбка и чулки были в крови. Она попыталась отмыть все в ванной, насколько смогла. Потом направилась к себе и сразу же полезла под душ. Ехала она на такси. Тэльма едва закончила свои «процедуры», как пришла Маджери Клун. Тэльма знала, что у Маджери была назначена встреча с Пэттоном, и оглядела ее, нет ли на ней следов крови. Она заметила их на сапогах Маджери и заставила ее залезть в ванну. Тэльма вполне искренне не хотела, чтобы Маджери была замешана в убийстве. С другой стороны, она и сама не хотела оказаться замешанной. Тэльма позвонила своему приятелю Санборну, как только добралась до дому, и они состряпали алиби. Причина прокола ее алиби в том, что его обсуждали по телефону.
  Перри Мейсон замолчал.
  Брэдбери презрительно усмехнулся.
  — Вас еще попросят пересмотреть ваши червивые выводы, — сказал он.
  Перри Мейсон улыбнулся весьма холодно.
  — На следующее утро я встретил Мэйми, — продолжал адвокат. — Она сказала мне, что вы оставили у нее свою странную упаковку. Она упомянула также, что вы всегда носите коричневый костюм. Я вспомнил, что в тот вечер в конторе вы были одеты в коричневый костюм. Когда я увидел вас чуть позже в отеле, на вас был серый костюм из твида. Вы помчались из моей конторы в отель и переоделись. Интересно, почему? Не потому ли, что на коричневом костюме остались брызги крови? Конечно, при искусственном свете кровь была бы заметна не слишком отчетливо. Но брызги были, и вы захотели избавиться от костюма. Думаю, вы недостаточно о нем побеспокоились, и наверняка мы найдем его где-нибудь в вашей комнате.
  Более того, чтобы осуществить свой план, вы принудили доктора Дорэя уехать отсюда, буквально ввергнув его в панику. Ева Лэймонт под вашим руководством позвонила доктору Дорэю в отель. Она сказала, что звонит Делла Стрит, секретарь Перри Мейсона, и я, мол, хочу, чтобы он немедленно покинул город. Доктор Дорэй спешно уехал из отеля. Но перед этим Маджери Клун оставила ему записку с просьбой позвонить ей. Он позвонил, и Маджери согласилась встретиться с ним в Саммервилле.
  — Кто такая Ева Лэймонт? — спросил О’Мэлли.
  — Это особа, которая занимала номер Брэдбери в «Маплетон-отеле» до вчерашнего дня. Потом с деньгами Брэдбери и по его инструкции она отправилась в «Монмарт-отель», зарегистрировалась под именем Веры Куттер и сообщила Полу Дрейку о том, что Дорэй причастен к убийству. Когда я позвонил Брэдбери сюда, в контору, и сказал ему о смерти Пэттона, он очень удивился, но при этом переусердствовал. Удивление перешло в испуг, а испуг — в ужас.
  Брэдбери использовал Еву Лэймонт, чтобы впутать в это убийство Дорэя. Брэдбери подслушал наш разговор с Деллой Стрит, когда я просил проверить всех, звонивших Маджери Клун по телефону Тэльмы Бэлл, и он знал, что я иду, нет, бегу по горячим следам. Поэтому он просто заклинал меня немедленно заставить доктора Дорэя признать вину и расплатиться за якобы совершенное им убийство смертной казнью. Он чувствовал, что мне удается выяснить, как все было на самом деле. Ну-с, как видите, он пытался переложить вину на Дорэя и вовлечь меня в это дело, чтобы спасти свою шкуру. Вот, джентльмены, мое признание.
  Он прошел через комнату и сел.
  Брэдбери увидел обращенные к нему совершенно светлые обвиняющие глаза сержанта О’Мэлли.
  — Все это ложь, — воскликнул Брэдбери, — грязная ложь! Пусть он докажет хоть самую малость из того, что здесь наговорил!..
  — Думаю, — спокойно продолжал Перри Мейсон, — если вы, О’Мэлли, обыщете его комнату в «Маплетон-отеле», наверняка найдете тот костюм. А когда проверите отпечатки пальцев на ноже и его отпечатки, убежден, они совпадут. Более того, чтобы доказать, какой он лжец, я сегодня был в отеле и оплатил его счета. При этом я попросил выписать мне все телефонные номера, по которым он звонил. Квитанция у меня с собой. Он звонил: Харкорт 6-3891 — вечером в день убийства. Он звонил также: Гроув 3-6921 — телефон доктора Дорэя в «Мидуик-отеле». Вы увидите по счету, что его номер люкс оплачен до нынешнего утра; что другую комнату занимала женщина, она зарегистрировалась под именем Веры Куттер, и Пол Дрейк опознает ее как давшую информацию о виновности доктора Дорэя. — Перри Мейсон достал из кармана квитанцию и протянул ее сержанту О’Мэлли. Мейсон повернулся к Брэдбери: — Я предупреждал вас, Брэдбери, не лгать про телефонный звонок к Маджери Клун. Я говорил вам, что это усугубит ваше обвинение.
  Брэдбери неподвижно глядел на Перри Мейсона. Лицо его стало серого цвета, глаза погасли.
  — Будь ты проклят, — дрожащим от ненависти голосом вымолвил он.
  — Мы едем в Главное управление, — кивнул О’Мэлли Райкеру и Джонсону. И обратился к Делле Стрит: — Ты не свяжешься по телефону с управлением? Я хочу послать нескольких ребят за Евой Лэймонт и произвести обыск в комнате Брэдбери в «Маплетон-отеле».
  — Спасибо, сержант. — Перри Мейсон благодарно склонил перед О’Мэлли голову. Он повернулся к Брэдбери: — Как вы удачно подметили, Брэдбери, мы прекрасно понимаем друг друга. Мы оба — борцы. Но применяем разное оружие. Все.
  Глава 19
  В приемной частной адвокатской конторы Перри Мейсона толпились репортеры, образуя пестрый и шумный полукруг. Фотокорреспонденты суетились со своими камерами и вспышками. Перри Мейсон сидел за столом в кабинете в своем любимом глубоком вращающемся кресле. Позади него, улыбаясь, стояла Делла Стрит. Доктор Дорэй сидел в кожаном кресле для посетителей. Маджери Клун примостилась на подлокотнике этой старомодной уютной громадины.
  — Головы чуть-чуть ближе, — попросил Маджери Клун и доктора Дорэя один из репортеров. — Немного наклонитесь, мисс Клун, а вы, мистер Дорэй, посмотрите на нее и слегка улыбнитесь.
  — Я и так улыбаюсь, — ответил Дорэй.
  — Мало романтической печали, — объяснил ему репортер. — К вашему лицу подходит выражение страстной тоски, вы же — слишком счастливы.
  Маджери Клун потупила голову.
  Перри Мейсон с огромным удовольствием наблюдал за парочкой, которую то и дело озаряли вспышки фотоаппаратов.
  Один из репортеров подошел к Перри Мейсону:
  — Мистер Мейсон, не скажете ли нам, когда вы впервые узнали, что виновен Брэдбери?
  — Я понял это сразу, когда обнаружил, что Брэдбери связывался с Маджери Клун в период после убийства и до полуночи. Я знал, что Маджери Клун не могла звонить ему, поскольку не знала о его местонахождении. А звонил ей он, пока она была у Тэльмы Бэлл. Меня заинтересовало, как он мог узнать, что Маджери Клун находится у Тэльмы. Ему был известен сей факт до того, как я сообщил… Естественное этому объяснение: он видел записку с телефонным номером на столе у покойного Пэттона.
  — Вы расставили ему ловушку? — допытывался репортер.
  — Не совсем так, но я начал связывать концы с концами. Я вспомнил, что он вошел ко мне в контору с журналом «Либерти», только что появившимся на прилавках. Он приобрел его вечером в том киоске в вестибюле, торгующем сигаретами. Позже я встретил мою знакомую продавщицу сигарет, она сказала мне, что Брэдбери оставил у нее под прилавком сверток средних размеров и купил журнал. Но он вошел в контору, ничего не сказав про оставленное внизу. Позже я решил уточнить все детали, и не потому, что он мог быть виновным, а почти наверняка был таковым. Я захотел проверить все его телефонные звонки, куда и кому он звонил. Сначала я не представлял, как мне это удастся, но вспомнил, что в отелях все звонки регистрируются, поэтому было легко.
  — А как вы узнали, что в деле фигурирует Ева Лэймонт? — не отставал репортер.
  — Потому что первая телеграмма, которую я получил в связи с этим делом, была подписана Евой Лэймонт. Брэдбери намеревался воспользоваться ею для осуществления своих планов. Но испугался, что она не справится, и просто использовал ее как соучастницу, пытаясь вовлечь в историю Дорэя. Она, конечно, всего не знала. Он выложил перед ней только те карты, какие счел нужным. Она выполняла то, что говорил он. Она далеко не глупа и, безоговорочно повинуясь Брэдбери, дурачила Пола Дрейка. Используя ее, Брэдбери дал полицейским шансы гораздо скорее напасть на след доктора Дорэя.
  — Как вы думаете, когда Брэдбери задумал убить Пэттона?
  — После оглашения результатов конкурса красоты в Кловердале. Темна душа безнадежно любящего… Брэдбери — умный и хитрый человек, которому, конечно, выпало несколько удачных стечений обстоятельств, и ему почти удалось усадить доктора Дорэя на электрический стул. Ни один судья на земле не поверил бы, когда доктор Дорэй стал бы говорить правду о том, что нож просто чудом исчез из его машины, когда он припарковался возле дома Пэттона. Более того, Дорэй даже подумывал, не Маджери ли в аффекте убила киношного бизнесмена.
  — Но вы не обошлись без помощи Тэльмы Бэлл? — спросил настойчивый и любознательный репортер.
  — Тэльма Бэлл никогда не говорила мне правду. Я вот прочел ее интервью, данное какой-то газете, как Пэттон под влиянием алкоголя пытался закрыть ее в спальне. Ванной она воспользовалась как убежищем и там закатила свою истерику.
  — Но, мистер Мейсон, — напористо спросил его другой журналист, — вы ведь признаете, что заперли дверь на ключ, а потом давали ложные показания полиции?
  Перри Мейсон усмехнулся, серые глаза его засверкали.
  — Да.
  — Но разве это не предосудительно?
  — Это смотря как рассуждать. Лично я все время чувствовал себя приманкой на крючке, которую вот-вот заглотнет большая зубастая рыба. Но именно этот бедный червяк, добровольно насадивший себя на крючок, и показал, кто есть настоящий убийца. Прошу простить мне сие рыболовное сравнение.
  — Но разве вы не рисковали?
  Перри Мейсон оттолкнулся от стола, встал, расправив свои широкие плечи, и с выражением веселого удовольствия оглядел репортеров.
  — Джентльмены, — добродушно развел он руками, — я всегда рискую. Это — часть моей игры. Я люблю это.
  На столе Перри Мейсона настойчиво звонил телефон. Делла Стрит сняла трубку, послушала и вышла из кабинета. Перри Мейсон обратился к журналистам:
  — Джентльмены! Думаю, вы уже получили все, что хотели. Я хотел бы закончить это интервью, потому что несколько устал.
  — О’кей, мы понимаем, — сказал один из толпы.
  Перри Мейсон взглянул на Маджери Клун и Боба Дорэя так, будто впервые их видит, и шутливо указал им на дверь.
  — Что эти дети тут делают? — ласково-ворчливо спросил он. — Все кончено! Вы уже не животрепещущее уголовное дело. «Дело о счастливых ножках» закрыто. Ступайте-ка в обычную канцелярскую папку.
  — До свидания, мистер Мейсон, — нежно сказала Маджери своим милым голосом. — Я никогда не смогу вас отблагодарить, и вы это прекрасно знаете.
  Дело о воющей собаке
  Глава 1
  В кабинет вошла Делла Стрит.
  — У нас довольно странный посетитель, — сообщила она. — Я решила предупредить тебя заранее, хотя, думаю, его стоит принять.
  — Отлично, — отозвался Перри Мейсон. — Что ему нужно?
  — Хочет посоветоваться насчет воющей собаки.
  Перри Мейсон внешне остался невозмутимым, но в его взгляде, устремленном на секретаршу, мелькнули насмешливые искорки.
  — Возможно, ему лучше обратиться к ветеринару? — предположил он.
  Делла Стрит, однако, не улыбнулась.
  — По-видимому, у него серьезные неприятности, — быстро сказала она. — Он все время ходит взад-вперед и выглядит так, словно не спал несколько суток. Я спросила, что у него за дело, а он ответил: о воющей собаке. Я чуть не прыснула, но посмотрела на него, и мне сразу расхотелось смеяться. Он добавил, что хочет также проконсультироваться с вами относительно завещания.
  — Не люблю возиться с завещаниями. — Перри Мейсон поморщился. — Я адвокат по судебным делам.
  Но Делла пропустила это мимо ушей.
  — Его интересует, — продолжала она, — аннулируется ли завещание, если завещатель приговорен к смертной казни за убийство. Я спросила, кто оставил завещание, а он ответил, что намерен это сделать сам и хочет посоветоваться об этом с вами, а заодно и о воющей собаке.
  Усталое лицо адвоката оживилось.
  — Пригласи клиента, — велел он.
  Делла Стрит открыла дверь в приемную и заговорила тоном, которым женщины инстинктивно обращаются к ребенку или тяжелобольному:
  — Входите, мистер Картрайт. Мистер Мейсон примет вас.
  Широкоплечий, грузноватый мужчина лет тридцати двух с загнанным взглядом карих глаз вошел в кабинет и уставился на спокойное лицо его хозяина:
  — Вы Перри Мейсон, адвокат?
  Мейсон кивнул:
  — Садитесь.
  Посетитель опустился на указанный стул, машинально вынул пачку сигарет, вставил одну из них в рот и собрался было вернуть пачку в карман, но спохватился и предложил ее Перри Мейсону.
  Рука, протягивающая пачку, заметно дрожала, и проницательный взгляд адвоката сразу это отметил.
  — Благодарю вас, — покачал он головой, — но я курю только свои.
  Мужчина кивнул, быстро спрятал пачку в карман, чиркнул спичкой и, склонившись вперед, оперся локтем о подлокотник кресла, чтобы прикурить сигарету.
  — Мой секретарь, — спокойно продолжал Перри Мейсон, — сообщила, что вы хотите поговорить со мной о воющей собаке и о завещании.
  Посетитель кивнул.
  — О собаке и о завещании, — точно эхо, повторил он.
  — Ну, — промолвил адвокат, — давайте начнем с завещания. В собаках я не слишком разбираюсь.
  Картрайт снова кивнул, глядя на Мейсона так, как неизлечимо больной смотрит на опытного врача.
  Вынув из стола блокнот, Мейсон взял ручку:
  — Ваше имя?
  — Артур Картрайт.
  — Возраст?
  — Тридцать два года.
  — Домашний адрес?
  — Милпас-драйв, 4893.
  — Вы женаты или холосты?
  — Это так важно?
  Держа ручку над раскрытым блокнотом, Перри Мейсон устремил на Картрайта оценивающий взгляд.
  — Да, — ответил он.
  Протянув дрожащую, словно в лихорадке, руку к пепельнице, Картрайт стряхнул пепел с сигареты.
  — Не думаю, что это имеет значение для завещания, которое я составляю, — сухо сказал он.
  — Тем не менее я должен это знать, — возразил Перри Мейсон.
  — Но это никоим образом не влияет на то, как я собираюсь распорядиться своей собственностью!
  Перри Мейсон ничего не сказал, но его молчание было достаточно красноречивым, чтобы заставить клиента ответить:
  — Я женат.
  — Имя жены?
  — Пола Картрайт. Ей двадцать семь лет.
  — Она проживает с вами?
  — Нет.
  — Тогда где?
  — Не знаю.
  Перри Мейсон выдержал паузу, вновь окинув внимательным взглядом изможденное лицо посетителя.
  — Ладно, — заговорил он успокаивающим тоном. — Прежде чем возвращаться к этому, давайте поговорим о том, как вы хотите распорядиться вашей собственностью. У вас есть дети?
  — Нет.
  — Кого же вы намерены сделать наследником?
  — Перед тем как ответить на этот вопрос, — быстро сказал Картрайт, — я хотел бы знать, остается ли завещание в силе независимо от того, как именно умер завещатель.
  Перри Мейсон молча кивнул.
  — Предположим, — продолжал Картрайт, — человек умирает на виселице или на электрическом стуле. Если его казнят за убийство, что произойдет с его завещанием?
  — Как бы он ни умер, на завещании это не отражается, — ответил Мейсон.
  — А сколько свидетелей необходимо для завещания?
  — При одних обстоятельствах — два, а при других — ни одного.
  — Что вы имеете в виду?
  — Если завещание отпечатано на машинке и вы его подписываете, необходимы два свидетеля вашей подписи. Но в нашем штате, если завещание написано вашим почерком целиком, включая дату и подпись, и в документе нет другого почерка или машинописного текста, свидетели подписи не требуются. Такое завещание вполне законно.
  Артур Картрайт вздохнул, казалось, с облегчением. Когда он заговорил, голос его звучал более спокойно.
  — Ну, с этим пунктом вроде все ясно.
  — Так кому вы намерены оставить вашу собственность? — осведомился Перри Мейсон.
  — Миссис Клинтон Фоули, проживающей на Милпас-драйв, 4889.
  Адвокат поднял брови:
  — Соседке?
  — Да, — ответил Картрайт тоном человека, желающего избежать дальнейших комментариев.
  — Очень хорошо, — кивнул Мейсон. — Не забывайте, мистер Картрайт, что вы беседуете с адвокатом, а от адвоката нельзя иметь никаких секретов. Говорите правду — я не обману ваше доверие.
  — Но я ведь все вам рассказываю, не так ли? — с раздражением отозвался Картрайт.
  Взгляд и голос Перри Мейсона оставались бесстрастными.
  — Не знаю, — промолвил он. — Я просто напомнил вам об этом. А теперь расскажите о вашем завещании.
  — Я уже все рассказал.
  — То есть как?
  — Все, что я имею, завещается миссис Клинтон Фоули.
  Перри Мейсон воткнул ручку в подставку и побарабанил по столу пальцами правой руки, внимательно глядя на собеседника.
  — Ну, тогда поговорим о собаке, — сказал он.
  — Собака воет, — заявил Картрайт.
  Мейсон сочувственно кивнул.
  — Она воет главным образом ночью, — продолжал Картрайт, — но иногда и днем. Это сводит меня с ума. Я не могу выносить это постоянное вытье. Вы ведь знаете — есть примета, что, если собака воет, кто-то поблизости скоро умрет.
  — А где находится собака? — спросил Мейсон.
  — В соседнем доме.
  — Вы имеете в виду, — уточнил адвокат, — что миссис Клинтон Фоули живет в доме по одну сторону от вашего, а воющая собака — по другую?
  — Нет, — ответил Картрайт. — Я имею в виду, что воющая собака находится в доме миссис Клинтон Фоули.
  — Понятно, — кивнул Мейсон. — Советую вам, мистер Картрайт, рассказать мне все.
  Картрайт раздавил окурок в пепельнице, поднялся, быстро подошел к окну, посмотрел наружу невидящими глазами, затем повернулся и возвратился к столу.
  — Есть еще один вопрос по поводу завещания, — сказал он.
  — Да?
  — Предположим, миссис Клинтон Фоули в действительности не миссис Клинтон Фоули?
  — Что вы имеете в виду?
  — Допустим, она живет с Клинтоном Фоули как его жена, но на самом деле таковой не является?
  — Это ничего не изменит, — медленно произнес Мейсон, — если вы описали ее в завещании как «миссис Клинтон Фоули, женщину, которая в настоящее время проживает с Клинтоном Фоули на Милпас-драйв, 4889, в качестве его жены». Другими словами, завещатель имеет право оставить свою собственность тому, кому пожелает. Терминология описания важна лишь в том смысле, в каком она объясняет намерения завещателя. Например, зачастую мужчины, умирая, оставляли собственность своим женам, но выяснялось, что они не являлись законными супругами. Бывали даже случаи, когда люди завещали имущество сыновьям, а потом оказывалось, что они вовсе не их сыновья…
  — Меня не заботит подобная чепуха, — нетерпеливо прервал Артур Картрайт. — Я спрашиваю вас о конкретном случае. Это что-то меняет или нет?
  — Абсолютно ничего, — ответил Мейсон.
  Взгляд Картрайта внезапно стал хитрым.
  — Ну а если существует настоящая миссис Клинтон Фоули? Предположим, Клинтон Фоули когда-то вступил в законный брак и до сих пор не развелся, а я завещаю свою собственность миссис Клинтон Фоули?
  — Я уже объяснил вам, — ответил Перри Мейсон тоном человека, успокаивающего беспочвенные страхи, — что важны только намерения завещателя. Если вы оставляете собственность женщине, которая сейчас проживает по указанному адресу в качестве жены Клинтона Фоули, этого вполне достаточно. Но, насколько я понимаю, Клинтон Фоули жив?
  — Конечно, жив. Он мой сосед.
  — Ясно, — небрежно произнес Мейсон, осторожно нащупывая путь к тому, что его занимало. — И мистер Клинтон Фоули знает, что вы намерены завещать вашу собственность его жене?
  — Разумеется, нет, — сердито отозвался Картрайт. — Он ведь и не должен знать, верно?
  — Верно, — кивнул Мейсон. — Я просто поинтересовался.
  — Ну, он об этом не знает и не узнает!
  — Превосходно, — сказал Мейсон. — С завещанием мы разобрались. Как насчет собаки?
  — С собакой нужно что-то сделать.
  — Что именно вы хотите предпринять?
  — Я хочу, чтобы Фоули арестовали.
  — На каком основании?
  — На таком, что он сводит меня с ума. Так нельзя обращаться с собакой. Это часть плана преследования! Этот человек прекрасно знает, как я отношусь к собачьему вою! Он купил собаку и научил ее выть! Собака раньше не выла — это началось только в последнюю ночь или две. Он делает это специально, чтобы изводить меня и свою жену! Она лежит больная в постели, а собака рядом воет! Значит, рядом кто-то скоро должен умереть!
  Картрайт говорил быстро, лихорадочно сверкая глазами и беспорядочно жестикулируя.
  Мейсон поджал губы.
  — Думаю, — произнес он, — я не смогу заняться вашим делом, мистер Картрайт. Сейчас я очень занят — только что вернулся с процесса об убийстве и…
  — Знаю, — прервал Картрайт. — Вы думаете, что я спятил и беспокою вас из-за ерунды. Но это не так. Уверяю вас, это одно из самых крупных дел, которыми вам когда-либо приходилось заниматься. Я потому и пришел, что вы вели то дело об убийстве. Я был в суде и слушал вас. Вы отличный адвокат — с самого начала обошли на корпус окружного прокурора.
  Мейсон улыбнулся.
  — Благодарю за лестное мнение, мистер Картрайт, — сказал он, — но вы должны понимать, что моя работа в основном протекает в суде. Я специализировался на судебных процессах. Составление завещаний не совсем по моей части, а историю с воющей собакой, по-моему, можно уладить без помощи адвоката…
  — Нет, нельзя, — возразил Картрайт. — Вы не знаете, что за тип этот Фоули. Возможно, думаете, что гонорар не будет стоить потраченного вами времени, но я хорошо заплачу.
  Вынув из кармана туго набитый бумажник, Картрайт открыл его, извлек три купюры и протянул их адвокату, но деньги выскользнули из его дрожащих пальцев и упали на блокнот.
  — Здесь триста долларов, — сказал он. — Это задаток. По окончании дела заплачу вам гораздо больше. Я еще не был в банке и не снял деньги со счета, но собираюсь это сделать. У меня достаточно денег в банковском сейфе…
  Но Перри Мейсон не стал обсуждать вопрос о гонораре. Кончики его твердых чувствительных пальцев бесшумно постукивали по столу.
  — Если я буду действовать в качестве вашего адвоката, мистер Картрайт, — медленно проговорил он, — то так, как сочту наилучшим для вашего блага и ваших интересов. Вы это понимаете?
  — Конечно, понимаю. Этого я от вас и хочу. Только согласитесь взяться за это дело — большего и не прошу.
  Перри Мейсон подобрал три сотенные купюры, сложил их и сунул в карман.
  — Хорошо, — кивнул он. — Я займусь этим. Вы хотите, чтобы Фоули арестовали, не так ли?
  — Да.
  — Это не должно составить особого труда. Вы просто подадите жалобу под присягой, и магистрат выпишет ордер на арест. Но почему вы решили нанять для этого меня? Хотите, чтобы я выступал в суде от вашего имени?
  — Вы не знаете Клинтона Фоули, — упрямо повторил Артур Картрайт. — Он мне отомстит. Вчинит против меня иск за злонамеренное судебное преследование, а возможно, просто заставит собаку выть, чтобы заманить меня в ловушку.
  — Что у него за собака? — спросил Мейсон.
  — Здоровенная полицейская овчарка.
  Несколько секунд Перри Мейсон разглядывал собственные пальцы, барабанящие по столу, потом ободряюще улыбнулся Картрайту.
  — С юридической точки зрения, — заметил он, — всегда является хорошей защитой подать иск о злонамеренном судебном преследовании, если человек посоветуется с адвокатом, изложит ему все факты и будет действовать согласно его советам. Но я намерен избавить вас от угрозы подобного иска. Поведу вас к заместителю окружного прокурора, который занимается такими делами. Вы расскажете ему вашу историю — я имею в виду о собаке. О завещании рассказывать незачем. Если он решит, что следует выписать ордер, тогда все в порядке. Но предупреждаю: вы должны сообщить ему все факты. Рассказав обо всем честно и откровенно, вы получите надежную защиту против любого иска, который может подать Фоули.
  Картрайт облегченно вздохнул:
  — Теперь вы говорите разумно. Это как раз такой совет, за который я готов платить. Где мы найдем этого заместителя окружного прокурора?
  — Я позвоню ему и договорюсь о встрече, — сказал Мейсон. — С вашего позволения, попытаюсь с ним связаться. Посидите немного здесь и чувствуйте себя как дома. Сигареты в этой коробке, и…
  — Не беспокойтесь. — Картрайт похлопал себя по карману. — У меня есть свои. Идите и договаривайтесь. Чем скорее состоится встреча, тем лучше. Я не вынесу еще одной ночи этого кошмарного воя.
  — Хорошо. — Мейсон отодвинул вращающийся стул и направился к двери в приемную. Когда он открыл ее движением могучего плеча, Артур Картрайт прикуривал вторую сигарету. Рука его при этом так дрожала, что он придерживал ее другой рукой.
  Мейсон шагнул в приемную.
  Делла Стрит, его двадцатисемилетняя секретарша, взглянула на него с понимающей улыбкой.
  — Чокнутый? — спросила она.
  — Не знаю, — ответил Перри Мейсон. — Но собираюсь узнать. Соедини меня с Питом Доркасом. Хочу рассказать ему об этом.
  Девушка кивнула и быстро набрала номер. Перри Мейсон подошел к окну и остановился, расставив ноги, загородив свет широкими плечами и задумчиво уставясь на бетонное ущелье, откуда доносились гудки автомобилей и шум транспорта. Послеполуденный свет падал на его чеканные черты, придавая лицу загорелый вид.
  — Можете говорить, — сказала Делла Стрит.
  Повернувшись, Мейсон сделал два быстрых шага и схватил трубку телефона на письменном столе в углу комнаты. Проворные пальцы Деллы быстро переключили связь на параллельный аппарат.
  — Привет, Пит, — заговорил адвокат. — Это Перри Мейсон. Я собираюсь привести к тебе одного человека и хочу все объяснить заранее.
  У Пита Доркаса был высокий скрипучий голос кабинетного юриста, поднаторевшего в объяснении технических формальностей тем, кто в этом нуждался.
  — Поздравляю с победой, Перри. Все было отлично продумано. Я говорил обвинителю, что слабое место этого дела — элемент времени, и предупреждал, что он проиграет, если не сможет объяснить присяжным тот звонок насчет украденного автомобиля.
  — Благодарю, — лаконично отозвался Мейсон. — Я всего лишь воспользовался шансами.
  — Да, ты всегда ими пользуешься и потому выигрываешь. Это мне и нравится в тебе. Я говорил ребятам, что они катаются по тонкому льду. Как насчет того человека, которого ты намерен ко мне привести? Чего он хочет?
  — Подать жалобу.
  — На что?
  — На воющую собаку.
  — Как?!
  — Ты не ослышался — на воющую собаку. По-моему, в округе действует указ, запрещающий держать собак, которые воют, в густонаселенных местах — неважно, находятся ли они в черте города или нет.
  — Такой указ есть, но никто не обращает на него внимания. Я, во всяком случае, никогда не принимал в связи с ним никаких мер.
  — Но это другое дело, — сказал Мейсон. — Мой клиент буквально сходит с ума, если только уже не сошел.
  — Из-за воющей собаки? — осведомился Доркас.
  — Не знаю, но собираюсь узнать. Если он нуждается в лечении, я хочу, чтобы его лечили. Если он на грани нервного срыва, я хочу дать ему шанс выкарабкаться. Как ты понимаешь, одного человека собачий вой может просто раздражать, а другого довести до безумия.
  — И ты намерен привести его ко мне?
  — Да. И я хочу, чтобы при вашем разговоре присутствовал психиатр. Только не говори, что это врач, — представь его как своего ассистента. Пускай послушает вашу беседу и, может быть, задаст пару вопросов. Если этот человек нуждается в медицинском уходе, позаботься, чтобы ему его обеспечили.
  — А если он этого не захочет?
  — Я же сказал, — ответил Мейсон, — что мы должны ему это обеспечить.
  — Тебе придется подписать жалобу и получить разрешение на психиатрическую экспертизу, — предупредил Доркас.
  — Знаю, — сказал Мейсон. — Я охотно подпишу все, что требуется, если мой клиент нуждается в лечении. Просто я хочу это выяснить. Если он сумасшедший, то пусть его лечат, а если нет, то пусть по его заявлению примут меры. Я пытаюсь действовать в его интересах, понимаешь?
  — Понимаю, — отозвался Доркас.
  — Тогда мы будем у тебя через пятнадцать минут. — Мейсон положил трубку.
  Надев шляпу, он открыл дверь в кабинет и кивнул Картрайту:
  — Все в порядке — он ждет нас у себя в офисе. У вас есть машина или поедем на такси?
  — На такси, — ответил Картрайт. — Я слишком нервничаю, чтобы сидеть за рулем.
  Глава 2
  Пит Доркас, подняв из-за видавшего виды письменного стола свою тощую фигуру, устремил стальной взгляд на Артура Картрайта, которого представил ему Перри Мейсон, и произнес обычную в подобных случаях вежливую фразу. Полуобернувшись, он указал на маленького толстого человечка, чье лицо, казалось, излучало добродушие. Однако первому впечатлению противоречила настороженность, таящаяся в глубине блестящих серых глаз.
  — Познакомьтесь с мистером Купером — моим ассистентом, — представил его Доркас.
  Толстенький человечек улыбнулся, шагнул вперед и обменялся рукопожатиями с Картрайтом, задержав его руку в своей чуть дольше положенного и окинув его лицо быстрым оценивающим взглядом.
  — Ну, — сказал Мейсон, — полагаю, мы можем приступать?
  — Разумеется, — кивнул Доркас, садясь за стол.
  Это был высокий, худощавый, лысый мужчина. В его скуластом лице ощущался быстрый и хваткий ум, отчего собеседникам нередко становилось не по себе.
  — Речь идет о собаке, — начал Перри Мейсон. — Клинтон Фоули, проживающий на Милпас-драйв, 4889, рядом с домом мистера Картрайта, держит полицейскую овчарку, которая воет.
  — Ну, — с усмешкой заметил Доркас, — если собаке позволяют кусаться, то ей можно позволить и повыть.
  Артур Картрайт не улыбнулся. Сунув руку в карман, он вытащил пачку сигарет, но после недолгого колебания вернул ее на прежнее место.
  Блестящие глазки Купера, продолжавшие изучать Картрайта, на момент стали серьезными, затем вновь заискрились добродушием.
  — Этого человека нужно арестовать, — заявил Картрайт. — Слышите? Вытье следует прекратить!
  — Разумеется, — кивнул Мейсон. — Для этого мы здесь и собрались, мистер Картрайт. Расскажите им вашу историю.
  — Нет никакой истории. Собака воет — вот и все.
  — Постоянно? — осведомился Купер.
  — Да, постоянно. Конечно, не все время, а с промежутками — знаете, как воют собаки. Ни одна псина не может выть непрерывно — повоет, перестанет и снова начинает выть.
  — А что заставляет ее выть? — спросил Купер.
  — Фоули, — уверенно отозвался Картрайт.
  — Почему? — допытывался Купер.
  — Потому что он знает, что это доводит до белого каления меня и его жену. Она больна, а собачий вой предвещает смерть. Говорю вам, это нужно прекратить!
  Доркас пробежал пальцем по оглавлению книги в кожаном переплете и ворчливо заметил:
  — Ну, существует указ, что если кто-нибудь держит собаку, корову, лошадь, цыплят, петуха, цесарку — любое животное или птицу — в населенном районе, неважно, в черте города или нет, причиняя беспокойство окружающим, то это считается правонарушением.
  — Тогда что еще вам нужно? — осведомился Картрайт.
  — Лично мне ничего не нужно, — засмеялся Доркас. — Я не жалую ни воющих собак, ни кукарекающих петухов. Это постановление приняли в свое время с целью держать молочные фермы и конюшни подальше от населенных районов. Милпас-драйв, безусловно, к ним относится. Там находится несколько дорогих жилых домов. Какой у вас адрес, мистер Картрайт?
  — Сорок восемь девяносто три.
  — А Фоули проживает в доме номер 4889?
  — Да.
  — Тем не менее эти дома расположены рядом?
  — Да.
  — У вас большой участок?
  — Средний. Большой у Фоули.
  — Он состоятельный человек?
  — Какое это имеет значение? — с раздражением спросил Картрайт. — Конечно, состоятельный, иначе он бы не жил там.
  — В принципе это не имеет отношения к делу, — медленно ответил Доркас, — но мы должны действовать осмотрительно. Я не хотел бы арестовывать респектабельного гражданина без предупреждения. Предположим, я предупрежу его?
  — От этого не будет никакого толку, — буркнул Картрайт.
  — Мой клиент, — с достоинством произнес Перри Мейсон, — желает действовать по справедливости. Вы можете использовать методы на ваше усмотрение, Доркас, но я намерен настаивать, чтобы собачий вой прекратился раз и навсегда. Вы сами видите, что из-за этого мой клиент пребывает в нервном состоянии.
  — Я не нервничаю, а просто слегка расстроен, — огрызнулся Картрайт.
  Мейсон молча склонил голову. Купер посмотрел на него, едва заметно кивнул и вновь устремил взгляд на Картрайта.
  — Думаю, — снова заговорил Доркас, — что прокуратура не должна начинать судебное преследование без предупреждения. Мы отправим письмо мистеру Фоули, уведомив его о жалобе и напомнив об указе, согласно которому содержание подобной собаки является правонарушением. Мы объясним ему, что, если собака больна, ее следует поместить в лечебницу или питомник вплоть до выздоровления.
  Перри Мейсон посмотрел на Картрайта. Тот попытался заговорить, но его сразу же прервал Доркас:
  — Сколько времени там находится собака, мистер Картрайт?
  — Точно не знаю — не менее двух месяцев. Я сам живу на Милпас-драйв всего два месяца. Все это время собака была там.
  — Но раньше она не выла?
  — Нет.
  — А когда начала выть?
  — Прошлой или позапрошлой ночью.
  — Насколько я понимаю, — сказал Доркас, — ваши отношения с мистером Фоули хорошими не назовешь. Полагаю, вы не станете просить его, чтобы он заставил свою собаку прекратить выть?
  — Не стану.
  — Как насчет того, чтобы позвонить ему по телефону?
  — Ни за что!
  — Ну, предположим, я ему напишу…
  — Вы не знаете Фоули, — с горечью промолвил Картрайт. — Он разорвет ваше письмо и заставит собаку выть еще сильнее. Ваше послание вызовет у него только злобную радость — ведь это доказывает, что ему удалось меня достать. Он покажет письмо жене и… — Картрайт внезапно умолк.
  — Продолжайте, — подбодрил его Доркас. — Что еще он сделает?
  — Ничего, — мрачно буркнул Картрайт.
  — Думаю, — вмешался Мейсон, — нас удовлетворит ваше письмо, мистер Доркас, при условии, что, если собака не перестанет выть, будет выписан ордер.
  — Разумеется, — согласился заместитель окружного прокурора.
  — Но письмо, отправленное по почте, доставят не раньше завтрашнего дня, даже если вы вышлете его немедленно, — продолжал Мейсон. — Предлагаю вам составить официальное уведомление и послать его с одним из ваших сотрудников. Пусть он вручит послание лично Фоули, а если он отсутствует, кому-нибудь из его домочадцев. Тогда Фоули убедится, что жалоба мистера Картрайта имеет юридическое обоснование.
  Картрайт упрямо тряхнул головой.
  — Я хочу, чтобы его арестовали, — заявил он.
  — Вы передали дело в мои руки, мистер Картрайт, — терпеливо сказал Перри Мейсон, — поэтому не забывайте то, что я вам говорил. Вы сами утверждали, что Фоули мстителен, что он состоятельный человек и может принять против вас ответные шаги. Если это произойдет, вам придется доказывать, что вы действовали честно и добросовестно. Думаю, меры, предложенные мистером Доркасом с внесенными мною изменениями, сделают ваш статус безупречным с юридической точки зрения. Советую вам согласиться на эту процедуру.
  Картрайт исподлобья посмотрел на Мейсона.
  — А если я не соглашусь? — осведомился он.
  — При таких обстоятельствах, — тем же терпеливым тоном отозвался Мейсон, — вам лучше обратиться к другому адвокату, к чьим советам вы отнесетесь с бóльшим доверием.
  Несколько секунд Картрайт молчал, потом внезапно кивнул:
  — Хорошо, согласен. Но я хочу, чтобы вы послали уведомление прямо сейчас.
  — Как только оно будет подготовлено, — успокаивающе произнес Перри Мейсон.
  — Тогда я поручаю это вам и возвращаюсь домой. Вы представляете мои интересы, мистер Мейсон, поэтому оставайтесь здесь и проследите, чтобы уведомление доставили по адресу.
  — Разумеется, — заверил его Мейсон. — Вы можете идти домой и отдыхать, мистер Картрайт. Предоставьте все мне.
  Картрайт снова кивнул и подошел к двери.
  — Благодарю вас, джентльмены, — сказал он. — Был рад с вами познакомиться. Простите, если я немного не в своей тарелке — я ведь почти не спал.
  Дверь за ним захлопнулась.
  — Ну? — осведомился Пит Доркас, повернувшись к доктору Куперу.
  Психиатр соединил кончики пальцев на круглом брюшке. Добродушные искорки в его глазах исчезли как по волшебству.
  — Ну, — отозвался он, — я бы не хотел ставить диагноз на основании ограниченных признаков, доступных в настоящее время, но, по-моему, мы имеем дело со случаем маниакально-депрессивного психоза.
  Мейсон усмехнулся:
  — Звучит внушительно, доктор, но не означает ли это всего лишь нервный срыв?
  — Такого явления, как нервный срыв, в природе не существует, — ответил доктор Купер. — Это популярное выражение, характеризующее различные формы функциональных или дегенеративных психозов.
  — Хорошо, поставим вопрос по-другому. Человек, страдающий маниакально-депрессивным психозом, не является безумным, верно?
  — Ну, нормальным его не назовешь.
  — Знаю, но он не безумен?
  — Смотря что вы подразумеваете под безумием. Конечно, в юридическом смысле это не та степень сумасшествия, которая освобождает от ответственности за совершение преступления.
  — Я имею в виду не это, — возразил Мейсон. — Спуститесь на землю, доктор, не будем спорить о мелочах. Вы ведь не даете свидетельские показания в суде. Речь идет о чисто функциональном заболевании, не так ли?
  — Так.
  — И излечимом?
  — О да, полностью излечимом.
  — В таком случае, — нетерпеливо сказал Перри Мейсон, — давайте избавимся от этой воющей собаки.
  — Не забывайте, — напомнил Пит Доркас, вертя в руке карандаш, — мы располагаем только неподтвержденным заявлением этого Картрайта, что собака действительно воет.
  — Брось, Пит, — поморщился Мейсон. — Ты ведь не выписываешь ордер. Уведоми Фоули о поступившей жалобе, о том, что он нарушает постановление под таким-то номером, и опиши ему, в чем заключается это постановление. Если его собака в самом деле воет, он быстренько заткнет ей пасть, а если нет, то позвонит и сообщит тебе об этом.
  Мейсон повернулся к доктору Куперу:
  — Идея о воющей собаке не может оказаться бредом, доктор?
  — При маниакально-депрессивном психозе бывают бредовые состояния, — ответил доктор Купер, — но обычно в форме мании преследования.
  — Ну, — заметил Доркас, — Картрайт ведь считает, что его преследуют. Он думает, что Фоули специально обучил собаку выть.
  Перри Мейсон посмотрел на часы.
  — Давайте позовем стенографистку, — предложил он, — продиктуем ей уведомление и отправим его поскорее.
  Доркас посмотрел на доктора Купера, подняв брови.
  Психиатр кивнул, и Доркас нажал кнопку.
  — Хорошо, — сказал он. — Я продиктую уведомление и подпишу его.
  — Я бы хотел поговорить с сотрудником, который доставит уведомление, — попросил Мейсон. — Может быть, мне удастся ускорить дело, обеспечив ему транспорт и…
  — …и угостив его парой сигар, — усмехнулся Доркас.
  — Я мог бы угостить его бутылкой виски, но не хочу компрометировать себя в глазах заместителя окружного прокурора.
  — Спустись в офис шерифа, — сказал ему Доркас, — и найди там кого-нибудь, кто может передать уведомление. К твоему возвращению оно будет готово. Если хочешь, можешь сопровождать посыльного.
  — Ну нет, — ухмыльнулся Мейсон. — Я знаю разницу между адвокатом и помощником шерифа. Один работает в кабинете, а другой разносит повестки. Я буду у себя в офисе, когда доставят уведомление.
  Открыв дверь кабинета, он обернулся к доктору Куперу:
  — Не считайте меня спорщиком, доктор. Я понимаю вашу позицию, но надеюсь, что вы понимаете мою. Этот человек обратился ко мне за помощью, и я увидел, что он в нервном состоянии. Я не знал, сумасшедший он или нет, и хотел это выяснить.
  — Конечно, я не могу поставить окончательный диагноз…
  — Разумеется, я это понимаю, — заверил его Мейсон.
  — А Картрайт больше ничего не говорил? — спросил Доркас. — Он не хотел посоветоваться с тобой о чем-нибудь еще, кроме воющей собаки?
  — Теперь ты задаешь вопросы, — улыбнулся Перри Мейсон. — Могу сообщить, что Картрайт уплатил мне предварительный гонорар, если это тебе поможет.
  — Наличными?
  — Совершенно верно.
  — Это решает дело, — рассмеялся доктор Купер. — Явный признак безумия!
  — Безусловно, это отклонение от нормы, — согласился Перри Мейсон и закрыл за собой дверь.
  Глава 3
  Делла Стрит вскрывала утреннюю почту Перри Мейсона, когда он открыл дверь приемной и весело приветствовал ее:
  — Доброе утро. Какие новости, Делла?
  — Много обычных, — ответила секретарша, — и одна необычная.
  — Пирог оставим на десерт, — усмехнулся Мейсон. — Начнем с обычных.
  — Один из присяжных, — начала Делла, — хочет поговорить с тобой насчет истории с акционерным обществом. Еще двое звонили поздравить тебя с тем, как ты вел дело. Какой-то мужчина пытался договориться о встрече, но не сообщил мне никаких подробностей. Вроде бы дело касается купленных им акций какого-то прииска. Несколько писем с вопросами по мелочам…
  Мейсон скорчил гримасу и отмахнулся:
  — Выбрось все это подальше, Делла. Терпеть не могу рутину. Мне нужно нечто возбуждающее. Я хочу заниматься вопросами жизни и смерти, где имеет значение каждая минута. Хочу чего-нибудь причудливого и необычного.
  Делла Стрит устремила на него взгляд, полный нежности и беспокойства.
  — Ты слишком рискуешь, шеф, — заметила она. — Твоя страсть к острым ощущениям когда-нибудь втянет тебя в серьезную передрягу. Почему бы тебе просто не работать в суде, вместо того чтобы лично ввязываться в полицейские истории?
  Лицо Мейсона осветила мальчишеская улыбка.
  — Во-первых, я действительно люблю острые ощущения, — ответил он. — А во-вторых, я выигрываю дела благодаря знанию фактов. Нокаутировать обвинителя очень забавно… Так что у тебя необычного, Делла?
  — Письмо от человека, который был здесь вчера.
  — Какого человека?
  — Который хотел посоветоваться с тобой насчет воющей собаки.
  — А-а, Картрайт! — усмехнулся Мейсон. — Интересно, спал ли он прошлой ночью?
  — Письмо доставлено спешной почтой, — продолжала Делла. — Наверно, его отправили ночью.
  — Снова что-то о собаке?
  Делла Стрит окинула быстрым взглядом приемную и понизила голос, словно опасаясь, что ее могут подслушать:
  — Он вложил в конверт завещание и десять тысячедолларовых банкнотов.
  Перри Мейсон уставился на нее:
  — Ты имеешь в виду десять тысяч долларов наличными? — переспросил он.
  — Да.
  — Посланные по почте?
  — Вот именно.
  — Заказным письмом?
  — Нет, просто спешной доставкой.
  — Ну, будь я проклят! — воскликнул Перри Мейсон.
  Делла встала из-за стола, подошла к сейфу, открыла его, отперла внутреннее отделение, вынула конверт и вручила его шефу.
  — Ты говоришь, в конверте завещание?
  — Да.
  — А письмо?
  — Довольно краткое.
  Негромко насвистывая, Перри Мейсон извлек десять тысячедолларовых купюр, тщательно их осмотрел, сложил и спрятал в карман. Потом он прочел письмо вслух:
  «Дорогой мистер Мейсон!
  Я наблюдал за вами на последнем процессе об убийстве и убежден, что вы честный человек и настоящий боец. Я хочу, чтобы вы занялись этим делом. Вкладываю в конверт десять тысяч долларов и завещание. Десять тысяч — ваш предварительный гонорар; остальное получите по завещанию. Я хочу, чтобы вы представляли интересы наследницы и отстаивали их. Теперь я знаю, почему выла собака.
  Я составил это завещание, следуя вашим указаниям. Возможно, вам не понадобится добиваться его утверждения или сражаться за интересы наследницы. В таком случае у вас останутся десять тысяч долларов плюс деньги, которые я уплатил вам вчера.
  Благодарю за интерес, проявленный к моему делу.
  Искренне ваш
  Перри Мейсон с сомнением покачал головой и вытащил из кармана сложенные банкноты.
  — Хотел бы я оставить себе эти деньги, — промолвил он.
  — Конечно, ты их оставишь! — воскликнула Делла Стрит. — В письме сказано, за что они уплачены. Это предварительный гонорар, не так ли?
  Мейсон вздохнул и бросил деньги на стол:
  — Этот человек — законченный псих!
  — Что заставляет тебя так думать? — спросила Делла.
  — Абсолютно все.
  — Но вчера вечером ты так не считал.
  — Я думал, что он нервничает и, возможно, болен.
  — Но ты не считал его сумасшедшим.
  — Ну, не совсем.
  — Значит, ты изменил свое мнение из-за этого письма?
  Мейсон усмехнулся:
  — Доктор Чарлз Купер, судебно-медицинский психиатр, занимающийся вопросами принудительного лечения, заметил, что уплата предварительного гонорара наличными, безусловно, является отклонением от нормы. Этот человек платил наличными дважды в течение суток и послал десять тысяч долларов по почте незаказным письмом.
  — Может быть, у него не было иного способа отправить деньги, — предположила Делла Стрит.
  — Возможно. Ты читала завещание?
  — Нет. Когда я увидела, что находится в конверте, то сразу спрятала его в сейф.
  — Тогда давай взглянем на завещание.
  Мейсон развернул лист бумаги, на оборотной стороне которого виднелась надпись: «Последняя воля Артура Картрайта».
  Пробежав глазами текст, он медленно кивнул:
  — Ну, Картрайт составил хорошее рукописное завещание. Все написано его почерком — подпись, дата и остальное.
  — Он тебе что-нибудь завещал? — с любопытством спросила Делла.
  Перри Мейсон оторвал взгляд от документа и усмехнулся.
  — Этим утром ты чересчур корыстолюбива, — заметил он.
  — Если бы ты видел счета, которые нам присылают, то тоже стал бы корыстолюбивым. Не понимаю, почему все вокруг говорят о Великой депрессии. Им стоит посмотреть, как ты тратишь деньги.
  — Я просто пускаю их в оборот, — отозвался Мейсон. — В стране не меньше денег, чем всегда, — фактически даже больше, — но они стали медленнее циркулировать. Вот почему ни у кого нет денег.
  — Ну, твои деньги циркулируют достаточно быстро. Но расскажи мне о завещании — или это меня не касается?
  — Конечно, касается, — заверил он ее. — Учитывая мои методы работы, меня в один прекрасный день могут прикончить, и тогда ты одна будешь в курсе моих дел. Давай посмотрим… Он оставляет всю свою собственность наследнице, а мне завещает одну десятую часть, которая будет выплачиваться после окончательного раздела состояния, при условии, что я стану преданно отстаивать интересы главной наследницы в любых юридических вопросах, которые могут возникнуть в связи с завещанием, его смертью или ее семейными отношениями.
  — Он все предусмотрел, не так ли? — сказала Делла Стрит.
  Перри Мейсон задумчиво кивнул:
  — Этот человек либо писал завещание под диктовку адвоката, либо обладает истинно деловым умом. Такое завещание не мог написать сумасшедший. Оно логично и последовательно. Девять десятых своей собственности он оставляет миссис Клинтон Фоули, а одну десятую — мне. При этом он ставит условие…
  Внезапно Мейсон умолк и уставился на документ расширенными от удивления глазами.
  — В чем дело? — спросила Делла Стрит. — Что-нибудь серьезное? Какой-то дефект в завещании?
  — Нет, — медленно ответил Мейсон. — Никаких дефектов, но тут есть кое-что любопытное. — Он быстро подошел к двери в коридор и запер ее. — Не хочу, чтобы нас беспокоили посетители, Делла, пока мы с этим не разберемся.
  — С чем именно?
  Перри Мейсон понизил голос:
  — Во время вчерашнего визита этот человек подробно меня расспрашивал о возможности завещать свою собственность миссис Клинтон Фоули и хотел знать, останется ли в силе завещание, если окажется, что женщина, именующая себя миссис Фоули, в действительности таковой не является.
  — В том смысле, что она не замужем за Клинтоном Фоули? — спросила Делла Стрит.
  — Совершенно верно.
  — Но разве она не проживает с мистером Фоули в том же элитном районе?
  — Да, но это ничего не доказывает. Бывали случаи, когда…
  — Знаю, — прервала Делла. — Но выглядело бы странным, если бы человек жил в подобном месте с женщиной, выдающей себя за его жену.
  — На то могли быть причины. Такое случается каждый день. Возможно, существует первая жена, которая не дала мужу развода. Возможно, у этой женщины есть муж. Короче говоря, может существовать дюжина объяснений.
  Делла кивнула:
  — Ты меня заинтриговал. Так что любопытного в завещании?
  — Вчера Картрайт задал мне вопрос о том, что будет, если он завещает всю собственность миссис Клинтон Фоули, но выяснится, что эта женщина только выдавала себя за таковую. По его тону я почувствовал, что у него есть причина предполагать подобную возможность, поэтому объяснил ему, что, если он опишет в завещании наследницу как женщину, проживающую в настоящее время с Клинтоном Фоули на Милпас-драйв, 4889, все будет в порядке.
  — И он так и сделал? — спросила Делла Стрит.
  — Нет, — ответил Перри Мейсон. — Он завещал собственность миссис Клинтон Фоули, законной жене Клинтона Фоули, проживающего в этом городе по упомянутому адресу.
  — И это меняет дело?
  — Конечно. Это меняет все от начала до конца. Если окажется, что женщина, проживающая с ним на Милпас-драйв, 4889, не его жена, то она ничего не получит. В завещании фигурирует законная супруга Клинтона Фоули, а описание места жительства относится к нему, а не к его жене.
  — Думаешь, он неправильно тебя понял?
  — Не знаю, — нахмурился адвокат. — Все остальное он понял правильно и действовал достаточно последовательно. Найди в справочнике телефон Картрайта. Он живет на Милпас-драйв, 4893, и у него, разумеется, есть телефон. Позвони ему немедленно и скажи, что это важно.
  Делла кивнула и потянулась к телефону, но прежде, чем она сняла трубку, раздался звонок.
  — Узнай, кто это, — велел Мейсон.
  Делла вставила штепсель в розетку и сказала:
  — Офис Перри Мейсона. — Послушав несколько секунд, она кивнула: — Одну минуту. — Прикрыв ладонью микрофон, Делла обратилась к Мейсону: — Это Пит Доркас, заместитель окружного прокурора. Он хочет поговорить с тобой о деле Картрайта.
  — Хорошо, — отозвался Мейсон. — Соединяй.
  — С телефоном в твоем кабинете?
  — Нет, с этим аппаратом. И слушай разговор. Не знаю, в чем дело, но мне нужен свидетель.
  Он взял трубку, сказал «алло» и услышал скрипучий, раздраженный голос Пита Доркаса:
  — Боюсь, Перри, мне придется настаивать на принудительном лечении твоего клиента по причине невменяемости.
  — Что он теперь натворил? — спросил Мейсон.
  — Судя по всему, воющая собака — плод его воображения, — ответил Доркас. — Клинтон Фоули рассказал мне достаточно, чтобы убедить меня, что этот тип не только опасный сумасшедший, но еще и одержим манией убийства, что может побудить его взять закон в свои руки и совершить насильственные действия.
  — Когда Фоули сообщил тебе все это? — осведомился Мейсон, взглянув на часы.
  — Всего несколько минут назад.
  — Он был в твоем офисе?
  — Он и сейчас здесь.
  — Хорошо. Задержи его у себя — я хочу сам его выслушать. Я адвокат Картрайта и намерен проследить, чтобы с моим клиентом обошлись справедливо. Сейчас же выезжаю к тебе. — Не дав Доркасу шанса возразить, Мейсон положил трубку и обернулся к Делле Стрит: — Свяжись с Картрайтом, Делла, и передай ему, что я хочу как можно скорее с ним встретиться. Скажи, чтобы он отправился в какой-нибудь отель, зарегистрировался там под своим именем, но не говорил никому, куда идет. Потом пусть он позвонит тебе и сообщит название отеля, а ты перезвонишь мне. Предупреди, чтобы он держался подальше от моего офиса и своего дома, пока я с ним не повидаюсь. Я еду в окружную прокуратуру выяснить, что там происходит. Этот Клинтон Фоули начал создавать осложнения.
  Щелкнув пружинным замком двери, Мейсон вышел в коридор и был уже на полпути к лифту, когда дверь закрылась и замок защелкнулся снова.
  Выбежав на улицу, он остановил такси и крикнул шоферу:
  — В окружную прокуратуру! Езжайте побыстрее — я уплачу штраф!
  Вскочив в машину, Перри Мейсон захлопнул дверцу и откинулся на подушки. Во время поездки он сидел, устремив вперед невидящий взгляд и задумчиво наморщив лоб. Его тело механически раскачивалось из стороны в сторону, когда машина поворачивала за угол или обходила препятствия.
  Такси затормозило у тротуара, и шофер вынул чек из счетчика, но Перри Мейсон бросил ему пятидолларовую купюру и сказал:
  — Сдачи не надо, приятель.
  Он быстро пересек тротуар, поднялся на девятый этаж и сообщил девушке, сидящей за справочным столиком:
  — Пит Доркас ожидает меня.
  Пройдя мимо девушки, Мейсон двинулся по длинному коридору, остановился у двери, на матовом стекле которой было лаконично выведено позолотой «М-р Доркас», и постучал.
  — Войдите, — послышался ворчливый голос Пита Доркаса.
  Перри Мейсон повернул ручку и шагнул в комнату.
  Пит Доркас восседал за письменным столом с недовольным выражением лица. Сидящий напротив человек приподнялся со стула и вопрошающе посмотрел на Мейсона.
  Это был крупный мужчина ростом более шести футов, с широкими плечами, мощной грудью и длинными руками. Он выглядел несколько толстоватым в талии, но это не умаляло впечатления от его атлетической фигуры. На вид ему было лет сорок.
  — Полагаю, вы Перри Мейсон? — осведомился он звучным голосом. — Адвокат мистера Картрайта?
  Мейсон стоял, расставив ноги и устремив на мужчину холодный, оценивающий взгляд.
  — Да, — ответил он, кивнув, — я адвокат мистера Картрайта.
  — А я его сосед, мистер Клинтон Фоули, — представился мужчина, протянув руку с любезной улыбкой.
  Сделав два шага вперед, Мейсон обменялся с ним кратким рукопожатием и повернулся к Доркасу:
  — Прости, если заставил тебя ждать. Пит, но это важно. Я все объясню тебе чуть позже. Мне нужно выяснить, что здесь происходит.
  — Ничего, — ответил Доркас, — кроме того, что я занят и ты вчера отнял у меня кучу времени из-за воющей собаки, которая и не думала выть, а теперь оказывается, что твой клиент законченный псих.
  — Почему ты думаешь, что он псих? — спросил Мейсон.
  — А почему ты вчера так думал? — раздраженно откликнулся Доркас. — Ты же сказал мне по телефону, что считаешь его сумасшедшим, и попросил привести доктора, чтобы он на него взглянул.
  — Не передергивай мои слова, Доркас, — возразил Мейсон. — Я видел, что у человека вконец расшатались нервы, и хотел выяснить, нет ли у него чего-нибудь посерьезнее, — вот и все.
  — Еще как хотел! — с тяжеловесным сарказмом отозвался Доркас. — Ты думал, что он псих, и хотел в этом убедиться, прежде чем совать голову в петлю.
  — Что ты имеешь в виду? — осведомился Мейсон.
  — Ты отлично знаешь, что я имею в виду. Вчера ты явился сюда с человеком, который собирался требовать ордер на арест известного и состоятельного гражданина. Естественно, ты хотел удостовериться, что это не выйдет вам боком. За это тебе и заплатили. Вот почему ты не просил ордер, а добился уведомления. Ну, мистер Фоули его получил, пришел сюда и многое мне рассказал.
  Перри Мейсон смотрел в лицо Питу Доркасу, покуда стальные глаза окружного прокурора не опустились под его упорным взглядом.
  — Вчера я приходил сюда, — медленно сказал он, — потому что хотел вести с тобой дело по-честному и ожидал от тебя того же. Я говорил тебе, что мой клиент нервничает. Он сам мне об этом сказал и объяснил, что его нервирует постоянный собачий вой. Существует постановление, запрещающее содержать животных, которые беспокоят окружающих шумом. Мой клиент вправе рассчитывать на защиту закона, даже если речь идет о человеке, обладающем политическим влиянием.
  — Но собака не выла! — раздраженно воскликнул Доркас. — В том-то все и дело!
  Фоули вмешался в дискуссию:
  — Простите, джентльмены, могу я вставить слово?
  Перри Мейсон даже не обернулся, продолжая сверлить взглядом заместителя окружного прокурора. Но Доркас вскинул голову, и на его лице отразилось облегчение.
  — Разумеется, — отозвался он. — Говорите.
  — Надеюсь, вы простите меня, мистер Мейсон, — начал Фоули, — если я буду откровенен. Я знаю, что вы хотите выяснить все факты. Мне понятна ваша позиция, и я хвалю вас за то, что вы искренне стараетесь защитить интересы вашего клиента.
  Перри Мейсон медленно повернулся и смерил недружелюбным взглядом массивную фигуру с головы до ног.
  — Обойдемся без похвал, — сказал он. — Объяснитесь.
  — Этот Картрайт, безусловно, сумасшедший, — продолжал Фоули. — Он арендует соседний дом, но я уверен, что владельцы не знают, с кем имеют дело. У него нет ни друзей, ни знакомых; ему прислуживает только глухая экономка. Почти все время он торчит дома.
  — Ну, — воинственным тоном заметил Перри Мейсон, — это его право, не так ли? Может быть, ему не по душе соседи.
  Доркас вскочил на ноги:
  — Послушай, Мейсон, ты не можешь…
  — Прошу вас, джентльмены, позвольте мне все объяснить, — прервал Фоули. — Я понимаю позицию мистера Мейсона, мистер Доркас. Он думает, что я пользуюсь своим политическим влиянием и что интересы его клиента подвергаются опасности.
  — А разве это не так? — осведомился Мейсон.
  — Не так, — дружески улыбнулся Фоули. — Я всего лишь объясняю факты мистеру Доркасу. Ваш клиент, как я уже говорил, очень странный человек. Он ведет жизнь отшельника, но постоянно шпионит за мной, наблюдая в бинокль из окна своего дома за каждым моим шагом.
  Поколебавшись, Доркас вновь опустился на вращающийся стул, пожал плечами и закурил сигарету.
  — Продолжайте, — сказал Перри Мейсон. — Я слушаю.
  — Мой повар-китаец первым привлек к этому мое внимание. Он заметил, как поблескивают стекла бинокля. Поймите меня правильно, мистер Мейсон. Я считаю, что ваш клиент — душевнобольной и сам не знает, что делает. И пожалуйста, не забывайте, что у меня достаточно свидетелей, которые могут подтвердить все, что я собираюсь сказать.
  — Отлично, — кивнул Мейсон. — Что же вы собираетесь сказать?
  — Я намерен пожаловаться на постоянную слежку, — с достоинством произнес Фоули. — Из-за этого у меня неприятности с прислугой, к тому же подобный шпионаж раздражает меня и моих гостей. Этот тип никогда не включает свет на верхнем этаже своего дома, бродит ночью по темным комнатам с биноклем и подглядывает за всем, что я делаю. Он весьма опасный сосед.
  — Ну, — промолвил Мейсон, — пользоваться биноклем — не преступление.
  — Ты отлично знаешь, что дело не в том, — возразил Доркас. — Этот человек не в своем уме.
  — Почему ты так считаешь? — осведомился Мейсон.
  — Потому что он сообщил о воющей собаке, а собака и не думала выть.
  — У вас есть собака, верно? — спросил Мейсон у Фоули.
  — Разумеется, — ответил Фоули все еще дружелюбным тоном.
  — И вы утверждаете, что она не воет?
  — Никогда.
  — В том числе позапрошлой ночью?
  — Да.
  — Я говорил об этом с доктором Купером, — сказал Доркас, — и он заявил, что если у твоего клиента мания преследования в сочетании с галлюцинациями относительно воя собаки и страхом, что он предвещает смерть, то это в любой момент внезапно может перейти в манию убийства.
  — Прекрасно, — сказал Мейсон. — Ты принял решение, и я тоже. Ты хочешь поместить его в психушку, не так ли?
  — Я намерен подвергнуть его психиатрическому обследованию, — с достоинством возразил Доркас.
  — Валяй. Но я скажу тебе то же самое, что ты говорил мне вчера. Если ты собираешься подвергнуть человека психиатрической экспертизе, кто-то должен подписать жалобу. Ну и кто ее подпишет? Ты?
  — Могу и я.
  — Лучше подумай как следует, — сказал Мейсон. — Я тебя просто предупреждаю.
  — О чем?
  — О том, что, если ты хочешь подписать жалобу, где утверждается, что мой клиент невменяем, тебе лучше провести более тщательное расследование. Иначе у тебя могут возникнуть неприятности.
  — Джентльмены, джентльмены, — вмешался Фоули. — Не будем спорить, прошу вас. В конце концов, речь идет о том, чтобы помочь бедному мистеру Картрайту. Я не питаю к нему дурных чувств. Он мой сосед, и, хотя досаждает мне, я уверен, что его поведение обусловлено душевной болезнью, и хочу в этом разобраться. Если окажется, что Картрайт не сумасшедший, то я, естественно, приму меры, чтобы он не повторял своих заявлений насчет моей собаки и моих домочадцев.
  — Твоя тактика ни к чему не приведет, Перри, — обратился к адвокату Доркас. — Мистер Фоули вправе так действовать. Ведь ты привел сюда Картрайта, потому что хотел предупредить возможные шаги против злонамеренного преследования. Если Картрайт правильно изложил нам все факты, значит, он действовал в соответствии со своими правами. Если же он исказил или передернул их — тогда другой разговор.
  Мейсон мрачно усмехнулся.
  — Пытаетесь найти основания для судебного иска? — спросил он у Фоули.
  — Вовсе нет, — возразил тот.
  — Ну, я просто напоминаю вам обоим то, о чем вы позабыли, — заметил Мейсон, — а именно, что никакой жалобы не было подано и никакой ордер не был выписан. Заместитель окружного прокурора решил написать вам письмо — вот и все. Не так ли, Доркас?
  — С юридической точки зрения так, — нехотя согласился Доркас. — Но если этот человек ведет себя как безумный, необходимо принять какие-то меры.
  — Все твои предположения относительно его безумия основаны на заявлении мистера Фоули, что собака не выла, верно?
  — Естественно, но мистер Фоули утверждает, что у него есть свидетели, которые могут подтвердить это заявление.
  — Да, он так говорит, — не уступал Мейсон, — но, пока ты не побеседуешь с этими свидетелями, ты не можешь знать, кто из них двоих безумен. Может быть, как раз мистер Фоули.
  Высокий мужчина засмеялся, но его смех казался деланым, а глаза угрожающе блеснули.
  — Насколько я понимаю, — осведомился Доркас, — ты хочешь, чтобы мы провели дальнейшее расследование, прежде чем принимать меры?
  — Разумеется, — ответил Мейсон. — На основании слов моего клиента ты ограничился написанием письма. Если хочешь написать мистеру Картрайту уведомление о том, что мистер Фоули называет его сумасшедшим, я не возражаю. Но если ты пойдешь дальше, опираясь только на неподтвержденное заявление мистера Фоули, я намерен отстаивать права моего клиента.
  Доркас снял телефонную трубку и потребовал соединить его с офисом шерифа.
  — Я хочу поговорить с Биллом Пембертоном, — сказал он спустя несколько секунд. — Алло, Билл? Это Пит Доркас. Слушай, у меня в кабинете диспут по поводу пары миллионеров с Милпас-драйв. Речь идет о собаке: один утверждает, что она воет, а другой — что нет. Перри Мейсон представляет одного из них и требует расследования. Можешь прийти сюда и все уладить? — Выслушав ответ, Доркас кивнул: — Отлично, приходи прямо сейчас.
  Он положил трубку и устремил холодный взгляд на Мейсона:
  — Раз ты настаиваешь, Перри, мы проведем расследование. Если окажется, что твой клиент душевнобольной и сделал ложные заявления, мы потребуем принудительного лечения, разве только ты найдешь какого-нибудь родственника, который обеспечит ему лечение частным образом.
  — Теперь ты рассуждаешь разумно, — одобрил Мейсон. — Почему бы тебе не сказать мне это с самого начала?
  — Что именно?
  — Чтобы я нашел родственника и обеспечил клиенту лечение.
  — Ну, — отозвался Доркас, — он потребовал возбуждения уголовного дела — запустил механизм прокуратуры как будто без всяких на то оснований. А потом пришел мистер Фоули и заявил, что его безопасность под угрозой…
  — Вот против этого я и возражаю, — прервал Перри Мейсон. — Не обижайся, Пит, но когда я представляю своего клиента, то сражаюсь за него, если возникает необходимость, до последней капли крови.
  Доркас вздохнул и развел руками.
  — Что верно, то верно, — промолвил он. — Когда ты представляешь клиента, с тобой трудно иметь дело.
  — Нет, если с моим клиентом обходятся честно.
  — Так и будет, пока я сижу в этом кабинете, — заверил его Доркас. — Билл Пембертон — человек справедливый, он быстро опросит кого надо и во всем разберется.
  — Я хочу его сопровождать, — заявил Мейсон.
  — А вы можете пойти с ними, мистер Фоули? — спросил Доркас.
  — Когда именно?
  — Прямо сейчас — чем скорее, тем лучше.
  — Да, — медленно ответил Фоули. — Пожалуй, могу.
  На фоне матового дверного стекла появился чей-то силуэт, затем дверь открылась, и костлявый мужчина лет сорока пяти, добродушно усмехаясь, шагнул в кабинет.
  — Всем привет, — поздоровался он.
  — Здравствуйте, Пембертон, — отозвался Мейсон.
  — Билл, — сказал Доркас, — познакомься с мистером Фоули — одной из сторон спора.
  Помощник шерифа и Фоули обменялись рукопожатиями, после чего Пембертон протянул руку адвокату:
  — Хочу вас поздравить, Мейсон. Вы здорово справились с этим делом об убийстве. Работа настоящего детектива.
  — Спасибо, — ответил Мейсон, пожимая ему руку.
  — Так о чем идет речь? — спросил Пембертон у Доркаса.
  — О воющей собаке, — устало произнес заместитель окружного прокурора.
  — Стоит ли поднимать из-за нее такую суету? — осведомился Пембертон. — Почему бы просто не дать ей кусок бифштекса, чтобы она заткнулась?
  — Она уже заткнулась, — рассмеялся Фоули. — В этом вся беда.
  — Мистер Фоули все тебе объяснит по дороге, — сказал Доркас. — Перри представляет интересы противоположной стороны. Все началось с жалобы на воющую собаку, а кончилось шпионажем, манией убийства и еще бог знает чем. Пожалуйста, разберись в этом поскорее. Поговори со свидетелями и доложи мне, а я приму меры на основании твоего рапорта.
  — А кто свидетели? — спросил Пембертон.
  Фоули начал загибать пальцы:
  — Во-первых, Картрайт, утверждающий, будто собака воет, и его экономка. Она может заявить, что слышала собачий вой, но если вы поговорите с ней, то обнаружите, что она глуха как пень и не в состоянии услышать даже гром. Затем моя жена, которая болеет гриппом, но ей уже лучше. Она знает, что собака не выла. Далее, А Вонг, мой слуга-китаец, и Телма Бентон, моя экономка. Они все могут подтвердить, что никакого воя не было. И наконец, сама собака.
  — Собака скажет мне, что она не выла? — с усмешкой осведомился Пембертон.
  — Она может продемонстрировать вам, что довольна жизнью и что вытье не в ее духе, — улыбнулся Фоули, вынимая из кармана кожаный портсигар. — Как насчет сигары?
  — Спасибо, — поблагодарил Пембертон, беря сигару. — А вы? — Пембертон протянул портсигар Мейсону.
  — Благодарю, — ответил адвокат. — Предпочитаю свои сигареты.
  — Я уделил этому делу уйму времени, — заговорил Доркас, — так что…
  — О’кей, Пит, — добродушно прервал Пембертон. — Мы уходим. Пошли, ребята.
  Глава 4
  Когда машина шерифа подъехала к тротуару, Билл Пембертон спросил:
  — Это ваш дом?
  — Да, — ответил Фоули, — но не останавливайтесь здесь. Поезжайте по подъездной аллее. Я делаю пристройку к гаражу, и строители здесь мусорят. Сегодня они, слава богу, заканчивают работу. От них одни неудобства.
  — С кем мы поговорим в первую очередь? — осведомился Пембертон.
  — С кем хотите, — с достоинством ответил Фоули, — но думаю, что после разговора с моей женой вам не понадобится беспокоить других свидетелей.
  — Нет, мы должны повидать всех, — возразил Пембертон. — Как насчет повара-китайца? Он дома?
  — Разумеется, — отозвался Фоули. — Поезжайте дальше по аллее, и мы позовем его к нему в комнату. Возможно, вы захотите взглянуть на его спальню. Она как раз над гаражом.
  — Вы сооружаете к ней пристройку?
  — К гаражу, а не к комнате. Пристройка одноэтажная, а повар живет над гаражом.
  — А как же шофер? — спросил Пембертон.
  — Вообще-то помещение сперва предназначалось для шофера, но я его не держу. Предпочитаю сам водить машину.
  — Ладно, давайте поговорим с китайцем. Это вас устраивает, Мейсон?
  — Меня устраивает все, — улыбнулся Мейсон. — Только я хочу, чтобы потом вы поговорили с моим клиентом.
  — Конечно. Где его дом, мистер Фоули?
  — Вон там, с северной стороны.
  Машина покатилась по подъездной аллее и остановилась перед зданием, где рабочие трудились с подозрительным усердием, свидетельствующим о желании произвести впечатление на хозяина и, возможно, избежать жалоб на медлительность.
  — Поднимайтесь, — сказал Фоули, — и я приведу А Вонга.
  Пембертон начал подниматься по лестнице вдоль бетонной стены здания, но остановился, услышав, как хлопнула дверь и женский голос произнес:
  — О, мистер Фоули, я должна немедленно с вами поговорить. У нас неприятности…
  Дальнейшее услышать не удалось, так как женщина понизила голос при виде полицейской машины.
  Поколебавшись, Билл Пембертон спустился вниз и зашагал к задней стене дома.
  — Что-то с собакой? — спросил он.
  — Не знаю, — ответил Клинтон Фоули.
  Молодая женщина в домашнем платье и переднике, с перевязанной правой рукой быстро подошла к Фоули.
  Ей было лет двадцать семь — двадцать восемь. На ее лице отсутствовала косметика, а волосы были гладко зачесаны назад. Она производила впечатление опытной домохозяйки, но ей бы не помешало немного макияжа, более презентабельная одежда и завивка, чтобы выглядеть по-настоящему красивой.
  Билл Пембертон, прищурившись, смотрел на нее.
  — Это моя экономка, — объяснил Фоули.
  — А-а, — многозначительно протянул Пембертон.
  Фоули повернулся, собираясь заговорить, но дождался, пока женщина подошла к нему.
  — Что случилось? — спросил он.
  — Принц меня укусил, — ответила она. — Он заболел.
  — Как это произошло?
  — Не знаю, но думаю, он чем-то отравился. Принц вел себя странно. Я вспомнила, что вы велели положить соль ему на язык, если он внезапно проявит признаки болезни, и сделала это. А он сжал зубы и укусил меня.
  Фоули посмотрел на перевязанную руку.
  — Сильно? — спросил он.
  — Нет, вряд ли.
  — Где он сейчас?
  — Я закрыла его в вашей спальне, когда соль подействовала, но подумала, что нужно сообщить вам об отравлении.
  — Сейчас ему лучше?
  — Да, похоже, он поправился.
  — У него были судороги?
  — Нет, Принц лежал и дрожал всем телом. Я пару раз заговаривала с ним, но он не проявлял никакого интереса, как будто находился в ступоре.
  Фоули кивнул и обернулся к Пембертону:
  — Миссис Бентон, это мистер Пембертон, помощник шерифа, а это мистер Перри Мейсон, адвокат. Джентльмены расследуют жалобу, поданную соседями.
  — Жалобу? — переспросила миссис Бентон, шагнув назад и выпучив глаза от удивления.
  — Да, на то, что мы причиняем беспокойство.
  — Каким образом?
  — Все из-за собаки, — ответил Фоули. — Жалуются, что Принц…
  — Одну минуту, — прервал Пембертон. — Позвольте мне задать несколько вопросов.
  Молодая женщина посмотрела на Фоули, и тот кивнул.
  — Речь идет о полицейской овчарке по кличке Принц? — спросил Пембертон.
  — Да, сэр.
  — Он живет в доме?
  — Конечно, сэр. Это пес мистера Фоули.
  — Сколько времени он здесь?
  — Мы живем тут около года.
  — И все это время собака была с вами?
  — Да, сэр.
  — Пес часто воет?
  — Воет? Нет, сэр. Вчера Принц лаял, когда приходил разносчик, но он никогда не выл.
  — Даже по ночам?
  — Да, сэр.
  — А ночью он не лает?
  — Нет, сэр.
  — Вы в этом уверены?
  — Конечно, уверена.
  — Значит, сегодня пес вел себя странно?
  — Мне показалось, что он отравился, и я дала ему соли. Мистер Фоули велел мне так поступать в подобных случаях. Возможно, мне не следовало этого делать. Может быть, у него просто был какой-то спазм, но…
  — Я имел в виду не это, — прервал Пембертон. — Проявляла собака какие-нибудь необычные симптомы, помимо этих признаков отравления?
  — Нет, сэр.
  Пембертон повернулся к Перри Мейсону:
  — Есть какой-нибудь шанс, что ваш клиент попытался отравить собаку, Мейсон?
  — Ни малейшего, — твердо ответил адвокат.
  — Я не выдвигаю никаких обвинений против мистера Картрайта, — поспешно сказал Фоули. — Не думаю, что такой человек способен отравить собаку… Как бы то ни было, он не вполне отвечает за свои действия.
  — Не знаю, откуда пес взял яд, но кто-то его ему дал, — уверенно заявила молодая женщина. — Я готова в этом поклясться. Принц казался больным, пока я не дала ему соль, — тогда ему стало лучше.
  — Как действует соль? — спросил Пембертон у Фоули.
  — Это сильное и быстродействующее рвотное, — ответил тот.
  Пембертон снова посмотрел на девушку:
  — И вы готовы поклясться, что собака не выла?
  — Конечно.
  — А если бы она выла, вы бы услышали?
  — Да.
  — Где вы спите? В доме?
  — Да, на верхнем этаже.
  — А кто еще обычно находится в доме?
  — А Вонг, повар, но он спит над гаражом. А также миссис Фоули.
  — Возможно, — заметил Фоули, — вам лучше поговорить с моей женой. Она вам подтвердит…
  — Прошу прощения, — прервала миссис Бентон. — Я не хотела говорить вам в присутствии этих джентльменов, но вашей жены нет дома.
  Фоули недоверчиво уставился на нее.
  — Нет дома? — переспросил он. — Не может быть! Она ведь еще не оправилась от гриппа.
  — Тем не менее она уехала, — сказала миссис Бентон.
  — Как это уехала? Машины на месте.
  — На такси.
  — Господи! — воскликнул Фоули. — Она убьет себя! Чего это ей взбрело в голову выходить после гриппа?
  — Не знаю, сэр.
  — Она сказала, куда поехала? За покупками, в гости или еще куда-нибудь? Может быть, ее срочно вызвали? Да говорите же! Не будьте такой таинственной!
  — Она оставила вам записку, сэр.
  — Записку?
  — Да.
  — И где же эта записка?
  — Наверху, у нее в комнате. Она оставила ее на комоде и просила меня проследить, чтобы вы ее прочитали.
  Фоули наморщил лоб. Его взгляд внезапно стал суровым.
  — Вы что-то от меня утаиваете, — сказал он.
  Молодая экономка опустила глаза:
  — Она взяла с собой чемодан.
  — Чемодан? Она отправилась в больницу?
  — Не знаю. Она ничего не сказала — только оставила записку.
  Фоули обернулся к помощнику шерифа:
  — Могу я отлучиться на минуту?
  — Конечно, — ответил Пембертон.
  Фоули вошел в дом, а Перри Мейсон устремил внимательный взгляд на лицо экономки.
  — У вас не возникло никаких трений с миссис Фоули перед ее отъездом? — спросил он.
  Молодая женщина выпрямилась и высокомерно посмотрела на него.
  — Не знаю, кто вы, — сказала она, — но я не обязана отвечать на ваши нелепые вопросы и грязные намеки.
  Экономка резко повернулась и направилась в дом.
  Пембертон откусил кончик сигары.
  — Получили? — усмехнулся он.
  — Девушка изо всех сил старается выглядеть отталкивающе, — нахмурившись, промолвил Мейсон, — но она слишком молода для экономки. Не исключено, что, покуда миссис Фоули лежала в постели с гриппом, возникли обстоятельства, побудившие ее уехать из дому.
  — Надеюсь, вы не любитель сплетен, Мейсон? — осведомился Пембертон.
  — Нет, — серьезно ответил адвокат. — Я просто размышляю.
  — Зачем вам об этом размышлять?
  — Затем, — сказал Перри Мейсон, — что, если человек выдвигает против моего клиента обвинение, объявляя его безумным, он должен быть готов к решительному бою.
  Задняя дверь открылась, и оттуда вышла миссис Бентон.
  — Мистер Фоули просит вас войти, — сообщила она. — Прошу прощения — мне не следовало злиться и уходить.
  — Забудьте об этом, — успокоил ее Билл Пембертон. — Мы сами виноваты. — И он посмотрел на Перри Мейсона.
  — Я прибыл сюда, — заявил адвокат, — чтобы получить информацию и проследить, что с моим клиентом обошлись справедливо.
  — Нет, — возразил Пембертон. — Мы прибыли сюда для того, чтобы выяснить, выла ли собака. Думаю, наше проникновение в здешнюю ситуацию должно этим ограничиться.
  Мейсон промолчал.
  Молодая женщина провела их через черный ход в кухню. Маленький, худощавый китаец, облаченный в поварской фартук, устремил на них блестящие глазки-бусинки.
  — В сем дела? — спросил он.
  — Мы пытаемся разузнать о собаке… — начал Перри Мейсон, но Пембертон прервал его:
  — Минутку, Мейсон. Позвольте мне с ним поговорить. Я умею обращаться с китайцами. Как твой имя? — спросил он, имитируя речь китайца.
  — А Вонг.
  — Твоя здесь готовить?
  — Моя готовить.
  — Твоя знать больсой полисейский собака?
  — Холосо знать.
  — Твоя слышать собака шуметь — выть по ночам?
  Китаец медленно покачал головой.
  — Собака не выть? — допытывался Пембертон.
  — Не выть, — ответил А Вонг.
  Помощник шерифа пожал плечами:
  — Это все, что нам нужно. Сами видите, Мейсон, как обстоят дела. Ваш человек просто спятил — вот и все.
  — Я бы расспрашивал этого парня по-другому, — заметил Мейсон.
  — Вот еще! — фыркнул Пембертон. — Я отлично умею с ними обращаться — поднаторел на делах с лотереей. Они сами только так изъясняются по-английски и другого языка не понимают. Если вы будете обращаться к ним на нормальном английском языке, они станут каждый раз отвечать «да», не понимая, о чем их спрашивают.
  — Думаю, джентльмены, — вмешалась миссис Бентон, — мистер Фоули хотел бы, чтобы вы подождали в библиотеке. Он скоро к вам присоединится.
  Она открыла дверь, и двое мужчин, пройдя через буфетную, столовую и гостиную, свернули налево и вошли в библиотеку, стены которой были уставлены книгами. Центр комнаты занимал большой стол, рядом с каждым из глубоких кожаных кресел стоял торшер, а тяжелые занавеси на высоких окнах сдвигались на карнизе с помощью шнура настолько плотно, что совсем не пропускали свет.
  — Если вы посидите здесь… — начала миссис Бентон.
  В этот момент дверь распахнулась, и на пороге появился Клинтон Фоули. Его глаза сверкали, лицо было искажено гневом. В руке он держал лист бумаги.
  — Все кончено, — заговорил Фоули. — Больше вам незачем беспокоиться из-за собаки.
  Помощник шерифа благодушно попыхивал сигарой.
  — Я перестал о ней беспокоиться, поговорив с этой девушкой и китайцем, — отозвался он. — Теперь нам нужно повидать Картрайта.
  Фоули засмеялся. В его смехе звучали резкие металлические нотки. Билл Пембертон вынул сигару изо рта и озадаченно нахмурился.
  — Что-нибудь не так? — спросил он.
  Клинтон Фоули выпрямился, стараясь держаться с достоинством.
  — Кажется, — сказал он, — моя жена предпочла сбежать. Она уехала с другим мужчиной.
  Пембертон не произнес ни слова. Перри Мейсон стоял, расставив ноги и переводя взгляд с Фоули на молодую экономку. Потом он посмотрел на Пембертона.
  — Возможно, джентльмены, вам будет интересно знать, — продолжал Фоули с тяжеловесным достоинством человека, пытающегося скрыть свои эмоции, — что объект ее привязанности, мужчина, заменивший меня в ее жизни, не кто иной, как джентльмен, проживающий в соседнем доме, — наш почтенный мистер Артур Картрайт, который поднял шум из-за воющей собаки с целью устроить мою встречу с полицейскими властями, дабы он мог осуществить свой план побега с моей женой.
  — Ну, — вполголоса сказал Перри Мейсон Пембертону, — это доказывает, что Картрайт не безумен, а, напротив, хитер, как лисица.
  Фоули шагнул в комнату, сердито глядя на Мейсона.
  — Довольно, сэр! — рявкнул он. — Вас здесь только терпят, так что держите свои замечания при себе.
  Перри Мейсон, не тронувшись с места, расправил плечи и спокойно посмотрел на разъяренного собеседника.
  — Я здесь для того, чтобы представлять своего клиента, — медленно отозвался он. — Вы заявили, что он невменяем, и предложили продемонстрировать доказательства. Я прибыл сюда проследить, чтобы его интересы должным образом соблюдались. Так что вам не удастся взять меня на пушку.
  Клинтон Фоули, по-видимому, окончательно утратил самообладание. Он стиснул в кулак правую руку, его губы кривились и дрожали.
  Билл Пембертон поспешно шагнул вперед.
  — Ну-ну, — успокаивающе произнес он. — Давайте не будем выходить из себя.
  Фоули глубоко вздохнул, казалось с трудом удержавшись, чтобы не ударить адвоката в челюсть.
  Перри Мейсон не сдвинулся ни на дюйм.
  Фоули медленно повернулся к Пембертону и сказал тихим, сдавленным голосом:
  — Неужели ничего нельзя сделать с этой свиньей? Мы не можем добиться ордера на его арест?
  — Думаю, вы можете, — ответил Пембертон. — Но для этого нужно обратиться к окружному прокурору. Откуда вам известно, что ваша жена убежала с Картрайтом?
  — Она сообщила об этом в записке, — объяснил Фоули. — Читайте.
  Он сунул записку в руку Пембертона, отошел в дальний угол комнаты, зажег дрожащей рукой сигару, потом вынул из кармана носовой платок и с чувством высморкался.
  Миссис Бентон оставалась в библиотеке, не извиняясь и не объясняя своего присутствия. Дважды она бросала долгий взгляд на Клинтона Фоули, но тот стоял спиной к ней, смотря в окно невидящими глазами.
  Перри Мейсон подошел к Пембертону и заглянул ему через плечо, когда тот разворачивал записку. Помощник шерифа повернулся так, чтобы адвокат не мог прочитать текст, но Мейсон добродушно положил ему руку на плечо и повернул к себе.
  — Вы ведете себя не спортивно, — сказал он.
  Пембертон не делал дальнейших попыток скрыть содержание записки, и Перри Мейсон прочитал ее одновременно с ним.
  Написанный чернилами текст гласил:
  «Дорогой Клинтон!
  Я решилась на это с величайшей неохотой, зная твою гордость и нелюбовь к огласке. Постараюсь проделать все таким образом, чтобы причинить тебе как можно меньше боли. В конце концов, ты был добр ко мне. Еще несколько лет назад я искренне думала, что люблю тебя, но потом узнала, кто живет в соседнем доме. Сначала я сердилась или думала, что сержусь. Он шпионил за мной с биноклем. Мне следовало рассказать тебе, но что-то меня удерживало. Я хотела повидать его и устроила встречу в твое отсутствие.
  Больше нет смысла притворяться, Клинтон. Я не могу оставаться с тобой, так как не люблю тебя — моя любовь была иллюзией, которая исчезла.
  Ты всего лишь большое привлекательное животное. Женщины привлекают тебя, как мотылька — пламя. Я знаю о том, что происходило в этом доме, и не виню тебя, так как не считаю виноватым, — ты просто не мог с собой справиться. Но я твердо знаю, что больше тебя не люблю, да и вряд ли когда-нибудь любила. Очевидно, все дело в гипнотическом обаянии, которое безотказно действует на женщин. Как бы то ни было, Клинтон, я уезжаю с ним.
  Я делаю это так, чтобы избавить тебя от огласки. Я даже не сказала Телме Бентон, куда отправляюсь. Она только знает, что я взяла чемодан и уехала. Можешь сообщить ей, что я в гостях у родственников. Если ты сам не предашь мой отъезд огласке, то я тем более.
  По-своему ты был добр ко мне — старался удовлетворить все мои материальные потребности. Единственное, чего ты не мог мне дать, — это любовь и верность настоящего мужчины. Только он в состоянии избавить мою душу от этой жажды, поэтому я уезжаю с ним и знаю, что буду счастлива.
  Пожалуйста, постарайся меня простить. Поверь, я искренне желаю тебе добра.
  — Она не называет фамилии Картрайт, — негромко заметил Мейсон.
  — Да, — сказал Пембертон, — но она упоминает его как живущего в соседнем доме.
  — И в письме есть еще кое-что… — так же тихо добавил Мейсон.
  Но в этот момент Фоули внезапно повернулся к ним. Поразившее его горе, казалось, исчезло бесследно — в голосе и поведении чувствовался холодный и целеустремленный гнев.
  — Слушайте, — начал он. — Я состоятельный человек и готов истратить все до последнего цента, чтобы призвать к ответу этого негодяя. Он безумен, и моя жена тоже. Они оба помешались. Этот человек разрушил мою семью — он обвинил меня в правонарушении, завлек в ловушку, предал и, клянусь богом, заплатит за это! Я хочу, чтобы вы поймали его и обвинили во всем, в чем только сможете, — в нарушении постановлений, в незаконном пересечении границ штата, в чем угодно. Не жалейте расходов — я оплачу любые счета.
  — О’кей, — кивнул Пембертон, складывая письмо и возвращая его Фоули. — Я вернусь и доложу о происшедшем. Вам лучше меня сопровождать. Можете поговорить с Питом Доркасом — он сумеет сформулировать обвинения против этого человека. Если хотите потратить деньги, можете также обратиться в какое-нибудь частное детективное агентство.
  — Интересно, — заговорил Перри Мейсон, — здесь есть телефон, которым я мог бы воспользоваться?
  Фоули уставился на него с холодной яростью во взгляде:
  — Можете позвонить и убраться отсюда!
  — Благодарю за приглашение, — спокойно сказал Мейсон. — Во всяком случае, телефоном я воспользуюсь.
  Глава 5
  Перри Мейсон позвонил Делле Стрит:
  — Это Мейсон, Делла. Я в доме Клинтона Фоули — владельца собаки, на которую жаловался Картрайт. У тебя есть какие-нибудь известия от Картрайта?
  — Нет, шеф, — ответила она. — Я уже больше часа звоню ему каждые десять минут, но никто не отзывается.
  — Все верно, — сказал Мейсон. — Думаю, никто и не должен отзываться. Судя по всему, жена Фоули сбежала с нашим клиентом.
  — Что?! — воскликнула Делла.
  — Невероятно, но факт. Женщина оставила Фоули записку, где обо всем рассказала. Он в бешенстве и намерен добиться ареста Картрайта. Фоули и Пембертон сейчас направляются к окружному прокурору, чтобы получить ордер.
  — На каком основании? — осведомилась Делла Стрит. — Я думала, что в таких случаях возможен только гражданский иск.
  — Они постараются пришить ему какое-нибудь преступление, — весело отозвался Мейсон. — Конечно, обвинение не выдержит никакой критики, но этого им будет достаточно, чтобы сохранить лицо. Понимаешь, воющая собака была для Картрайта всего лишь предлогом для того, чтобы выманить Фоули из дому. Когда Фоули сегодня утром отправился в окружную прокуратуру, Картрайт смылся с его женой. Естественно, прокуратуре это не понравится. Газеты не упустят такую забавную историю.
  — А они об этом узнают? — спросила Делла.
  — Понятия не имею. Сейчас я не могу долго говорить, но я намерен поработать над этим делом и хотел тебя предупредить, чтобы ты больше не пыталась дозвониться Картрайту.
  — Ты скоро прибудешь в офис?
  — Не знаю. Через некоторое время.
  — Собираешься повидать окружного прокурора? — допытывалась Делла.
  — Нет. Ты не сможешь со мной связаться, пока я не вернусь или не позвоню снова. Но я хочу, чтобы ты кое-что сделала. Позвони в «Детективное агентство Дрейка» и скажи Полу, чтобы он бросил все и приехал в мой офис. Попроси его подождать моего возвращения. Думаю, дело серьезное, поэтому уговори Дрейка, чтобы он передал кому-нибудь все, над чем он сейчас работает.
  — Хорошо. Что-нибудь еще, шеф?
  — Нет, это все. Скоро увидимся. Пока.
  Мейсон положил трубку, вышел из ниши, где стоял телефон, и встретил враждебный взгляд экономки.
  — Мистер Фоули велел проводить вас к выходу, — сказала она.
  — Все в порядке, — заверил ее Мейсон. — Я ухожу, но вы могли бы заработать двадцать долларов на карманные расходы.
  — У меня нет никаких карманных расходов, — заявила она. — Мне приказано проводить вас к выходу.
  — Если бы вы нашли для меня фотографию миссис Клинтон Фоули, — продолжал Перри Мейсон, — то могли бы получить двадцать долларов, а может, и двадцать пять.
  Выражение ее лица не изменилось.
  — Мне приказано проводить вас, — холодно повторила она.
  — Тогда, — не унимался Мейсон, — вы не возражаете сообщить мистеру Фоули, что я пытался с помощью подкупа получить от вас фотографию его жены?
  Женщина снова повторила то же самое.
  В дверь позвонили. Миссис Бентон нахмурилась, посмотрела на Перри Мейсона, и маска вышколенной экономки на момент упала с ее лица.
  — Пожалуйста, уходите! — В ее голосе звучало чисто женское нетерпение.
  — Разумеется, — кивнул Мейсон.
  Она проводила его к парадной двери. Когда они шли через холл, звонок послышался снова.
  — Поймать вам такси? — спросила экономка.
  — Нет, — ответил Мейсон. — Не беспокойтесь обо мне.
  Миссис Бентон внезапно повернулась к нему.
  — Почему вы так стремитесь заполучить фотографию миссис Фоули? — осведомилась она.
  — Просто хотел посмотреть, как она выглядит, — весело отозвался Перри Мейсон.
  — Нет. У вас была какая-то причина.
  Когда Мейсон собирался ответить, звонок прозвучал в третий раз, сопровождаясь ударами кулака по дереву.
  Молодая женщина с раздраженным возгласом поспешила к двери. Когда она открыла ее, в холл вошли трое мужчин.
  — Здесь живет Клинтон Фоули? — спросил один из них.
  — Да, — ответила миссис Бентон.
  Перри Мейсон шагнул назад в тень коридора.
  — У него работает повар-китаец, верно? Парень по имени А Вонг?
  — Да.
  — Хорошо, позовите его. Мы хотим его повидать.
  — Он в кухне.
  — Так пойдите туда и приведите его. Скажите, что нам нужно с ним поговорить.
  — А кто вы такие?
  — Мы сотрудники иммиграционной службы. Проверяем китайцев. Нам сообщили, что он нелегально въехал в страну. Так что приведите его поскорее.
  — Я передам ему. — Повернувшись на каблуках, экономка почти пробежала мимо Перри Мейсона.
  Трое мужчин, не зная о присутствии адвоката, последовали за ней.
  Спустя минуту Мейсон также направился через гостиную и столовую в кухню. Задержавшись в буфетной, он прислушался.
  — Где твое удостоверение, А Вонг? — спросил один из мужчин. — Где твой вид на жительство?
  — Моя не понимай, — ответил китаец.
  — Твоя все отлично понимай, — усмехнулся мужчина. — Где твои документы?
  — Моя не понимай, — повторил повар с отчаянием в голосе.
  Послышался добродушный смех.
  — Ладно, А Вонг, — снова заговорил мужской голос. — Ты пойдешь с нами — покажешь нам, где ночуешь, и заодно свои шмотки. Понятно? Мы поможем тебе найти вид на жительство.
  — Не понимай, не понимай, — хныкал китаец. — Может, вы позвать кого, кто пелеводить?
  — Заткнись. Пошли скорее.
  — Не понимай. Вы позвать пелеводчик.
  Мужчина снова засмеялся:
  — Все он понимает. Посмотрите на его физиономию.
  Перри Мейсон услышал протестующий голос экономки:
  — Вы не могли бы подождать, пока вернется мистер Фоули? Я знаю, он все сделает для А Вонга. Он очень богат и заплатит любой штраф или залог…
  — Ничего не поделаешь, сестренка, — отозвался один из мужчин. — Мы уже давно ищем А Вонга, и даже в монетном дворе не хватит денег, чтобы оставить его здесь. Он рабочий, которого контрабандой переправили из Мексики. Теперь его депортируют в Китай. Пошли, А Вонг, пора собирать вещички.
  Перри Мейсон на цыпочках двинулся в обратном направлении и вышел через парадную дверь. Спустившись с крыльца на тротуар, он быстро зашагал на север, к дому, где жил Артур Картрайт. Пройдя по бетонной дорожке через ухоженную лужайку, Мейсон взбежал по ступенькам к парадному входу и позвонил. Внутри дома раздался звонок, однако никакого движения слышно не было. Мейсон постучал кулаком по дверной панели, но не получил ответа. Пройдя по крыльцу до окна, он попытался заглянуть внутрь, но портьеры были сдвинуты. Тогда он вернулся к двери и снова нажал кнопку звонка.
  На сей раз послышались шаркающие шаги, в круглом окошке посреди двери отодвинули занавеску, и на Мейсона уставились утомленные бесстрастные глаза на худом, изможденном лице.
  Вскоре щелкнул замок, и дверь открылась.
  Перед Мейсоном стояла сухопарая особа лет пятидесяти пяти с бесцветными глазами, тонким решительным ртом, острым подбородком и длинным прямым носом.
  — Что вам нужно? — осведомилась она монотонным голосом глухого.
  — Мне нужен мистер Картрайт, — громко ответил Перри Мейсон.
  — Говорите громче — я вас не слышу.
  — Мне нужен мистер Картрайт, мистер Артур Картрайт! — крикнул Мейсон.
  — Его здесь нет.
  — А где он?
  — Не знаю, но не здесь.
  Шагнув вперед, Перри Мейсон склонился к уху женщины.
  — Я адвокат Картрайта, — сказал он, — и должен видеть его немедленно.
  Слегка отступив, женщина окинула его внимательным взглядом усталых, поблекших глаз и медленно покачала головой:
  — Я слышала, как он говорил о вас. Вчера вечером он написал вам письмо и велел мне отправить его по почте, а потом ушел. Вы получили письмо?
  Мейсон кивнул.
  — Как ваше имя? — спросила женщина.
  — Перри Мейсон.
  — Верно, — кивнула она. — Это имя было на конверте.
  Ее лицо было лишено всякого выражения, а голос звучал так же монотонно.
  Перри Мейсон вновь поднес губы к ее уху и крикнул:
  — Когда ушел мистер Картрайт?
  — Вчера вечером, около половины одиннадцатого.
  — Он возвращался после этого?
  — Нет.
  — А он взял с собой чемодан?
  — Нет.
  — И не упаковывал вещи?
  — Нет, только сжег несколько писем.
  — Он вел себя так, словно готовился к отъезду?
  — Он сжег письма и какие-то бумаги — это все, что я знаю.
  — Перед уходом мистер Картрайт не говорил, куда направляется?
  — Нет.
  — У него есть автомобиль?
  — Нет.
  — Он заказал такси?
  — Нет, пошел пешком.
  — А вы не видели, куда он пошел?
  — Нет, было темно.
  — Не возражаете, если я войду?
  — Вам незачем входить. Мистера Картрайта здесь нет.
  — Но вы не против, если я войду и подожду его возвращения?
  — Его не было всю ночь. Я не знаю, вернется ли он.
  — Но он не говорил вам, что не собирается возвращаться?
  — Нет.
  — Вам выплатили жалованье?
  — Это не ваше дело.
  — Но я его адвокат.
  — Все равно не ваше.
  — Вы не знаете, что было в письме, которое вам поручили отправить мне вчера вечером?
  — А это не мое дело. Вы занимайтесь своими делами, а я буду заниматься моими.
  — Поймите, это очень важно, — настаивал Перри Мейсон. — Я хочу, чтобы вы поискали в доме что-нибудь, что могло бы мне помочь. Я должен найти Артура Картрайта. Если он куда-то уехал, мне нужно знать куда. Найдите для меня какое-нибудь указание. Я хочу знать, каким транспортом он воспользовался — автомобилем, поездом или самолетом. Ведь ему нужно было заказать билет, сделать какие-то приготовления…
  — Я ничего не знаю, — повторила женщина. — Это не мое дело. Я прибираюсь в доме — вот и все. К тому же я глухая и не слышу, что происходит вокруг.
  — Как ваше имя? — спросил Мейсон.
  — Элизабет Уокер.
  — Сколько времени вы знаете мистера Картрайта?
  — Два месяца.
  — Вам что-нибудь известно о его друзьях или семье?
  — Мне известно только, как вести хозяйство в этом доме.
  — Вы будете здесь позже?
  — Конечно, буду. Я должна здесь оставаться — мне за это платят.
  — Сколько времени вы тут останетесь, если мистер Картрайт не вернется?
  — Пока не истечет мой срок службы.
  — А когда он истечет?
  — Это мое дело, мистер адвокат. Прощайте. — Она захлопнула дверь с такой силой, что дом содрогнулся.
  Несколько секунд Перри Мейсон стоял, уставясь на дверь, с полуулыбкой на лице. Потом он начал спускаться с крыльца. Оказавшись на тротуаре, почувствовал знакомое покалывание в затылке и резко повернулся.
  Мейсон успел заметить, как сдвинулись тяжелые портьеры в окне дома Клинтона Фоули, но не смог разглядеть лица, которое наблюдало за ним из этого окна.
  Глава 6
  Пол Дрейк был высокий мужчина с сутулыми плечами и насмешливым взглядом. Долгий опыт наблюдения за капризами людской натуры научил его воспринимать все — начиная от убийства — с безмятежным спокойствием.
  Когда Перри Мейсон вернулся в офис, Дрейк уже поджидал его.
  Мейсон улыбнулся Делле Стрит и сказал детективу:
  — Входи, Пол.
  Дрейк последовал за ним в кабинет.
  — Что все это значит?
  — Опишу тебе коротко и ясно, — отозвался Мейсон. — Человек по фамилии Картрайт, проживающий на Милпас-драйв, 4893, жалуется, что парень по имени Клинтон Фоули, живущий в доме 4889 на той же улице, держит у себя собаку, которая воет. Картрайт нервничает — возможно, он слегка неуравновешен. Я веду его к Питу Доркасу, чтобы подать жалобу, и устраиваю так, чтобы доктор Чарлз Купер присутствовал при разговоре и составил о нем мнение. Купер диагностирует у него маниакально-депрессивный психоз — ничего серьезного; заболевание скорее функциональное, чем органическое. Но я настаиваю, что постоянный собачий вой может серьезно повредить психически неуравновешенному человеку. Доркас отправляет Фоули повестку, дабы тот пришел и назвал причину, по которой не следует выписывать ордер на арест.
  Фоули получает повестку, является сегодня утром в офис окружного прокурора, и я отправляюсь туда же. Фоули заявляет, что его собака не выла. Доркас готов отправить Картрайта на лечение как невменяемого. Я принимаю вызов и утверждаю, что Фоули лжет насчет собаки. Фоули предлагает свести нас со свидетелями, которые подтвердят, что собака не выла. Мы отправляемся к нему домой. Его жена, по его словам, больна и лежит в постели. У него хорошенькая экономка, которая, однако, пытается выглядеть старше и менее привлекательно, чем на самом деле. Собака — полицейский пес, которого они держат около года. Экономка сообщает, что кто-то отравил собаку рано утром. Она дала псу соли, чтобы вызвать рвоту, и спасла ему жизнь. У него, очевидно, были судороги, и он укусил ее в правую руку. У экономки забинтована рука, и повязка выглядит так, словно ее наложил врач. Очевидно, укус был достаточно серьезным, или же она опасалась, что пес взбесился. Экономка и повар-китаец утверждают, что собака не выла.
  Фоули идет побеседовать с женой и обнаруживает, что она ушла. Экономка говорит, что она оставила записку, и передает ее Фоули. В записке говорится, что жена не любит его, что это было всего лишь роковое увлечение, и прочая ерунда, которую несут все женщины, разлюбив одного мужчину и влюбившись в другого. Она сообщает, что уезжает с мужчиной, живущим в соседнем доме, так как любит его.
  Теперь Дрейк усмехался не только глазами.
  — Ты имеешь в виду, что она убежала с психом, которому кажется, будто собака воет?
  — Выходит, что так. Фоули заявляет, что Картрайт нарочно подал жалобу на воющую собаку, чтобы выманить его из дому и расчистить путь для побега с миссис Фоули.
  — И при этом он продолжает утверждать, что Картрайт — сумасшедший! — воскликнул он.
  — Ну, — усмехнулся Перри Мейсон, — когда я уходил, он уже не так твердо на этом настаивал.
  — И как эта история на него подействовала? — спросил детектив.
  — Странное дело, — ответил Мейсон, — но я был готов поклясться, что Фоули пересаливает. Либо Фоули вовсе не был так удручен, как старался показать, либо он пытался что-то скрыть. Думаю, у него была связь с экономкой и жена намекнула на это в записке. В любом случае какая-то интрижка у него была. Фоули — один из этих крупных властных мужчин с яркой индивидуальностью и звучным голосом. У него достаточно самообладания, чтобы контролировать свои эмоции. В прокуратуре он притворялся великодушным и терпимым, пытаясь отправить Картрайта в психушку. Фоули утверждал, что хочет этого лишь потому, что Картрайт нуждается в лечении. Он сказал, что долго терпел слежку за собой, прежде чем решил подать жалобу.
  Человек подобного типа не стал бы так выходить из себя, узнав, что жена его бросила. Он явно не однолюб.
  — Может быть, Фоули из-за чего-то ненавидит Картрайта? — предположил Дрейк.
  — Именно к этому я и подхожу, — ответил адвокат. — Записка женщины указывает, что она была хорошо знакома с Картрайтом. Но Картрайт поселился в доме на Милпас-драйв около двух месяцев назад, а Фоули проживает там около года, и тут есть что-то, чего я не могу понять.
  Фоули живет в большом доме в элитном районе, так что денег ему хватает. Тем не менее он и его жена обходились только поваром и экономкой. Судя по всему, у них не было ни дворецкого, ни слуги, ни шофера. Думаю, ты обнаружишь, что они не устраивали никаких приемов. Я бы сказал, что дом для них слишком велик, однако они не только живут в нем без шофера, но Фоули еще делает пристройку к гаражу. Пристройка из армированного бетона — ее заканчивали сегодня утром. Рабочие заливали бетоном пол — все остальное готово.
  — Ну и что здесь не так? — осведомился Дрейк. — Разве он не имеет права соорудить пристройку к гаражу?
  — Но зачем она ему? — спросил Мейсон. — Гараж достаточно велик для трех машин. Фоули держит в нем только две, и у него нет шофера.
  — Возможно, он хотел приобрести машину для экономки, — ухмыльнулся Дрейк.
  — Может быть, — согласился Мейсон. — Или же ему нужно отдельное помещение.
  — Нет смысла гадать, — сказал Дрейк. — Зачем я тебе понадобился?
  — Мне нужно, чтобы ты выяснил все возможное о Фоули — откуда он прибыл и почему, а также о Картрайте. Используй для этого столько людей, сколько сможешь. Я хочу поскорее получить информацию — желательно раньше полиции. Думаю, ты обнаружишь в этом деле немало подозрительного — что Картрайт хорошо знает Фоули или знал его в прошлом и снял дом по соседству, чтобы шпионить за ним. Я хочу выяснить причину.
  Пол Дрейк задумчиво погладил подбородок и скользнул взглядом по лицу адвоката.
  — Выкладывай остальное, Перри, — сказал он.
  — Я уже все выложил, Пол.
  — Нет, не все. Ты представляешь клиента, который жаловался на воющую собаку. Клиент сбежал с замужней женщиной — по-видимому, хорошенькой. Все счастливы, кроме разгневанного мужа, который отправляется в окружную прокуратуру. Ты прекрасно знаешь, что от прокурора он практически ничего не добьется, кроме сочувствия. Тебе абсолютно незачем возиться с этой историей, если только ты все мне рассказал.
  — Ну, — медленно произнес Мейсон, — я думаю, что могу представлять в этом деле не только одно лицо. Я еще не задумывался над профессионально-этическими аспектами ситуации, но есть шанс, что я буду представлять и миссис Фоули.
  — Чего ради? — усмехнулся Дрейк. — Она ведь счастлива, верно?
  — Не знаю, — сказал Перри Мейсон. — Я хочу получить всю возможную информацию — узнать, кто эти люди и откуда они прибыли.
  — У тебя есть фотографии? — спросил Дрейк.
  — Нет. Я пытался их раздобыть, но не смог. Экономка в доме Картрайта почти совсем глухая, а об экономке Фоули я тебе уже рассказывал. Я попробовал подкупить ее, чтобы получить кое-какие фотографии, но успеха не добился. Экономка наверняка сообщит об этом Фоули — похоже, она ему предана. Еще одна странная вещь: перед моим уходом явились сотрудники иммиграционной службы и увели повара-китайца для депортации на том основании, что у него не было удостоверения. Ему лет сорок пять, и, если он не родился в Штатах, его, вероятно, отправят в Китай.
  — Фоули попытается его отстоять?
  — Девушка сказала, что попытается, — ответил Мейсон.
  — Какая девушка?
  — Экономка.
  — Уже девушка, а?
  — Ну, она очень молода.
  — Ты, кажется, считаешь, что в ней много… того самого.
  — Что-то в ней есть, — промолвил Мейсон, — но я не знаю, что именно. Она предприняла немало усилий, чтобы выглядеть невзрачной. Обычно женщины так не поступают.
  — Обычно женщины поступают так, как им нравится, — усмехнулся Дрейк.
  Некоторое время Перри Мейсон молча барабанил пальцами по крышке стола. Потом он посмотрел на Пола Дрейка:
  — Экономка говорит, что миссис Фоули уехала сегодня утром на такси. Картрайт ушел из дому вчера поздно вечером и не вернулся. Он очень спешил, так как написал мне важное письмо, но поручил экономке отправить его срочной почтой. Если тебе удастся найти такси, которым воспользовалась миссис Фоули, и узнать, куда она поехала, то ты, вероятно, обнаружишь в этом месте какие-то следы Картрайта. Конечно, если экономка говорит правду.
  — А ты в этом сомневаешься?
  — Не знаю. Я хочу собрать все факты, а потом просеять и отсортировать их. Мне нужны подробнейшие сведения. Поручи своим ребятам ознакомить тебя со всеми аспектами дела. Узнай, кто эти люди, откуда они, чем занимаются и почему.
  — Приставить «хвост» к Фоули?
  — Да, но незаметно для него. Я хочу, чтобы следили за каждым его шагом.
  Пол Дрейк поднялся и ленивой походкой направился к двери.
  — Понял, — сказал он. — Займусь этим сразу же.
  Открыв дверь, он прошел через приемную и исчез.
  Несмотря на кажущуюся неуклюжей походку, обычному человеку было бы нелегко угнаться за ним. Эффективность Пола Дрейка как в работе, так и в движениях заключалась в том, что он всегда сохранял хладнокровие и не тратил время на лишнюю суету.
  Когда детектив ушел, Перри Мейсон вызвал в кабинет Деллу Стрит.
  — Делла, — сказал он, — отмени все назначенные встречи и будь настороже. Очисть палубы для сражения.
  Она устремила на него спокойный взгляд карих глаз:
  — Ты что-то знаешь?
  — Ничего особенного — это всего лишь догадка. Я думаю, что кое-что произойдет.
  — Ты имеешь в виду дело Картрайта?
  Мейсон кивнул.
  — Как насчет денег? Хочешь положить их в банк?
  Он снова кивнул, потом встал и начал беспокойно шагать по кабинету, словно лев в клетке.
  — В чем дело? — осведомилась Делла. — Что-нибудь не так?
  — Не знаю, — ответил Мейсон, — но что-то тут не сходится. Внешне как будто все в порядке, если не считать одной-двух нестыковок, но они весьма значительные. Вот я и говорю, что здесь что-то не так.
  — А у тебя есть предположения, что именно?
  — Нет, но будут.
  Делла направилась в приемную, но задержалась в дверях, бросив на шефа взгляд, полный заботы и внимания.
  Мейсон продолжал мерить шагами пол, сунув большие пальцы в проймы жилета, опустив голову и уставясь на ковер.
  Глава 7
  Было без десяти пять, когда Перри Мейсон позвонил по телефону Питу Доркасу.
  — Это Мейсон, Пит. В каких мы с тобой сейчас отношениях?
  — Не в очень хороших, — ответил Доркас, однако в его скрипучем, брюзгливом голосе слышались нотки юмора. — Слишком уж ты воинственный. Если кто-то пытается оказать тебе любезность, он тут же попадает в передрягу. Ты относишься к своим клиентам с излишним энтузиазмом.
  — Я не проявлял никакого энтузиазма, — возразил Мейсон, — а просто заявил, что этот человек не сумасшедший.
  — В этом ты прав, — засмеялся Доркас. — Картрайт отнюдь не сумасшедший. Он разыграл свою партию весьма ловко.
  — Ты предпринимаешь что-нибудь по этому поводу?
  — Нет. Фоули явился сюда вне себя от ярости — требовал ордер, хотел перевернуть вверх дном всю вселенную, но потом сообразил, что огласка ему ни к чему. Попросил меня подождать, пока не свяжется со мной снова.
  — Ну и как — связался?
  — Да, минут десять назад.
  — Что он сказал?
  — Что его жена прислала телеграмму из какого-то городка на юге штата — кажется, Мидуика, — умоляя не предпринимать ничего, что вызвало бы шумиху в газетах. Она уверяла, что ему от этого не будет никакого толку, а всем им принесет много вреда.
  — Ну и что ты со всем этим сделал?
  — То, что следовало ожидать, — положил под сукно. Здесь нет ничего, кроме жены, сбежавшей с другим мужчиной. Они свободные, белые, совершеннолетние и знают, что делают. Конечно, если они начнут открыто и вызывающе прелюбодействовать в каком-нибудь населенном пункте, это создаст проблему для его жителей, но мы не можем тратить время и деньги, чтобы вернуть жену, не желающую возвращаться к мужу. Конечно, у Фоули есть хорошие основания для гражданского иска, и, судя по его словам, он намерен подать жалобу, заявив о разрушении семьи и тому подобном, но, мне кажется, он передумает.
  — Ну, — сказал Мейсон, — я просто хотел, чтобы ты знал мое отношение к этой истории. Я был с тобой честен с самого начала — дал тебе возможность пригласить врача, чтобы он составил мнение о Картрайте.
  — Теперь ясно, что он не сумасшедший, — отозвался Доркас. — В следующий раз куплю тебе сигару.
  — Нет, это я куплю тебе сигару, — возразил Мейсон. — Фактически у меня готова для тебя целая коробка. Сколько ты еще пробудешь в офисе?
  — Минут пятнадцать.
  — Сиди на месте, и сигары скоро будут у тебя.
  Мейсон положил трубку, вышел в приемную и сказал Делле Стрит:
  — Позвони в сигарный ларек напротив здания суда и попроси прислать коробку пятидесятицентовых сигар Питу Доркасу, а счет за них — мне. Думаю, они окажутся ему по вкусу.
  — Хорошо, сэр. Мистер Дрейк звонил по другой линии, пока ты говорил с Доркасом. Он сказал, что у него есть кое-что для вас, а я сразу же попросила его прийти и сообщила, что ты ждешь его с нетерпением.
  — Где он? У себя в офисе?
  — Да.
  — Отлично. Как только придет, пришли его ко мне.
  Едва Мейсон вернулся к столу, как дверь открылась и в комнату той же обманчиво неуклюжей походкой вошел Пол Дрейк. Прежде чем дверь закрылась снова, он уже сидел напротив адвоката с зажженной сигаретой в руке.
  — Ну, — осведомился Мейсон, — что тебе удалось выяснить?
  — Очень много.
  — Превосходно. Выкладывай.
  Дрейк вынул из кармана записную книжку.
  — Так много, что ты не можешь рассказать мне, не заглядывая в книжку? — спросил Мейсон.
  — Да, и тебе это обойдется в немалую сумму.
  — Это меня не беспокоит. Говори.
  — Она не его жена, — заявил Пол Дрейк.
  — Кто?
  — Женщина, которая жила с Фоули на Милпас-драйв, 4889, под именем Эвелин Фоули.
  — Ну, — заметил Мейсон, — это не является для меня великим потрясением. По правде говоря, Пол, я предполагал такое. Это одна из причин, по которым мне понадобилось твое участие в деле.
  — Что подало тебе эту идею? Какие-то слова Картрайта? — спросил детектив.
  — Сначала расскажи, что ты узнал.
  — В действительности Эвелин — второе имя этой женщины, — начал Дрейк. — Ее полное имя — Пола Эвелин Картрайт. Она жена твоего клиента, Артура Картрайта.
  Перри Мейсон задумчиво кивнул:
  — И этим ты не удивил меня, Пол.
  — Ну, тогда мне, возможно, ничем тебя удивить не удастся, — сказал Дрейк, листая страницы книжечки. — Настоящее имя Клинтона Фоули — Клинтон Форбс. Он и его жена, Бесси Форбс, жили в Санта-Барбаре и были дружны с Артуром и Полой Картрайт. Дружба между Форбсом и миссис Картрайт переросла в интимную близость, и они сбежали вдвоем. Ни Бесси Форбс, ни Артур Картрайт не знали, куда они отправились. Это вызвало целый скандал в Санта-Барбаре. Еще бы — ведь они принадлежали к высшим слоям тамошнего общества. У Форбса было независимое состояние, которое он обратил в наличные, чтобы захватить с собой, не оставляя следов. Они уехали в автомобиле неизвестно куда. Однако Картрайт смог их разыскать. Не знаю, как ему это удалось. Он выяснил, что Клинтон Фоули на самом деле Клинтон Форбс, а женщина, именующая себя Эвелин Фоули, — его жена, Пола Картрайт.
  — Тогда, — медленно осведомился Перри Мейсон, — почему Картрайт снял соседний дом и шпионил за Фоули, или Форбсом, как бы его ни называть?
  — А что еще он мог сделать? — отозвался Дрейк. — Женщина оставила его по собственной воле. Не мог же Картрайт заявиться к ней, сказать: «Вот и я, дорогая» — и заключить ее в объятия.
  — До тебя все еще не дошел смысл, — заметил Мейсон.
  Несколько секунд Дрейк молча смотрел на него.
  — Ты имеешь в виду, что он задумал отомстить? — спросил он.
  — Да, — кивнул Мейсон.
  — Ну, — протянул детектив, — в таком случае, когда он наконец начал осуществлять свой план мести, все ограничилось жалобой на собачий вой. Похоже на анекдот о разгневанном муже, продырявившем зонтик мужчины, с которым развлекалась его жена.
  — Погоди, я не шучу.
  — Хорошо, предположим, ты вполне серьезен. Что это меняет?
  — В окружной прокуратуре считают, что Картрайт пожаловался на воющую собаку исключительно с целью выманить Фоули из дому, чтобы бежать с его женой.
  — Ну и что?
  — Это не имеет смысла, — продолжал адвокат. — Во-первых, к чему столько изощренных усилий, чтобы выманить Фоули из дому? Во-вторых, до этого должны были состояться какие-то разговоры между Картрайтом и его женой. Он должен был знать, где она, а она — где он. Эти разговоры, безусловно, происходили в отсутствие Фоули. Если они решили помириться и снова сойтись, то какого черта Картрайт не явился в дом к Фоули, не обругал его как следует и не забрал свою жену?
  — Возможно, потому, что у него кишка тонка, — предположил Дрейк. — Такое бывает.
  — Хорошо, — терпеливо согласился Мейсон. — Предположим, ты прав. И тогда он обратился к закону?
  — Да.
  — Но разве не проще было пожаловаться, что Фоули состоит в прелюбодейской связи с его женой, и заставить закон принять меры? Или же Картрайт мог нанять меня как адвоката, и я достаточно быстро смог бы вытащить его жену из дома Фоули. Конечно, если она этого хотела. Не говоря уже о том, что женщина могла уйти сама. В конце концов, закон был на стороне Картрайта.
  Дрейк покачал головой:
  — Ну, это твоя забота. Ты хотел, чтобы я добыл тебе факты, и собирался в них разобраться.
  Мейсон медленно кивнул.
  — Так что, по-твоему, произошло? — допытывался Дрейк.
  — Не знаю, — ответил Мейсон, — но что-то тут не сходится. Факты не соответствуют друг другу, и чем глубже мы в это вникаем, тем бессмысленнее это выглядит.
  — Тогда кого ты представляешь?
  — И в этом я до конца не уверен. Я представляю Артура Картрайта и, может быть, его жену или жену Фоули.
  — Ты имеешь в виду Форбса? — спросил детектив.
  — Фоули или Форбс — какая разница? Я познакомился с ним как с Фоули, поэтому так его называю.
  — Ну, пока что нам не удалось разыскать миссис Форбс. Естественно, она считала себя опозоренной и покинула Санта-Барбару, но мы не знаем, куда она отправилась. Ты ведь знаешь, что чувствует женщина, когда ее бросают, — особенно если мужчина исчезает без предупреждения, прихватив с собой жену друга.
  Мейсон потянулся за шляпой.
  — Пожалуй, — промолвил он, — я схожу побеседовать с этим Клинтоном Форбсом, он же Клинтон Фоули.
  — У каждого свой вкус, — ухмыльнулся Дрейк. — Смотри, как бы тебе не пришлось туго. У него репутация крутого парня с чертовски вспыльчивым нравом. Я выяснил это, копаясь в его карьере в Санта-Барбаре.
  Мейсон рассеянно кивнул.
  — Чего про тебя не скажешь, — заметил Дрейк, — так это что у тебя кишка тонка. Ты сам нарываешься на неприятности.
  Перри Мейсон покачал головой, потом вернулся к столу, сел и снял телефонную трубку.
  — Соедини меня с Клинтоном Фоули, Делла, — сказал он. — Его адрес — Милпас-драйв, 4889. Я хочу поговорить с ним лично.
  — Что у тебя за идея? — осведомился Дрейк.
  — Хочу условиться о встрече. Я не намерен гонять к нему только для того, чтобы заплатить таксисту.
  — Если он будет знать о твоем визите, то наймет пару громил, чтобы они тебя вышвырнули, — предупредил детектив.
  — Не наймет после того, как я с ним поговорю, — мрачно отозвался Мейсон.
  Пол Дрейк вздохнул и закурил сигарету.
  — Дураков и в церкви бьют, — сказал он.
  — Я не такой уж дурак. Просто ты забываешь, что я представляю моего клиента. Я платный гладиатор. Меня нанимают для драки, и стоит мне дать слабину, как я стану непригодным к моей профессии — во всяком случае, к той ее области, в которой специализировался. Я боец — все, что у меня есть, я добыл сражаясь.
  Зазвонил телефон, и Мейсон схватил трубку.
  — Мистер Фоули на связи, — послышался голос Деллы Стрит.
  — О’кей, — откликнулся Мейсон.
  В трубке раздался щелчок, затем послышался звучный голос Фоули:
  — Алло.
  — Мистер Фоули, это Перри Мейсон, адвокат. Я хочу поговорить с вами.
  — Мне не о чем с вами разговаривать, мистер Мейсон.
  — Я хотел побеседовать о деле клиента, живущего в Санта-Барбаре.
  Последовала пауза. Затем снова раздался голос Фоули, опустившийся на полтона ниже:
  — И как же зовут этого клиента?
  — Ну, — ответил Мейсон, — мы могли бы остановиться на ни о чем не говорящей фамилии Форбс.
  — Это мужчина или женщина?
  — Женщина, и притом замужняя. Ее муж сбежал от нее.
  — Ну и зачем вы хотите меня видеть? — осведомился Фоули.
  — Я объясню вам при встрече.
  — Хорошо, когда вы приедете?
  — Как только вам будет удобно меня принять.
  — Скажем, сегодня в половине девятого?
  — А нельзя ли пораньше?
  — Нет.
  — Ладно, буду у вас в восемь тридцать вечера. — Мейсон положил трубку.
  Пол Дрейк угрюмо покачал головой:
  — Ты чертовски рискуешь. Лучше возьми с собой меня.
  — Нет. Я поеду один.
  — Хорошо, но приготовься к неприятностям — этот тип в опасном настроении.
  — Как же мне к ним приготовиться?
  — Захвати револьвер.
  Мейсон покачал головой:
  — Мое оружие — пара кулаков и мозги. Иногда я ношу револьвер, но не делаю из этого правила. Это приучает полностью полагаться на оружие, а насилие должно оставаться крайним средством.
  — Поступай как знаешь, — проворчал Дрейк.
  — Как насчет экономки? — спросил Мейсон. — Ты мне о ней еще не рассказывал.
  — Экономка не меняла свое имя.
  — Ты имеешь в виду, что она была с Форбсом до того, как он превратился в Фоули?
  — Да. Ее имя — миссис Телма Бентон. Муж погиб в автомобильной катастрофе. Она нанялась к Форбсу личным секретарем, когда он жил в Санта-Барбаре, и переехала с ним сюда. Но тут есть одна забавная вещь — очевидно, миссис Картрайт не знала, что Телма была секретаршей Форбса. Молодая женщина поехала с ними в качестве экономки.
  — Странно, не так ли?
  — Не особенно. Понимаешь, у Форбса был в Санта-Барбаре офис, где он вел свои дела. Естественно, он об этом не распространялся, так как обращал всю собственность в наличные. Очевидно, секретарша о многом подозревала, и он не хотел оставлять ее в Санта-Барбаре, или она сама не хотела там оставаться. Короче говоря, она уехала с ними.
  — А повар-китаец?
  — Его наняли уже здесь.
  Перри Мейсон пожал широкими плечами.
  — Все это выглядит нелепо, — промолвил он. — Думаю, вечером я смогу рассказать тебе об этом побольше. Лучше будь у себя в офисе, Пол, и я позвоню тебе, если мне потребуется информация.
  — О’кей, — кивнул Дрейк. — Я как раз собирался установить наблюдение за домом Фоули. Мы ведь приставили к нему «хвост», и я намерен его удвоить, так что, если возникнут осложнения, тебе достаточно разбить окно, и ребята придут на помощь.
  Перри Мейсон мотнул головой нетерпеливым движением боксера, стряхивающего свешивающиеся на глаза волосы.
  — Никаких осложнений не будет, — заверил он.
  Глава 8
  Силуэт большого дома вырисовывался на фоне усеянного звездами неба. С юга дул влажный ветер, предвещая скорое наступление облачности.
  Перри Мейсон посмотрел на светящийся циферблат часов. Было ровно половина девятого.
  Оглянувшись, он увидел задние фонари такси, исчезающего за углом. Никаких наблюдателей поблизости не было заметно. Мейсон решительно поднялся с бетонного тротуара на крыльцо и направился к парадной двери.
  Она была приоткрыта.
  Адвокат нажал кнопку звонка.
  Ответа не последовало.
  Подождав, он позвонил еще раз с тем же результатом.
  Перри Мейсон опять взглянул на часы, нетерпеливо нахмурился, прошелся по крыльцу и постучал в дверь. Никакого ответа.
  Бросив взгляд в коридор, Мейсон увидел свет, проникающий из библиотеки. Он шагнул внутрь, прошел по коридору к двери библиотеки и постучал.
  Снова тишина.
  Мейсон повернул ручку и толкнул дверь.
  Она открылась дюймов на восемнадцать, потом наткнулась на что-то тяжелое.
  Перри Мейсон протиснулся в образовавшуюся щель и уставился на предмет, блокировавший дверь. Это была полицейская овчарка, лежавшая на боку, с пулевыми отверстиями в груди и голове. Из ран на пол стекала кровь, и когда Мейсон, распахнув дверь, отодвинул тело, на паркете остались пятна.
  Адвокат окинул взглядом библиотеку. Сначала он ничего не заметил, но потом увидел в дальнем конце комнаты что-то сероватое, высовывающееся из тени. При внимательном рассмотрении это оказалась сжатая в кулак рука.
  Обойдя вокруг стола, Перри Мейсон включил один из торшеров, чтобы заглянуть в темный угол.
  На полу распростерся Клинтон Фоули. Одна его рука была вытянута и стиснута в кулак, другая зажата под телом.
  На Фоули были коричневый фланелевый халат и шлепанцы на босу ногу. Алая лужица крови поблескивала на полу в свете лампы.
  Не прикасаясь к телу, Мейсон склонился над ним и увидел спортивную майку под распахнувшимся у шеи халатом.
  Он также заметил пистолет, лежащий на полу в шести-восьми дюймах от тела.
  Снова взглянув на мертвеца, Мейсон увидел на его подбородке что-то белое. Наклонившись ближе, он понял, что это запекшаяся мыльная пена. Часть правой щеки недавно выбрили. Следы бритвы были четко заметны.
  Перри Мейсон направился к телефону, по которому звонил в свой офис во время предыдущего визита, и набрал номер агентства Пола Дрейка. Вскоре в трубке послышался тягучий голос детектива.
  — Это Мейсон, Пол, — заговорил адвокат. — Я звоню из дома Фоули. Ты можешь связаться с людьми, которых поставил наблюдать за домом?
  — Они должны позвонить через пять минут, — ответил Дрейк. — Я велел им докладывать каждые четверть часа. У дома дежурят двое — один отходит к телефону раз в пятнадцать минут.
  — Хорошо, — сказал Мейсон. — Как только они позвонят, прикажи им немедленно возвращаться в твой офис.
  — Обоим? — удивился Дрейк.
  — Да, обоим.
  — Что за новая идея?
  — Сейчас объясню. Я хочу, чтобы они оба прекратили слежку и вернулись в офис, где я мог бы с ними поговорить. Понятно?
  — О’кей, понятно. Что-нибудь еще?
  — Да. Я хочу, чтобы ты удвоил усилия по розыскам Картрайта и миссис Картрайт.
  — Сейчас этим занимаются два агентства. Я в любую минуту ожидаю от них доклада.
  — Подключи еще пару агентств. Увеличь вознаграждение. Сделай все, что можешь. Кроме того, мне нужно, чтобы ты разыскал миссис Форбс.
  — Ты имеешь в виду жену, которая осталась в Санта-Барбаре?
  — Да.
  — Думаю, у меня есть к ней ниточка, Перри. Кое-какие рапорты выглядят многообещающе. Полагаю, ее могут отыскать очень скоро. Я пустил по ее следу нескольких ребят.
  — Хорошо, прибавь еще несколько человек. Используй все возможности.
  — Ладно. А теперь объясни, что произошло. К чему такая суета? У тебя была назначена встреча с Фоули на восемь тридцать. Сейчас восемь тридцать восемь, и ты сказал, что звонишь из его дома. Вы с ним достигли взаимопонимания?
  — Нет.
  — Тогда в чем дело?
  — Думаю, — отозвался Мейсон, — тебе лучше пребывать в неведении, пока ты не выполнишь мои инструкции.
  — О’кей, — согласился Дрейк. — Когда я тебя увижу?
  — Не знаю. Мне нужно разобраться с кое-какими формальностями, и это займет время. Главное — верни людей, которые наблюдают за домом, и держи их под прикрытием. Если понадобится, запри их в офисе. Не позволяй никому разговаривать с ними до моего прибытия. Понятно?
  — Да. Но я все-таки хотел бы знать, что происходит.
  — Узнаешь потом, а пока что проследи, чтобы эти ребята помалкивали.
  — Сейчас прикажу им вернуться, — пообещал Дрейк.
  Перри Мейсон положил трубку, потом набрал номер полицейского управления.
  Послышался скучающий мужской голос.
  — Полицейское управление? — спросил Мейсон.
  — Да.
  — Слушайте внимательно. Говорит адвокат Перри Мейсон. Я звоню из дома Клинтона Фоули по адресу Милпас-драйв, 4889. У меня была назначена встреча с мистером Фоули на половину девятого вечера. Я пришел в дом и обнаружил дверь приоткрытой. На мои звонки никто не отозвался. Тогда я прошел по коридору к библиотеке, где обнаружил труп Клинтона Фоули. В него стреляли из пистолета минимум дважды с близкого расстояния.
  В голосе на другом конце провода прозвучал внезапный интерес.
  — Какой адрес — Милпас-драйв, 4889?
  — Да.
  — А ваше имя?
  — Перри Мейсон.
  — Адвокат Перри Мейсон?
  — Совершенно верно.
  — С вами кто-нибудь есть?
  — Нет.
  — Кто еще находится в доме?
  — Насколько мне известно, больше никого нет.
  — Тогда оставайтесь там. Ничего не трогайте и никого не впускайте. Если в доме кто-то есть, не выпускайте их. Мы высылаем группу из отдела по расследованию убийств.
  Перри Мейсон положил трубку и потянулся за сигаретой, но передумал, сунул портсигар в карман и вернулся в библиотеку. Быстро обыскав помещение, он прошел через дверь в задней стене. Она вела в спальню. Там горел свет, а на кровати лежал вечерний костюм.
  Мейсон направился в ванную. На полке над умывальником находились безопасная бритва, крем для бритья и кисточка с остатками пены. Бритвой недавно пользовались.
  К водопроводной трубе, тянущейся к ванне, была привязана собачья цепь, а рядом стояли две миски — одна с водой, другая пустая. На дне второй миски виднелись жирные следы, а по краям — остатки собачьих консервов.
  На другом конце цепи находилась пружинная защелка, устроенная так, что достаточно было нажать на зубцы, чтобы освободить пса.
  Мейсон вернулся в библиотеку и, не обращая внимания на тело человека, направился к трупу полицейской овчарки. На ее шее был лоснящийся от старости ошейник с серебряной табличкой, где было выгравировано: «Принц. Собственность Клинтона Фоули. Милпас-драйв, 4889», — а также кольцо, к которому, очевидно, прикреплялась защелка на висящей в ванной цепи.
  Мейсон двигался осторожно, стараясь ничего не трогать. Он вернулся через спальню в ванную и произвел вторичный осмотр.
  Заметив торчащее из-под ванны полотенце, адвокат вытащил его и обнаружил, что оно еще влажное. Он поднес полотенце к носу и почувствовал запах крема для бритья.
  Выпрямившись и засунув полотенце на прежнее место, Перри Мейсон услышал звуки сирены и выхлопов полицейской машины.
  Он прошел через библиотеку в коридор, с трудом протиснувшись в дверь, чтобы не сдвинуть с места все еще лежащее на паркете тело собаки, и вышел на крыльцо встретить полицейских, уже поднимающихся по ступенькам.
  Глава 9
  Яркие лампы немилосердно светили прямо в лицо Перри Мейсону.
  Сидящий справа от него за маленьким столиком стенографист записывал его показания.
  Напротив Мейсона сидел детектив — сержант Голкомб, устремивший на адвоката взгляд, в котором недоумение сочеталось с раздражением. Поодаль поместились трое сотрудников отдела по расследованию убийств.
  — Вам незачем прибегать к дешевым эффектам, — заметил Перри Мейсон.
  — Каким еще эффектам? — спросил сержант Голкомб.
  — Лампам, светящим в лицо, и всему прочему. На меня это не действует.
  Сержант глубоко вздохнул.
  — Вы что-то утаиваете, Мейсон, — сказал он, — и мы хотим знать, что именно. Произошло убийство, и вас застали на месте преступления.
  — Иными словами, вы думаете, что я его застрелил, не так ли? — осведомился Мейсон.
  — Мы не знаем, что и думать, — раздраженно отозвался Голкомб. — Нам известно, что вы представляли клиента, демонстрирующего все признаки зарождающейся мании убийства, и что вы занимали враждебную позицию по отношению к жертве — Клинтону Фоули. Но мы не знаем, что вы делали в его доме, как туда проникли и кого пытаетесь защитить, хотя не сомневаемся, что вы изо всех сил стараетесь выгородить кого-то.
  — Может быть, я выгораживаю самого себя, — заметил Мейсон.
  — Начинаю так думать, — проворчал Голкомб.
  — Это только доказывает, что вы никудышный детектив. Если бы вы использовали ваши мозги, то поняли бы, что сам факт, что я адвокат, представляющий интересы враждебной Клинтону Фоули стороны, должен был заставить его тщательно следить за своими словами и действиями. Со мной он должен был держаться только сугубо официально. Я никак не мог являться тем другом, которого он принимал в купальном халате, с наполовину выбритым лицом.
  — Кто бы это ни проделал, — сказал сержант Голкомб, — он каким-то образом проник в дом. Собака, естественно, это услышала — у нее слух потоньше, чем у ее хозяина. Клинтон Фоули спустил пса с цепи, и вам пришлось застрелить его в целях самозащиты. Фоули примчался на звуки выстрелов, и вы прикончили и его.
  — Вас удовлетворяет эта версия? — осведомился Перри Мейсон.
  — Она начинает походить на правду.
  — Тогда почему вы меня не арестовываете?
  — Клянусь богом, я это сделаю, если вы не выложите все начистоту! В жизни не сталкивался со свидетелем по делу об убийстве, который бы изъяснялся так неопределенно. Вы говорите, что у вас была назначена встреча с Фоули на половину девятого, но не предъявляете никаких доказательств.
  — А какие доказательства я могу предъявить?
  — Кто-нибудь слышал, как вы договаривались о встрече?
  — Не помню — я не обратил внимания.
  — Как насчет такси, которое доставило вас туда?
  — Говорю вам, я не заказывал такси, а поймал его на улице. Не помню, что это была за машина.
  — У вас не сохранилась квитанция?
  — Конечно нет. Я не коллекционирую чеки из счетчиков такси.
  — Что вы с ней сделали? Выбросили на тротуар?
  — Я даже не видел ее.
  — Вы не помните, в какой машине ехали? В желтой, с шашечками или с красным верхом?
  — Нет, черт возьми! Я не запоминал такие детали — ведь не мог же я рассчитывать, что меня будут допрашивать по поводу каждого моего шага! И я скажу вам еще кое-что. Как детектив вы не состоялись. Ваша реконструкция убийства показывает, что вы понятия не имеете, что произошло.
  — Зато вы это знаете, верно? — промолвил Голкомб с обманчивым благодушием, способным побудить допрашиваемого сделать губительное для него признание.
  — Я видел то же самое, что и вы, — ответил Мейсон.
  — Отлично, — с сарказмом произнес сержант. — Тогда выкладывайте, что там случилось, если вы такой умный.
  — Прежде всего, — начал Перри Мейсон, — пес сидел на цепи, когда убийца вошел в дом. Клинтон Фоули вышел к посетителю, поговорил с ним около минуты, потом вернулся и спустил с цепи собаку. После этого ее застрелили, а потом и самого Фоули.
  — Почему вы так в этом уверены?
  — Вы когда-нибудь видели, чтобы полотенце лежало под ванной? — с едкой иронией осведомился Мейсон.
  — Ну и что из этого? — поколебавшись, спросил сержант.
  — На этом полотенце был крем для бритья.
  — И что дальше?
  — Полотенце упало, когда Клинтон Фоули спускал с цепи собаку. Когда мужчина бреется, он не пачкает кремом полотенце. Крем попадает туда, только когда он вытирает с лица мыло. Ему приходится делать это в спешке, если его прерывают в середине бритья. Разумеется, Клинтон Фоули не сделал этого, когда собака залаяла в первый раз или когда он услышал, что в дом кто-то вошел. Он заговорил с этим человеком и во время разговора стал стирать полотенцем мыло с лица. Затем произошло нечто, заставившее его вернуться и спустить пса. Тогда убийца выстрелил. Вы сами могли бы до этого додуматься благодаря крему на полотенце, если бы использовали ваши мозги, вместо того чтобы задавать мне дурацкие вопросы.
  На момент в комнате воцарилось молчание, потом из тени послышался голос:
  — Да, я видел это полотенце.
  — Если бы вы, ребята, — продолжал Перри Мейсон, — осознали значение этого полотенца и сохранили его как вещественное доказательство, то могли бы себе представить, как произошло убийство. Отдайте полотенце на анализ, и вы обнаружите, что оно пропитано кремом для бритья, вытертым с лица Клинтона Фоули. Вы найдете немного засохшего мыла у него на подбородке — гораздо меньше, чем было бы, если бы его застрелили с намыленным лицом. И на полу, там, где его лицо касалось паркета, нет ни следа мыла. Повторяю: он вытер пену полотенцем.
  — Не понимаю, что ему мешало вытереть лицо раньше, чем пойти посмотреть, кто вошел в дом, — возразил невольно заинтересованный сержант Голкомб.
  — Фоули уронил полотенце, когда спускал с цепи пса, — объяснил Перри Мейсон. — Если бы он собирался спустить собаку с самого начала, то сделал бы это, а потом вышел и вытер лицо.
  — Ну, в таком случае где Артур Картрайт? — спросил сержант.
  — Не знаю. Я сегодня пытался его найти. Экономка говорит, что он куда-то ушел.
  — А Телма Бентон утверждает, что он сбежал вместе с миссис Фоули, — заметил Голкомб.
  — Да, — кивнул Мейсон. — Она мне так сказала.
  — А Клинтон Фоули сказал Питу Доркасу.
  — Я понял, — устало произнес Мейсон. — Неужели мы должны пережевывать все это снова?
  — Нет, не должны, — буркнул сержант Голкомб. — Я просто объясняю вам, что ваш клиент Артур Картрайт, по всей вероятности, сбежал с миссис Фоули, услышал от нее об оскорблениях, которые ей пришлось терпеть от мужа, и вернулся назад, решив убить Клинтона Фоули.
  — И единственное доказательство, на которое вы можете опереться, это факт, что у Картрайта были неприятности с Клинтоном Фоули и что он убежал с его женой?
  — Для начала этого достаточно.
  — Ну так я намерен сразу же опровергнуть вашу теорию. Если бы Артур Картрайт вернулся назад, то с твердым намерением убить Клинтона Фоули, верно?
  — Полагаю, что да.
  — Отлично. В таком случае он бы вошел в дом, увидел Клинтона Фоули, направил на него пистолет и выстрелил, а не стал бы стоять и спорить, покуда Фоули стирал с лица мыло. Картрайт не дал бы Фоули вернуться и спустить с цепи свирепую полицейскую овчарку. Ваша беда, ребята, в том, что вы находите мертвеца и сразу же начинаете искать того, кто выглядит наиболее подозрительно. Вы не обращаете внимания на улики и не пытаетесь понять, куда они указывают.
  — Ну и куда же они указывают? — осведомился сержант.
  — Черт возьми! — воскликнул Перри Мейсон. — Я и так выполнил почти всю детективную работу по этому делу и не собираюсь вкалывать за вас. В конце концов, за это платят вам, а не мне.
  — Насколько мы понимаем, — заметил сержант Голкомб, — вам уже недурно заплатили за вашу работу.
  Перри Мейсон широко зевнул:
  — Это одно из относительных преимуществ моей профессии, сержант. Впрочем, тут есть и некоторое неудобство.
  — А именно? — с любопытством спросил Голкомб.
  — То, что платят исключительно за способности, — ответил Мейсон. — Единственная причина, по которой я получаю хорошие гонорары, заключается в том, что я демонстрирую способность выполнять свою работу. Если налогоплательщики не будут обеспечивать вам ежемесячное жалованье, пока вы не предъявите результаты, вы станете голодать по нескольку месяцев — разве только проявите больше сообразительности, чем проявляете в этом деле.
  — Довольно, — заявил сержант Голкомб дрожащим от негодования голосом. — Если вы будете сидеть здесь и оскорблять меня, это ничего вам не даст, Мейсон. Постарайтесь это понять. В этом деле вы не просто адвокат. Вы — подозреваемый.
  — Я уже понял, — кивнул Мейсон. — Потому и сказал то, что вы слышали.
  — Послушайте, — рявкнул Голкомб, — либо вы лжете, что отправились туда к половине девятого, либо нарочно даете неопределенные показания, чтобы замутить воду! Обследование показывает, что Фоули убили от половины восьмого до восьми. Он был мертв уже более сорока минут, когда приехала полиция. Вам нужно только сообщить, где вы были между половиной восьмого и восемью, и вы будете вне подозрений. Какого черта вы не желаете с нами сотрудничать?
  — Говорю вам: я не знаю, чем занимался в это время, — сказал Мейсон. — Я даже не смотрел на часы. Вышел пообедать, немного прогулялся, выкурил сигарету, вернулся в офис, потом снова прошелся по улице с сигаретой, поймал такси и отправился на встречу с Фоули.
  — И встреча была назначена на половину девятого?
  — Да.
  — Но вы не можете этого доказать.
  — Разумеется, нет. Какого черта я должен доказывать время каждой назначенной мною встречи? Я адвокат и назначаю множество встреч в течение дня. Фактически то, что я не могу доказать время встречи с Фоули, не только не является подозрительным обстоятельством, а, напротив, свидетельствует, что предполагалось рутинное деловое свидание. Если бы я предъявил дюжину людей, подтверждающих, что я договаривался о встрече с Клинтоном Фоули, вы бы сразу заинтересовались, чего это я так стараюсь засвидетельствовать время свидания. Конечно, если у вас есть хоть капля ума. Скажу вам еще кое-что. Что, по-вашему, мешало мне прибыть в дом Фоули в половине восьмого, убить его, вернуться в офис, потом взять другое такси и снова поехать туда к назначенному времени?
  — Насколько я понимаю, ничего, — ответил Голкомб после паузы.
  — То-то и оно, — кивнул Перри Мейсон. — Только если бы я так поступил, то наверняка бы постарался запомнить номер такси, доставившего меня туда к половине девятого, и обзавестись свидетелями того, что свидание было назначено на это время.
  — Не знаю, как бы вы поступили, — с раздражением произнес сержант Голкомб. — Когда вы начинаете работать над делом, логики от вас не жди. Вы действуете на редкость бестолково. Почему бы вам не рассказать все откровенно, не пойти домой, не лечь спать и не предоставить нам этим заниматься?
  — Я не препятствую вашему расследованию, — отозвался Мейсон, — и не испытываю большого удовольствия, когда лампы светят прямо в глаза, а вы сидите, уставившись мне в лицо, думая, что его выражение подскажет вам ключ к разгадке. Если бы вы выключили свет и немного пораскинули мозгами в темноте, это принесло бы вам куда больше пользы, чем сидеть кружком, созерцая мою физиономию.
  — Больно нужна мне ваша физиономия, — проворчал Голкомб.
  — Как насчет Телмы Бентон? — спросил Перри Мейсон. — Что она делала во время преступления?
  — У нее полное алиби. Она может отчитаться за каждую минуту.
  — Кстати, — поинтересовался адвокат, — что вы сами делали в это время, сержант?
  — Я? — с удивлением переспросил сержант Голкомб.
  — Да, вы.
  — Пытаетесь превратить меня в подозреваемого?
  — Нет. Просто спрашиваю, что вы делали.
  — Ехал сюда в автомобиле, — ответил сержант. — Находился примерно на полдороге между домом и офисом.
  — И сколько вы в состоянии представить свидетелей, которые могут это подтвердить?
  — Не валяйте дурака, — посоветовал Голкомб.
  — Если вы хорошенько подумаете, то поймете, что я вполне серьезен. Сколько вы можете представить свидетелей?
  — Разумеется, ни одного. Я могу засвидетельствовать время, когда я ушел из дому и когда прибыл в офис.
  — В том-то и дело, — кивнул Мейсон.
  — В чем?
  — В том, что это должно заставить вас отнестись с подозрением к безупречному алиби Телмы Бентон. Когда человек в состоянии отчитаться за каждую минуту своего времени, это обычно означает, что он очень постарался обеспечить себе алиби. Тот, кто так поступает, либо участвовал в убийстве и сфабриковал свое алиби, либо знал, что убийство произойдет, и предпринял усилия, чтобы обзавестись алиби заранее.
  Последовало долгое молчание.
  — Значит, вы думаете, — задумчиво промолвил сержант Голкомб, — Телма Бентон знала, что Клинтона Фоули собираются убить?
  — Я понятия не имею о том, что знала и чего не знала Телма Бентон, — ответил Мейсон. — Я всего лишь утверждаю, что у лиц, обладающих безупречным алиби, как правило, есть на то причина. В обычных обстоятельствах человек не имеет алиби на каждую минуту рабочего дня. Он может доказать, где находился, не более, чем вы. Держу пари, что никто в этой комнате не сумеет представить свидетелей того, что он делал каждую минуту между половиной восьмого и восемью вечера.
  — Вы-то уж точно не можете, — устало заметил Голкомб.
  — Вот именно, — кивнул Мейсон, — и не будь вы так тупы, то поняли бы, что это указывает на мою невиновность, а не наоборот.
  — Но вы не в состоянии доказать, что прибыли в дом Фоули в половине девятого. Никто не видел, как вы входили, никто не знает, что вы договорились о встрече, никто не впустил вас в дом и не видел, что вы находились там в восемь тридцать.
  — Я могу это доказать, — возразил Мейсон.
  — Каким образом?
  — Тем, что я позвонил в полицейское управление вскоре после половины девятого и сообщил им об убийстве. Это доказывает, что в восемь тридцать я там находился.
  — Вы отлично знаете, что я имел в виду совсем не то, — запротестовал сержант. — Вы можете доказать, что прибыли туда в восемь тридцать?
  — Конечно нет. Мы это уже выяснили.
  — Действительно, выяснили. — Сержант Голкомб отодвинул свой стул и поднялся. — Ваша взяла, Мейсон. Я вас отпускаю. Вы хорошо известны в городе, и мы сможем вас прищучить, как только понадобится. Не стану скрывать — я не думаю, что вы совершили убийство, но уверен, что выгораживаете своего клиента. Могу вам сообщить, что вы не достигли цели — ваше поведение лишь усилило мои подозрения.
  — Может быть, объясните, каким образом? — спросил Мейсон.
  — Я полагаю, — медленно произнес сержант, — что Артур Картрайт сбежал с женой Фоули, что она пожаловалась ему на перенесенные обиды, а он вернулся и застрелил Фоули. Я также думаю, что Картрайт позвонил вам, сообщил о своем преступлении и хотел сдаться властям, но вы велели ему ничего не предпринимать до вашего прихода, а прибыв туда, быстро сплавили Картрайта в какое-то надежное место, подождали минут пятнадцать-двадцать и позвонили в полицию. Фактически вы запросто могли сами вытереть лицо убитого и засунуть полотенце под ванну, возле собачьей цепи.
  — Ну и кем это меня делает? Соучастником преступления после его совершения?
  — Вы чертовски правы, — согласился сержант Голкомб, — и если мне удастся это доказать, я намерен взять вас в оборот.
  — Рад это слышать, — сказал Перри Мейсон.
  — Что вы рады слышать? — раздраженно осведомился сержант.
  — Что вы намерены взять меня в оборот, если вам удастся это доказать. Судя по вашему поведению, я думал, что вы сделаете это независимо от наличия доказательств.
  Сержант Голкомб устало махнул рукой:
  — Выметайтесь отсюда, но будьте готовы к тому, что в случае надобности вас снова вызовут для допроса.
  — Хорошо, — кивнул Мейсон. — Но если беседа окончена, выключите эти чертовы лампы. У меня от них голова разболелась.
  Глава 10
  Перри Мейсон сидел в кабинете Пола Дрейка. Сам Пол раскачивался в скрипучем вращающемся кресле за маленьким обшарпанным письменным столом. У дальней стены на стульях с жесткими спинками примостились двое мужчин.
  — В чем заключалась идея? — осведомился Пол Дрейк.
  — Какая идея?
  — Заставить меня отозвать моих людей?
  — Я просто узнал все, что мне нужно, и не хотел, чтобы твоих ребят обнаружили поблизости.
  — А что там произошло? — допытывался Дрейк.
  — Не знаю, — ответил Мейсон. — Я даже не знал, что что-то должно произойти, но решил, что было бы неплохо отозвать наблюдателей.
  — Что-то ты многое от меня утаиваешь, — проворчал Дрейк.
  — Разве? — Мейсон закурил сигарету. — Я-то думал, что это ты должен добывать сведения и сообщать их мне, а не наоборот. Эти двое следили за домом?
  — Да. Парня слева зовут Эд Уилер, а другого — Джордж Доук.
  Перри Мейсон окинул взглядом обоих.
  — Когда вы начали слежку, ребята? — спросил он.
  — В шесть.
  — И оба были там все время?
  — Большую часть времени. Один из нас каждую четверть часа отходил позвонить в офис.
  — Где же вы дежурили? Я вас не видел, когда подъехал к дому.
  — Зато мы вас видели, — усмехнулся Уилер.
  — Где вы были? — повторил Мейсон.
  — На солидном расстоянии от дома, но могли видеть все происходящее. У нас имелись ночные бинокли, и мы находились вне поля зрения. За полквартала от дома Фоули есть свободный дом — вот мы и заняли там комнату.
  — Не спрашивай, как они туда вошли, — предупредил Пол Дрейк. — Это профессиональный секрет.
  — Ладно, — согласился Мейсон. — Будем хранить наши профессиональные секреты. Я только хочу, ребята, чтобы вы рассказали мне, что там происходило.
  Эд Уилер вынул из кармана пиджака книжечку в кожаном переплете и нашел нужную страницу:
  — Мы заступили на дежурство в шесть вечера. Примерно в четверть седьмого экономка, Телма Бентон, вышла из дому.
  — Через парадную или заднюю дверь? — спросил Мейсон.
  — Через парадную.
  — Куда она пошла?
  — За ней заехал мужчина в «Шевроле».
  — Вы записали номер?
  — Конечно. 6М9245.
  — Что это была за машина — купе, седан или родстер?
  — Купе.
  — Продолжайте. Что было дальше?
  — Никто не приходил и не уходил до семи двадцати пяти, даже двадцати шести. Подъехало такси с шашечками, и оттуда вышла женщина.
  — Номер записали?
  — Не смогли разглядеть. Записали парковый номер, он был написан на дверце — 86-С.
  — Вы не могли ошибиться?
  — Нет. Мы оба смотрели в ночные бинокли.
  — Верно, — подтвердил второй детектив. — На номера у нас глаз наметанный.
  — Ладно, продолжайте, — сказал Мейсон.
  — Женщина вышла из машины и направилась к дому, а такси уехало.
  — Не стало ждать?
  — Нет, но оно вернулось через двадцать минут. Очевидно, женщина куда-то послала водителя и велела вернуться.
  — Как выглядела эта женщина?
  — Толком мы ее не разглядели. Она была хорошо одета, в темном меховом пальто.
  — В перчатках?
  — Да.
  — Вы видели ее лицо?
  — Нечетко. Понимаете, тогда уже стемнело. Уличный фонарь освещал машину, но в том месте, где вышла женщина, как раз была тень. Она быстро зашагала по дорожке к дому и вошла внутрь.
  — Она позвонила в дверь?
  — Да.
  — И сколько прошло времени, прежде чем она вошла?
  — Минута или две.
  — Выглядело так, будто Фоули ожидал ее?
  — Не знаю. Она подошла к парадной двери, подождала минуту, а потом вошла.
  — Погодите, — остановил его Мейсон. — Вы сказали, что она позвонила. Откуда вы знаете?
  — Я видел, как женщина наклонилась к двери, и подумал, что она звонит.
  — А она не могла открывать замок ключом?
  — Если подумать, то могла, — признал Уилер. — Я тогда решил, что она звонит, потому что ожидал этого.
  — Это могла быть Телма Бентон?
  — Не думаю. Когда экономка уходила, она была одета по-другому. На этой женщине было длинное черное меховое пальто.
  — И сколько она там пробыла? — спросил адвокат.
  — Минут пятнадцать-шестнадцать. Такси отъехало сразу после того, как она вышла, и вернулось через двенадцать минут, а женщина ушла в семь сорок две.
  — Вы слышали какие-нибудь звуки? Собачий лай или еще что-нибудь?
  — Нет. Но мы и не могли ничего слышать. Мы ведь находились за полквартала от дома — это лучшее место, которое мы смогли найти для наблюдения. Шеф требовал, чтобы мы были абсолютно уверены, что нас не заметят. После наступления темноты мы, возможно, могли бы перебраться поближе, но при дневном свете нас бы сразу обнаружили. Поэтому мы засели в том доме и наблюдали за происходящим в бинокли.
  — Продолжайте. Что случилось потом?
  — После отъезда женщины ничего не происходило до вашего появления. Вы приехали в желтом такси под номером 362 и вошли в дом в восемь двадцать девять по моим часам. Что произошло после, мы не знаем. Мы позвонили Дрейку, и он велел нам немедленно возвращаться в офис, но, отъезжая, мы слышали вой сирен и подумали, не случилось ли чего.
  — Думать — не ваша обязанность. Вам платят деньги не за это, а за слежку, понятно?
  — Да.
  — Так вот, теперь мне нужно, чтобы вы разыскали водителя такси с шашечками и парковым номером 86-С и привели его сюда… Нет, не приводите. Просто разыщите его и позвоните мне в этот офис. Я сам с ним поговорю.
  — Что-нибудь еще?
  — Пока это все. — Мейсон повернулся к Полу Дрейку: — Ты перевернул небо и землю, чтобы выйти на тех людей, о которых я тебе говорил?
  Дрейк кивнул:
  — Думаю, у меня есть для тебя кое-что, Перри. Но давай сначала отпустим этих ребят.
  — Отправляйтесь в контору, где ведают такси с шашечками, — обратился Мейсон к детективам. — Узнайте, кто водит машину 86-С, разыщите его и сразу же позвоните сюда. И еще, пока вы на службе, советую не слушать никаких сплетен.
  — Что ты имеешь в виду? — спросил Дрейк.
  — Не хочу, чтобы они впутывались в дела, не имеющие отношения к паре частных детективов, отрабатывающих дневное жалованье. Понял?
  — Думаю, что да, — кивнул Дрейк. — А вы, ребята?
  — Мы поняли, — отозвался Уилер.
  — Тогда отправляйтесь, — сказал Мейсон.
  Он наблюдал за двумя детективами, когда они выходили из кабинета. Его лицо было суровым и напряженным, как будто высеченным из гранита, а в темных глубинах глаз тлели огоньки.
  Когда дверь закрылась, Мейсон повернулся к Дрейку:
  — Пол, из Мидуика Клинтону Фоули отправили телеграмму, подписанную женщиной, выдававшей себя за его жену, с просьбой не подавать в суд на Картрайта. Я хочу получить фотокопию этой телеграммы. Ты можешь это устроить?
  — Это будет нелегко, — заметил Дрейк.
  — Неважно, сколько труда на это потребуется.
  — Сделаю все, что смогу, Перри.
  — Тогда займись этим сразу же.
  Пол Дрейк потянулся к телефону, но передумал.
  — Лучше я позвоню из соседней комнаты. Не уходи — я должен кое-что тебе рассказать.
  — Я должен рассказать тебе многое, — отозвался Перри Мейсон, — но не стану делать это сейчас.
  Дрейк вышел в соседний кабинет, закрыл за собой дверь, вернулся через пять минут и кивнул Мейсону:
  — Думаю, я смогу устроить то, о чем ты просил.
  — Отлично. А теперь расскажи, что ты узнал.
  Зазвонил телефон. Дрейк взял трубку, сказал «алло» и стал слушать.
  — Записал адрес? — спросил он наконец. Получив ответ, он кивнул и обернулся к Мейсону: — Записывай, Перри. Бумага и карандаш на столе.
  Мейсон подошел к письменному столу, взял лист бумаги и занес над ним карандаш:
  — Диктуй.
  — Отель «Бридмонт», — медленно заговорил Дрейк. — Угол Девятой улицы и Масоник-стрит. Комната 764 на имя миссис К.М. Дейнджерфилд, верно? — После паузы он кивнул Мейсону и положил трубку. — Это все, Перри.
  — Кто такая миссис Дейнджерфилд? — осведомился Мейсон.
  — Под таким именем миссис Бесси Форбс зарегистрировалась в отеле в этом городе, — ответил Дрейк. — Хочешь повидать ее? Тогда отправляйся в отель.
  Перри Мейсон облегченно вздохнул, сложил бумагу вдвое и сунул в карман.
  — Кое-что начинает проясняться, — заметил он.
  — Собираешься побеседовать с ней сразу же? — спросил Пол Дрейк.
  — Сначала мы должны повидать таксиста, — отозвался Мейсон. — Нужно доставить его сюда. У меня нет времени ехать к нему.
  — Чем это он так важен?
  — Я хочу повидать его в первую очередь, — заявил адвокат. — И мне понадобится стенографист, чтобы записать разговор. Пожалуй, придется снова вызвать в офис Деллу Стрит.
  — О девушке не беспокойся, — ухмыльнулся Дрейк. — Она уже в офисе. Делла звонила мне некоторое время назад узнать, есть ли от тебя известия, и я сообщил ей, что ты велел срочно отозвать наблюдателей от дома Фоули и что там, по-моему, произошло что-то серьезное. Она сказала, что возвращается в офис и будет сидеть там.
  Перри Мейсон медленно кивнул:
  — Такая сотрудница стоит многого.
  Телефон зазвонил снова. Дрейк снял трубку и выслушал сообщение.
  — Ребята разыскали водителя, — сказал он Мейсону. — Они еще не говорили с ним, но узнали в конторе, где его искать. Водитель только что приходил отметиться.
  — Скажи ребятам, чтобы взяли такси и доставили шофера в мой офис. Придумай предлог, чтобы привезти его. Пусть скажут, что им нужно забрать сундук или чемодан. И вели им поторопиться.
  Дрейк передал указания по телефону, положил трубку и взглянул на Мейсона:
  — Что дальше? Поедем в твой офис и будем ждать?
  Мейсон молча кивнул.
  Глава 11
  Водитель такси, беспокойно ерзая на стуле, посмотрел на Перри Мейсона, потом скользнул глазами по лицам двух детективов и, наконец, бросил взгляд на Деллу Стрит.
  Делла, примостившаяся на краю кресла, закинув ногу на ногу и положив перед собой открытую записную книжку, ободряюще ему улыбнулась.
  — Что вам нужно? — спросил водитель.
  — Просто хотим получить от вас кое-какие сведения, — ответил Мейсон. — Мы собираем доказательства по одному делу.
  — По какому?
  Мейсон кивнул Делле Стрит, которая изобразила ручкой на странице книжечки серию каббалистических знаков.
  — Дело касалось конфликта между соседями из-за воющей собаки, — объяснил адвокат. — Но появились определенные осложнения. Мы еще не знаем, насколько они серьезны. Вопросы, которые я собираюсь вам задать, касаются исключительно этого конфликта и выдвинутых в связи с ним взаимных обвинений.
  Таксист откинулся на спинку стула.
  — Мне это подходит, — заявил он. — Мой счетчик тикает внизу.
  — Мы заплатим вам по счетчику и еще пять долларов сверх того, — заверил его Мейсон. — Вас это устраивает?
  — Устроит, когда я получу пять долларов, — ответил водитель.
  Мейсон открыл ящик стола, вынул пятидолларовую купюру и передал ее таксисту.
  Тот сунул деньги в карман и ухмыльнулся:
  — Теперь валяйте.
  — Примерно в семь пятнадцать вечера или немного раньше вы подобрали пассажирку и отвезли ее к дому номер 4889 на Милпас-драйв, — начал Перри Мейсон.
  — Допустим. Ну и что вы хотите об этом знать?
  — Как выглядела эта женщина?
  — Трудно сказать, шеф. Помню, что на ней были черные меха, от нее пахло какими-то необычными духами. Она забыла в машине носовой платок, и я его понюхал. Собирался отдать платок в отдел забытых вещей, если она не объявится.
  — Какого она была роста? — спросил Мейсон.
  Водитель пожал плечами.
  — Неужели совсем не помните?
  Таксист озадаченно смотрел на него.
  Мейсон кивнул Делле Стрит.
  — Встаньте, Делла, — велел он.
  Секретарша поднялась.
  — Она была такого же роста, как эта девушка? — осведомился адвокат.
  — Примерно, — отозвался шофер, окидывая Деллу оценивающим взглядом. — Хотя далеко не такая хорошенькая и слегка потолще.
  — Вы помните цвет ее глаз?
  — Нет. Вроде бы черные, а может, карие. У нее был странный, пронзительный голос, и говорила она очень быстро.
  — Короче говоря, вы мало что о ней помните?
  — Верно, босс. Она не из тех женщин, которых запоминаешь. Некоторые дамочки сядут в такси и сразу норовят завести дружбу, а другие лезут с деловыми предложениями. Но эта не делала ни того, ни другого.
  — Вы обратили внимание на ее руки? На них были кольца?
  — Она была в черных перчатках, — уверенно отозвался таксист. — Я запомнил, потому что она долго рылась в сумочке.
  — Что вы сделали, доставив ее по адресу?
  — Женщина велела мне подождать, пока она не войдет в дом, а потом найти телефон-автомат, набрать номер и передать сообщение.
  — Какой номер и какое сообщение?
  — Довольно забавное.
  — Она записала его для вас?
  — Нет, только сказала, что я должен сделать, и велела повторить дважды.
  — Отлично. Выкладывайте.
  Водитель вынул из кармана записную книжку:
  — Номер я записал — Паркрест 6-2945. Я должен был спросить Артура и сказать, что ему лучше сразу приехать к дому Клинта, так как у Клинта идет крупный разговор с Полой.
  Мейсон посмотрел на Пола Дрейка. Тот в свою очередь устремил на адвоката взгляд, ставший внезапно задумчивым.
  — Вы передали сообщение? — продолжал Мейсон.
  — Нет. Я звонил трижды, но никто не снял трубку, поэтому я вернулся, подождал пару минут, а когда дамочка вышла, отвез ее назад.
  — Где вы ее подобрали?
  — В районе Девятой улицы и Масоник-стрит. Она велела отвезти ее на то же место.
  — Как ваше имя? — спросил Перри Мейсон.
  — Сэм Марсон, сэр. Я живу в меблированных комнатах «Белвью» на Западной Девятнадцатой улице.
  — Вы еще не отдали носовой платок?
  Марсон порылся в боковом кармане куртки, извлек изящный кружевной квадратик и с одобрением принюхался:
  — Запашок что надо!
  Перри Мейсон взял платок, понюхал его и передал Полу Дрейку. Детектив также понюхал и пожал плечами.
  — Пускай Делла попробует определить, что это за духи, — предложил адвокат.
  Дрейк передал платок Делле Стрит. Она понюхала его, отдала назад Дрейку, посмотрела на Мейсона и кивнула:
  — Я знаю эти духи.
  — Ну и как же они называются? — осведомился Пол Дрейк.
  Перри Мейсон почти незаметно покачал головой.
  Поколебавшись, Дрейк спрятал платок в карман пиджака.
  — Мы позаботимся о нем, — сказал он таксисту.
  В голосе Мейсона внезапно прозвучало раздражение.
  — Одну минуту, Дрейк. Я веду это дело. Платок тебе не принадлежит — верни его Марсону.
  Дрейк ошеломленно уставился на адвоката.
  — Верни платок, — повторил Мейсон. — Он подержит его какое-то время у себя — на случай, если объявится хозяйка.
  — Может, лучше отдать его в отдел забытых вещей? — спросил таксист, взяв платок и положив его в карман.
  — Нет, — ответил Мейсон. — Пока не нужно. Держите его у себя. У меня есть идея, что хозяйка может его потребовать. Если она это сделает, спросите, как ее имя и адрес. Скажите ей, что вы должны представить отчет компании, так как уже сообщили по телефону о платке, и упомянуть в нем имя и адрес владелицы. Поняли?
  — О’кей, понял, — кивнул водитель. — Что-нибудь еще?
  — Думаю, это все. Мы сможем с вами связаться в случае надобности.
  — Вы записываете все, что я говорю? — Таксист с беспокойством посмотрел на книжечку, лежащую перед Деллой Стрит.
  — Она записывает вопросы и ответы, чтобы я мог продемонстрировать клиенту свою работу, — небрежно объяснил Мейсон. — Так надежнее, верно?
  — Еще бы, — согласился Марсон. — Всем нам нужно зарабатывать на жизнь. Как насчет счетчика?
  — Кто-нибудь из ребят спустится с вами и уплатит по счетчику, — сказал адвокат. — Позаботьтесь о платке и запишите имя и адрес той женщины, если она его потребует.
  — Заметано, — отозвался водитель.
  Он вышел. Пол Дрейк кивнул двум детективам, и они последовали за ним.
  Перри Мейсон повернулся к Делле Стрит.
  — Что это за духи, Делла? — спросил он.
  — Я могу не только сообщить вам их название, — ответила девушка, — но и добавить, что женщина, которая ими пользуется, не зарабатывает себе на жизнь, если только не снимается в кино. У меня есть подруга, работающая в парфюмерном отделе одного из универмагов, и она на днях дала мне понюхать образец.
  — Ну и как же они называются?
  — Vol de nuit.5
  Перри Мейсон поднялся и начал расхаживать по кабинету, слегка наклонив голову и засунув большие пальцы в проймы жилета. Внезапно он повернулся к Делле:
  — Найди подругу и добудь у нее флакон этих духов. Неважно, сколько они стоят. Если надо, взломай универмаг. Сделай это как можно скорее, а потом возвращайся в офис и жди известий от меня.
  — У тебя что-то на уме, Перри? — полюбопытствовал Пол Дрейк.
  Мейсон молча кивнул.
  — Не хочу вмешиваться, — сказал Дрейк, тщательно подбирая слова и, как обычно, растягивая их, что создавало впечатление, будто все увлекательные аспекты его деятельности стали для него рутиной, — но мне кажется, ты здорово рискуешь. Я бы хотел знать, почему около дома Фоули выли сирены полицейских машин, прежде чем ты увязнешь в этом чересчур глубоко.
  Несколько секунд Мейсон внимательно смотрел на Дрейка.
  — Хочешь поучить меня моей работе? — осведомился он.
  — Я мог бы поучить тебя, как не попадать за решетку. Хоть я не слишком разбираюсь в адвокатской работе, но сразу вижу, где лед тонок.
  — Адвокат, который не готов ступить на тонкий лед ради клиента, не стоит ломаного гроша, — заявил Мейсон.
  — А если ты провалишься под лед?
  — Я знаю, что делаю. — Подойдя к столу, Мейсон провел указательным пальцем по блокноту. — Это черта закона. Я собираюсь подойти к ней так близко, чтобы потереться локтями, но переступать ее не намерен. Вот почему мне нужны свидетели всех моих действий.
  — Что ты собираешься делать? — спросил Дрейк.
  — Многое, — ответил Перри Мейсон. — Бери шляпу — мы уходим.
  — Куда?
  — В отель «Бридмонт».
  Глава 12
  Широкий коридор седьмого этажа отеля «Бридмонт», наполненный мягким светом скрытых в потолке ламп, представлял собой ряд полированных дверей. Ковер на полу был мягким, но упругим.
  — Какой нам нужен номер? — спросил Перри Мейсон.
  — Семьсот шестьдесят четвертый, — ответил Дрейк. — Он за углом.
  — О’кей, — кивнул адвокат.
  — Что ты хочешь от меня? — осведомился детектив.
  — Держи открытыми глаза и уши и закрытым рот, пока не подам знак вмешаться в разговор, — сказал Мейсон.
  — Понял, — отозвался Дрейк. — Вот твой номер.
  Перри Мейсон постучал в дверь.
  Несколько секунд из комнаты не доносилось ни звука. Мейсон постучал снова. Послышался шорох, щелчок замка, и высокий женский голос нервно осведомился:
  — Кто там?
  Дверь чуть приоткрылась.
  — Адвокат, который хочет побеседовать с вами по важному делу, — негромко ответил Мейсон.
  — Я не хочу никого видеть, — отозвался пронзительный голос, и дверь начала закрываться.
  Перри Мейсон успел вставить внутрь ногу прежде, чем замок защелкнулся.
  — Помоги, Пол, — сказал он, надавив плечом на дверь.
  Женщина истерически завизжала, попыталась сопротивляться, но дверь внезапно подалась, и двое мужчин шагнули в комнату.
  Полуодетая женщина, с трудом удержавшись на ногах и побледнев от испуга, уставилась на них и схватила шелковое кимоно со спинки стула.
  — Как вы смеете! — взвизгнула она.
  — Закрой дверь, Пол, — велел Перри Мейсон.
  Женщина запахнула халат и решительно двинулась к телефону.
  — Я позвоню в полицию, — предупредила она.
  — Не возражаю, — отозвался Мейсон. — Полиция будет здесь достаточно скоро.
  — Что вы имеете в виду?
  — Вы отлично это знаете. Сколько веревочке ни виться, миссис Бесси Форбс…
  При звуках этого имени женщина застыла как вкопанная и уставилась на них потемневшими от ужаса глазами.
  — Господи! — воскликнула она.
  — Вот именно, — кивнул Перри Мейсон. — Садитесь, и поговорим разумно. У нас всего несколько минут, а я собираюсь сказать вам многое. Советую прекратить валять дурака и внимательно меня выслушать.
  Женщина упала на стул. Халат снова распахнулся, демонстрируя белизну плеч и блеск шелковых чулок, но от волнения она не обратила на это внимания.
  Перри Мейсон стоял, расставив ноги и расправив плечи, стреляя словами, как снарядами:
  — Я знаю о вас все. Незачем отрицать или впадать в истерику. Вы были женой Клинтона Форбса. Он оставил вас в Санта-Барбаре и сбежал с Полой Картрайт. Вы пытались следовать за ними — не знаю, с какой целью, и пока не спрашиваю вас об этом. Картрайт разыскал Клинтона Форбса раньше вас. Форбс жил на Милпас-драйв под именем Клинтона Фоули. Картрайт снял соседний дом, но не стал заявлять о себе — он был слишком сломлен. Вместо этого он постоянно наблюдал, пытаясь выяснить, счастлива ли его жена с Форбсом. Мне неизвестно, как и когда вы об этом узнали, но не так давно ситуация стала для вас ясна. Я адвокат. Возможно, вы читали обо мне. Я участвовал в нескольких делах об убийстве и намерен участвовать и впредь, так как специализируюсь на крупных уголовных процессах. Меня зовут Перри Мейсон.
  — Вы — Перри Мейсон? — воскликнула женщина с внезапно пробудившимся интересом.
  Он кивнул.
  — Ох! — вздохнула она. — Я так рада!
  — Об этом забудьте, — отмахнулся Мейсон. — Помните, что мы не одни. Я собираюсь многое рассказать вам при свидетеле, а вы будете только слушать. Понятно?
  — Да, — кивнула женщина. — Думаю, я вас понимаю, но я так рада вас видеть! Я хотела…
  — Замолчите, — прервал он, — и слушайте.
  Она снова кивнула.
  — Картрайт, — продолжал Перри Мейсон, — пришел в мой офис и вел себя странно. Он хотел составить завещание. Пока мы не будем говорить об условиях этого завещания, но вместе с текстом он прислал мне письмо и предварительный гонорар. В письме меня просили защищать интересы жены человека, проживающего на Милпас-драйв, 4889, под именем Клинтон Фоули. Хорошенько это запомните. Картрайт не поручал мне защищать женщину, фигурирующую по этому адресу под именем миссис Фоули, а просил представлять интересы законной жены человека, проживающего там под именем Клинтон Фоули.
  — Он понимал, что делает? Ему не следовало…
  — Молчите, — снова прервал Мейсон. — Время дорого. Здесь присутствует свидетель, чтобы слушать все, что я вам говорю, и я знаю, что собираюсь сказать. Однако я не желаю, чтобы свидетель слышал то, что вы скажете мне, так как не знаю, что вы намерены сказать. Понятно? Я, как адвокат, пытаюсь вас защищать.
  Артур Картрайт прислал мне по почте солидный гонорар с указаниями следить, чтобы ваши законные права были обеспечены. Я принял гонорар и собираюсь его отработать. Если вы не желаете моих услуг, вам стоит только сказать об этом, и я сразу же уйду.
  — Нет-нет, — возразила она своим пронзительным голосом. — Я нуждаюсь в ваших услугах. Я хочу…
  — Вот и отлично, — кивнул Перри Мейсон. — Тогда вы в состоянии делать то, что я вам скажу?
  — Если это не слишком сложно.
  — Это не легко, но не так уж и сложно.
  — Хорошо. Говорите.
  — Если кто-нибудь спросит вас, где вы были и что делали этим вечером, скажете, что не станете отвечать ни на какие вопросы в отсутствие адвоката и что ваш адвокат я. Можете это запомнить?
  — Да. Это не так уж трудно.
  — Кто знает. Если вас спросят, каким образом я стал вашим адвокатом, когда вы меня наняли или что-нибудь в этом роде, отвечайте то же самое. Давайте такой же ответ на любые вопросы: какая сейчас погода, сколько вам лет, каким кремом для лица вы пользуетесь и так далее. Ясно?
  Женщина кивнула.
  Перри Мейсон неожиданно подошел к камину.
  — Что здесь жгли? — осведомился он.
  — Ничего, — ответила она.
  Адвокат наклонился и пошевелил золу на каминной решетке.
  — Пахнет горелой тканью, — заметил он.
  Женщина молча смотрела на него. Лицо ее было бледно.
  Мейсон подобрал клочок зеленого шелка с изображенным на нем коричневым треугольником:
  — Похоже на обрывок шарфа.
  Она быстро шагнула к нему:
  — Я не знала…
  — Заткнитесь! — свирепо рявкнул Мейсон, поворачиваясь к ней.
  Он сунул в жилетный карман обгорелый клочок, снял решетку и начал рыться в очаге. Вскоре адвокат выпрямился, подошел к туалетному столику, взял флакон духов, понюхал его, быстро направился к умывальнику, вынул пробку и вылил духи в раковину.
  Женщина ахнула, подбежала к нему и схватила его за руку:
  — Перестаньте! Духи стоят кучу денег…
  Мейсон сердито сверкнул глазами:
  — Весьма вероятно, что они обойдутся вам очень дорого. А теперь слушайте и запоминайте. Выезжайте из этого отеля и отправляйтесь в «Бродвей» на Сорок второй улице. Зарегистрируйтесь под именем Бесси Форбс. Будьте внимательны с тем, что возьмете с собой, и с тем, что оставите. Купите себе хорошие дешевые духи — когда я говорю «дешевые», то имею в виду именно это. Опрыскайте ими все ваши вещи. Понятно?
  Она кивнула:
  — А что дальше?
  — Дальше сидите смирно и не отвечайте ни на какие вопросы. Кто бы вас ни спрашивал — неважно о чем, — говорите, что будете отвечать только в присутствии своего адвоката.
  Мейсон открыл горячую воду, вымыл флакон и не стал закрывать кран.
  Комната наполнилась ароматом духов.
  Мейсон повернулся к Полу Дрейку:
  — Лучше закури сигару, Пол, если она у тебя имеется.
  Дрейк кивнул, вынул из кармана сигару, отщипнул кончик и чиркнул спичкой. Мейсон подошел к окнам, поднял рамы и кивнул женщине:
  — Одевайтесь. Запишите мой телефонный номер — Бродвей 3-9251. Если что-нибудь случится, сразу звоните. Помните, что мои услуги не будут стоить вам ни цента — за все уже уплачено. Повторяю: на все вопросы отвечайте, что будете говорить только в присутствии адвоката. Вам все ясно?
  Она кивнула.
  — У вас хватит духу, — настаивал Мейсон, — твердо стоять на ногах, смотреть всем в глаза и твердить, что не ответите без адвоката ни на один вопрос?
  Женщина опустила глаза и задумалась:
  — Предположим, мне скажут, что это обернется против меня? Разве такое заявление не равносильно признанию вины? Не то что я в чем-то виновата, но вы, кажется, думаете…
  — Пожалуйста, не спорьте со мной, — прервал Мейсон. — Доверьтесь мне и делайте то, что я вам велю. Договорились?
  Она снова кивнула.
  — Отлично. Это все. Пошли, Дрейк. — Мейсон открыл дверь, но задержался на пороге для последних инструкций. — Уезжая отсюда, не оставляйте никаких следов. Отправляйтесь на вокзал и купите билет куда-нибудь. Потом смените носильщиков, возьмите другое такси, поезжайте в «Бродвей» и зарегистрируйтесь под тем именем, которое я вам назвал. Понятно?
  Женщина кивнула в очередной раз.
  — Хорошо, — сказал Мейсон. — Пошли, Пол.
  Дверь за ними захлопнулась.
  — Возможно, ты думаешь, что не переступаешь черту, — заметил в коридоре Пол Дрейк, — но мне кажется, ты это уже сделал.
  — По-твоему, я провалился под лед, Пол?
  — Черт возьми! Ты уже по горло в ледяной воде и погружаешься еще глубже!
  — Погоди, ты еще всего не видел, — усмехнулся Перри Мейсон. — Вот что я хочу тебе поручить. Найди мне актрису лет двадцати восьми, сложенную примерно так же, как эта женщина, и как можно скорее пришли ее в мой офис. За то, что она кое-что сделает, ей заплатят триста долларов, причем я гарантирую, что все будет строго в рамках закона. Я не хочу, чтобы ты при этом присутствовал и вообще был в курсе дела, — просто разыщи актрису и отправь ее ко мне. Но найди девушку, которая согласится на все. Понял? На все.
  — Сколько у меня на это времени? — осведомился Дрейк.
  — Десять минут, если ты способен уложиться в такой срок, но так как я знаю, что ты не уложишься, то постарайся управиться так быстро, как сможешь. У тебя ведь есть список людей, которых ты используешь для различных поручений. Тебе остается только просмотреть его, найти подходящую кандидатку и связаться с ней.
  — У меня есть девушка, подходящая под это описание, — задумчиво произнес Пол Дрейк. — Она работала в качестве приманки в полиции нравов, знает свое дело и возьмется за любое поручение.
  — Она блондинка или брюнетка?
  Дрейк улыбнулся:
  — Фигура и цвет волос у нее почти такие же, как у миссис Бесси Форбс. По этой причине я о ней и подумал.
  — Хорошо, — кивнул Мейсон. — Только не будь чересчур сообразительным, а то это может выйти боком. В этом деле тебе лучше быть как можно более тупым. Чем тупее, тем лучше. Помни, приказы отдаю я, а ты их просто выполняешь, ничего пока что не зная.
  — Но я начинаю многое подозревать, — заметил Пол Дрейк.
  — Подозревай, что тебе угодно, но не говори мне ничего и держи свои мысли при себе, так как скоро тебе захочется о них позабыть.
  — О’кей, — кивнул Дрейк. — Отправляйся в свой офис, а я пришлю к тебе девушку. Ее зовут Мей Сибли. С ней можешь говорить без обиняков.
  — Спасибо, Пол, — поблагодарил Мейсон.
  Глава 13
  Мей Сибли была привлекательна и хорошо сложена. Перри Мейсон подошел к ней и окинул одобрительным взглядом.
  — Дай мне эти духи, Делла, — велел он и, взяв флакон, поднес его к носу девушки. — Не возражаете воспользоваться этим? — спросил он.
  — Нет. Я готова воспользоваться всем, чем вы захотите.
  — Отлично. Побрызгайтесь духами, и посильнее.
  — Куда?
  — На вашу одежду — всюду.
  — Не люблю зря расходовать хорошие духи.
  — Пусть это вас не волнует.
  — Возможно, я сумею помочь, — улыбнулась Делла Стрит и щедро опрыскала духами одежду девушки.
  — А теперь, — продолжал Перри Мейсон, — вы подойдете к определенному такси и скажете водителю, что забыли у него в машине носовой платок, когда он отвозил вас на Милпас-драйв, 4889. Можете это запомнить?
  — Конечно. Что еще я должна сделать?
  — Это все. Просто возьмите платок и полюбезнее улыбнитесь водителю.
  — А потом?
  — Он отдаст вам платок, спросит ваш адрес и объяснит, что это ему нужно для сообщения в отдел забытых вещей.
  — Ну а мне что ответить?
  — Вы дадите ему фальшивые имя и адрес и исчезнете.
  — Какие именно?
  — Скажете, что вас зовут Агнес Браунли и что вы живете в отеле «Бридмонт» на углу Девятой улицы и Масоник-стрит. Гостиничный номер ему не называйте.
  — А что мне делать с платком?
  — Принесете его мне.
  — Надеюсь, тут все чисто? — осведомилась девушка.
  — Все в рамках закона, если вы это хотите знать, — заверил он.
  — И за это я получу триста долларов?
  — Да, когда работа будет завершена.
  — Ну и когда же это произойдет?
  — Может быть, больше ничего не понадобится, но дайте мне номер вашего телефона, чтобы я мог связаться с вами в любое время.
  — А как я найду таксиста?
  — Ровно через пятнадцать минут, — объяснил адвокат, — он подъедет к углу Девятой улицы и Масоник-стрит позвонить в свою контору и узнать, есть ли для него заказы. Вам нужно такси с шашечками и парковым номером 86-С. Позвоните в дирекцию его компании, скажите, что забыли в машине одну вещь, и попросите сообщить вам, где водитель, как только он даст о себе знать. Оставьте им номер телефона, чтобы они могли вам позвонить. Они позвонят вам через четверть часа после звонка водителя и скажут, что он на углу Девятой улицы и Масоник-стрит. Вы ответите, что немедленно отправляетесь туда, и поступите именно так. Притворитесь, будто узнали таксиста. Вы найдете его по номеру машины. Держитесь с ним дружелюбно.
  — О’кей, — кивнула девушка. — Что еще?
  — Вы должны говорить с ним быстро и высоким голосом.
  — Вот так? — Девушка повысила голос и быстро произнесла: — Прошу прощения, но, по-моему, я забыла носовой платок в вашем такси.
  — Нет. Это слишком высоко и недостаточно быстро. Возьмите чуть ниже и не обрывайте концы слов, а слегка их подчеркивайте.
  Мей Сибли внимательно слушала, слегка склонив голову набок, словно насторожившаяся птица.
  — Так? — Она закрыла глаза и повторила ту же фразу.
  — Уже лучше, но еще не совсем то, что надо. Послушайте: «Прошу прощения, но не оставила ли я носовой платок в вашем такси?»
  — Кажется, я поняла. Нужно говорить быстро, а последнее слово каждой фразы немного растягивать.
  — Возможно. Попробуйте еще раз — послушаем, что выйдет.
  Мей Сибли неожиданно улыбнулась и повторила фразу в третий раз.
  — Ну вот, — одобрил Мейсон. — Достаточно хорошо, хотя и не безупречно. Приступайте — у вас мало времени. Делла, дай ей свое черное меховое пальто, которое висит в шкафу. Надевайте пальто, сестричка, потом берите такси и поезжайте в отель «Бридмонт». Можете позвонить в таксомоторную компанию оттуда. Таксист позвонит им уже через десять минут — вы едва успеете все сделать. Так что поторопитесь.
  Мейсон проводил ее к двери и повернулся к Делле Стрит:
  — Свяжись с Полом Дрейком и скажи, чтобы он сразу же ехал сюда.
  Она кивнула и стала набирать номер.
  Перри Мейсон начал ходить взад-вперед по кабинету; его лицо и взгляд были неподвижны.
  — Он сейчас приедет, — сообщила Делла. — Ты можешь объяснить мне, в чем дело, шеф?
  Мейсон покачал головой:
  — Пока не могу, Делла. Тем более что я сам еще в этом не уверен.
  — Но что случилось?
  — Многое, — ответил он, — и беда в том, что одно не соответствует другому.
  — Что тебя беспокоит? — допытывалась Делла.
  — Меня интересует, почему собака выла и перестала выть. Иногда мне кажется, я понял, почему она выла, но я никак не могу понять, почему она прекратила это занятие.
  — Ты не можешь ожидать, что все сойдется безукоризненно, — запротестовала Делла, с тревогой глядя на него. — Не успел ты закончить одно крупное дело, как сразу же с головой бросился в другое.
  — Знаю, — вздохнул адвокат. — Это здорово напрягает, но я могу выдержать. Мне не дает покоя несоответствие фактов. Никогда не обманывай себя, думая, что такое возможно, если нашел правильное объяснение. Это похоже на составную картинку-загадку — если все фрагменты разместить правильно, они всегда соответствуют друг другу.
  — Ну а что не соответствует в этом деле?
  — Абсолютно ничего, — ответил он и вскинул голову, услышав стук в дверь. — Наверно, это Пол.
  Мейсон подошел к двери, открыл ее и кивнул высокому детективу:
  — Входи, Пол. Я хочу, чтобы ты собрал сведения о мужчине, который заехал за Телмой Бентон в «Шевроле»-купе под номером 6М9245.
  Пол Дрейк добродушно улыбнулся:
  — Не думай, будто ты один вкладываешь в работу душу. Я уже направил ребят по этому следу и получил ответ. Человека с «Шевроле» зовут Карл Траск. Это молодой парень без определенных занятий, известный полиции. Сейчас он зарабатывает игрой.
  — Можешь разузнать о нем поподробнее?
  — Да, со временем. Мы получаем сведения отовсюду, в частности много сообщений о ситуации в Санта-Барбаре. Я проверил всех, кто проживал в доме Фоули, в том числе повара-китайца.
  — Молодчина, — одобрил Перри Мейсон. — Меня он интересует. Что с ним произошло?
  — С ним удалось договориться, и он согласился на депортацию. Не знаю, что это была за сделка. Думаю, Клинтон Фоули связался с федеральными властями и узнал, что все претензии к парню ограничиваются нелегальным пребыванием в стране. Поэтому он добился, чтобы китайца сразу депортировали, не задерживая для дальнейшего расследования, и дал ему достаточно денег, чтобы открыть какой-нибудь бизнес в Кантоне. По нынешнему курсу на доллары можно приобрести кучу китайских денег, а в Китае деньги значат еще больше, чем у нас.
  — Ты узнал о нем что-нибудь еще? — спросил Мейсон. — Я имею в виду о поваре.
  — Узнал, что было нечто странное в анонимном сообщении, из-за которого федеральные власти им занялись.
  — Что это было за сообщение?
  — Точно не знаю, но, насколько я понял, кто-то позвонил и заявил, что А Вонг находится в Штатах без должных документов, добавив, что не хочет называть свое имя, но считает, что нужно принять какие-то меры.
  — Звонил китаец или белый?
  — Очевидно, белый и, судя по его речи, хорошо образованный.
  — Продолжай.
  — Больше рассказывать нечего, кроме того, что сотрудница иммиграционной службы, принявшая анонимный звонок, а потом разговаривавшая по телефону с Фоули, вбила себе в голову нелепую идею, будто на китайца настучал сам Фоули.
  — А зачем ему это делать? — спросил Мейсон.
  — Понятия не имею, — отозвался детектив. — Я просто передаю тебе то, что сказала мне эта сотрудница.
  Перри Мейсон вынул из кармана пачку сигарет, предложил по одной Делле Стрит и Полу Дрейку, чиркнул спичкой, дал им прикурить и затянулся сам.
  Несколько минут он молча курил.
  — Ну? — наконец не выдержал Дрейк. — Для чего мы здесь собрались?
  — Я хочу, — сказал Мейсон, — чтобы ты добыл образцы почерка Полы Картрайт, экономки Картрайта и Телмы Бентон. Я сам возьму образец у Бесси Форбс.
  — Что у тебя за идея? — осведомился детектив.
  — Пока я не готов об этом говорить, — отозвался Мейсон. — Пожалуйста, Пол, побудь здесь немного. — И он начал беспокойно мерить шагами комнату.
  Остальные молча наблюдали за ним, не желая прерывать его мысли. Они докурили сигареты и выбросили окурки, но Мейсон все еще продолжал ходить взад-вперед.
  Минут через десять-пятнадцать зазвонил телефон. Делла Стрит взяла трубку, потом обратилась к Мейсону, держа трубку в руке:
  — Это мисс Сибли. Она просит передать вам, что выполнила все ваши указания и что все в порядке.
  — Платок у нее? — спросил адвокат.
  Делла кивнула, и Мейсон сразу же встрепенулся.
  — Скажи ей, чтобы брала такси и немедленно ехала сюда, — велел он. — Пусть возьмет с собой платок и приплатит шоферу за скорость. Но предупреди ее, чтобы она не пользовалась тем такси с шашечками, а взяла другую машину.
  — Что все это значит? — спросил Пол Дрейк.
  Мейсон усмехнулся:
  — Подожди еще минут десять, сам увидишь. Я почти готов открыть все секреты.
  Дрейк устроился в большом кожаном кресле, закинул длинные ноги на подлокотник, вставил в рот сигарету и чиркнул спичкой о подошву ботинка.
  — Если ты можешь ждать, то я и подавно, — сказал он. — Очевидно, вы, адвокаты, никогда не спите.
  — Это даже неплохо, когда привыкнешь, — отозвался Мейсон и снова начал ходить туда-сюда. Пару раз он усмехнулся, но в основном хранил молчание.
  После одной из усмешек Пол Дрейк осведомился:
  — Может, сообщишь, что тебя так рассмешило, Перри?
  — Я просто подумал, как удивится сержант Голкомб, — объяснил Мейсон.
  — Из-за чего?
  — Из-за информации, которую я ему предоставлю. — И адвокат возобновил ходьбу.
  Дверная ручка затарахтела, после чего раздался негромкий стук.
  — Посмотри, кто там, Делла, — сказал Мейсон.
  Делла Стрит быстро открыла дверь и впустила в комнату Мей Сибли.
  — Были какие-нибудь затруднения? — осведомился Перри Мейсон.
  — Никаких, — ответила девушка. — Я просто сказала шоферу то, что вы велели. Он окинул меня взглядом с головы до ног и задал несколько вопросов, затем вынул из кармана платок и отдал мне. У него хватило сообразительности понюхать сначала платок, а потом мои духи и убедиться, что они совпадают.
  — Умница, — похвалил адвокат. — Вы представились ему как Агнес Браунли?
  — Да. И дала адрес — отель «Бридмонт», как вы мне сказали.
  — Отлично, — кивнул Мейсон. — Вы получите сто пятьдесят долларов сейчас и еще полтораста немного позже. Надеюсь, вы понимаете, что не должны никому об этом рассказывать?
  — Конечно.
  Перри Мейсон отсчитал деньги.
  — Хотите расписку? — спросила девушка.
  — Нет.
  — А когда я получу остальные полтораста?
  — Когда работа будет закончена.
  — Что еще я должна сделать?
  — Возможно, ничего. А может быть, вам придется пойти в суд и дать показания.
  — Показания? Насчет чего?
  — Насчет того, что произошло.
  — И рассказать всю правду?
  — Разумеется.
  — А когда вы это выясните?
  — Вероятно, недели через две. Вам нужно поддерживать со мной контакт. Это все. Сейчас вам лучше уйти, так как я не хочу, чтобы вас видели рядом с офисом.
  Девушка протянула руку:
  — Спасибо за работу, мистер Мейсон.
  — Вы не знаете, как я благодарен вам за то, что вы сделали, — отозвался он.
  Поведение адвоката резко изменилось — он явно испытывал облегчение.
  — Позвони в полицейское управление, — велел он Делле, когда закрылась дверь за Мей Сибли, — и позови сержанта Голкомба.
  — Уже поздно, — напомнила она.
  — Ничего, у него ночное дежурство.
  Делла Стрит набрала номер.
  — Сержант Голкомб у телефона, — сообщила она шефу.
  Мейсон, улыбаясь, взял трубку.
  — У меня имеется для вас кое-какая информация, сержант, — заговорил он. — Я могу вам сообщить ее только частично… Да, это профессиональная тайна… Надеюсь, я правильно понимаю права и обязанности адвоката. Он не должен обманывать доверие клиента, но не должен и препятствовать раскрытию преступления, утаивая доказательства. Адвокат может молчать о том, что клиент просит хранить в тайне, если это необходимо для подготовки дела, которое он ведет, или касается совета, данного им клиенту…
  Мейсон сделал паузу и нахмурился, покуда трубка издавала негодующие звуки.
  — Не сердитесь, сержант, — умиротворяюще произнес он. — Я не читаю доклад по юриспруденции, а просто хочу, чтобы вы лучше поняли то, что я намерен вам сообщить. Я узнал, что такси с шашечками под номером 86-С доставило женщину к дому Клинтона Фоули примерно в двадцать пять минут восьмого. Женщина пробыла там минут пятнадцать-двадцать. Она оставила в такси платок — теперь он, несомненно, является уликой и сейчас находится в моем распоряжении. Я не могу объяснить, как платок оказался у меня, но собираюсь отправить его в полицейское управление… О’кей, можете прислать за ним, если хотите. Меня не будет в офисе, но мой секретарь Делла Стрит передаст его вам… Да, шофер такси, безусловно, сумеет его опознать… Могу сообщить вам только то, что женщина, которая ехала в такси, забыла там платок, водитель нашел его и позже он оказался в моем распоряжении… Нет, черт возьми, я не могу рассказать вам, каким образом… Мне плевать, что вы думаете, — я знаю свои права. Платок — вещественное доказательство, и вы имеете на него право, но все сведения, полученные мною от клиента, — тайна исповеди, и вы не вытянете ее из меня никакими повестками.
  Мейсон бросил трубку на рычаг и передал платок Делле Стрит:
  — Когда придут полицейские, отдай им его, но больше ничего не давай, кроме любезной улыбки. Все сведения держи при себе.
  — Что произошло? — спросила Делла.
  Перри Мейсон внимательно посмотрел на нее.
  — Если вы непременно хотите знать, — сказал он, — Клинтон Фоули был убит между половиной восьмого и восемью вечера.
  Пол Дрейк беззвучно свистнул:
  — С одной стороны, ты меня удивил, а с другой — нет. Когда я услышал о полицейских, то подумал, что произошло нечто подобное, но потом, глядя на твое поведение, решил, что даже ты не пошел бы на такой риск схлопотать приговор за убийство.
  Делла Стрит с тревогой посмотрела на Дрейка.
  — Неужели дела так плохи, Пол? — спросила она.
  Детектив собирался ответить, но передумал и закрыл рот.
  Делла подошла к Перри Мейсону:
  — Я могу вам чем-нибудь помочь, шеф?
  Он посмотрел на нее с высоты своего роста, и его взгляд смягчился.
  — Я должен действовать в одиночку.
  — Вы собираетесь сообщить полиции о человеке, который хотел знать, что будет с его завещанием, если его казнят за убийство?
  — Мы не будем сообщать полиции ничего, — спокойно ответил Мейсон, — сверх того, что уже сообщили.
  — Ты уже достаточно рисковал, Перри, — с несвойственной ему горячностью вмешался Пол Дрейк. — Если человек, который убил Клинтона Фоули, консультировался с тобой перед преступлением, ты должен пойти в полицию и…
  — Чем меньше ты знаешь о ситуации, — прервал Мейсон, — тем меньше шансов, что тебя арестуют.
  — Я знаю достаточно много, — угрюмо проворчал детектив.
  Мейсон повернулся к Делле Стрит.
  — Не думаю, что они станут тебя расспрашивать, — медленно произнес он, — если ты скажешь им, что я оставил тебе этот платок для передачи полиции и больше ты ничего не знаешь.
  — Не беспокойтесь обо мне, шеф, — отозвалась Делла. — Я могу о себе позаботиться, а вот что намерены делать вы?
  — Уйти, и немедленно.
  Мейсон подошел к двери, взялся за ручку и обернулся к оставшейся в кабинете паре.
  — Все, что я сделал, — сказал он, — должно обрести смысл и одновременно вызвать адскую шумиху. Я должен рисковать, но не хочу, чтобы рисковал кто-то из вас. Я знаю, как далеко могу зайти, а вы — нет. Поэтому я хочу, чтобы вы выполнили мои указания и на этом остановились.
  Голос Деллы Стрит дрожал от волнения.
  — А вы уверены, шеф, что сами знаете, где нужно остановиться?
  — Черта с два! — фыркнул Пол Дрейк. — Он никогда этого не знает.
  Мейсон открыл дверь.
  — Куда ты собрался, Перри? — осведомился детектив.
  Адвокат безмятежно улыбнулся:
  — Насчет этого вам лучше пребывать в неведении.
  Дверь за ним захлопнулась.
  Глава 14
  Выйдя из дому, Перри Мейсон поймал проезжавшее такси.
  — Отвезите меня к отелю «Бродвей» на Сорок второй улице, и побыстрее, — сказал он водителю.
  Мейсон откинулся на подушки и закрыл глаза. Когда машина, промчавшись по почти пустым улицам, подъехала к отелю «Бродвей», он бросил шоферу банкнот, деловито прошагал через вестибюль к лифтам, вышел на втором этаже и позвонил оттуда дежурному.
  — Скажите, какой номер занимает миссис Бесси Форбс?
  — Восемьсот девяносто шестой, — ответил портье.
  — Спасибо. — Мейсон повесил трубку, вернулся к лифту, поднялся на восьмой этаж, подошел к номеру 896 и постучал в дверь.
  — Кто там? — послышался испуганный голос Бесси Форбс.
  — Мейсон, — негромко отозвался адвокат. — Откройте.
  Щелкнула задвижка, и дверь открылась. Миссис Форбс, полностью одетая для улицы, уставилась на него застывшими глазами, полными страха.
  Перри Мейсон вошел и закрыл за собой дверь.
  — Все в порядке — я ваш адвокат, — напомнил он. — А теперь расскажите, что произошло вечером.
  — Что вы имеете в виду?
  — Поездку, которую вы совершили, чтобы повидать вашего мужа.
  Женщина вздрогнула, огляделась вокруг и указала Мейсону на диван, потом села рядом с ним, стиснув пальцами носовой платок. От нее пахло дешевыми духами.
  — Как вы узнали, что я туда ездила? — спросила она.
  — Догадался — вычислил, что вы должны были там появиться. Я не мог представить себе другую женщину, которая бы так походила на вас и нанесла Клинтону Фоули подобный визит. К тому же вы полностью соответствовали описанию, данному водителем такси.
  — Да, — медленно произнесла Бесси Форбс. — Я ездила туда.
  — Знаю, — нетерпеливо сказал Мейсон. — Расскажите, что произошло.
  — Когда я приехала, дверь была заперта. У меня была отмычка. Я открыла дверь и вошла. Хотела повидать Клинта, не давая ему времени подготовиться к моему приходу.
  — Ну? Что было потом?
  — Я вошла и обнаружила его мертвым.
  — А собака? — спросил Мейсон.
  — Она тоже была мертва.
  — Полагаю, у вас нет никаких доказательств, что их убили не вы?
  — Когда я вошла, они оба были мертвы.
  — И давно?
  — Не знаю. Я к ним не прикасалась.
  — Что вы сделали?
  — Я почувствовала слабость и присела на стул. Сначала я хотела только убежать оттуда, но потом сообразила, что нужно соблюдать осторожность. Я знала, что меня могут заподозрить в убийстве.
  — Пистолет лежал на полу?
  — Да, лежал.
  — Это был не ваш пистолет?
  — Нет.
  — У вас когда-нибудь видели такое оружие?
  — Нет.
  — И вы никогда не видели этот пистолет раньше?
  — Нет. Говорю вам, я тут ни при чем. Господи, неужели вы мне не верите? Я говорю правду!
  — Хорошо, допустим. Что вы сделали потом?
  — Я вспомнила, что послала таксиста позвонить Артуру Картрайту, и подумала, что Артур приедет. Он бы сообразил, как поступить.
  — А вам никогда не приходило в голову, что убийцей мог быть Артур Картрайт?
  — Конечно, приходило, но я понимала, что в таком случае он не приедет.
  — Он мог приехать и обвинить в преступлении вас.
  — Нет, Артур не из таких.
  — Хорошо, — кивнул Перри Мейсон. — Вы сидели и ждали Картрайта. Что произошло потом?
  — Потом я услышала, что такси возвращается. Не знаю, когда это было, я от испуга потеряла счет времени.
  — Ладно, продолжайте.
  — Я вышла из дома, села в такси и вернулась к своему отелю. Мне казалось, что никто не сможет выследить меня. Не знаю, как вам это удалось.
  — Вам известно, — осведомился адвокат, — что вы забыли в такси платок?
  Она посмотрела на него расширенными от испуга глазами:
  — Боже мой, неужели?
  — Можете не сомневаться.
  — И где же он?
  — В полиции.
  — Как они его получили?
  — От меня.
  — Что?!
  — Я передал им платок, — подтвердил Мейсон. — Он оказался в моем распоряжении, и у меня не было иного выбора, кроме как вручить его полиции.
  — Я думала, вы действуете как мой адвокат.
  — Так оно и есть.
  — Не похоже. Господи, да это самая лучшая улика, какую полиция могла заполучить! С помощью этого платка они сумеют меня выследить.
  — Они в любом случае выследят вас и допросят. А вы не можете себе позволить ни лгать им, ни говорить правду. Вы в серьезной передряге и должны помалкивать, понимаете?
  — Но это восстановит против меня всех — полицию, общественное мнение, кого угодно!
  — Именно к этому я и веду. Я был обязан передать платок полиции, так как он является вещественным доказательством. Полиция в этом деле буквально висит у меня на хвосте — они будут рады уличить меня в сообщничестве. Это им не удастся. Но вы должны использовать ваши мозги, чтобы выбраться из этой переделки. Полицейские явятся сюда, засыплют вас вопросами. Вы скажете им, что будете отвечать только в присутствии своего адвоката и что он вам это посоветовал. Не отвечайте ни на один вопрос, понятно?
  — Да, вы уже говорили мне это.
  — Вы сможете это сделать?
  — Думаю, что да.
  — Вы должны постараться. В этом деле еще много неясного. Я не хочу, чтобы вы рассказывали что-нибудь, пока я не разберусь во всех фактах.
  — Но газеты напишут, что я отказываюсь говорить!
  — Вот теперь вы начинаете подбираться к сути дела, — усмехнулся Перри Мейсон. — Для этого я и пришел к вам. Ничего не рассказывайте ни полиции, ни репортерам, но скажите, что вы хотите все объяснить, а я вам не позволяю. Скажите, что хотите позвонить мне и убедить меня разрешить вам говорить. Когда свяжетесь со мной по телефону, скажите, что хотели бы сообщить по крайней мере о том, что вы делаете в этом городе, что произошло в Санта-Барбаре и каковы были ваши планы. Умоляйте меня со слезами в голосе. Но я буду тверд и отвечу, что с той минуты, когда вы заговорите, вам придется искать другого адвоката.
  — Думаете, это сработает?
  — Уверен. Газетам нужен материал для статьи. Они попытаются раздобыть его еще где-нибудь, а если не смогут, то напечатают на первых полосах, что вы хотите все рассказать, но я вам не разрешаю.
  — А как же полиция? Они меня отпустят?
  — Не знаю.
  — Вы имеете в виду, что меня арестуют? Боже мой, я этого не вынесу! Возможно, я смогу выдержать, если меня станут расспрашивать здесь, в моей комнате. Но если они отправят меня в тюрьму, в участок и начнут допрашивать, я сойду с ума! Я не могу допустить, чтобы меня отдали под суд! Как по-вашему, такое может случиться?
  Мейсон поднялся и посмотрел на нее в упор:
  — Не валяйте дурака — со мной этот номер не пройдет. Вы в переделке и отлично это знаете. Вы приехали в дом вашего мужа, открыли дверь отмычкой и нашли его мертвым на полу. Вы увидели пистолет и поняли, что это убийство, но не уведомили полицию, а отправились в отель и зарегистрировались под вымышленным именем. Если вы думаете, что в таких обстоятельствах вас не заберут в полицейское управление, то вы просто спятили.
  Женщина заплакала.
  — Слезами горю не поможешь, — жестко добавил Мейсон. — Помощь придет к вам, если вы будете шевелить мозгами и следовать моим указаниям. Не признавайтесь, что были в отеле «Бридмонт» или зарегистрировались где-то под чужим именем. Не говорите ничего, кроме того, что наняли меня и не ответите ни на один вопрос без моего присутствия и моих советов. Можете лишь горько жаловаться репортерам, что хотели бы все рассказать, но я вам не позволяю. Все ясно?
  Она кивнула.
  — Хорошо, — сказал Мейсон. — С предварительными переговорами покончено. Теперь еще кое-что…
  В дверь властно постучали.
  — Кто знает, что вы здесь? — осведомился Перри Мейсон.
  — Никто, кроме вас.
  Адвокат подал ей знак молчать и задумчиво нахмурился, глядя на дверь.
  Стук повторился — на сей раз он звучал громче и настойчивей.
  — Думаю, — тихо сказал Мейсон, — вам пора взять себя в руки. Помните, что ваша судьба зависит только от вас. Если вы сумеете сохранить самообладание, я смогу вам помочь.
  Он подошел к двери и, отодвинув засов, открыл ее. Сержант Голкомб, позади которого стояли еще двое мужчин, изумленно уставился на Мейсона.
  — Что вы тут делаете? — осведомился он.
  — Разговариваю с моей клиенткой Бесси Форбс, вдовой Клинтона Форбса, проживавшего на Милпас-драйв, 4889, под именем Клинтона Фоули. Вас удовлетворяет такой ответ?
  Сержант шагнул в комнату.
  — Еще как, — сказал он. — Теперь я знаю, где вы взяли этот платок. Миссис Форбс, вы арестованы за убийство Клинтона Форбса. Предупреждаю, что все, сказанное вами, может быть использовано против вас.
  Перри Мейсон мрачно посмотрел на сержанта.
  — Не беспокойтесь, — заверил он. — Она ничего не скажет.
  Глава 15
  Перри Мейсон вошел в свой офис пружинистой походкой, чисто выбритым. Глаза его блестели. Он застал Деллу Стрит погруженной в утренние газеты.
  — Ну, Делла, какие новости? — спросил адвокат.
  Она озадаченно посмотрела на него:
  — Ты намерен позволить им это?
  — Что именно?
  — Арестовать миссис Форбс.
  — Я не могу этому помешать. Ее уже арестовали.
  — Ты знаешь, что я имею в виду. Ты собираешься позволить им обвинить ее в убийстве и держать в тюрьме до начала суда?
  — Я не могу этому помешать.
  — Тебе известно не хуже меня, — продолжала Делла, отодвинув газету и поднявшись, — что Клинтона Фоули, или Клинтона Форбса, если ты предпочитаешь называть его настоящим именем, убил Артур Картрайт.
  — Ты в этом уверена? — улыбнулся Мейсон.
  — Настолько уверена, что не вижу смысла об этом говорить.
  — Вот и не надо.
  Делла покачала головой.
  — Я верю в тебя, шеф, — сказала она. — Я знаю, что ты всегда поступаешь справедливо. Можешь сколько угодно изощряться в остроумии, но тебе не удастся убедить меня, что справедливо позволить этой женщине сидеть в тюрьме и дать Артуру Картрайту лишнее преимущество перед полицией. Рано или поздно все выяснится. Почему бы не предоставить этой женщине шанс и не рассказать сразу все как есть? У Картрайта и так преимуществ более чем достаточно, а ты становишься почти соучастником убийства.
  — Каким образом?
  — Утаивая от полиции информацию о мистере Картрайте. Ты отлично знаешь, что он намеревался убить Клинтона Фоули.
  — Это ничего не значит, — медленно возразил Перри Мейсон. — Картрайт мог хотеть убить Фоули, но это не означает, что он его убил. Нельзя обвинять человека в убийстве, не имея доказательств.
  — Доказательств! — воскликнула Делла. — Какие еще доказательства тебе нужны? Этот человек пришел сюда и почти сказал тебе, что собирается совершить убийство. Потом он присылает письмо, свидетельствующее, что он усовершенствовал свои планы и готов действовать. Вслед за этим Картрайт исчезает, а человек, который дурно с ним обошелся, найден убитым.
  — Не ставишь ли ты телегу впереди лошади? — осведомился Мейсон. — Не следовало бы сказать, что Картрайт убил человека, а потом исчез, если ты хочешь, чтобы обвинение звучало убедительно? Разве не странно звучит, что он исчез и его враг найден убитым после этого, а не наоборот?
  — Такая казуистика хороша для разговора с присяжными, — сказала Делла, — но меня тебе не одурачить. Тот факт, что Картрайт составил завещание и отправил тебе деньги, показывает, что он готовился к последнему акту своей кампании. Ты знаешь, что это за акт, не хуже меня. Картрайт наблюдал и шпионил за человеком, который разрушил его семью, ожидая возможности дать знать о своем присутствии жене. Такая возможность представилась. Он забрал жену из дома Фоули и поместил ее в безопасное место, а потом вернулся, сделал свое дело и присоединился к ней.
  — Не забывай, — напомнил Мейсон, — все, что я знаю, доверено мне Картрайтом как адвокату и составляет профессиональную тайну.
  — Возможно, но ты не должен позволять, чтобы невинную женщину обвиняли в преступлении.
  — Я и не позволяю.
  — Нет, позволяешь! Ты посоветовал ей молчать. Она хочет рассказать свою историю, но не осмеливается, потому что ты ей запретил. Ты представляешь ее интересы и все же допускаешь, чтобы ее ложно обвинили, дабы другой твой клиент мог спастись.
  Мейсон вздохнул, улыбнулся и покачал головой.
  — Давай поговорим о погоде, — предложил он. — Это более ощутимо.
  Делла возмущенно посмотрела на него.
  — Я преклоняюсь перед тобой, Перри Мейсон, — сказала она. — Ты самый умный и способный человек из всех, кого я знаю. Ты совершал чудеса, но сейчас поступаешь несправедливо, подвергая риску женщину, чтобы защитить интересы Картрайта. Рано или поздно его все равно поймают и отдадут под суд, а ты полагаешь, будто укрепил его позиции, временно пустив полицию по ложному следу.
  — Ты поверишь мне, — спросил Мейсон, — если я скажу, что ты несешь околесицу?
  — Нет, потому что знаю, что это не так.
  Мейсон агрессивно выпятил подбородок и сверкнул глазами.
  — Делла, — сказал он, — полиция могла бы выдвинуть против Картрайта убедительное обвинение на основании косвенных улик, если бы знала столько же, сколько мы. Но не обманывай себя, думая, что им не удастся на таких же основаниях выдвинуть обвинение против Бесси Форбс.
  — Но ты говоришь только об обвинениях, — возразила она. — Артур Картрайт виновен, а Бесси Форбс — нет.
  Мейсон терпеливо покачал головой:
  — Ты вторгаешься на чужую территорию, Делла. Помни, что я адвокат, а не судья и не присяжные. Я только слежу за тем, что представляют в суде. Функция адвоката — наблюдать, чтобы факты в пользу подзащитного были представлены присяжным наиболее убедительно. Функция же окружного прокурора — следить, чтобы в наиболее благоприятном свете были представлены факты в пользу обвинения. Наконец, функция судьи — обеспечивать, чтобы права сторон соблюдались должным образом и доказательства представлялись по всем правилам, а функция присяжных — решить, какой вынести вердикт. Я всего лишь адвокат, и мой долг — представлять интересы клиента по мере моих способностей. Если ты как следует проанализируешь нашу систему правосудия, то поймешь, что обязанности защиты этим исчерпываются. Адвоката часто осуждают за попытку быть слишком умным, забывая, что государство старается выставить против него как можно более толкового прокурора. Чтобы противостоять натиску обвинения, защите приходится мобилизовать всю свою хитрость и проницательность. На этой основе и покоятся конституционные права, данные народу.
  — Я все это знаю, — отозвалась Делла, — и понимаю, что у любителей зачастую складывается превратное представление о происходящем. Они не понимают тактики адвоката и того, почему он считает необходимым к ней прибегнуть. Но это не отвечает на вопросы по данному делу.
  Перри Мейсон вытянул правую руку, стиснул ее в кулак, потом разжал его и сжал снова:
  — Делла, я держу в этой руке оружие, которое разобьет оковы на запястьях Бесси Форбс и сделает ее свободной, но должен нанести удар в нужное время и нужным способом. Иначе я только притуплю клинок и оставлю ее в еще худшем положении, чем сейчас.
  Делла Стрит бросила на него взгляд, полный восхищения.
  — Я люблю, когда ты так говоришь, — сказала она. — Твой тон меня возбуждает.
  — Вот и отлично, только помалкивай об этом. Пока что я не намерен ничего тебе рассказывать.
  — И ты обещаешь использовать это оружие? — спросила она.
  — Конечно, обещаю. Я представляю интересы Бесси Форбс и намерен делать это наилучшим для нее образом.
  — Но почему бы не нанести удар сразу? Разве не легче опровергнуть обвинение прежде, чем дело попадет в суд?
  Мейсон покачал головой:
  — Только не это дело. Улики против Бесси Форбс куда более веские, чем может показаться, и толковый прокурор может построить на них весьма убедительное дело. Я не осмелюсь нанести удар, пока не узнаю всю силу обвинения. Я могу ударить только один раз и должен сделать это как можно драматичнее, дабы удар оказался эффективным. Прежде всего мне нужно, чтобы общество симпатизировало Бесси Форбс. А ты знаешь, как трудно вызвать сочувствие к женщине, обвиняемой в убийстве. Стоит сделать неверный шаг, как газеты направят интервьюировать ее спецкорреспондентов, которые напишут целые колонки бреда о тигриной грации, с которой она двигается, львином блеске в ее глазах и свирепости, скрывающейся под безобидной внешностью. Сейчас я пытаюсь вызвать к Бесси Форбс интерес и симпатию. Я хочу, чтобы читатели газет думали о ней как об утонченной женщине, брошенной в тюрьму и обвиненной в убийстве, которая может доказать свою невиновность, если бы этому не препятствовали приказы адвоката.
  — Это действительно пробудит к ней сочувствие, — заметила Делла Стрит, — но и тебя выставит в дурном свете. Станут думать, будто ты играешь на публику, чтобы побольше заработать на процессе.
  — Я и хочу, чтобы так думали.
  — Но это повредит твоей репутации.
  Мейсон невесело усмехнулся:
  — Минуту назад, Делла, ты упрекала меня в том, что я недостаточно делаю для моей клиентки. Сейчас же ты укоряешь меня за излишнее усердие.
  — Это не так, — возразила она. — Но ты можешь осуществить это по-другому. Тебе незачем жертвовать своей репутацией, чтобы защитить ее.
  Мейсон шагнул к кабинету.
  — Хорошо бы, если так, — вздохнул он, — но другого пути нет. Позвони Полу Дрейку и попроси его приехать сюда. Мне нужно его видеть.
  Делла Стрит кивнула, но не сдвинулась с места, пока Мейсон не закрыл за собой дверь кабинета. Тогда она сняла телефонную трубку.
  Перри Мейсон бросил шляпу на книжный шкаф и начал ходить взад-вперед. Он все еще этим занимался, когда Делла открыла дверь и сообщила:
  — Пол Дрейк здесь.
  — Пришли его сюда, — велел Мейсон.
  Дрейк устремил на Мейсона свой обычный ленивый взгляд.
  — Ты что, совсем не спал? — осведомился он.
  — Почему ты так думаешь?
  — Прошлой ночью я тебя засек, — объяснил детектив. — Вернее, мои ребята.
  — Я поспал пару часов, — сказал Мейсон, — сходил в турецкую баню и побрился. Это все, что мне нужно, когда я работаю над делом.
  — Ну, — промолвил Дрейк, опускаясь в большое кожаное кресло и забрасывая ноги на подлокотник, — угости меня сигаретой и расскажи, какие у тебя новости.
  Мейсон передал ему пачку сигарет и чиркнул спичкой.
  — Ты требуешь слишком много услуг, — заметил он.
  — Ты тоже, — отозвался Дрейк. — Из-за тебя подняты на ноги все частные детективные агентства в стране. Я получил больше телеграмм с дезинформацией и несущественными фактами, чем ты мог бы переварить за неделю.
  — Ты отыскал какие-нибудь следы Артура или Полы Картрайт? — осведомился Мейсон.
  — Никаких. Они исчезли с лица земли. Более того, мы запрашивали все таксомоторные компании в городе, говорили со всеми водителями и не смогли найти того, кто выезжал на Милпас-драйв, 4889, когда миссис Картрайт покидала дом Фоули.
  — Ты не знаешь, что это была за машина?
  — Нет. Телма Бентон утверждает, что такси. Она в этом уверена, но мы не можем найти шофера.
  — Может, шофер не признается? — предположил Мейсон.
  — Возможно, но маловероятно.
  Мейсон сел за письменный стол и побарабанил пальцами по крышке.
  — Пол, — сказал он, — я могу разбить вдребезги дело против Бесси Форбс.
  — Конечно, можешь. Все, что тебе нужно сделать, это позволить женщине рассказать свою историю. Почему ты заставляешь ее молчать? К такой тактике прибегают только виновные или закоренелые преступники.
  — Прежде чем разрешить ей говорить, я хочу быть уверенным, что твои люди не смогут найти Картрайта.
  — При чем тут это? — спросил Дрейк. — Ты думаешь, что Картрайт убийца, и хочешь убедиться, что он находится там, где полицейские не сумеют его отыскать, прежде чем позволить им переключить внимание от Бесси Форбс?
  Перри Мейсон не ответил на вопрос. Несколько секунд он сидел молча, затем начал негромко постукивать правым кулаком по столу.
  — Пол, — заговорил он, — я могу полностью опровергнуть обвинение, но, чтобы сделать это, я должен нанести удар в нужный момент. Мне необходимо возбудить общественный интерес, создать напряженную атмосферу, а потом ударить так быстро, чтобы окружной прокурор не смог найти ответ раньше, чем присяжные вынесут вердикт.
  — Ты имеешь в виду, что эту женщину будут судить?
  — Я имею в виду, что ее должны судить, — уточнил Мейсон.
  — Но окружной прокурор на этом не настаивает. Он не уверен, что сможет выстроить убедительное дело, и только хочет, чтобы она рассказала свою историю.
  — Эта женщина должна предстать перед судом, — медленно и веско произнес Перри Мейсон, — и, разумеется, должна быть оправдана. Но добиться этого будет нелегко.
  — По-моему, ты только что заявил, что можешь разбить дело в пух и прах.
  — Могу, если нанесу удар в нужный момент и нужным образом, но это должно выглядеть эффектно.
  — Почему бы не попытаться оправдать ее на предварительном следствии?
  — Нет, я соглашусь, чтобы она предстала перед судом, и потребую немедленного начала процесса.
  Пол Дрейк выпустил облако табачного дыма и вопросительно посмотрел на адвоката.
  — И что за оружие ты утаиваешь? — осведомился он.
  — Возможно, если я расскажу тебе, ты сочтешь его чепухой.
  — Попробуй.
  — Попробую, так как вынужден это сделать, — сказал Мейсон. — Мое оружие — воющая собака.
  Пол Дрейк выхватил изо рта сигарету и уставился на Перри Мейсона изумленными глазами, мигом утратившими свое ленивое выражение.
  — Господи, ты все еще этим занимаешься?
  — Да.
  — Какого черта? Собака мертва, к тому же она не выла.
  — Я хочу установить тот факт, что собака выла, — заявил Мейсон.
  — Но что это меняет?
  — Многое.
  — Ведь это просто глупое суеверие, — продолжал Дрейк. — Оно способно обеспокоить только такого психически неуравновешенного субъекта, как Картрайт.
  — Я докажу, что собака выла, — упрямо повторил Мейсон. — И должен найти свидетеля. Я могу положиться только на показания А Вонга, повара-китайца.
  — Но А Вонг говорит, что собака не выла.
  — Вонгу придется сказать правду. Его еще не депортировали?
  — Они отправляют его сегодня.
  — Хорошо, — кивнул Перри Мейсон. — Я собираюсь отправить повестку, вызвав его как свидетеля, и задержать его здесь. Мне нужно, чтобы ты отыскал толкового переводчика с китайского и объяснил ему необходимость заставить А Вонга признаться, что собака выла.
  — То есть ты хочешь, чтобы А Вонг сказал, что собака выла, независимо от того, так это или нет?
  — Я хочу, чтобы А Вонг сказал правду. Собака выла, и я намерен это доказать. Не пойми меня превратно — если собака не выла, я хочу, чтобы А Вонг это подтвердил. Но я уверен в обратном.
  — О’кей, — кивнул Дрейк. — Думаю, могу это обеспечить. Я знаю кое-кого в иммиграционной службе.
  — Еще одно, — продолжал Мейсон. — Пожалуй, было бы неплохо внушить А Вонгу, что Клинтон Фоули, или Форбс, — называй его как тебе угодно — ответствен за его арест. На человека с восточным складом ума это произведет сильное впечатление.
  — Хорошо, — снова кивнул детектив. — Хотя я понятия не имею, куда ты клонишь, но не думаю, что это что-то меняет. Чего еще ты хочешь?
  — Я хочу, — медленно произнес адвокат, — узнать все, что можно, о собаке.
  — Что ты имеешь в виду?
  — Мне нужно знать, сколько времени собака пробыла у Клинтона Фоули, знать все ее привычки. Проследи биографию этого пса и выясни, выл ли он когда-нибудь по ночам. Когда Клинтон Фоули снял дом номер 4889 на Милпас-драйв, у него уже была полицейская овчарка. Узнай, когда и где он ее приобрел и сколько ей лет. Разузнай о ней все, и особенно насчет вытья.
  — Кое-какие сведения я уже получил, — сказал Дрейк. — Пес у Форбса уже несколько лет. Уезжая из Санта-Барбары, Форбс взял его с собой — с ним, как и с некоторыми другими вещами, он не мог расстаться. Кстати, его жена тоже была привязана к собаке.
  — Хорошо, — кивнул Перри Мейсон. — Мне нужны свидетели, которые знали этого пса со щенячьего возраста и могли бы приехать сюда дать показания. Отправляйся в Санта-Барбару, найди соседей, которые могли слышать вой собаки, и запиши все, что они скажут. Некоторые из них понадобятся нам в качестве свидетелей. Не жалей расходов.
  — И все ради этой собаки?
  — Да, все ради собаки, которая не выла в Санта-Барбаре, но выла здесь.
  — Собака мертва, — напомнил детектив.
  — Это не влияет на важность показаний, — сказал Мейсон.
  Зазвонил телефон, и адвокат взял трубку.
  — На связи один из детективов мистера Дрейка, он хочет немедленно о чем-то ему доложить, — сказала Делла Стрит. — Говорит, что это весьма важно.
  Перри Мейсон передал трубку Дрейку:
  — Один из твоих людей хочет что-то сообщить, Пол.
  Дрейк соскользнул к краю подлокотника кресла, поднес трубку к уху и лениво протянул:
  — Алло.
  Трубка отозвалась быстрыми металлическими звуками, и на лице Дрейка отразились удивление и недоверие.
  — Вы уверены? — спросил он наконец.
  Трубка издала еще несколько звуков.
  — Ну, будь я проклят! — воскликнул Дрейк и обернулся к Мейсону: — Знаешь, кто это был?
  — Один из твоих ребят?
  — Да, который занимается полицейскими участками, узнает новости у репортеров и тому подобное. Знаешь, что он мне сообщил?
  — Естественно, нет. Выкладывай.
  — Он сообщил, — сказал Пол Дрейк, — что полиция идентифицировала пистолет, найденный в доме Фоули, из которого были застрелены он сам и собака.
  — Каким образом?
  — Отследили по номеру и записям о продажах. Им точно известно, кто купил это оружие.
  — И кто же?
  — Пистолет, — медленно произнес Дрейк, сверля глазами лицо Перри Мейсона, — был приобретен в Санта-Барбаре, штат Калифорния, Бесси Форбс за два дня до того, как ее муж сбежал с Полой Картрайт.
  Лицо Мейсона стало деревянным. Около десяти секунд он молча смотрел на детектива.
  — Ну, — осведомился Дрейк, — что ты на это скажешь?
  Мейсон полузакрыл глаза.
  — Ничего, — ответил он. — Я собираюсь взять назад кое-что, сказанное ранее.
  — Что именно?
  — То, что в нужный момент я могу разбить вдребезги обвинение против Бесси Форбс.
  — Я и сам часто меняю мнение, — заметил Дрейк.
  — Я по-прежнему думаю, что в состоянии это сделать, — медленно добавил адвокат, — но уже не уверен. — Он решительно поднес к уху телефонную трубку и сказал, услышав голос Деллы Стрит: — Делла, соедини меня с Алексом Боствиком, заведующим отделом репортажей «Кроникл».
  Удивление постепенно исчезало из глаз Дрейка, сменяясь обычными искорками юмора.
  — Ну, — протянул он, — ты меня поражаешь. Начинаю думать, что либо тебе известно об этом деле больше, чем мне казалось, либо ты просто спятил. Может быть, миссис Форбс лучше не действовать опрометчиво и все объяснить полиции?
  — Возможно. — Мейсон снова заговорил в трубку: — Алло, это Боствик? Привет, Алекс, это Перри Мейсон. У меня для тебя горячие новости. Ты всегда жаловался, что я не даю тебе подсказок, позволяющих твоим ребятам раскопать какую-нибудь сенсацию. Ну так вот тебе подсказка. Пошли репортера на Милпас-драйв, 4893, в дом человека по имени Артур Картрайт. Он найдет там глухую сварливую экономку. Ее зовут Элизабет Уокер. Если он сумеет заставить ее говорить, то обнаружит, что она знает, кто убил Клинтона Фоули… да, Клинтона Форбса, проживавшего на Милпас-драйв, 4889, под именем Клинтон Фоули… Нет, это не Бесси Форбс… Хорошо, раз ты так настаиваешь. Экономка скажет, что это сделал Артур Картрайт — человек, на которого она работала и который таинственно исчез. Это все. Пока. — Перри Мейсон положил трубку на рычаг и обернулся к Полу Дрейку: — Господи, Пол, как же мне не хотелось это делать!
  Глава 16
  Комната, отведенная в тюрьме для переговоров адвокатов с клиентами, не содержала никакой мебели, кроме стола во всю длину и стульев по обеим его сторонам. От середины стола к полу и на пять футов вверх тянулась решетка.
  Адвокат и его клиент могли сидеть по разные стороны стола, видеть лица друг друга и четко слышать каждое слово, но не могли ни притрагиваться друг к другу, ни передавать что-то сквозь решетку. В помещении было три двери. Две из них — одна на стороне, предназначенной для адвокатов, вторая на стороне для заключенных — выходили в комнату надзирателя; третья соединяла сторону для заключенных с тюрьмой.
  Перри Мейсон сидел за длинным столом, нетерпеливо барабаня пальцами по его исцарапанной поверхности.
  Через несколько минут дверь, ведущая в тюрьму, открылась, и надзирательница ввела миссис Форбс.
  Бесси Форбс была бледна, но спокойна. В ее глазах застыл страх, но складка губ казалась твердой и решительной. Оглядевшись, она увидела Перри Мейсона, поднявшегося при ее появлении.
  — Доброе утро, — поздоровался он.
  — Доброе утро, — отозвалась женщина и подошла к столу.
  — Садитесь напротив, — предложил адвокат.
  Она села и попыталась улыбнуться. Надзирательница удалилась через дверь в тюрьму. Охранник с любопытством посмотрел сквозь стальную решетку и отвернулся. Он не мог слышать, о чем говорят адвокат и его клиентка.
  — Почему вы солгали мне о пистолете? — спросил Перри Мейсон.
  Женщина огляделась вокруг с затравленным выражением лица и облизнула губы кончиком языка.
  — Я не солгала, — ответила она. — Я просто забыла.
  — Забыли о чем?
  — О том, что купила этот пистолет.
  — Ну, тогда расскажите мне об этом.
  Бесси Форбс медленно заговорила, тщательно подбирая слова:
  — За два дня до того, как мой муж покинул Санта-Барбару, я узнала о его связи с Полой Картрайт. Получив разрешение на хранение оружия в доме, я отправилась в магазин спорттоваров и купила пистолет.
  — Что вы собирались с ним делать? Испробовать его на вашем муже? — спросил Мейсон.
  — Не знаю.
  — Или на Поле Картрайт?
  — Говорю вам, не знаю. Я действовала под влиянием импульса. Возможно, я просто хотела их напугать.
  — Допустим. Что случилось с оружием?
  — Муж отобрал его у меня.
  — Значит, вы показали ему пистолет?
  — Да.
  — Как это произошло?
  — Он рассердил меня.
  — И вы пригрозили ему оружием?
  — Можно назвать и так. Я вынула из сумочки пистолет и сказала ему, что скорее убью себя, чем окажусь в положении брошенной жены, которая не сумела удержать мужа.
  — Вы действительно имели в виду это? — спросил Мейсон, изучая ее бесстрастным взглядом.
  — Да.
  — Но вы не убили себя.
  — Нет.
  — Почему?
  — У меня не было пистолета, когда это случилось.
  — Почему его у вас не было?
  — Я же говорила — его отобрал муж.
  — Да, вы говорили, но я думал, что он, возможно, вернул его вам.
  — Нет. Он забрал пистолет, и я больше никогда его не видела.
  — Значит, вы не покончили с собой из-за отсутствия оружия?
  — Да.
  Мейсон снова побарабанил пальцами по столу.
  — Есть другие способы самоубийства, — заметил он.
  — Не такие легкие.
  — Санта-Барбара находится на океанском побережье.
  — Мне не нравится топиться.
  — Предпочитаете застрелиться?
  — Пожалуйста, обойдемся без иронии. Неужели вы мне не верите?
  — Я смотрю на это с точки зрения присяжных.
  — Присяжные не стали бы задавать мне эти вопросы.
  — Верно, — мрачно кивнул Мейсон. — Но окружной прокурор стал бы, и присяжным пришлось бы слушать.
  — Ну, тут я бессильна. Я рассказала вам правду.
  — Выходит, ваш муж, уезжая, забрал пистолет с собой?
  — Очевидно. Я больше никогда его не видела.
  — Вы думаете, что кто-то взял пистолет у вашего мужа и застрелил его и собаку?
  — Нет.
  — Тогда какова ваша версия?
  — Кто-то, — медленно произнесла женщина, — имеющий доступ к вещам моего мужа, взял пистолет и дождался удобного случая, чтобы убить его.
  — И кто же, по-вашему, это был?
  — Пола Картрайт или ее муж.
  — А как насчет Телмы Бентон? — осведомился Мейсон. — Она кажется мне достаточно эмоциональной.
  — Зачем Телме Бентон его убивать?
  — Не знаю. А зачем это делать Поле Картрайт, которая жила с ним так долго?
  — У нее могли быть свои причины.
  — Согласно этой версии, она должна была сначала сбежать со своим мужем, а потом вернуться и убить Форбса.
  — Да.
  — По-моему, — задумчиво произнес Перри Мейсон, — лучше придерживаться версии, что убийца — Артур Картрайт или Телма Бентон. Чем больше я об этом думаю, тем больше склоняюсь к тому, чтобы сосредоточить внимание на Телме Бентон.
  — Почему?
  — Потому что она намерена свидетельствовать против вас, а в таких обстоятельствах проще всего доказать, что свидетель обвинения пытается свалить свою вину на другого.
  — Вы ведете себя так, словно не верите тому, что я рассказала вам о пистолете.
  — Я никогда не верю ничему, в чем не могу убедить присяжных, — сказал Мейсон. — А я отнюдь не убежден, что могу заставить их поверить в эту историю о пистолете, если они поверят, что вы приехали туда в такси, увидели на полу мертвое тело мужа и, вместо того чтобы уведомить полицию, бежали с места преступления и попытались скрыть свою личность, сняв номер под именем миссис К.М. Дейнджерфилд.
  — Я не хотела, чтобы мой муж знал, что я в этом городе.
  — Почему?
  — Он был жесток и безжалостен.
  Поднявшись, Перри Мейсон подал знак дежурному, что беседа окончена.
  — Я подумаю над этим, — промолвил он. — А вы тем временем напишите мне письмо, где сообщите, что поразмыслили над своим положением и хотите обо всем рассказать репортерам.
  — Но я им об этом уже говорила.
  — Неважно, — быстро сказал адвокат, когда из двери в тюрьму появилась надзирательница. — Я хочу, чтобы вы изложили это в письме и отправили его мне.
  — В тюрьме проверят письмо перед отправкой? — спросила Бесси Форбс.
  — Конечно. До встречи.
  Она озадаченно смотрела ему вслед, когда он выходил из комнаты.
  Надзирательница похлопала ее по плечу.
  — Пошли, — скомандовала она.
  — Он мне не верит, — вздохнула Бесси Форбс.
  — Чему не верит? — осведомилась надзирательница.
  — Ничему, — отозвалась Бесси Форбс и плотно сжала губы.
  
  Перри Мейсон шагнул в телефонную будку, опустил в щель монету и набрал номер детективного агентства Пола Дрейка.
  — Это Перри Мейсон, Пол, — заговорил он, услышав в трубке голос Дрейка. — Я хочу переместить свои орудия в этом деле об убийстве.
  — Тебе незачем их перемещать — они держат под прицелом каждый пункт дела, — отозвался Дрейк.
  — Ты еще не все видел, — вздохнул Мейсон. — Мне нужно, чтобы ты сосредоточился на Телме Бентон. У нее алиби на каждую минуту с того момента, как она покинула дом, и до ее возвращения. Я хотел бы найти прореху в этом алиби.
  — Не думаю, что она там есть, — сказал Дрейк. — Я все тщательно проверил — алиби выглядит железным. У меня для тебя скверные новости.
  — Какие?
  — Окружной прокурор пронюхал об Эде Уилере и Джордже Доуке — детективах, которые наблюдали за домом Клинтона Фоули. Теперь их разыскивают.
  — Они вышли на них через шофера такси, — задумчиво промолвил Мейсон.
  — По-видимому.
  — Их еще не нашли?
  — Нет.
  — Но найдут?
  — Нет, если ты этого не захочешь.
  — Безусловно, не захочу. Приходи в мой офис через десять минут со всей информацией о Телме Бентон.
  В трубке послышался вздох Дрейка.
  — Ты сам запутываешь дело, дружище.
  — Это мне и нужно, — мрачно усмехнулся Перри Мейсон и повесил трубку.
  Добравшись на такси в офис, он обнаружил там Пола Дрейка, поджидающего его с пачкой бумаг.
  Мейсон кивнул Делле Стрит, взял Дрейка за руку и повел в кабинет.
  — Ну, Пол, что ты выяснил? — спросил он.
  — В алиби есть лишь одно слабое место, — ответил детектив.
  — А именно?
  — Этот парень, Карл Траск, игрок, который приехал за Телмой в «Шевроле». Она была с ним до восьми. Я проверил время, когда они появлялись в разных местах, — есть пробел между половиной восьмого и без десяти восемь. Потом они выпили в баре, где незаконно торгуют спиртным, и расстались. Девушка пошла в кафе и пообедала в одиночестве — официант хорошо ее помнит. Она ушла оттуда в половине девятого, встретила подругу и пошла с ней в кино. Ее алиби с половины восьмого до без десяти восемь будет основано на показаниях Карла Траска, а с половины девятого — на показаниях подруги. Но нам незачем опровергать алиби Телмы с половины девятого. Ты захочешь сосредоточиться на первом промежутке, и тут, насколько я понял, все зависит от свидетельств Траска и самой Телмы Бентон.
  — Где же, по ее словам, она была в это время? — спросил Мейсон.
  — Говорит, что пила коктейль в другом баре с торговлей алкоголем из-под прилавка, но там ее никто не помнит. Во всяком случае, пока что.
  — Если она найдет кого-то, кто ее вспомнит, — мрачно заметил Мейсон, — алиби станет неопровержимым.
  Дрейк молча кивнул.
  — А если нет, — продолжал адвокат, — это будет ее слабым местом. Конечно, если нам удастся поставить под сомнение показания Карла Траска. Говоришь, он игрок?
  — Да.
  — За ним числятся какие-нибудь преступления?
  — Мы как раз это проверяем. Нам известно, что у него были неприятности с полицией.
  — Хорошо, проверьте всю его биографию с детских лет. Если за ним не числится ничего серьезного, найдите хотя бы что-нибудь, что придется не по вкусу присяжным.
  — Я уже этим занимаюсь.
  — А полиция тем временем ищет Уилера и Доука?
  — Да.
  — Кстати, где они? — небрежно осведомился Мейсон.
  Лицо Пола Дрейка было невинным, как у младенца.
  — Я должен был расследовать важное дело во Флориде, — ответил он, — и отправил туда этих двух парней самолетом.
  — Кто-нибудь об этом знает?
  — Нет. Дело конфиденциальное, и они не приобретали билеты под своими именами.
  — Отличная работа, Пол, — одобрительно кивнул Мейсон. Несколько секунд он барабанил пальцами по столу, потом внезапно спросил: — Где я могу найти Телму Бентон?
  — Она остановилась в меблированных комнатах «Ривервью».
  — Под своим именем?
  — Да.
  — Ты держишь ее под наблюдением?
  — Да.
  — Чем она занимается?
  — В основном болтает с копами. Она трижды ездила в полицейское управление и дважды — в окружную прокуратуру.
  — Для допроса?
  — Не знаю, вызывали ее по телефону или нет. Но за ней присылали только однажды. В остальные разы она ездила сама.
  — Как ее рука?
  — Понятия не имею. Она туго забинтована. Я отыскал доктора, который ее осматривал. Его зовут Фил Мортон, он принимает в медицинском центре. Мортона вызывали в дом на Милпас-драйв, и он говорит, что рука была сильно искромсана.
  — Искромсана? — переспросил Перри Мейсон.
  — Так он сказал.
  — Значит, рука все еще перевязана?
  — Да.
  Адвокат потянулся к телефону.
  — Делла, — сказал он, — позвони в меблированные комнаты «Ривервью», попроси Телму Бентон, скажи, что ты из «Кроникл» и что заведующий отделом репортажей хочет с ней поговорить. Потом соедини ее со мной.
  Мейсон положил трубку.
  Дрейк посмотрел на него и заметил:
  — Ты снова рискуешь, Перри.
  — Я вынужден, — мрачно кивнул адвокат.
  — А как насчет черты закона? Ты все еще на правильной стороне?
  Мейсон нервно пожал плечами, словно желая избавиться от неприятного ощущения.
  — Надеюсь, — ответил он.
  Зазвонил телефон.
  Перри Мейсон взял трубку и произнес, повысив голос:
  — Это заведующий репортажем.
  Трубка издала металлические звуки, а Мейсон быстро продолжал тем же высоким голосом:
  — Мисс Бентон, похоже на то, что дело об убийстве Форбса вызовет всеобщий интерес. Вы с самого начала были среди его участников. Вы вели дневник?
  Трубка вновь защелкала, и лицо Мейсона медленно расплылось в улыбке.
  — Вас не заинтересуют десять тысяч долларов за эксклюзивное право публикации этого дневника?.. Вы согласны?.. Вы ведете его до сих пор?.. Никому не говорите об этом предложении. Один из наших репортеров свяжется с вами, когда дневник нам понадобится. Я не могу назвать вам точную цену, пока не переговорю с главным редактором. Он захочет прочитать дневник, но я буду настоятельно рекомендовать ему приобрести его за упомянутую стоимость при условии получения нами эксклюзивного права. Это все. До свидания.
  Мейсон положил трубку.
  — Она не попытается проследить звонок? — спросил детектив.
  — Она не сможет этого сделать. Более того, ей это не придет в голову. Она проглотила приманку.
  — Неужели она в самом деле ведет дневник?
  — Не знаю.
  — Разве она так не сказала?
  — Конечно, сказала, — усмехнулся Мейсон, — но это ничего не значит. Мое предложение позволяет ей быстренько изготовить фальшивый дневник. За десять тысяч долларов девушка может написать многое.
  — Что у тебя за идея?
  — Всего лишь догадка. Ты взял образцы почерка? Давай-ка их проверим.
  — У меня нет образца почерка миссис Форбс, но есть образцы Полы Картрайт и Телмы Бентон, а также письмо Элизабет Уокер — экономки Картрайта.
  — Ты сверил их с запиской, которую оставила Пола Картрайт, покидая Форбса?
  — Нет. Записка в окружной прокуратуре, но у меня есть фотокопия телеграммы, отправленной из Мидуика. Почерк с ней не совпадает.
  — Какой именно?
  — Никакой.
  — Телеграмма написана женским почерком?
  Дрейк кивнул, порылся в папке и достал фотокопию.
  Мейсон взял ее и внимательно изучил.
  — Телеграфист помнит что-нибудь об этом? — спросил он.
  — Он только помнит, что телеграмму вместе с деньгами передала через прилавок женщина. Она как будто очень спешила. Телеграфист припоминает, что он считал слова, когда она уходила, и крикнул ей вслед, что нужно проверить количество, но она бросила через плечо, что уплатила ровно столько, сколько нужно, и вышла.
  — Он узнал бы ее, если бы увидел снова?
  — Сомневаюсь. Парень не выглядит особенно смышленым, к тому же он не обратил на нее особого внимания. Телеграфист помнит, что на женщине была широкополая шляпа и она, протягивая телеграмму, так наклонила голову, чтобы поля прикрывали ей лицо. Потом он начал считать слова, а она ушла.
  Мейсон продолжал разглядывать фотокопию.
  — Пол, каким образом газеты докопались до сути дела? — спросил он.
  — До какой сути?
  — До такой, что человек, живший под именем Фоули, в действительности Клинтон Форбс, что он бежал с Полой Картрайт, и вообще до скандала в Санта-Барбаре?
  — Ну, мы ведь до этого докопались, а в газетах все организовано не хуже, чем у нас. У них есть корреспонденты в Санта-Барбаре, они просмотрели подшивки старых газет и сделали из этого сенсационную историю. К тому же ты ведь знаешь окружного прокурора — он обожает, когда газеты трубят о его делах, и скармливает им все, что ему известно.
  Перри Мейсон задумчиво кивнул.
  — Пожалуй, Дрейк, я готов к процессу, — сказал он.
  Детектив удивленно посмотрел на него.
  — Даже если ты будешь настаивать на немедленном слушании, дело не попадет в суд еще некоторое время, — заметил он.
  — Именно так и следует готовиться к процессу по уголовному делу, — улыбнулся Мейсон. — Нужно выработать тактику защиты, прежде чем окружной прокурор разберется, что к чему. Потом будет слишком поздно.
  Глава 17
  Атмосфера в зале суда казалась насыщенной смрадом, который исходит от толпы, чьи эмоции возбуждены до предела.
  Судья Маркхэм, ветеран уголовного суда, председательствовавший на многих громких процессах по делам об убийстве, сидел за массивной кафедрой из красного дерева с видом полной отстраненности. Только опытный наблюдатель мог бы подметить ту настороженность, с которой он фильтровал в уме все происходящее.
  Клод Драмм, заместитель окружного прокурора, высокий, хорошо одетый и безукоризненно вежливый, выглядел весьма уверенно. Мейсон не раз одерживал над ним верх, но сейчас обвинитель не сомневался в победе.
  Перри Мейсон сидел за столом защиты с безразличным видом, свидетельствующим о полном равнодушии к делу. Такая позиция резко контрастировала с традиционным поведением защиты, энергично оспаривавшей каждое слово обвинения.
  Клод Драмм только что вторично воспользовался правом отвода без указания причины, и присяжный покинул скамью. Секретарь вызвал другого человека. Высокий, долговязый мужчина с торчащими скулами и тусклыми глазами шагнул вперед, поднял правую руку, принес присягу и занял свое место на скамье.
  — Можете задавать вопросы, — сказал судья Маркхэм Перри Мейсону.
  Мейсон окинул взглядом присяжного.
  — Ваше имя? — осведомился он.
  — Джордж Смит.
  — Вы читали об этом деле?
  — Да.
  — Вы сформировали или выражали какое-нибудь мнение на основании прочитанного?
  — Нет.
  — Вам ничего не известно о фактах этого дела?
  — Ничего, кроме того, что я читал в газетах.
  — Если бы вас выбрали присяжным, смогли бы вы беспристрастно допрашивать обвиняемую и вынести справедливый вердикт?
  — Да.
  — И вы поступите так?
  — Да.
  Перри Мейсон медленно поднялся. До сих пор его вопросы присяжным были удивительно лаконичными. Теперь же он, нахмурившись, разглядывал новейшее пополнение состава жюри.
  — Вы понимаете, — продолжал он, — что, будучи избранным в жюри, сможете судить о фактах, но, что касается закона, вам придется следовать ему в соответствии с указаниями судьи?
  — Да.
  — В случае, если судья укажет вам, — медленно и торжественно произнес Мейсон, — что, согласно закону этого штата, обвинение должно полностью доказать вину подсудимой, прежде чем присяжные смогут вынести вердикт о его виновности, и что, следовательно, подсудимая не обязана занимать место свидетеля и давать показания в свою пользу, а может хранить молчание, полагаясь на то, что обвинению не удалось полностью доказать ее вину, примете ли вы это указание как закон и будете ли его выполнять?
  — Думаю, что да, — кивнул присяжный, — если таков закон.
  — В случае, если судья в дальнейшем укажет вам, что нежелание подсудимой занять место свидетеля и отрицать выдвинутые против нее обвинения не может учитываться жюри при вынесении вердикта и не должно комментироваться в связи с обсуждением дела, будете ли вы следовать подобному указанию?
  — Да.
  Мейсон опустился на стул и небрежно кивнул:
  — Нет возражений.
  Клод Драмм задал вопрос, который дисквалифицировал многих присяжных:
  — Имеются ли у вас какие-либо этические соображения против вынесения вердикта, результатом которого явится смертный приговор обвиняемой?
  — Нет.
  — Если вы будете находиться в составе жюри по этому делу, — продолжал заместитель окружного прокурора, — у вас не возникнет этических соображений, препятствующих вынесению вердикта «виновна» в случае, если вина подсудимой будет доказана вне всяких сомнений?
  — Не возникнет.
  — Нет возражений, — кивнул Клод Драмм.
  — Подсудимая также имеет право отвода, — заметил судья Маркхэм.
  — Она им не воспользуется, — отозвался Перри Мейсон.
  Судья кивнул Клоду Драмму.
  — Приведите жюри к присяге, — распорядился обвинитель.
  Судья Маркхэм обратился к жюри:
  — Джентльмены, встаньте и принесите присягу беспристрастно судить об этом деле. Должен поздравить обвинение и защиту с той тщательностью, с которой отбирался состав присяжных.
  Жюри присягнуло, и Клод Драмм произнес вступительную речь — краткую, впечатляющую и убедительную. Казалось, он позаимствовал решимость Перри Мейсона отбросить все предисловия, сосредоточившись на главном сокрушительном ударе.
  — Господа присяжные, я намерен доказать, что вечером семнадцатого октября этого года подсудимая застрелила Клинтона Форбса. Не стану делать тайны из того факта, что покойный нанес обиду обвиняемой. Не стану также пытаться приуменьшить степень этой обиды. Я честно и откровенно изложу вам все факты. Я собираюсь доказать, что покойный был мужем подсудимой, что они жили вместе в Санта-Барбаре, пока примерно год назад покойный не уехал оттуда, не предупредив подсудимую и взяв с собой некую Полу Картрайт, жену их общего друга, что они вдвоем прибыли в этот город, где Форбс поселился в доме 4889 на Милпас-драйв под именем Клинтона Фоули, а Пола Картрайт фигурировала как его супруга Эвелин Фоули. Я намерен доказать, что подсудимая приобрела пистолет «кольт» 38-го калибра, что она посвятила целый год тщательным поискам своего мужа, что незадолго до убийства она определила его местопребывание, после чего приехала в этот город и сняла номер в отеле под именем миссис К.М. Дейнджерфилд.
  Я рассчитываю доказать, что вечером семнадцатого октября, приблизительно в двадцать пять минут восьмого, обвиняемая прибыла в дом, где проживал ее муж, что она использовала отмычку с целью отпереть входную дверь, что она увидела мужа и хладнокровно застрелила его и что уехала оттуда в такси, отпустив машину поблизости от отеля «Бридмонт», где зарегистрировалась под фамилией Дейнджерфилд.
  Я собираюсь доказать, что, выходя из такси, подсудимая забыла там носовой платок, что этот платок, несомненно, принадлежит ей и что она, сознавая, насколько опасна эта улика, разыскала водителя такси и вернула себе платок.
  Я намерен доказать, что пистолет, который приобрела обвиняемая и за который расписалась в регистрационной книге огнестрельного оружия, что подтвердил продавец магазина спортивных товаров в Санта-Барбаре, штат Калифорния, был тем самым, из которого произведены смертельные выстрелы. На основании вышеизложенного я буду просить жюри вынести вердикт о виновности в убийстве первой степени.
  Во время этой речи Клод Драмм ни разу не повысил голоса, но звучавшая в нем убежденность завладела вниманием присяжных.
  Закончив, он вернулся к своему месту и сел.
  — Вы желаете произнести вступительное обращение сразу же или позже? — спросил судья Маркхэм у Перри Мейсона.
  — Мы произнесем его позже, — ответил адвокат.
  — Ваша честь, — поднявшись, сказал Драмм, — задача укомплектовать состав жюри по делу об убийстве обычно выполняется за один день или даже несколько дней. Это жюри было укомплектовано в очень короткий срок, что меня несколько удивляет. Могу я просить перенести заседание на завтра?
  Судья Маркхэм покачал головой и улыбнулся:
  — Нет. Суд немедленно приступит к слушанию. Суду известно, что защита, представленная в данном процессе, имеет обыкновение существенно упрощать дело. Поэтому суд считает нецелесообразным замедлять взятый темп.
  — Очень хорошо, — с достоинством произнес Драмм. — Я вызываю Телму Бентон. Прошу учесть, что в этот раз я вызываю ее, только чтобы установить состав преступления. Позднее я допрошу ее более подробно.
  — Хорошо, — кивнул судья Маркхэм, — это будет учтено.
  Телма Бентон подняла руку, принесла присягу и заняла свидетельское место. Она назвала свое имя и заявила, что ей двадцать восемь лет, что ее теперешний адрес — меблированные комнаты «Ривервью», что она была знакома с Клинтоном Форбсом более трех лет, работала его секретарем в Санта-Барбаре, а когда он уехал, сопровождала его и поселилась в доме номер 4889 на Милпас-драйв, где исполняла обязанности экономки.
  Клод Драмм кивнул.
  — Видели ли вы вечером семнадцатого октября этого года мертвое тело в доме номер 4889 на Милпас-драйв? — спросил он.
  — Да.
  — Чье это было тело?
  — Клинтона Форбса.
  — Он арендовал этот дом под именем Клинтона Фоули?
  — Да.
  — Кто проживал там вместе с ним?
  — Миссис Пола Картрайт, жившая там под именем Эвелин Фоули и выдававшая себя за его жену, А Вонг, повар-китаец, и я.
  — В доме также была полицейская овчарка?
  — Да.
  — Как ее звали?
  — Принц.
  — Когда мистер Форбс приобрел эту собаку?
  — Около четырех лет назад.
  — Вы впервые увидели собаку в Санта-Барбаре?
  — Да.
  — И собака сопровождала всех вас в этот город?
  — Да.
  — А вы, в свою очередь, сопровождали мистера Форбса и миссис Картрайт?
  — Да.
  — Когда вы видели мертвое тело Клинтона Форбса, видели ли вы также полицейскую овчарку?
  — Да.
  — Где она находилась?
  — В той же комнате.
  — В каком состоянии?
  — Пес был мертв.
  — Вы заметили что-либо, указывающее на причину смерти?
  — Да, собаку застрелили, как и мистера Форбса. На полу лежали пистолет «кольт» 38-го калибра и четыре пустые гильзы, вытолкнутые автоматическим механизмом оружия.
  — Когда вы в последний раз видели Клинтона Форбса живым?
  — Вечером семнадцатого октября.
  — В котором часу?
  — Приблизительно в четверть седьмого.
  — После этого вы находились дома?
  — Нет, я уехала, и мистер Клинтон Форбс был тогда жив и здоров. Когда я увидела его в следующий раз, он был мертв.
  — Вы заметили что-нибудь необычное? — спросил Драмм.
  — Очевидно, мистер Форбс брился — на его лице оставалось мыло. Тело находилось в библиотеке, к которой примыкает спальня с ванной.
  — Где держали собаку?
  — Пса держали на цепи в ванной, — ответила Телма Бентон, — после жалобы соседа.
  — Думаю, — сказал Клод Драмм, — вы можете подвергнуть свидетельницу перекрестному допросу по данным ею показаниям.
  Перри Мейсон лениво кивнул. Взгляды присяжных устремились на него.
  Он заговорил глубоким, но негромким и лишенным выражения голосом:
  — Была подана жалоба, что собака воет?
  — Да.
  — Обитателем соседнего дома?
  — Да.
  — И этим соседом был мистер Артур Картрайт, муж женщины, выдававшей себя за жену Клинтона Форбса?
  — Да.
  — Была ли миссис Картрайт дома во время убийства?
  — Нет.
  — Вы знаете, где она находилась?
  — Не знаю.
  — Когда вы видели ее в последний раз?
  Клод Драмм быстро поднялся.
  — Ваша честь, — заявил он, — совершенно очевидно, что это явится фактом в пользу подсудимой. В настоящее время не следует проводить перекрестный допрос по этому поводу.
  — Протест отклонен, — отозвался судья Маркхэм, — так как во время прямого допроса вы спрашивали свидетельницу о различных обитателях дома. Считаю вопрос подобающим.
  — Отвечайте, — сказал Перри Мейсон.
  Телма Бентон заговорила чуть громче и быстрее:
  — Пола Картрайт покинула дом утром семнадцатого октября. Она оставила записку, где сообщала…
  — Мы возражаем против того, чтобы свидетельница давала показания относительно содержания записки, — прервал Клод Драмм. — Во-первых, это не ответ на вопрос. Во-вторых, это несущественная улика.
  — Да, — согласился судья Маркхэм, — это несущественная улика.
  — Тогда где находится эта записка? — осведомился Перри Мейсон.
  Последовала неловкая пауза. Телма Бентон посмотрела на обвинителя.
  — Она у меня, — заявил Клод Драмм, — и я намерен представить ее позже.
  — Думаю, — заметил судья Маркхэм, — перекрестный допрос по этому пункту зашел достаточно далеко, поэтому вопрос о содержании записки будет отклонен.
  — Очень хорошо, — кивнул Перри Мейсон. — Тогда это все.
  — Вызовите Сэма Марсона, — распорядился Клод Драмм.
  Принеся присягу и заняв место свидетеля, Марсон назвал свое имя, заявил, что ему тридцать два года, что он водитель такси и семнадцатого октября этого года выполнял свою работу.
  — Вы видели обвиняемую в тот день? — спросил Клод Драмм.
  Марсон склонился вперед и посмотрел на Бесси Форбс, которая сидела на стуле позади Перри Мейсона под охраной помощника шерифа.
  — Да, — ответил он, — я видел ее.
  — Когда вы увидели ее впервые?
  — Около десяти минут восьмого.
  — Где?
  — На углу Девятой улицы и Масоник-стрит.
  — Что она делала?
  — Просигналила мне, и я подъехал к тротуару. Она попросила отвезти ее к дому номер 4889 на Милпас-драйв. Я доставил ее туда, а она велела мне съездить к телефону-автомату, позвонить по номеру Паркрест 6-2945, спросить Артура и передать ему, чтобы он сразу же приехал к дому Клинта, так как Клинт ссорится с Полой.
  — И что вы сделали? — осведомился Клод Драмм.
  — Поехал к автомату, позвонил и вернулся.
  — Что произошло потом?
  — Она вышла, и я отвез ее назад, к отелю «Бридмонт».
  — Вы видели ее снова тем же вечером?
  — Да.
  — Когда?
  — Не знаю. Думаю, около полуночи. Она подошла к моему такси и сказала, что, кажется, забыла в машине носовой платок. Я это подтвердил и отдал его ей.
  — Она забрала платок?
  — Да.
  — И это была та самая женщина, которую вы отвозили к дому номер 4889 на Милпас-драйв?
  — Да.
  — Обвиняемая на этом процессе?
  — Да, это она.
  Клод Драмм повернулся к Перри Мейсону:
  — Можете приступать к перекрестному допросу.
  Мейсон слегка повысил голос:
  — Подсудимая оставила носовой платок в вашем такси?
  — Да.
  — Что вы с ним сделали?
  — Показал его вам, и вы велели вернуть его.
  Клод Драмм усмехнулся.
  — Одну минуту, — сказал Перри Мейсон. — Вам незачем втягивать меня в это.
  — Тогда не втягивайтесь сами, — отозвался Драмм.
  Судья Маркхэм постучал своим молоточком.
  — Порядок! — призвал он. — Защитник, вы намерены просить, чтобы этот ответ вычеркнули из протокола?
  — Да, — кивнул Перри Мейсон. — Я прошу вычеркнуть эти слова на том основании, что они не являются ответом на вопрос.
  — Ходатайство отклонено, — сурово произнес судья. — Суд считает это ответом на вопрос.
  Лицо Клода Драмма расплылось в улыбке.
  — Говорил ли вам заместитель окружного прокурора, что вам придется давать показания на этом процессе? — спросил Перри Мейсон.
  — Нет, сэр.
  — Не говорил ли он, что, если я дам вам хоть малейшую возможность, вы должны заявить, что отдали мне этот платок?
  Свидетель смущенно заерзал.
  Клод Драмм вскочил, разразившись бурными протестами, но судья Маркхэм отклонил их.
  — Ну, — медленно отозвался Сэм Марсон, — он говорил мне, что не сможет спрашивать меня о том, что вы мне сказали, но, если мне представится случай, неплохо сообщить об этом жюри.
  — Не говорил ли вам также обвинитель, — продолжал Перри Мейсон, — что, когда он спросит вас, является ли подсудимая той женщиной, которая остановила ваше такси вечером семнадцатого октября, вам следует наклониться вперед и посмотреть на нее, дабы присяжные могли видеть, что вы изучаете ее лицо?
  — Да, он говорил мне это.
  — Но фактически вы видели обвиняемую несколько раз до времени дачи показаний. Ее показывали вам полицейские, и вы видели ее в тюрьме. Вы уже некоторое время знаете, что это та женщина, которую вы отвозили тем вечером, не так ли?
  — Вообще-то так.
  — Следовательно, вам незачем было наклоняться вперед и разглядывать лицо обвиняемой, прежде чем ответить на этот вопрос?
  — Ну, — нехотя отозвался Марсон, — мне велели так сделать.
  Улыбка сбежала с лица Клода Драмма, сменившись гримасой раздражения.
  Перри Мейсон медленно встал и несколько секунд молча смотрел на свидетеля.
  — Вы абсолютно уверены, — спросил он наконец, — что именно обвиняемая остановила ваше такси?
  — Да, сэр.
  — И абсолютно уверены, что именно она подошла к вам позднее в тот же вечер и спросила насчет платка?
  — Да, сэр.
  — Разве не факт, что тогда вы не были в этом убеждены, но чувство уверенности было вам внушено во время последующих бесед с властями?
  — Не думаю. Я ее узнал.
  — Вы уверены, что в обоих случаях это была обвиняемая?
  — Да.
  — Иными словами, вы так же уверены в том, что обвиняемая потребовала у вас платок, как и в том, что именно она попросила вас отвезти ее на Милпас-драйв?
  — Да, это была одна и та же женщина.
  Перри Мейсон внезапно повернулся и драматическим жестом указал в сторону переполненного зала.
  — Мей Сибли, встаньте, — потребовал он.
  В задних рядах произошло легкое движение, и Мей Сибли поднялась.
  — Посмотрите на эту женщину и скажите мне, видели ли вы ее раньше, — велел Мейсон.
  Клод Драмм вскочил на ноги:
  — Ваша честь, я возражаю против этой формы проверки воспоминаний свидетеля. Это метод неуместен на перекрестном допросе.
  — Вы намерены увязать это с сутью дела, адвокат? — спросил Мейсона судья Маркхэм.
  — Я сделаю лучше, ваша честь, — ответил Перри Мейсон. — Я снимаю этот вопрос, как требует обвинитель, и спрашиваю вас, Сэмюэл Марсон, является ли женщина, стоящая сейчас в зале суда, той, которая потребовала у вас носовой платок вечером семнадцатого октября этого года и которой вы отдали платок, забытый в такси?
  — Нет, сэр. — Сэм Марсон указал на обвиняемую: — Вот эта женщина.
  — Вы никак не могли ошибиться? — настаивал Мейсон.
  — Нет, сэр.
  — Но если вы ошибаетесь в отношении женщины, потребовавшей платок, вы могли также ошибиться в личности женщины, которую отвозили на Милпас-драйв?
  — Я не ошибаюсь ни насчет одной, ни насчет другой, но, конечно, если бы я ошибся в одном случае, то мог бы ошибиться и в другом, — ответил Марсон.
  Перри Мейсон торжествующе улыбнулся.
  — Это все, — сказал он.
  Клод Драмм снова поднялся:
  — Ваша честь, могу я просить сделать перерыв до завтрашнего утра?
  Судья Маркхэм нахмурился и медленно кивнул.
  — Да, — ответил он, — суд прерывает работу до десяти часов завтрашнего утра. Во время перерыва присяжные не должны говорить о деле между собой и позволять другим обсуждать его в их присутствии.
  Ударив молоточком, судья встал и торжественно направился в свою комнату позади зала. Мейсон заметил, как Клод Драмм бросил многозначительный взгляд на двух помощников шерифа, после чего оба начали пробиваться сквозь толпу в сторону Мей Сибли. Адвокат двинулся в том же направлении, расправив плечи и выпятив подбородок. Он подошел к молодой женщине на несколько секунд позже помощников шерифа и сообщил:
  — Судья Маркхэм хочет видеть вас троих в своем кабинете.
  Помощники казались удивленными.
  — Сюда. — Повернувшись, Мейсон двинулся к пространству за барьером. — Драмм! — окликнул он обвинителя, повысив голос.
  Клод Драмм, уже выходивший из зала, остановился.
  — Не возражаете пройти со мной в кабинет судьи Маркхэма? — спросил Мейсон.
  Поколебавшись, Драмм кивнул.
  Юристы вместе вошли в кабинет. За ними последовали двое помощников шерифа и Мей Сибли.
  Стены кабинета судьи были уставлены книгами по юриспруденции. Массивный письменный стол в центре комнаты был завален бумагами и открытыми книгами. Судья Маркхэм поднял голову.
  — Судья, — заговорил Перри Мейсон, — эта молодая женщина — мой свидетель. Она вызвана в суд защитой. Я обратил внимание, что по знаку заместителя окружного прокурора два помощника шерифа направились к ней. Могу я попросить вас проинструктировать свидетельницу, что она не должна говорить ни с кем, пока ее не вызовут для дачи показаний, и указать помощникам шерифа, что они не должны ее беспокоить?
  Покраснев, Клод Драмм шагнул назад и закрыл дверь ногой.
  — Коль скоро вы затронули эту тему не во время заседания, — сказал он, — мы уладим все здесь и сейчас.
  Мейсон воинственно посмотрел на него.
  — Улаживайте, — предложил он.
  — Я намеревался узнать у этой женщины, заплатили ли ей за то, что она будет изображать подсудимую, поручали ли ей подойти к водителю такси и представиться особой, которая ездила в этой машине ранее тем же вечером и забыла там платок.
  — Предположим, — сказал Перри Мейсон, — она бы ответила утвердительно. Что бы вы сделали тогда?
  — Я собирался выяснить личность того, кто заплатил ей за самозванство, и получить ордер на его арест, — ответил Клод Драмм.
  — Отлично, — со зловещим спокойствием произнес Мейсон. — Это сделал я. Что вы теперь намерены делать?
  — Джентльмены, — вмешался судья Маркхэм, — мне кажется, дискуссия выходит за рамки темы.
  — Вовсе нет, — возразил Мейсон. — Я знал, что это произойдет, и также хочу все уладить здесь и сейчас. Нет закона, запрещающего женщине изображать другую женщину. Не является преступлением выдать себя за собственницу потерянной вещи, если это не преследует цель завладеть упомянутым предметом.
  — Именно это и было целью обмана! — рявкнул Клод Драмм.
  Мейсон улыбнулся:
  — Вспомните, Драмм, что я позвонил в полицию и передал им платок, как только он оказался у меня, и что мисс Сибли отдала мне его, как только получила у водителя. Я проверял воспоминания шофера такси, хорошо зная, что после вашей подготовки он будет настолько уверен в личности подсудимой, что никакой перекрестный допрос не поколеблет эту уверенность. Я допрашивал его, прибегнув к наглядным доказательствам, — вот и все. Это мое право.
  Судья Маркхэм посмотрел на Перри Мейсона, и в его глазах блеснули искорки.
  — Ну, — промолвил он, — в настоящее время в задачу суда не входит обсуждать этическую сторону проблемы и решать вопрос, имела ли место кража носового платка. Суд может лишь согласиться с вашими требованиями, адвокат, чтобы вашим свидетелям была предоставлена возможность дать показания и чтобы полицейские их не запугивали.
  — Это все, что я хочу, — сказал Перри Мейсон, не сводя глаз с Клода Драмма. — Я знаю, что делаю, отвечаю за это и не желаю, чтобы любую женщину стращала компания забияк.
  — За то, что вы сделали, вам придется отвечать перед комиссией по жалобам при ассоциации юристов! — огрызнулся Драмм.
  — Вот и отлично, — отозвался Мейсон. — Я буду только рад обсудить с вами это дело на комиссии. А пока что руки прочь от моих свидетелей.
  — Джентльмены, джентльмены, — всполошился судья Маркхэм, поднимаясь со стула. — Я настаиваю на соблюдении порядка. Адвокат Мейсон предъявил требование. Вы должны знать, мистер Драмм, что оно справедливо. Если упомянутая особа — свидетель, вызванный защитой, вам следует воздержаться от попыток запугать ее.
  Клод Драмм побагровел и судорожно сглотнул.
  — Хорошо, — буркнул он.
  — Сюда, пожалуйста, — улыбаясь, сказал Перри Мейсон, взял под руку Мей Сибли и вывел ее из кабинета.
  Когда он открыл дверь, мелькнула яркая вспышка света, сопровождаемая внезапным хлопком.
  Девушка вскрикнула и закрыла лицо руками.
  — Не волнуйтесь, — успокоил ее Мейсон. — Это всего лишь репортеры вас фотографируют.
  Клод Драмм подошел к Мейсону. Его лицо было бледным, а глаза сверкали.
  — Вы нарочно все это подстроили! — прошипел он. — Чтобы газеты напечатали на передней полосе сенсационную историю!
  Мейсон усмехнулся.
  — У вас имеются возражения? — осведомился он.
  — Великое множество! — заявил Клод Драмм.
  — Отлично, — медленно и зловеще произнес Перри Мейсон. — Только будьте с ними поосторожнее.
  Какое-то время двое мужчин молча смотрели друг на друга. Глядя в спокойные глаза адвоката, побелевший от злобы Клод Драмм понял, что проиграл. Он круто повернулся и зашагал прочь.
  Перри Мейсон обратился к Мей Сибли:
  — Я не хотел, чтобы вы разговаривали с помощниками шерифа, но нет причины, по которой вы не могли бы побеседовать с репортерами.
  — И что мне им сказать? — спросила она.
  — Сообщите им все, что знаете. — Приподняв шляпу, Мейсон направился к двери. Дойдя до нее, он обернулся. Полдюжины журналистов, окружив Мей Сибли, наперебой засыпали ее вопросами.
  Продолжая улыбаться, Перри Мейсон вышел через вращающуюся дверь в коридор.
  Глава 18
  Входя в свой офис, Мейсон посмотрел на часы. Без четверти девять. На улице было холодно и ветрено, а в помещении утешительно шипели радиаторы.
  Перри Мейсон включил свет, поставил кожаный кейс на стол Деллы Стрит; щелкнув замком, открыл крышку и извлек портативную пишущую машинку, потом вынул из кармана перчатки и надел их. Достав из портфеля несколько листов бумаги и конверт с маркой, он положил их на стол, когда в приемную вошла Делла.
  — Видел газеты? — осведомилась она, закрыв дверь и выскользнув из мехового пальто.
  — Да, — с усмешкой отозвался Перри Мейсон.
  — Скажи, ты специально устроил, чтобы заседание завершилось таким эффектным образом?
  — Конечно. А почему бы и нет?
  — Не слишком ли ты приблизился к нарушению закона? Что, если у тебя будут неприятности с комиссией по жалобам?
  — Сомневаюсь. Это был вполне законный перекрестный допрос.
  — Ничего себе допрос!
  — Я имел полное право поставить в ряд несколько женщин и попросить Сэма Марсона выбрать ту, которая забыла платок в его такси. Я имел полное право указать на одну из них и сказать ему, что, по-моему, это та самая. Наконец, я имел полное право подвести к Марсону какую-нибудь женщину и спросить, не кажется ли ему, что это она, или просто сказать, что это она и есть.
  — Ну и что?
  — То, что я лишь сделал еще один шаг. Я выяснил, что Марсон не уверен в личности женщины, и воспользовался этим — выбрал подходящую женщину, одел ее примерно так, как была одета миссис Форбс, заставил ее надушиться такими же духами и поручил ей сказать водителю такси, что она оставила свой носовой платок в его машине. Естественно, он не усомнился в ее словах, так как сам толком не помнил женщину, которая забыла платок.
  Я знал, что, когда обвинение над ним поработает, он уверенно опознает обвиняемую. Они умеют внушить свидетелю то, что им нужно. Водителю показали Бесси Форбс не менее дюжины раз, причем как бы мимоходом, дабы он не понял, что его гипнотизируют. Сначала они продемонстрировали ему ее и сказали, что эта та женщина, которая была в его машине. Потом поставили их лицом к лицу и заявили миссис Форбс, что Марсон ее опознал. Она ничего не сказала, но отказалась отвечать на вопросы. Это придало Марсону уверенности. Шаг за шагом они убеждали его, покуда у бедняги не осталось сомнений. Обвинение всегда так готовится к процессу — естественно, свидетели становятся все более уверенными в опознании.
  — Да, но как насчет платка?
  — Для того чтобы это квалифицировать как кражу, должно быть намерение украсть. В данном случае такого намерения не было. Женщина добыла платок для меня, а я добыл его для властей. Я передал платок в полицию гораздо раньше, чем им самим удалось бы его отыскать, и к тому же снабдил их информацией.
  Делла нахмурилась и покачала головой:
  — Возможно, но ты, безусловно, схитрил.
  — Конечно, схитрил — за это мне и платят. Я просто допросил свидетеля неортодоксальным способом и сделал это прежде, чем обвинитель смог окончательно запудрить ему мозги… Пожалуйста, Делла, не снимай перчатки!
  — Почему? — спросила она, глядя на длинные черные перчатки, обтягивающие ее руки.
  — Потому что мы собираемся схитрить еще раз, и я не хочу, чтобы кто-то из нас оставил на бумаге отпечатки пальцев.
  Делла уставилась на него.
  — Это в рамках закона? — спросила она наконец.
  — Думаю, что да, — ответил Мейсон, — но нам незачем, чтобы нас на этом поймали. — Он подошел к двери и запер ее. — Возьми лист бумаги и вставь его в портативную машинку.
  — Я привыкла к своей машинке, — сказала Делла. — Терпеть не могу портативных.
  — Машинки обладают такой же индивидуальностью, как почерк. Эксперт может точно сказать, на машинке какой марки отпечатан документ, и опознать саму машинку, если имеет доступ к ней и возможность сравнить шрифт.
  — Это новая машинка, — заметила Делла.
  — Вот именно, и я намерен слегка согнуть несколько литер, чтобы она не выглядела такой новой.
  Он подошел к машинке и начал гнуть стержни литер.
  — Что ты задумал? — осведомилась Делла.
  — Мы собираемся отпечатать признание.
  — Какое?
  — Признание в убийстве Полы Картрайт.
  Она уставилась на него расширенными от удивления глазами:
  — Господи, и что же ты намерен делать с этим признанием?
  — Мы отправим его, — ответил Мейсон, — заведующему отделом репортажей «Кроникл».
  Делла стояла неподвижно, испуганно глядя на шефа, потом внезапно глубоко вздохнула, подошла к своему стулу, села и вставила лист в портативную машинку.
  — Боишься, Делла? — спросил адвокат.
  — Нет, — ответила она. — Я сделаю это, если ты хочешь.
  — Конечно, это большой риск, — предупредил Мейсон, — но я думаю, что сумею вытащить тебя из любых неприятностей.
  — Я сделаю для тебя все, — заверила Делла. — Прочтешь, что ты хочешь отпечатать?
  — Я сразу буду диктовать. — Он подошел к ней. — Отпечатай следующий текст и адресуй его заведующему отделом репортажей «Кроникл»:
  «Дорогой сэр!
  Я обратил внимание, что Ваша газета опубликовала интервью с Элизабет Уокер, где она утверждает, что я неоднократно заявлял о своем намерении умереть на виселице, что я проводил много времени, наблюдая в бинокль за домом Клинтона Форбса, который проживал там под именем Клинтона Фоули.
  Все это чистая правда.
  Я также заметил, что Вы напечатали редакторское обращение к властям с требованием задержать меня и мою жену, Полу Картрайт, прежде чем начнется суд над Бесси Форбс, намекая, будто я убил Клинтона Форбса.
  Это обвинение ложно и несправедливо.
  Я не убивал Клинтона Форбса, но я убил свою жену, Полу Картрайт.
  Думаю, при сложившихся обстоятельствах общественность имеет право знать, что именно произошло».
  Перри Мейсон умолк, ожидая, пока прекратится стук машинки — это означало, что Делла Стрит догнала его.
  — Становится страшновато, Делла? — осведомился он.
  — Нет, — отозвалась она. — Продолжай.
  — Это заряжено динамитом, — предупредил Мейсон.
  — О’кей, если ты можешь рисковать, значит, могу и я.
  — Ладно, продолжим.
  «Я жил с моей женой в Санта-Барбаре и был счастлив. Я дружил с Клинтоном Форбсом и его женой. Конечно, я понимал, что Клинтон дрянь, но он мне нравился. Я знал, что у него связь не менее чем с полудюжиной женщин, но никогда не подозревал, что моя жена — одна из них. Внезапно, точно гром с ясного неба, мне открылась правда. Я стал конченым человеком. Мое счастье и моя семья были разрушены. И тогда я решил выследить Клинтона Форбса и убить его, как собаку.
  Мне понадобилось десять месяцев, чтобы найти его. Я узнал, что он живет на Милпас-драйв под именем Клинтона Фоули. Выяснив, что соседний дом сдается в аренду с мебелью, я поселился там, предварительно наняв экономку, которая была глуха как бревно и, следовательно, не могла сплетничать с соседями. Прежде чем убить Клинтона Фоули, я хотел разузнать о его привычках, о том, как он обращается с Полой и счастлива ли она. С этой целью я проводил большую часть времени, наблюдая за домом в бинокль.
  Это было нудное и утомительное занятие. Иногда мне удавалось разглядеть эпизоды семейной жизни человека, за которым я шпионил, но зачастую я целыми днями ничего не видел. В конце концов я пришел к выводу, что Пола глубоко несчастна.
  И все же, несмотря на все мои планы, я не достиг цели. Дождавшись темной ночи, подходящей для моих намерений, я пробрался на участок дома моего врага. Я твердо решил убить его и вернуть мою жену. Экономке я передал письмо для моего адвоката, куда вложил завещание. Если бы что-нибудь случилось со мной, я хотел быть уверен, что мои дела в порядке.
  Задняя дверь дома оказалась незапертой. Клинтон Фоули держал полицейскую овчарку, Принца, который выполнял функцию сторожевого пса, но Принц знал меня, так как я дружил с Клинтоном Форбсом в Санта-Барбаре. Вместо того чтобы залаять, он подбежал ко мне и лизнул меня в руку. Я погладил его по голове и потихоньку двинулся через заднюю часть дома в сторону библиотеки, когда внезапно столкнулся с моей женой. Она уставилась на меня и вскрикнула. Я схватил ее и пригрозил задушить, если она не замолчит.
  Пола едва не потеряла сознание от страха. Я заставил ее сесть и попытался успокоить. Она сообщила, что у Клинтона Форбса давняя связь с его экономкой Телмой Бентон, которая началась еще раньше его связи с ней, что Форбс куда-то уехал с Телмой и она одна в доме, так как А Вонг, повар, как обычно, ушел провести вечер с друзьями-китайцами.
  Я сказал ей, что собираюсь убить Форбса и хочу, чтобы она уехала со мной. Пола заявила, что я не должен этого делать, что она разлюбила меня и никогда не будет со мной счастлива. Она угрожала позвонить в полицию и предупредить о моих намерениях. Когда Пола бросилась к телефону, я попытался ее удержать. Она снова закричала, и я задушил ее.
  Я никогда не смогу объяснить те чувства, которые испытывал в этот момент. Я страстно любил жену и понял, что она больше меня не любит. Она сопротивлялась мне, спасая человека, который предал меня и которого я ненавидел. Я перестал ощущать происходящее и стиснул руками ее шею изо всех сил. Когда я осознал, что делаю, она уже была мертва.
  Клинтон Форбс сооружал пристройку к своему гаражу. Оставалось только залить цементом пол. Я пошел в гараж, взял кирку и лопату, вырыл узкую могилу там, где вскоре должны были залить цемент, и похоронил в ней мою жену, засыпав могилу грязью, которую привез в тачке. Дожидаться Клинтона Форбса я не осмелился — то, что я сделал, полностью выбило меня из колеи, и я дрожал как осиновый лист. Потеряв голову, я убил женщину, которую любил больше всего на свете. Но я понимал, что мое преступление не будет открыто. Рабочие собирались залить цемент, который должен был скрыть все следы. Я поехал в другой район города, снял комнату под вымышленным именем и жил там с тех пор.
  Это признание я пишу, чувствуя, что должен так поступить. Я убил мою жену, но не убивал Клинтона Форбса, хотя собирался это сделать и он заслужил смерть.
  Найти меня не удастся. Никто никогда не сумеет проникнуть в тайну моей новой личности.
  Перри Мейсон подождал, пока девушка кончит печатать, вытащил лист из машинки и внимательно прочитал текст.
  — Превосходно, — кивнул он.
  Делла посмотрела на него. Ее лицо было бледным и напряженным.
  — Что ты собираешься с этим сделать? — спросила она.
  — Использовать в качестве образца завещание Артура Картрайта, — ответил Мейсон, — и подделать его подпись на этом документе.
  Несколько секунд Делла продолжала смотреть на него, потом подошла к столу, где находились ручка и чернила, обмакнула ручку в чернильницу и протянула ему. После этого также молча она направилась к сейфу, набрала комбинацию цифр, открыла дверцу, вынула завещание Картрайта и передала его адвокату.
  Не говоря ни слова, Перри Мейсон сел за стол, попрактиковался на чистом листе, затем тщательно изобразил на признании подпись Артура Картрайта. Сложив бумагу вдвое, он протянул Делле Стрит конверт с маркой:
  — Адресуй это заведующему отделом репортажей «Кроникл».
  Мейсон положил назад в кейс портативную машинку.
  — Что ты теперь будешь делать? — спросила Делла.
  — Отправлю письмо, — ответил он, — отвезу машинку туда, где полиция ее никогда не найдет, потом возьму такси и поеду домой.
  Делла Стрит молча направилась к двери, но, взявшись за ручку, повернулась и снова подошла к Мейсону.
  — Я бы не хотела, чтобы ты так поступал, шеф, — сказала она.
  — Как именно?
  — Шел на такой риск.
  — Я должен.
  — Это неправильно, — настаивала Делла.
  — Все зависит от результатов.
  — На какие результаты ты рассчитываешь?
  — Я хочу, чтобы взломали цементный пол пристройки к гаражу и тщательно обыскали то, что находится под ним.
  — Тогда почему бы не обратиться к властям и не попросить их об этом?
  Адвокат саркастически усмехнулся:
  — Потому что они вряд ли что-нибудь предпримут. Власти меня на дух не переносят. Они стараются добиться осуждения Бесси Форбс и не сделают ничего, что бы ослабило их позиции перед присяжными. По их мнению, она виновна, и они не станут слушать ничего, противоречащего их теории, а если я о чем-нибудь попрошу, естественно, подумают, что я пытаюсь обвести их вокруг пальца.
  — А что произойдет, когда ты отправишь письмо в «Кроникл»? — спросила Делла.
  — Ясно что — пол взломают.
  — Каким образом они этого добьются? Получат у кого-то разрешение?
  — Не говори глупости. Дом с участком приобрел Форбс. Он мертв. Бесси Форбс — его жена. Если ее оправдают, она унаследует его собственность.
  — А если не оправдают?
  — Ее оправдают, — мрачно заверил Мейсон.
  — А почему ты думаешь, что под полом спрятан труп? — осведомилась Делла Стрит.
  — Давай посмотрим на это с разумной точки зрения и перестанем шарахаться от фактов, которые ничего не означают. Ты помнишь, как Артур Картрайт впервые пришел к нам?
  — Конечно.
  — Помнишь, что он сказал? Он хотел составить завещание таким образом, чтобы его собственность отошла к женщине, которая тогда проживала в качестве жены Клинтона Фоули в доме на Милпас-драйв.
  — Ну?
  — Потом Картрайт составил завещание и прислал его мне, однако оно выглядело по-другому.
  — Почему?
  — Потому что он знал, что бесполезно оставлять собственность женщине, которая уже мертва. Каким-то образом он выяснил, что ее нет в живых.
  — Значит, он не убивал ее?
  — Я этого не утверждаю, но думаю, что не убивал.
  — Но разве не преступление подделать такое признание?
  — При определенных обстоятельствах, может быть, и нет, — отозвался Перри Мейсон.
  — Не вижу, какие это могут быть обстоятельства, — заявила Делла.
  — Мы займемся этим, когда придет время.
  — И ты думаешь, Артур Картрайт знал, что его жена мертва?
  — Да. Картрайт очень любил жену. Он разыскивал ее десять месяцев, а два месяца прожил с ней по соседству, шпионя за человеком, которого ненавидел, и пытаясь выяснить, счастлива ли она. Приняв решение убить Клинтона Форбса, Картрайт чувствовал, что его казнят за это преступление. Он хотел оставить собственность своей жене — не жене Форбса, а Поле Картрайт, — но не осмеливался составить завещание в пользу Полы Картрайт до совершения убийства, опасаясь, что это повлечет за собой расследование. Поэтому Картрайт составил или решил составить завещание таким образом, чтобы его собственность отошла к женщине, живущей под именем Эвелин Фоули.
  Картрайт стремился избежать любого скандала. Он собирался убить Фоули, признаться в убийстве и пойти на казнь. Ему хотелось, чтобы завещание выглядело так, будто его собственность отходит к вдове убитого им человека, чтобы не возникло никаких вопросов и ее подлинная личность никогда не стала известна, а позорные факты не были преданы огласке.
  Делла Стрит стояла неподвижно, глядя на кончики своих туфель.
  — Да, — сказала она наконец, — думаю, я поняла.
  — А потом, — продолжал Перри Мейсон, — что-то произошло, и Артур Картрайт изменил свои намерения. Он знал, что теперь бессмысленно оставлять собственность его жене Поле, но хотел завещать ее кому-то, так как не рассчитывал остаться в живых. Несомненно, Картрайт контактировал с Бесси Форбс и знал, что она в этом городе, поэтому оставил свою собственность ей.
  — Почему ты думаешь, что он контактировал с Бесси Форбс? — спросила Делла Стрит.
  — Потому что шофер такси утверждает, что Бесси Форбс велела ему позвонить по номеру Паркрест 6-2945, номеру Картрайта, и передать ему, чтобы он приехал к дому Клинта. Это показывает, что она знала, где находится Картрайт, и ему это было известно.
  — Понимаю. — Помолчав несколько секунд, Делла осведомилась: — Ты уверен, что миссис Картрайт не сбежала с Артуром Картрайтом, бросив Клинтона Форбса, как бросила Картрайта в Санта-Барбаре?
  — Абсолютно уверен, — ответил Мейсон.
  — Что вселяет в тебя такую уверенность?
  — Записка, оставленная в доме Фоули, была написана не почерком Полы Картрайт.
  — В этом ты тоже уверен?
  — Полностью. Почерк почти такой же, как на бланке телеграммы, отправленной из Мидуика. Я получил присланные из Санта-Барбары образцы почерка миссис Картрайт — они не совпадают с запиской.
  — А в окружной прокуратуре об этом знают?
  — Едва ли.
  Делла Стрит задумчиво посмотрела на Перри Мейсона.
  — Не был ли это почерк Телмы Бентон? — спросила она.
  — У меня есть несколько образцов ее почерка, и они совсем не похожи на почерк в записке и на телеграфном бланке.
  — А как насчет миссис Форбс?
  — Нет, это не ее почерк. Я заставил миссис Форбс написать мне письмо из тюрьмы.
  — Ты видел редакционную статью в «Кроникл»? — спросила Делла.
  — Нет. Что в ней?
  — Там говорится, что, учитывая эффектный сюрприз, в результате которого показания водителя такси подверглись сомнению, твой долг вызвать свою клиентку в качестве свидетеля и позволить ей объяснить свою связь с этим делом. Статья утверждает, что тактика таинственного умолчания подходит закоренелому преступнику, в виновности которого никто не сомневается и который старается воспользоваться своими конституционными правами, но не такой женщине, как миссис Форбс. Это что-нибудь изменит в твоих планах?
  — Разумеется, нет, — отозвался адвокат. — Я веду это дело в интересах своей клиентки, а не газетного редактора.
  — Все вечерние газеты, — продолжала Делла, — отмечают опыт, с которым ты манипулировал фактами, дабы обеспечить эффектную развязку дневного заседания, и поставил под сомнение показания водителя, прежде чем прокурору удалось обосновать обвинение.
  — Особого опыта с моей стороны не было, — заметил Мейсон. — Клод Драмм сам на это напросился. Он вознамерился припугнуть мою свидетельницу, а я не мог этого допустить и отвел ее в кабинет судьи, чтобы заявить протест. Я знал, что Драмм обвинит меня в непрофессиональном поведении, и решил разобраться с ним сразу же.
  — А что подумал судья Маркхэм?
  — Не знаю и знать не хочу. Мне известны мои права. Я защищаю клиента.
  Делла подошла к Мейсону и положила руку ему на плечо.
  — Я усомнилась в тебе, шеф, — сказала она, — но обещаю, что это никогда не повторится. Я с тобой, прав ты или нет.
  Мейсон улыбнулся и похлопал ее по плечу:
  — Бери такси и поезжай домой. Если я кому-нибудь понадоблюсь, ты не знаешь, где меня можно найти.
  Девушка кивнула и на сей раз без колебаний направилась к двери и вышла.
  Подождав, пока она спустится в лифте, Перри Мейсон выключил свет, надел пальто, запечатал письмо, взял портативную машинку и вышел из офиса. Сев в свою машину, он отправился в другой район, опустил письмо в почтовый ящик и поехал по извилистой дороге, ведущей к водохранилищу на холмах за городом. На берегу водохранилища Мейсон вышел из автомобиля и бросил машинку в воду. Когда над поверхностью воды взметнулся миниатюрный гейзер, он уже нажимал на педаль стартера.
  Глава 19
  Радиаторы все еще уютно шипели в офисе Перри Мейсона, когда туда прибыл Пол Дрейк.
  — Пол, — обратился к нему адвокат, — мне нужен человек, готовый рискнуть.
  — У меня полным-полно таких, — отозвался Дрейк. — Что именно ты хочешь?
  — Я хочу, чтобы этот человек позвонил Телме Бентон, назвался репортером «Кроникл» и сообщил ей, что заведующий отделом репортажей дал добро на уплату десяти тысяч долларов за эксклюзивные права на публикацию ее дневника. Пускай он договорится с Телмой Бентон о встрече, во время которой сможет обследовать дневник. Если она хочет, то может пригласить еще кого-нибудь на эту встречу. Сомневаюсь, что Телма предоставит ему дневник для изучения, но она позволит взглянуть на него. Мне нужно, чтобы этот человек вырвал из дневника страницу, помеченную восемнадцатым октября.
  — И что же записано на этой странице? — осведомился детектив.
  — Не знаю.
  — Она поднимет крик.
  — Естественно.
  — Что могут сделать с человеком, который вырвет страницу?
  — Ничего особенного, — ответил Мейсон. — В крайнем случае попытаются припугнуть.
  — А она не сможет подать иск о возмещении ущерба, если страница будет опубликована?
  — Я не собираюсь ее публиковать, а просто намерен дать ей знать, что страница у меня.
  — Конечно, не мое дело учить тебя твоему ремеслу, — заметил Дрейк, — но ты чертовски рискуешь. Я говорил тебе это раньше и повторяю снова.
  — Знаю, — мрачно кивнул Мейсон, — но ко мне не могут придраться. Я действую исключительно в пределах своих прав. Журналисты каждый день проделывают куда более рискованные трюки, и никто и слова им не говорит.
  — Ты не журналист, — напомнил Дрейк.
  — Верно. Но я адвокат и представляю клиентку, которая имеет право на то, чтобы ее судили по справедливости. Клянусь богом, я ей это обеспечу!
  — Значит, все эти эффектные трюки соответствуют твоим представлениям о справедливом суде?
  — Мои представления о справедливом суде заключаются в выявлении всех фактов, что я и намерен сделать.
  — Всех фактов или только благоприятных для твоей клиентки?
  — Ну, — усмехнулся Перри Мейсон, — я не собираюсь вести дело в интересах окружного прокурора, если ты это имеешь в виду. Пускай он сам о себе позаботится.
  Пол Дрейк отодвинул свой стул.
  — Ты будешь нас защищать, если мы из-за этого угодим в передрягу?
  — Разумеется. Я бы не стал втравливать вас ни во что, чего бы не позволил себе.
  — Вся беда в том, — промолвил детектив, — что ты позволяешь себе слишком много. Между прочим, ты приобретаешь репутацию чародея закона.
  — В каком смысле чародея? — осведомился Мейсон.
  — Считают, что ты можешь вытащить нужный вердикт из шляпы, как фокусник — кролика. Твои методы необычны — они чересчур эффектны и театральны.
  — Американцы любят эффекты, — сказал Мейсон. — Мы не похожи на англичан — им нужны достоинство и порядок, а нам — театральность и драматизм. Это национальная черта. Мы не привыкли медлить и размышлять — нам подавай эффектное зрелище.
  — Ну, твой стиль именно таков, — заметил Дрейк, вставая. — Сегодняшнее заседание это продемонстрировало. Все газеты города пишут не об обвинении против Бесси Форбс, а о том, с каким блеском были дискредитированы показания водителя такси, и выражают уверенность, что эти показания ничего не стоят.
  — Ну, так оно и есть.
  — Тем не менее, — возразил Дрейк, — ты знаешь не хуже меня, что Бесси Форбс действительно ездила в этом такси. Она была той женщиной, которая входила в дом.
  — Это всего лишь предположение, — заметил адвокат, — если только окружной прокурор не представит каких-то новых доказательств.
  — Ладно, я пошел, — сказал Дрейк. — Тебе нужно что-нибудь еще?
  — Пожалуй, — медленно отозвался Перри Мейсон, — пока это все.
  — Видит бог, этого более чем достаточно, — усмехнулся Пол Дрейк и вышел из кабинета.
  Перри Мейсон откинулся на спинку вращающегося кресла, закрыл глаза и оставался неподвижным, если не считать барабанящих по подлокотнику пальцев. Он все еще сидел в таком положении, когда в замке входной двери звякнул ключ и Фрэнк Эверли вошел в офис.
  Фрэнк Эверли был стряпчим, выполнявшим рутинную работу для Перри Мейсона и ассистировавшим ему на процессах. Он был молод, энергичен, амбициозен и полон безграничного энтузиазма.
  — Могу я поговорить с вами, шеф? — спросил Эверли.
  Мейсон открыл глаза и нахмурился.
  — Да, — ответил он, — входите. Что вам нужно?
  Фрэнк Эверли присел на край стула. Он выглядел смущенным.
  — Говорите, — подбодрил его Мейсон. — В чем дело?
  — Я хотел попросить вас в качестве личного одолжения вызвать Бесси Форбс как свидетеля.
  — Зачем? — с любопытством спросил адвокат.
  — Я слышал много разговоров, — ответил Эверли. — Не просто сплетен, а разговоров судей, адвокатов и репортеров.
  Мейсон терпеливо улыбнулся:
  — Ну и что именно они говорили?
  — Если вы не вызовете свидетельницей эту женщину, то ваша репутация погибла.
  — Отлично, — кивнул Мейсон. — Тогда пусть она погибнет.
  — Неужели вы не понимаете? — воскликнул Эверли. — Теперь всем ясно, что она невиновна. Дело против нее полностью строится на косвенных уликах. Нужны только ее отрицание вины и объяснения — и жюри без колебаний вынесет вердикт о невиновности.
  — Вы в самом деле так считаете? — с интересом осведомился адвокат.
  — Конечно!
  — И упрекаете меня за то, что я не позволяю ей рассказать ее историю?
  — По-моему, сэр, вы не имеете права брать на себя такую ответственность, — сказал Эверли. — Пожалуйста, не поймите меня превратно, но я говорю с вами как юрист с юристом. У вас есть долг перед вашим клиентом, вашей профессией и самим собой.
  — А если она займет место свидетеля, расскажет свою историю и все-таки будет осуждена? — предположил Мейсон.
  — Этого не может быть, — заявил Эверли. — Все ей симпатизируют, а теперь, когда показания таксиста лопнули, против нее ничего нет.
  Перри Мейсон внимательно посмотрел на стряпчего:
  — Не знаю, Фрэнк, могло бы что-нибудь меня так подбодрить, как разговор с вами.
  — Вы имеете в виду, что вызовете ее давать свидетельские показания?
  — Напротив, я не сделаю этого ни при каких обстоятельствах.
  — Почему?
  — Потому что, — медленно отозвался Мейсон, — вы и все остальные считаете ее невиновной. Это означает, что присяжные тоже так думают. Если я разрешу ей дать показания, то не смогу заставить жюри считать ее еще более невиновной, а если не разрешу, они подумают, что у нее тупица-адвокат, но все равно вынесут вердикт о невиновности.
  Теперь я скажу вам кое-что, молодой человек. Есть много способов вести защиту. Существует медленный, утомительный способ, к которому прибегают адвокаты, не имеющие никакого определенного плана кампании, кроме как являться в суд, пререкаться из-за протестов, торговаться из-за технических деталей и бесконечно обсуждать каждый факт, пока все не перестанут понимать, о чем идет речь. Но есть и более динамичный метод, которому я стараюсь следовать.
  Рано или поздно окружной прокурор закончит доказывать свои обвинения. Я намерен строить защиту так, чтобы к тому моменту симпатии жюри были на стороне подсудимой, а потом передам дело им в руки. Если все пойдет как надо, они вынесут вердикт, даже не задумавшись.
  — А если все пойдет не так, как надо? — осведомился Эверли.
  — В таком случае я действительно могу лишиться своей репутации.
  — Но вы не имеете права подвергать ее опасности!
  — Черта с два! — возразил Перри Мейсон. — Я не имею права этого не делать.
  Он встал и выключил свет.
  — Пошли, сынок. Пора по домам.
  Глава 20
  Клод Драмм начал утреннюю атаку, слишком явно демонстрируя возмущение вчерашним провалом. Его поведение было холодным и формальным, но в нем сквозил сдержанный гнев. Он мрачно описывал кровавые подробности, подчеркивая, что человека хладнокровно застрелили в собственном доме во время бритья.
  Свидетели сменяли друг друга, отвечая на быстрые, лаконичные вопросы и добавляя все новые детали к царящей в зале атмосфере ужаса.
  Этими свидетелями были полицейские, прибывшие на место преступления. Они рассказали о том, что обнаружили в комнате, о положении тела, о преданной сторожевой собаке, которую безжалостно застрелили, когда она пыталась защитить своего хозяина.
  Полицейский фотограф предъявил полный набор снимков дома, комнат, мертвого тела, казавшегося чужеродным элементом на полу роскошной комнаты, даже головы полицейской овчарки с остекленевшими глазами, высунутым языком и темной лужей крови, вытекшей из ран.
  Патологоанатом подробно описал траекторию пуль, расстояние, с которого были произведены выстрелы, судя по пороховым ожогам на коже убитого, и опаленную шерсть собаки.
  Время от времени Перри Мейсон решался на скромный перекрестный допрос, кротким голосом напоминая свидетелю об упущенном им факте или прося объяснить какое-нибудь заявление. Во всем этом не было ничего от грандиозной битвы умов, которую ожидали увидеть зрители, и от присущего знаменитому адвокату полемического задора и блеска.
  Зал был переполнен. Присутствующие не сводили глаз с Перри Мейсона, подталкивая друг друга и указывая на него соседям.
  Но предвкушающие улыбки постепенно сползали с их лиц, сменяясь хмурыми взглядами в сторону обвиняемой. Произошло жестокое убийство, и кто-то должен за это ответить.
  Присяжные утром заняли свои места, дружелюбно кивая Перри Мейсону и с сочувствием глядя на подсудимую. Но к полудню они уже избегали встречаться взглядами с адвокатом, выслушивая мрачные подробности из уст свидетелей.
  Фрэнк Эверли пошел на ленч с Перри Мейсоном — было очевидно, что молодой человек пребывает в состоянии сильного напряжения. Он едва прикоснулся к супу, съел кусочек мяса и отказался от десерта.
  — Могу я сказать вам кое-что, сэр? — спросил он, когда адвокат откинулся на спинку стула с сигаретой во рту.
  Перри Мейсон устремил на него терпеливый взгляд:
  — Разумеется.
  — Дело ускользает у вас из рук, — заявил Фрэнк Эверли.
  — В самом деле?
  — Я слышал комментарии в зале суда. Этим утром вы могли без труда добиться оправдания. Но сейчас ей не спастись, если она не сможет доказать свое алиби. Присяжные начинают осознавать весь ужас ситуации — тот факт, что произошло хладнокровное убийство. Подумайте об аргументах, которые наверняка выдвинет Драмм насчет преданной собаки, которая пожертвовала жизнью, спасая хозяина. Когда патологоанатом упомянул, что в пса выстрелили с расстояния в несколько дюймов, а в Клинтона Фоули — менее чем с двух футов, я заметил, как присяжные многозначительно посмотрели друг на друга.
  Мейсон оставался невозмутимым.
  — Да, — согласился он, — это было красноречивое свидетельство, но худший удар ожидает нас сразу после перерыва.
  — Что вы имеете в виду? — спросил Фрэнк Эверли.
  — Если я не ошибаюсь, — продолжал Перри Мейсон, — первым свидетелем после ленча будет человек, доставленный из Санта-Барбары, который продает там огнестрельное оружие. Он продемонстрирует регистрацию орудия убийства, сообщит, когда оно было получено, когда продано, и опознает в миссис Форбс женщину, которая его купила, показав ее подпись в книге. Этот факт, помноженный на утренние свидетельства, уничтожит последние остатки симпатии к обвиняемой.
  — Неужели вы никак не можете это остановить? — осведомился Эверли. — Вы могли бы заявить протесты и отвлечь внимание от жутких подробностей.
  Мейсон безмятежно попыхивал сигаретой.
  — Я не хочу это останавливать, — сказал он.
  — Но можно было бы добиться перерыва — тогда все эти ужасы не скапливались бы в головах присяжных один за другим.
  — Пусть скапливаются — этого мне и надо.
  — Господи, почему? — воскликнул Эверли.
  Мейсон улыбнулся:
  — Вы когда-нибудь занимались политикой?
  — Конечно нет, — ответил молодой человек.
  — Если бы занимались, то знали бы, насколько переменчиво общественное мнение.
  — О чем вы?
  — О том, что в нем нет ни верности, ни постоянства. А жюри представляет общественное мнение в миниатюре.
  — Не понимаю, куда вы клоните, — пожаловался стряпчий.
  — Тем не менее, — заметил Мейсон, — вы, безусловно, бывали на хороших спектаклях.
  — Да, разумеется.
  — И не раз видели в них эмоциональные сцены, вызывавшие слезы на глазах и ком в горле?
  — Да, — с сомнением отозвался Эверли, — но я не понимаю, при чем тут это.
  — Попытайтесь припомнить последний такой спектакль, который вам довелось видеть, — продолжал Перри Мейсон, наблюдая за кольцами дыма, поднимающимися вверх от кончика его сигареты.
  — Да, я побывал на таком два дня назад.
  — Тогда вы можете вспомнить самый драматический эпизод — когда у вас появился самый большой ком в горле, а глаза были наиболее влажными?
  — Конечно, могу. Сомневаюсь, что я когда-нибудь его забуду. Это была сцена, где женщина…
  — Неважно, — прервал Мейсон. — Скажите, что вы делали спустя три минуты после этой эмоциональной сцены?
  Эверли удивленно посмотрел на него:
  — Сидел в театре.
  — Я имею в виду не это. Какие вы испытывали чувства?
  — Ну, я просто смотрел пьесу и… — Внезапно он улыбнулся.
  — Теперь вы, кажется, меня поняли. Так что вы делали?
  — Смеялся, — ответил Эверли.
  — Вот именно, — подтвердил Мейсон таким тоном, словно это решало проблему.
  Несколько секунд Эверли озадаченно наблюдал за ним.
  — Не понимаю, какое это имеет отношение к присяжным на нашем процессе.
  — Самое прямое, — отозвался Мейсон. — Жюри — та же публика, хотя и маленькая. Хороший драматург должен знать человеческую натуру. Он понимает всю переменчивость массового сознания, его неспособность к продолжительным эмоциям. Если бы в спектакле, который вы видели, зрителям не представился шанс посмеяться после драматической сцены, пьеса бы провалилась.
  Те зрители были столь же непостоянны, как всякие другие. Они испытали сильное эмоциональное напряжение, сострадая героине в самый драматичный для нее момент. Эти чувства были искренними. Они были готовы пожертвовать жизнью для ее спасения и сами расправились бы со злодеем, попади он к ним в руки. Но зрители даже под страхом смерти не могли бы продлить эти эмоции более чем на три минуты. Это была не их беда, а героини. Глубоко и искренне сочувствуя ей, они стремились восстановить эмоциональное равновесие с помощью смеха. Проницательный драматург знал это и дал им возможность посмеяться. Если бы вы изучали психологию, то заметили бы, как энергично ухватилась публика за эту возможность.
  Глаза Эверли блеснули.
  — Теперь объясните, как это применимо к присяжным, — попросил он. — Кажется, я начинаю понимать.
  — Этот процесс, — продолжал Мейсон, — обещает быть кратким, захватывающим и драматичным. Тактика окружного прокурора заключается в смаковании жутких подробностей убийства, в подчеркивании, что это не поединок умов между обвинением и защитой, а осуществление правосудия над дьяволом в человеческом облике. Обычно адвокат стремится избежать подобного впечатления. Он протестует против демонстрации фотографий, размахивает руками и выкрикивает аргументы, тычет пальцем в свидетелей, драматизируя перекрестный допрос. Целью этого является смягчить напряженную атмосферу и вернуть присяжных к происходящему в суде, не позволяя им сосредоточиваться на ужасах убийства.
  — По-моему, — заметил Фрэнк Эверли, — именно такой тактики вам следует придерживаться в этом деле.
  — Нет, — медленно возразил Перри Мейсон. — Всегда предпочтительнее делать прямо противоположное тому, что предписывают традиции. Это особенно верно, когда имеешь дело с Клодом Драммом. Драмм — упорный и опасный противник, которому не откажешь в логике, но ему не свойственна изощренность. Он лишен чувства относительности ценностей, и у него не развита интуиция. Драмм не ощущает душевного настроя присяжных. Он привык обрушивать на них свои аргументы после долгой битвы, когда адвокат сделал все возможное, чтобы смягчить ужас ситуации. Вы когда-нибудь видели, как во время перетягивания каната один из участников состязания внезапно отпускает его, а другой теряет равновесие и падает?
  — Конечно, видел.
  — Он падает по той простой причине, что слишком напрягался, ожидая продолжительного сопротивления. В итоге собственные усилия повергли его наземь.
  — Понимаю, — кивнул Эверли.
  — Этим утром присяжные явились в зал суда заинтересованными зрителями в ожидании спектакля. Драмм начал показывать им ужасы. Я ему не препятствовал, и он буквально напичкал их кошмарами. После ленча Драмм будет продолжать в том же духе, и присяжные, сами того не сознавая, начнут жаждать облегчения. Им захочется над чем-нибудь посмеяться. Они будут подсознательно молить о каком-нибудь эффектном сюрпризе, наподобие вчерашнего, который отвлек бы их внимание от ужасов. Это вполне естественно — испытав слишком много страха, душа жаждет смеха как противоядия. В этом часть переменчивости людской натуры.
  Запомните, Фрэнк: когда вы участвуете в судебном процессе, не пытайтесь возбуждать в присяжных одну-единственную эмоцию и упорно играть на ней. Если хотите, выберите какое-то доминирующее чувство, но нажимайте на него всего несколько минут. Потом переключайте ваши аргументы на что-нибудь еще и возвращайтесь на исходные позиции. Человеческий ум подобен маятнику — вы можете раскачивать его взад-вперед, прибавляя силу, и завершить это вспышкой драматического красноречия, окончательно восстановив жюри против обвинения. Но если вы будете обращаться к присяжным пятнадцать минут, постоянно играя на одной струне, то обнаружите, что они перестали вас слушать прежде, чем вы закончили.
  На лице молодого человека отразился проблеск надежды.
  — Значит, во второй половине дня вы попытаетесь снова изменить мнение жюри? — спросил он.
  — Да, — ответил Перри Мейсон. — Сегодня я намерен разбить обвинение вдребезги. Но я ускорю ход процесса не с помощью возражений и перекрестных допросов, быть может исключая кое-какие мелкие пункты. Клод Драмм вскоре обнаружит, что процесс пошел так быстро, что ускользает у него из рук. Ужасы, которыми он рассчитывал пичкать присяжных с различными интервалами в течение трех-четырех дней, были выданы им за два часа. Это для них чересчур. Теперь они готовы ухватиться за любой предлог для эмоциональной разрядки.
  Клод Драмм ожидал, что будет упорно пробиваться к цели, но обнаружит, что ему не сопротивляются. Он скачет по полю битвы с такой неожиданной скоростью, что его информация не поспевает за ним. Он сам разрушает собственные обвинения.
  — И что именно вы собираетесь сделать сегодня? — спросил Фрэнк Эверли.
  Лицо Перри Мейсона приняло суровое выражение, а взгляд устремился вперед.
  — Сегодня, — ответил он, — я собираюсь добиться вердикта о невиновности.
  Адвокат бросил сигарету в пепельницу и отодвинул стул.
  — Пошли, молодой человек, — сказал он. — Нам пора.
  Глава 21
  Как и предвидел Перри Мейсон, Клод Драмм вызвал продавца магазина спорттоваров, которого доставили из Санта-Барбары. Продавец опознал в орудии убийства пистолет, который был продан обвиняемой 29 сентября прошлого года, и продемонстрировал подпись Бесси Форбс в регистрационной книге огнестрельного оружия.
  Торжествующий Драмм указал в сторону Перри Мейсона:
  — Можете допрашивать свидетеля.
  — Вопросов нет, — лениво протянул Мейсон.
  Клод Драмм нахмурился, повернулся к залу и театрально провозгласил:
  — Вызовите Телму Бентон.
  Телма Бентон давала показания тихим, мелодичным голосом. В ответ на вопрос обвинителя она быстро описала череду драматических событий в жизни покойного — его пребывание в Санта-Барбаре, роман с Полой Картрайт, их бегство, покупку дома на Милпас-драйв, счастье, обретенное в незаконной связи, таинственного арендатора соседнего дома, постоянное наблюдение в бинокль, осознание того, что это не кто иной, как обманутый муж, внезапный отъезд Полы Картрайт и, наконец, убийство.
  — Перекрестный допрос, — с тем же торжеством в голосе произнес Клод Драмм.
  Перри Мейсон медленно поднялся.
  — Ваша честь, — заговорил он, — совершенно очевидно, что показания этого свидетеля могут оказаться крайне важными. Насколько я понимаю, примерно в половине четвертого будет сделан обычный пяти— или десятиминутный перерыв. Сейчас десять минут четвертого, я охотно начну перекрестный допрос и прерву его на положенное время. Но я ходатайствую о том, чтобы, помимо этой паузы, я мог бы допрашивать свидетеля без перерыва до конца заседания.
  Судья Маркхэм поднял брови и посмотрел на Драмма.
  — У вас нет возражений, мистер окружной прокурор? — спросил он.
  — Никаких, — с усмешкой ответил Клод Драмм.
  — Допрашивайте свидетеля сколько вам будет угодно.
  — Я не хочу, чтобы меня неправильно поняли, — сказал Мейсон. — Я прошу либо отложить перекрестный допрос на завтра, либо дать мне возможность завершить его сегодня.
  — Приступайте к допросу, адвокат, — отозвался судья Маркхэм, постучав молоточком. — Суд не намерен прерывать его, отложив на следующий день, если вы это имеете в виду.
  Клод Драмм отвесил вежливый поклон.
  — Можете допрашивать свидетельницу хоть целый год, если хотите, — сказал он.
  — Довольно! — прервал судья. — Приступайте, адвокат.
  Перри Мейсон вновь оказался в центре внимания. Его слова о том, что перекрестный допрос может оказаться очень важным, сыграли свою роль. То, что предыдущие допросы велись весьма поверхностно, подчеркивало вероятность этого предположения.
  — Когда вы покинули Санта-Барбару с мистером Форбсом и миссис Картрайт, — начал Мейсон, — миссис Картрайт было известно о вашем положении?
  — Не знаю.
  — Вы не знаете, что рассказал ей мистер Форбс?
  — Естественно, нет.
  — Ранее вы были секретарем мистера Форбса?
  — Да.
  — А не были ли вы больше чем секретарем?
  Клод Драмм вскочил на ноги с энергичным протестом. Судья Маркхэм поддержал его.
  — Это должно прояснить мотив, ваша честь, — сказал Мейсон.
  — Пока что свидетельница не дала никаких показаний, делающих такой мотив сколько-нибудь вероятным, — отрезал судья. — Протест принят, адвокат. Продолжайте и в дальнейшем избегайте подобных вопросов.
  — Хорошо, — кивнул Мейсон. — Вы трое уехали из Санта-Барбары на автомобиле, мисс Бентон?
  — Да.
  — И в той же машине находилась полицейская овчарка?
  — Да.
  — По кличке Принц?
  — Да.
  — Та самая, которую убили вместе с Клинтоном Форбсом?
  — Да, — отозвалась Телма с внезапной горячностью. — Принц пожертвовал жизнью, защищая хозяина от трусливого убийцы!
  Перри Мейсон медленно кивнул:
  — Значит, этот пес прибыл с вами в автомобиле?
  — Да.
  — Он был предан Поле Картрайт?
  — Да, он подружился с миссис Картрайт в Санта-Барбаре и очень к ней привязался.
  — Ранее собака проживала с мистером и миссис Форбс?
  — Да.
  — Вы видели ее в их доме?
  — Да.
  — Собака была привязана к миссис Форбс?
  — Естественно.
  — И к вам тоже?
  — Да, пес был очень дружелюбный.
  — Понимаю, — кивнул Мейсон. — И этот пес выл почти беспрерывно в ночь с пятнадцатого на шестнадцатое октября этого года?
  — Нет.
  — Вы слышали, как он воет?
  — Нет.
  — Разве не правда, миссис Бентон, что собака вышла из дома, стояла около сооружающейся пристройки к гаражу и жалобно выла?
  — Нет.
  Перри Мейсон резко переменил тему:
  — Вы опознали письмо, которое миссис Картрайт оставила для мистера Форбса, когда решила вернуться к своему мужу?
  — Да.
  — Она лежала в своей спальне, больная гриппом?
  — Да.
  — Но уже поправлялась?
  — Да.
  — И неожиданно вызвала такси в отсутствие мистера Форбса?
  — Когда мистера Форбса выманили из дома с помощью ложной жалобы окружному прокурору, поданной вами и Артуром Картрайтом, — ехидно отозвалась Телма Бентон, — миссис Картрайт присоединилась к своему мужу. Она сделала это тайком.
  — Вы имеете в виду, что она убежала с собственным мужем?
  — Она покинула мистера Форбса, с которым прожила год.
  — Оставив это письмо?
  — Да.
  — Вы идентифицируете это письмо как написанное почерком миссис Картрайт?
  — Да.
  — Были вы знакомы с ее почерком до того, как она уехала из Санта-Барбары?
  — Да.
  — А теперь, — сказал Перри Мейсон, предъявляя лист бумаги, — я показываю вам текст, написанный якобы миссис Картрайт, и спрашиваю, тот же этот почерк, что и в письме?
  — Нет, — медленно ответила свидетельница, — не тот. — Она закусила губу и внезапно добавила: — Думаю, миссис Картрайт сознательно пыталась изменить почерк, покинув Санта-Барбару. Она опасалась, как бы не раскрыли ее подлинную личность.
  — Понятно. А теперь я показываю вам текст, якобы написанный Бесси Форбс, подсудимой на этом процессе. Это не тот же почерк, что и в записке, оставленной миссис Картрайт?
  — Конечно нет!
  — Могу я попросить вас написать что-нибудь на листе бумаги, чтобы сравнить почерк с вашим?
  Свидетельница колебалась.
  — Это абсолютно против правил, ваша честь, — поднявшись, заявил Клод Драмм.
  Перри Мейсон покачал головой.
  — Свидетельница дала показания относительно почерка миссис Картрайт, — сказал он. — Я имею право продемонстрировать ей другие почерки и спросить ее мнение об их принадлежности в сравнении с почерком записки.
  — Пожалуй, вы правы, — отозвался судья Маркхэм. — Протест отклонен.
  Телма Бентон взяла лист бумаги и быстро написала на нем несколько строчек.
  Мейсон обследовал почерк и кивнул:
  — Думаю, мы оба согласимся, что этот почерк совсем не похож на тот, которым написано послание, оставленное миссис Картрайт.
  — Естественно, — с холодной иронией произнесла свидетельница.
  — Приближается время перерыва, — предупредил судья. — Кажется, вы заявили, адвокат, что не имеете возражений против обычного перерыва в перекрестном допросе?
  — Никаких возражений, ваша честь.
  — Отлично. Суд объявляет перерыв на десять минут. Напоминаю присяжным об указании не говорить о деле и не позволять обсуждать его в их присутствии.
  Судья поднялся с кресла, бросив на Мейсона задумчивый взгляд, и удалился в кабинет.
  Перри Мейсон посмотрел на часы и нахмурился.
  — Подойдите к окну, Фрэнк, — велел он Фрэнку Эверли, — и поглядите, нет ли повышенной активности среди мальчишек, торгующих газетами на углу?
  Стряпчий подошел к окну и посмотрел на улицу.
  Перри Мейсон, не обращая внимания на любопытные взгляды, опустился на стул и задумался. Его сильные проворные пальцы барабанили по подлокотнику.
  Фрэнк Эверли отвернулся от окна и подбежал к столу защиты.
  — Газеты продают с грузовика, — сообщил он. — Похоже на экстренный выпуск. Мальчишки что-то выкрикивают.
  Мейсон взглянул на часы и улыбнулся:
  — Спуститесь и купите пару газет. — Он обернулся к Бесси Форбс: — Сожалею, что вам приходится выдерживать такое испытание, миссис Форбс, но не думаю, что оно продлится долго.
  Женщина озадаченно посмотрела на него.
  — Судя по разговорам, которые мне удалось сегодня подслушать, — заметила она, — дело оборачивается весьма скверно для меня.
  Охранявший подсудимую помощник шерифа придвинулся ближе к ней. Клод Драмм, куривший сигарету в коридоре, вернулся в зал. Он вновь обрел уверенность в себе и излучал превосходство над адвокатом, который вынужден зарабатывать на жизнь судебными процессами, вместо того чтобы наслаждаться ежемесячным жалованьем, выдаваемым с той регулярностью, с которой правительственные чиновники расходовали деньги налогоплательщиков.
  Фрэнк Эверли ворвался в зал суда с двумя газетами, разинув рот и выпучив глаза.
  — Они нашли трупы! — крикнул он, подбегая к Мейсону.
  Адвокат взял одну из газет, держа ее так, чтобы изумленный взгляд Клода Драмма мог различить заголовки.
  «Особняк миллионера — фабрика убийств» — красовался на первой полосе заголовок, набранный крупным шрифтом. Ниже сообщалось более мелко: «Тела Картрайта и его жены обнаружены под полом гаража Форбса».
  Клод Драмм сел, выпучив глаза. Судебный пристав пронесся по залу с газетой в руке и скрылся в кабинете судьи. Один из зрителей также вошел с газетой, что-то возбужденно лопоча. Через несколько секунд он уже был окружен людьми, слушавшими его, затаив дыхание.
  Драмм склонился вперед.
  — Могу я взглянуть на эту газету? — спросил он.
  — Пожалуйста, — отозвался Перри Мейсон, протягивая ему второй экземпляр.
  Телма Бентон быстро подошла к Клоду Драмму.
  — Я должна с вами поговорить, — сказала она.
  Мейсон, быстро проглядев статью, передал газету Фрэнку Эверли:
  — Прочитайте это, Фрэнк. Похоже, «Кроникл» наткнулась на сенсацию.
  — Но почему полиция об этом не знала?
  — Возможно, они договорились с друзьями из офиса шерифа, чтобы те помалкивали, пока газету не пустят в продажу. Если бы это стало известно в главном управлении, новость попала бы во все газеты города.
  Взглянув на часы, Мейсон встал, потянулся, зевнул и направился в кабинет судьи Маркхэма.
  Судья сидел за столом, читая газету. На его лице было написано недоумение.
  — Простите, что беспокою вас, судья, — сказал Перри Мейсон, — но время, отведенное на перерыв, подходит к концу, а мне необходимо завершить допрос этого свидетеля до конца заседания. Думаю, вполне возможно, что сегодня нам удастся довести дело до конца.
  Судья Маркхэм внимательно посмотрел на Мейсона. Его глаза блеснули.
  — Интересно, с какой целью… — Он не окончил фразу.
  — Что вас интересует, судья? — осведомился Мейсон.
  — Не знаю, должен ли я это обсуждать, — нахмурился судья Маркхэм, — но меня интересует ваше странное требование позволить вам завершить сегодня перекрестный допрос свидетеля.
  Перри Мейсон молча пожал плечами.
  — Либо, — продолжал судья, — вы самый удачливый из всех адвокатов, либо самый ловкий — не могу решить, какой именно.
  — Я всегда считал, что судебное дело подобно айсбергу, — уклончиво ответил Мейсон. — Невооруженный глаз видит только фрагмент, а основная часть скрыта под водой.
  Судья поднялся.
  — Как бы то ни было, адвокат, — сказал он, — вы можете продолжать допрос.
  Перри Мейсон вернулся в зал. Судья Маркхэм почти сразу же появился из кабинета. Пристав несколько секунд стучал жезлом, требуя порядка, пока его призывы не были услышаны. Публика сновала туда-сюда, обмениваясь возбужденными комментариями.
  Наконец порядок был восстановлен. Присяжные заняли свои места. Перри Мейсон опустился на стул, судя по всему, абсолютно не тронутый удивительными событиями последних минут.
  — Телма Бентон вызывается для продолжения перекрестного допроса, — объявил судья Маркхэм.
  Клод Драмм поднялся с места.
  — Ваша честь, — заговорил он, — события приняли поразительный и абсолютно неожиданный оборот. Я знаю, что, учитывая обстоятельства, ваша честь не потребует от меня упоминать о сущности этих событий, по крайней мере перед жюри. Но я чувствую, что мое присутствие как заместителя окружного прокурора, знакомого с фактами этого дела, настоятельно необходимо во многих местах, и ходатайствую о переносе заседания на завтрашнее утро.
  Судья Маркхэм посмотрел поверх очков на Перри Мейсона.
  — У вас есть возражения, адвокат? — спросил он.
  — Да, — ответил Мейсон, вставая. — Права обвиняемой требуют, чтобы перекрестный допрос данного свидетеля завершился на этом заседании. Я упоминал об этом перед началом допроса и достиг соглашения с обвинителем.
  — Правильно, — подтвердил судья. — Ходатайство о переносе отклонено.
  — Но ваша честь должны понять… — взволнованно начал Драмм.
  — Довольно, — прервал судья Маркхэм. — Решение принято. Продолжайте, мистер Мейсон.
  Перри Мейсон устремил на Телму Бентон долгий обвиняющий взгляд.
  Она опустила глаза, переминаясь с ноги на ногу. Ее лицо стало белым, как стена позади.
  — Насколько я понял из ваших показаний, — медленно начал Мейсон, — Пола Картрайт уехала из дома на Милпас-драйв в такси утром семнадцатого октября.
  — Верно, — кивнула Телма.
  — Вы видели, как она уезжала?
  — Да, — тихо отозвалась она?
  — Должен ли я понимать, — повысил голос Перри Мейсон, — что вы видели Полу Картрайт живой утром семнадцатого октября этого года?
  Телма неуверенно закусила губу.
  — Прошу занести в протокол, — вежливо произнес Мейсон, — что свидетельница колеблется.
  Клод Драмм вскочил на ноги.
  — Это абсолютно несправедливо, — заявил он. — Я возражаю против этого вопроса. Прежде всего, он спорный, к тому же его уже задавали и получили ответ, и, наконец, он не соответствует правилам перекрестного допроса.
  — Протест отклонен, — сказал судья Маркхэм. — Занесите в протокол, что свидетельница колеблется перед ответом.
  Телма Бентон подняла взгляд, в котором застыл панический страх.
  — Не могу сказать, что видела ее в буквальном смысле, — заговорила она. — Я слышала шаги вниз по лестнице от ее комнаты, видела такси, стоявшее у дома, и женщину, севшую в такси, которое вскоре отъехало. Мне казалось само собой разумеющимся, что эта женщина — миссис Картрайт.
  — Значит, вы не видели ее? — настаивал Перри Мейсон.
  — Нет, — тихо признала она. — Не видела.
  — Далее, — продолжал Мейсон, — вы идентифицировали это письмо как написанное почерком миссис Картрайт.
  — Да, сэр.
  Перри Мейсон предъявил фотокопию телеграммы, отправленной из Мидуика.
  — По-вашему, — спросил он, — эта телеграмма также написана почерком Полы Картрайт?
  Свидетельница вновь заколебалась, закусив губу.
  — В обоих документах почерк одинаковый, не так ли? — продолжал Мейсон.
  — Да, — еле слышно отозвалась Телма Бентон. — Думаю, это один и тот же почерк.
  — Думаете, но не знаете? Ведь вы уверенно опознали в письме почерк Полы Картрайт. Как насчет телеграммы? Она написана тем же почерком или нет?
  — Да, — тем же шепотом ответила свидетельница. — Это почерк миссис Картрайт.
  — Следовательно, миссис Картрайт отправила эту телеграмму из Мидуика утром семнадцатого октября?
  — Очевидно, — тихо сказала Телма.
  Судья Маркхэм постучал молоточком.
  — Миссис Бентон, пожалуйста, говорите громче, чтобы присяжные могли вас слышать.
  Женщина подняла голову, посмотрела на судью и слегка покачнулась.
  Клод Драмм снова поднялся:
  — Ваша честь, теперь ясно, что свидетельница больна. Я прошу отложить заседание из сострадания к свидетельнице, без сомнения перенесшей тяжелый шок.
  Судья Маркхэм медленно покачал головой.
  — Я считаю, что перекрестный допрос следует продолжить, — сказал он.
  — Если слушание можно перенести на завтра, — с отчаянием заявил Клод Драмм, — есть некоторый шанс, что дело может быть прекращено.
  Перри Мейсон круто повернулся. Он стоял, слегка расставив ноги и воинственно выпятив подбородок; его голос отзывался в зале гулким эхом:
  — К сведению суда, именно этой ситуации я хотел бы избежать. Против моей подзащитной публично выдвинуто обвинение, и она имеет право получить вердикт присяжных о своей невиновности. Прекращение дела обвинителем оставит пятно на ее имени.
  После красноречивого заявления Перри Мейсона голос судьи Маркхэма казался тихим и бесстрастным.
  — Ходатайство отклонено. Слушание будет продолжено.
  — Не будете ли вы так любезны объяснить, — вновь заговорил Мейсон, — каким образом Пола Картрайт могла написать письмо и телеграмму утром семнадцатого октября этого года, когда вам отлично известно, что она была убита вечером шестнадцатого октября?
  Клод Драмм снова вскочил:
  — Возражаю против этого вопроса как спорного, подталкивающего свидетельницу к выводам, не подходящего для перекрестного допроса и опирающегося на недоказанный факт.
  Несколько секунд судья Маркхэм молча смотрел на бледное и напряженное лицо Телмы Бентон.
  — Протест принят, — отозвался он наконец.
  Перри Мейсон взял письмо, якобы написанное почерком миссис Картрайт, положил его перед свидетельницей и указал на него пальцем.
  — Разве не вы написали это письмо? — осведомился он.
  — Нет! — вскрикнула она.
  — Разве это не ваш почерк?
  — Вы сами знаете, что нет. Он нисколько не похож на мой.
  — Семнадцатого октября, — продолжал Перри Мейсон, — ваша правая рука была забинтована, не так ли?
  — Да.
  — Вас укусила собака?
  — Да. Кто-то подсунул Принцу яд, и, когда я пыталась дать ему рвотное, он укусил меня в руку.
  — Да, — кивнул Мейсон. — Но факт в том, что ваша правая рука была перевязана семнадцатого октября этого года и оставалась забинтованной еще несколько дней, верно?
  — Да.
  — И вы не могли держать ручку в этой руке?
  Последовала небольшая пауза.
  — Да, — внезапно заявила свидетельница. — И это доказывает, насколько ложно ваше обвинение, будто я написала письмо и телеграмму. Моя рука была покалечена, и я никак не могла ею писать.
  — Были ли вы в Мидуике семнадцатого октября этого года?
  Женщина колебалась.
  — Не летали ли вы в тот день в Мидуик на самолете чартерным рейсом? — продолжал Мейсон, не дожидаясь ответа.
  — Да. Я думала, что могу найти там миссис Картрайт, и полетела туда.
  — И вы не заполняли этот бланк в мидуикском телеграфе?
  — Я уже говорила вам, что не могла этого сделать.
  — Отлично, — кивнул Мейсон. — Давайте вернемся к вашей руке. Она была настолько искромсана, что вы не могли держать в ней ручку?
  — Да.
  — И это произошло семнадцатого октября?
  — Да.
  — Восемнадцатого октября рука была в таком же состоянии?
  — Да.
  — И девятнадцатого тоже?
  — Да.
  — Но разве вы не вели дневник в течение упомянутого мною периода?
  — Да, — быстро ответила Телма, но, спохватившись, закусила губу и поправилась: — Нет.
  — Так все-таки да или нет?
  — Нет.
  Перри Мейсон извлек из кармана лист бумаги:
  — Не является ли это страницей вашего дневника, относящейся к упомянутой дате, а именно к восемнадцатому октября этого года?
  Свидетельница молча уставилась на вырванную страницу.
  — И не является ли фактом, — продолжал Мейсон, — что вы одинаково свободно владеете обеими руками, что вы вели дневник в течение этого времени и делали записи ручкой, которую держали в левой руке? Не является ли фактом, что вы в состоянии писать левой рукой и всегда делаете так, когда желаете изменить ваш почерк? Не является ли фактом, что вы имеете у себя дневник, из которого вырвана эта страница, и что почерк на ней абсолютно идентичен почерку в письме, якобы написанном Полой Картрайт, и на телеграфном бланке, якобы заполненном ею же?
  Женщина поднялась, уставилась остекленевшими глазами сначала на судью Маркхэма, потом на присяжных и внезапно завизжала.
  В зале начался форменный бедлам. Приставы призывали к порядку. Помощники шерифа бросились к свидетельнице.
  Клод Драмм истерически требовал перерыва, но его крики потонули во всеобщей неразберихе.
  Перри Мейсон вернулся к столу защиты и сел.
  Помощники шерифа взяли Телму Бентон за локти и хотели увести от свидетельского места, но внезапно она свалилась в обморок лицом вниз.
  Мало-помалу голос Клода Драмма начал пробиваться сквозь стоящий в зале рев.
  — Ваша честь, — кричал он, — во имя гуманности и достоинства я требую отложить перекрестный допрос, дабы свидетельница могла прийти в себя! Очевидно, что она очень больна, чем бы ни было вызвано ее состояние! Продолжать в такое время перекрестный допрос было бы бесчеловечно!
  Судья Маркхэм устремил задумчивый взгляд на Перри Мейсона.
  Голос адвоката был негромким и спокойным. Шум в зале стих — все хотели его слышать.
  — Могу я спросить обвинителя, является ли это единственной причиной, по которой он просит о перерыве?
  — Разумеется, — ответил Клод Драмм.
  — Могу я также спросить, учитывая эту просьбу, — продолжал Мейсон, — имеются ли у него другие свидетели?
  — Это мой последний свидетель, — заявил Драмм. — Я гарантирую защите право подвергнуть ее перекрестному допросу. Окружная прокуратура солидарна с защитой в стремлении выяснить истинные факты этого дела. Но я не могу согласиться на продолжение допроса женщины, явно пребывающей в крайней степени нервного напряжения.
  — Думаю, адвокат, — заметил судья Маркхэм, — что на сей раз ходатайство о перерыве — во всяком случае, кратком — достаточно обосновано.
  Мейсон вежливо улыбнулся:
  — В ходатайстве более нет необходимости, ваша честь. Я с радостью заявляю, что, учитывая состояние свидетельницы и мое желание завершить дело, я закончил перекрестный допрос.
  Он снова сел.
  Клод Драмм недоверчиво на него посмотрел.
  — Закончили? — переспросил он.
  — Да.
  — Эти обстоятельства застигли меня врасплох, ваша честь, — заявил Драмм, — и я просил бы отложить слушание до завтрашнего утра.
  — По какой причине? — осведомился судья Маркхэм.
  — Исключительно с целью обдумать кое-какие факты и курс, которого я буду придерживаться.
  — Но, — напомнил судья, — вы ответили на вопрос адвоката, что это ваш последний свидетель.
  — Хорошо, — внезапно заявил Клод Драмм. — Я закончил. Предоставляю слово защите.
  Перри Мейсон поклонился судье и присяжным.
  — Защите нечего добавить, — заявил он.
  — Что? — взвился Клод Драмм. — У вас нет свидетелей?
  — Защите нечего добавить, — с достоинством повторил Мейсон.
  — Не желают ли джентльмены приступить к прениям? — спокойно осведомился судья Маркхэм.
  — Да, — ответил Перри Мейсон, — я хотел бы обсудить дело.
  — А вы, обвинитель?
  — Ваша честь, — заявил Клод Драмм, — я не могу обсуждать дело в настоящее время. Это требует некоторой подготовки. Я снова прошу отложить слушание…
  — А я снова отклоняю ходатайство, — не допускающим возражений тоном отозвался судья. — Я считаю, что в этом деле права обвиняемой должен обеспечить суд. Начинайте прения, мистер Драмм.
  Обвинитель встал:
  — Ваша честь, думаю, я должен просить суд о прекращении дела.
  Перри Мейсон тоже поднялся:
  — Возражаю, ваша честь. Кажется, я уже объяснил свою позицию в этом вопросе. Подсудимая имеет право очистить свое имя от подозрений. Прекращение дела не способно это обеспечить.
  Судья внезапно прищурился. Он смотрел на адвоката с настороженностью кота, следящего за мышиной норкой.
  — Насколько я понимаю, мистер Мейсон, вы возражаете против прекращения дела обвинением?
  — Да.
  — Очень хорошо, — кивнул судья Маркхэм. — Мы дадим жюри возможность рассмотреть это дело. Пусть заместитель окружного прокурора приступает к прениям.
  Клод Драмм шагнул к скамье жюри.
  — Господа присяжные, — начал он, — дело приняло крайне неожиданный оборот. Не знаю, какой линии я бы придерживался, если бы процесс продолжался таким образом, который позволил бы мне полностью рассмотреть факты. Тем не менее факты все еще свидетельствуют, что обвиняемая находилась в доме, где произошло убийство, во время преступления и обладала достаточно сильным мотивом, чтобы его совершить. Орудие убийства — купленный ею пистолет. Я думаю, что при таких обстоятельствах она не может быть оправдана, однако не считаю, что государство должно требовать смертного приговора. Откровенно признаю, что я озадачен неожиданным поворотом событий, но полагаю, что эти вопросы следует рассмотреть вам. Больше мне нечего добавить, джентльмены.
  И с видом оскорбленного достоинства Драмм вновь занял свое место за столом.
  Перри Мейсон подошел к присяжным и окинул их вопросительным взглядом.
  — Джентльмены, — заговорил он, — несоответствия в показаниях главной свидетельницы, к счастью, избавили вас от возможности причинить непоправимый вред невинной женщине.
  Улики в этом деле исключительно косвенные. Конечно, обвинение вправе делать любые выводы из имеющихся обстоятельств, но то же самое относится и к защите. Поэтому позвольте мне на основе этих обстоятельств объяснить вам, во-первых, невозможность совершения убийства моей подзащитной и, во-вторых, возможность совершения его другим лицом.
  Прежде всего, факты свидетельствуют, что убийца Клинтона Форбса проник в дом с помощью либо отмычки, либо ключа, которым располагал на законном основании, что этот человек направился к комнате, где брился Форбс, что Форбс вышел из спальни в библиотеку посмотреть, кто вошел в дом. Очевидно, что по пути в библиотеку он вытирал мыло с лица полотенцем, но при виде незваного гостя встревожился, побежал назад в ванную и спустил полицейскую овчарку, которая сидела там на цепи. Для этого ему пришлось воспользоваться обеими руками, и он уронил полотенце, покрытое мыльной пеной. Полотенце упало под самый край ванны — именно туда, куда должно было упасть при данных обстоятельствах. Собака бросилась на незваного визитера, по справедливому замечанию обвинителя и свидетеля обвинения, стараясь спасти жизнь своему хозяину. Убийца стрелял в пса с близкого расстояния — опаленная порохом шерсть доказывает, что собака действительно атаковала преступника во время выстрелов.
  После этого убийца схватился с Клинтоном Форбсом. Мы никогда не узнаем, кто из них выбежал навстречу другому, но выстрелы, убившие Форбса, также были произведены с близкого расстояния.
  Обвинение утверждает, что эти выстрелы произвела подсудимая. Однако, джентльмены, против этой теории имеется одно неопровержимое возражение. Если в дом проникла обвиняемая, полицейская овчарка не бросилась бы на нее, а ей было бы незачем ее убивать. Собака знала подсудимую и любила ее. Она не только бы не набросилась на нее при таких обстоятельствах, а, напротив, весело залаяла бы, радуясь, что два любимых ею существа снова вместе.
  И этот факт, джентльмены, полностью опровергает доводы обвинения.
  Согласно закону о косвенных уликах, прежде чем вынести обвинительный вердикт, присяжные должны убедиться, что эти улики нельзя объяснить никакими разумными гипотезами, кроме виновности подсудимого.
  Теперь позвольте обратить ваше внимание на существенные обстоятельства, указывающие, что убийство было совершено другим лицом.
  Артур Картрайт жаловался при свидетелях, что в ночь с пятнадцатого на шестнадцатое октября на территории дома Клинтона Форбса выла собака. Вой продолжался всю ночь и доносился из задней части дома, вблизи от сооружавшейся пристройки к гаражу.
  Предположим, джентльмены, что между Полой Картрайт и Клинтоном Форбсом произошла ссора, во время которой Форбс убил Полу Картрайт. Предположим, что он и Телма Бентон вместе вырыли узкую яму в земле, где должны были вскоре залить цементный пол новой пристройки. Мы можем даже предположить, учитывая текст послания, написанного впоследствии Телмой Бентон с целью выдать его за письмо Полы Картрайт, что причиной ссоры стало открытие Полой Картрайт интимной связи между Форбсом и Телмой Бентон.
  Миссис Картрайт пожертвовала своим социальным положением и правом считаться респектабельным членом общества ради того, чтобы бежать с Клинтоном Форбсом и жить с ним в таких условиях, которые вынуждали ее отказаться от прежних дружеских связей и возможности завести новые, постоянно опасаясь разоблачения. И внезапно она обнаружила, что ее жертва бессмысленна, что любовь, ради которой она ее принесла, обернулась грязной насмешкой и что Клинтон Форбс верен ей не более, чем был верен жене, покинутой им в Санта-Барбаре.
  Пола Картрайт высказала ему все, но ее уста были навеки запечатаны двумя убийцами, которые тайно похоронили ее тело. Повар-китаец спал. Казалось, только звезды в ночном небе и нечистая совесть преступной пары знают о происшедшем. Но выяснилось, что об этом знал преданный полицейский пес. Он учуял хладный труп, наблюдал за могилой и выл.
  Артур Картрайт следил за домом. Он не понимал значения постоянного собачьего воя, но это действовало на его напряженные нервы. Картрайт принял меры, чтобы собака больше не выла, думая, что вытье — всего лишь ее причуда. Но следующей ночью ему пришло в голову, что собака, возможно, оплакивала дорогое ей существо. Терзаемый страшными подозрениями, Картрайт решил выяснить, в чем дело.
  Клинтон Форбс и его псевдоэкономка ступили на путь убийства. И теперь их обвинили в преступлении. Человек, находящийся почти на грани безумия, требовал встречи с Полой Картрайт, дабы убедиться, что она жива и невредима. — Перри Мейсон впечатляюще понизил голос: — Был только один выход, с помощью которого преступники могли сохранить свою тайну. Оставалось лишь сделать еще один шаг по страшной стезе убийства, дабы наложить печать молчания на уста человека, бросавшего им обвинения, которые, несомненно, вскоре будут доведены до сведения властей и повлекут за собой расследование. Они убили Артура Картрайта так же, как убили его жену, и похоронили его рядом с ней, зная, что на следующий день рабочие зальют цементом место, где вырыты могилы, навсегда скрыв доказательства их чудовищного злодеяния.
  Но затем преступная пара столкнулась с необходимостью объяснить одновременное исчезновение Картрайта и его жены. Они могли сделать это только одним способом — внушить всем, что супруги воссоединились и бежали вдвоем. Клинтон Форбс знал, что Телма Бентон одинаково свободно владеет обеими руками. Он также понимал, насколько маловероятно, чтобы у кого-нибудь имелся подлинный образец почерка Полы Картрайт. Она сожгла за собой мосты, связывающие ее с окружающим миром, и не имела друзей, которым могла бы писать. Поэтому парочка опять ступила на путь обмана, изготовив поддельное письмо с подписью: «Эвелин». Мосты были сожжены вновь.
  Мне незачем упоминать, джентльмены, о неизбежном результате подобного союза двух порочных натур, основанного на преступлении, взлелеянного в обмане и достигшего кульминации в убийстве. Каждый из заговорщиков знал, что другой в силах направить на него карающую руку закона. Телма Бентон первой начала действовать. Она ушла из дому в шесть вечера, назначив свидание приятелю. Нам незачем спрашивать, что она ему сказала, — нас интересует лишь то, что произошло. Я не выдвигаю обвинений против Телмы Бентон и ее сообщника, а всего лишь указываю на то, что могло случиться, в качестве разумной гипотезы, способной объяснить факты. Телма Бентон и ее сообщник вернулись на Милпас-драйв и вошли в дом с помощью ключа мнимой экономки. Парочка приближалась к своей жертве крадучись, словно к зверю в джунглях. Но чуткие уши собаки услышали звуки шагов. Встревоженный лаем, Клинтон Форбс вышел из ванной. При виде экономки он стал вытирать с лица пену, собираясь заговорить с ней, но, заметив мужчину, понял цель их визита. В панике он метнулся назад в ванную и спустил с цепи собаку. Пес бросился на незнакомого мужчину, и тот выстрелил. Собака замертво упала на пол. Форбс боролся с женщиной, потом раздались еще два выстрела, и наступила тишина.
  Перри Мейсон умолк, серьезно и торжественно глядя на присяжных.
  — Это все, джентльмены, — еле слышно добавил он и вернулся на свое место.
  Клод Драмм неуверенно посмотрел на жюри, на судью, на враждебные лица публики и пожал плечами.
  — Нет возражений, — сказал он.
  Глава 22
  Прошло более двух часов после вынесения вердикта, когда Перри Мейсон вошел в свой офис. Уже давно стемнело, но Делла Стрит ждала его; ее глаза возбужденно блестели. Пол Дрейк также находился в приемной, сидя на краю стола с сигаретой в углу рта и добродушной усмешкой на лице.
  Мейсон вел на поводке полицейскую овчарку.
  Пара уставилась сначала на собаку, потом на него.
  — Черт возьми, — заметил Пол Дрейк, — ты и в самом деле гений в области театральных эффектов. Сперва ты использовал собаку, чтобы добиться оправдания, а теперь собираешься завести полицейскую овчарку и таскать ее за собой, дабы напоминать всем о своем триумфе.
  — В этом нет необходимости, — сказал Перри Мейсон. — Давайте-ка я посажу пса в стенной шкаф. Он нервничает, так что лучше ему побыть там.
  Мейсон отвел собаку в свой кабинет, открыл шкаф, отстегнул поводок, усадил пса на пол, успокоил его ласковыми словами, потом закрыл, но не запер дверь. Повернувшись, он обменялся рукопожатием с Полом Дрейком, после чего Делла Стрит обняла его за шею и закружилась с ним в восторженном танце.
  — Это просто чудесно! — воскликнула она. — Я прочла вашу речь в газете — ее привели слово в слово в экстренном выпуске.
  — Газеты называют тебя великим мастером драмы в зале суда, — заметил Дрейк.
  — Мне просто повезло, — скромно отозвался Мейсон.
  — Черта с два, — возразил Дрейк. — Все было тщательно спланировано. К услугам твоего смычка было около шести струн. В случае надобности ты мог воспользоваться показаниями повара-китайца, что собака все-таки выла, вызвать свидетелем Мей Сибли, обратив весь процесс в шутку, и проделать еще дюжину вещей.
  — Как только я прочитала вашу речь, — возбужденно сказала Делла Стрит, — то поняла всю цепочку умозаключений, благодаря которой вам стало ясно, где находятся трупы…
  Она умолкла, бросив взгляд на Пола Дрейка.
  — Тем не менее, — указал детектив, — две-три вещи в твоей речи не стыкуются. Во-первых, если Телма Бентон вернулась домой вместе с этим парнем, Карлом Траском, и они вдвоем прикончили Форбса, то почему Уилер и Доук не видели, как они подъехали к дому?
  — Уилера и Доука не вызывали в качестве свидетелей, — отозвался адвокат.
  — Знаю. Ты позаботился об этом, проследив, чтобы окружной прокурор не знал о наблюдении за домом. Если бы ему было известно все, что знали эти двое ребят, он перевернул бы небо и землю, чтобы заполучить их.
  — Но было ли честно выводить их из-под юрисдикции суда? — с сомнением спросила Делла Стрит.
  Перри Мейсон, расставив ноги, расправил плечи и выпятил подбородок.
  — Слушайте, вы оба, — сказал он. — Я уже говорил вам и повторяю снова, что я не судья и не жюри. Я адвокат. Окружной прокурор делает все возможное, чтобы выстроить убедительное дело против обвиняемого, а адвокат — чтобы опровергнуть обвинение. Возьмем, к примеру, водителя такси. Вы и я знаем, что он никогда бы не смог опознать женщину, оставившую платок в его машине. Он знал, что она пользуется необычным сортом духов, знал, как она была одета, примерно представлял себе ее фигуру — и больше ничего. Мы эффективно продемонстрировали, насколько ненадежно его опознание, показав ему Мей Сибли. Однако окружной прокурор, имея к своим услугам всю государственную машину, провел изощренную кампанию по внушению, убедив шофера, что он не только в состоянии уверенно опознать ту женщину, но и что ею, несомненно, является подсудимая.
  Адвокату постоянно приходится сталкиваться с подобной тактикой. Повторяю, он не судья и не жюри, а всего лишь представитель подзащитного, нанятый им с санкции государства, чей священный долг — представить дело подзащитного в наиболее выгодном свете. Вот мое кредо, которому я стараюсь следовать.
  — Ну, — промолвил Дрейк, — в этом деле ты здорово рисковал, но вышел сухим из воды и заслуживаешь поздравлений. Газеты создают тебе рекламу на миллионы долларов. Тебя называют чародеем закона, и, клянусь богом, это правда!
  Он протянул руку, которую Мейсон крепко пожал.
  — Я какое-то время буду у себя в офисе, если ты захочешь что-нибудь уточнить, — сказал детектив. — Думаю, ты здорово устал и хочешь пойти домой и отдохнуть.
  — События развивались слишком быстро, — отозвался Мейсон, — но мне нравятся острые ощущения.
  Дрейк вышел из офиса.
  Делла Стрит смотрела на шефа блестящими глазами.
  — Я так рада, что ты спас ее! — воскликнула она. — Это было чудесно!
  Губы девушки задрожали. Несколько секунд она стояла молча, словно не могла найти подходящих слов, потом снова обняла Мейсона.
  В дверях послышался виноватый кашель.
  Делла резко обернулась.
  На пороге стояла Бесси Форбс.
  — Простите за вторжение, — заговорила она. — Меня освободили, и я, собрав вещи, сразу отправилась в ваш офис.
  — Все в порядке, — успокоил ее Мейсон. — Мы очень рады…
  Его прервало громкое царапанье. Дверь стенного шкафа распахнулась, полицейская овчарка ворвалась в комнату, беспомощно заскользила по паркету, но развила скорость, добравшись до ковра, устремилась к ошарашенной Бесси Форбс и с радостным визгом лизнула ее в лицо.
  Женщина с неменьшей радостью наклонилась и обхватила руками мощное туловище пса.
  — Принц! — воскликнула она.
  — Прошу прощения, — возразил Перри Мейсон, — но его зовут не Принц. Принц мертв.
  Бесси Форбс недоверчиво уставилась на него.
  — Лежать, Принц, — приказала она.
  Собака опустилась на пол, глядя на нее преданными глазами и восторженно молотя хвостом.
  — Где вы его нашли? — спросила женщина.
  — Я мог лишь догадываться, почему собака выла в ночь с пятнадцатого на шестнадцатое октября, — ответил Мейсон. — Но мне было непонятно, почему она не выла следующей ночью, если еще была жива. Я также не мог понять, как случилось, что пес, более года проживший в одном доме с Телмой Бентон, мог внезапно искромсать ей правую руку. После окончания процесса я проделал экскурсию по окрестным собачьим питомникам. Хозяин одного из них вечером шестнадцатого октября обменял полицейскую овчарку на другую, очень на нее похожую. Я приобрел у него этого пса.
  — И что вы собираетесь с ним делать? — осведомилась Бесси Форбс.
  — Я собираюсь отдать его вам. Он нуждается в хорошем доме. Предлагаю вам забрать его и немедленно покинуть город. — Он вручил ей поводок. — Дайте знать, где вы находитесь, чтобы мы могли поддерживать с вами связь. Вы являетесь наследницей по условиям завещания, но вас будут атаковать репортеры и задавать вам щекотливые вопросы. Было бы лучше, если бы вы оказались для них недосягаемой.
  Какое-то время женщина молча смотрела на него, потом внезапно протянула руку.
  — Благодарю вас, — сказала она и скомандовала: — Рядом, Принц!
  Собака вышла вместе с ней из кабинета, стараясь шагать вровень с хозяйкой и гордо помахивая хвостом.
  Когда наружная дверь закрылась, Делла Стрит с неожиданным испугом посмотрела на Мейсона.
  — Единственным подлинным аргументом, которым ты убедил жюри, что Бесси Форбс не является убийцей, — сказала она, — было то, что собака бросилась на нее. Но если Клинтон Форбс подменил собаку… — Она не договорила.
  — Повторяю снова: я не судья и не жюри, — отозвался Перри Мейсон. — С другой стороны, ни я, ни кто-либо другой не слышал историю Бесси Форбс. Возможно, все ее действия были обусловлены самозащитой. Я уверен, что так оно и было. Она защищалась от собаки и человека. Но я действовал только как ее адвокат.
  — Но ведь ее могут снова отдать под суд, — возразила Делла.
  Мейсон улыбнулся и покачал головой:
  — Не могут. Вот почему я не позволил им прекратить дело. Прекращение не являлось бы препятствием для повторного обвинения. Но после оправдания присяжными ее до конца дней не смогут судить за то же преступление, какие бы новые доказательства ни были найдены.
  Делла Стрит уставилась на него:
  — Ты помесь святого с дьяволом!
  — Как и все мужчины, — невозмутимо отозвался Перри Мейсон.
  Дело о любопытной новобрачной
  Глава 1
  Посетительница заметно нервничала — ее взгляд на мгновение остановился на известном адвокате по уголовным делам Перри Мейсоне, затем женщина посмотрела в сторону книжных полок, заставленных юридической литературой.
  — Присаживайтесь, — предложил хозяин кабинета.
  Адвокат рассматривал посетительницу с нескрываемым интересом, наработанным за долгие годы исследований потайных движений человеческой души. Она производила впечатление опасливо озирающегося, затравленного зверька, угодившего в клетку.
  — Меня просила проконсультироваться у вас одна моя подруга, — сказала женщина.
  — И по какому вопросу? — бесстрастно поинтересовался Мейсон.
  — Ее муж исчез… Насколько я знаю, существует такое понятие, как «юридическая смерть», предусматривающее подобные случаи, не правда ли?
  — Вас зовут Элен Крокер? — ушел Мейсон от ответа.
  — Да.
  — Сколько вам лет?
  — Двадцать семь, — ответила она после некоторого колебания.
  — Моя секретарша предположила, что вы недавно вышли замуж. Это так?
  — Дело не во мне. — Молодая женщина беспокойно заерзала в большом черном кожаном кресле для посетителей. — В конце концов, ни мое имя, ни возраст значения не имеют. Я повторяю — моя подруга просила проконсультироваться у вас. Я всего лишь посредница, моя персона не играет в этом деле ни малейшей роли. Гонорар за консультацию вы получите наличными.
  — Моя секретарша обычно не ошибается, — улыбнулся Мейсон. — Она уверена, что вы новобрачная…
  — Не понимаю, откуда у нее появилось такое мнение?
  — Вы постоянно вертите на пальце золотое обручальное кольцо — так, будто еще не привыкли к нему.
  — Муж моей подруги летел в самолете, который попал в авиакатастрофу, — очень быстро, словно читала хорошо выученный заранее текст, заговорила посетительница. — Произошло это довольно давно. Я не помню названия местности, но самолет разбился над каким-то озером во время густого тумана. Наверное, летчик решил держаться ближе к земле, но не рассчитал, и самолет упал в озеро. Один рыбак слышал гул двигателей. В тумане он не смог разглядеть самолет, хотя утверждал, что звук раздавался почти над самой водой.
  — Вы — новобрачная? — повторил свой вопрос Мейсон.
  — Нет! — раздраженно воскликнула она.
  — Вы точно знаете, что самолет разбился? — сменил тему Мейсон.
  — Да, — убежденно ответила Элен Крокер. — Были найдены обломки и труп одного из пассажиров. Но ни трупа пилота, ни тел остальных людей, летевших в самолете, так и не обнаружили.
  — Как давно вы замужем? — снова спросил Мейсон.
  — Господи, да оставьте вы меня в покое… Мистер Мейсон, я уже объяснила вам, что хочу проконсультироваться у вас для своей подруги.
  — По всей видимости, жизнь мужа вашей подруги была застрахована, а страховая компания отказывается выплачивать деньги, пока не будет обнаружен труп?
  — Ну… да.
  — Вы хотите, чтобы я помог получить страховку? — спросил Мейсон.
  — Не только это.
  — А что еще?
  — Мою подругу интересует, имеет ли она право выйти замуж еще раз?
  — Как давно произошла авиакатастрофа?
  — Чуть больше семи лет назад, — быстро ответила посетительница.
  — И все это время никаких известий о муже вашей подруги не было?
  — Нет, он же погиб… Утонул… — Она смущенно улыбнулась: — Кажется, я говорю как-то неубедительно… Что вы скажете о разводе? Мистер Мейсон, моей подруге сказали, что так как не было обнаружено тело, то ей следует возбудить дело о разводе. Лично мне все это кажется глупым. Как требовать расторжения брака у покойника? Скажите, могла ли она выйти замуж еще раз, не возбуждая дела о разводе?
  — Вы утверждаете, что прошло больше семи лет после исчезновения мужа вашей подруги? — уточнил Мейсон.
  — Да.
  — Вы уверены в этом?
  — Абсолютно. Теперь уже больше семи… Но было немного меньше, когда…
  — Продолжайте, пожалуйста. Что случилось, когда было меньше семи лет? — спросил Мейсон, заметив, что посетительница замолчала на полуслове.
  — Она встретила человека, которого полюбила.
  Мейсон спокойно прикурил сигарету и пустил к потолку несколько колец голубоватого дыма, не отрывая внимательных глаз от посетительницы.
  Элен Крокер трудно было назвать красавицей — не очень здоровый желтовато-бледный цвет лица, несколько крупный рот с припухлыми губами портили впечатление, но округлые формы тела привлекали взгляд, а то и дело вспыхивающий в ее глазах озорной огонек вызывал симпатию. В общем, она производила очень приятное впечатление.
  Она спокойно ждала, пока Мейсон снова начнет задавать вопросы.
  — Еще какие-либо юридические аспекты вашу подругу не интересуют? — наконец спросил он.
  — Ну… Она хотела бы выяснить… То есть ей просто интересно знать…
  — Что?
  — Что именно означает юридический термин «корпус деликти»?6
  — И что она хочет узнать о корпус деликти? — холодно спросил мгновенно насторожившийся Мейсон.
  — Правда ли, — спросила Элен Крокер, — что какими бы доказательствами ни располагала окружная прокуратура, они не могут предъявить человеку обвинение в убийстве, пока не будет обнаружен труп?
  — И у вашей подруги чисто академический интерес? — усмехнулся Мейсон.
  В ответ посетительница лишь пожала плечами.
  — Ваша подруга хотела бы предъявить окружной прокуратуре труп своего первого мужа, получить страховку и иметь право вторично вступить в брак, но в то же время она желает скрыть этот труп, чтобы избежать обвинения в предумышленном убийстве? Я вас правильно понял?
  — Разумеется, нет! — Женщина чуть не подпрыгнула в кресле от возмущения. — Господи, конечно же нет! Я же вам объяснила, мистер Мейсон, что этот вопрос она хотела выяснить из чистого любопытства. Она просто когда-то где-то вычитала, что…
  В глазах Мейсона сверкнул насмешливый огонек. Он походил на сильного пса, развлекавшегося с маленьким щенком, уставшего от утомительной бесцельной возни и решившего гордо удалиться в свой угол, показывая щенку, что тот может заняться своими делами и не приставать больше по пустякам. Адвокат встал из-за стола, не отрывая от посетительницы насмешливого взгляда.
  — Что ж, хорошо, — сказал он. — Передайте своей подруге, что если она хочет получить ответы на свои вопросы, то пусть договорится с моей секретаршей о приеме. Я побеседую с ней лично.
  — Мистер Мейсон, но ведь я же ее подруга! Вы можете не сомневаться в том, что я все передам в точности и ничего не перепутаю. Она… она не может к вам приехать.
  — К сожалению, миссис Крокер, в юридическом мире так поступать не принято. Чтобы выяснить возникшие у вашей подруги вопросы, ей придется лично побеседовать со мной.
  Элен Крокер хотела что-то сказать, но передумала.
  Мейсон подошел к двери, выходящей из его личного кабинета прямо в общий коридор, и распахнул ее.
  — Вам будет лучше выйти через эту дверь, — сказал он.
  — Очень хорошо! — ответила Элен Крокер, поджав губы, и стремительно выбежала из кабинета адвоката.
  Мейсон немного подождал возле дверей, полагая, что она обязательно вернется. Но ее шаги по коридору звучали в направлении лифта, все больше удаляясь, затем раздался шум открывающихся дверей пришедшего по вызову лифта. Дверца лифта захлопнулась, и кабина пошла вниз. Посетительница так и не вернулась.
  Глава 2
  Делла Стрит, доверенная секретарша Мейсона, вопросительно взглянула на адвоката, когда он вышел из личного кабинета в приемную. Она привычно взяла карандаш и придвинула к себе блокнот, готовясь застенографировать все, что он продиктует. Рядом с ней лежала регистрационная книга, в которую записывались имена всех, кто приходил на прием к адвокату, их адреса, затраченное на них время и сумма гонорара за консультации.
  Серьезные и чистые глаза Деллы Стрит, способные проникать в самую душу человека, задавали адвокату немой вопрос.
  Мейсон привык к этим глазам и давно научился понимать их выражение.
  — Я предоставил ей возможность откровенно высказаться, но она не захотела, — сказал Мейсон.
  — В чем дело, шеф? — спросила Делла.
  — Она попыталась провернуть со мной старый трюк. Заговорила о какой-то подруге, которая хочет выяснить кое-какие вопросы, и сама задала мне их. Если бы я на них ответил, то она попыталась бы как-то обойти закон и выпутаться из создавшейся ситуации, которая явно беспокоит ее, самостоятельно. Ничего хорошего из этого не вышло бы.
  — Она выглядела встревоженной? — уточнила Делла Стрит.
  — Да.
  Между Мейсоном и Деллой Стрит существовало то особое взаимопонимание, что появляется между людьми противоположных полов, на протяжении долгих лет плечом к плечу занимающихся интересной работой, успех которой зависит от полной координации их совместных действий. Все их личные симпатии и антипатии строго подчинялись достижению намеченной цели. Между ними выросла дружба, которой была не в состоянии помешать никакая влюбленность.
  — Так что произошло, шеф? — спросила Делла, по-прежнему держа карандаш наготове.
  — Я решил прекратить игру и заявил ей, чтобы она посоветовала своей подруге записаться ко мне на прием. Я надеялся, что она сдастся и скажет мне правду. Обычно этим все и заканчивается. Но Элен Крокер поступила иначе. Она выбежала из кабинета, даже не оглянувшись. Нечасто я ошибаюсь в своих предположениях.
  — Она подтвердила, что недавно вышла замуж? — спросила Делла, нацарапав в верхнем углу листка несколько закорючек.
  — Она не пожелала разговаривать на эту тему, — усмехнулся Мейсон.
  — И все же она похожа на новобрачную, — кивнула головой Делла Стрит. — В этом не может быть никаких сомнений.
  Мейсон присел на угол ее стола и вынул портсигар.
  — Мне не стоило с ней так обращаться, — задумчиво сказал он, закуривая.
  — Как?
  — Кто дал мне право сидеть с видом, словно я святее папы римского, и ожидать, что она раскроет душу перед абсолютно незнакомым ей человеком? Она явно напугана и встревожена. Она пришла ко мне за советом, в надежде, что я смогу помочь ей в трудную минуту. Господи, да разве можно ее винить за то, что она решилась прибегнуть к такому очевидному обману! Многие люди, попав в беду, уподобляются страусу, прячущему голову в песок. Мне следовало проявить сочувствие и такт, растопить лед, завоевать ее доверие, выяснить, какие у нее неприятности, и попытаться помочь. А я потерял терпение и попытался ускорить ход событий. И она ушла. Дело в том, Делла, что я нанес удар по ее самолюбию. Она поняла, что я догадываюсь о ее попытке скрыть истину за спасительной ложью. Я позволил себе даже посмеяться над нею! Отказав ей в помощи, я предал свое предназначение. Это было неблагородно, Делла!
  — Какую ерунду ты несешь, шеф! — фыркнула Делла и протянула руку за сигаретой.
  Мейсон дал ей сигарету и щелкнул зажигалкой.
  — Не переживай так, шеф, она обратится к другому адвокату, — попыталась успокоить его Делла.
  — Нет, она потеряла веру в себя, — покачал головой Мейсон. — Она, безусловно, долго репетировала и обдумывала рассказ о своей мнимой приятельнице. Вполне вероятно, что прошедшую ночь она почти не спала… Сотни раз мысленно воспроизводила в голове предстоящий разговор со мной. Возможно даже, что она восхищалась своей находчивостью. Ты бы видела, как натурально-безмятежно она держалась, как не могла припомнить подробности, даты и имена, потому что задавала вопросы от имени подруги. Да она была в восторге от собственной изобретательности! И вдруг я так легко и быстро раскрыл обман… Нет, она не могла не потерять веру в свои силы. Черт возьми! Она пришла ко мне за помощью, а я не захотел ей эту помощь предоставить!
  — Значит, всю сумму, внесенную в качестве предварительного гонорара, записать как плату за юридическую консультацию? — спросила Делла Стрит, делая пометку в журнале.
  — Постой, постой! Что еще за сумма? Впервые слышу.
  — Она внесла предварительный гонорар, шеф, — с тревогой сказала Делла Стрит. — Я спросила у нее имя, адрес и по какому делу она пришла. Она ответила, что нуждается в совете. Тогда я предупредила ее, что консультации у тебя платные. Она рассердилась, открыла сумочку, вынула пятьдесят долларов и попросила засчитать сумму в качестве аванса за услуги адвоката.
  — Черт возьми! — воскликнул Мейсон. — И я позволил ей уйти!
  Он явно расстроился из-за собственного поведения. Делла сочувственно похлопала его по руке. Ее сильные пальцы, натренированные ежедневной работой на пишущей машинке, на секунду сжали его ладонь.
  На матовом стекле двери приемной появилась чья-то тень, и раздался стук. Это мог быть клиент, явившийся по серьезному делу. Он не должен был видеть нежных отношений между адвокатом и его секретаршей.
  Делла Стрит великолепно знала, что Мейсон не обращает особого внимания на такие пустяки и всегда ведет себя, как считает нужным, — он не обратил на стук ни малейшего внимания и продолжал пускать голубоватые колечки дыма, сидя на краешке стола секретарши. Делла же поспешно убрала руку с его ладони.
  Дверь открылась, и на пороге появился высокий, внешне нескладный Пол Дрейк. Он посмотрел на них своими слегка навыкате глазами, в которых словно навсегда застыло насмешливое выражение. Его невыразительное, вялое лицо было всего лишь маской, во многом определяющей успех главы «Детективного агентства Дрейка».
  — Привет, красотка! — традиционно обратился он к Делле и повернулся к Мейсону: — Ну, Перри, нет ли работки для меня?
  Мейсон подмигнул Делле Стрит.
  — Черт побери, Пол, не ты ли все время стонал, что все твое агентство работало лишь на меня в течение нескольких последних месяцев, что люди падают от усталости? Мы становимся жадными.
  — Ответь-ка мне, Перри, — сказал сыщик, закрывая за собой дверь, — не из твоего ли офиса минут семь назад выскочила невысокая девушка в костюме кофейного цвета и с такими живыми глазами?
  Мейсон встал со стола и шагнул к Дрейку.
  — Стреляй! — сказал он.
  — Так да или нет?
  — Да, она была у меня на приеме, — ответил Мейсон.
  — Как хорошо находиться в дружеских отношениях с детективным агентством, — довольно кивнул Дрейк, — расположенным неподалеку от твоего офиса!
  — Прекрати валять дурака, Пол! Меня интересуют факты.
  — Я выходил из одной конторы, которая расположена этажом ниже, — заговорил Дрейк хриплым монотонным голосом, которым дикторы объявляют курсы акций на бирже, когда все понятно и скучно и нет говорящему никакого дела до того, что его слова несут одним прибыли, а другим разорение. — Неожиданно я услышал, что кто-то бежит по лестнице. Было ясно, что человек страшно торопится. Однако от его спешки не осталось и следа, как только он добрался до этажа, на котором я находился. Направившись к лифту, он спокойно закурил сигарету, не спуская глаз с табло. Когда на нем выскочила цифра нашего этажа, он нажал на кнопку вызова. Пришла кабина с единственным пассажиром — женщиной лет двадцати шести или двадцати семи, с пышной фигурой, пухлым ротиком и живыми темными глазами, одетой в костюм кофейного цвета. Вот цвет лица ее несколько портит, а в остальном она очень даже неплохо смотрится. Видно было, что она нервничает — грудь ходила прямо ходуном. Мне показалось, что она чем-то напугана.
  — Такое впечатление, — заметил Мейсон, — что из той конторы ты вышел, снаряженный полевым биноклем и рентгеновской установкой.
  — Не думай, что я все это рассмотрел во время остановки кабины, — все тем же монотонным голосом ответил Дрейк. — Просто, когда я сопоставил поспешность, с какой этот тип бежал по лестнице, и беспечность, с которой он принялся закуривать возле лифта, я решил, что неплохо было бы спуститься вместе с ними до первого этажа. Получалось, что я сам нахожу дело на собственную голову.
  — Что произошло потом? — серьезно спросил Мейсон.
  — Я решил, что этот тип сидит у кого-то на хвосте. Судя по всему, у этой самой девушки, которую он дожидался у лифта.
  — Продолжай, Пол, нет необходимости объяснять мне прописные истины! — воскликнул Мейсон.
  — Ну, я допускал, что она вышла из твоего офиса, но точно мне не было известно, иначе бы я сработал более основательно. И все же я вышел следом за ними на улицу и проверил правильность своих предположений. Тот тип действительно следил за ней. Он показался мне дилетантом. Уж слишком он нервничал. Ты ведь знаешь, что настоящий профессионал ни при каких обстоятельствах не покажет своего удивления. Что бы ни случилось, он всегда останется невозмутимым и не станет прятаться. А этот парень… В общем, пройдя около квартала, девушка неожиданно обернулась. Ее преследователь страшно растерялся и поспешил нырнуть в какой-то подъезд. Я же продолжал идти ей навстречу.
  — Думаешь, она заметила кого-то из вас? — с возрастающим интересом спросил Мейсон.
  — Нет, она даже не подозревала о нашем существовании. Она либо вспомнила о чем-то, о чем забыла тебя спросить, либо у нее переменились планы. Меня она не удостоила даже взглядом, когда прошла мимо. Похоже, что она не обратила внимания и на своего преследователя, скрывшегося в подъезде, но продолжающего оттуда наблюдать за ней. Можешь мне поверить на слово, Перри, выражение его лица было совершенно растерянное.
  — Что произошло дальше?
  — Она сделала шагов пятнадцать-двадцать, остановилась, задумалась на мгновение, словно размышляя о чем-то, а потом хотя и нерешительно, но повернула обратно. Не знаю, что она хотела, но…
  — Все в порядке, — улыбнулся адвокат. — Я был убежден, что она повернет обратно в мой кабинет еще до того, как дойдет до лифта. Но она не вернулась — наверное, это было выше ее сил.
  — Так вот, — продолжил Дрейк. — Она постояла в нерешительности, как я уже сказал, сделала несколько шагов и развернулась на сто восемьдесят градусов, отправившись с опущенными плечами в прежнем направлении. По ее виду можно было предположить, что в этот момент она потеряла своего единственного друга. Она вторично прошла мимо меня, никого не замечая. Я остановился, чтобы прикурить. Она не обратила внимания и на парня, по-прежнему выглядывавшего из подъезда. Похоже, что она не предполагала, что за ней могут следить.
  — И что дальше?
  — Ничего, — ответил детектив. — Она пошла своей дорогой.
  — А этот тип?
  — Подождал, пока она не оказалась от него шагах в двадцати, и отправился следом.
  — А ты что предпринял?
  — Мне отнюдь не хотелось, чтобы все это смахивало на траурное шествие. Я решил, что если она действительно была перед этим у тебя, то тебе будет интересно узнать о существовании «хвоста». А если я ошибся, тогда мне все это абсолютно безразлично. Неразумно следить за кем-либо по собственной инициативе.
  — Если ты снова увидишь человека, следившего за этой женщиной, — спросил Мейсон, прищурив глаза, — ты сумеешь его опознать?
  — Разумеется. Довольно смазливый тип, лет тридцати двух или тридцати трех. Светлые волосы, карие глаза, модно одет. Судя по тому, как он держится, я сказал бы, что он дамский угодник. Руки в идеальном порядке, на ногтях маникюр. Чисто выбрит, аж лоснится, наверняка сделал массаж, лицо слегка припудрено. Если бреешься дома, то пудру обычно не употребляешь, значит, он пользовался услугами парикмахера.
  — В некоторой степени, Пол, эта девушка является моей клиенткой, — сказал Мейсон, нахмурившись. — Она пришла, чтобы проконсультироваться у меня, а потом испугалась и поспешила удрать. Спасибо тебе за информацию. Если дело получит дальнейшее развитие, я тебе сообщу.
  Дрейк встал и направился к выходу. У двери он остановился и сказал с ехидным видом:
  — Я не советовал бы вам ворковать в приемной, нежно взявшись за руки, а потом смотреть на вошедшего невинным взглядом. А если бы на моем месте оказался важный клиент? Какого черта, Перри, не можете, что ли, уединяться в библиотеке или кабинете?
  Не дождавшись ответа, он закрыл за собой дверь.
  Мейсон усмехнулся и взглянул на Деллу Стрит, у которой на щеках проступила краснота.
  — С чего это он решил, что я держала тебя за руку? — спросила она. — Ведь я отошла от стола еще до того, как он вошел в приемную…
  — Он стрельнул наугад, — усмехнулся Мейсон, на которого шутка Дрейка не произвела ни малейшего впечатления. — Может быть, он заметил что-то по выражению твоего лица… Знаешь, Делла, я собираюсь помочь этой девушке, защитить ее. Если уж мы приняли от нее плату за услуги адвоката, то мы обязаны их оказать.
  — И как ты это собираешься сделать, шеф? — спросила Делла Стрит. — Ты ведь даже не знаешь, чего она от тебя хотела!
  — Ну и что, — пожал плечами Мейсон. — Она хотела получить совет по поводу какой-то серьезной неприятности, случившейся с нею. Придется найти ее, выяснить подробности и либо возвратить деньги, либо отработать аванс. Где она живет?
  — Элен Крокер, — прочитала Делла Стрит в регистрационной книге. — Проживает — Ист-Пэйлтон-авеню, четыреста девяносто пять. Телефон — Дрэйтон шестьсот восемьдесят девять — сорок два. — Не ожидая указаний адвоката, Делла Стрит сняла трубку с аппарата и набрала номер подстанции. Послышались гудки. Делла, нахмурившись, ждала, и наконец телефонистка отозвалась. — Соедините меня, пожалуйста, с абонентом номер шестьсот восемьдесят девять — сорок два, — попросила секретарша и после некоторого ожидания заговорила в трубку: — Мне нужен телефон абонента по фамилии Крокер. Инициалов я не знаю. Старый номер был шестьсот восемьдесят девять — сорок два. Его, наверное, отключили.
  Выслушав ответ, Делла попросила:
  — Проверьте адрес — Ист-Пэйлтон-авеню, четыреста девяносто пять… Назовите, пожалуйста, номера телефонов по этому адресу… Благодарю вас, наверное, произошла какая-то ошибка. — Она положила трубку и повернулась к Мейсону: — Телефонный номер Дрэйтон шестьсот восемьдесят девять — сорок два был зарегистрирован на имя мистера Тэйкера и отключен более месяца тому назад. По Ист-Пэйлтон-авеню дома под номером четыреста девяносто пять вообще не существует. Дом номер двести девяносто восемь — последний на этой улице.
  Мейсон открыл дверь в свой личный кабинет, сказав через плечо:
  — Будем надеяться, Делла, что она свяжется с нами, поскольку в сердцах забыла о заплаченных деньгах. Как только она появится, сразу же дай мне знать.
  Вернувшись в кабинет, он с недовольным видом посмотрел на большое черное кожаное кресло, в котором недавно сидела молодая женщина. Луч солнца, пробивающийся сквозь оконное стекло, отражался от чего-то, находившегося в кресле, по стене плясал солнечный зайчик.
  Мейсон подошел к креслу и увидел, что там лежит женская сумочка шоколадного цвета с блестящим хромированным замком. Он взял сумочку, удивившись ее приличному весу.
  — Зайди-ка сюда, Делла, — открыв дверь в приемную, позвал Мейсон. — И захвати свой блокнот. Элен Крокер оставила здесь свою сумочку. Я собираюсь открыть ее и осмотреть содержимое. Тебе придется сделать опись.
  Делла вошла в кабинет, села за стол и приготовилась записывать.
  — Белый носовой платок с кружевами, — начал диктовать Мейсон. — Автоматический пистолет тридцать второго калибра системы «кольт», заводской номер тридцать восемь девяносто четыре шестьсот двадцать один.
  Делла подняла на адвоката удивленные глаза, продолжая записывать цифры в блокнот. Мейсон продолжал все тем же бесстрастным голосом:
  — Обойма пистолета заполнена патронами полностью, запаха пороха не чувствуется, ствол вроде бы чистый, без нагара… В кошельке… сто пятьдесят два доллара банкнотами различного достоинства и шестьдесят пять центов мелочью. Упаковка таблеток эйпрол. Пара коричневых перчаток, помада и пудреница… Телеграмма на имя Р. Монтейн, отправленная на адрес Ист-Пэйлтон-авеню, сто двадцать восемь. Содержание телеграммы: «Сегодня пять часов вечера окончательный срок вашего решения», подпись: «Греггори». Пачка сигарет «Спейк» и спички, на этикетке спичек — рекламное объявление кафе «Золотой орел», Сорок третья Западная улица, двадцать пять. — Мейсон перевернул сумочку и потряс ею над столом. — Кажется, больше ничего нет.
  — Господи! — воскликнула Делла. — Зачем ей нужен этот пистолет?
  — А зачем вообще носят оружие? — усмехнулся Мейсон.
  Он вынул из кармана носовой платок и тщательно протер им всю поверхность пистолета, после чего снова положил оружие в сумочку. Так же тщательно Мейсон протер платком все предметы, вынутые из сумочки, на которых тоже могли остаться отпечатки его пальцев. Затем он неторопливо перечитал несколько раз телеграмму и сунул ее себе в карман.
  — Делла, если эта Элен Крокер придет к нам, постарайся задержать ее до моего прихода. Я ухожу.
  — Надолго, шеф?
  — Пока не знаю. Я позвоню тебе, если задержусь дольше чем на час.
  — А если она не захочет ждать?
  — Я же сказал тебе: постарайся задержать. Заговори ее. Можешь даже сказать, что я очень сожалею, что неправильно повел разговор с ней. Совершенно очевидно, что она попала в беду… Будет очень плохо, если мы не найдем ее…
  Глава 3
  Мейсон вышел на улицу и поймал такси.
  — Ист-Пэйлтон-авеню, сто двадцать восемь, — сказал он таксисту, усаживаясь в автомобиль.
  Минут через двадцать такси остановилось перед домом по указанному адресу. Мейсон велел шоферу подождать и вышел из машины.
  Быстро пройдя по дорожке, он поднялся на крыльцо из трех ступенек и нажал кнопку звонка у входной двери. Почти сразу же за дверью послышались шаги. Мейсон сложил телеграмму так, чтобы в глаза бросались имя получателя и адрес.
  Дверь открылась. На пороге стояла молодая женщина, встретившая адвоката удивленным взглядом.
  — Телеграмма на имя Р. Монтейн, — сказал Мейсон, не выпуская бланка из рук.
  Женщина бросила взгляд на адрес и кивнула.
  — Вы должны расписаться в получении, — добавил Мейсон.
  В глазах женщины появилось недоумение, которое тут же переросло в недоверие.
  — А вы ведь не настоящий разносчик телеграмм, — сказала она и бросила взгляд на поджидавшее у тротуара такси.
  — Я начальник отделения, — беззастенчиво соврал Мейсон. — Я решил, что доставлю телеграмму быстрее любого посыльного, потому что мне все равно надо было проезжать мимо вашего дома. — Он вынул из кармана записную книжку с авторучкой и протянул их женщине: — Распишитесь на верхней строчке…
  Женщина написала: «Р. Монтейн» — и возвратила книжку назад.
  — Одну минуточку! — улыбнулся Мейсон. — Разве вы — Р. Монтейн?
  — В последнее время я получаю всю ее корреспонденцию, — несколько смущенно ответила она.
  — В таком случае вам придется расписаться своею собственной фамилией, — сказал Мейсон. — Прошу вас.
  — Я всегда расписывалась вместо нее, и все было в порядке, — возразила молодая женщина.
  — Может быть, — согласился Мейсон. — К сожалению, посыльные экономят время и часто не придерживаются инструкций.
  С явной неохотной женщина вывела чуть ниже первой подписи: «Нейлл Брунли».
  — Теперь я хотел бы с вами немного поговорить. — Мейсон убрал телеграмму в карман, не обращая внимания на удивление собеседницы. — Я должен обсудить с вами один вопрос, — настойчиво повторил Мейсон.
  Женщина явно не ожидала гостей — она была одета по-домашнему, без признаков косметики на лице, в разных тапках на ногах.
  Мейсон решительно шагнул в приоткрытую дверь и сделал несколько шагов по коридору. Он безошибочно нашел дверь в гостиную, прошел в нее, спокойно сел в кресло и вытянул ноги.
  Нейлл Брунли остановилась в дверях гостиной, словно не решаясь пройти туда, где так бесцеремонно расположился незваный гость.
  — Входите же и садитесь, — сказал Мейсон.
  Она помедлила несколько секунд, а потом все же прошла в комнату.
  — Что вы, собственно, себе позволяете?! — спросила она голосом, который должен был бы звенеть от возмущения, а на деле дрожал от страха.
  — Меня интересует Р. Монтейн, — спокойно сказал Мейсон. — Расскажите мне все, что вам известно.
  — Я ничего не знаю.
  — Но ведь вы же без всяких колебаний расписались за получение телеграммы, — заметил Мейсон.
  — Я сама ожидала телеграмму, поэтому и расписалась… Если бы я знала, что это чужая телеграмма, я вернула бы ее…
  — Вам стоило бы придумать что-нибудь более правдоподобное, — усмехнулся Мейсон.
  — Я говорю правду, — возмутилась Нейлл Брунли.
  — Эта же самая телеграмма была сюда доставлена в девять пятьдесят три утра. Вы за нее уже раз расписывались, а потом передали Р. Монтейн. Разве не так?
  — Ничего подобного я не делала…
  — Зачем вы лжете?
  — Но ведь там же стоит, наверное, — возразила она, — подпись: «Р.Монтейн»?
  — Да, — согласился Мейсон, — но она написана вашим почерком. Образец этой подписи уже имеется в моей записной книжке. Там имеется и ваша вторая подпись: «Нейлл Брунли». Это ваше имя?
  — Да.
  — Поверьте, — проникновенным голосом сказал Мейсон, — я друг Р. Монтейн.
  — Ах вот как? — удивилась она. — Вы ведь даже не знаете, женщина это или мужчина!
  — Женщина, — уверенно сказал Мейсон, не сводя с нее глаз.
  — Если вы ее друг, то почему в таком случае не свяжетесь с нею лично? — спросила Нейлл Брунли.
  — Именно это я и пытаюсь сделать, — улыбнулся адвокат.
  — Если вы ее друг, то должны знать, где ее найти.
  — Я хочу разыскать ее с вашей помощью.
  — Я ничего не знаю о ней.
  — Но утром вы передали ей эту телеграмму?
  — Ничего я не передавала…
  — Да ну! — усмехнулся Мейсон. — В таком случае хочу вам сообщить, что я детектив и направлен сюда телеграфной компанией. К нам поступают жалобы, что телеграммы часто получают не адресаты, а посторонние люди и знакомятся с их содержанием. Может быть, вы не отдаете себе в этом отчета, но такое действие является мошенничеством, которое наказывается законом. В уголовном кодексе имеется соответствующая статья. Прошу вас одеться и пройти со мной в окружную прокуратуру для дачи показаний.
  — Нет, нет! — испуганно воскликнула она. — Это ошибка! Я так поступала по просьбе Роды! Всю ее корреспонденцию я сразу же передавала ей, в том числе и эту злосчастную телеграмму!
  — В таком случае почему она не получает телеграммы на свой собственный адрес? — поинтересовался Мейсон.
  — Она… она не может.
  — Почему?
  — Если бы вы знали Роду, то вы не стали бы спрашивать.
  — Вы, очевидно, имеете в виду ее супруга? Но какие секреты могут быть у замужней женщины от мужа? Особенно у новобрачной.
  — Вам и это известно?
  — Что «это»?
  — О ее замужестве. Она ведь только что…
  — Конечно, известно! — улыбнулся Мейсон.
  Нейлл Брунли опустила глаза. Мейсон молчал, не желая торопить события.
  — Ведь вы не детектив из телеграфной компании, верно? — спросила молодая женщина.
  — Нет, я не детектив. Я друг Роды и хочу ей помочь.
  — Пожалуй, я расскажу вам всю правду, — решилась Нейлл Брунли.
  — Правда всегда лучше лжи, — сказал Мейсон.
  — Я работаю медсестрой и очень дружна с Родой. Мы знакомы с ней уже много лет. До ее замужества мы жили здесь вместе… Она попросила меня получать ее корреспонденцию, и мне это нетрудно, а…
  — Где она живет сейчас?
  — Честное слово, она не дала мне своего нового адреса.
  — И это ваша правда? — усмехнулся Мейсон.
  — Верьте мне, я говорю вам правду. Рода на удивление скрытная девушка. Мы с ней вместе прожили столько лет, но я до сих пор даже не знаю человека, за которого она вышла замуж. И не знаю, куда она переехала. Мне только известна фамилия ее мужа — Монтейн. И больше ничего…
  — Но имя-то его вы, наверно, знаете?
  — Нет, — покачала головой молодая женщина.
  — В таком случае откуда вам известна его фамилия?
  — Только потому, что Роде на эту фамилию приходят сюда телеграммы.
  — Какая ее девичья фамилия?
  — Лортон, — быстро ответила Нейлл Брунли. — Рода Лортон.
  — Как давно она замужем?
  — Чуть меньше недели.
  — Как вы передали ей сегодня утром эту телеграмму?
  — Она позвонила узнать, нет ли для нее чего-нибудь. Я сказала о телеграмме. Она за ней заехала сюда.
  — Какой у вас номер телефона? — спросил Мейсон.
  — Дрэйтон девятьсот сорок два — шестьдесят восемь, — без запинки ответила молодая женщина.
  — Вы работаете медсестрой?
  — Да.
  — У вас есть диплом?
  — Да.
  — Вы работаете по графику или вас вызывают в случае необходимости?
  — Вызывают в случае необходимости.
  — Когда вас вызывали в последний раз?
  — Вчера. Я операционная сестра.
  Мейсон встал со своего места:
  — Как вы думаете, мисс Брунли, Рода Лортон позвонит вам сегодня еще раз?
  — Может быть, я не знаю. Понимаете, она немного странная и замкнутая. В ее жизни есть что-то такое, что она скрывает ото всех, даже от меня… Она мне по-настоящему не доверяет до сих пор.
  — Но если все же она вам позвонит, мисс Брунли, пожалуйста, передайте ей, что она может еще раз побывать у адвоката, к которому приходила сегодня. Ему необходимо сказать ей кое-что чрезвычайно важное. Вы не забудете?
  — Нет, разумеется. А телеграмма? — взволнованно спросила молодая женщина. — Она ведь адресована Роде и…
  — Но я уже говорил вам, — улыбнулся Мейсон, — что это та самая телеграмма, которую вы передали ей утром.
  — Да, я понимаю… Но как она оказалась у вас?
  — А это уже профессиональная тайна.
  — Кто вы?
  — Человек, который попросил вас передать Роде, чтобы она обязательно зашла к тому адвокату, у которого уже была сегодня. До свидания.
  Мейсон покинул гостиную и зашагал по коридору, не обращая внимания на Нейлл Брунли, которая пыталась еще о чем-то спросить его. Адвокат прошел по дорожке и уселся в поджидавшее его такси.
  — Поезжайте! — приказал он шоферу. — Поверните за угол и остановитесь у первого же телефонного автомата.
  Нейлл Брунли вышла на крыльцо, наблюдая, как такси скрылось за поворотом.
  Таксист остановился возле супермаркета, в котором были установлены телефонные кабины.
  Мейсон опустил монетку в щель автомата, набрал номер своего офиса и, когда услышал голос Деллы Стрит, прикрыл рот рукой и сказал:
  — Делла, приготовь блокнот и карандаш.
  — Готово, шеф! — тут же откликнулась она.
  — Через двадцать минут позвони Нейлл Брунли по номеру: Дрэйтон девятьсот сорок два — шестьдесят восемь. Попроси, чтобы она тебе сразу же позвонила, если появится Рода Монтейн. Представься каким-нибудь вымышленным именем. Скажи, что тебе нужно кое-что передать ей от Греггори.
  — Хорошо, шеф. Что я должна делать, если она позвонит?
  — Представься ей своим именем, объясни, кто ты, и напомни, что она забыла сумочку у меня в кабинете. Скажи, что я срочно хочу ее видеть. Теперь второе. Позвони Полу Дрейку, пусть проверит в муниципалитете разрешение на вступление в брак некоего Монтейна и Роды Лортон. Пусть он направит своего оперативника во все газовые и водопроводные компании и выяснит, не обслуживали ли они в последние дни Монтейнов. Когда выяснишь из брачной лицензии имя этого Монтейна, узнай в телефонном справочнике его телефон. Пусть второй оперативник Дрейка отправляется в адресный стол и установит местожительство новоиспеченного супруга. Ты все поняла? И последнее — по номеру нужно попытаться узнать историю пистолета, который мы обнаружили в сумочке Элен Крокер, вернее, Роды Лортон. Предупреди Пола, пусть он работает без лишнего шума… Мне нужно разыскать эту женщину.
  — Случилось что-нибудь, шеф? — осторожно спросила Делла Стрит.
  — Не знаю… Но может случиться в любой момент, если мы не вмешаемся.
  — Ты мне позвонишь, чтобы узнать результаты?
  — Да.
  — Хорошо, шеф.
  Мейсон положил трубку на место и вернулся в ожидавшее у тротуара такси.
  Глава 4
  Мастерская по оказанию типографских услуг находилась в небольшом доме, втиснувшемся между двумя огромными офисными зданиями. Рядом с мастерской, в этом же доме, располагался павильон, где торговали прохладительными напитками.
  В невзрачной витрине мастерской были выставлены образцы шрифтов. Реклама сообщала, что визитки и пригласительные билеты изготовляются в присутствии заказчика.
  Мейсон в задумчивости читал объявление.
  — Я могу использовать быстросохнущие чернила, которые невозможно отличить от типографской краски, — сказал заговорщицким тоном подошедший к нему из-за прилавка человек. — Даже эксперт не заметит разницы.
  — И сколько это будет стоить? — поинтересовался Мейсон.
  Мастер указал испачканным чернилами пальцем в прейскурант с образцами работ и ценами за десяток.
  — Вот эта подойдет, — ткнул Мейсон на один из образцов визитной карточки. — Напишите на ней: «Р.В. Монтейн, Ист-Пэйлтон-авеню, сто двадцать восемь. Страхование и капиталовложения».
  — На это уйдет не больше пяти минут, — пообещал мастер, отсчитывая сдачу. — Вы подождете или зайдете чуть позже?
  — Лучше я зайду попозже, — решил Мейсон.
  Он прогулялся до ближайшего кафе с телефонным аппаратом, позвонил Делле Стрит, выяснил, что Рода Монтейн еще не звонила, сел за столик и не спеша выпил стакан молока. Он подозревал, что «пять минут» займут не меньше получаса.
  Допив молоко и выкурив сигарету, он вернулся в мастерскую и получил две дюжины только что отпечатанных визитных карточек. Затем он снова вернулся в кафе и еще раз позвонил Делле Стрит.
  — Дрейк выяснил о брачной лицензии, — сказала секретарша. — Жениха зовут Карл У. Монтейн, проживает в Чикаго, штат Иллинойс. Но газовая и водопроводная компании на прошлой неделе производили работы по подключению Карла Монтейна по адресу: Хэвторн-авеню, двести тридцать — ноль девять. В брачной лицензии сказано, что невеста — вдова, Рода Лортон. Дрейка интересуют финансовые ограничения в работе по этому делу.
  — Пусть тратит столько, сколько считает нужным, чтобы получить необходимые результаты. Поскольку клиентка мне уже заплатила аванс для защиты ее интересов, я намерен их защищать.
  — Тебе не кажется, шеф, что ты сделал уже достаточно? — спросила Делла Стрит. — В конце концов, ты не виноват… К тому же тебе ничего не было известно о предварительном гонораре.
  — Я должен был это знать, — ответил Мейсон. — Так или иначе, но я доведу это дело до конца.
  — Но ведь ей-то известно, где тебя можно отыскать.
  — По собственной инициативе она второй раз ко мне не придет, — сказал Мейсон.
  — Даже когда вспомнит, где оставила сумочку?
  — Скорее всего, она уже вспомнила, — заметил Мейсон, — но не смеет прийти из-за пистолета.
  — Уже почти пять часов вечера, — сказала Делла Стрит. — Все учреждения закрываются. Дрейк выяснил практически все, что могли ему дать официальные источники.
  — Он узнал что-нибудь о пистолете?
  — Нет пока. Но говорит, что к пяти часам у него будут сведения об этом оружии.
  — Хорошо, Делла. Не уходи из офиса, дождись моего следующего звонка. Если Рода все же объявится, задержи ее любым способом. Скажи, что нам известно ее настоящее имя и адрес. Может быть, это приведет ее в чувство.
  — Да, шеф, есть одна деталь, которую, как мне кажется, тебе будет интересно узнать…
  — И что за деталь?
  — В том номере телефона, что она оставила нам, Рода Монтейн переставила только цифры, использовав номер Нейлл Брунли. Похоже, что она его отлично знает. Уж не жила ли она с нею вместе?
  — Я всегда знал, что ты умница, — усмехнулся Мейсон.
  Он положил трубку, вышел из кафе и направился в телеграфную компанию. Войдя в зал, он подошел к одному из окошечек и обратился к миловидной белокурой женщине средних лет:
  — Вы не могли бы мне помочь?
  — В чем дело? — улыбнулась она.
  Мейсон протянул ей телеграмму из сумочки Роды и одну из только что изготовленных визитных карточек на имя Р.В. Монтейна.
  — Понимаете, — сказал он, — это очень важная для меня телеграмма, на которую нужно обязательно дать ответ. К сожалению, я потерял адрес отправителя. Может быть, он написал его на бланке отправляемой телеграммы? Нельзя ли по номеру телеграммы разыскать оригинал?
  — Я попробую, мистер Монтейн, — сказала блондинка, взяла у него телеграмму и карточку и ушла куда-то в самый конец зала.
  Мейсон взял чистый телеграфный бланк и наверху написал: «Греггори», оставив место для адреса. Затем вывел:
  «Важные события заставляют отложить неопределенное время визит зпт лично объясню встрече тчк Р. Монтейн».
  Спустя несколько минут блондинка возвратилась с телеграфным бланком, на котором были проставлены имя и адрес отправителя. Мейсон взглянул на нижнюю часть бланка, удовлетворенно кивнул и написал в своей телеграмме: «Греггори Мокси, Колмонт-апартментс, Норвалк-авеню, 316».
  — Благодарю от всей души. Пожалуйста, отправьте эту телеграмму, — попросил Мейсон.
  — Пожалуйста, — улыбнулась женщина, — напишите на бланке свой адрес.
  — Конечно! — виновато улыбнулся Мейсон и написал: «Р.В. Монтейн, Ист-Пэйлтон-авеню, 128».
  Мейсон расплатился за отправление телеграммы и вышел на улицу. Он поймал первое же проезжавшее мимо такси.
  — Пожалуйста, Норвалк-авеню, триста шестнадцать, — попросил он водителя, усаживаясь.
  Колмонт-апартментс представлял собой двухэтажное здание, бывшее когда-то частным особняком. Теперь владельцы поделили его на четыре квартиры и сдавали внаем.
  Три квартиры пустовали, что было неудивительно — по обе стороны улицы возвышались современные комфортабельные здания. Без сомнения, этот старый дом вскоре будет снесен, и на его месте построят что-нибудь более приличное.
  Мейсон нажал на кнопку звонка квартиры В, над которой была прикреплена пластмассовая табличка с именем Греггори Мокси. Раздалось жужжание электрического приспособления, открывающего двери прямо из квартиры.
  Адвокат нажал на ручку и вошел. Почти у самого порога начиналась лестница. Он стал подниматься на второй этаж.
  На лестничную площадку вышел мужчина лет тридцати пяти или тридцати шести, с живыми настороженными глазами и вежливой, натянутой улыбкой. Несмотря на жаркий день, на нем был костюм, застегнутый на все пуговицы, в котором он выглядел вполне респектабельно. От него так и веяло благополучием.
  — Здравствуйте, — сказал он. — Боюсь, что мы с вами незнакомы. Я жду другого человека, с которым договорился о встрече.
  — Вы имеете в виду Роду Монтейн? — спросил Мейсон.
  Мужчина опешил, но тут же на его лице снова появилась дежурная улыбка.
  — Выходит, я оказался прав, — усмехнулся он. — Заходите и садитесь. Как вас зовут?
  — Мейсон.
  — Рад с вами познакомиться, мистер Мейсон. — Он протянул руку для приветствия.
  — Вы мистер Мокси?
  — Да, Греггори Мокси. Пройдемте же в квартиру. Сегодня очень жарко, не так ли?
  Он провел Мейсона в библиотеку и указал на кресло. Комната была обставлена довольно прилично, хотя мебель и выглядела несколько старомодной. Окна были распахнуты, и через них можно было видеть стену соседнего дома, находящегося на расстоянии не более чем в двадцати футах.
  Мейсон уселся, скрестил по привычке длинные ноги и потянулся за портсигаром.
  — Соседнее здание загораживает вам свет и мешает свободному доступу воздуха, — заметил адвокат.
  — И не говорите, у меня совсем дышать нечем, — сказал Мокси, сердито посмотрев в окно. — В такие дни, как сегодня, эта квартира превращается в пекло!
  — Если я не ошибаюсь, вы единственный жилец в этом доме?
  — Вы пришли ко мне побеседовать по поводу моей квартиры? — усмехнулся Мокси.
  — Не только, — улыбнулся адвокат.
  — И что вы хотели спросить, мистер Мейсон?
  — Я приехал в качестве друга Роды Монтейн.
  — Это понятно, — кивнул Мокси. — Не думаю, чтобы вы…
  Его слова были прерваны дребезжащим звонком. Мокси, нахмурившись, взглянул на гостя.
  — Вы назначили здесь с кем-нибудь свидание?
  Мейсон отрицательно покачал головой.
  Создавалось впечатление, что Мокси несколько растерялся. Улыбка сползла с его лица. Перед адвокатом больше не было светского человека, вместо него стоял угрюмый, настороженный мужчина с крепко сжатыми кулаками.
  Не извинившись, Мокси крадущимся шагом направился к двери и вышел на площадку, оставив дверь открытой, чтобы иметь возможность наблюдать за поведением Мейсона.
  Снова раздался прерывистый звон. Мокси нажал на кнопку, открывающую дверь, и замер в напряженной позе, ожидая посетителя.
  — Кто там? — спросил он хриплым голосом, ничем не напоминающим недавний вежливый тон.
  — Телеграмма.
  На лестнице послышались шаги, зашуршала бумага, потом хлопнула входная дверь.
  Мокси возвратился в библиотеку, надрывая конверт. Расправив листок, прочел текст телеграммы и бросил подозрительный взгляд на Мейсона.
  — Это от Роды, — объяснил он.
  — И? — бесстрастно спросил адвокат.
  — Она ничего о вас не сообщает.
  — Было бы странно, если бы сообщала, — ответил Мейсон.
  — Что вы хотите сказать?
  — Она не знала, что я нанесу вам визит.
  — Расскажите же в таком случае о цели вашего визита!
  — Я — ее друг, — повторил Мейсон.
  — Вы уже говорили об этом, — нетерпеливо сказал Мокси.
  — Вот я и приехал к вам в качестве ее друга.
  — И чем же я могу быть вам полезен?
  — Я — адвокат.
  — Теперь уже кое-что проясняется.
  — Я еще раз повторяю, что приехал к вам как друг Роды Монтейн.
  — Что-то я вас не понимаю.
  — Я приехал как друг, а не как адвокат. Вы уяснили? Рода меня к вам не посылала. Она даже не догадывается, что я буду у вас.
  — Тогда с какой целью вы явились?
  — Ради собственного удовольствия.
  — Что вы хотите?
  — Хочу выяснить, чего вы добиваетесь от Роды?
  — Для друга, — заметил Мокси, — вы слишком много говорите.
  — Что ж, я готов и послушать.
  — То, чего вы хотите, и то, что вы можете, — рассмеялся Мокси, — совершенно разные вещи.
  В его поведении уже не было ни радушия, ни спокойной вежливости — лишь настороженность и злоба.
  — В таком случае не желаете ли вы послушать меня? — спросил Мейсон.
  — Что ж, говорите, — согласился Мокси.
  — Я — адвокат. Случилось так, что я заинтересовался Родой Монтейн. Причина, я думаю, не имеет значения. К сожалению, я никак не могу связаться с нею, но у меня есть сведения, что вы с нею встречаетесь. Вот я и решил приехать к вам, чтобы выяснить, как мне ее разыскать.
  — Вы хотите в чем-то помочь ей?
  — Я хочу увидеться с нею, чтобы помочь.
  — Вы рассуждаете не как адвокат, а как распоследний дурак!
  — Вполне возможно.
  — Значит, — после паузы спросил Мокси, — Рода нажаловалась вам о своих неприятностях?
  — Я не обсуждаю поведение своих клиентов с посторонними людьми.
  — Но вы не ответили на мой вопрос.
  — Я и не обязан этого делать, — улыбнулся Мейсон. — Если вы не хотите мне ничего сообщить, то, может быть, разрешите сказать несколько слов мне?
  — Говорите.
  — Рода Монтейн — симпатичная женщина.
  — Ну, не вам судить об этом!
  — И я решил ей помочь.
  — Вы это уже говорили.
  — До замужества Рода носила фамилию Лортон.
  — Продолжайте.
  — В брачном заявлении сказано, что она вдова. А имя ее первого мужа было Греггори.
  — К чему вы клоните?
  — Вот мне и пришла в голову мысль, — спокойно сказал Мейсон, — уж не ошиблась ли Рода.
  — В чем ошиблась? — не понял Мокси.
  — В том, что она вдова. Если допустить, что ее первый муж не умер, а просто исчез на целых семь лет, создав таким образом видимость смерти. А теперь он вдруг снова появился и юридически по-прежнему остается ее мужем.
  — Для простого друга вы слишком хорошо осведомлены, — злобно сверкнув глазами, сказал Мокси.
  — И с каждой минутой мои знания увеличиваются, — усмехнулся Мейсон, не сводя с Мокси внимательных глаз.
  — О, вам еще многое предстоит узнать!
  — Что, например?
  — Например, что бывает с человеком, который сует нос не в свои дела!
  Пронзительно зазвонил телефон. Его дребезжание было особенно громким и раздражающим в этот напряженный момент.
  Мокси облизнул пересохшие губы и после минутного колебания обошел адвоката и протянул левую руку к телефонной трубке.
  — Алло? — раздраженно сказал он. Выслушав ответ, он буркнул: — Не сейчас! У меня посетители. Вы должны догадаться, кто именно! А я говорю, что вы должны! Не нужно никаких имен… Подумайте как следует… Адвокат… Да, Мейсон.
  — Если это Рода Монтейн, — вскочил с кресла Мейсон, — то я хочу с ней поговорить!
  Он шагнул к телефону.
  Лицо Мокси исказилось от ярости. Сжав правую руку в кулак, он закричал:
  — Назад!
  Мейсон спокойно сделал еще шаг, и Мокси бросил трубку на рычаг.
  — Рода! — успел крикнуть Мейсон. — Позвоните в мой офис!
  — Какого черта вы вмешиваетесь в наши дела?! — яростно заорал Мокси.
  — Поскольку я сказал вам все, что хотел, — пожал плечами Мейсон, — позвольте мне откланяться.
  Он взял шляпу, вышел из библиотеки и начал медленно спускаться по бесконечным ступенькам длинной лестницы. Адвокат все время чувствовал на затылке злобный взгляд Мокси, но ни разу не оглянулся.
  Выйдя из дома, Мейсон зашел в ближайшую аптеку и позвонил в свой офис.
  — Есть новости, Делла?
  — Есть сведения о Роде. Она была женой Греггори Лортона, который умер в феврале тысяча девятьсот двадцать девятого года от воспаления легких. Лечащим врачом был доктор Клод Миллсэйп, он и подписал свидетельство о смерти.
  — Где проживает доктор Миллсэйп?
  — Тересит-апартментс, Бичвуд-стрит, девятнадцать — двадцать восемь.
  — Еще что-нибудь есть?
  — Дрейк проследил историю пистолета, найденного в ее сумочке.
  — И что?
  — Пистолет был продан Клоду Миллсэйпу, который назвал свой адрес по Бичвуд-стрит.
  Мейсон громко свистнул.
  — Еще что?
  — Все пока, — усмехнулась в трубку Делла. — Дрейк интересуется, будут ли для него еще какие-нибудь поручения.
  — Пусть выяснит все, что возможно о Греггори Мокси, проживающем в Колмонт-апартментс, Норвалк-авеню, триста шестнадцать.
  — Установить за ним наблюдение?
  — Пока в этом нет необходимости, — ответил Мейсон. — Но сведения о нем должны быть точными и исчерпывающими. Он играет какую-то очень серьезную роль в этом деле.
  — Послушай, шеф, а ты не слишком серьезную роль взял на себя в этом деле? — в голосе Деллы звучала тревога.
  — Ты бы знала, Делла, как интересно жить на свете! — весело усмехнулся Мейсон. — К тому же я отрабатываю предварительный гонорар.
  — Пятьдесят долларов не та сумма, за которую стоит подставлять свою голову! — заметила Делла Стрит.
  Глава 5
  Мейсон положил трубку и подошел к прилавку.
  — Вы не подскажете, что представляет собой эйпрол? — спросил он у аптекаря.
  Продавец внимательно посмотрел на посетителя:
  — Гипнотическое средство.
  — Что значит гипнотическое? — переспросил адвокат.
  — Снотворное, — пояснил аптекарь. — Вызывает нормальный здоровый сон, после которого человек чувствует себя отдохнувшим. При правильном дозировании не дает никаких отрицательных последствий.
  — Это лекарство вызывает одурение? — уточнил Мейсон.
  — Если не превышать дозу, то нет, — терпеливо сказал продавец. — Повторяю, оно вызывает нормальный здоровый сон. Сколько вам?
  — Спасибо, — покачал Мейсон головой и вышел из аптеки, насвистывая бравурный мотив.
  Таксист распахнул перед Мейсоном дверцу.
  — Куда теперь? — спросил он.
  — Поезжайте пока прямо, — нахмурившись, ответил Мейсон, обдумывая следующий шаг.
  Через три квартала, на перекрестке с Норвалк-авеню такси чуть не столкнулось со встречной машиной, и Мейсона сильно подбросило на сиденье. Он невольно взглянул на таксиста.
  — Лихач чертов! — в сердцах воскликнул тот в адрес водителя встречного автомобиля.
  — За рулем женщина, — заметил Мейсон. — Ну-ка, остановите, пожалуйста, машину!
  Адвокат выскочил из такси, когда встречный «Шевроле», жалобно скрипнув тормозами, остановился у тротуара.
  Раскрасневшаяся Рода Монтейн выглянула в окошко автомобиля. Она растерянно смотрела на приближающегося адвоката.
  — Вы забыли у меня свою сумочку, — сказал Мейсон таким тоном, словно их встреча была заранее запланирована на этом месте.
  — Я знаю, — ответила она. — Я спохватилась сразу же, как только вышла из вашего офиса, хотела вернуться, но передумала. Я решила, что вы ее уже увидели, открыли и мне не миновать неприятных вопросов. Мне не хотелось на них отвечать. Что вы делали у Греггори?
  Мейсон повернулся к подошедшему таксисту.
  — Спасибо, — сказал он и протянул шоферу деньги. — Вы можете быть свободны.
  Таксист взял плату и пошел к машине, то и дело оглядываясь.
  — Я прошу извинения за случившееся у меня в кабинете, — сказал Мейсон, усаживаясь в машину Роды Монтейн. — Я не знал, что вы внесли в качестве аванса пятьдесят долларов. Когда я услышал об этом, то сделал все, что было в моих силах, чтобы помочь вам.
  — Посещение Греггори вы называете помощью?! — спросила она, сверкнув глазами.
  — Почему нет?
  — Да вы же разбудили дьявола! Как только я узнала, что вы у него, сразу же прыгнула в машину и помчалась к нему. Я вам честно скажу, мистер Мейсон, в этом деле вы оказались не на высоте.
  — Почему вы не приехали к Греггори Мокси в пять часов, как было условлено?
  — Потому что я еще ничего не решила. Я позвонила ему, чтобы отложить встречу.
  — И на какое время?
  — Чем дольше — тем лучше.
  — Чего он хочет?
  — Вас это не касается, мистер Мейсон.
  — Как я понимаю, утром вы все же намерены были мне об этом рассказать. Так почему же сейчас молчите?
  — Я ничего не хотела вам рассказывать, — сухо ответила она.
  — Рассказали бы, если бы я не задел вашу гордость.
  — Что ж, вы этого добились!
  — Послушайте, миссис Монтейн, — рассмеялся Мейсон, — давайте прекратим ссориться. Я весь день пытался разыскать вас…
  — Насколько я понимаю, вы осмотрели мою сумочку?
  — До последней складки. Более того, я воспользовался вашей телеграммой и побывал у Нейлл Брунли. Кроме того, я поручил частному детективному агентству кое-что выяснить о вас.
  — И что же вы узнали?
  — Многое. Кто такой доктор Миллсэйп?
  — Друг, — ответила она, когда пришла в себя от удивления.
  — Ваш муж с ним знаком?
  — Нет. Каким образом вы о нем узнали?
  — Я же говорил, — пожал плечами Мейсон, — что мне пришлось много поработать, чтобы разыскать вас и получить возможность отработать аванс.
  — Вы ничем не можете мне помочь. Ответьте мне на один вопрос, а потом оставьте меня в покое…
  — Что именно вы хотите узнать?
  — Можно ли считать человека умершим, если на протяжении семи лет он не давал о себе знать?
  — Да, при определенных обстоятельствах. В одних случаях после семи, в других — после пяти лет.
  — И тогда последний брак считается законным? — с большим облегчением спросила она.
  — Мне очень жаль, миссис Монтейн, — с сочувствием ответил Мейсон, — но ведь это всего лишь предположение. Если Греггори Мокси в действительности является Греггори Лортоном, вашим первым мужем, а он в настоящий момент жив и здоров, то ваш брак с Карлом Монтейном не может считаться законным.
  У нее на глазах появились слезы, губы задрожали и скривились в гримасе.
  — Я его так люблю… — выдавила она.
  — Расскажите мне о вашем новом муже, — попросил Мейсон, успокаивающе похлопав ее по плечу.
  — Вам этого не понять, — сказала Рода Монтейн. — Ни один мужчина не в состоянии этого понять. Я и сама бы не поняла, если бы такое случилось с другой женщиной. Я ухаживала за Карлом во время болезни. Он пристрастился к наркотикам, а его родные умерли бы от стыда, если бы узнали об этом. Я работаю медицинской сестрой. Точнее, работала… Я не хочу вам рассказывать о своем браке с Греггори… Это был сплошной кошмар. Когда я выскочила за него замуж, я была глупой, наивной девчонкой, легко поддающейся чужому влиянию. Он был очень привлекательным, умел ухаживать, на девять лет меня старше. Меня предупреждали, уговаривали не делать глупостей, но я воображала, что все эти слова продиктованы завистью и ревностью. В нем были этакая самоуверенность и высокомерное пренебрежение к окружающим, которые так импонируют молодым дурочкам…
  — Ясно, — сказал Мейсон и подбодрил: — Продолжайте.
  — Все кончилось очень прозаически, — сказала она. — У меня были кое-какие сбережения, он исчез вместе с ними.
  — Вы ему сами отдали деньги, — прищурившись, спросил Мейсон, — или он их у вас украл?
  — Украл. Точнее, выманил. Я передала их ему для приобретения каких-то акций. Он мне наговорил с три короба о друге, попавшем в тяжелое финансовое положение и якобы желающем расстаться с какими-то необыкновенно выгодными ценными бумагами. Наобещал мне золотые горы… Я отдала все, что у меня было. Он отправился за акциями и больше не вернулся. Я никогда не забуду его прощальный поцелуй.
  — В полицию сообщали? — поинтересовался Мейсон.
  — О деньгах я ничего не говорила, — призналась она. — Я решила, что с ним что-то случилось, и обратилась в полицию с просьбой разузнать обо всех несчастных случаях, обзвонила все больницы и даже морги. Прошло много времени, прежде чем поняла, что он меня просто-напросто надул. Вполне возможно, что я была не первая, обманутая им.
  — Что мешает вам сейчас заявить в полицию? — спросил адвокат.
  — Я не смею.
  — Почему нет?
  — Я… я не могу вам сказать.
  — Почему нет? — снова спросил Мейсон.
  — Никогда и никому я об этом не расскажу, — всхлипнула Рода Монтейн. — Из-за этого я когда-то чуть не наложила на себя руки.
  — Пистолет в вашей сумочке предназначался для этой цели?
  — Нет.
  — Вы хотели убить Греггори?
  Она отвела глаза в сторону.
  — Именно поэтому вас интересовал корпус деликти? — настаивал Мейсон.
  Она всхлипнула.
  — Послушайте, — сказал Мейсон, положив ей на плечо руку, — у вас неприятности, вы слишком расстроены. Вам необходимо иметь человека, которому вы могли бы во всем довериться. Я сумею вам помочь, уверяю вас. У меня были гораздо более сложные дела. Расскажите мне всю правду, и я сумею решить ваши проблемы.
  — Я не могу… — снова сказала она. — Я не смею… Это слишком… Нет, не могу.
  — Ваш новый муж об этом знает?
  — Господи! Нет, конечно! Если бы вы разбирались в ситуации, то не спрашивали бы о таких вещах! У Карла своеобразная семья…
  — В каком смысле?
  — Вы никогда не слышали о мистере Филиппе Монтейне из Чикаго?
  — Нет. И чем он знаменит?
  — Это очень богатый и своенравный человек, из тех, что возводят свое происхождение до первых переселенцев и тому подобное… Карл — его сын. Я не нравлюсь Монтейну-старшему. Вообще-то, он меня даже не видел, но одна мысль о том, что его сын женился на какой-то медсестре, просто выводит его из себя.
  — Муж не знакомил вас со своим отцом? — уточнил Мейсон.
  — Нет, — ответила она.
  — Тогда почему вы решили, что…
  — Я читала его письма к Карлу.
  — Знал ли Филипп Монтейн о намерении Карла жениться на вас?
  — Мы обвенчались тайно.
  — Карл во всем слушается отца?
  — Да, — кивнула она. — Если бы вы были знакомы с Карлом, то сразу бы это поняли. Он все еще слаб. Слаб и физически, и душевно — из-за пристрастия к наркотикам. У него совершенно отсутствует сила воли. Со временем это, конечно, пройдет… Вы ведь знаете, что наркотики делают с людьми… Пока он все еще нервный, неуравновешенный, почти безвольный…
  — Вы знаете все его недостатки, и все же любите его? — удивился Мейсон.
  — Я люблю его больше жизни! — воскликнула молодая женщина. — Я дала себе слово сделать из него человека. Для этого необходимо лишь время. И сильный человек рядом, чтобы поддержать его в нужный момент. Если бы вы знали, через что я прошла!.. Вы бы, возможно, поняли, как я его люблю и за что. После первого замужества я жила словно в аду. Часто мне хотелось покончить с собой, но в последний момент не хватало характера… Первый брак что-то убил во мне… Мне уже не полюбить так, как я любила Греггори. В моем нынешнем чувстве есть много от материнского. Первая моя любовь была попросту иллюзорной. Я мечтала о человеке, которого могла бы боготворить, на которого могла бы молиться… Вы понимаете, о чем я говорю, мистер Мейсон?
  — А ваш новый муж ценит ваше чувство?
  — Я надеюсь на это. Он привык во всем подчиняться отцу. Ему с самого детства внушили, что основное в жизни — фамилия и положение в обществе. Он стремится пройти жизнь, подпираемый плечами давно умерших предков. Он считает, что семья — это все. У него это стало своего рода манией.
  — Наконец-то вы стали говорить серьезно, — усмехнулся Мейсон. — Расскажите обо всем, что у вас на душе, и вам станет значительно легче.
  — Нет, — покачала она головой. — Я не могу рассказать всего, каким бы сочувствующим и понимающим человеком вы ни были. В конце концов, я хотела лишь выяснить законность моего замужества. Я в состоянии вынести все, что угодно, если только Карл останется моим мужем. Но если он может спокойно бросить меня по приказу отца, то мне незачем будет жить.
  — А если он все-таки из тех людей, которые могут под чьим-то нажимом пойти на подлость и бросить любимую женщину? — спросил Мейсон. — Не расходуете ли вы напрасно на него свои чувства?
  — Я это тоже хотела бы выяснить, — призналась Рода. — Видите ли, мистер Мейсон, я и люблю-то его главным образом потому, что он во мне нуждается. Он слабый человек, именно поэтому я его и полюбила. Я видела много мужчин — сильных, уверенных в себе, обладающих притягивающей энергией, которые просто восхищали меня до безумия, если можно так сказать. Но я этого больше не хочу. Возможно, у меня что-то вроде материнского комплекса… Похоже, что мне просто необходимо о ком-то заботиться… Я не знаю… Мне трудно объяснить это даже самой себе… Ведь чувства вообще необъяснимы, не правда ли?
  — Что вы скрываете? — спросил Мейсон.
  — Нечто такое… Не мучайте меня, мистер Мейсон.
  — И вы по-прежнему не хотите мне рассказать?
  — Нет.
  — И не рассказали бы в первый визит, если бы я проявил к вам больше внимания и такта?
  — Конечно нет! Я вообще никому не собираюсь рассказывать об этом. Я думала, что вы поверите моим объяснениям про подругу, которой нужны кое-какие юридические консультации. Когда же вы шутя разгадали мою ложь, мистер Мейсон, я попросту перепугалась. Да так, что, только пройдя несколько кварталов, вспомнила о своей сумочке. Удар был ужасный. Я побоялась к вам возвращаться… Не могла себе представить возможность снова встретиться с вами. Я решила — пусть все будет как будет. Я… я решила подождать.
  — Чего?
  — Момента, когда смогла бы найти возможность выйти из создавшегося положения.
  — Мне бы хотелось, — проникновенно сказал Мейсон, — чтобы вы смотрели на меня иными глазами. Поверьте, в вашем положении нет ничего трагического. Ваш первый муж вас попросту бросил. Вы вышли за другого, будучи в полной уверенности, что прежний муж умер. Никто вас за это не будет преследовать. Вы можете смело подавать на развод. Ваше дело бесспорное.
  Она смахнула слезы с ресниц и печально покачала головой:
  — Вы просто не знаете Карла. Если наш брак незаконен, мне остается лишь поставить крест на возможности стать его женой.
  — Даже если получить развод в Мексике?
  — Да.
  — Неужели вы так и не решитесь окончательно довериться мне? — после минутной паузы спросил Мейсон.
  Она молча покачала головой.
  — Тогда обещайте мне одну вещь, — попросил адвокат.
  — Какую?
  — Завтра утром вы придете в мой офис. Отдохнете за ночь и, возможно, перестанете смотреть на случившееся такими мрачными глазами.
  — Вы ничего не понимаете, мистер Мейсон!.. Ничего… Впрочем, — сказала она, блеснув глазами, — это я могу вам обещать. Я буду у вас.
  — В таком случае не могли бы вы подвезти меня сейчас до моего офиса? — попросил Мейсон.
  — К сожалению, я должна возвращаться к мужу. Он уже, наверное, ждет меня.
  — Что ж, прошу прощения… — кивнул Мейсон.
  Такси все еще стояло у тротуара. По жизненному опыту таксист знал, что если мужчина разговаривает с женщиной в ее машине, то не следует делать поспешных выводов и уезжать. В таких случаях лучше не спешить и подождать, пока закончится свидание.
  — Жду вас завтра в девять часов, — сказал Мейсон, вылезая из машины.
  — В половине десятого, — уточнила Рода Монтейн.
  Мейсон кивнул в знак согласия и улыбнулся:
  — Надеюсь, завтра вы поймете, что все ваши страхи необоснованны, и будете до конца откровенны со мной. Не напрасно же утверждают, что утро вечера мудренее. Не правда ли, удивительно точная поговорка?
  Рода Монтейн с надеждой посмотрела на адвоката, но почти сразу же отвела взгляд в сторону.
  — Завтра в половине десятого, — повторила она, нервно рассмеявшись.
  Мейсон захлопнул дверцу, и Рода тронула автомобиль с места, быстро набирая скорость.
  Адвокат махнул рукой таксисту.
  — Что ж, — усмехнулся Мейсон, — вам придется снова везти меня.
  Шофер отвернулся, чтобы скрыть торжествующую улыбку.
  — Как скажете, — ответил он, заводя мотор.
  Глава 6
  Припарковав автомобиль на стоянке, Мейсон неторопливо отправился к зданию, где располагался его офис.
  Возле здания стоял мальчишка, держа под мышкой пачку утренних газет, и орал на всю улицу:
  — Экстренное сообщение! Она ударила его топором! Он умер! Читайте экстренное сообщение!
  Мейсон купил газету, развернул и просмотрел заголовки:
  «Ночной гость убивает брачного авантюриста!»
  «В убийстве мошенника подозревается женщина!»
  Мейсон сунул газету в карман и присоединился к потоку пешеходов, запрудивших тротуар перед входом в многоэтажное здание. Когда адвокат входил в лифт, то почувствовал, как кто-то взял его за локоть. Мейсон обернулся.
  — Здравствуйте, мистер Мейсон! — приветствовал его один из служащих конторы, расположенной по соседству с офисом адвоката. — Читали в газетах о ночном убийстве?
  — Я редко читаю уголовную хронику, — покачал головой Мейсон. — С меня достаточно тех дел, которыми мне приходится заниматься.
  — Честно говоря, я был восхищен вашим необычным ходом на последнем процессе.
  — Благодарю. Извините, но я спешу, — сказал Мейсон и поспешил выйти из остановившегося лифта.
  Мейсон открыл дверь своего офиса и сразу же заметил сочувствующий взгляд Деллы Стрит.
  — Ты уже знаешь, шеф? — спросила она.
  — Что именно? — поинтересовался Мейсон.
  — Ты еще не читал? — Она указала на торчащую из кармана адвоката сложенную газету.
  — Я только просмотрел заголовки, — сказал Мейсон, вешая на крючок шляпу. — Прикончили какого-то мошенника. Речь идет об известном нам человеке?
  — Сам прочитай, — многозначительно ответила Делла.
  Мейсон уселся за свой рабочий стол, развернул газету и прочитал репортаж о ночных событиях:
  «Жители многоквартирного дома „Бейллэр“, супруги Крейндейлл, позвонили на рассвете в полицию, а в это время жилец дома напротив, Греггори Мокси, тридцати шести лет, умирал от ранения в голову, нанесенного неизвестным преступником, которым могла быть и женщина.
  Полиция получила известие в два часа двадцать семь минут. Сообщение было передано по радио дежурной машине, в которой находились офицеры Гарри Экстерн и Роберт Милтон. Они быстро прибыли на Норвалк-авеню, разыскали Колмонт-апартментс и взломали дверь в квартиру В на втором этаже, где нашли Греггори Мокси, пребывающего в бессознательном состоянии. Он был полностью одет, хотя постель его была смята. Потерпевший лежал на полу лицом вниз, вцепившись руками в ковер. Тяжелый топор, испачканный кровью, валялся рядом. Нет сомнений, что именно им и был нанесен страшный удар по голове, раскроивший Мокси голову. Полицейские вызвали санитарную машину, но Мокси скончался по дороге в больницу, так и не придя в сознание.
  В полиции установили личность убитого: Греггори Кейри, он же Греггори Лортон, брачный авантюрист, деятельность которого была хорошо известна полиции. Его методы были предельно просты — он добивался любви у привлекательной, но не слишком красивой молодой женщины, у которой имелись сбережения. Каждый раз Греггори принимал новую фамилию. Его светские манеры, личное обаяние, хорошо сшитый костюм и умение красиво говорить быстро заставляли очередную жертву терять голову. Финал всегда был одним и тем же — доверчивая женщина отдавала ему все свои деньги, после чего получала страстный поцелуй, и он исчезал из ее жизни навсегда. В случае необходимости мошенник спокойно вступал в брак, это не влияло на последующий ход событий. Полиция считает, что в ее распоряжении находится далеко не полный список жертв Греггори Кейри, поскольку не все женщины обращались с жалобами. Предположение о том, что убийцей могла оказаться женщина, основывается на показаниях Бенджамина Крейндейлла, владельца „Бюро добрых услуг“, который проживает вместе с супругой в квартире двести шестьдесят девять жилого дома „Бейллэр“. Между его квартирой и комнатой, где находился пострадавший, расстояние по прямой составляет не более двадцати футов. Поскольку ночь была жаркой, окна в обеих квартирах были открыты настежь.
  Крейндейлла и его жену разбудил среди ночи настойчивый телефонный звонок, раздавшийся в квартире соседнего дома. Когда звонок прекратился, они услышали голос Мокси, который снял трубку и просил невидимого абонента о какой-то отсрочке.
  Ни сам Крейндейлл, ни его супруга не могут назвать точного времени, когда услышали звонок, но уверены, что происходило это уже после полуночи, так как спать они легли лишь в половине двенадцатого. По их предположениям, время приближалось к двум часам, поскольку Мокси объяснял своему собеседнику на другом конце провода, что он договорился о встрече с Родой в два часа ночи и что он непременно доставит сумму, вполне достаточную для того, чтобы погасить свои долги.
  Супруги Крейндейлл хорошо расслышали имя Рода. Крейндейллу показалось, что сосед упомянул и фамилию женщины, но прозвучала она несколько необычно для его слуха, поскольку, наверное, была иностранной и оканчивалась не то на „ийн“, не то на „ейн“. Да и произнес сосед фамилию невнятно, поэтому ее очень трудно было разобрать.
  После того как супруги Крейндейлл были так неожиданно разбужены, они даже подумали закрыть окна, но не захотели вставать с постели. Мистер Крейндейлл рассказывал: „Я начал уже засыпать и был в полудреме, когда услышал разговор в комнате Мокси. Вскоре стал выделяться раздраженный мужской голос. Послышался звук удара и падение чего-то тяжелого. Во время разговора внизу раздался звонок, словно кто-то хотел попасть в квартиру Мокси. Я уже почти совсем заснул, но меня разбудила жена, которая настаивала, чтобы я вызвал полицию. Я подошел к окну и попытался рассмотреть, что происходит в той квартире. В большом зеркале, висевшем напротив окна, отражались ноги человека, лежавшего на полу. Я вызвал по телефону полицию. Было уже где-то половина третьего, едва начало рассветать“.
  Миссис Крейндейлл показала, что она так и не смогла заснуть после того, как ее разбудил телефонный звонок в квартире Мокси. Она тоже слышала разговор по поводу некоей Роды. После этого она долго лежала, пытаясь заснуть. Вскоре послышался разговор, который велся приглушенными голосами. К ним присоединился женский голос. Мокси начал сердито кричать. Потом, как она полагает, был нанесен удар, что-то с шумом свалилось на пол, и наступила тишина. Перед этим внизу действительно раздался звонок. Можно было подумать, что кто-то нажал пальцем на кнопку звонка и долго не отпускал. Дребезжание продолжалось и после того, как в комнате Мокси что-то упало на пол. Она считает, что звонившего в дом все же впустили, потому что до нее донесся какой-то торопливый шепот, после чего словно кто-то осторожно прикрыл дверь. После этого наступила мертвая тишина. Миссис Крейндейлл лежала еще около четверти часа, пытаясь заснуть, но события у соседа так ее взволновали, что она посчитала необходимым вызвать полицию и поэтому разбудила мужа, чтобы он позвонил по телефону.
  У полиции имеется весьма существенная улика, которая поможет ей установить личность женщины, присутствовавшей при нападении на Мокси или же собственноручно нанесшей ему смертельный удар топором. Неизвестная потеряла футляр с ключом от висячего замка — по всей видимости, от частного гаража — и ключами зажигания от двух автомашин. По форме ключей полиция определила, что один из них был от машины марки „Шевроле“, а второй — от „Плимута“. Полиция ведет расследование в этом направлении.
  Поскольку на орудии убийства не обнаружены отпечатки пальцев, полиция предполагает, что удар нанесла женщина в перчатках. Их несколько озадачил тот факт, что никаких отпечатков не обнаружено на дверных ручках. Однако в деле имеются куда более важные улики, чем следы пальцев.
  Полицейское досье показывает, что подлинное имя погибшего — Греггори Кейри. Пятнадцатого сентября тысяча девятьсот двадцать пятого года он был осужден на четыре года тюремного заключения и отбывал наказание в Сент-Квентине».
  Послышался осторожный стук в дверь кабинета, и адвокат оторвал взгляд от газеты. В кабинет вошла Делла Стрит и аккуратно закрыла за собой дверь. Мейсон, нахмурившись, посмотрел на секретаршу.
  — Пришел ее муж, — сообщила она.
  — Монтейн?
  — Да.
  — Он сказал, чего хочет?
  — Нет. Он заявил, что ему необходимо поговорить с тобой. По его словам, речь идет о жизни и смерти.
  — Он не пытался выяснить что-либо о вчерашнем визите Роды?
  — Нет.
  — Какое он произвел на тебя впечатление?
  — Неврастеник. Бледный, как привидение. Под глазами темные круги. Утром не брился, воротничок у него несвежий. Похоже, что он сильно потеет. Небольшого роста, щуплый. Одежда дорогая, но на нем не смотрится. Слабовольный рот. Похоже, что года на два моложе ее. Он из тех, кто может дерзить и держаться вызывающе, пока не дрожит от страха. И все же выглядит очень уверенным в себе.
  — Знаешь, Делла, — улыбнулся Мейсон, — в дальнейшем при отборе присяжных я буду советоваться с тобой. Ты умеешь попадать в самую точку! Ты сможешь его задержать, пока я дочитаю газету до конца?
  — Он сильно нервничает, шеф, — сказала Делла. — Я не удивлюсь, если он сбежит, не выдержав долгого ожидания.
  — Хорошо, — с неохотой согласился Мейсон, убирая газету в ящик стола. — Пригласи его, Делла.
  — Мистер Мейсон примет вас, мистер Монтейн, — провозгласила Делла Стрит, распахнув дверь кабинета.
  Мужчина чуть ниже среднего роста нервной походкой прошел к столу адвоката, дождался, пока Делла не закрыла за собой дверь, и только после этого заговорил. Слова у него лились без пауз, как у ребенка, декламирующего длинное стихотворение.
  — Меня зовут Карл Монтейн. Я сын Филиппа Монтейна, миллионера из Чикаго. Вы, вероятно, о нем слышали?
  — К сожалению, нет, — покачал головой Мейсон.
  — Вы читали утренние газеты?
  — Только просмотрел заголовки, — сказал Мейсон. — Прочитать как следует у меня не было времени. Присаживайтесь.
  Монтейн пристроился на самом краешке кожаного кресла. На лоб ему все время падала прядь волос, которую он нетерпеливо отбрасывал назад.
  — Вы читали об убийстве? — снова спросил посетитель.
  — О чем именно вы говорите? — поинтересовался адвокат.
  Монтейн наклонился к адвокату, и у того появилось опасение, как бы посетитель не свалился с кресла.
  — Мою жену намерены обвинить в убийстве, — взволнованно сообщил молодой человек.
  — Она что, действительно кого-то убила?
  — Нет, конечно.
  Мейсон молча разглядывал молодого человека.
  — Рода не могла этого сделать, — с чувством произнес Монтейн. — Она на подобное просто не способна. Однако каким-то образом она к этому причастна. Ей известно, кто это сделал. А если и не знает, то подозревает или догадывается. Лично я уверен, что она знает, но скрывает. На протяжении длительного времени Рода была послушным орудием в руках этого человека. Ее нужно спасти. Если мы не сделаем этого сейчас, то этот человек доведет ее до того, что уже ничего нельзя будет сделать. Сейчас она его прикрывает, а он прячется за ее юбкой. Она станет лгать, чтобы спасти его, не сознавая того, что сама будет вязнуть все глубже и глубже. Вы должны спасти ее, мистер Мейсон!
  — Убийство было совершено около двух часов утра. Разве вашей жены в это время не было дома?
  — Нет, — сказал Монтейн.
  — Откуда вам известно об этом?
  — Длинная история, — вздохнул посетитель. — Нужно начинать с самого начала.
  — Так начинайте, — предложил Мейсон. — Откиньтесь на спинку кресла и расслабьтесь. Расскажите мне все как можно подробнее.
  Монтейн послушно устроился в кресле поудобнее, вытер ладонью вспотевший лоб и уставился на адвоката. Глаза у него были странного красновато-коричневого цвета, как у дога.
  — Я слушаю вас, — напомнил Мейсон.
  — Меня зовут Карл Монтейн… Я единственный сын Филиппа Монтейна, миллионера из Чикаго…
  — Это вы уже говорили.
  — Я окончил колледж, и мой отец решил, чтобы я занялся делами, а мне хотелось посмотреть мир. Я путешествовал на протяжении целого года. Потом приехал сюда. За время своих странствий я сильно вымотался. У меня случился приступ аппендицита, нужна была срочная операция. Отец в это время был занят какой-то сложной финансовой операцией, на карту были поставлены миллионы долларов. Он не смог сюда приехать. Меня положили в больницу «Сэйнвисэйд» и предоставили самое лучшее медицинское обслуживание, отец об этом позаботился. Возле меня круглосуточно находилась медсестра. По ночам обычно дежурила Рода. Рода Лортон…
  Монтейн остановился, ожидая, что это имя заинтересует Мейсона.
  — Продолжайте, — бесстрастно сказал адвокат.
  — Я женился на ней! — чуть ли не выкрикнул Монтейн тоном, будто он признавался в тяжком преступлении.
  — И что? — спросил Мейсон, словно для него женитьба на медсестре являлась самым обычным делом для сына миллионера.
  — Вы можете себе представить, как это должно было выглядеть в глазах отца? Ведь я его единственный сын. Род Монтейнов… Я его последний представитель. И вдруг женился на медсестре!
  — Что же в этом плохого? — удивился Мейсон.
  — Ничего, конечно, — смутился молодой человек. — Но вы не понимаете… Ведь я пытаюсь рассуждать с позиции моего отца.
  — А зачем вам рассматривать свой брак с позиции вашего отца?
  — Да затем, что это очень важно!
  — Ну, хорошо, пусть будет так. Продолжайте.
  — Неизвестно откуда отцу пришла телеграмма, что я женился на Роде Лортон, медсестре, которая ухаживала за мной в больнице «Сэйнвисэйд».
  — Разве вы не предупредили его о своих намерениях?
  — Нет. Я как-то об этом не подумал. Все получилось так неожиданно…
  — Почему вы не объявили о помолвке и не известили отца?
  — Потому что он стал бы возражать, чинить нам всевозможные препятствия. А мне очень хотелось на ней жениться. Я понимал, что стоит мне намекнуть о своих планах отцу, и я уже никогда не смогу их осуществить. Отец отказался бы выдавать мне деньги, приказал бы возвратиться домой… Он сделал бы все, что захотел…
  — Продолжайте, — попросил Мейсон.
  — Итак, я женился. А потом позвонил отцу. Он отнесся к известию довольно благосклонно. В это время он все еще был занят той финансовой операцией, о которой я уже говорил, поэтому не мог покинуть Чикаго. Он хотел, чтобы мы приехали к нему, но Рода не пожелала отправляться туда сразу, она попросила немного обождать.
  — Вы так и не поехали?
  — Да, — кивнул Монтейн, — не поехали.
  — Но вашему отцу новость все же не понравилась?
  — Я не думаю, что понравилась.
  — Вы хотели рассказать мне об убийстве, — напомнил адвокат.
  — У вас есть утренние газеты?
  Мейсон достал газету из ящика стола.
  — Разверните ее на третьей странице, — предложил Монтейн.
  Мейсон расправил третью страницу. Там была воспроизведена фотография ключей в натуральную величину. Внизу красовалась надпись:
  «Ключи, оброненные убийцей?»
  Монтейн вынул из кармана футляр для ключей, отстегнул один от связки и протянул его адвокату:
  — Сравните.
  Мейсон сразу же увидел, что ключи одинаковы.
  — Как это случилось? — спросил адвокат. — Почему этот ключ оказался у вас? Как я понял, он находится в руках полиции?
  — Это не тот ключ, — сказал Карл Монтейн. — Этот ключ принадлежит мне. А на снимке фигурирует ключ моей жены. У нас обоих имеется комплект ключей от гаража и машин. Она обронила свои, когда… — он замолчал на полуслове.
  — Вы разговаривали со своей женой перед тем, как отправиться ко мне?
  — Нет.
  — Почему?
  — Не знаю, как вам объяснить, мистер Мейсон, чтобы вы меня правильно поняли…
  — Если вы не станете ничего объяснять, то я ничего и не пойму, — усмехнулся Мейсон.
  — Рода пыталась дать мне вчера снотворное, — произнес Монтейн.
  — Вы уверены в своих словах?
  — Да, она пыталась усыпить меня.
  — А где сейчас ваша жена?
  — Дома.
  — Она знает, что вам известно о ее попытке?
  — Нет, — покачал головой Монтейн и принялся быстро объяснять: — Это началось, когда я вышел из больницы. Вернее, еще раньше… Мне сказали, что у меня окончательно расшатались нервы, и я стал принимать успокоительное, содержащее наркотик. Я не подумал тогда, что организм может к нему привыкнуть, так уж получилось. Рода сказала, что я должен с этим покончить. Вместо того препарата она принесла мне эйпрол, уверяя, что он мне поможет…
  — Что это за лекарство? — спросил Мейсон.
  — Гипнотические таблетки, — пояснил посетитель. — Так пишут в рекламе.
  — Тоже наркотик, к которому привыкают?
  — Нет. Это просто снотворное. Принимаешь пару таблеток, засыпаешь и просыпаешься в прекрасном настроении.
  — Вы постоянно принимаете эти таблетки?
  — Разумеется, нет. Только когда у меня случаются приступы бессонницы.
  — Вы сказали, что жена пыталась вас усыпить?
  — Да, вчера вечером Рода спросила, не хочу ли я выпить чашку горячего шоколада перед сном. Она сказала, что мне это будет полезно, и я согласился. Перед тем как лечь в постель, я раздевался в ванной перед большим зеркалом. Дверь была приоткрыта, и в зеркале я видел, как Рода готовила. Совершенно случайно я заметил, что она положила в чашку не одну, а несколько таблеток эйпрола.
  — Вы следили за ней в зеркало?
  — Ну… В общем, да.
  — И что потом?
  — Она принесла мне шоколад.
  — И вы ей сказали, что видели, как она положила таблетки?
  — Нет.
  — Почему?
  — Я не знаю. Наверное, я просто хотел понять, зачем она это делает.
  — И как же вы поступили?
  — Вышел в ванную и вылил шоколад в раковину. Затем вернулся в спальню, сел на край кровати и, когда Рода вошла, сделал вид, что допиваю.
  — И ваша жена не заметила, что чашка пуста?
  — Нет. Я сел так, чтобы ей было трудно что-либо разглядеть.
  — Что было потом?
  — Я притворился сонным, лег в постель и сделал вид, что уснул. Я лежал не шевелясь, ожидая, что произойдет.
  — И что произошло?
  — В половине второго, — многозначительно понизив голос, сказал Монтейн, — Рода тихо встала с кровати и оделась, не зажигая свет.
  — Что она сделала после этого?
  — Ушла из дома.
  — И?
  — Я слышал, как она открыла гараж и вывела машину. А потом закрыла дверь.
  — Что за дверь у гаража?
  — Отодвигается вбок на пазах.
  — Гараж на две машины?
  — Да.
  — Она старалась, чтобы никто не заметил ее отъезда?
  — Это очевидно.
  — Есть ли у вас основания предполагать, что кто-то наблюдал за гаражом?
  — Пожалуй, нет.
  — Ваша жена не опасалась, что ее может заметить сторож?
  — Скорее она могла бояться, что я выгляну из окна и увижу дверь гаража открытой.
  — Но она же считала, что вы спите под действием эйпрола.
  — Да, — смутился Монтейн, — конечно…
  — Значит, она закрывала дверь гаража по каким-то другим причинам?
  — По всей видимости. Я не думал над этим.
  — Каков механизм дверей?
  — Дверь состоит из двух половин, которые свободно скользят по специальным пазам, заходя одна за другую. Таким образом, поочередно можно вывести обе машины. Створки замыкаются на висячий замок.
  Мейсон посмотрел на ключ, все еще лежащий перед ним:
  — Это и есть ваш ключ от висячего замка гаража?
  — Да.
  — А в газете фотография ключа вашей жены?
  — Да.
  — Почему вы так решили?
  — Всего их было три. Один постоянно хранится в моем письменном столе, два других были у меня и Роды вместе с ключами от машин.
  — Вы проверили, не исчез ли третий ключ? — уточнил Мейсон.
  — Да, он на месте.
  — Хорошо, продолжайте. Что было после того, как ваша жена закрыла дверь гаража? Она заперла ее на ключ?
  — Нет, — неуверенно ответил Монтейн. — Мне кажется, что не запирала.
  — Дело в том, — пояснил Мейсон терпеливо, — что если она все же заперла дверь, а потом обронила ключи, то, когда она вернулась домой, ей не удалось бы открыть гараж и поставить туда машину. Как я понял, она сейчас дома?
  — Вот я и говорю, что она, наверное, не запирала дверь.
  — Что было дальше?
  — Я стал быстро одеваться, чтобы поехать за ней следом. Мне хотелось узнать, куда она спешит в такое время. И все же я не успел, она уехала еще до того, как я надел ботинки.
  — То есть вы не поехали за ней?
  — Нет.
  — Почему?
  — Потому что я понимал — мне ее не догнать.
  — Вы дождались ее возвращения?
  — Нет, я снова лег в постель.
  — В какое время она вернулась?
  — Между половиной третьего и тремя часами.
  — Она открывала дверь гаража?
  — Да, и поставила машину на место.
  — Она заперла дверь? Или просто прикрыла?
  — Пыталась запереть.
  — Но не заперла?
  — Нет. Даже не прикрыла.
  — Почему?
  — Иногда получается, что бампер машины, которую недостаточно глубоко загнали в гараж, не позволяет закрыть дверь. Приходится снова открывать дверь до отказа и пропихивать машину вперед.
  — Значит, дверь застряла?
  — Да.
  — Почему же ваша жена не отвела ее назад?
  — Потому что для этого требуется мужская сила.
  — Хорошо. Значит, она оставила дверь гаража открытой?
  — Да.
  — Откуда вы все это знаете? Ведь вы же лежали в постели, не так ли?
  — Мне было слышно, как она возится у дверей гаража. А когда я вышел сегодня утром, то увидел, что не ошибся.
  — Понятно. Продолжайте, пожалуйста.
  — Я лежал в постели, притворяясь спящим.
  — Почему вы не попытались выяснить, где она была?
  — Не знаю… Я боялся того, что мог от нее услышать.
  — И что же именно?
  — А вдруг она сказала бы мне такое, что… что…
  Мейсон не отводил взгляда от красновато-коричневых глаз посетителя.
  — Договаривайте, — приказал адвокат.
  — Если бы ваша жена ушла из дома среди ночи и… — глубоко вздохнув, сказал Монтейн.
  — Я не женат, поэтому на меня не ссылайтесь. Говорите только о фактах.
  Монтейн поерзал в кресле и откинул со лба надоедавшую ему прядь волос.
  — Моя жена очень скрытная женщина, — наконец сказал он. — Она не слишком рассказывает о себе и своих делах. Наверное, потому, что ей самой приходилось зарабатывать на жизнь, и она никогда ни перед кем не отчитывалась. Во всяком случае, если она не захочет о чем-либо рассказывать, откровенности от нее не дождешься.
  — Ваши слова мне ни о чем не говорят.
  — Видите ли, она дружила… дружит с одним хирургом, который работает в больнице «Сэйнвисэйд»…
  — Как его зовут?
  — Доктор Миллсэйп. Клод Миллсэйп.
  — И вы считаете, что она ездила к нему на свидание?
  Монтейн сначала кивнул, потом отрицательно потряс головой и тут же снова кивнул.
  — И вы не стали расспрашивать ее, поскольку боялись, что ваши подозрения подтвердятся?
  — Да, — согласился молодой человек. — В тот момент я боялся ее спрашивать.
  — Что потом?
  — Утром я догадался, что произошло на самом деле!
  — Как вы догадались?
  — Увидел газету.
  — Когда вы ее увидели?
  — С час назад.
  — Где?
  — В небольшом ресторанчике, где я завтракал.
  — До этого вы не завтракали?
  — Нет. Я проснулся сегодня очень рано. Даже не знаю, в котором часу. Приготовил кофе и выпил две или три чашки сразу. После этого вышел прогуляться и зашел в ресторанчик. Там уже продавались газеты.
  — Ваша жена знала, что вы ушли?
  — Да. Она проснулась, когда я варил кофе.
  — Она вам ничего не сказала?
  — Поинтересовалась, хорошо ли я спал.
  — И что вы ей ответили?
  — Сказал, что крепко спал и даже ни разу не повернулся во сне.
  — Она ничего не пыталась рассказать?
  — Сказала, что спала плохо и что ей тоже следовало бы выпить вечером шоколаду. Добавила, что утром все же крепко заснула.
  — Скажите, а в действительности она хорошо спала после того, как вернулась домой?
  — Нет. Мне думается, что она даже принимала снотворное. Ведь она же медсестра… Я слышал, как она ходила в ванную комнату. Но даже после этого она часто ворочалась и вздыхала.
  — Как выглядит сегодня ваша жена?
  — Не лучшим образом.
  — Но все же она сказала, что спала хорошо?
  — Да.
  — И вы не стали опровергать ее ложь?
  — Нет.
  — Вы промолчали?
  — Да.
  — Вы приготовили себе кофе сразу же, как только встали?
  — Послушайте, мистер Мейсон, мне неприятно признаваться в подобных вещах, но что сделано — то сделано. Когда я поднялся, то заметил на туалетном столике сумочку жены. Рода в этот момент уже успокоилась под действием снотворного. Я открыл сумочку и заглянул внутрь.
  — Зачем?
  — Я надеялся получить какое-то объяснение…
  — Объяснение чего?
  — Куда она ездила.
  — А ее вы не спросили, потому что боялись услышать правду?
  — Я находился в ужасном состоянии. Вы не представляете, какие муки я перенес в те ночные часы. Не забывайте, что мне к тому же приходилось притворяться, будто я все еще нахожусь под действием снотворного. Я боялся лишний раз повернуться или вздохнуть. Лежал неподвижно с открытыми глазами. Это была настоящая пытка. Я слышал бой часов каждый раз и…
  — Что вы нашли в ее сумочке?
  — Телеграмму на имя Р.Монтейн по адресу Ист-Пэйлтон-авеню, сто двадцать восемь. Телеграмма была подписана именем Греггори. В ней было написано: «Жду два часа ночи окончательным решением».
  — Вы забрали телеграмму?
  — Нет. Я положил ее обратно в сумочку. Но я вам еще не все рассказал.
  — Так говорите же! — воскликнул Мейсон. — Почему мне приходится вытягивать из вас каждое слово?
  — На телеграмме карандашом было написано имя и адрес: Греггори Мокси, Норвалк-авеню, триста шестнадцать.
  — Имя и адрес убитого, — задумчиво сказал Мейсон.
  Монтейн утвердительно кивнул.
  — Вы не видели, находились ли в сумочке ключи?
  — Нет, не заметил. Видите ли, мистер Мейсон, в тот момент я вообще почти ничего не замечал. Когда я прочитал телеграмму, то мне показалось, что я все понял и догадался о причине ее ночной поездки.
  — То есть что она ездила вовсе не на свидание к доктору Миллсэйпу?
  — Нет, я как раз подумал, что это был доктор Миллсэйп.
  — Почему вы заподозрили Миллсэйпа?
  — Я доберусь и до этого.
  — Да не тяните же резину!
  — После того как Рода уехала, я был просто в шоке. И все же я решился пойти к доктору Миллсэйпу и сказать ему, что мне известно об их дружбе. Правда, немного поразмыслив, я решил сначала позвонить.
  — И что бы это дало?
  — Не знаю.
  — Вы позвонили ему?
  — Да.
  — Когда?
  — Около двух часов ночи.
  — И что?
  — Я услышал длинные гудки. Через некоторое время мне заспанным голосом ответил японец-слуга. Я сказал ему, что мне срочно нужно переговорить с доктором Миллсэйпом, что у меня острейший приступ болезни.
  — Вы назвали свое имя?
  — Нет.
  — Что вам ответили?
  — Что Миллсэйп уехал по вызову.
  — Вы не попросили передать ему, чтобы он позвонил вам после возвращения?
  — Нет, я положил трубку. Я не хотел, чтобы он знал, кто звонил.
  — Будьте добры, — вздохнул Мейсон, — объясните мне, почему вы не захотели выяснить все у жены? Почему не приперли ее к стене фактами, когда она среди ночи возвратилась домой? Почему не выяснили, какого дьявола она подсыпала вам снотворное в шоколад?
  — Потому что я — Монтейн! — гордо вскинул голову сын миллионера. — Мне не пристало заниматься такими делами.
  — Какими «такими»?
  — Монтейны не спорят и не торгуются, как базарные бабы. Существуют куда более пристойные способы разрешать конфликты.
  — Ну, хорошо, — устало сказал Мейсон. — Утром вы увидели газету. Что же было после этого?
  — Тогда я понял, как могла поступить Рода…
  — Как же?
  — Она, должно быть, ездила на свидание к Мокси. Выходит, моя жена причастна ко всей этой истории. Во время убийства или после него, но она была на месте преступления, поскольку там найдены ее ключи. Полиция с их помощью выйдет на нее. И она постарается выгородить этого Миллсэйпа.
  — Почему вы в этом так уверены?
  — Я в этом не сомневаюсь.
  — Вы ничего не говорили жене об открытой двери гаража?
  — Сказал. Из дверей кухни виден гараж. Когда варил кофе, я обратил ее внимание на дверь.
  — И что она вам ответила?
  — Что ей ничего об этом не известно, а потом якобы вспомнила, что вечером оставила в машине свою сумочку и бегала за ней.
  — Каким образом она могла бы попасть в гараж, если у нее не было ключа?
  — Я тоже задал ей этот вопрос. Понимаете, в отношении своей сумочки она на удивление рассеянна. Она уже не раз оставляла ее в разных местах. Однажды она таким образом потеряла больше сотни долларов. Ключи она всегда держит в сумочке. Вот я и спросил ее, как же она ухитрилась открыть дверь гаража, если сумочка оказалась запертой в машине.
  — И что?
  — Она заявила, что воспользовалась запасным ключом из ящика письменного стола.
  — По ее лицу было заметно, что она лжет?
  — Нет. Она смотрела мне в глаза и говорила весьма убедительно.
  Какое-то время Мейсон задумчиво барабанил пальцами по столу. Наконец он спросил:
  — Что же вы от меня хотите?
  — Чтобы вы представляли мою жену. Чтобы вы убедили ее не губить себя, выгораживая Клода Миллсэйпа. И еще. Я хочу, чтобы вы защитили моего отца.
  — Вашего отца?
  — Да.
  — Ну а он-то какое отношение имеет к данному делу?
  — Он не переживет, если наше имя будет фигурировать в уголовном процессе. Я хочу, чтобы вы, насколько это возможно, исключили имя Монтейнов из этого дела. Пусть оно… как бы это выразиться… останется на заднем плане.
  — Вы ставите передо мной невероятно сложную задачу.
  — Я хочу, чтобы вы помогли изобличить Миллсэйпа, если выяснится, что он виновен.
  — А если ваша жена все же будет привлечена к ответственности и признана виновной?
  — В таком случае вам придется позаботиться, чтобы имя Миллсэйпа не всплыло на процессе в связи с моей женой.
  Мейсон внимательно посмотрел на посетителя.
  — Возможно, — сказал адвокат, — что полиции ничего конкретного о ключах не известно. Они, естественно, проверят список лиц, владеющих машинами «Шевроле» и «Плимут». Доберутся и до вашего имени. Осмотрят гараж и замок. Если к этому времени у вас на дверях будет висеть замок совсем другой системы, они могут и успокоиться на этом, не правда ли?
  — Полиция будет знать обо всех подробностях, — сказал Монтейн с гордым видом.
  — Почему вы так уверены в этом?
  — Потому что я не намерен что-либо скрывать. Я обязан рассказать правду. Даже в том случае, если речь идет о моей жене. Монтейны никогда не совершали ничего противозаконного. Ради нее я не намерен что-либо скрывать от властей.
  — А если она невиновна?
  — Я в этом не сомневаюсь. Именно с этого я и начал наш разговор. Виновен мужчина. Я считаю, что это Миллсэйп. Судите сами: она уезжала, он тоже, и Мокси убит. Она будет пытаться его выгородить. Он предаст ее. Полицию необходимо предупредить и…
  — Послушайте, мистер Монтейн, — холодно сказал Мейсон. — В вас говорит ревность. Она делает вас близоруким. Советую вам забыть о Миллсэйпе. Возвращайтесь к жене и выслушайте ее объяснения. Не говорите полиции ничего до тех пор, пока…
  Монтейн решительно встал с кресла. Его гордый вид несколько портила прядь волос, упрямо не желавшая лежать на предназначенном ей месте.
  — Именно об этом и мечтает Миллсэйп! — сердито заявил сын миллионера. — Он наговорил Роде всяких глупостей! Она станет уговаривать меня не заявлять в полицию. Ну а если полиция все же узнает о ключах, как я тогда буду выглядеть? Нет, я уже решил. Я обязан быть твердым и не поддаваться чувству жалости. Что касается Миллсэйпа, то я не скрываю своей ненависти к нему.
  — Господи! — взорвался Мейсон. — Да расстаньтесь вы со своей благородной позой и спуститесь с небес на землю. Вы так любите себя, что явно поглупели. Изображаете какого-то средневекового рыцаря…
  — Довольно! — возмущенно воскликнул Монтейн. — Я принял решение! Я намерен поставить полицию в известность. Так будет лучше для всех, замешанных в этом деле. Миллсэйп командует моей женой, вертит ею, как хочет. С полицией у него это не получится!
  — Будьте осторожны с обвинениями против доктора Миллсэйпа, — предупредил Мейсон. — У вас нет никаких конкретных фактов.
  — Если его не было дома в то время, когда совершалось убийство…
  — Он мог на самом деле выезжать к больному. Если вы настаиваете на том, чтобы рассказать полиции о своей жене, то это ваше дело. Но если вы начнете обвинять Миллсэйпа, то можете оказаться в сложном положении, из которого будет не так-то просто выбраться.
  — Хорошо, я обдумаю ваши слова. Пока же я прошу вас представлять интересы моей жены. Можете прислать мне счет за свои услуги, и, пожалуйста, не забывайте о моем отце. Прошу вас оберегать его имя.
  — Мне не удастся разделить свои обязанности, — холодно сказал Мейсон. — Прежде всего я представляю вашу жену. Если Миллсэйп действительно имеет какое-то отношение к данному делу, он будет привлечен к ответственности обычным путем. Причастность вашего отца мне кажется сомнительной. Так или иначе, работая над делом, я не терплю, чтобы у меня были связаны руки.
  — Мне понятна ваша позиция, — примирительным тоном сказал Монтейн. — В первую очередь — интересы моей жены. Все остальное — по ходу дела… Я тоже этого хочу.
  — Даже по отношению к отцу? — усмехнулся Мейсон.
  — Если дойдет до этого, то да, — тихо сказал Монтейн, отведя в сторону взгляд.
  — До этого не дойдет. Ваш отец не причастен, однако я намерен заставить его заплатить за то, что я делаю.
  — Он не станет платить. Он ненавидит Роду. Я сам раздобуду где-нибудь деньги. Ради нее он не раскошелится ни на цент.
  — Когда вы намерены сделать заявление в полицию? — сменил тему Мейсон.
  — Прямо сейчас.
  — Вы хотите позвонить от меня?
  — Нет, — твердо сказал Монтейн. — Я поеду лично. — Он направился к двери, но тут же спохватился, вернулся к столу и протянул руку. — Я чуть не забыл у вас свой ключ.
  Мейсон вздохнул и неохотно передал ключ владельцу.
  — И все же я попросил бы вас, — сказал он, — чтобы вы повременили что-либо предпринимать, до тех пор…
  Не дослушав адвоката, Карл Монтейн резко повернулся на каблуках и вышел из кабинета, всем своим видом показывая бесповоротную решимость и благородное негодование.
  Глава 7
  Мейсон бросил хмурый взгляд на часы и в третий раз нажал на кнопку звонка. Наконец он понял, что это бесполезно, и огляделся.
  В окне одного из двух соседних домов шевельнулась тюлевая занавеска.
  Мейсон позвонил еще раз, а когда ответа так и не последовало, направился к дому, где заметил шевеление в окне. Не успел он позвонить, как за дверью послышались торопливые шаги.
  — Надеюсь, вы не пытаетесь что-то продать? — спросила румяная толстая женщина с блестящими от любопытства глазами.
  — Нет, — улыбнулся Мейсон.
  — В общем-то, я и сама догадалась, — сказала она. — Если бы вы были одним из тех, кто навязывает подписку на журналы, то не носили бы шляпу.
  — Вы правы, — усмехнулся Мейсон.
  — Так чего же вы хотите?
  — Я разыскиваю миссис Монтейн.
  — Она живет рядом.
  Мейсон кивнул.
  — Вы им звонили?
  — Вы ведь прекрасно знаете, что звонил. Вы меня разглядывали из-за занавески.
  — Я имею право смотреть из своей квартиры, когда захочу! Послушайте, это мой собственный дом, за который я выложила…
  — Не стоит обижаться, — рассмеялся Мейсон. — Я просто хочу сэкономить время, только и всего. Вы женщина наблюдательная и заметили, как я безуспешно пытался попасть к Монтейнам. Вот я и подумал, что, может быть, вы видели, когда ушла из дома миссис Монтейн?
  — А если и видела?
  — Мне необходимо с нею встретиться.
  — Вы ее друг?
  — Да, в некотором роде.
  — Разве ее мужа нет дома?
  Мейсон покачал головой.
  — Хм, значит, он сегодня ушел из дома гораздо раньше, чем обычно. Я его не заметила, поэтому решила, что он все еще спит. У них водятся деньги, поэтому он живет так, как ему заблагорассудится.
  — А миссис Монтейн? Вы видели ее?
  — Раньше она была его медицинской сестрой, а потом вышла за него замуж ради денег, — поделилась женщина информацией, затем спохватилась и ответила на заданный вопрос: — Она уехала на такси полчаса назад. Может, минут двадцать пять.
  — У нее был багаж?
  — Только маленький чемоданчик. Но за час до этого приезжал служащий транспортного бюро и увез объемный чемодан.
  — Вы не знаете, когда она вернется?
  — Она мне не докладывает о своих планах. Вы бы видели, как ее муж смотрит на меня! Кто я для него?! Всего лишь бедная женщина. Этот дом по дешевке приобрел мой сын…
  — Благодарю вас, — прервал ее Мейсон. — Вы сообщили мне именно то, что меня интересовало.
  — Если она вернется, что ей передать? — спросила женщина, которой явно хотелось еще поговорить. — Сказать, кто приходил?
  — Она не вернется, — сказал Мейсон.
  — Вы полагаете, что они уехали насовсем?
  — Всего доброго, — вместо ответа сказал Мейсон. — Извините, но я очень спешу.
  Он поклонился и пошел по дорожке.
  — Говорят, что его родители не одобряют выбор! — крикнула толстушка в спину адвокату. — Интересно, что будет делать этот холеный лежебока, если его папаша перестанет выдавать ему деньги на жизнь?
  Мейсон ускорил шаг, вышел за ворота и поспешно завернул за угол. Там он поймал такси.
  — В аэропорт, пожалуйста, — сказал Мейсон шоферу. — И побыстрее. Если оштрафуют за превышение скорости, я заплачу.
  Таксист понимающе кивнул, мотор взревел, машина рванулась с места, ловко лавируя среди транспорта.
  — Если доставите меня вовремя, в обиде не останетесь, — пообещал Мейсон.
  — Поедем так, чтобы остаться в живых, — усмехнулся шофер. — У меня жена и ребятишки, да и работой бросаться не приходится. — В этот момент он с большим трудом избежал столкновения с выскочившим из-за угла грузовиком. — Так всегда бывает, когда торопишься. Послушайте, а ведь за нами увязался «хвост». Открытый «Форд». Я наблюдаю за ним с самого начала, как только вы сели в машину. Он от нас не отстает.
  Мейсон поднял глаза и попытался рассмотреть преследователей в зеркале заднего обзора.
  — Подождите минутку, сейчас я поправлю, чтобы вам было видно, — сказал таксист, поворачивая зеркало, чтобы пассажиру было удобнее наблюдать за движущимся позади потоком машин. — Вы следите за тылом, а я — за дорогой!
  Мейсон задумчиво прищурился:
  — А у вас зоркий глаз, раз вы заметили наш «хвост»!
  — Еще бы! Если бы я ковырял пальцем в носу, то жена и ребятишки умерли бы с голоду. По нынешним временам человеку мало одной пары глаз. Не мешало бы иметь на затылке вторую. Но если уж я что-то и умею по-настоящему, так это водить машину.
  — Открытый «Форд» с вмятиной на правом крыле, — сказал Мейсон. — В машине двое. Знаете что, попробуйте свернуть куда-нибудь при первой же возможности. Нам надо быть уверенными, что…
  — Тогда они сразу же сообразят, что мы их заметили…
  — Пусть, — согласился Мейсон. — Мне нужно, чтобы они раскрыли свои карты. Если они за нами не повернут, то упустят. Ну а если повернут, то мы остановимся и спросим, что им нужно.
  — Никому не придет в голову поразвлечься перестрелкой? — спросил таксист.
  — Это исключено. В самом крайнем случае они могут оказаться частными детективами.
  — Неприятности с женой?
  — Как вы только что заметили, вы прекрасно водите машину. Мне кажется, что все остальное вас не касается.
  — Ваша правда, — усмехнулся шофер. — Я вовсе не собираюсь совать нос в чужие дела, просто хотел поддержать вежливую беседу. Я поворачиваю налево… — Машина круто свернула в боковую улочку. — Держитесь, еще один поворот.
  Адвоката откинуло на спинку сиденья.
  — Притормозите, — попросил он. — Посмотрим, завернут ли они и на эту улицу. Я следил за ними в зеркальце, и мне показалось, что второго поворота они не делали.
  Таксист обернулся, оглядывая улицу через заднее стекло.
  — Кажется, мы напрасно теряем время, — сказал он через минуту. — Вы можете опоздать на самолет.
  — Я еще не уверен, что куда-то полечу. Просто мне нужно получить кое-какие сведения.
  — Понятно… Нет, они отстали, их больше не видно.
  — Выезжайте на бульвар и гоните прямиком в аэропорт.
  — Как скажете, — пожал плечами таксист, снова закрепил зеркальце в обычном положении и пояснил: — Оно вам больше не понадобится.
  Машина устремилась вперед, набирая скорость. Мейсон откинулся на спинку, время от времени оглядываясь назад.
  Преследователи исчезли.
  — Вас подвезти к какому-то определенному месту? — спросил шофер, когда они свернули к аэропорту.
  — К билетному залу.
  Таксист кивнул.
  — А вот и наши старые знакомые! — воскликнул он.
  «Форд» с вмятиной на правом крыле стоял под надписью красного цвета, предупреждающей, что стоянка запрещена.
  — Значит, это полицейские… — заметил таксист.
  — Возможно, — пожал плечами Мейсон.
  — Если бы они не были полицейскими, — усмехнулся шофер, — то вряд ли поставили бы здесь свою машину. Мне вас подождать?
  — Да.
  — Я проеду на стоянку.
  Мейсон вышел из такси и прошел в холл билетного зала. Он сделал несколько шагов по направлению к кассам и сразу же остановился, заметив женскую фигуру в костюме кофейного цвета. Женщина в толпе пассажиров направлялась к турникету, где проверяли билеты на посадку в самолет.
  Стараясь не привлекать к себе внимания, Мейсон быстро добрался до заинтересовавшей его женщины.
  — Не показывайте удивления, Рода, — тихо сказал он ей.
  Она посмотрела на него и вздрогнула от неожиданности. У нее перехватило дыхание, и она испуганно заморгала черными ресницами.
  — Мистер Мейсон? — удивленно спросила она.
  — Вас разыскивают двое полицейских в штатском, — сообщил Мейсон. — Будем надеяться, что у них нет вашей фотографии, а только словесный портрет. Сейчас они рассматривают людей, поднимающихся по трапу в самолет. После того как он взлетит, они начнут прочесывать аэропорт. Идите прямо, вон к той телефонной будке, я присоединюсь к вам через минуту.
  Она спокойно отошла от турникета, приблизилась к телефонной будке, вошла в нее и прикрыла за собой дверь.
  Одетый в форму служащий начал проверять билеты. Пассажиры по одному поднимались в самолет. Неожиданно возле служащего появились двое широкоплечих мужчин, внимательно разглядывающие каждого, кто подходил к трапу. Воспользовавшись тем, что они были поглощены этим занятием, Мейсон неторопливо прошел к телефонной будке и распахнул дверцу.
  — Опуститесь на пол, Рода.
  — Я не могу… Тут совсем нет места.
  — Ничего, как-нибудь… Повернитесь лицом ко мне. Прислонитесь спиной к стенке. Вот так… Хорошо. Теперь согните колени. Садитесь прямо на пол, ничего не поделаешь. Так… Просто замечательно… — Мейсон закрыл дверь и потянулся к трубке, внимательно осматривая зал. — Теперь слушайте внимательно и не перебивайте меня. Полицейским либо кто-то сообщил, что вы собираетесь лететь этим самолетом, либо они просто-напросто перекрыли все выходы из города: аэропорты, вокзалы и прочее. Я их не знаю, но они узнали меня, когда я отходил от вашего дома и садился в такси. Они сообразили, что так или иначе я буду разыскивать вас. Какое-то время они ехали за мной, но мне удалось оторваться. Тогда они приехали сюда. Когда они увидят меня здесь, то решат, что я прибыл сюда дать вам последние указания перед тем, как вы подниметесь в самолет. Но, узнав, что на самолет вы не попали, они решат, что я звоню вам по телефону, пытаясь выяснить, где вы находитесь. Через несколько минут я дам им понять, что заметил их, и попытаюсь спрятаться. Вы поняли меня?
  — Более или менее.
  — Хорошо. Они уже принялись осматривать зал. Я начинаю звонить по телефону.
  Он снял трубку, но не опустил монету. Со стороны казалось, что он разговаривает с кем-то по телефону по очень важному делу. На самом деле он продолжал инструктировать Роду.
  — Вы поступили необдуманно, пытаясь улететь на самолете. И вообще, по законам нашего штата побег является свидетельством вины. Если бы они арестовали вас на борту самолета с билетом на руках, это только усугубило бы ваше положение. Теперь нам надо повернуть дело так, чтобы вас никто не мог упрекнуть в попытке бегства.
  — Как вы узнали, что я здесь?
  — Так же, как и они. Вы уехали из дома с одним чемоданчиком, а багаж отправили заранее со служителем в форме. Теперь вы должны сдаться, но не полиции, а газете, которая получит эксклюзивное право напечатать вашу историю.
  — Вы хотите, чтобы я рассказала им все?
  — Отнюдь, — усмехнулся адвокат. — Мы просто дадим им понять, что вы намерены именно им рассказать свою историю. Но у вас не будет такой возможности.
  — Почему?
  — Потому что полицейские схватят вас сразу же, как только вы покажетесь в зале, и вы не успеете ничего рассказать журналистам.
  — И что будет потом? — испуганно спросила молодая женщина.
  — Потом вы будете молчать. Никому и ничего не говорите. Твердите, что не станете отвечать ни на один вопрос, пока при этом не будет присутствовать ваш адвокат. Вы поняли меня?
  — Да.
  — Отлично. Сейчас я позвоню Алексу Босвику, редактору «Кроникл». Полицейские меня уже заприметили, но не догадываются, что я их тоже видел. После того как я дозвонюсь в редакцию, я их «замечу» и повернусь к ним спиной, делая вид, что прячусь. Это заставит их предположить, что мы договорились с вами здесь встретиться, и я буду дожидаться момента, когда они уйдут прочь и дадут мне возможность улизнуть из будки. Они найдут какое-нибудь укромное местечко, где и будут поджидать меня или вас. — Он опустил в автомат монетку, набрал номер «Кроникл» и попросил соединить его с Алексом Босвиком. Когда услышал ответ, сказал: — Говорит Перри Мейсон. Босвик, не желаете напечатать эксклюзивно историю Роды Монтейн? Той женщины, которая сегодня в два часа ночи договаривалась о свидании с Греггори Мокси?.. Мало того, вы сможете проводить ее в тюрьму. Да, она сдается репортерам «Кроникл». Да, естественно, я буду ее представлять… Хорошо, дело обстоит таким образом — я жду вас в аэропорту. Конечно, я не хочу, чтобы кто-то знал об этом или о том, что миссис Монтейн тоже здесь. Меня вы найдете в телефонной будке. Я позабочусь о том, чтобы Рода Монтейн отдала себя в руки ваших репортеров. Не могу гарантировать, что после этого все произойдет так, как хотелось бы. Во многом это будет зависеть от вас. Во всяком случае, ваша газета может выйти с заголовками, что Рода Монтейн сдалась именно «Кроникл». Только не пытайтесь изобразить дело так, будто ваши люди задержали Роду Монтейн в аэропорту при попытке к бегству… Да, да, она сдается «Кроникл». Вы можете появиться на улице первыми рядом с ней… Нет, я не могу пригласить ее к телефону и не могу изложить вам ее историю. Я даже не могу гарантировать, что вы услышите ее историю вообще, если будете так долго торговаться… Ладно, готовьте свой спецвыпуск и поторапливайтесь… Хорошо, я вам кое-что подброшу для передовицы… Предупреждаю, я не хочу, чтобы мое имя упоминалось лишний раз. Я вам лишь намекаю, вы понимаете? Рода вышла замуж семь лет назад за человека по имени Греггори Лортон. Вы можете отыскать в архивах копию брачной лицензии. Греггори Лортон — не кто иной, как Греггори Мокси, он же Греггори Кейри, убитый сегодня ночью. Около недели назад Рода Лортон вышла замуж за Карла Монтейна, сына Филиппа Монтейна, миллионера из Чикаго, и приняла его фамилию. Семья не только респектабельная, но и принадлежит к сливкам общества. В заявлении на получение брачной лицензии Рода Лортон указала, что является вдовой. Вот тут-то и появился на сцене Греггори Мокси, принявшийся шантажировать свою давнюю жертву. Рода раньше жила на Ист-Пэйлтон-авеню, сто двадцать восемь, вместе с мисс Нейлл Брунли. Мокси послал Роде несколько телеграмм на этот адрес. Если вам удастся раздобыть копии этих телеграмм или в телеграфном агентстве, или в полиции, можете их использовать по своему усмотрению, но только при одном условии — Нейлл Брунли признает, что получала эти телеграммы… Больше я ничего не могу вам сказать, Босвик. Создайте из этого материала историю. Я дал достаточно информации, чтобы вы принялись работать и получить дополнительные сведения для своего специального выпуска… Да, она сдастся в аэропорту. Она приехала сюда, поскольку я назначил ей здесь свидание, понятно? Нет, это все, что я могу вам сказать. До свидания.
  В трубке все еще слышались протестующие возгласы, когда Мейсон повесил ее на рычаг. Он повернулся к двери с таким видом, будто хотел выйти из будки, но тут якобы случайно заметил одного из полицейских, сделал смущенное лицо, развернулся к стене, опустил голову и расправил плечи.
  — Теперь полицейские знают, что я их заметил, Рода, — сообщил адвокат. — Они постараются устроить мне ловушку.
  — Как вы думаете, сюда они не войдут?
  — Не должны. Я их интересую лишь потому, что, по их мнению, я поджидаю здесь вас. Они покружатся поблизости, потом сделают вид, будто уходят, надеясь таким образом выманить меня из будки.
  — И все же, как они узнали про меня?
  — От вашего мужа.
  — Но мой муж ничего не знает, — удивилась Рода Монтейн. — Он спал.
  — Нет, Рода. Вы положили ему в шоколад несколько таблеток эйпрола, но он оказался хитрее вас и не стал его пить. Он лишь притворился спящим и слышал, как вы уехали из дома и потом возвратились обратно. А теперь расскажите мне, что же в действительности произошло.
  — В свое время я сделала нечто ужасное, — несколько приглушенно донесся снизу до адвоката ее голос. — Греггори знал об этом. Я могу оказаться в тюрьме. Меня не столько пугает тюрьма, сколько то, как к этому отнесется Карл. Его родители и без того считают, что я Карлу не пара — чуть лучше уличной девки. Я не хотела давать отцу Карла возможность сказать: «Я же предупреждал тебя!» Больше всего я боялась, что наш брак будет расторгнут или признан недействительным…
  — Вы мне все еще не доверяете! — сердито сказал Мейсон, продолжая прижимать телефонную трубку к уху.
  — Я говорю то, что могу… У Греггори были какие-то неприятности. Собственно, он всегда попадал в какие-то истории. Мне кажется, что он даже сидел в тюрьме, поэтому я и не имела от него известий. Я пыталась искать его после исчезновения, но удалось выяснить лишь то, что он, возможно, погиб в авиакатастрофе. До сих пор я не знаю, каким образом он остался жив. У него был билет на тот рейс, но он почему-то не полетел. Я думаю, он боялся, что за ним следит полиция. В то же время списки пассажиров утверждают, что он находился в самолете. Я считала его погибшим, ну, и вела себя соответственно… А потом он вдруг появился и стал требовать от меня денег. Считал, что Карл согласится выложить крупную сумму денег, лишь бы его имя не трепали в газетах. Грозился подать на Карла в суд за то, что он, видите ли, разбил его семью. Словно я все еще была его женой, а Карл встал между нами.
  — Даже несмотря на тот факт, что Мокси украл ваши деньги и исчез на долгие годы? — усмехнулся Мейсон.
  — Дело не в том, что он надеялся выиграть тяжбу, а в том, что он имел основания начать ее. Ведь Карлу легче умереть, чем быть свидетелем того, как Монтейна обсуждают в газетах.
  — Переходите к делу, у нас совсем мало времени.
  — Я возвратилась к Нейлл Брунли, и там меня ждала новая телеграмма от Греггори. Он был в бешенстве. Требовал, чтобы я позвонила ему. Я позвонила. Он дал мне срок до двух часов ночи. Я заявила, что и до этого срока могу ответить ему отрицательно. Он сказал, что я не должна спешить, что он хочет поговорить со мной лично, что он, возможно, согласится на отсрочку. В конце концов мы договорились встретиться в два часа ночи, когда, как я надеялась, Карл будет спать под действием двойной дозы эйпрола…
  — Что было потом? — спросил Мейсон, меняя позу, чтобы удобнее было наблюдать за вестибюлем.
  — Я встала в начале второго, оделась, выскользнула из дома, отперла дверь гаража, вывела «Шевроле», не заводя мотора, и прикрыла дверь, забыв запереть ее на ключ. Не успела я отъехать от дома, как почувствовала, что спустила камера колеса. Неподалеку, при заправочной станции, имеется ремонтная мастерская. Я кое-как добралась до нее, и мне заменили колесо, поставив запасное. И тут оказалось, что в запасном торчал гвоздь. У меня не оставалось времени, поэтому я вынуждена была купить новое колесо в мастерской, а за своими я пообещала заехать потом…
  — Что произошло дальше?
  — Я поехала к Греггори.
  — Приехав, вы позвонили?
  — Да.
  — В какое время?
  — Не знаю. Но ясно, что уже после двух. Я опоздала. Наверное, было минут десять-пятнадцать третьего…
  — Что дальше?
  — Греггори был вне себя. Он требовал, чтобы утром я положила на его имя в банк две тысячи долларов, а потом вручила еще десять. Если я этого не сделаю, он подаст в суд и добьется моего ареста.
  — И что вы ответили?
  — Я сказала, что не собираюсь давать ему ни единого цента.
  — А он?
  — Стоял на своем. Я хотела дозвониться до вас, сняла телефонную трубку…
  — Минутку! Вы были в перчатках?
  — Да.
  — Хорошо, продолжайте.
  — Он схватил меня… Я стала с ним бороться и вырвалась… Он снова бросился на меня, и я испугалась… Возле камина находилась подставка для кочерги, топорика и тому подобного… Я схватила за рукоятку первый же попавшийся мне в руки предмет… Это оказался топор… Похоже, что я ударила им Греггори по голове…
  — И вы убежали?
  — Нет. Понимаете, вдруг погас свет…
  — Погас свет? — переспросил Мейсон.
  — Ну да… Неожиданно… Вероятно, электростанция отключила этот район. Такое случается иногда…
  — Это случилось до того, как вы его ударили, или после?
  — Именно в тот момент… Я взмахнула топором, и… погас свет…
  — Возможно, вы его не ударили?
  — Да нет… ударила… Он упал… И тут я почувствовала, что в квартире кто-то есть… Кто-то чиркал спичкой… Я выбежала из гостиной и попала в спальню… В темноте наткнулась на стул и упала… Шаги послышались рядом с дверью… Я вскочила на ноги и выбежала в коридор, а потом быстро стала спускаться по лестнице…
  — Вы покинули дом?
  — Нет. Я затаилась на лестничной площадке между пролетами… Понимаете, внизу надрывался звонок…
  — Что за звонок?
  — Ну, обыкновенный… У входной двери…
  — Кто-то хотел войти к Мокси?
  — Вероятно…
  — Когда звонок начал звонить? В какое время?
  — Не знаю… Наверное, в то время, когда мы еще боролись…
  — Долго он звонил?
  — Довольно долго… Он звонил с дребезжащим звуком, замолкал, но тут же возобновлялся… Так и звонил с перерывами…
  — Вы не знаете, кто звонил?
  — Нет.
  — Но пока он звонил, вы не спускались вниз?
  — Нет.
  — Когда вы решились спуститься?
  — Ну… минуты через две… Я боялась оставаться в доме…
  — Вы были уверены, что убили Греггори?
  — Нет, что вы!.. У меня и в мыслях не было убивать его. Я только слышала, что он упал…
  — И как только перестал звонить звонок, вы спустились вниз?
  — Да.
  — Никого там не заметили?
  — Никого.
  — Где стояла ваша машина?
  — В переулке за углом.
  — Вы направились к ней?
  — Да.
  — Когда вы могли обронить ключи в гостиной у Греггори? Вероятно, в тот момент, когда схватили топор?
  — Возможно…
  — Вы знали, что потеряли их?
  — В тот момент нет.
  — Когда вы это обнаружили?
  — Когда прочитала об этом в газете.
  — Как же вы поставили в гараж машину? Да и вообще, как вам удалось сесть в машину?
  — Дверцу машины я не запирала, а ключ зажигания был на месте… Вернувшись домой, я загнала машину в гараж…
  — Подождите, — остановил ее Мейсон. — Уезжая, вы не заперли двери гаража?
  — Я уже теперь не помню… Не могу сказать определенно. Вернувшись, я увидела, что замок не заперт…
  — А дверь по-прежнему закрыта?
  — Да.
  — В том положении, в каком вы ее оставили?
  — Да.
  — Так… Что было дальше?
  — Открыла дверь…
  — То есть отвели ее в сторону?
  — Да.
  — До упора?
  — Да.
  — А потом загнали машину в гараж?
  — Да.
  — И оставили дверь незапертой?
  — Понимаете, когда я откатывала в сторону вторую половину двери, она не отошла до самого конца, упершись в бампер «Плимута». Мне не удалось одной с ней справиться…
  — Загнав свою машину, вы поднялись к себе и легли в постель?
  — Да. Поскольку нервы были на пределе, я приняла дозу снотворного.
  — Утром вы разговаривали с мужем?
  — Да. Он поднялся первым и стал варить кофе. Мне это показалось странным, поскольку после такой дозы эйпрола люди обычно долго спят.
  — Вы не просили у него кофе?
  — Попросила.
  — Он вас не расспрашивал об отлучке?
  — Нет, справился лишь, как я спала.
  — Вы ему солгали?
  — Да.
  — После этого он ушел?
  — Да.
  — Чем стали заниматься вы?
  — Снова легла в постель, подремала, потом поднялась, приняла ванну, оделась, открыла дверь, взяла принесенное разносчиком молоко и газеты. Я считала, что Карл отправился на прогулку. А когда развернула газету, поняла, что я в западне. Прежде всего я увидела фотографию своих ключей… Я поняла, что Карл узнает их с первого взгляда. Было ясно, что полиция обязательно выйдет на меня… Я позвонила в транспортное агентство и поручила им перевезти мои вещи по фиктивному адресу. В чемоданчик же уложила самые необходимые вещи и отправилась сюда.
  — Скажите, вы не догадываетесь, кто ночью у двери Греггори так настойчиво звонил?
  — Нет.
  — Уходя, вы оставили двери открытыми или закрытыми?
  — Какие двери?
  — Двери квартиры Греггори и двери подъезда?
  — Не помню… Я была сама не своя… Откуда вам известно о двери гаража?
  — Рассказал ваш муж.
  — Вы говорили, что он обо всем сообщил полиции?
  — Да, но сначала он побывал у меня.
  — Что он еще сказал?
  — Что узнал ключи по фотографии в газете. Ему известно, что вы пытались одурманить его с помощью эйпрола, что уезжали ночью, и он слышал, когда вы возвратились и как возились с дверью гаража… Ну, а потом вы солгали ему, когда он поинтересовался, почему она открыта.
  — Никогда бы не подумала, что он так хитер… Моя ложь в отношения гаража окончательно меня запутала, так?
  — Во всяком случае, она вам пользы не принесет, — мрачно согласился Мейсон.
  — И Карл предупредил вас, что намерен обо всем рассказать полиции?
  — Да. Я не сумел переубедить его. У него довольно странные понятия относительно его долга…
  — Вы не должны его за это осуждать, — сказала Рода Монтейн. — На самом деле он очень славный… Скажите, он ничего вам не говорил в отношении… В отношении кого-нибудь еще?
  — Он уверял, что вы будете пытаться кого-то выгородить.
  — Кого?
  — Доктора Миллсэйпа.
  — Что же ему известно о докторе Миллсэйпе? — ахнула она.
  — Не знаю. А что известно вам?
  — Он настоящий друг.
  — Он тоже вчера ночью был в доме Мокси?
  — Господи! Нет, конечно!
  — Вы уверены?
  — Разумеется!
  Мейсон опустил еще одну монету в автомат и набрал номер «Детективного агентства Дрейка». Когда детектив взял трубку, адвокат сказал:
  — Привет, Пол, это Мейсон. Послушай, ты, конечно, читал сегодняшние газеты? Отлично! Следовательно, тебе известно, как обстоят дела. Я представляю Роду Монтейн. Ты, конечно, догадываешься, что это та самая особа, которую ты видел выходящей из моей конторы. Я поручаю тебе общее расследование дела. Полиция наверняка сфотографировала комнату, где был убит Мокси. Так вот, мне нужны копии фотографий, свяжись с журналистами. Расследуй все стороны этого дела, проверь все цепочки. Кое-что мне кажется странным. Например, на дверных ручках не обнаружено отпечатков пальцев… Почему? Что ж такого, что она была в перчатках? Это объясняет только отсутствие ее следов, но другие-то должны были сохраниться! На протяжении дня Мокси не раз открывал и закрывал двери… Да я и сам заходил к нему! День был жаркий, ладони потные… Куда исчезли хотя бы мои отпечатки? Начинай с Мокси. Выясни все о его прошлом. Поговори со свидетелями. Нам нужно опередить окружного прокурора, Пол. Нет, сейчас это не имеет значения… Мы с тобой встретимся позднее… Нет, этого я не могу сказать… Начинай немедленно. Я жду новых событий через несколько минут… — Мейсон повесил трубку и сказал своей клиентке: — Начинаем действовать, Рода. Журналисты из «Кроникл» приедут с минуты на минуту — они носятся на своих машинах, не считаясь ни с какими правилами. Учтите, полиция будет стараться вас разговорить. Пообещают за откровенность что угодно. Дайте мне слово, что будете молчать. Договорились?
  — Да.
  — Настаивайте на том, чтобы вызвали меня даже в том случае, если вам будут задавать самые невинные вопросы. Вы поняли меня?
  — Конечно.
  По двери телефонной будки кто-то едва слышно постучал.
  Мейсон повернул голову и посмотрел через стекло. Молодой человек прижимал к стеклу удостоверение сотрудника «Кроникл». Мейсон повернул ручку двери.
  — Все, Рода. Выходи.
  Дверь открылась.
  — Где она? — сразу же спросил журналист.
  Второй корреспондент подошел с другой стороны будки.
  — Добрый день, мистер Мейсон!
  Рода поднялась с пола, опираясь на сильную руку адвоката. Оба газетчика смотрели на нее, раскрыв рты.
  — Так она все это время сидела здесь?
  — Да. Где ваша машина? — спросил Мейсон. — Вам следует как можно быстрее увезти ее.
  — Полиция! — выругался журналист. — Черт бы их побрал!
  Двое полицейских в штатском выскочили из-за стеклянной перегородки, отделявшей заднюю половину зала, и бегом бросились в их сторону.
  — Это Рода Монтейн, — громко сказал Мейсон. — Она отдает себя в ваши руки, господа, как представителям «Кроникл», зная, что «Кроникл» отнесется к ней честно и гуманно. Она узнала ключи по фотографиям, напечатанным в газете… Там есть и ключ от ее гаража. Она…
  К ним подбежали полицейские. Один из них тут же схватил Роду за руку. Второй, побагровев от злости, оттолкнул Мейсона плечом.
  — Так вот каков ты на самом деле, чертов интриган! — заорал он.
  Мейсон воинственно поднял подбородок. Глаза его сразу приобрели стальной оттенок.
  — Поосторожнее на поворотах, или я гарантирую вам крупные неприятности.
  Первый полицейский дернул своего напарника за полу пиджака:
  — Спокойно, Джон! Это же Мейсон! Мы взяли девчонку, а это главное. Больше нам ничего не нужно.
  — Как это вы ее взяли? — возмутился один из журналистов. — Это Рода Монтейн, она отдала себя в руки «Кроникл» еще до того, как вы ее заметили!
  — Убирайтесь к черту! Она арестована, мы преследовали ее до самого аэропорта. Советую вам не путаться под ногами.
  — Не больше чем через четверть часа, господа, — сказал полицейским один из журналистов, шагнув в телефонную будку, освобожденную Мейсоном, — вы сможете купить газету, и тогда посмотрим, что вам скажет начальство…
  Глава 8
  Мейсон вышагивал из угла в угол по своему кабинету, словно запертый в клетке тигр. Кончилось время подготовки, когда он мог с философским терпением ожидать очередных новостей. Сейчас это был борец, стремящийся к схватке и от нетерпения не находящий себе места.
  Пол Дрейк развалился в черном кожаном кресле для посетителей, делая время от времени заметки в своем блокноте. Напротив него за столом пристроилась Делла Стрит, держа наготове карандаш.
  — Они все-таки упрятали ее, — проворчал Мейсон, бросив хмурый взгляд на молчащий телефон. — Этого следовало ожидать.
  — Может быть, они… — начал было Дрейк, взглянув на часы.
  — Боже праведный, ну как ты не понимаешь, Пол? Они ее упрятали. Я договорился, что меня предупредят, если она появится в управлении полиции или в кабинете окружного прокурора. Ее не доставляли ни туда, ни туда. Значит, увезли в какой-то дальний полицейский участок… Делла, поройся в справочниках. Разыщи мне дело Венсона, я там ссылался на хабэас корпус7. Чтобы не терять времени даром, выпиши текст апелляции. Им придется действовать в открытую, и они не сумеют нам много навредить.
  Делла Стрит тут же встала и вышла из кабинета. Мейсон повернулся к детективу.
  — Вот еще что, Пол, — сказал он. — Окружной прокурор намерен опекать ее мужа, Карла Монтейна.
  — Как основного свидетеля?
  — Возможно, и как соучастника. Во всяком случае, он позаботится, чтобы мы до него не добрались. Придется искать окольный путь. Мне нужно встретиться с Карлом и поговорить.
  — Мы могли бы послать телеграмму из Чикаго, что его отец заболел. Они отпустят Карла повидаться с отцом, если будут уверены, что ты об этом не знаешь. Можно не сомневаться, что он полетит самолетом. Вместе с ним этим же самолетом я отправлю одного из своих парней. По дороге он вытянет из него все, что только возможно.
  — Нет, не пойдет, — после некоторого раздумья ответил Мейсон. — Слишком рискованно. Пришлось бы подделывать подпись на телеграмме и тому подобное. Ты представляешь, что поднимется, если все это раскроется?
  — Брось, Перри, в первый раз, что ли? Все пройдет как по маслу…
  — Филипп Монтейн принадлежит к той категории людей, которые привыкли диктовать свою волю. Уверен, что он явится сюда без нашего приглашения, а если нет, то надо придумать, как его сюда выманить.
  — Но зачем?
  — Хочу немного с ним поработать.
  — Ты рассчитываешь, что он заплатит за то, что ты будешь защищать Роду Монтейн? Ни черта у тебя не выйдет, — усмехнулся Дрейк. — Нет, он не станет этого делать, вот увидишь.
  — Никуда он не денется, заплатит.
  Мейсон снова зашагал по кабинету из угла в угол.
  — Да, еще, — внезапно остановился адвокат. — Окружной прокурор не может использовать Карла в качестве свидетеля в уголовном деле.
  — Да, к этому можно придраться.
  — К сожалению, нет. Они начнут с того, что добьются признания их брака недействительным на том основании, что он с самого начала был незаконным.
  — А как они смогут это доказать?
  — Если они докажут, что у Роды был жив первый муж, когда она выходила за Монтейна, то ее второе замужество в глазах закона недействительно.
  — В таком случае Карл сможет свидетельствовать против нее?
  — Да, — кивнул Мейсон. — Поэтому я хочу, чтобы вы раскопали всю подноготную об этом Греггори Мокси, обо всех его прошлых делах. Несомненно, кое-что известно окружному прокурору, но мне нужно знать значительно больше. Мне нужен список всех его жертв.
  — Ты имеешь в виду женщин?
  — Да. Особенно тех, с которыми он регистрировал браки. По-моему, его брак с Родой не был первым. Это был для него просто привычный способ добывания денег. У каждого мошенника со временем вырабатывается свой стиль.
  Дрейк сделал пометку в своем блокноте.
  — Следующее, — продолжал Мейсон. — Телефонный звонок, который разбудил Мокси. Звонили до двух часов. На два у него была назначена встреча с Родой. В телефонном разговоре он упомянул об этом, сказав, что она должна дать ему деньги. Попробуй что-нибудь выяснить в этом направлении. Вдруг тебе удастся найти человека, который ему звонил.
  — Ты уверен, что разговор происходил до двух часов?
  — Почти. Вероятно, Мокси прилег на пару часиков до прихода Роды, и звонок разбудил его.
  — Ладно. Что еще?
  — Вопрос о «хвосте». Я имею в виду того человека, что следил за Родой, когда она приходила ко мне в офис впервые. Пока мы о нем ничего не знаем. Он мог быть и профессиональным детективом, но если это так, то, выходит, его кто-то нанял. Таким образом, тебе придется узнать, кто не пожалел денег на слежку за Родой.
  — Хорошо, — кивнул Дрейк.
  В кабинет вошла Делла. Адвокат повернулся к ней:
  — Делла, я хочу подготовить некий текст. Если в газетах будет сказано, что эта женщина — бывшая медицинская сестра, пытавшаяся одурманить наркотиками мужа, плохо наше дело. Нам следует выставить на передний план то зло, которое причинил ей муж, а не она ему. В одной из утренних газет имеется особый отдел «Письма читателей». Отправь в эту газету письмо, только не печатай его на машинке, иначе по ней они смогут проследить автора.
  Делла кивнула и приготовилась стенографировать.
  — Здравствуйте, уважаемый редактор, — начал диктовать Мейсон, не переставая ходить по кабинету. — Я всего лишь старый семьянин со старомодными взглядами. Я допускаю, что мои взгляды несколько устарели, но никак не пойму, куда летит мир, если от бережливого человека, сумевшего скопить путем строгой экономии небольшое состояние, шарахаются, как от прокаженного. Если в кино наибольшую популярность приобретает тот актер, который щелкает свою возлюбленную по носу, в то время как я поклялся любить, оберегать и почитать супругу до конца своих дней. И стараюсь изо всех сил выполнить свое обещание. С новой строки. Вот нынче печатают в газетах материал о муже — почитателе закона, который вычитал в репортажах уголовной хроники нечто такое, что заставило его предположить, будто его супруга имела какое-то отношение к убийству мужчины. Вместо того чтобы постараться защитить свою жену, отвести от нее подозрение, вместо того чтобы по-хорошему объясниться с ней, этот, так сказать, почитающий закон муж бросается в полицию и способствует ее аресту, обещая полиции всевозможную помощь, а та фабрикует дело против его жены. Неужели таково веяние времени? Неужели я просто зажился на свете и ничего не понимаю?.. Нет, я придерживаюсь другого мнения: современное общество вступает в новый период истории. Красная строка. Не является ли грубой ошибкой стремление опрокинуть вековые традиции, привычные моральные нормы, уважение к семье, к женщине, матери наших детей? Снова красная строка. Я считаю, что самого тяжелого наказания требует тот муж, который из каких-то корыстных побуждений дает согласие арестовать женщину, защитником которой он должен быть до конца своих дней. Таково мое глубокое убеждение, но ведь я всего лишь супруг с устаревшими взглядами… Подпиши это как-нибудь, Делла, и отправь как можно скорее.
  Дрейк поднял на адвоката глаза и лениво спросил:
  — Ну, и что это даст, Перри?
  — Очень многое, — улыбнулся Мейсон. — Начнется дискуссия.
  — В отношении мужа?
  — Конечно.
  — Ну а при чем тут напоминание о сбережениях?
  — Чтобы поднялись споры. Сразу же поднимется волна возмущения на нынешнюю дороговизну, неправильную политику правительства, падение нравственности и так далее. Истории Роды и Карла маловато. Что касается темы «ну и времена!», то она дорога сердцу обывателя. А мы, когда придет время, используем эту историю о муже, предавшем интересы своей жены.
  — Пожалуй, ты прав, — согласился наконец Дрейк.
  — Да, Пол, тебе удалось раздобыть фотографии комнаты, где произошло убийство?
  Детектив ленивым жестом потянулся к папке, лежавшей на соседнем стуле, вынул из нее порядочных размеров конверт из толстой бумаги и извлек из него четыре глянцевых снимка.
  Мейсон принялся рассматривать фотографии через увеличительное стекло.
  — Посмотри-ка сюда, Пол, — через несколько минут сказал он.
  Детектив подошел к столу адвоката.
  — Ну да, это будильник. Он стоял на тумбочке возле кровати.
  — И, как я понимаю, на кровати спали. Но Мокси был найден полностью одетым.
  — Да.
  — В таком случае значение будильника возрастает.
  — Почему?
  — Возьми лупу и взгляни на него.
  — Стрелки показывают три семнадцать, — сказал Дрейк. — Надпись на фотографии показывает, что снимок сделан в три восемнадцать. Таким образом, разница всего в одну минуту…
  — Это не все, — улыбнулся адвокат. — Посмотри еще раз.
  — О чем ты говоришь?
  — С помощью увеличительного стекла можно рассмотреть верхний циферблат, на котором устанавливается время звонка.
  — И что?
  — Стрелка показывает без нескольких минут два.
  — Естественно, ведь свидание было назначено на два часа. Он хотел быть на ногах к приходу Роды.
  — У него почти не оставалось времени для того, чтобы одеться. Будильник был заведен на час пятьдесят пять или на час пятьдесят.
  — Не забывай, — напомнил Дрейк, — что он когда-то был ее мужем. Она его видела и в пижаме, и без нее.
  — Ты все еще не понимаешь меня, Пол. Телефонный звонок разбудил Мокси. Значит, будильник был ему не нужен. К тому времени, когда он зазвенел, Мокси успел полностью одеться.
  Дрейк внимательно посмотрел на адвоката.
  — Если бы я не понимал только этого! — воскликнул сыщик. — Какого черта ты не заявляешь об убийстве при самообороне? Я вовсе не собираюсь требовать от тебя обмана доверия клиента, но если она рассказала тебе правду, то наверняка сообщила о том, что произошла борьба, и она вынуждена была ударить его топором, спасая собственную жизнь. Я считаю, что нетрудно будет убедить присяжных, что так оно и было на самом деле. Особенно учитывая характер Мокси. Ей еще спасибо должны сказать, что избавила мир от подобного негодяя!
  — В свете некоторых фактов, — покачал головой Мейсон, — опасно говорить о самообороне.
  — Это почему же?
  — Ты забываешь о том, что она пыталась напоить мужа снотворным. То, что она была когда-то медсестрой и пыталась подмешать ему в шоколад наркотик, вызовет предубеждение по отношению к ней всех присяжных. Ну, а потом, как доказать, что это именно она убила Мокси? Я не уверен, что обвинению это удастся.
  — Но даже если она не убивала, то все же находилась в гостиной в тот момент, когда произошло убийство.
  — В том-то и дело. Я не уверен, что она не пытается выгородить кого-то.
  — Почему ты так считаешь?
  — Потому что нет никаких следов на дверных ручках.
  — У Роды были перчатки.
  — Но у всех остальных перчаток не было.
  — М-да… Полиция ее следов не обнаружила?
  — Если Рода не снимала перчаток, то об отпечатках ей вообще нечего было беспокоиться. Зачем бы ей нужно было обтирать ручки и рукоятку топора?
  — Действительно… — присвистнул Дрейк.
  — Подготовь для подписи апелляцию, Делла, — попросил Мейсон.
  Она молча кивнула и вышла из кабинета. Через несколько минут вернулась с листом бумаги.
  — Это последняя страница, — сказала секретарша. — Можешь ставить подпись.
  — Отправь ее немедленно, — расписавшись, сказал адвокат. — Позвони в секретариат суда и проконтролируй, чтобы все было в порядке. Я уезжаю.
  — И куда, если не секрет? — спросила Делла Стрит.
  — Хочу задать несколько неприятных вопросов доктору Клоду Миллсэйпу, — усмехнулся Мейсон.
  Глава 9
  — Вы не имеете права туда входить! — возмущенно воскликнула медсестра доктора Миллсэйпа. — Это личный кабинет доктора. Он никого не принимает без предварительной договоренности. Позвоните ему, он назначит вам время приема.
  — Я не люблю спорить с женщинами, — спокойно сказал Мейсон. — Но ведь я вам сказал, что приехал к доктору по делу, имеющему для него огромное значение. Пройдите, пожалуйста, к доктору и сообщите, что его хочет видеть адвокат Перри Мейсон по вопросу пистолета тридцать второго калибра системы «кольт», который в свое время был зарегистрирован на его имя. Предупредите, что я буду ждать ровно тридцать секунд, а затем уйду.
  Медсестра встревоженно прошла в кабинет доктора, захлопнув дверь перед Мейсоном.
  Ровно через тридцать секунд адвокат сам открыл дверь.
  Доктор Миллсэйп был в белом халате, придававшем ему вид профессора. В кабинете пахло лекарствами, в стеклянных шкафах поблескивали хирургические инструменты, вдоль стены возвышались стеллажи с книгами. Медсестра что-то испуганно говорила доктору, положив ему руку на плечо. При звуке открываемой двери она обернулась. Лицо Миллсэйпа было серовато-белого цвета.
  Мейсон молча закрыл за собой дверь.
  — Порой случается, что бывает дорога каждая секунда, — объяснил адвокат. — Я отброшу преамбулу и прошу вас не терять драгоценного времени на придумывание сказок.
  — Я не знаю, кто вы такой, — сказал доктор Миллсэйп, расправив плечи, — и не нахожу слов, чтобы выразить свое возмущение по поводу вашего наглого вторжения! Либо вы сами выйдете отсюда, либо я позову полицию, и вас выведут.
  Мейсон встал перед ним, широко расставив ноги и засунув руки в карманы пиджака, всем своим видом напоминая гранитную глыбу.
  — Когда вы будете звонить в полицию, — спокойно сказал он, — то не забудьте, доктор, объяснить им, как могло случиться, что вами было выдано фальшивое свидетельство о смерти Греггори Мокси в феврале двадцать девятого года. А заодно и причину, по которой вы передали Роде Монтейн «кольт» тридцать второго калибра для убийства Греггори Мокси. Собственно, свидетельство о смерти вы выдали на имя Греггори Лортона. Это уж потом этот человек стал фигурировать под фамилией Мокси.
  Доктор облизнул пересохшие губы и посмотрел на медсестру:
  — Выйди, Мэй…
  Она немного поколебалась, с ненавистью посмотрела на Мейсона, но все же покинула кабинет.
  — Проследите, чтобы нам не мешали, — предупредил Мейсон.
  Доктор собственноручно запер дверь, после чего повернулся к адвокату:
  — Кто вы такой?
  — Я представляю интересы Роды Монтейн.
  — Это она послала вас ко мне? — с явным облегчением вздохнул доктор Миллсэйп.
  — Нет, — честно ответил адвокат.
  — Где она?
  — В тюрьме. Арестована за убийство Греггори Мокси.
  — Что привело вас ко мне?
  — Мне нужно узнать правду о свидетельстве о смерти и пистолете.
  — Садитесь, — предложил доктор Миллсэйп и буквально упал в кресло, словно у него подкосились ноги. — Дайте подумать… Вы говорите, Греггори… Греггори Лортон? Конечно, больных много, я не могу вот так сразу припомнить обстоятельства каждого случая. Мне нужно посмотреть истории болезни… Вы говорите, это было в двадцать девятом году? Если бы вы могли напомнить мне о каких-либо особых…
  — Прекратите нести ерунду! — гневно рявкнул Мейсон. — Вы в дружеских отношениях с Родой Монтейн, или Лортон, если вам больше нравится. Не станем уточнять, насколько дружеских. Вы знали, что она была замужем за Лортоном и что тот вскоре после ее замужества скрылся. По каким-то соображениям она не хотела брать развод. Двадцатого февраля двадцать девятого года в больницу «Сэйнвисэйд» был принят больной с воспалением легких и зарегистрирован под именем Греггори Лортона. Вы были его лечащим врачом. Двадцать восьмого февраля больной скончался. Вы подписали свидетельство о смерти.
  Доктор снова облизнул губы. В его глазах появился страх.
  — Даю вам десять секунд на размышление, — сказал Мейсон, многозначительно посмотрев на часы, — после чего начинайте говорить.
  — Вы ничего не понимаете, — вздохнув, торопливо начал доктор Миллсэйп. — Иначе вы отнеслись бы ко мне по-другому. Вы адвокат Роды Монтейн, не правда ли? А я ее друг. Я ее люблю. Люблю больше, чем самого себя… С первой встречи… Как только познакомились…
  — Для чего вы пошли на подлог?
  — Чтобы она смогла получить страховку… Она не могла другим образом доказать, что Греггори Лортон умер… До нее дошли слухи, что он погиб при аварии самолета. Авиакомпания подтвердила, что он приобрел билет на тот самолет, но был ли он действительно в числе погибших пассажиров — никто определенно сказать не мог. Был найден труп только одного пассажира. Страховая компания не посчитала бы это доказательством. Кто-то посоветовал Роде подождать семь лет, после чего начать дело о признании юридической смерти мужа. Она не хотела считаться его женой, но если бы она стала в таких условиях хлопотать о разводе, то тем самым невольно подтвердила бы, что он жив. Она не знала, что и делать, но в душе считала себя вдовой, не сомневаясь, что его нет в живых. Вот тут мне и пришла в голову эта мысль… В больнице постоянно находятся несколько бездомных больных, направленных разными благотворительными организациями. Многие из них не имеют даже настоящих документов, их истории болезни заполняются со слов… Однажды к нам поступил такой бродяга, примерно одного возраста с Греггори Лортоном. У него было двухстороннее воспаление легких — сильно запущенное, без всякой надежды на выздоровление. Я записал его в книгу как Греггори Лортона, объяснив ему, что этот человек пользуется у нас определенными привилегиями. Честное слово, мистер Мейсон, мы сделали все возможное, чтобы спасти его. Я не сомневался, что у меня будет и другая возможность лечить «Греггори Лортона», поэтому не был заинтересован в смерти того человека. И все же он умер, чего и следовало ожидать. Я выдал свидетельство о смерти, а через несколько недель Рода обратилась в какую-то нотариальную контору с соответствующими документами. Все остальное было сделано по закону.
  — Какова сумма страховки?
  — Не очень большая, иначе было бы не так просто ее получить. Если не ошибаюсь, полторы тысячи долларов.
  — Страховка была в пользу Роды?
  — Да, — ответил доктор Миллсэйп. — Греггори уговорил Роду застраховать их жизни в пользу друг друга. Он уверял ее, что намерен застраховаться на пятьдесят тысяч, но для этого нужно пройти медицинское освидетельствование, поэтому для начала застраховался на полторы тысячи. Ну а Рода застраховалась в его пользу на десять тысяч. Очевидно, что он собирался убить ее и получить страховку, если бы ему не удалось выманить у нее имеющиеся деньги и скрыться с ними.
  — По всей видимости, он перестал выплачивать взносы, как только они расстались?
  — Разумеется, он сделал только первый взнос. Рода сама выплачивала остальные взносы. Авария самолета случилась через несколько месяцев после уплаты первого взноса. Свидетельство о смерти было получено примерно через год, и Рода получила деньги.
  — Вы давно знакомы с Родой?
  — Да.
  — Пытались уговорить ее выйти за вас замуж?
  — Неужели все это важно? — покраснев, спросил Миллсэйп.
  — Да.
  — Что ж… Да, я просил ее стать моей женой.
  — Почему она отказалась?
  — Она говорила, что больше не намерена выходить замуж… Она утратила веру в мужчин… Когда выходила замуж за Лортона, она была неискушенной девчонкой. Его подлость убила в ней все чувства, поэтому она посвятила свою жизнь уходу за больными. Про любовь она не хотела даже говорить…
  — И вдруг совершенно неожиданно вышла замуж за миллионера?!
  — Мне не нравится, как вы это говорите.
  — Это почему же?
  — Почему вы называете его миллионером?
  — Хорошо, — усмехнулся Мейсон, — пусть будет сын миллионера.
  — Да, но Рода вышла за него совсем из других побуждений.
  — Почему вы так уверены?
  — Потому, что хорошо знаю Роду.
  — Так почему же она вышла за него? — поинтересовался Мейсон.
  — Все дело в том, что ее материнские чувства не получали естественного выхода. Ей требовалось существо, на которое она могла бы их излить. В этом слабовольном, изнеженном сынке богатых родителей она нашла себе то, что искала. Не подумайте, что во мне говорит ревность, но этот молодой человек — нравственный дегенерат. Он смотрел на Роду как ученик на строгую учительницу, как ребенок — на мать. Он воображал, что это любовь, на самом же деле это была потребность найти защиту… Рода не задумывалась над такими вопросами… Не помнила себя от радости, что имеет возможность кого-то лелеять и ухаживать за ним…
  — Я так понимаю, вы возражали против этого брака?
  — Да…
  — Почему?
  — Потому что я люблю Роду.
  — Вы сомневаетесь, что она будет счастлива?
  — Она не может быть счастлива с ним. В данный момент она обманывает саму себя, не желает разобраться в психологии чувств. На самом же деле ей нужен муж, которого она бы любила и уважала. А материнские чувства должна истратить на настоящего ребенка. Природа требует своего, а мужчина никогда не станет младенцем. Женщине нужен муж!
  — Вы ей говорили об этом?
  — Пытался.
  — Она с вами согласилась?
  — Нет.
  — Чем она мотивировала?
  — Что я для нее всегда останусь только другом… Ну, а все мои доводы от ревности…
  — Как вы решили поступить?
  — Мне не хотелось бы говорить на эту тему с незнакомым человеком…
  — Меня не интересует, что вам хочется и что — нет. Не теряйте понапрасну время, говорите все до конца.
  — Возможно, это звучит напыщенно, но Рода мне дороже жизни. Мне хотелось бы сделать ее счастливой… Я люблю ее так сильно, что в моем чувстве нет эгоизма. Поэтому я не хочу омрачать своими нотациями ее счастье, пусть и призрачное. Благополучие и покой Роды для меня стоят на первом месте…
  — Я понял так, что вы ушли с ее пути?
  — А что мне оставалось делать?
  — Что было потом?
  — Потом?.. Она вышла замуж за Карла Монтейна.
  — Помешало ли это вашей дружбе с Родой?
  — Ни в малейшей степени.
  — А потом появился Лортон?
  — Да. Лортон. Или Мокси, если вам больше нравится.
  — Чего он хотел?
  — Денег.
  — С какой стати?
  — Кто-то грозился отправить его в тюрьму за мошенничество.
  — Вам известно, в чем оно заключалось?
  — Нет.
  — Вы не догадываетесь, кто грозился отправить его в тюрьму?
  — Нет.
  — Сколько денег с него требовали?
  — Две тысячи немедленно и десять потом. Это он требовал от Роды. Сколько требовали с него, я не знаю.
  — И что Рода? Как она поступила?
  — Она не знала, что и делать… Она же только что вышла замуж. Ей казалось, что она любит своего мужа, что они с ним — неразрывное целое. И тут на сцене появляется этот негодяй! Требует денег. Она вовсе не обязана была ему что-то отдавать! Но он грозил раскрыть ее обман со страховкой. Обвинял ее в двоемужестве. Она понимала, что он может обратиться непосредственно к Карлу Монтейну, чтобы выжать из него деньги. Монтейн больше всего боится скандалов, которые могут опорочить его фамильную честь. Мокси был умным негодяем, он легко раскусил нелепый комплекс Монтейна, который всячески поддерживает в нем его отец…
  — Что было дальше?
  — Рода встретилась с Мокси и заявила, что если он не уедет, то она возбудит против него дело по обвинению в краже денег.
  — Это вы ей посоветовали?
  — Да.
  — И вы же вручили ей пистолет, посоветовав пристрелить Мокси, если представится такой случай?
  Доктор отрицательно покачал головой:
  — Я дал ей пистолет на всякий случай… Чтобы она могла при необходимости защитить себя… Я знал, что этот Лортон лишен всякой совести, что он способен на клевету, подлость, воровство и даже убийство ради достижения собственных целей. Мне было ясно, что он угодил в какую-то западню, и выбраться из нее ему могут помочь только деньги. Я боялся, что Рода отправится на встречу с ним одна и… Ведь он требовал, чтобы с нею никого не было…
  — И вы передали ей свой пистолет?
  — Да.
  — Значит, вы знали, что она намерена была встретиться с Греггори?
  — Конечно.
  — Вчера ночью?
  Доктор заерзал на стуле.
  — Так знали или нет?
  — Нет.
  — Если в суде вы не будете лгать более правдоподобно, — усмехнулся Мейсон, — то Роде нечего ждать от вас существенной помощи.
  — В суде? — воскликнул доктор Миллсэйп.
  Мейсон утвердительно кивнул.
  — Господи! Я не могу выступать в суде! Вы имеете в виду выступать в качестве свидетеля на стороне Роды?
  — Нет, окружной прокурор призовет вас свидетельствовать против Роды. Он попытается вызвать к Роде максимум недоброжелательства. Он будет стараться показать мотив для убийства — сокрытие подлога, на который она в свое время пошла со страховой компанией. Вы сами понимаете, чем это грозит для вас. Так вы знали, что Рода должна была отправиться на свидание с Мокси в два часа ночи?
  — Знал, — тихим голосом сказал доктор Миллсэйп.
  — Уже лучше, — заметил Мейсон. — А теперь расскажите мне все подробно. Где вы сами находились в два часа ночи?
  — Спал, конечно.
  — Вы можете это доказать?
  — Точно так же, как любой человек, ложащийся спать вечером и встающий утром. Как правило, для этого не требуется алиби. В этом случае, на мой взгляд, достаточно простого утверждения.
  — Так оно и было бы, доктор, если бы окружной прокурор не стал расспрашивать вас и вашего слугу в отношении телефонного звонка в вашу квартиру в два часа ночи. Ваш слуга тогда ответил, что…
  Выражение лица доктора заставило Мейсона замолчать.
  — Так что же вы мне скажете, доктор?
  — Господи!.. Откуда окружной прокурор узнал об этом звонке? Я даже не подумал о такой возможности… Слуга сказал мне, что звонил какой-то пьяный мужчина из телефона-автомата.
  — Почему он решил, что мужчина был нетрезв?
  — Вероятно, по голосу… Во всяком случае, он так мне сказал, когда я вернулся домой. Я хочу сказать…
  — Переходите к фактам, доктор.
  — Да, я там был… Не в два часа, а позднее… Я проснулся и не мог уснуть… Я знал, что Рода поедет к этому негодяю. Посмотрел на часы и с тревогой подумал о Роде. Все ли в порядке у нее? Я поднялся, оделся и поехал на Норвалк-авеню. Машина Роды стояла в соседнем переулке. Я посмотрел на окна квартиры Мокси. Света не было. Тогда я позвонил, но мне никто не ответил… Я продолжал давить и давить на звонок, сам не понимая, чего дожидаюсь. Почему мне никто не открывал? Если бы не машина Роды в переулке, то я посчитал бы, что Мокси спит. Поскольку мне никто не открывал, я решил обойти вокруг дома и проверить, нельзя ли как-то попасть в дом иным путем. Мне не хотелось оставлять свою машину перед домом, поэтому я объехал вокруг квартала и поставил автомобиль на параллельной улице. По дороге к дому Мокси я вдруг увидел, что в его квартире появился свет. Мне в голову пришла мысль, что мои звонки все же разбудили его, поэтому я ускорил шаги, намереваясь позвонить еще раз, но, к счастью, заметил, что машины Роды уже нет.
  — Когда вы звонили, то стояли на ступеньках крыльца, не так ли?
  — Естественно.
  — Вы слышали дребезжание звонка наверху?
  — Нет.
  — А звуки борьбы до вас не доносились?
  — Нет. Я вообще ничего не слышал.
  Мейсон нахмурился.
  — Я сейчас дам вам один совет, а вы потом не будете о нем вспоминать, — сказал адвокат. — Договорились?
  — Какой именно совет? — недоуменно спросил доктор Миллсэйп.
  — Вы плохо выглядите.
  — Господи! Да что ж тут удивительного? Все эти дни я только и думаю об этой истории. Я совершенно не могу спать по ночам. Лортон в городе и шантажирует Роду… Я не могу есть и сосредоточиться на своей работе. Моя работа идет кое-как… Я…
  — Я сказал, что вы неважно выглядите, — перебил его Мейсон.
  — Вполне естественно… Я чувствую себя совершенно разбитым. Я только еще не схожу с ума.
  — Что бы вы посоветовали пациенту, если бы он явился к вам в таком состоянии, как у вас? Да к тому же если бы он еще и плохо выглядел?
  — Что вы имеете в виду?
  — Скорее всего, вы посоветовали бы ему отправиться в длительное морское путешествие.
  — Разумеется, перемена обстановки…
  Миллсэйп не договорил, его глаза заблестели.
  — Как я заметил в самом начале, я не хочу, чтобы мое имя упоминалось в связи с этим вопросом. Прежде всего, я не врач, — сказал Мейсон, вставая с кресла. — Чтобы все выглядело совершенно естественно, вы можете проконсультироваться у какого-нибудь знакомого врача. Вам не обязательно рассказывать ему, что именно вас беспокоит, но охарактеризуйте ему ваше состояние и намекните на возможность морской прогулки.
  — Короче говоря, вы мне советуете уехать в такое место, где окружному прокурору до меня не добраться? Но не будет ли это ударом в спину Роде?
  — Извините за откровенность, но ваше присутствие принесет Роде больше вреда, чем пользы. Лично я интересуюсь только состоянием вашего здоровья. Вы выглядите неважно, под глазами синева, нервничаете, вздрагиваете. Вам следовало бы посоветоваться с каким-нибудь авторитетом в этой области. Пусть он поставит диагноз. Ну а на всякий случай вот вам моя визитная карточка. Если вдруг что-то случится, то незамедлительно обращайтесь ко мне.
  Мейсон положил на стол свою визитку.
  Миллсэйп вскочил с кресла, схватил руку Мейсона и крепко пожал ее.
  — Огромное вам спасибо, мистер Мейсон! Прямо скажу, я не подумал о такой возможности. А ведь лучшего и не придумаешь!
  Мейсон собрался было что-то сказать, но не успел, поскольку за дверью послышался какой-то шум и где-то хлопнула дверь. Зазвенел негодующий голос секретарши доктора Миллсэйпа.
  Мейсон повернул ключ и распахнул дверь.
  Те самые полицейские, которые арестовали Роду в аэропорту, посмотрели на адвоката изумленными глазами.
  — Ну и ну! — воскликнул один из них. — Вы действительно проворный малый!
  — Большое спасибо, доктор, за ваш совет, — поклонился Мейсон Миллсэйпу. — Если вам когда-нибудь потребуется адвокат, без колебаний обращайтесь ко мне. Я вижу, что эти два господина хотят с вами поговорить. Возможно, вы не знаете, что они — детективы из отдела по раскрытию убийств. Не стану вас больше задерживать. Между прочим, как юрист я могу вам подсказать, что если у вас нет желания отвечать на их вопросы, вам не обязательно это делать…
  — Хватит! — рявкнул полицейский, с угрожающим видом делая шаг в сторону Мейсона.
  — И если вам понадобится адвокат, доктор, — даже не взглянув на полицейского, продолжал Мейсон, — на карточке есть номер моего телефона. Я не знаю, чего хотят эти господа, но на вашем месте я не стал бы отвечать на их вопросы.
  Мейсон прошел мимо полицейских, не удостоив их даже взглядом.
  Глава 10
  Кабинет Мейсона наполняли лучи утреннего солнца. Зазвонил телефон, и почти одновременно в дверь, выходящую в коридор, раздался условный стук. Мейсон открыл дверь и впустил Пола Дрейка, Делла Стрит подняла трубку.
  — Вас к телефону, шеф! — сообщила секретарша.
  Мейсон неторопливо пошел к аппарату, но вдруг передумал и сказал:
  — Делла, узнай, в чем там дело.
  Дрейк вытащил из кармана газету и устало махнул рукой:
  — Твоя клиентка оказалась слабовата…
  Мейсон лишь усмехнулся в ответ.
  Делла Стрит неожиданно бросила трубку на место.
  — Что случилось, Делла? — спросил Мейсон.
  — Звонил какой-то наглец из отдела по раскрытию убийств. Ты бы слышал, с каким торжеством в голосе он сообщил, что Рода Монтейн только что подписала заявление в окружной прокуратуре. Она обвиняется в совершении убийства первой степени, так что они будут рады предоставить тебе свидание с клиенткой в любое время. Ни о каком хабэас корпус не может быть и речи.
  — Почему ты не передала трубку мне? — спокойно спросил Мейсон.
  — Потому что они хотели посмеяться над тобой!
  — Хм, — улыбнулся адвокат. — Еще неизвестно, кто в итоге над кем посмеется… Если еще кому-то захочется позабавиться подобным образом, то сразу же соединяй со мной. Я не слабонервная дамочка, нечего меня оберегать. — Он повернулся к Дрейку: — Есть новости, Пол?
  — Сколько угодно, — ухмыльнулся детектив. — В газетах не сообщают о том, что она подписала заявление, но недвусмысленно дают понять, что это будет сделано с минуты на минуту.
  — Что Рода сказала им?
  — Что Мокси пытался ее шантажировать, настаивал на том, чтобы она пришла к нему в два часа ночи. Поэтому она тайком от мужа улизнула из дома и поехала к Мокси. Там она звонила на протяжении нескольких минут, но ей никто не отвечал, поэтому она уехала домой.
  — И после этого они потребовали объяснений, как ее ключи оказались в комнате, где было совершено убийство, верно?
  — Совершенно верно. Она ответила, что была там днем и, видимо, обронила их.
  Мейсон невесело усмехнулся.
  — А тем временем, — продолжал детектив, — Карл Монтейн настаивает, что он запер дверь гаража, когда ставил туда машину. Таким образом, Рода не могла бы поставить туда свой автомобиль, когда вернулась домой. Мало того, она сказала мужу, что забыла в машине сумочку, так что поздно вечером ей пришлось спускаться в гараж и отпирать дверь. Остается лишь надеяться, что кто-то из присяжных ей все же поверит…
  — Нет, Пол. После того как обвинение ознакомит суд с имеющимися в его распоряжении фактами, ей никто не поверит. Они заставили ее сделать самое опасное признание.
  — Не понимаю.
  — Не понимаешь? Проще всего ей было бы утверждать о вынужденной самообороне. Тут ей никто не смог бы возразить, поскольку единственный свидетель — мертв. Обвинение ничем не смогло бы опровергнуть ее историю. Если бы Рода изложила ее в нужное время и в нужной форме, она завоевала бы симпатии не только присяжных, но и публики. Теперь же возможность ссылаться на самооборону отпала. Сейчас либо ей придется доказывать, что она так и не попала в квартиру Мокси, либо ее поймают на каких-то мелочах и обвинят в убийстве без смягчающих обстоятельств.
  — Ты прав, Перри, я как-то не задумывался над ее показаниями. Положение действительно скверное.
  В кабинет вошла Делла Стрит и плотно закрыла за собой дверь.
  — Шеф, вас хочет видеть отец Карла…
  — Кто? — удивленно переспросил Мейсон.
  — Филипп Монтейн из Чикаго.
  — Вот видишь, Пол, я же говорил, что он сам явится сюда, — усмехнулся адвокат. — Делла, что он собой представляет?
  — С первого взгляда не поймешь… Ему чуть больше шестидесяти, но глаза ясные и внимательные, как у хищной птицы. Коротко подстриженные седые волосы, небольшие усики, ничего не выражающее лицо, тонкие губы. Вид довольно респектабельный. Знает себе цену.
  — Нам необходимо подобрать ключик к этому человеку, — сказал Мейсон, переводя взгляд с секретарши на детектива. — Я хочу повернуть дело так, чтобы ему пришлось заплатить за защиту Роды. Между прочим, я представлял его себе совсем другим. Думал, что это самодовольный эгоист, привыкший командовать людьми в силу своего богатства… Я рассчитывал напугать его скандалом в прессе, где будет фигурировать имя Монтейнов… — Он снова посмотрел на секретаршу: — Скажи хоть словечко, Делла!
  Она улыбнулась и покачала головой.
  — Давай выкладывай! — настаивал Мейсон. — Ты же хорошо разбираешься в человеческих характерах. Мне интересно, какое он произвел на тебя впечатление.
  — Обычными средствами ты с ним не справишься, шеф.
  — И почему же?
  — Потому что он уже тщательно продумал и спланировал свои действия. Не знаю, что именно ему нужно, но могу поспорить, что он уже обдумал, как подобрать ключик к тебе.
  — Отлично! — сказал Мейсон с азартным блеском в глазах. — Я постараюсь его раскусить! — Он повернулся к Дрейку: — Знаешь, Пол, выйди отсюда через приемную, у тебя будет возможность посмотреть на этого миллионера из Чикаго. Возможно, впоследствии твоим людям придется следить за ним, так что тебе не помешает познакомиться с его внешностью.
  — Хорошо, — кивнул Дрейк. — Если понадоблюсь, я буду у себя. — Он хитро подмигнул Мейсону, подошел к выходу в приемную, распахнул дверь и громко сказал с порога: — Большое спасибо, господин адвокат. Если у меня возникнут новые затруднения, я обязательно обращусь к вам.
  Когда Дрейк захлопнул дверь, Мейсон сказал Делле Стрит:
  — Я думаю, что Филипп Монтейн сразу же попробует показать мне, что представляет собой важную персону и…
  Внезапно дверь резко распахнулась, и в кабинет вошел взволнованный Пол Дрейк:
  — Простите, господин адвокат, но я совсем забыл об одном серьезном моменте… — Он плотно закрыл за собой дверь и шагнул к столу Мейсона. — Скажи, Перри, когда этот тип появился у нас в городе?
  — Ты имеешь в виду Филиппа Монтейна?
  — Да, того, что сидит в твоей приемной.
  — По всей видимости, сразу же после того, как прочитал в газетах об убийстве Мокси. Младший Монтейн рассказывал мне, что отец страшно занят и…
  — Если человек, сидящий в приемной, действительно Филипп Монтейн, — сказал Дрейк, — то он приехал сюда еще до убийства Мокси.
  Мейсон свистнул в удивлении.
  — Помнишь, — продолжал Дрейк, — я рассказывал, что когда Рода вышла из твоего офиса, то я заметил, что за ней ведется слежка, и решил разобраться, что к чему?
  — Ты хочешь сказать, — спросил Мейсон, — что за ней шел этот человек?
  — Нет, — усмехнулся детектив. — Он сидел в машине, которая стояла у тротуара. У него такие глаза, от которых мало что может укрыться. Он видел меня, видел Роду и видел ее преследователя. Только не знаю, догадался ли он о наличии связи между нами троими.
  — Ты уверен в своих словах, Пол? — спросил адвокат.
  — Абсолютно.
  — Но Карл утверждал, что отец из-за дел не может покинуть Чикаго.
  — Значит, врал или папочка, или сынок.
  — Скорей всего, папочка, — решил Мейсон. — Если бы Карл знал, что его отец в городе, он бы, когда приходил ко мне, притащил его с собой, чтобы тот оказал ему моральную поддержку. Он всю жизнь прячется за папочкину спину. Наверняка старик приехал сюда, не предупредив сына.
  — Но зачем?
  — Пока не знаю, — ответил Мейсон. — Он тебя видел сейчас?
  — Конечно. Более того, я уверен, что он меня помнит. Но, может быть, его все же обманули громкие крики, и он поверил, что я всего лишь твой клиент. Все, Перри, я смываюсь. Жаль, что у меня нет на него никаких данных.
  — А вдруг этот человек вовсе не Филипп Монтейн? — предположил Мейсон.
  Дрейк с сомнением покачал головой.
  — Но с какой стати подставному лицу являться к нам, шеф? — спросила Делла Стрит.
  — Окружной прокурор может допустить, что я попытаюсь нажать на старика, вот и направил сюда своего человека, чтобы выяснить мои намерения.
  — Прошу тебя, шеф, будь осторожен.
  — Но это означало бы, — заметил Дрейк, — что прокуратура следила за Родой еще до убийства Мокси. Знаешь, Перри, я бы посоветовал тебе сначала все разузнать об этом типе, а потом уже начинать серьезный разговор.
  Мейсон кивнул на дверь:
  — Ладно, Пол, покажи теперь столь же артистический выход.
  Детектив приоткрыл дверь и проговорил, словно заканчивал фразу:
  — …рад, что подумал об этом именно сейчас. Это осложнение все время меня волновало. Еще раз огромное спасибо.
  Дверь закрылась.
  — Больше тянуть нельзя, Делла, — сказал Мейсон, — иначе у Монтейна появятся подозрения. Не исключено, что он запомнил Дрейка по прошлому разу. Естественно, он может подумать, что тот вернулся специально, чтобы предупредить меня. Так что приглашай его в кабинет.
  Делла Стрит открыла дверь:
  — Мистер Мейсон ждет вас, мистер Монтейн!
  Монтейн вошел в кабинет и поклонился, не протягивая руки.
  — Доброе утро, господин адвокат, — сказал он.
  Мейсон показал на черное кресло для посетителей. Делла закрыла за собой дверь.
  — Несомненно, господин адвокат, — сказал Монтейн, — вы догадываетесь, зачем я здесь?
  — Я рад, что вы пришли, мистер Монтейн, — сказал Мейсон. — Мне очень хотелось с вами поговорить. Однако ваш сын сказал мне, что вы заняты чрезвычайно серьезной финансовой операцией, поэтому… Видимо, вы бросили все, узнав про убийство, и…
  — Да, я заказал частный самолет и прилетел вчера вечером.
  — Значит, вы уже виделись с сыном?
  — Я думаю, господин адвокат, — холодно сказал Филипп Монтейн, — что будет правильным сначала объяснить вам мое дело, а потом вы можете задавать вопросы.
  — Как вам будет угодно, — согласился Мейсон.
  — Давайте будем вполне откровенны и искренни друг с другом. Я финансист. Те адвокаты, с которыми я привык иметь дело, специализировались в вопросах финансового права. Вы — первый адвокат по уголовным делам, с которым мне довелось столкнуться. Мой сын с вами консультировался. Он очень заинтересован в том, чтобы его жена была полностью оправдана. Однако поскольку он Монтейн, то не желает лгать. Он не скажет ни больше ни меньше, чем было на самом деле, независимо от того, во что эта правда ему обойдется.
  — Пока я не услышал от вас ничего нового, — сказал Мейсон.
  — Я подготавливаю почву.
  — Это лишнее. Переходите к делу.
  — Отлично. Мой сын нанял вас защищать и представлять его жену. Я понимаю, что вы ждете оплаты за свои услуги. У моего сына в полном смысле слова нет ничего. Следовательно, вы рассчитываете эти деньги получить с меня. Я не дурак, и, как полагаю, вы тоже. Я не сомневаюсь в выборе сына. Я уверен, что он нашел отличного адвоката. Но я хочу, чтобы вы не ошибались в отношении меня. Если будут выполнены известные условия, я заплачу, и весьма щедро, за защиту Роды. Если же нет, то вы не получите с меня ни цента.
  — Продолжайте, пожалуйста. Теперь вы говорите дело.
  — К сожалению, есть вещи, которые я не могу рассказывать. Прокуратура предприняла ряд шагов, о которых вы не должны знать. Я связан словом. С другой стороны, мне известно, что вы человек чрезвычайно проницательный, господин адвокат.
  — И что?
  — Если я не могу рассказать вам об этих шагах, то вы ведь можете просто о них догадаться, и тогда мы смогли бы обо всем поговорить.
  — Догадаться несложно, — усмехнулся Мейсон. — Вы, видимо, имеете в виду положение, в силу которого, пока Рода и ваш сын считаются женой и мужем, обвинение не может использовать Карла в качестве свидетеля. Поэтому они предпримут меры, чтобы аннулировать их брак.
  — Благодарю вас, господин адвокат, — улыбнулся посетитель. — Я надеялся, что вы упомянете об этом факте. Думаю, что вам ясна и моя позиция в данном вопросе.
  — Вы считаете, что Рода не пара для вашего сына?
  — Безусловно.
  — Почему?
  — Она вышла за него только ради денег. Ее прошлое далеко не безупречно. Она продолжает назначать свидания своему бывшему мужу, а также врачу, находившемуся с ней в близких отношениях.
  — Вы находите их отношения непристойными?
  — Я этого не говорил… Да к тому же это не имеет особого значения. Вы задали мне вопрос, на который я дал вам откровенный ответ. Допускаю, что вы не согласны со мной, но каждый имеет право на собственную точку зрения…
  — Я спросил вас только потому, что хотел разобраться в вашем отношении к сложившейся ситуации. Теперь мне ясно, что вы стремитесь любыми способами добиться признания этого брака незаконным. Что же касается меня, то, по вашему мнению, хотя я всеми мерами должен защищать Роду Монтейн, противодействовать расторжению брака мне не рекомендуется. Далее, когда дело дойдет до перекрестного допроса вашего сына, мне нельзя выставлять его в смешном свете. Таким образом, если я выполню эти условия, то получу, как вы выразились, «щедрое вознаграждение». Если же нет — то ни цента. Не так ли?
  — Вы несколько сгустили краски, — сказал Филипп Монтейн.
  — Зато поставил все точки над «i».
  — Что ж, вы все изложили совершенно точно. Разумеется, вы не знаете, о каком вознаграждении идет речь. Оно будет значительно больше того, которое вы до сих пор получали за равнозначное дело. Вы меня понимаете?
  — Да, теперь я вас понял, — сухо сказал адвокат. — Подводя итог, можно сказать так: не торопись, Мейсон, с выводами. Ведь что получается? Если Рода позволит окружному прокурору аннулировать ее брак с Карлом, вы, мистер Монтейн, согласны, чтобы ее оправдали в деле об убийстве. Если же она будет настаивать на законности брака, вы попытаетесь избавиться от нее, способствуя осуждению Роды за убийство. Карл — человек слабовольный. Вы знаете об этом не хуже меня. Если Роду оправдают и она останется его женой, то может оказаться не очень покладистой и сговорчивой. Если же она согласится отказаться от Карла, вы дадите денег на ее защиту. Если она станет цепляться за Карла, вы совместно с окружным прокурором сделаете все, чтобы осудить ее. Короче, вы любой ценой добиваетесь того, что устраивало бы вас. Разве не так?
  — Вы несправедливы ко мне.
  — Почему же? — поднял брови Мейсон. — Я вполне объективен.
  — Зачем вам добиваться моих признаний в отношении ваших догадок?
  — Чтобы знать определенно ваши намерения. Ведь ваши мотивы могут иметь решающее значение.
  — Вы все еще не ответили, принимаете ли мое предложение?
  — Ни в коем случае! — улыбнулся адвокат. — Я призван защищать Роду. Я считаю, что ей выгодно закрыть рот вашему сыну, настаивая на законности их брака. Поэтому я буду против его расторжения или признания незаконным.
  — А вы уверены, что сумеете этого добиться?
  — Вполне.
  — Окружной прокурор убежден, что этот брак незаконен. Тут не может быть сомнений. Я приехал к вам только потому, что высоко ценю вашу изворотливость.
  — Вы имеете в виду мою сообразительность или все же изворотливость? — усмехнулся Мейсон.
  — Изворотливость.
  — Надеюсь, что мне удастся убедить вас, что, помимо ловкости, бог наградил меня еще и умом. Давайте вернемся к анализу ваших мотивов. Вы гордитесь своим именем. Если Рода, являясь законной женой вашего сына, будет осуждена за убийство, это ляжет черным пятном на вашу фамилию. Поэтому вы, естественно, будете всеми мерами способствовать ее оправданию. Если же Рода не будет считаться вашей невесткой, то вам ее судьба совершенно безразлична. Ваше предложение мне еще раз доказывает, что вы не остановитесь ни перед чем, чтобы отторгнуть Роду из своей семьи. И все же я уверен, что вы понимаете, что Рода имеет большое влияние на вашего сына. Такие вещи случайно не узнаются и получаются не из третьих рук. Отсюда следует сделать вывод, что вы выехали из Чикаго вовсе не вчера вечером, как только что сказали мне, а находитесь в нашем городе уже несколько дней, скрывая это и от сына, и от невестки. Я могу пойти дальше и предположить, что вами нанят детектив для слежки за Родой, чтобы выяснить, что она собой представляет, чем занимается и какова ее сила влияния на Карла. Я догадываюсь, мистер Монтейн, что вы вынашиваете мысль о повторной женитьбе вашего сына, которая была бы выгодна для вас в финансовом отношении. Вот для чего вы стремитесь получить свободу для Карла.
  — И все это вы вывели, анализируя мои мотивы? — бесстрастно сказал Филипп Монтейн, вставая с кресла.
  — Разве я в чем-то ошибся? — улыбнулся Мейсон. — Разве мои рассуждения не верны?
  — Рассуждаете вы просто превосходно! Значит, не зря этот детектив возвращался еще раз в ваш кабинет, когда увидел меня в приемной. Вероятно, он сообщил вам нечто интересное. Признаюсь, проделал он это весьма умно.
  — В таком случае вы действительно находитесь в нашем городе уже несколько дней и следите за Родой?!
  — Я бы назвал это сбором необходимых сведений.
  — Ваш сын знает об этом?
  — Нет.
  — Вы наняли детективов для слежки за Родой?
  — Мне думается, что я ответил на ваши вопросы. Теперь мне остается предупредить вас, что вы сильно ошибаетесь, если воображаете, будто ничего не потеряете, отказавшись принять мои условия. Я могу оказаться основным вашим противником.
  Мейсон распахнул дверь в приемную.
  — Вы слышали мой окончательный ответ, — сказал он. — Если вы хотите начать войну, я не могу вам в этом воспрепятствовать и принимаю вызов.
  Монтейн остановился в дверях, хотел было что-то сказать, но тут же шагнул за порог и хлопнул дверью.
  Мейсон с минуту постоял в глубокой задумчивости, потом подошел к телефону и набрал номер кабинета Дрейка.
  — Пол, — сказал он, когда тот поднял трубку, — нам нужно поторопиться. Здесь что-то нечисто. Давай пораскинем мозгами. Мокси был мошенником и специализировался на обмане женщин. Известно, что ему кто-то звонил незадолго до убийства. Этот «кто-то» требовал денег. Весьма вероятно, что это была женщина. Мы знаем, что как минимум один раз ради денег он согласился на брак. Слушай, Пол, необходимо проверить всю его жизнь. Нам известен целый ряд вымышленных имен, которыми он пользовался. Отправь своих людей по гостиницам, отелям, частным пансионатам. Пусть поищут женщину, носящую одну из его многочисленных фамилий, которая сравнительно недавно приехала в город. Понимаешь, нам необходимо раньше полиции выяснить, кто же шантажировал Мокси!
  — Разумно, — согласился детектив. — Ну а что насчет Монтейна-старшего? За ним не следует установить наблюдение?
  — Нет. От этого не будет никакого толку. Он не приходил ко мне в офис до тех пор, пока не подготовился. С этого момента его жизнь будет проходить у всех на виду. Мы можем следить за ним до Судного дня, но ничего не узнаем. Ибо все, что было задумано, уже организовано и осуществлено.
  — Значит, я не ошибся, утверждая, что он здесь находится уже несколько дней?
  — Да, Пол, ты был прав, — подтвердил Мейсон.
  — Он это признал?
  — Лишь после того, как я его прижал. Он тебя заметил и догадался, что ты детектив.
  — Зачем он приходил к тебе?
  — Об этом можно только догадываться. Не слишком-то он откровенничал. И я уверен, что мы многого еще не знаем, Пол.
  — Он, должно быть, следил за Родой до самой твоей конторы.
  — Должно быть, — согласился Мейсон.
  — Тогда Карл, обратившись к тебе, уже должен был знать от отца, что Рода у тебя побывала.
  — Безусловно.
  — В таком случае папочка и сынок действовали заодно.
  — Вполне возможно. Пол, нам придется пробиваться наугад, помня, что боремся с организованной силой.
  — Послушай, Перри, — возбужденно сказал Дрейк, — если Монтейн следил за Родой, он должен был знать о существовании Мокси!
  — Он знал.
  — И об их встрече в два часа ночи?
  — Об этом он ничего не говорил.
  — А ты его спрашивал?
  — Нет, — усмехнулся Мейсон, — но спрошу.
  — Когда?
  — В подходящий момент. Знаешь, ты не забивай себе голову Монтейном. Он умен и безжалостен. Со всей своей пресловутой семейной гордостью он, не задумываясь, жертвует жизнью Роды ради удовлетворения собственных интересов.
  — Но ты не спускай с него глаз, не давай ему возможности вылезти из воды сухим.
  — Не беспокойся, Пол! — рассмеялся Мейсон. — Не знаю, что меня сейчас больше интересует — утереть нос этому старому наглецу или проучить его недоросля.
  Он положил трубку телефона на место.
  Делла Стрит вошла в кабинет.
  — Посыльный только что принес бумаги по делу Карла Монтейна, — сказала она. — Заявление о признании брака незаконным. Кроме того, звонил доктор Миллсэйп и сообщил, что его всю ночь продержали в управлении полиции, но ничего не добились. Похоже, он очень гордится собой.
  — К сожалению, — мрачно сказал Мейсон, — для него еще ничего не закончилось.
  Глава 11
  Мейсон осторожно, придерживаясь в сгустившихся сумерках темной стороны улицы, подошел к подъезду Колмонт-апартментс. Респектабельная Норвалк-авеню поражала своей тишиной. С главного бульвара изредка доносились автомобильные гудки да пронзительный визг тормозов машины, резко остановленной во время ночной прогулки.
  Подъезд Колмонт-апартментс был погружен во тьму, зато Бейллэр-апартментс, находящийся рядом, сиял многочисленными огнями и манил сверканием стекол, через которые виднелся современный холл с телефонами, баром, смазливыми горничными и почтовыми ящиками. Этот блеск отражался на боковых улочках и незаметно подбирался к странному в своем одиночестве зданию, где был убит Греггори Мокси.
  Мейсон минут пять постоял в тени подъезда, проверяя обманчивую тишину и прислушиваясь, не раздадутся ли рядом тяжелые шаги полицейского патруля.
  Днем Мейсон обратился в агентство по продаже и сдаче внаем недвижимости и арендовал весь этот особняк. Три квартиры из четырех пустовали уже несколько месяцев. Четвертую, с полной меблировкой, снимал Греггори Мокси.
  Беспощадное время обрекало старинное здание на медленное разрушение. Сейчас люди требовали для себя более современного жилища. Владельцы особняка с радостью согласились на предложение адвоката, не задавая никаких вопросов.
  Мейсон вытащил из кармана все четыре ключа, которые ему торжественно вручили в агентстве.
  Прикрыв полой пальто луч фонарика, Мейсон выбрал один из ключей, вставил в замочную скважину и снова прислушался.
  Ключ легко повернулся два раза. Дверь открылась.
  Мимо проехала легковая машина. Мейсон подождал, пока она не исчезла вдали.
  Мейсон вошел в темный коридор и тут же прикрыл за собой дверь. Он на ощупь добрался до лестницы и стал подниматься наверх, держась рукой за перила и ставя ноги на самый край ступеньки, чтобы они не скрипели.
  Квартира Мокси занимала южную половину второго этажа. Свет, проникавший в окна с улицы, предоставлял возможность разглядеть очертания мебели.
  Квартира состояла из просторной прихожей, рядом с которой находилась гостиная, за ней кухня и коридор. Из коридора можно было попасть в спальню, а оттуда в ванную комнату.
  Мейсон прошелся по квартире, сверяя меблировку комнат с фотографиями, которые он освещал фонариком. Он разыскивал окна, выходящие в сторону Бейллэр-апартментс. Сейчас окна были закрыты на все шпингалеты. Он не стал их открывать и стоял у одного из окон, разглядывая дом напротив, в одной из квартир которого, как ему было известно, проживали Бенджамин Крейндейлл и его супруга.
  После минутного раздумья он прошел на кухню, осмотрел ее, удовлетворенно усмехнулся, подтвердив свою догадку, и вернулся обратно. Задернув штору, адвокат проверил, плотно ли она закрывает окно, опасаясь, как бы свет фонарика не выдал его присутствия, включил фонарик, достал из кармана отвертку, плоскогубцы, изоляционную ленту, небольшой моток электрического провода и приступил к работе.
  Через четверть часа громкий звонок в прихожей был заменен на жужжащий зуммер. Работа была произведена профессионально, все следы замены уничтожены, мусор отправлен в канализацию.
  Окинув придирчивым взглядом прихожую, Мейсон довольно улыбнулся, вышел из квартиры и закрыл дверь. Спустившись по лестнице, адвокат вышел из подъезда и осмотрелся. Не заметив ничего подозрительного, вернулся в вестибюль и открыл входную дверь квартиры первого этажа, расположенной под квартирой Мокси. Через пятнадцать минут и здесь обыкновенный электрический звонок был заменен на зуммер.
  Следующим объектом была квартира на втором этаже, находящаяся напротив квартиры Греггори. Проведя аналогичную замену звонка, Мейсон уже собирался уходить из квартиры, когда луч фонарика неожиданно высветил на полу обгорелую картонную спичку. Осмотрев при помощи фонарика пол, он обнаружил еще две такие же обгорелые спички. Они привели его к электрощиту с контрольными пробками, смонтированному в своеобразном портике. Точно такой же портик был и с южной стороны дома, которую занимал Мокси. Ловкий человек без особого труда мог перебраться через этот портик в ванную комнату квартиры Мокси, а оттуда — в спальню и гостиную.
  Мейсон решил самостоятельно проделать этот путь, и его попытка увенчалась успехом. Здесь он обнаружил еще пару обгорелых спичек, а потом и остатки книжечки, из которой были выломаны все спички. На этикетке книжечки был изображен пятиэтажный дом, под которым тянулась надпись: «Привет из „Палас-отеля“, лучшего в Сентервилле».
  Мейсон носовым платком взял с пола картонку и положил ее в карман.
  Наступила очередь последней квартиры, где он проделал ту же операцию.
  Все электрозвонки в доме были заменены на глухо жужжащие зуммеры.
  Мейсон положил снятые звонки в пакет из плотной коричневатой бумаги, аккуратно перевязал его упаковочной лентой и, взяв пакет под мышку, покинул Колмонт-апартментс.
  Глава 12
  С удовольствием вдыхая свежий утренний воздух, Мейсон заглянул в записную книжку, посмотрел на номера ближайших домов и остановился, когда увидел небольшой магазин с вывеской, на которой крупными буквами было написано: «Электрическая мастерская Отиса».
  Мейсон открыл дверь. Где-то раздался мелодичный звонок. Адвокат остановился перед прилавком, заваленным электролампами, выключателями и прочей электроаппаратурой. Под потолком висело несколько десятков всевозможных люстр, светильников, фонарей и так далее. На стенах красовались бра всех форм и фасонов.
  Открылась задняя дверь, и в помещение вошла, приветливо улыбаясь, молодая женщина.
  — Я бы хотел видеть Сиднея Отиса, — сказал Мейсон.
  — Вы что-то продаете? — Улыбка мгновенно сошла с лица девушки.
  — Передайте ему, что его хочет видеть адвокат Перри Мейсон.
  В задней комнате послышался шум, что-то с грохотом полетело на пол, чьи-то быстрые шаги поспешили к двери. Дородная фигура в рабочем халате оттолкнула в сторону девушку и замерла у распахнутой двери. Радушная улыбка разлилась по лицу толстяка.
  Можно было не сомневаться, что этот человек действительно добряк. Хотя его халат давно не встречался со стиральной машиной, а голые по локоть руки были перепачканы мазутом, смотреть на него было одно удовольствие.
  — Перри Мейсон! Какая честь! Вот уж не думал, что вы все еще помните меня!
  — Я никогда не забываю своих присяжных, — рассмеялся Мейсон. — Как поживаете, Сидней?
  Адвокат протянул хозяину руку.
  Сидней Отис страшно смутился, потом обтер ладони о собственные штаны и обхватил пальцы адвоката обеими руками:
  — Рад, очень рад видеть вас, господин адвокат!
  — У меня к вам просьба, — прямо сказал Мейсон и посмотрел на девушку.
  — Исчезни, Бетти, мне нужно поговорить с мистером Мейсоном, — распорядился хозяин.
  — Но, папа, я же…
  — Ты слышала? Вот и исчезай!..
  Его бас отдавался во всех закоулках домика, но выражение лица оставалось по-прежнему добродушным. Девушка неохотно повиновалась. Когда дверь за ней захлопнулась, Отис повернулся к адвокату.
  — Где вы теперь живете, Отис? — спросил Мейсон.
  — Раньше у нас была квартирка наверху, но теперь цены на жилье стали такими, что пришлось освободить кладовку и устроить там спальню для жены и дочки. Сам я сплю на раскладушке…
  — Я арендовал на полгода целый дом, но получилось так, что я туда сейчас переселиться не могу. Предлагаю вам поселиться там.
  — Да что вы, господин адвокат! Мне это не по карману!
  — Вы меня неправильно поняли, — улыбнулся Мейсон. — Аренда за полгода уплачена вперед. Квартиры там славные. Вероятно, вы читали о Колмонт-апартментс на Норвалк-авеню. Там убили одного парня по имени Кейри. Это его настоящее имя, а в газетах он фигурирует под фамилией Мокси.
  — Да, я читал об этом, — подтвердил Отис. — Полиция арестовала какую-то женщину, жену миллионера из Чикаго, верно?
  — Так оно и есть, — кивнул адвокат. — Конечно, Сидней, вашей семье необязательно знать, что там произошло убийство. Позднее они, конечно, все узнают от соседей, но к этому времени вы уже успеете переехать. Квартира удобная, и я думаю, что вы в ней великолепно устроитесь. Окна выходят на юг, комнаты все время залиты солнцем.
  — Это просто замечательно, но почему вы это делаете для меня, мистер Мейсон?
  — За это вы кое-что должны сделать для меня, Сидней.
  — Что же именно?
  — Когда въедете в квартиру, а я хотел бы, чтобы это произошло завтра же, прошу заменить дверной звонок на собственный.
  — Заменить дверной звонок? — недоуменно переспросил хозяин магазина.
  — Именно так, — улыбнулся Мейсон. — Снимите тот, что стоит, и поставьте другой. Причем этот звонок должен быть только что купленным, иметь на себе торговую бирку. Устанавливая его, позовите двух свидетелей. Пусть это будут даже члены вашей семьи, но они должны видеть, как вы снимаете старый звонок и устанавливаете новый. Однако никому не говорите, почему вы это делаете. Скажите, что вам не нравится его звук или еще что-нибудь.
  — А если установить зуммер?
  — Нет, поставьте звонок серийного производства, купленный в магазине.
  — Хорошо, это нетрудно, — кивнул толстяк.
  — И еще один важный момент, Сидней. Прежний звонок или зуммер прошу вас сохранить в целости, без повреждений. Поставьте на нем какую-нибудь отметку, чтобы потом его можно было отличить от других, если потребуется. Сделайте царапину или отколите кусочек эмали, но так, чтобы дефект не выглядел нарочитым. Вы поняли?
  — Разумеется, — кивнул Отис. — Только скажите, дело это законное?
  — Абсолютно, — заверил Мейсон. — Я арендовал дом на полгода и уплатил деньги вперед. Если вас спросят, каким образом вы сняли эту квартиру, объясните, что когда узнали из газет об убийстве, то сообразили, что квартира будет сдаваться дешево. Вот вам ключи и пятьдесят долларов на оплату расходов по переезду. Квартира полностью меблирована, но там хватит места и для тех вещей, которые вы захотите взять с собой.
  Отис, не раздумывая, оттолкнул протянутые деньги, но Мейсон продолжал настаивать:
  — Сидней, это же самая настоящая сделка, уверяю вас. Вы — мне, а я — вам, и никто из нас не останется внакладе.
  Отис какое-то время пребывал в нерешительности. Вдруг на его лбу собрались морщины.
  — В газетах что-то говорилось о том, будто соседи слышали, как звенел звонок в момент совершения убийства… Я не перепутал? Так оно и было?
  Мейсон посмотрел электрику прямо в глаза и сказал:
  — Вы не перепутали, Сидней.
  — Благодарю за доверие, господин адвокат, — улыбнулся Отис, взяв из рук Мейсона деньги. — Мы переедем сегодня же.
  Глава 13
  Пол Дрейк сидел в приемной Мейсона и болтал с Деллой Стрит, когда адвокат открыл дверь и появился на пороге, приветливо кивнув присутствующим. Детектив ткнул пальцем в газету, торчавшую из кармана Мейсона:
  — Ты уже читал, Перри?
  — Еще не успел, — покачал головой адвокат. — Что-то интересное?
  Детектив молча кивнул. Мейсон заметил, что у Деллы очень озабоченное лицо.
  — Рассказывай, Пол, — попросил он.
  — Похоже, что окружной прокурор взял себе в штат профессионального журналиста…
  — Что ты хочешь сказать?
  — Каждое утро в газетах новости о твоей клиентке.
  — И что на этот раз?
  — Окружной прокурор намерен эксгумировать труп человека, похороненного под именем Греггори Лортона. Он надеется обнаружить признаки яда. Продолжает отрабатывать факт, что Рода была медсестрой, что подсыпала эйпрол в шоколад Карлу, что если бы захотела подсыпать вместо снотворного яд, то ей это было бы совсем просто сделать.
  — Они боятся, что не смогут использовать показания мужа на суде, вот и стараются раструбить в газетах историю с эйпролом, — усмехнулся Мейсон. — Понимаешь, Пол, мне кажется, что в данном случае цель этой газетной кампании состоит в обработке общественного мнения не столько против Роды, сколько против меня. Окружному прокурору доставляет удовольствие ежедневно вставлять мне шпильки. Ну ничего, отольются кошке мышкины слезки!
  — А что ты можешь сделать, Перри?
  — Многое, — улыбнулся адвокат. — Если окружной прокурор намерен судить Роду объективно и честно — это одно дело. Но коль скоро он заранее пытается создать у общественности предубежденное мнение, то я стану относиться к нему иначе.
  — Будь осторожен, шеф, — сказала Делла. — Не исключено, что окружной прокурор как раз и стремится подтолкнуть тебя на необдуманные шаги.
  — Делла, — улыбнулся Мейсон, — ты ведь знаешь, что мне частенько приходилось проходить через огонь, воду и каверзы окружного прокурора, не получив и царапины!
  — Твои методы работы нам известны. Когда ты выходишь из себя, дело идет лучше, чем когда ты в спокойном состоянии, — согласился Дрейк. — Но без конца ходить по краю пропасти…
  — Послушайте, осторожники, я могу вам обещать, что…
  — И что же именно?
  — …что я организую такую защиту, о которой вы еще и не слышали!
  — Иначе говоря, ты уже начал принимать контрмеры?
  — Я буду вести себя так, что они не поймут сразу, нападаю я или отступаю, — усмехнулся Мейсон. — Вы что, еще не сообразили, что борьба в данном случае идет не с окружным прокурором, а с человеком, который скрывается за его спиной? Пойдем в кабинет, Пол…
  Они прошли в кабинет Мейсона. Дрейк уселся в излюбленное черное кресло и вынул из кармана записную книжку.
  — Что-нибудь выяснил, Пол?
  — Кое-что…
  — Выкладывай!
  — Ты мне поручил проверить прошлое Мокси…
  — Ну и?
  — Это оказалось довольно сложно. Действительно, он сидел в тюрьме и вышел оттуда нищим. Ему позарез были нужны деньги. Он был, как говорят, одиноким волком, поэтому трудно собрать подробные сведения. И все же мне кое-что удалось.
  — Не тяни, Пол!
  — Мы установили, что Мокси заказывал междугородный разговор с Сентервиллом. На его чемодане имеется наклейка «Палас-отеля» из Сентервилла. Тогда мы проверили регистрационную книгу этого отеля и выяснили, что фамилия Мокси в ней не значится. Однако есть одна занимательная закономерность в его поведении… Ты, наверное, обратил внимание, что он меняет только фамилию, оставаясь всегда Греггори? Я считаю, что он поступал так на тот случай, если вдруг кто-то окликнет его просто по имени. В этом случае ему не придется мучительно вспоминать все свои клички и псевдонимы. Мы просмотрели регистрационную книгу в «Палас-отеле» и установили, что на протяжении двух месяцев там проживал некто Греггори Фриман, женатый на женщине по имени Дорис Фриман, в девичестве — Пейндэр. — Дрейк затянулся сигаретой, выпустил пару колец дыма и продолжал: — Эта Дорис работала стенографисткой и бухгалтером на маслозаводе в Сентервилле. Она была неплохим работником и сумела скопить себе кое-какие средства, которые обратила в ценные и «неприкосновенные» бумаги… Потом вышла замуж, бросила работу и уехала с мужем. В Сентервилле у нее вроде бы не было никаких родственников, хотя сотрудники маслозавода говорили, что где-то на севере у нее был брат.
  У Мейсона заблестели глаза.
  — Отличная работа, Пол, — похвалил адвокат.
  — Тогда мы обратились в электрокомпанию и попросили ознакомить нас со списком недавно подключенных абонентов на тот случай, если эта Дорис и Греггори Фриман живут где-то здесь. И что ты думаешь? Оказывается, две недели назад был подключен свет в квартире Дорис Фриман, поселившейся в Балбоа-апартментс на Западной Ордвей-стрит, семьсот двадцать один, в шестьсот девятом номере. Живет она одна, и о ней пока ничего не известно.
  — А нельзя ли что-нибудь выяснить о разговоре через местный коммутатор?
  — Как ты думаешь, за что мои парни получают деньги? — усмехнулся Дрейк. — Мы сразу же выяснили, что в холле имеется свой коммутатор, возле которого постоянно кто-то дежурит. Работы у оператора не слишком много, поэтому они ведут учет всех телефонных переговоров с регистрацией квартир, из которых поступают заказы. Нам не хотелось обращаться с расспросами непосредственно к оператору, поэтому мы под благовидным предлогом затащили его в буфет, а мои парни тем временем заглянули в журнал. К сожалению, точное время в журнале не отмечается, указывается только дата. Так вот, шестнадцатого июня из квартиры номер шестьсот девять заказывали разговор с абонентом по номеру Юг девять — сорок три — шестьдесят два. Поскольку этот вызов на шестнадцатое число записан первым, то можно предположить, что звонили вскоре после полуночи.
  — Где этот журнал?
  — Остался на месте. Но мы сфотографировали страницу, на которой произведена эта запись. Таким образом, если журнал вдруг пропадет перед судом, у нас останется вещественное доказательство.
  — Прекрасно! — воскликнул Мейсон. — Не исключено, что нам придется использовать этот журнал на процессе. Кстати, Пол, есть ли у тебя толковый оперативник, которому можно было бы поручить ответственное дело? Надежный во всех отношениях?
  — Разумеется. Рекомендую хотя бы Денни Спейра. Это он фотографировал журнал.
  — Ты за него ручаешься?
  — Он один из лучших моих оперативников. Ты же должен помнить, Перри: мы его использовали во время процесса Элитейринга.
  — Хорошо, — кивнул Мейсон. — Пусть он придет ко мне… Впрочем, пошли его туда сам…
  — В Балбоа-апартментс?
  — Да.
  — Будет сделано… Если у тебя больше поручений нет, Перри, тогда я пойду работать, — сказал Дрейк, поднимаясь.
  Глава 14
  Пол Дрейк припарковал машину возле самого тротуара перед Балбоа-апартментс. Денни Спейр, неприметный мужчина в широкополой шляпе, нахлобученной на каштановые волосы с рыжеватым отливом, вопросительно посмотрел на Мейсона. Спейра никто не принял бы за детектива — настолько простодушно было его лицо с широко раскрытыми от удивления глазами и полуоткрытым ртом. Его внешность ассоциировалась с типичным провинциалом, приехавшим в большой город.
  — Что конкретно я должен делать? — спросил Спейр.
  — Мы поднимемся и позвоним в дверь ее квартиры, — начал инструктировать Мейсон. — Вам же надо так рассчитать время, чтобы, когда женщина откроет дверь, вы могли с независимым видом спуститься по лестнице и хорошо разглядеть ее. Но при этом нужно сделать так, чтобы она не обратила на вас внимания. Вы же должны как следует запомнить ее внешность. На тот случай, если наш номер не пройдет, позднее вы позвоните в ее дверь сами, придумав благовидный предлог. Например, что разыскиваете девушку, проживающую в этом доме. Впоследствии вам придется следить за этой женщиной. Мы оставляем вам машину, а сами уедем на такси. Все понятно?
  — Вполне, — ответил Спейр.
  — Возможно, она будет следить за нами, когда мы выйдем от нее. Она должна заволноваться, именно для этого мы и нанесем ей визит. Мне, правда, пока не ясно, одна она действовала или у нее есть сообщник. А это важно.
  — А если она позвонит по телефону?
  — Она не станет этого делать. Мы постараемся внушить ей, что телефон прослушивается.
  — Но если вы возбудите ее подозрения, то она будет ожидать за собой «хвост».
  — Тут уж ничего не поделаешь. Вам придется пустить в ход все свое мастерство.
  — Хорошо, — согласился оперативник. — Но тогда лучше объехать вокруг квартала и высадить меня на углу. Кто-нибудь из ее друзей или знакомых может увидеть нас из окна. В этом случае получится накладка.
  Дрейк кивнул, принимая предложение Спейра.
  Первыми вошли в вестибюль Мейсон и Дрейк, всем своим видом показывая, что они не торопятся и явились сюда просто нанести кому-то визит вежливости. Зато у идущего позади Спейра на лице было написано, что у него каждая минута на учете. В вестибюле находился какой-то толстяк, развалившийся в кресле. Он рассеянно посмотрел, как Спейр довольно невежливо толкнул Мейсона и Дрейка, торопясь к кабине лифта, что вполне естественно для занятого человека.
  Мейсон и Дрейк вышли вместе, а Спейр поднялся еще на один этаж. Покинув лифт, оперативник спустился на пролет лестницы и видел, как в одну из дверей звонили Мейсон и Дрейк.
  Почти сразу же за дверью послышались шаги, и щелкнул замок. Дверь отворилась, и на посетителей вопросительно посмотрела несимпатичная женщина лет двадцати пяти, с карими глазами и твердой линией губ.
  — Вы Дорис Фриман? — довольно громко спросил Мейсон.
  — Да. Что вы хотите?
  Мейсон отошел в сторону, чтобы спускавшийся сверху Денни Спейр смог как следует разглядеть лицо женщины.
  — Вряд ли коридор будет подходящим местом для нашего разговора, — заметил адвокат.
  — Вы продаете подписку на журналы? — спросила она.
  — Нет.
  — Значит, вы представители страховой компании?
  — Тоже нет.
  — Но вы что-то продаете?
  — Нет.
  — Чего же вы хотите? — удивилась Дорис Фриман.
  — Задать вам несколько вопросов.
  Тонкие губы женщины сжались еще решительнее. В глазах мелькнул страх.
  — Кто вы такие?
  — Собираем кое-какие данные.
  — Не понимаю, о чем вы говорите!
  Мейсон прошел мимо женщины в прихожую. Дрейк последовал за ним.
  Хозяйка осталась стоять в дверях. На ней был аккуратный халат, облегающий ее довольно приятную фигуру с округлыми формами. На ней не было никакой косметики, прямые волосы зачесаны назад. Теперь она уже с явным испугом переводила взгляд с Мейсона на Дрейка и обратно.
  — Так в чем же дело, господа?
  Мейсон, который все это время довольно бесцеремонно рассматривал женщину, чуть заметно кивнул головой детективу.
  — Важно, чтобы вы правдиво ответили на наши вопросы, — начал адвокат решительным тоном. — Если будете лгать, то у вас будут крупные неприятности. Вы понимаете?
  — Да что вы хотите, в конце концов?
  — Вы замужем?
  — Какое вам дело?
  — Здесь спрашиваем мы! — властно сказал Мейсон. — Вам следует только отвечать на наши вопросы. Итак, вы замужем?
  — Замужем.
  — Где вы жили до приезда сюда?
  — Я не намерена отвечать на такие вопросы!
  — Ну что же, это самое лучшее доказательство ее вины, — усмехнулся Мейсон, бросив красноречивый взгляд на Дрейка.
  — Да, но, возможно, этого будет недостаточно, — задумчиво сказал детектив.
  — Вы ведь проживали в Сентервилле, не так ли? — обратился Мейсон к хозяйке квартиры. — Не стоит отпираться. Рано или поздно вам придется это признать.
  — Разве жить в Сентервилле является преступлением? — спросила она.
  — Чего тебе еще нужно? — повернулся Мейсон к Дрейку. — Если бы она не имела к этому отношения, то не стала бы запираться!
  Дорис Фриман схватила себя за горло, словно у нее перехватило дыхание. Она шагнула к стулу, на котором лежали какие-то вещи, и буквально рухнула на него, словно у нее подкосились ноги.
  — Чего вы… Чего вы хотите?
  — Как имя вашего мужа?
  — Фриман…
  — Я спрашиваю имя.
  — Сэм.
  — Что вы рассказываете нам сказки, если мы отлично знаем, что его зовут Греггори?! — рассмеялся Мейсон, грозно посмотрев на женщину.
  Она сразу сникла, словно душа покидала ее тело.
  — Если уж вы так хотите знать, то телефонная компания расследует жалобу, поскольку ваш телефон был использован для шантажа!
  — И вовсе не для шантажа, — слабо запротестовала она. — Это вовсе нельзя назвать шантажом.
  — Но вы же пытались получить деньги?!
  — Конечно, я пыталась получить деньги, но они принадлежали мне.
  — Кто вам в этом помогал?
  — Это вас не касается.
  — Разве вам не известно, что в этих целях запрещено использовать телефон?
  — Не понимаю… Почему?
  — Скажите, какая невинность! — воскликнул Мейсон. — Вы требовали, чтобы человек уплатил вам деньги, угрожая ему черт знает чем!
  — Мы этого не делали…
  — Чего именно?
  — Не звонили ему с требованием уплаты денег. Этого по телефону мы не говорили.
  — Кто это «мы»? — спросил Дрейк.
  Мейсон бросил на него предостерегающий взгляд, но было уже поздно.
  — Я говорю только о себе, — заявила женщина.
  — И вы не знали, — с возмущением сказал Мейсон, — что требовать деньги по телефону не разрешается законом?
  — Говорю же вам, что я не требовала денег!
  — Наш оператор утверждает, что по телефону разговаривал мужчина, — заявил Мейсон, пристально глядя ей в глаза.
  Дорис молчала.
  — Что вы на это скажете?
  — Ничего. То есть он мог ошибиться. Я тогда была простужена, поэтому говорила хриплым голосом.
  Мейсон широким шагом пересек прихожую, снял трубку телефона, незаметно нажав на рычаг, чтобы на коммутаторе не появилось вызова, и потребовал:
  — Дайте мне отдел расследований, номер шесть-два. — Подождав несколько секунд, он сказал: — Говорит тридцатый. Мы находимся в квартире, откуда шестнадцатого июня звонили и требовали денег, угрожая расправой. Квартира снята на имя Дорис Фриман. Она пытается выгородить своего сообщника-мужчину. Уверяет, будто не знала, что запрещено использовать телефон в подобных целях. — Помолчав немного, он расхохотался: — Вот именно! Так она и заявляет. Да, она приехала сюда из Сентервилла… Черт их знает, может, у них в штате и нет такого постановления, не знаю… Трудно сказать… Что?! Зачем она вам?.. Как вы сказали?.. Вы имеете в виду, что звонили Греггори Мокси?.. Тому самому, которого недавно убили?.. Ясно, но в таком случае дело приобретает совершенно другую окраску и выходит за пределы нашей компетенции. Я считаю, что лучше всего поставить в известность окружного прокурора… Да, да, понимаю… Проверю все разговоры, которые велись по этому телефону… Понимаю… Да, конечно, не мне вас учить. Хорошо… До свидания. — Мейсон положил трубку и повернулся к Дрейку. На его лице было такое естественнее удивление, что можно было позавидовать его артистическим способностям. — Ты знаешь, кому они тогда звонили?
  — Слышал, как ты говорил шефу, — сказал Дрейк. — Это правда?
  — Еще бы! — воскликнул Мейсон. — Звонили Греггори Мокси, всего за полчаса до его смерти.
  — Что собирается делать шеф?
  — Передать дело окружному прокурору, конечно. Черт побери, совсем не простое дельце, как я предполагал. Раз тут совершено убийство, то…
  — Послушайте, я не имела ни малейшего представления, что законом запрещается использовать телефон для востребования своих же денег, — с истеричными нотками в голосе заговорила Дорис Фриман. — Эти деньги тот человек в свое время у меня похитил. Бессовестным, недостойным обманом. Я рада, что он мертв! Но мой телефонный звонок не имеет никакого отношения к убийству! Его убила Рода Монтейн. Разве вы не читаете газет?
  — Миссис Фриман, дело не в этом, — усмехнулся Мейсон. — Возможно, Рода Монтейн действительно присутствовала в тот момент в квартире Мокси, но удар-то Греггори был нанесен не женской рукой, а мужской. Окружная прокуратура уже знает об этом. Тут не обошлось без сильного молодого мужчины. Ну а у вас с вашим напарником был веский мотив для убийства. Вы позвонили Мокси за полчаса до убийства и предупредили, что если он не выложит деньги, то ему конец!
  Мейсон пожал плечами и отвернулся от растерянной женщины, предоставив поле сражения Дрейку.
  — Я бы посоветовал вам откровенно рассказать обо всем… — сказал детектив.
  — На твоем месте я бы не вмешивался в это дело, — оборвал его Мейсон. — Шеф намерен передать его окружному прокурору. Ему не понравится, если мы будем заниматься не своим делом. Так что прекрати эти разговоры.
  Дрейк растерянно кивнул. Мужчины направились к выходу.
  — Погодите, дайте я вам все объясню! — вскочила со стула Дорис Фриман. — Вы думаете вовсе не то, что было на самом деле! Мы не…
  — Приберегите свои объяснения для окружного прокурора, — сказал Мейсон, открывая дверь и жестом предлагая Дрейку первым выйти в коридор.
  — Но вы же ничего не поняли! — с отчаянием воскликнула Дорис. — Речь шла всего лишь о…
  Мейсон буквально вытолкал Дрейка из прихожей и сам вышел следом. Не успели они дойти до лестницы, как Дорис Фриман уже выскочила на порог:
  — Позвольте же мне все вам объяснить…
  — Мы в такие дела не вмешиваемся, миссис Фриман! — крикнул ей Мейсон. — Это не в нашей компетенции. Шеф передаст дело окружному прокурору, вот с ним и объясняйтесь.
  Когда дверь лифта закрылась, Дрейк вопросительно посмотрел на Мейсона и сказал:
  — А ведь она готова была нам все выложить!
  — Ничего подобного, — улыбнулся Мейсон. — Она постаралась бы вызвать у нас сочувствие, жалуясь на Мокси. Но ни словом не обмолвилась бы о своем сообщнике. А мне нужен именно он. По моим расчетам, сейчас она отправится к нему.
  — А он не живет вместе с ней?
  — Маловероятно. Я полагаю, что это либо детектив, либо адвокат.
  — Представляю себе, как возмутится адвокат, когда она расскажет ему о запрещении телефонных разговоров по вопросам шантажа! Постой! А не попросит она его прийти к ней?
  — Нет. Она побоится, что все ее телефонные разговоры прослушиваются. Я уверен, что она сама отправится к нему.
  — Ты считаешь, что она не заподозрила обмана?
  — Не забывай, — улыбнулся Мейсон, — что она приезжая, а в каждом городе свои правила и законы. Если она и заподозрила что-то неладное, то только в том плане, что мы — полицейские агенты, желающие поставить ей ловушку.
  Они вышли из подъезда, даже не посмотрев в сторону автомобиля, где за рулем сидел Денни Спейр. Мужчины пересекли площадь и остановились на тротуаре, чтобы им хорошо была видна другая сторона улицы, и Дрейк принялся ловить такси.
  Глава 15
  Вышагивая из угла в угол по своему кабинету, Мейсон громко диктовал Делле Стрит текст заявления Роды Монтейн, в котором она требовала развода с Карлом Монтейном с выплатой ей содержания в размере пятидесяти тысяч долларов в год и ежемесячного пособия в размере семи с половиной процентов от этой суммы.
  — Шеф, ты считаешь, что она согласится подать это заявление? — спросила Делла Стрит.
  — Да, — ответил адвокат. — Я поговорю с ней и сумею ее убедить.
  — То есть вместо того, чтобы соглашаться на аннулирование брака, ты решил возбудить дело о разводе?
  — Если бы брак аннулировали, Делла, — терпеливо пояснил Мейсон, — то Рода не получила бы никакого пособия. Не сомневайся, Филипп Монтейн это прекрасно понимает. Он стремится спасти свои деньги, а окружной прокурор хочет, чтобы Карл имел возможность давать свои показания на суде.
  — Но если тебе удастся отклонить аннулирование брака, то он тоже не сможет давать показания.
  — Совершенно верно.
  — А в случае развода?
  — Тоже нет.
  — Но как же можно опротестовать аннулирование брака? В законе ясно сказано, что брак, заключенный при жизни одного из супругов… Я немного запуталась в формулировках. Одним словом, их брак недействителен.
  — Весьма удобный закон для окружного прокурора, — улыбнулся Мейсон.
  — Когда Рода выходила замуж за Карла Монтейна, ее первый муж был еще жив.
  — Это я опровергну в пять минут, — заметил Мейсон, вновь принявшись вышагивать из угла в угол. — Меня сейчас волнует совсем другое… Делла, дай-ка мне как следует подумать. Ты ведь знаешь, что я люблю рассуждать вслух. Сиди и слушай, может быть, тебе придется кое-что записать. У телефона кто-нибудь дежурит?
  — Да.
  — Я жду звонка от Денни Спейра. Мне кажется, мы нашли людей, которые шантажировали Мокси… Но дело в том, что мне не хотелось бы, чтобы им были вручены повестки в суд. Я предпочел бы, чтобы они убрались из города и вообще из штата.
  — А это не опасно? Тебя могут обвинить в мошенничестве. По-моему, лучше делать ставку на самооборону…
  — Конечно, это было бы лучше, — согласился Мейсон. — Даже если бы не вышло добиться полного ее оправдания, обвинению не удалось бы ее осудить. Но она сразу же попалась в ловушку, которую расставил ей окружной прокурор. Теперь ни о какой самообороне нельзя и заикаться. Рода заявила, что в момент убийства стояла перед входной дверью и с небольшими перерывами нажимала на кнопку звонка.
  — Другими словами, она скрыла правду от полиции?
  — Они поманили ее наживкой, и она проглотила ее вместе с крючком и удочкой, — невесело усмехнулся Мейсон. — Сама она еще не догадывается о собственном промахе, поскольку не в интересах окружного прокурора преждевременно дергать за удилище.
  — Но почему она скрыла правду?
  — Она не могла ее сообщить. Это один из тех случаев, когда правда звучит менее убедительно, чем ложь. В уголовных делах такое случается. Бывает, что ловкий адвокат сочиняет для своего клиента столь правдоподобную историю, что ее безоговорочно принимают все присяжные. А вот когда обвиняемый невиновен, его история звучит не столь гладко и убедительно.
  — Что же ты собираешься делать?
  — Попытаюсь опровергнуть показания свидетелей обвинения, доказать их несостоятельность. Более того, я попытаюсь доказать ее алиби.
  — Но как? Ты сам только что соглашался, что встреча Роды и Мокси состоялась и свидетели смогут это подтвердить…
  — Я пустил по воде хлеб, Делла, — улыбнулся Мейсон. — Посмотрим, что вернется обратно.
  В дверь постучали. На пороге появилась Герти и быстро заговорила:
  — Только что звонил Денни Спейр. Он утверждает, что работает у Пола Дрейка. Он просил позвать вас к телефону, а потом велел передать, чтобы вы как можно быстрее приехали в отель «Гринвуд», что на Мейнал-авеню, сорок шесть — двадцать. Он будет вас ждать у входа. Он сказал, что пытался разыскать Пола Дрейка, но того нет в конторе, поэтому просил приехать вас.
  Мейсон мгновенно схватил свою шляпу:
  — Скажи, Герти, по его голосу не было заметно, что у него неприятности?
  — Немного, — кивнула девушка.
  — Отпечатай заявление на развод, Делла! — приказал адвокат и вышел из кабинета.
  Когда адвокат спустился вниз и вышел из здания, ему сразу же удалось поймать свободное такси.
  Денни Спейр стоял на тротуаре возле отеля и, увидев в машине Мейсона, показал жестом, чтобы водитель завернул за угол.
  — Наконец-то и вы, мистер Мейсон! — облегченно вздохнул оперативник.
  Вид у него был явно непрезентабельный: рубашка расстегнута, пуговицы у воротничка оторваны, галстук превратился в какой-то жгут. Под левым глазом красовался огромный синяк, а губы распухли и кровоточили.
  — Что случилось, Денни? — спросил Мейсон.
  — Да, нарвался тут… — Он натянул пониже шляпу, опустил ее поля и таким образом спрятал под ними синяк. — Это здесь, — кивнул он на пользующийся сомнительной славой отель «Гринвуд». — Входите и идите прямо к лестнице. Я знаю дорогу.
  Миновав вращающиеся двери, они очутились в узком холле, по одному виду которого можно было сразу определить низкий класс гостиницы. Возле конторки крутились несколько человек. Появление Мейсона и Спейра осталось незамеченным. Узенькая лестница вела наверх. Слева находился лифт размерами не больше телефонной будки.
  — Нам удобнее подняться по лестнице, — предупредил Спейр.
  В коридоре третьего этажа Спейр без стука толкнул одну из дверей. Комната оказалась темной, со спертым, неприятным воздухом. Возле одной из стен стояла белого цвета кровать с хромированными шарами на спинках, прикрытая дырявым одеялом. На спинке кровати висели грязные носки. На прикроватной тумбочке были брошены кисточка для бритья и лезвие безопасной бритвы. На зеркале висел перекрученный галстук, а на полу валялась оберточная бумага, в какой обычно приносят белье из прачечной, и квитанция. Левее тумбочки была дверь, ведущая в кладовую. Весь пол был усеян щепками и мусором.
  Спейр закрыл за собой дверь и обвел комнату красноречивым взглядом.
  — Ну, разве это не свинарник?
  — Что произошло? — спросил Мейсон.
  — Вы с Дрейком, выйдя из Балбоа-апартментс, сели в такси и уехали. Я догадался, что женщина следит за вами из окна. Так оно и было на самом деле. Как только вы отъехали, она выбежала из подъезда и стала ловить такси. От нетерпения она чуть не сломала себе ногти на пальцах. Ей и в голову не приходило, что за ней могут следить. Усевшись в подошедшее такси, она даже не взглянула в заднее окно, так что я ехал за ней совершенно спокойно, не боясь потерять из виду. Подъехав к этому отелю, она расплатилась с водителем и отпустила машину. Правда, когда входила в отель, она как-то замешкалась. Не то чтобы она что-то заподозрила, но вид у нее был смущенный, словно она делала что-то недозволенное. Оглядевшись по сторонам, она быстро вошла в дверь. Я боялся привлечь ее внимание, поэтому подождал, пока она поднимется наверх. Табло показывало, что лифт находится на третьем этаже. Я сообразил, что это она только что поднялась. Внизу болтались обычные пьянчуги, ничего особенного. Я тоже отправился на третий этаж, там устроился в темном углу пожарной лестницы и стал наблюдать за коридором. Минут через десять она вышла из номера, постояла на пороге, посмотрела в оба конца коридора и побежала вниз по лестнице. Я запомнил номер комнаты, дал ей возможность спуститься, а потом отправился следом. На этот раз она не брала такси, так что моя задача упростилась. Она отправилась на остановку автобуса, идущего в направлении Балбоа-апартментс, и я понял, что ей просто жаль денег на такси. Поэтому я решил навестить того человека, к которому она приезжала. На этом я и погорел, мистер Мейсон.
  — Он вас сразу расшифровал?
  — Да нет. Я вел себя так, словно у меня в голове не так уж много мозгов…
  — Продолжайте, — нетерпеливо попросил Мейсон.
  — Я вернулся на третий этаж и постучал в эту комнату. Дверь распахнул здоровенный мужик, одетый в одну нижнюю майку. На кровати лежал чемодан. Дрянной чемоданишко, с какими разъезжают провинциальные коммивояжеры. Похоже, он укладывал вещи. На вид ему было лет тридцать… Плечи и руки обросли буграми мышц, словно он всю жизнь работал грузчиком. Но все же я скорее принял бы его за механика гаража. Настроен он был явно враждебно. Я же подмигнул ему и сказал: «Когда твой приятель явится, скажи, что я приготовил товар. Это тебе не та сладенькая водичка, которую продают в аптеках, да и цена подходящая…» Он, конечно, захотел узнать, о чем я говорю. А я попробовал объяснить, что доставал кое-что человеку, который жил в этом номере две недели назад, и что принял его за напарника…
  — Он клюнул?
  — Можете не сомневаться. Пока мы с ним объяснялись, я его как следует разглядел. Так вот, его глаза, форма носа и всего прочего очень похожи на внешние данные той женщины, за которой я следил.
  — Иными словами, вы считаете, что они брат и сестра?
  — Скорее всего. Я решил, что в такой обстановке медлить нельзя. Я вспомнил ваш рассказ, что ее девичья фамилия Пейндэр и что она приехала из Сентервилла. А этот мужик по всем признакам намерен был захлопнуть дверь перед моим носом. Значит, мне нужно было его как-то обработать, чтобы он оттаял. Времени у меня было мало, поэтому я прямо так и ляпнул: «Послушай, парень, а ты, часом, не из Сентервилла?» Физиономия у него тут же перекосилась, и он спросил: «А ты кто такой?» Я улыбнулся ему от уха до уха, протянул руку и сказал: «Теперь я знаю, кто ты такой. Твоя фамилия Пейндэр, верно?» Вот тут он меня и подловил. Купил, как говорится, по дешевке… А ведь я-то посчитал его за простофилю… На секунду он все же растерялся, словно я хватил его обухом по голове, а потом схватил за руку и принялся трясти, словно грушу, приговаривая: «Ну, конечно, я тебя тоже помню, заходи в комнату…» Я вошел… Не буду рассказывать все подробности, только в конце концов он меня скрутил, как ребенка, засунул в рот кляп и затолкал в кладовку.
  — Во время схватки вы потеряли сознание? — уточнил Мейсон.
  — Сказать, что я потерял сознание, нельзя… Просто отключился на пару минут… Я же не ожидал нападения. Да и справиться с ним у меня шансов не было. Кулаками он работал быстрее, чем ваша секретарша своими пальчиками на клавишах машинки… Короче, очнулся я в кладовке с ватными руками и ногами… Дверь была заложена какой-то железкой. Через дверь я слышал, как он выдвигал ящики шкафа и тумбочки, метался по комнате, продолжая складывать чемодан. Каждые две-три минуты он вызывал по телефону какого-то Гейрванса по номеру триста девяносто четыре — восемьдесят один. Подержит трубку возле уха, подождет, потом со злостью бросит на рычаг и снова бежит к чемодану. Кстати, в двери между досками была щель, так что я мог за ним наблюдать… Немного погодя он так же настойчиво принялся звонить на коммутатор Балбоа-апартментс, требуя соединить его с миссис Фриман. Она, по-видимому, все еще не вернулась к себе…
  — Я не совсем понимаю, зачем вы мне рассказываете все эти подробности, — заметил Мейсон.
  — Я хочу, мистер Мейсон, чтобы вы имели ясное представление о происшедшем. Он продолжал звонить миссис Фриман и укладываться. Наконец, чемодан был собран и закрыт на замки. Я слышал, как застонали пружины, когда он опустился на край кровати. В конце концов ему повезло, миссис Фриман подошла к телефону. Он заорал: «Алло, Дорис?! Говорит Оскар…» Вероятно, она предупредила, чтобы он не откровенничал по телефону, на что он закричал, что они все равно погорели, так что нечего стесняться, поскольку к нему явился детектив и назвал его по имени. Он устроил ей форменный скандал, упрекая, что это она привела к нему детектива на хвосте и наверняка наболтала лишнего тем шпикам, что были у нее утром. Вероятно, с ней случилась истерика, потому что он вдруг стал говорить ласково, старался ее успокоить… Меня все же берет сомнение: уж очень откровенно они разговаривали, словно меня вообще не было за тонкой стенкой кладовки. Уж не водил ли он меня за нос? Получается, что либо он нахал, которому все нипочем, либо он умен и заранее просчитал все ходы…
  — Что потом?
  — А что потом? Они всласть наговорились по телефону, а потом этот Оскар сказал, что им надо немедленно уматывать отсюда. Похоже, что ей не улыбалось ехать вместе с ним, но он настаивал, доказывая, что вдвоем они оставят полиции всего только один след, а если будут удирать порознь, то два. Он предупредил ее, что сейчас заедет за ней на такси, так что пусть она поторапливается со сборами…
  — И как он поступил? — спросил адвокат.
  — Он взял свой чемодан и вышел в коридор… Я стал крутиться и вертеться, пока не удалось ослабить веревки… Собственно, не веревки, а полосы разорванной простыни. Конечно, я мог бы свободно выбить дверь ногами, но мне не хотелось поднимать шум, поскольку понимал, что вы не для этого меня нанимали… С помощью ножа мне удалось расширить щель и без шума вынуть из пазов доски двери. Звонить через коммутатор я не стал, пришлось спуститься вниз и позвонить из автомата. Пола Дрейка не оказалось в конторе, но я дал описание и женщины, и мужчины одному из наших парней, так что он позаботится в отношении вокзалов и аэропорта.
  — Возможно, они еще не покинули Балбоа-апартментс, когда вы звонили, — заметил Мейсон.
  — Я на это и рассчитывал, поскольку уже порядочно наломал дров для одного дня. Если бы удалось выяснить, куда они намерены отправиться, то этого было бы достаточно. Именно поэтому я попросил вас лично приехать сюда. Мне почему-то казалось, что вы против того, чтобы этих людей задержали, не так ли?
  — Да, я не хочу, чтобы их задержали, — задумчиво произнес Мейсон, — но мне нужно знать, где их разыскать, если возникнет такая необходимость… Сейчас же пусть уезжают.
  — Я очень сожалею, что так получилось, мистер Мейсон, — сказал детектив, посмотрев на часы. — Я рассказал вам все как было. Через полчаса можно будет позвонить в контору, к этому времени наши люди их найдут. Я думаю, что беглецы попытаются сесть на какой-нибудь поезд дальнего следования. Лететь самолетом они вряд ли отважатся.
  — Хорошо, Денни, возвращаемся в контору, — ответил Мейсон. — Дрейк, должно быть, уже на месте. И не казните себя, все нормально, я узнал, что хотел.
  Глава 16
  — Встать, суд идет, — выкрикнул бейлиф, и все поднялись со своих мест.
  Судья Фрэнк Монро вышел из своего кабинета, поднялся на возвышение, поправил на носу очки и внимательно осмотрел переполненный зал заседаний.
  Бейлиф проговорил стандартную фразу, которой начинались все судебные процессы.
  В ту самую минуту, когда молоток судьи опустился со стуком на стол, в противоположном конце зала отворилась дверь, и полицейские ввели Роду Монтейн. Через другую дверь ввели Карла.
  Оба они содержались в тюрьме: Карл в качестве основного свидетеля, а Рода — как обвиняемая в убийстве. Сейчас они впервые увиделись после ареста.
  — Слушается дело «Монтейн против Монтейн», — объявил судья Монро. — Заместитель окружного прокурора Джон Лукас представляет истца, адвокат Перри Мейсон — ответчика.
  — Карл! — не удержалась от восклицания Рода. Она сделала шаг ему навстречу, но ее тут же удержали полицейские.
  Карл Монтейн, на лице которого заметны были следы бессонных ночей и тревожных дней, плотно сжал губы, уставился перед собой и прошел на свое место. Он так и не взглянул на свою жену, которая стояла с вытянутыми руками, не в силах поверить происходящему. У нее был такой жалкий и растерянный вид, что в зале заседаний поднялся ропот, который прекратился только после того, как судья Монро стукнул своим молоточком.
  Рода прошла мимо стула, предназначенного для нее. В глазах ее стояли слезы. Один из полицейских помог ей сесть.
  Мейсон молча смотрел на эту драматичную сцену. Ему хотелось, чтобы присутствующие в зале без подсказки с его стороны оценили ситуацию.
  — Суд должен рассмотреть ходатайство обвинения об аннулировании брака Роды и Карла Монтейн на том основании, что в момент вступления в брак первый муж Роды был еще жив, — нарушил напряженное молчание судья Монро. — В данный момент ни защите, ни обвинению не разрешается допрашивать свидетелей противоположной стороны для получения информации, которую в дальнейшем можно было бы использовать в суде по обвинению ответчицы в убийстве.
  Джон Лукас бросил торжествующий взгляд в сторону Мейсона, поскольку заявление судьи связывало защитника по рукам и ногам.
  Первым был вызван Карл Монтейн.
  Возле Карла сидел Филипп Монтейн. Вставая с места, Карл оперся о плечо отца, потом гордо вскинул голову и твердыми шагами прошел на трибуну для свидетелей.
  — Ваше имя Карл Монтейн?
  — Да.
  — Вы постоянно проживаете в этом городе?
  — Да.
  — Вы знакомы с обвиняемой Родой Монтейн?
  — Да.
  — Когда вы впервые с ней встретились?
  — В больнице «Сэйнвисэйд». Она была нанята мной в качестве медсестры.
  — Позднее вы зарегистрировали с ней брак?
  — Да.
  — Когда это было?
  — Тринадцатого июня этого года.
  — Вы можете приступить к допросу, господин адвокат, — повернулся Лукас к Мейсону.
  Карл Монтейн внутренне сжался, приготовившись к напористому перекрестному допросу.
  Лукас был начеку, боясь пропустить тот момент, когда он должен будет опротестовать вопросы защиты.
  — У меня нет вопросов к свидетелю, — вежливо улыбнулся Мейсон.
  Эта фраза поразила как свидетеля, так и обвинителя.
  — Все, мистер Монтейн, — сказал судья Монро, — возвращайтесь на место.
  — Ваша честь! — вскочил Джон Лукас. — Согласно Кодексу гражданского процессуального права, мы можем вызвать для допроса обвиняемую. Поэтому прошу Роду Монтейн подняться на место для свидетелей.
  — Что вы хотите доказать при помощи показаний этой свидетельницы? — спросил Мейсон.
  — Согласитесь ли вы, — воинственно начал Лукас, — что до того, как вступить в брак с Карлом Монтейном, обвиняемая была в браке с другим мужчиной, по имени Греггори Лортон, он же Греггори Мокси, убитым шестнадцатого июня этого года?
  — Да, — ответил Мейсон. — Я согласен с этим фактом.
  Лукас еще больше изумился. Судья Монро, не впервые встречавшийся с Мейсоном, нахмурился, заподозрив подвох.
  В зале оживленно зашевелились.
  — Я хочу, — сказал Лукас, окидывая взглядом зал заседаний, — допросить свидетельницу о личности человека, который был похоронен в феврале тысяча девятьсот двадцать девятого года под именем Греггори Лортона.
  — Ввиду только что сделанного вами заявления, — с сарказмом улыбнулся Мейсон, — что тот Греггори Лортон, за которым была замужем обвиняемая, был жив в указанное время, Высокому суду должно быть совершенно безразлично, кем был его однофамилец, умерший в феврале двадцать девятого года. Очень печально, что обвинение постаралось заранее сформировать общественное мнение, высказывая в печати предположение, что ответчица отравила этого человека.
  — Да как вы… — вскочил со своего места обвинитель.
  Удар молотка судьи заставил его сесть на место.
  — Господин адвокат, ваше возражение принято, — сказал судья Монро. — Что же касается вашего последнего замечания, то оно было совершенно неуместным.
  — Прошу прощения у Высокого суда, — сказал Мейсон.
  — И у обвинения следовало бы, — добавил Лукас.
  Мейсон промолчал.
  Монро посмотрел поочередно на представителей обеих сторон и опустил голову, пряча улыбку.
  — Продолжайте, господин обвинитель, — сказал он.
  — У обвинения все, — сказал Лукас, опускаясь на место.
  — Вызовите миссис Бетси Холман на место для свидетелей, — попросил Мейсон.
  Молодая женщина в возрасте тридцати лет, с усталыми глазами, прошла на возвышение, подняла правую руку и произнесла присягу.
  — Вызывали ли вас на дознание, — начал Мейсон, — которое происходило по поводу убийства Греггори Мокси, или Греггори Лортона, случившегося шестнадцатого июня этого года?
  — Да, — ответила свидетельница.
  — Вы видели его тело?
  — Да.
  — Вы узнали этого человека?
  — Да.
  — Кто это был?
  — Человек, за которого я вышла замуж двадцатого января тысяча девятьсот двадцать пятого года.
  Весь зал дружно ахнул.
  Лукас приподнялся с кресла, снова опустился, но тут же снова встал. После минутного колебания он сказал:
  — Ваша честь, это заявление явилось для меня полной неожиданностью. Однако должен заметить, что Высокому суду должно быть безразлично, сколько раз до женитьбы на Роде этот человек вступал в брак. Возможно, у него был целый десяток жен. Рода могла бы подать в суд на аннулирование ее брака. Поскольку она этого не сделала, ее брак остается в силе.
  — Закон нашего штата гласит, — улыбнулся Мейсон, — что новый брак, в который вступило лицо при жизни его бывшего супруга или супруги, считается незаконным с самого начала. Совершенно очевидно, что Греггори Лортон не мог вступить в законный брак с Родой, поскольку его прежняя жена была жива. Следовательно, первый брак обвиняемой, являющийся фикцией, не препятствовал ей вступить в законный брак с Карлом Монтейном.
  — Возражение обвинения отводится, — объявил судья Монро.
  — Развелись ли вы с человеком, которого называют то Греггори Лортоном, то Греггори Мокси?
  — Да, я развелась с ним.
  Мейсон развернул свидетельство о расторжении брака и с поклоном передал его Лукасу.
  — Обращаю внимание обвинения, что развод был оформлен уже после того, как обвиняемая вступила в брак с Греггори Лортоном. Прошу приобщить копию брачного свидетельства к делу.
  — Предложение принято, — объявил судья.
  — Приступайте к допросу, — предложил Мейсон обвинителю.
  Лукас подошел к свидетельнице, внимательно посмотрел на нее и грозно спросил:
  — Вы уверены, что в морге видели своего бывшего мужа?
  — Да.
  — Тогда у меня все, — сказал Лукас, пожимая плечами.
  Судья попросил секретаря принести ему шестнадцатый том Калифорнийского свода законов, где рассматривалось положение о браке. Пока он искал соответствующую статью в толстенном справочнике, в зале царило оживление. Наконец судья поднял голову:
  — Ходатайство о расторжении брака Карла Монтейна и Роды Монтейн отклоняется. Их брак остается в силе. Заседание откладывается.
  Повернувшись, Мейсон посмотрел на Филиппа Монтейна. Лицо старика оставалось бесстрастным, глаза смотрели холодно к враждебно.
  У Лукаса был вид человека, свалившегося с высокого постамента. Карл был растерян. Только Филипп Монтейн сохранял высокомерное спокойствие. Трудно было утверждать, что его удивил исход дела.
  Зал заседания гудел. Корреспонденты названивали по телефонам. Любители подобных развлечений собирались кучками, оживленно обменивались мнениями, отчаянно жестикулируя.
  Мейсон обратился к бейлифу, все время находившемуся возле Роды:
  — Прошу вас проводить миссис Монтейн в комнату для присяжных. Мне необходимо поговорить с ней. Если хотите, можете оставаться возле двери.
  Он отвел Роду в отдельную комнату, придвинул ей удобное кресло, сам сел напротив и ободряюще улыбнулся.
  — Что все это значит? — спросила она.
  — Судья Монро признал ваш брак с Карлом действительным.
  — И что же теперь?
  — Теперь, — Мейсон вынул из кармана отпечатанное заявление о разводе, — вы потребуете развести вас на том основании, что он проявил исключительную жестокость, несправедливо обвинив вас в убийстве, не говоря уже о том, что неоднократно обращался с вами бесчеловечно. В вашем заявлении я перечислил эти случаи. Вам осталось только подписать его.
  Слезы навернулись на глаза Роды.
  — Но я вовсе не хочу с ним разводиться! Как вы не понимаете! Я учитываю его характер… И люблю его таким, какой он есть.
  — Рода, вы уже дали свои показания, — склонился он к ней. — Они записаны у окружного прокурора и подписаны вами. Теперь отказаться от них невозможно, и вам придется придерживаться уже сказанного на предварительном допросе. Окружному прокурору пока еще неизвестно, кто стоял у подъезда и нажимал на кнопку звонка в квартиру Мокси. Но я отыскал этого человека. И даже не одного, а двоих. Один из них может лгать, хотя, возможно, оба говорят правду. Так или иначе, но заявление любого из них будет означать для вас смертный приговор.
  Рода смотрела на него круглыми от ужаса глазами.
  — Один из них, — продолжал Мейсон, — Оскар Пейндэр, человек из Сентервилла, пытавшийся вернуть деньги своей сестры. В свое время Мокси проделал с ней тот же трюк, что и с вами, оставив ее без сбережений.
  — Мне о нем ничего не известно, — сказала молодая женщина. — А кто второй?
  — Доктор Клод Миллсэйп, — ответил Мейсон. — Ему не спалось. Он знал о вашем свидании. Он оделся и поехал к дому Мокси. Вы были уже там. Света в окнах не было. Он позвонил. Ваша машина стояла за углом в переулке.
  У Роды побелели губы.
  — Клод Миллсэйп! — воскликнула она.
  — Вы завязли в этой истории потому, что не послушались меня. Теперь извольте следовать моим инструкциям. Вы выиграли дело об аннулировании брака, ваш муж не может свидетельствовать против вас. Однако окружной прокурор сообщил газетам его показания. Он являлся основным свидетелем. Как таковой он содержался в таком месте, где я не мог до него добраться. Мне не разрешили с ним поговорить, а корреспондент самой замшелой газетенки в городе имел право зайти к нему в любое время! Так вот, нам нужно опровергнуть сложившееся мнение. Для этого вам нужно получить развод, поводом для которого является то, что ваш муж с бесчеловечной жестокостью оболгал вас и обвинил в убийстве, в котором вы неповинны.
  — И что тогда?
  — Тогда я, во-первых, передам копию вашего заявления в газеты. Во-вторых, и это главное, я вручу повестку Карлу Монтейну и заставлю его выступить в качестве свидетеля защиты! В-третьих, если Карл будет упорствовать в своем обвинении, вы получите значительное пособие. Ну, а если он откажется от своих показаний, я не знаю, как будет выглядеть окружной прокурор!
  — Но я не хочу развода! — горячо заявила Рода Монтейн. — Я знаю, что во всем виновато его слабоволие. Я люблю его несмотря ни на что. Я хочу сделать из него человека. Он слишком долго смотрел на жизнь чужими глазами, привык во всем полагаться на своего отца и знаменитых предков. За неделю невозможно переделать человека. Это было бы равносильно тому, если бы я выбила из-под его ног подпорки и ждала, что он тут же зашагает на собственных ногах. Нельзя…
  — Послушайте, — перебил ее Мейсон, — меня не интересуют ваши чувства к этому человеку. В данный момент вас обвиняют в убийстве. Окружной прокурор постарается добиться для вас смертного приговора. А за спиной окружного прокурора стоит человек, обладающий умом, огромной силой воли и абсолютно не знакомый с чувством жалости. Он готов потратить любые деньги, лишь бы вас осудили и отправили на электрический стул.
  — Кого вы имеете в виду?
  — Филиппа Монтейна.
  — Боже мой!.. Нет, нет… Он не одобрял выбора сына, но он не стал бы…
  Бейлиф возле двери осторожно кашлянул и сказал:
  — Время истекло.
  Мейсон положил перед Родой заявление на развод и протянул ей авторучку:
  — Подпишите вот здесь.
  — Но он же отец Карла, он не стал бы… — жалобно пробормотала Рода.
  — Подписывайте! — властно повторил Мейсон.
  Бейлиф шагнул в комнату. Рода нерешительно взяла ручку, расписалась и повернула к бейлифу заплаканное лицо.
  — Я готова, — сказала она.
  Глава 17
  Мейсон сидел за столом и смотрел на Пола Дрейка, развалившегося в кресле для посетителей, — спиной детектив облокотился на один подлокотник, а ноги свесил через другой. Пальцы адвоката нервно выстукивали какой-то марш.
  — Итак, твои люди догнали их на вокзале? — спросил наконец Мейсон.
  — Да, — кивнул Дрейк. — За пять минут до отхода поезда. Один из парней сел в их вагон и дал мне телеграмму с одной из пригородных станций. Я сел за телефон и распорядился, чтобы на каждой промежуточной станции в вагон садился другой человек и не спускал с них глаз.
  — Надо добиться, чтобы они не возвращались.
  — Мне Делла так и передала, — сказал детектив. — Только я не уверен, что понял ход твоих мыслей.
  — Я хочу, чтобы они все время боялись преследования, — пояснил Мейсон. — Пусть твои люди иногда даже расшифровывают себя. Одновременно я хочу, чтобы мне был известен каждый их шаг, их имена, под которыми они фигурируют в гостиницах. Мало того, мне нужны фотокопии регистрационных журналов.
  — То есть ты добиваешься, чтобы они знали, что кто-то идет по их следу? — уточнил Дрейк.
  — Да, но делать это нужно умно. Пусть они считают, что преследователи плутают впотьмах, где-то поблизости. То есть они должны все время испытывать опасение, что в любой момент их могут накрыть…
  — Ничего не понимаю, — пожал плечами сыщик.
  — Что же тут непонятного? — удивился Мейсон.
  — Разумеется, это не мое дело, но мне кажется, что этот Пейндэр в момент убийства был или в квартире Мокси, или где-то рядом. Он же звонил сестре и сказал, что трезвонил у дверей Мокси около двух часов ночи. У него был мотив для убийства Греггори. Ведь мы знаем, что он угрожал Мокси по телефону. Вместо того чтобы позволить ему смыться, я бы способствовал его задержанию и натравил бы на него свору газетчиков. Уж они бы живо распотрошили его, что способствовало бы созданию благоприятного мнения в отношении Роды.
  — И что дальше? — спросил Мейсон.
  — А дальше его бы вызвали в суд в качестве свидетеля.
  — И что же?
  — Ты вывернешь его наизнанку! Докажешь присяжным, что он явился к Мокси требовать денег, угрожал ему и так далее.
  — Все верно, — усмехнулся Мейсон. — А потом Пейндэр покажет под присягой, что Мокси действительно велел ему прийти за деньгами, которые он должен был получить от Роды Монтейн, ну а когда он явился, то безрезультатно стоял в подъезде и пробовал дозвониться до Мокси, но ему никто не открыл дверь. Это совпадает с показаниями соседей. Прокурору останется только требовать у присяжных смертной казни для Роды за преднамеренное убийство без смягчающих обстоятельств.
  — Пусть так, но какой смысл в том, что ты способствуешь их бегству?
  — Рано или поздно, но окружной прокурор поймет всю серьезность того, что происходило в ту ночь в квартире Мокси. Ведь ясно, что в момент убийства Греггори кто-то отчаянно звонил у подъезда. Звонил так настойчиво, что разбудил людей в соседнем доме. И вполне естественно, что этот человек не может быть убийцей, так как невозможно одновременно махать топором и звонить у входной двери. С другой стороны, у этого человека нет ни малейшего желания признаваться в том, что он находился рядом с местом преступления в момент убийства. И все же, как только окружной прокурор его основательно прижмет, он выложит все. Рода первой заявила, что она не смогла попасть в квартиру Мокси. К сожалению, все дело испортили ключи, найденные в квартире убитого. И все же присяжные могут ей поверить. Но если окружному прокурору удастся разыскать еще одного человека, который будет утверждать, что именно он звонил в подъезде в два часа ночи, и докажет это фактами, то плохи наши дела. Поэтому-то я и не хочу, чтобы Пейндэр был арестован. Сейчас я могу настаивать, что настоящим убийцей является он. В конечном счете если даже предположить, что он предстанет перед судом, то уж после того, как он столько времени находится в бегах, проживая в десятке гостиниц под вымышленными именами, мне легче будет уличить его во лжи. Теперь тебе ясен мой план?
  — В конце концов окружной прокурор все равно выйдет на этого Пейндэра и…
  — При условии, что это будет выгодно мне.
  — А тебе не кажется, Перри, что Пейндэром интересуется еще кто-то, кроме тебя?
  — Из чего ты заключил?
  — Мы же установили наблюдение за ними. Так вот, вчера вечером отель «Гринвуд» наводнила куча детективов. Они готовы были перевернуть все вверх ногами для установления местонахождения Пейндэров.
  — Полицейские детективы? — заинтересовался Мейсон.
  — Нет, из частного агентства. По каким-то соображениям они не хотели привлекать внимания полиции.
  — Их действительно было много?
  — Вот именно, — кивнул Дрейк. — Я бы сказал, что кто-то не жалеет денег и не считается с затратами.
  — Филипп Монтейн — серьезный противник, — сказал Мейсон, прищурив глаза. — Мне кажется, он в какой-то мере догадывается о моих намерениях. Только вот каким образом он вышел на Пейндэра? Конечно, это не так уж и сложно…
  — Ты считаешь, что старик Монтейн предпринимает определенные шаги тайком от окружной прокуратуры?
  — Я в этом просто уверен.
  — Зачем это ему?
  — Он не хочет, чтобы Рода была оправдана.
  — Почему он так добивается ее осуждения?
  — Если ее оправдают, то она останется законной женой его сына, а у Филиппа Монтейна, как я подозреваю, совсем другие планы в отношении невестки.
  — Но это недостаточно веское основание, чтобы добиваться смертной казни для женщины!
  — Эх, Пол, я тоже так думал, когда Филипп Монтейн явился ко мне с предложением уплатить приличную сумму, если я соглашусь на действия, которые основательно ослабили бы позиции Роды.
  — Перри, как ты думаешь, где действительно находился этот Пейндэр в момент убийства Мокси?
  — Понимаешь, у меня нет полной уверенности, что он на самом деле не стоял у подъезда дома. Поэтому я должен встретить его во всеоружии, если придется вести перекрестный допрос.
  — Я смотрю, ты не слишком-то веришь в невиновность своей клиентки.
  Мейсон лишь усмехнулся в ответ.
  В кабинет вошла Делла Стрит.
  — Шеф, пришла Мэй Стрикленд, медсестра доктора Миллсэйпа, — сообщила секретарша. — Она плачет и уверяет, что у нее срочное дело.
  — Плачет? — удивился Мейсон.
  — Да. Плачет так сильно, что даже плохо видит.
  Мейсон шагнул к двери.
  — Увидимся позже, Перри, — сказал Дрейк, вставая с кресла.
  — Пригласи ее, Делла, — кивнул Мейсон, когда за детективом закрылась дверь.
  — Мисс Стрикленд, проходите, пожалуйста, — позвала Делла Стрит, открыв дверь в приемную.
  Она помогла плачущей женщине дойти до кресла, усадила ее и встала рядом.
  — Ну, в чем дело? — спросил адвокат.
  Медсестра хотела заговорить, но ее душили слезы. Она то и дело прижимала платок к глазам. Мейсон бросил взгляд на Деллу, и та неслышно вышла из кабинета.
  — Так что же случилось? — с сочувствием в голосе переспросил адвокат. — Можете говорить совершенно откровенно. Мы одни.
  — Вы… вы погубили доктора Миллсэйпа! — сквозь слезы сказала она.
  — Да что произошло?
  — Его похитили…
  — Похитили?
  — Да.
  — Расскажите все по порядку, — потребовал Мейсон.
  — Вчера вечером мы допоздна работали в кабинете. Чуть ли не до полуночи. Он обещал отвезти меня домой на машине. Мы поехали. Вдруг другая машина прижала нас к тротуару. В ней сидели двое мужчин. Ни одного из них я раньше не видела. У обоих было оружие. Направив пистолеты на доктора, они велели ему пересесть в их машину. И уехали.
  — Что это была за машина?
  — «Бьюик», седан.
  — Вы запомнили ее номер?
  — Нет.
  — Какого она была цвета?
  — Темного.
  — Вам что-нибудь сказали?
  — Нет.
  — Что-нибудь потребовали?
  — Нет, ничего.
  — Вы сообщили полиции?
  — Да.
  — И что было дальше?
  — Приехали полицейские, поговорили со мной, побывали на месте, где была остановлена наша машина. Осмотрели все кругом, но никаких следов не обнаружили. Доложили в управление. Как я поняла, окружной прокурор решил, что это сделали вы.
  — Что именно?
  — Спрятали доктора Миллсэйпа, чтобы он не мог давать показания против Роды.
  — А он намеревался показывать против?
  — Этого я не знаю, — ответила посетительница. — Передаю вам то, что думает окружной прокурор.
  — Откуда вам это известно?
  — Из характера тех вопросов, которые мне задавали.
  — Вы испугались?
  — Конечно.
  — Что за оружие у них было?
  — Пистолеты. Большие черные пистолеты.
  Мейсон подошел к двери, убедился, что она плотно закрыта, и принялся расхаживать по кабинету.
  — Послушайте, — медленно начал он, — доктор намерен был давать показания?
  — Нет.
  — Вы точно знаете?
  — Но ведь это не имеет никакого отношения к его похищению!
  — Не уверен. Я рекомендовал ему отправиться в морское путешествие для укрепления здоровья…
  — Он не мог. Окружной прокурор прислал ему какие-то бумаги.
  Мейсон кивнул, продолжая расхаживать по кабинету, не спуская глаз с дрожащих плеч женщины. Неожиданно он шагнул к ней и буквально вырвал из рук платок. Женщина вскочила с кресла и схватила за руку адвоката, но тот уже успел почувствовать исходивший от платка запах. Рассмеявшись, он протянул платок женщине. По щекам у него тоже побежали слезы.
  — Так вот что это такое! До того, как появиться у меня, вы смочили платок какой-то слезоточивой дрянью?
  Она промолчала.
  — А когда вы разговаривали с полицейскими, тоже использовали этот трюк?
  — Тогда мне не нужно было к этому прибегать, — сказала она, едва удерживаясь от всхлипываний. — Они меня так напугали, что со мной приключилась истерика.
  — Полиция поверила вашим сказкам?
  — По-моему, да. Они решили, что эти двое из тех детективов, что работают на вас.
  — Черт бы побрал вас и ваше снадобье! — рассмеялся адвокат. — Оно и меня заставляет лить слезы. Кстати, была ли на самом деле какая-то машина?
  — Что вы имеете в виду?
  — История с похитителями была на самом деле?
  — Нет, — честно ответила медсестра. — Просто доктор Миллсэйп уехал на некоторое время. Он не хотел выступать свидетелем на процессе и просил сказать вам об этом.
  — Если случится что-нибудь серьезное, вы сумеете сообщить ему?
  — В этом случае вы должны будете позвонить мне по телефону, но говорите отчетливо, чтобы я узнала вас по голосу, в противном случае я не поверю, что это вы.
  Мейсон нажал кнопку звонка на столе. В дверях появилась Делла Стрит.
  — Делла, проводи Мэй Стрикленд до остановки такси.
  — Господи, шеф! — воскликнула Делла. — Вы плачете?
  — Не всем слезам стоит верить, Делла, — с некоторым трудом улыбнулся адвокат.
  Глава 18
  Судья Маркхэм, участник многих ожесточенных поединков в зале суда, прошел на свое место, сел и оглядел собравшихся.
  — Слушается дело «Народ против Роды Монтейн»! — объявил он.
  — Обвинение готово! — заявил Джон Лукас.
  — Защита готова, — сказал Мейсон.
  Рода Монтейн сидела рядом с адвокатом, одетая в привычный костюм кофейного цвета со светлой отделкой на вороте и обшлагах. Она нервничала, что было заметно по тем взглядам, которые она бросала в зал. И в то же время в ее облике было что-то такое, что заставляло предполагать о сохранении ею самообладания даже в том случае, если суд признает ее виновной в совершении убийства первой степени.
  Джон Лукас поднялся, коротко изложил суть дела и вопросительно посмотрел на судью Маркхэма.
  После этого был утвержден состав скамьи присяжных. Каждый из присяжных по очереди заявил, что будет судить честно и объективно.
  — Защита может задавать присяжным вопросы, — сказал судья Маркхэм.
  — Ваша честь, я считаю, что лучшего состава суда мы не могли и желать.
  Джон Лукас вскочил на ноги и недоверчиво спросил:
  — Вы что же, не будете лично расспрашивать каждого присяжного?
  Судья Маркхэм ударил по столу молотком:
  — Защитник совершенно четко изложил свои намерения!
  Но даже бывалого судью поразила необычайная покладистость адвоката. Он достаточно повидал выступлений Мейсона на процессах и понял, что тот готовит какой-то ход.
  — Очень хорошо, — вздохнув, проворчал заместитель окружного прокурора. — Очень…
  — Теперь вы можете приступить к проверке присяжных, — сказал судья, кивая Лукасу.
  Обвинитель провел процедуру с особой тщательностью. Очевидно, он считал, что Мейсону удалось протащить в состав скамьи присяжных своих людей. Он не понимал, что у присутствующей публики росло предубеждение против него, придирающегося без видимых оснований к составу присяжных и пытающегося уличить их во лжи и пристрастности.
  Постепенно лицо судьи Маркхэма приняло благодушное выражение. Блестящими глазами он посматривал на Мейсона, разгадав его маневр. Он давно уяснил, что, если Мейсон выглядит особенно наивным и бесстрастным, значит, нужно ждать жарких боев и неожиданных выпадов.
  Наконец заседание началось.
  Джон Лукас выглядел возбужденным и напряженным. Мейсон казался изысканно вежливым и уверенным, что невиновность его клиентки будет доказана без особого труда.
  Первым вызвали для дачи показаний офицера Гарри Экстера. Этот свидетель выступал с присущей полицейскому подозрительностью к адвокату защиты, опасаясь какого-нибудь подвоха с его стороны. Со скрупулезной дотошностью он рассказал, как прибыл в Колмонт-апартментс, как нашел там мужчину в бессознательном состоянии и какие меры им были приняты после этого.
  Лукас предъявил для обозрения кольцо с ключами от гаража и машин.
  — Вы хотели бы их осмотреть, господин адвокат? — спросил он.
  Мейсон с безразличным видом покачал головой.
  Экстер подтвердил, что это именно те ключи, которые были найдены в квартире убитого. После этого ключи были приобщены к делу в качестве вещественного доказательства со стороны обвинения. Далее свидетель опознал фотографию комнаты, в которой был обнаружен труп, и сообщил некоторые подробности относительно положения тела и мебели. После этого к допросу приступил Мейсон. Он не повышал голоса и даже не поднял головы, продолжая сидеть в свободной позе человека, непринужденно говорившего на интересную тему.
  — Был ли в комнате, где обнаружен убитый, будильник? — спросил Мейсон.
  — Да, сэр.
  — Какова его судьба?
  — Он был изъят из квартиры в качестве вещественного доказательства.
  — Вы бы узнали этот будильник, если бы вам его предъявили?
  — Да.
  Мейсон повернулся к Джону Лукасу:
  — Будильник у вас?
  — Да, — ответил тот, ничего не понимая.
  — Будьте добры предъявить его Высокому суду.
  — Как только его доставят сюда, — ответил заместитель окружного прокурора.
  — Чем привлек ваше внимание этот будильник? — спросил Мейсон у свидетеля.
  — Он был поставлен на два часа ночи. Может быть, на два часа без нескольких минут.
  — Часы шли?
  — Да.
  — Посмотрите на фотографию. Скажите, на ней изображен тот самый будильник?
  — Да.
  — Будьте добры, покажите фотографию членам Высокого суда.
  Свидетель обошел присяжных, поочередно показывая каждому будильник на фотографии.
  — Могу ли я попросить представить Высокому суду будильник в качестве вещественного доказательства? — вкрадчивым голосом спросил Мейсон.
  — Его представят Высокому суду, как только доставят сюда, — заверил Лукас.
  — Я бы хотел задать несколько вопросов свидетелю по поводу этого будильника, — обратился Мейсон к судье Маркхэму, — имея его перед глазами как вещественное доказательство.
  — Будильник не был представлен на процесс представителями обвинения, — объяснил судья Маркхэм. — Мне думается, не следует прерывать нашей работы. Как только будильник будет доставлен, я дам вам возможность допросить данного свидетеля.
  — Хорошо, ваша честь, — согласился Мейсон. — Пока у меня вопросов нет.
  Мейсон сел на свое место.
  После этого в качестве свидетелей вызывались работники отдела по раскрытию убийств и бригады «Скорой помощи». Врач описал ранение, нанесенное пострадавшему топором, которое впоследствии стало причиной его смерти. Наконец, обвинение предъявило суду сам топор, на котором все еще видны были пятна крови и волосы, приставшие к лезвию.
  Мейсон сидел совершенно неподвижно, словно происходившее его не касалось. Он не задал ни одного вопроса свидетелям, выступавшим один за другим.
  После короткого перерыва в свидетельскую ложу был приглашен Фрэнк Лейн — веселый и энергичный молодой человек, работающий на бензозаправочной станции механиком, который обслуживал машину Роды в ночь на шестнадцатое июня.
  — Когда она приехала к вам на станцию? — спросил Лукас.
  — В час сорок пять, — ответил Лейн.
  — Что она делала?
  — Сидела за рулем «Шевроле».
  — Какая неисправность была у автомобиля?
  — Спустила правая задняя покрышка.
  — Что предприняла обвиняемая?
  — Завела машину на территорию станции и попросила меня сменить покрышку.
  — Как вы поступили?
  — Заменил колесо на запасное. И только потом заметил, что и у этого колеса камера спущена. До меня донесся тихий свист — из камеры выходил воздух.
  — Что вы предприняли?
  — Она попросила поставить ей новое колесо, что я и сделал.
  — Вы говорили с обвиняемой по поводу времени?
  — Да, сэр.
  — В каком плане?
  — Я предложил ей завулканизироватъ камеру в ее присутствии, но она ответила, что у нее нет времени, что она опаздывает на свидание и не может ждать. За своими камерами она обещала заехать на следующий день.
  — Вы выписали ей счет за работу?
  — Да, сэр.
  Джон Лукас достал из папки кусочек замасленной бумаги:
  — Вот этот?
  — Совершенно верно, сэр.
  — В какое время обвиняемая уехала с вашей станции?
  — В десять минут третьего.
  — Вы уверены в этом?
  — Уверен, сэр. Мы обязаны указывать время в журнале регистрации, и по этим записям судят о проделанной нами работе.
  — Обвиняемая говорила вам, что спешит на свидание?
  — Да, я уже упоминал об этом.
  — Она не говорила, на какое время у нее было назначено свидание?
  — Говорила. На два часа ночи.
  — А где именно, она не упоминала?
  — Нет, сэр.
  Джон Лукас повернулся к Мейсону с насмешливой улыбкой:
  — Есть ли у вас какие-нибудь вопросы к этому свидетелю?
  Мейсон хотя и не шевельнулся, но голос его прозвучал на весь зал:
  — Обвиняемая приехала к вам на станцию в час сорок пять?
  — Да.
  — Точно в час сорок пять?
  — Минута в минуту, сэр. Разница может быть на несколько секунд в ту или другую сторону. Я посмотрел на часы, когда она приехала.
  — А уехала она в два десять?
  — Да, в два часа десять минут, сэр.
  — На протяжении этих двадцати пяти минут она не покидала территорию станции?
  — Нет, сэр.
  — Она наблюдала за вашей работой?
  — Да, сэр.
  — Вы все время ее видели?
  — Да, она все время была рядом со мной.
  — Вы не могли принять за нее кого-то другого?
  — Нет, сэр.
  — Вы уверены?
  — Абсолютно.
  — У меня все, — сказал Мейсон.
  Лукас вызвал Бенджамина Крейндейлла.
  — Ваше имя?
  — Бенджамин Крейндейлл.
  — Где вы живете, мистер Крейндейлл?
  — В апартаментах «Бейллэр», Норвалк-авеню, триста восемь.
  — Там же вы проживали и шестнадцатого июня?
  — Конечно.
  — Находились ли вы в своей квартире в ночь с пятнадцатого на шестнадцатое июня?
  — Да, сэр.
  — Я покажу вам схему, на которой вы увидите расположение своей квартиры и соответственно квартиры В в Колмонт-апартментс. Позднее я специально оговорю соответствие схемы оригиналам.
  — У меня нет возражений в отношении этой схемы, — заявил Мейсон.
  — Продолжайте, господин обвинитель, — попросил судья Маркхэм.
  Свидетель подтвердил расположение обеих квартир и с помощью масштабной линейки вместе с Лукасом определил, что расстояние между квартирами не превышает двадцати футов.
  — Обращаю внимание Высокого суда, — вмешался Мейсон, — что на схеме не указана разница в высоте между окнами обоих зданий.
  — Есть ли у вас вторая схема, где был бы показан боковой разрез зданий? — спросил судья у Лукаса.
  — К сожалению, нет, ваша честь, — сказал Лукас с досадой.
  — Замечание принято, — объявил судья Маркхэм.
  — Не можете ли вы нам подсказать на основании собственного опыта наблюдений, каково расстояние по вертикали? — спросил Лукас у свидетеля.
  — В футах и дюймах не могу.
  После небольшого раздумья Лукас изменил вопрос:
  — Футов двадцать будет, как вы думаете?
  — Возражаю против наводящих и подсказывающих вопросов, — внес протест Мейсон.
  — Возражение принято, — согласился судья Маркхэм.
  — Ваша честь, я снимаю данный вопрос, — сказал Лукас, — но прошу весь состав суда отвезти на место происшествия, где они могут увидеть все собственными глазами.
  — Защита не возражает, — заявил Мейсон.
  — Хорошо, — после небольшого раздумья согласился судья Маркхэм. — В половине четвертого присяжных отвезут в Колмонт-апартментс.
  Лукас торжествующе улыбнулся.
  — Мистер Крейндейлл, — спросил он, — могли ли вы слышать то, что происходило в Колмонт-апартментс в ночь на шестнадцатое июня?
  — Да, сэр.
  — Что вы слышали?
  — Телефонный звонок.
  — Что еще?
  — Разговор. Кто-то разговаривал по телефону.
  — Вы узнали говорившего по голосу?
  — Нет. Но говорил мужчина из квартиры В в Колмонт-апартментс.
  — Вы что-нибудь поняли из разговора?
  — Было упомянуто женское имя Рода. В этом я твердо уверен. Он называл и фамилию, но очень неразборчиво. В ней было иностранное… необычное окончание «ейн». Он сказал, что эта женщина должна зайти к нему в два часа ночи и принести деньги.
  — Что вы слышали еще?
  — Я задремал, но потом меня снова разбудили странные звуки…
  — Что за звуки?
  — Шум борьбы… Что-то упало… Послышался удар… Какое-то поскрипывание… Потом какой-то шепот… А потом настойчивый звонок в дверь…
  — Звонок повторялся?
  — Да.
  — Сколько раз?
  — Не считал… Несколько…
  — А когда звонили? До шума борьбы или после?
  — В самый разгар… Когда послышался звук падения…
  — Прошу задавать вопросы, — сказал Лукас Мейсону.
  — Давайте уточним, — обратился Мейсон к свидетелю. — Итак, сначала вы услышала телефонный звонок, да?
  — Да, сэр.
  — Из чего вы заключили, что звонил именно телефон?
  — Ну… По характеру звонка.
  — Как он звонил?
  — Ну… Все же знают, как звонит телефон. Подребезжит пару секунд, помолчит, потом снова подребезжит…
  — Это вас и разбудило?
  — Наверное… Ночь была темная и душная, окна были распахнуты. Я вообще сплю чутко. Сначала мне показалось, что это наш телефон…
  — Рассказывайте не свои предположения, а то, что видели, слышали и делали, — перебил его Мейсон. — Остальное нас не интересует.
  — Я слышал, как звонил телефон, — голос свидетеля стал враждебным. — Тогда я поднялся и прислушался… И понял, что звонок слышен из соседнего дома, то есть из Колмонт-апартментс. Голос был мужской… Мужчина говорил по телефону…
  — Вскоре вы услышали звук борьбы?
  — Да, сэр.
  — На фоне дребезжания дверного звонка?
  — Да.
  — А может быть, это снова звонил телефон?
  — Нет, сэр. Это исключается.
  — Откуда такая уверенность?
  — Звук звонка был совсем другим… В нем было больше вибрации… Кроме того, интервалы между звонками были совершенно другими, более длинными… Не такими, как у телефона.
  Со стороны было похоже, что этот ответ сильно разочаровал Мейсона.
  — Вы можете присягнуть, что это были не телефонные звонки?
  — За это я полностью ручаюсь.
  — В этом вы уверены не меньше, чем во всех остальных своих показаниях?
  — Да, сэр. Я абсолютно уверен.
  — Знаете ли вы, сколько тогда было на часах?
  — Около двух часов ночи… Точно не скажу. Через какое-то время, полностью проснувшись, я позвонил в полицию. Тогда на часах было два часа двадцать семь минут. Значит, прошло минут пятнадцать-двадцать. Повторяю, господин адвокат, за точность я не ручаюсь… Я дремал…
  — Разве вам не известно, — медленно поднялся с места Мейсон, — что человеку, проживающему в апартаментах «Бейллэр», физически невозможно услышать дверной звонок в квартире В в Колмонт-апартментс?
  — Почему невозможно? Я же слышал! — возразил свидетель.
  — Вы имеете в виду, что слышали звук звонка. Но почему вы решили, что это был звук именно дверного звонка?
  — Потому что это ясно… Я его слышал!
  — Почему же вам ясно?
  — Я же не глухой! Я знаю, что такое дверной звонок!..
  — Разве вам до этого приходилось слышать, как звучит дверной звонок в квартире В в Колмонт-апартментс?
  — Нет… Понимаете, ночь была душная и жаркая… Очень тихая… Ни ветра, ни грозы… Все окна были распахнуты…
  — Прошу отвечать на вопрос. До этого вам приходилось слышать звук дверного звонка квартиры В в Колмонт-апартментс? — повторил Мейсон.
  — Не помню такого случая.
  — После этого вы не проверяли на практике звучание звонка у соседей?
  — Нет… С чего бы это я вдруг стал проверять… Но я сразу же понял, что это был звонок у двери…
  — У меня все, — улыбнулся Мейсон, кивнув в сторону присяжных.
  Лукас пожелал задать свидетелю несколько дополнительных вопросов.
  — Независимо от того, каково расстояние между вашими домами в футах, вы могли бы определенно сказать, можно ли услышать дверной звонок у соседей?
  — Возражаю, ваша честь! — Мейсон вскочил на ноги. — Вопрос, заданный в такой форме, подсказывает ответ! Свидетель только что показал, что до этого случая никогда не слышал звука дверного звонка у соседей. Поэтому нельзя спрашивать, можно ли его услышать на таком расстоянии. Дело Высокого суда сделать подобный вывод. Поскольку мистер Крейндейлл никогда не слышал звонка в квартире Мокси, то может только предположительно высказать свое соображение по данному вопросу.
  — Возражение принято, — постановил судья Маркхэм.
  — Вы хорошо слышали телефонный звонок, мистер Крейндейлл? — нахмурившись, спросил Лукас.
  — Да, сэр.
  — Вы отчетливо его слышали?
  — Совершенно отчетливо. Настолько, что в первый момент решил, что это звонит наш телефон.
  — По вашему мнению, телефонный звонок сильно отличается от дверного?
  — Вношу протест против наводящих вопросов! — возразил Мейсон.
  — Протест принят, — сказал судья Маркхэм.
  Немного подумав, Лукас нагнулся к своему помощнику и отдал какое-то распоряжение. На его лице появилась хитрая усмешка. Выпрямившись, он сказал:
  — У меня все, у защиты есть еще вопросы?
  — Нет, — покачал головой Мейсон.
  — Объявляется перерыв, — объявил судья Маркхэм, — во время которого членов скамьи присяжных отвезут для осмотра места происшествия. В течение этого времени присяжные не должны формулировать или высказывать мнения по существу дела. Только когда дело будет полностью представлено им, они смогут приступить к составлению выводов. Присяжные не будут также дискутировать между собой и не позволят, чтобы о деле дискутировали в их присутствии. Обвиняемую следует отослать обратно в камеру.
  Глава 19
  Присяжных отвезли на место происшествия в Колмонт-апартментс. Им показали оба здания и окна квартир, после чего проводили в квартиру В.
  По указанию Джона Лукаса его помощник к этому времени договорился с Сиднеем Отисом и получил разрешение на осмотр квартиры. Лукас подошел к судье Маркхэму, отвел его в сторону и поманил пальцем Мейсона.
  — Согласны ли вы проверить дверной звонок? — спросил заместитель окружного прокурора.
  — Я не возражаю, — сказал Мейсон.
  Полицейский нажал на звонок. Наверху послышалась не очень громкая трель.
  — Поскольку эксперимент продолжается, то звонок следует снять, надлежащим образом идентифицировать и представить как вещественное доказательство, — заявил Мейсон.
  — Хорошо, мы так и сделаем, — ответил Джон Лукас после небольшого раздумья. — Как зовут нынешнего хозяина этой квартиры?
  — Сидней Отис, — ответил его помощник.
  — Выпишите для него повестку, — распорядился Лукас. — Доставьте его в суд. Снимите звонок и тоже доставьте в суд… Тем временем мы проводим присяжных на второй этаж и покажем место преступления. Пусть они своими глазами увидят обстановку места убийства.
  При этом он многозначительно посмотрел на сопровождавшего их полицейского.
  Сначала присяжных провели в квартиру Крейндейлла. Когда все они столпились у раскрытых окон, из квартиры Отиса послышался настойчивый звонок.
  — Это же равнозначно проведению следственного эксперимента, ваша честь! — возмущенно воскликнул Мейсон, схватив судью Маркхэма за руку. — Такие вещи не делают без согласия защиты! Так вот о чем, господин обвинитель, вы шептались с полицейским перед отъездом и о чем напомнили ему только что!
  — Вы меня обвиняете? — возмутился Лукас.
  — Прекратите, господа, — вмешался судья Маркхэм. — Вы привлекаете внимание присяжных.
  — В таком случае мне придется просить членов Высокого суда не обращать внимания на этот звонок, — заявил Мейсон.
  — Что ж, — усмехнулся Лукас со злорадным огоньком в глазах, — из протокола такую запись можно убрать, но в головах присяжных она останется. Так что не советую вам настаивать на физической невозможности услышать такой звонок.
  Судья Маркхэм сочувственно посмотрел на Мейсона, а потом спросил:
  — Настаиваете ли вы еще на какой-то проверке?
  — Нет, — ответил Мейсон.
  Лукас лишь покачал головой:
  — В таком случае мы возвращаемся в суд.
  — Заседание по делу «Народ против Роды Монтейн» продолжается! — объявил судья Маркхэм.
  — Вызывается свидетельница Элен Крейндейлл, — сказал Джон Лукас.
  Миссис Крейндейлл была одета с необыкновенной тщательностью, на ее лице застыло выражение понимания всей серьезности миссии, возложенной на нее судьбой. Ее показания во всем соответствовали показаниям мужа с той лишь разницей, что она не была такой сонной, когда в соседнем доме происходила борьба.
  К тому времени, когда подошло время делать вечерний перерыв в заседании, Лукас успел закончить прямой допрос свидетельницы.
  Мейсон поднялся на ноги:
  — После того как ваша честь отпустит присяжных на отдых, я бы хотел обсудить один аспект дела, что лучше сделать в отсутствие господ присяжных заседателей.
  — Хорошо, — согласился судья Маркхэм. — Слушание дела откладывается до десяти часов утра. Присяжные не должны обсуждать это дело друг с другом или с кем-нибудь другим.
  — Ваша честь, — обратился Мейсон к судье после того, как присяжные покинули зал суда, — Рода Монтейн написала заявление о разводе с Карлом Монтейном. Чтобы оформить соответствующие документы для суда, мне необходимо получить показания ее нынешнего супруга. Чтобы ускорить события, я могу взять эти показания под присягой сегодня же вечером, на что испрашиваю разрешение Высокого суда.
  Джон Лукас, к которому вернулась вся его былая самоуверенность, сделал нетерпеливый жест.
  — И дураку понятно, что вся эта затея с показаниями под присягой имеет своей целью добиться свидания со свидетелем до того, как он предстанет перед судом! — высокомерно заявил он.
  — Что же это за свидетель, — усмехнулся Мейсон, — которого приходится держать взаперти из опасения, что он передумает и скажет Высокому суду не то, что от него ждут?!
  — Прекратите, господа! — приказал судья Маркхэм. — Защитник имеет право получить от свидетеля показания под присягой, раз они ему необходимы. Это вполне законно.
  — Я прошу разрешения на стенографию показаний мистера Монтейна моей секретаршей мисс Деллой Стрит, человеком известным и надежным. Во избежание неприятностей и пересудов при этом будет присутствовать адвокат, представляющий интересы Карла Монтейна. Но если мистер Лукас сочтет необходимым тоже присутствовать, я…
  — Я имею право присутствовать, если пожелаю, без вашего разрешения! — рявкнул Лукас.
  — Такого права у вас нет! — парировал Мейсон. — Это чисто гражданское дело и не имеет ничего общего с делом уголовным. Поэтому Карлу Монтейну пришлось нанять другого защитника.
  Судья Маркхэм стукнул молотком по столу и сказал:
  — Суд удаляется на перерыв, заседание возобновится завтра, в десять утра.
  Джон Лукас, не скрывая своего торжества, заметил Мейсону с едкой насмешкой в голосе:
  — Что-то вы сегодня выступили без присущего вам огонька, господин адвокат. Вам не удалось даже как следует допросить Крейндейллов в отношении дверного звонка.
  — Вы забываете, что я еще не закончил перекрестный допрос, — вежливо ответил Мейсон.
  Лукас издевательски рассмеялся ему в лицо, повернулся и ушел.
  Мейсон покинул зал суда, прошел к телефону и позвонил в отель, где остановился Филипп Монтейн.
  — Мистер Монтейн у себя? — спросил он.
  Ему ответили, что мистер Монтейн еще не возвращался.
  — Прошу передать ему от имени Перри Мейсона, что если завтра в семь тридцать вечера он придет ко мне в кабинет, то мы с ним сможем обсудить вопрос о разделе имущества по делу о разводе Роды Монтейн с его сыном. Вы не забудете?
  — Обязательно передадим, — заверили его.
  Следующий звонок был Делле Стрит.
  — Делла, я просил передать старшему Монтейну, чтобы он завтра пришел ко мне в контору в семь тридцать вечера для обсуждения условий раздела имущества между Карлом и Родой. Но я не уверен, что ему это будет передано. Так что позвони ему попозже и проверь.
  — Хорошо, шеф. Ты едешь в офис?
  — Нет, — ответил Мейсон. — До завтрашнего утра я решил исчезнуть.
  — Послушай, шеф, ты не забыл, что Карл Монтейн не сможет к тебе приехать, поскольку окружной прокурор держит его в тюрьме?
  — Я помню, Делла, — усмехнулся адвокат.
  — И все же ты настаиваешь, чтобы старший Монтейн приехал?
  — Конечно!
  — Хорошо, — ответила секретарша. — Я позабочусь, чтобы твое приглашение было ему передано.
  Этим вечером Алекс Босвик, главный редактор газеты «Кроникл», знакомый с методами работы Мейсона и знающий, что его кажущаяся безучастность всегда предшествует взрыву бомбы замедленного действия, неожиданному и точно рассчитанному по времени, был поражен своеобразным подходом Мейсона, когда он расспрашивал о дверном звонке. Он немедленно направил двух своих самых пронырливых репортеров к окружному прокурору, чтобы добиться от него разъяснения важности этого самого звонка. Но тут же переменил свое распоряжение — они должны были расспросить самого Перри Мейсона.
  Но адвокат словно испарился и появился лишь утром — свежевыбритый, элегантный, уверенный в себе и веселый. Он вошел в зал суда ровно за пять минут до начала заседания.
  Первой в свидетельскую ложу снова поднялась миссис Крейндейлл.
  Мейсон поднялся и обратился к суду с просьбой позволить электрику установить сухие батареи, чтобы можно было проверить звонок, снятый с двери квартиры Мокси.
  — Обвинение не возражает, — самодовольно заявил Джон Лукас. — У защиты должны быть возможности проведения перекрестного допроса самым тщательным образом.
  — Очень хорошо! — сурово сказал судья Маркхэм, чтобы пресечь всякую попытку со стороны Лукаса заранее праздновать победу. — Приступаем к проверке дверного звонка.
  — Вызовите Сиднея Отиса, — распорядился Лукас.
  Толстяк поднялся на возвышение, кинул взгляд на Мейсона, тут же отвел глаза и больше уже не поднимал их.
  — Ваше имя? — спросил его Джон Лукас.
  — Сидней Отис.
  — Где вы проживаете?
  — Квартира В в Колмонт-апартментс, Норвалк-авеню, триста шестнадцать.
  — Чем вы занимаетесь?
  — Я электрик.
  — Возраст?
  — Сорок восемь лет.
  — Когда вы въехали в квартиру, которую занимаете в данное время?
  — Если не ошибаюсь, двадцатого июня.
  — Вам знакомо устройство вашего дверного звонка?
  — Да, сэр.
  — Как электрик вы должны разбираться в таких вещах?
  — Да, сэр.
  — Скажите, с того момента, как вы переехали в эту квартиру, звонок не менялся? Или, может быть, ремонтировался?
  — Я его заменил.
  — Что?! — не смог сдержать удивления заместитель окружного прокурора.
  — Я сказал, что заменил его, — улыбнулся свидетель.
  — Заменили?!
  — Ну да, теперь там другой звонок.
  — Как это понять? — На лице Лукаса появились растерянность и злость.
  — Я же электрик, — просто ответил Сидней Отис. — Как только переехал в эту квартиру, поставил другой звонок. У меня есть небольшой запас…
  У Лукаса вырвался вздох облегчения:
  — Понятно, вы решили поставить привычный вам звонок, не так ли?
  — Конечно. Мой намного лучше.
  — Хорошо, — сказал пришедший в себя Лукас. — А тот, что вы сняли, у вас сохранился?
  — А как же! Только это был не звонок, а зуммер.
  В зале заседаний наступила напряженная, драматическая тишина. Взоры всех присутствующих были направлены на простодушную, открытую физиономию Отиса.
  Джон Лукас поднялся с места. Теперь кровь залила даже его шею, а косточки пальцев, вцепившихся в край стола, побелели от напряжения.
  — Когда вы переехали в квартиру? — спросил он грозно.
  — Двадцатого или двадцать первого июня, я точно не помню.
  — И сразу же заменили зуммер на дверной звонок?
  — Да, сэр. Звонок-то лучше слышно.
  — Послушайте, вы ведь электрик?
  — Да, сэр.
  — Вам не приходилось бывать в остальных квартирах этого дома?
  — Нет, сэр.
  — Значит, вы не знаете, что в трех остальных квартирах стоят дверные звонки, и исключение составляет только квартира, в которую вы въехали?
  — Я не совсем понял, что вы хотите сказать… Но если думаете, что в остальных квартирах стоят звонки, то ошибаетесь. Там тоже стоят зуммеры. Во всяком случае, в нижней квартире, что под нами, точно стоит зуммер.
  — Откуда вам знать, если вы там никогда не бывали? Кто вам об этом сказал?
  — Дело в том, сэр, что когда я менял себе звонок, то надо было не перепутать проводку, и я попробовал звонок у нижней квартиры. Там тоже зуммер. Про другие квартиры я ничего не могу сказать. Только если уж здесь зуммеры, то и там, должно быть, они же.
  — Хорошо, мы проверим! — буркнул Лукас и тут же повернулся к полицейскому: — Сейчас же поезжайте туда и проверьте звонки во всех квартирах!
  Судья Маркхэм стукнул по столу молотком:
  — Господин заместитель окружного прокурора, до тех пор пока вы находитесь в стенах суда, вы должны с уважением относиться к показаниям свидетелей и уважать суд!
  Лукас буквально места себе не находил от гнева, но ему пришлось покорно наклонить голову, соглашаясь с замечанием судьи. Повернувшись к Мейсону, он сказал дрогнувшим голосом:
  — Начинайте перекрестный допрос, господин адвокат.
  — У меня, собственно, нет никаких вопросов, — пожал плечами Мейсон. — Честно признаться, я сам несколько растерялся, поскольку собирался провести следственный эксперимент, но звонок, оказывается, не тот, что стоял в квартире Мокси.
  Лукас посмотрел на свидетеля:
  — Это все, вы можете идти, мистер Отис… Если Высокий суд разрешит, я вызову следующего свидетеля…
  — Вы забыли, что вчера я не успел до перерыва допросить миссис Крейндейлл, — улыбнулся Мейсон. — Таким образом, я хотел бы…
  — Хорошо, господин адвокат, — улыбнулся судья Маркхэм. — Можете сделать это сейчас.
  Миссис Крейндейлл снова стала перед трибуной свидетелей. Вид у нее был растерянный.
  — Хочу вернуться к вопросу о звонке, который вы слышали во время борьбы в квартире Мокси, — начал Мейсон. — Готовы ли вы присягнуть, что это был не телефонный звонок?
  — Да, я не думаю, что это был телефон, — ответила она.
  — Почему вы так считаете?
  — Потому что телефонный звонок звучит иначе. У него вызов равномерный, то есть короткие звонки перемежаются с равными промежутками тишины… Звучание чисто механическое, да и более пронзительное… А тут звук был какой-то вибрирующий…
  — Так вот, миссис Крейндейлл, если выяснится, что и в квартире рядом с Мокси был не звонок, а зуммер, то каким же образом вы могли его слышать? Это же совершенно невозможно.
  Лукас вскочил на ноги:
  — Я возражаю против поставленного вопроса, так как он несуществен, недопустим в качестве доказательства и не относится к делу.
  — Возможно, — сказал судья Маркхэм, — но я его разрешаю. В данном случае он совершенно уместен и допустим, хотя формулировка и кажется мне несколько неудачной. Возражение отклонено.
  — Я продолжаю считать, что это был звонок у двери, — настаивала на своем миссис Крейндейлл.
  — Теперь я должен обратить ваше внимание на фотографию будильника. Вы видите его на снимке? Так вот, не считаете ли вы, что тот звонок, который вы слышали одновременно со звуками борьбы, был звонком будильника?
  Лицо миссис Крейндейлл прояснилось.
  — Вполне может быть!.. Наверно, так оно и было! Наверняка!
  Мейсон обратился к судье Маркхэму.
  — Теперь, ваша честь, я попрошу свидетельницу прослушать звонок будильника, поскольку в данный момент обвинение не располагает дверным звонком.
  — У стороны обвинения есть возражения? — спросил Маркхэм у Лукаса.
  — Можете не сомневаться, возражений сколько угодно! — хмуро ответил заместитель окружного прокурора. — Мы будем вести процесс так, как нам кажется правильным. Мы не позволим нас запугивать…
  Судья дважды ударил молотком по столу:
  — Сядьте, господин обвинитель. Ваши комментарии не уместны ни в качестве аргументов, ни как утверждения. Я считаю, что требование защиты о проведении эксперимента со звонками вполне закономерно. Поэтому я приказываю немедленно доставить упомянутый будильник в суд и не задерживать работу судопроизводства… Кстати, почему до сих пор будильник не доставлен? Где он находится?
  — У бейлифа, ваша честь… — смутившись, сказал Лукас. — Как вы не понимаете… Защита подстроила… организовала все таким образом, что…
  — Прекратите, господин обвинитель! — рявкнул судья Маркхэм.
  Очередной удар молотка восстановил тишину в зашумевшем зале. Однако отдельные всплески разговоров продолжали раздаваться в напряженной атмосфере. Шум не унимался, создавалось впечатление, что приближается гроза…
  Бейлиф наконец доставил в зал злополучный будильник. Мейсон посмотрел на него и повертел в руках.
  — На задней стенке будильника имеется наклейка, — сказал он, — на которой значится, что будильник взят из квартиры Греггори Мокси утром шестнадцатого июня этого года.
  Судья Маркхэм согласно кивнул.
  — Насколько я понимаю, я могу его использовать при перекрестном допросе свидетеля?
  — Можете. Если со стороны обвинения имеются какие-то возражения, то пусть выскажут их сейчас.
  Джон Лукас сидел неподвижно, словно не слышал слов судьи.
  — Продолжайте, господин адвокат, — предложил судья Маркхэм, видя, что никакой реакции обвинителя не последовало.
  Мейсон, держа будильник в руках, подошел к миссис Крейндейлл:
  — Вы видите, что звонок установлен на два часа, верно? В данный момент часы стоят. Я их заведу, а потом пущу, и свидетельница сможет услышать звонок будильника, чтобы решить: этот звон она слышала тогда ночью или нет.
  — Хорошо, — сказал судья Маркхэм, — только все это проделайте на глазах присяжных. Мистер Лукас, если вы хотите подняться на возвышение, чтобы лучше видеть, прошу вас.
  Лукас не пошевелился.
  — Я отказываюсь в этом участвовать, — мрачно заявил он. — Все это против правил! Это очередной трюк Мейсона!
  — Ваше замечание, господин обвинитель, — хмуро сказал судья, — очень напоминает оскорбление суда. — Он кивнул Мейсону: — Заводите будильник, господин адвокат!
  Мейсон поклонился судье, дружелюбно улыбнулся присяжным и поднялся на возвышение. Он медленно завел будильник, так, чтобы всем были видны движения его рук. Когда стрелки часов подошли к цифре «два», механизм будильника сработал.
  Мейсон поставил его на стол судьи, а сам отошел немного в сторону.
  Будильник пронзительно зазвенел, запнулся и снова зазвенел. Так повторилось несколько раз. Надавив сверху на кнопку, Мейсон прекратил трезвон и тут же повернулся в сторону свидетельницы.
  — Итак, миссис Крейндейлл, поскольку звонок, как мы выяснили, не мог быть дверным, вместе с тем, как вы утверждаете, он не был и звонком телефонным, то не допускаете ли вы, что то был звонок этого вот будильника? Не он ли звонил, когда в квартире Мокси началась борьба?
  — Да! — кивнула свидетельница. — Я думаю, что так оно и было!
  — Вы уверены?
  — Да, все так и происходило.
  — Готовы ли вы подтвердить это под присягой?
  — Да, сэр.
  — Скажите, вы так же уверены в том, что слышали звон будильника, как во всех остальных своих показаниях?
  — Да, сэр.
  Судья Маркхэм взял в руки будильник и принялся рассматривать его, хмуря брови. Он несколько раз повернул ключик, которым заводился механизм боя, потом поставил часы на стол и кончиками пальцев забарабанил по столу, поглядывая на Мейсона.
  Мейсон поклонился в сторону Лукаса.
  — Перекрестный допрос закончен, — сказал он и опустился на стул.
  — У обвинения будут еще вопросы к свидетельнице? — спросил судья, посмотрев на Лукаса.
  Тот вскочил на ноги.
  — Значит, вы присягаете? — закричал он на свидетельницу. — Присягаете, невзирая на свои прежние показания, утверждая теперь, что слышали звон будильника, а не дверной звонок?
  Миссис Крейндейлл, которая по всем признакам не принадлежала к числу застенчивых и покладистых женщин, моментально насторожилась:
  — Конечно, присягаю.
  Смех Мейсона был добродушным, покровительственным и потому особенно оскорбительным.
  — Ваша честь, господин обвинитель забыл все на свете. Он, кажется, собирается подвергнуть перекрестному допросу свою собственную свидетельницу. Миссис Крейндейлл была вызвана не защитой, она — свидетель обвинения.
  — Возражение принято, — сказал судья.
  Лукас глубоко вздохнул, с трудом сохраняя самообладание.
  — Значит, вы слышали звон будильника? — спросил он более спокойно.
  — Да! — воинственно ответила свидетельница. По ее вздернутому подбородку и сердитому блеску глаз было видно, что теперь никто и ничто на свете не сможет ее переубедить.
  Джон Лукас тут же опустился на место:
  — У меня все!
  — Ваша честь! — обратился Мейсон к судье Маркхэму. — Могу ли я вызвать мистера Крейндейлла для повторного допроса?
  — При данных обстоятельствах суд не возражает, — согласился судья Маркхэм.
  Тишина в зале заседаний была настолько впечатляющей, что у несчастного Бенджамина Крейндейлла буквально подкашивались ноги, когда он поднимался на место для дачи свидетельских показаний.
  — Вы слышали слова вашей супруги? — спросил Мейсон.
  — Да, сэр.
  — Слышали ли вы звон будильника?
  — Да, сэр.
  — Намерены ли вы опровергнуть заявление своей жены, утверждающей, что тогда ночью она слышала именно звонок этого будильника?
  — Протестую! — вскочил со своего места Лукас. — Вопрос поставлен с явной подсказкой ответа, и защитник это знает!
  — Протест поддерживаю, — кивнул судья Маркхэм. — Господин адвокат, ограничивайтесь вопросами в рамках закона. Подобная формулировка совершенно недопустима.
  Мейсон выслушал замечание с покорным видом, но с его лица не сходила улыбка.
  — Хорошо, ваша честь. — Он снова повернулся к свидетелю: — В таком случае, мистер Крейндейлл, скажите мне следующее. Как уже установлено судом, вы не могли слышать той ночью звук дверного звонка в квартире мистера Мокси. В то же время вы утверждаете, что это был не телефонный звонок. Таким образом, не думаете ли вы, что это был звонок будильника?
  Мистер Крейндейлл тяжело вздохнул. Его глаза по многолетней привычке первым делом обратились за советом к супруге. Она ответила ему таким твердым взглядом, что каждому стало ясно, кто является главой в этой семье.
  — Ваша честь, данный вопрос спорный, — снова возразил Лукас, но уже не таким уверенным голосом. — Он допускает двойное толкование. Защитник так формулирует вопросы, что они до некоторой степени являются подсказанным ответом. Он упорно ставит на первое место заявление миссис Крейндейлл, так что ответ мужа как бы зависит от мнения жены. Так не допрашивают свидетелей. Почему он просто и ясно не спросит, без всяких преамбул, слышал ли он звук дверного звонка или дребезжание будильника?
  — А я считаю, ваша честь, мою манеру вести перекрестный допрос вполне законной, — твердо ответил Мейсон.
  Прежде чем судья Маркхэм успел принять решение по спорному вопросу, мистер Крейндейлл заявил на весь зал:
  — Если кто-то думает, что я стану возражать своей жене, то он просто ненормальный!
  Зал разразился хохотом, который долго не могли утихомирить ни требовательные окрики бейлифа, ни стук молотка судьи. После напряжения предыдущих минут зрители рады были возможности стряхнуть с себя эмоциональную нагрузку.
  Когда в зале все же было восстановлено подобие порядка при помощи угрозы освободить помещение, Джон Лукас сказал:
  — Вы сами видите, ваша честь, как искусно Мейсон вбил этому свидетелю в голову мысль о том, что он подведет свою жену, если не станет показывать то, что угодно защитнику.
  Эти слова произвели большое впечатление на мистера Крейндейлла, который, сжав кулаки, бросил на заместителя окружного прокурора сердитый взгляд, словно причислил его к своим личным врагам.
  Судья Маркхэм, прекрасно разбиравшийся в человеческой психологии, против воли улыбнулся.
  — Независимо от того, входило это в планы защиты или нет, но до свидетеля действительно дошла эта мысль. Тем не менее я поддерживаю возражение обвинения. Господин адвокат, задавайте четкие и ясные вопросы, без всяких подсказывающих добавлений.
  — Хорошо, ваша честь, — поклонился Мейсон и повернулся к свидетелю: — Итак, мистер Крейндейлл, вы слышали тогда звук дверного звонка или же будильника?
  — Будильника, — не задумываясь, ответил мистер Крейндейлл.
  — У меня больше нет вопросов к свидетелю, ваша честь, — сказал Мейсон, садясь на свое место.
  Лукас шагнул к свидетелю, держа в левой руке будильник и так яростно им потрясая, что всем присутствующим было слышно, как внутри зазвенели металлические детали.
  — Значит, вы намерены заверить присяжных, что слышали тогда звон этого будильника?
  — Если в той комнате стоял этот будильник, — спокойно ответил мистер Крейндейлл, — значит, именно его я и слышал.
  — А вовсе не дверной звонок?
  — Я не мог бы его расслышать.
  Лукас посмотрел на своего свидетеля с таким негодованием, словно тот только что совершил какой-то неблаговидный поступок.
  — Что ж, у меня все, — сказал он.
  Мистер Крейндейлл покинул свидетельскую ложу.
  Джон Лукас, по-прежнему с будильником в руках, направился было в сторону Мейсона, но вдруг остановился, посмотрел на часы и раздраженно произнес:
  — Ваша честь, цель данного эксперимента совершенно очевидна. Поскольку будильник был поставлен примерно на два часа ночи и зазвонил именно в тот момент, когда был убит Греггори Мокси, то обвиняемая Рода Монтейн не могла совершить преступления, так как свидетели обвинения показали, что в промежутке между без четверти два и десять минут третьего она находилась на территории авторемонтной станции. Таким образом, ваша честь, наиболее существенным моментом данного разбирательства, с точки зрения решения проблемы, является вопрос: а был ли в действительности будильник поставлен на два часа и звонил ли он в это время или находился на ограничителе? Защитник заявил, что он завел будильник заново, но это ничем не подтверждается, кроме его слов. Если будильник находился на ограничителе, то достаточно было одного поворота ключа и… все присутствующие услышали этот звонок. Поэтому я требую, чтобы данное вещественное доказательство было исключено из протокола и не принималось во внимание.
  Судья Маркхэм жестом остановил Мейсона, намеревавшегося возразить Лукасу, поднялся и с негодованием посмотрел на заместителя окружного прокурора.
  — С предъявленным доказательством защиты нельзя не считаться, — сказал он громко, — поскольку супруги Крейндейлл совершенно определенно показали, что они слышали звон будильника. Независимо от тех средств, которыми их заставили дать эти показания, их утверждения являются законными и должны быть учтены при разбирательстве дела. Свидетели дали их под присягой, и этим все сказано. Суд считает своим долгом упомянуть, что обвинению были предоставлены все возможности пресечь любые махинации со стороны защиты. Суд специально приглашал обвинение подняться на возвышение и проследить за тем, как мистер Мейсон заводил будильник. И поскольку обвинитель предпочел разыграть из себя обиженного, отказавшись от участия в эксперименте, то винить может только самого себя. Суд выносит представителю обвинения порицание за попытку дискредитировать представителя защиты и за небрежное отношение к своим обязанностям. Напоминаю, что все действия защиты контролировались судом. Что касается оценки показаний свидетелей, то ее сделают господа присяжные.
  Джон Лукас продолжал стоять, вцепившись руками в край стола.
  — Ваша честь, — сказал он чуть слышно, — дело приняло совершенно неожиданный оборот. По всей вероятности, я действительно заслужил порицание суда. Однако я убедительно прошу отложить окончание слушания дела до завтрашнего утра.
  — У защиты есть возражения? — повернулся судья Маркхэм к Мейсону.
  — Защита никаких возражений не имеет, — улыбнулся адвокат. — Как накануне заметил представитель обвинения, обе стороны должны иметь все условия для сбора доказательств. Поэтому защита с удовольствием предоставляет обвинению дополнительное время.
  — Очень хорошо, — сказал судья Маркхэм с бесстрастным выражением на лице. — Слушание дела откладывается до десяти часов утра завтрашнего дня. Присяжные не должны формулировать или высказывать свое мнение по существу дела и не должны позволять, чтобы дело обсуждали в их присутствии. Обвиняемая остается под арестом.
  После этого он повернулся и вышел из зала суда, прилагая неимоверные усилия, чтобы сохранить серьезное выражение лица и сдержать насмешливую улыбку.
  Глава 20
  Солнечный свет, льющийся из огромных окон кабинета адвоката, освещал неподвижное, словно маска, лицо Филиппа Монтейна и такие же неподвижные, словно высеченные из гранита, черты адвоката.
  Взволнованная происходящим Делла Стрит сидела за своим столом, держа перед собой раскрытый блокнот для стенографирования.
  — Вы виделись сегодня со своим сыном, мистер Монтейн? — спросил Мейсон.
  — Нет, — сохраняя собственное достоинство, усмехнулся миллионер. — Вы же знаете, господин адвокат, что мы не виделись. Окружной прокурор по-прежнему держит его в тюрьме как основного свидетеля.
  — А не вы ли, — как бы между прочим спросил Мейсон, — посоветовали принять такие меры предосторожности?
  — Конечно нет.
  — Не кажется ли вам странным, — заметил Мейсон, — что, хотя по закону муж не может выступать в качестве свидетеля против жены, Карла до сих пор не освободили из-под ареста и все еще продолжают называть «основным свидетелем»?
  — Я не задумывался над этим вопросом. Во всяком случае, я к этому делу не имею никакого отношения…
  — Видите ли, мистер Монтейн, я все время думаю, что может скрываться за этой историей. И постепенно пришел к выводу, что кто-то старается помешать мне подвергнуть Карла перекрестному допросу.
  Монтейн промолчал.
  — Известно ли вам, что я виделся с ним сегодня днем? — продолжал Мейсон.
  — Я знал, что вы намерены были получить от него показания под присягой по поводу возбуждения дела о разводе.
  — Мистер Монтейн, — пристально глядя в глаза собеседнику, сказал Мейсон, — я хочу попросить мисс Стрит прочесть вам стенограмму моего разговора с Карлом.
  Монтейн хотел было что-то возразить, но Мейсон сказал секретарше:
  — Начинайте, Делла.
  — Мне прочитать то, что застенографировано у меня в блокноте с самого начала? — уточнила она.
  — Да.
  — И вопросы, и ответы?
  — Да, читайте все.
  — Хорошо. Я начинаю:
  «МЕЙСОН: Ваше имя Карл Монтейн?
  МОНТЕЙН: Да.
  МЕЙСОН: Вы женаты на Роде Монтейн?
  МОНТЕЙН: Да.
  МЕЙСОН: Известно ли вам, что Рода Монтейн подала заявление о разводе, обвиняя вас в жестокости?
  МОНТЕЙН: Да.
  МЕЙСОН: Вы понимаете, что в понятие „жестокость“ входит, прежде всего, то, что вы ложно обвинили ее в убийстве?
  МОНТЕЙН: Да.
  МЕЙСОН: Это обвинение было ложным?
  МОНТЕЙН: Нет.
  МЕЙСОН: Значит, вы настаиваете на своем обвинении?
  МОНТЕЙН: Да.
  МЕЙСОН: Какие у вас имеются для этого основания?
  МОНТЕЙН: Она пыталась добавить мне в шоколад несколько таблеток снотворного, желая усыпить меня, чтобы поехать на свидание к Мокси. Она тайком вывела из гаража машину, совершила убийство, возвратилась домой и забралась в постель, словно ничего не случилось…
  МЕЙСОН: Разве вы ничего не знали о Мокси до того, как она отправилась к нему в два часа ночи?
  МОНТЕЙН: Нет, не знал.
  МЕЙСОН: А разве вы не нанимали детектива для наблюдения за своей женой? Он однажды проводил ее до моего офиса, это было как раз накануне убийства. Этот же человек следил за ней и до квартиры Греггори Мокси.
  МОНТЕЙН: Вы ошибаетесь.
  МЕЙСОН: Отвечая на вопросы, не забывайте, что вы даете показания под присягой.
  МОНТЕЙН: Да, я нанял человека, чтобы он следил за Родой.
  МЕЙСОН: Когда ваша жена выезжала из гаража где-то в половине второго ночи, одна из камер на ее машине была спущена, не так ли?
  МОНТЕЙН: Да, так я понял.
  МЕЙСОН: Запасная камера тоже была проколота гвоздем, не так ли?
  МОНТЕЙН: Наверное…
  МЕЙСОН: Мистер Монтейн, объясните мне, каким образом это могло случиться? Уж не нарочно ли это было сделано?
  МОНТЕЙН: Я не знаю.
  МЕЙСОН: Правда ли, что когда ваша жена вернулась домой, то не сумела закрыть дверь гаража?
  МОНТЕЙН: Да.
  МЕЙСОН: Однако когда она выезжала из гаража, то свободно открыла и закрыла дверь. Чем это объяснить?
  МОНТЕЙН: Не знаю.
  МЕЙСОН: Да нет, вы все прекрасно знаете. Вы ведь слышали, как она открывала и закрывала дверь?
  МОНТЕЙН: Да.
  МЕЙСОН: Когда она выезжала из гаража, дверь закрылась свободно, не так ли?
  МОНТЕЙН: Да.
  МЕЙСОН: Правда ли, что причиной того, что ваша жена, возвратившись, не смогла закрыть дверь, было то, что этому мешал бампер вашей машины, которая размещалась в том же гараже?
  МОНТЕЙН: Я так не думаю.
  МЕЙСОН: Не является ли фактом то, что вы заранее знали о том, что ваша жена около двух часов ночи собиралась выехать из дома?
  МОНТЕЙН: Нет.
  МЕЙСОН: Вы признаете, что заглянули в сумочку жены и нашли там телеграмму, подписанную: „Греггори“?
  МОНТЕЙН: Да, но это было позднее.
  МЕЙСОН: И на этой телеграмме был написан адрес Мокси?
  МОНТЕЙН: Да.
  МЕЙСОН: Вы заявляете, что не знали, что ваша жена собирается на свидание к Мокси? Значит, вы не решили попасть в дом Мокси заблаговременно, чтобы своими глазами увидеть, что там происходит? Не из-за этого ли вы решили задержать приезд туда жены, проколов камеры колес ее машины? Таким образом, у вас получался запас времени, и вы имели возможность первым приехать на место встречи. Как только ваша жена выехала из гаража, вы сели в свою машину и помчались на квартиру Мокси, понимая, что Рода вынуждена будет заехать на авторемонтную станцию, чтобы сменить колеса. Разве это не правда? Разве не вы перебрались через перила портика в доме Мокси, проникли в его квартиру и потом услышали, как Мокси требовал деньги от вашей жены? Разве вы не слышали, как ваша жена заявляла, что намерена сначала позвонить мне? Разве это не вы, испугавшись, что ваше имя будет втянуто в такую некрасивую историю, и это может помешать финансовым операциям вашего отца, выключили рубильник на распределительном щите и оставили дом без света? Разве не вы после этого ворвались в комнату Мокси, услышав шум борьбы, а потом торопливые шаги вашей жены, выскочившей в коридор? Разве не вы зажигали спички, освещая себе дорогу? Разве не вы с помощью все тех же спичек пытались выяснить, что же произошло? Разве не вы, увидев поднимавшегося с пола Мокси, схватили топор с каминной стойки и раскроили им голову Греггори? Разве не вы через минуту встретились в коридоре с другим мужчиной, с тем самым, который трезвонил у входной двери и, не получив ответа, пробрался в квартиру тем же путем, что и вы? Этого человека зовут Оскаром Пейндэром из Сентервилла. Он пытался встретиться с Мокси и получить с него деньги, которые Греггори выманил в свое время у его сестры. Разве у вас с ним не состоялся доверительный разговор, в ходе которого вы объяснили Пейндэру, что оба попали в весьма щекотливое положение? Разве вы не убеждали его, что нашли Мокси уже мертвым, но полиция может этому не поверить? Разве вы после этого не принялись заметать следы? Не принялись тряпкой стирать отпечатки пальцев со всех предметов, к которым могли прикасаться, в том числе с рукоятки топора и дверных ручек? Разве перед уходом вам не пришло в голову, что ваша жена могла спрятаться в соседней квартире? Разве не с этой целью вы обследовали коридор при помощи все тех же спичек, а когда спички кончились, вы включили рубильник и вместе с Пейндэром поспешили убраться из дома? Вы погнали машину на предельной скорости и опередили жену на несколько минут. В спешке вы неудачно поставили свою машину в гараж — вот почему вашей жене не удалось полностью прикрыть дверь. Что вы на это скажете?
  МОНТЕЙН: Господи! Господи… мистер Мейсон…
  МЕЙСОН: Я жду ответа на свои вопросы.
  МОНТЕЙН: Да! Да! Я столько времени возился с этими проклятыми дверями, что чуть не сошел с ума! Только вы ошибаетесь в отношении убийства… Я выключил рубильник, чтобы дать Роде возможность убежать… Я слышал шум борьбы, а потом падение тела… Я стал зажигать спички, чтобы поскорее найти дорогу и помочь Роде… Когда я вбежал в комнату, Мокси лежал на полу. Видимо, Роде удалось сильно толкнуть его, и он не удержался на ногах. Он был вне себя от ярости, когда увидел меня… С каким-то звериным ревом он вскочил на ноги и бросился на меня. Мне под руку попался топор, и я стал размахивать им, стараясь не подпустить его к себе… Все произошло совершенно случайно… Он сам подвернулся под топор… Я окликнул Роду, но она не ответила. У меня не осталось больше спичек, и я стал ощупью пробираться к выходу. Вот тут-то я и обронил ключи от гаража и машин, но в тот момент я этого не заметил… Тут кто-то зажег спичку… Это и был Пейндэр. Все остальное было так, как вы сказали… В тот момент я не намеревался обвинять Роду. Я дал Пейндэру денег и потребовал, чтобы он немедленно уехал. Уже возвратившись домой, я увидел, что потерял ключи от гаража и сразу же догадался, где это произошло…
  МЕЙСОН: Тогда вы поднялись к себе в спальню, взяли запасные ключи и завели машину в гараж, а как только жена вернулась и уснула, вы выкрали у нее из сумочки ключи, которые потом показывали у меня в кабинете, не так ли?
  МОНТЕЙН: Да, сэр. Я был уверен, что Рода будет ссылаться на самооборону и суд ей поверит. Поэтому я и обратился к вам перед тем, как заявить в полицию. Я не сомневался, что вы сумеете ее защитить. Я понимаю…»
  Мейсон поднял руку:
  — Достаточно, Делла! Остальное не так уж важно. Ты можешь быть свободна.
  Делла Стрит встала, вышла из кабинета и плотно закрыла за собой дверь.
  Мейсон внимательно посмотрел на посетителя. Лицо Филиппа Монтейна было белым как мел, руки застыли на подлокотниках кресла. Он не проронил ни слова.
  — Я уверен, — сказал Мейсон, — что вы читали утренние газеты. С вашей стороны было умно не присутствовать на последних заседаниях, но вы, безусловно, в курсе событий. Свидетели обвинения подтвердили алиби Роды, и теперь каждому здравомыслящему человеку очевидно, что обвинение с нее будет снято. Я верю всему тому, что сказал ваш сын. Но поверят ли ему присяжные? Я очень сомневаюсь, учитывая его поведение в ходе расследования, когда он так бессовестно пытался переложить собственную вину на плечи жены. Мне кое-что известно о характере Карла. Узнал я это из разговоров с Родой. Он порывист и слабоволен, чему немало способствовало длительное злоупотребление наркотиками. Я знаю, что он боится вашего неодобрения больше, чем чего бы то ни было. Я знаю, что он ценит фамильную честь, именно к этому вы его приучали. Я согласен, что Мокси вполне заслужил свою смерть. Понимаю и то, что вашему сыну ни разу не доводилось в одиночку оказываться в критическом положении, он всегда мог опереться на вас. К Мокси он отправился потому, что вообразил, будто у того роман с его женой. Разобравшись в истине, он действовал импульсивно. Он в панике вернулся домой и тут обнаружил, что оставил на месте преступления связку ключей. Тогда, не испытывая ни малейших угрызений совести, он не только выкрал ключи у жены, тем самым навлекая на нее подозрение, но и сам же поспешил донести на нее в полицию. Когда дело дошло до настоящей проверки, у вашего сына не оказалось ни благородства, ни честности, ни мужества… Он вел себя как последний подлец. А в самую тяжелую для жены минуту он попросту отвернулся от нее. Если бы на суде он выложил свою историю, ничего не скрывая, я уверен, он получил бы минимальное наказание, так как любой адвокат доказал бы необходимость самозащиты в данном случае. Да и Мокси не тот человек, который мог бы вызвать сочувствие. При нынешнем положении вещей вашему сыну нечего надеяться на снисхождение. Ему никто не поверит. Лично я не виню Карла за убийство. Я виню его за недостойное желание свалить вину на невинного человека. А во всем виноваты вы, мистер Монтейн. Я уверен, что вы или знали правду, или догадывались о ней. Вот почему вы обратились ко мне с предложением ослабить защиту Роды. Если честно, то именно это и заставило меня как следует задуматься о том, кто же является настоящим убийцей. Мне было непонятно, почему человек вашего ума и силы воли может пойти на столь низкий подкуп. Все рассуждения о фамильной чести и о том, что Рода не пара для вашего сына, являются недостаточно вескими причинами. Ну, а потом я сообразил, что единственно серьезной причиной может быть только стремление спасти собственного сына.
  — Что ж, — глубоко вздохнул Монтейн. — Должен признаться, что в свое время я допустил ошибку в вопросе воспитания сына, хотя давно понял, что он принадлежит к слабым натурам… Когда он телеграммой сообщил мне, что женился на медсестре, я захотел узнать, что собой представляет эта женщина. Мне нужно было получить о ней такие сведения, которые убедили бы Карла, что его женитьба была большой ошибкой. Это с одной стороны. А с другой… Мне нужно было иметь что-то такое, что давало бы мне возможность держать ее на коротком поводке, если бы она все же осталась женой сына. Для этой цели я и приехал сюда, тайком от Карла и остальных… По моему распоряжению за ней следили днем и ночью. Мне был известен каждый ее шаг. Мои парни не были профессиональными детективами, но в их добросовестности я не сомневался, поскольку они находились у меня на службе…
  — Но тот человек, — заметил Мейсон, — что сопровождал Роду до моей конторы, был до такой степени дилетантом, что можно только руками развести.
  — Это было всего лишь досадным совпадением, — ответил Монтейн. — Когда Рода вышла из вашего кабинета, за ней последовал мой человек и действовал настолько искусно, что даже ваш Пол Дрейк ничего не заметил. Но, к сожалению, Карл стал что-то подозревать и по собственной инициативе нанял так называемого частного детектива для слежки за женой. С его помощью он узнал о существовании доктора… как там его?.. доктора Миллсэйпа.
  — Да, — кивнул Мейсон. — Как только Карл упомянул в беседе имя доктора Миллсэйпа, я понял, что он узнал об этом с помощью частного детектива.
  — Один из моих людей, — усмехнувшись, продолжил Монтейн, — находился на посту, когда Рода вышла из дома, направляясь на свидание с Мокси. Он последовал за ней, но вскоре потерял ее из виду. Учтите, было темно, а улицы путаны и плохо освещены, мой человек побоялся приблизиться к ней на короткое расстояние. Потеряв ее из виду, он решил вернуться назад и спрятаться во дворе. Он не видел, когда уехал Карл, но видел его возвращение. Карл на его глазах завел машину в гараж и вошел в дом.
  — Естественно, вы понимали всю важность этих сведений?
  — Как только мой человек сообщил мне о ночных событиях, я сразу же понял значение полученной информации. Но предпринимать что-либо было уже поздно. На улицах продавали утренние газеты, и Карл уже побывал в полиции. В это утро я, как на грех, не велел себя будить, поскольку поздно лег накануне, и мой детектив не осмелился меня тревожить, чтобы сообщить новости. По сути дела, это был первый серьезный промах, допущенный моими агентами, хотя я и не имею права винить их за это. К тому же, если говорить честно, им не был ясен смысл происходящего вплоть до того момента, когда они прочитали в газетах о трагедии в квартире Мокси… А вообще-то, господин адвокат, все это пустые разговоры. Я полностью в ваших руках. Насколько я понимаю, вам нужны деньги. Что еще? Вы настаиваете на том, чтобы сообщить эти факты окружному прокурору?
  Мейсон медленно покачал головой:
  — Нет, я не намерен информировать окружного прокурора. Признание Карла было получено частным образом, и мы с Деллой разглашать его не собираемся. Адвокат, присутствовавший при нашей беседе и представляющий интересы Карла, тоже болтать не станет, поскольку должен оберегать его интересы в силу взятых на себя обязательств. Однако я бы посоветовал заплатить ему щедрый гонорар на всякий случай, имея в виду, что ему придется защищать Карла в будущем. Что касается моего гонорара, то дело обстоит следующим образом: вы мне должны возместить расходы на защиту Роды. Но это не самое главное. Куда большую сумму вы должны выплатить самой Роде.
  — Сколько?
  — Ваш сын причинил своей жене непоправимое зло. Его еще можно простить, сделав скидку на его слабоволие. Но то, что сделали ей вы, — куда более страшно. Вы человек сильный и умный, с вас и спрос больше. Поэтому вы должны платить за все.
  Мейсон не сводил взгляда с холодных глаз миллионера. Филипп Монтейн вынул из кармана чековую книжку. Его лицо по-прежнему ничего не выражало, губы были плотно сжаты.
  — Я начинаю думать, — неожиданно сказал он, — что мы с сыном отвели в своей жизни слишком большое место нашим предкам. И теперь постороннему человеку приходится развенчивать нашу семью. — Неторопливо вынув из кармана авторучку, он старательно выписал два чека и протянул их Мейсону. — Вы оказались на высоте, господин адвокат, я восхищен вами.
  Глава 21
  Мейсон стоял на пороге, приглашая Роду Монтейн пройти в кабинет. По лицу женщины было видно, в каком напряжении она жила последние дни. Однако щеки уже горели румянцем, а глаза сверкали огнем. Подойдя к столу, она остановилась, и на ее глазах вдруг выступили слезы.
  — Я вспомнила свой прошлый визит, — объяснила она, — и все то, что произошло потом. Если бы не вы, мистер Мейсон, меня бы осудили за убийство.
  Мейсон жестом пригласил ее сесть и, когда она опустилась в черное кожаное кресло, тоже сел на свой стул.
  — Я не нахожу слов, — продолжала Рода, — чтобы выразить вам свою благодарность. И мне так стыдно за себя — насколько бы вам было легче, если бы я с самого начала следовала вашим указаниям. Ведь я же понимала, что попала в сложную ситуацию! Вы сумели бы вызволить меня с меньшей затратой сил и энергии, если бы у меня хватило здравого смысла с самого начала довериться вам и рассказать всю правду… Понимаете, окружной прокурор все время твердил, что кто-то стоял в подъезде, когда убивали Мокси, вот я и уцепилась за эту мысль… Мне казалось, что самое удобное в моем положении — это утверждать, что именно я и звонила в этот момент в дверь…
  Мейсон открыл ящик стола, вынул оттуда чек и протянул молодой женщине. Она с удивлением посмотрела на него.
  — Что это значит, мистер Мейсон?
  — Это значит, что Филипп Монтейн намерен хотя бы отчасти загладить свою вину. Юридически это называется «разделом имущества между Карлом и Родой Монтейн». На самом же деле это возмещение, которое должен выплатить богатый человек за недостойное поведение.
  — Я не понимаю…
  — А этого и не требуется, — улыбнулся Мейсон. — Более того, Филипп Монтейн расплатился со мной, и я должен сказать, что он не поскупился. Так что все эти деньги, за небольшим исключением, принадлежат вам. Вы должны лишь сделать одну выплату.
  — Какую именно? — поинтересовалась Рода.
  — Речь идет о мисс Пейндэр, которая в свое время вышла замуж за Греггори. Он, как обычно, забрал у нее все сбережения и скрылся. Она приехала сюда, чтобы получить их обратно. Ей в этом взялся помогать ее брат. К нему у меня нет ни малейшей симпатии, но она достойна сочувствия. Чтобы укрепить вашу защиту, мне нужно было, чтобы они как можно быстрее скрылись из города. Так вот, я хочу, чтобы вы из этих денег вернули мисс Пейндэр причитающуюся ей сумму. Те деньги, которые в свое время у нее выманил Греггори. Эта сумма была учтена при выписке чека.
  — Но я все же не понимаю, почему отец Карла должен был выписать мне чек на такую огромную сумму?
  — Я думаю, вы все поймете, если прочтете стенограмму моей беседы с вашим мужем.
  Адвокат нажал кнопку звонка. Делла Стрит тут же появилась в дверях кабинета, на мгновение замерла при виде Роды, а потом шагнула вперед и протянула руку для пожатия.
  — Примите мои поздравления, миссис Монтейн, — поздоровалась Делла.
  — Меня не с чем поздравлять, — улыбнулась Рода. — Вся заслуга принадлежит мистеру Мейсону.
  — Его я тоже поздравляю, — улыбнулась Делла.
  — Спасибо, Делла!
  — Окружной прокурор закрыл дело? — спросила секретарша.
  — Пришлось закрыть, — усмехнулся Мейсон. — Ты перепечатала стенограмму?
  — Да.
  — Я хочу, чтобы миссис Монтейн прочитала ее, после чего ты можешь ее уничтожить. Но стенографическую запись сохрани, всякое может случиться…
  — Одну минуточку, — сказала Делла и вышла в приемную.
  Вскоре она вернулась с несколькими листами машинописного текста.
  — Первую часть вы можете пропустить, — сказал Мейсон, передавая стенограмму Роде, — сосредоточьтесь на второй половине, и вы все поймете.
  Рода, нахмурившись, стала читать стенограмму. Ее взгляд торопливо бегал по тексту, а лицо все больше и больше хмурилось…
  — Шеф, а эта история с дверным звонком, — прошептала Делла на ухо адвокату. — В какой степени она была законной?
  — А что? — безмятежно спросил он.
  — Я все время боюсь, что в один прекрасный день ты зайдешь слишком далеко, и тебе не избежать крупных неприятностей.
  — Возможно, — рассмеялся Мейсон, — что мои методы несколько нетрадиционны, но они всегда в рамках закона. При перекрестном допросе я имею право проводить любые эксперименты и построения, лишь бы добиться правды.
  — Это так, шеф, — сказала Делла, — но окружной прокурор — человек мстительный. Если он когда-нибудь узнает, что ты был в доме на Норвалк-авеню без разрешения владельца, то он…
  Мейсон вынул из стола сложенный лист бумаги.
  — Совсем забыл, Делла, — улыбнулся он. — Подшей это к делу Роды Монтейн.
  Делла прочла документ.
  — Как видишь, — заметил Мейсон, — это арендный лист на Колмонт-апартментс, Норвалк-авеню, триста шестнадцать. Решил вложить деньги в недвижимость.
  — Мне следовало обо всем догадаться, — рассмеялась Делла Стрит.
  Рода Монтейн вскочила с кресла и с негодованием бросила стенограмму на стол.
  — Так вот каковы они, эти Монтейны! — воскликнула она. — Что ж, я окончательно излечилась! Я хотела стать женой и одновременно матерью для слабого мужчины. Теперь я понимаю, что мне нужен был не столько спутник по жизни, сколько ребенок, а мужчина не может быть ребенком… У Карла не хватило силы воли бороться с опасностями, и вот что из этого получилось… Он решил свалить вину на меня, какая низость! Выкрал у меня ключи и донес полиции… А отец всеми силами старался добиться для меня смертного приговора… Подлецы, слов не могу найти, чтобы выразить… — Ее взгляд упал на чек. — Я не возьму ни одного цента из этих денег! Я…
  Она хотела разорвать чек пополам.
  — Успокойтесь, — улыбнулся Мейсон, отбирая документ. — Пусть чек пока полежит у меня.
  Грудь Роды высоко поднималась, ноздри раздувались, глаза блестели гневом. Она посмотрела на Деллу Стрит и спросила:
  — Простите, я могу позвонить от вас?
  — Разумеется, миссис Монтейн.
  — Будьте любезны, мисс Стрит, — улыбнулась молодая женщина, — соедините меня с доктором Клодом Миллсэйпом…
  Дело о фальшивом глазе
  Глава 1
  Перри Мейсон подставил спину горячим лучам утреннего солнца, которое освещало его кабинет, и хмурым взглядом окинул стопку писем, ожидающих ответа.
  — Как я ненавижу эту конторскую рутину! — сказал он.
  Делла Стрит, его секретарь, немного удивленно посмотрела на него и примирительно улыбнулась.
  — Мне кажется, — сказала она, — что, покончив с одним делом об убийстве, вы готовы заняться другим.
  — Не обязательно делом об убийстве, — ответил он. — Но хорошая драка в суде мне тоже нравится. Я люблю драматические дела, связанные с убийствами, когда обвинение неожиданно взрывает подо мной бомбу, а я, взлетая в воздух, уже думаю о том, как бы мне приземлиться на ноги… Что это за парень со стеклянным глазом?
  — Мистер Питер Брунольд, — ответила Делла. — Он ждет вас в приемной. Я говорила ему, что вы, возможно, передадите его дело помощнику. Но он сказал, что расскажет все либо лично вам, либо никому.
  — Что он собой представляет?
  — Ему лет сорок, черные курчавые волосы, вид несколько необычный, как у человека, который много страдал. Чем-то похож на поэта. В выражении лица есть что-то странное, чересчур эмоциональное. Вам он явно понравится, но с таким типом хлопот будет немало. Если вас интересует мое мнение, то мне кажется, он из тех, кто способен на убийство в состоянии возбуждения, если его вынудят к тому обстоятельства.
  — Ты сразу заметила, что у него стеклянный глаз? — спросил Мейсон.
  — Не могу так сказать, — ответила она, покачав головой. — Мне всегда казалось, что я смогу обнаружить у человека искусственный глаз, но с мистером Брунольдом я ошиблась и ничего особенного не заметила.
  — Что он тебе успел рассказать о своем глазе?
  — Он сказал, что у него полный набор искусственных глаз: один для утра, один для вечера, один, налитый кровью…
  Перри Мейсон хлопнул ладонью по столу. Его собственные глаза засверкали.
  — Убери отсюда почту, Делла, — распорядился он, — и впусти человека со стеклянным глазом.
  Делла Стрит улыбнулась и молча вышла из кабинета в приемную, где обычно ждали те, кто хотел поговорить с Перри Мейсоном лично. Минуту спустя дверь отворилась.
  — Мистер Питер Брунольд! — объявила Делла, стоя в дверях, стройная и прямая.
  Брунольд пересек кабинет и протянул руку Перри Мейсону.
  — Благодарю вас за то, что вы лично принимаете меня, — сказал он.
  Юрист поднялся, пожал протянутую руку и с любопытством посмотрел посетителю в глаза.
  — Который из них? — спросил Брунольд. — Вы угадали?
  Мейсон отрицательно покачал головой. Брунольд улыбнулся и, усевшись в кресло, наклонился к Мейсону.
  — Я знаю, что вы человек занятой, и сразу перейду к делу. Вашему секретарю я сообщил свое имя, адрес, профессию и все прочее, поэтому не буду повторяться. Начну сразу о деле, чтобы не отнимать у вас время. Знаете ли вы что-либо о стеклянных глазах?
  Перри Мейсон покачал головой.
  — Хорошо. Кое-что я вам расскажу. Изготовление стеклянных глаз — искусство. На все Соединенные Штаты наберется едва ли тридцать-сорок человек, которые занимаются этим делом. Хороший стеклянный глаз трудно отличить от настоящего, если глазная впадина не повреждена.
  Мейсон, наблюдавший за ним, сказал:
  — У вас движутся оба глаза.
  — Конечно. Потому что у меня не повреждена глазная впадина и сохранено девяносто процентов естественного движения. В различное время, — продолжал он, — человеческие глаза различны. Днем зрачки меньше, чем ночью. Иногда глаза наливаются кровью. Это случается по многим причинам. Например, от долгой езды на автомобиле, от недосыпания или от выпивки. У меня лично — от выпивки. Я вдаюсь в такие подробности потому, что вы мой юрист, а своему юристу я должен говорить правду, иначе видал бы я вас в гробу. О моем фальшивом глазе никто не знает, даже лучшие друзья. У меня полдюжины искусственных глаз — дубликаты. На все случаи жизни. Есть у меня и глаз, налитый кровью. Я ношу его вечером, когда иду куда-нибудь выпить.
  Юрист кивнул:
  — Продолжайте.
  — Кто-то украл мой глаз и подложил другой.
  — Откуда вы знаете?
  Брунольд фыркнул:
  — Откуда я знаю? А как вы узнаете, что украли вашего дога или мерина, а вам взамен оставили дворняжку или кобылу?
  Он достал из кармана небольшой футляр, открыл его и показал Мейсону четыре глаза.
  — Вы всегда носите их с собой? — с любопытством спросил Мейсон.
  — Нет. Иногда я ношу лишний глаз в жилетном кармане, у этого кармана подкладка из замши, чтобы глаз не поцарапался. Если куда-нибудь еду, то держу футляр в саквояже; когда я дома, он лежит в шкафу.
  Он вытащил один глаз и протянул его юристу. Мейсон осторожно взял и осмотрел его.
  — Чистая работа, — заметил он.
  — Отвратительная работа, — резко возразил Брунольд. — Зрачок неправильной формы. Цвет радужной оболочки очень бледен, а прожилки слишком красные. В глазу, налитом кровью, они чуть желтее. А теперь возьмите вот этот, и вы увидите, что он качественнее, это хороший глаз. Конечно, это не глаз, налитый кровью, как предыдущий, но он изготовлен настоящим специалистом. Краски лучше. Зрачок правильный.
  Мейсон внимательно осмотрел оба глаза и задумчиво кивнул.
  — Значит, это не ваш глаз? — спросил он, указывая на глаз, который посетитель протянул ему первым.
  — Нет.
  — Где вы нашли его?
  — В этом кожаном футляре.
  — Вы хотите сказать, — проговорил Перри Мейсон, — что человек, укравший ваш налитый кровью глаз из футляра, подложил вместо него вот этот?
  — Совершенно верно.
  — А зачем, по-вашему, это было сделано?
  — Вот это я и хочу узнать. За этим я и пришел сюда.
  Брови юриста поползли вверх.
  — Вы хотите найти причину здесь?
  — Мне кажется, — понизил голос Брунольд, — что кто-то заинтересован в том, чтобы навлечь на меня беду.
  — Что вы имеете в виду?
  — Глаз — это индивидуальный признак. Искусственный глаз тем более. У очень немногих людей одинаковый цвет глаз. Кроме того, каждый искусственный глаз — это шедевр. Постарайтесь понять, что я имею в виду. Десяток художников нарисуют, предположим, дерево. В каждом случае оно будет выглядеть как дерево, но по определенным признакам вы узнаете, какой художник изобразил именно то, а не иное дерево.
  — Продолжайте, — сказал юрист.
  — Зачем некто украл мой глаз и подсунул другой? Не может ли этот некто совершить преступление — кражу или убийство — и оставить мой глаз на месте преступления? Как доказать полиции, что я там не был?
  — Вы думаете, что полиция сможет опознать ваш глаз?
  — Уверен. Любой эксперт может определить мастера. Полиция найдет этого человека и спросит у него, для кого он его сделал. И тот, конечно, ответит: «Я сделал его для Пита Брунольда, 3902, Вашингтон-стрит».
  Мейсон внимательно посмотрел на него.
  — И вы думаете, — медленно спросил он, — что ваш глаз будет оставлен на месте убийства?
  Питер Брунольд с минуту колебался, потом кивнул.
  — И вы хотите воспользоваться моей помощью?
  Брунольд снова кивнул.
  — Убийство, в котором вы не замешаны или… замешаны?
  — Я невиновен.
  — Откуда мне знать?
  — Вы должны верить мне на слово.
  — И что я, по-вашему, должен делать?
  — Я жду от вас рекомендаций. Как мне вести себя? Вы опытный юрист по уголовным делам. Вам известны методы полиции. Вы знаете, как работает суд.
  Перри Мейсон откинулся на спинку своего большого вращающегося кресла.
  — Убийство уже совершено? — спросил он. — Или его собираются совершить?
  — Я не знаю.
  — Хорошо, — сказал Мейсон. — Вы готовы заплатить полторы тысячи долларов за то, чтобы избежать этой ловушки?
  — Это зависит от того, насколько чистой будет ваша работа, — медленно произнес Брунольд.
  — Я думаю, что работа будет чистой, — ответил Мейсон. — Более чем просто чистой — совершенной.
  — Я не думаю, что может существовать совершенное решение, — покачал головой Брунольд. — Я все время думаю об этом, сегодня я не спал полночи, пытаясь найти выход из положения. Но увы… Глаз будет идентифицирован, если полиция пойдет тем путем, о котором я сказал. Понимаете, вопрос не в том, чтобы доказать мою невиновность, когда полиция опознает глаз, а в том, чтобы исключить самую потребность в такой идентификации.
  — Думаю, что понял вас, — сказал Мейсон.
  Брунольд достал из бумажника пятнадцать сотенных банкнотов и бросил на стол:
  — Вот баксы. Теперь объясните фокус.
  Мейсон вернул Брунольду налитый кровью глаз, другой положил себе в карман. Собрал и сложил деньги.
  — Если полиция найдет ваш глаз первым, — медленно сказал он, — его опознают так, как вы сказали. Если найдут первым другой глаз, его тоже попытаются опознать. Если другой глаз найдут вторым, также попытаются опознать его. Если ваш глаз найдут третьим, его будут опознавать, как и два первых.
  Брунольд заморгал.
  — Повторите еще раз, — сказал он.
  — Если вы немного подумаете, то поймете, что я прав. Вся беда в том, что ваш глаз слишком хорошо сделан. Это произведение искусства. Вы это знаете, так как хорошо знакомы с предметом. Полиция с этим знакома мало, и надо, чтобы что-то другое привлекло ее внимание.
  Лицо Брунольда неожиданно оживилось.
  — Вы имеете в виду, — спросил он, — что вы?.. — Он не договорил и умолк.
  Мейсон кивнул:
  — Да, именно это я имел в виду. Поэтому и попросил тысячу пятьсот долларов. В связи с этим делом у меня будут издержки.
  — Возможно, я мог бы сберечь… — начал было Брунольд, но Мейсон перебил его:
  — Вы не знаете одной важной вещи в этом деле.
  Брунольд в восторге схватил Мейсона за руку.
  — Да ты умница! — воскликнул он. — Ты умен, как сам дьявол! Эта мысль так и не пришла мне в голову, хоть я и думал об этом всю ночь.
  — Мой секретарь знает ваш адрес? — спросил Мейсон.
  — Да. 3902, Вашингтон-стрит. В этом же доме у меня и нечто вроде мастерской, разные приспособления — кольца для поршней, прокладки, ну и так далее. Кое-что насчет машин.
  — Вы сами владелец или работаете на кого-то?
  — Сам. Мне надоело работать на других. Я долго работал продавцом, болтался по поездам, испортил себе желудок скверной едой и сделал немало денег для хитрых парнишек, которые сидели дома и были владельцами предприятий. — Он прищурил стеклянный глаз. — В 1911 году я попал в катастрофу, — продолжал он. — Видите, до сих пор остался шрам на голове. Больше двух недель я валялся в госпитале и еще целый месяц не знал, кто я, — потерял память. В общем, это дорого обошлось мне. Именно тогда я потерял глаз.
  Мейсон с сочувствием кивнул:
  — Хорошо, Брунольд. Если что-нибудь произойдет, сообщите мне. В случае моего отсутствия передайте все, что хотели сказать мне, Делле Стрит, моему секретарю. Я полностью доверяю ей, она в курсе всех моих дел.
  — И умеет держать язык за зубами?
  Мейсон улыбнулся:
  — Даже пытка не вырвет у нее ни слова.
  — А деньги?
  — Никаких шансов.
  — А лесть? А любовники? Она женщина, и очень привлекательная.
  Мейсон хмуро покачал головой:
  — Беспокойтесь о своих делах, а я уж буду заботиться о моих.
  Брунольд кивнул и направился к двери, через которую вошел.
  — Прошу вас выйти через другую дверь, — сказал Мейсон. — Она ведет прямо в коридор…
  Он оборвал фразу, так как зазвонил внутренний телефон. Мейсон взял трубку и услышал голос Деллы Стрит:
  — Здесь мисс Берта Маклейн, шеф. Вместе со своим младшим братом Гарри. Они немного возбуждены, Берта отказывается рассказывать мне о своем деле. Выглядят многообещающе. Вы примете их?
  — Хорошо, через минуту проведи их в мой кабинет, — ответил он и положил трубку.
  Брунольд стоял возле двери.
  — Я забыл в приемной шляпу. Придется зайти туда. — Открыв дверь в комнату для клиентов, он удивленно воскликнул: — Хэлло, Гарри, какого дьявола ты здесь делаешь?!
  Четырьмя большими шагами Мейсон пересек кабинет и, взяв за плечи, отстранил Брунольда от двери.
  — Подождите здесь, — резко сказал он. — Это вам не клуб, а кабинет юриста. И я не хочу, чтобы вы видели моих клиентов, а они видели вас. — Он выглянул за дверь и обратился к Делле: — Делла, принеси шляпу этого человека.
  Когда Делла пришла со шляпой, Мейсон сделал ей знак закрыть дверь.
  — Кто это был? — спросил он Брунольда.
  — Молодой Маклейн.
  — Вы с ним знакомы?
  — Немного.
  — Знаете, зачем он пришел сюда?
  — Нет.
  — А знали, что он собирается сюда?
  — Нет.
  — А почему вы побледнели, когда увидели его?
  — Я побледнел?
  — Да.
  — Вероятно, это вам просто показалось. У меня нет никаких дел с молодым Маклейном.
  Мейсон положил руки ему на плечи.
  — Хорошо, — сказал он. — Можете идти, но… черт побери, да вы весь дрожите!
  — Это нервное, — пробормотал Брунольд, направляясь к двери в коридор. — У меня, правда, нет общих дел с этим парнем, но его вид натолкнул меня на некоторые размышления…
  С этими словами он покинул кабинет.
  Перри Мейсон повернулся к Делле:
  — Позови Пола Дрейка. Пусть эти двое подождут, пока я поговорю с Полом. Скажи ему, чтобы прошел через коридор.
  Дверь за Деллой закрылась, и Мейсон услышал, как она сказала:
  — Мистер Мейсон занят. Он просит вас подождать несколько минут.
  Мейсон закурил сигарету и задумчиво прошелся по кабинету. В дверь постучали. Мейсон открыл ее и впустил высокого мужчину с блестящими глазами и чуть насмешливой улыбкой.
  — Входи, Пол, — сказал он, — и полюбуйся на эту штуку.
  Юрист достал из кармана стеклянный глаз, оставленный ему Брунольдом, и протянул его Дрейку. Детектив с любопытством стал разглядывать необычный предмет.
  — Пол, ты что-нибудь знаешь о стеклянных глазах?
  — Не слишком много.
  — Ну так скоро узнаешь больше.
  — Хорошо.
  — Поезжай в отель «Балтимор», сними комнату и найди по адресной книге какого-нибудь торговца стеклянными глазами. Позвони ему, скажи, что приехал из другого города и хочешь купить полдюжины глаз, налитых кровью, таких же, как образец, который ты ему пришлешь. Назовись вымышленным именем. Скажи, что только начинаешь заниматься этим делом. У торговца в запасе куча глаз. Они не так хороши, как те, что делают специалисты по особому заказу. Разница, видимо, такая же, как между костюмом, сшитым у портного и купленным в магазине готового платья. Но торговец подберет дубликаты кровавого глаза.
  — Почему ты называешь его кровавым? — спросил Пол.
  — Глаз, на котором видны сосуды. Их делают из красного стекла. Они постараются сделать все как следует, если ты произведешь впечатление перспективного покупателя. Попытайся убедить их, что ты начинающий делец из другого города.
  — И сколько они стоят?
  — Не знаю, вероятно, десять-двенадцать долларов за штуку.
  — И ты не хочешь, чтобы я прямо пошел к торговцу и поговорил с ним лично?
  — Нет. Я не хочу, чтобы он знал, как ты выглядишь. Зарегистрируйся в отеле под чужим именем, и это же имя можешь сообщить торговцу. Старайся реже показываться на глаза, не давай на чай слишком много или слишком мало. Держись как самый обычный постоялец, чтобы никто тебя потом не вспомнил.
  — Ты считаешь, что за мной будут следить?
  — Вероятно.
  — И я не должен нарушать законы?
  — Ни в коем случае, Пол.
  — Хорошо. Когда приступать?
  — Сейчас же.
  Дрейк сунул глаз в карман, кивнул и вышел из кабинета. Взяв трубку внутреннего телефона, Мейсон сказал:
  — Все в порядке, Делла. Пусть зайдут Маклейны.
  Глава 2
  Берта Маклейн что-то тихо сказала молодому человеку, который вошел вместе с ней. Тот покачал головой, что-то пробормотал в ответ и повернулся к Мейсону.
  Мейсон указал им на кресла.
  — Вы мисс Берта Маклейн? — спросил он. Она кивнула и представила молодого человека:
  — Это мой брат Гарри.
  Мейсон подождал, пока клиенты сядут, а потом приветливо обратился к ним:
  — Что привело вас ко мне?
  Девушка некоторое время смотрела на него, потом спросила:
  — Кто этот мужчина, который только что вышел отсюда?
  Мейсон поднял брови.
  — А я думал, что вы знаете его, — ответил он. — Я слышал, как он что-то вам сказал.
  — Он говорил не со мной, а с Гарри.
  — Тогда Гарри может сообщить вам, кто он.
  — Гарри не хочет отвечать. Он говорит, что это не мое дело. Поэтому я спрашиваю у вас.
  Юрист покачал головой и улыбнулся:
  — И из-за этого вы хотели видеть меня?
  — Мне нужно знать, кто этот человек.
  Перри перестал улыбаться:
  — У меня юридическая контора, а не справочное бюро.
  На мгновение в ее глазах вспыхнула злость, но она сдержалась.
  — Возможно, вы правы. Если бы кто-нибудь пришел ко мне в контору и стал задавать такие вопросы, я бы…
  — Вы бы что? — спросил Мейсон.
  Она засмеялась:
  — Возможно, я солгала бы и сказала, что не знаю.
  Мейсон открыл коробку с сигаретами и протянул ей. Мгновение она колебалась, но все же взяла сигарету, уверенно постучала ею о ноготь большого пальца и наклонилась прикурить от спички, которую зажег Мейсон. Глубоко затянулась. Он протянул сигареты Гарри, но тот молча отказался. Закурив сам, Мейсон выжидательно посмотрел на девушку.
  — Гарри попал в беду, — сказала она.
  Помрачневший Гарри заерзал в кресле.
  — Расскажи ему, Гарри, — попросила сестра.
  — Расскажи ты! — так же невнятно и негромко, как и прежде, ответил брат.
  — Вы слышали о Хартли Бассете? — обратилась она к адвокату.
  — Кажется, слышал это имя по радио. Что-то насчет проката автомобилей?
  — Да. Он дает напрокат автомобили — тексты рекламных объявлений звучат по радио, а кроме того, занимается делами, о которых по радио не объявляют. Он скупает краденые драгоценности и к тому же контрабандист.
  Юрист удивленно поднял брови и хотел было что-то сказать, но вместо этого пыхнул сигаретой.
  — У тебя нет доказательств, — негромко заметил Гарри.
  — Ты сам мне сказал.
  — Ну, я только предполагаю…
  — Нет, Гарри. Это правда. Ты у него работал и знаешь о его делах.
  — А что за беда у Гарри? — спросил Мейсон.
  — Он растратил больше трех тысяч долларов этого Хартли Бассета.
  Адвокат посмотрел на Гарри. Тот на мгновение поднял глаза, но тотчас снова опустил их и произнес еле слышно:
  — Я собираюсь вернуть ему деньги.
  — Мистер Бассет знает об этом?
  — Теперь знает.
  — Когда он узнал об этом?
  — Вчера.
  — Когда была совершена растрата? — Мейсон повернулся к Гарри. — Как давно это произошло? Вы взяли всю сумму сразу или брали частями? На что вы потратили деньги?
  Гарри выжидательно посмотрел на сестру. Она сказала:
  — Он брал деньги четыре раза — почти по тысяче долларов каждый раз.
  — Каким образом это ему удавалось?
  — Он подменял настоящие расписки поддельными.
  Юрист нахмурился:
  — Не понимаю, как это можно было совершать растраты, если были приняты документы о сделках.
  Гарри чуть повысил голос, впервые с тех пор, как появился в кабинете Мейсона, и обратился к сестре:
  — Не стоит входить во все детали, Берта. Скажи только, что ты хотела бы сделать.
  — Итак, что вы хотите от меня? — спросил Мейсон.
  — Я хочу, чтобы вы вернули деньги Бассету. Вернее, устройте так, чтобы я смогла вернуть деньги.
  — Все?
  — Разумеется. Пока я могу дать чуть больше полутора тысяч долларов, а остальные выплачу в рассрочку.
  — Вы работаете? — спросил Мейсон.
  — Да.
  — Где?
  Она покраснела:
  — Я не считаю нужным говорить об этом.
  — Как угодно.
  — Мы можем обсудить это позже, если потребуется. Я работаю секретарем у видного бизнесмена.
  — Какое у вас жалованье?
  — Это вам необходимо?
  — Да.
  — Зачем?
  — Чтобы знать, на какой гонорар я могу рассчитывать.
  — Получаю не так много, если учесть работу, которую я выполняю.
  — И все же?
  — Сорок долларов в неделю.
  — Кто еще на вашем иждивении?
  — Мама.
  — Живет с вами?
  — Нет, в Денвере.
  — И много вы ей посылаете?
  — Семьдесят долларов в месяц.
  — Вы ее единственная опора?
  — Да.
  — А как насчет Гарри?
  — Он не в состоянии ей помогать.
  — Но ведь он работает, вернее, работал у Бассета?
  — Да.
  — Сколько вы получали, Гарри? — обратился к нему Мейсон.
  — Я не мог помогать матери из тех денег, которые получал, — ответил Гарри.
  — Сколько вы получали?
  — Сто долларов в месяц.
  — Мужчине нужно больше, чем женщине, — заметила Берта.
  — И долго вы работали у Бассета?
  — Шесть месяцев.
  Мейсон внимательно рассматривал молодого человека.
  — Если подсчитать, то получится, что вы имели по семьсот пятьдесят долларов в месяц. Не так ли?
  Гарри от удивления шире раскрыл глаза:
  — Я не говорил этого. Семьсот пятьдесят долларов! Старый Бассет никому не дает прилично заработать. Он платил мне сто долларов в месяц и еще ненавидел в придачу.
  — Пока вы работали, вы растратили около четырех тысяч долларов, — сказал Мейсон. — Прибавьте ваше жалованье за это время, и вы получите семьсот пятьдесят долларов в месяц.
  — Вы не должны так говорить, — пробормотал Гарри и снова погрузился в молчание.
  — Вы посылали деньги матери? — спросил Мейсон.
  — Нет, — ответила за брата Берта. — Деньги ушли неизвестно куда.
  Мейсон снова обратился к Гарри:
  — На что вы потратили деньги?
  — Их нет.
  — Я хочу знать, куда вы девали деньги.
  — Я сказал, что их нет. Зачем вам это знать?
  — Если вы хотите, чтобы я вам помог, я должен знать, на что истрачены деньги.
  — Как же, поможете вы…
  Мейсон тяжело и медленно опустил на стол кулак, подчеркивая этим жестом смысл своих слов:
  — Если вы думаете, что я буду заниматься вашим делом, не зная всех деталей, то вы оба просто ненормальные! Поищите себе другого юриста!
  — Он кому-то отдал деньги, — сказала Берта.
  — Женщине? — спросил Мейсон.
  — Нет, — покраснев, чуть ли не гордо ответил Гарри. — Я не плачу женщинам, они готовы мне платить.
  — Кому же вы отдали деньги?
  — Отдал одному человеку, чтобы он их вложил в дело.
  — Кто он?
  — Я не могу сказать.
  — И все же вам придется это сделать.
  — Не скажу. Я не хочу быть доносчиком. Сестра уже пыталась заставить меня донести. Не выйдет. Я лучше пойду в тюрьму и останусь там до смерти.
  Берта повернулась к брату.
  — Гарри, — умоляюще попросила она. — Скажи, это тот человек, который был здесь? Он говорил с тобой, стоя в дверях.
  — Нет, — вызывающе ответил Гарри. — Я только один раз встречал эту птицу.
  — Где ты видел его?
  — Не твое дело.
  — Как его зовут?
  — Оставь меня в покое.
  Берта повернулась к Перри Мейсону:
  — У него есть сообщник, который вымогал деньги и помогал устраивать все так, чтобы Гарри не поймали.
  — Как Гарри доставал деньги? — спросил Мейсон.
  — Бассет занимается ростовщичеством. К нему неохотно шли, лишь крайняя нужда толкала людей на это. Когда они возвращали деньги, Бассет рвал их расписки. Иногда деньги получал Гарри, тогда он отдавал расписки должникам. Но в некоторых случаях он брал деньги себе, а Бассету подкладывал вексель с поддельной подписью, ведь тот не мог помнить обо всех делах.
  — Как он узнал об этом? — спросил Мейсон.
  — Мистер Бассет случайно встретил в гольф-клубе человека, который погасил вексель, и спросил его о деньгах, а тот ответил, что выплатил все четыре месяца назад. И предъявил расписку с надписью: «Погашено». Так Бассет и узнал.
  — Почему вы думаете, что у Гарри был сообщник?
  — Он сам мне признался. Я думаю, что они играли в азартные игры.
  — Какие?
  — Разные — покер, рулетка, скачки, лотереи. В основном скачки и лотереи.
  — Если бы старый дурак немного подождал, я вернул бы ему все деньги, — заявил Гарри.
  Перри Мейсон повернулся к Берте и очень внимательно посмотрел на нее.
  — Тысяча пятьсот долларов — это все ваши сбережения?
  — Это все, что у меня имеется в банке.
  — Вы отложили их из своего жалованья?
  — Да.
  — И еще посылаете матери семьдесят долларов в месяц?
  — Да.
  — И вы хотите заплатить за Гарри, чтобы его не засадили в тюрьму?
  — Да, это убьет мать.
  — Насколько я понял, вы собираетесь выплачивать долг из вашего жалованья?
  — Да.
  — Гарри остался без работы, и вам придется его содержать, — сказал Мейсон.
  — Не беспокойтесь обо мне, — сказал Гарри. — Я буду работать и выплачу сестре все до единого цента. Ей не придется выплачивать долг из своей зарплаты. Я все верну меньше чем за месяц.
  — Откуда вы возьмете деньги?
  — Мне их вернут. Я вложу их в дело. Не может быть, чтобы мне всегда не везло.
  — Другими словами, вы намерены продолжать игру?
  — Я не сказал этого.
  — Какие вложения вы имели в виду?
  — Я не хочу говорить вам об этом. Вы только должны уладить дело с Бассетом. А с сестрой я все улажу сам.
  — Хорошо, — сказал Мейсон. — Я дам вам совет: не платите Бассету ни цента.
  — Но я же взял у него деньги.
  — Не платите ему ни единой монеты.
  — Он дал мне срок до завтрашнего вечера, а потом обещал передать дело окружному прокурору, — сказал Гарри таким тоном, словно адвокат мог недооценить ситуацию.
  — Тюрьма — лучшее место для вас, молодой человек, — сказал Мейсон.
  Берта широко раскрыла глаза.
  — Я очень давно работаю юристом, — продолжал Мейсон, — и встречал подобных типов. Их первое преступление всегда маленькое. Кто-то покроет это из жалости, принесет жертву. Ставлю десять против одного, что сестре уже приходилось делать вам добро, Гарри.
  — Кому какое дело до этого? И кем, черт побери, вы себя воображаете?! — вспыхнул Гарри.
  Перри Мейсон внимательно смотрел Берте в лицо:
  — Так это его первое преступление?
  — Я оплатила один или два чека, — медленно ответила она.
  — Верно! Ваш брат катится вниз, а вы его покрываете, и он знает, что вы и впредь будете заступаться за него. Он начал с подделки чеков, а когда все стало вам известно, то клялся, что больше это не повторится. Он много чего говорил. Он найдет работу. Сделает то и это. Говорить легко. Болтовня — единственная монета, которой он расплачивался с кем бы то ни было и за что бы то ни было. Он и себя самого гипнотизирует и верит, что сделает то, о чем говорит. Но у него на это духу не хватает. Да и вообще он не намерен работать. Намерен тянуть из вас деньги на «большую игру». Схватит куш и набьет полные карманы денег.
  Он из тех парней, которые мнят себя крупными личностями, а на деле он не в состоянии покончить с грязными делами и по-настоящему взяться за работу. Когда попадает в очередной переплет, начинает жалеть себя и хочет, чтобы кто-то выслушал его жалобы, а если ему мало-мальски повезет, тут же начинает пыжиться и покровительствовать всем своим друзьям. Потом снова получает по носу, приползает и, уткнувшись вам в колени, хлюпает, хнычет о своих бедах, а вы гладите его по головке и обещаете защитить и выручить.
  Единственное, что здесь требуется, — это заставить молодого человека жить своим умом. Слишком долго он опирался на женщин. Он младший брат. И вы вели сражения вместо него. Я полагаю, что ваш отец умер и вы платили за обучение Гарри?
  — Я отдала его в бизнес-колледж. Мне хотелось, чтобы он стал бухгалтером. Это все, что я могла сделать. Иногда я ругаю себя. Я думаю, что надо было попытаться дать ему лучшее образование. Но после смерти отца у меня на руках оставалась мать и…
  Гарри Маклейн вскочил.
  — Пошли, сестричка, — сказал он. — Парню, который привык хватать большие гонорары, легко сидеть в кресле и читать лекции. Нечего его слушать.
  — Напротив, вы должны меня дослушать, — сказал Мейсон. Он встал и указал юнцу на стул: — Сядьте и слушайте.
  Гарри уставился на него с мрачной враждебностью, но Мейсон шагнул к нему, и Маклейн опустился на стул. Мейсон повернулся к Берте.
  — Вы хотели получить совет, — сказал он, — я даю вам его. Вы не сможете покрыть растрату так, чтобы Бассет не привлек вашего брата к ответственности. Кроме того, вы не сможете жить сами и помогать матери, содержать брата и еще выплачивать деньги Бассету. Я попытаюсь взять этого молодого человека на поруки, но он должен будет все рассказать. Он скажет суду, кто взял у него деньги и куда вложил их. Это приучит его не полагаться на сердобольную сестру, а самому отвечать за себя. Пусть самостоятельно встанет на ноги, он же мужчина.
  — Но поймите же, я верну все деньги мистеру Бассету, — умоляюще сказала Берта. — Все до единого цента. И это независимо от того, попадет ли брат в тюрьму.
  — Сколько вам лет? — спросил Мейсон.
  — Двадцать семь.
  — А вашему брату?
  — Двадцать два.
  — Почему вы должны платить за его растрату?
  — Потому что он — мой брат. И потом, надо считаться с матерью. Поймите же, мама нездорова, она немолода, и Гарри — ее отрада.
  — Ее любимчик?
  — Конечно. Он же мужчина. Единственный мужчина в семье, с тех пор как умер отец.
  — Понимаю. Вы не можете сказать об этом матери?
  — Боже мой, конечно, нет! Это убьет ее. Она думает, что Гарри — бизнесмен, правая рука мистера Бассета, а Бассет — один из самых крупных финансистов в городе.
  Мейсон побарабанил пальцами по столу:
  — И вы готовы заплатить деньги независимо от того, возбудит Бассет дело или нет?
  — Да.
  Мейсон повернулся к Гарри.
  — Молодой человек, — сказал он ему. — Вы тут говорили, что вам не везет. Когда вы сегодня придете домой, встаньте на колени и поблагодарите Бога, что у вас старая и больная мать. Потому что я против своего желания все же попытаюсь спасти вас. Но учтите, с этого часа я буду наблюдать за вашим поведением и попытаюсь вселить в вас мужское начало.
  Он подвинул к себе телефон:
  — Делла, соедини меня с Хартли Бассетом. Автомобили напрокат. У вас будут неприятности с Бассетом, — обратился он к Берте. — Этот тип вытрясет из вас все, включая и душу.
  — Не беспокойтесь насчет Бассета, — сказал Гарри. — Мы сделаем ему предложение, и он примет его.
  — Что вы болтаете? Кто это «мы» и что за предложение? — презрительно спросил Мейсон.
  — Ну, мы — это я и сестра.
  — Хорошо, — кивнул Мейсон, — но почему вы думаете, что Бассет примет ваше предложение?
  — Примет. На него окажут давление.
  — Кто?
  — Кое-кто из его дома, кто дружески относится ко мне.
  — Но у такого типа, как вы, не может быть надежных друзей, — заметил Мейсон. — Бесхарактерные люди вроде вас не обзаводятся настоящими друзьями, которые готовы вступиться за них.
  — Это вы так думаете, — напыжился Гарри. — И ошибаетесь. Вы убедитесь, что есть человек, который может заставить Бассета сделать что угодно, и этот человек заступится за меня. Сделайте Бассету предложение и не обращайте внимания на то, что он скажет. Вероятно, он с ходу откажется, но не пройдет и часа, как он позвонит вам и даст согласие.
  Перри Мейсон удивленно посмотрел на Гарри:
  — Уж не миссис ли Бассет ваш друг?
  Молодой Маклейн покраснел и собирался ответить, но в это время зазвонил телефон, и Мейсон взял трубку:
  — Хэлло! Бассет? Мистер Хартли Бассет? Хорошо. С вами говорит Перри Мейсон, адвокат. У меня есть к вам дело. Вы можете приехать ко мне в контору? Хорошо, я приеду к вам. Вечером? Да, я могу… Ваша контора находится в вашем же доме? Я приеду в половине девятого. Так вы знаете, в чем дело? Отлично, в восемь тридцать.
  — Откуда Бассет знает, что вы у меня? — спросил он у Гарри.
  — Это я сказал ему.
  — Ты ему об этом рассказал?! — воскликнула Берта.
  — Да, — ответил Гарри. — Он грозил, что засадит меня в тюрьму и тому подобное, а я подумал, что хорошо бы его припугнуть. Сказал, что мой адвокат — Перри Мейсон и пусть он позаботится о себе, иначе как бы Мейсон его самого не засадил в тюрьму.
  Перри Мейсон смотрел на Гарри с безмолвным негодованием. Берта подошла к нему и положила руку ему на плечо.
  — Большое вам спасибо, — сказала она. — Помните, что я все сделаю, чтобы быстрее расплатиться с Бассетом.
  — Я сделаю все, что смогу, — вздохнул Мейсон.
  Он написал на бумажке номер телефона и протянул его Берте:
  — Вот мой домашний телефон. Вы можете позвонить мне домой, если произойдет нечто важное, а вы не застанете меня в конторе. Я думаю, что ваш брат все вам расскажет. Когда он это сделает, пожалуйста, уведомите меня.
  — Вы имеете в виду его сообщника?
  — Да.
  — Не выйдет, — заявил Гарри, успевший обрести уверенность в себе.
  Берта сделала вид, что не слышит.
  — Сколько мы вам должны заплатить? — спросила она.
  — Забудьте об этом, — улыбнулся Мейсон. — Человек, который был здесь перед вами, заплатил мне достаточно. В том числе и за вас.
  Глава 3
  Особая дверь, на которой значилось: «Бассет. Авто. Финансы», находилась справа от другой двери, с медной табличкой: «Резиденция Хартли Бассета. Торговцам и адвокатам вход воспрещен».
  Перри Мейсон толкнул дверь, ведущую в контору, и вошел. В приемной никого не было. Дверь с надписью «Частные апартаменты» находилась в конце коридора. Над кнопкой электрического звонка было написано: «Позвоните и сядьте».
  Перри Мейсон позвонил.
  Дверь открылась почти мгновенно. На пороге стоял высокий мужчина с впалой грудью, седыми усами и побелевшими висками. Глаза у мужчины были светло-серые, а точечные зрачки почему-то производили гипнотическое впечатление. Он внимательно посмотрел на Мейсона, потом взглянул на часы:
  — Вы пунктуальны, минута в минуту.
  Перри Мейсон молча поклонился и последовал за Бассетом в скромно и просто обставленную комнату.
  — Не сюда, — сказал Бассет. — Здесь я получаю деньги и не хочу, чтобы все выглядело слишком богато. Идемте в другое помещение, где я заключаю крупные сделки.
  Он открыл дверь, и они вошли в роскошно обставленный кабинет. Из-за стены доносился стук пишущей машинки.
  — Вечерняя работа? — спросил Мейсон.
  — Обычно приходится часа два работать и вечером. Так уж получается у людей, которые имеют собственное дело.
  Он указал на кресло, и Мейсон сел.
  — Вы хотели меня видеть в связи с Гарри Маклейном? — спросил Бассет.
  Юрист кивнул, а Бассет нажал кнопку. Стук машинки в соседней комнате стих; в дверях появился мужчина лет сорока пяти, узкоплечий, с серыми глазами, которые по-совиному глядели из очков в роговой оправе.
  — Артур, — спросил Бассет, — сколько там числится за Гарри Маклейном?
  — Три тысячи девятьсот сорок два доллара шестьдесят четыре цента, — ответил Артур хриплым голосом без всякого выражения.
  — И что я буду за это иметь? — спросил Бассет. — Один процент в месяц?
  — Один процент в месяц со дня растраты, — подтвердил Артур.
  — Это все, — сказал Бассет.
  Артур вышел, и вскоре снова послышался стук пишущей машинки. Хартли Бассет улыбнулся Перри Мейсону и сказал:
  — Срок до второй половины завтрашнего дня.
  Мейсон достал из портсигара сигарету. Бассет вынул из жилетного кармана сигару. Некоторое время они курили молча. Наконец Мейсон нарушил молчание.
  — Я не вижу причин, — сказал он, — почему бы нам с вами не договориться.
  — Я тоже, — согласился Бассет.
  — Я не знаю подробностей этого дела, — продолжал Мейсон. — Но буду действовать исходя из предположения, что Маклейн растратил деньги.
  — Он признался в этом.
  — Не спорю. Будем считать, что деньги растратил он.
  — И этой точки зрения вы будете придерживаться и в суде?
  — Я не делаю никаких заключений заранее, — сказал Мейсон. — Если мои клиенты хотят, они могут это сделать сами.
  — Продолжайте, — сказал Бассет.
  — Вы хотите вернуть свои деньги?
  — Естественно.
  — Маклейн ими не воспользовался.
  — У него был сообщник.
  — Вы знаете, кто он?
  — Нет, но очень хотел бы знать.
  — Почему?
  — Потому что деньги у сообщника.
  — Что заставляет вас так думать?
  — Я уверен в этом.
  — Так почему бы ему не вернуть их вам?
  — Я не знаю всех причин. Одна из них состоит в том, что сообщник — азартный игрок. Если вы глубже вникнете в это дело, то убедитесь, что за спиной Гарри Маклейна стоит еще чья-то фигура. Этот тип знает, что, если вернуть деньги, которые присвоил Гарри, у них не останется оборотного капитала. А игроку надо иметь на что играть. Нельзя сказать, что я стал бы осуждать их, если они выйдут сухими из воды. Но они не выйдут. Во всяком случае, не на мои деньги. Либо расплатятся, либо попадут в тюрьму.
  — Я постараюсь вам помочь, если вы не будете подавать в суд.
  — Я знаю, чего хотите вы и чего хочу я. Мне нужны мои деньги.
  — Вы полагаете, что они у Маклейна?
  — Нет, я думаю, что они у сообщника.
  — А не думаете ли вы, что, если бы Маклейн мог, он давно бы их забрал?
  — Нет, — ответил Бассет. — Деньги они украли, чтобы вместе играть, и часть из них проиграли. Хотят играть дальше, а сестра Маклейна хочет заплатить за него, чтобы его не посадили в тюрьму. В результате у них останутся какие-то деньги на игру.
  — Ну и что? — спросил Мейсон.
  — У нее нет таких денег. Насколько я знаю, в наличии имеется всего около полутора тысяч долларов. А у сообщника Маклейна осталось не менее двух тысяч. Я возьму деньги у нее, а потом найду сообщника и отберу остальное.
  — Предположим, что это не сработает.
  — Сработает.
  — Я могу предложить вам полторы тысячи и по тридцать долларов ежемесячно. Меня уполномочила на это сестра Маклейна.
  — Ее деньги? — спросил Бассет.
  — Да.
  — Все?
  — Да.
  — И парень не против?
  — Нет.
  — Я возьму полторы тысячи и по сто долларов в месяц.
  Мейсон вспыхнул было, но сдержался: сделал короткий вдох и выпустил дым сигареты. Произнес без особого выражения:
  — Она не может так много платить. У нее на руках больная мать, и ей не хватит на жизнь.
  — Я не заинтересован в том, чтобы получать деньги малыми дозами. Сто долларов ежемесячно обеспечат сравнительно скорую выплату. Гарри Маклейн тем временем может найти работу. И причинить убытки новому хозяину.
  — Что значит «причинить убытки новому хозяину»? — поинтересовался Мейсон. — Что вы этим хотите сказать?
  — Что он придумает, как облапошить работодателя и за счет этого возместить мой ущерб.
  — Значит, вы толкаете его на воровство?
  — Разумеется, нет. Я просто предполагаю, что он так поступит. Меня он обворовал. Я потерпел ущерб. Пусть его потерпит и еще кто-то.
  — И вы в таком случае окажетесь соучастником растраты, а, Бассет?
  — Мне нужны мои деньги, — холодно сказал Бассет. — И меня не касается, как они будут добыты. Против меня нет никаких улик, а моральная сторона меня не волнует.
  — Это я понял, — ответил Мейсон.
  — Прекрасно. Значит, мы достигли взаимопонимания. Меня не интересует моральная сторона вашей профессии, а вы не должны судить мою мораль. Я просто хочу, чтобы мои деньги вернулись ко мне. Вы пришли договориться со мной. Так вот, если сестра не хочет, чтобы парень сел в тюрьму, пусть принимает мои условия.
  — Эти условия не подходят.
  Бассет пожал плечами:
  — У вас есть время до завтра.
  Раздался стук в дверь, и, не дожидаясь ответа, в комнату вошла женщина лет сорока. Она улыбнулась Мейсону и обратилась к Бассету:
  — Можно мне поучаствовать в этом, Хартли?
  Бассет остался сидеть. Он выпустил клуб дыма, не меняя выражения лица.
  — Моя жена, — пояснил он адвокату.
  Мейсон встал и слегка поклонился:
  — Очень рад познакомиться, миссис Бассет.
  Она с опаской посмотрела на мужа:
  — Можно я кое-что скажу насчет этого дела, Хартли?
  — Зачем?
  — Затем, что я заинтересована.
  — В чем именно?
  — В том, что ты намерен предпринять.
  — Ты хочешь сказать, что тебя интересует Гарри Маклейн?
  — Нет. Я интересуюсь этим делом по другой причине.
  — А именно?
  — Я не хочу, чтобы ты был чересчур жесток по отношению к этой девушке.
  — Думаю, что я в этом сам разберусь.
  — Можно мне участвовать в вашем разговоре?
  — Нет! — холодно и безжалостно отрезал Бассет.
  Наступило молчание. Бассет ничем не пытался смягчить свой отказ. Его жена немного поколебалась, а затем пошла к выходу. Но вышла она не в ту дверь, в которую вошла, а в другую, ведущую в соседний кабинет; минутой позже стало слышно, как хлопнула дверь в приемную.
  — Нет необходимости продолжать нашу беседу, Мейсон, — сказал Бассет. — Мы отлично поняли друг друга. Доброй ночи.
  Перри Мейсон подошел к двери, открыл ее и, не оборачиваясь, сказал:
  — Доброй ночи и до свидания.
  Он вышел на улицу и направился к своему двухместному лимузину. Открыв дверцу, он увидел, что в машине кто-то сидит.
  — Скорее закройте дверь и поезжайте за угол! — Это был голос миссис Бассет.
  Мейсон в нерешительности помедлил, но любопытство взяло верх. Он сел за руль, проехал один квартал, остановился, погасил фары и выключил мотор. Миссис Бассет положила руку ему на рукав:
  — Сделайте, пожалуйста, как он требует.
  — То, что он требует, по-человечески невозможно.
  — Нет, это не так, — возразила она. — Я слишком хорошо знаю его. Он может выжать кровь из камня, но никогда не потребует чего-нибудь невозможного.
  — У девушки на руках больная мать.
  — Но есть же всякие благотворительные организации, — сказала миссис Бассет. — В цивилизованном обществе люди не умирают с голоду.
  — Вы считаете, что девушка должна жить на шестьдесят долларов в месяц, не посылая ни цента матери, и все для того, чтобы выплатить долг вашему мужу? — резко сказал Мейсон.
  — Нет, не для того, чтобы выплатить ему долг, а для того, чтобы удержать его от того, что он намерен сделать, если ему не вернут долг.
  — А, так вы забрались в мою машину, чтобы сказать мне это?
  — Я хочу кое-что узнать у вас. Я лишь случайно заговорила про эти деньги.
  — Если вам нужна консультация, приходите ко мне в контору.
  — Я не могу к вам прийти. Я никуда не хожу: за мной все время следят.
  — Не говорите глупостей, — сказал Мейсон. — Кто за вами следит?
  — Мой муж, конечно.
  — Вы хотите сказать, что не смогли бы в случае нужды пойти к юристу?
  — Конечно, нет.
  — Кто может вам помешать?
  — Он.
  — Как же он это сделает?
  — Не знаю, но… Он совершенно безжалостен. Он убьет меня, если я пойду ему наперекор.
  Мейсон, сдвинув брови, немного подумал и сказал:
  — Так о чем же вы хотели у меня узнать?
  — О двоемужестве.
  — Ну так что?
  — Я замужем за Хартли Бассетом.
  — Это я уже знаю.
  — И хочу уйти от него.
  — Ну и уходите.
  — Есть другой мужчина, который хочет, чтобы я жила с ним.
  — Отлично.
  — Я хочу выйти за него.
  — Разведитесь с Бассетом и выходите замуж за этого человека.
  — Но я уже однажды это сделала.
  — Что-то я вас не понимаю. Вы хотите сказать, что прошли брачную церемонию, не разведясь с Бассетом?
  — Да.
  — А этот мужчина знал, что вы замужем за Бассетом? И он согласился принять участие в двоемужестве?
  — Мы хотим сделать так, чтобы это не было двоемужеством.
  — Вы должны быстро развестись, — сказал Перри Мейсон.
  — А Бассет узнает про это?
  — Да.
  — В таком случае развод невозможен.
  — Тогда вы не можете быть замужем.
  — То есть как это? Я ведь в настоящее время замужем. Вопрос только в том, какое замужество законное, а какое нет.
  — Вы должны были совершить лжесвидетельство, чтобы получить лицензию на брак.
  — Предположим, что я так и сделала. И что тогда?
  Мейсон помолчал и покосился на ее профиль:
  — Кстати, вы говорили что-то насчет слежки. Вы, вероятно, заметили автомобиль, который припарковался позади нас?
  — Что вы сказали? — воскликнула она. — Конечно нет! — Она повернулась и посмотрела в заднее стекло. — Боже мой! Это Джеймс!
  — Кто этот Джеймс?
  — Шофер моего мужа.
  — И это машина вашего мужа?
  — Да, одна из них.
  — Вы думаете, что шофер следит за вами?
  — Несомненно. Я думала, что незаметно ускользнула, но вышло не так.
  — Что вы теперь намерены делать? Выйти?
  — Нет. Поезжайте вокруг квартала и подвезите меня к дому.
  — Кажется, этот парень заметил, что его слежка обнаружена.
  — Здесь я ничего не могу сделать. Пожалуйста, поезжайте, как я просила. Только побыстрее.
  Мейсон погнал машину вокруг квартала. Преследователь не отставал. Адвокат остановился у дома Бассета и открыл дверцу.
  — Если вам нужна моя помощь, я войду с вами, — предложил он.
  — Нет-нет, — испуганно ответила женщина.
  Из тени вышла фигура и остановилась возле машины. Это был Хартли Бассет.
  — А у вас, оказывается, свидание с моей женой, — сказал он.
  Мейсон вышел из машины, обошел ее сзади и остановился прямо напротив Бассета.
  — Нет, — ответил он. — В данном случае вы ошибаетесь.
  — Тогда моя жена назначила вам деловую встречу. О чем же она пыталась проконсультироваться у вас?
  Мейсон пошире расставил ноги:
  — Причина, по которой я вышел из машины и стою здесь, имеет отношение к вашему проклятому делу.
  Машина, следовавшая за ними, подъехала и остановилась неподалеку у бровки тротуара. Из нее вышел высокий худой мужчина и, ступая мягко, по-кошачьи, направился было к Мейсону, но, услышав голос адвоката, вернулся назад, достал что-то из кармана на дверце машины и поспешил зайти Мейсону в тыл. Свет фар упал на гаечный ключ у него в руке.
  Адвокат развернулся лицом к обоим.
  — Ну, птички, — угрожающе произнес Мейсон, — что затеяли?
  Бассет взглянул на высокого мужчину:
  — Это все, Джеймс.
  Мейсон поглядел на обоих и проговорил медленно:
  — Вы правы, это и в самом деле все.
  Он вернулся к своей машине, сел за руль и включил зажигание. Парочка наблюдала за тем, как он уезжает, — темные силуэты в свете фар припаркованной машины.
  Адвокат свернул в проулок и на большой скорости выехал к Главному бульвару.
  Он поставил машину на стоянку поблизости от аптеки, подошел к телефонной будке, набрал номер и, услышав встревоженный голос Берты Маклейн, сказал:
  — Не выгорело.
  — Он не дал согласия?
  — Не в этом дело.
  — Чего он хочет?
  — Он требует невозможного.
  — Чего именно?
  — Невозможного.
  — Мне-то вы можете сказать или нет?
  — Он хочет, чтобы вы платили по сто долларов в месяц.
  — Но я же не могу!
  — Это я ему и сказал. Я даже поведал ему о вашей матери, но он считает, что ей помогут благотворительные организации.
  — О, но я же не могу пойти на это!
  — Я сказал ему и это. Выслушайте меня. Вы должны заставить Гарри сказать, куда он дел деньги и кто его сообщник.
  — Но Гарри не соглашается.
  — Тогда пусть садится с тюрьму.
  — Где вы сейчас?
  — В аптеке.
  — Возле дома Бассета?
  — Да.
  — Вернитесь и скажите Бассету, что я согласна. Месяц или два я в состоянии платить, а там Гарри начнет работать. Продам кое-что из вещей.
  — Я не собираюсь говорить Бассету ничего подобного.
  — Но я не хочу, чтобы Гарри попал в тюрьму.
  — Подождите до завтра и предоставьте действовать другому адвокату.
  — Вы хотите сказать, что отказываетесь вести дело?
  — Да, — ответил Мейсон, — если вы намерены принимать подобные предложения. Если вас не устраивает моя работа, ищите себе другого адвоката. И не спорьте со мной по телефону. Подумайте как следует, а позже перезвоните мне.
  Он повесил трубку.
  Глава 4
  Перри Мейсон, развалясь в кресле, читал новейшие работы по психологии, не обращая внимания на то, что часы только что пробили полночь. Зазвонил телефон, он снял трубку и сказал:
  — Мейсон слушает.
  Услышав женский голос, он не сразу понял, кто звонит.
  — Приезжайте немедленно. Я ухожу от мужа. Он совершил жестокое нападение. Здесь опасно. Мой сын хочет убить его и…
  — Кто говорит? — перебил Мейсон.
  — Сильвия Бассет — жена Хартли Бассета.
  — Что вам от меня нужно?
  — Приезжайте сюда как можно скорее.
  — Подождите до утра, — ответил юрист.
  — Нет-нет. Вы не поняли. Здесь серьезно ранена одна женщина.
  — Что с ней?
  — Ее ударили по голове.
  — Кто?
  — Мой муж.
  — А где он?
  — Он сел в машину и уехал. Как только он вернется, мой сын Дик убьет его. А я не смогу помешать ему. Мне нужно, чтобы вы объяснили Дику, что защитите мои интересы. Что ему нельзя действовать так.
  — Где вы находитесь?
  — Дома.
  — Можете прислать своего сына ко мне?
  — Он не поедет, он в бешенстве, а я не могу успокоить его.
  — Может быть, вызвать полицию и пригрозить ему?
  — Нет.
  — Почему?
  — Его могут арестовать, а я не хочу этого. Но есть еще одна вещь, которая меня смущает. Может быть, вы приедете? Я не могу объяснить по телефону, но речь идет о жизни и смерти. Это…
  — Я приеду, — перебил ее Мейсон. — Присматривайте за Диком до моего приезда.
  Он повесил трубку, оделся и через полторы минуты вывел свою машину.
  Миссис Бассет встретила его в дверях своего дома.
  — Пожалуйста, сюда, — пригласила она, — и поскорее поговорите с Диком.
  Мейсон вошел в приемную, почти тотчас отворилась дверь из соседнего кабинета, и быстро вошел стройный молодой человек лет двадцати двух.
  — Послушай, ма, — сказал он, обращаясь к матери, — мне надоело ждать…
  Увидев Мейсона, он замолчал.
  — Дик, — сказала она, — я хочу, чтобы ты поговорил с Перри Мейсоном, он юрист. Это Дик, мой сын.
  Дик, широко открыв карие глаза, смотрел на Мейсона. Лицо его было мертвенно-бледным, чувственные, красиво очерченные губы сжались в прямую линию. Мейсон дружелюбно протянул ему руку.
  — Рад познакомиться с вами, Бассет, — сказал он.
  Дик секунду помедлил, глядя на протянутую руку адвоката, переложил что-то из правой ладони в левую и сделал шаг вперед.
  Небольшой предмет упал на пол. Дик пожал Мейсону руку и спросил:
  — Вы представляете интересы мамы?
  Мейсон кивнул.
  — Она прошла через ад, — заговорил Дик. — Я терпел достаточно долго. Сегодня вечером я… — Он вдруг умолк, заметив, что Мейсон смотрит на предмет, упавший на ковер.
  — Патрон? — спросил Мейсон.
  Парень нагнулся было за ним, но Мейсон опередил его. Это действительно был патрон от пистолета тридцать восьмого калибра.
  — Зачем вам нужны такие штуки?
  — Это мое дело, — ответил Дик.
  Прежде чем парень успел увернуться, Мейсон рывком вытащил из кармана его левую руку. В ней была зажата обойма. Одного патрона в ней не хватало.
  — Где пистолет? — спросил Мейсон.
  — Не трогайте меня! — вспыхнул Бассет. — Вы не имеете права…
  Мейсон схватил его в охапку и, крепко держа одной рукой за плечи, стал обыскивать. Дик попытался вырваться, но Мейсон уже достал из правого кармана его пиджака незаряженный пистолет. Он понюхал дуло.
  — Пахнет, как будто из него только что стреляли, — сказал он.
  Дик Бассет, бледный как полотно, молча смотрел на него. Миссис Бассет неожиданно резко шагнула вперед и ухватилась за пистолет.
  — А я-то искала его. Пожалуйста, дайте его мне.
  — Зачем? — спросил Мейсон, не выпуская пистолета из рук.
  — Он мне нужен.
  — Чей это пистолет?
  — Я не знаю.
  — Где вы его взяли? — обратился Мейсон к Дику Бассету.
  Тот продолжал молчать. Мейсон покачал головой и мягко отстранил руку Сильвии Бассет.
  — Полагаю, что будет безопаснее, если он будет находиться у меня. Теперь расскажите, что случилось.
  — Дик, покажи ему, — сказала миссис Бассет.
  Дик отодвинул японскую ширму, отгораживающую угол комнаты. Широкобедрая женщина с рыжими волосами склонилась над кем-то, лежащим на кушетке. Она не повернулась на шум отодвигаемой ширмы, лишь проговорила:
  — Я думаю, что минут через пять все будет в порядке. Это врач?
  Мейсон подошел поближе, чтобы рассмотреть, за кем ухаживает рыжая женщина.
  На кушетке лежала брюнетка лет двадцати в черном костюме. Блузка была расстегнута и обнажала белую грудь и шею. В изголовье кушетки лежали мокрые полотенца, стоял флакон нюхательной соли и маленькая бутылка бренди. Рыжая растирала женщине запястья.
  — Кто она? — спросил Мейсон.
  — Моя невестка, — ответила миссис Бассет, — жена Дика. Но об этом никто не знает. Она здесь под девичьей фамилией.
  Дик подошел поближе, но по-прежнему молчал. Перри Мейсон заметил синяк на голове у женщины.
  — Что здесь произошло? — спросил он.
  — Мой муж ударил ее.
  — За что?
  — Не знаю. Он ударил ее, а потом убежал. Его машина стояла перед домом. Он вскочил в нее и уехал.
  — Шофер был с ним?
  — Нет, он уехал один.
  — Вы видели его?
  — Да.
  — Где вы были в этот момент?
  — Я стояла у окна и видела, как он уехал.
  — Вы узнали его машину?
  — Да. Это был «Паккард».
  — С ним были какие-нибудь вещи?
  — Нет.
  Молодая женщина пошевелилась и застонала.
  — Она очнулась, — сказала рыжая.
  Перри Мейсон наклонился. Миссис Бассет подошла к изголовью кушетки, пригладила влажные волосы девушки, коснулась пальцами ее опущенных век.
  — Хейзл, дорогая, ты слышишь меня? — спросила она.
  Губы девушки дрогнули, приоткрывшиеся темные глаза смотрели без выражения. Она дернулась, застонала и повернулась на бок.
  — Ей еще плохо, но все обойдется, — сказала рыжая, кивнув Сильвии Бассет и с любопытством глядя на Мейсона.
  Тот обратился к миссис Бассет.
  — Хотите, чтобы я занялся этим делом? — спросил он.
  — Но как?
  — Хотите, чтобы я сделал все, как нахожу лучшим?
  — Да.
  Перри Мейсон подошел к телефону и снял трубку:
  — Соедините меня с полицией… Алло! Полиция? Это Ричард Бассет, Франклин-стрит, 9682. Здесь произошло несчастье. Мой отец напился и ударил женщину… Да, мой отец. Мы хотим, чтобы его арестовали. Он безумен, и мы не знаем, что еще может прийти ему в голову. Пожалуйста, пришлите офицеров… Да, лучше радиофицированную машину, только скорее, а то он может кого-нибудь убить.
  Перри Мейсон положил трубку и повернулся к Сильвии Бассет.
  — Вам лучше держаться в стороне, — сказал он. Затем обратился к молодому Бассету: — Вам придется взять инициативу в свои руки. Ведь вы на стороне матери и против отца?
  — Конечно, — ответила за сына миссис Бассет. — Но по ходу дела выяснится, что Хартли не отец Дика.
  — То есть?
  — Дик мой сын от первого брака.
  — Давно вы замужем за Бассетом?
  — Пять лет.
  — Пять лет мучений, — жестко сказал Дик.
  Женщина на кушетке снова застонала. Она пробормотала что-то неразборчивое, а затем попыталась подняться.
  — Где я? — произнесла она.
  — Все в порядке, Хейзл, — ответила Сильвия Бассет. — Не беспокойся. Все хорошо. Мы пригласили сюда адвоката. И скоро приедет полиция.
  Женщина закрыла глаза, вздохнула и сказала:
  — Дайте подумать… дайте мне подумать.
  Сильвия Бассет подошла к Мейсону и вполголоса попросила:
  — Отдайте мне пистолет. Я не хочу, чтобы он оставался у вас.
  — Почему?
  — Надо спрятать его.
  — Вам не положено иметь оружие, — предупредил Мейсон.
  — Пистолет не мой.
  — А если его найдет полиция?
  — Его не найдут, если вы отдадите его мне. Ну, пожалуйста!
  Мейсон достал из кармана пистолет и протянул его Сильвии. Она положила его в глубокий вырез платья и придержала рукой.
  — Вы не должны держать его при себе, — сказал Мейсон. — Если хотите его спрятать, то сделайте это побыстрее.
  — Подождите, — ответила она. — Вы не понимаете. Я позабочусь…
  Дик Бассет подошел к молодой девушке.
  — Слава богу! — воскликнул он.
  Она открыла глаза. Дик поцеловал ее, а она обняла его, и они вполголоса стали переговариваться. Через минуту или две Дик мягко отвел ее руки и повернулся к присутствующим.
  — Это не Хартли ударил ее, — объявил он.
  — Может быть, она бредит? — высказала предположение Сильвия Бассет. — Я вышла вместе с ней в приемную и знаю, что Хартли был там один.
  — Это был не Хартли, — возбужденно сказал Дик. — Хейзл не удалось с ним поговорить. Она постучала в дверь кабинета. Никто не ответил. Она вошла. Там никого не было. Она прошла через кабинет и постучала в дверь соседней комнаты. Отец открыл дверь. Кроме него, в комнате был какой-то мужчина. Он стоял к ней спиной, и его лица она не видела. Отец сказал, что он занят, и закрыл дверь. Хейзл прождала минут десять. Затем дверь открылась, и из комнаты вышел мужчина и выключил свет. Пройдя через кабинет, он обернулся и увидел ее. Его лицо было закрыто маской, но сквозь прорези она видела, как блестит его глаз. Один глаз! Другая глазница была пуста. Он подошел и ударил Хейзл, но она успела сорвать с него маску. Перед ней был одноглазый мужчина, которого раньше она никогда не видела. Он обругал ее и ударил дубинкой. Она потеряла сознание.
  — Один глаз? — воскликнула Сильвия Бассет. — Дик, это ошибка!
  — Только один глаз, — повторил Дик Бассет. — Это правда, Хейзл?
  Молодая женщина кивнула.
  — Что случилось с маской? — спросил Мейсон.
  — Маска осталась у нее в руке. Это была бумажная маска — из черной бумаги.
  Мейсон опустился на колено и поднял с пола лист копировальной бумаги. В нем было два отверстия для глаз. Один угол оторван.
  — Это она, — сказала молодая женщина. Она с трудом села на кушетке, потом встала. — Я видела его лицо.
  Рыжая подошла к ней и снова уложила — легко, словно куклу.
  — О боже! — простонала молодая женщина.
  — Все в порядке? — наклонившись к ней, спросил Мейсон.
  Она болезненно улыбнулась:
  — Думаю, да. У меня просто закружилась голова, когда я встала, но теперь все хорошо.
  — У того мужчины был один глаз? — спросил Мейсон.
  — Да, — ответила она немного окрепшим голосом.
  — Нет, нет! — воскликнула Сильвия Бассет, чуть не рыдая.
  — Пусть она говорит, — жестко сказал Дик. — Не перебивай ее.
  — И он ударил вас больше чем один раз? — снова задал вопрос Мейсон.
  — Кажется, да. Я не помню.
  — Вы видели, как он уходил?
  — Нет.
  — А шума отъезжающего автомобиля вы случайно не слышали?
  — Говорю вам, я больше ничего не помню. Он ударил меня, и все.
  — Оставьте ее в покое, — попросил Дик Мейсона. — Она же не свидетель на суде.
  Перри Мейсон направился в кабинет. Дойдя до двери, он хотел взяться за ручку, но передумал. Достав из кармана носовой платок, он обернул им пальцы и только после этого открыл дверь. В комнате ничего не изменилось после его визита. Он подошел к двери соседней комнаты и открыл ее с теми же предосторожностями. В комнате было темно.
  — Кто знает, где здесь выключатель?
  — Я, — ответила Сильвия.
  Она вошла вслед за ним и включила свет. На лице ее появилось выражение ужаса. Мейсон застыл в дверях.
  — Боже мой! — воскликнул Дик. — Что это?
  Хартли Бассет лежал на полу лицом вниз. Сложенное одеяло частично закрывало его голову. Руки были раскинуты. Правая сжата в кулак. Пятна крови виднелись на голове и одеяле. Он лежал возле столика, на котором стояла портативная пишущая машинка, а в нее был вставлен лист бумаги, наполовину заполненный текстом.
  — Осторожнее, — предупредил Мейсон, — ничего не трогайте.
  Он подошел, держа руки за спиной, потом перегнулся через труп и прочитал машинописный текст.
  — Записка о самоубийстве, — сказал он. — Но это не самоубийство, здесь нет оружия.
  — Читайте вслух, — попросил Дик Бассет. — Что там написано?
  Перри Мейсон начал читать тихо и монотонно:
  — «Я намерен покончить со всем этим. Я полный банкрот. Я делал деньги, но утратил уважение своих коллег. Я никогда не был способен заводить друзей и удерживать их. Теперь я обнаружил, что не в состоянии удержать уважение и любовь или даже просто дружбу своей жены. Молодой человек, который считается моим сыном и носит мое имя, люто ненавидит меня. Я внезапно осознал, что, каким бы самодостаточным ни считал себя человек, он не может жить в одиночестве. Приходит час, когда он понимает, что должен быть окружен людьми, нечто значащими для него. Я богат деньгами, но банкрот в любви. Недавно случилось такое, чего я не хочу доверить бумаге, но оно убедило меня в бесплодности усилий удержать любовь женщины, которая для меня дороже всего на свете. И я решил покончить со всем, если у меня хватит самообладания спустить курок. Если у меня хватит самообладания… Если у меня хватит самообладания…»
  — У него что-то в руке, — сказал Дик.
  Перри Мейсон наклонился, немного помедлил, потом разжал пальцы мертвеца.
  Стеклянный глаз, немигающий, злой, смотрел на них. Миссис Бассет изумленно открыла рот. Перри Мейсон повернулся к ней.
  — Что вам напоминает этот глаз? — спросил он.
  — Ни-че-го.
  — Говорите, говорите. Только яснее. Что он значит для вас?
  — Послушайте, — сказал Дик, выступая вперед. — Вы не смеете так разговаривать с моей матерью!
  Мейсон отстранил его движением руки.
  — Не вмешивайтесь, — сказал он. — Так что он вам напоминает?
  — Ничего! — повторила Сильвия, на этот раз уже с напором.
  Мейсон направился к двери:
  — Полагаю, что больше нет необходимости в моих услугах.
  — Не уходите, не уходите! — умоляюще ухватилась за его рукав Сильвия Бассет. — Пожалуйста!
  — А вы скажете мне правду?
  — Скажу, — ответила она, — но только не здесь и не теперь.
  Дик двинулся к мертвому.
  — Я хочу знать, — сказал он, — что…
  Но Перри Мейсон взял его за плечи, повернул кругом и выставил за дверь.
  — Выключите свет, миссис Бассет, — сказал он.
  Она выключила и сказала:
  — Ох, я уронила носовой платок. Это имеет значение?
  — Вы и сами знаете, что имеет. Возьмите ваш платок и выходите.
  Она какое-то время шарила кругом. Перри Мейсон нетерпеливо ждал, стоя в дверях. Она подошла к нему.
  — Нашла, — задыхаясь, произнесла она и вцепилась Мейсону в плечо. — Вы должны защитить меня, а мы оба должны защитить Дика. Скажите…
  Он вырвался, рывком захлопнул дверь и через второй кабинет прошел в приемную.
  Женщина, которая раньше лежала на кушетке, теперь стояла. Лицо у нее было белое как мел. Она пыталась растянуть губы в улыбку.
  — Вы знаете, что там? — спросил ее Мейсон.
  — Мистер Бассет? — прошептала она.
  — Да, — ответил Мейсон. — Вы разглядели мужчину, который ударил вас?
  — Да.
  — А он хорошо видел вас? Сможет ли узнать, если увидит снова?
  — Не думаю. В комнате все же было темно. Свет падал лишь через дверь соседней комнаты именно на его лицо, но мое лицо оставалось в тени.
  — Он был в этой вот маске?
  — Да. В этой. Она из копировальной бумаги, не так ли?
  — И вы ясно видели, что одна глазница была пустой?
  — Да, и это было ужасно! Черная маска, и сквозь нее блестит только один глаз.
  — Послушайте меня. Сейчас сюда явится полиция, и вам станут задавать вопросы. Вас могут даже задержать как свидетеля. Хотите помочь Дику?
  — Да, конечно.
  — Хорошо. Я хочу проделать одну штуку, прежде чем полиция доберется до вас. Вы в состоянии сесть в машину?
  — Да, я уже полностью пришла в себя.
  — Умеете водить машину?
  — Да.
  Он достал из кармана ключи зажигания, протянул ей и подошел к телефону.
  — Перед домом стоит мой двухместный автомобиль, — бросил он через плечо. — Садитесь и поезжайте. Моя контора находится в Сентрал-ютилитиз-билдинг. Возле конторы вас встретит моя секретарша.
  Не дожидаясь ответа, он снял трубку и, набрав номер, стал ждать, пока Делла Стрит подойдет к телефону.
  — Да? — проговорила она сонным голосом.
  — Это Перри Мейсон. Ты можешь быстро одеться, взять такси и приехать в контору?
  — Могу, — ответила Делла. — Если вы не введете это в обыкновение.
  — Ну-ну, это не мой стиль работы. Так подъезжай к конторе как можно скорее. Там тебя будет ждать женщина по имени… — Он спросил все так же через плечо: — Как зовут эту девушку?
  — Хейзл Фенвик, — ответил Дик.
  — Хейзл Фенвик, — повторил Мейсон. — Отведи ее в контору. Последи, чтобы она не впала в истерику. Будь приветлива. Дай немного виски, только не напои ее. Поболтайте. Главное, не отпускай ее до моего возвращения.
  — А когда вы вернетесь?
  — Скоро, — ответил он. — Здесь пара копов задаст мне несколько вопросов.
  — Что случилось? — спросила Делла.
  — Это ты узнаешь, если тебе удастся разговорить девушку.
  — Хорошо, шеф. Вы закажете мне такси?
  — Да.
  Он повесил трубку, но сейчас же снял ее и заказал такси для Деллы.
  — Кто еще знает об этом? — спросил он Сильвию Бассет.
  — О чем?
  Мейсон кивнул на кабинет.
  — Никто. Вы же первым обнаружили тело.
  — Я не про то. Кому еще известна история с молодой женщиной? Например, кому-то из слуг?
  — Мистеру Коулмару.
  — Это парень в очках, которого я видел сегодня у вашего мужа?
  — Да.
  — Как он узнал об этом?
  — Он увидел, что кто-то выбежал из дома. Это его заинтересовало, и он пришел посмотреть и узнать, что случилось.
  — Что вы ему сказали?
  — Я сказала, чтобы он шел в свою комнату и оставался там.
  — Он видел молодую женщину на кушетке?
  — Нет, я не дала ему взглянуть на нее. Он очень любопытствовал. Пытался подойти посмотреть, кто там лежит. Этот человек — завзятый сплетник и готов сделать все, чтобы досадить мне. Он на стороне моего мужа.
  — Куда он пошел?
  — Вероятно, в свою комнату.
  — Вы знаете, где его комната? — спросил Мейсон у Дика.
  — Да.
  — Покажите мне.
  Дик вопросительно посмотрел на мать.
  Мейсон схватил его за плечи.
  — Быстрее, ради бога! — раздраженно сказал он. — Полиция будет здесь с минуты на минуту. Пошли. Мы можем пройти этим путем?
  — Нет, — ответил Дик. — Он живет в другой части дома. Надо пройти через другой вход.
  Они спустились на крыльцо, вошли в дом через другую дверь, поднялись на один пролет по лестнице, миновали коридор, и Дик Бассет, указывавший дорогу, отступил в сторону перед закрытой дверью, из-под которой пробивалась полоска света.
  Мейсон взял Дика за руку повыше локтя.
  — Хорошо, — сказал он. — Теперь возвращайся к матери и выгони эту рыжую. Да заодно и поболтайте обо всем с матерью.
  — Что вы имеете в виду?
  — Ты сам знаешь, вы должны договориться насчет этого пистолета.
  — Какого пистолета?
  — Не прикидывайся, я говорю о том, что был у тебя в кармане.
  — А меня спросят про него?
  — Могут спросить. Из него стреляли. Во что ты стрелял из него?
  Дик облизал губы:
  — Сегодня не стрелял, это было вчера.
  — Во что?
  — В консервную банку.
  — Сколько выстрелов?
  — Один.
  — Почему только один?
  — Потому что я сразу попал в банку, и моя репутация была восстановлена.
  — Зачем ты стрелял в банку?
  — Чтобы показать, что я умею стрелять.
  — Кому?
  — Моей жене. Она смеялась надо мной.
  — И ты все время носил оружие с собой?
  — Да.
  — Почему?
  — Потому что Хартли Бассет был жесток с матерью. Я знал, что рано или поздно придется ему пригрозить.
  — Разрешение на оружие есть?
  — Нет.
  — Кто еще видел, что ты стрелял, кроме твоей жены?
  — Никто. Она была единственной свидетельницей.
  — Иди и договорись с матерью, что рассказывать.
  Мейсон собирался было постучать, но, помедлив, просто повернул ручку и распахнул дверь. Лысый узкоплечий мужчина, которого он видел в офисе у Бассета, уставился на него со злостью сквозь большие очки. Узнав Мейсона, он сильно удивился.
  — Вечером вы видели меня у Бассета, — сказал ему Мейсон. — Я Перри Мейсон, адвокат. А вы Коулмар?
  На лице Коулмара вновь вспыхнуло раздражение.
  — Адвокатам разрешается не стучать? — спросил он.
  Мейсон оглядел стол, заметил листок бумаги с карандашной записью своего телефона. Этот листок он утром дал Берте Маклейн.
  — Что это такое? — спросил он.
  — Это вас касается?
  — Да.
  — Я подобрал это в коридоре.
  — Когда?
  — Только что.
  — Где именно?
  — В начале лестницы, справа от комнаты миссис Бассет, если вам необходимо знать. Но я не понимаю, какое право…
  — Забудьте об этом, — перебил его Мейсон, пряча листок к себе в карман. — Вы будете свидетелем. Я юрист и в состоянии оказать вам помощь.
  — Помощь мне?
  — Да.
  Брови Коулмара удивленно поползли вверх.
  — Бог мой! Чему это я свидетель и в чем будет заключаться ваша помощь?
  — Несколько минут назад вы видели женщину на кушетке в комнате возле кабинета мистера Бассета.
  — Не могу сказать вам, была ли это женщина или мужчина. Во всяком случае, кто-то там лежал. Сначала я подумал, что это мужчина, но перед кушеткой стояла Эдит Брайт, а миссис Бассет очень старалась, чтобы я не подошел близко. Она попросту меня оттолкнула. Если это вас интересует, то имейте в виду, что завтра утром я обо всем сообщу мистеру Бассету. Миссис Бассет не имеет права распоряжаться в конторе, а я имею. Она не должна была выпроваживать меня. И оказывать на меня давление!
  — Значит, она одолела вас? — с нескрываемым сарказмом спросил Мейсон.
  — Вы не знаете эту Брайт, — возразил Коулмар. — Она сильна, как бык, и сделает все, что прикажет ей миссис Бассет.
  — И вы ушли?
  — Да, сэр.
  — Когда вы возвращались к себе, вы видели кого-нибудь на улице?
  Коулмар выпрямился с той степенью достоинства, какую позволяла его сутулость, приобретенная за конторским столом.
  — Да, — вызывающе ответил он.
  Что-то в его тоне заставило Мейсона насторожиться.
  — Послушайте, Коулмар, — сказал Мейсон. — Вы узнали этого человека?
  — А это не ваше дело. Об этом я скажу мистеру Бассету. Не хочу показаться неуважительным, однако я не знаю о ваших отношениях с миссис Бассет и не пойму, по какому праву вы ворвались ко мне без стука и задаете вопросы. Вы сказали, что я свидетель. Но свидетель чего?
  Однако Мейсон оставил его вопрос без ответа. Он услышал вой сирены, понял, что прибыла полицейская машина, и, выбежав из комнаты, бросился к Бассетам.
  Дик и его мать вполголоса о чем-то разговаривали и, когда вошел Мейсон, с виноватым видом отпрянули друг от друга.
  — Приехали копы, — объявил он. — Не говорите им ничего о ваших плохих отношениях с Бассетом. В данных обстоятельствах это ни к чему хорошему не приведет. Вы поняли меня?
  — Я поняла, — медленно ответила Сильвия.
  За дверью послышались шаги, а затем раздался стук в дверь. Сильвия открыла, и два широкоплечих полисмена вошли в комнату.
  — Что здесь случилось? — спросил один из них.
  — Мой муж только что покончил с собой, — ответила миссис Бассет.
  — Но нам по радио сообщили об этом иначе.
  — Простите, но мой сын был расстроен и поэтому неправильно выразился. Он даже толком не знал, что случилось.
  — Но что же случилось?
  Она двинулась к двери.
  — А откуда вы знаете, что это самоубийство? — спросил второй офицер.
  — Вы можете прочесть записку, которую он оставил в пишущей машинке.
  Они вошли в комнату, где лежал труп. Один из них зажег фонарь и обвел комнату лучом света. Второй нашел выключатель, нажал кнопку и остановился, созерцая сцену, открывшуюся при электрическом освещении.
  — Когда вы обнаружили его? — спросил он.
  — Минут пять назад, — вступил в разговор Перри Мейсон.
  — Кто вы такой, приятель? — обратился к нему полицейский.
  — Это Перри Мейсон, адвокат, — ответил второй офицер, узнавший Мейсона.
  Перри Мейсон поклонился.
  — Что вы здесь делаете? — снова задал вопрос первый.
  — Жду вас, чтобы соблюсти формальности, связанные с самоубийством, — ответил Мейсон, — и поэтому могу обсуждать дела миссис Бассет…
  — Как вы оказались здесь?
  — Я пришел по делу к мистеру Бассету.
  — Что за дело?
  — Ничего особенного. Речь идет о молодом человеке, работавшем у мистера Бассета. Между ними произошло недоразумение, и я хотел примирить их.
  — Гм! — хмыкнул полицейский, не отводя взгляда от трупа.
  — Кто-нибудь слышал пистолетный выстрел? — спросил офицер.
  Никто не ответил.
  — Очевидно, было использовано одеяло, чтобы заглушить звук, — сказал офицер. — Вот и пистолет.
  Мейсон взглянул на то место, на которое полицейский указывал пальцем. На полу возле трупа лежал «кольт» тридцать восьмого калибра, очень похожий на тот, который был у молодого Бассета. Полицейский нагнулся над трупом и, взявшись за угол одеяла, приподнял его.
  — Да здесь под одеялом еще один! За каким чертом ему понадобились два пистолета?
  Второй офицер оттеснил зрителей к двери.
  — Выйдите отсюда, — сказал он. — Позвольте мне воспользоваться телефоном. Надо позвонить в отдел убийств.
  Мейсон посмотрел на Сильвию Бассет.
  — Два пистолета, — сказал он.
  Она не ответила. Губы ее побелели, в глазах застыл ужас.
  Глава 5
  Свидетели тесной группой сидели в приемной. Сотрудники отдела по расследованию убийств работали в комнате, где лежал труп.
  Перри Мейсон наклонился к Сильвии Бассет.
  — Зачем вы подложили пистолет? — прошептал он.
  — Вы считаете, что будут неприятности? — беспокойно спросила она.
  — Конечно, — ответил он. — Зачем вы это сделали?
  — Потому что не может быть самоубийства без оружия, — ответила она. — Я не думала, что там уже есть один. Вы же знаете, что мы ничего не могли увидеть, когда были в комнате. Мы не трогали одеяло и…
  — Но зачем вы положили его туда?
  — Я хотела, чтобы это выглядело как самоубийство. Ведь если нет оружия, значит, это не самоубийство.
  — Не пытайтесь убедить себя, что это не было убийством, — мрачно сказал Мейсон. — Нельзя было оставлять пистолет Дика.
  — Я знаю, — быстро сказала она, — но все будет хорошо. Мы с Диком это обсудили. Мы скажем, что Хартли позаимствовал пистолет у Дика и уже около недели носил его с собой, а Дик с тех пор его в глаза не видел.
  — Но он же не заряжен, — сказал Мейсон. — Нельзя же застрелиться из незаряженного пистолета…
  — Но я вставила туда обойму, прежде чем подложить его.
  — Ту обойму, которую я отобрал у Дика?
  — Да.
  — Вы когда-нибудь слышали, что полиция исследует пули, если они выпущены из определенного оружия?
  — Нет. Разве они это делают?
  — А вы знаете, что полиция может снять с оружия отпечатки пальцев и тогда обнаружит отпечатки ваши, Дика и мои?
  — Боже мой! Я не знала!
  — Или вы самая умная женщина, каких я когда-либо встречал, или набитая дура, — сказал Мейсон.
  — Но я же ничего не знаю о полицейских штуках.
  — Послушайте, — сказал Мейсон, испытующе глядя на нее. — Вы думали, что Хартли Бассет выходил из дома, или вы знали, что в это время он был мертв?
  — Конечно, думала, что он выходил. Я же говорила вам, что видела его… Мне показалось, что это был он…
  — Эта девушка — ваша невестка?
  — Да, она замужем за Диком. Но вы не должны никому говорить об этом.
  — Почему? Что здесь особенного?
  — Пожалуйста, не спрашивайте меня об этом сейчас. Я потом вам все расскажу.
  — Хорошо. Вы готовы отвечать на вопросы?
  — Я не знаю… Нет, я не могу отвечать.
  — Почему?
  — Потому что я сейчас не знаю, что говорить.
  — А когда вы будете знать?
  — После того как поговорю с Диком. Мне надо поговорить с ним еще раз.
  — Это вы убили Хартли? — неожиданно спросил Мейсон, коснувшись указательным пальцем ее колена.
  — Нет.
  — Дик?
  — Нет.
  — Тогда зачем вам снова разговаривать с сыном?
  — Потому что я боюсь, что они найдут того, кто убил… О, у меня нет сил говорить об этом. Пожалуйста, оставьте меня одну.
  — Еще только один вопрос, но, ради бога, скажите правду. Вы убили его?
  — Нет.
  — Вы сможете это доказать, если вас арестуют?
  — Да, думаю, что смогу.
  — Хорошо. Только держитесь подальше от газетчиков и полиции. Скажите, что вы слишком расстроены, чтобы отвечать на вопросы. Они будут настаивать, а вы закатите им истерику. Все время противоречьте своим же показаниям. Скажите, что вы видели мужа за час до смерти, а потом добавьте, что это было на прошлой неделе, что не помните, видели ли вы его в течение месяца. Делайте самые дикие предположения. Сообщите, что он слышал голоса, которые его предостерегали, и тому подобное. Другими словами, ведите себя как ненормальная. Визжите, кричите, смейтесь. Вы меня поняли?
  — Да. Но не будет ли это опасно?
  — Конечно, это опасно, но еще опаснее попасть в полицейскую ловушку. Помните, что вы невиновны и можете это доказать, если придется открыть карты. А до тех пор не придерживайтесь одних и тех же утверждений. И пусть ваши слова звучат абсурдно, словно вы пьяны или не в своем уме. Почаще вскрикивайте и смейтесь, тогда они решат, что вы им только мешаете, и сделают подкожное впрыскивание. После того как вам введут лекарство, прикиньтесь больной. Проснувшись, сделайте вид, что сознание ваше затуманено. Говорите невнятно, с трудом, то и дело закрывайте глаза и даже начинайте дремать в промежутках между словами.
  Открылась дверь. Сержант Голкомб из отдела по расследованию убийств дернул головой, обращая взгляд на Мейсона.
  — Вы, — только и сказал он.
  Перри не спеша пошел в другую комнату.
  — Что вы знаете об этом деле?
  — Ничего особенного.
  — Вы никогда ничего не знаете, — сказал Голкомб. — Может, сообщите, что значит это ваше «ничего особенного»?
  — Я пришел сюда по делу к мистеру Бассету.
  — Что это за дело?
  — Оно касается счетов между Бассетом и его бывшим служащим.
  — Кто такой этот бывший служащий?
  — Мой клиент.
  — Его имя?
  — Я должен получить от него разрешение, прежде чем назвать его имя.
  — Что вы застали, когда пришли сюда?
  — Застал весьма волнующую сцену.
  — Что именно?
  — Спросите лучше у других, подробностей я не знаю. Что-то произошло между Хартли Бассетом и его сыном Диком. Что-то насчет молодой леди, которую ударили.
  — Что за удар?
  — Они говорили, что ее кто-то ударил.
  — Кто же?
  — Она не знает.
  — Это как же так?
  — Дело в том, что она никогда раньше не встречала этого человека.
  — Где эта особа?
  — Я взял на себя смелость отправить ее в такое место, где она будет чувствовать себя спокойно до утра.
  — Что вы сделали?
  — Я ее отправил туда, где она до утра будет в безопасности.
  — Вы допустили грубое нарушение.
  — Почему это?
  — Разве вы не знали, что здесь произошло убийство?
  Перри Мейсон сделал удивленный вид:
  — Боже мой, ну конечно, не знал!
  — Ну а теперь вы знаете.
  — И кто же был убит?
  Сержант Голкомб расхохотался:
  — Для того, кто, как вы, сует всюду свой нос, достаточно одного взгляда, чтобы распознать убийство.
  — Но Хартли покончил с собой.
  — Да? — с иронией спросил сержант. — И это вы говорите мне?
  — А разве нет? — спросил Мейсон.
  — Нет.
  — Но записка в пишущей машинке подтверждает самоубийство.
  — Любой может напечатать такую записку.
  — Но Бассет завернул пистолет в одеяло, чтобы не было шума.
  — Чего ради?
  — Чтобы не тревожить домашних.
  — Чушь! Человек, который собирается покончить с собой, не будет думать об этом. А вот убийце есть смысл опасаться шума. К тому же самоубийце незачем пользоваться тремя пистолетами.
  — Как, вы нашли три пистолета?! — воскликнул Мейсон.
  — Три пистолета, — подтвердил Голкомб. — Один на полу, другой под одеялом, а третий в кобуре, которую Бассет носил под мышкой левой руки. Третий пистолет не был в деле. Если он хотел покончить с собой, отчего бы ему не воспользоваться собственным пистолетом и зачем раздобывать другой?
  — Каким же из них он был убит?
  — Здесь я задаю вопросы, — покровительственно усмехнулся сержант Голкомб.
  Мейсон пожал плечами.
  — Так куда вы дели бабенку, которая получила по голове?
  — Я отправил ее в спокойное место.
  — И где она находится?
  — Если я назову вам адрес, оно перестанет быть спокойным.
  — Послушайте, вы! — голосом, полным еле сдерживаемого негодования, произнес сержант. — Вы понимаете, что речь идет об убийстве?
  — Да, понимаю, — ответил Перри Мейсон.
  — Держу пари, что понимаете. Мы должны задать ей несколько вопросов. Она может помочь обнаружить преступника. Поэтому, братец, вы обязаны сказать мне, где она находится, да поживее. У вас единственный выход.
  — В моей конторе, — ответил Мейсон.
  — Зачем вы отправили ее туда?
  — Я считал, что ей нужно прийти в себя. Никак не думал, что Бассета убили, я считал это самоубийством.
  — И у вас там, конечно, сидит ваша дошлая секретарша?
  — Естественно. Должен кто-то присмотреть за девушкой!
  Сержант помрачнел:
  — Тогда вас можно обвинить в том, что вы укрываете от полиции свидетеля.
  Мейсон пожал плечами.
  — Но если бы вы забрали ее, — сухо сказал он, — то заперли бы ее так, что никто не смог бы поговорить с ней, пока она не появилась бы на свидетельском месте в суде. Именно так вы привыкли действовать, дорогой сержант. Я всего лишь отправил ее в спокойное место, так как был уверен, что произошло самоубийство. Но поскольку вы говорите, что речь идет об убийстве, то я сообщаю вам ее местонахождение.
  Кто-то негромко хихикнул. Сержант повернулся к одному из своих людей и сказал:
  — Позвоните в участок и скажите, чтобы забрали девчонку из конторы Мейсона. Если нужно, пусть взломают двери. Речь идет о важном свидетеле.
  — Есть ли у вас, парни, еще вопросы ко мне? — с достоинством спросил Мейсон.
  — Когда вы явились сюда? — спросил сержант.
  — Вскоре после полуночи. Видимо, минут двадцать первого.
  — Бассет был мертв, когда вы пришли?
  — Очевидно. Я был в соседней комнате и не слышал ни звука из его кабинета. Миссис Бассет зачем-то пошла туда и обнаружила труп.
  — Вы сообщили в полицию?
  — Мы обнаружили труп перед самым приходом полицейских. Они явились сюда в связи с нападением на мисс Фенвик.
  — Кто такая мисс Фенвик?
  — Молодая женщина, на которую напали.
  — И она ваша клиентка?
  — Нет, нет. По крайней мере, пока нет.
  — Вы встречали ее раньше?
  — Нет.
  — Как случилось, что вы так долго разговаривали с этими людьми в приемной?
  — Я пришел сюда по делу к Бассету.
  — Почему же вы тянули резину, а не сразу прошли к нему?
  — Потому что в связи с нападением на девушку здесь царила невероятная суматоха, и я решил, что следует уведомить полицию.
  — Вы уже два раза говорили о том, что вызвали полицию, и тем не менее отправили девушку в свою контору.
  Мейсон не ответил, достал сигарету и закурил.
  — Так кто же все-таки вызвал полицию? — продолжал задавать вопросы сержант.
  — Я.
  — И вы назвали себя?
  — Нет. Я говорил от имени молодого Бассета.
  — Почему вы это сделали?
  — Я хотел, чтобы полиция поскорее приехала. Если бы они услышали мое имя, то не стали бы торопиться, к тому же у меня не было времени на долгие переговоры.
  — Ваша взяла, — вздохнул сержант. — У вас всегда ответ наготове. — Он махнул рукой по направлению к двери. — О’кей, можете идти. И если вам кажется, что вы попадете в свой офис раньше ребят из отдела, то вы большой оптимист.
  — Да я не особенно тороплюсь, — сказал Мейсон.
  — Вот именно что торопитесь, — возразил сержант Голкомб. — Это ваша манера. Вы деловой человек, мистер Мейсон. Вы явились сюда по делу к мистеру Бассету. Вам не о чем было разговаривать с кем-то еще. Никто здесь вас не нанимал в качестве адвоката. Вы не знали, что мистер Бассет убит. Вы считали, что он покончил с собой. А молодой женщины, которую ударили, здесь уже нет, так что нам незачем задерживать вас и тем самым нарушать ваш сон. Можете отправляться сию минуту.
  — Разрешите, я вызову такси?
  — А где ваша машина?
  — Я отправил на ней мисс Фенвик.
  — Ну, это плохо. Мы не можем позволить, чтобы видный юрист нашего города дожидался такси. Его время слишком дорого. Один из вас, ребята, отвезет его на полицейской машине и проводит в контору без промедления. Пригласите сюда миссис Бассет. Послушаем, что она скажет.
  — Для человека, который получает так мало реальных результатов, как вы, сержант, это удивительно хитрый ход, — заметил Мейсон, поклонился Голкомбу и вышел, не дожидаясь ответа.
  Глава 6
  Перри Мейсон отпер дверь офиса, включил свет и прошел в комнату, на двери которой была табличка: «Перри Мейсон. Адвокат. Приемная».
  За столом сидела Делла Стрит и читала толстую книгу; появление шефа Делла встретила улыбкой.
  — Я изучаю законы, шеф, — сказала она.
  — Полиция была? — спросил Мейсон.
  — Да, они немного поострили здесь.
  — Они не были грубы с девушкой? — нахмурился Мейсон.
  Она изумленно посмотрела на него:
  — А я думала, что вы отправили ее в другое место. Здесь она не появлялась.
  — Как, не появлялась? — спросил Мейсон. Делла Стрит покачала головой. — А что ты сказала копам?
  — Они острили, ну и я тоже. Я подумала, что вы узнали о предстоящем визите полиции сюда и спрятали девушку. Это дало мне возможность быть уклончивой. Я им сказала, что пришла сюда позаниматься и что мне часто приходится работать по ночам, так как вы хотите сделать из меня детектива, а настоящему детективу надо много знать.
  — Ты давно здесь?
  — Такси подъехало к моему дому минуты через две после того, как вы сделали вызов. Я ждала на улице. Велела ехать побыстрее! Мы домчались скоро. Я вошла, зажгла свет и предупредила швейцара, чтобы он сразу направил сюда молодую девушку, которая будет спрашивать, где ваша контора.
  Перри Мейсон негромко свистнул.
  — Вас спрашивал Пол Дрейк, — продолжала Делла. — Швейцар ему сказал, что я здесь. Он зашел и оставил для вас какой-то сверток.
  Она положила на стол бумажный сверток, перевязанный веревкой и в нескольких местах залепленный красным сургучом.
  — У тебя были хлопоты с полицией? — спросил Мейсон, доставая нож и придвигая к себе сверток.
  — Нет. Я разрешила им осмотреть всю контору. Как видно, они думали, что я держу девушку у себя в рукаве.
  — И тебе нелегко было их разубедить?
  — Нет, они легко поддались убеждению, потому что рассудили так: если вы сообщили детективам, что девушка здесь, значит, она где угодно, только не у вас в конторе. Они и не ожидали ее найти, и это дало им лишний повод для острот.
  Мейсон разрезал бумагу и достал небольшую коробочку. В ней лежало шесть стеклянных глаз, налитых кровью.
  — У нас есть адрес Брунольда? — спросил он.
  — Да, он зарегистрирован.
  — А телефон?
  — Думаю, да. Сейчас посмотрю в картотеке. — Она порылась в картотеке и достала карточку. — Да, есть.
  — Позвони ему.
  Она посмотрела на часы, но Мейсон нетерпеливо произнес:
  — Не обращай внимания на время. Звони.
  Она сняла трубку, набрала номер и стала ждать.
  — Хэлло, это мистер Брунольд? — через минуту спросила она. Получив утвердительный ответ, она протянула трубку Мейсону.
  — Говорит Перри Мейсон. Я хочу, чтобы вы немедленно приехали ко мне.
  — Послушайте, — мрачно ответил Брунольд, — что, у вас больше нет дел, как звонить по ночам?
  — Вы заплатили полторы тысячи долларов за мое умение выпутывать людей из неприятностей. А данная неприятность больше всего касается вас. Вы должны тотчас приехать. Не хотите, можете забрать назад ваши деньги. Я буду в конторе еще десять минут. Если не станете бриться, то вполне успеете. — И, не дожидаясь ответа, он положил трубку.
  Делла Стрит с любопытством следила за ним.
  — Он во что-то влип? — спросила она.
  — Я бы сказал, что да. Сегодня ночью убили Хартли Бассета. В руке у него был зажат глаз, налитый кровью.
  — А Брунольд знает Бассета?
  — Вот это я и хочу выяснить.
  — Он умен. Еще утром пожаловался на пропажу глаза.
  Мейсон кивнул, рассматривая шесть глаз, доставленных Полом Дрейком:
  — Это требует размышления. Смотри: Гарри Маклейн работал у Бассета. Брунольд знаком с Гарри Маклейном. Где они познакомились? Случайно ли пришел сюда Маклейн или его послал Брунольд?
  — А кого мы представляем? — спросила Делла.
  — Во-первых, Брунольда, во-вторых — мисс Маклейн и, вероятно, миссис Бассет.
  — Как было совершено убийство?
  — Оно было подделано под самоубийство, но довольно неуклюже. К тому же миссис Бассет испортила дело, подложив туда пистолет. А под одеялом, которым пользовались, чтобы заглушить звук выстрела, нашли еще пистолет. Миссис Бассет говорит, что не заметила первый пистолет и, подложив другой, хотела подтвердить иллюзию самоубийства.
  — Вот как?
  — Да. Возможно, это бы прошло, если бы пистолет был единственным.
  — Но она же оставила на нем отпечатки пальцев!
  — Да, — согласился Мейсон. — Свои и мои.
  — Ваши?
  — Да.
  — Но ваши-то как на нем оказались?
  — Я забрал пистолет у ее сына Дика.
  — А потом отдали ей?
  — Да.
  — Вот здорово, шеф! И вы считаете, что номер с отпечатками был задуман заранее?
  — Точно я сказать не могу.
  — Расскажите мне все подробнее, — попросила Делла Стрит.
  — Ночью меня пригласила к себе миссис Бассет. Она сказала, что ее сын Дик грозит застрелить ее мужа. Когда я приехал туда, там была эта мисс Фенвик. Она лежала на кушетке без сознания. Миссис Бассет сообщила мне, что ее муж ударил девушку. У Дика Бассета был пистолет, и я отобрал его. Мать и сын объяснили, что эта Фенвик — жена Дика, но говорить об этом нельзя. Какая-то рыжая баба лет пятидесяти, вероятно служанка, прикладывала девушке к голове мокрые полотенца. Дик Бассет чрезвычайно много говорил. Придя в себя, девушка сказала, что ударил ее не Бассет, а неизвестный мужчина с одним глазом, на лице у которого была маска. Она сорвала маску и разглядела лицо нападавшего, но он ее не разглядел, так как в комнате было полутемно, свет падал через дверной проем. Ей этот человек незнаком. Он ее ударил. Маска была сделана из листа копирки с двумя отверстиями для глаз. Держалась на голове, прижатая краем шляпы. Копирка взята со стола Бассета в конторе.
  Миссис Бассет говорит, что видела, как кто-то выбежал из дома и сел в машину ее мужа. Ей показалось, что это был сам Бассет. После рассказа девушки мы зашли в кабинет Хартли Бассета и нашли там его труп. Я выяснил, что один тип по имени Коулмар, этакий дохляк, настоящая мышь, вел у Бассета конторские книги, печатал на машинке и так далее, — так вот, он был на месте происшествия. Я решил с ним потолковать.
  — Вы повидались с ним?
  — Да. Бассет не ладил с женой. А Коулмар признает лишь одного Бассета. Когда я зашел к нему, то нашел на его столе бумагу с номером своего телефона, которую утром дал Берте Маклейн.
  Он достал из кармана бумажку, развернул и положил на стол.
  — Значит, Гарри мог быть там.
  — Или Гарри, или Берта. Не забудь, что бумажку я дал сестре. Она могла передать ее брату или еще кому-то, кто мог отдать ее миссис Бассет. Возможно, телефон попал сразу к Коулмару. Но тогда он солгал мне. Или все они лгут. Такое уж это дело.
  — Очень странно звучит история с одеялом, — сказала Делла.
  — Да! — нетерпеливо воскликнул Мейсон. — Все это выглядит странно. Я хотел поговорить с мисс Фенвик, пока ее не забрали в полицию, но она исчезла.
  — Этот одноглазый может оказаться Брунольдом, — сказала Делла.
  — Если девушка сказала правду. Но если она не лжет, то почему не приехала сюда? И ее рассказ о маске звучит слишком подозрительно.
  — Почему? Разве убийца не может действовать в маске?
  — Как мог убийца зайти в маске к Бассету, да еще прихватив с собой одеяло? Как он мог в маске подойти к Бассету, завернуть пистолет в одеяло и выстрелить в него?
  — Он мог подкрасться на цыпочках.
  — Тогда зачем ему маска? — усмехнулся Мейсон. — И заметь себе, что пистолет легко было спрятать в одеяле. По положению тела Бассета можно полагать, что он видел человека, который застрелил его, но не ожидал нападения.
  — Но ведь есть люди, которые могли зайти с одеялом в кабинет к Бассету и не вызвать у него подозрений.
  — Вот тут ты попала в точку, — согласился Мейсон. — Попробуем перечислить этих людей.
  — Ну, во-первых, сама миссис Бассет.
  — Правильно.
  — Во-вторых, Дик Бассет.
  — Так.
  — Ну и, возможно, девушка, которая лежала на кушетке.
  Мейсон кивнул.
  — А кто еще?
  — Не знаю.
  — И слуги. Та же рыжеволосая служанка, находившаяся около девушки. Для нее вполне естественно нести с собой одеяло. Скажем, она стелила постель, вспомнила, что надо о чем-то спросить Бассета…
  Мейсон помолчал.
  — Но ты упустила из виду один важный момент.
  — Что вы имеете в виду?
  — Это единственные люди, которые могли зайти с одеялом к Бассету, не заставив его встать, потому что он к ним привык. А человек, который вышел из кабинета, скрывал свое лицо под маской. Что она собой представляет? Она сделана из копировальной бумаги, и притом наспех, такая бумага лежит на столе у Бассета. Человек схватил ее…
  — После убийства! — торжествующе воскликнула Делла.
  — Верно. Мысль о маске пришла убийце позже. Все остальное было обдумано заранее. А здесь преступник стал торопиться.
  — Но зачем понадобилась маска после убийства?
  — Чтобы уйти неузнанным. Фенвик рассказала, что видела в кабинете Бассета какого-то мужчину, но он сидел к ней спиной. Бассет сказал ей, что занят. Она сидела в приемной и дожидалась. Человек, который находился у Бассета, знал это.
  — Значит, он надел маску, чтобы уйти неузнанным?
  — Похоже, что так. А почему он не ушел другим ходом? Ведь тогда ему не понадобилось бы скрывать свое лицо. Но если этот человек, которого девушка описала как одноглазого, сделал себе маску, чтобы уйти неузнанным, зачем он вырезал отверстие для отсутствующего глаза? Почему не обошелся одним?
  Делла покачала головой:
  — Это слишком сложно для меня. Почему вы думаете, что Бассет не ожидал нападения?
  — Это видно по положению тела. К тому же у него был пистолет в наплечной кобуре, и он смог бы постоять за себя. Однако он его не вытаскивал.
  — Значит, на месте преступления нашли три пистолета?
  — Да, три.
  — И вам неизвестно, из какого он был убит?
  — Десять против одного, что это сделано из пистолета, на котором есть отпечатки моих пальцев… Пол давно был здесь?
  — Минут за пятнадцать до вашего прихода.
  — Наверное, он сидит в «Красном льве» и пьет с газетчиками. Попробуй позвонить туда.
  — Сообщить, что ваша машина похищена?
  — Рано или поздно ее вернут, — сказал Мейсон.
  Делла Стрит набрала номер и проговорила сладким голосом:
  — Хэлло, клиент хочет поговорить с Полом Дрейком. Он там? Попросите его, пожалуйста. Пол, это ты? Одну минуточку, шеф хочет поговорить с тобой.
  Мейсон взял трубку.
  — Пол, — сказал он, — возьми карандаш и запиши: Хартли Бассет — компания по прокату машин. Финансист, ростовщик и, возможно, скупщик краденого. Мне нужно узнать о нем все, что можно. Ночью он покончил с собой и оставил записку, отпечатанную на машинке. Газетчики получат его фотографии, достань их для меня. Также мне нужны сведения о миссис Бассет и ее сыне по имени Дик Бассет. Кстати, Хартли Бассет не родной отец этого парня. Мне хотелось бы знать, почему парень не носит имя настоящего отца. Теперь еще об одном. Питер Брунольд, 3902, Вашингтон-стрит. У него имеются такие же глаза, как ты достал. Нужны все данные о нем. Только чтобы работа была безупречной. Пошли толковых ребят.
  — Мне нравится, что ты с такой небрежностью называешь это самоубийством, Перри. Я не знаю всех фактов, но ставлю пять против одного, что это убийство.
  — Ладно, Пол, не болтай, а действуй.
  Перри положил трубку, и в ту же секунду повернулась ручка двери.
  На пороге стоял тяжело дышащий, потный Питер Брунольд. Он посмотрел на часы и удовлетворенно хмыкнул:
  — Можете считать, что я побил все рекорды.
  Он заметил на столе набор глаз и изумленно уставился на них.
  — Что это такое? — спросил он.
  — Посмотрите на них, — предложил Мейсон.
  Брунольд внимательно рассматривал глаза.
  — Хорошие глаза, — сказал он, закончив осмотр.
  — А вы нашли свой? — спросил Мейсон.
  Брунольд отрицательно покачал головой и уставился на Деллу Стрит. Она запахнула получше свое меховое манто, чтобы прикрыть ноги.
  — А хотели бы вы заполучить его назад?
  — Хотел бы.
  Делла Стрит сложила искусственные глаза в коробку, приоткрыла на колене блокнот и приготовилась записывать.
  — Я могу вернуть ваш глаз, — заявил Мейсон. — Или, вернее, сказать, как вы можете его получить.
  — Как? — спросил Брунольд.
  — Вы можете взять такси и поехать к дому Хартли Бассета, 9682, Франклин-стрит. Там вы найдете кое-кого из полиции. Скажите им, что вам кажется, будто у них есть ваш искусственный глаз и вы бы хотели его опознать. Вас проводят в комнату. Там на полу лежит Хартли Бассет с пулевой дыркой во лбу. В его правой руке что-то зажато. Полицейские разожмут пальцы Бассета, и на вас глянет налитый кровью глаз…
  Слушая слова Мейсона, Брунольд достал сигареты, рука его дрожала.
  — Почему вы думаете, что это мой глаз?
  — Похоже, это так.
  — Вот этого я и боялся, — медленно сказал Брунольд. — Кто-то украл мой глаз и оставил мне подложный. Я боялся, что сложится подобная ситуация. Это страшно! Это очень страшно!
  — Вы удивлены?
  — Конечно. Послушайте, уж не думаете ли вы, что я явился туда, убил этого парня и вложил ему в руку свой глаз? Я не смог бы этого сделать, даже если бы хотел. Ведь сегодня утром вы слышали от меня, что мой глаз украден, а вместо него оставлен другой.
  — Вы знали Хартли Бассета? — спросил Мейсон.
  — Нет, — нерешительно ответил Брунольд. — Я не знал его и никогда с ним не встречался.
  — А жену его знали?
  — Я… встречал ее… Да, я ее знаю.
  — А парня знаете?
  — Дика… э… Бассета?
  — Да.
  — Да, и его я знаю.
  — Вы знаете Гарри Маклейна, который работал у Бассета?
  — Да.
  — Где вы встречались с ним? В конторе Бассета?
  — Да. Один раз мы там встретились. Он был помощником секретаря и стенографистом.
  — Он вас не знакомил с Бассетом?
  — Нет.
  — И вы никогда не видели Хартли Бассета?
  — Нет… Я же сказал вам, что я никогда не видел его. Конечно, о его существовании мне было известно.
  — Что вы хотите этим сказать?
  Брунольд неловко заерзал.
  — Послушайте, — взмолился он. — Что вы ко мне пристали? Это же не допрос третьей степени. Вы не собираетесь обвинить меня в смерти Бассета?
  — Нет, конечно.
  — Ладно, скажу вам правду. Я хорошо знаю его жену, очень хорошо. Встречался с ней несколько раз.
  — И давно вы ее знаете?
  — Не очень.
  — У вас платоническая дружба или что-нибудь другое?
  — Платоническая.
  — Когда в последний раз виделись с ней?
  — Недели две назад.
  — Если она будет думать, что вы бросили ее, — напрямую заявил Мейсон, — захочет ли отомстить вам?
  Брунольд едва не уронил сигарету.
  — Боже мой, что вы имеете в виду?
  — Только то, что сказал, Брунольд. Допустим, вы поссорились с миссис Бассет. Предположим, что ее муж совершил самоубийство. Допустим, она думает, что вы влюбились в другую женщину и хотите расстаться с ней. Допустим, что она имеет возможность представить дело так, что муж вовсе не покончил с собой, а его убили. Захочет ли она, чтобы в убийстве обвинили вас?
  — Зачем?
  — Чтобы вы не достались другой женщине.
  — Но никакой другой женщины нет.
  — И она знает об этом?
  — Да… То есть нет… Вы понимаете, между нами ничего не было!
  — Понимаю, — сухо сказал юрист. — Когда вы познакомились с ней?
  — Около года назад.
  — И в последний раз вы видели ее две недели назад?
  — Да.
  — И с тех пор вы с ней не встречались?
  — Нет.
  — Когда вы обнаружили, что ваш глаз украден?
  — Прошлым вечером.
  — А вы не думаете, что могли забыть его где-нибудь?
  — Конечно нет. Подложный глаз существует. Значит, кто-то намеренно украл мой глаз.
  — А как вы думаете, зачем его украли?
  — Не могу сказать.
  — Вы встречали Гарри Маклейна в резиденции Бассета?
  — Да, я его там видел.
  — Вы знаете что-нибудь о проблеме со счетами?
  — Кое-что слышал, — нерешительно ответил Брунольд.
  — Что именно?
  — Насчет четырех тысяч.
  — Вы знаете молодую женщину по имени Хейзл Фенвик?
  — Фенвик?
  — Да.
  — Нет.
  — А Артура Коулмара?
  — Да.
  — И разговаривали с ним?
  — Нет, только видел его.
  — Шофера Бассета знаете?
  — Я сказал бы, что да. Его зовут Овертон. Он высокий и смуглый. Кажется, что он никогда не улыбается. А что с ним?
  — Ничего, я только хотел выяснить, знаете ли вы его.
  — Да, я его знаю.
  — А толстую рыжую женщину лет пятидесяти?
  — Да, это Эдит Брайт.
  — Какие у нее обязанности?
  — Она что-то вроде экономки. Сильна, как бык.
  — Но Бассета вы ни разу не видели?
  — Нет.
  — А другие люди знают вас?
  — Какие другие?
  — Те, кого вы описали?
  — Н-нет. Шофер, возможно, видел меня.
  — Как же так получилось, что вы их видели и знаете, а они вас нет?
  — Сильвия старалась, чтобы меня никто не видел.
  Мейсон наклонился и неожиданно ткнул горящим кончиком сигареты в жилет Брунольда.
  — Вчера вас видел Дик Бассет.
  — Где?
  — У них дома.
  — Он ошибся.
  — Вас видел Коулмар.
  — Ну, этого не могло быть.
  — Почему?
  — Да потому, что я не бывал в той части дома.
  — Что вы имеете в виду?
  — Дом разделен на две части: контору и жилые комнаты. С тех пор как у Бассета обострились отношения с женой, он перебрался в контору.
  — Так, значит, вы были вчера на половине жены?
  — Не вчера, а позавчера.
  — Но ведь, кажется, вы две недели не видели миссис Бассет?
  Брунольд ничего не ответил.
  — А Дик Бассет говорит, что вчера вечером поспорил с Хартли Бассетом из-за вас.
  — В какое время?
  — Когда вы ушли.
  — Вы ошибаетесь, это совершенно невозможно.
  — Почему?
  — Да потому, что прежде чем я ушел…
  Мейсон усмехнулся, глядя прямо на него.
  — Проклятие! — закричал Брунольд. — К чему вы задаете все эти вопросы?
  — Просто пытаюсь собрать факты.
  — Вы не смеете ловить меня на слове, как преступника. Вы не можете…
  — Я не собирался ловить вас на слове, вы сами запутались. Вы хотели сказать, что, прежде чем вы покинули дом, Бассет был уже мертв, не так ли?
  — Я не говорил, что был там вчера вечером.
  — Да, — улыбнулся Мейсон. — Таких слов вы не произнесли, но смысл был именно такой.
  — Вы не так меня поняли, — возразил Брунольд.
  — Ты все записала, Делла? — спросил Мейсон. — И вопросы, и ответы?
  Она кивнула.
  Брунольд резко повернулся к ней:
  — Господи помилуй! Неужели все, что я говорил, записано? Вы не имеете права! Я…
  Перри Мейсон тяжело опустил руку ему на плечо.
  — Что вы? — с угрозой в голосе произнес он.
  Брунольд повернулся к адвокату.
  — Если вы будете грубить этой молодой леди, — продолжал все так же угрожающе Мейсон, — то вылетите отсюда со скоростью пули. Сядьте спокойно, прекратите вилять и выкладывайте всю правду.
  — Почему я должен вам рассказывать?
  — Потому что прежде всего необходимо подумать, чем вам можно помочь. У вас есть возможность сейчас рассказать мне всю правду, иначе будет поздно.
  — Мне ничего не могут сделать.
  — Вы так думаете?
  — Никто, кроме вас, не знает, что я был там вчера вечером.
  — Миссис Бассет знает это.
  — Конечно, но она не дура.
  — Коулмар видел, как кто-то выбежал из дома. Он узнал этого человека. Мне он не назвал его имени. Это были вы?
  Брунольд вздрогнул.
  — Он узнал его?
  — Он так говорит.
  — Но он не мог. Я был далеко от него.
  — Значит, именно вас он видел.
  — Но я не думал, что он узнает меня. Он был на той стороне улицы. Клянусь, что я первый увидел его и прикрыл голову, чтобы он меня не узнал.
  — Почему вы бежали?
  — Я торопился.
  — Почему?
  — Дело в том, что Сильвия — миссис Бассет — при мне позвонила вам. Я не хотел, чтобы вы меня там застали.
  — Послушайте, — спросил Мейсон, — а выдержите ли вы перекрестный допрос в полиции?
  — Конечно, выдержу.
  — Однако моих вопросов вы долго не выдержали.
  — Но полиция не собирается меня допрашивать.
  — Почему?
  — У них же нет сведений, что я имею какое-то отношение к Бассетам.
  — Кто-то идет, — перебила их разговор Делла Стрит.
  За дверным стеклом мелькнула тень. Ручка двери повернулась, дверь открылась, и на пороге возник сержант Голкомб с двумя полицейскими. Голкомб сделал шаг вперед.
  — Питер Брунольд? — спросил он.
  — Да, — вызывающе ответил тот, — а в чем дело?
  Сержант положил одну руку Брунольду на плечо, а другой рукой отвернул полу своей куртки и показал золотой значок.
  — Ничего особенного, — грубо сказал он, — кроме того, что вы арестованы по обвинению в убийстве Хартли Бассета. Предупреждаю, что все, сказанное вами, может быть использовано против вас.
  Он повернулся к Перри Мейсону с презрительной улыбкой.
  — Простите, что я прервал вашу беседу, Мейсон, — сказал он, — но после разговоров с вами люди имеют скверную манеру исчезать. Поэтому я предпочитаю забрать мистера Брунольда, прежде чем он надумает переменить климат.
  — Не извиняйтесь, сержант, — ответил Мейсон. — Заходите в другой раз.
  — Если окружной прокурор думает об этом свидетеле то же, что и я, то зайду непременно.
  — Буду рад видеть вас в любое время, сержант.
  Брунольд повернулся к Мейсону.
  — Послушайте, адвокат… — начал он.
  — Прекратите болтовню, — оборвал его сержант.
  — Я имею право разговаривать со своим адвокатом, — сказал Брунольд.
  — Нет, сперва в тюрьму, а там вы с ним наговоритесь.
  Двое полисменов схватили Брунольда за руки и потащили к двери. Он пытался вырваться, ему надели наручники.
  Дверь громко захлопнулась.
  Голкомб, остававшийся в комнате, обратил на Мейсона огненный взор.
  Мейсон зевнул, вежливо прикрыв рот рукой.
  — Извините меня, сержант. Сегодня был ужасный день.
  Голкомб повернулся, распахнул дверь и, стоя на пороге, заявил:
  — При всей вашей изворотливости ничего у вас не вышло. — И хлопнул дверью.
  Мейсон весело подмигнул Делле:
  — Как ты насчет того, чтобы заглянуть в ночной клуб?
  Она посмотрела на себя в зеркало:
  — Если я там сниму манто, то меня арестуют. Вы же торопили меня, и я не успела как следует одеться. Манто прикрывает полное неприличие.
  — Ну, тогда отправляйся домой. Хоть одного из нас не посадят в тюрьму.
  В ее глазах мелькнуло беспокойство.
  — Шеф, вы опасаетесь, что он может посадить вас?
  Мейсон пожал плечами и открыл перед ней дверь:
  — Никто не знает, что может сделать сержант Голкомб. Он удивительно вездесущ.
  Глава 7
  Мейсон, отдохнувший и свежевыбритый, наклонился над столом Деллы Стрит:
  — Как ты себя чувствуешь?
  — На миллион долларов, — ответила она. — Я просматривала газеты с отчетами об убийстве Бассета. Но о Брунольде нет ни слова.
  — Репортеры ничего о нем не знают.
  — Почему?
  — Потому что Голкомб не допустил их в управление полиции. Брунольд арестован и вне пределов их досягаемости.
  — Вы можете что-либо сделать для него?
  — Я могу прибегнуть к хабеас корпус, но пока не хочу этого делать, чтобы не показать своей заинтересованности. У меня нет фактов. Возможно, Брунольд замешан в этом деле. И прежде чем я добьюсь повестки в суд, полиция все из него вытянет.
  — А как насчет миссис Бассет?
  — Я звонил ей, когда вернулся домой.
  — Вы говорили с ней?
  — С ней случилась истерика после моего ухода. Голкомб ничего не мог от нее добиться. Сын вызвал врача, и тот уложил ее в постель. Врач хотел отправить ее в больницу, но она отказалась. Парень не говорит, где она, но обещал сообщить о ее местопребывании, когда это будет необходимо.
  — Он так и не сказал, где она?
  — Увы, нет.
  — Как же Голкомб позволил ей скрыться?
  — Сержант отправился за Брунольдом, а молодой Бассет воспользовался этим. Но сыщики проследили за ним. Они знают это место, хотя Дик не подозревает об этом.
  — Значит, вы не сможете повидать миссис Бассет, а полиция сможет. Верно?
  — Похоже, что так.
  — А миссис Бассет знает об аресте Брунольда?
  — Видимо, нет.
  — Когда ей станет известно об этом?
  — В свое время, когда она придет в себя. Я просил молодого Бассета сказать матери, чтобы она позвонила мне.
  — И она звонила?
  — Нет.
  — А вы сумеете связаться с ней?
  — Не знаю, стоит ли это делать. Полиция следит за ней, и если я попытаюсь это проделать, то дам в руки хороший козырь против себя.
  — Почему?
  — Потому что на пистолете есть мои отпечатки.
  Делла сделала остро отточенным карандашом пометку на уголке блокнота.
  — Странное какое-то убийство, — сказала она. — У нас никогда не было ни подобного дела, ни такого предварительного гонорара, какой заплатил Брунольд.
  Мейсон кивнул.
  — Хотел бы я знать, — сказал он, — где я могу увидеть Берту Маклейн. Она не оставила нам адрес?
  — Нет, только телефон Гарри. И то лишь на букмекерскую контору.
  — Попробуй туда дозвониться. Может быть, тебе сообщат другой…
  Делла кивнула.
  — Еще кому-нибудь позвонить?
  — Да. Позвони Бассетам. Скажи Дику, что мне срочно нужна его мать, это важно. А еще попробуй…
  Зазвонил телефон. Делла сняла трубку, внимательно выслушала и повернулась к Мейсону:
  — Знаете, где нашли вашу машину?
  — Нет. Где же?
  — Возле полицейского участка. Звонят из отдела дорожного движения. Кто-то поставил ее там, возле пожарного гидранта, около двух часов ночи. Они спрашивают, не была ли она украдена.
  Мейсон поморщился:
  — Скажи им, что машину не воровали. Скажи, что ее там поставил я сам.
  Делла убрала ладонь от мембраны, послушала и, снова накрыв мембрану рукой, сказала Мейсону:
  — Она в двадцатиминутной парковочной зоне. С девяти утра они каждые двадцать минут наклеивают на стекло штрафную квитанцию.
  — Пошли за ней кого-нибудь из ребят и дай ему открытый чек, — сказал Мейсон. — Только пусть держит язык за зубами. Ты представляешь себе эту маленькую чертовку? Взять машину и поставить ее у здания полиции.
  — Вы думаете, что это сделала она? Или, может быть, полиция поймала ее и заставила подъехать к участку?
  — Не знаю.
  — Если это проделала полиция, то над вами зло посмеялись, поставив машину в двадцатиминутной парковочной зоне, — ведь они знают, что вы не посмеете заявить об угоне, поскольку сами разрешили девушке взять машину.
  Он кивнул и направился в кабинет.
  — Пусть смеются. Но хорошо смеется тот, кто смеется последним… Глаза у тебя?
  — Вы имеете в виду те глаза, которые принес Дрейк?
  — Да.
  Она открыла ящик стола и достала коробку с глазами.
  — Меня бросает в дрожь, когда я смотрю на них.
  Мейсон открыл коробку, достал пару глаз и положил их в жилетный карман.
  — Остальные убери в сейф, — сказал он. — Постарайся, чтобы никто их не видел. Эти глаза — наш с тобой маленький секрет.
  — Что вы собираетесь с ними делать?
  — Не знаю. Это зависит от того, что произойдет дальше с Брунольдом. Я жду его следующего шага.
  — И каков он будет?
  — Он попросит меня стать его адвокатом по делу об обвинении в убийстве.
  — А с вами ничего не случится, если вы вмешаетесь в это дело? И не будет ли против вас протестовать сержант Голкомб?
  — Ничего, пока не обнаружат отпечатки моих пальцев. Пока полиции об этом ничего не известно. Возможно, на меня будут в претензии за исчезновение Хейзл Фенвик, но это не страшно. Тем более сейчас у нас новый окружной прокурор, так что, думаю, все будет в порядке. Естественно, что он готов наказать виновного, но не станет судить невиновного.
  — Вы хотели бы, чтобы я записала весь разговор с Брунольдом?
  — Нет, пока подождем. Посмотрим сначала, кого нам придется представлять, прежде чем предпримем какие-то шаги, — ответил он и ушел в свой кабинет.
  Он сел в кресло и стал просматривать газеты. Вскоре зазвонил телефон.
  — Я дозвонилась Гарри Маклейну. Он держался очень независимо, но все же дал телефон сестры. Я говорила с ней, и она сказала, что скоро придет к вам и приведет брата, если ей это удастся. А еще она сказала, что ей самой очень нужно видеть вас.
  — Она сказала, что ей нужно?
  — Нет, не сказала… Я послала одного парня за вашей машиной. Звонил Пол Дрейк и интересовался, когда вы сможете его принять.
  — Скажи Полу, чтобы шел ко мне. Как только придет Берта Маклейн, поставь меня в известность. Если полиция не нашла Фенвик, возможно, что и она позвонит, скорее всего используя вымышленное имя. Так что, если будет звонить какая-либо таинственная незнакомка, постарайся завлечь ее сюда. Будь тактичной, но настойчивой. Полу скажи, чтобы шел прямо ко мне в кабинет. Когда я вызову тебя, захвати блокнот.
  Он повесил трубку и снова углубился в газету, но не прочитал и полстолбца, как в дверь постучали. Он открыл ее и увидел Пола с его неизменно насмешливым выражением лица.
  Мейсон хитро посмотрел на него.
  — Ты выглядишь, как будто спал спокойно всю ночь.
  — Это тебе кажется. Я спал не больше двадцати минут.
  — Где ты был? — спросил Мейсон, вызывая звонком Деллу.
  — Утром я вздремнул в парикмахерской. Я предпочел бы, чтобы ты мыслил столь бурно в рабочие часы. Странно, почему тебе нравится, когда твои сотрудники работают по ночам?
  — Я же не виноват, что убийцы нападают на свои жертвы в нерабочее время. Ну как, нашел что-нибудь?
  — Кое-что есть. Я поставил на ноги двадцать оперативных работников. Надеюсь, что у тебя клиент с толстым кошельком.
  — Будем надеяться. Ну так что у тебя?
  — Одна интересная сказка.
  — Садись и рассказывай.
  Пол Дрейк уселся в кресло, упершись спиной в один подлокотник, а ноги перекинув через другой. Вошла Делла Стрит, улыбнулась детективу и села.
  — Я вернусь к добрым временам романтических измен и предательств, которыми так славилась Викторианская эпоха.
  — Что-что?
  Дрейк достал сигарету, закурил ее и с удовольствием затянулся.
  — Я нарисую вам картину прекрасной провинциальной общины, процветающей, счастливой и полной предрассудков. Ударение на слове «предрассудки».
  — Почему? — спросил Мейсон.
  — Потому что такой уж была эта община. Каждый знает, что делает другой. Если девушка надела новое платье, дюжина языков начинает судить о том, где она его взяла.
  — А если меховое пальто? — спросил юрист.
  Пол Дрейк протянул к нему руки в шутливом испуге:
  — О боже! Зачем так чернить девушку?!
  — Продолжай! — усмехнулся Мейсон.
  — Жила-была девушка по имени Сильвия Беркли, довольно хорошенькая, доверчивая, простая, стройная, ясноглазая.
  — К чему все эти подробности? — спросил Мейсон.
  — К тому, — серьезно сказал Дрейк, — что я заинтересовался ребенком и даже добыл фотографию.
  Он достал из кармана конверт, вынул из него фотографию и протянул Мейсону.
  — Если ты считаешь, что это не искусство — достать карточку в четыре часа утра, тогда тебе нужен другой человек!
  — Где ты взял ее?
  — В местных бумагах.
  — Что же произошло с этой девушкой? Какая-то шумная история?
  — Да, она исчезла.
  — Похищена или что-то еще?
  — Никто не знает. Просто исчезла.
  Адвокат испытующе поглядел на детектива и заметил:
  — Стало быть, твоя сказка связана с этим исчезновением?
  — Да.
  — Рассказывай дальше.
  — Я рассказываю так романтично и поэтично только потому, что всю ночь был на ногах.
  — Я уже слышал об этом. Больше не напоминай. Рассказывай дальше свою сказку.
  — Так вот, был там еще один путешествующий мужчина. Он торговал галантереей, и звали его Пит Брунольд.
  — И был у него один глаз? — спросил Мейсон.
  — Нет-нет, в то время у него было два глаза. Искусственный он приобрел позднее. Из-за этого я несколько снисходительно к нему отношусь.
  — С чего ты начал?
  — Я начал с родителей Сильвии Беркли. У них насчет дочери были свои планы. Они, понимаешь, из тех людей, кто держится так прямо, что даже чуть отклоняется назад. Коммивояжеры вообще в таких местностях не в почете, их считают мошенниками. Когда Брунольд принялся ухаживать за девушкой, родители, естественно, полезли на стену. В городишке был маленький кинотеатр. Ты знаешь, что в те времена даже радио не было. Кинокартины показывали только о галопирующих ковбоях. Городишко был недостаточно велик для старых мелодрам…
  — Брось ты про городишко, — нетерпеливо сказал Мейсон. — Брунольд на ней женился?
  — Не могу бросить, без этого сказки не получится. Нет, не женился, и я, брат мой, намерен придерживаться сказки.
  Мейсон вздохнул и с трагикомическим выражением посмотрел на Деллу.
  — Хорошо, продолжай свою лекцию.
  — Ты же знаешь, как ведут себя чувствительные девушки. В городе считали, что она прямиком шествует в ад. Семья требовала, чтобы она дала Брунольду от ворот поворот. Девушка защищала Брунольда. Я полагаю, что тогда ей пришла мысль жить своей собственной жизнью. Знаешь, Перри, это было такое время, когда девушки начали ломать привычный уклад жизни.
  Перри Мейсон зевнул.
  — О черт, — сказал детектив, — ты своим зевком лишил меня романтики моей молодости как раз тогда, когда я почувствовал, что она не совсем исчезла.
  — Это не романтика молодости, а старческие сантименты. Ради бога, ну подумай сам, у меня на руках дело об убийстве, мне нужны факты. Дай мне их, а после суда я буду слушать твои романтические истории.
  — Вот черт, — повернулся Пол к Делле. — Когда шеф рассказывает какую-нибудь историю, он чувствует точь-в-точь то же самое, что и я. Он похож на свадебный пирог — снаружи твердая корка, а внутри все мягко и нежно.
  — Зато твой рассказ пока что недопеченный, — заметил Мейсон. — Давай, Пол, переходи к делу.
  — Хорошо, перейду к главному. Однажды Сильвия написала Брунольду письмо, где сообщила, что не может больше откладывать свадьбу.
  По лицу Мейсона скользнула улыбка.
  — Это точно? — спросил он.
  — Точно, — ответил Пол.
  — И что же Брунольд?
  — Брунольд получил письмо.
  — И удрал? — холодно спросил Мейсон.
  — Нет. Городок был маленький, и он не посмел послать в ответ телеграмму, боясь информировать телеграфиста. Он сел на поезд и поехал к Сильвии. И вот здесь вмешалась судьба. Это были печальные дни для железных дорог…
  — И поезд потерпел крушение, — перебил его Мейсон, — а Брунольд пострадал при этом.
  — Удар по голове, выбитый глаз и потеря памяти. Доктора положили его в больницу и приставили к нему сиделку. Я был в этой больнице, и мне посчастливилось встретить эту женщину. Она вспомнила этот случай, потому что, когда к Брунольду вернулась память, она подозревала, что у него было что-то на уме. Он послал Сильвии письмо и получил сообщение, что она исчезла. Брунольд прямо обезумел. Снова повторилась потеря памяти. Сиделка в разговоре со мной все время ссылалась на профессиональную тайну и твердила, что ничего не знает, но я думаю, что она лгала.
  — Ну а Сильвия? — спросил Мейсон на этот раз без поддразнивания.
  — Сильвия, — сказал детектив, — была по горло сыта рассказами о заезжих мошенниках и о женщинах, которые должны платить, платить и платить. То было время литературы, жиревшей на историях о заблудших дочерях. Родители Сильвии были большими специалистами в приготовлении такого рода лекарств. Не получив ответа от Брунольда, девушка решила, что причина молчания понятна. Она собрала все свои маленькие сбережения и была такова. Никто не знал, как она покинула город. На другой ветке железной дороги была небольшая узловая станция милях в трех от городка. Девушка, видимо, дошла туда пешком и села в поезд, который перевозил молоко. Она уехала в большой город.
  — Откуда тебе это известно?
  — Ты же знаешь, Перри, что я всегда делаю работу первоклассно. Я установил дату ее замужества и в связи с усыновлением узнал время рождения мальчика.
  — Она вышла замуж за Бассета?
  — Совершенно верно. Она поселилась в другом городе под именем Сильвии Лоринг. Работала стенографисткой, пока могла. После рождения ребенка вернулась в контору. Место для нее сохранили. Мальчик рос, ему нужно было получать образование. В это время она знакомится с Хартли Бассетом, который был клиентом фирмы, где она работала. Его намерения были честными. Его она не любила; я думаю, что она вообще никогда никого не любила, кроме Брунольда. А когда, как она считала, он ее бросил, Сильвия стала сторониться мужчин.
  — И она позволила Бассету усыновить ребенка?
  — Не только позволила. Она вообще отказалась выйти за него замуж, пока он не усыновит ребенка. Мальчик получил имя Бассета и, очевидно, ненавидел своего отчима за то, что тот плохо обращался с Сильвией.
  — Эти сведения точные?
  — Это я узнал от слуг. Ты сам знаешь цену их болтовни, но порой она соответствует истине. Бассет был старым холостяком и оказался очень тяжелым человеком. Его представления о женитьбе сводились к тому, что жена должна быть украшением в общественной жизни и служанкой — в личной.
  — И усыновленный Дик Бассет наследует долю в собственности Хартли Бассета?
  Дрейк кивнул.
  — Именно так представляет себе дело Эдит Брайт. Она экономка, — продолжал Дрейк. — Только она не считает, что все это связано с какой-то выгодой. Думает, что мальчик хотел оказать матери добрую услугу.
  — Она полагает, что Дик убил отчима?
  — Да. Я сначала с ней намучился, но потом вино, как справедливо утверждает пословица, развязало ей язык.
  — Подожди, Пол, — сказала Делла, — ты не закончил свою романтическую историю. Как насчет Брунольда? Нашел ли он ее?
  — Он нашел ее. Он искал ее с тех пор, как вышел из больницы.
  Перри Мейсон сунул большие пальцы за проймы жилета и принялся ходить по комнате.
  — А Дик знает, что Брунольд искал его мать? Он знает, кто такой Брунольд? — спросил он.
  Дрейк пожал плечами.
  — Я детектив, а не отгадчик мыслей. Очевидно, Сильвия полагала, что он возьмет ее к себе. Похоже даже, что он хотел сделать это. Но ясно одно: она не ушла сразу, и это доказывает, что ее что-то держало. Зная характер Бассета, можно представить себе все положение. Он мог пригрозить, что ликвидирует усыновление и объявит Дика незаконнорожденным, вообще напустит много вони. Скорее всего, он не дал бы ей развода.
  — Где сейчас миссис Бассет? — спросил Мейсон, все так же меряя шагами пол.
  — Она в каком-то отеле.
  — Попробуй найти ее, — сказал Мейсон. — Тебе это не трудно. Она наверняка в одном из лучших отелей. Ты легко узнаешь, регистрировалась ли какая-нибудь женщина в лучших отелях сегодня после полуночи. У тебя есть ее фотография?
  — Конечно.
  — Отлично, тогда за дело. Найди ее.
  — Это тебе поможет?
  — И даже очень.
  Легкое жужжание известило, что Деллу ждут в приемной. Делла вопросительно посмотрела на Мейсона. Тот кивнул.
  — Ну как глаза? — спросил Дрейк.
  — Они непременно сослужат службу, — ответил Мейсон, — хотя боюсь, что мы достали их слишком поздно.
  — Я был удивлен, когда услышал, что в правой руке у Хартли Бассета был зажат глаз, налитый кровью.
  — Ну, это все чепуха, — весело сказал Мейсон.
  Дрейк извлек себя из кресла и пошел к выходу.
  — Кроме Сильвии Бассет, тебе ничего не нужно? — спросил он.
  — Пока нет. Ты хорошо поработал, Пол. Многое узнал за самый короткий срок.
  — Да что там, обычная мелкая работа, — сказал тот. — Репортеры высосали прислугу досуха. Брунольд оставил широкий след. Сильвия во время усыновления сообщила точную дату и место рождения мальчика. Она, видимо, считала, что это уже нет смысла скрывать. Я нашел врача, тот вывел меня на медсестру, а та вспомнила о перевязанной ленточкой пачке любовных писем в сумке у девушки. Они были адресованы Сильвии Беркли, об исчезновении которой писали в газетах.
  — И медсестра молчала? — спросил Мейсон.
  Детектив кивнул.
  — Сиделки, — сказал он, — нечасто сталкиваются с подобными случаями. Особенно теперь, хотя двадцать лет назад было иначе.
  — Сильвия когда-нибудь виделась с родителями?
  — Не знаю. Я не в состоянии был это выяснить.
  — Они живы?
  — Я получу сведения нынче к вечеру. Я не знал, сколько внимания ты хочешь этому уделить, и потому занимаюсь этим как бы походя.
  — Успеха тебе, Пол.
  Дверь из приемной отворилась, и вошла Делла Стрит; она подошла к столу Мейсона и остановилась в ожидании.
  — О’кей, Перри, постараюсь отловить тебе эту особу сразу после полудня. Как только обнаружу ее в одном из отелей, сразу позвоню, — сказал Пол Дрейк.
  Он открыл дверь, осторожно высунул голову в коридор, глянул влево, вправо и только после этого вышел. Перри Мейсон повернулся к Делле Стрит.
  — Ну? — спросил Мейсон.
  — Вы должны помочь им, — сказала Делла.
  — Ты имеешь в виду Брунольда и миссис Бассет?
  — Да.
  — У нас еще нет никаких фактов.
  — Насчет убийства?
  — Да.
  — Очевидно, ей всегда не везло, — проговорила Делла. — Все складывалось против нее. Почему бы нам не выручить эту несчастную женщину теперь?
  — Возможно, я сделаю это, — ответил Мейсон и добавил: — Если она мне позволит.
  Делла направилась к дверям приемной.
  — Пришли Маклейны, — объявила она.
  — Гарри с сестрой?
  — Да.
  — Пригласи их! — воскликнул Мейсон.
  Глава 8
  Берта Маклейн заговорила прежде, чем Перри Мейсон произнес более чем любезно свое «здравствуйте».
  — Мы прочитали про убийство в газете. Для нас это хорошо или плохо?
  — Пока сказать трудно. Состояние будет кем-то унаследовано. Если этим человеком окажется Сильвия Бассет, то для вас будет очень хорошо. Если кто-то еще, то могут быть неприятности. Если завещание будет оспорено…
  По мере того как он говорил, ее глаза делались все больше и больше, и наконец она перебила его:
  — Господи, так вы не знаете, что случилось?
  — Что произошло? — осторожно спросил Мейсон.
  Она повернулась к брату:
  — Расскажи, Гарри.
  — Я вернул ему деньги, — сказал тот.
  — Что? — резко повернулся Мейсон.
  — Заплатил ему.
  — Кому?
  — Хартли Бассету.
  — Сколько?
  — Все до единого цента. Я получил обратно поддельные бумаги.
  — Когда это произошло?
  — Прошлым вечером.
  — Точное время?
  — Я не знаю. Кажется, было около одиннадцати или чуть больше.
  Мейсон попытался посмотреть ему в глаза, но парень в это время смотрел на сестру, а потом перевел взгляд в окно.
  — Теперь все в порядке, — сказал Гарри. — Мы считали нужным известить вас. Пошли, сестра. Нам здесь больше нечего делать.
  — Одну минуту, — сказал Мейсон. — Послушайте меня. Ну-ка, посмотрите мне в глаза! Да не опускайте глаза и отвечайте на мои вопросы. Вы читали утренние газеты?
  — Да, поэтому мы пришли выяснить, есть ли какая-то разница.
  — Так за сколько времени до убийства вы заплатили деньги Хартли Бассету?
  — Я не знаю. Мне неизвестно, когда он был убит.
  — Ну а если он был убит в полночь?
  — Тогда я заплатил ему незадолго до этого… Может быть, кто-то украл эти деньги.
  — Вы заплатили наличными?
  — Да.
  — Где вы взяли деньги?
  — Это мой бизнес.
  — Выигрыш?
  — Какое вам до этого дело? Это не важно.
  — Это может оказаться очень важным. Представьте себе… Нет, вам этого не понять. Ладно, ответьте еще на несколько вопросов. Хартли вернул поддельные чеки?
  — Да.
  — Эти бумаги были единственной уликой?
  — Да.
  — Хорошо. Где хранились эти бумаги у Бассета? Нет, молодой человек, не отводите глаза! Так где хранил Хартли Бассет эти бумаги?
  — Он достал их из ящика письменного стола.
  — Где был ключ от него?
  — Вместе с другими ключами, конечно, на кольце.
  — Представьте себе, что, когда полиция обыскала место убийства, там нашли всего двадцать пять долларов в карманах у Бассета, и ни в сейфе, ни где-нибудь в кабинете денег больше не было.
  — Возможно, что целью убийства был грабеж, — высказал предположение Гарри.
  — Молодой человек, представьте себе, что это вы убили Хартли Бассета, взяли его ключи, открыли письменный стол и забрали свои поддельные бумаги… Нет, не перебивайте меня. Вы отпечатали на машинке записку о самоубийстве и вышли из дома. Единственное, что может спасти вас от подозрений, — это объяснение, откуда вы взяли деньги, и указание, где вы были в то время, когда совершалось убийство. У вас есть алиби?
  — Ну что вы! — воскликнула Берта. — Вы обвиняете Гарри в убийстве! Гарри не мог бы даже…
  — Тихо! — рявкнул Мейсон, даже не взглянув на нее.
  Гарри вскочил и подошел к окну.
  — Не выйдет, — сказал он. — Вы знаете, кто убил старого сыча, и нечего делать из меня козла отпущения.
  — Вернитесь сюда! — сказал Мейсон.
  — Не хочу! — огрызнулся Гарри, стоя спиной к сестре и Мейсону и глядя в окно. — Не хочу сидеть. Не хочу смотреть вам в глаза! Пусть другие ваши клиенты это делают!
  — Может быть, вы все же скажете, где взяли деньги, чтобы заплатить Бассету?
  — Нет… Возможно, я и мог бы, но не хочу.
  — Скажете. Это необходимо.
  — Нет!
  — Я должен предъявить полиции эти сведения, иначе вас арестуют.
  — Ну и пусть.
  — Это гораздо серьезнее, чем вы думаете. Если вы не убедите полицию, что заплатили деньги, и не подтвердите, что получили документы законно, они решат, что вы ими завладели нелегально.
  — К черту полицию!
  — Впрочем, не важно, что подумает полиция. Важно, что решит суд. Помните, молодой человек, что доказательства будут против вас, поскольку вы растратчик. Следствие выяснит, что Бассет намеревался засадить вас в тюрьму, — следовательно, вы и убили его, чтобы избавиться от преследования.
  — Не выйдет! — повторил Гарри, все так же глядя в окно.
  Мейсон пожал плечами и повернулся к Берте:
  — Я предупредил вас.
  — Полиция знает о растрате?
  — Нет, но будет знать.
  Гарри повернулся к сестре:
  — Послушай, сестра, не давай этому парню дурачить себя. Он знает, кто убил Бассета, а если не знает, то он полный дурак. И при этом хочет сорвать с нас хороший гонорар. Мы больше не имеем с ним дела.
  — Послушайте, Гарри, вы уже давно гнете свою линию, но сами знаете, что это ложь. Если у вас есть хоть капля здравого смысла, вы должны ответить на вопросы, пока полиция не принялась за вас.
  — Не беспокойтесь о полиции. Вы лучше занимайтесь своими делами, а моими я займусь сам.
  — Вы заплатили Бассету наличными? — спросил Мейсон.
  — Да.
  — Что он с ними сделал?
  — Он положил их в бумажник, который носит в пиджаке. Спросите его жену, и она вам скажет, бумажник у него всегда в кармане.
  — Когда полиция осматривала труп, бумажник обнаружен не был.
  — Что ж поделаешь! Когда я платил ему деньги, бумажник был.
  — И вы не брали расписку?
  — Нет.
  — При этом кто-нибудь присутствовал?
  — Конечно нет.
  — И вы не можете сказать, где взяли деньги?
  — Могу, но не скажу.
  — Кто-нибудь знает, что у вас были деньги?
  — Это не ваше дело.
  На столе зазвонил телефон. Мейсон взял трубку. Это была Делла, которая сообщила, что с ним хочет говорить Дрейк.
  — Да, Пол, в чем дело?
  — Слушай, Перри, я буду говорить тихо, чтобы никто в офисе не услышал, что я собираюсь тебе сказать. Иногда громкий разговор может сыграть дурную шутку. Слушай, Перри, полиция намерена притянуть к ответу целую группу людей. Они кое-что нашли. Твой парень, Брунольд, начал говорить. Эксперты проверили текст записки о самоубийстве, оставленной в машинке на столе у Бассета. Ты же знаешь, что отпечаток шрифта машинки так же индивидуален, как почерк любого человека. Криминалисты утверждают, что записка в машинке на столе у Бассета напечатана вовсе не на ней. При обыске дома нашли машинку, на которой записка была напечатана, в спальне миссис Бассет. Это портативный «Ремингтон», которым она пользовалась для своей корреспонденции. Эксперты считают, что текст написан человеком, который хорошо владеет слепой системой печатания, то есть профессионалом. Помнишь, я говорил, что когда-то миссис Бассет была секретаршей?
  Мейсон нахмурился:
  — Ты нашел ее, Пол?
  — Нет еще. Эту информацию я получил от одного парня, который общался с газетчиками. И решил сообщить тебе.
  — Что же, Пол, спасибо за информацию. Постарайся побыстрее найти миссис Бассет.
  Мейсон положил трубку и повернулся к Гарри Маклейну:
  — Гарри, вы говорили, что в доме Бассетов есть кому заступиться за вас и уберечь от тюрьмы.
  — Забудьте про это.
  Мейсон посмотрел на Берту:
  — Я дал вам бумажку со своим домашним телефоном, чтобы вы могли позвонить мне после работы. Где она?
  Гарри быстро шагнул вперед и сказал:
  — Не…
  — Я отдала ее Гарри, — ответила Берта.
  Гарри вздохнул:
  — Ты не должна была говорить ему это!
  — Что вы сделали с ней, Гарри? — спросил Мейсон.
  — Она была у меня в кармане.
  — Была. А где она сейчас?
  — Не знаю. Почему я должен помнить о всяких пустяках? Наверно, я выбросил ее. У меня пропала необходимость звонить вам после смерти старика. Так зачем мне хранить ее? Солить, что ли?
  — Эта бумажка была найдена в коридоре, возле спальни миссис Бассет.
  Удивление мелькнуло в глазах Гарри.
  — Не может быть, — сказал он и тотчас добавил: — Ну и что из этого?
  — Когда я был там, миссис Бассет пыталась заступиться за вас.
  — Да?
  — Вы ее имели в виду?
  — Конечно нет.
  — Миссис Бассет хорошо к вам относится, Гарри?
  — Откуда я знаю?
  — Вы видели ее вчера вечером до того, как встретились с Бассетом?
  — Зачем? — запнувшись, пробормотал Гарри.
  — Прошу вас признаться в этом. Полиция все равно узнает. Слуги были дома и…
  — Я ничего про нее не скажу. Оставьте ее в покое.
  — Вы были когда-нибудь у нее в комнате?
  — Да, по делу.
  — Там была пишущая машинка?
  — Кажется, была.
  — Портативный «Ремингтон»?
  — Вроде.
  — Вы пользовались этой машинкой?
  — Да, иногда я печатал для нее письма под ее диктовку.
  — Хартли Бассет знал об этом?
  — Я не знаю.
  — Знаете, Гарри. Скажите нам правду.
  — Он ничего не знал.
  — Почему вы делали это, ведь это не входило в ваши обязанности?
  — Потому что она добрая и нравится мне, а Бассет все время ругал ее.
  — Вы с ней были друзьями?
  — Да.
  — И вы печатали для нее письма?
  — Да, иногда у нее болела правая рука.
  — У Бассета была на столе пишущая машинка, когда вы зашли к нему?
  — Да, он иногда диктовал, но чаще сам печатал.
  — Умел ли он печатать вслепую, всеми десятью пальцами?
  — Нет, он печатал только двумя.
  — А вы?
  — Я умею печатать вслепую.
  — Знаете ли вы, что записка о самоубийстве, найденная в машинке Бассета, напечатана вовсе не на ней, а на «Ремингтоне», который находится в спальне миссис Бассет? А печатал ее человек, владеющий слепым методом работы.
  Гарри подошел к двери:
  — Пойдем, Берта, нам пора убираться отсюда.
  Берта нерешительно посмотрела на Мейсона, потом на Гарри:
  — Гарри, но ведь мистер Мейсон пытается помочь тебе и…
  — Чепуха! Я пришел сюда только потому, что ты этого хотела. Говорю тебе, он ищет дураков, вот и все.
  Берта повернулась к Мейсону:
  — Простите, мистер Мейсон, что Гарри ведет себя подобным образом…
  — Простите! — передразнил ее Гарри. — Не будь идиоткой!
  Он подошел к столу Мейсона:
  — Вы задавали мне вопросы. Теперь, позвольте, я вас спрошу. Вы защищаете Брунольда?
  — Да, — ответил Мейсон. — Я представляю его.
  — И миссис Бассет?
  — Она обращалась ко мне за консультацией.
  — А Дика Бассета?
  — Не напрямую.
  — Через его мать?
  — Видимо, да, — ответил Мейсон, внимательно разглядывая Гарри.
  — И вы сидите здесь и стараетесь сделать из меня козла отпущения? Я еще в первый визит сюда сказал, что мы поступили глупо.
  — Мистер Мейсон, — взмолилась Берта, — вы…
  Гарри схватил ее за руку и потащил к двери.
  — И вы все еще говорите, что собираетесь заботиться обо мне, а сами пытаетесь накинуть мне петлю на шею.
  — Гарри, вы так и не ответили мне, где достали деньги, чтобы заплатить Бассету, — спокойно сказал Мейсон. — Не сообщили, знал ли кто-то, что у вас есть деньги. Не сказали, где вы находились в момент убийства Бассета.
  Гарри толчком отворил дверь и сказал, стоя на пороге:
  — Я достаточно наслышан об этике законников, я знаю, что вы никому не расскажете то, что я вам говорил. Если вы расскажете копам, вас лишат практики. Если вы будете молчать, я тоже буду молчать.
  — Гарри, но ведь мистер Мейсон знает, что ты…
  Гарри вытолкнул ее в коридор.
  — И Коулмар знает обо всем, не говоря о миссис Бассет. Не забывайте, что полиция… — сказал Мейсон.
  — А идите вы к… — И Гарри захлопнул дверь.
  Перри Мейсон долго сидел задумавшись и не сразу услышал, что звонит телефон. Сняв трубку, он услышал голос Пола Дрейка:
  — Мои ребята нашли ее, Перри. Она в отеле «Амбассадор». Зарегистрировалась под именем Сильвии Лортон. За ней следят три полицейских детектива. Ее засекли вчера. Один оперативник дежурит у коммутатора, так что они слушают все разговоры, которые проходят через коммутатор.
  — Я чувствую, что, если попытаюсь с ней встретиться, полиция тотчас арестует ее.
  — Конечно, — весело ответил Пол. — Они постараются спровоцировать ее на отчаянный поступок, если она слишком засидится там. Но, во всяком случае, сын связывается с ней по телефону и кое-что сообщает, а полицейские могут в любую минуту взять ее.
  — Слушай, Пол, я хочу увидеть ее так, чтобы полиция не знала об этом.
  — Ни одного шанса на миллион. Ты же знаешь полицию не хуже меня.
  — Ладно, Пол, жди меня у лифта. Скоро я приду, и мы вместе что-нибудь придумаем.
  — Я чувствую, что рано или поздно ты засадишь меня в тюрьму, — простонал Пол.
  — Ну тебя-то я выручу оттуда быстро. Жди, Пол. — Мейсон повесил трубку.
  Глава 9
  Мейсон, переодетый во взятую напрокат у театрального костюмера белую униформу мойщика окон, нес в правой руке несколько резиновых щеток для мойки стекол. За ним, держа в каждой руке по ведру с водой, выступал одетый точно так же Пол Дрейк.
  — Ты неплохо выглядишь в этом наряде, — мрачно сказал Дрейк. — А я, выходит, твой помощник.
  Мейсон усмехнулся, но ничего не сказал. Они дошли до грузового лифта и поднялись на шестой этаж. По коридору шел широкоплечий мужчина с могучим подбородком, он внимательно осмотрел их. Двое работяг, не обращая на него внимания, дошли до конца коридора и открыли окно возле пожарной лестницы.
  — Он на нас смотрит? — спросил Мейсон, перекидывая ногу через подоконник.
  — Да так, вполглаза, — отвечал Пол Дрейк, стоя в коридоре. — Давай поживее берись за работу.
  — И это ты говоришь мне? — спросил Мейсон, протирая окно.
  — Можно ли быть уверенным, что в комнате никого нет? — спросил Дрейк.
  — Нет, — ответил Мейсон. — Ты встань со щеткой спиной к двери и тихо постучи. Но смотри, чтобы он не видел этого. — Юрист кончил полировать окно сухой тряпкой.
  — Я стучал дважды, но ответа нет, — сказал Пол.
  — Сможешь открыть дверь без шума?
  — Попробую, только сначала надо осмотреть замок.
  Дрейк достал из кармана набор ключей, и они подошли к двери.
  Мейсон встал так, чтобы заслонить собой Дрейка, а тот сунул ключ в скважину. Чуть слышный щелчок возвестил о том, что дверь отперта. Они осторожно вошли в комнату.
  — Ее комната соседняя справа? — спросил Мейсон.
  — Да.
  — А ты уверен, что она там?
  — Не совсем.
  — А то как бы нам не пришлось плохо. Ну ладно, давай ремень.
  Пол вытащил из кармана страховочный ремень и помог Мейсону надеть его. Мейсон встал на подоконник и закрепил крючок ремня в специальной скобе возле окна.
  — Дай ведро, — попросил Мейсон.
  Пол передал ему ведро с водой. Мейсон принялся протирать окно, потом постучал в стекло. Женщина в нижнем белье поспешно накинула на плечи кимоно и подошла к окну; лицо у нее было рассерженное.
  Мейсон жестами попросил ее поднять окно.
  Сильвия Бассет подняла раму.
  — Вы что, с ума сошли?! — закричала она. — Как вы смеете мыть окно, когда я одеваюсь? Я пожалуюсь управляющему.
  — Говорите потише, — сказал ей Мейсон.
  — Это вы?! — воскликнула она, узнав юриста.
  — Тихо! У нас мало времени, — сказал он. — Нам нужно обо всем договориться. Вы знаете, что Брунольд арестован?
  — Брунольд? — спросила она и нахмурилась.
  — Да, Брунольд.
  — А кто это?
  — Разве вы не знаете его?
  — Нет.
  — Почему вы скрылись под чужим именем?
  — Я хотела отдохнуть.
  Он указал на вещи, стоявшие возле кровати:
  — Это ваши вещи?
  — Да.
  — Вы все это взяли ночью?
  — Нет.
  — А когда?
  — Дик принес рано утром.
  — Что там лежит?
  — Мои личные вещи.
  — Вы решили удрать?
  — У меня нервы не в порядке. Я хочу уехать на несколько дней, пока все не уляжется.
  — Вы несчастная маленькая дурочка. Неужели вы думаете, что вам это удастся?
  — А почему бы и нет?
  — Бегство равносильно признанию виновности.
  — Никто меня не найдет.
  — Полиция следит за вами. Стоит вам отсюда выйти, как вас арестуют.
  — Вы заблуждаетесь, — сказала она. — Я вовсе не убегаю. Я просто не хочу…
  — Послушайте, — перебил он ее. — Внизу и возле вашей комнаты сыщики. У лифта тоже. У коммутатора сидит полицейский. Вы окружены со всех сторон, следят и за вашим сыном. Ваши разговоры прослушиваются. Теперь…
  Она схватила себя за горло, словно ее душили.
  — Боже мой! Вы думаете, что?..
  — Расскажите мне все, что случилось после моего ухода.
  — Ничего особенного. Они задали мне несколько вопросов. Потом я устроила истерику.
  — Что вы им рассказали?
  — Я сказала правду. Что хотела видеть мужа по делу, вошла в приемную и обнаружила там на полу Хейзл Фенвик. Рассказала, как я приводила ее в чувство и что Фенвик, очнувшись, сообщила нам об одноглазом мужчине, который вышел из кабинета мужа.
  — Спросили, почему вы не пошли к мужу?
  — Я ответила, что была так озабочена состоянием Фенвик, пытаясь привести ее в чувство, что забыла о муже.
  Мейсон сделал недовольную гримасу.
  — А что здесь плохого?
  — Все, — ответил Мейсон. — Что же было дальше?
  — Дальше они стали спрашивать настойчивей, а у меня началась истерика, и я стала лгать им.
  — Какую ложь вы им подсунули?
  — Вначале я сказала, будто знала, что муж вышел, а потом сказала, что была уверена, что он был дома. Меня спросили, знаю ли я кого-либо с искусственным глазом, а я сказала, что мой муж имел искусственный глаз. Я смеялась и плакала, и они позвали доктора. Я настояла на том, чтобы Дик вызвал моего врача, а когда он пришел и понял ситуацию, то дал мне успокоительное и отправил в спальню.
  — Что дальше?
  — Когда Дик убедился, что за нами никто не следит, он отвез меня сюда и уложил в постель. Я была одурманена снотворным и шла сюда, опираясь на плечо Дика. Проснувшись рано утром, я позвонила ему, используя фальшивое имя. Но если меня подслушивали… О боже!
  — Вы сделали какое-нибудь признание?
  — Нет. Ничего определенного я не сказала. Только про истерику.
  — А как истерика?
  — Он спросил, не сообщила ли я чего-то, а я ответила, что моя истерика обманула полицейских.
  — Что еще?
  — Я говорила с Диком два или три раза.
  — О чем?
  — Так, пустяки. Говорила свободно, но не сказала ничего опасного для себя.
  — А он?
  — Он сказал, что рад смерти моего мужа. Дик ненавидел его. Особенно в последнее время.
  — Теперь выслушайте меня. Вам не удастся провести полицию в следующий раз. Ваш рассказ нужно упорядочить. Первый вопрос — оружие.
  — Я скажу правду, что дала его Дику, чтобы он защитил меня.
  — Этот пистолет был использован для убийства?
  — Не знаю.
  — Второй вопрос — Брунольд.
  — Я не знаю никакого Брунольда.
  — Должны знать, — сказал Мейсон. — Он отец вашего Дика.
  Она отшатнулась:
  — Что?
  Мейсон кивнул:
  — Я узнал это с помощью собственных детективов. Полиция еще этого не знает, но вполне может узнать. Брунольд пока ничего не сказал. Но он под арестом.
  — Этого даже Дик не знает.
  — Но он подозревает?
  — Думаю, что нет.
  — Брунольд был у вас прошлым вечером.
  — Нет.
  — Говорите мне правду.
  — Да.
  — Когда он ушел?
  — Незадолго до того, как я нашла Хейзл без сознания.
  — Что вам нужно было в приемной вашего мужа?
  — Я пошла искать Хейзл, чтобы узнать, договорилась ли она с Хартли. Она долго отсутствовала, и я начала беспокоиться.
  — Брунольд до самого ухода был с вами?
  — Да.
  — Вы все время были вместе?
  — Нет. Я уходила к себе в спальню, а он оставался в гостиной. Кажется, он зачем-то выходил в коридор. Когда я вернулась, его на месте не оказалось. Но вскоре он пришел.
  — Вы знали, что Хейзл Фенвик пошла к вашему мужу?
  — Да. Я сама послала ее.
  — Глаз, который нашли у Бассета, принадлежит Брунольду?
  — Думаю, что да.
  — Давно вы знаете Хейзл Фенвик?
  — Недавно.
  — Не кажется ли вам, что в ней есть что-то фальшивое?
  — Этого я не могу вам сказать.
  — То есть не хотите. С женитьбой Дика что-то не совсем так?
  — Как вам сказать? Она пришла в дом в ночь убийства. Дик — наследник Хартли. И Хартли хотел контролировать женитьбу Дика. Я ожидала, что будет скандал, когда он узнает, что Дик женился без его согласия. Мне хотелось, чтобы сначала она поговорила с Хартли. Я полагала, что она произведет хорошее впечатление.
  — Кто в доме знает, что она замужем за Диком?
  — Никто. Овертон, шофер, привез ее со станции. Он думает, что она моя приятельница. Эдит Брайт, экономка, может подозревать, но я не верю в это. Кроме них, никто ее не видел.
  — Прошлой ночью вы видели Маклейна?
  — Нет.
  — Послушайте, вы постоянно мне лжете. Это скверная тактика — лгать своему адвокату. Она не доведет вас до добра. Еще раз задаю вопрос: вы видели прошлой ночью Гарри Маклейна?
  — Нет.
  — Если бы он был у вас в доме, вы знали бы об этом?
  — Он мог прийти к Хартли, но я не думаю, что он приходил.
  — Кто-то находился в кабинете у Хартли, когда туда заглянула мисс Фенвик. Кто это мог быть?
  — Этого как раз я и не могу понять. Мне хотелось, чтобы Хейзл никто не помешал, и я наблюдала за входом, пока не вышел последний клиент. Только тогда я послала ее к Хартли. Если кто-то был у него, то он мог прийти только через черный ход.
  — Гарри Маклейн знал про этот ход?
  — Да.
  — А Пит Брунольд?
  Она немного поколебалась, но все же ответила:
  — Пит тоже знал про этот ход. Иногда он приходил ко мне этим путем. Теперь вы не можете сказать, что я лгу.
  Мейсон мрачно посмотрел на нее:
  — Этого я не говорю, но кое-что думаю. Пит Брунольд все время был с вами?
  — Нет. Он думал, что Овертон следит за ним, и пошел искать его.
  — И нашел?
  — Нет. Он нигде не мог найти Овертона. Сказал, что осмотрел весь дом.
  — Когда это было?
  — Незадолго до того, как я послала Хейзл к Хартли.
  — Послушайте, что вы хотите: защитить Пита Брунольда или спасти свою шкуру?
  — Всей своей жизнью я хочу защитить Пита.
  — Не забудьте, — предупредил ее Мейсон, — что вы по уши увязли в этом деле. Вам никого не удастся защитить, если мы с вами не будем точно знать, что произошло. Если Брунольд виноват, я не стану его защищать. И вас тоже, если виноваты вы. Брунольд бродил по дому примерно в то время, как было совершено преступление. Вы говорите, что он искал Овертона. Но он мог встретить вашего мужа и…
  — Посмотри вниз, — вдруг предупредил Мейсона Пол Дрейк.
  Мейсон начал усиленно драить окно и осторожно покосился вниз. Под окном, задрав голову вверх, стоял хмурый сержант Голкомб.
  — Вот это удар! — пробормотал Мейсон. — Скажите полиции, — попросил он миссис Бассет, — что вы приехали сюда отдохнуть и готовы вернуться домой. Если вы не убивали своего мужа и хотите защитить Брунольда, откажитесь отвечать на вопросы. Если вы хотите защитить себя, скажите им правду. Если Брунольд виновен, ему лучше признать свою вину. Если вы убили своего мужа без смягчающих обстоятельств, поищите себе другого юриста. Если вы виновны в убийстве и лжете мне, я брошу вас. В противном случае я останусь с вами.
  — Мы не виновны! — страстно произнесла она. — Пита оправдают…
  — Эй вы там! — рявкнул сержант Голкомб. — Кто вас туда послал?
  Мейсон пробормотал что-то неразборчивое, повернулся и опрокинул ведро с водой. Сержант Голкомб слишком поздно заметил опасность и оказался облитым с головы до ног. Мейсон ухватил протянутую руку Пола, и тот быстро втащил его в комнату.
  — Теперь надо сматываться по пожарной лестнице на второй этаж, — сказал Дрейк.
  — Да, если они не ждут нас и там.
  Они открыли дверь в коридор и повернули налево, к окну, выходящему на пожарную лестницу.
  В конце коридора, наблюдая за дверью в комнату миссис Бассет, стоял широкоплечий детектив, он подозрительно покосился в их сторону, сделал несколько шагов, но остановился.
  — Пол, — громко сказал Мейсон, — вылей воду из ведер, наберем на втором этаже. На втором этаже надо будет вымыть перила.
  Дрейк кивнул. Оба начали спускаться по пожарной лестнице. Они достигли второго этажа, но тут сверху донесся крик. На лестнице появился сержант Голкомб, бешено размахивая руками.
  — Пора заняться преображением, — сказал Мейсон. Он влез через открытое окно в коридор второго этажа и ринулся по коридору. Возле лестницы сбросил с себя белое одеяние, надетое прямо на деловой костюм. Пол Дрейк замешкался — никак не мог расстегнуть пуговицу на куртке.
  Мейсон подбежал, оторвал пуговицу и помог Полу сбросить униформу.
  — У нас есть шанс, и надо его использовать, — сказал Мейсон.
  Он подошел к лифту с белым свертком под мышкой и нажал кнопку «вверх».
  — Повезло, — сказал он.
  Они вошли в кабину в ту секунду, когда остановился соседний лифт и из его двери выскочил в коридор сержант Голкомб.
  — Куда вам? — спросил мальчик-лифтер, закрывая дверь.
  — На самый верхний этаж, — ответил Мейсон.
  Лифт пополз вверх.
  — Наверху, кажется, есть сад? — спросил Мейсон.
  — Да, сэр.
  — Прекрасно. Мы там посидим немного.
  Он вышел из лифта и, засунув белые униформы за какое-то растение в горшке, направился к саду.
  — Ты не потерял свои отмычки, Пол? — спросил Мейсон.
  — Конечно нет.
  — Держи их наготове.
  Мейсон подошел к ближайшей двери в ряду комнат и постучал в нее. Ответа не было. Он кивнул Полу. Тот вставил ключ, повернул его, и дверь открылась. Они вошли в комнату. Мейсон повернул медную ручку и запер дверь, потом достал портсигар, вынул сигарету и постучал ею о ноготь большого пальца.
  — Пока мы еще не в тюрьме, — сказал он, улыбнувшись Полу.
  — И какого черта тебя потянуло на это дело? — отозвался Пол Дрейк, на лице у которого было самое мрачное выражение.
  — Они будут думать, что мы носимся по коридорам, а через полчаса решат, что мы улизнули на грузовом лифте, — сказал Мейсон, удовлетворенно улыбаясь. — Между тем… — Он замолчал.
  — А между тем? — переспросил Пол.
  — Между тем я мало спал этой ночью, — сказал Мейсон. — Разбуди меня в шесть, если я сам не проснусь.
  Сунув сигарету в первую попавшуюся пепельницу, он улегся на кровать.
  Пол Дрейк, открыв от изумления рот, смотрел на него.
  — Эй, свинья, дай мне подушку, я лягу на тахту, — наконец произнес он. — Я ведь вообще не спал всю эту ночь.
  Глава 10
  Перри Мейсон подписал бумагу, которую дала ему Делла Стрит, нажал кнопку вызова и, когда один из его помощников вошел в кабинет, сказал:
  — Вот все бумаги для Питера Брунольда, действуйте.
  — Вы хотите его вытащить? — спросил помощник.
  — Вероятно, его не отпустят, — ответил Мейсон. — Но я хочу заставить их действовать и предъявить ему обвинение. Они, как видно, не хотят предъявлять прямо сейчас обвинение в убийстве, но мы их активизируем при помощи хабеас корпус.
  Помощник взял бумаги и вышел. Мейсон повернулся к Делле Стрит:
  — Ты попросила Пола Дрейка прийти?
  — Да, я сказала ему, чтобы он шел прямо сюда. Он сейчас будет… А вот и он!
  Делла пересекла кабинет, отперла застекленную дверь, и на пороге появился улыбающийся Пол Дрейк.
  — Есть проблемы? — спросил он, усаживаясь в кресло своим особым способом: ноги перекинуты через один подлокотник, спина оперлась о другой.
  — Есть, — ответил Мейсон. — Это Фенвик.
  — Что насчет нее?
  — Что-нибудь одно из трех: или ее похитил убийца, или произошел несчастный случай, или она просто удрала. Убийца не знает ее, он не разглядел ее. Если бы произошел несчастный случай, полиция к этому времени уже обнаружила бы ее. По-моему, она просто удрала.
  — Все это можно предполагать, если она сказала правду о том, что видела в ночь убийства. Но она могла скрыться и потому, что знает кое-что насчет Дика.
  Мейсон кивнул.
  — В дверь приемной Бассета вставлено зеркальное стекло. Когда ее стукнули, она потеряла сознание. Вставая потом с кушетки, пошатнулась и обеими руками оперлась о стекло. Она оставила на нем десять отличных отпечатков пальцев. Мне думается, у нее были сердечные мотивы для бегства. Или она помогает кому-либо, или скрывает что-то. Может быть, у нее просто есть основания бояться полиции. Она могла, обнаружив, что Хартли Бассет убит, взять деньги у него из кармана, стукнуться головой обо что-то и притвориться потерявшей сознание. Она могла видеть, что это преступление совершил Дик, и убежать, испугавшись возможного допроса. Наконец, она могла оказаться хитрой пронырой с уголовным прошлым. Надо учесть все возможности: проверить дом, проявить отпечатки пальцев на дверном стекле, сфотографировать их и попытаться идентифицировать.
  — Это все? — спросил Пол.
  — Пока все. Тебе необходимо вплотную заняться этой Фенвик.
  Дрейк встал и направился к выходу. У двери он обернулся:
  — Слушай, Перри, а есть хоть какой-нибудь шанс, что полиция права и ты прячешь эту женщину?
  — Можешь поискать у меня под столом, — усмехнулся Мейсон.
  — Сукин сын, если ты гоняешь меня попусту, я перестану тебе доверять.
  Дрейк вышел.
  — Запиши, пожалуйста, — обратился Мейсон к Делле, — надо узнать, как вставляются искусственные глаза и легко ли они выпадают.
  Она сделала пометку в блокноте.
  — А что слышно насчет отпечатков ваших пальцев на пистолете? — спросила она.
  — Я думаю, это они упустили из виду. У полиции есть отпечатки пальцев всех обитателей дома Бассетов, но о моих они не позаботились.
  — Скажите, Гамильтон Бергер — проницательный прокурор? — спросила она.
  — Не знаю, пока еще рано говорить о нем. Это первое дело об убийстве, в котором он принимает участие.
  — Вы знакомы с ним?
  — Я с ним встречался.
  — Если он узнает, что вы причастны к исчезновению Фенвик, он предпримет что-нибудь против вас?
  — Возможно.
  — А что вы можете сделать?
  — Сказать ему правду, но этого недостаточно.
  — Что вы имеете в виду?
  — Если бы я сообщил любому суду на этой зеленой божьей земле, что я захватил важную свидетельницу в деле об убийстве, укрыл ее от властей и отправил к себе в офис, чтобы узнать, что ей известно, и получить ее показания, прежде чем за нее возьмется полиция, а потом попытался рассказать о ее исчезновении неизвестно куда, то для среднего читателя газет это означало бы две вещи: во-первых, что я лжец, а во-вторых, что ее показания имеют решающее значение в деле против моего клиента и я укрыл ее по этой причине.
  Делла Стрит сочувственно кивнула.
  Загудел зуммер из приемной — Деллу приглашали к телефону по важному делу. Она взглянула на Мейсона, тот кивнул. Делла подняла трубку, послушала и прикрыла мембрану ладонью.
  — Это окружной прокурор Гамильтон Бергер. Он в приемной и хочет видеть вас, — сказала она.
  — Пригласи его сюда, — сказал он. — И записывай каждое слово. Не думаю, что он станет сознательно извращать сказанное мной, но всегда полезно иметь туза в рукаве.
  Делла кивнула и пошла навстречу прокурору.
  — Здравствуйте, Мейсон, — приветливо поздоровался вошедший. Он был широкоплечий, с толстой шеей, усатый.
  Мейсон тепло приветствовал его, пригласив сесть.
  — Это официальный или частный визит? — спросил Мейсон.
  — Скорее частный, — сказал Бергер.
  Мейсон взял сигареты и предложил их Бергеру, тот закурил и улыбнулся Делле, которая расположилась с блокнотом на дальнем конце стола.
  — Разве так необходимо записывать, что я скажу? — спросил Бергер.
  — Нужно записывать все мои слова, чтобы потом мне не приписали того, что не было сказано.
  Прокурор испытующе посмотрел на адвоката.
  — Послушайте, Мейсон, — сказал Бергер, — я должен проверить вас.
  — Это меня не удивляет.
  — Я слышал, что у вас репутация очень изобретательного человека.
  — И вы пришли ко мне, чтобы обсудить со мной мою репутацию? — иронически спросил Мейсон.
  — Отчасти и по этой причине.
  — Хорошо, давайте обсудим, но выбирайте выражения.
  — У вас репутация адвоката, способного на разные штучки, и, по моему мнению, это так и есть, хотя я считаю ваши штучки вполне законными.
  — Я рад, что вы так думаете, — ответил Мейсон. — Ваш предшественник думал обо мне иначе.
  — Я полагаю, что адвокат вправе прибегать к искусным, но законным ходам, с тем чтобы выяснить правду, — продолжал Бергер. — И полагаю, что вы прибегаете к вашим фокусам не ради того, чтобы запутать и смутить свидетеля, а именно ради того, чтобы он говорил правду.
  Мейсон поклонился.
  — Я поблагодарю вас, когда вы закончите свою речь, — сказал он. — Опыт подсказывает мне, что обычно начинают с комплиментов, чтобы потом больней ударить.
  — Сейчас не время для этого, — ответил прокурор. — Я только хочу, чтобы вы поняли мое отношение.
  — Если оно действительно таково, то я его понимаю.
  — Тогда вы оцените то, что я намерен сказать.
  — Продолжайте.
  — Прокурор обычно хочет наказать виновного. Это естественно. Полиция расследует дело и представляет результаты прокурору. А он уже готовит приговор. Фактически репутация прокуратуры зависит от числа раскрытых преступлений. Поскольку я взялся за эту работу, то хочу быть добросовестным. Я испытываю ужас при мысли, что могу наказать невиновного. Мне нравится ваша работа. Вероятно, вы не согласитесь с тем мнением, которое я составил о вас.
  — Какое же это мнение? — сказал Мейсон.
  — Мне кажется, что вы больше детектив, чем адвокат. И это нисколько не умаляет ваши юридические возможности. Ваша техника выступления на суде просто великолепна, но она не всегда способствует правильному пониманию дела. Когда вы используете ваши трюки в ущерб судопроизводству, я против них, но когда это делается ради раскрытия тайны, я за них. Мои руки связаны, я не имею возможности действовать иначе, чем предусмотрено специальной инструкцией. Иногда мне хотелось бы иметь такую возможность, особенно когда я вижу, что свидетель лжет.
  — Поскольку вы искренне говорите со мной, — сказал Мейсон, — чего раньше не делал ни один прокурор, я тоже буду с вами откровенен. Этого, конечно, я не позволил бы себе с другим прокурором. Я не спрашиваю клиента, виновен он или нет. Когда я даю согласие клиенту заняться его делом, то получаю с него деньги. Виновный или нет, он в итоге предстанет перед судом. Но если я узнаю, что мой клиент виновен, особенно в убийстве, и что его нельзя оправдать ни морально, ни по закону, я заставляю его признать вину и отдаю на милость суда.
  — Я так и думал о вас, Мейсон, — сердечно сказал прокурор.
  — Только помните, — добавил Мейсон, — что я осуждаю человека за убийство, если нет моральных или формальных оправданий преступлению. В случае морально оправданного убийства я спасаю человека, конечно, если это возможно.
  — Не могу согласиться с этим, — заявил прокурор. — Я считаю, что только закон может наказывать и оправдывать людей, но хочу вас предупредить, что у меня против вас нет предубеждений, и я буду рад подружиться с вами. Поэтому мне очень бы хотелось, чтобы вы предъявили Хейзл Фенвик.
  — Я не знаю, где она.
  — Может быть, это и правда, однако вы могли бы, я думаю, сказать, где ее искать.
  — Я же говорю, что не знаю.
  — Но вы помогли ей скрыться.
  — Я послал ее в свою контору.
  — Ваши действия вызывают серьезное подозрение.
  — Не знаю только почему, — спокойно возразил Мейсон. — Если бы вы появились на месте первым, то не придумали бы ничего лучшего, чем отправить ее в вашу контору и получить показания.
  — Я занимаю ответственное положение, и мой долг расследовать это убийство.
  — Разве это мешает мне действовать в пользу клиента?
  — Это зависит от того, как действовать.
  — Но ведь мои действия не были секретными. Были свидетели.
  — А что произошло потом?
  — Хейзл Фенвик села в мою машину и скрылась.
  — У меня есть основания полагать, что ее жизнь в опасности.
  — Что заставляет вас так думать?
  — Она единственный свидетель, который может опознать убийцу.
  — Не убийцу, а человека, которого она видела выходящим из комнаты.
  — Это один и тот же человек.
  — Вы так думаете?
  — Это кажется мне правдой.
  — Пока нет доказательств, ничто не может считаться правдой.
  — На этот счет у меня есть свое мнение. По крайней мере, этот человек мог быть убийцей. Человек этот в отчаянии. Я думаю, что Хейзл Фенвик или участвовала в этой грязной игре, или ее впутали в нее.
  — Следовательно?..
  — Следовательно, я хотел бы поместить ее в безопасное место.
  — И вы считаете, что я могу назвать ее местонахождение?
  — Я в этом совершенно уверен.
  — Но я не могу.
  — Не можете или не хотите?
  — Не могу.
  Бергер поднялся:
  — Я хочу, чтобы вы правильно поняли меня. Если ваши клиенты невиновны, я был бы рад узнать это. Но если вы считаете, что сможете безнаказанно скрывать свидетеля в деле об убийстве, то вы попросту спятили.
  — Говорю же вам, что действительно не знаю, где она.
  Бергер подошел к двери и обернулся.
  — Даю вам сорок восемь часов на размышление, — ультимативно заявил он. — Это все.
  Дверь закрылась.
  Делла Стрит озабоченно посмотрела на юриста.
  — Шеф, — сказала она, — нужно что-то предпринимать по поводу этой женщины.
  Мейсон мрачно кивнул, усмехнулся и ответил:
  — У меня в запасе сорок восемь часов.
  Глава 11
  Глаза у Пола Дрейка покраснели от недосыпа.
  — Когда бы детектив ни взялся копаться в человеческих биографиях, он вечно натыкается на скелеты.
  — О ком речь на сей раз? — спросил Мейсон.
  — О Хейзл Фенвик, — ответил детектив.
  Юрист попросил Деллу записать разговор.
  — Что ты узнал о ней? Что-то в связи с отпечатками пальцев?
  — Да. Десять очень четких отпечатков пальцев, которые помогли узнать о ней все.
  — Они есть в картотеке?
  — Предполагается, что она нечто вроде Синей Бороды в женском обличье.
  — Что?!
  — Это Синяя Борода в юбке.
  — Что о ней известно?
  — У полиции есть подозрения, однако еще не все ясно. Эта женщина выходила замуж, мужья умирали, а она наследовала имущество.
  — И много было мужей?
  — Пока не знаю. У одного из ее мужей при вскрытии нашли в желудке мышьяк. Тогда провели эксгумацию трупа другого мужа и снова обнаружили мышьяк. Ее арестовали, сняли отпечатки пальцев, допросили, но ничего не добились. Пока выясняли ее прошлое, какой-то сердобольный друг сунул ей пару пилок. Она перепилила решетку в камере окружной тюрьмы и скрылась.
  Мейсон удивленно свистнул:
  — Жив ли хоть один из ее мужей?
  — Да. Стефен Чалмерс. Она вышла за него замуж, но через два дня он сбежал. Она не успела угостить его мышьяком.
  — Ему стало что-то известно о ее прошлом?
  — Нет. Я думаю, он солгал насчет своей собственности, когда собирался жениться. Она узнала правду и устроила сцену. Он назвал ее вымогательницей, ушел и с тех пор ее не видел.
  — Ты уверен, что речь идет именно о Хейзл Фенвик?
  — Да, я переснял фотографию, которая находилась на задней крышке часов Дика.
  — Я не знал, что имеется ее фотография.
  — Полиция тоже не знала. Была только одна фотография, и Дик никому не говорил про нее.
  — Как ты достал ее?
  — Мне казалось, что где-то должна быть фотография. Я обшарил карманы Дика, открыл часы, нашел то, что искал, и проверил в полицейской картотеке.
  — И Чалмерс опознал ее?
  — Да, ту, которую я извлек из часов Бассета. Полицейские копии я ему не показывал, потому что не хотел, чтобы он узнал о ее прошлом.
  — Послушай, Пол, — сказал Мейсон, — как ты думаешь, Чалмерс согласится, чтобы я ему устроил развод бесплатно?
  — Я думаю, да, но это вызовет у него подозрение. Он собирается жениться снова. Попроси его написать заявление за сотню баксов. Он пройдоха и пойдет на это ради денег.
  — Ладно, договорись с ним. Скажи, что сам все уладишь.
  — А к чему тебе эта история с разводом? — спросил Пол.
  — Хочу сделать рекламу.
  — Рекламу какого рода?
  — Видишь ли, Пол, — сказал Мейсон, — худшее на свете занятие — это составлять описание женщины. Обрати внимание на описание Хейзл Фенвик, которое полиция поместила в газетах. Рост — пять футов два дюйма, вес — сто тридцать фунтов, возраст — двадцать семь лет, цвет лица — смуглый, глаза — карие, последний раз ее видели одетой в коричневый костюм и коричневые туфли.
  — Ну? — спросил Пол.
  — На такую женщину мало кто обратит внимание. К тому же много женщин подойдут под такое описание. Но если бы она была так неприметна, вряд ли Дик обратил бы на нее внимание. Разве мало таких женщин ходит по улицам?
  — Дальше что?
  Но Мейсон не ответил. Он взял Деллу за руку и отвел в угол комнаты.
  — Сходи в агентство по найму, — шепотом сказал ей Мейсон, — и постарайся найти какую-нибудь голодную женщину, подходящую под это описание. Если она будет одета в коричневый костюм, тем лучше. Если нет, постарайся нарядить ее в такой костюм. Главное, чтобы она была голодная.
  — Почему голодная? — спросила Делла.
  — Достаточно голодная, чтобы получать наличными.
  — Она попадет в тюрьму? — спросила Делла.
  — Но не останется там надолго, и ей за все будет заплачено. Подожди минутку. Есть кое-что еще.
  Он вернулся к детективу:
  — Пол, у тебя, кажется, хорошие отношения с ребятами из газет?
  — Да, а что?
  — Заплати одному из них пятьдесят баксов, — сказал Мейсон. — Пусть сфотографирует каждого обитателя дома Бассетов. И пускай говорит, что они нужны для его газеты. Как ты думаешь, можно это устроить?
  — Думаю, что очень просто.
  — Но есть одна сложность. Мне нужно, чтобы эти снимки были сделаны в определенном месте.
  — Где же это?
  — Я хочу, чтобы снимаемые сидели в кресле Бассета, в котором он был убит. Нужно снимать каждого крупным планом. Так, чтобы было видно выражение лица.
  — Зачем тебе это нужно? — спросил детектив.
  — Это секрет, — усмехнулся Мейсон. — Но там темно. Пусть снимет их между девятью и десятью часами утра. Нужно посадить их лицом к восточному окну, в которое светит солнце.
  Пол достал записную книжку.
  — Хорошо, — согласился он. — Значит, так. Шофер Овертон, Коулмар, Брайт, Дик Бассет и кто еще?
  — Каждый, кто имел доступ в дом в ночь убийства.
  — Сидя за столом?
  — Сидя за столом лицом к окну.
  — Крупным планом?
  — Да.
  — Хорошо. Звучит дико, но будет сделано.
  Зазвонил телефон. Делла сняла трубку и тотчас протянула ее Мейсону:
  — Это Гарри Маклейн, он хочет разговаривать с вами лично.
  Мейсон махнул рукой Полу и взял трубку:
  — Да, Мейсон у телефона.
  — Послушайте, — возбужденно заговорил Гарри, — я был проклятым дураком. Я шипел и царапался, как кошка, и ничего не понимал. Я должен вам все рассказать об этом деле и вообще обо всем.
  — Хорошо, — сказал Мейсон, — приходите ко мне.
  — Не могу, — ответил Гарри. — Я боюсь.
  — Почему?
  — За мной следят.
  — Кто за вами следит?
  — Это я расскажу, когда увижу вас.
  — Где мы можем встретиться?
  — Приезжайте ко мне. Я боюсь выйти. Говорю вам, за мной следят, но мне до зарезу необходимо поговорить с вами. Я зарегистрирован под именем Джорджа Парди в отеле «Мэриленд», в комнате номер 904. Не спрашивайте у портье про меня, поднимайтесь на лифте. Идите по коридору, но, если кого-то увидите, пройдите мимо моего номера. Сверните направо, как будто ищете другую комнату. А если никого не будет, входите. Я оставлю дверь незапертой, не стучите.
  — Слушайте, Гарри, — сказал Мейсон, — скажите мне только одно. Кто ваш соучастник? Кто…
  — Нет, я ничего не буду говорить по телефону. Я и так слишком много вам сказал. Если хотите все узнать, приезжайте ко мне, если не хотите, то идите к черту.
  И Гарри Маклейн повесил трубку.
  Перри Мейсон тоже положил трубку и посмотрел на Деллу Стрит и Пола Дрейка.
  — Я должен уйти, — сказал он.
  — Можно мне узнать, где вы будете, на всякий случай, если произойдет что-то важное?
  Мейсон нерешительно посмотрел на нее, потом написал на бумаге: «Отель „Мэриленд“, комната номер 904, Джордж Парди». Он сунул бумагу в конверт, заклеил его и протянул Делле.
  — Если я не позвоню тебе в течение пятнадцати минут, — сказал он, — то вскрой конверт. И тогда, Пол, приезжай за мной по этому адресу и обязательно возьми с собой пистолет.
  Он взял шляпу и покинул контору.
  Глава 12
  Мейсон припарковал машину за полтора квартала от отеля. Покуривая сигарету, посидел за рулем секунд двадцать, внимательно оглядывая улицу в обоих направлениях, и только после этого вышел из машины. Он не сразу направился к отелю, а обогнул квартал и вошел через боковой вход.
  Дежурный клерк сидел за стойкой. Мейсон прошел мимо него к табачному киоску, купил пачку сигарет, полистал какой-то журнал и направился к лифту. Лифтер услужливо распахнул перед ним дверь.
  — Одиннадцатый этаж, — сказал Мейсон.
  Выйдя из лифта, он спустился двумя этажами ниже и внимательно осмотрел коридор. Там никого не было. Мейсон смело подошел к комнате номер 904 и повернул дверную ручку. Дверь сразу открылась, Мейсон вошел и закрыл ее за собой.
  Занавески в комнате были сорваны и валялись на полу. Ящики комода выдвинуты. Платяной шкаф открыт, одежда выброшена на пол. На постели лицом вниз лежал мужчина. Его левая рука свисала до полу, голова была повернута набок, правая рука под грудью.
  Мейсон, стараясь ни до чего не дотрагиваться, на цыпочках обошел кровать, опустился на колени, чтобы осмотреть ту половину тела, которая выступала за край кровати.
  Он увидел, что в правой руке убитого зажата рукоятка ножа, а нож воткнут в сердце. Мейсон узнал Гарри Маклейна.
  Мейсон осторожно отступил на пару шагов и прислушался. Затем он вынул из кармана жилета искусственный глаз, один из тех, которые достал ему Дрейк, протер его носовым платком и, подойдя к телу Гарри, осторожно вложил его в левую руку трупа. Затем он подошел к двери, вытер платком ручки, за которые брался, и вышел в коридор. Быстро пройдя его, он поднялся на одиннадцатый этаж, вызвал лифт и спустился в вестибюль. Там он зашел в телефонную будку и позвонил Делле.
  — Делла, сожги конверт, все в порядке.
  Мейсон вышел из отеля и направился было к своей машине, но тут же остановился и огляделся по сторонам.
  В пятидесяти футах от его машины был припаркован полицейский автомобиль, в котором сидели двое, явно приготовившись к долгому ожиданию.
  Оба смотрели на машину Мейсона.
  Он повернул обратно. Постоял и увидел, что из-за угла выехала еще машина и затормозила возле полицейского автомобиля. Сержант Голкомб высунул голову из окна и о чем-то заговорил с двумя наблюдателями.
  Так и не сев в машину, Мейсон быстро вошел в отель.
  — Мне нужен парень по имени Гарри Маклейн, — обратился он к клерку. — У меня есть сведения, что он остановился в вашем отеле. Он зарегистрировался у вас?
  Клерк порылся в книге и отрицательно покачал головой.
  — Странно, — сказал Мейсон. — Мне сказали, что он здесь. Мое имя — Перри Мейсон. Я зайду в ресторан перекусить. Если он появится, пошлите за мной, но не говорите, что я о нем спрашивал.
  Он зашел в зал, заказал сандвичи и бутылку пива. Когда заказ приняли, Мейсон подписал счет и прямо-таки всучил официантке полдоллара. Не спеша сжевал сандвичи, выпил пиво, потом подошел к двери и стал смотреть в вестибюль.
  В вестибюле за пальмой стоял сержант Голкомб.
  Решительным шагом Мейсон подошел к телефону-автомату возле столика кассира. Он опустил монету и набрал номер.
  — Это полиция? — спросил Мейсон. — Я хочу поговорить с сержантом Голкомбом.
  — Сержанта нет, — ответили ему.
  — Кто может передать ему поручение?
  — В чем дело?
  — Я хотел поговорить с ним насчет дела, которым занимаюсь.
  — Кто говорит?
  — Перри Мейсон, адвокат.
  — Что нужно передать?
  — Попросите его немедленно приехать в отель «Мэриленд», я буду ждать его.
  Он повесил трубку. Достал еще монету и позвонил прокурору:
  — Это Перри Мейсон, адвокат. Мне нужно поговорить с Гамильтоном Бергером по делу чрезвычайной важности… нет, ни с кем другим я не хочу разговаривать, только лично с ним. Скажите ему, что я жду у телефона.
  — В чем дело, Мейсон? — спокойно и вежливо спросил Бергер.
  — Бергер, я в отеле «Мэриленд». Кто-то позвонил мне и сказал, что здесь Гарри Маклейн и что он хочет со мной поговорить. Я выяснил у портье, что Гарри Маклейн здесь не регистрировался, но у меня есть предположение, что он с минуты на минуту может прийти сюда. Голос моего информатора звучал уверенно, хотя он не назвал своего имени. Этот Маклейн работал у Бассета. Случайно он оказался моим клиентом совершенно по другому делу…
  — Да, я знаю об этом, можете мне о нем не рассказывать…
  — Тогда вы должны понимать, что Маклейн мог бы сообщить важные сведения, если бы захотел.
  — Хорошо, если бы захотел, — отозвался прокурор. — Что вы хотите от меня?
  — Видите ли, в этом деле у меня двусмысленное положение. Я ведь являюсь адвокатом Маклейна. Если он намерен дать показания, то я хотел бы, чтобы при этом присутствовал кто-то из вашего ведомства. Я звонил сержанту Голкомбу, но его нет в отделе.
  — Вы сейчас в отеле? — после паузы спросил Бергер.
  — Да.
  — И давно там ждете?
  — Совсем недавно. Я поискал здесь Маклейна, его не оказалось, затем перекусил в буфете, а потом позвонил сержанту и вот теперь вам.
  — Хорошо, — сказал Бергер. — Я пришлю человека, но помните: когда он прибудет, наша служба возьмет это дело на себя.
  — Согласен, — ответил Мейсон.
  — Спасибо, что позвонили, — сказал Бергер и повесил трубку.
  Окончив разговор, Мейсон закурил сигарету и вышел в вестибюль, стараясь не смотреть в тот угол, где стоял за пальмой сержант Голкомб, поставив ногу на край кадки и опершись локтем на согнутое колено; в пальцах он держал сигарету.
  — Маклейн еще не появлялся? — спросил Мейсон у клерка.
  — Нет еще.
  Мейсон сел поудобнее в кресло и приготовился ждать, мирно покуривая. Минут через пять он встал и подошел к столу дежурного:
  — Простите, мне неудобно вас беспокоить, но, может быть, Маклейн зарегистрировался у вас под другим именем? Он молодой человек лет двадцати четырех — двадцати пяти, в очках в пластмассовой оправе. У него прыщеватое лицо, рыжеватые волосы. Одет хорошо. Если…
  — Одну минуту, — перебил его клерк, — я спрошу у нашего детектива.
  Клерк нажал кнопку, и вскоре к столу подошел толстый мужчина и неприязненно посмотрел на Мейсона.
  — Это мистер Малдун, офицер полиции при нашем отеле, — сказал клерк.
  Мейсон рассказал ему о Гарри.
  — Зачем он вам нужен?
  — Я хочу поговорить с ним.
  — Но вы не знаете, под каким именем он зарегистрирован?
  — Нет.
  — Почему вы уверены, что он здесь?
  — Мне об этом сообщили.
  — Кто?
  — Я не уверен, что это ваше дело.
  — Вы пришли сюда и пытаетесь убедить меня, что один из наших постояльцев — нечестный человек.
  — Ну что вы, я ни в чем не пытаюсь вас убедить.
  — Вы же говорите, что он зарегистрировался под чужим именем.
  — Мало ли по каким причинам человек может это сделать.
  — Допустим. Но вы чего-то недоговариваете. Кто вы? Зачем вам нужен этот человек?
  Сзади послышались шаги. Они обернулись. Малдун взглянул и расплылся в улыбке.
  — Сержант Голкомб! — воскликнул он. — Я не видел вас чуть ли не год!
  Мейсон изобразил на лице удивление:
  — А я только что звонил вам.
  — Откуда?
  — Отсюда, из отеля.
  — Что вы хотели мне сказать?
  — Я хотел сообщить вам, что получил информацию о том, что Гарри Маклейн остановился здесь, в отеле, и хочет кое-что рассказать.
  — Вы видели его?
  — Мне сказали, что он здесь не регистрировался.
  — А чего этот человек хотел от вас? — обратился сержант к Малдуну.
  — Он описал мне парня и хотел, чтобы я проверил, не зарегистрировался ли он под чужим именем.
  Голкомб внимательно посмотрел на Малдуна:
  — Вы предполагаете, что это так?
  — Да.
  — Имя?
  — Джордж Парди. Он прибыл часа полтора назад и снял комнату номер 904. Выглядел как-то неуверенно, я обратил на него внимание.
  — Вы давно здесь, Мейсон? — спросил сержант у Мейсона.
  — Нет, не так давно.
  — Что вы здесь делали?
  — Мне хотелось повидать Маклейна. Решил, что он еще не появился. Мне сообщили, что он должен быть в этом отеле и хочет поговорить.
  — Вы утверждаете, что звонили мне?
  — Да, я хотел, чтобы при разговоре с ним присутствовало официальное лицо.
  — О чем?
  — Кажется, о деле Бассета, не знаю точно.
  — Вы лжете. Вы не звонили мне и не собирались звонить. Вы здесь уже больше получаса. Что вы делали?
  — Я был в ресторане.
  — Еще бы, вы успели проголодаться, пока ждали его.
  Мейсон посмотрел на клерка.
  — Это верно, сэр, — подтвердил он. — Он сказал, что пойдет в ресторан.
  Сержант Голкомб язвительно расхохотался:
  — Когда эта пташка чирикает, что собирается куда-то лететь, это еще не значит, что она и вправду туда полетит!
  Он взял Мейсона за руку и подтолкнул к входу в ресторан.
  — Ну, приятель, если вы покажете мне девушку, которая вас обслуживала, я принесу вам письменное извинение.
  — Простите, не могу. Знаете, сержант, я редко обращаю внимание на официанток. Помню только, что она была в голубой униформе.
  — Они здесь все так одеты. Кто-нибудь из вас обслуживал этого человека? — обратился сержант к девушкам.
  — Я обслуживала его, — отозвалась одна из них.
  — Да, кажется, вы, — сказал Мейсон. — У меня плохая память на лица. К тому же я был озабочен своими делами.
  — Но я вас хорошо помню. Мне не часто дают на чай полдоллара.
  Сержант сконфузился. Кассир, который слышал разговор, вмешался:
  — Я помню этого джентльмена. Он два раза звонил отсюда по телефону.
  — Куда он звонил?
  — Звонил какому-то сержанту Голкомбу и прокурору. Я еще подумал, что он детектив.
  — Прокурору? — переспросил сержант.
  — Ну да, кажется, ему сказали, что сержанта нет, и он позвонил прокурору и попросил прислать сюда человека, который должен присутствовать при его разговоре с парнем по имени Маклейн, вроде бы свидетелем по какому-то делу.
  — Так как? — спросил Мейсон. — Поговорим с Гарри Маклейном?
  — Я сам поговорю с ним, — огрызнулся сержант, — а вы подождете в коридоре.
  Он втолкнул Мейсона в лифт, и они поднялись на девятый этаж. Сержант подошел к комнате номер 904. Он остановился перед дверью и постучал. Ответа не было.
  — Стойте здесь, а я пойду к нему, — сказал сержант Мейсону и скрылся в комнате номер 904.
  Долго ждать его не пришлось. Бледный сержант быстро вышел и подошел к юристу.
  — Он намерен говорить? — обратился к нему Мейсон.
  — Нет, не намерен, — мрачно ответил сержант. — Вот что, Мейсон, вы занятой человек. Полагаю, вам лучше вернуться к себе. Я займусь этим делом.
  — Но мне хотелось бы повидать Маклейна, — возразил Мейсон.
  Гримаса нетерпения исказила черты Голкомба.
  — Идите вы к дьяволу отсюда, Мейсон, пока я не разозлился. Я намерен расследовать это дело сам, без ваших манипуляций с показаниями и без исчезающих свидетелей.
  — Что случилось? — спросил юрист.
  — Ничего бы не случилось, если бы вы не мошенничали.
  — В следующий раз я постараюсь заранее предупредить вас, — ответил Мейсон.
  Сержант молча вернулся в комнату, закрыл за собой дверь и запер ее.
  Мейсон спустился вниз, сел в машину и помчался к себе в контору.
  Войдя в комнату Деллы, он сказал:
  — Послушай, Делла, нам предстоит серьезная работа. — Только потом он заметил человека, сидевшего в тени.
  Пит Брунольд, улыбаясь, встал с кресла и протянул Мейсону руку:
  — Поздравляю вас!
  — Вы? — удивленно пробормотал юрист. — Почему вы не в тюрьме?
  — Меня отпустили.
  — Кто?
  — Копы. Сержант Голкомб.
  — Когда?
  — Часа полтора назад. Я думал, что вы знаете об этом. Вы же написали протест. Они пока не захотели выдвигать против меня никаких обвинений и выпустили.
  — Где Сильвия Бассет?
  — Не знаю. Думаю, что она у прокурора и ее допрашивают.
  — Самое неприятное, что могло случиться, произошло: они выпустили вас из тюрьмы, — медленно сказал Мейсон. — Вам надо уйти отсюда. Идите в отель и зарегистрируйтесь под своим именем. Затем быстро позвоните прокурору и скажите, что вы в отеле.
  — Но зачем мне звонить прокурору? Он же не…
  — Потому что я так хочу! Какого черта вы не слушаетесь меня? Делайте то, что вам сказано. Каждая потерянная минута может принести непоправимую беду. Я считал вас в безопасности в тюрьме, а теперь каждую минуту…
  Дверь распахнулась без стука, и в комнату вошли двое мужчин.
  — Пошли, парень! — сказал один из них Брунольду.
  — Куда?
  — Мы из офиса окружного прокурора, — сказал мужчина. — Он хочет поговорить с тобой прямо сейчас, и никакой крючкотвор тебе не поможет.
  — В чем его обвиняют? — спросил Мейсон.
  — В убийстве.
  — Брунольд, не отвечайте на вопросы, не говорите им…
  — Он ответит на все вопросы, — сказал один из вошедших, — иначе его обвинят в том, что за полтора часа свободы он успел убить человека. Теперь на его совести смерть двух человек.
  — Двух? — спросил Брунольд.
  — Да. И оба раза они держали в руках стеклянные глаза. Это какая-то эпидемия. Ну, пошли с нами!
  Дверь за ними захлопнулась.
  Делла Стрит вопросительно посмотрела на Мейсона.
  Мейсон подошел к сейфу, открыл его и достал коробку, в которой лежали стеклянные глаза. На полке в стенном шкафу нашел металлическую ступку с пестиком. Один за другим он бросал стеклянные глаза в ступку и толок их в мелкую пыль.
  — Делла, — сказал он, — последи, чтобы никто сюда не влез.
  Глава 13
  Перри Мейсон внимательно изучал молодую темноглазую и темноволосую женщину, сидевшую напротив него. Рядом стояла Делла Стрит и с беспокойством смотрела на Мейсона.
  — Подойдет она? — спросила Делла.
  Перри Мейсон оценивающе посмотрел на девушку:
  — Ваше имя?
  — Тельма Бевинс.
  — Возраст?
  — Двадцать семь лет.
  — Профессия?
  — Секретарь.
  — Давно без работы?
  — Да.
  — Вы согласны сделать все, что потребуется?
  — Это зависит от того, что потребуется.
  Мейсон молча смотрел на нее. Она распрямила плечи, вздернула подбородок и сказала:
  — Я согласна на любую работу.
  — Вот это уже лучше, — заметил Мейсон.
  — Я получу работу?
  — Да, если вы согласитесь в точности выполнять мои указания. Вы сможете следовать инструкциям?
  — Это зависит от инструкций, но я постараюсь.
  — Вы можете сохранять спокойствие, что бы ни случилось?
  — Вы имеете в виду молчать?
  — Да.
  — Думаю, что смогу.
  — Мне нужно, чтобы вы взяли билет на самолет до Рино. Там вы снимете комнату под своим именем.
  — Что я должна делать дальше?
  — Ждать, пока к вам не явится человек с бумагами.
  — Что за бумаги?
  — Документы о разводе.
  — Что потом?
  — Этот мужчина спросит, зовут ли вас Хейзл Бассет, или Хейзл Фенвик, или Хейзл Чалмерс.
  — Мои действия в этом случае?
  — Вы скажете, что ваше имя — Тельма Бевинс и что вы ждете эти бумаги. После этого вы получите их.
  — В этом есть что-либо противозаконное?
  — Конечно нет. Эти бумаги приготовлю я, и вы подождете их.
  Она кивнула:
  — И это все?
  — Нет, это только начало.
  — А что же будет в конце?
  — Вас заберут.
  — Вы имеете в виду, что меня арестуют?
  — Не то чтобы арестуют, но задержат для допроса.
  — Что я должна делать?
  — Здесь наступает самое трудное: вы должны молчать.
  — Ничего не говорить?
  — Ни единого слова.
  — Могу я что-нибудь требовать?
  — Нет. Только сидеть и молчать. Вам устроят перекрестный допрос, вас будут фотографировать для газет. Будут запугивать и предлагать деньги. Но вы должны быть спокойны. Вы заговорите только в одном случае.
  — В каком?
  — Вы будете отказываться покинуть штат Невада, пока компетентный суд не вынесет решения принудительно увезти вас оттуда. Вы понимаете?
  — Я должна желать оставаться в штате Невада, правильно я вас поняла?
  — Да.
  — Что я должна требовать?
  — Только отказываться покинуть штат.
  — Но меня могут увезти.
  — Не думаю, что с вами так поступят. Будет много шума, сбегутся репортеры. Если вы будете отказываться покинуть штат и требовать официального решения об этом, придется подождать, пока это постановит суд.
  — И это все?
  — Да.
  — А что я получу за это?
  — Пять сотен баксов.
  — Когда?
  — Двести сейчас, триста после окончания работы.
  — А за чей счет расходы, которые мне предстоят?
  — Билет на самолет я вам оплачу. А на двести долларов вы сможете снять жилье.
  — Когда я должна вылететь?
  — Сейчас же.
  Она покачала головой.
  — Не сейчас. Когда я получу деньги, то сначала поем, а только потом полечу.
  Мейсон кивнул Делле:
  — Делла, дай двести долларов. И возьми у нее подпись под инструкцией. Она летит в Рино, регистрируется под собственным именем, а не Хейзл Фенвик, не Хейзл Бассет, не Хейзл Чалмерс.
  — А зачем это нужно? — спросила Тельма.
  — Чтобы защитить вас и себя. Это подтвердит, что вы действовали точно по инструкции. Главное, не лгите и не фантазируйте. Не называйте себя чужим именем. Вы только Тельма Бевинс. И ждете бумаги. Поняли?
  — Думаю, что да. А потом я получу триста долларов?
  — Да.
  Она подошла к юристу и пожала ему руку.
  — Благодарю вас, — сказала она, — я выполню все, что вы сказали.
  Звонок телефона известил, что Пол Дрейк хочет видеть Перри Мейсона.
  — Делла, проводи мисс Бевинс через боковую дверь. Я не хочу, чтобы ее видел Пол. Она может обойти кругом и войти в офис с другой стороны. Пригласи Дрейка. Я задержу его до тех пор, пока ты не кончишь заниматься с мисс Бевинс. Как только ты с ней закончишь, посади ее на самолет. А вы, мисс Бевинс, когда прибудете в Рино, сразу же снимите жилье и дайте мне телеграмму с вашим адресом. Только без подписи. Вы пробудете в квартире не больше недели, так что договаривайтесь о понедельной оплате. Понимаете?
  Она кивнула, и Делла Стрит проводила ее. Вскоре Делла вернулась и впустила Пола Дрейка.
  — Решил зайти и узнать, все ли в порядке, — вместо приветствия сказал Пол.
  — Все в порядке, Пол, — ответил Мейсон.
  — Ну, как дела со Стефеном Чалмерсом?
  — Все нормально, уже можно начинать дело о разводе.
  — Завтра будут готовы фотографии, которые ты просил.
  — Много с ними было возни?
  — Не очень. Мы сняли всех за одним исключением.
  — Каким?
  — Коулмара, — ответил детектив. — Он был последним в списке и почуял недоброе. Понимаешь, Перри, я хотел сохранить твои пятьдесят баксов и не видел необходимости давать работу газетчику. Попросил одного из моих ребят изобразить фоторепортера из «Джорнал». Все шло хорошо, пока очередь не дошла до Коулмара. Кажется, он будет свидетелем. Он недавно вернулся от прокурора. Ну так вот, этот парень позвонил туда по телефону и сказал, что его хотят сфотографировать. Кажется, ему сказали, что этого не следует делать.
  — Значит, там подозревают какой-то подвох? — спросил Мейсон.
  — Очевидно, потому, что Коулмар решил побеседовать с редактором «Джорнал». Мой парень испугался, схватил аппарат и убежал. Ты сможешь обойтись без Коулмара?
  — Думаю, что смогу, — ответил Мейсон, — если ты уверен, что он будет свидетелем обвинения.
  — Будет, — подтвердил Пол. — Он что-то наговорил там. И ему, видимо, сказали, чтобы помалкивал до тех пор, пока его не вызовут.
  Мейсон кивнул.
  — А как насчет остальных? Было ли что-то особенное в выражении лиц?
  — Насколько я мог судить, нет. Сам посмотришь на снимки и увидишь, как они получились. Овертон пытался сохранить обычное выражение. Эдит Брайт сидела, как будто позируя для портрета, но фотограф сказал, что не сразу добился, чтобы Дик смотрел на камеру. Тот все время опускал глаза в пол. Это может иметь значение?
  — Может, но необязательно. Я изучу все снимки. А как насчет этой Брайт?
  Но Дрейк перебил его:
  — Послушай, Перри, ты слышал о молодом Маклейне? Ведь это дьявольски серьезное дело.
  — Да, — кивнул Мейсон. — До меня дошло несколько противоречивых слухов. Что думает полиция? Это убийство или самоубийство?
  — Не знаю. Они помалкивают. Но меня удивляет, что он держал в руке глаз. Помнишь, я достал тебе такие глаза? Они у тебя? Покажи их.
  — Зачем?
  — Я хочу убедиться, все ли они целы.
  Мейсон пожал плечами:
  — Их нет, Пол.
  — А где же они?
  — Не знаю.
  — Я опасаюсь, что могут напасть на мои следы с помощью торговца.
  — Я говорил тебе, чтобы все было чисто.
  — Иногда человек не может все учесть.
  — Тогда это плохо, — сказал адвокат.
  — Послушай, Перри, ты обещал спасти меня от тюрьмы.
  — Но ты еще не в тюрьме, не так ли?
  — Но вполне могу туда угодить, — вздрогнув, сказал Пол.
  — Послушай, Пол, может быть, стоит довести дело до суда. Прокурор хочет устроить послезавтра предварительное заседание. Я намерен дать согласие.
  Пол собрал морщинами весь лоб.
  — Знаешь, Перри, мы вместе влезли в это дело. Если…
  — Вот что, Пол, укладывай чемодан и лети в Рино следующим рейсом, — перебил детектива Мейсон.
  — Чтобы избежать разборок с глазами?
  — Нет, надо отвезти бумаги Хейзл Бассет, известной как Хейзл Фенвик, или Хейзл Чалмерс.
  Пол удивленно свистнул:
  — Так ты знал, где она?
  — Ты много болтаешь, Пол, — заметил Мейсон.
  Пол двинулся к двери:
  — Хорошо, Перри, я упакую чемодан. Только помни, что обещал избавить меня от кутузки.
  Мейсон махнул рукой и позвонил Делле. Как только Пол ушел, Делла вошла в кабинет.
  — Делла, приготовь бракоразводные бумаги. Скоро все будет кончено. Ответчица будет признана как Хейзл Чалмерс, а также Хейзл Фенвик или миссис Хейзл Бассет.
  Делла изумленно посмотрела на него:
  — Но об этом узнают все газеты и отправят своих журналистов следить за процессом.
  Мейсон кивнул:
  — Я послал Пола в Рино вечерним рейсом. Девушке придется начинать сразу. Дрейк передаст ей бумаги, как только она сообщит свой адрес.
  — Некоторые репортеры знают, что Пол работает с вами.
  Мейсон кивнул.
  — Если я смогу поднять шум вокруг этого дела, все будет в порядке. Иди настучи петицию о разводе, и ты увидишь, что случится.
  Глава 14
  Кеннет Д. Уинтерс, судья низшей инстанции, вполне оценил бум, поднятый вокруг него прессой.
  — Предварительное слушание по делу Питера Брунольда и Сильвии Бассет, совместно обвиненных в убийстве Хартли Бассета, объявлено открытым. Джентльмены, вы готовы к слушанию дела?
  — Готов, — ответил Перри Мейсон.
  Окружной прокурор Бергер кивнул.
  Репортеры достали блокноты и приготовились записывать. Дело было совершенно необычным, и прокурор решил лично присутствовать на предварительном слушании, а репортеры понимали, что это значит.
  — Джеймс Овертон, — сказал прокурор, — пожалуйста, подойдите к присяге.
  Овертон подошел, поднял правую руку и стоял так, глядя на присутствующих, — темный, угрюмый, саркастический, в нем, однако, чувствовалась некая уравновешенность.
  — Ваше имя — Джеймс Овертон, и вы работали шофером у Хартли Бассета? — спросил прокурор после того, как Овертон принял присягу.
  — Да, сэр.
  — Давно вы работали у мистера Бассета?
  — Восемнадцать месяцев.
  — И все это время вы работали шофером?
  — Да, сэр.
  — Чем вы занимались до этого?
  Встал Мейсон:
  — Я осведомлен, что в предварительных слушаниях адвокат тоже может принять участие. Лучшей судебной тактикой является обращение через суд. Я также осведомлен, что прокурор может сам задавать вопросы. Но это дело необычное, и поэтому я прошу суд сказать: можно ли интересоваться прошлым человека, которое не имеет отношения к данному делу?
  — Я думаю, что можно, — ответил сам прокурор.
  — Тогда не возражаю.
  — Ответьте на вопрос прокурора, — сказал судья.
  — Я был детективом, — сказал Овертон.
  — Частным детективом?
  — Нет, я состоял на службе правительства США. Я работал в разведке, а потом перешел в детективное бюро при муниципалитете. Там я работал недолго и получил приглашение от мистера Бассета поступить к нему на службу.
  Мейсон откинулся на спинку стула и посмотрел на Брунольда, затем перевел взгляд на Сильвию Бассет.
  Брунольд сидел с равнодушным видом. Глаза Сильвии были широко раскрыты от удивления.
  — На службе у Бассета занимались ли вы другой работой, кроме вождения автомобиля? — спросил Бергер.
  — Нам придется уяснить, что этого человека наняли шпионить за женой Хартли Бассета, — с иронией произнес Перри Мейсон, — и что он старался снискать расположение хозяина, докладывая о фактах, которые делали слежку необходимой.
  — Ваша честь, — встав с места, загремел прокурор, — я возражаю против такого замечания защиты! Оно дискредитирует показания свидетеля, причем заявление подобного рода невозможно подтвердить.
  — Почему же? — спросил Мейсон.
  — Потому что у вас нет фактов против него. Этот человек — достойный уважения следователь…
  — Все они одинаковы, — перебил его Мейсон.
  Судья ударил молоточком по столу:
  — Я запрещаю продолжать дискуссию на эту тему. А вы, мистер Мейсон, не перебивайте. Ограничьте ваши замечания вопросами к суду и к свидетелям во время перекрестного допроса и формулируйте их, пожалуйста, в достойной и уважительной манере.
  Мейсон встал и поклонился:
  — Ваша честь, я прошу прощения у суда.
  — Продолжайте, мистер Бергер, — сказал судья Уинтерс.
  Бергер глубоко вздохнул, стараясь овладеть своими чувствами:
  — Отвечайте на вопрос, мистер Овертон, чем вы занимались еще?
  — Мистер Бассет просил держать его в курсе кое-каких дел в его доме.
  — Что это значит?
  — Он просил меня быть его «слухачом».
  — Выражение «слухач» использовал мистер Бассет?
  — Да.
  — Хорошо. А теперь я перейду к предварительному допросу. Когда вы в последний раз видели мистера Бассета?
  — Четырнадцатого.
  — Он был жив?
  — Когда я увидел его в первый раз в этот день, он был жив.
  — А когда вы видели его в последний раз?
  — Сэр, он был мертв.
  — Где он находился?
  — Он лежал на полу в своем кабинете, прикрытый одеялом, руки раскинуты в стороны. Рядом с его левой рукой лежал «кольт» тридцать восьмого калибра, а рядом с правой рукой — «смит-и-вессон» того же калибра. Такой же пистолет был в его кармане.
  — И мистер Бассет был мертв?
  — Да, сэр.
  — Вы уверены в этом?
  — Да, сэр.
  — Кто находился в кабинете в это время?
  — Сержант Голкомб, два детектива, имен я не знаю, и криминалист из отдела убийств. Кажется, его зовут Ширер.
  — Вы видели что-либо в левой руке трупа?
  — Да, сэр.
  — Что это было?
  — Стеклянный глаз.
  — Был ли этот глаз идентифицирован в вашем присутствии этими тремя джентльменами и можно ли это сделать еще раз?
  — Да, сэр.
  — Кем?
  — Мистером Ширером.
  — Как он сделал это?
  — Он взял какое-то черное вещество и нанес его на внутреннюю поверхность глаза.
  — Вы сможете узнать этот глаз, если вам его покажут?
  — Да, сэр.
  Бергер протянул запечатанный конверт судье, тот вскрыл его и показал глаз Овертону:
  — Это тот самый глаз?
  — Да, сэр, это тот самый глаз.
  — Вы видели его раньше?
  — Да, сэр.
  — Где?
  — У мистера Бассета.
  Мейсон наклонился вперед, взгляд у него был сосредоточенный. Бергер торжествующе посмотрел на него.
  — Вы имеете в виду, — спросил Бергер, — что видели глаз у мистера Бассета перед убийством?
  — Да, сэр.
  — Сколько времени прошло с того момента?
  — Двадцать пять часов.
  — И это было в первый раз, когда вы его видели? — драматическим тоном воскликнул Бергер.
  — Нет, сэр.
  Судья Уинтерс оказал свидетелю честь, наклонившись вперед и приложив руку к уху, чтобы не пропустить ни слова.
  — Когда вы впервые увидели этот глаз? — выразительно спросил прокурор.
  — За час до того, как увидел его у Бассета.
  — И где вы его видели?
  — Одну минуту, — сказал Мейсон. — Я протестую против этого вопроса, как некомпетентного и не относящегося к делу.
  — Что вызывает ваше возражение, адвокат? — спросил судья.
  — То, что свидетель заявляет, что глаз, найденный в руке убитого, тот же самый, что он видел за сутки до убийства. Это чистая случайность. Вспомните, ваша честь, что идентификация производилась, когда глаз взяли из руки мертвого человека. Теперь свидетель показал, что глаз тот же самый. Но, ваша честь, когда свидетель видел этот глаз впервые, он не был идентифицирован. Единственное, что может утверждать свидетель, что он видел точно такой же глаз, налитый кровью.
  — Хорошо, — усмехнулся прокурор. — Допустим, что последний вопрос поставлен неправильно; с разрешения суда мы снимем его и сформулируем по-другому. Вы видели подобный глаз?
  — Да, сэр.
  — Когда?
  — Впервые я увидел его в квартире своего хозяина за сутки до его смерти.
  — Вы можете утверждать, что идентифицированный глаз и тот, который вы видели, тождественны?
  — Да, сэр.
  — Чем вы докажете это?
  — Я нашел этот глаз в доме у хозяина и решил отдать его ему. В то время у меня было на пальце кольцо с алмазом. Как детектив, я знал, сколь важна идентификация…
  — Никогда не упоминайте о своей прежней работе, — заметил прокурор. — Это можно говорить только по разрешению. Говорите лишь о том, что вы сделали.
  — Я нанес алмазом крест на внутренней стороне глаза.
  — Этот крест заметен?
  — Нет, сэр. Только если смотреть при определенном освещении. Я сделал неглубокие царапины.
  — Можете ли вы утверждать, что этот крест имеется на том глазе, который вы держите в руках?
  — Да, сэр.
  — Мы просим, — сказал Бергер, — чтобы этот глаз был принят судом в качестве вещественного доказательства «А».
  — Не возражаю, — согласился Мейсон.
  — Глаз принят в качестве вещественного доказательства «А», — объявил судья.
  — Итак, этот глаз вы видели за двадцать пять часов до убийства?
  — Да, сэр.
  — Где вы его обнаружили?
  — В спальне миссис Бассет, — вздохнув, сказал Овертон.
  — Как вы оказались там? При каких обстоятельствах?
  — Я услышал шум в спальне миссис Бассет.
  — Какой шум?
  — Разговор.
  — Вы имеете в виду, что услышали голоса?
  — Да, сэр. И какое-то движение.
  — Что вы сделали?
  — Я постучал в дверь.
  — И что же?
  — Послышалось торопливое движение.
  — Вам удалось разобрать, о чем говорили люди в спальне?
  — Вы имеете в виду, разобрал ли я слова?
  — Да.
  — Нет, сэр, я слышал лишь мужской и женский голоса, но слов разобрать не мог.
  — Что произошло после того, как вы постучали?
  — Вначале я услышал торопливое движение, потом звук открываемого и закрываемого окна. После этого миссис Бассет спросила: «Кто там?»
  — И что вы ответили?
  — Я сказал: «Откройте, пожалуйста, это Джеймс, шофер».
  — Дальше.
  — После очень продолжительного молчания она сказала: «Подождите, я оденусь».
  — Что было дальше?
  — Я подождал примерно минуту, потом щелкнул замок, и она открыла дверь…
  — Продолжайте.
  — Я сказал: «Прошу прощения, мадам, но мистеру Бассету показалось, что в дом забрался вор. Он хочет, чтобы я проверил окна».
  — Что она ответила?
  — Ничего.
  — А вы?
  — Я сказал, что мне жаль, если я потревожил ее.
  — И что ответила миссис Бассет?
  — Она ответила, что не отдыхала, а была в ванной.
  — Что вы сделали?
  — Я подошел к окну.
  — Оно было закрыто или открыто?
  — Открыто.
  — Это на втором этаже?
  — Да, сэр. Но всего в шести футах под окном есть крыша, а на ней решетка.
  — Вы заметили что-нибудь необычное на подоконнике?
  — Я увидел, что от рамы откололся кусочек дерева, как если бы эту раму задели каблуком ботинка. Это было сделано недавно. Щепочка откололась, но не отвалилась совсем.
  — Еще что-нибудь вы обнаружили?
  — Я увидел стеклянный глаз.
  — Где он был?
  — На полу.
  — Миссис Бассет видела его?
  — Протестую против этого вопроса, он заставляет свидетеля делать выводы, — заявил Мейсон. Но, заметив, что судья колеблется, добавил: — Я снимаю свой протест. Давайте послушаем дальше.
  — Нет, сэр. Она не видела, — ответил Овертон.
  — Что вы сделали?
  — Я поднял его.
  — А это она видела?
  — Нет, сэр, в этот момент она стояла спиной ко мне.
  — И что же?
  — Я положил глаз в карман.
  — Потом?
  — Потом я вышел из комнаты. Она тотчас заперла дверь. Тогда я осмотрел глаз, нацарапал алмазом крест и пошел к мистеру Бассету.
  — Что было дальше?
  — Мистер Бассет хотел опознать глаз. Он просил меня связаться с каким-нибудь известным изготовителем таких глаз и узнать у него, каким путем такие глаза можно идентифицировать.
  — Вы выполнили его задание?
  — Да.
  — Мы произведем идентификацию без помощи свидетеля и попросим консультации у эксперта, к которому он обращался.
  Бергер повернулся к Мейсону:
  — Вы можете начать перекрестный допрос.
  — Скажите, свидетель, вы уверены, что слышали мужской голос? — спросил Мейсон. — Судя по всему, вы подслушивали у замочной скважины.
  — Я ничего не говорил о замочной скважине, — огрызнулся Овертон.
  Мейсон улыбнулся:
  — Но признайтесь же, что подслушивали у замочной скважины, мистер сотрудник секретной службы!
  Общий негромкий смех в зале. Судья ударил молоточком по столу.
  — Отвечайте на вопрос, — настаивал Мейсон. — Через замочную скважину или нет?
  — Да, я слушал через замочную скважину, — признался Овертон.
  — Так-так, — заметил Мейсон. — А что вы видели в замочную скважину?
  — Я ничего не мог разглядеть. То, что я видел, несущественно.
  — Вы могли видеть миссис Бассет, передвигающуюся по комнате?
  — Я видел какую-то фигуру.
  — Вы думаете, это была миссис Бассет?
  — Не уверен в этом.
  — А мужчину вы видели?
  — Нет, сэр.
  Перри Мейсон поднял руку и обвиняющим жестом вытянул по направлению к свидетелю длинный указательный палец.
  — Так. Скажите, когда мистер Бассет был убит, то убийца бежал на его машине?
  — Нет, сэр.
  — Вы уверены в этом?
  — Да, сэр.
  — Почему вы так уверены?
  — После того как было обнаружено тело, я услышал, что говорили, будто убийца бежал на машине мистера Бассета. Я пошел проверить, на месте ли машина.
  — Она исчезла?
  — Нет.
  — А вы не потрогали радиатор, чтобы определить, не нагрелся ли он, не взглянули хотя бы на указатель температуры?
  — Нет, этого я не сделал. Но машина стояла так, как я ее сам поставил.
  Мейсон улыбнулся и махнул рукой:
  — Это все.
  — Одну минуту, — сказал Бергер, — у меня есть еще вопросы. Вы только что сказали, что не могли увидеть мужчину в скважину.
  — Да, сэр.
  — А слышать?
  — Да, мог, сэр.
  — Вы уверены, что это не было радио?
  — Да, сэр.
  — Возможно, это был голос Ричарда Бассета?
  — Нет, сэр.
  — Откуда вы знаете?
  — Я хорошо знаю голос Ричарда Бассета. И хотя я не мог разобрать слов, я слышал тембр.
  — Заметили ли вы что-либо особенное в речи мужчины?
  — Да, сэр.
  — Что именно?
  — Он говорил торопливо, возбужденно, очень-очень быстро, слова сливались.
  — Все, — сказал Бергер.
  — У меня тоже вопрос, — заявил Мейсон. — Вы не могли разобрать слова?
  — Не мог, сэр.
  — Тогда откуда вы знаете, что слова сливались?
  — Из того, как он говорил.
  — Но, не различая слов, вы не могли определить, где слова начинаются, а где кончаются.
  — Я думаю, что мог различить слова.
  — Вы думаете или могли?
  — Ну, точно я не уверен.
  — Пока хватит, — улыбнулся Мейсон.
  Бергер махнул Овертону рукой, показывая, что тот пока может сесть на место.
  — Вызываю Дальтона К. Бейтса.
  Высокий худощавый мужчина вышел нервной походкой, был приведен к присяге и занял свидетельское место.
  — Ваше имя?
  — Дальтон К. Бейтс.
  — Ваша профессия?
  — Специалист по изготовлению искусственных глаз.
  — Давно вы занимаетесь этим?
  — С тех пор, как мне исполнилось пятнадцать лет. Я начал учеником в Германии.
  — Есть какие-либо преимущества обучения этому делу в Германии?
  — Да, сэр.
  — А именно?
  — Дело в том, что искусственные глаза изготовляются в двух городах Германии, а материалы и методы работы держатся в секрете. Поэтому в стране никогда не бывает дубликатов. Каждый глаз отличается от других.
  — Где вы учились в Германии?
  — Я начинал обучение в Висбадене.
  — И долго длилось обучение?
  — Пять лет.
  — Чем вы занимались потом?
  — Потом я десять лет работал с одним из лучших специалистов по изготовлению глаз. Затем я прибыл в Сан-Франциско и работал у Сиднея О. Ноулса. После этого открыл собственное дело.
  Мейсон внимательно присмотрелся к свидетелю.
  — Вы считаете этого человека экспертом? — обратился Мейсон к прокурору.
  — Да, — коротко ответил Бергер.
  — Продолжайте, пожалуйста.
  — Скажите, изготовление искусственных глаз — это узкоспециальная профессия?
  — Да, сэр. В высшей степени.
  — Вы можете в общих чертах описать нам, как изготовляются глаза?
  — Да, сэр. Сначала выдувается стеклянный шарик. Потом его держат над огнем и придают нужную форму. Его цвет подбирают под цвет живого глаза. Радужную оболочку изображают на поверхности глаза, пока он не остыл. Если вы посмотрите на человеческий глаз, то увидите, что цвет оболочки состоит из множества различных оттенков. Наша задача — создать почти такой же эффект и на искусственном глазе. То же относится и к изображению кровеносных сосудов на поверхности глаза. Все это сугубо индивидуально и поэтому исключает повторяемость. В общем, здесь много специфических особенностей.
  — Значит, это очень трудная профессия?
  — Да.
  — Вы могли бы поточнее объяснить, что значит узкоспециальная профессия? — задал вопрос Бергер.
  — Могу сказать вам следующее, — сказал Бейтс. — В Соединенных Штатах не более тринадцати человек могут считаться первоклассными специалистами в этой области. Чтобы изготовлять искусственные глаза, надо многому научиться, а именно: точной обработке материалов, умению различать цвета и оттенки на уровне художника и так далее. Подлинного успеха в изготовлении искусственных глаз может добиться лишь человек, обладающий мастерством художника и одновременно навыками опытнейшего стеклодува.
  — Следовательно, всегда можно отличить работу одного мастера от работы другого?
  — Во многих случаях — да.
  — Я покажу вам искусственный глаз, он является вещественным доказательством «А». Этот глаз был найден в руке убитого мужчины. Я прошу вас внимательно осмотреть его. Нам нужно знать, что вы сможете сказать относительно этого глаза.
  Бейтс внимательно рассмотрел глаз, который ему протянул Бергер, и кивнул:
  — Да, я могу сообщить вам многое.
  — Что именно? — спросил Бергер.
  Судья нахмурился и настороженно посмотрел на Мейсона, ожидая протеста. Но протеста не последовало, и он обратился к прокурору:
  — Этот вопрос скорее должен был задать адвокат.
  — Я не возражаю, — заметил Мейсон.
  — Этот глаз, — начал Бейтс, — сделан очень опытным мастером. Мне кажется, я смогу сообщить вам его имя. Он живет в Сан-Франциско. Это глаз, налитый кровью. Значит, он не предназначен для постоянного ношения. И еще. Его владелец имеет высокую кислотность тела.
  — Как вы смогли это определить?
  — Если вы внимательно рассмотрите этот глаз, то увидите на нем обесцвеченный кружок. Это след от глазницы. От соприкосновения с телом это место обесцветилось, но так как этот глаз носили редко, значит, у человека высокая кислотность.
  Бергер повернулся к Мейсону.
  — С вашего позволения, адвокат, я задам свидетелю несколько вопросов, — сказал он. — Я хочу узнать кое-что насчет другого глаза, который впоследствии был отдан на идентификацию. Этот был также найден, но у другого убитого, у Гарри Маклейна.
  — Вы сомневаетесь, имеете ли право предъявить доказательства на одном процессе по двум преступлениям? — спросил судья.
  — Нет, — ответил Бергер. — Я предъявляю доказательства только против обвиняемых в убийстве Хартли Бассета. То, о чем я хочу спросить сейчас, нужно только для выяснения мотивов.
  — Хорошо, но тогда ограничьтесь одной этой целью, — предупредил судья.
  Бергер достал другой конверт, вынул из него еще один искусственный глаз и положил на ладонь эксперту.
  — Что вы можете сказать насчет этого глаза?
  — Этот глаз не столь хорош, как первый. Это, я бы сказал, ремесленная поделка. Этот глаз не сделан по заказу, такие протезы вы можете найти у любого более или менее крупного оптика во всех больших городах.
  — Почему вы считаете?
  — По качеству изготовления видно, что этот глаз не предназначен быть парой какому-то определенному глазу.
  — Можем ли мы использовать этот глаз для целей идентификации в качестве вещественного доказательства «Б»? — спросил Бергер.
  — Не возражаю, — ответил Мейсон.
  — Принят для целей идентификации, — сказал судья. — Начнем перекрестный допрос.
  — Зачем человеку нужен глаз, налитый кровью? — обратился к Бейтсу Мейсон.
  — Видите ли, многие люди чрезвычайно чувствительны. Они хотят, чтобы не было заметно, что глаз искусственный. И носят разные глаза в зависимости от обстоятельств. У таких имеется глаз для вечернего времени, глаз для тех дней, когда они плохо себя чувствуют, и так далее.
  — Иными словами, когда человек так подбирает себе глаза, трудно отличить естественный глаз от искусственного?
  — Очень трудно.
  — Почему необходимо носить специальный глаз вечером?
  — Потому что зрачок изменяет размеры в зависимости от освещения. Днем зрачок меньше, потому что света больше, а вечером — наоборот.
  — Значит, практически невозможно разоблачить обладателя хорошо изготовленного искусственного глаза?
  — Да, если глаз хорошо сделан и при изготовлении учтена форма глазницы.
  — Человек с таким глазом в состоянии поворачивать его?
  — Да, конечно.
  — Как держится искусственный глаз в глазнице?
  — С помощью вакуума. Глаз вставляется таким образом, чтобы между глазницей и искусственным глазом воздух практически отсутствовал.
  — Трудно ли вынуть такой глаз?
  — Это совсем несложно, нужно оттянуть веко и впустить воздух, тогда глаз легко снимается.
  — Это может сделать человек, у которого такой глаз?
  — Да. Надо только подальше оттянуть веко.
  — Подальше?
  — Да.
  — Скажите, если человек с искусственным глазом совершает убийство, возможно, чтобы при этом глаз случайно выпал, если убийца, к примеру, наклонится над жертвой?
  В зале наступила тишина. Все глядели на Бейтса.
  — Практически это невозможно, — сказал Бейтс.
  — Значит, если убийца вышел с пустой глазницей из помещения, где он совершил убийство, то он умышленно оставил свой глаз?
  — Да. Это, разумеется, в том случае, если у него хорошо сделанный глаз.
  — Это относится и к тому глазу, который вам показали здесь сначала? Найденному в руке у Хартли Бассета?
  — Да.
  — Этот глаз, по вашему мнению, хорошо изготовлен?
  — Да, сэр. Я уже сказал, что он сделан специалистом.
  — Это все, доктор, благодарю вас, — сказал Мейсон.
  Бергер, нахмурив брови, наклонился вперед. Вид у него был озабоченный.
  — Ваш следующий свидетель? — спросил судья.
  — Мистер Джексон Селби.
  Хорошо одетый мужчина в высоком крахмальном воротничке с важностью вышел вперед, поднял отлично наманикюренную правую руку, произнес клятву, потом подошел к креслу для свидетелей, сел, аккуратно поддернув брюки, и улыбнулся Бергеру с видом человека, привыкшего исполнять свои обязанности не без изящества.
  — Ваше имя? — спросил Бергер.
  — Джексон Селби. Управляющий Даунтаунской оптической компанией.
  — Давно вы занимаете эту должность?
  — Четыре года.
  — Чем вы занимались до этого?
  — Я работал в разных компаниях, но в должности старшего клерка. Управляющим стал с указанного времени.
  — Имеется ли в вашей фирме запас искусственных глаз?
  — Да, сэр. У нас есть большой запас.
  — Эти глаза так же хороши, как говорил доктор Бейтс?
  — Они сделаны вполне хорошо. Они разных цветовых оттенков, чтобы можно было подобрать под любой нормальный глаз.
  — Есть ли у вас глаза, которые называют налитыми кровью?
  — Нет, сэр.
  — Почему?
  — Потому что такие глаза изготавливаются индивидуально. Люди, приобретающие такие глаза, обычно прибегают к услугам крупных специалистов. Тогда как люди, которые пользуются нашими услугами, стараются купить подешевле. Изготовление индивидуального глаза дорого стоит.
  — Скажите, но в особых случаях у вас все же можно заказать глаз, налитый кровью?
  — Да, сэр, но только в исключительных случаях.
  — Расскажите, пожалуйста, о процессе изготовления глаз, налитых кровью.
  — Берется обычный глаз, и мастер добавляет окрашенные в красное вены, используя очень тонкое красноватое стекло, которое производится для этой цели.
  — Скажите, у вас недавно заказывали такой глаз?
  — Да, сэр.
  — Я попрошу вас посмотреть на всех участников данного процесса и сказать, нет ли среди них человека, который делал такой заказ?
  — Да, сэр, такой человек есть.
  — Кто он?
  Селби указал пальцем на Брунольда.
  — Обвиняемый Брунольд и есть тот самый человек, — объявил Селби.
  Весь зал повернулся к Брунольду. Он сидел прямо, сложив руки на груди. На лице его было отсутствующее выражение.
  Зато Сильвия Бассет демонстрировала эмоции, которые так привлекают внимание репортеров — сочинителей сенсационных статеек: она прикусила губу и наклонилась вперед, чтобы видеть свидетеля, потом со вздохом откинулась назад.
  — Когда он заказывал глаз? — спросил прокурор.
  — Четырнадцатого числа этого месяца, в девять утра.
  — В котором часу начинает работу ваша компания?
  — В девять утра.
  — Он пришел к открытию?
  — Да, сэр.
  — Как он объяснил такую спешку?
  — Он сказал, что ему срочно нужен глаз, налитый кровью, так как свой он потерял.
  — Объяснил ли он, когда это случилось?
  — Да, сэр, накануне вечером.
  — Он назвал время?
  — Нет, сэр.
  — Мистер Брунольд сказал вам, при каких обстоятельствах он потерял глаз?
  — Да. Когда я пояснил ему, что мы не сможем сделать глаз в такой короткий срок, какой ему нужен, он рассказал мне свою историю, видимо, чтобы вызвать у меня сочувствие.
  — Кто-нибудь присутствовал при разговоре?
  — Только мистер Брунольд и я.
  — Где происходил разговор?
  — В приемной нашей компании.
  — Что сказал вам мистер Брунольд?
  — Он рассказал, что недавно встретил женщину, которую очень любит. Она замужем за другим человеком, очень ревнивым. Он сказал, что вечером был у нее и вдруг неожиданно в комнату постучал кто-то из слуг. Мистер Брунольд, по его словам, хотел поговорить с ее мужем, но женщина была против, так как их общий сын был усыновлен ее мужем. Он сказал, что женщина прикинулась, будто принимает ванну, чтобы задержать появление слуги в комнате и дать Брунольду возможность выпрыгнуть в окно и убежать. Глаз же, налитый кровью, лежал у него в жилетном кармане, и он уронил его, выбираясь из окна. Мистер Брунольд опасался, что ее муж найдет глаз и узнает его владельца. Так что теперь одна надежда на то, чтобы приобрести глаз вместо утерянного, и тогда можно будет говорить, что он никогда не терял свой глаз. Он боялся, что в результате пострадает женщина.
  — Правда ли, что человек, который вам это рассказал, и обвиняемый Питер Брунольд — одно лицо?
  — Да, сэр.
  Бергер торжествующе улыбнулся:
  — Ваше слово, адвокат.
  Перри Мейсон поднялся, уверенным шагом пересек помещение, подошел к судейскому столу и обратился к прокурору:
  — Покажите мне, пожалуйста, второй глаз, который объявлен вещественным доказательством «Б».
  Бергер передал ему глаз в конверте со штампом и предупредил:
  — Пожалуйста, потрудитесь вернуть мне его именно в этом конверте, советник.
  — Разумеется, — сказал Мейсон. — Я, как и вы, не заинтересован в том, чтобы глаза перепутались, хотя благодаря проведенной вами экспертизе вряд ли такое возможно. Но один вопрос я все же задам свидетелю. Мистер Селби, пожалуйста, скажите, мистер Брунольд приобрел этот глаз у вас?
  Селби покачал головой, губы его сложились в самодовольную улыбку:
  — Нет, сэр, это не наш глаз.
  — То есть? — спросил Мейсон.
  — Дело в том, сэр, — пояснил Селби, — что мы отказали мистеру Брунольду в его просьбе. Он приходил, сказал, что ему нужен глаз, объяснил причины своей просьбы. Но мы отказались делать глаз. Заказчик, несомненно, мог обратиться в другую фирму…
  Глава 15
  Пол Дрейк с трудом протискивался сквозь толпу зрителей, пока не добрался до места, с которого был виден Мейсон. Когда их взгляды встретились, Пол подмигнул, и Мейсон направился в угол, где в какой-то степени можно было уединиться. Пол последовал за ним.
  — Ну, я свою работу сделал, — сказал Пол. — Ты видел газеты?
  — Нет, — ответил Мейсон. — А что случилось?
  Пол открыл кейс, достал только что отпечатанную, еще сырую газету и с хитрой ухмылкой протянул ее Мейсону.
  — Она расскажет тебе не так хорошо, как я, но сейчас будет лучше, если ты познакомишься с тем, что в ней написано.
  Мейсон не стал сразу читать газету. Он сложил ее, сунул под мышку и обратился к Полу:
  — Когда ты вернулся?
  — Я нанял самый быстрый самолет, какой смог найти в Рино. Мы летели со скоростью двести миль в час, если не больше.
  — Телеграммы идут быстрее. Как случилось, что они так быстро заполучили новости?
  — Парни из Рино пытались взять это под контроль. Они разработали целый план к тому времени, как я удрал. Они хотели полного признания и не собирались публиковать новость, пока его не получат.
  — И получили?
  — Не знаю.
  — Ну хорошо, — сказал Мейсон, — кто и в чем должен был признаваться?
  — Хейзл Фенвик, — ответил Пол, пряча глаза.
  Один из присяжных с полудюжиной газет под мышкой прошел в зал суда, подошел к прокурору и протянул ему газету. Бергер раскрыл ее, нахмурился и погрузился в чтение.
  — Насколько плохо ты это оцениваешь, Пол?
  — Очень.
  — Ну так расскажи мне все.
  — Ты лучше прочти.
  — Прочесть я могу то, что они всучили публике. Я хочу знать, как ты завалил работу.
  — Я и сам не знаю, — удрученно сказал Пол. — Я следовал твоей инструкции. Взял билет на самолет, полетел в Рино. Прибыв туда, я пошел на телеграф, получил телеграмму от Деллы, которую и сунул в карман пиджака. Потом снял номер в гостинице и повесил пиджак на стул. Ко мне пришел коридорный и стал интересоваться, нужны ли мне еще полотенца и тому подобное. То есть, Перри, я тогда посчитал, что он и вправду коридорный.
  — Продолжай, — зловеще сказал Мейсон. — Что дальше?
  — В то время я ничего не знал. Но потом, когда я стал искать телеграмму, то не смог ее найти.
  — Дальше.
  — Честное слово, Перри, я хорошо замел следы. Я и не думал, что за мной следят в самолете.
  — Пассажиров было много?
  — Да, самолет был переполнен.
  — А кто-нибудь пытался разговаривать с тобой?
  — Да, двое мужчин: у них была бутылка, и они хотели угостить меня. Когда я отказался, вдруг появилась какая-то кукла. Она была немного напугана, так как впервые летела на самолете.
  — Что она делала?
  — Улыбалась мне, а когда самолет тряхнуло, она упала мне на колени… Ты сам знаешь, как случаются такие вещи…
  — Вы разговаривали?
  — Немного, в самолете было шумно. Но я угостил ее выпивкой в Сакраменто.
  — Там вы разговаривали?
  — Немного.
  — Ты сказал ей, кто ты?
  — Я назвал свое имя.
  — Говорил, чем занимаешься?
  — Нет.
  — Дал ей свою визитку?
  — Нет.
  — Вообще говорил ей что-нибудь?
  — Ничего вразумительного.
  — О чем вы говорили?
  — Я не помню, Перри. Я просто о чем-то болтал. Я думал, что она кинозвезда и летит в Рино разводиться. Мне кажется, что я видел ее на экране, но поскольку я редко бываю в кино, то не уверен.
  — Она подсадная утка.
  Дрейк воскликнул в раздражении, как человек, в значительной степени утративший уважение к себе:
  — Само собой! Какого черта? Думаешь, я такой идиот, что не догадался? Но в тот момент не сообразил. Ты хотел знать все, что произошло, и я рассказываю.
  — Что было дальше?
  — Я спустился вниз и выпил, а потом взял машину и поехал по адресу.
  — По дороге ты не взглянул на телеграмму?
  — Нет, я ее прочел, как только получил, и запомнил адрес.
  — Продолжай.
  — Я нашел этот многоквартирный дом. Позвонил по домофону, и она открыла дверь, даже ни слова не сказав в переговорную трубку. Я сел в лифт и поднялся. Такой, знаешь, скрипучий автоматический лифт.
  — Знаю, — нетерпеливо проговорил Мейсон. — Давай дальше.
  — Пошел по коридору, он был плохо освещен, пришлось включить фонарик, чтобы разглядеть номер квартиры. Постучал. Она открыла. Бумаги я не сразу вытащил из кармана. Заговорил самым приятным голосом и состроил самую обаятельную улыбку.
  — Что ты сказал?
  — Я спросил, не она ли Хейзл Фенвик. Она сказала, что нет. Я удивился и спросил: может быть, она Хейзл Бассет? Она вновь ответила отрицательно. Я молча смотрел на нее. Потом сказал, что должен передать бумаги Хейзл Фенвик или Хейзл Бассет. Она заявила, что ее имя Тельма Бевинс, но бумаги, которые находятся у меня, я должен отдать ей. Она выглядела точно так, как описано в газетах. Ты теперь понимаешь, что это игра. Я отдал ей бумаги и тотчас услышал, как открылась дверь напротив. Я посмотрел и увидел, что там полно мужчин. В общем, я отдал ей бумаги и ушел. Вскоре я понял, что случилось, но было слишком поздно. Я поискал телеграмму, но в кармане ее не оказалось. Эти парни работали профессионально. Они использовали коридорного, видимо заранее зная, кто я и зачем приехал. Один из них устроился на пожарной лестнице прямо напротив ее окна и, разбив стекло, просунул камеру и снял момент передачи ей бумаг.
  — Репортеры?
  — Репортеры и копы. Нет, Перри, в этом городе не стоит ошибаться.
  — Что сделали полицейские?
  — Один из них попытался влепить мне свинг в челюсть, но я успел увернуться и ответил тем же. Ее схватили, я это увидел, в этот момент бумаги были у нее в руках. Я сунул их ей, как только увидел, что местечко становится модным. Знаешь, Перри, это самая удивительная женщина на свете: она была совершенно спокойна.
  — Тебе известно, что случилось потом?
  — Да, я слышал, как ее тащили по коридору и всю дорогу допрашивали. Пытались узнать, кто послал ее в Рино, кто дал ей бумаги.
  — Что она говорила?
  — Ничего. Она отказалась отвечать на вопросы, пока не получит адвоката.
  — Дальше.
  — Я понял, что у нее попытаются выудить все, что она знает. Я поехал в аэропорт и прилетел сюда.
  Мейсон открыл газету и прочел:
  «Таинственная свидетельница найдена в Рино! Признания получены местным адвокатом. Окружной прокурор сообщает, что дело будет слушать Большое жюри».
  
  Мейсон медленно сложил газету.
  — Очень жаль, Перри, — сказал Пол.
  — Почему?
  — Потому что ты впутался в это дело. Ты сам знаешь, что бабенка расколется, если уже не раскололась. И она им все выложит.
  — Скажи, Пол, она настаивает, чтобы ее дело слушалось в Неваде?
  — Не знаю.
  — Осторожнее, — сказал ему Мейсон. — Здесь прокурор.
  Холодно улыбаясь, к Мейсону подошел Бергер и заговорил с видом человека, который играет со своей жертвой, словно кошка с мышью:
  — Если вы не будете возражать, адвокат, я отложу это дело на некоторое время, пока не соберется Большое жюри.
  — Вы не могли бы передать его для Большого жюри одному из своих заместителей? Тогда мы продолжили бы слушание.
  — Не стоит. К тому же я уверен, что для вас это не составит разницы. Не исключено, что и вам придется предстать перед Большим жюри в связи с поимкой этой Хейзл Фенвик в Рино.
  — О! — воскликнул Мейсон. — Значит, она уже здесь?
  — Пока еще нет, но скоро будет.
  — И она была в Рино?
  — Вы не хуже моего знаете, что она была в Рино. Она сказала офицерам, что вы оплатили ей поездку в Рино. Она во многом призналась. Она утверждает, что ее имя Тельма Бевинс. Вымышленное имя, под которым она зарегистрировалась в Рино. Она так и сказала парням из Рино. Ее еще не трогали. Она запоет по-другому, когда я заполучу ее сюда и проведу дознание.
  Началась деловая суета. Судья Уинтерс занял свое место. Удар молотка призвал присутствующих к молчанию. Судья поглядел на Перри Мейсона. У него было строгое выражение лица. Он не стал распространяться насчет прочитанного в газетах, но тон его голоса стоил многих томов, когда он обратился к Мейсону:
  — Вы желаете продолжать, адвокат?
  — Да, ваша честь, — ответил Мейсон.
  Глава 16
  Судья Уинтерс кивнул прокурору:
  — Продолжайте процесс.
  Бергер повернулся к помощнику шерифа и тоже кивнул. Тот приблизился к Перри Мейсону, протягивая свернутую бумагу.
  — Ваша честь, — обратился прокурор к судье, — в связи с возникшими необычными, хоть и не слишком неожиданными обстоятельствами в этом деле, которые, в свою очередь, имеют отношение, пусть и не прямое, еще к одному делу, я прошу вас отложить слушание на некоторое время, приблизительно на час.
  Судья Уинтерс нахмурился.
  — Моя просьба объясняется тем, ваша честь, что это дело будет расследовано Большим жюри и мне придется в нем участвовать.
  — У защиты есть возражения? — спросил судья.
  Но прежде чем Мейсон смог ответить, прокурор, повысив голос, сказал:
  — У защиты не может быть возражений, потому что первым свидетелем, которого пригласят на заседание Большого жюри, будет Перри Мейсон, адвокат обвиняемых.
  — Ваша честь, в этом замечании нет необходимости, — спокойно сказал Мейсон. — У меня в руках повестка на Большое жюри, которая по указанию прокурора была заранее подготовлена помощником шерифа. Это сделано для того, чтобы суд и зрители знали, что я вызван в качестве свидетеля на Большое жюри. Правильнее было бы назвать это большим спектаклем.
  Судья был в нерешительности, а Бергер снова встал и сказал:
  — Я вижу, что вы готовы подать блюдо, но не можете его съесть.
  Судья ударил молоточком:
  — Прекратите, прокурор. Я запрещаю вам нападки. Суд продолжается, джентльмены.
  Мейсон, держа в руке повестку, окинул взглядом присутствующих в зале суда. Поймал встревоженный, застывший взгляд Деллы Стрит. Она выразительно помахала ему газетой. Перри почти незаметно кивнул ей и подмигнул.
  — Ваш следующий свидетель? — спросил судья прокурора.
  — Джордж Парли, — объявил прокурор.
  Пока Парли приносил присягу, Бергер обратился к Мейсону:
  — У Парли высокая репутация эксперта по графологии. Он много лет сотрудничал с управлением полиции.
  — Я принимаю к сведению квалификацию мистера Парли, — ответил Мейсон. — Хотел бы его подвергнуть перекрестному допросу.
  Прокурор кивнул и благодарно улыбнулся Мейсону.
  — Ваше имя — Джордж Парли, и в настоящее время вы являетесь экспертом полиции по графологии?
  — Да, сэр.
  — Четырнадцатого числа этого месяца вы были в доме Хартли Бассета?
  — Да, сэр.
  — Вероятно, вы видели там тело убитого?
  — Да, сэр.
  — И вы заметили там портативную пишущую машинку, стоявшую на столе возле убитого?
  — Да, сэр.
  — И вы видели в этой машинке лист бумаги, на котором было что-то напечатано?
  — Да, сэр.
  — Я предъявляю вам листок и прошу сказать, тот ли самый это листок.
  — Это он.
  — Проводили вы тесты с целью определить, был ли текст напечатан на той машинке, в которой нашли листок?
  — Да. Текст, вложенный в машинку, был отпечатан на другой машинке, которую мы также нашли в том доме.
  — Где именно?
  — В спальне миссис Бассет, обвиняемой по этому делу.
  — Говорила ли она в вашем присутствии, что эта машинка принадлежит ей?
  — Да, сэр.
  — Что она сказала?
  — Она сказала, что эта машинка ее и она печатает на ней свою личную корреспонденцию. Иногда она печатает сама, а иногда пользуется услугами стенографиста своего мужа.
  — Она упоминала о своей квалификации машинистки?
  — Да, сэр. Она сказала, что долго работала машинисткой и печатала по десятипальцевой системе, другими словами — вслепую.
  — Что это значит?
  — Это значит, что человек не смотрит на клавиши машинки и его руки работают автоматически.
  — Можете ли вы определить, что печатавший пользовался именно этим методом?
  — Да, сэр. Во время печатания требуется определенная сила ударов по клавишам. При работе двумя пальцами сила удара различна, и следы этого отчетливо видны на тексте.
  — По-вашему, записка была напечатана человеком, умеющим печатать вслепую?
  — Да, сэр. Кроме того, текст был отпечатан на портативном «Ремингтоне», который находился в спальне миссис Бассет.
  — Ваша очередь, Мейсон, — сказал прокурор.
  — Если я вас правильно понял, — сказал Мейсон, — записка была напечатана на машинке, находившейся в спальне миссис Бассет. После этого записку отнесли в комнату, где было найдено тело убитого, и вставили в машинку. Это верно?
  — Да, сэр.
  — Спасибо, это все.
  Судья Уинтерс сделал пометку в своей записной книжке и кивнул Бергеру:
  — Следующий свидетель, прокурор.
  — Артур Коулмар, — объявил прокурор.
  Коулмар вышел, поглядывая на окружающих с некоторым удивлением в серых глазах, принял присягу и сел в кресло для свидетелей.
  — Ваше имя — Артур Коулмар?
  — Да, сэр.
  — Род занятий? Кто был вашим нанимателем?
  — Я работал секретарем у мистера Бассета.
  — Как долго вы работали у него?
  — Три года.
  — Когда вы в последний раз видели его?
  — Четырнадцатого числа этого месяца.
  — Вы видели его живым или мертвым?
  — Мертвым.
  — Где он находился?
  — В своем кабинете.
  — Расскажите подробно, как это произошло.
  — Я был на спектакле. Вернувшись домой, я застал всех в растерянности. Я спросил, в чем дело, и мне сказали, что мистер Бассет умер. Кто-то провел меня в кабинет, и я увидел его.
  — Я считаю, что состав преступления доказан, — заявил Бергер, — и не хочу останавливаться на описании факта смерти. Я намерен с помощью этого свидетеля показать другие факты.
  Судья кивнул. Мейсон промолчал. Бергер продолжал допрос свидетеля:
  — Вы, конечно, близко знакомы с обвиняемой, миссис Бассет?
  — О да, сэр.
  — Контора мистера Бассета находилась в его же доме?
  — Это одно здание, сэр.
  — И мистер Бассет занял под контору восточную часть здания?
  — Да, сэр, нижний этаж восточной стороны.
  — А где вы жили?
  — Я жил наверху, в задней части здания.
  — Где вы работали?
  — В той части здания, где находилась контора мистера Бассета.
  — Часто ли вам приходилось разговаривать с миссис Бассет?
  — Часто.
  — Приходилось ли вам разговаривать с ней о страховании жизни мистера Бассета?
  — Да, сэр.
  — Когда был такой разговор?
  — Возражаю против этого вопроса как некомпетентного и не относящегося к делу, — заявил Мейсон.
  — Отклонено, — холодно сказал судья.
  — Ваша честь, с помощью свидетеля я в состоянии доказать мотивы.
  — Отклоняю возражение, — повторил судья. — Более того, суд не может считать подобный вопрос не относящимся к делу. Практика показывает, что мотив выгоды — один из самых существенных в делах об убийстве. Если обвинение может установить подобный мотив, ему, несомненно, следует это сделать.
  Мейсон пожал плечами и сел на свое место.
  — Этот разговор состоялся за три дня до смерти мистера Бассета, — ответил свидетель.
  — Кто присутствовал при этом?
  — Миссис Бассет, Ричард Бассет и я.
  — Где происходил разговор?
  — В холле наверху, возле спальни миссис Бассет.
  — Что было сказано?
  — Она спросила, хорошо ли я знаю дела мистера Бассета, и я ответил, что хорошо. Ее интересовало, на какую сумму застрахована жизнь мистера Бассета. Я ответил, что с этим вопросом она должна обратиться к самому мистеру Бассету. Она попросила меня не говорить глупостей и сказала, что жизнь мистера Бассета была застрахована по ее настоянию. Насколько я помню, она сказала: «Вы же знаете, Коулмар, что страховка записана на мое имя. Разве нет?» И тогда я ответил: «Конечно, миссис Бассет, поскольку вы знаете это, мне нет нужды опровергать вас. Но о подробностях страховки вам надо разговаривать с мистером Бассетом». Она сказала, будто думает, что мистер Бассет платит слишком много денег за страховку, и хочет просить его избавиться от нескольких полисов.
  — Она сказала точно, от скольких?
  — Нет, сэр.
  — Что именно вы подумали, когда узнали о том, что мистер Бассет?..
  — Протестую против подсказки ответа свидетелю, — заявил Мейсон. — Теперь этот человек будет показывать против моих клиентов. Слова сказаны за него.
  — Протест принят, — объявил судья.
  — Тогда скажите, — продолжал Бергер, — знакомы ли вы с Питером Брунольдом, обвиняемым по этому делу?
  — Да, сэр.
  — Когда вы с ним познакомились?
  — Дней семь или десять назад.
  — Как это произошло?
  — Он вышел из дверей дома, когда я туда входил. Он сказал мне, что пришел к мистеру Бассету, но не застал его. Его интересовало, когда вернется мистер Бассет.
  — Что вы ответили?
  — Я сказал, что мистер Бассет вернется очень поздно.
  — И Брунольд сразу же ушел?
  — Да, сэр.
  — А откуда вы возвращались?
  — Я выполнял поручение мистера Бассета.
  — Вы пользовались машиной Бассета?
  — Да, большим седаном.
  — Тогда вы впервые видели Брунольда?
  — Да, сэр.
  — А после этого вы видели Брунольда?
  — Да, сэр.
  — Когда?
  — Вечером перед убийством.
  — Что он делал?
  — Я видел, как он выбежал из дома.
  — Вы имеете в виду дом мистера Бассета?
  — Да, сэр.
  — Чтобы не было недоразумений, я спрашиваю вас: говоря о доме, вы имеете в виду дом, где находилась контора мистера Бассета и где он жил?
  — Да, сэр.
  — И вы утверждаете, что видели, как мистер Бассет выбежал из дома?
  — Совершенно верно.
  — Когда это было?
  — Я только что вернулся домой со спектакля.
  — Как вы возвращались?
  — Пешком.
  — Вы разговаривали с мистером Брунольдом?
  — Нет, сэр. Мистер Брунольд не видел меня. Он пробежал мимо меня на другую сторону улицы.
  — Вы ясно видели его?
  — Сначала я его не узнал, но, когда он пробежал под фонарем, я ясно увидел, что это он.
  — Что было потом?
  — Я подошел к дому и понял, что случилось что-то неожиданное. Я увидел в окнах мелькающие фигуры, все двигались очень быстро.
  — Узнали вы кого-нибудь?
  — Я узнал миссис Бассет и ее сына Ричарда Бассета.
  — Что они делали?
  — Они над чем-то наклонились в приемной. Потом миссис Бассет побежала и позвала Эдит Брайт. Я видел, как Эдит Брайт выбежала из своей комнаты и появилась в приемной.
  — Что вы сделали потом?
  — Я вошел и спросил, что произошло и могу ли я помочь. Я заметил, что кто-то лежит на кушетке. Я подумал, что это мистер Бассет. Миссис Бассет загородила мне дорогу и вытолкнула меня из комнаты. Сказала, чтобы я удалился в свою комнату и оставался там.
  — И как вы поступили?
  — Я повиновался и ушел к себе.
  — Перекрестный допрос, — сказал Бергер Мейсону.
  — Позже вы были в кабинете и опознали тело мистера Бассета? — спросил Мейсон.
  — Да, сэр.
  — В таком случае не слышали ли вы о том, что молодая женщина, которая лежала на тахте, когда вы впервые появились в приемной, могла бы опознать мужчину, который выбежал из комнаты?
  — Да, сэр. Я слышал, что есть такая свидетельница.
  — Она находилась в темной комнате, но луч света упал через ее плечо и осветил лицо мужчины, с которого она сорвала маску.
  — Да, сэр.
  — Я протестую, — заявил Бергер. — Вы пытаетесь выдать слухи за истину. Нельзя принимать в расчет то, что говорила Хейзл Фенвик.
  — Я имею право узнать у свидетеля, что случилось после того, как он вошел в дом.
  — Но только с целью напоминания, а не установления того, что произошло.
  — Именно такова цель моих вопросов.
  — Хорошо, я понимаю вас, — сказал Бергер, — и снимаю свое возражение.
  Мейсон повернулся к Коулмару:
  — В таком случае скажите: если человек надел маску, значит, он хотел скрыть свое лицо?
  — Адвокат, это наводящий вопрос, — заметил судья.
  — Я не возражаю, — сказал Бергер.
  — Благодарю вас, — сказал Мейсон. — Это предварительные вопросы. Я только хотел кое-что спросить у свидетеля в порядке подготовки к последующим вопросам.
  — Продолжайте, адвокат, — сказал судья, — обвинение не возражает.
  — У вас не вызывает сомнения, что человек надевает маску, чтобы скрыть характерные черты лица. Какой же смысл выставлять напоказ свою пустую глазницу?
  — Я не знаю, сэр.
  — Я только хочу спросить, не произвела ли на вас эта часть рассказа Хейзл Фенвик подозрительное впечатление?
  — Нет, сэр.
  — Очевидно, что фатальный выстрел был произведен из пистолета, накрытого одеялом, чтобы заглушить звук, не так ли?
  — Я пришел к такому выводу, сэр.
  — Но ведь совершенно ясно, — продолжал Мейсон, — что человек в маске и со свернутым одеялом под мышкой не мог войти в кабинет и близко подойти к мистеру Бассету, не вызвав у него тревоги. Вы согласны с этим?
  — Согласен.
  — Однако по положению тела, в котором оно было найдено, можно утверждать, что мистер Бассет сидел за столом и просто повалился вперед, когда его неожиданно застрелили. Он не сделал попытки сопротивляться, не пытался достать свой пистолет, находившийся у него в кармане. Это так?
  — Ваша честь, — перебил Бергер, — это вопросы наводящие и предположительные. Свидетель не эксперт и…
  Мейсон вежливо улыбнулся.
  — Полагаю, что мой соперник прав, — сказал он.
  По залу прокатилось волнение.
  — Ваша честь, вы понимаете, — возвысил голос Мейсон, — что свидетель ставит обоих обвиняемых в компрометирующее положение. Следовательно, я имею право узнать мотивы, которыми он…
  Волнение в зале все росло. Какой-то мужчина крикнул:
  — Мы полицейские! Убирайтесь!
  Судья ударил молотком и сердито посмотрел в зал. Бергер встал со своего места.
  Перри Мейсон тоже встал и, опережая Бергера, громко произнес:
  — Ваша честь, я требую внимания свидетеля и судей. Если по каким-либо причинам это невозможно, я требую, чтобы свидетель был удален, пока мне не будет дана возможность допросить его в спокойной обстановке.
  — Если суд позволит, — ровным голосом произнес Бергер, — то я намерен предложить то же самое. То есть я предлагаю отозвать свидетеля…
  Судья продолжал стучать молотком.
  — К порядку! — рявкнул он. — Если не установится тишина, я прикажу очистить зал!
  — Я — полицейский! — крикнул мужской голос из глубины зала.
  — Меня не интересует, кто вы, — ответил ему судья. — Вы будете оштрафованы за оскорбление суда. Заседание продолжается.
  — Позвольте же обратиться к суду, — вежливо, но очень твердо продолжал настаивать Бергер. — Я совершенно убежден, что данный свидетель должен быть отозван. Я об этом настоятельно прошу. В зал суда входит наиболее важная свидетельница. Я хочу ее допросить, и, когда я это сделаю, мне, как я полагаю, уже не нужно будет приглашать еще каких-либо свидетелей. Возможно, за исключением тех, кто необходим для определения соучастия в преступлении миссис Бассет. Считаю, что данная свидетельница поможет окончательно решить вопрос об обвинении против Брунольда.
  — Возражаю против этого утверждения, как неверного и дискуссионного, — громко заявил Мейсон.
  Бергер, покраснев, воскликнул:
  — Вы просто пускаете дымовую завесу, чтобы отвлечь внимание от себя! А у вас есть о чем беспокоиться в данный момент…
  — К порядку! — прервал его судья Уинтерс. — Я предлагаю навести порядок в зале суда и прекратить личные выпады сторон. В противном случае потребую очистить зал!
  Наступила тишина. Бергер, все еще с багровым лицом, проговорил сдавленным голосом:
  — Ваша честь, я забылся. Приношу суду свои извинения.
  — Ваше извинение не принято, — строго сказал судья. — Суд предостерегает вас против личных выпадов по адресу защитника. Чего вы хотите?
  Бергер овладел собой с видимым усилием:
  — Я хочу отозвать мистера Коулмара, чтобы вызвать другого свидетеля. Но до этого я прошу, чтобы сделали небольшой перерыв.
  — Если прокурор собирается допросить свидетельницу здесь, — сказал Мейсон, — он обязан сделать это без предварительного допроса наедине с ней.
  — Ваша честь, — сказал Бергер, — это враждебно настроенная свидетельница. Она скрывалась от юрисдикции суда, но ее информация весьма ценная.
  — Вы имеете в виду Хейзл Фенвик? — спросил судья.
  — Да, ваша честь.
  Судья Уинтерс кивнул:
  — Мистер Коулмар, вы свободны. Прошу мисс Фенвик подойти сюда.
  — Ваша честь, все проходы заняты, — сказал Бергер.
  — Освободите проходы! — приказал судья.
  — Если бы можно было сделать небольшой перерыв, — сказал Бергер, — то…
  Судья помолчал, но все же объявил:
  — Суд объявляет перерыв на пять минут.
  В это время по освободившемуся проходу шли двое, а между ними женщина с очень бледным лицом.
  Судья с любопытством взглянул на нее, а потом через дверь с черными портьерами удалился в свою комнату. Все присутствующие смотрели на стройную, хорошо сложенную женщину с темными волосами. Она бросила умоляющий, испуганный взгляд на Перри Мейсона, но тут же отвела глаза. Полицейские провели ее вперед. Кто-то открыл дверцу в ограждении из красного дерева, и женщина прошла к месту, отведенному для юристов. Бергер встретил ее любезной улыбкой. Те, кто сидел в задних рядах, старались вытянуть шеи, чтобы получше ее рассмотреть. Кто не мог увидеть, прислушивались. Бергер пошел ей навстречу, взял ее за руку и отвел в угол зала по соседству со скамьей репортеров. Он сел рядом с ней и стал что-то шептать, но она упрямо молчала, покачивая головой и искоса поглядывая на Мейсона.
  — Клянусь богом, — угрожающе прохрипел Бергер, так что его услышал весь зал, — я поставлю вас на свидетельское место, приведу к присяге и заставлю говорить. Здесь идет предварительное слушание. Если вы солжете, я обвиню вас в лжесвидетельстве, и судья засадит вас в тюрьму.
  Она молчала. Бергер через весь зал поглядел на Мейсона, который спокойно курил сигарету. Бергер достал часы и произнес все тем же хриплым голосом:
  — Даю вам шестьдесят секунд на размышление, — сказал он. — Вы должны сказать мне правду.
  Тельма Бевинс, бледная, молча смотрела на Бергера, а тот глядел на часы.
  В комнату зашел какой-то репортер и навел на Тельму Бевинс фотоаппарат.
  — Не смейте этого делать! — рявкнул прокурор.
  Мейсон с иронической улыбкой наблюдал за ним.
  — Сейчас перерыв, а не заседание суда, — огрызнулся репортер и начал быстро прокладывать себе путь через толпу, унося свой трофей.
  Бергер сунул часы в карман.
  — Хорошо, — сказал он Тельме Бевинс. — Вы сами постелили себе постель. Теперь укладывайтесь на нее.
  Она промолчала, сделав вид, что не слышит его, и, по-прежнему прямая, стояла словно мраморное изваяние. Из своей комнаты вышел судья Уинтерс.
  — Заседание суда будет продолжено. Джентльмены, вы готовы?
  — Вполне готов, — ответил Мейсон.
  — Хейзл Фенвик, займите место свидетеля, — сказал Бергер.
  Она не двинулась с места.
  — Вы слышите меня? — крикнул Бергер. — Идите на место. Поднимите правую руку и поклянитесь, что будете говорить правду. После этого можете сесть.
  — Мое имя не Хейзл Фенвик.
  — Как же вас зовут?
  — Тельма Бевинс.
  — Хорошо, пусть будет Тельма Бевинс. Поднимите правую руку, присягните, а потом займите свидетельское место.
  Весьма неохотно она повиновалась. Клерк принял у нее присягу. Она подошла к скамье свидетелей и села.
  — Как вас зовут? — громко спросил Бергер.
  — Тельма Бевинс.
  — Но вы пользовались когда-либо именем Хейзл Фенвик?
  Она решительно молчала.
  — Мисс Бевинс, — сказал Мейсон, — если вы не хотите отвечать на этот вопрос, можете не отвечать.
  Бергер повернулся к нему:
  — Так вы еще и ее адвокат?
  — С того момента, как вы спросили, да.
  — Это ставит вас в весьма сомнительное положение, особенно в связи с ее исчезновением из штата.
  — Благодарю вас, прокурор, — поклонился Мейсон. — Я сам в состоянии оценить последствия своих поступков. Повторяю, мисс Бевинс, у вас нет необходимости отвечать на этот вопрос.
  — Но ей нужно ответить на него, — сказал Бергер. — Я вам задал вопрос, — повернулся он к девушке. — Это вопрос по существу, и я жду вашего ответа.
  Судья кивнул:
  — Заметьте, адвокат Мейсон, что только суд решает, на какие вопросы следует отвечать, а на какие нет. Этот вопрос по существу, и она должна на него ответить. В противном случае я обвиню ее в неуважении к суду.
  Мейсон успокоительно улыбнулся Тельме:
  — Вы можете не отвечать.
  Судья издал удивленное восклицание. Бергер с любопытством смотрел на Мейсона.
  — Вы можете не отвечать на вопросы, — спокойно пояснил Мейсон, — если вы чувствуете, что ваши ответы могут быть обращены против вас. Если вам необходимо отказаться, то вы должны сказать следующее: «Я отказываюсь отвечать, пользуясь конституционным правом не отвечать на вопросы, которые могут быть направлены против меня». Когда вы так скажете, никто в мире не сможет заставить вас говорить.
  Тельма Бевинс улыбнулась Мейсону и громко сказала:
  — Я отказываюсь отвечать, пользуясь конституционным правом не отвечать на вопросы, которые могут быть направлены против меня.
  В зале наступила мертвая тишина. Наконец послышался вздох Бергера.
  — Вы были в доме Бассетов, когда произошло убийство? — задал он новый вопрос.
  Тельма посмотрела на Мейсона.
  — Откажитесь отвечать на вопрос, — посоветовал ей Мейсон.
  — Каким образом ответ на подобный вопрос может быть обращен против свидетельницы? — обратился Бергер к судье.
  Мейсон пожал плечами:
  — Если я правильно понимаю юридические права, то дело свидетеля решать, на какой вопрос отвечать, а на какой — нет. Объяснение, которого требует прокурор, может тоже быть обвиняющим, и даже в большей степени, чем ответ.
  Тельма Бевинс поняла намек юриста:
  — Повторяю, я отказываюсь отвечать на подобные вопросы.
  Судья откашлялся, но ничего не сказал. Бергер бросился в атаку с другой стороны.
  — Вы знаете Перри Мейсона? — спросил он.
  — В этом вопросе нет ничего страшного, — вмешался судья, — и суд ждет ответа.
  — Знаю, — сказала девушка и смущенно посмотрела на Мейсона.
  — Вы поехали в Неваду по предложению Перри Мейсона?
  Девушка обратила к адвокату вопрошающий взгляд.
  — Я объяснил ей ее конституционные права, — сказал юрист. — Но для пользы дела я разъясняю, что именно я навел девушку на мысль поехать в Рино и оплатил ее проезд.
  Если бы окружного прокурора внезапно хватили мокрым полотенцем по лицу, он, наверное, удивился бы меньше.
  — Что вы сказали? — спросил он.
  — Я оплатил этой девушке поездку в Рино, — сказал Мейсон, — и оплачивал ее издержки, пока она была там.
  — И вы выступаете в качестве ее защитника?
  — Да.
  — И вы советуете ей отказываться отвечать на вопросы?
  — Как вы видите, она выполняет мои рекомендации.
  Бергер внимательно посмотрел на свидетельницу.
  — Давно вы знаете Ричарда Бассета?
  — Откажитесь отвечать на этот вопрос под тем же предлогом, — сказал Мейсон.
  Судья Уинтерс наклонился вперед и поглядел на Мейсона:
  — Вы знаете, адвокат, суд начинает склоняться к тому, что вы стараетесь убедить свидетеля не отвечать на вопросы не потому, что они ей угрожают, а потому, что эти вопросы угрожают вам. Суд впервые сталкивается с подобным казусом и предоставляет вам удобный случай для объяснения.
  — Мне предоставляется такая возможность? — спросил Мейсон.
  — Да, конечно, — спокойно сказал судья.
  — Хорошо, — сказал Мейсон, — при данных обстоятельствах я буду вынужден сделать заявление, ваша честь, хоть я и надеялся, что мне не придется его делать. В ту ночь, когда был убит Хартли Бассет, одна молодая женщина находилась в приемной. Неожиданно из кабинета вышел человек в маске. Маска была сделана из копировальной бумаги. В ней были вырезаны два отверстия для глаз, хотя через одно из них была видна пустая глазница.
  — Адвокат, — резко произнес судья, — имеет ли это отношение к женщине на свидетельском месте и причинам, по которым она не отвечает на вопросы?
  — Ваша честь, — сказал Мейсон, — суть не в этом, а в том, почему я советую женщине не отвечать на вопросы. Я собираюсь прояснить дело, и тогда ваша честь убедится, насколько существенно все, о чем я говорю, хотя кое-что может оказаться спорным.
  — Хорошо, — сказал судья, — продолжайте.
  — Она вскрикнула. Мужчина ударил ее. Она сорвала с него маску и успела рассмотреть черты его лица, тогда как он из-за особенностей освещения был лишен этой возможности. Он ударил ее еще раз и, видимо, думал, что убил ее. Потом он скрылся. Итак, ваша честь, она единственная живая свидетельница, видевшая в лицо человека, который выбежал из комнаты сразу после совершения убийства.
  — Ваши аргументы убедили меня в том, — сказал судья, — что попытка скрыть эти показания является серьезным нарушением, а вдвойне серьезным нарушением было сокрытие свидетельницы от юрисдикции суда.
  — В настоящее время я не собираюсь обсуждать сложившиеся обстоятельства, я только пытаюсь объяснить, почему мисс Бевинс не должна отвечать на вопросы, которые могут быть поставлены ей в вину.
  — Это поразительная ситуация, — сказал судья.
  — Я и не утверждаю обратного, — сказал Мейсон, — мне лишь необходимо ваше согласие предоставить мне время и возможность сделать разъяснение.
  — Хорошо, сделайте его, — сказал судья.
  — Очевидно, маска была придумана наспех, так сказать, импровизированно. Тот, кто вошел в комнату Бассета, заранее задумал убийство. Он приготовил оружие и принял меры к тому, чтобы выстрела никто не слышал. Иначе говоря, он завернул пистолет в одеяло, чтобы скрыть от жертвы оружие и заглушить шум. Он должен был также подготовить заранее напечатанную записку о самоубийстве, чтобы оставить ее в машинке Бассета.
  — Теперь вы показываете против своего клиента, — заметил судья.
  — Что вы, ваша честь, я просто пытаюсь объяснить отказ девушки отвечать на вопросы.
  — Но вы нарушаете профессиональную этику, выступая против своего клиента, которого вы представляете в деле об убийстве.
  — Я не нуждаюсь в указаниях суда на соблюдение этики. Я сам знаю, что мне надо делать и что не надо.
  — Хорошо, — сказал судья, — продолжайте ваши объяснения. Но говорите кратко.
  — К сожалению, много говорить не придется. Я хочу обратить внимание суда на некоторые важные детали. Во-первых, убийца решил после совершения преступления покинуть кабинет. Но так как маска была сделана в спешке из подручного материала, напрашивается вывод, что убийство было спланировано заранее, а бегство — нет.
  Далее, ваша честь, я утверждаю, что весь план бегства, план демонстрации лица в маске и пустой глазницы возник в голове убийцы после того, как убийство было совершено, потому что лишь тогда он сообразил, каково потенциальное значение стеклянного глаза, зажатого в руке жертвы.
  Вполне очевидно, что глаз не мог случайно выпасть из глазницы убийцы, тем более он не мог быть отнят Бассетом в результате борьбы. Стеклянный глаз должен быть вынут по доброй воле владельца им самим, если это искусно изготовленный глаз. А данный глаз был именно таким. В таком случае почему же убийца по своей воле вынул глаз и так же добровольно показал свидетельнице пустую глазницу? Причина одна, ваша честь: убийца был уверен, что о его стеклянном глазе никто не знает; к тому же ему было известно, что у одного из подозреваемых, которого непременно допросит полиция, имеется искусственный глаз. Убийца, вероятно, предполагал и то, что зажатый в руке у мертвого стеклянный глаз принадлежит этому самому подозреваемому.
  — Все это, — заметил судья, — по меньшей мере спорно. И предназначено для того, чтобы оградить ваших клиентов от суда. Ваша аргументация по поводу добровольности и преднамеренности имеет целью настроить суд в пользу обвиняемых. К тому же вы не дали обещанного объяснения. Все это только ваши предположения.
  Мейсон слегка поклонился:
  — Я просто хочу заявить, что молодая женщина, которая одна может опознать убийцу, вставая с кушетки, пошатнулась и вытянула руки, чтобы за что-то ухватиться. Она оперлась обеими ладонями о зеркальное стекло в двери. Мне пришло в голову, что она оставила отпечатки пальцев. По моим указаниям детективы нашли отпечатки пальцев и идентифицировали их.
  Идентификация показала, что молодая женщина разыскивается полицией, как Синяя Борода женского пола. Она не раз выходила замуж, и ее мужья умирали через несколько недель или месяцев после брака. После смерти каждого своего мужа женщина наследовала его имущество и спешила снова выйти замуж.
  При потрясенном молчании зала судья уставился в шоке на Перри Мейсона. Бергер медленно сел, глубоко вздохнул, потом так же медленно встал на ноги. Глаза его широко раскрылись от изумления.
  — Мы узнали, что у полиции накопилось несколько подобных нераскрытых дел. Молодая женщина тайно вышла замуж за Ричарда Бассета, но этот брак можно назвать двоемужеством, так как по крайней мере один из ее прежних мужей жив. Причина, по которой она оставила в живых этого мужа, заключается в том, что он налгал ей насчет своего состояния и отказался застраховать свою жизнь в ее пользу. Следовательно, не было смысла убивать его. У меня есть доказательства этого, надежные документы в этом вот конверте. Мне доставляет огромное удовольствие возможность передать эти документы вместе с фотокопиями отпечатков пальцев этой дамы обвинителю на данном процессе. Надеюсь, ваша честь, что даже прокурор признает правомерность советов, даваемых мной свидетельнице, поскольку ее ответы вызвали бы обвинение в ее адрес. Я, таким образом, не превысил своих полномочий защитника.
  Бергер взял конверт, протянутый ему Мейсоном, дрожащими от волнения пальцами.
  Судья Уинтерс почесал подбородок.
  — Суд никогда еще не слышал столь поразительного заявления адвоката, — сказал судья. — Никогда еще адвокат не выступал против интересов своего клиента, человека, которого он взялся защищать. Суд, конечно, оценит вашу готовность помочь правосудию, но не вполне понимает ваши действия, ибо вы все же являетесь адвокатом этой женщины.
  — Это вполне естественно, ваша честь, — ответил Мейсон. — Я не стал бы делать подобного заявления, если бы суд не настаивал на том, чтобы эта женщина отвечала на задаваемые ей вопросы. Но, ваша честь, я вынужден защищать себя, а защищая себя, я защищаю и ее. Я думаю, ваша честь, вы скоро поймете, что я поступаю правильно.
  Судья не успел еще ничего ответить, как вскочил прокурор с бумагами в руке и молча взмахнул ими над головой. В правой руке у него была фотография женщины анфас и в профиль с отпечатанным над снимками текстом, а также фотография отпечатков ее пальцев.
  В другой руке Бергер держал фотокопию других отпечатков. Он показал документы Мейсону.
  — Эти отпечатки пальцев были найдены на двери? — спросил он.
  — Да, это их фотокопия.
  — И они идентичны тем, которые я держу в правой руке?
  — Да, — ответил Мейсон.
  — В таком случае, — провозгласил Бергер, потрясая документом, — здесь проделан настоящий фокус-покус, потому что фотография Синей Бороды в юбке не является фотографией этой вот молодой женщины.
  Мейсон безмятежно улыбнулся:
  — Это вы можете заявить Большому жюри.
  В зале суда поднялся невообразимый шум.
  Глава 17
  Судья Уинтерс безуспешно пытался навести порядок. Наконец он объявил десятиминутный перерыв и приказал бейлифам очистить помещение.
  К Перри Мейсону подошел один из бейлифов.
  — Судья Уинтерс хотел бы видеть вас и прокурора в своей комнате, — сказал он.
  Мейсон кивнул и направился в комнату судьи, вслед за ним вошел прокурор.
  — Вы хотели видеть меня, судья? — спросил Бергер.
  — Я хотел бы, джентльмены, обсудить с вами сложившуюся ситуацию.
  — Мне нечего обсуждать с Перри Мейсоном, — заявил прокурор. — Хейзл Фенвик она или нет — это не связано с появлением Перри Мейсона перед Большим жюри.
  В дверь постучали.
  — Войдите, — сказал Бергер.
  Судья нахмурился. Дверь открылась, и вошел сержант Голкомб.
  — Прошу прощения за вольность, судья, — сказал Бергер, — но при данных обстоятельствах я просил сержанта Голкомба взять Мейсона под стражу.
  — За что? — спросил Мейсон.
  — За подмену свидетеля.
  — Но она не свидетель. Она ничего не знает об этом деле, даже не читала газет. Она посторонний человек.
  — Вы послали ее в Рино под видом Хейзл Фенвик, пытаясь этим прикрыть бегство настоящей Фенвик.
  — Ничего подобного. Хейзл Фенвик убежала до того, как я встретил Тельму Бевинс. В свете той информации, которую я дал в суде, исчезновение Хейзл Фенвик абсолютно логично. Несомненно, что полиция арестует ее. Теперь, когда о ней стало известно больше, ее легко выследят. Что касается моего совета этой молодой женщине выдать себя за Хейзл Фенвик, то ничего подобного я не делал. Я послал человека отвезти в Рино бумаги и послал эту женщину, чтобы она занялась этими бумагами. Она твердо и определенно заявила моему посланцу, что не является Хейзл Фенвик, что ее имя Тельма Бевинс, но что бумагами она займется. По своим собственным соображениям я хотел, чтобы эти бумаги были доставлены в Рино, штат Невада. Эти соображения не имеют ничего общего с данным делом.
  — Но зачем вы это проделали? — спросил судья Уинтерс. — Я не хочу обсуждать этот вопрос на суде, пока не переговорю с вами в частном порядке. Мне кажется, что вы использовали процесс в суде, чтобы выставить всех, связанных с этим делом, в смешном свете, разумеется, в надежде извлечь из этого выгоду. Если это правда, вы виновны в вопиющем неуважении к суду, и я собираюсь оштрафовать вас и заключить в тюрьму.
  — Я ни в чем не виноват. Я не приводил эту женщину сюда, в суд. Наоборот, по моим инструкциям, она должна была отказаться покинуть штат Невада. Запросите власти штата Невада и убедитесь в этом. Фактически ее силой доставили сюда.
  — Она крайне важная свидетельница, — сказал Бергер, — и ей вручили повестку.
  — Точно, — сказал Мейсон. — Именно вы доставили ее сюда. Вы сами настаивали на том, что она Хейзл Фенвик. Я ее сюда не привозил и не ставил на свидетельское место.
  — Но чего вы хотели добиться? — спросил судья Уинтерс. — Почему вы советовали ей не отвечать на вопросы?
  — Я отвечу вам, — сказал Мейсон, — только при условии, что меня не будут останавливать и перебивать.
  — Я не могу вам обещать ничего, кроме того, что вы предстанете перед Большим жюри, а до этого будете находиться под стражей, — сказал прокурор.
  — Я буду рад услышать ваше объяснение, — сказал судья. — Я чувствую, что это касается меня так же, как и вас. У вас репутация очень умного и находчивого адвоката. Поэтому мне интересно узнать подробности данного дела.
  — Хорошо, судья, — ответил Мейсон. — Каждый должен согласиться, что только убийца Хартли Бассета мог бояться Хейзл Фенвик больше, чем кого-либо еще на белом свете.
  Этот человек не знал, как выглядит Хейзл Фенвик. Следовательно, если прокурор представит любую женщину в качестве Хейзл Фенвик и посадит ее на скамью свидетелей, преступник поймет, что попался. Естественно, он попробует бежать. Я думаю, вы все согласны с тем, что я сказал в суде. Брунольд не мог совершить преступление, так как он не добровольно оставил свой стеклянный глаз на месте убийства в руке у Хартли Бассета. С другой стороны, если предположить, что Брунольд совершил убийство, то ему не было смысла вырезать дырки для обоих глаз. Если он хотел, чтобы его не опознали, то должен был опасаться, что его узнают по пустой глазнице. Но если в доме есть другой человек, в чьих руках находится глаз Брунольда, он может совершить преступление, оставить в руке трупа этот глаз и рассчитывать на то, что подозрение падет на владельца глаза. Я пытался сфотографировать всех обитателей дома Хартли Бассета, располагая каждого из них лицом к свету. Как, без сомнения, вы догадываетесь, искусственный глаз очень трудно обнаружить, если он хорошо сделан и глазница не имеет никаких повреждений. Однако естественный глаз на свету меняет размер зрачка, тогда как искусственный остается неизменным. Следовательно, сфотографировав лицо при падающем на него свете, можно по размерам зрачка определить, есть ли у человека искусственный глаз. Получилось так, что Коулмар отказался фотографироваться. Это навлекло на него мои подозрения. Я решил, что он испугается женщины, которую прокурор вызовет на свидетельскую скамью, так как она может опознать его. Я решил проверить мистера Коулмара.
  В этот момент раздался телефонный звонок, и судья взял трубку. Он послушал и кивнул Мейсону:
  — Молодая леди хочет поговорить с вами.
  Мейсон приложил трубку к уху и услышал голос Деллы Стрит.
  — Привет, шеф! — сказала она. — Вы еще не в тюрьме?
  Юрист усмехнулся:
  — Пока нет, хотя нахожусь на полпути туда.
  — Видите ли, шеф, я оказалась глуповата. Не могла понять, зачем вам понадобилась эта Бевинс, пока вы не запретили ей отвечать на вопросы. Тогда у меня в голове прояснилось.
  — Молодец, — сказал Мейсон, — и что же?
  — Я решила посмотреть, не вознамерится ли кто-то из свидетелей по-быстрому слинять из дела. Так вот, один из них решил исчезнуть.
  — Кто?
  — Коулмар.
  — И ты следила за ним?
  — Да.
  — Но это же очень опасно. Ты не должна была этого делать. Где он?
  — В аэропорту. Он взял билет на самолет, вылетающий через двадцать две минуты.
  — Делла, будь осторожна. Этот человек в отчаянном положении.
  — Как движется дело?
  — Все кончено. Езжай в контору. Встречу тебя там.
  — Я хочу побыть в аэропорту еще некоторое время, а вы будьте в комнате судьи, я позвоню вам.
  — Я не хочу, чтобы ты была там, он может узнать тебя и…
  — Пока, шеф. — Она засмеялась и положила трубку.
  Перри Мейсон взглянул на часы и повернулся к сержанту Голкомбу:
  — Джентльмены, вам, может быть, интересно узнать, что Коулмар сейчас находится в аэропорту и пробудет там еще двадцать одну минуту. Мне кажется, сержант, что вам следует проверить, заряжен ли ваш пистолет, отправиться в аэропорт и произвести блестящий арест.
  Сержант посмотрел на Бергера. Тот задумчиво сдвинул брови, потом кивнул. Сержант Голкомб бросился к двери. Перри Мейсон откинулся на спинку кресла и улыбнулся Бергеру.
  — Мейсон, — спросил прокурор, — какого черта вы затеяли эту игру?
  — Это не игра, — сказал Мейсон. — Я делал то, что считал нужным. Свидетельницу, которая могла спасти клиента, разыскивала полиция. Она вынуждена была бежать. Конечно, при перекрестном допросе я бы мог устроить Коулмару ловушку, но я хотел, чтобы это получилось проще. Поэтому я разыграл эту шутку. Я знал, что если он поверит, что Фенвик вернулась и будет участвовать в суде, то ему придется либо убить ее, либо бежать. Убить ее он не мог, пока она находилась в суде и была окружена полицейскими. Я заставил его действовать, создав мотивы для созыва Большого жюри. Это давало ему шанс бежать.
  — Не можете ли вы подробнее рассказать обо всем? — попросил судья. — А то мне многое неясно.
  Мейсон кивнул:
  — Коулмар был соучастником Гарри Маклейна по растрате денег Хартли Бассета. Брунольд был отцом сына миссис Бассет. Он годы потратил на то, чтобы найти ее, а когда нашел, она была замужем за Бассетом. Брунольд связался с ней. Шофер, который действовал как шпион Бассета, узнал об этом. Брунольд хотел, чтобы она ушла от Бассета и вышла замуж за него. Но она не решалась на это и знала, что, если Бассет когда-либо застанет Брунольда в ее комнате, произойдет большой скандал. Однажды к ним действительно постучали. Брунольду пришлось бежать, и он потерял при этом глаз. Это был запасной глаз, лежавший в его жилетном кармане, а не тот, который он носил.
  Бассет заполучил этот глаз. Он не знал, кто был посетителем его жены, зато знал, что у Коулмара один глаз стеклянный. Только ему одному из всех обитателей дома это было известно. Если вы заметили, оба глаза почти одного цвета. Бассет подозревал Коулмара в интимных отношениях со своей женой, в чем Коулмар был невиновен. Но когда Бассет стал интересоваться Коулмаром, то обнаружилось, что тот причастен к растрате. Гарри Маклейн пришел к Бассету не для того, чтобы заплатить деньги, а чтобы заставить Коулмара уговорить Бассета не подавать на него в суд. В это время Брунольд выбегал из дома Бассетов, а Дик послал свою молодую жену знакомиться с отцом.
  Коулмар думал, что ему удастся уговорить Бассета. Бассет вызвал его к себе, вероятно из-за глаза, и послал за бухгалтерскими книгами. Но Коулмар не принес книг, он взял одеяло и пистолет и вернулся в кабинет. Он также напечатал записку о самоубийстве. Позднее он вдруг сообразил, что полиция может его заподозрить, если не поверит записке. Это было уже после убийства. Он вытащил из файла подделанные счета, наспех сделал маску из копирки и выбежал из кабинета, чтобы продемонстрировать одноглазого человека женщине, которая ждала в приемной. Он воображал, что все сработает отлично, поскольку в руке у Бассета зажат глаз. Когда женщина удивилась, сорвав маску, он очень испугался. Он ударил ее и уехал на машине Бассета, вскоре вернулся в гараж, а дома сделал вид, что был на спектакле. После он узнает, что Фенвик осталась жива и может рассказать, что с ней случилось. Значит, она должна замолчать навсегда. Поэтому он появился в комнате, где она лежала. Если бы она там была одна, Коулмар убил бы Хейзл, но миссис Бассет выгнала его. Тогда он вернулся к себе и рассказал Гарри Маклейну о случившемся. Он посоветовал ему сказать, что он вернул деньги, ведь это никто не сможет опровергнуть. И заодно мотивом убийства будет грабеж.
  — Но вам-то откуда все это известно? — спросил Бергер.
  — Ну, это же элементарная дедукция, — ответил юрист. — Просто удивительно, как это никому не пришло в голову. Убийство должен был совершить человек, профессионально печатающий на машинке. Записка была напечатана именно таким человеком. Убийство мог совершить человек, который свободно вхож в кабинет Бассета и мог принести в руках что угодно, не вызвав у хозяина подозрений. Убийство совершил человек с искусственным глазом, который хотел, чтобы власти знали об этом. Только подозрение он хотел направить на другого. Кроме того, миссис Бассет была заинтересована в том, чтобы во время разговора Фенвик с ее мужем им никто не мешал. Она стояла у дверей и ждала ухода последнего клиента. Когда же Фенвик постучала в дверь кабинета, там кто-то был. Это мог быть только Коулмар, если не считать, что кто-то мог проникнуть через черный ход, что маловероятно. К тому же вспомним о маске с двумя отверстиями для глаз. Наличие отверстия против пустой глазницы указывает на желание убийцы обратить внимание на то, что человек одноглазый. Если бы убийцей был Брунольд, он никогда бы не выдал своего уродства.
  — Мог убить молодой Маклейн, который пришел поговорить с Бассетом, — сказал Бергер.
  — Возможно, — ответил Мейсон.
  — Но за каким дьяволом понадобилось убийце вкладывать глаз в руку Маклейну? Это сделал Коулмар? Зачем?
  Мейсон произнес с самым невинным видом:
  — Ну, Бергер, сами займитесь дедукцией. Я не могу ответить на этот вопрос.
  Бергер пристально посмотрел на него, но юрист безмятежно курил сигарету. Судья Уинтерс кивнул:
  — Все становится ясным с самого начала, если не дать множеству несущественных деталей отвлечь себя, а сосредоточиться на главном.
  Перри Мейсон потянулся и зевнул:
  — Скорее бы вернулся сержант Голкомб. Надеюсь, он заполучит Коулмара без стрельбы.
  — Вам бы лучше стать детективом, а не адвокатом, Мейсон, — сказал судья.
  — Благодарю вас, — ответил Мейсон, — я стараюсь делать, что могу.
  — Но как вы узнали, что я привезу сюда Бевинс? — спросил прокурор.
  — Я достаточно опытный участник таких процессов. Я знал, что вы сразу же ухватитесь за такую свидетельницу. К тому же все это было мною подготовлено.
  — Но вы ничего не говорили ей о своих планах?
  — Нет. Я считал, что чем меньше она будет знать, тем лучше, а также знал, что, если она скажет вам правду, вы все равно будете считать, что она лжет.
  — Но откуда вы знали, что мы будем в состоянии привезти ее сюда?
  — Не мог же я недооценивать ваши способности, Бергер.
  — Клянусь богом, — сказал Бергер, — что я был уверен в виновности Брунольда и в пособничестве ему миссис Бассет. Я был готов требовать смертной казни, по крайней мере для Брунольда. — Он уселся в кресло и замолчал.
  — Да, — сказал судья, — и меня вы выставили в нелепом виде.
  — Вы простите меня, ваша честь, — сказал Мейсон. — Вы же понимаете, что по-другому поступить было невозможно.
  — Да, — хмуро сказал судья. — Вы все повернули по-своему.
  — Но как теперь мне отделаться от газет? — спросил Бергер.
  — А вы расскажите им это.
  — Все?
  — Все. Скажите, что действовали в сговоре со мной, чтобы поймать убийцу.
  Искорка откровенной заинтересованности вспыхнула в глазах окружного прокурора.
  Дверь без стука открылась, и в комнату ворвались три репортера. Они обрушили на Бергера град вопросов.
  — Подождите минуту, — сказал Бергер. — Что случилось?
  — В аэропорту стреляли. Сержант Голкомб ранен, а Коулмар убит. Как Коулмар оказался там? Что он сделал? Почему сержант Голкомб помчался за ним?
  Один из репортеров подошел к Мейсону и схватил его за руку:
  — Вы знаете что-нибудь о случившемся? Расскажите поподробнее… Это самое крупное дело, какое вы…
  Перри Мейсон вздохнул:
  — Мистер Бергер сделает заявление для прессы. А я, джентльмены, с вашего позволения, отправляюсь в свою контору.
  Глава 18
  Перри Мейсон сидел за своим столом в конторе, перед ним лежала кипа газет.
  — Молодец сержант Голкомб, — сказал Мейсон, — я всегда считал, что в нем что-то есть.
  — А я думала, что вы ненавидите его, — сказала Делла Стрит.
  — Его глупость иногда раздражает, — согласился Мейсон, — но это в основном от излишнего усердия. Так Коулмар вытащил пистолет и хотел проложить себе дорогу огнем, когда увидел, что загнан в угол?
  Делла кивнула.
  — Во многих отношениях, — заметил Мейсон, — ситуация типична для обоих. Сержант Голкомб прибыл в аэропорт со включенной сиреной!
  — Но он включил ее, чтобы ему освободили дорогу.
  — Конечно. Но, подъезжая, он мог бы ее выключить. А он заставил дрожать весь аэропорт. Конечно, Коулмар понял, что это за ним. Он спрятался в туалете, пристроился к замочной скважине и ждал, как развернутся события. Однако сержант догадался, что Коулмар может укрыться в туалете, и сразу же направился туда. Коулмар просунул пистолет сквозь стекло в двери и открыл огонь. Если бы он не нервничал, то убил бы Голкомба с первого выстрела. Человек поумнее Голкомба подошел бы сбоку, вышиб дверь, нацелил пистолет и приказал преступнику выйти. Но не Голкомб. Он прямиком рванул к двери. А дальнейшее его поведение вызывает у меня уважение и восхищение. Пуля сорок пятого калибра попала ему в плечо. А я тебе скажу, сестричка, что такая пуля, попав человеку в плечо, сшибает его с катушек долой. Голкомб даже не успел достать свой пистолет.
  Делла кивнула.
  — Расскажи-ка, — попросил Мейсон, — остановился ли он, чтобы достать свой пистолет? Как он себя повел?
  — Продолжал двигаться, — сказала она. — Удар пули развернул его на сто восемьдесят градусов. Он выпрямился, выпятил челюсть и, все так же шагая к двери, вытащил пистолет. Коулмар выстрелил еще раз, тогда Голкомб принялся палить через дверь. Посмотрели бы вы, какие дыры оставили пули в деревянной двери. Прямо стрельба по мишени во время полицейских учений.
  Мейсон покачал головой и сказал:
  — Чертовски хороший парень. Храбрец.
  Мейсон развернул газету. Портрет Бергера был дан шириной в три колонки.
  «Победа окружного прокурора, который придумал хитрую ловушку для убийцы Хартли Бассета».
  Правее и ниже был портрет сержанта Голкомба.
  И тут же рисунки: сержант Голкомб атакует дверь мужской уборной, стреляя с бедра, в то время как Коулмар, скорчившись в кабине, палит в полицейского из револьвера сорок пятого калибра.
  — Они своеобразно воспользовались вашей добротой, — сказала Делла Стрит. — Вы держали все карты в руках, а плоды пожинают они.
  Мейсон усмехнулся:
  — Ты проследила, чтобы Тельма Бевинс получила деньги?
  — Да, и еще она получила премию от Питера Брунольда. А что бы вы делали, шеф, если бы она потерпела неудачу? Она могла испугаться и все рассказать до того, как попала на скамью свидетелей.
  — Если бы это случилось, Бергер не поверил бы ни единому ее слову и считал бы ее искусной лгуньей, которая пытается выгородить меня. Строя на ней свою игру, я рассчитывал на то, что Бергер загипнотизирован ее описанием.
  — Но если бы он ей поверил?
  — Я мог бы устроить Коулмару перекрестный допрос. Но мне не хотелось этого делать.
  — Почему?
  — Это могло выглядеть как желание задеть прокурора Бергера. Мы с ним откровенно поговорили. Он боится наказать невиновного человека, и без того ему пришлось много пережить, когда все решалось в комнате судьи. Представь, как бы он себя чувствовал, если бы все это выяснилось в ходе официального, а не предварительного судебного разбирательства.
  — Шеф, а как попал глаз в руку Гарри Маклейна? Ведь Коулмар не мог этого сделать?
  Он ответил ей многозначительной улыбкой, и Делла Стрит все поняла.
  — Но зачем вы это сделали?
  — Все было бы хорошо, если бы Брунольд сидел в тюрьме, но, к несчастью, в этот момент он оказался на свободе. Фактически я сам навел на него полицию.
  — Но, во-первых, вы не имели права так поступать. Во-вторых, это было бы не… Я… я… не могу сказать…
  — Тебя смущает этическая сторона?
  — Не совсем. Я понимаю вашу позицию. Но все же это крайность. Вы наполовину святой, наполовину дьявол.
  Он засмеялся:
  — Правильно. Я не люблю середины.
  — А как насчет Хейзл Фенвик?
  — Ее скоро поймают, — ответил Мейсон. — Дик Бассет чуть не стал очередной ее жертвой. Если бы не произошло это убийство, Синяя Борода увеличила бы свою коллекцию еще на двух человек.
  — На двух?
  — Конечно. Сперва она бы разделалась с Хартли Бассетом, а потом с Диком. Видимо, и Сильвии Бассет тоже пришлось бы туго.
  — Но как могут женщины так поступать?
  — Это болезнь. Умственный заскок… О-хо-хо… Кажется, мне придется просмотреть всю эту груду почты. Письма, памятные записки…
  Мейсон принялся перебирать бумаги и внезапно замер.
  — А тут кое-что есть, — сказал он.
  — Что такое? — спросила Делла.
  — Если кто-то наследует смотрителю дома, наследует ли он кота этого смотрителя? — проговорил Мейсон, читая памятную записку.
  — О чем вы толкуете?
  — Памятная записка от Джексона, — ответил Мейсон. — Чудаковатый привратник с высохшей ногой, костылем и котом. Он работал у одного старого скряги, не менее эксцентричного, чем привратник. Скряга оставил собственность некоему лицу при условии, что привратник будет у него работать до конца своих дней. Наследник согласился с этим условием, но потребовал, чтобы привратник избавился от кота. Все это здесь, в памятной записке. Прочти ее, Делла… Клянусь святым Георгием! Я займусь этим делом сам. Оно меня позабавит, дело о коте привратника!
  Дело о коте дворецкого
  1
  Перри Мейсон, адвокат-криминалист, нахмурившись глядел на своего помощника Карла Джексона. У краешка стола примостилась секретарша Делла Стрит — колени сдвинуты, карандаш нацелен на раскрытый блокнот; она спокойно и внимательно наблюдала за обоими. Мейсон держал в руке отпечатанный на машинке листок.
  — Насчет кошки, значит? — спросил он.
  — Да, сэр, — ответил Джексон. — Он настаивает на личной встрече с вами. Он ненормальный. Я бы не стал терять время, сэр.
  — Кажется, вы говорили — он калека, на костыле? — припомнил Мейсон, задумчиво глядя в бумагу.
  — Верно. Ему лет шестьдесят пять. Говорит — попал в автомобильную катастрофу года два назад. За рулем был его хозяин. Эштон — человек, который хочет вас видеть насчет своей кошки, — сломал бедро и повредил сухожилия на правой ноге. Лекстер, его хозяин, сломал правую ногу выше колена. Лекстер тоже был не молод, кажется, ему было шестьдесят два, когда он умер, но у него нога зажила. А у Эштона — нет. С тех пор он на костылях. Вероятно, поэтому Лекстер позаботился о своем привратнике в завещании. Он не оставил Эштону денег, но распорядился, чтобы наследники предоставили Эштону место привратника до тех пор, пока он сможет работать, а после — чтобы купили и обставили ему дом.
  — Необычное завещание, Джексон, — нахмурился Перри Мейсон.
  Молодой адвокат кивнул в знак согласия:
  — Да, необычное. Этот Лекстер был юристом. У него трое внуков. Внучке он не оставил ничего. Два внука унаследовали состояние поровну.
  — Как давно он умер?
  — Недели две назад.
  — Лекстер… Лекстер… Это о нем что-то было в газетах? Его смерть была связана с каким-то пожаром?
  — Правильно, сэр. Питер Лекстер. Говорили, что он скупердяй. Он, конечно, был чудак. Жил в загородном доме в Карменсите. Ночью дом загорелся, и Лекстер погиб. Трое внуков и несколько слуг в это время находились в доме, им удалось спастись. Эштон говорит, что пожар начался в спальне Лекстера или рядом.
  — Привратник был в это время там? — спросил Мейсон.
  — Нет. Он сторожил городской дом.
  — Внуки теперь живут в городе?
  — Двое из них, наследники. Сэмюэль К. Лекстер и Фрэнк Оуфли. А внучка, Уинифред Лекстер, которую лишили наследства, там не живет. Неизвестно, где она теперь.
  — Эштон ждет в конторе? — спросил Мейсон. Глаза его сверкнули.
  — Да, сэр. И никого не желает видеть, кроме вас.
  — Так в чем же, собственно, состоит его дело?
  — Сэм Лекстер признает, что, согласно завещанию, он обязан обеспечить Эштона работой привратника, но уверяет, что вовсе не обязан держать в доме его кошку. Эштон очень привязан к своей персидской кошке. Лекстер грозится, что, если Эштон не избавится от кошки, ее отравят. Я бы не стал отнимать у вас время, но ведь вы велели докладывать обо всех клиентах, которые приходят в контору. Вы же не хотите, чтобы мы сами брали на себя их дела.
  — Верно, — кивнул Мейсон. — Никогда нельзя знать заранее, чем обернется то, что кажется пустяком. Помню, когда Фенвик занимался делом об убийстве, к нему обратился какой-то человек по поводу оскорбления. Фенвик хотел направить его к клерку — посетитель разозлился и ушел. А через два месяца после того, как клиент Фенвика был повешен, Фенвик узнал, что тот человек приходил к нему, чтобы привлечь к суду свидетеля обвинения — за оскорбление действием после автомобильного наезда. Если бы Фенвик тогда его принял, ему стало бы ясно, что свидетель обвинения не мог находиться там, где он, по его словам, был во время преступления.
  Джексон уже слышал эту историю. Он кивнул в знак внимания и спросил, как бы сожалея, что мистер Эштон отнимает слишком много времени:
  — Значит, сказать мистеру Эштону, что мы не можем им заняться?
  — Деньги у него есть? — спросил Мейсон.
  — Не думаю. По завещанию он имеет постоянную работу, пятьдесят долларов в месяц, стол и квартиру.
  — Он старый человек?
  — Конечно. Я бы сказал — старый чудак.
  — Но любит животных, — заметил Мейсон.
  — Очень привязан к своей кошке, хотите вы сказать.
  — Именно это я хотел сказать, — кивнул Мейсон.
  Делла Стрит, больше знакомая с привычками Мейсона, чем Джексон, вступила в разговор с легкой фамильярностью человека, который давно работает в конторе и не слишком соблюдает формальности:
  — Ты только что закончил дело об убийств, шеф. Почему бы не оставить контору на ассистентов, пока ты съездишь на Восток? Ты бы отдохнул.
  Мейсон сверкнул на нее глазами:
  — А кто же, черт возьми, позаботится о кошке мистера Эштона?
  — Мистер Джексон.
  — Он не хочет говорить с Джексоном.
  — Тогда пусть ищет другого адвоката. Адвокатов в городе полным-полно. Не станешь же ты тратить время на кошку?
  — Старик, — задумчиво сказал Мейсон, — чудак… Вероятно, одинокий. Его благодетель умер. Кошка — единственное живое существо, к которому он привязан. Большинство юристов только посмеются над ним. Нет, Делла, это одно из тех дел, которые кажутся пустяком адвокату, но много значат для клиента. Адвокат должен быть на стороне обездоленного.
  Понимая, что произойдет, Делла Стрит кивнула Джексону:
  — Попросите мистера Эштона войти.
  Джексон слегка улыбнулся, собрал бумаги и вышел. Как только дверь, щелкнув, затворилась, пальцы Деллы Стрит сомкнулись вокруг левого запястья Мейсона:
  — Ты берешь это дело, шеф, только потому, что знаешь: он не сможет заплатить хорошему адвокату.
  — Можно же допустить, — нахмурился Мейсон, — чтоб иной раз появился хромой старик, ворчливый, с персидской кошкой и без денег.
  В длинном коридоре застучал костыль, перемежаясь со звуками шагов. Джексон открыл дверь с видом человека, который, посоветовав избежать неразумного шага, отказывается отвечать за последствия. Вошел пожилой мужчина, весь в морщинах, с тонкими губами, кустистыми седыми бровями, лысый и неулыбчивый.
  — В третий раз к вам прихожу, — сказал он раздраженно.
  Мейсон указал на стул:
  — Садитесь, мистер Эштон. Извините, я расследовал дело об убийстве. Как зовут вашу кошку?
  — Клинкер. Он — кот, — сказал Эштон и уселся на большое черное кожаное кресло, держа перед собой костыль двумя руками.
  — Почему Клинкер? — спросил Мейсон.
  — Юмор такой. — Глаза и губы старика и не думали улыбаться.
  — Юмор? — переспросил Мейсон.
  — Да, я раньше в кочегарке работал. Клинкер там постоянно гремел и звенел8. Я так его назвал, потому что вечно он грохотал и все опрокидывал.
  — Любите его? — спросил Мейсон.
  — Он единственный мой друг во всем мире, — хрипло сказал Эштон.
  Мейсон поднял брови.
  — Я ведь привратник. По-настоящему я не работаю. Дом много лет заперт. Хозяин жил в Карменсите. Мое дело — бродить кругом, убирать двор да подметать ступеньки. Раза три-четыре в год хозяин устраивал уборку, все остальное время комнаты заперты и ставни закрыты.
  — Там никто не жил?
  — Никто.
  — Зачем же он арендовал дом?
  — Так уж надо было.
  — И хозяин оставил завещание?
  — Да. По завещанию за мной остается место, пока я могу работать, а если не смогу — обо мне должны позаботиться.
  — Наследники — двое внуков?
  — Трое. Но в завещании упомянуты двое.
  — Расскажите о ваших неприятностях, — предложил Мейсон.
  — Хозяин сгорел во время пожара в загородном доме. Я об этом не знал, пока мне утром не позвонили по телефону. Владелец дома теперь — Сэм Лекстер. Он красивый мальчик, но не любит животных, а я не люблю тех, кто не умеет обращаться с ними.
  — Кто был в доме во время пожара? — спросил Мейсон.
  — Уинифред. То есть Уинифред Лекстер, внучка. Потом Сэм Лекстер и Фрэнк Оуфли — внуки. Миссис Пиксли была — экономка. И еще сиделка — Эдит де Во.
  — Еще кто? — спросил Мейсон.
  — Джим Брэндон, шофер. Ушлый парень. Знает, с какой стороны хлеб маслом намазан. Поглядели бы вы, как он Сэма Лекстера обхаживает.
  Эштон даже стукнул по полу костылем, чтобы выразить отвращение.
  — Еще кто?
  Эштон пересчитал по пальцам тех, кого уже упомянул, и добавил:
  — Нора Эддингтон.
  — А она что за человек? — Мейсон, очевидно, наслаждался зрелищем этих разных характеров, увиденных циничными глазами Эштона.
  — Корова она, — ответил Эштон. — Послушная, доверчивая, добрая большеглазая дурища. Но ее не было, когда дом загорелся. Она приходящая.
  — Когда дом сгорел, работы для нее не осталось?
  — Верно. Она после того и не приходила.
  — Так ее можно и не считать. Она в деле не фигурирует.
  — Можно бы, — сказал Эштон со значением, — если бы она не была влюблена в Брэндона. Воображает, что Джим на ней женится, как разбогатеет. Ну, пробовал я объяснить ей кое-что насчет Джима Брэндона, да она и слушать не хочет.
  — Откуда же вы так хорошо знаете этих людей, если вы живете в городском доме, а они — за городом?
  — Так я ж туда, бывало, приезжал.
  — Вы ездили на машине?
  — Да.
  — Машина ваша?
  — Нет, хозяин держал ее возле дома для меня, чтоб я мог приезжать к нему за инструкциями. Он терпеть не мог сам ездить в город.
  — Что за машина? — спросил Мейсон.
  — Шевроле.
  — Больная нога не мешает править машиной?
  — Этой — нет. На ней есть дополнительный тормоз. Ручной.
  Бросив многозначительный взгляд на Деллу Стрит, Мейсон снова повернулся к морщинистому лысому старику:
  — Почему же Уинифред не упомянута в завещании?
  — Никто не знает.
  — Значит, вы сторожили городской дом?
  — Именно так.
  — Адрес городского дома?
  — Ист Вашингтон, тридцать восемь двадцать четыре.
  — Вы все еще живете там?
  — Да, и еще Лекстер, Оуфли и слуги.
  — Другими словами, когда сгорел дом в Карменсите, они переехали в городской дом, так?
  — Так. Они бы все равно переехали после смерти хозяина. Они не из тех, кому нравится жить в деревне. Городское любят.
  — И они возражают против кота?
  — Сэм Лекстер возражает. Он душеприказчик.
  — В какой именно форме он возражает против кота?
  — Сказал, чтоб я избавился от животного, иначе он его отравит.
  — Причину объяснил?
  — Не любит он кошек. А Клинкера особенно не любит. Я внизу сплю и окно держу открытым. Клинкер прыгает туда-сюда, знаете, небось: нельзя же кота взаперти держать. А у меня нога больная, не могу я много выходить. Клинкер сам гуляет. Когда дождь, лапы у него пачкаются. Прыгнет в окно — и всю грязь мне на постель несет.
  — Окно над вашей кроватью? — спросил Мейсон.
  — Прямехонько над ней, там Клинкер и спит. Никому он не мешал. Сэм говорит: он белье портит, счета из прачечной большие. Счета! А уж он-то за ночь в клубе тратит — на десять лет хватит прачечную оплачивать!
  — Он — свободный художник, значит? — добродушно спросил Мейсон.
  — Был раньше, сейчас не совсем. Деньги-то не получить.
  — Какие еще деньги?
  — Ну, которые хозяин оставил.
  — Мне показалось, вы упомянули, что он их поровну поделил между двумя внуками?
  — Ну да — то, что они смогли найти.
  — Так они не все нашли? — заинтересованно спросил Мейсон.
  — Незадолго до пожара, — Эштон казалось, получал от своего рассказа удовольствие, — хозяин уладил свои дела. Получил наличными больше миллиона долларов. Никто не знает, что он сделал с деньгами. Сэм Лекстер считает, что он их где-то зарыл, но я-то лучше хозяина знаю. Думаю, он их в сейф положил под чужим именем. Не доверял он банкам. Банки, говорил, в лучшие времена твоими денежками пользуются и прибыль наживают, а в худшие объявляют, что очень, мол, жаль, но вернуть их они не могут. Года два назад он так деньги в банке потерял. Хватило с него.
  — Миллион наличными? — переспросил Мейсон.
  — Конечно, как же еще он мог их получить? — ощерился Эштон.
  Перри Мейсон поглядел на Деллу Стрит и спросил Эштона:
  — Вы сказали, Уинифред исчезла?
  — Да, и я ее не осуждаю. Остальные с ней не церемонились.
  — Сколько лет внукам?
  — Сэму двадцать восемь, Фрэнку Оуфли двадцать шесть, Уинифред двадцать два — красавица! Стоит всех остальных, вместе взятых. Полгода назад хозяин по завещанию оставил ей все, а другим двум — по десять долларов. А за два дня до смерти сделал новое завещание.
  — Жестоко по отношению к Уинифред, — нахмурился Мейсон.
  В ответ Эштон буркнул что-то невнятное.
  — Так сколько вы готовы потратить, чтобы отстоять свои права на Клинкера? — рискнул спросить Мейсон.
  Эштон достал из кармана бумажник, полный банкнот.
  — Я не скряга, — сказал он. — Хороший адвокат стоит дорого. Мне нужен самый лучший. Сколько это будет стоить?
  Мейсон так и уставился на толстую пачку.
  — Где вы взяли эти деньги? — спросил он с любопытством.
  — Сэкономил. Я ничего не трачу, вот и скопилось за двадцать лет. Я их в банке держал, самом лучшем, — хозяин посоветовал. А как хозяин получил наличными, так и я получил.
  — По совету мистера Лекстера? — Мейсон не сводил с Эштона глаз.
  — Ну, если хотите, да.
  — И желаете потратить деньги, чтобы сохранить кота?
  — Я желаю разумную сумму потратить, не собираюсь же я на ветер деньги бросать. Хороший адвокат стоит денег, а к бедняку я обращаться не желаю.
  — Если я вам скажу, что нужно заключить договор на пятьсот долларов? — спросил Мейсон.
  — Это слишком, — Эштон рассердился.
  — А если двести пятьдесят?
  — Нормально. Столько я заплачу. — Эштон начал отсчитывать.
  — Минутку, — Мейсон засмеялся. — Может, и не придется тратить так много. Я только хотел проверить, насколько вы привязаны к своему коту.
  — Очень привязан. Готов любые нормальные деньги отдать, чтобы поставить Сэма Лекстера на место, но разоряться не хочу.
  — Инициалы Лекстера? — спросил Мейсон.
  — Сэмюэль К.
  — Возможно, — сказал Мейсон, — достаточно будет письма. Если так, вам это обойдется дешево. — Он повернулся к Делле Стрит. — Делла, напиши письмо Сэмюэлю К. Лекстеру, Ист Вашингтон, тридцать восемь двадцать четыре. Уважаемый сэр, мистер Эштон проконсультировался со мной… нет, минутку, Делла, лучше и здесь с инициалами. У меня записано — Чарльз Эштон… проконсультировался со мной относительно своих прав по завещанию покойного Питера Лекстера. Согласно завещанию, вы обязаны обеспечивать мистера Эштона работой привратника на то время, пока он в состоянии выполнять эту работу. Мистер Эштон желает иметь при себе кота. Место дает право держать животное. В данном случае это именно так, поскольку животное имелось при жизни завещателя. Если вы нанесете вред коту мистера Эштона, я вынужден буду констатировать, что вы нарушили волю покойного и, следовательно, наследство должно быть конфисковано.
  Перри Мейсон улыбнулся Делле Стрит:
  — Это его здорово заденет. Когда он поймет, что надо выбирать между наследством и каким-то котом, он решит не связываться. Оставьте бухгалтеру десять долларов, — повернулся он к Эштону. — Она даст вам квитанцию. Если что-то получится, я вам позвоню. Если вы обнаружите что-то новое, звоните в контору и спросите мисс Стрит — это моя секретарша. Можете передать информацию через нее.
  Эштон вцепился руками в костыль, с трудом поднялся. Не сказав ни слова благодарности, даже не попрощавшись, он, хромая, вышел.
  Делла Стрит удивленно уставилась на Мейсона:
  — Возможно ли, чтобы внук лишился наследства, если он выбросит кота?
  — Случались и более странные вещи, — ответил Мейсон. — Все зависит от того, как составлено завещание. Если забота о привратнике — условие введения в наследство, я чего-то добьюсь. Все, что мне сейчас нужно, — это напугать мистера Сэмюэля Лекстера. Думаю, скоро он с нами свяжется. И тогда… Вот почему я так люблю свою работу — она дьявольски разнообразна… Кот привратника! — он усмехнулся.
  Делла Стрит захлопнула блокнот и по дороге к себе задержалась у окна, глядя вниз на шумную улицу.
  — Ты ему оставил двести сорок долларов, — сказал она, бесцельно глядя наружу, — а он даже не поблагодарил.
  Ворвавшись в открытое окно, ветер растрепал ее волосы. Она высунулась по пояс, наслаждаясь свежим воздухом.
  — Может, просто чудачество, — предположил Мейсон. — Он ведь старик… Не высовывайся так, Делла… Не забывай, что он любит животных и что он далеко не молод. Что бы он ни говорил, ему не меньше семидесяти пяти…
  Делла выпрямилась и грациозно повернулась к Перри Мейсону.
  — Тебе, наверное, будет интересно узнать, — сказала она, — что кто-то следит за нашим любителем кошек.
  Мейсон резко отодвинул стул, вскочил и приблизился к окну. Одной рукой он оперся о подоконник, другой обхватил Деллу Стрит за талию. Они вместе посмотрели вниз.
  — Видишь? — спросила она. — Вон тот, в светлой фетровой шляпе. Он вышел из подъезда. Смотри, садится в машину.
  — Новенький паккард, — задумчиво отметил Мейсон. — Почему ты думаешь, что он следит за Эштоном?
  — Он так себя вел… Я уверена. Он выскочил из подъезда… Смотри, шеф, машина еле движется — чтобы не упустить Эштона из виду?
  Эштон проковылял за угол налево. Машина двигалась за ним. Наблюдая за автомобилем, Мейсон хмуро заметил:
  — Миллион долларов наличными — это же куча денег…
  2
  Утреннее солнце струилось в окно конторы Перри Мейсона, играло на кожаных корешках книг, отчего они становились не такими мрачными. Делла Стрит из своей комнаты принесла почту. Мейсон сложил газету, которую читал, а Делла Стрит уселась, вытащила доску секретера и нацелила ручку на раскрытый блокнот.
  — Господи, да тут работы навалом, — жалобно сказал Перри Мейсон. — Неохота мне работать. Отложить бы все это, да побездельничать. Хочу сделать что-нибудь недозволенное. Делла, ты что, воображаешь, что я служащий, консультирующий банки и отсуживающий поместья? Почему я изучил юриспруденцию? Единственно потому, что терпеть не могу рутину, а ты все больше и больше превращаешь мое дело в работу и все меньше и меньше оставляешь в ней приключений! Свое занятие я люблю лишь потому, что в нем масса приключений. Наблюдаешь за человеческой натурой как бы из-за кулис. Публика из зала видит только тщательно отрепетированные позы актеров. Адвокат же видит человека без грима.
  — Если ты настаиваешь на мелких делах, — холодно сказала Делла, — тебе придется организовать свое время, чтобы управиться с работой. В приемной ждет мистер Натэниэл Шастер.
  — Шастер? — нахмурился Перри Мейсон. — Этот проклятый взяточник и любитель напустить туману? Изображает из себя великого адвоката, а сам бесчестнее тех жуликов, которых защищает. Если подкупить суд — любой дурак может выиграть дело. Какого черта ему нужно?
  — Он хочет тебя видеть в связи с письмом, которое ты написал. С ним его клиенты — мистер Сэмюэль К. Лекстер и мистер Фрэнк Оуфли.
  — А, кот привратника! — адвокат внезапно расхохотался.
  Она кивнула. Мейсон придвинул к себе груду почты.
  — Ладно, — сказка он. — Соблюдая профессиональную вежливость, не будем заставлять ждать мистера Шастера. Проглядим только быстренько эти неотложные бумаги и посмотрим, не надо ли срочно ответить телеграфом.
  Он развернул бандероль и нахмурился:
  — Это еще что такое?
  — Это из Нью-Йоркского бюро путешествий. Имеется одиночная каюта «люкс», остановки в Гонолулу, Иокогаме, Кобе, Шанхае, Гонконге и Маниле.
  — Кто делал этот запрос?
  — Я.
  Мейсон отделил бумагу от остальной почты, уставился на нее и повторил:
  — Пароходная компания, имеется одиночная каюта «люкс» на судне «Президент Кулидж» — Гонолулу, Иокогама, Кобе, Шанхай, Гонконг и Манила.
  Делла Стрит продолжала задумчиво смотреть в блокнот.
  Перри Мейсон рассмеялся и отпихнул бумаги.
  — Ладно, пусть они подождут, — сказал он, — пока мы не разделаемся с Натэниэлом Шастером. Сиди здесь и, если я подтолкну коленом, начинай записывать. Шастер — скользкая личность. Хотел бы я, чтобы он починил свои зубы.
  Она вопросительно подняла брови.
  — У него вставная челюсть, — пояснил он, — и она протекает.
  — Протекает? — не поняла она.
  — Да. Если перевоплощения действительно существуют, то он, наверное, в прошлой жизни был китайцем-прачкой. Когда он хихикает, он обрызгивает собеседников, как китаец-прачка прыскает на белье, когда гладит. Обожает здороваться за руку. Я его терпеть не могу, но нельзя же оскорблять напрямую. Пусть только попробует выкинуть какой-нибудь фокус — я забуду об этикете и вышвырну его вон.
  — Кот должен быть польщен, — сказала Делла. — Ведь столько занятых людей тратят время, чтобы решить, можно ли ему оставлять на постели следы грязных лапок.
  Перри Мейсон расхохотался.
  — Валяй, — сказал он, — растравляй рану! Ладно, я готов. Шастер постарается подзадорить своих клиентов на драку. Если я от нее уклонюсь — он внушит им, что вынудил меня пойти на попятную, и сдерет с них хороший куш. Если я не отступлю, он скажет, что пострадает все наследство, и выкачает из них хороший процент. Вот что я получаю за тот блеф о конфискации наследства.
  — Мог бы и мистер Джексон с ними поговорить, — предложила Делла.
  Перри Мейсон добродушно усмехнулся:
  — Нет уж, Джексон не привык, чтобы ему брызгали в лицо. Я-то с Шастером встречался. Пусть они войдут.
  Он снял телефонную трубку и сказал секретарше в приемной:
  — Попросите ко мне мистера Шастера.
  Делла Стрит воззвала в последний раз:
  — Пожалуйста, шеф, пусть дело возьмет Джексон. Ты ввяжешься в неприятности. Стоит ли тратить время на борьбу вокруг кота?
  — Кошки и трупы, — сказал Мейсон. — Не одно, так другое. Я так давно занимаюсь трупами, что живая кошка может оказаться восхитительным разнообразием по сравнению…
  Дверь открылась. Блондинка с большими голубыми глазами невыразительным голосом объявила:
  — Мистер Шастер, мистер Лекстер, мистер Оуфли.
  В комнату стремительно вошли трое мужчин. Во главе был Шастер — подвижный и миниатюрный, он суетился, точно воробей, выглядывающий сквозь осенние листья.
  — Доброе утро, господин адвокат. Тепло сегодня, верно?
  Он суетливо прошелся по комнате, протягивая руку для пожатия. Нижняя губа его отвисла, открывая рот, полный зубов; между зубами виднелись щели. Мейсон, возвышаясь над низеньким человечком, точно башня, подал ему руку и спросил:
  — Давайте уточним. Который мистер Лекстер, а который мистер Оуфли?
  — Да-да, конечно, конечно. Вот Сэм Лекстер — он душеприказчик… э-э, внук Питера Лекстера.
  Высокий смуглый человек, черноглазый, с тщательно завитыми волосами, улыбнулся с той степенью любезности, которая говорила скорее об уравновешенности, чем об искренности. В руке он держал большую шляпу кремового цвета.
  — А вот Фрэнк Оуфли. Фрэнк Оуфли — второй внук.
  Оуфли был желтоволосым и толстогубым. Казалось, его лицо не способно изменять выражение. Его водянисто-голубые глаза напоминали сырых устриц. Шляпы у него не было. Он ничего не сказал.
  — Моя секретарша, мисс Стрит, — представил Деллу Перри Мейсон. — Если не возражаете, она будет присутствовать и запишет то, что я найду нужным.
  Шастер хохотнул, брызнув слюной:
  — А если будут возражения, я полагаю, она все равно останется? Ха-ха-ха. Знаю вас, Мейсон. Помните, вы имеете дело с человеком, который вас знает. Вы — забияка. С вами приходится считаться. Для моих клиентов это дело принципиальное. Не могут они уступить слуге. Но придется повоевать. Я их предупреждал, что вы забияка. Они не могут сказать, что я не предупреждал!
  — Садитесь, — сказал Мейсон.
  Шастер кивнул своим клиентам, указывая на стулья. Сам он опустился в большое потертое кожаное кресло и почти утонул в нем. Он скрестил ноги, ослабил галстук, поправил манжеты и повторил:
  — Для нас это дело принципа. Мы будем бороться до последнего. Дело ведь серьезное.
  — Что — серьезное дело? — спросил Мейсон.
  — Ваше заявление, будто это условие завещания.
  — А что же — дело принципа? — поинтересовался Мейсон.
  — Кот, конечно, — удивился Шастер. — Не нужен он нам. Более того — нам совершенно не нужно, чтобы какой-то привратник нами распоряжался. Не в свои дела он суется. Вы же понимаете, что, если прислуга не выполняет своих прямых обязанностей, недолго ее и уволить.
  — А не приходило ли вам в голову, — Мейсон перевел взгляд с Шастера на внуков, — что вы делаете из мухи слона? Почему вы не позволяете бедняге Эштону держать кота? Кот не вечен, да и Эштон тоже. Ни к чему тратить кучу денег на адвокатов ради такого пустяка.
  — Не спешите, Мейсон, не спешите, — перебил Шастер, скользя по гладкой коже сиденья, пока не оказался на краешке кресла. — Драка будет серьезная, драка будет тяжкая. Я своих клиентов предупредил. Вы человек предусмотрительный. Вы человек хитрый. Я бы даже сказал — изворотливый. Надеюсь, вы ничего не имеете против такого выражения, многие из нас приняли бы его как комплимент, я сам принял бы. Мои клиенты много раз говорили: «Ну и изворотлив этот Шастер!» Разве я обижаюсь? Нет. Я принимаю это как комплимент.
  Делла Стрит удивленно посмотрела на Мейсона — его лицо внезапно стало твердым как гранит. Шастер поспешно продолжил:
  — Я предупреждал клиентов, что Уинифред попытается оспорить завещание. Я знал, что она воспользуется любыми средствами, но не могла же она объявить деда сумасшедшим, и вопрос о незаконном вмешательстве стоять не мог. Должна же она была сделать хоть что-то, что в ее силах, вот она и подсунула Эштона с его котом.
  — Слушайте, мистер Шастер, — в голосе Мейсона звучал гнев, — прекратите нести вздор! Все, что я хочу — это чтобы привратнику оставили его кота. Ни к чему вашим клиентам тратить деньги на тяжбы. Если мы начнем процесс, он может обойтись дороже, чем испачканные котом комплекты постельного белья за десять лет.
  Шастер энергично тряхнул головой:
  — Вот о том-то я им и говорил, господин адвокат. Худой мир лучше доброй ссоры. Хотите мириться — пожалуйста.
  — На каких условиях? — спросил Мейсон.
  Шастер ответил с быстротой, выдающей предварительную подготовку:
  — Уинифред подписывает согласие не оспаривать завещание. Эштон подписывает бумагу о том, что признает подлинность завещания, что оно было составлено человеком в здравом уме и твердой памяти. Тогда пусть Эштон держит кошку.
  — Насчет Уинифред мне ничего не известно, — с раздражением сказал Мейсон. — Я ее не встречал и не говорил с ней. Я не могу просить ее подписать что бы то ни было.
  Шастер с торжеством посмотрел на своих клиентов:
  — Говорил я вам, что он умник! Говорил, что будет драка!
  — Уинифред тут ни при чем, — сказал Мейсон. — Давайте спустимся на землю. Я заинтересован только в этом чертовом коте.
  Минутное молчание было прервано хихиканьем Шастера. Сэм Лекстер, наблюдая за растущей яростью Мейсона, вступил в разговор:
  — Вы, конечно, не станете отрицать, что угрожали мне лишением наследства. Я понимаю, это исходит не от Эштона. Мы ждем, что Уинифред опротестует завещание.
  — Я только хочу, — сказал Мейсон, — чтобы кота оставили в покое!
  — И вы заставите Уинифред подписать отказ от наследства? — спросил Шастер.
  — Черт побери, не будьте дураком! — Мейсон посмотрел в лицо Шастеру. — Я не представляю интересы Уинифред. Я не знаю ее.
  Шастер ликующе потер руки:
  — Других условий у нас не может быть. Для нас это дело принципа. Лично я не думаю, что такое условие есть в завещании, но его можно рассмотреть и как спорное.
  Мейсон вскочил, точно разъяренный бык против тявкающего терьера.
  — Слушайте, вы, — сказал он Шастеру, — я не люблю бесплатно выходить из себя, но вы зашли достаточно далеко.
  — Умно! — хихикнул Шастер. — Умно! Ну и хитрец!
  Мейсон шагнул к нему:
  — Черт вас возьми, вы отлично знаете, что я вовсе не представляю интересы Уинифред. Знаете, что мое письмо значило в точности то, что в нем написано. Но вы не могли раскошелить своих клиентов на дело о кошке, потому и придумали дело об оспаривании завещания. Еще и клиентов своих притащили! Раз я не знаком с Уинифред и не представляю ее интересов, как я могу заставить ее что-то подписать? Вы так запугали своих клиентов, что они теперь не успокоятся, пока не получат подпись Уинифред. А вам это сулит хороший, жирный гонорар.
  — Клевета! — взвизгнул Шастер, выдираясь из кресла.
  — Слушайте, — обратился Мейсон к внукам. — Я вам не опекун. Я не намерен выворачиваться наизнанку, спасая ваши деньги. Если вы согласны приютить этого кота, так и скажите. А не хотите — я заставлю Шастера заработать денежки, втянув вас в самую распроклятую тяжбу. Я не желаю, чтобы вас пугали мной и чтобы Шастер зарабатывал гонорар, рассиживая здесь и потирая руки.
  — Осторожней! Осторожней! — Шастер буквально заплясал от негодования. — Это нарушение профессиональной этики! Я вас привлеку за клевету.
  — Привлекайте, — сказал Мейсон. — Катитесь отсюда вместе со своими клиентами. Или вы к двум часам известите меня о том, что кошка остается в доме, или будете иметь судебное преследование — все трое. И запомните одно: если уж я вступаю в драку, я бью тогда, когда никто этого не ждет. И не говорите потом, что я вас не предупреждал. Я жду до двух часов. Убирайтесь.
  — Вы меня не одурачите, Перри Мейсон, — выступил вперед Шастер. — Вы этим котом прикрываетесь. Уинифред хочет опротестовать…
  Перри Мейсон быстро шагнул к нему. Маленький адвокат отступил и танцующей походкой направился к двери, открыл ее и вышел.
  — Мы еще поборемся, — пообещал он через плечо. — Я драться умею не хуже вас, мистер Мейсон!
  Сэмюэль Лекстер с минуту поколебался, как бы желая что-то сказать, затем повернулся и вышел, сопровождаемый Фрэнком Оуфли.
  Перри Мейсон хмуро встретил улыбающийся взгляд Деллы Стрит.
  — Валяй, — сказал он. — Начинай: «Я же тебе говорила…».
  Она покачала головой:
  — Побей хорошенько этого крючкотвора!
  Мейсон поглядел на часы:
  — Позвони Полу Дрейку, пусть он будет здесь в два тридцать.
  — А Эштон?
  — Нет, — сказал он. — Эштону и без того есть о чем беспокоиться. Думаю, дело становится серьезным.
  3
  Часы на столе Перри Мейсона показывали два тридцать пять. Пол Дрейк, глава «Детективного Агентства Дрейка», развалился на кожаном кресле в излюбленной позе. Углы губ у него чуть дергались, придавая лицу насмешливое выражение, глаза были большие, проницательные и отличались стеклянным блеском.
  — В чем беда на этот раз? — спросил он. — Я что-то не слыхал еще об одном убийстве.
  — Речь идет не об убийство, Пол. На сей раз — о коте.
  — Что?!
  — Кот, персидский кот.
  — Ладно, — вздохнул сыщик. — Пусть будет кот. В чем дело?
  — У Питера Лекстера, — начал Мейсон, — был городской дом, в котором он не жил. Он жил в загородном имении в Карменсите. Загородный дом сгорел, и Питер вместе с ним. Он оставил внуков — Сэмюэля К. Лекстера и Фрэнка Оуфли — наследников по завещанию — и Уинифред Лекстер, которая не получила ничего. Лекстер завещал заботиться о Чарльзе Эштоне, привратнике, который должен быть обеспечен работой пожизненно. У Эштона есть кот. Сэмюэль Лекстер приказал ему от кота избавиться. Сочувствуя Эштону, я написал Лекстеру письмо и просил оставить кота. Лекстер отправился к Нату Шастеру. Шастер увидел тут шанс поживиться и, внушив Лекстеру, будто я пытаюсь оспорить завещание, потребовал от меня массу нелепых условий. Когда же я отказался, он обыграл мой отказ. Наверняка получил хороший куш.
  — Чего же ты хочешь? — спросил Дрейк.
  — Оспорить завещание, — мрачно сказал Мейсон.
  Детектив зажег сигарету и медленно поинтересовался:
  — Оспорить завещание из-за кота, Перри?
  — Из-за кота, но я собираюсь еще и побить Шастера. Он мне надоел. Он сутяга, взяточник и жулик. Он позорит нашу профессию. Он уже хвастался по всему городу, что, если когда-нибудь выступит против меня, то уж он-то мне покажет… Он мне надоел.
  — У тебя есть копия завещания? — спросил Дрейк.
  — Пока нет, но у меня есть копия, сделанная для подтверждения.
  — Оно уже вступило в силу?
  — Я так понял, что да. Тем не менее его можно оспорить.
  — Что я должен делать?
  — Для начала найди Уинифред. А потом раскопай все, что сможешь, насчет Питера Лекстера и его наследников.
  Стеклянные глаза Пола оценивающе посмотрели на Мейсона.
  — Коты могут приносить массу денег, — заметил детектив.
  Лицо Мейсона оставалось серьезным.
  — Не уверен, Пол, что тут есть случай заработать. Очевидно, Питер Лекстер был скрягой. Он не очень-то доверял банкам. Незадолго до смерти он получил наличными миллион долларов. Наследники не могут найти этот миллион.
  — Может, деньги сгорели вместе с ним? — спросил Дрейк.
  — Возможно, — согласился Мейсон. — Когда Эштон вышел из моей конторы, за ним следил какой-то человек — он ехал в новеньком зеленом паккарде.
  — Не знаешь, кто был этот парень?
  — Нет, я не рассмотрел лица. Видел только светлую фетровую шляпу и темный костюм. Возможно, за этим ничего нет, а возможно — есть. Вполне вероятно, что-то готовится против Уинифред Лекстер, а я собираюсь оспаривать завещание ради нее. Шастер столько болтал о том, что он со мной сделает, если окажется в суде против меня, что я должен дать ему шанс.
  — Ты не можешь повредить Шастеру тяжбой, — сказал сыщик. — Он как раз ее и добивается. Твое дело — бороться за интересы своих клиентов, а Шастера — содрать денежки со своих.
  — Ничего он не сдерет, если его клиенты потеряют деньги, — сказал Мейсон. — Предыдущее завещание было целиком в пользу Уинифред. Если я оспорю второе завещание, станет действительным прежнее.
  — Собираешься взять клиенткой Уинифред? — спросил Дрейк.
  — Мой клиент — кот, — упрямо покачал головой Мейсон. — Уинифред может мне понадобиться как свидетельница.
  Дрейк поднялся.
  — Зная тебя, — сказал он, — я предвижу, что ты потребуешь массу действий с моей стороны.
  — И быстрых, — мрачно кивнул Мейсон. — Достань мне информацию по всем доступным пунктам: собственность, здравый рассудок, постороннее влияние — словом, все.
  Как только Дрейк закрыл за собой дверь, в нее небрежно постучал Джексон и вошел, неся несколько листков бумаги стандартного размера с отпечатанным на машинке текстом.
  — Я сделал копию с завещания, — объявил он, — и как следует вчитался. Насчет кота, конечно, слабовато. Это ведь не условие, от которого зависит потеря наследства. Даже имущество нельзя описать. Просто желание завещателя.
  — Что еще? — разочарованно спросил Мейсон.
  — Очевидно, Питер Лекстер сам составил это завещание. Он изучал право. Все непрошибаемо, но имеется один особый параграф. Вот с ним мы можем кое-что сделать в смысле опротестования.
  — Что же там такое? — спросил Мейсон.
  Джексон взял завещание и прочел:
  «При жизни я был окружен привязанностью не только своих родственников, но и тех, кто надеялся на мою щедрость, заслуженную каким-либо случайным обстоятельством. Я никогда не был в состоянии определить, какая часть этой привязанности была искренней, а какая происходила от желания проложить путь к моему завещанию. Если причина была в последнем, боюсь, мои наследники будут огорчены, ибо размеры моего состояния их не удовлетворят. Меня утешает одна мысль: те, кто с нетерпением ждал наследства, будут разочарованы, зато те, кто любил меня искренне, избегнут разочарования».
  Джексон остановился и многозначительно посмотрел на Перри Мейсона. Мейсон нахмурился:
  — На какого дьявола он намекает? Лишил наследства Уинифред и оставил состояние другим внукам поровну. В этом параграфе нет ничего такого, чтобы понять его как-то иначе.
  — Ничего, сэр, — согласился Джексон.
  — Он куда-то упрятал миллион долларов наличными незадолго до смерти, но, даже если бы их нашли, — это тоже часть его состояния.
  — Да, сэр.
  — Если только он не сделал перед смертью подарок, — сообразил Мейсон. — В этом случае подарком будет владеть тот, кому он сделан.
  — Это особый случай, — уклончиво ответил Джексон. — Он ведь мог оставить этот дар по доверенности.
  Мейсон медленно произнес:
  — Не могу забыть о той пачке денег, которая была в кармане Чарльза Эштона, когда он обратился ко мне… И все же, Джексон, если Питер Лекстер дал Эштону деньги… вокруг них может затеяться тяжба — не взирая на то, есть доверенность или ее нет.
  — Да, сэр, — согласился Джексон.
  Мейсон не спеша кивнул и снял трубку телефона, соединявшего его с комнатой Деллы Стрит. Услышав ее голос, он сказал:
  — Делла, свяжись с Полом Дрейком и попроси его включить в изыскания Чарльза Эштона. Особенно меня интересуют финансовые дела Эштона: имеет ли он банковский счет, зарегистрированы ли какие-то его налоги на собственность, имеет ли он собственность вообще, имеет ли срочный вклад, в каком размере платит налог на имущество — все, что можно выяснить.
  — Да, шеф, — ответила Делла. — Информация нужна срочно?
  — Срочно.
  — Бюро путешествий сообщило, что будет держать каюту до десяти тридцати завтрашнего утра, — холодно и четко объявила Делла Стрит, а затем бросила трубку, предоставив Перри Мейсону ухмыляться в утративший признаки жизни микрофон.
  4
  Служащие давно ушли, а Перри Мейсон, засунув большие пальцы в проймы жилетки, расхаживал взад-вперед по кабинету. Перед ним на столе лежала копия завещания Питера Лекстера. Зазвонил телефон. Мейсон схватил трубку и услышал голос Пола Дрейка:
  — Ты что-нибудь ел, Перри?
  — Пока нет. Не могу есть, когда думаю.
  — Хочешь послушать рапорт? — спросил детектив.
  — Отлично.
  — Он еще не полон, но главное я узнал.
  — Хорошо, приходи.
  — Наверное, я лучше все обдумаю, если ты придешь ко мне, — предложил Пол Дрейк. — Я на углу улиц Спринт и Мелтон. Здесь закусочная, и мы могли бы перекусить. У меня ни крошки не было во рту, пока я охотился за информацией.
  Нахмурившись, Мейсон созерцал лежащее на столе завещание.
  — Хорошо, — согласился он. — Еду.
  Взяв такси, он добрался до того места, которое указал Дрейк. Внимательно заглянув в глаза детективу, он сказал:
  — Похоже, ты напал на след, Пол. У тебя вид кота, нализавшегося сливок.
  — Разве? Сливок немного.
  — Что нового?
  — Расскажу, когда поедим. На голодный желудок говорить отказываюсь… Господи, Перри, не влезай ты в это дело. Так на него накинулся, будто речь об убийстве. Всего-то навсего кот. Бьюсь об заклад: ты не заработаешь больше пятидесяти долларов.
  — Точнее — десять, — засмеялся Мейсон.
  — Вот так-то! — Дрейк обратился к воображаемой публике.
  — Гонорар тут ни при чем. Адвокат доверяет клиенту. Сколько заплатит, столько и хорошо. Если клиент ничего не платит, не стоит браться за дело, но если платит — не имеет значения, пять центов или пять миллионов долларов. Адвокат должен все сделать для своего клиента.
  — С такой теорией ты мог бы заниматься практикой, Перри, разве только частным образом… Вот и закусочная.
  Мейсон остановился в дверях, с сомнением разглядывая освещенный зал. Молодая темноволосая женщина со смеющимися глазами и полными яркими губами восседала над батареей вафельниц. Единственный посетитель расплачивался с ней. Она пробила в кассе чек, наградила посетителя сияющей улыбкой и начала вытирать стойку.
  — Что-то я не уверен, что хочу вафель, — сказал Мейсон.
  Сыщик взял его под руку и мягко втащил в зал.
  — Конечно, хочешь!
  Они уселись у стойки. Темные глаза пробежали по их лицам, полные яркие губы растянулись в улыбку.
  — Две порции ветчины, — сказал Дрейк. — И вафли.
  — Кофе? — спросила молодая женщина, выкладывая на тарелки ветчину и вафли.
  — И кофе.
  — Сразу?
  Она налила две чашки кофе, добавила по ложечке сливок, поставила на блюдца. Расстелила бумажные салфетки, разложила приборы, поставила стаканы с водой и положила на тарелки масло. Загудели вафельницы — и Дрейк повысил голос:
  — Ты думаешь, Перри, можно оспорить завещание Лекстера?
  — Не знаю. В этом завещании есть что-то странное. Я три часа над ним думал.
  — Забавно, что он лишил наследства любимую внучку, — продолжал сыщик громким голосом. — Сэм Лекстер гонялся за развлечениями, старику это не нравилось. Оуфли — парень замкнутый, неконтактный. Старик и его не очень-то любил.
  Молодая женщина за прилавком перевернула ветчину и бросила на них быстрый взгляд.
  — Завещание оспорить трудно? — спросил Дрейк.
  — Ужасно, — утомленно признал Мейсон, — если пытаться его оспорить на основании постороннего влияния или душевной болезни. Но говорю тебе, Пол, я собираюсь это сделать!
  На стойку со звоном швырнули тарелку. Мейсон поднял удивленный взгляд навстречу вспыхнувшим глазам и решительно сжатым губам.
  — Послушайте, — сказала девушка, — что это за игра? Я вполне самостоятельна, в помощи не нуждаюсь, а вы являетесь…
  Пол Дрейк сделал рукой жест с деланным безразличием человека, который устроил сенсацию, но хочет выдать ее за будничную работу.
  — Перри, — сказал он, — познакомься с Уинифред Лекстер.
  Столько искреннего удивления отразилось на лице Мейсона, что негодование растаяло в глазах девушки.
  — Вы что — не знали? — спросила она и указала на вывеску за окном: — Вы могли бы прочесть — «Вафли Уинни».
  — Я не посмотрел на вывеску, — сказал Мейсон. — Меня привел сюда мой друг. Какова была идея, Пол? Выудить кролика из шляпы?
  Поглаживая чашку кончиками пальцев, Дрейк слабо улыбнулся:
  — Я хотел вас познакомить. Я хотел, чтобы мой друг увидел, как вы тут управляетесь, мисс Лекстер. Наверное, наследнице не следовало бы печь вафли?
  — А я вовсе не наследница.
  — Не говорите так уверенно, — сказал Дрейк. — Ведь это адвокат Перри Мейсон.
  — Перри Мейсон? — повторила она. Глаза ее расширились.
  — Слышали о нем? — поинтересовался Дрейк.
  — А кто же не слышал? — Она покраснела.
  — Я хотел кое-что спросить о вашем дедушке, — сказал Мейсон. — Дрейка я нанял, чтобы найти вас.
  Она сняла железную крышку с вафельницы, вынула две румяные вафли. Быстро и ловко положила на них тающее масло, вручила каждому по вафле и по тарелочке с ветчиной.
  — Еще кофе? — спросила она.
  — Нет, и так все прекрасно, — заверил ее Мейсон.
  Мейсон откусил вафлю — и на его лице отразилось удивление.
  — Где вы научились так готовить? — поинтересовался он.
  — Дедушке очень нравились такие вафли. Когда я осталась сама по себе, я решила, что можно этим зарабатывать. Сейчас-то спокойно, а час назад здесь такая толпа была, и после театра будет. Ну, и утром тоже.
  — Кто управляется с торговлей утром? — спросил Мейсон.
  — Я.
  — И после театра?
  Она кивнула:
  — Я для себя работаю, наемной прислуги не держу, нет такого закона, чтобы ограничить мое рабочее время.
  Дрейк подтолкнул Мейсона ногой под столом и сказал, почти не шевеля губами:
  — Вот так птичка за окном!
  Мейсон поднял глаза. Снаружи в преувеличенном приветствии отчаянно тряс головой, распустив губы вокруг редких зубов, Нат Шастер. Как только он понял, что Мейсон его видит, он отошел от витрины. Мейсон заметил, что Уинифред Лекстер растерялась.
  — Вы с ним знакомы? — спросил он.
  — Да. Покупатель. Закусывает здесь уже два или три дня. Сегодня он дал мне подписать какую-то бумагу.
  Мейсон не спеша положил нож и вилку на край тарелки.
  — Ах так? — сказал он. — Подписать бумагу?
  — Да. Сказал, что я, конечно, помогу выполнить волю дедушки, даже если он меня не упомянул в завещании, он верит в мое благоразумие, я ведь в состоянии понять, что дедушка мог со своими деньгами делать что хотел, но другим внукам придется долго ждать, пока пройдет всякая бюрократическая волокита, а я могу помочь им и сэкономить время, если подпишу.
  — Что это была за бумага?
  — Не знаю. Что-то там говорилось о том, будто мне известно, что дед не был сумасшедшим, и что меня завещание удовлетворяет, и что я не стану его опротестовывать… Но я действительно не стану этого делать.
  Дрейк многозначительно посмотрел на Мейсона.
  — Он вам что-нибудь заплатил? — поинтересовался Мейсон.
  — Он хотел дать мне доллар. Подошел и оставил на прилавке. Я подняла его на смех и сказала, что ничего мне не нужно, но он сказал, что я должна взять доллар, чтобы все было законно. Он очень милый. Сказал, что ему нравятся вафли и он будет рекламировать мое заведение.
  Перри взглянул на вафлю.
  — Да, — сказал он медленно. — Это он сделает.
  Уинифред Лекстер положила руки на полку, где стояла батарея металлических вафельниц.
  — Ладно, — она наклонила голову. — Теперь я вам кое-что скажу. Все равно. Я знала — того типа подослал Сэм Лекстер, и догадывалась, что он адвокат. Я понимала, что он меня заставляет подписывать эту бумагу потому, что боится, как бы из-за меня не вышло неприятностей. Не знаю уж, зачем вы здесь, но вы, наверное, хотите меня втянуть в какую-то тяжбу. Давайте поговорим в открытую. Дед был не дурак. Он знал, что делает. Он решил оставить состояние моим братьям. Ладно. Меня это вполне устраивает. Мы все трое давным-давно жили с ним. Мы привыкли, что он оплачивает наши счета. О деньгах мы не заботились. Мы не боялись ни депрессии, ни безработицы, ни паники на бирже. Денежки у деда водились — наличные. Он щедро нам их раздавал. И что из этого вышло? Мы были отгорожены от мира. Мы не знали, что вокруг происходит, и знать не хотели. Мы жили так, что к старости могли бы угодить в богадельню. У меня было двое мальчиков, которые за мной ухаживали. Не знаю, кто мне больше нравился. Оба были хороши. Потом дед умер, ничего мне не оставил. Мне пришлось начать работать. Я занялась делом и узнала кое-что о жизни. В этом заведении я увидела больше людей и получила больше радости от работы, чем за всю свою жизнь. И я избавилась от ревности двоюродных братьев, которые боялись, что я унаследую все. Один из моих поклонников сразу потерял ко мне интерес, как только понял, что у меня не будет собственного миллиона. Второй только о том и думает, как бы мне помочь. Так вот, подумайте: хочу ли я идти в суд, поливая грязью деда и других внуков, чтобы заиметь состояние, которое мне вовсе не нужно?
  Перри Мейсон протянул через стойку свою чашку:
  — Налейте-ка мне еще кофе, Уинни, и я пришлю сюда всех своих друзей!
  Ее сияющие глаза на минуту остановились на лице адвоката, усмотрев в нем нечто ей понятное. Она облегченно рассмеялась:
  — Очень рада, что вы поняли. Я боялась, что не поймете.
  Пол Дрейк прочистил горло:
  — Слушайте, мисс Лекстер, прекрасно обладать такими чувствами, но не забывайте, что они могут измениться. Добывать деньги тяжело. Вас уже втянули в это дело, и вы что-то подписали.
  Уинифред подала Мейсону чашку с кофе и подчеркнуто сказала:
  — Объясните вашему другу, в чем дело, хорошо?
  Мейсон прервал Пола Дрейка, сжав его руку мощными пальцами:
  — Пол, ты не понял. Ты дьявольски расчетлив. Почему бы не забыть о деньгах и не посмеяться? Не стоит задумываться о будущем, когда есть настоящее. Важно не то, что ты сэкономишь, а то, что ты делаешь и как ты это делаете.
  Уинифред кивнула. Детектив пожал плечами:
  — Вы приближаете свои похороны.
  Мейсон доел вафлю не спеша, чтобы почувствовать вкус.
  — Вы будете иметь успех, — сказал он девушке, отдавая пустую тарелку.
  — Я уже имею его: я нашла себя. С вас восемьдесят центов.
  Мейсон вручил ей доллар.
  — Сдачу положите под тарелочку, — сказал он улыбаясь. — Какие у вас отношения с Эштоном?
  — Эштон — старый ворчун, — усмехнулась она, ловко манипулируя с кассовым аппаратом.
  Мейсон сказал с тщательно рассчитанным участием:
  — Так скверно, что он лишается своего кота.
  Уинифред застыла над раскрытым ящиком с мелочью:
  — Как это — лишается кота?
  — Сэм не разрешает ему держать животное.
  — Но по завещанию он должен разрешить! Он обязан держать Эштона!
  — Но не его кота.
  — Вы хотите сказать, что он запрещает Эштону держать Клинкера?
  — Именно так.
  — Но он не может выгнать Клинкера!
  — Он грозится отравить его.
  Мейсон, слегка подтолкнув Дрейка, направился к двери.
  — Минутку, — окликнула она. — Надо же что-то делать! Он не должен… Это же ужасно!
  — Поглядим, что мы можем сделать, — пообещал Мейсон.
  — Но постойте! Вы должны что-то предпринять! Может быть, я смогу помочь? Как вас найти?
  Перри Мейсон дал ей карточку и сказал:
  — Я адвокат Эштона. Если вы придумаете, как помочь, дайте мне знать. И не подписывайте больше никаких бумаг.
  Открылась уличная дверь. Молодой человек среднего роста улыбнулся Уинифред Лекстер, потом смерил Перри Мейсона оценивающим взглядом, скользнул глазами по Дрейку — и стал агрессивен. Он был на голову ниже детектива, но дерзко подскочил к нему и уставился немигающими серыми глазами:
  — А ну, говорите, что вам здесь надо?
  — Да просто вафель поесть, парень, — мирно сказал Дрейк.
  — Это хороший клиент, Дуг, — вмешалась Уинифред.
  — А ты откуда знаешь, что хороший? — молодой человек не спускал глаз с Пола Дрейка. — Он ко мне сегодня привязался, что будто бы хочет заключить какой-то контракт и ищет человека, понимающего в архитектуре. Я и пяти минут с ним не говорил, как понял, что ничего он в контрактах не понимает. Он детектив.
  — Значит, вы лучше как детектив, чем я как деловой человек, — улыбнулся ему Дрейк. — Ну и что?
  Молодой человек повернулся к Уинифред.
  — Вышвырнуть его, Уинни? — спросил он.
  — Все в порядке, Дуг, — засмеялась она. — Поздоровайся с Перри Мейсоном, адвокатом. Это Дуглас Кин, мистер Мейсон.
  — Перри Мейсон! — Выражение лица молодого человека изменилось. — А-а…
  Мейсон подал руку Кину:
  — Рад познакомиться, мистер Кин. А это Пол Дрейк.
  Как только Мейсон освободил руку Кина, ею завладел Дрейк:
  — Ладно, парень, не помни зла. Работа есть работа.
  Внимательные серые глаза оглядели обоих. Первоначальная робость сменилась решимостью.
  — Поглядим, — сказал он. — Я собираюсь кое-что сообщить. Мы с Уинифред обручены. Если бы я мог ее прокормить, я бы хоть завтра женился на ней, но я не допущу, чтобы она меня содержала. Я архитектор, а вы знаете, как мало сейчас у архитекторов шансов получить работу. Но еще каких-нибудь два года — люди ощутят нехватку жилищ, и я как следует устроюсь…
  Мейсон кивнул, видя энтузиазм на юном лице.
  — Да, — сказал Пол Дрейк, — каких-нибудь два года…
  — Не подумайте, что я жду сложа руки, — сказал Кин. — Я работаю на станции обслуживания и доволен своей работой. Сегодня у нас на станции большой босс побывал — хотя никто не знает толком, кто он такой. Так вот, он перед отъездом дал мне свою карточку и потрепал по плечу за отличную работу.
  — Хороший вы мальчик, — сказал Мейсон.
  — Да я просто потому вам говорю это, что хочу знать, чего вы добиваетесь.
  Мейсон взглянул на Уинифред Лекстер. Она была полностью поглощена Дугласом Кином. Лицо ее светилось от гордости. Кин отступил на шаг, теперь он стоял между гостями и дверью.
  — Ну, — сказал Кин, — я вам выложил свои карты, теперь выкладывайте свои. Питер Лекстер умер. Он не оставил Уинифред ни цента. Я-то рад, что это так. Она в его деньгах не нуждается. Она теперь лучше обеспечена, чем когда жила с дедом.
  Рука Мейсона опустилась на плечо молодого человека.
  — Мы и не пытаемся здесь поживиться, — сказал он.
  — А что же вы тут околачиваетесь?
  — Мне нужна информация, чтобы защитить моего клиента.
  — Кто такой этот клиент?
  — Хотите — верьте, хотите — нет, — ухмыльнулся Мейсон, — но это кот.
  — Кто?!
  — Чарли Эштон, Дуг, — вмешалась Уинифред. — Ты же знаешь, что кузины обязаны держать его привратником, но Сэм грозится отравить кота, а мистер Мейсон защищает Эштона, пытается доказать, что он вправе держать животное.
  — Ты что — хочешь сказать, что Сэм Лекстер грозится отравить Клинкера? — Челюсти Кина сурово сжались.
  Она кивнула.
  — Ну, будь я проклят! — медленно произнес Кин и повернулся к Перри Мейсону. — Послушайте, — сказал он, — я хотел остаться в стороне, но, раз Сэм такое устраивает, спросите-ка его, что стало с колтсдорфскими бриллиантами!
  — Дуг! — резко предостерегла Уинифред.
  — Не останавливай меня, — повернулся он к ней. — Ты не знаешь того, что знаю я. А я знаю о Сэме кое-что, и это выйдет наружу. Не волнуйся, Уинни, я не собираюсь его выдавать. Эдит де Во…
  Уинифред твердо перебила его:
  — Мистер Мейсон занимается только котом, Дуг.
  Кин рассмеялся резким, нервным смехом:
  — Извини. Я, наверное, от всего этого устал. Я не выношу людей, которые способны отравить животное, а уж тут… Клинкер стоит десятка таких, как Сэм Лекстер. Ладно, не буду вмешиваться.
  Пол Дрейк небрежно опустился на один из табуретов.
  — Так что же такое выйдет наружу насчет Сэма Лекстера?
  Мейсон положил руку ему на плечо:
  — Минутку, Пол. Эти люди были с нами до конца откровенны, будем же и мы говорить со всей откровенностью. Вы хотите дать нам какую-то информацию? — повернулся Мейсон к Уинифред.
  — Я не хочу вмешиваться, — покачала она головой, — и не хочу, чтобы вмешивался Дуг.
  Мейсон взял Дрейка за руку и буквально потащил его по проходу между табуретками:
  — Пойдем, Пол!
  Когда дверь закрывалась, Уинифред улыбнулась им вслед и помахала рукой.
  — Зачем мы ушли? — запротестовал Дрейк. — Этот парень что-то знает. Он говорил с Эдит де Во.
  — Кто такая Эдит де Во?
  — Сиделка, которая жила в доме. Она-то уж может кое-что знать.
  Мейсон, задумчиво оглядев улицу, сказал:
  — Если только я увижу, что тут шляется Шастер, уж я его отделаю. Вообрази только: этот взяточник является и заставляет ее подписывать подобную бумагу!
  — Это в его духе, — сказал Дрейк. — Что ты можешь поделать? У тебя нет даже клиента, который мог бы опровергнуть завещание. Это завещание вроде бы золотое, да?
  — Мой клиент — кот, — мрачно заявил Мейсон.
  — А может кот опротестовать завещание? — спросил Дрейк.
  Лицо Мейсона выражало решимость опытного борца.
  — Будь я проклят, если знаю! — воскликнул он. — Пошли к Эдит де Во.
  — Но как же ты опротестуешь завещание, если не защищаешь пострадавшую сторону? Двое заинтересованных лиц — наследники, а третье подписало отказ от своих нрав, — настаивал сыщик.
  — Я уже предупредил, — сказал Мейсон. — Я бью неожиданно.
  5
  В такси сыщик сообщил Мейсону то, что узнал.
  — Не все ясно с твоим клиентом Чарльзом Эштоном, — сказал он. — Они с Питером Лекстером попали в автомобильную аварию. Эштон здорово покалечился. Он пытался получить денежную компенсацию и не смог. Владелец другой машины не был застрахован и не имел ни цента. Эштон устроил скандал, говорил, что у него тоже ни цента нет.
  — Это нормально, — заметил Мейсон. — У него мог быть миллион отложен, а он говорил бы то же самое.
  Дрейк продолжал механическим голосом человека, который заинтересован больше в самих фактах, чем в их толковании:
  — У него был банковский счет — единственный, насколько мы могли установить. В том банке он откладывал свое жалованье. Накопил долларов четыреста. После аварии он все потратил и остался еще должен врачам.
  — Минутку, — удивился Мейсон, — разве Питер Лекстер не взял на себя расходы после аварии?
  — Нет, но не спеши с выводами. Эштон говорил одному из своих друзей, что Лекстер хотел бы о нем позаботиться, но считал, что Эштону лучше покрыть расходы на врача и больницу из своего кармана, чтобы получить денежную компенсацию.
  — Продолжай, — сказал Мейсон. — К чему ты клонишь?
  — Незадолго до пожара Лекстер получил деньги наличными. Я не узнал сколько, но много. За три дня до пожара Эштон арендовал в банке два больших сейфа. Он взял их на свое имя, но сказал клерку, что у него есть сводный брат, который должен пользоваться сейфами в любое время. Клерк сказал, что сводный брат должен явиться и удостоверить свою подпись. Эштон заявил, что брат болен и не встает с постели, нельзя ли взять карточку, которую он подпишет. Обещал гарантировать подлинность подписи и исключал всякие претензии к банку. Ему выдали карточку, Эштон ушел и через час вернулся с подписанной карточкой.
  — Подписанной именем?..
  — Кламмерта, Уотсона Кламмерта.
  — Кто такой Кламмерт? — спросил Мейсон. — Блеф какой-то?
  — Нет, — сказал Дрейк. — Возможно, он и в самом деле брат Эштона. То есть был — он умер. Он не был зарегистрирован в городском управлении. Я навел справки. Уотсон Кламмерт получал водительские права. Я узнал адрес, съездил в больницу и выяснил, что Уотсон Кламмерт умер в течение двадцати четырех часов после того, как подписал банковскую карточку.
  — Смерть чем-то подозрительна?
  — Абсолютно ничем. Умер естественным образом, в больнице. При нем постоянно дежурили, но — тут-то и есть самое интересное — перед смертью он четыре дня находился в состоянии комы. Ни разу не приходил в сознание.
  — Какого же черта он мог подписать?
  — В том-то и дело, — монотонным голосом сказал Дрейк.
  — Что еще о Кламмерте? — спросил Мейсон.
  — Очевидно, они с Эштоном имели мало общего. Эштон много лет его не видел. Когда он узнал, что Кламмерт умирает в благотворительной больнице, он явился, чтобы ему помочь.
  — Как вы это узнали?
  — Эштон много разговаривал с одной из сиделок. Когда он услышал, что Кламмерт тяжело болен, он сразу приковылял и ходил по больнице, пока не нашел Кламмерта, лежащего без сознания. Он раскошелился и сделал все, что мог: заплатил специалистам, нанял сиделок и сам дежурил у постели. Он дал инструкции сиделке, чтобы Кламмерт имел все, что только можно купить за деньги. Конечно, сиделка знала, что он умирает, и врачи знали, но они, естественно, дурачили Эштона, говоря ему, что есть один шанс из миллиона, и Эштон просил не упустить этот шанс. И еще: он поставил условие, что, если Кламмерт очнется, он не должен знать, кто его благодетель. Эштон объяснил сиделкам, что много лет назад они поссорились и с тех пор не виделись, — а из-за чего, как ты думаешь?
  — Не знаю уж, Братец Кролик, — с раздражением сказал Мейсон, — из-за чего было поссориться Хромому Лису и Спящей Красавице?
  — Из-за кота, — усмехнулся сыщик.
  — Как из-за кота? — воскликнул Мейсон.
  — Да, из-за кота по кличке Клинкер, он был еще котенком.
  — О, дьявольщина!
  — Насколько я могу судить, — продолжал Дрейк, — с того времени, как Эштон нашел своего брата, и до дня смерти Кламмерта он потратил около пятисот долларов на врачей и больничные расходы. Он за все платил наличными. Сиделка говорила, что он носил в бумажнике большие пачки денег. Где же, черт возьми, Чарльз Эштон взял эти деньги?
  — Будь ты проклят, Пол, — Мейсон состроил гримасу. — Мне вовсе не нужно, чтобы ты своими фактами компрометировал моего клиента. Надо подловить Сэма Лекстера.
  — Факты, — сухо сказал Дрейк, — вроде обрывков картинки-головоломки. Мне платят за то, что я их нахожу, тебе — за то, что ты их складываешь вместе. Если они окажутся не от той картинки, ты всегда сможешь засунуть ненужные туда, где их никто не найдет.
  Мейсон хмыкнул, потом спросил задумчиво:
  — Какого дьявола Эштону понадобилось, чтобы Кламмерт имел доступ к сейфам?
  — Единственное, что приходит мне в голову, — сказал Дрейк, — что Эштон намеревался дать денег Кламмерту, если тот поправится, но встречаться с ним не хотел, поэтому собирался вручить ему ключ от сейфа, куда будет время от времени класть деньги, а Кламмерт — забирать.
  — Не сходится, — сказал Мейсон. — Ведь Кламмерт должен был представить свою подпись, чтобы получить доступ к сейфу, а та подпись, которую Эштон выдал за кламмертову, не могла быть подлинной, потому что Кламмерт был без сознания.
  — О'кей, — сказал Дрейк, — ты победил. Это я и хотел сказать, говоря, что факты — кусочки головоломки. Я их достаю, а ты складываешь.
  — Кто-нибудь приходил в банк под именем Кламмерта?
  — Нет. Эштон несколько раз пользовался сейфом, был там и вчера, и сегодня. Клерки не хотели об этом говорить, поэтому у меня создалось впечатление, что он вынул оттуда изрядную пачку денег.
  — Откуда они знают, что берут из сейфа?
  — Обычно они не знают, но один из клерков видел, как Эштон засовывал деньги в большую сумку. А твой клиент говорил что-нибудь о колтсдорфских бриллиантах? — поинтересовался сыщик.
  — Нет, Пол. Мистер Эштон не говорил мне о колтсдорфских бриллиантах. А что такое колтсдорфские бриллианты? Пол, это ты должен рассказать мне о них.
  — Это единственные драгоценности, которыми владел Питер Лекстер, — усмехнулся сыщик. — Бог знает, как они ему достались. Они были в числе камней, вывезенных из России каким-то аристократом. Питер Лекстер показывал их немногим друзьям. Это крупные, хорошо обработанные камни. Бумажные купюры или ценные бумаги могли сгореть во время пожара, и следа бы от них не осталось. Но ведь и колтсдорфских бриллиантов не нашли.
  — Трудно найти бриллианты в обломках сгоревшего дома, — сухо возразил Мейсон.
  — Обломки чуть ли не гребенкой прочесали, просеяли золу и прочее. Но бриллиантов не обнаружили. На Питере Лекстере нашли кольцо с рубином, которое он обычно носил, а бриллиантов не было.
  — Рассказывай дальше, — потребовал Мейсон. — Эштона видели с этими драгоценностями?
  — Мне об этом неизвестно. Но есть другие факты. Например, незадолго до пожара Лекстер приценивался к одному имению. Он ездил осматривать усадьбу вместе с Эштоном. Дня два назад Эштон приезжал к владельцу и хотел купить имение, расплатившись тут же наличными.
  — Ему отказали?
  — Пока да, но я думаю, вопрос остался открытым.
  — Похоже, я ворошу осиное гнездо, — задумчиво сказал Мейсон. — Лекстер мог держать имение в тайне… Кажется, придется поговорить с Эштоном.
  — Внуки в ярости, особенно Сэм, — тусклым голосом сказал Дрейк. — Оуфли — спокойный и замкнутый малый. А Сэм увлекался гоночными машинами, поло, женщинами и прочее.
  — Где же он брал деньги?
  — У старика.
  — Я думал, старик был скуп.
  — Да, он был прижимист, но внуков баловал.
  — Сколько он стоил?
  — Никто не знает. Инвентаризация его поместья…
  — Ладно, не будем об этом, — перебил Мейсон. — Меня интересует только кот.
  — Накануне пожара в доме была ужасная ссора. Я точно не знаю, что случилось, но думаю, сиделка может рассказать. Я говорил со слугами — у них ничего не выудить. До сиделки я еще не добрался… А вот и ее дом.
  — Как ее зовут? Дерфи?
  — Нет, де Во — Эдит де Во. Квалифицированная сиделка и сестра. Фрэнк Оуфли очень ею интересовался, когда она ухаживала за стариком. Они и теперь иной раз видятся.
  — С честными намерениями? — спросил Мейсон.
  — Не спрашивай меня. Я детектив, а не полиция нравов. Идем.
  Мейсон расплатился за такси. Они позвонили, дверь автоматически открылась, они прошли по длинному коридору в комнату первого этажа. В дверях их встретила рыжеволосая женщина с беспокойным взглядом, быстрыми, нервными движениями и приятной фигурой. На лице женщины отразилось разочарование.
  — Ой, — сказала она, — а я ждала… Кто вы?
  Детектив поклонялся и представился:
  — Я Пол Дрейк. А это мистер Мейсон, мисс де Во.
  — Что вам нужно? — Речь ее была быстрой, слова почти сливались друг с другом.
  — Мы хотели с вами поговорить, — сказал Мейсон.
  — Насчет места, — поспешил добавить Пол Дрейк. — Вы ведь сиделка, правда?
  — Что за место?
  — Наверное, было бы удобнее говорить, если бы мы вошли, — осмелился предложить Пол.
  Она поколебалась, оглядывая коридор, потом отступила со словами:
  — Хорошо, вы можете войти, но только на несколько минут.
  Комната была в таком состоянии, словно хозяйка только что закончила уборку. Прическа мисс де Во — волосок к волоску, ногти в полном порядке. Похоже было, что она нарядилась в лучшее свое платье. Дрейк уселся и устроился поудобнее, будто собирался пробыть здесь несколько часов. Мейсон присел на ручку кресла, посмотрел на детектива и нахмурился.
  — Возможно, это место — не совсем то, к чему вы привыкли, — сказал Дрейк. — Но не мешает о нем поговорить. Сколько вы берете за день?
  — Вы хотите сказать — два-три дня?
  — Нет, только один.
  — Десять долларов, — твердо заявила она.
  Дрейк достал бумажник, отсчитал десять долларов, но не отдал их сразу, а сказал:
  — Работа не отнимет у вас больше часа, но я плачу за весь день.
  Она нервно облизнула губы кончиком языка, быстро перевела взгляд с Мейсона на Дрейка. В ее голосе звучало подозрение:
  — Так что же все-таки за работа?
  — Мы хотим, чтобы вы припомнили несколько фактов, — Дрейк крутил купюры между пальцами. — У вас это отнимет десять-пятнадцать минут, а потом вы нам эти факты запишете.
  Она спросила настороженно:
  — Какие факты?
  Сыщик наблюдал за ней стеклянными глазами. Протянул десять долларов.
  — Мы хотим знать, что вам известно о Питере Лекстере.
  Она вздрогнула, тревожно переводя взгляд с одного на другого:
  — Вы что — сыщики?
  Лицо Дрейка приобрело выражение игрока в гольф, который только что сделал точный удар.
  — Можно и так назвать, — согласился он. — Нам нужны определенные сведения. Мы хотим знать факты — ничего, кроме фактов. Мы не собираемся ни во что вас втягивать.
  — Нет, — она энергично покачала головой, — мистер Лекстер нанял меня как сиделку. Было бы неэтично выдавать его секреты.
  Перри Мейсон, наклонившись вперед, взял нить разговора в свои руки:
  — Дом загорелся, мисс де Во?
  — Да, дом загорелся.
  — И вы были в это время там?
  — Да.
  — Пожар начался быстро?
  — Очень быстро. Я как раз проснулась. Почуяла дым и сначала подумала, что это печка. Потом решила проверить. Накинула халат и открыла дверь. Южная сторона дома была в огне, я закричала, а через несколько минут… Наверное, больше добавить нечего.
  — Вы не знаете, дом был застрахован? — спросил Мейсон.
  — Думаю, что да.
  — А не знаете, была ли выплачена страховка?
  — Думаю, что да. Наверное, ее выплатили мистеру Сэмюэлю Лекстеру. Ведь он же душеприказчик?
  — Был ли в доме кто-нибудь, кого вы не любили? — спросил Мейсон. — Кто-то особенно неприятный вам?
  — Почему вы задаете такой странный вопрос?
  — Когда случается пожар, — не спеша сказал Мейсон, — во время которого кто-то гибнет, власти обычно устраивают расследование. Оно начинается с пожара, но не всегда пожаром оканчивается, и свидетелям лучше говорить все, что они знают.
  Она подумала несколько секунд, глаза ее сверкнули:
  — Вы хотите сказать, что если я не дам показаний, я попаду под подозрение, что подожгла дом, чтобы уничтожить кого-то, кто мне не нравился? Но это абсурд!
  — Хорошо, поставим вопрос иначе, — согласился Мейсон. — Был в доме кто-то, кто вам нравился?
  — Что вы под этим подразумеваете?
  — Очень просто: нельзя, живя с людьми под одной крышей, не испытывать определенных привязанностей или неприязни. Предположим, что там был кто-то, кого вы не любили, а кого-то другого любили. Нам нужны факты о пожаре. Если мы получим их от вас — это одно, а если нам предоставит их человек, которого вы не любите, особенно если этот человек попытается свалить вину на того, кого вы любите, — совсем другое.
  Она выпрямилась:
  — Вы хотите сказать: Сэм Лекстер обвиняет Фрэнка Оуфли?
  — Конечно, нет, — сказал Мейсон. — Я не делаю никаких заявлений. Я не даю информации. Я пришел ее получить. Пойдем, Пол, — он кивнул детективу и поднялся.
  Эдит де Во вскочила со стула и кинулась к двери, загородив дорогу Мейсону:
  — Подождите, я не поняла, что вам нужно! Я скажу все, что знаю!
  — Нам нужно узнать многое, — задумчиво сказал Мейсон, словно сомневаясь, вернуться ли на место. — Не только о пожаре, но и о том, что ему предшествовало. Наверное, лучше спросить у кого-то другого. Нам нужно знать о жизни и привычках людей в доме, где вы были сиделкой… В конце концов, лучше вас от этого избавить.
  — Нет, нет, не надо! Вернитесь. Я расскажу вам все, что знаю. Никаких тайн тут нет, и если уж вам надо знать, я расскажу. Если Сэм даже намекнул, что Фрэнк Оуфли как-то связан с пожаром, он просто хотел отвести подозрение от себя.
  Мейсон вздохнул и с явной неохотой вернулся на свое место, снова уселся на подлокотник и сказал:
  — Мы охотно послушаем несколько минут, но говорите живей, мисс де Во. Время нам очень дорого.
  — Я понимаю, — поспешно начала она. — Мне все время казалось, что есть что-то странное в этом пожаре. Я сказала это Фрэнку Оуфли, а он посоветовал мне молчать. Я пыталась разбудить мистера Лекстера — то есть старика. Пламя уже бушевало в той части дома. Я кричала и пробиралась ощупью наверх. Там было жарко и полно дыму, но на лестницу огонь еще не пробрался. За мной пошел Фрэнк. Говорил, что я ничего не смогу сделать. Мы стояли на лестнице и кричали, пытаясь разбудить мистера Лекстера, но не слышали ответа. По лестнице поднимались клубы черного дыма. Я оглянулась и увидела, что пламя пробивается к лестничной площадке и что надо выбираться. Мы вышли через северное крыло. Я задыхалась от дыма. Глаза у меня еще два или три дня были красные.
  — Где был Сэм Лекстер?
  — Я увидела его раньше, чем Фрэнка. Он бегал в пижаме и купальном халате с криком: «Пожар! Пожар!» Совсем, кажется, голову потерял.
  — А пожарная команда?
  — Она появилась, когда сгорело почти все. Дом ведь стоял в стороне.
  — Дом был большой?
  — Слишком большой! — живо отозвалась она — У прислуги было много работы.
  — Какую держали прислугу?
  — Миссис Пиксли, девушку по имени Нора — кажется, Эддингтон — и Джима Брэндона — шофера. Нора была вроде прислуги за все. Она в доме не жила, приходила к семи утри и оставалась до пяти. Миссис Пиксли готовила.
  — А Чарльз Эштон, привратник, там бывал?
  — Только иногда. Он же охранял городской дом. Он приезжал, когда мистер Лекстер его просил. В ночь пожара он был в городе.
  — Где спал Питер Лекстер?
  — На втором этаже, в южном крыле.
  — В какое время начался пожар?
  — Около половины второго. Я проснулась, очевидно, без четверти два. Дом уже некоторое время горел.
  — А почему вас наняли? Что было с мистером Лекстером?
  — Он попал в автомобильную аварию, и нервы у него были не в порядке. Временами он не мог спать, а снотворное не любил. Я — массажистка, вот и помогала ему во время нервных приступов. Горячая ванна с душем, потом массаж — и он мог уснуть. И с сердцем у него было неважно. Время от времени приходилось давать ему сердечные лекарства.
  — Где была Уинифред?
  — Она спала. Мы с трудом ее разбудили. Мне даже показалось, что она угорела. Дверь у нее была заперта. Чуть не сломали дверь, пока ее добудились.
  — Где она находилась? В северном или в южном крыле?
  — В центре дома, к востоку.
  — А внуки? Где они спали?
  — В центре дома, к западу.
  — А слуги?
  — Все в северном крыле.
  — Если вы были медсестрой при мистере Лекстере и у него бывало неладно с сердцем, почему вы не спали там, где могли бы оказаться под рукой, если бы понадобилась ваша помощь?
  — Но я и была под рукой. У него был электрический звонок, ему стоило всего лишь нажать на кнопку — и я тут же нажимала на свою, давая знать, что иду.
  — И в его комнате звонил звонок?
  — Да.
  — Почему же вы не позвонили ему в ночь пожара?
  — Звонила. Это было первое, что я сделала. Побежала назад к себе и несколько раз позвонила. Но ответного сигнала не было, и я начала подниматься по лестнице. Наверное, проводка сгорела.
  — Понятно. Дыма было много?
  — Да, центральная часть дома была буквально полна дыма.
  — Накануне пожара что-то случилось?
  — Вы о чем?
  — Какой-то скандал, ссора?
  — Нет… Не совсем. Что-то вышло у Питера Лекстера с Сэмом. Думаю, что Фрэнк ни при чем.
  — А Уинифред?
  — Вроде бы тоже. Не поладили старик с Сэмом Лекстером. Кажется, из-за игры Сэма в карты.
  — Как вы думаете, из-за чего начался пожар? — спросил Мейсон.
  — То есть — не поджог ли?
  — Вы достаточно долго виляете, мисс де Во, — медленно произнес Мейсон. — Скажите, что вам известно об этом пожаре?
  Она вздохнула. Глаза ее забегали.
  — Может ли пожар начаться из-за того, что в топку парового отопления вывели газы из выхлопной трубы? — спросила она.
  — Нет, — мотнул головой Дрейк. — Какого черта…
  — Подождите, Пол, — вмешался Мейсон. — Давайте послушаем, что она хочет сказать.
  — Неважно, раз пожар от этого не может случиться, — уклончиво ответила она.
  Адвокат бросил предостерегающий взгляд на детектива и сказал серьезно:
  — Возможно, что пожар мог начаться и от этого.
  — Но разве могло загореться несколько часов спустя после того, как газы попали в топку?
  — Так как же они попали в топку? — спросил Мейсон.
  — Ну, было так. Гараж встроен в дом. Там находились три машины. Дом стоял на холме, гараж помещался в юго-западном углу, на склоне. Наверное, когда строили дом, в том месте получилась лишняя комната, и архитектор решил встроить туда гараж, чтобы не ставить отдельное здание.
  — Да, — кивнул Мейсон, — я вас понимаю. Расскажите о выхлопных газах.
  — Ну, — сказала она, — я гуляла и уже возвращалась в дом, когда услышала в гараже шум. Дверь гаража была закрыта, но там работал мотор. Я подумала, что кто-нибудь ушел и забыл выключить мотор, поэтому вошла — сбоку есть маленькая дверь — и зажгла свет.
  — И что же вы увидели? — склонился к ней Перри Мейсон.
  — Сэма Лекстера, он сидел в своей машине.
  — И мотор был включен?
  — Да, он работал.
  — Медленно, как на холостом ходу?
  — Нет, быстро. Если бы он работал медленно, я бы и не услышала.
  — А выхлопные газы как попадали в топку? — спросил Дрейк.
  — Это странно. Я заметила, что какой-то шланг идет от машины к батарее. Там была газовая топка, от которой нагревались трубы, — в задней части гаража.
  — Как вы поняли, что шланг от машины ведет к батарее?
  — Я же его увидела. Из выхлопной трубы он шел по полу к батарее.
  — Понял Сэм Лекстер, что вы увидели шланг? — спросил адвокат.
  — Сэм Лекстер, — с расстановкой сказала она, — был пьян. Он выключил мотор и обругал меня.
  — Что же он сказал?
  — Он сказал: «Убирайтесь отсюда вон. Неужели в доме нет места, куда бы вы не совали свой нос?»
  — А вы что сказали?
  — Повернулась и ушла.
  — Вы выключили свет, когда уходили?
  — Нет, оставила — чтобы он мог оттуда выбраться.
  — Почему вы решили, что он пьян?
  — Он так развалился на сиденье… и по тону голоса.
  Зрачки Мейсона в задумчивости сузились.
  — Вы ясно видели его лицо? — спросил он.
  Она на миг нахмурилась и сказала:
  — А я не уверена, что видела его лицо. Он же носит большую кремовую шляпу, «стетсон», и когда я зажгла свет, то первое, что увидела, была эта шляпа. Я подошла к машине сбоку. Он склонился над рулем, когда я оказалась близко, и голова у него свесилась вниз… Вообще-то я его лица совсем не видела.
  — А голос его вы узнали?
  — Голос был хриплый, знаете, как у любого пьяного мужчины.
  — Другими словами, — сказал Мейсон, — если дойдет до свидетельства в суде, вы сможете поклясться, что определенно видели в машине Сэма Лекстера?
  — Конечно, могла бы. Кто еще в доме носит такую шляпу?
  — Значит, вы опознали шляпу, но не человека.
  — То есть как?
  — Эту шляпу мог надеть кто угодно.
  — Да, — кисло согласилась она.
  — Это может оказаться важным, — сказал Мейсон. — Откуда вы знаете, что за рулем сидел не Фрэнк Оуфли?
  — Я знаю, что это был не он.
  — Откуда?
  — Ну, если угодно, я гуляла с Фрэнком Оуфли. Я оставила его на углу возле дома. Он вошел с парадного входа, а я — с заднего. Вот почему я проходила мимо гаража.
  — А шофер… как его, Джим Брэндон? Это не мог быть он?
  — Нет, если только он не надел шляпу Сэма Лекстера.
  — Кому вы об этом рассказали?
  — Фрэнку.
  — Вы всегда зовете его по имени? — спросил Мейсон.
  Она быстро отвела глаза, но тут же вызывающе повернулась к Мейсону:
  — Да. Мы с Фрэнком большие друзья.
  — Что он сказал, когда вы с ним поделились?
  — Он сказал, что пожар из-за выхлопных газов не мог начаться, что я только все запутаю, если буду об этом говорить, и посоветовал молчать.
  — Еще кому вы рассказали об этом?
  — Другу Уинифред — но не Гарри Инмену…
  — То есть Дугласу Кину?
  — Да, Дугласу Кину.
  — Кто такой Гарри Инмен?
  — Он ухаживал за Уинифред. Кажется, она ему отдавала предпочтение, но он ее бросил, как горячую картофелину, как только понял, что она не получит денег.
  — А что сказал Дуглас Кин, когда вы ему рассказали?
  — Сказал, что считает это важным обстоятельством. Он задал мне массу вопросов: какая труба, куда вела… Он хотел знать, шла ли труба прямо в спальню Питера Лекстера.
  — А она туда шла?
  — Думаю, что да.
  — А потом что?
  — Он посоветовал мне заявить об этом.
  — Вы это сделали?
  — Нет еще. Я ждала… друга. Я хотела посоветоваться с ним, прежде чем что-то делать, чтобы не вышло неприятностей.
  — В какое время вы застали в гараже Сэма Лекстера?
  — Около половины одиннадцатого.
  — За несколько часов до пожара?
  — Да.
  — Вошел ли Сэм в дом сразу после этого?
  — Не знаю. Я так рассердилась на него, что вышла, чтобы его не ударить.
  — Но он, очевидно, возвратился в дом до пожара: ведь он был в пижаме и халате, когда вы проснулись?
  — Да, это так.
  — А в машине он был совершенно одет?
  — Кажется, да.
  — Вы сказали, что зажгли свет?
  — Да. А что?
  — Свет в гараже, значит, был выключен?
  — Да.
  — И дверь закрыта?
  — Да.
  — Значит, последний, кто завел в гараж машину, должен был закрыть за собой дверь, так?
  — Да, конечно.
  — А выключатель был возле маленькой дверцы?
  — В нескольких дюймах. А что?
  — А вот что, — медленно произнес Мейсон. — Если Лекстер заехал на машине в гараж, он должен был выйти из машины, пойти к двери, закрыть ее, погасить свет и вернуться к машине. Ведь нельзя же въехать через закрытую дверь. А если он был так пьян, что не мог заглушить мотор, то он вряд ли способен был встать, закрыть дверь гаража, погасить свет и дойти до машины.
  — Я об этом и не подумала, — кивнула она.
  — Вы ждете друга, который должен дать вам совет?
  — Да, он вот-вот явится.
  — Не сообщите ли вы мне его имя?
  — Не думаю, что нужно вдаваться в такие подробности.
  — Это не Фрэнк Оуфли?
  — Я отказываюсь отвечать.
  — И не собираетесь делать заявление, пока ваш друг не даст вам совет?
  — Это я решу сама. Я не полагаюсь полностью на друга.
  — Но вам кажется, что пожар мог быть связан с выхлопной трубой?
  — Я же не механик, я ничего не понимаю в автомобилях, не разбираюсь в выхлопных газах. Но знаю, что в газовой топке все время огонь, и мне кажется, что, если газ из карбюратора попал в топку, он мог взорваться.
  Мейсон перебил ее вопросом:
  — В гараже была только одна лампочка?
  — Да, очень яркая, она висела посередине.
  — А вы не думаете, что видели не шланг, а веревку?
  — Нет, это был гибкий шланг, резиновый, и он шел от выхлопной трубы машины Сэма Лекстера к отверстию в отопительной трубе. Труба большая, покрытая асбестом. Нагретый воздух поднимался по ней в спальню Питера Лекстера и в гостиную.
  Мейсон задумчиво кивнул и сказал:
  — Вот что. Если вы надумаете сообщить полиции свою историю, я помогу вам связаться с оперативной группой.
  — Я хотела бы этого, — просто сказала она.
  — Хорошо, — пообещал Мейсон, — мы подумаем и сообщим вам, если у нас появится какая-то новая мысль. Тем временем вы можете дать нам знать, что именно советует вам ваш друг. Если решите заявить полиции, сообщите нам.
  — Как мне вас найти? — спросила она.
  Мейсон тронул Дрейка за руку, мягко подталкивая его к двери.
  — Мы еще к вам зайдем сегодня, попозже.
  Она улыбнулась:
  — Я рада была рассказать вам все, что мне известно.
  В коридоре детектив вопросительно посмотрел на адвоката.
  — Ну что ж, — хмыкнул Мейсон, — проблема кота остается!
  — Я так и понял, — заметил Дрейк. — Но мне не совсем понятно, каким будет твой следующий ход.
  Мейсон понизил голос почти по шепота:
  — Когда я увижу своего почтенного коллегу Шастера, я попрошу его прочесть пункт двести пятьдесят восьмой Кодекса о завещаниях, где сказано, что человек, осужденный за убийство, не имеет права наследовать имущество убитого и любая часть имущества, которую он должен был унаследовать, переходит к другому наследнику.
  — Посмотрим, верно ли мы все поняли, — сказал Дрейк.
  — Конечно, верно. Слепому ясно. От газовой топки отходит несколько труб, ведущих в разные комнаты дома. У каждой трубы — регулятор, чтобы можно было отключить те комнаты, в которых не живут. Сэм Лекстер совершил убийство очень простым способом. Он завел машину в гараж, надел на выхлопную трубу шланг, второй конец шланга присоединил к втулке на трубе, через которую нагретый воздух поступал в спальню Питера Лекстера. Потом сел в машину и завел мотор. Смертельный газ из двигателя через гибкий шланг пошел в отопительную трубу и поднялся в спальню Питера Лекстера. Заметьте дьявольскую хитрость такого способа: Сэму пришлось только включить мотор, чтобы отправить безболезненную смерть в комнату, удаленную на много футов от работающего мотора, в комнату с запертой дверью. Затем он поджег дом. У людей, погибших при пожаре, обязательно находят в крови окись углерода. Это блестящий пример убийства, и, очевидно, единственная свидетельница — эта рыженькая сиделка, которая застала Сэма на месте преступления; и единственная причина, что она до сих пор жива, — то, что Сэм Лекстер решил, будто она не поняла того, что видела. Или он думает, что она не видела шланга.
  Сыщик достал из кармана блок жевательной резинки и спросил:
  — Что будем делать дальше?
  — Свяжемся с окружным прокурором, — ответил Мейсон. — Он всегда уверяет, что адвокат-криминалист употребляет свои знания на то, чтобы помогать убийцам избавиться от наказания. Вот я его и озадачу: покажу ему убийство, которое я раскрыл, в то время как его люди начисто опозорились.
  — Твое доказательство слишком слабо, чтобы навешивать обвинение в убийстве, — усомнился Дрейк.
  — Ничуть не слабо, — отпарировал Мейсон. — Заметь: было четверть одиннадцатого вечера, уже стемнело. Ворота гаража были заперты. Сэм Лекстер притворился пьяным, когда поставил машину в гараж. Но он должен был выйти из машины, подойти к воротам, запереть их, снова сесть в машину и включить мотор. Он должен был присоединить шланг к своему двигателю и к трубе, по которой шел нагретый воздух в спальню его деда. А потом оставалось завести мотор. Возможно, мотору и не надо было работать долго. Если я еще помню судебную медицину, в выхлопной трубе автомобиля моноокись углерода образуется в количестве один кубический фут в минуту при двадцати лошадиных силах. Гараж за пять минут может наполниться смертельным количеством газа. В атмосфере, содержащей всего две десятых процента газа, человек может погибнуть. Кровь мертвого будет ярко-алой. Газ этот так действует на кровь, что она не может снабжать ткани кислородом, эти же признаки отличают кровь человека, погибшего в горящем доме. Нельзя отказать Сэму Лекстеру в дьявольском уме. Если бы этой сиделке не случилось застать его, он совершил бы безукоризненное убийство.
  — И ты все это хочешь передать в руки окружного прокурора? — перебил Дрейк, глядя на Перри Мейсона лишенными выражения глазами.
  — Да.
  — А не надо ли сначала проверить, какое отношение к этому имеет твой клиент?
  — Нет, не думаю, — медленно сказал Мейсон. — Я не собираюсь покрывать своего клиента, если он замешан. Меня наняли, чтобы помочь ему сохранить за собой кота — и он его сохранит, во имя дьявола. Если он нашел принадлежащие наследникам деньги и присвоил их — это уже совершенно другое дело. И заметьте, что Питер Лекстер вполне мог подарить эти деньги Эштону перед смертью.
  — Ерунда, — сказал детектив. — Пит Лекстер не ждал смерти. У него не было причин раздаривать деньги.
  — Не будь таким уверенным, — возразил Мейсон. — У него была какая-то причина взять деньги наличными. Но довольно об этом рассуждать, Пол. Главное сейчас — предъявить обвинение чужому клиенту, а не ставить своего в такое положение, когда он должен давать массу объяснений. Я свяжусь с Эштоном и скажу, что его кот в безопасности.
  — Это называется — из пушки по воробьям, — засмеялся сыщик. — Мы нарвемся на неприятности, спасая жизнь коту.
  — И доказывая Нату Шастеру, что меня на кривой не объедешь, — добавил Мейсон. — Не забудь этого аспекта дела, Пол.
  — В аптеке за углом есть автомат, — вспомнил Дрейк.
  — Ладно, Пол, позвоним Эштону и окружному прокурору.
  Они завернули за угол. Мейсон опустил монетку, набрал номер Питера Лекстера и спросил Чарльза Эштона. Через несколько минут голос Эштона задребезжал в трубке.
  — Говорит Перри Мейсон, мистер Эштон. Думаю, что насчет Клинкера можно больше не беспокоиться.
  — Почему? — спросил Эштон.
  — Думаю, что у Сэма Лекстера скоро забот будет по горло, — объяснил Мейсон. — Он будет занят. Пока не говорите ничего слугам, но возможно, что Сэма Лекстера вызовут к прокурору и зададут несколько вопросов.
  Голос привратника проскрипел:
  — Вы можете объяснить о чем?
  — Нет. Я сказал все, что мог. Держите язык за зубами.
  В голосе Эштона нарастало беспокойство:
  — Минутку, мистер Мейсон. Я бы не хотел, чтобы вы заходили слишком далеко. Есть причины, по которым я не хочу, чтобы прокурор вмешивался и задавал вопросы.
  — Вы наняли меня, чтобы вашего кота не отравили, — твердо сказал Мейсон. — Этим я и занимаюсь.
  — Но это уже совсем другое дело, — сказал Эштон. — Мне нужно с вами увидеться.
  — Тогда — завтра. А пока угостите Клинкера сливками от моего имени.
  — Но я должен с вами увидеться, если прокурор начинает расследование.
  — Хорошо, завтра приходите ко мне. — Мейсон повесил трубку. Он состроил легкую гримасу, поворачиваясь к сыщику. — Ох уж эти мне кошачьи дела, — сказал он. — Не стоят они таких хлопот. Попробуем разыскать окружного прокурора.
  — Похоже, что совесть у твоего клиента нечиста? — спросил Дрейк.
  — У моих клиентов не бывает нечистой совести, Пол, — пожал плечами Мейсон. — Кроме того, не забывай, что мой настоящий клиент — кот.
  — Конечно, — хмыкнул Дрейк. — Но, отвлекаясь от главного, хотел бы я знать, где Эштон взял деньги… Слушай, Перри, начинается дождь. Если надо ехать, я бы хотел взять свою машину.
  Отыскивая в справочнике номер окружного прокурора, Мейсон сказал:
  — Очень жаль, Пол, нам в самом деле придется ехать, но у тебя нет возможности взять свою машину — мы спешим. Поедем на моей, с откидным верхом.
  — Этого я и боялся, — простонал Дрейк. — Ты на ней мчишься по мокрым дорогом, как дьявол.
  6
  Во внешности Гамильтона Бергера, окружного прокурора, было что-то от огромного медведя. Прокурор был широк в плечах, с толстой шеей, а когда он двигал руками, под кожей ходуном ходили великолепные мускулы.
  — Вы же знаете, Мейсон, — сказал он, — я рад каждой возможности сотрудничать с вами. Я вам уже говорил и снова повторю, что всегда боюсь обвинить невиновного, но не люблю, чтоб меня дурачили.
  Мейсон сидел молча. Пол Дрейк, развалившись на стуле и широко расставив ноги, устремил стеклянные глаза на носки своих ботинок. При этом он умудрялся выглядеть усталым.
  Бергер начал нервно шагать по комнате. Он слегка повернул голову — как медведь, который принюхивается к ветру, — и сказал:
  — Вы хороший адвокат, Мейсон.
  Перри Мейсон сидел молча. Бергер повернулся на каблуках, пошел в другую сторону и продолжил, бросая слова через плечо:
  — Но сыщик из вас лучше, чем адвокат. Когда вы настраиваете мозги на решение загадки, вы докапываетесь до истины. Однако это не мешает вам защищать клиентов-преступников.
  Мейсон не ответил. Бергер совершил еще круг, потом внезапно остановился лицом к лицу с Мейсоном и поднял указательный палец:
  — Если мои служащие узнают, что я собираюсь действовать на основании той информации, которую мне предоставили вы, они решат, что вы просто загребаете жар моими руками.
  — Вот потому, — сказал Мейсон, — я пришел к вам лично, а не к вашим помощникам. Удобный случай для вас кое-что прояснить и показать, что нечто, казавшееся несчастным случаем, — на самом деле преднамеренное убийство. Я не прошу для себя ничего. Я даю вам шанс. Вы можете его использовать, или нет. Я этим интересуюсь исключительно ради кота. И, если хотите знать, мой гонорар — всего десять долларов.
  Бергер достал сигару из жилетного кармана, надкусил кончик зубами, зажег спичку о кирпич камина и пустил клуб дыма.
  — Хорошо, — вздохнул он. — Сегодня как раз дежурит доктор Джейсон. Я скажу ему. Если он найдет дело стоящим, мы начнем расследование. К тому времени, как дело получит огласку, я решу, взяться мне за него или устраниться.
  Перри Мейсон зажег сигарету.
  — Извините, — сказал Бергер, — я приглашу доктора Джейсона и позвоню Тому Глассмену, моему старшему следователю, вызову его прямо сейчас.
  Когда закрылась дверь за прокурором, Пол Дрейк повернул к Мейсону свое лицо, выражавшее обычный для него бесхитростный юмор.
  — Я заметил, что ты ничего не сказал ему о том, как внезапно разбогател твой клиент Чарльз Эштон.
  — Я старался обратить внимание на факты, которые имеют отношение к убийству, — объяснил Мейсон.
  Дрейк снова принялся созерцать свои ботинки.
  — Если бы я был на месте окружного прокурора, — сказал он, — то не стал бы тебе подыгрывать, Перри.
  — Когда человек играет со мной в мяч, он получает честную подачу, — отпарировал Мейсон.
  — Но Бог ему в помощь, если он попытается опередить тебя хоть на секунду, — сказал Дрейк мрачно.
  Дверь отворилась, и с порога на них уставился доктор Джейсон — высокий полный человек с темными глазами.
  — Добрый вечер, мистер Мейсон, — поздоровался он. — Кажется, я не знаком с мистером Дрейком.
  Дрейк не спеша соединил колени, поднялся и вяло протянул руку.
  — Рад познакомиться, доктор, — сказал он. — Я столько о вас слышал от Перри Мейсона. Я часто вспоминаю, что он сказал, когда вы свидетельствовали душевную вменяемость его клиента.
  — И что же? — спросил доктор Джейсон.
  — Мейсон сказал, что вы, когда вцепитесь в мозг человека, напоминаете пиявку.
  — Я бы хотел, чтобы он заявил это публично, — засмеялся доктор. — Это было бы для меня лучшей рекламой.
  Прокурор Бергер указал на стулья и нервно затянулся сигарным дымом.
  — Доктор, — сказал он. — Вот задача. Дом горит, найдено человеческое тело. Очевидно, человек сгорел в своей постели. Не было никаких подозрений по поводу его кончины. Затем появляются свидетели того, что человек, получающий материальную выгоду от его смерти, был в гараже и протягивал гибкий шланг от выхлопной трубы своей машины к отверстию в отопительной трубе, ведущей в спальню того человека. Пожар тоже мог произойти в результате поджога. Возможно ли, чтобы в комнату попало достаточно моноокиси углерода, чтобы вызвать смерть человека?
  — Вполне возможно, — допустил доктор Джейсон, глаза его перебегали с Дрейка на Мейсона.
  — Человек умер бы во сне?
  — Вероятно. Угарный газ — очень коварный яд. Известно много случаев, когда люди задыхались от угарного газа, работая в запертых гаражах с включенным мотором. Они не могли выскочить на свежий воздух.
  — Как определить, что человек умер от отравления угарным газом?
  — Есть несколько способов. Самый простой — обратить внимание на цвет его крови. Кровь должна быть ярко-алой.
  — Ну, а если человек сгорел во время пожара, могли бы вы определить присутствие угарного газа?
  — Минуточку, — сказал доктор Джейсон. — Вы что-то путаете. Если человек сгорел, мы вполне можем ожидать, что в его легких окажется угарный газ. Ведь не исключено, что человек задохнулся от моноокиси углерода во время пожара.
  — В таком случае, доктор, возможно ли определить путем обследования тела, не убит ли этот человек вышеописанным способом до того, как загорелся дом?
  — Задолго ли до пожара был отправлен в комнату газ? — Доктор посмотрел на Мейсона блестящими глазами.
  — Часа за два-три.
  — Я думаю, — медленно сказал доктор Джейсон Гамильтону Бергеру, — можно определить это, если осмотреть тело. Конечно, результат в какой-то степени будет зависеть от условий, в каких находилось тело после пожара. Но определить это вполне возможно. Волдыри, образующиеся от ожогов на живой ткани, сильно отличаются от тех, которые получатся, если огонь действует после смерти.
  — Другими словами, будем осматривать тело? — спросил Бергер.
  Доктор Джейсон кивнул. Бергер стремительно вскочил, как бы намереваясь преодолеть некое препятствие.
  — Хорошо, — сказал он. — Раз уж мы в это дело ввязываемся, так сделаем его как следует. Приготовлю приказ, разрешающий нам эксгумацию тела.
  7
  Дождь тихо сыпал с полуночного неба, грустно стучал по мерцающим листьям деревьев; капли с шипением ударялись о колпаки газовых фонарей, освещавших пейзаж. Травянистый склон, усеянный мраморными надгробиями, из ярко освещенного круга уходил в таинственную темноту. Ветра не было. На широкие плечи Гамильтона Бергера было накинуто пальто с поднятым широким воротником. Прокурор проявлял признаки нетерпения.
  — Вы что, побыстрей не можете? — спросил он.
  Один из могильщиков бросил на него возмущенный взгляд:
  — На высшей скорости работаем. А больше людей не привлечь — места нет. Да уже почти достали.
  Он вытер мокрым рукавом пот со лба и снова принялся быстро копать. Минуту спустя одна из лопат, судя по характерному звуку, наткнулась на твердое.
  — Полегче, — предостерег второй могильщик. — Не позволяй подгонять тебя. Нам еще грязь надо счистить, а уж после поднимать. Веревки в ручки проденем — и тогда хватит им стоять да бездельничать, пусть с нами поработают, разомнутся.
  Бергер проигнорировал это саркастическое замечание. Он наклонился и заглянул в яму. Перри Мейсон зажег сигарету и переступил промокшими ногами. Пол Дрейк бочком подобрался к нему и спросил:
  — И ты не покраснеешь, если медик скажет, что тот тип и в самом деле сгорел заживо?
  Мейсон в нетерпении потряс головой:
  — Я только заявил о фактах. Думаю, они сами во всем разберутся. Если бы им поговорить с Эдит де Во, а потом привлечь к допросу Сэма Лекстера, у них было бы больше шансов что-то узнать.
  — Да, — сказал Дрейк, — но тогда Бергеру пришлось бы начать расследование обстоятельств смерти Питера Лекстера. Он боится, что ты как раз этого и добиваешься, и будет увиливать, пока не увидит, что перед ним дело — только тогда он начнет действовать открыто. Он уже вступал в игру с тобой. И теперь, вроде обжегшегося ребенка, боится огня.
  — Все-таки, — с презрением сказал Мейсон, — он слишком осторожен. Это дело ускользнет у него из рук, если он станет осторожничать. Он может бояться огня, но не может же он без огня испечь пирог. И даже после того — не может он съесть пирог и одновременно сохранить его.
  Том Глассмен, старший следователь, повел носом.
  — Как бы уберечься от простуды в такую погодку, а, доктор? — спросил он.
  — Лежать в теплой постели, — неприязненно ответил доктор Джейсон. — Надо же было выбрать такую дождливую ночь! Сколько дней прошло после похорон, и никто не интересовался трупом, пока не пошел дождь.
  — Сколько времени вам потребуется, чтобы осмотреть тело?
  — Не так много. Будет зависеть от того, как поработал огонь.
  — Давайте веревку, — скомандовал человек из могилы, — и приготовьтесь поднимать.
  Через несколько секунд гроб резко подался вверх — все тянули за веревки. Вот он вышел на поверхность. Под него подставили доски. Гроб скользил по грязным мокрым доскам, пока не оказался на твердой почве. Один из рабочих обтер тряпкой грязь с крышки. Появилась отвертка. Через минуту крышка гроба была откинута назад и чей-то голос произнес:
  — Вот, доктор, теперь оно ваше.
  Доктор Джейсон выступил вперед, издал неопределенное восклицание, достал из кармана фонарик. Все столпились в кружок, но никто не поднес ближе газовый фонарь, так что гроб остался в тени.
  — Каков ваш вывод, доктор? — спросил прокурор.
  Карманный фонарик доктора Джейсона осветил внутренность гроба. Пальцы его дотронулись до обугленного тела.
  — Трудно сказать. Он обгорел так, что вот-вот рассыплется. Придется поискать такой участок, где кожа была защищена одеждой.
  — А как насчет угарного газа?
  — Нет нужды проверять. Он все равно есть.
  — Ладно, можете вы приступить к осмотру?
  — Прямо сейчас? Здесь?
  — Да.
  — Это будет трудно, и заключение не будет окончательным.
  — Разве вы не можете высказать догадку?
  Доктор Джейсон покорно вздохнул.
  — Отвечу через несколько минут, — сказал он.
  Один из рабочих подошел с фонарем. Доктор выражал негодование по поводу погоды и неодобрение по поводу всей процедуры.
  — Свет сюда… нет, не так близко… тень не должна падать внутрь… Так, стойте там, — распоряжался доктор.
  Он покопался в гробу, потом достал из кармана нож; четко раздался звук проходящего сквозь ткань лезвия. Через минуту он выпрямился и кивнул Гамильтону Бергеру:
  — Вы хотели догадку?
  — Да, именно.
  Доктор Джейсон, сдвигая крышку на прежнее место, сказал:
  — Начинайте расследование.
  Гамильтон Бергер постоял, уставившись на гроб в задумчивости, потом кивнул и повернулся на каблуках.
  — Отлично, — сказал он. — Начнем. Поедете с нами, мистер Мейсон. Дрейк отправится следом в вашей машине. Вы, доктор, останьтесь.
  Мейсон пошел за Бергером к прокурорской машине. За руль сел Том Глассмен. Все хмуро молчали. Дворники монотонно ходили по лобовому стеклу, их звук перекрывал шум мотора и шуршание шин.
  — Мы едем к Лекстеру? — спросил наконец Мейсон.
  — Да, — сказал Бергер, — в городской дом. Я хочу задать ему несколько вопросов.
  — Собираетесь предъявить обвинение?
  — Задам несколько прямых вопросов. Не думаю, что сразу предъявлю обвинение. Нужно сначала подготовиться. Я не буду пока спрашивать о шланге. Думаю, что вам, Мейсон, и вашему детективу лучше не присутствовать, когда мы будем задавать эти вопросы.
  — Хорошо, — сказал Мейсон. — Мы сделали все, что могли. И я знаю, где есть теплая мягкая постель, горячий пунш и…
  — Еще нет, — перебил Бергер. — Вы это дело начали, и вам надо быть в курсе.
  Мейсон вздохнул и откинулся на подушки. Машина промчалась по пустым улицам и кривым переулком взобралась на холм.
  — Где-то здесь, — объявил Бергер. — Участок большой. Старайся не включать фары без надобности, Том. Я хотел бы взглянуть на гараж, прежде чем мы кого-нибудь потревожим.
  У поворота Глассмен сбавил скорость, остановил машину и выключил мотор. Не слышно было ни звука, лишь стук дождевых капель по крыше машины.
  — Пока все нормально, — сказал Глассмен.
  — Отмычки есть? — спросил Бергер.
  — Конечно. Хотите, чтобы я открыл гараж?
  — Да, я хотел бы взглянуть на машины.
  Глассмен направил фары на висячий замок, которым запирался гараж, открыл дверцу и выбрался под дождь. Он достал из кармана связку ключей, через минуту кивнул Бергеру и отодвинул дверь.
  — Осторожней, — предупредил Бергер. — Не захлопни двери. Нельзя поднимать тревогу раньше времени.
  В гараже стояли три машины. Фонарик Глассмена по очереди осветил каждую. Глаза Мейсона сузились при взгляде на новенький паккард-седан. Заметив выражение его лица, Бергер спросил:
  — Что-то обнаружили, Мейсон?
  Перри Мейсон отрицательно покачал головой. Фонарик Глассмена обследовал номера машин.
  — Вот эта зарегистрирована на имя Сэмюэля К. Лекстера. — Он указал на двухместный автомобиль с несколькими запасными камерами, подвешенными с разных сторон. Это была мощная машина с низкой посадкой, блестевшая эмалью и хромированной сталью.
  — Модель скоростная, — шепнул Бергер. — Поверни-ка фонарик сюда, к глушителю, Том.
  Глассмен повернул луч света к выхлопной трубе, а Бергер наклонился рассмотреть ее.
  — Что-то сюда присоединяли, — заметил он.
  — Что ж, пошли, поговорим с Сэмюэлем Лекстером и поглядим, что он скажет, — предложил Глассмен.
  Перри Мейсон, с безразличным видом прислонившись к стене гаража, разминал пальцами сигарету.
  — Я, конечно, не хочу вмешиваться, но вы могли бы найти шланг. Если бы как следует поискали.
  — Где? — спросил Бергер.
  — Где-нибудь в машине.
  — Что заставляет вас думать, что он там?
  — Пожар, — пояснил Мейсон, — начался в спальне Лекстера или рядом. Гараж от нее далеко. Машины, которые стояли в гараже, спасли от огня. Кусок шланга — улика, и Лекстер, разумеется, не оставил бы его там, где его мощно найти. Возможно, конечно, что он его припрятал в другом месте, но есть шанс, что он в машине.
  Глассмен без особого энтузиазма потянул за ручку, при помощи которой поднималось откидное сиденье, забрался в машину и посветил фонариком. Он поднял переднее сиденье, открыл щиток, обшарил заднюю часть машины.
  — Вот какое-то запертое отделение, — подсказал Бергер.
  — Это под клюшки для гольфа, — объяснил Глассмен.
  — Посмотри, не подойдет ли сюда какой-то из ключей?
  Глассмен попробовал ключи один за другим и покачал головой.
  — Посмотри, нельзя ли отодвинуть ту штуку на переднем сиденье и заглянуть туда?
  Рессоры закачались под тяжелым телом Глассмена. Он глухо сказал:
  — Тут что-то есть. Похоже на гибкий шланг.
  — Отмычку, — возбужденно скомандовал Бергер. — Надо взглянуть.
  Глассмен отомкнул замок со словами:
  — Не очень аккуратно получилось. Будет жуткий скандал, если мы не правы.
  — Начинаю думать, что мы правы, — мрачно заметил Бергер.
  Глассмен протянул руку и достал футов двенадцать шланга. На одном конце к нему болтами были привинчены два ремешка. С другого конца резина была растянута в виде гриба.
  — Ну, — сказал Бергер, — сейчас поднимем Лекстера.
  — Хотите, чтобы мы подождали здесь? — спросил Мейсон.
  — Нет, можете подняться в дом и посидеть в гостиной. Долго ждать не придется. Он, наверное, сознается, если вытащить его прямо из постели.
  Дом стоял на холме. Гараж находился на небольшом расстоянии от дома. Каменные ступени вели к усыпанной гравием дорожке. Асфальтированная дорога от гаража обходила вокруг дома, являясь одновременно подъездом к парадной двери и дорогой для подвоза к заднему ходу продуктов и прочего. Двигаясь молча, мужчины поднялись по ступенькам. Наверху Бергер остановился:
  — Послушайте! Что это?
  Из туманной тьмы исходил металлический звук, сопровождаемый характерным поскребываньем.
  — Кто-то копает, — тихо сказал Мейсон. — Лопата ударяется о камни.
  — Клянусь богом, Мейсон, — шепнул Бергер, — вы правы. Том, тебе лучше приготовить фонарик, а в карман положи пистолет — на всякий случай.
  Бергер пошел впереди. Все четверо старались шагать как можно тише, но гравий дорожки скрипел под ногами. Глассмен шепнул:
  — Лучше идти по траве, — и сошел с тропинки. Остальные последовали за ним. Трава была мокрая, почва сырая, и дальше они двигались в полной тишине.
  В доме горели огни, освещая под окнами отдельные участки. Человек, который копал, держался от них в стороне.
  — Там, за ползучим растением, — сказал Глассмен.
  Он мог этого и не говорить, направление и так было ясно. Стебли растения дрожали от тяжести воды. Капли дождя каскадом стекали с листьев и попадали в поток света из застекленной двери. Снова застучала лопата.
  — Яму закапывает, — заметил Мейсон.
  Луч фонарика Глассмена пронзил темноту. Какая-то фигура отскочила и заметалась в тени растения, которое при свете фонаря оказалось розовым кустом. Глассмен скомандовал:
  — Выходите, именем закона! Руки!
  — Что вы тут делаете? — спросил приглушенный голос.
  — Выходите! — повторил Глассмен.
  В темноте, на фоне светящихся листьев, показалась фигура. Мокрая поверхность листвы отражала свет фонаря, и Мейсон рассмотрел лицо человека.
  — Это франк Оуфли, — сказал он Бергеру.
  — Кто вы такой? — шагнул вперед Бергер.
  — Я Оуфли, Фрэнк Оуфли. Один из владельцев этого дома. А кто вы и что вы тут делаете?
  — Проводим небольшое расследование, — отвечал Бергер. — Я — окружной прокурор. Это Том Глассмен, мой следователь. Зачем вы тут копаете?
  Оуфли тихо выругался, вытащил из кармана телеграмму и протянул ее прокурору. Луч фонаря осветил телеграмму, разорванный рукав, исцарапанные руки, покрытые грязью.
  — Напугали вы меня своим фонариком, — сказал он. — Я прыгнул в самые колючки. Ну, все равно, я и так весь исцарапался. Хороший же у меня вид!
  Он оглядел свой костюм, рассмеялся, как бы извиняясь. Но четверо мужчин не обратили внимания на его вид. Они изучали телеграмму:
  «КОЛТСДОРФСКИЕ БРИЛЛИАНТЫ СПРЯТАНЫ В КОСТЫЛЕ ЭШТОНА ТЧК БОЛЬШЕ ПОЛОВИНЫ ДЕДОВСКИХ ДЕНЕГ ЗАРЫТЫ ПОД ОКНОМ БИБЛИОТЕКИ ГДЕ РОЗОВЫЙ КУСТ ВЬЕТСЯ ПО РЕШЕТКЕ ТЧК МЕСТО ОТМЕЧЕНО ПАЛОЧКОЙ ВОТКНУТОЙ В ЗЕМЛЮ ТЧК ОНИ НЕ ГЛУБОКО ТЧК НЕ ДАЛЬШЕ НЕСКОЛЬКИХ ДЮЙМОВ».
  Телеграмма была подписана «ДРУГ».
  — Вроде телеграмма настоящая, — тихо сказал Глассмен. — Прошла через телеграф.
  — Что же вы нашли? — спросил Бергер.
  Оуфли шагнул вперед и тут впервые заметил Мейсона. Он мгновенно напрягся и спросил:
  — А этот человек что тут делает?
  — Он здесь по моей просьбе, — сказал Бергер. — Он адвокат Чарльза Эштона, привратника. У меня к Эштону несколько вопросов, и я хотел бы, чтобы Мейсон присутствовал. Так вы нашли что-нибудь там, где копали?
  — Я нашел палочку, — Оуфли вытащил ее из кармана. — Она была в земле. Я прокопал суглинок и гравий. Там ничего нет.
  — Кто послал телеграмму?
  — Вы могли бы это определить.
  Бергер тихо сказал Глассмену:
  — Том, перепиши номер, съезди на телеграф и попроси найти эту телеграмму. Разузнай все, что сможете. Достань адрес отправителя.
  — Вы что, приехали из-за телеграммы? — спросил Оуфли. — Будь проклята эта ночь. Не стоило мне вылезать и копать тут, но вы понимаете, что я почувствовал после такого совета.
  — Мы приехали в связи с другим делом, — объяснил Бергер. — Где Сэм Лекстер?
  Оуфли вдруг заволновался:
  — Нет его. А зачем он вам? — С минуту Оуфли колебался, затем спросил: — Вы разговаривали с Эдит де Во?
  — Нет, — сказал Бергер, — я не разговаривал.
  — Я с ней говорил. — Мейсон внимательно посмотрел на Оуфли.
  — Я так и знал, — сказал Оуфли. — Просто удивительно, до чего вы любите совать нос в чужие дела.
  — Хватит, — остановил его Бергер. — Идемте в дом. А что там насчет бриллиантов, спрятанных в костыле Эштона?
  — Вам об этом известно столько же, сколько и мне, — мрачно огрызнулся Оуфли.
  — Сэма нет дома?
  — Нет.
  — А где он?
  — Не знаю. На свидании, наверное.
  — Ладно, — сказал Бергер. — Пойдемте.
  Они поднялись на крыльцо. Оуфли достал связку ключей, открыл дверь и сказал:
  — Извините, я на минутку, отмоюсь и переоденусь.
  — Стой-ка, парень, — остановил его Глассмен, — тут ведь речь о полумиллионе монет. Мы, конечно, тебе верим, но не лучше ли проверить твои карманы и убедиться…
  — Глассмен, — предостерег Бергер, — с мистером Оуфли не надо так обращаться. — Он повернулся к Оуфли: — Извините мистера Глассмена за слишком резкие слова, но мне в голову пришла та же самая мысль, да и вам, без сомнении, тоже. Речь идет об огромной сумме. А если автор телеграммы поклянется под присягой, что вы откопали хотя бы часть этих денег?
  — Я же ничего не нашел. А если и нашел бы, так они все равно мои, половина, во всяком случае…
  — Не думаете ли вы, что вам лучше запастись свидетелями?
  — А как это сделать?
  — Подвергнуться добровольному обыску.
  — Валяйте. — Лицо Оуфли помрачнело. — Обыскивайте.
  Его обыскали. Бергер удовлетворенно кивнул:
  — Может быть, позже вы будете рады сотрудничеству с нами.
  — Не буду. Теперь можно пойти переодеться?
  — Лучше не надо, — покачал головой Бергер. — Сядьте. Вы быстро обсохнете.
  — Хорошо, — вздохнул Оуфли. — Выпьем по рюмочке. Вы, кажется, тоже побывали под дождем. Бурбон, ржаное или шотландское?
  — Что ни выберешь, — заметил Мейсон, — все равно — виски.
  Оуфли метнул на него подозрительный взгляд и позвонил. В дверях появился мужчина с синевато-багровым шрамом на правой щеке, придававшим ему выражение злобного торжества, и спросил:
  — Вы звонили?
  — Да, — сказал Оуфли. — Принесите виски, Джим. Бурбон, шотландское. И содовую.
  Человек кивнул и удалился.
  — Джим Брэндон, — объяснил Оуфли. — Он и за шофера, и за дворецкого.
  — Каким образом он был ранен? — поинтересовался Бергер.
  — Автомобильная авария, кажется… Это вы мистер Бергер, окружной прокурор?
  — Да.
  — Сожалею, что Эдит де Во сказала то, что сказала.
  — Почему?
  — Потому что пожар начался вовсе не от выхлопных газов. Это вообще невозможно.
  — Где у вас телефон? — спросил Глассмен.
  — В холле. Я покажу… или Джим покажет.
  — Неважно, — следователь встал. — Я сам найду.
  — Вы слышали об отравлениях угарным газом, мистер Оуфли? — спросил Бергер.
  — Конечно.
  — Вам известно, что угарный газ образуется в автомобиле, когда работает мотор?
  — Причем тут угарный газ? Он же не воспламеняющийся…
  — Зато он отравляющий.
  Что-то в голосе Бергера заставило выгнуться брови Оуфли.
  — Господи боже! — воскликнул он. — Не хотите же вы сказать… Нет, это невероятно! И я не могу поверить…
  — Неважно, во что вы можете и во что не можете поверить, мистер Оуфли. Мы заходили в гараж и обыскали машину Сэма Лекстера. Мы нашли длинный шланг.
  — Да, — сказал Оуфли, не удивляясь. — Эдит видела его.
  — Так где же сейчас Сэм Лекстер?
  — Не знаю. Уехал.
  — Каким образом? Его машина в гараже.
  — Да, — согласился Оуфли. — Шофер увез его в город на паккарде, потом пригнал машину назад. Не знаю уж, как Сэм вернется, разве что шевроле где-то там.
  — Шевроле?
  — Да. Служебная машина. Обычно на ней ездит Эштон. Она у нас для подвозки грузов и для всяких поручений.
  — А у вас есть машина? — спросил Бергер.
  — Есть. Бьюик, который стоит в гараже.
  — А большой паккард?
  — Его дед купил незадолго до смерти.
  — Когда сгорел дом, машины спасли?
  — Да, гараж был на углу. С краю.
  — То есть пожар начался далеко от гаража?
  — Да, похоже, он начался возле дедовой спальни.
  — У вас есть соображения, как начался пожар?
  — И не одно… Слушайте, мистер Бергер, я бы предпочел, чтобы вы поговорили об этом с Сэмом. Мое положение достаточно щекотливо… В конце концов, Сэм мне родственник. Говоря откровенно, я уже слышал рассказ Эдит де Во, но не придал ему значения. Угарный газ для меня, конечно, новость. Я просто поверить не могу, что такое возможно. Должно быть какое-то объяснение.
  Вошел Глассмен с телеграммой в левой руке.
  — Телеграмма подлинная, — доложил он с порога. — Была отправлена по телефону, подпись «Друг», а номер телефона отправителя: шестьсот двадцать три девяносто восемь. Телефон зарегистрирован на заведение «Вафли Уинни».
  — Чушь! — Мейсон вскочил.
  — Хватит, Мейсон, — сказал Бергер. — Не вмешивайтесь.
  — Какого дьявола! — взорвался Мейсон. — Вы мне не указ, мистер Бергер. Уинифред Лекстер не посылала этой телеграммы.
  — Не стала бы Уинни посылать такую телеграмму, — подтвердил Оуфли, глядя на Глассмена. — Тут какая-то ошибка.
  — Но она ее послала, — настаивал Глассмен.
  — Черта лысого! — рявкнул Мейсон. — По телефону ее мог послать кто угодно.
  — Да уж, — заметил Глассмен, — у ваших клиентов вечно какая-то конспирация…
  — Вовсе она не моя клиентка, — сказал Мейсон.
  — А кто же ваш клиент?
  — Думаю, что кот, — ухмыльнулся Мейсон.
  С минуту длилась тишина. Затем послышался шум автомобильного мотора. На мгновение за окном сверкнули передние фары, затем повелительно взвыл сигнал. Джим Брэндон вошел в комнату с подносом, на котором стояли бутылки, стаканы и два сифона. Он поспешил поставить поднос и заторопился к двери, потому что сигнал взвыл снова.
  — Это мистер Сэм Лекстер, — сказал он.
  Бергер поймал его за рукав, когда Джим проходил мимо.
  — Не надо так спешить, — предложил он.
  Глассмен прошел по коридору и открыл парадную дверь, сигнал раздался снова.
  — Выходите, Джим, — сказал он. — Посмотрите, что там нужно.
  Джим Брэндон зажег свет на крыльце и вышел.
  — Джим, — позвал его Сэм Лекстер, — я в аварию попал. Идите, поставьте машину.
  Бергер отодвинул портьеру. Яркий свет с крыльца падал на несколько старомодный шевроле с поломанными дворниками, вдавленным крылом и смятым бампером. Сэм Лекстер выбирался с водительского места. Лицо его было поцарапано, правая рука перевязана окровавленным платком. Бергер пошел к двери. Прежде чем он добрался до нее, фары вновь высветили моросящий дождь. Подъехал большой седан с мягко гудящим мотором, он развернулся и остановился. Оттуда выпрыгнул на дорожку человек, повернулся и помчался прямо к дому, затем, заметив Сэма Лекстера, внезапно остановился.
  Перри Мейсон хмыкнул и объяснил Бергеру:
  — Перед нами не кто иной, как наш выдающийся современник Нат Шастер. В течение следующего получаса вы будете иметь возможность установить, последовал ли он за Сэмом Лекстером потому, что знал о вашем присутствии здесь, или появился случайно.
  Бормоча проклятия, Бергер устремился к крыльцу.
  Шастер позвал резким и взволнованным голосом:
  — Слыхали вы об этом? Нет, вы слыхали? Знаете, что они вытворяют? Знаете, что произошло? У них приказ — вырыть тело вашего дедушки. И они выкопали его!
  На залитом кровью лице Сэма Лекстера проступило удивление. Фрэнк Оуфли, стоящий возле Бергера, спросил:
  — Это еще что за чертовщина?
  — Спокойно! — предупредил Глассмен.
  — Я только что узнал! Хотите ли вы, чтобы я предпринял законные шаги… — он умолк, увидев на крыльце фигуру Бергера.
  — Входите, мистер Шастер, — предложил прокурор. — Если будете там стоять, вы совсем промокнете.
  На лице Сэма Лекстера блестели капли дождя. Рана на его щеке кровоточила. Губы в волнении дергались.
  — Что происходит? — спросил он.
  — Я провожу расследование, — объяснил Бергер, — и хочу задать вам несколько вопросов. Не возражаете?
  — Нет, конечно, — ответил Лекстер, — но меня удивляет то, как это делается. Откуда взялась нелепая идея выкапывать…
  — Никаких вопросов! Никаких! — закричал Шастер. — И отвечать, только если я разрешу!
  — Да ну вас, Шастер, — отмахнулся Сэм. — Я смогу ответить на любой вопрос прокурора.
  — Не дурите, — простонал Шастер. — Вовсе это не расследование окружного прокурора, это все дело рук выскочки Мейсона! Все вокруг этого чертова кота. Не отвечайте им. Ничего не отвечайте. Прежде всего вас одурачат, а потом? Вы лишитесь наследства, Мейсон восторжествует, все получит Уинифред, даже кот будет смеяться…
  — Замолчите, мистер Шастер, — приказал Бергер. — Я собираюсь говорить с Сэмом Лекстером и так, чтобы вы меня не перебивали. Заходите в дом, мистер Лекстер. Вам нужен доктор — осмотреть раны?
  — Не думаю, — сказал Лекстер. — Меня занесло на телефонный столб. Сильно тряхнуло, ушиб правую руку, но, наверное, достаточно промыть антисептиком и нормально перевязать. Не мешало бы, конечно, чтобы врач посмотрел, но я не хочу вас задерживать.
  — Пожалуйста! — подбежал к нему Шастер. — Я вас умоляю! Прошу вас! Не делайте этого!
  — Замолчите, — повторил Бергер и взял Сэма под руку.
  Лекстер с Бергером вошли в дом, сразу за ними — Глассмен. Шастер медленно поднимался по ступенькам, точно старик, каждый шаг для которого — тяжелая работа. Мейсон наблюдал, как трое мужчин пересекли гостиную и скрылись за дверью. Он уселся в гостиной. Дрейк достал из кармана сигарету, устроился на пуфике, скрестив ноги, и произнес:
  — Ну, так-то.
  Джим Брэндон, стоя в дверях, сказал Шастеру:
  — Не знаю уж, надо ли вам входить.
  — Не дурите, — сказал Шастер и понизил голос так, чтобы Мейсон и Дрейк ничего не услышали. Брэндон тоже понизил голос. Они продолжили разговор шепотом.
  Зазвонил телефон. Через несколько минут толстая женщина с заспанными глазами прошла по коридору, застегивая халат. Она сняла трубку, сказала «алло» сонным и неприветливым голосом. Лице ее выразило удивление, и она произнесла:
  — Да, мисс Уинифред… Конечно, я могу его позвать. Он, конечно, спит. Сказать ему, чтобы он попросил мистера Мейсона позвонить вам и…
  Перри Мейсон бросился к телефону.
  — Если кто-то спрашивает мистера Мейсона, — вмешался адвокат, — то я здесь.
  — Это мисс Уинифред Лекстер. — Женщина подала ему трубку.
  — Алло, — сказал Мейсон и услышал голос Уинифред, взволнованный, почти истеричный:
  — Слава Богу, смогла вам дозвониться. Я не знала, где вас искать, так что хотела передать через Эштона… Случилось нечто ужасное! Вам надо немедленно приехать.
  — Вообще-то я пока занят, — спокойно ответил Мейсон. — Вы можете в общих чертах объяснить, что случилось?
  — Не знаю, но у Дугласа что-то серьезное. Вы помните Дугласа? Дуглас Кин.
  — Что же с ним случилось?
  — Не знаю, но я должна вас видеть.
  — Я выйду отсюда минут через десять, — обещал ей Мейсон. — Это все, что я могу сделать. Здесь еще одно дело, в котором я заинтересован. Где вас искать?
  — У меня в заведении. Витрины не горят, просто открывайте дверь и входите.
  — Хорошо, я выхожу через десять минут, — твердо сказал Мейсон.
  Он повесил трубку, а Шастер, оставив Брэндона у двери, пересек холл быстрыми нервными шагами и схватил Мейсона за полу пиджака.
  — Вы этого не сделаете! — объявил он. — Вы не можете так уйти! Это чудовищно! Я буду жаловаться! Это шантаж!
  Мейсон оттолкнул его рукой и сказал:
  — Вернитесь лучше к своим лекциям, Шастер. Никто не может обвинить вас в их излишней сухости.
  Мейсон достал из кармана платок и вытер лицо. Шастер возбужденно подпрыгнул, точно терьер, лающий на быка:
  — Вы же знали, что нельзя нарушать завещание, завещание так же верно, как золото! Что вы натворили? Пытаетесь пришить моим клиентам дело об убийстве? Ничего не получится! Вы с вашим привратником наживете кучу неприятностей! Кучу! Вы слышите? Вы…
  Его прервал окружной прокурор Бергер, вошедший в сопровождении Глассмена. Лицо Бергера выражало недоумение.
  — Мейсон, — сказка он, — вы что-нибудь знаете о бриллиантах, которые находятся у вашего клиента Эштона?
  — Нет, но мы можем его спросить, — предложил Мейсон.
  — Кажется, надо с ним поговорить. Очевидно, он тут замешан.
  Вмешался Шастер:
  — Нарушение закона! Все подтасовано! Это Мейсон состряпал, чтобы нарушить волю покойного.
  Мейсон вежливо улыбнулся:
  — Я вас предупреждал, мистер Шастер, что всегда бью неожиданно?
  — Вы хотите, чтобы я позвала привратника? — спросила пожилая женщина в халате.
  Тут в комнату шаркающей походкой вошел Оуфли в халате и домашних туфлях.
  — Вы кто? — спросил женщину Бергер.
  — Экономка, — вмешался Оуфли, — миссис Пиксли.
  — Лучше бы пойти допросить привратника, не предупреждая его специально, — предложил Бергер.
  — Послушайте, — сказал Мейсон, — не кажется ли вам, что в данных обстоятельствах я должен быть в курсе того, что вы узнаете?
  — Идемте, — пригласил Бергер. — Вы будете в курсе, но не перебивайте ни вопросами, ни советами.
  Шастер заметался вокруг стола.
  — Вы за ним хорошенько следите, — предупредил он. — Он все это дело из пальца высосал.
  — Замолчите, — бросил Том Глассмен через плечо.
  — Идемте, — сказал Бергер миссис Пиксли. — Покажите дорогу.
  Женщина пошла по коридору, задники ее туфель шлепали на ходу. Пол Дрейк пристроился рядом с Перри Мейсоном. Оуфли отстал, чтобы поговорить с Шастером. Бергер держал под руку Сэма Лекстера.
  — Странная женщина эта экономка, — тихо заметил Дрейк. — Все мягкое, кроме рта, а уж он такой жесткий! За счет остального.
  — Под этой мягкостью, — ответил Мейсон, оглядывая фигуру женщины, — масса силы. Мускулы скрыты под жиром, но она очень сильна. Обратите внимание, как она держится.
  Женщина вела их по лестнице в подвальный этаж. Открыла дверь, прошлепала по цементному полу, остановилась перед следующей дверью и спросила:
  — Постучать?
  — Нет, только если заперто, — сказал ей Бергер.
  Она повернула ручку и распахнула дверь. Мейсон не мог разглядеть внутренность комнаты, но он видел лицо экономки. При свете, падающем из комнаты, он увидел, как ее полное лицо застыло в диком ужасе. Ее твердые губы раскрылись — и он услышал крик.
  Бергер выскочил вперед. Экономка покачнулась, воздела руки, колени ее задрожали и она начала оседать. Глассмен тоже устремился в комнату. Оуфли поддержал экономку под мышки.
  — Спокойно, — сказал он. — Что случилось?
  Мейсон протиснулся мимо них.
  Кровать Чарльза Эштона стояла под открытым окном. Окно располагалось на уровне земли. Оно было подперто палкой, отверстие составляло пять-шесть дюймов, как раз столько, чтобы мог пройти кот. Кровать стояла прямо под окном, а на белом покрывале была масса грязных кошачьих следов — и на подушке тоже. В постели лежал Чарльз Эштон с искаженным лицом. Достаточно было взглянуть на выпученные глаза и высунутый язык, чтобы опытные люди поняли, отчего от умер.
  Бергер повернулся к Глассмену:
  — Не пускайте сюда никого. Позвоните в отдел убийств. Не выпускайте Сэма Лекстера из поля зрения, пока все не выяснится. Я буду здесь и все осмотрю. Начинайте!
  Глассмен повернулся, задел плечом Мейсона и извинился. Мейсон вышел из комнаты. Глассмен захлопнул дверь:
  — Пропустите меня к телефону. Мистер Оуфли, не пытайтесь удрать.
  — Почему это я должен удирать? — обиделся Оуфли.
  — Не делайте никаких заявлений! Не делайте никаких заявлений! — истерически умолял Шастер. — Молчите, говорить предоставьте мне! Неужели не понимаете? Ведь это убийство! Не разговаривайте с ними. Не подходите к ним. Не…
  — Закройте рот, — воинственно подступил к нему Глассмен, — или я сам заткну его!
  Шастер увильнул от него, точно белка, беспрерывно бормоча:
  — Никаких заявлений! Никаких заявлений! Разве вы не понимаете, что я ваш адвокат? Вы же не знаете, в чем вас хотят обвинить! Молчите! Дайте мне говорить вместе вас.
  — В таких разговорах нет необходимости, — заверил его Оуфли. — Я так же хочу знать истину, как эти должностные лица. У вас истерика. Помолчите и успокойтесь.
  Когда все поднимались по лестнице, Перри Мейсон, отстав, наклонился к Полу Дрейку.
  — Побудь здесь, Пол, — попросил он, — посмотри, что будет. Постарайся увидеть все, что сможешь. А не сможешь увидеть — пусть работают твои уши.
  — Смываешься? — спросил Дрейк.
  — Есть еще срочные дела, — ответил Мейсон.
  Поднявшись по ступеням, Глассмен поспешил к телефону. Мейсон повернул направо, прошел через кухню, спустился с крыльца и оказался в дождливой ночи.
  8
  Электровывеска, прославляющая «Вафли Уинни», не светилась. Над дверью горел ночник. Перри Мейсон повернул ручку — дверь отворилась. Мейсон закрыл ее за собой, прошел между стойкой и столиками и оказался перед еще одной открытой дверью. В комнате было темно. Он услышал, как всхлипывает женщина. Мейсон сказал «Хэлло!». Щелкнул выключатель. Комната осветилась мягким светом настольной лампы под розовым шелковым абажуром.
  У стены стояла односпальная кровать. Видны были два стула, стол и книжный шкаф — грубо сколоченные деревянные ящики из-под консервов. Самодельный шкаф был полон книг. Угол комнаты отгораживала портьера, за ней — через щель — Мейсон увидел душ, напоминавший гусиную шею. На стене висело несколько фотографий в рамках. Несмотря на скромную обстановку, в комнате царила атмосфера домашнего уюта. На столе — фотография Дугласа Кина в рамке.
  Уинифред Лекстер сидела на кровати. Глаза ее были красны от слез. Большой персидский кот свернулся у нее под боком, прижавшись к бедру девушки, и громко мурлыкал. Когда зажегся свет, кот грациозно повернулся и уставился на Мейсона ярко горящими глазами. Потом зажмурился, потянулся, зевнул и снова замурлыкал.
  — Что случилось? — спросил Мейсон.
  Девушка безнадежно указала на телефон, как бы желая все объяснить этим жестом.
  — А я-то думала, что посмеюсь над жизнью, — сказала она.
  Мейсон подвинул стул и сел рядом. Он видел, что девушка на грани истерики, и произнес с участием:
  — Славная киска.
  — Да, это Клинкер.
  Мейсон поднял брови.
  — Дуглас съездил и взял его.
  — Зачем?
  — Потому что боялся, что Сэм его отравит.
  — Когда?
  — Часов в десять. Я его послала.
  — Он говорил с Эштоном?
  — Нет, Эштона не было.
  — Не возражаете, если я закурю?
  — И я закурю. Вы, должно быть, считаете меня ужасным ребенком.
  Мейсон достал из кармана пачку сигарет, серьезно протянул ей и подал спичку.
  — Вовсе нет, — сказал он, зажигая сигарету для себя. — Здесь довольно одиноко, да?
  — Пока нет, но будет, — сказала она.
  — Расскажите мне, как только будете готовы, — предложил он.
  — Я еще не готова, — голос у нее стал тверже, но в нем все еще звучали нотки истерики. — Я слишком долго сидела здесь в темноте — и все думала, думала…
  — Хватит думать, — перебил он. — Давайте просто поговорим. В какое время Дуглас Кин уехал от Эштона?
  — Часов в одиннадцать, наверное. А что?
  — Он там был около часа?
  — Да.
  — А когда же начался дождь? До одиннадцати или после?
  — Ой, раньше — еще до девяти.
  — Вы можете точно сказать, когда именно Дуглас принес кота?
  — Нет, я вафли готовила. А почему вы спрашиваете?
  — Просто пытаюсь завязать разговор, — небрежно заметил Мейсон. — Я для вас слишком чужой человек, чтобы со мной откровенничать. Вот я и хочу, чтобы вы ко мне немного привыкли. Дугласа впустил кто-то из слуг?
  — В городской дом? Нет, я дала Дугу свой ключ. Я не хотела, чтобы Сэм знал, что я беру кота. Дедушка дал мне ключ от дома. Я его так и не вернула.
  — Почему вы не дали знать Эштону, что взяли кота? Ведь он будет беспокоиться?
  — Он знал, что Дуг едет за Клинкером.
  — Откуда?
  — Я ему звонила.
  — Когда?
  — Перед тем, как Дуг ушел.
  — А когда он ушел?
  — Не знаю, мы договорились по телефону, что лучше мне пока подержать Клинкера у себя. Он сказал, что будет дома, когда Дуг приедет, и велел дать Дугу мой ключ, чтобы Сэм ничего не знал.
  — Но Эштона не было, когда приехал Дуг?
  — Нет. Дуг целый час ждал. Потом взял кота и уехал.
  Мейсон, откинувшись на спинку стула, изучал клубящийся сигаретный дым.
  — Клинкер всегда спит на постели Эштона, да?
  — Да.
  — Еще какие-то кошки есть?
  — Вы имеете в виду — в доме?
  — Да.
  — Нет, наверное, нет. Клинкер любую кошку выжил бы. Он ужасно ревнивый, особенно дядю Чарльза ревнует.
  — Дядю Чарльза?
  — Я так иногда называю привратника.
  — Довольно странный он, да?
  — Странный, но хороший, если узнать его поближе.
  — Честный?
  — Конечно, честный.
  — Скуповат малость, а?
  — Был бы скуповат, если бы ему было что жалеть. Он долго служил у дедушки. Дедушка всегда не доверял банкам. Когда прошел тот бум с золотом, дед чуть не умер. Он ведь копил золото. Но тогда он пошел, сдал золото и получил бумажные деньги. Это был такой удар для дедушки. Он несколько недель не мог оправиться.
  — Чудак, должно быть, был.
  — Да, большой чудак — и такой славный: у него было чувство справедливости.
  — Судя по его завещанию, этого не скажешь.
  — Нет, — возразила она. — При данных обстоятельствах это было лучшее, что он мог сделать. Кажется, Гарри меня совсем загипнотизировал.
  — Гарри? — переспросил Мейсон.
  — Гарри Инмен. Он казался таким прямодушным, откровенным…
  — Но он таким не был?
  — Как только он понял, что я ничего не наследую по завещанию, он сразу взял назад все свои слова. Наверное, боялся, что я его женю на себе.
  — Есть у него деньги?
  — У него хорошее место. Он зарабатывает около шестисот долларов в год в какой-то страховой конторе.
  — Дуглас Кин привязан к вам, да? — Мейсон осторожно перевел разговор на молодого человека, чей портрет стоял на столе.
  — Да, привязан. Он молодец. Он самый прекрасный в мире. А я и не понимала до сих пор, сколько в нем хорошего — ведь слова ничего не значат, просто есть люди, которые умеют говорить лучше других.
  Мейсон кивнул, ожидая, что она скажет еще.
  — Я хотела вас видеть насчет Дугласа, — сказала она. — Случилось нечто ужасное, Дуглас боится, что меня втянут. Он сам как-то в этом замешан — не знаю, как именно.
  — Что же случилось? — спросил Мейсон.
  — Убийство. — И она зарыдала.
  Мейсон подошел к кровати, сел рядом с ней и обнял ее за плечи. Кот оценивающе посмотрел на него, прижал уши, потом успокоился, но больше не мурлыкал.
  — Ну, успокойтесь, — произнес Мейсон. — Скажите, что вы знаете.
  — Я знаю только, что Дуглас позвонил. Он был ужасно взволнован. Сказал, что кого-то убили и он не хочет, чтобы меня впутывали, поэтому он уедет и я его никогда не увижу. Он велел мне ничего не говорить и не упоминать его.
  — Кого же убили?
  — Он не сказал.
  — Почему же он думает, что вас могут впутать?
  — Наверное, потому, что я его знаю. Все так глупо. Я думаю, все это связано с дедушкиной смертью.
  — Когда он вам звонил?
  — Минут за пятнадцать до моего разговора с вами. Я пыталась дозвониться всюду — в вашу контору, на квартиру. Нигде никто не ответил, тогда я решила позвонить дяде Чарльзу. Он говорил, вы ему звонили — что-то насчет Сэма и окружного прокурора, вот я и решила, что он, возможно, еще будет с вами говорить.
  — Вы знали, — спросил Мейсон, — что ваш дед был убит?
  — Дедушка? — Глаза ее расширились. — Нет.
  — Вам не показалось, что дом сгорел как-то странно?
  — Почему? Огонь вспыхнул где-то возле дедушкиной спальни. Ночь была ветреная. Я подумала, что пожар начался из-за неисправной проводки.
  — Вернемся к коту, — сказал Мейсон. — Он у вас часов с одиннадцати?
  — Да, может быть, с начала двенадцатого.
  Мейсон кивнул и взял кота на руки.
  — Клинкер, — спросил он, — не хотел бы ты немного прокатиться?
  — Что вы хотите этим сказать? — не поняла Уинифред.
  Перри Мейсон, держа кота в руках и не спуская глаз с девушки, медленно произнес:
  — Сегодня вечером был убит Чарльз Эштон. Я еще не знаю точно, в какое время. Его задушили, вероятно, когда он лег спать. Все покрывало и подушка были в грязных кошачьих следах, эти следы вели к самому лбу Эштона.
  Она вскочила, глаза ее расширились, бескровные губы раскрылись, как будто она пыталась закричать. Но звука не было. Перри Мейсон бросил кота на кровать, обнял Уинифред, погладил по волосам.
  — Успокойтесь, — сказал он ей. — Я возьму кота с собой. Если кто-нибудь станет вас допрашивать, не отвечайте ни на какие вопросы.
  Она выскользнула из его объятий, села на кровать. Лицо ее выражало страдание.
  — Он этого не делал, — повторяла она. — Не мог он. Я его знаю. Он мухи не обидит.
  — Можете вы продержаться, — спросил он, — пока я избавлюсь от кота?
  — Что вы хотите с ним сделать?
  — Спрячу, пока все не уладится. Вы же понимаете, что значит — кошачьи следы на той кровати. Это значит, кот был там после убийства.
  — Невероятно, — сказала она.
  — Конечно, — ответил он, — но нам надо заставить других поверить, что это невозможно. Весь вопрос в том, сможете ли вы быть достаточно храброй, чтобы помочь мне.
  Она кивнула. Перри Мейсон взял кота и направился к выходу.
  — Послушайте, — сказала она, когда Мейсон взялся за ручку двери, — понятно ли вам, что вы должны защищать Дугласа? Вот зачем я вам позвонила. Вы должны его найти и поговорить с ним. Дуглас не виноват. Вы должны это доказать, и нечего ему собой жертвовать. Вы меня поняли?
  — Понял, — сказал он серьезно.
  Она подошла к нему и положила руки ему на плечи.
  — Он умный, его не поймают, — сказала она. — Ну, не смотрите на меня так. Я вижу, вы думаете, его найдут, но вы не знаете, какой Дуглас умный. Полиция никогда его не схватит. Но это значит, что ему придется скрываться, пока вы все не выясните… И я знаю, что должно случиться из-за меня. Полиция вообразит, что он захочет связаться со мной. За моим заведением будут наблюдать, прослушивать телефон — сделают все, чтобы заманить Дугласа в ловушку.
  Мейсон кивнул и потрепал Уинифред по плечу свободной рукой.
  — У меня есть немного денег, — продолжала она. — Дело хорошее, но я его только начинаю. Я могу заработать на жизнь — и чуть больше. Я буду платить вам помесячно. Отдам вам все, что заработаю. Мне ничего не нужно, только прокормиться, вафли да кофе…
  — Потом поговорим, — прервал ее Мейсон. — Сначала разберемся, что к чему. Если Дуглас Кин виновен, ему лучше явиться с повинной.
  — Но он невиновен. Этого не может быть.
  — Ладно, но вам надо избавиться от кота. Иначе вы будете замешаны в этом убийстве. Понимаете?
  Девушка молча кивнула.
  — Мне нужна какая-нибудь коробка, чтобы нести кота.
  Она кинулась к кладовке и вытащила большую шляпную коробку. Пальцем проткнула в крышке дырочки для воздуха.
  — Я сама его посажу, — сказала она, — он тогда поймет… Клинкер, этот человек возьмет тебя с собой. Отправляйся с ним — и веди себя хорошо. Будь хорошей кисой.
  Она посадила кота в коробку, погладила его и накрыла крышкой. Перевязала веревочкой и вручила коробку Мейсону. Адвокат взял коробку за веревочку и обнадеживающе улыбнулся:
  — Будьте спокойны. Помните: не отвечайте на вопросы. Я дам о себе знать через некоторое время.
  Мейсон вышел из дома на ветер и дождь. Кот в коробке беспокойно вертелся. Мейсон положил коробку на сиденье машины, сел за руль и завел мотор. Кот слабо мяукнул в знак протеста. Мейсон ласково поговорил с котом, проехал несколько кварталов, потом завернул за угол к открытой всю ночь аптеке. Остановил машину, вышел, взяв с собой коробку, и вошел в аптеку, где клерк во все глаза уставился на него.
  Мейсон поставил коробку на пол телефонной будки и набрал номер Деллы Стрит. Через несколько минут он услышал ее сонный голос.
  — Привет, Делла, — сказал он. — Просыпайся. Вымой лицо холодной водой, накинь на себя что-нибудь и будь готова открыть мне, когда я позвоню в твою квартиру. Я выезжаю.
  — Который час?
  — Около часу.
  — Что случилось? — спросила она.
  — Не могу объяснить по телефону.
  По голосу было слышно, что она совершенно проснулась.
  — Господи, шеф, я думала, что ночами ты работаешь только расследуя убийства. У тебя же дело о кошке. В какие неприятности ты мог попасть с кошкой?
  — А вот попал, — он таинственно хмыкнул и повесил трубку.
  9
  Делла Стрит, в халате, накинутом поверх шелковой пижамы, сидела на краю постели и смотрела, как Перри Мейсон развязывает шляпную коробку.
  — Это ты в час ночи вытащил меня из постели, чтобы показать последнюю модель шляпки? — спросила она.
  Адвокат сказал, снимая веревочку с коробки:
  — Что он устроил мне в телефонной будке!
  Он снял крышку. Клинкер выпрямил лапы, выгнул спину, зевнул, фыркнул и прыгнул в кровать. Он с любопытством обнюхал Деллу Стрит и свернулся у нее под боком уютным меховым клубочком.
  — Если ты собираешься заняться коллекционированием, — сказала Делла, — лучше собирай почтовые марки — для них нужно меньше места. — Она почесала кота за ушами.
  — Я был бы польщен, — сказал Мейсон, — если бы он так признал меня, как тебя. Насколько мне известно, он любит немногих.
  — Хочешь, чтобы он составил компанию коту привратника? — спросила она.
  — Он и есть кот привратника.
  — Почему бы тогда не оставить его привратнику?
  — Когда я видел привратника в последний раз, он был мертв. Лицо его было ужасно. А по всей постели — грязные кошачьи следы.
  — Кто это сделал? — Она вся напряглась.
  — Не знаю.
  — А что думает полиция?
  — Не знаю. Не уверен, что им это уже известно.
  — А что они подумают, когда до этого доберутся?
  — В привратнике заинтересованы несколько лиц. Есть основания предполагать, что у него было около миллиона долларов наличными. Часть их, возможно, заперта в банковском сейфе. За миллион люди многое готовы сделать. И есть еще ценные бриллианты, которые тоже могут находится у Эштона. Я приметил зеленый паккард, который следил за Эштоном у нашей конторы. Он стоит в гараже городского дома Питера Лекстера.
  — Кого мы защищаем?
  — Юного друга девушки, которая владеет закусочной.
  — Контракт есть?
  — Ты любишь вафли? — ответил он вопросом на вопрос.
  — Слушай, шеф. — В глазах ее мелькнуло беспокойство. — Ты ведь не станешь без гонорара влезать в дело об убийстве?
  — Кажется, я уже сделал это.
  — Ну почему ты не сидишь в конторе и не ждешь, чтобы клиенты после ареста сами к тебе обращались, а потом ты защищал бы их в суде. Вечно ты выскакиваешь… Откуда у тебя этот кот?
  — Мне его дали.
  — Кто?
  — Девушка, умеющая замечательно готовить вафли. Но об этом тебе полагается забыть.
  — Ты что — хочешь, чтобы я оставила кота здесь?
  — Вот именно.
  — Тайно?
  — По возможности. А если у тебя есть подруга, которая может его приютить, это было бы еще лучше. Полиция будет его искать. Полагаю, он будет фигурировать в деле.
  — Умоляю, шеф, — сказала она, — не рискуй своей профессиональной репутацией, не ввязывайся в это дело. Уедем. Уплывем на Восток. Когда будут арестованные, появляйся и защищай кого хочешь, но не ввязывайся в это дело.
  Глаза Перри Мейсона стали ласковыми, почти отцовскими. Он взял ее руку и погладил.
  — Делла, — сказал он, — хорошая ты девушка. Но мне не суждено то, чего ты хочешь. На этом лайнере я мог бы наслаждаться дня три, а потом с ума сошел бы от безделья. Я буду работать так, что освобожусь от этого дела гораздо быстрее, чем от путешествия на Восток.
  — Значит, собираешься заняться делом привратника?
  — Я уже им занимаюсь.
  — Думаешь, этого твоего подзащитного будут обвинять в убийстве?
  — Возможно.
  — Он тебе ничего не заплатил?
  — К черту деньги! — Мейсон нетерпеливо тряхнул головой. — Если в убийстве обвиняют богатого, я хочу получить с него жирный кусок. Если же хорошие люди попали в беду и их обвиняют в убийстве, которого они не совершали, я должен доказать ложность обвинения.
  — Откуда ты знаешь, что этот парнишка невиновен?
  — По впечатлению, которое он на меня произвел при встрече.
  — А если он виновен?
  — Тогда мы найдем смягчающие обстоятельства, или склоним его к признанию и добьемся смягчения приговора, или я плохой адвокат.
  — Ну что за парадоксы! — воскликнула она, но ни в глазах ее, ни в голосе не было упрека.
  — Зачем же быть ортодоксальным? — усмехнулся Мейсон.
  Она тоже усмехнулась и встала:
  — Ты меня беспокоишь, как своевольный ребенок беспокоит свою мать. Ты — смесь ребенка и великана. Мне кажется, ты скоро превратишься в кого-то ужасного. Так и хочется сказать: «Не пей водицы!»
  — Материнские чувства? — Мейсон улыбнулся еще шире. — Когда ты заполняла бланк, поступая на работу, я узнал, насколько ты моложе меня. Лет на пятнадцать, кажется.
  — Какая галантность! Изучая твои судебные протоколы, я могла бы выяснить, насколько ты мне льстишь.
  — Береги кота, — сказал он, подходя к двери. — Не потеряй его. Зовут его Клинкер. Как бы не улизнул на улицу… Он нам может пригодиться.
  — Неужели полиция станет искать его здесь?
  — Не думаю. Во всяком случае, не сразу. Пока еще все не накалилось… Пожелаешь мне не пить водицы?
  В ее улыбке были гордость и нежность, она сказала:
  — Ладно уж, испей, но не погружайся по самую макушку.
  — Да я еще и ног не замочил, — уверил он ее. — Хотя мне кажется, что это случится.
  Он тихо прикрыл вверь, вышел на улицу и поехал к Эдит де Во.
  Входная дверь была заперта. Мейсон нажал кнопку звонка в квартиру Эдит де Во и держал на нем палец несколько секунд. Ответа не было. Он вынул из кармана связку ключей, поколебался, попробовал позвонить еще раз. Снова безответно. Он подобрал ключ, замок щелкнул, он вошел в дом. Прошел по коридору к квартире Эдит де Во и тихо постучал. Ответа не было. Он постоял немного в хмуром раздумье, потом тронул ручку двери. Ручка повернулась, дверь отворилась, и он вошел в темную комнату.
  — Мисс де Во? — позвал он.
  Никто не ответил. Перри Мейсон зажег свет.
  Эдит де Во лежала на полу. Окно, выходившее в переулок, было закрыто неплотно, постель была нетронута, а убитая лежала в пижаме очень тонкого шелка. Возле тела Мейсон увидел деревянный брусок дюймов восемнадцати длиной. Один его конец был расщеплен, на другом краснело пятно, говорившее о многом.
  Тщательно закрыв за собой дверь, Мейсон наклонился над телом. На затылке была рана. Очевидно, деревянный брусок использовали как дубинку. Дерево было хорошо отполировано, в диаметре около полутора дюймов. На красном пятне в верхней части бруска отчетливо виднелись отпечатки пальцев. Нижний конец блестел от лака.
  Мейсон поспешно осмотрел квартиру. Заглянул в ванную. Она была пуста, но на умывальнике лежало окровавленное полотенце. Он подошел к камину. На решетке нашел золу, она была еще теплой. Мейсон взглянул на часы: час тридцать две. Дождь капал в неплотно притворенное окно. Подоконник блестел от влаги, вода стекала вниз по стене.
  Мейсон опустился на колени перед распростертой фигурой, пощупал пульс. Поднялся, подошел к телефону, перехватил трубку носовым платком, позвонил в полицейский участок. Поспешно произнес измененным голосом:
  — Женщина умирает от удара по голове. Пришлите скорую.
  Когда он убедился, что его поняли, он дал адрес и повесил трубку. Вытер дверную ручку платком — с обеих сторон, погасил свет, вышел в коридор, закрыл за собой входную дверь и пошел к парадной.
  Проходя мимо одной из квартир, Мейсон услышал смех, стук фишек и характерный звук тасуемых карт. Он двинулся дальше и попал в общий вестибюль. Тут по него донесся звук подъезжающей машины. С минуту он колебался, затем приоткрыл дверь и выглянул.
  На тротуар как раз вышел Гамильтон Бергер, стоя спиной к Перри Мейсону, он смотрел, как выходит из машины Том Глассмен. Мейсон отступил, тихонько закрыл дверь, повернулся и пошел по коридору. Остановился перед дверью, из-за которой доносились звуки игры в карты, и постучал.
  Мейсон услышал, как отодвигают стул, затем по ту сторону двери наступила полная тишина. Он снова постучал, через минуту дверь приоткрылась и его спросили:
  — Кто там?
  — Я из соседней квартиры, — дружелюбно улыбнулся Мейсон, — ваш покер не дает мне уснуть. Как бы мне все-таки поспать — или, если ставки не слишком высоки, я бы присоединился к игре, мне все равно.
  Мужчина с минуту колебался. Басовитый голос из комнаты сказал:
  — Впусти его. Нам не помешает еще один игрок.
  Дверь открылась, Мейсон вошел. Вокруг стола сидели трое. В комнате было душно.
  — Какие ставки? — спросил Мейсон, тщательно закрывая дверь.
  — Пятьдесят центов. Если до банка дойдет — доллар.
  Мейсон достал из бумажника двадцать долларов:
  — Можно мне, постороннему, внести двадцатку?
  — Можно ли? — засмеялся мужчина с басовитым голосом. — Да они нам тут вроде манны небесной! Извините, что помешали вам уснуть. Мы не знали, что нас слышно.
  — Ничего, чем спать, я лучше сыграю. Меня зовут Мейсон.
  — А меня Хаммонд, — представился тот, который впустил адвоката.
  Представились и остальные. Мейсон подвинул стул, взял фишки и услышал, что кто-то идет по коридору к квартире Эдит де Во. Минут через пятнадцать послышалась сирена скорой помощи. Игроки в растерянности переглянулись.
  — Давайте-ка рассчитаемся, — сказал Мейсон. — Не попасть бы в свидетели.
  — А вы случайно не сыщик? — подозрительно взглянул на него один из игроков.
  — Никоим образом, — рассмеялся Мейсон.
  Игроки прислушались. В коридоре послышались шаги. Хаммонд взял свой пиджак со спинки стула, надел и сказал:
  — Ладно, ребята. Отложим до следующей недели. Все равно пора закругляться.
  Сдавая фишки, Мейсон потянулся и зевнул, произнеся:
  — Поехать, что ли, выпить кофе с вафлями?
  — У меня машина. Может, вас подвезти?
  Мейсон кивнул, они вышли вместе. Перед подъездом стояли две полицейские машины и скорая помощь.
  — Интересно, что такое случилось, — заметил компаньон Мейсона. — Ранили кого-то, что ли?
  — Надо отсюда выбираться, — предложил Мейсон — Я не прочь сыграть ночью в покер, но терпеть не могу убивать время, отвечая на дурацкие вопросы этих идиотов-полицейских.
  Его случайный попутчик кивнул:
  — Машина за углом. Поехали.
  10
  Перри Мейсон распахнул дверь своей конторы и зажег свет. Он взглянул на часы, бросился к телефону, набрал номер агентства Дрейка; ночной дежурный сообщил, что Пола Дрейка нет и что он не звонил. Мейсон попросил передать Дрейку, чтобы тот связался с ним, и повесил трубку. Он просунул большие пальцы в проймы жилета и начал шагать взад-вперед по комнате, погруженный в свои мысли.
  Через несколько минут кто-то тихо постучал. Перри Мейсон открыл, вошел Пол Дрейк и улыбнулся. Мейсон тщательно закрыл дверь, предложил сыщику сигарету, сам взял вторую и спросил:
  — Есть новости, Пол?
  — Масса.
  — Что произошло, когда я ушел?
  — Масса событий. Они спрашивали Шастера, но он так и не признался, кто ему настучал, что тело эксгумировали. Ну, я позвонил шастеровой секретарше, сказал, что меня обвиняют в убийстве и что мне немедленно нужен Шастер.
  — И вы что-то от нее узнали?
  — Она ждала, что Шастер позвонит в любую минуту. Сказала, что его кто-то срочно вызвал за час до моего звонка. Она точно не знает, по какому делу он уехал, но кажется, это убийство.
  — Значит, не по поводу того, что вырыли тело.
  — Очевидно, нет.
  — Но он об этом знал, когда приехал к дому.
  — Точно, знал, — согласился Дрейк.
  Держа большие пальцы под мышками жилета, Мейсон молча побарабанил по груди кончиками остальных и сказал:
  — То есть, Пол, ты хочешь сказать, что после того, как Шастер ответил на таинственный телефонный звонок, он вышел и встретился с кем-то, кто захотел, чтобы он помчался в дом Лекстера.
  — Почему бы и нет? — сказал Дрейк. — Случались вещи и более странные. Не появился же он из-за того, что хотел сообщить своим клиентам об эксгумации тела?
  — Вероятно, нет, — задумчиво сказал Мейсон.
  — Шастер хитер, — предостерег Дрейк. — Не надо его недооценивать.
  — Не буду, — пообещал Мейсон. — Что ты еще узнал, Пол?
  — Многое.
  — Стреляй!
  — Ты знал, что Фрэнк Оуфли и Эдит де Во были женаты?
  Перри Мейсон замер на месте. Взгляд его стал очень внимательным.
  — Четыре дня назад, — продолжал Дрейк, — они подали заявление на брачную лицензию. Они получили эту лицензию сегодня. Один из моих парней это усек. Мы ведем статистику браков, рождений, смертей и разводов, по алфавиту. Когда начинаем какое-то расследование, проверяем весь список.
  — Сегодня ты хорошо поработал, Пол, — медленно сказал Мейсон. — Как же они избежали огласки?
  — Дали фальшивые адреса. Оуфли снял на несколько дней квартиру в доме для холостяков и дал этот адрес для брачной лицензии.
  — Ты уверен, что это он?
  — Да, один из моих людей проверил по фотографии.
  — Откуда ты знаешь, что они женаты?
  — Абсолютной уверенности нет, но думаю, что это произошло сегодня ночью.
  — Что заставляет тебя так думать?
  — Оуфли звонил священнику и договорился о встрече. Это сообщила экономка — мне, не полиции.
  — Оуфли в этом уже признался?
  — Нет. Он сказал, что пошел встретиться с другом, и Бергер ему поверил.
  — Ты узнал имя священника?
  — Милтон. Я нашел номер его телефона. Можно узнать адрес в телефонной книге.
  Мейсон снова зашагал по комнате, задумался.
  — Неудобство Шастера, Пол, — заявил он, — в том, что он всегда хочет помочь полиции найти виновных. Если оставить Шастера в покое, виновными никогда не окажутся клиенты Шастера.
  — На этот раз у обоих клиентов Шастера алиби, — сказал Дрейк.
  — Ты о чем?
  — Сэма Лекстера весь вечер не было дома. Он явился после того, как приехала полиция. Фрэнка Оуфли не было до одиннадцати. Эштон был убит примерно в десять тридцать.
  — Как определили время?
  — При вскрытии. Исследовали содержимое желудка. Известно, в какое время он обедал, а врачи знают, с какой скоростью происходит пищеварение.
  Мейсон потянулся за шляпой:
  — Поехали, Пол!
  — Куда это?
  — Так, кое-куда.
  Дрейк натянул шляпу пониже на лоб, бросил в плевательницу наполовину выкуренную сигарету. На лифте они спустились вниз.
  — У твоих дел есть одна особенность, — заметил Дрейк. — Никогда нельзя выспаться.
  — Твоя машина здесь, Пол? — Мейсон направился к тротуару. — Мы поедем на Мельроз-авеню, тридцать девять шестьдесят один. Моя машина в гараже.
  Сыщик задумчиво повторил адрес и вспомнил:
  — Там же живет Дуглас Кин.
  — Верно. Полиция его допрашивала?
  — Нет. Они как раз выясняли имена и адреса, а я на всякий случай записал. Он ведь друг Уинни? Еще один был, по имени… Сейчас… — Он порылся в блокноте и сказал: — Гарри Инмен.
  — Точно, — сказал Мейсон. — Поехали. На твоей машине.
  — О'кей, — согласился детектив. — Уж я-то себе машину подобрал — не привлекает внимания, никак не выделяется.
  — Понятно, — улыбнулся Мейсон. — Таких в штате миллион. Сто тысяч из них новые, двести тысяч почти новые, а эта…
  — Одна из семисот тысяч, — закончил детектив, открывая дверцу потрепанного неприметного автомобиля.
  — Полиция скоро заинтересуется этим парнем? — спросил Дрейк, берясь за руль.
  — У нас есть шанс, которым мы должны воспользоваться.
  — В таком случае, — объявил детектив, — поставим машину за квартал или два и пойдем пешком.
  Мейсон задумчиво кивнул:
  — И надо, чтоб нам не помешали обыскать комнату.
  — Мы что, замок будем взламывать? — Дрейк искоса посмотрел на него.
  — Постараемся ничего не испортить, — ответил Мейсон.
  — Значит, хочешь, чтобы я взял отмычку?
  — Что-нибудь в этом роде.
  — У меня есть в машине такая штучка, но где мы окажемся, если полиция нас накроет?
  — Это жилье Дугласа Кина, — сказал Мейсон, — а он мой клиент, хотя и не знает этого. Я собираюсь войти к нему с целью защиты его интересов. Кража со взломом, как ты понимаешь, состоит в незаконном вторжении в квартиру с преступными целями.
  — Это слишком тонкие различия для меня, — сообщил Дрейк. — Предоставлю тебе заботиться о том, чтобы мы не попали в тюрьму. Ладно, поехали.
  Машина Дрейка была действительно неприметна ни по цвету, ни по модели. Когда она тронулась, Мейсон вздохнул.
  — Кин фигурирует как подозреваемый? — спросил Дрейк.
  — Вот мы и едем, чтобы всех обскакать, — сказал Мейсон.
  — То есть он появится на сцене позже? — Мейсон не ответил, и Дрейк с усмешкой добавил: — Кажется, я понял: чем меньше я знаю, тем для меня лучше, — и сосредоточился на машине.
  Минут через пятнадцать он притормозил, внимательно оглядел улицу, погасил фары.
  — Два квартала пройдем, — напомнил он. — Этого достаточно, чтобы машина не фигурировала в деле.
  — При настоящей краже со взломом ты бы ее за милю оставил?
  — И с включенным мотором, — энергично кивнул Дрейк. — Вы, адвокаты, слишком часто играете с законом, мне это не подходит.
  — А я не адвокат, — ухмыльнулся Мейсон. — Так, немного. Я — авантюрист.
  Они быстро зашагали рядом, не говоря ни слова, следя беспокойными глазами, не появится ли машина полицейского патруля. Завернули за угол и прошли еще немного, Дрейк тронул адвоката за рукав:
  — Вот здесь.
  — Входную дверь открыть легко, — небрежно сказал Мейсон.
  — Это нам ничего не стоит, — оптимистически согласился Дрейк. — Чем угодно откроем. Никого не видно? Прекрасно, подержи свое пальто так, чтобы закрыть свет фонарика.
  Дрейк направил луч фонаря на дверь, достал из кармана ключи. Через минуту замок щелкнул, оба вошли в дом.
  — Какой этаж? — спросил Дрейк.
  — Третий. Квартира триста восемь.
  Тихо поднялись по лестнице. В коридоре третьего этажа Дрейк окинул двери профессиональным взглядом.
  — Замки пружинные, — заметил он.
  Он нашел триста восьмой номер, остановился и шепнул:
  — А что, если постучать?
  Мейсон отрицательно покачал головой.
  — Можно ускорить дело, отодвинув задвижку, — шепнул Дрейк.
  — Тогда ускоряй, — лаконично ответил Мейсон.
  Что-то лязгнуло между дверью и косяком. Дрейк достал инструмент, напоминающий узкий, длинный нож.
  — Держи фонарик, Перри.
  Мейсон взял фонарь. Дрейк просовывал инструмент в щель, когда Мейсон вдруг схватил его за руку и спросил шепотом:
  — Что это?
  Дрейк увидел странные отметины на дереве под пальцами Мейсона.
  — Нас опередили, — сказал он. — Они, наверное, здесь.
  Оба осмотрели то место, где дерево недавно было ободрано стальным инструментом.
  — Скверная работа, — заметил Дрейк.
  — Продолжай-ка, — скомандовал Мейсон.
  — Что ж, ты командир, — согласился Дрейк. Он просунул инструмент в щель, подвигал. Замок щелкнул. Они вошли в комнату.
  — Свет? — спросил Дрейк.
  Мейсон кивнул и повернул выключатель.
  — Прекрасное место, — сказал он, — чтобы оставить отпечатки.
  — Это ты мне говоришь? — Дрейк взглянул на него с тем особым выражением, при котором во взгляде концентрируется весь юмор.
  Мейсон осмотрел комнату и заметил:
  — В кровати не спали.
  — Постель перевернута, — удивился Дрейк, — и подушки разбросаны.
  — Все равно, в ней не спали. Трудно изобразить морщинки, которые появляются на простыне от лежащего тела…
  Дрейк осмотрел кровать и согласился.
  Это была типичная холостяцкая квартира. Пепельницы, утыканные сигаретными окурками. Бутылки из-под виски, грязный стакан, грязные воротнички, на бюро валялся галстук. Еще несколько галстуков висели на подставке для зеркала. Через полуоткрытую дверцу в стенном шкафу виднелось несколько костюмов. Некоторые ящики комода были открыты. Мейсон порылся в них.
  — Чемодан собирали в спешке, — заметил он. Он извлек из ящиков носовые платки, носки, рубашки, нижнее белье. — Осмотрим ванную, Пол.
  — Что ты ищешь? — спросил Дрейк.
  — Не знаю. Просто смотрю. — Он открыл дверь в ванную — и отпрянул.
  Дрейк, глядя через его плечо, присвистнул и сказал:
  — Если это твой клиент, лучше признай его виновным.
  Кто-то, работавший в дикой панике, пытался, очевидно, уничтожить в ванной следы крови, но это плохо удалось. Раковина была покрыта красными пятнами. В ванну пускали сильную струю воды, и лужа еще не высохла. Она была специфического красновато-коричневого цвета. На проволоке, на которой держалась занавеска для душа, висели выстиранные брюки. Пару ботинок, очевидно, мыли с мылом, но этого оказалось недостаточно: на коже остались пятна.
  — Теперь стенной шкаф, — сказал Мейсон.
  Они вернулись к шкафу. Фонарик Дрейка, осветив темные углы, обнаружил кипу грязного белья. Дрейк снял белье с самого верха — луч высветил кровавые пятна.
  — Вот оно, — сказал он.
  Мейсон снова закинул белье в угол и резюмировал:
  — Хорошо, Пол, мы закончили.
  — Пожалуй, — согласился сыщик. — Какое определение подойдет к нашим действиям?
  — А это, — сказал Мейсон, — зависит от того, буду ли давать определение я или окружной прокурор. Пошли отсюда.
  Они выключили свет, вышли из квартиры и тщательно захлопнули за собой дверь.
  — Пощупаем священника, — предложил Мейсон.
  — Да он же нам не откроет, — сказал Дрейк. — Не впустит даже вопросы задать. Скорее всего, он вызовет полицию.
  — Используем Деллу. Пусть думает, что это тайное венчание.
  Дрейк привез адвоката в ресторан, откуда они позвонили Делле. Мейсону ответил заспанный голос.
  — У меня входит в привычку будить тебя, Делла, — сказал он. — Ты бы не хотела тайно бежать с возлюбленным? — Он услышал ее быстрое, прерывистое дыхание. — То есть, — пояснил Мейсон, — надо, чтобы некая особа поверила, что ты собираешься бежать с возлюбленным.
  — А, — сказала она без всякого выражения. — Так, да?
  — Это скетч такой, — сказал ей Мейсон. — Надень что-нибудь, пока мы доедем. Это будет новое для тебя ощущение. Поедешь в машине, которая будет подпрыгивать на ухабах, так что не трудись принимать душ: сон с тебя и так соскочит.
  Мейсон повесил трубку, а Дрейк протяжно зевнул и сказал:
  — Первая ночь тяжелее всего, потом я привыкаю обходиться без сна. Когда-нибудь, Перри, нас поймают и отправят в тюрьму. Какого черта ты не сидишь у себя в конторе и не ждешь, как другие адвокаты, чтобы дела сами к тебе приходили?
  — По той же причине, по какой собака идет только по свежему следу, — ответил Мейсон. — Я тоже люблю действовать по горячим следам.
  — Да уж, горячие, — согласился сыщик. — Когда-нибудь мы здорово обожжемся.
  11
  Перри Мейсон надавил пальцем на звонок. Делла Стрит слегка толкнула Пола Дрейка и сказала:
  — Скажи что-нибудь и улыбнись. Для любовного побега у тебя слишком серьезный вид. Неплохо бы тебе взять в руки пистолет. Встань ко мне поближе, шеф. Он, наверное, зажжет свет и выглянет.
  Пол Дрейк мрачно заметил:
  — Зачем же смеяться над браком? Брак — дело серьезное.
  — Мне бы надо знать, — простонала Делла Стрит, — каково это — разыграть тайный брак с парой убежденных холостяков. Шеф, ты так боишься, как бы рыбка не стащила твою приманку, что даже не решаешься приблизить удочку к воде.
  Мейсон шагнул поближе к девушке и обнял ее.
  — Беда в том, что у меня даже удочки нет, — сказал он.
  В прихожей зажегся свет. Делла лягнула Пола Дрейка и приказала:
  — Ну, смейтесь же!
  Дрожащий свет упал на трио, и Делла разразилась легким смехом. Детектив скроил страдальческую гримасу, потер ушибленное Деллой место и без всякого веселья произнес:
  — Ха-ха!
  Дверь приоткрылась на два или три дюйма, ее придерживала цепочка. Мужчина пристально, с опаской посмотрел на них.
  — Преподобный Милтон? — спросил Мейсон.
  — Да.
  — Мы хотели поговорить… это насчет брака…
  Глаза мужчины выразили крайнее неодобрение.
  — Сейчас не время для браков, — сказал он.
  Мейсон вытащил из кармана бумажник, достал из него пятидолларовую бумажку, потом вторую, потом третью и четвертую:
  — Извините, что мы вас разбудили.
  Милтон снял цепочку, открыл дверь и пригласил:
  — Входите. У вас есть лицензия?
  Мейсон отступил в сторону, пропуская Деллу, потом они протиснулись в дверь вместе с Дрейком. Дрейк захлопнул дверь ногой. Мейсон загородил дверь от мужчины, который был в пижаме, халате и домашних туфлях.
  — Сегодня вечером вам звонил человек по имени Оуфли.
  — При чем же тут ваш брак? — удивился Милтон.
  — Мы пришли к вам насчет этого брака, — сказал Мейсон.
  — Сожалею. Вы ворвались сюда обманом. Я не желаю отвечать на вопросы насчет мистера Оуфли.
  Перри Мейсон воинственно нахмурился и спросил:
  — Как это — ворвались обманом?
  — Вы же сказали, что хотите пожениться.
  — Не говорил я этого, — возразил Мейсон. — Мы сказали, что хотим вас видеть насчет брака. То есть брака Оуфли и Эдит де Во.
  — Вы этого не говорили.
  — Зато теперь говорю.
  — Сожалею, джентльмены, но мне нечего сказать.
  Мейсон со значением посмотрел на Пола Дрейка, кивнул в сторону телефона, который висел на стене у двери, и сказал:
  — Ладно, Дрейк, позвони в полицию.
  Дрейк шагнул к телефону. Милтон сделал гримасу, облизнул губы кончиком языка и спросил:
  — В полицию?
  — Конечно, — подтвердил Мейсон.
  — Кто вы такие?
  — Этот человек — детектив, — кивнул Мейсон в сторону Дрейка.
  — Послушайте, — нервно сказал Милтон, — я не хочу иметь неприятности…
  — Я и не думаю, что хотите… Постой, Пол. Не звони в полицию. Возможно, этот человек невиновен.
  — Невиновен! — вспыхнул Милтон. — Конечно, я невиновен. Я выполнил обряд венчания, вот и все.
  Лицо Мейсона выразило крайнее недоверие.
  — И вы не знали, что у этой женщины жив муж? — спросил он.
  — Конечно, не знал. Неужели вы думаете, что я обвенчал бы ее, зная, что она состоит в браке? — с негодованием произнес Милтон.
  Делла Стрит шагнула вперед, взяла его под руку и сказала умиротворяюще:
  — Все в порядке. Не расстраивайтесь. Шеф совсем не это хотел…
  — Шеф? — не понял Милтон.
  — Ах, простите, я не должна была так говорить…
  — Так кто же вы и что вам надо? — спросил Милтон.
  — Сначала отвечу на второй вопрос. Нам надо точно знать, в какое время вы обвенчали Эдит де Во и Фрэнка Оуфли.
  — Они очень хотели, чтобы все осталось в секрете, — теперь Милтон заговорил охотно, — но я не знал, что она замужем. Мне позвонили примерно в девять и попросили приехать по определенному адресу. Тот, кто мне звонил, сказал, что это дело величайшей важности, но не сообщил, какое именно дело. Однако пообещал, что меня хорошо вознаградят. Я поехал — и нашел там мистера Оуфли, с которым встречался прежде, и молодую женщину, которую мне представили как мисс де Во. У них была законно оформленная брачная лицензия, и я, как священник, совершил обряд.
  — Свидетели были?
  — У соседей было какое-то сборище… возможно, они играли в карты. Мистер Оуфли зашел к ним и попросил быть свидетелями.
  — В какое время был выполнен обряд?
  — Около девяти.
  — Когда вы оттуда уехали?
  — Через двадцать минут. Там было такое веселье… Эти люди были так милы, так сердечны… Невозможно было уехать сразу.
  — Вам хорошо заплатили? — спросил Перри Мейсон.
  — Да, очень, очень хорошо.
  — Вы давно знаете Фрэнка Оуфли?
  — Он несколько раз заходил в мою церковь.
  — Он вас познакомил с той молодой женщиной?
  — Да. И квартира была на ее имя — мисс Эдит де Во.
  — Они вам сказали, почему держат свой брак в секрете?
  — Нет. Я так понял, что кто-то из родных возражает. Молодая женщина, кажется, работает сиделкой, а мистер Оуфли из богатой семьи. Я не обратил на это особого внимания. Я выполнил обряд венчания и…
  — Поцеловали невесту, — со смехом перебил Мейсон.
  Преподобный Милтон не увидел здесь юмора. Он серьезно сказал:
  — Вообще-то нет. Невеста сама меня поцеловала, когда я уходил.
  Мейсон сделал знак Полу Дрейку и взялся за дверную ручку.
  — Это все, — сказал он.
  — Тут было многомужество?
  — В свете того, что вы рассказали, — сказал Мейсон, — не думаю. Я только проверял. Браки, которые совершаются при таких странных обстоятельствах, всегда вызывают подозрение.
  Трио поспешно вышло в ночь, оставив Милтона беспомощно моргать им вслед. Потом они услышали, как он захлопнул дверь, — звякнула цепочка, стукнул тяжелый болт.
  — Я адвокат, — заметил Мейсон, — но редко забочусь о том, чтобы запереть собственную дверь. Этот тип вроде бы должен верить в людей, а нагромождает столько баррикад и запоров против грабителей.
  — Да, — сказала Делла Стрит с нервным смешком, — зато тебя невесты не провожают до двери, чтобы поцеловать.
  Мейсон хмыкнул, а Пол Дрейк спросил:
  — Теперь куда?
  — Если мы выдержим еще одно путешествие в твоей машине, поедем навестить Уинни.
  — Ты знаешь, где ее найти ночью? — спросил Дрейк.
  — Конечно. Она живет в задней половине своей закусочной. Мы ей позвоним и скажем, что едем. То есть я скажу, что еду. А вас я представлю потом.
  — Тебе не прикопило в голову, — не спеша спросил Дрейк, — что обряд венчания происходил как раз в то время, когда Эштона убивали в его комнате, чтобы дать Оуфли и де Во железное алиби.
  — Мне пришло в голову столько, — сказал Мейсон, — что я не собираюсь все это сейчас обсуждать. Поехали.
  Они втиснулись в автомобиль Дрейка. По пути Мейсон остановил машину, чтобы позвонить Уинифред, потом, когда добрались до заведения Уинни, он сделал им знак молчать, поставил их в тени возле входной двери и постучал. Через минуту над дверью зажегся свет, и гибкая фигурка Уинифред, утопая в шелковом пеньюаре, скользнула ему навстречу.
  — Что случилось? — спросила девушка, отодвигая засов.
  — Вы знакомы с Полом Дрейком, — сказал Мейсон. — Он был со мной, когда я пришел сюда впервые. А это Делла Стрит, моя секретарша.
  Уинифред разочарованно воскликнула:
  — Но я не думала, что будут посторонние. Я не хочу, чтобы кому-нибудь стало известно…
  — Все в порядке, — уверил ее Мейсон. — Никто ничего и не узнает. Мы хотим с вами поговорить.
  Уинифред провела их по коридору в спальню, которая имела тот же вид, только теперь постель была смята.
  — Где Дуглас Кин? — спросил Мейсон.
  — Я все о нем сказала. — Она нахмурилась.
  — Не хочу, чтобы вы думали, будто я нарушаю ваши тайны, — сказал Мейсон, — но этим людям необходимо знать, что происходит, потому что они помогают мне. Пол Дрейк — детектив, который работает на меня, а Делла Стрит — моя личная секретарша, она знает все. Им вы можете доверять. Я хочу знать, где Дуглас Кин.
  Она быстро заморгала, будто собираясь заплакать, но твердо посмотрела на них:
  — Не знаю, где он. Мне известно одно: он прислал мне записку, что уезжает туда, где его никто не найдет.
  — Позвольте взглянуть на эту записку.
  Она достала из-под подушки конверт, на котором было написано ее имя. Больше не было ничего — ни адреса, ни марки. Вытащила из конверта сложенную бумажку. Поколебавшись, отдала ее Мейсону. Стоя посередине комнаты с непроницаемым видом, расставив ноги и расправив плечи, Мейсон прочел записку. Потом сказал:
  — Я прочту вслух.
  «Дорогая, против меня обстоятельства, с которыми я ничего не могу сделать. Я потерял голову и допустил ошибку, у меня не будет возможности ее исправить. Пожалуйста, верь, что я не виноват ни в каком преступлении, но тебе понадобится сильная вера, чтобы сохранить ее перед лицом доказательств, которые тебе предъявят. Ухожу из твоей жизни навсегда. Полиция никогда меня не выследит. Не так я прост, чтобы угодить в их ловушки. Я улечу на самолете, никто меня не найдет. Колтсдорфские бриллианты спрятаны в костыле у Эштона. Напиши полиции анонимное письмо, пусть они найдут костыль. Я всегда буду любить тебя, но не хочу тебя втягивать. Попробуй заставить Эштона говорить — он может рассказать очень многое. Любящий тебя Дуглас».
  Мейсон, не отрываясь, разглядывал письмо и вдруг резко повернулся лицом к Уинифред Лекстер:
  — Вы не показывали мне этого письма, когда я был у вас раньше.
  — Но у меня его еще не было.
  — Когда вы его получили?
  — Его подсунули под дверь.
  — После того, как я ушел?
  — Да, наверное. А может быть, вы его просто не заметили, когда уходили.
  — Вы говорили, Дуглас вам звонил?
  — Да.
  — По телефону он не говорил о бриллиантах?
  — Нет.
  — Откуда он узнал, где бриллианты?
  — Не знаю. Я знаю только то, что в записке.
  — Вы его любите?
  — Да.
  — Помолвлены с ним?
  — Мы собирались пожениться.
  — Вы не называли его Дугласом.
  — Вы о чем?
  — У вас было для него особое имя.
  Она опустила глаза и покраснела.
  — Даже тогда, — продолжал Мейсон, — когда вы не называли его тем особым именем, вы не звали его Дугласом — вы звали его Дугом.
  — Какая разница? — вскинулась она.
  — Такая, — сказал Мейсон. — Если бы он написал это вам, он подписался бы «Дуг» или особым именем. Он сильнее выразил бы так свою любовь. Эта записка не была адресована вам, она предназначена для посторонних. Она написана для того, чтобы показывать ее другим.
  Глаза ее расширились, губы плотно сжались.
  — Записка — блеф. Дуглас вам позвонил и сказал, что он в западне. Он бы не уехал, не повидав вас. Он пришел попрощаться. Вы уговаривали его остаться. Вы сказали, что наняли меня и я все выясню. Вы просили его остаться, он отказался. Вы просили его, по крайней мере, быть там, где вы сможете связаться с ним, по тех пор, пока я не закончу расследование.
  Лицо ее не изменило выражения, но она сжала правый кулак и медленно поднимала его, пока не коснулась им губ.
  — Так что Дуглас, — безжалостно продолжал Мейсон, — согласился остаться где-то поблизости, пока полиции не станут известны факты и пока я не попробую объяснить эти факты в его пользу. Но вы хотели сбить полицию со следа, поэтому Дуглас Кин оставил эту записку, чтобы вы могли показать ее мне, а после — газетным репортерам. Говорите же! — Мейсон направил на нее указательный палец. — Не лгите своему адвокату! Черт вас возьми, как же я смогу вам помочь, когда вы скрываете от меня факты?
  — Нет, — сказала она, — это неправда… Это… Ой!
  Она бросилась на кровать и расплакалась.
  Мейсон распахнул дверцу стенного шкафа, потом заглянул в душ. Он задумчиво нахмурился, потряс головой и сказал:
  — Слишком она умна, чтобы спрятать его там, куда может заглянуть полиция. Пол, взгляни-ка на складе.
  Мейсон шагнул к постели, поднял покрывало и сообщил:
  — Одеяло только одно. Она отдала ему остальные.
  Делла Стрит подошла к Уинифред обняла за плечи и ласково сказала:
  — Милая, неужели вы не понимаете, что он хочет вам помочь? Он груб только потому, что время поджимает — ведь ему нужны факты, чтобы составить план действий.
  Уинифред рыдала, положив голову на плечо Деллы Стрит.
  — Неужели вы нам не скажете? — спросила Делла.
  Уинифред покачала головой, перекатывая ее из стороны в сторону на плече Деллы.
  Мейсон вышел в коридор, прошел между стойкой и залом, внимательно осматриваясь, затем шагнул за стойку и начал заглядывать во все углы и даже под прилавок. Пол Дрейк обследовал боковой коридор. Вдруг он резко присвистнул:
  — Вот оно, Перри.
  Уинифред вскрикнула, вскочила и помчалась по коридору, халат вздымался за ней волнами. Мейсон кинулся следом. Делла Стрит шла не спеша, замыкая шествие.
  Дверь была открыта. За ней валялись сломанные ящики, старые бочки, банки с краской, запасы продуктов, сломанные стулья и всякая всячина, нужная для изготовления вафель. Один из углов был расчищен и замаскирован старыми чемоданами и стульями. Два одеяла были расстелены на полу, мешок из-под муки, набитый бумагами, служил подушкой. К одеялу булавкой был приколот лист бумаги. Фонарик Пола Дрейка ярким лучом осветил этот лист.
  — Записка, — заметил Дрейк, — приколота к одеялу.
  Уинифред потянулась за запиской, правая рука Перри Мейсона поспешно отстранила ее.
  — Минутку, — сказал он. — Вы слишком вольно обращаетесь истиной. Уж эту первый прочту я.
  Записка была написана такими каракулями, как будто ее нацарапали в темноте. Она гласила:
  «Я не могу, милая Уинифред. Может быть, они бы меня и не нашли. Но если б я попался, у тебя были бы неприятности. Я не могу прятаться за тобой, будто за щитом. Может быть, если все обойдется, я и появлюсь. Но я знаю, что за тобой будут следить и проверять твою почту, так что теперь ты некоторое время обо мне не услышишь. Целую тебя бессчетно, любимая!
  Мейсон прочел записку вслух, сложил ее и сказал Делле:
  — Займись ею, она сейчас в обморок упадет!
  Уинифред действительно почти упала в добрые руки Деллы Стрит, но тут же выпрямилась. Глаза ее вспыхнули:
  — Не надо было мне оставлять его одного! Надо было догадаться, что он так поступит!
  Перри Мейсон направился к двери, отпихнув ящик, прошел по коридору в спальню Уинифред, снял телефонную трубку и набрал номер.
  — Мне нужен окружной прокурор, — сказал он. — Говорит Перри Мейсон. Мне нужно его видеть по неотложному делу. Где его найти?
  В ответ в трубке раздался шум и треск. Мейсон, недовольно крякнув, повесил трубку. Набрал другой номер:
  — Полицейский участок? Нет ли поблизости сержанта Холкомба? Алло, сержант Холкомб? Это Перри Мейсон. Да, я знаю, что поздно. Нет, спать мне еще не пора. Если вы хотите пошутить, так уж и быть, но если вы это всерьез — к черту! Я позвонил, чтобы сообщить вам: я персонально гарантирую, что Дуглас Кин сдастся полиции сегодня до пяти дня. Нет, не в Управлении. Это заставило бы вас объявить, что он скрывается от закона, и вы бы перехватили его. Я вам позвоню — найду откуда. Вы приедете туда и возьмете его. Не пытайтесь выведать информацию из газет, я им намерен сообщить… Да, он будет в моей власти в пять часов.
  — Нет, нет! — закричала Уинифред Лекстер, кидаясь к телефону. — Вы не можете!
  Перри Мейсон оттолкнул ее.
  — В пять часов, — сказал он и повесил трубку.
  Делла Стрит схватила девушку за одну руку, Пол Дрейк — за другую. Она боролась с ними, в глазах ее сверкал страх.
  — Вы не можете этого сделать! — кричала она. — Вы не должны!
  — Я сказал, что сделаю, — сурово возразил Мейсон. — И сделаю, будь я проклят!
  — Вы нас предаете!
  — Никого я не предаю. Вы хотели, чтоб я его защищал. Хорошо, я готов его защищать. Мальчик сам себя дурачит. Он еще ребенок. Он поддался панике и бежал. Кто-то сбил его с толку. Я собираюсь только вернуть его на правильный путь. Он прочтет газеты. Узнает, что я его защищаю. Что гарантирую его явку в полицию сегодня в пять. Он поймет, что я действую с вами заодно. Он сдастся.
  — Шеф, — взмолилась Делла Стрит, — а если он не выйдет на тебя? Если прочтет и останется в своем убежище?
  Мейсон пожал плечами.
  — Пойдем, — сказал он Дрейку. — Поедем лучше в офис. Репортеры уже заготовили свои вопросы. — Он повернулся к Делле Стрит: — Останься здесь, пока девушка не успокоится. Не допускай, чтобы она впала в истерику. Как только можно будет ее оставить, приезжай в контору.
  Делла Стрит щелкнула каблуками и насмешливо отсалютовала:
  — Есть, шеф! — сказала она. Повернулась к Уинифред: — Пойдемте, поспим, отдохнем…
  — Отдохну-у-ла я уже-е-е! — Уинифред боролась с рыданиями. — З-занимайтес-сь с-с-своими делами! К черту! Отправляйтесь в контору!
  12
  Электрический свет слабо мерцал в конторе Перри Мейсона. Наступил тот утренний час, когда железобетонные жилые кварталы города выглядят наименее живописно. Утренний ветерок являл собой разительный контраст спертому воздуху конторы. До восхода солнца оставалось полчаса. Света было достаточно, чтобы рассмотреть неуютность возведенных человеком конструкций. Перри Мейсон уселся на вращающийся стул, положил ноги на стол и закурил.
  — Когда придут репортеры, Делла, пусть собираются в приемной и ждут. Потом проведешь ко мне всех сразу.
  Она кивнула. Беспокойство мелькнуло в ее глазах. Пол Дрейк вошел и уселся на край стола Мейсона.
  — Обменяемся информацией, — предложил он.
  — Это о чем? — Глаза Мейсона не выразили ничего.
  — Мои люди сообщили, что убита Эдит де Во. Ее ударили по голове дубинкой. Это был отпиленный кусок костыля. Я, конечно, понял, что у тебя что-то на уме, когда мы поехали на квартиру к Дугласу Кину. Когда я увидел окровавленное белье, я понял, что это не после убийства Эштона.
  — Но в то время, — Мейсон продолжал курить, — ты ничего не знал об убийстве Эдит де Во?
  — Конечно же, нет.
  — Хорошо бы это припомнить, — сказал Мейсон, — если тебя станут допрашивать.
  — А ты знал?
  Мейсон уставился на окно, за которым серел рассвет. Через несколько минут, когда стало очевидным, что он не собирается отвечать на вопрос, Дрейк продолжил:
  — Знаешь ли ты человека по имени Бэбсон? Это мастер-краснодеревщик. Делает разные работы по дереву, костыли тоже.
  На лице Мейсона появился интерес.
  — Недели две назад Эштон заглянул в мастерскую Бэбсона. Там изготовили его костыль. Эштон хотел, чтоб его переделали. Он просил пропилить сверху отверстие, укрепить его металлической трубкой и обить замшей. И чтобы это усовершенствование было скрыто под резиновой прокладкой.
  — Это интересно, — заметил Мейсон.
  — Дня три назад, — продолжал Дрейк, — Бэбсона спрашивали насчет этого костыля. Человек, назвавшийся Смитом, сказал, что он представляет страховую компанию, интересующуюся увечьем Эштона. Он желает знать, заказал ли Эштон новый костыль или хотел усовершенствовать старый. Бэбсон начал было рассказывать, потом передумал и стал расспрашивать Смита, после чего тот ушел.
  — Есть описание Смита? — кратко спросил Мейсон.
  — Рост — пять футов одиннадцать дюймов, сорок пять лет, вес сто восемьдесят фунтов, светлая фетровая шляпа, синий костюм, на лице шрам. Ездит в зеленом паккарде.
  — Когда поступил этот рапорт? — спросил Мейсон.
  — Мне вручил его ночной дежурный, когда я проходил мимо агентства. Он некоторое время пролежал у меня на столе.
  — Хорошо работаете, — одобрил Мейсон. — Как вышли на Бэбсона?
  — Ты просил полные сведения об Эштоне, вот я и сказал парням. Естественно, мы заинтересовались, где ему делали костыль.
  — Что ж, — сказал Мейсон, — добавь в свой список еще одно имя — Джим Брэндон. Узнай о нем все, что можно. Не тратил ли он недавно больших денег…
  — Уже сделано, — лаконично доложил Дрейк. — Теперь позволь мне спросить…
  — О чем?
  — А о том, на чьей ты стороне? Ведь ты позвонил в полицию и пообещал, что этот парень явится к ним?
  — Так я же должен был это сделать, — нетерпеливо сказал Мейсон. — Или он виновен, или все подстроено. Если подстроено — самому ему не выкрутиться. Ему не удрать, его выследят. Он может попасть на виселицу. Петля захлестнется, и я ничего не смогу сделать. Если он виновен, но сам сдастся и, как мужчина, признает свою вину, я, возможно, добьюсь для него пожизненного заключения.
  — Но ты делаешь ставку на то, что он невиновен?
  — Ставлю все, что у меня есть, на то, что он невиновен.
  — В том-то и дело, шеф, — Делла Стрит разразилась негодованием, — что ты слишком многое поставил на карту. Ты рискуешь своей профессиональной репутацией, чтобы поддержать эмоционального парня, которого вовсе не знаешь.
  Перри Мейсон невесело усмехнулся. Это была свирепая усмешка борца, который вышел на ринг против сильного противника, заслуживающего наказания.
  — Конечно, я игрок, — сказал он. — Я хочу жить, пока живется. Мы многое слышали о людях, которые боятся умереть, и почти не знаем о тех, кто боится жить. Я верю в Уинифред и Дугласа Кина. У них сейчас тяжелый момент, они нуждаются в поддержке, и я собираюсь их поддержать.
  — Слушай, Перри, еще не поздно отступить. — В голосе Дрейка была мольба. — Ты не знаешь этого парня. Факты против него. Он…
  — Заткнись, Пол, — беззлобно сказал Мейсон. — Я не хуже тебя знаю, как подтасовывают факты. Я ставлю на карту все.
  — Но почему ты рискуешь своей репутацией, ставя на невиновность парня, когда все доказывает его вину?
  — Потому что я ставлю на карту все. Если я беру свои выводы назад, я беру назад и все остальное. Пытаюсь не ошибаться.
  — На карту ставят все ради большого выигрыша, или большого проигрыша, — заметила Делла Стрит.
  Мейсон ответил с нетерпеливым жестом, адресованным обоим:
  — Черт возьми, а что может человек потерять? Не жизнь, потому что он ею не владеет. Он только берет ее в аренду. Он может потерять лишь деньги, а какого дьявола стоят деньги по сравнению с личностью? Это и есть один из способов прожить жизнь, все из нее извлечь. Человек ее сохраняет или лишается, поставив на карту все.
  В приемной послышался шум, хлопнула дверь. Дрейк сделал знак Делле Стрит. Она встала и выскользнула из кабинета. Пол Дрейк закурил сигарету и сказал:
  — Перри, ты — смесь мальчика и философа, непрактичного мечтателя, альтруистичного циника, доверчивого скептика… и, черт тебя возьми, как я завидую твоему восприятию жизни!
  Делла Стрит открыла дверь и сообщила, понизив голос:
  — Здесь сержант Холкомб и целая куча репортеров.
  — Неужели Холкомб привел репортеров?
  — Нет. Он хочет их опередить. Он, кажется, зол.
  Мейсон улыбнулся и пустил к потолку кольцо дыма:
  — Впусти джентльменов.
  Делла Стрит осмелилась на ответную улыбку:
  — Включая Холкомба?
  — На этот раз — да, — сказал Мейсон.
  Сержант Холкомб протиснулся в комнату. За ним вошли несколько человек и веерообразно расположились вдоль стены. Некоторые достали блокноты. У них был вид зрителей, наблюдающих призовую борьбу на открытой арене, которые не хотят пропустить ни одного удара, в чью бы пользу он ни был.
  — Где Дуглас Кин? — требовательно спросил сержант Холкомб.
  Перри Мейсон вдохнул полные легкие дыма и выпустил его из ноздрей двойным потоком.
  — Не знаю, господин сержант, — сказал он тоном взрослого человека, увещевающего капризного ребенка.
  — Что за дьявольщина! Вы должны знать!
  Мейсон сделал безуспешную попытку пустить дым кольцами.
  — Слишком спертый воздух, — объяснил он Полу Дрейку, так чтобы все могли слышать. — Кольца не получаются, когда в комнате слишком много людей.
  Сержант Холкомб стукнул кулаком по столу Мейсона:
  — Дьявол! Прошли те дни, когда вы, адвокаты, могли с законом шутки шутить. Вы же знаете, что теперь бывает с теми, кто укрывает людей, представляющих общественную угрозу.
  — А Дуглас Кин представляет общественную угрозу? — невинно спросил Мейсон.
  — Он убийца.
  — В самом деле? Кого же он убил?
  — Двоих. Чарльза Эштона и Эдит де Во.
  Перри Мейсон прищелкнул языком.
  — Ему бы не следовало этого делать, сержант, — сказал он.
  Один из репортеров громко захихикал. Холкомб потемнел.
  — Ладно, продолжайте, — сказал он. — Делайте что хотите, но я вас арестую за укрывательство преступника от закона.
  — Разве он скрывается от закона?
  — Явно скрывается.
  — Он явится сегодня в пять. — Мейсон сделал затяжку.
  — Мы возьмем его до того.
  — Где же он? — Брови Мейсона поднялись.
  — Не знаю! — проревел сержант. — Знал бы, так уже взял бы его.
  Мейсон вздохнул, повернулся к Полу Дрейку и сказал:
  — Он собирается схватить Кина до пяти, но утверждает, будто не знает, где Кин находится. Я предложил выдать Кина в пять, но он не верит, что я не знаю, где Кин. Тут нет логики.
  — Вы бы не обещали, что этот человек будет в тюрьме к пяти, если бы не знали, где он сейчас. И вы собираетесь сорвать дело, скрывая его в убежище, — настаивал Холкомб.
  Мейсон молча курил.
  — Вы же адвокат. Вы знаете, каково наказание за соучастие. Знаете, что случается с людьми, которые помогают убийцам.
  — Но предположим, — терпеливо вставил Мейсон, — выяснится, что он вовсе не убийца, а, Холкомб?
  — Не убийца! — Холкомб почти визжал. — Не убийца! Вы знаете, какие доказательства против этого парня? Он поехал к Чарльзу Эштону. Он последний видел Чарльза Эштона в живых. У Эштона был кот, который обычно спал на его кровати. Дуглас Кин приехал за котом и забрал его. Свидетели видели, как он вошел в комнату и вышел оттуда с котом в руках. Но Эштон был убит до того, как кот исчез из комнаты. Кот вскочил в окно. На кровати остались следы его лап. Даже на лбу Эштона остались кошачьи следы — это доказывает, что убийство было совершено до того, как Кин ушел с котом. Эштона убили после десяти и до одиннадцати. Кин появился в комнате Эштона незадолго до десяти, а ушел после одиннадцати.
  Прикусив губу, Мейсон сказал:
  — Можно было бы поднять целое дело против Кина, если бы вы были уверены, что именно кота Эштона он унес.
  — Конечно, это был кот Эштона. Говорю вам, свидетели видели. Экономка видела. Она плохо спала и как раз выглянула в окно, когда уходил Кин. Она видела, что он нес кота. Джим Брэндон, шофер, ставил машину в гараж. Он разворачивался — и передние фары осветили Дугласа Кина. Он клянется, что Кин нес кота.
  — То есть Клинкера?
  — Да, Клинкера, если так зовут этого кота.
  — При данных обстоятельствах, — сказал Мейсон, — решающее значение на суде будет иметь идентификация кота этими свидетелями. Кстати, сержант, где сейчас этот кот?
  — Не знаю, — сказал сержант Холкомб и добавил многозначительно: — А вы знаете?
  — Не думаю, сержант, — медленно произнес Мейсон, — что Уголовным кодексом предусмотрено наказание за укрывательство кота. Вы, случайно, не обвиняете кота в убийстве?
  — Нечего острить, — сказал сержант Холкомб. — Вы что, не знаете, для чего я здесь? Не знаете, зачем пришел к вам?
  Мейсон поднял брови и покачал головой.
  — Я пришел к вам, чтобы сказать, что Дуглас Кин обвиняется в убийстве. — Сержант снова стукнул по столу кулаком. — Я пришел сообщить вам, что мы готовим распоряжение об аресте Дугласа Кина. Я пришел вам сообщить, какие свидетельства есть против Дугласа Кина, так что, если вы будете продолжать укрывательство Кина, мы обвиним вас в моральном несоответствии вашей профессии и лишим адвокатской практики. Вот зачем я здесь. Я вам выложил все, что свидетельствует против Кина. Теперь, если вы предстанете перед судом и будете апеллировать в Комитет или в квалификационную комиссию, вы не сможете отговориться, будто не знали, что Дуглас Кин преследуется за убийство, и будто вам неизвестны были факты, свидетельствующие против него.
  — Хитро, сержант, — сказал Мейсон. — По правде сказать, очень хитро. Вы не даете мне возможности защищаться, не так ли?
  — Точно так. Вы или должны выдать Дугласа Кина, или будете арестованы и дисквалифицированы.
  — Вы закончили? — спросил Мейсон. — Выложили все свои доказательства?
  — Нет, я и половины не изложил.
  — Я так понял, сержант, что вы намерены выложить мне все.
  — Да, черт возьми, это именно так. — Голос сержанта, казалось, заполнил всю комнату. — Эдит де Во хотела видеть Дугласа Кина. Она позвонила ему в несколько мест, передала просьбу приехать. Кин поехал к ней. Хозяин дома как раз выходил на улицу, когда Дуглас Кин нажимал на звонок Эдит де Во. Когда хозяин открыл дверь, Кин воспользовался этим, чтобы войти. Хозяин, естественно, остановил его и спросил, куда он идет. Кин ответил, что идет к мисс де Во, что она его об этом просила. Позже приехал окружной прокурор, чтобы допросить ее. Она лежала на полу без сознания. Ей нанесли смертельный удар дубинкой. Мы поехали на квартиру к Кину. Оказалось, что одежда, которая была на нем, вся в крови. Кровь была на рубашке, на воротнике, на ботинках, на брюках. Он пытался смыть кровь, но это ему не удалось. Он пытался сжечь кое-что из одежды, но даже это не получилось. Обрывки лежали в золе, и химическая реакция показала, что на них была человеческая кровь.
  — А кот там был? — спросил Мейсон.
  Холкомб с усилием сдержался:
  — Нет, кота не было.
  — Как же можно идентифицировать кота? — спросил Мейсон. — Ведь нет же способа снимать отпечатки у кота, так, сержант?
  — Шутите, шутите, — мрачно сказал сержант. — Умничайте сколько душе угодно. Вы на жизнь зарабатываете тем, что защищаете убийц. Через два месяца вас дисквалифицируют. Мостовые будете гранить.
  — До сих пор, — заметил Мейсон, — я убийц не защищал. Я защищал людей, обвиненных в убийстве. Надо бы понимать, сержант, что некоторая разница есть. Но насчет кота я серьезно. Предположим, и экономка, и шофер поклянутся, что Кин нес Клинкера. Предположим, я посажу перед свидетелями две дюжины персидских котов и попрошу указать Клинкера. Думаете, они смогут это сделать? А если и укажут на Клинкера, думаете, есть какой-то способ убедить присяжных, что они правы?
  — Ах, вот вы на чем играете? — заметил Холкомб.
  — Да нет же, сержант, — изысканно улыбнулся Мейсон. — Я не играю. Просто я задал вам вопрос, вот и все.
  Сержант Холкомб, опираясь на стол, так сжал его край, что кожа его рук побелела вокруг суставов.
  — Мы знаем, Мейсон, чего от вас можно ожидать, — сказал он. — Полиция не так тупа, как вы воображаете. Как только вы позвонили, что собираетесь защищать Дугласа Кина, и сообщили, что он отдаст себя в руки полиции к пяти часам, я отправил ребят искать этого кота. Я случайно знал, куда их послать. Да будет вам известно: Клинкер в полицейском участке. Он был в квартире вашей эффектной секретарши, мисс Деллы Стрит. А в полиции кота опознали экономка и шофер и ему на шею привязали табличку. И в любое время, когда вы захотите жонглировать котами перед присяжными, вы можете не затруднять себя отпечатками или другими фокусами, потому что Клинкер с ярлычком на шее будет тут как тут.
  Сержант Холкомб повернулся на каблуках и вышел в приемную.
  С минуту лицо Перри Мейсона было мрачным и напряженным. Затем он слабо улыбнулся репортерам.
  — Мы бы хотели вас спросить, — сказал один из них, — согласны ли вы…
  — Джентльмены, — медленно сказал Мейсон, — вы имеете прекрасную историю. Отправляйтесь и публикуйте все как есть. — И он сжал губы с упрямством человека, который умеет молчать.
  13
  Перри Мейсон поднял голову от телефона и сказал Делле Стрит:
  — Сейчас ко мне придут Нат Шастер и его клиенты Сэм Лекстер и Фрэнк Оуфли. Представление будет отличное. Впусти их, потом сядь у себя, включи селектор и запиши все, что сможешь.
  — А к телефону подходить? — спросила она. — Отвечать тем, кто будет вас спрашивать?
  — Безусловно. Может позвонить Дуглас Кин.
  — А если он не позвонит, шеф? Вдруг он виновен? Может сержант Холкомб сделать то, чем он грозил?
  — Вот в этом, — сказал Мейсон, — я их надую. Не волнуйся так, встречай Шастера. Возможно, он вытащит из рукава карты против нас.
  — Это какие?
  — Пришьет мне клевету.
  — Как?
  — Я же рассказал окружному прокурору то, что мне говорила Эдит де Во насчет выхлопной трубы.
  — Но ты лишь передал то, что она сказала.
  — Теперь я не смогу доказать, что она мне это говорила. Она мертва, а свидетелей не было. Идите, пригласи Шастера, и не забудь прослушать все и записать, чтобы потом давать свидетельские показания.
  Она кивнула, выскользнула из комнаты и через минуту ввела Шастера, Лекстера и Оуфли. Шастер закусил губу сильно выдающимися вперед зубами, изображая на физиономии упрек:
  — Господин адвокат, это вы информировали прокурора о том, что мой клиент Сэмюэль Лекстер виновен в убийстве своего деда Питера Лекстера?
  — Хотите, чтобы я ответил «да» или «нет»? — небрежно спросил Мейсон.
  — Отвечайте, — нахмурился Шастер.
  — Нет.
  — Вы не говорили, что Эдит де Во обвинила его?
  — Нет.
  — А мистер Бергер говорит: вы ему это сказали.
  Мейсон промолчал.
  — Бергер сказал Сэму, — продолжал Шастер, — будто Эдит де Во говорила вам, что машина Сэма была соединена шлангом с трубой, проведенной в спальню Питера Лекстера.
  Лицо Мейсона оставалось неподвижным как гранит, он произнес:
  — Возможно, он так сказал потому, что она так говорила и я об этом сообщил.
  Шастер помигал, осмысливая ответ, потом с торжеством заявил:
  — Вы сказали Бергеру, что она сделала такое обвинение?
  — Это не было обвинением. Просто она сообщила, что видела, как Сэм сидел в машине с работающим мотором, а шланг шел к трубе отопления. Она мне это рассказала, а я сообщил Бергеру.
  — Это ложь.
  — Что именно ложь? — Мейсон угрожающе встал.
  Шастер нервно отпрянул, вытягивая перед собой руку.
  — Я хотел сказать — клевета, очернение репутации.
  — Вам не приходило в голову, что эти сведения не подлежат разглашению? — спросил Мейсон.
  — Только если они не были использованы во зло, — Шастер погрозил Мейсону, но укрылся за большим кожаным стулом. — А вы использовали во зло. Пытались защитить своего клиента, Дугласа Кина.
  — Ну и что? — спросил Мейсон.
  — Мы требуем, чтобы вы отказались от своих слов.
  — Кто этого хочет?
  — Сэм Лекстер и я.
  — Я сказал Бергеру только правду — так, как она была сказана мне. Я не ручался за факты. Я ручался только за то, что мне было сделано это сообщение.
  — Мы требуем извинения.
  — Идите вы к черту!
  Вперед выступил Сэм Лекстер. Лицо его было бледно.
  — Мистер Мейсон, — сказал он, — я вас не знаю, но ясно, что «подгнило что-то в королевстве Датском». Я слышал версию, по которой смерть деда связывают со мной. Это ложь, будь она проклята! Я слышал, вы приводили полицию для тайного осмотра моей машины и взламывали замок гаража. Кто-то без моего ведома вставлял в мою машину длинный шланг. Не знаю, как защитит меня закон — это зависит от мистера Шастера, — но я определенно потребую привлечения вас к ответственности за ваши действия.
  Мейсон зевнул. Шастер положил руку на плечо Лекстеру.
  — Давайте я буду говорить, — сказал он. — Я буду говорить. Не волнуйтесь. Спокойно, спокойно. Я сам с ним управлюсь.
  Мейсон снова сел на вертящийся стул, откинулся назад и взял сигарету из пачки на столе.
  — Еще что-нибудь? — спросил он, пощелкивая ногтем по кончику сигареты.
  — Мистер Мейсон, — сказал Фрэнк Оуфли, — поймите мою ситуацию. Мои отношения с Эдит де Во больше не тайна. Перед смертью она оказала мне честь выйти за меня замуж. — Лицо его передернулось гримасой волнения, потом он продолжал: — Она мне рассказала о том, что видела, но я не придал этому особого значения, пока окружной прокурор не объяснил мне, как легко было кому-то напустить угарного газа к деду в спальню. Это, конечно, было для меня большим ударом. Я хорошо знаю своего кузена. Я не могу поверить, что он способен на такое. Потом я вспомнил, что Эдит вовсе не говорила, что она определенно узнала Сэма. Человек, сидевший в машине, прятал лицо под широкими полями шляпы Сэма. Вот что заставило Эдит подумать, что в машине сидел Сэм. Значит, если вы заявили полиции, будто Эдит говорила, что в машине был Сэм, вы сделали заявление, которое расходится с тем, что она утверждала.
  — Значит, такова ваша версия? — спросил Мейсон, глядя в лицо Фрэнку Оуфли.
  — Такова моя версия. — Фрэнк Оуфли покраснел.
  — Подумайте, мистер Мейсон, в каком вы положении, — сказал Шастер. — Вы выдвигаете обвинение против моего клиента. Доказательств у вас нет. Вы не можете доказать, что именно сказала Эдит де Во, это только слухи. Предсмертные заявления принимаются во внимание, если делающий их человек знает, что умирает, но это не было предсмертным заявлением. Когда она вам это говорила, она считала, что доживет до ста лет. Мой клиент может вас засудить. Он может вас опозорить, утопить — но он не станет этого делать, если вы возьмете свое заявление назад.
  — Шастер имеет в виду, — пояснил Оуфли, — чтобы вы подчеркнули, что Эдит не знала, кто был в машине.
  — Более того, — нахмурился Сэм Лекстер, — я хочу, чтобы вы взяли заявление назад и извинились. Вовсе не я сидел в машине, и вы это знаете.
  Перри Мейсон протянул руку к длинному ряду книг, стоящему с краю стола, взял одну из них, раскрыл и сказал:
  — Если уж речь зашла о законе, джентльмены, я вам его прочту. Пункт двести пятьдесят восьмой Уголовного кодекса гласит: «Тот, кто обвиняется в убийстве родственников, не может наследовать после них никакой доли имущества; та доля наследства, которую он получил бы, переходит к другому лицу согласно этой статье». Так что, Фрэнк Оуфли, подумайте.
  Шастер с горячностью воскликнул, обрызгивая всех слюной:
  — Что за трюки! Ну и план! Он хочет вас настроить друг против друга! Не раскрывайте уши свои его словам, не раскрывайте сердца свои его мыслям, не раскрывайте…
  Мейсон перебил его, обращаясь прямо к Фрэнку Оуфли:
  — Вы хотели бы защитить своего кузена, но вы знаете не хуже меня, что Эдит де Во не так легко сделала бы ложные выводы. Возможно, она не видела лица того человека, но она видела его шляпу, слышала его голос — и решила, что это и был Сэм Лекстер.
  — Она слышала его голос? — медленно повторил Оуфли, нахмурив лоб.
  — Валяй, — горько сказал Сэм Лекстер, — действуй, Фрэнк, притворись, будто тебя убедили, но меня-то уж никто не одурачит. В ту же минуту, как этот адвокатишка подсказал тебе, что ты сможешь присвоить мою долю наследства, если меня обвинят в убийстве, я понял, что произойдет!
  — Господа, господа! — завопил Шастер. — Не надо, не ссорьтесь! Это ловушка! Не поддавайтесь! Он заставит вас поругаться — и его проклятый кот унаследует поместье! Вот так замысел! Вот так замысел! Ну и шуточки!
  Мейсон спросил, глядя на Сэма Лекстера:
  — А как насчет шланга, найденного в вашей машине?
  — Кто-то его подкинул, — гневно сказал Сэм. — Вы привели полицейских в гараж, они и нашли шланг после того, как вы им подсказали.
  — Вы думаете, это я подкинул шланг? — спросил Мейсон.
  Шастер кинулся к Сэму Лекстеру, схватил его за полы пиджака, оттолкнул и закричал:
  — Не отвечайте! Не отвечайте! Это опять ловушка. Он заставит вас обвинить его, а потом привлечет за клевету. Вы же не можете доказать, что он подкинул шланг, не говорите этого, не говорите ничего! Предоставьте мне вести переговоры!
  Оуфли шагнул ближе к Лекстеру и сказал через плечо Шастера:
  — Ты что, Сэм, хочешь мне пришить, что я его подкинул?
  — А то нет? — с горечью произнес Сэм Лекстер. — Ты меня не одурачишь, Фрэнк. За полмиллиона долларов ты еще и не то проделаешь. Теперь-то я все вижу в новом свете.
  — Не забывай, — с холодным достоинством произнес Оуфли, — что видела это Эдит де Во. Я-то не видел, а когда она мне рассказала, я не придал этому серьезного значения.
  — Господа, господа, — умолял Шастер, поводя головой то в сторону Сэма, то Фрэнка Оуфли, — джентльмены, успокойтесь! Мы пришли сюда не за этим. Замолчите!
  — Эдит Оуфли! — оскалился Сэм Лекстер, не обращая внимания на своего адвоката. — Не умерла бы она, я бы кое-что о ней сказал…
  Оуфли в ярости оттолкнул Шастера правой рукой, а левой ударил Сэма в лицо.
  — Господа, господа! — кричал Шастер. — Помните…
  Левый кулак Сэма Лекстера, нацеленный в челюсть Оуфли, попал прямо в лицо Шастера, в то время как маленький адвокат тащил Сэма за пиджак. Шастер со стоном рухнул на пол. Лекстер размахнулся правой, перевязанной рукой и нанес Оуфли удар по щеке. Оуфли размахнулся правой, Лекстер промазал левой. Шастер, лежа на полу, дергал их за брюки.
  — Господа, господа, — умолял он, кровоточащие губы не давали ему возможности говорить громко.
  Перри Мейсон положил ноги на стол, откинулся на спинку стула и затянулся сигаретой, не без веселья наблюдая эту суматоху.
  Внезапно Оуфли отступил.
  — Извини, Сэм, — сказал он, — я забыл, что у тебя рука ранена.
  Между ними втиснулся Шастер, тщетно пытаясь оттолкнуть одного от другого. Тяжело дыша, они не обращали внимания на его попытки и стояли, глядя друг на друга.
  — О моей руке не волнуйся, — горько сказал Сэм Лекстер, потом посмотрел на повязку. На ней показался красный след в том месте, где рана открылась.
  — Не надо, не надо! — воскликнул Шастер. — У него масса таких трюков. Разве я вас не предупреждал?
  Грудь Оуфли тяжело вздымалась, лицо было красно, он сказал:
  — Нечего болтать насчет Эдит, вот и все.
  Он резко повернулся, прошел через комнату, распахнул дверь в коридор. Поколебавшись, Шастер выбежал за ним крича:
  — Мистер Оуфли! Мистер Оуфли! Вернитесь же, мистер Оуфли!
  Оуфли отозвался через плечо:
  — Идите вы к черту. Я своего адвоката найму.
  Шастер в ужасе взглянул на Сэма Лекстера, потом повернулся к Мейсону и завизжал:
  — Добились своего! Вы это нарочно. Вы их настроили друг против друга! Вы отравили их подозрением! Вы пустили в ход Эдит де Во! Вы…
  — Закройте дверь с той стороны, — спокойно прервал Мейсон.
  Шастер взял под руку Сэма Лекстера.
  — Идемте, — сказал он. — Нам полагается возмещение убытков.
  — Он возьмет адвоката и свалит на меня смерть деда, — горько сказал Сэм. — Ну и дела.
  Шастер потащил его через комнату.
  — Не забудьте закрыть дверь, когда будете выходить, — напомнил Мейсон.
  Шастер захлопнул дверь с такой силой, что стена чуть не обвалилась. Картины все еще качались, когда дверь из приемной открыла Делла Стрит.
  — Ты это нарочно сделал? — спросила она.
  Мейсон, продолжая курить, сказал с отсутствующим видом:
  — Бессмысленно было заставлять их обоих платить Шастеру. Ведь их интересы не совпадают. Они должны были это понять. У них будут разные адвокаты — так удобнее для Дугласа Кина.
  Она вздохнула, как вздыхает мать, когда безнадежно избалованный ребенок спорит с ней, потом неожиданно рассмеялась и сказала:
  — Ладно. Я все записала, даже звуки ударов. В приемной Уинифред Лекстер. Она принесла кота.
  — Кота? — удивился Мейсон.
  — Да, персидского кота.
  В глазах Мейсона сверкнули чертики.
  — Пусть войдет.
  — А насчет того, что кота из моей квартиры забрала полиция, так это правда, — сообщила она. — Они сказали управляющей, что должны обыскать мою квартиру. Взяли у нее ключ.
  — Ордер на обыск у них был?
  — Не думаю.
  — Прокол получается, Делла, — задумчиво сказал Мейсон, продолжая курить. — Жаль, я не подумал, что они нагрянут к тебе. Сержант Холкомб укрепляет свои позиции. Он просто завидует. Я его не осуждаю. Надо признать: мое поведение по отношению к нему может иной раз вызвать раздражение.
  — Пожалуй, да.
  — Я раздражаю его нарочно, — Мейсон усмехнулся, глядя на нее снизу вверх. — Впусти Уинифред и жди у себя. Можешь послушать.
  Уинифред Лекстер несла в руках большого персидского кота. Подбородок у нее был вызывающе вздернут, взгляд дерзкий. Даже в том, как она держала голову, был вызов. Перри Мейсон терпеливо оглядел ее.
  — Садитесь, — предложил он.
  — Я вас обманула, — сказала она, останавливаясь возле стола.
  — Насчет кота?
  — Тот был не Клинкер. Вот этот Клинкер.
  — Почему же вы мне солгали?
  — Я позвонила дяде Чарльзу, привратнику, и сказала, что хочу его избавить от Клинкера, пусть он его отдаст мне. Он отказался. Тогда я решила, что лучше всего будет обмануть Сэма: пусть думает, что Клинкера там больше нет. Я сказала, что возьму Клинкера, и послала Дугласа Кина с другим котом, который похож на Клинкера. Мы бы подменили Клинкера другим котом, и если бы Сэм отравил кота, он бы отравил не Клинкера. Ясно?
  — Сядьте-ка и расскажите все, — сердито сказал Мейсон.
  — Вы мне верите?
  — Послушаем дальше.
  Она села на край мягкого кожаного стула. Кот начал вырываться. Она держала его, гладя по голове и почесывая за ушами. Когда кот успокоился, она поведала:
  — Дуглас Кин поехал туда. Кота он взял с собой. Он немного подождал Эштона, потом вернулся ко мне за инструкциями. Кота он оставил у меня.
  — Почему вы мне сказали, что тот кот — Клинкер?
  — Потому что боялась — другие скажут, что Дуглас взял Клинкера, и я хотела проверить, как вы поступите и сочтете ли это серьезным. Я хотела видеть вашу реакцию.
  Теперь Мейсон засмеялся. Кот изогнулся.
  — Бога ради, — взмолился Мейсон, — отпустите вы этого кота. Где вы его взяли-то?
  — О чем вы говорите? — Она уставилась на него. — Это Клинкер. Он меня очень любит.
  Кот спрыгнул на пол.
  — Это была бы хорошая версия, — произнес Мейсон бесстрастным голосом. — Она помогла бы мне выпутаться и выручила бы Деллу Стрит. Коты, конечно, похожи. Но — нет, не пройдет. Рано или поздно они узнают, где вы взяли этого кота.
  — Но это Клинкер. Я туда поехала и взяла его. Он до смерти перепугался, бедный котик, — столько шуму, а хозяин мертвый, и прочее…
  — Нет, — сказал Мейсон. — Я не допущу, чтоб вы так поступили. Газеты уже продают, а в них сказано, что полиция нашла Клинкера в квартире моей секретарши…
  — Они нашли кота и приняли его за Клинкера.
  — Чушь! — сказал Мейсон добродушно. — Забирайте кота и отправляйтесь в свою вафельницу. Дуглас Кин собирается объявиться у меня и сдаваться?
  — Не знаю, — ответила она со слезами на глазах.
  Кот выгнул спину, потом начал обследовать контору.
  — Кис-кис, пойдем, киска, — позвала его Уинифред.
  Кот не обращал на нее внимания. Мейсон с сочувствием смотрел на заплаканное лицо.
  — Если Дуглас Кин появится, — сказал он, — объясните ему, как важно для него подыграть мне.
  — Н-не знаю. А вдруг его об-винят в-в-в убийстве и по-ве-есят?
  — Вы что же, мне не верите? — Он похлопал ее по плечу.
  Она подняла на него глаза.
  — Хватит подбирать кошек и сочинять для Дугласа алиби, — ласково сказал ей Мейсон. — Вы только затрудняете мою работу. Обещаете, что больше не будете?
  Губы ее подергались и успокоились. Она кивнула. Мейсон в последний раз похлопал ее по плечу, подошел к коту, поднял его и посадил в руки Уинифред.
  — Поезжайте домой, — посоветовал он, — поспите.
  Он открыл для нее дверь в коридор. Когда он снова ее закрыл, позади уже стояла Делла Стрит.
  — Ужасный ребенок, — улыбнулся он.
  Делла медленно кивнула головой.
  — Как насчет того, чтобы посрезать углы? — спросил он.
  — Ты о чем?
  — Не хотела бы ты провести со мной медовый месяц?
  — Медовый месяц? — она уставилась на него, вытаращив глаза.
  Мейсон кивнул.
  — Как это… ой…
  — Хорошо, — улыбнулся адвокат. — Но сначала приляг на диван и отдохни. Если позвонит Дуглас Кин, скажи ему, что он должен мне подыграть. Ты сможешь его убедить скорее, чем я. А я ненадолго пойду к Полу Дрейку.
  14
  В конторе Дрейка Перри Мейсон уселся к столу и сказал:
  — Пол, я хочу, чтоб ты отправил свободных людей в агентство по продаже автомобилей и узнал, не была ли недавно новая машина продана Уотсону Кламмерту.
  — Уотсон Кламмерт, — повторил Дрейк. — Где, к дьяволу, я слышал это имя? А, вспомнил. Это тот, у которого общий сейф с Чарльзом Эштоном!
  — Думаю, полиция в тот сейф уже наведалась, — сказал Мейсон.
  — Да, он оказался абсолютно пустым. Нашли только банковские упаковки из-под денег. Эштон, очевидно, взял банкноты и оставил обертки.
  — Эштон или Кламмерт? — спросил Мейсон.
  — Эштон. Банковские документы показывают, что Кламмерт ни разу не пользовался сейфом. Он — только имя, записанное на карточке.
  — Как считает полиция — сколько денег было взято из сейфа?
  — Они не знают. Много. Служащие видели, как Эштон засовывал в чемодан пачки банкнот.
  — Ты проверил аварию, в которую попал Лекстер?
  — Да. Он налетел на телеграфный столб, как и сказал. Из-за угла на него выскочил пьяный шофер.
  — Есть свидетели?
  — Да. Несколько человек слышали треск.
  — Их имена записаны?
  — Да. Они видели следы там, где Лекстер затормозил. Говорят, что он был на своей стороне дороги. Он казался возбужденным, но был абсолютно трезв.
  — Где он был до того?
  — Это я уточняю, Перри. Когда с ним говорили полицейские, они расследовали смерть Питера Лекстера, а позднее — смерть Чарльза Эштона. У Сэма отличное алиби касательно привратника. Он уехал из дома около девяти и не возвращался. Эштона убили между десятью и одиннадцатью. А потом допрашивали Шастера. Он дает Лекстеру алиби.
  — Вот как?
  — Да, — Дрейк кивнул. — Шастер утверждает, что Лекстер был у него в конторе.
  — О чем они говорили?
  — Шастер отказывается сообщить.
  — Очень милое алиби, — презрительно сказал Мейсон.
  — Постой, Перри, оно, кажется, подтверждается.
  — Каким образом?
  — Джим Брэндон, шофер. Он был с Лекстером. Отвез его в контору Шастера. Около одиннадцати Лекстер велел Брэндону ехать домой, сказал, что сам приедет позже. Брэндон уехал на зеленом паккарде. Тогда-то он и видел Кина. Вскоре после одиннадцати.
  Мейсон начал шагать взад-вперед, большие пальцы уцепились за проймы жилета, голова склонилась вперед. Наконец он сказал тихим голосом человека, который думает вслух:
  — Значит, Лекстер выехал из дому с Брэндоном, на зеленом паккарде, а вернулся на эштоновом шевроле. Как же, черт дери, он подцепил этот шевроле?
  — Вот это мысль! — Дрейк весь напрягся.
  — Пол, отправь-ка людей в дом, где жила Эдит де Во. Пусть поговорят со всеми жильцами. Не заметил ли кто из них эту машину перед домом?
  Дрейк придвинул к себе бумагу и записал для памяти.
  — Человек, который убил Эштона, — сказал детектив, — сделал это между десятью и одиннадцатью. Потом он должен был взять костыль Эштона и распилить его на куски. Потом он должен был поехать к Эдит де Во… Что ж, если Сэм Лекстер может доказать, что он был в конторе Шастера…
  — Если Брэндон видел, как Дуглас Кин нес кота, где же был костыль Эштона? — перебил Мейсон. — Дуглас Кин его не нес.
  — Это так, — задумчиво кивнул Дрейк. — Но Кин, конечно, мог выкинуть костыль в окно, ведь оно было всегда открыто для кота, а потом приехать на машине и подобрать его. Говорю тебе, Перри, ты попал в хорошенькую историю. Если Кин не явится, ты окажешься в луже. Если же явится, его могут повесить несмотря на все, что ты сделаешь.
  Зазвонил телефон. Дрейк ответил и сказал:
  — Это тебя, Перри.
  Звонила Делла Стрит. Голос ее звучал взволнованно:
  — Скорее возвращайся, шеф. Я только что говорила с Кином.
  — Где он? — спросил Мейсон.
  — Он звонил из автомата, скоро позвонит снова.
  — Узнай, откуда он звонил, Пол, — сказал Мейсон, — быстро. А мне пора двигаться отсюда.
  Он выскочил на улицу, поднялся по лестнице к своей конторе и побежал по коридору.
  — Он собирается сдаваться? — спросил он Деллу Стрит, врываясь в приемную.
  — Думаю, да. Он казался мрачным, но в полном порядке.
  — Ты его убедила?
  — Я сказала ему правду. Что ты делаешь для него все возможное, что он просто не имеет права предать тебя.
  — Что он ответил?
  — Посетовал как скверно, когда мужчина делает то, чего от него требует женщина.
  — Ах вы, женщины! — простонал Мейсон.
  Зазвонил телефон.
  — Минутку, — остановила Мейсона Делла. — Знаешь, кто дежурит на улице возле конторы?
  — Кто?
  — Наш дружок — сержант Холкомб.
  Мейсон нахмурился. Телефон прозвонил снова.
  — Это серьезно? — спросила он.
  — Да. Они попытаются его арестовать до того, как он отдастся в их руки, и скажут, что он скрывается от закона…
  — Алло! — Мейсон снял телефонную трубку.
  — Это Дуглас Кин, мистер Мейсон, — сказал мужской голос.
  — Где вы сейчас?
  — На углу Парковой и Седьмой.
  — Часы у вас есть?
  — Да.
  — Сколько на них?
  — Без тринадцати минут одиннадцать.
  — Еще точнее? До секунд. Скажем, двенадцать минут тридцать секунд до одиннадцати.
  — Я вам сообщу, когда у меня будет ровно без одиннадцати одиннадцать, — сказал Кин.
  — Только точно, — попросил Мейсон, — потому что…
  — Без одиннадцати! — перебил Дуглас Кин.
  — Так, — сказал Мейсон, глядя на свои часы, — ваши отстают на двадцать пять секунд от моих. Но не переставляйте стрелки, я подведу свои. Слушайте: полицейские пошлют за мной хвост, когда я отсюда выйду, в надежде, что я приведу их к вам. Идите к моей конторе и остановитесь на углу Седьмой — знаете это место?
  — Да.
  — Ровно в десять минут двенадцатого выйдите из-за угла и вскочите в первый же трамвай, идущий по Седьмой улице. Оплатите проезд, но в вагон не проходите — стойте возле кондуктора. Я буду рядом с трамваем, но не заговорю с вами и не подам виду, что знаю вас. Следом поедет девушка в открытой машине с откидным сиденьем. Она будет ехать на той же скорости. Потом она вырвется вперед, и, когда я крикну «Прыгай!», вы прыгнете на откидное сиденье. Сможете?
  — Конечно, смогу.
  — Отлично, Дуглас! Могу я на вас положиться?
  — Можете, — голос молодого человека освободился от угрюмых ноток. — Дурака я свалял! Теперь я играю с вами.
  — Отлично, — повторил Мейсон. — Помните: в десять минут двенадцатого.
  Он повесил трубку, схватил шляпу и сказал Делле Стрит:
  — Ты все слышала. Сможешь?
  Делла Стрит уже надевала шляпку перед зеркалом.
  — А как? — спросила она. — Я выхожу первая?
  — Нет, первый я.
  — А не хочешь, чтобы я вывела машину, пока ты дойдешь до угла?
  — Верно. Холкомб будет следить за мной. Если я сяду в машину, и он сядет. Его машина стоит где-то рядом. Если он подумает, что я иду пешком, он пойдет за мной пешком.
  — А что, если ты сядешь в трамвай?
  — Не знаю. Сколько на твоих часах?
  — Я их уже сверила по твоим.
  — Умница! Пошли.
  Мейсон пробежал по коридору, вскочил в лифт, и ему удалось, когда он вышел из вестибюля, прикинуться, что он просто гуляет.
  Движение было сильное. Мейсон несколько раз предусмотрительно оглянулся, но не увидел сержанта Холкомба. Однако он знал, что сержант следит за ним. Мейсон прошел полквартала, остановился у магазина, посмотрел на часы, нахмурился и принялся рассматривать витрину, делая вид, что убивает время. Через минуту он снова взглянул на часы и повернулся лицом к улице. Он сделал несколько шагов, закурил, бросил сигарету и посмотрел на часы в третий раз. Прямо против того места, где стоял Мейсон, был островок безопасности. Мейсон небрежно пошел к перекрестку, словно ему нужно было убить еще несколько минут.
  Его часы показывали десять минут двенадцатого.
  Мейсон наблюдал за светофором. На углу появился трамвай. Светофор преградил ему путь. Мейсон сделал вид, будто собирается перейти улицу, потом, как бы передумав, в нерешительности остановился. Огни светофора переменились. Вагоновожатый позвонил и поехал через перекресток. Когда трамвай проезжал мимо него, Мейсон посмотрел на заднюю площадку. Дуглас Кин стоял рядом с кондуктором.
  Мейсон услышал топот. Сержант Холкомб бежал к трамваю. Делла Стрит в открытой машине Мейсона ехала позади трамвая, задерживая поток машин. Как только Холкомб взобрался в трамвай, Делла подала машину вперед, откидное сиденье оказалось как раз перед Кином.
  — Прыгай! — закричал Мейсон.
  Кин прыгнул на откидное сиденье, приземлился на подушки, уцепившись за верх машины. Мейсон вскочил на подножку. Сержант Холкомб, который опускал плату за проезд в кассу возле кондуктора, закричал:
  — Стойте! Вы арестованы!
  — Быстрей, Делла, — скомандовал Мейсон, — проскочи перед носом у трамвая!
  Делла дала газ, и машина дернулась вперед. Мейсон перекинул ногу и оказался у откидного сиденья.
  — В полицейский участок, — сказал он Делле.
  Делла Стрит даже не удосужилась кивнуть. Она срезала угол, регулировщик засвистел, но она уже проехала полквартала. Правой рукой она нажимала на сигнал, а левой — вела машину.
  Не обращая внимания на поток машин, Мейсон сосредоточился на Дугласе Кине.
  — Рассказывайте, — сказал он, — и не тратьте слов даром. Наклонитесь к моему уху и кричите — я не должен упустить ни одного слова. Скажите мне главное.
  — Мне позвонила Эдит де Во. Она уже говорила мне, что видела, как Сэм накачивал угарный газ в батарею. Она просила меня приехать к ней сейчас же. Сказала, что произошло что-то важное. Я поехал. Позвонил у двери, ответа не было, но как раз выходил управляющий. Он открыл дверь, и я вошел, но он меня остановил и спросил, кто я такой и куда иду. Я сказал. Он поколебался, потом пропустил меня. Я прошел по коридору к комнате Эдит де Во. Она лежала на полу. Рядом была дубинка…
  — Да-да, — перебил Мейсон. — Это неважно. Что дальше?
  — Я поехал прямо домой. Кто-то уже побывал там. Один из моих костюмов был закапан кровью. Я сразу и не заметил.
  — Это было после того как вы отвезли кота Уинифред?
  — Да, от нее я поехал к себе. Там мне передали просьбу Эдит де Во приехать к ней.
  — И к Эдит вы поехали из своей квартиры?
  — Именно так.
  — Много ли прошло времени, пока вы заметили, что ваш костюм запачкан кровью?
  — Нет, не очень.
  — Что вы тогда сделали?
  — Это был какой-то кошмар! Я пытался отмыть пятна, но не смог.
  — Почему вы не вызвали полицию, когда увидели, что Эдит де Во убита?
  — Я просто голову потерял. Испугался, что во всем обвинят меня. Я очень испугался — и попросту убежал. Потом, когда я увидел, что весь костюм испачкан кровью… О-о-о, кошмар!
  — Это вы убили Эштона?
  — Конечно, нет. Я его даже не видел.
  — Вы поехали туда за котом?
  — Да.
  — Вы были в комнате Эштона?
  — Да.
  — Вы что-то искали?
  Кин заколебался. Делла Стрит резко повернула машину, чтобы избежать столкновения с грузовиком. Машина вышла из повиновения и задела телеграфный столб. Делла Стрит боролась с рулевым управлением. Пока Делла пыталась овладеть машиной, Мейсон бросил рассеянный взгляд на мостовую, наклонился к уху Дугласа Кина и спросил:
  — Что вы искали, пока были в комнате?
  Кин колебался.
  — Ну, отвечайте же!
  — Да, искал…
  — Что?
  — Вещественное доказательство.
  — Доказательство чего?
  — Не знаю. Было что-то странное в том, как Эштон тратил деньги. Джим Брэндон говорил, что у него в костыле бриллианты.
  — Вы были в перчатках или оставили отпечатки?
  — Должно быть, оставил.
  — Слушайте, Кин, а Эштон-то там был? Он был уже мертв? Не скрываете ли вы чего?
  — Нет, — сказал Кин. — Не было его. Я правду говорю.
  — Вы ушли до того, как он появился?
  — Это правда, мистер Мейсон. Помогите мне!
  Делла Стрит овладела машиной. Перекрестки так и пролетали мимо. Она затормозила перед поворотом.
  — Никому не рассказывайте того, что рассказали мне, — предупредил Мейсон. — Сейчас вы сдадитесь полиции. Говорите только при мне, иначе отказывайтесь от показаний. Это нужно, чтобы не подвести Уинифред. Если вы хоть слово скажете, вы ее втянете. Сможете вы ради нее помолчать?
  Юноша кивнул. Машину занесло на повороте, взвизгнули тормоза, и они остановились перед полицейским участком. Мейсон схватил Кина за руку и потащил его из машины вверх по ступенькам. Когда он распахнул дверь, сержант Холкомб соскочил с подножки трамвая на мостовую и, держа в правой руке пистолет, помчался к входу в участок. Мейсон проволок Кина по коридору к двери с табличкой «Отдел убийств», распахнул ее и небрежно сказал сидящему за столом человеку:
  — Это Дуглас Кин. Он явился отдать себя в руки полиции.
  Дверь распахнулась. Сержант Холкомб ворвался в комнату.
  — На этот раз вы мне попались, — сказал он Мейсону.
  — На чем? — удивился Мейсон.
  — На попытке к сопротивлению при аресте.
  — Я не сопротивлялся аресту.
  — Я пытался арестовать этого человека, вы увели его от меня. Неважно, что вы привезли его в участок: я его арестовал до того.
  — Человека нельзя арестовать, — сказал Мейсон, — если он не взят под стражу. После того как его взяли, он может бежать, но человек не арестован, пока он не под стражей.
  — Но вы ему помогали сопротивляться, так что я не мог осуществить арест. Вы за это ответите!
  — Одно вы проглядели, сержант, — улыбнулся Мейсон. — Любой гражданин может арестовать преступника, если у него есть основания подозревать, что тот нарушил закон. Дугласа Кина арестовал я.
  Сержант Холкомб убрал пистолет в кобуру. Человек за столом сказал:
  — Ладно уж, сержант. Мейсон сдал его.
  Сержант Холкомб без единого слова повернулся и пинком открыл дверь. В комнату ворвался газетный репортер. Он схватил Мейсона за руку.
  — Могу я взять интервью у Кина? — спросил он.
  — Конечно, — разрешил Мейсон. — Я вам слово в слово скажу то же, что и Дуглас. Он скажет, что стоит поразительно прекрасная погода для этого времени года, и это все, дорогой мой, аб-со-лют-но все.
  15
  Делла Стрит вела машину, а Мейсон посмеивался.
  — Поверни налево, на Пятую улицу, Делла, — сказал он. — И поезжай прямо на вокзал.
  — На вокзал? — переспросила она.
  — В конторе слишком жарко — масса репортеров, полицейских, детективов, прокуроров и прочее. Мне нужен телефон — я пойду на вокзал, пока ты укладываешь вещи.
  Она искусно объехала неосторожно переходящего улицу пешехода и взглянула на Мейсона исподлобья:
  — Что ты хочешь сказать? Какие вещи?
  — Пару чемоданов, — пояснил он. — Легкий саквояж, если он у тебя есть.
  — У меня он есть.
  — Все твои нарядные платья. Мы остановимся в дорогом отеле, и я хочу, чтобы ты хорошо выглядела: надо же сыграть роль!
  — Какова же будет моя роль?
  — Роль невесты.
  — А как же муж? — спросила она, тормозя перед светофором.
  — Он там только покажется, а потом его срочно вызовут в город, прервав медовый месяц.
  Теперь она смотрела на него спокойными глазами, в которых плясал озорной огонек:
  — Кто же будет этот муж?
  — Вообще-то я не привык к свадебным путешествиям. — Он поклонился ей. — Но я сделаю все, чтобы сыграть роль застенчивого жениха на те несколько минут, что мы будем регистрироваться в отеле, а тут меня как раз вызовут в город по неотложному делу.
  Ее глаза задержались на его профиле. Впереди огни светофора менялись с красного на желтый, с желтого на зеленый. Протестующий хор автомобильных сирен привел Деллу в чувство. Голос ее дрогнул:
  — Можно поверить, что ты сыграешь роль хорошо. Но естественно ли для молодожена так внезапно прерывать медовый месяц?
  Рев сирен привлек ее внимание к тому, что поток машин справа промчался мимо, а поток слева задерживает она.
  — Ах, да! — сказала она насмешливо. — Откуда же этим несчастным позади знать, что я — невеста, начинающая свадебное путешествие?
  Делла дала газ и помчалась через перекресток с такой скоростью, что проехала полквартала, прежде чем протестующие водители позади осознали, что причина их задержки ликвидирована.
  Мейсон зажег сигарету, предложил Делле. Она взяла ее, он раскурил для себя другую.
  — Извини меня, Делла, — сказал он, — но ты — единственная моя знакомая, которой я могу доверять.
  — Во время свадебного путешествия? — сухо спросила она.
  — Во время свадебного путешествия, — бесстрастно ответил он.
  Делла яростно вцепилась в руль, шины заскрипели, машина скользнула налево, к стоянке возле вокзала.
  — Вовсе не обязательно по дороге собирать квитанции штрафов за нарушения, — заметил он.
  — Заткнись! — огрызнулась она. — Я просто хочу собраться с мыслями. К чертям твои квитанции!
  Она снизила скорость, осторожно проехала по улице, тщательно избегая столкновений со встречными машинами, и подъехала к стоянке перед вокзалом.
  — Я найду тебя здесь? — спросила она.
  — Да, — сказал он, — и побольше багажа!
  — Как скажешь, шеф.
  Он вышел из машины, обошел ее и остановился на тротуаре, сняв шляпу. Делла сидела очень прямо. Юбку она приподняла, чтобы свободнее было управлять машиной, и ноги ее соблазнительно приоткрылись. Подбородок вздернулся, взгляд стал вызывающим.
  — Что-нибудь еще? — улыбнулась она ему.
  — Да, — сказал он, — порепетируй роль невесты в свадебном путешествии и перестань называть меня шефом.
  — Отлично, дорогой… — сказала она и прижалась к его губам своими. Прежде чем он опомнился, Делла отъехала, машина просвистела точно пуля, а Перри Мейсон остался стоять на тротуаре, моргая в удивлении. На его губах виднелись следы помады.
  Мейсон услышал, как хихикнул мальчишка-газетчик. Адвокат коротко усмехнулся, вытер губы и устремился к телефонной будке.
  Он позвонил Уинифред.
  — Порядок, Уинифред, — сказал он. — Ваш друг оказался молодцом. Я так и знал.
  — То есть… он на вас вышел?
  — Он в тюрьме.
  Она перевела дыхание.
  — И он там не задержится, — пообещал ей Мейсон. — Не пытайтесь меня найти. В конторе меня не будет. Я вам позвоню, как только появятся новости. Не делайте никаких заявлений прессе, когда к вам начнут приставать репортеры. Захотят вас фотографировать, позируйте из-за стойки или перед ней. Если будете себя вести правильно, вашему заведению гарантирована прекрасная реклама.
  — Реклама! — презрительно воскликнула она. — Мне нужен Дуглас. Я хочу его видеть.
  — Нельзя. Если вас пропустят к нему, он будет говорить, а этого не нужно. А может, вас и не пустят. Думаю, что теперь я скоро все выясню.
  — Вы ведь не думаете, что Дуглас виновен, правда?
  — Молод еще, вот и потерял голову, — рассмеялся Мейсон. — Не осуждайте его. Все было подстроено.
  — Подстроено?
  — Конечно.
  — Можно мне на вас сослаться, в случае, если… ну, знаете…
  — Нет, нельзя. Следующие сорок восемь часов думайте только о вафлях. До свидания. Я спешу на поезд, — он повесил трубку.
  Мейсон опустил еще монетку и набрал номер агентства Дрейка. Трубку взял сам Дрейк.
  — Масса новостей для тебя, Перри, — сказал он. — Хочешь все узнать по телефону?
  — Стреляй!
  — Была игра в покер — в том доме, где убита Эдит де Во. Игра шла на том же этаже.
  — Ну так что?
  — Один из игроков, прочитав об этом убийстве, счел своим долгом сообщить полиции о партии в покер и о таинственном джентльмене, который встрял в игру, говоря, что живет в соседней квартире. Как раз в это время явилась полиция, и у этого человека есть мысль, что тот тип связан с преступлением. Полицейские предъявили ему ряд фотографий, а когда он описал того типа — показали ему вашу фотографию, и он вас немедленно опознал.
  — Мораль сей истории, — сказал Мейсон, — не играй в карты с незнакомыми. И как полицейские? Приняли это всерьез?
  — Кажется, да. Сержант Холкомб весьма насторожился. Ты что, Перри, в самом деле там шлялся?
  — Не могу же я все время сидеть в кабинете, — усмехнулся Мейсон. — Это было после окончания рабочего дня.
  — Д-да. Тебе бы надо это знать. Но есть еще забавная подробность. Этот тип опознал другую фотографию — Сэма Лекстера. Говорит, что видел Сэма в коридоре примерно в одиннадцать пятнадцать. Ему устроили очную ставку с Сэмом, и он сразу его узнал.
  — А что говорит Сэм?
  — Ничего. Говорит только Шастер. Утверждает, что тот мужчина был пьян, что освещение в вестибюле плохое, что Сэма и близко не было, что Дуглас Кин похож на Сэма Лекстера, что тот человек видел Кина, что он был без очков и что он просто лгун.
  — И это все, что он сказал? — усмехнулся Мейсон.
  — Да, но дай ему время — и он что-нибудь еще придумает.
  — Непременно. Сэма не арестовали?
  — Его допрашивают у окружного прокурора.
  — Без Шастера?
  — Естественно, и Сэм молчит.
  — Они знают, когда была убита Эдит де Во? — спросил Мейсон.
  — Нет. Она была мертва, когда прибыла скорая. У нее был проломлен череп. Смерть наступила незадолго до приезда скорой, но когда был нанесен удар — другой вопрос. Она могла умереть мгновенно. Могла пролежать час или два без сознания. О свадьбе полиция знает. Есть показания Милтона, и Оуфли рассказал все. Венчание происходило около десяти. Игроки в покер пришли к ним и приняли участие в праздновании. Они находились там пятнадцать — двадцать минут. Потом ушли. Оуфли говорит, что ушел без десяти одиннадцать.
  — Как-то странно, что Оуфли оставил ее через час после церемонии, — заметил Мейсон.
  — Оуфли чист, — сказал Дрейк. — Полицейские проверили его версию. Он приехал домой минут в пять — десять двенадцатого. Это дает ему полное алиби в убийстве Эштона. Эштона убили ровно в десять тридцать. Четыре или пять человек могут показать, что Оуфли был в квартире Эдит де Во по крайней мере до десяти двадцати, и один человек видел, как он выходил из дома за несколько минут до одиннадцати. Экономка видела, что он явился домой в десять минут двенадцатого.
  — Мог Оуфли ударить Эдит де Во по голове перед уходом?
  — Нет, в одиннадцать она была жива. Она постучала к соседям, которые играли в покер, и попросила спичек.
  — Любой мог войти в квартиру к Эдит де Во в тот вечер, — задумчиво сказал Мейсон. — У нее даже прием мог быть.
  — Естественно, — сказал Дрейк. — А если учесть то, что она рассказала о Сэме Лекстере… Для Сэма все выглядит скверно. Единственное его алиби — то, что он находился в конторе Шастера, когда был убит Эштон. Теперь выяснилось, что Шастер перепугался, когда Бергер отдал распоряжение эксгумировать тело Питера Лекстера, так что позвонил Сэму и вызвал его к себе в контору.
  — А насчет того шевроле что-нибудь выяснилось? — спросил Мейсон.
  — Не могу доказать, что это тот самый шевроле, — сказал Дрейк, — но человека два заметили старый шевви перед домом, где жила Эдит де Во, около одиннадцати. Один свидетель вспомнил, что за ним как раз стоял новенький бьюик, и он запомнил машины по контрасту.
  — Не мог бы ты добиться, — медленно сказал Мейсон, — чтобы полиция спросила Сэма Лекстера, как случилось, что он выехал из дома в зеленом паккарде, а вернулся в шевроле привратника?
  — Я уже пытался — это бесполезно. Лекстер молчит. Он делал таинственные намеки на какую-то замужнюю женщину, с которой он провел часок после того, как уехал от Шастера. Он не желает портить ее репутацию.
  Мейсон от души рассмеялся:
  — Господи, неужели Шастер еще не протер до дыр это алиби? Им пользуются все его клиенты последние десять лет.
  — Иногда у присяжных это проходит, — напомнил Дрейк. — Но в любом случае, это может облегчить участь Дугласа Кина, если ты правильно этим воспользуешься.
  — Воспользуюсь, — мрачно пообещал ему Мейсон. — А как машина Кламмерта? Что-нибудь нашли?
  — Кое-что. Я обнаружил, что Уотсон Кламмерт купил бьюик-седан. Его номер — ZD—44. Номер двигателя я не узнал. Модель тридцать пять.
  — Есть описание внешности этого человека?
  — Нет. Но я над этим работаю.
  — Хватит работы. Бросьте Уотсона Кламмерта. Собери своих людей, прекрати расследование. Ты отлично поработал, Пол. Теперь можешь немного поспать.
  — То есть тебе больше ничего не нужно?
  — Ничего. Для тебя дело закончено. Дальнейшее расследование только вызовет тревогу.
  — Что ж, ты свое дело знаешь, Перри, — не спеша сказал Дрейк. — Да, вот еще. Я узнал в Управлении: полиция собирается провести предварительный допрос Дугласа Кина, и они хотят вызвать Сэма Лекстера как свидетеля. Они его спросят, где он был во время убийства. Лекстеру придется выбирать — назвать женщину или сесть в тюрьму за неуважение к суду.
  — При данных обстоятельствах он, вероятно, отправится в тюрьму за неуважение к суду и вызовет сочувствие прессы, — сказал Мейсон. — Еще что-нибудь?
  — Эштон замешан во всяких делишках, — сообщил Дрейк. — Полицейские начинают думать, что его уличили в присвоении денег Лекстера. Это значит для тебя что-нибудь?
  — Еще бы! Конечно. Это все меняет. Все дело теперь вращается вокруг Эштона, — ответил Мейсон.
  Пол Дрейк задал еще какой-то вопрос, но адвокат притворился, будто не слышит, и сказал:
  — Ну, я пошел на поезд, Пол. Пока.
  Он повесил трубку, взглянул на часы и направился к ближайшему киоску, где продавали товары в дорогу. Купил несколько сумок и предметов туалета, потом пошел на телеграф и отправил телеграмму, адресованную Уотсону Кламмерту в отель Билтмор, Санта-Барбара.
  «ВАШИ НЬЮ-ЙОРКСКИЕ ПАРТНЕРЫ МЕЖДУГОРОДНОМУ ТЕЛЕФОНУ СОВЕТУЮТ НОВУЮ ОТРАСЛЬ ПРЕДЛОЖЕННОЕ ВАМИ ПРЕЖДЕ ПОГИБЛО ТЧК ВАМ СОВЕРШЕННО ОБЯЗАТЕЛЬНО БЫТЬ КАК МОЖНО СКОРЕЕ ТЧК ПОЖАЛУЙСТА ЗАКАЖИТЕ САМОЛЕТ ИЗ САНТА-БАРБАРЫ В ЛОС-АНДЖЕЛЕС И ТАМ ПЕРВЫЙ ТРАНСКОНТИНЕНТАЛЬНЫЙ САМОЛЕТ ВОСТОК ЛУЧШЕ СКРЫТЬ ПОЕЗДКУ ОТ ПРОТИВНИКА БИЛЕТЫ ПРИОБРЕТАЙТЕ ВЫМЫШЛЕННЫМ ИМЕНЕМ ЖДУТ ВАШЕГО ПРИБЫТИЯ».
  Без колебаний Мейсон подписал телеграмму именем юридической фирмы, пользующейся высокой финансовой и политической репутацией, ведущей только выгодные дела по утверждению завещаний. Заплатил за телеграмму и проследил, чтобы ее отправили. Взглянул на часы, потянулся, зевнул и снова пошел к телефонной будке. Нашел в справочнике телефон и адрес конторы Гамильтона Бергера, позвонил в телефонную компанию и сказал:
  — Прошу вас, я хочу отправить телеграмму.
  — Кому телеграмма? — спросил женский голос.
  — Тельме Пиксли, Ист Вашингтон Стрит, тридцать восемь двадцать четыре.
  — Текст телеграммы?
  — Ваши личные качества и способности понравились, — медленно продиктовал Мейсон. — Ввиду того что недавно случилось, вы, возможно, останетесь без работы. Я бы хотел, чтобы вы работали у меня. Я холостяк, платить буду хорошо и относиться с уважением. Пожалуйста, приходите ко мне в контору с этой телеграммой, и мы обсудим условия.
  — Какая подпись? — поинтересовался деловой женский голос.
  — Гамильтон Бергер.
  — Номер вашего телефона и адрес?
  — Телефон девяносто шесть девятьсот сорок девять, адрес: Уэст Лейксайд, тридцать два девяносто семь.
  — Благодарю вас, мистер Бергер, — ответил голос.
  Мейсон повесил трубку, вышел из будки и остановился у главного входа на вокзал. Там он курил, пока Делла Стрит не поставила машину рядом; тогда Мейсон сделал знак носильщику в красной кепке. Носильщик взял багаж, с трупом разместив его на сиденье. Мейсон сказал Делле:
  — Теперь я хочу купить новый бьюик-седан. Сначала остановимся у банка и возьмем деньги.
  Вид у Деллы Стрит был свежий и деловой. Не было и намека на роль невесты, которую она начала играть при выезде с вокзала.
  — О'кей, шеф, — сказала она.
  Мейсон слегка улыбнулся, но промолчал.
  Она врезалась в гущу машин и притормозила лишь у банка. Мейсон взглянул на часы — достаточно ли времени до закрытия банка, потом попросил:
  — Встань у пожарного крана, Делла, я только выпишу чек.
  Он взял чек на три тысячи долларов, положил его в карман, а когда снова сел в машину, сказал:
  — Нам нужно агентство по продаже бьюиков, подальше от деловой части. Вот список. Вот, это нам подойдет…
  Мейсон откинулся назад и закурил. Делла молча вела машину.
  — Здесь? — спросила она.
  — Да.
  — Мне войти?
  — Нет, останься в машине. Другую я поведу сам.
  Мейсон вошел в агентство по продаже автомобилей. Ему навстречу заспешил учтивый продавец.
  — Интересуетесь новыми моделями? — улыбнулся он.
  — Я хочу купить бьюик-седан тридцать пять. Сколько он стоит?
  Продавец достал из кармана блокнот, уточнил стоимость.
  — Если нужна демонстрация модели…
  Он умолк в удивлении, видя, что Мейсон достает бумажник и отсчитывает деньги.
  — Я хотел бы купить образцовую модель, — сказал он.
  Продавец перевел дыхание:
  — Да, я сейчас подготовлю документы. На чье имя?
  — Кламмерт, Уотсон Кламмерт, — сказал Мейсон. — Я спешу. Мне нужно удостоверение — или что там полагается?
  Через пятнадцать минут Мейсон выехал на новенькой машине из боковых ворот агентства. Он сделал едва заметный знак Делле Стрит, и она поехала за ним. Проехав квартал, Мейсон остановился и перегрузил багаж из открытой машины в бьюик-седан.
  — Теперь, — сказал он, — притормозим у первого же гаража и оставим открытую машину. Поедешь на бьюике, а я — на этой.
  — Когда начнется свадебное путешествие? — спросила она.
  — Как только я из гаража выйду, — улыбнулся он.
  — Ты хочешь настоящего свадебного путешествия?
  Он резко вскинул на нее взгляд.
  — Я хочу сказать, — глаза ее приобрели самое невинное выражение, — тебе нужно, чтобы было похоже на настоящее свадебное путешествие?
  — Конечно.
  Она кивнула и усмехнулась.
  Мейсон поехал по улице, потом завернул в гараж. Через несколько минут он вышел оттуда, засовывая в карман квитанцию.
  — Следующий пункт нашего свадебного путешествия, — объявил он, — Билтмор в Санта-Барбаре. Ты отныне — миссис Уотсон Кламмерт. Дальнейшие указания я дам по дороге. И ты должна выжать из машины все, на что она способна. Практиковалась в скоростной езде?
  — В этом году — нет.
  — Значит, надо воспользоваться случаем.
  Он откинулся на подушки.
  — Да, дорогой, — сказала она сдержанно и накала на акселератор так, что от бешеного рывка у Мейсона чуть не отскочила голова.
  16
  Ловкие коридорные проворно разгружали новенький бьюик.
  Солнце, склоняясь в Тихий океан, высвечивало силуэты пальм, и они чернели на фоне золота океана и глубокой голубизны небес. Роскошный отель, казалось, сохранил спокойную торжественность времен испанских завоевателей.
  — Идеальное местечко для медового месяца, — заметил Мейсон, сопровождая Деллу в отель.
  Мейсон подошел к конторке. Клерк вручил ему регистрационный лист и авторучку. Мейсон записал имя — Уотсон Кламмерт — и тут же вздрогнул от восклицания позади и хихиканья. Он оглянулся. Делла Стрит вытрясла из своего жакета целый каскад риса прямо на пол. Клерк улыбнулся. Мейсон, видимо, ужасно смутился, но Делла озорно подмигнула ему, и он вздохнул, поворачиваясь к улыбающемуся клерку. Клерк взглянул на листок, увидел имя и повернулся к ящику под конторкой.
  — Вам телеграмма, мистер Кламмерт, — сказал он.
  Мейсон нахмурился и распечатал телеграмму. Подошла Делла Стрит, обхватила рукой его шею и уткнулась щекой в плечо. Прочитав телеграмму, она вскрикнула. Мейсон застонал от досады.
  — Но ты не поедешь, дорогой! — протестовала Делла.
  — Конечно, нет, — сказал он. — Я бы не поехал… но…
  — Вечно эти дела, — она готова была расплакаться.
  Клерк и коридорные изучали табло.
  — В любом случае, — сказал Мейсон клерку, — мы пройдем в наш номер. — И он направился к лифту.
  — Но вы не сказали, что вам нужно, — окликнул его клерк. — У нас есть…
  — Самый лучший номер, — рявкнул Мейсон. — И быстро.
  — Да, мистер Кламмерт. — Клерк вручил ключ коридорному.
  В ожидании лифта Делла Стрит начала плакать.
  — Я знаю: ты поедешь… — рыдала она в платочек.
  Мейсон выпрямился и нахмурился. Он бросил взгляд на свою багажную сумку. Из нее торчал старый башмак.
  — Как, — удивился он, — какого дьявола…
  Делла продолжала всхлипывать в платочек. Перед ними остановился лифт. Отворилась дверь, Мейсон с Деллой вошли в сопровождении коридорного. Через пять минут они уже располагались в угловом номере с видом на спокойное синее море.
  — Дьяволенок ты, — сказал Мейсон, как только закрылась дверь. — Что это за суматоха с рисом? А башмак зачем?
  Глаза ее были абсолютно невинны.
  — Я думала, ты хочешь, чтобы все выглядело убедительно, — сказала она. — Надо же было что-то сделать. Ты-то не больно похож на жениха — никакой любви ко мне не продемонстрировал.
  — Женихи не целуют невест в вестибюлях отелей, — возразил он. — А ты что, в самом деле плакала? Было очень похоже.
  Делла Стрит проигнорировала его вопрос.
  — Видишь ли, я ведь ни разу не была замужем. Я знаю лишь то, что читала и что рассказывали мне подруги. Что мы теперь будем делать? Пойдем под ручку любоваться закатом?
  Мейсон схватил ее за плечи и слегка встряхнул:
  — Хватит тебе, дьяволенок! Перестань дурачиться. Ты помнишь свою роль?
  — Конечно.
  Мейсон открыл чемодан, достал луковицу. Он с серьезным видом разрезал ее пополам, протянул половинку Делле и сказал:
  — Понюхай.
  Она скорчила гримасу отвращения, но провела луковицей перед глазами и под носом. Мейсон, стоя у телефона, наблюдал за действием луковицы. Делла Стрит бросила ее и достала платок. Мейсон снял трубку и попросил:
  — Дайте клерка-администратора.
  Делла подошла и уткнулась ему в плечо. Слышны были ее всхлипывания. Мейсон сказал, услышав голос клерка:
  — Говорит Уотсон Кламмерт. Мне нужно немедленно в аэропорт. Вы можете устроить, чтобы меня доставили туда?
  — Хорошо, — сказал клерк. — Мистер Кламмерт, вы случайно забыли у меня на стойке свою телеграмму. Я велю коридорному ее принести.
  — Хорошо, — согласился Мейсон. — Он заодно захватит вниз мой багаж. Я хочу выехать через десять минут. Это можно?
  — Постараюсь, — пообещал клерк.
  Делла Стрит терла покрасневшие глаза.
  — Кончился медовый месяц, — всхлипывала она. — Я так и знала, что ты поедешь. Не лю-у-убишь ты меня-а-а!..
  — Прибереги слезы для вестибюля, — улыбнулся ей Мейсон.
  — Да-а, а откуда ты знаешь, что я не всерьез? — спросила она.
  Он выглядел ошеломленным. Подошел ближе, постоял, глядя на стройную плачущую девушку.
  — Дьяволенок, — сказал он, отнимая ее руки от лица.
  Она смотрела на него с улыбкой, но по щекам текли слезы.
  Взгляд Мейсона выражал полнейшее недоумение.
  — Луковые слезы, — усмехнулась она.
  В дверь постучали. Мейсон кинулся открывать. Мальчик вручил ему сложенную телеграмму и спросил:
  — У вас багаж будет?
  Мейсон указал на чемоданы. Мальчик взял их. Мейсон и Делла пошли следом за ним в вестибюль. Делле Стрит удавалось производить впечатление молодой женщины, которая только что плакала, которая сильно обижена и рассержена и которой наплевать на публику. С высокомерным видом посмотрела она на клерка. Клерк отвел глаза от ее зареванного лица. Она повернулась к мальчику, и его легкая улыбка увяла.
  — Дорогая, помни о машине, — сказал Перри Мейсон. — Ты любишь гнать. Но это новая машина. Не езди слишком быстро.
  — Да, дорогой, — сказала Делла Стрит.
  — И помни — если кто-нибудь позвонит, не говори, что меня нет. Скажи, что я не могу подойти к телефону, что у меня грипп, что я играю в поло — все что угодно, только не говори, что я уехал.
  — Да, дорогой.
  — А я вернусь как только смогу. Мне не придется быть в Нью-йорке больше двух часов.
  Делла отвернулась и промолчала. Вошел шофер такси. Клерк кивнул Перри Мейсону:
  — Все устроено, мистер Кламмерт.
  — Вот это обслуживание! — откликнулся адвокат.
  Мейсон кивнул мальчику, пошел к двери, неловко обернулся и сказал Делле Стрит:
  — До свидания, дорогая.
  Она кинулась к Мейсону с распростертыми объятиями, обхватила за шею, нагнула его голову и неистово прижалась к нему, губы ее нашли его губы и приникли к ним в долгом поцелуе. Когда девушка отпустила его, лицо Перри Мейсона выражало растерянность. Он быстро придвинулся к ней.
  — Делла, — сказал он, — ты…
  Она оттолкнула его со словами:
  — Поспеши, Уотсон, чтобы успеть на этот самолет. Ты же знаешь, как важно попасть в Нью-Йорк.
  С минуту Мейсон стоял в нерешительности, затем повернулся и пошел через гостиничный вестибюль. Делла Стрит прижала к глазам платок и нетвердой походкой отправилась к лифту.
  Клерк пожал плечами. В конце концов, это его не касается. Он здесь на службе. Клиент заказал билет на самолет, а клерк проследил, чтобы все было устроено.
  17
  Делла Стрит вбежала в вестибюль отеля.
  — Ой! — кричала она. — Ой-ой-ой!
  Клерк взглянул на нее, вышел из-за стойки:
  — Что случилось, миссис Кламмерт? Не самолет? Быть не может, чтобы что-то с самолетом!
  Она прижала кулаки к губам, покачала головой, глаза ее расширились. Дважды она пыталась заговорить, и оба раза только глубоко вздыхала.
  — Машина! — наконец произнесла она.
  — Машина?
  — Да. Новый бьюик Уотсона. Он так дорог ему!
  — Да, я видел, — сказал клерк. — Очень красивая машина. Что же с ней случилось?
  — Ее украли.
  — Украли? Отсюда, с площадки? Невозможно!
  — Да не с площадки! Я проехала немного по дороге, поставила машину и пошла посидеть на берегу. Я, наверное, ключи в ней забыла. Вернулась — а ее нет.
  — Ну, мы ее найдем, — убежденно сказал клерк. — Какой номер?
  Делла Стрит беспомощно покачала головой. Потом, охваченная внезапным озарением, сказала:
  — Ой, знаю! Позвоните в автомобильное страховое агентство — за мой счет. Мы застраховали машину несколько дней назад. Они найдут документы. У моего мужа есть полис, но я не знаю, где он. Но вы им можете объяснить, что машина украдена, и они вам дадут номер — и номер двигателя тоже, все, что вам требуется.
  Клерк уже действовал. Он сказал телефонистке:
  — Дайте мне автомобильное страховое агентство по междугородной и вызовите шерифа. Сначала лучше агентство.
  Пальцы телефонистки ловко заработали.
  — Я доставляю вам столько беспокойства… — сказала Делла Стрит.
  — Ничуть, миссис Кламмерт. Просто жаль, что ваше пребывание здесь омрачено происшествием.
  Через несколько минут клерк уже держал в руке клочок бумаги, где карандашом был записан номер.
  — Теперь шерифа, — попросил он телефонистку.
  Поговорив с шерифом, он сказал Делле Стрит:
  — Можете быть уверены — машину вам вернут, миссис Кламмерт.
  — Спасибо большое. Ой, я так расстроена. Наверное, я соберу вещи и уеду в Лос-Анджелес, а потом вернусь, когда мой муж приедет. Не хочу я тут быть без него.
  — Нам очень жаль вас потерять, — сказал клерк, — но я понимаю ваши чувства, миссис Кламмерт.
  — Да, — решительно заявила Делла Стрит, — поеду-ка я в Лос-Анджелес!
  — Куда вам сообщить насчет машины?
  Она нахмурилась, потом сказала:
  — Известите страховое агентство, и адвокаты моего мужа сообщат ему. Я думаю — это не так уж и серьезно. Ведь они должны снабдить нас новой машиной?
  — Ну, вы получите назад свою, миссис Кламмерт. Возможно, кто-то просто взял ее, чтобы проехать несколько миль по дороге. Кончится бензин — и он ее оставит на обочине или его задержит патруль.
  — Ладно, — сказала Делла. — Надеюсь, страховое агентство позаботится обо всем. Вы все тут такие славные! Мне жаль, что я не могу остаться еще, но вы ведь понимаете…
  Клерк заверил ее, что понимает, приготовил счет и проследил, чтобы багаж отправили на вокзал.
  
  
  Перри Мейсон сидел у себя в конторе и читал почту, когда дверь отворилась и на пороге появилась Делла Стрит с шляпной картонкой в руке.
  — А, Делла, — сказал он, — ну как там разочарованная невеста?
  — Все в порядке, шеф, — холодно сказала она. — Машину ищут.
  — Да, — сказал Мейсон, — я слышал донесения полиции.
  — Клерк принял такое участие, — сообщила она. — Он помнит этот новый бьюик, такой красивый, и надеется, что его найдут. Объясни мне, зачем мы устроили всю эту суматоху — неужели только ради того, чтобы полиция считала машину украденной? Разве нельзя было просто по телефону…
  Он улыбнулся и перебил ее:
  — Ты не лишишь меня медового месяца, Делла?
  — Ты его сам у себя отнял, — резко сказала она. — И потом, ты не ответил на мой вопрос.
  — Я хотел, чтобы Уотсона Кламмерта арестовали, — объяснил он. — Я хотел так устроить арест, чтобы он выглядел профессиональным угонщиком машин. Я не мог этого добиться обычным способом, я же не могу допустить, чтобы обвинение было выдвинуто против меня самого… и не осмелился бы подписать жалобу фальшивым именем. Моя теория может оказаться неверной — тогда я не должен оставлять след для полиции или для Кламмерта. Нам нужен был человек, который вызвал бы у полиции сочувствие и готовность помочь, не подписывая заявлений и не оставляя следов. Отель много значит для Санта-Барбары, и шериф Санта-Барбары пойдет на любое сотрудничество. Но отель Билтмор вряд ли стал бы действовать как кошачья лапа, достающая из огня каштаны, если бы мы не устроили так, что нельзя проверить наши личности. Лучший способ возбудить человеческий интерес — предоставить клерку место в партере и дать ему полюбоваться вашим прерванным романом и посочувствовать вам.
  — Не объяснишь ли ты мне, что за каштаны хочешь достать из огня? — спросила она.
  — Не теперь. Ты приехала на поезде?
  — Нет, мой багаж доставили из отеля на станцию, а там я наняла машину, которая довезла меня до дому.
  — Хвостов не было?
  — Нет.
  — Умница! Они спешат с Дугласом Кином. Дело начинается сегодня в два.
  Она даже вздрогнула.
  — То есть ты хочешь сказать, что сегодня в два начинается предварительное слушание дела? Но уже без двадцати два.
  — Я как раз собирался туда ехать, — кивнул он. — Хочешь со мной?
  — Конечно, хочу.
  — Оставь свою шляпку и поехали. Я все расскажу в такси.
  — Но зачем им спешить? Ты не можешь их задержать?
  — Думаю, — улыбнулся он, — все идет как надо. Пусть спешат.
  — Зачем?
  — Мне это нужно отчасти для того, чтобы добиться отсрочки приговора, а отчасти — чтобы свести счеты с сержантом Холкомбом.
  — Каким образом?
  — Если тайну раскроет сержант Холкомб, — улыбнулся Перри Мейсон, — тем больше ему чести. Если ее раскрою я — тем больше чести мне.
  — Думаешь, сержант Холкомб может что-то разъяснить?
  — Думаю, это сделают за него. То есть машина, вероятно, приведена в движение. Осталось уже немного до того, чтобы ситуация прояснилась сама собой, но я хочу опередить всех. Ты меня знаешь — обожаю эффекты.
  Глаза ее были гораздо выразительнее голоса, но и голос приобрел ту особую вибрирующую интонацию, которая возникала, когда девушка бывала охвачена волнением:
  — Ты — справедливейший человек в мире! — И добавила с улыбкой: — И самый негодный жених. Ты даже не представляешь, как сочувствовал мне клерк!
  18
  Зрители с шумом проталкивались в зал суда, заполняя его до отказа. Дик Траслов, одни из самых надежных помощников Гамильтона Бергера, улыбнулся через стол Перри Мейсону.
  — Шастер собирается объединиться с вами в этом деле? — спросил он.
  — Он постарается выплевать побольше слюны до того, как мы закончим, — сказал Мейсон. — Я видел его дня два назад: было яркое солнце — так у него вокруг рта прямо радуга светилась.
  Траслов рассмеялся, потом понизил голос:
  — Вот бы вы на Гамильтона Бергера поглядели — это было зрелище!
  — А в чем дело?
  — Конечно, — подмигнул ему Траслов, — я не хочу сплетничать, но шеф из себя выходит из-за вашего дурацкого спора, что у нас любой может послать телеграмму под чужим именем, если только знает адрес и телефон того лица, от которого действует.
  Мейсону удалось изобразить невинность.
  — Так что кто-то, — хмыкнул Траслов, — послал телеграмму экономке-вдове из дома Лекстеров и подписался именем Бергера.
  — И что там было? — спросил Мейсон, глядя ему в глаза.
  — Не оглядывайтесь, — предупредил Траслов, — она смотрит сюда. Минутку… Ну вот, взгляните через левое плечо. Вон она стоит с телеграммой. Видите, как она жеманно улыбается? Она-то не сомневается, что это ничто иное, как предложение руки и сердца.
  — А как считает окружной прокурор? — спросил Мейсон.
  — Не могу вам сказать — разве что вы уши ватой заткнете.
  — А не изменило ли это вашего убеждения относительно подлинности той телеграммы от Уинифред Лекстер? — улыбнулся Мейсон.
  — Ну, у меня не было инструкций делать выводы, но боюсь, что на этот раз я вас поймал, Перри. Слишком много косвенных улик. Вы же не собираетесь ограничивать обвинение?
  — Думаю, да, — ответил Мейсон.
  — Десять против одного, что вы ничего не достигнете. Вы могли бы одурачить присяжных, но вам не удастся пройти через предварительное слушание.
  Мейсон закурил, но тотчас бросил сигарету в плевательницу, потому что в зал суда вошел судья Пеннимейкер и занял свое место.
  — Ваша честь, предварительное прослушивание имеет целью определить, — поднялся Дик Траслов, после того как всех призвали к порядку, — имеются ли основания для обвинения Дугласа Кина в убийстве, а именно в убийстве некоей Эдит де Во. Но для того чтобы найти мотив этого убийства, нам необходимо представить следственные материалы касательно убийства некоего Чарльза Эштона. Однако следует учесть, что любое доказательство, связанное со смертью Эштона, должно быть ограничено тем, чтобы сосредоточить внимание на мотивах убийства Эдит де Во, и мы не будем прибегать к этому расследованию для других целей.
  — Есть возражения к такому порядку заседания? — спросил судья Пеннимейкер.
  — Мы выскажем свои возражения в надлежащее время, — заметил Мейсон, — по мере поступления вопросов.
  — Я не собираюсь ограничивать обсуждение, — сказал Траслов. — Я только хочу объяснить суду нашу позицию. Я считаю, что мог бы предупредить некоторые возражения защиты этим объяснением.
  — Перейдем к делу, — заявил Пеннимейкер. — Обвиняемый в суде?
  — Сейчас его приведут, ваша честь, — сказал Траслов.
  Бейлиф ввел в зал суда Дугласа Кина. Он выглядел бледным, но вошел, откинув голову назад и подняв подбородок. Мейсон прошел к нему через зал, пожал ему руку и одобрительно сказал:
  — Садитесь, и держите хвост трубой. Недолго осталось ждать, чтобы все выяснилось.
  — Первый свидетель обвинения, — объявил Траслов, — Том Глассмен.
  Том Глассмен выступил вперед, принес присягу и дал показания, что он, помощник окружного прокурора, вечером двадцать третьего числа приехал в квартиру Эдит де Во, что в этой квартире на полу лежала женщина и на голове у нее были раны, а рядом лежала дубинка и на этой дубинке были пятна крови.
  — Вот фотография, — сказал Траслов. — Узнаете ли вы на ней ту молодую женщину, которую видели тогда лежащей на полу?
  — Да.
  — Потом мы опять предъявим эту фотографию, — пояснил Траслов. — Сейчас она нам служит только для опознания.
  Он задал несколько предварительных вопросов, потом предложил Перри Мейсону:
  — Можете начинать перекрестный допрос.
  — Были ли отпечатки пальцев на той дубинке, которую вы обнаружили возле тела женщины? — спросил Мейсон. — Или их не было?
  — Отпечаток был.
  — Вы его сфотографировали?
  — Да.
  — Вы взяли отпечатки пальцев обвиняемого?
  — Да.
  — Был ли тот отпечаток оставлен обвиняемым?
  — Нет.
  — Был ли это отпечаток Сэма Лекстера, Фрэнка Оуфли или кого-то из слуг дома Лекстеров?
  — Нет.
  — Вы пытались опознать этот отпечаток?
  — Естественно.
  — И вы не смогли этого сделать?
  — Совершенно верно.
  — Раньше, в тот же вечер, вы были у Лекстеров, не так ли?
  — Да, был.
  — Вы там обнаружили тело Чарльза Эштона, привратника?
  — Да.
  — Тело лежало на постели в комнате Эштона?
  — Да.
  — Эштон был мертв, так? И смерть произошла в результате удушения веревкой, наброшенной ему на шею и крепко стянутой?
  — Совершенно верно.
  — И на кровати были видны кошачьи следы?
  — Да, сэр.
  — Попытались ли вы установить, оставлены эти следы до или после смерти Чарльза Эштона?
  — Да.
  — Когда же они были оставлены — до или после?
  На лице Траслова появилось выражение удивления.
  — После, — ответил Том Глассмен.
  — Я думал, — сказал Траслов с нервным смешком, — у нас тут чуть ли не драка будет, но теперь вижу, что все в порядке. Строго говоря, это не совсем перекрестный допрос, но у меня, конечно, нет возражений.
  — Я хочу собрать все факты, — сказал Перри Мейсон. Он повернулся к свидетелю: — Когда вы приехали в дом Лекстеров, Сэмюэля Лекстера там не было?
  — Не было.
  — Он появился позже?
  — Совершенно верно.
  — Его машина была повреждена, а правая рука ранена?
  — Правильно.
  — Но Фрэнк Оуфли был дома?
  — Да, сэр.
  — Где он находился, когда вы подъехали?
  — Я не знаю, где он был тогда, потому что мы подъехали к гаражу, чтобы осмотреть машины. Но когда мы подъехали к основной террасе, на которой расположен дом, мы увидели, что какой-то человек копается в земле возле угла дома. Мы осветили его фонариками, и это оказался мистер Оуфли.
  — Я закончил перекрестный допрос, — объявил Мейсон.
  — Думаю, мы окончательно установим Corpus delicti9, ваша честь. — Траслов выглядел несколько сбитым с толку.
  Мейсон откинулся на стуле с видом человека, которого совершенно не интересует дальнейшая процедура. Он не задавал вопросов, когда Траслов вызвал патологоанатома, а потом допросил свидетелей, которые опознали убитую и подтвердили, что они убеждены: предъявленная Трасловом дубинка — часть костыля Эштона или, по крайней мере, отпилена от точно такого же костыля. Траслов вызвал Бэбсона, краснодеревщика, который определенно опознал кусок костыля по нескольким царапинам и показал, что Эштон просил его проделать в костыле отверстие и обить замшей. Потом, через других свидетелей, Траслов выяснил ценность колтсдорфских бриллиантов и тот факт, что Питер Лекстер очень любил их и никогда с ними не расставался.
  — Вызовите Сэмюэля Лекстера, — объявил наконец Траслов.
  Свидетельское место занял Сэм Лекстер.
  — Ваше имя Сэмюэль Лекстер, вы проживаете в резиденции Лекстеров?
  — Совершенно верно.
  — Вы внук покойного Питера Лекстера? Вы жили в загородном доме несколько месяцев до того, как он сгорел, а после того переехали в городской дом?
  — Да, это так.
  — Вы были знакомы с Эдит де Во?
  — Да, сэр.
  — Вы видели ее тело в морге?
  — Да, сэр.
  — Это тело было то же самое, которое сфотографировано на снимке номер один?
  — Да.
  — И это была Эдит де Во?
  — Совершенно верно.
  — Где вы были вечером двадцать третьего числа от девяти до одиннадцати?
  — Я отказываюсь отвечать.
  — Вы не можете отказаться отвечать, — улыбнулся Траслов, — иначе вы или виновны, или не уважаете суд. Версия насчет какой-то таинственной женщины тут не пройдет, Лекстер. Вы находитесь в суде — и вы обязаны отвечать.
  Вперед пробился Нат Шастер.
  — С позволения суда, — сказал он, — это выглядит как попытка оклеветать данного свидетеля путем посторонних вопросов. Он не обвиняется в убийстве, а потому никакой разницы не составляет, где он был, поскольку его не было на месте преступления.
  — Вы представляете интересы мистера Лекстера? — спросил судья.
  — Да, ваша честь.
  — Я против этого вопроса не возражаю, — заметил Мейсон.
  — Я настаиваю, чтобы свидетель ответил на данный вопрос, — сказал судья Пеннимейкер.
  — Я отказываюсь отвечать…
  Лицо судьи Пеннимейкера омрачилось.
  — Дальше, — склонился Шастер, — скажите остальное.
  — …На том основании, что ответ может послужить к тому, чтобы обвинить меня, — Сэм сказал это так, словно вытвердил наизусть.
  Шастер улыбнулся и повернулся к судье.
  — Я хочу, чтобы суд понял, — сказал он, — что ответ вовсе не послужит к обвинению его в данном преступлении, но имеется одно постановление муниципалитета, которое, возможно, нарушил данный свидетель, а потому я проинструктировал своего клиента, как защитить репутацию молодой женщины, вовлеченной в дело.
  — Все это чепуха! — заявил Перри Мейсон.
  Судья Пеннимейкер стукнул по столу молотком.
  — Достаточно, господин адвокат! — предостерег он. — Вы не имеете права делать подобные заявления.
  — Верно, ваша честь, — кивнул Перри Мейсон. — Но, с другой стороны, и адвокат мистера Лекстера не имеет права делать подобные заявления, раз они могут попасть в печать.
  Шастер замахал руками:
  — Ваша честь, я отклоняю это обвинение!
  Голос Траслова прервал начало истерики адвоката:
  — Ваша честь, я согласен с мистером Мейсоном. Однако все это несущественно. Предлагаю освободить данного свидетеля от ответственности за любое преступление, кроме убийства, и снова повторяю вопрос.
  — Я снова отказываюсь, — упрямо повторил Лекстер, — на том основании, что ответ послужит поводом для моего обвинения.
  — Вы не были в доме Лекстеров в то время, когда был убит Чарльз Эштон? — спросил Траслов.
  — Нет, не был.
  — Где вы были?
  — Я был в конторе Натэниэла Шастера. Я пришел туда незадолго до десяти, а ушел после одиннадцати.
  — Кто-нибудь был там с вами?
  — Натэниэл Шастер.
  — Еще кто?
  — Джим Брэндон.
  — Кто такой Джим Брэндон?
  — Он работает шофером и дворецким.
  — Принимал ли он участие в вашем разговоре с Шастером?
  — Нет, он сидел в приемной.
  — Когда он ушел?
  — Без десяти одиннадцать. Я сказал, что он может ехать домой. Ему больше незачем было ждать.
  — Что вы делали потом?
  — Я оставался в конторе Шастера еще несколько минут.
  — Куда вы потом отправились?
  — Отказываюсь отвечать на том же основании — ответ послужит поводом для моего обвинения.
  — Каким образом? И в каком преступлении?
  — Я отказываюсь отвечать.
  — Думаю, это все, — сказал Траслов неприязненно. — Я буду просить суд расследовать это дело.
  Лекстер уже повернулся, чтобы покинуть свидетельское место. Победоносная улыбка Ната Шастера обнажала все его зубы.
  — Минутку, — сказал Перри Мейсон. — У меня, кажется, есть право задать вопросы этому свидетелю.
  — Но это ни к чему не приведет, — возразил Шастер.
  — Сядьте, адвокат Шастер, — приказал судья Пеннимейкер. — Защитник Мейсон имеет право уточнить любое показание, данное свидетелем.
  Мейсон повернулся к Сэму Лекстеру:
  — Вы приехали в контору Шастера с Джимом Брэндоном?
  — Так и есть. Да, сэр.
  — И вы ехали в зеленом паккарде?
  — Точно так.
  — Вы знаете, где живет Дуглас Кин?
  — Да.
  — И вы знали об этом вечером двадцать третьего?
  — Не припомню… Может, и знал.
  — Разве вы к нему не приезжали до двадцать третьего?
  — Наверное… возможно… да.
  — После того, как вы уехали из конторы Шастера, вы не отправились к Эдит де Во?
  — Я отказываюсь отвечать.
  — А не стоял ли в то время шевроле, в котором обычно ездил привратник Чарльз Эштон, возле дома, где жила Эдит де Во?
  Шастер беспокойно дернулся и как будто собрался что-то сказать.
  — Я отказываюсь отвечать, — монотонно повторил Лекстер.
  — Тогда скажите, — настаивал Мейсон, — вошли ли вы в квартиру Эдит де Во? Разве вы не обнаружили ее лежащей на полу без сознания? Разве вы не знали, что она недавно сделала заявление, из-за которого вас могли обвинить в убийстве вашего деда? Разве не по этой причине вы выскочили из комнаты, где она лежала, сели в шевроле, помчались к дому Кина, позвонили Шастеру, объяснили ему, что случилось и что вы боитесь, как бы вас не обвинили в убийстве? Разве не для того, чтобы объяснить ранение руки, вы наехали на фонарный столб по пути домой?
  Шастер вскочил, размахивая руками.
  — Ложь, ваша честь! — закричал он. — Нагромождение лжи! Попытка очернить моего клиента!
  Мейсон продолжал созерцать побледневшее лицо свидетеля.
  — Если ответ на этот вопрос может послужить основанием для обвинения, так и скажите.
  Напряженная тишина повисла над залом. Капельки пота выступили на лбу Лекстера. Он дважды прочистил горло и пробормотал:
  — Я отказываюсь отвечать.
  — На каком основании? — взревел Перри Мейсон громовым голосом.
  — На том основании, что ответ может послужить причиной моего привлечения к обвинению.
  — Достаточно, — Мейсон сделал резкое движение рукой.
  Траслов наклонился к нему и шепнул:
  — Ради всего святого, Мейсон, есть какая-то вероятность, что парень натворил то, что вы говорите, или вы просто хотите расположить суд в пользу вашего клиента?
  — Продолжайте вести дело, Траслов, — улыбнулся ему Мейсон. — Думаю, скоро истина восторжествует.
  — Вызовите Фрэнка Оуфли, — сказал Траслов.
  Оуфли занял свидетельское место, поспешно подтвердил свое имя, место жительства и отношение к покойному Питеру Лекстеру.
  — Вечером двадцать третьего, — спросил Траслов, — вы копались в саду дома Лекстеров?
  — Да.
  — С какой целью? — спросил Мейсон.
  — Протестую! — выкрикнул Шастер.
  Перри Мейсон любезно улыбнулся и сказал:
  — Ваша честь, я представляю в этом деле обвиняемого. Мистер Шастер в суде представительства не имеет. Если я своим вопросом не противоречу вопросу обвинения, свидетель обязан на этот вопрос ответить.
  — Это так, — согласился судья Пеннимейкер. — Отвечайте на вопрос.
  — Я искал большую сумму денег, которой не хватало после смерти моего деда, искал и другую собственность.
  — Почему же вы искали?
  — Потому что я получил телеграмму.
  — Представляем эту телеграмму в качестве вещественного доказательства, — сказал Траслов, глядя на Перри Мейсона с таким видом, словно ждал, что тот будет возражать.
  — Возражений нет, — сказал Мейсон. — Представьте ее в качестве вещественного доказательства.
  Траслов развернул телеграмму и прочел вслух:
  «КОЛТСДОРФСКИЕ БРИЛЛИАНТЫ СПРЯТАНЫ В КОСТЫЛЕ ЭШТОНА ТЧК БОЛЬШЕ ПОЛОВИНЫ ДЕДОВСКИХ ДЕНЕГ ЗАРЫТЫ ПОД ОКНОМ БИБЛИОТЕКИ ГДЕ РОЗОВЫЙ КУСТ ВЬЕТСЯ ПО РЕШЕТКЕ ТЧК МЕСТО ОТМЕЧЕНО ПАЛОЧКОЙ ВОТКНУТОЙ В ЗЕМЛЮ ТЧК ОНИ НЕ ГЛУБОКО ТЧК НЕ ДАЛЬШЕ НЕСКОЛЬКИХ ДЮЙМОВ».
  — Нужно выяснить, — сказал Траслов, — была ли эта телеграмма отправлена по телефону и был ли это телефон Уинифред Лекстер, невесты обвиняемого.
  Мейсон промолчал.
  — Вы рыли в том самом месте? — спросил Траслов.
  — Да.
  — Вы были знакомы с Эдит де Во?
  — Был.
  — В каких отношениях вы были с ней, когда она умерла?
  — Она была моей женой, — с усилием произнес свидетель.
  — А теперь спросите его, — сказал Мейсон Траслову, — что говорила ему Эдит де Во насчет смерти его деда.
  Траслов удивился, но сразу повернулся к свидетелю.
  — Эдит де Во говорила вам о чем-нибудь, связанном со смертью вашего деда, о каких-то подозрительных обстоятельствах, которые она заметила в вечер пожара?
  — Ваша честь! — вскочил Нат Шастер. — Ваша честь! Ваша честь! Вопрос отводится! Это основано на слухах! Лишено основания…
  Судья Пеннимейкер стукнул своим молотком.
  — Сядьте, господин адвокат, — приказал он. — Вы нарушаете порядок: вы не имеете в этом деле представительства, разве только вы выступите защитником Сэма Лекстера.
  — Я отвожу вопрос как раз в интересах Сэма Лекстера.
  — Сэмюэль Лекстер не является какой-либо из сторон в этом деле. Адвокат Мейсон и только он имеет право отводить вопросы. Я уже сообщал вам об этом.
  — Но это грубое нарушение! Моего клиента обвиняют в убийстве, не давая ему возможности защищаться! Ну и ловчат эти два юриста! Начинают с того, что привлекают за убийство совсем другого человека, а потом обвиняют моего клиента, а я ничего не могу поделать, потому что они не отводят вопросы!
  Судья Пеннимейкер помимо воли улыбнулся.
  — Ситуация ироническая, господин адвокат, — сказал он, — но бесспорно в рамках законности. Сядьте и воздержитесь от того, чтобы прерывать ведение цела.
  — Но он не должен отвечать. Иначе у него будут неприятности. Я ему советую не…
  На этот раз судья не улыбался.
  — Сядьте, — сказал он, — и успокойтесь, иначе вас выведут из зала и оштрафуют за неуважение к суду. Ну?
  Нат Шастер медленно сел.
  — Сидите и молчите, — приказал судья Пеннимейкер. Потом повернулся к свидетелю: — Отвечайте на вопрос. Разумеется, если нет возражений со стороны защиты. Если есть возражения, я подержу мнение о том, что данное свидетельство основано на одних слухах.
  — Вопрос ни в коем случае не отводится, — изысканно вежливо заявил Мейсон.
  Шастер приподнялся, потом снова сел с неприятной гримасой.
  Фрэнк Оуфли медленно сказал:
  — Моя жена мне говорила, что вечером того дня, когда был пожар, она шла мимо гаража. Она видела, что Сэм Лекстер сидел в машине, выхлопная труба была соединена с радиатором отопления при помощи шланга — через радиатор нагревалась спальня моего деда.
  — Мотор работал? — спросил Траслов.
  — Она говорила, что работал.
  — Она вам говорила, кому еще она об этом рассказывала?
  — Да.
  — Кому же?
  — Перри Мейсону, адвокату, и Дугласу Кину, обвиняемому.
  — Достаточно, — сказал Траслов. — Спрашивайте вы, господин защитник.
  Перри Мейсон почти светским тоном заметил:
  — Мистер Оуфли, вы, кажется, были с Эдит де Во перед тем, как она обнаружила Сэмюэля Лекстера в машине в ночь пожара?
  — Это так. Мы с ней гуляли и… строили планы на будущее… — Свидетель внезапно осекся, отвел глаза, его лицо перекосила гримаса. Он с трудом овладел собой, потом посмотрел в глаза Перри Мейсону и сказал хриплым от волнения голосом: — Я боялся, что дед не одобрит этого брака. Наши встречи были тайными, но мы собирались пожениться, как только будет возможность.
  — Она была абсолютно уверена, что в машине сидел именно Сэмюэль Лекстер? — задал следующий вопрос Перри Мейсон.
  — По-моему, да, — сказал Оуфли. — Хотя она говорила, что не рассмотрела его лица. У Сэма Лекстера заметная шляпа, ее-то она ясно видела.
  — Он с ней говорил?
  — Да, говорил, и ей показалось, что это был голос Сэма Лекстера. Хотя, когда я ее расспрашивал, она припомнила, что голос звучал приглушенно из-за того, что человек наклонился над рулем.
  — Известны ли вам какие-либо мотивы, по которым Сэм Лекстер хотел бы убить своего деда?
  — Ну конечно. Завещание.
  — Известны ли вам какие-либо мотивы, по которым он хотел бы убить Чарльза Эштона?
  Нат Шастер изобразил на своей физиономии целую пантомиму, выражающую протест, но, вспомнив предупреждение судьи, остался на месте и промолчал.
  — Нет, не известны, — ответил Оуфли.
  — Знаете ли вы, где был Сэм Лекстер, когда убили Эштона?
  — Нет, не знаю.
  — А вы где были в это время?
  — Я был у Эдит де Во.
  — Совершали свадебный обряд? — спросил Мейсон.
  Свидетелю было явно неприятно отвечать на этот вопрос.
  — Кажется, его убили вскоре после нашего обряда, — сказал он.
  — Простите, что я потревожил вашу рану, — мягко сказал Мейсон. — У меня все.
  — У меня тоже все, — объявил Траслов.
  Шастер с надеждой взглянул на членов суда, судья Пеннимейкер отвернулся от него и повторил:
  — Это все.
  Траслов дружески подмигнул Мейсону и попросил:
  — Вызовите Тельму Пиксли.
  Вышла Тельма Пиксли и принесла присягу.
  — Вам известен обвиняемый?
  — Очень хорошо известен.
  — Вы его видели двадцать третьего — в тот вечер, когда убили Чарльза Эштона?
  — Видела.
  — Что он делал? Заявляю членам суда и присяжным, что это выясняется исключительно для того, чтобы установить мотив следующего убийства. Думаю, тот факт, что костыль привратника был найден в квартире Эдит де Во, указывает…
  — Возражений нет, — прервал его Перри Мейсон. — Свидетельница может отвечать на этот вопрос.
  — Отвечайте на вопрос, — сказал судья Пеннимейкер.
  — Я видела, как к дому подъехала машина обвиняемого. Он объехал дом вокруг, потом остановился за гаражом. Я ждала, что он позвонит, и собиралась впустить его, но у него был ключ от черного хода. Я видела, как он вошел. Я еще подумала: что это он там делает, даже подошла к своей двери и прислушалась. Он спустился по лестнице, и я услышала, как он открывает дверь Эштона.
  — Вам известно, как долго он там оставался?
  — Я видела, как он уходил.
  — Во сколько он приехал?
  — Незадолго до десяти.
  — А когда уехал?
  — После одиннадцати.
  — Минут пять двенадцатого?
  — Нет, наверное. Часы только одиннадцать пробили. Может, минуты две прошло — и я увидела, что он идет.
  — Он что-нибудь нес?
  — Кота.
  — Вы могли ясно разглядеть этого кота?
  — Да, это был Клинкер.
  — То есть кот привратника?
  — Да.
  — Вы бы узнали этого кота, если бы его увидели?
  — Конечно.
  Траслов повернулся к приставу, который, очевидно, ждал сигнала. Пристав вышел в соседнее помещение и вернулся с персидским котом, на шее которого был укреплен ярлычок.
  — Это тот самый кот?
  — Да, это Клинкер.
  — Ваша честь, — Траслов улыбнулся Перри Мейсону, — свидетельница опознала персидского кота, на шее которого укреплен ярлычок с надписью «Клинкер» и инициалами «Г.Б.» — написано почерком Гамильтона Бергера.
  Судья Пеннимейкер кивнул. Траслов повернулся к Мейсону и предложил:
  — Переходите к перекрестному допросу, господин защитник.
  — Вы достаточно хорошо видели кота, чтобы узнать его? — спросил Перри Мейсон.
  — Да, — огрызнулась свидетельница. — Я бы Клинкера узнала где угодно, даже если бы кота подменили. Я бы Клинкера из…
  Судья Пеннимейкер стукнул молотком. Зал разразился смехом.
  — Последнее замечание можно не записывать, — сказал судья.
  Мейсон кивнул. Он, казалось, потерял интерес к заседанию.
  — Вопросов больше нет, — сказал он.
  — Вызовите Джима Брэндона, — предложил Траслов.
  Вошел Джим Брэндон. Лицо его казалось язвительным из-за шрама. Он принес присягу.
  — Вы служите у Сэмюэля Лекстера? — спросил Траслов.
  — И у мистера Оуфли, — добавил Брэндон. — Я служу шофером и дворецким.
  — Вы были на службе вечером двадцать третьего?
  — Да.
  — В тот вечер вы видели ответчика?
  — Да.
  — Где?
  — Возле гаража дома Лекстеров.
  — Вы видели, что там стояла его машина?
  — Она стояла ярдах в двадцати от дороги.
  — Что делал обвиняемый, когда вы его увидели?
  — Шел от дома с котом в руках.
  — Вы узнали кота?
  — Да, это был Клинкер.
  — Кот с табличкой «Клинкер», который сейчас в зале?
  — Да, это тот самый.
  — Который был час?
  — Около одиннадцати, может, чуть больше.
  — Где вы были перед тем, как увидели обвиняемого?
  — Я был в конторе мистера Шастера. Мистер Сэм Лекстер меня попросил отвезти его туда. Я приехал в контору незадолго до десяти и оставался там почти до одиннадцати, пока мистер Лекстер не сказал мне, что я могу ехать домой. Я и поехал, поставил машину, вошел в дом и оставался там.
  — Мистер Оуфли был дома, когда вы приехали?
  — Нет, сэр, он приехал минут через десять — пятнадцать.
  — Обвиняемый нес костыль, когда вы его увидели?
  — Нет, сэр.
  — Вы уверены, что он нес именно Клинкера?
  — Да, сэр, я его ясно разглядел при свете фар.
  — Он что, вернулся потом в дом?
  — Не знаю, думаю, что да.
  — Почему вы это утверждаете? — спросил Мейсон.
  — Я услышал, что по дорожке едет машина, и что она остановилась против окна Эштона. Я подумал, что это машина ответчика, но не посмотрел. То есть звук мотора был похож на звук мотора машины обвиняемого.
  — Долго там была эта машина?
  — Две-три минуты. Достаточно долго, чтобы обвиняемый мог взять костыль и положить его в машину.
  В зале послышались смешки.
  — Так, — сказал Мейсон. — Если он вернулся, чтобы взять костыль, почему же сначала он захватил кота? Какой был смысл нести кота в руках, если он собирался вернуться на машине позже?
  — Не знаю, — сказал свидетель поколебавшись.
  — Уверен, что не знаете. — Мейсон встал. — У вас ведь был собственный интерес к Эштону, правда?
  — У меня, сэр?
  — Да, у вас.
  — Да нет же, вовсе нет.
  Мейсон пристально посмотрел на свидетеля, и Брэндон, неловко завертевшись на стуле, отвел глаза.
  — Вы знаете, когда Эштон обратился ко мне насчет кота?
  — Не могу сказать, — отвечал свидетель.
  Мейсон, холодно глядя на него, напомнил:
  — Вы под присягой, не забывайте. Когда Эштон приходил в мою контору, вы за ним следили, так ведь?
  — Нет, сэр.
  — У вас был зеленый паккард, — сказал Мейсон. — Вы его поставили перед моей конторой. Вы ждали, пока Эштон не вышел, и медленно поехали за ним, разве не так?
  Свидетель облизнул губы и промолчал. Судья Пеннимейкер наклонился вперед, его лицо выражало интерес. Траслов, казалось, ничего не понимал.
  — Ну, — сказал Мейсон, — отвечайте на вопрос.
  — Да, сэр, — сказал наконец свидетель. — Это было так.
  — И вы поехали к Бэбсону, столяру, и расспросили его насчет костыля Эштона?
  Поколебавшись еще, Брэндон ответил:
  — Да, сэр.
  — Зачем вы это делали?
  — Мне так велели.
  — Кто?
  — Фрэнк Оуфли.
  — Он вам сказал, зачем ему это нужно?
  — Нет, сэр. Он мне велел следить за Эштоном всякий раз, когда тот уедет из дому. Он просил узнавать, куда Эштон ходит, с кем видится и сколько денег тратит. Особенно его интересовали деньги.
  — Когда он вам это велел?
  — Двадцатого.
  — А когда он сказал, что больше следить не нужно?
  — Двадцать третьего, во время обеда.
  Перри Мейсон вернулся на свое место и улыбнулся через стол Траслову.
  — Это все, — сказал он.
  Траслов поколебался, потом произнес:
  — Я думаю — достаточно. Пусть войдет Роберт Джейсон.
  Вошел доктор Роберт Джейсон, под присягой подтвердил факт, что тело Питера Лекстера было эксгумировано, что он произвел тщательный осмотр тела, имеющий целью определить, произошли ожоги до смерти или же после нее.
  — К какому выводу вы пришли? — спросил Траслов.
  — Тело почти превратилось в уголь, однако в нескольких местах его защищала одежда. Если смерть наступает от сгорания, там, где одежда плотно прикрывает тело, повреждений меньше — это установленный факт. Я смог осмотреть эти участки и сделал свои выводы.
  — Каково же было ваше заключение?
  — Что смерть наступила до пожара.
  — Спрашивайте, — разрешил Траслов Мейсону.
  — Каково ваше заключение — наступила ли смерть от ожогов или от удушения угарным газом? — спросил Мейсон.
  — Угарный газ обычно присутствует при любом сгорании.
  — Значит, практически невозможно определить, умер ли человек от удушья из-за того, что к нему в комнату накачали угарного газа из выхлопной трубы автомобиля, или он задохнулся и сгорел во время пожара? Это так?
  — Приблизительно так. Да, сэр.
  — Вы делали рентген скелета?
  — Нет. Зачем?
  — Интересно было бы знать, есть ли признаки того, что правая нога покойного была сломана.
  Доктор Джейсон нахмурился, а Траслов спросил:
  — Какое это имеет значение?
  — Я бы просто хотел, чтобы сделали такую проверку, — сказал Мейсон. — Нужно бы это знать, не говоря уже о том, есть ли налицо признаки отравления угарным газом.
  — Но свидетель только что показал, — вставил судья Пеннимейкер, — что такое вещественное доказательство присутствует в любом случае, отчего бы ни умер этот человек.
  — Он этого не говорил, — настаивал Мейсон. — Он лишь показал, что такое доказательство должно быть налицо, если смерть наступила от сгорания или от удушения угарным газом. Я хотел бы, чтобы данный свидетель немедленно установил эти два факта и вернулся в зал суда.
  — Я могу позвонить в клинику и попросить своего ассистента произвести исследование, — предложил доктор Джейсон.
  — Вполне достаточно, — согласился Перри Мейсон.
  — Это будет нарушением, — напомнил судья Пеннимейкер.
  — Знаю, ваша честь, но час поздний, а мне хотелось бы прояснить дело сегодня. Ведь это не окончательное заседание. Цель сегодняшнего разбирательства — установить, совершено ли преступление и есть ли основания обвинять ответчика.
  — Хорошо, — согласился судья, — можете это сделать, доктор.
  Доктор Джейсон покинул свидетельское место.
  К решетке, отделяющей членов коллегии от публики, протолкалась Делла Стрит и подошла поближе к Мейсону.
  — Минутку, извините меня, — Перри Мейсон подошел к решетке.
  — Я звонила в страховую компанию, — шепнула ему Делла. — Они сообщили, что полиция в Санта-Фе, Нью-Мексико, обнаружила мою машину. Ее вел человек, который клянется, что он Уотсон Кламмерт, но не может этого доказать иначе как при помощи квитанций, удостоверяющих, что он купил эту машину и заплатил за нее как Уотсон Кламмерт. Прелестная подробность — они считают его грабителем банка, потому что в машине нашли чемодан, в котором миллион долларов наличными.
  — Что ж, — вздохнул Мейсон. — Значит, мы кое-чего добились.
  — Вызывается свидетельница Уинифред Лекстер, — объявил Траслов. Чуть понизив голос, он обратился к судье: — Суд, без сомнения, согласится с нами, что эта свидетельница настроена иначе, чем другие, и возьмет на себя основной допрос?
  — Можете допрашивать свидетельницу, — разрешил судья Пеннимейкер. — Если будет необходимость, мы изменим порядок.
  Уинифред Лекстер вышла с таким видом, с каким принцесса подошла бы к палачу. Она подняла правую руку, принесла присягу и заняла свидетельское кресло.
  — Ваше имя Уинифред Лекстер и вы помолвлены с обвиняемым?
  — Да.
  — Вы были знакомы с Чарльзом Эштоном?
  — Была.
  — Вам известен кот, находящийся в суде, с табличкой «Клинкер»?
  Уинифред Лекстер прикусила губу и сказала:
  — Мне знаком кот привратника.
  — Это и есть кот привратника, о котором вы говорите?
  Уинифред Лекстер вопросительно взглянула на Перри Мейсона, но Перри Мейсон молчал. Она глубоко вздохнула, поколебалась, уже готова была отрицательно качнуть головой, но кот с утробным мяуканьем соскочил со стола, перебежал через зал, прыгнул к ней на колени и уютно свернулся клубочком. В публике послышались смешки. Судья стукнул молотком. Девушка снова взглянула на Мейсона.
  — Отвечайте, Уинифред, — сказал адвокат. — И говорите правду.
  — Да, — сказала она. — Это Клинкер.
  — Клинкер был у вас в ту ночь, когда убили привратника?
  — Отвечайте, — сказал Мейсон, потому что она снова беспомощно взглянула на него.
  — Не буду я отвечать!
  — Отвечайте на вопрос, Уинифред, — повторил Мейсон.
  — Да, он был у меня. — Она покосилась на Мейсона.
  — Кто дал вам кота?
  — Мой друг отдал мне кота, а я его отдала Перри Мейсону. — Теперь она говорила резко. — То есть Перри Мейсон взял его с собой. Он сказал, что полиция не должна найти кота у меня.
  Публика беспокойно зашевелилась.
  — Этим другом был Дуглас Кин? — спросил Траслов.
  — Я отказываюсь отвечать.
  — Отвечайте, — приказал Мейсон.
  — Да, — сказала она.
  — Можете задавать вопросы, — предложил Мейсону Траслов.
  — У меня нет вопросов, — сказал Мейсон.
  Поднялся Траслов и заговорил — холодно и официально:
  — Ваша честь! Мне жаль, что приходится это признать, но выясняется, что убийство Эдит де Во связано с убийством Чарльза Эштона. Убийца, скорее всего, взял костыль из комнаты Эштона и принес его туда, где была убита Эдит де Во. Он, вероятно, распилил костыль, взял бриллианты и использовал кусок костыля как дубинку, нанеся им роковую рану Эдит де Во. Значит, необходимо доказать, что Эштон был убит до того, как из дома Лекстеров взяли кота, и что после убийства кот не возвращался в дом Лекстеров. Таким образом, я считаю, что сторона, предъявляющая иск, обязана выяснить судьбу кота с момента, когда он попал во владение обвиняемого, и до того времени, когда его обнаружила полиция. А потому я попрошу занять свидетельское место Деллу Стрит.
  От удивления Делла Стрит перевела дыхание.
  — Давай, Делла, — сказал Перри Мейсон.
  Делла Стрит выступила вперед и принесла присягу.
  — Ваше имя Делла Стрит, и вы секретарь Перри Мейсона, являющегося в данном деле защитником обвиняемого. Приехал ли к вам на квартиру двадцать третьего Перри Мейсон и привез ли кота по кличке Клинкер, который сейчас находится в зале суда?
  — Не знаю, — вызывающе ответила она.
  — Не знаете? — переспросил Траслов. — Что вы хотите сказать?
  — Хочу сказать, что не знаю.
  — Почему же вы не знаете?
  — Потому что не знаю, тот ли это кот, который принадлежал привратнику.
  — Но Уинифред Лекстер говорит, что тот.
  — Я не отвечаю за показания Уинифред Лекстер, я даю свои показания под присягой.
  — Но этот кот явно знаком с Уинифред Лекстер.
  — Я не отвечаю за круг знакомых этого кота, — ледяным тоном ответила Делла Траслову.
  Публика захохотала. Судья Пеннимейкер улыбнулся, но призвал всех к порядку.
  — Но вы признаете, что Перри Мейсон принес вам какого-то кота?
  — Ничего подобного я не признаю. Вопрос неуместен, если он не имеет отношения к убийству, а он не имеет с ним ничего общего, если только это не кот привратника, а я об этом понятия не имею. Думаю, что вам лучше задать этот вопрос мистеру Мейсону.
  Мейсон улыбнулся, а Траслов заявил:
  — Вызываю в качестве свидетеля Перри Мейсона. Я понимаю: это несколько необычно, но ведь не совсем обычно и принимать столь активное участие в делах своих клиентов, как это делает Перри Мейсон. Я не собираюсь расспрашивать его о каких-то конфиденциальных секретах его клиентов, я хочу только спросить, что он сделал, чтобы скрыть преступление.
  — Прекрасно, — скомандовал судья Пеннимейкер. — Перри Мейсон, займите свидетельское место.
  Мейсон повиновался, произнес присягу и сел. Судья Пеннимейкер посмотрел на него с сочувствием, потом сказал Траслову:
  — В конце концов, господин обвинитель, хотя вы и отмечаете, что методы мистера Мейсона вести дела клиентов нуждаются в оправдании, факт остается фактом: адвокат Мейсон является квалифицированным юристом. Никто не ограничивает круг его клиентов. По моим подозрениям может оказаться, что он также представляет интересы Уинифред Лекстер, тогда суд должен отнестись как к уважаемой им тайне ко всему, что Уинифред Лекстер могла ему сказать. Как вы метко заявили, методы адвоката Мейсона, возможно, не совсем обычны, но вы должны согласиться, что его история — длинная цепь успехов, которые достигнуты не путем защиты виновных, но благодаря поразительно оригинальным методам доказательства невиновности его клиентов.
  — Я о прошлом не говорю, — мрачно сказал Траслов. — Я говорю о настоящем.
  — Благодарю за поддержку, ваша честь, — улыбнулся Мейсон. — Но я полагаю, что она вряд ли будет необходимой.
  — Ваше имя Перри Мейсон? — спросил Траслов. — Вы адвокат?
  — Это так, господин обвинитель.
  — Вы защитник Дугласа Кина?
  — Да.
  — Вы приезжали ночью двадцать третьего в закусочную, принадлежащую Уинифред Лекстер?
  — Приезжал.
  — Вы взяли оттуда кота?
  — Взял.
  — Что вы потом с ним сделали?
  — Я скажу даже больше того, что вы спрашиваете, мистер Траслов, — улыбнулся Перри Мейсон. — Мне дали кота с уверением, что это Клинкер, кот привратника, и Уинифред Лекстер заявила мне, что кот находится у нее с начала двенадцатого, когда его доставил к ней Дуглас Кин, ответчик по этому делу. Я сказал мисс Лекстер, что очень важно, чтобы полиция не нашла у нее кота, взял его и отвез к моей секретарше.
  — Зачем вы так поступили? — спросил Траслов.
  — Затем, — сказал Перри Мейсон, — чтобы кот не смог убежать и вернуться в дом Лекстеров.
  Целая минута прошла, пока Траслов понял значение сказанного Мейсоном. Он нахмурился и переспросил:
  — Что?
  — Чтобы кот не смог вернуться в дом Лекстеров.
  — Не понимаю, — сказал Траслов.
  — Другими словами, — спокойно объяснил Перри Мейсон, — я хотел доказать, что кошачьи следы, покрывавшие постель, в которой Чарльз Эштон был найден мертвым, были оставлены после того, как Дуглас Кин покинул этот дом.
  Траслов нахмурился. Он даже забыл, что должен допрашивать — он пытался понять логику Мейсона.
  — Но это не дает преимуществ вашему клиенту, — сказал он.
  — Дает до некоторой степени, — отвечал Мейсон. — Это проясняет ситуацию и дает возможность найти настоящего убийцу.
  Траслов больше не спрашивал, он стоял с растерянным лицом, ожидая, когда Мейсон продолжит, а судья Пеннимейкер даже наклонился вперед, боясь пропустить хоть слово.
  — Я действовал в убеждении, — сказал Мейсон, — что Кин невиновен. Я не мог доказать его невиновность иначе, как доказав виновность кого-то другого. Полиция пришла к выводу, что Кин лжет. Эштон, несомненно, был убит в десять тридцать. Кин, несомненно, в десять тридцать был в комнате Эштона, где впоследствии было найдено тело. На покрывале были кошачьи следы. Полиция пришла к выводу, что следы оставлены Клинкером. Но Кин сказал, что ушел из дома после одиннадцати, взяв с собой Клинкера, и что в то время, когда он уходил, тела Эштона в комнате не было. Вместо того чтобы принять точку зрения полиции, я решил действовать исходя из того, что Кин говорит правду. Тогда следы на постели не мог оставить Клинкер, в таком случае в десять тридцать Эштон не мог быть на том месте, где позже нашли его тело. Да, но так как он определенно был убит в десять тридцать, становится очевидным, что он был убит в каком-то другом месте. В этом случае следы должны быть оставлены другим котом или кошкой, не Клинкером. Додумавшись до этого, я вдруг понял, как важно знать о каждой минуте Клинкера, начиная с того момента, когда Кин взял его из дома. Я не мог придумать ничего лучшего, чем взять кота себе и держать там, где убийца не сможет его найти.
  — Почему, — спросил Траслов, — вы хотите доказать, что именно этого кота, Клинкера, взял из дому ваш клиент?
  — Потому что, — сказал Мейсон, — Клинкер — единственный кот в округе. Более того, Клинкер разгонял других котов по соседству. Поэтому, если Кин говорит правду, тело Эштона должны были привезти в дом после того, как он был убит. Для того чтобы подумали, будто Эштона убили в постели, и чтобы возбудить подозрение против Дугласа Кина, кто-то должен был выйти ночью, найти кота, принести его в дом, посадить этого кота в кровать, где лежало тело Эштона — кстати, чувствительный нос кота должен был различить там запах Клинкера, — и заставить кота наследить на покрывале. Если так и было, любой, кто знаком с кошачьими повадками, поймет, что кот должен был сопротивляться и что в результате такого сопротивления на руках убийцы остались глубокие царапины. А потому я осмотрел всех подозреваемых, чтобы найти у кого оцарапаны руки. Когда я обнаружил этого человека, я узнал, что он решил скрыть эти царапины, добавив к ним новые при обстоятельствах, которые объяснили бы наличие царапин на руках. Скажем, раскопки вокруг розового куста, очевидно, в попытке разыскать сокровища. Это сделано явно не для того, чтобы найти состояние в миллион долларов. Вот я и пришел к выводу, что раскопки делались единственно с целью оправдать царапины на руках, уверяя, что это из-за шипов розы.
  Глаза Траслова почти выскочили из орбит.
  — Вы думаете — Фрэнк Оуфли? Но Фрэнк Оуфли был с Эдит де Во в то время, когда убили Чарльза Эштона.
  — Да, — сказал Мейсон. — Я не прерывал допроса только потому, что хотел услышать это утверждение из его собственных уст. Эштон был убит вовсе не в своей постели, а в квартире Эдит де Во. Это единственное возможное объяснение фактам дела. Вспомните: Эштон был хилым и высохшим стариком, а дорожка для машин проходит прямо у окна над его кроватью. Сильный человек легко мог бы опустить тело Эштона в окно.
  — Минутку, — Траслов вдруг осознал происходящее. — Ведь вы находитесь на свидетельском месте, а начинаете объяснять дело.
  — Вызванный как свидетель обвинения, — любезно пояснил Мейсон, — я пытаюсь ответить на ваш вопрос и объяснить, зачем я взял кота из закусочной Уинифред Лекстер и спрятал там, где ни одна из сторон не могла его найти, пока его не взяла полиция. А для того чтобы полиция его сохранила, я заставил полицию поверить, будто, захватив кота, они могут нанести ущерб моему клиенту и, возможно, помешать моей деятельности как адвоката.
  Судья Пеннимейкер сказал с улыбкой:
  — Я думаю, адвокат Мейсон дает спорный ответ, но суд, безусловно, выслушает его. Продолжайте объяснение, мистер Мейсон.
  — Я был уверен, — Перри Мейсон повернулся к суду, — что Питер Лекстер не умер.
  Судья Пеннимейкер тряхнул головой, приводя свои чувства в порядок.
  — Уверены в чем? — переспросил он.
  — В том, что Питер Лекстер не умер. Все указывало на то, что Эдит де Во и Фрэнк Оуфли замышляли лишить его жизни, напустив угарного газа в его спальню. Расследование показывает, что Чарльз Эштон, привратник, бывший преданным слугой, получил от Питера Лекстера большую сумму денег и знаменитые колтсдорфские бриллианты, отданные ему на сохранение. Причиной было то, что Питер Лекстер заранее знал: его дом сгорит. Иными словами — или Питер Лекстер или Чарльз Эштон знали о том, что кто-то предпримет попытку убийства. Эдит де Во говорила мне, что это сделал Сэм Лекстер, но я склонен полагать, что это была часть заранее продуманного плана, по которому она и Фрэнк Оуфли сговорились убить Питера Лекстера, а затем, обвинив в убийстве Сэма, лишить его доли наследства, оставив единственным наследником Фрэнка Оуфли. Питер Лекстер решил предоставить заговорщикам возможность осуществить их план. Он решил исчезнуть, но у него были и другие причины к этому. Возможно, одной из причин было желание показать Уинифред Лекстер, как будут себя вести два претендента на ее любовь, если она окажется лишенной наследства. И вот Эштон, привратник, доверенное лицо Питера Лекстера, отправился в благотворительную больницу. Он нашел там некоего Уотсона Кламмерта, умирающего, человека без родственников и без собственности. Эштон предоставил этому человеку лучшую медицинскую помощь, заранее зная, что случай безнадежный. Он таким образом заставил врачей поверить в родство с больным, так что не возникло никаких вопросов, когда Эштон впоследствии взял тело. Без сомнения, заговорщики ждали удобного случая для выполнения своего плана, а Питер Лекстер лишал их такой возможности, пока не закончил свои приготовления — достал тело и взял капитал наличными, чтобы мнимые наследники не захватили наследство. Уотсон Кламмерт имел водительские права и документы, так что Питеру Лекстеру было легче принять имя Уотсона Кламмерта, нежели совсем новое. Когда все было готово, он дал заговорщикам сжечь загородный дом. Напустив в спальню угарного газа, они устроили пожар, потом предъявили завещание, а Питер Лекстер смотрел на них со стороны и смеялся над ними. Вы понимаете, ваша честь, что я сейчас привожу доводы, которые не имеют отношения к моим действиям. Все это допущения, но допущения разумные. Поскольку Оуфли не присутствовал там, где нашли тело Эштона, в то время, когда Эштон был убит, у него есть алиби. На самом же деле ничто не говорит о том, что Эштон был убит в том самом месте, где нашли его тело. Думаю, что его убили в квартире Эдит де Во. Полагаю, что он туда поехал или же его заманили заговорщики, когда они поняли, что Эштону известно об их заговоре. Думаю, что они оба поверили в смерть Питера Лекстера. Считаю, что они убили Эштона, распилили костыль, взяли бриллианты и положили тело в стоящую под окном машину Оуфли. Затем Фрэнк Оуфли поехал в дом Лекстеров — через некоторое время после того, как оттуда уехал обвиняемый с котом, и опустил тело в окно, которое обычно оставлялось открытым для кота. Убийца знал, что Клинкер спит на кровати. Он хотел, чтобы все выглядело, как всегда. Он поискал Клинкера и выяснил, что несколько минут назад кота увез Дуглас Кин. Он тотчас сообразил, какое обвинение он может сфабриковать против Кина, если на постели найдут кошачьи следы. Он нашел кота и заставил его оставить следы на кровати — правда, кот исцарапал ему все руки. Теперь нужно было правдоподобно объяснить царапины. Оуфли отправил себе телеграмму, а чтобы все выглядело убедительным, он послал ее от имени Уинифред Лекстер. Затем Оуфли покопался вокруг розового куста и якобы оцарапал руки шипами. Теперь, ваша честь, мы подошли к той части данного дела, которая требует размышлений. Как только я понял, что некий Уотсон Кламмерт имел доступ к банковскому сейфу Эштона, я догадался, что Питер Лекстер взял имя Уотсона Кламмерта, возможно, чтобы пользоваться его водительскими правами, не получая новые. Я не знаю, что именно произошло в квартире Эдит де Во вскоре после одиннадцати, но могу предположить. Оуфли помог ей убить привратника. Потом он увез тело, оставив костыль в квартире. Костыль они распилили и намеревались сжечь, взяв оттуда бриллианты. Сэм Лекстер отправился в контору своего адвоката в зеленом паккарде. Домой он вернулся в шевроле привратника. Стало быть, он обнаружил, что шевроле стоит в каком-то месте, которое он посетил, уехав из конторы Шастера. Он бы не взял машину, если бы не знал, что привратник мертв, или если бы не был охвачен паникой. Я убежден, что они с Шастером обсуждали козни Эдит де Во против него. Думаю, Шастеру стало известно, что происходит, по каким-то замечаниям Оуфли. Думаю, что Сэм Лекстер отправился к Эдит де Во с ведома или без ведома Ната Шастера. Сэм Лекстер вошел в квартиру и увидел, что Эдит умирает. Он в панике убежал, и вполне естественно предположить, что он позвонил своему адвокату. Не буду вдаваться в то, что он сказал Шастеру и что Шастер сказал ему, но остается факт, что была сделана попытка свалить все на Дугласа Кина. Ввиду заявлений, сделанных ранее Эдит де Во против Сэма Лекстера, Сэм понял: если узнают, что он был в ее квартире в то время, когда происходило убийство, он будет привлечен к ответственности. Возникает вопрос: кто же убил Эдит де Во? Не знаю. Но я знаю, что Питер Лекстер под именем Уотсона Кламмерта купил новый бьюик-седан, знаю, что свидетели видели новый бьюик-седан — он остановился за шевроле привратника перед домом, где жила Эдит де Во. Это было около одиннадцати — или чуть позже. Версия такова. Питер Лекстер отправился туда, чтобы дождаться, когда выйдет Эштон. Немного выждав, Питер Лекстер отправился в квартиру Эдит де Во. Он увидел странные вещи: костыль привратника распилен и его пытаются сжечь в камине; возможно, бриллианты открыто лежали на столе. Не думаю, что Лекстер намеренно ударил Эдит де Во дубинкой. Не следует забывать, что Лекстер — пожилой человек, а Эдит де Во была здоровая, сильная и хитрая. Не исключено, что это она напала на него. Лекстер схватил то оружие, которое подвернулось под руку: он выхватил из камина кусок горящего костыля. Мы можем предполагать, что костыль только что загорелся, потому что за несколько минут до того Эдит де Во заходила в соседнюю комнату попросить спички. Я думаю, что полиция обнаружит: отпечатки пальца оставил на дубинке Питер Лекстер, он же Уотсон Кламмерт.
  Перри Мейсон умолк и улыбнулся удивленному заместителю прокурора. Через зал протискивался доктор Джейсон. Он был крайне взволнован.
  — Тот человек не сгорел, — сказал он, — и не погиб от угарного газа. Он умер естественной смертью, а правая нога вовсе не была сломана. Это не тело Питера Лекстера.
  Через боковую дверь в зал ворвался окружной прокурор Гамильтон Бергер.
  — Ваша честь, — провозгласил он, — немедленно прекратите это судебное расследование. Человек по имени Уотсон Кламмерт, арестованный за угон машины, прислал в окружную прокуратуру телеграмму, утверждающую, что он на самом деле Питер Лекстер и что он знает: Чарльза Эштона убили Фрэнк Оуфли и Эдит де Во и что он, Питер Лекстер, ворвавшись в квартиру Эдит де Во, дабы удостовериться в этом убийстве, нанес удар, которым убил Эдит де Во. Охваченный паникой, он убежал. Теперь он хочет вернуться и держать ответ.
  В зале началось кромешное столпотворение.
  Уинифред Лекстер с радостным криком устремилась к Дугласу Кину, который был готов принять ее в свои объятия. Перри Мейсон улыбнулся потрясенному судье Пеннимейкеру, протянул руку и запустил пальцы в шерсть коту.
  — Так-то, Клинкер, — сказал он.
  19
  Перри Мейсон сидел у себя в конторе. Делла Стрит смотрела на него через стол удивленными глазами.
  — Собираешься защищать Питера Лекстера? — спросила она.
  — Да, если против него возбудят дело.
  — Не понимаю, как ты обо всем догадался.
  — Я не догадался, — сказал он, — сначала. Но позже у меня появилось сильное подозрение. Заметь, как Оуфли женился на Эдит де Во. Он говорил, что, пока жил у Питера Лекстера, он вынужден был скрывать свои отношения с ней из-за того, что дед возражал. Но ведь он считал, что Питер Лекстер погиб во время пожара. Не было никакой необходимости в тайной брачной церемонии. Можно было не возвращаться в дом Лекстеров, а ехать в свадебное путешествие. Тогда я понял, что они спешили обвенчаться по иной причине: жену нельзя допрашивать против мужа без его согласия, и муж не может давать показания против жены. Они знали: их конспирация может быть раскрыта, и это означает, что они догадались, что Эштону известно об их тайне. Они считали Питера Лекстера мертвым. Так что знать обо всем мог только Эштон. Но самым важным ключом к тайне является костыль. Версия обвинения была такова: человек, убивший Эштона, принес костыль в квартиру Эдит де Во, а после убил Эдит. Но это было бы невозможно, если бы Эдит де Во не была соучастницей в убийстве Эштона, потому что костыль был целым, когда его принесли к ней. Его распилили у нее в квартире, а куски сожгли в камине. Это указывает на то, что Эштон был в этой квартире, а костыль распилили уже после того, как убили привратника.
  — А что было бы с тобой, если бы полиция не арестовала старика? — спросила Делла.
  — Вот уж не знаю, — ответил Мейсон. — Возможно, я смог бы доказать всю эту версию, а возможно — нет. Но думаю, что уж как-нибудь я сложил бы вместе все факты.
  — А почему же ты раньше не предъявил обвинение Оуфли? — спросила Делла.
  — По нескольким причинам, — медленно ответил Мейсон. — Во-первых, я хотел, чтобы Дуглас Кин прошел через все. Во-вторых, я хотел устроить из этого хороший спектакль. — Он хмыкнул. — Да если б я только намекнул о чем-то полиции, они бы повели дело так, что Кин никогда не был бы оправдан. Они бы ему подстроили ложное обвинение. Вот я и хотел, чтобы Оуфли показал под присягой, что был с Эдит де Во, когда убили Чарльза Эштона. Я не пойду защищать клиента, если не уверен, что он не подходит под определение «невиновен». Я хочу создать себе определенную репутацию у публики и у окружного прокурора. Я хочу, чтоб им неповадно было со мной связываться.
  — И еще одна причина, — добавила Делла, — не из самых последних: ты любишь кататься по тонкому льду, и тебе нравится заставлять одних людей играть против других, при этом используя их игры.
  — Возможно, — засмеялся он. — Я уже говорил тебе, что люблю играть в такие игры, где меня ни в чем не ограничивают.
  — А почему ты не попросил Дрейка найти Уотсона Кламмерта?
  — Он мог не успеть. Ему бы, скорее всего, помешали. На сегодняшний день у нас наилучшим образом организован розыск угнанных автомобилей в страховых компаниях. Они разработали совершенную систему координации. Поэтому я устроил так, чтобы Уотсона Кламмерта арестовали за угон автомобиля. Это дало самые быстрые результаты, сделало возможным его арест и заставило признаться. В конце концов, организовать это было довольно просто. Мы устроились в Билтмор-отеле в качестве молодоженов, сделали так, чтобы клерк увидел нашу новенькую машину и заинтересовался нами, а затем ты спрятала бьюик и заявила, что она украдена, — и таким образом запустила механизм, способный задержать Кламмерта. Хотя он был вне подозрений. Он ехал в машине, которую купил под чужим именем. Но его арест был делом нескольких часов.
  — Что ж, — заметила Делла Стрит, — видит бог, ваши методы нешаблонны, но я бы сказала, что они при этом эффективны.
  Он улыбнулся ей.
  — Теперь, — сказала она, — когда мы закончили это дело, в нашем распоряжении есть новенький бьюик. Что мы с ним сделаем? Продадим? Или продать открытую машину?
  — Нет, — не спеша сказал Мейсон. — Оставим обе.
  Она подняла брови.
  — Понимаешь ли, — пояснил он, — это очень удобная машина — на случай, если мне захочется еще когда-нибудь отправиться в свадебное путешествие… А пока что — нет ли чего-нибудь интересного в этой груде бумаг?
  Он указал на стопку бумаг на своем столе. Ее быстрые пальцы порылись в документах и вытащили один.
  — Вот, — сказала она, — этот клиент уже говорил с Джексоном. Он хочет посоветоваться с тобой.
  Лицо Мейсона не выразило большого интереса.
  — Это о лунатике, — продолжала Делла. — Если лунатик совершает убийство во сне, ответственен ли он за это преступление?
  Зрачки Мейсона мгновенно сфокусировались. На лице отразился глубокий интерес. Он поднял телефонную трубку и сказал секретарше в приемной:
  — Герти, пришлите ко мне Джексона. Скажите, пусть захватит все материалы по делу о лунатике.
  Через минуту Джексон отворил дверь. Мейсон указал ему на стул. Джексон тотчас приступил к делу:
  — К нам приходила некая мисс Хаммер, сэр. Это дело чрезвычайной деликатности. Несколько месяцев назад ее дядюшка был лунатиком. Сознание этого факта заставляло его страшно нервничать. Он постоянно боялся совершить какое-нибудь преступление во сне. Он лечился и полагал, что выздоровел. В то время он жил в Чикаго. Медицине известен тот факт, что на лунатиков действует полнолуние, так что, когда оно приближается, мисс Хаммер принимает меры предосторожности, чтобы ее дядюшка не ходил во сне. Она запирает дверь его спальни снаружи, хотя он об этом не подозревает. Теперь почти полнолуние. Вчера утром мисс Хаммер обнаружила у дядюшки под подушкой нож для резки мяса с костяной ручкой. Его домашние туфли были покрыты пылью, как будто он в них куда-то ходил. Нож был взят из буфета в столовой. Она положила нож на место и ничего не сказала дяде.
  Мейсон посмотрел на него заинтересованно.
  — Мне послышалось, дверь спальни была заперта? — заметил он.
  — Так и было. Она все еще была заперта утром. Каким образом он ухитрился достать нож — для нее загадка. Она собирается пригласить хорошего психиатра. Она хочет лечить дядюшку от лунатизма, но чтобы он не знал, от чего его лечат, и она намерена посоветоваться с вами, как следует поступить. Она считает, что его нужно арестовать по какому-нибудь ложному обвинению, и думает посадить его в тюрьму за превышение скорости на дороге. А потом, когда полнолуние пройдет, он временно будет вне опасности. После она собирается увезти его в путешествие, чтобы он сменил обстановку.
  Мейсон задумчиво кивнул.
  — А если, — сказал он, — этот человек действительно совершил преступление, находясь в состоянии лунатизма, или совершит таковое — отличная проблема встанет перед окружным прокурором! Закон предусматривает, что убийство должно быть совершено с заранее обдуманным намерением, лишь тогда оно является тяжким преступлением. Не может быть преступлением то, в чем не было злонамерения. Предположим, Джексон, этот человек кого-то убьет — ведь обвинители должны будет доказать заранее обдуманное злостное намерение. Они не смогут этого сделать, если человек убил во сне.
  — Конечно, сэр, — мягко вставил Джексон. — Будет необходимо убедить суд, что этот человек действительно ходил во сне. Это можно будет сделать, если взять свидетельницей эту племянницу и… Но, конечно, невозможно предвидеть, как поступит суд.
  — Говорите все, Джексон, — потребовал Мейсон. — Есть ли что-то подозрительное в этой племяннице?
  — Н-н-нет, — сказал Джексон и плотно сжал губы.
  Мейсон радостно улыбнулся:
  — Дозвонитесь до нее. Я приму ее, как только она сможет сюда приехать. — Он повернулся к Делле Стрит, все еще улыбаясь. — Заведи папку, — сказал он, — для нового дела. Назови его — «Дело племянницы лунатика».
  Дело о племяннице лунатика
  Глава 1
  Перри Мейсон мерил шагами кабинет, заложив большие пальцы за отвороты жилета и наморщив лоб.
  — Ты сказал, в два часа, Джексон? — спросил он у помощника.
  — Да, сэр, и я предупредил ее, чтобы явилась вовремя.
  Мейсон сверился по своим наручным часам.
  — Опаздывает на пятнадцать минут, — констатировал он с раздражением.
  Делла Стрит, секретарша, оторвала глаза от страницы приходной книги и спросила:
  — Почему бы не отказать ей в приеме?
  — Потому что я хочу ее видеть, — ответил Мейсон, — адвокату приходится перелопатить ворох неинтересных дел об убийствах, чтобы наткнуться на что-то по-настоящему захватывающее. А это как раз тот самый случай, и я не хочу упустить его.
  — Разве может убийство быть неинтересным? — удивился Джексон.
  — Да, когда их столько пройдет через твои руки, — был ответ. — Покойники всегда скучны. Живые — другое дело.
  Делла Стрит, заботливо наблюдая за Мейсоном, заметила:
  — Это еще не дело об убийстве… насколько я понимаю.
  — И тем не менее столь же захватывающее, — не сдавался ее босс. — Не люблю появляться на сцене тогда, когда и без меня уже все ясно. Моя стихия — мотивы и сильные чувства. Убийство — это ненависть, доведенная до крайности, так же как свадьба — это высшее проявление любви. В конечном итоге — ненависть более сильное чувство, чем любовь.
  — И более восхитительное? — с иронией осведомилась она.
  Не удостоив ее ответом, Мейсон вновь начал расхаживать по кабинету.
  — Конечно, — заметил он вслух. — Главное — предотвратить убийство, если оно витает в воздухе, но всем своим нутром опытного адвоката по уголовным делам я чую, в какой удивительный процесс выльется дело, если лунатик, сам того не ведая, во сне действительно убьет человека. Ни тебе злого умысла, ни тебе тщательно разработанного плана!
  — Но, — уточнил Джексон, — вам придется убедить жюри, что ваш клиент действовал непреднамеренно.
  — А разве его племянница для этого не годится? — вопросом на вопрос ответил Мейсон, застыв как вкопанный и широко расставив ноги; он окинул помощника пристальным недоумевающим взглядом. — Разве она не может подтвердить, что ее дядя разгуливал во сне, брал нож для разделки мяса и уносил с собой в постель?
  — Это-то подтвердить она может, — согласился помощник.
  — А тебе мало?
  — Ее показания могут не убедить жюри.
  — Почему?
  — Она несколько необычная.
  — Хорошенькая?
  — Да, плюс к тому восхитительная фигурка. Поверьте, она умеет подчеркнуть это одеждой.
  — Возраст?
  — То ли двадцать три, то ли двадцать четыре года.
  — Порочная?
  — Я бы сказал, да.
  Мейсон вскинул руку в театральном жесте:
  — Если хорошенькая двадцатитрехлетняя девушка с прелестной фигуркой, положив ногу на ногу, расположившись для дачи показаний на скамье для свидетелей, не сможет убедить присяжных, что ее дядя разгуливает во сне, тогда я не знаю нашу судейскую шатию и пора менять профессию. — Мейсон пожал плечами, как бы отгоняя эту мысль, повернулся к Делле Стрит и спросил: — Ну что там у нас еще в загашнике, Делла?
  — Некий мистер Джонсон хочет, чтобы вы занялись делом Флетчера об убийстве.
  Он отрицательно покачал головой:
  — Дохлый номер! Это хладнокровное, расчетливое убийство. Защита тут бессильна. Флетчера не отмазать.
  — А мистер Джонсон утверждает, что можно сослаться на неписаные законы природы, состояние аффекта и…
  — К дьяволу все это! Пусть даже его жена путалась с убитым. Флетчер и сам отчаянный бабник. Я натыкался на него в ночных клубах по меньшей мере полдюжины раз за прошлый год. С ним были женщины весьма вульгарного вида. Нарушение супружеской верности — отличный повод для развода и никуда не годное оправдание для убийства. Что там еще?
  — Да есть кое-что! Некая Мирна Дюшен хочет, чтобы вы сделали что-нибудь с мужчиной, который, обручившись с ней, сбежал, прихватив все ее сбережения. Она теперь выяснила, что это своего рода рэкет. Этот проходимец зарабатывает этим деньги, он вытягивает их у обманутых женщин.
  — Какую сумму он у нее вытянул?
  — Пять тысяч долларов.
  — Ей следует обратиться к окружному прокурору, а не ко мне.
  — Окружной прокурор возбудит дело, — возразила Делла, — но это не вернет деньги Мирне Дюшен. Она думает, что вы в состоянии вытрясти их из него.
  — Помнится, ты сказала, он унес ноги.
  — Что да, то да, но она выследила, где он находится. Он зарегистрировался под именем Джорджа Причарда в отеле «Палас» и…
  — А сама она местная? — прервал Деллу Мейсон.
  — Нет. Приехала сюда из Рино в Неваде. Следом за ним…
  Мейсон в раздумье прищурился и сказал:
  — Выслушай меня, Делла. Я не желаю брать никаких денег от мисс Дюшен, потому что здесь возможен только один образ действий, и она может сделать намного больше любого адвоката. Передай ей мои наилучшие пожелания и совет: если он занимается этим постоянно, тогда ему придется потратить ее деньги на то, чтобы заарканить других богатых женщин. Эти пять тысяч уйдут, чтобы пустить им пыль в глаза. Скажи: пусть продолжает следить за ним и в тот момент, когда он запустит когти в состоятельную дамочку, предстанет перед ним и хорошенько тряхнет за грудки — тут ему и конец!
  — Но это же шантаж, — заметила Делла.
  — Ясное дело, шантаж, — согласился он.
  — Ее ведь могут арестовать?
  — Вот тогда я и буду защищать ее, причем бесплатно. Боже! Чего бы стоил этот мир, если бы обманутая женщина не могла немного пошантажировать! Так и передай ей…
  Внезапно зазвонил телефон. Делла, сняв трубку, сказала:
  — Алло! — Затем, прикрыв микрофон ладонью, обратилась к Мейсону: — Племянница лунатика в приемной.
  — Попроси ее немного подождать: посидеть там минут пять в порядке наказания — это ей не повредит… Нет, не могу, самому не терпится… Проклятье! Пригласи ее! Джексон, можешь идти, ты же, Делла, ни с места!
  Секретарша заявила ледяным тоном в трубку:
  — Проводите мисс Хаммер, но скажите ей, что она опоздала на восемнадцать минут.
  Джексон, держа под мышкой папку, бесшумно покинул кабинет. Через минуту дверь отворилась, и появилась молодая красивая блондинка в спортивном костюме из джерси, облегающем контуры ее фигуры подобно купальнику. Улыбнувшись Мейсону, она заговорила настолько быстро, что слова сыпались, как горох:
  — Мне очень неприятно, что я опоздала.
  И тут она заметила Деллу. Улыбка исчезла из ее глаз, хотя все еще кривила губы.
  — Мисс Стрит, моя секретарша. И не смотрите так, это не поможет. Она будет делать заметки. Не сомневайтесь, она умеет держать язык за зубами. Итак, вы хотели поговорить со мной о своем дяде?
  Девушка засмеялась:
  — Из-за вас у меня перехватило дыхание, мистер Мейсон.
  — Я этого не хотел. Оно вам понадобится для разговора. Садитесь и выкладывайте.
  Она слегка склонила голову набок, окинула его оценивающим взглядом чуть прищуренных глаз и сказала:
  — Вы Лев!
  — Лев?
  — Вы родились под знаком Льва, не так ли? Между двадцать четвертым июля и двадцать четвертым августа? Значит, относитесь к людям, отличающимся быстротой действий, постоянством и силой. Вами управляет Солнце. Вы лучше всего проявляете свои качества во время опасности и очень чувствительны к…
  — Забудьте об этом, — прервал ее Мейсон, — не тратьте понапрасну время, сообщая о моих дефектах. На это уйдет весь вечер.
  — Но это вовсе не дефекты. Лев — великолепный знак. Вы…
  Мейсон опустился во вращающееся кресло и вновь прервал ее:
  — Вас зовут Эдна Хаммер? Сколько вам лет?
  — Двадцать… три.
  — Двадцать три или двадцать пять?
  Она нахмурилась и ответила:
  — Ну, если вы так любите точность, то двадцать четыре.
  — Я во всем требую точности. Вы хотели увидеться со мной, чтобы поговорить о дяде.
  — Да!
  — Как его зовут?
  — Питер Б. Кент.
  — Сколько ему лет?
  — Пятьдесят шесть.
  — Вы живете с ним в одном доме?
  — Да.
  — Ваши родители умерли?
  — Да. Он брат моей матери.
  — И давно вы живете вместе с ним?
  — Около трех лет.
  — И вы беспокоитесь о дяде?
  — Из-за его лунатизма — да.
  Мейсон вынул сигарету из ящичка на столе, постучал ею о ноготь большого пальца и поднял глаза на Эдну Хаммер.
  — Не хотите ли? — предложил он и, когда она отрицательно качнула головой, чиркнул спичкой снизу о крышку стола, после чего попросил: — Расскажите поподробней о своем дяде.
  — Но я не знаю, с чего начать.
  — Начните с самого начала. Когда он впервые начал разгуливать во сне?
  — Год тому назад.
  — Где?
  — В Чикаго.
  — А что произошло?
  Она заерзала на стуле и ответила:
  — Вы не даете мне собраться с мыслями. Я предпочитаю рассказывать так, как сочту нужным.
  — Валяйте.
  Она глубоко вздохнула и начала:
  — Дядя Питер щедр, но эксцентричен.
  — Продолжайте, — заметил Мейсон, — мне это ни о чем не говорит.
  — Я хотела бы рассказать вам о его жене.
  — Он женат?
  — Да, на ведьме.
  — Она живет с ним?
  — Нет, оформляет развод. Только сейчас, похоже, передумала.
  — Что вы имеете в виду?
  — Она живет в Санта-Барбаре. За разводом обращалась после первого случая лунатизма. Заявила, что дядя Питер хотел убить ее. Сейчас старается отменить дело о разводе.
  — Каким образом?
  — Я не знаю — она такая хитрая. Охотится за алиментами, как собака за дичью.
  — Похоже, вы ее не любите.
  — Ненавижу. Ненавижу даже землю, по которой ступает ее нога.
  — Откуда вы знаете, что она охотится за алиментами?
  — Вся ее жизнь это доказывает. Она вышла замуж за человека по имени Салли и обобрала его до нитки. Когда он оказался не в состоянии выплачивать алименты и дела пришли в упадок, она пригрозила посадить его в тюрьму. Это всполошило кредиторов. Банк закрыл его счет.
  — Вы хотите сказать, — спросил Мейсон, — что она сознательно убила курицу, которая несла золотые яйца?
  — Она этого не хотела. Вы знаете, какими могут быть некоторые женщины? Они считают преступлением, если мужчина перестает их любить, и пытаются их за это покарать с помощью закона.
  — Что произошло, когда Салли разорился?
  — Он покончил с собой. Затем она вышла замуж за дядю Питера и подала на развод.
  — И на какие же алименты она претендует?
  — Полторы тысячи в месяц.
  — Ваш дядя богат?
  — Да.
  — Как долго она и ваш дядя жили вместе?
  — Не больше года.
  — И судья присудил ей полторы тысячи в месяц? — спросил Мейсон.
  — Да, представьте себе. Она знает, как кого объехать. Поплакалась, что находится в безвыходном положении, ну, судьи легко проявляют щедрость, когда речь заходит о деньгах мужа.
  — Как ее зовут?
  — Дорис.
  — Ваш дядя действительно пытался убить ее?
  — Конечно, нет. Это было проявление лунатизма. Он во сне подошел к буфету и взял нож для разделки мяса. Она бросилась в спальню, закрылась и позвонила в полицию. Когда полиция приехала, дядя Питер стоял в ночной рубашке и возился с дверной ручкой, а разделочный нож был у него в руке.
  Мейсон слегка постучал кончиками пальцев по столу, выбив барабанную дробь.
  — Так, — произнес он в раздумье. — Если дело дойдет до худшего, это будет выглядеть так, будто ваш дядя пытался убить свою жену, а она закрылась и вызвала полицию. Конечно, он будет утверждать, что делал это во сне, но судья вряд ли поверит ему.
  Эдна Хаммер с вызовом вздернула подбородок:
  — Ну и что дальше?
  — Ничего, — ответил Мейсон. — А что случилось после этого эпизода, связанного с лунатизмом?
  — Его лечащий врач предписал ему полную перемену обстановки, поэтому дядя оставил все дела в руках партнера и вернулся в Калифорнию, где у него официальная резиденция.
  — И продолжает разгуливать по ночам?
  — Да. Я была обеспокоена за него и не спускала с дяди глаз, особенно в лунные ночи. Понимаете, разгуливание во сне связано с лунным светом. Лунатики проявляют наибольшую активность во время полнолуния.
  — Вы читали специальную литературу?
  — Да.
  — И что же вы читали?
  — Книгу доктора Седжера под названием «Прогулки во сне и лунатизм». Это перевод с немецкого.
  — Когда вы ее читали?
  — Эта книга принадлежит мне. Я читаю ее постоянно.
  — Мне сдается, что ваш дядя не в курсе, что вновь гуляет по ночам?
  — Совершенно верно! Понимаете, я закрыла его дверь на замок, но он как-то выбрался. Я прокралась к нему в комнату на следующее утро, чтобы убедиться, что все в порядке, и увидела, что у него из-под подушки торчит ручка ножа. Я унесла нож и ничего не сказала ему об этом.
  — Когда вы вошли, дверь была не заперта?
  — Ну да. Прежде я не задумывалась об этом, но, должно быть, она была открыта, потому что я вошла совершенно свободно. Я знала, что дядя в ванной.
  — Так, ну и что дальше?
  — А дальше дядя придет встретиться с вами.
  — Это ваша идея? — спросил Мейсон.
  — Да, вначале я хотела, чтобы вы устроили ему курс лечения без его ведома, но сегодня за ленчем я представила вещи так, будто ему необходимо проконсультироваться с вами. Он придет к вам вечером. Видите ли, он хочет жениться и…
  — Хочет жениться?! — в изумлении воскликнул Мейсон.
  — Да, на медсестре Люсилл Мейс. Мне она нравится. Она хорошо разбирается в нарушениях психики.
  — Сколько ей лет?
  — Тридцать четыре или тридцать пять.
  — Откуда у вас такая уверенность, что она, в свою очередь, не охотится за алиментами?
  — Она отказывается выйти замуж за дядю Питера, пока не подпишет контракт, в котором начисто откажется от всяких притязаний на алименты, а также от всех прав на наследование его собственности. Она говорит, что если он захочет оставить ей что-нибудь по завещанию — это его дело, и он может дать ей денег по своему усмотрению, но это все, что она согласна взять.
  — Вряд ли этот контракт будет одобрен женщинами, если получит огласку. Впрочем, они могут огласить сперва брачный контракт, а уже после свадьбы — имущественный. Думаете, ее намерения не изменятся после венчания?
  — Не только думаю, но и уверена. Ей можно верить: Люсилл благородная натура. А что касается средств, то у нее есть немного своих денег, достаточно, чтобы прожить, и она заявляет, что в случае, если они с дядей не сойдутся характерами, она просто вернется к тому, от чего ушла.
  — Ну и почему тогда ваш дядя медлит с женитьбой? Если она та самая женщина, за которую себя выдает, то ему достаточно пожить с ней, чтобы убедиться, так это или не так, пока согласившись на ее условия, а дальше…
  Эдна улыбнулась и ответила:
  — Дядя собирается записать на нее некоторую собственность сразу же после того, как контракты будут подписаны. Он просто позволяет ей тешить себя тем, что она отказывается от своих прав, но это только жест, который он допускает с ее стороны.
  — Что же тогда его удерживает? Почему он не женится на ней?
  — Ну, — ответила она, беспокойно поежившись под пристальным взглядом адвоката. — Потому что Дорис им этого не позволит.
  — При чем здесь она?
  — Она собирается причинить массу неприятностей. Видите ли, развод еще не окончательный, и она намерена утверждать, что дядя Питер лгал ей по поводу размеров своего состояния, и еще целую кучу всякой всячины. Кроме того, она собирается объявить его невменяемым с поползновениями на убийство, а также заявить о том, что он кого-нибудь убьет, если его не поместят в лечебницу. Короче, она добивается, чтобы ее назначили опекуном над его имуществом.
  — И это именно то, что беспокоит сейчас вашего дядю?
  — Не только это. Ему хватает и других неприятностей. Он может и сам рассказать о них. Мне же нужно ваше обещание, что вы проследите за тем, чтобы ему было обеспечено должное медицинское внимание и…
  Назойливо зазвонил телефон. Делла Стрит подняла трубку, послушала, прикрыла ладонью микрофон и произнесла:
  — Он уже в приемной.
  — Ты имеешь в виду ее дядю?
  — Да. Питер Б. Кент.
  Эдна Хаммер вскочила на ноги:
  — Он не должен знать, что я была здесь. Если мы когда-либо еще встретимся, притворитесь, что незнакомы со мной.
  — Сядьте! — приказал ей Мейсон. — Ваш дядя может и обождать, а вы…
  — Нет-нет! Он не может ждать. Вы его не знаете. Вот увидите.
  — Подождите минуту, — сказал Мейсон. — Есть ли кто-нибудь в доме, кого бы ваш дядя хотел убить?
  В ее глазах мелькнуло отчаяние.
  — Да, думаю, что да… Ох, не знаю! Не спрашивайте меня! — Она опрометью бросилась к двери. Делла Стрит посмотрела ей вслед.
  — Мистер Кент, — холодно объявила она, — только что оттолкнул преграждавшую ему путь девушку с коммутатора и находится на пути сюда.
  Эдна Хаммер захлопнула за собой дверь, ведущую в коридор. Другая дверь из приемной широко распахнулась, чтобы впустить высокого худого мужчину. Протестующая молодая женщина вцепилась в полу его пальто и повторяла чуть не плача:
  — Вам нельзя входить. Вы не имеете права врываться, вам нельзя!..
  Жест Мейсона заставил ее умолкнуть.
  — Все в порядке, мисс Смит, — произнес он. — Не мешайте мистеру Кенту.
  Молодая женщина отпустила полу пальто. Высокий мужчина широкими шагами пересек кабинет, кивнул Мейсону, не удостоив при этом вниманием Деллу Стрит, и рухнул в кресло.
  Глава 2
  Питер Кент, выговаривая слова быстро и нервно, выпалил:
  — Извините, что ворвался. Ничего не могу с этим поделать: проклятые нервы… не могу ждать. Когда я чего-то хочу, то я действительно этого хочу. Готов заплатить за причиненный ущерб… У меня возникло желание прийти и поговорить с вами. Возникло после разговора с племянницей… Она астролог. Изучила мой гороскоп от корки до корки. Она может все мне рассказать о моих планетах… правда, я не верю ни одному слову из этой галиматьи.
  — Не верите?
  — Нет, конечно нет. Но я не могу выкинуть эту проклятую чушь из головы. Вы знаете, как это бывает. Допустим, вы идете по тротуару и видите лестницу. Если вы не пройдете под ней, то возненавидите себя за то, что струсили. Если пройдете, то начнете размышлять: действительно ли это принесет вам неудачу? Это действует на нервы, потому что все время только об этом и думаешь.
  Мейсон ухмыльнулся и ответил:
  — Когда я прохожу под лестницей, то нимало не беспокоюсь. Мне и так хватает других забот!..
  — Ну так вот, — торопливо продолжил Кент, — когда моя племянница сказала, что, согласно гороскопу, я должен обратиться к некоему адвокату, чья фамилия из шести букв, я заявил ей в ответ, что все это — чушь собачья. Затем, будь я проклят, если не начал думать об адвокатах, чьи фамилии состоят из шести букв. Она еще взглянула на какие-то там планеты и объявила, что фамилия должна иметь что-то общее с утесами, а я не знал ни одного адвоката по фамилии Стоун10. Ей-богу, не знал! Затем на ум пришла ваша фамилия11. Я сказал ей о вас, и она пришла в восторг. Сказала, что вы именно тот человек, который нужен. Казалось бы, сплошная чушь и ерунда. И все же я здесь.
  Мейсон взглянул на секретаршу.
  — В чем заключаются ваши неприятности? — спросил он.
  — Моя жена оформляет развод в Санта-Барбаре. Сейчас она собирается все переиграть, отменить дело о разводе и объявить меня сумасшедшим.
  — Как далеко она продвинулась с разводом?
  — По делу вынесено предварительное решение.
  — По закону этого штата, — сказал Мейсон, — после того как вынесено предварительное решение, дело не может быть отменено.
  — Вы не знаете Дорис, — ответил Кент, нервно заламывая длинные пальцы. — Законодатели все в большей степени ориентируются на голоса женщин-избирательниц. Дорис умеет обойти законы. Замужество для нее своего рода рэкет, и она знает все трюки. Есть какой-то новый закон о том, что суд не вправе вынести окончательное решение, если стороны готовы возобновить отношения. Дорис собирается показать под присягой, что наше примирение состоялось.
  — Так и было?
  — Нет, но она заявляет во всеуслышание, что да. Она написала мне трогательное письмо. Я старался быть вежливым, когда писал ответ. Теперь это письмо фигурирует в качестве доказательства. Более того, она собирается заявить о каком-то мошенничестве. Мне об этом ничего не известно. Видите ли, она подала на развод в основном из-за того, что случилось в Чикаго, правда, с несколькими весомыми добавлениями о том, что случилось после того, как мы собрались в Калифорнию.
  — Она подала в суд в Калифорнии?
  — Да, в Санта-Барбаре.
  — Как долго она живет там?
  — С тех пор как я вернулся из Чикаго, — ответил Кент. — У меня два дома в Калифорнии: один в Голливуде, где я сейчас живу, другой — в Санта-Барбаре. Она прожила несколько дней со мной в Голливуде, а затем отправилась в Санта-Барбару и подала на развод.
  — Какой из этих домов ваша официальная резиденция? — спросил Мейсон.
  — В Санта-Барбаре. У меня в Чикаго наиболее интенсивный бизнес, и я вынужден проводить там часть своего времени, но голосую и официально проживаю в Калифорнии. Дорис подала на развод, заявив, что у нее нет денег, несмотря на тот факт, что она хапнула немало после двух своих предыдущих замужеств. Она убедила суд назначить ей временные алименты и отнести на мой счет все судебные издержки. Затем получит развод и постоянные алименты. Она вытягивает из меня полторы тысячи в месяц, да еще пытается урвать кое-что сверх того. Сейчас она узнала, что я собираюсь жениться вновь, и пришла к выводу, что может сорвать с меня солидный куш в качестве выкупа за мою свободу.
  — Что еще? — как бы вскользь спросил Мейсон.
  — Я влюблен.
  Мейсон ответил:
  — Полторы тысячи в месяц — неплохое лекарство от любви.
  Кент промолчал.
  — Какие еще неприятности? — спросил Мейсон, как врач, выясняющий дополнительные симптомы.
  — Целая куча. Мой партнер, например.
  — Кто он?
  — Фрэнк Б. Мэддокс.
  — А что с ним такое?
  — Мы компаньоны по Чикаго… Мне пришлось спешно все бросить.
  — Почему?
  — Сугубо личные причины. Одна из них — мое здоровье. Мне нужна была смена обстановки.
  — Так что по поводу вашего партнера?
  С Кентом внезапно случились конвульсии. Его лицевые мускулы задергались, руки и ноги задрожали. Он поднес трясущуюся руку к исказившемуся лицу, сделал глубокий вдох, затем расслабился и произнес:
  — Со мной все в порядке, просто нервная судорога, которая наступает, когда я возбужден.
  Мейсон напомнил, не отрывая от него сурового испытующего взгляда:
  — Вы начали говорить мне о своем партнере.
  Кент с усилием взял себя в руки и ответил:
  — Да.
  — Так что же с ним?
  — Я нашел Фрэнка Б. Мэддокса, когда он был помешан на изобретательстве и жил вечно без гроша в кармане в маленькой деревянной, похожей на сарай лавчонке на заднем дворе дома-развалюхи в одном из самых дешевых районов Чикаго. Он держал там станок для обточки клапанов, которые, по его словам, продавал для гаражей. У него даже патента не было. Тот станок, который он показывал, был единственным экземпляром и был сделан вручную из ворованных деталей. Я оказал ему поддержку и организовал «Мэддокс манифэкчуринг компани», в которой был негласным партнером. Бизнес стал приносить отличную прибыль, когда врач приказал мне отойти от дел. Я оставил все в руках Мэддокса и отправился сюда. Время от времени Мэддокс присылал мне отчеты о состоянии дел. Его письма всегда были сердечными. Затем он написал, что есть нечто такое, о чем бы он хотел переговорить со мной, и спросил, может ли приехать ко мне для совещания. Я ответил согласием. Он прибыл сюда и прихватил с собой какого-то типа по имени Дункан. Сначала он представил его как друга. Теперь выяснилось, что это адвокат; мужчина с брюшком, кустистыми бровями и пройдоха, каких мало. Он заявил, что Мэддокс вправе рассчитывать еще и на зарплату, помимо прибыли от причитающейся ему доли доходов как партнеру, и что я будто бы написал письмо некоему обладателю патента на другой станок по обточке клапанов, где заверил, что наши интересы не пересекаются, и тем самым уменьшил стоимость нашего совместного патента, который оценивается в миллион долларов.
  — Другими словами, — заметил Мейсон, — ваш партнер решил полностью прибрать к рукам бизнес, который начал приносить доход.
  — Нет, ему нужен не только бизнес. Он хочет пустить мне кровь, заставив выложить еще и крупную сумму. Это самое дьявольское предложение из всех, какие я когда-либо слышал. И что бесит меня вдвойне — эта коварная змея выползла оттуда под предлогом нанести мне дружеский визит. После всего, что я сделал для него! — Кент сорвался со стула и начал в бешенстве метаться по кабинету. — Никогда не желайте денег: они губят вашу веру в человека. Люди липнут к вам, как ракушки к днищу корабля. Вы никогда больше не решитесь поверить тому, что читаете на лице человека. Вы разочаруетесь во всех и вся и перестанете помогать своим ближним!
  — А все-таки, — прервал его Мейсон, — что же вы конкретно хотите от меня?
  Кент быстрыми шагами направился к столу:
  — Я собираюсь вывалить вам свои беды. Придите в мой дом, избавьте меня от Мэддокса и его пузатого адвоката, затем отправляйтесь в Санта-Барбару и откупитесь от моей жены.
  — Когда бы вы хотели пожениться?
  — Как можно скорее.
  — Насколько далеко я могу зайти в своих обещаниях вашей жене?
  — Пообещайте ей семьдесят пять тысяч долларов наличными.
  — В дополнение к алиментам в полторы тысячи в месяц?
  — Нет, сюда входит все.
  — Предположим, она не пожелает их взять.
  — Тогда сражайтесь… Она собирается объявить меня сумасшедшим.
  — Что заставляет вас так думать?
  — Когда я покинул Чикаго, то разгуливал во сне.
  — Это еще не означает, что вы сумасшедший.
  — Я схватил нож для разделки мяса и старался проникнуть в ее спальню.
  — Как давно это было?
  — Около года тому назад.
  — Сейчас вы вылечились? — спросил Мейсон.
  — Да, за исключением этих проклятых конвульсий и приступов нервозности.
  — Когда вы хотите, чтобы я посетил ваш дом?
  — Сегодня вечером, в восемь часов. Захватите с собой хорошего врача, чтобы он мог подтвердить мою вменяемость. Моя племянница говорит, что прочитала по звездам — это будет хороший ход.
  Мейсон медленно покачал головой.
  — Ваша племянница, — произнес он, — кажется, пользуется большим влиянием… благодаря звездам.
  — Она просто читает по ним. В уме ей не откажешь.
  — Есть ли у вас другие родственники? — поинтересовался Мейсон.
  — Да, сводный брат, Ф. Л. Риз, который живет со мной. К слову, я хочу, чтобы к нему со временем перешла вся моя собственность.
  — А как же племянница? — спросил Мейсон.
  — Моя племянница в этом не нуждается. Парень, ее жених, имеет столько денег, что их с избытком хватит на двоих. Фактически это была его идея, чтобы я составил новое завещание. Видите ли, Эдна чересчур избалована. Харрис, так зовут того, за кого она собирается замуж, вбил себе в голову, что один из путей к тому, чтобы его женитьба оказалась удачной, — воздействовать на нее, играя на струнах, которые тянутся от кошелька.
  — Предположим, она и Харрис не поладят? — продолжал допытываться Мейсон.
  — Тогда я снова переделаю завещание.
  — Может оказаться слишком поздно, — предположил Мейсон.
  Кент нахмурился и затем ответил:
  — О, я вижу, куда вы клоните. Я и сам думал об этом. Но разве нельзя оговорить условия по завещанию?
  — Да, это можно, — ответил Мейсон.
  — Тогда этим мы и займемся. Я хочу, чтобы Эллен Уорингтон, моя секретарша, получила двадцать пять тысяч долларов. Она мне предана, и я не хочу, чтобы ей пришлось искать работу после моей смерти. Затем оговорим условие, по которому весь доход будет поступать моему сводному брату до тех пор, пока Эдна будет замужем за Джеральдом Харрисом. В случае развода ей причитается половина дохода.
  — Знает ли ваш сводный брат, что вы собираетесь оставить ему всю свою собственность?
  — Да, знает.
  — Допустим, он будет разочарован, узнав, что вы внесли дополнительные условия в завещание, — не отступал Мейсон.
  — О нет. Я не намерен отдавать в его руки ничего, кроме собственности. Он плохой финансист.
  — Почему? Разве он пьет?
  — Нет-нет, дело не в этом. Он немного странный.
  — Вы имеете в виду, в психическом плане?
  — Ну, он нервный тип, всегда слишком озабочен своим здоровьем. Врач сказал, что он, как они это называют, ипохондрик.
  — Были ли у него когда-нибудь собственные деньги? — справился Мейсон.
  Кент кивнул и ответил:
  — Да, но он предпринял довольно неудачные финансовые операции и прогорел, а посему озлобился и стал придерживаться крайних взглядов. Из-за того, что ему не повезло, он склонен относиться с неприязнью к любому успеху остальных.
  — В том числе и к вашим успехам, — с улыбкой сделал вывод Мейсон.
  — В высшей степени, — последовал ответ Кента.
  — И, невзирая на это, не прочь извлечь выгоду из вашего завещания?
  — Вы просто не знаете его, — сказал Кент, улыбаясь, — у него весьма своеобразный темперамент.
  Мейсон поиграл карандашом, задумчиво и пристально взирая на Кента, и затем спросил:
  — А как насчет будущей жены?
  — Она не собирается претендовать ни на один цент, — ответил Кент. — Я хочу, чтобы вы с учетом этого составили контракт, который она должна подписать до того, как выйдет за меня замуж, и другой, на котором поставит подпись впоследствии. Это единственный способ убедиться, что она выходит за меня замуж не из-за денег. Между прочим, это ее идея. Она утверждает, что не выйдет за меня замуж, пока я не организую все так, что ей не удастся получить ни цента из моего состояния ни за счет алиментов, ни по наследству в случае моей смерти.
  Мейсон вскинул брови, а Кент засмеялся и сказал:
  — Строго между нами, адвокат, после того, как она подпишет оба контракта, по которым не сможет получить с меня денег на законном основании, я собираюсь вручить ей весьма существенную сумму наличными.
  — Понимаю, — заметил Мейсон. — А теперь о том условии в завещании: Эдна получит независимый доход, если разведется. Не приведет ли это к тому результату, которого Харрис хотел бы избежать?
  — Понимаю, что вы имеете в виду. Думаю, что сначала должен все оговорить с Харрисом. Честно говоря, Эдна всегда была для меня проблемой. Ее чуть до смерти не загоняли охотники за приданым, но я отшивал их, как только мог. Затем появился Харрис. Он сказал мне о своих намерениях с самого начала… Вы с ним вечером встретитесь. Можете растянуть дело с завещанием на несколько дней, адвокат, но незамедлительно подготовьте те контракты, о которых мы говорили, для моей будущей жены и захватите их с собой сегодня вечером. Образно говоря, это будет своего рода тест. Если она будет настаивать на отказе от всех прав на мое состояние, тогда я буду уверен, что она выходит за меня замуж по любви.
  — Понимаю, — ответил Мейсон.
  — Сможете подготовить эти контракты к сегодняшнему вечеру?
  — Думаю, что смогу.
  Кент выхватил из кармана чековую книжку, заполнил чек с той быстрой нервозностью, которая характеризовала все его действия, оторвал и протянул Мейсону, проговорив:
  — Промокните. Это задаток. — И, не сказав больше ни слова, повернулся и торопливо вышел из кабинета.
  Перри Мейсон с гримасой обратился к Делле Стрит:
  — Вот что я получил в награду за благородный порыв — попытку предотвратить убийство: дело о разводе, которых терпеть не могу, совещание с темнилой адвокатом, чьи методы презираю, и имущественный контракт, составить который в состоянии даже клерк из адвокатской конторы.
  Его секретарша сделала умиротворяющий жест рукой, взяла чек и возразила:
  — И еще чек на пять тысяч долларов в качестве задатка. Такие на деревьях не растут.
  Мейсон ухмыльнулся и ответил:
  — Ну, в одном мистеру Кенту не откажешь — в щедрости. Истинный джентльмен в этом плане. Заверь-ка этот чек в банке, пока я не передумал и не отослал нашего клиента к другому адвокату. Соедини меня с доктором Келтоном, пригласи сюда Джексона и звякни Полу Дрейку в его детективное бюро, скажи, что у меня есть для него работенка.
  — Вы собираетесь задействовать детектива? — спросила она.
  — Да, натравить его на Дорис Салли Кент, — ответил он, — и по-крупному. Когда дело доходит до переговоров об установлении размера алиментов с рэкетиром женского пола, то каждая унция информации стоит дороже, чем фунт разумных увещеваний.
  Делла Стрит пододвинула к себе список номеров телефонов с той впечатляющей неторопливостью, в которой кроется залог успеха. Перри Мейсон тем временем широкими шагами подошел к окну и застыл, задумчиво глядя вниз, на улицу. Внезапно он повернулся, рывком выдвинул ящик стола и схватил бинокль. Он поднял раму левой рукой, поднес бинокль к глазам и перевесился через подоконник.
  Делла Стрит спокойно положила трубку в разгар разговора, чтобы взять карандаш, заложенный в ее записную книжку. Мейсон, не отрывая бинокль от глаз, воскликнул:
  — 9-R-8397!
  Делла карандашом записала номер в записную книжку. Мейсон опустил бинокль и закрыл окно:
  — Успела записать, Делла?
  — Да. А что это такое?
  — Номер зеленого «Паккарда» с откидным верхом, который проследовал за нашим клиентом, Питером Б. Кентом. Водитель — женщина в голубом платье, лица не разглядел, но, судя по ногам, фигура должна быть что надо.
  Глава 3
  Перри Мейсон разговаривал с доктором Келтоном по телефону, когда Пол Дрейк открыл дверь его кабинета и произнес:
  — Делла просила меня зайти к тебе и сказала, что ты меня ожидаешь.
  Мейсон кивком указал ему на кресло и заговорил в телефон:
  — Что тебе известно о лунатизме, Джим? Тут есть дельце для тебя. Человек не знает, что он разгуливает во сне. Он очень нервный. Таскает с собой нож и шлепает босиком по всему дому… Тебе придется поехать со мной вечером и самому во всем разобраться. Слава богу, есть нас там никто не заставит. Во имя дьявола, откуда мне знать, набросится он на нас с ножом или нет. Если хочешь, можешь надеть кольчугу под ночную рубашку. Я заеду за тобой в полвосьмого… Предполагается, что ты должен обследовать его, потому что жена собирается объявить беднягу сумасшедшим… Чья жена? Его жена. Все жены начинают так считать рано или поздно… Конечно, на этом можно сорвать куш, но повремени выставлять счет, пока не увидишь племянницу… Я скажу… О’кей, подберу тебя прямо в клубе. — Мейсон бросил трубку на рычаг и широко улыбнулся Полу Дрейку.
  Долговязый сыщик соскользнул в кресло, обтянутое черной кожей, и расположился поперек его так, что ноги свешивались через один подлокотник, а поясница упиралась в другой.
  — Хм, никак лунатик? — спросил он немного нараспев.
  Мейсон кивнул и поинтересовался:
  — А ты, часом, не разгуливаешь во сне, Пол?
  — Какого черта! Нет, конечно. По твоей милости мне и спать-то почти не приходится — весь в делах. Ну, что тебе угодно на этот раз?
  — Мне нужны толковые ребята, чтобы взглянуть на некую миссис Дорис Салли Кент, проживающую где-то в Санта-Барбаре. Однако никакой слежки: она особа весьма неглупая, и я не хочу спугнуть ее раньше времени. Пусть они разнюхают о ее прошлом, разузнают о ее друзьях, финансах, морали, развлечениях, местожительстве и планах. Мне нужен также компромат на некоего Фрэнка Б. Мэддокса, изобретателя и фабриканта из Чикаго. В настоящее время он в нашем городе, так что можно особенно не осторожничать. Заодно выясни, кто владелец зеленого «Паккарда» с номерным знаком 9-R-8397.
  — Когда тебе все это нужно?
  — Чем быстрей, тем лучше.
  Дрейк сверился по своим наручным часам и сказал:
  — О’кей. В Санта-Барбаре действовать под колпаком?
  — Да. Ни в коем случае ни она, ни ее друзья не должны знать, что под них копают.
  Дрейк зевнул, выбрался из кресла, сказал:
  — Меня уже нет, — и направился к двери.
  Делла Стрит, услышав, как хлопнула дверь, вошла в кабинет.
  — Где Джексон? — спросил Мейсон.
  Она улыбнулась и ответила:
  — Пакует дорожную сумку, собираясь отчалить в Санта-Барбару на предмет выяснения истинного положения, в котором находится иск Дорис Кент против Питера Кента. Я взяла на себя смелость предугадать ход ваших мыслей и отдала ему такой приказ. Еще позвонила в гараж, чтобы заправили его автомобиль горючим, смазали, залили водой радиатор и подогнали сюда.
  Мейсон улыбнулся и произнес:
  — Славная девочка. Настанет день, когда я решусь повысить тебе зарплату и вдруг узнаю, что ты прочитала мои мысли и уже сделала это заранее. Позвони клерку в Санта-Барбаре. Пусть найдет себе помощника и по очереди с ним дежурит у телефона. — Мейсон глянул на наручные часы и добавил, как бы размышляя: — Туда около сотни миль. Джексон должен быть там меньше чем через три часа. Скажи ему, пусть позвонит мне и даст знать, что сумел выяснить.
  Глава 4
  Где-то в доме часы пробили девять. Говорил Дункан. Вот уже более пятнадцати минут он излагал позицию своего клиента. Мэддокс — мужчина с поникшими плечами, высокими скулами и привычкой рассматривать мыски своих ботинок — сидел молча. Кент нетерпеливо шевелил длинными пальцами. Справа от него пристроилась Эллен Уорингтон, секретарша, держа карандаш наготове. С последним ударом часов Дункан сделал паузу. Мейсон спросил секретаршу:
  — Что там в последнем пункте, мисс Уорингтон?
  Глядя в записную книжку, она зачитала:
  — И, принимая во внимание, что стороны к тому же желают раз и навсегда закрепить и упорядочить дела упомянутого партнерства, каждая из сторон освобождает другую от претензий любого рода, как в материальном плане, так и в части письменных обязательств, которые могут возникнуть по какой-либо причине, если кто бы то ни было из сторон…
  — Это как раз то, что я хочу уточнить, — перебил ее Дункан. — Моему клиенту достаточно отказаться только от тех претензий, которые у него есть как у партнера. Этот отказ с лихвой покроет все остальные претензии. Ведь единственная цель этого компромисса — уладить взаимоотношения партнеров в части бизнеса. Сейчас мой клиент…
  Мейсон нетерпеливо прервал его:
  — Какие претензии, не связанные с партнерством, есть у вашего клиента к Питеру Кенту?
  — Я не знаю, — вынужден был признаться Дункан.
  — Тогда отказ от каких-либо претензий вообще ему ничем не грозит.
  — Если даже у него и нет таких претензий, — с подозрением возразил Дункан, — то зачем писать «отказ от претензий вообще»?
  — Потому что я хочу выяснить все до конца, — ответил Мейсон. — Если ваш клиент имеет к Кенту претензию какого-либо другого рода, то пусть изложит ее прямо сейчас.
  — Не отвечайте! Не отвечайте! — завопил Дункан, оборачиваясь к Мэддоксу. — Позвольте говорить мне.
  Мейсон вздохнул. Дункан вынул из кармана платок, снял свои очки с двухфокусными стеклами и стал их полировать. Мейсон, вынув письмо из стопки, лежавшей на столе перед Кентом, сказал:
  — Вот письмо, подписанное Мэддоксом. Надеюсь, вы не будете отрицать, что это подпись вашего клиента. Здесь он утверждает…
  Дункан поспешно выхватил письмо, откинул голову, чтобы видеть через нижнюю половину линз, и, держа его на расстоянии вытянутой руки, прочитал, затем неохотно вернул и сказал:
  — Это письмо было написано до того, как мистер Мэддокс узнал о своих законных правах.
  Мейсон вскочил на ноги.
  — Хорошо, — ответил он. — Мне не нравится, как ведется это дело. Ваш клиент либо подпишет полный отказ, либо не получит ни цента. Если вы хотите своей казуистикой повредить ему, тогда продолжайте.
  Мэддокс поднял взгляд от мысков ботинок, сверкнув глазами, бросил короткий взгляд на Дункана, начал было что-то говорить, осекся и воззрился на своего адвоката. Лицо Дункана вспыхнуло от гнева, но он, встретив взгляд Мэддокса, сдержался и сказал только:
  — Прошу прощения, мне надо посовещаться со своим клиентом.
  Он отодвинул стул. Парочка покинула комнату. Доктор Келтон, сидевший на несколько футов позади стола, там, откуда мог следить за мимикой и поведением Кента, вынул изо рта сигару только затем, чтобы воскликнуть:
  — Ох уж эти адвокаты!
  Мейсон раздраженно произнес:
  — Это будет мне уроком: впредь не впутываться в дела, связанные с контрактами. Моя специальность — дела об убийствах. Во имя дьявола, почему у меня не хватило здравого смысла не влипнуть в это дело?
  Кента внезапно охватила судорога, начавшаяся от уголков рта и распространившаяся по всему лицу до глаз. Он поднес было руку к лицу, чтобы справиться с конвульсией, но она тоже затряслась. Затем судорога охватила все тело. Глаза доктора Келтона сузились и превратились в щелки: он вглядывался в трясущуюся фигуру. С видимым усилием Кент справился с собой. Дрожь прекратилась. Он вытащил из кармана платок и вытер лоб.
  — Не платите ему ни цента, — выговорил он, — пока не получите тот отказ, который нам нужен. Он ловкач. Он просто жадный…
  Дверь открылась. На пороге появился дворецкий и объявил:
  — Мистер Мейсон, пожалуйста, подойдите к телефону.
  Мейсон широкими шагами вышел из комнаты, сопровождаемый слугой, прошел вниз по коридору к звуконепроницаемой кабине, поднял трубку, произнес: «Алло» — и услышал голос Деллы Стрит:
  — Пол Дрейк у тебя в кабинете с отчетом из Чикаго. Джексон только что вышел на связь из Санта-Барбары. Оставайтесь на проводе после того, как поговорите с Дрейком, и я дам вам Джексона.
  Мейсон промолвил:
  — О’кей, — и услышал щелчок на коммутаторе и голос Пола Дрейка:
  — Привет, Перри! Я получил компромат на Мэддокса, вот он вкратце. Здесь под Мэддоксом земля горит. Он организовал «Мэддокс манифэкчуринг компани». По-видимому, на деньги Питера Б. Кента. Бизнес вырос почти из ничего в довольно прибыльное предприятие. Кент оставался в тени. Мэддокс, по сути дела, всем заправлял. Около двух месяцев тому назад на Мэддокса подала в суд вдова некоего Джеймса К. Фогга, которая утверждает, что это ее муж изобрел станок для обточки клапанов, которые и являются единственным видом продукции, производимой компанией Мэддокса. Это длинная история. Я изложу только ключевые моменты. Фогг умер от туберкулеза. Мэддокс подсуетился как друг, который может дать ход изобретению Фогга. Он забрал действующую модель Фогга и затем получил патенты на свое имя, основал на их основе компанию еще при жизни Фогга, не поставив того в известность. Фогг умер. Он не жил со своей женой несколько месяцев перед тем, как умереть, но после смерти мужа вдова перекопала старые бумаги и обнаружила достаточно материалов, чтобы напасть на верный след. Она провела расследование и подала в суд. Мэддокс уклонился от явки. Она получила предписание вызвать его для дачи показаний и теперь старается найти его, чтобы вручить повестку, но не знает, где он скрывается. Детективное агентство, которое я нашел, чтобы получить компромат на Мэддокса, также задействовано адвокатами миссис Фогг для его розысков на предмет вручения повестки в суд.
  — Сказал ли ты им, — спросил Мейсон, — где находится Мэддокс?
  — Нет, но хотел бы. Что, можно?
  — Еще как можно, — злорадно ответил Мейсон. — Выложи им все как на духу. Пусть они сцапают его здесь, и чем быстрее, тем лучше!
  — О’кей, — протянул Дрейк. — Есть и еще кое-что. Зеленый «Паккард» принадлежит Дорис Салли Кент из Санта-Барбары.
  Голос Деллы Стрит вклинился в разговор:
  — Один момент, шеф. У меня на проводе Джексон. Я собираюсь переключить его на вас.
  Голос Джексона, дрожащий от возбуждения, раздался в трубке:
  — Я тут попал с корабля на бал.
  — Что такое?
  — Выяснил, что предварительное решение о разводе было вынесено год тому назад, тринадцатого числа этого же месяца. Адвокатская контора «Хадсон, Рейнольд и Хант» представляла интересы миссис Кент. Хадсон был во главе. Миссис Кент отказалась от его услуг сегодня утром. Она наняла какого-то адвоката здесь, в Лос-Анджелесе.
  — Так предварительное решение было вынесено тринадцатого? — спросил Мейсон.
  — Да.
  — Ты уверен?
  — Совершенно. Я проверил все записи.
  Мейсон спросил:
  — Ты выяснил, где живет миссис Кент?
  — Да. Кабрильо-стрит, 1325а.
  — О’кей, Джексон. Вот что я хочу, чтобы ты сделал. Припаркуй свой автомобиль там, откуда сможешь наблюдать за домом миссис Кент. Следи за домом, пока я не пришлю кого-нибудь тебе на смену. Она водит зеленый «Паккард». Следуй за ней, если она куда-либо поедет, и записывай номера всех машин, которые там появятся. Я пришлю кого-нибудь сменить тебя сразу после полуночи.
  Мейсон повесил трубку и быстрыми шагами отправился обратно в библиотеку. Дункан, подозрительно стреляя глазами из-под кустистых бровей, нервно перекатывал сигару во рту.
  — Я думаю, — сказал он, — что это дело можно уладить. Мой клиент чувствует, что, многого не зная, мистер Кент распорядился некоторыми очень ценными активами компании, не посоветовавшись с ним. Патенты стоят…
  — Хватит, — прервал его Мейсон, — вы уже говорили об этом раз пять с начала совещания.
  Дункан задрал голову, чтобы с раздражением взглянуть через нижние половинки линз на Мейсона.
  — Мне не нравится ваш тон и ваши комментарии тоже, — сказал он.
  Мейсон усмехнулся и промолчал.
  — Мой клиент желает откупного в десять тысяч, если подпишет отказ от всех претензий, — мрачно добавил Дункан.
  Кент хотел было что-то сказать, но Мейсон жестом заставил его замолчать.
  — Я должен обсудить это со своим клиентом, — ответил он Дункану.
  — Очень хорошо! Вы хотите, чтобы я вас оставил?
  — Мы не сможем быстро прийти к решению. Я бы хотел оговорить все обстоятельства. Встретимся завтра вечером, в это же время.
  — Но я думал, что мы все хотим достигнуть полюбовного соглашения, — запротестовал Дункан.
  Мейсон ничего не ответил. Через минуту Дункан заметил:
  — Ну, если это окончательно, полагаю, что у меня нет альтернативы. Придется ждать.
  — Да, — отрезал Мейсон, — это окончательно.
  Дункан повернулся с напускной важностью, задержался по дороге к двери, чтобы пожелать спокойной ночи, тщетно пытаясь скрыть разочарование, затем, подталкиваемый своим клиентом, вышел в коридор и захлопнул за собой дверь. Кент сказал:
  — Будь все проклято! Мейсон, я хотел бы поскорее с этим покончить. Деньги для меня значат не так много, главное — привести дела в порядок…
  — Хорошо, — прервал его Мейсон. — Сейчас я скажу вам кое-что: Мэддокс — мошенник. Завтра мы начнем собирать материалы для подачи на него в суд за то, что он нагло ввел вас в заблуждение: он не является изобретателем и собственником станка для обточки клапанов. Его цель — выманить у вас деньги, тогда как сам он воспользовался рабочей моделью, которую похитил у настоящего изобретателя по имени Фогг. Вы сможете потребовать возмещения убытков, полной передачи предприятия в вашу собственность, после того как уладите дела со вдовой Фогга, и преспокойно вышвырнете Мэддокса и Дункана вон из вашего дома.
  — Вы говорите, что не Фрэнк изобрел этот станок?
  — Он все украл.
  — Ну, черт возьми! Я добьюсь его ареста. Упеку его в тюрьму. Пойду к нему прямо сейчас и…
  — Забудьте пока об этом, — предупредил Мейсон. — У вас нет желания все испортить, надеюсь? Миссис Фогг подала на Мэддокса в суд в Чикаго и пытается найти его, чтобы вручить повестку. Он приехал сюда в надежде вытрясти из вас все, что удастся, хапнуть наличные и сделать ноги. Если вы его сейчас спугнете, миссис Фогг, видимо, так никогда и не сможет вручить ему повестку. Держитесь тише воды ниже травы. Необходимо задержать его в вашем доме, пока его не накроют здесь по затребованию из Чикаго. Но есть и другие вещи, о которых вам следует подумать. Ваша прежняя жена дала по шапке своим адвокатам в Санта-Барбаре и нашла кого-то здесь, в Лос-Анджелесе. Пройдет какое-то время, пока адвокаты здесь, в Лос-Анджелесе, не разберутся, что к чему. А предварительное решение о разводе было принято в Санта-Барбаре, начиная с этого дня ровно год тому назад. Завтра утром я могу прогуляться в суд, если, конечно, успею до ее адвокатов, и получу окончательное решение о разводе. Как только оно окажется у меня на руках, вы вправе жениться снова.
  — Но разве этому не предшествуют три дня на размышление?
  — В этом штате — да, но не в Аризоне. Я собираюсь получить за вашей подписью необходимые документы для окончательного решения о разводе. Суд, конечно, в этом не откажет. Вы и мисс Мейс тем временем вылетите в Юму и будете ждать моего звонка о том, что получено окончательное решение о разводе. Затем ноги в руки — и оформляйте новый брак. Тогда все будет на законном основании.
  — К чему такая спешка? Разве нельзя немного обождать и дать мисс Мейс время на сборы и…
  — Неужели вы не видите, — воскликнул Мейсон, — что в ту самую минуту, как бывшая миссис Кент подаст свои бумаги, ни о какой женитьбе не может быть и речи, пока не закончится новая тяжба! Но если вы ее опередите и получите окончательное решение о разводе, а затем женитесь вновь, то будете неуязвимы.
  Кент сорвался с места и бросился к двери:
  — Скорее, Эллен! Вы должны еще успеть заказать билеты на самолет.
  Вместе они покинули комнату. Мейсон повернулся к доктору Келтону:
  — Ну, Джим, что ты думаешь о нем?
  Тот в раздумье затянулся сигарой, прежде чем вынуть ее изо рта, и только потом ответил:
  — Перри, разрази меня гром, если знаю. Тот трюк, что он выкинул, чистейшей воды симуляция.
  — Ты имеешь в виду эти конвульсии?
  — Вот именно.
  — Тогда это не симптомы какого-то нервного расстройства.
  — Нет. Непроизвольное, повторяющееся сокращение мускулов представляет собой болезнь, известную под названием «Тик». Включая различные формы невралгии, связанные с изменениями в нервной системе, тик сам по себе не вызывает боли. Но у него не тик. Понаблюдай за ним повнимательнее. Готов поклясться, что он притворяется.
  — Но почему? — недоумевал адвокат. — Какой смысл Кенту изображать серьезное нервное расстройство? Он же борется с попытками жены объявить его невменяемым. Он же пытается доказать, что психически совершенно здоров. Именно поэтому он и заставил меня притащить сюда и тебя.
  Доктор Келтон покачал головой:
  — Так это он предложил тебе захватить врача, чтобы тот его осмотрел?
  — Да. Думаю, что племянница тоже приложила к этому руку, но в основном предложение исходило от него.
  — Он заставил тебя прихватить меня с собой, — медленно произнес доктор Келтон, — чтобы разыграть этот спектакль специально для меня. Как и большинство дилетантов, он явно преувеличивает свои возможности в том, что может одурачить врача. Этот финт мог бы пройти с терапевтом, и тот мог бы поставить ошибочный диагноз, но психиатра такими конвульсиями провести нельзя.
  — Тогда чего он этим добивается? — спросил Мейсон.
  Келтон пожал плечами.
  — А как насчет лунатизма? Есть ли какие-нибудь признаки?
  — Ты имеешь в виду, можно ли это определить? Как симптом его умственного расстройства?
  — Да.
  — Нет, лунатизм, как правило, — следствие эмоционального торможения, своеобразного воздействия мыслей на личность. Это не признак психического расстройства. Скорее это сродни некоему индивидуальному гипнозу, проявление подсознательного поведения.
  — Правда ли, что лунатики наиболее активны в полнолуние?
  — Да, правда.
  — Почему?
  — Если честно, Перри, нам это неизвестно.
  — Ну, — ухмыляясь, ответил Мейсон, — для меня это что-то новое. Клиент нанимает меня, чтобы доказать, что он в здравом рассудке, а затем разыгрывает сцену, чтобы убедить в обратном.
  Доктор Келтон вынул изо рта сигару и сухо закончил:
  — Не говоря уже о том, что приобрел весьма приятную привычку во время прогулок во сне по дому таскать с собой нож для разделки мяса.
  Глава 5
  Люсилл Мейс была длинноногой, с тонкой талией и высокого роста. Она встретила одобряющий взгляд Мейсона с подкупающей прямотой.
  — Я просто медсестра, — заявила она. — Мистер Кент старше меня на двадцать лет. Естественно, люди думают, что я выхожу за него замуж из-за денег. Но это не так. Я просто хочу уверить вас, что готова подписать что угодно, лишь бы его защитить.
  Мейсон кивнул.
  — Благодарю, — ответил он. — Рад, что представился шанс для подобного разговора. Между прочим, вы когда-либо говорили об этом с мистером Ризом?
  Она засмеялась и ответила:
  — Нет, мистер Риз недолюбливает меня. Он ипохондрик и не любит людей, которые ему не сочувствуют. Харрис, это богатый жених Эдны, тот ему все время поддакивает. Например, как раз сегодня вечером Риз пожаловался на сквозняки в своей комнате, и Харрис поспешил обнадежить его, что все сделает, чтобы они поменялись комнатами с Мэддоксом. Мистеру Кенту не понравится, когда он узнает об этом. Я неоднократно объясняла ему, что он не должен принимать близко к сердцу любую блажь Риза.
  — Разве Кент не знает еще об этом? — поинтересовался Мейсон.
  — Нет. Это случилось сразу после обеда. Питер говорил по телефону. Остальные были здесь и…
  Дверь отворилась, Кент влетел в комнату и, чтобы притормозить, обхватил Люсилл Мейс за талию.
  — Если мы пройдем в солярий, — предложил он, — то как раз успеем пропустить по рюмочке. Харрис обычно там составляет свои знаменитые коктейли.
  Люсилл Мейс кивнула в знак согласия, но ее глаза были все еще устремлены на Мейсона.
  — Очень хорошо, — отозвалась она, — мне просто хотелось объяснить вам свою позицию, мистер Мейсон.
  Мейсон также кивнул и обратился к Кенту:
  — Я хочу все подготовить вам на подпись, так чтобы можно было получить окончательное решение. Также мне надо отправить кого-нибудь в Санта-Барбару, чтобы сменить своего человека. Он там ведет наблюдение за Дорис Кент.
  Питер Кент указал на дверь, которая вела в примыкающую комнату и откуда доносились звуки смеха.
  — Хочу представить вас своей племяннице, — сказал он. — А также Джерри Харрису, который тоже там. Он тот самый молодой человек, с которым она помолвлена, и охотно сделает все, что в его силах, чтобы помочь вам.
  Мейсон кивнул в знак согласия, и они прошли в комнату, в одном конце которой был устроен бар. За стойкой ухмыляющийся молодой гигант в рубашке, без пиджака смешивал коктейли. Эдна Хаммер стояла, поставив ногу на медный прут, проходящий внизу, и спрашивала:
  — А так ли это заманчиво, как выглядит?
  Возле другого конца бара Эллен Уорингтон, секретарша Питера Кента, играла соломинкой в бокале. В ее глазах светились искорки неприкрытого веселья.
  — Нет, — произнес мужчина за стойкой, — внешний вид коктейля часто бывает обманчив. Если мы собираемся довести коктейли до кондиции, то… — Он замолчал, как только заметил Перри Мейсона.
  Кент повернулся к гостю:
  — Позвольте представить, адвокат Перри Мейсон… а это моя племянница Эдна Хаммер и Джерри Харрис. С мисс Уорингтон вы уже знакомы. Верю, что Джерри почти закончил готовить один из своих знаменитых коктейлей.
  Эдна Хаммер вышла из-за бара, чтобы подать руку Перри Мейсону.
  — Я столько слышала о вас! — воскликнула она. — Какое счастье! Дядя говорил, что собирается проконсультироваться с вами, и я так надеялась на то, что представится шанс встретиться лично.
  Мейсон ответил:
  — Если бы я знал, что у вашего дяди такая прекрасная племянница, то настоял бы на выпивке гораздо раньше этого вечера.
  — Ничего еще не потеряно, — вставил Харрис. — Вы как раз вовремя, чтобы отведать один из моих фирменных коктейлей.
  Кент прошествовал к концу бара и постучал костяшками пальцев по красному дереву, словно находился на собрании директоров и призывал собравшихся к порядку.
  — Ребята, — объявил он, — создалась нешуточная ситуация. Давайте на минуту не будем ломать комедию. Мне нужна ваша помощь.
  Улыбки тут же исчезли с лиц.
  — Я собираюсь жениться. — Питер Кент начал с самого главного. — Сегодня ночью или, точнее, рано утром.
  Харрис разразился было аплодисментами, но, поймав удивленное выражение на лице Кента, опустил руки.
  — Вы знаете, — продолжил Кент, — у меня нет никаких секретов от любого, кто присутствует в этой комнате. Вы все мои друзья. Знаю, что могу положиться на вас. Поэтому и хочу выложить карты на стол. Мистеру Мейсону нужна некоторая помощь. Он хочет, чтобы кто-нибудь был отправлен в Санта-Барбару прямо сейчас.
  — Можете рассчитывать на меня, — заявил Харрис, поднимая руку, — волонтер номер один.
  Кент, поблагодарив его кивком, между тем не останавливался:
  — Ситуация такова. Всем известная Дорис, чей характер в комментариях не нуждается, собирается начать новую тяжбу, которая воспрепятствует моей женитьбе. Однако в связи со сменой адвокатов ее иск пока откладывается. Если мистер Мейсон сможет получить окончательное решение суда завтра утром в Санта-Барбаре, прежде чем кто-либо успеет вмешаться, Люсилл и я сможем улететь в Юму, штат Аризона, и там пожениться.
  Харрис потянулся за своим пальто.
  — Если вы хотите, чтобы кто-нибудь отвез вас в Санта-Барбару, — предложил он, — то мой «Роллс-Ройс» стоит перед домом и полностью к вашим услугам. Он доставит вас туда меньше чем за пару часов. Такое случалось и раньше.
  Мейсон поспешил пояснить:
  — Я не хочу ехать сам. У меня там помощник, которому я полностью доверяю. Я намерен отправить ему хорошего стенографиста, чтобы в темпе сделать несколько сообщений в случае необходимости. Мне также нужен кто-то, знающий Дорис Кент в лицо, чтобы продолжать наблюдение за ее резиденцией и дать мне знать, как только она войдет туда или выйдет. Тогда я смогу задействовать детективов-профессионалов. Тому, кто знает ее лично, достаточно будет ткнуть в нее пальцем, а остальное можно будет предоставить опытным сыщикам.
  — Я знаю ее, — заметил Харрис. — Эдна представила меня ей месяц назад. — Он повернулся к Эдне Хаммер и предложил: — Двинули, Эдна, это обещает быть забавным.
  Эдна Хаммер смешалась, взглянула на Эллен Уорингтон, и Питер Кент, поняв значение этого взгляда, дал добро на поездку:
  — Поезжайте, девочки, обе. Я пока обойдусь без Эллен. У нее есть опыт настоящей стенографистки, и она может оказаться полезной.
  Мейсон кратко поблагодарил всех.
  — Похоже, все дырки заткнули, — напоследок заметил он, затем направился к телефону, позвонил в офис и сказал Делле Стрит: — Приготовь все необходимое для окончательного решения суда по делу о разводе Кента. Предварительное разрешение на развод было вынесено в Санта-Барбаре год назад тринадцатого числа. Оно было вынесено в тот же самый день, когда рассматривалось.
  — Я уже все сделала, — холодно ответила Делла. — Все готово, включая и постановление суда, которое можно будет представить судье на подпись.
  — Что, снова прочла мои мысли? — спросил он.
  — Пора уже не удивляться, — обронила она в ответ. — Сами заедете за материалом или вам подвезти?
  — Где Пол Дрейк?
  — Его нет, он вышел. Он весь вечер то заходит, то выходит.
  — Есть у него что-нибудь новенькое?
  — Я так не думаю.
  — Бери кеб, — приказал Мейсон, — и кати сюда!
  К тому времени как Мейсон повесил трубку, Эллен Уорингтон по дополнительному телефону, который был подключен к розетке в баре, уже звонила в аэропорт.
  — Есть пилот, — сообщила она наконец, — который может обеспечить полет на двухмоторном самолете, но он желает дождаться, когда рассветет, и тогда сможет вылететь. Заявляет, что если вылетит с рассветом, то доставит вас в Юму в семь тридцать утра.
  Кент вопросительно глянул на Мейсона. Адвокат кивнул в знак согласия.
  — О’кей, — согласился Кент. — Фрахтуйте самолет.
  Почти тут же его начало трясти; конвульсии охватили руки, ноги и даже лицо. Он повернулся к ним спиной, чтобы скрыть припадок.
  Эллен Уорингтон произнесла холодно-деловым тоном в трубку:
  — Хорошо, мы согласны. Готовьте самолет к рассвету.
  Дворецкий открыл дверь и сообщил:
  — Мистер Пизли пришел, мисс Уорингтон.
  Кент резко вышел из своего судорожного состояния.
  — Смотрите же, — предупредил он, оборачиваясь к ним лицом, — ни слова об этом Бобу Пизли.
  — А вообще-то, — заметила Эллен Уорингтон, — разве это так уж необходимо — ехать и мне…
  — Я хочу, чтобы ты поехала, — вмешалась Эдна Хаммер. — В конце концов, это путешествие не больше чем на ночь.
  — Скажите Пизли, — распорядился Кент, — что выполняете для меня поручение, связанное с делами, но не говорите при этом, куда отправляетесь и на сколько. Скажите ему, что сегодня ночью ему придется обойтись без вас.
  — А еще не говорите, с кем отправляетесь, — смеясь, добавил Харрис, — а то он меня еще ножом пырнет.
  Эллен Уорингтон приказала дворецкому:
  — Впустите мистера Пизли!
  — Ну, — вздохнул Харрис, — раз уже мне предстоит вести машину, то придется быть трезвым как стеклышко, но это вовсе не причина, чтобы вам, ребята, не отведать один из моих знаменитых коктейлей, тем более на посошок.
  Дверь открылась. Молодой, лет двадцати пяти, мужчина с сутулыми плечами отвесил довольно небрежный общий поклон, затем произнес:
  — Добрый вечер, — и сразу же обратил глаза на Эллен Уорингтон.
  Она сделала движение в его сторону:
  — Мистер Мейсон, мистер Пизли.
  — Перри Мейсон! — воскликнул Пизли. — Тот самый адвокат!
  — Собственной персоной, — подтвердил Мейсон, обмениваясь с ним рукопожатием, — и в придачу один из знаменитых коктейлей вашего достопочтенного современника Джерри Харриса и, предположительно, лучшего буфетчика эры, начавшейся после отмены «сухого закона».
  Кент приблизился к Пизли:
  — Я огорчен, Боб, но вам придется извинить Эллен за этот вечер. Она будет очень занята.
  Пизли сделал попытку улыбнуться:
  — Все нормально. Я только зашел на минутку. Между прочим, мне завтра предстоит трудный день в конторе. И я всего лишь хотел переговорить с Эллен. — Его глаза многозначительно остановились на секретарше.
  — Прошу нас простить, — весело откликнулась она. — Оставьте для меня коктейль, Джерри Харрис.
  Девушка кивнула Бобу Пизли, и они покинули комнату. У Эдны Хаммер вырвался глубокий вздох облегчения.
  — Терпеть не могу ревнивцев, — обронила она. — Ты заметил, как он посмотрел на тебя, Джерри?
  — Кто я? — фыркнул Харрис, заливая в миксер ингредиенты для коктейля. — Можно подумать, что я донжуан из Голливуда.
  В голосе Эдны Хаммер прозвучали лукавые нотки:
  — А действительно, кто ты, Джерри?
  — Будь я проклят, если знаю, — ответил он, ухмыльнувшись. — Трудно выигрывать у всех соперников, но я пытаюсь изо всех сил.
  Люсилл Мейс, которая вполголоса разговаривала с Питером Кентом, внезапно рассмеялась и заметила:
  — И я готова держать пари, что у тебя это получается.
  — Еще бы, — хмыкнул он. — А то как же? Для меня это единственный способ удержаться на ногах. Видите ли, это вполне естественно для женщин — желать того мужчину, которого и все остальные женщины желают. Следовательно, заставляя всех женщин желать меня, я могу заставить стремиться ко мне и ту женщину, которую желаю сам. В противном случае, если меня не желают все женщины, то и ни одна из них не обратит на меня внимания.
  — А что, если не так? — возразила, смеясь, Люсилл Мейс.
  — Нет, — отрезал Джерри, — только так, и не иначе. — И затем, повернувшись к Эдне Хаммер, дерзко осведомился: — Ты с этим согласна, любимая?
  Та рассмеялась в ответ и заявила:
  — Со мной пока это проходит, но учти, когда я запущу в тебя свои коготочки поглубже, считай, что на тебе мое клеймо. Если увижу, как возле тебя увивается другая, я пырну ее ножом.
  Харрис, осторожно смешивая в миксере последние ингредиенты коктейля, отметил:
  — Дорогая, еще пара коктейлей, и ты станешь мыслить более либерально.
  На что Эдна отозвалась:
  — Пошевеливайся, Джерри. Мистер Мейсон — сама галантность и любезность, но я вижу, что его одолевают глубокие мысли… Знак Льва — ничего не попишешь.
  — А я разве не Лев? — спросил Джерри. — Меня тоже обуревают глубокие мысли.
  — Ты, — ответила Эдна внезапно серьезным тоном, а в ее глазах вспыхнул торжественный огонь, — ты Бык, и мне это нравится.
  Глава 6
  Перри Мейсон, облаченный в пижаму, стоял у окна спальни, глядя вниз, на небольшой дворик, залитый лунным светом. Большой дом, выстроенный дугой так, что походил по форме на букву «U», был окружен вымощенным плитами двором и с запада огорожен толстой стеной из необожженного кирпича высотой в двенадцать футов.
  Доктор Келтон, погрузивший свое огромное тело в одну из двуспальных кроватей, потер глаза и зевнул. Мейсон обозревал кусты живой изгороди, отбрасывавшие черные тени, фонтан, брызги которого, казалось, походили на жидкое золото в эту темную ночь, тенистые беседки, обтянутые материей навесы, зонтики от солнца и хаотично расставленные садовые столики.
  — Восхитительное место! — вырвалось у адвоката.
  Доктор Келтон снова зевнул и пробурчал:
  — Не хотел бы, чтобы этот дом всучили мне в качестве подарка. Слишком большой и излишне массивный. Особняк — это особняк. Бунгало — это бунгало. А это напоминает отель, выстроенный вокруг экстравагантного дворика. Меня это, честно говоря, не впечатляет и кажется несуразным.
  — Я отношу это, — повернулся к нему Мейсон, — за счет того, что ты провел здесь не слишком приятный вечер.
  — Попал в точку, и я до сих пор не пойму, какого дьявола не двинул домой после того, как осмотрел Кента.
  — Ты забыл, что собирался встать с рассветом, чтобы понаблюдать за отбытием брачной парочки.
  Келтон энергично замотал головой в знак протеста:
  — Нет уж, только не я. Я слишком долго занимаюсь медицинской практикой, чтобы в полной мере ценить возможность хорошо выспаться тогда, когда мне это удается. Я не стану вскакивать спозаранку ради какой бы то ни было брачной парочки, отбывающей затем, чтобы пожениться в аэроплане.
  — Не будь таким пессимистом, — запротестовал Мейсон. — Подойди и взгляни на этот дворик в лунном свете, Джим. Разве это не прекрасно?
  Доктор Келтон поворочался в кровати под аккомпанемент матрасных пружин.
  — Верю тебе на слово, Перри. Лично я не в восторге от этого места. Мне станет намного легче, когда я выберусь отсюда.
  — Беспокоишься, как бы кто-нибудь не всадил нож под ребра? — подковырнул Мейсон.
  Доктор Келтон, занятый очередным внушительным зевком, взмолился:
  — Ради бога, гаси свет и отправляйся в кровать. После того как я послушал, как вы, двое адвокатов, собачитесь друг с другом, меня так и клонит в сон от скуки. Я… — Его прервал слабый скребущий звук в филенку двери. Келтон сел, резко выпрямившись, и спросил тихим голосом: — Что это?
  Мейсон, прижав палец к губам, призвал его соблюдать тишину. Спустя минуту тот же самый скребущий звук повторился.
  — Звучит так, — прошептал Мейсон, усмехаясь, — словно кто-то с ножом для разделки мяса стоит прямо под нашей дверью, Джим. — Он приоткрыл дверь на дюйм или два и не смог сдержать удивления. — Вы! — воскликнул он.
  — Ну же, впустите меня, — потребовала Эдна Хаммер хриплым шепотом.
  Мейсон открыл дверь, и та, почти в неглиже, крадучись проскользнула в комнату и повернула ключ в замке.
  — Хотелось бы мне знать, — запротестовал доктор Келтон, — что все это значит.
  — А я думал, — заметил Мейсон, — что вы отправились в Санта-Барбару.
  — Не глупите. Как я могла поехать? И бросить дядю Питера, который разгуливает во сне, а это одна из тех ночей, когда светит полная луна?
  — Почему же вы раньше об этом не сказали?
  — Потому что оказалась меж двух огней. Вы и дядя Питер хотели отправить туда Эллен Уорингтон, чтобы она могла оказать помощь вашему ассистенту. Естественно, она не поедет, если не поеду и я. Я могла все это объяснить, но тут объявился Боб Пизли, и если он заподозрит, что Эллен Уорингтон собирается отправиться туда одна, вернее, на пару с Джерри, то… Короче, он просто прикончил бы Джерри, и на этом все бы и кончилось.
  — Но я не понимаю, почему вы не могли сказать честно, что не собираетесь ехать? — спросил Мейсон.
  — Я не хотела, чтобы дядя что-то заподозрил. Он сразу бы понял, что дело нечисто.
  — И что вы сделали?
  — Я пошла к автомобилю и выложила все начистоту Джерри и Эллен. Они восприняли все как надо сразу же, как только уловили, что к чему.
  Доктор Келтон съязвил:
  — И по этой причине вы оба, в одних пижамах, должны ночью собираться в моей спальне для совещания?
  Эдна взглянула на него, засмеялась и поспешила успокоить:
  — Не пугайтесь. Я не кусаюсь. Я хочу, чтобы мистер Мейсон поприсутствовал рядом, пока я буду запирать дверь дяди Питера и встроенный буфет.
  — А почему вы не можете сделать это одна?
  — Потому что, если что-то произойдет, я хочу, чтобы вы были моим свидетелем.
  — Свидетель не мое амплуа, — улыбнулся Мейсон. — Вот доктор Келтон — другое дело! Выбирайся, Джим, и помоги девушке запереть замки.
  Келтон буркнул низким голосом:
  — Знаешь что, Мейсон, катись к дьяволу и дай мне поспать.
  — Я не захватил с собой халата, — заметил Мейсон, — или я должен разгуливать по дому в пижаме и шлепанцах?
  — Разумеется, — последовал ответ, — все давно в кроватях.
  — Раз это устраивает вас, то меня тем более, — согласился Мейсон. — Пойдемте.
  Девушка открыла дверь, выглянула и осторожно посмотрела по сторонам. Бесшумно ступая, направилась впереди адвоката к двери дядиной спальни. Встав на колени перед замочной скважиной, Эдна мягко вставила ключ, стараясь не произвести шума, затем медленно повернула его, пока замок, щелкнув, не закрылся. Кивком поманила Мейсона и перебежала дальше по направлению к лестнице. Поднявшись по ступенькам на самый верх, прошептала:
  — Я хорошенько смазала замок, чтобы он легко закрывался.
  — Разве у вашего дяди нет ключа? — поинтересовался адвокат.
  — Есть, но он вряд ли во сне вынет ключи из кармана и откроет замок. Вам известно, что лунатики на это не способны?
  — А как дела обстоят с буфетом?
  — Ключ от этого ящика только у меня.
  Эдна вынула маленький фонарик, посветила на встроенный буфет и вставила ключ в верхний ящик.
  — Нож для разделки мяса здесь? — спросил Мейсон.
  Она кивнула и, повернув ключ, со щелчком закрыла замок.
  — Я так рада, что вы пришли к нам этим вечером, — поделилась она, — и все расставили по своим местам. Дяде уже лучше. Я почти уверена, что он будет крепко спать ночью, а не заниматься лунатизмом.
  — Ну, — ответил Мейсон, — на всякий случай я закрою дверь своей спальни.
  Она перехватила его руку и объявила:
  — Не пугайте меня, а то я доведу до шока вашего друга доктора тем, что останусь на ночь в вашей комнате.
  Мейсон рассмеялся, проводил ее вниз по лестнице, помедлил возле двери своей комнаты, повернул ручку, усмехнулся и заметил:
  — Джим меня уже опередил. Он запер дверь сразу, как только мы ушли.
  — Возможно, — хихикнула она, — он испугался, что я явилась к вам, тоже разгуливая во сне.
  Мейсон постучал в филенку, и чуть погодя половицы заскрипели под тяжестью огромного тела, шаркающего шлепанцами по полу. Затем щеколда отодвинулась, и дверь открылась. Эдна, оттолкнув Мейсона в сторону, просунула в дверь голову и во весь голос рявкнула:
  — Ку-ку!
  Спустя какой-то миг пружины матраца Келтона жалобно и пронзительно взвизгнули. Перри Мейсон проследовал за Эдной Хаммер в комнату. Она уже нависала над кроватью.
  — Вы что, — вопрошала она доктора Келтона, — тоже разгуливаете во сне?
  — Кто? Я? — отбивался Келтон, пытаясь изобразить улыбку. — Вряд ли. Я так храплю, что все лунатики, к чертовой матери, просыпаются.
  — Как мило! — воскликнула она. — Из вас бы такой лунатик получился! Представьте себе, вы ведь можете разгуливать в сплошном тумане, издавая предупредительные сигналы, чтобы ни на кого не налететь. — Она повернулась со смехом и, скользнув кончиками пальцев по рукаву пижамы Мейсона, закончила: — Премного благодарна. Вы мне так помогли. — И легко выскользнула из комнаты.
  Джим Келтон издал тяжкий вздох:
  — Запри эту дверь, Перри, и, бога ради, не открывай! Эта женщина явно бродит по ночам.
  Глава 7
  Маленький будильник звонком прорезал наполненную храпом комнату. Мейсон потянулся, выключил звонок. Доктор Келтон прервал на несколько секунд храп. Мейсон вылез из кровати и оделся, затем открыл дверь и вышел в коридор. Эдна Хаммер стояла в нескольких футах от его двери. Она была в халате. Аромат свежеприготовленного кофе наполнял коридор.
  — Что вы здесь делаете? — спросил Мейсон.
  — Я прокралась сюда, чтобы сообщить, что уже открыла дядину дверь, и попросить вас контрабандой доставить мне чашечку кофе.
  — Почему бы вам не позвонить дворецкому и не распорядиться, чтобы вам принесли кофе в комнату?
  — Нет, этого сделать я не осмелюсь, никто не должен знать, что я не отправилась в Санта-Барбару. Дядя Питер придет в ярость, если я что-то сделаю через его голову. И не следует забывать про Эллен.
  Мейсон кивнул.
  — Какая ваша комната? — спросил он.
  — В северном крыле, на этаже, который вровень с кирпичной стеной. Окна выходят на внутренний дворик.
  — Все исполню по мере сил, — пообещал он. — А ваш дядя встал?
  — Еще бы, вот уже с полчаса суетится и собирает вещи.
  Забренчала ручка двери, и Эдна Хаммер, издав приглушенный вскрик от испуга, поспешно скрылась, шурша шелковым халатом. Мейсон направился в сторону лестницы. Питер Кент, свежевыбритый, открыл дверь, вышел в холл и, увидев Мейсона, улыбнулся:
  — Доброе утро, адвокат. Надеюсь, спали хорошо. Как любезно с вашей стороны, что вы встали, чтобы нас проводить.
  — Я всегда встаю рано, чтобы увидеть, как мои клиенты женятся, — ответил Мейсон со смехом, — но сейчас, похоже, все смахивает на то, что я окажусь в гордом одиночестве. Доктор Келтон спит без задних ног и наотрез отказался вставать спозаранку.
  Питер Кент взглянул на часы.
  — Пять часов, — отметил он задумчиво. — Солнце встанет около шести. Мы должны быть на взлетном поле в пять сорок пять. Еще есть время для того, чтобы перекусить, но только если наспех.
  Он проводил Мейсона вниз по лестнице в большую гостиную, где дворецкий уже разжег бодрый огонь в камине и накрыл перед ним столик.
  Люсилл Мейс поспешила навстречу Питеру Кенту с сияющими глазами.
  — Как ты спал? — заботливо осведомилась она.
  Кент встретился с ней взглядом.
  — На удивление, — был его ответ. — Адвокат Мейсон излучает уверенность. Жаль, что я не советовался с ним раньше.
  Мейсон одарил Люсилл Мейс ответной улыбкой. Они устроились за столиком и поспешно позавтракали. Пока Кент поднимался по лестнице, Мейсон налил себе еще чашку кофе, положил сахар, добавил сливки и направился к двери, делая вид, что собирается выйти во дворик.
  Там он выждал, пока остальные не покинули комнату, затем быстро направился вниз по длинному коридору. Эдна Хаммер ожидала его возле открытой двери своей комнаты. Мейсон передал ей чашку кофе и прошептал:
  — Вы ничего не сказали насчет сахара и сливок, и я добавил их, на свой страх и риск.
  — Не важно, лишь бы он был горячим, — ответила она. — Боже, я в таком напряжении!
  — Веселее, — подбодрил ее адвокат. — Еще немного, и все будет в порядке. До десяти часов, а то и раньше, нам сообщат.
  Она приняла кофе, поблагодарила его улыбкой, проскользнула в свою комнату и закрыла дверь. Мейсон вернулся в гостиную. Дворецкий, убиравший со столика, поинтересовался:
  — А где ваша чашечка с блюдцем, сэр?
  Мейсон недоуменно пожал плечами:
  — Куда-то поставил… — Он обвел комнату взглядом. — И не припомню где. Не беспокойтесь, найдутся! Я разглядывал картины в коридоре, а затем немного прогулялся по дворику.
  — Хорошо, сэр! — кивнул дворецкий.
  — Как вас зовут? — спросил Мейсон.
  — Артур… Артур Каултер.
  — Вы также выполняете обязанности шофера?
  — Да, сэр.
  — Какая машина у вашего хозяина?
  — «Паккард»-седан и «Форд»-кабриолет. На это утро у меня распоряжение подготовить седан. Помнится, хозяин сказал, что вы сядете за руль.
  — Верно! Так что, пожалуй, вам следует поторопиться, Артур!
  Дворецкий исчез неслышно, как и подобает хорошо вышколенному слуге. Моментом позже в дверях появился Кент в пальто и с чемоданом в руке и обратился к адвокату:
  — Вам бы лучше тоже надеть пальто, мистер Мейсон.
  — Оно в холле, — вспомнил тот.
  Он прошел в приемную и нашел свои пальто и шляпу. Почти сразу же к ним присоединилась Люсилл Мейс. Кент открыл дверь. Послышался шум работающего автомобильного мотора. Лучи фар скользнули по изгибу подъездной дорожки. Сверкающий «Паккард»-седан бесшумно подкатил и остановился. Каултер вылез с переднего сиденья, открыл дверцы и положил в салон машины две дорожные сумки. Мейсон уселся за руль, засмеялся и заметил:
  — Маловато зрителей! Я чувствую себя как свадебный распорядитель.
  — Вы, — поправил его Кент, — скорее походите на Купидона.
  — Для меня и эта роль в новинку, — фыркнул Мейсон, — но я в нее вживусь. — Он включил зажигание, и автомобиль мягко тронулся, затем добавил: — Давайте еще раз все оговорим, чтобы действовать наверняка.
  Кент откинул спинку сиденья, уселся и подался вперед, так что его голова оказалась в нескольких дюймах от плеча Мейсона.
  — Я должен прямиком отправиться в здание суда в Юме, — спросил он, — верно?
  Мейсон кивнул и несколько секунд занимался переключением передач. Затем повторил инструктаж, не отрывая взгляда от дороги:
  — Верно. Отловите оператора на коммутаторе, если там есть таковой, а если нет — найдите того, кто там у них отвечает на телефонные звонки. Объясните, что ожидаете важного звонка, — и все организуйте так, чтобы вас подозвали без промедления. Я свяжусь с вами сразу же, как только будет вынесено окончательное решение о разводе. После этого можете обосноваться в отеле «Уинслоу» в Юме. Ждите там. Если ничего не услышите обо мне до шести вечера, можете начать медовый месяц, но дайте мне знать, где я могу вас найти.
  — Вы собираетесь преследовать Мэддокса по закону? — спросил Кент.
  На скулах Мейсона заходили желваки.
  — Я собираюсь прогнать этого парня сквозь строй, — пообещал он, — но, думаю, следует начать с Чикаго. Материалы на него находятся в том судебном округе.
  — Вы дадите ему понять, что ни о каких компромиссах не может быть и речи?
  — Предоставьте Мэддокса мне, — мрачно проговорил Мейсон, выжимая до пола акселератор.
  Глава 8
  Перри Мейсон легонько постучал в дверь спальни Эдны Хаммер. Она открыла ему и спросила:
  — Ну как, оставили наших молодоженов?
  — Если не на седьмом, так уж в небе-то точно, — ответил он, усмехаясь. — Надеюсь, что вы за это не выставите меня отсюда.
  — Входите и выкладывайте все до мельчайших деталей. Учтите, я женщина, а для нас замужество значит очень многое, и я просто сгораю от любопытства.
  Мейсон уселся, улыбнулся и начал:
  — Мы отправились в аэропорт. Пилот со шлемом, висевшим на руке, подошел и представился. Дверца кабины была открыта. Моторы запущены. Ваш дядя и мисс Мейс вошли в самолет. Мы обменялись расхожими шуточками. Мисс Мейс подарила мне воздушный поцелуй. Пилот забрался в кабину, прогнал самолет к взлетной полосе, развернулся, проверил сначала один мотор, потом другой, вырулил по ветру и взлетел. Солнце только что вставало. Холмы за Барбэнком казались удивительно голубыми и… Да, чуть не забыл: служба погоды обещает хорошую видимость, мягкий ветер, почти не ограниченный потолок и хорошие полетные условия на всем пути до Юмы.
  — Эх вы, напрочь лишенные романтики адвокаты! — воскликнула она.
  — А вы чем тут занимались? — спросил Мейсон.
  — Просто умирала с голоду, — пришел ответ. — Сразу, как только вы, ребята, отчалили, вызвала по телефону такси, чтобы оно ожидало меня за углом. Затем выбралась через черный ход, приказала отвезти меня в Голливуд, где наспех перекусила. Потом вернулась в такси домой и объявила во всеуслышание, что приехала автобусом из Санта-Барбары и голодна как волк. Я распорядилась насчет завтрака. Через несколько минут он будет готов.
  — Дворецкий, — предупредил Мейсон, — справлялся насчет чашки с кофе. Я оставил ее у вас, а он это заметил.
  Девушка насупилась:
  — Чашка здесь, в комнате. Я захвачу ее в патио и оставлю на одном из столиков. Возможно, нам лучше прямо сейчас и отправиться. — Она взяла чашку и блюдечко с комода. — Что до меня, то я и впрямь ощущаю себя преступницей. Неужели все адвокаты в состоянии делать людей так восхитительно обманчивыми?
  — Боюсь, что вы вряд ли вправе упрекнуть своего поверенного за вашу склонность к интригам… после того как прочитали по звездам и внушили дяде, что он должен обратиться к адвокату, чье имя состоит из шести букв и созвучно камню или еще чему-то в этом роде.
  Она восхищенно захихикала:
  — Не знаю, что бы я делала без астрологии. Самое смешное — это то, что мой дядя утверждает, что во все это не верит.
  — А вы сами верите? — осведомился Мейсон.
  — Почему бы и нет!
  Адвокат пожал плечами.
  Солнце проникло на патио. Эдна Хаммер уселась на одно из кресел-качалок, поставила чашку и блюдце на кофейный столик, критически осмотрелась и заметила:
  — Похоже, здесь они смотрятся не слишком убедительно.
  — Почему же, — возразил Мейсон, — просто ваш дворецкий излишне подозрителен… А сейчас, когда ваш дядя уехал, какое это может иметь значение?
  — Имеет, да еще какое! — ответила она. — Я не могу подставить Эллен Уорингтон. Вы не знаете Боба Пизли. Клянусь небесами, он разорвет Джерри на клочки… во всяком случае, попытается.
  Она не могла удержаться от смеха, представив, как невзрачный Пизли приходит в ярость до такой степени, что набрасывается на широкоплечего Харриса. Эдна забрала чашку и блюдце и прошла несколько шагов до следующего инкрустированного столика и освободила защелку. Крышка откинулась, открыв продолговатую нишу.
  — Полагаю, первоначально это предназначалось для ножей, вилок, ложек и салфеток, но сейчас скорее используется как тайник, — отметила Эдна.
  Мейсон наблюдал за девушкой. Повернувшись, она перехватила его взгляд и спросила:
  — Почему такое выражение?
  — Какое выражение?
  — Ну, какой-то особый взгляд.
  — Не пойму, о чем речь?
  — О чем вы сейчас думаете?
  — Всего лишь о том, как мало шансов у нерасторопного мужчины, когда ему приходится иметь дело с изощренной женской мыслью.
  — Другими словами, это тонкий намек на то, что я занимаюсь надувательством дяди, как вы полагаете.
  — Это зависит от того, что вы понимаете под надувательством.
  — Не вижу ничего дурного, чтобы использовать свои врожденные способности для того, чтобы добиться желаемого, разве не так?
  Он покачал головой и закончил:
  — Особенно когда этим способностям сопутствует красота.
  Эдна охотно пустилась в рассуждения:
  — Хотела бы я быть прекрасной. Но увы! У меня прелестная фигурка, и я об этом знаю. А вот черты лица неправильные. В моем лице слишком много оживления. Думаю, чтобы девушка была по-настоящему красивой, ее лицо должно быть спокойным. Мужчинам нравятся женщины, похожие на кукол, вы с этим согласны?
  — Как-то не задумывался… во всяком случае, с такой точки зрения, — пробормотал Мейсон.
  — Зато я постоянно ломаю над этим голову. Хотелось бы правильно использовать свои прелести. А иначе зачем быть красивой? Большинство людей думают, что я специально подбираю одежду так, чтобы подчеркнуть достоинства своей фигуры. Да, это так! И я горжусь этим! Возможно, я язычница, слегка животное. Боб Пизли говорит, что так оно и есть. Но я не желаю скрывать, что у меня хорошая фигурка. Полагаю, что мне неведома скромность…
  — Сдается мне, — перебил ее Мейсон, — что у вашего дворецкого что-то на уме. Уж больно целенаправленно он к нам приближается.
  Она смешалась, взглянула на дворецкого и негромко напомнила:
  — Помните, он не должен знать о том, что прошлую ночь я была здесь!
  Только потом Эдна обратилась к слуге:
  — Что такое, Артур?
  — Прошу прощения, — ответил он, — но этот ящик буфета… я не могу выдвинуть верхний ящик. Кажется, он заперт.
  — Ох! — воскликнула она и добавила: — Вы уверены, что все осмотрели в поисках ключа, Артур?
  — Да, мэм.
  — А смотрели в маленькой медной вазе, наверху, справа от кувшина?
  — Нет, мэм. Там не смотрел.
  — Ну так давайте теперь посмотрим. Он должен быть где-то там. — И девушка, многозначительно взглянув на Мейсона, заторопилась.
  Адвокат догнал ее и пошел рядом, дворецкий последовал за ними, держась на расстоянии двух шагов. Возле буфета она подергала ящик и согласилась:
  — Да, все верно. Он заперт, — и начала осматривать верх буфета. Ее руки проворно ощупывали скрытые места. — Должен же он быть где-то здесь, Артур, — произнесла она тоном фокусника, когда тот отвлекает внимание зрителей от своих рук. — Ключ еще вчера был в ящике, это я точно знаю. Должно быть, кто-то ненамеренно закрыл ящик и оставил ключ где-то поблизости. Маловероятно, чтобы его могли унести. В этом ящике нет ничего такого, чтобы… Ну вот он где! Прямо под складкой скатерти.
  Дворецкий наблюдал, как она вставила ключ и повернула.
  — Мне очень жаль, что пришлось вас побеспокоить, — извинился он, — но я никак не мог его найти. Думал, возможно, вы знаете, где он находится.
  Эдна открыла замок, выдвинула ящик, внезапно у нее перехватило дыхание, и она застыла, вглядываясь в отделанный бархатом ряд с отделениями для столовых приборов. Вилка с черной, тщательно отделанной костяной ручкой поблескивала в своем отделении, но место, где должен был находиться разделочный нож, было пустым. Она многозначительно взглянула на Мейсона, ее глаза потемнели от страха. Затем она спросила:
  — Это то, что вы хотели, Артур?
  — Именно, мисс Эдна, теперь все нормально. Я просто хотел, чтобы ящик открыли. — Он взял несколько солонок и задвинул ящик.
  Эдна Хаммер подняла глаза на Перри Мейсона, затем взяла его под руку, стиснула предплечье и проговорила:
  — Вернемся обратно в патио. Я люблю бывать там по утрам.
  — Скоро вы ожидаете завтрак? — поинтересовался Мейсон. — Думаю, следует пойти и разбудить доктора Келтона.
  — Здесь редко завтракают вместе. В основном каждый завтракает тогда, когда просыпается.
  — Тем не менее, — многозначительно произнес Мейсон, — думаю, что доктор Келтон оценит это по достоинству, если мы зайдем за ним.
  — Да-да, понимаю, — быстро отозвалась она. — Конечно, вы правы. Давайте зайдем к доктору Келтону.
  Они пошли в сторону лестницы. Эдна тихо произнесла:
  — Я не отпущу вас ни на минуту. Вы хотите заглянуть в комнату дяди?
  — Думаю, нам это не помешало бы.
  — Не могу понять. Вы же не предполагаете, что есть какая-то возможность… что…
  Выждав, пока ее голос совсем затих, Мейсон спросил:
  — Вы не заглядывали в ящик прошлой ночью, когда закрывали его?
  — Не-ет, — ответила она, — не заглядывала, но ведь нож должен был быть там.
  — Ну, — заметил Мейсон, — что увидим, то и увидим.
  Девушка взбежала по лестнице впереди него; ее ноги так и летели по ступеням, но когда она приблизилась к спальне дяди, то отшатнулась и выдохнула:
  — Как бы то ни было, я боюсь того, что предстанет нашим глазам.
  — Его комнату еще не убирали? — поинтересовался Мейсон.
  — Нет, горничная не заправляет кровати до девяти часов.
  Мейсон открыл дверь. Эдна прошла в спальню, отстав от него на шаг или на два. Мейсон огляделся вокруг и заявил:
  — Вроде бы все в порядке, никаких трупов ни по углам, ни под кроватью.
  — Прошу вас, не пытайтесь меня подбодрить, мистер Мейсон. Я готова быть храброй. Если это где-то здесь, то только под подушкой. Там он лежал в то утро. Взгляните, у меня не хватит духу.
  Мейсон подошел к кровати и поднял подушку. Под ней лежал длинный разделочный нож с черной рукояткой. Лезвие было покрыто зловещими красными пятнами.
  Глава 9
  Мейсон выронил подушку, отскочил назад и ладонью зажал рот Эдны.
  — Тихо, — приказал он, не давая ей разразиться воплями. — Лучше подумайте. Давайте сначала разберемся, перед тем как всполошить весь дом.
  — Но этот нож, — почти выкрикнула девушка, как только адвокат отнял ладонь от ее рта. — Он весь в к-р-о-в-и. Вы можете и сами видеть, что п-р-о-и-з-о-ш-л-о! Я так б-о-ю-с-ь!
  — Забудьте об этом, — распорядился Мейсон. — Истерикой делу не поможешь. Давайте займемся выяснением случившегося. Пойдемте!
  Он широкими шагами вышел в коридор, подошел к двери своей комнаты, подергал, убедился, что она закрыта, побарабанил и спустя момент услышал звуки тяжелых шагов. Щелкнула задвижка — и доктор Келтон, с лицом в мыльной пене и с помазком в правой руке, заявил:
  — Я уже встал, если это то, зачем ты пришел. Запах ветчины уже просочился и…
  — Это, — прервал его Мейсон, — вовсе не то, зачем мы пришли. Смой пену с лица и выходи. Рубашку надевать не обязательно, сойдешь и так.
  Доктор Келтон пристально разглядывал Мейсона какой-то миг, затем отправился к раковине, плеснул воды на лицо, стер полотенцем пену и, продолжая вытирать лицо и руки, направился вслед за ними по коридору к комнате Питера Кента. Мейсон поднял подушку. Доктор Келтон склонился, чтобы получше разглядеть окровавленное лезвие, красноречиво свидетельствующее о многом, и тихо присвистнул.
  — Это, должно быть, Мэддокс, — произнесла Эдна голосом, находящимся на грани истерики. — Вы знаете, что испытывал дядя Питер по отношению к нему. Он пошел спать прошлой ночью с этой мыслью, накрепко засевшей в мозгу… Ох, поспешим, пойдемте сразу к нему в комнату! Возможно, он не мертв… просто ранен. Если дядя Питер действовал в темноте… то, возможно, он… — Девушка прервалась, чтобы перевести дыхание.
  Мейсон кивнул, повернувшись к выходу.
  — Показывайте дорогу! — приказал он.
  Она повела их вниз по коридору, затем по лестнице в коридор в противоположном крыле дома. Эдна остановилась перед дверью, подняла было руку, чтобы постучаться, но тут же спохватилась:
  — Нет, я забыла, что Мэддокс поменялся комнатами с дядей Филом. Мэддокс теперь не здесь.
  — Кто такой дядя Фил? — спросил доктор Келтон.
  — Филип Риз. Сводный брат дяди Питера. Он немного зануда. Вообразил, что над его кроватью гуляет сквозняк, и попросил Мэддокса поменяться комнатами прошлой ночью.
  Она направилась к другой двери, робко постучала и, когда не получила никакого ответа, глянула вопросительно на Мейсона и потянулась к дверной ручке.
  — Подождите минуту! — остановил ее Мейсон. — Может, лучше это сделать мне. — Он мягко отстранил девушку, повернул ручку и открыл дверь.
  Комната находилась на северной стороне коридора. Застекленные двери выходили на цементированный портик, возвышающийся над патио дюймов на восемнадцать. Портьеры плотно закрывали окна, и в едва пробивавшемся утреннем свете можно было различить очертания безжизненного тела на кровати. Мейсон шагнул вперед, бросив через плечо доктору Келтону:
  — Будь осторожен и ни до чего не дотрагивайся.
  Эдна Хаммер сделала два нерешительных шага вперед, затем бросилась к Перри Мейсону и повисла у него на руке. Адвокат склонился над кроватью. Внезапно фигура внизу зашевелилась. Мейсон поспешно отскочил. Фрэнк Мэддокс, усевшись на кровати, уставился на них широко раскрытыми глазами, но по мере того, как удивление уступило место негодованию, потребовал объяснений:
  — Что все это значит, черт подери!
  Мейсон спокойно ответил:
  — Мы пришли пригласить вас на завтрак.
  — Вот как вы зарабатываете себе на хлеб насущный! — фыркнул Мэддокс. — Врываетесь в мою комнату подобным образом, нарушая неприкосновенность жилища. Черт бы вас побрал, что вы собирались здесь делать? Если шарили в моих бумагах, я добьюсь, чтобы вас арестовали. Мне бы следовало знать, что Кент не прочь использовать недозволенные приемы. Он строит из себя рубаху-парня с большим сердцем, но это одна видимость. Копните поглубже и сразу убедитесь, какой он поганый хорек.
  Мейсон спросил тихим голосом:
  — А как насчет миссис Фогг, Мэддокс… она тоже хорек?
  На лице Мэддокса отразилось отчаяние. Спустя мгновение он выпалил:
  — Итак, вы знаете о ней?
  — Да.
  — И по этой причине пришли повидаться со мной?
  — Вовсе нет, — улыбнулся Мейсон. — Мы пришли пригласить вас на завтрак. Пойдемте! Пора!
  — Обождите минуту. — Мэддокс спустил ноги из-под простыней, нашаривая шлепанцы. — По поводу этих дел с Фоггом, Мейсон, не верьте ни слову из того, что слышали. У этой медали есть и обратная сторона.
  — Верно, — заметил Мейсон, — все имеет обратную сторону, даже кусок горячего тоста. Прямо сейчас я заинтересован в горячем тосте, как с наружной, так и с внутренней стороны. Что до дел, связанных с Фоггом, то обсудим это позже.
  Он первым направился к выходу из комнаты, придерживая дверь открытой до тех пор, пока остальные не оказались в коридоре, затем толкнул дверь так, что она с шумом захлопнулась у него за спиной.
  — Что это еще за дело Фогга? — спросила Эдна Хаммер.
  — Козырной туз, который я пока придерживаю в рукаве, но если он начнет артачиться, то я не задумываясь пойду с него. Теперь ему придется поджать хвост.
  — Но что это? Если это связано с дядей Питом, то я…
  — Пока мы все здесь, — перебил он девушку, — давайте доведем до конца то, что начали.
  — Что вы имеете в виду?
  — А то, что просто убедимся, что и все остальные обитатели в наличии. Кто спит здесь?
  — Мистер Дункан.
  Мейсон забарабанил пальцами в дверь. Гулкий голос с подозрением спросил:
  — Кто там?
  Мейсон улыбнулся доктору Келтону и заметил:
  — Что значит профессиональная выучка! Обрати внимание, Джим. Когда я постучал в твою дверь, ты просто открыл ее. Когда я стучу в дверь адвокату, он желает знать, кто это!
  — Возможно, он просто не в том виде, чтобы предстать перед леди, — возразил доктор Келтон, но Дункан, полностью одетый, даже с повязанным галстуком, широко распахнул дверь, увидел их всех и с явным недоверием остановил взгляд на Мейсоне.
  — Ну, — спросил он, — и что же вы хотите?
  — Для начала позвать на завтрак, — ответил Мейсон.
  — Является ли это, — осведомился Дункан, поправляя очки и задирая голову, чтобы взглянуть на них через нижнюю часть своих окуляров, — новой инсинуацией со стороны мистера Кента?
  — Если вам так хочется, можете считать, что да, — ответил Мейсон, отворачиваясь от двери.
  — А в этой комнате, — спросил он Эдну, — как я полагаю, спит ваш дядя Фил? — Он указал на дверь, перед которой они останавливались в начале своего обхода.
  — Да. Мэддокс занимал ее до прошлой ночи, затем дядя Фил с ним поменялся.
  — Ну, — предложил Мейсон, — давайте звать вашего дядю Фила.
  Он постучал в филенку. Ответа не последовало, тогда он забарабанил сильнее. Дункан, стоявший на пороге своей двери, теперь вышел в коридор и поинтересовался:
  — Что за очередная великая идея?
  Мейсон, явно встревоженный, изо всех сил постучал в дверь костяшками пальцев, затем повернул ручку, открыл дверь и вошел в комнату. Сделав только шаг в направлении кровати, он резко развернулся, задержав остальных на пороге, и обратился к доктору Келтону:
  — Забери девушку отсюда!
  — В чем дело? — заволновалась Эдна Хаммер, но потом, правильно истолковав его молчание, вскрикнула.
  Дункан, с важностью протискиваясь в комнату, проворчал:
  — Что тут еще стряслось? Что происходит?
  Мэддокс, облаченный в пижаму и шлепанцы, прошаркал по коридору, пока не присоединился к группе, застрявшей на пороге комнаты. Доктор Келтон, взяв Эдну Хаммер за руку, вытеснил ее в коридор, попросив остальных двоих:
  — Дайте дорогу, пожалуйста!
  Солидный живот Дункана занимал почти всю дверь. Доктор Келтон, тоже грузный, но без брюшка, навалился на Дункана.
  — Выпустите женщину, — потребовал он.
  Дункан уперся.
  — Я вправе знать, что здесь происходит, — огрызнулся он.
  — Пропустите женщину! — повторил доктор Келтон.
  Дункан откашлялся, продолжая упираться. Доктор Келтон, выставив плечо, поднатужился и рывком выпихнул Дункана, заставив того покачнуться. Эдна Хаммер, рыдая в платок, выбралась из комнаты. Дункан, восстановив равновесие, возобновил атаку на дверь со словами:
  — Вы видите, что он делает, Мэддокс? Нам надо добраться до сути.
  Мейсон, повысив голос, позвал доктора Келтона:
  — Думаю, тебе лучше вернуться, Джим, нам понадобится медик, а мне свидетель, чтобы эти двое ничего не подстроили.
  Дункан запротестовал:
  — В интересах своего клиента я вынужден заявить… О боже!.. Великий боже, убили человека!
  Доктор Келтон, подойдя к кровати, глянул вниз, на окровавленные простыни, на зеленовато-серые черты лица, неподвижные полуоткрытые остекленевшие глаза. Он осторожно потрогал шею лежащего, повернулся к Мейсону и сказал:
  — Это работа для коронера… и полиции.
  — Мы все покинем комнату, — приказал Мейсон, повысив голос. — Убит человек. Отдел по расследованию убийств потребует, чтобы здесь все осталось в точности как было. Все покиньте комнату и, пожалуйста, ни к чему не прикасайтесь!
  Дункан сердито и с недоверием осведомился:
  — Надеюсь, сказанное в равной степени относится и к вам тоже?
  — Вне всякого сомнения!
  — Тогда выходите первым и не воображайте, что можете гнать нас перед собой, как стадо овец. Не знаю, с чего вы возомнили, что можете распоряжаться здесь!
  — Я предлагаю, — ответил Мейсон, — всем покинуть комнату. Если вы предпочитаете остаться, что ж — это ваше дело! — Он протиснулся мимо пузатого адвоката. — Пойдем, Джим, мы их предупредили! Если они хотят остаться, то пусть потом объясняются с отделом по расследованию убийств.
  Дункан, внезапно охваченный подозрением, схватил за руку Мэддокса.
  — Послушайте, Фрэнк, — заявил он, — давайте выйдем. Он старается заманить нас в ловушку.
  — Они знали, что кто-то убит. Они думали, что это я, — заметил Мэддокс.
  — Выходим, выходим, — настаивал Дункан. — Поговорим где-нибудь еще. У меня есть кое-какая информация, но я предоставлю ее только полиции. Не дайте этому Мейсону что-нибудь подстроить вам, Фрэнк!
  Они вышли из комнаты.
  — Требую, — заявил Дункан в коридоре, — чтобы полицию вызвали немедленно.
  Перри Мейсон уже направлялся к телефону.
  — Не стоит так орать, я заинтересован в этом не меньше вас. — Он снял трубку, набрал номер управления полиции и сказал дежурному сержанту: — Совершено убийство в резиденции Питера Б. Кента. Адрес: Голливуд, Лейквью-Террас, 3824… Говорит Перри Мейсон, адвокат… Я объясню, когда вы окажетесь здесь. Комнату я закрыл. Очень хорошо, попробую запереть ее, если смогу найти ключ.
  Когда Мейсон вернулся, доктор Келтон отвел его в сторону:
  — Тебе следует учесть одно обстоятельство, с которым нельзя не считаться.
  — Что такое?
  — Если, — с нажимом уточнил доктор Келтон, — твой клиент Питер Кент намеревался совершить обдуманное убийство, то он обеспечил себе неплохое прикрытие, инсценировав все эти приступы лунатизма.
  — Что заставляет тебя думать, что он все спланировал заранее, Джим?
  — Разыгранные им конвульсии.
  — Знаешь что, Джим, — внезапно предложил Мейсон, — если не хочешь пропустить все назначенные тобой на утро встречи, то лучше сматывай отсюда удочки. Мне поневоле придется торчать здесь. Тебе же это необязательно.
  Доктор Келтон кивнул. На его лице читалось явное облегчение.
  — Можешь взять мою машину, — добавил Мейсон.
  Глава 10
  Мейсон, понизив голос, инструктировал Эдну Хаммер в углу патио.
  — Не важно, что происходит, — сказал он, — главное, никто не должен знать ничего про Санта-Барбару. — Затем взглянул на наручные часы и продолжал: — По меньшей мере часа на два с половиной мы должны полностью прикрыть вашего дядю Питера.
  — Вы имеете в виду, что они захотят вернуть его обратно?
  — Они захотят допросить его.
  — Для этого они потребуют вызвать его сюда?
  — Возможно.
  — И что мне говорить им?
  — Говорите, что не знаете, где он находится.
  — Я собираюсь сказать, что провела ночь в Санта-Барбаре и вернулась оттуда автобусом.
  Мейсон прищурил глаза и заметил:
  — Не советовал бы вам делать этого. Они проверят ваши слова.
  — У них нет причин для подобной проверки. А вы сами-то что скажете им?
  — Я, — ответил Мейсон, — вообще не намерен им ничего говорить.
  — Разве они не устроят вам неприятностей?
  — Весьма возможно, что постараются.
  — Когда меня начнут допрашивать?
  Он снова взглянул на часы:
  — В любой момент. Они осматривают комнату и тело. Дункана распирает от желания сообщить им нечто. Понятия не имею, что у него на уме. Возможно, эта информация и вполовину не так важна, как он это себе представляет. Они оба, и он, и Мэддокс, ненавидят вашего дядю Питера и ненавидят меня. Мы не можем сказать с уверенностью, что они сделают и как далеко зайдут в своих чувствах.
  — Но не могут же они пойти на лжесвидетельство?
  — Я бы не исключил подобного. Мэддокс — мошенник. Дункан — крючкотвор и кляузник. Они на пару пытаются уложить вашего дядю на обе лопатки. Я стою у них поперек дороги, и, естественно, им это не по нутру.
  — Но что они могут сделать?
  — Поживем — увидим. Между прочим, мне надо позвонить. А вы стойте насмерть.
  — О’кей! Но помните, я приехала сюда на такси после того, как провела ночь в Санта-Барбаре.
  — Не говорите им, где вы провели ночь, — предостерег он, — отказывайтесь отвечать на этот вопрос, пока не проконсультируетесь со мной.
  — Это чревато неприятностями? — спросила она.
  — Еще какими! — ответил он. — Поэтому все, что вы можете сделать, — это отложить неприятности на потом. Скажите им, что то, где вы провели ночь, не имеет ни малейшего отношения к убийству, но напрямую связано с бизнесом вашего дяди. Но только помните, что рано или поздно вас приведут к присяге, и тогда вам придется выложить всю правду.
  — Почему?
  — Потому что иначе они привлекут вас к ответственности за дачу ложных показаний.
  — О боже… Тогда я вообще ничего не буду им говорить.
  — Верно, — улыбнулся он, — не говорите им ничего.
  — Но вы меня не бросите?
  — Любой информацией, которую они выколотят из меня, вы можете смело тыкать им в глаза… Все, я пошел звонить.
  Он отправился в телефонную кабинку.
  — Делла, — сказал он, когда услышал в трубке ее голос, — здесь кое-что произошло. Найди Пола Дрейка, пусть прихватит парочку надежных ребят и едет к нам. Они, возможно, его сюда не пустят, но он может послоняться поблизости и выудить столько, сколько сможет… Что слышно из Санта-Барбары?
  — Джексон звонил несколько минут назад. Он сообщил, что они по очереди с мистером Харрисом наблюдали за домом Дорис Кент всю ночь. Она никуда не выходила, но Джексон хотел кое-что сообщить вам лично. Сказал, что не может говорить об этом по телефону.
  — А что такое?
  — Говорит, что это слишком взрывоопасно.
  — Кто сейчас следит за домом?
  — Думаю, мистер Харрис. Джексон сказал, что находился на посту до полуночи, когда его сменил Харрис, и что теперь пора бы сменить и Харриса.
  — Вот что надо сделать, Делла. Думаю, у агентства Дрейка есть свой человек в Санта-Барбаре. Надо достать фотографии миссис Кент и ее словесный портрет. Тогда этот человек сможет войти в контакт с Харрисом и взять на себя слежку за ней. Я хочу знать, когда она покинет дом и, если возможно, куда отправится. Передай Джексону, чтобы он заполучил окончательное решение о разводе как можно быстрее. Пусть постоянно держит связь с тобой. Я буду получать информацию через тебя. Все поняла?
  — Да, — ответила она, — а что у вас?
  — Разделочный нож оказался в пятнах крови, — сообщил Мейсон.
  На момент настала тишина, нарушаемая шелестом в трубке, прижатой к его уху. Затем он услышал:
  — Понимаю.
  — Славная девочка, — ответил ей Мейсон и повесил трубку.
  Он покинул кабину и нашел Эдну Хаммер в прихожей.
  — Все в порядке? — спросила она.
  Он кивнул.
  — Удалось вам добиться того, чтобы дядя Питер мог жениться?
  — Всегда пытаюсь делать все, что могу, для своего клиента.
  В глазах, устремленных на него, Мейсон прочитал желание увидеть его насквозь.
  — Вы ведь хороший адвокат, не так ли?
  — А в чем дело? — ответил он вопросом на вопрос.
  — Мне известно, — заявила она, — что по законам этого штата жена не имеет права давать показания против мужа. Если дядя Питер и Люсилл Мейс поженятся, она не сможет выступать свидетелем против него.
  Мейсон поднял брови:
  — Я не знаю, что бы она могла показать против… Сюда направляется сержант Голкомб.
  — Скажите мне, — спросила она, сжимая запястье Перри Мейсона холодными пальцами, — вы собираетесь отстаивать дядю Питера?
  — Я всегда отстаиваю клиента.
  — Насколько далеко вы можете в этом зайти?
  — Если ваш дядя Питер совершил хладнокровное преднамеренное убийство, я намерен сказать ему, чтобы он или признал вину, или искал себе другого адвоката. Если он убил человека в состоянии лунатизма, то я готов сделать для него все возможное. Вас это удовлетворяет?
  — Но предположим, что он действительно совершил хладнокровное и преднамеренное, как вы это называете, убийство?
  — Повторяю, он должен или признать вину, или пригласить для своей защиты другого адвоката.
  — А кто будет решать, совершил ли он хладнокровное убийство или нет?
  — Я.
  — Но вы не будете делать поспешных выводов? Обещайте, что не будете!
  — Я никогда не тороплюсь принимать решения, — ответил он, ухмыляясь. — Доброе утро, сержант Голкомб!
  Сержант Голкомб, который направлялся к ним по коридору, перевел взгляд с Перри Мейсона на Эдну Хаммер. В его глазах явно читалось подозрение.
  — Смахивает на то, — сказал он, — что вы подсказываете этой девушке, что говорить.
  — Как часто видимость обманчива, сержант, — уклончиво ответил Перри Мейсон. — Мисс Хаммер, позвольте представить вам сержанта Голкомба.
  Сержант не обратил ни малейшего внимания на то, что его представили.
  — Каким образом вы оказались здесь? — спросил он Перри Мейсона.
  — Присутствую на переговорах по поводу соглашения между парнем по имени Мэддокс и мистером Питером Кентом.
  — А где же мистер Кент?
  — Не могу ответить вам с полной уверенностью.
  — Это почему же?
  — Потому что это означало бы предать интересы клиента.
  — Чушь и треп!
  Мейсон отвесил поклон:
  — А для меня это нарушение профессиональной этики по отношению к клиенту, сержант. Правда, небольшое расхождение во взглядах нередко имеет место между нами.
  — Ну вот вы и высказались, — заметил сержант, — а что дальше?
  — Дальше ничего, я почти закончил.
  — Ну и где Кент?
  — Не вызывает сомнения, — улыбнулся Мейсон, — что, кроме меня, вы располагаете еще и другими источниками информации.
  Голкомб резко повернулся к Эдне Хаммер:
  — Вы племянница Кента?
  — Да!
  — Где сейчас ваш дядя?
  — Уверена, что не вправе вам это сообщить.
  Лицо Голкомба побагровело от ярости.
  — Я послал за Сэмом Блэйном, помощником окружного прокурора. Вы оба пройдите в гостиную. — Сержант Голкомб развернулся на каблуках и, широко шагая, направился по коридору в сторону упомянутой им комнаты.
  — Вам, — обратился Перри Мейсон к Эдне Хаммер, — лучше бы говорить им правду.
  — Я не могу.
  Он пожал плечами, взял ее под руку и повел в гостиную. Они обнаружили там всех остальных, сбившихся в настороженную, притихшую группу. Сержант Голкомб взглянул на свои часы и объявил:
  — Сэм Блэйн, помощник окружного прокурора, будет здесь с минуты на минуту. Я хотел бы задать несколько вопросов. Кто был убитый?
  — Фил Риз, сводный брат Питера Кента, — ответил Мэддокс.
  — А вы кто?
  — Фрэнк Б. Мэддокс. Деловой партнер мистера Кента, президент «Мэддокс манифэкчуринг компани» в Чикаго.
  — Что вы делаете здесь?
  — Улаживаю некоторые разногласия с мистером Кентом, а это мистер Дункан, мой адвокат.
  — Вы тот самый, с кем имеет дело Мейсон? — спросил Голкомб.
  — Мистер Мейсон, — напыщенно заметил Дункан, — представляет мистера Кента. Он провел эту ночь в доме. С ним был врач, доктор Келтон, так, полагаю, его имя.
  Голкомб повернулся к Мейсону и спросил:
  — Где Келтон?
  — У него несколько важных вызовов. Он не мог ждать. Естественно, вы сможете найти его, как только пожелаете.
  Мэддокс решился на заявление.
  — Этот человек, Мейсон, — начал он, — доктор Келтон и мисс Хаммер знали о том, что кто-то был убит. Правда, не знали — кто. Они ко всем нам поочередно заглянули этим утром. Они думали, что я тот самый, кому предназначался этот нож.
  — Как вы узнали, что кто-то убит, Мейсон? — поинтересовался сержант Голкомб.
  Мейсон сделал удивленные глаза:
  — Я не знал.
  Дверь открылась, и Артур Каултер, дворецкий, впустил щеголеватого молодого человека, с очков которого свисала длинная черная лента.
  — Вот и Сэм Блэйн, — объявил сержант Голкомб, — он примет участие в расследовании.
  Блэйн, свежевыбритый, с начищенными до блеска ботинками, в ослепительно белой рубашке, одарил собравшихся улыбкой и заметил:
  — Прошу подождать немного, пока я войду в курс дела.
  Он отвел сержанта Голкомба в угол, где они оба тихонько переговаривались в течение нескольких минут. Когда с этим было покончено, Блэйн вернулся, придвинул стул к столу, извлек из кейса блокнот и спросил:
  — Слышал ли кто-нибудь из вас этой ночью что-либо подозрительное?
  Дункан с важностью откашлялся.
  — Думаю, что могу рассказать вам, что произошло, — заявил он.
  — Кто вы? — спросил Блэйн.
  — Джон Дункан, адвокат.
  — Слушаю вас, — поощрил его Блэйн.
  — Вскоре после двенадцати кто-то прошел мимо окон. Светила луна. На меня упала тень. Вообще-то я сплю очень чутко. Думаю, что этот кто-то был босиком.
  — Что вы сделали?
  — Эти окна выходят на цементированный портик. Я вскочил на ноги, бросился к окнам и тут заметил лунатика.
  — Откуда вы узнали, что это лунатик? — спросил Блэйн.
  — По тому, как он был одет, и по походке. На нем была ночная рубашка. Голова была запрокинута назад. Я тут же понял, что это лунатик.
  — Кто это был: мужчина или женщина?
  — Э… э… ну, видите ли, в лунном свете и…
  — Ладно, тогда постарайтесь ответить на следующий вопрос, — прервал его Блэйн, — что делала эта особа?
  — Прошлась по патио, покрутилась вокруг одного из кофейных столиков, подняла крышку. Затем исчезла через дверь на северном конце патио… ту дверь, которая выходит в коридор.
  — Вы видели это?
  — Очень отчетливо.
  — Как вы определили время?
  — По часам, которые стоят возле кровати.
  — И который же был час?
  — Четверть первого ночи. После этого я долго не мог заснуть.
  Блэйн обратился к Эдне:
  — Вы мисс Эдна Хаммер?
  — Да.
  — Что вам известно о происшедшем прошлой ночью?
  — Ничего.
  — Видели ли вы, как кто-нибудь заходил в вашу комнату?
  — Нет, не видела.
  — Была ли ваша дверь закрыта на замок?
  — Да. Мне бывает страшновато по ночам. Почти месяц назад я вставила особый пружинный замок в дверь спальни. Ключ к нему — только у меня.
  — Этим утром вы знали, что кто-то убит?
  — Конечно нет.
  — Вы покидали свою комнату прошлой ночью?
  Она смешалась, потом сказала:
  — Где я была прошлой ночью, не имеет к делу никакого отношения.
  Блэйн спросил:
  — А где Питер Кент?
  — Обратитесь с этим вопросом к Перри Мейсону, — сказал сержант Голкомб, — он должен знать.
  Мейсон ответил:
  — Мой клиент мистер Кент отсутствует по делам, которые никоим образом не связаны с нынешней ситуацией.
  — Когда он уехал?
  — Эта информация носит доверительный характер.
  — А когда вернется?
  — Думаю, что могу пообещать, что он вернется или сегодня поздно ночью, или завтра утром.
  — Где он сейчас? Мейсон, дело не шуточное! Не пытайтесь водить нас за нос. Мы хотим допросить вашего клиента.
  Мейсон пожал плечами и промолчал.
  — Если вы не откопаете своего клиента сейчас сами, — пригрозил Блэйн, — мы разыщем его и притащим сюда и без вас.
  — Валяйте, — ответил Мейсон, — и тащите его, если найдете.
  — Кто знает, где он? — спросил Блэйн.
  На момент воцарилась тишина, затем Мэддокс сказал:
  — Я случайно узнал, что мистер Джерри Харрис, мисс Эдна Хаммер и мисс Эллен Уорингтон, секретарша мистера Кента, отправились прошлой ночью в какую-то таинственную поездку. Думаю, в Санта-Барбару. Есть шанс, что мистер Кент отбыл вместе с ними.
  — Санта-Барбара? Что им делать в Санта-Барбаре? — удивился Блэйн.
  — Вот на это я не могу ответить.
  Блэйн повернулся к сержанту Голкомбу:
  — Не думаю, что мы чего-нибудь добьемся, действуя подобным образом. Лучше спросить всех по одному, прислугу тоже. Будьте добры, объявите им, что они могут покинуть эту комнату, но должны оставаться в пределах досягаемости.
  Сержант Голкомб важно кивнул.
  — Патио, — громко заявил он, — самое подходящее место. Пройдите все в патио, да не вздумайте переговариваться… Не лучше ли допросить Перри Мейсона, прежде чем он присоединится к остальным? Он же представляет Кента. Возможно, из него удастся выудить больше, если насядем на него как следует, — сказал Голкомб, понизив голос.
  — Неплохая мысль, — согласился Блэйн. — Так что вы знаете обо всем этом, Мейсон?
  Мейсон выждал, когда затихнет шум удаляющихся шагов, и ответил:
  — Я присутствовал на переговорах между Кентом и Мэддоксом. По причинам, в обсуждение которых я не буду вдаваться, было решено отложить переговоры. Я спал в комнате на верхнем этаже, которую нам отвели вместе с доктором Келтоном. Питер Кент утром отбыл в деловую поездку. Не буду скрывать, что он предпринял ее по моему совету, но в мои намерения не входит сообщать вам, куда он отправился. После его отъезда мисс Хаммер обратила мое внимание на тот факт, что из буфета исчез разделочный нож. Но к тому времени я уже знал, что Питер Кент разгуливает во сне. Уверен, что это зафиксировано в деле, как и то, что он взял нож.
  — Где это зафиксировано? — прервал его Блэйн.
  — В деле о разводе, возбужденном против него женой Дорис Салли Кент.
  — Где было возбуждено дело?
  — В Санта-Барбаре.
  — Продолжайте.
  — Я прошел вместе с мисс Хаммер в спальню мистера Кента, приподнял подушку на его кровати и обнаружил под ней нож.
  — Под подушкой! — воскликнул Блэйн.
  Мейсон холодно кивнул:
  — Нож и сейчас там, под подушкой на кровати мистера Кента. После этого я разбудил доктора Келтона и вместе с ним и мисс Хаммер совершил обход гостей. Мы обнаружили мистера Риза, лежащего на кровати, под простынями. По-видимому, он был зарезан через простыни. Я не делал тщательного осмотра. Сразу же, как обнаружил тело, позвонил в управление полиции.
  — Какого же дьявола вы не сообщили об этом сержанту Голкомбу прежде?
  — Он занимался осмотром тела. Когда я попытался войти, он приказал мне держаться подальше.
  Блэйн повернулся к сержанту Голкомбу:
  — Пошлите пару людей заглянуть под эту подушку. Не позволяйте никому дотрагиваться до ножа, пока эксперт не снимет отпечатки пальцев с рукоятки… Как долго вы находились здесь, сержант?
  — Около десяти минут, прежде чем позвонил вам, — был ответ.
  — А я прибыл через десять-пятнадцать минут, — заметил Блэйн. — Все это, вместе взятое, составляет менее получаса… Кстати, как имя этого законника… ах да, Дункан. Я прихвачу его и взгляну на этот кофейный столик.
  Блэйн отправился в патио. Сержант Голкомб вызвал двух человек и бросился вверх по лестнице в спальню Кента. Мейсон, последовавший за Блэйном, увидел, как он разговаривает с Дунканом. Они направились в патио. Дункан постоял в нерешительности, подошел к одному из кофейных столиков, покачал головой и направился к другому, тому самому, под крышкой которого Эдна Хаммер оставила кофейную чашку с блюдцем.
  — Этот столик? — спросил Блэйн.
  — Думаю, что да.
  — Вы сказали, что крышка поднимается?
  — Казалось, что так. — Он попытался поднять то, что казалось крышкой, но вместо этого поднял весь столик и с шумом поставил его обратно.
  Блэйн осмотрел столик и сказал:
  — Похоже, под крышкой стола должна быть пища… Обождите минуту, здесь защелка.
  Он освободил защелку и поднял крышку стола.
  — Ничего здесь нет, — разочарованно заметил он, — только чашка с блюдцем.
  — Тем не менее это то самое место, — настаивал Дункан.
  Эдна Хаммер сказала как бы невзначай:
  — Я заберу чашку обратно на кухню.
  Она протянула руку, но Блэйн схватил ее за запястье:
  — Обождите минуту. Мы попробуем что-то выяснить об этой чашке с блюдцем. На них могут быть отпечатки пальцев.
  — Ну и что это даст? — спросила она.
  Голос дворецкого донесся от небольшой группы людей, собравшихся поодаль:
  — Прошу прощения, сэр, но, кажется, я узнаю эту чашку и блюдце… По меньшей мере, блюдце. Видите, оно немножко отколото. Я уронил его сегодня утром.
  — В какое время?
  — Было чуть больше пяти. Я готовил завтрак для мистера Кента, мисс Люсилл Мейс и мистера Мейсона.
  — Что вы делали потом?
  — Я подогнал «Паккард», и мистер Кент, мисс Мейс и мистер Мейсон уехали. Спустя час или около этого мистер Мейсон вернулся на этой же машине.
  — Вы не знаете, куда они направились?
  — Нет, сэр, но думаю, что собирались пожениться.
  — А что вы можете сказать про эту чашку с блюдцем?
  — Это блюдце, сэр, было подано вместе с чашкой, из которой мистер Мейсон пил свой кофе. У меня не было времени заменить отколотое блюдце. Они, по-видимому, немного торопились, и мистер Кент распорядился, чтобы завтрак был готов точно в двадцать минут шестого. Он в высшей степени пунктуален.
  — Итак, вы пили из этого блюдца, Мейсон? — спросил Блэйн.
  Мейсон покачал головой:
  — Конечно, нет.
  — Вы не пили.
  — Нет, — подтвердил Мейсон, — я никогда не пью из блюдца, когда бываю в гостях.
  Блэйн вспыхнул:
  — Я имею в виду не только блюдце, но и чашку. Если вдаваться в детали, то вы пили из чашки.
  — Это утверждает дворецкий, — ответил Мейсон, — что до меня, то я вряд ли отличу одну чашку от другой. Признаю, что в это утро пил из какой-то чашки.
  — Что же произошло потом?
  — Прошу прощения, сэр, — ответил дворецкий, — мистер Мейсон вышел с чашкой и блюдцем. Я не нашел их потом и спросил, что он с ними сделал, и он не мог вспомнить, но думал, что оставил их где-то в патио.
  — В пять двадцать утра?
  — Приблизительно это было в пять тридцать или пять сорок.
  — Что он мог делать в патио в пять тридцать?
  Дворецкий пожал плечами.
  Блэйн повернулся к Мейсону и спросил:
  — Что вы делали в патио в пять тридцать?
  — Возможно, я и вышел из дома, — проговорил Мейсон медленно, — но конкретнее ответить не могу: не придал тогда значения.
  — Это вы поставили чашку с блюдцем под крышку столика?
  — Нет, не я.
  — Тогда кто?
  — Я думаю, — ответил Мейсон, — что вы делаете из мухи слона. Нашли отколотое блюдце и тратите драгоценное время, выясняя, из него ли я пил кофе и куда его потом поставил, когда необходимо выяснить, кто вонзил нож…
  — Это и делается, — прервал его Блэйн, — я вполне способен и без подсказки заниматься расследованием.
  Мейсон пожал плечами.
  — Было бы не лишним для вас припомнить, — продолжил Блэйн многозначительно, — что, согласно показаниям незаинтересованного свидетеля, мистер Питер Кент, который, кстати, ваш клиент, поместил что-то сюда, под крышку, в полночь. А вот сейчас мы обнаружили, что та вещь исчезла, и на ее месте — чашка и блюдце, которые, как вы признали, находились у вас.
  — Я не признал этого, — возразил Мейсон. — Это могли быть, а могли и не быть чашка и блюдце, которыми я пользовался. Как я уже упоминал, для меня все чашки выглядят одинаково, а Дункан, кстати, не идентифицировал лунатика как Питера Кента.
  — Это блюдце отколото, что выделяет его из остальных, — уточнил Блэйн.
  Мейсон зажег сигарету и улыбнулся. Блэйн продолжал:
  — Очень хорошо, мистер Мейсон. Думаю, мы возьмем у вас показания перед Большим жюри. Я знаю вас слишком хорошо! Мы зайдем в никуда, пытаясь задавать вам вопросы, не обладая вескими аргументами, чтобы заставить вас отвечать на них. Вы стараетесь отвлечь нас. Или, точнее, заставляете топтаться на месте.
  — Значит ли это, что вы со мной закончили?
  — Известно ли вам еще что-нибудь об убийстве?
  — Больше ничего.
  — Тогда с вами пока все. Когда вы нам понадобитесь, мы знаем, где вас искать, и, — тут он выдержал многозначительную паузу, — вручим повестку в суд.
  Мейсон отвесил поклон и сказал:
  — Всем желаю доброго утра!
  Он поймал взгляд Эдны Хаммер и увидел, что она словно молит его о чем-то. Он двинулся было к ней, но Блэйн пресек его поползновения.
  — Кажется, я сказал, что с вами пока все, — напомнил он. — Думаю, что расследование пойдет намного быстрее и с большим успехом, если мы опросим остальных свидетелей прежде, чем они получат возможность воспользоваться вашими драгоценными советами.
  Мейсон улыбнулся и насмешливо поклонился:
  — Что ж, желаю вам удачи!
  Глава 11
  Мейсон нашел Пола Дрейка в автомобиле, припаркованном у обочины за полквартала от резиденции Кента.
  — Пытался проникнуть туда, — сказал Дрейк, — но они меня завернули. Я прихватил пару ребят, готовых работать, как только копы снимут оцепление. Что стряслось?
  — Убит человек по имени Риз. Его зарезали в постели, очевидно, пока он спал. Простыни были натянуты до подбородка. Ночь была довольно теплой, и у него было всего два легких одеяла. Нож вонзили сквозь них.
  — Мотив?
  Мейсон понизил голос и ответил:
  — Чертовски много всякой всячины, которая указывает на моего клиента, Питера Кента.
  — Где он сейчас?
  — Сделал ручкой.
  — Имеешь в виду, в бегах?
  — Нет, уехал по делам.
  — Ты собираешься сдать его полиции?
  — Это зависит… Хочу сначала выяснить, виновен ли он. Если «да», я не буду путаться с этим делом. Полагаю, что он лунатик. Тогда постараюсь его отмазать.
  — Что за тип был тот, кого убили?
  — Немного того. Очень беспокоился о своем здоровье.
  — Были ли у Кента особые причины его убивать?
  — Нет, но у него была масса причин для убийства того типа, в кровати которого оказался этот бедолага.
  Детектив тихонько присвистнул.
  — Выходит, ошибочка получилась? — спросил он.
  — Не знаю. Пооколачивайся поблизости и покопайся — может, что найдешь. — Мейсон взглянул на часы, открыл дверцу автомобиля Дрейка и спросил: — Можешь подкинуть меня до бульвара? Там я поймаю такси.
  — В офис?
  — Пока не знаю.
  — Ты же был здесь, — спросил Дрейк, трогая машину, — разве у тебя не было шанса сделать что-либо, пока не нагрянула полиция?
  — Никакого. Здесь околачивался адвокат — та еще птичка — по имени Дункан.
  Дрейк ловко уклонился от автомобиля, который выскочил наперерез, нажал на педаль газа, чтобы проскочить на светофоре, и заметил:
  — Дункан смешал твои карты, так, что ли?
  — Угадал. Этот старый крючок начал во все лезть и путаться под ногами. Более того, он утверждает, что видел, как мой клиент рыскал в полночь.
  Дрейк предостерег:
  — Умерь прыть, Перри!
  — Чем вызваны твои слова?
  — Вижу твои глаза. Похоже, ты собираешься рвануть с места в карьер.
  Мейсон ухмыльнулся:
  — Осторожность не мой конек. Я как жонглер на сцене, который держит в воздухе сразу шесть бильярдных шаров, но я жонглирую не шарами, а бомбами, начиненными динамитом. Поневоле будешь шевелиться.
  — Откопаю все, что смогу, — пообещал Дрейк. — Между прочим, ты хотел, чтобы я поставил на пост человека, чтобы сменить того парня, который наблюдает за домом в Санта-Барбаре. Я отрядил одного из своих ребят на эту работу, и все теперь там тип-топ. Просто подумал, что следует поставить тебя в известность, не дожидаясь, пока спросишь сам.
  Мейсон кивнул и заметил:
  — Отличная работа, Дрейк. Хорошо бы послать туда еще одного человека ему на подмогу. Я хочу, чтобы за ней следили и чтобы это было на профессиональном уровне. И установи слежку за всяким, кто покинет усадьбу Кента после того, как полицейские закончат там копаться… Останови-ка! Вон там такси, и я его возьму. Можешь звонить из бакалейной лавчонки, которая находится на углу.
  Мейсон сделал знак таксисту, как только Дрейк подрулил к тротуару. Водитель оказался шустрым и опытным, и Мейсон добрался до офиса в десять минут десятого.
  Делла Стрит, улыбающаяся и свежая, как лист салата, уселась на угол стола Мейсона и изливала на него поток информации, пока он мыл руки, причесывался и поправлял галстук перед зеркалом.
  — Джексон звонил несколько минут назад. У одного из судей — процесс с участием присяжных в половине десятого и еще одно текущее дело. Поэтому он назначил суд на полдевятого, но Джексон объяснил все обстоятельства ему и получил его подпись под окончательным решением о разводе. Я звонила в отель «Уинслоу» в Юме, чтобы поговорить с мистером Кентом, но его там еще нет. В суде тоже ничего не слышали о Кенте. Никакого разрешения на брак для него не выдавали этим утром и…
  — Подожди минуту, — перебил Мейсон, — эта информация не имеет особого значения. Здание суда открылось всего несколько минут назад. Сейчас чуть немногим больше девяти и…
  Она прервала его, заявив с издевкой:
  — Там уже немногим больше десяти. В Юме другой часовой пояс.
  Мейсон закрыл дверцу встроенного шкафа, где находились туалетные принадлежности и аптечка, отвесил ей легкий поклон и произнес:
  — Ваша взяла, мисс Деловитость. Что еще?
  — Я позвонила в аэропорт, узнала номер самолета, который Кент нанял до Юмы, и связалась с офисом Дрейка, чтобы направить их оперативника в Юме в аэропорт проверить, приземлился ли самолет. С минуты на минуту ожидаю звонка.
  — Не знаю, почему бы мне не поручить тебе вести дела, — сказал ей Мейсон. — Ты управляешься с ними гораздо быстрей и эффективней, чем я.
  Она улыбнулась в ответ и продолжала докладывать:
  — Еще стараются изо всех сил заполучить вас на дело о завещании эти Анструттеры. Я сказала им, что сама ничего не решаю, но если вы заинтересуетесь…
  — Кто-нибудь настаивает, чтобы я занялся этим делом?
  — Адвокат, который представляет тех, кто оспаривает завещание. Он ждет, чтобы вы подключились к делу. Говорит, что все уже подготовил и вам надо только ознакомиться с доказательствами и представить дело присяжным…
  Мейсон прервал ее:
  — Ничего не выйдет! Дело должно слушаться на этой неделе, не так ли?
  — Да.
  — Я не могу взять на себя дополнительные обязательства, пока не покончу с тем, что сейчас на руках. Принеси им мои извинения. Есть еще что-нибудь?
  — Мирна Дюшен настолько благодарна, что буквально вне себя.
  — Мирна Дюшен? — переспросил он, наморщив лоб. — Кто такая?
  — Девушка, которую обольстил мужчина, поселившийся в отеле «Палас» под вымышленным именем Джорджа Причарда, — объяснила Делла.
  Мейсон засмеялся:
  — Я уже и забыл про нее. Она думает, что мой совет ей поможет?
  — Более того, уверена в этом. Говорит, что заплатит вам сразу, как только…
  — Разве ты не сказала ей, что мой совет бесплатный?
  Делла Стрит кивнула:
  — Конечно, сказала, но она просто не может в это поверить. Она…
  Зазвонил телефон. Делла поднесла трубку к уху, сказала: «Алло», послушала несколько мгновений и произнесла:
  — Оставайтесь там. Чуть что — сразу же звоните. — Она положила трубку на рычаг и сообщила: — Самолет Кента… еще не приземлился в аэропорту Юмы.
  Мейсон выбил пальцами дробь по краю стола.
  — Еще и это осложнение, — вырвалось у него.
  — Может, объявить их пропавшими и отправить другой самолет на поиски?
  Он медленно покачал головой:
  — Звони в аэропорт, Делла, и зафрахтуй самолет. Пусть подготовят к вылету через полчаса. Не сообщай — куда. Скажи, что просто хочу немного полетать.
  — Заказ на ваше имя? — спросила она.
  Он кивнул:
  — Под своим именем мне будет удобнее, а если полицейские рыщут вокруг аэропорта, то к этому времени им будет уже известно о самолете Кента.
  — Думаете, они вычислили про самолет?
  — Нет, так вычислят рано или поздно. Дворецкий проболтался, что они собираются пожениться и что я отвозил их на автомобиле. Не надо быть великим сыщиком, чтобы сложить два и два.
  Снова зазвонил телефон. Делла послушала, протянула трубку Мейсону и сказала:
  — Джексон из Санта-Барбары. Принимайте звонки по этой линии, а я выйду, чтобы позвонить в аэропорт.
  Мейсон произнес: «Алло» — и услышал в трубке голос Джексона.
  — Привет, Джексон, ну как дела? Делла сообщила мне, что ты получил решение суда.
  — Все верно. Подписано и должным образом оформлено. Что мне делать сейчас?
  — Кто следит за этой женщиной?
  — Один из людей Дрейка. Он сменил Харриса.
  — Делла сказала, что у тебя есть ко мне что-то, не предназначенное для разговора по телефону.
  — Пожалуй, я бы не рискнул довериться трубке. Говорю из здания суда — все никак отсюда не выберусь. Позже отправлюсь на центральную телефонную станцию и позвоню оттуда.
  — Каков характер информации в общем? — спросил Мейсон. — Используй выражения, непонятные для посторонних.
  — Речь идет о консолидации сил противника.
  Мейсон в раздумье нахмурил лоб и спросил:
  — Можешь ли еще что-либо добавить?
  — По-видимому, — ответил Джексон, — завершаются приготовления, в результате которых истец по делу о разводе планирует скооперироваться с определенными партиями, занимающими враждебную позицию к ответчику по делу о разводе.
  Мейсон процедил что-то сквозь плотно стиснутые губы.
  — Уловили, что я имею в виду? — спросил Джексон.
  — Думаю, что да. Не хочу, чтобы ты больше распространялся об этом по телефону. Приезжай сюда так быстро, как только сможешь.
  — Могу прямо сейчас.
  — Как по поводу остальных?
  — Все готовы отправиться по первому моему слову.
  — Где мисс Уорингтон?
  — Здесь, со мной. Харрис ожидает у выхода в автомобиле.
  — Залезайте в машину и дуйте сюда! Скажи Харрису, пусть жмет на всю железку. Прошлой ночью в резиденции Кента случилось непредвиденное и удручающее событие.
  — Можете сказать мне, какое именно?
  — Убит Филип Риз.
  Джексон тихонько свистнул.
  — Было бы весьма нежелательно для Харриса и мисс Уорингтон оказаться в объятиях полиции до того, как они успеют хоть как-то подготовиться.
  — Вы хотите, чтобы я доставил их в офис, прежде чем они…
  — Это именно то, чего я не хочу, — прервал Мейсон. — Не желаю, чтобы полиция думала, что я пытаюсь повлиять на свидетелей. Я и так увяз в этом деле по уши. И еще я не хочу, чтобы ты обмолвился им о том, что знаешь про убийство Риза. Но предложи им под предлогом, что их, возможно, будет спрашивать адвокат мистера Кента о событиях того вечера, чтобы они согласовали и сверили свои ответы.
  — Харрис — тот самый, кто располагает информацией, связанной с тем делом, которое я пытался объяснить вам несколько минут назад.
  — О консолидации сил?
  — Да.
  — Это дела не меняет. Я не хочу, чтобы Харрис появился здесь прежде, чем его допросят в полиции. Выкачай у него всю информацию, которой он располагает. Заставь мисс Уорингтон застенографировать и расшифровать потом, если это будет необходимо. Сделаешь?
  — Думаю, да. Конечно, да.
  — О’кей, — сказал Мейсон, — действуй. Возможно, меня здесь не будет, когда ты приедешь. В таком случае дождись.
  Он повесил трубку и начал расхаживать по офису. В дверях появилась Делла Стрит.
  — Самолет готов, — доложила она, — еще я заказала машину из тех, что побыстрей. Она будет у подъезда к тому времени, когда вы выйдете.
  Мейсон рывком открыл дверь встроенного платяного шкафа, натянул плащ, задержался у зеркала, чтобы поправить шляпу.
  — Когда окажетесь в аэропорту, — наставляла Делла Стрит, — отправляйтесь в дальний конец летного поля. Там будет стоять готовый к взлету двухмоторный самолет. Я предупредила пилота, чтобы он точно был именно там. Думаю, что сыщики, возможно, уже околачиваются поблизости.
  Мейсон кивнул, бросил:
  — Славная девочка! — и направился к лифту. Автомобиль, заказанный Деллой, прибыл к подъезду в тот самый момент, когда Мейсон покинул здание. Водитель знал, как лавировать в потоке транспорта.
  — В дальний конец летного поля! — приказал Мейсон.
  — Да, сэр, я уже в курсе.
  Мейсон откинулся на спинку сиденья, полностью погрузившись в собственные мысли. Дважды обращал внимание на окружающее, когда автомобиль резко вилял, чтобы избежать столкновения, но время, когда, залезая в кабину самолета, он взглянул на часы, убедило его в том, что все неудобства, пережитые им по дороге в аэропорт, были не напрасны.
  Мейсон кратко проинструктировал летчика:
  — Самолет вылетел в Юму этим утром на рассвете. В пункт назначения не прибыл. Следуйте по курсу чартерных рейсов до Юмы, осматривая, насколько это возможно, все, что под крылом. Я буду делать то же самое.
  — Если замечу его внизу, то что мне делать?
  — Сделайте круг как можно ниже. Не предпринимайте никаких попыток посадить самолет, если только кто-то не пострадал и мы не окажемся в состоянии что-то сделать. Если это авария и они погибли, мы сообщим властям. Если кто-то нуждается в медицинской помощи, тогда попытаемся совершить посадку.
  Пилот кивнул и забрался на свое место. Моторы взревели — и самолет, разогнавшись, взлетел. Мейсон напряженно вглядывался вниз, на аэропорт, пытаясь увидеть полицейскую машину, припаркованную у входа, или разглядеть рыскающего сержанта Голкомба, но самолет слишком быстро набирал высоту, чтобы дать ему возможность что-либо рассмотреть в деталях. Вскоре ряды белых зданий, поблескивающих в ярком свете калифорнийского солнца, уступили место зелени апельсиновых садов, похожих сверху на квадраты шахматной доски. Затем слева и справа возникли покрытые снегом вершины гор; самолет стал пробираться между ними по узкому проходу, попал в воздушную яму, выровнялся, гул моторов стал ровным, а полет плавным. Внезапно, как по мановению волшебной палочки, плодородная земля садов и виноградников сменилась пустыней с песками, на которых редкие кактусы и жидкие кустарники казались точками. Справа появился Палм-Спрингс, раскинувшийся у подножия возвышающихся над ним, как башни, гор. Еще несколько минут — и за финиковыми пальмами долины Коачелья на солнце заблестели воды Соленого моря. И нигде никаких признаков совершившего посадку самолета. Соленое море осталось позади. Мейсон напряженно вглядывался вниз поочередно то с одной, то с другой стороны кабины. Под крылом проплывало хаотичное нагромождение тронутых эрозией гор, огромных песчаных дрейфующих дюн — страна легенд и преданий о затерянных рудниках, — вытоптанная, наполненная миражами земля, изнывающая от жажды, грозящая неисчислимыми лишениями и бедами смельчакам, готовым на все, лишь бы разбогатеть. Река Колорадо показалась впереди, похожая на желтую змею, извивающуюся в пустыне. Показалась Юма. Пилот обернулся к Мейсону за инструкциями. Тот сделал ему знак пролететь чуть дальше и приземлиться.
  Нос самолета резко устремился вниз. Всепоглощающий рев моторов перешел в легкий гул, позволивший Мейсону расслышать свист воздуха, рассекаемого самолетом. Пилот уложил машину на крыло, выходя на посадочный круг, выровнял самолет, врубил двигатель еще раз, затем направил машину вниз. Моментом позже самолет содрогнулся — признак того, что колеса коснулись земли, и покатился, гася скорость. Мейсон увидел, как навстречу бегут два человека, размахивая руками. Один из них, как он разглядел, был Кент, другого он не знал. Мейсон вылез из кабины.
  — Что случилось? — спросил он.
  — Мотор отказал, — уныло ответил Кент. — Пришлось сделать вынужденную посадку. Думал, что мы проторчим там все утро. Мы прилетели сюда минут пять назад. И меня встретил этот человек из детективного бюро. Он позвонил в ваш офис, и секретарша сказала, чтобы я ждал здесь, что вы должны приземлиться через пять или десять минут. Она выверила по часам время, когда вы вылетели из Лос-Анджелеса, и точно знала, когда должны прибыть сюда.
  — Где мисс Мейс?
  — Отправил ее в отель. Она захотела немного освежиться, а затем отправиться в суд, где будет ждать меня.
  — Мы отправимся туда вместе за лицензией, — заявил Мейсон. — Где тут такси?
  — Машина уже ждет.
  — Один шанс из ста, — ответил Мейсон, — что полицейский, возможно, ожидает вас возле такси, чтобы сцапать. Я хочу переговорить с вами, прежде чем что-либо предпринять. Пойдемте отсюда. — Он взял Кента за руку, отвел шагов на тридцать от пилота и детектива и только тогда заговорил: — Ну а теперь выкладывайте начистоту.
  — Что вы имеете в виду? — спросил Кент.
  — Только то, что сказал, — выкладывайте начистоту.
  — Уверен, что не знаю, о чем вы говорите. Я рассказал вам все. Информация, которую я вам сообщил о Мэддоксе, строго соответствует истине…
  — Черт с ним, с Мэддоксом! — прервал его Мейсон. — Как насчет Риза?
  — Вы имеете в виду моего сводного брата?
  — Именно!
  — Я ведь тоже рассказал о нем все. Он в самом деле весьма некомпетентен, когда дело касается денег. Излишне радикален. Его попытки разбогатеть окончились провалом, поэтому он, естественно, нетерпимо относится к тем, кто оказался более удачливым. Он…
  — Приблизительно в семь тридцать утра, — вновь прервал его Мейсон, — мистер Ф. Л. Риз был найден мертвым в постели. Его зарезали острым разделочным ножом, который вонзили прямо через одеяло. Нож, судя по всему, был взят из ящика в буфете в столовой и…
  Кент пошатнулся, схватившись за сердце, его глаза расширились, лицо сделалось пепельно-серым.
  — Нет, — прошептал он хрипло, с явным трудом. — Боже, боже, нет!
  Мейсон кивнул.
  — О мой бог! — воскликнул Кент, цепляясь за руку Мейсона.
  Мейсон вырвал руку и сказал:
  — Держитесь на ногах и кончайте фиглярничать.
  — Извините, но мне необходимо присесть, — произнес Кент и молча уселся прямо на землю.
  Мейсон возвышался над ним, пристально глядя на него спокойным взглядом.
  — Когда… Когда это произошло?
  — Не знаю. Нашли его в семь тридцать.
  — Кто нашел?
  — Я.
  — Как так случилось, что вы его нашли?
  — Мы нашли разделочный нож под подушкой на вашей кровати, — ответил Мейсон. — После того как взглянули на лезвие, приступили к поискам в доме — так сказать, к переписи обитателей.
  — У меня под подушкой! — воскликнул Кент, избегая, однако, встретиться с глазами адвоката.
  — Знали ли вы, — спросил Мейсон, — что Риз в эту ночь спал не в своей комнате? Что он поменялся спальнями с Мэддоксом?
  Глаза Кента, похожие на глаза раненого оленя, взглянули в его глаза. Он медленно покачал головой:
  — А разве он поменялся?
  — Да, — ответил Мейсон, — по-видимому, вы почти единственный, кто не знал об обмене комнат. Окружной прокурор будет доказывать, что когда вы взяли нож из буфета и отправились в поисках жертвы по дому, то были убеждены, что обитатель этой комнаты Фрэнк Мэддокс.
  — Вы имеете в виду, что окружной прокурор будет говорить о том, что это сделал я?
  — Именно это я и имею в виду.
  Кент уставился на Мейсона. Его рот начал дергаться, рука потянулась к лицу, словно пытаясь прекратить конвульсии, но затряслась и сама.
  Мейсон заметил небрежно:
  — Если хотите, чтобы я защищал вас, Кент, то вам придется сделать две вещи: первую — убедите меня, что вы не виновны ни в каком предумышленном убийстве; вторую — прекратите эти дела с трясучкой.
  Кент продолжал трястись и дергаться, причем судороги охватили почти все тело, а Мейсон продолжал все в том же небрежном тоне, словно ничего не замечал:
  — Доктор Келтон сказал, что у вас это получается не совсем верно: то есть в достаточной степени, чтобы одурачить семейного врача, но ни в коем случае не психиатра. Так что подумайте, насколько ваши судороги отрицательно скажутся на вашем деле, если вы будете продолжать их разыгрывать.
  Кент внезапно прекратил дергаться.
  — А что в них неправильного? — спросил он.
  — Келтон не сказал. Он просто заявил, что дело в том, как вы их изображаете. Ну а теперь — зачем вы их демонстрируете?
  — Я… э-э-э…
  — Продолжайте, — подбодрил Мейсон. — Итак, зачем вам это?
  Кент вынул платок из кармана и вытер лоб.
  — Продолжайте, — настаивал адвокат. — Смелее! Встаньте на ноги! Я хочу говорить с вами!
  Кент медленно поднялся на ноги.
  — Почему вы сейчас прибегли к такому представлению? — продолжал допытываться Мейсон.
  Кент ответил почти неслышно:
  — Потому что я знал, что опять разгуливал во сне, и боялся… Боже, как я был напуган!
  — Боялись чего?
  — Того, что я собираюсь сделать эту самую вещь.
  — Какую? Убить Риза?
  — Нет, убить Мэддокса.
  — Вот сейчас, — заметил Мейсон, — похоже, вы говорите разумно. Хотите сигарету? — Он протянул портсигар.
  Кент покачал головой.
  — Продолжайте и расскажите мне все остальное.
  Кент со страхом оглянулся. Мейсон его ободрил:
  — Давайте, выскажитесь. Вряд ли у вас будет более безопасное место для разговора. Они могут выйти на вас в любое время. — Он поднял палец и театрально указал на аэроплан, который казался не больше точки, однако явно приближался к аэропорту. — Даже на этом самолете могут быть полицейские. Говорите сейчас же, да побыстрее.
  Кент решился:
  — Только бог знает, что я вытворяю, когда разгуливаю во сне.
  — Вы убили Риза?
  — Отвечаю, как перед богом, — не знаю.
  — А что вы знаете?
  — Я знаю, что разгуливал во сне год назад. Знаю, что брожу по ночам время от времени еще с тех пор, как был ребенком. Знаю, что эти приступы наступают в полнолуние и когда я в нервном состоянии или выбит из колеи. Знаю, что немногим меньше года назад, когда разгуливал во сне, я прихватил разделочный нож. Не знаю, что собирался делать с этим ножом, но боюсь, ужасно боюсь…
  — Того, что намеревались убить свою жену? — спросил Мейсон.
  Кент кивнул.
  — Пойдемте отсюда! — предложил Мейсон, следя глазами за самолетом, который разворачивался в воздухе, чтобы зайти против ветра. — А что еще по поводу последнего приступа лунатизма?
  — Я разгуливал во сне. Взял разделочный нож из буфета. В любом случае я не пытался убить кого-нибудь этим ножом, а если даже и пытался, то что-то мне помешало.
  — Почему вы так думаете?
  — Разделочный нож был у меня под подушкой, когда я проснулся утром.
  — Выходит, вы знали, что он был там?
  — Да.
  — А вы знали, что произошло после этого?
  — Пришел к выводу, что что-то, должно быть, произошло. Я пошел принять душ, а когда вернулся — ножа не было. К этому времени Эдна уже начала следить за мной. Той ночью, когда я пошел спать, кто-то запер мою дверь.
  — Как вы это узнали?
  — Я еще не спал. Замок слабо щелкнул.
  — И вы решили, что это Эдна?
  — Да. Был уверен, что это она.
  — И поэтому?
  — И поэтому, когда Эдна стала излагать свою астрологическую чушь и предложила мне обратиться к адвокату, чье имя состоит из шести букв и созвучно камню, то понял, что она старается обезопасить меня на случай, если произойдет что-то по-настоящему ужасное. Поэтому я перебрал в голове имена всех ведущих адвокатов по уголовным делам и облегчил ей жизнь, назвав вас.
  — Значит, вы не клюнули на астрологию?
  — Не знаю. Думаю, что в этом все-таки что-то есть. Но сразу же, как только она изложила суть своих предсказаний, я понял, что лучше обратиться именно к вам до того, как что-то произойдет.
  — Вот поэтому вы предложили мне захватить с собой доктора?
  — Это верно. Правда, тоже с подачи племянницы, но я увидел все преимущества этого варианта.
  — А этот спектакль с конвульсиями?
  — Хотел произвести на вас обоих впечатление, что испытываю сильный нервный стресс.
  — Но в основном этот спектакль был рассчитан на доктора?
  — Если вы хотите представить вещи в таком свете, то да.
  — Почему вы не обратились в полицию или не легли в клинику?
  Кент переплел пальцы и сжал их с такой силой, что они побелели.
  — Почему я этого не сделал? — спросил он сам себя. — Боже, почему я этого не сделал? Если бы я только это сделал! Но нет! Я продолжал думать, что все пройдет само собой. Уверяю вас, то, что я положил нож под подушку и ничего не сделал с ним, придало мне уверенность, что я на самом деле никого не убью. Поставьте себя на мое место. Я богат, моя жена желает завладеть моей собственностью и упечь меня в лечебницу. Для меня сделать то, что вы предположили, — значило бы сыграть ей только на руку. Я оказался в страшно затруднительном положении. Мысли об этом едва не довели меня до сумасшествия. А затем, после того как я проконсультировался с вами и увидел приемлемый выход в том, как вы намерены действовать, почувствовал уверенность, что все образуется. Мои мозги освободились от такой тяжести, что в ту ночь я спал без задних ног. Не могу ничего вспомнить до тех пор, пока меня не поднял будильник… Я думал только о предстоящей женитьбе… И даже не заглянул под подушку.
  Приземлившийся аэроплан откатили к месту высадки. Мейсон, наблюдая за людьми, которые выбирались из него, заметил:
  — О’кей, Кент, я верю вам. Хотелось бы верить. Если вы рассказали мне сущую правду, тогда честно все сообщите в полиции. Если вы симулировали лунатизм, что, как утверждает ваша жена, и было в случае с нею, только для того, чтобы кого-нибудь убить, то лучше прямо сейчас скажите мне об этом.
  — Нет-нет, я говорю вам чистую правду.
  Мейсон поднял руку и окликнул:
  — Сюда, сержант.
  Сержант Голкомб, разминающий мускулы после полета, вздрогнул при звуке голоса Мейсона, затем вместе с помощником окружного прокурора Блэйном направился к Мейсону и Кенту.
  — Что такое? — с опаской негромко спросил Кент.
  — Держите порох сухим, — предостерег адвокат. — Расскажите вашу историю полицейским, и пусть она появится во всех газетах. Чем больше шума, тем лучше для нас…
  Сержант Голкомб спросил озадаченно у Перри Мейсона:
  — Какого дьявола вы здесь делаете?
  Мейсон — сама вежливость — ответил, сделав указующий жест рукой:
  — Сержант Голкомб, позвольте представить вам мистера Питера Б. Кента.
  Глава 12
  Перри Мейсон расхаживал по офису, слушая, как Пол Дрейк тягучим монотонным голосом излагает совокупность фактов.
  — Похоже, лунатизм — единственное, на чем ты сможешь строить защиту. На ручке ножа не было никаких отпечатков, но Дункан клянется, что именно Кента видел тогда ночью при лунном свете. Дункан настроен враждебно, как сам дьявол. Не тешь себя, что этот старый флюгер не пойдет на все, чтобы только навредить тебе. Понимаю, что когда он в первый раз излагал свою историю, то утверждал, что видел только силуэт лунатика. Теперь же говорит, что это был Кент. И единственное, что заставило его думать о лунатизме, — это то, что на Кенте была длинная ночная рубашка. Он…
  Мейсон повернул лицо к Дрейку.
  — Ночная рубашка — ведь это зацепка! — прервал он. — Разве Кент не носил пижаму?
  Дрейк покачал головой:
  — Ничего не выйдет, Перри. И я думал, что мы сможем опровергнуть показания Дункана, подловив его на «ночной рубашке», но оказалось, что это дохлый номер. Кент носил одну из этих допотопных ночных рубашек.
  — Воображаю, что в офисе окружного прокурора зацепились за нее, как за доказательство.
  — Еще бы! Они располагают ночной рубашкой, которую нашли возле его кровати, предположительно той самой, которая была на нем.
  — С пятнами крови?
  — Это я выяснить не смог, но думаю, что нет.
  — Разве их не должно было быть на ней?
  — Прокуратура доказывает, что раз удар ножом был нанесен через постельное белье, то одеяло предотвратило и попадание крови на руки и одежду убийцы.
  — Это звучит достаточно разумно, — признал Мейсон, — чтобы убедить присяжных. В какое время было совершено убийство?
  — Это под вопросом. По тем или иным причинам прокуратура старается не уточнять, утверждая, что слишком трудно установить время. Репортерам там сообщили, что приблизительно между полуночью и четырьмя часами утра. Но они допрашивают слуг на предмет, не слышали ли те или не видели ли что-либо около трех часов.
  Мейсон остановился, широко расставив ноги, склонив голову, и нахмурился, переваривая услышанное.
  — Они занимаются этим, — заметил он, — чтобы обеспечить Дункану возможность изменить показания. Могу поспорить с тобой на двадцать баксов, что они могут установить время убийства с точностью до часа — для этого есть много способов. Но Дункан заявил, что видел Кента с ножом в патио в пятнадцать минут первого… Пол, а что насчет часов в комнате Дункана? У них фосфоресцирующий циферблат?
  — Не знаю. А что?
  — А то, — ответил Мейсон, — что, если это так, они будут скрывать точное время убийства до тех пор, пока не смогут убедить Дункана, что было не пятнадцать минут первого, а три часа. Человек со слабым зрением может легко перепутать часовую и минутную стрелки, когда смотрит на слабо светящийся циферблат.
  Делла Стрит, оторвавшись от блокнота, спросила:
  — Вы думаете, что Дункан пойдет на это?
  — Конечно, пойдет! Они кинут ему наживку, сказав: «А теперь ваше слово, мистер Дункан, вы же адвокат. Для вас не слишком-то приятно засыпаться на перекрестном допросе. Экспертиза убедительно доказывает, что убийство должно было произойти в три часа. Не разумно ли предположить, что вы перепутали маленькую стрелку с большой, которая указывала на цифру „три“? Конечно, мы не хотели бы, чтобы вы показывали то, чего на самом деле не было, но мы также и не желаем, чтобы вы оказались смешным на свидетельской трибуне». И Дункан клюнет, отправится домой, обдумает это и внушит самому себе, что теперь точно вспомнил, что было три часа, а не пятнадцать минут первого. Люди, подобные Дункану, исполнены предрассудков, предвзяты и эгоистичны, и они самые опасные лжесвидетели в мире, потому что не могут допустить, даже для себя, что дают ложные показания. Они не могут быть беспристрастными свидетелями в чем бы то ни было.
  — Неужели вы не сможете его на этом подловить, — спросила Делла Стрит, — хотя бы для того, чтобы присяжные увидели, что он за человек?
  Мейсон ухмыльнулся ей и ответил:
  — Мы можем попытаться. Но для этого потребуется масса ухищрений, и не все из них окажутся благовидными.
  — Ну, — возразила Делла Стрит, — не думаю, что более благовидно отправить клиента на виселицу из-за того, что какой-то надутый индюк врет и не краснеет.
  Дрейк заметил:
  — Не беспокойся за Перри, Делла. Он выкинет какой-нибудь трюк еще до того, как процесс закончится, и если это не сработает, то его вышибут из коллегии адвокатов, а если пройдет — он сделается героем. Еще ни один клиент Перри Мейсона не был осужден на основе липовых показаний.
  — Ты ведешь слежку за Дунканом? — спросил Мейсон.
  — Да. Мы повесили «хвосты» на каждого, кто покинул дом, и я получаю отчеты по телефону каждые пятнадцать минут.
  Мейсон задумчиво кивнул и сказал:
  — Я особенно хочу знать, когда он пойдет к окулисту.
  — При чем здесь окулист?
  — Я заметил, что он смотрит через нижние половины бифокальных линз, — ответил Мейсон. — Очевидно, они не подходят ему. Многое будет зависеть от его зрения. Окружной прокурор захочет, чтобы он произвел хорошее впечатление. В настоящее время он не может прочесть ничего, если не глядит через нижние части линз, и только на расстоянии вытянутой руки. Вряд ли это произведет благоприятное впечатление на присяжных, когда речь зайдет о том, что он видел в лунном свете в три часа ночи.
  — Но он же не спал в очках, — возразила Делла.
  — Когда он начнет давать свои показания, ты в это поверишь, — мрачно ответил Мейсон. — Окружной прокурор довольно порядочный мужик, но некоторые из его помощников работают на публику. Они намекнут Дункану на то, что хотят доказать, и он сделает все остальное. Как Джексон — вернулся?
  Она кивнула и ответила:
  — Харрис подслушал телефонный разговор между Дорис Салли Кент и Мэддоксом. Думаю, вы хотите, чтобы Пол тоже послушал, что скажет Джексон об этом разговоре?
  — Зови Джексона, — ответил Мейсон.
  Она помедлила в дверях и поинтересовалась:
  — Как вы думаете, это правда, что у самолета Кента забарахлил мотор?
  — Да, я говорил с пилотом. Это именно то, что случилось. Ему пришлось сделать вынужденную посадку в пустыне. Ушло не так много времени, чтобы устранить неполадки в зажигании, но ему еще пришлось очищать от кустарника место, чтобы взлететь. Случилось то, что случается один раз на миллион.
  — Тогда Кент не женился?
  — Нет.
  — Это означает, что Люсилл Мейс может выступать свидетелем против него?
  — Она ничего толком не знает. Пригласи Джексона.
  Когда Делла покинула комнату, Дрейк тихо спросил:
  — Была ли у Кента причина задержать полет, Перри?
  Мейсон ответил почти без интонаций:
  — Откуда, во имя дьявола, мне это знать! Он сказал, что мотор отказал, а пилот это подтвердил.
  — И он твой клиент, — заметил Дрейк.
  — Не только мой, но и твой, — уточнил Мейсон. — Но не будь настолько циничным. Думаю, что имела место авария.
  — Возможно, что и так, но попробуй убедить в этом присяжных.
  Дверь открылась, и вошел Джексон. Мейсон кивнул:
  — Выкладывай нам всю подноготную, Джексон.
  Тот явно был возбужден:
  — Я только что разговаривал с секретарем суда в Санта-Барбаре. Я поставил свое имя, адрес и телефонный номер на обратной стороне окончательного решения о разводе, когда заполнил его как поверенный Питера Кента.
  — Ну? — спросил Мейсон, когда Делла Стрит почти бесшумно проскользнула через дверь к своему столу.
  — Секретарь суда позвонил мне, чтобы сообщить, что Дорис Салли Кент, действуя через «Хеттли и Хеттли» в нашем городе, возбудила дело о том, что суд неправильно рассмотрел дело о разводе, утверждая, что имел место сговор и что Кент вынудил ее подать на развод; что он ввел ее в заблуждение о размере своей собственности, скрыв, что вложил деньги в патент на станок для обточки клапанов и является совладельцем «Мэддокс манифэкчуринг компани» в Чикаго; что патенты, контролируемые этой компанией, превышают по стоимости миллион долларов и что это их совместная с Мэддоксом собственность. Она также заявляет, что окончательное решение суда является незаконным, и подала прошение об отмене, ссылаясь на параграф 473 гражданского законодательства с указанием причин своего отказа от услуг адвокатов в Санта-Барбаре, и наняла «Хеттли и Хеттли»; что она была под впечатлением, что предварительное решение о разводе было вынесено пятнадцатого, и так им и заявила, что у них не было возможности ознакомиться с делом до прошлой ночи и что они просидели всю ночь, подготавливая бумаги.
  — Когда бумаги были направлены в суд Санта-Барбары?
  — Материалы об отмене предварительного решения о разводе поступили в суд около девяти тридцати. Они прикинули, что окончательное решение о разводе в любом случае не будет вынесено ранее десяти часов.
  — А прошение со ссылкой на параграф 473?
  — Только совсем недавно. Они узнали о том, что окончательное решение вынесено, когда оказались там, и, очевидно, подготовили и составили его уже в Санта-Барбаре. Секретарь суда не звонил мне до тех пор, пока не была предпринята атака на окончательное решение о разводе.
  Мейсон обратился к Делле Стрит:
  — Пошли кого-нибудь к секретарю суда, чтобы выяснил, не подали ли они петицию об объявлении Питера Кента недееспособным и о назначении опекуном его жены. — Он снова обернулся к Джексону: — Так что по поводу тех дел, которые ты упомянул по телефону?
  — В три часа утра, — ответил Джексон, — Мэддокс звонил миссис Кент и хотел, чтобы она действовала с ним заодно.
  — В три часа утра! — воскликнул Мейсон.
  Джексон кивнул. Мейсон тихонько присвистнул и сказал:
  — Давай выкладывай детали. Расскажи мне все, что произошло.
  — Когда я получил ваши указания, я начал следить за домом миссис Кент.
  — Были ли трудности при поиске?
  — Нет, я сразу отправился по адресу, который вы мне дали. Я оставался там до полуночи и не видел никаких признаков жизни, кроме света в окнах нижнего этажа.
  — Ты имеешь в виду, что не видел никого вокруг?
  — Что верно, то верно.
  — Что произошло потом?
  — Около полуночи подошел Харрис. Должно быть, даже немного раньше: точное время я не помню. Он сказал мне, что принимает от меня дежурство, поэтому я забрал из его машины Эллен Уорингтон и мы отправились в отель. Харрис остался там в своем автомобиле. Ночь была необычайно теплой для этого времени года, поэтому окна были открыты. Харрис выказал себя чертовски хорошим детективом. Когда зазвонил телефон, он засек время. Было две минуты четвертого. Он сверил свои часы на следующее утро и обнаружил, что они спешат на минуту и пять секунд, так что в действительности время было три часа пятьдесят пять секунд. Также он делал пометки во время ее разговора.
  — Он мог слышать ее?
  — Да, ночь выдалась тихой, и он мог слышать, как ее голос доносился из спальни. — Джексон вытащил сложенный листок бумаги из кармана и прочитал: — «Телефон звонил три раза, затем сонный голос ответил: „Алло!.. Да, это миссис Кент… Да, миссис Дорис Салли Кент из Санта-Барбары… Повторите имя, пожалуйста… Мэддокс… не понимаю, почему вы звоните в столь поздний час… Почему я думаю, что все улажено… Ваш адвокат организовал совещание, и я встречусь с вами, как договорились… Вы можете войти в контакт с мистером Сэмом Хеттли из фирмы „Хеттли и Хеттли“, если хотите получить дополнительную информацию. До свидания!“»
  Джексон передал бумагу Мейсону. Тот многозначительно взглянул на Пола Дрейка и сказал:
  — Одна минута четвертого, хм? — И забарабанил костяшками пальцев по краю стола, затем внезапно сказал: — Послушай, Джексон, когда они передавали документы в суд в полдесятого утра, они еще не знали, что окончательное решение о разводе уже вынесено?
  — Совершенно верно, сэр.
  — Затем они подали прошение с перечислением причин ходатайства об отмене окончательного решения, ссылаясь на параграф 473?
  Джексон опять кивнул.
  — Отсюда следует, что где-то между половиной десятого утра и тем временем, когда прошение было подано, они должны были связаться с миссис Кент и получить ее подпись. Как так получилось, что твой человек на посту проворонил это, Пол?
  Пол Дрейк покачал головой и ответил:
  — Я договорился, чтобы мне звонили и докладывали, если случится что-либо необычное. Согласно отчету, который я получил двадцать минут назад, миссис Кент не покидала дома.
  — Должно быть, она от него ускользнула, — заметил Мейсон.
  — Если это так, то она хитра, как дьявол. Патио окружено огромной стеной. Если даже выйти через черный ход, то все равно придется, чтобы обойти дом, пройти мимо парадного подъезда. Там даже есть специальная заасфальтированная дорожка с черного хода и вокруг здания.
  — Стена, окружающая патио? — спросил Мейсон. Дрейк кивнул. Зазвонил телефон. Мейсон взял трубку: — Алло… Это тебя, Пол, — и передал трубку.
  Дрейк послушал минуту и спросил:
  — Вы уверены? — Затем набросал несколько цифр в блокноте, который вытащил из кармана, после чего распорядился: — О’кей, оставайтесь там. Я пришлю двух людей в помощь. Держитесь возле этой парочки, пока они не разделятся. Если разойдутся, то следуйте за Дунканом — это та самая здоровая птичка с кустистыми бровями. Один из тех, кого я пришлю, пусть висит на хвосте Мэддокса. — Он положил трубку, взглянул на часы и обратился к Мейсону: — Все верно, она покинула дом. Сейчас у нее совещание со своим адвокатом. Мои люди проследили за Мэддоксом и Дунканом до здания биржи. Они поднялись на пятый этаж, где располагается офис «Хеттли и Хеттли». Мой оперативник возвращался к лифту, после того как поднялся за ними наверх, когда повстречал в коридоре ослепительную блондинку. Она не первой молодости, но наряд шикарный, и она понимает, как надо одеваться; фигура у нее отличная, под стать одежде. Когда оперативник вышел на улицу, то спросил у напарника, не заметил ли тот яркую фифочку, и случилось так, что тот обратил внимание, как она подкатила в зеленом «Паккарде» с номером 9-R-8397.
  Перри Мейсон отшвырнул стул.
  — Это то, что нам надо! — воскликнул он, обращаясь к Полу Дрейку. — Приступаем. Брось на это, если понадобится, хоть сотню человек. Должны быть свидетели того, как миссис Кент, Мэддокс и Дункан выходили из офиса. Это подтвердит, что телефонный звонок в три часа утра имел место, что бы там они ни говорили на свидетельской трибуне, и если я докажу, что Мэддокс и Дункан звонили по междугородному телефону в это время, то смогу заставить Дункана расколоться во время перекрестного допроса. Он заявил, когда давал свои первые показания, что видел лунатика около полуночи. Теперь, если он изменит их и будет говорить, что видел, как кто-то разгуливал во сне в три часа, я могу посадить его в лужу, заявив, что он и Мэддокс в это время заказывали междугородный разговор.
  — Но, возможно, Мэддокс заказал разговор, даже не разбудив Дункана.
  — Один шанс на миллион, — ответил Мейсон, — но все равно мы должны заткнуть эту брешь до того, как начнется процесс. И я хочу узнать, что она имела в виду, когда говорила, что его адвокат уже организовал совещание. Вот где твоим людям придется поработать, Пол. Впрягайся и держи меня в курсе!
  Дрейк направился к выходу; его обычную нарочитую медлительность как рукой сняло: длинные ноги Дрейка покрыли это расстояние за три широких шага.
  Глава 13
  Перри Мейсон изучал выступление адвокатов по делу «Дорис Салли Кент против Питера Б. Кента», когда Делла Стрит впорхнула в кабинет и сказала:
  — Там Эдна Хаммер. Она настолько возбуждена, что, думаю, вам не следует заставлять ее ждать. Она плачет и на грани истерики.
  Мейсон нахмурился и спросил:
  — В чем дело?
  — Не знаю, возможно, у нее стресс из-за того, что арестовали ее дядю.
  — Нет, — медленно ответил Мейсон, — она еще утром знала, что его арестуют, но выдержала это со стойкостью маленького солдата.
  — Держите ухо востро с этой женщиной, — предостерегла Делла. — Скажите ей, пусть перестанет беспокоиться обо всем на свете и предоставит это кому-нибудь еще. Она слишком эмоциональна, и если за ней не смотреть, то скоро она сломается, и только богу ведомо, что еще отколет.
  Мейсон кивнул и сказал:
  — Впусти ее и будь поблизости!
  Делла Стрит подняла трубку.
  — Пусть зайдет мисс Хаммер, — сказала она.
  Когда дверь открылась и вошла Эдна Хаммер с напряженным лицом, на котором пыталась изобразить улыбку, Делла пошла ей навстречу и обняла рукой за плечи. Эдна закрыла дверь за собой, позволила Делле подвести себя к большому креслу, опустилась в него и сказала:
  — Произошло что-то ужасное!
  Мейсон поинтересовался:
  — А что именно?
  — Джерри угодил в ловушку.
  — Какую ловушку?
  — Полицейскую.
  — Что же произошло?
  — Он сказал нечто ужасное, не думая о том, что говорит, и сейчас пытается вывернуться.
  — Что он сказал?
  — Что разделочного ножа не было в буфете, когда он брал там штопор примерно за полчаса до того, как уехать в Санта-Барбару.
  Мейсон вскочил на ноги:
  — Он в этом уверен?
  — Говорит, что да.
  — И он так и заявил окружному прокурору?
  — Да.
  Делла Стрит в раздумье нахмурилась и спросила:
  — Разве это так чертовски важно?
  Он кивнул:
  — Это единственная вещь, за которую все цепляется. Разве ты не видишь? Если Кент планировал убийство, но хотел провернуть его так, чтобы оно выглядело словно совершенное в состоянии лунатизма, и особенно если ему в голову запала мысль, что Эдна старается предотвратить убийство, закрывая буфет на ночь, то он, естественно, вынул нож заранее, еще до того, как пошел спать. Для того чтобы строить защиту на приступе лунатизма, мы должны доказать, что он встал во сне, снабдил себя смертельным оружием, опять же во сне, и совершил убийство, не ведая, что творит, и без малейшего злого умысла.
  — Возможно, — предположила Делла Стрит, — Харрис ошибается.
  Мейсон мрачно покачал головой.
  — Нет, — ответил он, — это единственная вещь, которая будет торчать теперь, как распухший палец, в этом деле. Он не ошибается, не может ошибаться. Видишь ли, у Эдны был ключ от этого буфета, причем только один. Я был с ней, когда она закрывала ящик. Мы оба приняли на веру, что нож там. Даже не открыли ящик, чтобы убедиться. Утром ящик был еще заперт. Дворецкий обратился к Эдне, чтобы она помогла ему найти ключ. Она выкинула маленький фокус-покус, достав ключ и сделав при этом вид, что искала его на верху буфета.
  Эдна Хаммер рыдала, закрывая лицо носовым платком. Делла, усевшись на подлокотник кресла, похлопала ее по плечу.
  — Не плачьте, — успокоила она девушку. — Слезами здесь не поможешь.
  Мейсон начал мерить шагами пол. Спустя несколько минут Делле удалось несколько успокоить Эдну, находящуюся в полуистерическом состоянии, но Мейсон все еще продолжал расхаживать по кабинету. Наконец Эдна высказала предположение.
  — Я сделаю все, что смогу, — сказала она. — Джерри улетит на самолете. Он ведь еще не получил повестки. Он улетит туда, где его не найдут. Скажите мне, это правильное решение?
  Мейсон спросил, прищурившись:
  — Он уже сделал это заявление?
  — Заявление?.. Сделал, да.
  — А подписал его?
  — Нет! Думаю, что нет. Его застенографировали, и все. Сейчас, пока ему не вручили повестку, может ли он покинуть город и отбыть в какую-нибудь другую страну?
  Мейсон ответил:
  — Это вызовет дьявольский резонанс у публики. Прокуратура обыграет его неявку по-крупному в газетах. Будут кричать о том, что он улизнул, чтобы не давать показания. Где он сейчас?
  — В своем автомобиле на стоянке напротив вашего офиса. Он уже собрал вещи и заказал билет на самолет до Мехико. Затем отправится отсюда в…
  Возле двери в приемную возникла какая-то суматоха, послышался громкий женский голос:
  — О вас надо доложить!
  Затем раздался мужской голос, который с раздражением произнес:
  — Обойдемся!
  Дверь распахнулась настежь. Джерри Харрис, мрачный как туча, бесцеремонно ворвался в офис, держа в руке продолговатую бумажку.
  — Клянусь богом, — произнес он, — они сцапали меня… поймали, как чертова дурака, пока я сидел в машине на стоянке напротив вашего офиса.
  — Сцапали с чем? — спросил Мейсон.
  — Всучили повестку о явке для дачи показаний перед Большим жюри завтра утром в десять часов.
  Мейсон воздел руки и сказал:
  — Ну, окружной прокурор утер нам нос. Гамильтон Бергер далеко не дурак!
  — Но, — спросила Эдна, — разве теперь он не может уехать? Самолет улетает ночью и…
  — И они, несомненно, установили за ним наблюдение, — ответил Мейсон. — Уже видели, как он зашел сюда после вручения повестки. Если он покинет страну сейчас, они вызовут меня на ковер перед коллегией адвокатов. Да, поезд ушел, хотя с самого начала мысль о бегстве Харриса, скажем прямо, меня не слишком впечатляла. Мы должны выдержать этот удар в челюсть. Садитесь, Харрис, и расскажите обо всем по порядку!
  — Я чертовски огорчен, — попытался оправдаться Харрис. — Подумываю, есть ли шанс заявить им о том, что я ошибся. Конечно, сначала мне это не казалось столь важным, и я выложил про нож окружному прокурору на полном серьезе и…
  — Какой, к черту, шанс, — прервал его Мейсон. — Они смогут установить этот факт и без ваших показаний — хотя бы потому, что Эдна закрыла ящик и держала ключ у себя. Ежу понятно, что разделочного ножа там и не могло быть.
  — Но они не знают, что я заперла ящик, — заметила Эдна. — Я поклянусь, что не закрывала. Я…
  — Вы будете говорить только правду, — оборвал ее Мейсон. — Всякий раз, когда речь заходит о даче ложных показаний, хотя бы ради того, чтобы вытащить клиента, я отказываюсь от дела. Если он не виновен, мы сумеем доказать это.
  Зазвонил телефон, Делла Стрит сняла трубку, а затем передала ее Мейсону:
  — Звонит Пол Дрейк и говорит, что это чертовски важно.
  Мейсон поднес трубку к уху. Голос Дрейка с несвойственным ему возбуждением произнес:
  — Ты хотел знать, куда отправится Дорис Салли Кент, пока будет находиться в Лос-Анджелесе? Мои люди постоянно докладывают мне по телефону. Прямо сейчас я вижу ее зеленый «Паккард» на стоянке напротив твоего офиса, а она собственной персоной направляется к тебе в контору. Думаю, тебе понадобится минута или две, чтобы навести в доме порядок.
  Мейсон оборвал смешок Дрейка тем, что бросил трубку.
  — Слушайте, вы оба, — сказал он. — Дорис Кент находится на пути сюда. Возможно, она собирается сделать мне предложение. Если она наткнется на вас в коридоре, все может сорваться. Мисс Стрит отведет вас в соседнюю комнату. Когда на горизонте станет чисто, вы сможете проскользнуть в коридор. Эдна, возможно, вас уже поджидают на улице у выхода с повесткой. Не вздумайте чего-нибудь выкинуть. Будьте маленькой леди и держите язык за зубами. О’кей, Делла, проводи их в библиотеку.
  Стоило Делле Стрит вернуться, как зазвонил телефон Мейсона и одна из девушек в приемной доложила:
  — Миссис Дорис Салли Кент настаивает на том, чтобы увидеть вас по делу, не терпящему отлагательства.
  Мейсон ответил:
  — Впустите леди! — положил трубку на рычаг и обратился к Делле Стрит: — Исчезни в своей комнате, Делла, и делай пометки во время разговора.
  Он щелкнул выключателем, которым переключил микрофон на личный офис секретарши. Затем ожидающе взглянул на дверь, ведущую в приемную.
  Делла Стрит уже закрыла дверь своего офиса, когда служащая впустила привлекательную женщину лет тридцати или немногим больше, в больших голубых глазах которой сияла улыбка, предназначенная Мейсону.
  Мейсон окинул ее критическим взглядом, отметив про себя ее красивые лодыжки, выставленные напоказ в той степени, чтобы возбудить интерес, не утолив при этом любопытства, пухлые красные губы, слегка тронутые помадой, великолепные белокурые волосы. Без малейшей тени смущения она направилась к столу Мейсона, протянула ему руку и сказала:
  — Мило с вашей стороны, что согласились принять меня.
  Мейсон указал на стул.
  — Весьма наслышана о вас, — добавила она, разворачивая стул так, чтобы не только сидеть к нему лицом, но и чтобы он мог видеть ее ноги, которые она положила одну на другую. — Мне говорили, что вы очень толковый адвокат.
  — Моя репутация, — ответил Мейсон, — во многом зависит от того, кто говорит: истец или ответчик.
  Ее смех звучал приятно.
  — Ну, не будьте таким! — сказала она. — Вы прекрасно знаете себе цену. Почему бы не признать это? Беда мне с адвокатами — вечно они опасаются, что кто-то заманит их в ловушку.
  Мейсон не улыбнулся.
  — Будь по-вашему, — ответил он. — Признаю, что я хороший. Ну и что дальше?
  В ее глазах промелькнула легкая тень беспокойства, когда она оценивающе взглянула на него. Но улыбка осталась — пухлые красные губы слегка раздвинулись, открывая ровные белые зубы.
  — Итак, вы защищаете дорогого старину Пита, — сказала она.
  Мейсон ничего не ответил.
  — Вы сможете его вытащить?
  Он только кивнул в ответ. Она открыла сумочку, достала сигаретницу, открыла ее и протянула Мейсону.
  — Нет, благодарю, — отказался он. — У меня свои.
  Он достал одну из своего портсигара. Она слегка склонила голову набок, в глазах светилось ожидание. Мейсон перегнулся к ней и поднес спичку к ее сигарете. Их глаза встретились.
  Она сделала большую затяжку, выпустила две струйки дыма через чувственные ноздри и сказала:
  — Я пришла узнать, могу ли я чем-нибудь помочь?
  Мейсон поднял брови.
  — Помочь отмазать бедного Пита, — уточнила она.
  — Смотря что вы имеете в виду.
  — Я могла бы подтвердить, что знала о том, что вот уже некоторое время он страдает от прогрессирующего душевного расстройства, от которого становится раздражительным, особенно по ночам. Очень часто он испытывал мучительные галлюцинации. Я думала сначала, что он пытался убить меня, но теперь, мысленно возвращаясь к этому и вызывая в памяти некоторые детали, которые тогда казались несущественными, пришла к выводу, что бедный Питер просто очень психически больной человек. У него было сильное нервное потрясение в Чикаго, от которого он так и не оправился.
  — А еще что?
  Она взглянула на Мейсона, слегка нахмурившись. Улыбки на ее губах уже не было.
  — А что вы еще хотите? — спросила она.
  — Все, что вы считаете нужным сообщить мне.
  — Не думаю, что мне следует сообщать что-либо еще, пока не выясню, чего мне ожидать от вас.
  — Например?
  — Например, собираетесь ли вы сотрудничать со мной.
  Мейсон медленно ответил:
  — Пока не вижу, каким образом можно поставить вопрос о сотрудничестве, миссис Кент. Если у вас есть что мне сообщить, я охотно это выслушаю.
  — Я могла бы подтвердить множество вещей. Возможно, если бы вы мне намекнули, что вам необходимо для построения защиты, я могла бы выбрать то, что оказалось бы существенным для вас. Видите ли, в повседневных контактах в семейной жизни происходит многое, которое хотя и забывается, но не до такой степени, чтобы при определенных обстоятельствах нельзя было бы освежить в памяти. Следовательно, если вы скажете мне, чего бы вы хотели, я вполне могла бы вспомнить. Вам не следует опасаться за меня во время перекрестного допроса. Я смогу за себя постоять.
  — Вы имеете в виду, что сможете повлиять на присяжных?
  — Ну, если вы ставите вопрос так, то да.
  — Очень хорошо! — ответил Мейсон. — Оставьте свой адрес, и я войду в контакт с вами, если что-нибудь надумаю.
  — А сейчас вы ничего надумать не можете?
  — Сейчас — нет.
  — Я хотела бы знать, насколько вы… ну, скажем так, восприимчивы, что ли?
  — Весьма благодарен за то, что пришли, но не думаете ли вы, что было бы лучше для вас захватить своего адвоката, если вы собирались вести разговоры на подобную тему?
  Она подалась к нему и ответила:
  — Хочу быть откровенной с вами, мистер Мейсон. Я рада, что вы заговорили об этом.
  — Почему?
  — Потому что, — был ее ответ, — я еще не подписала контракт со своим адвокатом. Пока от этого воздерживаюсь.
  — Что вы имеете в виду?
  — Он претендует на половину того, что я получу, в случае если выиграю процесс. Я же не хочу платить ему, пока меня не вынудят к этому. Разве вы не видите? Мой муж сейчас не в том положении, чтобы успешно со мной бороться.
  — А почему бы и нет?
  — Потому что он нуждается в моих показаниях. Если я смогу снять с него обвинение в убийстве, доказав его невменяемость, то дело о разводе теряет всякий смысл. В этом случае, раз я остаюсь его женой, меня назначат опекуном над его имуществом.
  — Все это мне ясно, — ответил Мейсон, — но я не намерен обсуждать подобное в отсутствие вашего адвоката.
  — Но почему?
  — Профессиональная этика!
  — Не вижу, почему вы не можете обсудить мои показания.
  — Ваши показания я могу обсудить, но не могу обсуждать ничего, что связано с делом о разводе.
  — Сдается мне, мистер Мейсон, что вы очень, очень осторожны… и излишне щепетильны.
  — Каков есть.
  На ее лице не отразилось никаких признаков раздражения, но она буквально превратила сигарету в бесформенную массу, когда тушила ее в пепельнице.
  — Слишком, слишком этичны, хотя, черт подери, это вам вовсе не свойственно, — вырвалось у нее, и, встав со стула, она сразу направилась к выходу, даже не удостоив Мейсона прощальным взглядом.
  Глава 14
  День клонился к вечеру. В большом здании, где располагался офис, раздавались звуки лихорадочной активности, вызванной концом рабочего дня. Стенографистки, озабоченные тем, чтобы поскорее попасть домой после изнурительной работы, гулко стучали каблучками по выложенному плитками полу коридора. Эти звуки, повторяющиеся день за днем, стали привычными. Сначала они возникали на расстоянии, затем усиливались по мере приближения к двери Мейсона и наконец обрывались перед застекленной дверью, ведущей на лестницу. Хлопали двери лифта, коридор на мгновение освобождался от скопившихся в нем людей, но только затем, чтобы вновь наполниться звуками шагов. В момент, когда стрелки часов приблизились к пяти, шум достиг апогея. К половине шестого в здании воцарилась тишина. Источник доносящихся теперь до ушей адвоката звуков перемещался на улицу, где раздавались автомобильные гудки и слышался гул дорожного движения. Перри Мейсон мерил шагами офис, заложив пальцы за отвороты жилета, наклонив в раздумье голову. Судя по всему, звуки улицы его не отвлекали. Дверь офиса бесшумно открылась; Делла Стрит на цыпочках прошла к своему столу и уселась в ожидании.
  Мейсон едва взглянул на нее.
  — Ступай домой, Делла, — сказал он, — здесь тебе нечего делать.
  — Я останусь. — Она покачала головой. — Вдруг что-то подвернется.
  Кто-то забарабанил костяшками пальцев по двери, выходящей в коридор. Она вопросительно взглянула на Мейсона, и тот кивнул в ответ. Истолковав кивок как согласие, Делла быстро пересекла комнату, чтобы открыть дверь. Вошел Пол Дрейк и сказал:
  — Благодарю, Делла. — Затем бросил быстрый взгляд на Мейсона: — Приступил к очередному марафону на своих двоих, Перри?
  — Пытаюсь вышагать решение этого проклятого дела.
  — Ну, — заметил Дрейк, — возможно, мне удастся несколько упростить ситуацию. Я проверил этот звонок к миссис Дорис Салли Кент. Он был сделан из зала почтамта станции Пасифик-Грейхаунд. Разговор начался в три часа одну минуту и закончился спустя три с половиной минуты. Заказ делал Мэддокс на свое имя, с указанием имени абонента.
  — Сделай копии записей, — приказал Мейсон. — Ты продолжаешь следить за миссис Кент?
  — Да. Что ей было нужно здесь?
  — Хотела, чтобы мы ей дали участок земли, да еще огороженный забором.
  — Что ты имеешь в виду? — спросил, как всегда нараспев, Дрейк.
  — А то, что она хотела, чтобы я не только согласился не оспаривать ее действия, но и дал ей возможность отменить дело о разводе и взять под свою опеку имущество Кента на правах его жены. Взамен пообещала под присягой дать необходимые показания, чтобы признать его недееспособным. Это, конечно, упростило бы нам защиту Кента в деле об убийстве.
  Дрейк протянул:
  — Как мило с ее стороны, не правда ли?
  — Весьма.
  — Разве дело против Кента не зиждется в основном на косвенных уликах? — спросила Делла Стрит.
  Дрейк вытащил блокнот из кармана.
  — Дункан, — ответил он, — дал интервью для газет. Он клянется и божится, что заметил лунатика в патио в три часа ночи. Утверждает, что тот, кого он увидел, был Кент и что якобы этот Кент держал в руке что-то блестящее. По его словам, это вполне мог быть нож, хотя он и не решается утверждать это категорически.
  Делла Стрит негодующе прервала:
  — Как же он выкрутится на суде, если изменил свои прежние показания?
  — Очень просто, — ответил Мейсон. — Заявит во всеуслышание, что когда первый раз давал показания, то немного запутался и поэтому назвал время то ли пятнадцать минут первого, то ли три часа, и что я неправильно его понял, и что он боялся с определенностью назвать лунатика Кентом, не желая быть превратно истолкованным, но чем больше он думал над этим, тем более убеждался, что это был Кент, и что неважно, превратно истолкуют его мотивы или нет, но это его долг — говорить правду. При перекрестном допросе он сделает еще целую кучу весомых добавлений.
  — Вы хотите сказать, что он собирается дать заведомо ложные показания?
  — Нет, старый индюк будет считать, что говорит чистую правду. Ладно, черт с ним и со всем этим! Но вот телефонный звонок позволит мне разнести его по пням и по кочкам. Он не спал в три часа утра.
  — Есть ли шанс, что Мэддокс заказал разговор, не поставив Дункана в известность?
  — Я так не думаю. Слишком маловероятно! Тот факт, что они утром совещались, доказывает, что Мэддокс даже и не пытается утаить что-то от Дункана. Я подумал было, что Мэддокс вообразил, что может обойтись и без него, но это не вяжется с другими фактами.
  Дрейк снова взглянул в блокнот.
  — Есть и еще кое-что, — сказал он. — Ты знаешь, в какое время Харрис, как он утверждает, заметил, что ножа нет в ящике буфета?
  — Где-то вечером, — заметил Мейсон, — я не знаю, когда точно. А в чем дело?
  — В том, — ответил Дрейк, — что, думаю, теперь мы сможем доказать, что нож был в ящике.
  — Как?
  — Благодаря дворецкому. Один из моих людей представился ему как репортер и переговорил с ним. Он чуть не лопнул от важности и с готовностью выложил все, что только знал. Дворецкий сказал, что, прежде чем уйти к себе в комнату, он прошел к буфету в поисках какой-то вещи и отчетливо помнит, что в это время нож был на своем месте в ящике.
  — Во сколько это было?
  — Он не мог сказать точно. Уже после того, как вымыли посуду и убрали. Но посуды было много, и времени на это ушло немало, так что он полагает, уже после отъезда Харриса в Санта-Барбару. Если этому верить, то выходит, что, возможно, ножа и не было в ящике, но его положили туда, когда племянница Кента запирала замок.
  Мейсон нахмурился:
  — Кому могло понадобиться забрать нож из ящика, а затем положить его обратно?
  Дрейк пожал плечами. Мейсон добавил:
  — Это утверждение лишено смысла, Пол. Лично я не слишком доверяю дворецкому. Харрис, скорее всего, говорил правду. Если нож был в ящике, когда буфет запирали, то Кент не смог бы его достать. Ключ ведь только один.
  — Конечно, — протяжно заметил Дрейк, — если не принимать во внимание, что людям давно известно, как открывать замки без ключа.
  — Здесь это не проходит, Пол, — ответил Мейсон с раздражением.
  — А почему?
  — Лунатик не может взломать замок. Если у него есть ключ или он знает, где ключ находится, он, возможно, и откроет замок, но не думаю, что в состоянии его взломать. В этом что-то есть, что никак не укладывается в теорию лунатизма… Куда отправилась Дорис Кент после того, как вышла от меня, Пол?
  — Прямиком в контору своего адвоката.
  — А потом?
  — Отбыла в Санта-Барбару.
  — Твой человек следит за ней?
  — Их двое.
  — Ты, помнится, сказал, что на ручке ножа не было отпечатков пальцев, — внезапно спросил Мейсон.
  — Во всяком случае, таких, которые указывали бы на Кента. Отпечатки были, но смазанные. Полицейские пришли к выводу, что их размазали то ли о простыню, то ли о наволочку подушки. Или, что еще хлеще, либо ты, либо Эдна «случайно» затерли их. Но это не те отпечатки, о которых твердо можно утверждать, что они принадлежат Кенту. Репортер выудил эту информацию прямо у эксперта-дактилоскописта и выложил ее мне как на блюдечке.
  — Но если отпечатков пальцев Кента на ноже не было, — заметила Делла Стрит, — как же могут они его держать под стражей? Только из-за того, что нож был найден у него под подушкой? Ведь это еще не доказывает его вины.
  — Как ни крути, — ответил Мейсон, — но все упирается в Дункана. Если мне удастся поколебать его утверждение, что он видел именно Кента, тогда дело в шляпе. Если же я не смогу опровергнуть показания Дункана, тогда мне остается только напирать на то, что это случай лунатизма. Тогда мне придется доказать, каким образом в руки Кента попал нож. Если он взял его из буфета загодя — до того как отправился спать, — тогда речь идет о злом умысле и все эти прогулки во сне — мистификация и хитрый расчет. Если он не брал ножа из буфета до того, как пошел спать, тогда он не мог этого сделать и впоследствии, потому что ящик был заперт, а единственный ключ всю ночь находился у Эдны. — Мейсон вновь начал расхаживать по офису.
  — Сдается, тебе следует уцепиться за показания дворецкого, — мрачно посоветовал Дрейк. — Вкупе с телефонным звонком этого будет достаточно, чтобы поколебать позицию обвинения.
  — С телефонным звонком все о’кей, Пол, — ответил Мейсон. — Что-то подсказывает мне, что это может оказаться палочкой-выручалочкой, но вот эти дела с ножом я не могу вычислить. Почему-то здесь не сходятся концы с концами. Есть что-то такое… — Он умолк, а глаза расширились, как от внезапного озарения. Затем тихо присвистнул.
  — Ну, что еще? — спросил Дрейк.
  Мейсон ответил на вопрос не вдруг, а какое-то время стоял, пристально и мрачно уставившись на сыщика. Затем медленно произнес:
  — Пока это только теория, Пол.
  — Стоит ли овчинка выделки? — поинтересовался сыщик.
  — Будь я проклят, если знаю, — ответил Мейсон, — это станет ясно, когда я заштопаю в ней несколько дыр.
  Он повернулся к секретарше:
  — Делла, нам с тобой придется кое-чем заняться.
  — Чем именно? — спросила та.
  Мейсон улыбнулся ей и ответил:
  — Расскажу после того, как уйдет Пол Дрейк.
  — Настолько плоха теория? — поинтересовался Дрейк, медленно высвобождая тело из кресла, в котором сидел, как обычно, поперек, свесив ноги с подлокотника. Оказавшись в вертикальном положении, он в несколько длинных шагов достиг двери, ведущей в коридор, и открыл ее.
  — Подожди минуту! — окликнул его Мейсон. — Есть одна вещь, которую можешь сделать и ты. Я хочу поговорить с Эллен Уорингтон. Как полагаешь, сможешь ты доставить ее сюда прямо сейчас?
  — Почему бы и нет, мои люди следят за всеми, кто замешан в этом деле.
  — Этот парень, с которым она помолвлена, — Боб Пизли — держит скобяную лавку, не так ли?
  — Кажется, да! Точно, да! А что?
  — Не задавайся вопросами, — ответил Мейсон, — лучше в темпе доставь сюда Эллен Уорингтон!
  — И это все, что мне положено знать? — спросил Дрейк.
  Мейсон кивнул:
  — Чем меньше ты будешь знать о том, что происходит, тем меньше тебя будет мучить совесть.
  Дрейк ответил, протяжно выговаривая слова:
  — Дьявольщина! Имей я совесть, ты даже и разговаривать со мной не стал бы, не говоря уж о том, чтобы нанимать меня. — И, все еще ухмыляясь, он медленно закрыл дверь за собой.
  Глава 15
  Эллен Уорингтон сидела в кресле с черной кожаной обивкой прямо напротив Мейсона и выглядела испуганной. Это был час затишья в уличном движении. Служащие разошлись по домам. Наплыв посетителей театров и любителей развлечений еще не выплеснулся на улицы старой части города. Окрашенный в кремовые тона, рассеянный свет от установленного в центре комнаты торшера выгодно подчеркивал все достоинства Эллен — высокая, стройная брюнетка, с большими темными глазами, черными как смоль волосами и ярко-красными губами. Ее руки в черных перчатках нервно разглаживали платье на скрещенных коленях.
  — Вопрос в том, — сказал Мейсон, — хотите ли вы сделать что-нибудь для Кента?
  — Конечно, хочу!
  Мейсон, пристально глядя на нее, заметил:
  — А вы взволнованы!
  Она засмеялась, но смех застрял где-то в горле.
  — Да, я нервничаю, — призналась она. — А как иначе? Какой-то человек хлопает меня по плечу, говорит, что он детектив и что вы хотите видеть меня прямо сейчас. Прежде чем я успела опомниться, он затолкал меня в автомобиль и доставил сюда.
  — Вы помолвлены с Бобом Пизли? — спросил Мейсон.
  На мгновение в ее глазах появилось выражение недовольства.
  — Это имеет отношение к создавшейся ситуации? — спросила она с вызовом.
  — Да, имеет!
  — Ладно, я помолвлена с ним.
  — Почему же вы не выходите за него замуж?
  — Предпочитаю этого не обсуждать.
  — Я думал, что вы хотите помочь мистеру Кенту.
  — Не вижу, как поможет ему то, что вы лезете в мои личные дела.
  — Боюсь, — сказал ей Мейсон, — что вам придется поверить мне на слово.
  — Мы не женимся из-за финансовых причин.
  — У него же скобяная лавка, не так ли?
  — Да, так!
  — И что, дела идут плохо?
  — Слишком много устарелого товара. Он купил лавку вместе с товаром на аукционе. Пройдут месяцы, прежде чем весь этот хлам удастся превратить в деньги, — если это именно то, что вас интересует.
  — Полегче, девушка! — проговорил Мейсон, выбивая пальцами дробь по краю стола.
  Она ничего не ответила, но в глазах появилось негодование.
  — Вы живете в доме Кента?
  — Да, конечно. А это тоже имеет отношение к делу?
  — Детективы все еще там?
  — Нет. Они сделали фотоснимки, диаграммы и все замерили. Они были там почти весь вечер.
  — Будет ли для вас сюрпризом, если Пизли зайдет вас проведать?
  — Нет, конечно!
  Мейсон произнес:
  — Возможно, мне лучше изложить вам подоплеку всего этого дела. Питер Кент только подозреваемый: по закону, его нельзя обвинить в убийстве, пока это не будет доказано. Не думаю, чтобы прокуратура решилась выдвинуть против него обвинение, если бы не показания Дункана. Лично я считаю Дункана напыщенным старым болваном, который заботится не столько о фактах, сколько о том, какое впечатление произведет в суде, выступая на свидетельской трибуне.
  — Ну и что? — спросила она уже не столь враждебным тоном.
  — Обычного свидетеля можно запутать во время перекрестного допроса, но Дункан и сам адвокат. Как таковой, он более или менее знаком с техникой ведения дел в суде. Ему известно о тех элементарных ловушках, которые могут ему устроить, и о том, как их избежать. Существует достаточно косвенных улик, чтобы подтвердить показания Дункана. Если мне не удастся завалить его на перекрестном допросе, то придется всю защиту строить на лунатизме. Здесь тоже бабушка надвое сказала. Многое будет зависеть… Чаша весов сразу заколеблется, как только я начну строить защиту с признания того, что Кент совершил убийство.
  Есть еще и прежняя жена — миссис Кент, которая проявляет склонность оказаться тем самым тараном, который способен пробить основательную брешь в стене защиты, если речь пойдет о лунатизме. Она вполне может дать показания, что Кент вовсе не лунатик, а только делает вид, полностью отдавая отчет в своих поступках, и использует прогулки по ночам, чтобы скрыть тот факт, что он на самом деле убийца. Конечно, все это будет изложено по-другому и не столь многословно, но суть именно такова.
  — Ну и что? — вновь спросила она уже с явным интересом в голосе.
  — Убийство было совершено разделочным ножом из комплекта, находящегося в ящике встроенного буфета в доме Кента.
  — Ну и что? — в который раз повторила она.
  Мейсон медленно продолжил:
  — Если обвинению удастся доказать, что Кент взял этот нож из ящика буфета до того, как отправился спать, все мои доводы о лунатизме не будут стоить и выеденного яйца. Вопрос о ноже окажется решающим фактором. — Он смешался, изучающе вглядываясь в нее. Она встретила его пристальный взгляд с любопытством и некоторым вызовом. — А вот теперь, — произнес Мейсон, — я собираюсь быть откровенным с вами. Иными словами, выложу карты на стол. Я хотел бы иметь нож, который будет точной копией того, которым было совершено убийство.
  — И как вы собираетесь сделать это?
  — Вполне возможно, — ответил он, — достать точно такой же, если торговец скобяным товаром будет знать имя изготовителя и номер модели комплекта. — Он сделал паузу.
  Она медленно проговорила:
  — А так как Боб Пизли занимается скобяным бизнесом, он мог бы заполучить нож, который полностью будет идентичен тому самому. И тогда… И что тогда?
  — Это все, что от него потребуется, — ответил Мейсон. — Больше мне от вашего жениха ничего не нужно.
  — Что он должен сделать с ножом?
  — Передать его мне.
  — А что вы с ним будете делать?
  Он пожал плечами, улыбнулся и ответил:
  — Возможно, использую его как основной аргумент при перекрестном допросе.
  — Не будет ли это в некотором роде преступлением… Например, подделка вещественных доказательств… или что-то вроде этого?
  — Возможно.
  — Я не желаю, чтобы у Боба были неприятности.
  — Могу вас заверить, — заявил Мейсон, — я сделаю все, что в моих силах, чтобы защитить вас обоих.
  — Боб довольно… — начала объяснять она. — В общем, он весьма своеобразный человек. Он очень эмоциональный, целеустремленный и движим самыми высокими побуждениями. Он осуждает жизнь, как он их называет, «праздных богачей».
  Мейсон зажег сигарету и промолчал. Эллен Уорингтон изменила положение в кресле, нервно засмеялась и произнесла:
  — Вы и меня тем самым ставите под удар, ведь так, мистер Мейсон?
  Он вынул сигарету изо рта и выпустил кольцо дыма. Она порывисто встала с кресла.
  — Ладно! — решилась Эллен. — Когда вы хотите получить нож?
  — Как можно быстрей.
  — Вы имеете в виду сегодня вечером?
  — Было бы здорово.
  — Где мне найти вас?
  — Я буду здесь, в офисе, в десять вечера.
  Она взглянула на свои часики и произнесла с несколько наигранной решительностью:
  — Хорошо, посмотрю, что мне удастся сделать.
  — Еще одна вещь, — остановил ее Мейсон. — Я хотел бы задать вам пару вопросов.
  — О чем?
  — О двери в спальню Эдны Хаммер.
  На ее лице явственно отразилось изумление.
  — По чистой случайности мне представилась возможность заглянуть в комнату Эдны, — пояснил Мейсон. — И я заметил там на двери дорогой специальный замок.
  — Ну и что? — спросила она. — Что в этом такого? Определенно, девушка вправе запирать на замок дверь своей спальни, разве не так?
  — Почему она установила именно такой замок?
  — Думаю, что на этот вопрос не смогу ответить.
  — Когда она его установила?
  — Насколько помню, около месяца назад.
  — Объяснила ли она, почему установила его как раз тогда?
  — Нет, конечно! Разве обязательно объяснять, для чего устанавливают замок на дверь спальни?
  — Это довольно необычно, — пояснил Мейсон, — ставить столь дорогой и сложный замок на дверь спальни, если только этот человек не псих или ему не досаждают. Не знаете ли вы, не было ли каких-нибудь… назовем их так — неприятных событий, которые заставили Эдну решить, что ей на двери необходим надежный замок?
  — Не слышала ни о чем подобном. Почему бы вам не спросить об этом саму Эдну Хаммер?
  — Я думал, что, возможно, вы окажетесь в состоянии разрешить для меня эту загадку.
  — Нет, не могу.
  — Не можете или не хотите?
  — Не могу, мистер Мейсон.
  Мейсон следил за дымком, который вился вокруг кончика сигареты.
  — Хорошо! — произнес он наконец. — Буду ждать вас здесь в десять. Приносите нож.
  — Не уверена, что сможем… сможем достать в точности такой же.
  — Сделайте все возможное, — был его ответ. — Мне нужен нож, похожий на тот как две капли воды.
  — Ладно! — пообещала она. — Только поймите, что я делаю это для мистера Кента. Ради него я пойду на многое. Он всегда был так добр и так внимателен.
  Мейсон кивнул и проводил ее до двери. Пока ее каблучки стучали по коридору по направлению к лифту, Делла Стрит с озабоченным лицом вошла в офис.
  — Ты делала пометки во время разговора? — спросил Мейсон, выключая внутреннюю связь.
  Она показала блокнот.
  — Дословно, — коротко ответила Делла.
  Мейсон ухмыльнулся.
  — Шеф, — спросила она, подойдя к нему и положив руку на плечо, — не отдали ли вы себя полностью в руки этой девушки? Она сходит с ума по парню, с которым встречается. Как только ей покажется, что ему грозят неприятности, она не задумываясь сразу же свалит все на вас.
  Мейсон вскочил и начал мерить шагами офис.
  — Пожалуйста, шеф, — взмолилась Делла. — Другие дела были не такими. Вы защищали тех, кто был невиновен. В этом случае, возможно, вы представляете человека, который и в самом деле совершил убийство. Единственное, что вы можете представить в его защиту, — это отсутствие злого умысла. В конце концов, не исключено, что и здесь нас водят за нос.
  Мейсон перестал расхаживать и спросил:
  — Ну и что?
  — А то, что незачем отдавать себя в ее руки!
  Мейсон повернулся к ней лицом.
  — Послушай, Делла, — ответил он, — я никогда еще не вел ни одного дела с закрытым забралом, иными словами, не подставляя себя под удар. И ты знаешь это!
  — Но почему?
  — Потому что по-другому не играю!
  — Но неужели вы не видите, что это означает…
  Он подошел к ней и обнял за талию, привлек к себе и ответил с нежностью:
  — Послушай, девочка! Прекрати беспокоиться! Принимай меня таким, какой я есть. Не старайся наставить на путь истинный, потому что тогда, возможно, сможешь обвинить меня в самом тяжком грехе из тех, что есть, — обнаружишь, что я стал неинтересным. Вот тебе мой рецепт, как добиваться успеха: действуй быстро и хотя бы на один шаг будь впереди оппонентов!
  — Знаю, но, предположим, они подловят вас на этом?
  — Это еще не причина действовать с оглядкой, не так ли?
  — Что вы имеете в виду, шеф?
  — Я как футболист12, который получил мяч, — ответил он. — Позади толпа игроков противника. И любой из них может схватить меня. Если я занесу мяч за голевую линию, трибуны придут в дикий восторг — и никто не задумается, как мне это удалось. Но если я начну оглядываться через плечо и раздумывать, какой из игроков сможет достать меня, то потеряю темп, и они навалятся на меня все разом.
  Ее смех был гортанным и нежным. Она взглянула на него затуманенными глазами и сказала:
  — О’кей, вы победите! Больше я не сомневаюсь. Возможно, действительно я оказываю на вас сдерживающее влияние. Давайте нести мяч и не думать о тех, кто пытается задержать нас.
  — Так-то лучше, — заметил он. — Давай двигаться. Прыжок вперед по полю — и никогда не оглядываться назад. Вот наше кредо!
  Делла вскинула в салюте правую руку.
  — Или столбики ворот, или все вдребезги! — отозвалась она.
  С некоторой торжественностью он прижал ее к себе. Правая рука девушки обвилась вокруг его шеи. Естественно и непроизвольно ее полураскрытые губы потянулись к его губам. Но Делла Стрит внезапно отстранилась.
  — Кто-то стучит, — предостерегла она.
  Мейсон, опомнившись, услышал стук в филенку двери и вымолвил:
  — Этот чертов сыщик всегда приходит не вовремя. Впусти этого возмутителя спокойствия Пола! Созвонись с Эдной Хаммер и накажи ей быть здесь в девять сорок пять тютелька в тютельку. Пусть приходит одна, и чтобы никто в доме не знал, куда она отправляется.
  Делла Стрит, намотав платочек на кончик пальца, вытерла с его рта губную помаду, затем нервно засмеялась:
  — Запомнили, вам предстоит разговор с детективом? Причешитесь, я нечаянно взъерошила вам волосы. Сядьте за стол и примите важный вид. Вытащите кучу бумаг, чтобы создать впечатление работы в поте лица.
  — Какой из него детектив, — запротестовал Мейсон, — если он не знает, что истинный руководитель время от времени целует свою секретаршу. Иди открывай дверь. Черт с ней, со всей этой видимостью!
  Она открыла дверь, и Дрейк возник на пороге, взглянув на Мейсона выпуклыми, ничего не говорящими глазами. Его губы скривились в улыбку, характерную для невозмутимого лица Дрейка.
  — Твои волосы зачесаны задом наперед, Перри, — заметил он тоном, лишенным каких-либо эмоций.
  — Ради бога, — с раздражением воскликнул Мейсон, — ты что, явился сюда обсуждать мою прическу! — Затем провел пальцами по волосам, взъерошив их окончательно. — Теперь они полностью в беспорядке, — добавил он. — Можешь больше не тревожиться… а вот если бы ты был в состоянии так же направлять свои детективные способности на проблемы, за разрешение которых я тебе плачу, то я мог бы проворачивать свои дела в два раза быстрее.
  Дрейк принял свою любимую позу в кожаном кресле, положив одну длинную ногу на другую, и ответил нараспев:
  — Тогда это тебе обойдется вдвое дороже, Перри.
  — Что на этот раз? — спросил Мейсон, ухмыляясь.
  — Я проверяю отчеты своих людей. Думаю, тебе будет небезынтересно узнать, что Мэддокс и Дункан идут на все, чтобы скрыть свои отношения с Дорис Кент и ее адвокатами.
  — С каких пор? — спросил Мейсон.
  — С тех самых, как они впервые встретились в адвокатской конторе. Она вышла первой. Через пятнадцать минут вышли Мэддокс и Дункан. Они прошмыгнули вниз по коридору, поднялись на два пролета по лестнице, чтобы воспользоваться лифтом не на том этаже, где находится офис «Хеттли и Хеттли». Внизу здания есть парикмахерская. Они на пару зашли туда, побрились, сделали маникюр и укладку. Убив таким образом час или около того, они вышли из парикмахерской поврозь. На выходе постояли в дверях, дожидаясь, когда толпа хлынет из лифта, и затем смешались с ней. Очевидно, это часть плана, тщательно обдуманного заранее.
  Мейсон выбивал дробь кончиками пальцев по краю стола, пока усваивал эту информацию.
  — Зачеши волосы назад, Перри, это действует мне на нервы, — взмолился Дрейк.
  Мейсон рассеянно достал расческу и провел ею по волосам. Делла Стрит, которая выскочила из офиса, когда вошел Дрейк, сейчас вернулась, чтобы кивнуть Мейсону и доложить:
  — Та, кому вы просили позвонить, придет точно в назначенное время.
  — О’кей, Делла, спасибо, — ответил он, не взглянув на нее, но продолжая смотреть на крышку стола, по-прежнему выбивая легкую дробь по ней кончиками пальцев. — Не исключается возможность, — сказал Мейсон Дрейку, — что Мэддокс будет отрицать, что заказывал тогда междугородный разговор.
  — Окажется ли Харрис надежным свидетелем? — спросил сыщик.
  — Думаю, да. Он рассказывал о том, что слышал сам, и оказался достаточно дальновидным, чтобы делать при этом пометки. Ко всему прочему, засек время с точностью до секунды. У него учтено все до деталей, и его пометки абсолютно совпадают с данными телефонной компании.
  Дрейк кивнул:
  — Уйдет немало времени, чтобы убедить в этом жюри. Возможно, для тебя будет лучше дать Мэддоксу шанс отрицать этот разговор.
  Мейсон медленно ответил:
  — Пожалуй, будет неплохо позволить ему увязнуть: пусть сначала отрицает, что телефонный разговор имел место, затем подсунуть ему под нос сведения из телефонной компании и подкрепить этот факт показаниями Харриса. Что еще ты знаешь, Пол, выкладывай.
  — Да, ты как в воду глядел насчет Дункана.
  — Ты о чем?
  — Об окулисте.
  — Он ходил?
  — Могу сказать, что ходил. Он и сейчас там. Двинул к окулисту прямиком из кабинета окружного прокурора.
  — Вот как?
  — Да, очевидно, в прокуратуре позаботились насчет глазного врача.
  Мейсон издал смешок и сказал:
  — Возможно, Дункан стал пялиться на окружного прокурора через более сильную половину линз своих очков, а затем что-то читать, держа бумажку на расстоянии вытянутой руки, и до них дошло, как нелепо он будет выглядеть на свидетельской трибуне.
  Дрейк кивнул и заметил:
  — На сегодня это все, Перри. Я буду скармливать тебе факты по мере того, как буду узнавать о них сам.
  Мейсон возобновил расхаживание по офису, а Дрейк направился к двери, выходящей в коридор.
  — Не дело, а сплошная чертовщина, — бросил Мейсон, — вроде бы все сходится, и вместе с тем не за что зацепиться. Куда ни кинь — всюду клин!
  Глава 16
  Пальцы Эдны Хаммер стиснули подол платья, когда она нервно положила ногу на ногу и перевела взгляд с Деллы Стрит на Перри Мейсона.
  — В чем дело? — спросила она.
  Мейсон ответил:
  — Хочу, чтобы вы сделали кое-что для своего дяди. Вы согласны?
  — Да, все, что угодно!
  — Дело щепетильное.
  — Что вы имеете в виду?
  — У вас могут быть неприятности, если попадетесь.
  Она несколько мгновений молчала, затем нервно засмеялась:
  — А как насчет вас? Тоже влипнете в беду, если меня поймают?
  — В полной мере.
  — Тогда лучше мне не попадаться.
  — Чертовски верное решение, — одобрил он.
  — Что вы хотите, чтобы я сделала?
  Мейсон медленно ответил:
  — Эдна, я хочу вести разговор в несколько профессиональном ключе и рассказать вам, как я вписываюсь в общую картину.
  Она смутилась.
  — Юрист смотрит на убийства немного не так, как нормальные люди, — начал объяснять Мейсон. — Для адвоката — это только судебное дело. Он не знает лично ни того, кого убили, ни того, кого обвиняют в убийстве. Так ему легче выполнять свою работу. На него не влияют симпатии, а мозги не затуманены тревогами.
  Она кивнула.
  — Ну а теперь, — сказал Мейсон, — я хотел бы задать вам несколько вопросов, почти так же, как задал бы их окружной прокурор.
  — Что за вопросы?
  — Вы хорошо знаете тот самый разделочный нож из набора, который находился в верхнем ящике буфета столовой в доме Питера Кента?
  — Да, конечно!
  — Когда последний раз вы своими глазами видели его в ящике?
  — Даже не знаю… Кажется, в тот раз, когда убрала его туда, вынув из-под подушки дяди Питера. Вы хотите, чтобы я изменила свои показания? Если да, так и скажите.
  — Вам зададут этот вопрос почти так же, — ответил Мейсон, — и единственное, что остается, — это говорить правду: что последний раз вы видели этот разделочный нож в ящике, когда убирали его туда утром в день убийства. Это было в тот день, когда вы консультировались со мной и вынудили вашего дядю нанять меня.
  Она кивнула.
  — Ладно, вернемся к нашим баранам, — продолжил Мейсон. — Скажите теперь, когда вы видели этот нож в следующий раз?
  — Под подушкой дяди Питера вместе с вами.
  — Вы уверены, что это был тот самый нож?
  Она кивнула.
  — Ну вот, это только подтверждает мою теорию, — объявил Мейсон.
  — Что вы хотите этим сказать?
  — Окружной прокурор будет допрашивать свидетелей в той же манере, и они будут отвечать в таком же темпе. И в процессе этого неумышленно дадут неправильные показания.
  — Не понимаю, — возразила она.
  — Вы же не знаете, что нож, который вы видели под подушкой дяди, тот же самый, который видели в ящике буфета. Вы допускаете, что он может быть тем ножом, так как все ножи похожи, и допускаете это только из-за того, что в поисках его заглянули в ящик, не нашли там никакого ножа, а затем заглянули под подушку дяди и нашли под ней какой-то нож, который внешне походил на тот, который пропал из ящика.
  — Тогда это был не тот же самый нож? — спросила она.
  — Этого я не знаю, — ответил ей Мейсон, — пусть окружной прокурор доказывает, что именно ножом из ящика было совершено убийство.
  — Но тогда, — быстро сказала она, — я могу сказать, что не уверена, что это тот же самый нож.
  — Вы можете, — ответил он, — но прежде, чем вы подниметесь на свидетельскую трибуну, он вызовет четверых или пятерых свидетелей, включая дворецкого, и спросит их: «Когда вы последний раз видели нож в ящике?», «Когда вы увидели его в следующий раз?», «Где вы его увидели?». Затем как бы вскользь, вроде бы не придавая этому особого значения, поинтересуется: «Был ли это тот же самый нож?», или: «Вы уверены, что это тот же самый нож?», или нечто в этом роде. Вот теперь, — продолжил Мейсон, — я могу говорить с вами откровенно, но не могу себе позволить такой же откровенности с дворецким и остальными свидетелями: это будет выглядеть как попытка повлиять на свидетельские показания в ходе судебного процесса. Всем им уже вручены повестки.
  Она слегка поперхнулась и сказала:
  — Похоже, придется думать, прежде чем отвечать, и не допускать оплошностей.
  — Точно, — подтвердил Мейсон. — Но я собираюсь подстроить некую ловушку. Никто не знает точно, что нож тот же самый. Все только думают, что это тот же нож. Для нас это может оказаться очень важным фактором. Окружной прокурор не сомневается, что нож один и тот же, и все свидетели пойдут у него на поводу. Потом, когда я начну перекрестный допрос, мне придется доказывать, что это совсем другой нож, но сделать это будет чрезвычайно сложно. Вот я и хочу представить дело таким образом, что доказывать идентичность ножа, которым совершено убийство, должен будет прокурор.
  — Как же вы это сделаете?
  — Например, подсуну другой нож в ящик буфета, — ответил Мейсон, наблюдая за ней сузившимися глазами. — Вы обнаружите этот нож завтра утром. Между нами: мы устроим так, что газеты пронюхают о втором ноже. Окружной прокурор заподозрит, что это я подстроил. Он будет вопить и обвинять меня в непрофессиональном поведении, в фабрикации доказательств, в попытке повлиять на свидетелей и во всех прочих грехах, но, чтобы опровергнуть меня, ему придется заставить свидетелей произвести идентификацию ножа. Иными словами, ему уже не удастся повернуть дело так, что каждый, кто говорит о ноже, имеет в виду один и тот же предмет. Вы понимаете, куда я клоню?
  Эдна Хаммер кивнула:
  — Думаю, что понимаю.
  Делла Стрит метнула на него пылающий взгляд. Мейсон жестом призвал ее к молчанию. Вместе они следили за тем, как Эдна Хаммер вникает в предлагаемую ситуацию. Внезапно она подняла глаза и сказала:
  — Кто же на самом деле положит нож в ящик?
  Мейсон встретил ее взгляд:
  — Вы.
  — Я?!
  Он кивнул.
  — А кто его обнаружит? — спросила она.
  — Сержант Голкомб.
  Она нахмурилась:
  — А если кто-то найдет его раньше сержанта Голкомба?
  — Вот этого надо избежать любой ценой. Вы возьмете нож, положите в ящик и закроете буфет на замок… Верно, что только у вас ключ от него?
  — Да!
  — И он все еще у вас?
  — Да, у меня.
  — Вы скажете сержанту Голкомбу, что я хотел прийти утром около восьми часов и просил вас впустить меня, и спросите у него, вправе ли так поступить.
  — И вы думаете, он примчится?
  Мейсон мрачно засмеялся и ответил:
  — Вот именно, примчится, да еще сломя голову.
  — И я могу нажить неприятности?
  — Да, если попадетесь.
  — Но вы думаете, что это поможет дяде Питеру?
  — Не думаю, а знаю, что поможет.
  Она поднялась, улыбнулась и протянула ему руку:
  — Договорились!
  Мейсон пожал ей руку, кивнул Делле Стрит и распорядился:
  — Проводи Эдну в библиотеку. — В ответ на недоуменный взгляд Эдны Хаммер он пояснил: — Дело не в том, что я не хочу, чтобы вы знали, откуда доставят нож. Просто это в ваших же интересах — не ведать об этом, чтобы потом не пришлось лгать. Вы подождете в библиотеке. Делла Стрит даст вам почитать какие-нибудь журналы. Когда у нас все будет готово, мы дадим вам знать.
  — Когда мне звонить сержанту Голкомбу?
  — Сразу же, как только положите нож в буфет и закроете ящик на ключ.
  — Но это будет довольно поздно, не так ли?
  — Да, но вы можете сказать ему, что я только что позвонил и что вы должны перезвонить мне и дать ответ. Он придет в такой восторг при мысли, что сможет поймать меня с поличным, что рухнет вам на шею и зарыдает от радости.
  Эдна Хаммер вздернула подбородок, в глазах светилась решимость.
  — Я все сделаю, — объявила она.
  Делла Стрит, проводив ее в библиотеку и вернувшись через несколько секунд, вновь застала Мейсона расхаживающим по офису.
  — Беспокоишься? — спросил Мейсон.
  Она улыбнулась и ответила:
  — Ни капли! Вперед по полю с мячом, шеф! Я буду вас прикрывать.
  — А как насчет игроков противника? Не страшно?
  — Ничуточки! — ответила она. — Впереди столбики ворот, голевая линия. Возможно, придется вспомнить былые веселые деньки в школе. Как мы там пели?.. «С клубничной начинкой пирог до обеда… Не правда ли — это по-бе-да…» Главное, мы в игре! И я готова провозгласить здравицу: «Да здравствует юридическая лавка Мейсона — защита оптом и в розницу. Ура! Ура! Ура!» — И она рассмеялась счастливым смехом женщины, которая идет навстречу приключениям вместе с человеком, которому доверяет без оглядки.
  — Ату их, девочка! — воскликнул Мейсон. — Вот тебе еще песенка! Как, подойдет?.. Вот, вспомнил: «Сильный — смеется, слабый — теряется, нам же лишь плюнуть на все остается».
  Он едва успел закончить, как в дверь постучали. Мейсон кивнул Делле Стрит. Она открыла и впустила Эллен Уорингтон и Боба Пизли. Мейсон указал им на стулья.
  — Достали? — спросил он Эллен.
  — Боб хочет знать, что у вас на уме.
  — Просто эксперимент, — ответил Мейсон, — мне нужен нож в точности такой же, как тот, который, как утверждает обвинение, был взят из буфета Питером Кентом.
  — Для чего вы его хотите?
  — Для эксперимента.
  — Не могли бы вы рассказать об этом подробнее?
  — Нет!
  Пизли на секунду смешался, затем медленно, с явной неохотой, извлек коричневый бумажный сверток, развернул его и достал черный, с роговой ручкой разделочный нож. Осторожно вынув из кармана носовой платок, чтобы не оставить на ручке отпечатков пальцев, он подошел к столу Мейсона и положил нож на крышку стола.
  — Вот он, — произнес Пизли.
  — На вид — то, что надо! — заметил Мейсон, осторожно осматривая нож.
  — В точности такой же.
  Перри Мейсон медленно повертел нож в пальцах.
  — Что вы имеете в виду? — спросил он.
  — Получилось так, что я разбираюсь в столовых наборах. Когда я узнал, что идентичность ножа станет предметом разбирательства и что Эллен, возможно, будет вызвана как свидетельница, я заметил номер изготовителя, который был выбит на вилке из этого же набора, и приступил к поискам.
  — И заказали дубликат? — спросил Мейсон, изогнув бровь дугой.
  — Нет, — ответил Пизли, — у меня такие же оказались на складе. Видите ли, это я продал набор Кенту.
  — Давно?
  — Три или четыре месяца назад. Кенту не нравился набор, который у него был до этого, и Эллен оказалась настолько умна, что подсказала ему обратиться ко мне.
  — Понимаю, — сказал Мейсон, — весьма вам благодарен. Чувствую, что Кент теперь окажется в неоплатном долгу перед вами, и, когда настанет время, я позабочусь о том, чтобы он оценил ваше поведение в полной мере. — Мейсон встал, давая понять, что разговор окончен.
  Эллен Уорингтон спросила:
  — Вы уверены, что Боб не попадет в беду из-за этого?
  Мейсон засмеялся и ответил:
  — Беда — понятие растяжимое. Само по себе это слово ничего не значит.
  Пизли возразил:
  — Честно, мистер Мейсон, я не вполне разделяю ваше веселое настроение.
  Мейсон похлопал его по плечу и мягко повел его к двери, подальше от разделочного ножа, лежавшего на столе.
  — Забудьте об этом, — посоветовал он. — Как покупатель, я имею право зайти к вам в магазин и приобрести разделочный нож.
  — Да, конечно!
  — Ну вот этим я сейчас и занимаюсь.
  — Нет, — возразил Пизли, — вы не в моем магазине.
  — Если вы предпочитаете возвратиться к себе в магазин и выложить нож на прилавок, то я приду туда и куплю его, — ответил Мейсон, смеясь, но продолжая держать дверь открытой.
  С неохотой Пизли направился в коридор.
  — Доброй ночи! — пожелал Мейсон. — И вновь благодарю вас обоих.
  Он плотно закрыл дверь, и замок защелкнулся. Делла Стрит склонилась над столом, пристально разглядывая нож.
  — Что дальше? — спросила она.
  — Дальше… лимон, — ответил Мейсон, — который находится в левом ящике этого стола. Мы разрежем этот лимон вот этим ножом и оставим на лезвии лимонный сок, чтобы создать впечатление, будто им пользовались. Затем очень и очень осторожно сотрем с ножа все отпечатки пальцев. После этого передадим его Эдне Хаммер. Она будет столь же осторожна.
  — Сразу же, как только нож будет обнаружен, сержант Голкомб примется искать на нем отпечатки пальцев, — заметила она.
  — Не сомневаюсь!
  — И он их не найдет.
  — Конечно нет.
  — Это возбудит его подозрения.
  — Почему?
  — Потому что на ручке разделочного ножа должны быть отпечатки пальцев.
  Мейсон отвесил небольшой поклон и сказал:
  — Теперь, моя дорогая юная леди, вы начинаете понимать, в каком положении окажется окружной прокурор.
  — Что вы имеете в виду? — спросила она.
  Мейсон ответил:
  — Вспомни, что на ручке ножа, найденного под подушкой Кента, не было четких отпечатков пальцев.
  Она хотела было что-то сказать, когда телефонный звонок пронзительным звуком наполнил комнату.
  — К какой линии подсоединен этот аппарат? — задал вопрос Мейсон.
  — К междугородной. Пока я была здесь, хотела быть уверенной, что мы не пропустим ни одного звонка.
  — Отвечай, — распорядился он.
  Она подняла трубку и произнесла:
  — Алло! — Затем послушала минуту и сказала: — Мистер Мейсон сейчас здесь. Я ему передам. — Делла прикрыла ладонью микрофон. — Кто-то из тюрьмы, — тихо сообщила она, — говорит, что Питеру Кенту только что вручили какие-то бумаги и он очень обеспокоен и хотел бы видеть вас как можно быстрее.
  Мейсон кивнул:
  — Скажи ему, что уже выезжаю.
  Положив разделочный нож на стол лезвием вверх, Мейсон обратился к Делле Стрит:
  — Приведи Эдну Хаммер. Надо ей все объяснить, прежде чем я поеду в тюрьму.
  Делла направилась к двери в библиотеку. Пока Мейсон тщательно стирал носовым платком с ручки ножа отпечатки пальцев, Эдна Хаммер вошла в комнату.
  — Ну, — воскликнула она, увидев на столе нож, — да ведь это тот же самый!
  — Отлично! — сказал Мейсон. — По-видимому, ни на одном из ножей нет ничего, что бы могло отличить один от другого.
  — Что вы хотите, чтобы я сделала с ним?
  Мейсон протер лезвие платком, придирчиво осмотрел и завернул его в коричневую бумагу, в которой был нож, когда его принес Пизли.
  — Будьте осторожны, чтобы не оставить на нем никаких отпечатков, — предупредил Мейсон. — Положите его в ящик буфета. Позвоните сержанту Голкомбу и скажите, что я собираюсь быть у вас в восемь утра. И запомните, дорогая, мои слова: я собираюсь быть там в восемь утра и хочу, чтобы вы меня впустили.
  — И я должна запереть ящик?
  — Да. Пусть никто не знает, что нож в ящике. Заприте замок и никому не открывайте. — Пока она тянулась за бумажным свертком, Мейсон вдруг спросил небрежным тоном: — Почему вы думаете, что ваш дядя намеревался убить вас, Эдна?
  Она вздрогнула, как от удара.
  — О чем вы говорите?
  Мейсон быстро шагнул к ней:
  — Вы знаете, о чем я говорю, Эдна. Вы знали, что ваш дядя разгуливал во сне дней тридцать назад, если не больше. Вы думали, что он собирается убить вас.
  — Это не так! Это фальсификация!
  — Тогда почему, — потребовал он объяснений, — вы установили этот сверхнадежный замок на дверь вашей спальни?
  У нее перехватило дыхание, и она уставилась на него испуганными глазами.
  — Давайте, — подбодрил он, — скажите мне правду!
  — Я… я…
  — У вас и прежде был достаточно хороший замок на двери, — пришел он к ней на помощь. — Но вы боялись, что у Кента есть ключ, и решили поставить замок, к которому у вашего дяди не могло быть ключа. Вы наняли слесаря, чтобы установить один из самых дорогих замков, какие только можно достать за деньги, и только у вас был бы от него ключ. Ведь верно?
  — Но… это не… так.
  — Тогда почему вы это сделали?
  Она отшатнулась от Мейсона, рухнула в кресло и начала плакать.
  Он произнес:
  — Валяйте плачьте, если хотите. Когда закончите, ответите на мой вопрос.
  Она подняла глаза, из которых катились слезы.
  — Но почему вы хотите знать об этом замке? — спросила она.
  — Потому что, — ответил он, — именно таким образом окружной прокурор собирается сбить вас с панталыку. Он ткнет вас носом в этот факт, когда вы будете стоять на свидетельском месте, и заставит вести себя так, как вы ведете сейчас, прямо напротив присяжных. Можете представить, как это отразится на судьбе вашего дяди. Жюри будет думать, что ваш дядя в душе убийца. Даже если они поверят, что он лунатик, его все равно признают виновным.
  — Но здесь совсем другая причина.
  Мейсон впился в нее пристальным взглядом:
  — Хорошо, тогда назовите ее.
  — Джерри и я тайно поженились месяц назад, — ответила она, опуская глаза.
  Мейсон глубоко вздохнул.
  — Слава богу хоть за это! — вырвалось у него.
  — Вы о чем?
  — Я боялся, что вы установили этот замок из-за дядиных прогулок во сне, потому что боялись его.
  — Нет, мистер Мейсон, честно, замок не имеет к дяде никакого отношения.
  — Почему вы не объявили о своем замужестве?
  — Мы хотели держать это в секрете.
  — А ваш дядя знал?
  — Именно от него мы и скрывали это.
  — Почему?
  — Он немного эксцентричен.
  — Он же не против Джерри, ведь так?
  — Что вы, Джерри ему очень нравится. Но я не хочу, чтобы он думал, будто я намерена покинуть его до его нового брака.
  — В таком случае, — продолжал допытываться Мейсон, испытующе наблюдая за ней, — чем вызвана такая спешка?
  — Тем, — ответила она, смеясь, — что я люблю, и здесь недалеко Голливуд, а Джерри во многом смахивает на шейха. Многие женщины от него без ума. По натуре он бабник и… Словом, я сцапала его, как только представился случай.
  Мейсон ухмыльнулся и заметил:
  — Ну, раз вы установили этот замок на дверь не из-за ночных променажей вашего дяди, то и слава богу. Но когда я увидел замок на двери, то нашел объяснение скорее зловещее, чем романтическое, и понял, что окружной прокурор не преминет воспользоваться этим и попытается выбить вас из колеи во время перекрестного допроса… Полагаю, что ключи есть у вас и у Джерри?
  Она кивнула.
  — И больше ни у кого?
  Она улыбнулась и отрицательно покачала головой.
  — В конце концов, — ответила она, — у меня один муж.
  — Вы еще доверились кому-нибудь? Кому еще известно, что вы поженились?
  — Ни одной душе.
  — О’кей, — заключил Перри Мейсон. — Берите этот разделочный нож, положите в ящик и, если окружной прокурор начнет допытываться о замке на двери, когда вы будете стоять на свидетельской трибуне или перед Большим жюри, изобразите сначала замешательство, как только что передо мной, затем скажите правду, а заодно посмейтесь и поплачьте — словом, набросьте покров романтики. — Мейсон кивнул Делле Стрит, нахлобучил шляпу и объявил: — Поехал в тюрьму.
  Глава 17
  Перри Мейсон, свежевыбритый, в строгом сером костюме, который сидел на нем так, словно был сшит на заказ, нажал пальцем кнопку звонка на входной двери резиденции Питера Кента. Дверь почти сразу открылась, и в проеме возник сержант Голкомб из отдела по расследованию убийств. На лице Мейсона отразилось изумление.
  — Не слишком ли рано вы приступили к работе, сержант? — осведомился он.
  Голкомб ответил:
  — Да, если говорить о том, что рано, и о том, что я на работе. Чего вы хотите?
  — Осмотреть помещение, — ответил Мейсон. — У меня есть пара вопросов к некоторым свидетелям. Есть возражения?
  — Всем свидетелям вручены повестки, — заявил Голкомб, — вы не можете влиять на них.
  — Я и не собираюсь влиять на них, а хочу поговорить с ними.
  Голкомб, освободив дверной проем, сказал:
  — Ну, если так, входите. Я буду поблизости во избежание недоразумений.
  Эдна Хаммер вышла вперед и протянула Мейсону руку:
  — Доброе утро, мистер Мейсон, могу ли я быть вам чем-нибудь полезной?
  Мейсон кивнул.
  — Она свидетельница обвинения, — предостерег Голкомб.
  Мейсон в упор глядел на полицейского.
  — То, что окружной прокурор вручил кому-то повестку, еще не значит, что этот человек должен быть напуганным, — ответил он. — Долг свидетеля — говорить правду! Когда дело будет назначено к разбирательству, я сам вручу повестки нескольким свидетелям. Кстати, сержант, мне нужно побеседовать с мисс Хаммер наедине.
  Голкомб возразил:
  — Вы не должны говорить ей, какие давать показания.
  — А вы не должны указывать мне, что делать, говоря вашими словами — влиять на меня, — отрезал Мейсон. Он взял Эдну под руку. — Думаю, мы поговорим у вас в комнате, Эдна.
  Они прошли вниз по коридору. Голкомб ринулся к телефону.
  — Что он собирается делать? — спросила она.
  — Звонить окружному прокурору, — ухмыляясь, ответил Мейсон. — Давно он здесь?
  — С половины восьмого.
  — Вы звонили ему?
  — Да, и мне не следует держаться с вами слишком по-дружески, не так ли? — осведомилась Эдна. — Мы же не хотим, чтобы они нас заподозрили?
  Мейсон кивнул и спросил:
  — Положили нож, все нормально?
  — Да.
  — Когда это было?
  — Около одиннадцати.
  — Ящик заперли?
  — Да!
  — Где ключ?
  — У меня.
  — Уверены, что ключ только один?
  — Ну… конечно!
  — С каких пор вы запираете ящик?
  — Со следующего дня, как нашла нож под подушкой.
  — Откуда вы знаете, что от ящика больше нет ключей?
  — Потому что ключ находился в замочной скважине. Я вынула его и стала запирать им замок. Другого ключа в ящике не было.
  — И ящик никогда не запирался в дневное время?
  — Нет.
  — Но вы уверены, что он был заперт всю ночь?
  — Да, конечно, ведь вы же сказали мне запереть его!
  — Вас никто не видел?
  — Нет, конечно нет! Почему вы спрашиваете об этом?
  — Думаю, вдруг дворецкому в буфете что-нибудь могло понадобиться?
  — Вряд ли. Было слишком поздно. Он уже ушел спать.
  — О’кей, — сказал ей Мейсон. — Теперь обождите, когда Голкомб отойдет от телефона, затем отодвиньтесь немного от меня и окликните его. Скажите ему, что предпочитаете, чтобы он присутствовал при нашем разговоре, потому что не хотите нажить неприятностей. Держитесь естественно и старайтесь выглядеть как можно более убедительно!
  — О, я люблю притворяться. Мне нравится разыгрывать роль, особенно такую.
  — Тогда валяйте, — приказал он ей.
  Она подождала несколько минут, пока сержант Голкомб не закончил беседу по телефону и не стал наблюдать за ними, испытывая ярость от собственного бессилия. Внезапно Эдна Хаммер резко отшатнулась от Перри Мейсона, сделала два быстрых шага назад, остановилась и уставилась на адвоката как бы в изумлении. Мейсон двинулся к ней. Она отошла еще на шаг, при этом импульсивно повернулась и окликнула сержанта Голкомба:
  — Сержант, можно поговорить с вами?
  Стремительный стук каблуков Голкомба, с которым он ринулся вперед, был красноречивей любого ответа. Когда он приблизился, она сказала:
  — Мистер Мейсон думает, что он вправе говорить со мной, но вы, по-видимому, с этим не согласны. Не будет ли лучше, если вы послушаете?
  — Он здесь не нужен, — сердито заявил Мейсон. — Я могу задавать вам вопросы, какие пожелаю, а ему следует держаться подальше.
  — Но он, по-видимому, полагает, что ему следует находиться там, где он сможет слышать то, что вы говорите.
  — То, что он полагает, не имеет никакого значения, — возразил Мейсон. — Вы же хотите сотрудничать со мной, не так ли? Ведь вы же любите своего дядю?
  — Да, люблю, но не знаю, что делать.
  — Последовать моему совету.
  Сержант Голкомб встал возле нее.
  — Если вы желаете, чтобы я присутствовал, — заявил он, — никакая сила на земле не сможет мне в этом помешать. Вы довольно ясно дали понять, что хотите этого. Следовательно, не обращайте никакого внимания на то, что он говорит. Вы совершенно правы!
  Она застенчиво улыбнулась Мейсону:
  — В самом деле, мистер Мейсон, думаю, так будет лучше. В конце концов, ведь вы не собираетесь говорить мне ничего такого, о чем бы нельзя было знать сержанту Голкомбу, разве не так?
  — Так-то так! Но дело в принципе.
  — Тогда, если в том, что вы намерены мне сказать, нет тайны, то говорите при сержанте, я вас слушаю. — Ее глаза были широко открыты, голос — сама невинность.
  Сержант Голкомб насмешливо фыркнул.
  Мейсон свирепо произнес:
  — Я хотел бы выяснить все об этом ящике буфета и о том, где вы держите от него ключ.
  — На резинке, привязанной к запястью.
  — Почему бы вам не держать его в сумочке или в каком-нибудь другом месте?
  — Я могу случайно забыть отпереть его утром, и это вызовет ненужные разговоры. Кстати, сейчас я как раз забыла отпереть ящик, но это только из-за волнения, вызванного вашим приходом. Видите ли, я сняла резинку с ключом, когда принимала душ, положила в сумочку и забыла. Обычно первое, что я делаю, когда просыпаюсь утром, — это открываю ящик буфета.
  — Поэтому, — торжествующе заявил сержант Голкомб, — абсолютно невозможно, чтобы кто-то взял разделочный нож из ящика после того, как вы отправились спать. Конечно, если нет другого ключа и если не взламывать замок.
  Она кивнула.
  — Отсюда следует, — сделал вывод Мейсон, — что нож был в ящике, когда вы запирали его на ключ.
  — Если же его там не было, — продолжил мысль Голкомб, — значит, Кент взял его оттуда до того, как отправиться в постель, или достал его потом, не важно как.
  — Я бы хотел взглянуть на ключ, — сказал Мейсон.
  Эдна открыла сумочку и вынула из нее большой ключ, весьма необычный на вид.
  — Вы так и таскаете его с собой повсюду? — спросил адвокат.
  — Да, для верности.
  — А сейчас ящик заперт?
  — Да, я заперла его прошлой ночью.
  — Почему?
  — Даже не знаю, наверное, из-за нервов. Мысль о том, что кто-то бродит вокруг… Возможно, дальше мне лучше не продолжать.
  — Давайте взглянем на замок, — предложил Мейсон.
  — Если это вас успокоит, — заметил сержант Голкомб, — могу сказать, что полиция вас уже опередила. Замок был осмотрен экспертом, и он не обнаружил никаких следов взлома. На замочной скважине не оказалось никаких царапин, свидетельствующих о том, что в нее вставляли какие-то острые предметы. На дереве нет никаких вмятин, которые остаются, когда пытаются отжать собачку.
  Мейсон пожал плечами:
  — Все равно я хотел бы на него взглянуть.
  Все трое направились к встроенному в стене буфету. Мейсон тщательно осмотрел замок, затем встал на одно колено, чтобы взглянуть на нижний край ящика.
  — Откройте, пожалуйста, — попросил он. — Я хочу осмотреть его изнутри.
  Сержант Голкомб стоял, засунув руки в карманы, на его лице играла снисходительная улыбка. Эдна Хаммер вставила ключ в замочную скважину, повернула со щелчком и выдвинула ящик. Мейсон, наблюдая за лицом сержанта Голкомба, заметил, с каким трудом ему удалось сдержать усмешку, зато Эдна Хаммер раскрыла рот от изумления. Открытый ящик представил их глазам два отделанных бархатом отделения для ножа и вилки. На месте находилась только вилка. Мейсон наклонился как бы для того, чтобы получше все рассмотреть. Сержант Голкомб тоже наклонился, но затем, чтобы не позволить Мейсону к чему-либо прикоснуться. Пальцы Эдны Хаммер вцепились в руку Мейсона.
  — Вы заглядывали в ящик, перед тем как его запереть? — спросил Мейсон, пытаясь говорить небрежным тоном.
  Она утвердительно кивнула; было видно, что она ничего не понимает.
  — Ну, — произнес адвокат, — думаю, пожалуй, это все, что мне здесь было нужно. Теперь я хотел бы поговорить с некоторыми свидетелями.
  — Например?
  — Дунканом и Мэддоксом.
  — Им вручены повестки для явки в суд на сегодня.
  — Это одна из причин, почему я хочу побеседовать с ними до заседания.
  — Вы сможете говорить с ними, если только они сами пожелают.
  — Естественно. Я и спрошу их, не желают ли они…
  Сержант Голкомб прервал его:
  — Я сам спрошу у них, пожелают ли они разговаривать с вами. Если они согласятся, пожалуйста. Если нет — ни о какой беседе не может быть и речи! — И он широкими шагами направился к левому крылу дома.
  Мейсон, схватив за плечо Эдну Хаммер, развернул ее лицом к себе.
  — Разве вы его туда не положили? — спросил он хриплым от волнения голосом.
  — Положила.
  — Хотите сказать, что он был там, когда вы прошлой ночью запирали ящик?
  — Да, именно так!
  — Видел ли кто-нибудь вас за этим занятием?
  — Никто.
  — Но кто-то должен был взять нож из ящика!
  В ответ на его слова она покорно кивнула, ошеломленная происходящим.
  — Тот, кто знал о моем замысле и кто решил расстроить его! — воскликнул Мейсон.
  — Честное слово, мистер Мейсон, я никому не говорила.
  — Видел ли кто-нибудь, как вы положили нож в ящик?
  — Уверена, что никто не мог видеть.
  — Где вы держали ключ прошлой ночью?
  — Я его спрятала.
  — Где?
  — В мыске старой туфли. Я боялась, что… что я в чем-то оплошаю. А ведь это так важно для вас. Я…
  Она замолчала, когда сержант Голкомб ворвался в комнату и произнес торжествующе:
  — Оба свидетеля не желают делать никаких заявлений, мистер Мейсон.
  Адвокат словно бы поперхнулся, пытаясь что-либо возразить. Затем пожал плечами, сказал:
  — Ну хорошо! — и спешно покинул дом, хлопнув за собой входной дверью.
  Он почти бегом добрался до автомобиля, вскочил в него и рванул с места. Он ехал к своему офису на максимальной скорости, однако возле аптеки притормозил, чтобы позвонить в бюро Дрейка.
  — Когда Дрейк появится, — сказал он девушке, поднявшей трубку, — пусть пошлет оперативников обыскать резиденцию Кента в поисках разделочного ножа — точной копии того, которым было совершено убийство. Если понадобится, пусть перевернут весь дом, но найдут его. Начать надо с кофейного столика в патио.
  Делла Стрит вопросительно подняла брови, когда Мейсон повесил шляпу и пальто во встроенный шкаф.
  — Ну? — спросила она.
  Мейсон ответил:
  — Миссис Дорис Салли Кент наложила лапу на банковский счет Кента.
  — Что вы имеете в виду?
  — Она вчера вечером добилась вынесения постановления, лишающего его возможности распоряжаться своей собственностью. Постановление имеет силу, пока в процессе слушания дела его не отменят. Она потребовала пока назначить судебного исполнителя.
  — Но это… ну, шеф, это значит, что он даже не сможет выплатить вам гонорар.
  Он кивнул.
  — И он не сможет оплатить расходы Дрейка.
  Он вновь кивнул.
  — А предположим, судебный исполнитель будет назначен — что тогда?
  Мейсон ответил:
  — Все зависит от того, кто будет судебным исполнителем и какое решение вынесет судья.
  — Но у мистера Кента масса средств вложена в различные предприятия. Как быть с ними?
  — Она заявляет, что он недееспособен и может растерять всю свою собственность из-за неправильного помещения капитала и прочих действий. Она нашла судью, который отнесся к ней благосклонно.
  — Вы хотите сказать, что судья взирал на это с наивностью ребенка? — с негодованием возразила Делла Стрит.
  — Ты слишком несправедлива к миссис Кент, — мрачно ухмыльнулся Мейсон. — Вспомни, она всего лишь беспомощная женщина, которая действует только из лучших побуждений. Она указывает в своем иске, что назначенные ей алименты ее не устраивают, так как все дело о разводе было жульничеством — в нем не фигурировали истинные размеры состояния ее бывшего мужа, и полторы тысячи долларов ежемесячно — смехотворная сумма.
  — Другими словами, дамочка желает хапнуть все имущество Кента вместо части! — воскликнула Делла Стрит. — Но как она может добиться отторжения имущества, не выдвинув обоснованных претензий?
  — Благодаря нашим законам. Загляни-ка в кодекс на досуге. Параграф 529 предусматривает, что в бракоразводном деле или в деле о взимании алиментов нет необходимости в дополнительных доказательствах, если суд в состоянии установить потерпевшую сторону.
  — Тогда выходит, что она может явиться в суд, наговорить все, что пожелает, дабы выставить себя потерпевшей стороной. Но судья без труда выяснит, что все шито белыми нитками, ведь у Кента тоже есть язык.
  — Вряд ли будет так, — возразил Мейсон. — Эта женщина не посадит себя в лужу. Судья не сможет не обратить внимания, какие у нее хорошенькие ножки. Он вдоволь сможет ими налюбоваться. На свидетельской трибуне она также может произвести хорошее впечатление. А вот Кенту это вряд ли удастся: он будет злиться, так как поймет, что с ним поступают несправедливо. Он начнет запинаться, заикаться и так разволнуется, что всех настроит против себя. Миссис Кент, напротив, будет выглядеть собранной, спокойной и сдержанной. Весь акцент — на то, чтобы быть собранной, Делла! Она будет премило улыбаться судье и говорить, что она меньше всего желает быть несправедливой к своему бедному, дорогому мужу и что ее обманом заставили подать на развод, что теперь она понимает, что он не совсем вменяем, что он нуждается в постоянном уходе по причине психического заболевания, и именно поэтому ему сейчас необходима жена, которая о нем позаботится.
  — Шеф, тогда почему бы вам не явиться в суд и не вывести ее на чистую воду?
  — Это только повредит, — ответил он. — Кенту придется заключить с ней своего рода соглашение. Он не может допустить, чтобы на его имущество был наложен арест, пока дело не будет рассмотрено в суде. Он не может допустить, чтобы был назначен судебный исполнитель. И ему нельзя, прежде всего, вообще доводить дело до суда. Не с его нервами! Это может довести его до сумасшествия. Он еще до начала процесса будет в таком состоянии, что ей не составит никакого труда разделаться с ним.
  — Что же делать?
  — Откупиться от нее — больше ничего!
  — Почему вы думаете, что она произведет хорошее впечатление на судью?
  — Ее славное боевое прошлое. Она всегда добивалась своего. Вспомни: она прошла огонь, воду и медные трубы. Она далеко не дилетантка, когда дело доходит до свидетельской трибуны. Она подлинный профессионал, Делла.
  — И вы собираетесь уступить ей?
  — Я собираюсь откупиться от нее, если это то, что ты имеешь в виду.
  — Тогда она поможет и Мэддоксу получить деньги.
  — Прежде чем она получит откупного, — пообещал Мейсон, — ей придется выложить всю правду о Мэддоксе.
  — Что вы имеете в виду?
  — То, что ей придется признать, что Мэддокс звонил ей в три часа утра.
  — Вы думаете, что Мэддокс будет это отрицать?
  — Более чем уверен.
  — Но почему?
  — На это есть множество причин. Например, то, как они намеревались объединить свои интересы. Каким дураком оказался Дункан. Он думает, что приобретает в миссис Кент союзника. На самом же деле она играет с ним как кошка с мышкой. Она использует его как дубинку, которую можно опустить на наши головы. Как только она разделается с нами, то и Мэддокса вышвырнет за борт, чтобы не путался под ногами.
  — Когда вы собираетесь договориться с ней?
  — Сегодня утром Кенту предъявят обвинение в убийстве, — ответил Мейсон. — Окружной прокурор потребует незамедлительного разбирательства. Я собираюсь дать согласие. Мэддокс и Дункан начнут городить свою чепуху. Затем я вцеплюсь в Мэддокса, задав ему вопрос, что он делал в три часа утра. Он начнет вилять и либо вообще не ответит, либо солжет. Потом я отведу Дорис Салли Кент в сторону и заключу с ней соглашение. Я объясню ей, что если смогу доказать, что Мэддокс звонил ей по телефону, то это настолько улучшит положение Кента, что он в припадке радости сможет выделить ей значительную сумму наличными. Затем на трибуну выйдет Харрис и даст показания об этом телефонном разговоре, после чего на трибуну для свидетелей выйдет Дорис и подтвердит, что все так и было. Это выставит Мэддокса лжецом.
  — Но ведь ей придется подтвердить под присягой, что она признала голос Мэддокса, а, может быть, она впервые его услышала.
  — Технически — да, а практически — нет. Все, что мне надо будет сделать, — это выпустить на трибуну Харриса, позволить ему рассказать свою историю, потом вызвать для дачи показаний ее и дать понять, что она свидетель противной стороны. Я спрошу у нее, звонил ли Мэддокс ей по телефону в это время. Обвинение будет возражать. Тогда я задам вопрос по-другому — звонил ли какой-то человек в это время по телефону, отрекомендовавшийся как Мэддокс? Они, возможно, будут возражать и против этого. Суд, вероятно, поддержит протест, если она не станет утверждать, что узнала голос Мэддокса. Я сделаю вид, что устал от препираний, и затем спрошу ее в упор: «Мадам, что вы делали в то время, когда было совершено убийство, — утром четырнадцатого, — держали вы в это время трубку в руках и разговаривали с человеком, находящимся от вас на большом расстоянии?» Она невнятно и весьма неохотно ответит утвердительно, и это будет все, что нужно для присяжных. После чего отпущу ее со свидетельской трибуны. Окружной прокурор побоится устраивать ей перекрестный допрос. Затем я представлю фотокопии записей телефонной компании.
  — Во что влетит Питеру Кенту соглашение с ней? — спросила Делла.
  — Он дал мне согласие на сумму в сто пятьдесят тысяч долларов, если до этого дойдет.
  — И вы предложите ей такую сумму?
  — Не думаю. Во всяком случае, надеюсь, что нет, но она жадна. Хочу немного походить вокруг да около, прежде чем сделать ей такое предложение.
  — Будете действовать через ее адвоката?
  — Да.
  — Тогда это обойдется еще дороже.
  — Да.
  — Почему тогда не обратиться прямо к ней?
  — Это неэтично.
  — Вообще-то, — возразила Делла Стрит, — она не произвела на меня впечатления женщины, готовой отвалить солидный куш из того, что урвет сама, какому-то адвокату.
  Мейсон только собрался ответить, как раздался телефонный звонок, и Делла Стрит, подняв трубку и прикрыв микрофон ладонью, сообщила ему:
  — Легка на помине. Миссис Дорис Салли Кент. Собственной персоной. Она сейчас в офисе. Желает видеть вас и просит сообщить, что уволила своего адвоката, так что в настоящее время ее никто не представляет.
  Мейсон тихонько присвистнул.
  — Ну, так что будем делать? — поинтересовалась Делла Стрит.
  Мейсон отвесил преувеличенный поклон в сторону приемной.
  — Эта малышка далеко не глупа, — ответил он. — Придется ее принять.
  — Хотите, чтобы я записала все, что она скажет?
  — Да. По внутренней связи. Будешь сидеть в библиотеке. Записывай все дословно. Между прочим, Делла, ты когда-нибудь видела ее?
  — Нет.
  — Посмотри на нее, но сама не попадайся ей на глаза.
  Делла Стрит кивнула, подхватила блокнот и карандаши и направилась в приемную. Мейсон включил устройство внутренней связи и сказал обычным голосом:
  — Скажи миссис Кент, что я могу уделить ей ровно пять минут! — Затем прикурил сигарету и погрузился в изучение юридической книги, так что даже не слышал, как она вошла в комнату.
  Она кашлянула.
  — Доброе утро! — Мейсон, подняв глаза, поприветствовал ее и указал рукой на кресло, вернувшись к чтению.
  Она чуть смешалась, но затем подошла к его столу и, стоя совсем близко от него, сказала:
  — Если вы заняты, то не хочу вас беспокоить.
  — Все нормально, — ответил он, не поднимая глаз. — Через минуту займусь вами.
  Она продолжала стоять вплотную к нему.
  — Я пришла как друг, — объявила она интригующе тихо.
  Мейсон вздохнул, отложил книгу и еще раз указал на кресло:
  — Пожалуйста, садитесь! Изложите, в чем дело, но так, чтобы не пришлось терять время на дополнительные вопросы.
  Она мгновение помедлила, затем, слегка пожав плечами, села, положила ногу на ногу и улыбнулась ему.
  — Выкладывайте, — обратился он к ней.
  — Я уволила своего адвоката.
  — Расплатились с ним?
  — Разве это имеет значение?
  — Может иметь, особенно если у него есть принадлежащие вам бумаги.
  — Я достигла с ним полного взаимопонимания.
  — Очень хорошо! Что еще?
  — Хочу поговорить с вами.
  — Давайте, я слушаю!
  — Задумывались ли вы, мистер Мейсон, — спросила она, оставив прежнюю игривую манеру, — что я держу в руке плетку?
  — Нет, — ответил он, — не задумывался.
  — Ну так вот, задумайтесь.
  Он сделал жест, как бы намереваясь вновь взять книгу, и она начала поспешно объяснять:
  — Знаете ли вы, как будет развиваться дело, если я выйду на трибуну и покажу под присягой, что Питер Кент достал разделочный нож и пытался убить меня? И хотя он говорит, что сделал это во сне, я заявлю, что он лжет. Но вообще-то я не хочу делать этого. Я хочу помочь Питеру. Но если Питер собирается бороться со мной, то я должна буду бороться с Питером.
  — Продолжайте, — заметил Мейсон.
  — Я просто хочу, чтобы вы поняли: я забочусь о себе.
  — Я это понял.
  — И не надейтесь, что я откажусь от своего намерения.
  — Насчет этого у меня нет ни малейших сомнений.
  — Но мне хотелось бы знать, как себя вести.
  — Уверен, что не смогу вам на это ответить.
  — Как раз наоборот, сможете. Вы адвокат Питера. Я знаю Питера достаточно хорошо. Когда дело дойдет до настоящей схватки, он скиснет. Слишком нервный. Мы можем прийти с ним к соглашению. Ему ничего другого не остается.
  — Что вы предпочитаете: доход или наличные?
  — Ни то ни другое. Я хочу, чтобы Питер признал меня своей женой. Я хочу стоять за него, когда он в беде, и хочу, чтобы он позволил мне оставаться с ним рядом.
  — А спустя несколько месяцев вы сможете все повторить, но получить по соглашению уже гораздо большую сумму?
  — Это нечестно с вашей стороны, мистер Мейсон. У вас нет никакого права так заявлять. Это вовсе не то, чего я хочу. Я хочу быть его женой.
  — Зная о том, — едко сказал Мейсон, — что он влюблен и собирается жениться на другой, вы решили привязать его к себе, пользуясь тем, что он оказался в беде. Он ведь даст гораздо больше, чтобы купить себе свободу.
  Она вынула маленький носовой платочек нарочито медленно. Ее глаза быстро заморгали, наполнились слезами, уголки рта задергались. Затем, слегка всхлипнув, она поднесла платочек к глазам, и ее плечи затряслись от рыданий.
  Мейсон наблюдал за ней, не выказывая никаких эмоций.
  — Какова сумма откупного наличными? — спросил он.
  — Я н-не хочу откупного.
  — Ваши предложения в отношении ежемесячного дохода?
  — Я х-хочу помочь Питеру, я х-хочу его самого. Я хочу дать показания, что он психически болен. Надеюсь, что его м-можно вылечить. Хочу о-остаться с ним.
  Мейсон возмутился. Он вскочил, широкими шагами подошел к плачущей женщине и протянул руку, словно хотел вырвать прижатый к глазам платочек, но сдержался, хотя и с трудом. Его глаза внезапно сузились — какая-то мысль пришла ему в голову. Он постоял некоторое время, нахмурившись и погрузившись в размышления, затем вернулся за свой стол и украдкой нажал на кнопку, вызывая Деллу Стрит. Спустя момент, когда смущенная секретарша бесшумно открыла дверь библиотеки, Мейсон сделал рукой движение вокруг головы, которое на принятом у них языке жестов означало шляпу. Затем провел руками, как бы поднимая воротник. Делла Стрит нахмурилась, не в силах понять, что он подразумевает. Миссис Кент продолжала плакать в платочек. Мейсон подошел к ней и похлопал по плечу.
  — Будет, будет, дорогая моя, — сказал он с симпатией. — Я вовсе не хотел быть грубым с вами. Возможно, я вас неправильно понял. Наденьте пальто и шляпу, когда снова придете сюда.
  Она глянула на него поверх платочка.
  — Пальто и шляпу? — удивленно спросила она.
  — О, прошу прощения, — поспешно заявил Мейсон. — Я имел в виду, чтобы вы вернулись, когда не будете так возбуждены.
  Делла Стрит бесшумно закрыла дверь в библиотеку.
  — Вы были ж-жестоки ко мне. — Дорис Кент высморкалась в платочек.
  — Я огорчен, — ответил Мейсон, поглаживая ее по плечу. — Этим утром меня выбили из колеи, и, возможно, я был несправедлив к вам.
  Она промокнула остатки слез, шмыгнула носом, вздохнула и положила платочек в сумочку.
  — А что, — спросил он вроде бы небрежно, — у вас все еще есть ключи от дома Питера Кента?
  — Конечно, хотя я не пользовалась ими почти год. Почему вы об этом спрашиваете?
  — Ничего особенного. Просто для справки.
  — А это разве имеет значение?
  — Нет-нет, успокойтесь. Каким будет ваше отношение к Мэддоксу?
  Она подняла брови и спросила:
  — Мэддокс?.. Не уверена, что знаю его.
  — Мэддокс из Чикаго, — подсказал он, — знаете «Мэддокс манифэкчуринг компани»?
  — Об этом узнал мой адвокат, когда выяснял размеры собственности моего мужа. Он говорил, что патенты этой компании тянут на миллион и что Питер намеренно скрыл эту информацию от меня, чтобы не выглядеть таким богатым, когда я подала на развод. Но это теперь все в прошлом.
  — Но вы не знаете Мэддокса лично? — продолжал допытываться Мейсон.
  Она взглянула на него удивленными глазами и ответила:
  — Конечно нет.
  — А Дункана, его адвоката?
  Она покачала головой, изобразив на лице полное изумление.
  — Я думал, что вы разговаривали с Мэддоксом по телефону.
  — С чего вы взяли?
  — Опустим это. — Он пожал плечами.
  — Вовсе нет. Я хочу знать. Мне и в самом деле интересно, мистер Мейсон, потому что я чувствую, кто-то на меня наговаривает. Возможно, именно этим объясняется нынешнее отношение Питера ко мне.
  Дверь, ведущая в библиотеку, бесшумно открылась. Делла Стрит, облаченная в шубку и шляпу, удерживая сумочку рукой в перчатке, вопросительно подняла глаза на Мейсона. Он кивнул. Она сделала неуверенный шаг в комнату. Мейсон заторопился к ней навстречу.
  — Что такое, мисс Стрит? — воскликнул он. — Что такое?
  Дорис Кент пристально наблюдала за этой сценой.
  — Как вы попали сюда? Я же занят. Не хочу, чтобы меня прерывали. Я не забыл о том, что у нас встреча… Я…
  Делла Стрит подошла к нему и протянула руку в перчатке.
  — Огорчена, если ворвалась не вовремя, мистер Мейсон, — прервала она, — но мне известно, насколько вы пунктуальны, когда назначаете встречи. Девушка в приемной предложила мне пройти в библиотеку и обождать, пока вы заняты. Однако мы договорились о встрече заранее, и, зная, насколько важным является мое дело, я подумала, что она ошиблась. Поэтому, подождав несколько минут, я открыла дверь. Очень прошу меня извинить.
  — Это произошло из-за того, — объяснил Мейсон, — что внезапно вклинилось другое дело… — Он оборвал фразу и указал на Дорис Кент, которая медленно поднималась с кресла.
  — Боюсь, — сказала Делла Стрит, вглядываясь в лицо Мейсона, — что мне придется настоять на нашей встрече, мистер Мейсон. У меня всего несколько минут. Помните, вы сказали по телефону, что я не должна ждать. Это не совсем красиво с моей стороны врываться, но в конце концов — уговор есть уговор.
  Мейсон казался смущенным. Он повернулся к Дорис Кент и сказал:
  — Прошу меня извинить. Вы же помните, я предупредил, что могу уделить вам всего пять минут. У меня назначена встреча с мисс Стрит…
  — Понимаю, — ответила Дорис Кент, вздергивая подбородок. — Я вернусь позже.
  Мейсон, поймав взгляд Деллы Стрит, показал глазами на Дорис Кент. Делла двинулась к ней:
  — Уверена, что вы меня извините, не так ли, дорогая, но в моем распоряжении несколько минут.
  Миссис Кент очаровательно улыбнулась.
  — Не стоит извинений, — ответила она. — Даже не упоминайте об этом. Я понимаю, насколько занят мистер Мейсон. Я полагаю, он уже понял мои обстоятельства и…
  — Где я могу найти вас? — прервал ее Мейсон.
  — В отеле «Лафитт». Я пробуду там следующие два-три дня.
  Мейсон изобразил изумление:
  — О, разве вы не остановились в этом же отеле, мисс Стрит?
  — Разумеется, вы правы. Как приятно! — заметила Делла.
  Мейсон проводил Дорис Кент в коридор.
  — Я очень огорчен, — заметил он, — что так получилось. Ей и в самом деле не следовало без спроса входить в мой офис. Но мисс Стрит было назначено. Она довольно богата и избалована.
  — Я понимаю, — ответила Дорис Кент и, повернувшись, протянула ему руку. — После всего, — спросила она с намеком, — разве мы не можем быть друзьями?
  Мейсон пожал ей руку и вернулся в офис. Делла Стрит, взглянув на него, озабоченно спросила:
  — Я ничего не смазала?
  — Нет, — ответил он, — все в лучшем виде. Именно то, чего я хотел.
  — Что за очередная великая идея?
  — Прихвати свои лучшие тряпки и поезжай в отель «Лафитт». Постарайся «ненароком» столкнуться с Дорис Кент. Подойди к ней и скажи, как ты огорчена, что прервала наше совещание. Объясни, что с опозданием поняла, как была не права. В общем, не скупись на извинения.
  — А что потом? — спросила она. — Не думаете ли вы, шеф, что она, проникнувшись ко мне симпатией, сообщит нечто такое, что может ей повредить во время процесса? Каково будет, когда она узнает правду о наших отношениях…
  Он рассмеялся:
  — Как звали ту девушку, которая стала жертвой любовного рэкета?
  Она нахмурилась и спросила:
  — Во имя дьявола, о ком вы говорите?
  — Ну, о той девушке, которая хотела, чтобы я вел ее дело. Ее ограбили на пять тысяч долларов.
  — Вы имеете в виду Мирну Дюшен?
  — Вот именно, — ответил он. — Где ее дружок?
  — Он в отеле «Палас». Живет под именем Джорджа Причарда.
  — О’кей! — заявил Мейсон. — Сейчас отправляйся в отель «Лафитт». Завяжи отношения с миссис Кент. Потом попроси Мирну Дюшен познакомить тебя с этим пиратом от любви. Он, похоже, из тех типов, что заставляют трепетать женские сердца.
  — Не могу не согласиться, — ответила несколько смущенно Делла Стрит. — Я видела его фотографию. На такого любая девушка будет молиться.
  — Познакомься с ним, — продолжил Мейсон. — Поведай ему трогательную историю, как потеряла все свои деньги, — только сделай это, когда он зайдет к тебе в отель. Как бы между прочим укажи ему на миссис Кент как на очень богатую вдову. Найди способ представить его миссис Кент и…
  В ее глазах вспыхнули искорки.
  — И пусть природа сделает свое дело? — прервала она его.
  Мейсон поклонился и улыбнулся:
  — Точно так.
  Глава 18
  Вывеска, протянувшаяся по фасаду магазина, была относительно новой. На ней значилось: «Скобяные товары. Пизли и K®». Все остальное было старым. В запыленных тусклых витринах явно ощущалась попытка влить молодое вино в старые мехи: различные инструменты разложены в виде геометрических фигур, деревянные подставки покрыты зеленой клеенкой, чтобы выставленные товары выделялись на ее фоне, но, по большей части, образцы носили видимые признаки того, что они были выставлены в витринах уже довольно давно.
  Перри Мейсон толкнул входную дверь. Внутри новые электрические светильники заливали ярким светом прилавки, но мрачные стены сводили на нет все усилия придать помещению приветливый и веселый вид.
  Боб Пизли поспешно вышел из маленькой конторки, находящейся где-то в глубине магазина. Когда он узнал Мейсона, его походка стала менее уверенной, затем он расправил плечи, взял себя в руки и приветствовал Мейсона вынужденной улыбкой.
  — Как поживаете, мистер Мейсон? Рад вас видеть.
  — Привет, Пизли! Неплохое тут у вас заведение!
  — Хотелось, чтобы было так! Приятно слышать, что вам понравилось!
  — Как давно у вас этот магазин?
  — Не так чтобы очень. Я приобрел его по дешевке на аукционе. Сейчас стараюсь избавиться от некоторых старых товаров. Затем либо продам магазин, либо, скорее всего, полностью поменяю интерьер.
  — Будете сдавать в аренду?
  — Да, и весьма перспективную. Но для этого надо сначала все здесь переделать за свой счет, так как арендатор этим заниматься не станет.
  — Как скоро собираетесь приступить к ремонту?
  — Сразу же, как только смогу распродать старый хлам и получить наличные.
  — А как торговля?
  — Так себе. Собираюсь устроить распродажу со скидкой в течение месяца или около того. Честно говоря, я еще даже и не знаю толком всего, что тут накопилось. Инвентаризации здесь давно не проводилось, и один из прежних владельцев оставил только выборочную опись. Прежде в помещении было настолько темно, что я, по правде говоря, даже не представляю, как покупатели добирались до прилавка. Я установил новое освещение, но все равно создается впечатление, что все внутри покрыто паутиной. — Пизли осторожно глянул через плечо и, понизив голос, спросил: — Как насчет разделочного ножа?
  — Превосходно, — ответил Мейсон, — в точности так, как я хотел.
  Пизли поежился, явно чувствуя себя не в своей тарелке.
  — В чем дело, — осведомился Мейсон, — что-нибудь случилось?
  Пизли отрицательно покачал головой.
  — Когда видели Эллен Уорингтон, давно?
  — Прошлой ночью, — ответил Пизли. — А что? Надеюсь, в этом нет ничего плохого? — Он старался избегать взгляда Мейсона.
  — Как давно видели мисс Хаммер?
  — Вообще не видел.
  — А Харриса?
  Лицо Пизли вспыхнуло.
  — А почему вы меня о нем спрашиваете? — ответил он вопросом на вопрос.
  — Просто интересуюсь.
  — Нет, тоже не видел.
  — Ну и ну, — удивился Мейсон, — а кого вы видели?
  — Что вы имеете в виду?
  Мейсон по-отечески положил руку на плечо молодого человека.
  — Слушайте, Пизли, — спросил он, — что-то случилось. Что именно?
  Пизли смешался и пробормотал:
  — Ничего.
  Он поспешил отодвинуться, так что рука Мейсона соскользнула с плеча. Его манеры стали вызывающе грубыми. Мейсон медленно произнес:
  — Думаю, что со мной ведут двойную игру. Что вам об этом известно?
  Щеки Пизли запылали.
  — Ни черта! — ответил он. — Не понимаю, зачем вы сюда только пришли.
  — Вы говорили кому-либо о ноже? — спросил небрежно и почти весело Мейсон.
  — За каким дьяволом вы пришли сюда?
  — За таким, чтобы это выяснить! — ответил Мейсон.
  Пизли притих.
  — Ну — говорили?
  — Я не могу сказать вам.
  — Почему?
  — Потому что… не могу — и все!
  — Эллен Уорингтон не велела говорить? — спросил Мейсон.
  Пизли хранил молчание. Адвокат засмеялся и сказал:
  — Не делайте из этого такую тайну. Сержант Голкомб в курсе, так что нет причины скрывать от остальных.
  На лице Пизли появилось особое выражение.
  — Вам об этом известно? — поинтересовался он.
  — Про сержанта Голкомба?
  — Да.
  — Конечно, известно. Он сам сказал мне…
  Мейсон достал портсигар из кармана и протянул Пизли. Они оба взяли по сигарете. Мейсон предложил спичку.
  — Голкомб толковый мужик, — небрежно бросил адвокат. — От его глаз ничего не ускользнет.
  — Готов поклясться, что так.
  — Он сказал вам, как пронюхал о ноже?
  — Нет, не говорил.
  — Вы дали ему письменные показания?
  — Послушайте, — отрезал Пизли, — предполагается, что я не должен обсуждать это.
  — О, Голкомба не беспокоит, расскажете ли вы мне.
  — Напротив, вы как раз тот самый, кому он не хотел бы, чтобы стало известно.
  Мейсон удивленно поднял брови:
  — Не представляю, как это может быть, раз я и так все знаю.
  — Да, но он-то не знает о том, что вам все известно.
  Мейсон подавил зевок:
  — Чепуха какая-то! Пизли, со мной вы можете быть откровенны. Если только сами не хотите говорить — тогда другое дело.
  — Ну, я только следую инструкциям, и все. Вы ставите меня в затруднительное положение, мистер Мейсон.
  На лице Мейсона появилось изумление, смешанное с недоверием.
  — Что я делаю? — спросил он.
  — Ставите меня в затруднительное положение.
  — Ничего подобного, — ответил адвокат, — вы вправе продавать скобяные изделия кому угодно.
  — Сержант Голкомб смотрит на это иначе.
  — Черт с ним, с сержантом Голкомбом, — весело ответил Мейсон, — скажите ему, пусть катится куда подальше. Он что, вложил деньги в ваш магазин?
  — Нет, но…
  — Тогда что вас беспокоит?
  — Он угрожал, что припутает к делу Эллен.
  — Наглый врун, — весело заметил Мейсон. — Никто никуда не припутает Эллен.
  — Но я дал вам нож, которым вы собирались заменить…
  — Заменить? — прервал его адвокат. — Что?
  — Ну тот, другой нож.
  Мейсон медленно и торжественно покачал головой, как бы начисто все отрицая.
  — Даже и не собирался заменять никакие ножи, — заявил он.
  — Для чего же он вам тогда понадобился?
  — Только затем, чтобы проделать эксперимент. Для этого мне был нужен нож того же размера и похожий на тот, которым зарезали Риза.
  — Что за эксперимент?
  Мейсон набрал воздуха в легкие, затем помедлил, выдохнул и медленно покачал головой:
  — Н-нет, не думаю, что будет лучше, если я расскажу. Видите ли, я еще не вполне готов полностью довериться сержанту, а он может спросить вас. Вам окажется намного легче ответить ему, что не знаете, чем сказать, что знаете, но дали слово хранить все в тайне. Сержант Голкомб чрезмерно временами импульсивен, и он, возможно, решит, что вы не желаете с ним сотрудничать, особенно если полагает, что есть нечто предосудительное в том, что вы добыли этот нож для меня. Надеюсь, ему не удалось запугать вас, Пизли?
  — В общем-то, я был раздражен и немного встревожен.
  — Встревожены?
  — Да, сержант Голкомб говорил что-то о подделке вещественных доказательств.
  Мейсон рассмеялся и ответил:
  — Никогда не позволяйте сержанту полиции объяснять вам, что такое закон. Это прерогатива адвоката. Я бы никогда не попросил сделать вас то, что незаконно.
  — Ну, у меня гора с плеч свалилась. Я был обеспокоен, но не за себя, а за Эллен.
  — Забудьте об этом, — посоветовал Мейсон. — Между прочим, я хотел бы приобрести еще такие ножи.
  — Еще — это сколько?
  — Возможно, с полдюжины. Как вы полагаете, можно заказать их у изготовителя?
  — Думаю, что да.
  — Много на это уйдет времени?
  — Полагаю, что смогу отыскать их на некоторых оптовых складах в нашем городе.
  — Тогда давайте займитесь этим, — распорядился Мейсон, извлекая из кармана пачку банкнотов и бросив на прилавок пару двадцатидолларовых купюр. — Это не только покроет все ваши расходы, но и возместит нанесенный вам моральный ущерб.
  — Я достану их вам по обычной цене, — поспешно ответил Пизли, — но мне придется заручиться разрешением сержанта Голкомба.
  — Вам что, запретили отлучаться из магазина?
  — Нет, конечно нет!
  — Тогда почему вы не можете торговать без разрешения полицейского?
  — Но он потребовал, чтобы я держал его в курсе всех своих отношений с вами. В противном случае угрожал неприятностями за эту проделку с ножом в прошлую ночь.
  Мейсон вновь от души рассмеялся и заявил:
  — Раз так, ничего не имею против. Позвоните ему и сообщите, что мне понадобилось еще с полдюжины таких ножей. Только не говорите, как я о нем отзывался. Вряд ли ему это понравится. Просто сообщите, что зашел и попросил вас достать еще несколько ножей. Если вы представите дело в таком свете, то вам не придется признаваться в том, что обсуждали со мной его визит к вам. Он необычен в этом плане и, возможно, разозлится на вас.
  — Хорошо, — ответил Пизли с явным воодушевлением. — Так и сделаю. В точности как вы сказали, мистер Мейсон.
  — А если я увижу его, то тоже не стану упоминать, что говорил о нем с вами. Так будет лучше со всех сторон. Можете позвонить ему и сказать, что я прошу полдюжины идентичных ножей… Ну, я должен идти. Надеюсь, что не очень оторвал вас от дел.
  — Вовсе нет!
  — А это не будет слишком обременительным — достать столько ножей?
  — Конечно нет.
  Они пожали руки, и Мейсон вышел. На углу из автомата возле аптеки он позвонил к себе в офис.
  — Делла на месте? — спросил он.
  — Нет, мистер Мейсон, она отправилась в тот самый отель, который вы ей назвали. У меня здесь номер телефона.
  — Продиктуйте, — распорядился Мейсон.
  Он записал номер, позвонил в отель «Лафитт», спросил мисс Стрит из номера 609 и вскоре после этого услышал в трубке ее голос.
  — Голкомб заходил в офис, Делла? — спросил он.
  — Нет, с какой стати?
  — Он расколол Пизли насчет ножа.
  — Вот как! И что же рассказал Пизли ему?
  — Выложил все как есть.
  — Да, но откуда узнал об этом сержант Голкомб — вот вопрос?
  — Это то, что я хотел бы выяснить.
  — Эдна Хаммер определенно не могла сказать ему.
  — Кажется маловероятным, — согласился Мейсон.
  — В связи с этим вас ожидают неприятности, шеф?
  — Не знаю. Сделаю все, что могу, чтобы выкрутиться. Для этого хочу окончательно запутать дело.
  — Каким образом?
  — Заказал еще полдюжины таких же столовых ножей. А как там у тебя развиваются события?
  — Все идет прекрасно!
  — Встретилась с этой женщиной?
  — Да! Премило поговорили. Несколько формально, но премило. Вы же знаете, в мягкой лапке прячутся острые коготки.
  — Отлично, — одобрил он, — мужчину еще не встретила?
  — Нет, но собираюсь.
  — Продолжай в том же духе, — напутствовал Мейсон, — я тебе позвоню, если подвернется что-то новенькое.
  Глава 19
  Секретарь суда привел присяжных к присяге. Судья Маркхэм, изощренный знаток человеческой натуры, занял свое место за массивным столом из красного дерева. Гамильтон Бергер, окружной прокурор, широкоплечий, с бычьей шеей, с мощными мускулами — в полном расцвете сил — сидел в ожидании, изучающе разглядывая Перри Мейсона, как один участник забега смотрит на другого, опасаясь, как бы тот не опередил его еще на старте. За ним расположился Сэм Блэйн, молодой, высокий, стройный, пытавшийся выглядеть внушительно; его пальцы теребили черную ленточку, свисающую с очков. Напротив, за столом защиты, в одиночестве сидел Питер Кент — бледный, осунувшийся — и нервно сжимал и разжимал сплетенные пальцы. Немного поодаль от него Люсилл Мейс взирала на происходящее настороженными глазами, время от времени она пыталась ободряюще улыбаться Питеру Кенту, хотя улыбки получались натянутыми и жалкими. Судья Маркхэм произнес:
  — Разрешите поздравить стороны с удачным выбором присяжных. Господин окружной прокурор, желаете ли вы сказать вступительное слово?
  Бергер подошел к барьеру, отделяющему двенадцать присяжных от места, отведенного для защитников. Переполненный зал суда замер в настороженном ожидании.
  Прокурор громко начал:
  — Джентльмены, я не собираюсь изощряться в ораторском искусстве. Я хочу в данный момент коротко сообщить вам о том, что намерено доказать обвинение. Тринадцатого числа этого месяца обвиняемый Питер Кент находился в своей резиденции в Голливуде. Помимо слуг, в доме были: Эдна Хаммер, племянница; Ф.Л. Риз, сводный брат; Джон Дункан, адвокат из Чикаго; Фрэнк Б. Мэддокс, деловой компаньон обвиняемого, и Эллен Уорингтон, секретарша Питера Кента. Мы намерены доказать, что утром четырнадцатого обвиняемый проник в спальню Ф.Л. Риза и нанес ему смертельный удар ножом. Мы намерены также доказать, что Ф.Л. Риз без ведома обвиняемого обменялся спальнями с Фрэнком Б. Мэддоксом, что обвиняемый испытывал вражду к Мэддоксу, находясь под впечатлением, неважно, обоснованным или нет, что Мэддокс обманывает его и пытается отстранить от дел.
  Можно считать вполне доказанным, что покойный скончался от колотой раны, нанесенной разделочным ножом приблизительно в три часа утра. Смерть наступила мгновенно. Мы намерены доказать, что в три часа утра Питер Кент, обвиняемый, с этим самым разделочным ножом в руке, крадучись, босиком пересекал патио, которое отделяет крыло, где находится его спальня, от крыла, в котором располагается спальня Фрэнка Б. Мэддокса, тогда занимаемая покойным Ф.Л. Ризом. Мы намерены доказать, что орудие убийства было впоследствии найдено под подушкой на кровати, занимаемой в ту ночь обвиняемым, и что лезвие ножа носит несомненные признаки того, что оказалось тем самым оружием, которым был убит Ф.Л. Риз. Мы намерены доказать, что еще до своего ареста обвиняемый сам признавался, что подвержен лунатизму, и не скрывал, что во время своих прогулок во сне испытывает тягу к убийству.
  Суд ставит вас в известность, джентльмены, что сразу, как только факт совершения убийства обвиняемым будет установлен, ему предоставляется возможность использовать доказательства, оправдывающие или извиняющие его действия или смягчающие вину. В задачу обвинения, как мы себе это представляем, входит доказать, что факт убийства имел место, что смерть наступила от колотой раны, нанесенной разделочным ножом, что орудие убийства находилось у обвиняемого во время совершения преступления, что обвиняемого действительно видели выходящим из крыла дома, где находилась спальня покойного, и что это совпадает по времени с убийством. Мы намерены доказать, что обвиняемый думал, что Мэддокс спит в кровати, в которой находился Риз, что у обвиняемого был мотив для убийства Мэддокса. Как вы уже догадались, джентльмены, из вопросов защиты, когда вас выбирали присяжными, она изберет тактику хотя бы частичных ссылок на лунатизм для оправдания обвиняемого. Мы намерены доказать, что был случай, приблизительно за год до совершения преступления, когда обвиняемый завладел разделочным ножом и…
  Перри Мейсон медленно поднялся со своего места и заявил:
  — Ваша честь, я возражаю против упоминания того, что имело место за год до совершения преступления, также возражаю против попытки обвинения предвосхитить линию нашей защиты и настаиваю, чтобы присяжным указали не принимать к сведению его утверждения.
  — Заявления обвинителя должным образом обоснованы, — возразил Бергер, — так как доказывают наличие у обвиняемого тяги к убийству уже тогда, год назад, как и то, что он знал об этом и не предпринял никаких попыток излечиться от своих опасных привычек, которые проявлялись у него в состоянии лунатизма. Что же касается линии защиты, то я сужу о ней по тому, как задавались вопросы присяжным.
  Судья Маркхэм стукнул молоточком и сказал:
  — В задачу обвинения не входит предвосхищать линию защиты. Что до того, можно ли использовать в качестве доказательства события, предшествующие преступлению и отделенные от него периодом времени в двенадцать месяцев, то это можно определить только в ходе дальнейшего судебного разбирательства. Между тем протест защиты принимается, суд укажет, что эта часть вступительного слова окружного прокурора не должна приниматься присяжными во внимание. До сведения присяжных также доводится, что вступительное слово, которое делает окружной прокурор, просто очерчивает то, что он собирается доказать, и необходимо, чтобы ввести присяжных в курс дела. Заявления, сделанные окружным прокурором, не могут рассматриваться как доказательства. Продолжайте, господин окружной прокурор.
  — Мы намерены доказать, — продолжил Гамильтон Бергер, — что, согласно показаниям племянницы обвиняемого, она за два дня до совершения преступления нашла то же самое оружие, которым затем было совершено убийство, под подушкой на кровати обвиняемого. Основываясь на этих доказательствах, джентльмены, а также и других, которые, возможно, будут представлены вам в ходе судебного разбирательства, обвинение будет просить вас о вынесении приговора об убийстве первой степени.
  Гамильтон Бюргер сел. Судья Маркхэм спросил Мейсона:
  — Желаете ли вы сделать вступительное слово от лица защиты?
  — Я подожду более подходящего случая, — ответил Мейсон.
  — Хорошо, обвинение может вызвать своего первого свидетеля.
  — Чтобы доказать состав преступления, я приглашаю Фрэнка Б. Мэддокса, — объявил Бергер.
  Мэддокс вышел вперед и был приведен к присяге.
  — Ваше имя Фрэнк Б. Мэддокс и вы проживаете в Чикаго?
  — Да.
  — Вы находились в доме обвиняемого в ночь с тринадцатого на четырнадцатое?
  — Да, находился.
  — Вы знали, приходится ли Ф.Л. Риз родственником обвиняемому?
  — Он был его сводным братом.
  — Как долго вы находились в доме обвиняемого?
  — Я прибыл туда десятого числа.
  — Утром четырнадцатого у вас была возможность видеть мистера Ф.Л. Риза?
  — Да, я его видел.
  — Где он был?
  — У себя в спальне.
  — Живой или мертвый?
  — Он был мертв, лежал на спине в своей кровати, с натянутым до подбородка легким одеялом. На одеяле был разрез там, где нож вонзили сквозь постельное белье в тело мистера Риза. Одеяло было пропитано кровью, и мистер Риз был мертв.
  — Я позже вновь вызову этого свидетеля, — заявил Гамильтон Бергер, — для дальнейших вопросов, но в настоящее время я просто доказываю наличие состава преступления и прошу разрешения временно отпустить свидетеля.
  — Хорошо, — согласился судья Маркхэм.
  — Желаете приступить к перекрестному допросу? — осведомился Бергер.
  — Да, — ответил Мейсон. — По вашим словам, вы были в доме вечером тринадцатого, мистер Мэддокс?
  — Да.
  — И утром четырнадцатого?
  — Да.
  — В какое время вы впервые покинули дом четырнадцатого утром?
  — Это так существенно? — спросил, нахмурившись, Бергер.
  — Думаю, что да.
  — А я так не думаю. Возражаю против этого вопроса на том основании, что он не по существу и не соответствует принятой процедуре перекрестного допроса.
  Судья Маркхэм смешался на момент.
  — Хорошо, — согласился Перри Мейсон. — Я поставлю вопрос по-другому. Когда вы впервые покинули дом утром четырнадцатого до того, как было обнаружено тело убитого?
  — Этот вопрос вполне соответствует процедуре перекрестного допроса, — определил судья Маркхэм. — Свидетель, отвечайте.
  — Я не покидал дом вообще, — ответил Мэддокс.
  Мейсон поднял брови.
  — Разве вы не выходили из дома около трех часов утра? — спросил он.
  — Нет, не выходил.
  — В какое время вы удалились к себе в комнату вечером тринадцатого?
  — Приблизительно около половины десятого, насколько я могу припомнить.
  — Вы сразу легли спать, как только пришли к себе?
  — Нет, мой адвокат мистер Дункан пришел ко мне в комнату вместе со мной. У нас состоялось продолжительное совещание.
  — В какое время вы встали утром четырнадцатого? — спросил Мейсон.
  — Я был разбужен вами и доктором Келтоном, когда вы вторглись ко мне в комнату, пытаясь выяснить, кто был убит…
  — Вынужден заявить, что эта часть ответа содержит выводы свидетеля, — прервал его Мейсон.
  — Протест принимается, — согласился судья, — присяжные не должны принимать во внимание последнюю часть заявления свидетеля.
  — В какое время это было?
  — Думаю, около восьми утра.
  — Вы тем самым объясняете присяжным, что постоянно находились в доме, начиная с того времени, как удалились к себе в комнату вечером тринадцатого, до восьми утра четырнадцатого.
  — Да, сэр, именно так!
  — Разве вы не ходили на почтамт на станции «Пасифик-Грейхаунд» примерно в три часа утра, чтобы заказать междугородный разговор с миссис Дорис Салли Кент в Санта-Барбаре?
  Мэддокс плотно сжал губы и отрицательно покачал головой.
  — Вы должны отвечать на вопросы четко и внятно, — предупредил его полицейский.
  — Вполне определенно, нет, — ответил Мэддокс, стараясь говорить отчетливо.
  — Значит, не ходили? — притворно удивился Мейсон. — А где вы находились хотя бы приблизительно в три часа утра четырнадцатого?
  — В это время я спал.
  — Разве у вас, — допытывался адвокат, — не было совещания с мистером Дунканом, вашим поверенным, около трех утра четырнадцатого числа?
  — Нет, сэр, точно нет!
  — Или в любое другое время между полуночью тринадцатого и пятью часами утра четырнадцатого.
  — Нет, не было ничего подобного.
  Мейсон произнес:
  — У меня все.
  Гамильтон Бергер вызвал чертежника, который представил поэтажный план резиденции Кента. План был принят в качестве доказательства со стороны обвинения без возражений. Коронер определил время, когда было совершено убийство: в интервале между половиной третьего и половиной четвертого. Детектив сержант Голкомб сказал на свидетельской трибуне, что признает в разделочном ноже с лезвием, ржавым от пятен крови, тот самый нож, который был найден на кровати Кента под подушкой. Перри Мейсон, отпустивший предыдущих свидетелей без вопросов, спросил сержанта Голкомба:
  — Что произошло с наволочкой и простынями с этой кровати?
  — Я не знаю.
  — Вы не знаете?
  — Ну, мне сказали, что экономка отдала их в прачечную.
  — Так она не сохранила их?
  — Нет.
  — Почему вы не оставили их как доказательства?
  — Потому что думал, в этом не будет необходимости.
  — Так это правда, что ни на подушке, ни на простыне не было пятен крови?
  — Думаю, что не так. Они вроде бы были, но я не могу припомнить.
  Мейсон спросил язвительно:
  — Если бы на них оказались пятна крови, думаю, вы непременно сочли бы постельное белье важным доказательством и представили бы суду, не так ли?
  — Возражаю, так как вопрос носит предположительный характер, — взорвался Бергер.
  — Я его задал просто для того, чтобы добиться от свидетеля определенного ответа, — возразил Мейсон. — Он же показал, что не знает, были ли пятна крови, вернее, не помнит.
  — Пусть свидетель ответит на вопрос, — решил судья Маркхэм.
  — Не знаю, — признался сержант Голкомб и добавил: — Это вам бы следовало знать, мистер Мейсон. Ведь именно вы обнаружили разделочный нож.
  В зале суда послышались смешки. Перри Мейсон ответил:
  — Да, я знаю. И вы спрашиваете меня, что бы я вам на это ответил, сержант?
  Судья Маркхэм опустил молоточек.
  — Довольно! — приказал он. — Свидетелю надо задавать вопросы конкретно и по существу. Впредь не должно быть никаких перебранок между адвокатом и свидетелем.
  — Выходит, — продолжил Мейсон, повышая голос, — раз на наволочке и на простыне не было пятен крови, и, возможно, поэтому, увидев в постельном белье доказательство, которое ослабит позицию обвинения, вы прямиком отправили их в прачечную, когда единолично производили осмотр помещения, не дав тем самым защите ни единого шанса представить белье суду. Разве я не прав?
  С ревом Бергер вскочил на ноги, и из него посыпались возражения:
  — Спорно, не по существу, лишено основания, не соответствует процедуре перекрестного допроса, попытка повлиять на присяжных, оскорбительная по сути.
  Мейсон в ответ просто улыбался.
  — Свидетель может ответить на вопрос, — распорядился судья Маркхэм, — ведь до сих пор мы не услышали четкого ответа — почему постельное белье отправили в прачечную?
  — Я не в курсе, — ответил сержант Голкомб. — Постельным бельем я не занимался.
  — Но вы дали понять экономке, что в комнате не мешало бы убраться?
  — Возможно, что и так.
  — И заправить постель тоже?
  — Может быть.
  — Тогда, — провозгласил Мейсон, бросая торжествующий взгляд на присяжных, — у меня все!
  — Вызываю Джона Дункана, — возвестил Блэйн, когда Бергер сел на свое место, предоставив своему помощнику ненадолго взять инициативу в свои руки.
  Дункан помпезно выкатился вперед и был приведен к присяге.
  — Ваше имя?
  — Джон Дункан.
  — Вы адвокат из Иллинойса и вы знаете обвиняемого Питера Кента?
  — Да, совершенно верно.
  — Вы находились, как я полагаю, в его доме тринадцатого и утром четырнадцатого числа этого месяца?
  — Это верно. Я участвовал в деловом совещании с мистером Мейсоном, его адвокатом. На совещании также присутствовали Эллен Уорингтон, секретарша мистера Кента, и мой клиент, Фрэнк Б. Мэддокс. Насколько помнится, там находился также некий доктор Келтон.
  — В какое время вы покинули совещание?
  — Около одиннадцати часов. У меня был разговор с моим клиентом в его спальне после того, как совещание с этими джентльменами решено было отложить.
  — Видели ли вы мистера Кента позже этим вечером и ночью?
  — Я видел его ранним утром четырнадцатого.
  — В какое время?
  — Ровно в три часа утра.
  — Где вы видели его?
  — В патио, возле дома.
  — Можете указать на схеме, вот на этой, под номером один, точное место, где вы видели обвиняемого в названное вами время?
  Дункан указал точку на плане.
  — А где на этой схеме обозначена ваша спальня?
  Дункан указал.
  — А из вашей спальни вы могли отчетливо разглядеть обвиняемого?
  — Да, мог, сэр.
  — Когда вы в первый раз заметили его?
  — Я проснулся оттого, что какая-то тень упала мне на лицо. Затем я увидел, как кто-то движется по крыше портика. Я вскочил, взглянул на часы, чтобы узнать, который час, и подошел к окну. Я увидел Питера Кента, обвиняемого, одетого только в ночную рубашку, когда он пересекал патио. В руке у него был нож. Он подошел к кофейному столику, несколько мгновений помедлил, затем пересек патио и скрылся через дверь на другой стороне.
  — Под «дверью на другой стороне» вы подразумеваете то место, которое я сейчас указываю на схеме; в спецификации оно обозначено: «Дверь на северной стороне патио».
  — Да, именно эту дверь я имел в виду.
  — А где, хотя бы приблизительно, находился этот кофейный столик?
  Дункан сделал мелком отметку на схеме.
  — Вы сказали, что взглянули на часы?
  — Совершенно верно!
  — И который был час?
  — Три часа утра.
  — Вы включили свет, чтобы видеть время?
  — Нет, не включал. Часы были со светящимся циферблатом, и я мог видеть положение стрелок.
  — Вы взглянули на часы до или после того, как заметили человека на патио?
  — Как до, так и после. Я посмотрел на часы сразу же, как сел на кровати, и затем взглянул на них, когда вернулся в постель, после того как обвиняемый пересек патио и скрылся через эту дверь.
  — Что вы сделали затем?
  — Я был весьма заинтригован, надел халат, открыл дверь, оглядел коридор, никого не заметил и затем, решив, раз я нахожусь в доме, где ко мне относятся враждебно, то лучше не совать нос в чужие дела. Я лег в кровать и продолжил прерванный сон.
  — Я считаю, если высокий суд позволит, — заметил Мейсон, — что следует вычеркнуть из ответа свидетеля утверждение, что он «находится в доме, где к нему относятся враждебно». Этот вывод свидетеля, попытка повлиять на присяжных, не имеет никакого отношения к заданному свидетелю вопросу и в дополнение ко всему прочему является его домыслом.
  — Эту часть показаний свидетеля можно вычеркнуть, — согласился судья Маркхэм.
  Блэйн обернулся к Перри Мейсону:
  — Вам еще не предложили подвергнуть свидетеля перекрестному допросу, мистер Мейсон? Возможно, вы еще захотите спросить у него, почему он решил возобновить прерванный сон?
  Судья Маркхэм нахмурился и сказал Блэйну:
  — Призываю вас к порядку!
  — Да, — непринужденно ответил Мейсон, — я спрошу его именно об этом. Мистер Дункан, как так получилось, что вы смогли вернуться в кровать и даже заснуть после того, как вашим глазам представилась такая необычайная картина?
  Дункан подался вперед, явно рассчитывая произвести впечатление.
  — Потому что устал, — был его ответ. — Я же слушал ваши разглагольствования целый вечер.
  Зал суда взорвался от смеха. Судебный пристав стукнул молоточком. Судья Маркхэм выждал, пока восстановится порядок, затем обратился к свидетелю:
  — Мистер Дункан, вы адвокат. Вас не надо учить тому, как следует вести себя свидетелю. Вы должны воздерживаться от попыток вызвать смех или от того, чтобы сопровождать свои ответы комментариями, о которых вас не просят. Вам также не пристало переходить на личности, отвечая на вопросы защиты!
  Дункан смутился и мрачно согласился:
  — Да, ваша честь!
  — Если высокий суд позволит, — заметил Мейсон, — я вполне готов удовольствоваться ответом в том виде, как его изложил свидетель. Я не прошу вычеркнуть какую-либо часть. Я бы хотел подвергнуть свидетеля перекрестному допросу на предмет его заявления.
  — Очень хорошо, — ответил судья Маркхэм, — можете задавать свидетелю вопросы по поводу его заявления столько, сколько сочтете нужным.
  Мейсон поднялся со своего места, пристально, почти в упор, глядя на Дункана:
  — Итак, вы настолько устали от моих речей, что оказались в состоянии лечь и заснуть. Так я вас понял?
  — Именно так.
  — Вы беседовали со своим клиентом еще час или около того, когда вы оба покинули совещание.
  — Да.
  — Мои разглагольствования не утомили вас до такой степени, чтобы отказаться от обсуждения некоторых аспектов дальнейшей стратегии со своим клиентом?
  — Я действительно разговаривал с ним.
  — И легли спать около одиннадцати часов?
  — Да.
  — Однако после четырех часов сна усыпляющий эффект моих речей был еще настолько велик, что устрашающее видение мужчины в ночной рубашке и с ножом в руке, выискивающего жертву в лунном свете, не сказалось на вашем желании спать, так?
  — Я проснулся. Затем осмотрел коридор, — возразил Дункан.
  Мейсон не отступал:
  — И опять отправились спать?
  — Опять отправился спать.
  — Спустя несколько минут?
  — Да, спустя несколько минут!
  — И вы показали под присягой, что смогли уснуть только из-за изнуряющего эффекта моих разглагольствований?
  — Вам известно, что я имел в виду.
  — Единственное, что я понял из того, что вы имеете в виду, мистер Дункан, — это то, что ничего не понял. И присяжные, как мне кажется, тоже. Теперь, перед лицом суда, давайте будем откровенными. Во время нашего совещания я говорил всего несколько минут, в отличие от вас, разве не так?
  — Я не засекал время.
  — По большей части мои разглагольствования заключались в единственном слове «нет». Согласны с этим?
  — Не думаю, что следует вдаваться в подобные детали.
  — Но раз вы заявили, что мои речи настолько вымотали вас, что вам не составило никакого труда вернуться в кровать и заснуть, выходит, что вы исказили факты, или я ошибаюсь?
  — Я отправился спать, и это все!
  — Именно так, мистер Дункан, и подлинная причина, что вы отправились досыпать, — это то, что вы не видели ничего, вызывающего тревогу.
  — Любой человек, разгуливающий по ночам с разделочным ножом в руках, у меня лично всегда вызывает тревогу, — огрызнулся Дункан. — Не знаю, как у вас.
  — И у меня тоже, — ответил Мейсон. — И если бы вы действительно увидели разделочный нож в руке этой персоны, которая на ваших глазах разгуливала в три часа утра четырнадцатого числа по патио, вы бы достаточно испугались, чтобы известить полицию или поднять на ноги весь дом?
  — Не понимаю вашего вопроса. Я увидел человека, увидел нож и снова отправился спать.
  — Тогда я задам вопрос по-другому, — предложил Мейсон. — Разве это не факт, что вы отчетливо не видели, что в руке у него был именно нож?
  — Нет, нож я разглядел.
  — Причем тот самый, разделочный? — спросил Мейсон, делая жест в сторону покрытого пятнами крови ножа, который был представлен в качестве вещественного доказательства.
  — Именно этот самый, — ответил резко Дункан.
  Мейсон ничего не сказал, но стоял, взирая на него с улыбкой.
  Дункан поежился и добавил:
  — Во всяком случае, весьма на него похожий.
  Мейсон шагнул обратно к столу адвокатов, открыл свой портфель, вытащил какой-то сверток в коричневой бумаге, развернул и извлек разделочный нож с роговой ручкой.
  — Я вручаю вам этот разделочный нож, — предложил он свидетелю, — и спрашиваю, не тот ли это нож, который был в руке человека, увиденного вами, когда он пересекал патио.
  Дункан свирепо ответил:
  — Нет, это не тот.
  — Как вы узнали, что это не тот? — спросил Мейсон.
  — Ну, — ответил Дункан, — думаю, что не тот.
  — Другими словами, вы хотите дать понять суду и присяжным, что не могли разглядеть тот нож достаточно отчетливо, чтобы опознать его.
  — Чтобы с уверенностью опознать — нет. Но чтобы получить общее представление — да.
  — И вы уверены, что этот, в моих руках, не тот самый разделочный нож?
  — Думаю, это не он.
  — А вы уверены, что тот, другой нож был тем самым, который вы видели?
  — Ну, конечно, трудно сказать с полной определенностью, ведь я видел его с расстояния.
  — Тогда вы не можете с уверенностью утверждать, что нож, который представлен в качестве вещественного доказательства номер два, был тем самым ножом, который вы видели.
  — Нет, — ответил Дункан, — не могу.
  — Так я и думал, — заметил Мейсон. — Я собираюсь просить суд приобщить к делу этот второй нож как вещественное доказательство защиты, обозначив как экспонат «А».
  — Я возражаю, — воскликнул Бергер, — этот нож, ваша честь, никоим образом не может быть приобщен к делу! Это просто трюк, с помощью которого представитель защиты пытается запутать следы. Я могу доказать, что защитник достал этот нож уже после убийства через скобяную торговлю…
  Мейсон готов был уже сцепиться с ним, но его опередил судья Маркхэм:
  — Протест не принимается, господин окружной прокурор. Не сомневаюсь, что вы можете доказать, где приобретен этот нож. Этот свидетель показал, что человек, которого он видел в патио, нес нож, который, по его мнению, был тем, что представлен как вещественное доказательство номер два, или очень напоминал его. Вполне законно подвергнуть свидетеля перекрестному допросу, предъявив ему еще нож и задав те самые вопросы, которые и задал ему представитель защиты. Когда их задавали, никаких протестов со стороны обвинения не было. Защитник сейчас только просит, чтобы нож, который он предъявил для идентификации, фигурировал в деле и использовался для сравнения, когда речь пойдет о ноже, которым было совершено убийство. Это по существу. Суд принимает этот нож для идентификации как вещественное доказательство, обозначив его экспонат «А».
  Мейсон внезапно обернулся к Дункану и спросил:
  — Мистер Дункан, не следует ли считать истинной причиной того, что вы спокойно отправились спать, тот факт, что вы тогда не разглядели нож в руке человека, которого увидели?
  — Я видел, что он нес в руке блестящий предмет.
  — Но разве не факт, что вам даже и в голову в то время не пришло, что это может быть нож, и что только на следующее утро, узнав об убийстве, вы начали подумывать о том, что блестящий предмет мог быть ножом. Разве вы не видели просто белую фигуру, шедшую по патио? Разве вы не решили, что это просто лунатик и что вам лучше не вмешиваться? Поэтому вы заперли дверь и отправились спать.
  — Я не говорил, что этот человек — лунатик.
  — Но я же спросил: разве не факт?
  — Нет, не факт.
  — И значит, это не правда, что единственной причиной, почему вы отправились досыпать, явилось то, что вы не разглядели ножа в его руке достаточно отчетливо, чтобы понять, что это за предмет?
  — Нет, я так не думаю.
  — Можете ли вы ответить более определенно?
  — Да, я видел нож!
  — И что тот, кого вы видели, подошел к кофейному столику в патио?
  — Да.
  — Вы видели, как он поднимал крышку кофейного столика?
  — Видел!
  — И вы видели, как он затем отошел от кофейного столика, пересек патио и скрылся через дверь, которую вы указали на схеме?
  — Да, все верно.
  — После того как человек отошел от столика, он все еще продолжал держать нож?
  — Вроде да… не знаю… не могу сказать.
  — Тогда можете ли вы сказать, что ножа у него с собой не было?
  — Не могу утверждать ни того, ни другого.
  — Тогда, может быть, человек оставил нож в нише под крышкой кофейного столика?
  — Не могу на это ответить.
  — А вы уверены, что человек нес нож, до того как подошел к кофейному столику?
  — Возражаю, так как этот вопрос уже задавался много раз и на него столько же раз отвечали, — заявил Бергер.
  — Я разрешаю свидетелю еще раз ответить на этот вопрос, — распорядился судья Маркхэм, подаваясь вперед и пристально глядя на Дункана.
  — Да, — ответил Дункан, — у него в руке был нож.
  — Вы уверены, что узнали человека, которого видели? — спросил Мейсон.
  — Да, уверен.
  — Это был обвиняемый?
  — Да, это был он.
  — Во что он был одет?
  — В одну ночную рубашку.
  — Босиком?
  — Да.
  — Как близко он находился от вас, когда вы в первый раз отчетливо его разглядели?
  — Он прошел прямо перед моими окнами.
  — И тень от него упала вам на лицо?
  — Да.
  — Но в тот момент вы не могли отчетливо его разглядеть. Вы находились в постели и пробудились от глубокого сна, не так ли?
  — Да, так.
  — На каком расстоянии он оказался от вас, когда вы впервые ясно его разглядели?
  — Затрудняюсь ответить.
  Мейсон сделал пометку мелком на схеме, затем, сверившись с масштабом изображения, спросил:
  — Иными словами, он, должно быть, находился от вас на расстоянии тридцати пяти футов, согласны?
  — Да, вполне возможно.
  — Спиной к вам?
  — Да, припоминаю, что спиной.
  — И вы все же узнали его?
  — Да, узнал.
  — Вы представляете всю важность того, насколько ваши показания должны соответствовать истине?
  — Да, представляю.
  — Вы понимаете всю серьезность этого судебного процесса?
  — Полностью понимаю.
  — И однако готовы подтвердить под присягой, что человек, на котором была только ночная рубашка, которого вы видели с расстояния тридцати пяти футов, да еще при лунном свете, вне всяких сомнений был именно обвиняемый?
  — Да, готов!
  — Вы взглянули на часы, когда встали?
  — Да, посмотрел.
  — А когда снова легли спать, смотрели на часы?
  — Кажется, да. Да, смотрел.
  — Сколько было времени, когда вас разбудили?
  — Ровно три часа.
  — А когда снова оказались в постели?
  — Ну, почти столько же. Думаю, прошло не более тридцати секунд.
  — А вы заметили положение стрелок на циферблате, когда смотрели во второй раз, перед тем как легли в кровать?
  — Да, заметил.
  — А не могли стрелки показывать пятнадцать минут первого?
  — Нет, не могли.
  — Когда вы в первый раз давали показания, разве вы не говорили, что время было пятнадцать минут первого?
  — Возможно, говорил.
  — Тогда, по горячим следам, ваша память должна была хранить события минувшей ночи или утра более свежими или яркими, чем сейчас, что вы на это скажете?
  — Скажу, что это не так.
  — Что не так?
  — Мои воспоминания не были тогда самыми отчетливыми.
  — Следует ли понимать это так, что ваша память становится крепче только со временем?
  — В этом случае — да.
  — Потому что, когда вы узнали, что убийство, по мнению экспертов, было совершено приблизительно около трех часов, ваша память окрепла настолько, что поменяла местами стрелки часов, чтобы дать вам возможность с блеском выступить в роли свидетеля и…
  Судья Маркхэм стукнул молоточком:
  — Считаю, господин защитник, что упоминание о том, «чтобы с блеском выступить», вряд ли является уместным.
  — Я хочу указать на мотив, которым руководствовался свидетель.
  — Это не так! — воскликнул Дункан. — Теперь я точно знаю, что было три часа утра. Полностью исключается, что на часах было пятнадцать минут первого.
  — У вас хорошее зрение? — спросил Мейсон.
  — Очень хорошее.
  — И четырнадцатого утром с глазами все было в порядке?
  — Конечно!
  — Вы носите очки, не так ли?
  — Да, я пользуюсь очками вот уже тридцать пять лет.
  — И в то время, к которому относятся ваши показания, также носили очки?
  — Да.
  — Вы надели очки, когда встали с кровати и подошли к окну?
  — Нет… Впрочем, да, надел. Думаю, что должен был надеть.
  — Если надели очки, то для чего?
  — Чтобы смотреть через них, конечно.
  Еще раз по залу суда прокатился смешок, но в этот раз в поведении Мейсона было нечто такое, что оживление затихло еще до того, как судебный пристав успел стукнуть молоточком, чтобы восстановить порядок.
  — Из ваших слов следует, — задал вопрос Мейсон, — что когда вы были разбужены злоумышленником, рыскающим возле вашей комнаты под покровом ночи, то первое, что вы сделали, проснувшись, — это надели очки, чтобы все разглядеть как можно отчетливей, это верно?
  — А что здесь необычного?
  — Совсем ничего, мистер Дункан, просто я спрашиваю, так ли все было на самом деле?
  — Да, полагаю, что так.
  — Иными словами, вы знали, что без очков ничего не увидите.
  — Я этого не говорил.
  — Не говорили, — согласился Мейсон, улыбаясь, — но все ваши действия подтверждают это лучше всяких слов. Вы надели очки, потому что знали: без них разглядеть что-либо вам вряд ли удастся. Разве я не прав?
  — Конечно, в очках я вижу лучше.
  — И вы знали, что без них ничего не сможете разглядеть на большом расстоянии, согласны с этим?
  — С очками мое зрение немного острее, чем без них.
  — А с очками ваше зрение вполне нормальное? — спросил Мейсон.
  — О да!
  — Можете ли сказать, что безупречное?
  — Я бы сказал, вполне нормальное.
  — Полностью нормальное?
  — С учетом того, что вы имеете в виду, — да.
  — Тогда почему, — спросил Мейсон, указывая пальцем на Дункана, — сразу после того, как вы дали показания окружному прокурору о том, что видели, вас отправили к окулисту, чтобы подобрать вам новые очки?
  Бергер воскликнул:
  — Он не получал никаких указаний насчет окулиста! Это наглая инсинуация!
  — Так почему вы сделали это? — продолжал допытываться Мейсон.
  — Я не сказал, что ходил к окулисту.
  Мейсон, стукнув кулаком по столу, воскликнул:
  — Это я говорю, что вы ходили! Зачем вы сделали это?
  Дункан явно чувствовал себя не в своей тарелке.
  — Затем, — ответил он, — что захотел, вот и все!
  — Почему вы захотели?
  — Я давно собирался сходить к окулисту, да все не было времени. Я всегда слишком занят. Надеюсь, вы понимаете, сколько дел у такого адвоката, как я.
  — О, — заметил Мейсон, — значит, вы некоторое время не меняли очки?
  — Да, не менял.
  — Вы слишком заняты для этого?
  — Да, слишком занят.
  — И как долго вы были весь в делах?
  — Не один год.
  — И вы не меняли очки все это время, пока были слишком заняты работой?
  — По большей части — да.
  — Тогда выходит, что вы не меняли очки вот уже много лет, так?
  — Да… Впрочем, нет, я имею в виду…
  — Меня не интересует, что вы имеете в виду. Мне нужны только факты. Ответьте, как давно вы не меняли очки?
  — Затрудняюсь ответить.
  — Когда вы последний раз подбирали очки до четырнадцатого числа этого месяца?
  — Этого я вам не могу сказать.
  — Возможно, лет пять тому назад?
  — Не знаю.
  — Тогда, может, десять лет тому назад?
  — Нет, это слишком давно.
  — И первая вещь, которую вы сделали после того, как рассказали окружному прокурору о том, что видели, — это отправились на консультацию к окулисту и подобрали новые очки. Разве это не правда?
  — Это было не первое, что я сделал.
  — Но тогда одна из первых вещей, сделанных вами, — так?
  — Не знаю.
  — Но в тот же вечер, когда вышли от окружного прокурора?
  — Да, в тот же вечер.
  — И вы сразу же застали окулиста в его кабинете.
  — Да, застал.
  На губах Мейсона играла зловещая улыбка.
  — Вы застали его там, мистер Дункан, потому что позвонили ему заранее и договорились, чтобы он вас принял, разве это не правда?
  Дункан смешался на момент, а затем ответил:
  — Нет, я не звонил окулисту.
  Мейсон нахмурился, как бы размышляя, а затем с торжеством спросил:
  — А кто же звонил ему?
  Блэйн вскочил с места.
  — Ваша честь, — заявил он, — возражаю, так как этот вопрос не по существу, неправильно сформулирован и направлен на то, чтобы отвлечь внимание присяжных. Какая разница — кто звонил окулисту?
  — Разница есть, учитывая ответы, которые дает свидетель, — возразил Перри Мейсон. — Этот свидетель — сам адвокат. Я вправе подвергнуть сомнению его показания, выяснив, в каком состоянии находилось зрение свидетеля тогда, когда он наблюдал своими глазами то, о чем говорит на суде. Он сам признался, что нуждается в очках, признался, что очки, которые носил, ему не вполне подходили, причем вот уже не один год. Я вправе также выяснить, какую цель он преследует, давая такие уклончивые ответы.
  — Согласен, — заявил судья Маркхэм, — разрешаю ему ответить на этот вопрос. Кто звонил окулисту, мистер Дункан, отвечайте, если вам известно.
  Дункан смешался.
  — Ну так что же, — поторопил его Мейсон. — Отвечайте!
  Едва различимым голосом Дункан произнес:
  — Мистер Блэйн.
  — Тот самый помощник окружного прокурора, — во всеуслышание пояснил собравшимся Мейсон, — который только что заявил протест против моего вопроса, объявив его неуместным и не имеющим к делу никакого отношения.
  Волна смеха прокатилась по залу суда. Даже судья Маркхэм позволил себе едва заметно улыбнуться.
  — Призываю вас, защитник, к порядку, — строго сказал он и добавил, взглянув на часы: — Подошло время сделать перерыв в судебном заседании. Думаю, за сегодняшний день нам удалось достичь некоторого прогресса. Суд откладывается до завтра и передает присяжных под опеку шерифа, который должен следить за тем, чтобы к ним никто не приближался, не общался, за исключением тех случаев, когда это никак не связано с делом. Суд откладывается до десяти часов следующего утра!
  Глава 20
  Мейсон, нахмурившись, расхаживая взад и вперед по офису, взглянул на Деллу Стрит. Неяркий свет несколько смягчал суровые складки на лбу адвоката.
  — Будь все проклято, Делла, — сказал он, — что-то не сработало.
  — А что именно?
  — Не могу понять, где мы дали промашку с миссис Кент.
  — Вы о ней ничего не слышали?
  — Ничего. Ты уверена, что этот Причард встретился с ней?
  — А то как же? Он увивался вокруг меня, но сразу бросил, как горячую картофелину, как только я ему рассказала про деньги миссис Кент.
  — Смазливый тип?
  — На загляденье.
  — Как твое сердчишко, не екнуло?
  — Мое — нет, а вот насчет других не уверена. В привлекательности ему не откажешь.
  — Какие у него волосы?
  — Удивительные: темно-каштановые, вьющиеся. Свет в них так и отражается. Мальчишеское лицо без единой морщинки. Маленькие подстриженные усики. Прекрасно одевается, и его губы восхитительны, особенно когда говорит. Послушали бы вы, как отчетливо он произносит каждое слово. А когда танцует — чувствуешь себя в его объятиях как пушинка.
  — А как она — дрогнула?
  — Да еще как! Смотрела на него во все глаза.
  — Может, покажешь, как именно?
  — Если хотите — пожалуйста! — ответила она с вызовом. Он сделал к ней быстрый шаг. Глаза Деллы восхищенно взглянули на лицо Мейсона. — Только в интересах дела, — добавила она поспешно.
  Его рука уже почти коснулась ее, когда в дверь, выходящую в коридор, деликатно постучали. Мейсон мгновенно замер. Стук повторился.
  — Готов поспорить с тобой на пять долларов — это Дорис Салли Кент, — сказал он.
  Делла Стрит метнулась к библиотеке.
  — Я знала: что-то должно произойти, — заметила она, рывком открывая дверь. — Не забудьте включить внутреннюю связь. Блокнот и карандаши у меня там. — Делла поспешно захлопнула дверь за собой.
  Мейсон открыл дверь, выходящую в коридор. Дорис Салли Кент одарила его улыбкой:
  — Я знала, что найду вас здесь, мистер Мейсон.
  Она вошла в комнату, все еще улыбаясь, и села в кресло так, чтобы ее белокурые волосы выгодно выделялись на фоне черной кожаной обивки.
  — Усердно работаете? — спросила она.
  — Да.
  — Извините, что помешала, но я подумала, что, возможно, вам будет интересно.
  — У вас есть адвокат?
  — У меня? Сейчас нет.
  — Ну так что? — спросил Мейсон.
  Она протянула руку в перчатке и пальцем провела по складкам юбки, где та задралась чуть выше колен. Ее глаза следили за движением пальца. Когда же заговорила, то взглянула на Мейсона не сразу.
  — Я вновь и вновь обдумываю все, что происходит. Готова, пожалуй, признать, что затеяла судебный процесс в Санта-Барбаре из-за того, что узнала, что Питер вновь задумал жениться, и не видела никакой причины, почему я должна позволить ему дать себя обобрать какой-то любительнице поживиться за чужой счет. Мне было известно, что эта женщина — медсестра. Подумать только — Питер Кент женится на медсестре!
  — А что плохого в том, что она медсестра?
  — Все! — ответила она. — В том, что касается Питера Кента. Ей приходится самой зарабатывать на жизнь.
  — Наоборот, это здорово, — ответил Мейсон, — я люблю женщин, которые живут своим трудом.
  — Дело не в этом. Не думайте, что я сноб. Дело в том, что она охотится за деньгами Питера Кента.
  — Не согласен с вами.
  — Думаю, не стоит это обсуждать, не так ли?
  — Начал не я, а вы.
  — Ну, я просто пытаюсь объяснить вам, почему я изменилась в душе.
  — Насколько я понимаю, вы стараетесь убедить меня, что в вашем сердце проснулись добрые чувства?
  — Вот именно.
  — Почему?
  — Я вдруг решила, что если Питер немного не в себе и желает прохлопать свои деньги, то мне не следует его останавливать. Если это то, что сделает его счастливым, — что ж, я хочу, чтобы он был счастлив.
  — Даже так? — скептически спросил Мейсон.
  — Знаю, вы не желаете мне верить, — ответила она вымученно, — считаете меня расчетливой и хладнокровной. Как бы я желала сделать что-нибудь такое, чтобы убедить вас в противном. Я ценю ваше доброе мнение, мистер Мейсон, очень высоко, так высоко, что вы даже себе не представляете. Я имела дело со множеством адвокатов, но я никогда не встречала ни одного из них, кто бы был настолько прямолинеен, энергичен и… до грубости честен, как вы. И я могу видеть, что вам я не нравлюсь. Обычно мужчины меня любят. Мне бы очень хотелось, чтобы вы относились ко мне так же, как я отношусь к вам.
  Мейсон открыл сигаретницу и протянул ее. Она взяла сигарету, внезапно подняла глаза на него, улыбнулась и сказала:
  — Жду, когда вы ответите мне: «Благодарю вас».
  — Благодарю вас, — сказал Мейсон совершенно равнодушно. Он дал ей прикурить, затем поднес горящую спичку к своей сигарете и изучающе разглядывал посетительницу сквозь облачко табачного дыма. — Ну и что дальше?
  — Окружной прокурор желает вытащить меня на свидетельскую трибуну.
  — Для чего?
  — Чтобы я дала показания, как Питер пытался убить меня разделочным ножом.
  — Прокурор думает, что сможет использовать ваши показания?
  — Вот его собственные слова: «Думаю, где-то Мейсон приоткроет лазейку и даст мне возможность через вас вставить ему фитиль».
  — Есть еще что-нибудь?
  — Вы не слишком-то набиваетесь на мою откровенность.
  — Если бы я точно знал, что у вас на уме, — ответил он, — я, возможно, облегчил бы вашу задачу.
  — Я хочу позволить Питеру получить развод.
  — Почему?
  — Потому что думаю, что для него это наилучший выход.
  — И как же вы собираетесь содействовать этому? — задал вопрос адвокат.
  — Хочу забрать из суда все свои иски. Это полностью расчистит ему дорогу. Окончательное решение о разводе уже вынесено, и если я заберу свои бумаги, тогда ему больше никто не помешает жениться, разве не так?
  Мейсон не ответил прямо на ее вопрос, но спросил в свою очередь:
  — И сколько же вы хотите откупного?
  — Что заставляет вас думать, что я чего-то ожидаю взамен?
  — Неужели я ошибся?
  — Я не меркантильна. Мне не нужны деньги Питера, но я ничего не умею. У меня нет профессии. Нет никаких навыков. Не могу даже печатать на машинке или стенографировать.
  — Сколько? — повторил Мейсон.
  В ее глазах вспыхнуло что-то и тут же погасло.
  — А сколько вы намерены предложить? — притворно-застенчиво спросила она.
  — Я не могу делать никаких предложений.
  — Но вы можете предложить то, что Питер хотел бы мне выплатить, или не можете?
  — Нет, не могу.
  — Я бы взяла двести тысяч долларов наличными. Это обеспечило бы мне тот образ жизни, к которому я привыкла еще при Питере.
  — Не стремитесь к этому, — заявил ей Мейсон. — Овчинка не стоит выделки.
  — Что не стоит?
  — Стремиться обеспечить себе жизнь за такую цену.
  — Вы что, пытаетесь учить меня, как жить? — вспыхнула она.
  Он покачал головой:
  — Нет, я пытаюсь объяснить вам, чего вы не сможете получить.
  — А чего я не смогу получить?
  — Двести тысяч долларов.
  — Не знаю, — заявила она, быстро проведя пальцем по складкам платья, — как я могу обойтись меньшей суммой?
  — Вы же сейчас получаете пятнадцать сотен в месяц. Допустим, что и впредь вы будете довольствоваться этим. Пожалуй, это немного лучше, чем пухленькая сумма. У вас будет фиксированный месячный доход, и вы ни от кого не будете зависеть.
  — И как долго это может продолжаться?
  — До бесконечности, — ответил Мейсон, — если, конечно, вы не выйдете замуж.
  — Нет, — возразила она, — я не хочу тянуть соки из Питера подобным образом. Я предпочла бы оговорить единовременную небольшую выплату — и покончить с этим.
  — Что вы подразумеваете под «небольшой выплатой»?
  — Двести тысяч долларов.
  Мейсон покачал головой с самым прискорбным видом:
  — Нет, я даже не могу сообщить вам, что мой клиент вообще намерен выложить откупные. С вами настолько приятно было иметь дело все это время, что рискну намекнуть: я действительно думаю, что для вас лучше оставить эти пятнадцать сотен в месяц. С прицелом в отдаленное будущее вы окажетесь в лучшем положении, чем если вам удастся выторговать большую сумму сразу.
  — Предположим, я запрошу меньше.
  — И сколько же?
  — Я назову низший предел, мистер Мейсон. Сто тысяч долларов.
  Мейсон зевнул, прикрыв из вежливости рот ладонью, и отрицательно покачал головой.
  — Ну, знаете, с вами очень трудно иметь дело.
  — Ну тогда, — посоветовал Мейсон, — наймите адвоката, если я вас не устраиваю, и действуйте через него.
  — Я не хочу делиться с адвокатом.
  Мейсон пожал плечами. Она внезапно швырнула сигарету на пол, наступила на нее, вскочила с места и потребовала:
  — Ну, так что вы предлагаете? Что вы сидите, как жук на бревне! У меня есть и другие дела, которые не ждут.
  — Какие? — поинтересовался он, поднимая брови.
  — Вас это, черт побери, не касается. Так сделайте мне предложение.
  — Насчет чего?
  — Насчет того, чтобы я начисто вышла из игры.
  — А вы выйдете?
  — Вы что, не слышали?
  — И не будете больше беспокоить Питера Кента и пытаться увидеть его?
  — Если только он не надумает вновь развестись уже с новой женой.
  Мейсон покачал головой и медленно ответил:
  — Нет, полагаю, мой клиент передумал жениться. Не далее как вчера он упомянул, как вы были прекрасны. Вполне возможно, он захочет помириться с вами и сойтись снова.
  — Не нужно мне никакого примирения и никаких «снова». Слушайте! — сказала она, все еще стоя. Ее глаза заблестели, щеки вспыхнули. — Я читала в газетах отчеты о сегодняшнем судебном заседании.
  — Ну и что из этого? — спросил Мейсон.
  — А то, что Мэддокса спрашивали про телефонный звонок.
  — Дальше?
  — А дальше, допустим, вы сможете уличить его во лжи?
  — Это дало бы мне, — признался Мейсон, — довольно весомое преимущество.
  — Тогда, предположим, я занимаю свидетельскую трибуну и подтверждаю, что он звонил мне по телефону. Во сколько вы бы оценили такую услугу?
  — Не дал бы за нее ни единого цента, — ответил Мейсон. — Мы не собираемся покупать ложные показания от кого бы то ни было.
  — А что, если это правда?
  — Правда?
  — Я пока еще не собираюсь отвечать на этот вопрос.
  — Когда окажетесь на свидетельской трибуне, — предупредил Мейсон, — вам придется на него ответить.
  — И я отвечу, но только так, как сочту нужным, — огрызнулась она и, подойдя к углу его стола, стукнула кулаком: — Не думайте, что вам удастся взять меня на пушку, мистер Мейсон!
  — Надеюсь, вы не хотите сказать, что дадите ложные показания?
  — Не надейтесь! Конечно, дам. Меня тошнит от мужчин. Они, с одной стороны, лгут нам, женщинам, а с другой стороны, когда лгать пытается женщина, — ее обвиняют во всех смертных грехах… Дайте мне пятьдесят тысяч.
  Мейсон покачал головой. Она стиснула кулачки.
  — Я бы мог попробовать уговорить моего клиента на двадцать пять тысяч, — медленно ответил Мейсон.
  — Не сомневаюсь, что он заплатит, если вы ему посоветуете.
  — Я попытаюсь с ним договориться, но только если вы честно расскажете все на суде.
  — Это сделка? — спросила она.
  Он кивнул.
  — Будьте вы прокляты! — вырвалось у нее. — Я ненавижу вас! Если бы Питер не сидел в тюрьме по обвинению, я бы отправилась к нему и вытрясла из него двести тысяч до единого цента. Даже больше.
  — Можете ненавидеть меня и дальше, — заметил Мейсон, улыбаясь.
  — Что я и делаю, — ответила она, — но если я когда-либо попаду в переплет, то моим адвокатом будете только вы.
  — Уж не собираетесь ли вы в один прекрасный день влепить пулю в своего бывшего мужа? — спросил он.
  В ее глазах медленно угасал гнев. Она уселась на подлокотник большого кресла с черной кожаной обивкой и ответила:
  — Не будьте глупцом — разве я похожа на дурочку? Зачем убивать курицу, которая несет золотые яйца?
  — Ладно, — сказал Мейсон, — договорились. Я получу для вас двадцать пять тысяч долларов.
  — Когда?
  — Завтра утром. Чек будет передан вам еще до того, как вы подниметесь на свидетельскую трибуну, чтобы не возникло никаких вопросов о выплате денег в зависимости от ваших показаний.
  — Тогда пусть будет тридцать тысяч.
  — Двадцать пять, — возразил он непреклонно.
  Она вздохнула.
  — Так что насчет вашего разговора с Мэддоксом? — спросил Мейсон.
  — Вы хотите подробно?
  — Да.
  — Сначала в контакт со мной вступил Дункан. Сказал, что он адвокат Мэддокса. Позвонил около одиннадцати, заявил, что хотел бы переговорить, и предложил встретиться в конторе моего адвоката. Затем в три часа утра позвонил Мэддокс, и я объяснила ему, что уже говорила с его адвокатом.
  — Конференция состоялась?
  — Да.
  — Что они предложили?
  — Должно быть, думали, что я круглая дура. Они хотели от меня добиться, чтобы я подписала соглашение о том, что они помогут мне объявить Питера недееспособным, а я за это должна полностью отказаться от прав Питера на «Мэддокс манифэкчуринг компани» да еще отстегнуть им сто тысяч долларов наличными сразу, как только получу право распоряжаться состоянием Питера.
  — И что же вы им ответили?
  — Что мне необходимо обдумать их предложение.
  — Сказали, как долго собираетесь обдумывать?
  — Нет, конечно.
  — Старались ли они поторопить вас?
  — Еще как старались!
  — Можете сказать точно, когда звонил вам Дункан?
  — Помню, что до одиннадцати. Между десятью и одиннадцатью часами.
  — А точное время, когда звонил Мэддокс?
  — Три часа утра. Я взглянула на часы. Меня чертовски разозлило то, что он позвонил в такую рань. Я потом так и не смогла заснуть.
  Мейсон взял со стола напечатанные на машинке листки.
  — Не эти ли слова говорили вы при разговоре по телефону с Мэддоксом? — И Мейсон медленно зачитал: — «Алло!.. Да, это миссис Кент… Да, миссис Дорис Салли Кент из Санта-Барбары… Как ваше имя, повторите, пожалуйста?.. Мэддокс… Не понимаю, почему вы звоните в столь ранний час… ну, я думаю, что все уже устроено… Ваш адвокат организовал встречу, и я увижусь с вами, как договорились… Можете войти в контакт с мистером Сэмом Хеттли, если хотите получить дополнительную информацию. До свидания!»
  — Вот это да! — воскликнула она. — Похоже, это доподлинные мои слова. Как вы об этом узнали?
  Мейсон покачал головой и вновь стал задавать вопросы:
  — И что вы сделали потом?
  — Около часа пыталась заснуть опять, затем села в автомобиль и поехала в Лос-Анджелес.
  — Где была ваша машина?
  — Получилось так, что я ее оставила в гараже у соседей на улице за полквартала от дома.
  — Вы попытались выйти из дома незамеченной?
  — Кто-то околачивался возле дома. Я подумала: возможно, Питер повесил на меня сыщика, и, хотя не была в этом уверена, решила подстраховаться. Мне уже и прежде приходилось иметь дело с наемными детективами, которые следили за мной.
  — Поэтому вы постарались улизнуть?
  — Во всяком случае, не собиралась покинуть дом под гром фанфар.
  — Вышли через черный ход?
  — Да.
  — Пошли по асфальтированной дорожке?
  — Нет, рядом с ней, по траве.
  — Чтобы звук шагов не был слышен?
  — Совершенно верно.
  — И за вами никто не следил, когда вы прибыли в Лос-Анджелес?
  — Нет, но мне встретился какой-то мужчина в холле здания, где находится офис моего адвоката, и мне показалось, что он смахивает на сыщика. Я напугалась, правда, самую малость. Наказала своему адвокату быть осторожным и сделать так, чтобы Мэддокс и Дункан оставались у него не меньше часа после моего ухода.
  — Еще один вопрос, — сказал Мейсон. — Где вы были тринадцатого числа?
  — За день до убийства?
  — Да.
  — В Лос-Анджелесе.
  — И что делали?
  — Моталась по магазинам и консультировалась со своими адвокатами.
  — А еще?
  Она на минуту задумалась, затем рассмеялась и ответила:
  — Заметила Питера на улице и немного за ним проследила.
  — Почему?
  — Даже не знаю… Думаю, просто из любопытства. Я уже отказалась от услуг своих адвокатов в Санта-Барбаре, но, когда увидела, как Питер зашел к вам, поняла, что пахнет жареным, и отправилась повидаться с Хеттли.
  — Как долго вы следили за мистером Кентом?
  — Пока он не отправился в Голливуд. Хотела даже остановить его и оговорить соглашение. Сейчас жалею, что этого не сделала.
  — Ладно, — сказал Мейсон. — Что ни делает бог, все к лучшему. Так как вы обратились в суд через «Хеттли и Хеттли», вам придется заставить их оформить все документы, связанные с вашим отказом от исков. Вы получите их, а я тем временем получу для вас чек на двадцать пять тысяч долларов.
  — Я уже заставила «Хеттли и Хеттли» оформить свой отказ от исков и прочие бумаги еще пару дней назад. Все необходимые документы сейчас со мной.
  — Как вам удалось заставить адвокатов пойти на это?
  — Все было просто, — объяснила она. — Я сказала им, что использовала некоторые подложные доказательства в обоснованиях правомерности моего прошения, и спросила, согласны ли они заниматься моим делом в связи с этим. Сообщила, что допустила несколько опрометчивых признаний некоей обворожительной женщине, которая впоследствии оказалась детективом, нанятым противной стороной. Естественно, им сразу же захотелось умыть руки, и они заявили, чтобы впредь ноги моей не было у них в конторе. Я заплатила пятьсот долларов за все про все, и они решили, что еще дешево отделались.
  — Вы всегда играете по принципу — «и нашим и вашим»?
  — Точно. У меня привлекательная внешность. Мужчинам никогда не нужна была моя любовь — вернее, тем, за кого я выходила замуж. Это были старые глупцы с деньгами… Если я когда-либо опять выйду замуж, то это будет только по любви. Я устала охотиться за деньгами.
  — А что, подумываете о новом замужестве? — спросил он как бы невзначай.
  — Нет, конечно нет!
  — Ладно, договорились! — сказал Мейсон, подводя черту. — Утром у меня будут для вас деньги.
  Он проводил ее до двери. Уже в коридоре она повернулась и спросила:
  — Вы же не расскажете «Хеттли и Хеттли» о той шутке, что я сыграла с ними?
  — Я — нет, — ответил Мейсон, — все, что я хочу, — это иметь на руках ваши отказы от исков, оформленные должным образом, — и вы получите свои двадцать пять тысяч долларов. Вам вручат повестку в суд как свидетелю со стороны защиты.
  — Договорились.
  — И не вздумайте совершить глупость — изменить показания после того, как я вытащу вас на свидетельскую трибуну, — предупредил Мейсон.
  — Не беспокойтесь, — ответила она. — Я стреляный воробей и знаю, когда и как вести себя с мужчинами. С вами шутки плохи, мистер Мейсон!
  Он поклонился, улыбнулся и закрыл дверь. Делла Стрит вылетела из библиотеки, держа блокнот и карандаш.
  — Проклятая маленькая интриганка, — вырвалось у нее. — Я готова была выдрать ей волосы. Есть же такие женщины!
  Мейсон усмехнулся и сказал:
  — Всякий, кто может ускользнуть из лап «Хеттли и Хеттли», достоин этого эпитета. Это был тот случай, когда коса нашла на камень. Они думали, что выпотрошат ее основательно, а она оставила этих ловкачей с носом.
  — Мне противна сама мысль, что вы отдадите ей двадцать пять тысяч долларов. Держу пари, что она все равно бы не стала копать против Питера. Она без ума от Причарда.
  — Пусть тебя это не тревожит, — утешил Мейсон, — почти все эти деньги окажутся у твоего приятеля Причарда. А ему понадобятся наличные, чтобы расплатиться с Мирной Дюшен. Ты могла бы позвонить Мирне и сообщить, что сейчас самое время наведаться в отель к Причарду и пригрозить тому арестом, если он не выложит монеты к завтрашнему утру.
  Делла Стрит бросилась к телефону.
  — Позвоню, да еще с каким удовольствием! — воскликнула она.
  Глава 21
  Судья Маркхэм, усевшись на массивном вращающемся кресле за судейским столом, взглянул в сторону присяжных и спросил:
  — Есть ли, джентльмены, у сторон какие-либо возражения против того, чтобы продолжить судебное заседание?
  — У защиты нет возражений, — ответил Мейсон.
  — У обвинения нет возражений, — провозгласил Гамильтон Бергер.
  — Тогда вернемся к прерванному перекрестному допросу свидетеля мистера Дункана, — распорядился судья Маркхэм. — Вызывается мистер Дункан!
  Дункан с важностью занял свидетельское место; вся его манера держаться излучала уверенность.
  — Я бы хотел задать свидетелю еще один вопрос, — сказал Мейсон. — Насколько мне помнится, вы сказали, мистер Дункан, что беседовали со своим клиентом мистером Мэддоксом приблизительно до одиннадцати и затем пошли спать?
  — Да, где-то около одиннадцати.
  — Тогда выходит, что вы находились все это время в комнате вашего клиента?
  — Да, конечно.
  — Вы вошли в комнату сразу после того, как закончили совещание с нами, согласно вашим вчерашним показаниям?
  — Да.
  — И оставались там приблизительно до одиннадцати?
  — Да, оставался.
  — Вы уверены, что никуда не выходили?
  — Ну, я… — Он понизил голос и умолк.
  — Продолжайте, — потребовал Мейсон.
  — Не вижу, какое это может иметь значение, — огрызнулся Дункан, бросив быстрый взгляд на окружного прокурора.
  Блэйн вскочил с места.
  — Ваша честь, — воскликнул он, — я возражаю против постановки вопроса: вопрос не по существу, не соответствует процедуре перекрестного допроса и не имеет к делу никакого отношения!
  — Возражение отклоняется, — резко ответил ему судья Маркхэм.
  — Дайте вспомнить, — ответил Дункан, — да, я действительно выходил на несколько минут.
  — Мистер Мэддокс сопровождал вас?
  — Да, мы выходили вместе с ним.
  — Куда вы выходили?
  — В аптеку, которая находится рядом, через два дома.
  — Как долго вы там находились?
  — Около десяти минут.
  — И чем вы занимались в течение этих десяти минут?
  — Возражаю против постановки вопроса. Вопрос неправильно сформулирован, не соответствует процедуре перекрестного допроса и не по существу. Целью допроса свидетеля является установить, где он находился в определенный промежуток времени до того, как лег спать. Свидетель уже дал по этому поводу исчерпывающие показания. Когда защита выясняет, что свидетель выходил, то не имеет значения куда и зачем, существенно только то, как долго он отсутствовал.
  — Возражение обвинения принимается! — распорядился судья Маркхэм.
  — Вы звонили оттуда по телефону? — спросил Мейсон.
  — Ваша честь, у обвинения те же самые возражения, что и по предыдущему вопросу.
  — Вопрос защиты к свидетелю отклоняется! — заявил судья.
  — Разве не верно то, что точно в одиннадцать вечера вы разговаривали по телефону с миссис Дорис Салли Кент и, следовательно, не могли находиться в доме Питера Кента?
  — Ваша честь, у обвинения те же самые возражения! — воскликнул Бергер.
  — Если защитник изменит формулировку вопроса и будет спрашивать свидетеля, говорил ли тот по междугородному телефону из другого места в то время, когда, как явствует из его предыдущих показаний, он уже вернулся в дом, то я разрешу вопрос, — распорядился судья Маркхэм, — но не считаю необходимым или уместным включать в вопрос к свидетелю имя того лица, с кем велся разговор по телефону.
  — Хорошо! — согласился Мейсон. — Разве вы не заказали междугородный разговор точно в одиннадцать из аптеки, мистер Дункан?
  — Это было до одиннадцати. Без пяти минут. К одиннадцати мы уже успели вернуться в дом.
  Мейсон улыбнулся и сказал:
  — У меня все.
  Бергер и Блэйн вполголоса посовещались, и затем Бергер объявил:
  — Ваша честь, у нас к мистеру Дункану больше нет вопросов. Наш следующий свидетель — Эдна Хаммер. Думаю, суд примет во внимание, что эта молодая женщина, будучи племянницей обвиняемого, настроена к нам враждебно. Возможно, мне в связи с этим следует задать несколько вопросов предварительно, чтобы дать ей понять, что…
  — Мы перейдем этот мост тогда, когда в него упремся, — перебил его судья Маркхэм. — Мисс Хаммер, пройдите для дачи показаний.
  Эдна Хаммер вышла вперед, была приведена к присяге и заняла место на свидетельской трибуне. Ее лицо было бледным и осунувшимся.
  — Ваше имя Эдна Хаммер, вы племянница обвиняемого и проживаете с ним в его доме?
  — Да, сэр.
  — И вы находились там ночью тринадцатого и утром четырнадцатого этого месяца?
  — Да, сэр.
  — И вам известно, как выглядит некий разделочный нож, который обычно находился в верхнем ящике встроенного в стену буфета в доме обвиняемого?
  — Да, сэр.
  — Вы видели этот нож утром тринадцатого?
  Она потупила глаза, закусила губу и ничего не ответила.
  — Отвечайте на вопрос! — приказал судья Маркхэм.
  — Я видела похожий нож.
  — Где был тот самый нож?
  — Возражаю против постановки вопроса как в части формулировки, так и по существу, так как он не имеет прямого отношения к делу, — заявил Мейсон.
  — Мы намерены доказать, ваша честь, что нож находился у обвиняемого, — возразил Бергер.
  — Если это так, то возражение защиты отклоняется, — заключил судья.
  — Отвечайте на вопрос! — потребовал Бергер.
  — Какой-то разделочный нож, похожий на тот, который обычно хранился в ящике буфета, был в спальне дяди под подушкой на его кровати.
  — Утром тринадцатого?
  — Да.
  — Что вы сделали с этим разделочным ножом?
  — Убрала в ящик буфета.
  — Вы сказали своему дяде, что нашли нож?
  — Нет, не говорила.
  — Были ли предприняты вами какие-либо меры предосторожности для того, чтобы этот разделочный нож не попал к нему в руки после того, как вы убрали его в ящик буфета?
  — Я заперла ящик на замок вечером тринадцатого.
  — И когда вы увидели этот разделочный нож в следующий раз?
  — Не знаю.
  — Как это «не знаю»?
  — Я видела разделочный нож, но не уверена, что это тот самый.
  — Я обращаю ваше внимание на нож, представленный суду как доказательство номер два. Этот нож вы видели утром четырнадцатого?
  — Да… думаю, что да.
  — Где вы его видели?
  — Под подушкой на кровати в комнате дяди.
  — И нож выглядел приблизительно так, как сейчас? Я говорю о пятнах на лезвии.
  — Да, пожалуй.
  — Теперь ответьте, пожалуйста: когда вы запирали на замок ящик буфета вечером тринадцатого, был ли нож в ящике?
  — Не знаю.
  — Почему же вы не знаете?
  — Да потому, что не выдвигала ящик.
  — Кто был в это время с вами?
  — Возражаю, так как вопрос неправильно сформулирован и не имеет прямого отношения к делу, — заявил Мейсон.
  — Возражение защиты отклоняется! Свидетельница, отвечайте, — распорядился судья Маркхэм.
  — Со мною был мистер Мейсон.
  — Вы имеете в виду — Перри Мейсон, адвокат, находящийся сейчас здесь, в помещении суда?
  — Да, сэр.
  — Отличается ли нож, представленный как доказательство номер два, от ножа, который вы убрали в ящик буфета утром тринадцатого?
  — Трудно сказать. Он похож на тот, который я убрала в ящик тогда, в то время.
  — Утром четырнадцатого разве вы не сказали полицейским, когда они вас спрашивали, что нож тот самый?
  Судья Маркхэм взглянул на Перри Мейсона, ожидая, что тот будет возражать, но адвокат даже не шевельнулся, весь обратившись во внимание.
  — Да, сказала… кажется, сказала.
  — А сейчас вы только допускаете, что этот нож похож на тот, который вы убрали в ящик утром тринадцатого. Чем объясняется расхождение в ваших показаниях?
  — Только тем, что, когда стала обдумывать случившееся, мне пришло в голову, что многие ножи похожи и выглядят одинаково.
  — И насколько вы можете определить, этот нож, представленный как доказательство номер два, тот же самый, который вы нашли под подушкой обвиняемого утром тринадцатого и убрали в ящик буфета, это верно, мисс Хаммер?
  — Они похожи.
  — Можете приступить к перекрестному допросу, — торжествующе заявил Мейсону Гамильтон Бергер.
  Мейсон начал с успокаивающих вопросов:
  — Как так получилось, что вы обнаружили этот разделочный нож под подушкой дяди утром тринадцатого, мисс Хаммер?
  — Я… я… беспокоилась за него.
  — Говоря другими словами, у вас была причина подозревать, что он ночью разгуливал во сне, ведь верно?
  — Да, верно.
  — И ваше беспокойство по поводу его лунатизма следует приписать тому обстоятельству, что приближался период полнолуния?
  — Да, — тихо ответила она.
  — Как вы узнали, что лунатики проявляют наибольшую активность, когда светит полная луна?
  — Я читала об этом.
  — В книге?
  — Да.
  — Книга была по медицине?
  — Да.
  — Где вы достали эту книгу?
  — Выписала.
  — Вы штудировали эту книгу до того, как заперли ящик буфета?
  — Да, сэр.
  — И как долго вы занимались изучением этой книги?
  — Возможно, недель шесть или два месяца.
  — Теперь обращаю ваше внимание на нож, представленный защитой как экспонат «А». Спрашиваю вас: видели ли вы этот нож когда-либо прежде?
  — Да, сэр, видела.
  — Вы положили этот нож в ящик буфета уже после убийства в соответствии с полученными от меня указаниями, не так ли?
  Гамильтон Бергер сорвался с места, готовый протестовать, но вместо этого медленно опустился на свой стул.
  — Да, сэр.
  — Я сказал вам, как вспоминаю, — спросил Мейсон, улыбаясь окружному прокурору, — что хочу, чтобы этот нож подсунули в ящик буфета и чтобы его на следующий день обнаружил сержант Голкомб, и объяснил это тем, что хочу внести сумятицу в определение орудия убийства и усложнить максимально окружному прокурору задачу идентификации ножа как того самого, который находился в ящике буфета, ведь так я вам наказывал и объяснял?
  Окружной прокурор захлопал глазами, не веря своим ушам. Судья Маркхэм подался вперед, собираясь что-то сказать, но сдержался и уставился на Мейсона широко раскрытыми от изумления глазами.
  Блэйн вскочил с места:
  — Ваша честь, думаю, защитника следует предостеречь, что в случае утвердительного ответа на этот вопрос прокуратура не сможет проигнорировать этот факт и предпримет шаги, чтобы проследить за тем, чтобы столь непрофессиональное поведение не осталось…
  Окружной прокурор, не дав закончить своему помощнику, потянул его за пиджак и заставил сесть на место.
  — Отвечайте на вопрос, Эдна, — потребовал Мейсон, оставив без внимания угрозу Блэйна.
  — Да, сэр, все так и было.
  — И нож, который я вручил вам, — тот самый, который представлен как доказательство защиты под названием экспонат «А»?
  — Да, сэр, думаю, что тот самый.
  Голос Эдны Хаммер звучал тихо и смущенно. В ее глазах читалась полная растерянность.
  — И вы заперли нож, известный вам теперь как экспонат «А», в ящик буфета?
  — Да.
  — Но его там не оказалось, когда вы открыли ящик на следующее утро?
  — Нет, сэр, не оказалось.
  Мейсон спросил добродушно, как бы беседуя с ней:
  — Таким образом вы узнали о том, что разгуливаете во сне по ночам вот уже недель шесть, а то и два месяца, Эдна?
  За столом окружного прокурора возбужденно шептались, наспех устроив совещание. Вопрос Мейсона ускользнул от их ушей. Эдна Хаммер, чья мысль все еще находилась в оцепенелом состоянии, после дерзкого заявления Мейсона, где он так бесцеремонно раскрыл их заговор, оказалась застигнутой врасплох.
  — Да, сэр, — подтвердила она машинально.
  Только судья Маркхэм оказался тем, кто в полной мере уяснил всю важность заданного вопроса и полученного ответа. Он подался вперед, чтобы пристально взглянуть на свидетельницу, и спросил:
  — Так каков был ваш ответ?
  — Да, сэр, — сказала она и, затем внезапно спохватившись, залепетала: — О, я имела в виду не это… Я не…
  — А что вы имели в виду, Эдна? — уточнил Мейсон.
  — Что это? Что такое? — завопил Гамильтон Бергер, вскакивая с места. — Возражаю. Вопрос не соответствует процедуре перекрестного допроса!
  — Вопрос, касающийся ее лунатизма, уже задан, и на него получен ответ, — заявил Мейсон. — Сейчас я предоставил ей возможность объяснить, что она имела в виду, отвечая на мой вопрос.
  — А я возражаю.
  — Очень хорошо, ваша честь, я снимаю последний вопрос. Достаточно и того, что она ответила на мой первый, — ответил Мейсон.
  Бергер с негодующим видом медленно опустился на стул. Мейсон спросил все тем же задушевным тоном:
  — Вошло ли у вас в привычку время от времени использовать эту нишу под крышкой кофейного столика как тайник, где вы прятали некоторые вещи, Эдна?
  — Да, сэр, вошло в привычку.
  — Поэтому когда вы заперли ящик буфета вечером тринадцатого и отправились спать с засевшей в голове мыслью, что ваш дядя, возможно, достает этот нож, когда разгуливает во сне, то когда и сами подверглись воздействию лунатизма, подсознательно не веря, что замок на ящике — надежная гарантия того, что нож не попадет в руки дяди, то взяли нож из ящика и спрятали его в нише под крышкой кофейного столика, причем ровно в пятнадцать минут первого ночи, не так ли?
  — Возражаю! — воскликнул Бергер. — Вопрос не соответствует процедуре перекрестного допроса. Носит предположительный характер. Задан не по существу. Не имеет под собой никакого основания.
  — Напротив, вопрос глубоко обоснован, — заверил Мейсон суд. — Свидетельница показала, что заперла ящик буфета, показала, что видела нож утром тринадцатого, как и то, что в следующий раз увидела этот нож утром четырнадцатого. Я вправе допросить ее, чтобы доказать, что она, возможно, видела этот нож еще раньше утром четырнадцатого, а именно тогда, когда доставала его из ящика.
  — Но, — возразил Бергер, — если она сделала это в состоянии лунатизма, то как она может знать о том, что вытащила нож из ящика?
  — В этом случае, — ответил Мейсон, — ей достаточно будет сказать: не знаю.
  Судья Маркхэм кивнул:
  — Возражение обвинения не принимается.
  Эдна Хаммер ответила чуть не плача:
  — Я не знаю.
  Мейсон сделал жест, как бы подводя черту.
  — У меня все, — заявил он.
  Гамильтон Бергер обменялся взглядом с молодым Блэйном, затем они вновь вполголоса возобновили консультацию.
  — Еще вопросы будут? — спросил у них судья Маркхэм.
  — Прошу прощения, если мы попросим у высокого суда предоставить нам еще две-три минуты на размышление, — ответил Бергер, — так как дело в целом приобрело неожиданный оборот.
  Блэйн что-то неистово ему зашептал, но Бергер медленно покачал головой, затем спустя момент сказал:
  — Хорошо, воспользуюсь предоставленным нам правом и задам мисс Хаммер несколько вопросов. Как я понял, вы признались, что подвержены лунатизму, мисс Хаммер?
  — Да, призналась.
  — Когда вы впервые узнали о том, что разгуливаете во сне?
  — Недель шесть назад, а может, и два месяца. А возможно, и немного раньше.
  — А как вы это обнаружили?
  — Я беспокоилась о некоторых важных бумагах дяди Питера. Он оставил их на письменном столе в гостиной. Я сказала ему, что не думаю, что это для них подходящее место, но он ответил, что все нормально и их там никто не тронет. Я отправилась спать, глубоко обеспокоенная этим, и утром, когда встала, бумаги оказались у меня под подушкой.
  Бергер повернулся к Блэйну, словно говоря всем своим видом: ну что, разве я не прав? Тот поежился, явно испытывая смущение, и шепотом сказал Бергеру еще что-то. Бергер вновь обернулся к Эдне:
  — Почему вы не сказали нам об этом?
  — Меня никто не спрашивал.
  — И именно тогда достали эту книгу о лунатизме?
  — Выписала ее, да, тогда.
  — Почему?
  — Потому что хотела изучить ее и выяснить, смогу ли я сама излечиться, а также убедиться — наследственное это у меня или нет. Иными словами, тяготеет ли надо мной проклятие предков.
  — А сами между тем продолжали разгуливать по ночам во сне?
  — Да.
  Бергер со свирепым видом повернулся к Блэйну. Мейсон, глядя через пространство, разделяющее столы защиты и обвинения, ухмыльнулся, когда оба юриста шепотом вступили между собой в горячий спор. Доносившиеся до него свистящие и шипящие звуки не давали возможности разобрать, о чем шла речь, но были достаточно громкими, чтобы судить о том, что Бергер раздражен до предела.
  — У нас все! — скорее огрызнулся он, чем объявил, невзирая на все возражения, нашептываемые Блэйном.
  — У вас не возникло в связи с вопросами обвинения желания продолжить допрос свидетельницы? — спросил у Мейсона судья Маркхэм.
  Мейсон покачал головой:
  — Нет, ваша честь, я вполне удовлетворен показаниями свидетельницы в той форме, как она их изложила.
  — На этом все, мисс Хаммер, — объявил судья. — Вызывайте вашего следующего свидетеля, мистер Бергер.
  — Вызывается Джеральд Харрис.
  Тот взглянул сочувствующим взглядом на Эдну Хаммер, когда вышел для дачи показаний. Она ответила ему вымученной улыбкой. После того как Харриса привели к присяге, Бергер, оставив без внимания предупреждающий шепот Блэйна, приступил к допросу:
  — Вас зовут Джеральд Харрис?
  — Да.
  — Вы знакомы с обвиняемым Питером Кентом?
  — Да, знаком.
  — Вы находились в его доме вечером тринадцатого?
  — Да.
  — Я показываю вам нож, мистер Харрис, который представлен суду как доказательство номер два, и спрашиваю вас: видели ли вы этот нож когда-либо прежде?
  — Видел, в особых случаях.
  — Где?
  — Когда был гостем в доме мистера Кента. Этим ножом Кент разделывал индюшку и цыплят. Полагаю, что это самый маленький нож из набора, который использовался для разделки мяса.
  — Вы знаете, где его хранили?
  — Знаю.
  — Где?
  — Во встроенном буфете в столовой.
  — А знаете точно, где именно в буфете?
  — Да, сэр, в верхнем ящике. Там еще для него имеется специальное, отделанное бархатом, место.
  — У вас была возможность заглянуть в этот ящик вечером тринадцатого числа этого месяца?
  — Да, была.
  — В какое это было время?
  — Приблизительно в половине десятого.
  — А что вам в этом ящике понадобилось?
  — Некоторые приспособления, необходимые для приготовления коктейлей.
  — Был ли нож в ящике в это время?
  — Нет, не был.
  — Вы уверены в этом?
  — Да, уверен!
  — На этом ящике был замок?
  — Да, был.
  — Был ли ящик заперт или открыт в то время, когда вы в него заглянули?
  — Нет, не заперт.
  — Где вы были в то время, когда было совершено преступление?
  — В Санта-Барбаре.
  — Кто послал вас туда?
  — Питер Кент.
  — С чьей подачи?
  — По предложению Перри Мейсона.
  — Знаете ли вы, подходил ли к ящику мистер Каултер, дворецкий, в этот вечер?
  — В одном случае да, знаю, он подходил.
  — Было ли это до того, когда вы заметили, что разделочного ножа в ящике нет?
  Харрис немного помешкал и заявил:
  — Я предпочел бы не отвечать на этот вопрос.
  — Оставьте при себе свои предпочтения. Вы свидетель и принесли присягу. Отвечайте на вопрос!
  Харрис приглушенно ответил:
  — До того.
  — Отвечайте так, — потребовал Бергер, — чтобы присяжные слышали вас. Что вы сказали?
  — Сказал, что это было до того.
  — Откуда вам это известно?
  — Я видел мистера Каултера возле буфета.
  — Что он делал?
  — Выдвигал ящик. Не знаю, убирал он туда что-либо или доставал оттуда. Он задвинул ящик и ушел.
  — Задолго ли это было до того, как вы сами выдвинули ящик?
  — Приблизительно минут за пять.
  Бергер торжествующе кивнул Перри Мейсону.
  — Можете приступать к перекрестному допросу, — объявил он.
  Мейсон поинтересовался почти небрежно:
  — Между прочим, вы втайне от всех женились на Эдне Хаммер, свидетельнице, которая только что давала здесь показания, это верно?
  Присутствующие в зале суда, которые вот уже несколько минут затихли в напряжении, зашевелились, вытягивая шеи и подаваясь вперед, чтобы уловить ответ Харриса. Харрис смутился на мгновение, затем подтвердил:
  — Да, женился.
  — Когда вы поженились?
  — Десятого числа последнего месяца.
  — Где?
  — В Юме, штат Аризона.
  — Женитьба держалась от всех в секрете?
  — Да, сэр!
  — После этой свадьбы Эдна Хаммер установила пружинный замок на дверь своей спальни, не так ли?
  — Так, сэр.
  — У вас, — спросил Мейсон, — был ключ от этой двери?
  Харрис смутился. Бергер вскочил и заявил:
  — Ваша честь, я возражаю. Вопрос не имеет ничего общего с перекрестным допросом.
  — Я снимаю свой вопрос, — ответил Мейсон, — оставляя за собой право задать его в дальнейшем, когда смогу обосновать.
  Бергер медленно занял свое место, весь вид его говорил о готовности в любой момент вновь вскочить на ноги. Мейсон развалился на стуле, положив ногу на ногу, и казался в высшей степени довольным собой.
  — Итак, в ночь убийства вы отправились в Санта-Барбару? — спросил он.
  — Да, сэр.
  — Это было по моему предложению?
  — Да, по вашему.
  — Кто отправился вместе с вами?
  — Мисс Уорингтон, секретарша Кента.
  — А кто еще?
  — Больше никого, сэр.
  — Вы утверждаете это?
  — Да, сэр.
  — Вы, как полагаю, находились вблизи резиденции миссис Дорис Салли Кент?
  Бергер заявил:
  — Один момент! Ваша честь, я считаю вопрос неправильно сформулированным, не по существу и не соответствующим процедуре перекрестного допроса. Какое имеет значение, куда поехал и чем занимался свидетель, пока был в Санта-Барбаре?
  Мейсон улыбнулся и ответил:
  — Прокурор сам затронул эту тему, ваша честь. В попытках доказать присяжным, что я причастен к событиям, связанным с убийством, и что отправил этого свидетеля в Санта-Барбару, он задал вопрос, где тот был во время совершения преступления. Следовательно, я вправе допытываться до самых существенных, пусть даже сокровенных деталей, чтобы внести ясность в ту часть показаний, которая связана со мной!
  Судья Маркхэм хотел было что-то сказать, но сдержался и заявил:
  — Возражение обвинения отклоняется.
  — Ответьте на вопрос, мистер Харрис. Ездили ли вы к дому миссис Дорис Салли Кент?
  — Да, ездил.
  — Что вы сделали по прибытии в Санта-Барбару?
  — Отправился к дому миссис Кент. Некий мистер Джексон из офиса мистера Мейсона наблюдал за домом. Он предложил оставаться на посту до двух часов ночи, но я знал, что ему предстоит работа утром в суде, поэтому сказал, чтобы он отвез мисс Уорингтон в отель, а я останусь наблюдать за домом. Он и мисс Уорингтон уехали в автомобиле мистера Джексона, а я поставил машину там, откуда мог следить за домом, и оставался, пока меня не сменил частный детектив в восемь или девять часов утра.
  — Находились ли вы напротив резиденции миссис Кент в три часа утра?
  — Да, сэр.
  — Что произошло в это время?
  — Зазвонил телефон у миссис Кент.
  — Вам было слышно, о чем она говорила по телефону?
  — Да.
  — О чем был разговор?
  — Ваша честь, — запротестовал Гамильтон Бергер, — не вызывает сомнения цель задаваемых защитой вопросов. Этот свидетель настроен враждебно к обвинению и дружески к защите, как это явствует из его ответа на один важный вопрос, заданный мною. Сейчас под маской перекрестного допроса с помощью наводящих вопросов в пользу обвиняемого защита пытается установить то, что нельзя доказать, используя принятую процедуру допроса.
  — Но, ваша честь, — уточнил Мейсон, — господин прокурор сам спросил этого свидетеля, где тот находился во время убийства, и…
  — И вы желаете в ходе перекрестного допроса добиться от него исчерпывающих показаний по этому весьма важному пункту?
  — Да, ваша честь!
  — Думаю, — сказал судья Маркхэм, — что суд может разрешить вам допрашивать свидетеля о том, где он находился, что делал, что видел и, в общем, что слышал, не уточняя то, что кто-то другой говорил в его присутствии. Считаю, что это может завести нас слишком далеко, особенно если касается фактов, не имеющих существенного значения и не связанных напрямую с делом обвиняемого.
  — Очень хорошо, ваша честь!
  На мгновение наступила тишина.
  — Продолжайте, — распорядился судья Маркхэм, обращаясь к Мейсону.
  — Где вы находились во время телефонного разговора? — спросил Мейсон.
  — На улице, напротив дома миссис Дорис Салли Кент.
  — Вы лично знакомы с ней?
  — Да.
  — Она сама ответила на звонок?
  — Возражаю, — вмешался Бергер, — на том же основании, что и раньше. Защитник не вправе доказывать факты, не имеющие к делу прямого отношения, подвергая перекрестному допросу моего свидетеля.
  — Вправе, если свидетель коснулся этих фактов тогда, когда отвечал на ваши вопросы.
  — Считаю, что следует отклонить возражения обвинения, — заметил судья Маркхэм, — думаю, не помешает убедиться в достоверности показаний о том, что свидетель во время убийства действительно находился в Санта-Барбаре. Однако я не допущу, чтобы в качестве такого доказательства использовалось содержание подслушанного чужого разговора. Разрешаю защите получить ответ на вопрос, так как считаю, что это имеет отношение к делу.
  — Итак, она отвечала по телефону?
  — Да.
  — Вы видели ее отчетливо?
  — Да.
  — Между прочим, вы знаете… — Мейсон оборвал фразу на середине, когда, развернувшись на своем вращающемся стуле, взглянул в переполненный зал. Внезапно он оказался на ногах. — Ваша честь, — обратился он к судье, — я только что заметил в зале суда миссис Дорис Салли Кент, понимаю, что вначале ей была вручена повестка как свидетелю со стороны обвинения, но ввиду того, что ею были предприняты действия, направленные на то, чтобы отменить через суд решение о разводе, возник вопрос — правомерно ли использовать ее показания против обвиняемого в этом процессе? Однако совсем недавно, в ходе обсуждения, с ней было достигнуто соглашение, где были оговорены условия, на которых она согласилась признать действительным окончательное решение о расторжении брака между нею и Питером Кентом. Исходя из этого и пользуясь случаем, что миссис Кент сейчас находится в зале, я хотел бы использовать ее как свидетеля со стороны защиты. Могу я просить суд дать указание миссис Кент не покидать здания суда, пока я не смогу вручить ей повестку?
  Судья Маркхэм, нахмурившись, произнес:
  — Миссис Дорис Салли Кент, встаньте, пожалуйста!
  Поднялась молодая белокурая женщина. Все головы повернулись в ее сторону.
  — Вы не должны покидать зал суда, — приказал судья, — пока защитник не получит возможность вручить вам повестку, а чтобы ускорить этот процесс, суд удаляется на десять минут, в течение которых миссис Кент, как я еще раз предупреждаю, должна находиться на месте. Во время отсутствия суда, напоминаю присяжным, они не должны обсуждать между собой или с кем бы то ни было любые аспекты этого дела и ни в какой форме не высказывать своего мнения относительно виновности или невиновности обвиняемого до тех пор, пока суд не предоставит им это право. Суд удаляется на десять минут.
  Судья Маркхэм отправился в отведенное для него помещение. Зал тут же зашумел и заволновался. Мейсон, подойдя к столу секретаря суда, заполнил повестку и передал судебному приставу с наказом вручить ее миссис Кент. Затем небрежной походкой направился к двери, ведущей в помещение, куда удалился судья. К нему присоединился Гамильтон Бергер, который натянуто предложил:
  — Думаю, для нас обоих будет лучше, если мы посетим судью Маркхэма вместе.
  — Да, не сомневаюсь, — с иронией согласился Мейсон.
  На пару они вошли в апартаменты судьи. Тот сидел за столом, заваленным книгами по юриспруденции, и взглянул на них поверх свода законов, который просматривал, с видом человека, которого оторвали от важного занятия.
  — Я не хотел делать подобного заявления перед присяжными, судья Маркхэм, — сказал холодно-официальным тоном Бергер, — но считаю, что суд должен осудить поведение мистера Мейсона.
  — Мое поведение? — спросил Мейсон.
  — Да.
  — В какой части?
  — В части того, что вы преднамеренно занимались подделкой вещественных доказательств, — я имею в виду, достали такой же нож и тайком подложили его в ящик буфета, — чтобы усложнить и запутать расследование убийства.
  — Но я достал похожий нож не с этой целью, — возразил Мейсон.
  Судья Маркхэм нахмурился, на его лице читалось сожаление.
  — Боюсь, защитник… — начал было он, но что-то в лице Мейсона заставило его оборвать фразу.
  Бергер с жаром обрушился на адвоката:
  — Вам от этого не отвертеться, Мейсон. Эдна Хаммер показала под присягой, что ваши намерения были доподлинно такими.
  — Но она ничего не знала о моих намерениях, — уточнил Мейсон, — она не умеет читать чужие мысли и не эксперт по телепатии.
  — Но она дала показания о том, что вы рассказали ей о своих намерениях.
  — О да, — согласился Мейсон, — это я ей говорил.
  — И как я сейчас понимаю, — спросил судья Маркхэм, — теперь вы собираетесь заявить, что намеренно ее обманули?
  — А то как же, — ответил Мейсон.
  — Во имя дьявола, куда вы клоните? — потребовал объяснений Бергер.
  Мейсон приступил к рассказу:
  — О, я предполагал, что она, возможно, подвержена лунатизму. Видите ли, Бергер, ключ от ящика буфета был только у нее — и, однако, нож исчез. Конечно, не исключалась вероятность, что Кент отмычкой открыл замок или у него был дубликат ключа, вот поэтому, пока Кент был в тюрьме, я решил организовать еще один тест. Моя теория зиждилась на том, что Эдна Хаммер и сама лунатичка, что она беспокоилась о своем дяде и отправилась спать с мыслью об этом разделочном ноже, накрепко засевшей у нее в мозгу. Мой опыт общения с ней, когда она прятала чашку в нишу под крышкой кофейного столика, убедил меня, что она и раньше прятала в нише различные вещи и пользовалась ею как тайником. Поэтому вполне естественно выглядело то, что, беспокоясь во сне о ноже и решив, что ящик буфета не является достаточно надежным для него местом, она встала и, одетая только в ночную рубашку, отперла ящик буфета, достала нож, заперла ящик снова и спрятала нож в нише под крышкой кофейного столика. Я чувствовал, что единственный способ подтвердить мою догадку — это создать аналогичные обстоятельства, поэтому вручил ей другой разделочный нож и внушил, насколько важно положить и запереть его в ящике. В эту ночь светила полная луна, и она отправилась спать с мыслью о ноже. Привычка взяла свое. Когда я начну излагать свою версию, мистер Бергер, я докажу, что нож, представленный суду как экспонат «А», был тем самым ножом, который я дал ей спрятать в ящике буфета и впоследствии был обнаружен одним из сыщиков Пола Дрейка в нише под крышкой кофейного столика.
  — Уж не хотите ли вы заявить, что она убила Риза, — воскликнул Бергер, — это же нелепо! Это явный абсурд!
  Мейсон рассматривал кончик своей сигареты.
  — Нет, — возразил он, — не думаю, что сделаю такое заявление. Моя версия будет дорабатываться по мере судебного разбирательства, мистер Бергер, но эта дискуссия возникла из-за предположения с вашей стороны, что суд должен вынести мне порицание и потребовать, как я могу догадаться, применения ко мне дисциплинарных мер со стороны коллегии адвокатов. Я всего-навсего упомянул про Эдну Хаммер в надежде объяснить вам, что просто проводил тест.
  Мейсон повернулся и широкими шагами покинул комнату. Медленно судья Маркхэм закрыл свод законов, положил его на место среди других книг на своем столе, затем взглянул на Бергера и с трудом сдержал улыбку.
  — Я… — произнес окружной прокурор, замолк, затем добавил: — Черт меня побери! — И, повернувшись, в свою очередь покинул комнату.
  
  Судья Маркхэм, оглядывая зал суда, спросил:
  — Вы уже вручили повестку, мистер Мейсон?
  — Вручил.
  — Как полагаю, перед перерывом перекрестному допросу подвергался мистер Харрис?
  — Совершенно верно!
  — Мистер Харрис, пройдите вперед!
  Ответа не последовало. Бергер, вытягивая шею, предположил:
  — Возможно, он вышел на момент.
  — У меня есть еще один вопрос, который я хотел бы задать мистеру Мэддоксу, — сказал Мейсон. — Может, мы заполним вынужденную паузу, вызвав мистера Мэддокса, конечно, если суд разрешит мне возобновить перекрестный допрос ради одного-единственного вопроса свидетелю.
  — Есть возражения? — спросил судья Маркхэм у Гамильтона Бергера.
  — Могу добавить для того, чтобы сделать господина прокурора более сговорчивым, — заявил Мейсон, — что этот вопрос возник в связи с непредвиденным обстоятельством, связанным с тем, что миссис Дорис Салли Кент собирается выступить как свидетельница.
  — Нет, — ответил судье окружной прокурор, — у меня нет возражений по поводу того, чтобы вновь вызвать этого свидетеля. Думаю, что и у меня есть вопрос, на который я был бы не прочь получить ответ.
  — Мистер Мэддокс, пожалуйста, пройдите для дачи показаний, — провозгласил судебный пристав.
  И вновь не последовало ответного оживления с мест, отведенных для свидетелей.
  — Есть другие свидетели, которых вы могли бы пока вызвать? — потребовал судья Маркхэм.
  — Прошу прощения у суда, — ответил Мейсон, — я бы хотел покончить с перекрестным допросом мистера Харриса прежде, чем дело будет рассматриваться дальше. За единственным исключением — это задать всего один вопрос Мэддоксу.
  — Хорошо! — согласился судья Маркхэм. Последовало несколько секунд напряженной тишины, затем судья Маркхэм развернулся на своем вращающемся кресле. — Суд объявляет короткий перерыв, пока судебный пристав найдет пропавших свидетелей, — распорядился он.
  Мейсон повернулся к Питеру Кенту и, хлопнув ладонью по его колену, прошептал:
  — Все хорошо, Питер! Через тридцать минут вы выйдете из здания суда свободным человеком.
  Глава 22
  Мейсон, войдя в офис, метнул шляпу на мраморный бюст Блэкстона. Шляпа точно попала в цель, развернулась и увенчала голову статуэтки самым лихим образом. Делла Стрит пыталась выглядеть невозмутимой, но ее глаза сияли, как звезды.
  — Достигли голевой линии, шеф.
  — Прямо между столбиками ворот.
  — Когда же на вас нашло озарение? — спросила она.
  — Будь я проклят, если знаю, — ответил он, усаживаясь на край стола и по-мальчишески улыбаясь. — Некоторые небольшие факты никак не укладывались в моем сознании. Какого дьявола Эдна Хаммер читает про лунатизм? Почему она установила замок на дверь? Почему фигура, которую Дункан видел пересекающей патио, остановилась у маленького кофейного столика и почему нож, который был заперт в ящике буфета, исчез? Почему Мэддокс звонил миссис Кент в три утра, раз он знал, что насчет совещания уже договорились? Я оставил без внимания многое из показаний Дункана, потому что пришел к выводу, что он из тех самодовольных эгоистов, которые могут дать ложные показания на полном серьезе. Дай ему только зацепку, а с остальными он справится и сам. Но он, несомненно, видел кого-то, разгуливающего в ночной рубашке. Когда он заявил, что надел очки, то лгал самым бессовестным образом. Очков на нем не было. Все, что он видел, — это одетую в белое фигуру, которая разгуливала при лунном свете. Когда последующие события подсказали ему, что эта фигура, по всей вероятности, должна была быть Кентом, то он внушил себе, что видел именно Кента. И в дальнейшем все более и более утверждался в своем предположении. Но все это ни в коей мере не проливало свет на таинственный телефонный разговор. Мэддокс достаточно изворотлив, чтобы избежать прямых доказательств своей причастности к телефонному разговору, который организовал Дункан, когда звонил миссис Кент около одиннадцати вечера. Его ответы на суде не дали мне никакой зацепки, что он при этом присутствовал. Я намеревался, конечно, вытрясти информацию об этом предшествующем телефонном звонке у Дункана при перекрестном допросе, так как из заявления миссис Кент при последующем телефонном разговоре явствовало, что совещание уже организовано адвокатом Мэддокса, а следовательно, Дункан вошел с ней в контакт. Но Мэддокс наотрез отказался от того, что звонил ей в три утра. Я не думал, что он решился отрицать то, что могло быть проверено. Это заставило меня сосредоточиться на Харрисе, и в ту же минуту, как я занялся этим, понял, что попал на верный след. Он оказался единственным, кто все время подливал масла в огонь. Постоянно пытался держать Кента под подозрением. Когда ему стало ясно, какой великолепной защитой на суде для Кента окажется лунатизм, то постарался выбить скамейку из-под его ног, заявив, что ножа уже не было в ящике, когда Эдна запирала буфет. Он дал поймать себя и вручить себе повестку как свидетелю. Очевидно, анонимно позвонил кому-то в офис прокурора и сделал парочку прозрачных намеков, и вот сержант Голкомб узнал о том, что я собираюсь подменить нож. Когда я спросил Эдну, она сказала, что никому не говорила об этом, но позже призналась, что, должно быть, проболталась Харрису.
  — Вы же ведь на самом деле не собирались подменить ножи, не правда ли, шеф?
  — Конечно нет. Все, зачем мне это понадобилось, — это чтобы убедить Эдну в важности этого ножа, закрытого в ящике, чтобы она отправилась спать с мыслью о нем, застрявшей в голове.
  — И тогда вы убедились, что она вновь разгуливала ночью?
  — Вот именно!
  — И взяла нож?
  — Да.
  — И как вы думаете, что она сделала с ним?
  — Если мои рассуждения были верными, она поступила так же, как и прежде, — положила нож под крышку кофейного столика. Это был ее личный маленький тайник для вещей, которые она не хотела, чтобы обнаружили.
  — И Харрис знал об этом?
  — Уверен. Ведь почти месяц он был ее мужем. У него был ключ и от дома, и от спальни. Еще одна деталь: если бы он тогда был в Санта-Барбаре, то видел бы, как миссис Кент уехала в Лос-Анджелес. Но поскольку он не видел этого, значит, его там в это время не было. А где же он был? И почему смог так подробно передать разговор Мэддокса с миссис Кент? И я все понял. Он там не был, он сам звонил ей из Голливуда! Потому-то повторил весь разговор, хотя Мэддокс поклялся, что ни разу не говорил с нею. Казалось бы, факты сами лезли к нам в руки, но мы не обращали на них внимания. Харрис, который должен был следить за Дорис, заявил, что она не выходила из дому. На самом же деле он вернулся в Лос-Анджелес, убил Риза, подсунул нож Кенту под подушку, пока тот спал, и снова вернулся на свой пост в Санта-Барбаре. Но как проверить, не выходила ли из дому Дорис за время его отсутствия? И он заказал телефонный разговор, остроумно выдав себя за Мэддокса. Парень ловкий и отважный, что и говорить! Так по-умному и логично все взвесил! Благодаря этому телефонному звонку он убил двух зайцев сразу: во-первых, убедился, что в три утра миссис Кент была дома, и, во-вторых, смог подробно изложить ее ответы, поскольку он сам слышал их, то это означало, что он находился в три утра в Санта-Барбаре.
  — А вы поняли, зачем он убил Риза?
  — Мотив убийства тотчас стал мне ясен: ведь не только Эдна, жена Харриса, была наследницей Кента, но и Риз. Убивая Риза, он избавляется от наследника, а указывая на Кента и подводя его под смертный приговор, избавляется и от него самого. И тогда его жена Эдна оставалась единственной наследницей. Одним ударом он избавлялся от двоих…
  — Но ведь Кент думал лишить ее наследства в своем завещании?
  — Нет, он хотел увидеть прежде, каков этот брак и счастлива ли его племянница. Зная, что Кент отвадил от племянницы многих любителей легкой наживы, Харрис держал в тайне свой брак с Эдной. И сыграл в ту же игру, что и твой друг Причард. Ему, мол, не нужны деньги, он просит лишить ее наследства. Он просто сделал хитрый ход, обманув им Кента.
  — А если бы он действительно лишил Эдну наследства?
  — Но Кент — типичный бизнесмен и не стал бы поступать столь опрометчиво. Прежде чем изменить свое завещание, он хотел быть уверенным, что Эдна счастлива в браке. Харрис вначале не думал об убийстве. Ведь он имел немного денег для начала, что давало ему возможность жениться на богатой женщине. Он оппортунист, поверь мне. Он все делал постепенно. Сначала брак с Эдной, потом такой удобный случай избавиться от Риза и Кента. Как было не воспользоваться им? Видя, что Эдна и ее дядя — лунатики, он использовал это в своих интересах. Двенадцатого числа, ночью, он взял спрятанный Эдной нож и положил его под подушку ее дяди. Утром, найдя нож, Кент страшно испугался. И он, и Эдна решили, что у него снова начались припадки лунатизма. Поскольку дядя уже раньше бродил с ножом, Эдна спрятала его в столике во дворе. Она сделала это во сне — ее-то и заметил Дункан — и ни о чем не подозревала. Наблюдая за ними обоими, Харрис разработал версию убийства дядей своего сводного брата. Он охотно поехал в Санта-Барбару и по пути обдумал свое алиби. Я сам дал ему карты в руки, отослав его туда. Потом он вернулся. Ключ от дома у него, конечно, был: Эдна дала ему его. Пройдя во двор, он открыл тайник в столике и взял оттуда нож, затем прошел к Ризу и убил его. А дальше все было просто. Он вошел в комнату к Кенту — дубликат ключа он сделал заранее, — осторожно положил нож ему под подушку и вернулся в Санта-Барбару.
  — Тогда каким образом Дункан мог видеть лунатика в три часа утра?
  — Он и не мог видеть. Было четверть первого, но эта путаница во времени сыграла на руку Харрису.
  — Он сбежал?
  — Да. Как только услышал, что миссис Кент будет допрошена, то понял, что она расскажет о телефонном разговоре и о ее переговорах с Мэддоксом и Дунканом. Ее отъезд из дома в Лос-Анджелесе поставил его в очень затруднительное положение. Ведь Дункан признал, что они в одиннадцать переговорили с ней по телефону. А тут Мэддокс якобы снова звонит Дорис в три часа ночи.
  — А что, Мэддокс также исчез?
  — Да, но замешан он не в убийстве, а в махинациях. Надежда на получение денег от Кента лопнула, возлагавшаяся ставка его на Дорис тоже не оправдалась. Вот он и сбежал.
  — А не поменяйся Риз и Мэддокс комнатами, был бы обвинен в убийстве Кент?
  — Этот вопрос уже не имеет никакого значения. Важно другое: ведь это Харрис предложил Ризу переселиться в другую комнату. Тот ипохондрик и при одном намеке на сквозняк согласился. Все в доме верили Джерри. Он для всех в доме был светловолосым сияющим красавцем! Его все любили. Он покорил всех своим обаянием, жизнерадостностью, и ему доверяли буквально во всем.
  — А как окружной прокурор, удивился?
  — Не то слово! Он был так ошеломлен моим объяснением всех деталей дела, что вложил сигару в рот не тем концом и обжег себе губы.
  И Мейсон расхохотался, вспоминая лицо Гамильтона Бергера.
  Дело заикающегося епископа
  Глава 1
  Открылась дверь кабинета, и Мейсон, прекратив чтение досье, глянул на очередного посетителя, замершего в дверном проеме. Это был плотный, небольшого роста человек, облаченный в темную одежду, которую имеют обыкновение носить священнослужители. Белый отложной воротник резко контрастировал с южным загаром.
  — Проходите, епископ, — Мейсон указал на кресло для посетителей, стоявшее рядом с его столом.
  Епископ наклонил голову в приветствии и подошел к креслу. Его короткие ноги, обутые в черные, несколько поношенные башмаки, ступали уверенно. Мейсон подумал, что походка священнослужителя не изменилась бы даже в том случае, если бы он шел к электрическому стулу.
  Усевшись, епископ выжидающе глянул на адвоката.
  — Закурите? — Мейсон подвинул к посетителю пачку сигарет.
  Тот наклонился, протягивая руку к пачке, но вдруг передумал:
  — За последний час я и так слишком много курил. Боюсь, как бы это не сказалось на моем здоровье. Еще сигарета — и последствия могут быть самыми печальными.
  Говорил он медленно, то и дело запинаясь, словно ему трудно было подбирать слова. Скорее всего, он волновался, но уже через пару секунд сумел взять себя в руки, и голос его окреп:
  — Если вы не возражаете, я закурю трубку, так как привык к своему табаку.
  — Бога ради, — сказал Мейсон, отметив, что трубка-коротышка, появившаяся из кармана епископа, сильно смахивает на своего владельца.
  — Моя секретарша сообщила мне, что вы Уильям Меллори, епископ из Сиднея, Австралия, и хотите проконсультироваться со мной по делу об убийстве, — сказал Мейсон, облегчая задачу своему посетителю.
  Епископ кивнул, вытащил кожаный кисет, набил душистым табаком резную трубку, сунул ее в рот, крепко зажав зубами, и зажег спичку. Наблюдая за его манипуляциями, Мейсон так и не понял, прикрыл ли он пламя рукой, для того чтобы не выдать дрожь пальцев, или же это многолетняя привычка человека закуривать на сильном ветру.
  Когда неяркое пламя осветило его высокий лоб с кустистыми бровями, Мейсон попытался разобраться в первых впечатлениях об этом человеке.
  — Так в чем ваши проблемы? — наконец спросил он.
  Епископ сделал несколько глубоких затяжек, выпустив облачко сизого дыма. В кресле он сидел неподвижно, хотя его мимика свидетельствовала о крайней озабоченности.
  — Видите ли, — начал он, — мое юридическое образование весьма и весьма поверхностно. Мне хотелось бы знать, существуют ли какие-либо ограничения в сроках при расследовании у-убийства че-человека.
  Едва он запнулся во второй раз, как его зубы крепче сжали черенок трубки, и несколько торопливых затяжек свидетельствовали не столько о том, что он нервничает, сколько о том, что его раздражает дефект собственной речи.
  — По всей видимости, — пришел на выручку Мейсон, — вы имеете в виду так называемый срок давности в отношении некоторых видов преступлений? В нашем штате любые преступления, кроме убийства, растраты общественных денег в особо крупных размерах и подделки документов, преследуются законом лишь в течение трех лет после их совершения.
  — Ну, а если преступника не могут отыскать? — торопливо спросил епископ, глядя на Мейсона в упор.
  — Все зависит от конкретного случая. Но если преступник находится вне пределов штата, то время его отсутствия не входит в трехлетний срок.
  Епископ торопливо отвел взгляд, но Мейсон все же сумел заметить разочарование, мелькнувшее в его глазах.
  Мейсон продолжал ровным бесстрастным тоном, каким обычно врач успокаивает пациента, которому предстоит тяжелая операция:
  — Понимаете, после трех лет и самому обвиняемому трудно привести убедительные доказательства своей невиновности или непричастности к данному преступлению. И уж тем более сложно привести бесспорные доказательства его вины. Вот почему для всех преступлений, за исключением особо тяжких, законом и устанавливается трехлетний срок. Это сугубо юридическое ограничение, но существует и практическое. Хотя прокурор по закону и имеет право возбудить уголовное дело по прошествии нескольких лет, скорее всего, он не решится сделать это, так как кому же хочется проиграть процесс?
  Наступила пауза. Епископ, скорее всего, тщательно подбирал слова, чтобы сформулировать очередной вопрос. Мейсон вновь пришел ему на помощь. Улыбнувшись, он сказал:
  — В конце концов, клиент, советующийся с адвокатом, ничем не отличается от больного, пришедшего на консультацию к врачу. Так что выкладывайте, что у вас на уме, вместо того, чтобы ходить вокруг да около.
  — Хорошо, — торопливо сказал епископ, — вы полагаете, что, если преступление было совершено двадцать два года назад, окружной прокурор все равно имеет право привлечь виновного к ответственности и возбудить уголовное дело, раз обвиняемый все время находился за пределами штата?
  На этот раз ему так не терпелось услышать ответ Мейсона, что он ничуть не смутился тем, что заметно заикается.
  — Все зависит от того, посчитает ли окружной прокурор данное преступление преднамеренным убийством или квалифицирует как несчастный случай.
  — Нет, это было непреднамеренное убийство. Несчастный случай. Но был выдан ордер на арест, и обвиняемому ничего не оставалось, как скрыться из города.
  — При каких обстоятельствах это произошло?
  — Человек ехал в автомобиле и врезался в другую машину. Было заявлено, что… это лицо было в нетрезвом состоянии.
  — Двадцать два года назад? — удивленно воскликнул Мейсон.
  — Именно, — кивнул епископ.
  — Но в то время подобных происшествий было немного, — сказал Мейсон, внимательно разглядывая посетителя.
  — Совершенно верно. К тому же несчастный случай произошел в одном из отдаленных штатов, где прокурор отличался излишним рвением и усердием.
  — Как вас понимать?
  — Очень просто: он постарался использовать все возможные статьи, предусмотренные законом.
  — Гм, — Мейсон постучал пальцами по столу, — скажите, епископ, а случайно не вы этот обвиняемый?
  Удивление, отразившееся на лице священнослужителя, было натуральным.
  — Ну что вы! В то время я уже находился в Австралии.
  — Двадцать два года назад, — медленно проговорил Мейсон, прищурив глаза. — Это очень долгий срок для самого дотошного прокурора. Более того, прокуроры приходят и уходят, так что, скорее всего, в штате все уже коренным образом изменилось.
  — Да-да, — без особой уверенности сказал епископ.
  Мейсон продолжал:
  — Но раз вы до сих пор озабочены той давней историей, за ней, я полагаю, скрывается нечто большее, чем просто банальный несчастный случай. Либо прокурор оказался излишне придирчивым?
  Глаза епископа расширились от удивления:
  — Вы очень догадливы, мистер Мейсон!
  — Так почему бы вам, мистер Меллори, не рассказать мне все в деталях?
  Епископ вновь сделал несколько затяжек, выпустив облачко дыма.
  — Вы берете в производство дела, в основе которых лежит непредвиденная случайность?
  — Весьма редко.
  — Отстаиваете ли вы интересы бедняка против миллионера?
  — Я отстаивал бы интересы моего клиента, даже если бы он пошел против самого дьявола, — серьезно сказал Мейсон.
  Епископ продолжал курить, задумчиво разглядывая адвоката. Затем, видимо, приняв решение, он взял трубку в руку, кашлянул и произнес:
  — Говорит ли вам что-либо имя Ренуолд К. Браунли?
  — Я слышал о нем.
  — Был ли он когда-либо вашим клиентом?
  — Нет.
  — Так вот, я бы хотел проконсультироваться с вами по делу против Ренуолда Браунли. Речь идет об огромных деньгах. Миллион долларов, а может, и больше. Если вы выиграете процесс, то получите прекрасный гонорар — двести или триста тысяч. Но должен честно предупредить вас, что дело предстоит нелегкое. Браунли — это еще та птица! Вам надлежит отстаивать честь и достоинство женщины, которую подлым образом оклеветали. Единственный шанс добиться успеха в этом процессе — возможность использовать мои свидетельские показания.
  Мейсон насторожился:
  — Вот как?
  — Вы не то подумали. — Епископ отрицательно качнул головой. — Поймите меня правильно: для себя я ничего не прошу. Мне очень хотелось бы, чтобы восторжествовала справедливость. Если я буду главным свидетелем на процессе, не снизится ли ценность моих показаний, если у членов жюри присяжных сложится впечатление, что я проявляю слишком большой интерес к одной из сторон?
  — Вполне возможно, — сказал Мейсон.
  Епископ вновь набил трубку табаком, сунул изогнутый черенок в рот, раскурил ее и, сделав пару затяжек, сказал:
  — Я придерживаюсь того же мнения. Вот почему я бы хотел, чтобы никто не узнал, что я консультировался с вами. Само собой, я не стану лгать, если меня прямо спросят на суде, заинтересован ли я в благополучном исходе процесса. Однако было бы лучше, если бы подобных вопросов мне вообще не задавали. Так что слово за вами, мистер Мейсон. Я позвоню вам примерно через час и, если вы согласитесь взяться за дело, сообщу, куда вам приехать, дабы встретиться со мной и теми людьми, которые весьма заинтересованы в благополучном исходе. Их показания могут выглядеть неправдоподобными, но, заверяю, они правдивы до последнего слова. И еще раз повторяю: вы будете бороться против очень богатого человека, к тому же жестокого и безжалостного. А пока я должен исчезнуть из вашего поля зрения до тех пор, пока вы не вызовете меня в суд в качестве свидетеля. Но мне кажется, в этом вопросе я могу на вас положиться! — Епископ кивнул, и по его виду можно было предположить, что он весьма удовлетворен беседой. Затем он резко поднялся и, не говоря больше ни слова, двинулся к выходу.
  Открыв дверь, он повернулся, попрощался кивком и вышел.
  Делла Стрит, которая стенографировала беседу клиента с Мейсоном, находясь в смежной комнате, сразу же зашла к адвокату.
  — Ну, и как тебе понравилась эта история, шеф? — спросила она.
  Мейсон поднялся и, подойдя к окну, задумчиво уставился на поток автомобилей внизу.
  — Даже не знаю, что и сказать, Делла, — наконец произнес он. — Что-то здесь не так.
  — А какое впечатление произвел на тебя епископ Меллори?
  — Весьма интересная личность. Но на самом ли деле он епископ? Свободный покрой одежды, трубка… Да и вообще он производит впечатление видавшего виды человека, весьма эрудированного, с широким кругозором, человека, не боящегося отстаивать собственное мнение. Заметила, как он подчеркнул, что не станет лгать, если противная сторона задаст определенные вопросы, так что мое дело заключается в том, чтобы не позволить это сделать?
  — А что дает тебе основание полагать, что он не епископ?
  Мейсон пожал плечами:
  — Видишь ли, Делла, епископы обычно не заикаются.
  — То есть?
  — Епископы — это та категория людей, которым приходится очень много говорить. Это люди с даром красноречия, ежедневно выступающие перед аудиторией. Если человек заикается, он вряд ли станет министром — скорее, из него получится адвокат, — хотя ты сама понимаешь, насколько это неправдоподобно. Допустим, несмотря на свой недостаток, он все же пробился в министры, но вот епископом ему никак не стать.
  — Я поняла, — сказала Делла. — Ты полагаешь…
  Мейсон вновь пожал плечами:
  — Этот человек может быть самозванцем, но не исключено, что он действительно епископ, недавно переживший какой-либо эмоциональный шок. Помнится, в учебниках по судебной медицине сказано, что одной из причин заикания у взрослых является неожиданное эмоциональное потрясение.
  В голосе Деллы Стрит звучала неприкрытая тревога:
  — Послушай, шеф, если ты намерен всерьез отнестись к словам этого человека и начать процесс против мультимиллионера Браунли, лучше с самого начала выяснить, в самом ли деле он епископ, а не самозванец. Думаю, это будет несложно сделать.
  Мейсон кивнул:
  — Я думаю так же. О'кей, Делла! Позвони-ка в Детективное агентство Дрейка и попроси Пола как можно быстрее прийти ко мне.
  Глава 2
  Пол Дрейк скользнул в удобное кресло для клиентов, оперся о подлокотники и выжидательно уставился на Перри Мейсона слегка выпуклыми глазами, напоминавшими стеклянные глаза манекенов в универсальных магазинах. Глаза придавали цветущему лицу Пола бесстрастное выражение. Кончики его губ приподнимались кверху, и можно было подумать, что он над кем-то посмеивается. Его внешность была настолько далека от общепринятого представления о детективах, что иногда давала Полу Дрейку возможность добиваться поразительных результатов.
  Перри Мейсон, шагая взад-вперед по кабинету и засунув большие пальцы за отвороты пиджака, говорил:
  — Ко мне явился для консультации человек, назвавшийся Уильямом Меллори из Сиднея, епископом англиканской церкви. Это не очень разговорчивый тип с манерами светского человека, и в то же время можно предположить, что он очень много времени проводит на воздухе. Понимаешь, что я имею в виду? Загорелое лицо, кожа, огрубевшая от ветра… Неизвестно, как давно он появился в наших краях. Он хочет знать, какое наказание грозит человеку, задавившему в пьяном виде кого-то черт знает где двадцать два года назад.
  — Как он выглядит?
  — Примерно пятидесяти трех — пятидесяти пяти лет, рост пять футов семь дюймов, глаза серые, темные густые волосы, начавшие седеть на висках, носит широкие одеяния священнослужителей с белым отложным воротником, предпочитает курить трубку, нежели сигареты… Производит впечатление человека компетентного, слегка заикается.
  — Заикается? — недоверчиво переспросил Дрейк.
  — Именно.
  — Ты это серьезно?
  — Серьезнее некуда.
  — Епископы не заикаются, Перри, — нравоучительным тоном произнес Дрейк. — Это просто невозможно.
  — В том-то все и дело. Заикание, по всей вероятности, проявилось недавно в результате какого-то эмоционального потрясения. Я хочу выяснить, какого именно.
  — Как он воспринимает свое заикание? Я имею в виду его реакцию на этот недостаток речи.
  — Точно такая же, как у игрока в гольф, допускающего обидные ошибки, в общем-то для него нехарактерные.
  — Мне это не нравится, Перри. Очень уж подозрительно. Или ты поверил на слово этому человеку?
  — Именно подозрительно, — согласился Мейсон.
  — И ты решил поручить мне выяснить все об этом священнослужителе, не так ли?
  — Ты догадлив. Именно этого я и жду от тебя, Пол. Епископ намерен через час связаться со мной. Практически сразу мне придется сказать, беру ли я это дело в производство. Как я понял, в деле будут фигурировать огромные деньги. Если этот епископ настоящий, я, скорее всего, отвечу положительно. Но если самозванец, мой ответ однозначен — нет.
  — Какое конкретно дело?
  — Что-то весьма конфиденциальное. Имеет непосредственное отношение к Ренуолду К. Браунли, и, если верить этому епископу, мой гонорар может составить от двухсот до трехсот тысяч.
  Детектив присвистнул:
  — Ничего себе!
  — Помимо всего прочего, оно включает старое уголовное дело о дорожном происшествии, повлекшем за собой смерть. Обвиняемый якобы в нетрезвом состоянии сел за руль.
  — И когда это произошло?
  — Двадцать два года назад.
  Брови детектива взметнулись кверху, демонстрируя крайнюю степень удивления.
  — Убежден, двадцать два года назад такие происшествия были крайне редки, — продолжал Мейсон. — Более того, это случилось в каком-то провинциальном городке. Я хочу как можно скорее выяснить, что это за история. Подключи к расследованию всех своих людей. Начни с округов Окридж, Сан-Бернардино, Риверсайд. Вентч тоже не помешает проверить. Возможно, обвиняемой была женщина. По моим подсчетам, инцидент произошел около 1914 года, и дело так и не было закрыто. Далее свяжись со своим коллегой в Сиднее, и пусть он наведет все мыслимые справки о епископе Уильяме Меллори. В порту узнай, когда именно он прибыл в Калифорнию. Проверь отели, не останавливался ли там епископ Меллори. Подключи столько людей, сколько считаешь нужным, но помни, дело не терпит отлагательств.
  Дрейк криво улыбнулся:
  — А когда тебя не поджимало время? Таких, как ты, еще поискать! Требуешь, чтобы недельная работа была выполнена за час.
  Мейсон молча развел руками, а когда заговорил, можно было подумать, что он не слышал последних слов детектива.
  — Больше всего меня интересует, с кем он поддерживает связь. Если выйдешь на этих людей, установи за ними наблюдение.
  Детектив поднялся, расправил широкие плечи и выгнул грудь колесом.
  — О'кей, Перри, пора за дело. — У двери он обернулся и сказал: — Допустим, я выясню, что этот человек самозванец. Ты выведешь его на чистую воду?
  — Я? К чему мне это? — Мейсон подмигнул. — Нет, я свяжу его по рукам и ногам и выясню, кто скрывается под личиной епископа.
  — Хочешь, заключим пари, что этот человек не имеет никакого отношения к церкви?
  — Он производит впечатление честного человека, Пол.
  — У всех авантюристов очень честные лица. Вот почему они так преуспевают в своих махинациях.
  — Мне не кажется таким уж невероятным тот факт, что у епископа честное лицо, — сухо возразил Мейсон. — Короче, принимайся за работу. С чего это ты так разболтался?
  Дрейк фыркнул:
  — Так ты не хочешь заключить со мной пари, а?
  Мейсон потянулся за увесистым томом законов, всем своим видом показывая, что сейчас воспользуется им в качестве метательного оружия. Детектив торопливо захлопнул за собой дверь.
  Зазвонил телефон. Мейсон поднял трубку и услышал взволнованный голос Деллы Стрит:
  — Шеф, в приемной шофер такси. Мне кажется, вам стоит его выслушать.
  — Какого черта ему от меня нужно?
  — Денег.
  — И ты полагаешь, что это убедительная причина, чтобы я его принял?
  — Мне кажется, да.
  — Что-то я не понимаю. Может быть, ты объяснишь мне, в чем дело?
  — Увы.
  — Ага. Он стоит рядом с тобой.
  — Вы очень догадливы, шеф.
  — Ясно. Пусть войдет.
  Едва Мейсон положил трубку, как дверь кабинета распахнулась, и Делла Стрит ввела таксиста.
  — Этот водитель привез сюда епископа Уильяма Меллори, сэр, — внесла ясность Делла.
  Таксист кивнул:
  — Понимаете, мистер, он попросил подождать его, но возле этого здания стоянка запрещена, о чем меня предупредил полицейский. Я благоразумно отъехал к месту стоянки и принялся ждать, поскольку пассажир так и не расплатился со мной. Время шло, но тот как сквозь землю провалился. Я занервничал и отправился выяснить у лифтера, куда отправился мой пассажир. К счастью, тот запомнил, что он спрашивал, где находится ваш офис. Мне ничего не оставалось, как прийти сюда. Мой пассажир был небольшого роста, коренастый, одет во все черное, как обычно одеваются священники. Лет ему около пятидесяти — пятидесяти пяти.
  — И он не выходил из здания? — тут же поинтересовался Мейсон.
  — Уж поверьте, я смотрел во все глаза, но так и не смог его заметить. Да и лифтер утверждает, что этот человек не спускался, а он его хорошо запомнил. У меня на счетчике три доллара восемьдесят центов, и мне бы хотелось знать, кто мне заплатит.
  — А где сел ваш пассажир? — спросил Мейсон.
  Таксист нервно потер руки, явно ожидая продолжения. Мейсон вытащил из бумажника пятидолларовую купюру и заговорщически подмигнул таксисту.
  — Надеюсь, это освежит вашу память?
  — Возле отеля «Реган», — тут же выпалил тот.
  — И вы повезли его прямиком сюда?
  — Да.
  — Он спешил?
  — Еще как!
  Мейсон добавил еще одну пятидолларовую купюру.
  — Думаю, вы вряд ли дождетесь своего пассажира.
  — Я это и так понял, — деньги моментально исчезли в кармане водителя. — Да и полиция здесь еще та! Но с вашей стороны это очень благородно. Впрочем, я много слышал о вас. Говорят, вы честнейший человек, настоящий профессионал, свое дело знаете от и до. И, самое главное, никогда не стараетесь сделать так, чтобы победил тот, у кого карман набит деньгами. Так что если вдруг вам понадобится моя помощь, можете рассчитывать на меня. Уж я не подведу. Меня зовут Винтерс, Джек Винтерс.
  — О'кей, Джек! Кто знает, вдруг придет такой день, когда мне придется пригласить вас выступить перед судом присяжных. Дабы ваша память не ослабела, возьмите еще пять долларов. На эти деньги вы сможете купить себе пачку сигарет или чего-нибудь покрепче.
  — Благодарю вас, сэр. — Таксист взял деньги и тут же испарился из кабинета.
  Едва дверь за ним закрылась, как Мейсон поднял трубку телефона, набирая номер Пола Дрейка.
  — Пол, отправь-ка своих ребят в отель «Реган». Скорее всего, мой потенциальный клиент зарегистрирован там как Уильям Меллори. Позвони мне сразу, если моя догадка окажется верной, и установи наблюдение за всеми, с кем он входил в контакт.
  Делла Стрит, которая, одетая в элегантный серый костюм и ярко-красную блузку, выглядела не столько многоопытным секретарем прославленного адвоката, сколько весьма привлекательной молодой женщиной, появилась на пороге кабинета Мейсона.
  — Шеф, с тобой хотел бы переговорить Джексон. Ты можешь уделить ему пару минут?
  Мейсон кивнул.
  Следующие полчаса он напряженно работал, шлифуя текст апелляции по делу о нанесении телесных повреждений. Делла Стрит несколько раз появлялась в кабинете, чтобы подписать очередной документ, понимая, что в скором времени ее босс вновь целиком сосредоточится на деле, которое потребует от него всей его энергии и душевных сил, а все второстепенное будет отложено на неопределенный срок. Во всяком случае, так бывало всегда.
  Перри Мейсон как раз объяснял своему сотруднику слабые места в позиции противной стороны, которые нужно выгодно обыграть в их апелляции, когда Делла Стрит вновь появилась на пороге кабинета:
  — Звонит Пол Дрейк, шеф. Утверждает, что это очень важно.
  Едва Мейсон поднял трубку телефона, как в ней послышался взволнованный голос детектива:
  — Перри, я в отеле «Реган». Если епископ тебе до сих пор интересен, то немедленно приезжай сюда.
  — Еду, — коротко ответил Мейсон.
  Правой рукой он еще опускал трубку на рычаг, а левой уже схватил шляпу.
  — Делла, — бросил он на ходу, — тебе нет нужды оставаться здесь. Если мне что-либо понадобится, я позвоню тебе домой. Ну а вы, Джексон, продолжайте работу. Когда полностью закончите текст апелляции, покажете мне.
  Почти бегом Мейсон покинул здание и, остановив такси, приказал ехать в отель «Реган». Там он был через четверть часа. Дрейк ждал его в холле в компании толстого лысого коротышки, в зубах которого торчала короткая черная сигарета.
  — Познакомься, Перри, — сказал Дрейк. — Это Джим Поли, местный детектив.
  Поли первым протянул руку:
  — Рад с вами познакомиться, мистер Мейсон. Я много о вас слышал. — Он с живейшим интересом разглядывал известного адвоката.
  — Поли — мой давнишний приятель, — Дрейк незаметно подмигнул Мейсону. — Едва ли в нашем городе найдется второй такой профессионал. Пару раз я пытался воспользоваться его услугами, однако для этого мне вечно не хватало денег. Но котелок у него варит. Пару-тройку раз он давал мне весьма разумные советы. Запомни его имя, Мейсон. Когда-нибудь он окажет тебе весьма существенную помощь.
  Поли перекатил сигару из одного угла рта в другой и скромно сказал:
  — Разумеется, я вовсе не гений и звезд с неба не хватаю, но шевелю мозгами неплохо, когда нужно. И ничего не принимаю на веру. Руководствуюсь исключительно здравым смыслом.
  Дрейк добродушно похлопал детектива по плечу:
  — Видите? Сама скромность. Можешь мне не верить, Перри, но именно он накрыл с поличными шайку, которая долгое время орудовала в отелях, используя отмычки. Разумеется, все лавры достались полиции, хотя фактически именно Поли сдал их тепленькими… Так вот, мы кое-что обнаружили. Полагаю, лучше всего тебе об этом расскажет Джим.
  Местный детектив вытащил сигару изо рта и веско, но очень тихо, словно боялся, что их кто-то может подслушать, сказал:
  — Уильям Меллори действительно остановился в нашем отеле. Весьма интересная личность. Он уехал на такси, и по всему было видно, очень торопился. Но вот что странно — кто-то тут же сел ему на хвост. Случайный человек не обратил бы на это никакого внимания, но, понимаете, я ведь профессионал и слежу за такими вещами. Я моментально заметил того типа, едва его машина отъехала от обочины. Я видел, как он что-то сказал водителю и кивнул в сторону Меллори. Мне даже не потребовалось знать, что именно он сказал: смысл был предельно ясен. Вот почему я решил повнимательнее присмотреться к Меллори, потому что его преследователем мог быть кто угодно: от частного детектива до сотрудника ФБР. Наш отель весьма респектабельный и тихий, и нам не нравится, когда среди постояльцев находятся люди, за которыми ведется слежка. Вот почему я решил поговорить с Меллори и намекнуть ему, что нам понадобился его номер. С тем я и занял наблюдательный пост в холле.
  К тому времени, когда он вернулся, в холле сидела молодая рыжеволосая дама. Увидев его, она сразу же вскочила с кресла и почтительно с ним поздоровалась. В ответ он поклонился и молча прошел к лифту. У него весьма забавная походка из-за очень коротких ног. Он переваливается, как утка. Естественно, я решил, что эта дама дожидается его, так что он долго не задержится в своем номере, а спустится вниз, раз не пригласил ее к себе. Сами понимаете, не так-то легко разговаривать с постояльцами на неприятные темы. Иной раз они легко выходят из себя и грозят подать в суд за оскорбление личности. По большей части это не более чем пустая болтовня, но выслушивать такое все равно неприятно. Вот я и решил, что когда эта рыженькая особа поднимется к нему в номер, я и предъявлю ему требование администрации. В присутствии свидетеля он наверняка будет вести себя спокойнее.
  Мейсон кивнул, а Дрейк пробормотал:
  — Я же говорил, Перри, что мозги у него варят. Соображает, что к чему. Учтет все факты.
  Поли скромно улыбнулся и продолжал:
  — И действительно, минут через пять рыжеволосая особа встает и поднимается наверх. Я решаю дать им минут пять-шесть поговорить, а уж потом зайти в номер. Но проходит совсем немного времени, как она выскакивает из лифта и мчит к двери, словно за ней гонится убийца с револьвером. Я хотел было ее остановить, но вовремя сообразил, что на это у меня нет никаких причин, а неприятностей хватит и с самим Меллори. Вот почему я отпустил ее с миром, ведь если бы она подняла скандал, в дурацком положении оказался бы лишь я один.
  После этого я поднимаюсь в номер 602, который занимает Меллори, и — о ужас! Там произошло настоящее сражение. Кресла опрокинуты, зеркало разбито, а сам Меллори без чувств лежит на кровати. Я даже вначале решил, что он покойник, пока не пощупал пульс. Драка в любом случае была достаточно шумной, но, к несчастью, ни в соседних номерах, ни внизу никто не проживает. Пульс у него очень слабый, но все же прослушивается. Значит, сердце работает, и это пока еще не покойник. Я быстренько вызываю «Скорую помощь». Врач прибыл через пять минут, и они начинают приводить клиента в сознание.
  — Это им удалось? — нетерпеливо спросил Мейсон.
  — Увы. Очень глубокий обморок. Разумеется, я не хотел, чтобы наш отель фигурировал в скандальной хронике, поэтому уговорил врача и санитаров кареты «Скорой помощи» спустить его на грузовом лифте и уехать по боковой аллее. А теперь еще один интересный факт: едва уехала первая «Скорая», как прибыла вторая. Телефонистка уверяет, что вызывала только одну «Скорую», но запись в книге регистрации вызовов свидетельствует, что из отеля было два вызова, причем оба раза звонили молодые женщины, если судить по голосам. Вывод очевиден: эта молодая рыжеволосая особа вначале отправила Меллори в глубокий нокаут, а потом сама же и вызвала «Скорую».
  Мейсон вновь согласно кивнул.
  Поли сунул изжеванный конец сигары в толстые губы и чиркнул спичкой. Воспользовавшись паузой, Мейсон многозначительно взглянул на Дрейка. Тот, отвечая на молчаливый вопрос адвоката, произнес:
  — Я подумал, не захочешь ли ты посмотреть, как работает квалифицированный детектив. Джим собрался подняться наверх и тщательно осмотреть комнату постояльца. Вдруг отыщется что-нибудь интересное. Думаю, тебе будет полезно понаблюдать за действиями Поли, тем более что я хорошо знаком с твоим стилем работы.
  Поли выпустил несколько облачков сизого дыма и вдруг заскромничал:
  — Понимаете, я обычный человек, который лишь хорошо делает свое дело.
  — Понятно, — с воодушевлением сказал Мейсон, — мне бы хотелось увидеть вашу работу, Поли.
  Детектив раздулся от важности:
  — Вне всякого сомнения, полицейским не понравится, если я возьму в номер Меллори посторонних. Они предпочитают, чтобы люди моей профессии скромно стояли в стороне и наблюдали, как свора ищеек шарит на месте преступления, затаптывая следы и уничтожая улики. Ха! Они такие умники, что это для них пустяки. Но если вы пообещаете ни до чего не дотрагиваться, то мы поднимемся в номер и быстро все осмотрим. По ходу работы я смогу дать мистеру Мейсону кое-какие разъяснения.
  Детектив подошел к лифту и нажал кнопку вызова. Мейсон повернулся к Дрейку:
  — Кто-нибудь из твоих людей находится здесь в данный момент?
  Тот молча кивнул.
  Подошел лифт. Поли и Мейсон с Дрейком вошли в него.
  — Шестой, — скомандовал детектив лифтеру.
  Выйдя из лифта, они прошли длинным коридором и остановились возле двери номера Меллори. Вытащив ключ, детектив еще раз предупредил:
  — Ни до чего не дотрагиваться!
  — Ясно, — сказал Дрейк, и едва детектив вошел в номер, он тихо, чтобы тот не услышал, добавил: — Будем надеяться, что один из моих ребят все же проследит за рыжеволосой бестией. Главное, чтобы об этом не узнал Поли.
  В номере царил хаос. Кресло было перевернуто, коврики сбиты в угол, торшер опрокинут, лампочка разбита — ее осколки блестели на ковре крошечными льдинками, — зеркало тоже расколото. Небольшой сундук для перевозки верхней одежды раскрыт, рядом с ним на полу пишущая машинка. Дверца шкафа приоткрыта, внутри висят несколько костюмов. Взгляд Мейсона задержался на кожаном портфеле, замок которого был вырезан с трех сторон и болтался на лоскутке кожи.
  — Рыжеволосая, видимо, пыталась обворовать его, но он поймал ее с поличным. Когда она ударила Меллори по голове и он потерял сознание, она принялась рыться в его вещах, скорее всего, надеясь найти деньги.
  — В таком случае, эта рыжая, должно быть, опытная преступница, — заметил Мейсон.
  Детектив криво улыбнулся.
  — А это вам ни о чем не говорит? — Он махнул рукой, указывая на беспорядок.
  Мейсон кивнул.
  — Самое важное, что мне сейчас нужно сделать, — сказал Поли, вытаскивая карандаш, — переписать все вещи, которые здесь находятся. Когда пострадавший придет в себя, он наверняка заявит, что у него пропала масса всего, а отель не предпринял необходимых мер по охране его имущества. Надо держать ухо востро, иначе наживешь неприятностей.
  — Хочу кое-что добавить, Перри, — сказал Дрейк. — Многие полагают, что детектив в отеле может и не иметь семи пядей во лбу. Ведь обязанности у него несложные. Я же придерживаюсь совершенно иного мнения. Эта работа требует от детектива находчивости и смелости.
  Мейсон еще раз кивнул.
  — Поли, мне кажется, нам лучше уйти отсюда.
  — Я полагал, что вы побудете здесь, пока я произведу осмотр.
  — Нет, мне было просто интересно увидеть, с чего вы начнете, — сказал Мейсон. — Как я понял, сейчас вы составите список вещей?
  — Да.
  — Неужели вы учтете абсолютно все, что находится в помещении?
  — Безусловно. И сделаю это очень быстро.
  — Мне бы хотелось взглянуть на ваши записи, когда вы закончите, чтобы разобраться, по какому принципу вы систематизируете предметы в списке.
  Поли вытащил из кармана блокнот.
  — Все очень просто. Я…
  — Мы еще встретимся, — прервал его Мейсон. — А пока спасибо, что вы разрешили нам войти сюда. Кстати, сомневаюсь, чтобы кто-то еще обратил внимание на ту девушку в холле.
  — Да-да. Она чертовски умна. Неторопливо встала с места и лишь слегка наклонила голову, когда Меллори проходил мимо. Видимо, они познакомились раньше и договорились о свидании в отеле.
  Мейсон слегка толкнул Дрейка в бок:
  — Уходим.
  Поли провел их до лифта и вернулся в номер 602, чтобы продолжить работу.
  — Я не был уверен, что тебе захочется поиграть с этим парнем, хотя и грех было упустить такую возможность, — сказал Дрейк. — Он напыщенный индюк, но свое дело действительно знает и делает его обстоятельно. Лестью от него можно добиться чего угодно.
  — Мне просто хотелось взглянуть на обстановку в номере, — пояснил Мейсон. — Скорее всего, епископа проследили вплоть до моего офиса, и он сумел это обнаружить. Он решил избавиться от «хвоста», поэтому и оставил водителя такси дожидаться перед входом, а сам ушел через служебный. Те, кто установил за ним наблюдение, надеялись, что епископ задержится и они успеют обыскать его багаж. Он же явился в момент обыска, и произошло небольшое сражение.
  — Ну а какова роль рыжеволосой девицы в холле?
  — Это я и сам хотел бы знать. Надеюсь, твоим людям удалось выяснить, где она сейчас.
  — Будем надеяться. Здесь находился Чарли Даунс. Я велел ему следить за любым человеком, с которым епископ войдет в контакт. Сейчас позвоню в контору и узнаю, было ли от него сообщение.
  Дрейк зашел в будку телефона-автомата, и, когда через три минуты вышел, на лице его сияла довольная улыбка.
  — Чарли звонил несколько минут назад. В настоящий момент он на Адамс-стрит возле многоквартирного дома. Именно туда зашла рыжеволосая.
  — Отлично! Так чего мы ждем? Поехали!
  Машина Дрейка находилась на стоянке возле отеля. Продемонстрировав чудеса водительского мастерства, он за десять минут добрался до нужного дома. Едва они вышли из машины, как рядом возник высокий мужчина с физиономией гангстера. Это и был Чарли Даунс.
  — Рассказывай, — скомандовал Дрейк. Вытащив сигарету изо рта, он встал боком, чтобы можно было наблюдать за домом.
  — При виде рыжеволосой красотки епископ несколько растерялся. Он подал ей еле заметный знак и отправился к себе в номер. А через несколько минут красотка поднялась и направилась туда же. Я не рискнул пойти следом, но обратил внимание, что указатель лифта высветил цифру «шесть». А через несколько минут девушка вернулась, и вид у нее был крайне взволнованный. Она чуть ли не бегом выскочила из отеля, пересекла улицу и зашла в ближайшую аптеку, чтобы позвонить. После этого остановила первое же такси и приехала сюда.
  — Заметила ли она, что ты ведешь слежку?
  — Вряд ли.
  — Где она живет?
  — Она открыла нижний почтовый ящик справа. Понятно, что я установил, кому он принадлежит. Джанет Ситон, проживает в номере 328. Я тут же позвонил в контору, чтобы получить дальнейшие указания.
  — Отлично. Славная работа, — похвалил Дрейк. — Побудь еще здесь некоторое время, вдруг она выйдет. А мы поднимемся наверх.
  Оперативник кивнул и вновь забрался в машину. Дрейк заметил, что Мейсон с любопытством рассматривает ее. Это был старенький «Шевроле».
  — Самая подходящая машина для такого рода работы. Настолько неприметная, что на нее никто не обратит внимания, и в то же время надежная и безотказная. На ней можно поехать куда угодно, а если вдруг понадобится кого-либо прижать к обочине, то лишняя вмятина погоды не сделает.
  Мейсон улыбнулся:
  — Держу пари, что мотор здесь явно не родной.
  — Само собой.
  — Полагаю, мы не станем предварительно звонить этой крошке?
  — Чего ради? Зачем давать ей шанс подготовиться к встрече? А для того, чтобы открыть дверь подъезда, позвоним другому жильцу.
  Услышав щелчок запирающего устройства, Дрейк открыл дверь, и они вошли в подъезд. Проигнорировав лифт, они поднялись по лестнице на третий этаж. Остановившись возле нужного номера, они замерли. За дверью слышалась какая-то возня.
  — Собирает вещички, — шепнул Дрейк.
  Мейсон кивнул и осторожно постучал в дверь. Испуганный женский голос спросил:
  — Кто там?
  — Вам срочная телеграмма.
  — Подсуньте под дверь.
  — Вы должны доплатить пять центов.
  — Минутку, — послышались удаляющиеся шаги, затем женщина вернулась. Она предприняла бесплодную попытку просунуть пятицентовую монетку в щель между дверью и полом.
  — Что еще за глупости, — проворчал Мейсон. — Я почтальон, а не мальчишка-рассыльный. Откройте же дверь и получите телеграмму!
  Щелкнула задвижка, и дверь приоткрылась. Этого было достаточно — Мейсон успел просунуть в щель носок. Женщина испуганно вскрикнула и попыталась закрыть дверь, но Мейсон без труда распахнул ее, заявив:
  — По какой причине вы так волнуетесь, мисс? Мы просто хотим с вами поговорить.
  Он сразу же увидел раскрытый чемодан на постели. Другой чемодан, побольше, лежал на полу.
  — Намерены отправиться в путешествие, мисс?
  — Кто вы такие и как смеете врываться сюда столь бесцеремонно? Где телеграмма?
  Мейсон указал на свободный стул.
  — Садись, Пол.
  Когда детектив уселся, Мейсон примостился на краешке постели. Молодая женщина смотрела на них расширенными от ужаса глазами. Волосы ее были цвета меди, а кожа отличалась той бархатистой белизной, которая характерна для рыжих. У нее была очень красивая фигура.
  — Кстати, вы тоже можете сесть, — сказал Мейсон.
  — Кто вы такие? Почему вы ко мне вломились?
  — Нам хотелось бы переговорить с вами по одному делу. Откуда вы знаете епископа Меллори?
  — Не понимаю, о чем вы говорите. Я не знаю никакого епископа Меллори.
  — Но вы недавно были в отеле «Реган»?
  — Ничего подобного! — вскричала она, весьма правдоподобно демонстрируя возмущение.
  — Вы заходили в номер Меллори, — сказал Мейсон. — Местный детектив заметил вас в вестибюле. Он видел, как вы поднимались наверх. Так что не упирайтесь.
  Дрейк добавил:
  — Полагаю, вы осознали свое незавидное положение. Насколько нам известно, вы последняя, кто видел епископа живым.
  Она прижала кулачок ко рту, глядя на Мейсона полными ужаса глазами.
  — Живым? Он не мог умереть!
  — Что дает вам основание так думать?
  Девушка без сил упала в кресло и разрыдалась. Мейсон сочувственно посмотрел на нее и вполголоса сказал Дрейку:
  — Может, не будем на нее слишком сильно давить?
  — Почему же? Если ее не загнать в угол, она будет врать напропалую, и мы только зря потеряем время. Положись на меня.
  Пол подошел к девушке, забрал у нее носовой платок и, глядя в упор, спросил:
  — Это вы его убили?
  — Нет! Я его не знаю! И я уверена, что он не умер.
  Мейсон подмигнул Дрейку:
  — Я поговорю с ней. Послушайте, Джанет, за епископом Меллори наблюдало сразу несколько человек. Я не намерен объяснять вам, мисс, что это за люди и почему он их заинтересовал. Важно, что за ним следили, когда он вошел в отель. Вы сидели в холле и подали ему условный знак. Он кивнул вам в ответ, показывая, чтобы вы немного подождали. Минут через пять вы поднялись на шестой этаж и почти сразу же вернулись. Вы были страшно взволнованы. За вами тут же было установлено наблюдение. Так что вы никак не сможете отвертеться. Кстати, именно вы вызвали из аптеки карету «Скорой помощи».
  — Кто вы такой?
  — Друг епископа Меллори.
  — Чего ради я должна вам верить?
  — В настоящий момент вам придется удовлетвориться моими словами. Но, уверяю вас, я не сделаю вам ничего плохого.
  — Откуда я могу это знать?
  — Но ведь я же сижу с вами и не звоню в полицию.
  — Он не умер?
  — Нет.
  — Таким путем ты ничего не выяснишь у нее, Перри, — сказал Дрейк. — Она будет лгать и изворачиваться.
  Девушка повернулась к детективу:
  — Замолчите! С ним я договорюсь гораздо быстрее, чем с вами.
  — Хотелось бы в это верить, — не сдавался Дрейк. — Знаю я вас, женщин.
  Девушка больше не слушала его и вновь повернулась к Мейсону:
  — Буду совершенно откровенна с вами. Я ответила на его объявление в газете.
  — И таким путем познакомилась с ним?
  — Да.
  — Какого рода объявление?
  — Он искал опытную медсестру.
  — Так вы дипломированная медсестра?
  — Да.
  — Сколько еще человек откликнулось на это объявление?
  — Понятия не имею.
  — Когда вы виделись с ним?
  — Вчера.
  — Епископ сообщил в объявлении свое имя и адрес?
  — Нет, только номер почтового ящика.
  — А потом?
  — После того как он получил мое письмо, он сам позвонил мне и сказал, что хочет переговорить со мной.
  — Когда это было?
  — Вчера. Поздно вечером.
  — Итак, сегодня вы пришли в отель, чтобы встретиться с епископом?
  — Нет, я поехала в отель еще вчера, и он меня нанял.
  — Он сказал, чем вы будете заниматься?
  — Да. За больным человеком нужен постоянный уход.
  — Можно взглянуть на ваши документы? — вмешался Дрейк.
  — Пожалуйста. — Девушка открыла чемодан и, вытащив оттуда конверт, протянула его детективу. Затем вновь повернулась к Мейсону. Теперь она выглядела намного уверенней.
  — У вас имеется копия этого объявления? — спросил Мейсон.
  На секунду она отвела глаза, затем сказала:
  — Нет.
  — А в какой газете оно было напечатано?
  — Не могу припомнить. В одной из вечерних газет пару дней назад.
  — Итак, епископ Меллори вас принял?
  — Да.
  — Он не сказал, чем болен пациент?
  — Нет, но, как я поняла, речь идет о сумасшедшем.
  — Почему вы укладываете вещи? — спросил Дрейк, возвращая конверт.
  — Потому что епископ сказал мне, что я отправляюсь вместе с ним и пациентом в путешествие.
  — Говорил ли он — куда?
  — Нет.
  — И он велел вам встретить его в отеле?
  — Да. Причем я не должна была с ним разговаривать в холле. Он обещал лишь кивнуть мне, если все будет в порядке. Через пять минут мне надлежало подняться к нему в номер.
  — Чего ради такая конспирация?
  — Не знаю. Он не объяснил, а я не спрашивала. Он ведь епископ, значит, у меня не было причин сомневаться в правильности его поступков. Плата меня устраивала, а ведь вы знаете, что душевнобольные легко впадают в ярость, если догадываются, что находятся под наблюдением.
  — Итак, вы зашли к нему в номер и что там увидели?
  — Там царил ужасный беспорядок, а епископ Меллори лежал на полу без сознания. Пульс был слабый, но ровный. Я подняла его и уложила на постель.
  — Кто-нибудь еще был в комнате?
  — Никого.
  — Дверь была закрыта?
  — Приоткрыта на пару дюймов.
  — В коридоре вы никого не видели?
  — Нет.
  — Никто не спускался в лифте, пока вы поднимались наверх?
  — Нет.
  — Почему вы не поставили в известность администратора отеля?
  — В этом не было необходимости. Я вышла из отеля и вызвала «Скорую помощь».
  — А затем поспешили сюда и начали укладывать вещички, — насмешливо сказал Дрейк.
  — Я не собиралась удирать. Но мне нужно было уложить вещи, чтобы быть готовой к путешествию. Мой пациент должен был отплыть на теплоходе «Монтери».
  — И каковы ваши дальнейшие планы?
  — Буду дожидаться вестей от епископа. Надеюсь, он вскоре оправится и позвонит мне.
  Мейсон поднялся:
  — О'кей, Пол, думаю, она рассказала нам все, что знала. Уходим.
  Дрейк был неприятно поражен:
  — Как, Перри, неужели ты ее отпустишь, поверив во всю эту болтовню?
  Мейсон нахмурился:
  — Разумеется. Твоя беда, Пол, что ты постоянно имеешь дело со всякого рода проходимцами и жуликами и совершенно забыл, как обращаются с женщиной, которая вовсе не намерена тебя обманывать.
  Дрейк вздохнул:
  — Ладно, пошли.
  Джанет Ситон поднялась, подошла к Мейсону и с чувством пожала ему руку:
  — Огромное спасибо за ваше человеческое отношение ко мне.
  Едва они вышли в коридор, как дверь за ними захлопнулась и в замке повернулся ключ.
  — Какого черта, Перри! — взорвался Дрейк. — Мы могли бы многое выяснить, если бы ты подтвердил, что ее заподозрили в убийстве!
  Мейсон покачал головой:
  — Я так не думаю. Эта девушка явно что-то замышляет. И если она заподозрит, что мы не верим ее болтовне, то вряд ли выведет нас на верный след. Направь в отель пару ребят. Пусть порасспросят местного детектива. Я не сомневаюсь, что люди, напавшие на Меллори, появились в холле еще до того, как детектив поднялся в номер епископа.
  — Что еще, Перри?
  — За девицей надо установить постоянное наблюдение. Да, и не забывай о той давнишней автомобильной аварии. Узнай, в какой госпиталь поместили епископа, и справься о его самочувствии.
  — Держу пари, что он не тот, за кого себя выдает, — проворчал Дрейк.
  Мейсон усмехнулся:
  — Пока я не склонен с тобой спорить. Держи меня в курсе событий.
  Глава 3
  В пять часов все лифты и эскалаторы обычно заполнены людьми, закончившими работу и спешащими домой. Внизу они сливаются в единый водоворот, который при помощи линий метро растекается по всем уголкам огромного города.
  С улицы доносились свистки регулировщиков, гудки автомобилей, звонки трамваев, когда Мейсон вернулся к себе.
  Делла Стрит, сидевшая за столом и занятая сортировкой писем, подняла голову и посмотрела на вошедшего шефа.
  — Ну, — спросила она, — встретился с епископом? Выяснил, что это за история?
  Адвокат покачал головой:
  — Нет. Епископ госпитализирован. Временно он вышел из игры. Делла, раздобудь все вчерашние и сегодняшние газеты. Нам надо проверить частные объявления о найме медсестры.
  Делла послушно поднялась, но, подойдя к двери, остановилась.
  — Шеф, а не мог бы ты мне рассказать, что все-таки произошло?
  — Мы проследили епископа до отеля. Кто-то ударил его по голове мешочком с песком, и он потерял сознание. Мы устремились в погоню за рыжеволосой бестией, а когда догнали, она преподнесла нам занимательную историю, в которой не было ни слова правды. Но несколько раз она нечаянно проговаривалась, так как не могла достаточно быстро придумать мало-мальски правдоподобную версию.
  — Что мы будем искать в газетах? — деловым тоном спросила Делла.
  — Эта рыжая девица сказала, что она познакомилась с епископом, ответив на помещенное им в газете объявление. Это может быть правдой, так как епископ чужой в нашем городе. Во всяком случае, не помешает это проверить. Смотри в разделе «Требуется квалифицированная медсестра». Кстати, рыжеволосую зовут Джанет Ситон.
  — Но для чего епископу Меллори понадобилась медсестра?
  — Сейчас она ему в самом деле нужна, — усмехнулся Мейсон. — Кто знает, не предвидел ли он заранее эту случайность и не принял ли необходимые меры? Он сообщил рыженькой, что ей предстоит путешествовать с пациентом.
  Кивнув, Делла отправилась в архив и через несколько минут вернулась с кипой периодики. Мейсон освободил стол, закурил и со словами: «Ладно, начали», — принялся за первую газету. Минут через пятнадцать он, устало моргая, спросил:
  — Обнаружила что-нибудь, Делла?
  Дочитав последний столбец, Делла отрицательно покачала головой:
  — Ничего похожего, шеф.
  — Представляю злорадство Пола Дрейка. Я-то решил, что мы добьемся большего, если отпустим эту рыжеволосую. Более того, я самоуверенно заявил, что отлично вижу, когда она врет, а когда говорит правду.
  — Тебе показалось, что она не врала про объявление?
  — Да, в этом я был уверен. Разумеется, не все в ее рассказе было правдой, но я все же полагал, что это именно та путеводная ниточка, которая поможет нам выбраться к свету.
  — Почему ты так решил?
  — Ты же знаешь, как это бывает. Людям приходится врать второпях, не имея времени придумать правдоподобную версию. В таком случае они непременно мешают правду с вымыслом, ибо это значительно проще, чем придумывать все от начала до конца. Так вот, рассказ о газетном объявлении прозвучал вполне правдоподобно.
  Мейсон поднялся и принялся расхаживать по кабинету, засунув большие пальцы за отвороты пиджака.
  — Самое неприятное заключается в том, что Пол Дрейк хотел ее прижать, оказав психологическое давление, полагая, что если она испугается, то мы добьемся от нее большего. Возможно, он был прав. Но ведь ты знаешь, что представляют собой рыжеволосые женщины. Это весьма решительные натуры, которые могут за себя постоять. Я опасался, как бы она не закатила истерику. Ну и решил, что мы добьемся большего, если предоставим ей видимость свободы. А накинься мы на нее с пустыми угрозами, результат мог быть непредсказуемым.
  Зазвонил телефон.
  Делла Стрит, не отрывая взгляда от одной из газет, взяла трубку и официально произнесла:
  — Офис мистера Перри Мейсона. — Выслушав ответ, она тут же передала трубку адвокату: — Это Пол Дрейк.
  — Что нового, Пол? — спросил Мейсон.
  В голосе детектива было заметно волнение:
  — Я раздобыл данные по тому давнишнему событию. Во всяком случае, я надеюсь, что это именно то, что тебя интересует. Женщина и мужчина поехали в Санта-Энн, чтобы там зарегистрировать брак. Они возвращались в Лос-Анджелес, женщина была за рулем. Перед этим она выпила бокал шампанского. Возможно, это и стало причиной трагедии: она врезалась в машину хозяина небольшого ранчо. Пострадавшему было около восьмидесяти. Самое непонятное заключается в том, что в то время ничего не было предпринято по горячим следам. Записали лишь имя водителя и адрес. Пострадавший умер через пару дней, а приказ об аресте по обвинению в убийстве был подписан лишь через четыре месяца. Все это кажется мне весьма подозрительным.
  — Кто была эта женщина?
  — Некая Джулия Брэннер, которая в то время была миссис Оскар Браунли. Внесу ясность: Оскар Браунли был сыном Ренуолда К. Браунли.
  Мейсон тихонько присвистнул:
  — А не было ли какого-либо скандала в связи с их браком?
  — Хм, не забывай: все это произошло в 1914 году, а Браунли нажил свои миллионы в результате каких-то биржевых манипуляций во время кризиса 1928 года. У него хватило ума не пускаться в сомнительные авантюры, а заниматься лишь сделками с недвижимостью. Сейчас он утроил, если не учетверил свой капитал.
  — Неужели было так трудно арестовать эту женщину?
  — Представь себе. Молодые вскоре поссорились с отцом и уехали неизвестно куда. Примерно через год Оскар возвратился. К тому времени дела Ренуолда значительно улучшились.
  — А где Оскар в данный момент?
  — Увы, он умер три года назад.
  — У него была дочь, не так ли?
  — Верно. Но и здесь мне не все ясно. Сплошные тайны. Понимаешь, старший Браунли очень любил своего сына, но внучку признал лишь после его смерти. Он не одобрял женитьбу сына и, по всей вероятности, считал девочку скорее «ошибкой» матери, а не отпрыском своего рода. Тем не менее два года назад почему-то отыскал ее и поселил у себя в особняке. Большой шумихи по этому поводу не было. Девочка просто переехала к Ренуолду.
  Мейсон нахмурился, выстукивая пальцами левой руки на крышке стола какой-то марш.
  — В таком случае мать девушки, которая в настоящий момент купается в роскоши, проживая в резиденции Браунли на Беверли-Хиллз, скрывается от закона. Именно ее должны арестовать по обвинению в убийстве человека в Ориндж-Кантри двадцать два года назад.
  — Верно.
  — Вот что, Пол, эта история весьма заинтересовала меня. Что слышно о епископе?
  — В настоящий момент особых опасений его самочувствие не вызывает, как сообщил мне дежурный хирург. Едва Меллори немного оправится, его тут же переведут в частную клинику. Когда это произойдет, я поставлю тебя в известность.
  — Что с мисс Ситон?
  — Можешь не волноваться. Двое моих людей не спускают глаз с ее квартиры. Очень жаль, что ты не разрешил мне задать ей жару.
  Мейсон улыбнулся:
  — Ты плохо разбираешься в рыжеволосых. Все будет в порядке. Узнай все, что только возможно, о Браунли и тут же позвони мне.
  — Я попутно выяснил еще кое-что о епископе. Он прибыл в Сан-Франциско шесть дней назад на теплоходе «Монтери» и прожил четыре дня в отеле «Палас». Затем переехал сюда, в отель «Реган».
  — Ну что же, посмотрим, что тебе удастся узнать в Сан-Франциско. Навещал ли его кто-либо в отеле и все такое. Держи меня в курсе. Через час мы с Деллой отправимся куда-нибудь перекусить.
  Мейсон положил телефонную трубку и возобновил привычный маршрут по кабинету. Однако не успел он сделать нескольких поворотов, как Делла возбужденно сказала:
  — Шеф, ты все же оказался прав. Вот оно!
  — Что?
  — Объявление.
  Адвокат подошел к столу Деллы и, положив руку на плечо девушки, наклонился, глядя на объявление, которое Делла подчеркнула красным карандашом. Оно гласило:
  «Если дочь Чарлза и Грейс Ситон, которая раньше проживала в Рено, штат Невада, напишет письмо на почтовый ящик XYZ в Лос-Анджелесе, она узнает нечто весьма важное для себя».
  — Ну и ну! — сказал Мейсон. — Колонка личных сообщений, да?
  Делла кивнула:
  — Как видишь, у меня больше доверия твоему чутью, чем у тебя самого. Вот почему, не обнаружив ничего подходящего в разделах, сообщающих о поисках прислуги, я переключилась на личные объявления.
  — Проверь теперь, нет ли чего интересного в «Таймс». Когда было помещено это объявление?
  — Вчера.
  Мейсон взял «Таймс» за то же число, быстро просмотрел колонку личных объявлений и довольно крякнул:
  — Посмотри-ка!
  Делла вслух прочитала:
  — «Требуется информация, которая поможет мне связаться с Джанет Ситон. Ей исполнится двадцать два года 19 февраля. Дипломированная медсестра, рыжеволосая, привлекательная, рост пять футов один дюйм. Является дочерью Чарлза В. Ситона, который погиб шесть месяцев назад в автомобильной катастрофе. Премия в 25 долларов первому человеку, который сообщит исчерпывающие данные о девушке. Абонементный ящик АВС „Лос-Анджелес таймс“».
  Делла Стрит взяла ножницы и вырезала оба объявления.
  — Ну как?
  Мейсон довольно потер руки:
  — Теперь я могу утереть нос Дрейку.
  — Вижу, дело тебя весьма заинтересовало.
  — Да-да. Совсем как тот соус, который я приготовил во время последнего пикника. Он у меня получился полным комков.
  — Шеф, но ведь приготовить соус — это же не распутать убийство!
  — Как тебе сказать… Меня учил готовить знаменитый повар из лучшего ресторана в Нью-Йорке. Соус называется «Тысяча островов».
  — Так, может, эти комочки и были тысячей островов?
  — Возможно. Позвони Полу Дрейку и предупреди, что мы с тобой уходим обедать. Не упоминай об объявлениях. Обнаружит ли он их сам? Договорись о встрече после обеда.
  — Послушай, шеф, а не бежим ли мы впереди паровоза? Мы довольно успешно занялись сбором информации о самом епископе, но не для него. В конце концов, ведь именно его заинтересовало дело об убийстве двадцатидвухлетней давности.
  Мейсон задумчиво почесал кончик носа:
  — Да, он интересовался именно этим. Но я нюхом чую что-то более важное, и этот запах становится все сильнее. Я попытался сложить два и два, и у меня получилось шесть, Делла.
  Глава 4
  Перри Мейсон был в превосходном настроении, когда заказывал коктейли и обед. Подняв бокал, Делла Стрит отсалютовала ему:
  — Предстоит интересное дело, не так ли, шеф?
  Адвокат кивнул:
  — Мне нравятся всякие запутанные шарады. Ненавижу рутину. Мне нравится иметь дела с мошенниками, распутывать их козни. Мне нравится, когда они лгут и изворачиваются, а я уличаю их во лжи. Люблю жизнь, движение и вечно меняющиеся условия игры.
  — Ты полагаешь, что этот заика-епископ старается провести тебя?
  Мейсон аккуратно поставил пустой бокал на стол.
  — Да. Епископ затеял непростую игру. Я это почувствовал в то самое мгновение, когда он переступил порог моего кабинета. Я не сомневаюсь, что он пытался скрыть истинные мотивы. Вот почему я собираюсь узнать, с кем имею дело и чего он в действительности добивается. Я должен знать это еще до того, как он сочтет нужным мне сообщить… А не потанцевать ли нам?
  Он увлек Деллу на танцевальную площадку, где они начали двигаться в ритме танго, великолепно понимая друг друга благодаря долгой практике. Когда они вернулись к своему столику, первое блюдо было уже подано.
  — Расскажи, как ты представляешь себе это дело, шеф, — попросила Делла, когда они уселись.
  — С удовольствием. Мне самому хочется еще раз осмыслить все известные в настоящий момент факты и попытаться увязать их в единое целое. Некоторые из них тебе известны, другие нет. Начнем сначала. Мне наносит визит человек, называющий себя австралийским епископом. Он крайне возбужден и от волнения заикается. Причем каждый раз, когда это случается, злится на себя. С чего бы это?
  — Потому что прекрасно понимает, что епископ не должен заикаться. Возможно, этот недостаток появился у него недавно из-за эмоционального потрясения. Его беспокоит, что заикание может остаться надолго.
  — Прекрасно. Вполне логичное объяснение. Именно это я и сам подумал вначале. Но, предположим, этот человек вовсе не епископ, а какой-то мошенник, маскирующийся под епископа Меллори. Он склонен заикаться, когда находится в возбужденном состоянии. Вот почему он изо всех сил старается не заикаться, но от этого заикается еще сильнее, опасаясь, естественно, что этот не характерный для священнослужителя недостаток его выдаст.
  Делла наклонила голову в знак согласия.
  — Едем дальше. Епископ хотел видеть меня по поводу убийства двадцатидвухлетней давности. Он не называл никаких конкретных имен, но можно не сомневаться, что он имел в виду Джулию Брэннер, которая как раз в то время стала миссис Оскар Браунли, женой старшего сына Ренуолда К. Браунли. Нет нужды рассказывать тебе, кто такой Браунли. Вскоре после женитьбы Оскар с женой уезжают в неизвестном направлении. Через год Оскар возвращается, а вот женщина — нет. В округе Окридж ей было предъявлено обвинение в убийстве. Но это было сделано много позднее автомобильной аварии.
  — Ну и что?
  — Предположим, Ренуолд Браунли не сомневался, что сын к нему вернется, но не хотел, чтобы с ним вернулась и невестка. В таком случае было бы умным ходом нажать на известные ему политические педали и добиться, чтобы был выдан ордер на арест жены его сына: ведь как только она переступила бы границу штата Калифорния, ее тут же упрятали бы в тюрьму по обвинению в убийстве.
  Делла Стрит рассеянно кивнула, отодвинув пустую тарелку:
  — Как я слышала, с Браунли живут еще двое внуков.
  — Совершенно верно. Филипп Браунли, сын младшего сына Ренуолда, и девушка, имени которой я еще не слыхал, дочь Оскара. Далее, епископ Меллори прибывает в Сан-Франциско и на четыре дня останавливается в отеле «Палас». Он помещает объявления в газете и…
  — Минутку, шеф, — остановила его Делла. — Я кое-что вспомнила. Ты говоришь, что епископ прибыл сюда на теплоходе «Монтери»?
  — Да. И что с того?
  Делла смущенно рассмеялась:
  — Шеф, тебе много известно о людях. Ты никогда не задумывался, почему стенографистки, секретарши, продавщицы с таким интересом читают великосветские новости?
  — И почему же?
  На минуту взгляд Деллы стал мечтательным.
  — Я догадываюсь, шеф. Ведь и сама обычно читаю о том, кто прибыл на фешенебельный курорт Палм-Спринг, что происходит в Голливуде и тому подобное. Все знакомые мне секретарши тоже не пропускают такого рода чтиво.
  Мейсон попросил:
  — Хорошо, опусти вводную часть, Делла.
  — Так вот, я случайно запомнила, что Джанет Элва Браунли, внучка Ренуолда К. Браунли, была пассажиркой шикарного теплохода «Монтери» от Сиднея до Сан-Франциско, и все газеты взахлеб писали о том, что привлекательная молодая наследница была центром внимания на судне. Так что, шеф, я тоже кое на что гожусь.
  Мейсон улыбнулся:
  — Двенадцать.
  — Что — двенадцать?
  — Минуту назад я тебе говорил, что если сложить два и два в этом деле — будет шесть, и это меня беспокоило. Но теперь я складываю два и два и получаю двенадцать…
  — Двенадцать чего?
  Адвокат покачал головой:
  — Давай пока не будем ломать себе над этим головы. Не так часто нам удается отдохнуть в приятной обстановке. А уж по возвращении в офис мы займемся делами. Вызовем туда Пола Дрейка. Надеюсь, к тому времени вещь, которая меня беспокоит, уже превратится в мираж. Но если этого не случится, нам предстоят веселые денечки. Уйма загадок!
  — Что дает тебе основание так считать, шеф?
  — Это не может быть правдой. Ладно, пока не будем об этом говорить, чтобы потом не разочароваться. Вдруг Пол Дрейк добудет факты, доказывающие, что нас обвели вокруг пальца.
  — Ты хочешь сказать, что девушка…
  — Ну-ну! — Мейсон шутливо погрозил пальцем. — Уж не намерена ли ты спорить с шефом? Не станцевать ли нам фокстрот? Не забывай, мы даем отдых нашим головам.
  Делла поняла, что Мейсон не намерен больше говорить о делах. Лишь когда было покончено с десертом и адвокат допил последний бокал вина, он со вздохом сказал:
  — Ну что же, Делла, давай вновь вернемся к нашей погоне за призраками и постараемся доказать, что они просто мираж.
  — Ты так считаешь?
  — Боюсь даже думать, что это не так. Позвони Полу Дрейку. Нужно, чтобы он ожидал нас в офисе.
  — Послушай, шеф, вот что я думаю. Допустим, эта женщина, зная, что существует ордер на ее арест, удрала в Австралию и…
  — Ни слова больше! — Он похлопал ее по плечу. — Не будем строить беспочвенные гипотезы. Давай придерживаться фактов. Пока ты будешь звонить Дрейку, я позабочусь о такси.
  Делла кивнула, но задумчивое выражение не исчезло с ее лица.
  — Конечно, если выяснится, что он в действительности никакой не епископ, а самозванец…
  Мейсон указательным пальцем ткнул ей в бок:
  — Остановитесь, или я стреляю!
  Она засмеялась:
  — Хорошо, я позвоню Полу после того, как приведу себя в порядок. — С этими словами она исчезла в дамской комнате.
  
  Пол Дрейк осторожно постучал в дверь кабинета Мейсона, и Делла впустила его.
  — Вижу, ты неплохо пообедала, Делла, — подмигнул девушке детектив.
  — Так что там слышно о епископе, Пол? — спросил Мейсон.
  — В настоящий момент епископ вполне способен отправиться в морское путешествие, — сказал Дрейк. — Он покинул госпиталь и вернулся к себе в отель. Однако пока он не может надеть шляпу — голова у него забинтована. Виден только один глаз и кончик носа. Но ведет себя благопристойно, как и подобает путешествующему священнослужителю.
  — А мисс Ситон?
  — Все еще у себя на квартире на Адамс-стрит. Даже не выходила оттуда. Очевидно, дожидается звонка епископа, а до этого момента не намерена ничего предпринимать.
  — Что-то здесь не так, Пол, — задумчиво сказал Мейсон.
  — Почему же? — возразил детектив. — Она паковала чемоданы, когда мы ворвались к ней. Очевидно, она и в самом деле намерена отправиться в путешествие. Думаю, она не лгала, говоря, что собирается уехать с епископом и с каким-то больным, за которым должна ухаживать. Вот она и дожидается указаний от епископа.
  — Она даже не выходила пообедать?
  — Даже не выносила мусорное ведро.
  — Как я понял, двое твоих людей держат под контролем оба выхода из дома, так?
  — Да. Оперативник, который проследил ее до квартиры, стережет парадный вход, а второй агент — черный ход. Я оставил его сразу, как только мы уехали оттуда.
  — Делла сообщила о факте, который может оказаться важным. Джанет Элва Браунли приехала на теплоходе «Монтери» из Сиднея.
  — Ну и что?
  — Епископ Меллори, как ни странно, тоже ехал на том же судне. Иначе говоря, они провели вместе две или три недели. Так вот, когда епископ Меллори явился ко мне, он говорил именно о матери мисс Браунли.
  Дрейк нахмурился. Мейсон тем временем продолжал:
  — Нам с Деллой пришла в голову одна идея. Конечно, она может оказаться несостоятельной, и все же мне хотелось бы знать твое мнение по этому вопросу.
  — Давай. Обожаю не оставлять камня на камне от чужих идей.
  — Допустим, миссис Брэннер удрала в Австралию. Допустим, что после того, как Оскар Браунли вернулся в Штаты, у нее родился ребенок. Допустим, что епископу Меллори, который был в то время главой англиканской церкви в Австралии, было поручено поместить девочку в какой-либо хороший дом. Допустим, что он отдал ее в семью Ситон, а далее случилось следующее: когда епископ ехал в США на теплоходе, он обнаружил, что какая-то девушка на судне выдает себя за Джанет Браунли, и тут же понял, что она является самозванкой. Допустим, он решил действовать предельно осторожно и осмотрительно, раздобыть какие-либо факты, прежде чем начать конкретные действия. В первую очередь ему нужно было отыскать настоящую мисс Браунли. Ну как, эта версия увязывается с уже известными нам фактами?
  Дрейк задумался, затем улыбнулся:
  — Ну, ты и фантазер, Перри. Это уже слишком. Да и кто примет девушку в доме Браунли без ведома ее матери? Ведь если бы это была не ее дочь, она подняла бы такой крик, что чертям в аду стало бы тошно.
  — Думаю, да, — перебил его Мейсон. — Но мать находилась в отъезде и ничего не знала об этом. А сейчас до нее дошли слухи. Вот она и поспешит сюда, чтобы поднять скандал.
  — Но до сего времени она не появилась. Да и к тому же молодые девушки настолько изменяются внешне, что в них невозможно узнать тех розовощеких крошек, какими они когда-то были, прежде чем расцвести в сообразительную наследницу. Епископ Меллори, видимо, куда лучше разбирается в исполнении церковных обязанностей, нежели в том, чтобы ставить отметины младенцам, предназначенным для усыновления. Нет, Перри, скорее всего, ты стоишь на неверном пути. Мне думается, что кто-то решил немного потрясти Браунли, вот и понадобился лжеепископ, чтобы возвести фундамент операции. Ведь если напустить на богатого старика этого самозваного епископа в компании доверчивого, но весьма агрессивного адвоката, проглотившего трогательно-слезливую историю, — они вместе смогут кое-чего добиться от самого Браунли!
  — Ты настаиваешь, что это лжеепископ?
  — Я в этом не сомневался с самого начала. Уверен, мошенник. Очень уж подозрительно заикание!
  — Согласен, мне это тоже не нравится.
  — Уже теплее. Хоть в чем-то мы сходимся.
  — Так что нам надо в первую очередь переговорить с этим Меллори, если, разумеется, он сам не свяжется со мной. Сколько времени он уже находится в отеле?
  — Не больше получаса. В госпитале его довольно искусно залатали, да и вообще ваш епископ легко отделался.
  — Что он заявил полиции?
  — Сказал, что едва открыл дверь своего номера, как его тут же ударили чем-то тяжелым по голове. Очнулся уже в госпитале.
  Мейсон нахмурился:
  — А как он объяснил разбитое зеркало и разгром помещения? Ведь это красноречивые следы борьбы.
  Дрейк пожал плечами:
  — Мне известно, что он именно это сообщил полицейским. Конечно, когда человек получает такой удар по голове, он многое может забыть.
  — Наблюдение за епископом ведется?
  — Пара агентов непрерывно следит за его номером. У них две машины.
  — Думаю, пора нанести еще один визит мисс Ситон. Возьмем с собой Деллу. Рыжеволосая девица еще та штучка, но, будем надеяться, Делле удастся подобрать к ней ключик.
  — Вряд ли, — неуверенно сказал Дрейк, — в настоящий момент мы ничего из нее не вытянем.
  — Почему же?
  — Мне не нравится, как ты принялся за это дело, Перри. Знаю я этих птичек. Мы должны были ее запугать, заставить поверить, что епископ убит, заявить, что она является подозреваемым номер один и все такое. Вот тогда она была бы вынуждена рассказать правду, чтобы обелить себя.
  — Во всяком случае, частично она все же сказала правду. Например, то, что познакомилась с Меллори через газетное объявление. Делла, покажи Полу вырезки.
  Делла вытащила из папки две газетные заметки и протянула детективу. Тот с хмурым видом прочитал короткий текст.
  — Ну и что? С текстом объявления она все равно наврала.
  — Это прекрасно вписывается в ту картину, что я тебе нарисовал. Ты не получил никаких дополнительных фактов из Австралии?
  — Нет, но я попросил своих коллег прислать мне подробное описание внешности епископа и сообщить его нынешний адрес.
  — И все же, Пол, мне кажется, что именно рыжая мисс является тем лицом, у которого находятся все ключи к разгадке. Мы вновь нагрянем к ней, зададим интересующие нас вопросы, а после этого отправимся к его святейшеству заикающемуся епископу. Надеюсь, к тому времени мы уже не будем блуждать в потемках.
  — Я все понимаю, Перри, но чего ради столько возни из-за дела, которое, скорее всего, ни к чему не приведет? Ведь, как мне кажется, никто особенно не нуждается в твоих услугах.
  — Пол, ты не замечаешь потенциальных возможностей данной ситуации. Прежде всего это неплохая головоломка, а ведь ты знаешь, как я отношусь к головоломкам. Во-вторых, если чутье меня не обманывает, мы находимся лишь в начале расследования этого дела. Дела, где, по-моему, крутятся большие деньги.
  — В начале?
  Взглянув на часы, Мейсон поднялся.
  — Полагаю, в течение ближайшего времени я получу исчерпывающие сведения от женщины, которая носит имя Джулия Брэннер либо миссис Оскар Браунли.
  — Уж и не знаю, откуда у тебя такая уверенность! Но если ты окажешься прав, то в ближайшее время у тебя действительно будет много работы.
  Мейсон надел шляпу:
  — Хватит болтать. Вперед!
  
  Через пятнадцать минут они затормозили возле многоквартирного дома, в котором проживала мисс Ситон. Внутри салона стоявшей напротив дома неприметной машины светился огонек сигареты. Дверца открылась, и из машины выбрался Чарли Даунс.
  — Как дела? — спросил Дрейк.
  — Все о'кей, — подмигнул оперативник. — Сколько времени мне еще здесь торчать?
  — Тебя сменят в полночь, — сказал Дрейк. — Мы поднимемся к ней, а ты пока оставайся здесь. Возможно, она выйдет из дома сразу же, едва мы уйдем. Если такое случится, нам надо знать, куда она отправится.
  Они поднялись на третий этаж, и Дрейк уверенно нажал кнопку звонка квартиры 328. Ответа не последовало. Он постучал.
  Мейсон прошептал:
  — Минутку, Пол. Мне пришла в голову одна мысль. — Он повернулся к Делле и вполголоса проговорил: — Делла, скажи громко: «Джанет, это я. Открой!»
  Делла кивнула и, наклонившись к самому замку, произнесла нужные слова. Вновь никакого ответа.
  — Пойду-ка я проверю черный ход, — сказал детектив.
  — Мы подождем здесь, — согласился адвокат.
  Дрейк, проигнорировав лифт, побежал вниз по ступенькам.
  — Допустим, она не имела возможности выйти незамеченной мимо парней Дрейка… — проговорила Делла.
  — Будем надеяться, — сухо отозвался Мейсон.
  — В таком случае она здесь.
  — Не понял.
  — Вдруг она… Понимаешь…
  — Наложила на себя руки?
  — Да.
  — Это не тот человек, Делла. Нет, она больше похожа на борца, чем на истеричку. Конечно, не исключено, что она перебралась в квартиру какой-нибудь приятельницы в этом же доме. Такую возможность не стоит сбрасывать со счетов. Или же она затаилась в квартире, притворяясь глухой.
  Они замолчали, с нетерпением дожидаясь Дрейка. Наконец тот появился, тяжело дыша.
  — Она где-то здесь, так как не выходила ни из парадной двери, ни из черного хода. Понимаешь, Перри, я подумал, что… — Он замолчал, хотя адвокат понял, что он имеет в виду.
  — Делла тоже подумала о такой возможности. Но я не верю, что она способна на такой шаг.
  Дрейк подмигнул:
  — Я знаю, как это проверить.
  — Как адвокат, — усмехнувшись, сказал Мейсон, — могу сразу же заявить, что, скорее всего, твои методы противозаконны.
  Дрейк вытащил из кармана кожаный футляр и, открыв его, извлек универсальную отмычку.
  — Так что же нами руководит: сознание долга или элементарное любопытство? — осведомился он.
  — Любопытство.
  Дрейк решительно вставил отмычку в замочную скважину.
  Мейсон повернулся к Делле Стрит:
  — Тебе лучше оставаться в стороне от этого дела. Стой в коридоре и не входи в квартиру. Если поднимется шумиха, тебя никто ни в чем не сможет обвинить.
  Замок негромко щелкнул.
  — Сделаем так: если ты заметишь кого-нибудь в коридоре, тут же стучи в дверь. Мы закроем ее изнутри. Твой стук будет для нас сигналом, что следует соблюдать тишину.
  — А если появится хозяйка?
  — Ну, это вряд ли. Но вот на всякий случай ее приметы: 22–23 года, рыжеволосая, белая матовая кожа, симпатичная. Постарайся придумать какой-нибудь предлог, чтобы увести ее от двери, дабы мы имели возможность удрать незамеченными. Скажи, что внизу ее дожидается какой-то человек, которому срочно необходимо с ней поговорить. Не называй никаких имен, но пусть у нее сложится впечатление, что это епископ. Нам интересно будет узнать ее реакцию.
  — Договорились. Все будет в порядке.
  — И не забывай, что она еще та штучка. Настоящий порох, — предупредил Мейсон. — Так что никаких споров, а то как бы она не вцепилась тебе в волосы.
  — Свет включать? — спросил детектив.
  — Не шарить же в темноте.
  Закрыв дверь, Дрейк тут же нашел выключатель, и гостиную залил яркий свет. Казалось, в помещении ничего не изменилось: одежда так и лежала ворохом на постели, на ковре стоял объемистый чемодан, но хозяйки не было и следа.
  — Проверь спальню, Дрейк, — тихо сказал Мейсон, — а я гляну на кухне. И не забудь большой шкаф за кроватью. Великий боже, если мы найдем ее мертвой — вот будет история!
  — Не сыпь мне соль на рану. — Дрейк скрылся в спальне.
  Они торопливо осмотрели всю квартиру. Никого.
  — Так-то, Перри, — Дрейк развел руками. — Она все же нас перехитрила. Неужели в доме действительно живет ее подруга и она перебралась к ней?
  — Сомневаюсь, — покачал головой Мейсон. — Если бы она планировала нечто подобное, то обязательно закончила бы укладывать чемодан, на тот случай, если понадобится быстро уйти из дома. Увы, Пол, едва мы вышли, как она тут же бросилась к черному ходу и улизнула еще до того, как твой агент занял пост.
  — По всей видимости, ты прав, Перри, — грустно сказал Дрейк. — Да, дешево же она нас купила! А я-то воображал, что отсюда и мышь не выскочит без моего ведома.
  Мейсон угрюмо сказал:
  — Ничего не остается, как поехать к епископу.
  Они вышли в коридор, и Мейсон сообщил Делле неутешительные известия.
  — Возвращайся в офис, Делла. Подожди на тот случай, если туда явится Джулия Брэннер или же миссис Оскар Браунли.
  — Понятно, шеф.
  — Мы довезем тебя до бульвара, а там уже легко найти такси. Сами же поедем в отель «Реган».
  Дрейк отдал распоряжение своим людям, чтобы те продолжали наблюдение за домом, на тот случай, если мисс Ситон все же вернется.
  В холле отеля Дрейк начал беспокойно оглядываться по сторонам:
  — Куда, черт подери, подевались мои ребята?
  — Как тебя понимать?
  — Неужели он вышел?
  — Чтобы встретиться с мисс Ситон в заранее условленном месте, — высказал догадку Мейсон.
  — Нужно переговорить с Джимом Поли, — произнес Дрейк. — Вдруг ему что-либо известно… А вот и он, легок на помине. Джим!
  Детектив отеля, выглядевший нелепо в черном фраке, важно наклонил лысую голову, показывая, что заметил их, и неторопливо двинулся навстречу.
  — Этот Меллори, англиканский епископ, по всей видимости, неплохой человек, — сказал Поли. — Он сказал, что в номере ничего не пропало, так что по этому поводу он не будет поднимать скандал. И раз так, то репутации отеля ничего не грозит. Настоящий джентльмен. А ведь у него сильно болит голова. Кстати, он недавно ушел, но оставил письмо для мистера Мейсона.
  Мейсон и Дрейк переглянулись.
  — Для меня? — сказал адвокат.
  — Именно. Оно у меня в столе. Сейчас принесу.
  — Он забрал с собой вещи? — поинтересовался Дрейк.
  — Нет. Полагаю, он отправился в ресторан поужинать.
  Поли подошел к столику дежурного администратора и вытащил из ящика стола запечатанный конверт. На нем было написано:
  «Мистеру Перри Мейсону, адвокату. Вручить, когда он зайдет в отель сегодня вечером».
  Мейсон аккуратно вскрыл конверт. Внутри находился листок фирменной почтовой бумаги, к которому канцелярской скрепкой была прикреплена банкнота в пять долларов. Короткая записка гласила:
  «Уважаемый мистер Мейсон!
  Выйдя от вас, я понял, что за мной ведется слежка. Чтобы оторваться от преследования, я уговорил дежурного администратора выпустить меня через служебный ход. Позднее я связался с ним и выяснил, что вы уплатили таксисту по счетчику. Благодарю вас и возмещаю расходы.
  Что же касается дела, о котором я консультировался, то оно хотя и не даст немедленных результатов, но все же окупится сторицей».
  Мейсон вздохнул и спрятал пять долларов в карман.
  — Епископ не сообщил, когда он вернется? — спросил он Джима Поли.
  Детектив покачал головой и сказал:
  — До чего приятный человек этот епископ. Похоже, он совершенно не переживает из-за инцидента, а ведь ему лишь чудом не проломили череп. Он даже шляпу не может надеть — вся голова забинтована.
  Мейсон многозначительно кивнул Дрейку.
  — Позвони к себе в контору. Пора.
  Дрейк тут же зашел в будку телефона-автомата. Разговор не был продолжительным. Через несколько секунд он приоткрыл дверцу и поманил Мейсона:
  — Мои парни проследили епископа. Он в Лос-Анджелеском порту, причал 157. По дороге заходил в магазин, купил два чемодана и кое-что из одежды. Оттуда сразу же поехал в порт и поднялся на борт теплохода «Монтери». Из каюты не выходил. Через полчаса теплоход отплыл обратно в Австралию через Гонолулу и Паго-Паго. Мои ребята эскортировали судно на быстроходном катере, чтобы убедиться, что епископ не сойдет где-нибудь в открытом море… Похоже, Перри, наш друг попросту удрал. Стопроцентная вероятность того, что он не тот, за кого себя выдает.
  Мейсон пожал плечами:
  — Дай-ка я позвоню Делле.
  Голос Деллы Стрит был возбужденным:
  — Поздравляю, шеф! Ты был прав!
  — Не понял.
  — Здесь находится Джулия Брэннер. Она с нетерпением тебя ждет. Говорит, что дело не терпит отлагательств.
  Глава 5
  Джулия Брэннер смотрела на Мейсона карими глазами, которые очень шли к ее волосам цвета меди. Ей можно было бы дать лет двадцать пять, если бы не складка под подбородком и две тоненькие морщинки от носа к уголкам губ.
  — Я не привык принимать клиентов в столь неурочное время, — заявил Мейсон.
  — Я увидела свет в окнах вашего кабинета и решила подняться. Ваша секретарша уверила, что вы меня примете.
  — Вы живете в нашем городе?
  — Пока остановилась у подруги и, возможно, останусь у нее. Мы будем снимать квартиру на паритетных началах.
  — Вы замужем?
  — Меня зовут мисс Брэннер.
  — Работаете?
  — В настоящий момент нет, но до недавнего времени работала. У меня остались небольшие сбережения.
  — Вы работали в этом городе?
  — Нет.
  — А где?
  — Разве это имеет какое-то значение?
  — Имеет.
  — Солт-Лейк-Сити.
  — Так вы делите квартиру с приятельницей?
  — Да.
  — Как долго вы с ней знакомы?
  — Я ее знаю еще по Солт-Лейк-Сити. Там у нас тоже была общая квартира.
  — Телефон имеется?
  — Глэдстон 37–19.
  — Ваша специальность?
  — Медсестра… Но не лучше ли мне рассказать о причине, по которой я пришла к вам, мистер Мейсон? А после этого, если вы сочтете нужным, я отвечу на второстепенные вопросы.
  Мейсон решительно покачал головой:
  — Нет, я всегда стараюсь вначале побольше узнать о человеке, чьи интересы придется отстаивать. Что подвигло вас обратиться именно ко мне?
  — Ваша репутация говорит сама за себя.
  — И вы приехали из Солт-Лейк-Сити только ради этого?
  — Не совсем.
  — Вы приехали сюда поездом?
  — Самолетом.
  — Когда?
  — Недавно.
  — А поконкретнее?
  — Утром, в десять часов, если вам так важно знать точно.
  — Кто порекомендовал вам обратиться именно ко мне?
  — Человек, которого я знала еще по Австралии.
  Мейсон вопросительно поднял брови.
  — Епископ Меллори. В то время он еще не был епископом, но сейчас он епископ, — уточнила посетительница.
  — И он посоветовал вам идти ко мне?
  — Да.
  — Так вы виделись с епископом сразу после вашего приезда?
  Она заколебалась:
  — Ну, я думаю, мистер Мейсон, что это неважно.
  Мейсон улыбнулся:
  — Возможно, вы и правы, так как я сомневаюсь, что возьмусь за ваше дело. Понимаете, в настоящий момент я весьма занят и…
  — Но вы должны… Вы просто не имеете права отказать мне! Я…
  — Так когда вы виделись с епископом Меллори?
  Она обреченно вздохнула:
  — Несколько часов назад.
  — Но вы находитесь здесь с утра?
  — Да.
  — И почему же в таком случае вы не пришли ко мне в приемные часы?
  Она заерзала в кресле. Было видно, что терпение ее вот-вот иссякнет, но она все же сумела взять себя в руки и ответила:
  — Епископ Меллори посоветовал мне обратиться к вам. Но я никак не могла встретиться с ним, так как он находился в госпитале. С ним произошел несчастный случай. На него напали.
  — Он посоветовал вам отправиться ко мне?
  — Да.
  — Дал ли он вам какое-либо письмо?
  — Нет.
  — В таком случае как вы можете доказать, что действительно знаете епископа Меллори и виделись с ним, что именно он направил вас ко мне?
  Снова в ее карих глазах мелькнуло негодование, но она лишь покачала головой.
  Мейсон невозмутимо продолжал:
  — Как вы понимаете, я не могу заинтересоваться вашей проблемой.
  С секунду она нерешительно смотрела на Мейсона, потом рывком раскрыла сумочку, которая лежала у нее на коленях.
  — Ну что же, полагаю, это рассеет ваши сомнения. — Ее рука, обтянутая тонкой перчаткой, принялась лихорадочно рыться внутри. Мейсон сразу же насторожился, так как заметил автоматический револьвер рядом с чисто женскими предметами, обычно находящимися в дамских сумочках. Почувствовав его реакцию, мисс Брэннер отвернулась, загораживая сумочку плечом, и быстро извлекла желтый конверт, в котором хранился фирменный бланк телеграммы. Закрыв сумочку, она протянула конверт Мейсону.
  Телеграмма была отправлена из Сан-Франциско и адресована Джулии Брэннер, медсестре госпиталя «Систез» Солт-Лейк-Сити, штат Юта. Там было всего лишь несколько строк:
  «Встретимся отеле „Реган“ Лос-Анджелес днем четвертого тчк Захватите все необходимые документы тчк Уильям Меллори».
  Мейсон, нахмурясь, дважды перечитал телеграмму.
  — Днем вы так и не встретились с Меллори?
  — Это было просто невозможно. Он же был в госпитале.
  — Вы встретились с ним вечером, несколько часов назад?
  — Да.
  — Говорил ли он что-либо о своих дальнейших планах?
  — Нет.
  — Что он вообще сказал?
  — Посоветовал обратиться к вам и рассказать свою историю.
  Мейсон уселся поудобнее в кресле и разрешил:
  — Начинайте.
  — Вы знаете Ренуолда К. Браунли?
  — Слышал о нем, — осторожно сказал Мейсон.
  — А Оскара Браунли?
  — И о нем слышал.
  — Я миссис Оскар Браунли, — торжественно заявила она, выжидательно поглядывая на адвоката, как шахматист, сделавший хороший ход.
  Мейсон вытащил сигарету, закурил, затем спросил, не повышая голоса:
  — И вы, насколько мне известно, скрываетесь от закона. Прокуратура округа Окридж выдала ордер на ваш арест за наезд на человека, повлекший смерть пострадавшего.
  Она отпрянула, как будто Мейсон нанес ей удар в солнечное сплетение:
  — Как… как вы это узнали? Епископ не должен был вам этого говорить!
  — Я упомянул это только для того, чтобы вы поняли: не стоит неправильно освещать те или иные факты. Так что приступайте к своей истории, но постарайтесь ничего не упустить и не исказить.
  Некоторое время она смотрела на Мейсона, затем неторопливо начала повествование, больше похожее на декламацию. Можно было предположить, что текст вызубрен ею наизусть или же от многократного повторения запечатлелся в мозгу, как поэма.
  — Двадцать два года назад я была ужасно непоседливой девушкой. Ренуолд Браунли тогда только начинал заниматься операциями с недвижимостью и не располагал большим состоянием. Оскар, его сын, ходил у него в любимчиках, мальчику нравилась беспечная жизнь, шумные сборища, всеобщее внимание. Я уже тогда была медсестрой и встретилась с ним на какой-то вечеринке. Он влюбился в меня, и мы почти сразу поженились. Так быстро все бывает только в молодости…
  Отец Оскара, Ренуолд, был в ярости, так как сын даже не посоветовался с ним. Но мне думается, все было бы в порядке, если бы не это проклятое дорожное происшествие. Именно оно полностью изменило мою жизнь, спутав все карты. Мы выпили в баре по бокалу шампанского, но я не была пьяна. Водитель, обладающий такой слабой реакцией, что его и за милю нельзя было подпускать к автомобилю, внезапно вывернул из-за угла справа. Поверьте, я сделала все возможное, чтобы избежать столкновения, и резко свернула влево. Если бы он ехал, как раньше, все было бы в порядке, но старик, потеряв самообладание, крутанул руль, и его машина врезалась в мою. Когда же разбирали происшедшее, обвинили во всем меня, так как я была слегка навеселе. Оскар же вообще был мертвецки пьян — вот почему я вела машину. Вы даже не представляете, какие в то время в Окридже были законы. Могли посадить в тюрьму даже за скорость тридцать миль в час. Оскара вовремя предупредил отец, и мы уехали из штата. У нас ведь все равно был медовый месяц, так что мы отправились путешествовать в Австралию. Вот тут-то меня и подставили. Оскар попросил отца сделать все возможное, чтобы замять эту историю, но тот поступил как раз наоборот. Но это я поняла только недавно. К тому времени он уже сколотил приличный капитал, все время шел в гору. Вот он и решил, что его любимчика соблазнила какая-то авантюристка, отдавшись ему, даже не вступая в брак. Мы были в чужой стране. Я работала не покладая рук, а Оскар вообще не мог никуда устроиться. Старик тем временем, очевидно, нажал на все рычаги, чтобы не только не замять эту историю, но добиться ордера на мой арест по обвинению в убийстве. Он и слышать не хотел, чтобы я вернулась на родину. Одновременно он завел тайную переписку с Оскаром.
  В то время я об этом даже не подозревала. Однажды я вернулась с работы и обнаружила, что Оскар исчез. Его отец перевел ему деньги телеграфом, чтобы он смог купить билет до Штатов. После этого я проработала еще несколько месяцев, а затем мне пришлось оставить работу, так как я родила ребенка. Оскар даже не знал, что у меня родилась дочь. Я же, в свою очередь, поклялась себе, что он никогда об этом не узнает. Я ненавидела его самого, его семью и все то, что составляло смысл их существования. Тогда я даже не догадывалась, каково финансовое положение Ренуолда К. Браунли. Но если бы и знала, это ровным счетом ничего бы не изменило. Я решила во что бы то ни стало заработать на жизнь сама и обеспечить существование девочки. Но с грудным ребенком меня не брали на работу, а чтобы платить няне, у меня уже не было денег. Получался замкнутый круг. Я побарахталась и поняла, что это мне не под силу, хотя и отдавать ребенка Оскару я тоже не хотела.
  Епископ Меллори в то время был главой англиканской церкви. Это замечательный человек. У него совершенно отсутствует надменно-презрительное отношение к прихожанам, каким грешат многие святые отцы. Он очень помог мне. Я доверилась ему, и он нашел отличный дом для Джанет. Он сказал, что эти люди не богаты, но все же достаточно обеспечены для того, чтобы дать ей приличное образование. Усыновители настаивали на том, чтобы мне не было известно, кто именно взял девочку, чтобы исключить мои попытки разыскать ее в будущем. Епископ Меллори был вынужден дать честное слово, что он свято выполнит это требование.
  — И он сдержал слово? — спросил Мейсон.
  — Разумеется, — сказала Джулия Брэннер, но на глаза ее навернулись слезы. — В молодости все мы отличаемся импульсивностью и совершаем поступки, о которых впоследствии часто горько сожалеем. Я вышла замуж, подчиняясь минутному капризу, и так же легко отказалась от дочери. Могу вас заверить, что очень сожалею и о том, и о другом.
  Ее губы задрожали, и мать Джанет быстро заморгала глазами, чтобы прогнать непрошеные слезы.
  — Разумеется, это ничего не меняет… И вы можете не волноваться, мистер Мейсон. Я не позволю себе никаких истерик. У меня была трудная жизнь, но она закалила меня. Я никогда не ныла, не жаловалась и так же намерена поступать и в будущем.
  — Продолжайте.
  — Через несколько лет я вернулась в Штаты. Узнала, что Ренуолд-старший стал мультимиллионером. Что касается Оскара, то он жил на подачки отца. Естественно, я решила, что Оскар должен сделать что-то и для меня. Я написала ему. Он ответил ничего не значащей запиской. С его точки зрения, я была человеком, скрывающимся от правосудия. Старик тем более относился ко мне хуже некуда. Оскар прямо заявил, что если я вернусь в Калифорнию, меня тут же засадят в тюрьму по обвинению в убийстве. Теперь-то я ясно видела все козни старого Браунли, но что я могла поделать? Ведь я — лишь медсестра, с трудом сводящая концы с концами. Оскар каким-то не понятным мне образом получил развод. Да и что здесь непонятного? Обладая миллионами Браунли, можно сделать все, что угодно. Мне угрожали арестом и последующим тюремным заключением. Так что я не очень-то рвалась в Калифорнию. И уж тем более мне не нужен был Оскар. Разумеется, я рассчитывала, что так или иначе он постарается урегулировать наши отношения. Однако мои руки были связаны. Ведь меня намеревались судить не за управление автомобилем в нетрезвом состоянии, а за убийство человека. Против меня играли миллионы Ренуолда и его влияние в округе. У меня не было никаких шансов добиться оправдательного приговора. Если бы меня засадили в тюрьму, я бы потеряла квалификацию медсестры и гражданство и не смогла бы в дальнейшем зарабатывать на жизнь. Во всяком случае, именно так я рассуждала. И я была слишком напугана, чтобы подумать о возможности проконсультироваться с адвокатом. В то время я уже не верила в бескорыстие людей.
  — Продолжайте, — по голосу Мейсона было понятно, что он заинтересовался.
  — Единственное, чего я хотела, так это добиться для моей дочери того, что принадлежало ей по праву. Вот почему я написала в Австралию. Преподобный Уильям Меллори к этому времени стал епископом, но он не мог помочь мне, так как находился слишком далеко. Он сразу же напомнил мне о своем обещании и о моем тоже. Мою дочь взяли к себе исключительно порядочные люди, и она считала их отцом и матерью. Эти люди были настолько сильно к ней привязаны, что скорее предпочли бы умереть, чем дать ей понять, что они в действительности не являются ее родителями. У них не было особенно много денег, но они не нуждались в них. Я узнала, что моя дочь с детства интересовалась медициной и хотела стать медсестрой. Она хотела получить диплом и работать в детской больнице. Все ее любили и уважали. Мистер Мейсон, я бы перевернула всю землю, чтобы ее отыскать. Сначала я всячески пыталась уговорить епископа, клялась, что не открою ей правды, но кто поверит клятвам матери, разыскивающей единственную дочь? Я потратила все свои деньги до последнего цента на частных детективов, но они так и не сумели ее отыскать. Епископ Меллори — очень умный человек, он тщательно скрыл все следы, а добиться истины от него самого я не сумела. А потом я неожиданно получила эту телеграмму. Во мне вспыхнула надежда, что он мне все расскажет. Ведь моя девочка стала совсем взрослой, и нет никаких причин скрывать от нее правду. По всей вероятности, удочерившие ее люди умерли. Но епископ лишь настойчиво советовал мне встретиться с вами. Однако мне удалось узнать, что после смерти Оскара старик Ренуолд каким-то образом сумел выяснить, что у него есть внучка, и поручил детективам отыскать ее. Сейчас в его доме живет девушка по имени Джанет. Но… Понимаете, епископ Меллори уверяет меня, что это не настоящая Джанет. Все это обман, мошенничество. — Она замолчала, глядя в упор на Мейсона.
  — Чего же вы ждете от меня? — спросил Мейсон.
  — Для себя я ничего не хочу, но нужно сорвать маску с этой лжевнучки. Я хочу, чтобы вы отыскали мою дочь и добились того, чтобы она была признана единственной дочерью, законной дочерью Оскара Браунли.
  — Только учтите, что этого может и не случиться, — заметил Мейсон. — Дело в том, что Джанет — не единственная внучка Ренуолда Браунли. Насколько мне известно, у него имеется еще и внук. Поэтому старик может спокойно лишить Джанет наследства.
  — Да, есть еще Филипп Браунли, но, мне кажется, Ренуолд не пойдет на такую несправедливость. Нет, он обязательно сделает для внучки что-нибудь.
  — И это все, чего вы хотите?
  — Да.
  — Для себя — ничего?
  — Мне не нужно ни единого цента… Уж очень я не люблю эту семью. В свое время меня выгнали, как щенка. И теперь мне остается либо плакаться в жилетку, либо проклинать. Лично я предпочитаю последнее.
  Мейсон испытующе посмотрел на нее, потом тихо спросил:
  — Джулия, а зачем вам оружие?
  Она инстинктивно схватила сумочку и спрятала ее за спину.
  — Отвечайте!
  — Я возвращаюсь домой с работы в любое время дня и ночи. К некоторым медсестрам пристают пьяные на улице. Полицейские посоветовали мне иметь револьвер.
  — И у вас имеется разрешение?
  — Само собой.
  — А зачем вы захватили оружие сюда?
  — Оно всегда находится при мне с той самой минуты, как я его приобрела. Клянусь, мистер Мейсон, он для меня такая же естественная принадлежность, как помада или носовой платок.
  — Если у вас имеется разрешение на оружие, — медленно произнес Мейсон, — следовательно, номер этого револьвера зарегистрирован в полиции. Вам это известно, не так ли?
  — Конечно.
  — Знали ли вы, что епископ Меллори, никого не уведомив, отплыл на теплоходе «Монтери»? Даже его вещи остались в отеле.
  Джулия крепко сжала губы, потом решительно сказала:
  — Я предпочла бы не обсуждать действия и поступки епископа Меллори. В конце концов, единственный вопрос, который волнует меня, это будущее моей дочери.
  — Когда бы вы хотели, чтобы я начал? — спросил Мейсон.
  Она вскочила с кресла.
  — Немедленно! Я хочу, чтобы вы прижали к стене этого хладнокровного дьявола. Хочу, чтобы он молил о пощаде. Я хочу, чтобы вы доказали, что именно по его настоянию был выдан этот ордер. Это он удерживал меня так далеко от Штатов, он сделал все, чтобы Оскар расторг брак. Не подумайте, что мне нужен хотя бы цент из их миллионов, но я хочу добиться справедливости для дочери. Я хочу, чтобы вы заставили старого дьявола понять, что никакие деньги не смогут избавить его от ответственности за причиненное нам с Джанет зло!
  Сейчас в ее глазах не было даже намека на слезы. Лицо было бледным, глаза сверкали.
  Некоторое время Мейсон смотрел на свою новую клиентку, затем поднял трубку телефона:
  — Делла, соедини меня с Ренуолдом К. Браунли.
  Глава 6
  Сильный дождь, потоками низвергавшийся с ночного неба, усиливаемый порывами южного ветра, смыл листву на кустах, окружавших резиденцию Ренуолда К. Браунли на Беверли-Хиллз. Свет фар машины Перри Мейсона отразился в их глянцевой поверхности, когда он круто свернул на частную дорогу. Мейсон остановил машину под специальным навесом. Дворецкий, такой же неприветливый, как и погода, спросил:
  — Мистер Мейсон?
  — Да.
  — Мистер Браунли вас ждет. — Наклонив голову, он повернулся и вошел в дом. Мейсон последовал за ним. Дворецкий не сделал даже попытки забрать у адвоката пальто и шляпу.
  Они прошли полутемным холлом, повернули налево и оказались в огромной библиотеке, отделанной панелями мореного дуба. Мягкий свет позволял видеть ряды книг, кресла, столики.
  Человек, сидевший за огромным письменным столом красного дерева, отличался аскетичной внешностью, каковую, видимо, имели члены святой инквизиции. Волосы его были совершенно белые и такие редкие, что казались пухом, так что самыми запоминающимися на лице были брови, придающие старику сходство со стервятником или другой хищной птицей.
  — Итак, вы Перри Мейсон? — недружелюбно спросил он.
  Мейсон стряхнул дождевые капли с плаща и, не дожидаясь разрешения, сбросил плащ на подлокотник ближайшего кресла. Выпрямившись, он ответил официальным голосом:
  — Да, я Перри Мейсон. А вы, насколько я понимаю, Ренуолд К. Браунли?
  Адвокат ухитрился вложить в свой голос ровно столько неприязни, сколько ее было в голосе хозяина.
  — Присаживайтесь, — Браунли махнул в сторону кресла, стоящего напротив стола. — Рад, что вы нанесли мне визит, мистер Мейсон.
  — Благодарю, я присяду потом. Сейчас же предпочитаю постоять. А почему вас обрадовал мой приход?
  — Как я понял, вы намерены поговорить со мной о Джанет?
  — Правильно.
  — Мистер Мейсон, ваш авторитет адвоката внушает мне уважение.
  — Еще раз благодарю.
  — Не за что. Это не комплимент. Просто констатация факта, при данных обстоятельствах не слишком приятная для меня. Я с известным любопытством следил за вашими успехами по газетным статьям. Не стану скрывать, вы меня заинтересовали настолько, что мне хотелось с вами познакомиться, чтобы проконсультироваться в одном вопросе. Но потом я передумал, так как дело касалось финансов: это не очень подходит для адвоката, отличительной чертой которого является ловкость ума, а не…
  — Чувство ответственности? — закончил Мейсон насмешливым тоном, заметив, что Браунли заколебался.
  — Нет, я не это имел в виду. Ваши успехи связаны с драматичностью и театральными эффектами. Вот когда вы станете старше, мистер Мейсон, вы поймете, что люди, обладающие большими деньгами, стремятся остаться в тени и очень не любят показухи.
  — Иными словами, я не подошел вам.
  — Можно сказать и так.
  — А поскольку вы не решились обратиться ко мне за услугами, я имею полное право принять предложение тех людей, которые занимают противоположную позицию.
  Тень улыбки промелькнула на губах старика, который важно восседал за огромным столом в окружении предметов, кричащих о его огромном богатстве и высоком общественном положении, и, очевидно, поэтому считал свою позицию совершенно неприступной.
  — Неплохо, — одобрил Браунли. — Я ценю ваше умение обращать против меня мои же собственные слова. Что же, это вполне соответствует тому представлению, которое у меня сложилось о вас.
  — В двух словах я уже объяснил вам, что конкретно привело меня сюда. Речь идет о вашей внучке. Независимо от того, каково ваше личное мнение, мистер Браунли, я вовсе не платный борец, защищающий интересы тех, у кого нашлось достаточно денег, чтобы оплатить мои услуги. Отнюдь! Чаще всего я защищаю интересы тех, кто не может постоять за себя. Но я не предлагаю свои услуги всем без разбора. Я борюсь только для того, чтобы восторжествовала справедливость.
  — Не хотите ли вы уверить меня, мистер Мейсон, что вы всегда делаете все, чтобы восторжествовала справедливость и было наказано зло? — с насмешкой поинтересовался Браунли.
  — Я ни в чем не намерен вас уверять. Я просто ставлю вас в известность, а уж это ваше дело, верить мне или нет.
  Тень набежала на лицо Браунли.
  — Я считал вас более скромным.
  — Уж кому, как не мне, судить об этом.
  Мейсон наконец уселся в кресло, вытащил пачку сигарет и закурил с самым непринужденным видом, отметив попутно, что сдержанность известного финансиста довольно наигранна.
  — Не мне вам говорить, что, если человек обладает чем-то весьма заманчивым в глазах других людей, он будет подвергаться постоянному давлению. У вас есть деньги. Многие желают их получить и для этого прибегают к различным махинациям. Я намерен раскрыть свои карты. Цепь событий, обусловивших мой интерес к данному делу, была весьма необычной. Люди часто пытаются стать моими клиентами, прибегая к неординарным способам, зная, что я люблю запутанные случаи. Я вовсе не уверен, что это не была подобная хитроумная комбинация, проведенная только ради того, чтобы заручиться моей поддержкой. Если это так, то я не хочу ставить свои способности и энергию на службу людей, задумавших мошенничество. С другой стороны, если то, что я знаю, правда, есть все основания предполагать, что особа, которую вы считаете дочерью своего сына Оскара и Джулии Бреннер, в действительности совершенно чужой вам человек.
  — У вас имеются какие-то факты, позволяющие сделать подобное заявление? Иначе говоря, вас кто-то уполномочил это сделать?
  — Само собой. — Мейсон замолчал, глядя на тлеющий кончик сигареты, затем добавил, встретившись взглядом с неприязненным взглядом Браунли: — Я делаю это заявление по поручению единственного из оставшихся в живых родителя, Джулии Брэннер.
  На лице Браунли не дрогнул ни один мускул.
  — Могу я спросить вас, кто подтвердит личность Джулии Брэннер?
  Лицо Мейсона было столь же бесстрастно.
  — Никто. Вот почему я и обратился к вам. Если здесь имеет место обман, то только вы способны его разоблачить.
  — А если я докажу вам, что это действительно так?
  Мейсон с улыбкой развел руками:
  — В таком случае я теряю интерес к этому делу. Только учтите, мистер Браунли, я должен быть совершенно уверен в этом.
  — Джулия Брэннер — авантюристка. Я нанял детективов, и они представили мне полное досье на нее задолго до того, как она стала женой моего сына.
  Мейсон сделал глубокую затяжку, выпустил синеватое облачко дыма и, улыбнувшись, сказал:
  — У множества женщин прошлое, если его подвергнуть детальному исследованию, производит шокирующее впечатление.
  — И все же я утверждаю, что эта женщина — мошенница!
  — Вы говорите о Джулии Брэннер, жене вашего сына?
  — Да.
  — В таком случае, ваше утверждение, что она авантюристка, не имеет никакого отношения к юридическому статусу рожденного ею ребенка.
  Браунли некоторое время настороженно смотрел на Мейсона, затем продолжил холодным тоном банкира, анализирующего все недочеты представленной ему финансовой ведомости:
  — К счастью, рожденный ею ребенок был изолирован от нее еще в раннем возрасте. Я не желаю вдаваться в подробности того, как и когда это случилось. Я знаю, да и вы тоже, вне всякого сомнения, что Джулия Брэннер предприняла долгие и безуспешные попытки найти ребенка. На это ушли практически все ее сбережения. Но я располагаю большими возможностями, нежели она, и преуспел там, где она потерпела неудачу.
  — Делала ли Джулия попытки примириться с вашей семьей? Прошу дать мне точный ответ.
  Лицо Браунли было все таким же суровым.
  — Она никогда не предпринимала никаких попыток примириться, так как я принял меры, чтобы этого не произошло.
  — Правильно ли я понял, что вы превратили ее в лицо, скрывающееся от закона?
  — Можете толковать мое заявление как угодно. Я не намерен делать никаких признаний.
  — Мне бы хотелось предупредить вас, что, если я заинтересуюсь делом моей клиентки, я буду защищать ее интересы решительно во всем. И если выяснится, что миссис Брэннер была оклеветана, я приложу все усилия, чтобы вы поплатились за свои махинации.
  — Естественно. Иного я от вас и не ожидаю. Но сомневаюсь, что вы действительно заинтересуетесь делом Джулии Брэннер. Главным образом потому, что у меня есть все основания предполагать, что подлинная Джулия Брэннер умерла, а вы имеете дело с самозванкой.
  Мейсон покачал головой:
  — Ничего из того, что вы мне рассказали, не доказывает, что молодая особа, которую вы признали как внучку, в действительности является подлинной дочерью Джулии Брэннер, какая бы судьба ее ни постигла. С другой стороны, я располагаю некоторыми сведениями, которые заставляют меня верить, что вы стали жертвой ошибки или даже обмана.
  — Мистер Мейсон, я не намерен разглашать то, что мне известно, какие бы доводы вы ни приводили.
  — В таком случае как вы сможете убедить меня, что мне не следует браться за это дело?
  Некоторое время Браунли хмуро рассматривал адвоката, затем сказал:
  — Хорошо, вот что я сделаю, мистер Мейсон, но большего вы от меня не дождетесь. — Он извлек бумажник из крокодильей кожи и достал оттуда желтоватый листок бумаги.
  Мейсон с интересом наблюдал, как старик оторвал от него официальный бланк, а потом, немного подумав, и подпись.
  — Вы должны понять, мистер Мейсон, — сказал он, разглаживая листок, — что, когда я решил навести справки, все было проделано надлежащим образом. Я располагаю некоторыми неоспоримыми фактами, и характер этих фактов в высшей степени конфиденциальный. Нанял я самых лучших специалистов, которых только можно приобрести за деньги. Полагаю, вы стали жертвой мошенничества. Лично я убежден, что женщина, представившаяся вам Джулией Брэннер, никогда не была женой моего сына. Я знаю, что рожденный ею ребенок никогда не был дочерью моего сына, и у меня есть основание полагать, что ваш собственный интерес к этому делу пробудился главным образом потому, что лицо, располагающее определенными сведениями, постаралось вас заинтересовать историей будущей клиентки. Вот почему я решил дать вам почитать этот документ.
  Мейсон осторожно взял листок бумаги и углубился в чтение.
  «В результате нашего расследования можем с полной ответственностью заявить, что будут предприняты попытки дискредитировать настоящую Джанет Браунли и на ее место поставить самозванку. Заинтересованные в этом люди несколько месяцев разрабатывали план операции, терпеливо выжидая наиболее удобного момента для ее реализации.
  Для того чтобы добиться успеха, они заинтересуют какого-либо опытного адвоката, а чтобы убедить его заняться этим делом, попытаются воздействовать на него через влиятельное лицо.
  Эти люди специально дожидались, пока епископ Меллори из Сиднея возьмет годовой отпуск. Он объявил, что проведет его в путешествиях и научных изысканиях, а чтобы ему не мешали, не обнародовал свой маршрут.
  Наш агент вошел в непосредственный контакт с этими людьми, поэтому мы можем предупредить, что ловкий самозванец выступит в качестве епископа Меллори для того, чтобы связаться с каким-либо опытным адвокатом. После обработки адвоката он исчезнет. Мы заранее ставим вас в известность, чтобы вы смогли предпринять необходимые шаги к его аресту. Во всяком случае, вы можете предвидеть, что какой-нибудь честолюбивый адвокат, обладающий определенными финансовыми возможностями, позволяющими ему заняться данным делом, заинтересуется этим. Мы советуем проконсультироваться с вашим поверенным, дабы не быть застигнутым врасплох. В ближайшие дни мы сообщим вам о новых фактах.
  Преданный вам…»
  — Как я понял, — на лице Мейсона не дрогнул ни один мускул, — это письмо имеет для вас определенную ценность?
  — А для вас — нет? — удивился Браунли.
  — Абсолютно.
  — Я заплатил большие деньги, чтобы получить это письмо. И если бы вы знали меня немного лучше, вам было бы известно, что я не бросаю деньги на ветер. Так что заявляю со всей ответственностью: я придаю этому письму огромное значение.
  — Письмо могло и для меня иметь большое значение, если бы я видел его целиком. Но вы предпочли превратить его в обычную анонимку, каковой я ее и считаю.
  Браунли нахмурился:
  — Если вы воображаете, что я сообщу вам, кто является автором письма, вы сильно ошибаетесь.
  Мейсон пожал плечами:
  — Я ничего не воображаю, лишь выложил на стол кое-какие козыри и попросил вас сделать то же самое. Как я понимаю, вы от этого воздерживаетесь.
  — Вы правильно понимаете.
  Мейсон поднялся, намереваясь взять плащ.
  — Вы уходите, мистер Мейсон?
  — Да. И если вы сообщили все, что хотели, то могу заявить, что вам не удалось решительно ни в чем убедить меня.
  — А вам ни разу, мистер Мейсон, не приходило в голову, что вы не единственный человек, которого надо убеждать?
  Мейсон, опершись обеими руками о край стола, покачал головой:
  — Нет, не приходило. И все же, раз вам не удалось убедить меня, готовьтесь к драке. И в самом ближайшем будущем.
  — Что ж, вы говорите, как настоящий бизнесмен, — похвалил Браунли. — Но все же хочу предупредить, что вы получите шах и мат еще до начала игры.
  — Получить мат на языке шахматистов означает конец игры, а вот что касается шахов, то их мне объявляли неоднократно, но я еще ни разу не получил мат.
  — Тем прискорбнее будет, если вы получите его на сей раз. Я не хочу, мистер Мейсон, чтобы имя моей внучки муссировали на всевозможных судебных процессах. Я не желаю, чтобы досужие журналисты лезли в мою личную жизнь. Поэтому я намерен удержать вас от того, чтобы вы занялись «защитой интересов», как принято выражаться, этой псевдовнучки.
  — Вы намерены удержать меня от того, что я собираюсь сделать? — неприкрытое удивление сквозило в голосе Мейсона.
  — Верно.
  — Многие пытались сделать это и раньше, — сухо произнес адвокат. — Но из этого ничего не получалось. Я не только упрямый, но еще и принципиальный человек.
  В холодных глазах Браунли мелькнуло нечто похожее на веселье.
  — Понимаю. Адвокат, если вы изучали мою семью, то наверняка вам многое известно и про меня. Так что вы знаете, что я принадлежу к породе безжалостных противников, которым опасно перебегать дорогу, поскольку я напролом иду к намеченной цели, не считаясь ни с кем и ни с чем.
  — Ваши рассуждения не отличаются последовательностью, — с иронией сказал адвокат. — Сейчас вы разглагольствуете о последствиях, а пару минут назад уверяли, что намерены удержать меня от того, чтобы я начал дело.
  — Так оно и есть.
  Мейсон недоверчиво улыбнулся и стал слушать дальше.
  — Я хочу удержать вас от этого, потому что вы еще и бизнесмен. Противная сторона не располагает материальными средствами для борьбы. Они надеются, что им удастся заинтересовать адвоката, располагающего собственными ресурсами и пожелавшего поставить их как ставку в игре, в ожидании приличного выигрыша. В таком случае, если я покажу вам, что у вас нет ни малейшего шанса на выигрыш, вы как бизнесмен не ввяжетесь в подобную авантюру.
  — Знаете, я еще не встречал людей, которые могли бы убедить меня в том, что я не смогу выиграть судебный процесс. Прошу прощения, но в этих вопросах я достаточно компетентен и могу сделать собственные выводы.
  — Поймите меня правильно, мистер Мейсон, я не такой идиот, чтобы воображать, что сумею помешать вам постараться установить законность притязаний этой мнимой внучки. Нет, я просто хочу показать вам, что вы ничего не выиграете, даже если каким-то чудом что-либо и докажете. Ведь то, что человек является моим внуком или внучкой, еще ничего не решает. Девушка сейчас совершеннолетняя, так что я не обязан ее содержать. Единственное — в том случае, если ее признают моей родственницей, — она сможет получить некоторую сумму после моей смерти. Поэтому, мистер Мейсон, я составляю завещание, по которому большая часть моего состояния достанется моей внучке, мисс Джанет Браунли. Я особо оговариваю в завещании, что моей внучкой называю ту особу, которая в настоящий момент проживает в моем доме. Это сводит на нет проблему, является ли наше родство кровным или же нет. В любом случае по завещанию деньги будут принадлежать ей. Разумеется, я понимаю, что вы попытаетесь оспорить завещание. По этой причине не далее как завтра утром я передам три четверти моего состояния названной особе, оставив себе лишь пожизненную ренту. Оставшаяся четверть будет передана моему внуку, Филиппу Браунли. — Надменные глаза Браунли с торжеством уставились на адвоката. — Так что, мистер Мейсон, вы сами видите, что этот юридический орешек вам не по зубам. Думаю, вы разумный человек и не станете биться лбом в кирпичную стену. Я хочу, чтобы вы поняли — в моем лице вы натолкнулись на такого же безжалостного противника, как и вы сами. Повторяю, я ни перед чем не остановлюсь, коль принял решение. В этом, надеюсь, я похож на вас. Случилось так, что в этом деле все козырные карты оказались у меня на руках, и я приложу максимум усилий, чтобы использовать их с полным эффектом. А теперь, мистер Мейсон, я хочу пожелать вам спокойной ночи. Знакомство с вами доставило мне огромное удовольствие.
  Ренуолд Браунли пожал холодными, как лед, пальцами мускулистую руку адвоката.
  — Дворецкий проводит вас до машины.
  Едва были сказаны эти слова, как дворецкий, вероятно, вызванный тайным звонком, отворил дверь библиотеки и поклонился Перри Мейсону.
  Мейсон бесстрастно посмотрел на хозяина:
  — Вы ведь не адвокат, не так ли?
  — Нет, но я использую специалистов высшей квалификации.
  Мейсон взял свой плащ.
  — Когда я закончу данное дело, — уверенно сказал он, — вы наверняка измените мнение о профессионализме своих поверенных. Спокойной ночи, мистер Браунли.
  Мейсон задержался перед входной дверью ровно настолько, сколько потребовалось дворецкому, чтобы помочь ему надеть плащ. Дождь продолжал лить как из ведра, и дорожка превратилась в сплошной поток темной воды. Ветви деревьев качались из стороны в сторону, напоминая руки гигантских доисторических чудовищ, молящих о пощаде у надвигающегося шторма.
  Мейсон сел в машину, включил двигатель и выехал из-под навеса под яростные удары бури. Включив вторую скорость, он надавил на педаль тормоза, замедляя скорость перед поворотом. Фары осветили фигуру человека, стоявшего под защитой стены. На черном фоне фигура выглядела неестественно белой: стройный молодой человек, плащ которого был застегнут под самый подбородок, широкополая шляпа надвинута на глаза, вода струйками стекала на плечи и спину юноши. Он поднял руку, и адвокат резко затормозил. Молодой человек подошел к нему. Мейсону бросилась в глаза неестественная бледность и лихорадочный блеск глаз юноши. Он опустил стекло двери.
  — Мистер Мейсон, не так ли? — спросил молодой человек.
  — Он самый.
  — Я Филипп Браунли. Это вам о чем-нибудь говорит?
  — Внук Ренуолда Браунли?
  — Да.
  — Вы хотите что-то сказать мне?
  — Да.
  — Тогда садитесь в салон, чтобы не мокнуть под дождем. Может быть, поедем ко мне в офис?
  — Нет. Мой дедушка не должен знать, что я с вами разговаривал. О чем вы с ним беседовали?
  — Не будет ли лучше, если вы спросите об этом у своего деда?
  — О Джен, конечно же?
  — Джен?
  — Да. О Джанет, моей кузине.
  — В данный момент я не вправе обсуждать этот вопрос.
  — В моем лице вы могли бы найти ценного союзника.
  — Понимаю, — согласился Мейсон.
  — В конце концов, наши интересы в известном смысле совпадают.
  — Говоря это, вы имели в виду, что особа, живущая в настоящий момент у вас в доме, в действительности не является Джанет Браунли, дочерью Оскара Браунли?
  — Я только хочу сказать, что мог бы стать вашим союзником.
  Мейсон покачал головой:
  — Увы, в настоящий момент я ни о чем не могу с вами говорить.
  — Правда ли, что дедушка хочет связать вам руки, передав все свое состояние Джен и оставив себе лишь пожизненную ренту?
  — И этот вопрос я не могу обсуждать в данный момент. Но я хотел бы побеседовать с вами в более подходящее время. Если вы придете в мой офис часам этак к десяти утра, то…
  — Ну что вы, это исключено! Вы, наверное, не совсем понимаете, что произошло. Дед в свое время нанял целую армию детективов, чтобы отыскать Джанет. Он обещал премию в двадцать пять тысяч долларов тому, кто сможет это сделать. Девушку они так и не смогли отыскать, но им не хотелось упускать такой куш, поэтому они подсунули ему неизвестно кого. Джен живет здесь уже около двух лет, и за это время дедушка полностью попал под ее влияние. Юридически я имею столько же прав на состояние деда, сколько и она, даже если это подлинная мисс Браунли. Но она в течение этого времени делала все, чтобы завоевать его расположение, и буквально околдовала деда. Она добилась того, что ей достанется практически все его состояние. Это настоящая авантюристка, бесстыдная, ловкая и хитрая. Она не остановится ни перед чем. Она…
  Филипп Браунли задохнулся от возмущения. Несколько секунд слышался лишь вой ветра и шум дождя за стеклом. Мейсон, внимательно глядя на молодого человека, спросил:
  — Ну и?..
  — Я хочу, чтобы вы этому помешали.
  — Каким же образом, интересно знать?
  — Это уже ваше дело. Я просто хочу, чтобы вы знали, что можете рассчитывать на мою поддержку. Но никому об этом не говорите.
  — Так вы не можете прийти в офис?
  — Нет. Дед моментально об этом узнает.
  — А что дает вам основание полагать, что Джен не настоящая мисс Браунли?
  — Уж очень ловко она втиралась к нему в доверие.
  — Это еще не доказательство.
  — Есть и другие факты.
  — Послушайте, молодой человек, вы называете ее Джен. Так называют очень близких девушек. Поэтому я не уверен, действительно ли вы хотите помочь мне или же стремитесь помочь этой самой Джен, выведав мои дальнейшие планы. Я предложил вам поехать со мной. Вы отказались. Мне не нравится, что ваш дед установил за вами такой строгий надзор. Ведь любой человек, который подойдет к окну, может увидеть, что вы разговариваете со мной.
  — Боже мой, как я не подумал об этом!
  Открыв дверцу, молодой человек выскочил из машины и скрылся в зарослях.
  Мейсон выждал несколько минут, затем медленно поехал дальше.
  Он направился на телеграф. Не снимая плаща, написал на бланке текст срочной телеграммы:
  «Епископу Уильяму Меллори
  Теплоход „Монтери“
  На пути в Сидней, Австралия, через Гонолулу.
  Важные события требуют вашего подтверждения личности женщины, называющей себя Джулией Брэннер, которая явилась ко мне сегодня вечером, сразу же после отплытия вашего судна».
  Он подписал телеграмму, уплатил по счету, вошел в будку телефона-автомата и набрал номер Джулии Брэннер, который она назвала ему при встрече.
  Ему ответил незнакомый голос.
  — Вы Джулия Брэннер? — удивился адвокат. — Я не узнал вас.
  — Нет, я Стелла Кернвуд. Вы мистер Мейсон, адвокат?
  — Да.
  — Минутку, сейчас она подойдет.
  После невыразительных интонаций Стеллы Кернвуд грудной звучный голос Джулии Брэннер заполнил все уголки будки.
  — Вам что-нибудь удалось узнать? — спросила она.
  — Ничего утешительного, — ответил Мейсон. — Браунли действительно безжалостный человек и планирует составить завещание, по которому большая часть его состояния перейдет к той девушке, которая в настоящий момент проживает у него в доме на правах внучки. Он передаст ей право на владение имуществом, оставив себе лишь пожизненную ренту.
  — Он уже сделал так?
  — Нет, сделает завтра утром.
  — Мы можем что-нибудь предпринять до утра?
  Мейсон слышал, как она прерывисто дышит.
  — Нет. Вы же знаете: лишь слабоумный человек не имеет права распоряжаться своей собственностью. Но я приготовил кое-какой сюрприз. Утром я все объясню.
  Наступило молчание. Мейсон слышал лишь потрескивание помех на линии. Наконец Джулия сказала:
  — Так вы думаете, еще рано складывать оружие?
  — Поговорим об этом утром.
  — Да, действительно, вы не сказали мне ничего утешительного. Если только…
  — Если что? — насторожился Мейсон.
  — Если только не использовать то, чего я не хотела делать и берегла на крайний случай.
  — А конкретнее?
  — Я надеюсь, у меня имеется способ убедить Ренуолда Браунли. Все зависит от того, пожелает ли он сделать то, что я попрошу.
  — Послушайте, держитесь подальше от этого человека и даже носа не высовывайте из квартиры. Я поговорю с вами утром. Вы не сможете заставить Браунли переменить решение. Он упрям и безжалостен. Понятно?
  — Да. Когда мы встретимся? — безнадежным тоном спросила она.
  — Завтра в десять у меня в офисе.
  Глава 7
  Дождь настойчиво стучал в окна квартиры Мейсона, когда он проснулся от пронзительного телефонного звонка.
  Включив настольную лампу, адвокат снял трубку.
  Влажный бриз, врывавшийся в раскрытое окно, заставил Мейсона поежиться. Он набросил халат, произнеся традиционное: «Алло». Резкий голос Пола Дрейка заставил его окончательно проснуться:
  — Поздравляю, Перри. У меня такое чувство, что в ближайшие дни спать нам не придется.
  — Да ты хоть знаешь, который час?
  — Четверть четвертого. Мне позвонил из Веллингтона один из моих людей. Ты хотел, чтобы я взял под контроль семейство Браунли. Так вот, час назад старый Браунли уселся в машину и покинул виллу. Дождь лил как из ведра. Мой агент двинулся следом. Проследить за его машиной не составило труда до тех пор, пока Браунли не добрался до порта. Агент подумал, что Браунли едет на яхту, стоящую там. Вот и оплошал — разрешил Браунли оторваться и потерял его из виду. Он самоуверенно решил, что в этом нет ничего страшного: подъехал к яхте и принялся ждать. Браунли не показывался. Тогда мой парень поехал по набережной в поисках машины старика. На это ушло минут десять. Вдруг он увидел молодого человека, который бежал навстречу его машине, размахивая руками. Агент остановился. Парень, захлебываясь словами, сообщил, что только что убили Браунли. Женщина в белом плаще вышла из тени, вскочила на подножку автомобиля Браунли и сделала пять или шесть выстрелов в упор. После чего скрылась.
  Этот парень был до смерти перепуган. Он хотел немедленно позвонить в полицию. Мой агент подвез его до телефона-автомата, откуда они вызвали «Скорую помощь» и полицейский патруль, хотя парень и настаивал, что Браунли мертв, так что помощь врачей не понадобится. После этого агент направился к машине Браунли, но не смог ее отыскать. Примчались полицейские, но они тоже не смогли отыскать машину. Я еду туда, чтобы разобраться в ситуации на месте. Может быть, хочешь составить мне компанию?
  — Это действительно был Ренуолд К. Браунли? — уточнил Мейсон.
  — Да.
  — Но ведь это же сенсация!
  — А то! Каждая газета в городе в течение ближайших двух часов сделает экстренный выпуск.
  — Ты где?
  — У себя в конторе.
  — Заезжай за мной. Сейчас я оденусь и буду ждать внизу.
  Бросив трубку, Мейсон захлопнул окно и принялся торопливо одеваться. Галстук он завязал уже в лифте, плащ натянул в холле и выбежал из подъезда как раз в тот момент, когда машина Дрейка вывернула из-за угла и резко остановилась перед ним.
  Едва захлопнув дверцу, Мейсон спросил:
  — Стреляла женщина?
  — Да. В белом плаще.
  — Ну, и дальше?
  — Насколько мне удалось выяснить, Браунли кого-то искал там. Он очень медленно ехал вдоль тротуара. Вдруг из тени возникла женская фигура. По всей вероятности, именно ее он и ждал, так как тут же остановил машину и опустил стекло. Она подошла вплотную и, не говоря ни слова, выстрелила несколько раз из револьвера. Свидетель успел заметить машину, на которой она скрылась. Это, кажется, «Шевроле». Подойдя к автомобилю Браунли, он увидел, что старик привалился к дверце и весь залит кровью. По всей видимости, все пули попали в цель. Это нагнало страху на парня, и он опрометью бросился прочь. По его словам, он успел пробежать ярдов четыреста, когда увидел машину моего агента.
  — А он не мог забыть место, где остановилась машина?
  — Он настолько напуган, что мог забыть все, что угодно. — Дрейк искоса глянул на Мейсона. — Нервничаешь, Перри?
  — Не имеет значения. Как у тебя с покрышками?
  — Все в порядке. Думаешь, я слишком быстро еду? Пустяки. Если машину и заносит на поворотах, так только потому, что задние колеса норовят догнать передние. На прямой им это вряд ли удастся, вот они и пользуются поворотами.
  — Остряк. — Мейсон закурил, потом деловито осведомился: — Ты уже составил завещание?
  — Еще нет.
  — Мой тебе совет: загляни ко мне завтра утром, я уж помогу по старой дружбе… Кстати, что слышно о епископе?
  Дрейк усмехнулся:
  — По всей вероятности, мои австралийские друзья посчитали, что я их разыгрываю, так что они ответили мне весьма лаконично: «Епископы редко заикаются».
  — Может, так оно и есть, но это не ответ на наш запрос. Они описали его внешность?
  — Разумеется. Но в другой телеграмме.
  Дрейк, ведя машину одной рукой, вытащил из внутреннего кармана бланк и протянул Мейсону как раз в тот самый момент, когда они делали очередной поворот.
  Адвокат в ужасе крикнул:
  — Осторожнее!
  Но Дрейк уже вцепился в руль обеими руками, тормоза завизжали, машину резко занесло вправо. Вода брызнула из-под колес, детектив лихорадочно крутил руль, пытаясь выровнять автомобиль, а Мейсон поражался, как это они до сих пор живы. Наконец машина выровнялась, и Дрейк насмешливо спросил:
  — Где телеграмма, Перри? Уж не потерялась ли?
  Мейсон выпрямил ноги, инстинктивно поджатые под себя, и сказал:
  — Она где-то на сиденье.
  Дрейк снизил скорость и спросил:
  — При таком освещении ты сможешь ее прочесть?
  — Да уж, если только не будут дрожать руки. Неужели нельзя вести машину более осторожно?
  — Да все было нормально, пока ты не отвлек меня разговорами об этой проклятой телеграмме.
  Спорить было бесполезно, и адвокат, развернув бланк, принялся читать.
  «Епископу Уильяму Меллори 55 лет, рост пять футов шесть дюймов, вес 175 фунтов. Серые глаза. Постоянно курит трубку. Взял годовой отпуск и предупредил, что проведет его где-то в Штатах. Более точной информации раздобыть не сумели».
  — Ну и что ты думаешь об этом? — спросил Дрейк, видя, что Мейсон сложил бланк.
  — Твое дело вести машину. Я не намерен тебя отвлекать. Поговорим об этом, когда прибудем в порт.
  Он откинулся на спинку сиденья и сделал несколько глубоких затяжек.
  — Данное описание как нельзя лучше подходит к нашему епископу, не так ли? — продолжал Дрейк.
  Мейсон промолчал.
  Дрейк хмыкнул и сосредоточил внимание на управлении автомобилем. Дождь барабанил по крыше и ветровому стеклу, вниз стекали струйки воды, которые не успевали смахивать «дворники». Мокрая лента асфальта неслась под колеса машины. Наконец они въехали на территорию порта. Фары осветили эмблему яхт-клуба и вывеску с надписью «Частная автостоянка». Дрейк затормозил, и к ним тут же подбежал человек в прорезиненном плаще. Брызги воды разлетались во все стороны из-под его ног.
  — Это Гарри, — представил своего сотрудника Дрейк.
  — Хэлло, Гарри, — кивнул Мейсон, открыв дверцу, — что нового?
  Агент сунул голову в открытое окно машины со стороны водителя. Вода закапала с его шляпы на колени Дрейка. Тот возмущенно крикнул:
  — Сними шляпу, чучело! Садись на заднее сиденье, если есть что сказать. Я не принимаю душ по ночам, тем более холодный!
  Агент послушно забрался в машину.
  — Слушайте, — начал он таинственным голосом, каким принято рассказывать особо важные вещи, — и решайте сами. Это какое-то безумие. Я поехал к дому Браунли, как вы мне и велели. Непогода совершенно распоясалась. Я решил, что это обычное наблюдение. Не верилось, чтобы такой человек, как Браунли, вздумает куда-то прогуляться в такое ненастье. Поэтому, подняв стекла машины, я поудобнее устроился в салоне. Примерно в половине второго к особняку подкатило такси. В доме зажегся свет, слышались обрывки разговора. Такси умчалось, но в доме прибавилось света. А через пятнадцать минут осветились и окна гаража. Потом ворота распахнулись и оттуда выехала машина. Мне удалось рассмотреть, кто сидел за рулем. Это действительно был старик Браунли.
  — Дождь не прекращался?
  — Куда там. Еще и усилился.
  — Браунли выехал без шофера?
  — Один.
  — Рассказывайте дальше, — поторопил агента Дрейк.
  — Я поехал следом, даже не включив фары. Дорога была очень трудной. Я не решался приближаться вплотную из опасения, что он меня заметит. К тому времени, когда мы подъехали к порту, он оторвался уже на значительное расстояние. Естественно, я решил, что он едет к яхте, так что, когда он свернул вправо и повел себя так, словно пытается сбросить меня с хвоста, я прямиком двинулся к яхт-клубу. А когда через десять минут машина не появилась, забеспокоился и отправился на поиски. Некоторое время колесил по порту, ругая себя последними словами, как вдруг увидел парня, бегущего по лужам в моем направлении. Я остановился. Парень был настолько возбужден, что даже не мог связно говорить.
  — Ты узнал его имя?
  — Конечно. Это некий Гордон Викслер.
  — Это он видел момент убийства?
  — Да.
  — А что еще он сказал? — поинтересовался Дрейк.
  — Минутку, — Мейсон поднял руку, — мне кажется, это очень важно. Что мог здесь делать в такой неурочный час этот парень? Это весьма подозрительно.
  — Все в порядке. Я задал ему этот вопрос. Он яхтсмен из Санта-Каталины. Его задержал шторм, и он позвонил слуге-филиппинцу, чтобы тот приехал сюда на машине. Но слугу, очевидно, остановила дождливая погода. Как бы там ни было, машина не пришла. Разъяренный Викслер отправился пешком на ближайшую стоянку такси. Я проверил его водительские права. Полиция тоже проверила их.
  — Ладно, продолжайте.
  — Викслер заметил двухместный автомобиль, медленно ехавший вдоль тротуара. По всей видимости, водитель кого-то высматривал. Внезапно появилась женщина в белом плаще и махнула ему рукой. Машина остановилась. Женщина что-то сказала водителю, и машина все так же медленно поехала дальше. Викслер видел, как она свернула на боковую улочку и через некоторое время вернулась обратно.
  Викслер решил, что хозяин машины сможет подвезти его до стоянки, и вышел на середину улицы. Машина ехала очень медленно, не более десяти миль в час. И вновь в свете фар показалась женщина в белом плаще. Она махнула рукой, попросив водителя остановиться. Викслер прибавил шагу, надеясь побыстрее дойти до машины. И вдруг тьму осветили вспышки выстрелов. Викслер не может сказать с уверенностью, сколько их было произведено, но минимум пять. Женщина развернулась и опрометью бросилась бежать в сторону доков, где находится подъездная дорога. Викслер растерялся от неожиданности, потом тоже бегом бросился к машине. Еще не добежав, он вдруг увидел светлый седан «Шевроле», он не уверен точно, и ему показалось, что за рулем сидела та же женщина в белом плаще. Пара секунд — и машина скрылась в пелене дождя.
  Викслер подошел к машине. Водитель привалился к дверце, наружу свисала его рука, голова безвольно лежала на спинке сиденья. Кровь стекала по руке, образуя лужицу на подножке. Викслер узнал его. Это был Ренуолд Браунли, и он был начинен свинцом, как рождественский гусь яблоками, так что сомневаться в его смерти не приходилось.
  — Но как он может утверждать, что это именно Браунли? — спросил Мейсон.
  — Я тоже задал ему этот же вопрос. Понимаете, он яхтсмен, как и Браунли, и неоднократно встречал его на обедах в яхт-клубе. Он клянется, что ошибки быть не может.
  — Что дальше?
  — Викслер побежал искать будку телефона-автомата, чтобы вызвать «Скорую помощь». Как я понимаю, он был до смерти напуган. Вначале он бежал по бульвару, потом свернул на автостраду и наверняка запутался в боковых ответвлениях, потерял направление и решил вернуться назад, когда заметил свет фар моего автомобиля. Он уверял, что прошло не более пяти минут с момента стрельбы.
  Я посадил его к себе в машину и видел, что его трясет, как в лихорадке, а нервничал он до такой степени, что не мог говорить. Он пробовал объяснить мне, где это произошло, но окончательно запутался. Мы кружили по порту, и мне уже начало казаться, что он окончательно свихнулся или накурился опиума, вот ему и померещилось бог весть что. Но, с другой стороны, ведь я сам ехал за Ренуолдом Браунли и точно знал, что он должен быть где-то в этом районе!
  Парень же продолжал твердить, что мы должны вызвать полицию, и тогда я подумал, что этим ребятам не понравится, что я бесплодно кружу по порту, так что я остановился у ближайшей телефонной будки и позвонил в полицейское управление.
  — Ну?
  — Появились полицейские, выслушали сбивчивый рассказ Викслера и…
  — Надеюсь, ты не сказал им, что следил за Браунли? — с подозрением спросил Дрейк.
  — Я не настолько глуп, — по тону ответа было ясно, что агент обиделся. — Я им заявил, что проезжал мимо в поисках приятеля, который живет на яхте. Это связано с делом о разводе.
  — Они не стали уточнять, как зовут твоих клиентов?
  — Пока нет, но еще спросят, будьте уверены… На тот момент они были слишком заняты.
  — Сумела ли полиция отыскать автомобиль?
  — Нет. Они тоже решили, что Викслер окончательно запутался и просто не может указать правильное место, но позднее один из полицейских, обследуя с фонарем асфальт, обнаружил размытое водой кровавое пятно и как раз примерно там, где указывал Викслер. Тогда они сконцентрировали внимание на этом участке и сумели найти гильзу от револьвера 38-го калибра. Дело моментально приобрело другую окраску. Дождь к этому времени несколько ослабел, так что полиции удалось проследить кровавый след, который вел к докам. Полиция решила, что машина свалилась в воду.
  — Где этот док?
  — Поехали, я покажу. Все время прямо.
  Через несколько сот ярдов они свернули направо. Дрейк затормозил, увидев полицейские автомобили. Прожектора освещали все вокруг, в том числе и темную воду. На краю причала стояла машина, оборудованная подъемным краном. На барабан медленно наматывался туго натянутый трос. Сразу было понятно, что поднимают что-то тяжелое.
  — Стоп! — сам себе скомандовал Дрейк и повернулся к Мейсону: — Пошли, Перри.
  Адвокат уже выбрался из машины. Мужчины зашагали к причалу, не глядя под ноги. Противный холодный дождь бросал капли дождя им в лицо. Они присоединились к небольшой группе людей, стоявших на краю пристани и настолько увлеченных, что даже не заметили вновь прибывших.
  Трос все еще терялся в темной глубине, покрытая радужными пятнами вода вскипала вокруг него.
  Кто-то нервно сказал:
  — Она идет!
  Рядом с Мейсоном остановился фотограф, направив объектив фотоаппарата на то, что должно было появиться. Яркая вспышка на секунду ослепила Мейсона, и в этот момент из воды показалась крыша машины. Зрители заговорили, зашевелились.
  Тот же голос скомандовал:
  — Стоп! Сейчас мы подцепим машину вторым крюком.
  — Это потому, что вес машины значительно увеличится, когда ее вытащат из воды. К тому же в ней самой полно воды, — с видом знатока прокомментировал парень Дрейка.
  Люди в рабочей спецодежде подвели второй крюк, и машина начала медленно подниматься. Вскоре она полностью повисла над водой. Правая ее дверца была распахнута, вода потоком лилась из салона. Стрела крана повернулась, и машину мягко опустили на пристань. Полицейские тут же огородили ее канатом.
  Мейсон заглянул через плечо полицейского. Второй полицейский заглянул в салон и воскликнул:
  — А вот и револьвер 38-го калибра!.. На сиденье следы крови, но тела нет.
  — Удалите людей с набережной! — распорядился начальственный голос.
  Прибывали все новые машины.
  К Мейсону подошел гигант-полицейский и миролюбиво проворчал:
  — Шли бы вы домой, мистер. В любом случае завтра обо всем прочитаете в газетах. Да и мокнуть под дождем не придется.
  Мейсон не стал с ним спорить, послушно двинувшись в конец причала. Проходя мимо Дрейка, он сказал:
  — Воспользуйся-ка своими документами, Пол. Я подожду тебя в машине.
  Подняв воротник плаща, Мейсон отправился к автомобилю Дрейка. Стряхнув брызги воды, он забрался в салон, такой уютный, если принимать во внимание царившую за стеклом непогоду.
  Минут через пять появился Дрейк и мрачно пояснил:
  — Ничего не смог добиться. Все такие деловые. Они ищут тело. Полагают, что Браунли выпал из машины. А не выпить ли нам? В «бардачке» лежит бутылка виски.
  — Да тебя убить мало! — воскликнул адвокат. — Труп в любом случае может подождать. Впереди у него вечность. Чего же ты раньше не сказал? — Вытащив бутылку, он откупорил ее и протянул хозяину: — Давай!
  Дрейк сделал три внушительных глотка и вернул бутылку Мейсону, который тут же припал к горлышку.
  К машине подошел агент Дрейка.
  — Выпьешь? — Мейсон протянул ему бутылку.
  Того не пришлось долго упрашивать.
  Дрейк все еще продолжал возмущаться вслух:
  — Они посмеялись надо мной, проверив документы. А потом самый настырный из копов поинтересовался, чего ради меня интересует это дело, чьи интересы я защищаю и сколько времени уже здесь нахожусь? Как получилось, что я узнал о данном происшествии? Понятно, я счел за лучшее исчезнуть оттуда… Ну, а тебе, Гарри, удалось что-нибудь узнать?
  Агент вытер тыльной стороной ладони губы, довольно крякнул и сказал:
  — Я посчитал, что слишком опасно оказаться назойливым, и просто стоял в толпе, прислушивался к разговорам. Я узнал, что вытащили действительно машину Браунли. Когда она упала в воду, ее мотор работал.
  — Вот как? — удивился Мейсон.
  — Да. Они нашли пару пуль, впившихся в спинку сиденья, и револьвер. Все пришли к выводу, что в момент погружения тело выпало из машины. Уже послали за водолазами. Те обследуют дно акватории порта.
  — А что-либо о женщине в белом плаще?
  — Ничего. Но у них имеется оружие, и полицейские по номеру револьвера попытаются выяснить личность владельца. А дополнительная информация, скорее всего, будет получена, когда отыщут тело. Водитель такси, наверное, доставил Браунли какое-то сообщение, очень важное, раз старик выехал из дома в такую непогоду и в два часа ночи. А уж Ренуолд Браунли не был таким человеком, чтобы терять равновесие по пустякам.
  Дрейк согласно кивнул:
  — Абсолютно верно… А не выпить ли нам еще?
  — Пол, ты же за рулем! Нет уж, бутылку допьем мы с Гарри.
  Глава 8
  Слабый серый рассвет занимался над улицей, больше похожей на заполненный водой каньон, когда Перри Мейсон остановил машину возле недавно отремонтированного дома, на котором красовалась надпись: «Армия спасения. Меблированные комнаты. Вест-Бичвуд, 214».
  Привычным движением подняв воротник плаща, он вышел под моросящий дождик, упорно не желавший прекращаться.
  Ни одно окно по фасаду не горело, но с тыльной стороны здания, на третьем этаже, сквозь занавеси чуть пробивался электрический свет. Мейсон подошел ко входу и подергал ручку. Дверь была заперта. Но старый замок легко поддался, когда адвокат поковырял в нем перочинным ножом. Толкнув дверь, он вошел в полутемный подъезд.
  Стряхнув капли дождя со шляпы, Мейсон начал подниматься по лестнице. При каждом шаге из подошв его ботинок с чавканьем выжималась вода. На третьем этаже было так тихо, что он ясно расслышал храп за одной из дверей, монотонный стук дождя по крыше и вой ветра, скорбящего о вечном.
  Мейсон подошел к двери, из-под которой выбивалась желтоватая полоска, и осторожно постучал. Женский голос, слегка испуганный, отозвался:
  — Кто там?
  — Сообщение от мисс Брэннер, — ответил Мейсон.
  Некоторое время за дверью царило молчание. По всей видимости, женщина решала, принять на веру его слова или нет. Затем послышался скрежет отодвигающейся задвижки, и дверь приоткрылась.
  Худощавая женщина в халате и с бигуди в волосах настороженно смотрела на Мейсона. Ее лицо без малейших признаков косметики выглядело нездоровым.
  — Можно войти? — вежливо осведомился адвокат.
  Она неподвижно стояла в дверях, испуганно глядя на него. Не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы угадать ее психическое состояние.
  Мейсон дружелюбно улыбнулся:
  — Не могу же я говорить в коридоре. Знаете, стены здесь очень тонкие. Могут услышать соседи.
  Бесцветным голосом женщина сказала:
  — Входите.
  — Мне бы хотелось знать, тот ли вы человек, кому предназначено данное сообщение. Не назовете ли вы свое имя?
  — Если это сообщение от Джулии Брэннер, — ответила женщина, — то оно для меня. Я Стелла Кернвуд.
  — Вы знакомы с Джулией уже довольно продолжительное время?
  — Да, это так.
  — Вам кое-что известно о ее прошлом?
  — Решительно все.
  — И с какого времени?
  — С тех пор, как она приехала в Штаты.
  — А о ее жизни в Австралии вы знаете?
  — Совсем немного. А почему вы меня об этом спрашиваете?
  — Потому что я пытаюсь помочь мисс Брэннер, и для этого мне нужна ваша помощь. Вот почему мне нужно знать, насколько хорошо вы ее знаете.
  — Если вы хотите что-то передать, то как раз самое время. Думаю, нет необходимости задавать вопросы и дальше.
  — К несчастью, — развел руками Мейсон, — положение весьма сложное. Мне кажется, Джулия попала в беду.
  Стелла вздрогнула и без сил упала в кресло, с ужасом глядя на Мейсона.
  — Как?.. Почему?
  Мейсон быстро осмотрел помещение. Это была однокомнатная квартира. Слева находилась встроенная кровать. Если она была повернута к стене, то превращалась в зеркало. В настоящий момент адвокат как раз видел большое зеркало, что красноречиво свидетельствовало о том, что, скорее всего, на постели еще не спали, так как убрать ее за столь короткое время было вряд ли возможно. Помещение обогревалось газовой колонкой в форме обычного радиатора. В комнате было очень тепло, даже душно. Войдя с улицы, Мейсон почувствовал, как здесь трудно дышать, какой здесь затхлый воздух. «Воздух, как в ванной, — подумал Мейсон. — Даже окна и зеркало запотели».
  — Обогреватель действует всю ночь? — не к месту поинтересовался Мейсон.
  Женщина ничего не ответила, только смотрела на него выцветшими голубыми глазами, в которых с новой силой отразилось волнение. На первый взгляд ей было около пятидесяти лет. Жизнь не особенно баловала ее, но под удары судьбы она всегда подставляла другую щеку — настолько весь ее вид свидетельствовал о полной покорности.
  — Когда ушла мисс Брэннер? — спросил Мейсон.
  — Кто вы такой и почему спрашиваете об этом?
  — Я пытаюсь ей помочь.
  — Мне принять ваши слова на веру?
  — Это правда.
  — И все же, кто вы такой?
  — Перри Мейсон.
  — Тот самый адвокат, к которому она обращалась?
  — Точно.
  — Так это вы звонили сюда по телефону?
  — Я.
  — Понятно.
  — Где сейчас находится Джулия?
  — Уехала.
  — Уехала сразу же, как я сюда позвонил?
  — Нет, не сразу.
  Мейсон не отводил взгляд от хозяйки, и та сама отвела глаза.
  — Так когда она уехала?
  — Примерно в четверть второго.
  — И куда?
  — Не знаю.
  — На чем она поехала?
  — На моей машине. Я отдала ей ключи.
  — Что это за машина?
  — «Шевроле».
  — Что послужило причиной столь неурочной поездки?
  — Я думаю, что мне не следует продолжать эту беседу.
  В ее голосе не было уверенности, поэтому Мейсон ждал продолжения.
  — Но что случилось? — спросила она после короткой паузы. — Что вы от меня скрываете?
  — Я расскажу, что случилось, как только выясню вашу позицию. Но вначале мне нужно, чтобы вы ответили на мои вопросы. Что хотела сделать Джулия?
  — Я же уже сказала — не знаю.
  — Взяла ли она с собой оружие?
  Женщина тихонько ахнула и прижала руки к горлу. Мейсон машинально отметил, что сквозь ее тонкую кожу просвечивают голубоватые вены.
  — Так револьвер у нее? — повторил Мейсон.
  — Не знаю… Что случилось? Откуда вы знаете об оружии?
  — Не имеет значения. Вы не спите, так как ждете Джулию?
  — Да. Я волнуюсь за нее.
  — Вам известна причина ее приезда сюда?
  — Разумеется.
  — И в чем она состоит?
  — Кому, как не вам, знать это.
  — Хочу убедиться, что она рассказала вам то же самое, что и мне.
  — Если вы ее адвокат, то вам это известно.
  — И все же?
  — Ради своей дочери и ее замужества.
  — Когда вы об этом узнали?
  — Ну… некоторое время назад.
  — Джулия Брэннер рассказала вам, что была женой Оскара Браунли?
  — Разумеется.
  По всему было видно, что Стелла Кернвуд немного успокоилась. Во всяком случае, она впервые заговорила по собственной инициативе.
  — Три года назад мы жили в одной квартире в Солт-Лейк-Сити. Она рассказала мне все об Оскаре Браунли и о том, как старый Браунли своими кознями сумел отнять у нее мужа. Рассказала и о тех мерах, которые она предприняла, чтобы он не сумел отнять у нее дочь. Понимаете, у меня тоже была дочь примерно такого же возраста, что и дочь Джулии, так что я прекрасно могу понять чувства матери. Только, конечно, я знала, где моя дочь, и хотя бы изредка, но могла ей написать. А Джулия даже не знала, жива ли ее девочка… — Ее лицо помрачнело, она отвела взгляд и глухо добавила: — Пару лет назад моя дочь умерла, так что теперь переживания Джулии мне ближе и понятнее… Как это тяжело — не получать даже весточки от своего дорогого ребенка!
  — Джулия объяснила, почему она не может возвратиться в Калифорнию?
  — Да.
  — И почему же?
  — Потому, что ее обвиняли в убийстве.
  — Хорошо. Вернемся к главному. Почему Джулия послала записку Ренуолду Браунли и вызвала его в порт?
  Стелла Кернвуд отрицательно покачала головой.
  — Вы не знаете? — уточнил Мейсон.
  — Я не хочу говорить с вами о Джулии.
  — Но вы все знаете! — обвиняющим тоном заявил Мейсон. — И именно по этой причине до сих пор не спите. Вы включили газовый радиатор еще до полуночи. Кровать даже не расстилали. Не стоит упрямиться. Выкладывайте правду. Сейчас дорога каждая минута. В нашем распоряжении нет времени.
  Сцепив пальцы, Стелла Кернвуд упорно смотрела в угол комнаты. И в этот момент в коридоре послышались торопливые шаги. Мейсон быстро отступил к стене слева от двери, чтобы человек, входящий в комнату, не заметил его сразу.
  Дверная ручка повернулась, дверь отворилась, пропуская Джулию, и тотчас же захлопнулась. На женщине был белый плащ, доходивший ей едва ли не до лодыжек, в туфлях хлюпала вода, волосы промокли насквозь и свисали прядями. Она заговорила высоким, почти визгливым голосом:
  — Бог мой, Стелла! Произошло нечто ужасное! Мне необходимо как можно быстрее уехать отсюда. Отвези меня в аэропорт. Я…
  Она замолчала, увидев ужас в глазах подруги, быстро повернулась и оказалась нос к носу с Мейсоном.
  — Вы!..
  Мейсон поприветствовал ее кивком и спокойно сказал:
  — Присаживайтесь, Джулия, и подробно изложите, что произошло. Если я буду знать все подробности, это сильно облегчит нашу задачу.
  — Ничего не произошло!
  Мейсон повысил голос:
  — И все же садитесь, Джулия. Нам надо поговорить.
  — Поймите, я спешу. У меня совершенно нет времени, и я не намерена тратить его на разговоры с вами!
  — По какой причине?
  — Это не столь важно.
  Она швырнула на стол сумочку, непослушными пальцами принялась расстегивать пуговицы плаща. Мейсон подошел к столу, взял сумочку и взвесил в руке.
  — А где же револьвер, который все время находился здесь?
  — Как, разве в сумочке нет оружия?
  — Черт возьми! — рассердился Мейсон. — Вы что, и дальше намерены зря тратить время, играя со мной в загадки, когда пришло время ваших похорон? Ренуолд Браунли был застрелен ночью неизвестной женщиной, одетой в белый плащ, которая приехала в порт на машине марки «Шевроле»! Убежден, что полиция располагает куда более подробным описанием автомобиля. А теперь скажите прямо, желаете ли вы, чтобы я вам помог, или предпочитаете действовать в одиночку?
  Джулия Брэннер растерянно смотрела на Мейсона. Стелла Кернвуд разрыдалась:
  — Джулия, я так боялась, что ты когда-нибудь это сделаешь!
  Глаза Джулии потемнели от гнева. Мейсон рявкнул:
  — Говорите же!
  — Чего ради я должна обсуждать с вами свои проблемы?! — с возмущением выпалила Джулия.
  — Потому что я хочу вам помочь.
  — Вы могли мне помочь, но из этого ничего не вышло, а сейчас слишком поздно.
  — Почему же поздно?
  — Вы сами все знаете, хотя я и не понимаю, каким образом вам это стало известно.
  Нетерпение сквозило в голосе Мейсона:
  — Слушайте, вы, обе! Дорога каждая секунда, а вы здесь квакаете, как пара безмозглых лягушек, которые сами лезут в ловушку. Переходите к делу и не глупите. Я хочу вам помочь.
  — Но почему? — растерянно спросила Джулия. — У меня совершенно нет денег. Все мое состояние равняется ста пятидесяти долларам.
  Стелла Кернвуд выпрямилась и с готовностью сказала:
  — У меня есть двести, так что ты можешь располагать ими, Джулия.
  — Забудьте вы о деньгах! — раздраженно рявкнул Мейсон. — Я действительно хочу вам помочь, Джулия. Но я должен знать, что именно произошло. Уверен, вам есть что мне рассказать. Я должен быть в курсе всего, до мельчайших подробностей. Так что не надо ничего утаивать. Браунли был хладнокровным и безжалостным человеком. Он подстроил, если не сфабриковал против вас обвинение в убийстве. В течение многих лет оно висело у вас над головой, словно дамоклов меч, не давая вам спокойно жить и работать. Он отнял у вас возможность обрести семейный покой и домашний очаг, не обеспечив вас даже скудными средствами к существованию. Вам пришлось тяжким трудом зарабатывать себе на жизнь, так что вашему защитнику есть что рассказать на суде присяжных. Но мне необходимо знать, в чем конкретно вас могут обвинить. Я не могу гарантировать полного успеха, но мне кажется, многое еще можно сделать. Так что рассказывайте все. И в первую очередь признайтесь: это вы убили Браунли?
  — Нет, не я! — Возмущение в голосе Джулии было вполне искренним.
  — Тогда кто же?
  — Не знаю.
  — Вы видели его ночью?
  — Да.
  — Где?
  — В порту.
  — Расскажите, как все было.
  Она покачала головой и обреченным голосом сказала:
  — Мне кажется, уже ничего нельзя изменить. Вы все равно мне не поверите. И никто не поверит. Перестань рыдать, Стелла! Нужно смотреть правде в глаза. Мистер Мейсон совершенно прав: пришел день моих похорон. Но ты к этому делу не имеешь ни малейшего отношения.
  Мейсон окончательно потерял терпение.
  — Оставьте эти пустопорожние фразы и переходите к делу! Если кто-то и сумеет вам помочь, так это только я!
  Джулия Брэннер обреченно вздохнула:
  — Как скажете… Раз уж вы настаиваете, то я признаюсь, что решила оказать на старого Браунли кое-какое давление.
  — Какое конкретно?
  — Когда Оскар Браунли окончил школу, отец подарил ему часы. Это была семейная реликвия; по-моему, кто-то из Ренуолдов сделал их лично. Ренуолд непонятно по какой причине очень дорожил этими часами. Они были на моей руке в тот день, когда Оскар удрал к своему папеньке. Старик во что бы то ни стало хотел получить их назад, словно это было какое-то сокровище. Вот я и послала ему записку с водителем такси, в которой было написано, что хочу поговорить с ним, и, если он немедленно приедет в условленное место и выслушает меня, не перебивая, я отдам ему эти часы.
  — Вы надеялись, что он приедет?
  — Даже не сомневалась.
  — Но ведь он мог навести на вас полицию, и вас бы арестовали.
  — Я предусмотрела этот вариант и написала, что часы до поры до времени будут спрятаны в надежном месте, так что не следует фокусничать.
  — Что произошло дальше?
  — Он приехал.
  — Каким образом он знал, куда ехать?
  — Я нарисовала ему что-то вроде плана, указав место, где буду ждать. Особо подчеркнула, что он должен приехать один.
  — А дальше?
  — Он приехал.
  — А вы?
  — Я отправилась в порт, чтобы встретить его там.
  — О чем вы намерены были разговаривать с ним?
  — Я собиралась привести ему единственный аргумент, к которому он мог прислушаться: моя дочь была точной копией своего отца, Оскара Браунли. Если он действительно любил своего сына, то должен был принять меры к тому, чтобы его плоть и кровь ни в чем не нуждалась и не считала центы, как это пришлось делать мне. Я хотела сказать, что не прошу ничего для себя лично, пусть он лишь честно отнесется к единственному ребенку своего сына. И, само собой, я хотела сказать ему, что та девушка, которая проживает в его доме и которую он называет своей внучкой, в действительности самозванка.
  — Но почему его надо было вызывать в порт?
  — Я так захотела.
  — И все же?
  — Это не имеет никакого отношения к данной истории.
  — Как вас понимать?
  — Так и понимайте.
  — У вас был автоматический револьвер 38-го калибра?
  — Да.
  — Что с ним случилось?
  — Не знаю. Сегодня утром он исчез.
  — Не лгите, это вам не поможет.
  — Но это правда!
  — Если не вы убили Ренуолда Браунли, то кто мог это сделать?
  — Не знаю.
  — А что вы знаете?
  — Я встретилась с ним недалеко от яхт-клуба, попросила сделать круг по боковым улицам, чтобы убедиться, нет ли слежки, после чего вернуться ко мне. Он выполнил мою просьбу, уже возвращался и находился от меня примерно в полуквартале, когда какая-то женщина в таком же белом плаще, как у меня, выскочила из тени и кинулась навстречу машине. Само собой, Браунли затормозил. Подбежав к нему, женщина стала стрелять.
  — Что сделали вы?
  — Развернулась и как можно быстрее бросилась прочь.
  — Куда?
  — Туда, где стояла моя машина.
  — Вы сели в нее и уехали?
  — Она не сразу завелась. Возможно, потому, что шел дождь, а я очень нервничала.
  — Вас кто-нибудь видел?
  — Понятия не имею.
  — Где вы взяли машину?
  — Это была машина Стеллы.
  — И это все, что вы можете рассказать?
  — Да. Но каждое мое слово — правда.
  — Может, это действительно так, а может, и нет. Даже я сомневаюсь. Но в чем я не сомневаюсь, так это в том, что члены суда присяжных не поверят ни единому вашему слову. Если вы расскажете им это, вас со стопроцентной вероятностью обвинят в преднамеренном убийстве, другой альтернативы нет! Ладно. Опустите немедленно кровать, выключите радиатор, приоткройте окна, спрячьте плащ и ложитесь спать. Если полиция нагрянет сюда, вообще ничего не говорите. Не делайте никаких заявлений, о чем бы вас ни спрашивали. Отвечайте, что не скажете ни слова без своего адвоката. Заявите полицейским, что ваши интересы защищаю я.
  Ее глаза расширились от удивления:
  — Неужели вы не откажетесь от меня, мистер Мейсон? Вы останетесь рядом со мной, невзирая на то трудное положение, в котором я очутилась?
  — Пока да. А сейчас не тратьте время на пустые разговоры. Раздевайтесь и ложитесь спать. Вы, Стелла, тоже ничего не говорите. Сможете это сделать?
  Стелла Кернвуд некоторое время смотрела на адвоката, затем дрожащим голосом сказала:
  — Не знаю… Вряд ли.
  — Я тоже не уверен в этом, — сурово сказал Мейсон. — Но вы должны попытаться. Сопротивляйтесь их нажиму, пока хватит сил. Что же касается вас, Джулия, то вы вообще никому и ничего не должны говорить. Не отвечайте даже на самые безобидные вопросы и не делайте никаких заявлений.
  — За меня вы можете не беспокоиться, — решительно сказала Джулия. — Все будет, как вы сказали.
  Мейсон кивнул, открыл дверь и вышел в коридор. За его спиной скрипнули пружины. Это Джулия Брэннер, сохранившая присутствие духа, готовила постель.
  Дождь все еще моросил, и было достаточно светло, чтобы видеть низкие темные тучи, наплывающие с юго-востока. Мейсон едва успел завести мотор, как из-за угла вылетела патрульная полицейская машина и остановилась перед многоквартирным домом Армии спасения.
  Глава 9
  Делла Стрит уже сидела на своем привычном месте, когда Мейсон рано утром прибыл в офис.
  — Какие новости? — поинтересовался он, аккуратно повесив шляпу и кивнув в сторону пухлой пачки писем.
  — Полагаю, ты уже знаешь, что Джулия Брэннер арестована по обвинению в убийстве Ренуолда К. Браунли?
  — Неужели? — воскликнул Мейсон. — Ничего не слышал об этом.
  — Вышли экстренные выпуски всех газет. Но Джулия Брэннер заявила, что ее интересы будешь защищать ты, так что странно, что ты ничего не знаешь об этом.
  — И все же для меня это огромная неожиданность.
  Делла укоризненно покачала головой.
  — Кстати, шеф, где это ты был всю ночь до рассвета?
  — Черт, никогда не могу убедительно соврать. Я удрал из дома на Бичвуд-стрит примерно за минуту до того, как туда нагрянула полиция.
  Делла вздохнула:
  — В один прекрасный день удача изменит тебе, и тогда…
  — Ничего бы не произошло, даже если бы они застали меня там. Я имел полное право допросить клиентку.
  — Во всех газетах особо подчеркивается, что Джулия Брэннер решительно отказывается сделать какое-либо заявление и даже отвечать на вопросы. А вот ее соседка по квартире, некая Стелла Кернвуд, вначале заупрямилась, но полицейские ее быстро раскрутили, и она все рассказала.
  — Ничего другого я от нее и не ожидал, — Мейсон махнул рукой.
  — А она не могла сказать ничего такого, что может навлечь на тебя неприятности? — в голосе Деллы сквозила тревога.
  — Ну, вряд ли! Своими показаниями она вообще ни на кого не может навлечь неприятностей. Еще какие новости?
  — Пол Дрейк рвется встретиться с тобой. Говорит, что у него припасена парочка сюрпризов. Та телеграмма, которую ты отправил на борт теплохода «Монтери», вернулась, не найдя адресата. Такого человека на борту нет.
  Мейсон присвистнул от удивления. Делла, глядя в записную книжку, продолжала:
  — Я тут же под свою ответственность отправила на борт теплохода телеграмму следующего содержания: «Подтвердите, находился ли на борту „Монтери“ во время следования из Сиднея в Лос-Анджелес епископ Уильям Меллори, и если да, то нет ли его сейчас среди пассажиров под своим или вымышленным именем».
  — Молодец, — похвалил Мейсон. — Я еще подумаю над этой загадкой, а пока позвони Дрейку. Пусть он придет сюда вместе с Гарри. Что еще?
  — К. Вудворд Уоррен просил назначить ему встречу. Он сказал, что уплатит тебе сто тысяч, если ты спасешь жизнь его сына.
  Мейсон покачал головой.
  — Но ведь это огромные деньги! — воскликнула Делла.
  — Понимаю, — сказал Мейсон. — И все же придется от них отказаться. Этот парень — испорченный до мозга костей отпрыск миллионера. Всю свою жизнь он только и делал, что нарушал законы, так что ему будет полезно немного поволноваться, хотя я сомневаюсь, что он способен измениться. Ведь когда он впервые столкнулся с людьми, которые не стали плясать под его дудку, он сразу же схватился за револьвер и открыл стрельбу. Теперь он кричит, что сожалеет о случившемся, и льет крокодиловы слезы, воображая, что папенькины деньги вытащат его из любой переделки.
  — Но ты бы сумел добиться для него тюремного заключения, — уверенно сказала Делла. — Мистер Уоррен-старший большего и не хочет. Ты намерен защищать эту Джулию Брэннер, от которой, скорее всего, не получишь ни цента, и отказываешься от такого заманчивого предложения.
  — Понимаешь, в деле Брэннер сплошные загадки, да еще в сочетании с чисто поэтическим пониманием справедливости. Неужели ты не усматриваешь в этом огромную человеческую драму? Я еще окончательно не решил, возьмусь ли официально за защиту, и все же хотелось бы использовать свои знания и талант во имя справедливости, пусть даже и бескорыстно. Если же я возьмусь за дело Уоррена, то однозначно стану на сторону зла, купленный сотней тысяч долларов. И тут уж мне придется поступиться своими принципами, даже совестью, и спасать заносчивого мерзавца от вполне заслуженного наказания. Папа, кстати, тоже недалеко ушел от сынка — такой же самовлюбленный индюк. Это уже не первая переделка, в которую попадает его чадо. До сего дня старик все покрывал, вот сынок и докатился до настоящего преступления. Сейчас он предлагает мне взятку, чтобы я вытащил его сынка из петли. Пусть катятся ко всем чертям. Так что звони Полу, мне не терпится узнать, что он для меня подготовил.
  Пока Делла звонила, Мейсон ходил взад и вперед по кабинету, по привычке засунув большие пальцы за отвороты пиджака. Заметив, что секретарша никак не может дозвониться, он нетерпеливо сказал:
  — Нам не нужно ехать на другой конец города, чтобы найти Дрейка. Достаточно пройти несколько десятков метров по коридору. Ты скорее дойдешь туда, чем дозвонишься. Почему так долго?
  — Оператор на коммутаторе продиктовал мне текст телеграммы с теплохода «Монтери». Сейчас я зачитаю.
  Прижав трубку к уху, она распорядилась:
  — Соедините меня с Детективным агентством Пола Дрейка.
  Передав, что мистер Мейсон ждет Дрейка у себя, и положив трубку на рычаг, она прочитала текст телеграммы:
  — «Епископ Уильям Меллори был пассажиром нашего судна из Сиднея в Сан-Франциско. Сидел за моим столиком. Возраст около пятидесяти пяти лет, вес 175 фунтов, рост пять футов шесть дюймов. Вне всякого сомнения, в настоящий момент среди пассажиров его нет. Мы проверили всех.
  — Не сомневаюсь, что он все проверил самым тщательным образом. Очевидно, понял, что дело важное, — сказал Мейсон.
  — А не мог ли епископ где-нибудь сойти с судна? — спросила Делла.
  — Сомневаюсь. Я полагаюсь на слова капитана Йохансона. Раз он говорит, что епископа Меллори нет на корабле, следовательно, его там нет и не было.
  — Но как же могли так опростоволоситься люди Дрейка? Ведь они утверждают, что проследили, как епископ поднялся на корабль.
  — Если у него с собой были чемоданы, он мог… — Не договорив фразы, адвокат замолчал. Видимо, ему пришла в голову интересная мысль. — Отправь еще одну телеграмму капитану «Монтери». Пусть он проверит, не осталось ли где-нибудь на палубе или в багажном отсеке чемоданов с бирками епископа Меллори.
  — Ты предполагаешь, что он мог переодеться в другой костюм и незаметно покинуть корабль? — догадалась Делла.
  — Нет. Он явился на борт уже в маскарадном костюме, — весело сказал Мейсон.
  — Как это?
  — Как я понял, голова епископа была сильно забинтована. Идем дальше. Я видел номер епископа сразу после того, как Меллори увезли в машине «Скорой помощи». Одеяло лежало на постели, подушка сохранила отпечаток головы, но нигде не было следов крови. Скорее всего, его ударили мешком с песком: этого достаточно, чтобы человек потерял сознание, но череп остается цел. Так почему, скажи на милость, он так забинтовал голову, что практически не было видно лица?
  Делла пожала плечами.
  Мейсон усмехнулся:
  — Ты когда-нибудь присутствовала при отплытии большого океанского лайнера?
  — Как-то не доводилось.
  — Так вот, на всех палубах царит невероятная суматоха. Запаренные люди носятся туда-сюда, сходни штурмует толпа с чемоданами, все торопятся, орут друг на друга, матросов рвут на части. Мимо контролеров непрерывной вереницей идут пассажиры. Теперь представь, что ты детектив и видела, как человек в черной одежде и белой повязке на голове поднялся на борт судна. В этом бедламе ты не можешь проследить за лицами всех тех, кто снует мимо тебя. Чисто рефлекторно ты будешь высматривать человека в черном и с белой повязкой на голове. И если нужный тебе человек спустится по сходням в обыкновенном клетчатом костюме и обычной фетровой шляпе, надвинутой на незабинтованный лоб, ты равнодушно пропустишь его мимо себя, даже не обратив внимания. В таком бедламе отца родного не заметишь, а не то что малознакомого человека.
  — Да, я понимаю, нечто подобное действительно могло произойти, но…
  Ее прервал условный стук Пола Дрейка. Делла поспешила открыть дверь. Дрейк кивнул ей и, обернувшись, сказал:
  — Входи же, Гарри, не стесняйся.
  Вслед за ним в кабинет вошел Гарри Коултер.
  Дрейк укоризненно сказал, обращаясь к Мейсону:
  — Черт возьми, вчера ночью ты не разрешил мне сделать последний глоток виски на дорогу. И это в такую непогоду! Скупой платит дважды. Видишь, результат налицо. Я совершенно простужен.
  Мейсон уже отметил его красные глаза и, улыбнувшись, сказал:
  — Все дело в том, что ты хлебнул слишком много в первый раз. Так что у меня была вполне естественная реакция. А вы что скажете, Гарри? Как самочувствие?
  — Все в порядке, хотя я и мок под дождем, в отличие от шефа.
  Дрейк плюхнулся в кресло, перекинул длинные ноги через один из подлокотников, оперся спиной о другой и жалобно глянул в сторону Деллы.
  — Работаешь, работаешь… Вот простуду подцепил из-за него. И какая благодарность? Никакой. Трудишься день и ночь за жалкие гроши, таскаешь адвокатам каштаны из огня, а те лишь посмеиваются, зато деньги гребут лопатой, попутно присваивая себе всю славу.
  Мейсон подмигнул Дрейку:
  — Что-то ты совсем расклеился. Видимо, в твоем пессимизме виновата простуда. А я-то думал, что ты не нарадуешься на своего работодателя. Ладно, раз тебе необходимо, чтобы кто-то относился к тебе с симпатией, пусть Делла держит тебя за руку и даже время от времени поглаживает ее, а ты пока расскажи нам, что узнал новенького.
  Неожиданно лицо Дрейка исказилось в гримасе, и он оглушительно чихнул. Вытерев слезящиеся глаза, детектив печально сказал:
  — Эта Ситон исчезла. Так и не появилась у себя в квартире. Ночью я еще раз заглянул туда. Все находилось точно в таком же состоянии, как и во время нашего последнего визита.
  Мейсон нахмурился:
  — Может быть, она скрывается в том же здании. Возможно, у приятельницы.
  — Вряд ли. Щетка и тюбик с зубной пастой на месте. Она не имела возможности незаметно выйти и приобрести себе новые, и даже если в спешке забыла их сразу, то могла в любой момент незаметно вернуться и забрать.
  — Тогда где она может быть? — риторически спросил Мейсон.
  Дрейк пожал плечами, лицо его вновь исказилось в гримассе, но он зажал нос платком, а пальцем левой руки потер переносицу. Наконец, со вздохом сказал:
  — Проклятая простуда! А вот… а-а-пчхи, Перри, кое-что интересное… а-а-пчхи! Мы вычислили еще и парочку, занимающуюся слежкой за квартирой Ситон.
  — Полиция?
  — Что-то я сомневаюсь. Как определили мои парни, это частные детективы.
  — Но почему твои парни решили, что их интересует именно мисс Ситон?
  — С полной уверенностью этого сказать нельзя, но очень похоже. Один из них болтался на этаже, где находится ее квартира, и не исключено, что даже побывал там… А зачем ты попросил привести сюда Гарри?
  Мейсон повернулся к Коултеру:
  — Скажите, Гарри, ночью Браунли сразу направился в порт?
  — Да.
  — Вы ехали следом за ним?
  — Точно.
  — А еще какие-либо машины проезжали мимо вас?
  Коултер задумался:
  — Как раз перед тем, как выехать к заливу, мимо меня на большой скорости промчался желтый автомобиль. Мимо проезжали и другие машины, только на них я не обращал внимания. Следить за машиной Браунли в такую погоду было ох как непросто. Но этот желтый автомобиль совершенно игнорировал непогоду и состояние дороги. Он обогнал мою машину как раз после того, как я миновал земснаряд.
  — Иначе говоря, это было уже в районе порта.
  — Да.
  — Сколько людей было в салоне?
  — Я не обратил внимания, но, скорее всего, один. И, как мне кажется, меня догнал «Кадиллак». Но полной уверенности в этом нет.
  — По-моему, это важно, Пол. Нужно проверить все машины в гараже Браунли — не найдется ли среди них желтой, подходящей под это описание. И не помешает спросить у прислуги на вилле, не заметили ли они какой-либо возни после того, как Браунли уехал. И…
  — Момент, — остановил его Гарри. — Я вспомнил еще кое-что.
  — Выкладывайте. — Мейсон выжидательно смотрел на него.
  — Возле яхт-клуба имеется частная стоянка. Там торчит несколько машин, и у них такой вид, словно их поставили еще в начале века. Вы же знаете тамошнюю публику, владельцев океанских яхт. Отправляясь в многомесячный круиз, они ставят машину на стоянку, запирают ее на замок, и бедное транспортное средство ждет возвращения хозяина несколько месяцев. Разумеется, в клубе имеется несколько гаражей, но они…
  — Не отвлекайтесь, — оборвал его Мейсон. — И что?
  — Так вот, когда я кружил по территории порта в поисках машины Браунли, я обратил внимание, что под дождем сиротливо мокнут штук пять таких машин. Ведь я корил себя за то, что Браунли удалось оторваться от меня, и присматривался ко всем машинам. Я не запоминал их специально, просто хотел убедиться, что среди них нет автомобиля Браунли. Так вот, среди этих машин стоял большой желтый «Кадиллак». Вполне возможно, это был именно тот, который лихо промчался мимо меня. Впрочем, категорически утверждать не буду.
  Пол Дрейк вновь оглушительно чихнул.
  — Черт! Проклятая простуда!
  — Ты не мог простудиться сегодня ночью, — сказал Мейсон. — Такое проявляется не сразу. Инкубационный период.
  — Ну-ну, ты еще скажи, что это вовсе не простуда. Не изображай морского волка, который, прогуливаясь по палубе океанского лайнера и глядя на позеленевших от качки пассажиров, вытаскивает трубку изо рта и вещает, что не существует такой вещи, как морская болезнь, все это фантазии сухопутных крыс. Ладно, Перри, ты можешь забавляться желтыми «Кадиллаками», но это нам пока ничего не дает. А вот полиция плотно взяла твою клиентку за жабры и, вполне возможно, вскоре примется за тебя.
  — Ты это о чем?
  — Все о том же. Полиция не дремала, да и ты крупно наследил. Так что твоя деятельность не прошла незамеченной. Полиция легко может доказать, что Браунли сообщил тебе о намерении составить завещание, оставляющее твою клиентку у разбитого корыта. Они могут проследить твой путь до почтамта, откуда ты послал телеграмму на лайнер «Монтери». Так же легко можно доказать, что ты звонил на квартиру Стелле Кернвуд, где проживает Джулия Брэннер. Дальше элементарно. После твоего звонка Джулия наняла такси, водитель которого доставил письмо Браунли, и тот решил немедленно ехать на встречу, так как очень ценил часы Оскара. Во всяком случае, старик был страшно возбужден.
  — Таксист вручил записку лично Браунли? — спросил Мейсон.
  — То-то и оно. Он вручил записку внуку, а уж тот отнес ее Браунли. Ведь к тому времени старик уже спал.
  — Филипп видел, как дед читал записку?
  — Да. Дедушка даже сказал внуку, что скоро получит от Джулии часы Оскара. Едем дальше. Полиции становится известно, что Джулия предложила старику приехать в порт. Там она его дождалась. Подошла к открытому окну машины и разрядила в старика револьвер 38-го калибра. Револьвер она уронила в салон, а сама пустилась наутек. Ее сообщник сел в машину Браунли и утопил ее в акватории порта.
  — Насколько мне известно, машина так и осталась на первой скорости, когда ее вытянули из воды, — сказал Мейсон.
  — Верно, — пробурчал Дрейк.
  — Вернемся к оружию, — вмешался в разговор Гарри. — Этот револьвер зарегистрирован на имя Джулии Брэннер. Лицензия выдана в Солт-Лейк-Сити.
  Дрейк в очередной раз чихнул и добавил:
  — Более того, полиция обнаружила отпечаток ее пальца на окошке машины Браунли. Понимаешь, Браунли ехал с закрытыми стеклами из-за дождя. Когда Джулия подошла, он опустил стекло, чтобы поговорить с ней. Она схватилась рукой за стекло, и в результате на внутренней стороне остался превосходный отпечаток ее пальца. Полиция подняла машину еще до того, как вода уничтожила все следы.
  — А не могла ли она оставить отпечаток до того, как Браунли приехал в порт?
  — На это нет ни единого шанса, — махнул рукой Дрейк. — Ладно, Перри, это все черная полоса. А сейчас я расскажу тебе об узенькой белой полоске: скорее всего, так называемая внучка старого Браунли, проживающая в доме, совсем не та особа, за которую себя выдает.
  — Что? У тебя имеются конкретные факты?
  — А то! Стал бы я бросаться словами, — проворчал Дрейк. — Оценить по достоинству их важность я пока не могу, но слушай. После смерти Оскара Браунли дедушка вдруг воспылал желанием отыскать внучку. Ее поисками занялось агентство Джексона Игла. Могло быть и так, что Игл по собственной инициативе явился к Браунли и пообещал найти внучку. Как это произошло на самом деле, неизвестно. Ведь я не мог вот так запросто прийти в чужое детективное агентство. Не положено дурно говорить о покойниках, но, по слухам, старик пообещал Иглу 25 тысяч долларов, если тот сумеет отыскать ему внучку. Двадцать пять тысяч! Вообрази, что значат эти деньги для Игла. Да еще надежда кое-что урвать из завещания. Но, с другой стороны, профессиональная этика! Надо отдать ему должное, вначале он действительно пытался отыскать эту законспирированную внучку. Добрался даже до Австралии. Но наткнулся на непроницаемую стену.
  Итак, на кон было поставлено двадцать пять тысяч. Это была слишком большая сумма, чтобы детектив от нее отказался по той лишь причине, что не может предоставить старику объект розыска. Ты прекрасно понимаешь: вывести самозванку на чистую воду достаточно просто, если поставить рядом с ней подлинную внучку. Игл наверняка проанализировал данную ситуацию, но решил, что девушку не найдут… Разумеется, Браунли потребовал доказательства того, что внучка подлинная, но ему очень хотелось поверить в то, что это именно так. Лжевнучка и Игл тоже стремились к этому. Так что желания обеих сторон совпали. И не нашлось никого, кто мог бы этому помешать.
  Мейсон задумчиво произнес:
  — Ты убежден, что Игл договорился с девушкой о том, что она поделится с ним наследством?
  — А почему бы и нет? — пожал плечами Дрейк. — Как мог Игл упустить такую возможность!
  — Но ведь он умер.
  — То-то и оно.
  — Знаешь, Пол, мне кажется, что в одиночку такую акцию совершить вряд ли возможно. В этом деле наверняка участвовал еще кто-то. И теперь этот кто-то наверняка ждет причитающейся ему доли наследства.
  — Логично, но где доказательства? Я пока не вижу путей доказать все это.
  — И совсем не исключено, что имеется еще кто-то посторонний, кто подозревает подлог и намерен урвать свою долю пирога в этой ситуации, — задумчиво добавил Мейсон.
  — Это менее вероятно, но все же может быть и такое. Идеальная почва для шантажиста, если бы тот знал, как к этому подступиться. Надо отметить, что ни старый Браунли, ни Игл не принадлежали к категории глупцов. Например, в газетах о том, что внучка перебралась в дом Браунли, не было написано и строчки. Лишь позднее Браунли заявил об этом. И уже гораздо позже в разделе светской хроники начали появляться заметки о том, как она проводит время в Палм-Спрингс и других фешенебельных местах. Обычная жизнь девушки, принадлежащей к золотой молодежи.
  — Она и сейчас находится в доме Браунли, Пол?
  — Нет. Сегодня рано утром перебралась в отель «Сайта дель Риос». Понимаешь, это юное существо не желает оставаться в доме, где произошла трагедия.
  — Надо же! — саркастически заметил Мейсон.
  — Именно это она и заявила.
  — Если говорить серьезно, — продолжал развивать свою мысль адвокат, — это вполне разумное решение: там она гораздо проще может общаться с людьми, которые кровно заинтересованы в том, чтобы не ей пришили дело об убийстве.
  Дрейк чихнул и сообщил:
  — Я уже установил за ней наблюдение.
  — Молодец!
  Мейсон вновь принялся расхаживать по кабинету, явно о чем-то размышляя. Пару раз он недовольно хмыкнул, потом остановился и в упор глянул на детектива.
  — Но это нам почти ничего не дает, Пол. Мы закинули сеть, которая поймает всю мелкую рыбешку, а вот крупная уйдет.
  — Это ты о чем?
  — Если она находится в отеле и какой-то человек желает встретиться с ней, то этот человек либо сам детектив, либо кто-то из хороших знакомых Игла. Иными словами, он не новичок в делах сыска и, будь уверен, моментально вычислит, что за девушкой установлено наблюдение. Так что, зная это, он изобретет нечто такое, что нейтрализует твоих агентов.
  — Понятно, — раздраженно согласился Дрейк. — И что же ты прикажешь делать?
  — Ничего, — Мейсон вздохнул. — Вряд ли мы выйдем на интересующего нас человека, пытаясь вычислить оставленные им следы. — Он повернулся к Делле Стрит и спросил: — Делла, ты не могла бы достать краску для волос, которая придает им рыжеватый оттенок?
  — Запросто. А для чего?
  — Ты перекрасишь свои волосы и войдешь в квартиру мисс Ситон, как если бы она принадлежала тебе, закончишь укладывать чемоданы и переберешься с ними в какой-нибудь отель.
  Дрейк нахмурился:
  — Это весьма рискованный шаг, Перри!
  Мейсон продолжал говорить монотонным голосом человека, излагающего хорошо обдуманное предложение:
  — Проникновение в чужое жилище без разрешения владельца, взлом замка, воровство и тому подобное. Но это в том случае, если удастся доказать, что все эти действия совершены с преступными целями. Если таковое доказать не сумеют, то я не вижу в этом ничего страшного.
  — К чему ты клонишь? — сердито спросил Дрейк.
  — Если те парни, которые следят за домом, наняты человеком, заинтересованным в получении доли наследства, полагающегося Иглу, то вряд ли им что-либо известно о мисс Ситон помимо того, что они сумели выяснить из ее описания. То есть отличная фигурка и рыжие волосы. Едва они заметят женщину, более или менее подходящую под данное описание и выходящую из квартиры мисс Ситон, они тут же решат, что дважды два — четыре, и предложат пройти с ними для подтверждения ее личности.
  Гарри Коултер беспокойно заерзал в кресле:
  — Нельзя заранее знать, каковы их намерения. Но… — не закончив фразы, он замолчал и пожал плечами.
  Делла Стрит подошла к шкафу, чтобы взять пальто и шляпу.
  — Мне потребуется часа два, шеф, чтобы отыскать подходящую краску, выкрасить волосы и уложить их в нечто, похожее на прическу, — деловито сказала она.
  — Действуй, — коротко сказал Мейсон.
  Детективы молча смотрели на девушку. В их глазах читалось восхищение.
  Глава 10
  Мейсон с хмурым видом ждал перед зданием отеля, выкуривая одну сигарету за другой и то и дело глядя на часы. Наконец из-за угла показалось такси с большим чемоданом, прикрепленным к багажнику. Мейсон тут же бросил окурок в мусорный ящик и вошел в холл отеля. Через окно он видел, что из такси вышла Делла Стрит, темные волосы которой приобрели рыжевато-медный оттенок.
  Мейсон повернулся к администратору, настороженно поднявшему голову, и, улыбнувшись, сказал:
  — Все в порядке. Ключ у меня.
  После этого он поднялся в лифте на одиннадцатый этаж и открыл дверь номера 1128. Закрывшись на защелку, он встал на стул и прижался к находящемуся сверху смотровому окошку, взяв под наблюдение дверь номера 1127, расположенного напротив.
  Через несколько минут он услышал стук открывающегося лифта, а затем — легкие шаги и едва слышный скрип чемоданных ручек. По коридору шагала Делла Стрит, а перед ней семенил портье, неся в каждой руке по чемодану. Портье остановился в поле зрения Мейсона и вежливо произнес:
  — Вот номер, который вы заказали по телефону. Если вам не понравится обстановка, вы в любой момент можете снять другой номер.
  — Не сомневаюсь, он мне понравится, — улыбнувшись, сказала Делла. — Мне рассказывали о вашем отеле много хорошего. Однажды здесь останавливалась моя знакомая.
  Портье открыл дверь и отступил в сторону, пропуская девушку, затем внес чемоданы. Секундой позже появился носильщик, несший еще один большой чемодан. Через некоторое время портье и носильщик вышли из номера, довольно улыбаясь.
  Затем последовало долгое, утомительное ожидание. Мейсон переступал с ноги на ногу и курил одну сигарету за другой, раздавливая окурки о раму стекла.
  Но вот снова хлопнула дверь лифта, и адвокат замер. В коридоре послышались шаги и показался высокий мужчина, который не шел, а скорее крался, хотя и не старался особо заглушать шаги. Похоже, это была его профессиональная походка. Мужчина задержался перед дверью номера Мейсона и уже поднял руку, чтобы постучать, потом прищурил глаза, всматриваясь в цифры 1128, и, круто повернувшись, подошел к номеру напротив. Затем постучал.
  — Кто там? — отозвалась Делла.
  — Дежурный электрик. Проверить освещение после прошлого постояльца.
  Делла Стрит открыла дверь. Мужчина вошел в номер, не сказав ни слова. Дверь за ним со стуком захлопнулась.
  Мейсон ждал. Секунды превращались в минуты. Он собрался было закурить очередную сигарету, как из номера напротив донесся приглушенный удар, напоминающий падение тяжелого предмета. Кошачьим движением Мейсон спрыгнул на пол, отбросив стул, распахнул дверь своего номера и мгновенно оказался возле номера Деллы. Ручка не подалась, дверь была заперта изнутри. Мейсон отступил на два шага назад и с разбега ударил плечом в дверь. Дерево затрещало у замка и, не выдержав, раскололось. Мейсон влетел в номер.
  Ему в глаза бросились пара отчаянно брыкающихся женских ножек и широкие плечи мужчины, навалившегося на хрупкое тело Деллы. «Электрик» прижимал толстое одеяло к лицу девушки, заглушая ее крики и начисто лишая ее воздуха. Еще минута — и все было бы кончено. Услышав треск двери, мужчина вскочил и быстро развернулся в сторону Мейсона.
  — Назад! — хрипло рявкнул он. Его рука метнулась к заднему карману брюк. — Руки!
  Но Мейсон, не слушая его, бросился на помощь Делле, срывая с нее одеяло.
  Незнакомец выхватил специальный полицейский револьвер 38-го калибра. Мейсон, находившийся от него в шести футах, увидел темное отверстие вороненого ствола. Мужчина оскалил зубы в жуткой гримасе.
  Мейсон вновь повернулся к Делле:
  — Все в порядке, дорогая?
  — Лицом к стене! — рявкнул мужчина. — И руки повыше. Я…
  Делла неожиданно присела и бросилась на него. Мужчина отпрыгнул в сторону, но недостаточно быстро: она успела вцепиться в руку с оружием. Мейсон моментально оказался рядом с непрошеным гостем и от души врезал ему в челюсть.
  Верзила качнулся назад, и Делла, по инерции падая вперед, сумела выбить оружие из его руки. Мужчина все же удержался на ногах. Отступив на шаг, он схватил стул за спинку и поднял его над головой.
  Делла упала на пол и схватила выпавший револьвер. Отпрыгнув в угол, она навела оружие на незнакомца.
  — Осторожнее, шеф! Это убийца!
  Мейсон, чуть пригнув голову, не спускал глаз с верзилы. Тот держал стул наготове, уверенный, что Мейсон сейчас перейдет в атаку. Но его очень беспокоила Делла, завладевшая револьвером. Он покосился в ее сторону, и Мейсон, ожидавший удобного момента, нанес ему короткий прямой удар в переносицу. Хрящ хрустнул под кулаком. Незнакомец выпустил стул и упал на колени. Он что-то пытался сказать, но послышалось лишь бульканье. Его нос и губы напоминали кровавое месиво.
  Схватив противника за воротник, Мейсон рывком поставил его на ноги, развернул и пинком ботинка пониже спины отбросил на диван, на котором только что едва не разыгралась трагедия. Адвокат быстро обыскал одежду несостоявшегося убийцы, на тот случай, если у него осталось другое оружие. Все было чисто. Мейсон перевернул мужчину на спину.
  — Отлично, голубчик, — сказал он. — А теперь начинай рассказывать.
  Мужчина с ненавистью смотрел на Мейсона, из его горла вырывалось звериное рычание. Достав носовой платок, он приложил его к изуродованной физиономии и отнял совершенно промокшим от крови.
  Делла Стрит принесла из ванной намоченное полотенце. Мейсон бросил его мужчине.
  Глухим голосом, с трудом выговаривая слова, тот пробормотал:
  — Ты сломал мне нос.
  — А что, мне следовало расцеловать тебя? Благодари бога, что я не сломал тебе шею!
  — Я добьюсь того, что тебя арестуют! — прорычал мужчина.
  — Приятель, позаботься лучше о себе. Тебе грозит обвинение в нападении на женщину с целью убийства. Что он сделал, Делла?
  Делла находилась в состоянии, близком к истерике, и лишь усилием воли смогла удержать себя в руках.
  — Он сразу же накинулся на меня, шеф, едва я попыталась вызвать тебя свистком. Повалил на постель, прижал, сорвал одеяло и принялся меня душить. Нет никаких сомнений: он явился сюда с единственной целью — убить меня!
  Мужчина застонал, прижимая к лицу мокрое полотенце.
  — Мне следовало размозжить тебе голову этим стулом, скотина! — с ненавистью рявкнул Мейсон. — Но все же мне жаль, что я так изуродовал твою физиономию. Вряд ли теперь епископ Меллори сможет узнать в тебе того человека, который оглушил его мешком с песком.
  Мужчина что-то неразборчиво пробормотал.
  — Ну и собеседник!.. Ладно, сейчас проверим, с кем мы имеем дело.
  Мейсон со сноровкой опытного карманника проверил карманы незнакомца. Тот сделал было попытку оттолкнуть руки Мейсона. Перри рассвирепел:
  — Хочешь добавки? — и, не дожидаясь ответа, ударил противника кулаком в солнечное сплетение.
  Неудавшийся убийца упал на спину. Мейсон, воспользовавшись этим, вытряхнул содержимое его карманов, громко перечисляя, чтобы Делла записала. На свет появились бумажник, чехол для ключей, нож, часы, короткая дубинка, пачка сигарет, авторучка и еще один ключ с брелком.
  — Все записала, Делла? — спросил Мейсон. — Так, а теперь проверим документы.
  Мужчина лежал неподвижно, и только его хриплое дыхание свидетельствовало, что он жив.
  — Бог мой, шеф! — с ужасом сказала Делла. — Ведь это наемный убийца! Он пытался меня задушить. Если бы ты не появился вовремя…
  — Убийцы тоже имеют имена. А когда мы его узнаем, надеюсь, кое-что прояснится.
  Делла нервно рассмеялась, открывая бумажник.
  — У меня до сих пор дрожат руки… Как я напугалась!
  — Ничего, теперь мы нейтрализуем этого мерзавца. Убежден, это именно тот, кто напал на епископа. Ему уже грозит тюремное заключение хотя бы за то, что в кармане у него вот эта дубинка.
  — Так, вот и водительские права! — довольно сказала Делла. — Выписаны на имя Питера Сакса. Адрес: Риплей-Билдинг, 691.
  — Замечательно. Что еще?
  — Визитные карточки. Детективное агентство Стейт Уайт. Лицензия, выданная детективу Питеру Саксу.
  — Ничего себе, детектив! — присвистнул Мейсон.
  — Здесь еще кое-какие бумаги. Перечислять?
  — Разумеется. Все до последнего клочка!
  — Так… Сто долларов в двадцатидолларовых купюрах. А вот это тебя, несомненно, заинтересует — телеграмма, адресованная епископу Уильяму Меллори на борт теплохода «Монтери». Прочитать?
  — Давай.
  «Чарлз В. Ситон погиб полгода назад в автомобильной катастрофе. Я занимаюсь его финансовыми делами. Отправляю важное письмо по адресу: Сан-Франциско, „Мэтсон Компани“.
  — Вот мы и сдвинулись с мертвой точки! — довольно потирая руки, сказал Мейсон. — Что еще?
  — То самое письмо от Джаспера Пелтона, адвоката в Бриджвилле, штат Айдахо. Оно адресовано епископу Уильяму Меллори, через «Мэтсон Навигейшн Компани», Сан-Франциско.
  — Читай, Делла.
  — «Уважаемый епископ Меллори! В качестве поверенного, занимающегося делами мистера Чарлза В. Ситона, я получил радиограмму, которую вы послали мистеру Ситону, попросив его связаться с вами сразу же после вашего приезда в Сан-Франциско.
  С прискорбием сообщаю, что миссис Ситон умерла около дух лет назад, и мистер Ситон остался вдвоем с дочерью Джанет. Шесть месяцев назад мистер Ситон трагически погиб в автомобильной катастрофе. Он получил смертельную травму черепа и умер через день, практически не приходя в сознание. Дочь Джанет не отходила от отца все это время. По профессии она дипломированная медсестра. Сообщаю об этом со всеми подробностями, потому что непосредственно перед смертью мистер Ситон хотел что-то сказать вам. Он несколько раз повторил „Епископ Меллори… Передай ему… обещай… не хочу… читал в газетах…“
  Я сообщаю вам это, ибо только эти слова я сумел разобрать и записать. Он говорил очень невнятно, поэтому сделал несколько отчаянных попыток повторить свое послание, что ему, к сожалению, не удалось, и он умер, ничего не объяснив.
  Некоторое время я занимался поисками епископа Меллори по всем Штатам, надеясь, что этот человек прольет свет на смысл последних слов мистера Ситона. Я обнаружил одного епископа Меллори в Нью-Йорке, а второго — в штате Кентукки, но ни один из них не мог припомнить мистера Ситона, хотя оба согласились, что когда-то жизнь и могла столкнуть их с ним, но они забыли о нем, так как ежедневно перед ними проходят десятки людей. Оба заявили, что если бы что-то серьезное связывало их с этим человеком, то они бы его запомнили.
  Некоторое время назад мистер Ситон владел приличным состоянием, но за последние годы его финансовые дела пришли в упадок, и после того, как будут выплачены все долги по займам, налоги и тому подобное, сомнительно, чтобы хотя бы что-то досталось его дочери, которая в настоящее время проживает где-то в Лос-Анджелесе. В данный момент у меня нет адреса, но я свяжусь с ней через ее друзей, и они попросят, чтобы она написала вам. Если же вы будете в Лос-Анджелесе, то сможете отыскать ее, воспользовавшись тем фактом, что она дипломированная медсестра.
  Я все это делаю потому, что был другом покойного мистера Ситона, а также членом общества, в работе которого он принимал активное участие. Я бы очень хотел, чтобы его дочь Джанет была счастлива. Прошу вас, свяжитесь с ней или со мной».
  — Все? — спросил Мейсон.
  — Да, если не считать неразборчивой подписи.
  — Что ж, как я уже говорил, ситуация проясняется. Это были как раз те документы, которые они…
  Мейсон не успел закончить фразу, как от двери послышался скрипучий голос:
  — Что здесь происходит?
  Адвокат повернулся и увидел невысокого, средних лет мужчину, совершенно белые усики которого ярко выделялись на фоне розовощекого лица. Глаза его были холодными и настороженными. Он походил бы на преуспевающего банкира, если бы не холодная угроза в глазах.
  — А вы кто такой? — поинтересовался Мейсон.
  — Я Вик Стоктон, — ответил незнакомец. — Вам что-либо говорит это имя?
  — Абсолютно ничего.
  — Я с вами тоже не знаком.
  При звуках голоса Стоктона Сакс, лежавший без движения, зашевелился и с трудом сел, отняв окровавленное полотенце от разбитой физиономии.
  — Это он тебя так, Пит? — спросил Стоктон.
  Сакс попытался что-то ответить, но разбитые губы в сочетании с не менее разбитым носом превратили его слова в невнятное бормотание. Стоктон снова повернулся к Мейсону:
  — Этот пострадавший — мой партнер. Я работаю с ним в паре по данному делу. Не знаю, кто вы такой, но скоро буду знать.
  Мейсон произнес:
  — Ваш так называемый партнер забрался в номер епископа Меллори и выкрал оттуда некоторые документы. Вы были его партнером и в той операции?
  Глаза Стоктона остались холодными, он даже не моргнул.
  — Располагаете доказательствами?
  — Разумеется, я располагаю неопровержимыми доказательствами.
  Внезапно Сакс приподнялся и сделал попытку вырвать письмо из рук Деллы, но Мейсон толкнул его обратно на диван.
  Стоктон шагнул вперед, его рука потянулась к заднему карману брюк.
  Мейсон почувствовал, как Делла на мгновение прижалась к нему всем телом, и в следующее мгновение его пальцы ощутили холодную рукоятку револьвера 38-го калибра, которым совсем недавно угрожал частный детектив. Увидев револьвер в руках Мейсона, Стоктон замер, понимая, что этот человек шутить не намерен.
  — Делла, — начал адвокат, — позвони в полицейское управление и скажи им…
  Детектив с разбитой физиономией моментально опустил ноги на пол и вскочил. Метнувшись мимо Мейсона, он исчез в коридоре. Что касается Стоктона, то тот не спешил. Демонстративно засунув руки в карманы, он медленно повернулся и вышел вслед за партнером, прикрыв дверь.
  Мейсон повернулся к Делле:
  — Как ты себя чувствуешь, детка?
  Она улыбнулась и потрогала горло кончиками пальцев:
  — Еще немного — и он бы меня придушил. А еще называет себя детективом! Это убийца, шеф!
  — Он догадался, что ты пробовала подать сигнал, и после этого напал?
  — Не думаю. Я хотела воспользоваться свистком, когда поняла, кто передо мной. Шеф, он совершенно потерял голову от ужаса. Он чего-то смертельно боится, вот и поступает, как загнанная в угол крыса.
  — Согласен с тобой.
  — Но чего он так боится?
  — Теперь мы совершенно уверены, что Джанет Ситон и есть подлинная внучка Браунли. Эти парни участвовали в афере с подменой девушки и сейчас пойдут на все, чтобы их трюк не раскрылся. Раз Браунли мертв, они рассчитывают сорвать свою долю наследства с мнимой внучки, причем дело идет о достаточно больших деньгах. Так что на весах, с одной стороны, независимое существование, а с другой — тюремное заключение.
  — Тогда у них был веский повод убрать Браунли.
  — Тех, кто в этом заинтересован, достаточно много, Делла. Моя задача — доказать, кто из них действительно убил старика.
  — А что делать с этим? — Делла кивнула на горку предметов, которые вытащил из карманов Сакса Мейсон.
  — Давай сюда.
  — Ты хочешь их забрать?
  — Это вещественные доказательства.
  — А не противозаконно ли это? Ведь в бумажнике деньги. Он может заявить на нас в полицию.
  — Сомневаюсь. Но в любой момент можно отдать эти вещи Джиму Поли, чтобы он, как детектив отеля «Реган», возбудил уголовное дело о нападении на епископа Меллори и ограблении.
  — Ну ты и дал ему, шеф, — засмеялась Делла. — Следы останутся на всю жизнь.
  — Этому мерзавцу еще мало досталось…
  Подойдя к телефону, Мейсон позвонил в Детективное агентство Дрейка. Пола не было. Секретарша ответила, что он отправился в турецкие бани. Мейсон нахмурился:
  — Передайте ему, чтобы он в короткий срок собрал мне информацию о частном детективе Питере Саксе. Он принял Деллу за мисс Ситон и попытался убить. Поручите агентам немедленно заняться этим вопросом.
  Положив трубку, Мейсон повернулся к Делле:
  — Хорошо, детка, возвращайся в офис… Кстати, рыжий цвет тебе очень идет.
  — Приму к сведению… А ты куда, шеф?
  — Поеду в отель «Сайта дель Риос». Пришло время познакомиться с фальшивой внучкой Ренуолда Браунли.
  Глава 11
  Мейсон положил двадцатидолларовую купюру в ладонь телефонистки отеля «Сайта дель Риос».
  — Многого я от вас не прошу, просто позвоните к ней в номер.
  — Но мне даны совершенно определенные указания, — пробовала протестовать девушка. — Ей до чертиков надоели газетные репортеры. Она не желает никого видеть.
  — Так она заявила?
  — Да. У нее горе.
  — Как же, — насмешливо сказал Мейсон. — Большое горе. Стала наследницей нескольких миллионов долларов.
  — Вы журналист?
  — Нет.
  — Тогда кто вы?
  — Для вас я Санта-Клаус.
  Она вздохнула и спрятала деньги.
  — Когда я кивну, пройдите в кабину номер два. Это будет означать, что она ответила на звонок.
  — Благодарю. Где она поселилась?
  — Люкс «А» на третьем этаже.
  Телефонистка вставила шнур в нужное гнездо и нажала кнопку зуммера. Мейсон ждал. Наконец девушка кивнула, давая понять, что все в порядке.
  Мейсон снял трубку телефона:
  — Алло?
  Вкрадчивый женский голос сказал:
  — Да. В чем дело?
  — Меня зовут Перри Мейсон, и я в настоящий момент нахожусь в отеле. Полагаю, нам следует обсудить, какие меры необходимо принять, чтобы оградить вас от назойливого внимания репортеров. Боюсь, они от вас не отстанут. Ваша история — сенсация дня. А я могу вам помочь.
  — Это было бы превосходно, мистер Мейсон. Благодарю вас.
  — Могу ли я к вам подняться?
  — Да. Подойдите к номеру 309 и постучите. К двери люкса лучше не подходить — там толпа репортеров.
  Мейсон поднялся на третий этаж, подошел к номеру 309 и постучал. Дверь открыла симпатичная молодая девушка в атласной пижаме, улыбнулась и молча провела его мимо двух ванных комнат и трех стандартно обставленных спален в номер люкс, где в глаза сразу бросалась роскошная обстановка.
  Кивнув в сторону удобного кресла, девушка предложила:
  — Сигару? Как насчет шотландского виски с содовой?
  — Ну что же, не откажусь, — сказал Мейсон.
  Пока девушка готовила напиток, адвокат внимательно рассматривал ее, пытаясь понять, что она за человек.
  — Вы не слышали последние новости? — деловито поинтересовалась она. — Нашли дедушкино тело?
  — Еще нет. Представляю, какой это для вас удар.
  — Да, это ужасно. — Она прикрыла глаза рукой, на ее пальцах сверкали дорогие перстни.
  — Вы помните свое детство? — спросил адвокат, поудобнее устраиваясь в кресле.
  — Конечно. — Девушка выжидающе смотрела на Мейсона. Было видно, что его слова ее насторожили.
  — Я слышал, вы были приемным ребенком?
  — А в чем дело? — нервно спросила она. От ее прежней любезности не осталось и следа. — Вы сказали, что хотите оградить меня от репортеров.
  — Точно, — кивнул Мейсон. — Этот предлог меня научил использовать Пит, чтобы обмануть бдительность девушки-телефонистки. Я был уверен, что он вас предупредил об этой уловке.
  — Пит? — нахмурилась она.
  — Да. — Мейсон выпустил клуб ароматного дыма.
  — О чем вы говорите?
  Теперь уже нахмурился Мейсон:
  — Послушайте, я не могу тратить время на подобную чепуху. Пит Сакс и Виктор Стоктон предложили мне связаться с вами. Пит велел ничего не говорить по телефону, так как не без причины опасается, что телефон прослушивается. Вот почему я выдумал про репортеров. Поэтому, когда вы пригласили меня подняться сюда, я решил, что все в порядке.
  Некоторое время она рассматривала свои руки и наконец спросила:
  — Кто вы такой?
  — Послушайте, а не могло так случиться, что Пит водил за нос нас обоих? Вы так не считаете? Ведь вы приехали на «Монтери» вместе с епископом Меллори?
  Она кивнула, уже собралась что-то сказать, но в последний момент передумала. За спиной Мейсона щелкнула дверная задвижка, однако адвокат не рискнул повернуть голову.
  — И все же, скажите мне, кто вы такой? — снова повторила девушка. На сей раз ее голос звучал с большей уверенностью.
  Человек, стоявший в дверях, ответил:
  — Это Перри Мейсон, адвокат, представляющий пару шантажистов, которые намерены наложить лапу на состояние вашего дедушки.
  Мейсон медленно повернулся. Виктор Стоктон смотрел на него холодными глазами.
  — Адвокат! — в ужасе воскликнула Джанет.
  — Именно. Что вы ему сказали?
  — Ничего.
  Стоктон удовлетворенно кивнул.
  — Отлично, мистер Мейсон, пришла пора поговорить.
  — Я так не считаю. С вами я буду разговаривать только в зале суда, когда вы будете выступать в роли свидетеля.
  Стоктон, не дожидаясь приглашения, плюхнулся в кресло и распорядился:
  — Джанет, налей мне виски. — Говоря это, он не спускал глаз с Мейсона.
  Джанет Браунли налила ему щедрую дозу виски, добавила несколько кусочков льда. Руки ее сильно дрожали.
  Стоктон взял стакан, откинулся на спинку кресла и с насмешкой обратился к Мейсону:
  — Сейчас я кое-что скажу вам. Знаете, что уже выдан ордер на ваш арест?
  — На мой арест?
  — Именно. Мошенничество. Избиение человека. Ограбление.
  Мейсон в упор глянул на Стоктона:
  — Сакс?
  — А кто же еще? Вряд ли вы сумеете отвертеться.
  Мейсон рассмеялся:
  — Неужели вы до сих пор ничего не поняли? Как ни странно, я не хотел поднимать шум и привлекать этого негодяя к уголовной ответственности. Но коль вы решили действовать вопреки здравому смыслу и хотите напугать меня смехотворными обвинениями… Что ж, попробуйте! Сакс пытался совершить преднамеренное убийство. Он угрожал мне оружием. В порядке самообороны я расквасил ему нос, попутно отняв револьвер. Так что пусть благодарит бога, что так легко отделался.
  — Послушайте, я детектив, Пит мой партнер. Вот уже три недели, как нам стало известно, что будет предпринята попытка шантажа семейства Браунли. Я не знал, как конкретно все произойдет, но все же решил, что противники попытаются использовать какого-нибудь хорошего адвоката. Ловкий адвокат вначале переговорит с Браунли, а потом начнет давить на Джанет. Ведь если бы он сразу направился к Джанет, его могли бы уличить в шантаже. Но в любом случае речь идет о вымогательстве, так что я задался целью предотвратить это. Вот почему я предупредил и Браунли, и Джанет. Мы ждали лишь вашего появления. Потом вы решили спутать нам карты, убив старика… Спокойно, я же не утверждаю, что это сделали вы лично, но вы знаете, кто это сделал. И я тоже знаю это.
  — Должен сказать, положение весьма пикантное, особенно если Браунли так и не успел составить новое завещание. По старому же завещанию состояние должно перейти к внучке Браунли, а в документе не оговорено, что под внучкой имеют в виду ту девушку, которая в настоящий момент проживает в его доме.
  Стоктон усмехнулся:
  — Вы намекаете, что если я уговорю Сакса не подавать на вас иск, то вы откажетесь от этого дела? Вам придется придумать что-нибудь поумнее, в эту ловушку я не попадусь.
  — Хотелось бы в это верить. — Мейсон поднял свой бокал в шутовском салюте.
  Стоктон перестал улыбаться.
  — Возможно, для Джанет, да и для меня было бы лучше пойти на компромисс. Я понимаю, что очень трудно доказать факт ее родства с Браунли. Но точно так же трудно доказать и обратное.
  — Нельзя ли поконкретнее? — попросил Мейсон.
  — Вы ничего не можете предложить?
  — А зачем?
  — Может быть, мы можем прийти к компромиссу?
  — Сомневаюсь.
  — Ладно, по-хорошему вы не хотите. Мы не отступим и не пойдем ни на какой компромисс. Мы понимаем, что вы как нельзя лучше подходите для той работы, которая вам поручена. И все же будьте уверены, вам предстоит нелегкое сражение. В дальнейшем станете более осмотрительно браться за подобного рода дела. Если бы вы были более скромным, вас бы никто не тронул. Но вы всюду суете свой нос, разыгрывая из себя этакого рыцаря без страха и упрека. Сейчас вы угодили в щекотливое положение, чреватое многими неприятностями. Джулия Брэннер придумала совершенно дикий план, и он окончательно провалился, когда она, чтобы помешать Браунли составить новое завещание, застрелила его. Возможно, у нее что-либо и получилось бы, если бы не свидетельские показания Викслера. Сейчас можно сказать с уверенностью, что Джулия будет осуждена за убийство. Девушка, которая якобы является ее дочерью, будет осуждена как соучастница, а вас лишат лицензии адвоката и осудят за жестокое избиение Питера Сакса, за ограбление жертвы и за мошенничество. Ну, а уж после этого вряд ли вам перепадет хотя бы цент из состояния Браунли… И не вздумайте хлопать дверью, когда будете уходить.
  — Я вообще не имею привычки хлопать дверью, — сообщил Мейсон. — Кстати, Джанет, где вы находились в момент убийства дедушки?
  Стоктон со стуком поставил бокал на столик. Его лицо побагровело:
  — Так вот вы к чему клоните, Мейсон!
  — Я всего лишь задал вопрос.
  — А не много ли вопросов? Если вы действительно хотите это знать, то у нее превосходное алиби. В тот момент она была со мной.
  Мейсон криво улыбнулся:
  — Милое алиби. А теперь послушайте меня. Джанет — фальшивая внучка старого Браунли, подсунутая вами. Ей грозит полное разоблачение, и в отчаянии вы хватаетесь за соломинку…
  — Да-да, похищаем револьвер Джулии Брэннер, подделываем ее подпись под запиской и ликвидируем старика, — прервал Мейсона Стоктон. — Но тут вы промахнулись. Водитель такси знает, что записку посылала именно Джулия. И на стекле машины Браунли полиция обнаружила отпечатки пальчиков именно Джулии, когда она вцепилась в дверцу, разряжая в голову бедняги револьвер. Мокрую одежду все той же Джулии полицейские обнаружили в ванной ее квартиры. И…
  — А кроме того, — перебила его Джанет, — имелись еще…
  — Молчи! — прикрикнул на нее Стоктон. — Говорить буду только я.
  — Вот-вот, Джанет, именно он обеспечивает вам алиби. Он засвидетельствует, что вы находились с ним в момент убийства, вы же, в свою очередь, поклянетесь, что Стоктон был с вами. И тем самым вы оба чисты перед законом.
  Стоктон усмехнулся:
  — Кроме того, это же скажет моя жена. Да и служащие нотариальной конторы смогут подтвердить то же самое. — Он вновь взял бокал с виски и сделал большой глоток. — Ну как, вы удовлетворены, мистер Мейсон? — со злорадной усмешкой подвел он итог разговору.
  — Ну, а дальше?
  — Что — дальше?
  — Что вы предполагаете?
  Стоктон подмигнул Мейсону, явно довольный собой.
  — Мы не делаем никаких предположений. И, более того, ничего не предлагаем. Отныне вы будете настолько заняты защитой собственной персоны, что у вас не хватит времени заниматься делом Джулии Брэннер.
  — После того как Питер Сакс вломился в номер епископа Меллори, ударил его по голове дубинкой, которую, кстати, я изъял из кармана вашего сообщника, и выкрал частные бумаги епископа, окружной прокурор посчитает уголовным преступлением то, что я вернул эти бумаги?
  — Не надо меня дурачить. Вы прекрасно знаете, зачем вы подстроили эту ловушку, точно так же, как это известно мне. Вам был нужен ключ.
  — Что? — удивился Мейсон. — Какой ключ?
  — Тот самый, который вы забрали у Сакса, — угрюмо сказал Стоктон.
  — Там была связка ключей.
  — Не прикидывайтесь дурачком. Там действительно была связка ключей, кое-какие вещи, сто долларов, но вам был нужен один-единственный ключ.
  Лицо Мейсона застыло. Стоктон некоторое время выжидающе смотрел на адвоката, потом сказал:
  — И не изображайте оскорбленную невинность. Впрочем, возможно, вы действительно не в курсе. Как вы думаете, почему мы узнали о планируемом шантаже? Мы вышли на Джулию Брэннер еще до того, как она приехала в Калифорнию. Именно она предложила Питу убить старика, пока тот не составил завещания. У нее имелся человек, который должен был сыграть роль епископа Меллори и утвердить Джанет Ситон на роль настоящей внучки. Епископ был самозванцем. Он тщательно отрепетировал свою роль. Вполне возможно, Джулия могла бы кое-что вытянуть у старика или у присутствующей здесь Джанет, если бы только не выболтала решительно все Питу. Она вообразила, что Пит станет ее послушным орудием. Она намеревалась подыскать опытного адвоката, рассказать ему трогательную историю и устроить встречу с мнимым епископом Меллори. Следующим шагом было свидание с Браунли. Если бы старик, во избежание ненужного скандала и шумихи в газетах, согласился дать ей некоторую сумму, она бы успокоилась. Если бы старик заупрямился, что ж, его бы убрали, как ненужную помеху. Пит как раз и предназначался на эту роль. Она вручила Питу ключ от собственной квартиры и заверила, что он получит четверть того, что она сумеет вытянуть у Браунли. И вы, как наивный простак, попались на ее удочку. Даже не посоветовавшись с вами, она решила встретиться с Браунли. Она хотела самостоятельно добиться уступок со стороны старика, тем самым оставив вас с носом. Если же Браунли оказался бы ей не по зубам, она была намерена вцепиться во внучку и вытряхнуть из нее несколько тысяч. И в этом случае вы также не получили бы свой гонорар. Ну а Питер, поскольку он был в курсе всех ее замыслов, предупредил нас о шантаже.
  После убийства, и это совершенно очевидно, приходится вытаскивать ее, тем самым спасая и себя. И в первую очередь вам нужно отобрать ключ у Пита, так как это — подтверждение всех его показаний. Что ж, ловушка сработала, но вы не знали, что мы располагаем несколько бо́льшими уликами против Джулии Брэннер. Вы посеяли ветер, а пожнете бурю.
  Мейсон медленно поднялся с кресла. Стоктон поставил пустой бокал и тоже поднялся, не спуская с Мейсона взгляда.
  — И не вздумайте приходить сюда снова! — с угрозой сказал он.
  — Понятно. Вашему помощнику я всего лишь разбил нос, как видно, этого ему не хватило. Что ж, даю слово, что я не успокоюсь, пока не выведу на чистую воду вас троих. И уж кто, как не вы, знает, что я никогда не бросаю слов на ветер.
  Самообладание впервые изменило Стоктону. Он побагровел, его пальцы сжались в кулаки. Он визгливо закричал:
  — Не забывайте, вы отняли бумаги, которые являются вещественными доказательствами по данному делу! Когда же Пит попытался их у вас забрать, вы избили его, угрожая оружием. Если вы и дальше будете путаться у меня под ногами, я добьюсь того, что вас будут судить не только за пособничество шайке вымогателей, но и за укрывательство убийцы!
  — Как страшно! Впрочем, видал я и не таких. — Мейсон пошел к выходу, но возле двери задержался. — И какую же сумму из тех денег, которые, как вы надеетесь, получит эта молодая особа, вы намерены забрать себе? Мне крайне любопытно, во что обходится лишение наследства настоящего родственника в пользу самозванца?
  Стоктон, потрясая кулаками, заорал:
  — Вон отсюда! И думайте, как вам спасти собственную шкуру, Мейсон! А когда вас засадят в Сан-Квентин, напишите мне оттуда. Возможно, я отвечу на некоторые ваши вопросы!
  Мейсон вышел из номера, спустился на лифте в холл и покинул отель. Но не прошел он и десяти ярдов, как кто-то схватил его за локоть. Адвокат резко развернулся. Перед ним стоял Филипп Браунли.
  — Добрый день. А вы что здесь делаете?
  — Неужели не понятно, — угрюмо сказал Филипп. — Веду наблюдение за Джанет.
  — Опасаетесь за ее жизнь?
  — Ну что вы!.. Мистер Мейсон, можно с вами поговорить?
  — Разумеется. И на какую же тему?
  — Но не здесь.
  — А где?
  — Моя машина стоит рядом с отелем. Я видел, как вы вошли сюда, и терпеливо ждал, когда вы выйдете. Так можно с вами поговорить?
  — Что ж. — Мейсон пожал плечами. — Мне и самому здесь не очень нравится. А еще не нравятся люди, которые находятся здесь. Вы знаете человека по имени Стоктон?
  Браунли кивнул:
  — Еще тот мерзавец. Себе на уме. Это именно он помог Джанет убить дедушку.
  Мейсон в упор глянул на Филиппа:
  — Это лишь предположение или вы знаете что-то конкретное?
  — Более чем.
  — Где ваша машина?
  — Там. — Браунли указал на стоящую примерно в семидесяти ярдах большую машину серого цвета.
  — Пойдемте.
  Браунли уселся на место водителя, Мейсон опустился рядом.
  — Ваша машина?
  — Да.
  — Итак, что вы хотите мне рассказать?
  Браунли вытащил сигарету и закурил. Мейсон заметил, как сильно у него дрожат руки. Но когда Филипп заговорил, голос его звучал уверенно и ровно:
  — Именно я получил записку, которую таксист доставил вчера вечером, точнее, поздно ночью.
  — И что вы сделали?
  — Отнес дедушке.
  — Он уже спал?
  — Нет. Лежал в постели и читал книгу.
  — И?
  — Прочитав записку, он пришел в страшное возбуждение. Поднялся с постели и оделся, а мне велел спуститься вниз и распорядиться, чтобы приготовили его машину, так как ему срочно необходимо поехать в порт. Там его будет ждать Джулия Брэннер. Она намерена отдать ему часы Оскара, если только он поедет один. На яхте они смогут поговорить без свидетелей.
  — Это сказал вам дедушка?
  — Слово в слово.
  — А вы?
  — Я посоветовал ему не ехать.
  — Почему же?
  — У меня было подозрение, что дедушку заманивают в ловушку.
  — У вас были основания думать, что его могут убить?
  — Ну что вы! Но я боялся, что его могут каким-то образом скомпрометировать.
  Мейсон кивнул:
  — Продолжайте.
  — Я сам спустился в гараж и отворил ворота, чтобы дедушка смог выехать. Когда он спустился вниз, я попытался уговорить его, чтобы он разрешил мне вести машину. Вы же помните, какая была погода, а дедушка в темноте плохо видит.
  — И он не разрешил?
  — Нет. Заявил, что должен ехать один, так как Джулия на этом настаивает.
  — Где эта записка?
  — Мне кажется, дедушка сунул ее в карман пальто.
  — Понятно… Минутку. Он сказал, что едет именно на свою яхту?
  — Я так понял. Джулия хотела встретиться с ним на борту яхты.
  — Дальше.
  — Когда он уехал, я вернулся в дом и увидел там полностью одетую Джанет.
  — Что она хотела?
  — Сказала, что услышала шум, вот и пришла узнать, что произошло.
  — Не торопитесь. Как она была одета? В вечернее платье?
  — Нет. На ней был спортивный костюм. Так вот, не подозревая ничего плохого, я ей все рассказал. Она жутко рассердилась, что я позволил дедушке ехать одному. В общем, шумела страшно.
  — А вы?
  — Я, в свою очередь, наорал на нее. Сказал, что она сумасшедшая, если думает, что я могу запретить дедушке делать то, что он считает нужным, и, разозленный, ушел к себе в комнату. Она тоже поднялась в свою комнату. Я решил проследить, что она будет делать дальше. И действительно, не прошло и двух минут, как она тихонько открыла дверь и на цыпочках, чтобы не шуметь, спустилась вниз. Поверх спортивного костюма на ней был надет плащ.
  — Какой?
  — Обычный светло-желтый непромокаемый плащ. Все женщины в таких ходят.
  Мейсон, в свою очередь, вытащил сигарету и закурил.
  — Продолжайте.
  — Я пошел следом за ней, стараясь, чтобы она меня не заметила. Так вот, она отправилась в гараж и села в машину.
  — Какую?
  — Светло-желтый «Кадиллак».
  Мейсон откинулся на спинку сиденья.
  — Вы видели, как она уехала?
  — Конечно.
  — Сколько времени прошло с того момента, как уехал дедушка?
  — Минут пять-шесть, не больше.
  — И что вы предприняли?
  — Убедившись, что она уехала, я кинулся к своей машине и помчался следом.
  — Вы сказали Джанет, что дедушка поехал на яхту, чтобы встретиться с Джулией?
  — Конечно.
  — Она поехала в район порта?
  — Вот об этом я и хочу вам рассказать.
  — Но мне показалось, вы сказали, что отправились следом за ней?
  — Я летел на предельной скорости, но…
  — Понятно. Рассказывайте, не упуская мельчайших подробностей. Все это очень важно.
  — Она мчалась как безумная. А тут еще дождь. Я не мог зажечь фары, так как боялся, как бы она меня не заметила…
  — Ну и?.. Куда она поехала?
  — Она свернула на Пятьдесят вторую улицу и припарковалась.
  — Что сделали вы?
  — Тоже остановился, но не на Пятьдесят второй, а на Фигаро-стрит.
  — Это недалеко от порта?
  — Да, — кивнул Браунли. — Я вышел из машины и пошел, вернее, побежал за Джулией.
  — Вы ее видели?
  — Да, благодаря светлому плащу. Да и бегаю я лучше ее.
  — Куда она направлялась?
  — Мы пробежали около четырех кварталов.
  — Что? — удивленно сказал Мейсон.
  — Я пробежал следом за ней четыре квартала.
  — Но почему она не поехала на машине?
  — Понятия не имею.
  — Хорошо, подведем итоги. Она выехала из дома на светлом «Кадиллаке» и оставила его на Пятьдесят второй улице, рядом с Фигаро-стрит, после чего прошла под проливным дождем четыре квартала.
  — Большую часть пути она бежала.
  — Это неважно. Важно то, что по какой-то причине она оставила машину и пошла пешком. И куда она направлялась?
  — К небольшому жилому дому. В нем не более восьми квартир. Она вошла в подъезд.
  — Окна были освещены?
  — Да. На втором этаже в угловом окне справа горел свет, а в окне был виден человеческий силуэт.
  — Вы хотите сказать, что оставались у дома и наблюдали за ним?
  — Да.
  — И как долго?
  — До рассвета.
  Мейсон присвистнул.
  — Вот это да!
  — Зайдя сбоку, чтобы не попасть в поле зрения наблюдателя, я вошел в подъезд. Судя по почтовому ящику, в квартире живут мистер и миссис Стоктон. Не могу сказать, кому именно, Джерри Фрэнксу или Полу Монтрозу, принадлежит еще одна квартира, окна которой тоже были освещены.
  — И вы оставались там до рассвета?
  — Да.
  — А потом?
  — Когда рассвело, мне пришлось отойти подальше. Я выбрал позицию, откуда мог видеть фасад здания.
  — К тому времени дождь прекратился?
  — Во всяком случае, ослабел. Наконец из подъезда вышли Джанет и невысокий коренастый мужчина. Они торопливо зашагали к Пятьдесят второй улице. Было уже настолько светло, что я не осмелился идти следом за ними.
  — На Джанет был все тот же плащ?
  — Да.
  — Вы уверены, что тот самый?
  — Конечно.
  — И что она сделала?
  — Уселась с этим мужчиной в машину, и они поехали к центру города. К тому времени, когда я добежал до своей машины, завел ее и поехал следом, они скрылись из виду. Я выжал из машины все, на что она была способна, и сумел их нагнать. Из предосторожности, чтобы они не заметили номер моей машины, я включил фары. А чтобы не узнали меня, поднял воротник и глубже надвинул шляпу.
  — Но ведь они сразу догадались, что вы их преследуете?
  — Думаю, да. Но они не снизили скорость и не попытались оторваться от меня.
  — Видели ли вы другие машины?
  — Одну или две, не могу сказать точно, так как все мое внимание было сконцентрировано на машине Джанет.
  — И дальше?
  — Дальше они с этим мужчиной подъехали к отелю и вышли. Здесь я наконец смог его хорошо рассмотреть. Серые глаза, седые усы.
  — Вы его видели когда-нибудь?
  — Не далее как минут двадцать назад он вошел в отель.
  — Тот самый?
  — Уверен.
  — Послушайте, в этом доме, за которым вы вели наблюдение, имеется запасной выход?
  — В том-то и дело. Я наблюдал за фасадом, но когда стало немного светлее, я смог выбрать такое место, откуда можно было видеть оба выхода, однако я сделал это лишь за несколько минут до того, как они вышли.
  — Когда Джанет пришла туда, свет горел в обеих квартирах?
  — Да.
  — Она вошла в парадную дверь и тут же вышла через запасной выход. А вернуться она могла незадолго до рассвета.
  — Да.
  — Вы думаете, что именно так она и поступила?
  — Да.
  — Но почему вы так решили?
  — Положение Джанет критическое. Ведь она самозванка. В любой момент она могла быть разоблачена и отправлена в тюрьму.
  — И все же что-то здесь не так, — сказал Мейсон.
  — Я вовсе не утверждаю, что все было именно так. Я просто рассказываю о том, что видел.
  Мейсон некоторое время задумчиво рассматривал тлеющий кончик сигареты, потом спросил:
  — Вы уже рассказывали кому-нибудь, что видели?
  — Нет. А это надо было сделать?
  — Да. Будет лучше, если вы обо всем расскажете окружному прокурору.
  — А как с ним связаться?
  — Не беспокойтесь, — грустно улыбнулся Мейсон. — Они сами вас разыщут.
  Глава 12
  Мейсон с озабоченным видом сидел в комнате для свиданий, рассматривая Джулию Брэннер, сидящую напротив него за металлической решеткой.
  Надзирательница находилась в нескольких шагах от Джулии возле двери. Недалеко от Мейсона расположились двое полицейских.
  Мейсон все время пытался поймать взгляд Джулии, но она упорно отводила глаза в сторону. Наконец он не выдержал:
  — Джулия, я хочу, чтобы вы взглянули на то, что находится в моей правой руке. Видели ли вы это раньше?
  Глянув в сторону надзирательницы, Мейсон медленно разжал ладонь. Джулия впилась глазами в предмет, который адвокат держал в руках. Мейсон все так же медленно сжал руку в кулак.
  — Итак? — спросил он.
  — Это ключ.
  — Ваш ключ?
  — Не поняла.
  — Некто по имени Сакс намерен сделать заявление полиции, что этот ключ ему дали вы.
  — Это заведомая ложь, так как я не знаю никакого Сакса и не…
  — Минутку, — остановил ее Мейсон. — Не надо так громко. Возможно, вы действительно не знаете его под этим именем, и вы понятия не имели, что он детектив. Напрягите память. Это высокий широкоплечий мужчина примерно сорокалетнего возраста, серые глаза, черты лица правильные… то есть были правильными, — Мейсон злорадно усмехнулся. — Вряд ли его сейчас можно назвать красавцем.
  — Нет, — Джулия прижала ладонь правой руки ко рту. — Я никогда не видела этого человека и не знаю…
  — Перестаньте! И уберите ладонь от лица. Это действительно ключ от вашей квартиры?
  — У меня нет никакой квартиры!
  — Я имею в виду ту, которую вы делили со Стеллой Кернвуд.
  — Нет, — тихо сказала она. — Я не думаю, что это тот ключ.
  — Почему вы написали Браунли записку с просьбой приехать в порт?
  — Я ничего подобного не делала.
  — Перестаньте запираться! Полиции не составит труда доказать, что вы лжете. Ведь есть водитель такси и…
  — Я не хочу с вами разговаривать! — с внезапной горячностью заявила Джулия. — Я готова понести наказание, раз все так получилось!
  — Хватит! Я поверил вам и хочу помочь! Но вы ведете нечестную игру. Я, возможно, смогу вытащить вас отсюда, но для этого должен знать все, что произошло. В противном случае у меня связаны руки. Вам нет нужды рассказывать это всем встречным-поперечным, но я должен быть в курсе решительно всего!
  Ее губы задрожали, но она ничего не сказала.
  — Поймите, я хочу выручить вас, а вместо этого вы сами ставите мне палки в колеса.
  — Думаю, будет лучше, если вы откажетесь от моего дела, мистер Мейсон. Это будет единственно правильный шаг.
  — Спасибо за совет, но он несколько запоздал. Я уже завяз в этом деле, и вы это прекрасно знаете. Но я должен знать правду! Могу понять, что вы не хотите намеренно запутывать меня. А потому дайте мне возможность самому вылезти из ямы, в которую я угодил. Если сейчас я попробую отойти от дела, меня либо осудят как вашего сообщника, либо лишат лицензии адвоката, что меня совершенно не устраивает. Как я сейчас начинаю понимать, скорее всего именно этого вы и добивались: заманить меня в такую ловушку, чтобы я не имел возможности прекратить дело. Так что у меня нет иной альтернативы: я должен вытащить вас из трясины, и только это спасет меня.
  Джулия упорно избегала взгляда Мейсона.
  — Послушайте. Вы нашли человека, который согласился сыграть роль епископа Меллори. Он должен был уговорить меня взяться за ваше дело. После этого вы намеревались сорвать деньги с Браунли и исчезнуть. Но ведь где-то существует и настоящий епископ Меллори. Джанет Ситон может быть, а может и не быть вашей дочерью, она может быть, а может и не быть внучкой покойного Браунли. Это дело с самого начала неприятно попахивало. А тут еще убийство, что ни в какие ворота не лезет.
  Джулия вскочила на ноги с криком:
  — Уходите! Я не хочу с вами разговаривать!
  Надзирательница бросилась к ней. Один из офицеров выхватил револьвер и сделал шаг в направлении Перри Мейсона.
  Тот хладнокровно опустил руку в карман и поднялся со стула.
  — Что произошло? — грозно осведомился офицер.
  — Сам не понимаю, — пожал плечами Мейсон. — Нервы, по всей вероятности…
  Взяв Джулию под руку, надзирательница увела ее из помещения.
  Мейсону ничего не оставалось, как уйти.
  
  По давней привычке Перри Мейсон мерил шагами кабинет, заложив руки за лацканы пиджака. Делла с беспокойством смотрела на него, держа на коленях раскрытый блокнот. Пол Дрейк, только что вернувшийся из турецкой бани и посему пребывающий в благодушном настроении, устроился в своем любимом кресле. Его простуда исчезла начисто, лишь голос оставался чуть хриплым.
  — Начнем с того, — сказал Мейсон, — что ты подробно расскажешь мне все, что знаешь, а уж потом я расскажу то, что узнал сам.
  — Дохлое дело, Перри, с какой стороны ни глянь. Надо от него отказываться. Ну и штучка эта Джулия Брэннер! Никакого сомнения, старика Браунли убила именно она. Правда, в этой истории много непонятных фактов, но я никак не могу сообразить, как их использовать, чтобы…
  — Что еще за факты? — осведомился Мейсон.
  — Джанет Браунли взяла свою машину из гаража буквально через пять минут после того, как уехал старик. Следом за ней помчался Филипп Браунли. Пара детективов, Виктор Стоктон и Питер Сакс, занимались этим делом по поручению либо Джанет Браунли, либо Ренуолда Браунли. Джанет…
  — Минутку, — прервал его Мейсон. — А мы-то с тобой все думали, кто же станет наследником доли Джексона Игла. Тебе не кажется, что именно эти два детектива как нельзя лучше подходят на эту роль? Ты же сам сказал, что Игл заработал двадцать пять тысяч, подсунув Браунли фальшивую внучку. Можно не сомневаться, что существовала договоренность, четко определяющая, какую именно сумму он получит в случае успеха этой аферы.
  Дрейк развел руками:
  — Но это нам ничего не дает, Перри. Допустим, что действительно была такая договоренность, и долю Игла унаследовали Стоктон и Сакс. Но ведь Джулия Брэннер не может отыскать настоящую внучку Ренуолда, как не смог отыскать ее Игл. Вот почему она решила, что сорвать деньги с Браунли в одиночку невозможно, и связалась с этими парнями. Окружной прокурор работает над версией, руководствуясь, кстати, информацией, поступившей от анонимного источника, что Джулия Брэннер специально выжидала, когда истинный епископ Меллори пойдет в отпуск. Ну, а дальше ты все знаешь. После того как ты был соответствующим образом обработан, тебе предоставили возможность таскать для них каштаны из огня. И ты бы это сделал, ничего не заподозрив, если бы у Джулии хватило выдержки и терпения. Запаниковав, она застрелила старого Браунли, дабы он не нарушил ее планов. Не следует забывать, что она ненавидела его от всей души. Мне кажется, что у этой особы неладно с мозгами. Она, скорее всего, просто помешалась на идее наследства и мести.
  А теперь вернемся к нашим детективам. Мне кажется, они весьма круто обошлись с Джулией. По-моему, главную скрипку у них играет Стоктон. Сакс — не более чем мускулы. Он рядовой исполнитель. Но Стоктон очень опасен. Голова у него варит, он хитер и беспринципен. Сакс, действуя по его указке, вошел в контакт с Джулией, наговорил ей невесть что, и та клюнула на приманку. Это история, которую я услышал от одного репортера. Мне кажется, еще Игл использовал Сакса, чтобы тот вытянул у Джулии все, что ей известно. Позднее, когда Игл умер, Сакс привлек к этому делу Стоктона.
  — Но откуда такое доверие к словам Сакса? — не выдержал Мейсон. — Неужели он не мог солгать? Если речь идет о больших деньгах, то он из кожи вон вылезет, чтобы отхватить эти деньги. Он пойдет на все, чтобы скомпрометировать Джулию. Ведь понятно, что она может спутать им все карты.
  Дрейк недовольно хмыкнул:
  — Понятно, что он способен на любую ложь. Но тем не менее окружной прокурор ему верит. Возможно, тебе и удалось бы поколебать членов жюри присяжных, но мне кажется, окружной прокурор этого не допустит.
  — Тебе известно, куда ездила Джанет Браунли?
  — У нее непробиваемое алиби, — безнадежно ответил Дрейк.
  — Оно лишь с виду железное, как мне кажется. Виктор Стоктон доложил окружному прокурору, что Джанет позвонила ему и сказала, что, по ее мнению, дедушка намерен заключить какую-то сделку с Джулией Брэннер, и по этой причине она желает с ним проконсультироваться. Стоктон предложил немедленно приехать к ней, но она заявила, что уже одета, так что будет лучше, если она сама приедет к нему. Стоктон согласился. Он живет на Пятьдесят второй улице. Еще тот проходимец! Когда приехала Джанет, с ним была жена, но ему этого было мало. Он прошел в соседнюю квартиру, поднял с постели живущего там нотариуса и пригласил к себе.
  — Нотариус все время находился с ними?
  — Так он заявил.
  — В одной комнате с Джанет и Стоктоном?
  — Да. — Мейсон покачал головой. — Что-то здесь не так, и это мне очень не нравится.
  Делла Стрит сказала:
  — Шеф, от капитана Йохансона пришла телеграмма. Они обнаружили чемоданы с ярлыками епископа Меллори. Он якобы занимал каюту 211. Но в ней находятся пассажиры, которые совершенно не подходят под наше описание. В чемоданах находится черная одежда священнослужителя, черные ботинки и несколько футов бинтов. Эти чемоданы были принесены в каюту 211 вместе с другим багажом, который действительно принадлежит путешественникам.
  Мейсон некоторое время молча смотрел на Деллу.
  — Но ведь это не имеет смысла, — наконец сказал он. — Допустим, епископ Меллори обманщик и самозванец. Тогда где же настоящий Меллори? С другой стороны, если это был настоящий епископ, чего ради ему понадобилось так таинственно исчезать?
  — Понятия не имею, — отозвался Дрейк. — Но кое-что у меня имеется. Это сведения, полученные мной от детектива Джима Поли из отеля «Реган». Еще до того, как епископ привлек наше внимание, к нему заходил посетитель. Это некий Эдгар Кассиди. Поли его хорошо знает. Он провел в номере епископа примерно полчаса.
  — Что же ты молчал до сих пор! — воскликнул Мейсон. — Мне кажется, это именно тот шанс, которого я так ждал! Ведь наверняка этот Эдгар Кассиди знает настоящего епископа Меллори.
  — Рано радуешься, — охладил пыл Мейсона Дрейк. — Я уже проверил его. Он объяснил, что получил письмо из Сиднея о том, что епископ Меллори — замечательный человек и намерен посетить Лос-Анджелес. Он остановится в отеле «Реган». Друг просил его развлечь епископа. Кассиди заядлый яхтсмен и владелец шикарной яхты, с борта которой он ловит меч-рыбу. Он решил, что епископу будет интересно отправиться с ним на рыбалку, вот и навестил его. Приятель говорил, что епископ Меллори заядлый рыболов, но в разговоре с ним Кассиди этого не почувствовал. Епископ наотрез отказался отправиться на рыбную ловлю и был не особенно любезен с Кассиди. Вот и все.
  Мейсон вновь принялся вышагивать из угла в угол. Остановившись перед Дрейком, он ткнул его пальцем в грудь:
  — Так говоришь, Кассиди яхтсмен? Поинтересуйся, а не знает ли он Викслера? Этот его рассказ о прогулке под проливным дождем до ближайшей стоянки такси кажется мне не очень правдоподобным.
  — Хорошо. — Дрейк чиркнул несколько строк в записной книжке.
  — Да, еще одно. Мне кажется, было бы лучше, если бы Джим Поли ничего не рассказывал окружному прокурору о Кассиди. Сомневаюсь, чтобы тот заинтересовался его показаниями. Да еще эти досужие газетчики… Они просто вцепятся в новое лицо.
  — Понятно, Перри, — Дрейк улыбнулся. — Об этом я уже позаботился. Поли очень падок на лесть, так что можешь не беспокоиться на его счет… Кстати, а каково твое мнение о молодом Филиппе Браунли? Ведь мы так и не выяснили, где он находился в тот момент, когда было совершено убийство. Сегодня утром его машины не было в гараже.
  — Я уже разговаривал с ним. В ближайшее время у него будет весьма неприятный разговор с окружным прокурором. Его показания, увы, не могут повредить Джанет Браунли, но мне все же кажется, что здесь что-то нечисто. Стоктону верить нельзя.
  — Я это понимаю, оттого мне и не хочется, чтобы ты связывался с ним. Само собой, это придется сделать, если возникнет необходимость…
  Мейсон вытащил ключ из кармана и протянул Дрейку:
  — У меня уже была возможность с ним пообщаться. Могу тебе сказать, Пол, что я увяз в этой истории по самые уши. Так вот, проверь, подходит ли этот ключик к квартире Кернвуд. Той самой, где жила Джулия Брэннер. Это надо сделать как можно скорее. Проверив, тут же свяжись со мной по телефону.
  Дрейк с подозрением уставился на ключ:
  — Откуда он у тебя, Перри?
  Делла Стрит охнула:
  — Шеф, уж не тот ли это ключ, который…
  Мейсон предостерегающе приложил палец к губам. Делла как профессиональная секретарша моментально замолчала. Адвокат поднялся:
  — Мне нужно в прокуратуру. Эти шустрые детективы явно хотят что-то на меня повесить. Нужно нанести упреждающий удар.
  Дрейк нахмурился:
  — Мне кажется, сейчас не самое подходящее время для визита к окружному прокурору.
  — Поживем — увидим! — с этими словами адвокат вышел из кабинета, аккуратно прикрыв за собой дверь.
  Глава 13
  Гамильтон Бергер всем своим видом напоминал огромного неповоротливого медведя. Широкие плечи, грудь колесом, огромный живот любителя пива. Но по выражению его лица было видно, что это весьма упрямый человек. При разговоре он постоянно жестикулировал, так что создавалось впечатление, что его руки гораздо красноречивее языка.
  С сарказмом глянув на Мейсона, он сказал:
  — Какие люди! — но по его тону было ясно, что он не очень рад визиту адвоката.
  Однако Мейсон был невозмутим.
  — Мне нужно поговорить с вами относительно дела Брэннер.
  — Надо же! Что вас интересует?
  — Я должен знать, как вы рассматриваете мои действия в этом деле.
  — А что такое?
  — До меня дошли слухи, что вы намерены выдать ордер на мой арест.
  — Для этих слухов есть весьма веские основания, Мейсон.
  — И когда это произойдет?
  — Не ранее, чем я произведу тщательное расследование.
  — Чем же вы мотивируете подобный шаг?
  — Разбойное нападение на человека, похищение имущества, тайный сговор.
  — Может быть, вы сначала выслушаете меня?
  — А зачем? Я в курсе того, что произошло. Вы установили наблюдение за квартирой Джанет Ситон. Она была вам очень нужна. Но за ней следили и другие. Она появилась в своей квартире, но смогла улизнуть оттуда незамеченной для вас. Правда, ваши конкуренты смогли отыскать ее первыми. Вас это никоим образом не устраивало. Вы ворвались к ней в номер и, применив физическую силу, попытались выбросить оттуда детектива, нанеся ему телесные повреждения. После этого вы изъяли вещественные доказательства против Джулии Брэннер, а партнеру изуродованного детектива грозили оружием. Девушку вы увезли и куда-то спрятали. Может быть, вы считаете, что такие методы законны, но, с моей точки зрения, это далеко не так. Такие действия приведут вас прямиком в тюрьму.
  — Ну-ну, — невозмутимо сказал Мейсон. — Не хотите ли выслушать, как все было на самом деле?
  Бергер некоторое время пристально смотрел на адвоката, потом сказал:
  — Понимаете, я вас очень уважал, но не сомневался, что в один прекрасный день ваши методы дадут осечку, а это чревато неприятностями. Как мне кажется, такой момент наступил. Вряд ли вам удастся выйти сухим из воды, хотя должен отметить, до сих пор вам чертовски везло. Скорее всего, это и сыграло злую шутку. Вы перестали считаться с действительностью и преступили все моральные нормы. Так что больше закрывать глаза на ваши безобразия я не имею права. Закон есть закон! И все же, из уважения к вам, до поры до времени я не буду привлекать вас к ответственности и ничего не сообщу прессе, пока полностью не разберусь в этом деле. Но, по моему мнению, ваша адвокатская карьера на этом закончена, что является огромной потерей для штата.
  — Как жаль! Зато все мерзавцы и проходимцы, каких много в этом штате, вздохнут спокойней, когда я буду выведен из игры, — серьезно сказал Мейсон.
  Бергер чуть повысил голос:
  — Вы хорошо меня знаете. Нет большего зла, чем привлечь к ответственности невинного человека. Я должен быть на все сто процентов уверен в его вине, прежде чем направить дело в суд. И я не забыл ваших прошлых успехов. Вы помогали разоблачать закоренелых преступников и оправдывать невиновных — такое невозможно забыть. И все же закон должны выполнять все. Понимаю, у вас собственные правила игры. Вы не сидите в кабинете, как это делают приличные адвокаты. Нет, вы рыщете повсюду, ищете улики, используя такие методы, которые вряд ли можно назвать законными. — Голос прокурора набирал силу.
  — Все? — невозмутимо осведомился Мейсон.
  — Нет, я еще даже не начинал!
  — В таком случае я вынужден вас прервать, чтобы кое-что сообщить.
  — Мейсон, не переходите на личности. Я понимаю, что в суде я всегда являюсь вашим оппонентом. Несколько раз, благодаря вашим стараниям, я попадал в весьма щекотливое положение. Если бы вы заранее явились в прокуратуру и сообщили о тех уликах, которыми обладаете, все выглядело бы совершенно в другом свете. Но вы очень любите сюрпризы. Впрочем, это ваше право. Я на вас не в обиде, так как вы всегда действовали в интересах правосудия.
  — Весьма польщен вашей оценкой.
  — И все же, если получится так, что я буду вынужден привлечь вас к судебной ответственности, я исполню свой долг. И не думайте, что я затаил на вас зло и действую по личным мотивам. Это не так. Вы мне очень нравитесь, но рано или поздно такое должно было случиться. Поэтому я воспользуюсь стандартной формулировкой: все сказанное вами может быть потом использовано против вас.
  — Отлично. Наконец-то я могу вставить слово. Парочка частных детективов является к вам и плетет обо мне всякие небылицы. И, как ни странно, вы принимаете их слова на веру, даже не дав мне возможности объяснить свою позицию. А потом вы же обвиняете меня в том, что я не поделился с вами теми фактами, которыми располагаю.
  — Так получилось, что один из этих детективов имеет весьма существенные улики в отношении Джулии Брэннер.
  — Бергер, вы на собственном опыте должны знать, что время от времени так называемые улики, на первый взгляд весьма убедительные и достоверные, разлетаются в пух и прах под напором тех фактов, которыми располагает защита.
  — Ладно, вы меня убедили. Выкладывайте ваши факты.
  — Благодарю. Кое-что я вам действительно расскажу. Вы правы, я действительно ищу Джанет Ситон, но, увы, до сих пор безрезультатно. Я очень хотел ее отыскать, а также попутно выяснить, кто те люди, которые постоянно маячат возле ее квартиры, явно дожидаясь ее возвращения. Это не полицейские, но и не мои агенты. Мне пришло в голову, что они лично не знакомы с Джанет и лишь располагают ее описанием. Самой заметной деталью ее внешности являются роскошные рыжие волосы. Вот я и попросил Деллу Стрит, мою секретаршу, покраситься в рыжий цвет, войти в квартиру мисс Ситон, а затем выйти из дома с багажом, сесть в такси и направиться в отель, где я заранее заказал два номера, расположенных друг напротив друга, чтобы у меня была возможность следить за дверью. Делла получила соответствующие инструкции. Она должна была, если почувствует, что ей грозит опасность, тут же вызвать меня свистком.
  Так все и было проделано. Делла явилась в отель с багажом, и некто Сакс буквально через десять минут, отрекомендовавшись электриком, проник к ней в номер под тем предлогом, что ему надо проверить проводку. Делла должна была оставить дверь открытой, но Сакс начал с того, что запер дверь на ключ. Это сразу меня насторожило. Вскоре я услышал в номере звуки борьбы. Я выбил дверь плечом и успел как раз вовремя. Сакс душил Деллу Стрит одеялом. Еще минута — и все было бы кончено. Он пытался выхватить револьвер, но с помощью Деллы я обезоружил негодяя, в борьбе разбив ему нос.
  Бергер даже не пытался скрыть удивление:
  — Так это не была Джанет Ситон?
  — Это была Делла Стрит.
  — Сакс заявил, что располагает множеством компрометирующих данных в отношении этой особы. Якобы он хотел вызвать полицию, но она набросилась на него.
  — Говорить можно что угодно, особенно если тебя охотно слушают. Сакс душил Деллу самым жестоким образом в тот момент, когда я ворвался в номер. Повторяю: он накинул ей на голову одеяло, полностью лишив ее доступа воздуха, и держал, пока она пыталась вырваться. Вы это понимаете?
  Бергер лишь крякнул.
  Мейсон поднялся:
  — Я вас предупредил.
  — Но это мало что объясняет.
  — Например?
  — Я не намерен знакомить вас с материалами, которые имеются у обвинителей против мисс Брэннер. Но мне точно известно, что Сакс познакомился с ней, отрекомендовавшись участником преступной группы, готовым решительно на все. Она пообещала ему огромное вознаграждение за то, чтобы он убил Браунли. Она же дала ему ключ от своей квартиры. Этот ключ является вещественным доказательством. Но вы изъяли эту улику, да еще и избили Сакса. В любом случае вы не имели на это права. Этот ключ мне нужен.
  — У меня его сейчас нет.
  — Как нет?
  — Я предоставлю его вам позднее. Скажите, вы располагаете какими-либо конкретными фактами или только словами этих двух горе-детективов?
  — Располагаю. Но если вы вернете мне ключ и он окажется не тем ключом, у меня тоже ничего не будет, кроме вашего слова. Ваше положение станет весьма щекотливым, так как Сакс клянется, что приходил к Джулии Брэннер около двух часов дня и воспользовался именно этим ключом. С ним был Виктор Стоктон, который подтверждает все слова Сакса.
  — Какова же причина столь странного визита?
  — Я не намерен знакомить вас с материалами следствия, но собираюсь назначить предварительное слушание по делу Брэннер. Если вы хотите сотрудничать, приходите в суд завтра к десяти часам утра. Именно в это время мы начнем опрос свидетелей. Если вы это сделаете, никаких распоряжений относительно ордера на ваш арест не последует.
  — Но к чему такая спешка? — возмущенно спросил Мейсон. — Мне нужно гораздо больше времени для расследования.
  Прокурор лишь молча развел руками.
  — Должен ли я понимать, что, если не соглашусь с этим предложением, вы незамедлительно потребуете моего ареста уже завтра утром? — уточнил Перри.
  — Нет, я не хочу, чтобы вы так считали. Я лишь утверждаю, что стремлюсь как можно лучше расследовать дело. Пока это не будет сделано, об ордере и речь не пойдет. Я вас просто приглашаю к участию, но если вы против этого, я проведу расследование самостоятельно.
  — А уж потом выдадите ордер на мой арест?
  — Все будет целиком и полностью зависеть от результатов расследования, — произнес прокурор.
  — Да, ничего не скажешь, благородный поступок! К вам приходит парочка детективов, о которых вы прежде и слышать не слышали, громоздят нелепость на нелепость, так как кровно заинтересованы, чтобы любой ценой отстранить меня от этого дела, и вы тут же принимаете все их слова на веру и начинаете вставлять мне палки в колеса. Я утверждаю, что Сакс пытался задушить Деллу, приняв ее за мисс Ситон, а вы не моргнув глазом, совершенно равнодушно обещаете мне провести расследование, даже не задумываясь, чего ради этот негодяй собирался ликвидировать мисс Ситон. Вас куда больше волнует сломанный нос этого самого Сакса, чем то, что хорошо вам знакомая мисс Делла Стрит едва не погибла от руки вашего основного свидетеля!
  Лицо Бергера порозовело, но он ответил спокойно:
  — Все это выглядит весьма неприглядно, но, как мне кажется, вы необъективны.
  — Даже так?
  — Все дело в том, что, избив детектива, вы отняли у него вещественные доказательства против вашей клиентки, на которые я рассчитывал, ибо с их помощью намеревался добиться ее полного признания.
  — Оригинально, — не скрыл сарказма Мейсон. — Двое незнакомых вам людей заявляют, что у них имеются улики против обвиняемой, и вы тут же заявляете, что так оно и есть. Но может ли ключ быть уликой? Чего проще — раздобыть ключ от любой квартиры? Дайте мне сутки, и я раздобуду ключ от вашего дома.
  Бергер нахмурился:
  — Не надо, Перри. Возможно, ключ в самом деле ничего не значит, но это не единственная улика. Ключ — лишь одно звено в цепи доказательств против вашей клиентки. Вы можете сколько угодно заявлять, что это слабое доказательство, но тогда почему вы изъяли его у Сакса? Значит, он был очень важен для вас и…
  — Я уже слышал нечто подобное, — устало сказал Мейсон. — И все же мне кажется, что вы ухватились за показания этих проходимцев исключительно ради того, чтобы отомстить мне за прошлые поражения. И теперь идете на все, чтобы прижать меня к стенке.
  — А вот об этом лучше не надо! — Бергер побагровел. — Я ведь уже сказал, что проведу тщательное расследование, а до этого ничего не буду предпринимать, хотя эти люди и настаивают на вашем немедленном аресте.
  — Естественно! Ведь я очень опасен для них.
  — Но если в газеты попадет материал о том, как известный адвокат избил частного детектива и угрожал револьвером другому, отняв у них важные материалы, которые могли заинтересовать членов суда присяжных, — как вы будете выкручиваться?
  — В газеты может попасть и другой материал — о том, как легковерный окружной прокурор развесил уши и…
  — Хватит! — рявкнул Бергер. — Я уже сказал, что намерен сделать, и выполню свое обещание. А уж прислушаетесь ли вы к моей просьбе или нет, решать вам!
  Мейсон поднялся:
  — Могу я позвонить вам позднее?
  — Почему вы не можете немедленно принять решение?
  — Мне нужно не более десяти минут.
  — Хорошо!
  Мейсон поспешно покинул кабинет и уединился в будке телефона-автомата. Услышав голос Пола Дрейка, он с нетерпением спросил:
  — Что с ключом?
  — Подходит.
  — Ты уверен?
  — На все сто процентов. Как тебе эта информация?
  — Пока не знаю. Эти проходимцы просто околдовали Бергера. Ключ, по их словам, якобы являлся вещественным доказательством против Джулии. Слабым, но все же доказательством, пока он не очутился в моих руках. Сейчас же он приобрел весьма солидный вес, хотя кто мне поверит, что я понятия не имел, что это за ключ. Ладно, до встречи.
  Положив трубку, он зашел в приемную прокурора и сказал секретарше:
  — Передайте мистеру Бергеру, что я буду завтра на предварительном слушании дела.
  Глава 14
  Судья Нокс кивнул Джорджу Шумейкеру, помощнику окружного прокурора:
  — Продолжайте допрос свидетелей. Но помните, что защита в любой момент может на некоторое время отложить ответ на любой вопрос.
  — Условие принимается.
  Шумейкер распорядился:
  — Вызовите Карла Смита.
  В зале заседаний появился коренастый мужчина в форме водителя такси. Принеся присягу, он прошел к месту свидетелей.
  — Карл Смит, вы являетесь водителем такси?
  — Да.
  — Знакомы ли вы с обвиняемой Джулией Брэннер?
  Смит мельком глянул на Джулию, которая неподвижно сидела чуть позади Мейсона.
  — Да.
  — Когда вы увидели ее в первый раз?
  — Ночью пятого числа. Она по телефону вызвала такси, и приехал я. Она вручила мне письмо, адресованное Ренуолду К. Браунли, и велела отвезти на виллу Браунли. Она заверила, что мистер Браунли будет рад получить это послание.
  — Что она еще сказала?
  — Больше ничего. Я взял письмо и доставил по нужному адресу. Я позвонил, дверь открыл молодой человек. Он заверил, что немедленно доставит письмо мистеру Ренуолду К. Браунли. Я спросил, кто он такой, и он ответил…
  — Минутку, — прервал его Мейсон. — Я возражаю против пересказа разговора между этими двумя людьми на том основании, что он не имеет прямого отношения к данному делу.
  — Возражение принято, — согласился судья.
  Шумейкер повернулся лицом к залу.
  — Если Филипп Браунли находится в зале, просим его подняться.
  Филипп Браунли, еще более бледный, чем обычно, встал с места.
  — Видели ли вы когда-либо раньше этого человека? — спросил Шумейкер у таксиста.
  — Да. Именно этому человеку я отдал письмо.
  — Вопросы к свидетелю будут? — обратился Шумейкер к Мейсону.
  — Нет.
  — Филипп Браунли, будьте любезны пройти на место для дачи свидетельских показаний.
  Молодой человек был приведен к присяге и занял место Карла Смита.
  — Вы видели этого человека?
  — Да.
  — Пятого числа поздно ночью?
  — Да.
  — Передал ли он вам что-либо?
  — Да.
  — А конкретно?
  — Письмо, адресованное моему дедушке, Ренуолду Браунли.
  — Как вы с ним поступили?
  — Немедленно отнес дедушке.
  — Он уже спал?
  — Читал в постели. Была у него такая привычка.
  — Он открыл письмо в вашем присутствии?
  — Да.
  — Вы читали письмо?
  — Лично не читал, но дедушка ознакомил меня с текстом.
  — И каков был текст?
  Мейсон тут же прервал помощника прокурора:
  — Ваша честь, я возражаю, так как это не настоящее доказательство, а лишь пересказ чужих слов.
  — Поддерживаю возражение защиты, — согласился судья Нокс.
  Шумейкер нахмурился:
  — И какие действия предпринял ваш дедушка после прочтения письма?
  — Те же возражения, — немедленно вмешался Мейсон.
  — Я не требую никаких заявлений относительно того, кем было написано письмо и что в нем было написано, но я хотел бы услышать, что намеревался сделать Ренуолд К. Браунли.
  Тихим голосом Филипп Браунли продолжал:
  — Дедушка сказал, что немедленно уезжает в порт для встречи с Джулией Брэннер. Из его слов я понял, что встреча должна состояться на борту его личной яхты.
  — Что еще он вам сообщил? — спросил Шумейкер.
  — Он сказал, что эта мошенница на протяжении многих лет держала у себя часы его сына, а теперь почему-то намерена с ними расстаться.
  Мейсон поднял руку:
  — Возражаю против данного показания по тем же причинам. Это пересказ чужих слов, который не имеет никакого отношения к данному разбирательству.
  — Возражение принято. Последняя фраза будет вычеркнута из протокола.
  — Каковы были дальнейшие шаги вашего деда? — продолжил Шумейкер.
  — Он оделся и приблизительно в два часа ночи выехал из гаража.
  — Вы знакомы с мистером Мейсоном, защитником обвиняемой Джулии Брэннер?
  — Да.
  — Видели ли вы его вечером четвертого числа?
  — Да, приблизительно около 11 часов вечера.
  — Разговаривали ли вы с ним?
  — Да.
  — Обсуждал ли он с вами завещание вашего деда?
  — Можно сказать и так.
  Мейсон вновь заявил:
  — Ваша честь, я возражаю против того, чтобы данный разговор был принят к сведению до того, как будет доказан состав преступления.
  Шумейкер возразил:
  — Ваша честь, я не намерен конкретизировать данный разговор. Позднее я был намерен заявить, что Перри Мейсон вечером четвертого узнал, что утром пятого числа Ренуолд К. Браунли планирует составить завещание, по которому практически все его состояние передается внучке, Джанет Браунли. Нет никакого сомнения, что адвокат Мейсон передал эту информацию своей клиентке, и именно это явилось мотивом убийства. Но в данный момент не будем вдаваться в подробности… Вы можете задать уточняющие вопросы свидетелю, мистер Мейсон.
  Адвокат в упор глянул на молодого Браунли:
  — Вы дожидались меня, когда я вышел от вашего деда?
  — Да.
  — Сколько времени вы ждали меня?
  — Несколько минут.
  — Вы знали, когда я покинул библиотеку вашего деда, где состоялась беседа, и направился к своей машине?
  — Да, я слышал, как вы покинули библиотеку.
  — И тогда вы вышли из дома и ждали меня на подъездной аллее, не так ли?
  — Да.
  — Но ваша одежда промокла насквозь. Шел дождь, но не настолько сильный, чтобы в считаные минуты промочить вас до нитки. Как вы можете объяснить подобный феномен?
  Филипп Браунли лишь молча опустил голову.
  — Отвечайте! — грозно сказал судья.
  — Я не могу, — промямлил молодой Браунли.
  — Лично я уверен, — безжалостно сказал Мейсон, — что вы весьма продолжительное время мокли под дождем до того, как я вышел из дома. Ведь вы подслушивали нашу беседу, стоя под окнами библиотеки, не так ли?
  Браунли еще больше побледнел.
  — Отвечайте! — Мейсон поднялся. — И не вздумайте лгать!
  — Да, — тихо сказал молодой человек, — я действительно стоял под окном, но расслышал далеко не все. И все же кое-что я понял.
  — Таким образом, вы знали, что Ренуолд К. Браунли намерен утром составить новое завещание, по которому практически все его состояние переходило к молодой женщине, которая проживала в вашем доме под именем Джанет Браунли?
  — Да, — убитым тоном сознался Филипп.
  — А раз так, у вас был веский мотив убить своего деда. Или, если говорить иначе, его смерть была вам выгодна. Ведь если бы он умер до того, как было составлено завещание, вы могли бы унаследовать половину состояния, естественно, при условии, что Джанет Браунли является подлинной внучкой Ренуолда К. Браунли. Но если можно доказать, что это не его внучка, тогда к вам перешло бы все состояние деда, не так ли?
  Шумейкер вскочил.
  — Ваша честь, я возражаю! Вопрос спорный и ни в коей мере не относится к данному делу.
  — Я задал этот вопрос, — миролюбиво сказал Мейсон, — лишь для того, чтобы показать пристрастность свидетеля.
  — Я думаю, — сказал судья Нокс, — что в таком виде вопрос защиты действительно спорный, так как неизвестно, какие выводы сделал для себя свидетель. Если же вы намерены это уточнить, вы должны спросить у свидетеля, что именно из разговора было им услышано. А уж все остальное предоставьте решать суду.
  Мейсон пожал плечами:
  — У меня нет вопросов к свидетелю.
  Шумейкер некоторое время колебался, потом заявил:
  — Свидетель может вернуться на место. Вызовите Гордона Викслера.
  Последовала официальная процедура приведения к присяге, после чего Викслер официально подтвердил свое имя и фамилию. Далее он объяснил, что является владельцем яхты и в тот вечер выходил в море порыбачить. Вернулся он под проливным дождем и из помещения яхт-клуба позвонил слуге-филиппинцу, приказав тому приехать за ним на машине. После этого он занялся швартовкой яхты и подготовкой ее к следующему рейсу. Слуга так и не появился, хотя прошло больше часа. Стоя на пирсе, Викслер услышал гул автомобильного мотора и решил, что это его машина. Он двинулся в ту сторону, но заметил, что машина движется слишком медленно. Вдруг из-за угла дома появилась женщина в белом непромокаемом плаще и подняла руку. Машина тут же остановилась. Женщина о чем-то поговорила с водителем, и машина двинулась дальше. Объехав квартал, машина вернулась к тому месту, где находился Викслер. Из тени вновь возникла женщина. К этому времени яхтсмен уже не сомневался, что его слуга не приедет, поэтому решил попросить владельца машины подвезти его хотя бы до стоянки такси. Он ускорил шаги, но тут раздались звуки револьверных выстрелов. Их было пять или шесть. Женщина в белом повернулась и побежала. Автомобиль марки «Шевроле», до этого времени неподвижно стоящий возле перекрестка, на огромной скорости умчался. Викслер подбежал к машине. Водитель лежал, привалившись к дверце, а его левая рука и голова свисали наружу из открытого окошка дверцы. Кровь стекала вниз, собираясь в лужицу на асфальте. Этим человеком был Ренуолд К. Браунли. Без сомнения, он был мертв. Викслер хорошо знал Браунли, так что ошибка исключалась.
  Далее Викслер признал, что очень испугался и, потеряв голову, бросился прочь, не разбирая дороги, даже не соображая, что делает. Неожиданно он наткнулся на человека, с которым не был знаком. Как позднее выяснилось, это был Гарри Коултер, частный детектив. Вместе они принялись искать машину Браунли, но так и не сумели этого сделать. Ничего не оставалось, как позвонить в полицию. Через несколько минут прибыл полицейский патруль, и они продолжили поиски. Женщина стреляла в Браунли где-то в два с четвертью, а в полицию они позвонили без четверти три.
  Шумейкер вновь разрешил Мейсону задать вопрос свидетелю.
  — Вы были сильно напуганы?
  — Еще бы! Для меня это было настоящим потрясением.
  — Но почему вы не сели в машину пострадавшего и не отвезли его в ближайший госпиталь?
  — Понимаете, я даже не подумал о таком варианте. Когда я опознал в убитом Ренуолда К. Браунли, я начисто утратил способность что-либо соображать. Сейчас я понимаю, что должен был поступить именно так.
  — Но вы были напуганы еще до того, как опознали Браунли, не так ли? Тот факт, что женщина в белом плаще у вас на глазах в упор расстреляла человека, произвело на вас сильное впечатление?
  — Еще бы! Не вижу в этом ничего удивительного.
  — Что ж, вполне естественная реакция. — Мейсон некоторое время смотрел на Викслера, затем задал очередной вопрос: — Был сильный дождь?
  — Да, но он явно шел на убыль.
  — Все это произошло неподалеку от яхт-клуба, членом которого вы являетесь?
  — Да.
  — Территория клуба обнесена оградой?
  — Да.
  — Она освещается в ночное время?
  — Нет.
  — Может быть, луна освещала место происшествия?
  — Какая луна, если шел дождь!
  — И звезд тоже не было видно?
  — Как можно задавать такие вопросы? Понимаю, куда вы клоните, и все же света было достаточно, чтобы я смог рассмотреть то, о чем вам поведал.
  — Но откуда было взяться свету?
  — Перед зданием яхт-клуба установлена мачта, прожектор которой освещает стоянку автомобилей членов клуба.
  — На каком расстоянии находится этот прожектор от места происшествия?
  — Около четырехсот футов.
  — И дорога была хорошо освещена?
  — Я этого не утверждал.
  — И все же света было достаточно?
  — Вполне.
  — Вы отчетливо видели все предметы?
  — Мистер Мейсон, — раздраженно сказал Викслер, и по его тону было понятно, что его заранее предупредили о том, чтобы он соблюдал предельную осторожность, дабы избежать ловушки, — на женщине был белый плащ, так что он сразу бросился в глаза, едва она вышла из тени. На дороге было темно, все верно, но когда женщина остановилась возле машины, я смог достаточно хорошо рассмотреть ее фигуру. Разумеется, я не видел ее лица и не берусь опознать, я лишь говорю то, что видел.
  — Таким образом, — спокойно сказал Мейсон, — главное в ваших показаниях — то, что на ней был белый плащ?
  — Именно.
  — Что дает вам основание утверждать, что плащ был именно белым?
  — Я видел его.
  — Но он мог быть бледно-розовым.
  — Нет.
  — Или чуть голубоватым.
  — Нет.
  — Вы уверены? — Мейсон в упор глянул на свидетеля. — Можете ли вы присягнуть, что плащ не был светло-желтым?
  Викслер заколебался и уже менее решительным тоном сказал:
  — Нет, он не был светло-желтым.
  — Так в нем не было никакой желтизны?
  — Никакой, сэр.
  Мейсон едва ли не по слогам произнес:
  — Понимаете, что существует разница между чисто белым, желтоватым и кремовым оттенками?
  — Конечно, сэр.
  — Но их даже при дневном свете трудно отличить друг от друга.
  — Я так не думаю, сэр. Если я увижу чисто белый цвет, я его сразу узнаю. На женщине был именно белый плащ.
  — А вот этот кусочек картона, — Мейсон вытащил из кармана небольшой прямоугольник, — какого он цвета?
  — Белый!
  — А этот? — Мейсон вытащил второй прямоугольник и приставил к первому.
  По залу пробежал шепот. Викслер поспешно сказал:
  — Допущена ошибка с моей стороны, мистер Мейсон. Первый прямоугольник был с желтизной. Но он мне казался белым, потому что вы держали его на фоне своего черного костюма.
  Мейсон как бы мимоходом сказал:
  — И если бы кусочек того злополучного плаща был показан на фоне чисто белой стены, это помогло бы вам заметить в нем примесь желтизны, точно так же, как этот снежно-белый прямоугольник помог вам увидеть оттенок первого, не так ли?
  — По всей вероятности, сэр, — Викслер на мгновение утратил чувство осторожности, но тотчас же спохватился. — Нет, сэр, нет! То есть мне кажется, что плащ был белым.
  — И он вполне мог иметь желтоватый оттенок? — уточнил Мейсон, помахивая картонными прямоугольниками, напоминая Викслеру о его недавней промашке.
  Викслер беспомощно глянул в сторону помощника окружного прокурора, затем на лишенные сочувствия глаза собравшихся в зале, затем, опустив голову, пробормотал:
  — Да, этот плащ мог быть и светло-желтым.
  Мейсон наклонился вперед, не спуская взгляда с поникшего свидетеля и всем своим видом показывая, что тут-то и начинается настоящий допрос, спросил:
  — Что дает вам основание утверждать, что мистер Браунли был мертв?
  — Достаточно было взглянуть на него.
  — Вы в этом уверены?
  — Да, сэр.
  — Но ведь в тот момент вы были страшно напуганы.
  — Это не имеет значения.
  — Вы едва соображали?
  — Э-э, да.
  — Вы проверили пульс пострадавшего?
  — Нет.
  — Вы видели пострадавшего лишь в отраженном свете фар?
  — Да, сэр.
  — Вы когда-либо изучали медицину?
  — Нет, сэр.
  — Сколько мертвецов вы повидали за свою жизнь? Я имею в виду до того, как они были уложены в гроб.
  Поколебавшись, Викслер сказал:
  — Четверых.
  — Кто-нибудь из них умер насильственной смертью?
  — Нет, сэр.
  — Таким образом, это ваша первая встреча с пострадавшим, в которого выстрелили из револьвера?
  — Да, сэр.
  — И однако вы под присягой утверждаете, что этот человек был мертв, хотя вы даже не пытались это проверить?
  — Даже если он и не был мертв, то определенно умирал. Кровь лилась из всех ран.
  — Так он умирал, но не был мертв?
  — Такое вполне вероятно.
  — И, констатируя, что он мертв, вы не обосновываете свое заявление ни на специальных медицинских знаниях, ни на прошлом опыте обращения с людьми, умирающими от огнестрельных ран?
  — Для этого, я думаю, не надо обладать какими-либо определенными навыками.
  — Вот как? В вашем присутствии хоть один человек умер от огнестрельной раны?
  — Нет, сэр.
  — Надеюсь, вы когда-нибудь слышали, что иногда люди, получившие несколько огнестрельных ран, благополучно выздоравливали и даже не оставались калеками?
  — Да, я слышал о таком.
  — Так вы заявите под присягой, что этот человек был мертв?
  — Извините, я думал, что он мертв.
  — Скажите, как бы вы отнеслись к врачу, который, бросив один-единственный взгляд на человека, освещенного лишь тусклым светом автомобильных фар, тут же безапелляционно заявил бы, что этот человек мертв или умирает, так что ему уже ничем не поможешь?
  Викслер молчал, беспомощно глядя на Мейсона.
  — Вам бы понравился такой врач?
  — Нет, сэр.
  — Разумеется, вы ожидали, что вызванный вами врач проверит пульс пострадавшего, установит с помощью зеркальца, дышит ли он, и тому подобное?
  — Да, сэр.
  — Но вы, впервые увидев человека с огнестрельными ранениями, берете на себя смелость утверждать то, на что опытному врачу, видевшему за свою практику такие случаи неоднократно, нужно потратить время, производя тщательную проверку. Вы так уверены в непогрешимости своих выводов?
  — Нет, сэр, я в этом совершенно не уверен.
  — Иными словами, вы не знаете, действительно ли этот человек умер?
  — Нет, сэр.
  — Или умирал?
  — Я только могу утверждать, что в него стреляли.
  — Хорошо, — согласился Мейсон. — Это единственное, что вам известно.
  — Понимаете, все его лицо и одежда были в крови, вот я и подумал…
  — Только в этом вы и можете присягнуть. Вы слышали звуки выстрелов, подбежали к машине и увидели окровавленного человека, но не более того?
  — Да, сэр.
  — Вы не знаете, умер он или нет?
  — Нет, сэр.
  — Утверждаете ли вы, что он умирал?
  — Нет, сэр.
  — Вы даже не можете сказать, каков был характер огнестрельных ран, то есть были они поверхностными или проникающими, с повреждением внутренних органов или без?
  — Откуда я могу это знать? Ведь я его не осматривал.
  — У меня больше нет вопросов к свидетелю, — заявил Мейсон.
  — У меня тоже, — после небольшой паузы сказал Шумейкер.
  — Следующий свидетель, — распорядился судья Нокс.
  Шумейкер вызвал полицейского офицера, который приехал по вызову Викслера в порт. Последовал подробный рассказ о поисках на всей территории порта, о том, как вначале не был обнаружен ни автомобиль Браунли, ни его тело. Затем полицейский подробно остановился на найденных кровавых следах на асфальте, которые и позволили обнаружить затопленный автомобиль, действительно оказавшийся машиной Браунли. Особо офицер отметил найденный револьвер 38-го калибра. Из обшивки сиденья были извлечены две пули, одна из которых не попала в жертву, а на второй имелись следы крови.
  В этот момент судья Нокс заявил, что уже половина первого и необходимо сделать перерыв до двух.
  Мейсон, Делла Стрит и Пол Дрейк отправились пообедать в небольшой ресторанчик, где, как они знали, можно будет занять отдельный кабинет.
  — Ну и каково твое мнение, Пол? — спросил Мейсон, когда они сделали заказ.
  — Насколько я понял, ты намерен акцентировать вопрос о составе преступления?
  — Да, я с самого начала делал ставку именно на это, но не был уверен в Викслере. Не без основания я опасался, что он заявит, будто Браунли был, несомненно, мертв. Но сейчас все в порядке. По крайней мере будет легко добиться отсрочки приговора.
  — Ты великолепно провел перекрестный допрос. Викслер был настолько деморализован, что Шумейкер побоялся задавать ему дополнительные вопросы.
  — Но не останется ли это лишь теоретической защитой? — с сомнением спросила Делла.
  — Ты абсолютно права. Вся моя защита должна быть основана на букве закона. Ведь много людей село на электрический стул за якобы совершенное ими убийство на основе одних только косвенных улик. А позднее выяснялось, что жертва живет и здравствует, и на ее жизнь никто не покушался. Именно это послужило основанием для внесения некоторых дополнительных статей в закон, касающийся состава преступления. Основной упор делается на наличие трупа жертвы. То есть прокуратура должна доказать, что в результате противозаконных действий Джулии Брэннер наступила смерть Ренуолда Браунли. Как я понимаю, обвинение намерено было перешагнуть через барьер состава преступления, целиком и полностью основываясь на заявлении Викслера, что Браунли убит. Фактически они не в состоянии доказать факт его смерти. И если даже, невзирая на это, будет оглашено обвинительное заключение, тут-то я их и прихлопну.
  — Как же? — поинтересовалась Делла.
  — Понимаешь, это какое-то странное преступление. Женщина, кем бы она ни была, несколько раз стреляет в упор из револьвера, после чего убегает с места преступления. Свидетели показывают, что уезжает она на своей машине, причем гонит ее на предельной скорости. Затем кто-то топит машину Браунли в акватории порта. Этот кто-то определенно не тот человек, который стрелял в Браунли. Этого не могла сделать женщина в белом плаще, так как главный свидетель определенно заявляет, что убийца бежала с места преступления, пытаясь как можно скорее оказаться подальше. Я сомневаюсь, что у нее был сообщник, прятавшийся неподалеку и позднее хладнокровно покинувший укрытие для того, чтобы утопить машину. Это весьма маловероятно.
  Более правдоподобное объяснение всему этому заключается в том, что когда Викслер заглянул в салон машины, Браунли был без сознания, но через несколько минут пришел в себя и попытался поехать на машине в поисках помощи. Он запустил мотор, но двигался практически вслепую, учитывая погоду. Не рассчитал — и свалился в воду.
  Дрейк кивнул.
  — Итак, если тело Браунли будет обнаружено и выяснится, что он утонул, никого не будет интересовать, что он мог умереть от потери крови, вызванной огнестрельными ранениями. А это автоматически означает, что Джулию Брэннер нельзя судить за убийство. Тут вопрос чисто теоретический, как ты упомянула, Делла, но в свое время он был узаконен.
  Делла, задумчиво вертя в руках кофейную чашку, возразила:
  — Но, шеф, на всех предыдущих процессах ты представлял невиновных людей, несправедливо заподозренных в тех или иных преступлениях. Ты все эти процессы с блеском выиграл, доказав, что версии обвинения были основаны на неверном истолковании фактов. К тому же присутствующие в зале обычно были на твоей стороне. В настоящий момент у тебя безупречная репутация адвоката и детектива. Но в тот момент, когда ты прибегнешь к стандартной практике рядового защитника по уголовным делам, ты настроишь против себя общественность. Даже если ты добьешься освобождения этой особы, прибегнув к техническим уловкам, у всех сложится впечатление, что ты лично заинтересован в судьбе Джулии Брэннер. Как-никак, она убийца. Ты рискуешь потерять уважение.
  Мейсон вздохнул:
  — Делла, ты так и не поняла один нюанс: на этот раз я фактически спасаю собственную шкуру. Неужели не понятно? Во всех прошлых делах лично ко мне не было никаких претензий. Но на этот раз я увяз в этом деле по шею. Не сомневаюсь, что вскоре свидетельские показания будет давать Питер Сакс. Он под присягой заявит, что Джулия Брэннер поручила ему убить Ренуолда Браунли и даже дала ключ от собственной квартиры, после чего заявит, что я заманил его в западню и отобрал ключ. Каково! Этот ключ не имел бы ровным счетом никакого значения, если бы я не забрал его себе. Но после того, как я это сделал, все прокуроры считают его важнейшей уликой. А окружной прокурор специально подчеркнет это, чтобы адвокатская коллегия сделала выводы. Как бы Бергер ни клялся в своей беспристрастности, я-то понимаю, что давно являюсь для него врагом номер один, которого просто необходимо убрать с дороги.
  — А если тебе удастся этот трюк с составом преступления, они не посмеют вызвать Сакса для дачи показаний? — догадалась Делла.
  — Точно. Именно из этих соображений я и избрал такой путь защиты. Если добьюсь отсрочки слушания дела, мне удастся освободить Джулию Брэннер. Дело будет отложено до нахождения трупа. Сакс так и не получит возможности выступить со своей лжеисторией, и ключ потеряет свое первостепенное значение. Когда же тело будет найдено, безусловно, я докажу, что Браунли утонул, а не был убит. И когда окружной прокурор попытается привлечь меня к ответственности, это будет выглядеть попыткой отомстить за очередное поражение. Так что, если будет одержана эта временная победа, у нас появится время для того, чтобы раздобыть дополнительную информацию.
  Пол Дрейк кивнул:
  — Я бросил всех своих людей на данное дело, но пока не удается найти ничего такого, из чего можно извлечь пользу. Я проследил путь Меллори от Сан-Франциско до Лос-Анджелеса. В Сан-Франциско он остановился в отеле «Палас», прибыв туда непосредственно с теплохода, и, если верить показаниям служащих отеля, это именно тот человек, с которым ты разговаривал, Перри.
  — Епископ, по моему мнению, является центральной фигурой во всей этой истории, — задумчиво сказал Мейсон. — Он тот ключ, который разрешит загадку. Зачем он приходил ко мне? Почему так таинственно исчез? Если он подставная фигура, то почему не довел игру до конца? Ведь он мог просто позвонить мне по телефону и заявить, что вынужден срочно уехать, и попросить продолжить данное дело. Но по какой-то причине он сразу вышел из игры. Вот что не дает мне покоя, так как я твердо знаю, что любое, на первый взгляд бессмысленное, дело имеет под собой какую-то почву. Только я пока не могу понять, какую именно. А тут еще совершенно идиотское поведение Джулии Брэннер. Почему она не желает со мной разговаривать? Неужели не понимает, что сама набрасывает себе на шею петлю, да и меня ставит в чрезвычайно трудное положение?
  — Но, может быть, она не желает разговаривать с тобой по той простой причине, что действительно виновата во всем? — спросила Делла.
  — Вот в этом-то я как раз и не уверен. Это совершенно нелогично. Более вероятно, что она пытается выгородить кого-то другого, а сама не виновна.
  — Не ломай себе голову, Перри. Объясни, как бы кому-то другому удалось бы сфабриковать такие улики? Записка ведь была! Когда найдут труп, в кармане обнаружится и записка. Именно она убедила Браунли приехать в порт. Это правда на все сто процентов. Джулия жаждала его смерти не только ради будущего своей дочери, но и потому, что ненавидела все семейство. И потом, кто мог выкрасть ее револьвер так, что она даже не узнала об этом? Как мог этот человек приехать туда же, куда по ее указанию приехал Браунли, да еще быть одетым в такой же плащ и ехать на машине такой же марки? Джулия Брэннер отправила записку уже после того, как ты сказал ей, что старый Браунли решил написать завещание в пользу лжевнучки. Следовательно, весь ее план был реализован после разговора с тобой. У любого другого человека сделать нечто подобное не было ни единого шанса — на это просто не хватило бы времени. Это невозможно…
  Мейсон взглянул на часы:
  — Ладно, возвращаемся в суд и продолжим. Могу только сказать, что для нас все складывается достаточно хорошо.
  — Но если Питер Сакс будет вызван для дачи показаний, общественное мнение, несомненно, будет против тебя. Необходимо каким-то образом помешать ему сделать это…
  Делла спросила ровным тоном:
  — Шеф, а почему бы не вызвать в качестве свидетеля меня? Это можно сделать сразу после выступления Сакса. Не сомневайся, я сумею вывести его на чистую воду. Если Шумейкер попытается запутать меня, то и ему кое-что перепадет за укрывательство убийцы!
  Мейсон порывисто пожал руку Делле:
  — Благодарю! Я знал, что могу рассчитывать на тебя!
  Когда они уже выходили из ресторана, Дрейк шепнул Мейсону:
  — Но ты не можешь так сделать, Перри. Ведь со стороны это будет выглядеть так, словно вы вдвоем сговорились оклеветать Сакса. Будто бы Делла заманила его в номер и пыталась обольстить. Делла может оказаться в двусмысленном положении, так что…
  — Неужели я этого не понимаю, Пол? Только не говори ей. Я не упомяну даже ее имени.
  Делла сразу насторожилась:
  — О чем это вы там шепчетесь у меня за спиной? Хватит, пора в суд!
  Глава 15
  Шумейкер вызывал свидетелей одного за другим, вероятно, уже считая себя победителем.
  Эксперт по баллистике показал, что пули, найденные в машине, были выпущены из револьвера 38-го калибра. Представитель оружейного магазина из Солт-Лейк-Сити подтвердил записью в регистрационном журнале, что именно Джулия Брэннер приобрела названный револьвер в их магазине и имела лицензию на право ношения оружия, что также подтверждено записью. Дактилоскопист засвидетельствовал, что найденные отпечатки на внутренней стороне стекла со стороны водителя действительно принадлежат Джулии Брэннер.
  Наконец, Шумейкер поднялся и объявил:
  — Вызовите Питера Сакса.
  Сакс, нос и щеки которого были заклеены пластырем, вышел вперед и был приведен к присяге.
  — Знакомы ли вы с обвиняемой Джулией Брэннер? — спросил Шумейкер после того, как Сакс назвал свое имя и адрес, по которому проживает.
  — Да, — глухо сказал Сакс.
  — Знакомы ли вы с Перри Мейсоном, который защищает интересы Джулии Брэннер?
  — Да.
  — Вы разговаривали с Джулией Брэннер в присутствии свидетелей?
  — Со мной был Виктор Стоктон.
  — Кто еще?
  — Никого.
  — Где состоялся этот разговор?
  — В аэропорту Лос-Анджелеса.
  — Ваша профессия?
  — Частный детектив.
  — До этого вы звонили обвиняемой?
  — Да.
  — Во время разговора вы упомянули, кем являетесь?
  — Да, сэр. Я отрекомендовался наемным убийцей и рассказал о тех убийствах, которые якобы совершил за деньги.
  — Когда состоялась беседа, о которой в данный момент вы даете показания?
  — Четвертого числа этого месяца.
  — В котором часу?
  — Около десяти утра.
  — О чем конкретно шел разговор?
  Мейсон поднялся:
  — Ваша честь, совершенно определенно обвинитель пытается связать мою подзащитную с делом об убийстве. Но, однако же, до сих пор не установлено, имело ли вообще место убийство. Так что я возражаю по этому поводу. Обвинение не сочло нужным доказать состав преступления, а без этого совершенно бессмысленно проводить данные допросы.
  Шумейкер тут же привел встречный довод:
  — Мы вовсе не обязаны это доказывать, так как ведем предварительное слушание дела. В наши обязанности входит лишь доказать, что преступление было совершено…
  — Вот и докажите! — перебил его Мейсон.
  Шумейкер сделал вид, что не расслышал данного замечания.
  — …И у нас есть основание предполагать, что обвиняемая к этому причастна.
  — Не мне вам говорить, что нельзя выяснять обстоятельства убийства, не доказав в первую очередь состава преступления. Сейчас выясняется, что кто-то, но не обвиняемая, перегнал автомобиль Ренуолда Браунли с места преступления на пристань и утопил его. Моя же подзащитная уехала до этого, если верить свидетелю Викслеру. Не резонно ли предположить, что Браунли пришел в себя, включил двигатель, но не справился с управлением и свалился в воду. А раз так, он умер не от огнестрельных ран, а утонул. Для того чтобы доказать факт убийства, обвинению необходимо установить, что смерть Браунли явилась прямым следствием полученных им ран.
  — Ничего подобного! — агрессивно заявил Шумейкер. — Ваша честь, если заявление адвоката верно и Браунли действительно утонул, то в воду-то он свалился в результате противозаконных действий обвиняемой. Ведь именно она стреляла в него, лишив возможности нормально вести машину.
  — Вот-вот! — с иронией сказал Мейсон. — Как раз этого вы и не доказали. Вы даже не знаете, сколько раз в него выстрелили, сколько пуль в него попало, были эти ранения серьезными или же только поверхностными. Более того, если пострадавший утонул, но не моя подзащитная и не кто-либо из ее сообщников утопил эту машину, то определенно ее нельзя обвинить в гибели Браунли. В тот момент, когда вы допустите тот факт, что к Браунли хотя бы на мгновение вернулось сознание и он сам сорвался в воду, вы приведете убедительнейший довод против собственной версии. Да и вообще, в ваших выступлениях неоднократно мелькало сомнение в достоверности тех фактов, которые вы привели.
  Шумейкер покраснел.
  — Ваша честь, это попытка воспрепятствовать правосудию всякими формальностями, которые…
  — Минутку, — остановил его судья Нокс. — Суд уже принял к сведению данный факт, после того как отметил исключительно искусный допрос свидетеля Викслера. Действительно, обвинение до сего времени не внесло никакой ясности в причину смерти. Более того, в настоящий момент нельзя заявить со всей определенностью, умер ли вообще мистер Ренуолд Браунли. Логично предположить, что он находился в машине в тот момент, когда та сорвалась в воду. Но мы не располагаем фактами, что дело было действительно так. Допускаю: при предварительном слушании не требуется бесспорность любых доказательств, но я принимаю во внимание и тот факт, что, если я отложу слушание дела из-за отсутствия состава преступления, от этого никто не пострадает. Обвиняемая может быть повторно арестована, если будет обнаружено тело Ренуолда Браунли. Полагаю, помощник окружного прокурора, вы и сами не согласились бы судить обвиняемую за убийство до тех пор, пока не будет найдено тело ее предполагаемой жертвы?
  — Но дело вовсе не в этом, — запротестовал Шумейкер, уже с трудом сдерживая раздражение. — Мы проводим всего лишь предварительное слушание и хотели бы, чтобы вопрос об обвинении был окончательно решен. Имеются и другие причины, по которым мы хотели бы, чтобы показания этих двух свидетелей были выслушаны в присутствии публики, и… — Шумейкер замолчал, испуганно глядя на Мейсона, затем добавил скороговоркой: — То есть, я хотел сказать, в присутствии суда.
  Мейсон пожал плечами:
  — Все понятно, помощника окружного прокурора подвел язык. Разумеется, он работает исключительно на публику.
  Нокс нахмурился:
  — Достаточно, мистер Мейсон. В будущем воздержитесь от подобных заявлений. — Судья тут же отвел взгляд, с трудом скрывая улыбку.
  От негодования Шумейкер на некоторое время утратил дар речи, очевидно, не зная, какими еще доводами воздействовать на судью.
  Но тот уже подвел итог:
  — Я намерен отложить слушание дела до десяти часов завтрашнего утра. За это время противоборствующие стороны могут еще раз тщательно обдумать свои позиции. Учитывая, что до настоящего времени состав преступления не доказан, я ограничусь лишь вопросом о том, было ли совершено преступление. Но даже если дело и будет отложено, это не явится препятствием для последующего привлечения обвиняемой к ответственности.
  Шумейкер сделал последнюю попытку:
  — Ваша честь, неужели вы полагаете, что мы не располагаем достаточными данными для обвинения в нападении с использованием огнестрельного оружия?
  — Должен ли я понять, — с улыбкой спросил судья, — что прокуратура по зрелом размышлении пришла к выводу о снятии с обвиняемой обвинения в убийстве, заменив его обвинением в нападении с применением оружия?
  — Нет! Мы не намерены обвинять ее в нападении, а только в убийстве. Она виновна, в этом нет никакого…
  И только в этот момент до него дошло значение его неосторожного заявления. Он замолчал и с растерянным видом сел на место.
  Улыбка судьи превратилась в довольную ухмылку:
  — Я понимаю, что ваши собственные слова, мистер Шумейкер, как нельзя лучше характеризуют порочность занятой вами позиции. Суд делает перерыв до десяти часов завтрашнего утра. Обвиняемая, разумеется, останется в камере предварительного заключения.
  Перри глянул в сторону Пола Дрейка. Тот вытирал платком вспотевший лоб. Мейсон и сам не смог удержать довольного вздоха, видя, что судья поднимается со своего места. Он повернулся к Джулии и спросил:
  — Джулия, не можете ли вы сказать мне…
  Та сжала губы в тонкую линию, молча поднялась и кивнула головой помощнику шерифа, ожидающему ее, чтобы отвезти в тюрьму.
  Глава 16
  Делла Стрит нервно сжала хрупкими пальчиками руку Мейсона и сказала:
  — Шеф, неужели я ничего не могу сделать? Что, если я сама переговорю с окружным прокурором?
  Адвокат покачал головой, не глядя на Деллу.
  — Почему бы мне не взять удар на себя? — запальчиво продолжала девушка. — Ведь я могу заявить, что по собственному почину изъяла все эти вещи и ключ у Сакса.
  — Делла, Бергеру нужен я. Он клянется, что не помнит зла, но на самом деле спит и видит, как бы отомстить за прошлые поражения. Естественно, он пойдет на все, чтобы не упустить этот случай.
  — Ты же знаешь, шеф, — Делла прижалась к плечу Мейсона, — что я готова для тебя решительно на все.
  Мейсон, левой рукой держа руль, правой обнял девушку и нежно сказал:
  — Крошка, ты просто молодчина, но в данный момент ничего не можешь сделать. Все обойдется, не думай об этом.
  Вздохнув, девушка сказала:
  — И все же, шеф, я никак не могу понять, каким образом было совершено данное преступление. Гипотеза окружного прокурора не кажется мне убедительной.
  — Согласен. Джулия могла выстрелить в Браунли, по какой-либо причине разозлившись на него, но, во всяком случае, они должны были хотя бы поговорить. Совершенно очевидно, что она вызывала его в порт не с целью убийства. В противном случае она не оставила бы такую кучу улик.
  — Но по какой причине она вызвала его туда?
  — Пока не могу сказать, но, по всей вероятности, это имеет непосредственное отношение к нашему заикающемуся епископу и исчезнувшей неизвестно куда Джанет Ситон. Да и к другим фактам, видимо, тоже.
  — Ты полагаешь, у Джулии не было намерения убивать Ренуолда Браунли, когда она выходила из квартиры?
  — Совершенно.
  — Но ведь ты же сам сказал мне, что, когда пришел туда, Стелла Кернвуд даже не ложилась спать, а все ее поведение прямо указывало на то, что она знала о том, что Джулия пустилась в какое-то рискованное предприятие, которое может доставить ей массу неприятностей и…
  — Черт возьми! — Мейсон так резко нажал на тормоза, что машину занесло. Выключив мотор, он посмотрел на Деллу широко раскрытыми глазами: — Как же я раньше не учел это обстоятельство?!
  — Что ты имеешь в виду, шеф?
  — Минутку. Мне надо подумать.
  Он замер, невидящими глазами уставившись вдаль. Несколько раз кивнул, как бы с чем-то соглашаясь, потом сказал:
  — Делла, это настолько нелепое предположение, что на первый взгляд оно полностью лишено смысла. Но только так можно объяснить все до единого факты в деле. Выслушав, ты сама будешь удивлена, почему мы раньше до этого не додумались. Поехали, у нас впереди много работы. Ты будешь стенографировать один разговор.
  Возле ближайшего перекрестка Мейсон свернул направо и через некоторое время остановил машину у многоквартирного дома в Бичвуде, где проживала Стелла Кернвуд.
  — Делла, когда войдем, вытаскивай блокнот и фиксируй буквально каждое слово, сказанное нами. Ничему не удивляйся и не теряй присутствия духа.
  Мейсон постучал в дверь. Стелла открыла ее. Узнав адвоката, поморгала ресницами и тонким невыразительным голосом сказала:
  — Это вы?
  С легким поклоном Мейсон представил Деллу:
  — Моя секретарша Делла Стрит.
  — Входите. Я видела ее сегодня в суде. Но что это значит, мистер Мейсон? Уж не рассчитываете ли вы получить от меня улики против Джулии?
  — Присаживайтесь, миссис Стелла. Я хочу задать вам несколько вопросов.
  — Пожалуйста, — бесцветным голосом произнесла она. — Что вас интересует?
  Мейсон наклонился к ней:
  — Ваша дочь попала в дорожно-транспортное происшествие. Я хочу, чтобы вы приготовились к удару.
  Рот Стеллы Кернвуд раскрылся, глаза едва не выскочили из орбит:
  — Моя дочь?
  — Да.
  — Но у меня нет никакой дочери… Она умерла два года назад.
  Мейсон покачал головой:
  — Очень сожалею, но все раскрылось. Она умирает и просит к ней приехать. Она сделает полное признание.
  Стелла выпрямилась, ее бесцветные глаза с ужасом впились в лицо адвоката, и без того невыразительное лицо стало совсем белым.
  — Я была уверена — что-то в этом роде непременно случится, — безжизненно прошептала Стелла. — Где она?
  — Одевайтесь, — распорядился Мейсон. — Сейчас мы поедем к ней. Как давно вы задумали эту подмену?
  — Не знаю, — ответила она все тем же безжизненным тоном, — наверное, с того момента, как Джулия рассказала о своей дочери. Я сразу оценила, какой прекрасный шанс открывается для какой-нибудь девушки.
  — И тогда вы связались с мистером Саксом?
  — Да, он был детективом в Солт-Лейк-Сити.
  — А здесь он действовал через Джексона Игла?
  — Совершенно верно… Как произошел этот несчастный случай?
  — Столкновение на перекрестке. У нас совершенно нет времени.
  Стелла торопливо застегнула поношенный жакет.
  Мейсон повернулся к Делле:
  — Позвони окружному прокурору Бергеру и попроси его встретиться со мной в приемной госпиталя Доброго Самаритянина… Прочитай ему запись этого разговора. Пусть поспешит туда, не считаясь ни с чем…
  В голосе Стеллы звучала неприкрытая тревога:
  — Полагаю… теперь он не станет чинить моей девочке никаких неприятностей?
  — Вряд ли, особенно если вы сами все ему расскажете. Поехали, время не ждет!
  Оставив Деллу в квартире, он отвел Стеллу Кернвуд вниз и усадил в машину. Заведя мотор, он деловым тоном сказал:
  — Полагаю, вам следует сделать полное признание окружному прокурору, чтобы он не приставал к вашей дочери хотя бы под конец.
  — Неужели нет никакой надежды? — дрожащим голосом спросила она.
  — Никакой.
  — Бог мой, это возмездие! Я пошла на это в надежде на ее счастье, и хотя все шло как нельзя лучше, в душе я все время ждала расплаты. Я не сомневалась, что мои планы принесут ей только горе… А потом, когда я поняла, что ее вот-вот разоблачат…
  Мотор взревел, и машина сорвалась с места.
  — Ну и? — подбодрил женщину Мейсон. — Когда вам стало ясно, что вы на пороге разоблачения, что тогда?
  Вытащив из сумочки платочек, она начала тихо плакать. Мейсон решил больше не нажимать на отчаявщуюся женщину. Время от времени поглядывая на часы, он гнал машину на предельной скорости.
  Через четверть часа они остановились у входа в госпиталь Доброго Самаритянина. Адвокат помог Стелле Кернвуд выйти из машины и провел, держа под руку, в просторный холл. При виде их из кресла поднялся Гамильтон Бергер, на лице которого было настолько озадаченное выражение, что Мейсон с трудом удержался от смеха. В углу за столиком сидел еще один человек — Мейсон узнал личного секретаря окружного прокурора. Он даже не шевельнулся при виде адвоката.
  — Стелла, вы знакомы с окружным прокурором?
  — Да, я давала ему показания в тот день, когда они забрали Джулию в тюрьму.
  — Мистер Бергер, дочь Стеллы Кернвуд умирает. Поэтому она хочет покончить со всеми предварительными формальностями как можно скорее. Она готова ответить на все ваши вопросы. Полагаю, я смогу сэкономить время, если расскажу то основное, что поведала мне дочь миссис Кернвуд. Стелла дополнит мой рассказ, если в том будет необходимость. После этого вы отпустите ее в палату. Так вот, у Стеллы Кернвуд была дочь приблизительно того же возраста, что и дочь Джулии Брэннер. В Солт-Лейк-Сити Джулия Брэннер жила в одной квартире со Стеллой Кернвуд и, разумеется, рассказала подруге историю своей жизни. Стелла моментально сообразила, какая сказочная возможность представляется ей, если выдать свою дочь за внучку миллионера. Главное было в том, чтобы убедить Браунли, что действительно его внучка нашлась! Начала Стелла с того, что проконсультировалась по этому вопросу с Питером Саксом, который был в то время частным детективом в Солт-Лейк-Сити. Сакс связался с Джексоном Иглом. Полагаю, это имя вам знакомо. Стелла узнала от Джулии мельчайшие подробности ее брака с Оскаром, так что одурачить Ренуолда Браунли не составило особого труда. Таким образом дочь Стеллы Кернвуд превратилась в Джанет Браунли, хотя Джулия об этом даже не подозревала. Мисс Джанет совершенно очаровала старого Браунли, стала его любимицей и должна была унаследовать все состояние.
  Но увы, ей не повезло, когда она возвращалась из туристической поездки в Австралию, разумеется, под именем Джанет Браунли, внучки известного миллионера Ренуолда Браунли. Она направлялась в Штаты на теплоходе «Монтери». Так было угодно судьбе, что на этом же теплоходе находился епископ Уильям Меллори. Узнав имя девушки, он начал задавать ей вопросы, так как ничего не забыл. Девушка ударилась в панику: она поняла, что ее ответы насторожили епископа и Меллори начал подозревать, что она самозванка. Мнимая Джанет тут же телеграфировала матери, и мать вновь обратилась к Саксу, который тоже перебрался в Лос-Анджелес, чтобы находиться поближе к Стелле Кернвуд.
  Для Стеллы самым главным было то, чтобы Джулия ничего не узнала про обман. Ведь они убедили Ренуолда Браунли не поднимать шумихи, когда девушка появилась у своего «дедушки».
  Естественно, Сакс тоже переполошился, как бы их афера не была раскрыта. Не без основания он опасался, что епископ направится прямиком к Браунли. Но Меллори не хотел действовать без тщательной проверки. В свою очередь, он тоже отправил несколько телеграмм и убедился, что девушка, выдававшая себя за внучку Ренуолда Браунли, в действительности не является таковой. Вот почему он вызвал Джулию Брэннер для личной встречи в Лос-Анджелес. Епископ Меллори смог разыскать и Джанет Ситон, настоящую внучку Ренуолда Браунли. Из письма, полученного от нотариуса, занимавшегося делами умершего приемного отца Джанет, он узнал, что больше нет нужды хранить тайну рождения Джанет, тем более что те финансовые операции, которыми мистер Ситон занимался в последние годы, полностью разорили его, и Джанет осталась практически без средств к существованию.
  Кроме того, мистер Ситон, умирая, пытался что-то сообщить нотариусу о своей приемной дочери. Епископ все понял и немедленно принял соответствующие меры.
  В Лос-Анджелес приехала Джулия Брэннер. Стелла безумно перепугалась. Она тут же связалась с Саксом. Само собой, Сакс попытался ликвидировать подлинную внучку, так как, по его мнению, это был самый простой метод справиться с надвигающейся опасностью. Я правильно излагаю факты, миссис Кернвуд?
  — Да. А о епископе вам известно даже больше, чем мне. Продолжайте же, я хочу поскорее покончить с формальностями.
  — Короче, блистательная афера находилась на грани краха. А Джулия Брэннер еще подлила масла в огонь, сообщив Стелле, что намерена написать письмо Ренуолду Браунли и убедить его встретиться с ней в порту, где она покажет ему настоящую внучку. Понимаете, Джанет Ситон является точной копией своего отца, Оскара Браунли. Днем раньше Джулия уже встречалась с Джанет и не сомневалась, что как только старый Браунли взглянет на девушку, то сразу же увидит фамильное сходство. У нее к тому же было верное средство выманить старика на эту встречу — часы Оскара Браунли, подарок отца. Ренуолд очень хотел вернуть их обратно.
  Стелла понимала, что встреча Джулии и Ренуолда Браунли означает, что самозванка будет немедленно изобличена. Вряд ли Стелла беспокоилась о себе. Ее больше страшила перспектива того, что дочь попадет в тюрьму. Мать была в отчаянии. И первое, что она сделала, — похитила револьвер Джулии. Она же предложила Джулии воспользоваться ее машиной «Шевроле», а сама взяла напрокат точно такую же. Джулия была в белом плаще, Стелла надела такой же.
  Она помчалась в порт и даже сумела обогнать Джулию, но ее планы едва не сорвались, когда Джулия показалась перед машиной Браунли. Именно тогда она и оставила отпечатки своих пальцев на внутренней стороне стекла дверцы автомобиля. Она попросила Браунли объехать вокруг квартала, чтобы убедиться, что за ним нет слежки.
  Это был шанс для Стеллы. Она спряталась неподалеку от того места, где Джулия встретила Ренуолда, и когда тот возвращался назад, выскочила из тени и махнула рукой. Разумеется, Браунли тут же остановился. Стелла подошла вплотную и, ни слова не говоря, принялась палить из револьвера. Затем бросила оружие в салон машины и со всех ног побежала к тому месту, где стоял ее «Шевроле».
  Джулия, услыхав выстрелы, тоже перепугалась и побежала к своей машине. Правда, ей не сразу удалось ее завести. Стелла первой вернулась домой, разделась и приготовилась встретить свою приятельницу. Джулия была настолько растеряна, что не сразу вернулась домой, а немного покружила по городу, чтобы собраться с мыслями.
  Мейсон повернулся к Стелле:
  — Ведь так все было на самом деле?
  — Да, — тихо подтвердила та. — Именно так все и было.
  — И тот ключ, который находился у Сакса, был на самом деле ключом от вашей квартиры, только получил его детектив не от Джулии, а от вас, Стелла.
  — Все верно, однако моей дочери ничего не известно о том, что Браунли застрелила я. Об этом вообще никто не знает. Я хотела сказать об этом Питеру, но не могла до него дозвониться. Я не планировала обвинить в преступлении Джулию, но и смириться с мыслью, что моя дочь окажется в тюрьме, было выше моих сил. Мне понадобилось оружие, так как своего у меня не было, и я взяла револьвер из сумочки Джулии. Но как могла моя дочь рассказать все это вам, мистер Мейсон? Я была уверена…
  Мейсон вздохнул:
  — Сожалею, миссис Кернвуд, что мне таким жестоким методом пришлось заставить вас сделать признание. У меня не было иного выхода.
  — Что именно сообщила вам моя дочь?
  — Ничего.
  — Значит, она… она не…
  — Конечно, Стелла, никакой аварии не было. Ваша дочь жива и здорова. Повторяю, у меня не было иной возможности исправить причиненное вами зло.
  Стелла Кернвуд рухнула в кресло, закрыла лицо руками и расплакалась.
  — Это возмездие, — еще раз повторила она. — Мне все равно не удалось бы скрыть правду, рано или поздно все выплыло бы наружу. Делайте со мной все, что хотите, но не будьте слишком строги к моей девочке: она сделала лишь то, что велела ей мать…
  В холл вошла медсестра:
  — Мистер Бергер, вам звонят из прокуратуры. Вы можете подойти к телефону?
  — Только не сейчас! — буркнул Бергер, не сводя взгляда со Стеллы. — Мне нужно еще кое-что выяснить, и я…
  — И все же они велели предупредить вас, — прервала его медсестра, — что это очень важно. Новые обстоятельства в деле Браунли. Я могу принести аппарат сюда.
  Бергер кивнул и вновь повернулся к Стелле:
  — Вы согласны написать письменное признание?
  — Разумеется, — равнодушно сказала она. — Ведь в любом случае вам уже все известно. Я жестокая женщина, но не хочу, чтобы моя дочь пострадала из-за моего упрямства.
  Медсестра принесла телефон.
  — Алло, — сказал Бергер и сразу же нахмурился, глядя на Мейсона. — Оставьте все как есть. Разыщите Филиппа Браунли и Джанет, пусть они произведут опознание. Я задержусь еще минут на пятнадцать. Мне нужно снять весьма важные письменные показания.
  Бергер положил трубку и кивнул Мейсону:
  — Его нашли несколько минут назад.
  Стелла, сидевшая в кресле с низко опущенной головой, скорее всего, даже не слышала его слов.
  Глава 17
  Мейсон гнал машину по автостраде со скоростью семьдесят миль в час. Делла Стрит предложила ему сигарету, но адвокат отказался:
  — Благодарю, Делла, я закурю, когда мы приедем.
  Дрейк, сидевший на заднем сиденье, крикнул:
  — Перри, впереди крутой поворот!
  — Когда ты был за рулем, то творил такое, что меня до сих пор пробирает дрожь, — огрызнулся Мейсон. — Так что сиди и молчи.
  Делла Стрит выпустила струйку дыма в окно и спросила:
  — Уже выяснили, утонул Браунли или умер от ран?
  — Пока ничего не известно. Полагаю, вскрытие произведут по всем правилам. Ведь это очень важно.
  — Да. Если он утонул, они не смогут предъявить Стелле Кернвуд обвинение в убийстве.
  — Это уж точно. Но сейчас Бергер спешить не будет и соберет все доказательства.
  — Но если Браунли умер от ран?.. — не могла успокоиться Делла.
  — Тогда это будет рядовое дело об умышленном убийстве, если не считать того, что обвинению придется доказать, каким образом машина смогла упасть в воду. Ведь как только Бергер заикнется о том, что Браунли сам завел машину, но не справился с управлением и свалился в воду, ни один из членов жюри не поверит, что он был мертв, когда падал с причала. Остается предположить, что если Браунли умер от ран, то кто-то другой завел машину и утопил ее. И этот кто-то должен быть сообщником Стеллы. Но в любом случае необходимо точно установить, что же в действительности произошло, и убедительно доказать это присяжным.
  — Мистер Бергер распорядился, чтобы для опознания вызвали и Филиппа, и Джанет? — неожиданно спросила Делла.
  — Да.
  — Но чего ради?
  — Делла, не мешай Мейсону вести машину, а то мы окажемся в кювете. Ты великолепный секретарь, но не строй из себя детектива, у женщин не тот склад ума, — пробурчал Пол Дрейк.
  — Это простуда превратила тебя в такого зануду? — отпарировала Делла.
  — Не спорь с ним, — сказал Мейсон. — Мы узнаем это, когда приедем. Лично я убежден, что мы так и не раскроем все загадки этого дела до тех пор, пока не разыщем епископа. Кстати, Гарри Коултер там будет?
  — Должен. Я звонил ему, — сказал Дрейк.
  — Я хочу, чтобы он повнимательнее посмотрел на машину Джанет Браунли. У нее «Кадиллак» желтого цвета.
  Дрейк кивнул.
  — Ее алиби не вызывает сомнений, — сказал он. — Пол Монтроз — человек с безупречной репутацией. Он заявил, что Стоктон буквально вытащил его из постели и заставил присоединиться к гостям.
  — Но зачем? — спросил Мейсон, снижая скорость: они находились уже на территории порта.
  — Стоктон хотел, чтобы какое-либо незаинтересованное лицо подтвердило его слова.
  — Но там была его жена.
  — Одной жены ему показалось мало, — сделал вывод Дрейк. — Для суда жена — не свидетель.
  — И это произошло до того, как появилась Джанет?
  — Да, минут за пять, как утверждает Монтроз.
  Мейсон завернул за угол и удивленно воскликнул:
  — Черт, здесь полно машин!
  — Скорее всего, это машины журналистов… Перри, этот полицейский собирается нас остановить!
  Отдав честь, офицер миролюбиво сказал:
  — На пирс нельзя.
  Мейсон ничего не ответил, но Дрейк, обладающий изворотливым умом детектива и привыкший находить выход из любого положения, указал на Деллу и заявил:
  — Нам необходимо быть там. Это Джанет Браунли. Окружной прокурор распорядился, чтобы она опознала тело дедушки.
  — А, тогда нет проблем. У меня есть указания на этот счет. Но мне казалось, что она уже приехала.
  — Как видите, нет. Поехали, Перри. Держись, Джанет, вскоре все закончится.
  Делла Стрит весьма правдоподобно прижала платочек к глазам. Офицер взял под козырек и отступил в сторону.
  — Как думаешь, Гарри смог просочиться через кордон? — спросил Мейсон у Дрейка.
  — Я в этом не сомневаюсь, он весьма изворотливый парень.
  — Пол, а вот и «Кадиллак» желтого цвета. Скорее всего, это и есть автомобиль Джанет. Нужно его хорошенько осмотреть.
  Мейсон остановил машину. Пол вышел, подошел к «Кадиллаку» и распахнул дверцу со стороны водителя, чтобы увидеть сертификат.
  — Ты прав, Перри, это ее машина.
  Мейсон, в свою очередь, подошел к «Кадиллаку».
  — А это что такое? — Он указал на большую вмятину на левом переднем крыле. — Недавнее повреждение.
  — Так иногда случается, когда загоняешь машину в щель между двумя уже стоящими, — заметил Дрейк.
  Делла Стрит, изучавшая салон машины, возбужденно воскликнула:
  — Шеф, посмотри! — Девушка заметила несколько красновато-бурых пятен на кожаной полочке позади переднего сиденья.
  — У тебя зоркий глаз, Делла, — похвалил Мейсон. — Эти пятна практически неразличимы на темной коже.
  — Женская наблюдательность. Ни один мужчина не обратил бы на это внимания.
  — Именно поэтому пятна и остались незамеченными, — сказал Мейсон.
  — Полагаешь, Джанет могла оказаться на набережной и перегрузить труп Ренуолда в «Кадиллак»? — озабоченно спросил Дрейк.
  — Сомневаюсь я что-то, — покачал головой Мейсон. — Уходим отсюда. Эти пятна крови являются важной уликой. Если кто-то заметил, что мы ими заинтересовались, они будут уничтожены прежде, чем мы докажем их важность.
  — Но о чем они свидетельствуют? — спросила Делла.
  — У нас еще будет время над этим подумать.
  Они прошли по набережной футов сорок к тому месту, где стояла машина «Скорой помощи». Целая толпа фоторепортеров плотным кольцом окружала Филиппа и Джанет Браунли.
  Гамильтон Бергер кивнул Мейсону, который поторопился спросить:
  — Ну и как, это труп Ренуолда Браунли?
  — Да. По всей вероятности, тело выпало из кабины, и прибой отнес его под дамбу.
  — Он утонул или умер от ран?
  Бергер молча развел руками.
  — Не можете сказать или не желаете?
  — Пока не будет никаких заявлений.
  — Могу я взглянуть на тело?
  — Зачем? Джулия Брэннер не причастна к данной истории, а ведь вы не представляете интересы Стеллы Кернвуд?
  — Нет, конечно, мне достаточно одного клиента.
  Дрейк шепнул Мейсону:
  — А вот и Гарри Коултер. Сейчас я отправлю его к «Кадиллаку». Авось он что-либо увидит.
  Бергер отошел от них. Мейсон предупредил Дрейка:
  — Пусть он не привлекает к себе внимания, Пол. Нельзя, чтобы кто-либо заметил, что машина нас заинтересовала.
  Едва Дрейк отошел, как к Мейсону поспешил Филипп Браунли.
  — Ужасно, не правда ли?
  Мейсон внимательно посмотрел на молодого человека:
  — Не более ужасно, чем было с самого начала.
  Филипп вздрогнул:
  — Понимаете, когда я увидел тело дедушки, эта трагедия стала столь явной и близкой…
  — Во что был одет ваш дедушка?
  — В то, в чем он выехал из дома.
  — Проверили ли карманы пальто? Были там какие-нибудь бумаги?
  — Да, но они сильно размокли. Их забрала полиция.
  — Вам ничего не показали?
  — Нет. Скажите, мистер Мейсон, во время перекрестного допроса вы заявили, что если дедушка не оставил завещания, а Джанет не является его внучкой, тогда я унаследую все его состояние. Ведь так гласит закон?
  — Вам бы очень этого хотелось? — Мейсон в упор смотрел на Филиппа. — Я имею в виду — лишить положенной доли наследства Джанет.
  — Я просто спрашиваю, что на этот счет гласит закон. А мое мнение вам известно: она мошенница.
  — Будет лучше, если вы проконсультируетесь с другим адвокатом. Я не хочу иметь с вами дела.
  — Но почему?
  — Может случиться так, что я займу противоположную позицию.
  — Вы намерены представлять интересы Джанет?
  — Таких Джанет может оказаться много!
  — Вы говорите загадками. Что-то я вас не понимаю.
  — А вы подумайте.
  «Скорая помощь» медленно двинулась с места, понемногу ускоряя ход.
  Дрейк подошел к Перри Мейсону и негромко сказал:
  — Гарри считает, что «Кадиллак» похож на ту машину, которая обогнала его, но он не заметил никаких отличительных признаков, поэтому не может присягнуть на суде, что это именно она. Но очень похожа.
  — И еще: именно такая машина стояла недалеко от яхты Ренуолда Браунли?
  — Да.
  — Глянь-ка в ту сторону, — Мейсон махнул рукой туда, где на волнах покачивалось несколько яхт. — Уж не «Атина» ли там?
  — Да, это яхта «Атина», принадлежащая Кассиди, который навещал епископа Меллори, — сказал Дрейк.
  — Хорошо, Пол. Мы с Деллой уезжаем, а ты пошарь-ка на борту этой яхты.
  — Чего ради?
  — Потом поймешь, — улыбнулся Мейсон.
  — Нас туда никто не пустит! Это же частная яхта, а не океанский лайнер, открытый для посещения туристов.
  — Черт побери, ты детектив или барышня? Ты же такие штуки знаешь лучше меня.
  — Как далеко мы можем заходить? Действительно важно, чтобы мы оказались на борту этой яхты?
  Мейсон задумчиво смотрел на голубые воды залива, на яхту, лениво покачивающуюся среди солнечных отражений.
  — Пол, это не каприз с моей стороны. Мне это кажется весьма важным.
  — Ладно, пошли, Гарри. — Дрейк решительно нахлобучил шляпу.
  Мейсон подозвал Деллу Стрит:
  — Уезжаем. У нас много дел.
  — Каких, шеф?
  — Нужно объездить все госпитали и проверить больных, которые поступили туда за последнее время. И как можно быстрее.
  
  Делла вышла из кабинки телефона-автомата со списком имен.
  — Этих людей доставили машины «Скорой помощи». Номера 3, 4, 10 умерли. Личность троих установлена. Номер 2 до сих пор не пришел в себя и не опознан.
  — Что ж, поехали туда.
  Они сели в машину.
  — Шеф, что именно должен увидеть на борту яхты Пол?
  — Я и сам не знаю.
  — Но не логичнее ли было подождать, пока они оттуда вернутся?
  — Видишь ли, Делла, у меня появилась новая версия данного преступления. И мне не терпится ее проверить.
  — А конкретнее?
  — Я скажу, как только мы проверим первое звено.
  Остальную часть пути они проехали в молчании. Остановившись перед госпиталем, Мейсон и Делла вошли в приемный покой.
  — Мы хотели бы посмотреть на пострадавшего, который был доставлен к вам с травмой черепа утром пятого числа.
  — К нему нельзя! — запротестовала дежурная медсестра.
  — Мы должны его опознать.
  — Ну, хорошо. Санитар проведет вас в палату. Больной до сих пор не пришел в сознание, так что будьте аккуратны.
  — Понятно.
  Сестра нажала кнопку вызова, и в приемный покой вошел санитар.
  — Отведите этих людей в палату 236. Они должны опознать пострадавшего, — распорядилась медсестра.
  Пройдя длинным коридором, они вошли в небольшое помещение. Санитар отодвинул ширму, и Делла тихо охнула, прижав руки ко рту.
  Мейсон внимательно посмотрел на неподвижную фигуру, потом кивнул санитару.
  — Этому больному — максимум внимания. Переведите в отдельную палату и соберите консилиум врачей. Приставьте постоянную сиделку. Пусть цена вас не беспокоит.
  — Вы его знаете? — с любопытством спросил санитар.
  — Да, это епископ Уильям Меллори из Австралии.
  Глава 18
  Мейсон курил, сидя за своим столом, и с лица его не сходила довольная улыбка.
  — Ладно, шеф, может быть, ты все же поделишься со мной своими соображениями? Как ты догадался, что епископ Меллори находится в госпитале, и кого должен отыскать Пол на яхте Кассиди?
  Несколько мгновений Мейсон задумчиво наблюдал за завитками дыма от сигареты, потом сказал:
  — Джулия не намеревалась убивать Ренуолда Браунли, но очень хотела, чтобы он приехал в порт. Можно смело сказать, что она ждала от этого свидания чего-то особенного. Вот почему другой человек пошел на убийство, только бы не допустить встречи Джулии с Ренуолдом.
  Существует единственная причина, объясняющая все это: Джанет Ситон должна быть настолько похожа на своего отца Оскара Браунли, что в ту самую минуту, как дед увидел бы ее, он моментально признал бы в ней внучку. Так что у Стеллы не было иного выхода. Но все, что она сделала, — результат слепой материнской любви. Да и психически она была не вполне уравновешенна.
  Посмотрим на дело с другой стороны. Откуда Джулия могла знать, что Джанет так похожа на отца? Вывод один: она встречалась с ней, когда приехала из Солт-Лейк-Сити. А поскольку только епископ Меллори знал о местонахождении Джанет Ситон, то из этого следует, что епископ свел мать и дочь еще до того, как Джулия приехала ко мне в офис. Джулия хотела, чтобы Ренуолд приехал в порт. Надо думать, она собралась отвезти его к Джанет Ситон, чтобы тот воочию убедился в существовании подлинной внучки. Вывод: епископ должен находиться где-то поблизости. Однако Меллори знал, что за ним слежка, и если была одна попытка его ликвидировать, то ее могут и повторить. Более того, люди, которые за ним охотились, ликвидировали бы и Джанет Ситон, если бы им удалось ее выследить. Вот почему епископ исчез, воспользовавшись суматохой на борту «Монтери». Но ему нужно было укрытие, и этим укрытием, скорее всего, стала яхта Кассиди. Я понял, что епископ и Джанет Ситон ожидали прибытия Браунли именно на борту яхты Кассиди.
  А теперь посмотрим, что из всего этого получилось.
  Стелла Кернвуд начала самостоятельные действия.
  Филипп Браунли разговаривал с дедушкой перед поездкой Ренуолда в порт и знал в общих чертах содержание записки. Он уловил слова «порт» и «яхта» и совершенно искренне сообщил Джанет, что дедушка направился на собственную яхту. И тогда лжевнучка позвонила Виктору Стоктону, который немедленно принял меры для того, чтобы убить Браунли и попутно обеспечить Джанет стопроцентное алиби. А для чего он так беспокоился об алиби? Потому что знал, что таковое ему потребуется. А это доказывает, что он не сомневался в смерти Ренуолда Браунли.
  Стоктон действительно разработал хитроумный план убийства. Джанет должна была приехать к нему домой, куда поспешно приглашались «гости». А вот свою машину она почему-то оставила в четырех кварталах от его дома. Догадываешься, что задумал Стоктон?
  Его сообщник мог позднее воспользоваться машиной Джанет, ведь Ренуолд, несомненно, узнал бы ее. Полностью доверяя внучке и не подозревая ничего плохого, старик подошел бы и натолкнулся на убийцу, который убрал бы не только его, но и Джулию Брэннер. Понятно, что в машине должен был находиться Сакс. Вот что им помешало: слова Филиппа о том, что встреча назначена на яхте Браунли. Это и внесло путаницу.
  Итак, Джулия ждет, когда Браунли объедет вокруг квартала. Там же находится Стелла, твердо решившая застрелить Браунли. Сакс сидит в машине. Что касается епископа и Джанет, то они дожидаются Джулию и Браунли на яхте «Атина».
  Звуки выстрелов расслышали и епископ, и Сакс. Оба моментально сообразили, что означает эта стрельба. Так как Гарри Коултер вел машину, шум мотора и дождь не позволили ему ничего понять. У епископа не было машины, поэтому он просто побежал к месту стрельбы. Сакс, естественно, прибыл первым к месту происшествия. Возможно, он тщательнее проверил состояние Браунли и установил, что тот еще жив. Пересев в машину Браунли, он утопил ее в порту, но едва вернулся в машину Джанет, как увидел бегущего епископа. Сакс сразу узнал его и сбил машиной. Он даже не сомневался, что епископ мертв. Но ему не хотелось, чтобы тело епископа обнаружили в этом месте. Он погрузил Меллори в «Кадиллак» и отвез на окраину Лос-Анджелеса. Забрав документы, он сбросил тело в кювет. Вот откуда в машине пятна крови.
  Мейсона прервал условный стук в дверь. Явился Пол Дрейк.
  — Ну что же, Делла, послушаем, что скажет Пол.
  Делла пошла открывать и по дороге спросила:
  — Но почему Джулия Брэннер так упорно отказывалась говорить? И почему Джанет Ситон…
  — Потому, что Джулия была уверена: молчание Джанет и епископа объясняется какими-то крайне важными обстоятельствами. Она бы ничего не сказала до тех пор, пока не выяснила ситуацию.
  Делла кивнула и распахнула дверь.
  В кабинет влетел возбужденный Дрейк.
  — Вы никогда не догадаетесь, Перри, кого я обнаружил на борту яхты! — закричал он с порога. — Мы нашли там…
  — Нашли Джанет Ситон, все еще дожидающуюся возвращения епископа Меллори, — сказала Делла. — Она даже не знала, что Ренуолд Браунли убит.
  Разинув рот, Дрейк уставился на Деллу:
  — Но откуда это тебе известно?
  Та незаметно подмигнула Мейсону:
  — Элементарно, Ватсон. Мой женский ум пришел к такому выводу на основании имеющихся фактов.
  Дрейк рухнул в кресло.
  — Ну и ну! — только и смог пробормотать он.
  Глава 19
  Часы показывали двенадцать следующего дня, когда Мейсон, переговорив по телефону, сообщил Делле:
  — Экспертиза установила, что Браунли утонул.
  — И что теперь будет?
  — Таким образом, Стеллу можно обвинить только в вооруженном нападении. А вот Виктор Стоктон и Питер Сакс вряд ли смогут выйти сухими из воды. Они будут обвинены в преднамеренном убийстве. Браунли, правда, мог умереть от потери крови, так как одна из артерий была перебита, но он все же утонул.
  — Удастся ли окружному прокурору доказать сговор между Питером Саксом и Стоктоном?
  Мейсон улыбнулся:
  — Это уже его трудности. Стоктон выдал себя тем, что приготовил столь надуманное алиби до того, как у него были основания предполагать, что Браунли убит.
  — Полагаю, — сказала Делла, — прокурор Бергер вряд ли выдаст ордер на твой арест.
  — Это уж точно! Кстати, ты будешь удивлена, но Бергер пригласил меня сегодня вечером в ресторан. Хочет обсудить данное дело. Теперь, когда епископ пришел в себя и его жизни не угрожает опасность, на руках у Бергера великолепный материал. Ведь епископ хорошо видел, что на него наехал желтый «Кадиллак». Ну а то, что на сиденье его была кровь — уже доказано. Сакс же из кожи вылезет, чтобы всех убедить, что был лишь исполнителем, а вдохновителем всего является Стоктон.
  — Все сходится, но меня все же удивляет тот факт, что епископ Меллори настоящий. Откуда тогда заикание?
  — Я тоже все время думал об этом. И не постеснялся спросить у Меллори сегодня утром. Он мне все объяснил. Мальчиком он страдал от сильного заикания. Но лечился и практически избавился от него. Лишь в редких случаях, в момент сильного волнения, заикание возвращается. Он увидел на корабле Джанет Браунли, понял, что это самозванка, очень расстроился и не знал, как поступить: ведь его сдерживало данное Ситонам слово. Он так и не оправился от потрясения, когда пришел ко мне в кабинет…
  Открылась дверь, и на пороге появился Джексон, помощник Мейсона. Делла с удивлением глянула на него.
  — Что случилось? Чем вы так шокированы?
  Тот дрожащим голосом сказал:
  — Женщина только что спросила, не буду ли я возражать, если она закурит. Я протянул ей сигареты, но она вытащила толстенную черную сигару, отрезала кончик и закурила.
  — Женщина — сигару? — удивилась Делла.
  — Точно! — с несчастным видом сказал Джексон.
  — И сколько же ей лет? — поинтересовался Мейсон.
  — Около семидесяти. Она ожидает в приемной и говорит, что будет сидеть там до тех пор, пока ее не примет мистер Мейсон. Знаете, это деморализует.
  — По какому вопросу она желает проконсультироваться?
  — Она смотрит на меня, как на пустое место! — возмутился Джексон.
  — Так все же, она назвала вам причину визита?
  — Это касается девушки, увлекающейся азартными играми. Больше она ничего не сказала.
  — Ладно, Джексон, давайте на нее посмотрим. Это необходимо сделать хотя бы для того, чтобы восстановить спокойствие в офисе.
  — Да, сэр, — с достоинством ответил Джексон и, развернувшись, вышел в приемную.
  Мейсон и Делла глянули друг на друга и рассмеялись. Они все еще смеялись, когда Джексон открыл дверь кабинета, пропуская седую женщину с холодными серыми глазами. Вынув изо рта сигару, она приказала:
  — Закройте дверь с той стороны, молодой человек!
  Затем ее взгляд сконцентрировался на Перри Мейсоне.
  — Продолжайте, я вижу, вам очень весело. Я бы с удовольствием к вам присоединилась, но вначале мне хотелось бы переговорить об очень важном деле, мистер Мейсон. Что же до сигары, то я курю их с детства, это вошло в мою плоть и кровь. А еще я не терплю молодых людей, которые много о себе мнят…
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"