Гарднер Эрл Стенли : другие произведения.

Мейсон 3

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  Дело о сонном моските
  Глава 1
  Солнце еще было слишком ласковым для Калифорнии. В нем еще чувствовался оттенок молодой весенней зелени. Чуть позже оно станет немилосердным, превратит своими лучами всю почву в румяную коричневую корочку. Оно выпьет из воздуха всю, до мельчайшей капельки, влагу, небо над городом станет похожим на небо пустыни, простирающейся всего в ста пятидесяти милях к востоку. Пока же небесное светило благословляло все вокруг золотистыми лучами.
  Сидевшая напротив адвоката Перри Мейсона Делла Стрит склонилась над блокнотом для записей. Мейсон перебирал пачку писем. Некоторые бросал в корзину для мусора, другие передавал Делле, сопроводив краткими замечаниями, и только самые важные из писем удостаивались точно сформулированного ответа из его уст.
  Пачка представляла собой накопившуюся за три месяца корреспонденцию. Мейсон ненавидел отвечать на письма, но, когда их гора приобретала угрожающие размеры, несмотря на ежедневный квалифицированный отбор ловкими пальцами Деллы Стрит, он был вынужден посвящать часть времени этому занятию.
  Дверь в приемную распахнулась, на пороге появилась девушка, работающая на коммутаторе.
  — К вам два клиента, мистер Мейсон, — объявила она. — Они просто жаждут увидеться с вами.
  Мейсон с неодобрением взглянул на девушку.
  — Герти, нас манит к себе ласковое солнце с безоблачного неба, — сказал он. — Мой клиент — владелец крупного скотоводческого ранчо — попросил меня обследовать спорную линию границы с соседями. Площадь ранчо составляет двадцать пять тысяч акров, и я только что спросил Деллу, не желает ли она отправиться со мной на верховую прогулку по холмистым пастбищам. Подумай, Герти: акры зеленой травы, живые дубы с неохватными стволами и крепкими ветвями. В отдалении — холмы, поросшие полынью и кустарником, а за ними — очертания увенчанных снежными шапками горных вершин, ясно видимые на фоне голубого неба… Герти, ты любишь кататься на лошади?
  Девушка улыбнулась:
  — Нет, мистер Мейсон. Мне слишком их жалко. На природе хорошо проводить лунные ночи, но больше всего я люблю поесть и поваляться без дела. Идеальный день, в моем понимании, должен начинаться пробуждением в полдень, чашкой кофе и тостом с беконом в постели, возможно, блюдом темно-красной земляники в жирной желтоватой сметане, в которой мгновенно растворяется сахар. И не пробуйте увлечь меня возможностью попрыгать на штормовом мостике какого-нибудь жеребца. У него копыта сразу же разъедутся в разные стороны, к тому же такая прогулка может поколебать мои жизненные устои.
  — Герти, ты безнадежна. Не быть тебе помощником ковбоя. Быть может, из тебя получится хороший вышибала, этакий Мики Фин, прогоняющий непрошеных клиентов из конторы? Скажи им, что я занят. Скажи, что я спешу на важную встречу. На встречу с лошадью.
  — Я не могу их прогнать, они слишком настойчивы.
  — Как они выглядят? — поинтересовался Мейсон, бросив взгляд на стоящие на столе электрические часы.
  — С одного из них можно писать картину типичного преуспевающего бизнесмена средних лет. Он выглядит как банкир или сенатор штата. Второй похож на бродягу, но держится с достоинством.
  — Как ты думаешь, что им нужно?
  — Один говорит, что хотел бы побеседовать с вами по поводу автомобильной катастрофы, у второго к вам вопрос по корпоративному законодательству.
  — Все понятно, Герти. Бродяга имеет право на справедливое отношение к себе, но у него могут возникнуть неприятности. Я приму именно его. Банкир же со своим вопросом по корпоративному законодательству может отправляться к другому адвокату. Будь я проклят, если…
  — По вопросу корпоративного законодательства с вами хочет побеседовать бродяга, — вставила Герти.
  Мейсон тяжело вздохнул:
  — Герти, ты безнадежна. Ты способна думать только о землянике в сметане, горячих булочках с кофе и сне. Бродяга приходит в контору, чтобы проконсультироваться со мной по корпоративному законодательству, а ты относишься к происходящему как к обычному явлению! Делла, выйди и прогони банкира. К бродяге же отнесись как к почетному гостю. Верховую прогулку придется отложить до завтра.
  Делла Стрит вышла вслед за Герти в приемную. Минут через пять она вернулась.
  — Итак? — спросил Мейсон.
  — Он не бродяга.
  — О! — разочарованно вздохнул Мейсон.
  — Я не смогла понять, кто он такой. Одежда не то чтобы совсем ветхая, но изрядно поношенная и выгоревшая на солнце. Я считаю, что он — человек, живший вне города ради какой-то определенной цели, к тому же он достаточно неразговорчив и осторожен. Не сказал мне ни одного слова о своем деле.
  — В таком случае пусть уходит и проявляет свою подозрительность в другом месте, — несколько раздраженно заметил Мейсон.
  — Он так не поступит. Он ждет встречи с вами терпеливо, как… осел. Шеф, я все поняла! Он — старатель. Как же я раньше не догадалась! На нем стоит печать пустыни, а свою терпеливость он приобрел, общаясь с ослами. Он пришел встретиться с вами и добьется этого — сегодня, завтра, на следующей неделе. Кто-то посоветовал ему поговорить с Перри Мейсоном, и он будет говорить только с Перри Мейсоном.
  Глаза Мейсона сверкнули.
  — Пригласи его, Делла. Как его зовут?
  — Бауэрс. Имени или инициалов он не назвал.
  — Где он живет?
  — По его словам, там, где разложит одеяло на ночлег.
  — Превосходно! На него необходимо взглянуть.
  Делла понимающе улыбнулась, вышла и через мгновение вернулась с клиентом.
  Бауэрс с порога принялся изучать Мейсона взглядом, в котором чувствовалась доля беспокойства, но не было ни приветливости, ни почтительности. Человек, казалось, лучился достоинством. Выгоревшая на солнце рабочая рубашка была безукоризненно чиста, хотя воротничок от частых стирок стал мягким и потрепанным. Куртка, очевидно, была сшита из оленьей кожи и определенно не отличалась чистотой. Ее так заносили, что вкрапления грязи придали ей особенный блеск, похожий на глазурь на фарфоре. Широкие рабочие брюки были вылинявшими и залатанными, но чистыми. Кожа ботинок приобрела пастельный оттенок из-за многомильных пеших переходов. Широкополая шляпа служила хозяину уже долгие годы — на ленте были видны невыводимые пятна от пота, поля круто загнулись вверх.
  Но особенно привлекала внимание не одежда, а лицо этого человека. Его глазами на в значительной степени враждебный мир смотрела простая, скромная душа. Но взгляд тем не менее не был смущенным. Это был взгляд твердого, целенаправленного, уверенного в себе человека.
  — Доброе утро, — поздоровался адвокат. — Вас зовут Бауэрс?
  — Именно так. Вы — Мейсон?
  — Да.
  Бауэрс пересек кабинет, сел напротив Мейсона и настороженно взглянул на Деллу Стрит.
  — Все в порядке, — успокоил его Мейсон. — Мисс Стрит — моя секретарша и ведет записи по всем делам. У меня нет от нее секретов, а вас я могу уверить в ее полной благонадежности.
  Бауэрс уперся локтями в колени и стал покачивать шляпой, зажатой в загорелых до цвета бронзы пальцах.
  — Расскажите мне о ваших проблемах, мистер Бауэрс.
  — Если не возражаете, называйте меня Солти. Все эти мистеры мне совершенно ни к чему.
  — Почему Солти? — поинтересовался Мейсон.
  — Я долго болтался по соляным копям в Долине Смерти, там и получил это прозвище. Тогда я был еще молод, еще не встретился с Бэннингом.
  — Кто такой Бэннинг?
  — Бэннинг Кларк. Мой партнер, — прямо ответил Бауэрс.
  — Партнер в горном деле?
  — Именно так.
  — У вас с ним проблемы в отношении какой-то из шахт?
  — Проблемы с ним?
  — Да.
  — Вот те на! — воскликнул Бауэрс. — Я же сказал вам, он мой партнер. Какие могут быть проблемы с партнером?
  — Понятно.
  — Я хочу защитить его. От бесчестной корпорации и президента-мошенника.
  — Быть может, вы расскажете мне обо всем? — предложил Мейсон.
  Солти покачал головой.
  Мейсон с любопытством разглядывал посетителя.
  — Понимаете, — попытался объяснить свое поведение Солти, — я не так умен, как Бэннинг. Он получил образование. Он вам обо всем и расскажет.
  — Хорошо, — твердо произнес Мейсон. — Я назначаю ему встречу на…
  — Он не может приехать, — прервал адвоката Солти. — Поэтому пришлось приехать мне.
  — Почему он не может приехать?
  — Доктор приковал его.
  — К постели?
  — Нет, не к постели, но он не может подниматься по лестницам, ездить далеко… Должен оставаться на месте.
  — Сердце?
  — Именно так. Бэннинг совершил ошибку, поселившись в этом доме. Человек, привыкший жить на природе, не может жить на одном месте. Я пытался все объяснить ему еще до того, как он женился, но у его жены было иное мнение на этот счет. Как только Бэннинг разбогател, я имею в виду — по-настоящему, она решила, что он должен носить высокую шляпу. Я не хочу говорить о ней ничего дурного. Она уже умерла. Просто я пытаюсь объяснить вам, что житель пустыни не может жить в доме.
  — Хорошо, — добродушно заметил Мейсон. — Значит, мы сами должны поехать и поговорить с Бэннингом.
  — Как далеко отсюда он живет? — вдруг спросила Делла.
  — Около ста миль, — небрежно ответил Солти.
  Глаза Мейсона весело блеснули.
  — Делла, положи в портфель блокнот. Мы отправляемся к Бэннингу. Меня заинтересовал старатель, живущий в доме.
  — Сейчас он уже не живет в доме, — поспешно вставил Солти. — Я все исправил, как только вернулся сюда.
  — Но мне показалось, вы сказали, что ему запрещено… — удивленно произнесла Делла.
  — Нет, мэм. Доктора запретили ему уезжать, но живет он не в доме.
  — Где же? — поинтересовался Мейсон.
  — Слишком долго объяснять, к тому же вы мне не поверите. Я лучше все покажу.
  Глава 2
  На окраине Сан-Роберто, на скорости тридцать миль в час, Перри Мейсон, повернув направо, последовал за указывавшим путь помятым, некрашеным пикапом Солти Бауэрса.
  Первая машина, сделав резкий поворот, поехала вверх по склону.
  — Похоже, он собирается устроить нам экскурсию по фешенебельному району, — заметила Делла Стрит.
  Мейсон кивнул, на мгновение отвел взгляд от дороги, чтобы посмотреть на океан — синий, кристально чистый, отороченный бахромой прибоя, лениво накатывающегося на ослепительно белый песок пляжа, на фоне которого отчетливо выделялись кроны пальм.
  Дорога петляла между вершинами залитых солнцем холмов, усыпанных особняками состоятельных людей. Чуть ниже, не более чем в полумиле, в центре амфитеатра из холмов ослепительно белели постройки городка Сан-Роберто.
  — Как ты думаешь, зачем он заехал сюда? — вновь нарушила молчание Делла. — Не может же он… — Она замолчала, когда скрипящая, лязгающая, грохочущая, но тем не менее упорно двигавшаяся по дороге машина, резко вильнув, остановилась у белой оштукатуренной стены.
  — Черт возьми! — воскликнул Мейсон. — Он живет здесь. Он открывает ворота.
  Не менее удивленная Делла наблюдала, как Солти отпирает ключом огромные, богато украшенные решетчатые ворота.
  Бауэрс вернулся за руль и въехал во двор. Мейсон последовал за ним.
  Поместье занимало не менее шести акров, а в этом районе каждый дюйм земли стоил безумных денег.
  Просторный дом с белыми оштукатуренными стенами и красной черепичной крышей, построенный в испанском стиле, гармонично вписывался в местность. Он стоял высоко на склоне, как будто сам решил обосноваться именно на этом месте, чтобы полюбоваться прекрасным видом. Террасы склона были спланированы так искусно, что казалось, будто сама природа выполнила большую часть работы, а человеку оставалось только проложить дорожки, расставить каменные скамьи и выкопать небольшой пруд.
  Высокая оштукатуренная стена отделяла поместье от внешнего мира, а в дальнем углу на ее фоне отчетливо выделялись причудливые силуэты растений пустыни: кактусов, колючего кустарника, уродливых пальм.
  Делла Стрит, едва дыша, наслаждалась живописнейшим видом, в котором гармонично сочетались голубые, ослепительно белые и зеленые тона.
  — Этот дом принадлежит Кларку? — спросил Мейсон, когда Солти подошел к его автомобилю.
  — Да.
  — Очень красивый дом.
  — Он в нем не живет.
  — Мне показалось, вы говорили, что живет.
  — Нет.
  — Простите, я вас не понял. Это его дом?
  — Его, но он не живет в нем. Мы разбили лагерь вон там, в зарослях кактусов. Видите струйку дыма? Похоже, Бэннинг собирается перекусить. Все, как я вам и говорил. Он залез в нору и чуть не погубил свой мотор. Потом я все взял в свои руки. Бродить по пустыне он пока не может. Врачи запретили ему даже подниматься по лестнице. Я привожу его в норму. Сейчас он чувствует себя лучше, чем на прошлой неделе, а на прошлой чувствовал себя лучше, чем месяц назад.
  — Значит, вы едите и спите на свежем воздухе?
  — Именно так.
  — А кто же живет в доме?
  — Люди.
  — Какие люди?
  — Пусть лучше Бэннинг расскажет вам об этом.
  Они прошли по дорожке к участку, на котором был разбит сад кактусов. Заросли колючих груш выглядели зловещими. Кактус чолла, напротив, казался нежным, почти кружевным. Только знакомые с пустыней люди знали, какой коварной силой обладали его колючки, какая опасность притаилась в маленьких, покрытых шипами шариках, упавших на землю со взрослых растений. Голые кактусы вытянулись на высоту десяти футов, защищая от солнца и ветра другие растения.
  Сад огибала стена высотой футов в шесть, сложенная из разноцветных камней.
  — Камни привезены с разных рудников, — пояснил Солти. — Стену строил Бэннинг, пока сердце не сдало и была свободная минутка. Я привозил камни.
  Мейсон окинул взглядом красочную стену:
  — Вы хранили камни с каждого рудника отдельно от других?
  — Нет, просто привозил и сваливал в кучу, а Бэннинг сортировал и укладывал их. Это обычные камни, только цветные.
  Тропинка петляла среди зарослей. Создавалось впечатление, что они идут по дикой пустыне.
  На небольшой полянке был выложен очаг из камней, в нем горел огонь. На уложенных поверх камней двух металлических полосах стоял закопченный эмалированный котелок, испускавший клубы ароматного пара в такт подпрыгивающей крышке.
  Рядом с очагом, сосредоточенно наблюдая за огнем, сидел на корточках мужчина лет пятидесяти пяти. Несмотря на худобу, его тело казалось мягким. Кожа образовала мешки под глазами, свисала с подбородка и щек. Губы казались дряблыми и слегка синеватыми. Только почувствовав на себе взгляд его серо-стальных глаз, гости поняли, насколько сильный и твердый дух таит в себе обмякшее тело.
  Мужчина выпрямился, улыбнулся и галантно снял с головы жемчужно-серую ковбойскую шляпу.
  — Это Мейсон, — коротко сказал Солти Бауэрс и через мгновение добавил: — Девушка — его секретарша… Я присмотрю за бобами.
  Солти подошел к очагу и опустился на корточки с видом человека, выполнившего свои обязанности. По всему было видно, что в такой позе он может находиться часами.
  Мейсон пожал протянутую руку.
  — Успели как раз к обеду, если, конечно, не побрезгуете простой грубой пищей старателей. — Бэннинг взглянул на Деллу Стрит.
  — С удовольствием попробую, — ответила Делла.
  — Стульев нет, как нет и необходимости разгребать песок, прежде чем сесть, чтобы убедиться, не притаилась ли в нем гремучая змея. Располагайтесь.
  — У вас тут уголок настоящей пустыни, — сказал Мейсон, чтобы поддержать разговор.
  Кларк улыбнулся:
  — Вы не видели и малой его части. Быть может, я покажу вам свои владения, а потом мы приступим к обеду?
  Мейсон кивнул.
  Обогнув группу растений, они вышли еще на одну полянку. Здесь, опустив голову и повесив уши, стояли два ослика. На земле лежали пара потертых седел, несколько ящиков, веревки, кусок брезента, кирка, лопата и лоток для промывки золота.
  — Ну уж это все вы вряд ли здесь используете! — воскликнул адвокат.
  — И да, и нет, — ответил Кларк. — Все принадлежит Солти. Он жить не может без своих ослов, как, впрочем, и они без него. Кроме того, лучше себя чувствуешь, если тебя рано утром разбудил рев осла, чем если проспал половину дня. Теперь сюда, прямо по тропинке. Здесь у нас… — Бэннинг вдруг замолчал, резко повернулся лицом к Делле и Мейсону и торопливо прошептал: — Никогда не упоминайте то, о чем я вам сейчас расскажу, в присутствии Солти. Он вот-вот угодит в капкан. Эта женщина женит его на себе, поживет с ним пару месяцев и разведется, отобрав у него пакет акций или затеяв длительную тяжбу. Он предан мне и сделает все, что я попрошу. Я уже сказал ему, что хочу объединить свой пакет акций определенного прииска с его. Если эта женщина узнает, что пакет ушел из ее рук, она и думать забудет о замужестве. Солти не знает, почему я так поступаю, не понимает, что ему грозит. Как только эта женщина узнает, что акции Солти связаны с другим пакетом, под венец ее будет затащить так же трудно, как в раскаленную печь. Главное, ничего не говорите Солти.
  Кларк указал на аккуратно расстеленные в тени огромного кактуса спальные мешки.
  — А вот наша спальня, — произнес он уже обычным голосом. — Когда-нибудь я уйду отсюда и вернусь в настоящую пустыню. Случится это не сегодня, не завтра и даже не послезавтра. Вы вряд ли поймете мои объяснения, но я страшно соскучился по пустыне.
  — Солти все уже объяснил, — сказал Мейсон.
  — Солти не умеет говорить, — улыбнулся Кларк.
  — Но превосходно передает мысли, — заметил Мейсон.
  — Вы когда-нибудь слышали о прииске Луи-Легз? — вдруг спросил Кларк.
  — Никогда, насколько я помню. Достаточно странное название, — ответил Мейсон.
  — Так зовут одного из наших ослов. В честь него мы назвали прииск. Месторождение было богатым, и Солти продал свою долю синдикату, получив за нее пятьдесят тысяч долларов. Через несколько месяцев у него не было ни цента, и однажды утром он проснулся банкротом.
  — О! — сочувственно воскликнула Делла.
  Серые глаза Кларка весело заблестели. Он повернулся к Делле:
  — Он поступил более чем разумно. Я должен последовать его примеру.
  Мейсон хмыкнул.
  — Понимаете, — продолжал Кларк, — у нас извращенное представление о деньгах. Деньги ничего не стоят, они нужны только для того, чтобы купить что-нибудь. Но даже на них не купить жизнь лучшую, чем у старателя. Подсознательно каждый настоящий старатель понимает это. Именно поэтому многие из них стараются избавиться от денег как можно быстрее. Я же слишком прикипел к ним — и тем совершил ошибку.
  — Продолжайте, — попросил Мейсон. — В ваших словах есть смысл.
  — Я остался владельцем акций прииска, хотя следовало их выбросить. По мере разработки месторождение приносило все больший и больший доход. Синдикат, купивший пакет акций Солти, попытался выжить и меня. Началась тяжба. Потом умер один из членов синдиката. Я приобрел его акции и стал обладателем контрольного пакета. После этого я купил и остальные акции, потом вызвал Солти и сказал ему, что выкупил обратно его пакет. Я поставил условие, что возвращаю ему только часть акций, а остальные буду держать в трасте. Он чуть не расплакался. Примерно месяц он жил вместе со мной, и дела шли превосходно. Потом он снова загулял и вернулся домой без цента. Ему было так стыдно, что он не смел показаться мне на глаза и ушел в пустыню. Потом у меня появилась еще одна возможность делать деньги. Я организовал синдикат «Кам-бэк», стал скупать старые шахты и возвращать их к жизни. Горячее было время. У жены появилась тяга к светской жизни, и я вдруг обнаружил, что живу в огромном доме, хожу на ненавистные приемы и званые вечера, потребляю огромное количество жирной пищи… Нет необходимости углубляться во все это. Всю жизнь я был азартным игроком, и мне везло. Жена не одобряла рискованные предприятия, в которые я часто ввязывался, и я записал на ее имя практически всю свою собственность. Потом я принялся разыскивать Солти, чтобы вместе с ним вернуться в пустыню. Жена была просто потрясена тем, что я посмел задумать подобное. У нее тогда были проблемы со здоровьем. Я остался дома. Жена скоро умерла. По завещанию ее собственность передавалась матери — Лилиан Брэдиссон и брату, Джеймсу Брэдиссону. Не думаю, что жена предвидела последствия такого завещания. Видимо, она считала меня богатым человеком, раз я владел рудниками. Она не понимала, что, завещав акции другим людям, она практически разорила меня. Я обратился в суд, заявив, что акции были общей собственностью, записанной на имя жены.
  — Вы хотите, чтобы я представлял вас в этом деле? — спросил Мейсон безо всякого интереса.
  — Нет. Дело уже улажено. Судья, рассматривавший это дело, предложил сторонам прекратить споры и разделить акции шестьдесят на сорок. Мы так и поступили. Тяжба породила открытую вражду в семье. Джим Брэдиссон считает себя гениальным бизнесменом. Никакими особыми достижениями он похвастаться не может, но постоянно всех уверяет, что ему просто не везет. Жена была значительно моложе меня. Ему всего тридцать пять лет. Самоуверенный, высокомерный болван. Вы знаете подобный тип людей.
  Мейсон кивнул.
  — Смерть жены, праздная жизнь, волнения и тяжба в придачу сделали свое дело. Все случилось одновременно. Сдало сердце, расстроились нервы. Солти немедленно приехал сюда, узнав, что я заболел. Оказалось, что акции, которые я держал для него в трасте, составляют контрольный пакет. Солти был шокирован моим состоянием и немедленно принялся за лечение. Думаю, у него все получится. Акции я ему вернул, чтобы он обладал правом голоса. Вдвоем нам удается противодействовать безумствам Джима Брэдиссона. Но Солти угораздило влюбиться. Думаю, все подстроила миссис Брэдиссон. Но Солти собирается жениться, а значит, акции неминуемо попадут в руки этой женщины. Я хочу, чтобы вы составили договор об объединении наших пакетов акций и…
  Его прервал отрывистый звук: Солти бил в сковороду большой ложкой, сообщая таким образом, что обед готов.
  — Я сделаю так, чтобы Солти подписал договор, по которому он объединит свой пакет акций с моим, — торопливо продолжил Кларк, когда звон стих. — Я хотел, чтобы вы заранее знали мотивы моих поступков и не задавали слишком много лишних вопросов. Солти будет страдать, если узнает, что я сомневаюсь в его избраннице.
  — Понятно, — сказал Мейсон. — И это все?
  — Нет, есть еще проблемы, но их я могу обсуждать лишь в присутствии Солти.
  — В чем они состоят?
  — Обвинение в мошенничестве. Я хочу, чтобы вы представляли ответчика. Процесс вы неминуемо проиграете. Абсолютно не за что зацепиться.
  — Кто будет выступать в качестве истца?
  — Корпорация.
  — Минутку. Вы собираетесь нанять меня, чтобы контролировать обе стороны в тяжбе и…
  — Нет, вы меня не поняли, — прервал его Кларк. — Выиграйте, если сумеете, но это сделать невозможно. Дело обречено еще до начала процесса.
  — Зачем тогда обращаться в суд?
  На мгновение показалось, что Кларк собирается открыть перед Мейсоном все карты, поговорить с адвокатом совершенно откровенно. Затем вновь раздался звон сковороды, сопровождаемый голосом Солти:
  — Если вы сейчас же не придете, я все выброшу.
  — Я не могу посвятить вас во все нюансы дела, — резко произнес Кларк.
  — В этом случае я отказываюсь вести его, — ответил адвокат.
  Кларк усмехнулся:
  — В любом случае мы можем пообедать вместе и все обговорить. Думаю, вы согласитесь взяться за это дело, когда больше о нем узнаете. Вам предстоит разгадать тайну. Кроме того, Джим Брэдиссон дюжинами скупает рудники у Хейуорда Смола. На мой взгляд, здесь не все чисто. Но сначала — обед.
  Глава 3
  Все расположились вокруг огня, на котором сейчас в котелке закипала вода для мытья посуды. Солти, двигавшийся на первый взгляд несколько неуклюже, казалось, все делал без малейшего усилия. Обед состоял из хорошо проваренных бобов, блюда, приготовленного из нарезанной ломтиками вяленой оленины, тушенной с томатами, луком и перцем, холодных лепешек, густой патоки и горячего чая в больших эмалированных кружках.
  Бэннинг Кларк с жадностью набросился на еду и скоро уже протянул пустую тарелку за второй порцией.
  Глаза Солти весело заблестели.
  — Всего пару месяцев назад, — сказал он, — Бэннинг только играл с едой, ничего не мог есть.
  — Верно, — согласился Кларк. — Сердце болело, состояние ухудшалось с каждым днем. Врачи пичкали меня лекарствами, запрещали двигаться и наконец приковали к постели. Потом появился Солти и поставил свой диагноз. Сказал, что мне нужно жить на природе. Врач, в свою очередь, сказал, что это убьет меня. Солти разбил лагерь в саду кактусов и перенес меня сюда. С той поры я живу на свежем воздухе, потребляю привычную пищу и чувствую себя все лучше и лучше с каждым днем.
  — Сердечная мышца ничем не отличается от других, — безапелляционно заявил Солти. — От вялой жизни все мышцы становятся вялыми и дряблыми. Самое главное — воздух и солнце. Впрочем, от местных условий я тоже не в восторге. Воздух не такой, как в пустыне. Все не так уж плохо, но когда с океана приходит туман… брр! — Солти поежился при одной мысли об этом.
  — Скоро выберемся отсюда, — пообещал Кларк. — Солти, мисс Стрит захватила с собой портативную пишущую машинку. Мейсон может надиктовать договор о слиянии наших пакетов акций, мы подпишем документ прямо здесь, чтобы избавить мистера Мейсона от необходимости приезжать сюда еще раз.
  — Меня устраивает.
  — А как насчет дела о мошенничестве? — поинтересовался Мейсон.
  — Я вынужден посвятить вас в некоторые детали моей жизни здесь, чтобы вы поняли ситуацию в целом, — ответил Кларк. — В доме живет медсестра Велма Старлер, которая присматривает за мной. К тому же у меня есть чудаковатая экономка, Нелл Симс. Она владеет рестораном в Мохаве, в который мы с Солти иногда заходили, когда бывали в тех краях. После смерти моей жены Нелл переехала сюда.
  — Вероятно, она привязана к вам, — предположил Мейсон.
  — Только не в том смысле, что вы думаете, — со смехом ответил Кларк. — Она замужем, у нее есть дочь лет двадцати от первого брака. Очень своеобразная женщина. Ее муж, Пит Симс, не менее занятен, но по-своему. Пит в основном занимается тем, что подкладывает самородки в ничего не стоящие прииски, потом продает их по завышенной цене. Отпетый мошенник и запойный пьяница, испытывающий полное отвращение к труду. Хейуорд Смол — маклер по операциям с приисками и администратор — немного занимается психиатрией и внушением. Он и рассказал Питу о раздвоении личности около года назад. С тех пор Пит превратил свое второе «я» в козла отпущения. Нелепо до крайности, но сам он относится к происходящему с какой-то наивной искренностью. Например, он заявляет, что по его разрешению Смол производил над ним какие-то опыты, связанные с гипнозом, которые немедленно выявили второе «я». Но особенно смешно, что сам Пит знает так мало о раздвоении личности, что рассказы его звучат совершенно неубедительно. Он просто продолжает пить и прокручивать свои аферы, а потом сваливает все грехи на свое второе «я», мистическую личность, которую он называет Боб.
  — Очень удобно, — заметил Мейсон и добавил: — Для Пита.
  — Очень удобно.
  — Кто-нибудь ему верит?
  — Иногда мне кажется, что ему верит жена. Впрочем, никому не дано понять, во что верит и во что не верит Нелл. Она придерживается собственной точки зрения на жизнь и обожает перевирать пословицы. Многие заходили в ее ресторан, чтобы послушать ее. Она достигла вершин мастерства в переиначивании мудрых изречений. Впрочем, вам самим еще предстоит убедиться в этом.
  — Эти люди живут в вашем доме?
  — Да.
  — Как и миссис Брэдиссон и Джеймс Брэдиссон?
  — Именно так.
  — Кто-нибудь еще?
  — Хейуорд Смол, которого я уже упоминал. Он маклер по операциям с приисками. Мы многое постигли бы, если б смогли понять, что связывает его с Брэдиссоном.
  — Что вы имеете в виду?
  — Когда я заболел, президентом компании стал Брэдиссон. С той поры компания тратит деньги направо и налево, приобретая новые участки. Почти все сделки совершены при посредничестве Хейуорда Смола. На поверхности все пристойно, но я уверен, что Брэдиссон получает процент от Смола, хотя доказательств у меня нет.
  — Расскажите о мошенничестве.
  Кларк хмыкнул:
  — Нелл Симс является владелицей ряда приисков, которые получила в качестве расчета за питание. Все считают прииски никчемными, каковыми они и являются в действительности. Прииски получили название «Метеор», и Пит Симс продал их корпорации. Корпорация заявляет, что Пит подложил на участки самородки, подменил образцы пород и тем самым завысил истинную ценность собственности.
  — Они могут чем-либо доказать подобные обвинения?
  — Боюсь, до последней буквы. Но я хочу, чтобы вы отстаивали интересы миссис Симс в суде и чтобы все знали, что именно я вас нанял.
  — Вы полагаете, я проиграю дело?
  — Уверен в этом. Вернувшись однажды домой, что случалось довольно редко, Пит вдруг обнаружил, что его жена переселилась в богатый дом, в котором живет совершеннейший профан в нашем деле, желающий истратить деньги на приобретение участков. Искушение было слишком велико, и Пит принялся методично обдирать Брэдиссона. Несмотря на невинную внешность, Пит может быть весьма настойчивым и разворотливым. Будучи неисправимым лгуном и фантастическим обманщиком, он с готовностью сознается в своих проделках, но всю вину всегда сваливает на свое второе «я», этого бессовестного Боба, который слишком уж часто выходит на первый план.
  — Почему вы хотите, чтобы все узнали, что именно вы наняли меня?
  — Этого я вам сказать не могу. О, а вот и мисс Старлер.
  Мейсон обернулся и увидел, как по извилистой песчаной тропинке к ним приближается женщина лет тридцати. Ее пышные волосы отливали золотом на солнце, взгляд синевато-серых глаз был слегка мечтательным, а губы, как показалось Мейсону, привыкли часто улыбаться.
  — Доктор сказал, — торопливо прошептал Кларк, — что она слишком близко к сердцу принимает страдания других, поэтому непригодна к работе в больнице. Он старается посылать ее к хроническим больным типа меня, с которыми… Решила меня проведать, да? Добро пожаловать в нашу компанию.
  Кларк всех представил.
  — Помните, после еды вам необходимо полежать примерно полчаса, — сказала Велма Старлер. — Прилягте вон там, в тени кактуса, и расслабьтесь. — Она вдруг рассмеялась и повернулась к Мейсону: — Он такой беспокойный пациент. Очень непросто заставить его соблюдать режим, особенно сейчас, когда появился Солти.
  — Велма, мы закончим все дела в течение получаса, — сказал Кларк. — Потом я отдохну.
  Она слегка нахмурилась:
  — Я обещала доктору Кенуорду, что вы будете отдыхать каждый день. Кстати, — добавила она через мгновение, — Нелл Симс просила узнать, не соизволите ли вы вернуться в дом и поесть цивилизованно.
  — Цивилизованно! — пробурчал Солти. — Предложит тебе охапку листьев салата со специями и груду овощей. Он не привык к такой пище. Привык к хорошей и простой, именно такую он здесь и получает.
  Велма рассмеялась — легко и заразительно. Мейсон заметил, как в присутствии этой доброжелательной любезной девушки уходит нервное напряжение, охватившее Бэннинга Кларка, когда тот рассказывал о своих проблемах.
  — Беда в том, — продолжала Велма, — что вы слишком долго были партнерами. Мистер Кларк считает хорошим все, что готовит Солти. Как любит говорить Нелл Симс, путь к желудку мужчины лежит через его сердце.
  — Новый вариант старой пословицы, — с улыбкой заметил Мейсон.
  — Вы еще не познакомились с самой Нелл, — сказала Велма. — У нее неисчерпаемый запас подобных выражений. Побегу домой, очень рада была с вами познакомиться. Надеюсь, вы решите все проблемы и мистеру Кларку не придется волноваться. — Она многозначительно посмотрела на Мейсона.
  — Постараемся, — ответил адвокат.
  — Пойду заберу из автомобиля пишущую машинку, — сказала Делла Стрит.
  — Я принесу, — вызвался Солти. — Я знаю, где она лежит. Видел, куда вы ее положили.
  — Ну, мне пора, — сказала Велма. — О, а вот и Нелл Симс с вашим фруктовым соком. — Она повернулась к Мейсону и с улыбкой пояснила: — Пациентом заняты три диетврача. Доктор Кенуорд старается разработать сбалансированную диету. Нелл Симс считает, что пациенту необходимы салаты и фрукты, а Солти полагает, что самое главное то, что он называет простым провиантом.
  Появившаяся из-за зарослей кактусов женщина с подносом, на котором возвышался большой стакан с томатным соком, резко остановилась.
  — Все в порядке, Нелл, — сказал Бэннинг Кларк. — Позволь представить тебе мисс Стрит и мистера Мейсона. Мистера Перри Мейсона, известного адвоката. Он будет представлять тебя в деле о мошенничестве.
  — А, это он, да?
  — Да.
  — А кто будет ему платить?
  — Я.
  — Сколько?
  — Не имеет значения.
  — Добрый день, — приветливо поздоровалась Нелл с Деллой Стрит и Мейсоном и вдруг добавила: — Лично я не собираюсь ничего платить. Я не продавала этот прииск, его продал мой муж.
  Нелл Симс было за пятьдесят. Сильная женщина, плечи которой опустились от изнурительного труда, широкая в кости, работящая, не привыкшая уклоняться от работы, сколь бы тяжелой она ни была. Черные непроницаемые глаза смотрели на мир из-под густых темных бровей, под глазами — тяжелые мешки. Она как бы являлась воплощением грубой силы, вооруженной кулаками компетентности.
  — Нелл считает, что здесь, в лагере, я не получаю достаточного количества витаминов, и поэтому всюду преследует меня со стаканом фруктового сока, — пояснил Кларк.
  — Лучше получать фруктовый сок от природы, чем счета от врачей, — парировала Нелл. — Всегда говорила ему, что вовремя принятая крупинка витаминов стоит фунта лекарств. Кстати, если кто-нибудь из вас хочет есть, я приготовила вкусный обед.
  — Спасибо, мы только что пообедали, — сказал Мейсон.
  Нелл Симс внимательно осмотрела сложенные стопкой на песке тарелки и едва не фыркнула.
  — Этот Солти загонит тебя в могилу, — сказала она Кларку. — Когда он кашеварил на прииске «Дезерт Меса», все называли его варево похлебкой с трупным ядом. Я знаю его уже тридцать пять лет. Он никогда…
  Из-за кактусов показался Солти с машинкой и портфелем Деллы Стрит в руках:
  — Что ты там болтаешь про меня?
  — Черт бы побрал эти кактусы! — рассерженно воскликнула Нелл. — Ни черта сквозь них не видно, никуда не спрячешься. Ни о ком нельзя сказать ни слова, чтобы тот не сунул уши в разговор. Так тебе и надо, Солти Бауэрс. Как говорится, соглядатай добра не наживет.
  Солти добродушно усмехнулся.
  — Профессиональная зависть, — пояснил он Мейсону.
  — Какая зависть! — воскликнула Нелл. — Твое варево убьет и лошадь.
  — Пока живой.
  — Да, пока! Потому что при любой возможности бежал в мой ресторан, чтобы набить живот приличной домашней пищей. Вся беда в том, Солти Бауэрс, что тебе недоступен научный подход. Ты понятия не имеешь о витаминах и все готовишь на жире. Есть твое варево — то же самое, что ввести в организм такую же порцию яда.
  Солти только усмехнулся.
  — Нелл просто любит поворчать, — пояснил Кларк. — На самом деле она влюблена в Солти. Правда, Нелл?
  — Просто без ума от него, — язвительно ответила та. — Ему нет равных в своем деле… как и наждачной бумаге. Я считаю, что в поварском деле лучшего погонщика ослов не найти. Давай свой стакан, я лучше уйду отсюда. Кстати, не хочешь, чтобы я вымыла посуду в доме, как полагается?
  Солти достал из кармана вересковую трубку, набил ее табаком, взглянул на Нелл, усмехнулся и покачал головой:
  — Ты заляпаешь ее мылом.
  — Знаете, как они моют посуду? — обратилась Нелл к Делле Стрит. — Раскидывают ее на земле, натирают песком, ждут, пока песок высохнет, вытряхивают его и споласкивают все тарелки одной чашкой воды.
  — Единственный способ в мире действительно хорошо вычистить посуду, — заявил Солти, удовлетворенно попыхивая трубкой. — В пустыне всегда приходится так поступать, потому что воды мало. Но если задуматься, посуда действительно становится чистой. Берешь чистый песок, натираешь им тарелку, смываешь песок и получаешь чистую тарелку.
  — Чистую! — прошипела Нелл.
  — Я и говорю — безупречно чистую.
  — Чистый яд, — настаивала на своем Нелл. — Не понимаю, почему ты задумал отравить Бэннинга. Под чьим дурным влиянием? Лучше бы готовил пищу его родственничку, живущему в доме. Тому немного яда совсем не помешало бы.
  Солти криво улыбнулся, продолжая попыхивать трубкой:
  — Почему же ты его не отравишь, Нелл?
  Лицо ее вдруг потеряло всякое выражение, как будто одеревенело. Она взяла пустой стакан у Бэннинга Кларка, собралась было уходить, потом повернулась к Солти и многозначительно сказала:
  — Как часто в шутку мы мечем бисер мудрости перед свиньями.
  Она повернулась и величественно зашагала прочь.
  Мейсон широко улыбнулся, достал портсигар, протянул его Делле, потом предложил закурить Бэннингу Кларку.
  — Занятная женщина. Почему она так переиначивает пословицы?
  — Никто не знает, — ответил Кларк. — Иногда мне кажется, что она перевирает их непроизвольно, а иногда, что она делает это намеренно, подгоняя их под собственную философию. Как бы то ни было, она очень популярна благодаря им. Многие ребята в Мохаве приходили в ее ресторан скорее послушать ее разговоры, чем пообедать. Как насчет договора? Вы можете составить его прямо здесь?
  Делла Стрит открыла футляр машинки, положила ее на колени, вставила бумагу и копирку.
  — Мне еще не приходилось печатать договор о слиянии пакетов акций, сидя на земле поддельной пустыни в фешенебельном районе Сан-Роберто. Боюсь, получится не слишком аккуратно, но я попробую.
  — Меня не интересует, как будет выглядеть документ, — сказал Бэннинг Кларк, — лишь бы он имел обязательную силу.
  Мейсон кивнул, задал несколько вопросов и начал диктовать текст договора. Закончив, он протянул один экземпляр Кларку, второй — Солти Бауэрсу.
  Кларк внимательно изучил документ. Бауэрс даже не прочитал свой экземпляр.
  — Вы обязаны его прочитать, — сказал Мейсон.
  — Зачем?
  — Иначе он не будет иметь юридической силы.
  Бауэрс взял в руки свой экземпляр и стал старательно читать текст, шевеля губами, произнося про себя каждое слово.
  — Все в порядке? — спросил Мейсон.
  Бэннинг Кларк резким движением достал авторучку, поставил под документом свою подпись и протянул ручку Солти Бауэрсу.
  Бауэрс подписал оба экземпляра, вернул ручку Бэннингу Кларку, взял трубку, поднес было ее к губам, вдруг передумал и посмотрел прямо в глаза своему партнеру.
  — Она тебя обманет, — сказал Кларк.
  — О чем ты? — быстро и несколько раздраженно спросил Солти.
  — Ты знаешь, о чем.
  Солти зажал трубку зубами, зажег спичку, поднес пламя к трубке и снова посмотрел на Кларка.
  — Она будет верна мне, — многозначительно произнес он и втянул пламя внутрь своей вересковой трубки.
  Глава 4
  Дипломированную медсестру Велму Старлер в последнее время очень беспокоила бессонница. Как и любой другой медицинский работник, она не хотела принимать лекарства, особенно после того, как поняла, что причины недуга кроются во внутреннем конфликте.
  Она знала, что сказал бы обо всем этом Ринки. Ее младший брат, хотя разница в возрасте составляла всего год, был большим любителем приключений. Его голова всегда была полна различными идеями, новыми и нетрадиционными, — о людях, о собственности, о правах человека. Ринки посчитал бы, что она понапрасну тратит время, приковав себя золотой цепью к избалованному миллионеру, жизнь которого не имеет никакого значения для остального человечества. Ринки летал на самолете где-то в южных морях. Армия нуждалась в медсестрах — почему бы Велме не отправиться туда, где она действительно нужна, писал он в каждом письме.
  Такова была точка зрения Ринки. Но существовала и другая — матери Велмы, которая постоянно твердила: «Велма, ты не похожа на Ринки. Он никогда не угомонится, не может и минуту постоять на одном месте. Опасность всегда будет рядом с ним, потому что ему так нравится, такой уж у него характер. Я не собираюсь переделывать его, даже если бы и могла. Когда он был еще маленьким мальчиком, я знала, что должна готовить себя к удару, что когда-нибудь настанет день и мне сообщат о его смерти, — быть может, прямо и откровенно, быть может, пытаясь как-то смягчить. Смерть его будет быстрой и внезапной. Из-за разрыва шины несущегося на бешеной скорости автомобиля или при попытке выполнить фигуру высшего пилотажа. Именно такой смерти он пожелал бы себе сам, и я желаю ему. Но ты совсем другая, Велма. Я могу положиться на тебя. Ты думаешь о будущем. У тебя есть чувство ответственности. Прошу тебя, родная, не уезжай. В конце концов, одного искателя приключений в семье вполне достаточно. Я не вынесу одиночества. Весь мир торопится куда-то, жизнь отбросит тебя в сторону и промчится мимо, если у тебя нет якоря».
  Кроме того, существовал еще доктор Кенуорд, усталый, терпеливый, изнуренный постоянной работой человек, прекрасно отдающий себе отчет, что у него уже не осталось сил выезжать на ночные вызовы. День за днем он принимал в кабинете бесконечную вереницу больных. Болезни оставались неизменными, менялись только пациенты. Доктор Кенуорд сказал ей, отправляя сюда: «Велма, только на тебя я могу положиться. Все остальные медсестры уже уехали. Тебе не придется много работать, просто всегда держи наготове шприц, если ему вдруг станет плохо. Не думай, твоя работа очень важна. Обеспечь ему покой, дай ему восстановить здоровье, и он выкарабкается. Особенно меня беспокоит то, что он решит, что выздоровел, как только почувствует себя лучше. Он снова перегрузит свою уставшую сердечную мышцу, и именно в этот момент ты должна быть рядом. Дорога будет каждая минута. Я могу просто не успеть, его жизнь будет зависеть только от тебя. Другого человека можно было бы поместить в больницу или в санаторий. Для него это равносильно смерти. Помни, Велма, я рассчитываю на тебя».
  Так Велма Старлер оказалась в огромном доме под красной черепичной крышей. Ей отвели просторную комнату с видом на океан. С профессиональной точки зрения ее обязанности были сведены практически к нулю. Помощь с ее стороны была скорее психологической, чем физической. Пациент ушел из дома, спал под звездами, потреблял несбалансированную пищу, пренебрегал советами и… выздоравливал.
  Он уступил только в одном — согласился провести к себе кнопку звонка, чтобы иметь возможность простым нажатием пальца вызвать Велму в любое время дня и ночи.
  Велма с трудом подавила в себе желание повернуться на другой бок. Стоит только начать ворочаться — все пропало. Она также понимала, что бессмысленно заставлять себя заснуть. Такая попытка потребует умственного усилия. Сон невозможно вызвать, он приходит, только когда человек равнодушен ко всему и полностью расслаблен… Где-то в комнате был москит… Какая досада.
  Часть мозга пыталась сконцентрироваться на расслаблении тела, другую часть определенно раздражал этот назойливый писк. Она попыталась определить источник звука. Несомненно, там, в дальнем углу. Итак, придется вставать, включать свет, чтобы убить этого москита. Не может же она спать, пока он находится в комнате, особенно когда нервы так напряжены.
  Она протянула руку и включила ночник в изголовье.
  Почти мгновенно писк москита смолк. Велма опустила ноги с кровати, сунула розовые нежные ступни в шлепанцы и, сдвинув брови, посмотрела в угол комнаты. По-другому быть и не могло. Стоило только включить свет, как проклятый москит спрятался где-то, скорее всего вот за той картиной. Она окончательно проснется, прежде чем найдет его, и не сможет заснуть уже до самого утра… Впрочем, она уже проснулась.
  Велма взяла мухобойку с прикроватного столика, на котором всегда под рукой в идеальном порядке были разложены маленькая спиртовка для кипячения воды, шприц, ручной фонарик на пять батареек и маленький блокнот, в который она записывала все, чем занимался пациент. Такой надзор вызвал бы у Бэннинга Кларка горькую обиду, узнай он о нем.
  Москит и не собирался взлетать. Велма выключила свет и присела на край кровати в ожидании.
  Москит, не поддавшись на обман, молчал.
  Кто-то негромко постучал в дверь комнаты.
  — Что случилось? — спросила Велма.
  Она всегда относилась к стуку в дверь, особенно ночью, чисто профессионально. Что произошло на этот раз? Приступ наступил так внезапно, что Бэннинг Кларк даже не смог дотянуться до кнопки вызова?
  — Что случилось? — вновь спросила она.
  — С вами все в порядке, мисс Старлер? — раздался звучащий несколько таинственно голос Нелл Симс.
  — Конечно, а что?
  — Ничего. Я просто увидела, что вы зажгли свет. Джим Брэдиссон и его мать заболели.
  Велма быстро накинула халат.
  — Входите. Что с ними случилось?
  Дверь распахнулась. В комнату, шаркая ногами в широких, бесформенных шлепанцах, вошла одетая в ветхий халат Нелл. Глаза ее были опухшими и заспанными, бесцветные жесткие волосы накручены на бигуди.
  — Говорят, съели что-то не то.
  — Кто-нибудь еще заболел?
  — Именно это я и хотела узнать. Увидела, что в вашей комнате загорелся свет. Вы уверены, что с вами все в порядке?
  — Конечно. Какие у них симптомы?
  — Обычные. Тошнота, жжение в желудке. «Съели что-то не то»! Вздор! Какая чепуха! Съели слишком много. Взять, к примеру, миссис Брэдиссон. Она только болтает о лишнем весе, а сама никогда не работала, всегда выбирает самые жирные кусочки, даже от десерта не отказывается, норовит попросить вторую порцию. Знаете, что я ей сказала однажды, когда она пыталась влезть в платье?
  Велма ее едва слушала. Она напряженно размышляла: нужно ли что-либо предпринимать, или ситуация выправится сама? В одном она была абсолютно уверена: нельзя допустить, чтобы больные запаниковали и вызвали доктора Кенуорда в неурочный час.
  — Знаете, что я ей сказала? — повторила вопрос Нелл.
  — Что? — рассеянно спросила Велма.
  Нелл хмыкнула:
  — Я сказала ей прямо в лицо: «Нужно помнить, миссис Брэдиссон, что два пирога как один не съешь».
  — Давно она заболела?
  — Не знаю. Примерно полчаса назад, по ее словам.
  — Полагаю, мне нужно осмотреть ее, — пришла к выводу Велма.
  Она направилась вслед за Нелл Симс по длинному коридору в северное крыло дома, где Лилиан Брэдиссон и ее сыну были отведены две спальни, соединенные общей гостиной.
  Велма услышала, как кого-то вырвало, потом раздался стон. Дверь в спальню миссис Брэдиссон была открыта, и медсестра уверенно, как того требовал профессиональный долг, вошла в комнату.
  — Миссис Брэдиссон, мне сообщили, что вы заболели. Могу я чем-либо помочь вам?
  Измотанная приступом рвоты, миссис Брэдиссон бессильно откинулась на подушки, не сводя с Велмы слезящихся, воспаленных глаз.
  — Меня отравили. Умираю. Я вся горю. — Она схватила дрожащей рукой стакан, на треть наполненный водой, залпом выпила его содержимое и произнесла слабым голосом: — Будьте добры, налейте еще.
  Велма взяла стакан и вышла в ванную комнату.
  — Вздор! — сказала она оттуда. — Беда не в том, что вы съели, а в том — сколько. Все в доме, кроме вас, абсолютно здоровы.
  — Отравили только меня и сына.
  — Вздор!
  — Я так рада, что вы пришли, мисс Старлер. Я только что звонила доктору Кенуорду. Он сказал, что вы все проверите и при необходимости позвоните ему. Думаю, его необходимо вызвать.
  — А я думаю, что мы сами справимся. Какой бы ни была причина расстройства. Сейчас ваш желудок чист, и вы почувствуете себя лучше уже через пятнадцать-двадцать минут. В крайнем случае примем лекарство, чтобы наладить пищеварение. Как я понимаю, ваш сын тоже болен?
  — Ему не так плохо, как мне. Он… он… — Лицо ее исказилось от боли; совершенно обессилев, миссис Брэдиссон замолчала.
  — Я немедленно осмотрю Джима, — сказала Велма.
  Джим Брэдиссон, несомненно, страдал тем же недугом, что и мать, но организм его был более крепким, а ум — ясным.
  — Послушайте, Велма, — сказал он, — думаю, нам нужно срочно вызвать доктора Кенуорда.
  — Он так много работает, — попыталась возразить Велма. — Я стараюсь не вызывать его ночью без особой надобности. Очень часто причиной острых расстройств в желудке является простое пищевое отравление.
  — Я знаю, что такое пищевое отравление, — почти шепотом произнес Джим Брэдиссон. — Но здесь совсем другое. Какой-то другой яд. Мой рот будто набит металлическими опилками, я сгораю от жажды, ужасной, жгучей жажды, которую ничем не погасить. К тому же болят и желудок, и кишечник. К животу невозможно прикоснуться. Я… я уверен, Велма, нас отравили.
  — Судороги были? — как можно более небрежным тоном спросила Велма.
  — Да, верно, — удивленно воскликнул Брэдиссон. — Я не придал им никакого значения, но сейчас, когда вы спросили… у меня сводило икры. Хотя, я думаю, это не имеет никакого отношения к отравлению. Просто я слишком много ходил сегодня днем. Мы с матерью бродили по холмам, она так старается похудеть.
  Брэдиссон улыбнулся. Он нежно любил свою мать, но тем не менее понимал абсолютную тщетность ее спорадических усилий.
  — Она только нагуляла сумасшедший аппетит, впрочем, как и я. Мы так хорошо прогулялись, а Нелл Симс приготовила жареных цыплят. Мы с матерью просто набросились на них. Боюсь, сейчас будет очередной приступ. Господи! Даже морская болезнь не так мучила меня.
  — Я немедленно позвоню доктору Кенуорду, думаю, ему следует быть здесь.
  — Буду вам весьма признателен.
  Брэдиссон бросился в ванную. Велма спустилась на первый этаж, чтобы позвонить доктору Кенуорду.
  — Боюсь, вам придется приехать, — сказала она в трубку после приветствия.
  — Обычное расстройство желудка в острой форме? — спросил врач.
  Велма прижала трубку к губам и сообщила:
  — Типичный случай отравления мышьяком, вплоть до тонических судорог в икрах.
  Велму всегда поражала способность доктора мгновенно переходить из полусонного состояния в полную готовность, как будто он сидел одетый и ждал именно этого звонка.
  — Дорога займет у меня не более двенадцати минут. Не спускай глаз с пациентов. У тебя нет под рукой раствора железа?
  — К сожалению, нет.
  — Хорошо. Сделай промывание желудка и жди меня. Скоро буду.
  Доктор Кенуорд приехал менее чем через десять минут, и последующие полчаса Велма работала как никогда в жизни. Доктор Кенуорд не тратил времени на разговоры, а немедленно занялся повторным промыванием желудка, потом ввел пациентам окись железа, чтобы в организме образовался умеренно растворимый арсенит железа, который легко можно будет вывести промыванием. Довольно быстро желаемый результат был достигнут. В два часа пациенты уже спокойно спали, а доктор Кенуорд кивком позвал Велму на совещание в ее комнату.
  Велма присела на край кровати, предоставив в распоряжение врача удобное кресло, и не произнесла ни слова, пока тот не уселся и, закурив, не сделал первую затяжку, выдохнув дым со звуком, чем-то похожим на глубокий вздох.
  Начался напряженный период ожидания, похожий на бесчисленные другие, которые она делила с доктором Кенуордом во время ночных дежурств. Он сделал все, что могла предложить медицинская наука, но не спешил уходить домой, пока эффект лечения не станет максимальным, пока недуг не отступит. В такие моменты он расслаблялся, как кулачный боец между раундами. Настроенный на бешеную работу мозг оставался в напряжении, но мышцам он позволял отдохнуть, как можно удобнее устроившись в кресле.
  — Значит, подавали жареных цыплят? — вдруг спросил Кенуорд.
  — Да.
  — Миссис Симс заключила контракт на обслуживание этих людей?
  — Вероятно. Не знаю, какой именно. Думаю, мистер Кларк доплачивает ей некоторую сумму помимо той, что она получает с других жильцов. Несколько странное соглашение, но жизнь в этом доме вообще полна странностей.
  — Цыплят было много?
  — Много.
  — Их подавали на одном блюде?
  — Нет, на двух.
  — Одно из них стояло на том конце стола, где сидели миссис Брэдиссон и ее сын?
  — Да.
  — Вероятно, все можно объяснить этими цыплятами, — задумчиво произнес доктор Кенуорд.
  — Объяснить что? Отравление?
  — Нет, время, прошедшее между приемом пищи и появлением первых симптомов. Жирная пища замедляет действие яда. Весь вопрос в том, каким образом пища была отравлена, если яд не попал в организмы других. Вы уверены, что цыплят не подавали на отдельных тарелках индивидуально?
  — Уверена. Все брали их с общего блюда, передавая его друг другу.
  — Оба пациента настаивают, что ничего не ели после обеда. Значит, они приняли яд с какой-то жидкостью.
  — Мышьяк?
  — Вне всяких сомнений. Миссис Симс спрашивала остальных жильцов, все чувствуют себя нормально. Таким образом… Вы проверили состояние Бэннинга?
  — Да, прокралась незаметно в кактусовый сад. И он, и Солти мирно храпят в спальных мешках.
  — Они не обедали в доме?
  — Нет, они почти всегда обедают на свежем воздухе. Солти очень неплохо готовит в походных условиях.
  — Никогда не прописал бы ему подобного режима, но тем не менее он помогает, что и требуется от лечения, — задумчиво произнес Кенуорд. — Я с неодобрением смотрю на них, и они чувствуют себя школьниками, тайком сбежавшими из дома. Победа почти одержана, они получают стимул. Человек всегда стремится делать нечто запретное. Вы можете себе представить… — Он вдруг замолчал, увидев выражение лица Велмы. — В чем дело, Велма?
  — Солонка, — сказала медсестра.
  — При чем здесь солонка?
  Слова просто посыпались из нее, слетая с кончика языка, когда она полностью осознала важность своей догадки:
  — Солонка… И Джим, и его мать просто обожают соленое. Не могут жить без соли, посыпают ею все подряд. Поэтому миссис Симс всегда ставит солонку перед ними. Они солили каждый кусок цыпленка, причем обильно. Больше никто не брал солонку, соли в цыплятах было вполне достаточно.
  Кенуорд потушил недокуренную сигарету и резко встал:
  — Пойдем, нам необходимо взглянуть на эту солонку, но сделать это нужно незаметно.
  Они на цыпочках прошли по длинному коридору, тянувшемуся вдоль всего огромного безмолвного дома, спустились по лестнице и вошли в столовую. Велма обнаружила солонку на гигантском буфете. Доктор Кенуорд высыпал немного соли на ладонь, достал из кармана маленькую лупу и резким движением опустил солонку в свой карман.
  — Я так и думал, — сказал он. — Правда, потребуется сделать анализ, чтобы подтвердить догадку. Ты просто умница, Велма. Яд был насыпан в солонку, — таким образом, преступник не боялся отравить других. Никому ничего не говори. Я полагаю, нам придется сообщить обо всем окружному прокурору, а я хочу выяснить кое-какие детали. Несомненно, Джим Брэдиссон обвинит во всем Бэннинга Кларка. Кстати, как Брэдиссоны ведут себя по отношению к другим?
  — Джим — вполне терпимо, — с некоторым сомнением в голосе ответила Велма. — У него неисчерпаемый запас шуток десятилетней давности, приличные из которых — скучны, грубые — натянуты, тяжеловаты и просто неумны. В целом он старается быть любезным и милым, в чем мог бы преуспеть, если бы не его высокомерие и уверенность в собственной непогрешимости.
  — А его мать?
  Велма покачала головой:
  — Глупа, эгоистична, всепоглощающая любовь к сыну делает ее совершенно несносной. Не может без фокусов. Обманывает саму себя. Вдруг заявляет, что садится на диету, что будет есть то, не будет есть это, потом так же неожиданно забывает обо всем, пока не съест дополнительную порцию. Или попытается незаметно стащить второй кусок пирога, пока никто не видит, как будто меньше потолстеет оттого, что съест его тайком. Ей давно за пятьдесят. Сама она уверяет, что ей тридцать восемь, а ведет себя как двадцативосьмилетняя.
  — Враги у них есть?
  — Полагаю, да.
  — Все проблемы, как я понимаю, возникают в связи с тем деловым предложением?
  — Да, и в связи с иском о мошенничестве.
  — Что тебе известно об этом деле?
  — Немногое. Они, естественно, предпочитают не говорить о делах в моем присутствии, но разногласия существуют. Пит Симс подложил в прииски образцы руды с богатым содержанием металла и продал ряд рудников Джиму Брэдиссону. Думаю, он действительно обманул его. Старый распутник и запойный пьяница. Натворит дел, а потом сваливает все на свое второе «я». Есть разногласия и в вопросе управления корпорацией. Ситуацию в доме вряд ли можно назвать благополучной, но все стараются делать вид, по крайней мере при мне, что все в порядке.
  — А как ведет себя этот торговец рудниками?
  — Хейуорд Смол? Очень энергичный, живой мужчина, но я не стала бы доверять ему. Очень привлекателен внешне, таким и должен быть удачливый коммерсант. Кстати, уделяет повышенное внимание дочери Нелл Симс — Дорине, а сам лет на двенадцать-пятнадцать старше ее.
  — С Брэдиссоном у него деловые отношения?
  — Да, выискивает прииски для корпорации.
  — Думаю, я вынужден сообщить о происшедшем властям. Разумней будет подождать до утра и лично рассказать обо всем окружному прокурору. Ты тем временем смотри в оба. Солонку я забираю в качестве вещественного доказательства. Ты должна проследить, чтобы пациенты абсолютно ничего не ели до моего разрешения. Я дам его после разговора с окружным прокурором, — следовательно, часов в восемь.
  Когда доктор Кенуорд ушел, Велма убедилась в том, что пациенты спокойно спят, вернулась в свою комнату и вытянулась на кровати. Почти мгновенно она стала засыпать.
  «Странно, — подумала Велма, — совсем недавно я так хотела спать, но никак не могла заснуть, а сейчас, когда я могу позволить себе лишь подремать недолго, глаза слипаются сами… я не должна спать… должна быть начеку… только тело имею право расслабить… Впрочем, немного сна не повредит, главное, не слишком глубокого… Просто погрузиться в сон наполовину, остановиться, чтобы быть готовой при малейшем шуме… шуме… шуме… Этот шум никак не связан с пациентами, это… писк москита. Так мне и надо. Поленилась избавиться от него… Где-то в моей комнате… странный какой-то москит… не приближается… попищит пару секунд и замолкает… вот, снова начал… быть может, ему тоже хочется спать… Москиты спят?.. Почему бы и нет?.. Этот москит определенно сонный… уставший…»
  Велма вдруг проснулась. Необходимо было срочно избавиться от этого надоедливого насекомого. Она потянулась за фонариком и подождала, пока москит снова запищит.
  Услышав знакомый писк, она зажгла фонарик. Странное низкое жужжание мгновенно смолкло.
  Велма рывком вскочила с кровати. Этот москит вел себя как-то странно. Обычно москиты летают по кругу, постепенно приближаясь к цели. Этот же, казалось, пугался света. Быть может, она сумеет обнаружить его, если выключит свет.
  Велма выключила фонарик и подошла к столику у окна.
  Через час или два наступит рассвет. На западе, почти над самой зеркальной гладью спокойного океана, висела огромная луна. Ее лучи освещали лицо Велмы, указывали по поверхности океана золотистый путь в страну сказок, заливали все земли поместья полным спокойствия светом. Где-то за океаном летал Ринки. Ни малейшего дуновения ветерка, один спокойный прозрачный лунный свет, стеклянная поверхность океана далеко внизу, редкие мазки теней…
  Велма заметила какое-то движение во дворе.
  Девушка пристально вгляделась в пятно тени, которая тенью не была. Это был какой-то предмет. Он двигался. Это… это — человек. Сейчас он присел, замер на месте, стараясь не привлекать к себе внимание, притворившись тенью. Но в этом месте не может быть тени.
  Окно было открыто. Ни секунды не задумываясь, Велма щелкнула задвижкой сетки от москитов, дернула створку на себя, направила во двор фонарик и нажала кнопку.
  Из темноты ей мигнули две оранжевые с синеватым центром вспышки. Залитое лунным светом спокойствие нарушил резкий звук выстрелов. Две пули пробили стекло над самой головой Велмы.
  Она невольно отпрыгнула от окна. Инстинктивно догадавшись, что свет фонаря делает ее прекрасной мишенью, она нажала на кнопку.
  Человек уже не сидел на месте, он бежал. Пересек освещенное лунным светом пространство, вошел в тень, промчался вдоль зарослей и скрылся за каменной стеной…
  Две мысли промелькнули в голове Велмы Старлер. Одной из них была тревога за пациента. Человек бежал в сторону сада кактусов. Если он наткнется на Бэннинга Кларка, сердце больного может не выдержать. Потом она почувствовала определенное раздражение оттого, что в ее волосах было полно мелких стеклянных осколков от разбитого пулями окна.
  Велма услышала шум в доме — шлепанье босых ног, встревоженные голоса. Нужно спуститься и успокоить Лилиан Брэдиссон и ее сына… Сейчас… буквально через минуту…
  — Эй! — раздался с улицы пронзительный и раздраженный голос Бэннинга Кларка.
  Из тени рядом с воротами вновь мигнула оранжевая вспышка, раздался грохот выстрела.
  Почти мгновенно две ответные вспышки осветили сад кактусов.
  Бух! бух! — прогрохотал крупнокалиберный револьвер. Вероятно, револьвер сорок пятого калибра, принадлежащий Кларку.
  Велма увидела тощую фигуру Кларка, одетого только в нижнее белье, неуклюже бежавшего из сада кактусов к тому месту, где скрылся преступник.
  Она мгновенно забыла о страхе, на смену ему пришла необходимость исполнить свой профессиональный долг.
  — Немедленно остановитесь! — властным тоном закричала Велма. — Вам вредно бегать. Я позвоню в полицию. Где Солти?
  Бэннинг Кларк остановился и посмотрел на нее:
  — Что происходит? Какой-то придурок стрелял в меня.
  — В меня он тоже стрелял, дважды. Вор, наверное. Где Солти?
  — Здесь, — сказал Солти, выходя на освещенное место и на ходу застегивая брючный ремень. И добавил: — На твоем месте я бы оделся, Бэннинг.
  Бэннинг, видимо, только сейчас понял, насколько нелепо он одет, и с возгласом «черт возьми!» метнулся в заросли кактусов, словно напуганный кролик.
  — Да остановитесь же вы! — раздраженно крикнула ему вслед Велма. — Хватит бегать. Я уже видела нижнее белье.
  Глава 5
  Скотоводческая ферма представляла собой обширный анахронизм, продолжавший существовать всего в ста милях от Лос-Анджелеса, как и семьдесят пять лет назад. Многие тысячи акров холмистой местности, украшенной живописными дубами, каньонами, ярко-зелеными от платанов, возвышенностями, поросшими кустарником, на красоты которых мрачно взирали заснеженные горные вершины в лиловой дали.
  Лошади, мягко ступая, шли по извилистой, местами почти невидимой тропке к зданию фермы, видневшемуся далеко внизу на дне небольшой, заросшей деревьями впадины. Кое-где еще зеленела трава, но сухой воздух, безоблачное небо и испепеляющее солнце уже превратили землю в коричневую корку.
  В правой седельной сумке Деллы Стрит лежал блокнот, исписанный данными о старых межевых столбах, деревьях-ориентирах, заброшенных дорогах и сожженных оградах.
  — Устала? — спросил Мейсон.
  — Совсем нет. Считаю прогулку просто восхитительной.
  Харви Брейди, владелец ранчо, повернулся в седле.
  — Надеюсь, вы ничего не упустили? — спросил он с улыбкой. — Иначе можем повторить путешествие.
  — Я предпочла бы поесть, — рассмеялась Делла.
  Скотовод сдвинул на затылок пропитанное потом сомбреро и внимательно окинул свои владения взглядом проницательных, выбеленных солнцем, все замечающих глаз. Всадники выехали на более наезженную дорогу. Копыта лошадей поднимали тучу пыли, настолько плотную, что она даже отбрасывала тень на землю. Частицы пыли оседали на одежду всадников и, смешиваясь с потом лошадей, превращались в плотную корку. Лошади ускорили шаг.
  Далеко внизу стоял, поджав одну ногу и опустив голову, конь. Сброшенные на землю поводья удерживали коня на месте, словно стреноженного, что говорило об отличной выучке животного.
  — Зачем они выставили коня на самый солнцепек? — недоуменно спросил Брейди. — Очевидно, ждут появления облака пыли от наших лошадей… Так и есть, вон один из моих людей.
  Из здания ранчо несколько неуклюже выбежал ковбой в черных кожаных штанах и сапогах на высоких каблуках. Он подхватил поводья и схватился за седельную луку. От неуклюжести не осталось и следа. Человек вскочил в седло, конь, чуть подвинувшись, помог ему усесться покрепче. С этого момента конь и всадник превратились в одно целое. Поднимая клубы пыли, конь стремительно пронесся галопом по дну впадины и начал подниматься по склону.
  Владелец ранчо пришпорил лошадь.
  — Что-то случилось.
  Посыльный встретил их всего через несколько минут. Бронзоволицый стройный ковбой направил своего коня к краю дороги и рискованно загарцевал на самом краю крутого склона. В любую минуту конь мог потерять равновесие и свалиться вниз, увлекая за собой всадника.
  Ковбой спокойно сидел в седле, чуть натянув поводья и словно не замечая обрыва за спиной.
  — Оператор междугородной связи весь день пытался разыскать мистера Мейсона, а пару минут назад провода просто раскалились. Говорят, дело исключительной важности, просили сразу перезвонить.
  — Спасибо, Джо, немедленно едем, — поблагодарил работника владелец ранчо.
  — Осторожней! — воскликнула Делла. — Конь вот-вот потеряет равновесие и…
  На бронзовом лице скотовода появилась ослепительная улыбка.
  — Не волнуйтесь, мэм. Он знает этот склон не хуже меня.
  Харви Брейди пришпорил лошадь.
  — Не надо так гнать, — попытался сдержать его Мейсон. — Всем клиентам именно их дело кажется безотлагательным. Спасибо, что предупредили нас, Джо.
  Ковбой улыбнулся в ответ. Когда всадники проскакали мимо, его конь закинул голову, глаза закатились, красные ноздри раздулись.
  — Мне показалось, что будет лучше сразу же оповестить вас, — сказал ковбой и направил своего коня в хвост маленькой колонны.
  Склон стал менее крутым, дорога — менее извилистой. Ехавший впереди и задававший шаг скотовод пустил лошадь в галоп. Животные то одним прыжком преодолевали небольшие подъемы, то стремительно неслись вниз, наклоняя тело то в одну, то в другую сторону, следуя изгибам дороги.
  Слезая с лошади, Мейсон выглядел неуклюжим по сравнению с грациозным и ловким профессиональным ковбоем. Все поднялись на крыльцо, потом вошли в помещение с надписью «Контора» на двери. Некрашеный пол был вытоптан каблуками, вдоль одной из стен, на две трети ее длины, тянулся прилавок, центр комнаты занимала печь, сделанная из пятидесятигаллонной бочки из-под бензина. Девушка, работавшая за столом над какими-то книгами, улыбнулась адвокату:
  — Телефон здесь, мистер Мейсон.
  Мейсон поблагодарил ее кивком головы, прошел к аппарату, снял трубку и попросил соединить его с Лос-Анджелесом.
  Делла Стрит заметила в только что принесенной почте свежий номер газеты и открыла рубрику «Демографическая статистика».
  — Ищешь сообщения о трупах? — с улыбкой спросил Мейсон.
  — В твоей душе нет романтики. Ты и представить себе… А, вот и оно.
  — Что оно?
  — Официальное извещение о намерении. — Делла сложила газету, обвела карандашом нужное ей объявление в рубрике «Демографическая статистика» и прочитала: — Бауэрс Прентис К., сорок два года, шестьсот девятнадцать, Скайлайн, Сан-Роберто, Бранн Люсил М., тридцать три года, семьсот четыре, Шестая улица, Сан-Роберто. — Она улыбнулась Мейсону. — Я очень рада, что они не передумали. Опасалась, что любовь может зайти в юридический тупик. Так много…
  Зазвонил телефон. Мейсон снял трубку.
  — Мейсон, это вы? — услышал он резкий от волнения голос Бэннинга Кларка.
  — Да, Мейсон у телефона.
  — Весь день пытался связаться с вами. Мне сообщили, что вы уехали на какое-то ранчо. Каждую секунду ждал вашего звонка. Кстати, ранчо большое?
  Мейсон рассмеялся:
  — Можно скакать на лошади весь день от одной границы до другой и обратно.
  — Черт, я думал, обычное. Полчаса назад попросил разыскать вас во что бы то ни стало, не мог больше ждать.
  — Я так и понял. Что случилось?
  — У меня неприятности. Должен увидеться с вами как можно скорее.
  — Возможно, нам удастся встретиться во второй половине недели. Я…
  — Нет, нет. Я имею в виду сегодня, как только вы приедете сюда. Они откуда-то выкопали старый устав, на сегодня назначено собрание акционеров. Вроде обычное, но, насколько я понимаю, в некотором роде в мою честь. Будет присутствовать какой-то дотошный юрист, который попытается присудить мне главный приз, в переносном смысле, конечно.
  — Извините, — твердо произнес Мейсон. — С самого рассвета я исследовал спорную границу и…
  — А вчера вечером кто-то отравил мою тещу и Джима Брэдиссона. Потом кто-то выстрелил пару раз в мою сиделку. А мышьяк…
  Мейсон криво усмехнулся:
  — Вполне достаточно стрельбы. Буду у вас по возможности быстро.
  — Входите через заднюю дверь, — предупредил Кларк. — Нам необходимо поговорить прежде, чем другие узнают о вашем приезде.
  Мейсон повернулся к Делле Стрит:
  — Хочешь быстро прокатиться?
  — На лошади?
  — Определенно нет.
  — Это меняет дело, — сказала Делла.
  — Только попробуйте уехать от меня, не выпив и не закусив, — сухо произнес владелец ранчо, — и я покажу вам, что такое настоящая стрельба.
  Глава 6
  Дверь черного входа в особняк распахнулась, как только Мейсон постучал в нее.
  — Вы один? — подозрительно спросила Нелл Симс.
  — Со мной только Делла Стрит, моя секретарша.
  — Хорошо, входите. Бэннинг просто сгорает от нетерпения увидеть вас. Приказал сразу же сообщить о вашем приходе.
  — А где он сам? В саду?
  — Да.
  — По-прежнему отдает предпочтение холостяцкой кухне? — с улыбкой спросил Мейсон.
  — Через день приходит сюда, чтобы поесть нормально, — раздраженно ответила Нелл. — Только поэтому еще не умер. Все остальные дни питается страшной бурдой, которую стряпает Солти. Судя по всему, у вас был тяжелый день.
  Делла Стрит и Мейсон прошли на кухню.
  — О да, ни сна, ни отдыха грешной душе, — в шутку заметил Мейсон.
  — Верно, — ответила Симс, пристально взглянув на адвоката. — Но благословенны чистые сердцем, ибо именно они должны множиться, как песчинки.
  Глаза Деллы озорно сверкнули. Мейсон, напротив, с некоторым подозрением посмотрел на Нелл, но глаза той были невинны и ласковы.
  — Хотите перекусить? — спросила она.
  — А есть что-нибудь без мышьяка? — ответил вопросом на вопрос Мейсон.
  — Об этом пока рано говорить. Клянусь богом, сегодня днем я с трудом уговорила всех съесть хоть что-нибудь. А об ужине не стоит и говорить.
  — Что вы знаете об отравлениях? — спросил Мейсон.
  — Абсолютно ничего.
  — Но вы, несомненно, знаете, пусть в общих чертах, что именно произошло.
  — Там, где невежество считается высшим блаженством, может повредить и крупица знаний, — провозгласила Нелл Симс. — Я ничего не знаю и ничего не собираюсь узнавать. Полицейские обшарили весь дом. По мне, так…
  Дверь распахнулась, на пороге появился Бэннинг Кларк. Увидев Мейсона, он облегченно вздохнул:
  — В некотором роде я держал нос по ветру. Почувствовал, что вы уже пришли. Добрый вечер, мисс Стрит.
  Делла улыбнулась в ответ. Мейсон пожал протянутую руку.
  — Хотите поужинать? — поинтересовался Бэннинг Кларк.
  — Быть может, он боится мышьяка, — предположила Нелл Симс. — Как и все остальные. Никто даже не прикоснулся к ужину.
  — Придется рискнуть, — рассмеялся Мейсон. — Нам удалось перекусить только бутербродами. Подавайте ваш мышьяк.
  — Осталось много жареной крольчатины. Что для одного человека яд, для другого — отличная еда.
  Бэннинг Кларк придвинул стул, сел и указал большим пальцем на потолок:
  — Сейчас там проходит собрание акционеров. Мне нужен ваш совет. Должен ли я попытаться принять в нем участие?
  — Чего вы добьетесь своим участием?
  — Ничего. По договору о слиянии Солти может голосовать моим пакетом.
  — Что потеряете, если не станете в нем участвовать?
  — Именно этот вопрос не перестает беспокоить меня, — признался Кларк.
  — Боюсь, я вас не понимаю.
  Нелл Симс достала из духовки огромную сковороду с крольчатиной, положила заварку в чайник и залила ее кипятком.
  — Мои квартиранты вряд ли к чему прикоснутся сегодня, — недовольно фыркнула она.
  — Нелл, — обратился к ней Кларк, — мне только чашку чая. А вы, — повернулся он к Мейсону, — угощайтесь, не стесняйтесь. За ужином и поговорим.
  — Я так голодна, — сказала Делла, — что готова съесть глазурь с тарелки. Надеюсь, вас не шокирует столь вульгарная демонстрация чувства голода.
  — Почему вас так беспокоит ваше отсутствие на собрании акционеров? — вернулся к теме разговора Мейсон. — Что за стрельба здесь была?
  — Эти выстрелы — полная загадка для меня. К нам во двор пробрался какой-то вор. Когда мисс Старлер навела на него фонарь, он в нее дважды выстрелил. Пули попали в окно в двух футах над ее головой, расстояние между пулевыми отверстиями не более трех дюймов. Выстрелы разбудили меня. Схватив свой старый револьвер сорок пятого калибра, я выбежал из зарослей на освещенное место. Злоумышленник выстрелил в меня, я ответил выстрелом, прицелившись на вспышку. В вора я не попал, но, видимо, пуля прошла рядом. Сегодня утром я обнаружил, что моя пуля попала в стену рядом с нижними воротами, которые, кстати, всегда заперты.
  — А отравление? — спросил Мейсон.
  — Кто-то подсыпал мышьяк в солонку, которой пользуются миссис Брэдиссон и ее сын. Быстро поставленный диагноз помог спасти их жизни. За это мы должны быть благодарны мисс Старлер.
  — Хорошо, — улыбнулся Мейсон, — вернемся к первому вопросу. Чем вас пугает ваше отсутствие на собрании акционеров?
  — Тем, что… ну… я… Мейсон, я расскажу вам то, чего не рассказывал ни единой живой душе. Впрочем, Солти, вероятно, догадывается…
  — Мне уйти? — спросила Нелл Симс.
  — Нет, Нелл, оставайся. Я знаю, что тебе можно верить.
  — Рассказывайте.
  Мейсон передал блюдо с крольчатиной Делле, потом наполнил свою тарелку.
  — Что вы знаете о знаменитых потерянных месторождениях Калифорнии?
  — Очень немногое.
  — Слышали о россыпях Гоулера?
  Мейсон покачал головой, так как рот его был полон крольчатины.
  — Потерянные залежи, — вмешалась в разговор Нелл Симс, — их так много в пустыне.
  Кларк положил сахар в чашку, размешал его, потом достал из кармана небольшую книжку в синей бумажной обложке.
  — Что это? — поинтересовался Мейсон.
  — Путеводитель старателя, составленный Хорасом Дж. Уэстом. Уэст собрал много данных о потерянных калифорнийских месторождениях. Книга вышла из печати в 1929 году. В ней приведены различные версии легенд о знаменитых залежах. Некоторые — вполне правдоподобны, другие не выносят никакой критики. Уэст сам выезжал на местность, беседовал со старыми старателями. Свою книгу он написал около двадцати лет назад и постарался, чтобы она, насколько это возможно, соответствовала действительности.
  — Понятно. Что это за потерянные россыпи Гоулера?
  — Где-то в 1886 году, если верить Уэсту, трое старателей исследовали хребет Панаминт, граничащий с Долиной Смерти. Они вышли из ущелья и направились к Сан-Бернардино. Старатели были хорошо экипированы, провизии хватало, десятигаллонные фляги были наполнены водой. Лошади были свежие, поэтому они уверенно углубились в пустыню. На второй день возник спор о правильности выбранного маршрута, который вскоре перерос в хорошую ссору. Один из старателей — Фрэнк Гоулер — считал, что они слишком углубились на запад, и предлагал взять немного восточнее. После ссоры он отделился от других и направился правильным, по его мнению, маршрутом. Никто не знает, что произошло с двумя другими старателями. Возможно, они заблудились в пустыне, возможно, вышли куда-нибудь. Быть может, даже в Сан-Бернардино. Что касается нашей истории, они просто исчезли.
  — Двое мужчин отлично ладят, трое всегда дерутся, — вставила Нелл Симс.
  Делла Стрит, захваченная рассказом, не спускала с Кларка возбужденно блестевших глаз. Она даже перестала есть. Мейсон, напротив, по-прежнему отдавал должное крольчатине.
  — Налить вам чаю? — спросила Нелл Симс.
  — Да, будьте любезны, — ответил Мейсон.
  Нелл наполнила его чашку, а Кларк тем временем продолжил рассказ:
  — Через два дня, к полудню, изрядно уставший и испуганный Фрэнк Гоулер вышел к гряде низких холмов, пересек ее и обнаружил на другой стороне заросший деревьями каньон, по дну которого протекал небольшой ручей. Фрэнк вышел к нему как раз вовремя, так как едва не валился с ног от жажды. Упав на берег в тени большого тополя, он принялся жадно пить и обливаться водой. Легкий ветерок чуть раздвинул ветви, и солнечный луч упал на какой-то желтоватый предмет всего в нескольких дюймах от лица Гоулера. Гоулер перестал пить, опустил в воду руку и схватил этот предмет. Им оказался крупный самородок весом в несколько унций. Рядом на дне ручья лежало еще несколько таких же самородков. Гоулер собрал их и положил под рубашку.
  — А я бы набила полный мешок, — заметила Нелл Симс.
  — Напал на жилу, да? — спросил Мейсон.
  — Напал на жилу, — подтвердил Кларк. — Но если вы никогда не были в пустыне, то не поймете чувства человека, оказавшегося во власти этой суровой бесплодной земли. У Гоулера было золото, но он не мог ни питаться им, ни утолить жажду. До цивилизации было далеко. Лошадь его была измотана и голодна. Он сам едва передвигал ноги от голода. И тут Гоулеру в голову пришла мысль, что золото имеет цену лишь в обжитой местности. Здесь, в пустыне, оно было не более чем дополнительным грузом для уставшей лошади. Эти несколько самородков в значительной степени снижали шансы Фрэнка добраться до цивилизации. Гоулер слегка запаниковал от этих мыслей, решил скомпенсировать дополнительный вес, облегчив себя, насколько это было возможно. Он снял с пояса свой шестизарядный револьвер, забросил его в кусты и пришпорил лошадь. Как это часто бывает с истощенными, уставшими людьми, он не обратил ни малейшего внимания на ориентиры. Более того, он заблудился, не мог понять, как выбраться из этой местности, а в таких ситуациях мозг человека способен на злые шутки. Проехав вдоль каньона, Фрэнк выбрался на равнину, которая, как он понял, была дном давно высохшего озера. Именно в этот момент он начал немного ориентироваться. Увидел на западе гору Сан-Антонио, которую мы сейчас называем Старой Лысиной. Она и указала ему путь. У подножия горы, напоминавшей наконечник стрелы, был расположен маленький горняцкий городок. Именно к нему и направился Гоулер. Добравшись до Эрроухеда, он заболел. Самородки натерли кожу под рубашкой, в рану попала инфекция. Сопротивляемость организма была настолько низкой, что он провалялся в постели три недели, прежде чем смог хотя бы подумать о возвращении к месторождению. Три недели — достаточно долгий срок, особенно если мозг занят одной-единственной мыслью. Память тоже способна зло пошутить.
  — Несомненно, — бросила через плечо Нелл Симс, доставая из духовки очередную порцию крольчатины.
  — Конечно, он не отправился на поиски в одиночку, — продолжал Кларк. — За ним потянулись другие старатели, надеявшиеся застолбить участки на новой бонанце. Долго бродил отряд по пустыне. Потом всем старателям надоели бесполезные поиски, и они потянулись домой, нисколько не сомневаясь в том, что Гоулер сбился с пути и бродит по пустыне вслепую. Сам Гоулер вернулся в городок примерно через месяц. Он отдохнул, подготовился к новой экспедиции и вновь отправился на поиски. Ему так и не удалось отыскать не только каньон, но даже гряду холмов. Эта история в достаточной степени подтверждена фактами и описана в книге Уэста. Некоторые сведения я почерпнул из других источников, в частности о револьвере. О нем я узнал из письма, написанного самим Гоулером, которое хранится в отделе редкостей библиотеки Пасадены.
  — Неужели человек может так безнадежно заблудиться? — недоверчиво спросила Делла Стрит.
  — Может, — подтвердил Кларк. — В пустыне очень легко заблудиться. Представьте себе группу охотников, оставивших лагерь рано утром и постаравшихся хорошо запомнить его местонахождение. Всего через несколько часов они не могут отыскать не только сам лагерь, но и ни одного знакомого ориентира.
  Мейсон кивнул.
  — На этом заканчивается история россыпей Гоулера? — спросил он.
  На лице Кларка появилась загадочная улыбка.
  — Вернемся к записям Хораса Уэста, — сказал он. — Если вы помните, описанные события произошли в 1886 году. Несколько позже, в 1891 году, в районе Сан-Бернардино жил старый опытный старатель по имени Хен Мосс, который иногда предпринимал изыскательские экспедиции в пустыню. Эта экспедиция ничем не отличалась от прочих, но вдруг один из его ослов решил отделиться от других. Можете представить себе ярость Мосса. Сбежавший осел был навьючен необходимым для успеха экспедиции оборудованием, а Мосс не мог ни заставить его идти в нужном направлении, ни поймать. Ему оставалось только идти с остальными ослами по следам беглеца и ругаться. Осла такое положение вещей вполне устраивало. Он вдруг стал лидером экспедиции. Итак, Хен Мосс шел за ослом, бранил его, изредка предпринимал попытки поймать беглеца или наставить на путь истинный. Осел — весьма своеобразное животное. Если ему в голову пришла какая-нибудь мысль, выбить ее совершенно невозможно. Осел углублялся в район пустыни, в котором Хен никогда не бывал. Старатели вообще не обращали на этот район особого внимания в связи с отсутствием там воды и большой удаленностью от центров цивилизации. В те дни такие участки пустыни таили в себе верную смерть. Хен Мосс, однако, не мог позволить себе потерять ни поклажу, ни самого осла. Он продолжал путь, повторяя про себя, что если ему не удастся поймать осла на протяжении следующей мили, он пошлет скотину к черту и повернет назад. В один из отчаянных моментов он готов был сдаться, но вдруг понял, что осел идет к воде. Ослы всегда ведут себя подобным образом в пустыне. Они безошибочно направляются к воде. Остальные животные тоже почувствовали близость воды. Таким образом, Мосс шел за ослом, который в итоге привел его к каньону, богатому не только водой, но и золотом. Обнаружив золото, Мосс просто обезумел. Набив самородками карманы, он ошалел от радости. Забегал кругами, вопя и улюлюкая, а потом отправился в Сан-Бернардино, чтобы хорошенько покутить. Уже на полпути он вспомнил, что не удосужился даже застолбить участок. Поразмыслив немного, не стоит ли вернуться, он продолжил путь. Решающим фактором принятия такого решения явилось желание хорошенько отпраздновать находку в Сан-Бернардино. Он решил вернуться в город, хорошенько повеселиться, потом возвратиться в каньон, застолбить надлежащим образом участок и заняться серьезными изысканиями.
  — Мужчины всегда дают себе слово исправиться перед тем, как собираются напиться, и сразу же после попойки, — заметила Нелл Симс.
  Кларк улыбнулся:
  — Он совсем не учел реакцию жителей городка. Город словно взбесился, когда Мосс показал свои самородки. Все поняли, что старина Хен напал на золотую жилу, но поняли также, что скоро он к ней вернется, чтобы взять еще золота. Поэтому каждый считал своим долгом напоить его и не спускать с Мосса глаз. Наконец золото кончилось, и Хен не смог купить себе выпить. Протрезвев, он понял, какие проблемы его ожидают. Как только он выехал из города, половина населения Сан-Бернардино снялась с места и отправилась за ним. Все — на хороших лошадях, с сумками, набитыми провизией для длительного пребывания в пустыне. Хен ходил кругами с неделю, надеясь сбить преследователей со следа. Он делал вид, что не может найти месторождение, пытался улизнуть ночью, делал все возможное, но безуспешно. Преследователи не отставали…
  Бэннинг Кларк на секунду прервал повествование.
  — Не слишком скучная для вас история? — спросил он.
  — Захватывающая, — ответила миссис Симс.
  — Чрезвычайно интересная, — подтвердил Мейсон. — Надеюсь, все подтверждено документально?
  Бэннинг Кларк похлопал ладонью по книге:
  — Чистая истина. Иногда я заглядываю в книгу, чтобы избежать ошибок, хотя знаю эту историю наизусть. Впрочем, события происходили пятьдесят лет назад, когда пустыня еще была набита золотом и не было быстрых средств передвижения.
  — Все понятно, — сказал Мейсон. — Продолжайте. Что произошло с Хеном Моссом? Ему удалось сбежать от преследователей?
  — Нет. В конце концов он, в полном отчаянии, был вынужден вернуться в Сан-Бернардино. У него не было ни цента, и в то же время он знал место, куда мог отправиться, чтобы через несколько часов вновь стать королем салунов и танцевальных залов. Но стоило ему сделать пару шагов, как все население Сан-Бернардино шло за ним по пятам. Он пытался улизнуть из города незаметно, но каждая попытка заканчивалась неудачей, еще не начавшись. Отправиться в пустыню без припасов было равносильно самоубийству, и весь городок бдительно следил за Моссом, чтобы он не имел возможности где-либо припрятать навьюченных ослов.
  — Это месторождение было теми знаменитыми потерянными россыпями Гоулера? — спросил Мейсон.
  — Я все объясню буквально через минуту, — ответил Кларк и, чуть помедлив, добавил: — Многим казалось тогда, что он обнаружил именно россыпи Гоулера.
  — Меня заинтересовала история бедняги Хена Мосса, — задумчиво произнес Мейсон. — Особенно затруднительное положение, в котором он оказался. Трудно представить, что все эти события происходили в Сан-Бернардино. Мы заезжали в этот город, останавливались только для того, чтобы заправиться. Обычный суматошный городок, современный и ничем не примечательный.
  — У Сан-Бернардино богатая история, — заметил Кларк. — Но автомобиль стирает ее грани. Когда-то Сан-Бернардино был настоящим горняцким городком.
  — Слава богу, те времена давно прошли, — вдруг заявила стоявшая рядом с плитой Нелл Симс. — Несчастные люди были вынуждены держать рестораны, когда не было ни электрических холодильников, ни льда, ни транспорта.
  — И неплохо справлялись со своим делом, — заметил Кларк.
  — Не могу понять, как им это удавалось. — Нелл Симс печально покачала головой. — Пищеварение — основной закон природы.
  — Самосохранение, — поправил ее Кларк.
  — А разве не пища имеется в виду? Без еды жизнь невозможна.
  Кларк подмигнул Мейсону:
  — Чем больше споришь с ней, тем глубже увязаешь.
  — Потому что я права, — спокойно и уверенно заявила Нелл Симс, с той категоричностью, что свойственна людям, уверенным в правильности своей позиции и нисколько не заботящимся о впечатлении, которое они производят на других.
  — Но мы оставили Хена Мосса посреди пустыни, — напомнила Делла Стрит.
  — Посреди Сан-Бернардино, — поправил ее Кларк. — Причем в состоянии отчаяния и безысходности. В некотором смысле он был философом, поэтому в один из дней он, со свойственной ему эксцентричностью, заявил всему населению Сан-Бернардино: «Похоже, мне не удастся уехать из города, не прихватив всех вас. Собирайтесь. Выступаем немедленно и направляемся прямо к месторождению. Чем больше вас будет, тем веселее путешествовать по пустыне. Если я не могу избавиться от вас, лучше будет сохранить время и силы, взять всех с собой и идти кратчайшим путем».
  — Они его сломали, — заметила Нелл Симс.
  — Он действительно намеревался так поступить? — спросила Делла Стрит.
  — Конечно, намеревался. Старина Хен был человеком слова. Он быстро собрал необходимые вещи и подождал всех желающих на окраине городка. Потом направился к своим россыпям. В то время у людей был характер.
  — Что случилось потом? Участков хватило на всех?
  Кларк улыбнулся:
  — Подходим к самой трогательной части истории. Хен Мосс был хорошим разведчиком и до крайности великодушным человеком. Он целыми неделями жил в полном одиночестве в пустыне, имея при себе самые минимальные, какие только можно представить, запасы продовольствия. Голодал, ему не с кем было даже поговорить. А потом он возвращался в город и проматывал все до последнего цента. Именно так он поступил и перед возвращением к месторождению. В результате лошадь у него была не самая хорошая, да и наездником он оказался не самым ловким в экспедиции. После нескольких дней пути экспедиция подошла к каньону, и самые умные почувствовали конец путешествия, пришпорили своих лошадей и галопом умчались вперед. Хен Мосс тоже вонзил шпоры в бока своей лошади. Началась гонка. Зрелище, должно быть, было впечатляющим. Вьючные лошади оставлены далеко позади, тучи пыли вздымаются под самые небеса, немилосердное солнце сияет на безоблачном небе, всадники несутся безудержным галопом. Крутой спуск — и… долгожданный каньон! А бедняга Хен замыкал процессию.
  Всадники достигли каньона и увидели, что ни один из участков не застолблен. В те времена люди были способны на принятие быстрых решений, времени на раздумывание не было. Человек захватывал самый перспективный, по его мнению, участок, столбил его и объявлял своей собственностью. Когда Хен Мосс наконец подъехал на своей взмыленной лошади к ручью, все участки уже были застолблены. Хен слез со своей едва державшейся на ногах лошади и понял, что его бонанца принадлежит другим. На этот момент было застолблено уже восемьдесят участков, а тот, который удалось застолбить Хену, оказался самым бедным из всех.
  — Закон возмездия, — вставила Нелл Симс.
  — И этот прииск был знаменитой россыпью Гоулера? — спросил Мейсон, поняв к тому времени, что никто не обращает ни малейшего внимания на затейливые реплики кухарки.
  — Этот прииск считался россыпью Гоулера. Старатели осмотрели местность, вспомнили рассказ Гоулера и решили, что нашли его россыпи.
  — А на самом деле?
  — Не нашли.
  Делла Стрит перестала есть и уставилась на Кларка.
  — Гоулер, — продолжил тот, — был не настолько прост, как всем могло показаться. Его рассказ о местонахождении бонанцы противоречит некоторым фактам. Описание было сделано так, чтобы ввести в заблуждение любого преследователя и не дать тому обогнать Гоулера на более свежей лошади, как это случилось с Моссом. Гоулер был умнее Мосса. Он намеренно исказил описание местности.
  — Откуда вы это знаете? — спросил Мейсон.
  — Резонный вопрос, — поддакнула Нелл Симс.
  Бэннинг Кларк внимательно осмотрел кухню.
  — Все в порядке, — успокоила его Симс. — Все на собрании. Обычно в это время заходит на чашку чая Хейуорд Смол, но и он не придет сегодня, пока не закончится заседание.
  Кларк расстегнул пиджак и показал кобуру, которая когда-то была черной, а сейчас стала темно-коричневой и отполированной до блеска из-за длительного пользования.
  — Я не хочу, чтобы кто-нибудь увидел это.
  Его рука скользнула к кобуре, и на столе появился револьвер.
  Мейсон, Делла Стрит и миссис Симс склонились над ним.
  Это был потертый, ржавый несамозарядный «кольт». Если и существовали на нем когда-то узоры, сейчас они были похоронены под ржавчиной, покрывавшей толстой коркой и ствол, и барабан, и курок. Время не тронуло только рукоятку из слоновой кости. На ней были выгравированы слово «Гоулер» и чуть ниже год — 1882.
  Мейсон тихо свистнул.
  — Я нашел его чисто случайно, — пояснил Кларк, — рядом с журчащим ручейком, под тополем. Мой спутник захотел полазить по горам. Хотя мое сердце в то время было не столь больным, иногда меня мучила одышка, и я старался не волноваться. Я расположился в тени тополей. Примерно три дюйма ствола торчало из земли рядом с ручьем. Я заметил ствол, выкопал револьвер, с минуту разглядывал его, потом увидел слово «Гоулер», дату и понял, чтó на самом деле нашел.
  — Как вы поступили? — спросила Делла Стрит, не спуская с Кларка огромных, возбужденно блестевших глаз.
  — У меня не было с собой ни инструментов, ни нужных приспособлений, но я пошарил по дну ручья голыми руками и обнаружил небольшой карман, из которого достал гравий с высоким содержанием золота.
  — Почему никто даже не слышал об этом месте? — поинтересовался Мейсон.
  — В том-то все и дело, что место, по которому протекает ручей, является частью месторождения кварца, владелец которого — бедный и одураченный старатель — едва сводит концы с концами, пытаясь отыскать руду, продажа которой хотя бы покроет затрату на ее добычу. Мысль о наличии там золотой россыпи, очевидно, никому не приходила в голову. Синдикат «Кам-бэк» приобрел долю этой собственности, полагая, что она представляет собой только кварцевый рудник сомнительной ценности. Это одно из сотен подобных приобретений синдиката, и я не собираюсь проливать золотой дождь на руки миссис Брэдиссон и ее якобы непогрешимого в деловом отношении сынка Джеймса.
  — Кто-нибудь догадывается, что вы знаете местонахождение этой россыпи? — спросил Мейсон.
  — Думаю, Брэдиссон.
  Брови Мейсона поползли вверх.
  — В лагере Солти негде хранить подобные вещи, поэтому я оставил револьвер в ящике стола, положив его так, чтобы надпись «Гоулер» оказалась внизу. Неделю назад я увидел, что револьвер лежит надписью вверх. Я не часто захожу в свою комнату — слишком тяжело подниматься по лестнице. Приходится отдыхать на каждой третьей ступеньке, чтобы не перенапрягаться. Понимаете, я…
  Заскрипела дверь, Бэннинг Кларк молниеносным движением схватил револьвер и убрал его в кобуру.
  В кухню вошла девушка лет двадцати, стройная, одетая в свитер, понимая, как хорошо она в нем выглядит. Она чуть отпрянула, увидев сидевших за столом людей:
  — Я помешала?
  — Совсем нет, Дорина, — ответил Кларк. — Входи. Позволь представить тебе мистера Мейсона и его секретаршу, мисс Деллу Стрит. Это — Дорина Крофтон, дочь миссис Симс от первого брака. Я просто объяснял кое-что мистеру Мейсону, Дорина. Все в порядке. — Кларк повернулся к адвокату: — Теперь вы понимаете всю сложность моего положения, особенно по отношению к корпорации.
  — Они имеют представление об истинном положении вещей?
  — Думаю, да.
  — Я имею в виду юридический статус владельца собственности, о которой идет речь.
  — Да.
  Мейсон прищурился:
  — Вы говорили, что на собрании присутствует юрист.
  — Да, некто по фамилии Моффгат. Возможно, вы знаете его. Он был адвокатом моей жены, занимался наследственными делами. Потом его услугами воспользовался Брэдиссон. Моффгат представляет его интересы в тяжбе по поводу акций. Не думаю, что он испытывает ко мне чувство любви, впрочем, как и я к нему.
  — Он присутствует на собрании акционеров?
  — О да, в эти дни он сует палец в каждый пирог, который печет корпорация.
  — Послушайте, — резко произнес Мейсон. — Покинув пост президента, вы перестали быть директором, не так ли?
  Кларк кивнул.
  В голосе Мейсона послышались нотки раздражения.
  — Вы должны были поставить меня в известность до составления договора о слиянии пакетов акций.
  — Почему? В чем смысл?
  — Предположим, вас назначат директором корпорации. Солти проголосует и вашим пакетом, в соответствии с договором, что равносильно тому, что вы сами за себя проголосовали. Став директором, вы приобретаете статус доверенного лица. Если вы располагаете информацией, способной повлиять на стоимость имущества корпорации, и не раскрыли эту информацию корпорации… Немедленно вызовите Солти, пока они не успели…
  — Собрание закончилось, мистер Мейсон, — сказала Дорина. — Я слышала, как двигали стулья, когда проходила мимо двери кабинета.
  Кларк быстро взглянул на Мейсона:
  — Что-нибудь можно предпринять?
  Мейсон покачал головой:
  — Вы обречены на поражение с того самого момента, как стали директором, даже если пробудете на посту всего несколько минут. Вы не имеете права скрывать информацию и соответственно… Погодите. По уставу директор должен быть акционером?
  — Думаю, да.
  — Сколько стоит ваш пакет?
  — Триста или четыреста тысяч. Возможно, больше. А что?
  — Я хочу купить его, — заявил Мейсон и добавил с усмешкой: — За пять долларов. По личной договоренности я продам вам пакет послезавтра за пять долларов и пять центов, но никто не должен знать об этой договоренности.
  — Я не смогу подняться по лестнице. Документ лежит в третьем справа ящике письменного стола в моем кабинете на втором этаже.
  — Стол заперт? — спросил Мейсон, поднимаясь.
  — Нет. Замок есть, но он не работает. Давно хотел починить. Ключ сломался прямо в замочной скважине. Надеюсь, вы сумеете найти… Дорина, будь любезна, проводи мистера Мейсона в мою комнату. Лучше воспользоваться черной лестницей.
  Стоявшая у стола Дорина, казалось, не услышала его слов.
  — Дорина, милая, проснись, — воскликнула Нелл Симс. — Осторожно! Не рассыпь сахар! Мистер Кларк хочет, чтобы ты проводила мистера Мейсона в его комнату.
  — О да, конечно. — Девушка рассеянно улыбнулась, словно очнулась от глубокого сна. — Прошу вас, мистер Мейсон.
  — Вот ваши пять долларов, Кларк. — Мейсон протянул деньги. — Считайте сделку состоявшейся.
  — Если вы услышите, что собрание закончилось, и поймете, что не успеваете, вы знаете, что нужно сделать? — едва слышно спросил Кларк.
  Мейсон поднял правую руку, сделал ею движение, как будто расписался в воздухе, и вопросительно поднял брови.
  Кларк кивнул.
  — Возможны осложнения, — сказал Мейсон.
  — Согласен, но мы не можем допустить, чтобы они заманили нас в ловушку.
  Мейсон взял Дорину за руку:
  — Пойдемте, моя милая.
  Дорина Крофтон поднялась по черной лестнице и, не проронив ни слова, пошла по коридору.
  — Вы слишком задумчивы для столь молодой девушки, — заметил Мейсон.
  Она улыбнулась, как того требовала учтивость:
  — Да, я не слишком разговорчива сегодня. Вот комната мистера Кларка.
  Мейсон, ожидавший увидеть роскошную спальню, был просто поражен, оказавшись в небольшой комнате в северном крыле дома. Из мебели в ней находились просторная односпальная кровать, письменный стол, комод, несколько обшарпанный стул, старомодное бюро-цилиндр. На стене висели с дюжину фотографий в рамках, пара лассо из сыромятной кожи, между ними — большие мексиканские шпоры, на противоположной стене на крючке винтовка в потертом чехле. В застекленном оружейном шкафу стояли различные ружья и винтовки. Третью стену украшала шкура крупной пумы. Когда-то эта комната, несомненно, являлась неотъемлемой частью личной жизни человека, но сейчас она была слишком забытой, чтобы в ней сохранилась теплая атмосфера дружелюбия и обжитости. Комната была безупречно чистой, но эта чистота была какой-то жестко накрахмаленной, несовместимой с бурными течениями повседневной жизни.
  Мейсон подошел к столу и достал из указанного Кларком ящика документы. Нашел среди них конверт с сертификатом, убедился, что документ оформлен правильно, и уже направился было к двери, когда услышал голоса нескольких людей, донесшиеся с нижнего этажа, звуки шагов и другие шумы, всегда сопровождающие окончание какого-либо собрания.
  Мейсон остановился и, нахмурив брови, посмотрел на сертификат.
  — В чем дело? — спросила Дорина Крофтон.
  — Сделка совершена. Сертификат должен быть подписан до окончания собрания.
  — Это имеет значение?
  — Огромное. Как вы думаете, есть способ передать Кларку сертификат до того, как все войдут в кухню?
  — Судя по всему, они направились прямо туда. Вероятно, чтобы найти мистера Кларка.
  Мейсон быстро сел за стол, достал авторучку, просмотрел в ящике документы, пока не нашел один с подписью Бэннинга Кларка.
  Адвокат оглянулся на Дорину Крофтон.
  Девушка, казалось, совершенно не обращала внимания на происходящее. Ее мысли были заняты решением какой-то личной проблемы, требовавшей полной сосредоточенности.
  Мейсон разложил на столе сертификат, чуть выше поместил документ с подписью Кларка. Некоторое время он изучал подпись, потом быстрым и уверенным росчерком пера скопировал ее на сертификате, в графе о передаче акций.
  Вернув на место документ, с которого он скопировал подпись, Мейсон сложил сертификат, положил его во внутренний карман пиджака и накрутил колпачок на ручку.
  — Все готово, — сказал он наконец.
  Не проронив ни слова, Дорина пошла по коридору. Мейсон был уверен, что девушка настолько погрузилась в собственные мысли, что не осознала важности совершенного им поступка.
  Когда Мейсон вошел на кухню, все уже были в сборе. Лилиан Брэдиссон, отягощенная избытком плоти и косметики; Джим Брэдиссон, внешне вежливый и благожелательный, просто пышущий дружелюбием; адвокат Моффгат, коренастый, изысканно одетый, волосы которого были зачесаны назад и каждая прядь лежала на нужном месте; Хейуорд Смол — жилистый парень с живым и несколько дерзким взглядом — и Солти Бауэрс, державшийся несколько особняком от других.
  Мейсон подверг всех молниеносному исследованию и заложил данные в свой мозг, прежде чем они заметили его присутствие.
  Бэннинг Кларк несколько небрежно представил всех адвокату. Проявления сердечности к нему показались Мейсону несколько несдержанными. Особенным дружелюбием, хотя и с оттенком внимательной настороженности, наградил его Моффгат:
  — Я только что узнал, что вы будете представлять интересы мистера и миссис Симс в деле о мошенничестве. Я, несомненно, почту за честь сразиться со столь известным противником, мистер Мейсон. Я видел вас в деле несколько раз. Боюсь, меня вы не припоминаете — «Моффгат и Стил», наша адвокатская контора находится в Брокау-Билдинг.
  Он торжественно вручил Мейсону визитную карточку. Мейсон небрежно сунул ее в карман.
  — Я еще не ознакомился со всеми нюансами этого дела.
  — Причин для спешки нет, — заверил его Моффгат. — Я полагаю, мистер Мейсон, выслушав показания свидетелей, вы откажетесь от дальнейшей борьбы. Мистер Кларк, у нас есть хорошие новости для вас.
  — Какие? — Кларк старался говорить и вести себя совершенно спокойно.
  — Нам показалось, — продолжил Моффгат, — что в связи с различными тяжбами и другими делами корпорация обошлась с вами несправедливо. Вы не имеете физической возможности выезжать на производство или принимать активное участие в управлении, но обладаете специфическими, очень важными для корпорации знаниями. Таким образом, компания решила выразить благодарность за проделанную вами работу. Если быть кратким, мистер Кларк, мы выбрали вас в совет директоров на должность директора-наблюдателя, с окладом двадцать пять тысяч долларов в год плюс расходы.
  Кларк постарался выразить удивление.
  — Извините, Моффгат, — вступил в разговор Мейсон, — но номер не пройдет.
  — Что вы имеете в виду?
  — Именно то, что сказал. Капкан был поставлен мастерски, но номер не пройдет.
  — Не знаю, имеете ли вы право делать подобные заявления, — несколько сердито заявил Моффгат. — Мы просто пытаемся зарыть топор войны.
  Мейсон улыбнулся:
  — Смею добавить, мистер Моффгат, что избрание мистера Кларка в совет директоров не имеет законной силы.
  — Что вы имеете в виду?
  — Директором может стать только акционер корпорации.
  — Бэннинг Кларк — очень крупный акционер, мистер Мейсон.
  — Был крупным акционером. Случилось так, что он продал свой пакет.
  — В книгах корпорации такая сделка не зарегистрирована.
  — Будет зарегистрирована, когда акции предъявят для передачи.
  — Но по документам корпорации он до сих пор остается акционером. Он…
  Мейсон достал из кармана сертификат и разложил его на столе:
  — Вопрос только в том, является ли Бэннинг Кларк акционером фактически, и я предъявил вам ответ. Господа, я купил акции Кларка.
  — Покупка акций не более чем уловка! — раздраженно воскликнул Моффгат.
  Мейсон усмехнулся:
  — Желаете подать иск в суд о признании купли-продажи акций недействительными на том основании, что вы поставили Кларку капкан, а он сумел улизнуть из него, продав свои акции?
  — Никаких капканов не было, говорю я вам. Мы только протянули ему оливковую ветвь мира.
  — Бойтесь греков, оливковые ветви приносящих, — произнесла Нелл Симс особенно писклявым голосом, который часто использовала для своих реплик.
  — Хорошо, — подчеркнуто вежливо произнес Мейсон, — возможно, я слегка поторопился.
  — Я уверен в этом.
  — Готовы ли вы составить договор о найме на год, с условием невозможности его расторжения со стороны корпорации без уведомления работника менее чем за двенадцать месяцев?
  Моффгат покраснел:
  — Конечно, не готовы.
  — Почему?
  — На это… на это есть причины.
  Мейсон кивнул Бэннингу Кларку:
  — Вот вам ответ.
  — В решении этого вопроса я согласен полагаться только на вас, Мейсон, — заявил Кларк.
  Мейсон сложил сертификат и убрал его в карман.
  — Могу я спросить, сколько вы заплатили? — поинтересовался Моффгат.
  — Конечно.
  Моффгат ждал продолжения ответа.
  — Спросить вы можете, — с улыбкой пояснил Мейсон.
  В разговор включился Джим Брэдиссон:
  — Хватит, хватит. Давайте не будем расстраивать друг друга. Лично я не хочу, чтобы Бэннинг Кларк чувствовал враждебное к себе отношение. Если быть честным до конца, дело обстояло так. Моффгат сказал, что, избрав Кларка в совет директоров и заставив его подписать контракт, мы поставим его в такое положение, что он будет вынужден передать всю имеющуюся у него информацию, касающуюся собственности корпорации. Если же он будет использовать эту информацию для собственной выгоды, мы сможем обратиться в суд. Перестаньте, Моффгат, ваша попытка была хороша, но к финишу вы пришли лишь вторым. Мейсон предугадал ваши действия и опередил вас. Лично я даже доволен таким результатом. Я устал от бесконечных тяжб. Давайте забудем разногласия и станем друзьями. Бэннинг, я полагаю, мы не можем рассчитывать на то, что вы передадите интересующую нас информацию добровольно?
  — Какую информацию?
  — Вы знаете какую.
  Бэннинг выиграл время, протянув свою чашку Нелл Симс.
  — Итак, это была ловушка? — спросил он наконец.
  — Конечно, — ответил Брэдиссон прежде, чем Моффгат успел возразить. — Давайте сменим тему разговора.
  Миссис Симс обошла стол, чтобы наполнить чашки Мейсона и Деллы Стрит.
  — А как насчет моего дела? — поинтересовалась Нелл.
  — Очень рад, что вы напомнили, — произнес звенящим от ярости голосом Моффгат. — Я не против обсудить его, но будет лучше, если мы сделаем это не в присутствии вашего клиента, мистер Мейсон.
  — Почему не в моем присутствии? — спросила Нелл Симс.
  — Вы можете рассердиться, — коротко ответил Моффгат.
  — Только не я, — возразила Нелл. — Лично я не имею к этому делу никакого отношения. Просто хотела выяснить ситуацию.
  — Джеймс, — сказала вдруг молчавшая до этого времени миссис Брэдиссон, — полагаю, мы выполнили свои обязанности членов совета директоров и можем удалиться.
  У Брэдиссона, очевидно, были совсем другие планы.
  Дорина Крофтон обошла стол, остановилась, потом порывисто бросилась к стоящей у плиты матери и поцеловала ее.
  — Это что за фокусы? — спросила та.
  — На счастье, — ответила девушка.
  Через мгновение Брэдиссоны встали из-за стола, сын распахнул дверь перед матерью, Мейсон был вынужден тоже встать и, раскланиваясь, несколько раз повторить, как приятно ему было познакомиться со всеми.
  Наконец дверь за членами совета директоров закрылась.
  — Мейсон, — обратился Моффгат, — мне нужна ваша подпись на соглашении. Я оставил свой портфель в другой комнате. Если позволите, сейчас принесу…
  — Будьте осторожны, — сухо произнес Кларк, когда Моффгат удалился. — Этот человек способен на все. Сейчас он направился к Джиму. Вся эта болтовня о забытом портфеле была нужна только для того, чтобы выиграть время.
  — Под соглашением он, очевидно, имеет в виду совместное снятие показаний с Пита Симса, — поспешно произнес Мейсон. — Возможно, он захочет снять показания и с вас.
  — Зачем?
  — Просто для того, чтобы вас прощупать, — с улыбкой ответил Мейсон. — Потом, в присутствии нотариуса, он будет пытаться сбить вас с толку вопросами, совершенно не относящимися к делу. Простите, что пришлось так поступить с сертификатом, но была дорога каждая минута.
  — Все в порядке, — засмеялся Кларк.
  — У меня не было времени на объяснения, — продолжил Мейсон, — но закон относительно директоров корпорации в достаточной мере расплывчат. В отличие от других должностей, в этом случае вы не приносите присягу, вступая на пост. В соответствии с договором о слиянии Солти проголосовал вашим пакетом. Естественно, он решил, что выдвижение вас в совет директоров является благим делом.
  — Они были так приторно любезны, — несколько смущенно произнес Солти. — Мне показалось, что они действительно стремятся положить конец разногласиям. Хочется дать себе пинка.
  — Не стоит так сильно расстраиваться, — успокоил его Мейсон. — Вы попали в искусно расставленную юридическую ловушку.
  — Чрезвычайно умную, — добавил Кларк. — Меня беспокоит только одно. Если они догадаются сверить время, то окажется, что минут пять-десять я действительно был директором, и, таким образом…
  Мейсон нахмурился и предостерегающе посмотрел на Нелл Симс.
  Бэннинг Кларк рассмеялся:
  — Все в порядке. Ей и Дорине я доверяю всецело.
  — Для того чтобы документ имел юридическую силу и чтобы избавить меня от неприятностей, если, не дай бог, начнется расследование, возьмите ручку и обведите подпись на сертификате. Я предпочел бы, чтобы вы сделали это в присутствии свидетелей, особенно в присутствии Дорины Крофтон, которая видела, как я…
  — Боюсь, она уже ушла, — прервала его Нелл Симс. — Такая уж современная молодежь, так и норовит улизнуть при малейшей возможности. Когда я была девушкой, я и подумать не могла, чтобы уйти куда-нибудь, не спросив разрешения у родителей.
  — Она очень хорошая девушка, — с чувством произнес Бэннинг Кларк.
  — Неплохая по сравнению с другими, — согласилась Нелл Симс, — но уж больно самостоятельная.
  — Самостоятельность никому еще не вредила, — вставил Мейсон. — Она помогает развитию личности.
  — Но не вседозволенность, — поправила его Симс. — Тоненький побег согнется, веточка сломается.
  Кларк улыбнулся Мейсону и достал авторучку из кармана. Мейсон разложил на столе сертификат.
  — Моффгат сейчас вернется, — сказал адвокат. — Если я замечу у него официальную повестку на ваше имя, то кашляну дважды. В этом случае немедленно уходите под любым предлогом и спрячьтесь где-нибудь, чтобы он не смог ее вручить. Я не верю этому человеку, и…
  Дверь распахнулась, Моффгат заговорил прямо с порога:
  — Итак, мистер Мейсон, я надеюсь, противоположные интересы в суде не помешают нам остаться друзьями.
  Он широко и дружелюбно улыбался. Манера поведения сменилась полностью, как будто Джим Брэдиссон снабдил его новыми инструкциями.
  Мейсон выхватил сертификат из-под ручки Кларка прежде, чем перо коснулось бумаги. Якобы потянувшись за чайником, он незаметно сложил документ и сунул его во внутренний карман пиджака.
  Моффгат, заметив в руке Кларка авторучку, нахмурился, но голос его оставался таким же вежливым.
  — Мистер Мейсон, вот соглашение о снятии показаний с Питера Симса — одного из обвиняемых в деле о мошенничестве. Я хотел бы допросить его завтра, если вы не возражаете против того, что я предупредил вас за столь короткое время. Я считаю жизненно необходимым выяснение всех обстоятельств этого дела.
  Моффгат достал из портфеля картонную папку, раскрыл ее и протянул Мейсону официальный документ на голубой бумаге.
  Сидевшая рядом с адвокатом Делла Стрит заглянула в папку и толкнула Мейсона локтем.
  Мейсон дважды кашлянул.
  Бэннинг Кларк, отодвинув стул, встал из-за стола:
  — Прошу меня извинить. Мне необходимо попить.
  Кларк двинулся к раковине и оглянулся. Мейсон придирчиво изучал соглашение. Моффгат не спускал с адвоката чуть прищуренных глаз.
  Бэннинг Кларк незаметно выскользнул в дверь черного хода.
  — Если вы собираетесь снять письменные показания с Питера Симса, — наконец сказал Мейсон, — как с одной из сторон, я хотел бы одновременно получить показания и Джеймса Брэдиссона.
  — Зачем вам его показания?
  — Он — президент корпорации, не так ли?
  — Так.
  — Именно с ним Питер Симс вел переговоры, в результате чего был заключен договор, который вы сейчас пытаетесь признать мошенническим?
  — Да.
  — Мне необходимы его показания. Если вас интересует свидетельство одной из сторон, меня в неменьшей степени интересуют показания противной стороны.
  Моффгат вынужден был согласиться:
  — Внесите это требование в соглашение и добавьте имя Бэннинга Кларка.
  — Он не участвует в правовом споре, и вы не имеете права снимать с него показания, — возразил Мейсон.
  — Он серьезно болен, — лукаво улыбнулся Моффгат. — У меня есть право получить его показания с целью сохранения доказательств. Кларк является важным свидетелем.
  — Свидетелем чего?
  — Событий, связанных с обсуждаемым правовым спором.
  — Каких именно?
  — Я поставлю вас в известность в нужное время.
  — В таком случае я не внесу его имя в соглашение.
  — А этого и не требуется, — сказал Моффгат. — Я предвидел ваш отказ и оформил судебный приказ и повестку. На вашем месте я предпочел бы внести имя клиента в договор, чтобы избавить его от излишних волнений, связанных с процедурой вручения повестки.
  Мейсон вписал в соглашение только слова и показания Джеймса Брэдиссона в то же время и в том же месте.
  Моффгат определенно разволновался:
  — Предупреждаю вас, мистер Мейсон, что вручу повестку при первой же возможности, не считаясь с желанием Бэннинга Кларка.
  — Это, — объявил Мейсон, убирая авторучку в карман, — ваше право.
  Моффгат промокнул подпись Мейсона, поставил под документом свою, передал Мейсону копию договора, потом убрал папку со своим экземпляром в портфель.
  — А теперь, — торжественно возвестил он, — прошу меня извинить. Я вынужден вернуться к Брэдиссонам. Увидимся завтра, мистер Мейсон.
  Не успел Моффгат выйти из кухни, как заговорила стоявшая у холодильника Нелл Симс:
  — У меня есть средство избавить вас от привкуса этого адвоката во рту. Не хотела подавать, пока он был здесь. Обязательно попросил бы кусочек.
  Она поставила на стол блюдо с лимонным пирогом. Темно-золотистая корочка пирога была усеяна маленькими янтарными шариками.
  Мейсон взглянул на Деллу Стрит и улыбнулся.
  — Если бы я был котом, — сообщил он Нелл Симс, — я улегся бы перед камином и довольно замурлыкал.
  Солти взглянул на часы:
  — Клянусь богом, мистер Мейсон, мне очень жаль, что я так глупо попался.
  — Не корите себя. Все было подстроено чрезвычайно умно. Послушайте, Солти. Сейчас Моффгат выйдет из дома и попытается вручить Бэннингу Кларку повестку. Как вам кажется, Бэннинг сможет спрятаться от него?
  Солти только хмыкнул:
  — Дайте ему десять секунд форы, и в этой темноте его не найдет сам дьявол.
  Глава 7
  Пирог наконец был съеден.
  — Думаю, нам необходимо поговорить с Бэннингом Кларком, — сказал Мейсон. — Надеюсь, он не слишком перенервничал.
  — Подождите еще минуту. — Солти Бауэрс явно был чем-то смущен.
  Мейсон поднял брови в немом вопросе.
  — Сейчас придет женщина, на которой я собираюсь жениться, — пояснил Солти. — Ее зовут Люсил Бранн. Я попросил ее прийти в восемь тридцать, чтобы познакомить с вами. Она никогда не опаздывает.
  — Причина всех неприятностей Бэннинга Кларка только в одном, — сказала вдруг убиравшая со стола миссис Симс. — Он всегда был чересчур активным и сейчас не может успокоиться. Пожил бы без волнений, сразу же поправил бы здоровье. А так, стоит лишь немного подлечиться, как он тут же надрывает свое бедное сердце, и все начинается сначала.
  — Он неплохо идет на поправку, — попытался защитить друга Солти.
  — Я так не думаю. Сегодня он выглядел просто отвратительно. А сейчас, Солти Бауэрс, выметайся с моей кухни и встречай свою Люсил в другом месте. Сама удивляюсь, — продолжила она, принимаясь за мытье посуды, — как я успеваю хоть что-нибудь сделать в этом доме, если кухня постоянно превращается в зал заседаний совета акционеров. Полиция, когда обнаружила яд в пище, спросила меня, откуда он там взялся. Почем я знаю? На кухне постоянно кто-то болтается. А этот скользкий торговец? Утащил дочку, а матери предоставил одной разбираться с горой грязной посуды. Ее бывший приятель — Джерри Кослет, сейчас он в армии, никогда не позволил бы себе подобной выходки. Девушки всегда мыли посуду в те времена, когда родители еще пользовались у них уважением…
  Солти улыбнулся Мейсону:
  — Думаю, нам следует перейти в гостиную — эти речи будут продолжаться до бесконечности.
  — Мужчины тоже, как мне кажется, совсем перестали уважать женщин, — мгновенно отреагировала Нелл Симс. — Сам хочешь, чтобы твоя подружка произвела на адвоката хорошее впечатление, а принимаешь ее на кухне! Боже праведный! А это что такое?
  Миссис Симс взяла со стола сахарницу и заметила лежавший под ней сложенный лист бумаги, который немедленно начал расправляться.
  — Похоже на записку, — произнесла Делла Стрит.
  Миссис Симс развернула лист, держа его на расстоянии вытянутых рук, и прищурилась:
  — Ну вот, опять забыла очки. Что-то написано, но что именно? Ничего не вижу. — Она передала записку Делле Стрит: — У вас молодые глазки. Прочтите.
  Делла быстро пробежала глазами страницу:
  — Записка от вашей дочери, миссис Симс. Вы хотите, чтобы я прочитала ее при всех, или…
  — Читайте-читайте. Зачем Дорина положила записку под сахарницу? Могла бы подойти ко мне и сказать обо всем прямо.
  — Текст таков, — сказала Делла Стрит. — «Дорогая мамочка, Хейуорд весь день уговаривал меня уехать с ним в Лас-Вегас и пожениться. Я много думала об этом, но так и не смогла принять решение. Если не вернусь домой к полуночи, ты поймешь, что произошло. Не пытайся нас остановить, у тебя ничего не получится. Я люблю тебя». Подписано одной буквой «Д».
  Миссис Симс медленно вытерла руки посудным полотенцем.
  — Ну что ты будешь делать! — воскликнула она.
  — Ну, если она его любит… — попытался успокоить ее Солти Бауэрс.
  — «Если она его любит»! — с жаром воскликнула Нелл Симс. — Подумать только, оставила записку! Боже праведный! Если бы она его любила, то разнесла бы весь дом от радости. «Весь день думала, но так и не смогла принять решение»! Не удосужилась даже посоветоваться с матерью. Я бы ей сказала. Это в данный момент он хорош, потому что все остальные парни в армии. Оставшиеся здесь кажутся кинозвездами только потому, что девушки забыли, как выглядят приличные парни в гражданской одежде. Скорее бы они начали возвращаться. Когда вернется Джерри Кослет, этот Хейуорд покажется Дорине старым тупицей. Ох уж эти современные девушки, ни о чем не советуются с матерями. Думают, что все знают сами. Наслушаются умной болтовни и решат, что жизнь — сплошные шуточки.
  — Ваша дочь показалась мне вполне здравомыслящей девушкой, миссис Симс, — прервал ее Мейсон. — Быть может, она хорошо все обдумала.
  — Она хорошая девушка, — подтвердила Нелл. — Очень хорошая. Из шелкового кошелька свиное ухо не сделаешь, как ни старайся.
  — Это точно, — с улыбкой подтвердил Мейсон.
  — Сейчас придет Люсил, — напомнил Солти, переминаясь с ноги на ногу.
  — А ну-ка убирайтесь с кухни, — распорядилась Нелл Симс. — Все до одного, и немедленно.
  — Позвольте, я помогу вам мыть посуду, — предложила Делла Стрит. — Ее достаточно много, и я не стремлюсь произвести на кого-то хорошее впечатление.
  Черные глаза Нелл Симс точно впились в Деллу.
  — А стоило бы, — отрезала она. — Боже праведный! Эти образованные так слепы, что не замечают… Все, все выметайтесь.
  — Она не уступит, — заметил Солти.
  — Ужин был просто превосходным. — Делла ослепительно улыбнулась. — Я уверена, миссис Симс, с вашей дочерью все будет в порядке.
  — Конечно. Жаль, вы не видели Джерри Кослета в тот день… Ей редко удавалось видеться с друзьями. Слишком много времени проводила на кухне. Когда рядом нет любимого человека, начинаешь ценить и синицу в кулаке. Пусть только появится этот Хейуорд Смол, я ему все скажу. Будет он мне зятем или не будет. А сейчас уходите, вот-вот придет Люсил Бранн, и если еще она окажется на кухне… Уходите немедленно.
  — Она даже замахала на нас передником, — заметил Мейсон, когда все вышли в гостиную. — Выгнала нас с кухни, словно выводок цыплят.
  — Очень занятная женщина, — с улыбкой на губах подтвердил Солти Бауэрс. — Ребята в Мохаве специально вызывали ее на разговор, чтобы послушать, как она…
  Раздался звонок.
  Солти Бауэрс, извинившись, побежал к входной двери и через мгновение вернулся.
  — Люсил, — сказал он, радужно улыбаясь, — позволь представить тебе мистера Мейсона… — И тут же поспешил исправить ошибку: — Мисс Стрит и мистера Мейсона.
  У Люсил Бранн было небольшое лицо, темные пронзительные глаза, а поведение ее отличалось некоторой нервозностью. Она тактично повернулась к Делле Стрит, потом протянула руку Мейсону.
  — Послезавтра мы поженимся, — сообщил Солти Бауэрс, — и проведем медовый месяц в пустыне.
  — Вы уже бывали в пустыне, мисс Бранн? — поинтересовалась Делла.
  — Нет, но Солти обещал меня всему научить, — ответила та со смехом.
  — Пустыня — лучшая мать для любого человека, — объявил Солти. — Поступай так, как нужно, и она будет добра к тебе. Она учит думать, что тоже неплохо, но стоит только нарушить ее законы, и вас ждут неприятности, крупные неприятности. В пустыне человек имеет право только на одну ошибку.
  Речь оказалась неожиданно длинной для Солти и показывала всю глубину его чувств.
  — Надеюсь, вы будете там счастливы, — вежливо сказала Делла Стрит. — Если верить Солти, жизнь в пустыне полна приятных неожиданностей.
  — С Солти я буду счастлива везде, — несколько нервно рассмеялась Люсил Бранн.
  Дверь распахнулась. Велма Старлер быстро вошла в гостиную, но, увидев Деллу Стрит и Мейсона, остановилась:
  — Добрый вечер. Не ожидала увидеть вас здесь сегодня. Надеюсь, с моим пациентом все в порядке?
  — В полном, — поспешил успокоить ее Мейсон. — Он попросил меня приехать сюда, чтобы обсудить деловую проблему.
  — Слава богу! Доктор Кенуорд настоял на том, чтобы я отдохнула сегодня. Предложил прислать другую сиделку, но мистер Кларк поднял такой шум… Ночь была достаточно суматошной. А как вы провели сегодняшний день? Были на побережье?
  — Катались на лошадях, — ответил Мейсон. — Этим и объясняются солнечные ожоги. Провели в седле весь день.
  — Я очень люблю ездить верхом. — Велма повернулась к Люсил: — Вы давно пришли?
  — Только что.
  — Что-нибудь случилось? Есть новости?
  — Ничего не знаю. — Люсил снова рассмеялась. — Разве у Солти можно хоть что-то выпытать! Когда дело касается информации, он — улица с односторонним движением.
  — Как я понял, — сказал Мейсон, — на сегодня было назначено заседание совета акционеров. Был приглашен адвокат, который, прикрываясь оливковой ветвью, попытался провернуть достаточно грязную махинацию.
  — Моффгат? — спросила Велма. — Достаточно энергичный махинатор.
  Мейсон кивнул и закурил.
  — Я его боюсь, — едва слышно сообщила Люсил Бранн.
  — Почему? — спросил Солти.
  — Мне не нравится его взгляд.
  Мейсон закашлялся, затушил сигарету в пепельнице, но ничего не сказал.
  — Пойду взгляну на пациента, прежде чем переодеться, — бодрым голосом произнесла Велма. — Хочу удостовериться, все ли в порядке. Нужно подняться за фонариком.
  — Хорошая девушка, — заметил Солти, когда Велма ушла. — Ну, нам пора. Еще увидимся.
  Делла Стрит проводила их взглядом.
  — Он ужасно любит ее, — произнесла она мечтательно.
  — Других женщин для него просто не существует, — согласился адвокат. — Он не сводит с нее глаз.
  — Именно так. Какое прекрасное чувство.
  Мейсон улыбнулся:
  — Как говорится, весь мир любит влюбленного. По крайней мере женская его часть. При виде влюбленных глаза женщин начинают сверкать.
  Делла рассмеялась:
  — Интересно, как миссис Симс переиначила бы это выражение. Не подозревала, что мои глаза сверкают. Кстати, я чувствую себя просто отвратительно. Когда ты повезешь меня домой… — Делла закашлялась.
  — Быть может, ты просто переутомилась, — предположил Мейсон. — Долгая прогулка верхом…
  — Нет, это не та усталость. У тебя все нормально с горлом?
  — Да, а что?
  — Я чувствую какое-то странное жжение и металлический привкус во рту.
  — Ясно. Ты не думаешь, что у тебя просто разыгралось воображение? — заботливо поинтересовался Мейсон.
  — Не думаю.
  Мейсон внимательно осмотрел ее лицо, подошел поближе и сжал ее ладони своими:
  — Делла, ты заболела!
  Она попыталась улыбнуться:
  — Что-то съела, скорее всего. Меня подташнивает. Интересно, где здесь ванная комната?
  Мейсон подошел к окну, отдернул штору и осмотрел темный двор. Маленькое пятнышко света от фонарика точно указывало на то место, где была Велма Старлер. Она еще не дошла до стены из разноцветных камней.
  Мейсон быстро открыл окно.
  — Мисс Старлер! — крикнул он.
  Пятнышко света остановилось.
  — Не могли бы вы осмотреть мисс Стрит при первой же возможности?
  — Что случилось?
  — Она вдруг почувствовала себя плохо.
  Луч света некоторое время оставался на месте, потом засверкал чуть ярче, когда медсестра повернулась и побежала к дому.
  Через мгновение запыхавшаяся и определенно встревоженная Велма Старлер вбежала в гостиную:
  — Где она? Что случилось?
  — Побежала искать ванную. Ее тошнит, и она жалуется на металлический привкус во рту…
  Велма Старлер выбежала из комнаты, не дожидаясь окончания ответа.
  Минут через десять она вернулась. Лицо ее было мрачным.
  — Я позвонила доктору Кенуорду. Он сейчас приедет.
  — Что произошло?
  — Боюсь, положение слишком серьезное, мистер Мейсон. Все симптомы отравления мышьяком. Она… Мистер Мейсон, вы выглядите… С вами все в порядке?
  — Симптомы отравления мышьяком? — переспросил Мейсон, стараясь говорить по возможности спокойно. — Они включают в себя жжение в горле, тошноту, резь в животе и металлический привкус во рту?
  — Да, вы…
  — Когда приедет доктор Кенуорд, сообщите ему, что у него уже два пациента. — Мейсон упал в кресло.
  Глава 8
  Доктор Кенуорд едва заметным движением головы позвал за собой Велму и вышел в столовую.
  Велма Старлер была рядом с ним всего через несколько секунд. Когда она вошла, врач сидел в кресле, положив локти на колени и уронив голову на грудь, и как-то удрученно рассматривал ковер под ногами.
  Это был не прежний спокойный и решительный доктор Кенуорд — полноправный хозяин больничных палат, идеально уравновешенный медицинский работник, хладнокровность и профессиональную уверенность которого не могли поколебать ни срочные ночные вызовы, ни истерики пациентов, ни те дьявольские стечения обстоятельств, когда все плохое происходит одновременно.
  Человек, сидевший на краешке кресла расслабив тело и уронив голову, был просто очень уставшим, несколько смятенным простым смертным, достигшим предела своей выносливости. Когда Велма вошла, он поднял голову, и она увидела четко очерченные темные круги усталости под его глазами.
  Велма поняла, что в данный момент между ними существуют скорее отношения двух людей, связанных общим интересом, а не начальника и подчиненной, и что ей совсем не обязательно стоять в присутствии врача. Она придвинула стул и села рядом.
  Врач сидел молча еще с минуту, Велма терпеливо ждала, догадываясь, что он не хочет говорить, пока не соберется с силами.
  Велма протянула ему пачку сигарет, потом поднесла зажженную спичку, после этого прикурила сама.
  Они не чувствовали ни натянутости, ни стеснительности из-за нависшей тишины. Скорее пелена бессловесного понимания опустилась на них, защитив на короткие мгновения от тревог и волнений внешнего мира.
  Тишину нарушил доктор Кенуорд.
  — Слава богу, что у тебя было противоядие, — сказал он. — Вероятно, последствия не будут слишком серьезными.
  — Мышьяк?
  — Вне всяких сомнений. Доза, вероятно, не слишком большая. Тем не менее это мышьяк.
  Прошло еще несколько секунд, врач тяжело вздохнул:
  — Боюсь, я не до конца понял твой рассказ о Бэннинге Кларке, не уловил некоторые детали. Не могла бы ты повторить его?
  — Конечно, могу.
  Врач глубоко затянулся, откинул голову на спинку кресла, выдохнул дым и закрыл глаза.
  — Когда мистер Мейсон окликнул меня, я шла к Бэннингу Кларку. Позвонив вам, я сделала пациентам промывание желудка и ввела раствор железа. Потом выбежала в сад, чтобы убедиться, что с мистером Кларком все в порядке. Помните, как идет тропинка вдоль каменной стены? Она огибает большую группу кактусов, потом начинает петлять в зарослях. Я бежала очень быстро и в первый момент не осознала важности увиденного, вернее, неувиденного.
  Она замолчала и внимательно вгляделась в лицо врача, пытаясь понять, являются ли закрытые глаза и расслабленные мышцы индикатором того, что он заснул от усталости.
  — Продолжай, — попросил он. Даже веки не дрогнули на его лице.
  — Помните, где они спали? Солти Бауэрс — в северной части песчаной площадки, Бэннинг Кларк — к югу, ближе к стене. Я уже пробежала мимо очага и вдруг поняла, что меня насторожило. Отсутствие на земле спальных мешков.
  — И никаких признаков присутствия Бэннинга Кларка?
  — Никаких. Спальные мешки исчезли. Кухонная утварь исчезла. Исчез драндулет, на котором они постоянно ездили. Исчезли сами Солти Бауэрс и Бэннинг Кларк.
  — На песке остались какие-нибудь знаки, следы?
  — Я не посмотрела.
  — Ослы тоже исчезли?
  — Нет, стоят на месте.
  Доктор Кенуорд резким, сильным движением загасил сигарету в пепельнице.
  — Мы должны осмотреть то место. Фонарик есть?
  — Да.
  — Зайди к пациентам, скажи, что мы выйдем минут на пять-десять. Кстати, где экономка?
  — Не знаю. Такое впечатление, что все исчезли из дома как по мановению волшебной палочки. Миссис Симс просто испарилась. Ее дочь сбежала с Хейуордом Смолом. Насколько я знаю, она оставила записку, в которой сообщила, что уехала в Лас-Вегас, чтобы выйти замуж. Миссис Симс очень расстроилась. Уехала, даже не вымыв посуду.
  — Расстроилась? Почему?
  — Ей не нравится жених.
  — А где все остальные?
  — Не знаю. Кажется, было собрание акционеров. На нем присутствовал адвокат Моффгат, и мистер Мейсон расстроил какие-то его гнусные планы. Потом все ушли. Особенно меня поразил уход из дома миссис Брэдиссон и ее сына: я полагала, что они должны были ощущать слабость после приема лекарств. Вчера вечером они чувствовали себя просто отвратительно.
  — Процесс выздоровления протекает весьма удовлетворительно, — заметил доктор Кенуорд. — Впрочем, нас это должно только радовать. Придется сообщить в полицию о новой попытке отравления, но прежде я хотел бы выяснить, что произошло с Бэннингом Кларком. Должен удостовериться, что его нет в саду или в доме. Если он нуждается в помощи, то должен получить ее прежде, чем полицейские начнут очередной допрос.
  Велма Старлер зашла к пациентам.
  — С ними все в порядке, — сообщила она через некоторое время доктору Кенуорду. — Если идти в сад, то именно сейчас.
  Врач кивнул.
  Они вышли из дома через черный ход, прошли по вымощенной плитами дорожке, спустились по каменным ступеням и пошли вслед за лучом фонаря по искусно обработанному склону. Слева тянулась каменная стена, справа раскинулся сад кактусов. Уже пошедшая на убыль, но еще полная луна сияла на востоке, посылая на землю серебристые лучи, от которых пятна тени становились чернильно-черными.
  — Такое впечатление, что мы находимся в центре пустыни Мохаве, — заметил врач. — Стоит мне здесь оказаться — и сразу мурашки бегут по коже. Это даже не озноб, скорее чувство, будто из настоящего попадаешь в прошлое.
  — Я прекрасно понимаю. Смена обстановки настолько резкая… Вот здесь был их лагерь. Вот очаг, а там были разложены спальные мешки.
  — Посвети сюда. Так я и думал.
  — В чем дело?
  — Обрати внимание на это место. Видишь, следы ведут к идеально гладкому участку, слегка вогнутому, как будто в песок вдавили цилиндр.
  — Вижу, я не придала этим следам никакого значения. О чем они говорят?
  — Здесь лежал спальный мешок Бэннинга Кларка. Потом его аккуратно свернули. Видишь, человек начал скатывать мешок с этого места. Потом мешок подняли и связали веревкой. Последнее нажатие на скатанный мешок и оставило этот странный продолговатый, чуть вогнутый след на песке.
  — Теперь я все вижу, но неужели это так важно?
  — Думаю, да.
  — Боюсь, что я не понимаю.
  — Опытный путешественник всегда скатывает спальный мешок, как бы он ни торопился. Если, конечно, он не собирается накрыть мешком лошадь. Новичок же в спешке хватает мешок как попало и так уносит.
  — Значит, вы думаете, что спальный мешок скатывал опытный путешественник?
  Врач кивнул.
  — Бэннинг Кларк?
  — Либо Кларк, либо Солти Бауэрс.
  — И что же это все значит?
  — Возможно, Бэннинг Кларк и Солти Бауэрс ведут какую-то сложную игру. Боюсь, где-то в пути, там, где медицинской помощи ожидать неоткуда, у Кларка разовьются симптомы отравления мышьяком. Тошнота и приступы рвоты перегрузят сердце и приведут к летальному исходу, даже если доза яда окажется не смертельной.
  Они медленно направились к дому, впитывая в себя ночной покой и тишину. Велма выключила фонарь, лунного света было вполне достаточно для осторожного движения сквозь заросли причудливых кактусов. Тень от каменной стены казалась зловещей, где-то далеко внизу бухал океанский прибой, но водная гладь была не видна.
  Доктор Кенуорд вдруг остановился и прижался к стене спиной.
  — Отдохнем минут десять, мы их явно заслужили. Наши пациенты поправляются. Большого вреда не будет, если полиция ни о чем не узнает еще несколько минут.
  — Устали, да?
  — Работы было достаточно много, — признался врач. — Здесь так хорошо, так спокойно, так далеко от постоянно трезвонящего телефона, от всех этих неврастеников и ипохондриков. Я часто задумываюсь, на что может быть похожа жизнь в пустыне? Ты выезжаешь на ослике на совершенно открытое место, раскладываешь спальный мешок, спишь, обволакиваемый потоками тишины, пришедшими из межзвездного пространства и укутавшими тебя одеялом забвения. Какое, должно быть, чудесное ощущение.
  — Послушайте, Брюс, — сказала Велма резко, почти неосознанно назвав врача по имени. — Вы не можете продолжать работать так день за днем, месяц за месяцем, год за годом. Почему бы вам не прописать самому себе курс лечения, который вы всегда советуете пройти любому пациенту? Возьмите отпуск на месяц, оставьте все дела, отдохните где-нибудь далеко отсюда.
  — Не могу.
  — Пациенту вы сказали бы, что, даже если он умрет или у него случится нервный срыв, жизнь на земле не прекратится.
  Лунный свет немного смягчил суровую улыбку на губах врача.
  — Верно, — признался он. — Но ситуация мной не контролируется. Если я уеду сейчас, мои пациенты будут вынуждены обратиться к другим врачам, и так перегруженным собственной работой. Остается только продолжать вкалывать. Таких, как мы, осталось совсем немного, и мы тем более заслуживаем десятиминутный отдых.
  Он вдруг взял Велму за руку и повел ее назад, к лагерю Бэннинга Кларка и Солти Бауэрса. Там он сел на песок и усадил ее рядом.
  — Итак, — сказал Кенуорд, — мы старатели, находимся в пустыне. Делать нам до рассвета нечего, и мы впитываем оздоравливающие покой и уравновешенность, толк в которых понимают только люди, живущие рядом с природой, на свежем воздухе.
  Велма Старлер, потеряв на мгновение голос, указала на озаренные лунным светом голубоватые горы.
  — Завтра, — сказала она, стараясь подражать неторопливой манере речи Солти Бауэрса, — мы пересечем тот хребет и исследуем выход пласта руды. Сейчас же нам делать нечего, и можно ложиться спать.
  — Ты просто молодец! — Брюс Кенуорд захлопал в ладоши, потом заложил руки за голову и лег на песок. — Как много звезд на небе даже в такую лунную ночь. Наверное, мы не видим настоящего неба, живя в городе. Солти Бауэрс говорил мне, что в пустыне можно часами лежать и разглядывать мириады сверкающих звезд, о существовании которых никто и не догадывается, пока не уедет из города под сухое ясное небо пустыни.
  — Сегодня они сверкают исключительно ярко, — сказала Велма. — Даже луна не в силах затмить их. Звезд просто тысячи.
  — Тысячи, — мечтательно повторил Кенуорд. — А сколько их в пустыне в такую же лунную ночь? Быть может, нам удастся выкроить денек и уехать в пустыню… А сколько звезд сейчас на небе? Пять… десять… пятнадцать… двадцать… двадцать пять… тридцать… тридцать одна… тридцать две… тридцать три… Интересно, эту я уже сосчитал?
  Он замолчал, она тоже не нарушала тишину. Через несколько секунд послышалось равномерное дыхание уставшего человека, провалившегося наконец в столь долгожданный глубокий сон.
  Велма бесшумно встала, стараясь ступать как можно тише, сделала несколько шагов, потом обернулась и с нескрываемой нежностью вгляделась в милое, усталое, расслабленное во сне лицо.
  Она стояла так несколько секунд, потом повернулась и медленно пошла к дому, который всегда казался таким безвкусным его владельцу. Там она открыла комнату для гостей, перекинула через руку пару толстых одеял, вернулась в заросли кактусов, на цыпочках подошла к врачу и аккуратно, как это умеют делать опытные медсестры, накрыла его одеялами.
  Вернувшись в дом, она проверила состояние Перри Мейсона и Деллы Стрит, потом прошла в библиотеку и набрала номер коммутатора.
  — Соедините меня с полицией, — сказала она. — Я хочу заявить о попытке убийства.
  Глава 9
  Лейтенант Трэгг из Управления полиции Лос-Анджелеса присел на край кровати. Скрип пружин под его весом разбудил Мейсона.
  — Привет, — сказал адвокат. — А вы какого дьявола здесь делаете?
  — Можете верить, можете нет, — с усмешкой ответил Трэгг, — но я нахожусь в отпуске.
  — А у меня есть выбор? — слабым голосом спросил Мейсон.
  — Какой?
  — Верить или не верить.
  Трэгг громко рассмеялся:
  — Мейсон, я сказал вам правду. Мой зять служит здесь шерифом. Я ездил на рыбалку, возвращаясь, завез сестре несколько форелей, и тут по телефону сообщили об отравлениях. Сэм Греггори, мой зять, попросил помочь. Я отказался, заявив, что сыт по горло подобными преступлениями в своем городе и не нуждаюсь в чужих проблемах. Тогда зять объяснил, что последними жертвами отравления являются как раз жители моего города — Перри Мейсон и Делла Стрит. Можете догадаться, как я отреагировал. Разве я мог упустить подобное дело?
  Веки Мейсона задрожали. Он попытался усмехнуться, но получилась какая-то нелепая гримаса.
  — Я еще немного не в себе. Вероятно, мне сделали укол. Скажите, Трэгг, вы действительно здесь присутствуете или являетесь лишь частью вызванного лекарством кошмара?
  — Я — часть кошмара.
  — Я так и думал. Какое облегчение!
  — Ну и как вы себя чувствуете в качестве жертвы?
  — Ужасно.
  — Давно нарывались. Всегда выгораживали преступников, а теперь вам самому представилась возможность увидеть оборотную сторону медали.
  Мейсон чуть приподнялся в постели.
  — Я никогда не выгораживал преступников, — возмущенно возразил он. — Я только настаивал на должном отправлении правосудия.
  — Настаивая на соблюдении всех формальностей, несомненно.
  Голос Мейсона был невнятным, как у человека, говорившего во сне, но подбор слов был абсолютно правильным.
  — Почему бы и нет? Закон состоит из соблюдения отдельных формальностей, как и любое другое придуманное человеком правило. Вы проводите демаркационную линию между предписанным и запрещенным и получаете кучу пограничных дел. И более того, лейтенант, более того… Смею напомнить вам, что мои клиенты не являются преступниками, пока не будут признаны таковыми судом присяжных. Впрочем, пока такого не случалось… Черт, это лекарство… Его действие только сейчас начинает проходить.
  — Думаю, — продолжил обсуждение темы Трэгг, — вы намереваетесь сообщить мне, что лицо, подсыпавшее яд в ваш сахар, тоже имеет право на гарантированные законом свободы?
  — Почему бы и нет?
  — Вы не чувствуете обиды к этому лицу?
  — Я не могу испытывать к кому-либо чувство обиды или злобы, достаточно сильное для того, чтобы просить о нарушении законной процедуры, каковая является гарантией недопущения осуждения невиновного. На мой взгляд, в этом состоит конституционное правление, закон и порядок. Черт вас возьми, Трэгг, неужели вы не понимаете, о чем я говорю?
  — Понимаю.
  — Мой разум ясен, тогда как язык, как мне кажется, не меньше фута толщиной. Звона в голове почти нет, но слова словно цепляются друг за друга, когда я пытаюсь их произнести. Тем не менее я чувствую себя все лучше и бодрее. Как Делла?
  — В порядке.
  — Который сейчас час?
  — Около полуночи.
  — Где Бэннинг Кларк? Как он себя чувствует?
  — Никто не знает. Здесь его нет. Давайте завершим обсуждение этического вопроса. Способны ли вы спрятать свою обиду настолько глубоко, чтобы защищать в суде человека, которого мой зять арестует по подозрению в отравлении?
  — Несомненно.
  — Даже если вы сочтете этого человека виновным?
  — Трэгг, закон гарантирует любому человеку разбирательство в суде присяжных, — несколько утомленно произнес Мейсон. — Если я откажусь защищать кого-либо на основании личной убежденности в его виновности, то это будет суд Перри Мейсона, а не присяжных. Несомненно, обвиняемый сам не захочет, чтобы я представлял в суде его интересы. Почему вы сказали, что яд был в сахаре? Просто высказали предположение?
  — Нет, в сахарнице был обнаружен белый мышьяк.
  — Яд был перемешан с сахаром?
  — Нет. Очевидно, кто-то насыпал его сверху. Как будто отравитель не успел перемешать содержимое.
  Мейсон с усилием сел. Взгляд его был абсолютно ясен, слова — точны и отрывисты.
  — Послушайте, Трэгг, это невозможно.
  — Что именно?
  — Отравление сахаром.
  — Почему?
  — Случилось так, что сахар в чай клали и я, и Делла Стрит. Бэннинг Кларк к тому времени уже пообедал и сказал, что выпьет с нами только чай. Экономка налила ему первому, и он положил в чашку две полные ложки сахара, взяв его с самого верха сахарницы. Когда нам с Деллой подали чай, мы тоже положили сахар в чашки. Потом Нелл Симс налила себе чаю, и я отчетливо помню, как она положила в чашку две полные ложки. Насколько я помню, чай пили и другие люди. Чуть позже я, Делла Стрит и Бэннинг Кларк выпили еще по чашке. Если бы мышьяк лежал сверху, а не был перемешан, вам вряд ли удалось бы обнаружить его.
  — А мы обнаружили, — отрезал Трэгг, потом он улыбнулся и встал. — Входи, Сэм. Хочу представить тебе мою самую известную занозу. Сэм, это — Перри Мейсон, известный адвокат и человек, которому неоднократно удавалось спутать мои карты.
  Сэм Греггори, мощный, несколько грузный человек с доброй улыбкой и жестким стальным взглядом, подошел к кровати и пожал Мейсону руку.
  — Давно хотел познакомиться с вами.
  — Только не говори, что следишь за каждым его делом с огромным интересом, — поспешил вмешаться Трэгг. — Такие разговоры его только портят.
  — Мой интерес был вызван чисто родственными чувствами, — сказал Греггори. — Всегда мечтал познакомиться с человеком, которому удалось утереть нос Артуру Трэггу, причем неоднократно.
  — Я так и думал, что мне не стоило трепаться по этому поводу, — заметил Трэгг.
  — Что говорит экономка? Она сама тоже отравилась?
  — Экономка пока не говорит ничего, — ответил Трэгг. — Мы не знаем, отравилась ли она, по одной простой причине — мы не смогли ее найти. Ее дочь, судя по всему, сбежала, чтобы выйти замуж, а мамаша, как я думаю, звонит сейчас по междугородному телефону, чтобы этому помешать. Миссис Брэдиссон и ее сын Джеймс отправились куда-то с адвокатом по фамилии Моффгат. Очевидно, им захотелось побеседовать, но они опасались, что вы понаставили в доме диктофонов.
  — Как давно вы приехали?
  — Чуть больше часа назад. Вам повезло, что у медсестры оказалось противоядие и она ввела его вам, как только появились первые симптомы. Просто чудо, а не девушка. К ней у нас всего одна претензия — она не сообщила в полицию о случившемся немедленно. Скорее всего, она начала курс лечения, позвонила врачу, но не стала звонить в полицию, пока врач не подтвердит диагноз. Не могу винить ее за это. После подтверждения диагноза она была слишком занята, по крайней мере по ее словам. Лично я думаю, что она спрятала врача где-то здесь, чтобы мы не смогли допросить его раньше утра. По телефону с ним связаться не удалось. О всех вызовах он сообщает в центральное агентство, а там настаивают, что он выехал по вызову именно сюда.
  Трэгг улыбнулся:
  — Женщины чрезвычайно верны. Я нисколько не виню ее, даже если она не сообщила о преступлении вовремя, дав врачу возможность уехать. Сэм же, напротив, просто рассвирепел. Полагаю, если бы врач оказался здесь, Сэм допрашивал бы его не менее часа. Женщины всегда преданны своему боссу. Взять к примеру Деллу Стрит. К работе секретарши она относится как к делу всей жизни. Бог знает, с чем ей приходится сталкиваться по работе. Полагаю, вы не самый хороший в мире начальник, если судить по вашему бешеному нраву. Раньше я считал, что Делла предана вам лично, но сейчас думаю, что это — преданность работе и всему, что с ней связано.
  Мейсон кивнул:
  — Все значительно серьезней и сложней, чем может показаться на первый взгляд. Они отдают себя работе целиком, без остатка. Погодите! Если мы выжили только благодаря экстренной медицинской помощи, что случилось с Бэннингом Кларком и экономкой?
  — Именно это нас и беспокоит, — ответил шериф Греггори. — Мы изо всех сил стараемся их найти. Скорее всего, Кларк и Бауэрс уехали на своей колымаге. Мы передали ее описание по радио, машину должны найти с минуты на минуту.
  Дверь в комнату распахнулась, и на пороге появился какой-то мужчина.
  — Шериф, можно вас попросить выйти на минутку?
  — В чем дело?
  — Вернулась миссис Симс.
  — Она больна?
  — Нет, как мне показалось. Я ничего не стал говорить об отравлениях, и она поднялась в свою комнату, чтобы лечь спать.
  — Приведите ее сюда, — распорядился шериф, повернув лампу так, чтобы лицо Мейсона осталось в тени. — Я хочу задать ей пару вопросов.
  — Расскажи мне о ней, — попросил Трэгг, когда помощник шерифа ушел. — Что это за человек? Ты ведь допрашивал ее в связи с попыткой отравления Брэдиссонов?
  Греггори рассмеялся:
  — Очень непростая женщина, что есть, то есть. Как я понял, Бэннинг Кларк вызвал ее сюда в январе сорок второго года, после смерти жены. Нелл держала ресторан в Мохаве, но Кларк предложил ей такие выгодные условия, что она согласилась приехать сюда и вести здесь хозяйство. Он сам просто ненавидит этот дом, видимо не без причин. Его покойная жена обожала вечеринки, игру в бридж, поздно ложилась спать, любила поесть и выпить. Старатели способны на ужасные загулы, но большую часть времени проводят в пустыне и спят на свежем воздухе. Разница между их образом жизни и жизнью в городе просто огромна…
  Дверь открылась.
  — Вы хотели видеть меня? — спросила миссис Симс лишенным всяких эмоций голосом. — Боже праведный! Нельзя даже лечь спать, пока тебя не допросили. Я думала, что вы уже облазили весь дом от подвала до чердака…
  — В деле открылись новые обстоятельства, — прервал ее шериф. — Вы подавали ужин на кухне?
  — Да, если вас это интересует. Я говорила мистеру Кларку, что некрасиво принимать на кухне такого знаменитого адвоката, но он не хотел, чтобы другие знали, что мистер Мейсон приехал, и настоял на своем. Бог свидетель, кухня достаточно просторна, там есть стол…
  — За ужином вы подавали чай?
  — Да, кофе сейчас так трудно достать…
  — Вы сами тоже пили чай?
  — Да, если вас это интересует.
  — И клали в чай сахар?
  — Конечно, но если вас это…
  — Сахар находился в сахарнице, стоявшей на столе?
  — Да, я уже почти отвыкла брать сахар в чай с пола. Потребовалось огромное усилие воли, но…
  — Вы не испытывали недомогания?
  — От чая, сахара или от ваших вопросов?
  — Не надо язвить, просто отвечайте. Вы чувствовали себя плохо?
  — Определенно нет.
  — А другие чувствовали?
  — Что вы имеете в виду?
  — То, что Перри Мейсона и его секретаршу отравили.
  — Насколько я понимаю, это допрос с пристрастием?
  — Нет, вполне обычный.
  — Почему же вы обманываете меня? Почему не спрашиваете то, что вам нужно узнать на самом деле?
  — Мы сказали правду. Мейсон и его секретарша были отравлены.
  Недоверие на лице Нелл Симс мгновенно уступило место ужасу.
  — Они… они умерли?
  — Нет. Слава богу, рядом была медсестра, которая провела необходимые процедуры и ввела противоядие. Больные поправляются. Но мы обнаружили в сахарнице белый мышьяк.
  — Клянусь богом, я сама брала сахар именно из этой сахарницы.
  — Безо всяких неприятных последствий?
  — Безо всяких.
  — Вы уверены, что брали сахар именно из той сахарницы? Белой, с круглой ручкой на крышке?
  — Уверена. На столе стояла всего одна сахарница, которую я всегда использую на кухне.
  — Где вы ее храните?
  — В буфете, на нижней полке.
  — Полагаю, любой человек мог туда забраться?
  — Естественно. Послушайте, мистер Кларк тоже брал сахар из той сахарницы. Что с ним?
  — Не знаем, не можем его найти.
  — Он уехал?
  — Да. Я полагаю, вы понимаете, в какое сложное положение попали, миссис Симс, — продолжил шериф Греггори. — Уже дважды еда, которую вы подавали, оказывалась отравленной.
  — Не понимаю, чего вы добиваетесь?
  — Вам придется подробно описать все ваши действия.
  — Что именно вас интересует?
  — Вы уезжали?
  — Да.
  — Куда?
  — Это касается только меня.
  — Нам необходимо знать. Я предупредил вас.
  — Зачем вам знать, куда я ездила?
  — Это очень важно.
  — Ну, если вы настаиваете… Моя дочь сбежала с торговцем приисками Хейуордом Смолом. Они поехали в Лас-Вегас, чтобы пожениться. Джерри Кослет сейчас находится в военном лагере рядом с Кингманом, штат Аризона. Он сообщил Дорине имя владельца бильярдной в Кингмане и сказал, что этот человек всегда сумеет передать ему весточку. Ребята из лагеря часто бывают в бильярдной. Я позвонила туда и застала самого Джерри. Объяснила, что произошло. Сказала, что Дорина — хорошая девушка, но этот скользкий торговец сумел ее охмурить, пока ему никто не мог помешать.
  — Что сказал Джерри?
  — Он был не слишком многословен.
  — Вы просили его предпринять какие-либо действия?
  — Нет, просто рассказала обо всем. Если он такой мужчина, каким кажется, сам поймет, что нужно сделать.
  — Все это время вы провели у телефона?
  — Да, и могу это подтвердить. Эти телефонистки сначала говорят, что нужно подождать час, через час оказывается, что линия занята еще на два часа вперед. Эта война определенно повысила уровень болтливости.
  — Разговоры обходятся дешево, — с улыбкой заметил Трэгг.
  — Но не с Кингманом, штат Аризона, уверяю вас, и не для обычного рабочего человека.
  — Как вы можете объяснить тот факт, что вы пользовались сахаром из сахарницы без последствий, а у двоих других людей появились четкие симптомы отравления мышьяком?
  — Никак не могу, — отрезала Нелл Симс. — Объяснять должны вы. Это ваша работа.
  — Вы считаете, что ваша дочь не любит Хейуорда Смола?
  — Этого болтуна? Смазлив от природы, обходителен. Задерживал ее по вечерам допоздна. Мне такое поведение не нравилось. К тому же он слишком стар для нее. Всегда не сводит с тебя глаз, будто пытается загипнотизировать. А девушке в возрасте Дорины не нужен гипноз, ей нужна романтика. Он мужчина не ее типа, к тому же был женат. Сам рассказал мне об этом. Женатому мужчине не подобает ухлестывать за такой молоденькой девушкой, как Дорина, даже если он уже разведен. Это неприлично.
  — Вы полагаете, миссис Симс, их отношения зашли слишком далеко? Меня интересует только ваше мнение.
  — Пусть только попробует. — Нелл Симс наградила обоих полицейских испепеляющим взглядом. — Тот, кто без камня за пазухой, пусть первым бросит в меня грех. Моя дочь — приличная девушка.
  — Я все знаю, все понимаю, просто пытаюсь выяснить, что именно вы подразумевали, говоря…
  — Подразумевала только то, что сказала. Не имеет смысла скрывать что-либо в таком деле. Теперь вы все знаете, и я могу отправляться спать.
  Нелл Симс развернулась и вышла из комнаты.
  Трэгг выключил лампу, которая все это время светила Нелл прямо в глаза, чтобы она не могла видеть Мейсона.
  — Как вы себя чувствуете, Мейсон? На вас снова напала хандра?
  Ответа не последовало. Мейсон спокойно и размеренно дышал, глаза его были закрыты.
  — Снотворное, — сказал Трэгг. — К тому же он очень слаб. Медсестра сказала, что опасения излишни. Жаль, правда, что она не задержала доктора Кенуорда. Мы могли бы допросить его. Не знаю, что и подумать, Сэм. Либо миссис Симс солгала, либо она брала сахар из той же сахарницы, но яд на нее каким-то образом не подействовал.
  — Она могла солгать о том, что вообще брала сахар.
  — Нет, Мейсон уверен, что брала.
  — Все верно… Но одна мысль не дает мне покоя.
  — Какая?
  — Предположим, она не брала сахар из сахарницы, а насыпала в нее мышьяк. Очень просто зачерпнуть сахар ложечкой, а потом бросить яд, прежде чем закрыть крышку.
  — Я тоже думал об этом, — сказал Трэгг. — По логике, подозрение падает на человека, бравшего сахар последним и неотравившегося. Давай перекурим, Сэм. Сейчас мы ничего добиться не сможем. Следующим шагом будет проверка всех подозреваемых, а потом выяснение, нет ли у кого-нибудь мышьяка, не покупал ли кто-либо этот яд.
  Они закурили и некоторое время молчали.
  Сэм Греггори потянулся и зевнул.
  — Пора спать. Я…
  Звук выстрела со стороны сада кактусов ударил им по ушам. Шериф остановился на полуслове и, повернув голову, прислушался. Еще два выстрела сделали последовавшую за ними тишину еще более зловещей.
  Этажом выше загрохотали по полу шаги, потом топот донесся уже с лестницы.
  Выходившая в сторону сада боковая дверь ударилась об стену.
  Сэм Греггори выхватил огромный револьвер из отполированной до блеска от частого пользования кобуры.
  — Полагаю, — мрачно произнес он, — наступила развязка. Стреляли где-то в юго-восточной части поместья.
  — Согласен, — сказал Трэгг. — Пошли.
  Они выскочили из комнаты, шериф бежал впереди.
  — Если мы… — Он не успел закончить фразу. Его прервал крик Велмы Старлер.
  В зарослях кактусов раздалось еще два выстрела.
  Глава 10
  Сэм Греггори и лейтенант Трэгг на бегу с трудом сориентировались в залитом лунным светом саду. Стихли даже крики Велмы, которые могли бы указать им направление. На покрытую чернильными пятнами теней землю опустилась фальшивая тишина. Офицеры, крепко зажав в руках оружие, осторожно продвигались вперед, и, казалось, ничто не предвещало опасности.
  Вдруг Трэгг схватил шерифа за плечо.
  — Голоса, — прошептал он и добавил: — И шаги, вон там.
  Они прислушались. Коренастый и немного грузный шериф тяжело дышал, заглушая все звуки, но чуть позже офицеры услышали скрип песка под ногами приближавшихся к ним людей.
  Звуки доносились из-за огромного круглого куста голого кактуса. Трэгг пошел в обход зарослей с одной стороны, шериф — с другой.
  Им навстречу медленно шла Велма Старлер. На ее плечо тяжело опирался доктор Кенуорд. Медсестра заметила приближающихся к ним людей, и на ее бледном в лунном свете лице появилось выражение испуга. Через мгновение она узнала офицеров полиции.
  — В доктора Кенуорда стреляли, — сообщила она.
  Пальцы врача исследовали рану прямо на ходу.
  — Сквозное ранение отводящей мышцы, — произнес он абсолютно спокойно. — Возможно, пробита мышечная ветвь артерии, чем-либо другим трудно объяснить столь обильное кровотечение. Думаю, мы сами справимся с ранением. Если вы, господа, не возражаете, мы пойдем в дом.
  Врач заковылял дальше.
  — Почему в вас стреляли? — спросил Греггори. — Кто стрелял? Вы стреляли в ответ? Как вы вообще там оказались?
  — Он заснул, когда мы вышли в сад, — несколько раздраженно ответила Велма. — Я не стала его беспокоить. Он так нуждался в отдыхе. Ночные вызовы полностью подорвали его здоровье. Он понятия не имеет, кто в него стрелял.
  Лейтенант Трэгг подхватил врача под левую руку и перекинул ее себе через плечо, чтобы удобнее было поддерживать раненого.
  — Я спал, господа, — подтвердил доктор Кенуорд все тем же спокойным, лишенным эмоций голосом. — Я не совсем уверен, но, кажется, выстрел разбудил меня. Впрочем, не смею утверждать. Уверен тем не менее, что прежде, чем я проснулся окончательно, прогремело два выстрела. Я не сразу понял, где нахожусь, потом осознал, что вонзившиеся в песок пули на самом деле были нацелены в меня. Я вскочил на ноги и побежал. Очевидно, стрелявший находился в укрытии и заросли кактусов помешали ему выстрелить в меня еще раз. Поэтому он обошел куст, подождал, пока я выбегу на освещенное место, и произвел еще несколько выстрелов. Второй выстрел попал в цель.
  — Я видела, как он упал после последнего выстрела, — пояснила Велма. — А поняла, что кто-то стреляет в него, сразу же, как только увидела, что он бежит ко мне.
  — Стрелявшего вы не видели? — спросил Греггори.
  — Нет, — ответил доктор Кенуорд.
  — А вспышки выстрелов?
  — Нет.
  — Я видела, — сказала Велма. — Я видела вспышки двух последних выстрелов. Стреляли из-за того огромного бочковидного кактуса. Примерно с расстояния пятьдесят-шестьдесят футов от того места, где лежал доктор Кенуорд.
  — Доктор, вы сумеете дойти до дома? — спросил Трэгг.
  — С помощью Велмы — несомненно. Меня несколько беспокоит обильное кровотечение, но, думаю, мы сможем его остановить. По крайней мере будем надеяться на это. Мне очень не хочется вызывать сюда еще одного врача.
  Трэгг опустил руку доктора и кивнул Греггори.
  Оба офицера продолжили путь в глубину сада, держась подальше друг от друга и вновь достав револьверы.
  — Будь осторожен, — предупредил Трэгг своего зятя. — Он будет стрелять из укрытия.
  Шериф сместился еще дальше вправо.
  — Сначала стреляй, — сказал он, — а потом задавай вопросы. Рисковать не стоит.
  Они шли совсем медленно, стараясь держаться в тени, быстро перебегали освещенные участки — работали, как две хорошо натасканные собаки, держась друг от друга на таком расстоянии, что человек, невидимый для одного из них, обязательно попадал в поле зрения другого.
  В конце концов они подошли к белой оштукатуренной стене, опоясывавшей поместье, так ничего не увидев и не услышав. Все в саду казалось совершенно безжизненным, тишину лишь подчеркивал ритмичный шум прибоя, напоминавший глухой рокот. Лишь зловещий кровавый след, оставленный на песке раненым врачом, свидетельствовал о притаившейся рядом опасности.
  — Нужно возвращаться туда, где лежал врач, — сказал наконец Трэгг, — и попытаться отыскать место засады. Потом изучим все следы.
  Они отыскали каменный очаг, служивший старателям кухонной плитой, сейчас прикрытый железным листом и все еще пахнувший дымом. Потом они обнаружили скомканные одеяла на том месте, где спал доктор Кенуорд, и следы по крайней мере двух пуль на песке. Обойдя огромный бочковидный кактус, примерно в тридцати ярдах от валявшихся на песке одеял они заметили блеснувшую в лучах луны гильзу.
  Лейтенант Трэгг нагнулся и поднял ее.
  — Автоматический пистолет тридцать восьмого калибра.
  За кактусом были видны еще какие-то следы. Более искусный в выслеживании преступников на открытой местности, шериф Греггори опустил фонарь к земле, чтобы следы были лучше видны в косых лучах. Шериф по следам восстановил картину происшедшего, хотя даже такому опытному человеку и следопыту, каким он являлся, потребовалось на это не менее двадцати минут.
  Кто-то подкрался к спавшему врачу, как охотник к оленю, начав свой путь от стены. Злоумышленник ползком пересек освещенный луной участок, потом, практически прижавшись к земле, осторожно двигался вперед, перемещаясь на дюйм-два, не более, за попытку. Из засады были произведены три выстрела. Затем стрелявший вскочил на ноги, оставив глубокие следы на земле, и пробежал примерно пятьдесят ярдов до другого кактуса. Из этого укрытия он произвел еще два выстрела. Потом преступник направился прямо к стене. Обо всем этом следы на песке рассказали четко и ясно, в остальном картина происшествия оказалась весьма туманной. Песок был мягким и сухим, следы мгновенно заравнивались. Можно было с уверенностью определить лишь то, что оставили их небольшие ноги.
  Лейтенант Трэгг отошел в сторону и пробежал с полдюжины шагов, чтобы сравнить свои следы с отпечатками, оставленными преступником.
  — Небольшая нога, — заключил он.
  Греггори не был так уверен.
  — Ты когда-нибудь видел следы, оставленные ковбойскими сапогами на высоких каблуках?
  — Не припоминаю, — сознался Трэгг.
  — А я видел. Впрочем, мы можем лишь предполагать, что следы оставлены именно такими сапогами.
  — Или женщиной, — добавил Трэгг.
  Греггори тщательно обдумал это предположение.
  — Возможно, женщиной, — несколько неохотно согласился он. — Пойдем в дом.
  Когда они вошли, в доме звонил телефон, но никто не обращал на него ни малейшего внимания. Велма Старлер обрабатывала рану на ноге доктора Кенуорда. Развалившийся в кресле врач с профессиональной беспристрастностью давал ей указания.
  Шериф подошел к телефону и снял трубку:
  — Да, слушаю вас.
  — Это шериф?
  — Да.
  — Управление полиции Сан-Роберто. Патрульная машина связалась с нами по радио. Экипаж просил передать вам, что человек, обнаруженный в районе Скайлайн с симптомами отравления мышьяком, был срочно доставлен в больницу «Приют милосердия».
  — Можете сообщить подробности?
  — Потрепанный пикап, нагруженный различным снаряжением, с передвижным домом на прицепе, не остановился на запрещающий сигнал светофора. Его догнала патрульная машина. Водитель пикапа, назвавшийся Бауэрсом, заявил, что его друг умирает от отравления мышьяком. Он якобы заезжал к доктору Кенуорду, но не застал того дома и решил ехать прямо в больницу. Патрульная машина поехала впереди, расчищая дорогу сиреной и световыми сигналами. Бауэрс сказал, что это дело связано с другим случаем отравления, и просил связаться с вами. Экипаж патрульной машины состоит из двух полицейских. Один связался с нами по радио, второй вел машину. Я могу найти их в течение двух секунд. Хотите, чтобы я связался с машиной и передал сообщение?
  — Да, — твердо сказал шериф Греггори. — Скажите полицейским, что я встречусь с ними прямо в больнице «Приют милосердия».
  Он бросил трубку и повернулся к лейтенанту Трэггу:
  — Бэннинг Кларк сейчас находится в передвижном доме. За рулем — Солти Бауэрс. Кларк умирает от отравления мышьяком. Сейчас они направляются в больницу «Приют милосердия». Хочешь поехать со мной? Здесь оставим помощника.
  Трэгг мгновенно направился к двери:
  — Поехали.
  Они пробежали по коридору, грохот их шагов гулко разносился по безмолвному дому, отражаясь от вощеного пола и темных стен. Вылетев из дверей, они побежали к автомобилю шерифа. Греггори включил передачу, машина пролетела по покрытой гравием дорожке и выскочила на бетонное шоссе. Шериф включил сирену.
  — Сэмми, друг мой, — обратился к нему Трэгг, схватившись за приборную панель. — У машины, если мне не изменяет память, четыре колеса, почему бы тебе не использовать их все вместо двух?
  Шериф лишь усмехнулся, посылая машину в очередной крутой поворот и продолжая набирать скорость.
  — В городе я чуть не наложил в штаны, — заметил он, — когда ты мчался на бешеной скорости при бешеном движении. Я рад, что пустые дороги пугают тебя. Все дело в привычке. У нас — крутые повороты, у вас — движение.
  — В конце концов, лишние полминуты не имеют никакого значения, — попытался возразить Трэгг.
  — Мне сообщили, что Бэннинг Кларк умирает. Я хочу получить его показания.
  — Да он понятия не имеет, кто именно его отравил.
  — Возможно, тебя ожидает сюрприз.
  На этом обсуждение закончилось. Шериф, пройдя на бешеной скорости еще несколько поворотов, вылетел наконец на прямую дорогу у подножия горы и с включенной сиреной помчался по сонным жилым кварталам Сан-Роберто. Наконец он затормозил у служебного въезда огромного здания больницы, расположенной за пределами густонаселенного района.
  Красный маяк на крыше автомобиля шерифа ярко осветил трейлер, у дверей которого стояла группа людей. В тот момент, когда шериф остановил машину и распахнул дверь, из трейлера вышли медсестра и врач в белом халате со стетоскопом в руке.
  Шериф вышел вперед:
  — Каковы его шансы, доктор?
  — Никаких, — тихо ответил человек в белом халате.
  — Вы имеете в виду, что он…
  — Умер.
  Сэм Греггори судорожно вздохнул.
  — От отравления мышьяком? — спросил он тоном человека, задающего рутинные вопросы и заранее знающего ответы.
  — От пули тридцать восьмого калибра, — сухо ответил врач, — выпущенной прямо в сердце с близкого расстояния. Вероятно, незадолго до смерти от огнестрельной раны покойный принял значительную дозу мышьяка. В соответствии с рассказом мистера Бауэрса о болезни сердца умершего, есть все основания полагать, что болезнь зашла так далеко, что любое лечение не привело бы к положительному результату. Пуля, таким образом, лишь приблизила неминуемую смерть на несколько минут.
  Трэгг повернулся к шерифу:
  — Ситуация просто замечательная, особенно если принять во внимание тот факт, что делом занимается сам Перри Мейсон! При встрече передай вашему окружному прокурору мои соболезнования.
  Глава 11
  Мейсон наконец очнулся от сна, вызванного полным упадком сил. Голова его была ясна. Тусклый свет лампы, стоявшей в дальнем углу комнаты, позволил разглядеть циферблат часов. Три часа пятнадцать минут.
  Мейсон посидел несколько минут на краю кровати, потом начал одеваться. Желудок и кишечник болели так, будто его избили дубиной. Мейсон чувствовал слабость, кружилась голова, но резкое жжение с металлическим привкусом исчезло и изо рта, и из горла. Мозг находился в полной боевой готовности.
  Смутные воспоминания постепенно выкристаллизовались в ясную и полную картину. Ночью заходила Велма Старлер, проверяя его пульс. Она сообщила, что Бэннинг Кларк мертв, доктор Кенуорд отдыхает, а Делла Стрит спокойно спит с одиннадцати часов. В тот момент Мейсон был настолько слаб, что его интересовало только одно — Делла Стрит вне опасности. Все остальное казалось лишь словами, имеющими смысл, но лишенными значения.
  Сейчас адвокат чувствовал себя отдохнувшим, хотя и слабым, как новорожденный котенок. Разум его уже начал складывать отдельные факты в законченную картину.
  Он отправился на поиски Велмы Старлер.
  Огромный дом показался ему зловеще безмолвным. Жилая атмосфера сохранилась в нем, но в данный момент казалось, что все жильцы оставили его. Длинный, тускло освещенный коридор выглядел скорее склепом, чем частью жилого дома. Огромная комната, в которую заглянул Мейсон, была похожа на отдел музея, закрытый для посетителей.
  Мейсону не хотелось никого будить без надобности. Он надеялся, что Велма Старлер дремлет в одной из комнат с открытой дверью. Только она могла показать ему, где отдыхает Делла Стрит. Ему самому отвели комнату на первом этаже, предназначенную, скорее всего, для служанки. Он знал, что Делла отдыхает на верхнем этаже, но не знал, в какой именно комнате.
  Настольная лампа в библиотеке отбрасывала на пол четко очерченный круг света, который лишь подчеркивал глубокую тень в дальних углах комнаты. Прямо под лампой стоял курительный столик, на котором находился телефонный аппарат, соединенный длинным шнуром с розеткой на стене. К столику было придвинуто огромное кресло.
  Мейсон прошел было мимо, но быстро вернулся, устало опустился в кресло, снял трубку и набрал номер междугородного коммутатора.
  — Я хочу поговорить с Полом Дрейком из Детективного агентства Дрейка в Лос-Анджелесе. За счет отвечающего. Не звоните в контору. Наберите незарегистрированный номер — Рексмаунт шестьдесят девять восемьдесят пять. Я не буду вешать трубку.
  Мейсон еще раз убедился, что очень слаб, когда с удовольствием откинул голову на мягкую спинку кресла, ожидая, пока телефонист соединит его с детективом.
  Наконец он услышал хриплый спросонья голос Дрейка:
  — Алло, алло, я слушаю.
  Связь прервалась на несколько секунд, пока телефонист спрашивал, согласен ли Дрейк ответить на междугородный звонок за его счет. Потом вновь раздался голос Пола:
  — Привет, Перри. Что случилось? Ты уже не в состоянии оплатить телефонный разговор?
  Мейсон старался говорить тихо:
  — Пол, я звоню из дома Бэннинга Кларка в Сан-Роберто. У меня есть для тебя срочная работа.
  — Именно ее мне и не хватало среди ночи, — несколько раздраженно ответил Пол. — Что на этот раз?
  — Пол, я хочу, чтобы ты стал старателем.
  — Кем?!
  — Старателем. Старым опытным горняком.
  — Ты шутишь?
  — Нет, говорю серьезно.
  — Зачем?
  — Слушай внимательно. — Мейсон прижался губами к трубке и еще больше понизил голос: — Постарайся понять с первого раза, у меня не будет возможности повторить. Харви Брейди, владелец ранчо рядом с Лас-Алисасом, — мой клиент и просто хороший человек. Он поможет тебе в этом деле.
  — Я знаю, где находится ранчо. Что нужно сделать?
  — У тебя есть знакомый репортер, который поможет, если ему предложить интересный материал?
  — Я знаю репортеров, которые за интересный материал готовы перерезать горло собственным бабушкам.
  — Даже если факты в материале не соответствуют действительности?
  — Перри, они предпочитают писать правду.
  — Хорошо, сделай это правдой.
  — Продолжай. В чем заключается шутка?
  — Ты — старатель, и тебе всегда не везло. Харви Брейди подобрал тебя в пустыне, и ты раскрутил его на аванс. Он проявил интерес к знаменитым забытым месторождениям Калифорнии и пообещал выдать аванс на начало поисков, если ты постараешься найти одно из этих месторождений. У него есть своя теория относительно его местонахождения.
  — О каком месторождении идет речь?
  — В этом вопросе ты должен вести себя крайне загадочно, делать вид, что никто не должен об этом знать, но потом проговоришься, что речь идет о знаменитых россыпях Гоулера. Все предприятие должно быть окутано пеленой таинственности и секретности. Харви с радостью включится в эту игру. Послушай, Пол, тебе где-то нужно найти золото, причем в солидном количестве, чтобы история выглядела более правдоподобной. Сумеешь?
  — Сумею, — проворчал Дрейк, — но не в три часа ночи. Перри, пожалей меня.
  — Материал должен появиться в дневных выпусках газет. Найди себе пару ослов, лоток для промывки, лопату, пропитанное потом сомбреро, залатанную рабочую одежду и все остальное.
  — Хорошо, постараюсь. Что делать потом?
  — Потом ты начнешь кутить.
  — За твой счет?
  — За мой счет.
  — Дело не такое уж безнадежное, — менее потерянным голосом произнес Дрейк. — Ты требовательный работодатель, Перри, но у тебя есть и неплохие черты.
  — Когда хорошенько напьешься, ляпнешь, как бы невзначай, что найденное тобой месторождение находится на уже приобретенной кем-то территории, поэтому его местонахождение должно держаться в тайне, пока твой финансист Харви Брейди не купит этот участок. В этот момент Харви Брейди закричит, что ты слишком много болтаешь, схватит тебя за шиворот и выведет из обращения.
  — До какой степени?
  — Я сам определю. К этому моменту я сам буду заниматься этим делом. Самое главное — начинать надо немедленно.
  — Хорошо, я постараюсь. Ты всегда ставишь неожиданные задачи, Перри.
  — О чем таком особенном я тебя попросил? — с хорошо разыгранным изумлением спросил Мейсон.
  — Ни о чем, конечно. Когда жизнь покажется тебе совсем скучной, попробуй как-нибудь вскочить с кровати в половине четвертого утра и постараться найти до рассвета пару ослов, старательское снаряжение и самородного золота на несколько сотен долларов. Потом напяль на себя пропитанное потом сомбреро, залатанные штаны и… Да ладно, Перри, все нормально. Видимо, я становлюсь брюзгой. На первый взгляд все показалось настолько сложным, а сейчас я подумал и решил, что дело-то совсем простенькое. Ты уверен, что ничего не забыл?
  — А язвить не надо, — сказал Мейсон и повесил трубку, чтобы остановить поток красноречия Дрейка.
  Некоторое время Мейсон сидел, приводя мысли в порядок. Потом, проиграв в голове разговор с Полом, вдруг нахмурился, схватил трубку и снова набрал номер коммутатора:
  — Я только что говорил с Полом Дрейком из Лос-Анджелеса, номер Рексмаунт шестьдесят девять восемьдесят пять. Соедините меня с ним еще раз. Дело крайней важности.
  Мейсон не стал класть трубку и через несколько секунд услышал голос Дрейка:
  — Да, Перри, ты, вероятно, все-таки что-то забыл мне сказать.
  — Да.
  — Что именно? Ты хочешь, чтобы меня сфотографировали верхом на белом слоне или еще что-нибудь?
  — Когда войдешь в образ, отнесись с большой осторожностью к еде и питью.
  — Что ты имеешь в виду?
  — Кто-то попытается накормить тебя мышьяком. Ощущения не из приятных. Первым симптомом является металлический привкус в горле. Нас с Деллой только что откачали.
  Мейсон бросил трубку прежде, чем Пол Дрейк успел оправиться от изумления и нашелся с ответом.
  Глава 12
  Только через три минуты Мейсон смог подняться с кресла и продолжить поиски Велмы Старлер.
  Он раздвинул тяжелые портьеры и вышел в прихожую, осторожно ступая по вощеному паркету. На второй этаж вела красивая широкая лестница с коваными перилами. Где-то монотонно тикали настенные часы. Ничто больше не нарушало гробовую тишину в доме.
  Мейсон начал подниматься по лестнице, не обращая внимания ни на ее изящную конструкцию, ни на богатое убранство. Для него лестница сейчас была лишь средством, позволяющим его подгибающимся ногам подняться на второй этаж.
  Поднявшись, Мейсон прошел по длинному коридору, отыскивая взглядом открытую дверь. Он был уверен, что Велма Старлер будет спать чутко, не снимая одежды, ловя каждый звук в доме, как и подобает квалифицированной медсестре, отдыхающей между обходами больных.
  Мейсон прошел мимо множества закрытых дверей, наконец нашел открытую и заглянул в нее.
  Его взору представилась огромная, изысканно обставленная спальня. На кровати кто-то недавно спал — одеяло было откинуто. Комната, несомненно, принадлежала женщине. Но, даже учитывая общую роскошь убранства дома, Мейсон с трудом мог представить, что в этой комнате жила Велма Старлер.
  Его внимание привлекла еще одна чуть приоткрытая дверь. Подумав, что эта комната, вероятно, и окажется искомой, Мейсон быстро и бесшумно подошел к двери и осторожно толкнул ее. Дверь распахнулась чуть шире на бесшумных петлях, и Мейсон замер на месте. Это была комната Бэннинга Кларка.
  В дальнем углу у бюро-цилиндра сидела женщина в пеньюаре. Мейсон в первый момент не узнал ее, но затылок, линия шеи, наклон плеч свидетельствовали против того, что эта была Велма Старлер. Плечи были чересчур грузными, чересчур…
  Женщина чуть повернула голову, словно ее внимание привлек какой-то шум.
  Теперь, увидев профиль, Мейсон без труда узнал ее. Это была Лилиан Брэдиссон. Свет настольной лампы под зеленым абажуром, стоявшей на бюро, только подчеркивал выражение ее лица — выражение коварной алчности, жадности, не прикрытых обычной, тщательно отработанной улыбкой. В этот момент чувства миссис Брэдиссон были лишены привычного защитного слоя и предстали во всем их безобразии.
  Вероятно, она посчитала легкий шум, привлекший секунду назад ее внимание, не имеющим значения. Она отвернула голову, лицо вновь стало невидимым для Мейсона. Плечи пришли в движение, и, хотя адвокату не видны были ее руки, он понял, что она тщательно и умело обыскивает ящики бюро.
  Мейсон замер в дверях.
  Женщина была слишком увлечена своим занятием, и звуки не отвлекали ее внимания. Скрупулезно просмотрев документы из одного ящика, она возвращала их на место и принималась за содержимое другого.
  Наконец она нашла то, что искала, — сложенный вдоль документ, который немедленно развернула и прочла. Она чуть повернула голову, чтобы страница была лучше освещена, и Мейсон вновь увидел ее лицо, теперь выражающее лишь злобную решимость.
  Миссис Брэдиссон достала из декольте документ, как две капли воды похожий на первый, и положила его в ящик бюро. Мейсон увидел, как она отодвигает потертое скрипящее вращающееся кресло, собираясь встать, как ее правая рука потянулась к выключателю настольной лампы, а левая сжала сложенный документ.
  Адвокат бесшумно скользнул по коридору, нажал на ручку ближайшей двери. Дверь была не заперта.
  Мейсон вошел в комнату, чтобы остаться незамеченным, если миссис Брэдиссон посмотрит в его сторону.
  В комнате кто-то спал. Мейсон услышал спокойное, ритмичное дыхание.
  Открытая дверь вызвала сквозняк. Зашевелились шторы, поток воздуха прошел над постелью. Мейсон, испугавшись, что обитатель комнаты проснется, прикрыл дверь, оставив лишь узкую щель, через которую с нетерпением стал наблюдать за появлением миссис Брэдиссон.
  Но миссис Брэдиссон не спешила выходить из комнаты. Через две минуты Мейсон услышал странные удары — бух, бух, бух, — доносившиеся из комнаты, где миссис Брэдиссон осматривала содержимое бюро. Через несколько секунд серия ударов повторилась.
  Мейсон понял, в какое затруднительное положение сам себя поставил, и почувствовал раздражение. Если он вернется к двери, чтобы посмотреть, чем занята миссис Брэдиссон, то рискует столкнуться с ней лицом к лицу, если останется здесь, то никогда не узнает, что происходит в той комнате.
  Спавший в комнате человек заворочался на кровати.
  Мейсон решил рискнуть и вышел в коридор. В этот момент из комнаты Кларка появилась миссис Брэдиссон, и адвокат, оказавшийся между двух огней, был вынужден торопливо отступить в спальню.
  Заскрипели пружины, спавший на кровати человек сел:
  — Кто здесь?
  Мейсон, стоявший на пороге, облегченно снял руку с дверной ручки и улыбнулся, узнав голос Деллы Стрит. Прикрыв дверь, он повернулся к кровати:
  — Делла, как ты себя чувствуешь?
  — А, это вы! Я проснулась и увидела какую-то фигуру в комнате, как будто кто-то притаился у двери. Все в порядке, шеф?
  — Все в порядке, если ты чувствуешь себя нормально.
  — Мне гораздо лучше. Господи, какие мерзкие ощущения. Который час?
  — Почти четыре, — ответил Мейсон и включил свет.
  — Долго же я спала. Помню, заходила сестра, сделала мне укол. Вы себя нормально чувствуете?
  — Немного покачивает. Знаешь, что Бэннинг Кларк мертв?
  — Да, мне сказала об этом мисс Старлер. Как я понимаю, он не был отравлен, а погиб от пули.
  — Интересная правовая ситуация, — сказал Мейсон, присаживаясь на край кровати. — Хочешь закурить?
  — Нет, спасибо. У меня во рту до сих пор сохранился какой-то странный привкус. Не думаю, что получу удовольствие от сигареты. Что ты говорил о правовой ситуации?
  — Предположим, что я дал тебе яд и ты должна была умереть. Мои действия будут квалифицироваться как умышленное убийство, не так ли?
  Делла рассмеялась:
  — Иногда, когда наделаю ошибок по работе, мне такие ваши действия показались бы убийством при смягчающих обстоятельствах. Продолжайте, к чему вы клоните?
  — Но предположим, что прежде, чем действие яда привело к смерти, появился еще один человек, который достал пистолет, произвел смертельный выстрел и убежал. Кто виновен в убийстве?
  Делла сосредоточенно нахмурилась.
  — Оба, — предположила она наконец.
  Мейсон покачал головой:
  — Нет, если только не было сговора или преступление не было совместным предприятием. При отсутствии таких признаков только один человек может быть осужден за убийство.
  — Какой именно?
  — Попробуй догадаться.
  — Не могу. Поясните, жертва уже приняла смертельную дозу яда?
  — Да.
  — И уже умирала?
  — Да, должна была умереть через несколько минут или даже секунд.
  — В любом случае сейчас я не собираюсь забивать голову подобными загадками, она занята совершенно другими мыслями. Вы разбудили меня в четыре часа ночи только для того, чтобы предложить решить юридическую головоломку? А ну-ка выходите из моей комнаты. Я должна одеться. Вы хотите уехать, я правильно поняла?
  Мейсон поднялся с кровати.
  — Нам, — сказал он, — предстоит огромная работа.
  — Какая именно?
  — Которая вызовет страшное недовольство шерифа Сэма Греггори.
  Глава 13
  — Ты уверена, что чувствуешь себя достаточно хорошо, чтобы отправиться в путь? — спросил Мейсон, остановившись в дверях.
  — Да, сейчас я в полном порядке, а совсем недавно чувствовала себя как завязанное узлом кухонное полотенце.
  — Делла, окажи мне услугу — прикрой, пока я буду находиться в соседней комнате, хорошо?
  — Что именно я должна делать?
  — Встань на пороге, а если кто-нибудь появится, сделай вид, будто только что вышла из комнаты, завяжи разговор и…
  — А если этот человек войдет в ту комнату?
  — Придется рискнуть, иначе нельзя. Мне особенно не хочется, чтобы кто-нибудь видел, как я захожу в комнату Бэннинга Кларка или выхожу из нее.
  — Хорошо. Кто бы ни появился, вы не хотите, чтобы он или она узнали, что вы находитесь в той комнате, верно?
  — Верно.
  — Если вернется лейтенант Трэгг, я окажусь в неловком положении. Он обязательно поинтересуется, где вы находитесь.
  — Верно. Нам остается только молиться, чтобы он здесь не появился. Обязательно поздоровайся с любым человеком, который приблизится к этой двери, назови его по имени, чтобы я знал, чего ожидать дальше. Готова?
  — Дайте мне хоть несколько минут, чтобы одеться.
  — Нет, я не могу ждать. Должен идти туда немедленно. Прикрывай меня. Одеться сможешь стоя на пороге и наблюдая за коридором.
  Мейсон вышел из комнаты Деллы, бесшумно прошел по коридору и остановился у дверей комнаты, в которой он застал миссис Брэдиссон. Сейчас дверь была закрыта. Мейсон резким движением распахнул ее, скользнул в комнату, закрыл за собой дверь и замер на мгновение, прислушиваясь, не подает ли сигнал тревоги Делла Стрит. Ничего не услышав, Мейсон щелкнул выключателем у двери и прошел по ярко осветившейся комнате к бюро. Он почти мгновенно и без труда нашел документ, который положила в ящик миссис Брэдиссон.
  Мейсон развернул лист. Документ был датирован 12 июля 1941 года и был написан, несомненно, рукой Бэннинга Кларка. По завещанию все имущество переходило в собственность любимой жены Кларка, Эльвиры, или, в случае если она умрет раньше, ее законным наследникам, за исключением, однако, Джеймса Брэдиссона, который не получает никакой доли имущества.
  Мейсон потратил на изучение завещания не более нескольких секунд. Вернув документ на место в ящик, адвокат занялся поисками причин шума, который он услышал, стоя на пороге комнаты Деллы.
  В первую очередь Мейсон осмотрел ковер. Ничто не свидетельствовало о том, что его поднимали, а потом положили на место. Мейсон оглядел все стороны ковра, приподнял все углы. На стенах висело не менее полудюжины фотографий в рамках. Мейсон снял их одну за другой и придирчиво осмотрел задние стороны, чтобы убедиться, что никто не трогал скобы, крепившие картон.
  Осмотр показал, что к фотографиям никто не притрагивался.
  Ничто не свидетельствовало о том, что в стены вбивали гвозди или кнопки. Мейсон перевернул стулья, внимательно осмотрел их, потом изучил нижнюю часть стола. Затем он лег на пол и провел ладонью по дну бюро.
  Ничего не обнаружив, он принялся выдвигать ящики один за другим и внимательно осматривать их снизу.
  С левой стороны нижнего ящика он наконец нашел то, что искал.
  Бюро было старым, сделанным из хорошего материала. Донышки ящиков, в частности, были сделаны из твердых пород древесины, и миссис Брэдиссон вынуждена была забивать кнопки, чтобы они вошли в дерево до самых головок. Именно этим и объяснялся странный шум, который услышал Мейсон.
  Всего несколько мгновений потребовалось адвокату на то, чтобы опорожнить ящик, перевернуть его и изучить документ, прикрепленный в развернутом виде к донышку.
  Это было завещание, датированное вчерашним днем. Оно было написано от руки угловатым, несколько неразборчивым почерком.
  Мейсон открыл свой перочинный нож, принялся было вытаскивать кнопки, но потом передумал и решил прочитать завещание.
  Оно гласило:
  «Я, Бэннинг Кларк, понимая, что не только внушающее опасение здоровье, но и зловещие происшествия, происходящие вокруг меня, могут привести к внезапной смерти, не оставив мне возможности передать важную информацию дорогим мне людям, составил это мое последнее завещание и распоряжение в словах и цифрах о нижеследующем.
  Первое: я отменяю все предыдущие мои завещания.
  Второе: я завещаю Перри Мейсону сумму в две тысячи долларов, которую, как я полагаю, названный Перри Мейсон примет в качестве гонорара за исполнение моих желаний, существо которых он должен определить со свойственными ему умом и проницательностью.
  Третье: я завещаю моей сиделке Велме Старлер сумму в две тысячи пятьсот долларов.
  Четвертое: я завещаю все остальное, включая имущество и права на имущество, П. К. (Солти) Бауэрсу, моему другу и многолетнему партнеру.
  Есть еще один человек, которого я хотел бы включить в завещание, но не имею такой возможности, потому что даже попытка внести надлежащий пункт в данный документ будет противоречить его настоящей цели. Пусть проницательность поможет душеприказчику понять, что я имею в виду. Я же смею только предупредить его, что сонный москит может лишить человека ценного наследства, ему предназначенного.
  Я назначаю своим душеприказчиком и исполнителем последней воли Перри Мейсона. Я обращаю его внимание на содержимое правого маленького ящика бюро. Это единственная подсказка, которую я смог обнаружить, но в важности ее не приходится сомневаться.
  Написано, датировано и подписано: Бэннинг Кларк».
  Мейсон открыл маленький ящик, указанный в завещании. Там он обнаружил лишь небольшой флакон, ко дну которого прилипло лишь несколько золотых крупинок. Но внимание Мейсона привлек совсем другой обитатель флакона — москит.
  Когда адвокат перевернул флакон, москит медленно задвигал лапками, несколько раз дернул ими и затих.
  Мейсон отвернул крышку и прикоснулся к москиту кончиком карандаша.
  Насекомое было мертво.
  Глубокомысленное созерцание Мейсона нарушил громкий возглас Деллы Стрит:
  — О, здравствуйте, лейтенант Трэгг. А я уже собиралась искать вас. Не знаете, где мистер Мейсон?
  Мейсон услышал ответ Трэгга:
  — Он в спальне на нижнем этаже, в северо-западном крыле. Там вы его и найдете.
  Молчание Деллы длилось всего одно мгновенье.
  — Значит, вы с шерифом не ищете его? — спросила она все тем же пронзительным голосом.
  Шериф не заметил подвоха.
  — Мы собираемся осмотреть комнату Бэннинга Кларка, — сказал он. — Пытаемся определить мотив убийства.
  Мейсон, чувствуя, что время уходит, торопливо вынимал ножом кнопки. Он услышал, как Делла предприняла последнюю отчаянную попытку отвести от этой комнаты блюстителей порядка:
  — Но его нет в той спальне внизу. Я смотрела. Вдруг с ним что-нибудь случилось?
  — Вы уверены, что его там нет? — несколько озабоченно спросил шериф Греггори.
  — Конечно. Я была там десять или пятнадцать минут назад.
  Мейсон бросил кнопки в ящик, аккуратно сложил завещание и положил в карман. Потом вернул на место содержимое ящика, стараясь все делать максимально быстро и вместе с тем бесшумно. Флакон попал в карман его жилета.
  Разговор за дверью продолжался.
  — В конце концов, — сказал Греггори, — я думаю… мы должны… Да что с ним может случиться? Наверняка он ищет какие-нибудь улики.
  — Не поднявшись сюда и не узнав, как я себя чувствую?
  — Ну, вероятно, он заглянул в вашу комнату или справился о вашем состоянии у сиделки.
  — Он не мог не подняться ко мне, — не терпящим возражений тоном произнесла Делла, — если, конечно, с ним ничего не случилось.
  Воцарилась тишина, свидетельствующая о близости победы Деллы, но лейтенант Трэгг нанес решающий удар:
  — Сэм, мы просто заглянем в комнату Кларка на минуту, а потом поищем Мейсона.
  — Поиски Мейсона тоже займут не более минуты.
  — Сэм, — устало произнес Трэгг, — последние три года я мечтал о расследовании убийства, в котором у меня будут преимущества над этим парнем или хотя бы равные с ним шансы. Он всегда опережает меня и первым наносит удар. На этот раз он лежит с дозой яда в животе, и я намерен собрать сено, пока светит солнце. Давай, Сэм, осмотрим комнату прямо сейчас.
  Мейсон вставил на место ящик, откинулся в кресле, поднял ноги на бюро, уронил подбородок на грудь, закрыл глаза и глубоко задышал.
  Он услышал, как повернулась ручка, потом раздался удивленный возглас Сэма Греггори:
  — Свет горит почему-то!
  — Черт подери! — воскликнул Трэгг. — Ты только посмотри, кто здесь!
  Мейсон по-прежнему сидел с закрытыми глазами, уронив голову на грудь и глубоко и размеренно дыша.
  — Вот мы его и нашли, мисс Стрит, — сказал Сэм Греггори.
  Как показалось Мейсону, удивленный возглас Деллы прозвучал весьма убедительно.
  — Все как всегда, — уныло произнес Трэгг. — Старые уловки. Если здесь и были какие-то улики, теперь они у него.
  — В этом округе такой номер не пройдет, — заявил Греггори. — Если он всего лишь прикоснулся к чему-нибудь в этой комнате, то скоро узнает, что подобные выходки не прощаются на моей территории.
  Лицо Мейсона было лишено какого бы то ни было выражения, веки были опущены. Он дышал ровно и глубоко.
  — Неплохая игра, Мейсон, — сказал Трэгг, — но для нас недостаточно хорошая. Впрочем, можете продолжать. Что будет дальше? Вы проснетесь, обведете всех изумленным взглядом, похлопаете глазами, протрете их ладонями, спросите «Что происходит?», сделаете вид, что не понимаете, где находитесь. Я достаточно часто видел эту сцену и видел всю процедуру. Сам иногда прибегал к таким уловкам.
  Дыхание Мейсона не изменилось.
  — Вы, вероятно, забыли, — веско произнесла Делла, — что нам обоим ввели снотворное. Меня и сейчас покачивает, я с трудом смогла проснуться.
  — Верно, — согласился шериф Греггори. — Вам сделали укол. Как вы себя чувствуете в данный момент?
  — Нормально, только немного кружится голова. Боюсь, усну, стоит только закрыть глаза. Думаю, мы можем уезжать отсюда. Врач не уточнял, как долго мы должны здесь оставаться.
  — В чем дело? — донесся из коридора голос миссис Брэдиссон. — Что здесь происходит?
  — Мы производим осмотр дома, — сказал шериф Греггори тем почтительным тоном, которым чиновники округа всегда разговаривают с влиятельными налогоплательщиками.
  — Несколько странный способ исполнять свои обязанности, смею заметить. Ворвались в мой дом…
  — Понимаете, миссис Брэдиссон, — вмешался в разговор лейтенант Трэгг, — мы не имеем права терять время. Ради вашей безопасности. Вашей и вашего сына. Мы хотим поймать убийцу прежде, чем он нанесет очередной удар.
  — Понимаю и весьма вам признательна за это.
  Мейсон услышал донесшийся из коридора голос Нелл Симс:
  — Что? Еще один?
  — Все в порядке, Нелл, — ответила миссис Брэдиссон. — Можете идти спать.
  Делла Стрит схватила Мейсона за плечо и потрясла:
  — Шеф, просыпайтесь. Давайте, уже пора.
  Мейсон пробормотал что-то невнятное.
  — Это все из-за укола. — Делла затрясла плечо адвоката еще сильнее. — Вставайте, шеф. С вами все в порядке? Может быть, позвать сиделку? Неужели у него рецидив? Яд должен был выйти из его организма!
  Мейсон еще крепче прижал язык к зубам и произвел несколько звуков, которые едва ли можно было принять за слова. Потом он закатил глаза, чуть приоткрыл веки на несколько мгновений, вновь опустил их и еще ниже сполз с кресла.
  Делла Стрит продолжала трясти Мейсона и хлопать его по щекам.
  — Шеф, просыпайтесь, просыпайтесь скорее. С вами все в порядке?
  Она упала на колени рядом с креслом и схватила Мейсона за руку. В голосе ее послышались нотки тревоги и отчаяния.
  — Скажите, с вами все в порядке? Кто-нибудь, позовите сиделку. Ему плохо!
  Мейсон оценил ее актерское мастерство на «отлично». Он готов был поклясться, что сам услышал в ее голосе истеричные нотки.
  На этот раз он открыл глаза чуть шире и пьяно улыбнулся Делле Стрит:
  — Вше в порядке. Ошень хошу шпать.
  Делла вскочила на ноги и с новой силой затрясла его:
  — Шеф, вы должны проснуться, должны стряхнуть с себя этот кошмар! Вы…
  Мейсон широко зевнул, открыл глаза и посмотрел на нее.
  — Накачали лекарствами, — объявил он, едва отделяя одно слово от другого. — Ты в порядке?
  — Да, я в порядке. А вы что здесь делаете?
  Мейсон, стряхивая остатки сна, оглядел комнату и озадаченно уставился на находившихся в ней людей:
  — В чем дело? Что-нибудь случилось?
  — Нет, нет, все в порядке. Но как вы здесь оказались, шеф? Что вы здесь делаете?
  Мейсон был весьма признателен Делле за ее остроумную уловку, позволяющую ему ответить на вопросы до того, как они будут заданы полицейскими.
  — Решил зайти справиться о твоем самочувствии. Ты спала. Я пытался заговорить, но ты ничего не отвечала. Тогда я решил подождать, пока ты проснешься, чтобы сказать тебе, что мы отправляемся в путь, как только ты будешь готова. Я оставил твою дверь открытой и посидел немного в коридоре. Там был сквозняк. Тут я увидел открытую дверь. Комната показалась мне похожей на кабинет. Я вошел и расположился во вращающемся кресле. Хотел услышать, когда ты проснешься. Вероятно, снотворное еще не вышло из моего организма. Что новенького, Трэгг?
  Трэгг повернулся к своему зятю и развел руками:
  — Сам видишь, Сэм. Всегда одно и то же. Невозможно понять, собирается ли он в следующее мгновение совершить молниеносный бросок или просто разминается.
  — В нашем округе мы таких шустрых не жалуем, — зловеще произнес шериф Греггори. — А случалось, и дисквалифицировали чересчур бойких питчеров.
  Мейсон снова зевнул:
  — Не смею вас винить, шериф. Сам того же мнения. Ну что, Делла, ты готова выехать домой? Если да, отправляемся в путь немедленно. А почему все так разволновались? Решили, что я скончался?
  — Нет, — ответил Греггори, — мы просто пытаемся предотвратить очередное убийство.
  — Запирают лошадь, после того как конюшню украли, — откуда-то из-за дверей прощебетала Нелл Симс.
  С улицы донесся сиплый рев заскучавшего осла.
  Мейсон взял Деллу под руку и на мгновение встретился взглядом с миссис Брэдиссон. Только она знала и могла доказать лживость рассказа Мейсона. Но, обвиняя его во лжи, она невольно признавалась в своем ночном вторжении в комнату умершего человека.
  — Доброе утро, миссис Брэдиссон, — сказал Мейсон, кланяясь.
  — Доброе утро! — бросила она в ответ.
  Глава 14
  В личном кабинете Мейсона лейтенант Трэгг чувствовал себя как дома.
  — Как самочувствие? — спросил он, не сводя с адвоката тяжелого, пронзительного взгляда.
  — Немного пошатывает, — признался Мейсон. — Но в основном мы оба чувствуем себя нормально. Сегодня днем я должен снять письменные показания с нескольких людей. Как доктор?
  — Поправляется.
  — Как следствие?
  Трэгг усмехнулся:
  — Вне моей юрисдикции. Пусть копается зятек Сэмми. Да, кстати, Сэм запросил помощь, и, если будет решено ее оказать, шеф передаст это дело мне.
  — Дело как-то связано с нашим городом? — с любопытством спросил Мейсон.
  Трэгг кивнул.
  — Можете сказать, как именно?
  — Не сейчас.
  — Что удалось выяснить об убийстве Кларка?
  — Если верить рассказу Солти Бауэрса, все дело не более чем причудливая цепь совпадений, тем не менее, возможно, его версия соответствует истине.
  — В чем она заключается?
  — Кларк сказал ему, что может возникнуть ситуация, требующая их внезапного отъезда в пустыню. Он поклялся, что чувствует себя достаточно хорошо для подобного путешествия, поручил Солти все подготовить и ждать сигнала.
  — И подал этот сигнал вчера вечером?
  — Очевидно, да. Солти выехал из дома со своей невестой, но даже не завез ее домой — высадил у подножия холма, сказав, что дальше ей придется добираться на автобусе. Потом он вернулся домой и погрузил все снаряжение в свой автомобиль. Быстро скатал спальные мешки, упаковал котлы и сковородки в ящик. Думаю, ему часто приходилось это делать — по его утверждению, сборы заняли не более десяти минут.
  — Почему они оставили ослов?
  — Думаю, первоначально они намеревались взять животных, погрузив их в прицеп, но потом Кларк испугался, что поездка будет чересчур утомительной для него. Тогда Солти предложил использовать передвижной дом, сказав, что Кларк сможет забраться туда и лечь в постель, как на яхте. Они договорились, что Солти сделает два рейса. Первым он вывезет Кларка в трейлере, потом вернется, возьмет прицеп для перевозки лошадей и вторым рейсом вывезет ослов.
  — Что послужило причиной такой спешки?
  — Именно поэтому я и пришел к вам. Причиной были вы!
  — Я?! — Мейсон удивленно приподнял брови.
  — Солти утверждает, что именно вы подали Кларку сигнал к отъезду, а Кларк в свою очередь сообщил об этом ему.
  Мейсон усмехнулся:
  — Вероятно, все дело в повестке.
  — В какой повестке?
  — Этот адвокат Моффгат начал говорить о необходимости снятия показаний, и я почувствовал по его загадочному тону, что снятие показаний с Кларка по делу о мошенничестве является лишь предлогом для сбора информации по совсем другому делу.
  — Какому именно?
  Мейсон только улыбнулся.
  — Как вам удалось разгадать замыслы Моффгата?
  — Когда он доставал бланк соглашения о снятии показаний с Питера Симса, Делла заметила в его портфеле повестку.
  — Именно эти показания вы собираетесь снимать сегодня?
  — Да.
  — Почему бы вам не отложить эту процедуру? — участливо спросил Трэгг. — Чувствуете вы себя неважно…
  — Большое спасибо за заботу о моем здоровье, не могу не заметить — достаточно редкую, — с улыбкой произнес Мейсон. — Но мне хочется побыстрее снять показания и покончить с этим делом. Чем дольше ждет Моффгат, тем больше вопросов он придумает. Я едва не умер, какое значение имеют легкое недомогание и последствия приема снотворного? Кстати, а где все были вчера вечером?
  — В разных местах, — уклончиво ответил Трэгг. — Сейчас мы как раз занимаемся проверкой алиби.
  — Как я понимаю, вы намерены говорить только о Солти.
  — Думаю, вы способны помочь мне только в этом аспекте.
  — Что вы хотите знать?
  — Действительную причину поспешного отъезда Кларка в пустыню.
  — Что говорит Солти?
  — Только то, что именно вы посоветовали Кларку уехать.
  Мейсон покачал головой:
  — Боюсь, он неправильно понял поданный мной сигнал.
  Трэгг посмотрел на адвоката с недоверием.
  — Кстати, — сказал он через несколько секунд, — что вы делали в комнате Кларка, когда появились мы с Сэмом?
  — Ждал Деллу Стрит. — Лицо Мейсона выражало полную невинность. Он широко зевнул. — Даже сейчас клонит в сон при одной мысли.
  — Меня это дело тоже порядком утомило, — сухо заметил Трэгг. — Вы знаете, что Кларк оставил в бюро завещание?
  — Правда?
  Трэгг безнадежно вздохнул.
  — Наверное, — сказал он, — я неизлечимый оптимист. Меня не оставляет надежда, что вы скажете то, чего не собирались говорить.
  — Что случилось с Кларком? — спросил Мейсон. — Как он умер?
  — Примерно так, как написано в газетах. Он и Солти отправились в пустыню. Солти сидел в кабине за рулем, Кларк лежал в прицепе — очевидно, спал. Раньше им не доводилось ездить подобным образом, поэтому они не догадались обеспечить связь между кабиной и прицепом. Кроме того, пикап так грохотал, что Солти не услышал бы даже раската грома, не то что крик. Через некоторое время Солти остановил машину, чтобы посмотреть, как пассажир переносит поездку, и обнаружил, что Кларк очень слаб и плохо себя чувствует, причем симптомы его болезни совпадают с симптомами отравления Брэдиссонов. Солти вернулся за руль, развернул машину и на безумной скорости помчался обратно в Сан-Роберто. Не застав дома доктора Кенуорда, Солти отыскал круглосуточную аптеку, позвонил в больницу и предупредил, что скоро доставит пациента с признаками отравления. Он проскочил перекресток на красный свет. За ним погналась патрульная машина. Солти, не останавливаясь, объяснил ситуацию офицерам. Те выехали вперед, расчистили сиреной дорогу и сообщили о происшедшем в управление. Вот, как говорят комментаторы, и все новости на данный момент. Вернее, это все, что я вам скажу.
  — Его убила пуля? — спросил Мейсон.
  — Его убила пуля.
  — Но он умирал от яда?
  — Ну… — Трэгг явно медлил с ответом.
  — Что показало вскрытие?
  — А вот этого, — Трэгг улыбнулся, — я вам не скажу.
  Глава 15
  Джордж В. Моффгат был полон неудержимой энергии и нетерпения приступить к делу, но тем не менее не мог себе позволить не справиться о здоровье Мейсона:
  — Вы уверены, что чувствуете себя достаточно хорошо для снятия показаний?
  — Думаю, да, — ответил Мейсон.
  — Почему бы вам не подождать день или два?
  — Нет, не стоит. Приступим к делу немедленно. Меня лишь немного пошатывает, не более.
  — Я согласен на любое другое время, — заявил Джим Брэдиссон. — Не бойтесь причинить мне неудобство, мистер Мейсон. Я прекрасно понимаю необычность сложившихся обстоятельств и буду рад…
  — Нет, — прервал его Мейсон, — займемся делом немедленно.
  Моффгат повернулся к нотариусу со скоростью игривого бостонского щенка, которому не терпится вцепиться в брошенный хозяином мяч.
  — В это время и в этом месте, как было условлено заранее, — объявил Моффгат, — будут сняты показания с Питера Г. Симса, одного из ответчиков в деле синдиката «Кам-бэк» против Симса и других, и Джеймса Брэдиссона, президента вышеназванной горнорудной компании. Сторона ответчика представлена мистером Перри Мейсоном. Я представляю истца. Оба свидетеля присутствуют и готовы принести присягу.
  — Господа, — поинтересовался нотариус, — снимаются ли показания в соответствии с предварительной договоренностью?
  — Именно так, — ответил Мейсон.
  — Верно, — подтвердил Моффгат.
  — Приведите к присяге свидетеля Симса, — объявил нотариус.
  Питер Симс вопрошающе взглянул на Мейсона.
  — Встаньте, — приказал тот.
  Симс, костлявый мужчина лет пятидесяти, с причудливо скорбным выражением лица, как у человека, постоянно борющегося с жизнью и терпящего поражение, быстро поднялся.
  — Поднимите правую руку.
  Симс поднял правую руку.
  Нотариус постарался сделать из процедуры приведения к присяге торжественную церемонию.
  — Клянетесь ли вы официально, что все показания, которые вы дадите по делу синдиката «Кам-бэк» против Симса и других, будут представлять правду, одну только правду, ничего, кроме правды, и да поможет вам бог?
  Голос Симса прозвучал не менее торжественно.
  — Клянусь, — пообещал он, потом сел, закинул ногу на ногу и посмотрел на Джорджа Моффгата ангельскими, невинными глазами.
  Моффгат открыл портфель, достал из него папку с документами, придвинул под правую руку небольшой чемоданчик, бросил взгляд на судебного стенографа, призванного записывать все сказанное, и повернулся к свидетелю.
  — Ваше имя — Питер Симс, вы — муж Нелл Симс. Вам знаком прииск, известный под названием «Метеор»?
  — Знаком, — обескураживающе честно признался Питер.
  — Примерно шесть месяцев назад у вас состоялся разговор с мистером Джеймсом Брэдиссоном, не так ли?
  — Я всегда с ним беседовал, — сказал Пит, потом добавил: — Время от времени.
  — Но примерно шесть месяцев назад между вами состоялся особенный разговор, касающийся руды, обнаруженной вами на прииске «Метеор», не так ли?
  — Не припоминаю, — чуть растягивая слова, ответил Симс.
  — Значит, вы не помните разговор, происшедший сто восемьдесят дней назад?
  — Видимо, мне придется все объяснить.
  — Видимо, — согласился Моффгат.
  — Ну, — начал Пит, — понимаете, со мной происходит раздвоение личности, подобно тем, что описаны в книгах. Большую часть времени я — это я, но потом появляется Боб, и я — уже не я.
  — Вы принесли присягу, мистер Симс! — рявкнул Моффгат.
  — Конечно, принес, — согласился Симс.
  — Продолжайте, мистер Симс. — В голосе Моффгата появились нотки злорадства. — Только не забывайте о присяге. Расскажите нам о раздвоении личности и о том, почему вы не помните разговор, состоявшийся между вами и мистером Джеймсом Брэдиссоном.
  — Ну, понимаете… — снова начал Симс, бросив простодушный взгляд на несколько удивленного нотариуса. — Обычно я очень неплохой человек. Могу выпить, могу совсем не притрагиваться к спиртному. Я честолюбив, всегда рвусь вперед, не терплю лжи. Очень люблю свою жену и считаю себя неплохим мужем.
  — Отвечайте на вопрос, мистер Симс, — подсказал ему Мейсон.
  — Он отвечает так, как считает нужным, — отрезал Моффгат. — Меня его ответ устраивает. Продолжайте, мистер Симс. Я хочу, чтобы вы объяснили явление раздвоения личности, не забывая, понятно, что вы принесли присягу.
  — Все верно, — ответил Симс. — Мое второе «я» я назвал Бобом. Возможно, у него другое имя, но я его не знаю. Для меня он просто Боб. Итак, я веду себя очень хорошо, как вдруг появляется Боб и овладевает моей личностью. Когда такое случается, я просто исчезаю и не знаю, что творит Боб.
  — Что-либо свидетельствует о том, что вы вот-вот окажетесь во власти своего второго «я»? — злорадно спросил Моффгат.
  — Только чувство жажды, — ответил Симс. — Я начинаю испытывать ужасную жажду, иду в какое-нибудь заведение, чтобы выпить холодного пива, и, как только заказ сделан, оказываюсь во власти Боба. Сейчас я расскажу вам, чем Боб отличается от меня.
  — Конечно, — согласился Моффгат. — Именно это я и хотел услышать.
  — Ну, Боб не может без выпивки. Он страшный пьяница. Именно эта его черта ужасно беспокоит меня. Боб овладевает мной, ведет куда-то, и я напиваюсь. Потом, когда я просыпаюсь с больной головой, Боба уже нет. Все было бы не так уж плохо, если бы Боб помогал мне справиться с похмельем, но он никогда этого не делает. Он получает от выпивки только удовольствие, а я — головные боли на следующее утро.
  — Понятно, — сказал Моффгат. — Вернемся к продаже рудника мистеру Брэдиссону, который является истцом в этом деле. Не припоминаете, что именно вы говорили ему о прииске?
  — Помню только, что разговор шел о собственности, потом я почувствовал страшную жажду, потом, вероятно, появился Боб, потому что я очнулся только через два дня с жуткой головной болью и кучей денег в кармане.
  — Вы передали мистеру Брэдиссону образцы пород, — продолжал Моффгат, — которые лично, как вы утверждаете, взяли с прииска «Метеор», не так ли?
  — Не припоминаю.
  — Скажите, вы сделали это или нет?
  — Думаю, существует возможность, что он получил от меня образцы, когда за рулем сидел Боб.
  — Эти образцы, — продолжал Моффгат, — не были добыты на прииске «Метеор». Эти образцы и многие другие мистер Бэннинг Кларк хранил в нижнем ящике бюро в своей комнате. Верно?
  — Ничего не могу сказать об образцах, потому что ничего не помню о них.
  — Ваше второе «я», которое вы называете Бобом, не овладело вами еще до разговора с мистером Брэдиссоном о прииске «Метеор»?
  — Не помню точно. Мы заговорили об участке. Конечно, учитывая, что моя жена владеет этим куском земли, я мог сказать о нем что-нибудь еще до того, как появился Боб. Что было потом — понятия не имею.
  Голос Моффгата стал вкрадчивым.
  — Понимаю ваше состояние, мистер Симс. Лично вы ни при каких обстоятельствах не способны совершить предосудительные поступки. Но в некоторые моменты жизни вы не властны над собой, когда вами владеет второе «я», и вы вынуждены отвечать за действия, совершенные без вашего ведома и против вашей воли.
  — Верно, — с готовностью согласился Симс, потом, подумав немного, добавил с жаром: — Как верно!
  Он наградил адвоката теплым дружеским взглядом, полным благодарности.
  — Итак, — подытожил Моффгат, — в тот день вы и понятия не имели, что ваше проказливое второе «я» заставит вас обмануть мистера Брэдиссона, верно?
  — Вы совершенно правы. Мистер Брэдиссон — мой друг. У меня и в мыслях не было навредить ему. Я и волосу не дал бы упасть с его головы.
  Брэдиссон провел ладонью по своей практически лысой макушке, и в его глазах заплясали озорные огоньки.
  — В тот день лично вы не намеревались, даже неумышленно, продавать какой-либо прииск Джеймсу Брэдиссону. Верно? — вкрадчиво спросил Моффгат.
  — Именно так.
  — А незадолго до разговора с мистером Брэдиссоном вы оказались во власти Боба?
  — Вы имеете в виду тот день?
  — Тот день или день-два до него, — небрежно бросил Моффгат.
  — Нет. Боб оставил меня в покое на какое-то время. Это должно было меня насторожить. Ведь Боб никогда не уходил надолго. Он начинает испытывать жажду, и я оказываюсь в его власти.
  — Понимаю. Но Боб определенно не был, как вы говорите, за рулем за три-четыре дня до вашего разговора с Брэдиссоном?
  — Именно так.
  — Тогда, — вкрадчивость в голосе Моффгата сменилась откровенной насмешкой, — чем вы объясните тот факт, что явились на встречу с мистером Брэдиссоном с карманами, полными образцов пород, которые вы украли из нижнего ящика бюро Бэннинга Кларка?
  Выражение лица Симса резко изменилось. От самодовольства не осталось и следа, когда Пит понял всю важность высказанного вопроса. Он заерзал на стуле.
  — Отвечайте на вопрос, — подстегнул испуганного свидетеля Моффгат.
  — Ну… погодите… Вы не можете утверждать, что именно те образцы лежали в бюро Кларка.
  Моффгат с торжествующим видом придвинул к себе чемоданчик, достал из него образец породы и сунул его под нос свидетелю:
  — Видите этот образец?
  — Да, — ответил Симс, не прикасаясь к камню.
  — Видите, что он помечен крестом, высеченным на поверхности? Не этот ли образец вы показали Джеймсу Брэдиссону и не является ли данный образец абсолютно идентичным другим образцам, добытым на одном из приисков Бэннинга Кларка, а именно на прииске «Скай-Хай»?
  Симс снова заерзал на стуле.
  — Я не давал ему этот образец, — вдруг выпалил он.
  — Вы заявляете, что не давали ему именно этот образец с высеченным крестом, который я вам сейчас показываю?
  — Нет, не давал, — уверенно заявил Симс. — Его слово против моего. Я не давал ему этот образец.
  — Ни во время разговора, ни во время переговоров, повлекших за собой подписание контракта с Джеймсом Брэдиссоном, вы не передавали ему этот образец и не заявляли, что именно этот образец вы нашли на прииске «Метеор», что именно этот образец свидетельствует о новом месторождении, обнаруженном вами на этом участке?
  — Нет, сэр, не передавал и не заявлял, — сказал Симс уверенным и решительным голосом.
  — Вы уверены в этом?
  — Абсолютно.
  — Как вы можете быть абсолютно уверены в себе, — Моффгат торжествующе улыбнулся, — если ничего не помните о самом разговоре. В то время, как вы сами упоминали, за рулем находился Боб — ваше второе «я».
  Свидетель провел левой ладонью по волосам, почесал висок.
  — В данный момент я помню все совершенно отчетливо. Возможно, я и не находился во власти Боба. Возможно, я выпил лишнего и все забыл.
  — Вы пили спиртное при обсуждении сделки с мистером Брэдиссоном?
  — Да, пил.
  — И все помните отчетливо?
  — Верно.
  — В таком случае как вы можете утверждать, что не передавали этот образец, помимо других, мистеру Брэдиссону и не уверяли его в том, что эти образцы были обнаружены вами на прииске, принадлежащем вашей жене, а именно на прииске «Метеор»?
  — Сейчас я многое начинаю припоминать, — ответил Симс, неловко поежившись.
  — Утверждаете ли вы, что вашей памяти можно доверять безоговорочно?
  — Да, утверждаю.
  — Таким образом, второе «я», называемое Бобом, в тот момент не властвовало над вами. Боб даже не появлялся?
  — Думаю, нет. По крайней мере, сейчас мне именно так кажется.
  Моффгат захлопнул папку с документами, сунул ее в портфель и подчеркнуто аккуратно застегнул «молнию».
  — Вот и все! — торжественно объявил он.
  Потом Моффгат повернулся к Мейсону:
  — Итак, мистер Мейсон, в сложившихся обстоятельствах вы вряд ли станете продолжать борьбу, не так ли?
  — Не знаю, — мрачно ответил Мейсон. — Я должен все обдумать.
  — Гм! Здесь не о чем думать. Дело можно считать закрытым.
  — Не забывайте, — произнес Мейсон, заметив, что Моффгат уже собирается уходить, — нам предстоит снять показания еще с одного свидетеля, а именно с Джеймса Брэдиссона.
  — Помилуйте, мистер Мейсон. Неужели вам нужны эти показания после того, что произошло?
  — Почему бы и нет?
  — Потому что полученные только что показания являются решающими в деле. Вам не удастся отвести обвинение в мошенничестве. Ваш свидетель практически признал свою вину. Если вы решите обратиться в суд, у вас не будет опоры под ногами.
  — Тем не менее, — продолжал настаивать Мейсон, — мне нужны показания Брэдиссона. Отсутствие опоры под ногами не лишило меня дара речи.
  — Не понимаю, — сказал Моффгат, начиная терять терпение. — Зачем вам эти показания? Мне не известен ни один закон, позволяющий отвести обвинение в мошенничестве при помощи запугивания пострадавшей стороны.
  — Я хочу получить эти показания, и я их получу.
  — Встаньте, — раздраженно бросил Моффгат Брэдиссону. — Поднимите правую руку и произнесите слова присяги. Если мистер Мейсон рассчитывает получить удовольствие от допроса, мы не должны лишать его такой возможности.
  Брэдиссон встал, поднял правую руку и выслушал слова присяги.
  — Клянусь, — сказал он, улыбнувшись Перри Мейсону. — Начинайте, мистер Мейсон. Боюсь, правда, мне нечего добавить к тому, что уже сообщил Пит Симс.
  — Вы служите в синдикате «Кам-бэк»?
  — Да, его президентом.
  — Как давно вы им стали?
  — Примерно год назад.
  — Вы получили значительный пакет акций в качестве наследства от сестры, миссис Бэннинг Кларк?
  — Да.
  — Как президент компании вы определяете ее политику?
  — Именно это и входит в обязанности президента, не так ли?
  — Я просто устанавливаю факты для протокола.
  — Конечно, я не чучело. Совет директоров поручил мне управлять компанией, что я и делаю. — Чуть помедлив, Брэдиссон скромно добавил: — По мере сил и способностей.
  — Именно так. Вы знакомы с Нелл Симс, женой Пита Симса, свидетеля, только что дававшего показания?
  — Знаком.
  — Как долго вы ее знаете?
  — Не могу сказать точно. Год. Может, на несколько месяцев дольше. Впервые я встретился с ней в Мохаве.
  — Где она владела рестораном?
  — Да.
  — С Питом Симсом вы тоже там познакомились?
  — Вероятно, да. Вполне возможно.
  — В течение года вы были более или менее тесно связаны с ними обоими. Жили в одном доме. Нелл исполняла обязанности повара и экономки?
  — Именно так.
  — Протестую против бесполезной траты времени, — заявил Моффгат. — Вам не удастся отвести обвинение в мошенничестве, даже если вы намерены продолжать допрос до самого Судного дня.
  Мейсон не обратил на это замечание ни малейшего внимания, продолжая задавать вопросы спокойным, размеренным тоном:
  — Таким образом, вы достаточно часто виделись с Питом Симсом?
  — Очень часто, когда случались перерывы.
  — Какие перерывы?
  — Между запоями, или, если говорить его словами, временами, когда в седле находился Боб.
  — Значит, вам было известно о Бобе?
  — О да!
  — Итак, шесть месяцев назад мистер Симс вернулся из пустыни и сообщил вам, что открыл новое месторождение?
  — Да, он сказал, что выполнял какую-то работу по оценке принадлежащего жене участка и обнаружил эту новую жилу. По его мнению, руда была чрезвычайно богатой. Он показал мне образцы, я в свою очередь заявил, что синдикат может быть заинтересован в приобретении участка за разумную цену.
  — В дальнейшем вы договорились о цене?
  — Да, мы купили участок.
  — Какая часть стоимости была выплачена?
  — Мы произвели начальный платеж наличными, потом обратились в суд с иском о признании сделки мошеннической и об освобождении нас от последующих платежей.
  — Когда именно вы поняли, что стали жертвой мошенничества?
  — Ко мне поступил доклад оценщика, и через несколько недель я вдруг обратил внимание на то, что комбинация минералов в образцах, и по наличию и по содержанию, абсолютно точно соответствует комбинации, выявленной в образцах, полученных с другого месторождения, являющегося собственностью синдиката и приобретенного у Бэннинга Кларка.
  — Вы обладали опытом работы в горном деле, прежде чем стать президентом компании?
  — Особого опыта не было, но я много знаю о горном деле, у меня к нему врожденная склонность. Практический опыт я приобрел довольно быстро, можно сказать необычайно быстро, если быть скорее правдивым, чем скромным.
  — Таким образом, вы считаете себя достаточно компетентным президентом корпорации, имеющей далеко идущие планы в разработке полезных ископаемых?
  — Если бы я не считал себя таковым, то никогда не согласился бы занять пост президента. Я детально изучил все методы работы, мистер Мейсон. Особое внимание я уделял рудникам, принадлежащим синдикату «Кам-бэк», и проблемам, с ними связанным.
  — Мистер Брэдиссон, вы хорошо разбираетесь в людях?
  — Что вы имеете в виду?
  — То, что, неоднократно встречаясь и беседуя с мистером Симсом, вы могли бы составить о нем хотя бы общее представление.
  — Мог, если вас это так интересует.
  — Вы лично осмотрели участок, прежде чем заключить сделку?
  — Естественно. Едва ли я решился бы просить акционеров выплатить крупную сумму денег за то, чего сам не видел.
  — Вы спускались в эту маленькую шахту?
  — Она не такая уж маленькая. Ствол уходит на глубину пятьдесят футов, горизонтальная выработка имеет протяженность сто тридцать пять — сто сорок футов.
  — Вы изучили образцы породы в самой выработке?
  — Конечно.
  — До подписания договора о приобретении?
  — Конечно. Образцы с высоким содержанием металла были подложены в шахту умышленно.
  — Вы слышали о втором «я» мистера Симса, об этом шаловливом загадочном Бобе, заставляющем бренное тело Пита свернуть с пути истинного на дорогу, ведущую к пьянству?
  Брэдиссон рассмеялся:
  — Конечно, слышал, мистер Мейсон. Прошу меня извинить, я не мог не рассмеяться, так поразительно точна ваша формулировка.
  — Благодарю. Таким образом, у вас была возможность выслушать массу рассказов о том, что происходит, когда Боб контролирует тело мистера Симса?
  — Да, конечно.
  — Как я понимаю, у вас сложилось собственное мнение об этом Бобе?
  — Я хочу, чтобы вы поняли меня правильно, мистер Мейсон. Так называемого Боба просто не существует. Пит Симс использует его в качестве козла отпущения. Боб для Пита не более чем алиби. Стоит Питу сойти с пути истинного и совершить какой-нибудь неблаговидный поступок, как он тут же заявляет, что ничего не помнит, что во всем виновато его второе «я». Так называемый Боб необходим Питу для оправданий перед женой. Быть может, она верит ему, быть может, нет. Во всяком случае, она не предпринимает никаких действий для пресечения его проделок. Благодаря этому у Пита развилось несколько детское, незрелое отношение даже к собственной лжи. Его жена проглатывает ложь с такой готовностью и очевидной доверчивостью, что Пит совсем перестал загружать свой мозг работой. В качестве иллюстрации могу привести легкость, с которой мистер Моффгат заманил его сегодня в ловушку. Впрочем, мне совсем не хочется умалять достоинства самого мистера Моффгата. Перекрестный допрос был проведен блестяще. Тем не менее Симс так свято верит в силу своей лжи, что перестал даже тщательно продумывать ее. Второе «я» слишком облегчило ему жизнь.
  Мейсон и выражением лица, и голосом постарался показать свое искреннее удивление:
  — Вы полагаете, он умышленно вводит всех в заблуждение, когда говорит о втором «я»?
  — Конечно. — Моффгат всем своим видом пытался дать понять, что Мейсону не удалось провести его. — Мистер Мейсон, неужели вы собираетесь доказать существование этой загадочной личности?
  — Ну что вы. В отличие от вас я недостаточно хорошо знаком с этим человеком. Сегодня встретился с ним впервые. Но мне показалось, что он достаточно искренне говорил о раздвоении личности. Я надеялся, что вы подтвердите его слова.
  — Мистер Мейсон, неужели вы считаете меня таким глупым? — воскликнул Брэдиссон.
  — Итак, вы полагаете, что мистер Симс умышленно лжет о раздвоении личности?
  — Конечно.
  — Как долго вы знали об этом?
  — С первой нашей встречи. Его ложь очевидна для любого мало-мальски проницательного человека. Он совершенно бесчестный старый негодяй и ужасный врун. Вы сами хотели услышать эти слова, мистер Мейсон. В его характере есть и привлекательные черты, но в основном он запойный пьяница, неисправимый лгун и просто бесчестный человек, который пытается объяснить свои неблаговидные поступки ложью, в которую не поверит даже младенец. Поймите, Мейсон, вы сами затронули эту тему, и я вынужден заявить, что не верю Питу Симсу ни на йоту. Он старый бесчестный, бессовестный негодяй с весьма ограниченными умственными способностями. Он достиг совершенства только в одном — умеет напиться якобы до беспамятства, притвориться, что располагает ценной информацией, которую потом позволяет вам выудить из него. Другими словами, он очень, очень хороший актер, не более. Разыгрывать ложь у него получается несоизмеримо лучше, чем рассказывать ее.
  — Спасибо, — сказал Мейсон. — У меня — все.
  — Все? — несколько удивленно переспросил Моффгат.
  — Да.
  — Вы понимаете, мистер Мейсон, — лицо Моффгата приобрело коварное выражение, — что я могу подвергнуть этого свидетеля перекрестному допросу?
  — Естественно.
  — Несмотря на то что он является моим клиентом?
  — Понимаю.
  — По любому вопросу, затронутому вами в прямом допросе.
  — Именно таким образом я понимаю закон.
  — Мистер Мейсон, вы сами распахнули передо мной дверь.
  Мейсон лишь едва заметно поклонился.
  — Итак, — Моффгат с бессмысленной улыбкой на лице повернулся к Брэдиссону, — известно ли вам, какую репутацию имеет мистер Симс относительно правдивости его слов?
  — Да, известно.
  — Какую?
  — Ужасную.
  — Среди знакомых вам людей он слывет человеком, не заслуживающим доверия?
  — Именно так.
  — Вы поверите в его показания, пусть даже данные под присягой?
  — Определенно нет.
  — У меня — все, — торжественно объявил Моффгат.
  — Полагаю, снятие показаний закончено, — сказал Мейсон, встал, потянулся и зевнул.
  — Вы действительно собираетесь продолжать заниматься этим делом? — спросил Моффгат.
  — Возвращайтесь в свою контору, мистер Моффгат, — нехотя повернулся к нему Мейсон, — и еще раз перечитайте закон о мошенничестве. Вы обнаружите, что для преследования по суду требуется нечто большее, чем мошеннические заверения. Человек должен поверить в эти заверения, должен действовать в соответствии с ними и полагаться на них. Ваш клиент только что заявил, что считает Пита Симса ужасным вруном, что не верит ему ни на йоту, что не стал бы полагаться ни на единое его слово, что он сам — эксперт горнорудного дела, что он лично исследовал прииск, прежде чем купить его. Таким образом, он полагался лишь на свое собственное мнение, веря в собственную непогрешимость. Иногда, мистер Моффгат, плохая репутация приносит дивиденды. Перечитав закон, подумайте, стоит ли настаивать на судебном разбирательстве.
  Брэдиссон быстро взглянул на Моффгата, и даже этого беглого взгляда было достаточно, чтобы по выражению ужаса на лице адвоката убедиться в убийственной точности формулировок Мейсона.
  — Но мой клиент не заявлял, что полагался на собственное мнение, — сказал наконец Моффгат. — То есть он не заострял внимание именно на этом.
  — Посмотрим, что скажут присяжные, когда ознакомятся с его показаниями, — с усмешкой произнес Мейсон. — Человек с врожденной склонностью к горному делу, способный умело управлять корпорацией еще до назначения на пост президента, человек, которому не нужна помощь специалистов, — отправляется сам осматривать прииск и заключает сделку о его приобретении до получения заключения об оценке. Не спорьте со мной, поберегите силы до суда присяжных. Кстати, мистер Моффгат, вы не способны убедить ни собственного клиента, ни самого себя.
  — Думаю, вы неправильно поняли показания свидетеля в части его личного осмотра собственности, мистер Мейсон. Свидетелю, разумеется, будет предоставлена возможность еще раз просмотреть свои показания, прежде чем они будут приобщены к делу. Мне хорошо известны тонкости этого дела, и я знаю, что исследования, проведенные мистером Брэдиссоном, не могли предотвратить его обращение в суд о признании сделки незаконной и мошеннической.
  Моффгат быстро взглянул на своего клиента, чтобы удостовериться, что тот ничего не собирается говорить.
  Мейсон улыбнулся:
  — Ознакомьтесь с делом Бекли против Арчера, приложение четыреста восемьдесят девять, том семьдесят четыре, суда Калифорнии, в котором утверждается, что даже в том случае, если потерпевший не проводил независимого исследования, но не поверил заявлениям продавца, касающимся характеристик собственности, он не может выдвигать обвинения в мошенничестве, каким бы очевидным оно ни было. Вспомните, Брэдиссон заявил, что не верит Симсу ни на йоту.
  Моффгат попытался найти достойный ответ, но не нашел никакого.
  — Эту сторону дела я намерен обсудить с вами в суде, — сказал он наконец, резко повернувшись к Мейсону. — Сейчас мне хотелось бы поговорить с вами на несколько другую тему.
  — Какую именно?
  — Пакет акций синдиката «Кам-бэк», принадлежащий Бэннингу Кларку, находится у вас?
  — Именно так.
  — Как я понимаю, вам известно о том, что было обнаружено завещание?
  — Неужели?
  — Завещание, составленное некоторое время назад, по которому все имущество переходит к жене, а в случае ее смерти — к ее законным наследникам, за исключением, однако, мистера Джеймса Брэдиссона.
  — В самом деле? — равнодушно переспросил Мейсон.
  — Я очень сожалею, — подчеркнуто вежливо продолжал Моффгат, — что мистер Кларк счел необходимым включить данное условие в свое завещание. Оно может считаться прямым, излишним, абсолютно неоправданным унижением, незаслуженным оскорблением человека, всегда стремившегося быть другом покойному.
  Брэдиссон постарался выглядеть соответственно полученной характеристике.
  — Как бы то ни было, — продолжал Моффгат, — миссис Брэдиссон является единственной законной наследницей и вся собственность переходит к ней. Она передала завещание в суд на утверждение. Я полагаю, мистер Мейсон, вы не станете удерживать у себя этот пакет акций и без промедления передадите его душеприказчице.
  — Почему я должен так поступить?
  — Потому что мы знаем, что продажа вам акций в действительности таковой не являлась.
  — Кто именно заявляет об этом?
  — Вы утверждаете, что передача пакета была подтверждена выплатой вами определенной суммы?
  — Несомненно.
  — Не соблаговолите ли сообщить, какой именно?
  — Не вижу причин, чтобы сделать это.
  — Я полагаю, вы отдаете себе отчет, что как адвокат действуете в положении доверенного лица, что любой договор, заключенный вами с клиентом, будет считаться мошенническим, что получение любых преимуществ, обусловленных вашим привилегированным положением по отношению к клиенту, будет рассматриваться как серьезное нарушение и даже как основание для обвинения вас в нарушении правил профессиональной этики.
  — Звучит как угроза, Моффгат.
  — Возможно. Помните, я не бросаю слов на ветер.
  — Рад слышать это.
  — Должен ли я понимать вас так, что, несмотря на мои требования, вы отказываетесь вернуть акции?
  — Именно так, если быть кратким.
  — Мистер Мейсон, вас ждут серьезные неприятности. Ваши действия станут причиной серьезных трений между нами.
  — Принцип действия судебных разбирательств основывается именно на различии точек зрения.
  — Данное дело выходит за рамки обычного судебного разбирательства. Я вынужден буду поставить под сомнение этичность вашего поведения. Правовой спор перейдет в разряд личных и очень тяжелых.
  — Превосходно! Обожаю сражения. Обожаю язвительные выпады в словесной схватке. А сейчас прошу меня извинить. Я вынужден вернуться в свой офис.
  Мейсон вышел из кабинета, не удостоив оставшихся даже быстрого взгляда с порога.
  Глава 16
  Делла Стрит разложила на столе Мейсона дневную газету.
  — Вы только посмотрите на нашего друга Пола Дрейка.
  Мейсон с удовольствием изучил фотографию, на которой был запечатлен Пол Дрейк, одетый в рваную рубашку, залатанные штаны и огромную потрепанную шляпу-стетсон, ведущий под уздцы навьюченного брезентовыми тюками осла. К одному из тюков были привязаны кирка, лопата и лоток для промывки золота. Фотография выглядела весьма достоверной. Полу удалось зафиксировать на лице выражение добродушной искренности. Он выглядел сухощавым и загорелым, закаленным долгими годами жизни в пустыне. В правой руке Пол сжимал кожаный мешочек.
  Чуть ниже фотографии было напечатано пояснение: «П. К. Дрейк, вновь открывший, по его утверждению, знаменитые потерянные золотые залежи. На фотографии Дрейк передает мешочек с золотыми самородками Харви Брейди — богатому скотоводу из Лас-Алисаса. Репортаж на странице шесть».
  На шестой странице самое видное место было предоставлено материалу, озаглавленному: «Старатель находит потерянную бонанцу. Король скотоводов Южной Калифорнии делится информацией с нищим старателем».
  Мейсон с интересом прочитал статью. Как оказалось, Харви Брейди, известный скотовод из Лас-Алисаса, всегда мечтал стать старателем, но судьба распорядилась иначе и сделала его сначала мелким скотоводом, а потом благодаря солидным капиталовложениям в скот одним из ведущих скотоводческих баронов Юга. Но мечты о старательстве постоянно напоминали о себе.
  Напряженная работа не позволяла Брейди отправиться в пустыню, поэтому скотовод занялся изучением книг о рудниках, по горному делу и особенно о знаменитых потерянных месторождениях Юго-Запада. В результате кропотливой многолетней работы по сбору мельчайших крупиц информации Брейди удалось собрать наиболее полную справочную библиотеку на всем Юго-Западе.
  Опасаясь насмешек, Брейди скрывал свое увлечение даже от самых близких друзей и знакомых. Люди, знавшие Брейди многие годы, не подозревали, что он интересуется потерянными месторождениями и благодаря кропотливому труду разработал теорию, согласно которой эти залежи могут быть обнаружены.
  Итак, примерно шесть месяцев назад Брейди ехал по пустыне на машине. Судьба, сделавшая его скотоводом, решила, видимо, вознаградить Брейди за столь упорный труд. Брейди ехал в Лас-Вегас, штат Невада, на важную конференцию скотоводов. Пол Дрейк, типичный старатель, уныло плелся по раскаленному асфальту от Иермо к Виндмилл-Стейшн, оплакивая смерть любимого осла. Все свое имущество он тащил в мешке за плечами.
  Дрейк услышал скрип тормозов, обернулся и увидел дружелюбную улыбку скотовода. Секунду спустя Дрейк, забросив тяжелый мешок в багажник автомобиля, удобно расположился на сиденье, и Брейди повез его к Виндмилл-Стейшн.
  Завязался разговор, в ходе которого выяснилось, что Дрейку хорошо знаком район пустыни, в котором, по мнению Брейди, находилось одно из знаменитых потерянных месторождений.
  Дрейк не остался в Виндмилл-Стейшн, а поехал в Лас-Вегас в качестве гостя Харви Брейди. Все время, пока длилась конференция скотоводов, Дрейк жил в отеле, в номере, снятом для него Брейди. Каждую свободную минуту скотовод проводил в обществе Дрейка, чтобы лучше познакомиться с ним и оценить его возможности.
  Затем, в самый последний день конференции, Брейди предложил субсидировать Дрейка, если тот откажется от свободных поисков новых месторождений и станет кем-то вроде детектива пустыни, следующего по маршруту, которым, как выяснил Брейди, прошел когда-то старатель, нашедший, а потом потерявший одно из богатейших месторождений на всем Юго-Западе.
  Естественно, обе стороны не разглашали детали разговора, но договоренность была достигнута. Вчера днем Брейди, практически забывший подобранного им в пустыне нищего старателя, вдруг получил радостное известие о том, что благодаря разработанной им теории в пустыне были обнаружены сказочно богатые золотые россыпи.
  И вот последний акт (перед тем, как судьба опустит занавес в этой маленькой драме о пользе пускания хлеба по водам), и Дрейк передает Харви Брейди кожаный мешочек с самородками — собранными менее чем за двадцать пять минут, — стоимость которых составляет несколько сотен долларов. Вероятно, самородки были найдены именно в том месте, где две трети века назад человек, обнаруживший месторождение, испытал такую безумную радость, что не смог потом отыскать это место.
  — Ничего не скажешь, — довольно хмыкнул Мейсон. — Пол Дрейк отлично поработал.
  — Как и Харви Брейди, — заметила Делла. — Не зря мы с ним связались.
  — Несомненно. Скорее всего, приятели будут немилосердно насмехаться над ним, когда все откроется. Пока же Брейди очень нам помогает.
  Глаза Деллы озорно сверкнули.
  — Мне кажется, он получает от этого дела огромное удовольствие. Особенное чувство юмора делает Брейди таким привлекательным.
  — И верность друзьям, свидетельствующая о том, что на него всегда можно положиться, — добавил Мейсон. — Кстати, Дрейк ничего нам не передавал?
  — Ни слова.
  — Я велел ему отметить удачу.
  — Это он сделает с удовольствием, особенно за ваш счет.
  — И на здоровье! Делла, попробуй дозвониться до Брейди.
  Делла сняла трубку телефона, стоявшего на ее столе, дала указания дежурившей на коммутаторе Герти, и всего через несколько минут Брейди был на проводе.
  — Извините, что попросил вас об услуге, практически не предупредив, — сказал Мейсон. — Все объясню при встрече.
  — Никаких объяснений не требуется, — ответил Брейди. — Человека, нуждающегося в объяснениях, не стоит считать другом. Когда просишь скотовода об услуге, то он либо сразу посылает тебя к дьяволу, либо делает все, как надо, и сам получает огромное удовольствие. Я могу помочь еще чем-нибудь?
  — Пока ничем.
  — Ваш человек, Дрейк, слишком много пьет. Так и было задумано?
  — Именно так.
  — Он сказал, что вы поручили ему напиваться в публичных местах и делать неуместные заявления. Однако он был слишком пьян, и я решил для пользы дела заткнуть ему рот.
  — Он не доставляет вам слишком много хлопот?
  — Нет. Он попытался сбежать, но я притащил его домой на лассо. После этого он стал более послушным.
  — Он способен управлять машиной?
  — Конечно нет.
  — У вас есть человек, который сможет довести его до Мохаве и отпустить там на все четыре стороны?
  — В таком состоянии?
  — Да.
  — Конечно. Я сам отвезу его. Если хотите увидеть пару разгулявшихся старателей, приезжайте в Мохаве и посмотрите, как Пол Дрейк и Харви Брейди празднуют удачу.
  — Заманчивая идея, — рассмеялся Мейсон. — Только не надо…
  В трубке раздался звон бьющегося стекла.
  — Черт! — воскликнул Брейди. — Этот бродяга совсем спятил. Он выпрыгнул в окно.
  Мейсон услышал, как скотовод бросил трубку, потом до него донеслись ритмичные удары качавшейся трубки о стену, за которыми последовал крик Брейди:
  — Не садись на этого жеребца! Он тебя сбросит.
  Все смолкло.
  Мейсон вздохнул и повесил трубку.
  — Ты все слышала? — спросил он Деллу.
  — Похоже, Пол Дрейк решил стать ковбоем.
  — И выбрал самый трудный путь, — улыбнулся Мейсон.
  — Я постараюсь выяснить все, что смогу, об остальных участниках драмы, — пообещала Делла.
  Через пятнадцать минут Делла сообщила Мейсону следующую информацию: Солти Бауэрса допросили в полиции и отпустили. Трейлер задержали в качестве вещественного доказательства, поэтому Солти заменил его прицепом, погрузил ослов и отбыл в неизвестном направлении.
  Доктор Кенуорд, еще не оправившийся от шока, решил обрести покой в пустыне, несмотря на опасность инфекции. Велма Старлер сопровождает его.
  — Зайди в детективное агентство, — сказал Мейсон. — Пусть попробуют отыскать след Солти Бауэрса.
  Делла прошла по коридору в агентство Дрейка и через несколько минут вернулась, чтобы доложить, что оперативники уже занимаются этим делом.
  — Как прошла процедура снятия показаний? — поинтересовалась она.
  — Похоже, я наголову разбил их в деле о мошенничестве.
  — Чем ввергли Моффгата в ярость, могу поспорить.
  Мейсон кивнул.
  — Не стоит его недооценивать. Если вы одержите над ним верх два раза подряд, он обязательно постарается отыграться.
  — Именно так, — согласился Мейсон. — Уже старается.
  — Каким образом?
  — Используя пакет акций. Он не подозревает, насколько верна его догадка, но от своих мыслей не отказывается. Понимаешь, я сам поставил подпись Кларка на документе. Вынужден был так поступить. Если бы Кларк обвел подпись, документ приобрел бы законную силу. Сам он одобрил мой поступок, не было бы ни малейших затруднений, останься он жив. Но Кларк умер, а я оказался между двух огней. Меня можно обвинить в подлоге и в попытке завладеть акциями на сумму четверть миллиона долларов посредством подделки подписи мертвого клиента.
  — У Моффгата возникли такие подозрения?
  — Вероятно… но пока он прощупывает меня вслепую. Пустил пробный шар — попытался меня запугать. Я не собираюсь присваивать акции, но и отдать им сертификат не смею.
  — Что ты ответил Моффгату?
  — Категорически отверг его обвинения.
  — Шеф, будьте осторожны.
  — Уже поздно, — усмехнулся Мейсон. — К тому же я никогда не отличался осторожностью в поведении.
  В четыре часа поступило сообщение из агентства Дрейка. Бэннинг Кларк владел рядом участков в районе Уокер-Пасс. Эти участки были известны под названием «Скай-Хай» и были представлены на опцион синдикату «Кам-бэк». Срок опциона истекал в полночь. Очевидно, Солти Бауэрс направился к этим участкам. Доктор Кенуорд и Велма Старлер поехали с ним. Врач, скорее всего, решил сменить обстановку на отличную от больничной и обрести полный покой.
  Мейсон записал точные координаты участков «Скай-Хай» и с улыбкой повернулся к Делле Стрит:
  — Делла, как ты думаешь, у администратора найдется пара спальных мешков?
  — Думаю, да. Мы брали их в путешествие прошлой осенью. А вот насчет надувных матрасов я не уверена.
  — Придется рискнуть. Попроси администратора достать мешки. Потом отправляйся домой, переоденься во что-нибудь более подходящее. Захвати с собой портативную пишущую машинку, портфель с бланками и копировальной бумагой. Не забудь заправить чернилами авторучку и взять блокнот для стенограмм.
  — Куда мы едем?
  Мейсон улыбнулся еще шире:
  — Искать сбежавшего убийцу и скрываться от обвинений в подлоге.
  Глава 17
  Много миль проехали они по извилистой, петляющей дороге. Причудливые пальмы Джошуа стояли словно часовые, предупреждавшие путников об опасности вытянутыми руками. Благодаря своим шипам колючие груши служили идеальным убежищем для испуганных кроликов. Кактусы чолла, самые смертоносные из всех, в свете фар казались окутанными нежным, полупрозрачным, шелковистым кружевом. Изредка встречавшиеся толстые и прямые бочковидные кактусы вызывали в памяти рассказы об оставшихся без воды старателях, которые срубали верх растения, выдалбливали сердцевину, ждали, пока соберется сок, и утоляли им жажду.
  Делла Стрит разложила на коленях вычерченную карандашом карту и прикрывала ладонями маленький фонарик, чтобы его свет не мешал Мейсону следить за дорогой. Она все чаще поглядывала на спидометр.
  — Поворот через две десятых мили, — сказала Делла.
  Мейсон притормозил, вглядываясь в темноту, наконец он увидел слева уходившую в пустыню дорогу — едва заметную колею.
  Делла выключила фонарик, сложила карту и убрала ее в сумку.
  — Осталось всего три и шесть десятых мили, — сказала она. — Прямо по этой дороге.
  Колея поднялась на плоскогорье у края пустыни.
  — Я заметила свет, — воскликнула Делла.
  — Машина?
  — Нет, слишком красный. Вот он, чуть правее. Это костер.
  Дорога резко ушла в сторону, огибая небольшой каменистый выступ, и вышла на плато. Красноватое пятнышко света постепенно превратилось в костер.
  Мейсон остановил машину там, где веером расходились следы колес. Фары осветили седан последней модели, стоявший рядом с тарантасом Солти Бауэрса, потом прицеп для перевозки ослов.
  Мейсон заглушил мотор и выключил фары.
  Тишина была полной. Ее лишь подчеркивало легкое потрескивание остывавшего под капотом двигателя. В обычной обстановке этот звук был бы неразличим, но в тишине пустыни он казался далекой канонадой.
  Оставленный людьми костер выглядел здесь совершенно неуместным, таким же нелепым, как шумное веселье во время казни.
  — Брр! — нарушила молчание Делла. — Аж мурашки по коже.
  Мейсон открыл дверь машины.
  — А, это вы! — раздался знакомый медлительный голос футах в пятидесяти от него. — Все в порядке, это адвокат.
  Лагерь мгновенно ожил. В освещенный круг вышел на костылях доктор Кенуорд, красно-коричневое пламя костра выхватило из темноты стройную фигурку Велмы Старлер, и только потом из черных зарослей пустынного можжевельника появился Солти Бауэрс.
  — Осторожность не помешает, — пояснил он, — особенно сейчас. Лучшей мишени, чем сидящие у костра люди, не придумаешь. Заметили вашу машину и решили поостеречься. Что случилось? Есть новости?
  — Никаких новостей. Просто мы решили спрятаться на время. Найдется место еще для двух путников?
  Солти улыбнулся и широко раскинул руки:
  — Сколько угодно. Присаживайтесь к костру. Я приготовлю чай.
  — У нас машина загружена походным снаряжением.
  — Потом разгрузим. Посидите немного.
  Они подошли к костру. Мейсон и Делла пожали руки доктору и медсестре и расположились поближе к огню. Солти достал откуда-то закопченный эмалированный кофейник, налил в него воду из канистры и поставил на огонь.
  — Этот кофейник я использую только для чая, — пояснил он. — Для кофе у меня есть еще один. Надеюсь, вы понимаете, мистер Мейсон, что я ни от кого не убегаю, просто люди в городе не всегда отдают себе отчет, какие чувства человек может испытывать к своему деловому партнеру. Смерть Бэннинга была тяжким ударом для меня, а люди хотят только говорить, говорить, говорить о ней. Я вдруг почувствовал, что больше не могу без пустыни. Так бывает: человек чего-то хочет, но не может понять, что именно, потом до него доносится запах жареного бекона и кофе, и он понимает, что просто голоден.
  — А я, — вступил в разговор доктор Кенуорд, — решил, что мне совершенно необходимо нормально отдохнуть. Велма обо всем договорилась с Солти. Я благодарен ему за то, что он взял меня с собой.
  — Мы на участке Бэннинга Кларка? — спросил Мейсон.
  — Уже да, — ответил Солти, потом взглянул на часы и уточнил: — Участок перейдет в его собственность в полночь. Именно в полночь истекает срок действия опциона.
  — Но они еще могут воспользоваться своим правом до полуночи, — сказал Мейсон.
  — Могут, — сухо подтвердил Солти.
  — Я хочу сообщить вам нечто касающееся убийства, — вдруг сказал Кенуорд. — Чтобы потом, если вы не возражаете, уже не касаться этой темы.
  — Лично меня, — сказал Солти, — это устраивает.
  — Что именно вы собираетесь сообщить нам? — поинтересовался Мейсон.
  — Хотя я и не являюсь доверенным лицом полицейских… — начал Кенуорд. — Согласно их теории, как мне кажется, кто-то стрелял в меня, приняв за Бэннинга Кларка.
  — Мне тоже так показалось, — сказал Мейсон. — Хотя полиция доверяет мне не больше, чем вам.
  — Такой вывод очевиден. Я находился именно в том месте, где мог находиться Бэннинг Кларк, если бы он не уехал в пустыню. В лунном свете я выглядел лишь спящим человеком, закутанным в одеяло, и убийца, если он не знал об отъезде Кларка, легко мог принять меня за него.
  Мейсон кивнул.
  — Но я не мог не задуматься, так ли все было на самом деле, — продолжал доктор.
  — Вы полагаете, что кто-то пытался убить вас, зная, кто вы такой? — спросил Мейсон.
  — Возможно.
  — Мотив?
  Доктор Кенуорд чуть помедлил с ответом.
  — Говорите, — поторопил Мейсон. — Мотивом может быть только определенная информация, которой вы располагаете. Что это за информация?
  — Я не собирался углубляться в эту тему.
  — Мы уже достаточно углубились, доктор. Я полагаю, информация касается какого-либо медицинского аспекта дела об отравлении, и думаю, что все присутствующие здесь, включая вас самого, заинтересованы в том, чтобы вы поделились своими знаниями.
  — Вы и так почти обо всем догадались, — рассмеялся доктор Кенуорд. — Я, как требовал того порядок, оставил часть содержимого желудков после первого отравления. Если вы помните, в том случае мышьяк был обнаружен в солонке, которой пользовались исключительно Брэдиссоны.
  — И что же вы нашли в образцах содержимого желудков? — поинтересовался Мейсон.
  — Результаты анализа пришли, когда я уже собирался уезжать из города. Мне сообщили о них по телефону. Заключение гласит, что в желудках не выявлено ни малейшего признака мышьяка.
  — Чем же можно объяснить появление симптомов отравления? — спросил Мейсон.
  — Очевидно, приемом рвотного корня.
  — С какой целью?
  — Для получения симптомов отравления мышьяком.
  — Для чего, доктор?
  — Я думаю, этот вопрос следует адресовать вам, — сухо заметил Кенуорд. — Я же излагаю голые медицинские факты.
  — Чем можно в таком случае объяснить металлический привкус во рту, судороги и общее болезненное состояние?
  — Я очень тщательно расспросил обо всем Велму. Вполне вероятно, она сама предположила наличие таких симптомов. Я задал ей конкретный вопрос, не спрашивала ли она пациентов, заподозрив отравление мышьяком, не испытывают ли те судороги, боль в желудке, жжение и металлический привкус во рту. Сейчас она не может вспомнить точно, задавала ли она подобный вопрос, или пациенты сами рассказали ей о наличии таких симптомов.
  — Вы придаете этому такое большое значение? — спросил Мейсон.
  — Огромное. Если человек серьезно заболевает, появляются симптомы депрессии, большой восприимчивости к внушению, иногда — истерии. В таких обстоятельствах человек, чувствующий некоторые симптомы, характерные для данного заболевания, узнав о других, начинает испытывать и их.
  — Вы уверены в том, что в солонке был мышьяк?
  — Абсолютно. Его наличие подтверждается анализом.
  — Почему же он там оказался?
  — И этот вопрос нужно адресовать скорее вам, чем мне. Впрочем, есть две версии. В соответствии с первой, мышьяк в солонку был подсыпан человеком, который знал, что Брэдиссоны страдают заболеванием, симптомы которого схожи с симптомами отравления мышьяком, и с какой-то целью решил придать этому заболеванию попытку отравления.
  — А в соответствии со второй?
  — Кто-то действительно пытался отравить Брэдиссонов. Яд должен был быть принят на следующий день, но по какому-то необъяснимому совпадению они потребили рвотный корень в количестве, достаточном для того, чтобы развились симптомы, схожие с симптомами отравления.
  — Я вынужден задать вам следующий вопрос, доктор. Рассматривалась ли вами возможность того, что Брэдиссоны умышленно приняли рвотный корень, чтобы симулировать отравление мышьяком?
  — Как любой другой ученый, я, пытаясь объяснить появление симптомов, рассматривал такую возможность.
  — Что-либо свидетельствует в поддержку моего предположения?
  — Ничто.
  — Такое объяснение логично?
  — Ничто не свидетельствует и против.
  — Вы полагаете, что кто-то пытался убить вас потому, что вам известна эта информация?
  — Возможно.
  Они помолчали с минуту.
  — Я должен все обдумать, — наконец сказал Мейсон. — А пока расстелю-ка я спальный мешок.
  Адвокат подошел к машине, достал спальные мешки, подключил компрессор, наполнил воздухом надувные матрасы, а когда поднял голову, увидел рядом Солти Бауэрса.
  — Вы отвели какое-нибудь специальное место под спальню? — спросил Мейсон у старого старателя.
  — У нас есть палатка, которую девушки могут использовать для переодевания. Спать там они вряд ли захотят. Гораздо приятнее спать под звездами.
  — В таком случае я положу мешок мисс Стрит рядом с палаткой. А сами вы где спите?
  — События последних дней не выходят у меня из головы, — понизив голос, сказал Солти. — Я расположился чуть выше по дороге, чтобы иметь возможность заранее заметить непрошеных гостей, если они появятся, конечно. Беритесь за этот край мешка, я возьмусь за тот, и мы перенесем его на место. Как раз закипит чай, пока мы этим занимаемся.
  Спальные мешки были наконец разложены, дорожные сумки вынесены из машины, и все собрались вокруг костра. Солти бросил в огонь охапку полыни. Пламя разгорелось мгновенно, прогнав подальше от костра подкрадывавшуюся темноту.
  — Здесь и воздух совсем другой, — сказал Солти, разливая чай.
  — Определенно, — согласился Мейсон. — Сухой и чистый.
  — Несколько месяцев назад меня начал беспокоить хронический насморк, — заметил доктор Кенуорд. — Здесь же нос быстро прочистился. Я настроен весьма оптимистично.
  — Как ваша рана? — учтиво спросил Мейсон.
  — Ничего серьезного. Опасаться следует только осложнений, надо постараться подавить их в зародыше. Хотите — верьте, хотите — нет, но я чертовски доволен. Отпуск хоть и вынужденный, но весьма своевременный и приятный.
  — Чем занимается Нелл Симс? — спросил Мейсон. — Она по-прежнему живет в доме Кларка?
  — Конечно нет, — ответил Солти. — Немедленно уехала в Мохаве, сказала, что собирается вновь открыть свой ресторан. Я полагаю, — добавил он несколько мечтательно, — пустыня всегда возвращает себе то, что ей принадлежит.
  — Здесь так чудесно, — сказала Делла.
  — Многие люди ненавидят пустыню, — попытался пояснить Солти. — Они поступают так только потому, что боятся ее. Каждый из них боится остаться наедине с самим собой. Многие сходят с ума, если их оставить в пустыне всего на неделю. Я часто видел такое. Однажды человек подвернул ногу и не мог идти дальше. Его спутники, напротив, были вынуждены продолжить путь. Они ушли, оставив тому человеку много воды, еды и дров. Ему следовало только посидеть на месте три-четыре дня, пока нога заживет и позволит идти дальше. Человек вышел к обжитым местам наполовину сумасшедшим. Нога была воспалена, но он заявил, что предпочел бы потерять ее, чем остаться в пустыне еще хоть на десять минут.
  — Я считаю пустыню прекрасной, — сказала Велма Старлер.
  — Она прекрасна, несомненно, — согласился Солти. — Люди боятся ее только потому, что здесь они оказываются лицом к лицу с Создателем. Некоторым такое не под силу. Кому-нибудь налить еще чаю?
  Полынь перестала трещать, пламя стало ровным.
  — В чем заключается изыскательская работа? — спросил Мейсон. — Вы просто ходите по пустыне и смотрите под ноги?
  — Конечно нет. Нужно знать, как сформировалась земная поверхность в данном месте, определить ее структуру, понять, что именно следует искать. Многие старатели поднимали с земли камень, в котором заключалось несметное богатство, и отбрасывали его в сторону. Сейчас я покажу вам кое-что.
  Солти поставил на землю свою чашку и направился к пикапу. Немного покопавшись в кузове, он достал какой-то ящик.
  — Что это такое? — спросил Мейсон.
  — Черный свет. Видели когда-нибудь?
  — Видел, как с его помощью обнаруживали подделки.
  — Если вы не видели, как он действует в пустыне, значит, не видели ничего. Ступайте за эту скалу, я все вам покажу.
  — Я просто не в состоянии идти и вынужден остаться здесь, — сказал доктор Кенуорд. — Мне не хотелось бы лишний раз вставать.
  Все зашли за огромный каменистый выступ. Сюда не проникал свет костра, и звезды казались любопытными зрителями, которые с интересом наблюдают за передвигающимися по пустыне неясными фигурами.
  Солти заметил, что все смотрят на звезды.
  — Говорят, звезды мерцают из-за большого содержания в воздухе пыли и различных по направлению воздушных потоков. Я ничего не знаю об этом. Знаю только, что здесь звезды не мерцают.
  Солти щелкнул выключателем. Аппарат низко загудел.
  — Катушка индуктивности, — пояснил Солти. — Повышает напряжение с шести до ста пятнадцати вольт. В аппарате установлена лампа мощностью два ватта, сейчас она включена.
  Темнота приобрела какой-то особенный оттенок. Нет, она не осветилась, скорее окрасилась в темный — почти черный — фиолетовый свет.
  — Сейчас, — сказал Солти, — я направлю луч невидимого света на скалу, и вы увидите, что произойдет.
  Он направил похожий на ящик аппарат на поверхность камня.
  Почти мгновенно тысячи разноцветных огоньков зажглись в толще глыбы. Некоторые были синими, другие — желтовато-зелеными, третьи — ярко-зелеными. Огоньки отличались и размерами — от булавочной головки до огромных пятен величиной с бейсбольный мяч.
  Делла Стрит затаила дыхание. Велма Старлер громко вскрикнула. Мейсон молча наслаждался невиданным зрелищем.
  — Что это? — наконец спросила Делла Стрит.
  — Я не слишком многое понимаю. По-моему, это явление называется флуоресценцией, — сказал Солти. — Мы используем его в процессе разведки. Разные минералы светятся по-разному. Признаюсь, я немного приукрасил скалу, положил на нее камешки из других районов пустыни. Вы спрашивали, в чем заключается изыскательская работа? Многие работы производятся ночью. Таскаем с собой такие вот аппараты, ищем с их помощью минералы. Камень, который днем вы прошли бы, едва удостоив, взглядом, показывает наличие в себе ценных минералов, если направить на него луч черного света… Давайте вернемся к костру. Вдруг док подумает, что мы убежали и бросили его. Я показал вам все, что хотел.
  Солти выключил аппарат.
  — Ну как? — спросил доктор Кенуорд, когда все вернулись к костру. — Получилось? Сработало?
  — Изумительно, — ответил Мейсон.
  — Никогда не видела более прекрасного и вызывающего такое благоговение зрелища, — взволнованно произнесла Велма Старлер. — Ты знаешь, как работает этот аппарат?
  — В общих чертах, — ответил Кенуорд. — Лампа, заполненная аргоном и потребляющая очень мало энергии, обычно не более двух ватт, излучает ультрафиолетовый свет. Наш глаз не способен его видеть. Различные минералы, отражая этот свет, изменяют его длину волны и переводят в видимый диапазон. В результате создается впечатление, что минералы сами излучают свет различных цветов — как независимые источники.
  — Вы тоже используете подобные аппараты? — спросил Мейсон.
  — Я… Ой!.. В ноге кольнуло. Все в порядке, Велма. Ничего не надо делать.
  — Чай еще остался, — объявил Солти, наполняя чашки.
  Полынь в костре уже начинала затухать. Разговор на несколько мгновений прервался, безмолвие пустыни стало настолько явным, что восприятие всего остального как бы притупилось, а воцарившееся молчание лишь подчеркивало тишину.
  Мужественно вспыхнул и погас последний язычок пламени. От костра осталась только горстка раскаленных углей. Почти мгновенно навалилась притаившаяся рядом темнота. Еще ярче засверкали на небе звезды. Странствующий ветерок, пришедший с далеких хребтов, на мгновение раздул угли, все вокруг окутала колдовская тишина пустыни.
  Солти молча встал и удалился в темноту. Благодаря многолетнему опыту передвижения без искусственного освещения он шел так же уверенно, как слепой передвигается в знакомой обстановке.
  — Ну и мне пора. Спокойной ночи, — сказал доктор Кенуорд и попытался встать без помощи Велмы Старлер, но та оказалась рядом в одно мгновение.
  — Почему ты не сказал, что хочешь встать? — с упреком спросила девушка.
  — Не хочу быть обузой, — ответил врач.
  — Придется какое-то время. Придется прибегать к помощи других людей. Хочешь лечь?
  — Да, вероятно. Если ты поможешь мне справиться с ботинками… Чудесно! Мне просто не хотелось лишний раз сгибать ногу. Спасибо.
  Мейсон и Делла Стрит остались одни у затухающего костра. Она наслаждались тишиной пустыни, зачарованно глядя на красный круг углей.
  За их спинами, на фоне западных звезд, виднелись черные очертания горных хребтов. Прямо перед ними, чуть к востоку, поверхность земли резко сливалась с туманной темнотой, которая, как они знали, и являлась бескрайними просторами пустыни. У них на глазах окрашивался в пастельные тона круг раскаленных углей, их не мог уже раздуть даже свежий ночной ветер.
  Рука Мейсона нашла ладонь Деллы Стрит и легонько сжала ее в знак безмолвного взаимопонимания.
  На востоке появилась и пригасила сияние звезд бледная, расплывчатая полоска света, туманная и неясная, как первые лучи северного сияния. Через несколько минут на желтоватом фоне появилась ломаная линия очертаний восточного хребта на границе пустыни. Свет становился все более ярким, наконец из-за линии горизонта величественно выплыла немного кривобокая луна. Она окаймила золотом горные хребты.
  Более двух часов окутанные колдовской тишиной Мейсон и Делла Стрит наблюдали за постоянно менявшимся волшебным спектаклем.
  Глава 18
  Глубокий сон Мейсона был нарушен ревом осла. Почти сразу же к первому ослу присоединился второй, и Мейсон заулыбался, еще не открыв глаза.
  Утренний воздух был холодным и свежим. На небе виднелись одна или две из наиболее ярких звезд. В воздухе было так мало влаги, что не образовалось ни малейшего облачка, а на спальном мешке не было и намека на росу. Далекий горный хребет отчетливо вырисовывался, словно зубья пилы, на фоне зеленовато-синего свечения, постепенно переходившего в темноту. Было слишком рано, цвета были еще неразличимы, все предметы в погруженном в сон лагере представляли собой не более чем сероватые силуэты.
  Мейсон сел, его спина и плечи лишились покрова спального мешка, и тепло тела, бережно сохраняемое пухом, мгновенно было поглощено неподвижным холодным воздухом. Мейсон поежился и поспешил залезть обратно в мешок.
  Ослы заметили, что он зашевелился, и подошли к его спальному мешку, осторожно и грациозно ступая тонкими ногами. Мейсон почувствовал прикосновение мягкого, как шелк, носа к своему уху, потом губы ослика нежно подергали его волосы.
  Адвокат рассмеялся, выбрался из мешка и быстро нырнул в одежду. Рев животных, очевидно, никого, кроме него, не разбудил. Все более яркий свет утра озарял по-прежнему неподвижные холмики спальных мешков.
  Пока Мейсон одевался, ему становилось все холоднее. Горный воздух был совершенно неподвижен, но определенно холоден. Адвокат огляделся, пытаясь найти корм для ослов, но ничего не обнаружил. Впрочем, животные ничего и не ожидали от него. Очевидно, они просто соскучились по людям, хотели, чтобы лагерь поскорее ожил. Как только Мейсон начал двигаться по лагерю, явно удовлетворенные животные застыли на месте, повесив уши и опустив головы.
  Мейсон наломал сухой полыни, разжег ее спичкой, и скоро запылал костер. Адвокат как раз пытался найти запасы продовольствия, когда из-за выступа скалы вышел Солти с шестизарядным револьвером на бедре.
  Солти кивнул Мейсону, избегая разговоров, чтобы не разбудить других. Потом он подошел к ослам, погладил их по шеям, потрепал за уши, налил из канистры в таз ледяную воду и принялся умываться. Закончив с туалетом, он поставил кофейник на огонь. Мейсон тоже стал умываться — ледяная вода обожгла кожу, кровь быстрее побежала по венам лица и рук.
  — А здесь холодно, — заметил он.
  — По ночам, — согласился Солти. — Мы находимся достаточно высоко, этим все и объясняется. Как только встанет солнце, холод перестанет вас беспокоить.
  Мейсон помог Солти готовить завтрак. Он заметил, как зашевелился мешок Деллы Стрит, когда она попыталась одеться в тепле. Через несколько минут Делла подошла к костру.
  — Выспалась? — спросил Мейсон.
  — Конечно! — воскликнула Делла. — Никогда не высыпалась так чудесно. Обычно я чувствую себя вялой после такого глубокого сна. Сейчас же мои легкие будто промыли и… Когда будем завтракать?
  — Скоро, — ответил Солти.
  Небо на востоке превратилось в ослепительную оранжевую полосу. Горные вершины, казалось, покрылись жидким золотом. Над горизонтом показался самый краешек солнца. Пустыня начала окрашиваться в пастельные тона. Мейсон увидел, что дрова кончаются, наломал еще сухой полыни и подошел к Солти, который нарезал бекон острым как бритва ножом.
  Солнце поднялось над горными вершинами, повисело несколько мгновений, будто набираясь сил, потом залило лагерь золотистым теплом. Следующие четверть часа Мейсон был слишком занят приготовлением завтрака и не обращал внимания на то, что происходило вокруг. Потом он вдруг понял, что не испытывает холода, ему, напротив, стало довольно жарко.
  Аромат кофе подчеркивал особый запах копченого бекона. К костру подошли Велма Старлер и доктор Кенуорд. Скоро все ели золотисто-коричневые булочки с растопленным маслом, сиропом и небольшими кусочками мясистого бекона для придания приятного копченого привкуса. Кофе был прозрачным и темно-коричневым, с сильным, приятным ароматом.
  — В чем секрет? — смеясь, спросила Велма Старлер. — Разве вы не должны экономить продовольствие?
  Солти усмехнулся:
  — Бэннинг Кларк заложил совсем рядом склад консервированных продуктов.
  — Но он же не сделал это тайно? — спросил Мейсон. — Он предъявил их надлежащим службам?
  — Конечно, предъявил. Они будут стричь с него купоны до середины семьдесят шестого года. Он любил такую пищу, но не любил таскать ее на осле. Поэтому предпочитал доставлять до определенного места грузовиками, потом довозить куда надо. Вы удивитесь, узнав, как долго хранится консервированное сливочное масло в холодном месте. Как и запечатанный вакуумом кофе. Нормирование продуктов не представляет ничего страшного для городских жителей, — с чувством произнес Солти, — но что делать старателю, которому необходимо запастись продовольствием на несколько месяцев? Как применить к нему норму? Он вынужден приобретать только консервированные или сушеные продукты. Нам нечего здесь опасаться благодаря запасам, которые мы сделали. Можем есть сколько хотим, жить здесь сколько угодно времени, запасы не иссякнут.
  — Спасибо за гостеприимство, Солти, — сказал Мейсон, — но мы выезжаем в Мохаве сразу после завтрака.
  Делла быстро взглянула на адвоката, стараясь ничем не выдать своего удивления.
  — Навестите там Нелл Симс, — попросил Солти.
  — Именно так я и собираюсь поступить.
  — Возможно, завтра она уже начнет печь пироги. По крайней мере обещала.
  — Пит поехал с ней?
  Солти поджал губы:
  — Понятия не имею.
  — Вы не очень его жалуете?
  — Он мне безразличен.
  Мейсон усмехнулся:
  — Посмотрю, что это за город, Мохаве.
  — Вы не знаете… когда будут похороны?
  — Не знаю. Думаю, полиция оставит у себя тело еще какое-то время. Выдаст не раньше чем завтра.
  Солти вдруг протянул ему руку:
  — Спасибо.
  Мейсон и Делла попрощались с доктором и медсестрой, погрузили в машину вещи и поехали по извилистой пыльной дороге. За рулем сидела Делла Стрит.
  — Я думала, вы хотите остаться здесь на день или два, — сказала она.
  — Собирался, — ответил Мейсон. — Я не собирался убегать, просто не хотел, чтобы меня допросили до того, как ситуация прояснится. Если я не предъявлю сертификат, мне грозят неприятности. Если предъявлю, то в сложившихся обстоятельствах станет очевидным тот факт, что документ подделан. Кроме того, меня беспокоит еще одна проблема. Обнаружив пропажу второго завещания, миссис Брэдиссон сразу же поймет, у кого оно находится. Понимаешь, она знает, что я не мог заснуть в той комнате, потому что сама покинула ее незадолго до того, как меня там нашли.
  — Как она поступит, когда все поймет, шеф?
  — Не знаю. Ее позиция станет несостоятельной, и она может попытаться первой нанести удар. В любом случае я решил, что будет лучше скрыться на некоторое время. Но информация о рвотном корне… если они нанесут удар сейчас, нам будет чем ответить.
  Делла помолчала несколько минут, сосредоточив внимание на управлении машиной.
  — Но на этом неприятности не закончатся, — сказала она наконец.
  — К сожалению, нет, — признал Мейсон. — Они будут только усиливаться. Пройдет совсем немного времени, и мне станет по-настоящему жарко.
  — А что потом?
  — Я стану еще более круто сваренным.
  — За подобную фразу вас следует предать разговорному остракизму, — объявила Делла. — Я накладываю на вас словесный карантин.
  — Я вполне заслуживаю подобного наказания, — сказал Мейсон, устало откидывая голову на подголовник и закрывая глаза. — На самом деле меня следовало бы расстрелять.
  Мейсон задремал. Пыльные мили оставались позади машины. Чуть позже грунтовая дорога вышла к асфальтированному шоссе, и машина плавно покатилась в сторону Мохаве. С гребня небольшого подъема перед ними открылась панорама городка, на расстоянии казавшегося безжизненным и выбеленным солнцем, как сухая кость.
  — Итак, — сказала Делла, ослабляя давление ноги на акселератор, — приехали. Куда дальше?
  — В ресторан Нелл Симс, — сказал Мейсон, не открывая глаз.
  — Думаешь, нам удастся отыскать его?
  Мейсон хмыкнул:
  — Ее возвращение, несомненно, явилось ярким событием в истории Мохаве. Думаю, здесь состоялись народные гулянья. Она слишком сильная личность, чтобы исчезнуть без следа в таком маленьком городке.
  Некоторое время они ехали параллельно железной дороге.
  — Такое впечатление, что здесь прошел снег, — заметила Делла.
  Мейсон открыл глаза. Все окаймлявшие пустыню кусты были усеяны клочками бумаги.
  — Видишь железную дорогу? — Мейсон указал рукой на рельсы. — Ветер всегда приходит с той стороны, и если ты не была в Мохаве, то понятия не имеешь, что такое настоящий ветер. Обрывки бумаги выпадают из вагонов, ветер окутывает ими все без исключения кусты. Этот слой накапливался в течение нескольких лет. Чуть ближе к городу у одного человека есть даже шляпная ферма.
  — Шляпная ферма? — переспросила Делла.
  — Именно. В пустыне всегда жарко, и люди высовывают головы в окна вагонов. Определенный процент шляп сдувает ветром, который потом несет их, подобно перекати-полю, по пустыне до зеленой ограды усадьбы этого парня. Соседи распахали свои участки, пытаются что-то вырастить на них, но чуть ли не умирают с голоду. Парень не вырубил у себя на участке ни единого куста и собирает в год такое количество шляп, что на пропитание ему вполне хватает.
  Делла Стрит рассмеялась.
  — Я не шучу, — заверил ее Мейсон. — Это действительно так. Можешь спросить у любого местного жителя.
  — Честное слово?
  — Честное слово. Спроси у кого хочешь.
  Небольшой спуск, плавный поворот, и они въехали в Мохаве. С близкого расстояния столица пустыни показалась им более оживленной.
  — Когда-то, — заметил Мейсон, — здесь жили только те, у кого недоставало ни денег, ни смекалки на то, чтобы выбраться отсюда. Городок был слишком цивилизован для того, чтобы в нем сохранились преимущества жизни в пустыне, и находился слишком глубоко в пустыне, чтобы люди могли воспользоваться преимуществами цивилизации по-настоящему. Сейчас благодаря изобретению кондиционеров и электрических холодильников жизнь стала здесь вполне сносной, что, впрочем, можно заметить и по внешнему виду города. Делла, мы, кажется, приехали именно туда, куда надо. Видишь вывеску прямо впереди?
  Матерчатая вывеска висела высоко над тротуаром. На ней яркими, не менее чем трехфутовыми буквами было выведено: «Нелл вернулась!»
  Делла плавно остановила машину. Мейсон придержал дверь, Делла скользнула по пассажирскому сиденью, сверкнула стройными ногами и встала рядом с ним на тротуаре.
  — Действуем по определенному плану? — спросила она.
  — Нет. Просто врываемся и сразу же начинаем разговаривать.
  Мейсон распахнул дверь ресторана. В помещении было довольно темно, и их глаза, привыкшие к ослепительному солнцу пустыни, начали различать что-либо лишь через пару секунд. Но они не могли не заметить огромный матерчатый транспарант, висевший над зеркалом позади стойки. На нем огромными буквами было написано: «У меня самый лучший ресторан, поэтому люди прибили к моим дверям мышеловку».
  — Мы, несомненно, пришли туда, куда нужно, — объявил Мейсон.
  Откуда-то из прохладной глубины зала раздался удивленный голос Нелл Симс:
  — Боже праведный! Каким ветром вас сюда занесло?
  — Забежали выпить чашечку кофе и съесть кусочек пирога, — с улыбкой ответил Мейсон, подходя к ней и пожимая протянутую руку. — Как поживаете?
  — Превосходно. А вам уж точно не сидится на месте.
  — Верно! — рассмеялась Делла.
  — Слишком рано для выпечки, — извинилась Нелл Симс. — Но несколько пирогов можно будет доставать из духовки буквально через минуту. Как вам понравится горячий яблочный пирог с парой ложек мороженого и хорошим ломтем сыра в придачу?
  — А у вас получится?
  — Что получится?
  — Подать пирог, мороженое и сыр одновременно?
  — Вообще-то так поступать не положено, но я могу попробовать. В нашей местности гостеприимство не умеет читать, особенно эти бессмысленные правительственные распоряжения. Располагайтесь, пироги будут готовы буквально через одну-две минуты. Вам они понравятся. Сахару я никогда не жалела, просто не вижу смысла в наполовину сладком десерте. Всегда добавляю побольше масла, сахара и корицы. Возможно, я выпекаю не слишком много пирогов, но уж те, что выходят из моей духовки, — просто пальчики оближешь.
  — Есть новости? — подчеркнуто безразлично спросил Мейсон, располагаясь за стойкой.
  — Город просто возбужден открытием этого нового месторождения. Но если хотите знать мое мнение, дело это весьма сомнительное.
  — Почему вы так думаете?
  — Из-за старателя, — коротко ответила миссис Симс и замолчала.
  — Человека, который обнаружил рудник?
  — Человека, который сказал, что обнаружил рудник.
  — Что же в нем сомнительного?
  — Он новичок. Если он — опытный старатель, то я — дипломат. Впрочем, золото у него действительно есть. Он его всем показывает.
  — Чем он еще занимается?
  — В основном пьет.
  — Где?
  — Практически в любом месте города, лишь бы было где поставить машину и нашлась бутылка. Этот скотовод тоже с ним гуляет. Они на пару творят безумные вещи.
  — А где ваш муж?
  — Ни разу не видела, как сюда приехали. Вы не знаете, когда состоятся похороны?
  — Скорее всего, никто не знает. Всегда возникает масса волокиты, связанной с вскрытием и подобными процедурами.
  — Какой был хороший человек. До слез обидно, что такие люди умирают. Он был мне как брат. Сердце просто разбито. Думаю, полиция еще не нашла того, кто это сделал… Боже праведный! Чуть не забыла про пироги!
  Она метнулась на кухню. Они услышали, как открылась дверца печи, потом почувствовали волшебный запах свежевыпеченного пирога.
  Распахнулась дверь, в ресторан вошли двое. Делла Стрит быстро обернулась и сжала пальцами запястье Мейсона.
  — Пол Дрейк и Харви Брейди, — прошептала она.
  — Привет, — воскликнул Дрейк громким голосом человека, который уже много выпил и поэтому считает, что его мысли покажутся всем более важными, если будут выражены громко.
  Мейсон сидел неподвижно.
  — Мадам, — обратился к Нелл Симс Дрейк, его слегка заплетающийся язык с трудом произносил высокопарные фразы. — Мне сообщили, что в светской жизни общества открылась новая страница, связанная с вашим благополучным возвращением к вашим почитателям. Другими словами, мадам, чтобы выразиться более кратко, мне сказали, что вы делаете чертовски вкусные пироги.
  — Если меня не обманывает мой собственный нос, — сказал Харви Брейди, — пироги вот-вот должны появиться из печи.
  Мейсон медленно обернулся.
  Харви Брейди скользнул по его лицу безразличным взглядом, которым человек обычно удостаивает незнакомца.
  Пол Дрейк бросился вперед и уставился на Мейсона, словно никак не мог сфокусировать взгляд на одной точке.
  — Приветствую тебя, незнакомец, — наконец сказал он. — Позволь представиться. Меня зовут Дрейк. Я владелец половины самой богатой бонанцы из когда-либо открытых в истории Запада. Я счастлив. А ты, мой дорогой, кажется, голоден. И страдаешь от жажды, судя по всему. Ты выглядишь неудовлетворенным. Ты выглядишь несчастным. Короче, дружище, ты выглядишь как республиканец из финансового комитета. Ничего жидкого в качестве средства облегчения твоего достойного сожаления состояния я предложить не могу, но могу продемонстрировать истинное гостеприимство Запада, угостив тебя кусочком пирога.
  — Его пирог уже заказан, — вмешалась Нелл Симс.
  Дрейк тупо кивнул.
  — А сколько кусков? — поинтересовался он.
  — Один, — ответила миссис Симс.
  — Чудесно. Я куплю ему еще один кусок. Первый кусок он съест за собственный счет, а второй — за мой.
  Дрейк повернулся к Харви Брейди:
  — Давай, партнер, подходи, садись за стойку. Съедим по пирогу. К чему печалиться о жло… о жло… Ого! Придется еще раз попробовать… О зло… ключениях и превратностях судьбы, если есть пироги. Мадам, мы заказываем пироги, или, как вы сами выразились, будем пить, есть и веселиться, так как завтра — конец.
  — Вы неправильно сказали, — обиженно произнесла Нелл Симс.
  — А как правильно?
  — Есть, пить и веселиться в печальной череде завтрашних дней.
  Дрейк уронил голову на ладони и обдумал услышанное.
  — Вы правы, — наконец согласился он.
  — Я только что достала пироги из печи, подам буквально через минуту.
  Она удалилась в кухню.
  Дрейк чуть наклонился и прошептал заговорщическим шепотом:
  — Послушай, Перри, давай срубим деньжат на стороне. Я познакомился с настоящим старателем, который в данный момент исследует участок, продаваемый за небольшие деньги. Он постоянно обнаруживает черные камешки у себя в лотке. Перри, это золотые самородки, если счистить с них черную грязь. Бедняга так и не понял этого. Мне не хочется лишать его участка целиком, но половиной я сумею завладеть.
  Мейсон наморщил нос и отшатнулся:
  — Пол, ты пил.
  — Конечно, я пил, — резко ответил Дрейк. — А почему бы мне не выпить, черт возьми? Как я могу изображать пьяного, не выпив? По крайней мере в этом городе, где люди следят за каждым твоим шагом? Черт меня возьми! Я знаменит.
  Появилась Нелл Симс, она подала пирог сначала Мейсону и Делле, потом отрезала по меньшему кусочку Дрейку и Брейди.
  Скотовод незаметно пожал руку Мейсону, как бы успокаивая его, потом сел за столик рядом с Дрейком.
  Дрейк посмотрел на Мейсона с настойчивостью пьяного человека, которого отшили, но который не собирается этого так оставлять.
  — Вот еще что… — начал он фразу, но вдруг замолчал. — Эй, — воскликнул он через мгновение, — почему им положили мороженое на пирог, а нам не положили?
  — Распоряжение правительства, — ответила Нелл Симс. — По крайней мере мне так кажется. Именно такими были инструкции, когда я открывала ресторан.
  — А он? — Дрейк указал пальцем на Мейсона.
  — Ему местным военным советом присвоена категория снабжения А-один-А, — не моргнув глазом ответила миссис Симс.
  Дрейк посмотрел на Мейсона округлившимися от изумления глазами.
  — Будь я проклят! — только и смог он произнести.
  Мейсон воспользовался представившейся возможностью.
  — Мне нужно поговорить с тобой наедине, Пол, и как можно быстрее, — прошептал он.
  — Как и всем остальным жителям Мохаве, Перри, — так же тихо ответил Брейди. — Выгляни на улицу, заметишь человек десять-пятнадцать, якобы бесцельно торчащих у ресторана. Дело в том, что эти десять-пятнадцать человек всегда следуют за нами…
  Дверь с треском распахнулась, съежившаяся от ужаса фигурка человека скользнула по залу и скрылась в кухне.
  — Эй, Пит! — заорал Пол Дрейк, вскакивая из-за стола. — Иди сюда, Пит! Прямо к нам. Пит, старина?
  Пит Симс либо не слышал его, либо не обратил ни малейшего внимания на окрики.
  — Нелл! — закричал он. — Нелл, ты должна мне помочь! Ты должна!..
  Еще раз распахнулась дверь. На фоне залитой ослепительным светом главной улицы городка появилась грузная фигура шерифа Греггори.
  — Эй, ты! — закричал шериф. — Вернись! Куда ты побежал? Ты арестован.
  Дрейк посмотрел на Мейсона полными отчаяния глазами.
  — Боже! — Голос детектива был полон скорби. — Именно этот парень предлагал мне купить половину его участка!
  Глава 19
  Шериф Греггори уверенно подошел к стойке, весь вид его говорил о полной решимости и готовности к действиям.
  Пит обежал стойку и встал рядом с женой. Он с ужасом наблюдал за шерифом.
  — Итак, Пит, — сказала Нелл Симс, — что ты натворил на этот раз?
  Вслед за офицером в дверях появились, с непривычной для них робостью, миссис Брэдиссон с сыном.
  Пит Симс наконец заметил Мейсона.
  — Здесь мой адвокат, — произнес он дрожащим от страха голосом. — Я требую предоставить мне возможность поговорить с адвокатом. Вы не имеете права ничего делать со мной, пока я не поговорю с адвокатом.
  — Пит! — твердо сказала Нелл Симс. — Немедленно расскажи, что ты натворил. Признавайся чистосердечно.
  — Пусть он расскажет вам, зачем ему понадобились двенадцать унций мышьяка, — подсказал Греггори.
  — Мышьяка?! — воскликнула Нелл.
  — Именно так. Что ты с ним сделал, Пит?
  — Я же говорил, у меня не было никакого мышьяка.
  — Не глупи. Мы нашли магазин, где ты купил яд, аптекарь опознал тебя по фотографии.
  — Я уже говорил, это ошибка.
  — Конечно, ошибка, причем очень большая, с твоей стороны.
  — Я хочу поговорить с адвокатом.
  — Пит, — спросила миссис Симс, — это ты подложил яд в сахарницу? Зачем? Если ты это сделал, я… я… я убью тебя голыми руками.
  — Не я, Нелл, клянусь, не я. Яд был нужен мне совсем для другого.
  — Для чего именно?
  — Не могу сказать.
  — Где этот яд?
  — У тебя.
  — У меня?
  — Да.
  — Ты сошел с ума.
  — Разве не помнишь тот бумажный пакет, который я попросил сохранить?
  — Так в нем был… Боже праведный! Я думала, что там было какое-то вещество для горных работ. Ты же именно так мне сказал. Ты не сказал, что там лежит яд.
  — Я сказал, чтобы ты спрятала пакет там, где его никто не сможет найти.
  — Зачем… зачем… ты…
  — Говори, — вмешался шериф Греггори. — Зачем ты купил яд?
  — Я… я не знаю.
  Мейсон повернулся к Нелл Симс:
  — Куда вы положили этот пакет?
  Ее лицо само говорило об испытываемом женщиной отчаянии.
  — Рядом с сахаром? — спросил Мейсон.
  Она только кивнула, дар речи оставил ее.
  — Итак, — мягко продолжил Мейсон, — могли ли вы по ошибке перепутать этот пакет с пакетом сахара и…
  — Я не могла, — наконец заговорила Нелл, — но Дорина могла. Сейчас такая жизнь, понимаете, сахар нормируется, и я велела Дорине получить на свои карточки пакет. Она отдала его мне, а я пересыпала сахар в большой мешок. А пакет, который передал мне Пит, стоял рядом на полке, и Дорина могла подумать, что это тот пакет сахара, который купила она. Потом, вероятно, она увидела, что надо наполнить сахарницу… Пит, почему ты не сказал мне, что в пакете яд?
  — Я же просил тебя не прикасаться к пакету.
  — Неужели ты не понимаешь, что ты натворил? Если Дорина пересыпала яд из пакета в сахарницу, значит, именно ты отравил Бэннинга Кларка.
  — Я не отравлял его. Говорил же я тебе, что непричастен к этому делу. Я просто передал тебе пакет.
  — Зачем ты купил мышьяк? — спросил шериф Греггори.
  — Хотел поэкспериментировать с минералами, мышьяк был необходим мне для опытов.
  — Почему же ты не использовал его?
  — Ну, на опыты мне просто не хватило времени.
  Все замолчали.
  — Но это объясняет лишь наличие мышьяка в сахарнице, — нарушила тишину миссис Брэдиссон, — но не объясняет, как яд мог попасть в соль, которой отравились и я, и мой сын.
  — Верно, — согласился шериф. — Об этом я не подумал. Свидетельствует об умышленных, а не случайных действиях.
  — Одну минуту, — мягко вступил в разговор Мейсон. — Я не собирался привлекать ваше внимание к данной проблеме именно сейчас, но коль скоро вы сокращаете число подозреваемых, то в сложившихся обстоятельствах я вынужден сообщить вам, шериф, что миссис Брэдиссон не была отравлена мышьяком.
  — Чепуха, — возразила миссис Брэдиссон. — Мне известны симптомы, кроме того, факт отравления подтвердили доктор Кенуорд и сиделка.
  — Тем не менее вы не были отравлены мышьяком. Определенные симптомы действительно появились, другие вы, вероятно, симулировали. Тошнота, в частности, была вызвана рвотным корнем, который вы приняли, скорее всего, умышленно.
  — Никогда не слышала о таком корне. К чему вы клоните?
  — К тому, что доктор Кенуорд рассказал мне о том, что часть содержимого ваших желудков он послал в запечатанной лабораторной пробирке на анализ. Результаты анализа стали известны всего несколько часов назад. Мышьяк обнаружен не был, но были найдены следы рвотного корня. Причем как в вашем желудке, так и в желудке вашего сына.
  — О чем вы говорите? — гневно воскликнула миссис Брэдиссон.
  — Таким образом, — по-прежнему мягко продолжал Мейсон, — мышьяк может попасть в организм как случайно, так и в результате преступных намерений кого-либо, рвотный же корень, скорее всего, мог быть принят только умышленно. Быть может, вы и ваш сын расскажете нам, зачем вы приняли рвотный корень, а затем симулировали отравление мышьяком? Почему вы так поступили?
  — Я никогда так не поступала, — сказала миссис Брэдиссон.
  Вперед вышел Джеймс Брэдиссон:
  — В сложившихся обстоятельствах я не могу не вмешаться, Мейсон.
  — Бога ради, вмешивайтесь.
  — Думаю, мне необходимо выяснить, почему мистер Мейсон так настойчиво вводит всех в заблуждение, — понизив голос, сказал Брэдиссон шерифу Греггори.
  — Я никого не ввожу в заблуждение, — возразил Мейсон. — Просто пытаюсь доказать, что версия о том, как мышьяк мог попасть в сахарницу, вполне достоверна. Единственное, что ей противоречит, — это тот факт, что мышьяк не должен был находиться в солонке за сутки до этого.
  Миссис Брэдиссон гордо вздернула подбородок.
  — Я могу сказать вам, почему мистер Мейсон вдруг придумал всю эту историю с рвотным корнем, — веско заявила она.
  Шериф Греггори молча ждал продолжения.
  — Потому что, — произнесла наконец миссис Брэдиссон, — мистер Мейсон украл одну вещь из кабинета Бэннинга Кларка.
  — Что-что? — воскликнул шериф. — Повторите.
  — Я сказала, что Перри Мейсон украл документ из стола Бэннинга Кларка, и я знаю, о чем я говорю, — скороговоркой произнесла миссис Брэдиссон.
  — Как вы узнали об этом? — спросил Греггори.
  — Могу рассказать. Когда я узнала, что Бэннинг Кларк убит, я сразу же почувствовала, что в этой смерти есть что-то темное и зловещее, что кто-то обязательно попытается покопаться в его вещах и изменить завещание, если таковое имеется. Поэтому я пошла в его комнату, осмотрела бюро и нашла документ, который считаю очень важным вещественным доказательством. Я прикрепила документ кнопками ко дну левого ящика бюро и вставила ящик на место.
  — Зачем вы это сделали? — зловеще произнес шериф Греггори.
  — Затем, чтобы человек, который будет копаться в вещах Бэннинга Кларка, не смог найти этот документ и уничтожить его.
  — Почему документ неминуемо был бы уничтожен?
  — Потому что документ якобы являлся завещанием Бэннинга Кларка, собственноручно им написанным. На самом деле документ не был написан Кларком, он являлся подделкой. По этому завещанию часть собственности переходила к Перри Мейсону. Поработайте мозгами, вам сразу станет понятен зловещий тайный смысл событий. Мейсон познакомился с Бэннингом Кларком всего несколько дней назад. За эти несколько дней к Мейсону перешел пакет акций Кларка, было написано завещание в его пользу, потом Кларк погиб. Очень приятная череда событий, по крайней мере для Мейсона, который по тому завещанию назначается еще и душеприказчиком.
  Греггори посмотрел на Мейсона, хотел было что-то сказать, но передумал и снова повернулся к миссис Брэдиссон.
  — Зачем, по вашему мнению, Перри Мейсон забрал это завещание? — спросил он.
  — Все ясно как дважды два. Когда я вошла в комнату Кларка, я не закрыла за собой дверь. Сразу прошла к бюро, нашла поддельное завещание и спрятала его. Бэннинг Кларк был моим зятем. Я испытывала к нему чувства ничуть не меньшие, чем к собственному ребенку.
  — И поэтому, — сказал Мейсон, — вы подменили спрятанное вами завещание другим.
  Она подчеркнуто мило улыбнулась адвокату:
  — Да, мистер Мейсон, подменила. Большое спасибо, что обратили внимание на этот факт, так как ваши слова свидетельствуют о том, что вы действительно следили за мной.
  — Следил, — признался Мейсон.
  Миссис Брэдиссон, победоносно улыбаясь, повернулась к шерифу:
  — Вы видите, он следил за мной. Как только я ушла, он вошел в комнату, нашел спрятанное мною поддельное завещание и, вероятно, уничтожил его. К тому времени он знал, что я догадываюсь о действительном положении вещей. На следующее утро я вернулась в кабинет, но завещания не нашла. На дне ящика остались только кнопки. Документ исчез. Вспомните, где вы нашли мистера Мейсона, когда отправились искать его? Он сидел за столом. Насколько я помню, он заявил, что заснул. Так вот, прошло не более десяти-пятнадцати минут после того, как я ушла из кабинета. Бэннинг Кларк оставил свое настоящее завещание мне. Именно его я положила в стол.
  — Мейсон, обвинение серьезное, дьявольски серьезное. Вы признаете, что взяли завещание? — зловещим тоном спросил Греггори.
  — Я ничего не признаю, — подчеркнуто вежливо ответил Мейсон. — Я задал миссис Брэдиссон вопрос, она приняла его за признание.
  — Как и я.
  — Как вам будет угодно. — Мейсон поклонился. — Я сказал только, что следил за ней.
  — Где завещание?
  — Какое завещание?
  — О котором рассказала миссис Брэдиссон.
  — Спросите у нее. Она же о нем рассказала.
  — Вы утверждаете, что у вас нет такого документа?
  — Я утверждаю, что у меня нет документа, соответствующего описанию, данному миссис Брэдиссон.
  — Там говорилось о подсказке в ящике стола, — сказала миссис Брэдиссон. — Но я не нашла ничего, кроме москита в бутылке.
  — Насколько я помню, — заявил Мейсон с улыбкой, — меня обвинили в том, что я ввожу всех в заблуждение. Позвольте, миссис Брэдиссон, ответить вам тем же. Сейчас, когда брошенная вами ручная граната направила следствие совершенно в ином направлении, быть может, вы соблаговолите объяснить шерифу, зачем вы приняли рвотный корень, чтобы симулировать отравление мышьяком, за двадцать четыре часа до того, как Бэннинг Кларк умер от смертельной дозы именно этого яда.
  Ошеломленный шериф Греггори переводил взгляд с Мейсона на миссис Брэдиссон и обратно.
  — Послушайте, — вмешался в разговор Джеймс Брэдиссон. — Я не имел обо всем этом ни малейшего представления, но мне не нравится сама обстановка. Моя мать взволнована, нервы ее расшатаны. Думаю, если она захочет сделать еще какие-либо заявления, она сделает их лично шерифу. Я против того, чтобы мистер Мейсон присутствовал при этом и пугал ее.
  Мейсон поклонился:
  — К сожалению, я не подозревал, что так действую на вашу мать. Если вы считаете, что мое присутствие раздражает ее, я с удовольствием удалюсь.
  — Нет! — воскликнул Брэдиссон. — Я совсем не это имел в виду. Я подразумевал, что свои заявления она сделает позже, когда шериф разберется с вами.
  — Возможно, вы имели в виду именно это, но я имел в виду именно то, что сказал. Пойдем, Делла.
  — Подождите, Мейсон. Я еще не закончил, — остановил его шериф Греггори.
  — Возможно, но в данный момент самым важным делом для вас является выяснение вопроса о рвотном корне — прежде чем мать с сыном смогут посовещаться. К тому же я отказываюсь быть допрошенным в присутствии Брэдиссонов.
  Мейсон направился к двери.
  — Погодите, — снова остановил его шериф. — Вы не уйдете, пока я не обыщу вас и не удостоверюсь, что документа у вас нет.
  — Правда, шериф? Вы отдаете себе отчет в том, в каком округе находитесь? Я не советовал бы вам вести себя столь вольно за границами вашей юрисдикции. Я советовал бы вам допросить Брэдиссонов до того, как они совместными усилиями состряпают какую-нибудь историю. Пойдем, Делла.
  Выражение испуга, вдруг появившееся на лице шерифа, объяснялось именно намеком на то, что он находится за пределами своего округа.
  Пол Дрейк, до этого момента являвшийся лишь завороженным зрителем, громко зааплодировал.
  Взъяренный шериф моментально повернулся к нему:
  — А ты кто такой, черт возьми?
  — Ну если ты так ставишь вопрос, — ответил полный пьяного достоинства Дрейк, — а ты кто такой, черт возьми?
  Мейсон не услышал ответа Греггори.
  Дверь за ними захлопнулась, Делла Стрит облегченно вздохнула:
  — Мы были на грани, шеф. Как водичка? Достаточно горячая?
  — Уже закипает.
  — Нужно отдать должное миссис Брэдиссон, у нее хватило мужества броситься в контрнаступление.
  Мейсон, нахмурившись, сел за руль.
  — Если только она не поставила капкан, а я не попал в него.
  — Каким образом?
  — Предположим, она умышленно оставила дверь открытой, чтобы я мог увидеть, как она меняет местами завещания. Естественно, я должен был прийти к заключению, что спрятанное ею завещание является настоящим. Если оно окажется поддельным, всплывет факт подделки подписи на сертификате акций плюс то, что Бэннинг Кларк был отравлен именно тогда, когда мы ужинали вместе…
  — Шеф! — полным ужаса криком остановила его Делла.
  — Именно это я и имел в виду, — сказал Мейсон и надавил на педаль газа.
  — Но, шеф, нам не выбраться.
  — Остался один-единственный открытый для нас путь.
  — Какой именно?
  — Мы очень мало знаем о сонном моските. Велма Старлер слышала его. Когда она включила свет, москит перестал пищать. Она выключила свет, подошла с фонариком к окну. Кто-то стоял у самой стены, прямо под ее окном. Этот человек сделал два выстрела. Оба они пробили стекло фрамуги над головой Велмы. Расстояние между отверстиями не превышало трех дюймов. Ты не заметила в моем рассказе ничего особенно удивительного?
  — Ты имеешь в виду выстрелы?
  — Да, частично. Совершенно очевидно, стрелявший не хотел в нее попасть. Он просто хотел, чтобы она, испугавшись, отошла от окна. Если он сумел послать две пули с разбросом всего в три дюйма, значит, этот человек — очень хороший стрелок.
  — Но зачем ему понадобилось прогонять ее от окна?
  — Все объясняется сонным москитом, — сказал Мейсон и улыбнулся.
  — Каким образом, шеф?
  — Ты обратила внимание на то, что в аппарате, при помощи которого Солти демонстрировал нам возможности черного света, установлена катушка индуктивности, повышающая напряжение сухой батареи до необходимой для питания лампы величины?
  Делла кивнула.
  — Подумай, ты находишься в темноте и слышишь слабый писк. Тебе сразу же придет в голову мысль о моските, летающем по комнате, верно?
  Делла явно была взволнована.
  — Да, конечно.
  — Об особенном, ленивом, быть может, сонном моските, верно?
  — Ты полагаешь, что звук, услышанный Велмой Старлер, исходил от одного из таких приборов черного света?
  — Почему бы и нет? Когда она выглянула в окно, человек стоял у стены. Поставь себя на место Бэннинга Кларка. У него было больное сердце. Он обладал очень ценной информацией. Никому не смел доверить ее. В то же время он отдавал себе отчет в том, что может умереть и унести тайну в могилу. Таким образом, он должен был оставить сообщение. Его упоминание о сонном моските приобрело особенный смысл после того, как нам продемонстрировали явление флуоресценции прошлой ночью.
  — Ты полагаешь, он оставил где-то закодированное послание?
  — Именно так.
  — Значит, оно должно находиться на каменной стене!
  — Именно так. Вспомни, ему привозили разные камни со всей пустыни.
  Глаза Деллы Стрит возбужденно сверкали.
  — Насколько я понимаю, именно мы направим луч черного света на стену и прочитаем послание?
  — Мы постараемся быть первыми.
  — Но тот воришка явно пользовался подобным аппаратом.
  Мейсон задумался.
  — Возможно, аппаратом пользовался Солти Бауэрс или Бэннинг Кларк, а воришка стоял рядом и пытался разобраться, что происходит. В любом случае, полагаю, мы нашли объяснение сонному москиту.
  Глава 20
  Было еще рано, и кособокая луна не поднялась над горизонтом. В это время ночную темноту нарушали только звезды, казавшиеся в затуманенной океанскими испарениями атмосфере крошечными безликими точками.
  Делла Стрит держала в руке фонарь, Мейсон нес длинный, похожий на ящик аппарат, генерирующий черный свет. Дом в северной части огромного поместья казался на фоне ночного неба лишь темным прямоугольником. Не было заметно ни малейшего признака его обитаемости.
  Мейсон занял позицию футах в десяти от стены.
  — Итак, Делла, — сказал он, — да будет тьма.
  Делла выключила фонарь.
  Мейсон повернул выключатель. Аппарат низко и отчетливо загудел, секунду спустя ночной воздух, казалось, засветился и окрасился в темно-фиолетовый свет.
  Мейсон направил ультрафиолетовый луч на стену. Почти мгновенно серии разноцветных огоньков замигали ему в ответ. Делла Стрит и адвокат внимательно вгляделись в них.
  — Шеф, вы что-нибудь видите? — взволнованно спросила Делла.
  Мейсон ответил не сразу, а когда ответил, его голос звучал несколько разочарованно:
  — Совершенно ни черта. Конечно, сообщение может быть закодировано… Пока же я вижу только ряд отдельных точек, расположенных абсолютно беспорядочно.
  Мейсон двинулся вдоль стены.
  — Совершенно безнадежно, — чуть позже заметил он, и Делла по его разочарованному тону поняла, какие надежды он возлагал на свою теорию.
  — Быть может, мы должны применить этот ультрафиолетовый свет каким-то другим образом, — быстро сказала она, понимая, как много зависит от этого, что из такого затруднительного положения Мейсона может спасти только ряд быстрых и точных логических заключений, из которых разгадка тайны сонного москита является лишь первым шагом. Потерпев неудачу, они проигрывали все.
  — Не могу себе представить, каким именно, — ответил Мейсон. — Самое неприятное, Делла, что время работает против нас… Так! А это что такое?
  Мейсон дошел почти до конца стены, где ее высота не превышала четырех футов.
  — Прямая линия! — воскликнула Делла. — Эти камни размещены по прямой линии, а здесь… Вы только посмотрите!
  Мейсон направил луч влево, и их взору открылась новая часть стены. Появилось еще несколько светящихся линий, как будто кто-то нанес на стену грубый прямоугольный чертеж фосфоресцирующим карандашом.
  — Это какой-то цветок с остроконечными лепестками, но перевернутый бутоном вниз! — снова воскликнула Делла.
  Мейсон внимательно изучил рисунок, — несомненно, цветок с пятью лепестками, висящий на конце длинного изогнутого стебля.
  — Черт возьми! — вдруг воскликнул он.
  — В чем дело? — встревоженно спросила Делла.
  — Это метеор, — более тихо пояснил Мейсон. — Совсем не цветок, висящий на стебле, а метеор. Эти линии, вероятно, представляют собой границы участков, а крест указывает на точное место, где Бэннинг Кларк обнаружил доказательства того, что именно это месторождение впервые нашел Гоулер.
  — Вы правы, шеф, — взволнованно произнесла Делла. — У меня такое чувство, будто мы увидели долину, усыпанную золотыми самородками. У меня дрожат коленки.
  — Вот почему он пытался сделать вид, что хочет выиграть дело о мошенничестве, — размышлял вслух Мейсон. — Ты понимаешь, в каком положении он оказался, Делла? Любая попытка отобрать у корпорации собственность привела бы к развязке, явилась бы подсказкой Брэдиссону, где именно следует искать россыпи Гоулера. А ввязавшись в безнадежную тяжбу, якобы пытаясь не допустить возврата участков миссис Симс, Кларк сумел ввести в заблуждение абсолютно всех, включая меня самого.
  — Значит, миссис Симс получит назад свои участки?
  — Пойми, — несколько раздраженно проворчал Мейсон, — я сам все устроил так, что она никогда их не получит. Снимая показания с Брэдиссона, я заманил его в ловушку, и его заявления превратили дело о мошенничестве из абсолютно безнадежного в несокрушимо верное, и, таким образом, я лишил своего клиента целого состояния. Теперь я вынужден юридически обоснованно изменить свою позицию на противоположную, прежде чем кто-либо узнает о действительной стоимости… К тому же существует возможность, что эта тайна была раскрыта до нас.
  — Тайна «Метеора» и сонного москита?
  — Да.
  — Вы имеете в виду того воришку?
  — Именно.
  — А вдруг он просто следил за Бэннингом Кларком, который с помощью черного света размещал камни в стене? Его могли спугнуть до того, как он догадался об истинном значении рисунка, верно? В конце концов, Бэннинг Кларк мог сбросить верхнюю одежду уже после того, как услышал выстрелы воришки.
  — Верно, — согласился Мейсон. — Но воришка мог вернуться. В Велму Старлер он выстрелил только после того, как она направила на него луч фонаря. Значит, он боялся быть узнанным, а не замеченным.
  — Кто-то приехал! — испуганно воскликнула Делла Стрит.
  — Быстро, Делла. Мы не можем допустить того, чтобы нас здесь застали. Слава богу, машину мы оставили далеко от дома.
  Мейсон направился к зарослям кактусов в поисках потайного места, а в это время машина, сверкая фарами, въехала в ворота и покатилась по подъездной дорожке.
  Делла подошла к адвокату, и Мейсон почувствовал, как ее пальцы впиваются в его руку. Делла и Мейсон замерли, едва дыша.
  Машина с лязгом остановилась.
  Смолк резкий шум двигателя. Погасли фары. Через мгновение Мейсон и Делла услышали, как открылись и тут же захлопнулись двери машины.
  — Возможно, Солти вернулся, — прошептала Делла. — По звуку, это его машина.
  — Не будем торопиться, — тихим голосом ответил Мейсон.
  — А теперь, Пит, — услышали они голос Нелл Симс, — шагай прямо к буфетной. Если по твоей вине моя дочь отравила Бэннинга Кларка, я сниму с тебя скальп без помощи ножа.
  — Я же говорил тебе, дорогая, что ты ничего не понимаешь в мужской работе, — проскулил Пит полным извинения и мольбы тоном, к которому всегда прибегал, когда вынужден был объясняться в чем-либо. — Работа на приисках так сложна…
  — Не настолько сложна, чтобы жена не признала мужа полным сумасшедшим, если он попросил ее положить пакет с мышьяком в буфетную рядом с сахаром.
  — Но послушай, дорогая…
  Боковая дверь дома открылась и закрылась, конец разговора Делла и Мейсон не услышали.
  Адвокат наклонился и спрятал длинный ящик в густых зарослях голого кактуса.
  — Делла, нам необходимо поговорить с ним, — сказал он.
  — Как все устроим?
  — Просто ворвемся в дом. Мы вынуждены придерживаться тактики быстрых ударов с молниеносным отходом. Мне необходимо поговорить с Симсом и уехать, прежде чем здесь появится окружной прокурор.
  Они прошли по дорожке к задней части дома, подошли к двери. Мейсон тронул ручку, дверь оказалась не заперта, и он быстро вошел. Делла последовала за ним, и они, освещая дорогу фонариком, направились в кухню.
  Там горел свет, был слышен разговор. До них донесся сердитый голос Нелл:
  — Ты посмотри на этот пакет. Он открыт, из него явно что-то брали.
  — Я здесь ни при чем, Нелл, — пытался оправдаться Пит. — Я же говорил тебе…
  — Быть может, — сказал Мейсон, открывая дверь, — вы не будете возражать, если я задам вам несколько вопросов?
  Они с изумлением уставились на него. Нелл держала в руках бумажный пакет.
  — Там мышьяк? — спросил Мейсон.
  Нелл кивнула.
  — Он лежал совсем рядом с сахарницей?
  — Не совсем рядом, но достаточно близко.
  — Что написано на пакете?
  — Я специально сделал эту надпись, — торопливо произнес Пит. — Чтобы кто-нибудь не взял яд по ошибке. Смотрите сами. Здесь написано: «Обращаться с осторожностью. Личная собственность Пита Симса».
  — Пит, — сказал Мейсон, протянув к нему руку, — я хочу задать вам несколько вопросов. Я…
  Мейсон вдруг замолчал и пристально вгляделся в надпись на пакете.
  — Я хочу, чтобы вы были моим адвокатом, — торопливо произнес Пит Симс. — У меня такие неприятности, мистер Мейсон…
  Дверь внезапно распахнулась.
  Мейсон, услышав вскрик Деллы, резко обернулся. На пороге стоял шериф Греггори. Выражение ярости на его лице почти мгновенно сменилось триумфальной улыбкой.
  — А теперь, мистер Мейсон, — сказал он, — я нахожусь на своей территории и наделен всей полнотой власти. Окружной прокурор ждет вас в своем кабинете. Вы можете поехать добровольно и сделать заявление, или я могу посадить вас в тюрьму, по крайней мере до того момента, пока вам не удастся подать запрос о законности содержания под стражей.
  Мейсон раздумывал всего несколько секунд, чтобы верно оценить степень решительности шерифа по выражению его лица. Потом он повернулся к Делле:
  — Надеюсь, ты доедешь до здания суда сама. Мне кажется, шериф предпочитает, чтобы я поехал в его машине.
  Глава 21
  Окружной прокурор Топхэм был мертвенно-бледен, на его лице с ввалившимися щеками застыло выражение тщетности всех усилий в жизни, движения были нервными и беспокойными. Он чуть поерзал в своем крутящемся кресле с высокой кожаной спинкой, взглянул на Мейсона лишенными блеска глазами и монотонно, как человек, произносящий заученную речь, проговорил:
  — Мистер Мейсон, существуют доказательства того, что вы совершили преступление на территории этого округа. Считая вас коллегой по профессии, юристом, занявшим к тому же видное положение, я предоставляю вам возможность объяснить обстоятельства случившегося прежде, чем вам будет предъявлено официальное обвинение.
  — Что именно вы хотите знать? — поинтересовался Мейсон.
  — Что вы скажете в ответ на обвинение вас в краже документа?
  — Я взял его.
  — Из стола Бэннинга Кларка в его доме, находящемся на территории этого округа?
  — Именно так.
  — Мистер Мейсон, вы, несомненно, понимаете, к какому печальному итогу может привести подобное признание?
  — Не вижу в моих действиях ничего предосудительного. К чему вся эта суета?
  — Не сомневаюсь, мистер Мейсон, вам хорошо известно, что помимо статьи, характеризующей изменение или порчу документа подобного рода как преступление, в законе существуют статьи, характеризующие сам документ собственностью. Таким образом, овладение подобным документом является кражей, степень тяжести которой определяется реальной стоимостью собственности, обусловленной документом…
  — Послушайте, — прервал его Мейсон, — я не говорил этого прежде всего потому, что не хотел предъявлять завещание и объяснять кому-либо его пункты, но вам я могу сообщить следующее. Я считаю данный документ настоящим завещанием Бэннинга Кларка, написанным им собственноручно и датированным днем, предшествующим дню смерти. Я назначен душеприказчиком и исполнителем данного завещания. Следовательно, я обязан был взять данный документ и хранить его. Таким образом, если бы любое лицо, включая вас самого, овладело бы данным документом, я мог бы потребовать передать его мне как душеприказчику или служащему суда по наследственным делам. А теперь попробуйте найти хоть один изъян в законности моих доводов.
  Топхэм провел длинными, костлявыми пальцами по высокому лбу, быстро взглянул на шерифа, снова сменил позу в кресле, которое давно уже научилось отвечать протестующим скрипом на постоянные ерзания своего хозяина.
  — Вы действительно назначены душеприказчиком? — спросил он.
  — Даже свидетель шерифа признал это.
  — Могу я взглянуть на завещание?
  — Нет.
  — Почему?
  — Я предъявлю его в надлежащее время. По закону, насколько я помню, хотя давно не заглядывал в него, у меня есть тридцать дней.
  Кресло вновь заскрипело, на этот раз пронзительно и жалобно. Окружной прокурор повернулся к шерифу:
  — Если все, что он говорит, правда, мы не имеем права предпринимать какие-либо действия.
  — Даже если он проник в дом и тайно выкрал документ из стола?
  Мейсон улыбнулся, а кресло окружного прокурора разразилось целой серией коротких резких скрипов.
  — Как исполнитель завещания, — объяснил Топхэм, — он имеет право распоряжаться всем имуществом покойного. Осмотр имущества покойного является не только правом, но и обязанностью душеприказчика, к тому же он совершенно прав, завещание по закону действительно должно быть передано душеприказчику или в канцелярию округа.
  Разъяренный шериф повернулся к Мейсону:
  — Почему вы мне раньше не сказали об этом?
  — А вы меня не спрашивали.
  — Но вы же не настолько глупы, верно?
  — Понимаете, шериф, — извиняющимся тоном произнес Мейсон, — иногда, чувствуя смущение, я лишаюсь дара речи. Вы, шериф, несколько раз обещали принять по отношению ко мне самые крутые меры, чем несколько смутили меня, и я немного оробел.
  Шериф побагровел.
  — Сейчас, черт вас возьми, вы не выглядите робким, — проревел он.
  Мейсон улыбнулся окружному прокурору.
  — Потому что сейчас, шериф, я нисколько не смущен.
  Глава 22
  Делла Стрит припарковала автомобиль Мейсона перед зданием суда.
  — Как вам удалось выйти оттуда? — взволнованно спросила она.
  — Протиснулся в дверь, — ответил Мейсон, — но с превеликим трудом.
  — Угрожавший тебе правовой волк закован в цепи?
  — Лишь только связан. Шериф, полагая, что кражу завещания я не смогу отрицать, выдвинул против меня только это обвинение. Я так разозлил его, что он совсем забыл о сертификате акций. Но пройдет не слишком много времени, и он попытается атаковать меня с другого фланга. Понимаешь, в то время подделка подписи на сертификате казалась единственным возможным способом избежать ловушки Моффгата. Сейчас же я считаю свои действия непростительной ошибкой.
  — Сколько времени нам даровали, по-твоему?
  — Не более получаса.
  — Тогда поехали в лагерь Солти.
  — Не сразу. Понимаешь, Делла, за эти полчаса мы должны найти убийцу Бэннинга Кларка, выяснить все о яде, узнать, кто бродил вокруг дома той ночью, когда Велма Старлер слышала сонного москита. А когда шериф начнет нас искать, мы будем в том месте, где он меньше всего ожидает нас найти.
  — В доме Бэннинга Кларка?
  Мейсон кивнул.
  — Прыгайте в машину, — сказала Делла. — И держитесь покрепче.
  
  Дверь открыла миссис Симс.
  — Приветствую вас, — прощебетала она. — Вернулись как раз вовремя. Вас разыскивают по междугородному телефону из Кастаика. Я так и думала, что шерифу не удастся задержать вас надолго.
  Мейсон многозначительно посмотрел на Деллу, быстро вошел в дом и сразу подошел к телефону. Через несколько секунд он услышал голос Пола Дрейка:
  — Привет, Перри. Ты уже протрезвел?
  — Да, — кратко ответил Мейсон.
  — Отлично. Запомни, я первый спросил. А теперь послушай. Мысли слегка путаются в моей голове, но я думаю, что рыбка клюнула на твою приманку.
  — Продолжай.
  — Рыбку зовут Хейуорд Смол. Довольно хилый малый, но бойкий на язык. Как будто видит тебя насквозь. Знаешь его?
  — Да.
  — Тебе была нужна именно эта рыбка?
  — Если он клюнул, то да.
  — На него кто-то надавил.
  — Что ты имеешь в виду?
  — Его левый глаз. Такая прелесть…
  — Синяк?
  — Фингал, фонарь…
  — Что именно он предлагает?
  — Заявляет, что знает, что найденное мной месторождение находится на землях, принадлежащих синдикату «Кам-бэк», что он имеет влияние в компании, что, если я возьму его в партнеры пятьдесят на пятьдесят, он гарантирует приобретение тридцати трех процентов акций, которые я потом с ним поделю.
  — Каковы будут его действия, если ты примешь предложение?
  — Не знаю, но он обещал отвезти меня в Сан-Роберто, если договоримся. Как мне следует поступить?
  — Смол знает, что ты разговариваешь по телефону?
  — Думает, что звоню девушке в Лос-Анджелес. Звоню из кабинки в ресторане.
  — Хорошо, — сказал Мейсон, — принимай предложение и приезжай сюда.
  — А если ему понадобится информация?
  — Скажи, что начертишь карту и укажешь точное место, когда приедешь в Сан-Роберто.
  — Не раньше?
  — Не раньше, если не хочешь, чтобы тебя отравили.
  Мейсон повесил трубку.
  — Звонил мистер Моффгат, — сообщила Нелл Симс. — Похоже, компания хочет закончить дело полюбовно. Сказал, что не может высказать предложение мне напрямую, потому что это будет неэтично, но хочет прийти к полюбовному соглашению.
  — Конечно, — улыбнулся Мейсон. — Я уверен, что он хочет именно этого. Где ваш муж?
  — На кухне.
  Когда Мейсон вошел, совершенно подавленный Пит Симс сидел на стуле.
  — А, это вы, — сказал он, подняв голову.
  — Я хочу поговорить с вами, Пит.
  — О чем?
  — О Бобе.
  Пит смущенно поежился:
  — От этого Боба одни неприятности.
  — Пойдемте. Сейчас все поймете. Делла, захвати пишущую машинку и портфель.
  Мейсон пошел впереди испуганного и сконфуженного Пита по лестнице к комнате, в которой когда-то жил Бэннинг Кларк.
  — Присаживайтесь, Пит.
  Симс повиновался.
  — Что вы хотите?
  — Хочу узнать о том, как искусственно повышают ценность рудника.
  — Что именно? Сам я никогда этим не занимался, но знаю, как все делается.
  — Вы заряжаете ружье мелкими золотыми самородками и стреляете в пласт кварца? — спросил Мейсон.
  Пит Симс вздрогнул.
  — В чем дело? — удивился адвокат.
  — Как грубо, мистер Мейсон. Все делается совсем не так.
  — А как, Пит?
  — Хейуорд Смол назвал бы такие действия психологическим предложением. Вы должны заставить олуха попытаться обмануть вас.
  — Боюсь, я вас не понимаю.
  Мейсон краем глаза взглянул на Деллу, чтобы убедиться, что она записывает и вопросы, и ответы.
  — Все довольно просто, мистер Мейсон. Люди сейчас пошли образованные. Считают себя умными. Если ты попытаешься всучить им золотой кирпич или выстрелить из ружья самородками в пласт кварца, вполне может оказаться, что они читали об этом или видели в кино, и в ответ лишь заржут как лошади. В действительности человек моментально становится подозрительным, если ты пытаешься продать ему золотоносный участок. Если он знает горное дело, не имеет значения, что именно ты ему говоришь, если не знает — ищет подвох в каждом слове.
  Очевидно, Пит Симс почувствовал облегчение, когда понял, что Мейсону просто нужна информация и что тот не будет предъявлять ему обвинений или требовать объяснений, и поэтому разговорился.
  — Боюсь, я по-прежнему ничего не понимаю, — сказал Мейсон.
  — Поступать, мистер Мейсон, следует так: подготовить олуха, а потом устроить все так, чтобы он попытался обдурить вас.
  — С Джимом Брэдиссоном вы поступили иначе, верно?
  Пит заерзал на стуле.
  — Вы не знаете, как все было, мистер Мейсон.
  — А как было?
  Пит упрямо затряс головой.
  — Вы не хотите рассказать мне?
  — Я уже сказал все, что знаю.
  Дружелюбная словоохотливость Симса сменилась на угрюмую скрытность.
  — Ладно, Пит, не обижайтесь. Вернемся к обсуждению общих положений. Так как же заставить олуха попытаться обдурить вас?
  — Есть много способов.
  — Расскажите хотя бы об одном.
  — Обрисую саму идею. Вы притворяетесь совершенно невинным, позволяете олуху почувствовать себя умным. Вы просто невинный, неграмотный сын пустыни, и городской пройдоха полагает, что такого тупицу даже стыдно обманывать и лишать всего.
  — Не понимаю. Пит, как вам это удается?
  Симс снова разговорился:
  — Вы должны быть изобретательны, мистер Мейсон. У вас должна быть хорошая голова и прекрасное воображение. Многие считают меня лентяем. Я часто сижу и якобы ничего не делаю, но именно в это время идет мыслительный процесс… Я не слишком разболтался, мистер Мейсон?
  — Все в порядке. Пит. Вы среди друзей. Мне не терпится узнать, как вы заставляете городского пройдоху обмануть вас.
  — Они иначе не поступают. Ты прикидываешься простаком, показываешь им какую-нибудь собственность, предназначенную для продажи. Ты полон энтузиазма, вдохновенно расписываешь преимущества. Они замыкаются в себе, становятся подозрительными. Затем, ближе к обеду, ты приводишь их на другое место, которое, по твоим словам, принадлежит либо тебе самому, либо твоему другу, и располагаешься перекусить. Затем под каким-либо предлогом ты удаляешься, заранее спрятав нечто такое, что олух должен обнаружить сам и что свидетельствует о том, что участок просто напичкан золотом. Понимаете, мистер Мейсон? Он находит это нечто, пока тебя нет. А когда ты возвращаешься, он никогда не скажет: «Послушай, Пит, я нашел целое состояние на твоем участке». Вам я сознаюсь, мистер Мейсон. Я мухлюю с участками уже двадцать лет и ни разу не слышал таких слов.
  — А как заставить покупателя осмотреть участок?
  — Совсем ерунда, они всегда так делают. Стоит сказать, что участок богатый, и посоветовать его купить — они едва проявят интерес. Но стоит только привести их на участок, который выглядит весьма соблазнительно, с красивыми разноцветными камешками, и сказать, что он совершенно никчемный, а потом уйти, и они начнут рыскать. Так случалось каждый раз. Именно так поступают олухи в пустыне — всегда считают себя более умными, чем ветераны.
  Мейсон кивнул.
  — Именно так все и бывает, — продолжал Пит. — Он начинает рыскать по участку. А ты уже подготовил несколько камней, в которых видны огромные куски золота. Взорвав какую-нибудь скалу, ты помещаешь в разрыв эти камешки. Если умеешь обращаться с динамитом и способен развести немного цементного раствора, дело не составит труда. Камешки будут выглядеть так, будто находились внутри этой скалы со дня сотворения мира. Олух прячет образцы породы в карман, а когда ты возвращаешься, начинает задавать как бы невзначай массу вопросов. Кто владеет землей? Когда кончается срок опциона? И тому подобное. Потом он начинает действовать за твоей спиной и пытается всеми правдами и неправдами приобрести собственность. Или — в том случае, если ты сказал ему, что являешься полноправным владельцем, — начинает говорить тебе, что никогда не видел более прекрасного места для загородного дома, нигде больше он так хорошо не отдыхал и прочую ерунду. Так как участок стоит дешевле, потому что не является золотоносным, он с удовольствием купил бы его под строительство дома или для приятеля, который страдает хроническим насморком. Если бы ты сам обнаружил образец золотоносной руды, олух немедленно засомневался бы. Захотел бы пригласить пару горных инженеров, узнать о банковской гарантии, прежде чем выслушать тебя. Если он сам нашел образец, то пытается обдурить тебя и становится из покупателя продавцом. Больше делать ничего не надо. Он сам придумал махинацию, сам ее и осуществляет.
  — Очень интересный пример прикладной психологии, — сказал Мейсон. — Думаю, Симс, ваш опыт пригодится в моей работе.
  — Итак, мистер Мейсон, если больше вам ничего от меня не нужно, я пойду. Никаких других секретов в этом деле нет. Нужно только заставить олуха попытаться обмануть вас.
  — Еще минуту, — остановил его Мейсон. — Пока вы не ушли, я хотел бы задать вам еще один вопрос.
  Пит присел на самый краешек стула.
  — Спрашивайте, мистер Мейсон.
  — Вы подложили тот шестизарядный револьвер Бэннингу Кларку?
  — Не понял, что вы имеете в виду?
  — Вы искусственно повысили ценность группы участков, принадлежавших вашей жене. Вы продали их Джиму Брэдиссону. Потом, после того как компания начала судебное дело о мошенничестве, вы поняли, что грядут неприятности, и решили натянуть вторую тетиву на свой лук. Вы все устроили так, что Бэннинг Кларк пришел к выводу: знаменитые утерянные россыпи Гоулера находятся на участке, контролируемом группой «Метеор», верно?
  — Как можно, мистер Мейсон! — укоризненным тоном воскликнул Симс.
  — Для этого, — продолжал Мейсон, — вы нашли где-то старый шестизарядный револьвер и вырезали на рукоятке слово «Гоулер». Вы не учли только одного, Пит. Написание буквы «р» у вас весьма своеобразное. Буквы «р» в надписи: «Обращаться с осторожностью» — на пакете с мышьяком и в фамилии «Гоулер», вырезанной на рукоятке револьвера, совершенно идентичны.
  Несколько секунд Пит смотрел Мейсону прямо в глаза, потом отвел взгляд.
  — Не понимаю, о чем вы говорите, — промямлил он.
  Мейсон повернулся к Делле Стрит:
  — Делла, вызови шерифа. Скажи, пусть захватит тот пакет с мышьяком. Мы сличим надписи на нем и на револьвере…
  — Нет, нет, нет! — заверещал Симс. — Не делайте этого! Не стоит поступать опрометчиво, мистер Мейсон. Не вызывайте шерифа.
  — Решайтесь, Пит, — улыбнулся Мейсон.
  Симс тяжело вздохнул:
  — Дайте закурить.
  Мейсон протянул ему пачку, Пит закурил. Его сопротивление было окончательно сломлено.
  — Хорошо, — наконец сказал он. — Я сделал это. Именно так все и было.
  — А теперь расскажите нам о мышьяке.
  — Я все рассказал шерифу. Он был нужен мне для…
  — Для чего? — поторопил Мейсон, когда Пит замялся.
  — Для экспериментов, — на одном дыхании выпалил Пит Симс.
  — Думаю, нам следует вызвать шерифа, Делла.
  Казалось, Пит не услышал этих слов, он и не думал уклоняться от ответа:
  — Понимаете, мистер Мейсон, на этих потерянных месторождениях можно неплохо заработать. Я понял это, когда увидел, как попался Бэннинг Кларк на трюк с револьвером. Я понял также, каким был дураком, когда мухлевал с участками, подменивал образцы и занимался подобными делами. Следовало только выяснить, что именно знает человек о потерянных месторождениях, а потом устроить все так, чтобы он подумал, что ему удалось найти одно из них. Надо было притвориться, что абсолютно ничего не смыслишь в данном вопросе или не понимаешь истинного значения находки. Все ясно?
  Мейсон кивнул.
  — Теперь я расскажу о группе участков «Метеор», — продолжил Пит. — Продавая участки Джиму Брэдиссону, я, несомненно, сработал грубо. Честно скажу, не удержался. Джим, не закрывая рта, рассказывал, какое высокое положение он занимает в корпорации. Дело показалось мне настолько легким, что я не удосужился как следует замести следы. Когда же я понял, что должен что-то предпринять, чтобы Джим не завопил, что его обманули, в голову пришла идея подложить на участок револьвер и позволить Бэннингу Кларку найти его. Сам револьвер я нашел в пустыне довольно давно. Я вырезал на рукоятке имя «Гоулер» и потер надпись влажными чайными листьями, чтобы она выглядела старой. Потом я закопал револьвер на берегу небольшого ручейка, который проходил по участку, оставив торчать из песка только маленькую часть ствола. Я заманил в пустыню Бэннинга Кларка. В то время его сердце не было настолько больным, чтобы он не мог путешествовать, хотя лишние нагрузки были уже противопоказаны. На месте я сказал, что хочу поискать образцы пород в округе, зная, что он обязательно устроится у ручья. Рядом с тем местом, где был зарыт револьвер, я бросил в ручей целую горсть самородков. Вот и все. Когда я вернулся, револьвера в песке уже не было, а Кларк был так взволнован, что едва мог говорить. Я же притворился, что ничего не заметил. Я полагал, что Кларк, как крупный акционер компании, замнет дело о мошенничестве, но он был так потрясен идеей о том, что ему удалось отыскать знаменитые потерянные россыпи Гоулера, что решил во что бы то ни стало вернуть участки моей жене Нелл Симс. Думаю, он считал ее более достойной владелицей, чем корпорацию. Вот в каких дьявольских тисках я оказался, мистер Мейсон. Чуть позже я позаботился о том, чтобы Джим Брэдиссон заподозрил факт находки Кларком россыпей Гоулера. До поездки со мной Кларк не выезжал в пустыню более шести месяцев. Я полагал, что Брэдиссон сложит два и два и догадается, что россыпи должны находиться на территории участка группы «Метеор».
  Но Джим оказался совсем глупым — уперся в это дело о мошенничестве. К тому времени все запуталось окончательно. Я не понимал, что именно Кларк задумал. Понимаю только теперь. Он хотел, чтобы Брэдиссон не отказывался от права на участки, чтобы у него не возникло подозрений, устроил все так, будто Нелл борется за свою собственность. Все, мистер Мейсон, я сказал вам чистую правду.
  — А мышьяк? — напомнил Мейсон.
  — Ну, если вы желаете знать всю подноготную, мистер Мейсон, я скажу вам. Я решил заняться этими потерянными месторождениями вплотную и хорошо подзаработать на них. Пусть люди меня считают жалким, никчемным подлецом. Поймите меня правильно. Я не собираюсь исправляться. Сейчас я напуган до смерти, но знаю, что буду продолжать заниматься махинациями с участками. Перед кем-нибудь другим я, вероятно, разыграл бы полное раскаяние, причем так хорошо, что сам бы поверил в свою ложь… Лгал я всегда мастерски, мистер Мейсон. Вернее, так было до встречи с Хейуордом Смолом, который попытался меня загипнотизировать и рассказал о раздвоении личности. Я притворялся, что впал в гипнотическое состояние. Впрочем, возможно, ему кое-что и удалось. И вот появилось второе «я». Я совершенно разучился лгать, мистер Мейсон. Так легко было сваливать все на Боба. Я совсем потерял сноровку. Та легкость, с которой этот адвокат на допросе завязал меня в узел, явилась для меня громом среди ясного неба. Поверьте, больше я никому не позволю лгать вместо самого себя. С Бобом покончено, навсегда! Я обязан привести в порядок свои дела. Понимаете?
  — Понимаю, Пит. Но как именно вы собирались использовать этот мышьяк?
  — Перейдем к потерянному месторождению «Пег-Лег» и еще к паре россыпей, давно потерянных в пустыне. Одной из причин их потери был черный цвет золота. Золото было покрыто сверху каким-то осадком. Если поскоблить, внутри обнаружишь настоящее желтое золото, а снаружи самородки похожи на черные камешки. От кого-то я услышал, что осадок представляет собой какое-то соединение мышьяка, и решил немного поэкспериментировать и получить искусственное черное покрытие на золоте. Если бы опыт прошел успешно, следующему олуху я внушил бы, что он напоролся на месторождение «Пег-Лег». И этим олухом был бы тот скотовод и его помощник, которым кажется, что они отыскали россыпи Гоулера. Этот скотовод так заважничал… Он решил, что может отыскать потерянные россыпи научными методами. Вот я и отдал бы ему «Пег-Лег».
  — Вы уже использовали мышьяк?
  — Нет, мистер Мейсон. Не понадобилось. Честно говоря, я просто забыл о нем. Я нашел несколько настоящих черных самородков, совсем немного, но вполне достаточно, чтобы украсить ими участок.
  — Вы работаете в сговоре с Хейуордом Смолом?
  Пит Симс заерзал на стуле.
  — На этот раз вы попали пальцем в небо, мистер Мейсон. Более честного человека, чем Хейуорд Смол, мне не доводилось встречать. Моей жене он не нравится, потому что приударяет за Дориной, но придется же той когда-нибудь выходить замуж, и трудно будет найти лучшего парня, чем Хейуорд Смол.
  Мейсон улыбнулся и укоризненно покачал головой:
  — Не забывайте о шерифе, Пит.
  Симс обреченно вздохнул:
  — Хорошо. Какая теперь от этого польза? Да, я работал вместе с Хейуордом Смолом, а он держит дубинку над головой Джима Брэдиссона.
  — Какую?
  — Не знаю точно. Я подготавливал участки для Смола, а он продавал их корпорации.
  — Он участвовал и в афере с «Метеором»?
  — Нет. Это мое детище. Поймите, я не был партнером Смола. Он оплачивал мне только работу по подготовке участков. Сам попался на этих россыпях Гоулера.
  — Хейуорд Смол знал, что у вас есть мышьяк?
  — Да, знал. Именно он сказал мне, чтоб я не использовал яд. Сказал, что знает, где достать немного черного золота.
  — Вы отравили Бэннинга Кларка?
  — Кто?! Я?!
  Мейсон кивнул.
  — Клянусь, нет. С чего вы взяли?
  — Или застрелили его?
  — Послушайте, мистер Мейсон. Бэннинг Кларк был честным парнем. Я бы и пальцем не посмел к нему прикоснуться.
  — Вы не знаете, кто мог подсыпать мышьяк в сахарницу?
  — Нет, не знаю.
  — И не знаете, благодаря чему Хейуорд Смол имеет влияние на Джима Брэдиссона?
  — Нет, не знаю. Но это влияние существует. Можете мне поверить. Джим Брэдиссон боится Хейуорда Смола. Тот чем-то шантажировал его.
  — Вы ведь не думаете, что Хейуорд Смол стал бы хорошим мужем Дорине?
  — Конечно нет. Если бы я был здесь, он ни за что не посмел бы увезти ее в Неваду.
  — Но они ведь не поженились.
  — Нет, насколько мне известно, — ухмыльнулся Симс. — Этот солдат, влюбленный в Дорину, взял увольнительную на сутки и поджидал их в Лас-Вегасе. Судя по всему, после разговора с солдатом Хейуорд Смол совсем раздумал жениться на ком бы то ни было. Ему просто разонравилось чувствовать себя женихом. Синяк до сих пор еще не прошел.
  — Хорошо, Пит, — сказал Мейсон. — На этом все. Большое спасибо.
  Пит Симс порывисто вскочил со стула:
  — Мистер Мейсон, не могу выразить словами, как я был рад честно поговорить с понимающим человеком. Если когда-нибудь вам понадобится продать участок в пустыне по завышенной цене… Если я хоть чем-нибудь смогу вам помочь, вам стоит только позвать меня.
  Когда он ушел, Мейсон повернулся к Делле Стрит и загадочно улыбнулся.
  — Воспользуемся некоторыми психологическими приемами Пита, — сказал он. — Делла, заправь лист в машинку и поставь ее вон туда, прямо под люстру.
  — Сколько копий?
  — Достаточно одной.
  — Какого рода документ? Заявление, письмо или…
  — Часть процедуры повышения цены участка. И мы позволим олуху самому наткнуться на нее. Наша беседа с Питом Симсом принесет богатые плоды.
  Делла вставила в машинку лист бумаги и положила пальцы на клавиши.
  — Начнем с середины предложения, — сказал Мейсон. — Сверху напечатай: «Продолжение показаний Джима Брэдиссона». Так, теперь начнем с середины предложения… Ну, скажем… «именно так, насколько я знаю». С красной строки. «Вопрос шерифа: Таким образом, мистер Брэдиссон, вы готовы показать под присягой, что видели, как Хейуорд Смол производил какие-то манипуляции с сахарницей?» Красная строка. «Ответ: Готов, сэр. Я видел это». Красная строка. «Вопрос: Вы видели, что он не только подложил записку под сахарницу, но поднял крышку, и готовы поклясться в этом?» Красная строка. «Ответ: Я видел, сэр. Но посмею заметить, что не могу выступать в качестве свидетеля до начала судебного процесса. Как только он предстанет перед судом присяжных, я стану главным, неожиданным для него свидетелем, который позволит добиться осуждения. Я могу предстать перед судом в качестве свидетеля, но в деле, основанном на показаниях других людей, а не моих». Красная строка. «Заявление шерифа Греггори: Я понимаю ваше положение, мистер Брэдиссон, и уже заявлял вам, что постараюсь оправдать ваше доверие. Тем не менее я не имею права ничего обещать. Поговорим о мышьяке. Вы заявляли, что Пит Симс говорил ему, что имеет запас мышьяка?» Красная строка. «Ответ: Именно так. Симс намеревался обрабатывать мышьяком золото, но Смол отговорил его, пообещав достать нужное Симсу черное золото». Красная строка. «Вопрос: Хейуорд Смол ничем не подтвердил сказанное?» Красная строка. «Ответ: Нет». Страница еще не кончилась?
  — Вот-вот кончится, — ответила Делла.
  — Отлично. Оставь ее в машинке. Свет не выключай. Портфель возьми с собой. Погоди, вот еще что. Я хочу разложить несколько окурков, как будто в этой комнате проходило совещание. Сломай несколько сигарет пополам, мы прикурим их и разложим окурки. Делла, пойми, положение критическое. Если шериф догадается расспросить Дорину, знает ли она о том, как был подписан сертификат, все будет кончено.
  Делла Стрит не смогла удержаться от вопроса:
  — Хейуорд Смол действительно отравил сахар?
  Мейсон улыбнулся:
  — Поинтересуйся у миссис Симс, как звучит пословица о курице, несущей золотые яйца, которая вырыла яму другому.
  — Так почему же ты внес это утверждение в письменные показания?
  Мейсон мгновенно стал серьезным.
  — Пытаюсь по мере сил и возможностей выполнить волю мертвого клиента, — ответил он.
  Глава 23
  Шериф Греггори принялся за полночное расследование с бульдожьей хваткой человека, обладающего и железным здоровьем, и природным упрямством. Окружной прокурор Топхэм, с другой стороны, полагал, что дело с легкостью можно отложить до утра понедельника. Физическое состояние, однако, не позволяло ему тратить энергию на споры, и свое неодобрение он показывал лишь выражением пассивной покорности на лице и стремлением психологически все время оставаться на втором плане.
  Шериф Греггори взглянул на часы.
  — Уже скоро, — объявил он. — Некоторые фазы дела я завершу, не выходя из этого дома.
  Мейсон ленивым жестом закинул руки за голову, зевнул и улыбнулся окружному прокурору:
  — Лично я не вижу никаких причин для подобной ночной спешки.
  Окружной прокурор в знак согласия медленно опустил и поднял веки.
  — Думаю, необходимо установить предел по времени, — сказал он.
  — Предел, — не терпящим возражений тоном заявил Греггори, — наступит только тогда, когда мы до конца выясним, что именно здесь происходит. Есть свидетельство того, что подпись на сертификате акций была подделана.
  Он многозначительно взглянул на Мейсона. Тот еще раз зевнул.
  — По моему мнению, — сказал адвокат, — в этом деле полно загадок и тайн. Если Бэннинг Кларк умирал от отравления и был на последнем издыхании, зачем кому-то понадобилось ускорить его кончину выстрелом из автоматического пистолета тридцать восьмого калибра? Почему эти последние секунды жизни Кларка имели столь большое значение для стрелявшего в него? Как вы поступите с отравителем, если отыщете его? Он, несомненно, заявит, что убийцей является человек, стрелявший в Кларка. А как поступить с тем человеком? Он в свою очередь заявит, что жертва умирала от смертельной дозы яда. Очень трудный орешек вам предстоит расколоть, господа.
  Кто-то позвонил в дверь.
  — Я открою, — сказал Мейсон.
  Греггори быстро скользнул к двери и рванул ее на себя.
  Пьяный Пол Дрейк поднял вверх указательный палец и погрозил им изумленному шерифу.
  — Никогда не открывайте дверь подобным образом, — назидательно произнес он. — Если ваш гость упадет лицом вниз, он сможет подать на вас в суд.
  — Ты кто такой? — грубо спросил шериф. — А, знаю, именно ты нашел месторождение.
  — Термин «открыл» кажется мне более подходящим, — поправил шерифа Пол. — Находка подразумевает элемент везения. Открытие же означает тщательное планирование и…
  — А, и Смол здесь. Входите, я должен допросить вас.
  Смол протянул шерифу руку:
  — Как ваши дела, шериф? Не ожидал увидеть вас здесь. Как поживаете? Мистер Мейсон, добрый вечер. Я привез с собой приятеля.
  — Я хочу, чтобы вы ответили на этот вопрос честно и откровенно, — веско произнес шериф Греггори. — Знаете ли вы что-либо о подделке подписи на сертификате акций…
  — Минутку, — прервал его Мейсон. — Я предлагаю снимать показания с этого свидетеля только в присутствии стенографиста. Вы уже допрашивали других свидетелей неподобающим, на мой взгляд, образом.
  — Вас мой метод допроса совершенно не касается, — гневно прервал его шериф. — Расследование возглавляю я.
  — Как угодно, — уступил Мейсон, — продолжайте допрос.
  — Только не в коридоре, по которому гуляют сквозняки, — попросил Пол Дрейк.
  — А что вы вообще здесь делаете? — спросил шериф.
  — Жду, пока мне предложат выпить, — ответил Пол. — Гостеприимство, с которым меня встретили, едва не сорвав дверь с петель, показалось мне хорошим знаком. Но ваше теперешнее отношение ко мне, сэр, входит в явный диссонанс с тем сердечным радушием, которое вы испытывали ко мне, открывая дверь.
  — Уберите этого пьяницу, — приказал Греггори.
  — Не стоит этого делать, — возразил Мейсон. — Этот человек приехал ко мне с деловым предложением, касающимся наследства покойного Бэннинга Кларка. Как душеприказчик Бэннинга Кларка, я имею право…
  — Идите за мной, — приказал Греггори Хейуорду Смолу.
  — Вы прекрасно устроитесь в кабинете Бэннинга Кларка, — сказал Мейсон, передавая ключ Хейуорду Смолу. — Лучшего места для руководства следствием не найти.
  — Очень хорошо, — пробурчал Греггори.
  Они уже дошли до середины лестницы, когда Мейсон вдруг воскликнул:
  — Да, кстати, шериф!
  — В чем дело?
  — Вам необходимо знать одну деталь, прежде чем начать допрос.
  — Какую именно?
  — Вот какую… Могу я поговорить только с вами и окружным прокурором?
  Греггори медлил с ответом. Мейсон начал подниматься по лестнице.
  — Идите в кабинет Кларка, Смол, — сказал он. — Мне нужно сказать шерифу пару слов.
  Смол ушел. Мейсон встал рядом с шерифом Греггори.
  — Послушайте, шериф, — сказал он, понизив голос. — Лично я не вижу никаких причин ссориться с вами. Если вы немного успокоитесь, то поймете, что я добиваюсь той же развязки дела, что и вы. Я хочу раскрыть дело об убийстве.
  — Господа! — вступил в разговор подошедший окружной прокурор. — К чему все эти трения? Лично мне кажется, что сейчас мы сможем получить лишь предварительные заявления и разойтись.
  — Хочу вас предупредить, — сказал Мейсон, — что на вашем месте я записал бы все ответы Хейуорда Смола. В противном случае вас ждут разочарования.
  — Здесь нет судебного писаря, — возразил Греггори. — Допрос будет носить предварительный характер.
  — Записи может делать моя секретарша, — предложил Мейсон.
  Шериф лишь скептически усмехнулся.
  — Это лучше, чем ничего, — продолжал настаивать Мейсон.
  — Я так не думаю. — Шериф резко отвернулся. — Я начинаю сочувствовать своему свояку.
  — Хорошо, все мои ответы будет записывать моя секретарша, — объявил Мейсон.
  — Ваши ответы меня совершенно не интересуют, — ответил шериф.
  — Господа, давайте вести себя более достойно, — утомленным тоном произнес прокурор Топхэм.
  — Пойдемте, — сказал шериф и продолжил подъем по ступенькам.
  Мейсон, спустившись в холл, улыбнулся Делле Стрит.
  — Сейчас, — объявил он, — нам предстоит узнать, работает ли психология Пита Симса на практике.
  — Перри, — вдруг сказал Пол Дрейк, — сейчас я сравнительно трезв. Долгая поездка прохладной ночью выдула паутину хмеля из моей головы, но чуть не простудила меня. Быть может, ты нальешь мне выпить?
  — Ни в коем случае, — ответил Мейсон. — Тебе понадобится вся твоя сообразительность.
  — Попытаться все же следовало бы, — удрученно вздохнул Дрейк.
  — Начинай, рассказывай все, что тебе удалось выяснить, — сказал Мейсон.
  — Я полагаю, ты хотел, чтобы я выложил тебе все о господине, с которым приехал из Мохаве, чтобы я вывернул его наизнанку, — по-пьяному многословно начал Дрейк.
  — Именно так.
  — Твои желания были выполнены в точности.
  — Что тебе удалось выяснить?
  — Смол имеет влияние на Брэдиссонов.
  — Как долго?
  — Меня тоже заинтересовал этот вопрос, — признался Дрейк. — Я вдруг понял, что не стоит надеяться на то, что человек вдруг сам захочет рассказать, как именно он может влиять на Брэдиссона. Нужно было искать более изощренные пути получения информации. Таким образом, я попытался выяснить точную дату знакомства Смола с Брэдиссоном и выяснил, что они впервые встретились лишь в январе сорок второго года и Смол почти мгновенно был принят в высшее общество.
  — В январе сорок второго? — задумчиво переспросил Мейсон.
  — Именно так. Он…
  Наверху с треском распахнулась дверь. Загрохотали чьи-то торопливые шаги к лестнице.
  — Весьма похоже на порывистого шерифа, — заметил Дрейк.
  — Мейсон, немедленно поднимайтесь! — закричал Греггори.
  — Несколько безапелляционный вызов, — снова заметил Дрейк. — Боюсь, Перри, ты снова взялся за свои проделки.
  Мейсон кивнул Делле Стрит, потом, уже дойдя до середины лестницы, вдруг остановился:
  — Пол, будет лучше, если ты пойдешь со мной. Мне может понадобиться свидетель.
  — Твои задания варьируются от великих до смешных. Как, по-твоему, я смогу подняться по лестнице?
  Когда Мейсон вошел в комнату, шериф негодующе указал на пишущую машинку.
  — Это что еще за дьявольщина? — спросил он.
  — Не что иное, как записи вашего расследования…
  — Я не делал ничего подобного.
  Мейсон явно растерялся:
  — Шериф, боюсь, я вас не понимаю. Делла Стрит зафиксировала на бумаге все…
  Лицо Греггори побагровело.
  — И не пытайтесь ввести меня в заблуждение. Не выйдет! Не корчите из себя невинного. Вы и так слишком часто совали нос в следствие. Я руковожу им и собираюсь руководить так, как считаю нужным.
  — Да, шериф, конечно.
  — Зачем вы оставили этот лист бумаги в машинке? Что вы пытаетесь сделать?
  Мейсон повернулся к секретарше.
  — Делла, — сказал он укоризненно, — мне казалось, шериф велел тебе забрать из этой комнаты все бумаги и запереть ее.
  Делла виновато опустила глаза:
  — Простите меня, шеф.
  Топхэм переводил полный упрека взгляд с шерифа на Мейсона и обратно.
  — Извините, шериф, — произнес Мейсон тоном человека, оправдывающегося за непозволительную оплошность.
  — Я же говорил вам, что здесь я следствие не веду, — произнес шериф невнятным от ярости голосом. — До вашего приезда, Топхэм, я занимался лишь неофициальным расследованием.
  — Да, конечно, — поспешил согласиться Мейсон, причем поспешил излишне явно. — Вы же не могли начать следствие до приезда Топхэма.
  Хейуорд Смол неотрывно следил за говорившими, он улавливал мгновенные изменения выражений лиц, не пропускал ни единого слова.
  Мейсон подтолкнул локтем Деллу.
  — Все верно, мистер Топхэм, — торопливо произнесла она. — Никакого следствия не велось, прошу извинить меня.
  Мейсон выдернул лист бумаги из машинки.
  — Произошла ошибка, — сказал он. — Нам очень жаль, шериф, поверьте.
  — Вы за это заплатите. Вы… — Шериф от ярости даже потерял дар речи.
  — Но я же извинился. Моя секретарша не должна была оставлять здесь этот лист. Мы приносим свои извинения. Мы сказали и Смолу и Топхэму, что никакого следствия не велось. Все с этим согласны. Вы говорите, что следствия не было, и мы говорим, что следствия не было. Что еще вам нужно? С каждым вашим словом подозрения свидетеля только крепнут.
  На этот раз Греггори не мог произнести ни слова.
  — Честно говоря, — продолжал Мейсон как ни в чем не бывало, — я не вижу достаточно веских оснований для такого отношения к себе. Начиная с января тысяча девятьсот сорок второго года Хейуорд Смол постоянно шантажирует Брэдиссона. Несомненно, в сложившейся ситуации у Брэдиссона может возникнуть соблазн свалить всю вину за убийство на Смола, но, если вы хотите знать мое мнение, шериф, я думаю, что Брэдиссон…
  — Ваше мнение никого не интересует, — обрел наконец дар речи шериф.
  Мейсон вежливо поклонился, как человек, получивший заслуженное замечание от лица, облеченного властью.
  Греггори повернулся к Хейуорду Смолу:
  — Сейчас меня интересует только тот сертификат акций.
  Смол облизнул пересохшие губы и кивнул.
  — Что вы можете сказать по этому вопросу?
  — Только то, что узнал от Дорины.
  — Что именно вы узнали?
  — Свидетельские показания с чужих слов, — укоризненным тоном произнес Мейсон. — На вашем месте я не стал бы их повторять, мистер Смол. Вы же не можете поручиться за их достоверность.
  — Не вмешивайтесь! — заорал шериф.
  — Понимаете, — продолжил Мейсон, — получив эти показания, он выдвинет против вас обвинение в убийстве третьей степени. Кстати, никто не хочет закурить?
  Мейсон достал из кармана портсигар.
  — Я закурю, если позволите, — произнесла Делла.
  — Убирайтесь отсюда немедленно! — закричал разъяренный Греггори.
  — Я думал, вы меня звали, — недоуменно произнес Мейсон.
  — Только для того, чтобы вы объяснили этот…
  — А, хотите все начать сначала.
  — Нет, не хочу.
  Хейуорд Смол, поразмыслив, принял решение.
  — Послушайте, — сказал он, — в этом деле я абсолютно чист. Я не имею никакого отношения к отравлениям. Да, я поднажал немного на Брэдиссона восемнадцать месяцев назад, признаю.
  — В январе сорок второго, не так ли? — уточнил Мейсон.
  — Именно так.
  — Вскоре после кончины миссис Бэннинг Кларк, как я понимаю?
  Смол молчал.
  — Моффгат развил бурную деятельность примерно в то же время?
  — Меня эти вопросы совершенно не интересуют, — объявил Греггори.
  — А меня интересуют, — тихо, но тоном, не терпящим возражений, произнес прокурор Топхэм. — Позвольте мистеру Мейсону продолжить, шериф.
  — Он режиссер этого спектакля, — сердито возразил Греггори. — Он пытается скрыть подделку сертификата акций и тем самым спасти свою шею…
  — Тем не менее, — тон прокурора мгновенно остудил гнев шерифа, — я хочу, чтобы мистера Мейсона оставили в покое. Продолжайте, мистер Мейсон.
  Мейсон поклонился:
  — Благодарю вас. Итак, — продолжил он, повернувшись к Хейуорду Смолу, — вскоре после кончины миссис Бэннинг Кларк, не так ли?
  Смол встретился с Мейсоном взглядом, но тут же отвел глаза.
  — Ну… да.
  — Сложилась чрезвычайно интересная ситуация, — заметил Мейсон. — Миссис Брэдиссон прокралась в комнату Кларка и заменила новое завещание старым. Весьма ловкий способ придания законной силы недействительному документу. Любое завещание, как вы знаете, аннулируется более поздним завещанием, которое завещатель и составляет именно с этой целью. Но если более раннее завещание не было уничтожено, ничто не свидетельствует о том, что оно уже аннулировано. К подобному выводу вряд ли мог прийти неспециалист в праве. Скорее всего, такая гениальная непробиваемая схема родилась в мозгу умного адвоката. Не могу не задуматься над тем, что мысль подменить завещание пришла миссис Брэдиссон в голову довольно давно. Вы ничего не знаете об этом, мистер Смол?
  Хейуорд Смол поднял руку к воротнику рубашки и дернул его, словно ему не хватало воздуха.
  — Нет, не знаю.
  Шериф Греггори открыл было рот, но был остановлен жестом Топхэма.
  — Понимаете, господа, — несколько задумчиво произнес Мейсон, — нам предстоит раскрыть два совершенно разных преступления — отравление и убийство из огнестрельного оружия. Тем не менее не стоит отбрасывать возможность того, что мотивы обоих преступлений одинаковы. Двое преступников преследовали одну и ту же цель различными способами — один с помощью яда; другой с помощью свинца, — так как ни один из них не смел признаться в своих замыслах другому. Вновь открывшиеся загадочные обстоятельства заставляют нас по-новому осмыслить происшедшее, по-новому интерпретировать каждую улику и путем логических заключений найти нужный ответ. Итак, господа, представляю вам Хейуорда Смола, друга и приятеля адвоката Моффгата, человека практически незнакомого Джеймсу Брэдиссону и его матери миссис Брэдиссон. В конце декабря тысяча девятьсот сорок первого года умирает миссис Бэннинг Кларк. В суд по наследственным делам передается завещание, по которому все ее имущество передается матери и брату и в котором указывается, что это имущество не представляет большой ценности. Почти мгновенно Моффгат и Хейуорд делаются любимцами семьи. Адвокат становится акционером компании. Хейуорд Смол — маклером по операциям с приисками, хотя до этого момента он не продал ни единого участка. Сейчас он продает огромное количество рудников, в основном по завышенным ценам и в основном корпорации, в данный момент состоящей из миссис Брэдиссон и ее сына Джеймса. Каков ответ?
  — Вы сошли с ума, — сказал Хейуорд Смол. — Не знаю, чего именно вы добиваетесь, но в ваших словах нет ни капли истины.
  — Возможно, — продолжал Мейсон, — Смол был свидетелем составления более позднего завещания, которое, по молчаливому согласию заинтересованных сторон, было скрыто.
  — Вы выдвигаете исключительно тяжелые обвинения, — выпалил Греггори.
  — Именно так, — ответил Мейсон, наградив шерифа холодным взглядом. — Быть может, у вас есть другое логичное объяснение всему случившемуся, шериф?
  — Это ложь, — заявил Смол. — Ничего подобного никогда не было.
  — Кстати, — Мейсон повернулся к окружному прокурору, — мои заключения объясняют нетерпение Брэдиссона свалить вину на Хейуорда Смола. Объясняют они и показания, данные Брэдиссоном и его матерью и направленные именно против этого свидетеля. Если он шантажировал их и если им удастся доказать его виновность в убийстве, то…
  — Но никакого следствия не велось! — едва не закричал прокурору шериф. — Брэдиссон никогда не давал никаких показаний.
  Топхэм долго не сводил взгляда с шерифа, было видно, что тот полностью потерял доверие прокурора.
  — Вызовите Брэдиссона, — предложил шериф, — допросите его.
  Мейсон улыбнулся так покровительственно, с таким превосходством во взгляде, что это предложение было отброшено без обсуждений.
  — Послушайте, я не потерплю заведомо ложных обвинений в убийстве, — выпалил Смол. — Если Джим Брэдиссон пытается подставить меня, я…
  — Вы что? — быстро спросил Мейсон, и Смол остановился на полуслове.
  — Я не потерплю этого, вот и все.
  — Не волнуйтесь, мистер Смол, — сказал Мейсон. — Вам не придется утруждать себя. Шериф этого округа работает по старинке, любит получать информацию тайно, а свидетелей держать в тени до поры до времени. Вы же видите, как он старается убедить вас в том, что Брэдиссон не предпринимал ничего плохого против вас. Степень участия Брэдиссона в этом деле вы узнаете только после того, как предстанете перед судьей и выслушаете смертный приговор.
  — Я не потерплю… — взревел Греггори.
  — Прошу вас! — вежливо, но твердо осадил его Топхэм.
  Властный взгляд усталых глаз прокурора заставил шерифа взять себя в руки.
  — Лично я, — продолжал Мейсон, — склонен не верить в истинность заявлений Брэдиссона. Мне они кажутся нелогичными. Лично я не вижу причин, по которым Хейуорд Смол насыпал бы мышьяк в сахарницу. С другой стороны, подобные действия со стороны самого Брэдиссона весьма обоснованны. Взглянем на доказательства беспристрастно, господа. У Брэдиссона и его матери появились симптомы отравления мышьяком. Как оказалось, эти симптомы объяснялись умышленным применением рвотного корня. Стоит ли сильно задумываться над причинами? Они намеревались на следующий день отравить Хейуорда Смола. Настоящих отравителей никто не смог бы заподозрить, так как они, очевидно, явились первыми жертвами. Шантажист никогда не станет убивать курицу, которая несет золотые яйца, но человек, которого шантажируют, всегда мечтает убить шантажиста.
  Топхэм бросил быстрый взгляд на Смола и едва заметно кивнул.
  — Вы сами все это придумали, — сказал Смол. — Одни разговоры.
  — Но, — продолжил Мейсон, — план нарушился, потому что в тот вечер Смол не налил себе традиционную чашку чая. Причиной такого поведения было его намерение сбежать с дочерью миссис Симс. Миссис Симс, как известно, Смола не жаловала. Смол слегка боялся сверхъестественной проницательности, острословия и пронзительного взгляда миссис Симс. Поэтому он держался от нее подальше, а Дорина должна была подложить записку под сахарницу. Такое поведение нарушило планы Брэдиссонов. Сейчас мы можем точно установить время, когда мышьяк был подсыпан в сахарницу. Это случилось после того, как Делла Стрит, Бэннинг Кларк, миссис Симс и я выпили по первой чашке чая, потому что миссис Симс наливала себе чай последней, последней брала и сахар из сахарницы, но не почувствовала никаких болезненных последствий. Потом в кухню вошли люди, заседавшие на совете акционеров. Возникла небольшая неразбериха, которая всегда возникает, когда в одном помещении появляется много людей. Потом Бэннинг Кларк налил себе вторую чашку чая и положил в нее сахар. В тот момент он получил наибольшую дозу яда, что свидетельствует о том, что мышьяк находился сверху. Таким образом, Кларк принял практически весь яд. Потом выпили по второй чашке Делла Стрит и я — и получили по относительно небольшой дозе яда. Итак, господа, я высказываю предположение о том, что Брэдиссон намеревался отравить Хейуорда Смола, используя его привычку выпивать чашку чая сразу же после появления на кухне. Потерпев неудачу, Брэдиссон сделал шерифу тайное признание, в котором заявил, что знает о виновности Хейуорда Смола и что, если шериф привлечет Смола к суду на основании других улик, Брэдиссон выступит на процессе в качестве главного свидетеля и постарается отправить Смола в камеру смертников.
  Мейсон замолчал, несомненно концентрируя все свое внимание на окружном прокуроре и обращая на Хейуорда Смола внимания не больше, чем на обычного зрителя.
  — Как звучит, господин окружной прокурор?
  — Очень, очень логично, — согласился Топхэм.
  — Адвокат прав, — затараторил Смол. — Этот Джим Брэдиссон способен только на удар в спину. Я должен был догадаться, что он попробует сделать нечто подобное. Будь он проклят. Сейчас я расскажу кое-что, причем чистую правду.
  — Вот так-то лучше, — сказал Мейсон.
  — Я был знаком с Моффгатом, — начал Смол, — часто бывал в его конторе. Искал для него мелкие дела. Не гонялся за каретами «Скорой помощи», вы понимаете, так по-дружески, оказывал мелкие услуги. Он платил мне тем же. Однажды в пятницу я был в его офисе. Этот день я никогда не забуду — пятое декабря тысяча девятьсот сорок первого года. Не забуду потому, что все мы знаем, что произошло седьмого декабря. Я ждал в приемной, хотел увидеться с Моффгатом. У него в кабинете была миссис Бэннинг Кларк. Прежде я ее никогда не видел. Моффгат открыл дверь и посмотрел, кто находится в приемной. Увидев меня, он спросил, не соглашусь ли я быть свидетелем при составлении завещания.
  — И вы согласились?
  — Да.
  — Что произошло потом?
  — Вы знаете.
  — Вам известно содержание завещания?
  — Нет. Я помню только, что миссис Кларк умерла и завещание было передано в суд по наследственным делам. Так писали газеты. Я спросил Моффгата, должен ли буду выступать в суде в качестве свидетеля. Он повел себя настолько странно, что я невольно задумался. Я направился в суд и просмотрел записи. Догадаться, что именно произошло, не составило большого труда. Суд рассматривал завещание, составленное более года назад и подписанное в присутствии двух других свидетелей. Я просто вскочил на поезд с деньгами. Никаких грубостей, понимаете? Просто я стал маклером по операциям с приисками. Я нанес визит Брэдиссону, вскользь упомянул, что знал его сестру и присутствовал в качестве свидетеля при составлении завещания незадолго до ее смерти. Ничего другого говорить не требовалось. Все последующее время деньги лились рекой, стоило мне только предложить компании купить у меня какой-нибудь участок по назначенной мною же цене. Я не загонял лошадь до смерти, вы понимаете, просто заботился о том, чтобы дело было умеренно прибыльным.
  — Итак, — обратился Мейсон к окружному прокурору, — если мы узнаем имя второго свидетеля составления того завещания, мы далеко продвинемся в разгадке убийства Бэннинга Кларка.
  — Второго свидетеля звали Крейглоу, — сказал Смол. — Он сидел в приемной вместе со мной. Мы познакомились. Больше я ничего о нем не знаю. Звали его Крейглоу, это был мужчина лет сорока — сорока пяти.
  Мейсон повернулся к окружному прокурору:
  — Одна из фаз этого дела до сих пор не получила объяснения. Когда Бэннинг Кларк вышел из комнаты, выпив чашку отравленного чая, Моффгат пытался добиться у меня согласия на снятие с него показаний. У Моффгата была выписана официальная повестка, которую он собирался вручить надлежащим образом. Для Моффгата подобные действия были бы весьма логичными и обоснованными, но он ничего не предпринял. Вероятно, у него были совсем другие планы. Тогда я повел себя ненадлежащим образом, недооценив умственные способности Моффгата. Я решил, что он достаточно туп, чтобы позволить нужному свидетелю просочиться сквозь пальцы. Но Моффгат далеко не тупица, он оказался достаточно проницательным для того, чтобы догадаться, что я подам Бэннингу Кларку знак скрыться, как только увижу повестку. Тем самым я предоставил Моффгату исключительную возможность выйти в сад кактусов и вручить повестку. Если бы его поймали, он мог бы просто заявить: «В чем дело? Я только хочу вручить эту повестку». Но если бы его не поймали, если бы никто не видел, как он проник в сад, если бы он нашел Бэннинга Кларка спящим на песке, ему оставалось только нажать курок пистолета и убираться восвояси. Я заметил, что шериф проверил, где находился каждый из нас в то время, когда доктор Кенуорд был ранен. Но шериф не проверил алиби Моффгата. Сам Моффгат заявил, что в это время ехал в Лос-Анджелес, а Греггори почему-то поверил ему на слово. Совсем недавно Моффгат прилагал массу усилий к тому, чтобы признать сделку, касающуюся участков группы «Метеор», недействительной и мошеннической. Чуть позже он заговорил о полюбовном улаживании дела и сохранении участков за корпорацией. Я полагаю, Моффгат шпионил за Бэннингом Кларком, когда тот выкладывал из камней стену в саду. Или использовал луч черного света из собственного аппарата. Если направить такой луч на нижнюю часть стены, то станет понятно, о чем я говорю. В этой части даже человек с больным сердцем мог устанавливать разноцветные камни в нужном ему порядке. Очевидно, Кларк стал догадываться о гнусном поступке Моффгата, о том, какое именно влияние имеет Смол на Брэдиссона и благодаря чему. Не сомневаюсь, в своем бюро Кларк хранил какое-то убийственное вещественное доказательство. Я обнаружил там только умирающего москита и небольшой флакон. Если бы Кларк положил москита во флакон еще до своей смерти, насекомое давно бы умерло. Знаете, шериф, если бы я служил здесь шерифом и если бы у меня был такой умный и проницательный родственник в Лос-Анджелесе, то я позвонил бы лейтенанту Трэггу и предложил бы для обоюдной пользы арестовать Моффгата по обвинению в преднамеренном убийстве и переправить его из Лос-Анджелеса в Сан-Роберто прежде, чем тому удастся выписать распоряжение о законности содержания под стражей или поднажать на свидетелей.
  Глава 24
  Когда машина Мейсона, преодолев последний подъем, выехала на плоскогорье, на котором разбил лагерь Солти, далеко внизу, на бескрайней поверхности пустыни, уже собирались в лиловые лужи вечерние тени.
  К остановившейся машине подошел сам Солти. В его взгляде и поведении чувствовались враждебность и подозрительность, которые тут же сменились дружелюбием, как только Солти узнал машину.
  Делла Стрит и Мейсон вылезли из автомобиля и потянулись, разминая затекшие руки и ноги.
  — Хотел сообщить вам некоторые новости, — сказал Мейсон. — К тому же, если вы не возражаете, собирался остаться на день-другой, чтобы очистить голову от так называемой цивилизации. Убийство раскрыто.
  — Кто это сделал?
  — Шериф Греггори и лейтенант Трэгг. Они еще работают в Лос-Анджелесе.
  — Нет, я имел в виду, кто совершил убийство?
  — Бэннинга Кларка убил Моффгат. Сначала он выстрелил в доктора Кенуорда, думая, что стреляет в спящего Кларка. Потом, узнав о своей ошибке и вашем отъезде, отправился на поиски. Скорее всего, он никогда бы не нашел вас, если бы ему не помог счастливый, для него конечно же, случай. Вы проехали перекресток всего в двух кварталах от него. Бэннинг Кларк умирал от отравления, была необходима срочная медицинская помощь. Когда вы отправились звонить в больницу, Моффгат просто открыл дверь трейлера, вошел, нажал на курок и вышел. Легко и быстро.
  — Почему он сделал это? — спросил Солти.
  — А это отчасти имеет непосредственное отношение к вам.
  Солти удивленно вскинул брови.
  — Миссис Бэннинг Кларк в декабре сорок первого составила завещание. Хейуорд Смол присутствовал в качестве свидетеля при составлении нового завещания. Вторым свидетелем был некто по имени Крейглоу. Брэдиссоны подкупили Моффгата, тот ничего не сказал о новом завещании, и в суд по наследственным делам было представлено старое. Это завещание было составлено еще до того, как Бэннинг Кларк передал жене акции компании. В то время миссис Кларк лично почти ничего не принадлежало, и она оставила все имущество матери и брату равными долями.
  — Но зачем было убивать Бэннинга?
  — Бэннинг Кларк нашел доказательство махинаций. Просматривая бумаги жены, он обнаружил дневник, в котором пятого декабря была сделана запись: «Ездила в Лос-Анджелес. Свидетели — Руперт Крейглоу и Хейуорд Смол». Кроме записи в дневнике, опереться Кларку было не на что. Вы помните, он сказал, что хотел бы заручиться моей поддержкой еще в одном деле. Составление договора о слиянии ваших пакетов акций и представление интересов миссис Симс в деле о мошенничестве были не более чем проверкой моих способностей. Его уже однажды обманул адвокат. Повторять подобные ошибки Бэннинг Кларк не собирался. После перестрелки в саду и отравления Брэдиссонов Бэннинг Кларк почувствовал, что ему грозит опасность. Посвятить меня в подробности он был еще не готов, но хотел, если с ним что-нибудь случится, чтобы я продолжал дело и добился торжества справедливости. Вы помните, он прекрасно понимал, как сильно болен, и вынужден был подготавливать каждый шаг с мыслью, что любая минута может стать для него последней в жизни.
  Солти достал из кармана плитку табака, откусил уголок и покатал его во рту.
  — Убив Кларка, Моффгат вернулся в дом, — продолжил Мейсон. — Брэдиссонов там не оказалось. Делла и я спали под действием снотворного. Велма Старлер была занята уходом за доктором Кенуордом, раненным, кстати, выстрелом того же Моффгата. Моффгат осмотрел письменный стол и бюро Кларка. Он уничтожил бы новое завещание, если бы не боялся, что тот сказал о нем мне или вам и что у меня возникнут подозрения, если завещание не будет найдено. Но Кларк упомянул, что подсказка лежит в одном из ящиков стола: именно там он оставил дневник жены. Моффгат, зная, что я буду искать какое-то вещественное доказательство, вспомнив рассказ Велмы Старлер о сонном моските и прочитав упоминание о нем в завещании Кларка, со свойственной ему дьявольской изобретательностью высыпал из маленького флакона золото и посадил туда москита. Писк сонного комара был не чем иным, как звуком, издаваемым одним из приборов черного света. Моффгат либо сам расшифровал послание Кларка на каменной стене при помощи одного из таких аппаратов, либо проследил за Кларком, когда тот вносил последние штрихи в светящийся чертеж. По завещанию Кларк все оставил вам, Солти. Пакет акций, переведенный на меня, я, в качестве попечителя, сохраняю для вас, хотя прежде не смел признаться в этом. Наследство включает в себя не только эти акции, но и имущество, которым обманным путем завладели Брэдиссоны.
  В течение нескольких секунд Солти молчал и только перекатывал языком комок табака во рту.
  — Как вы все это выяснили? — спросил он наконец.
  — Лейтенант Трэгг арестовал Моффгата в Лос-Анджелесе и обнаружил в его кармане дневник миссис Кларк. Я мгновенно сообразил, что именно это убийственное доказательство и оставил Кларк в ящике стола для меня. Нам удалось разыскать Руперта Крейглоу и связаться с ним по телефону. Он помнит, как подписывал завещание в качестве свидетеля. Мы также, путем обмана, вынудили Смола и Брэдиссона выступить со взаимными обвинениями. Это и решило исход дела — Моффгат вынужден был во всем признаться. Брэдиссону надоел шантаж, к тому же он хотел убрать с дороги Кларка. Он подсыпал мышьяк в солонку, которой пользовались только он сам и его мать, достал рвотный корень. Они с матерью приняли корень, симулировали возникновение симптомов, идентичных отравлению мышьяком. Но эти действия были лишь маскировкой, призванной снять подозрения, когда двадцать четыре часа спустя разразятся основные события. Они достали мышьяк из пакета Пита Симса и стали ждать удачный момент для отравления Смола. После встречи акционеров такая возможность представилась. Они увидели, как Дорина подложила записку под сахарницу. К тому же они знали, что Хейуорд Смол всегда выпивает чашку чая, причем с сахаром. Когда Смол взял в руки чайник, Джим подсыпал мышьяк в сахарницу; мать постаралась заслонить сына. Но Смол, по некоторым не относящимся к делу причинам, не стал пить чай в тот вечер, а Джим не мог никого предупредить, не выдав себя.
  — Грязные крысы, — мрачно произнес Солти. — Если бы Бэннинг сказал мне об этом доказательстве… Да, теперь уже ничего не изменишь.
  — Верно, все кончено. Есть несколько побочных вопросов, но главное я вам уже рассказал.
  — Оставим эти вопросы. Полагаю, вы сыты по горло этим убийством, как, впрочем, и я сам. Раз вы приехали ко мне в гости, да еще с мисс Стрит, я должен угостить вас. Люсил приедет сегодня вечером, и мы уедем в город, чтобы справить свадьбу. Сначала я хотел отложить празднование в связи со смертью Бэннинга, но потом подумал, что бы он сказал по этому поводу, и решил сделать все, как было задумано. Мы решили справить свадьбу вчетвером.
  — Вчетвером? — переспросил Мейсон.
  Солти несколько секунд перекатывал табак во рту, потом кивнул:
  — Доктор Кенуорд и Велма Старлер решили поехать в Лас-Вегас и пожениться, мы с Люсил поедем вместе с ними. Ладно, пора собирать на стол. Устроим сегодня маленький пир. Люсил должна приехать с минуты на минуту.
  Солти развернулся, прошел к закопченному каменному очагу и разжег костер.
  — Знаешь, о чем я подумал? — спросил Мейсон, повернувшись к Делле.
  — О чем?
  — Священник явно сделает скидку, если обвенчает вместо двух пар три.
  Делла посмотрела на него нежно, с легким оттенком сожаления во взгляде.
  — Забудьте об этом, шеф.
  — Почему?
  Она уже смотрела куда-то вдаль, на протянувшуюся за горизонтом пустыню.
  — Сейчас мы счастливы, — сказала Делла. — Что сделает с нашей жизнью брак? У нас будет дом. Я стану домохозяйкой. Вам понадобится новая секретарша… На самом деле дом вам не нужен. Я не хочу, чтобы у вас была новая секретарша. Сейчас вы устали. Пришлось вступить в интеллектуальный бой с убийцей. Сейчас вам хочется жениться и остепениться. Послезавтра вы будете искать новое дело, еще более сумасшедшее, которому отдадите себя без остатка и из которого едва выпутаетесь. Таким вы хотите быть, и я хочу, чтобы вы были именно таким. К тому же Солти не на кого будет оставить лагерь.
  Мейсон подсел поближе, обнял Деллу за плечи и прижал к себе.
  — Я мог бы разбить все твои аргументы, — сказал он.
  — Могли бы, не сомневаюсь в этом, — рассмеялась Делла. — Но, даже убедив меня, самого себя убедить вы не сможете. Вы знаете, что я права.
  Мейсон хотел было возразить, потом передумал и еще крепче обнял ее. Они молчали и наблюдали за выступающими из пустыни разноцветными горными вершинами, ярко освещенными красным солнцем.
  — Да, — снова рассмеялась Делла. — Мы бывалые, закаленные в боях воины, которые не тратят время на любовь, если предстоит серьезная работа. Нужно помочь Солти с костром, к тому же вдруг он разрешит мне приготовить что-нибудь.
  — Десять против одного — не разрешит, — сказал Мейсон.
  — Что?
  — Не разрешит тебе готовить еду.
  — Не буду спорить. Пойдемте. Как вы заметили, Солти никогда не наслаждается красотами пустыни, если нужно работать.
  Они подошли к склонившемуся над очагом Солти, увидели, как он распрямился, повернулся было к коробкам с продовольствием, вдруг остановился и долго смотрел на пустыню.
  Когда они встали рядом, Солти благоговейно произнес:
  — Что бы я ни делал, где бы я ни был, я всегда отвлекаюсь в это время на несколько минут, чтобы просто посмотреть на пустыню. Начинаешь понимать, что человек может быть очень деятельным, но никогда таким большим и величественным. Знаете, пустыня — самая добрая мать для человека, и именно благодаря своей жестокости. Жестокость делает человека осторожным, заставляет полагаться только на самого себя. Здесь не место мягкотелым. Иногда, когда солнце сжигает кожу, а его лучи слепят, ты замечаешь только жестокость. Но примерно в это время суток пустыня вдруг улыбнется тебе, скажет, что жестокость ее — на самом деле доброта. Ты начинаешь смотреть на жизнь с ее точки зрения и понимаешь, что только она самая верная.
  Дело об искривленной свече
  Глава 1
  Перри Мейсон распахнул дверь своего кабинета и улыбнулся Делле Стрит, протиравшей его письменный стол с присущей всем секретаршам тщательностью.
  — Доброе утро, шеф. — Она тоже улыбнулась.
  Мейсон убрал шляпу в стенной шкаф, подошел к столу и взглянул на почту, разложенную на три стопки. На первой из них лежала записка: «Просмотреть, ответа не требуется». На второй значилось: «Прочитать, ответить под вашу диктовку». В третьей стопке было с полдесятка писем, эти следовало «Прочесть и ответить лично».
  Делла Стрит прошла в свой секретарский офис, примыкающий к кабинету Мейсона, убрала пыльную тряпку в ящик письменного стола, вернулась в кабинет и села на стул, пристроив блокнот на коленях в ожидании, когда шеф начнет диктовать.
  Сначала Мейсон взялся за письма, требующие его личного ответа. Прочел первое, постоял перед окном, глядя на безоблачное небо, и неожиданно произнес:
  — Сегодня пятница, Делла?
  Делла кивнула, не опуская карандаша.
  — Интересно, почему они казнят преступников непременно по пятницам?
  — Может быть, потому, что начинать путешествие в пятницу — дурная примета.
  — Точно! Варварский обычай. Убийца тоже имеет право вступать в другой мир в счастливый день.
  — Но люди умирают по пятницам точно так же, как и в другие дни, — заметила Делла, — почему убийцам такая привилегия?
  Мейсон посмотрел на нее:
  — Делла, ты становишься реалистом. А тебе никогда не приходило в голову, что мы тоже можем начать мыслить по шаблону?
  — Только не это, шеф. Это последнее, что может случиться с нами в вашем офисе! — уверенно воскликнула Делла Стрит.
  Мейсон кивком указал на дверь, которая вела в правовую библиотеку и приемную:
  — Делла, за этой дверью идет повседневная работа. Герти на коммутаторе отвечает на звонки, узнает имена, адреса и род занятий моих клиентов. Рядом с приемной сидит Джексон, преисполненный сознания собственной значимости. Его жизнь так упорядочена общепринятыми нормами права, что он просто не в состоянии воспринимать что-то новое. Он…
  Раздался стук в дверь со стороны библиотеки. Мейсон усмехнулся:
  — Легок на помине! Экспонат явился, чтобы проиллюстрировать мою мысль. Мистер Джексон собственной персоной. Входите же!
  Джексон распахнул дверь. Его худощавая фигура выражала чувство собственного достоинства, а узкое продолговатое лицо — крайнюю сосредоточенность в сочетании с безмятежным спокойствием. Примечательными на этом лице были длинный нос и решительно сжатый рот с тонкими губами, кончики которых резко загибались книзу. От носа тянулись глубокие борозды, зато на лбу не было ни единой морщины. Твердое убеждение Джексона, что все должно делаться по закону, поддерживалось уверенностью в том, что ему-то в точности известно, что такое закон. Отсюда и происходило олимпийское спокойствие и безмятежность.
  Погруженный в юридические проблемы, Джексон не снисходил до того, чтобы тратить время на такие условности, как «С добрым утром», поэтому прямо с порога сообщил:
  — Я столкнулся с весьма сложным и запутанным делом. Однако сильно сомневаюсь, имею ли я право заниматься им далее. Грузовик Скиннер-Хиллзской компании, перевозившей партию породистых каракулевых овец, внезапно остановился. Водитель не изволил подать никакого сигнала. Машина, управляемая Артуром Виклером, который просит нас представлять его интересы, врезалась в него сзади и получила довольно серьезные повреждения.
  — В машине Виклера находился кто-то еще?
  — Да, его жена, Сейра Виклер.
  Усмехнувшись, Мейсон сказал:
  — Водитель грузовика уверяет, конечно, что он подал сигнал об остановке, что он видел в зеркало заднего обзора приближающуюся машину, что он обратил внимание на то, что водитель машины разговаривает с женщиной и не смотрит за дорогой, что он трижды нажимал гудок да еще отчаянно махал рукой, а затем выключил и вновь включил задние огни, чтобы привлечь внимание водителя и заставить его снизить скорость.
  Джексон даже не улыбнулся. Он сосредоточенно просматривал свои записи, очки в роговой оправе придавали ему сходство с совой. Затем подтвердил:
  — Водитель грузовика настаивает, что он подал сигнал и видел в зеркальце приближающуюся легковую машину. Однако она даже не пыталась замедлить ход и врезалась в кузов его грузовика. Но он ничего не говорил о том, что водитель седана не следил за дорогой.
  Мейсон весело посмотрел на Деллу Стрит:
  — Вероятно, неопытный водитель.
  — Создалась весьма своеобразная ситуация, — невозмутимо продолжал Джексон. — Сначала начался обычный обмен взаимными упреками, обвинениями и угрозами. Затем Артур Виклер достал карандаш и блокнот и записал название: «Скиннер-Хиллзский каракуль», значившееся на грузовике. Никаких возражений не последовало.
  — Что тут могло бы вызвать возражения? — удивился Мейсон.
  Джексон часто-часто заморгал.
  — Это и есть самая странная часть истории. Мистер Виклер спокойно обошел грузовик и записал его номер. Но как только он это проделал, водитель прокричал какие-то ругательства, вырвал у Виклера блокнот и карандаш из рук, быстро забрался в кабину и тотчас уехал.
  — Виклеры получили физические повреждения? — поинтересовался Мейсон.
  — У миссис Виклер произошел нервный шок.
  — В телефонной книге есть данные этой компании?
  — Нет. Такого названия вообще не существует.
  — Ол райт, — сказал Мейсон, — привлеките к работе Пола Дрейка. Каракулевых овец продают всего в нескольких местах. Пускай Пол свяжется с ними и выяснит, отправляли ли они недавно овец в округ Скиннер-Хиллз и известно ли им вообще что-нибудь о такой компании. Выйти на них не будет слишком сложно.
  Джексон принялся пространно объяснять, с каким неясным случаем с точки зрения права они столкнулись, но Мейсон не стал его даже слушать.
  — Прекратите! Что стоит сомневающийся юрист? Считаете, что у нас есть шанс выиграть дело, беритесь за него! Нет — откажитесь.
  — Хорошо. Но поскольку данное дело связано с расходами на проведение расследования, я должен испросить вашего согласия.
  — Вы получили его! — закончил разговор Мейсон.
  Джексон закрыл дверь.
  Мейсон плутовато посмотрел на Деллу Стрит:
  — Ты должна признать, что Джексон консервативен.
  Делла задумчиво произнесла:
  — Разве этого нельзя сказать про других адвокатов?
  Мейсон вопросительно приподнял брови, и Делла торопливо добавила:
  — Импульсивный адвокат бывает опасен.
  — Но беда в том, что осторожный адвокат обычно идет проторенными путями. Возьми того же Джексона. Его голова забита процессуальными отводами, ссылками на разные дополнения и статьи Уголовного кодекса. Он не прибегает к догадкам. Он занимается делом, которое твердо стоит «на всех четырех», он даже опасается думать, дабы не отклониться случайно в сторону. Когда он решил жениться, то избрал себе вдову. Он не осмелился приблизиться к женщине, пока не убедился, что кто-то до него уже это сделал и не был отклонен, так что он может быть уверен в прецеденте…
  На столе у Мейсона зазвонил телефон, он кивнул Делле, та взяла трубку.
  — Герти интересуется, будете ли вы говорить с мистером Стикленом из фирмы «Стиклен, Гроув и Росс». Он настаивает на беседе лично с вами.
  Мейсон протянул руку к трубке.
  — Вели Герти соединить нас… Хелло!
  — К.В. Стиклен, мистер Мейсон, из компании «Стиклен, Гроув и Росс».
  — Да, мистер Стиклен.
  — Вы представляете клиента по имени Виклер, Артур Виклер? Дорожный инцидент.
  — Да.
  — Чего требует ваш клиент в виде компенсации?
  — А сколько вы рассчитываете заплатить?
  Голос Стиклена звучал осторожно:
  — Во избежание дальнейших неприятностей мои клиенты могли бы заплатить триста долларов.
  — Вы представляете компанию «Скиннер-Хиллзский каракуль»?
  — Да.
  — Я позвоню вам.
  — Не откладывайте, пожалуйста, в долгий ящик. Моему клиенту не терпится урегулировать недоразумение.
  Мейсон положил на место трубку и подмигнул Делле:
  — Дело сдвинулось. Попроси Джексона зайти.
  Через несколько минут Делла возвратилась вместе с Джексоном.
  — Виклеры все еще в вашем офисе? — спросил Мейсон.
  — Да.
  — Сколько они хотят получить компенсации? — спросил Мейсон.
  — Виклер считает, что за ремонт автомашины ему придется выложить двести пятьдесят долларов.
  — Как сильно повреждена машина в действительности?
  — Ну, — с сомнением произнес Джексон, — если раздобыть запасные части, то ущерб не так уж велик. Но Виклер желает получить двести пятьдесят долларов.
  — А миссис Виклер, сколько она хочет за свой нервный шок?
  — Она называла пятьсот долларов.
  — То есть их устраивает семьсот пятьдесят долларов?
  — Несомненно. Думаю, что и пятьсот долларов им покажется достаточной компенсацией.
  — Пойдите поговорите с ними.
  Джексон вернулся через пару минут.
  — Пятьсот долларов их вполне удовлетворят, — объявил он.
  У Мейсона заблестели глаза. Он поднял трубку и попросил Герти соединить его с мистером К.В. Стикленом из «Стиклен, Гроув и Росс».
  А через несколько минут он услышал в трубке голос Стиклена.
  — Я выяснил, что ситуация гораздо серьезнее, чем мне казалось. Нанесен ущерб не только имуществу. Миссис Виклер перенесла тяжелейший нервный шок и…
  — Сколько? — перебил его Стиклен.
  — Более того, — продолжал Мейсон, не обращая внимания на прямой вопрос, — имело место грубейшее оскорбление и факт игнорирования прав нашего клиента, похищение его…
  — Сколько?
  — Две с половиной тысячи долларов.
  — Что? — завопил Стиклен.
  — Вы меня слышали. В следующий раз не прерывайте меня, когда я сообщаю о жалобах клиента.
  — Но это же абсурдно! Возмутительно! Просто лишено здравого смысла…
  — О’кей, — сказал Мейсон, — разрешайте данный вопрос по-своему.
  И повесил трубку.
  Глаза Джексона округлились.
  — Но… почему? Зачем?
  Мейсон положил свои часы на стол.
  — Даем ему пять минут. За это время он свяжется со своим клиентом и сделает встречное предложение.
  — Но откуда эти адвокаты узнали, что их делом занимаемся мы?
  — Возможно, пытались дозвониться до Виклеров и выяснили, что они отправились к адвокату. Ну, расспросили соседей… Черт побери, Джексон, откуда мне знать? Важно то, что им не терпится уладить данное дело.
  Мейсон следил за секундной стрелкой на лежащих перед ним часах. Зазвонил телефон.
  — Две минуты десять секунд! — весело сообщил Мейсон, снимая трубку.
  — Мистер Мейсон, — заговорил Стиклен охрипшим от волнения голосом. — Я связался со своими клиентами. Они считают требования ваших клиентов неразумными.
  — Ол райт, — бодро ответил Мейсон, — мы сейчас оформим жалобу в суд и увидим, как он посмотрит на случившееся. Мы…
  — Мои клиенты, — поспешно прервал его Стиклен, — готовы предложить тысячу двести пятьдесят долларов в качестве полной компенсации.
  — Это не деньги!
  — Послушайте, — взмолился Стиклен, — чтобы покончить с этим делом, я постараюсь убедить своих клиентов добавить еще двести пятьдесят долларов и заплатить в общей сложности полторы тысячи.
  — Мистер Стиклен, — сказал Мейсон, — вы не учитываете, что миссис Виклер перенесла тяжелейший шок.
  — Уверен, что небольшие дополнительные деньги ее полностью вылечат, — насмешливо произнес Стиклен.
  — Вы хотите, чтобы я пренебрег интересами моих клиентов, — упрекнул его Мейсон. — Вот что, Стиклен, скажите своим клиентам, что, если они уплатят две тысячи долларов в течение часа, мы подпишем документ об урегулировании конфликта… Как скоро вы можете дать мне ответ?
  — Минуточку. Не отходите от телефона.
  Мейсон услышал едва различимые голоса, затем снова заговорил Стиклен:
  — Хорошо, мистер Мейсон, мой человек будет у вас в офисе с подтвержденным чеком в течение получаса. Пусть ваши клиенты подождут у вас, мы подготовим соответствующую расписку, которую они могли бы подписать в присутствии нотариуса.
  Мейсон опустил трубку на рычаг и подмигнул Джексону:
  — Джексон, может быть, вы считаете, что меня должны мучить угрызения совести? Увы…
  Джексон наморщил лоб.
  — Я не понимаю, как вы это делаете. Я смог бы договориться максимум о пятистах долларах. Кажется, за эти две с небольшим минуты я прожил сотню лет.
  — Минуточку, Джексон, прежде чем вы уйдете. Мне кажется, что я недавно слышал какие-то разговоры о Скиннер-Хиллз. Нет ли у вас в производстве дела, относящегося к собственности в этом округе?
  Джексон покачал головой, но через секунду воскликнул:
  — Обождите, мистер Мейсон, имеется дело Кингсмена!
  — Что это за дело?
  — Помните, вы получили письмо от Аделаиды Кингсмен, которое передали мне? Я ответил ей и посоветовал ходатайствовать через суд о своей собственности. Но она заявила, что у нее нет денег на судебную тяжбу, так что, по всей вероятности, дело само собой прекратилось.
  — Расскажите-ка поподробнее об этом деле, — попросил Мейсон.
  Джексон с важным видом откашлялся, что являлось непременной прелюдией ко всем его юридическим выступлениям:
  — Аделаида Кингсмен имеет узаконенное право на участок земли в округе Скиннер-Хиллз общей площадью восемьдесят акров, расположенный на склоне холма. Она оформила договор на продажу этого участка с овцеводом по имени Фрэнк Палермо. Договорная цена, насколько я помню, равнялась пятистам долларам. Земля практически бросовая, лишь несколько акров пригодны под пастбище. Палермо не заплатил договорную цену, но настаивает на том, что имеет право на эту землю. Он пользовался участком в течение нескольких лет, что-то там построил и платил соответствующие налоги, поэтому считает себя законным землевладельцем. Видно, он один из тех беспринципных, изворотливых и жадных типов, которые идут к намеченной цели напролом, не считаясь с законом.
  — Так Аделаида Кингсмен не востребовала через суд свою собственность обратно? — спросил Мейсон.
  — Нет. Как раз в это время она сломала ногу. Насколько мне известно, она лежит в больнице в Сан-Франциско. Ей шестьдесят пять лет, практически она не имеет средств к существованию. По этой причине она и не решилась судиться с этим типом.
  — Садитесь, Джексон. Давайте немного подумаем.
  Джексон пристроился на краешке стула напротив Мейсона.
  — Как вы считаете, почему «Скиннер-Хиллзская каракулевая компания» так быстро и без пререканий пошла на предложенные нами условия соглашения? — спросил Мейсон.
  — Несомненно, они побоялись явиться в суд, когда услышали, что водитель грузовика отобрал у Артура Виклера его записную книжку и карандаш.
  Мейсон покачал головой.
  — Порассуждаем. Итак, произошло столкновение автомобилей, — заговорил он. — Полицейский составил рапорт, но до десяти часов утра более ничего не было предпринято. Запомните это хорошенько, Джексон. Все началось уже после десяти.
  — Ну и что тут особенного? — спросил Джексон.
  — Именно это мы и должны выяснить. Чем примечательно это время?
  — Это время, когда открываются банки.
  — И когда приступают к работе большие начальники, — подхватил Мейсон. — Так что давайте предположим, что донесение о дорожной аварии было передано какому-то мелкому чину, который, в свою очередь, положил его на стол большого начальника, явившегося на работу в десять часов утра. Большой начальник попытался связаться с Виклером, срочно направил к нему домой «своего человека», а тот выяснил, что Виклер поехал к адвокату. Возможно, кто-то из соседей даже сообщил ему мою фамилию. После чего большой начальник, кем бы он ни был, позвонил своим поверенным и распорядился уладить дело, чего бы это ни стоило… Почему?
  Джексон покачал головой:
  — Откуда же я могу знать?
  — Мне кажется, я догадываюсь. Делла, позвони Полу Дрейку в его детективное агентство. Выясни, навел ли он уже справки о «Скиннер-Хиллзской каракулевой компании» и что удалось ему выяснить у поставщиков каракулевых овец. Кому были проданы овцы? Пусть он проверит все, что сможет, в связи с этой компанией. Но прежде чем Виклеру будет предъявлена расписка для подписи, надо постараться получить назад его записную книжку. В ней записан номер грузовика, на котором перевозили овец. Предполагаю, что этот номер является ключевым ко всей ситуации.
  Джексон казался немного растерянным.
  — Должен сознаться, — пробормотал он, — что я не в состоянии следить за ходом ваших мыслей, мистер Мейсон.
  — И не старайтесь! — Усмехнувшись, Мейсон добавил: — Я и сам не уверен в правильности своих рассуждений. Действую по наитию. Позвоните Аделаиде Кингсмен, скажите, чтобы она не подписывала никаких бумаг и ни о чем не договаривалась до тех пор, пока мы не дадим ей на это «добро», а со всеми вопросами пусть обращается к нам. Сообщите ей, что мы переведем ее из общей палаты в отдельную со специальным персоналом. Проследите за тем, чтобы лучший хирург Сан-Франциско был приглашен на консультацию завтра утром.
  По физиономии Джексона было видно, что он потрясен.
  — А кто оплатит счет? — поинтересовался он.
  — Мы, — ответил Мейсон.
  Глава 2
  На следующее утро Пол Дрейк, высоченный, худощавый и поразительно пластичный, сидел в своей излюбленной позе в большом мягком кресле кабинета Мейсона. Он упирался спиной в один подлокотник, а через второй перекинул ноги, внимательно глядя на хозяина кабинета.
  — Откуда такой неожиданный интерес к каракулю, Перри?
  — Не знаю. Может быть, мне захочется приобрести каракулевую шубу… Что ты сумел выяснить?
  — Что каракулевая компания напоминает кролика в шляпе фокусника: то он есть, то его нет. Вроде бы компания существует совершенно легально — и в то же время нет. Компания скупила много земли в Скиннер-Хиллзском округе.
  — С какой целью?
  — Под пастбища для каракулевых овец.
  — Почему именно Скиннер-Хиллз?
  — Мне все это многословно объясняли сотрудники компании с прекрасно подвешенными языками. Там как раз требуемое количество солнечного света, подходящее количество выпадающих дождей и необходимый процент минеральных веществ в почве, которые весьма пользительны для овечек.
  — Кто стоит за красноречивыми торговцами? — поинтересовался Мейсон.
  — Вроде бы главным у них является Фред Милфилд. Он проживает в доме 2291 по Вест-Нарлиан-авеню, это многоквартирный дом… Он женат. Супруга — Дафна Милфилд. Оба они из Небраски, уроженцы какого-то городка близ Лас-Вегаса.
  — Есть и другие комиссионеры?
  — Некто по имени Гарри Ван Ньюис, тридцать пять лет, тощий, узкоплечий, с бледной кожей и темными глазами, довольно наглый и развязный. Тоже откуда-то из-под Лас-Вегаса, штат Невада. Занимает шестьсот семнадцатый номер в отеле «Корниш», если только когда-нибудь посчастливится его там застать. Моим людям до сих пор это не удавалось.
  — Что скажешь про Милфилда?
  — Непосредственно мы с ним не контактировали, просто навели справки. Лет пятидесяти четырех, с солидным брюшком, сохранившиеся кое-где волосы, светлые голубые глаза немного навыкате, что придает ему простодушный, бесхитростный вид, самоуверен. Довольно бесцеремонно похозяйничали эти ребята в округе!
  — Покупают или арендуют?
  — Покупают и заключают контракты.
  — Почему ты сказал, что эта компания похожа на кролика в шляпе фокусника, Пол?
  — За этими овечками скрывается что-то такое, чего никак не разглядеть. Я имею в виду человека-невидимку.
  — С чего ты взял?
  — Да так, просто разные мелочи…
  — Это как раз тот человек, который мне нужен, — заявил Мейсон.
  — Его будет трудно разыскать, уверяю тебя. Милфилд заключил сделку, которая требует огромной суммы наличными, причем немедленно. Он и человек, с которым он договаривался, отправились в банк на Бейкерсфилд. Милфилд достал из кармана чистый чек, проставил на нем требуемую сумму денег и просунул чек в окошечко. За окошечком раздалось какое-то бормотание, кассир отправился в кабинет управляющего и оставался там довольно долго. Очевидно, они звонили в Лос-Анджелес. Подпись на предъявленном Милфилдом чеке была весьма своеобразна: человек, ожидавший денег, не смог разобрать первое имя на подписи, но он уверяет, что фамилия была Бербенк. Это тебе о чем-нибудь говорит?
  — Абсолютно ничего, кроме того, что мистер Бербенк наверняка именно тот человек, который мне нужен.
  — Зачем он тебе, Перри?
  — Официально я хочу продать ему восемьдесят акров пастбищной земли приблизительно за сто тысяч долларов.
  — Как это понять?
  — Пол, неужели ты не учуял никакого запаха, пока занимался этим расследованием?
  — Что ты имеешь в виду?
  — Принюхайся. — Мейсон втянул носом воздух.
  — Ну и что?
  — Запах мести.
  Дрейк присвистнул.
  — Сколько они платили за землю? — поинтересовался Мейсон.
  — Не дороже, чем были вынуждены. Пойми, Перри, сегодня суббота. Я работаю по данному делу чуть больше суток, и, хотя я направил туда порядочно людей, мне приходилось очень спешить. Так что ты не можешь…
  — Я все понимаю, — сочувственно произнес Мейсон, — но я сам страшно спешу. Раз они приобрели эти земли, они перестанут стесняться. Пока сделка не оформлена, любой человек может вмешаться и все переиначить по-своему. Вот я и хочу предъявить свои условия в интересах женщины по имени Аделаида Кингсмен, которая лежит с переломом ноги в Сан-Франциско, уверенная, что она за свой участок вообще ничего не получит.
  — Ну, — усмехнулся Дрейк, — ты сможешь прижать либо Милфилда, либо Ван Ньюиса…
  — Они мне не нужны! — покачал головой Мейсон. — Я хочу иметь дело с человеком, который стоит за ними. Он приходил вчера в офис в десять часов утра, выяснил, что Виклер записал номер грузовика, и это его настолько встревожило, что он приказал своим поверенным урегулировать конфликт любой ценой. Вот с этим человеком я могу говорить о деле!
  — Нельзя ли что-нибудь выяснить по номеру грузовика? — спросил Дрейк.
  Мейсон рассмеялся:
  — Они, разумеется, возвратили Виклеру записную книжку и карандаш. Но эта книжка с листочками на спирали, знаешь такие? Один листок исчез. И что-либо доказать невозможно, как ты сам понимаешь. Они действуют быстро, я тоже не стану ждать.
  — У меня все, — вздохнул Дрейк. — Я должен работать, но пока единственный обнаруженный нами след указывает на Милфилда и Ван Ньюиса. Причем ни одного из них нам не удалось найти.
  Мейсон взглянул на часы и стал что-то выстукивать пальцами на крышке стола.
  — Они расплачиваются за землю, как за пастбищные угодья? — спросил он через несколько секунд.
  — По отчетам так, — кивнул Дрейк, — но, похоже, эти дельцы еще что-то доплачивают сверх указанной суммы. По документам это не видно. Так что ничего не докажешь… Будь человеком, Перри, дай мне время до понедельника, надеюсь, что тогда я смогу обрисовать тебе всю схему в подробностях.
  — До понедельника? Боюсь, это будет слишком поздно! — вздохнул Мейсон. — Я намерен встретиться с Дафной Милфилд. Что твои молодцы узнали о ней, а?
  — Практически ничего, за исключением того, что она живет в многоквартирном доме по Вест-Нарлиан-авеню.
  Мейсон глянул на Деллу Стрит.
  — Задержись здесь на полчасика, — попросил он, — возможно, это пустая затея, но все-таки какой-то шанс.
  Глава 3
  Дом на Вест-Нарлиан-авеню был экстра-класса. Сидевший в вестибюле за конторкой молодой человек изо всех сил старался внушить Перри Мейсону, что только из-за нехватки рабочих рук на коммутаторе не работает специальный оператор.
  — Мистер Фред Милфилд? — следом за Мейсоном повторил он. — Простите, как доложить?
  — Мейсон.
  — Он вас ожидает, мистер Мейсон?
  — Нет.
  — Одну минуточку, пожалуйста… Мы столько времени обходимся без телефонистки, что уже потеряли надежду ее отыскать. Но ведь постояльцы не должны от этого страдать, не так ли?
  Он прошел к коммутатору и тихо заговорил в трубку. Настолько тихо, что Мейсон ничего не услышал.
  Через пару секунд он повернулся к адвокату и сообщил:
  — Мистера Милфилда нет на месте. Его ожидают лишь поздно вечером.
  — А миссис Милфилд дома? — небрежно осведомился Мейсон.
  Администратор снова вернулся к коммутатору. После краткого разговора сообщил:
  — Миссис Милфилд не знает, кто вы такой, мистер Мейсон.
  — Скажите ей, что я по делу о каракулевых овцах.
  Клерк был явно озадачен, но передал ответ Мейсона в точности.
  — Она с вами встретится. Квартира 14-В. Можете подняться.
  Негр в голубой ливрее с золотым галуном управлял лифтом весьма неуверенно, сразу было видно, что он новичок.
  Сначала кабина остановилась дюйма на три ниже пола, а когда парень попытался исправить ошибку, кабина поднялась дюймов на пять выше нужного. Он снова направил ее вниз, с еще худшим результатом, чертыхнулся, поднял вверх опять с ошибкой в пару дюймов. Мейсон решил, что он прекрасно дойдет пешком.
  — Осторожно, мистер! — все же предупредил бедняга.
  — Возможно, вы и правы! — усмехнулся Мейсон, думая совсем о другом.
  Поднявшись по лестнице, он двинулся по коридору и увидел квартиру 14-В. Мейсон нажал на звонок. Через несколько минут ему отворила дверь женщина лет тридцати. Она, несомненно, следила за своей фигурой, так же как вообще за своей внешностью. Лицо ее было самоуверенным и несколько настороженным. Его портили подпухшие глаза.
  — Слушаю вас, — произнесла она, стоя в дверях. — Не могли бы вы объяснить мне, в чем дело? Мужа сейчас нет дома.
  Мейсон огляделся.
  — Я спущусь с вами в вестибюль, — холодно произнесла миссис Милфилд, но тут же заколебалась. Видно, что-то заставило ее изменить решение. — Впрочем, возможно, вам лучше войти.
  — Как вам будет угодно…
  Мейсон прошел следом за ней в хорошо обставленную квартиру. Он отметил, что свет на лицо женщины падает из южного окна. Стало видно, что глаза у миссис Милфилд заплаканы. Причем плакала она долго. Об этом говорили покрасневшие распухшие веки. Она заметила, что Мейсон разглядывает ее лицо, и села спиной к окну, указав ему на стул против себя.
  Мейсон сел, достал из кармана визитную карточку:
  — Я адвокат.
  Она взяла протянутую карточку:
  — О, да… Я слышала о вас. Но я думала, что вы занимаетесь только делами об убийствах.
  — Любой судебной работой, — ответил он.
  — Могу ли я полюбопытствовать, почему вы интересуетесь каракулевыми овцами?
  — У меня есть клиент, которому нужны деньги.
  Она улыбнулась:
  — Разве не всем клиентам нужны деньги?
  — Большинству… Но этой женщине они просто необходимы, и я собираюсь их раздобыть для нее.
  — Очень мило с вашей стороны. Это как-то касается моего мужа?
  — Касается бизнеса с каракулевыми овцами.
  — Не можете ли вы объяснить поточнее?
  — Имя моей клиентки Кингсмен, Аделаида Кингсмен.
  — Боюсь, что это имя мне ничего не говорит. Видите ли, я не в курсе дел моего мужа.
  — Крайне важно, чтобы я его поскорее увидел.
  — К сожалению, он вряд ли появится раньше начала недели, мистер Мейсон.
  — Можете ли вы мне сказать, как с ним связаться?
  — Нет, не могу.
  — В таком случае не могли бы вы сами с ним связаться?
  Она секунду подумала и покачала головой:
  — Во всяком случае, не немедленно.
  — Как только вы сможете с ним переговорить, передайте ему, что у меня исключительно чувствительный нос, я все обнюхал в округе Скиннер-Хиллз, и там пахнет вовсе не каракулевыми овцами. Вы сможете это запомнить?
  — Разумеется… Но, согласитесь, это странно звучит, мистер Мейсон.
  — Скажите ему также, что в случае необходимости моя клиентка может поговорить с соседями, но лучше, чтобы она этого не делала. Лучше для него. Главное, не забудьте сообщить ему имя Аделаиды Кингсмен.
  Она улыбнулась:
  — Я все скажу.
  — Очень важно, чтобы он понял мою позицию, а я — незамедлительно получил бы ответ на свое послание.
  — Хорошо.
  — Прошу вас, постарайтесь передать при первой же возможности.
  — Мистер Мейсон, вы так внимательно следите за выражением моего лица, пытаясь разгадать какую-то тайну. Я разрываюсь между желанием быть вежливой и стремлением оставаться совершенно беспристрастной.
  Женщина улыбнулась ему, и он подумал, что в эту минуту она забыла о своем лице, которое главным образом говорило о том, что она недавно горько плакала.
  Мейсон поклонился:
  — Не сомневайтесь, у меня даже и в мыслях нет пытаться выведать у вас деловые тайны вашего мужа, миссис Милфилд. Но мне бы очень хотелось внушить вам безотлагательность этого дела.
  Неожиданно она заговорила другим тоном:
  — Мистер Мейсон, я должна откровенно поговорить с вами. Я собираюсь вам кое-что сообщить.
  Она помолчала, собираясь с духом, глубоко вздохнула, как это делают люди, приступая к долгому разговору.
  Но телефонный звонок не дал ей возможности произнести первое слово. Она с раздражением взглянула на аппарат. Ее замешательство было настолько очевидным, что Мейсон, не удержавшись, сказал:
  — Возможно, это как раз звонит ваш муж?
  Она прикусила губу и обеспокоенно заерзала на стуле.
  Звонок повторился.
  Мейсон сидел, спокойно ожидая, что будет дальше. Он больше не произнес ни слова, предоставив ей самой сделать следующий шаг.
  Ее растерянность стала еще более заметной. Очевидно, она никак не могла решить, что лучше: ответить ли на звонок в присутствии Мейсона или же не снимать трубку, таким образом продемонстрировав, что она не желает ни с кем разговаривать в его присутствии.
  Наконец она решилась.
  Коротко бросив: «Прошу извинить меня!» — она схватила трубку. Сейчас ее лицо, оказавшееся на свету, можно было с полным основанием назвать «каменной маской».
  — Алло? — произнесла она бесстрастным голосом. Мейсон увидел, что на ее лице появилось растерянно-недоумевающее выражение.
  — Нет, я не знаю никакого мистера Трэгга… Лейтенанта Трэгга? Нет… О, понимаю… Скажите ему, что мой муж вернется лишь поздно вечером… Что! Я не могу… Он? Ох!.. — Она бросила трубку на рычаг и, разъяренная, повернулась к Мейсону: — Что за наглый тип! Он едет сюда. Я просто не открою ему дверь!
  — Одну минуточку, — торопливо заговорил Мейсон. — Вы знаете, кто такой лейтенант Трэгг?
  — Какой-то солдат, который…
  — Лейтенант Трэгг не солдат. Он лейтенант полиции. Из управления, связан с отделом по расследованию убийств. Я не знаю, почему вы плакали, миссис Милфилд, но лейтенант Трэгг никогда не занимается пустяковыми преступлениями. Если вы имеете какое-то отношение к убийству… вам самое время задуматься. И думайте быстрее!
  — Великий боже! Никто, кроме, возможно, моего…
  — Говорите же! — понукнул ее Мейсон, когда она замолчала на полуслове.
  — Нет-нет, никто!
  — Вы сказали «моего» и остановились. Это местоимение невольно выдало вас. Вы собирались сказать «моего мужа», не так ли?
  — Господи, нет! С чего вы взяли? Вы намереваетесь вложить мне в рот свои слова?
  — Почему вы плакали? — спросил Мейсон.
  — Откуда вы знаете, что я плакала?
  — Послушайте, у вас нет времени для пустых препирательств. Поймите, если что-то случилось и Трэгг застанет меня здесь, вы окажетесь в затруднительном положении. Вам ни за что не удастся убедить его, что я приехал к вам по вашей просьбе. В квартире есть другой выход?
  — Нет.
  — У вас найдется лук?
  Она растерялась:
  — Лук? А лук-то здесь при чем?
  Мейсон объяснил:
  — Я нырну в кладовую. Не говорите Трэггу, что я здесь. И что вы меня знаете. Положите несколько луковиц в раковину. Наденьте фартук… Когда раздастся звонок, идите открывать с ножом в руке. Скажете ему, что вы чистили лук. То есть если вы желаете избавиться от дополнительных неприятностей… Это всего лишь полезный совет от случайного знакомого. Вы…
  Дверной звонок разорвал тишину. Мейсон схватил шляпу, обнял миссис Милфилд за плечи и подтолкнул к кухне.
  — Где ваш фартук?
  — Вон там висит.
  Надев ей через голову фартук, он застегнул его сзади на две пуговицы.
  — Доставайте лук, это единственная возможность объяснить ваши заплаканные глаза.
  Она открыла ларь для овощей. Мейсон схватил несколько луковиц и бросил в раковину.
  Звонок повторился, на этот раз он звучал дольше и громче.
  Мейсон выдвинул ящик кухонного стола, схватил нож, разрезал луковицу пополам, натер луком левую руку миссис Милфилд и сказал:
  — Ол райт, идите открывать. Подумайте, прежде чем что-то говорить. Сразу же объясните, что вы чистили лук. И самое главное, не упоминайте, что я здесь. Желаю удачи.
  Мейсон похлопал ее по плечу и подтолкнул к двери как раз в тот момент, когда лейтенант Трэгг позвонил в третий раз.
  Мейсон неслышно пересек кухню, отворил дверцу чулана, вошел, увидел стул и уселся на него.
  Он слышал, как открылась входная дверь, донеслись голоса людей, обменивавшихся несколькими предварительными фразами, затем дверь закрылась, голоса зазвучали громче. Слов он не мог разобрать, различал лишь низкие ноты голоса лейтенанта Трэгга и высокие миссис Милфилд. Вдруг миссис Милфилд вскрикнула, после чего несколько секунд длилось молчание.
  Тишину нарушил настойчивый баритон Трэгга.
  Разговор пошел на пониженных тонах, потом вообще смолк.
  Мейсон нетерпеливо взглянул на часы, приоткрыл дверь кладовки и прислушался.
  Он слышал, что люди ходили в передней. Открылась и закрылась дверь, после чего голос Трэгга что-то спросил о туфлях.
  Мейсон снова закрыл дверь кладовки и сел, глаза его невольно обежали полки со съестными запасами. Ему захотелось есть. Не устояв перед соблазном, он потянулся к большой коробке с тонкими хрустящими крекерами. Запустив в нее руку, Мейсон с удовольствием стал их жевать. Заметил горшочек с арахисовым маслом. Перочинным ножом намазал золотистую тягучую массу на крекеры. Сухое рассыпчатое печенье крошилось ему на колени. Когда дверь в кладовку распахнулась, он был весь усыпан крошками.
  Мейсон продолжал намазывать маслом очередной крекер и не поднимал головы.
  Лейтенант Трэгг произнес:
  — О’кей, Мейсон, можете выйти.
  — Благодарю, — невозмутимо ответил адвокат. — Я бы хотел еще раздобыть стакан молока.
  — Оно у меня в холодильнике, — сказала миссис Милфилд сладким голосом. — Сейчас налью.
  Трэгг посмотрел на Мейсона и внезапно захохотал.
  — Зачем вы это сделали? — спросил он.
  — Должен же я был вам помочь, лейтенант!
  — Помочь мне?
  — Совершенно верно!
  — Не понимаю.
  — Я приехал к миссис Милфилд по делу. Я не знал цели вашего визита, но не сомневался, что если вы увидите меня здесь, то миссис Милфилд окажется в затруднительном положении, а вы начнете дело с неверной предпосылки. Поэтому я решил не показываться, пока вы не удалитесь.
  — Вот ваше молоко. — Миссис Милфилд протянула большую бутылку и стакан, который Мейсон наполнил до краев, подмигнув лейтенанту:
  — Осторожнее, не толкните меня.
  — Мейсон, а у вас не было намерения плеснуть это молоко мне в физиономию?
  Мейсон с набитым ртом ухитрился все же довольно ясно произнести:
  — Нет, конечно! Я просто испугался, как бы вы не толкнули меня. Тогда бы я и правда мог вас облить… Кто на этот раз жертва?
  — Почему вы думаете, что есть жертва?
  — Разве это не профессиональный визит?
  — Поговорим сначала о вашем деле.
  Мейсон усмехнулся:
  — Мне нечего скрывать. Я заглянул сюда подкрепиться…
  Трэгг раздраженно воскликнул:
  — Так у нас ничего не получится, Мейсон!
  — Я доволен прекрасным ленчем, удивительно вкусное арахисовое масло, миссис Милфилд. Разрешите вас поздравить. Вы превосходная хозяйка.
  — Благодарю вас.
  Трэгг нахмурился:
  — Ол райт, умник-разумник… — и добавил: — Убит муж миссис Милфилд.
  — Какой ужас, — пробормотал Мейсон с набитым ртом.
  — Не думаю, что вам об этом было что-нибудь известно, — заметил Трэгг.
  — Впервые слышу от вас.
  Трэгг посмотрел на луковицы в раковине.
  — Этот лук чистили вы? — спросил он у миссис Милфилд.
  — Да.
  — А где уже очищенный?
  — Я… я только что начала, когда вы позвонили.
  Трэгг хмыкнул и бросил на Мейсона подозрительный взгляд.
  — Где был убит мистер Милфилд? — спросил Мейсон, сделав пару глотков молока.
  — В пределах границ города Лос-Анджелеса, Мейсон.
  — Неплохо. Вам будет чем заняться. Кто же его убил?
  — Не знаем.
  — Звучит интересно.
  Трэгг промолчал.
  — Как вы догадались, что я здесь? — спросил Мейсон.
  — Я ему об этом сказала, — пояснила миссис Милфилд.
  — Зачем? — поинтересовался Мейсон, наливая себе еще молока.
  Трэгг усмехнулся:
  — Глядя на вас, и мне захотелось поесть.
  — Так в чем же дело? Наливайте, вот крекеры и масло, — предложил Мейсон, — это же одна из прерогатив полиции, вы же знаете… Почему вы сказали ему обо мне, миссис Милфилд?
  — Я подумала, что так будет лучше, когда узнала, зачем пришел лейтенант Трэгг. Не хотелось выглядеть в ложном свете.
  — Понятно, — кивнул Мейсон, взглянув на свои руки, вымыл их и, оторвав кусок бумажного полотенца, тщательно вытер.
  — Я объявила лейтенанту Трэггу, — продолжала она, — что вы зашли ко мне совсем по другому вопросу: что-то связанное с бизнесом моего супруга. А когда вы услыхали, что Трэгг будет здесь, вы решили, что будет лучше, если он вас не увидит.
  Трэгг усмехнулся:
  — Вам не нужно «натаскивать» Мейсона, миссис Милфилд. Ему известны уловки, даже ваши.
  Мейсон неодобрительно покачал головой:
  — Я же вас предупреждал, миссис Милфилд. Лейтенант мне не доверяет. Ну что же, я пошел. Выражаю вам сочувствие в связи с гибелью вашего мужа. Полагаю, лейтенант не огорчил вас подробностями?
  — Да нет, лейтенант мне все сообщил. Похоже, что…
  — Помолчите! — резко оборвал ее Трэгг. — То, что я вам сказал, не обязательно знать другим.
  Она замолчала.
  Трэгг подошел к раковине, глянул на лук и недовольно нахмурился. Мейсон повторил:
  — Ну, я пошел. Еще раз выражаю вам свое искреннее сочувствие, миссис Милфилд.
  — Благодарю вас. — Она повернулась к лейтенанту: — Это все, что я знаю. Я совершенно откровенно обрисовала вам положение вещей.
  Трэгг, продолжая смотреть на лук, буркнул:
  — Очень рад, что вы так поступили. В ваших же интересах ничего не скрывать от полиции.
  Очевидно, желая завоевать его полнейшее доверие, она заговорила очень быстро:
  — Это мистер Мейсон сказал, что вы не должны обнаружить его здесь. Я, конечно, не имела понятия, зачем вы сюда едете. Известие о Фреде для меня неожиданный удар, но я подумала, что я обязана рассказать вам все в точности…
  Это были последние слова, которые услышал Мейсон, выходя из квартиры.
  Глава 4
  В аптеке на углу висел телефон-автомат. Опустив монетку, Мейсон набрал тот номер своего офиса, который не был напечатан в телефонном справочнике. Аппарат с этим номером стоял у него на письменном столе.
  Делла Стрит ответила сразу.
  — Хелло, — бодро заговорил адвокат. — Ты поела?
  — Нет, конечно. Вы же велели мне ждать.
  — А я побывал на ленче.
  — Вот и прекрасно!
  — У нас есть убийство.
  — Новое?
  — Правильно.
  — Кого убили?
  — Фреда Милфилда.
  — Шеф, как это случилось?
  — Не знаю.
  — Кто же наш клиент?
  Мейсон расхохотался:
  — Такового не имеется. Не будь рабыней условностей, Делла. Почему мы не можем иметь убийство без клиента?
  — Невыгодно.
  — Да, конечно. В этом ты права. Передай-ка Полу Дрейку, чтобы он принимался за дело, связался с ребятами из газеты и постарался побольше выяснить про убийство Милфилда.
  — Шеф, — запротестовала она, — я должна знать какое-то имя, хотя бы для того, чтобы оформить свой гроссбух.
  — О’кей, пусть нашим клиентом будет миссис Кингсмен.
  — Что именно Дрейк должен выяснить об этом убийстве?
  — Решительно все. Ты сходи перекуси, а я скоро подъеду.
  Мейсон поймал такси, приехал в офис и обнаружил, что Делла Стрит его дожидается.
  — Хелло! — удивился адвокат. — Я был уверен, что ты ушла на ленч.
  — Я уже совсем было собралась, когда увидела хорошо одетую молодую женщину, отчаянно пытающуюся проникнуть в ваш офис. Я ее пожалела и объяснила, что вас не будет до утра понедельника. Она и без того была бледной как мел, а тут пришла в такое отчаяние, что только могла без конца повторять, что ей необходимо с вами увидеться.
  Мейсон нахмурился:
  — Сейчас у меня нет времени кого-либо принимать. Прежде всего — дело об убийстве Милфилда. Его жена была…
  — Молодую женщину, — прервала его Делла Стрит, — зовут Кэрол Бербенк.
  — Мне безразлично, кто она такая… Погоди! Ты сказала — Бербенк?
  Делла Стрит кивнула.
  — Она имеет какое-то отношение к тому Бербенку из каракулевой компании?
  — Возможно. Поэтому я ее и впустила.
  Мейсон присвистнул.
  — Поговорим с Кэрол Бербенк, — сказал он. — Она взволнована?
  — Не то слово. Она в отчаянии.
  — Так она сейчас в офисе?
  Делла молча кивнула.
  — О’кей, отправляйся к Полу Дрейку. Сообщи ему об убийстве Милфилда, а также о том, что полиция об этом знает. Он сумеет раскопать для меня подробности. Пускай немедленно займется именно этим, остальное может подождать. Пока ты будешь у него, я выясню, связана ли эта Кэрол Бербенк с тем Бербенком, который нас интересует.
  Делла Стрит побежала по коридору, ее каблучки четко отстукивали в субботней тишине здания. Мейсон же прошел через правовую библиотеку в приемную.
  Кэрол Бербенк сидела в напряженной позе, крепко сжав колени. Ее лицо походило на застывшую белую маску, на которой выделялись лишь подмазанные красным губы.
  Она вздрогнула, когда Мейсон вошел. Это показывало состояние ее нервной системы. Большие глаза впились в Мейсона. В них не было паники, разве что капелька страха. А так — твердая решимость.
  — Мистер Мейсон?
  — К вашим услугам.
  — Как я понимаю, вы вчера занимались дорожно-транспортным происшествием, в котором участвовал грузовик «Скиннер-Хиллзской каракулевой компании»?
  — Совершенно верно.
  — Мой отец считает, что вы все уладили очень быстро и эффективно.
  — Благодарю вас.
  — Он сказал, что, если у нас когда-нибудь будут неприятности, было бы желательно иметь вас на нашей стороне.
  — Ваш отец имеет какое-то отношение к компании каракулевых овец? Или как она в точности называется?
  — Лишь косвенное.
  — Его имя?
  — Роджер Бербенк.
  — И, как я понимаю, у вас возникли неприятности?
  — Мистер Милфилд, партнер моего отца, был убит на борту папиной яхты.
  — Вот как! И что вы хотите от меня?
  — У моего отца особое, я бы даже сказала, сомнительное или ненадежное положение. Я хочу, чтобы вы ему помогли.
  — Он находился на борту яхты в момент убийства?
  — Господи, нет! В этом и заключается основная трудность. Он хотел, чтобы все считали, что он находится на яхте. На самом деле его там не было.
  — Где он сейчас?
  — Я не знаю.
  Мейсон заговорил осторожно:
  — Прежде чем вы мне что-либо сообщите, мисс Бербенк, я хочу вас предупредить, что едва ли смогу представлять вашего отца.
  — Почему?
  — У меня противоположные интересы.
  — В каком смысле?
  — Аделаиды Кингсмен, законной владелицы восьмидесяти акров земли, которые…
  — На самом деле этим участком владеет Фрэнк Палермо! — прервала его она.
  — Сожалею, но вы ошибаетесь.
  — Он же ею пользуется!
  — Вот именно, по контракту о продаже. Но контракт давно утратил силу. Палермо владеет этой землей свыше пяти лет.
  — Правильно, именно по этому контракту. — Она с минуту колебалась. — Сколько вы хотите? — спросила она наконец.
  — Много.
  — Как пастбище для овец, мистер Мейсон, это…
  — …практически непригодная земля, — прервал ее Мейсон. — Но как нефтеносный участок ценится очень дорого.
  — Кто говорит о нефти?
  — Я.
  Вся она напряглась.
  — Боюсь, я не улавливаю связи.
  — Аделаида Кингсмен, — отчеканил Мейсон, — желает получить сто тысяч долларов наличными за свою собственность.
  — Но это же абсурд, мистер Мейсон! Это даже не смешно!
  — Вот поэтому, — продолжал невозмутимо адвокат, — я боюсь, что не смогу представлять вашего отца.
  Она прикусила губу.
  — Такая цена абсолютно неоправданна! Мистер Мейсон, уверяю вас…
  Тот весело ответил:
  — Сожалею… Вы сказали, что ищете адвоката, который взялся бы представлять вашего отца? Но ведь сегодня суббота, так что едва ли вам удастся найти…
  — Мы хотим только вас, мистер Мейсон!
  — Вы сами понимаете, что с моей стороны было бы крайне неэтично согласиться на ваше предложение, поскольку я имею…
  — Послушайте, договоримся таким образом. Если вы будете представлять моего отца, вы сможете заниматься и вопросом собственности этой Кингсмен, а когда встретитесь с отцом, уверена, вы с ним обо всем договоритесь. Поторгуетесь, так сказать…
  — Договориться будет непросто.
  — Ничего, договоритесь.
  — Вы имеете право решать за своего отца?
  — Да… в экстренных случаях вроде этого. Я знаю, что он со мной согласится.
  Мейсон поднялся.
  — Мне бы не хотелось, чтобы в этом вопросе оставались какие-то неясности или недопонятость.
  — Не сомневайтесь, ничего такого не будет.
  — Так что же вы хотите? Что я должен сделать?
  — Я хочу, чтобы вы отправились вместе со мной к отцу. Нам необходимо его увидеть.
  — Чем он занимается?
  — Он работает над чем-то настолько важным, что требует абсолютной секретности. Никому не разрешается знать, что именно он делает и где находится… Вы представляете, в каком положении он из-за этого оказался?
  — Вы имеете в виду убийство?
  — Ну да. Фреда Милфилда убили на его яхте. Обычно каждую пятницу отец уходит на яхте и бросает якорь где-то в устье реки. Так он привык отдыхать. В эту пятницу он, как всегда, поставил яхту на якорь, но сам там не остался.
  — Вы знаете, где он находится?
  — Более или менее представляю. Надеюсь, что сумею его отыскать. И мы должны там оказаться раньше полиции. Надеюсь, вы понимаете, мистер Мейсон?
  — Нет, не понимаю. Почему?
  — Чтобы сообщить ему о случившемся.
  — Это сообщит ему и полиция.
  — Но они сначала вынудят его сделать необдуманные заявления.
  — Какие, например?
  — Неужели вы не понимаете, мистер Мейсон? Отец работает над чем-то настолько важным, что без колебаний угодит в первую же ловушку, которую они ему подстроят!
  — Вы имеете в виду, что он поклянется, будто находился на яхте как раз в то время, когда было совершено убийство?
  — Именно так.
  — А если мы приедем к нему раньше полиции?
  — Тогда мы успеем ему объяснить, что к чему.
  — Ну и что?
  — У него будет возможность обдумать, что он может сказать полиции.
  — То есть придумать правдоподобную ложь?
  — Нет, конечно. Он им скажет правду, но, скорее всего, не полностью…
  — Думается, мне все же необходимо знать больше о вашем отце. Чем он все-таки занимается?
  — Это имеет какое-то отношение к политической ситуации. Кажется, они хотят свалить какую-то крупную фигуру в нефтяной промышленности. Отец закладывает фундамент. Вы понимаете, это было бы равносильно самоубийству, если бы все выплыло наружу до того, как планы будут детально разработаны.
  — Понятно.
  — Так что нам необходимо срочно его разыскать.
  Пальцы Мейсона стали выстукивать какой-то мотивчик на крышке стола.
  — Но вам придется работать значительно больше, чем мне. Кстати, каков мой статус?
  — Вы должны защищать интересы моего отца.
  — И только?
  — Ну, можно сказать, что вы будете действовать в качестве семейного поверенного.
  — Что мы конкретно собираемся предпринять?
  — Поедем по разным местам.
  Она посмотрела на свои часики.
  — Когда я вернусь?
  — После того, как мы отыщем отца.
  Мейсон прошел в свой кабинет за пальто и шляпой, достал их из стенного шкафа и повернулся к Кэрол Бербенк:
  — Вы готовы?
  Она опять бросила взгляд на часы, хотела было что-то сказать, но передумала, ограничившись простым «да».
  Когда они проходили мимо детективного агентства Дрейка, Мейсон приоткрыл дверь и позвал:
  — Делла!
  Делла Стрит показалась в коридоре. Мейсон подмигнул левым глазом:
  — Я уезжаю. Отправляйтесь перекусить. Меня не ждите.
  — Когда вы вернетесь, шеф?
  Ей ответила Кэрол Бербенк:
  — Сейчас это трудно сказать.
  Глава 5
  Взяв Мейсона под руку, Кэрол сказала:
  — Сюда, пожалуйста.
  Они прошли пешком с полквартала до платной стоянки.
  — Он должен быть здесь, — сказала она, хмуро всматриваясь в людей, стоявших вокруг.
  — Кто, ваш отец?
  — Нет, Джадсон Белтин.
  — Кто такой Джадсон Белтин?
  — Правая рука отца.
  — Он знает про убийство?
  — Да.
  — Знает, куда вы едете?
  — Нет. Джадсон не знает ничего, кроме того, что он должен заполнить бак горючим, две канистры про запас и пригнать машину сюда. Ему следовало находиться здесь еще пять минут назад и ждать меня. Конечно, я понимаю, его могло что-то задержать, но… Ага, вот и он!
  Машина, идущая непозволительно быстро в таком плотном потоке транспорта, резко свернула и въехала на стоянку.
  — Это Белтин. Не подавайте вида, что вы его заметили, — предупредила Кэрол. — Стойте спокойно, будто мы просто ожидаем машину, которую нам должны подогнать.
  — К чему все эти тайны?
  — Пожалуйста, — взмолилась она, — верьте мне! Делайте то, что я говорю.
  Белтин подъехал на машине к служителю, который получил с него двадцать пять центов, оторвал от длинной перфорированной ленты номерок и вручил его водителю. Белтин, сухопарый мужчина лет тридцати пяти и с явно выраженной сутулостью, вышел из машины, двинулся прямиком к тому месту, где стояли Кэрол и Мейсон. Проходя мимо них, он ничем не проявил того, что их знает, только незаметно передал Кэрол номерок.
  Кэрол сказала Мейсону:
  — Давайте-ка посмотрим, не следил ли кто-нибудь за ним… Смотрите, смотрите, вон тот человек! Видите? Он вышел из припаркованной машины и пошел следом за Белтином.
  Мейсон покачал головой:
  — В конце концов, это оживленная городская улица. Если вы сейчас оглянетесь, то убедитесь, что следом за вами идут человек двести. Разве это означает, что они преследуют вас?
  Она не возражала, но дождалась, когда Белтин скроется за углом.
  Затем подошла к другому служителю, предъявила ему номерок и стала спокойно дожидаться, когда машину подгонят к выходу из парковочной стоянки. Скользнула за руль, подождала, когда Мейсон усядется рядом, после чего так легко и ловко влилась в поток машин, что Мейсон не мог не восхититься ее сноровкой, хотя и не выразил своего одобрения вслух.
  — А теперь, — сказала она, — проверим, не увязался ли кто-нибудь за нами.
  Она вдруг резко повернула машину влево перед потоком транспорта, идущего в противоположном направлении. Поток, огибая машину Кэрол, продолжал мчаться вперед.
  — Кто-нибудь последовал за нами? — спросила она, выравниваясь с потоком.
  Мейсон глубоко вздохнул и даже не стал оглядываться.
  — Если бы какой-нибудь безумец последовал за нами, мы бы почувствовали это на себе.
  На следующем перекрестке Кэрол повернула направо, сбавила скорость перед светофором и, едва загорелся зеленый свет, вновь крутанула машину поперек дороги, повторив предыдущий маневр.
  Убедившись, что их никто не преследует, она повела машину через Голливуд, мимо Кахуенга-Грейд к бульвару Вентура, обгоняя впереди идущие машины одну за другой.
  Мейсон сидел, откинувшись на подушку, и курил сигарету.
  Они поднялись на невысокую возвышенность у Конеджо-Грейд, потом понеслись вниз под уклон к Саминилло.
  Кэрол вновь посмотрела на свои часики, как и в Вентуре.
  — Надеюсь, — сказала она, — мы прибудем вовремя.
  Это были первые произнесенные слова после того, как они выехали из Лос-Анджелеса.
  Мейсон промолчал.
  Где-то посередине между Вентурой и Санта-Барбарой она неожиданно сбросила скорость и свернула к мотелю «Санрайз», аккуратные небольшие коттеджи которого эффектно выделялись на фоне зелени пальм и синевы океана, простирающегося за ними.
  — Нам сюда? — спросил Мейсон.
  — Да.
  Адвокат прошел следом за ней в офис администратора, которым оказалась женщина.
  — Мистер Дж. К. Лэссинг остановился здесь? — осведомилась девушка.
  Администратор справилась по регистрационному журналу.
  — Коттедж четырнадцать.
  Они зашагали по дорожке, гравий хрустел у них под ногами. Солнце, уже клонившееся к закату, нарисовало длинные тени возле построек. И теперь, выйдя из машины, они почувствовали, что поднялся довольно сильный ветер. Они шагали, наклонившись вперед, Кэрол обеими руками прижимала юбку к ногам.
  Коттедж номер четырнадцать выглядел темным и тихим. В гараже было пусто.
  Кэрол поднялась на ступеньки и заколотила в дверь.
  Ответа не последовало. Она попробовала повернуть ручку.
  Дверь была не заперта. Стоило девушке дотронуться до ручки, как она распахнулась. Кэрол шагнула вперед, пытаясь удержать дверь, чтобы та не ударилась о стену.
  — Полагаю, мы войдем? — спросила она с нервным смешком.
  Мейсон прошел следом за ней, локтем захлопнул за собой дверь и громко осведомился:
  — Хелло, есть здесь кто-нибудь?
  Ответа не последовало.
  В коттедже было четыре просторные и довольно уютные комнаты, которые можно было по желанию превратить в два отдельных помещения, закрыв соединительную широкую дверь.
  В большой передней комнате стояли две аккуратно застланные кровати; в ней было достаточно места, чтобы она могла служить также и гостиной. Меблировка была не хуже, чем в первоклассном отеле. Вокруг небольшого стильного письменного стола полукругом стояли три стула.
  Пепельницы, а точнее все, что можно было использовать в качестве пепельниц, было заполнено окурками. На табурете стояло пять стаканов, а в корзине для бумаг возле письменного стола виднелись бутылки из-под ликера и содовой. Помещение пропахло табаком и спиртным.
  Кэрол пробормотала:
  — Боюсь, что они уехали. Давайте-ка проверим, не осталось ли здесь багажа.
  Они обошли все комнаты.
  Багажа не было. В ванной висели грязные полотенца. На одной из полочек лежали безопасная бритва и помазок. Кэрол посмотрела и воскликнула:
  — Да это же папина бритва!
  — Возможно, он возвратится? — предположил Мейсон.
  — Его чемодана нет. А бритву и помазок он просто забыл, такое с ним часто случается.
  — Так что вы не думаете, что он вернется?
  — Нет. Этот коттедж выполнил свою роль, ради которой его арендовали.
  — Какую?
  — Политическое совещание. Несколько заправил из Сакраменто. Я не могу вам сказать, кто на нем присутствовал, и даже не осмелюсь намекнуть, о чем они договаривались. Это политический динамит, нечто настолько грандиозное, что преждевременное обнародование их планов погубило бы политическую карьеру участников совещания.
  — Ол райт, — пожал плечами Мейсон, — это ваша забота. Что вы теперь намерены предпринять?
  — Ничего. Просто заберу папины бритвенные принадлежности. Больше нам нечего здесь делать.
  Мейсон молчал.
  Кэрол взяла в руки помазок и задумчиво посмотрела на безопасную бритву на стеклянной полочке.
  — Он ее даже не вымыл! — пробормотала она. Затем повернулась к Мейсону: — Как вы считаете, мне следует их вымыть и вытереть?
  — Все зависит…
  — От чего?
  — От того, считаете ли вы важным установить тот факт, что ваш отец здесь находился.
  — Он ни за что в этом не сознается!
  — Почему?
  — Я же объясняла: это было бы политическим самоубийством.
  — Но ведь это не повредило бы карьере вашего отца, не так ли?
  — Что именно?
  — Факт, что он здесь находился.
  — Нет, папе не повредит. Я говорю об остальных.
  — Ну а если ваш отец не будет упоминать их имена?
  — Ну и что от этого изменится?
  — В том случае, если вашему отцу придется давать показания, где он находился вчера вечером, эта бритва могла бы стать косвенным доказательством. Микроскопическое исследование волос, понимаете?
  У Кэрол посветлело лицо, она поняла значение сказанных Мейсоном слов.
  — Вы правы! — воскликнула она. — Вы сто раз правы!
  — Вы могли бы зайти в офис управляющей, — продолжал Мейсон, — объяснить ей, что желаете сохранить за собой этот коттедж на неделю, заплатить наличными и договориться, что все здесь останется нетронутым. Чтобы никому не разрешали сюда входить, даже уборщице.
  — Это мысль. Пойдемте!
  Мейсон добавил:
  — Мы должны запереть входную дверь. Ключа нигде не видно?
  Они обыскали все помещение, но ключа так нигде и не нашли. Дверь номера тринадцать была заперта, ключ торчал снаружи, но к номеру четырнадцать ключа не было.
  — Очевидно, ключ забрали с собой, — пробормотал Мейсон. — Как вы думаете, где в настоящее время может быть ваш отец?
  Кэрол в панике посмотрела на адвоката:
  — Поехал назад на яхту. Полиция будет ждать его там для допроса, и он скажет какую-нибудь ужасную глупость в отношении того, где он находился. Все, что угодно, лишь бы не признаться, что был здесь.
  — Давайте договоримся со здешней администрацией и сразу же поедем в Лос-Анджелес, попытаемся разыскать вашего отца, — сказал Мейсон.
  Он придержал входную дверь, пропуская вперед Кэрол Бербенк, не без удовольствия взглянул на ее стройные ножки, когда налетевший ветер высоко задрал ее широкую юбку. Пока она боролась с юбкой, адвокат ухитрился захлопнуть дверь — западный ветер с океана был очень сильным.
  — Поговорите с управляющей сами, — попросила Кэрол и внезапно добавила: — Вот тут немного денег на текущие расходы.
  Она сунула ему в руку пачку двадцатипятидолларовых купюр, перетянутую прорезиненной бумажной лентой со штампом лос-анджелесского банка и указанием того, что в пачке находится пятьсот долларов.
  Мейсон заметил:
  — Так много не потребуется.
  — Держите у себя. Будут и другие расходы. Учитывайте все траты, потом разберемся.
  Мейсон сунул деньги в боковой карман пиджака, вошел в коттедж с надписью «Офис» и молча остановился у конторки в ожидании, когда появится особа, действующая в качестве управляющего.
  Ее улыбка была запрограммирована.
  — Нашли нужных вам людей? — осведомилась она.
  Мейсон ей доверительно сообщил:
  — Своеобразная и довольно сложная ситуация.
  Улыбка моментально исчезла с лица женщины, глаза у нее стали холодными и неприветливыми. Она оценивающе переводила взгляд с Мейсона на нарядную особу, стоящую рядом с ним.
  — Да? — спросила она ледяным тоном. — В каком плане?
  — Мы разыскивали отца этой молодой особы, — пояснил Мейсон. — Он должен был встретиться с нами в коттедже номер четырнадцать, но мы опоздали, и я боюсь, что он поехал нам навстречу в надежде перехватить по дороге. Нам придется теперь разыскивать его, и мы боимся разминуться.
  Женщина по-прежнему смотрела холодно и недовольно. Она молчала, ожидая продолжения.
  — Таким образом, — продолжал Мейсон, — у нас есть единственный выход: договориться, чтобы вы никому не сдавали этот коттедж.
  — За коттедж уплачено до двенадцати часов завтрашнего дня, — сказала управляющая.
  — В вашем журнале указаны фамилии людей, остановившихся в этом коттедже? — спросил Мейсон.
  — А что?
  — Я хочу убедиться, что это именно та компания, которая нам нужна.
  — Снимал ее некто мистер Лэссинг.
  Кэрол поспешно объяснила:
  — Да, это фамилия одного из членов их компании, но не папина. Меня интересует: все ли они зарегистрировались?
  — Как зовут вашего отца, дорогая? — несколько смягчилась управляющая.
  Кэрол посмотрела ей в глаза.
  — Бербенк, — сказала она. — Роджер Бербенк.
  — Мы обычно не регистрируем всех участников группы, если она большая. Регистрируется один человек, владелец автомобиля, он записывает марку своей машины и номер. Одну минуточку, я сейчас посмотрю. — Она полистала регистрационный журнал и покачала головой: — Нет, тут просто сказано: «Дж. К. Лэссинг и гости».
  Заговорил Мейсон:
  — В коттедже все прибрано, так что заходить туда до завтрашнего утра никому не нужно.
  — Чего ради туда будет кто-либо заходить? — рассердилась управляющая.
  — Например, уборщица, чтобы заменить полотенце.
  — Ну и что из этого?
  — Мы бы предпочли, чтобы коттедж оставался в таком виде, как он есть.
  — Плата восемь долларов в сутки, — холодно сообщила управляющая.
  Мейсон протянул ей сорок долларов:
  — Вот возьмите. Я плачу еще за пять дней.
  Взглянув на деньги, она сразу подобрела:
  — Вам нужна расписка?
  Голос Мейсона звучал так же холодно, как и ее:
  — Обязательно.
  Глава 6
  — Ну и что вы думаете? — спросила Кэрол у Мейсона, когда они выехали из мотеля и направились обратно в Лос-Анджелес.
  — Пока это ваша сольная партия! — буркнул адвокат, но через минуту спросил: — Вы не планируете где-нибудь перекусить?
  Она улыбнулась:
  — Проголодались?
  — Практически умираю от голода. Вам не кажется, что этот холодный ветер возбуждает аппетит?
  — Хорошо, пообедаем где-нибудь по дороге… Мне не терпится разыскать отца.
  — А вам не кажется, что мы уже опоздали? К этому времени его вполне могла задержать полиция.
  — Она, конечно, действует быстро! — вздохнула Кэрол. — Все возможно.
  Солнце садилось, океан потемнел, только белые барашки, гонимые ветром, вспыхивали в последних лучах заходящего солнца. Справа на западе чернел резко очерченный силуэт Чэннел-Айленда.
  — Пожалуй, пора включить фары, — пробормотала Кэрол.
  Они миновали Вентуру и приближались к Камарилло.
  Мейсон спросил:
  — Как вам кажется, когда ваш отец уехал из мотеля?
  Она на секунду отвела взгляд от дороги и посмотрела на адвоката:
  — Не знаю… А что?
  — Просто мне пришла одна мысль.
  — Откуда ж мне знать?
  — Понятно.
  Машина, урча, поднималась по Конеджо-Грейд, промчалась холмистым плато с редкими могучими дубами. Ветер немного улегся, на потемневшем небе зажглись звезды.
  В скором времени, минуя пограничный знак Лос-Анджелеса, машина въехала в город, а минут через пятнадцать-двадцать Кэрол сообщила:
  — Сейчас будет ресторан, где обычно обедает мой отец, когда едет по этой дороге. Есть шанс застать его там, если только он выехал из мотеля незадолго до нас.
  — В таком случае мы должны были бы встретиться с ним на шоссе, — заметил Мейсон.
  — Может быть, все именно так и было, я не знаю, на какой машине он ехал. Вон видите впереди красную неоновую вывеску — «Хижина Доба»?
  Мейсон промолчал.
  Кэрол, ловко пристроив машину на стоянке, выключила зажигание. Пока она запирала машину на ключ, Мейсон осмотрелся и заметил припаркованную напротив машину с красной мигалкой на крыше.
  — Похоже, что полиция тоже здесь ужинает! — сказал он.
  — Да, обычно здесь едят дорожные патрули.
  — Но это не транспортная полиция.
  Кэрол ничего не ответила. Мейсон осторожно взял ее за локоть и повел в «Хижину Доба».
  В обеденном зале было штук пятнадцать столов. В гигантском камине потрескивали дубовые поленья, распространяя приятное тепло. Хозяйка, облаченная в костюм испанской танцовщицы, черноглазая, черноволосая, одарила заученной улыбкой Мейсона и указала им на свободный столик.
  Кэрол вдруг громко вскрикнула и устремилась в левый угол, где за столиком беседовали три человека.
  Мейсон увидел рослого силача с коротко подстриженными седыми усами и зоркими серыми глазами, которые радостно засияли при виде девушки.
  — Хелло, пап! Каким ветром тебя занесло сюда? — воскликнула Кэрол.
  Все трое мужчин одновременно поднялись со стульев. Мейсон, подойдя к столику следом за Кэрол, поклонился человеку с седыми усами и сказал:
  — Мистер Роджер Бербенк, не так ли?
  — Мистер Перри Мейсон, отец, — представила Мейсона Кэрол. — Адвокат, ты ведь знаешь?
  Бербенк протянул Мейсону большую ручищу с толстыми пальцами.
  — И лейтенант Трэгг, — добавил Мейсон, улыбаясь явно озадаченному Трэггу. — Разрешите мне вам представить Кэрол Бербенк, лейтенант. Как я понимаю, с вами джентльмен из отдела убийств?
  — Джон Эйвон, — с явной неохотой сообщил Трэгг. Затем, как будто не зная, стоит ли это объяснять, добавил: — Специалист по отпечаткам пальцев.
  Мейсон обменялся рукопожатием с Эйвоном.
  — Садитесь, пожалуйста! — вежливо пригласил Роджер Бербенк.
  Хозяйка, сверкая белыми зубами, с широкой улыбкой тотчас подошла к ним.
  — Господа присоединяются к друзьям? Официант, сюда два стула!
  Официант принес два стула, Мейсон придвинул один Кэрол Бербенк, затем сел сам.
  — Мы умираем с голоду! — сообщил он.
  Трэгг сухо заметил:
  — Вашему подкреплению, Бербенк, не потребовалось много времени!
  Бербенк приподнял брови:
  — Моему подкреплению?
  — Вашему поверенному, иными словами.
  Бербенк пожал плечами:
  — Думаю, вы ошибаетесь, я не посылал за мистером Мейсоном.
  — Вы ему еще ничего не сказали? — спросила у Трэгга Кэрол.
  — Я здесь совсем недавно, успел задать один-два вопроса… — ответил Трэгг.
  — Что он мне не сказал? — Бербенк повернулся к дочери.
  Трэгг сразу же вмешался:
  — Я хочу точно выяснить, мистер Бербенк, где вы были и что делали во второй половине дня вчера и ночью. Это крайне важно. Пока вы отмалчивались. Теперь, может быть, начнете говорить правду?
  — А почему вас интересует мое местонахождение?
  — Послушайте, господа, надо быть честными, — произнес Мейсон.
  — Пап, ты должен рассказать этим джентльменам, где ты был, — вмешалась Кэрол. — Тебе вовсе не обязательно говорить, с кем ты был, но совершенно необходимо сообщить этим офицерам, где ты вчера находился и когда туда приехал. Это очень важно, поверь мне!
  Мейсон вежливо пояснил:
  — Дело в том, что Фред Милфилд вчера был убит на борту вашей яхты.
  Лейтенант Трэгг раздраженно махнул рукой:
  — Вот чем кончаются попытки быть вежливым и лояльным. Мне следовало отвезти вас в управление и там допросить.
  Бербенк, казалось, его не слышал.
  — Фред Милфилд убит? — переспросил он недоверчиво.
  — Это правда, пап. Мы весь день пытались тебя разыскать.
  — Поэтому посчитали необходимым захватить с собой адвоката? — ядовито осведомился Трэгг.
  Кэрол холодно посмотрела на него:
  — Конечно. И если вы знали все факты этого дела…
  Бербенк ее перебил:
  — Никак не могу сообразить: зачем кому-то понадобилось убить Фреда Милфилда? Лейтенант, вы уверены, что убили действительно Фреда Милфилда?
  Но Кэрол гнула свою линию:
  — Пап, ты должен согласиться, что я не лишена здравого смысла. Перестань же играть в молчанку! Неужели ты так до сих пор ничего и не понял?
  Роджер Бербенк нахмурился:
  — Помолчи, дочка. Давай сначала послушаем, что скажет лейтенант.
  Кэрол повернулась к Трэггу:
  — Папа вообще там вчера не был. Понимаете, отец занимается политикой, есть вещи, которые необходимо держать в полнейшей тайне. Даже сейчас я не могу сообщить вам всего. Допустим, что у отца была встреча с известными людьми из Сакраменто. Папа просто не может назвать вам их имена. Если вы у них спросите, они все равно отопрутся. Они приняли всяческие меры предосторожности, встретились в коттедже мотеля на самом берегу. Обсуждали там какие-то планы и совсем недавно разъехались… Я подумала, что отец мог остановиться здесь, и на всякий случай заехала сюда. И вот нашла его…
  — Интересно! — воскликнул Трэгг. — Вы говорите, что ни один из этих людей не признается, что присутствовал на совещании?
  — Да. Никто не осмелится!
  Трэгг нахмурился:
  — Ол райт, хватит ходить вокруг да около! Мы должны иметь возможность проверить, так ли это, как вы говорите.
  В голосе Трэгга послышались грозные ноты.
  — Папа, скажи им! — попросила Кэрол.
  Бербенк молчал. Лицо у него стало сердитым, он хмуро смотрел на дочь.
  — Хорошо! — воскликнула Кэрол. — Я должна сама это сделать. Можно навести справки в мотеле «Санрайз» на шоссе между Вентурой и Санта-Барбарой, довольно большой мотель с левой стороны.
  — Да, я знаю, где это, — кивнул Трэгг. — Так именно там проходило совещание?
  Трэгг повернулся к Бербенку:
  — Если это не высосано из пальца, вам лучше подтвердить слова дочери.
  Бербенк обозлился.
  — Ладно! — махнул он раздраженно рукой. — Она уже все равно выпустила кота из мешка… Но если вы спросите меня — черт побери! — я не стану отрицать!
  — Какие-нибудь доказательства? — Трэгг обратился к Кэрол.
  — Конечно, доказательства там имеются. Рекомендую немедленно туда отправиться. Пепельница с окурками и пустые бутылки все еще там. Мы попросили управляющую все оставить так, как есть. Папа даже позабыл там свои бритвенные принадлежности на стеклянной полочке в ванной комнате.
  — Господи! — воскликнул Бербенк. — Я вечно забываю про эту проклятую бритву!
  Трэгг сердито спросил:
  — А какие-нибудь настоящие доказательства, кроме бритвы?
  Кэрол повернулась к отцу:
  — Пап, ты случайно не увез ключ от коттеджа? В мотеле его нет.
  Роджер Бербенк нахмурился, сунул руку в карман и вытащил типовой ключ от номера на цепочке, к которой был прикреплен кусочек от картона. На нем было напечатано: «Мотель „Санрайз“». А внизу — крупная цифра «четырнадцать». На оборотной стороне штамп со стандартной просьбой: «В случае, если ключ будет случайно захвачен постояльцем с собой, на бирку необходимо наклеить марку и опустить в ближайший почтовый ящик».
  Бербенк сильно смутился.
  Трэгг забрал ключ, подозвал официанта, попросил его аннулировать заказ и добавил:
  — А чек вручите вот этому умнику! — Он сердито кивнул в сторону Мейсона.
  Глава 7
  В офисе Мейсона горел свет.
  Неслышно ступая в ботинках на каучуковой подошве, адвокат подошел к своему кабинету, осторожно вставил ключ в замочную скважину, дважды повернул его и отворил дверь.
  Делла Стрит сидела за столом Мейсона, положив голову на руки, и крепко спала.
  Мейсон тихо прикрыл дверь, повесил в шкаф пальто и шляпу, прошел к письменному столу, с минуту постоял, глядя на Деллу с нежным сочувствием. Затем ласково погладил по волосам и задержал руку на ее плече.
  — Значит, ты так и не ушла домой? — негромко спросил он.
  Вздрогнув, Делла проснулась, подняла голову, поморгала на свет и улыбнулась Мейсону:
  — Должна же я была узнать, что случилось! А для этого ничего не оставалось, как ждать!
  — Ерунда! Ты боялась, что я могу позвонить и дать тебе поручение, а тебя вдруг не окажется на месте… Ты хоть пообедала?
  — Нет.
  — Но все-таки перекусила?
  — Я попросила Герти сбегать в кафе и принести мне бутылку молока и пару сандвичей.
  — Вижу, мне придется постоянно брать тебя с собой, тогда, по крайней мере, ты будешь регулярно есть.
  — Что нового, шеф?
  Вглядевшись в ее лицо, Мейсон заметил следы утомления.
  — Последняя новость: ты немедленно отправляешься домой и ложишься спать.
  — Который час?
  — Начало двенадцатого.
  — Господи! Я проспала более часа!
  — Где Пол Дрейк?
  — Отправился домой.
  — И ты немедленно сделаешь то же самое! Собирайся!
  — А если я вам понадоблюсь?
  — Не беспокойся. У меня есть твой домашний телефон, я могу позвонить в случае необходимости туда. Прошу, не относись с таким рвением к своей работе!
  — Беру пример со своего шефа! — рассмеялась Делла, потом деловито спросила: — Все-таки что случилось?
  — Мы совершили весьма приятную поездку по побережью, — ответил Мейсон, подавая ей пальто. — Добрались до симпатичного мотеля. Как-нибудь, Делла, надо будет съездить туда. Уж очень красивое место. Называется «Санрайз». И хотя дул зверски холодный ветер с океана, я представляю, как там замечательно летом.
  — Вы нашли Роджера Бербенка?
  — Да, но не там.
  — А где?
  — В ресторане на бульваре Вентура, примерно в получасе езды оттуда.
  — Какое отношение к этому имеет мотель?
  — Предполагается, что в мотеле мистер Бербенк и несколько высокопоставленных политических деятелей, принявших все меры предосторожности, чтобы их встреча осталась в тайне, проводили закрытое совещание. Вот почему считалось, что Бербенк находится на борту своей яхты. Надо думать, что у каждого участника этого совещания подготовлена своя версия, дающая ему возможность отрицать, что он находился в мотеле.
  — Почему?
  — Во-первых, это крупные шишки. Возможно, что среди них был сам губернатор. Вырабатывалась политическая стратегия. Ведь скоро выборы, не забывай. Если бы о совещании пронюхали газетчики, скандала бы не избежать.
  — Губернатор на самом деле был там?
  Мейсон усмехнулся:
  — Может быть, самым значительным фактом является то, что его туда не пригласили!
  — Вы имеете в виду, что там собирались его противники?
  — Похоже, судя по тому, как Кэрол отзывалась об этом совещании.
  Делла нахмурилась:
  — Да-а, в таком случае убийство на яхте особенно некстати.
  — Вот почему лучше держать язык за зубами… Пойдем, молодая леди. Выключи-ка свет!
  Она щелкнула выключателем. Мейсон ожидал у двери, захлопнул ее, проверил, сработал ли замок. Когда шли по коридору, он продолжал рассуждать:
  — Похоже, что лейтенант Трэгг и его дактилоскопист по имени Эйвон обнаружили Бербенка в ресторане незадолго до нашего приезда. За пару минут, не более.
  — Вы говорите про этот красный кирпичный ресторан?
  — Да.
  — Ну и что было дальше?
  — Кэрол принялась упрашивать отца сказать, где он был, и в конце концов тот перестал упрямиться.
  — У бедняги сложное положение, не так ли? Я имею в виду, что те люди, которые были вместе с ним, станут все отрицать.
  — И для Трэгга тоже. Ему не позавидуешь, поскольку в данном случае оказались затронутыми крупные шишки. Если он поверит Бербенку, что того не было на яхте, когда совершилось убийство, это одно. Но ведь он потребует доказательства, а это значит, придется разворошить осиное гнездо… Понимаешь, ведь положение самого Трэгга в большой степени зависит от сильных мира сего.
  Мейсон нажал на кнопку лифта.
  — Ну а имеются хотя бы косвенные доказательства?
  — И даже весьма убедительные! — усмехнулся Мейсон. — Причем предъявленные в психологически выигрышный момент.
  — Как это?
  — Бербенк сунул в смятении руку в карман и вытащил ключ от коттеджа, который занимали политиканы.
  — Как на это среагировал Трэгг?
  — Это показалось лейтенанту настолько важным, что он вскочил из-за стола и поспешил к выходу. Понимаешь, Трэгг никогда не мешает еду со своими служебными обязанностями.
  — Вы хотите сказать, что он даже не стал обедать?
  — Более того, не стал ждать, когда принесут его заказ, а готовят там прекрасно! Зеленый черепаший суп. Сочные отбивные и какой-то потрясающий салат. Не говоря уже о замечательных маисовых лепешках.
  — Шеф, у меня слюнки потекли.
  — Тебе хочется есть?
  — Я только сейчас это почувствовала.
  — Еще бы! Проглотить за весь день пару бутербродов. Нет, тебе необходимо поесть чего-нибудь горячего. Не могу себе простить, что ты просидела в этом душном офисе всю субботу! Ну а что Пол выяснил об убийстве?
  — Он принес свой отчет, там изложены основные факты. Господи, я же совсем позабыла о газетах! Наверное, вышел вчерашний выпуск.
  Мейсон вторично нажал кнопку вызова лифта.
  — Тебе необходимо сейчас выпить коктейль, поесть супа и отбивную.
  — Немного горячего супа было бы неплохо! — призналась Делла. — Куда мы пойдем?
  — В ресторан на Девятой улице, там можно занять отдельную кабинку и поговорить обо всем спокойно… Где рапорт Дрейка?
  — В моей сумочке.
  — О’кей. Пошли пешком, хорошо?
  Лифтер доставил наверх кабину и что-то недовольно забурчал о втором слишком продолжительном звонке, но Мейсон ничего не ответил.
  Выйдя на улицу, Мейсон и Делла, не сговариваясь, расхохотались, припомнив сердитую физиономию лифтера, затем быстро зашагали к Девятой улице, где находился маленький ресторанчик, с владельцем которого они оба были хорошо знакомы. Они отыскали свободную кабинку недалеко от входа.
  Владелец, краснощекий здоровяк в поварском колпаке и белом фартуке, подошел к ним поздороваться:
  — Ах, это великий Перри Мейсон! И очаровательная Делла Стрит. Приветствую, приветствую вас! Пьер собственными руками приготовит вам что-то вкусное и сам обслужит вас…
  — Вот и прекрасно, — сказал Мейсон, — мы польщены. Сухой мартини для Деллы, виски с содовой для меня. У вас найдется хороший филейный кусочек, Пьер? Тогда филейную отбивную для Деллы с жареным картофелем и кофе нам обоим.
  — Для мисс Стрит — да. Все, что она пожелает. Я пошел поскорее приготовить ваши напитки!
  Пьер вышел, стараясь не поворачиваться к клиентам спиной.
  Делла извлекла рапорт из сумочки и протянула Мейсону. В нем было педантично изложено все то, что Дрейку удалось узнать об убийстве. К рапорту было приложено несколько миниатюрных, но довольно четких фотографий.
  — Пол сказал, что сможет увеличить эти снимки к завтрашнему дню или к понедельнику.
  — Пол молодец, ничего не скажешь!
  Хозяин принес заказанные ими напитки и остановился рядом, вздыхая:
  — Нехорошо, мистер Мейсон. Вы приходите сюда и говорите о делах с такой очаровательной девушкой. Будь Пьер лет на двадцать помоложе — пфу! — я бы отбил ее у вас!
  Мейсон чокнулся с Деллой через стол, опустошил свой бокал, похлопал Деллу по руке:
  — О’кей, Делла, будем относиться ко всему происходящему спокойно. Ты всегда утверждала, что мне следует сидеть у себя в офисе, как это делают другие адвокаты. Пусть клиенты сами приходят ко мне. Пьер прав, мы слишком много говорим о делах.
  Делла покачала головой:
  — Вам стоило бы незамедлительно просмотреть рапорт Дрейка, шеф.
  Мейсон намеревался что-то возразить, но передумал, развернул листы и пробежал текст глазами.
  Текст был аккуратно напечатан, на первой странице значился заголовок:
  «РЕЗЮМЕ
  Перри, это подведение итогов по детальной информации и фотографии, которые ты найдешь на следующих страницах.
  Роджер Бербенк — финансист. Обычно он не занимается спекулятивными капиталовложениями. Фред Милфилд и Гарри Ван Ньюис привлекли Бербенка к финансированию Скиннер-Хиллзского овцеводческого проекта.
  Возможно, твоя догадка о нефти верна. Я не думаю, что полиция уже столкнулась с Ван Ньюисом. Мои парни обнаружили его в „Корниш-отеле“. Они не спускают с него глаз.
  Убийство произошло на яхте Бербенка в пятницу вечером. Эта яхта на ходу, около тридцати пяти футов длиной, Бербенк ее использует как место для отдыха, а не для того, чтобы совершать морские круизы. Обычно он появляется здесь в пятницу поздно вечером, во время высокого прилива добирается до отмелей и развлекается охотой на акул с острогой. Когда начинается отлив, яхта стоит на якоре в канале, Бербенк читает книги, беллетристику, научные труды или просто бездельничает. Иногда некто по имени Белтин — его правая рука — приезжает на яхту с каким-нибудь важным сообщением. Раза два Милфилд тоже появлялся здесь, очевидно, по предварительной договоренности. Один раз привозил с собой Ван Ньюиса…
  Бербенк обожает ходить под парусами, у него на яхте даже нет вспомогательного мотора. Мотор на пять галлонов обслуживает только шлюпку. Пищу готовят на дровяной плите, она не обогревает помещения. Освещение свечное.
  Тело убитого было обнаружено скатившимся к правому борту кабины, но имеются доказательства того, что убийство было совершено на левой половине, а когда яхта во время отлива накренилась, тело перекатилось вправо. Смерть была вызвана сокрушительным ударом по затылку.
  Мне до сих пор не удалось ничего выяснить о версии полиции.
  Примечательной уликой является отпечаток женской туфли, испачканной в крови, на нижней ступеньке трапа прямо посредине ее. Полиция считает этот след основной уликой.
  Я записал имена, адреса, место расположения яхт-клуба, набросал план яхты, приложил донесения своих оперативников. Это же — просто резюме.
  Буду ждать твоего звонка в случае, если ты захочешь, чтобы я действовал и дальше. Делла не знает, когда ты вернешься.
  Мейсон просмотрел бумаги, приложенные к резюме Пола Дрейка, изучил фотографии. Делла Стрит молча наблюдала за ним, допивая свой коктейль и изредка попыхивая сигареткой.
  Пьер принес еду, неодобрительно нахмурился, заметив, что Мейсон полностью отключился от дамы, потом галантно обратился к Делле:
  — Я бы пожертвовал свою правую руку, чтобы быть лет на двадцать моложе! — Потом покачал головой: — Нет, будь я на двадцать лет моложе, мне бы были нужны обе руки!
  Мейсон поднял глаза и подмигнул:
  — Не сердитесь на меня, Пьер. Послушайте, я заметил, что у вашего настольного телефона длинный шнур. Не могли бы вы принести его сюда, а? Мне нужно позвонить…
  Пьер вздохнул:
  — Всегда бизнес! Впрочем, так было и со мной, когда я был молод. Но, конечно, у меня были другие заботы.
  Он вышел из кабины и тут же вернулся с телефоном.
  Мейсон набрал телефон Пола Дрейка, он держал губы у самой трубки так, чтобы его голоса не слышали в соседних кабинках.
  Услышав голос Пола, Мейсон сказал:
  — Хелло, Пол, есть ли у тебя карандаш под рукой?
  — Да.
  — В таком случае запиши следующее. Дж. К. Лэссинг. Говорю по буквам: Л-Э-С-С-И-Н-Г. Записал?
  — Угу.
  — Ол райт. Предполагается, что этот Дж. К. Лэссинг был вчера в коттедже номер четырнадцать в «Санрайз». Мне бы хотелось узнать поподробнее об этом человеке.
  — Хорошо, я этим займусь.
  — Я как раз читаю твой рапорт, Пол. Кто обнаружил труп?
  — Один овцевод по имени Палермо. Он хотел видеть Милфилда, знал, что тот находится на яхте Бербенка.
  — Каким образом он попал на яхту?
  — Палермо — весьма несговорчивый и упрямый тип. Он скорее удавится, нежели заплатит пятьдесят центов за лодку — ведь у него есть своя складная лодка, которую он может использовать. В округе Скиннер-Хиллз имеется озеро, где водится множество диких уток, и Палермо работает проводником у охотников, получая по десять долларов в день. Он предоставляет им лодку и подсадных уток. Поэтому он погрузил свою складную лодку в машину и отправился в путь.
  — Чтобы сэкономить пятьдесят центов?
  — Ну да, так говорят. Я лично с ним не беседовал. Ребята-газетчики уверяют, что его объяснение звучит убедительно… Это еще не все, Перри. Ван Ньюис сказал клерку в отеле, где он проживает, что если бы он не отговорил миссис Милфилд лететь самолетом в Сан-Франциско вчера днем, то к этому времени она угодила бы черт знает в какую трясину! Мой человек болтался в холле и слышал их разговор.
  — Молодчина, Пол! Посмотрим, что он скажет по этому поводу.
  — Только постарайся не впутывать в это дело моих оперативников, договорились?
  — О’кей. А ты свяжись с Лэссингом. А мне нужно незамедлительно потолковать с Ван Ньюисом, если только сумею обскакать полицию… Так он в «Корниш-отеле»?
  — Согласно последним донесениям — да.
  — Когда тебе докладывали?
  — Минут тридцать назад.
  — О’кей, я с ним повидаюсь. Как получилось, что полиция его проглядела?
  — Похоже, что полиции вообще ничего не известно о скиннер-хиллзском бизнесе. Вспомни, откуда мы о нем узнали: все началось с аварии и того грузовика.
  — О’кей, Пол, я позвоню тебе, если что-нибудь прояснится.
  — Донесения будут поступать приблизительно до двух часов ночи или до половины третьего, — предупредил Дрейк. — После этого, бога ради, мне не звони… Разве что стрясется что-то из ряда вон выходящее.
  Закончив разговор, Мейсон отодвинул в сторону телефон.
  — Как отбивная, Делла?
  — Замечательно… Расскажите мне про Кэрол. Почему у вас был такой странный, я бы сказала, вид, когда вы вернулись назад?
  Мейсон сунул руку в карман и вытащил оттуда пачку двадцатипятидолларовых банкнотов, которую ему вручила Кэрол.
  — Что это? — спросила Делла.
  — Деньги на текущие расходы.
  — Похоже, что, по ее мнению, вам предстоят огромные траты?
  — Ты так думаешь?
  — Ну а в чем дело?
  — Когда закрываются банки, Делла?
  — Что вы имеете в виду? А, понятно. Сегодня суббота…
  — Совершенно верно. Здесь пятьсот долларов двадцатипятидолларовыми бумажками. Они скреплены прорезиненной ленточкой со штампом «Сиборднейшнл траст энд сейвинг банк». Симпатичные новенькие банкноты. Интересно, не правда ли?
  — Вы хотите сказать, что Кэрол получила эти деньги в банке еще до того, как…
  — Вот именно.
  — Но до полудня она ничего не знала об убийстве?
  Мейсон подмигнул:
  — Я у нее не спрашивал… поостерегся спросить. Что бы ты сделала, Делла, если бы обнаружила, что тебе совершенно необходимо создать кому-то алиби?
  — Вы хотите сказать, что надо было высосать это алиби из пальца?
  — Именно!
  — Господи, не знаю! Мне это представляется невозможным.
  — Даже если бы у тебя было очень много времени на размышления? Могу поспорить, тебе бы не пришло в голову ничего лучшего, чем заявить, что ты присутствовала на политическом совещании такой важности, что его участники никогда не осмелятся сообщить свои имена и станут отрицать, что они там были… А потом ты могла бы привести какого-нибудь свидетеля туда, где это совещание якобы состоялось, и обратить его внимание на пепельницу, заполненную окурками, корзину для бумаг, набитую пустыми бутылками, ванную комнату с грязными полотенцами. И наконец, последний решающий штрих: «папина бритва» на стеклянной полочке… Я бы назвал это весьма артистической работой.
  — Несомненно!
  — Потом, если полиции случится обнаружить папу в удобный момент, а папа вроде бы не пожелает установить свое алиби, но под натиском дочери отступит, весьма неохотно сунет руку в карман и извлечет из него ключ от коттеджа, в котором предположительно состоялось совещание, то это будет уже мастерская работа по созданию алиби. Согласна?
  — Так вы считаете, что все это было работой по созданию алиби, верно? То есть было подстроено?
  — Не знаю. Просто я рассуждаю.
  — Но разве полиция не может проверить каждую подробность?
  — Ты имеешь в виду «может» или «пожелает»?
  — Какая разница?
  — Тогда скажи, что бы ты сделала, если бы была офицером полиции и тебе пришлось бы решать — сорвать маску секретности с тех, от кого зависит твоя жизнь, или нет?
  Делла покачала головой:
  — Ну, я смогла бы попытаться докопаться до истины, а потом бы постаралась поскорее забыть обо всем.
  — Пожалуй.
  — Видимо, — задумчиво произнесла Делла Стрит, — Кэрол Бербенк весьма незаурядная девушка.
  — Или же ее отец незаурядный человек! — подхватил Мейсон. — Интересно бы выяснить, которое из этих предположений правильное… А пока заканчивай свой обед или ужин, потому что тебе надо поскорее добраться до дома и лечь спать.
  Делла Стрит широко улыбнулась:
  — Нет, если вы собираетесь опередить полицию в «Корниш-отеле», то вам, наверное, может понадобиться мой блокнот!
  Мейсон тоже улыбнулся:
  — Тогда ты останешься без десерта.
  — Я больше ничего не хочу.
  — У бедняги Пьера подскочит кровяное давление.
  Делла открыла сумочку и принялась подкрашивать губы.
  — Как я понимаю, кровяное давление Пьера то повышается, то понижается вот уже сорок с лишним лет.
  — И это впервые случилось, когда ему было этак лет четырнадцать! — пошутил адвокат.
  — Ну что же, шеф, я готова! — И она спрятала в сумочку помаду и пудреницу.
  Глава 8
  Отель «Корниш» не отличался особой респектабельностью. Он находился довольно далеко от деловых кварталов Лос-Анджелеса.
  Ночной клерк, которому давно перевалило за шестьдесят, с высоким лбом мудреца и совершенно седыми волосами, посмотрел на Перри Мейсона и Деллу Стрит сквозь стекла очков без оправы и коротко заявил:
  — Мы переполнены. Ни одного свободного номера.
  Мейсон сказал:
  — Здесь у вас остановился Харри Ван Ньюис.
  — Правильно. Ван Ньюис. Лас-Вегас, Невада, комната шестьсот восемь. Хотите оставить для него записку?
  — Я хочу, чтобы вы позвонили ему и сообщили, что мне нужно его видеть.
  — Он вас ожидает?
  — Не совсем.
  — Уже поздно.
  — Мне известно, который сейчас час.
  Клерк поколебался, затем с явной неохотой позвонил в номер Ван Ньюиса.
  — Леди и джентльмен хотят повидаться с вами, они ждут внизу. — Он выслушал ответ и бросил взгляд через плечо: — Повторите еще раз свое имя.
  — Мейсон.
  — Это мистер Мейсон… Хорошо. Просто я не был уверен, что вы не легли отдыхать. — Все тем же недовольным тоном он произнес: — Можете подняться наверх.
  Лифт работал автоматически, со страшным скрежетом и скрипом. Он бесконечно долго полз до шестого этажа.
  Гарри Ван Ньюис ожидал на пороге своего номера.
  — Вы — мистер Мейсон, а это, видимо, миссис Мейсон, — сердечным тоном произнес Ван Ньюис.
  Пожимая протянутую руку, Мейсон внимательно посмотрел на него.
  — Мисс Стрит, — поправил он хозяина номера.
  — О, пардон. Входите же, пожалуйста. Заранее прошу извинить за состояние комнаты. Я не ожидал гостей, поэтому у меня беспорядок. Мисс Стрит, садитесь вот сюда, это на редкость удобное кресло. Я только уберу с него газеты и журналы.
  Голос был приятный, хорошо поставленный и весьма выразительный. Но черные глаза мистера Ван Ньюиса выражали беспокойство. Видимо, именно это он и старался скрыть голосом. Каждое произнесенное им слово было полно доброжелательности.
  Он принялся наводить порядок в помещении, передвигаясь с кошачьей грацией и легкостью.
  С ноткой иронии Мейсон осведомился:
  — Вы проявляете такое гостеприимство ко всем своим посетителям? А если мы продаем книги или собираем пожертвования на благотворительные цели?
  Ван Ньюис добродушно улыбнулся:
  — Ну и что, если это и так, мистер Мейсон? Вы пришли повидаться со мной, не считаясь ни со временем, ни с усталостью. Не сомневаюсь, что это вызвано важной причиной. Естественно, я обязан отнестись к вам с особым вниманием. Я сам тружусь в сфере торговли и не устаю повторять, что любой человек имеет право на уважительное к себе отношение.
  — Что ж, весьма похвально, иного не скажешь. Так вы не догадываетесь, кто я такой? — спросил адвокат.
  — Нет.
  — Я адвокат.
  — Мейсон… Мейсон… Не Перри ли Мейсон?
  — Совершенно верно.
  — Разумеется, я слышал о вас, мистер Мейсон. Дафна рассказывала мне о вашем визите.
  — Дафна? — приподнял брови Мейсон.
  — Миссис Милфилд.
  — Ах да! Именно из-за нее я и нанес вам этот визит.
  — В самом деле?
  — Вы ее хорошо знаете?
  — Да.
  — А также ее мужа?
  — Да, конечно.
  — Тогда скажите, почему она раздумала лететь в Сан-Франциско в пятницу?
  Выражение глаз и лица Ван Ньюиса не изменилось, но голос все же его подвел.
  — Я крайне сожалею об этом, — пробормотал он смущенно. — Я не представлял, что кому-то об этом известно.
  — Могу ли я попросить у вас объяснения?
  — Боюсь, что это абсолютно никак не связано со всем остальным, чем интересуетесь вы, мистер Мейсон.
  — Иными словами, вы хотите сказать, что это не мое дело?
  — Нет-нет, ничего подобного! Пожалуйста, не истолкуйте мое замечание неправильно, мистер Мейсон… Я… я просто считаю, что не имею права знакомить вас с попутными деталями, как я бы их назвал.
  — Почему?
  — Прежде всего потому, что задет персональный элемент. Именно я ездил в аэропорт и заставил Дафну вернуться. Ну и потом, это косвенно затрагивает моего друга, я совершенно не уверен, разрешил бы он мне говорить об этом, если бы остался в живых. Ну, а так… теперь уж он не может дать мне такого разрешения!
  — Вы имеете в виду Фреда Милфилда?
  — Да.
  — Так это связано с ним?
  — Ну, это домашняя проблема.
  — Послушайте, Ван Ньюис. Я не собираюсь ходить вокруг да около. Полиция расследует убийство. Они не оставят ни одного камешка неперевернутым. Я расследую то же самое убийство и могу точно сказать, что сделаю то же самое.
  — Могу я поинтересоваться, откуда вам известно о том, что происходило в аэропорту? — хмуро спросил Ван Ньюис.
  — Я же вам сказал: я расследую убийство Милфилда и придерживаюсь мнения, что скрываемая поездка может быть с этим связана.
  — Никакой связи не существует!
  — Я предпочитаю сам судить об этом.
  — Вы мне так и не сказали: откуда у вас такие сведения?
  — Я не обязан вам этого говорить.
  — Извините, я не могу согласиться.
  — Черт побери, я изо всех сил стараюсь договориться с вами обо всем по-хорошему, а вы вынуждаете меня прибегнуть к более жестким методам. Поймите, если вы не предоставите мне удовлетворительного объяснения, мне придется отправиться в полицию и поручить им допросить вас.
  — Почему?
  — Потому что я представляю тех людей, которые заинтересованы в том, чтобы загадка гибели Фреда Милфилда была разрешена.
  — Я сам в этом заинтересован. Если бы это хоть в какой-то мере касалось убийства, я бы сразу все выложил.
  — В любом случае прошу вас ответить, а я уж решу, существует ли связь или нет.
  Ван Ньюис посмотрел на Деллу Стрит, скрестил ноги, тут же их снова выпрямил, достал из кармана серебряный портсигар и спросил девушку:
  — Курите?
  — Спасибо, — ответила она, беря сигарету. Мейсон тоже потянулся к портсигару.
  Все трое закурили.
  — Уловка с сигаретами, — заметил Мейсон, — дала вам необходимое время, чтобы собраться с мыслями, не так ли?
  — Время-то она мне дала, — проворчал Ван Ньюис, — но не подсказала, как следует поступить…
  — Ну что же, подумайте еще! — предложил Мейсон, откидываясь на спинку стула.
  — Ол райт, — махнул рукой Ван Ньюис. — Скажите, вам что-нибудь известно о Дафне?
  — Абсолютно ничего.
  — Она со странностями… очень эмоционально неуравновешенная особа.
  — А точнее?
  — У нее случаются — как бы это выразиться? — эмоциональные капризы, что ли!
  — Уж не хотите ли вы сообщить мне в деликатной форме, что она весьма ветреная особа?
  — Нет-нет, ничего подобного! Знаете, я бы, пожалуй, окрестил ее «эмоциональной цыганкой».
  — Я не уверен, что понимаю, что такое «эмоциональная цыганка».
  — Ну, она подвержена сокрушительным взрывам чувств. К счастью, такие приступы у нее быстро проходят. Они краткие, но с ними бывает трудно справиться.
  — Иными словами, она в кого-то влюбляется?
  — Да… на короткое время.
  — И последний приступ был недавно?
  — Да.
  — Роман с вами?
  — Со мной? — Ван Ньюис рассмеялся. — Нет. Я слишком хорошо ее знаю, а она меня. Я всего лишь плечо, на котором она рыдает, и ничем иным не хочу быть. Нет, ее объектом стал какой-то парень из Сан-Франциско. Она оставила Фреду записку, какие принято в подобных обстоятельствах писать мужьям, и уже совсем было собралась удрать в Сан-Франциско к своему возлюбленному, потом получить от Фреда развод или решать дело как-то иначе, как его больше устраивало. Это же Дафна! Уж коли она споткнулась, то жди всяких глупостей. На полдороге она ни за что не остановится.
  — Вы говорите о ней так, как будто это для нее привычное дело.
  — Нет, тут дело не в привычке, мне трудно это объяснить, мистер Мейсон.
  — Заметно.
  — Дафна относится к тем женщинам, которые должны быть постоянно в кого-то безумно влюблены.
  — У нее же есть муж.
  — Ну, ну, мистер Мейсон! Вы реалист или же ничего не понимаете в женщинах! Брак — это деловая связь, так сказать, повседневное состояние. Дафне все это давно прискучило. Она должна быть влюбленной, причем до беспамятства, а быть влюбленной в собственного мужа триста шестьдесят пять дней в году очень трудно.
  — Да вы ее защищаете, как я погляжу?
  — Я просто хочу объяснить вам положение вещей.
  — Ол райт, верю вам на слово. Она — «эмоциональная цыганка». И по зову крови она отправилась в Сан-Франциско. Что вы предприняли?
  — Остановил ее.
  — Почему?
  — Потому что знал, что она будет гораздо больше страдать, если уедет, чем если останется.
  — Вы перехватили ее в аэропорту и убедили вернуться?
  — Правильно.
  — И она поехала назад в Лос-Анджелес вместе с вами? Что вы тут сделали?
  — Поговорил с ней. Объяснил ей, какую непростительную глупость она собирается совершить.
  — Как она поступила?
  — Ну, сначала расплакалась, но в конце концов согласилась со мной и даже назвала настоящим другом.
  — Когда все это было?
  — Сразу после того, как я уехал из аэропорта.
  — Вы отвезли ее домой?
  — Да.
  — Сколько времени на это ушло?
  — Минут двадцать-тридцать.
  — Как долго вы находились у нее дома?
  — С полчаса. Возможно, три четверти часа.
  — Каким образом вы узнали, что отыщете ее в аэропорту?
  — Помогла чистая случайность.
  — «Чистые случайности» — это мое самое любимое блюдо! Обожаю всякие странности, аномалии, случайности… — заявил совершенно серьезно Мейсон.
  — У нас с Фредом имелись совершенно определенные обязанности. Мы как бы поделили работу.
  — Вы хотите сказать, что работали вместе с Милфилдом в этой так называемой Скиннер-Хиллзской овцеводческой или каракулевой компании?
  — В известном смысле да. Только мое участие было скорее косвенным.
  — Как прикажете это понимать?
  — Ну, я работал — мои интересы не совпадали с интересами… Ол райт, остановимся на этом. Некоторые деловые подробности я не могу обсуждать.
  — Вы имеете в виду, что вы работали по нефтяной программе и…
  — Прошу вас, мистер Мейсон, не вкладывайте мне слова в рот, не подсказывайте, что мне говорить. Единственное, что я могу сообщить, — это то, что я был связан с Фредом. Он попросил меня сходить к нему домой и забрать портфель с бумагами. Объяснил, где его найти, на случай, если Дафны не будет дома.
  — В котором это было часу? — спросил Мейсон.
  — Примерно в полдень или чуть позже.
  — Почему Милфилд сам не захватил бумаги с собой?
  — За ленчем он договорился о какой-то важной встрече.
  — Вы должны были с ним встретиться после ленча?
  — Нет, примерно в четыре часа.
  — Вы знали, куда он намеревался отправиться потом? И что сделать с бумагами?
  — Эти бумаги он хотел показать мистеру Бербенку. Мистер Бербенк ожидал его на борту яхты.
  — Но разве Бербенк, когда находился на яхте, не запрещал беспокоить его с деловыми вопросами?
  — Как правило, да. Но это был особый случай. Мистер Бербенк сам пожелал увидеть Фреда, фактически приказал ему явиться на яхту.
  — Вы уверены?
  — Да.
  — А если выяснится, что Роджера Бербенка в пятницу на яхте не было, что он не собирался там быть?
  Ван Ньюис улыбнулся и покачал головой. И улыбка и жест были доверительными.
  — Уверен, вы выясните, что в действительности так не было, мистер Мейсон.
  Мейсон хотел что-то сказать, но передумал. В течение нескольких минут он обдумывал ответ Ван Ньюиса, затем сказал:
  — Ол райт, вы отправились за бумагами. Что было дальше?
  — Понимаете, к подушке на тахте была приколота записка…
  — Вы прочли записку и оставили ее на месте?
  — Нет, конечно. Я побоялся, что Фред может заскочить домой на минуту. Он очень расстроится. Я же сказал, что Дафна — «эмоциональная цыганка». Поэтому я сорвал записку и сунул себе в карман.
  — Записка предназначалась Фреду?
  — Да.
  — Записка сохранилась?
  — Да. Но, мистер Мейсон, ваш допрос далеко отошел от сути дела. Вам это не кажется?
  — Нет.
  — Записка, мистер Мейсон, сугубо…
  — Эта записка, — прервал его Мейсон, — является вещественным доказательством. Во всяком случае, в той части дела, которую расследую я. Если вы хотя бы отчасти заинтересованы в том, чтобы избежать широкой огласки, вы поймете, что самым разумным для вас будет ознакомить меня с той информацией, которая меня интересует.
  Ван Ньюис еще с минуту поколебался, вопросительно посмотрел на Деллу Стрит.
  Та уверенно кивнула и произнесла:
  — Так будет лучше, вы сами в этом скоро убедитесь.
  — Хорошо, — сдался Ван Ньюис. — Возможно, в самом деле разумнее будет ознакомить вас со всеми фактами, мистер Мейсон.
  Он раскрыл портфель, вытащил листок бумаги и протянул его Мейсону.
  Мейсон заметил, что листок и в самом деле был приколот к какой-то ткани, об этом говорили и двойные проколы в углу, и помятая его верхняя половина.
  Записка была написана чернилами аккуратным почерком:
  «Дорогой Фред!
  Я знаю, ты посчитаешь меня гадкой, в особенности из-за того, что уже было в прошлом. Но я ничего не могу с собой поделать. Как я говорила тебе десятки раз, я не в силах бороться с велением сердца. Я могу только контролировать свои эмоции, но мне не совладать с тем, что порождает эмоции и без чего я просто не могла бы существовать.
  В течение долгого времени я боролась с этим и сомневалась в необходимости того шага, который все же предпринимаю. Думаю, ты и сам распознал симптомы моего душевного состояния, но боялся поставить окончательный диагноз. Точно так же, как сначала боялась я. Короче, Фред, я люблю Дуга, и этим сказано все! Дело вовсе не в том, что ты сделал или чего не сделал. И теперь уже ни один из нас не в состоянии ничего изменить. Ты всегда поразительно хорошо относился ко мне, я буду и впредь уважать тебя и восхищаться тобой.
  Признаюсь, я чувствовала себя одинокой последние четыре-пять недель, когда каждая минута твоего времени, днем и ночью, была целиком отдана твоему бизнесу. Но я понимаю, что это крайне важно, ты уже многого добился и в будущем получишь кучу денег. Прими мои поздравления. Едва ли нужно добавлять, Фред, что я не хочу от тебя ни цента. Можешь подавать на развод и оформлять все необходимые документы. Твой адвокат все тебе скажет. Я надеюсь, что мы навсегда останемся друзьями.
  Прощай, дорогой!
  — Приятная записка, — сказал Мейсон.
  — Она писала совершенно искренне, от начала и до конца! — уверил Ван Ньюис.
  — Должно быть… Кто такой Дуг?
  — Человек, с которым она собиралась встретиться в Сан-Франциско.
  — Какая поразительная осведомленность… Как его полностью зовут?
  Ван Ньюис улыбнулся и покачал головой:
  — Честное слово, мистер Мейсон, все имеет предел. И вы это прекрасно понимаете.
  — Предел чего?
  — Предел того, насколько глубоко я могу втягивать других людей в эту историю.
  — Ерунда! Мы не в игрушки играем, а занимаемся расследованием убийства. Так кто же такой этот Дуг?
  — Боюсь, что я не имею права сообщать вам это.
  Теперь Ван Ньюис говорил формально и с достоинством.
  Мейсон резко вскочил на ноги и отодвинул стул.
  — Прекрасно, Ньюис, благодарю за то, что вы мне сообщили.
  — Могу ли я быть уверенным, что вы сохраните все это в тайне?
  — Нет, разумеется.
  — Но, как я понял, у вас были именно такие намерения.
  — Значит, вы неправильно меня поняли.
  — Я подумал, что в противном случае вы передадите информацию полиции?
  — Абсолютно верно.
  — Так вы не собираетесь этого делать?
  — Почему? Я как раз намерен им ее передать. Единственное, что могло бы помешать мне это сделать, — это уверенность в том, что по весьма веским причинам от этого следует пока воздержаться.
  — Уверяю вас, что данная нелепая история не имеет никакого отношения к смерти Фреда. Это дело рук кого-то еще.
  — Вы говорите, этот человек, Дуг, в Сан-Франциско?
  — Да.
  — Он ей когда-нибудь писал?
  Ван Ньюис не смотрел в глаза адвокату. Мейсон присвистнул:
  — Не будьте так наивны. Полиция сейчас же выяснит. Они предложат ей отчитаться за всю пятницу буквально по минутам. И если она солжет, то окажется в весьма затруднительном положении.
  — Полиция не найдет никаких писем! — воскликнул Ван Ньюис.
  — Вы хотите сказать, что они уничтожены?
  — Нет, я имею в виду, что полиция их не найдет!
  Мейсон неожиданно протянул руку и завладел портфелем, который Ван Ньюис оставил возле своего стула.
  — Надо понимать, что они здесь?
  — Мистер Мейсон, пожалуйста, это же не мой портфель!
  Мейсон повернулся к Делле Стрит:
  — Вызови сюда лейтенанта Трэгга!
  На мгновение воцарилась напряженная тишина. Делла поднялась с кресла и подошла к телефону. Ван Ньюис молчал, пока она не подняла трубку, после чего произнес:
  — Положите на место трубку, мисс Стрит. Письма в правом отделении портфеля, мистер Мейсон.
  Делла отошла от аппарата. Мейсон с невозмутимым видом раскрыл портфель, вынул письма и сунул всю пачку себе в карман.
  — Что вы собираетесь с ними сделать? — переполошился Ван Ньюис.
  — Изучить. И если ваше заверение о том, что они не имеют никакого отношения к убийству, соответствует истине, я верну вам их в целости и сохранности.
  — В противном же случае?
  — В противном случае они останутся у меня.
  Мейсон двинулся к выходу, но перед дверью задержался:
  — Значит, обнаружив эту записку, вы помчались в аэропорт?
  — Да.
  — Но вы же должны были встретиться с Милфилдом?
  — Я забрал нужные ему бумаги, как он просил, после чего поспешил в аэропорт.
  — Где вы его встретили?
  — Перед отелем. Он торопился в яхт-клуб. Я бы сказал, что он был сильно возбужден.
  — Из-за чего?
  — Какие-то деловые проблемы. Кто-то его оклеветал.
  — Бербенк?
  — Я так понял. Однако у меня было слишком много своих забот, чтобы выяснять подробности. Фред очень спешил. Мне не хотелось его задерживать, раз у него была назначена встреча с Бербенком. Бербенк и Милфилд договорились встретиться в шесть часов в клубе. Бербенк намеревался пригнать свою шлюпку с подвесным мотором на якорную стоянку ровно в пять.
  — Понятно. Так что вам пришлось у отеля прождать полчаса, прежде чем появился Милфилд?
  — Да, целых тридцать пять минут, чтобы быть точным, я торчал в ожидании у входной двери.
  — Что его задержало?
  — Не знаю. Я не спрашивал, но видел, что он страшно взволнован.
  — А миссис Милфилд все еще находилась в аэропорту, когда вы туда приехали?
  — К счастью, да. Ей не удалось достать билет, она стояла первой у кассы, где продают возвращенные билеты.
  — Так что вы привезли ее назад?
  — Да.
  — Показали ей найденную вами записку?
  — Да, конечно.
  Мейсон очень серьезно заявил:
  — Я буду хорошенько все это обдумывать.
  Ван Ньюис с достоинством произнес:
  — Очень сожалею, что вы не в состоянии смотреть на миссис Милфилд такими глазами, как я.
  — Именно поэтому я и хочу немного подумать. И о ней в том числе.
  — Вряд ли вы себя уже утруждали в этом плане! — не без язвительности заметил Ван Ньюис.
  — Возможно, только я не люблю смотреть на кого-либо чужими глазами, предпочитаю видеть человека собственными и подходить к нему со своими мерками… Спокойной ночи.
  Глава 9
  Пока они ждали лифт, Мейсон сказал Делле Стрит:
  — Сейчас я завезу тебя домой, и ты ляжешь спать.
  Она рассмеялась:
  — Не глупите!
  — Ты же без сил.
  — Если вы хотите сохранить в тайне содержание этих писем, придумайте что-то другое!
  — Не терпится проглотить все лакомые кусочки?
  — Все до единого! Шеф, должны же вы учитывать женское любопытство?
  — Я пытаюсь не забывать о женской усталости.
  — Я не чувствую никакой усталости. Обед был таким великолепным, что я могла бы сидеть и слушать Ван Ньюиса до самого утра, ни капельки не напрягаясь.
  — Поразительный голос, — согласился Мейсон. — Мне думается, такой голос свидетельствует о весьма незаурядной личности.
  — Этой женщине повезло! Иметь такого преданного друга! — не без зависти воскликнула Делла. — Человека, который хорошо понимает ее, сочувствует и пытается спасти.
  — Спасти от чего? — быстро спросил Мейсон.
  — От самой себя, конечно!
  — Дафна Милфилд определенно не хотела, чтобы ее спасали от нее самой.
  — Разумеется. Но ей все же сильно повезло, что у нее есть такой друг, на которого можно положиться без оглядки в трудную минуту… Шеф, когда вы собираетесь читать эти письма?
  Мейсон подмигнул:
  — Завтра утром.
  Они пересекли вестибюль отеля.
  — Спокойной ночи! — пожелал Мейсон клерку. Тот в ответ буркнул что-то неразборчивое.
  — Послушайте, шеф, где вы намерены их читать?
  — В офисе, конечно.
  — Когда?
  — Завтра утром, — повторил он.
  Делла рассмеялась:
  — Так я и поверила… Пойдемте, включим в машине свет на приборной доске.
  Они уселись рядышком в автомобиле. Писем было полдесятка, все написаны чернилами. На старых был обозначен обратный адрес: отель в Сан-Франциско, Дугласу Бурвеллу. На отправленных позже стояли лишь инициалы Д.Б. Письма охватывали период в шесть недель и говорили о прогрессирующей связи.
  — Ну, что скажешь? — спросил Мейсон Деллу, когда они дочитали последнее.
  — На меня он произвел впечатление славного парня! — уверенно произнесла она. — Похоже, что он совсем неопытен в амурных делах.
  — Почему ты так думаешь?
  — Судя по тому, как он ей пишет о своих чувствах… Ну, я не знаю. Он же влюблен в нее без памяти, вот и все. Наивный идеалист. Он никогда не будет с ней счастлив. Ван Ньюис был прав, это стало бы настоящей трагедией, но не для нее, а для него.
  — Давай послушаем, что он сам скажет по этому поводу.
  — Как это?
  — Позвоним ему домой… Ехать в Сан-Франциско для личной беседы нет времени, да это может оказаться бессмысленным. А все же надо опередить полицию и послушать мистера Дугласа Бурвелла.
  Они позвонили ему по междугородной связи в одном из отелей. В столь поздний час их соединили почти сразу же, но в ответ на свой запрос Мейсон услышал, что мистер Дуглас Бурвелл уехал из города на несколько дней.
  — Вы не подскажете, где бы его можно было разыскать по телефону?
  — Если желаете, поговорите с клерком в отеле. Мы же можем сообщить только то, что его нет в городе.
  — Благодарю! — сказал Мейсон, потом прошептал: — Могу поспорить, он в Лос-Анджелесе! А ты как думаешь?
  Но тут в трубке раздался мужской голос:
  — Алло?
  Мейсон объяснил:
  — Я пытаюсь связаться с мистером Дугласом Бурвеллом. Дело крайне важное.
  — Вы ведь звоните из Лос-Анджелеса, не так ли?
  — Да.
  — Так он там, у вас.
  — Не могли бы вы мне подсказать, где его искать?
  — В отеле «Клеймор».
  — Это в двух кварталах отсюда, — сказала Делла и поспешно добавила, заметив, что Мейсон колеблется: — Если я сейчас поеду домой, мне все равно не уснуть.
  — Ты должна научиться держать себя в руках, не приходить в такое волнение из-за каждого дела! — сердито заметил адвокат.
  — Не будем спорить! Зачем напрасно тратить время? Поехали!
  Глава 10
  Дуглас Бурвелл оказался высоким малым лет тридцати, с широкими скулами, большими темными глазами и довольно болезненной внешностью: под глазами у него были черные круги, вьющиеся волосы были всклокочены. Пепельница возле кресла переполнена выкуренными лишь до половины сигаретами. По его голосу можно было судить, до чего же он взволнован, а его манеры были полной противоположностью сердечному гостеприимству Гарри Ван Ньюиса.
  — Ну, в чем дело? — бросил он отрывисто.
  Мейсон, придирчиво осмотрев его и как бы оценив, сразу же приступил к делу, не тратя времени на предварительную беседу:
  — Я хочу задать вам несколько вопросов, мистер Бурвелл, о миссис Милфилд.
  Если бы адвокат без предупреждения нанес ему удар в солнечное сплетение, его реакция не могла бы быть более красноречивой. Он страшно смутился и растерялся:
  — Ох… Я…
  — О миссис Милфилд, — отчетливо повторил адвокат, указывая на кресло Делле Стрит: — Садись, пожалуйста.
  — Но я ничего не знаю о миссис Милфилд.
  — А Фреда Милфилда знаете? — спросил адвокат.
  — С ним я встречался. Да.
  — Бизнес?
  — Да.
  — Когда вы познакомились с его женой?
  — Я… Мне кажется, я встречался с ней только раз, мистер… Извините, как вас зовут?
  — Мейсон.
  — Я встречался с ней один-единственный раз, мистер Мейсон. А не могли бы вы объяснить причину своего визита? Мне совершенно не нравится, что вы ворвались в мою комнату и стали засыпать меня вопросами. Вы связаны с полицией?
  — Вы слышали, что ее муж убит?
  — Да.
  — Откуда вы об этом знаете?
  — Она мне сама сказала.
  — Значит, вы ее видели?
  Теперь его голос звучал настороженно:
  — Я позвонил к ним домой, чтобы договориться о встрече с мистером Милфилдом. Она мне рассказала, что случилось.
  — Вы звонили к ним домой только с этой целью?
  — Да.
  — Так что вы не питаете особо дружеских чувств к его супруге?
  — Мистер Мейсон, говорю вам, я видел всего один раз эту особу. Она показалась мне исключительно привлекательной женщиной, но при всем желании я не сумел бы вам ее описать. Знаете, как это бывает? Увидел и тут же забыл…
  Мейсон одобрительно закивал:
  — Вот и прекрасно. Это дает мне превосходное дело.
  — Что вы имеете в виду? — спросил в недоумении Бурвелл.
  — Вы можете возбудить судебное дело, а я охотно возьмусь вас представлять в этом процессе.
  — Так вы адвокат?
  — Да.
  — А я решил, что вы связаны с полицией.
  — Не непосредственно. Но полиция, естественно, пожелает, чтобы вы обратились в суд, а я смогу защищать ваши интересы.
  — Обратиться в суд? Что вы имеете в виду?
  — По обвинению в подделке.
  — Кого и в какой подделке я должен обвинить?
  Мейсон запустил руку в карман и вытащил связку из шести почтовых конвертов.
  — Лицо, — пояснил он, — которое подделало ваше имя на этих письмах. Лицо, которое писало эти очень интересные, несколько наивные, но пылкие любовные послания миссис Фред Милфилд и подписывало их вашим именем.
  Намерение сопротивляться покинуло мистера Бурвелла точно так же, как воздух выходит из проколотого резинового мяча.
  — Мои письма! — ахнул он.
  — Ваши письма?
  — Да…
  — Мне показалось, вы говорили, что едва знакомы с этой особой?
  — Мистер Мейсон, где вы взяли эти письма?
  — Разве это так важно? — спросил Мейсон.
  — Да.
  — Мне их дали, — ответил Мейсон.
  — Кто?
  — Это могла сделать полиция. Или же газетный репортер. Или клиент. Какая разница? Я не могу вам сказать, откуда они у меня. Но намерен сообщить, что собираюсь с ними сделать.
  — Что?
  — Передать полиции.
  — Мистер Мейсон, пожалуйста, не делайте этого!
  — Почему?
  — Они попадут в газеты.
  — Тут уж я ничего не могу поделать. Я не имею права скрывать улики от полиции.
  — Улики?
  — Да.
  — Какие улики?
  — Связанные с убийством Фреда Милфилда.
  — Вы с ума сошли!
  — Не думаю.
  — Какое отношение имеют эти письма к…
  — Послушайте, Бурвелл, ну для чего вы темните? Миссис Милфилд собралась ехать в Сан-Франциско, находилась уже в аэропорту. Она твердо решила сбежать вместе с вами. Ее задержал их общий друг.
  — Так ее остановил их друг? — воскликнул Бурвелл.
  Мейсон кивнул.
  — Нет. Все не так. Она просто передумала. Она сама сказала мне это по телефону. Она… — Он несколько секунд помолчал, а потом смущенно спросил: — Мистер Мейсон, а это не ловушка? Вы не пытаетесь меня подловить, нет?
  Мейсон указал на телефон:
  — Позвоните ей и спросите ее сами.
  Бурвелл шагнул к аппарату, но тут же передумал:
  — Нет, я… Нет, я не стану этого делать… Не сейчас.
  — Ол райт, — сказал Мейсон, — в таком случае поговорите с ней в более подходящее для вас время. Итак, она отправилась было в Сан-Франциско. Друг ее мужа убедил этого не делать, и тогда вы сами прилетели сюда. А Фред Милфилд узнал про всю аферу. Он находился на яхте некоего Бербенка. Вы настолько молоды и настолько очарованы женой Милфилда, что решили отправиться туда и объясниться с ним. Вы там находились вдвоем, без свидетелей, он набросился на вас с кулаками. Вы ударили его и…
  — Хватит! — завопил Бурвелл. — У вас нет никаких оснований для подобных заявлений. Фред Милфилд для меня ровно ничего не значил, у меня не было причин встречаться с ним. Он был тяжелым человеком, настоящим тираном для своей жены. Черствый грубиян, не считавшийся с ее эмоциональными потребностями. Он не обращал на нее ни малейшего внимания, посвятив себя исключительно погоне за долларами. Он недостоин даже дотрагиваться до подола ее платья, он не…
  — Вижу, вы начитались старомодных романов! Почему бы вам не спуститься с заоблачных высот на грешную землю?
  У Бурвелла был несчастный вид.
  — Ладно, — пробормотал Мейсон, почувствовав жалость к бедняге, — вы приехали в Лос-Анджелес, связались с миссис Милфилд. Что она сказала?
  — Она сказала… Ну, сообщила о том, что ее муж убит. И что я не должен даже пытаться с ней встретиться, потому что полиции это покажется подозрительным.
  — Когда это было? В котором часу?
  — Вскоре после того, как я вышел из вагона.
  Мейсон посмотрел на Деллу Стрит и спросил довольно беспечно:
  — Вы приехали сюда экспрессом «Ларк», не так ли?
  — Совершенно верно.
  — Вы звонили ей с вокзала или уже из отеля?
  — Из отеля.
  — В котором часу?
  — Около десяти.
  — Понятно, — все так же беспечно продолжал Мейсон. — И она сказала вам, что ее муж убит?
  — Не тогда. Когда я звонил первый раз, ее не было дома.
  Мейсон сунул письма в карман.
  — Но позднее вы до нее все-таки дозвонились?
  — Да. Тогда она и сообщила мне о смерти мужа.
  — Сказала вам, что его убили?
  — Ну, не так прямо. Сказала, что произошел несчастный случай, он погиб и полиция проводит расследование.
  — Что она велела вам делать?
  — Держаться подальше от ее дома, не предпринимать никаких попыток встретиться с ней и на первом же поезде возвращаться в Сан-Франциско.
  — А вы этого не сделали?
  — Да, не сделал.
  — Так вы приехали экспрессом «Ларк»? — спросил Мейсон.
  — Да.
  — Как я вас понял, вы позвонили миссис Милфилд сразу же, едва добрались до города.
  — Я пытался дозвониться до нее, да, но застал дома ее лишь после полудня.
  — Вскоре после полудня, да? — задумчиво спросил Мейсон. — Приблизительно в час дня?
  — Нет-нет, в самом начале первого.
  Мейсон снова взглянул на Деллу Стрит и как бы между прочим осведомился:
  — И вот тогда вы впервые услышали о гибели Милфилда?
  — Ну да.
  — Она сообщила вам какие-нибудь подробности?
  — Сказала, что тело было обнаружено на яхте мистера Бербенка и что я не должен ничего говорить об этом.
  — Вы вернулись в Сан-Франциско?
  — Нет, конечно. Я должен быть тут. Хочу находиться поблизости на случай, если понадоблюсь ей и смогу хоть чем-то помочь…
  — Вам нечем ей помочь! — покачал головой Мейсон.
  — Да-да, конечно. Умом я это понимаю, но не в силах заставить себя уехать.
  — Очевидно, вы все же надеетесь с ней повидаться, не так ли?
  — Ну… да.
  — Вы знакомы с Роджером Бербенком?
  — Нет.
  — Может быть, нам предстоит встретиться еще раз. Но пока, будь я на вашем месте, я бы больше не связывался с миссис Милфилд.
  — Мистер Мейсон, не можете ли вы мне сказать, как она себя чувствует? Как выглядит? Какое у нее настроение? Такой ужас!
  Мейсон прервал его неожиданным вопросом:
  — Вы не делаетесь болтливым, когда напьетесь?
  Бурвелл нервно рассмеялся:
  — Нет, у меня начинает кружиться голова, и я заваливаюсь спать.
  Это было сказано почти извиняющимся тоном. Мейсон распахнул дверь перед Деллой Стрит.
  — В таком случае я советую вам незамедлительно напиться, — порекомендовал Мейсон. — И доброй вам ночи!
  Глава 11
  Скиннер-Хиллз раскинулся на холмистой местности под теплым калифорнийским солнцем. Ранняя весенняя травка покрывала землю изумрудным ковром, придавая окрестностям нарядный и цветущий вид.
  Через месяц, когда начнется сезон засухи, солнце превратит холмы в золотисто-коричневые сухари. Тогда будут красиво смотреться могучие дубы, в тени которых можно спасаться от изнурительного зноя. Пока же эти деревья, разбросанные то тут, то там по зеленому ландшафту, казались случайным добавлением. Глаз радовали пологие изумрудные холмы.
  Мейсон остановил машину на повороте дороги и сказал Делле Стрит:
  — Ну вот мы и приехали!
  — До чего же тут красиво! — воскликнула она.
  — Да, недурно, — согласился адвокат.
  — А где же каракулевые овцы?
  Мейсон достал бинокль из отделения для перчаток, открыл дверцу машины и вышел наружу. На весеннем солнышке было очень тепло. Он оперся локтем о дверцу машины, чтобы не двигался бинокль.
  — Да вон же они!
  — Вы имеете в виду эти белые пятнышки вдалеке?
  — Да.
  — Дайте мне посмотреть.
  Делла Стрит тоже вышла из машины и встала рядом с Мейсоном. Тот протянул ей бинокль и отошел, чтобы она тоже могла опереться о дверцу.
  — Ох, как интересно! — воскликнула она, подкручивая бинокль. — А почему они все белые? Так это отсюда происходят наши каракулевые шубки?
  — Не совсем. Каракулевые шубки шьют из шкурок крохотных ягнят, а шерсть взрослых овец идет на изготовление тканей, одеял, ковров…
  — Бедные ягнята! — Помолчав, она спросила: — Ну, и что вы планируете теперь делать?
  — Собираюсь отыскать человека, Фрэнка Палермо, и выяснить, что ему известно. Если, конечно, он пожелает говорить. А потом уж мы встретимся с нашими клиентами.
  — Вы предполагаете, что ваши клиенты от вас что-то утаивают?
  — Если Ван Ньюис сказал правду, то это так… По полученной мной информации, отсюда мы должны повернуть налево и ехать по дороге, ведущей вон к тем холмам, поросшим кустарником.
  Мейсон забрал у Деллы бинокль и засунул его снова в кожаный футляр. Они уселись в машину и поехали неспешно вниз по петляющей дороге. Переехали мост через глубокий овраг, за ним дорога начала подниматься вверх. Уклон постепенно становился все круче и круче. Наконец они достигли грунтовой дороги и свернули влево.
  — Смотрите, шеф, на дороге свежие следы машин, — сказала Делла, — похоже, движение по ней довольно редкое.
  — Угу.
  — Вы знаете, как выглядит Палермо?
  — Нет, но я знаком с людьми его типа.
  — Интересно. Опишите-ка его!
  — Бычья шея, большая голова, упрямый, неуклюжий, блестящие бегающие глаза, властные манеры, изворотливый, и от него постоянно несет смесью чеснока и винного перегара.
  Делла рассмеялась:
  — Колоритная фигура. Вы обрисовали портрет крутого малого.
  — Возможно, это еще не все. Он из тех людей, которые без колебаний берутся за любую работу, лишь бы получить деньги.
  Теперь на протяжении нескольких миль им попадались покосившиеся домишки, некрашеные коттеджи под черепичными крышами, над которыми торчали высокие печные трубы, одиноко стоящие заброшенные хижины, сложенные из выветренного местного известняка. Все они молчаливо свидетельствовали об упорной борьбе человека с нищетой на неплодородной земле.
  Сейчас, благодаря кипучей деятельности Фреда Милфилда и «Скиннер-Хиллзской каракулевой компании», владельцы этих участков продали свою землю и поразъехались в поисках лучшей доли.
  Проселочная дорога упрямо взбиралась на гребень, за которым скрывался небольшой каньон.
  Внезапно перед ними возникла хижина, почти такая же, как все остальные, однако над ее трубой вился дымок.
  — Возможно, готовят свой воскресный обед, — заметил Мейсон Делле.
  — Это то самое место?
  — Да, если верить имеющемуся у меня плану.
  Мейсон провел машину по сухому гравию, с разбега преодолел довольно крутой подъем и завернул в заваленный всяким мусором двор.
  Сразу же за хижиной начинались высокие холмы, как бы замыкавшие пастбище. Они густо заросли приземистым кустарником, перерезанным кое-где сероватой зеленью шалфея.
  Дверь в хижину была распахнута. На пороге стоял широкоплечий краснощекий человек с шапкой густых седых волос.
  Его серо-зеленые глаза смотрели одновременно сосредоточенно и настороженно.
  — Я ищу Фрэнка Палермо.
  — Ол райт, вы прибыли в нужное место. Что вам от него нужно?
  — Я Перри Мейсон, адвокат.
  Физиономия человека расплылась в широченной улыбке. Он сбежал со ступенек крыльца с протянутой для рукопожатия рукой:
  — Мистер Мейсон, чтобы такой большой человек, как вы, приехал к такому ничтожному овцеводу, как я! Черт побери! Можно посмотреть? Ваша машина стоит, наверное, кучу денег, ха? Заходите в дом! И леди тоже. У нас будет долгий разговор, мы с вами обо всем потолкуем. И выпьем по стаканчику доброго винца, верно?
  — Нет, — ответил Мейсон, глянув на Деллу. — Нам придется побеседовать с вами прямо здесь. Я очень спешу.
  — Но стаканчик вина вы все же выпьете, да? Я принесу его сюда.
  — Сожалею, но я никогда не пью за рулем.
  Физиономия у Палермо вытянулась.
  — У меня замечательное винцо, такого вы не достанете в ресторане. Ресторанное вино слишком сладкое, а сладкое вино пить вредно. Всегда пейте доброе кислое вино, от него человек становится сильным.
  — Все это прекрасно, если к этому привык, — возразил Мейсон. — Если же нет, то лучше вообще ничего не пить в дорогу.
  — У меня слабенькое винцо… Кто эта красивая леди? Ваша жена?
  — Мой секретарь.
  — Ваш секретарь, ха? Чем занимается секретарь? Что ей тут делать?
  Глаза у Мейсона смеялись:
  — Она записывает все, что говорится.
  Делла Стрит улыбнулась Палермо.
  Глаза Палермо заблестели, он почувствовал себя светским человеком, разговаривающим с равными себе на языке, который понятен только им двоим.
  — В этом что-то есть, могу побожиться. Она записывает разные вещи, ха!
  Палермо откинул назад голову и оглушительно захохотал.
  Делла Стрит незаметно сунула руку в бардачок и вытащила оттуда свой блокнот и карандаши, положила их на колени, устроившись так, чтобы Палермо не мог этого видеть, и приготовилась работать.
  Повернувшись к адвокату, она тихо сказала:
  — Ваш портрет весьма точен. А как обстоит дело с чесночным запахом изо рта? Я нахожусь слишком далеко.
  — Можешь не сомневаться, мои предположения стопроцентно оправдались. Так что тебе повезло.
  Палермо моментально перестал хохотать, его кустистые брови сошлись на переносице, он весь ощерился, его маленькие глазки недоверчиво перебегали с Мейсона на Деллу Стрит.
  — О чем это вы тут говорили?
  — Моя секретарша напомнила мне, что у меня на вечер назначена деловая встреча, так что я должен вовремя вернуться в офис.
  — Разве вы работаете и по воскресеньям?
  — Иногда приходится.
  Палермо повернулся к машине.
  — Вы же загребаете кучу денег, зачем работать по воскресеньям?
  — Я вынужден работать и по воскресеньям, чтобы уплатить подоходный налог, — совершенно серьезно ответил Мейсон.
  — Черт побери! Зарабатывает кучу денег, а на налог не хватает? Это никуда не годится. Выходит, загребать слишком много тоже плохо. Послушайте, что я подумал… Мы сделаем большие деньги. Я давно хотел посоветоваться с вами, а тут вдруг вы сами сюда являетесь!
  — Вы хотели посоветоваться со мной насчет земли?
  — Конечно. О земле. Что вы думаете? Велите своим людям начать против меня судебное дело, так? После этого мы оба разбогатеем.
  — Каким образом?
  — Вы доказываете, что я не имею права на эту землю, ха?
  — Вы действительно не имеете на нее права, Палермо.
  — Нет-нет, вы сделаете это так, как я вам скажу. Мы обо всем в точности договоримся. Я помогаю доказать, что у меня нет такого права.
  — Вы хотите сказать, что намеренно проиграете тяжбу?
  Палермо энергично закивал, в его глазах горел хитрый огонь.
  — Все правильно.
  — Зачем? — поинтересовался Мейсон.
  Палермо бессознательно схватил адвоката за руку, стараясь его оттащить от машины.
  — Объясните, зачем вам это нужно?
  — Мы заработаем деньги на овцах, на шкурах овец для женских шубок, — ответил Палермо и вновь шумно расхохотался, ткнув Мейсона пальцем в бок. — Да-да, все знают, что мы делаем деньги из овечьего меха.
  Мейсон ждал.
  Палермо понизил голос до едва различимого шепота, нагнувшись вплотную к собеседнику:
  — Знаете что? Я вручил Милфилду контракт на приобретение этой земли за большую сумму.
  — Но у вас нет права владения этими восьмьюдесятью акрами земли.
  — Пфу! Я получил это право, не сомневайтесь. Не волнуйте меня. Фрэнк Палермо сообразительный малый. Вы вот адвокат, но я знаю законы, может быть, лучше вас, ха! Вот уже пять лет я пользуюсь этой землей и плачу налоги… А раз так — никто ничего не может сделать. Ничего. Однажды я такое видел в суде. Мой брат, он поступил точно так же. И отсудил себе участок. Когда я приехал сюда, то решил, что я не глупее моего брата. И сделал то же самое!
  — На этот раз, — сказал Мейсон, — вы действовали чересчур умно.
  Маленькие, глубоко посаженные глазки сверкнули враждебностью, но тут же Палермо вновь стал шумно дружелюбным.
  — Послушайте, мистер Мейсон, вы не знаете, что случилось? Два дня назад сюда приезжал человек, у него такая же шикарная машина, как у вас. Он говорит: «Палермо, сколько денег мистер Милфилд собирается дать тебе за твою собственность?» Я спрашиваю: «Зачем вам это знать?» Он отвечает: «Затем, что, возможно, я заплачу больше». — «Ол райт», — говорю я ему. Я составляю контракт. В контракте одна цена. Но Милфилд, он дает мне наличными. Я кладу их в карман, эти деньги, про них в контракте ничего не сказано.
  — Сколько там было денег?
  — Там была тысяча долларов, одна тысяча наличными. Его контракт ничего не говорит про эту тысячу. Потом Милфилд показывает этот контракт соседям, у которых есть земля, и все выглядит в полном порядке, ясно?
  Мейсон кивнул.
  — «Ол райт, — говорит мне этот человек. — Послушай, может, я дам тебе пять тысяч за твою собственность». Улавливаете? Вот это да! А я уже поставил свое имя в контракте. Но сомневаюсь, что этот контракт годится.
  — Почему? — поинтересовался Мейсон.
  — Нет свидетелей.
  — Но вы же расписались.
  — Конечно. Я написал свое имя. Черт возьми, почему бы его не написать? И я получил тысячу долларов за эту подпись, совсем неплохо, верно?
  — Значит, вы желаете, чтобы я подал на вас в суд за то, что вы фактически не имеете права собственности?
  Маленькие глазки заблестели.
  — Правильно.
  — Ну и что мы предпримем после этого?
  — Господи, что предпримем? Потом получается, что я ничего не могу продать Милфилду, потому что у меня нет права на собственность, ясно? Свою тысячу он назад не получит, потому что у него нет свидетелей. Я побожусь, что никакой тысячи он мне не давал. Только сумма по контракту, столько он должен был мне заплатить. Ол райт. Вы получите землю. Я землю не получаю. Значит, я не могу ее продать. Контракт недействителен, потому что я не являюсь владельцем этой земли. Земля у вас. Вы продаете ее этому человеку за пять тысяч долларов. Берете половину себе, половину отдаете мне. Мы все при деньгах. Здорово?
  Палермо нетерпеливо всматривался в лицо адвоката, пытаясь предугадать, как тот отреагирует на его предложение.
  Мейсон покачал головой:
  — Я сомневаюсь, чтобы мой клиент заинтересовался этим. А как, кстати, зовут того человека, который приезжал сюда?
  — Черт возьми, он не пожелал сообщать мне свое имя. Сказал, что сделает это позднее. Но я сообразительный. Когда он отвернулся, я записал номер его автомобиля, у него такая же большая машина, как у вас. Зачем мне нужно его имя, если я записал номерной знак его автомобиля?
  — Это было в пятницу? — спросил адвокат.
  — В пятницу, да.
  — В котором часу?
  — Днем.
  — Когда именно днем?
  — Не знаю. Я не смотрел на часы. Но чуть позднее полудня. Вон, видите то дерево? Тень от него, когда приехал сюда тот человек, была как раз вот тут.
  Палермо показал место шагах в сорока от толстенного ствола дуба. Он провел каблуком по земле, проделав в ней борозду.
  — Вот здесь, — сказал он, — тень находилась на этом месте.
  Мейсон запомнил дерево и угол падения тени и кивнул.
  — А номер машины у вас сохранился?
  — Конечно. Потом записал его карандашом на бумажке. У меня шарики хорошо работают, не сомневайтесь. Вы получите эту землю и быстро продаете ее за пять тысяч долларов. Мы делим их пополам.
  — И мы так же поровну делим ту тысячу, которую вы получили наличными у Милфилда? — спросил Мейсон, бросив быстрый взгляд на Деллу Стрит.
  Палермо попятился назад.
  — О чем вы толкуете? Я никогда их не получал. Свидетелей нет.
  Мейсон рассмеялся.
  Палермо запустил негнущиеся пальцы в нагрудный карман и выудил оттуда сложенный вчетверо клочок бумаги. На нем корявым почерком малограмотного человека был записан номерной знак автомашины.
  Палермо прочитал вслух:
  — «8Р-3035».
  Улыбнувшись, Мейсон покачал головой:
  — Я здесь не для того, чтобы говорить о ваших имущественных претензиях, Палермо. Советую вам по этому поводу обратиться к адвокату. Я приехал спросить о том, что случилось утром в субботу.
  Маленькие недоверчивые глазки прищурились:
  — В субботу? Ничего. Я еду на яхту повидаться с Милфилдом. Он мертв. Вот и все.
  — Как вы узнали, что Милфилд должен быть на борту этой яхты?
  — Я просто знал, что он там.
  — Откуда вы это знали?
  — Потому что он сам сказал мне, что собирается туда ехать.
  — Вы звонили Милфилду?
  — Ну да.
  — Вы ему рассказали о визите к вам этого другого человека?
  — Конечно.
  — Ну и что сказал Милфилд?
  — Милфилд-то? Он говорит: «Приезжай ко мне завтра повидаться на яхту». Он очень быстро начинает сердиться.
  — Послушайте, если вы должны были встретиться с Милфилдом в субботу утром на яхте, значит, вы собирались с ним договориться о каком-то деле?
  Палермо выбросил перед собой обе руки, как будто отталкиваясь.
  — Черт возьми! Нельзя же получить деньги с покойника! Я это знаю. Раз нигде ничего не написано, значит, и требовать не с кого. Адвокат все это подробно растолковывал моему брату.
  — Значит, между вами и Милфилдом было какое-то соглашение? Вы предварительно договорились с ним, и, если бы Милфилд остался в живых, все было бы в порядке?
  — Свидетелей нет! — упрямо повторил Палермо.
  — Ол райт, вы отправились на яхту. И что было дальше?
  — Яхту нашел без труда. Ее название у меня было записано на листочке, понятно? Я поплыл на своей лодке, увидел яхту, обогнул ее кругом. Что-что, а гребу я знатно! Быстро осмотрел яхту и убедился, что сойти с нее на берег невозможно.
  — Что вы имеете в виду?
  — Там же не было ни одной лодки… Ну как ты попадешь с яхты на берег, если нет лодки? Ол райт, сказал я про себя, шлюпки не видно. Значит, на яхте нет никого. Получается, что Фрэнк Палермо приехал в такую даль зря. Я огорчился. И стал кричать. Мне никто не ответил. Ладно, я поднялся на борт.
  — Яхта стояла на якоре? — спросил Мейсон.
  Палермо захохотал:
  — Яхта, она застряла в иле. Когда яхта на мели, на ней никуда не двинешься.
  — Но ведь кругом была вода?
  — Вода, конечно, была. Но мелко.
  — Вы же подплыли на лодке?
  — Точно. На своей собственной лодке. На складной. Я вожу в этой лодке охотников на озере. Уж не воображаете ли вы, что я стану брать напрокат лодку, когда у меня есть собственная? Какого черта? Или вы считаете меня ненормальным, меня, Фрэнка Палермо?
  — Я просто вспомнил про лодку, — объяснил Мейсон.
  — Теперь вы знаете, это моя собственная лодка.
  — Ну и что вы сделали?
  — Спустился вниз по лестнице.
  — Задвижка была отодвинута?
  — Да.
  — Ну и что вы обнаружили?
  — Сначала ничего. Затем осмотрелся. Увидел мертвого Милфилда. В голове сразу мелькнула мысль: «Милфилд помер, значит, нет свидетеля. А контракт без свидетеля непригоден».
  — Где находился Милфилд?
  — Лежал у края кабины.
  — У нижнего края?
  — Ну да.
  — Яхта была наклонена?
  — Натурально, был же отлив.
  — Что вы сделали?
  — Поскорее оттуда убрался.
  — Вы до чего-нибудь дотрагивались?
  Палермо усмехнулся:
  — Только ногами, я же не дурак!
  — А вы дотрагивались до перил, когда спускались в каюту?
  — Конечно.
  — Тогда там остались отпечатки ваших пальцев?
  — Ну и что? Это же было утром, а человек пролежал мертвым всю ночь.
  — Но вы оставили там отпечатки пальцев…
  Палермо повысил голос:
  — Завели свою песню! Скажите, что случилось? Может, вы желаете подстроить мне ловушку и забрать все пять тысяч? Что вы имеете в виду, толкуя об этих отпечатках?
  — Я просто пытаюсь выяснить…
  — Вы пытаетесь слишком много чего! Или вы не желаете иметь со мной дела? Или задумали накинуть мне веревку на шею, чтобы завладеть участком?
  Палермо резко повернулся и зашагал к хижине. Мейсон вновь попытался объяснить:
  — Я просто хотел спросить вас…
  Палермо повернулся, лицо его потемнело от гнева.
  — Убирайтесь немедленно с моего участка! — заорал он в ярости. — Я пошел за дробовиком!
  Мейсон следил за тем, как Палермо шагает к своему жилищу.
  — Я думаю, шеф, — подала голос Делла Стрит, — что вы получили всю информацию, которая вас интересовала.
  Мейсон молча кивнул, продолжая наблюдать за тем, как Палермо вошел в дом и с грохотом захлопнул за собой дверь.
  — Лучше уехать, пока он не пальнул в нас из своего дробовика! — воскликнула Делла. — Он же совершенно невменяемый.
  Мейсон усмехнулся:
  — В качестве психологического эксперимента, Делла, мне хотелось бы проверить: появится ли он на самом деле с ружьем?
  — Шеф, я нервничаю.
  — Я тоже, — признался адвокат.
  — Кажется, передумал…
  Мейсон подождал еще секунд тридцать, затем медленно пошел к машине, открыл дверцу и скользнул за руль. Делла включила зажигание.
  — Может, позвонить Полу Дрейку в отношении этого номерного знака? — спросила она, обеспокоенно поглядывая на хижину.
  Мейсон сжал губы.
  — Этого не требуется. Мне этот номер знаком.
  — Да? Чья же это была машина?
  — Это та самая машина, на которой я вчера совершил вместе с Кэрол Бербенк такую интересную поездку до мотеля «Санрайз», а оттуда назад до уютного ресторанчика.
  Глава 12
  Лишь во второй половине дня Делла Стрит и Перри Мейсон прибыли к офису Пола Дрейка. Адвокат приоткрыл дверь и спросил у телефонистки коммутатора:
  — Пол у себя?
  — Да, он вас ждет.
  — Попросите его пройти ко мне. А что вы здесь делаете? Мне казалось, сегодня у вас выходной.
  — Девушка, которая дежурит по субботам и воскресеньям, заболела гриппом, так что мне сейчас приходится работать без выходных. — Она недовольно поморщилась. — Зато мистер Дрейк сказал, что позднее я смогу… А вот и он сам!
  — Привет, Перри, — произнес Дрейк, по привычке растягивая слова. — Мне показалось, что слышу твой голос. Привет, Делла. Хотите поговорить сейчас?
  — Угу.
  — Тогда я пошел вместе с вами. Фрэнсис, если кому-нибудь понадоблюсь, я нахожусь в офисе мистера Мейсона. Ты знаешь номер его телефона? Я имею в виду специальный?
  — Да.
  — Если поступят данные, связанные с заданием мистера Мейсона, сразу же передашь их мне по этому номеру.
  Дрейк подошел к Делле и взял ее под руку.
  — Почему ты не сбежишь от этого эксплуататора? У меня девушки работают пять дней в неделю, и у них семичасовой рабочий день.
  — Да, я обратила внимание. Фрэнсис нам только что об этом сообщила.
  Дрейк рассмеялся:
  — Ты за словом в карман не лезешь, надо отдать тебе должное!
  Мейсон отомкнул дверь своего офиса. Дрейк сразу же посерьезнел:
  — Есть кое-какие новости насчет этого убийства, Перри. Припоминаешь проход за кабиной на яхте? Его хорошо видно на фотографиях.
  — Да, припоминаю, ну и что?
  — Патологоанатом думает, что Милфилд мог получить смертельное увечье, ударившись головой об обитый жестью порог между первой каютой и соседней, поменьше.
  — Другими словами, на яхте произошла драка? Тогда речь уже идет не о преднамеренном убийстве, а о непредумышленном?
  — Решать, конечно, будет суд, но полиция выдвинет версию преднамеренного убийства. Ты понимаешь, что вторая версия — всего лишь гипотеза, Перри.
  На столе адвоката резко зазвонил телефон. Мейсон сказал:
  — Возьми трубку, Пол. Возможно, это Фрэнсис.
  Дрейк поднял трубку:
  — Алло? — Пару минут он внимательно слушал, сделал несколько ничего не говорящих замечаний и произнес: — О’кей. Пускай подождет минут пять у телефона. — Опустив трубку, он объяснил: — Мы отыскали Дж. К. Лэссинга, человека, снимавшего сдвоенный коттедж в мотеле «Санрайз». Оперативник сообщает, что парень припарковался у аптеки, откуда и звонит. Он надеется, что получит у Лэссинга подписанное заявление.
  Мейсон насторожился.
  — Дж. К. Лэссинг проживает в доме номер 6842 по Ла-Брен-авеню в Колтоне. Найти его было довольно сложно, потому что он заменил пару цифр на номерном знаке своей машины, когда регистрировался в мотеле. Так поступают многие…
  Мейсон кивнул:
  — Знаю.
  — Может, он без задней мысли сообщил неверный номер, — добавил Дрейк, — но мог это сделать и намеренно. Так или иначе, но он подтвердил историю Бербенка. Он сказал, что арендовал так называемый «двойной» коттедж, что в его компании было четыре человека и что он полагает, что позднее к ним присоединились еще двое, приехавшие отдельно. Никаких имен не назвал.
  — Ты сказал, что твой человек может получить от него письменные показания?
  — Он считает, что да. Лэссинг дожидается в машине. Однако меня смущает одна вещь, а именно, чего ради он позвонил мне, прежде чем раздобыл эти показания. Лэссинг мимоходом сказал, что компания разъехалась сразу же после полудня в субботу. А это ведь расходится с твоей теорией времени, Перри?
  — Да. Похоже, что Бербенк уехал оттуда не ранее четырех или пяти часов дня. Свяжись пока со своим оперативником по телефону, Пол. Пусть он перепроверит время.
  Дрейк позвонил к себе в офис и распорядился:
  — Фрэнсис, позвони Элу, скажи ему, что он должен сначала все толком уточнить насчет времени, прежде чем получит письменные показания от Лэссинга. И пускай сообщит мне об окончании переговоров.
  Дрейк положил трубку и повернулся к Мейсону, но не успел раскрыть рта, как телефон вновь зазвонил. Трубку взяла Делла:
  — Алло! Да… это мисс Стрит… Одну минутку. — Прикрыв мембрану, она сказала Мейсону: — Это Кэрол. Она находится на Юнион-терминал, хочет знать, не выяснили ли вы что-нибудь.
  Мейсон нетерпеливо махнул рукой:
  — Скажи ей, что мы ждем важного звонка. Пускай обождет там, где находится. Запиши номер, по которому можно ей позвонить. Как только линия освободится, я ей позвоню. Я намерен спросить у нее, где находится в настоящее время ее отец и с какой целью он ездил в пятницу к Фрэнку Палермо. Сейчас ей этого, разумеется, не говори. Спроси только номер и сразу вешай трубку.
  Делла выполнила распоряжение. Ждать им пришлось менее минуты. На звонок ответила Делла:
  — Минуточку, Фрэнсис! — Она протянула трубку Дрейку.
  Тот схватил ее.
  — Алло!.. Да, Фрэнсис… Дьявольщина! Пусть он объяснит все тебе, а ты уж перескажешь мне, чтобы сэкономить время… — Выслушав ответ, Дрейк сказал: — Обожди минуточку, я сейчас ему все передам. — Он повернулся к Мейсону: — Эл говорит, что Лэссинг сидел в машине, когда он отправился нам звонить. Вы слышали, что я велел ему подождать у аппарата? Фрэнсис позвонила ему, чтобы он уточнил у Лэссинга время. А того уж и след простыл.
  — Удрал? — нахмурился Мейсон.
  — Нет, его задержали копы.
  — Эл уверен?
  — Уверен. Какой-то мальчишка рассказал Элу, что подъехала машина с мигалкой и звездой на дверце. Один из людей вылез, подошел к Лэссингу и заговорил с ним, потом неожиданно достал наручники и надел их на Лэссинга.
  — Надел наручники? — изумился Мейсон.
  — Так сказал мальчишка.
  — Вели Элу поскорее убраться.
  Дрейк сказал в телефонную трубку:
  — О’кей, Эл, возвращайся в офис. — И положил трубку на рычаг.
  Мейсон принялся ходить взад и вперед по кабинету.
  Дрейк пожал плечами:
  — Нет, я ничего не понимаю!
  — Помолчи минутку! — напряженным голосом воскликнул Мейсон. — Дай мне немного подумать.
  Минуты две он шагал из угла в угол по кабинету, потом резко остановился.
  — У тебя есть толковый оперативник-женщина, Пол? Такая, которой можно вполне доверять?
  Дрейк поинтересовался:
  — Для чего именно? Обольстительница или особа для какой-то грубой работы вроде…
  — Женщина, которая могла бы постоянно находиться при светской даме, не упуская ее из виду ни на минуту?
  — Вообще-то я знаю такую девушку, но мне нужно время, чтобы с ней связаться и договориться.
  — Сколько времени?
  — Часа четыре-пять, не меньше.
  Мейсон покачал головой:
  — Нет, надо раньше, Пол.
  Пол с сомнением в голосе пробормотал:
  — Есть еще одна женщина, которая прежде… Нет, Перри, пожалуй, она не подойдет.
  — Время подпирает! — вздохнул адвокат.
  — А я не смогу этого сделать? — спросила Делла Стрит.
  Мейсон задумчиво посмотрел на нее.
  — Да, ты, конечно, сумеешь… И, скорее всего, тебе и придется этим заняться.
  — Чем именно?
  — Когда ты выйдешь отсюда, убедись, что за тобой нет слежки. Смени несколько видов городского транспорта, потом возьми такси. Скажи водителю, что должна быть абсолютно уверена, что тебя не преследуют. Он-то будет знать, что делать.
  Делла молча кивнула.
  — Когда все твои сомнения будут рассеяны, поезжай на Юнион-терминал. Разыщи там Кэрол Бербенк. Предупреди, чтобы она не задавала тебе никаких вопросов. И ничего ей не объясняй. Довези до Вудбриджа. Там у нас знакомый управляющий. К вашему приезду я обо всем договорюсь. Зарегистрируйся под собственным именем, Кэрол тоже под собственным, но обозначь ее инициалами. Ее зовут Кэрол Энн, значит, зарегистрируй ее как К.Э. Бербенк. Так обычно регистрируются бизнесмены. Поняла меня?
  Делла Стрит снова кивнула.
  — Сними два номера с общей ванной, — продолжил Мейсон, — себе попроси номер с двумя комнатами. После того как вы все оформите и посыльный уйдет, перенеси вещи Кэрол в свою комнату. Запри дверь ванной комнаты на ключ, так, чтобы полностью отгородиться от смежной комнаты. Пусть Кэрол находится с тобой.
  — Как долго?
  — До тех пор, пока я не дам тебе знать. Ты понимаешь задачу? Изъять Кэрол из обращения на довольно продолжительное время.
  Делла подошла к стенному шкафу, достала шляпку, надела ее, сняла с вешалки пальто. Пол Дрейк покачал головой:
  — Мне все это не нравится, Перри!
  Мейсон огрызнулся:
  — Мне тоже, черт побери! Если бы ты только мог раздобыть женщину, я бы…
  — Имей совесть, Перри! Не могу же я вытащить тебе из кармана такую особу, учитывая позднее время… Хорошо, что у меня вообще есть женщины-оперативники…
  Делла подошла к двери и в нерешительности остановилась.
  — Шеф, я пошла? — обратилась она к Мейсону.
  Тот махнул ей рукой:
  — Действуй, Делла. Желаю удачи!
  Глава 13
  Водитель сказал:
  — О’кей, мадам, могу поспорить на все свои деньги, что нас никто не преследует.
  Делла, сидевшая рядом с ним, могла легко следить в зеркальце за происходящим сзади и одновременно не упускать из виду дорогу впереди.
  — Полагаю, теперь все в порядке, — согласилась она.
  — Куда? — спросил водитель.
  — Юнион-терминал.
  Такси завернуло за угол. Водитель с нескрываемым одобрением посмотрел на Деллу Стрит:
  — Из-за чего неприятности? Муж?
  Делла кивнула.
  — Человек, женатый на такой женщине, — с чувством произнес водитель, — не должен забывать, какой он счастливчик. Если он начнет относиться к вам неподобающим образом, кто-то должен научить его уму-разуму!
  — Благодарю вас! — улыбнулась Делла.
  Водитель распрямил плечи.
  — Вы можете положиться на меня. Я прослежу за тем, чтобы у вас не было никаких неприятностей! Когда мы приедем на вокзал и вы пойдете по своим делам…
  — Спасибо на добром слове, — поспешила ответить Делла. — Я уверена, что его там не будет. Он не имеет понятия, куда я поехала.
  Водитель кивнул:
  — Да, мы от него оторвались, если вы это имеете в виду.
  — Именно это!
  Водитель засмеялся:
  — Если какой-то тип и рассчитывал увязаться за вами, то к этому часу он уже был бы в больнице. Понимаете, мы, профессиональные водители, знаем, что и как надо делать. Возьмите любого частного детектива, у него нет ни малейшего шанса обмануть таксиста!
  — Да, наверное, так, — согласилась с ним Делла.
  Машина шла ровно, водитель помолчал, затем, затормозив перед Юнион-терминал, сказал:
  — Я дам вам, мадам, свою визитную карточку. Если вам вздумается куда-нибудь поехать так, чтобы за вами никто не увязался, звоните мне. Меня почти наверняка можно найти в том месте, где вы сегодня меня подрядили. Это моя основная стоянка.
  — Благодарю вас.
  — И помните: в моем присутствии вас никто не посмеет обидеть!
  — Вы очень добры!
  Делла Стрит расплатилась по счетчику, дала сверху двадцать пять центов и улыбнулась.
  Водитель восхищенно следил за своей пассажиркой, стремительно направившейся к дверям вокзала, и только протестующий гудок сзади вернул его к прозаической действительности.
  Делла нашла Кэрол Бербенк возле телефонов-автоматов привокзального почтамта.
  — Хелло! — воскликнула Кэрол, улыбаясь и протягивая руку. — Мистер Мейсон позвонил, что вы выехали, чтобы встретиться здесь со мной.
  Делла Стрит кивнула.
  — Он дал мне кое-какие указания, — сказала она.
  — Да, он меня предупредил.
  — Он считает очень важным, чтобы вы в точности следовали этим указаниям.
  — Естественно, — рассмеялась Кэрол, — если я плачу адвокату за то, чтобы он меня научил, что делать, надо быть дурой, чтобы не прислушаться к его словам.
  — Где ваш отец? — спросила Делла.
  Кэрол нахмурилась:
  — Хотела бы я знать! Я пыталась отыскать его по телефону.
  — В пятницу во второй половине дня он ездил в Скиннер-Хиллз и разговаривал с Фрэнком Палермо. Правильно?
  — В пятницу днем?
  — Да.
  — Нет, конечно. В пятницу состоялось политическое совещание в мотеле «Санрайз», разве вы не помните?
  Делла Стрит спокойно сообщила:
  — Вы должны отправиться со мной и на некоторое время «полностью исчезнуть». Таково распоряжение босса.
  — Держать меня подальше от газетных репортеров?
  — Я его не спрашивала, — с улыбкой ответила Делла. — Ему не принято задавать вопросы.
  — Да, я могу себе это представить. Мистер Мейсон не из тех, кому бы пришлись по вкусу попытки посторонних людей интерпретировать его скоростные мыслительные процессы или требовать их объяснить. Ол райт, поехали.
  — Полагаю, нам лучше взять такси, — сказала Делла.
  Они вышли на стоянку.
  Кэрол поежилась:
  — Наверное, мне надо надеть пальто и перчатки. Снова поднялся этот холодный ветер! А полчаса назад было так приятно!
  — Давайте я подержу вашу сумочку, — предложила Делла.
  Кэрол Бербенк надела пальто и вытащила из сумочки перчатки, при этом на пол упал кусочек картона.
  Делла вопросительно посмотрела на Кэрол, но та, очевидно, ничего не заметила.
  Стоявший рядом молодой человек бросился вперед, поднял карточку и с вежливым поклоном протянул ее Делле.
  Та ему благодарно улыбнулась.
  Кэрол Бербенк с любопытством посмотрела на Деллу Стрит. Та, подчиняясь какому-то импульсу, сунула картонный квадратик в карман своего пальто.
  Когда они пробирались сквозь толпу к стоянке такси, Делла взглянула на карточку. Это была квитанция камеры хранения ручного багажа при вокзале.
  — Минуточку. — Делла остановилась. — Я хочу позвонить боссу. Вы не против?
  — Нет, конечно. Я пройду к телефонам вместе с вами.
  — Не утруждайтесь, я живенько…
  — Нет-нет, я с вами…
  — Вам ничего не надо получить на вокзале?
  — Ничего.
  — Ни багажа, ни писем, ни газет?
  — Нет, конечно. Я оказалась здесь потому, что отсюда удобно звонить, к тому же ничего не стоит взять такси. В другом месте это не так-то просто.
  — Да, прекрасно вас понимаю. Несколько дней назад мне пришлось так долго стоять на стоянке, что я опоздала к назначенному часу в парикмахерскую… Я недолго, мисс Бербенк.
  Делла юркнула в телефонную будку, плотно прикрыв за собой дверь.
  Она набрала номер личного телефона Мейсона и тотчас услышала его голос:
  — Алло? Кто говорит?
  — Делла.
  — Ты? Все в порядке?
  — Да!
  — За тобой не следили?
  — Нет.
  — Уверена?
  — Стопроцентно.
  — Кэрол с тобой?
  — Да.
  — Ты уже в отеле?
  — Нет, все еще на вокзале. Шеф, она раскрыла сумочку, чтобы достать перчатки, и выронила квитанцию на получение багажа в камере хранения. Похоже, что она сдала этот пакет или что-то еще только что.
  — Где эта квитанция?
  — У меня.
  — Она не заметила, что потеряла ее?
  — Нет.
  — Ол райт. У тебя найдется конверт?
  — Да.
  — Напиши на нем мое имя, вложи внутрь квитанцию, оставь конверт на стойке в отеле. Я проверю, что это за багаж. Все ясно?
  — Да.
  — О’кей. Береги себя.
  — Хорошо. Пока, шеф.
  — Счастливо, Делла.
  Делла повесила трубку, подошла к столику и повернулась к двери спиной, так, чтобы снаружи не было видно, что она делает.
  Через минуту она присоединилась к Кэрол, и обе девушки направились к стоянке такси. Свободные машины подходили одна за другой.
  — Куда? — спросил диспетчер.
  — «Вудбридж-отель», — сказала Делла. — Нам в одно место.
  — Извините, но мы сажаем по трое в одну машину. Вам придется взять еще одного попутчика… Вам куда, мистер?
  — На угол Одиннадцатой и Фергюсона.
  — Ол райт, садитесь, — распорядился диспетчер, затем проинструктировал водителя: — Молодых леди в «Вудбридж-отель», а джентльмена до Одиннадцатой и Фергюсона. Багаж имеется?
  Багажа ни у кого не оказалось.
  Мужчина с самого начала явно заинтересовался своими попутчицами, но, лишь проехав три квартала, решился заговорить:
  — Довольно неожиданно похолодало, не так ли?
  Кэрол Бербенк улыбнулась:
  — Да, но в это время года такое довольно часто случается. Хорошей погоде еще рано устанавливаться.
  — Простите за вторжение, но такси явно не хватает, — заметил мужчина.
  — Да, к сожалению.
  — Однако мне сегодня повезло. Вы не из Сан-Франциско?
  Кэрол вопросительно посмотрела на Деллу, та рассеянно улыбнулась и ответила:
  — Нет, но я там бывала.
  Молодой человек подхватил:
  — А я там живу. Потрясающий город. Сюда приходится иногда приезжать по делам. Всегда спешу поскорее вернуться назад. Тут просто скопище людей, а Сан-Франциско — город!
  — Осторожно, — предупредила Кэрол, — за подобные речи тут и побить могут.
  — Ничего не могу с собой поделать. Я считаю Сан-Франциско… Но вы ведь не живете здесь, в Лос-Анджелесе?
  И вновь Кэрол взглянула на Деллу.
  Та рассмеялась:
  — В чем дело? Вы боитесь обидеть нас, если окажется, что мы тут живем?
  — Ну, понимаете, мне не хотелось бы выглядеть невежливым…
  — Ох, я уверена, что лосанджелесцы привыкли к тому, что жители Сан-Франциско отзываются неодобрительно об их городе. Но разве здесь не больше солнышка, чем там? И тут совсем не бывает туманов.
  — Туманы! — обиделся молодой человек. — Это же достопримечательность Сан-Франциско! Когда туман наплывает с океана, он вселяет бодрость духа. Он тебя обнимает, заставляет двигаться быстрее. Жители Сан-Франциско отличаются жизнелюбием и энергией. По сравнению с ним здешние жители настоящие сонные мухи. Нет, вы действительно здесь не живете, мисс?
  — Почему вы решили, что мы не здешние? — спросила Делла.
  — В вас столько живости и веселья… Да и внешность…
  — Я считала, что только Голливуд славится красивыми женщинами.
  — Да, конечно, но они же синтетические… а вы естественные. Не держитесь так, как кинокрасотки. И одежду носите иначе, и улыбаетесь по-другому… В вас чувствуется что-то индивидуальное.
  — Налет городской умудренности, — усмехнулась Кэрол Бербенк.
  Молодой человек не уловил насмешки.
  — Совершенно верно!
  Обе девушки рассмеялись.
  — Вы водите меня за нос! — пробормотал слегка обескураженный молодой человек.
  Такси остановилось перед «Вудбридж-отелем». Молодой человек сказал со вздохом:
  — Очень жаль, что ваш отель не находится в районе Одиннадцатой улицы и Фергюсона. Ну что же, до свидания.
  Они улыбнулись ему, расплатились с водителем и поспешили к входу.
  — Добрый вечер, — сказал клерк, достал чистый регистрационный бланк и придвинул его Делле Стрит.
  Та извлекла из сумочки авторучку и пояснила:
  — Я из офиса мистера Мейсона.
  — Да-да, предварительный заказ оформлен. Вы — мисс Стрит?
  — Да.
  Делла заполнила бланк и сказала Кэрол:
  — Я заодно заполню и вашу карточку. Кстати, я не знаю вашего среднего имени.
  — Энн, но я редко его упоминаю.
  — Так, все в порядке, — заявила Делла, написав на бланке: «К.Э. Бербенк».
  Клерк нажал на звонок, вызывая посыльного. Делла Стрит вытащила из сумочки конверт и положила его на стойку.
  — Письмо для мистера Мейсона, — пояснила она. — Возможно, он зайдет за ним вечером. Будьте любезны…
  — Я лично прослежу за тем, чтобы он его получил. Он зайдет сам или кого-нибудь пошлет? Мы…
  Какой-то человек, вошедший в вестибюль, поспешно подскочил к стойке и многозначительно откашлялся.
  Клерк посмотрел на него поверх плеча Деллы и попросил:
  — Одну минуту. Сейчас я занят с этими леди. Мальчик, проводи дам в номера шестьсот двадцать четыре и шестьсот двадцать шесть. Отопри ванну и…
  — Обождите! — повысил голос вошедший.
  Делле не понравился его тон. Она повернулась как раз в тот момент, когда его рука отвернула лацкан пальто, на котором сверкнул золотистый значок с номером.
  Это оказался их вежливый попутчик, который с таким энтузиазмом отзывался о преимуществах Сан-Франциско, но теперь не был ни приветлив, ни дружелюбен.
  Бесцеремонно оттолкнув в сторону Деллу, он схватил конверт.
  Делла Стрит сердито сказала:
  — Будьте любезны объяснить, что все это значит?
  Его глаза смотрели настороженно, голос зазвучал даже немного обиженно, будто ему лично было нанесено оскорбление:
  — Вас обеих ожидают в управлении. Такси, на котором мы приехали сюда, стоит у подъезда. — Он повернулся к человеку в гражданском костюме, который явился следом за ним: — Присмотри за ними, Мак, а я посмотрю, что в конверте.
  Мак подошел к ним вплотную, пока офицер рассматривал квитанцию на получение багажа. Он показал ее своему напарнику, держа таким образом, чтобы Кэрол Бербенк не могла ее увидеть.
  — О’кей, Мак, это я забираю. Отвези девушек в управление. Там и встретимся.
  Кэрол Бербенк заговорила очень твердо:
  — Полагаю, вы не знаете, кто я. Так бесцеремонно поступать со мной невозможно!
  Молодой человек, который всего несколько минут назад был сама любезность, взглянул на нее с видом превосходства:
  — Не сомневайтесь, мисс Бербенк, мы прекрасно знаем, кто вы такая. Именно по этой причине мы так и поступили. Поторапливайтесь, идемте к машине. Или вы предпочитаете путешествовать в фургоне для арестованных?
  — Я должна позвонить своему адвокату! — потребовала Делла Стрит.
  — Конечно, конечно, — пробормотал офицер, — но нельзя же это сделать отсюда? Вам не захочется, чтобы весь отель был в курсе ваших дел? В управлении имеется телефон. Там у вас будет сколько угодно времени связаться хоть с десятью адвокатами!
  — Я желаю позвонить ему отсюда! — заявила Делла Стрит и пошла к будке телефона. — Пускай хоть весь мир узнает о моих делах, мне это безразлично.
  Но офицер схватил ее за руку, дернул назад и повернул к себе лицом:
  — Ну что же, если вы настаиваете, то это арест.
  Глава 14
  Помещение в полицейском управлении освещалось единственным окном, забранным решеткой. В нем находились видавший виды облезлый стол, около десятка стульев, три большие медные плевательницы на резиновых ковриках. И только.
  Это была унылая комната, явно предназначенная служить одной цели: ввергнуть человека в отчаяние. В ней ничто не радовало глаз. Люди, которых содержали в этом помещении, уподоблялись скотине, обреченной на убой. Они должны были покорно ожидать того часа, когда те, кто решает их участь, соблаговолят ими заняться.
  Делла Стрит и Кэрол Бербенк сидели за столом возле окна. Напротив, в противоположном углу, между ними и дверью, устроился полицейский, которому было поручено «не спускать с них глаз». Он уперся локтями в стол, поставил ноги на перекладину, соединяющую ножки соседнего стула, и застыл, повернувшись к ним довольно одутловатым профилем уже немолодого человека.
  Прожитые годы сделали его равнодушным к женской красоте, а долгая служба в полиции — абсолютно бесчувственным к человеческим горестям. Было совершенно очевидно, что мыслями он далек от этого мрачного помещения, составной частью которого сам является. Он отгораживал собой задержанных от двери, в чем, собственно говоря, и заключались его обязанности. Мысли его были заняты математическими подсчетами вероятности того, что в следующее воскресенье он наверняка выиграет на бегах. И мечтами о том счастливом времени, когда он уйдет на пенсию.
  Однако эти приятные мысли то и дело прерывались воспоминаниями о ссоре с супругой, которая произошла утром. Он не без зависти думал, что у жены хорошо подвешен язык, что она ловко умеет нанести ему удар в самое больное место, в то время как ему приходят на ум нужные выражения лишь тогда, когда поезд ушел. В этом отношении у его жены был несомненный дар.
  Да нет, черт возьми, она научилась всему у своей маменьки. Он до сих пор не мог забыть скандалы, которые ему закатывала теща, умершая десять лет назад. В то время Мейбл из кожи лезла вон, чтобы не допустить вспышек гнева у матери. Тогда она не была еще такой бесформенной толстухой. В молодости она обладала хорошей фигурой.
  Ну, уж если говорить начистоту, то и он тоже здорово обрюзг. «Потерял форму», как принято теперь выражаться, после того как перестал играть в гандбол. Сейчас он уже забыл, как это случилось. Кажется, после того, как он переболел гриппом, а потом изменилось время тренировок…
  Неожиданно Делла Стрит заявила:
  — Я настаиваю на своем праве воспользоваться телефоном.
  Полицейский нахмурился, так как ее слова прервали ход его мыслей.
  Даже не повернув головы, он пробормотал:
  — Когда они вас зарегистрируют, у вас будет время позвонить своему адвокату.
  — Я требую, чтобы мне разрешили связаться с ним прямо сейчас!
  Полицейский ничего не сказал. Он хмурился, пытаясь припомнить, из-за чего же в конечном итоге он перестал заниматься гандболом. Кажется, это было связано с его служебными обязанностями. Вроде бы это произошло в то время, когда одна скандалистка накляузничала на капитана в связи с якобы необоснованным арестом.
  Делла Стрит все так же требовательно продолжала:
  — Я настаиваю на своем праве связаться с мистером Перри Мейсоном, который является и моим начальником, и моим адвокатом.
  — Это вам не поможет, сестренка!
  — Вы слышали мои требования. И мы еще посмотрим, поможет это мне или нет. Я знаю, что по этому вопросу существуют определенные законы.
  — Вы можете поговорить с лейтенантом.
  — Хорошо, давайте я поговорю с лейтенантом.
  — Он примет меня, когда будет готов.
  — Он «примет вас»? Ну а нам-то что от этого?
  — Извините, оговорился… Он примет вас, когда будет готов к этому.
  — Я готова сейчас и разговариваю не с лейтенантом, а с вами.
  — Я всего лишь выполняю распоряжения.
  Делла Стрит покачала головой:
  — Вы можете оказаться в затруднительном положении. Мистеру Перри Мейсону эта история очень не понравится.
  — Мадам, лейтенанту ровным счетом наплевать, понравится это Перри Мейсону или нет!
  — А когда ему что-то не нравится, — не обращая внимания на его слова, продолжала Делла Стрит, — он непременно реагирует должным образом. Возможно, он предъявит обвинение именно вам.
  Полицейский с грохотом опустил ноги на пол и повернулся, чтобы посмотреть на Деллу.
  — Мне? — переспросил он.
  — Естественно.
  — На каком основании?
  — За отказ разрешить мне связаться с адвокатом, за то, что вы не согласились без проволочек отвезти меня к судье.
  — Обождите минуточку! Вы ведь не арестованы!
  — Тогда на каком основании вы нас здесь держите?
  — С вами хочет побеседовать окружной прокурор.
  — А я не желаю с ним беседовать!
  — Значит, вам не повезло!
  — Вы хотите сказать, что я здесь в качестве свидетеля?
  — Ну, отчасти. Расследуется преступление.
  — Если я задержана как свидетель, — заявила Делла Стрит, — вы должны предъявить мне судебное решение по соответствующему делу. Если же я арестована, вы обязаны незамедлительно отвезти меня к судье.
  — Вот мы как раз и ждем судью! — с улыбкой заявил полицейский.
  — Можете поступать по-своему, — холодно заявила Делла Стрит. — Но когда вам предъявят обвинение, не жалуйтесь и не говорите, что вас не предупреждали, у вас вид человека, прослужившего много лет в полиции. Было бы очень обидно, если бы вы сейчас сделали что-то такое, что лишило бы вас пенсии.
  — Послушайте, о чем вы говорите?
  — Всего лишь о том, что вы сознательно ущемляете мои права.
  — Постойте! Я всего лишь выполняю приказ.
  — Вам приказали держать меня за решеткой, не дав возможности связаться с моим адвокатом?
  — Нет, просто велели держать… сказали, что вы должны находиться здесь.
  Делла Стрит победоносно улыбнулась:
  — Вы не хуже меня знаете, как будет вести себя ваше начальство. Оно непременно заявит: «Мы же просто проинструктировали данного офицера усадить женщин в приемной. Мы ему не говорили, что они арестованы. Мы считаем, что они остались там добровольно, чтобы помочь правосудию разобраться в совершенном преступлении. Мы, само собой разумеется, не говорили ему, будто они не имеют права связаться со своим адвокатом. Мы имели все основания предполагать, что, поскольку он уже давно служит в полиции, он знает, что запрещается кого-либо лишать его конституционных прав. Так что если он и нарушил закон, то исключительно по собственной инициативе. Мы ему подобных указаний не давали!»
  Полицейский переполошился.
  — Обождите минуточку! Ну вы совсем как моя жена: не даете мне даже рта раскрыть. Видать, все женщины одинаковы!
  Он отставил зад и с хмурым видом неуклюже двинулся к двери.
  Кэрол Бербенк прошептала:
  — Молодец, мисс Стрит! Он перетрусил…
  Полицейский закричал:
  — Эй, Джим!
  Минут пять девушки оставались в одиночестве, затем дверь снова отворилась, и он сообщил:
  — Лейтенант вас сейчас примет.
  — Мне не о чем с ним говорить.
  — Но вы же хотели позвонить по телефону, верно?
  — Да.
  — Ну, так вы желаете пройти в комнату с телефоном или нет?
  — Желаю.
  — В таком случае пройдите.
  Девушки поднялись, прошли следом за полицейским по коридору, в котором гулко отдавались их шаги… Полицейский распахнул дверь и с явным облегчением заявил:
  — О’кей, лейтенант, вот они!
  Лейтенант Трэгг сидел за простым дубовым столом с некоторыми претензиями на письменный. Перед столом полукругом были поставлены три стула.
  — Садитесь, пожалуйста! — вежливо предложил он им.
  Делла Стрит заявила:
  — Я хочу позвонить мистеру Мейсону.
  — Сначала я хочу задать вам несколько вопросов.
  — Я хочу позвонить мистеру Мейсону.
  — Послушайте, мисс Стрит, я не хочу вам докучать, но, когда Перри Мейсон начинает использовать вас для тоro, чтобы вы ему таскали каштаны из огня, у меня не остается иного выхода. Я намерен доказать связь Перри Мейсона с тем, что произошло, а сделать это я могу только через вас.
  — А что произошло? — спросила Делла Стрит.
  — Вы знаете это не хуже меня. Вы и Перри Мейсон пытались скрыть от правосудия вещественное доказательство.
  — Какая ерунда! — воскликнула Делла.
  — Вы же помчались на вокзал, чтобы забрать там мисс Бербенк и спрятать ее в таком месте, где ее невозможно отыскать.
  — О чем это вы толкуете? Я отвезла мисс Бербенк в гостиницу и зарегистрировала ее под собственным именем… Это похоже на то, что я скрываю свидетеля? Все, что вам требовалось сделать, это заглянуть в регистрационный журнал, и…
  — Да, правильно. Все проделано в высшей степени умно, но целью данной операции было спрятать свидетеля.
  — Попробуйте доказать! — предложила Делла.
  — К сожалению, не могу.
  — Тогда на каком основании вы меня задержали?
  — На том, что вы пытались скрыть вещественное доказательство.
  — Какое еще доказательство? — спросила Делла.
  Жестом, полным драматизма, лейтенант Трэгг выдвинул ящик письменного стола и вытащил из него пару женских туфель.
  — Полагаю, вы заявите, что никогда раньше их не видели?
  — Точно, не видела! — с уверенностью сказала Делла Стрит.
  Трэгг насмешливо улыбнулся:
  — К несчастью, ваши слова расходятся с фактами. Перри Мейсон дал указание мисс Кэрол Бербенк забрать эти туфли, завернуть их в коричневую бумагу и сдать в камеру хранения ручного багажа Юнион-терминал, получив квитанцию. Она это сделала и квитанцию передала вам. Вы взяли ее, положили в конверт и надписали на нем имя Перри Мейсона.
  Делла Стрит усмехнулась:
  — И все это по пунктам вы можете доказать?
  Лейтенант Трэгг благоразумно промолчал.
  Делла Стрит спросила:
  — Ну и что случилось с этими туфлями?
  Лейтенант взял в руки лупу и исследовал с ее помощью кусочек кожи чуть повыше подметки.
  — С ними ничего не случилось, мисс Стрит. Туфли в порядке. Неприятности будут у вас. Эти туфли…
  Внезапно широко распахнулась входная дверь, и Перри Мейсон ворвался в кабинет.
  — О’кей, лейтенант, кончайте с этим!
  Полицейский опасливо заглянул из коридора:
  — Вы посылали за этим человеком?
  — Нет! — рявкнул Трэгг.
  Полицейский вошел в кабинет.
  — Вон отсюда! — рявкнул он.
  Делла Стрит поспешно объяснила:
  — Лейтенант Трэгг, мистер Мейсон мой адвокат, говорю на тот случай, если вы собираетесь обвинить меня в чем-то. Мне абсолютно нечего сказать как свидетелю, да я и не стану ничего говорить, если только мне не вручат повестку, как того требуют правила.
  Заговорил Мейсон:
  — Как адвокат обеих этих молодых особ я требую, чтобы их немедленно отвели к ближайшему судье.
  Трэгг сухо улыбнулся:
  — К сожалению, Мейсон, сегодня воскресенье. До понедельника вы не найдете ни одного судьи.
  — Не заблуждайтесь, — прервал его Мейсон. — Судья Роксман согласился заняться этим делом сегодня. Он сидит в приемной.
  Трэгг медленно поднялся из-за стола и устало вздохнул:
  — Ну что ж, ол райт…
  Мейсон махнул Делле и Кэрол.
  — Вы хотите сказать, мы можем уйти? — спросила Кэрол.
  Трэгг промолчал.
  Мейсон сделал пару шагов и распахнул дверь. Делла первой вышла из кабинета, за нею двинулась Кэрол.
  Когда Мейсон закрывал дверь, Трэгг мстительно произнес:
  — Она вернется сюда еще до полуночи, Мейсон, и тогда уже надолго останется.
  Мейсон плотно закрыл за собой дверь, словно не слышал слов лейтенанта.
  Глава 15
  В офисе Мейсона Кэрол Бербенк, усевшись в кресло, сразу же перешла к делу:
  — Я слышала, что вам сказал лейтенант Трэгг, когда мы выходили из его кабинета. Сколько у меня времени?
  — Не знаю, — ответил адвокат, — все зависит от того, арестован ли уже ваш отец и что он сказал полиции.
  — Я не думаю, что им удалось заманить папу в ловушку, но только…
  — Только что? — спросил адвокат, когда Кэрол замолчала.
  — Он в затруднительном положении.
  — Расскажите мне о том, чего я не знаю, и только правду на этот раз. Вранье лишь затруднит мою задачу.
  — Я боюсь…
  — Черт возьми! — возмутился Мейсон. — Я же ваш адвокат. Что бы вы мне ни сообщили, это конфиденциально!
  — Я боюсь, что, если я расскажу, вы откажетесь нас защищать.
  — Не глупите. Я не могу отказаться. Вы уже втянули Деллу в эту историю, я должен любой ценой ее вытащить. А для этого я должен быть в курсе решительно всего, от начала до конца.
  — Мистер Мейсон, я предвижу, все это покажется вам ужасным. Пожалуйста, не осуждайте меня, пока я не закончу.
  Мейсон нетерпеливо махнул рукой:
  — Говорите же!
  — Все это уходит корнями в то, что случилось с моим отцом много лет назад и преследует его всю жизнь. Об этом знала Дафна Милфилд, она использовала свои знания для того, чтобы вынудить папу финансировать ее мужа в Скиннер-Хиллзском проекте.
  — Шантаж? — деловито спросил Мейсон.
  — Не так грубо, но… Да, конечно, в сущности, это был самый настоящий шантаж.
  — Вот и давайте называть вещи своими именами! — усмехнулся адвокат.
  — Внешне все выглядело очень мило. Дафна Милфилд позвонила отцу, она якобы «просто хотела восстановить старое знакомство». Она, конечно, уважает его тайну. Он может полностью полагаться на ее скромность.
  А через пару недель к папе явился с визитом Фред Милфилд. Он сообщил об этом скиннер-хиллзском деле, которое требовало крупных капиталовложений. Этот проект значил для него очень много, да и Дафна мечтала о его осуществлении. Ну, конечно, если затевается такое крупное дело, приходится все планы держать в тайне до тех пор, пока все решительно не будет взято тобой под контроль…
  Фреду Милфилду были известны всевозможные лазейки и увертки, и он сумел договориться по поводу стратегии и тактики с еще одним человеком, по имени Ван Ньюис, с которым я ни разу не встречалась. Они делали вид, что разводят особых каракулевых овец, поэтому скупают земельные участки под пастбища. На самом же деле им откуда-то стало известно, что в этих местах может быть нефть. Надо было произвести детальную разведку.
  Действительность превзошла все ожидания. Отец под предлогом рытья очень глубокого колодца на одном из приобретенных угодий начал бурение нефтяной скважины и наткнулся на нефтяной слой гораздо ближе, чем предполагалось.
  — Значит, Милфилд и Ван Ньюис обманули Бербенка?
  — В этом и заключалась вся трудность. Им необходимо было отыскать богатого партнера, чтобы осуществить их грандиозные планы… Надо сказать, что отец совершенно не переносит обмана и надувательства, он привык полностью полагаться на своих партнеров решительно во всем. А тут он узнал, что Фред Милфилд его систематически обкрадывает.
  — Каким образом?
  — Предполагалось все покупки оформлять соответствующим образом, — объяснила Кэрол, — но иногда с владельцами приходилось расплачиваться наличными, иначе они не желали расставаться со своей собственностью. Или же сколько-то доплачивалось сверх суммы, указанной в контракте, чтобы уменьшить сумму налога с продажи. Фред принялся врать отцу. К примеру, он заплатил всего тысячу долларов, а отцу сказал — пять. Поскольку все эти выплаты нигде не регистрировались, проверить правильность расчетов было крайне сложно.
  — Как ваш отец это выяснил?
  — Сначала он заподозрил какую-то фальшь. Поэтому днем в пятницу отправился навестить некоего Фрэнка Палермо. Он представился еще одним покупателем. Палермо он избрал потому, что тот уже заключил один контракт, значит, без колебаний подпишет другой, если тот окажется более выгодным для него.
  — Ну и что он выяснил?
  — Что Палермо получил наличными всего тысячу долларов.
  — А сколько назвал Милфилд?
  — Четыре.
  — Та-ак. Ясно. Что было потом?
  — Отец страшно рассердился. Он попытался связаться с Милфилдом, не застал его дома и попросил передать, чтобы тот обязательно позвонил ему в яхт-клуб.
  Кроме того, отца вывел из себя еще один инцидент. Милфилд перевозил в фургонах каракулевых овец, эти фургоны были зарегистрированы на имя папы. По дороге произошла небольшая авария, пострадавший записал номер грузовика, Милфилд же не соизволил ничего предпринять в этом отношении. Отец распорядился, чтобы его адвокаты все уладили, не считаясь с затратами. Он опасался, что какой-нибудь проницательный адвокат… сделает то, что как раз сделали вы: заинтересуется номерным знаком машины, проверит, что происходит под вывеской овцеводческой компании, история с нефтью попадет в печать, и в ту же минуту подскочат цены на еще не приобретенные земельные участки.
  Мейсон попросил:
  — Давайте вернемся к взаимоотношениям Милфилда с вашим отцом. Что там произошло?
  — Милфилд позвонил папе поздно утром в пятницу. Отец выложил ему все, что удалось установить. Понимаете, папе ничего не стоило доказать, что Милфилд мошенничает и присваивает чужие деньги. Милфилд пришел в панику.
  — Что он сказал?
  — Сказал, что доставит Палермо на яхту и заставит его признаться, что он солгал. Конечно, это отца не обмануло. Он понимал, что Палермо за деньги подтвердит все, что угодно.
  — И Милфилд отправился на яхту? — спросил Мейсон.
  — Да, но попал он туда лишь к вечеру.
  — Почему?
  — Милфилд скандалил, бушевал, угрожал отцу, а под конец ударил его. Отец сбил его с ног, отвязал гребную лодку Милфилда, сел в ялик и добрался до берега. Он намеревался добиться ареста Милфилда.
  — Почему он этого не сделал?
  — Он позвонил мне. Я вскочила в машину и помчалась в яхт-клуб, убедила отца не обращаться в полицию, пока мы не выясним, каково состояние Милфилда. Ялик был привязан у плота, я села в него и направилась к яхте.
  — Что вы там обнаружили?
  — Мертвый Милфилд лежал на полу. По всей вероятности, при падении он ударился головой о порог каюты на яхте.
  — Почему же вы сразу не известили полицию?
  — Побоялась… из-за папиного прошлого.
  — А что в нем особенного?
  — Несколько лет назад в Новом Орлеане папа подрался с одним человеком. Тот при падении ударился головой о железную подставку для дров у камина и умер. Свидетелей не было. Папа выпутался из этой истории, но сейчас, если полиция узнает об этом, они заявят, что в обоих случаях было совершено преднамеренное убийство. Что папа сперва сбил этого человека с ног, а потом специально ударил его головой о подставку и убил. И на этот раз проделал то же самое.
  Мейсон принялся ходить взад и вперед по комнате.
  Кэрол продолжала:
  — Остальное вам известно. Я вернулась и сообщила папе, что Милфилд умер, папа от отчаяния ночью чуть не покончил с собой. Потом я придумала схему того, как обеспечить его алиби. Я знала, что Лэссинг с компанией находились в мотеле «Санрайз». Поздно вечером в пятницу и рано утром в субботу он звонил, пытаясь связаться с отцом. Я попросила Джадсона Белтина как можно быстрее отвезти меня в этот мотель, но, к сожалению, Лэссинг уже успел оттуда уехать вместе со всеми участниками совещания.
  — Ну и что вы тогда сделали?
  — Белтин заплатил за коттедж еще за сутки вперед, назвавшись одним из гостей Лэссинга.
  — А вы подбросили «вещественные доказательства»?
  — Да.
  — Где находился в это время ваш отец?
  — Скрывался в том ресторане, где мы с ним повстречались.
  — Откуда полиции стало известно о том, что он там?
  — Мы договорились с Белтином, что в точно условленное время он позвонит в полицию и анонимно их предупредит. Я хотела, чтобы полиция нашла папу там именно тогда, когда и мы туда приедем. И ключ от коттеджа, и все остальное было заранее продумано…
  Мейсон усмехнулся:
  — Вам почти удалось их провести.
  — Знаю.
  — Вы пытались оказать на Лэссинга давление?
  — Да. И вот тут я допустила серьезную ошибку. Я позвонила Лэссингу и попросила его в качестве личного одолжения никому не говорить ничего о тех людях, которые находились с ним в коттедже. Притвориться, будто это были «большие шишки», а если кто-нибудь заинтересуется, находился ли среди них папа, не лгать, а просто отказаться отвечать на вопрос, причем так, чтобы создалось впечатление, будто отец и его деловые партнеры были там, а Лэссинг не желает давать о них информацию.
  Мейсон вздохнул:
  — Ол райт, вернемся к тому, что произошло на яхте… Как скоро после ссоры вашего отца с Милфилдом вы туда прибыли?
  — Приблизительно через час.
  — А где находился ваш отец?
  — Дома. Вернее, остался в офисе.
  — В котором часу вы прибыли в яхт-клуб?
  — Не знаю. Еще днем. Засветло.
  — Вы прыгнули в ялик, завели подвесной мотор и поплыли на яхту?
  — Да.
  — И обнаружили там Милфилда?
  — Да.
  — Где он лежал?
  — Тело лежало на полу, голова находилась в паре дюймов от обитого железом порога.
  — Полиция обнаружила тело в другом месте.
  — Знаю, но ведь яхта накренилась, когда отхлынула вода при отливе, ну и тело перекатилось к правому борту.
  — Что вы скажете про этот кровавый след?
  — Я не знала, что наступила на кровь, пока не стала подниматься по лестнице. Я почувствовала характерный запах крови и увидела, что случилось.
  — Что вы сделали?
  — Сняла обе туфли, поднялась по трапу наверх в чулках.
  — Дальше?
  — Усевшись в ялик, я вымыла туфли. Мне казалось, что я чисто вымыла их. И лишь потом я сообразила, что это не так. Немного крови просочилось под подошву. А как от нее отделаться, я не знала. Поэтому-то и решила завернуть туфли в бумагу и сдать их в камеру хранения ручного багажа на Юнион-терминал.
  — Пока вы находились на судне, яхта стояла ровно и тело Фреда Милфилда оставалось на месте?
  — Да, как я уже сказала, оно лежало в каюте на полу, головой почти касаясь порога.
  — Да-а. Необходимо найти какой-то выход из этой заварухи. Если не ради вас и вашего отца, то ради Деллы Стрит.
  Мейсон продолжал расхаживать взад-вперед по кабинету. Кэрол молча за ним наблюдала.
  Неожиданно Мейсон резко остановился и взял телефонную трубку.
  — Они следили не за Деллой Стрит, — сказал он. — Они следили за вами. Следили в полном смысле этого слова за каждым вашим шагом. Наблюдение вел не один детектив, а несколько. Эта квитанция на сданный на хранение пакет выпала из вашей сумочки. Кто-то поднял ее и отдал Делле. Вы не заметили, как это происходило?
  — Да, действительно. Припоминаю, что какой-то мужчина ей что-то передал.
  — Как он выглядел?
  — Лет пятидесяти, в сером костюме… На физиономии услужливая улыбка и…
  — Про улыбку забудьте. Какого цвета у него глаза, волосы?
  Кэрол неуверенно покачала головой:
  — Нос странноват. Мне он показался неестественно широким…
  — Перебит?
  — Возможно. Да, весьма возможно.
  — Рост?
  — Средний.
  — Сильный с виду?
  — Широкоплечий.
  Мейсон тут же позвонил Полу Дрейку.
  — Пол, — сказал он, — мне нужны все данные о полицейских детективах, которые могли бы быть связаны с отделом по расследованию убийств. Конкретно меня интересует человек, который в прошлом мог быть борцом, сейчас ему лет пятьдесят, разбитый нос, широкоплечий, бледный, в сером костюме. Брось все дела, займись им.
  — Почему он тебя интересует?
  — Он протянул Делле Стрит бирочку на получение багажа, которую уронила Кэрол. Я попытаюсь доказать, что он относится к числу полицейских детективов и что полиция сама сунула эту квитанцию в руки Деллы. Типичная полицейская ловушка… Понял меня?
  — Понял, Перри, — с сомнением в голосе произнес Дрейк, — но это будет трудно сделать, если ты…
  Раздался громкий стук в дверь кабинета Мейсона.
  Мейсон неслышно опустил трубку на рычаг и раскрыл дверь.
  В коридоре стояли лейтенант Трэгг и двое офицеров в форме. Трэгг скромно улыбался.
  — Я предупредил, что приеду за ней, Мейсон, — сказал он. — Мы готовы хоть сейчас предъявить обвинение.
  — Не надо спешить, лейтенант, — серьезно посоветовал адвокат, — спешить никогда не следует, особенно в таких делах… — Потом он повернулся к Кэрол Бербенк. — Все в порядке, сестренка, — произнес он угрюмо. — Пора!
  — Пожалуйста, отыщите отца и скажите ему, что…
  — Не глупите, — покачал головой Мейсон. — Причина того, что Трэгг намеревается предъявить вам обвинение, заключается в том, что…
  — Я взял вашего отца! — не без злорадства заключил Трэгг.
  — Вот именно, — сказал Мейсон.
  Глава 16
  На предварительном слушании показаний Роджера Бербенка и Кэрол Бербенк председательствовал судья Ньюарк. Заполненный народом зал судебных заседаний свидетельствовал, что общественность прекрасно понимает важность этого заседания.
  Судить же о том, какое колоссальное значение прокуратура придает данному делу, можно было уже по одному тому, что окружной прокурор Гамильтон Бюргер присутствовал на слушании лично, ему помогал Морис Линтон, один из самых способных молодых прокуроров.
  Морис Линтон, худощавый рыжеволосый человек с порывистыми жестами и неоспоримым даром красноречия, поднялся, чтобы произнести вступительное слово.
  — Ваша честь, — начал он, — хотя мне известно, что не принято делать вступительное заявление на предварительном слушании такого рода, однако же, поскольку большая часть наших показаний косвенная, а также учитывая количество вызванных повестками свидетелей и подготовку, проделанную защитой для того, чтобы покончить с данным делом сегодня, мне хочется, чтобы суд понял, что именно мы стараемся доказать. Мы намерены доказать, что у Роджера Бербенка произошла крупная ссора с покойным Фредом Милфилдом вечером в день убийства, после чего обвиняемая Кэрол Бербенк предприняла попытку обеспечить своему отцу алиби, склонив нескольких лиц к лжесвидетельству. Мы намерены доказать, что в мотеле, где, как было заявлено, состоялось политическое совещание, на пустых бутылках остались отпечатки пальцев Кэрол Бербенк и Джадсона Болтина, и никаких других. Мы также докажем, что обвиняемый Роджер Бербенк, сильный человек, в прошлом боксер, заманил покойного к себе на яхту и там убил.
  Судья взглянул на Перри Мейсона:
  — Вы сделаете какое-нибудь заявление, мистер Мейсон?
  Джексон, сидевший слева от адвоката, наклонился вперед и прошептал:
  — Думаю, что это заявление произвело на судью большое впечатление. Скажите что-нибудь.
  Мейсон отрицательно покачал головой:
  — Мы подождем, пока не станет ясно, как развивается дело, ваша честь.
  — Прекрасно. Обвинение вызывает своего первого свидетеля.
  Обвинение вызвало лейтенанта Трэгга, он ознакомил присутствующих с показаниями об обнаружении трупа Фреда Милфилда, идентификации тела, о положении, в котором оно было найдено, о месте, где яхта стояла на якоре, то есть фактически со всеми деталями, необходимыми для установления состава преступления.
  — Можете приступать к перекрестному допросу, — объявил Линтон.
  Казалось, что Мейсон задает вопросы небрежно:
  — Преступление было совершено на борту яхты?
  — Да.
  — Где именно яхта стояла на якоре?
  — Я думаю, если высокий суд немного подождет, — вмешался Бюргер, — на этот вопрос будет подробно отвечено. У нас есть свидетели, которые представят карты, схемы и фотографии.
  — В таком случае я проведу перекрестный допрос данного свидетеля после этого.
  — Не возражаю! — сказал Бюргер.
  Мейсон объявил с улыбкой:
  — Пока все, лейтенант.
  Бюргер вызвал топографа, тот представил карту устья реки, указал место, где стояла на якоре яхта Бербенка, чертежи внутренних помещений яхты, палубы и кают. После чего важно заявил:
  — Можете приступить к допросу.
  Настала очередь Мейсона:
  — Яхта стояла в том месте, которое вы отметили крестиком на вещественном доказательстве номер один, не так ли?
  — Так.
  — Глубина воды в этом месте?
  Топограф улыбнулся:
  — Не знаю. Я определил место нахождения яхты триангуляцией, затем наложил локацию на карту эстуария.
  — Очень интересно. Но глубину воды вы не знаете?
  — Нет, я топограф, а не ныряльщик.
  В зале засмеялись.
  Мейсон даже не улыбнулся:
  — Это все.
  За топографом появился фотограф, который представил различные фотографии, показывающие внутренний вид каюты, распростертое на полу тело Фреда Милфилда, вид правой стороны яхты, ее левой стороны, носа и кормы.
  — Задавайте вопросы! — сказал Линтон.
  Мейсон спросил очень спокойно:
  — Глубина воды в этом месте?
  В зале раздался смешок.
  Фотограф быстро ответил:
  — Не знаю. Я фотограф, а не ныряльщик.
  Смешок превратился в хохот.
  Судья потребовал тишины. Мейсон махнул рукой:
  — Это все.
  Явно задетый, Джексон наклонился к Мейсону:
  — Думаю, что они смеются над вами.
  — Вы так считаете? — иронично осведомился Мейсон.
  Бюргер вызвал миссис Дафну Милфилд. Миссис Милфилд, в черном платье, со слегка припухшими от слез глазами, поднялась на свидетельское место.
  — Вы вдова Фреда Милфилда, усопшего? — спросил окружной прокурор с той сочувственной внимательностью, которую все окружные прокуроры непременно демонстрируют вдовам в делах об убийстве.
  — Да, — едва слышно ответила она.
  — Миссис Милфилд, знакомы ли вы с мистером Бербенком, одним из обвиняемых?
  — Да.
  — Как давно вы с ним знакомы?
  — Десять лет.
  — Известно ли вам, что Роджер Бербенк попросил вашего мужа с ним встретиться в определенном месте в тот день, когда ваш муж умер?
  — Да, мистер Бербенк звонил ему по телефону.
  — Когда?
  — Около половины двенадцатого дня.
  — Кто ему отвечал?
  — Я.
  — Вы узнали голос Роджера Бербенка?
  — Да.
  — Этот голос вам знаком около десяти лет?
  — Да.
  — И что сказал Бербенк?
  — Когда он узнал, что Фреда нет на месте, он заявил, что ему необходимо с ним связаться. Поэтому он хотел бы, чтобы Фред прибыл на борт его яхты для совещания в пять часов того дня. Он добавил, что его яхта будет находиться в обычном месте и что ему необходимо видеть Фреда по крайне важному вопросу.
  — Вы уверены, что разговаривали с Роджером Бербенком?
  — Да.
  — Вы передали его просьбу мужу?
  — Да.
  — Когда?
  — Минут через двадцать после этого звонка.
  — Каким образом?
  — Муж позвонил по телефону предупредить, что не приедет домой к обеду, возможно, вообще вернется лишь после полуночи.
  — Вы передали ему просьбу Бербенка?
  — Да.
  — Что на это ответил ваш муж?
  — Сказал, что уже переговорил по телефону с мистером Бер…
  — Возражаю, — прервал ее Мейсон, — вопрос некорректен, не относится к делу.
  — Поддерживаю, — решил судья Ньюарк.
  — Перекрестный допрос, — объявил Гамильтон Бюргер.
  Джексон наклонился вперед, чтобы прошептать Мейсону:
  — Я знаю его на протяжении десяти лет и могу заявить, что это ловушка. Он рассчитывает, что вы попадетесь в нее и дадите ей возможность вытащить на свет божий то старое дело в присутствии судьи.
  Кивнув согласно, Мейсон обратился к свидетельнице:
  — Вы говорите, что знаете мистера Роджера Бербенка вот уже десять лет?
  — Да, — почти прошептала она.
  — Вы хорошо его знаете?
  — Да.
  — Все десять лет он находился в Лос-Анджелесе?
  — Нет.
  — Где вы впервые с ним встретились?
  — В Новом Орлеане. Я тогда увлекалась яхтами, ну а мистер Бербенк был заядлым яхтсменом. Там мы и познакомились. Вообще-то я ходила на скифе-одиночке, однажды ему вздумалось обойти меня тоже на весельной лодке.
  — Вы знакомы с ним дольше, чем ваш муж?
  — Да.
  — И именно через вас муж связался с мистером Бербенком?
  — Полагаю, что да.
  — Был ли перерыв в вашем знакомстве с мистером Бербенком?
  — Да.
  — А потом вы позвонили ему сами?
  — Да.
  — Напомнили о вашем старом знакомстве?
  На физиономии окружного прокурора появилось торжествующее выражение:
  — Что именно вы ему сказали, миссис Милфилд?
  Она искоса посмотрела на Бюргера, получила в ответ то, что можно было посчитать сигналом, и заговорила скороговоркой:
  — Я постаралась уверить его, что я ничего не скажу о той неприятности, которая с ним случилась в Новом Орлеане, когда он убил человека ударом кулака.
  Судья нахмурился.
  Мейсон все таким же ровным голосом спросил:
  — Но, несмотря на данное ему обещание, вы рассказали об этом инциденте своему мужу?
  — Я еще до этого рассказала Фреду.
  — А кому-то из компаньонов вашего мужа? Гарри Ван Ньюису, например?
  — Да, я ему тоже сказала.
  — Кому-нибудь еще?
  — Нет, только им двоим.
  — И сказали это для того, чтобы они могли обратиться к Бербенку и вынудить его финансировать их?
  — Ничего подобного!
  — Тогда с какой целью вы это сделали?
  — Ну, я считала, что мой муж имеет право знать.
  — А Ван Ньюис? Вы считали, что у него есть такое право?
  — Ваша честь! Этот допрос ушел слишком далеко в сторону! — вскочил на ноги Бюргер.
  Мейсон покачал головой:
  — Ничего подобного, если суд разрешит. Суд наверняка обратил внимание на то, с каким рвением свидетельница пустилась в обсуждение прошлого Бербенка, хотя ее никто об этом не просил. И я обращаю внимание уважаемого суда на это, а также хочу, чтобы миссис Милфилд развила свой ответ, который так старательно добивалась она зафиксировать в протоколе.
  — Совершенно естественно, что у этой свидетельницы имеется предубеждение! — бросил Бюргер. — В конце концов, ее мужа убил этот человек!
  — Это нужно сначала доказать, господин прокурор. Ну а я считаю своей обязанностью продемонстрировать глубину ее предубежденности и необъективности.
  — Свидетельница, отвечайте на вопрос, — распорядился судья. — Вопрос был о том, считаете ли вы, что некий Гарри Ван Ньюис имел право знать о прошлых неприятностях Бербенка?
  — Ну, он же был партнером моего мужа по бизнесу.
  — И поэтому имел право знать? — переспросил Мейсон.
  — В известной степени.
  — Потому что вы считали данную информацию ценным вкладом в бизнес?
  — Нет! Ничего подобного!
  — Но ведь ваша информация была использована именно в таком качестве?
  — Кем?
  — Вашим мужем и Гарри Ван Ньюисом.
  Бюргер сразу запротестовал:
  — Свидетельница ничего не знает о том, что происходило между ее мужем и Бербенком, а если и знает, то только со слов мужа. Более того, вы стремитесь узнать о разговоре между мужем и женой.
  — Вопрос был о том, знала ли свидетельница, о чем говорил ее муж с Бербенком, — подал голос судья. — Было ли это известно ей самой?
  — Нет, неизвестно, — со сладкой улыбкой заявила миссис Милфилд.
  — Но до вашего разговора по телефону с Бербенком мистер Милфилд с ним никогда не встречался?
  — Нет, не встречался.
  — И с Гарри Ван Ньюисом?
  — Да, и с Гарри Ван Ньюисом.
  — Однако через неделю или через десять дней после того, как вы сообщили им о прошлом мистера Бербенка, они встретились с ним и добились того, что Бербенк согласился финансировать их рискованное предприятие?
  — Я не думаю, что мистер Ван Ньюис встречался с Бербенком.
  — Значит, задачу добиться финансовой поддержки мистера Бербенка взял полностью на себя ваш муж?
  — Да.
  — Поэтому у мистера Ван Ньюиса не было оснований встречаться с Бербенком?
  — Ну да.
  — Получается, что единственной причиной, заставившей вашего мужа нанести визит мистеру Бербенку, было стремление получить деньги?
  — Поддержку.
  — Финансовую поддержку?
  — Да.
  — Наличными?
  — Да.
  — А теперь скажите, — неожиданно повысил голос Мейсон, указывая пальцем на свидетельницу, — убеждали ли вы своего мужа воспользоваться ситуацией, которую вы обрисовали ему, и шантажом заставить Роджера Бербенка предоставить ему деньги?
  — Ваша честь! — запротестовал Бюргер, вскакивая с места. — Вопрос неуместен, он не относится к делу! Разговор между мужем и женой не подлежит огласке. Это выходит за рамки тех вопросов, которые могут быть заданы свидетельнице, поэтому я решительно протестую. Перекрестный допрос ведется неправильно.
  — Возражение принято, — провозгласил судья.
  Мейсон продолжил:
  — А теперь, миссис Милфилд, я обращаю ваше внимание на субботу, когда было обнаружено тело. В то время вы находились в своей квартире, где я посетил вас, не так ли?
  — Да.
  — Вы плакали?
  — Возражаю, перекрестный допрос проводится неправильно, — вновь вмешался Бюргер.
  — Возражение отклонено. Продолжайте, — сказал судья.
  — Я приехал к вам неожиданно?
  — Да.
  — И вы до этого плакали?
  — Да.
  — И пока я находился у вас, вас посетил лейтенант Трэгг из отдела убийств, не так ли?
  — Да.
  — Я сообщил вам, что лейтенант Трэгг работает в этом отделе, и спросил, не известно ли вам, кто убит, на что вы ответили: «Может быть, это мой…» — и замолчали. Вы это помните?
  — Да.
  — Вы хотели сказать, что, возможно, убит был ваш муж?
  — Да.
  — Откуда такие мысли, миссис Милфилд?
  — Потому что… его не было дома всю ночь. К тому же я знала, что у него возникли недоразумения с Роджером Бербенком. Мистер Бербенк обвинил моего мужа в фальсификации счетов.
  — Это все, — сказал Мейсон.
  Бюргер, торжествуя, продолжил допрос свидетельницы:
  — Мистер Мейсон, узнав, что прибыл лейтенант Трэгг, посоветовал вам чистить лук, чтобы этим объяснить ваши заплаканные глаза, не так ли?
  Мейсон громко ответил:
  — Разумеется!
  — Свидетельница, отвечайте! — Бюргер обратился к миссис Милфилд.
  — Да.
  — Почему мистер Мейсон так поступил?
  Судья посмотрел на Мейсона и сказал:
  — Я считаю вопрос недозволенным, во-первых, неоправданный повторный допрос свидетельницы, во-вторых, от свидетельницы требуют собственных выводов, так что, мистер Мейсон, если желаете возразить…
  — Ваша честь, я возражать не хочу и буду только рад тому, что в протоколе будет зафиксировано то, что я дал этой особе безвозмездно совет, который помог бы ей…
  — «Спасти ее лицо», то есть избежать позора? — фыркнул Бюргер.
  Мейсон с улыбкой уточнил:
  — Не спасти лицо, господин прокурор, а просто объяснить его вид.
  В зале заседаний захохотали.
  Судья, посмеиваясь, призвал собравшихся к порядку, ударив молотком.
  — Господин прокурор, вы продолжаете допрос свидетельницы? — спросил он Бюргера.
  — Нет, ваша честь.
  — Вы, мистер Мейсон?
  — Нет.
  — Свидетельница может удалиться. Просите следующего.
  Бюргер угрюмо произнес:
  — Ваша честь, я намерен вновь вызвать своего свидетеля, немного в нарушение порядка, но думаю, что сумею показать схему, которую смогу тут же увязать с другими показаниями, если суд согласится со мной.
  — Очень хорошо.
  — Дж. К. Лэссинг! — объявил Бюргер.
  Мистер Лэссинг, сутулый человек лет за пятьдесят, с удрученным видом поднялся на место для дачи свидетельских показаний, стараясь не смотреть в глаза ни одному из обвиняемых.
  — Ваше имя Дж. К. Лэссинг? Вы специалист по бурению нефти и проживаете в доме 6842 на Ла-Брен-авеню, Колтон, Калифорния? — спросил Бюргер.
  — Да.
  — В ту субботу, когда было обнаружено тело Фреда Милфилда, вы находились неподалеку от Санты-Барбары, не так ли?
  — Да.
  — Накануне вечером в пятницу вы занимали коттеджи номер тринадцать и четырнадцать в мотеле «Санрайз», находящемся на прибрежном шоссе между Лос-Анджелесом и Сан-Франциско?
  — Да.
  — Общались ли вы с кем-нибудь, пока находились там?
  — Да.
  — По телефону?
  — Да.
  — С кем? С обвиняемым?
  — Возражаю, — произнес Мейсон, — это не относится к делу.
  — Возражение принято.
  — Тогда я спрошу вас: о чем шел разговор?
  — Те же возражения, — заявил Мейсон.
  Судья нахмурился:
  — Раз разговор состоялся с одним из обвиняемых, мистер Мейсон…
  Мейсон сказал:
  — С разрешения суда советник имеет право спросить свидетеля, узнал ли он голос кого-либо из обвиняемых и не сделал ли кто-либо из них по телефону признаний. Но что касается сути сказанного свидетелем обвинения, это абсолютно неправомерно.
  — Считаю это правильным, — согласился судья.
  — Но, ваша честь! — запротестовал Бюргер. — Я хочу все это увязать. Хочу показать, что из состоявшегося разговора обвиняемые узнали, что свидетель находится в мотеле «Санрайз».
  — Ну и какая же тут связь? — спросил судья.
  — Это будет ясно из показаний свидетеля.
  — Ну что же, — после некоторого колебания решил судья, — я разрешу задать этот вопрос, если вы его ограничите только этим пунктом.
  — Хорошо, ваша честь! — Бюргер вновь обратился к свидетелю: — Мистер Лэссинг, общались ли вы с обвиняемым или с его офисом и сообщили ли ему ваше местонахождение?
  — Я звонил ему в офис.
  — С кем вы разговаривали?
  — С мистером Джадсоном Белтином.
  — Кто такой мистер Белтин?
  — Секретарь Роджера Бербенка, своего рода менеджер.
  — Вы с ним знакомы, не так ли?
  — Да.
  — Вы осуществляли деловые контакты с мистером Бербенком через мистера Белтина?
  — Да.
  — Что вы сказали мистеру Белтину?
  — Я спросил у мистера Белтина, могу ли получить контракт на бурение на скиннер-хиллзских землях. Я сказал ему, что остановился в мотеле «Санрайз» и пробуду там до полудня, попросил его связаться со мной, если он сможет сообщить мне что-либо определенное… Он мне ответил, что…
  — Я не усматриваю смысла в том, чтобы протоколировать разговор с мистером Белтином, — заявил судья. — Мистер окружной прокурор, вы считаете, что мистер Белтин позднее связался с кем-то из обвиняемых или с ними обоими и передал им данную информацию? И что это имеет некоторое отношение к данному делу?
  — Да, ваша честь.
  — Я разрешу задать данный вопрос, но не думаю, что любой разговор Белтина с этим свидетелем имеет существенное значение.
  — Хорошо, ваша честь. Теперь я спрошу вас, мистер Лэссинг: в котором часу вы уехали из мотеля «Санрайз»?
  — Около десяти часов утра.
  — Когда состоялся ваш разговор с мистером Белтином?
  — В пятницу во второй половине дня, приблизительно в половине пятого, а также в субботу.
  — Этот спаренный коттедж вместе с вами занимали еще несколько человек?
  — Да.
  — Кто именно?
  — Люди, с которыми я связан по работе, геолог и еще один человек, заинтересованный в моем бизнесе.
  — Вы обследовали нефтяные месторождения в Скиннер-Хиллз?
  — Да.
  — Как вы узнали, что там есть нефть?
  — Ну, — Лэссинг почесал затылок, — я знал об этом и не знал. Я бы сказал, что я просто наткнулся на это. Выяснил, что Милфилд и Бербенк объединились и скупают земельные участки. Мы, нефтяники, всегда наблюдаем за подобными компаниями. Сами понимаете, никто не станет вкладывать деньги напрасно… Правда, они якобы организовали какую-то каракулевую компанию, но это меня не обмануло.
  — И тогда вы приехали сюда и лично проделали изыскательские работы по добыче нефти?
  — Да.
  — А теперь я собираюсь задать вам еще один вопрос, мистер Лэссинг. Состоялся ли у вас разговор с кем-то из обвиняемых в отношении занимаемых вами коттеджей в мотеле «Санрайз» вскоре после того, как вы оттуда уехали?
  Лэссинг чуть слышно произнес «да».
  — С кем?
  — С Кэрол Бербенк.
  — О чем был этот разговор?
  — Полагаю, — вмешался судья, — окружной прокурор понимает, что этот вопрос имеет лишь косвенное отношение к разбираемому сейчас делу?
  — Да, ваша честь.
  — Отвечайте на вопрос, свидетель.
  — Ну, мисс Бербенк спросила меня, не смогу ли я сказать, точнее, не соглашусь ли я не называть имена людей, которые занимали вместе со мной коттеджи, то есть не давать никакой информации о том, кто они такие.
  — И что вы сделали?
  — Я сказал ей, что так и поступлю.
  — Разве это, — насмешливо спросил Мейсон, — дает основания для того, чтобы обвинить мисс Бербенк в попытке склонить свидетеля к даче ложных показаний?
  — Да! — гаркнул Бюргер.
  Мейсон улыбнулся:
  — Она не просила его лжесвидетельствовать.
  — А я считаю — просила.
  — К счастью, мы руководствуемся не вашими личными мнениями, а законом.
  — Прекратите пререкательство! — одернул их судья. — Продолжайте допрос, мистер Бюргер.
  — Это все…
  — Есть ли у вас вопросы, мистер Мейсон?
  Вновь улыбнувшись, Мейсон сказал:
  — Да, ваша честь. Мистер Лэссинг, скажите нам, просила ли вас мисс Кэрол Бербенк дать какие-то фальшивые показания?
  — Нет.
  — Просила ли она вас сделать заявления, неправдивые по своей сути?
  — Нет, она просто просила меня помалкивать.
  — Совершенно верно. Она просила вас говорить неправду в случае, если вас вызовут свидетелем?
  — Нет-нет, что вы!
  — Всего лишь «помалкивать», как вы выразились?
  — Да.
  — Не называть имена тех людей, которые занимали вместе с вами коттедж?
  — Да, сэр.
  — Она просила вас не называть никого из тех, кто там находился?
  — Да.
  — И, по вашему мнению, это как бы включало в их число имя ее отца?
  — Ага, теперь я понимаю, что вас интересует… Мисс Бербенк просила меня не называть ни одного имени из находившихся там, вообще хранить в тайне, зачем мы все собрались в мотеле.
  — Просила ли она вас о чем-либо, касающемся ее отца?
  — Нет.
  — У меня все, мистер Лэссинг. Благодарю вас.
  Снова улыбнувшись, Мейсон взглянул на стол обвинения и сказал:
  — Если это называется «попытка склонить к лжесвидетельству», то я вообще перестаю что-либо понимать!
  Лэссинг покинул свидетельское место.
  — Но это показывает намерение обвиняемой Кэрол Бербенк организовать для ее отца фиктивное алиби! — заорал окружной прокурор.
  — Свидетель не заявил, что она просила его показать, будто ее отец там присутствовал тоже. Вы не можете подтвердить алиби, если не присягнете, что кто-то находился в каком-то определенном месте. Она же просила его отказаться сообщить, был там ее отец или нет.
  — Она хотела ввести нас в заблуждение! Чтобы мы решили, что ее отец там присутствовал!
  — Ну, это личное дело каждого! К примеру, вам хочется обвинить мисс Бербенк в попытке склонить человека к лжесвидетельству, однако он сам этого не считает!
  По залу прокатился смешок.
  — Я не собираюсь препираться с адвокатом! — грубо выкрикнул Бюргер. — Я все это докажу в свое время. А теперь я хочу снова вызвать лейтенанта Трэгга. С разрешения суда, я вызывал его в прошлый раз, только чтобы установить состав преступления.
  — Хорошо, — согласился судья.
  Трэгг снова поднялся на свидетельское место.
  — Разговаривали ли вы, — спросил Бюргер, — в тот день, когда было обнаружено тело Фреда Милфилда, с Кэрол Бербенк?
  — Да.
  — Где именно?
  — В ресторане, известном как «Хижина Доба», если не ошибаюсь, между Лос-Анджелесом и Кальбасом.
  — Кто присутствовал при разговоре?
  — Мистер Роджер Бербенк, один из обвиняемых, и Джон Эйвон из лос-анджелесской полиции.
  — Что было сказано?
  — Обвиняемая Кэрол Бербенк заявила, что ее отец присутствовал на политическом совещании, что при сложившихся обстоятельствах он больше не должен держать это в тайне, ему следует сообщить, где он был и что там происходило.
  — Сказала ли она, что это совещание состоялось в мотеле «Санрайз»?
  — Ну-у, она дала это понять.
  — Вы можете припомнить в точности ее слова?
  — К сожалению, не могу. В то время я больше интересовался Роджером Бербенком.
  — Сделал ли Роджер Бербенк какие-то заявления в этой связи?
  — Он сунул руку в карман и вытащил из него ключ от коттеджа номер четырнадцать в мотеле «Санрайз».
  — Утверждал ли он, что останавливался там?
  — Во всяком случае, дал понять.
  — Поскольку это заключение самого свидетеля, — сказал Мейсон, — его следует вычеркнуть из протокола.
  — Согласен, — подтвердил судья, — этот офицер — сотрудник полиции. Давая свидетельские показания, он обязан передать точно, что было сказано обвиняемым.
  Трэгг усмехнулся:
  — Он молча извлек из кармана ключ от коттеджа номер четырнадцать в этом мотеле и протянул его мне.
  — А после этого обвиняемый Роджер Бербенк отправился вместе с вами в мотель «Санрайз» и опознал свою бритву, которая там находилась?
  — Да.
  — Можете приступать к перекрестному допросу, — заявил Бюргер.
  Мейсон вежливо улыбнулся:
  — Кэрол Бербенк сообщила вам, что там находится бритва ее отца?
  — Да.
  — А говорила ли она о том, что ее отец там находился?
  — Ну, я не могу припомнить, сообщила ли она мне это именно в таких выражениях, но она дала это понять.
  — То есть вы сделали подобное заключение из того факта, что там находилась бритва мистера Бербенка?
  — Ну, отчасти да, если вам угодно это так сформулировать.
  Мейсон опять улыбнулся:
  — Совершенно верно, мне угодно это сформулировать именно так… Сказала ли мисс Бербенк вам, что бритва ее отца находится в этом коттедже?
  — Да.
  — Вот именно! — воскликнул Мейсон. — Мистер Бербенк сказал вам, что там находится его бритва, его дочь сказала то же самое. Вы обнаружили там бритву и не предприняли ничего, чтобы проверить, так ли это на самом деле?
  — Бритва и помазок были туда подброшены.
  — Оставьте при себе свои догадки, лейтенант… Итак, предприняли ли вы какие-либо шаги, чтобы установить, была ли это в действительности бритва моего подзащитного Роджера Бербенка?
  — Не-ет, я решил, что это его бритва.
  Мейсон опять улыбнулся:
  — Итак, Кэрол Бербенк сказала вам, что бритва ее отца находится в мотеле, а Роджер Бербенк признал, что его бритва может быть там, вы повезли его туда и нашли там бритву. После этого вы принялись запугивать его, требуя сознаться, что он там был. Он же это отрицал, не так ли?
  — Отрицал без всякого энтузиазма, по этой причине я решил, что он лжет. И я вовсе не пытался его запугивать.
  — Но он это отрицал?
  — Не слишком уверенно, да.
  — «Не слишком уверенно», «без особого энтузиазма», «вообще без всякого энтузиазма», какая разница? Отрицал он это?
  — Да.
  — Я полагаю, — Мейсон обратился к судье, — что степень «энтузиазма», с которым человек сделал свое заявление, является личным моментом. Мы не можем это учитывать. Важно то, что человек заявил.
  Судья Ньюарк кивнул, глаза у него задорно поблескивали.
  — Продолжайте, мистер Мейсон. Суд все учитывает.
  Мейсон вновь обратился к лейтенанту Трэггу:
  — И мой подзащитный, Роджер Бербенк, сказал вам, что, если вы спросите его публично, находился ли он в мотеле «Санрайз» накануне вечером, он будет вынужден это отрицать. Это верно?
  — Вообще-то верно, но сказал он это так, что я воспринял его слова как признание того, что он там был.
  — Понятно, — протянул Мейсон, — это было вашей собственной интерпретацией сказанных им слов?
  — Я именно так понял его слова.
  — К счастью, лейтенант, мы должны судить о человеке на основании сказанных им слов, а не на основании того, как они были вами поняты.
  — Но его дочь, Кэрол Бербенк, в ресторане определенно заявила, что ее отец был там.
  — Извините меня, — покачал головой адвокат, — в это время я тоже присутствовал там. Разве Кэрол не просто высказала предположение, что политическое совещание могло проходить в мотеле «Санрайз» накануне вечером? А потом она обратилась к отцу со словами, что ему пора заговорить и сообщить вам точно, где он был, вместо того чтобы стараться защитить политическую карьеру шишек из Сакраменто? Не так ли? И разве мой подзащитный после этого не полез в карман своего пиджака и не вытащил ключ, который положил перед собой? Вы тут же схватили этот ключ и увидели, что он от коттеджа номер четырнадцать в мотеле «Санрайз»?
  — Ну да…
  — Мой же подзащитный Роджер Бербенк не говорил, что он там был, верно?
  — Но ключ-то он предъявил?
  — После чего, уже вручив вам ключ, он посмотрел вам в глаза и заявил, что, если вы спросите у него, был ли он накануне вечером в мотеле «Санрайз», он станет это отрицать. Не так ли?
  — Я в точности не помню, как это происходило.
  — И разве Кэрол Бербенк не сказала: «Но, папа, твоя бритва находится там на полочке». Или какие-то другие слова такого содержания?
  — Ну да.
  — И вы расценили эти слова как признание Кэрол Бербенк, что ее отец находился там?
  — Но ведь его бритва была там! — воскликнул Трэгг.
  — Точно. Его бритва была там. Полагаю, лейтенант, вы согласитесь с тем, что человеку не возбраняется класть свою бритву куда ему вздумается?
  — Но в связи со всеми остальными обстоятельствами, — заупрямился Трэгг, — вывод напрашивался сам собой.
  — Вы можете сделать такой вывод, какой желаете, — сказал Мейсон, — но я-то уверен, что суд предпочтет дело решить на основании фактов. И если вы надумаете обвинить кого-то в даче ложных показаний, вам придется доказать их ложность. И не так, как в данном случае, когда обвиняемый сделал правдивое заявление, а полиции показалось, что это ложь. В счет идут лишь конфиденциальные заявления, к тому же лжесвидетельством считается то, что сообщается под присягой с целью ввести суд в заблуждение.
  — Они хотели, чтобы Лэссинг лжесвидетельствовал! — огрызнулся Трэгг.
  Мейсон удивленно поднял брови:
  — Разве кто-то просил его сделать ложное заявление?
  — Мы уже об этом говорили! — нахмурился Трэгг.
  — Правильно, говорили, — улыбнулся Мейсон. — Пойдем дальше. Лейтенант, вас вызвали на яхту Роджера Бербенка утром в субботу, когда было обнаружено тело?
  — Да.
  — И вы там что-то обследовали?
  — Да.
  — И нашли кровавый след на одной из ступенек трапа?
  — Я к этому подойду с другим свидетелем! — вмешался Бюргер.
  — А я перехожу к этому сейчас, — заявил Мейсон, — фактически я уже перешел. Можете ли вы ответить на мой вопрос, лейтенант?
  — Да, конечно.
  — Вы обнаружили кровавый след на ступеньке сходного трапа?
  — Да.
  — Вы выяснили…
  — С разрешения суда, — прервал его Бюргер, — перекрестный допрос ведется неправильно. Сначала следует предъявить в качестве вещественного доказательства туфлю, принадлежащую обвиняемой Кэрол Бербенк. Затем я намерен продемонстрировать кровавые пятна на туфле. А потом я бы хотел обратить внимание на наличие кровавых пятен на ступеньках трапа.
  — Но если мистер Мейсон желает прямо сейчас допросить свидетеля по данному вопросу, я не вижу оснований связывать его тем порядком, в котором вы решили вводить свои вещественные доказательства или проводить разбирательство… Этот свидетель — офицер полиции. Защита, несомненно, имеет право допросить его детально. Более того, вам тоже следовало бы выяснить сейчас все, что известно по этому делу, а не представлять доказательства какими-то обрывками.
  — Я намеревался вызвать другого свидетеля по поводу кровавого следа, ваша честь.
  — Ну а этому свидетелю что-то известно про след ноги?
  — Кажется, да.
  — В таком случае пусть изложит то, что ему известно! — повысил голос судья. — Суд желает продолжать разбирательство дела, а не затягивать его ради того, чтобы обвинение получило возможность наращивать напряжение. Еще раз повторяю: этот свидетель — офицер полиции. При перекрестном допросе защиту нельзя ничем ограничивать. Возражение отклонено. Свидетель будет отвечать на вопросы.
  — Да, — с вызовом заговорил Трэгг, — такой отпечаток был оставлен на ступеньке трапа, и у меня имеется туфля, которая оставила этот след.
  — Прекрасно, — сказал Мейсон. — А сейчас давайте поглядим на фотографию. Экспонат обвинения номер пять. Обращаю ваше внимание на свечу, которая хорошо видна на этой фотографии. Вы ее видите?
  — Я знал, что там была свеча.
  — Посмотрите хорошенько на снимок, особое внимание обратите на свечу.
  — Да, сэр, я ее вижу.
  — Не кажется ли вам в этой свече что-то необычным?
  — Нет, сэр. Это просто свеча, закрепленная на столе каюты яхты, где было обнаружено тело.
  — Какая часть свечи сгорела?
  — Около дюйма. Возможно, чуть меньше.
  — Была ли произведена проверка того, сколько времени потребуется для горения одного дюйма свечи?
  — Нет, сэр. Не счел необходимым.
  — Почему?
  — Потому что эта свеча не играет никакой роли.
  — На каком основании вы это решили, лейтенант?
  — Нам известно, когда Милфилд умер и как он умер. Он был мертв задолго до того, как стемнело, так что эта свеча ровным счетом ничего не значит.
  — Вы заметили, лейтенант, что свеча стояла наклонно?
  — Да, это я заметил.
  — Вы замерили угол наклона свечи?
  — Нет.
  — Напрасно… Фактически свеча отклонилась градусов на восемнадцать от перпендикуляра.
  — Ну, сказать по правде, я не знаю.
  — Вам не показалось, что угол ее наклона равен приблизительно восемнадцати градусам?
  — Возможно… Да.
  — Пытались ли вы как-то объяснить этот угол наклона свечи?
  Улыбнувшись, Трэгг ответил:
  — Разве что убийца собирался совершить свое дельце при свете, но он спешил и неаккуратно прикрепил свечу к столу.
  Мейсон даже не улыбнулся.
  — Никакой другой теории у вас нет?
  — Какая теория тут может быть?
  Усмехнувшись, Мейсон сказал:
  — Это все, лейтенант.
  Бюргер хмуро посмотрел на Мейсона:
  — Какое отношение имеет эта свеча к преступлению?
  Мейсон очень серьезно ответил:
  — Это моя защита.
  — Ваша защита?
  — Да.
  Бюргер секунду поколебался, затем с важностью заявил:
  — Она и в подметки не годится моей теории.
  В зале засмеялись. Мейсон тоже засмеялся, а когда вновь воцарилась тишина, быстро сказал:
  — Не надо быть слишком самоуверенным, мистер окружной прокурор. Этой кривой свечкой я подожгу вашу теорию, и она сгорит дотла.
  Судья резко ударил молотком.
  — Прошу воздержаться от личных выпадов и комментариев, не касающихся дела. Вызывайте вашего следующего свидетеля, мистер Бюргер.
  — Мистер Артур Сент-Клер.
  Человек, поднявшийся на свидетельское место и протянувший руку, чтобы произнести слова присяги, улыбался. Это был весьма самонадеянный тип лет пятидесяти.
  Делла Стрит прошептала Перри Мейсону:
  — Этот человек ехал с нами в такси и так красноречиво толковал о Сан-Франциско. Будьте внимательны, шеф. Он не дурак.
  Мейсон кивнул.
  Артур Сент-Клер подтвердил, что он сотрудник полиции города Лос-Анджелеса, дивизион в гражданской одежде, после чего внимательно-подобострастно стал ожидать вопросов.
  — Вы знакомы с обвиняемой Кэрол Бербенк?
  — Да, сэр.
  — Видели ли вы ее в воскресенье днем после того, как было обнаружено тело Фреда Милфилда?
  — Видел, сэр.
  — Где?
  — В нескольких местах, — ответил свидетель и улыбнулся.
  — Что вы имеете в виду?
  — Мне было поручено следить за ней, поэтому я следовал за ней от ее дома всюду, куда бы она ни направлялась.
  — До Юнион-терминал? — спросил Бюргер.
  — Да, сэр. В конечном счете она отправилась на Юнион-терминал, а оттуда в «Вудбридж-отель».
  — Обращаю ваше внимание на Юнион-терминал, — слегка повысил голос Бюргер. — Вы видели, чтобы кто-то присоединился к ней, пока она там находилась?
  — Да, сэр.
  — Кто?
  — Мисс Делла Стрит, секретарь Перри Мейсона.
  — Ага! — с величайшим удовольствием произнес Бюргер, сразу же напомнив Мейсону большого кота, мурлыкающего над только что пойманной мышью.
  — И что случилось после того, как мисс Делла Стрит присоединилась к мисс Бербенк?
  — Они сели в такси и поехали в «Вудбридж-отель».
  — А где находились вы, пока они ехали в такси?
  Сент-Клер самодовольно усмехнулся:
  — Я ехал вместе с ними в той же машине.
  — Вы слышали, о чем они говорили?
  — Да.
  — Что они сделали, выйдя из такси?
  — Вошли в «Вудбридж-отель».
  — Что было дальше?
  — Мисс Стрит заявила, что мистер Мейсон договорился о номере для них, клерк подтвердил, что это так. Мисс Стрит зарегистрировала и себя, и мисс Бербенк, указав лишь инициалы мисс Бербенк, и не проставила перед ними ни «мисс», ни «миссис».
  — Далее?
  — Потом мисс Стрит достала из сумочки конверт, адресованный мистеру Перри Мейсону, и протянула его клерку, сказав, что мистер Мейсон за ним зайдет.
  — Потом?
  — Я предъявил ей свой жетон и сообщил, что мистер окружной прокурор желает их видеть. Или же что их ждут в управлении. Одним словом, что-то в этом роде.
  — Затем?
  — Я забрал конверт у клерка.
  — И что сделали?
  — Вскрыл его.
  — Что вы обнаружили внутри?
  — Квитанцию на багаж, сданный в камеру хранения ручной клади при Юнион-терминал Лос-Анджелеса.
  — Отметили ли вы каким-нибудь образом эту квитанцию на тот случай, чтобы ее узнать, если снова ее увидите?
  — Да.
  — Как?
  — Расписался на ней.
  — Вы хотите сказать, что поставили собственную подпись на ее оборотной стороне?
  — Да.
  Гамильтон Бюргер с необычайной важностью произнес:
  — Я покажу вам картонный прямоугольник, служащий квитанцией камеры хранения ручного багажа лос-анджелесского терминала, на оборотной стороне которого написано: «Артур Сент-Клер», и попрошу вас подтвердить вашу подпись.
  — Да, сэр.
  — Это та самая квитанция, которая находилась в конверте?
  — Да.
  — Та самая квитанция, которую Делла Стрит оставила в «Вудбридж-отеле», за которой, как она сказала, должен был зайти мистер Мейсон?
  — Да, сэр.
  — Она была вложена в конверт, на котором было написано имя мистера Перри Мейсона?
  — Да, сэр.
  — Я показываю вам конверт, на котором чернилами написано: «Мистеру Перри Мейсону, Сити», и спрашиваю, тот ли это конверт, в котором обнаружена багажная квитанция?
  — Да.
  — Тот ли это конверт, который мисс Делла Стрит вручила клерку отеля «Вудбридж»?
  — Она только протянула его ему. Я забрал его до того, как он оказался в руках клерка.
  — И вы отправились на лос-анджелесский терминал с этой квитанцией?
  — Да, сэр.
  — И предъявили ее?
  — Да, сэр.
  — Что вы получили?
  — Пакет.
  — Вы его открыли?
  — Нет. Я привез его в полицейское управление, его вскрыли уже там.
  — Но вы при этом присутствовали?
  — Да.
  — Что в нем находилось?
  — Пара туфель.
  — Вы бы узнали эти туфли, если бы снова их увидели?
  — Да, сэр.
  — Это те самые туфли? — спросил Бюргер, доставая пару женских лодочек.
  Свидетель их внимательно осмотрел:
  — Да, сэр.
  — В тот раз вы внимательно осмотрели эти туфли, чтобы определить, нет ли на них какого-то постороннего вещества?
  — Да, сэр.
  — Что вы обнаружили?
  — Я заметил буроватые пятна, напоминающие засохшую кровь, между подошвой и верхом туфли.
  — Точно ли вы знаете, что это действительно кровь?
  — Я присутствовал в лаборатории при исследовании. Эксперт сообщил…
  — Достаточно, благодарю вас! — прервал его Бюргер, стараясь изо всех сил изобразить полнейшее беспристрастие. — Мистер Мейсон возразит, что вы судите с чужих слов, так что проделаем все по порядку. Вызовем эксперта из лаборатории, предоставим ему возможность доложить, что он обнаружил.
  — Хорошо, сэр.
  — Это все, что вам известно?
  — Да, сэр.
  — Перекрестный допрос! — с нескрываемым торжеством предложил Бюргер.
  Мейсон несколько минут молча изучал физиономию Артура Сент-Клера. Свидетель повернулся к защитнику, изо всех сил стараясь продемонстрировать, что он полностью осознает лежащую на нем ответственность.
  — Вы следили за Кэрол Бербенк? — спросил тот.
  — Да, сэр, следил.
  — Это было поручено вам одному или еще кому-либо?
  Свидетель заколебался.
  — Со мной был еще один человек, — наконец пробормотал он, сразу утратив весь свой апломб.
  — Кто именно?
  — Детектив.
  — Из отдела убийств?
  — Из дивизиона переодетых сыщиков.
  — Его имя?
  Свидетель посмотрел на Бюргера. Тот сразу же заявил:
  — Я возражаю, ваша честь. Это не относится к делу. Перекрестный допрос ведется неправильно.
  — Возражение не принято! — бросил явно заинтересовавшийся судья.
  — Его имя, пожалуйста? — повторил Мейсон.
  — Харвей Тикз.
  — Вы вдвоем следили за моей подзащитной?
  — Да, сэр.
  — Он находился вместе с вами на Юнион-терминале?
  — Да, сэр.
  — А где он сейчас?
  — Я не знаю.
  — Когда вы его видели в последний раз?
  — Не могу припомнить.
  — Ол райт. Что вы имеете в виду, заявляя, что не знаете, где находится мистер Тикз?
  — Именно то, что не знаю, где он.
  — Вы имеете в виду, что не знаете в точности, где он находится в данную минуту?
  — Ну… да. Да, естественно.
  — Известно ли вам, что Тикз по-прежнему работает в департаменте полиции?
  — Думаю, что да.
  — Думаете или знаете?
  — Точно мне это неизвестно.
  — Даже так? А ведь мистер Тикз, — слегка повысил голос Мейсон, — изволил уехать в отпуск и сообщил вам об этом. Даже упомянул, куда едет. Не так ли?
  Сент-Клер смущенно заерзал на стуле.
  — Ну… Я не помню, чтобы он мне про это говорил. Я могу давать показания только о том, в чем абсолютно уверен.
  — Но это же факт, не так ли?
  — Возражаю, вопрос некорректен, он не относится к делу, — бросился на выручку Морис Линтон. — Свидетель абсолютно прав. Господин адвокат не имеет права требовать от него ответа, основанного на слухах.
  Судья Ньюарк раздраженно заметил:
  — Вы опоздали с возражением. Если бы вы это сделали до того, как свидетель заявил, что не знает, где находится мистер Тикз, тогда в вашем возражении был бы какой-то смысл. Но сейчас адвокат имеет полное право выяснить, что именно он имел в виду и какими источниками информации располагает свидетель. Более того, ответы свидетеля ясно указывают на его предубежденность.
  — Не понимаю, на чем основан такой вывод? — возразил Линтон.
  — Свидетель не скрывает своей враждебности! — нахмурился судья. — Достаточно было просто ответить, что он не знает, где находится мистер Тикз. Я не знаю цели перекрестного допроса, но совершенно ясно, что адвокат старается добиться от свидетеля интересующей его информации.
  — Знаете ли вы, почему мистер Тикз уехал в отпуск?
  — Хотел отдохнуть от своей утомительной работы. Точно так же, как любой человек.
  — Вы не считаете, что сейчас неподходящее время для отпуска?
  — Не знаю.
  — Говорил ли вам Тикз о том, что он собирается отбыть в отпуск, когда вы с ним вместе работали в воскресенье по данному делу?
  — Не знаю.
  — Значит, он вам ничего не сказал по этому поводу?
  — Мы об этом не говорили.
  — А потом неожиданно он решил взять отпуск. Почему?
  — Я сообщил вам все, что мне известно.
  — Как вы полагаете, не задумал ли мистер Тикз так поспешно уехать в отпуск, потому что он поднял с пола багажную квитанцию и отдал ее мисс Стрит?
  — Не знаю.
  — Но вы же видели, как Тикз подобрал с пола квитанцию и протянул ее мисс Стрит?
  — Ну… я не мог бы в этом присягнуть, нет!
  — Почему?
  — Я не видел квитанции, я стоял слишком далеко, чтобы разглядеть ее.
  Мейсон упрямо гнул свою линию:
  — Давайте подойдем к этому вопросу с другой стороны… Вы следили за Кэрол Бербенк непрерывно на Юнион-терминале?
  — Да.
  — Вы видели, как она вместе с мисс Стрит шла к стоянке такси?
  — Да.
  — Вы видели, как мисс Бербенк раскрыла сумочку и из нее выпал картонный прямоугольник?
  — Ну… видел.
  — И вы видели, как мистер Тикз подобрал эту картонку и вручил ее мисс Стрит?
  — Она же протянула к ней руку!
  — Но Тикз подобрал квитанцию на полу и подал ее именно ей?
  — Да.
  — Вы не можете утверждать, квитанция это или что-то другое, потому что находились недостаточно близко, чтобы различить ее номер?
  — Но я же не могу присягнуть, что квитанция — та самая багажная квитанция, пока не буду уверен, что это так!
  — Это был кусочек картона такого же размера?
  — Да.
  — И того же внешнего вида?
  — Да.
  — С перфорированным краем?
  — Да.
  — И на нем был напечатан крупный номер, это вы видели?
  — Да.
  — На каком расстоянии от Тикза вы находились, когда он поднял квитанцию?
  — Футах в восьми-десяти.
  — Сообщил ли вам Тикз, что он вручил багажную квитанцию мисс Стрит?
  — Возражаю против неправильного перекрестного допроса, как некорректного, не относящегося к делу и несущественного! — вскочил с места Линтон. — Мистер Тикз не присутствует на разбирательстве дела, поэтому любое заявление, сделанное мистером Тикзом этому свидетелю, не может приниматься во внимание. Свидетель имеет право давать показания лишь в отношении того, что он видел собственными глазами.
  Судья Ньюарк заявил:
  — Я намерен поддержать данное заявление, но меня интересует: располагает ли прокурор сведениями о том, почему мистер Тикз так внезапно уехал в отпуск именно сейчас?
  — Полагаю, у него было две недели отгулов, — пробормотал Линтон.
  — Известно ли вам, когда было принято решение предоставить Тикзу отпуск именно сейчас?
  — Нет, ваша честь. Я этого не знаю.
  — Господин адвокат, у вас есть еще вопросы? — спросил судья у Мейсона.
  — Нет, ваша честь, мне все ясно.
  Судья Ньюарк хмуро посмотрел на свидетеля, явно хотел что-то сказать, но передумал и обратился к прокурору:
  — Хорошо, вызывайте следующего свидетеля. Благодарю вас, мистер Сент-Клер.
  — Доктор Колфакс К. Ньюберн, — объявил Линтон.
  Доктор Ньюберн, поднявшись на возвышение, громко назвал свое имя, адрес и род занятий. Его манеры говорили о присущей ему компетентности.
  — Прошу подтвердить квалификацию доктора как эксперта, — потребовал Мейсон.
  — Хорошо, — согласился Линтон. — Доктор, как я понимаю, вы прикомандированы к офису коронера?
  — Правильно.
  — Я покажу вам фотографию и прошу вас сказать: узнаете ли вы ее?
  — Да, это фотография трупа, вскрытием которого я занимался.
  — Когда вы впервые увидели этот труп, доктор?
  — Я прибыл на место происшествия вместе с полицией и сразу же увидел тело, лежащее на полу.
  — Когда вы видели его после этого?
  — Утром в воскресенье, когда производил вскрытие.
  — Что явилось причиной смерти, доктор?
  — Человек получил удар, очень сильный удар по затылку. Череп был расколот, сильнейшее кровоизлияние. Я пытаюсь обрисовать картину общедоступными словами, чтобы всем присутствующим было ясно, что произошло.
  — Все верно, доктор. А сейчас сообщите нам чуть больше о причине и времени наступления смерти.
  — По моему мнению, — сказал доктор Ньюберн, — потеря сознания наступила сразу после удара. Жертва так и не пришла в себя. Судя по обильному кровоизлиянию и состоянию мозга, я бы сказал, что смерть наступила через пять минут.
  — По вашему мнению, жертва уже не сдвинулась с места после того, как ей был нанесен удар?
  — Безусловно.
  — Скажите, доктор, когда вы впервые увидели тело, где оно находилось по отношению к окружающим предметам, которые я вам сейчас покажу на фотографии?
  — Тело лежало здесь, — ответил врач, указывая место на фотографии. — Ближе к правому краю яхты. Фотограф стоял лицом к корме судна, делая этот снимок.
  — Я покажу вам фотографию и спрошу вас: в этом ли месте находился труп, когда вы впервые его увидели?
  — Да, сэр, это именно то место и то положение тела, которое я наблюдал. Тело лежит точно так, как оно лежало, когда я его впервые увидел.
  — Обследовали ли вы помещение, когда обнаружили тело?
  — Нет, только тогда, когда уже прибыла полиция, — с улыбкой ответил доктор.
  — И вы его осмотрели?
  — Да.
  — Что вы обнаружили?
  — Обнаружил, разумеется, тело, лежащее лицом к правому борту яхты. Под головой была лужа крови, говорящая об интенсивном кровотечении. Я также заметил, что ковер пропитан кровью в другом месте каюты. Желаете, чтобы я обозначил это место на фотографии?
  — Пожалуйста.
  — Приблизительно вот здесь.
  Мейсон, поднявшись с места, встал за спиной свидетеля, чтобы увидеть указанное доктором место. Он обратился к врачу:
  — С разрешения суда, для протокола: доктор сейчас указывает на правый верхний угол перед проходом во вторую каюту. Правильно, доктор?
  — Совершенно верно, — ответил тот.
  — Благодарю вас, — сказал Мейсон и вернулся на место.
  — Так вы заметили, что там тоже была лужа крови? — спросил Линтон.
  — Да, сэр. И между этими местами на более или менее одинаковом расстоянии замечены небольшие капли крови.
  — Вы не обследовали порог между каютами?
  — Обследовал, сэр.
  — Что вы обнаружили?
  — Я увидел, что порог приподнят на три-четыре дюйма, как это принято делать на яхтах. Увидел, что порог обит листовой желтой медью, на которой в нескольких местах виднелись темные пятна. Я соскреб одно из них и установил, что это человеческая кровь той же группы, как и у убитого.
  — Труп находился в нескольких футах от этого порога?
  — Да, сэр.
  — Имелись ли какие-то показания к тому, что труп был передвинут с одного места, которое мы назовем позицией номер один, к другому — позиции номер два?
  — Да, сэр.
  — Какие?
  — Сила гравитации могла легко передвинуть тело, — с улыбкой ответил доктор Ньюберн.
  — Объясните, пожалуйста.
  — Когда мы явились на яхту, был уже почти полный отлив. Яхта так сильно накренилась, что было трудно ходить. Правый борт оказался внизу. Что касается медицинских показаний, совершенно очевидно, что когда ночью вода отхлынула, то тело должно было скатиться вниз и оказаться там, где мы его обнаружили.
  — Это могло произойти без постороннего вмешательства?
  — Да, если трупное окоченение наступило после отлива. Если же тело лежало с разбросанными в стороны руками и ногами, а трупное окоченение произошло до отлива, вполне вероятно, что тело почти не сдвинулось бы с места. Но во время отлива, начавшегося до начала трупного окоченения, тело без задержки скатилось бы в нижнюю часть яхты.
  — Когда наступает трупное окоченение?
  — Как правило, общее окоченение хорошо развивается через десять часов после наступления смерти. Скажем так: через десять-двенадцать часов.
  — Когда вы осматривали тело, трупное окоченение уже полностью наступило?
  — О, да.
  — В котором часу это было?
  — В субботу в 11.17 утра.
  — По вашему мнению, доктор, когда наступила смерть?
  — За четырнадцать-восемнадцать часов до того, как я впервые осматривал тело.
  — Давайте переведем это на привычное время.
  — Я осматривал тело в 11.17. Таким образом получается, что смерть наступила после 17.17 предыдущего вечера, но не позднее 21.17. Любое время в этом интервале объясняет состояние трупа, в котором я его нашел.
  — Характер раны таков, что она вызвала интенсивное кровотечение?
  — Как внутреннее, так и внешнее. Да. Кровотечение было очень сильным.
  — По вашему мнению, смерть наступила почти мгновенно?
  — Я бы сказал, что так, основываясь на моих наблюдениях. После удара человек тут же потерял сознание, а смерть наступила минут через пять после этого.
  — Имелись другие раны на теле?
  — Ушиб в области подбородка слева.
  — Указывающий на удар?
  — Указывающий на какую-то травму. Подбородок сильно распух, и возник синяк.
  — Были ли еще другие раны на теле?
  — Никаких.
  — Перекрестный допрос! — провозгласил Линтон. — Пожалуйста, господин адвокат.
  Мейсон медленно поднялся с места.
  — Может ли рана, которую мы называем смертельной, вызвать столь сильное кровотечение?
  — Безусловно.
  — Скажите, доктор, как долго после наступления смерти продолжается кровотечение из подобной раны?
  — Конкретно из этой раны кровотечение прекратилось бы буквально через несколько минут.
  — Пожалуйста, конкретнее.
  — Чтобы не ошибиться, минут через десять-пятнадцать.
  — А если тело передвинуть, кровотечение возобновится?
  — Да, сэр. Несомненно.
  — И как долго оно будет продолжаться?
  — Это уже подольше.
  — В таком случае лужа крови, которую вы обнаружили под головой трупа в том месте, где увидели труп, могла появиться в результате повторного кровотечения, вследствие того, что тело было передвинуто?
  — Нет, сэр, едва ли. Это походит на первичное кровотечение, а не на повторное. И по размерам, и по характеру, и по состоянию этого пятна на ковре я бы сказал, что оно появилось в результате очень интенсивного первого кровотечения.
  — Однако вы это не учитывали, устанавливая время смерти?
  — Устанавливая время смерти, я исхожу только из данных, полученных мною при осмотре трупа. Что касается данных, установленных при осмотре места нахождения тела, это уже забота детективов. Я здесь дал заключение только в качестве судебного медика. При определении времени наступления смерти я руководствуюсь температурой тела, продвинутостью трупного окоченения и другими весьма характерными изменениями, появляющимися после смерти. Положение тела меня интересует постольку, поскольку его приходится описывать в протоколе осмотра.
  — Понятно, ну что же, должен сказать, что вы избрали весьма консервативную, но в то же время и очень правильную позицию, доктор.
  — Благодарю вас.
  — Как я понял, все говорит о том, что вызвавший смерть удар был очень сильным?
  — Совершенно верно.
  — Как вы считаете, не мог ли покойный просто споткнуться, упасть и удариться затылком о порог?
  — Весьма сомнительно! Мое мнение: ему был нанесен очень сильный удар. Возможен такой вариант: человек был сбит с ног очень сильным ударом, а при падении ударился затылком о порог. Первый удар должен был нанести исключительно сильный человек.
  — В таком случае можно предположить, что жертву ударили кулаком в подбородок в том месте, где имеется кровоподтек и опухоль, а сила нанесенного удара отбросила его на порог и вызвала повреждение, явившееся причиной смерти?
  — Возражаю! — заорал Линтон, вскакивая с места. — Заявление неправомочное, не относящееся к делу и несущественное. Оно допускает толкование, не подтвержденное фактами, и является лишь лихорадочной попыткой защиты отыскать какую-то зацепку для того, чтобы квалифицировать предумышленное убийство как непредумышленное.
  — Возражение не принято, — нахмурился судья, — защита имеет право допросить любого свидетеля в отношении любой версии, которая ему представляется приемлемой и не противоречащей фактам. Отвечайте на вопрос, доктор.
  — Что ж, дело могло обстоять и таким образом.
  — То есть это возможно?
  — Возможно.
  — У меня все, доктор.
  — Одну минуту, доктор, — вмешался Линтон. — Поскольку этот элемент уже введен в разбирательство дела и поскольку вы утверждаете, что рана могла быть получена при падении, допустим на минуту, что именно так все и произошло, — скажите, каков был характер этого удара?
  — Удар был очень сильным. Расчет был на то, чтобы он пришелся на голову. Иными словами, голова стукнулась о порог гораздо сильнее, чем при обычном падении.
  — Удар, нанесенный ничего не подозревающему человеку?
  — Просто очень сильный удар.
  — Не такой, который наносят во время драки, а предательский, нанесенный исподтишка, неожиданно?
  — Нет, я говорю совершенно о другом, — возмутился доктор. — Но я не специалист по борьбе, — добавил он, — а всего лишь эксперт по медицинским вопросам.
  — Однако это вполне естественный вывод, проистекающий из ваших показаний, — настаивал Линтон.
  — В таком случае делайте этот вывод сами, — весьма сухо произнес врач. — Это ваше предположение, я с ним не могу согласиться. Моя задача — описать состояние покойного, каким я его нашел.
  — Но удар непременно должен был быть очень сильным?
  — Требуется недюжинная сила, чтобы причинить подобную рану!
  — Неужели вы не можете больше ничего к этому добавить?
  — Я могу лишь повторить, что при обычном падении такое увечье исключается. Чтобы его нанести, потребовалось значительное усилие. Полагаю, что выразил свое мнение совершенно ясно.
  — Ну а если его сбили с ног ударом и при этом он действительно ударился о порог, удар должен был быть сильным? — снова спросил Линтон.
  — Да.
  — Удар тренированного борца?
  — Под этим я не могу подписаться.
  — Но, несомненно, исключительно сильным ударом.
  — Да, в общепринятом значении этого слова.
  — Полагаю, это все, — сказал Линтон.
  — Все, все, доктор! — подтвердил Мейсон.
  — Вызывайте следующего свидетеля! — распорядился судья.
  — Томас Лотом Камерон! — объявил Линтон.
  Томас Л. Камерон оказался человеком с обветренным лицом, лет пятидесяти с небольшим, широкоплечим, коренастым, живым. Физиономия у него была покрыта сетью мелких морщинок, глазки внимательно и спокойно взирали на окружающий мир из-под кустистых бровей.
  Выяснилось, что он был смотрителем в яхт-клубе, где Роджер Бербенк держал свою яхту.
  Отвечал он на вопросы неторопливо и немногословно, но в то же время откровенно и охотно.
  Камерон показал, что Бербенк регулярно выходил в море на яхте на уик-энды. Обычно забирал яхту в пятницу около полудня. В эту пятницу он появился в клубе где-то в половине двенадцатого, подготовил все к отплытию и направился в лагуну, или эстуарий, называйте, как больше нравится. Примерно через час после этого он возвратился на шлюпке, снабженной подвесным мотором, привязал ее на причале и куда-то ушел. Примерно в пять часов дня свидетель услышал стук подвесного мотора и выглянул из окна своей мастерской… Он увидел, как шлюпка с яхты подплыла к эстуарию. В шлюпке кто-то находился, но Камерон не может сказать, был ли это Бербенк. Лодка находилась уже достаточно далеко, он не разглядел, кто в ней плывет.
  — Вы были знакомы с покойным Фредом Милфилдом? — спросил Линтон.
  — Да.
  — Вы видели его в пятницу?
  — Видел.
  — Когда?
  — Он приехал в яхт-клуб примерно в половине шестого и арендовал у меня гребную лодку.
  — Вы уверены, что это был Фред Милфилд?
  — Уверен.
  — На этой лодке имелся какой-то опознавательный знак?
  — Да. Номер.
  — Какой номер?
  — Двадцать пятый.
  — Когда после этого вы увидели свою лодку?
  — Почти через сутки. Мы обнаружили ее днем в субботу, ее выбросило прибоем на берег.
  — В каком месте?
  — Вверх по эстуарию, примерно в полумиле от того места, где стояла яхта Бербенка.
  — Ниже стоянки яхты?
  — Да.
  — Значит, лодку отпустили во время отлива вскоре после высокой воды?
  — Ну, тут еще надо подумать…
  — После этого вы видели Бербенка?
  — Да, видел, как он возвращался в лодке через полчаса или три четверти часа после того, как отплыл Милфилд. Он привязал лодку к старому якорю, прошел к своей машине и уехал.
  — Видели ли вы его еще раз позднее?
  — Не видел. Но когда я разговаривал по телефону, кто-то запустил подвесной мотор. Я слышал его стук, когда шлюпка проплывала мимо. Я был занят разговором и не выглянул из окна. А когда закончил разговор и вышел посмотреть, шлюпки Бербенка на месте не оказалось. Вернулась она, когда уже стемнело, так что я не мог разглядеть, кто в ней находился.
  — А шлюпка?
  — Лично я считаю, что она оставалась на месте всю ночь. Я не слышал, чтобы кто-нибудь заводил мотор. Если бы кто-то это сделал, я бы непременно проснулся. А тут я лег спать и открыл глаза только утром. Лег я около полуночи, шлюпка была на месте. И там же она была утром, а встал я около шести.
  — Когда вы снова увидели Милфилда?
  — Уже после того, как примчался овцевод…
  — Меня не интересуют не относящиеся к делу лица, — нетерпеливо прервал его Линтон. — Когда вы снова увидели мистера Милфилда?
  — В субботу утром.
  — На следующий день после всего того, что вы нам рассказывали?
  — Да, сэр.
  — Где был мистер Милфилд?
  — Его тело лежало в каюте мистера Бербенка.
  — Вы были один в тот момент?
  — Нет, сэр, со мной был лейтенант Трэгг и пара других джентльменов, имен которых я не знаю.
  — Офицеры полиции?
  — Наверное.
  — Мистер Милфилд был еще жив или умер?
  — Мертвый.
  Линтон повернулся к Мейсону:
  — Вы можете его допросить.
  — Вы точно видели, что Роджер Бербенк вернулся в яхт-клуб на своей шлюпке?
  — Да, конечно.
  — Разговаривали с ним?
  — Нет.
  — Видели, как он сел в машину и куда-то поехал?
  — Да.
  — Ясно видели его?
  — Так ясно, как можно видеть человека на таком расстоянии.
  — На каком расстоянии он был от вас?
  — Футах в ста пятидесяти.
  — В этот момент вы были в очках?
  — Да, конечно.
  — Вы сразу узнали Бербенка в этой шлюпке?
  — Ну, сказать по правде, я вроде бы посчитал это само собой разумеющимся, но когда взглянул на этого человека, то это был кто-то другой.
  — Милфилд?
  — Да.
  — Как далеко была шлюпка?
  — Я уже говорил, футах в ста пятидесяти — двухстах.
  — А где вы были сами?
  — В моей маленькой кабине.
  — Что вы там делали?
  — Стряпал еду.
  — Вы были в очках?
  — Да.
  — Смотрели из окна?
  — Да.
  — И увидели этого человека?
  — Да.
  — Может, у вас запотели стекла очков от стряпни?
  — Может, и так.
  — И в тот момент, — Мейсон ткнул пальцем в Камерона, чтобы подчеркнуть важность заданного вопроса, — вы подумали, что это был Фред Милфилд, не так ли?
  — Именно так я и подумал.
  — Когда вы сообразили, что ошиблись?
  — Когда увидел Милфилда убитым в каюте Роджера Бербенка.
  — Вы сказали офицерам, что Милфилд вернулся с яхты назад в шлюпке. А офицеры возразили, что это невозможно, потому что Милфилд лежит мертвый в каюте яхты Роджера Бербенка, не так ли?
  — Да, сэр. Вот когда вы все так хорошо растолковали, я вижу, что все именно так и было.
  Мейсон спросил:
  — Роджер Бербенк постоянно забирал свою яхту по пятницам днем?
  — Да, сэр. На яхте он отдыхал от людей.
  — Фред Милфилд иногда присоединялся к нему?
  — Да, и раза два за этот год туда приезжал еще мистер Белтин, но только в тех случаях, когда происходило что-то важное. Мистеру Бербенку это ужасно не нравилось.
  — Откуда вам это известно?
  — Он сам говорил мне. Объяснил, что приобрел яхту специально для того, чтобы на ней можно было удрать решительно от всего. Что сейчас, когда стало трудно с бензином, он завел себе парусную лодку, на ней он уходит за несколько миль в лагуну и бросает якорь где-нибудь у отмели. Уверяет, что стоит только яхт-клубу скрыться из глаз, как он начинает себя чувствовать совсем другим человеком. Забывает про все свои неприятности.
  — Вы говорите, он бросал якорь у отмели?
  — Да, он любит бить острогой акул.
  — И он так и стоял на якоре возле этих отмелей?
  — Нет, сэр. Он задерживался там всего на пару часов до начала прилива и еще на пару часов после него.
  — Почему?
  — Да там, у грязных грязевых отмелей, лагуна во время отлива настолько мелеет, что судно ложится на грунт, если оттуда вовремя не уйдешь.
  — А при этом на судне ничто не повреждается?
  — Нет, нет. Если, конечно, не поднимется сильный ветер. Вот тогда судно может сильно потрепать.
  — Даже на мелководье?
  Свидетель улыбнулся и пояснил:
  — На мелководье гораздо опаснее, чем на большой глубине. Ветер поднимает сильную волну, и лодку может сорвать с отмели, а следующий порыв швырнет ее снова на отмель. А лодке, яхте, как вы привыкли называть, опустившейся на дно в таком месте, где совсем нет воды, ничего не сделается. На плаву — тоже. Но если лодка стояла на мелководье, где могут образоваться волны, тогда ей, бедняжке, туго придется, ее здорово потреплет.
  — Ну а куда мистер Бербенк обычно направлялся во время отлива?
  — Бросал якорь в канале в пятидесяти или сотне ярдов от того места, где он охотился на акул.
  — Вам известно, когда был отлив днем и вечером в эту пятницу?
  — Конечно, сэр.
  — Когда?
  — Сообщить вам время с точностью до минуты я не смогу, но самая высокая вода была около 5.40. Возможно, в 5.41 или же в 5.45. Думаю, можно считать в 5.40. И накиньте по паре минут в ту и другую сторону.
  — Это был пик прилива?
  — Да, сэр.
  — А когда был пик отлива?
  — Вода ушла в минуты после полуночи уже в субботу.
  — В таком случае, — сказал Мейсон, — если бы кто-то намеревался увести яхту от тех илистых мелей, это следовало бы сделать за два часа до прилива? А это означает до 7.40 вечера?
  — Необязательно. Я бы сказал, что можно сниматься с якоря вплоть до восьми вечера, но не позднее.
  — А если не сняться с якоря до восьми вечера, оттуда уже не уйти? — спросил Мейсон.
  — Точно. Не ранее чем за два часа до следующего подъема воды.
  — А когда был следующий прилив?
  — В 6.25 в субботу.
  — А следующий отлив после этого?
  — В 12.45 в субботу. Вот тогда-то и был обнаружен труп.
  — Не могли бы вы мне рассказать об этом поподробнее?
  — Ну, наверное, было уже часов десять утра. Возможно, даже около половины одиннадцатого. Думаю, что так. Посудина стала оседать на отмели.
  — «Посудиной» вы называете яхту?
  — Да, яхту Роджера Бербенка.
  — Ол райт, — сказал Мейсон. — Продолжайте. Яхта стала оседать в ил. Ну и что же случилось?
  — Вроде бы у одного типа по имени Палермо была назначена встреча с Милфилдом, и…
  — Ну уж это самые откровенные слухи! — вмешался Линтон.
  — Вы желаете возразить? — вежливо спросил Мейсон.
  — Я вовсе не намерен каждый раз выступать с возражением против таких мелочей.
  Мейсон повернулся к судье:
  — Кое-что из этого действительно можно отнести к слухам, ваша честь, но я пытаюсь получить полную картину случившегося, причем как можно скорее.
  — Но мы еще собираемся вызвать Фрэнка Палермо, свидетеля, обнаружившего труп, — возразил Линтон. — Вы сможете это спросить у Палермо.
  — Я вовсе не собираюсь спрашивать у свидетеля Камерона ничего о Палермо, — совершенно серьезно объяснил Мейсон. — Меня интересует, когда он встретился с Палермо и при каких обстоятельствах. О прочих же вещах я расспрашиваю для того, чтобы мы могли прояснить ситуацию в присутствии суда. Я намерен выяснить хронологию событий.
  — А при чем здесь Палермо и что он делал после того, как увидел мертвое тело? — спросил Линтон.
  Мейсон улыбнулся:
  — Потому что, возможно, мне удастся обнаружить кое-какие факты, полезные для защиты.
  Линтон насмешливо заявил:
  — Этот человек не сообщит ничего полезного для защиты, да и ни один другой свидетель, который поднимается на трибуну и говорит правду, тоже не знает ничего благоприятного для защиты!
  — А если кто и знал, то, очевидно, поспешил уехать в отпуск! — задумчиво произнес Мейсон.
  Молоток судьи Ньюарка с трудом справился с громовым хохотом, раздавшимся в зале.
  — Прошу вас воздерживаться от не имеющих отношения к делу комментариев. Мистер Линтон, вы желаете выдвинуть возражения?
  — Нет, ваша честь. Я не стану возражать, чтобы потом меня не обвинили в том, что я затыкаю рот защите.
  — Суд вынужден вам напомнить, что на процессе вы должны вести себя корректно. — Он повернулся к свидетелю: — Отвечайте на вопрос.
  — Я сформулирую его таким образом, — сказал Мейсон. — Вы были первым, кто разговаривал с человеком, обнаружившим труп?
  — Полагаю, что да.
  — Расскажите нам в точности, как это происходило.
  — Была суббота, около половины одиннадцатого утра, как я думаю. На часы я не смотрел. Я заметил лодку, плывущую по эстуарию вверх, человек греб кормовым веслом стоя.
  — Было ли в этой лодке что-то особенное, что привлекло ваше внимание?
  — Да.
  — Что именно?
  — То, как этот человек греб.
  — А как он греб?
  — Это не относится к делу и несущественно! — возразил Линтон.
  — Возражение отклонено.
  — Понимаете, найдется немного людей, которые действительно умеют хорошо грести таким образом. А у этого человека лодка просто резала воду. Да и сама лодка меня заинтересовала.
  — Что это была за лодка?
  — Складная. Знаете такие? Их можно складывать и перевозить спокойно в автомобиле.
  — Кем оказался человек в лодке?
  — Подплыв поближе, он со мной заговорил. Он был в таком возбуждении, что путал английские слова с иностранными. Сказал, что его зовут Фрэнком Палермо, что он из округа Скиннер-Хиллз и должен был встретиться с Милфилдом на яхте.
  — Это все слухи! — вмешался Линтон.
  — Вы возражаете?
  — Да, ваша честь, я намерен возразить против этого, поскольку это слухи, да и сам перекрестный допрос ведется совершенно неправильно. Этот человек…
  — Возражение принято, — произнес судья.
  — Ол райт. — Мейсон обратился к свидетелю: — Рассказывайте о том, что вы делали дальше.
  — Ну, этот человек рассказал мне о том, что он обнаружил на яхте, в результате чего я связался с полицией.
  — Что вы им сообщили?
  — Те же возражения! — закричал Линтон.
  — Возражение отклоняется, — возмутился судья. — Свидетеля сейчас спрашивают о том, что он сам говорил и делал.
  — Я позвонил в полицейское управление и сказал им…
  — То, что вы сказали, не имеет значения! — не успокоился Линтон.
  — Наоборот, — спокойно возразил Мейсон. — Интересно, что свидетель сказал полиции. Может быть, он был необъективен.
  — Возражение отклоняется.
  — Ну, я сообщил полиции, что работаю смотрителем и сторожем в яхт-клубе и что какой-то сумасшедший иностранец утверждает, что он договорился о встрече с Милфилдом…
  — Ваша честь, — буквально замахал руками Линтон, — это снова то же самое, о чем суд ранее запретил говорить свидетелю.
  — Нет, это не так! — произнес судья. — Тогда он свидетельствовал о том, что ему сказал Палермо, а сейчас он показывает, что сам сообщил полиции. Защита имеет право допросить этого свидетеля о том, какие шаги он предпринял в связи с данным делом. Выяснить, нет ли тут необъективности или предубеждения.
  — Но защита все равно это узнает! — не мог успокоиться Линтон. — Потому что этот человек намеревается сейчас пересказать весь свой разговор с полицией по телефону.
  — Ну и что тут плохого? Пусть рассказывает! — сказал судья. — Возражение отклоняется.
  — Продолжайте, прошу вас! — Мейсон обратился к свидетелю.
  — Ну, я сказал полиции, что этот человек, Палермо, приплыл сюда на лодке. Что он заявил, будто договорился о встрече с Фредом Милфилдом на яхте Бербенка, что, когда он приплыл в то место, где, как ему сказал Милфилд, будет стоять яхта, он нашел ее на илистой отмели сильно накренившейся набок. Он обогнул яхту на лодке и пару раз покричал…
  Линтон в отчаянии развел руками:
  — Я хочу, чтобы свидетель уразумел, что он должен давать показания только относительно того, что он сам сообщил полиции, а не о том, что говорил ему Палермо.
  Камерон повернулся к судье:
  — Но ведь я же рассказываю о том, что я сказал полиции со слов Палермо. Разве это неправильно?
  Судья Ньюарк улыбнулся:
  — Все правильно. Продолжайте.
  — Ну, я им сказал, что Палермо заявляет, что он обогнул пару раз яхту, а потом поднялся на борт и закричал, есть ли кто-нибудь. Не получив ответа, он отодвинул задвижку, спустился в каюту и увидел мертвого Фреда Милфилда, который лежал на полу.
  — Разговор еще продолжался? — спросил Мейсон.
  — Да нет, вот и все.
  — Я имею в виду разговор между вами и полицией о Палермо?
  — А, маленько поговорили… Похоже, полиция знала, кто я такой, и поинтересовалась, не арендовал ли Палермо лодку у меня.
  — Ну и что же вы ответили?
  Свидетель улыбнулся:
  — Я пересказал им в точности то, что Палермо ответил мне, когда я спросил у него, где он взял такую лодку.
  — А что он ответил?
  — Палермо не любитель бросать деньги на ветер. Он понимал, что ему придется плыть до яхты по эстуарию. А поскольку у него имеется эта складная лодка, на которой он возит по скиннер-хиллзскому озеру компании охотников за дикими утками, он вовсе не собирался платить какому-то городскому умнику пятьдесят центов или даже целый доллар за лодку, поэтому он погрузил ее на машину и добрался до яхты на ней.
  — Я не вижу, какое это имеет отношение к разбираемому делу! — надменно произнес Линтон.
  Мейсон улыбнулся:
  — Возможно, что это как раз факт, полезный для защиты.
  — Я этого не нахожу.
  Мейсон сочувственно покачал головой:
  — Это результат юридического астигматизма.
  — Спокойно, джентльмены, спокойно! Продолжим судебное разбирательство! — нахмурился судья.
  — Сообщили ли вы полиции то, что услышали от Палермо? — спросил Мейсон. — В котором часу тот выехал из дома в Скиннер-Хиллз, чтобы прибыть на эту встречу?
  — Он-то мне сказал, но я этого не сообщил полиции.
  — В таком случае свидетель определенно не имеет права давать показания по данному вопросу! — вмешался Линтон.
  — И свидетеля определенно никто и не попросит об этом! — отпарировал в тон ему Мейсон.
  — Продолжайте! — раздраженно заявил судья.
  — Вы даете лодки напрокат? — поинтересовался Мейсон.
  — Да, сэр.
  — Есть ли поблизости еще какое-нибудь место, где можно получить лодку?
  — Нет, сэр. Полагаю, что в настоящее время другой лодочной станции не имеется.
  — В пятницу вечером кто-нибудь у вас нанимал лодки? Я имею в виду время, когда произошло убийство.
  — Я протестую против этого вопроса, поскольку он не по существу дела.
  — Возражение отклонено.
  — Отвечайте на вопрос, мистер Камерон.
  — Да, одну лодку я давал напрокат.
  — Всего одну?
  — Да, сэр.
  — На какое время?
  — От четырех часов дня пятницы и до субботы, уже после того, как труп был обнаружен.
  — Кто нанимал эту лодку?
  Камерон улыбнулся:
  — Фамилия этого человека Смит. Он, как положено, внес залог в пять долларов и нанял лодку, чтобы понаблюдать за ночными привычками акул. Во всяком случае, так он сказал, объясняя, для чего ему понадобилась лодка.
  — Вы его об этом спросили?
  — Да нет, зачем бы я стал этим интересоваться?
  — Когда он нанял лодку, в котором часу?
  — Около девяти вечера.
  — На какое время?
  — Вернул он ее двадцать минут одиннадцатого, то есть через час двадцать минут после того, как взял. Помнится, мы обсудили, сколько времени он отсутствовал, и я ему разрешил заплатить всего за час, потому что не был вполне уверен, взял ли он лодку без нескольких минут или ровно в девять.
  — Не слишком ли это короткий период для наблюдения за ночными акулами?
  — Все зависит от того, сколько привычек вас интересует и каких акул…
  В зале засмеялись.
  — В конце концов, — сказал Линтон, — свидетель не специалист по акулам.
  Камерон обиженно возразил:
  — Я как раз эксперт по акулам, занимался их изучением.
  Судью Ньюарка заинтересовала эта стадия опроса.
  — А вы не знаете, кто был этот человек? — спросил он, наклоняясь вперед. — Вам известно лишь то, что его зовут Смит?
  — Да, сэр.
  — Вы сообщили об этом полиции?
  — Нет, они меня об этом не спрашивали.
  — И это единственная лодка, которую брали напрокат за вечер убийства?
  — Да.
  — С которого часа, вы говорите?
  — С четырех часов дня. Правда, еще одну лодку у меня нанимали в три часа дня, но к пяти ее уже вернули.
  — Кто ее нанимал?
  — Незнакомая мне женщина.
  — Одинокая женщина? Ее никто не сопровождал?
  — Нет, никто. Она занялась ловлей рыбы. У меня часто берут лодки, чтобы поудить.
  — Вы можете описать этого Смита? — неожиданно спросил судья.
  — Да, сэр. Постараюсь. Молодой человек, черноволосый, очень худой. Новичок в смысле лодок. Я это сразу определил, потому что на меня произвело впечатление, как он…
  — Я не думаю, что личные впечатления свидетеля имеют значение! — возразил Линтон.
  — Возможно, и не имеют, — раздраженно произнес судья, — однако суд заинтересовался этой фазой опроса и показаниями свидетеля. Вы имеете в виду, что он не умел как следует управляться с лодкой?
  — Совершенно верно, ваша честь.
  — Вам не кажется это странным для человека, который интересовался, пусть даже теоретически, привычками акул?
  — Именно это я и хотел сказать, но господин остановил меня. Мне показалось странным…
  Судья Ньюарк улыбнулся:
  — Не попытаетесь ли вы описать внешность этого человека поподробнее, мистер Камерон? Как он был одет? Каков его вес?
  — Он был в пальто, и это тоже показалось мне необычным. Точнее сказать, неуместным.
  — В каком смысле?
  — Ну, ваша честь, человек, который собирается сесть за весла, надевает наверняка куртку из водоотталкивающей ткани или кожаную, что-то в этом роде, брюки и ботинки или сапоги. Поверьте, я до этого ни разу не видел человека на лодке в пальто. Особенно в таком дорогом.
  — Почему?
  — Понимаете, гребные лодки почти всегда текут, на дне у них за день накапливается рыбья чешуя, крючки, поплавки, разная дребедень… А пальто непременно спустится до днища, промокнет и испачкается. В лодке от воды не убережешься. Вы же наверняка знаете, что сиденья в таких лодках низкие и…
  — Да-да, я понимаю, что вы имеете в виду, — пробормотал судья Ньюарк.
  Было ясно, что теперь он был еще сильнее заинтересован.
  — Значит, Смит был одет в пальто. Можете ли вы описать его пальто?
  — Очень светлое, скорее всего светло-серое, из добротного толстого драпа, модного фасона, с красивыми пуговицами.
  — Материал гладкий или с какими-то узорами?
  — Гладкий, ваша честь. С ворсом.
  — Вы сказали, что этому человеку было лет тридцать?
  — Да, около тридцати. Не старше.
  — Опишите его наружность.
  — Я заметил только, что он был худощавым и темноволосым, вроде бы сильно сутулился. Когда работаешь у воды и сталкиваешься с яхтсменами и пловцами, то все они — широкоплечие здоровяки. И если тебе на глаза попадается сутулый человек с впалой грудью, то это сразу заметно!
  — Понятно, — сказал судья Ньюарк. — И этот человек взял у вас лодку примерно в девять часов, а в половине одиннадцатого ее вернул?
  — Точно так, ваша честь.
  — Он не сказал, где побывал?
  — На отмели, наблюдал за акулами. У него с собой был фонарик.
  — А тетрадка или записная книжка?
  — Такого я ничего не заметил. Может быть, в карманах пальто?
  — Он не справлялся о месте нахождения илистой отмели?
  — Нет, сэр. Мне показалось, что он знает, куда плыть. Сел в лодку и отправился. Но, судя по тому, как он управлял лодкой, было ясно, что в этом деле он новичок.
  — Что вы имеете в виду?
  — Его гребки были нерегулярными, он то и дело «ловил леща». Весла то слишком глубоко погружались в воду, то едва касались поверхности. Поэтому он почти не продвигался вперед. Могу поспорить, что он ни черта не смыслил ни в гребле, ни в лодках, ни в воде.
  — И это была единственная лодка, которую у вас арендовали в тот вечер?
  — Точно.
  — Вы бы узнали этого человека, если бы снова его увидели?
  — Да, сэр. Думаю, что узнал бы.
  — У меня все, — сказал судья Ньюарк, обращаясь к Мейсону. — Продолжайте, господин адвокат.
  — А теперь, — Мейсон резко изменил тему своего перекрестного допроса, — скажите, вы согласились доставить полицию на яхту?
  — Да, сэр. Они спросили меня, известно ли мне, где может находиться яхта, и я ответил, что хорошо знаю ее стоянку. Потому что мистер Бербенк постоянно бросает якорь у одной и той же отмели.
  — Когда вы отправились на яхту?
  — В четверть двенадцатого.
  — Это было в разгар отлива?
  — Да. За полтора часа до самой малой воды.
  — К этому времени яхта уже легла на грунт?
  — Да.
  — Сильно накренилась?
  — Сильно. На ней было трудно стоять.
  — И это наклонное положение яхты спутало какие-то вещественные доказательства?
  — Об этом я ничего не знаю. Вещественные доказательства меня не касаются.
  — Как сильно накренилась яхта? На сколько градусов от перпендикуляра?
  — Градусов на двадцать-тридцать.
  — В таком положении было трудно держаться на ногах?
  — Я бы сказал, да.
  — Тело лежало на полу?
  — Да.
  — В том положении, которое зафиксировано, точнее сказать, запечатлено на фотографии?
  — Да.
  — Если убийство произошло в пятницу, то в субботу был еще один период мелкой воды. Я имею в виду отлив, начавшийся в субботу, в три минуты первого, правильно?
  — Да, сэр.
  — В котором часу он начался?
  — В 6.26 утра в субботу.
  — Вы помните все приливы?
  — Это же мой бизнес, сэр. Да, я помню время всех приливов и отливов.
  — На этой фотографии, — сказал Мейсон, — тело находится наверху возле каюты, голова повернута вправо.
  — Да, сэр.
  — Не считаете ли вы, что тело могло перекатиться сюда из другого конца каюты?
  — Да, это могло случиться.
  — Во время самой малой воды, то есть в три минуты первого прошлой ночью?
  — Да, сэр.
  — Так что такой факт, как положение тела, запечатленное на фотографии в момент обнаружения, не может исключить возможность того, что за ночь тело перекатилось к противоположной стене во время малой воды, то есть в начале первого ночи?
  — Я бы даже сказал, что так должно было непременно произойти, — сказал свидетель.
  — Он же не эксперт по трупам! — грубо вмешался Линтон.
  — Зато он эксперт по лодкам, — бросил судья.
  — При таком наклоне, — Камерон начал объяснять судье, — все, что не закреплено, может оказаться внизу. А на яхте внизу оказалась ее правая сторона. Так что во время самой малой воды в 12.03 тело непременно скатилось бы вниз, направо.
  Мейсон достал из кармана транспортир, подошел к судье и сказал:
  — Возможно, суд пожелает заняться небольшой детективной работой не сходя с места?
  — Благодарю вас, — улыбнулся судья. — Я тоже об этом подумал.
  — Я не понимаю этого обмена любезностями между судом и адвокатом! — возмутился Линтон.
  Судья Нюарк наложил транспортир на фотографию и сказал:
  — Мне кажется, что это — элементарно, мой дорогой Ватсон!
  Присутствующие весело засмеялись, на этот раз судья не предпринял попытки навести порядок.
  Смущенный помощник окружного прокурора пробормотал:
  — Мне кажется, с разрешения суда, что я имею право получить разъяснения?
  — Суд, — сказал судья Ньюарк, — проводит небольшую исследовательскую работу в направлении, подсказанном мистером Мейсоном. Вы обратили внимание на то, что свеча, хорошо видная на фотографии, прикреплена к столу наклонно?
  — Ну и что из этого?
  — Транспортир показывает, что угол наклона свечи равен примерно семнадцати градусам.
  — Ну и что в этом особенного? — упрямо повторил Линтон. — Когда убийца в спешке прикреплял свечу к крышке стола, ему некогда было проверять, стоит ли она совершенно прямо или слегка наклонилась вбок.
  — Думаю, что вы чего-то не учитываете, — усмехнулся судья, — именно того, о чем задумался мистер Мейсон. Вы же заметили, что растопленный воск, стекавший с горевшей свечи, равномерно распределился по всем ее сторонам?
  — Ну и что тут особенного? — хмуро спросил Линтон. — Воск и должен так стекать.
  — Да, когда свеча стоит прямо, но неравномерно, если свеча стояла наклонно. Так что эта свеча — немой свидетель того, что, когда она горела, она занимала перпендикулярное положение.
  — Но как это могло быть? — воскликнул Линтон. — Посмотрите на эту фотографию, на ней же ясно видно, что свеча сильно отклонена от перпендикуляра.
  — Вот именно, — сказал судья Ньюарк, — если я не ошибаюсь, мистер Мейсон считает, что можно точно определить, когда она была зажжена. Такова ваша концепция, мистер Мейсон?
  — Совершенно верно, ваша честь. И поэтому я считаю таким важным это вещественное доказательство. При условии, что мы его увяжем с приливами и отливами.
  Судья Ньюарк еще несколько минут разглядывал фотографию, потом сказал:
  — Время приближается к пяти. Суд намерен сделать вечерний перерыв. Следующее заседание назначается на завтра на десять часов утра. Тем временем я рекомендую всем связать версию данного дела с этой наклоненной свечой и данными о приливах и отливах, предоставленными мистером Мейсоном. Это крайне важный момент. Судебное разбирательство отложено.
  Глава 17
  Снова оказавшись в офисе Мейсона, Пол Дрейк заявил, по привычке растягивая слова:
  — Я должен отдать тебе должное, Перри. У тебя несомненный талант вытаскивать кроликов из шляпы на глазах у изумленных зрителей. По твоей милости прокурор теперь бегает кругами, а газеты весьма высоко отзываются о твоих клиентах в отчетах об утреннем заседании.
  — Пока я еще не вытащил из шляпы ни одного кролика, — со вздохом заявил Мейсон, принимаясь расхаживать взад и вперед по кабинету. Голова у него была наклонена вперед, а глаза, казалось, вот-вот прожгут ковер.
  — Черт побери, Пол, с одной стороны — я вроде бы расчистил половину пути, но боюсь, что мне не удастся проскочить оставшуюся. Радует только то, что судья Ньюарк понял значение свечи и приливов и отливов.
  — Странно, что мне не приходило в голову даже задуматься об этой свече! — воскликнул Дрейк.
  — Объяснение простое, Пол. Почти все убийства происходят на земле, полицейские детективы привыкли мыслить в рамках этих «наземных» дел. Поэтому-то они и проглядели элементарные факты, которые автоматически принимаются в расчет каждым яхтсменом. Спроси любого из них о разных проблемах, связанных с океаном или с навигацией, и в первую же минуту он подумает о приливе.
  С другой стороны, лейтенант Трэгг и ребята из отдела убийств едва ли когда-нибудь задумываются об этом, если только они не любители рыбной ловли.
  Делла Стрит пожаловалась:
  — Я лично никак не могу понять, как эта свеча связана с…
  — С чем? — спросил Мейсон.
  — С кровавым пятном на ступеньке сходного трапа, как называют эту лесенку яхтсмены.
  — Признаться, этот кровавый отпечаток беспокоит и меня! — вздохнул Мейсон.
  — Его оставила Кэрол Бербенк?
  — Должно быть. На ее туфле обнаружена кровь.
  — В этом что-то не так? — поинтересовался Дрейк.
  — Понимаешь, если она говорит правду, то она должна была оставить этот след еще до того, как произошло убийство.
  — Каким образом, Перри?
  — Ты обратил внимание на место отпечатка на фотографии?
  Дрейк выбрался из своего любимого кожаного кресла.
  — Дай-ка мне еще раз взглянуть на фотографию, Перри.
  Мейсон выдвинул ящик письменного стола, извлек фотографию, на которой был заснят кровавый след ноги на ступеньке трапа, и протянул ее Дрейку.
  — Ну и что здесь не так? — спросил тот после тщательного изучения снимка.
  — След был оставлен не при упомянутых условиях.
  — То есть?
  — Вернемся к приливу. Где расположен след?
  — Ну, в самой середине ступеньки.
  — Вот именно. А теперь предположим, что, когда Кэрол появилась на яхте, она была сильно накренена. И Кэрол нечаянно наступила в лужу крови. Что должно было быть потом? Она бы взбежала наверх по этим ступенькам или, как принято называть на яхтах, по трапу. И как бы это у нее получилось? Ты когда-нибудь пытался подняться по косо стоящей лестнице?
  — Нет, конечно. Где бы я такую нашел?
  Мейсон подошел к кладовке, извлек из нее стремянку и прислонил ее к стене под углом градусов в двадцать, то есть как раз под тем углом, под которым была прикреплена к столу свеча. Он придержал лестницу обеими руками, чтобы она не свалилась.
  — Допустим, Пол, тебе нужно по ней взобраться наверх. Что бы ты сделал?
  — Да не полез бы — и все!
  — А если бы другого выхода не было? Но как, вот в чем вопрос.
  Дрейк покачал головой:
  — Не пойму, чего ты хочешь?
  Делла Стрит подошла к стремянке, слегка приподняла юбку, чтобы мужчинам были хорошо видны ее ноги, и встала на первую перекладину.
  — Это можно сделать единственным способом, Пол, — объяснила она, — ты не поставишь ноги в центр перекладины, как обычно, а в самый уголок к нижнему краю лестницы. Иначе на ступеньке не удержаться.
  — Точно! — подтвердил Мейсон.
  Дрейк присвистнул:
  — Так уж не думаешь ли ты…
  — Известно, что лужа крови появилась, когда яхта находилась на сравнительно ровном киле.
  — Ол райт, Перри. Мисс Бербенк говорит, что она помчалась туда сразу же, как узнала о происшествии. Место нахождения этого следа подтверждает ее рассказ. Яхта стояла прямо до девяти часов. А Камерон говорит, что лодку забрали…
  — О’кей, — прервал его Мейсон, — все это совпадает. Единственным «но» является то, что Милфилд тогда еще был жив.
  — Откуда ты это взял? Давай восстановим в памяти все случившееся. Бербенк отправился с Милфилдом на яхту, они повздорили, Бербенк сбил его с ног, при падении Милфилд ударился головой о порог и…
  — Или, — прервал его Мейсон, — сбил его с ног сильным ударом кулака, сел в его лодку и поплыл к берегу. Кто-то другой приплыл к яхте, убил Милфилда и скрылся. Вот что я должен установить, чтобы вытащить Кэрол и Бербенка из ямы.
  — Ну, — с сомнением в голосе произнес Дрейк, — тогда ты превзойдешь самого себя, Перри. Но разве такое можно доказать? Ведь на яхте должно было находиться всего двое: Милфилд и его убийца. Милфилд не может говорить, ну а убийца не захочет.
  — Возможно, убийца заговорит. И сама яхта заговорит. Все, что требуется сделать, это принять во внимание состояние прилива, как это делают яхтсмены, и показать, что версия обвинения и показания свидетелей расходятся. Не совпадают.
  — А что совпадает? — спросила Делла.
  Мейсон снова заходил по кабинету.
  — Этот парень, Бурвелл, — произнес он задумчиво, — производит впечатление наивного простачка, по уши влюбленного в многоопытную кокетку. Но заметьте, что в действительности он вовсе не так наивен, как представляется. Он говорит, что приехал сюда в пятницу на «Парке». Так ли это? Ты обратил внимание на то, что, по его словам, Дафна Милфилд сообщила ему о смерти мужа еще до того, как ее смог уведомить об этом лейтенант Трэгг? Еще до моего визита к ней. Обратили ли вы оба внимание на то, что таинственная личность, интересующаяся ночными привычками акул, по описанию напоминает этого самого Бурвелла?
  Предположим, что Роджер Бербенк ударил по подбородку Милфилда, тот потерял сознание. Сам же разъяренный Бербенк уехал. Кэрол отправляется на яхту и обнаруживает на полу неподвижного Милфилда, голова у него покоится на обитом медью пороге. Она решает, что его убил отец. Сам Бербенк считает то же самое. Но допустим, что он его лишь оглушил, а не убил. В таком случае нам надо осмотреть яхту и отыскать косвенные доказательства, которые, возможно, помогут установить, кто же убил Милфилда. Короче, это просто вопрос проверки всего того, чем мы располагаем. Элементы дела настолько просты, что в них может разобраться и ребенок, но когда сложить их вместе, они не подходят друг к другу. Давайте посмотрим на случившееся вот под каким углом. Высокий прилив проходил в 5.41 утра. Возьмите показания свидетеля Камерона. Вот, я тут кое-что набросал.
  Он достал из ящика письменного стола бумагу и просмотрел ее, что-то подчеркивая карандашом.
  Делла подошла к нему и заглянула через плечо.
  На листке было написано:
  «Пятница, вечер, полная вода в 5.41.
  Малая вода: 0.03, суббота.
  Следующая полная вода в 6.26, суббота.
  Следовательно, яхта сидела на мели. Стало быть, в пятницу, в восемь вечера, сдвинуться не могла. Крениться начала в 9.00 вечера. Полностью накренилась в 10.30 вечера. Начала крениться в противоположную сторону в 2 часа ночи.
  Почти выпрямилась, но все еще оставалась на мели в три часа дня.
  Снова на плаву в 4.00 утра.
  Опять на мели в субботу в 8.45 утра.
  Начала крениться в 9.45 в субботу утром.
  Накренилась полностью в 11.15 утра, в это время прибыла полиция».
  Дрейк внимательно изучил расписание и кивнул.
  — Это выглядит достаточно просто, — сказал он.
  — Ладно, — кивнул Мейсон, забирая листок. — А тут у меня еще и примерная схема каюты и положения тела. Две позиции. Позиция номер один, показывающая, где находилось тело, когда Милфилд ударился головой о порог, и позиция номер два, где тело было обнаружено.
  Не забывайте следующего: из-за наклона яхты тело должно было скатиться в позицию номер два. Но когда наступило время следующего прилива, оно не могло вернуться в позицию номер один. Единственное, что могло случиться, это то, что яхта, оказавшись на высокой воде, приняла бы горизонтальное положение. Поэтому тело, переместившись на позицию номер два, оставалось бы там. Если бы его кто-то не передвинул. Вот, взгляните на мою схему.
  Мейсон протянул ее Делле Стрит.
  — Ну а что тебя не устраивает, Перри? — спросил Пол Дрейк.
  Мейсон вздохнул:
  — Ладно, начнем сверять эту схему с физическими факторами по расписанию. Патологоанатом говорит, что не было никаких других ранений на теле, из которых могло бы быть кровотечение, кроме раны на затылке, которую можно именовать «фатальным увечьем». Итак, кровь имеется на пороге в позиции номер один, и крови там порядочно. Кровь имеется также и возле головы убитого в позиции номер два; на ковре имеются два совершенно отчетливых кровавых пятна, соединенных вместе лишь несколькими отдельными каплями крови, которые появились, когда тело скатилось вниз. Взгляните на схему.
  Мейсон положил свой чертеж на подлокотник кресла так, чтобы он был виден всем троим.
  В течение нескольких минут Дрейк молча изучал схемы, потом спросил:
  — Ну и что тебе тут не нравится, Перри? Именно так и должен был вести себя труп. Он бы спокойно лежал в одном положении до тех пор, пока яхта не накренилась. Потом он покатился вниз до упора, где и был обнаружен.
  — Хорошо, — сказал Мейсон, — теперь обратите внимание на то, что яхта начала крениться в девять часов вечера в пятницу. Максимальный крен был достигнут примерно в 10.30 вечера в пятницу же. Угол наклона свечи равен семнадцати градусам, что говорит о том, что и яхта накренилась на столько же градусов.
  Значит, мы можем сделать кое-какие выводы, основываясь на этих двух фактах. Лично я считаю, что наклон яхты на семнадцать градусов был достигнут где-то вскоре после девяти часов, скажем, в 9.20. Не позднее девяти тридцати. До 9.40.
  Вот теперь давайте-ка сведем это все воедино, учитывая заявление патологоанатома, что кровотечение, по его мнению, длилось не более получаса.
  Тело лежало головой к порогу передней каюты в одном-двух дюймах от него. Я назвал это на схеме позицией номер один. А потом оно скатилось в позицию номер два.
  Если кровотечение продолжалось не более получаса, а кровь имеется и у позиции номер один, и у позиции номер два, тогда мы вынуждены сделать вывод, что убийство произошло приблизительно в 9.15 в пятницу после того, как яхта начала крениться. Потом он покатился вниз до упора, где и был обнаружен.
  Дрейк пару раз кивнул:
  — Это же подтверждается свечой.
  — Совершенно верно, — согласился Перри. — Состояние свечи указывает на то, что она горела минут двадцать, где-то от девяти вечера до 9.40 самое позднее. Возможно, от 9.20 или от 9.10.
  — Стемнело гораздо раньше, — заметил Дрейк.
  — Ты подошел к одному из самых загадочных обстоятельств данного дела. Либо Милфилд сидел в каюте вообще без света, либо… имеется другое объяснение, куда более правдоподобное. На этом же месте был прикреплен огарок старой свечи. Милфилд зажег его, когда стемнело, а когда свеча полностью сгорела, Милфилд отодрал остатки воска от стола и выбросил их за борт, зажег новую свечу и…
  — Господи, ну конечно же, Перри! — воскликнул Дрейк. — Тогда все увязывается. Милфилд зажег новую свечу, когда на яхту прибыл убийца. Минут этак за пять до его появления.
  — Правильно. В таком случае можно определить время убийства почти с математической точностью, верно, Пол?
  Дрейк кивнул.
  — Но, — напомнил Мейсон, — стычка Милфилда с Бербенком произошла около шести часов вечера. Кэрол помчалась в яхт-клуб, как только про это услыхала. На яхте она оказалась в самом начале восьмого, во всяком случае, до восьми. Яхта стояла неподвижно на ровном киле. Тело лежало в позиции номер один. Она мне в этом поклялась.
  — Перри, девица врет! В отношении времени. То, что говорит она, невозможно!
  — Так-то оно так, все совпадает… Кэрол Бербенк лжет. Она должна была подняться на яхту уже после девяти… А свечу либо зажег убийца, либо она сама. Не исключено, что свеча была зажжена уже после того, как было совершено убийство, а убийца исчез.
  — Не слишком правдоподобно, учитывая тот факт, что старая свеча была удалена, — сказал Дрейк.
  — Да, не очень правдоподобно, — согласился Мейсон, — и все же это возможно.
  — Провалиться мне на этом месте, Кэрол Бербенк лжет!
  — Не спеши… Сейчас я сообщу тебе кое-что, подтверждающее слова Кэрол.
  — Что именно?
  — Место кровавого следа. Он оставлен как раз по центру ступеньки сходного трапа. А это говорит о том, что яхта была на ровном киле, когда оставили след. Ну, как ты это объяснишь, Дрейк?
  Дрейк почесал затылок.
  — Проклятие, Перри! Мне это не объяснить. Это вообще не укладывается в общую картину.
  — Кровавый след показывает, что Кэрол говорит правду. С другой стороны, свеча говорит, что Кэрол лжет. Лужи крови тоже подтверждают, что она лжет.
  Согласно теории приливов, убийство просто не могло произойти ранее девяти часов.
  К тому же, когда расследуешь дело об убийстве, нельзя забывать о том, что убийца обязательно врет. Но случается, что лгут и некоторые свидетели, так что не всем показаниям можно безоговорочно верить.
  — А не могло получиться так, что этот след ноги был сфабрикован? — спросила Делла.
  — Я задавал себе этот вопрос. Допустим, что девушка, которая кое-что знает о приливах и отливах и не теряется в экстремальных ситуациях, сообразила, что по той или иной причине надо, чтобы считалось, что убийство произошло гораздо раньше, чем на самом деле. На борту яхты она была в то время, когда яхта уже накренилась, но она знала, что, если оставить кровавый отпечаток своей туфли в самом центре ступеньки, это покажет, что яхта была на ровном киле.
  — Перри, теперь ты говоришь дело! А Кэрол — девушка находчивая и решительная.
  Мейсон произнес почти мечтательно:
  — Я не имею права на ошибки и даже на простые просчеты. Я обязан попасть в яблочко имеющимся в моем распоряжении единственным выстрелом. Патологоанатом говорит, что интенсивное кровотечение не могло длиться более получаса. А на полу две лужи крови. Одна в позиции номер один, другая в позиции номер два. Получается, что убийство произошло где-то около 9.20. Этот кровавый след — единственное, что противоречит выводу. Я обязан разобраться, в чем тут дело, как он там оказался, когда и почему.
  — Нельзя ли предположить, что след появился лишь на следующее утро, когда судно вернулось на ровный киль?
  — Я сам обдумываю такую возможность. Потому что тогда объясняются все факты, которые у меня в руках.
  — А кровь могла так долго оставаться влажной? — спросил Дрейк.
  — Думаю, что да, поскольку она просочилась в ковер. А ковер в каюте очень толстый и плотный, во многих местах он прикреплен к полу.
  Исследуя косвенные доказательства, мы обнаружили три момента, фиксирующие с математической точностью время убийства. Первый и самый важный — это время приливов и отливов. Второй момент — кривая свеча, отклоненная примерно на семнадцать градусов, с воском, стекающим по ней равномерно во все стороны, что свидетельствует о том, что горевшая свеча стояла совершенно перпендикулярно относительно дна лагуны.
  — Ну а третий момент? — спросил нетерпеливо Пол Дрейк.
  — Время, в течение которого происходит интенсивное кровотечение из раны, не превышающее получасового периода. То есть такое кровотечение, в результате которого появилась вторая лужа крови на ковре.
  Существует всего один способ синтезировать показания всех трех моментов: они должны указывать на одно и то же время, когда произошло убийство. И тут-то проклятый кровавый след на ступеньке путает все карты!
  — Значит, этот отпечаток сфабрикован! — с уверенностью заявил Дрейк. — Все было продумано заранее. И то, как она доставала перчатки из сумочки и обронила багажную квитанцию на вокзале, — все это было подстроено. Самая настоящая провокация!
  — Ну и кого она хотела обвинить? Самое себя? — спросил Мейсон. — Такие поступки не бывают бесцельными.
  — Проклятие, не знаю! Получается, что она больше всего от этого и пострадала.
  — Вот именно, — угрюмо согласился Мейсон. — Можешь не сомневаться, я все это уже десятки раз переворошил в голове, Пол. Кровавый след ноги — единственное, что не укладывается в рамки, ни с чем не согласуется.
  Поэтому, конечно, мы не можем перечеркнуть возможность того, что след был сфабрикован, а, как ты заметил, вся история со сдачей туфель на хранение и с уроненной позднее на пол квитанцией была простой инсценировкой, дабы туфли оказались в руках полиции, а замытые пятна крови на них выглядели бы еще более впечатляющими. Хотя, говоря откровенно, мне в это не верится. Вот если бы это проделал кто-то другой, а не Кэрол Бербенк! — Мейсон вытащил из кармана график приливов и отливов. — Пол, сегодня ночью нам придется проделать эксперимент, — заявил он.
  — Что еще ты задумал? — нахмурился детектив.
  — Сегодня полная вода должна быть в 9.42 вечера, а малая — в 2 часа 54 минуты завтра утром. Согласно графику, яхта окажется на мели около одиннадцати часов вечера, в двенадцать начнет крениться, а к половине второго этот процесс закончится. Где-то через полчаса после полуночи начнется период, который я хочу изучить. Приблизительно до часа сорока пяти минут ночи.
  — А где сейчас яхта? — спросил детектив.
  — Как представитель владельцев яхты, я сумел избавить ее от полицейской опеки, забота о ней поручена мне. Я дал указания Камерону поставить яхту на якорь точно в том месте, где она стояла в ночь убийства. Незадолго до полуночи мы отправимся туда и все проверим.
  На лице Дрейка появилось растерянное выражение.
  — Что такое? — спросил Мейсон.
  — Надо же тебе было выбрать именно то же время, когда у меня саднит горло и болит в полном смысле слова каждый суставчик!
  — Уж не заболеваешь ли ты гриппом?
  — Похоже на то. Но температуры у меня нет. Очень скверно себя чувствую, только и всего. Намеревался сходить в турецкую баню, но раз ты…
  — Забудь об этом! — прервал его Мейсон. — Все равно тебе там нечего делать. Я просто хочу проверить, что творится на яхте, чтобы быть в состоянии завтра в суде выдвинуть свою версию.
  — Судья явно заинтересовался этой свечой! — заметил Дрейк.
  Мейсон кивнул:
  — Если мне удастся разработать версию, которая будет выглядеть достаточно убедительной, я смогу изъять это дело из суда завтра же утром. Ну а если не удастся, тогда я погорел.
  Делла Стрит безоговорочно заявила:
  — Я еду с вами, шеф.
  — Глупости! — Мейсон махнул рукой. — Я просто погляжу, как все это выглядит в натуре, а уж потом…
  — Я еду с вами! — повторила Делла Стрит.
  — Ладно, поехали, — угрюмо согласился адвокат. — Ты ведь все равно не отстанешь от меня.
  Глава 18
  Низкий плотный туман навис над ночной водой. Звезды сквозь туман казались едва заметными булавочными головками.
  Мейсон помог Делле выйти из машины. Их шаги гулко раздавались по дощатому настилу, ведущему к домику сторожа яхт-клуба. Силуэты небольших увеселительных яхт, привязанных к причалу, выглядели призрачными в смутной прохладе ночи.
  В конце пирса горел огонь, и когда Камерон в своем теплом офисе услыхал увесистые шаги адвоката, сопровождаемые стуком каблучков Деллы Стрит, он вышел навстречу и приветствовал их широкой улыбкой.
  — Хелло, Камерон! — сказал Мейсон.
  — Добрый вечер!
  — Все в порядке?
  Глаза Камерона весело блеснули. Короткая толстая курительная трубка была крепко зажата у него в зубах. Вынув ее изо рта, он заговорил:
  — Зайдите в дом на минутку и согрейтесь. На воде будет страшно холодно. В каюте яхты есть печка, но вы замерзнете, пока будем туда добираться. У меня на плите стоит чайник и найдется немного рома. Если пожелаете выпить по рюмочке горячего рома…
  Мейсон не дал ему закончить:
  — Чего же мы ждем?
  Камерон улыбнулся и, взглянув на Деллу, осведомился:
  — Два или три стакана?
  — Ой, три! — воскликнула Делла.
  — Крепость делайте по своему вкусу, — добавил Мейсон.
  Камерон положил в три толстые фаянсовые кружки по большому куску масла, добавил кипятка, сахара, пряностей, после чего налил рому.
  — У меня брат работает на молочной ферме, — пояснил он, — он не забывает обеспечить меня хорошим маслом, знает, что я большой любитель такого напитка… Может, вы снимете пальто?
  — Нет, — сказал Мейсон, — мы отправимся, как только допьем ром, а хорошенько разогреться перед стартом не мешает.
  Делла и Мейсон молча чокнулись друг с другом и принялись пить маленькими глоточками.
  — Это целебный напиток, настоящий бальзам! — воскликнул Мейсон.
  — Угу. Сегодня здорово подморозило. У воды по ночам бывает зябко восемь-десять месяцев в году. А мне приходится частенько обходить свое хозяйство. Сами скоро поймете, как приятно возвращаться в мой маленький уютный дом.
  — Вы не чувствуете себя здесь одиноким? — спросила Делла.
  Камерон несколько раз пыхнул трубкой.
  — Нет, — покачал он головой, — у меня есть книги. Да и потом, сам не знаю… Чувствуешь себя одиноко в большом доме, а не в такой малюсенькой хижине, как эта, где все как в настоящей каюте. Мне скучать не приходится. К тому же сам с собой поладишь скорее, чем с посторонним человеком.
  — За сколько времени мы доберемся до яхты? — поинтересовалась Делла.
  — Минут за десять. Как я понимаю, вы хотите, чтобы я доставил вас туда на своей лодке с подвесным мотором и оставил на яхте. Затем около двух часов я снова приеду за вами, верно?
  — Верно.
  — О’кей, — сказал Камерон, — можете быть спокойны. Просто хотел уточнить время, потому что терпеть не могу оставлять свое хозяйство без присмотра, Вообще-то этого делать не полагается, но короткая отлучка повредить не сможет. Однако договоримся: вы будете готовы к отплытию, как только я появлюсь. Вы отыскали какой-то ключ к загадке?
  Адвокат улыбнулся:
  — Дело не в ключе. Мы хотим все как следует проверить.
  — Так я и поверил!
  — Конечно, мы можем что-то еще обнаружить.
  — Вот это верно… Кстати, как я сегодня выглядел на месте свидетеля?
  — Превосходно!
  — Это хорошо, я вам не повредил, нет?
  — Ни капельки.
  — Прекрасно. Надеюсь, что вы выручите их обоих. Мистер Бербенк мой хороший друг. А что касается его дочери, то сразу видно, что это воспитанная и очень умная молодая леди, не какая-нибудь вертихвостка! Предупредите меня, когда будете готовы отправиться.
  Перри Мейсон и Делла Стрит одновременно поставили пустые кружки на край раковины.
  — Пошли! — скомандовал адвокат.
  Подвесной мотор зачихал, затарахтел, пробужденный от спячки. Лодка устремилась вперед, рассекая воду и оставляя за собой расходящийся в обе стороны пенящийся след. Холодный вечерний воздух был пропитан влагой, больно бил их по лицам. Лодка добралась до канала и стала бороться с приливной волной в черных водах эстуария.
  — Здесь трудно продвигаться? — заметил Мейсон.
  — Постепенно ко всему привыкаешь и уже действуешь автоматически. Сначала следи за тем, чтобы край этого мыса четко вырисовывался на фоне светлого противоположного берега. Они должны находиться на одной линии. В настоящий момент они у меня точно за кормой.
  Мейсон рассмеялся:
  — Кажется, вы хотите, чтобы я получил лоцманские права?
  Делла закричала:
  — Ой, что-то там впереди! Мотор заработал потише.
  — Это же яхта, — объяснил Камерон.
  Они обогнули яхту и приблизились к самому борту.
  Камерон спросил:
  — Сумеете сами подняться на борт?
  Мейсон кивнул, привстал, ухватился за холодные скользкие поручни и оказался на борту. Камерон бросил ему веревку и обратился к Делле:
  — А теперь, мисс, я вам помогу.
  Они вдвоем подняли Деллу Стрит на палубу яхты. Камерон тоже взобрался наверх, ухватившись за поручни, и подтащил свою лодку к самой яхте.
  — Она уже легла на грунт, — заметил он.
  — Точно.
  — Будьте осторожны, когда она накренится. Еще какое-то время она постоит прямо, а потом уступит напору воды и резко накренится… Так вы хотите, чтобы я вернулся за вами в два часа?
  — Совершенно верно.
  — О’кей. Будьте осторожны, чтобы не ушибиться.
  — Не беспокойтесь, все будет в порядке.
  Казалось, Камерону ужасно не хотелось уходить. Он постоял еще несколько секунд, держась за поручни, мотор на его лодке монотонно постукивал, в воздухе стоял запах бензина.
  — Ну так я отчаливаю. В два часа, да?
  — Да, точно в два.
  — Считаете, что к этому часу вы успеете все сделать?
  — Наверняка.
  — Тогда до встречи.
  Камерон оттолкнул лодку от судна и занял свое место. Мотор ожил, заурчав громче и энергичнее, и в считаные секунды суденышко скрылось из глаз, хотя сквозь туман до них долго доносился стук мотора.
  — Ну, — произнес Мейсон, доставая из кармана фонарик, — пошли вниз. Только иди осторожно, палуба очень скользкая.
  Мейсон достал ключ, отомкнул замок, отодвинул задвижку и помог Делле спуститься по трапу в главную каюту.
  — До чего же уютно! — воскликнула девушка.
  — Да, тут неплохо, — согласился адвокат, зажигая свечу.
  — А каким образом они обогревались?
  — Тут есть небольшая печурка, ее можно топить дровами или углем. Она служит и для приготовления пищи, и для обогрева. Я предупредил Камерона, чтобы он загрузил ее топливом. Ага, все готово. Остается только чиркнуть спичкой.
  И Мейсон действительно зажег спичку и поднес к бумаге в топке. Сразу же занялось веселое пламя.
  — А теперь будем дожидаться малой воды, — заметил он.
  Делла посмотрела на свои часики:
  — Яхта сейчас опустилась на грунт?
  — Да, она стоит килем в иле.
  Судно едва заметно покачивалось.
  — Ага, через несколько минут начнет постепенно крениться вбок. Так что ждать нам недолго. Я хочу точно выяснить, как тело покатится в нижнюю часть каюты и как яхта накренится при отливе.
  Делла поежилась.
  — Нервничаешь? — усмехнулся Мейсон.
  — Немножко, — призналась она. — Тут очень промозгло и неприятно. Давайте, шеф, задуем свечу и посидим в темноте, хватит света от печки… Меня слишком хорошо видно… Любой мог бы… Вы понимаете? Через иллюминатор…
  Она засмеялась, не закончив фразу. Мейсон сразу же задул свечу.
  — Трусиха!
  — Так гораздо приятнее! — заявила Делла. — Знаете, у меня ощущение, что за мной наблюдают через иллюминаторы.
  Мейсон обнял ее за плечи.
  — Выбрось эти глупости из головы. Никто не знает, что мы здесь.
  Она смущенно засмеялась и прижалась к его плечу.
  Огонь весело потрескивал, изредка из топки вылетали яркие искорки, отблеск пламени окрасил стены. Оба молчали, тишину нарушал только шум воды, стремящейся прочь от севшей на грунт яхты.
  Яхта накренилась, но уклон пока был едва ощутим.
  Мейсон взглянул на светящийся циферблат своих часов и пробормотал:
  — Ну, скоро мне придется улечься вон там, на это место на полу, и притвориться трупом.
  Делла Стрит с опаской посмотрела на буро-красное пятно на ковре и вздохнула:
  — Мне очень не нравится, что вы туда ляжете!
  — Почему?
  — Это выглядит слишком зловещим. А вдруг это вызовет… Разве нельзя найти другое место?
  — Нет, — покачал головой Мейсон, — я намерен провести эксперимент.
  Адвокат растянулся на устланном ковром полу каюты, его голова находилась в нескольких дюймах от обитого медью порога в конце яхты.
  — Нормально, Делла?
  — Ну, мне как-то не по себе. Невольно начинаешь думать о призраках…
  — Ох, если бы только Милфилд вернулся сюда и поведал мне о том, что и как произошло! Как бы это нам помогло!
  Делла подошла к Мейсону и села рядом с ним на полу. Ее пальцы отыскали руку адвоката.
  Мейсон потрепал ее по плечу и сказал:
  — Не забывай, что я сейчас покойник.
  Она рассмеялась:
  — Ни за что не поверю, что вы чувствуете себя покойником!
  — Верно, не чувствую.
  Яхта слегка покачнулась, ее крен стал заметнее.
  — Наклон пока слишком незначителен, чтобы я покатился к противоположной стене, — заметил Мейсон, — а вот когда это случится, мы посмотрим на часы и запишем точное время. Делла, а где фонарик?
  — На столе.
  Мейсон устало вздохнул:
  — Да, день в суде оказался не из легких, так что сейчас мне даже этот твердый пол кажется мягким и уютным.
  Делла погладила его по голове.
  — Вам следует спокойнее относиться к происходящему, шеф.
  — Угу, — сонным голосом согласился Мейсон. Потом спросил: — Который час?
  Она взглянула на часы:
  — Почти час сорок.
  — Ну что же, минут через десять-пятнадцать начнется представление.
  Делла Стрит изменила позу.
  — Ну чего ради вы так неудобно лежите? Ну-ка, приподнимите голову! — Она положила его голову себе на колени. — Ведь так гораздо лучше! А на результаты ваших наблюдений это не повлияет.
  — Нет, — запротестовал Мейсон, — голова должна находиться на полу… Я хочу выяснить все абсолютно точно… Ох, вообще-то мне просто необходимо… полностью расслабиться…
  Ее пальцы гладили его брови, закрытые глаза, убрали со лба волосы.
  — Лежите спокойно и ни о чем не думайте! — шепнула она с нескрываемой нежностью.
  Мейсон поймал ее руку, прижал ее к губам, задержал на минуту, потом отпустил.
  И через секунду ровное дыхание показало, что он заснул.
  Шли минуты, ситуация не менялась, Делла Стрит боялась шевельнуться. Яхта, теперь плотно севшая на ил, казалось, перестала крениться.
  Девушка сама подремывала. Тепло и полнейшая тишина, убаюкивающий шум воды снаружи, возможность дать полный отдых нервам после напряженного дня в суде в сочетании с поздним часом заставили ее тоже закрыть глаза и прижаться спиной к стене каюты.
  Внезапно пол каюты закачался. Яхта какое-то мгновение как бы поколебалась в нерешительности, затем резко накренилась. Застигнутая врасплох Делла была слишком напугана, чтобы что-то сказать. Она инстинктивно вцепилась в сходни, обмякшее тело адвоката катилось вниз.
  Очнувшись от недолгого сна, Мейсон чисто рефлекторно вцепился было в ковер, но тут же выпустил его, и Делла услышала сильный стук, когда Мейсон ударился о правую стену каюты.
  А в следующее мгновение раздался его громкий смех:
  — Ну, Делла, по всей вероятности, ты убаюкала меня, и все получилось само собой. Время вроде бы точно один час сорок три. По моим подсчетам, это случилось ровно через четыре часа и одну минуту после полной воды. Конечно, существует разница в высоте приливов, которую следует принять во внимание. Но это всего лишь несколько дюймов и…
  — Что это? — испуганно спросила Делла, когда Мейсон резко замолчал.
  — Слушай! — предупредил он шепотом. Они оба прислушались.
  Из полнейшей темноты доносился ритмичный глухой звук, постепенно усиливающийся. В этом звуке улавливался специфический призвук, который, казалось, ударялся о корпус яхты.
  — Что это? — прошептала Делла.
  — Гребная шлюпка, — тихонечко ответил адвокат.
  — Идет сюда?
  — Да.
  — Вы предполагаете, что Камерон уже возвращается за нами? Может быть, у него испортился мотор, и он…
  — Слишком рано! — покачал головой Мейсон. — Сиди тихо, Делла. Где ты?
  — Возле печки. Наверху, — сказала она. — А если это убийца?
  — Тише! — Мейсон перебрался к ней в темноте. — Давай-ка отыщем фонарик.
  — Я уже его искала. Когда судно накренилось, он, очевидно, свалился со стола… Вот, шеф, возьмите кочергу. Она тяжелая и…
  Внезапно они ясно расслышали, как шлюпка ударилась о корпус яхты.
  У них над головой раздались тяжелые шаги по палубе, заскрипела отодвигаемая вбок задвижка.
  Мейсон потянул Деллу к проходу в заднюю каюту.
  — Быстрее! Туда!
  Едва они успели скрыться, как луч электрического фонарика на мгновение осветил первую каюту и тут же исчез. Несколько секунд незваный гость постоял неподвижно на месте, затем его шаги загрохотали по наклонной палубе, кто-то грузно спрыгнул в шлюпку. Заскрипели весла.
  — Быстро! — крикнул Мейсон, устремляясь к сходному трапу. — Найди фонарик, Делла. Пошарь по полу в нижней половине каюты, он должен был скатиться туда.
  Мейсон побежал вверх по трапу, высунул наружу голову и плечи и сразу же почувствовал, какой сырой и холодный ночной воздух.
  Плотный туман вился над водой, как покрывало, приглушая все звуки, искажая перспективу.
  В молочной мгле было слышно, как кто-то с панической суетливостью бестолково работает веслами.
  — Эй, вы! — закричал Мейсон. — Возвращайтесь назад!
  Скорость гребков удвоилась, никакого иного ответа из залитой туманом темноты не последовало.
  — А вот и фонарик, шеф!
  Делла сунула металлический цилиндр в протянутую руку адвоката. Он нажал на кнопку и направил луч света в туманную завесу. Это оказалось не более эффективным, чем если бы этот самый луч попытался проникнуть сквозь разбавленное водой молоко.
  Шум весел все заметнее ослабевал.
  Мейсон едва слышно выругался.
  — Что его спугнуло? — удивилась Делла. — Мы же сидели тихо как мыши.
  — Печка, — объяснил Мейсон. — Он отодвинул задвижку над спусковым трапом, навстречу ему пахнуло теплом. Он понял, что на яхте кто-то есть.
  — Господи, шеф, до чего я напугалась! У меня до сих пор коленки дрожат!
  Мейсон притянул ее к себе. Он выключил фонарик и стоял, прижимая к себе девушку и чутко прислушиваясь.
  Единственное, что можно было ясно различить, — это падение капель сконденсировавшегося тумана с борта яхты. Других звуков не было слышно.
  — Очень может быть, — сказал Мейсон, — что он перестал грести и пустил свою лодку по течению. Господи, как мне хочется, чтобы поскорее появился Камерон со своей лодкой!
  Они стояли, чутко прислушиваясь. Делла забеспокоилась:
  — Шеф, мне кажется, что я опять что-то слышу.
  Они напрягли слух.
  Едва различимый звук постепенно усиливался, превратившись, несомненно, в стаккато подвесного мотора.
  — Звук доносится с той стороны, куда скрылась гребная лодка, — заметил Мейсон. — Камерон может столкнуться с ней. Только бы он поспешил!
  Он включил фонарик, поднял его над головой и описал им несколько окружностей, подавая лодке сигнал увеличить скорость.
  Через пару минут лодка выскользнула из тумана, мотор прекратил пульсацию, когда опытная рука Камерона направила ее к опущенному борту яхты.
  — Пошли, Делла, — сказал Мейсон. — Надо спешить.
  Он подхватил ее под локти, приподнял над палубой и опустил прямиком в лодку. А секундой позже стоял рядом с ней.
  — Быстрее, — сказал он Камерону, — здесь только что побывала гребная лодка. Попробуем ее догнать. Она скрылась в том направлении, откуда вы появились. Минуты на две запустите мотор на полную мощность, потом заглушите… Послушаем…
  — Гребная лодка? — переспросил Камерон. — У меня не брали напрокат ни одной лодки. Я…
  — Не имеет значения. Запускайте же мотор!
  Мотор вновь взревел, вода запенилась за кормой. По мере того как лодка набирала скорость, насыщенный влагой воздух все сильнее бил в лицо.
  — Ол райт, — сказал Мейсон, — давайте остановимся и прислушаемся.
  Камерон выключил мотор. Лодка заскользила по воде по инерции, урчащий звук, сопровождавший ее движение, в первый момент заглушил все остальные. Но постепенно, когда ход лодки замедлился, их охватила тишина, заполненная туманом тишина, нарушаемая лишь едва различимым плеском воды, бившейся о борта. Никаких посторонних звуков не было слышно.
  Через две или три минуты Камерон сказал:
  — Нет, таким путем мы ничего не добьемся, разве что случайно наткнемся на него. Он услышит, как мы приближаемся, как только мы выключим мотор, перестанет грести, а когда включим, снова заработает веслами.
  — Да, конечно, — согласился Мейсон. — Мы можем предпринять единственное — прочесать это место зигзагами. Он должен находиться где-то поблизости.
  Камерон сразу же включил мотор и начал прочесывать лагуну, то и дело меняя направление. Мейсон сидел на носу, вглядываясь в темноту, надеясь различить неясные очертания какого-нибудь постороннего предмета на поверхности воды.
  Но он ничего не видел.
  И вновь мотор смолк. Камерон сказал:
  — Я больше не решаюсь заниматься поисками, боюсь сам потерять направление, отсюда не видны мои береговые ориентиры. Я совершенно не представляю, где мы находимся в данный момент.
  — Ладно, — сказал Мейсон, — это равносильно поискам иголки в стоге сена. В каком направлении находится яхта? Я бы хотел к ней вернуться.
  — Вообще-то я не вполне уверен, — поскреб затылок Камерон, — но попробую ее разыскать. Она должна стоять где-то неподалеку.
  Он повернул лодку в обратном направлении.
  — Откровенно говоря, я не имею права так долго отсутствовать на своем посту, — пробормотал он. — Ну кому может понадобиться эта яхта?
  — Вот и я начинаю думать об этом… С какой целью он туда приезжал? Едва ли намеревался что-то там прихватить. Может, он знал, что мы на борту? Постойте минуточку… Так-так… Знаете, не стоит туда возвращаться. Ведь он мог…
  Где-то в четверти мили от них справа вспыхнуло пламя и раздался оглушающий грохот взрыва, нарушившего тишину. Взрывная волна бросила их на дно лодки. На какое-то мгновение они оглохли.
  Кормчий инстинктивно выключил мотор. Лодка какое-то мгновение плыла в тишине, которая показалась им вполне осязаемой стеной, отгородившей их от реального мира звуков.
  Высоко над их головами родился непонятный воющий звук, закончившийся плеском воды в сотне ярдов левее. Затем эти плески участились.
  — Обломки яхты, — пояснил Мейсон.
  Камерон сунул трубку в рот.
  — Надо полагать, вы как раз и подумали о взрыве, когда сказали, что возвращаться на яхту не стоит.
  — И не ошибся, — угрюмо произнес Мейсон. — Давайте на берег.
  Подвесной мотор завел свою песню, Камерон довел скорость до максимальной. Маленькая лодка едва не выпрыгивала из воды, затем описала большой полукруг. Мокрый туман на лицах пассажиров превратился в подобие моросящего дождя. Холодный сырой воздух пронизывал до костей, никакая одежда от него не спасала.
  — Теперь уже недолго, — сказал Камерон, — будем надеяться, что я не сбился с пути в тумане.
  Три человека в маленькой лодке почувствовали себя слишком замерзшими и промокшими, чтобы поддерживать разговор. Почти прямо перед ними из темноты возник береговой сигнальный огонь. Камерон взял чуть влево и уже через несколько минут повернул к берегу.
  Внезапно туман поредел, и на фоне бледных звезд обрисовалась смутная громада земли. Маленькая лодка описала кривую, и как-то уж совсем неожиданно темнота впереди расступилась, появились очертания яхт, пришвартованных к пристани.
  Поездка вообще-то длилась недолго, но холод в полном смысле сковал руки и ноги Мейсону, он с большим трудом вылез на дощатый причал.
  Камерон выключил мотор, привязал лодку к чугунному кольцу на пристани.
  — Как себя чувствуете? — спросил он участливо Деллу Стрит.
  — Бр-р-р-р! — замотала она головой и рассмеялась.
  Они зашагали по пристани, Камерон распахнул дверь своего скромного жилища. Их обдало теплом. Уютно тикали настенные часы, напоминая мурлыканье кошки, свернувшейся клубком в кресле.
  Камерон молча включил свет, налил в три кружки воды из не успевшего совсем остыть чайника, положил специи, сахар и масло, добавил порядочно рома.
  — Это именно то, что сейчас необходимо! — заявил Мейсон.
  — Это спасет мне жизнь! — воскликнула Делла. — Мне казалось, я не выдержу больше. Одежда совершенно намокла и не спасает от такого пронизывающего ветра.
  Камерон закурил трубку.
  — Да, продувает насквозь, — согласился он.
  Он открыл дверцу печки, сунул в топку пару дубовых поленьев и стал заваривать свежий чай, но вдруг замер, уставившись в окно.
  — Сюда идет машина.
  — Который час? — спросил Мейсон.
  — Два пятнадцать.
  — А мне казалось, что пролетел целый век! — засмеялась Делла.
  Мейсон достал бумагу и карандаш из кармана.
  — Я хочу взглянуть на ваш график, — сказал он Камерону, — интересно узнать, какая разница между сегодняшним приливом и в ночь убийства.
  — Идут сюда, — сообщил Камерон, — двое. Похоже, что полицейские.
  Шаги загрохотали по доскам причала как-то особенно громко и требовательно.
  — Как барабан, — сказала Делла Стрит и нервно закашлялась. — Зловещий барабан.
  Дверь распахнулась без стука. На пороге появились два человека. В первую минуту они не обратили внимания ни на Мейсона, ни на Деллу. Их глаза были прикованы к Камерону.
  — Что это был за взрыв? — спросили они.
  — Яхта Бербенка взлетела на воздух.
  — Именно это мы и предполагали. Вы сегодня туда кого-нибудь возили?
  Камерон жестом указал на Перри Мейсона и Деллу Стрит.
  — Можете присягнуть, что они находились на борту яхты?
  — Разумеется.
  — Через сколько времени после того, как они оттуда уехали, произошел взрыв?
  — Через пять или десять минут. Не более чем через десять.
  Полицейский враждебно посмотрел на Перри Мейсона:
  — Собирай свои вещи, приятель. Едем в управление.
  — Не глупите, — сказал ему Мейсон. — Завтра мне надо быть в суде. Я — Перри Мейсон.
  — Мне ровным счетом наплевать, что ты Перри Мейсон. Вы немедленно поедете в управление.
  Мейсон спокойно объяснил:
  — Когда мы были на яхте, к ней подплыла гребная лодка. Я сначала подумал, что туда кто-то явился с целью что-то забрать. Но посетитель испугался, когда открыл дверь каюты и увидел в печке огонь. Теперь-то мне ясно, что его целью было подбросить на яхту взрывное устройство с часовым механизмом. Он не знал, как скоро мы покинем яхту, и, очевидно, решил, что ему представился благоприятный случай взорвать вместе с яхтой и нас. Бомбу он наверняка подсунул, как только оказался на борту, а потом постарался поскорее скрыться.
  — Как выглядел этот человек?
  — Мы его не видели.
  — Что за лодка у него была?
  — Этого мы тоже не видели. Без мотора.
  Офицер усмехнулся с видом превосходства:
  — Вам следовало бы придумать что-нибудь поубедительнее. А еще адвокат…
  Мейсон нахмурился:
  — Бога ради, соединитесь с управлением по радио. Пусть они перекроют весь район порта. Попытайтесь задержать всех, кто сейчас тут бродит, не имея на то оснований. Возможно, вам удастся обнаружить лодку, когда человек высадится на берег, если только он уже это не сделал.
  — И стать общим посмешищем, поверив в такую небылицу и подняв на ноги весь департамент? Нет, Мейсон, извините. Что касается вас, то мы свой выбор сделали. Вы и эта леди ездили на яхту. Для чего вы туда ездили?
  — Изучать действие прилива.
  — Интересный материал! — насмешливо произнес офицер. — Почему бы вам не сказать правду, что вы прихватили с собой эту бомбу, дождались того момента, когда вам надо было возвращаться назад, нажали на кнопку часового механизма и пустили его в ход? Рассчитали все так, чтобы вовремя смотаться.
  — Не говорите глупостей! — рассердился Мейсон.
  — Зачем это кому-то пускать яхту на воздух? У вас-то как раз было больше оснований, чем у других. — Офицер повернулся к Камерону: — Он сразу же возвратился назад или придумал какой-то предлог, чтобы задержаться поблизости, пока не взорвалось?
  Камерон растерялся.
  — Отвечайте! — повысил голос офицер.
  — Все было не так, — ворчливо ответил Камерон, — мы разыскивали в тумане эту гребную лодку, прочесывали весь участок.
  — Неподалеку от яхты?
  — Примерно в четверти мили от нее.
  Офицер обменялся взглядом со своим напарником, громко фыркнул и посмотрел на пустые чашки.
  — Что в них было разлито? — спросил он. — Ром?
  — Ром, — сухо ответил Камерон и демонстративно убрал полупустую бутылку в шкаф.
  Офицер кивнул Перри Мейсону:
  — Ладно, поехали с нами. Вы и леди, оба.
  Глава 19
  Местный полицейский участок освещался единственной электрической лампочкой в фаянсовом плафоне под потолком. С одной стороны, свет ее резал глаза, а с другой — его было совершенно недостаточно.
  Перри Мейсон, на лице которого ясно читались напряжение и усталость, откинулся на спинку стула, положил ноги на край обшарпанного стола и взглянул на часы.
  — Черт знает что! — воскликнул он. — Я-то в состоянии это вынести. Но тебе, Делла, необходимо хотя бы немного подремать.
  — Похоже, что мы ничего не сможем сделать, — сказала она со вздохом.
  — Мы предоставим им еще пять минут, а после этого сделаем очень многое! Мое терпение лопнуло, я больше не намерен церемониться с этими баранами!
  Именно в этот момент дверь со скрипом отворилась. Полицейский, задержавший Мейсона, вежливо пропустил перед собой лейтенанта Трэгга, вошел следом за ним и запер за собой дверь.
  — Ну, — заговорил он насмешливо, — вы можете сообщить лейтенанту, что произошло на самом деле. Вы…
  — Разговаривать буду я, — чуть повысив голос, прервал его Трэгг и, повернувшись к Мейсону, спросил: — Что случилось?
  — Он же… — снова влез полицейский.
  — Помолчите, Медфорд!
  Мейсон кивнул в сторону того, кого Трэгг назвал Медфордом:
  — Ваш агрессивно настроенный приятель позволил убийце проскользнуть сквозь пальцы.
  Трэгг нахмурился:
  — Расскажите мне обо всем.
  Мейсон подробно описал, как они добрались до яхты, о визите гребной лодки и о взрыве.
  — Что вам понадобилось на яхте? — спросил Трэгг.
  — Хотел изучить эффект действия прилива.
  — Что именно? И как?
  — Решил лечь на пол и проверить, через сколько времени после полной воды яхта наклонится настолько сильно, чтобы я скатился к нижнему краю каюты.
  — Ну и что вы выяснили? — с непритворным интересом спросил Трэгг.
  — Через четыре часа и одну минуту после полной воды яхта накренилась уже так, что я покатился без задержки к правому борту.
  — Через сколько времени после полной воды, повторите еще раз? — недоверчиво переспросил Трэгг.
  — Ровно через четыре часа и одну минуту, — повторил Мейсон. — Конечно, необходимо сопоставить эту цифру с разницей приливов и отливов в футах и дюймах. А теперь, мой дорогой лейтенант, Делла Стрит и я либо отправляемся по домам, либо кто-то должен предъявить нам ордер на наше задержание. Решайте.
  Трэгг повернулся к своему спутнику:
  — Все, Медфорд, можете идти.
  Офицер заколебался:
  — По тому, как они себя вели, сразу было ясно, что они виновны. Я хотел бы, чтобы вы видели их лица, когда я их задержал!
  — Я бы тоже этого хотел. Вы свободны, Медфорд.
  Медфорд неохотно вышел из помещения.
  Трэгг повернулся к Мейсону и задумчиво произнес:
  — В таком случае убийство было совершено около девяти сорока?
  — Еще надо внести поправки. Но не забывайте, что обвинение фиксирует время убийства от половины шестого до шести.
  — Нет, оно больше не придерживается этой версии, — без колебаний заявил Трэгг, — приняв во внимание то, что вы заявили о приливах, а доктор о кровотечении.
  — Боюсь, что Гамильтон Бюргер с вами не согласится.
  — Я не хотел бы, чтобы вы упоминали мое имя в этой связи, но я мог бы вам кое-что сообщить.
  — Что именно?
  — Судья Ньюарк с вами полностью солидарен. И собирается завтра на заседании заняться кое-какими подсчетами. Я не раскрою ничьих секретов, если скажу, что ваш друг генеральный прокурор Гамильтон Бюргер совершенно ошарашен. Слышали бы вы, как он допрашивал Дугласа Бурвелла.
  — Значит, вы все-таки его отыскали?
  — Конечно.
  — Ну и что он сказал?
  — Сказал, что его заявление о приезде сюда в пятницу на «Ларке» было пустой болтовней. Он прилетел самолетом в пятницу днем. Миссис Милфилд позвонила ему, что намерена с ним сбежать, но, добравшись всего лишь до аэропорта, она передумала. Решила, что ничего путного из этого не получится, ей надо возвращаться назад. Бурвелл помчался, узнав об этом, в аэропорт, ему удалось получить кем-то сданный билет и прилететь в Лос-Анджелес переубедить ее. Они немного поговорили. Дафна Милфилд страшно нервничала. Под конец она сообщила, что ее муж находится на яхте Бербенка, она с ним разговаривала и больше не помышляет о тайном бегстве. Затем попросила Бурвелла отправиться в яхт-клуб, взять там напрокат лодку и проплыть немного вверх по течению, где она будет его ждать. Там имеется какая-то полуразрушенная пристань.
  — Почему она не пошла вместе с ним за лодкой? — спросил Мейсон.
  — Она объяснила Бурвеллу, что человек в яхт-клубе ее хорошо знает, а она не желает, чтобы ее видели вместе с Бурвеллом.
  — Интересно. Прямо киносценарий… Продолжайте, лейтенант.
  — Он пригнал лодку в условленное место, миссис Милфилд ожидала его на пристани. Он не специалист по гребле, она же, можно сказать, эксперт. Сев на весла, она без труда доставила его к яхте. Он остался ждать ее в лодке, она поднялась на борт, зажгла свечу и пробыла в каюте минут двадцать, пока ее дрожащий от холода приятель с нетерпением ждал ее возвращения.
  Яхта в это время была сильно накренена. Бурвелл не слышал ни голосов, ни звуков борьбы. Возвратившись, миссис Милфилд сказала ему, что, по ее мнению, все будет в порядке, ее муженек согласен подписать вполне приемлемое имущественное урегулирование, а как только все бумаги будут подписаны, она сможет без скандала уйти от него. Бурвелл же должен спокойно вернуться в отель и ждать.
  — Бурвелл задавал какие-то вопросы?
  — Не глупите. Парень влюблен, и он проглотил без раздумий все, что она ему наговорила. Около девяти часов на следующее утро миссис Милфилд позвонила ему и сказала, что ее муж умер, а Бурвеллу следует показать под присягой, что он приехал из Сан-Франциско на «Ларке» утром. Он не должен ни в коем случае пытаться встретиться с ней, главное же — никому не рассказывать об их поездке на яхту.
  — А что говорит сама миссис Милфилд? — спросил Мейсон.
  — Миссис Милфилд полностью «раскололась», как принято выражаться. Она подтверждает, что Бурвелл говорит правду. Она вместе с ним ездила на яхту повидаться с мужем, но, когда поднялась туда, муж ее лежал мертвый на полу.
  — Где? — быстро спросил Мейсон.
  — Вот тут закавыка. Она уверяет, что он лежал по левому краю каюты, голова у него находилась в одном-двух дюймах от обитого медью порога. Говорит, что яхта начала крениться, но еще не очень сильно, по ней можно было без особого труда передвигаться, хватаясь за мебель, что на столе осталась свеча, догоревшая практически до конца, от нее остался лишь небольшой кругляшок воска. Она зажгла новую свечу и прикрепила ее к этому огарку, причем свеча у нее стояла совершенно прямо. Она немного размягчила основание новой свечи над пламенем, а потом воткнула ее в образовавшуюся на столе лужицу.
  Она с полной откровенностью заявила, что ее муж для нее ровным счетом ничего не значил, разве что кормил ее. Но он заинтересовался нефтью, и она решила, что с ее стороны было бы непростительной глупостью расстаться с ним до того, как он станет миллионером. Вот она и решила добиться от него имущественного урегулирования. Ну а когда она увидела его мертвым, то сообразила, что станет богатой вдовой, ну и соответствующим образом себя повела.
  — Очаровательная особа, ничего не скажешь! — воскликнул Мейсон. — А почему она передумала лететь в Сан-Франциско?
  — По дороге ее перехватил приятель мужа и сказал, что ничего хорошего из ее затеи не получится. Его доводы показались ей убедительными, она сообразила, что делает глупость, ну и решила вернуться домой. На этом бы все и закончилось, если бы неистовый Бурвелл не прилетел сюда самолетом.
  — Ну а как Бюргер смотрит на данную историю? — поинтересовался Мейсон.
  — Он вне себя! — усмехнулся лейтенант. — Ему бы ужасно не понравилось, если бы он знал, что я вам все это выложил. Но я это сделал из совершенно определенных соображений.
  — Каких именно?
  — Чтобы вы мне сказали, каково ваше мнение, и могли бы утром спать сном праведника.
  Мейсон рассмеялся:
  — Я в любом случае рано не поднимусь. Я даже близко не подойду к проклятому суду. Отправлю вместо себя Джексона. Могу поспорить на любую сумму, что Бюргер будет требовать отсрочки в разбирательстве дела.
  Трэгг затянулся сигаретой.
  — Ох и твердый же вы орешек!
  — По природе я вовсе не упрямый и не несговорчивый. Но я научился быть несговорчивым, помучившись вдоволь с полицией. Сам не понимаю, почему я должен помогать вам, Трэгг? Вы всегда готовы нанести мне предательский удар. Вот на этот раз надумали ударить меня по-подлому, через Деллу…
  — Потому что вас иначе не проймешь, а с Деллой вы одно целое! — ответил совершенно спокойно Трэгг. — Мы с вами стоим по разные стороны забора, Мейсон. Ваши методы блестящи, спору нет, но они необычны и часто ставят в тупик. Пока вы будете продолжать вести дела, как сейчас, я намерен при каждом случае нажимать на вас.
  — Хотите превратить меня в «ручного защитника»? Чтобы самим работать с прохладцей? — с самым невинным видом спросил Мейсон.
  Трэгг сделал вид, что не понял намека, и продолжил:
  — На этот раз я протягиваю вам оливковую ветвь. Вы поделитесь со мною своими идеями, и мы позабудем про Деллу Стрит и испачканные в крови туфли.
  — Ну что же, Трэгг, на это я пойду, но не дальше. Я назову вам ключ к данному делу.
  — Что за ключ?
  — Лицо, поднимающееся по сходному трапу, оставило бы кровавый след сбоку ступеньки, а не посередине ее.
  Трэгг нахмурился:
  — Черт побери, о чем вы толкуете?
  — Я дал вам в руки ключевую улику, самый важный факт во всем деле.
  Трэгг пожевал сигарету.
  — Проклятие, Мейсон, может быть, вы стаскиваете Роджера Бербенка с горячей сковородки, посадив на его место Кэрол Бербенк?
  — Я просто даю вам ключевую улику. Пораскиньте своим умом, что к чему. Возьмите лестницу-стремянку, нагните ее вбок и экспериментируйте. Человек, поднимающийся по сходному трапу, поставил бы ногу посреди ступеньки только в том случае, если бы яхта стояла ровно. Если же яхта накренилась, отпечаток будет не в середине, а на опущенном конце перекладины… Проэкспериментируйте со стремянкой. Мы экспериментировали.
  Трэгг некоторое время молча курил. Наконец он заговорил резким голосом:
  — Как мне кажется, вы тут переборщили. Я забираю назад свою оливковую ветвь.
  Мейсон зевнул и прижал в пепельнице кончик своей сигареты.
  — Причина, по которой я не хочу быть с вами до конца откровенным, заключается в том, что вы на сей раз пытаетесь использовать Деллу в качестве козырной карты. Я не люблю нечестной игры.
  — А мне совершенно безразлично, любите вы ее или нет. Делла Стрит таскала вам из огня каштаны, мой дорогой, вот мы и обожжем ей немного пальчики… И не воображайте, что у вас алиби относительно взрыва на яхте! Может, вы просто хотели скрыть кое-какие улики, умник-разумник!
  — Какие улики? — поинтересовался Мейсон.
  — Точное время, когда ее крен был достаточно велик, чтоб труп скатился к нижнему краю каюты.
  — Я сообщил вам, что выяснил, — сказал Мейсон.
  — Да, сообщили. Ничем не подтвержденное заявление адвоката, представляющего интересы владелицы туфельки, испачканной кровью.
  На лице Мейсона появилось брезгливо-негодующее выражение.
  — Не зарывайтесь, Трэгг, и не пытайтесь меня запугать или шантажировать. Если у вас самого ничего не получается с расследованием преступления, не вставляйте палки в колеса другим!
  Трэгг сразу опомнился.
  — Не обижайтесь на меня, старина, но…
  — Вы мне не верите?
  — Не знаю. Могу поспорить, что суд не поверит!
  Мейсон улыбнулся:
  — Убежден, что поверит, лейтенант. И хватит пустых разговоров. Пошли, Делла.
  Пораженный Медфорд наблюдал, как они вышли из помещения, его глаза выражали нескрываемую враждебность.
  — Доброе утро, мистер. Мне показалось, что лейтенант Трэгг желает с вами потолковать.
  Глава 20
  Судья Ньюарк, заняв свое место, посмотрел на свободное кресло защитника, рядом с которым сидел Джексон.
  — Мистера Мейсона еще нет? — спросил он.
  — Мистер Мейсон поручил мне продолжить защиту, — важно сообщил Джексон.
  — С разрешения суда, — начал Линтон, — обвинение желает…
  — Одну минуту, — прервал его судья Ньюарк, — суд желает сделать объявление до того, как что-нибудь будет сказано сторонниками обеих сторон. Суд принимает во внимание юридическую важность графиков приливов и отливов, но, возможно, имеется расхождение по поводу места, где яхта стоит на якоре. Я склонен считать, что вода в эстуарии обладает определенной инерцией, а потому вызывает локальные вариации. Суд хотел бы получить более точные данные о времени и совпадении или расхождении этих данных по сравнению с опубликованным графиком. Возможно ли внести эти коррективы в таблицу времени, не нарушив серьезно ваш план ведения дела, мистер окружной прокурор?
  Гамильтон Бюргер с необычной для него медлительностью поднялся с места.
  — Боюсь, что это едва ли возможно, с позволения суда. За ночь обвинение получило столько новых данных, что просит отсрочки в слушании дела. Я считаю, что не имею права скрыть от суда, что этой ночью яхта была уничтожена, предположительно при помощи бомбы с часовым устройством.
  Судья Ньюарк откашлялся.
  — Сумело ли обвинение проделать какие-нибудь исследования до этого взрыва?
  — К великому сожалению, вынужден признать, что нет, мы их не проделали. Но, как я понял, этим занимался Мейсон.
  — Но мистера Мейсона здесь нет?
  — Нет, ваша честь.
  Судья Ньюарк заинтересовался вопросом приливов. От этого зависит решение всего дела…
  — Каково ваше отношение к тому, чтобы отложить на некоторое время слушание дела, мистер Джексон?
  — Меня проинструктировали на это не соглашаться, ваша честь.
  — Но, ваша честь! — поспешил вмешаться Гамильтон Бюргер. — Я убежден, что обвиняемым нисколько не повредит отсрочка суда.
  — Похоже, что защита придерживается иного мнения.
  — Если бы слушание дела можно было перенести хотя бы на вторую половину дня! — взмолился Гамильтон Бюргер. — Полагаю, я сумел бы лично связаться с мистером Мейсоном и…
  — Как вы смотрите на то, чтобы слушание дела перенести на вторую половину дня, мистер Джексон? — Судья вновь обратился к Джексону.
  — Я был проинструктирован не соглашаться ни на какие отсрочки, ваша честь.
  — Прекрасно. Обвинение будет продолжать разбирательство дела.
  Гамильтон Бюргер с чувством собственного достоинства произнес:
  — В таком случае, ваша честь, обвинение просит, чтобы данное дело было прекращено.
  Судья Ньюарк нахмурился:
  — Конечно, обвинение имеет право не считаться с желанием суда. Поскольку опасность того… — Он на минуту запнулся, подыскивая слова, которые наиболее точно выразили бы его возмущение.
  Этой заминкой воспользовался Джексон:
  — Меня проинструктировали не возражать против прекращения дела, ваша честь!
  Судья Ньюарк принял решение:
  — Хорошо, дело прекращено. Обвиняемые освобождаются из-под стражи. Однако я считаю необходимым упомянуть, что в случае, если они будут снова арестованы, суд примет во внимание результаты имевшего место следствия.
  Судья поднялся с места и направился к выходу из зала, потом повернулся и сказал:
  — Могу я советников обеих сторон пригласить в кабинет судьи?
  Джексон поспешил к будке телефона-автомата, набрал номер офиса Мейсона и торопливо спросил:
  — Герти, босс пришел?
  — Нет еще.
  — Здесь заварилась такая каша! Судья попросил советников встретиться с ним в его кабинете. Мне это не нравится. Он просто сам не свой из-за какой-то версии приливов… Мне думается, мистеру Мейсону надо туда подъехать.
  — А что они решили по делу?
  — Прекратили.
  — Прекрасно. Я попытаюсь разыскать шефа. Если мистер Мейсон появится, я ему скажу, чтобы он туда позвонил. Это несколько смягчит старикана.
  — Едва ли можно так называть судью Ньюарка! — возмутился Джексон.
  — Лично для меня он старикан! — рассмеялась Герти.
  Джексон пересек зал судебных заседаний и вошел в кабинет судьи Ньюарка.
  Гамильтон Бюргер и Морис Линтон явно чувствовали себя здесь отвратительно. Судья записывал какие-то цифры на листке бумаги. Он поднял голову и сделал знак:
  — Входите же, мистер Джексон. Где Мейсон?
  — Он еще не появлялся в офисе. Я просил передать ему, чтобы он ехал сюда.
  — Очень хорошо, — сказал судья. — Садитесь, джентльмены. Я понимаю, что по существующим сейчас законам вы можете совершенно не считаться с мнением судьи. Однако я все же считаю своим долгом сказать, что ваша тактика мне не понравилась.
  Бюргер заговорил извиняющимся голосом:
  — Я не хотел делать данное заявление публично, господин судья. Но сейчас миссис Милфилд признает, что она побывала в пятницу на борту яхты около 9.30 вечера. Молодой человек, которого она, видимо, очаровала, взял лодку напрокат у Камерона и отвез миссис Милфилд на яхту.
  Судья Ньюарк пометил время на каком-то листочке, записал еще несколько цифр и вытянул губы.
  — Она утверждает, что ее муж в то время был жив?
  — Нет, она заявила, что он был мертв. По ее словам, она нашла его лежащим в позиции номер один, как ее именует советник по защите: голова Милфилда находилась близ обитого медью порога!
  — Почему же она об этом сразу не сообщила? — спросил судья Ньюарк.
  — Побоялась, что ее обвинят в убийстве!
  — Хм-м!
  — Я точно так же оценил ее заявление! — поспешно согласился Бюргер.
  Судья Ньюарк стал чертить на бумаге какие-то замысловатые кривые.
  — Доктор показал, что активное кровотечение продолжалось примерно двадцать минут после фатального удара. Следовательно, убийство должно было произойти в то время, когда яхта уже начала крениться, но крен еще не достиг максимума. Он усиливался в течение последующих за убийством двадцати минут, после чего тело перекатилось в нижнюю половину каюты. Естественно, возникает вопрос, как этот крен проявляется. Наклон постепенно нарастает или же яхта резко накреняется и остается в таком положении некоторое время? В данном деле это существенный момент. Может ли кто-либо из вас ответить на этот вопрос?
  — Я не могу, — признался Гамильтон Бюргер.
  — Однако для решения дела он имеет огромное значение! — с упреком произнес судья.
  — Понимаю, но…
  Дверь кабинета открылась, и вошел Перри Мейсон, оживленный и элегантный.
  — Доброе утро, джентльмены.
  Лицо судьи Ньюарка посветлело.
  — Мистер Мейсон, — сразу же заговорил он, — я страшно заинтересован вопросом о приливах. Мне не представляется возможным решить дело, не приняв его во внимание. Не сообщите ли вы, что вам удалось установить прошлой ночью? Похоже, что вы единственный человек, понявший значение данной информации.
  Мейсон усмехнулся:
  — Яхта покоится на грунте два часа и пятнадцать-двадцать минут после полной воды. Она кренится постепенно до тех пор, пока не достигнет угла наклона в семнадцать градусов. Тут наступает коротенький период полного покоя, после которого судно резко валится набок.
  — А когда наступает этот резкий крен?
  — Прошлой ночью он был примерно через четыре часа после полной воды.
  Глаза Ньюарка зажглись от интереса.
  — Да что вы говорите!
  Мейсон усмехнулся:
  — Многие адвокаты не любят косвенных доказательств. А я никогда не оставляю их без внимания. Чего я не признаю, так это привычку подходить к событиям с общепринятой меркой. Терпеть не могу небрежное отношение к так называемым мелочам.
  Возьмем для примера данное дело. Нам стало известно, что миссис Милфилд побывала на борту яхты примерно в 9.30 вечера. Мы знаем, что к этому времени яхта уже очень заметно накренилась. Нам известно, что судно накренится так сильно, что его правый борт окажется внизу. Нам известно, что кто-то зажег новую свечу приблизительно в тот момент, когда яхта отклонилась на семнадцать градусов от перпендикуляра. Мы знаем, что свеча была воткнута в растопленный кусок воска, оставшийся от предыдущей свечи, которая была прикреплена к столу в этом же месте. И все это мелочи, косвенные улики.
  — Значит, вы предполагаете, что преступление совершила миссис Милфилд? — спросил судья Ньюарк. — Если да, то каким образом? Не забывайте о показаниях патологоанатома, что удар был очень сильным.
  — Мы столкнулись с кажущимся противоречием, — продолжал уверенно Мейсон. — Вроде бы убийство должно было быть совершено в то время, когда яхта находилась на ровном киле, в противном случае кровавый отпечаток ноги не оказался бы в центре ступеньки спускового трапа. Однако, если тело скатилось в то место, которое я назвал на своей диаграмме второй позицией, смерть должна была наступить минут за двадцать до последнего сильного крена яхты в правую сторону.
  — Эти факты увязать невозможно, — заявил Бюргер. — Нужно остановиться на чем-то одном. Нельзя использовать оба.
  Мейсон улыбнулся:
  — Решение настолько простое, что оно проскальзывает сквозь пальцы.
  — Я вас не понимаю! — высокомерно произнес Гамильтон Бюргер.
  — Человек был убит, его тело первоначально упало в позицию номер два, убийца перекатил его в позицию номер один, а позднее, через какое-то время, прилив возвратил тело снова в позицию номер два. К тому времени кровотечение уже прекратилось. Из-за того, что мы под головой трупа, лежащего в позиции номер два, обнаружили на ковре кровавые пятна, мы скоропалительно решили, что кровотечение имело место тогда, когда прилив перекатил тело в эту позицию. Второе объяснение настолько простое и очевидное, что невольно удивляешься, почему с самого начала оно не пришло в голову.
  Судья Ньюарк взял диаграмму Мейсона.
  Гамильтон Бюргер поднялся, обошел вокруг стола судьи и стал вглядываться в написанное из-за плеча судьи.
  — Будь я неладен! — чуть слышно произнес он сквозь стиснутые зубы.
  — Но если тело сразу упало в позицию номер два, — указал судья, — тогда причиной смерти Милфилда был вовсе не удар головой при падении о край порога. Что же явилось причиной его гибели?
  — Тяжелая кочерга, стоявшая возле печки, отапливаемой дровами.
  — Но если человека ударили сзади по затылку кочергой, — сказал судья Ньюарк, — отпадает версия сильного мужчины. Даже женщина могла бы кочергой раскроить Милфилду череп, если бы только ухитрилась незаметно подкрасться к нему сзади…
  — Совершенно верно, — подхватил адвокат. — Но убийца все же одного не предусмотрел. С какой целью тело было передвинуто в позицию номер один? Очевидно, убийца задался целью впутать в это дело Бербенка. Поскольку новоорлеанская история была вытащена на свет, Бербенка без колебаний заподозрили в преступлении.
  Гамильтон Бюргер смущенно закашлялся.
  — Итак, — продолжал Мейсон, — тот факт, что убийца намеревался подвести под монастырь Роджера Бербенка, показывает, что этому человеку было известно прошлое Бербенка.
  Мейсон забрал диаграмму, сложил ее и сунул в карман.
  — Конечно, не мое дело подсказывать прокурору, как исполнять свои обязанности, но на месте мистера Бюргера я бы непременно надавил на приятелей и партнеров Бербенка. Когда убийца переместил тело Милфилда, он нечаянно разоблачил свою тайну. Теперь, джентльмены, я сообщил вам все, что мне самому известно по делу о кривой или наклоненной свече, называйте ее как хотите. И этого вполне достаточно, чтобы вынести правильное решение, если только действовать быстро.
  Глава 21
  Перри Мейсон, Делла Стрит, Кэрол Бербенк и ее отец находились в офисе адвоката. Роджер Бербенк курил сигару за сигарой. Мейсон выстукивал какой-то мотивчик на крышке стола. Делла Стрит напряженно сидела на краю своего секретарского стула. И только Кэрол Бербенк внешне оставалась совершенно спокойной.
  Мейсон заметил:
  — Недавно звонил Пол Дрейк, он в скором времени появится.
  Кэрол поинтересовалась:
  — Как вы считаете, судья Ньюарк во всем разберется?
  — Какие-то мелочи он, несомненно, упустил. У него имелась собственная теория относительно времени убийства, основанная на фазе приливов, но ему не пришло в голову, что убийца выдал себя, передвинув тело. Он… А вот и Пол!
  Дрейк едва успел постучать, как Делла распахнула перед ним дверь.
  Детектив был настолько возбужден, что забыл о своей привычке растягивать слова.
  — Ты изменил весь ход судебного дела, Перри! — начал он с информации, не тратя времени на приветствия. — И теперь у них уже имеется полная картина.
  — Что, убийца сознался? — спросил Мейсон.
  — Сознался не он, от него пока ничего не смогли добиться. А вот миссис Милфилд почти сразу раскололась.
  — Ну и что она сказала?
  — Достаточно, чтобы у Бюргера было обоснованное дело по обвинению. Признайся, Перри, как ты узнал, кто убил этого Милфилда?
  — Ответ мне подсказал тот факт, что тело Милфилда было перенесено в другое место, то есть с позиции номер два в позицию номер один. Убийце было известно о тайне Роджера Бербенка. Он рассчитал, что, если бросить на него подозрение, у Бербенка не будет ни малейшего шанса выпутаться.
  А о прошлом мистера Бербенка знали всего трое: миссис Милфилд, ее муж и Ван Ньюис.
  Барыши Ван Ньюиса в нефтяном деле зависели только от того, сумеет ли Милфилд добиться денег у Бербенка. Но если бы Бербенк заподозрил обман и мошенничество с их стороны, то им бы ничего не досталось.
  Как я понимаю, поскольку была предпринята попытка спекуляции на прошлых неприятностях Бербенка, убийцей могла быть либо миссис Милфилд, либо Ван Ньюис. Лично я склоняюсь в сторону последнего, потому что именно убийца должен был подложить взрывное устройство на яхту. Удирая на лодке, он поднял невероятный шум веслами. Конечно, он не такой профан в гребле, как Бурвелл, но далеко и не такой специалист, как миссис Милфилд, которая в свое время занималась спортивной греблей.
  Однако мне было ясно, что миссис Милфилд узнала об убийстве мужа вскоре после того, как оно было совершено. Вот почему я предположил, что миссис Милфилд окажется слабым звеном в этой цепочке.
  — И ты был абсолютно прав, Перри! — воскликнул Дрейк. — Когда Бербенк сообразил, что Милфилд самым наглым образом обкрадывает его, он приказал Милфилду явиться на яхту для объяснения. В панике Милфилд связался с Ван Ньюисом, потому что не знал, что ему делать и как выкручиваться. На случай, если ему не удастся вывернуться, он сказал Ван Ньюису, что Бербенка придется ликвидировать до того, как он обратится в суд.
  Вдвоем они разработали план убийства. Милфилд должен был взять лодку напрокат у Камерона, подойти на веслах к яхте, поговорить с Бербенком, попытаться рассеять его подозрения. Самое же главное — выяснить, что ему стало известно. Незадолго до того, как отправиться на встречу, Милфилд вызвал по телефону Палермо. Милфилд по описанию внешности сразу же сообразил, кто именно был «соперничающим с ним спекулянтом», предложившим Палермо пять тысяч долларов за его участок.
  Тогда Милфилд пообещал Палермо заплатить еще большие деньги за то, чтобы тот отправился к Бербенку на яхту и «признался», что он высосал из пальца всю историю о продаже земли, потому что понадеялся содрать с него большие деньги.
  Ван Ньюис должен был раздобыть складную лодку (эта идея пришла им в голову после того, как они увидели лодку Палермо), доставить ее на эстуарий, спрятать в каком-то укромном местечке, а потом подождать на безопасном расстоянии от яхты, но так, чтобы не упускать ее из виду.
  Покидая яхту, Милфилд должен был подать сигнал Ван Ньюису. Если бы ему удалось утихомирить Бербенка, на этом бы все и закончилось. Но если бы он не сумел спасти положение с помощью более или менее убедительного вранья, подтвержденного Палермо, тогда Ван Ньюис намеревался тихонечко спустить лодку на воду, подплыть к яхте и поместить взрывное устройство где-то на палубе, затем быстро спуститься вниз по течению, к тому месту, где оставалась его машина, сложить лодку и как можно скорее уехать.
  Ван Ньюису необходимо было иметь алиби на время взрыва.
  Поэтому Ван Ньюис, у которого действительно был роман с миссис Милфилд, разработал схему алиби. По ней примерно тогда, когда намечался взрыв, миссис Милфилд должна была отправиться в аэропорт, позвонить Бурвеллу в Сан-Франциско и сообщить, что по не зависящим от нее обстоятельствам передумала ехать к нему. Бурвелл — неопытный парень, влюблен по уши, так что миссис Милфилд вертела им, как ей было угодно. Она флиртовала с ним от скуки и, естественно, его чувства к себе не воспринимала всерьез. Он ей написал множество пламенных писем, умолял ее бросить мужа и уехать вместе с ним. Из коварства она поддерживала в нем эти чувства.
  Миссис Милфилд состряпала фальшивую записку, которую якобы оставила мужу, отдала ее Ван Ньюису вместе с письмами Бурвелла. Ну а Ван Ньюис «под нажимом» должен был весьма неохотно рассказать о том, как миссис Милфилд, «эмоциональная цыганка», умчалась в аэропорт. И как он отправился следом за ней вдогонку. В подкрепление своего рассказа он должен был предъявить в самый драматический момент ее записку мужу вместе с пачкой любовных посланий Бурвелла.
  Но Бербенк вышел из себя, сбил Милфилда с ног ударом кулака по челюсти и решил добиться его ареста. Он поднялся на палубу яхты, отвязал шлюпку Милфилда и пустил ее по течению, потом сел в собственную моторку и исчез в направлении яхт-клуба.
  Естественно, Ван Ньюис обеспокоился… Он незамедлительно поплыл на яхту, нашел Милфилда еще не совсем оправившимся после удара Бербенка и пришел в такое негодование и так разозлился на Милфилда, что потерял над собой контроль и набросился на него с упреками. Милфилд тоже обозлился, обвинил Ван Ньюиса в интимной связи с женой и ударил его. Ван Ньюис не был серьезным противником Милфилду. Тот сбил его с ног первым же ударом, но Ван Ньюис увидел тяжелую кочергу, лежавшую возле печки. Он схватил ее и изо всей силы ударил Милфилда по голове. Тот свалился на пол в позиции номер два, как мы ее обозначили.
  Когда Ван Ньюис сообразил, что Милфилд убит, его охватила паника. Потом ему пришло в голову, что поскольку у Бербенка до этого произошла драка с Милфилдом, то он сможет представить дело таким образом, будто Милфилда убил Бербенк.
  А чтобы подкрепить эту версию, он решил довести до сведения полиции, что это уже фактически второе убийство на совести Бербенка, первое произошло в Новом Орлеане.
  Ван Ньюис перекатил тело в позицию номер один, уложив его головой к обитому медным листом порогу, за которым находилась внутренняя каюта, и распахнул туда дверь. Короче, сделал все, чтобы подозрение в убийстве сразу же пало на Бербенка. После этого поспешно уплыл на своей лодке.
  Но он вынужден был все рассказать миссис Милфилд.
  Ван Ньюис объяснил ей решительно все, велел помалкивать, пообещав добиться от Бербенка какого-то решения в ее пользу о правах на нефтяные разработки. После чего миссис Милфилд станет богатой вдовой.
  Миссис Милфилд поспешила в аэропорт, позвонила Бурвеллу, как было запланировано, сделав это таким образом, чтобы полиция в случае необходимости могла установить этот междугородный звонок из одной из автоматических кабин в аэропорту.
  Получилось, что алиби, которое они организовывали Ван Ньюису в связи с предполагаемым убийством Бербенка, оказалось им весьма кстати, когда был убит Милфилд.
  Мейсон заметил:
  — У меня сразу же сложилось впечатление, что такое алиби могло быть состряпано для чего-то еще, и я полагаю, что, когда миссис Милфилд выяснила подробности случившегося, она сразу же сообразила, что Ван Ньюис кое-что упустил из виду.
  — Ты, как всегда, прав, Перри! — воскликнул Пол Дрейк.
  — Что ее встревожило?
  — Маленькая записная книжечка, в которой Милфилд записывал особым шифром всякие нелегальные сделки. Помимо аферы с Палермо, там фигурировало еще много других. Милфилд систематически присваивал деньги Бербенка, и в этой книжечке фигурировали все его операции.
  — Надо думать, они посчитали необходимым изъять эту книжечку, чтобы их финансовые претензии к Бербенку выглядели вполне законными?
  — Примерно так. Они понимали, что, если полиция попытается обвинить Бербенка в убийстве, а эта записная книжка будет конфискована, полиции будет несложно расшифровать записи Милфилда и получить полную картину мошенничества последнего.
  — Так что миссис Милфилд вызвалась съездить на яхту и разыскать книжечку, так?
  — Правильно. К тому времени появился верный Бурвелл, и Дафна решила использовать своего влюбленного приятеля, для того чтобы он доставил ее на яхту. Она знала, что может им вертеть, как ей заблагорассудится. В яхт-клубе Бурвелла никто не знал, он мог спокойно взять напрокат лодку и добраться на ней до маленького полуразвалившегося причала, где его будет ждать Дафна. Миссис Милфилд чувствовала себя в полнейшей безопасности: она могла доказать, что находилась в аэропорту как раз в то время, когда совершалось преступление…
  Вот, я осветил основные моменты уголовного дела, как оно выглядит в данный момент. Вы сами видите…
  Зазвонил телефон.
  Мейсон кивнул Делле. Та взяла трубку, немного послушала, затем прикрыла мембрану рукой:
  — Шеф, в приемной блондинка с подбитым глазом, которая заявляет, что ей необходимо вас видеть. Герти опасается, как бы у нее не началась истерика.
  — Проведи ее в юридическую библиотеку, — сказал Мейсон. — Пока я буду заниматься ею, ты можешь получить с мистера Бербенка чек на сто тысяч долларов на имя Аделаиды Кингсмен. Уверен, что вы все извините меня. Блондинка с подбитым глазом, очевидно, станет героиней нового интересного расследования под названием «Дело о блондинке с подбитым глазом».
  Дело блондинки с подбитым глазом
  Глава 1
  Известный адвокат по уголовным делам Перри Мейсон с интересом посмотрел на Деллу Стрит, своего личного секретаря и преданного друга.
  — Блондинка с подбитым глазом? — переспросил он. — Делла, по крайней мере, это звучит интригующе. Если только она не одна из тех девиц, что первыми лезут в драку.
  — Совсем нет. Но она напугана. Я не очень-то могу ее понять. У нее странный голос, словно тренированный.
  — И ты проводила ее в библиотеку?
  — Да, она ждет.
  — А как она одета?
  — Черные туфли на босу ногу и манто. Из-под манто мелькнуло что-то вроде легкого халатика. Я не слишком удивилась бы, если бы это оказалось все, что на ней есть.
  — И глаз подбит?
  — Еще как!
  — Правый или левый?
  — Правый. У нее очень светлые волосы, довольно большие сине-зеленые глаза и длинные ресницы. Она была бы очень красивой, шеф, если ее хорошенько подкрасить, ну, и если бы не фингал под глазом. По-моему ей двадцать шесть лет. Но ты, наверное, дал бы ей каких-нибудь двадцать или двадцать один.
  — Как ее зовут?
  — Диана Рэджис.
  — Мне кажется, что это вымышленное имя.
  — Она клянется, что это настоящие имя и фамилия. Она ужасно возбуждена и нервничает. Кажется, у нее здорово расстроены нервы.
  — Плакала?
  — Не думаю. Она похожа на очень испуганную и нервничающую клиентку, но не из тех, что плачут по любому поводу. Это девушка, которая в критическом положении думает, а не рыдает.
  — Это решает дело, — заявил Мейсон. — Я ее приму. По крайней мере, узнаю, в чем дело. Введи ее.
  Он открыл двери в библиотеку. Молодая блондинка, вскочившая на ноги, была не выше пяти футов и трех дюймов и могла весить немногим больше ста десяти фунтов. Ее левая рука судорожно стискивала воротник манто. Синяк под правым глазом странно контрастировал со светлыми волосами, мягкой волной ложащимися на плечи. Она была без шляпки.
  — Мисс Рэджис? — с интересом в голосе спросил Мейсон. — Прошу вас сесть. Делла, садись там, а я устроюсь здесь. Моя секретарша всегда стенографирует мои беседы. Думаю, вы не будете ничего иметь против? Итак, что вы хотели мне сказать?
  Посетительница начала говорить прежде, чем Делла успела открыть блокнот. Она выбрасывала слова быстро, дрожащим от возбуждения голосом, но ничто не выдавало в ней девушки, для которой синяк под глазом — обычное дело.
  — Господин адвокат, со мной произошла неприятная история. Я взволнована… я взбешена. Я думала об этом всю ночь и решила, что не прощу такого… такого…
  Она осторожно прикоснулась к синяку под глазом.
  — Почему вы не пришли в таком случае раньше? — заинтересованно спросил Мейсон.
  — Мне не во что было одеться.
  Мейсон поднял брови. Девушка засмеялась нервным искусственным смешком, в котором не было ни тени веселья.
  — Если вы хотите меня выслушать, — сказала она, — то я хотела бы рассказать все с самого начала.
  — Наверное, муж спрятал вашу одежду, — предположил Мейсон уже лишь с вежливым интересом. — Он необоснованно обвинил вас в неверности, произошел семейный скандал…
  — Нет, господин адвокат. Ничего подобного. Я разведена, веду самостоятельную жизнь уже больше трех лет.
  — Вы работали на радио?
  — Откуда вы знаете?
  — Догадался по голосу.
  — Понимаю.
  — Так кто забрал у вас одежду?
  — Семья, в которой я работала.
  — Что? Это довольно необычно.
  — Вся история необычна.
  — В таком случае я действительно хотел бы услышать все с самого начала, — сказал Мейсон и бросил быстрый взгляд на Деллу Стрит, чтобы удостовериться, стенографирует ли она. — Расскажите мне сначала о себе.
  — Если говорить очень кратко, — начала Диана Рэджис, — отца я никогда не знала. Мама умерла, когда мне было двенадцать лет, и тогда я осознала, что, если хочу чего-то добиться, будучи круглой сиротой, без каких-либо средств, я должна работать над собой. Я всегда старалась не забывать об этом. Я окончила только общую школу, но по мере возможности пополняла образование: ходила в вечернюю школу, на заочные курсы, проводила уик-энды в публичной библиотеке. Я изучила стенографию, научилась печатать на машинке и в конце концов стала выступать на радио. Но у меня были неприятности с одним режиссером, и мне грозило увольнение с работы. Приблизительно в это время я получила письмо от поклонника по имени Язон Бартслер. Он писал, что ему нравится мой голос, и спрашивал, не интересует ли меня более легкая и лучше оплачиваемая работа.
  — И что вы сделали? — поинтересовался Мейсон.
  Она состроила легкую гримасу.
  — Мы на радио получаем много таких писем. Не все они украшены такими изящными словами, но за всеми скрывается одно и то же. Я не обратила внимания на то письмо.
  — И что дальше?
  — Я получило второе послание. Потом мистер Бартслер позвонил мне в студию. У него был очень милый голос. Он сказал, что у него неважное зрение, что он всю жизнь был пожирателем книг и теперь ему нужна чтица. Он внимательно следил за тем, как я интерпретирую текст, и ему не только нравится мой голос, но он также видит, что я личность умная и интеллигентная. Короче говоря, я стала у него работать и убедилась в том, что это очень приятный, культурный пожилой человек.
  — На что он живет?
  — На доходы от каких-то шахт. Ему пятьдесят пять или пятьдесят шесть лет, и он ценит прелести жизни, но в нем нет ничего простецкого или вульгарного. Это… очень интересный господин.
  Мейсон только кивал головой.
  — Он считает, что самым большим недостатком Америки является наше легковерие. Он утверждает, что это национальная черта американцев. Мы верим во все, в чем нас убеждают, а потом, когда иллюзии рассыпаются и видна голая правда, мы сваливаем вину на всех, кроме себя. Никогда в жизни я не встречала никого, кто бы так странно подбирал себе чтение.
  — А именно? — спросил заинтригованный Мейсон.
  — Он необыкновенно старательно выбирает статьи самых лучших авторов в самых лучших журналах и просит читать их вслух.
  — Да что ж в этом необыкновенного?
  — То, что он выбирает статьи не менее четырехлетней, а то и двадцатилетней давности.
  — Не понимаю.
  — С этой целью вам нужно было бы прочитать эти статьи. Например, перед войной появились статьи о том, что мы в состоянии, словно щелчком, уничтожить весь японский флот в один прекрасный день до обеда. Или, когда ввели «сухой закон», вся пресса была полна статей о том, что независимо от развития событий абсолютно недопустима когда-либо отмена поправки к Конституции о «сухом законе». Или статьи из отрасли экономики и финансов, доказывающие, что при государственном долге в тридцать миллиардов весь народ стал бы нищим, а при пятидесяти миллиардах наступил бы всеобщий хаос. Все это отлично написанные статьи, на основе логичной аргументации, которая в свое время казалась совершенно правильной. При этом многие из статей написаны лучшими перьями страны.
  Перри Мейсон вопросительно посмотрел на Деллу Стрит, потом снова на Диану Рэджис.
  — К чему все это? Почему человек в здравом уме тратит время на чтение несовременных, устаревших бредней? В конце концов, даже самый проницательный публицист — это все же не пророк. Он только собирает факты и делает из них логичные выводы.
  Диана Рэджис нервно засмеялась.
  — Мне кажется, что я недостаточно ясно выразилась. Так вот, мистер Бартслер считает, что это самый лучший способ увидеть вещи с соответствующего расстояния, как он это определяет. Он утверждает, что единственным способом защиты от некритического проглатывания глупостей, подаваемых нам сейчас в виде неопровержимой логики, является знакомство с иллюзиями прошлого, украшенными внешне доказательствами, основывающимися все на той же неопровержимой логике.
  — Ну что ж, — согласился Мейсон с улыбкой, — трудно отказать ему в определенной дозе правоты. Конечно, если кто-то хочет столько потрудиться, чтобы обосновать свой скептицизм.
  — Дело в том, что он хочет, — продолжала Диана Рэджис. — Он утверждает, что американцы как маленькие дети. Приходит первый попавшийся человек и говорит: «Вы мечтаете о такой-то и такой-то утопии? Единственный способ достигнуть ее — это сделать так-то и так-то». И никто даже не задумывается, а начинают танцевать так, как им заиграют.
  На лице Мейсона отражался все больший интерес.
  — Мне нужно будет, наверное, поговорить с этим мистером Бартслером, — заявил он. — Но перейдем к вашим личным неприятностям.
  — Во всем виноват Карл Фрэтч. Это он…
  — Не так быстро, — перебил Мейсон. — Я хотел бы услышать все по порядку. Кто такой Карл Фрэтч?
  — Сын миссис Бартслер от первого брака, распущенный до мозга костей мелкий негодяй. Но это проявляется только тогда, когда с него спадает маска. Он воображает, что станет великим актером. Ходит на курсы и ни о чем другом не может разговаривать. Всю жизнь у него было все, о чем бы он ни пожелал, и в результате он приобрел внешний лоск. На первый взгляд видны только его манеры. В действительности это распущенный, эгоистичный, фальшивый мерзавец, без малейших угрызений совести.
  — А миссис Бартслер? — спросил Мейсон.
  — Выдра! — выразительно фыркнула Диана Рэджис.
  Мейсон рассмеялся.
  — Я знаю, это во мне говорит раздражение, — сказала молодая женщина. — Но когда вы услышите, какой они выкинули со мной номер…
  — Минуточку. Вначале приведем в порядок действующих лиц. Кто еще живет в этом доме?
  — Фрэнк Гленмор, Карл Фрэтч, супруги Бартслер и домохозяйка, старая прислуга, которая находится в доме уже много лет. Орут на нее, как на ломовую лошадь, она глухая…
  — Кто такой Гленмор?
  — Насколько мне известно, он занимается управлением чужих шахт за определенный процент от каждой добытой тонны руды, доставленной на сталелитейный завод. Это что-то вроде уполномоченного мистера Бартслера, с тех пор как у мистера Бартслера стало плохо со зрением. Предполагаю, что он получает половину прибыли с некоторых его предприятий. Это человек, которого нельзя не любить. Он очень справедливый, всегда готов выслушать мнение других. Я ему очень симпатизирую.
  — Сколько ему лет?
  — Тридцать восемь.
  — Вы жили в доме или только приходили?
  — Мне пришлось жить, потому что мистер Бартслер хотел, чтобы я читала ему перед сном. Но, конечно, я оставила за собой квартиру в городе. Я снимаю ее вместе с подругой, мы отлично ладим. Я не хотела отказываться от квартиры до тех пор, пока не будет ясно, что моя работа постоянна.
  — А где у вас квартира?
  — В Палм Виста Апартаментс.
  — Хорошо. Теперь расскажите мне о Карле Фрэтче.
  — Как только у меня выдавался свободный вечер, Карл постоянно надоедал мне, чтобы я пошла с ним в кино или еще куда-нибудь. А я все время отговаривалась то головной болью, то маникюром, то перепиской… Я старалась быть с ним вежливой, но держалась на расстоянии.
  — Что повлияло ни изменение вашей позиции вчера?
  — Я заметила, что его мать явно недовольна мною из-за этого. Кажется, она считала, что я задирала нос или бог его знает что еще. Впрочем, мне уже и самой наскучило одиночество, и я не видела ничего плохого в том, чтобы пойти с ним в кино или на ужин. Поэтому я согласилась.
  — И что?
  — Как только он оказался за порогом дома, сразу же стал совершенно другим человеком. Вначале это меня даже развлекало. Не было сомнений в том, что он играет выбранную себе роль светского человека. Мы поехали в ресторан, и Карл начал заказывать самые лучшие вина, изводить кельнеров, требовать различных приправ и чтобы соус к салату приготовили отдельно… И все с такой миной…
  — Сколько ему, собственно, лет?
  — Скоро будет двадцать три.
  — А военная категория?
  — «С», неизвестно почему. Мне неприлично было бы спрашивать. Наверное, какой-нибудь сочувствующий врач осмотрел его под сильной лупой и доискался до какого-нибудь психического искривления, которое позволило признать его неспособным к службе.
  — Что произошло после ужина?
  — То, что обычно бывает в таких случаях. Он начал приставать ко мне прямо в машине.
  — И что вы сделали?
  — Сперва я старалась быть с ним вежливой и призвать к порядку. Но с него словно упала маска, и я увидела его настоящую сущность.
  — Как вы отреагировали?
  — Я с силой ударила его по лицу, выскочила из машины и пошла пешком.
  — А он?
  — Нахал! Оставил меня возвращаться пешком.
  — Далеко было до дома?
  — Как мне кажется, несколько миль. Наконец я остановила какую-то машину и попросила таксиста отвезти меня домой. Только в такси я сообразила, что оставила в автомобиле Карла сумочку и у меня нет при себе ни цента. Когда я иду на свидание, то всегда беру с собой на всякий случай пять долларов. Я сказала таксисту, чтобы он вошел со мной в дом и тогда я ему заплачу. Но от дома как раз отъезжало другое такси, и на крыльце я встретилась с дамой, которая на том такси и приехала. Эта слегка прихрамывающая женщина, лет шестидесяти, оказалась очень благожелательной. Она слышала наш разговор и стала настаивать на том, что заплатит за меня таксисту. У меня не было времени даже спросить ее имя, потому что она нажала звонок, и Фрэнк Гленмор открыл дверь. Она сказала, что звонила по телефону, а мистер Гленмор спросил: «О шахте?» — и попросил ее войти. У меня не было возможности даже поговорить с ней. Мне стыдно, потому что я не поблагодарила ее, так была возбуждена. Я лишь попросила Гленмора, чтобы он был настолько добр и вернул ей деньги, а сама помчалась к себе наверх. Я открыла дверь. Посреди моей комнаты стоял Карл собственной персоной. Ну, тогда меня понесло. Я велела ему сейчас же убираться, но он только усмехнулся этим своим отвратительным, презрительным оскалом и сказал: «Все же я думаю, что останусь. Не смог с тобой справиться по-хорошему, придется по-плохому. Я хочу тебе кое-что сказать и советую меня внимательно выслушать».
  — И что дальше? — спросил Мейсон.
  — Дальше? Я совершила свою главную ошибку. Я схватила его за отвороты пиджака и хотела вытолкнуть из комнаты.
  — А он что?
  — Вырвался, развернулся и встал лицом ко мне. До конца жизни не забуду его взгляда — холодного, расчетливого, мстительного. Я понятия не имела, что он сделает, но его взгляд меня поразил. В нем была холодная жестокость, старательно продуманная подлость. «Не хочешь по-хорошему, — произнес он, — тогда на!» И он ударил меня — умышленно, профессионально.
  — Вы упали?
  — Уселась, — ответила она. — Я увидела все звезды разом, ноги подо мной подогнулись, и когда я пришла в себя, то сидела на полу, а комната кружилась у меня перед глазами. Карл уже был в дверях. Он поклонился мне с насмешливой улыбкой и сказал: «В следующий раз не прикидывайся принцессой». И вышел.
  — И что вы сделали?
  — Я была ошеломлена, и во мне все кипело. В этом хлыще есть что-то такое, от чего мурашки ползут по коже. К тому же женщина всегда теряется, когда ее ударит мужчина. Я пошла в ванную и стала прикладывать себе холодные примочки на глаз. Через минутку я заметила, что замочила всю одежду, закрылась на ключ, разделась и долго сидела в теплой ванне. Я хотела дать отдохнуть ногам, ужасно болевшим после этого марша. И все время я делала себе компрессы. Через каких-то полчаса я почувствовала себя лучше, выбралась из ванны, вытерлась, надела халатик и эти туфли, потому что забыла взять в ванную тапки. В этот момент я вспомнила, что у меня все еще нет сумочки. Я снова разозлилась.
  — И что вы предприняли?
  — Побежала в комнату миссис Бартслер, постучала.
  — Она не спала?
  — Нет, сидела и разговаривала с Карлом. Она подошла к двери и смерила меня таким взглядом, как будто увидела глисту посреди торжественно накрытого стола. Она сказала: «Я как раз разговаривала с Карлом. Мы думаем, как с вами поступить». — «Я также думаю, — выпалила я, — как поступить с Карлом. Я думала, ваш сын — джентльмен, но убедилась, что под внешним лоском, привитым вами, скрывается отвратительное чудовище».
  — Как она это восприняла?
  — Высокомерно посмотрела на меня и спросила: «О чем вы говорите?» Тогда я рассказала ей, как он сперва подбирался ко мне, а потом избил меня. На что она прямо в глаза обвинила меня во лжи и заявила, что Карл поймал меня на краже и что я бросилась на него, чтобы отобрать вещественное доказательство.
  — Поймал вас на краже?! — воскликнул Мейсон.
  — Вот так! Вы знаете, что он сделал? Он отнес своей матери мою сумку и достал оттуда какую-то бижутерию, которую она искала весь день. Я думаю, что он заранее подстроил это, чтобы обвинить меня в краже, если я не поддамся ему.
  — Очаровательный молодой человек, ничего не скажешь, — заметил Мейсон.
  Она горько рассмеялась.
  — Я была так ошеломлена, что у меня язык отнялся. Тогда Карл процедил с этой своей искусственной дикцией: «Ты знаешь, мама, может, было бы нужно обыскать ее комнату, прежде чем уволить ее?»
  — И что дальше?
  — Они пошли в мою комнату, а когда я хотела войти за ними, миссис Бартслер захлопнула дверь у меня перед носом.
  — А вы что сделали?
  — Я сбежала вниз, чтобы поговорить с мистером Бартслером, но услышала голос той женщины, ну, что прихрамывала. На вешалке висело мое манто, поэтому я надела его и хотела подождать в библиотеке, пока освободится мистер Бартслер, как вдруг дверь открылась. Я не хотела, чтобы меня видели с подбитым глазом, поэтому спряталась в стенном шкафу. Я хотела переждать, пока дорога освободится. Я сидела минут пять или десять, но как раз в тот момент, когда я набралась храбрости и вылезла из шкафа, открылись другие двери, и мистер Бартслер и мистер Гленмор вышли, провожая пожилую женщину. Я была перед ними, и, пока шла, они могли видеть только мою спину. Поэтому я не останавливалась до тех пор, пока не дошла до выхода. Тогда я вышла, сбежала по ступеням вниз и двинулась по улице. Я решила, что позвоню Милдред, моей подруге, с которой я живу, и попрошу ее, чтобы она взяла мою машину и приехала за мной. Но, конечно, у меня не было с собой денег на телефон. Я была близка к истерике, глаз у меня совсем опух, и я решила пойти домой пешком и позвонить снизу, чтобы Милдред меня впустила. Идти было довольно далеко, но я наконец добралась. К сожалению, Милдред не оказалось дома. Все было против меня!
  — И как вы поступили?
  — Конечно, я могла позвонить администратору, вытащить ее из постели и попросить, чтобы она открыла мне дверь квартиры своим ключом. Но администратор очень суровая женщина, а я в этой одежде, да еще с подбитым глазом… Я чувствовала себя ужасно, была близка к истерике… Я прошла на автобусную станцию и просидела там всю эту проклятую ночь. Я выклянчила пять центов у какого-то доброжелательного господина и звонила домой каждый час. Но никто не отвечал. И до сих пор не отвечает. Я чувствовала себя совершенно беспомощной. Мне казалось, что все смотрят только на меня. Я слышала о вас, но мне понадобилось много часов, чтобы решиться прийти сюда в таком виде. Я чувствовала, что все ближе к истерике, поэтому наконец решилась пойти. Знаю, знаю, я не могла сделать хуже, даже если бы хотела… Меня подозревают в краже, и получается так, что я сбежала и… и…
  — Делла, — спросил Мейсон, — ты не могла бы немного заняться Дианой?
  — Конечно, — ответила Делла и улыбнулась, чтобы подбодрить девушку. — Думаю, что могла бы одолжить что-нибудь подходящее для того, чтобы вы оделись, пока не возьмете свои вещи. И вы, наверное, что-нибудь поели бы?
  — Вы все очень… милы, — сказала Диана Рэджис. — Но я думаю, что могла бы…
  И вдруг она съехала на пол.
  Двумя быстрыми шагами Мейсон оказался рядом с беспомощной девушкой. Вместе с Деллой Стрит он поднял ее и снова усадил в большое, обитое кожей кресло. Он встретил полный упрека взгляд Деллы.
  — Ты прекрасно знаешь, что это не мой профиль, Делла, — сказал он, словно извиняясь. — Меня интересуют убийства, неразгаданные головоломки… Но если тебе это нужно…
  — Я не сказала ни слова, — ответила Делла с улыбкой.
  — Нет, не сказала.
  Диана Рэджис шевельнулась в кресле, открыла глаза.
  — Ох, извините, — произнесла она, запинаясь от смущения. — Кажется, я… упала в обморок.
  — Все в порядке, — ответил Мейсон. — Чашка хорошего кофе поставит вас на ноги. А пока вы получите глоточек чего-нибудь покрепче.
  Он подошел к полке с книгами, достал толстый том и вынул из-за него бутылку коньяка. Он налил полрюмки и подал Диане. Она поблагодарила его взглядом и выпила. Мейсон взял пустую рюмку, сполоснул ее под краном и вместе с бутылкой и книгой поставил обратно.
  — Теперь лучше? — спросил он.
  — Наверное, да. Я ничего не ела… и меня ужасно все это расстроило. Меня впервые ударили по лицу. От этого у меня пропала уверенность в себе. Я потеряла веру в свое умение владеть ситуацией. Извините, что я упала здесь в обморок, господин адвокат. Если бы вы могли как-то сделать, чтобы мне отдали мои вещи и не обвинили в воровстве… Потому что, если они будут настаивать на том, чтобы выставить меня перед всеми воровкой, то я буду защищаться зубами и ногтями, хотя хорошо понимаю, как выглядит дело со стороны.
  Мейсон обратился к Делле Стрит:
  — Дай ей что-нибудь поесть и одеться. Сделай ей хорошую теплую ванну и присмотри, чтобы она поспала хоть несколько часов. Я ухожу.
  Он чуть заметно подмигнул Делле.
  Глава 2
  Дом, который искал Мейсон, оказался двухэтажным особняком с белой штукатуркой, расположенным в респектабельном районе. Поставив машину, Мейсон подошел по широкой аллейке к вилле и по полукруглым ступеням поднялся на крыльцо, выложенное красным кирпичом и окруженное кованой железной решеткой. Он нажал на звонок и услышал за дверями мелодичные звуки. Через минуту дверь открыл приземистый мужчина лет сорока. Он внимательно посмотрел на Мейсона карими глазами.
  — Я хочу видеть мистера Язона Бартслера, — сказал адвокат.
  — Опасаюсь, что это будет невозможно, если вы не договаривались о встрече. А если бы вы договаривались, то я бы об этом знал.
  — Вы компаньон мистера Бартслера?
  — В определенном смысле.
  — Отлично. Меня зовут Перри Мейсон, я адвокат. Я пришел от имени мисс Дианы Рэджис. Мистер Бартслер может принять меня здесь или встретиться со мной в соответствующее время в суде.
  В карих глазах мужчины заблестели искорки.
  — Мне кажется, что это миссис Бартслер хочет подать жалобу по делу о…
  — Я не сужусь с женщинами, — перебил его Мейсон.
  Мужчина усмехнулся.
  — Прошу вас, — сказал он.
  Мейсон вошел в большой холл, пол которого был выложен красными матовыми плитами. Широкая лестница с правой стороны полукругом вела наверх.
  — Прошу вас сюда, — сказал мужчина и провел Мейсона в библиотеку. — Я узнаю, сможет ли мистер Бартслер принять вас.
  Мужчина прошел холл и скрылся из виду. Вернулся он через несколько минут с более любезной улыбкой на лице.
  — Вы Перри Мейсон?
  — Да.
  — Меня зовут Фрэнк Гленмор, мистер Мейсон. Я сотрудничаю с мистером Бартслером в некоторых его делах.
  Мейсон обменялся с ним рукопожатием.
  — Мистер Бартслер ждет вас. Он говорит, что с большим интересом следил за некоторыми процессами, в которых вы участвовали. Прошу вас.
  Он провел Мейсона в комнату с другой стороны холла. Комната походила одновременно и на библиотеку, и на кабинет, и на ателье, и на салон. В глубоком кресле, обитом декоративной тканью, сидел Язон Бартслер, поставив ноги в тапочках на подножку кресла. С левой стороны стоял массивный стол с книгами, бумагами и журналами, разбросанными вокруг объемной папки и письменного прибора. С правый стороны имелся столик для игры в карты, на котором тоже находились груды книг, а также стакан с водой, стойка с трубками, увлажнитель с табаком, пепельница и графинчик с янтарным виски. Свет, проходивший через графинчик, переливался радужными оттенками, играя в хрустальных гранях.
  Язон Бартслер поднялся с кресла — высокий, светский мужчина с приветливым и уважительным к гостю выражением на лице.
  — Приветствую вас, господин адвокат, — сказал он, протягивая руку. — Я вижу, что Диана пользуется советами самых известных адвокатов. Вы уже знакомы с моим компаньоном, Фрэнком Гленмором?
  — Да, имел удовольствие.
  — Что за история с Дианой? Никто мне ничего не сказал. Фрэнк, почему, черт возьми, ты ни слова не произнес о том, что произошло?
  — Твоя жена считала, что Диана больше здесь не покажется и что мы о ней больше никогда не услышим. Она убеждена в том, что девушка просто-напросто сбежала. Боюсь, что визит мистера Мейсона неприятно ее удивит. И я не хотел доставлять тебе неприятностей.
  — Теперь ты доставляешь мне неприятностей в два раза больше. Диана — очень милая девушка. Может быть, вы скажете мне, что произошло, мистер Мейсон?
  — Насколько я могу судить, Диана совершила ошибку, приняв приглашение от вашего пасынка и отправившись с ним на ужин. Кончилось тем, что ей пришлось отправляться домой пешком. Дома она застала Карла, шарящего в ее комнате. Затем ее обвинили в краже, и в результате она была вынуждена оставить ваш дом посреди ночи, убежав лишь в легком халатике и тапочках, набросив на плечо манто. У нее не было с собой ни цента, и она вынуждена была провести ночь голодной и без крова над головой.
  — Вы представляете все это так, словно речь идет об убийстве, — сказал Бартслер с раздражением. — Будьте же разумны. Насколько я понимаю, ее никто не выбросил за двери?
  — Она убежала из-за страха.
  — Перед чем?
  — Перед физическим насилием. После одного акта насилия она опасалась следующих.
  — Актов физического насилия? С чьей стороны?
  — Карла Фрэтча и его матери. Они выбросили ее из собственной комнаты.
  — И чего вы требуете?
  — Прежде всего ее вещей, которые она здесь оставила. Затем платы за две недели, извинения, а также рекомендации или гарантийного письма о том, что она не будет очернена кем-либо из ваших домашних, в случае если кто-либо из нанимателей попросит рекомендацию. Наконец, соответствующего вознаграждения за испытанные моральные и физические страдания.
  Бартслер обратился к Гленмору:
  — Пригласи мою жену. И пусть она приведет Карла.
  Гленмор вскочил на ноги и с ловкостью, неожиданной для мужчины его веса, мягкими шагами, тихо и бесшумно, как кот, вышел из комнаты. На его губах играла усмешка сдерживаемой радости.
  — Прежде всего, — отозвался Мейсон сразу же после ухода Гленмора, — я хотел бы попросить собрать вещи и одежду мисс Рэджис, чтобы я мог забрать их с собой. Что касается остального, то я советовал бы вам обратиться к своему адвокату. Я не хочу, чтобы меня подозревали в желании воспользоваться положением.
  — Мне не нужен адвокат для того, чтобы управиться с этим делом, — ответил Бартслер. — Я вообще не хочу, чтобы Диана уходила.
  — Я думаю, что вы не предполагаете, что она останется после того, что произошло. Это исключено.
  Бартслер нахмурился.
  — Я не допустил бы этого ни при каких обстоятельствах, если бы знал, что это может случиться. Я совершенно этого не понимаю. А впрочем, может быть, и понимаю. Посмотрим.
  — Дело может оказаться серьезнее, чем вы предполагаете, — предупредил Мейсон.
  — Все говорит за это. Мне нравится эта девушка. Ее действительно интересует то, что она читает. Она делает это с чувством. Потому что все профессиональные чтицы читают так однообразно, что глаза склеиваются от одной только монотонности, словно во время длительного полета, когда человек старается не уснуть от однообразного шума двигателя. О, вот моя жена с сыном.
  Мейсон поднялся, чтобы поздороваться с женщиной и молодым человеком. В миссис Бартслер была какая-то ледяная грация. Ее кожа, волосы и фигура свидетельствовали о непрерывном уходе. Она выглядела как тридцатипятилетняя женщина, которая хорошо знает, что может сойти за двадцатипятилетнюю. Казалось совершенно невероятным, что молодой человек, находившийся рядом, ее сын. Карл Фрэтч был строен, с черными волосами и старательно ухоженными баками, которые были ниже уха на целый дюйм, согласно новейшей голливудской моде. Несмотря на признаки некоторого лицедейства, он мог придать себе внешнюю солидность не по годам.
  Язон Бартслер представил Перри Мейсона и, как только все сели, без всякого вступления объяснил причину, по которой позвал их:
  — Перри Мейсон представляет Диану Рэджис, она утверждает, что ее выбросили из этого дома при унизительных обстоятельствах и в неодетом виде. Вам известно что-нибудь об этом?
  — Да, все, — холодно ответила миссис Бартслер с выражением равнодушия на лице.
  — Что вы знаете? — спросил Бартслер.
  — Расскажи, Карл.
  Карл презрительно поморщился:
  — Я предпочел бы не говорить об этом.
  — Ведь ты же знаешь факты.
  — Но, несмотря ни на что, она все-таки женщина, мама. Ты не думаешь, что о женщине лучше рассказывать женщине?
  — Хорошо, — сказала миссис Бартслер. — Эта девушка никогда не должна была работать у нас. Она была, как я слышала, актрисой, и жаль, что она не ограничила свою деятельность этой областью. Она не подходит нашей семье.
  — Это еще не повод, чтобы не платить ей за две недели и относиться к ней грубо, — спокойно сказал Бартслер.
  Его жена продолжала с холодным достоинством:
  — Я опасалась, что девушке тяжело быть в одиночестве, поэтому подсказала Карлу, чтобы он немного занялся ею, и Карл пригласил Диану на ужин. Но она напилась и в баре позволила фамильярничать с собой какому-то очень вульгарному типу. Она так разошлась, что не хотела возвращаться с Карлом домой. Вернувшись, Карл заметил, что она оставила в его машине сумочку. Он пошел в комнату Дианы, чтобы отнести сумочку, и случайно обнаружил в ней бриллиантовую подвеску, которую я искала весь день. Он пришел с этим ко мне, и я сама решила расследовать дело. С того времени как эта Рэджис стала работать в нашем доме, у меня стали пропадать различные мелочи, но я не придавала этому большого значения, полагая, что сама куда-нибудь их засунула. У Дианы Рэджис была нечистая совесть, поэтому она убежала, как только мы вошли в ее комнату. Я немного беспокоилась, но так как не намеревалась вызывать полицию, то считала, что нам не остается ничего другого, как ждать ее возвращения. Без сомнения, у нее много знакомых обоих полов, у которых она с успехом могла провести ночь.
  Бартслер посмотрел на Мейсона.
  — Это объясняет ваши сомнения?
  Мейсон рискнул без особого убеждения:
  — У мисс Рэджис был подбит глаз, когда она появилась сегодня утром в моем офисе. Кто-нибудь из вас знает что-нибудь об этом?
  Миссис Бартслер посмотрела на Карла. Тот сказал:
  — Она вернулась домой уже с синяком под глазом. Я предполагаю, что об этом мог бы что-нибудь сказать тот тип, с которым она пила, когда я выходил из бара.
  — Наверное, у нее не впервые подбит глаз, — прокомментировала миссис Бартслер и с презрением добавила: — Особа легкого поведения!
  На минуту наступило молчание, после чего миссис Бартслер снова обратилась к сыну:
  — Ты должен был все-таки настоять на том, чтобы она вернулась с тобой домой.
  Карл Фрэтч сделал рукой жест, как будто отгонял от себя что-то неприятное. Он сделал это с таким чувством и грацией, которые удовлетворили бы любого режиссера.
  — Она вела себя очень вульгарно, — сказал Карл, как будто это полностью и окончательно решало дело.
  Бартслер обернулся к Мейсону:
  — Это вас удовлетворяет?
  — Нет.
  — Вы хотите спрашивать сами или это сделать мне?
  — Спрашивайте вы. Впрочем, я задам несколько вопросов. — Мейсон повернулся к Карлу Фрэтчу: — Следовательно, вы пригласили ее на ужин?
  — Да.
  — Куда?
  — В «Коралловую Лагуну».
  — Вы пили?
  — Да.
  — Оба или только она?
  Карл Фрэтч секунду колебался.
  — Главным образом она. Я выпил только две рюмки.
  — Кто заказывал алкоголь?
  — Она.
  — За столиком или у бара?
  — У бара.
  — Но вы поужинали?
  — Да.
  — И что потом?
  — Она снова пила.
  — Где?
  — У бара.
  — Кто заказывал?
  — Она.
  — И что вы делали, когда она пила?
  — Ну, я сидел за своей рюмкой. Потом присел тот тип, ободренный ее поведением, и начал заигрывать с ней.
  — Игнорируя вас?
  — Если разобраться, то игнорируя.
  — Во сколько вы вышли из дома?
  — В восемь.
  — А во сколько вы вернулись?
  — Не помню точно. Около десяти.
  — Вы танцевали?
  — Да.
  — Несколько раз?
  — Да.
  — Потом, после того, как этот мужчина стал приударять за ней, или до этого?
  — Ну, знаете, я не вижу повода подвергаться такому допросу. Я сказал, что знал, мама мне верит, отчим мне верит. Не понимаю, почему я должен оправдываться перед вами.
  — Следовательно, за два часа вы успели доехать отсюда до «Коралловой Лагуны», поужинать, потанцевать, посидели у стойки бара, и девушка напилась, а вы вернулись домой?
  — Вам это не нравится?
  — Слишком много событий для двух часов, — заметил Мейсон. — Я просто хотел уложить все происшедшее во времени.
  — Тут нечего укладывать, — буркнул Карл с нарастающим гневом.
  — Мисс Рэджис вернулась сразу же после вас?
  — Этого я не сказал бы. Ни в коем случае.
  — Но она застала вас в своей комнате.
  — Ничего подобного. Я увидел ее только тогда, когда пошел туда с мамой.
  — Но вы были в ее комнате, чтобы отнести туда сумочку?
  — Да.
  — А зачем вы ее открывали?
  — Чтобы посмотреть, сколько в ней денег. Я не хотел, чтобы Диана потом говорила, будто у нее что-то пропало и я ее обокрал.
  — Вы нашли сумочку, когда ставили машину после того, как приехали домой?
  — Да.
  — И сразу же отнесли сумочку в комнату мисс Рэджис?
  — Да.
  — И вы нашли эту бриллиантовую подвеску?
  — Да.
  — И вы сразу же пошли с ней к матери?
  — Да.
  Мейсон повернулся к миссис Бартслер:
  — Сколько времени спустя после того, как сын принес вам подвеску, вы отправились в комнату мисс Рэджис?
  — Почти тотчас же.
  — Уложим все это во времени, — сказал Мейсон. — Вы могли бы сказать, что были в комнате мисс Рэджис через пять минут после появления сына с этой подвеской?
  — Это наверняка заняло времени не больше, — холодно ответила миссис Бартслер.
  Карл Фрэтч слегка нахмурился.
  — А вы, кажется, утверждаете, — обратился к нему Мейсон, — что пошли к матери тотчас же после того, как нашли подвеску в сумочке мисс Рэджис?
  — Не могу сказать этого совершенно точно, — ответил Фрэтч нетерпеливо. — Я не предполагал тогда, что меня подвергнут столь унизительному допросу.
  — Однако вы утверждаете, — продолжал Мейсон, — что нашли сумочку, поставив машину, после того, как приехали домой, что вы сразу же отнесли ее в комнату мисс Рэджис и что, обнаружив подвеску, пошли с ней сразу же в комнату своей матери. Миссис Бартслер сразу же вернулась с вами в комнату мисс Рэджис, и вы застали ее там уже в одном халате. Из этого следовало бы, что она должна была оставить «Коралловую Лагуну» перед вами, чтобы успеть вернуться домой и сделать все это…
  — Я могла немного ошибиться во времени, — перебила миссис Бартслер с ледяным достоинством. — Когда я теперь над этим задумываюсь, то припоминаю, что в первую минуту мне было трудно поверить в то, что кто-то из домашних мог унизиться до того, что обкрадывает меня. Я расспрашивала Карла некоторое время о том, что представляет из себя эта мисс Рэджис и что он узнал о ней в этот вечер. То, что я услышала, не было для нее слишком похвально.
  — Следовательно, это продолжалось некоторое время?
  — Да. Теперь я припоминаю, что мы пошли не сразу.
  — Это продолжалось пятнадцать минут?
  — Мне трудно установить пределы времени.
  — Могло продолжаться целых полчаса?
  — Может быть.
  Мейсон повернулся к Язону Бартслеру и спросил:
  — Вам достаточно?
  — Сколько вы требуете, Мейсон?
  — Во-первых, я хочу получить вещи мисс Рэджис. Кроме того, я хочу получить ее плату до сегодняшнего дня, а также за две недели выходное пособие. Что касается остального, то я должен буду переговорить со своей клиенткой, а вам советую переговорить со своим адвокатом.
  — Если ты заплатишь ей хотя бы один цент, я не прощу тебе этого до смерти! — накинулась на мужа миссис Бартслер. — Этот человек приходит сюда и имеет наглость сомневаться в словах Карла!
  Бартслер хотел что-то сказать, но прикусил язык.
  — Конечно, — вставил Мейсон, — если вы хотите конфронтацию в суде и допрос свидетелей, то я не имею ничего против этого.
  — А впрочем, делай как знаешь, Язон, — заявила миссис Бартслер. — В конце концов, возможно, будет лучше откупиться и отделаться от этой уличной девки раз и навсегда. Несомненно, она только и ждала этого момента, с того дня, как переступила порог нашего дома.
  И величественным шагом она направилась к двери. Карл хотел было исчезнуть вслед за ней.
  — Подожди, Карл, — остановил его Язон Бартслер. — Задержись еще на минуту, хорошо?
  Колебание молодого человека было заметным. Однако, поразмышляв, он пожал плечами, повернулся и снова подошел к креслу отчима.
  — Ты, гаденыш, — сказал Бартслер, не повышая голоса, как будто разговор шел об обыденных вещах. — Номером с этой бриллиантовой подвеской ты уже воспользовался каких-то три года назад, когда у нас работала та девушка — горничная твоей матери. Только, кажется, в тот раз у тебя получилось лучше, потому что тогда моя жена весь день рассказывала, что у нее пропала эта подвеска. Вечером ты вышел с молоденькой горничной, а утром подвеска оказалась на своем обычном месте. Я основательно это обдумал. Теперь я вынужден буду за тебя платить. Твоей матери необязательно об этом знать, но ты помни на будущее, что я раскусил тебя, ты, маленький лицемерный негодяй! А теперь — прочь отсюда!
  Карл Фрэтч сделал ироничный поклон, который должен был показать, что он подчиняется авторитету старшего человека из-за врожденного нежелания возражать и готовности настоящего джентльмена скорее согласиться с неприятным и унизительным положением, чем забыть хоть на минуту о вежливости.
  Когда дверь за ним закрылась, Язон Бартслер повернулся к Мейсону:
  — Итак, сколько?
  — Мне действительно трудно определить сумму. Я пришел получить вещи своей клиентки, установить обстоятельства происшествия и…
  Бартслер поднялся, подошел к сейфу, повернул циферблат.
  — Я открывал ей, когда она вернулась, Язон, — отозвался Фрэнк Гленмор. — Она просила, чтобы я вернул деньги той женщине, которая приехала одновременно и заплатила за такси вместо нее.
  — Диана была пьяной? — спросил Бартслер через плечо.
  — Нет.
  — У нее был подбит глаз?
  — Нет.
  Бартслер открыл дверцу сейфа, затем маленькие внутренние створки, выдвинул ящик, закрытый на ключ, отпер его и достал пачку шелестящих новеньких стодолларовых банкнот. Отсчитав десять, он заколебался, прошептал: «Диана — это хорошая девушка», — и отсчитал еще пять. Задумался на минуту, сказал Мейсону:
  — Вам тоже положен гонорар, — и отложил следующие пять в отдельную пачку. — Две тысячи долларов, — сказал он. — Полторы для нее и пятьсот для вас. Взамен я получу заявление, что вы отказываетесь от всяких претензий и обвинений в клевете, нападении, насилии, повреждении и всего, что только можно придумать.
  — К сожалению, — ответил Мейсон, — сейчас я не располагаю полномочиями для заключения договора.
  — Вот телефон, — заявил Бартслер. — Поговорите со своей клиенткой. Я хочу решить это дело положительно и окончательно.
  Мейсон подумал немного о чем-то прежде, чем поднять трубку и набрать домашний номер Деллы Стрит. Через минуту он услышал голос своей секретарши.
  — Привет, Делла. Как там пациентка?
  — Значительно лучше, шеф.
  — Как одежда? Подошла?
  — Почти полностью. Я немного выше ее, но, кроме этого, все в порядке.
  — Делла, я в доме Язона Бартслера. Он предлагает возмещение в сумме двух тысяч долларов. Сюда включен и мой гонорар. Спроси мисс Рэджис, что она об этом думает?
  — Подожди чуть-чуть, — сказала Делла, и Мейсон услышал ее приглушенный голос, быстро пересказывающий суть дела Диане Рэджис. Вскоре она вернулась к телефону. — Нас никто не слышит, шеф?
  — Нет.
  — Она говорит, что это просто чудесно.
  — Хорошо, я выставлю счет и подпишу квитанцию, — ответил Мейсон. — Я попрошу мистера Бартслера, чтобы он приказал прислуге собрать вещи нашей клиентки, и привезу их с собой. Пока все.
  Он положил трубку. Бартслер обратился к Гленмору:
  — Фрэнк, приготовь письмо, которое мистер Мейсон подпишет от имени Дианы Рэджис. Ты знаешь Карла, у него гладкие манеры, но примитивные шутки. Поэтому сформулируй письмо так, чтобы оно охватывало все, что только можно придумать.
  Гленмор усмехнулся и без слов вышел в соседнюю комнату.
  — Ну, на этом с делом, по-видимому, покончено, — констатировал хозяин дома.
  Мейсон только усмехнулся.
  — Еще нет? — поднял брови Бартслер.
  — Не знаю.
  — Чего вы не знаете, мистер Мейсон?
  — Кое-каких занимательных вещей. Почему вы вообще пригласили мисс Рэджис, почему вы хотите, чтобы она вернулась? И предупреждаю вас, мистер Бартслер, что когда я в своей практике наталкиваюсь на какую-нибудь загадку, то имею привычку добираться до ее сути. Поэтому, если вы желаете, чтобы я получил информацию из первых рук, то я жду вас завтра в своем офисе в десять утра.
  Бартслер задумчиво погладил подбородок и вдруг объявил:
  — Хорошо, я буду в четверть одиннадцатого. Я готов рассказать вам всю историю, если вы захотите меня выслушать.
  Глава 3
  Тяжелые тучи сонно тащились по небу, подгоняемые теплым южным ветром. Земля, высушенная шестимесячным периодом засухи, за время которого не упало ни единой капли дождя, лежала под нависшими тучами в молчаливом ожидании.
  Перри Мейсон остановился при входе в здание, чтобы купить газету. Он бросил взгляд на часы в холле и заметил, что на них ровно десять. Потом он посмотрел на тяжелые тучи и сказал мужчине за прилавком киоска:
  — Дело к дождю.
  — Самое время.
  Мейсон, взяв газету, кивнул головой.
  — Никак не могу привыкнуть к этому климату, — сказал продавец. — Сначала шесть месяцев засуха, потом шесть месяцев дождь. Я с востока, там трава зеленая все лето. А здесь солнце печет так, что трава похожа на поджаристую гренку.
  — А что происходит зимой на этом вашем востоке? — поинтересовался Мейсон.
  Мужчина рассмеялся:
  — Именно поэтому я сижу здесь, господин адвокат.
  Мейсон сел в лифт и через две минуты повернул ключ в дверях своего личного кабинета.
  — Привет, Делла. Что нового?
  — Язон Бартслер.
  — Припекло его.
  — Похоже, его что-то беспокоит.
  Мейсон бросил газету на стол, повесил шляпу и сказал:
  — Проси.
  Через минуту Делла ввела в кабинет Язона Бартслера.
  — Здравствуйте, мистер Мейсон. Я пришел немного раньше, — сказал Бартслер.
  — Я это заметил.
  — Мистер Мейсон, я всю ночь не сомкнул глаз. Откуда вы, черт возьми, узнали, что у меня были причины нанять именно Диану Рэджис?
  Мейсон усмехнулся:
  — Бизнесмен с вашим положением названивает в студию неизвестной актрисе, которой якобы никогда в глаза не видел, чтобы пригласить ее домой в качестве чтицы… Ой, Бартслер, и вы выдаете себя за скептика?
  Посетитель сделал глупую мину.
  — Ну, если вы так ставите дело…
  — Говорите, я адвокат и умею хранить чужие секреты, — поощрил Мейсон, когда он замолчал.
  Бартслер сел в кресле поудобнее.
  — Я женат во второй раз. Моя первая жена умерла. Она оставила мне единственного сына, Роберта, который погиб седьмого декабря тысяча девятьсот сорок первого года, в возрасте двадцати шести лет, в Перл-Харборе.24 Его останков так и не удалось опознать.
  Мейсон взглядом выразил сочувствие.
  Через минуту Бартслер продолжил:
  — Жизнь значительно сложнее, чем кажется. Только теперь, оглядываясь назад, понимаешь, как все было на самом деле. Но, как обычно, понимаешь поздно.
  Он умолк на некоторое время и вновь продолжил:
  — Роберт женился за год до смерти. Он женился на девушке, которая мне не понравилась. Мне не нравилось ее происхождение, мне не нравились люди, которые ее окружали.
  — И вы не любили лично ее? — спросил Мейсон.
  — Оглядываясь назад, боюсь, что у меня не было случая узнать ее на самом деле. Я был так предубежден против нее, что никогда даже не пытался взглянуть на нее объективно. Я до последних дней сохранил мнение, которое вынес о ней еще до того, как вообще с ней познакомился.
  — Что вы имели против нее?
  — Собственно, ничего. Она была цирковой актрисой. Воспитывалась в цирке. Специальность: акробатка на трапеции.
  — Сколько ей было лет?
  — Двадцать четыре. То есть ей теперь двадцать четыре. Ей было двадцать, когда она вышла за моего сына.
  — Или же когда он женился на ней, — поправил Мейсон с легкой усмешкой.
  — Можно и так, — признал Бартслер.
  — Рассказывайте дальше. Я хотел бы услышать остальное.
  — Когда Роберт с ней познакомился, она уже не выступала в цирке. Упала с трапеции, повредила себе бедро. Это был у нее первый несчастный случай, но он сделал невозможным продолжение выступлений. У нее не было другого источника доходов, кроме акробатики, и она осталась без средств к существованию. Естественно, брак с Робертом казался ей выходом из положения. Я был недоволен его женитьбой, и это охладило наши отношения. После гибели Роберта Элен, его жена, не пыталась скрывать своей горечи, а я, со своей стороны, дал ей недвусмысленно понять, что если и существовали между нами какие-то семейные отношения, то я считаю их оконченными.
  — Это все имеет связь с Дианой Рэджис? — спросил Мейсон.
  — Конечно.
  — Может, будет лучше, если вы сразу скажете какую?
  — Терпение, господин адвокат, я хочу, чтобы вы имели полную картину. Нужно сказать, что я не виделся с Элен… Ну, мы встретились снова месяц тому назад.
  — Она пришла к вам?
  — Нет. Я пошел к ней.
  Мейсон слегка поднял брови:
  — Зачем?
  Бартслер нервно заерзал в кресле.
  — У меня были основания полагать, что после смерти моего сына, в марте сорок второго года, она родила мне внука. И умышленно, — продолжал он полным горечи голосом, — утаила от меня этот факт. Утаила факт рождения сына Роберта, моего внука!
  Голос у него ослаб, и прошло некоторое время, прежде чем он смог продолжить.
  Мейсон заметил:
  — Вы должны признать, мистер Бартслер, что так не ведут себя охотницы за наследством.
  — Теперь я это вижу.
  — Как вы об этом узнали?
  — Я получил месяц назад анонимку, советующую мне заглянуть в книги регистрации рождений города Сан-Франциско за март сорок второго года, заверяющую, что я найду там что-то, что меня, несомненно, заинтересует.
  — И что вы сделали?
  — Выбросил письмо в мусорную корзину. Вначале я думал, что это вступление к какому-либо шантажу. А потом поразмышлял и решил посмотреть эти книги. Мистер Мейсон, я нашел это черным по белому! У меня есть официальное свидетельство рождения.
  Он подал Мейсону официальный бланк, который тот внимательно изучил.
  — Кажется, дело не вызывает сомнений. Ребенок мужского пола, рожденный пятнадцатого марта тысяча девятьсот сорок второго года, отец — Роберт Бартслер и мать — Элен Бартслер. Полагаю, вы нашли врача, который принимал роды?
  — Да.
  — Что он вам сказал?
  — Подтвердил.
  — И тогда вы отправились к невестке?
  — Да. Она владеет небольшой фермой по разведению птиц в долине Сан-Фернандо.
  — Вы что-нибудь смогли сделать?
  — Совершенно ничего.
  — Что она вам сказала?
  — Она меня высмеяла. Она не пожелала ни подтвердить, ни отрицать факта рождения ребенка. Заявила, что я никогда не был настоящим отцом для Роберта, а к ней относился, как к отбросам общества. Она сказала, что уже давно ждала, когда сможет отплатить мне, а впрочем, ведь я, наверное, не захочу признать внука, в котором есть ее кровь.
  — Кажется, что это был для нее великий день, — заметил Мейсон.
  — Да.
  — И что вы сделали?
  — Нанял детективов.
  — Они узнали что-нибудь?
  — Нет. По крайней мере, не непосредственно.
  — А все-таки?
  — К Элен приходила молодая блондинка, которая, казалось, что-то знает о ребенке. Одному из детективов удалось спровоцировать небольшое столкновение и узнать ее имя по водительскому удостоверению.
  — И эту девушку звали?
  — Диана Рэджис.
  — Ну, и?
  — Это вовсе не была Диана. Но я понял это только тогда, когда она начала у меня работать. Это была ее подруга, с которой они вместе снимают квартиру, также молодая блондинка, некая Милдред Дэнвил.
  Мейсон откинулся в кресле и наморщил лоб.
  — Действительно, довольно необычная правовая ситуация, — сказал он наконец. — Обычно мать пытается получить средства на содержание ребенка. А здесь мы видим мать, которая совершенно спокойно утверждает, что никакого ребенка нет. По крайней мере, она не хочет подтвердить его рождения.
  — Но ведь имеется официальное свидетельство рождения.
  — А вы проверяли в бюро регистрации, нет ли там свидетельства о смерти?
  — Конечно. А больше всего меня беспокоит и доводит до полного безумия то, что Элен может отдать малыша в чужие руки, дать усыновить его. Она не хочет, чтобы он связывал ей руки, и не желает отдать ребенка мне. Подумайте только, мистер Мейсон, моя собственная кровь! Сын Роберта! Мальчик, который наверняка унаследовал все его очарование, его индивидуальность! Боже мой, мистер Мейсон, это свыше моих сил! А в то же время, — горько продолжил он, — адвокаты утверждают, что у меня нет никаких оснований для того, чтобы предъявить свои права. Они говорят, что если отца нет в живых, то мать имеет право отдать ребенка на усыновление, и точка. При этом все документы, касающиеся такого ребенка, считаются секретными. Мало того, некоторые агентства сжигают все бумаги, за исключением акта отречения матери от всех прав, чтобы иметь абсолютную уверенность в том, что след окончательно оборван и нет никакой возможности найти ребенка.
  Мейсон забарабанил длинными, сильными пальцами по краю стола.
  — У вас действительно интересная и редкая юридическая проблема, — сказал он.
  — Мои адвокаты считают, что с юридической точки зрения дело безнадежное. Если ребенок отдан для усыновления, то конец и точка. Элен имеет полное право отказаться от каких-либо объяснений, и нет ни малейших возможностей обнаружить местопребывание ребенка.
  Мейсон задумчиво надул губы и сказал:
  — Когда я обнаруживаю, что одна из теорий не сулит никаких надежд, я меняю фронт и ищу новую теорию. Очень существенно то, как подойти к проблеме. На юридическом языке это называется найти соответствующую процессуальную причину.
  — Какое это имеет отношение к моему делу?
  — Может быть, очень большое. У адвоката должна быть фантазия. Обнаружив, что дорога, которую он избрал, никуда не ведет, он должен отступить и поискать новую.
  — В этом случае другой дороги нет. Мои адвокаты убеждены в этом.
  Мейсон закурил сигарету и погрузился в раздумья.
  — А если есть?
  — Что есть?
  — Другая дорога?
  — Боюсь, что ее нет, мистер Мейсон. Наверное, и вы со всей своей изобретательностью не сможете найти выход из глухого тупика.
  Мейсон терпеливо произнес:
  — Я попытаюсь разъяснить вам, что может быть процессуальной причиной в вашем случае. Официально ваш сын фигурирует как без вести пропавший, не так ли?
  — Насколько мне известно, такова официальная квалификация, потому что не было найдено его тела с личным медальоном. Но что касается факта смерти, то в этом нет никакого сомнения.
  — Так вот, — сказал Мейсон. — Если принять за причину факты, то ничего не поделаешь.
  — Так или иначе ничего не поделаешь.
  — Но если, — продолжал Мейсон, — предположить, что он мог не погибнуть, а остаться в живых…
  — Нет ни малейшего шанса.
  — Официально он фигурирует как пропавший.
  — Какая разница?
  — Огромная. Требуется семь лет, чтобы можно было признать лицо, считающееся пропавшим, погибшим.
  — Но если он действительно погиб, то что нам даст, если мы будем ждать семь лет?
  — Разве вы не видите, что, согласно этой теории, ваш сын только пропал? Должно пройти семь лет, прежде чем его можно будет признать мертвым. А в течение этих семи лет необходимо согласие обоих родителей на усыновление ребенка.
  В глазах Бартслера появился блеск понимания.
  — Боже мой, мистер Мейсон! Вы это решили! Вы действительно это решили! — Он сорвался с кресла. — Мы начнем процесс! Мы подадим дело в суд и получим решение суда о том, что ребенка нельзя отдавать на усыновление! Боже мой, почему ни один из крючкотворов не додумался до этого?
  — Я не знаю всех фактов, мистер Бартслер, — предупредил Мейсон. — Я лишь представил вам определенную юридическую теорию. Но наверняка не повредит посоветоваться по этому поводу с вашими адвокатами.
  — К черту моих адвокатов! — вскричал Бартслер. — У меня нет времени оглядываться на эту пару глупцов. Боже мой, Мейсон, вы волшебник! Пришлите мне счет. Нет, к черту счет! Я сам принесу вам чек!
  С этими словами он повернулся и выскочил из кабинета. Мейсон посмотрел на Деллу и широко улыбнулся.
  — Куда это он так помчался? — спросила Делла.
  — Думаю, что на одну из ферм по разведению птиц в долине Сан-Фернандо, — ответил Мейсон.
  Глава 4
  В половине четвертого в офис Мейсона доставили срочный пакет. Внутри находился чек на тысячу долларов, подписанный Язоном Бартслером, и торопливо написанная записка: «Вы были правы».
  Без четверти пять позвонила Диана Рэджис. Нервным голосом она умоляла Деллу соединить ее с Мейсоном по делу, не терпящему отлагательства. Мейсон взял трубку и услышал возбужденный голос Дианы:
  — Господин адвокат, произошла ужасная вещь! Кто-то украл мою сумочку со всем содержимым, понимаете, со всем!
  — Что представляет собой это все? — спросил Мейсон.
  — Ну, деньги.
  — Возмещение, которое вы получили от Язона Бартслера?
  — Да.
  — Полностью?
  — Да.
  — Расскажите мне подробно, как это произошло, — потребовал Мейсон. — Где это было?
  — У меня в квартире. Я была совершенно измучена, никак не могла отоспаться. Утром встала и после завтрака вышла, чтобы сделать некоторые покупки. Вернувшись, послушала немного радио, но мне снова захотелось спать, поэтому я сняла платье, легла на постель и заснула как убитая. Проснулась каких-то полчаса назад и обнаружила, что нет сумочки.
  — Где вы ее оставили?
  В ее голосе было раскаяние:
  — Насколько я помню, на столике в первой комнате.
  — Довольно легкомысленно оставлять сумочку с полутора тысячами долларов.
  — Знаю. Но как-то так получилось. Я купила немного продуктов и хотела сразу же спрятать их в холодильник, поэтому по пути положила сумочку на столик. А когда убрала продукты, занялась еще чем-то на кухне, и в это время у меня начали слипаться глаза. Меня охватила внезапно такая сонливость, что я забыла обо всем на свете, в том числе и об этих деньгах.
  — На входной двери нет следов взлома?
  — Нет, господин адвокат. Я была склонна предположить, что это Милдред Дэнвил, вы знаете, моя соседка, о которой я вам уже говорила, если бы… если бы не то, что в пепельнице на столике, на котором я оставила сумочку, не было окурка сигары.
  — А где ваша соседка?
  — Не знаю. Все это довольно таинственно. Она не оставила записки, вообще ничего. Она тоже работает на радио, и, хотя у нее сейчас нет никаких передач, я пыталась ее там искать. Оказалось, что она не появлялась в студии уже два или три дня.
  — А что с вашей машиной?
  — С моей машиной?
  — Где вы ее держите?
  — Снимаю гараж.
  — У кого-нибудь, кроме вас, есть ключ от гаража?
  — Да. У Милдред.
  — Спуститесь вниз, — велел Мейсон, — и загляните в гараж. Проверьте, на месте ли ваша машина. И прошу ничего не трогать на столике. На тот случай, если вы решите вызвать полицию.
  — Полицию? Нет, господин адвокат, я абсолютно не хочу иметь дело с полицией.
  — Тогда почему вы позвонили мне?
  — Не знаю. Потому что вы такой находчивый, господин адвокат…
  — Тогда сходите в гараж, проверьте, на месте ли ваша машина, — сказал Мейсон. — Потом приходите сюда. Я ухожу, но будет Делла Стрит, она проводит вас в детективное агентство, которое находится на том же этаже. Я попрошу владельца, Пола Дрейка, чтобы он дал вам хорошего детектива. Он поедет с вами и займется вашей проблемой.
  — Это великолепно, господин адвокат. Сейчас… Ох!
  — Что случилось?
  — Все мои ключи были в сумочке. У меня нет ключа от гаража, и мне придется оставить открытой квартиру, чтобы вернуться обратно. У меня нет запасного ключа… Сейчас! А может быть, есть. Да, есть третий ключ, лежит в ящике комода.
  — А вы не можете проверить, находится ли машина в гараже, не открывая дверей? — спросил Мейсон. — Нет ли там какого-нибудь окошка, через которое вы бы смогли заглянуть, или…
  — Да, есть окошко сзади. Мне это никогда не пришло бы в голову. Что я за идиотка! Хорошо, господин адвокат, я только наброшу на себя что-нибудь и лечу.
  — Делла Стрит останется здесь до половины шестого, — закончил Мейсон. — Она будет вас ждать.
  Он положил трубку, после чего сказал Делле:
  — Ты посиди здесь. Пройди к Полу и скажи, что у моей клиентки пропала сумочка и я очень прошу его дать ей какого-нибудь хорошего детектива. Пусть посмотрит, нет ли следов. Если подвернется случай, то было бы неплохо заинтересоваться Милдред Дэнвил. Да, если Диана осталась совсем без денег, то дай ей что-нибудь на мелкие расходы.
  — Сколько?
  — Сколько ей будет нужно. Пятьдесят, сто долларов. Пока это все, Делла. Я убегаю.
  Он спустился на лифте вниз. Очутившись на улице, обнаружил, что тучи на небе стали словно оловянные. Мейсон заскочил в коктейль-клуб, после чего поехал домой, принял ванну, переоделся и как раз собирался выйти на обед, когда зазвонил телефон. Мейсон поднял трубку и услышал голос Деллы Стрит.
  — Привет, шеф. Извини, что я тебя беспокою. Я не думаю, что ты хотел бы в это вмешиваться. Я сказала это Диане, но, поразмыслив, решила, что, может быть, лучше все-таки позвонить тебе.
  — В чем дело? — спросил Мейсон. — Это о сумочке?
  — Нет, сумочка нашлась.
  — Кто ее взял?
  — Милдред Дэнвил. Кажется, это вообще была буря в стакане воды.
  — А что это еще за новое дело?
  — Милдред хочет, чтобы Диана встретилась с ней в доме миссис Элен Бартслер, в долине Сан-Фернандо. Бульвар Сан-Фелипе, шестьдесят семь — пятьдесят. И хочет, чтобы Диана пригласила тебя на эту встречу. Кажется, готовится какая-то юридическая схватка.
  — По какому вопросу?
  — По тому, о котором говорил Язон Бартслер.
  — А что общего имеет с этим Милдред Дэнвил?
  — Не знаю.
  — Я не хочу в это вмешиваться, — ответил Мейсон.
  — Я так и предполагала.
  — Расскажи мне о сумочке.
  — Ох, Диана пришла в офис, я провела ее к Дрейку, и Пол дал детектива, который поехал с ней домой. Кажется, едва они успели войти, как зазвонил телефон. Звонила Милдред, и детектив, кажется, неплохо развлекся. Девушки посмеялись по поводу этой сумочки, потом Диана выплакала Милдред свои горести, рассказала о работе в доме Язона Бартслера и о подбитом глазе. Наконец детективу это наскучило, он перебил их, сказав, что раз сумочка нашлась, то ему делать нечего. Диана сказала, чтобы Милдред перезвонила минут через десять, и положила трубку, после чего стала благодарить и обещала заплатить, как только получит назад деньги. Похоже на то, что Милдред позвонила все же второй раз. Должно быть, произошло что-то новое. Диана прибежала ко мне домой ужасно возбужденная. Насколько я поняла, это имеет какую-то связь с ее подбитым глазом, но какую, я не могу угадать. Возможно, ты сможешь. Во всяком случае, Милдред хочет, чтобы Диана любой ценой постаралась притащить тебя на эту встречу у Элен Бартслер.
  — В какое время?
  — В десять вечера.
  — А где сейчас Диана?
  — Вышла отсюда несколько минут назад. Должна заскочить в половине десятого, узнать, поедешь ли ты с ней. Ох, дождь начинается, я слышу первые капли в стекло.
  — Я как раз иду на обед, — сказал Мейсон. — Не согласилась бы ты составить мне компанию?
  — Спасибо, шеф, я уже ела.
  — Да? Хорошо, что нашлась сумочка Дианы.
  — Я дала ей двадцать пять долларов на текущие расходы, — сообщила Делла. — Она обещала завтра вернуть. Извини, что я тебя побеспокоила, но все это как-то не дает мне покоя. Я думала, что ты, может быть, захочешь об этом знать.
  — Ты хорошая девушка, Делла, — ответил Мейсон. — А может, все-таки пойдешь со мной на кофе или на рюмку коньяка?
  — Спасибо, но я договорилась с Дианой на половину десятого…
  — Ох, не заставляй меня просить, — настаивал Мейсон. — Я тебя отвезу домой ровно к половине десятого.
  Делла заколебалась.
  — Тебе не нужно даже переодеваться, — продолжал обольщать Мейсон. — Можешь идти так, как есть. Мы поедем в тот маленький ресторанчик, где дают гуляш по-венгерски, выпьем немного вина и…
  — Это что, свидание? — со смехом спросила Делла. — Я в рабочем платье и не намереваюсь наряжаться при таком дожде.
  — Ясно, — сказал Мейсон. — Буду через десять минут.
  Положив трубку, он услышал, как одинокие барабанные удары капель по крыше над балконом сливаются в однообразный шум ливня.
  Глава 5
  Дождь все еще хлестал по стеклу, когда машина Мейсона остановилась у дома, в котором жила Делла. Дождь шел все время, пока они сидели в ресторанчике.
  — Который час, Делла?
  — Двадцать шесть минут десятого.
  — Мы прибыли на четыре минуты раньше назначенного времени, — сказал Мейсон. — Объясни девушке, что я не могу ездить по ночам за город неизвестно зачем и ради кого. А тем более выступать от имени кого-то, у кого, скорее всего, интересы прямо противоположны интересам Язона Бартслера. Впрочем, судя по его записке, он уже устроил дела со своей невесткой. Ну и поливает! Слышишь, как барабанит? Что-то это мне напоминает. Только что?
  Делла Стрит, взявшись за ручку дверцы машины, спросила не без опасения:
  — Надеюсь, что ничего, связанного с работой?
  — Нет, что-то приятное, что-то… Уж и не знаю… Тропический ливень в том ресторане, устроенном в виде джунглей… Помнишь, они регулярно пускают потоки дождя на свод над танцевальной площадкой? Знаешь, может, мы поедем сейчас туда? Потанцуем?
  — А что с Дианой?
  — Ну, мы можем подождать ее в машине, — ответил Мейсон. — Она должна появиться в ближайшие две минуты.
  Он достал портсигар, угостил Деллу, взял сигарету себе, и они прикурили от одной спички, поудобней уселись на сиденьях, слушая дробь дождя по крыше машины и наслаждаясь чувством молчаливого взаимопонимания. Мейсон обнял Деллу, а она придвинулась к нему и положила голову ему на плечо.
  — Странное дело, — отозвался Мейсон. — Обычно ребенок сближает мать с родителями мужа, превращает в одного из самых важных членов семьи. А здесь ситуация совершенно противоположная.
  — Должно быть, Элен Бартслер ненавидит Язона Бартслера от всей души, — ответила Делла.
  Мейсон глубоко затянулся, и сигарета вспыхнула на мгновение в темноте.
  — Не вижу другого объяснения. Меня интересует, что он сделал после того, как вышел от нас. Почему он прислал мне этот чек?
  — Наверное, он отправился к ней, вывалил ей все, что ты ему подсказал, запугал судебным процессом и таким образом сумел вытянуть из нее, где она держит ребенка.
  — Вероятно.
  Снова наступило молчание. Делла посмотрела на часы.
  — Эй, шеф! Уже без четверти десять.
  Мейсон потянулся к ключу зажигания.
  — Нет смысла больше торчать здесь.
  — Бедная девушка, — сказала Делла. — Надеюсь, что мы не разминулись. Может быть, она ушла перед самым нашим приездом.
  — Интересно, — задумчиво отозвался Мейсон. — Что такое важное должно произойти у Элен Бартслер? Знаешь что, может быть, мы туда заскочим? Будем там сразу после десяти, увидим, в чем дело, а потом поедем потанцевать.
  — Отличная мысль, — обрадовалась Делла. — В Диане есть что-то такое, отчего я не могу перестать думать о ней. Чувствуется, что жизнь у нее была тяжелой и что она еще не совсем пришла в себя.
  Мейсон включил скорость.
  — Поехали.
  Они помчались сквозь дождь, который стал понемногу утихать, и повернули в долину Сан-Фернандо.
  — Если так продлится еще немного, то по улицам понесутся потоки воды. Земля просто не успеет всего этого впитать. Бульвар Сан-Фелипе должен быть где-то здесь, направо. О, вот он. Повтори еще раз номер.
  — Шестьдесят семь — пятьдесят, — подсказала Делла.
  — Это не может быть дальше чем в полумиле отсюда, — заметил Мейсон. — Смотри, владение в три акра. Странно видеть эти городские номера у домов с участками от одного до пяти акров. Но такова уж Южная Калифорния…
  — О, есть! — выкрикнула Делла. — Там, по правой стороне…
  Мейсон остановил машину.
  — Света не видно ни в одном окошке, — заметила Делла.
  — Диана говорила, что Милдред должна быть здесь в десять?
  — Да.
  — Может быть, они отменили встречу, — неуверенно сказал Мейсон. — Это объяснило бы, почему Диана не появилась. Похоже на то, что у Элен здесь довольно приличное владение.
  — Что это за большая цистерна у дома?
  — Для дождевой воды, — объяснил Мейсон. — Когда-то их было полно повсюду, но они вышли из моды с тех пор, как появилась вода в городской сети.
  — Нет ничего лучше для мытья волос, чем дождевая вода, — рассмеялась Делла. — Только теперь фермерши ездят в город, мыть головы в парикмахерских салонах.
  — Пойду посмотрю, есть ли кто-нибудь в доме, — сказал Мейсон. — Дай мне фонарик из правого ящичка.
  — Я иду с тобой, — заявила Делла, подавая фонарь.
  Они двинулись по узкой бетонированной дорожке, поднялись по деревянным ступенькам на крыльцо, и Мейсон отыскал лучом света звонок. Нажал, и внутри раздалось слабое гудение. После первого короткого звонка он немного подождал, вслушиваясь в ничем не нарушаемую тишину дома, прежде чем позвонить вторично, на этот раз уже длинным, настойчивым звонком, завершенным тремя короткими. Внутри царила гробовая тишина. Мейсон попытался повернуть ручку.
  — Осторожно, — предупредила Делла.
  Двери были закрыты.
  — У меня такое впечатление, будто в любую минуту мы можем наступить на мину, — вдруг сказала Делла.
  — У меня тоже, — ответил Мейсон. — Все-таки я быстро осмотрюсь вокруг дома.
  Они двинулись по узкой дорожке, ведущей к черному ходу, поднялись по кухонной лестнице и заколотили в двери, а потом попробовали ручку. Дверь была закрыта.
  За домом земля понижалась, образуя небольшое углубление, дальше высился ряд кустарников. Мейсон обвел их фонарем, потом направил луч света вниз, провел быстро по уклону, задержался и вернул луч на дно ложбины. Свет фонаря упал на темную фигуру, застывшую в немой неподвижности. С рассыпанных по земле светлых волос сплывали струйки дождя. Мейсон услышал глубокий вздох Деллы.
  — Спокойно, Делла. Что-то подобное я предчувствовал.
  — Не ходи туда!
  — Не беспокойся, Делла. Я должен проверить, может быть, она еще жива.
  — Осторожно, — предупредила она. — Умоляю тебя, осторожно. Это…
  — Спокойно, — повторил Мейсон.
  Он взял спутницу под руку и начал спускаться по крутым деревянным ступенькам, с набитыми на равном расстоянии поперечинами для вытирания ног. Он чувствовал, как острые ногти Деллы впиваются ему в плечо, несмотря на перчатки. Все это время он водил вокруг фонарем, профессиональным взглядом изучая место и комментируя тихим, сдавленным голосом:
  — Выстрел в затылок. Вероятно, убегала. Дождь, должно быть, уже шел. Посмотри на руку. Пальцы вцепились в грязь, и остались полосы в земле. Сдвинулась по уклону на добрых пол-ярда. Выше должны быть следы ног. Посмотрим. Разве только ее следы. Нет, есть следы другого человека, тоже женщины. О, вот здесь она упала… Что это?
  Он быстрым движением погасил фонарик.
  — Слушай!
  Заглушаемый порывами ветра и струями дождя, издали донесся звучащий, как сдавленный плач, стон сирены. Делла Стрит издала тревожный вскрик. Мейсон сжал рукой ее локоть.
  — Быстро!
  Они стали подниматься по крутой лестнице. Мокрое дерево, скользкое и предательское, задерживало скорость передвижения. Они выбрались на ровную бетонную дорожку. Мейсон освещал путь фонариком.
  — Иди вперед, Делла. Шире шаг!
  Снова прозвучала сирена. На этот раз так близко, что, когда ее пронзительный звук затих, они отчетливо услышали низкий горловой стон, с которым прекратился вой. Делла Стрит добежала до тротуара и протянула руку к дверце машины, когда из боковой улочки сверкнули фары. Свет фар заплясал по мостовой, и из-за угла вылетела, скользя на повороте, машина. Мейсон схватил Деллу за локоть и быстро оттолкнул ее руку от дверцы.
  — Слишком поздно, — сказал он сдавленным голосом. — Делай вид, что мы только что приехали.
  В темноте загорелся красный прожектор, пришпилив своим кровавым светом Мейсона и Деллу. Полицейская машина резко свернула к тротуару, остановилась сразу же за машиной Мейсона, и из автомобиля выскочили два человека. В ослепляющем свете, под струями проливного дождя, их силуэты выглядели как размазанные тени.
  — Что здесь происходит? — закричал адвокат.
  — Эй, да это же Перри Мейсон! — ответил мужской голос.
  Красный прожектор погас, но дорожные фары, хотя и не такие ослепляющие, потому что были направлены в сторону, также представляли даже слишком хорошее освещение. Снова раздался голос лейтенанта Трэгга:
  — Мы поймали вас на месте преступления?
  — Вы ехали за мной? — спросил Мейсон.
  Этот вопрос родил в мозгу лейтенанта желаемое направление мысли.
  — Вы уже давно здесь? — спросил он.
  — Вы ведь знаете.
  — Что вы ищете?
  — Кого. Клиентку.
  — Кто-нибудь есть в доме?
  — Увидим.
  — Какой дорогой вы приехали? — спросил Трэгг.
  — Бульваром Сан-Фелипе. А в чем, собственно, дело? Что вы здесь делаете?
  — Нам позвонили, — ответил Трэгг. — Так, значит, вы приехали к клиентке?
  — Да, — подтвердил Мейсон. — И если вы ничего не имеете против, господин лейтенант, то я все-таки хотел бы с ней поговорить.
  С этими словами он двинулся по бетонированной дорожке и взбежал по ступенькам на веранду. Трэгг и два полицейских в штатском не отставали от него ни на шаг, едва не наступая на пятки. Мейсон еще раз нажал на звонок, и внутри дома, погруженного в темноту, раздался жалобный, протяжный звук. Вдруг Трэгг отодвинул Мейсона в сторону и стал барабанить кулаками. Потом, почти одновременно, ударил в дверь ногой и попробовал дернуть ручку. Обернулся и сказал одному из спутников в штатском:
  — Проверь черный ход, Билл.
  — Слушаюсь, — ответил тот.
  Было слышно, как он топает вокруг дома, и через минуту раздались удары в кухонную дверь и дергание ручки.
  — Похоже на то, что никого нет, — сказал Мейсон и добавил: — Странно.
  — Кого вы ожидали застать?
  — Вы видите фамилию на почтовом ящике, — ответил Мейсон.
  — Это не ответ.
  — Мне кажется, что ответ.
  — Что это вы такой таинственный? — спросил Трэгг.
  — А вы такой любопытный?
  — Черт с вами! — проворчал Трэгг. — Знаем мы эти номера.
  — Может быть, вы были бы так добры и объяснили, что вас привело сюда? — спросил Мейсон. — Вы работаете в отделе убийств. О чем вам звонили?
  Трэгг забарабанил еще раз кулаком в дверь, еще раз проверил, дернув за ручку, после чего принялся обследовать фронтон дома при свете большого фонаря.
  — Окна закрыты, жалюзи опущены, — сказал он. — Что это…
  Они услышали на дорожке поспешные шаги, и через минуту раздался голос возвращающегося полицейского в штатском:
  — Есть, господин лейтенант, там, за домом.
  Трэгг повернулся на каблуках, осветил крылечко и двинулся во главе небольшой процессии вокруг дома. Мощный свет полицейского фонаря, пробиваясь сквозь мрак и дождь, быстро натолкнулся на неподвижную фигуру, лежащую лицом в грязи на дне ложбинки. Трэгг резко велел Мейсону и Делле Стрит:
  — Вы останьтесь здесь. Понятно? Здесь!
  Сам он с двумя помощниками стал спускаться по скользкой деревянной лестнице, осторожно опираясь ногами в набитые поперечины. Не доходя до тела несколько ярдов, чтобы не уничтожить следы, они остановились и начали вполголоса совещаться. Мейсон обнял Деллу и прижал к себе.
  — Ты дрожишь, — ласково сказал он. — Возьми себя в руки.
  — Не могу, шеф. Мне стало так паршиво и холодно.
  Мейсон прижал ее сильнее.
  — Спокойно, Делла.
  Они ждали, продолжая мокнуть под дождем. Внимание Мейсона привлекло странное бульканье, доносящееся сзади. Он оглянулся.
  — Что это? — тревожно спросила Делла.
  — Открыт кран в сборнике воды, — объяснил Мейсон, вглядевшись. — Дождь, вместо того чтобы собираться внутри, выливается наружу. Не…
  Свет фонаря вдруг резанул ему по глазам, и раздался голос Трэгга:
  — Возвращайтесь лучше в машину.
  — Кто это? — спросил Мейсон.
  Вопрос остался без ответа. Вместо этого Трэгг обратился к одному из полицейских:
  — Иди за аппаратом. Мы не можем трогать тело до тех пор, пока не сделаем снимков. В грязи есть следы.
  Делла и Мейсон увидели плечистый силуэт второго полицейского в штатском, карабкающегося по поперечинам наверх. Сноп света от фонаря Трэгга сверкал мокрыми отражениями на резине его непромокаемого плаща. Вдруг снова раздался голос лейтенанта:
  — Билл, останься здесь. Я помогу ему принести аппарат. Только не приближайся к телу до тех пор, пока мы не сделаем снимков.
  Трэгг начал подниматься по крутой лестнице.
  — Вы за мной, — повелительно сказал он Мейсону и Делле и двинулся вперед, в направлении машины адвоката.
  Одним рывком он открыл дверцу и спросил:
  — Где ключи зажигания?
  — В замке, — ответил Мейсон.
  Трэгг осветил фонарем салон машины и посмотрел на термометр.
  — М-да, — сказал он, обнаружив, что двигатель еще горячий. — Кого вы здесь искали?
  — Вы видели на почтовом ящике. Миссис Элен Бартслер.
  — Это ваша клиентка?
  — Нет.
  — Что вы от нее хотели?
  — Она была нужна мне как свидетель.
  — Довольно странное время для поисков свидетелей.
  — Я предполагал, что она будет дома.
  — Она ожидала вас?
  — Нет.
  — Вы не пытались звонить по телефону?
  — Нет.
  — А вы знаете ее вообще?
  — Нет.
  — И никогда не разговаривали с ней, даже по телефону?
  — Нет.
  — Тогда откуда вы знаете, что она может быть свидетелем?
  — Гномы мне сказали.
  — Свидетелем чего? Что такого она знает?
  — Именно об этом я и хотел ее спросить. Для того и приехал.
  Трэгг показал рукой на машину:
  — Садитесь оба. Садитесь и не пробуйте никаких ваших шуточек… Подождите!
  Рука в мокром резиновом плаще протянулась перед носом Мейсона. Лейтенант повернул ключ зажигания и выдернул его.
  — На всякий случай, — объяснил Трэгг.
  Мейсон и Делла Стрит придвинулись друг к другу, когда полицейский захлопнул дверцу.
  — Делла, в ящичке с правой стороны должна быть бутылка виски, — сказал Мейсон.
  — Если она там есть, то это спасет мне жизнь, — ответила молодая женщина.
  Она пошарила и нашла бутылку.
  — Не жалей для себя, — поощрил Мейсон.
  Делла приложилась к бутылке, потом протянула Мейсону. Тот сделал солидный глоток и спросил:
  — Что, теперь лучше?
  — Должно помочь, — сказала она. — Несомненно, должно, как говорят в Голливуде. В этой машине нет обогревателя?
  — Конечно, есть. Но только он действует при работающем двигателе. Сейчас сделаем.
  Мейсон достал из бумажника запасной ключ, вставил его в замок зажигания, повернул и включил обогрев. Через несколько минут они почувствовали приятное тепло. Делла, разогретая алкоголем и теплом, положила голову на плечо Мейсона.
  — Бедная Диана, — вздохнула она и спросила: — Как она здесь оказалась?
  — Это проблема, которую предстоит решить лейтенанту Трэггу, — ответил Мейсон.
  — Наверное, ее привез сюда убийца.
  — Это одна из возможностей. Но где Элен Бартслер?
  — Ну, если это она… О, боже, что это было?
  Мейсон погладил ее по плечу.
  — Спокойно, Делла. Это всего лишь вспышка. Лейтенант Трэгг фотографирует место преступления.
  Какое-то время они сидели в молчании, наблюдая за жуткими световыми эффектами фотовспышек. Вдруг Делла приподнялась на сиденье.
  — Смотри!
  — Что?
  — Там, на тротуаре. Подожди, пока они снова не зажгут вспышку. Там, на тротуаре перед домом… О, вон там! Видишь?
  — Что-то темное, — сказал Мейсон.
  — Похоже на дамскую сумочку, — заявила Делла, протягивая руку к ручке дверцы.
  Мейсон поймал ее за запястье.
  — Нет, — жестко сказал он.
  — Почему? — не поняла Делла.
  — Если это не вещественное доказательство, то нам она ни к чему, — ответил Мейсон. — А если это вещественное доказательство, то лучше сумочку не трогать. У лейтенанта Трэгга есть неприятная привычка появляться в наиболее неудобный момент…
  Как бы для иллюстрации этого утверждения, из-за угла дома сверкнул фонарь полицейского и, пробив острым светом мрак, нащупал машину Мейсона. Свет застыл ослепляющим пучком на переднем сиденье, после чего направился вниз. Трэгг дошел до машины и открыл дверцу.
  — М-да, — сказал он, — чувствую тепло.
  — У нас есть обогреватель, — невинным тоном сообщил Мейсон.
  — Как вы завели двигатель без ключа зажигания? — Фонарь Трэгга направился к щитку управления и остановился на запасном ключе. — М-да, — снова глубокомысленно произнес Трэгг и выпустил взятый ключ в ладонь адвоката.
  — Может быть, вы сядете? — спросил Мейсон.
  — Если вы подвинетесь, то я охотно воспользуюсь вашим предложением.
  Делла придвинулась к Мейсону. Лейтенант сел и захлопнул дверцу.
  — Что вы знаете об убитой?
  — Ничего.
  — Вы не узнаете ее?
  — Я не видел ее лица.
  — Но вы догадываетесь, кто это?
  — Как я могу идентифицировать особу, если не видел ее?
  — Я не прошу вас идентифицировать ее, — настаивал полицейский офицер. — Я спрашиваю лишь, есть ли у вас какие-либо догадки, кто это?
  — Я стараюсь ни о чем не догадываться до тех пор, пока у меня нет для этого достаточных оснований, — ответил Мейсон.
  Новый свет фотовспышки залил улицу светом.
  — Что это? — спросил Трэгг, указывая пальцем.
  — Что? — повторил Мейсон.
  Трэгг поднял фонарь, пытаясь осветить тротуар, но капли на стекле отражали свет мириадами искр, лишая его обычной силы.
  — Что-то лежит на тротуаре, — объявил лейтенант. — При вспышке я это ясно видел.
  Он открыл дверцу и вылез из машины. Луч света побежал по тротуару и остановился на сумке.
  — М-да, — буркнул Трэгг и двинулся вперед, разбрызгивая лужи.
  — Видишь? — заметил Мейсон. — Мы как раз успели бы поднять сумочку, как он появился бы и поймал нас на месте преступления.
  Они смотрели, как Трэгг подходит к сумочке, наклоняется над ней и светит вокруг фонариком. Через минуту он выпрямился и пошел обратно, в сторону машины. Однако передумал и поднялся на веранду. Под защитой крыши он осмотрел содержимое сумочки, после чего пошагал по лужам к машине. Открыл дверцу, Делла снова подвинулась, и Трэгг сел возле нее. Он хотел что-то сказать, но потянул носом и стал принюхиваться.
  Делла рассмеялась:
  — Вы чувствуете виски? — спросила она.
  — Выпьете? — предложил Мейсон.
  — Я на службе, — ответил нерешительно лейтенант, — а у меня нет уверенности в том, что кто-нибудь из моих помощников не проболтается. Разве что хватило бы и на них.
  — Не хватило бы, — сказал Мейсон.
  — Такое уж мое счастье. Кто такая Диана Рэджис?
  — Моя клиентка.
  — Опишите ее.
  — Каких-то двадцать лет, блондинка, рост пять футов и три дюйма, вес около ста десяти фунтов.
  — Сходится, это она. Так она была вашей клиенткой?
  — Да.
  — Вы недавно вели ее дело?
  — Да.
  — Какое?
  — Ну, дело.
  — С Элен Бартслер?
  — Нет.
  — Чтобы показать вам, как вы вьете веревку на свою шею, — стал уговаривать Трэгг, — я продемонстрирую вам вашу собственную квитанцию.
  Он открыл сумочку и достал квитанцию, подписанную: «Делла Стрит от имени Перри Мейсона». Квитанция подтверждала получение гонорара наличными за все услуги, оказанные Перри Мейсоном по делу Рэджис против Бартслер.
  — Это ваша подпись? — спросил он у Деллы.
  — Да.
  — Следовательно, у Рэджис были какие-то претензии к Элен Бартслер?
  — Нет.
  Трэгг терял терпение.
  — Но ведь здесь черным по белому… А-а! Ее муж?
  — Нет, ее муж погиб.
  — Тогда кто-нибудь из семьи?
  — Может быть.
  — Вы откровенны, как черт знает кто!
  — Мне не нравится ваш тон.
  — Сколько вы получили компенсации?
  — Не помню.
  — В сумочке лежат полторы тысячи, — заявил Трэгг.
  Мейсон промолчал.
  — Теперь, когда она уже мертва, — жестко сказал Трэгг, — вы, наверное, захотите узнать, кто ее убил?
  — Следовательно, это убийство?
  — Безусловно. Она получила пулю в затылок.
  — Конечно, я сделаю все, что в моих силах, — сказал Мейсон.
  Трэгг вздохнул и выдохнул с нескрываемым раздражением:
  — Ничего не скажешь, хорошая пара подобралась. А теперь уезжайте отсюда! Возможно, позже я к вам заскочу. Пока не торчите здесь. Поезжайте!
  Глава 6
  Мейсон развернул машину по широкой дуге и двинулся назад, по бульвару Сан-Фелипе. Он молчал, погрузившись в раздумья, и Делла воздержалась от расспросов и комментариев. Дождь шел все сильнее, и вымерший бульвар поблескивал под светом фар, как мокрая бетонная лента. Только повернув на улицу, на которой жила Делла, Мейсон нарушил молчание:
  — Бедная малышка! Если бы мы поехали с ней, то кто знает… Да, Делла, адвокат не имеет права задирать нос. Он всегда должен помнить, что он только винтик в машине правосудия. Когда в игру входит людское несчастье, нет дел больших и маленьких. Бесправие — это общественная болезнь. Боже, как я ругаю себя за то, что не согласился поехать с ней!
  — Не исключено, что теперь бы ты тоже лежал на этом дожде лицом в грязи.
  — Ничего не поделаешь. Это риск, к которому нужно быть готовым. Когда человек начинает думать только о безопасности и отступать перед риском, он боится жить.
  — Спокойной ночи, шеф.
  — Спокойной ночи.
  На другой стороне улицы раздался настойчивый звук автомобильного сигнала, после чего открылась дверца, и на мостовую выскочила нечеткая в дожде фигура. Сквозь потоки воды она припустила в их сторону.
  — Удирай, пока есть время, — предупредила Делла. — Наверное, это какая-нибудь клиентка. Ждала меня и…
  — Верно, — сказал Мейсон. — До свидания.
  — До свидания.
  Мейсон захлопнул дверцу и рванул с места. Бегущая женщина остановилась на мостовой, отчаянно замахала руками и подняла лицо. Фары осветили ее на мгновение, сделав заметным синяк под правым глазом. Мейсон одним движением повернул руль, подъехал к тротуару, выключил двигатель и погасил фары. Едва он успел открыть дверцу, как подбежала Диана Рэджис.
  — Ох, камень свалился у меня с сердца! Я так рада, что вы здесь. Я уже боялась, что вы не приедете. Я жду вас уже бог знает сколько времени. Но мне сказали, что мисс Стрит вышла, а так как она обещала со мной встретиться… Вы понимаете… Хотя, может быть, уже страшно поздно. Мои часы промокли на этом дожде и остановились.
  Мейсон бросил подошедшей Делле предостерегающий взгляд.
  — У вас ко мне дело? — спросил адвокат.
  — Да, я хочу, чтобы вы поехали со мной. Конечно, если вы согласитесь.
  — Куда вы собираетесь?
  — На бульвар Сан-Фелипе.
  — Одна?
  — Я должна встретиться там с Милдред Дэнвил.
  — В какое время?
  Она устало рассмеялась и сказала:
  — Мы договаривались на половину одиннадцатого, но Милдред всегда опаздывает.
  — Вы говорили, что условились встретиться в десять, — вставила Делла Стрит.
  Диана посмотрела на Деллу изучающим взглядом.
  — Боже мой! Может быть, мы действительно договорились встретиться в десять часов…
  — Вы должны были быть здесь в половине десятого, — сказал Мейсон.
  — Дождь мне все испортил. Я поехала за своей машиной, а трамваи ходят совершенно невыносимо. В результате я добралась сюда, когда было уже, наверное, без четверти десять.
  — И вы с этого времени ждали здесь?
  — Да, если я правильно ориентируюсь во времени.
  — Вместо того чтобы сидеть в машине, — сказал Мейсон, — лучше поднимемся наверх.
  Делла достала из сумочки ключ и открыла ворота. Все трое сели в лифт. В квартире Делла зажгла свет и, сбросив мокрый плащ, направилась прямо на кухню.
  — Я сделаю грог, чтобы согреться, — объявила она.
  — Прекрасно, — похвалил Мейсон. — Приготовь все и приходи посидеть с нами, пока вода вскипит.
  Диана Рэджис опустилась в кресло и положила ногу на ногу. Заметив, что Мейсон рассматривает ее чулки и туфли, промокшие насквозь, она рассмеялась и сказала:
  — Я не ожидала такого потопа.
  — Как вы связались с Милдред Дэнвил? — внезапно спросил Мейсон.
  — Она позвонила, когда я вернулась домой с детективом.
  — Что она говорила?
  — Что у нее были неприятности. Она взяла на время мою машину, и ее задержали за какое-то нарушение правил. Полицейский потребовал предъявить водительские права, а их у нее не было. У нее отобрали права еще раньше, за столкновение. Но она такого же возраста, как и я, у нее такая же фигура, прическа, цвет волос, и вообще она довольно похожа на меня и поэтому пользуется моим водительским удостоверением. Для того чтобы потянуть время, она привела полицейского домой под тем предлогом, что забыла сумочку. Она была уверена в том, что ей не открутиться, но, как только открыла дверь, увидела на столике мою сумочку. Она, недолго думая, схватила ее и показала мои права полицейскому. А этот окурок сигары появился в пепельнице потому, что полицейский курил.
  Мейсон сделал Делле знак глазами.
  — Вы рассказали подруге о своем приключении?
  — Да, по телефону. Потому что, когда Милдред была с полицейским, я спала как убитая.
  — А о подбитом глазе?
  — В общих чертах. В какой-то момент детектив заявил, что хочет уходить, поэтому я попросила Милдред позвонить чуть позже и положила трубку. Но прошло много времени, а звонка не было. Когда она наконец позвонила, то ужасно нервничала. Велела еще раз повторить всю историю, а потом сказала, чтобы я приехала по этому адресу на бульвар Сан-Фелипе и чтобы обязательно привезла вас.
  Делла Стрит поднялась и вышла на кухню. Через минуту она крикнула:
  — Грог готов.
  Мейсон торопливо поднялся.
  — Извините. Я помогу Делле.
  Оказавшись на кухне, он оттащил Деллу как можно дальше от двери.
  — Ты можешь выйти отсюда незаметно? — спросил он.
  — Да. Через галерейку на кухне.
  — Обойди вокруг и начни колотить во входную дверь. Просто чтобы это было похоже на полицию. Только смотри, чтобы соседи не услышали.
  — Когда я должна выйти?
  — Как только подашь грог. Выпей несколько глотков, потом извинись, скажи, что у тебя есть дело на кухне, и выйди.
  — Сделаю, — сказала она.
  Мейсон принес два стакана и подал один Диане. Делла с дымящимся стаканом в руках остановилась в дверях кухни.
  — Ваше здоровье! — сказал Мейсон.
  — Ох, это великолепно! — воскликнула Диана. — Это божественный напиток. Вы понятия не имеете, как мне это было необходимо.
  — У вас дрожат руки, — заметил Мейсон.
  — Я сегодня ужасно нервничаю.
  — Этого вам должно хватить на какое-то время, — сказала Делла Стрит. — Мне надо прибрать на кухне, я оставлю вас ненадолго.
  Когда дверь за ней закрылась, Мейсон повернулся к Диане Рэджис:
  — Вы не сталкивались с фамилией Бартслер до тех пор, пока не начали работать у него?
  — Нет.
  — Вы знаете, кто живет в том доме на бульваре Сан-Фелипе?
  — Нет. Какие-то знакомые Милдред. Может быть, нам уже пора ехать, господин адвокат? Должно быть, ужасно поздно. Милдред хотела, чтобы я там была в десять.
  — Через минуту, — ответил Мейсон. — Она ждет уже так долго, что может подождать еще немного.
  — А если не ждет?
  — Тогда нам незачем ехать.
  Диана прикусила губу. Они молчали несколько минут, тянувшиеся невыносимо долго. Вдруг чьи-то кулаки заколотили в дверь.
  — Что это еще? — сказал Мейсон тихим голосом. — Похоже на полицию.
  Стакан выскользнул из дрожащих пальцев Дианы, разбился о пол, и горячий напиток разлился по ковру.
  — Вы хотите уйти? — спросил Мейсон.
  Диана не могла произнести ни слова, она только кивнула головой. Мейсон схватил ее за руку.
  — Туда.
  Он вывел перепуганную девушку на кухонную галерею.
  — Наклонитесь, — шепнул он, — чтобы вас не было видно на фоне освещенных окон. Ниже голову!
  Они двинулись вдоль галерейки, наклонившись в тени балюстрады, и стали в хлещущем дожде спускаться по стальным ступенькам, мокрым и холодным. Оказавшись внизу, они вышли узкой подворотней в переулок и спрятались от дождя под навесом сарая, находившегося на противоположной стороне.
  — Теперь вы расскажете мне правду, — скомандовал Мейсон голосом, не терпящим возражений.
  — Когда я вышла от мисс Стрит, — начала ломающимся от напряжения шепотом Диана, — я хотела поехать домой. Но поняла, что уже поздно. Я не успела бы заехать и вернуться на бульвар Сан-Фелипе вовремя. Впрочем, мисс Стрит и не слишком обнадеживала меня относительно вас.
  — И что вы сделали?
  — Я взяла такси и поехала. Мне пришлось заплатить таксисту вдвойне, потому что он не хотел туда ехать.
  — И что?
  — Перед домом я увидела свою машину, поэтому решила, что все в порядке. Милдред там, и они совещаются или что-то в этом роде. Я заплатила таксисту и сказала ему, что он может возвращаться в город. Вначале он хотел подождать меня, но я сказала ему, что он не будет нужен и может уезжать.
  — Что дальше?
  — Я поднялась на веранду, позвонила, но никто не открывал. Меня это немного удивило, поэтому я обошла дом и стала стучать с черного входа. Двери кухни тоже были закрыты наглухо. Я не понимала, почему Милдред оставила мою машину, если ее самой нет.
  — И что вы сделали?
  — Я вся уже промокла, лило как из ведра. Я спряталась в машине и довольно долго ждала. Потом пришла к выводу, что что-то случилось. В ящичке машины был фонарик, я взяла его и еще раз обошла вокруг дома. И тогда… тогда…
  — Вы увидели тело?
  — Да.
  — Вы подошли? — спросил Мейсон.
  Она кивнула.
  — И трогали?
  — Да.
  — Это была Милдред?
  — Да.
  — И что дальше?
  — Я вернулась в машину. Ключи торчали в гнезде зажигания, поэтому я поехала в город. Я не знала, что делать. Потом мне пришло в голову поехать к мисс Стрит. Я не застала ее и подумала, понимаете, подумала… Ну, придумала сказочку, остановила часы. Я хотела вас обмануть…
  — А теперь вы говорите правду? — нажимал Мейсон.
  — Да, — ответила она. — Самую настоящую.
  Со стороны дома послышались шаги. Через минуту в переулок проскользнула неясная тень, остановилась и издала тихий свист.
  — Я здесь, Делла, — негромко отозвался Мейсон.
  — А! — В ее голосе послышалось облегчение.
  — Что случилось?
  — На словечко, шеф.
  — Извините, я на минутку, — сказал Мейсон Диане и, взяв Деллу под руку, отошел на несколько ярдов.
  — Случилось нечто непредвиденное, — начала Делла. — Боюсь, что это полностью меняет ситуацию.
  — Что такое?
  — Я стала стучать, как ты велел…
  — И подействовало, — вставил Мейсон. — Она запаниковала и сказала правду.
  — Я так и думала. Я дала вам немного времени для того, чтобы спуститься вниз, потом открыла дверь, вошла и села, дожидаясь вас.
  — И что? — нетерпеливо спросил Мейсон. — Что случилось?
  — Едва я успела сесть, как кто-то стал на самом деле колотить в дверь.
  — Что ты сделала?
  — Притаилась. Я понятия не имела, что это значит. Не хотела подставляться.
  — Что дальше?
  — Стук повторился два или три раза, после чего я услышала голос лейтенанта Трэгга: «Открывайте, а то выбью дверь!»
  — А ты?
  — Продолжала сидеть как мышь.
  — А он?
  — Постоял минуту и ушел.
  Мейсон немного поразмышлял.
  — Это очень меняет положение? — спросила Делла.
  — Хм! Благодаря лейтенанту наша хитрость обернулась против нас.
  — Диана думает, что ты помог ей бежать…
  — Вот именно, — подтвердил он. — Если когда-либо это обнаружится, на мне можно ставить крест. Меня обвинят в оказании помощи лицу, подозреваемому в убийстве. И никто не поверит нашим объяснениям. При таких-то обстоятельствах!
  — Могут ее впутать в это убийство?
  — Почему бы и нет? Она оставила множество следов на месте преступления, и у нее нет алиби. К тому же бегство от полиции…
  — Но, шеф, ведь ты можешь вызвать меня свидетелем. Я дам показания под присягой о том, что это была инсценировка для…
  — Это ничего не даст, — перебил он. — Мы слишком часто расходились с буквой закона. Они посчитают это сказочкой для того, чтобы спасти меня от ответственности. Где сейчас Трэгг?
  — Понятия не имею.
  — Должно быть, он заметил мою машину. Наверное, ждет, чтобы сцапать меня, когда я буду выходить. Машина Дианы стоит перед домом.
  — Моя машина в гараже, — неуверенно сказала Делла.
  — Выведи ее, — распорядился Мейсон.
  — Сейчас?
  — Да. У тебя ключи с собой?
  — Сейчас… Есть.
  — Тогда выводи. — Он повернулся к Диане Рэджис и повысил голос: — Мисс Стрит отвезет вас домой на своей машине.
  — Домой? — спросила Диана.
  — Ну, куда-нибудь, где вы будете в безопасности, — ответил он. — По крайней мере, пока.
  Они услышали щелчок открываемого замка, потом отголосок раздвигаемых дверей. Через минуту раздался звук двигателя, и легкий автомобиль Деллы задним ходом выехал из гаража. Мейсон помог Диане сесть в машину.
  — В какую сторону? — спросила Делла Стрит.
  Мейсон посмотрел в один конец переулка, потом в другой.
  — Наверное, с той стороны они караулят, — сказал он, указывая в направлении бульвара. — Шанс есть только с этой.
  — Думаешь, там не караулят?
  — Будут и там. Через несколько минут. Сейчас еще можно успеть.
  — А что, если нас поймают? — спросила Делла.
  — Плохо, — сказал Мейсон. — Я возвращаюсь наверх, а ты кружи с Дианой по городу. Нигде не останавливайся и не позволяй ей выходить. Если вам удастся вырваться, через двадцать минут позвони. Да, еще одно. — Он достал из кармана блокнот и авторучку. — Напиши мне записку: «Шеф, я могу немного опоздать. Ключ в почтовом ящике. Будь как дома. Делла».
  Она написала то, что он продиктовал, после чего вернула блокнот и ручку. Мейсон вырвал листок из блокнота. Делла вручила ему ключи от квартиры.
  — Ну все. Поезжай!
  Автомобиль рванулся с места. Мейсон подождал какое-то время, потом по стальной лестнице вернулся в квартиру Деллы. Он едва успел сесть с книжкой и сигаретой в кресле, как раздался энергичный стук в дверь. Мейсон зажал страницу в книге указательным пальцем, встал и пошел открыть дверь.
  — А, приветствую, господин лейтенант, — сказал он. — Я не ожидал увидеть вас так быстро.
  Трэгг посмотрел через плечо Мейсона.
  — Привет, — сухо ответил он. — Я ищу вашу неоценимую секретаршу, Деллу Стрит.
  — Ее нет.
  — Вы теперь живете здесь? — поинтересовался Трэгг.
  Мейсон рассмеялся.
  — Мы договорились на поздний ужин со знакомыми. Не знаю, что случилось с Деллой. Я нашел записку в дверях. Вошел и жду.
  Трэгг прочитал поданную записку и уже хотел отдать ее, когда что-то привлекло его внимание. Он внимательней осмотрел записку и, удовлетворенно кивнув головой, отдал ее Мейсону.
  — Если вы не имеете ничего против, то я подожду вместе с вами. Может быть, вы сможете дать мне сведения.
  — О чем?
  — О том деле, которое вы устраивали для Дианы Рэджис, — объяснил лейтенант. — Вы, как всегда, неразговорчивы, и все же я хотел бы узнать какие-нибудь подробности.
  — Садитесь, лейтенант. Я думаю, что вы не пали так низко, чтобы пытаться вырвать из Деллы сведения, которых вам не удалось вытянуть из меня.
  — Можете быть спокойны, Мейсон. Я узнал, что Диана Рэджис была у мисс Стрит после полудня, и хотел установить время. А так как застал вас, то не вижу причин, по которым не мог бы задать и вам несколько вопросов.
  — Это мило с вашей стороны. Садитесь и чувствуйте себя как дома. Думаю, что у Деллы должно быть виски в доме. Поискать?
  — Я на службе, — ответил Трэгг.
  — С каких это пор ваше начальство стало таким нетерпимым?
  — Не в этом дело. Но если бы я потом захотел вызвать мисс Стрит в качестве свидетеля, то мог бы оказаться в двусмысленном положении, если бы обнаружилось, что я пил ее спиртное.
  — Ваши рассуждения не лишены логики. Только почему бы вы хотели вызвать Деллу в качестве свидетеля?
  — По нескольким причинам. Я стучал в ее дверь пять минут назад, Мейсон.
  — Так это были вы? Я находился в ванне. Я кричал, что сейчас открою. Очевидно, вы не слышали.
  — Очевидно.
  — А когда я открыл, никого не было.
  — Интересно! Наверное, я спустился вниз, чтобы бросить взгляд на машины, стоящие перед домом. Вы думаете, что мы обнаружили тело Дианы Рэджис?
  — А разве нет?
  — Нет.
  — Тогда чье?
  — Некой Милдред Дэнвил, которая жила вместе с Дианой и была довольно похожа на нее.
  — Ну и ну! Это как-нибудь бьет в Диану, лейтенант?
  — Как в барабан, — ответил Трэгг.
  — Хорошо, что вы начали мне это говорить.
  — Скажу вам больше, Мейсон. Есть несколько вещей, которые вы должны знать.
  — А именно?
  — Насколько мы успели установить, убийство было совершено спустя каких-то полчаса после того, как начался дождь. Дождь пошел сразу же потоком.
  Мейсон кивнул головой.
  — Девушка убегала от убийцы. Она была убита выстрелом с некоторого расстояния, скажем, десять ярдов. Дождь шел уже настолько давно, что земля размокла достаточно глубоко. Упавшая девушка вцепилась пальцами в землю. Она оставила следы пальцев, под ногтями у нее грязь.
  — Тогда нужно определить время убийства, по крайней мере, спустя два часа после того, как пошел дождь. Может быть, даже больше.
  — Этому противоречит общее состояние тела, — ответил полицейский. — Но, конечно, это только предварительное заключение.
  — Этот дождь был нужен, — сказал Мейсон.
  — Вроде бы фермеры довольны. Скоро вернется мисс Стрит?
  — Я знаю столько же, сколько и вы. Вы читали записку.
  — Да-а, — протянул Трэгг. — Интересная эта записка, Мейсон.
  — Почему?
  — Она похожа на написанную в большой спешке.
  — Она наверняка и была написана в спешке, — ответил Мейсон. — Не исключено, что Делла вышла в коридор и писала стоя, на почтовом ящике.
  — Да, и к тому же вашей авторучкой и в вашем блокноте, которым вы пользуетесь. А может быть, вы также заметили, — сухо продолжал он, — что подпись размазана пальцем, когда чернила еще не просохли.
  — Да, заметил.
  — А вы случайно не заметили, что у вас запачкана чернилами внутренняя сторона правого большого пальца?
  Мейсон повернул руку.
  — Нет, не заметил, — признался он.
  — Я так и думал, — сказал Трэгг.
  Некоторое время оба молча курили. Наконец лейтенант заговорил:
  — Все указывает на то, что у нас против Дианы Рэджис имеется готовый обвинительный акт.
  — Вы зашли уже так далеко?
  — Зашли.
  — На основании того, что нашли ее сумочку на тротуаре?
  — Не притворяйтесь глупым, — рассердился Трэгг. — Милдред удрала на машине Дианы и с ее деньгами. Диана хотела получить обратно и деньги, и машину.
  Зазвонил телефон.
  — Я возьму трубку, если вы не возражаете, — сказал лейтенант Трэгг. — Это, наверное, меня. Я оставил сообщение, что буду здесь.
  Мейсон быстрым движением выдвинулся перед столиком, преградив Трэггу подход к телефону.
  — Это прекрасно, лейтенант, — сказал он. — Но вышло так, что я тоже жду звонка. Я также оставил сообщение, что буду здесь.
  Он поднял трубку. Трэгг стоял рядом с ним, на его лице было воинственное выражение.
  — Алло! — сказал Мейсон и добавил: — Говори осторожнее.
  В трубке раздался раздраженный мужской голос:
  — Я хочу говорить с лейтенантом Трэггом. Чего это ради я должен говорить осторожнее?
  Мейсон с улыбкой протянул трубку:
  — Ваша взяла, лейтенант.
  — Алло, это Трэгг, — сказал полицейский офицер, после чего некоторое время слушал. Наконец он ответил: — Хорошо. Дайте ему подписать показания. Ищите дальше. Привет.
  Он положил трубку и, нахмурившись, уставился на кончик сигареты.
  — Что-то новое? — спросил Мейсон.
  — Мы нашли таксиста, — ответил Трэгг. — Он вез на бульвар Сан-Фелипе блондинку с подбитым глазом, по описанию похожую на Диану Рэджис. Перед домом стояла машина. Дом выглядел вымершим, но это как-то не смутило девушку. Она велела таксисту возвращаться, однако тот подождал еще несколько минут, думая, что, может быть, заберет ее обратно, если дома никого нет.
  — Он определил время? — спросил Мейсон.
  — Приблизительно за час до начала дождя.
  Мейсон зевнул.
  — Что меня интригует, — продолжал Трэгг, — так это машина перед домом. Таксист решительно утверждает, что перед домом стояла машина. Когда мы приехали, там не было другой машины, кроме вашей. Вы случайно не заглядывали туда раньше и не вернулись ли потом снова? Нет, вы не сидели бы так долго. Похоже на то, что выстрел был сделан, скорее всего, Дианой, которая затем уехала на своей машине. Кстати, ее машина стоит сейчас здесь, внизу.
  — Что за изумительная откровенность, лейтенант, — заметил Мейсон.
  Трэгг выдержал его взгляд.
  — Я хочу вам доказать, Мейсон, что у нас есть практически готовый обвинительный акт против вашей клиентки. Чтобы вы потом не могли отговариваться тем, что не знали фактов. В том случае, если бы вышло на поверхность, что Делла Стрит где-то прячет Диану от нас по вашему поручению. Если вы утащите ее у меня из-под носа, то я привлеку вас к ответственности. Я должен допросить Диану Рэджис, пока в качестве свидетеля. Потом, возможно, в качестве подозреваемой в убийстве. Поэтому я хочу, чтобы вы полностью знали, что мы имеем против нее, господин адвокат.
  — Хм, это действительно услуга с вашей стороны, — ответил Мейсон.
  В наступившей тишине звонок телефона прозвучал почти как взрыв. Лейтенант нырнул в сторону аппарата, но натолкнулся на плечо Мейсона.
  — Вам уже звонили, — сказал Мейсон. — Разве вы забыли?
  Трэгг не нашел, что возразить. Мейсон поднял трубку.
  — Алло. Говори тихо.
  — Хорошо, — ответила Делла. — Что я должна делать?
  — Идет бал, — сказал Мейсон.
  — Бал? — повторила удивленная Делла.
  — Здесь.
  Делла задумалась на минуту, после чего спросила:
  — Тебе не нравится музыка, которую ты слушаешь, да?
  — Хм.
  — Ты не можешь ее выключить?
  — Нет.
  — Значит, ты должен танцевать так, как тебе играют? — задумчиво спросила она.
  — Это я и имел в виду.
  — И Диана?
  — Все трое.
  — Я должна привезти ее?
  — Хм.
  — Она должна говорить, когда приедет?
  — Нет.
  — Полностью молчать?
  — Хм.
  — А если выплывет что-нибудь, что она могла бы объяснить?
  — Все равно.
  — Понимаю, — сказала Делла. — Сейчас мы будем.
  — До свидания, — ответил Мейсон и положил трубку.
  Лейтенант Трэгг вздохнул, протянул руку через плечо Мейсона, поднял трубку, едва Мейсон успел убрать руку, и набрал номер.
  — Алло, — сказал он. — Дайте связь. Алло, радио? Лейтенант Трэгг. Можете уже задержать эту машину. Да, ту, на которой Делла Стрит возит по городу Диану Рэджис. Да. Передайте патрульным машинам, чтобы они задержали ее.
  Он положил трубку, вздохнул еще раз и потянулся за своим головным убором.
  — Может быть, в следующий раз мне больше повезет с вами, мистер Мейсон.
  — Хитрость не получилась? — спросил адвокат.
  Трэгг покачал головой.
  — Признаюсь, я рассчитывал, что вы подставитесь. Вы не подставились. Может быть, это интуиция, а может, я переборщил. Ничего не поделаешь, иногда приходится глотать горькие пилюли. Но продолжайте свои фокусы, Мейсон. Рано или поздно я поймаю вас за руку.
  — Вы уже уходите, господин лейтенант? — заботливо спросил Мейсон.
  — Да. Я хотел бы быть в управлении, когда привезут мисс Рэджис. Посмотрю, что от нее можно узнать. Боюсь, что немного.
  — Вы намереваетесь обвинить ее в убийстве?
  — Видно будет. А вы намереваетесь ее защищать?
  — Еще не знаю, — ответил Мейсон.
  — Спокойной ночи, господин умник.
  — Спокойной ночи, господин начальник.
  Они обменялись кислыми усмешками, после чего Трэгг повернулся и быстро вышел в коридор. Мейсон вернулся на кухню, нашел бутылку шотландского виски, налил себе и сел перед рюмкой. Он ждал минут десять, наконец раздался звонок телефона. Мейсон поднял трубку и услышал быстрый, возбужденный голос Деллы:
  — Они поймали нас, шеф. Должно быть, они ехали за нами. Патрульная машина преградила нам дорогу, и они взяли нас. Они забрали Диану и мою машину. Высадили меня на улице.
  — Ты можешь взять такси? — спросил Мейсон.
  — Ночью это не так-то легко.
  — Хорошо, — сказал он. — Где ты?
  Делла назвала адрес.
  — Сейчас я там буду. Мы поедем в офис, чтобы написать заявление с просьбой рассмотреть дело Дианы в суде.
  Глава 7
  Мейсон надел плащ и шляпу, погасил свет в квартире Деллы и застыл, положив пальцы на ручку двери. Резко повернувшись на каблуках, он снова зажег свет и подошел к телефону. Он набрал номер детективного агентства Пола Дрейка. Отозвалась дежурная секретарша.
  — Говорит Мейсон, — сказал он. — Поймайте Пола, если это возможно. Если нет, то дайте мне самого лучшего детектива, который у вас есть. Диана Рэджис и Милдред Дэнвил живут вместе в Палм Виста Апартаментс. Я не знаю номера квартиры, но ваш человек это без труда проверит по списку. Только внимание! Дело очень деликатное и должно быть выполнено в белых перчатках. Вскоре там появится полиция, самое позднее в течение часа. Нужно следить за квартирой до появления полиции.
  — После появления полиции прервать наблюдение? — уточнила секретарша.
  — Да, потом это будет бессмысленно, — ответил Мейсон. — Но я хочу знать все, что будет до появления полиции: кто входил в квартиру или хотя бы нажал на кнопку звонка. На всякий случай пошлите двух, даже трех опытных людей, каждого с машиной. И не ждите, пока будут все трое. Пошлите того, кто у вас сейчас под рукой…
  — Один детектив есть на месте. Он отправится тотчас же, а двух других я пошлю в течение десяти минут.
  — Прекрасно, — похвалил Мейсон. — Я еду к себе в офис. По пути зайду к вам узнать, будут ли новости. Детективы должны следить за каждым, кто будет интересоваться квартирой. Да, вот еще что. Пошлите двух надежных парней к вилле Язона Бартслера, Пацифик-Хайтс-драйв, двадцать восемь — шестнадцать. Там живут: Язон Бартслер, около пятидесяти шести лет, Фрэнк Гленмор, около тридцати восьми, миссис Бартслер, красивая выдра лет сорока, и Карл Фрэтч, ее сыночек, лет двадцати двух. Я хочу знать, выходил ли кто из них и когда вернулся домой. Если кто-то будет выходить, то я хочу знать куда.
  — У меня нет столько людей, господин адвокат, — ответила девушка. — Я могу послать детектива для наблюдения за виллой и троих следить за лицами, интересующимися квартирой. Но в настоящую минуту…
  — Все нормально, — перебил Мейсон. — Следите за квартирой и за каждым, кто появится. Виллу достаточно держать под наблюдением. Квартира важнее, сделайте это в первую очередь.
  Он положил трубку, погасил свет и вышел. Под холодным ровным дождем сел в машину. Не стараясь проверить, следует ли кто-нибудь за ним, двинулся в направлении ночной лавчонки, где ждала Делла. Она смотрела за улицей сквозь стекло и вышла, как только он подъехал к тротуару. Мейсон заглянул ей в лицо, когда она садилась рядом с ним. Улыбнулся при виде ее стиснутых губ.
  — Сколько живу, — фыркнула она презрительно, — не помню, чтобы была в такой ярости. Чувствую отвращение к самой себе.
  — Не расстраивайся, — попытался успокоить Мейсон.
  — У последнего дурака хватило бы ума проверить, не едут ли за ним следом, — сказала она с отвращением.
  — Не принимай близко к сердцу. Это была ловушка.
  — Меня не касается, что это было. Я должна была знать, что за мной следят. Я сидела в этой лавчонке, ждала тебя и ругала себя распоследними словами.
  — Ты ничего не могла сделать, Делла. Трэгг знал, что Диана Рэджис у тебя, еще до того, как поднялся наверх. Перед домом стоял ее автомобиль. Он оставил полицейскую машину на тот случай, если бы вы спустились по лестнице, пока он поднимется на лифте. У тебя не было шансов. Мы были в западне с самого начала. Ты не могла удрать на своей маломощной малышке от полицейской машины. Они задержали бы тебя при первой же попытке.
  — По крайней мере, я должна была знать, что за мной едут, — сказала она, несколько успокоенная. — А я, глупая, ничего не подозревала. Конечно, они большую часть пути наверняка двигались с потушенными фарами. Я заметила их только тогда, когда эта машина вырвалась вперед, словно хотела обогнать меня, и вдруг прижала мой автомобиль к тротуару. Только тогда я увидела, что это полицейская машина и что внутри скалят зубы две большие гориллы в форме.
  — Ты сказала Диане, чтобы она не отвечала ни на какие вопросы?
  — Да.
  — Думаешь, она послушается?
  — Не знаю. Я повторила ей то, что сказал ты. Старалась вбить ей в голову, что она обязана держаться твоих инструкций до йоты.
  — А полицейские? Они что-нибудь говорили?
  — Спросили, она ли Диана Рэджис.
  — Что она ответила?
  — Что это она.
  — Спрашивали еще о чем-нибудь?
  — Ее ли это машина.
  — И что?
  — Я сказала, чтобы проверили регистрацию, раз они такие любопытные.
  — И что они сделали?
  — Ничего. Сказали, что высадят меня перед лавочкой, из которой я смогу позвонить, потому что забирают Диану и мою машину в управление. Естественно, как только я это услышала, то сразу поняла, что они следили за нами.
  — Да, радио в машине — замечательная штука, — заметил Мейсон.
  — Ты на самом деле думаешь, что это была ловушка?
  — Я не думаю, я знаю. И что меня больше всего раздражает — это что я сам чуть не попал в нее.
  — Как это?
  — Трэгг очень тщательно объяснил мне все, что у него есть против Дианы. Зная, что полиция хочет допросить ее в связи с убийством, и то, что полиция обнаружила улики, свидетельствующие против нее, я поставил бы себя в хорошенькое положение, пытаясь спрятать Диану. А искушение было большим.
  — И ты думаешь, что Трэгг специально для этого все тебе рассказал?
  — Конечно.
  — На что он рассчитывал?
  — Что получит меня в свои лапы за сокрытие лица, подозреваемого в убийстве, или же возбудит против меня дисциплинарное дело в Совете адвокатов.
  — Но ты не дал себя провести.
  — Хм, для этого не нужно было особого ума, — задумчиво сказал Мейсон. — Сегодня я не очень-то отличился.
  — Ты вышел с честью, — заявила Делла в порыве чувств. — Ты не дал Трэггу надуть тебя. Это я сглупила. Что будем делать дальше?
  — Едем в офис приготовить письма по делу Дианы, — ответил Мейсон. — Прижмем их к стенке. Им придется либо предъявить формальное обвинение, либо освободить ее. Но мы не найдем судьи, который подписал бы нам это до утра. Они будут изводить ее всю ночь. Могут из нее много чего выдавить.
  — Я взяла у Дианы ключи, — сообщила Делла.
  Мейсон резко повернулся к ней.
  — Что такое? — спросил он.
  — Я взяла ключи от квартиры Дианы и Милдред Дэнвил. Я подумала, что ты, может быть, найдешь там какие-нибудь доказательства. И по крайней мере, сможешь осмотреться.
  — Хитрая ты девушка, — довольно сказал Мейсон. — Мне это даже не пришло в голову.
  — Поедем туда?
  — Нет, Делла. Слишком большой риск. Нас могут обнаружить, а ведь мы почти ничего не знаем о Диане. Если ее обвинят в убийстве… Нет, поедем лучше готовить бумаги.
  Они поставили машину перед зданием. Из агентства Дрейка, работающего круглосуточно, сквозь стеклянную дверь в коридор пробивался свет. Мейсон заглянул на ходу.
  — Нет никаких новостей? — спросил он секретаршу.
  Она улыбнулась и покачала головой:
  — Один из наших лучших детективов уже на месте. Он выехал через шестьдесят секунд после вашего звонка. Два других в пути.
  — Если что, я буду у себя в кабинете.
  Они с Деллой двинулись дальше по коридору. Их шаги эхом отдавались от стен опустевших помещений. Мейсон открыл дверь кабинета, зажег свет. Делла сняла плащ и шляпку, села за свой стол и вставила в пишущую машинку бумагу и копирку.
  Мейсон продиктовал письмо в суд от имени Дианы Рэджис. В письме говорилось о том, что ее необоснованно арестовали, что полиция держит ее, не предъявляя обвинения, и таким образом нарушает личную неприкосновенность. Как ее адвокат, Перри Мейсон просит дать указание доставить упомянутую Диану Рэджис в суд с целью установления обоснованности ареста, а также освобождения под залог в двести пятьдесят долларов до дня вступительного судебного заседания, которое будет назначено в упомянутом судебном распоряжении.
  Мейсон диктовал последнюю фразу, а ловкие пальцы Деллы танцевали еще по клавиатуре, заканчивая сакраментальную формулу заявления, когда зазвонил телефон. Мейсон поднял трубку. Отозвался голос секретарши Дрейка:
  — Кажется, мы напали на какой-то след, господин адвокат. Когда два остальных детектива прибыли на место, первого уже не было у Палм Виста Апартаментс. Очевидно, он за кем-то поехал.
  — Это прекрасно! — В голосе Мейсона прозвучала нотка возбуждения. — Как только он отзовется, дай мне знать.
  Он отложил трубку, вынул сигарету, закурил и сказал Делле Стрит:
  — Похоже на то, что появилась ниточка.
  — Какая?
  — Один из детективов исчез при наблюдении за квартирой Дианы. Тот, который оказался там первым. Он уехал прежде, чем остальные появились.
  — Полиция уже там?
  — Еще нет. Очевидно, они занимаются Дианой.
  Делла разложила напечатанный текст на экземпляры, закрыла пишущую машинку и снова убрала ее в стол.
  — Кто бы это мог быть? — спросила она.
  — Кто угодно. Может, какой-то поклонник Дианы либо знакомый Милдред Дэнвил. А может быть, мы узнаем что-то важное.
  — Например?
  — Например, что это была Элен Бартслер.
  У Деллы засветились глаза.
  — Ты думаешь, есть шанс?
  — Кто может знать? До сих пор нам не везло. Может быть, судьба наконец улыбнется?
  — Говорят, что никогда нельзя терять надежду, — сказала Делла.
  — Вот именно, — ответил Мейсон. — Надежда умирает последней.
  — Что, если Диану обвинят в убийстве, шеф? Ты будешь ее защищать?
  — При нормальных обстоятельствах я бы предпочел сначала ознакомиться со всеми материалами. Но сейчас у меня просто нет выбора. Диана убеждена, что я помог ей убежать из твоей квартиры, когда Трэгг постучал в первый раз. Мне было бы очень неприятно, если бы она выболтала это Трэггу или другому адвокату.
  — Интересно, какую роль играла во всем этом Милдред Дэнвил? — задала Делла вопрос, на который пока не ожидала ответа.
  Мейсон задумался.
  — Вскоре после того, как Диана рассказала ей о своем подбитом глазе, Милдред запаниковала. Сомневаюсь, чтобы ее так взволновал тот факт, что Карл подбил ее подруге глаз. Скорее ее могло ужаснуть то, что Карл шарил в комнате Дианы.
  — Звучит логично, — поддакнула Делла.
  — Попытаемся пойти по этому следу, — продолжал Мейсон. — Что тревожного могло быть для нее в факте, что Карл обыскивал комнату Дианы?
  — Мне ничего не приходит в голову.
  — Откуда Карл взял ключ от комнаты, Делла?
  — Из сумочки Дианы.
  — А что еще было в сумочке?
  — Понятия не имею.
  — Что-то такое, от чего Милдред испугалась, когда поняла, что это может попасть в руки Карла.
  У Деллы расширились глаза.
  — Ну, конечно! — воскликнула она. — Наверняка!
  — Хорошо, но что это было? — задумался Мейсон.
  — Адрес, где находится ребенок! — выкрикнула Делла снова. — Это должен был быть адрес. У нее в сумочке было что-то, из-за чего…
  — Подожди, Делла, — перебил Мейсон. — Если из чего-то, что было у Дианы в сумочке, становилось ясно, где ребенок, то откуда это там взялось?
  — Ну, потому что Милдред брала иногда сумочку Дианы, — выпалила возбужденная Делла. — Ты забыл об этом? Она брала сумочку…
  — Нет, не брала, — возразил Мейсон. — Брала только водительское удостоверение. Она брала права и ключи от машины Дианы. Сумочку она взяла только тогда, когда Диана вернулась от Бартслера. По крайней мере, это мы знаем.
  Зазвонил телефон. Мейсон схватил трубку.
  — Да, да! — закричал он. — Что нового?
  Голос секретарши из агентства Дрейка звучал лаконично и деловито:
  — Есть сообщение от первого детектива. Он ехал за какой-то женщиной. Она подъехала к дому и хотела проникнуть в квартиру. Ему кажется, что она также интересовалась почтовым ящиком.
  — У него есть номер ее машины?
  — Он сообщил, мы уже проверили. Машина зарегистрирована на имя Элен Бартслер, бульвар Сан-Фелипе, шестьдесят семь — пятьдесят.
  — Как выглядит женщина?
  — Довольно элегантная блондинка.
  — Где она? Он потерял ее? Потерял…
  — Нет, поехал за ней на Олив-Крест-драйв, двадцать три — двенадцать. Женщина поставила машину перед домом и вошла внутрь. Поблизости не было телефона, откуда можно было позвонить, поэтому детектив вынул из ее автомобиля прерыватель зажигания, чтобы она не смогла уехать. Он спрашивает, что делать дальше.
  — Скажите, что он свою задачу выполнил, — ответил Мейсон. — Пусть возвращается домой и обо всем забудет.
  — А что ему делать с прерывателем? — спросила секретарша.
  — Выбросить в реку, — сказал Мейсон и повесил трубку. Он повернулся к Делле: — Бери плащ и шляпку, едем!
  Они кинулись к двери, погасили свет, пробежали по коридору, нетерпеливо дождались лифта, молча спустились и вскочили в машину Мейсона. Дождь превратился в ровный, монотонный, холодный ливень. Сухое тепло обогревателя в машине казалось особенно приятным в мокром писке шин, разбрызгивающих фонтаны воды по безлюдным тротуарам. Мейсон резко свернул в Олив-Крест-драйв и на второй скорости стал подниматься по крутому серпантину в гору. На вершине дорога шла по плоскому хребту. Внизу была видна широкая панорама гор и сверкающие огни города, пока ряд вилл с номерами, начинающимися от двух тысяч, не заслонил вида.
  Перед номером две тысячи триста двенадцать стояла машина. В ней сидела женщина. Подъезжая, Мейсон отчетливо видел ее силуэт на фоне щитка управления. Он остановил свой автомобиль рядом и смотрел на то, как она безрезультатно пытается завести двигатель.
  — У вас проблемы? — выкрикнул он в окно.
  Женщина смерила его подозрительным взглядом, но, увидев в машине Деллу Стрит, улыбнулась и кивнула головой. Мейсон поставил свой автомобиль рядом с ее машиной и, выйдя, подошел к дверце.
  — Что случилось?
  — Не знаю. Не могу завести двигатель.
  — У вас есть фонарик?
  — Нет.
  — Это ничего, — сказал Мейсон, — я возьму свой.
  Он принес фонарик и объявил:
  — Я должен заглянуть под капот. Отсоединю один из проводов и прикоснусь им к свече. О, теперь нажмите на стартер. Посмотрим, есть ли искра.
  Через минуту он вынес приговор:
  — Что-то не в порядке с электричеством. Ни следа искры. Должно быть, вода попала в головку прерывателя.
  Мейсон еще поковырялся в машине, затем закрыл капот, подошел к дверце и посмотрел в настороженные глаза женщины.
  — Какие-нибудь семейные неурядицы? — весело спросил он.
  Женщина застыла.
  — О чем вы говорите?
  — Кто-то специально испортил вам машину, — объяснил он. — Вынута часть прерывателя зажигания. До тех пор, пока вы не купите себе новую деталь, машина не сдвинется с места. Разве что кто-то возьмет вас на буксир.
  По лицу женщины промелькнуло недовольное выражение.
  — Может быть, вам помочь? — спросил Мейсон.
  — У вас есть буксир?
  — Да, трос есть, но не так-то легко спуститься на буксире по скользкому серпантину. Нужно уметь управлять ведомой машиной. Вы уже ездили когда-нибудь на буксире?
  — Нет, никогда.
  — Я могу вас подбросить, куда захотите, — предложил Мейсон. — Но перед этим я должен спросить кое-что в одном из этих домов. Какой нам нужен номер, Делла?
  — Двадцать три — двенадцать! — крикнула Делла Стрит.
  — Посмотрю, — сказал Мейсон. — Это должно быть где-то здесь.
  — Это дом, перед которым мы стоим, — сказала женщина.
  — А-а!
  — Могу я вас спросить, что вы хотите узнать в этом доме?
  На лице Мейсона отразилось удивление.
  — Я только что вышла оттуда, — объяснила женщина.
  — О! — вырвалось у него. — Вы позволите мне представиться? Меня зовут Мейсон, я адвокат и…
  — Может быть, вы Перри Мейсон?
  — Именно так.
  — О! — в свою очередь воскликнула женщина.
  — Я веду одно дело, — объяснил Мейсон. — Надеюсь напасть на важный след в этом доме.
  Молодая женщина была заметно взволнована.
  — Может быть, вы скажете мне что-нибудь более подробно? Что это за дело?
  — Ну, конечно, — ответил Мейсон. — Дело идет об исчезновении ребенка. Я как раз…
  — Господин адвокат, как вы узнали этот адрес?
  — Вот этого я уже не могу сказать.
  — Не выступаете ли вы от имени человека, которого зовут Язон?
  Мейсон улыбнулся:
  — Мне кажется, что вы что-то знаете об этом деле.
  — Выступаете или нет? — настаивала она.
  — Если быть откровенным, — ответил Мейсон, — то, может быть, я и выступлю когда-нибудь от имени мистера Язона Бартслера по делу об осложнениях в получении наследства, связанных с его сыном и предполагаемым внуком. Но пока все это в будущем. Я приехал сюда в связи с убийством.
  — С убийством?
  — Да.
  — Но, господин адвокат, я ничего… Кого убили?
  — Молодую особу по имени Милдред Дэнвил.
  После тягостной затянувшейся паузы женщина в машине сказала:
  — Я — Элен Бартслер. Роберт Бартслер — это мой муж.
  — Как удачно! — воскликнул Мейсон.
  — Вы, наверное, приехали поговорить с Эллой Броктон?
  Ей удалось сказать это таким тоном, который больше приглашал к откровениям, чем был простым вопросом. Но Мейсон промолчал.
  — Я думаю, что вы немногого добьетесь от Эллы сейчас, господин адвокат. Она выведена из равновесия. И вообще она ничего не знает… Вы совершенно убеждены в том, что Милдред Дэнвил убита?
  — Полиция, кажется, не имеет в этом сомнений.
  — А где?
  — Где-то на бульваре Сан-Фелипе. Кажется, под номером шестьдесят семь — пятьдесят.
  — Боже! Это мой адрес!
  — Невероятно, — сказал Мейсон и спросил через минуту скромного молчания: — Может быть, ввиду этого вы захотите присутствовать при моем разговоре с Эллой Броктон?
  Элен Бартслер передвинулась на правое сиденье, вышла из машины и захлопнула за собой дверцу.
  — Если вы настаиваете на том, чтобы тревожить людей по ночам, то, конечно, я хочу присутствовать при вашем разговоре.
  — Идем, Делла! — крикнул Мейсон.
  Все трое прошли под холодным ливнем к одноэтажному домику, и Элен Бартслер нажала на кнопку звонка. Не прошло и десяти секунд, как дверь открыла высокая женщина лет шестидесяти, со сгорбленной спиной, пронзительными черными глазами и длинными тонкими губами.
  — Элла, — сказала Элен Бартслер. — Это — мистер Перри Мейсон, тот самый адвокат. А это… Я не знаю вашего имени…
  — Делла Стрит, мой доверенный секретарь, — представил Мейсон.
  — Они хотят задать тебе несколько вопросов, Элла, — предупредила Элен Бартслер.
  — Вопросов? Мне? — сказала женщина бесцветным голосом, не позволяющим сделать вывод об испытываемых ею чувствах.
  — Да, это в связи…
  — Извините, — перебил Мейсон. — Я предпочел бы, чтобы вы позволили говорить мне. Я не хотел бы преждевременно выдавать причин, которые привели меня сюда.
  Элен Бартслер заколебалась.
  — Как хотите, — с сомнением сказала она.
  — Входите, — пригласила Элла Броктон все тем же измученным, бесцветным голосом.
  Газовый камин с искусственными бревнами наполнял веселым блеском комнату, в которую они вошли.
  — Прошу раздеться и сесть, — сказала хозяйка дома. — Я повешу ваши плащи в прихожей.
  — Я помогу тебе, — заявила Элен Бартслер, принимая от Деллы плащ.
  — Мы все поможем, — воспротивился Мейсон. — Прошу не забывать, пожалуйста, что я хочу говорить с миссис Броктон до того, как вы ее обо всем проинформируете.
  — Вы не из полиции, — возмутилась Элен Бартслер. — Наверное, у меня есть право говорить Элле то, что мне хочется. Если было совершено убийство, то нужно, наверное…
  — Убийство! — воскликнула женщина и замерла, положив руку на дверцу шкафа.
  — Убита Милдред Дэнвил, — вызывающе сказала Элен Бартслер.
  — Она сама напрашивалась, — отреагировала пожилая женщина.
  — Вы считали необходимым сообщить все миссис Броктон, — заметил Мейсон, — вероятно, не без причины?
  — У меня нет намерения позволять вам, господин адвокат, водить нас за нос.
  — Очень любезно с вашей стороны. По крайней мере, мы знаем, на чем стоим. По разные стороны баррикады.
  — Вот именно! — фыркнула Элен Бартслер. — И я хочу тебя предупредить, Элла, что этот человек не имеет никакого права задавать тебе вопросы. А ты — ни малейшей обязанности отвечать.
  — Действительно, — признался Мейсон. — Больше того, я хочу вас обеих предупредить, что мои интересы могут быть противоположны интересам миссис Бартслер, которая, кстати, участвует в этом разговоре по собственному желанию. И если позволите дать вам совет, то самое лучшее, что вы можете сделать, это немедленно оставить этот дом и отправиться в консультацию к хорошему адвокату — если вы действительно хотите вести со мной войну.
  — Из-за чего бы это я должна вести с вами войну? — спросила Элен Бартслер.
  — Вы прятали ребенка от людей, разве не так?
  — Я не сообщила Язону Бартслеру о том, что у него есть внук, если вы это имеете в виду. Понятия не имею, как он догадался.
  — А почему вы не сообщили Язону Бартслеру, что у него есть внук?
  — Потому что он был подлым, хитрым и жестоким по отношению ко мне. Я не желаю подвергать ребенка его влиянию. Я познакомилась с новой миссис Бартслер и ее сыном Карлом — это порядочные люди. А Язон относился ко мне, как к девке, рассчитывающей только на его деньги. Он смотрел на меня, как на какое-то чудовище. Впрочем, все уже в прошлом… И лучше мне не говорить так много.
  — Я тоже предпочел бы, чтобы вы не говорили так много, — поддакнул Мейсон. — Я хотел бы задать наконец несколько вопросов миссис Броктон.
  — Ты не обязана ничего ему говорить, Элла, — напомнила Элен Бартслер.
  Они вернулись в комнату и сели. Мейсон, усевшись поудобнее в кресле, повернулся к хозяйке дома и спросил:
  — Я вижу пепельницы, вам, вероятно, не помешает, если я закурю?
  — Пожалуйста, можете курить.
  Адвокат совершенно непринужденно достал портсигар, угостил женщин и обратился к Элле Броктон:
  — Что вы, собственно, знали о Роберте Бартслере-младшем? — спросил ее Мейсон.
  Элла Броктон посмотрела на миссис Бартслер.
  — Она занималась с ним по моей просьбе, — сказала Элен. — До тех пор, пока Милдред его не похитила.
  — Боже мой, — вздохнул Мейсон. — В самом деле лучше, если бы вы помолчали. Я хочу наконец узнать что-нибудь от миссис Броктон.
  — Вы не имеете права мне приказывать.
  — Как была убита Милдред Дэнвил? — спросила Элла Броктон.
  — Выстрелом в затылок.
  Черные глаза сверкнули.
  — Она сама напросилась!
  — Элла! — крикнула Элен Бартслер.
  — Вот так, — упрямо повторила женщина тем же самым мертвым голосом.
  — Лучше, если бы мы обе молчали, Элла, — сказала Элен Бартслер.
  — Вы давно не видели ребенка? — спросил Мейсон Эллу Броктон.
  — С тех пор, как Милдред его забрала, — ответила женщина, и на этот раз в ее голосе прозвучала горечь. — Я предупреждала миссис Бартслер, что так будет. Я знала, как только увидела лицо Милдред в тот день, что она захочет забрать ребенка.
  — Хватит, Элла, — резко перебила ее Элен Бартслер.
  Мейсон сел поудобнее и крепко затянулся табачным дымом. Элен Бартслер следила за ним холодными, пронзительными глазами, немного страшными из-за полной неподвижности, подчеркиваемой светлыми, почти невидимыми бровями.
  — Ну что ж, меня это вполне устраивает, — заявил Мейсон после паузы. — Я получу сведения в другом месте. Пошли, Делла.
  Они были на полпути к двери, когда Элен Бартслер спросила:
  — Как вы узнали о Роберте?
  Мейсон обнажил в улыбке ровные зубы:
  — Вас это беспокоит?
  — Правду говоря, да.
  — Вы лучше сделаете, если обратитесь к адвокату.
  — Я это сделала, — ответила она с блеском торжества в глазах. — Я знаю свои права!
  — Как вдовы Роберта Бартслера?
  — Да. Или же как жены человека, пропавшего во время военных действий. Если вас это интересует, то я договорилась также с Язоном Бартслером.
  — Наличные на стол?
  — Этого я не говорила.
  — Но формальный договор был подписан?
  — Будет, как только… Впрочем, отвечайте на свои вопросы сами, если вы такой умный.
  — Благодарю за совет, я постараюсь. Пошли, Делла.
  Элен Бартслер направилась вслед за ними.
  — Вы забыли спросить о подробностях убийства, — с усмешкой заметил Мейсон. — Вы не подумали об этом?
  — Что вы хотите этим сказать?
  — Ну, вы не поинтересовались, когда Милдред была убита, где нашли ее тело и тому подобное. Людей это иногда интересует, когда полиция находит на их участке труп.
  — Я не хотела спрашивать вас.
  — Я это заметил. Спокойной ночи.
  Дверь за ними с яростью захлопнулась. Мейсон помог Делле сесть в машину, развернулся и начал спускаться по серпантину в город. Он остановился перед ночной столовой и сказал Делле:
  — Внутри есть телефон. Позвони в полицейское управление. Кланяйся от меня лейтенанту Трэггу и скажи ему, что Элен Бартслер, владелица участка на бульваре Сан-Фелипе, находится в настоящее время на Олив-Крест-драйв, двадцать три — двенадцать. Они застанут ее там, если поторопятся.
  — Это все?
  — Ну, — нехотя добавил Мейсон, — можешь спросить его от моего имени, не готовит ли он нам новые ловушки.
  Глава 8
  Мейсон повернул в переулок и остановил машину перед домом Деллы Стрит. Он привлек ее к себе.
  — Спокойной ночи, — нежно сказал он.
  Она закрыла глаза, подняла губы…
  Через минуту Мейсон выпустил ее из объятий и обошел машину, чтобы открыть дверцу.
  — Устала? — спросил он.
  — Немного.
  — Поспи завтра подольше. Да, и еще, — сказал он с немного преувеличенной небрежностью, — ты говорила, что Диана дала тебе ключи от своей квартиры. Я возьму их на сохранение.
  Делла покопалась в сумочке и достала ключи от ворот и от квартиры с прицепленным к ним маленьким ключом от почтового ящика.
  — Садись снова в машину, — сказала она. — Не воображай себе, что ты проведешь меня этим небрежным тоном. Если ты туда собираешься, то я еду с тобой.
  — Ты промокла, замерзла…
  — Я не замерзла, а природный душ еще никому не повредил. В машине же мне совсем хорошо. Садись обратно. Ведь ты же не думаешь, что переубедишь меня?
  Мейсон размышлял над ее словами.
  — У нас нет целой ночи, — напомнила Делла. — В полиции служат не настолько уж глупые люди.
  Мейсон сел в машину, завел двигатель, включил фары и резко развернулся.
  — Что будет, если полиция застанет нас в квартире Дианы? — спросила Делла.
  — Не застанет, потому что мы вообще не будем входить в квартиру, — ответил Мейсон. — Иногда я иду на риск, но подобного безумия не совершу.
  — Тогда зачем мы едем?
  — Заглянуть в почтовый ящик. Им интересовалась Элен Бартслер. Она ведь не поехала на квартиру Милдред только для того, чтобы нажать звонок и уехать. По крайней мере, я так не думаю.
  — Понимаю, — сказала Делла. — Я полагала, что ты хочешь подняться наверх.
  Мейсон повернул и остановился перед самым фронтоном Палм Виста Апартаментс. Он открыл дверцу и вышел под дождь.
  — Шеф! — крикнула Делла. — За углом стоит машина.
  — Там человек Пола Дрейка, — ответил Мейсон.
  — Правильно, я совсем забыла.
  Мейсон зажег спичку и поднес ее к лицу.
  — Зачем им терять время на то, чтобы следить за нами, — объяснил он. — Останься в машине, Делла, я сейчас вернусь. Только загляну в почтовый ящик.
  Он взбежал по ступенькам, вставил ключик, открыл металлическую дверцу и достал конверт с написанным карандашом именем и адресом Дианы. Он сунул конверт в карман, захлопнул ящик и вернулся в машину.
  — Написано очень торопливо, — заметил Мейсон, достав письмо из кармана. Он несколько раз повертел конверт в руках, осмотрел при свете приборной доски, после чего сунул автокарандаш под склейку. — Не слишком старательно запечатано, — сказал он. — Должно легко отклеиться.
  Он стал вращать карандаш, продвигая его в глубь конверта.
  — Хочешь прочитать прямо здесь? — спросила Делла.
  — Ты права, Делла, отъедем немного. Полиция может появиться в любую минуту.
  Он включил двигатель, проехал несколько кварталов и остановился. Включив в салоне свет, он поднял письмо так, чтобы Делла могла читать вместе с ним:
  «Дорогая Диана!
  Не знаю, смогу ли я тебе объяснить все это. Меня остановил полицейский за нарушение продолжительности стоянки и потребовал водительские права. Я соврала, что выскочила только за покупками и оставила сумку дома. Он сказал, что поедет со мной домой. Мне стало плохо, но повернуть я уже не могла. Мы поднялись наверх, я открыла дверь и увидела тебя, дорогая, спящей в спальне, а на столике заметила твою сумочку. Я схватила сумочку, чтобы полицейский тебя не заметил, достала водительские права и сунула ему под нос. Пока он рассматривал права, я тихонько закрыла дверь в спальню. Я ужасно опаздывала и должна была срочно бежать. А полицейский все не отставал от меня, поэтому мне пришлось выйти вместе с твоей сумочкой. Только час назад я заглянула внутрь, и сама понимаешь! Дорогая, ты, наверное, ограбила банк!
  Я привезу тебе сумочку, дорогая, как только смогу. Я пыталась звонить, но ты, наверное, вышла. Пишу это, ожидая самого главного события в моей жизни, можешь мне поверить. Позвоню позже. Дорогая, если со мной случится что-нибудь плохое, то возьми себе все мои вещи. И обязательно сними с самой верхней полки в кладовке коробку от сухарей. В ней мой дневник с описанием всей моей жизни, там и тебе посвящено много страниц, в частности о том, что ты хочешь сохранить в тайне! Я привезу сумку вечером. До этого времени буду пытаться звонить, как только окажусь рядом с телефоном. Целую, и большое спасибо, дорогая.
  Закончив чтение, Мейсон перевернул перфорированный поверху листок и задумчиво нахмурился.
  — На обратной стороне есть номер, — сказал он. — Тридцать девять шестьдесят два игрек зет.
  — Что это может быть? — спросила Делла.
  — Не знаю. Но у нас сейчас нет времени на размышления.
  — Ты хочешь идти за дневником?
  — Конечно.
  — Полиция может появиться в любой момент…
  — Я достану этот дневник, даже если вся полиция Лос-Анджелеса будет висеть у меня на плечах. Жди здесь. Если…
  Делла Стрит открыла дверцу машины.
  — Не старайся даже! Ты ведь не думаешь, что я отпущу тебя одного?
  — Ты мне ничем не поможешь, а…
  — Ты зря теряешь время, — сказала она, вылезая под дождь. — Мы должны поспешить.
  Они быстро пошли по мокрому тротуару и остановились у машины, стоявшей на углу переулка. Мейсон наклонился к водителю.
  — Добрый вечер, господин адвокат, — отозвался вполголоса детектив Пола Дрейка.
  — Полиция до сих пор не появлялась? — осторожно спросил Мейсон.
  — Нет.
  — Я этого не понимаю. Но все равно. Мы идем наверх. Если кто-нибудь появится, вы посигналите. Два раза, если кто-то посторонний; три, если полиция. В случае появления полиции рвите с места сразу же, как дадите сигнал. Дословно: рвите с места.
  — Понимаю.
  — Мы обернемся очень быстро. Должно получиться. Это не займет больше пяти минут.
  — Хорошо, мы будем смотреть вовсю.
  Мейсон с Деллой поднялись по ступенькам. Ключом Дианы они без труда открыли входную дверь.
  — Дом без лифта, второй этаж, — сказал Мейсон. — Помни, Делла, в случае чего разговор оставь мне. Ты держи язык за зубами.
  Они нашли квартиру Дианы. Мейсон сунул ключ, открыл замок и зажег свет.
  — Веди себя так, словно ты у себя дома, Делла. В таких случаях ничего нельзя делать украдкой, если не хочешь обратить на себя внимание. Где кладовка? Наверное, там. Ты ищи коробку, а я тем временем загляну в спальню. Только брошу один взгляд. Не снимай перчаток. Полицейские наверняка возьмут здесь отпечатки пальцев, как только появятся.
  Делла исчезла в маленькой кухне и зажгла свет. Мейсон прошел в спальню, повернул выключатель и осмотрел две одинаковые кровати. Они были застланы на день, но на одной осталось заметное углубление, как будто кто-то спал на постели. В комнате было два комода и туалетный столик. Мейсон посмотрел на дверь в ванную. Подошел и взялся за ручку, когда с улицы донесся резкий, отрывистый звук. Через секунду второй. Мейсон застыл в ожидании третьего.
  Но третьего не последовало.
  Одним прыжком Мейсон добрался до двери спальной, хотел на ходу выключить свет, но не попал рукой. Он быстро прикрыл за собой дверь, подбежал к выключателю у входа в квартиру и погасил свет.
  — Иди сюда, Делла, — позвал он.
  — Я не могу найти эту проклятую коробку, — с отчаянием в голосе отозвалась Делла из кладовой.
  Мейсон погасил в кухне свет и подошел к ней.
  — Кто-то идет! Так или иначе мы в ловушке. Эта не та коробка наверху?.. А, вот видишь!
  Он замолк, потому что в коридоре послышались шаги. Мейсон вернулся в темную кухню, Делла погасила свет в кладовке. Шаги остановились перед входной дверью. В тишине они едва услышали скрежет металла о металл. Ключ повернулся в замке так тихо и медленно, что они услышали только шелест замка. Дверь медленно открылась, и на долгие две секунды все замерло. Тот, кто открыл дверь, стоял на пороге, прислушиваясь. Только слабый свет из коридора бросал зловещую тень человека на потертый коврик комнаты.
  Наконец тень шевельнулась. Вошедший беззвучно проскользнул в комнату и закрыл за собой дверь настолько быстрым движением, что слабый свет из коридора мгновенно поглотила темнота, не дав возможности Мейсону и Делле увидеть лицо непрошеного гостя. Они видели только неясный силуэт, когда он на цыпочках прошел через комнату и присел у открытых дверей спальни.
  Мейсон отодвинул Деллу в сторону и осторожно подошел к дверям кухни, откуда было видно спальню. Он ощутил, что Делла подошла следом за ним, только тогда, когда почувствовал плечом ее тело. Нижнюю часть вертикальной полосы света из спальни заслоняла мужская фигура. Медленно, по доле дюйма, мужчина открывал дверь, пока наконец вся фигура не появилась на фоне освещенной спальни.
  — Это случаем не Карл Фрэтч? — прошептала Делла.
  Мейсон предупреждающе сжал ее плечо.
  — Да. Карл.
  — Я возвращаюсь в кладовую, — шепнула Делла и быстро, бесшумно промелькнула через кухню.
  Мейсон остался в дверях, наблюдая за Карлом Фрэтчем. Молодой человек стоял несколько мгновений на пороге спальни. Наконец он, видно, решил, что особа, оставившая включенным свет в спальне, находится в ванной. Он подошел на цыпочках и все так же медленно и осторожно открыл дверь в ванную. На его лице отразилось недоумение, когда он обнаружил, что и здесь никого нет.
  Вдруг с улицы донесся звук сигнала, сразу же второй и третий, после чего послышался рев машины, рванувшей с места на полном газу. Карл Фрэтч стоял без движения, затем стал приближаться в сторону невидимого в темноте Мейсона. Вдруг на лестнице загремели шаги нескольких шумно взбегавших по лестнице мужчин. Карл Фрэтч замер в позиции человека, парализованного страхом. Мгновение он прислушивался, потом отбежал в сторону спальни и встал у порога. Люди на лестнице повернули в коридор и остановились перед дверьми. Чьи-то нетерпеливые пальцы для вида забарабанили в дверь, и сразу же щелкнул ключ, проворачиваемый в замке.
  Карл Фрэтч быстро исчез в спальне. Входная дверь открылась, и три человека вошли в квартиру. Один из них зажег свет.
  — А, сержант Холкомб, — сказал Мейсон, стараясь с умеренным успехом придать своему голосу небрежность. — Добрый вечер.
  Сержант нахмурился:
  — Снова вы!
  — Лично.
  Холкомб сдвинул фуражку на затылок.
  — Что вы здесь делаете, черт возьми?
  — Собираюсь делать опись, — заявил Мейсон и добавил при виде Деллы, появившейся из кухни: — При помощи моей секретарши, разумеется.
  — Для меня вы обычный взломщик, — буркнул взбешенный Холкомб.
  — Ну-ну, — усмехнулся Мейсон. — А я-то думал, что вы отучились делать поспешные выводы.
  — Говорите сколько угодно. Один раз меня из-за вас уже отстранили от должности. Я свалял дурака, потому что слушал вас. Теперь не буду слушать, буду действовать.
  — Вам никто не мешает.
  Двое в штатском, сопровождавшие Холкомба, смотрели на него, ожидая приказаний.
  — Как вы сюда попали? — спросил сержант.
  — Моя клиентка, мисс Диана Рэджис, дала мне ключи от квартиры. Она просила, чтобы я кое-что сделал для нее.
  — Да? — поднял брови Холкомб. — Свои ключи?
  — Конечно, — ответил Мейсон. — Так же, как вы наверняка взяли ключи Милдред Дэнвил.
  — Вы давно здесь?
  — Не знаю. Пять, может быть, десять минут. Вам бы лучше осмотреть квартиру.
  — Ничего другого я и не делаю, — ответил Холкомб. — И как у вас успехи, вы что-нибудь нашли?
  — Ничего особенного.
  — Мне не нравится ваше присутствие здесь. Откуда мы можем знать, что ваша клиентка дала вам ключи и велела сюда прийти?
  — Я вам это говорю.
  — А я вас не слушаю, — поразмышляв, ответил Холкомб.
  — Тогда зачем вы задаете мне вопросы?
  Холкомб кивнул своим подчиненным на спальню:
  — Посмотрите там. Я останусь здесь.
  Полицейские в штатском двинулись вперед. Они открыли дверь, и через минуту один из них закричал:
  — Открытое окно. Похоже на то, что кто-то вылез, сержант! Эй, вы там! Вернуться! Стой, буду стрелять!
  Холкомб бросился в спальню.
  — Какой-то человек спускался по пожарной лестнице, — сообщил ему один из штатских. — Смылся в тот переулок.
  — Что стоите? — закричал Холкомб. — Да не торчите, как парализованные лунатики! Шевелитесь, бегите за ним!
  Полицейские пробежали через комнату, перелезли в окно и быстро стали спускаться вниз. Холкомб повернулся к Мейсону:
  — А вы садитесь. Только без фокусов.
  — Это должно означать, что я арестован? — спросил Мейсон.
  — Это еще будет видно, — ответил Холкомб. — Я знаю одно: не позволю водить полицию за нос. Что у вас в карманах?
  — Личные вещи.
  — Что за человек убежал в окно? Ваш приятель, Пол Дрейк?
  Мейсон молчал.
  — Ну вы и наглец, — сказал Холкомб. — Вламываться со своим детективом в квартиру и забирать вещественные доказательства до прибытия полиции! Раз вы такой умник, то я вам кое-что скажу. Если вы или ваш приятель забрали что-нибудь из этой квартиры, то я вас обвиню в краже со взломом. Ясно? Мы найдем на вас параграф.
  Мейсон закурил сигарету.
  — Садись, Делла. Кажется, сержант сегодня в наиболее воинственном настроении.
  На лестнице затопали тяжелые шаги, и через минуту в квартиру вошел один из полицейских в штатском.
  — Он смылся, сержант, — заявил полицейский.
  — Так берите машину, гонитесь за ним! — заорал Холкомб.
  — Джим поехал. Кружит вокруг. Я подумал, что могу быть полезен здесь.
  — Хорошо, — решил Холкомб. — Не спускай глаз с этих двоих. Я пока осмотрю квартиру.
  Он стал проводить натуральный обыск, заглядывая в шкафы и в ящики. Мейсон молча курил. Минут через десять Холкомб вернулся к нему.
  — Мы получили сведения, — заявил он, — что Милдред Дэнвил вела дневник.
  — Да? — заинтересовался Мейсон.
  — Дневник, — продолжал Холкомб, — может оказаться вещественным доказательством.
  — Вещественным доказательством?
  — Он может навести нас на след убийцы.
  — Пока мы не знаем, что в нем есть, сержант, — обратил внимание Мейсон. — Конечно, если признать, что вообще имеется какой-либо дневник.
  Холкомб нахмурил лоб.
  — Я не знаю, что в нем есть действительно. Но, может быть, вы знаете?
  Мейсон поднял брови.
  — Я буду вести себя по-джентельменски, — заверил Холкомб. — Если мисс Стрит даст слово чести, что ничего не брала из этой квартиры и ничего не знает о дневнике, то мы не будем ее обыскивать. Обыщем только вас, Мейсон. И если окажется, что вы не выносите никаких вещественных доказательств, то мы отпустим вас домой.
  — Вы обыщете меня? — недоверчиво спросил Мейсон.
  — Да.
  — Без ордера?
  — Да.
  — Если полагаете, что я позволю вам это, то вы жестоко заблуждаетесь, — спокойно ответил Мейсон.
  — Подождем возвращения Джима, — ответил Холкомб. — Вам сходили всякие выкрутасы, Мейсон, но с этого времени, как только столкнетесь со мной, ждите неприятных неожиданностей.
  — Попробуйте только обыскать меня без ордера, — сказал Мейсон, — у вас самого будет неприятная неожиданность.
  Холкомб сдвинул фуражку на затылок.
  — Есть методы и для таких проходимцев, как вы, — самодовольно ответил он.
  Прошло какое-то время, прежде чем на лестнице раздались шаги и в квартиру вошел третий полицейский.
  — Ничего не удалось сделать, господин сержант, он словно в дожде растворился, — заявил полицейский. — Но на улице стоит машина мистера Язона Бартслера. Я проверил номер. За углом стоит еще одна машина с водителем за рулем. Я потребовал водительские права. Детектив из агентства Дрейка. Говорит, что ему было приказано наблюдать за этим домом. Больше ничего не говорит.
  — Машина Язона Бартслера, — повторил Холкомб. — Хорошо, заберите машину до выяснения. И прижмите детектива. Если он наблюдал за домом, то должен был заметить человека, спускавшегося по пожарной лестнице. Потребуйте описание. Скажите ему, что это взлом, и если он утаит какую-либо существенную подробность, то мы отберем у него лицензию и возьмем всю их компанию в оборот. Фрэнк, ты отвезешь Мейсона и мисс Стрит в управление.
  — Можно спросить, что вы намереваетесь сделать с нами? — вмешался Мейсон.
  — Почему нет? — ответил сержант Холкомб. — Я сам должен сказать вам. Вы арестованы по обвинению во взломе и попытке завладеть вещественными доказательствами. Мы привезем вас в камеру предварительного задержания. Вас и мисс Стрит. Там вас зарегистрируем. Мы никогда не осмелились бы обыскать вас без ордера. Но, принимая вас в камеру предварительного задержания, мы вынуждены будем вас обыскать, ничего не поделаешь. У арестантов отбирается все, что у них есть при себе, и выдается замечательная квитанция. Есть простые способы делать дела и есть кружные. Вы хотите кружной способ, господин адвокат, хорошо, мне все равно. Ну, парни, берите их, пошли.
  Глава 9
  Мощная лампочка под фарфоровой тарелкой на потолке заливала комнату потоком света. В углу, на фоне стальных решеток, находился стол дежурного офицера. Напротив был узкий решетчатый проход, закрытый стальными дверями, которые вели в более широкий коридор.
  Перри Мейсон стоял молча. Лицо у него поблекло от бессильной ярости, стиснутые губы выглядели, как длинная поперечная черта, глаза сверкали. Сержант Холкомб, лихо заломив фуражку на затылок, самодовольно скалил зубы. Два плечистых полицейских стояли по стойке «смирно» перед столом дежурного.
  — Это все, что у него было? — спросил сержант Холкомб.
  — Все, — подтвердил один из полицейских.
  — Письмо с упоминанием о дневнике мы задерживаем в качестве вещественного доказательства, — заявил Холкомб. — Похоже, что дневник свистнули из квартиры. У Мейсона нет дневника, следовательно, он у его секретарши. Проверьте у охранниц на женском отделении. Если не нашли дневник и у секретарши, то, значит, они не успели забрать его перед нашим приходом. Подумаем минутку. Мейсон стоял в дверях кухни, когда мы вошли. Секретарша должна была быть в кладовой.
  Сержант подсунул Мейсону толстый желтый конверт.
  — Вы задержаны за сопротивление властям, параграф сто тридцать пятый, а также за незаконное вторжение в чужую квартиру. Мы освобождаем вас при условии, что вы предстанете перед судом. Вы можете получить свои вещи по квитанции, за исключением письма, которое мы задерживаем в качестве вещественного доказательства. По этому делу вы можете подать протест прокурору. Суд рассмотрит его на предварительном заседании.
  — Вы, наверное, отдаете себе отчет, что это противоречит правилам? — сдавленным от сдерживаемого бешенства голосом спросил Мейсон.
  — Я в этом не разбираюсь, — ответил сержант Холкомб, обнажая зубы в иронической насмешке. — Я только тупой полицейский. Это вы разбираетесь в юриспруденции. Если вы считаете, что мы поступили неправильно, то бегите в суд с жалобой. Но не воображайте, что мы будем играть с вами в бирюльки. У нас нет привычки шутить, когда дело идет о вещественных доказательствах.
  Мейсон молчал.
  — Конечно, — снова заговорил Холкомб, — если вы предпочитаете, чтобы вас освободил судья в соответствии с буквой закона, то мы доставим вас в суд в течение завтрашнего утра. До этого времени мы закроем вас в камере, где вы сможете вдоволь отоспаться. Однако предупреждаю вас, что мы готовы освободить вас прямо сейчас. Вы подпишите квитанцию и будете свободны. А подписать вам придется рано или поздно, поэтому можете не торчать всю ночь в камере. Но если вы такой формалист, что хотите, чтобы все было согласно букве закона, то можете ждать, пока вас освободят по суду. Мне все равно, камеры имеются.
  Мейсон взял со стола авторучку, поименованную среди найденных при нем предметов, и расписался в получении вещей на обороте желтого конверта. Дежурный оторвал от конверта полосу со списком и квитанцией и поместил в специальную картотеку. Все это время он сидел со скучающим лицом, даже не пытаясь скрыть своего равнодушия к происходящему.
  — О’кей, откройте ему, — приказал сержант Холкомб охраннику у дверей и повернулся к адвокату: — Вы освобождаетесь по собственной просьбе.
  Мейсон вышел через стальные двери. Сзади до него долетел хохот Холкомба:
  — Господи, такой буквоед — и согласился на освобождение без судебного распоряжения! Я думал, он предпочтет переспать в камере! Спокойной ночи, господин адвокат, ха-ха!
  Мейсон миновал комнату с решетками и по лестнице дошел до стальной решетки, где другой охранник повернул большой медный ключ, отодвинул засов и открыл перед ним тяжелые решетчатые двери. Мейсон вышел на бодрящий ночной воздух, оставляя за собой тошнотворный, пропитавшийся карболкой запах тюрьмы.
  У выхода ждала Делла Стрит. Один взгляд на лицо Мейсона сказал ей все. Она сунула свою руку ему под локоть, и они без слов вышли под густой дождь, направляясь к машине Мейсона. Мейсон сел за руль с белым от ярости лицом и почти вбил ключ зажигания в гнездо.
  — Теперь я понимаю, как можно довести людей до убийства, — нарушила молчание Делла.
  — Тебя обыскивали? — спросил Мейсон.
  — Охранница раздела меня догола и осмотрела с ног до головы.
  — Что они сделали с дневником?
  — У меня не было никакого дневника.
  Мейсон оторвал взгляд от приборной доски и повернулся, заглядывая Делле в лицо.
  — Ты его не нашла?
  — Конечно, нашла, — ответила Делла. — Но я сразу же услышала сигнал, что появилась полиция. В кухне на столе лежала початая буханка хлеба. Я вырезала мякиш, затолкала дневник в середину, залепила отверстие хлебом и бросила буханку в мусорное ведро. Потом подошла к двери и показалась сержанту Холкомбу.
  Мейсон с восхищением посмотрел на свою секретаршу.
  — Делла — ты просто прелесть! — сказал он.
  Он выехал задним ходом со стоянки, включил первую скорость, прибавил газу, резко свернул в мокрую улицу, переключил скорость и помчался, разбрызгивая лужи.
  — Попытаемся достать дневник? — спросила Делла.
  — Нет. Они как раз этого и будут дожидаться, как только Холкомб убедится, что дневника у тебя не нашли.
  — Думаешь, они следят за нами?
  — Им нет в этом необходимости, — ответил Мейсон. — Они будут охранять дом. Позволят нам войти и арестуют снова, когда мы будем выходить.
  — Они имеют право так сделать?
  — Нет.
  — Шеф, как я ненавижу этого человека!
  Мейсон не ответил.
  — Болван, — горько продолжала Делла. — Один раз его уже отстранили, потому что он опозорился, пытаясь противостоять тебе. Теперь он пользуется своим положением, чтобы отыграться. Шеф, как ты думаешь, они найдут этот дневник?
  — Необязательно, — ответил Мейсон. — Не забывай, что Карл Фрэтч выскользнул у них из лап. Не исключено, что сержант Холкомб совсем оглупеет, не найдя дневника ни в одном из видных мест. И, прежде чем ему в голову придет, что ты спрятала его в квартире, он вспомнит о человеке, который сбежал через окно. Может быть, это убедит его в том, что он удрал с дневником.
  — И что тогда?
  — Трудно предвидеть. Он может подозревать Пола Дрейка или кого-нибудь из его людей. Может вытащить из постели Язона Бартслера. А может добраться до Карла.
  Повисла длинная пауза.
  — Куда мы едем? — нарушила молчание Делла.
  — Домой.
  — Ты не желаешь заняться Карлом?
  — Нет.
  — Он знает, что ты там был?
  — Мог слышать начало нашего разговора с сержантом, если задержался на минуту в спальне.
  — Ты думаешь, что он знает о дневнике?
  — Понятия не имею.
  — Что он мог там искать?
  — Это еще одно неизвестное в нашем уравнении.
  — По мне мурашки пробежали, когда он так крался к спальне. Не хотела бы я оказаться в тот момент спящей там на постели. В этом Карле есть что-то ужасающее. Кстати, шеф, а он-то откуда взял ключи?
  — Вероятно, снял отпечатки ключей из сумочки Дианы и заказал себе комплект.
  — Зачем?
  — Может, просто-напросто с эротическими целями, а может быть, и нет.
  Они снова замолчали. Мейсон быстро мчался по пустым улицам и сбавил скорость, только подъезжая к дому Деллы.
  — Спокойной ночи, — сказал он.
  Делла подняла на него полный заботы взгляд.
  — Отряхнись от этого, шеф, — попросила она.
  — От чего?
  — От своей сдерживаемой ярости.
  Мейсон рассмеялся. Делла уже собиралась выходить, когда снова бросила на него взгляд. Она внезапно подняла руку и прижала к себе его голову. Она прижалась губами к его губам, после чего решительно освободилась от объятий.
  — Это должно отвлечь твои мысли от сержанта Холкомба, — заявила она. — Не забудь стереть помаду. Спокойной ночи, шеф.
  Глава 10
  Яркое утреннее солнце освещало вымытые дождем здания города. Небо было непорочной голубизны, как будто по нему никогда не ползали тяжелые тучи. Солнечные лучи ложились длинной полосой на стол Мейсона. Делла старательно вытерла со стола пыль и успела опустить жалюзи на окнах, чтобы свет не бил хозяину в глаза, когда раздался щелчок замка и в кабинет вошел Мейсон.
  — Добрый день, Делла. Как спала?
  — Ничего. А ты, шеф?
  — Я был слишком взбешен, чтобы спать. Позвони Полу и попроси, чтобы он немедленно пришел к нам.
  Делла сунула тряпку в ящик своего стола и соединилась с агентством Дрейка. Мейсон тем временем повесил в шкаф плащ и шляпу. Положив трубку, Делла кивнула:
  — Сейчас Пол придет.
  Мейсон подошел к столу, хотел сесть, но передумал и стал расхаживать по кабинету.
  — Ты не можешь обвинить Холкомба в незаконном аресте или в другом нарушении? — спросила Делла.
  — Я мог бы утереть ему нос, — ответил Мейсон, — но при этом стал бы посмешищем для всего города. Единственное, чего я добился бы, — это что дело получит огласку. Слишком часто я позволял себе подобные штучки, чтобы поднимать крик, когда досталось мне самому. Другое дело лейтенант Трэгг, у того мозги работают, поэтому он опасен. А Холкомб — это тупой, задирающий нос полицейский, которому власть ударила в голову.
  За дверью раздался условный стук Пола Дрейка. Делла подошла и открыла дверь.
  — Привет, красотка, — улыбнувшись, сказал Дрейк. — Какого черта вы здесь вытворяете?
  — А что?
  — Я из-за вас всю ночь глаз не сомкнул.
  — Я тоже, — ответил Мейсон.
  — Наш приятель сержант Холкомб снова аж подскакивает. Он опять на тропе войны и полон желания победить. А я-то думал, что его отстранили…
  — Оказывается, он снова завоевал милости у сильных мира сего, — сказал Мейсон. — Он крепко взялся за тебя, Пол?
  — Вытащил меня из постели, чтобы объявить, что один из моих парней скрывает от него какой-то дневник. Затем обвинил меня в том, что я был с тобой в квартире у Дианы Рэджис, украл упомянутый дневник и сбежал с ним по пожарной лестнице.
  — И как ты на это отреагировал, Пол?
  — В первую минуту меня это так ошеломило, что даже злость прошла, — ответил Дрейк. — В конце концов я вроде бы даже его убедил, что ничего не знаю. Но в результате того, что он захватил меня врасплох, вначале ему удалось заставить меня перейти к обороне. Я вызвал детектива, который наблюдал за домом Дианы, чтобы узнать, что, собственно, произошло. Мой парень видел подъезжающую машину, как потом оказалось, зарегистрированную на имя Язона Бартслера. Из нее вышел молодой прощелыга, небрежно открыл дверь собственным ключом и вошел. Детектив был, конечно, убежден в том, что парень живет в этом доме. Но хлыщ стал манипулировать у почтового ящика Дианы, поэтому детектив на всякий случай записал номер его машины. Одновременно другой детектив дал тебе два гудка.
  — Твой человек видел, как наш приятель убегал по лестнице? — спросил Мейсон.
  — Нет, лестница выходит на боковую улочку, невидимую с того места, на котором он стоял. А сразу после того, как хлыщ вошел в квартиру, появилась полиция, и второй детектив дал тебе три гудка, после чего драпанул. Первый детектив остался один, и вскоре на него навалился Холкомб, который пытался его запугать. Парень прикинулся дурачком, утверждал, что это его обычная работа, что он должен был следить за блондинкой с подбитым глазом, если бы она вышла из этого дома, и что он не обращал особого внимания на входящих. Это сообразительный оперативник, намного сообразительней Холкомба, поэтому не дал себя в обиду.
  — А как ты справился с Холкомбом?
  — Он начал говорить о том, что если я буду мешать полиции, то он мне, то он мне это… сам понимаешь, в таком духе. Поэтому я рассвирепел, проснулся и перешел в контрнаступление. По-моему, он немного напугался, потому что ушел несолоно хлебавши.
  — А что ты сделал, Пол?
  — Ну, узнав о машине Язона Бартслера, я быстро проехал в агентство и просмотрел рапорты своих парней, наблюдавших за виллой. Все сходится. Пасынок Бартслера, Карл Фрэтч, выехал из дома на машине, а вернулся после полуночи на такси.
  — Ты эту информацию передал Холкомбу?
  — Еще чего, — ответил Дрейк. — Холкомб понятия не имеет о том, что мы наблюдаем за виллой Бартслера. Он накрыл моего человека перед домом Дианы, поэтому мне пришлось объясняться. Но о вилле я не шепнул ни слова.
  — У Бартслера ничего больше не происходило?
  Дрейк усмехнулся.
  — На рассвете явился сержант Холкомб с несколькими полицейскими и поставил весь дом на ноги. Свет горел довольно долго. Наконец полицейские, злые, как осы, вывели Карла Фрэтча и забрали его в управление. Насколько я знаю, он все еще там…
  Мейсон сунул большие пальцы в вырезы жилета под мышками и стал кружить по кабинету, молча пережевывая новости.
  — Сержант Холкомб аж с наслаждением дал мне понять, что у тебя была тяжелая ночь, Перри.
  Мейсон стиснул губы в твердую линию.
  — Он мне заплатит за это.
  — А что с пропавшим дневником?
  — Растворился.
  — Полиция на этом не успокоится.
  — Пускай не успокаивается.
  — Думаю, они надеются узнать из дневника что-нибудь о прошлом Дианы Рэджис. Что-нибудь, что дало бы им возможность зацепиться.
  — Тьфу! — фыркнул Мейсон. — Они хотят любой ценой докопаться до компромата на Диану и раструбить об этом в прессе. Они великолепно знают, что суд не допустит дневник в качестве вещественного доказательства на процессе, поэтому хотят, чтобы его содержание просочилось в газеты и чтобы репортеры измазали Диану грязью. Когда девушка предстанет потом перед судом, у присяжных головы будут набиты тем, что они о ней начитались. Это старый полицейский фокус, который уже множество раз использовался для того, чтобы ознакомить присяжных с материалами, которые потом не будут допущены на процессе.
  — Я не адвокат, Перри, — ответил Дрейк, — но существует параграф об уголовной ответственности за сокрытие вещественных доказательств.
  Мейсон кивнул головой.
  — Так вот знай, — продолжал Дрейк, — что Холкомб пенится от ярости. Он убежден в том, что дневник ускользнул у него из рук таинственным способом, и теперь сержант встанет на голову, чтобы его найти. Если ты стянул дневник у него из-под носа или знаешь, где он находится, советую тебе быть поосторожнее.
  — К черту сержанта Холкомба! — взорвался Мейсон. — Если в прошлом Дианы Рэджис есть какая-то темная карта, то это наверняка не имеет ничего общего с убийством Милдред Дэнвил.
  — Откуда ты знаешь?
  — Потому что все это не держится вместе.
  — Это могло быть мотивом.
  — Не будь наивным, — ответил Мейсон. — Предположим, что Милдред действительно вела дневник. Но ведь Милдред и Диана дружили, снимали одну квартиру. Почему же Диана должна вдруг убивать Милдред из-за того, что та о ней знала?
  — Тогда из-за чего она ее убила? — недоуменно спросил Дрейк.
  — Она не убивала.
  — Полиция убеждена в том, что убила.
  — Чепуха! Слушай, Пол. Из письма, которое Милдред написала Диане и которое, вероятно, было последним, что она написала в жизни, ясно, что она забрала сумочку Дианы, потому что ей нужны были водительские права. Какой-то полицейский задержал ее за нарушение продолжительности стоянки и потребовал водительские права, которых у Милдред не было. Она ухватилась за обычную увертку, сказав, что оставила права дома, не предполагая, что полицейский поедет с нею, чтобы это проверить. Ты должен отыскать этого полицейского, Пол.
  — Когда примерно это могло произойти?
  — Утром.
  — Вчера?
  — Конечно.
  — Не знаешь где?
  — Совсем рядом с домом, потому что Милдред объясняла полицейскому, что выскочила только на минуту за покупками и забыла сумку. Когда полицейский вошел с нею в квартиру, Милдред предъявила права Дианы и, конечно, вынуждена была потом забрать сумочку, из которой эти права доставала.
  — Посмотрю, что удастся сделать, — сказал Пол с сомнением.
  — Пожалуйста. И проверь мне точно, в какое время все домашние Бартслера выходили из дома и в какое вернулись.
  — Это уже в первом приближении сделано, — ответил Дрейк. — Только ты должен помнить, что мои парни появились на месте лишь в полночь, поэтому большая часть данных получена из третьих рук. Миссис Бартслер вышла около половины третьего днем, и ее не было весь вечер. Она вернулась только около одиннадцати. Самого Бартслера не было от пяти вечера до десяти. Карл Фрэтч вышел в шесть и вернулся без четверти одиннадцать, был дома самое большее пятнадцать минут, после чего выехал на машине отчима и вернулся после двух на такси. Этот тип по имени Фрэнк Гленмор, который является чем-то вроде компаньона Бартслера, вышел из дома в полдень, вернулся около половины десятого вечером и больше не выходил.
  — Брал машину? — спросил Мейсон.
  — Да, свою.
  — Одним словом, все выезжали из дома.
  — Да. Один господь знает, где их носило.
  — Ты не интересовался случайно, когда вчера начался дождь, Пол?
  — Согласно официальным сводкам, в семь сорок семь вечера. Этот дождь является важной частью полицейской реконструкции происшествия, Перри. Довольно глубокое увязание тела в грязи и следы вокруг говорят за то, что смерть наступила, когда ливень уже какое-то время поливал вовсю.
  Мейсон опустил веки и на какое-то время замер.
  — В какое точно время, Пол?
  — Ну, от часа до полутора. Насколько я понимаю, они прикидывают, что смерть наступила между восемью и девятью часами.
  — Какие, собственно, доказательства они имеют против Дианы?
  — Пока трудно сказать, Перри. Как ты знаешь, моим информатором является репортер, получающий сведения непосредственно из управления. Могу тебе сказать только, что, наверное, серьезные. На туфлях Дианы обнаружили грязь, как показал анализ, такую же, в которой лежала Милдред. Следы вокруг трупа были еще настолько свежими, что их идентифицировали как следы Дианы. Конечно, эти улики недостаточны для того, чтобы осудить ее, но полиция времени не теряет и, возможно, раскопает что-нибудь еще. По их версии, Милдред пыталась убежать, когда поняла, что Диана хочет убить ее. Диана открыла сумочку, достала пистолет и выстрелила. Стреляя, уронила сумочку. Застрелив Милдред, подошла, наклонилась над телом и забрала что-то, бывшее причиной убийства. Полиция убеждена, что это дневник. Сам понимаешь, что письмо, найденное при тебе, приобретает в этом свете первостепенное значение.
  — Знаешь, что было в письме? — спросил Мейсон.
  — Конечно. Все будет в вечерних газетах. С фотокопией включительно.
  — Черт бы побрал этого Холкомба! — выругался Мейсон.
  — Это вещественное доказательство, — ответил Дрейк. — Так утверждает полиция.
  Мейсон снова принялся кружить по кабинету.
  — С другой стороны, — продолжал Дрейк, — если им удобней будет принять письмо за подделку, у них есть аргументы и в эту пользу. Прежде всего тот факт, что письмо было найдено у тебя, а не в ящике Дианы, а ты, как известно, являешься ее защитником.
  — Знаю, — ответил Мейсон. — Но если мы сможем доказать, что Милдред забрала сумочку Дианы, то полиция, в свою очередь, будет вынуждена доказывать, что она вернула ее. Следовательно, берись за работу и из-под земли достань мне того полицейского, который задержал Милдред.
  Дрейк, вольготно развалившийся в большом кресле, встал, выпрямляясь во весь рост.
  — Хорошо, запрягу парней в работу. Может быть, мне и удастся его найти.
  — Должно удаться. Когда найдешь, возьми письменные показания, — сказал Мейсон. — Дело должно быть застегнуто на последнюю пуговицу, чтобы Холкомб не смог ничего переиграть.
  — Ты считаешь, что он осмелился бы на это?
  — А ты что думаешь? Холкомб сделает все, чтобы получить обвинительный приговор. Он завяз в этом деле по самые уши.
  — Ага, — сказал Дрейк. — Мои люди должны вести наблюдение за виллой Бартслера?
  — Наверное, да.
  — Это будет довольно трудно в настоящем положении. Их могут заметить.
  — Если заметят, то будут уверены в том, что это полиция, — ответил Мейсон. — Продолжайте наблюдение. Присматривайте также за квартирой Милдред и Дианы. Я хочу знать, что там происходит.
  — Буду держать тебя в курсе, — сказал Дрейк и вышел.
  — Интересно, что Карл Фрэтч наговорил полиции, — отозвалась Делла Стрит.
  — Мне тоже интересно было бы знать, — сказал Мейсон. — Теперь, когда на карту поставлена его собственная шкура, сержант Холкомб сделает все, лишь бы заполучить в руки дневник. Он также приложит максимум усилий, чтобы очернить Диану в газетах. Увидишь, как сыграет против нее подбитый глаз.
  — Как это?
  — Синяк обычно не ассоциируется с хорошим поведением, — объяснил Мейсон. — Значительная часть читателей будет убеждена в том, что человек с подбитым глазом способен на убийство. Одного я не могу понять: почему синяк под глазом Дианы привел Милдред в такую панику? Разве только потому, что Карл Фрэтч копался в сумочке Дианы? Если бы мы приняли, что Милдред перед этим пользовалась сумочкой подруги, то можно было бы усмотреть в этом причину тревоги. Но предположим, что причина была совсем другой, не имеющей ничего общего с Карлом…
  Его перебил звонок телефона, номер которого знало только полдюжины человек во всем городе. Мейсон поднял трубку.
  — Да. В чем дело?
  В трубке раздался сухой, деловитый голос Пола Дрейка:
  — Похоже, что ты проиграл, Перри.
  — Да?
  — Полиция нашла орудие преступления.
  — Где?
  — В квартире Дианы. На дне корзины с грязным бельем.
  — Кто-то, должно быть, подложил его туда! — яростно взорвался Мейсон. — Теперь ясно, зачем Карл Фрэтч…
  — Спокойно, Перри, — оборвал его Дрейк. — Подожди, пока услышишь остальное.
  — Стреляй!
  — На пистолете полно отпечатков пальцев. Отпечатки Дианы и только Дианы.
  — Это все? — спросил Мейсон.
  — Тебе еще мало?
  — Больше чем достаточно! — рявкнул Мейсон и бросил трубку.
  Глава 11
  Диана Рэджис сидела с другой стороны грубой металлической сетки, разделяющей поверхность длинного стола. Со стороны Дианы, поодаль, неподвижно стояла ширококостная надзирательница, с другой стороны настороженный полицейский следил за тем, не пытается ли кто-нибудь из посетителей передать что-нибудь через сетку. Мейсон сидел, повернувшись ухом к сетке, Диана наклонилась к нему, чтобы он слышал выговариваемые вполголоса слова. Синяк под глазом потемнел еще больше и казался почти зеленым.
  — Что вы скрываете в своем прошлом? — спросил Мейсон.
  — Ничего.
  — Это точно?
  — Точно.
  — Вы разведены?
  — Да.
  — Кто подал на развод, вы или муж?
  — Я. Из-за грубого обращения.
  — Чтоб вас! — в сердцах воскликнул Мейсон. — Все время вы что-то скрываете. Вы сами загоняете себя в угол, не желая быть откровенной со мной.
  — Да, — призналась она с ноткой сожаления, — я должна была вам сказать о пистолете.
  — Действительно, — в голосе Мейсона прозвучал сарказм, — неплохо было бы мне об этом сказать.
  — Господин адвокат!
  — Я залез в это дело так далеко, что уже не могу отступить. А тут еще вы устраиваете фокусы. Итак, что вы знаете о пистолете? Только на этот раз постарайтесь сказать правду.
  — Я все время говорю правду. Я не сказала вам только о пистолете, потому что боялась, что он может быть собственностью Милдред и что она могла совершить… какой-нибудь отчаянный шаг.
  — Почему вы подумали, что это пистолет Милдред?
  — Я видела его у нее.
  — Когда?
  — Две, может быть, три недели назад. Она… Я знала, что она носит пистолет.
  — Когда вы его нашли?
  — Вчера.
  — Когда вчера?
  — Вечером, когда вернулась от мисс Стрит. Я решила заскочить домой, посмотреть, нет ли чего-нибудь нового, какой-нибудь весточки от Милдред. Я взяла такси.
  — В котором часу вы были дома?
  — Не знаю.
  — Сколько времени спустя после того, как вышли от Деллы?
  — Самое большое пятнадцать минут.
  — Уже шел дождь?
  — Да, только что начался. Может быть, минут за двадцать до этого.
  — Где вы нашли пистолет?
  — Он лежал на туалетном столике.
  — И что вы сделали?
  — Я не знала, откуда он взялся. Я осмотрела его со всех сторон и спрятала в ящичек. Но потом подумала, что может… Ну, я не знала, что и думать. Не хотела, чтобы он лежал вот так, на виду, поэтому спрятала его в корзину с грязным бельем.
  — Зачем?
  — Не знаю. Я беспокоилась за Милдред. Я боялась, как бы она во что не впуталась. Она говорила, что доведена до крайности и готова на все.
  — Что дальше?
  — Я намеревалась вернуться к мисс Стрит. Но дождь шел уже вовсю, я беспокоилась за подругу и не могла понять, что такого она могла сделать. Поэтому взяла такси и поехала на бульвар Сан-Фелипе.
  — Как долго вы добирались?
  — Это довольно длинная дорога. Мы ехали минут двадцать пять, может быть, полчаса.
  — Вы знаете, в какое время были на ферме?
  — Могло быть полдевятого или без четверти девять.
  — И что вы сделали?
  — То, что я уже говорила. Я осмотрелась, отправила такси, какое-то время ждала, потом обошла вокруг дома и тогда… тогда нашла Милдред. Я вернулась в машину и поехала к мисс Стрит, но не застала ее. Все было так, как я вам сказала.
  — Послушайте, Диана, — попросил Мейсон. — Расставим точки над «i». Милдред, когда полиция ее нашла, лежала лицом в грязи. В грязи были следы, которые она пробороздила пальцами. Ваша версия не может быть правдивой по той простой причине, что убийство было совершено, когда уже длительное время шел дождь. А вы утверждаете, что нашли орудие преступления у себя в квартире сразу после того, как пошел дождь.
  — С этим я ничего не могу поделать. Я говорю правду, господин адвокат.
  — Что вы сказали полиции?
  Она отвела в сторону взгляд.
  — Ради бога! — разозлился Мейсон. — Будьте же лояльны по отношению ко мне! Что вы сказали полиции?
  В ее глазах показались слезы.
  — Я сказала все.
  — Я предупреждал вас, чтобы вы молчали.
  — Знаю, что предупреждали. Все было в порядке, пока они не нашли этого пистолета. Они стали тогда такие подлые, ироничные, торжествующие. Они кричали, что на пистолете мои отпечатки пальцев, что они мне покажут. Поэтому я и сказала правду.
  — Но ведь это не может быть правдой! — взорвался Мейсон. — Милдред была убита, когда дождь шел вовсю!
  Диана не ответила.
  — Послушайте, вы кого-то защищаете, — нажимал Мейсон. — Вы обнаружили этот пистолет после того, как нашли тело Милдред, а не до того. Вы его спрятали и…
  — Нет, клянусь. Я говорю правду.
  — Каким образом этот пистолет мог быть оружием преступления, если убийство совершено тогда, когда дождь уже шел… Минуточку!
  Мейсон задумчиво нахмурил брови. В его голосе зазвучала нотка возбуждения:
  — Послушайте, Диана. Вы должны сказать мне всю правду. Вам нельзя отступить ни на волосок от правды.
  — Я говорю правду.
  Мейсон вскочил на ноги, давая знак надзирательнице, что допрос окончен.
  — Хорошо, — сказал он Диане, — я принимаюсь за работу. Но если вы мне солгали, то сами себе надели петлю на шею.
  Он вышел из тюрьмы и сел в машину, в которой его ждала Делла Стрит.
  — Ну? — спросила она.
  — Диана настаивает, что нашла пистолет перед тем, как поехать на бульвар Сан-Фелипе, — сообщил Мейсон. — Это значит, вскоре после того, как пошел дождь.
  — Ты ведь говорил ей, что Милдред была убита в это время. Ведь отпечатки в грязи неотвратимо доказывают, что она была убита во время дождя.
  Мейсон медленно кивнул головой.
  — Значит, она врет, — горько сказала Делла.
  — Необязательно, — возразил Мейсон. — Существует одна возможность, одна версия, которая открывает определенный выход. Девушка может говорить правду.
  — Не понимаю.
  — Что происходит с дождевой водой, которая хранится в сборнике, когда кончается период засухи?
  — Понятия не имею. А что? Это имеет какое-нибудь отношение к делу?
  — Ну, воду сливают. Потом позволяют дождю как следует прополоскать цистерну и закрывают кран, чтобы набрать свежей воды.
  — И что из этого?
  — То, что вчера, когда собирался дождь, логично было бы открыть кран и выпустить старую воду из сборника. Вода, конечно, должна была стекать в углубление за домом, туда, где было найдено тело. Следовательно, в этом месте могла быть грязь, даже если убийство было совершено до дождя.
  — Шеф, помнишь! — воскликнула Делла. — Когда мы там были, ты ведь говорил, что кран открыт?
  Мейсон кивнул головой:
  — Вопрос только в том, сможем ли мы это доказать.
  — Можешь вызвать меня в качестве свидетеля.
  — Ты видела, что вода течет из крана?
  Она нахмурилась, задумавшись.
  — Нет, не видела. Помню, как ты говорил, что кран открыт, но я не оглянулась.
  — Вот видишь, — сказал Мейсон.
  — Но ведь есть ты. Ты сам можешь выступить в качестве свидетеля.
  — Я не могу быть свидетелем и защитником одновременно. И даже если бы я выступил свидетелем — большой вопрос, поверили бы присяжные моему свидетельству. Нет, Делла, мы можем опираться только на фотографии полиции. На них должен быть виден ручей воды, текущий из сборника.
  — Ты сказал об этом Диане?
  Мейсон покачал головой:
  — Зачем? У нее был бы тогда шанс надежды, она бы за него ухватилась и… Да и полиция бы об этом пронюхала и крутила бы ее до тех пор, пока не выжала бы из нее все. Нет, Делла, таким образом мы провалили бы дело. Единственный шанс — это застать прокурора врасплох. Мы позволим ему строить обвинение на том, что убийство совершено через час или полтора после начала дождя, после чего выскочим с нашей версией и докажем, что оно могло быть совершено с таким же успехом и задолго до того. Никаким другим образом мы не сможем доказать, что Диана могла найти пистолет до того, как поехала на бульвар Сан-Фелипе.
  Делла схватила его за плечо.
  — Боже, я вне себя от возбуждения! Только бы удалось!
  Мейсон завел двигатель и двинулся с места.
  — Должно удаться, — мрачно сказал он. — Между Дианой и Милдред была какая-то связь, которая диктовала Диане слепую, фанатичную преданность. Она нашла пистолет Милдред, спрятала его и ничего мне не сказала. Обнаружила ее тело и не стала никого тревожить, а только старалась притащить туда меня. Она ведет какую-то очень сложную игру.
  — Ты узнал, что скрывается в ее прошлом? — спросила Делла.
  — Нет.
  — Почему?
  — Я предпочел, чтобы она об этом не говорила. Если бы она рассказала мне, то ей легче было бы начать говорить второй раз, и она могла бы открыться полиции. Я слегка намылил ей голову за то, что она от меня что-то скрывает, и стал говорить о чем-то другом. Она упрется и слова не пикнет до судного дня. По крайней мере, будем надеяться, что упрется.
  Глава 12
  На предварительном заседании против Дианы Рэджис общественный обвинитель появился с уверенной усмешкой, свидетельствовавшей о том, что следствие, по выражению Мейсона, застегнуто на последнюю пуговицу. Для Клода Драмма, первого заместителя окружного прокурора, это был час торжества после нескольких позорных поражений от рук Перри Мейсона. Наконец-то у него имелось беспроигрышное обвинение, которое было бы невозможно опровергнуть, даже если бы обвинителю бросали колоды под ноги.
  С энергией и самообладанием человека, уверенного в своем преимуществе, Драмм начал читать акт обвинения, эффектно выигрывая пункт за пунктом и нанося очередные удары с точностью опытного плотника, вбивающего гвоздь за гвоздем в виселицу Дианы Рэджис. А так как он хотел досыта натешиться процессом, в котором он играл наконец первую скрипку, то представил на предварительном заседании доказательный материал с такой мелочной старательностью, словно уже был перед присяжными на процессе. Он прекрасно осознавал, что репортеры в ложе прессы за его спиной лихорадочно записывают показания очередных свидетелей, а фоторепортеры фиксируют в памяти их лица, чтобы сфотографировать их во время перерыва в кулуарах, если уже не сделали этого до заседания.
  Первой свидетельницей Драмм вызвал администратора Палм Виста Апартаментс, которая опознала Диану Рэджис как молодую особу, проживавшую вместе с убитой Милдред Дэнвил. Администратор была перед этим в морге и в показанном ей теле без труда опознала Милдред Дэнвил, проживавшую вместе с Дианой Рэджис.
  Затем Драмм представил суду метеоролога штата, который подтвердил, что в критический день небо было покрыто тучами с самого утра, однако дождь пошел только в семь часов сорок семь минут вечера. Первые три минуты дождь шел отдельными каплями, после чего наступил ливень необыкновенной силы, продолжавшийся около двух часов. Затем дождь затих, однако, в общем, между семью часами сорока семью минутами и шестью часами тридцатью двумя минутами следующего утра, когда дождь полностью прекратился, осадки составили два и четыре десятых дюйма.
  В свою очередь на возвышение для свидетелей поднялся судебный врач, доктор Джорж Перлон. Он показал, что тело убитой было доставлено ему около часа после полуночи. Как он обнаружил в результате вскрытия, смерть наступила от выстрела в затылок, причем пуля девятого калибра, вход которой находился сзади над зубчатым выступом, пошла вперед и немного вверх. Из общего состояния трупа он сделал вывод, что смерть наступила от четырех до пяти часов перед вскрытием. Он основывает это утверждение на температуре тела, а также других факторах.
  — Свидетель в вашем распоряжении, господин адвокат, — обратился Клод Драмм к Мейсону.
  — Следовательно, господин доктор, вы считаете, что смерть могла наступить не более как за четыре часа до того, как вы приступили к осмотру тела? — вежливо спросил Мейсон.
  — Да.
  — Иными словами, в девять часов вечера?
  — Да.
  — И вы считаете, что смерть не могла наступить более чем за пять часов до осмотра?
  Доктор поерзал в кресле для свидетелей.
  — Ну, устанавливая границы времени смерти, нужно, очевидно, принимать во внимание различные переменные факторы, такие, как…
  — Может быть, вы ответите на мой вопрос, господин доктор?
  — Я отвечаю.
  — Мне так не кажется. Я прошу вас ответить непосредственно. Могла смерть наступить более чем за пять часов до вскрытия?
  — Конечно, — ответил доктор с раздражением. — Я говорю, когда она наступила по моему мнению. Если вы хотите рассмотреть крайние случаи, то она вполне могла наступить за восемь или даже за девять часов до вскрытия. Но возможность этого ничтожна, граничит с абсурдом.
  — Оставим пока ваше мнение в стороне, господин доктор. Остановимся на врачебном определении, основанном на физиологических процессах, которые вы заметили. Следовательно, если я правильно вас понял, смерть могла наступить за восемь или даже за девять часов до того, как вы приступили к осмотру.
  — Это не может быть абсолютно исключено, но чрезвычайно малоправдоподобно.
  — Каковы крайние границы времени, в которых, по вашему мнению, могла наступить смерть?
  — Ну, если вы хотите продвинуться до границ абсурда, то даже в половине одиннадцатого и даже в шесть часов вечера.
  — Шесть часов вечера — это было бы за семь часов до вскрытия?
  — Да.
  — Говоря о девяти часах, вы серьезно не принимали этой возможности во внимание?
  — Я хотел сказать, что это была бы самая крайняя граница времени, когда могла наступить смерть.
  — Но существует такая возможность, что смерть наступила за восемь часов до того, как вы приступили к вскрытию?
  — Если вы хотите продвинуться до крайней интерпретации доказательного материала, то существует.
  — Меня интересуют медицинские факты, господин доктор.
  — А следовательно, интерпретация медицинских фактов.
  — Одним словом, в крайнем случае смерть могла наступить за восемь или даже за девять часов до того момента, когда вы приступили к осмотру тела. Да или нет?
  — Ну, да. Если вы хотите абстрагироваться от правдоподобности.
  — Благодарю, — сказал Мейсон. — Это все.
  Клод Драмм заявил, что имеет еще несколько вопросов к свидетелю.
  — Насколько я понял, — начал он, поощрительно улыбаясь доктору Перлону, — отвечая на вопросы защитника, вы говорили о самых крайних возможных границах времени.
  — Граничащих с абсурдом.
  — О границах, в которых смерть могла бы наступить в наиболее необыкновенных с медицинской точки зрения, неправдоподобных обстоятельствах.
  — Да. При обстоятельствах почти фантастических в своем неправдоподобии.
  — А каковы, господин доктор, временные границы, в которых смерть произошла вероятнее всего? Меня интересует не только ваше мнение, но также факты, на которые вы опирались.
  — Правдоподобнее всего, что смерть наступила за четыре-пять часов до вскрытия.
  — На чем вы основываете это суждение, господин доктор?
  — Прежде всего на степени посмертного остывания тела.
  — А что характерного вы заметили в степени посмертного остывания?
  Доктор уселся поудобнее. Он снова был на надежном грунте.
  — Посмертное окоченение, иначе «ригор мортис»,25 появляется вначале в мускулах челюстей, что наступает обычно через четыре-пять часов после смерти. Оттуда расходится до мускулов шеи, грудной клетки, рук, живота, наконец, ног, до самых стоп. В трупе убитой посмертное окоченение в начале осмотра было замечено только в мускулах челюстей. Однако, перед тем как приступить к подробному вскрытию, я подождал, пока окоченению подвергнутся другие мускулы. Это было необходимо для того, чтобы определить, с какой скоростью происходит процесс. На этом основании я определил время смерти за четыре-пять часов до начала вскрытия. Иными словами, смерть, вероятнее всего, наступила между восемью и девятью часами вечера.
  — Благодарю вас, — сказал Драмм тоном джентльмена, обращающегося к другому джентльмену, и послал свидетелю, а также судье торжествующую улыбку. Вот как он справился с низкими адвокатскими штучками, которыми тот пытался затемнить дело. — Я думаю, что господин адвокат, — обратился он к Мейсону, — не имеет больше вопросов?
  — Имею один маленький вопрос, — равнодушно ответил Мейсон.
  — Пожалуйста, — буркнул Драмм.
  Мейсон холодно улыбнулся доктору.
  — Но смерть могла наступить за девять часов перед началом осмотра, господин доктор? — спросил он.
  — Как я уже говорил, — ответил свидетель с чопорным достоинством, — решающим фактором является степень посмертного окоченения, которое развивается в определенных границах времени.
  — Могла смерть наступить за девять часов до того, как вы приступили к вскрытию? — обрезал Мейсон.
  — Я попытаюсь это объяснить.
  — Меня не интересуют объяснения, я прошу ответить. После того, как вы ответите на мой вопрос, вы можете объяснять сколько угодно. Но вначале прошу ответить. Смерть могла наступить за девять часов до того, как вы приступили к вскрытию?
  На минуту наступила полная напряжения тишина.
  — Да или нет? — настаивал Мейсон. — Смерть могла наступить за девять часов до вскрытия?
  — Да! — почти выкрикнул подавленный доктор.
  Улыбка Мейсона относилась как к судье, так и к Драмму. Его более тихий голос контрастировал с сердитым выкриком свидетеля.
  — Благодарю, господин доктор. У меня все.
  Следующим на свидетельском месте появился лейтенант Трэгг. Он сообщил о своей полицейской карьере, занимаемой должности, а также следственном опыте. Затем рассказал, как в день убийства, двадцать шестого вечером, он прибыл на бульвар Сан-Фелипе, шестьдесят семь — пятьдесят и обнаружил за домом убитую, Милдред Дэнвил. В это время дождь шел уже приблизительно три часа — и труп лежал лицом в грязи. Вскоре после этого он обнаружил на тротуаре перед домом дамскую сумочку, которую обвиняемая позже опознала как свою собственность. Помимо обычных дамских мелочей, в сумочке были полторы тысячи долларов, а также водительские права на имя обвиняемой.
  В этом месте Драмм внес предложение о временном освобождении свидетеля от показаний, мотивируя это желанием ознакомить высокий суд с планами места преступления. Защита не выразила протеста, вследствие чего обвинитель вызвал топографа, который представил и объяснил целую серию планов владения шестьдесят семь — пятьдесят по бульвару Сан-Фелипе. После принятия их судом лейтенант Трэгг вернулся на возвышение и обозначил крестиками на планах те места, где были найдены труп и сумочка. Продолжая свои показания, он рассказал об обыске в квартире, занимаемой обвиняемой совместно с убитой в Палм Виста Апартаментс, во время которого он заглянул в корзину с грязным бельем и нашел пистолет девятого калибра. Тогда он выцарапал на стволе специальный знак и на этом основании может сейчас идентифицировать пистолет, предъявленный ему обвинителем, как тот самый пистолет, который он нашел в корзине обвиняемой.
  Обвинитель внес предложение считать пистолет вещественным доказательством, заверяя высокий суд, что эксперт по баллистике представит вскоре материалы, свидетельствующие, что из этого пистолета была убита Милдред Дэнвил. Затем он посчитал необходимым обратить внимание на то, что приближается время обеденного перерыва и что обвинению было бы удобно воспользоваться этим. Судья посмотрел на часы, кивнул головой и распорядился сделать перерыв до двух часов дня.
  Через заполненный зал к Мейсону протолкался Пол Дрейк.
  — Нашли полицейского, Перри, — заявил он.
  — Того, который задержал Милдред Дэнвил?
  — Да. Она действительно превысила время стоянки.
  — Где он? — нетерпеливо спросил Мейсон.
  — Ждет у меня в агентстве. Мои парни семь потов пролили и все ботинки истоптали, пока нашли его. Он работает на замещении, дежурил в этом районе всего один раз, именно в тот день.
  — Попробуем с ним поговорить, — сказал Мейсон. — Как его зовут?
  — Филипп Рэймс.
  — Что за человек, Пол?
  — Не самый плохой. Но сам знаешь, как это бывает с полицейскими. Большей частью у них довольно эластичная память, когда речь заходит об их должности. Ни один полицейский не горит желанием давать показания, которые могут быть не по вкусу прокурору.
  — Поговорим — увидим. А вдруг удастся выдавить из него показания в письменном виде?
  — Попробуй. А как у тебя дела, Перри?
  — Приблизительно так, как я и предвидел, — ответил Мейсон. — Они готовят почву. Черт возьми, Пол, у меня есть линия защиты, только не знаю, удастся ли мне провести доказательство. Если нет, то мы спеклись. Я знаю, что кран сборника был открыт. Точно помню. Но до сих пор у меня не было возможности рассмотреть полицейские фотографии, и я боюсь, что… А-а, будем ломать себе голову тогда, когда наступит время. А пока послушаем, что нам скажет постовой Рэймс.
  Глава 13
  Филипп Рэймс был стройным, широкоплечим мужчиной в возрасте тридцати с лишним лет. С лица у него не сходило выражение легкого удивления, как будто жизнь непрерывно ставила перед ним задачи, превышающие его способность понимания. Он смотрел, сморщив лоб, когда Дрейк представлял ему Мейсона.
  — Меня интересует та молодая блондинка, у которой не было при себе водительских прав, — поздоровавшись, сказал Мейсон.
  Рэймс кивнул головой.
  — Вы помните, как ее звали?
  — Не помню.
  — А вы узнали бы ее?
  — Наверное, да.
  — А вы помните обстоятельства, при которых вы ее задержали? Это важно.
  — Почему важно? — быстро спросил Рэймс.
  Мейсон улыбнулся:
  — Моя клиентка заинтересована некоторыми обстоятельствами дела.
  Рэймс провел ладонью по шее, почесал за ухом и стал рассказывать:
  — Ну, в результате я не выписал ей квитанцию о штрафе. Это не было что-нибудь серьезное, всего лишь превышение продолжительности стоянки. Она появилась именно тогда, когда я доставал квитанции. Обход у меня шел исключительно быстро, и нарушение не могло быть большим. Она утверждала, что превышение не больше пяти минут, и это было похоже на правду. Но я на всякий случай попросил ее показать водительское удостоверение, и мне сразу не понравилось, что она стала крутить, словно у нее его вообще не было. Вы знаете, обычный разговор: мол, выскочила за покупками, сумочку забыла дома, заметила это только в машине, и ей не хотелось возвращаться, потому что она собиралась только в магазины, где у нее открыты счета…
  Мейсон обменялся взглядом с Дрейком.
  — И что вы сделали после этих ее слов, мистер Рэймс?
  — Ну, я спросил, где она живет. Оказалось, что недалеко, пять или шесть перекрестков от того места. Поэтому я решил прижать ее к стене. «Хорошо, — говорю, — если вы стояли всего пять минут больше положенного, то я проверю только водительское удостоверение. Оставим машину здесь, я подброшу вас на своей, и возьмем вашу сумку».
  — Как она это восприняла?
  — Ей это не понравилось, — ответил Рэймс. — Я уже говорил, что был уверен в том, что поймал ее. Так мне тогда казалось, а я очень редко ошибаюсь.
  — Что было дальше?
  — Она села со мной. Тянула время, но выбор был у нее либо ехать со мной, либо мандат и в суд. Мы поехали к ней домой. Это такая меблированная квартира где-то рядом с бульваром Вашингтона. Она открыла дверь, и я увидел, что на столе лежала сумочка. Она предъявила мне водительские права, все в порядке.
  — Вы проверили описание?
  — Конечно.
  — И что?
  — Я чувствовал себя последним дураком, — признался Рэймс. — У нас редко случаются такие проколы. Поэтому я отвез ее назад, как обещал. Немного с ней по дороге пошутил, что пять минут — это такое же самое нарушение, как и час, а езда без водительских прав еще большее нарушение и что сейчас я ее отпущу, но когда поймаю еще раз… ну и в том же духе. — Рэймс снова почесал голову и обнажил зубы в улыбке. — Чего я ей не сказал, так это того, что работаю по замещению и что могут пройти месяца два, прежде чем я снова получу этот участок.
  — Вы помните, где она остановила машину?
  — Да. Случайно могу вам даже точно сказать, потому что она поставила ее рядом с гидрантом, не хватало буквально несколько дюймов до места, зарезервированного для пожарников. У вас есть план города, я вам точно покажу.
  Дрейк расстелил подробную карту. Полицейский наклонился, вынул карандаш, послюнявил его, обошел вокруг стола и поставил на плане маленькую точку.
  — Вот здесь. Тут есть гидрант, а она стояла по той стороне. По меньшей мере час и пять минут, а скорее всего, полтора.
  — И вы уверены, что узнали бы ее?
  — Наверное, да. Это была классная женщина. Блондинка, глаза светло-зеленые, одета в голубое.
  Мейсон достал фотографию Милдред Дэнвил.
  — Это та женщина?
  — Лицо знакомое. Но трудно сказать с полной уверенностью, глядя на фотографию. Эй! Я уже где-то видел этот снимок. Эй, господа, во что вы меня хотите впутать?
  — Мы хотим только, чтобы вы опознали ее, — ответил Мейсон.
  — Минутку, минутку. Этот снимок был в газетах. Посмотрим. — Он обернулся и схватил газету, лежавшую на столике, в углу кабинета Дрейка. — Господи, конечно, я видел этот снимок. Есть! Милдред Дэнвил, девушка, убитая своей соседкой. Ну, это действительно может быть важно…
  — Вы уверены, что это та девушка, с которой вы ходили на квартиру за водительскими правами? — спросил Мейсон.
  Рэймс иронически усмехнулся:
  — Спокойно, спокойно, господин адвокат. У вас своя работа, у меня своя. Я не скажу больше ничего, пока не подам рапорт.
  — Секретарша стенографирует ваши показания, мистер Рэймс, и мы были бы благодарны, если бы вы подтвердили их, — сказал Мейсон.
  — Стенографирует? Где?
  — В соседней комнате. У нас здесь микрофон. Вы понимаете, стенографистка работает гораздо лучше, сидя за своим столом.
  — Вы что, господа? Устроили мне ловушку?
  — Ловушку? — искренне удивился Мейсон. — Вас ведь никто не принуждал говорить неправду?
  — Хорошо, хорошо. Я не скажу больше ничего, пока не подам рапорт. И не подпишу никаких показаний без согласия прокурора. Перепишите это, господа, и пришлите копию в прокуратуру.
  — Неужели вы сказали что-то, не соответствующее правде? — спросил Мейсон.
  Рэймс иронично оскалил зубы.
  — Хитрец вы, господин адвокат, уважаю. Но у вас свой интерес, у меня свой. Всего вам наилучшего!
  — Вы могли бы приблизительно сказать, в котором часу это было?
  Рэймс усмехнулся еще раз, открыл дверь и вышел.
  — Да-а, — вздохнул Мейсон.
  — Думаешь, это что-то даст? — поинтересовался Дрейк.
  — Конечно, даст, — улыбнулся Мейсон. — Особенно если мы включим в стенограмму окончание разговора. У нас будет доказательство того, что Рэймс пристрастен и не сделает ничего, что шло бы вразрез с желаниями прокурора. Кстати, Пол. Что с квартирой Дианы? Полиция продолжает сторожить ее?
  — Ты ведь знаешь сержанта Холкомба, — ответил Дрейк. — Он стережет квартиру как зеницу ока.
  — Держит агента у дверей?
  — Не у дверей, а в квартире. Агент не выходит оттуда все двадцать четыре часа. Три раза в день ему приносят еду. Сержант Холкомб предпочитает не рисковать. Насколько я его знаю, он будет держать там человека до судного дня. Уж во всяком случае, пока не будет вынесен приговор.
  — Неужели Карл Фрэтч убедил его, что не выносил того, за чем охотится доблестный сержант?
  — Никто, собственно, не знает, чем закончилось дело с Карлом. Его продержали в управлении двенадцать часов, потом освободили. Его, должно быть, здорово промурыжили, но похоже на то, что Карл как-то выкрутился — скользкий типчик.
  — Холкомб не имеет права держать человека в квартире, — с раздражением сказал Мейсон. — Он может поставить агента у дверей, но впускать в квартиру…
  — Когда сержанту что-то необходимо, — заметил Дрейк, — он не обращает внимания на такие мелочи. Делает так, как ему удобнее, и ждет, чтобы противная сторона внесла протест. Ты можешь получить судебное распоряжение и…
  — …и выдать себя с головой, — закончил Мейсон. — Как только я обращусь в суд, Холкомб сразу будет знать, что эта вещь еще там и я хочу избавиться от его агента, чтобы достать ее.
  — Ага, — согласился Дрейк.
  — Слушай, Пол, кто-нибудь из твоих людей не мог бы отмочить какой-нибудь номер…
  — Нет, — перебил его Дрейк. — Не в квартире, которую охраняет полиция.
  — Придумали бы что-нибудь под дурака…
  — Нет шансов, Перри. Ни один частный детектив не пойдет на такой риск. Пытаться стянуть что-то из-под носа полиции? Его поймают, отберут лицензию, и оперативнику конец.
  Мейсон нахмурился, уставившись в ковер.
  — Черт побери, Пол! Я должен это достать!
  — К сожалению, мы не можем тебе помочь. Этот агент наверняка знает меня, знает тебя, знает Деллу, а никому другому ты не доверишь столь деликатного дела. Впрочем, никто другой не захочет об этом и слышать. Может быть, показаний Рэймса для тебя достаточно?
  — Вероятно, они найдут способ, чтобы сделать это показание ничего не стоящим. Наверное, Рэймс просто заявит, что не узнает сумочки и не знает, взяла ли Милдред свою сумочку или Дианы. И уж наверняка не признается, что водительские права были на имя Дианы Рэджис. Скажет, что не помнит, вот и все.
  — Одним словом, дело Дианы представляется беспросветно черным? — спросил Дрейк.
  — Как туча с градом. Разве что я раскопаю новые факты. Конечно, это только предварительное разбирательство. Если ее освободят под залог, то у меня будет большая свобода действий. Но дело в том, чтобы противодействовать травле в прессе, которую они раздувают… Что нам нужно сделать, Пол, так это проследить за передвижениями Милдред Дэнвил в день убийства. Здесь Рэймс дал нам зацепку. Она стояла в этом месте по крайней мере час и пять минут. Что она могла там делать? Ты знаешь, что расположено в том месте?
  — Ответить вот так сразу? — иронически спросил Дрейк. — Но мы проверим. Я прикажу парням прочесать весь квартал, сделать планы всех домов, переписать всех жильцов и пользователей.
  Мейсон в тон ему поддакнул и кивнул головой.
  — Я должен что-то перекусить и возвращаться в суд. И еще одно, Пол. Кто вывозит мусор из Палм Виста Апартаментс?
  — Не знаю. А что? — спросил Дрейк с широкой улыбкой. — Ты хочешь послать мусорщика, чтобы он вынес то, что тебе нужно?
  — Может быть, — небрежно ответил Мейсон. — А может быть, я сам наймусь мусорщиком…
  — Выбей себе это из головы, — предупредил Дрейк. — Не воображай, что Холкомб держит там идиота, который не узнает тебя, даже если ты приклеишь бороду до пупа. А если тебя схватят на чем-то таком…
  — Не знаю, не знаю. Могло бы и получиться. Во всяком случае, выясни, кто вывозит мусор, и дай мне знать после закрытия сессии.
  — Сделаем, — сухо сказал Дрейк. — Но я тебе настоятельно рекомендую: не пробуй вытворять подобных чудес с Холкомбом. Это опасный тип. Он знает, что ты хочешь что-то достать из квартиры. Он тоже хочет. Он хорошо подстраховался и не отступит ни перед чем. Если ты знаешь, где находится дневник, то забудь о нем и сиди тихо.
  Мейсон смотрел в пространство.
  — Найди человека, который вывозит мусор, и держи его на примете. Он может понадобиться мне в любую минуту.
  Глава 14
  Судья Уинтерс занял свое место пунктуально в два часа и посмотрел сквозь очки в зал.
  — Представители сторон присутствуют, обвиняемая также. Можем начинать, господа. Показания давал лейтенант Трэгг из отдела по расследованию убийств. Лейтенант, просим вас. Продолжаем заседание.
  Лейтенант Трэгг вернулся на место для свидетелей. Первый заместитель окружного прокурора Клод Драмм откашлялся и достал толстый серый конверт.
  — Я покажу вам, — начал он, — серию фотографий, которые, если мне правильно сообщили, сделаны не вами, но в вашем присутствии. Я хотел бы, чтобы вы осмотрели их и сказали, верно ли они представляют место преступления и положение тела убитой так, как вы застали его по прибытии на бульвар Сан-Фелипе?
  Лейтенант Трэгг перебрал фотографии, делая вид, что рассматривает каждую по отдельности.
  — Так точно, — отчеканил он.
  Драмм забрал фотографии.
  — Обвинение приступает к предъявлению отдельных фотографий в качестве вещественных доказательств. На первом снимке запечатлено тело убитой, сфотографированное в направлении улицы. Второй снимок…
  — Извините, — перебил Мейсон. — Я хочу посмотреть каждый снимок, и, может быть, у меня будут в связи с этим вопросы к свидетелю, прежде чем фотографии будут приняты судом в качестве вещественных доказательств.
  Драмм не смог скрыть удивления:
  — Надеюсь, вы не хотите подвергнуть сомнению аутентичность фотоснимков?
  — Не знаю, — ответил Мейсон. — Я их не видел.
  — Не сомневаюсь, что у обвинения имеются свидетели, которые могут подтвердить истинность снимков, — вмешался судья Уинтерс.
  — Конечно, — ответил Драмм. — В случае необходимости я готов представить полдюжины свидетелей. Кроме того, я намереваюсь в соответствующее время вызвать свидетелем фотографа, который производил фотосъемку. Я не хотел бы прерывать показания лейтенанта Трэгга, но если это необходимо…
  — У меня нет намерения ставить под вопрос подлинность снимков, — заявил Мейсон. — Я хотел только задать несколько вопросов о подробностях, видимых на снимках, чтобы проверить память свидетеля.
  — Если дело в этом, — решил судья Уинтерс, — то свидетель будет в вашем распоряжении после обвинителя.
  — Подходя к делу формально, ваша честь, у меня есть, насколько мне известно, право проверить память свидетеля до того, как снимки будут включены в доказательный материал.
  — Если вам это необходимо, то пусть будет так, — согласился судья. — Но, по правде говоря, — добавил он с укором в голосе, — я не вижу разницы.
  — Могу я попросить фотографии? — обратился Мейсон к обвинителю.
  — Вы можете попросить первую, которую я предъявляю в качестве вещественного доказательства, — с достоинством ответил Драмм.
  — Хорошо, — сказал Мейсон и взял фотографию. — Господин лейтенант, на снимке изображено тело, лежащее лицом к земле, в том положении, в котором вы его обнаружили, не так ли? Тело не двигали до того, как оно было сфотографировано?
  — Конечно, нет.
  — Фотография, как кажется, была сделана в направлении улицы?
  — Совершенно верно.
  — И на снимке виден угол дома?
  — Да.
  Мейсон внимательно всматривался в фотографию. Он достал из кармана увеличительное стекло, осмотрел снимок еще раз и спросил:
  — Этот снимок был сделан вскоре после вашего прибытия на место преступления?
  — Да.
  — Вы могли бы сказать, в какое время после вашего прибытия?
  — Думаю, что самое большое — через четверть часа.
  — И ничего до этого не трогалось?
  — Что вы имеете в виду? Тело не трогали.
  — А другие предметы трогали?
  — Ничего, что могло бы иметь связь с убийством.
  Мейсон подумал секунду, после чего вернул снимок Драмму.
  — Защита не вносит протеста, — заявил адвокат. — Этот снимок может быть включен в доказательный материал.
  — Второй снимок, — продолжил Драмм, — представляет отпечатки ног в грязи. Они ведут к телу и обратно, к деревянным мосткам. Обвинение предоставит доказательства того, что это следы обвиняемой.
  — Против этого снимка также не вношу протеста, — сказал Мейсон. — Может быть, господин обвинитель покажет мне остальные снимки сразу же… Благодарю… Нет, все снимки могут быть включены в материалы доказательства без протестов защиты.
  Мейсон вернулся на свое место. Диана Рэджис наблюдала за ним с тревожным беспокойством, но он избегал ее взгляда. Клод Драмм подождал, пока чиновник поставит печати на фотографии и пронумерует их, после чего вновь продолжил допрос свидетеля:
  — Господин лейтенант, вы говорили с обвиняемой о следах, видимых на фотографии, которая только что была включена в дело как вещественное доказательство номер десять?
  — Так точно.
  — Где происходил этот разговор?
  — В управлении полиции.
  — На обвиняемую было оказано давление?
  — Нет, господин обвинитель.
  — Кто присутствовал при этом разговоре?
  — Фотограф, который делал снимки, заместитель коронера,26 один из моих подчиненных и обвиняемая.
  — А вы при этом присутствовали?
  — Конечно. Я вел допрос.
  — Обвиняемая дала какие-либо показания, а если дала, то какие?
  — Насколько я могу повторить ее слова по памяти, — ответил Трэгг с холодной усмешкой, — она заявила приблизительно следующее: «По этому адресу у меня должна была состояться встреча с Милдред. Я должна была приехать в десять часов, но приехала несколько раньше. Я увидела свою машину, стоявшую перед домом, и подумала, что Милдред уже в доме. Я заплатила таксисту, на машине которого приехала, вошла на крыльцо и позвонила. Мне никто не открыл, в доме было темно. Мне это показалось странным. Я обошла дом вокруг и постучала в двери кухни. И на этот раз мне никто не открыл. За домом были мостки, ведущие к курятникам. Мне показалось, что рядом с ними что-то лежит. Я знала, что в ящике моей машины лежит фонарь. Я вышла на улицу, достала из машины фонарик и вернулась. И тогда я заметила, что нечто лежащее в углублении возле курятников — это человек. Я подошла и присела. Это была Милдред. Она была мертва. Это все, что я знаю. До этого момента я понятия не имела о том, что случилось».
  — Вы допрашивали обвиняемую о пистолете, который фигурирует в деле по обвинению как вещественное доказательство номер четыре?
  — Лично нет, — ответил Трэгг. — Допрос по этому делу вел мой сотрудник, сержант Холкомб.
  — Ах так, — сказал Драмм. — Обвинение вызовет сержанта Холкомба в соответствующее время. Пока у меня все, господин лейтенант. У защиты есть какие-нибудь вопросы?
  Мейсон кивнул головой, поднялся и спросил:
  — Когда вы прибыли на место преступления, уже шел дождь, господин лейтенант, не так ли?
  — Совершенно верно.
  — А, собственно, нужно было бы сказать, что шел ливень?
  — Да.
  — Тело убитой лежало в небольшом углублении почвы за домом?
  — Да.
  — В углублении собралось значительное количество воды, не так ли?
  — Некоторое количество воды, так.
  — Воды, которая стекала в углубление с более высоких пунктов местности?
  — Мне трудно точно сказать, сколько воды стекло в углубление с высоких пунктов местности, — осторожно ответил Трэгг. — Я думаю, что высохшая земля поглощала вначале большое количество воды. Но, конечно, это было место, в которое вода должна была стекать с более высоких пунктов.
  — Вы в этом уверены?
  — Да.
  — Возвращаясь к снимку номер семь, — продолжал Мейсон, — я хотел бы спросить, можете ли вы подтвердить, что вода собиралась также в большой цистерне, построенной специально для этой цели?
  — Вы, несомненно, правы, — перебил Трэгг. — Насколько я помню, вода стекала в цистерну с крыши дома.
  — Она стекала в цистерну, когда вы в первый раз прибыли на место преступления?
  — Мне так кажется. Да, стекала.
  — Внизу цистерны есть кран для спуска воды, не так ли?
  — Ну, наверное, так.
  — Из этого можно сделать вывод, что вода, собирающаяся в углублении, должна была быть в значительной степени дождевой водой, которая выливалась из цистерны?
  — Этого я не говорил.
  — Вот я и спрашиваю вас, было ли так?
  — Не думаю.
  — Почему?
  — Мне кажется, что кран внизу цистерны не был открыт. Попрошу снимок.
  Мейсон подал фотографию.
  — Я видел, что вы рассматривали эту фотографию через увеличительное стекло, — заметил Трэгг.
  Мейсон поклонился и подал увеличительное стекло. Трэгг внимательно рассмотрел снимок.
  — Судя по фотографии, высокий суд, вода не текла из цистерны, — сделал он вывод.
  — Фотография говорит сама за себя, — ответил Мейсон. — Я спрашиваю о том, что вы помните. Кран был закрыт или открыт?
  — Мне кажется, что кран был закрыт.
  — Спасибо, у меня нет больше вопросов, — сказал Мейсон и вернулся на место, не подавая виду, какой сокрушительный удар нанесен его линии защиты.
  — Прошу ввести свидетеля Элен Бартслер, — распорядился Драмм.
  Вошла Элен Бартслер, не снимая перчаток, подняла руку для присяги и заняла место для свидетелей.
  — Вы арендуете владение, обозначенное номером шестьдесят семь — пятьдесят на бульваре Сан-Фелипе?
  — Да, господин обвинитель.
  — Давно вы там живете?
  — Приблизительно год.
  — Чем вы занимались в этот период?
  — Я с успехом веду небольшую куриную ферму.
  — Другого занятия у вас нет?
  — Нет.
  — Давно ли вы знали убитую Милдред Дэнвил?
  — Три, может быть, четыре года.
  — Вы нанимали ее на работу в какое-то время?
  — Да.
  — Когда?
  — В начале тысяча девятьсот сорок второго года.
  — На какой период?
  — От двух до трех месяцев. В то время, когда у меня родился ребенок, и непосредственно после этого.
  — Позже вы ее видели?
  — Да. Мы оставались в дружеских отношениях.
  — Вы видели ее двадцать шестого вечером?
  — Нет, господин обвинитель.
  — А двадцать седьмого ранним утром?
  — Я видела ее труп.
  — А когда вы видели ее в последний раз до двадцать седьмого?
  — Точно не помню. За несколько дней до этого.
  — Вы разговаривали с ней по телефону?
  — Да.
  — Был ли какой-нибудь особый повод для разговора?
  — Да.
  — Какой?
  Судья Уинтерс неспокойно зашевелился в кресле и вопросительно посмотрел на Мейсона.
  — Защита не вносит протеста против ведения допроса?
  — Нет, высокий суд.
  — Хорошо, пусть свидетель ответит.
  Элен Бартслер наклонила голову.
  — Милдред Дэнвил, — сказала она тихим, но выразительным голосом, — похитила моего сына. Я старалась вернуть его.
  Судья Уинтерс застыл за столом, нахмурившись, рассматривая свидетельницу.
  — Вы утверждаете, что убитая Милдред Дэнвил похитила вашего сына? — спросил он с недоверием.
  — Да.
  В зале наступила такая тишина, что было слышно, как репортеры торопливо скребут карандашами в блокнотах.
  — Когда произошло похищение? — спросил Драмм.
  — Мой сын, — отвечала Элен Бартслер, — оставался под опекой миссис Эллы Броктон, живущей в доме двадцать три — двенадцать на Олив-Крест-драйв. Милдред Дэнвил очень привязалась к малышу, когда работала у меня. Она регулярно навещала его, а за два дня до смерти, двадцать четвертого числа, заставила Эллу Броктон…
  — Вы были при этом? — перебил Драмм.
  — Нет, не была.
  — Следовательно, вы повторяете рассказ миссис Броктон?
  — Да.
  — Если это так, то мы не будем его выслушивать. Обвинение установит факты на основе непосредственных показаний.
  — Защита ничего не имеет против допроса миссис Бартслер по этому поводу, — заявил Мейсон.
  — Ее сведения исходят из третьих рук! — рявкнул Драмм.
  — Конечно, — вмешался судья Уинтерс. — Но если это факты, которые подтверждаются показаниями непосредственных свидетелей, а защита не вносит протеста, то я не вижу…
  — Я не намеревался углубляться в этот вопрос, — отрезал Драмм. — Я снимаю вопрос, если он относится к обстоятельствам похищения. Я предпочитаю устанавливать факты обычным путем.
  — Как хотите, — решил судья Уинтерс.
  — Возвращаясь к делу, вы разговаривали с убитой по телефону относительно вашего сына?
  — Разговаривала.
  — Когда?
  — Я разговаривала с ней два, нет, три раза после похищения моего сына.
  — И чего она от вас хотела? Каково было основное содержание этих разговоров?
  — Я просил бы о более подробном изложении разговоров, — вставил Мейсон.
  — Хорошо. Что вам сказала убитая, когда позвонила в первый раз?
  — Что она забрала моего сына, но готова оговорить со мной вопрос опеки над ним.
  — Опеки над вашим сыном?
  — Да.
  Судья Уинтерс наклонился вперед, изучая Элен Бартслер внимательным взглядом.
  — Вы утверждаете, что она хотела оговорить с вами вопрос опеки над вашим сыном?
  — Да.
  — А почему вы должны были договариваться с ней по поводу опеки над своим сыном?
  — Она была к нему очень привязана. Хотела заставить меня отдать ей сына под опеку на какое-то время.
  — И вы согласились?
  — Нет.
  — Что вы ей сказали?
  — Что если она не отвезет малыша миссис Броктон, то я заявлю в полицию, чтобы ее арестовали как похитительницу.
  — Что она ответила?
  — Положила трубку.
  Судья снова сел в кресло, задумчиво нахмурившись.
  — Что было дальше? — спросил Клод Драмм.
  — Она позвонила на следующий день, — ответила Элен Бартслер, — обвиняя меня в том, что я выкрала сына.
  — Она утверждала, что не знает, где находится ваш сын?
  — Так она утверждала. Конечно, это была хитрость, чтобы избежать ареста.
  Судья Уинтерс снова подался вперед.
  — А где ваш сын находится в настоящее время? — нетерпеливо спросил он.
  Элен выдержала его взгляд.
  — Не знаю.
  — Власти уведомлены о пропаже мальчика? — спросил судья.
  — Да, высокий суд, — ответил Драмм. — Мы не щадим усилий для того, чтобы найти мальчика. К сожалению, пока безрезультатно. По желанию заинтересованных сторон мы старались не придавать дело огласке.
  Один из репортеров бросил взгляд на часы, после чего выбежал из зала. Остальные последовали за ним.
  — Удивительно, — сказал судья Уинтерс.
  — Если высокий суд позволит, — продолжал Драмм, — то дальнейшие показания по делу исчезновения мальчика покажут, что обвиняемая была в сговоре с Милдред Дэнвил…
  — Протест, — перебил Мейсон. — Обвинитель злоупотребляет своими прерогативами в ущерб моей подзащитной. Он не представил никаких доказательств того, что…
  — Я только предупреждаю показания! — крикнул Драмм. — У меня есть право предсказывать, что показывают свидетели.
  — Сейчас не время для вступительных высказываний, — парировал Мейсон. — Кроме того, у вас нет на это доказательств, и их у вас никогда не будет. Вы используете против моей подзащитной необоснованные выводы, которые хотели бы сделать из показаний свидетелей.
  — Прошу тишины, — властно вмешался судья Уинтерс. — Если обвинение имеет доказательства, то оно их представит, и суд оценит их значение. Я не желаю больше слушать перепалку между сторонами. Обвинитель может продолжать допрос.
  — Возвращаясь к событиям двадцать шестого числа, в этот день вы разговаривали с Милдред Дэнвил?
  — Да.
  — По телефону?
  — Да.
  — Что убитая сказала вам на этот раз?
  — Что знает, где мой сын, и вернет его мне, если я соглашусь заключить с ней договор по делу об опеке.
  — Она сказала вам, где находится ее сын?
  — Нет.
  — Из ее высказываний было ясно, что она собирается к вам, на бульвар Сан-Фелипе?
  — Нет.
  — А что вы ей сказали?
  — То же самое, что и до этого. Что если она не вернет мне сына, то я заявлю, чтобы ее арестовали как похитительницу.
  — Что она ответила?
  — Что надеется отобрать его и привезти и что когда я узнаю все обстоятельства, то, наверное, окажусь разумной. Она сказала, что ее тоже обманули, но ее единственной заботой всегда было лишь благо ребенка.
  — Когда она обещала привезти вам сына?
  — Вечером.
  — Она не назвала точного часа?
  — Сказала, что около десяти.
  — Куда она должна была его привезти?
  — В дом Эллы Броктон, на Олив-Крест-драйв, двадцать три — двенадцать.
  — Вы что-нибудь предприняли в связи с этим?
  — Да, я поехала к миссис Броктон тотчас же после ее звонка. Я ждала, проходил час за часом, наконец стала приближаться полночь. Мне пришло в голову, что, возможно, я неправильно поняла ее слова, поэтому я вскочила в машину и поехала на квартиру Милдред. Я звонила, но никто не открывал. Я была вне себя от волнения. Я помчалась назад, к Элле Броктон, и продолжала ждать. Я находилась там до прихода полиции.
  — И вы не догадывались, что Милдред Дэнвил поехала к вам, на бульвар Сан-Фелипе?
  — Нет.
  — А как зовут вашего сына? — спросил Драмм.
  — Роберт. Роберт Бартслер.
  — Его отца также звали Робертом Бартслером?
  — Да.
  — Он жив?
  — Нет. Он погиб седьмого декабря тысяча девятьсот сорок первого года в Перл-Харборе.
  — А живы какие-нибудь его родственники?
  — Да. Отец мужа.
  — Между вами и тестем были какие-нибудь недоразумения из-за сына?
  Элен Бартслер стиснула губы.
  — Да. Дед моего сына, мистер Язон Бартслер, был исключительно плохо настроен по отношению ко мне. Он считал меня авантюристкой, которая вышла замуж за его сына исключительно ради денег. Он делал все, чтобы разрушить наш брак.
  — Что общего это имеет с делом? — спросил судья Уинтерс, подозрительно посмотрел на Драмма и перевел вопросительный взгляд на Мейсона.
  — Я намереваюсь показать эту связь в соответствующее время, — ответил Драмм.
  — Тогда прошу это сделать сейчас. Суд хочет знать, какую связь с делом приписывает этому обвинитель.
  — Тогда я спрашиваю, — обратился Клод Драмм к Элен Бартслер, — свидетель знает, у кого работала обвиняемая последние три или четыре недели перед двадцать шестым числом, днем убийства?
  Элен Бартслер ответила четким, громким голосом:
  — Она работала у мистера Язона Бартслера.
  — Спасибо, — сказал Драмм. — Свидетель в вашем распоряжении, господин адвокат.
  Мейсон кивнул и начал невинно:
  — Вы знаете, конечно, сборник для дождевой воды, принадлежащий вашему участку на бульваре Сан-Фелипе?
  — Конечно.
  — Вы им пользуетесь постоянно?
  — Да, как источником мягкой воды для стирки и мытья волос.
  — Вы знаете емкость водосборника?
  — Нет, не знаю.
  — Вы не пробовали проверять уровень воды?
  — Нет, никогда. Я просто брала воду, когда она была мне нужна. Знаю только, что вода в нем была.
  — И двадцать шестого числа, после полудня, когда вы увидели, что небо покрыто тучами и пойдет дождь, вы открыли кран, чтобы спустить остаток старой дождевой воды, не так ли?
  Драмм вскочил с места.
  — Вношу протест. Неправильное ведение допроса. Вопрос несуществен, беспредметен, необоснован. Касается несущественных обстоятельств и не связан с делом.
  — Я не считаю, что вопрос относится к несущественным обстоятельствам и не связан с делом, — ответил судья Уинтерс. — Другое дело, существенен ли он.
  — Не вижу связи с делом, — упирался Драмм.
  — В основном не дело суда угадывать намерения сторон, — заметил судья Уинтерс. — Но из показаний, данных до сих пор, а также судя по фотографиям, я делаю вывод, что, по мнению обвинения, убийство совершено тогда, когда дождь шел уже достаточно долго, чтобы почва размякла.
  — Да, — признался Драмм.
  — Следовательно, если бы выяснилось, — продолжал судья, — что перед дождем опорожнили водосборник и старая дождевая вода собралась в углублении почвы, в котором впоследствии был найден труп, то это могло бы поколебать основания, на которых обвинение строит доказательства относительно времени убийства.
  — Несмотря на это, я считаю, что допрос ведется неправильно.
  — Да, в этом пункте я чувствую себя обязанным поддержать протест обвинения, — решил судья Уинтерс. — Это не является обстоятельством, ради которого свидетель был вызван. Если защита хочет установить это обстоятельство, то она должна будет вызвать миссис Бартслер в качестве свидетеля защиты.
  — Хорошо, — ответил Мейсон с улыбкой. — Может быть, это удастся мне иначе. Миссис Бартслер, вы в своих показаниях утверждаете, кажется, что вышли из дома сразу же после телефонного звонка Милдред Дэнвил?
  — Да, сразу же после шести.
  — И вернулись только после полуночи?
  — Да, меня отвезли после полуночи на полицейской машине. Благодаря кому-то, кто снял деталь с моей машины, чтобы я не могла уехать, после чего уведомил полицию о том, где меня можно найти.
  — Разве вы хотели избежать встречи с полицией? — спросил Мейсон. — Ведь не скрывались же вы?
  — Но я предпочла бы вернуться домой без помощи полиции.
  — Во всяком случае, вы не возвращались домой и не были вблизи дома между шестью часами вечера и полуночью?
  — Не была.
  — Вы не были нигде до возвращения домой?
  — Нет.
  — А в какое время вы были в последний раз перед домом?
  — Не знаю. Где-то днем.
  — Вы подходили после полудня к крану водосборника?
  — Вношу протест по той же самой причине, — вмешался Драмм. — Я продолжаю считать, что допрос ведется неправильно.
  — Если высокий суд позволит, — ответил Мейсон, — миссис Бартслер показала, что вышла из дома сразу же после шести. У меня, наверное, есть право проверить правильность показаний, спрашивая, когда она была на разных участках своего владения?
  — Отвожу протест, — решил судья с улыбкой.
  — Когда вы были в последний раз у крана водосборника?
  — У крана водосборника?
  — Да.
  — Вы имеете в виду кран для спуска воды внизу цистерны?
  — Да.
  — Я не подходила к нему несколько дней. Это значит, что я его не открывала, потому что вы ведь, наверное, это хотите знать?
  — Сын Роберт, о котором вы говорили в своих показаниях, является вашим ребенком и ребенком вашего покойного мужа, Роберта Бартслера, рожденным приблизительно четыре месяца спустя после вероятной гибели отца?
  — Да.
  — Вы сообщили мистеру Язону Бартслеру о том, что он стал дедом?
  — Вношу протест, неправильное ведение допроса, — вмешался Драмм. — Вопрос несуществен и беспредметен.
  — Поддерживаю протест, — решил судья Уинтерс. — Вопрос явно относится к разговору, имевшему место три года назад.
  — Нет, высокий суд, — ответил Мейсон. — Я спрашиваю, сообщала ли вообще миссис Бартслер свекру о рождении своего сына.
  На лице судьи Уинтерса отразилось изумление:
  — Вы ведь не хотите сказать, господин адвокат, что… Отвожу протест.
  Элен Бартслер ответила ясным, спокойным голосом:
  — Нет, я никогда ему об этом не сообщала. Мой свекор был всегда бесчувственным, самолюбивым отцом. Он никогда не любил собственного сына, не любил меня, не признавал меня членом семьи. Я считала, что ему нет никакого дела до рождения моего сына.
  Судья Уинтерс наклонился вперед и спросил недоверчиво:
  — Следовательно, этот человек вообще не знал, что у него есть внук?
  — Я ему об этом не сообщала, — холодно ответила она.
  Судья Уинтерс покачал головой.
  — Прошу продолжать, — сказал он Мейсону, но смотрел все еще на Элен Бартслер.
  — А вы связались с Язоном Бартслером после похищения сына? — спросил Мейсон.
  — Нет.
  — И в вечер убийства ничто не подсказывало вам, что Милдред Дэнвил отправилась к вам, на бульвар Сан-Фелипе?
  — Нет. Я была уверена в том, что она приедет в дом Эллы Броктон.
  — Благодарю, — сказал Мейсон. — У меня больше нет вопросов.
  Судья Уинтерс наклонился над столом.
  — У суда есть к вам несколько вопросов, миссис Бартслер. Если я правильно понял, вы решили отплатить Язону Бартслеру за то, что он не признавал вас членом семьи, скрыв от него факт рождения сына?
  — Нет, высокий суд, я ничего не скрывала. Я просто не сообщила ему. Свидетельство рождения моего сына было составлено согласно правилам.
  — Но вы никогда не сообщали об этом свекру?
  — Нет, не сообщала.
  — Чтобы отплатить ему за то, как он относился к вам?
  — Нет, я сделала это в интересах своего сына. Его дед — человек жестокий и бессердечный. Он гордится своим цинизмом, для него нет ничего святого. Ему чужды всякие высокие чувства, он во всем усматривает лишь низкие побуждения. Я не хотела, чтобы сын Роберта знал своего деда. Я сделала это ради его собственного благополучия. Я не хотела, чтобы по деду мой сын судил о своем отце.
  — Это был ваш единственный мотив?
  — Да, высокий суд.
  Судья Уинтерс вздохнул.
  — Так-так, — сказал он тоном, свидетельствующим о том, что он вовсе не убежден. — Обвинение может вызвать следующего свидетеля.
  Остальную часть дня заняли официальные показания. Первым Драмм представил суду эксперта по баллистике, который рассказал о серии пробных выстрелов, произведенных из пистолета, найденного в корзине с грязным бельем в квартире Дианы Рэджис. Сравнение под микроскопом отстрелянных пуль с пулей, вынутой из головы Милдред Дэнвил, показало их полную идентичность.
  — Это вполне определенно доказывает, — заявил эксперт, — что смертельный выстрел был произведен именно из этого оружия.
  После него на возвышение для свидетелей поднялся эксперт по дактилоскопии, который изучал отпечатки, найденные на пистолете. Показав снимки с большим увеличением отпечатков пальцев, он заявил, что все эти отпечатки оставлены одним человеком. Он представил следующие фотографии с отпечатками пальцев обвиняемой и стал долго и нудно сравнивать отдельные элементы.
  — Мне удалось снять с пистолета, — монотонным голосом излагал он, — семь совершенно отчетливых отпечатков, из которых каждый имеет подобные элементы, какие имеются на отпечатках обвиняемой. Поэтому, без риска ошибиться, можно считать, что это она оставила отпечатки пальцев на пистолете. Что касается других, размазанных отпечатков пальцев на оружии, то хотя их нельзя идентифицировать, но количество сходных элементов позволяет с большой долей вероятности считать их также отпечатками обвиняемой. В то же время эти отпечатки не имеют отличающихся элементов, позволяющих отнести эти отпечатки к какому-либо другому лицу. Таким образом, идентифицированные отпечатки на пистолете являются отпечатками обвиняемой.
  Было заметно, что свидетельство эксперта произвело большое впечатление на судью Уинтерса. Он не только внимательно слушал занудные, бесконечные выводы, но и старательно рассматривал фотографии отпечатков, сам сравнивая совпадающие элементы.
  Это продолжалось до половины пятого, и заседание было отложено до следующего дня.
  Возвращаясь с Деллой пешком из суда в офис, Мейсон рассуждал вслух:
  — Плохо дело, Делла. Мы отлично знаем, что Элен Бартслер лжет. Она наверняка открыла кран, но нет возможности это доказать. Полицейские фотографии делались при вспышках, и фон неразборчив. Не видно, открыт кран или нет и течет ли вода из сборника. Может быть, я выжал бы из Элен правду, если бы обвинитель не предупредил ее о цели допроса. Ясно было, что потом она уже ни за что не признается.
  — Ты думаешь, что это Элен Бартслер убила Милдред? — спросила Делла.
  — Трудно сказать. Ясно то, что она лжет. Не говорит правды о разговорах с Милдред. Лжет, что не знала о ее визите к себе домой. Вероятно, лжет, что вышла из дома в шесть, и предпочла не признаваться в том, что открыла кран, чтобы случайно не обнаружилась ее ложь в остальном.
  — Почему люди так бессовестно врут? — возмущенно воскликнула Делла.
  — Для того, чтобы спасти собственную шкуру, — ответил Мейсон. — Это часто случается в процессах с уликами. Элен Бартслер может не иметь ничего общего с убийством Милдред. Но она ждала Милдред в десять. Вернулась домой и обнаружила ее мертвой. Посчитала, что безопаснее будет потихоньку убраться подальше и позаботиться об алиби. Вероятно, она опасалась также, что в ходе следствия выйдет на поверхность настоящая причина встречи. Поэтому она поехала к своей подруге, Элле Броктон, и вместе они приготовили алиби. Существует шанс поколебать это алиби при допросе Эллы, но это один шанс из ста. И другие неизвестные!.. Откуда лейтенант Трэгг узнал, что найдет труп на этом участке? Несомненно, был анонимный звонок в полицию. Но кто звонил и какую преследовал цель? Дальше. Откуда у Милдред Дэнвил эта необычная привязанность к сыну Элен Бартслер? Нет, Делла, мы не стронемся с места, пока не реконструируем действительный ход событий. Здесь недостаточно логических рассуждений, мы должны знать факты. Иначе будем бродить на ощупь, задавать бессмысленные вопросы и застревать в тупиках.
  — Знаю, — ответила Делла. — Только как восстановить этот действительный ход событий?
  — Прежде всего, мы должны узнать, почему Милдред так долго держала машину в том месте. Затем: почему рассказ Дианы о ее подбитом глазе произвел такое сильное впечатление на Милдред? Как думаешь, почему один синяк наделал столько переполоха?
  — Разве только потому, что Карл искал что-то в комнате Дианы. Это должно быть ключом к разгадке. Что-то, что было в комнате, должно было вызвать весь этот переполох.
  — Но что?
  — Если бы я знала! Что ты намереваешься делать?
  — Прежде всего, попытаемся достать дневник.
  — Это пахнет уголовщиной.
  — Да, но я должен это сделать. Я знаю теперь, что чувствует врач у кровати пациента, которому уже ничем не может помочь. Адвокат, как врач, Делла, только служит законности. Черт побери! Если бы я мог хоть частично восстановить ход событий, то наверняка нашел бы какой-нибудь слабый пункт в акте обвинения. Или должен был бы признать, что Диана виновата.
  — Ты не можешь что-нибудь сделать с алиби Элен Бартслер? Если Элен знала, что Милдред мертва, то… то зачем ездила к ней на квартиру?
  — Очевидно, она хотела увидеться с Дианой, — задумчиво ответил Мейсон. — Стоп! Есть еще одно, что она могла сделать.
  — Что?
  — Бросить то письмо в ящик Дианы.
  — Ясно! — выкрикнула Делла. — Она ездила туда для этого. Но какая в этом цель?
  — Вероятно, ей нужно было, чтобы Диана получила письмо. Но откуда оно у Элен? Неужели Милдред дала его ей? Сейчас, сейчас. Письмо должно было быть написано вечером, до того, как Милдред разговаривала с Дианой по телефону. Предположим, что это Элен бросила его в ящик. Почему ей нужно было, чтобы письмо нашли в ящике Дианы? А, черт! Безнадежно так бродить на ощупь. Мы должны восстановить хронологию событий. Иначе не узнаем, что за всем этим скрывается. Мы должны стронуться с места до завтрашнего утра, Делла. Пойдем, нужно запрячь в работу Пола.
  Глава 15
  Пол Дрейк изучал за столом рапорты, когда Мейсон и Делла вошли в его кабинет.
  — Привет, Перри, — сказал он, поднимая голову. — Как дело?
  — Лучше не спрашивай.
  — У меня есть для тебя немного информации.
  — Стреляй!
  — На Олив-Крест-драйв, двадцать три — ноль девять, как раз напротив дома Эллы Броктон, живет некая миссис Джерри Крэссон. Баба любопытная, рот от уха до уха, и мелет языком, что помелом. Но сообразительная, неглупая и не пугливая.
  — Что она знает? — спросил Мейсон.
  — К удивлению, много, Перри. Она не спускает глаз с дома Эллы Броктон. Утверждает, что двадцать шестого вечером дом был темным и пустым до девяти часов. Только около девяти, когда уже поливало как из ведра, приехала на такси Элла Броктон и была одна дома до двенадцати. Перед двенадцатью приехала Элен Бартслер, поставила машину и вошла в дом. Почти одновременно немного поодаль остановилась другая машина, и из нее вышел мужчина, который подошел и стал что-то делать, подняв капот машины Элен.
  — Твой человек? — спросил Мейсон.
  — А кто же? Он снимал прерыватель, чтобы побежать к телефону.
  — Ничего себе новости! — обрадовался Мейсон.
  — Да, только это не годится для использования в суде.
  — Почему?
  — Потому что эта Крэссон и Элла Броктон уже давно воюют между собой. Элла подала жалобу на то, что миссис Крэссон травит местных котов, и даже просила арестовать Крэссон за вторжение на ее участок. Существуют доказательства, что жалобы на миссис Крэссон небезосновательны. Понимаешь, настоящая война между соседями. А во-вторых, Перри, как мы будем выглядеть в суде, если выяснится, что мой парень снял прерыватель с машины Элен Бартслер? Конечно, при тех обстоятельствах это был единственный способ задержать ее до твоего приезда. Впрочем, он не собирался забирать деталь, он бы поставил ее обратно, если бы Элен была еще в доме. А если бы застал ее в машине, то поразвлекся бы, изображая из себя случайного доброхота, и поставил бы прерыватель на место, проверяя зажигание.
  Мейсон покачал головой.
  — Во всяком случае, это уже что-то, — сказал адвокат. — До сих пор все было против нас. И хуже всего — это пистолет с отпечатками Дианы. Эти отпечатки доводят меня до отчаяния. Пол, я никак не могу раскусить этот орешек. Понятия не имею, что может скрываться под скорлупой. Как думаешь, почему тот факт, что Карл Фрэтч подбил Диане глаз и шарил в ее комнате, вызвал такую реакцию Милдред?
  — Может быть, ты на фальшивом следу, Перри? — спросил Дрейк.
  — Невозможно. Когда Диана рассказывала Милдред в первый раз о своем приключении, то это было похоже на обычный женский треп. Только когда Милдред продумала услышанное на холодную голову, она вдруг запаниковала, назначила на десять часов встречу с Элен, после чего позвонила Диане. Нет, за этой историей с Карлом Фрэтчем что-то кроется. У тебя есть еще что-нибудь, Пол? Ты узнал, кто вывозит мусор из Палм Виста Апартаментс?
  — Контракт у женщины, — ответил Дрейк, — но это баба, подкованная на все четыре ноги…
  — Если подкована, то мне она не нужна, — перебил Мейсон. — Кто фактически вывозит мусор?
  — Мусорщик по имени Ник Модэна. Глаза у него хитрые.
  — Прекрасно. Где я могу его найти?
  — Будь у себя. Я сообщу тебе о его местонахождении в течение получаса. Он сейчас работает.
  — Хорошо. Есть еще какие новости?
  — Я напустил на Карла Фрэтча сладкую блондинку. Она с ним познакомилась.
  — Условилась о свидании?
  — Еще нет. Дай хоть немного времени.
  — Ему не нужно время.
  — Это хорошая сотрудница, — возмутился Дрейк.
  — Умеет справляться с мужчинами?
  — В любой ситуации, — усмехнулся Дрейк.
  — Сильная? — спросил Мейсон.
  — Весит немного больше ста тридцати фунтов и выглядит так, словно не может до трех сосчитать. Но не беспокойся, знает все, что необходимо знать.
  — А если Карл поведет себя грубо?
  — Она была в свое время мастером по боксу. Выступала в показательных схватках с мужчинами. Это толковая девушка. Она спрашивает, насколько далеко может позволить ему зайти в случае свидания.
  — Но что ж, мы ведь платим ей не за то, чтобы она прикидывалась невинностью, — трезво ответил Мейсон. — С другой стороны, я не хотел бы, чтобы она слишком рисковала. Ее задача — потянуть его за язык. Пусть она постарается узнать как можно больше, а что до… стоимости, то она должна решать сама.
  — Она работает для меня не в первый раз, — сказал Дрейк. — Это действительно толковая девушка. Она готова на очень многое, если взамен может что-то узнать. И обычно узнает.
  — Хорошо. Я хочу знать о Карле как можно больше. Что полиция ему сказала, что он сказал полиции и с чем они пришли к Язону? У парня все это свежо в памяти, он должен быть разговорчив.
  — Должен, — поддакнул Дрейк. — Неприятный тип.
  — Есть еще что-нибудь?
  — Похоже на то, что Элен Бартслер договорилась с Язоном. Они снюхались сразу же после закрытия судебного заседания и, похоже, совещаются до сих пор.
  — А! — обрадовался Мейсон. — Это может быть важно. Кто сделал первый шаг?
  — Язон. Поначалу Элен была высокомерной, но потом он ей что-то шепнул, и она смягчилась.
  — Ну что ж, все это должно помочь, — подвел итог Мейсон. — Вероятно, это не объяснит отпечатков пальцев на пистолете и еще нескольких вещей, но, может быть, мы стронемся наконец с места. Я жду сообщения о мусорщике.
  — Мои люди следят за ним. Как только он остановится где-нибудь подольше, чтобы можно было подбежать к телефону, мне звонят.
  — Когда позвонят, узнай, где он. Я хочу поговорить с Ником Модэной.
  — Я дам тебе знать. Уже должны…
  Раздался звонок телефона.
  — Подожди, это может быть тот самый звонок, — сказал Дрейк, поднимая трубку. — Алло? — сказал он в телефон и подмигнул Мейсону. — Где ты, Джим? — спросил он и записал что-то на клочке бумаги. — Хорошо. Мейсон хочет с ним поговорить. Где он сможет его поймать? Думаешь, на бульваре Вашингтона? Ага, в направлении Палм Виста Апартаментс? Понимаю. Хорошо. Перри сейчас там будет. — Он закрыл ладонью микрофон трубки: — Это Джим Мэдроуз, он едет за Модэной. Он должен за ним следить, когда ты с ним поговоришь?
  — Нет, может отправляться домой, — ответил Мейсон.
  Дрейк снял руку с микрофона.
  — Хорошо, Джим. Когда передашь его Мейсону, можешь смываться. Хорошо. До встречи. — Он положил трубку и сообщил Мейсону: — Ты догонишь их на бульваре Вашингтона. Джим едет сразу же за мусороуборочной машиной.
  Мейсон кивнул головой и поднял кулак с вытянутым вверх большим пальцем.
  — Хорошая работа, Пол, — похвалил он. — Ты едешь со мной, Делла?
  — Что за вопрос!
  — Тогда пошевеливайся.
  Они добежали до лифта, спустились вниз, выскочили на стоянку и забрались в машину Мейсона.
  — Это чертовский риск, — сказала Делла.
  — Что?
  — То, что ты хочешь сделать, — безумие!
  — Хм, — ответил Мейсон, ловко лавируя в потоке машин. — Кто не рискует, тот не выигрывает.
  — Что будет, если дневник попадет в руки Холкомба? — спросила она.
  — Это было бы фатально.
  — А что, если сержант узнает, что дневник попал в твои руки?
  Мейсон рассмеялся:
  — Это было бы великолепно.
  — Не понимаю.
  — Сержант также не будет понимать.
  Делла вздохнула, сдаваясь:
  — Ты, как всегда, выигрываешь. Делай, как считаешь нужным.
  Они двигались по бульвару Вашингтона. Приближаясь к Корнайз-авеню, увидели мусорную машину, сворачивающую в просвет между домами. Следящий за ней детектив Дрейка заметил Мейсона и Деллу, поднял вверх два расставленных пальца и, получив от Мейсона подтверждение, прибавил газу и исчез. Мейсон свернул в просвет, остановился за мусорной машиной и вышел из автомобиля раньше, чем из кабины грузовика выкарабкался крепкий смуглый мужчина с темными карими глазами, густыми черными бровями и темной щетиной на подбородке. На нем была характерная униформа, когда-то белая, а теперь застиранная до грязно-серого цвета и покрытая пятнами.
  — Ник Модэна? — спросил Мейсон.
  Карие глаза подозрительно сверкнули.
  — Что вы хотите от Ника Модэны?
  — Хочу предложить дельце.
  — Дельце? Грязное дельце?
  — Почему сразу грязное? Просто возможность заработать десятку-две.
  — Кто вы такой?
  Мейсон широко улыбнулся:
  — Меня зовут Сержант.
  — Хорошо. И что вы хотите, мистер Сержант?
  — Я дам тебе заработать пятьдесят долларов.
  — Пятьдесят долларов? Мне? — почти крикнул Модэна.
  — Тебе.
  — Это, должно быть, какой-то обман.
  — Нет никакого обмана.
  — Что вы хотите, чтобы я сделал?
  — Вынес мусор.
  — Сколько раз?
  — Только один.
  — Откуда?
  — Отсюда неподалеку.
  — Когда?
  — Сейчас.
  Модэна перевел взгляд с Мейсона на Деллу.
  — И я заработаю пятьдесят долларов?
  — Да.
  — Откуда выносить, мистер Сержант?
  — Ты знаешь Палм Виста Апартаментс?
  — Ясно дело. Я ведь вывожу мусор.
  — Как ты вывозишь мусор оттуда?
  — Беру бочки, переворачиваю и ставлю обратно.
  — Меня интересует не это. Ты ходишь в каждую квартиру?
  — Вы что? Что я, дурак? Ходить в каждую квартиру! Еще чего!
  — А что жильцы делают с мусором?
  — А я откуда знаю? Наверное, выставляют перед дверями, и дворник сносит их вниз в большие бочки. Я беру только из больших бочек.
  — На этот раз будет иначе, — объяснил Мейсон. — Ты пойдешь в квартиру на втором этаже, постучишь в дверь. Тебе откроет мужчина. Ты скажешь, что пришел за мусором. Снесешь его вниз и выбросишь. Вот и вся работа.
  — Вся работа?
  — Вся.
  — И я получу пятьдесят долларов?
  — Получишь, как только принесешь мусор.
  — А если не принесу мусор?
  — Тогда не получишь.
  — Кто этот человек в квартире?
  — Он работает на меня, — равнодушно ответил Мейсон. — Это значит, что я частично покрываю его доходы. Он должен работать на меня и еще на несколько человек.
  — Почему вы не скажете ему сами?
  — Хочу, чтобы ты заработал пятьдесят долларов.
  Модэна покрутил головой, глянул на Мейсона, на Деллу, потом снова на Мейсона.
  — Тронутый, что ли? — сказал он.
  — Пятьдесят долларов, — ответил Мейсон, открывая бумажник и доставая оттуда пять банкнот по десять долларов. — Только принеси этот мусор.
  Модэна пожал плечами и развел руки в знак капитуляции.
  — Чего мы ждем? — спросил он.
  — Ничего, — ответил Мейсон и направился к своей машине.
  Модэна вскарабкался снова в кабину, и обе машины выехали на бульвар. Мейсон следовал за тарахтящим мусоровозом, пока не добрались до Палм Виста Апартаментс.
  — Какие у нас шансы? — спросила Делла.
  — Думаю, что гораздо больше пятидесяти процентов, — ответил Мейсон. — Этот мусор уже наверняка начинает там вонять. Ник Модэна является самым настоящим мусорщиком. Если полицейский захочет выглянуть в окно, то он увидит перед домом мусорную машину. Ему и в голову не придет, что что-то не в порядке. Разве что он знает местные обычаи или вообще знаком с техникой вывоза мусора.
  — Если не удастся, то они будут знать, где дневник.
  — Может быть, так, а может быть, и нет.
  — Одно можно поставить в заслугу Нику Модэне, — со смехом сказала Делла. — По нему не видно, чтобы он нервничал.
  Они смотрели, как крепыш вылезает из кабины, идет мимо дома, открывает служебный вход и исчезает внутри. Его походка была неторопливой, он шел не быстро и не медленно, ритмичным шагом человека, у которого есть работа и которому нужно выполнить ее. Когда Модэна скрылся из виду, Делла подняла руку к глазам и принялась считать секунды. Мейсон не отводил взгляда с мусорной машины, стоящей перед домом.
  — Господи, шеф! Три минуты и десять секунд, — сказала Делла. — Должно быть, что-то не в порядке.
  Мейсон встряхнул головой, не отрывая взгляда от мусорной машины.
  — Четыре минуты!
  Мейсон не отвечал.
  — Пять минут! — На этот раз в ее голосе прозвучали нотки паники.
  — Это должно занять у него какое-то время, — ответил Мейсон. — Он должен подняться наверх, пройти по коридору и спуститься вниз.
  — Пять минут и тридцать секунд!.. Уф!
  Из служебных дверей вышел неторопливым шагом Ник Модэна, помахивая мусорным ведром. Мейсон завел двигатель и медленно подъехал к нему.
  — Вы это хотели? — скептически спросил мусорщик.
  Мейсон достал приготовленные пятьдесят долларов.
  — Я хочу вот этот хлеб.
  — Мадонна! — сказал Модэна, взяв деньги и глядя широко раскрытыми глазами на то, как Мейсон вынимает из мусорного ведра заплесневевшую буханку.
  — Все прошло гладко? — спросил Мейсон.
  — А почему должно было быть иначе? Мне открыли дверь. Я говорю, что выношу мусор. Он спросил, кто меня прислал. Я говорю: Сержант. Он говорит: хорошо… Что случилось?
  Делла Стрит с ужасом втянула в себя воздух:
  — Посмотри наверх, шеф.
  — Заметил нас? — спросил Мейсон.
  — Да.
  На втором этаже с треском распахнулось окно, и наружу высунулся мужчина.
  — Эй, что там происходит? — закричал он во весь голос.
  Мейсон весело помахал полицейскому.
  — Забираем мусор, — беззаботно крикнул он агенту, бросая буханку на заднее сиденье машины и открывая дверцу у руля. — Садись, Делла.
  Сверкая бедрами и кружевом нижней юбки, Делла скользнула в салон автомобиля.
  Рискуя вывалиться наружу, полицейский высунулся из окна по пояс. Лицо у него было красным от ярости.
  — Эй, вы там! Возвращайтесь немедленно, иначе вас…
  Мейсон включил скорость и нажал на газ. Машина рванулась вперед плавным рывком. Мейсон обернулся к Делле с широкой улыбкой.
  — Отлично получилось, — заявил он.
  — Ты хотел сказать — ужасно.
  — Почему?
  — Агент тебя наверняка узнал. Записал номер машины. Он поймает Модэну и узнает, что ты ему заплатил…
  — …за то, что он вынес мусор.
  — Да, но ты выдал себя за полицейского. Агент был уверен, что мусорщика послал сержант Холкомб.
  — Я сказал, что меня зовут Сержант.
  — Это фальшивое имя.
  — Закон не запрещает употребления фиктивных имен. Нельзя только выдавать себя за другого человека.
  — Но ты украл вещественное доказательство.
  — Я забрал буханку хлеба, которую полицейский добровольно отдал мусорщику.
  Делла Стрит вздохнула с притворным отчаянием.
  — Да, я начинаю верить, что ты и из этого вывернешься. Ты всегда умеешь от всего отбрехаться. Но это было исключительно нагло.
  — Поэтому-то и так соблазнительно. Все явно, среди белого дня. Проверь-ка лучше, Делла, на месте ли дневник?
  Делла Стрит повернулась, достала буханку, выковыряла мякиш и достала из середины скатанный в рулон блокнот, оправленный в мягкую кожу. Мейсон подарил ей веселый взгляд.
  — Счастье повернулось к нам, Делла.
  — Не говори «гоп»…
  — Ох, нельзя требовать слишком многого. Судьба улыбается человеку только раз. Остальное зависит от него самого.
  — А ты не боишься, что сержант Холкомб сделает то же, что и в прошлый раз? Арестует нас…
  — Может быть, и захочет. Но ему не удастся.
  — Почему?
  — Потому что мы не поедем в наш офис, — ответил Мейсон. — И вообще никуда, где нас смогут найти. Мы спрячемся где-нибудь и просмотрим дневник страницу за страницей, после чего вложим в конверт и пошлем на твой частный адрес. Прежде чем сержант его найдет, все будет кончено.
  — Это будет для него чувствительная пощечина, — сказала Делла.
  Мейсон улыбнулся:
  — Перестань, Делла, а то я расплачусь.
  Глава 16
  Мейсон и Делла уселись в двух соседних креслах в холле маленького отеля, затерянного где-то на одной из боковых улочек, окружающих торговый центр города. Они объяснили портье, что ожидают знакомых, и он больше не обращал на них внимания. Мейсон достал из кармана переплетенный в кожу блокнот и раскрыл на правом подлокотнике кресла. Делла наклонилась, и они вместе принялись читать записки Милдред Дэнвил.
  Дневник начинался пять лет назад с истории романтической любви, окрашенной розовым оптимизмом молоденькой девушки, которая бралась за перо в то время каждые два дня, чтобы перелить на бумагу душевное возбуждение. Мейсон мельком просматривал первые страницы и перелистывал дальше, несмотря на то что Делла частенько соглашалась на это весьма неохотно, увлеченная тем или иным фрагментом.
  Однако вскоре наступили дни разочарований и сомнений, Милдред все чаще описывала события недели, а то и декады, всего одним, двумя, тремя предложениями. Затем наступил период беспокойства, страдания, отчаяния. В это время и познакомилась Милдред Дэнвил с Элен Бартслер. Теперь записи в дневнике снова стали длинными, потому что Милдред старалась верно ухватить рождающуюся душевную связь между нею и Элен, связь настолько странную, что она была почти невероятной.
  Элен Бартслер только что стала вдовой и тяжело переживала потерю любимого мужа и то, что ее оттолкнул циничный свекор, считающий Элен авантюристкой, окрутившей его сына только ради денег. Милдред была уже в это время молодой женщиной, лишенной иллюзий и стоявшей на пороге материнства. Элен часто комментировала жестокие правила и установки, управляющие обществом. Если бы ребенок был у Элен, то он мог бы пройти по жизни с гордо поднятой головой, как потомок американского солдата, погибшего геройской смертью. А как ребенок Милдред он будет всю жизнь нести на себе печать незаконнорожденного.
  От этого был уже только один шаг к замене этими несчастными женщинами документов. Они были приблизительно одного возраста, не слишком-то отличались фигурами, ростом, внешностью. Достаточно было Милдред на консультации у известного гинеколога выдать себя за Элен Бартслер и предъявить с невинным лицом свидетельство о браке. Затем, после родов, гинеколог без каких-либо подозрений выдал свидетельство о рождении мужского потомка Элен Чистер Бартслер и ее покойного мужа Роберта Бартслера.
  Вначале Милдред хотела отдать ребенка на усыновление, но после получения документа о рождении это было не так срочно. В результате маленькие ручонки завладели сердцами двух одиноких, отчаявшихся женщин, которые откладывали момент отдачи мальчика на усыновление до тех пор, пока обе не поняли, что не смогут на это решиться никогда в жизни. В это время между ними начались трения, и дружба, рожденная на основе общего несчастья, рухнула. Записи Милдред постепенно менялись в отношении Элен, и наконец отчаявшаяся женщина записала в дневнике меткую и проницательную характеристику Элен Бартслер, как особы холодной, расчетливой, самолюбивой и мстительной, первоначальное великодушие которой было только частью низкого плана мести свекру, которого она ненавидела.
  Мейсон и Делла читали теперь с одинаковым интересом. Не было сомнения, что Милдред разработала для себя собственную жизненную философию. Она выработала ее по необходимости, потому что судьба не оставила ей другого выбора. Но философия, родившаяся из горьких разочарований, послужила ей опорой в самую тяжелую минуту, когда Элен Бартслер выкрала ее ребенка и отказалась сообщить, где она скрывает его и что собирается с ним делать. Милдред пошла тогда к адвокату и услышала, что не имеет никаких законных оснований на мальчика.
  Читая это, Мейсон сказал вполголоса:
  — Вероятно, адвокат ей вообще не поверил. Он посчитал всю эту историю выдумкой.
  — Этому трудно удивляться, — ответила Делла. — Милдред добровольно отдала Элен все права собственности, если можно воспользоваться таким определением по отношению к ребенку, — закончила она с горьким смешком. — Разве это не трагично? Представь себе мать, которая столько выстрадала, чтобы в конце концов узнать, что она не имеет права на собственного сына.
  Мейсон кивнул головой.
  — Посмотрим лучше записи последних дней. Может быть, они прольют какой-то свет на дело?
  — Но, шеф, мы ведь не можем пропустить всего, что случилось за это время.
  Мейсон потряс головой, бегло перебрасывая странички.
  — Неизвестно, когда сержант Холкомб перейдет в контратаку. Нас интересуют прежде всего записи о событиях, которые привели к убийству.
  — А не лучше было бы посмотреть, при каких обстоятельствах она познакомилась с Дианой? И что скрывается в прошлом Дианы?
  — Правильно, — согласился Мейсон. — Сейчас, это было приблизительно два года назад.
  Он перелистывал страницы, задерживаясь тут и там, пока не нашел нужного места. Они стали быстро читать.
  Описывая встречу с Дианой, Милдред нарисовала портрет несчастной, затравленной женщины, убегающей от чего-то, от чего невозможно убежать. Она написала настоящее имя Дианы и упомянула о том, что ее муж был убит.
  — Боже мой, я помню эту историю, — воскликнул Мейсон. — Это было в Сан-Франциско. Какое-то время подозревали жену убитого. В конце концов ее не арестовали, но допрашивали добрую дюжину раз. До процесса дело вообще не дошло, до сегодняшнего дня убийца не найден. Значит, вот какое дело висит над Дианой… Да, Холкомб буквально распял бы ее, если бы узнал об этом.
  Из дальнейших записей было ясно, что Диана пришла к Милдред Дэнвил как к подруге, чтобы найти у нее убежища от досужего любопытства, чтобы найти отдохновение, чтобы про нее все забыли. Это Милдред подсказала ей идею взять новое имя и устроить себе жизнь в совершенно новой среде. В это время у Милдред уже была кое-какая репутация как у диктора радио. Она считала, что у Дианы достаточно хороший голос для подобной работы, представила ее в студии и помогла получить ей первые мелкие роли.
  — Для сержанта Холкомба здесь все написано черным по белому, — подвел итоги Мейсон. — Как только он получит это в свои лапы, то запустит информацию в прессу, и Диана будет осуждена.
  — Они могут использовать это на процессе? — спросила Делла.
  — Им в том не будет необходимости. Травля в прессе предопределит приговор еще до того, как Диана предстанет перед судом.
  — Что ты собираешься теперь предпринять?
  — Попробую узнать, почему подбитый глаз Дианы довел до убийства Милдред, — сказал Мейсон.
  — Ты по-прежнему так думаешь?
  — Все указывает на то, что эти два факта имеют между собой непосредственную связь.
  Мейсон перелистал остаток исписанных страниц и остановился на последней. Под датой двадцать четвертого внизу имелась короткая, таинственная заметка:
  «Говорят, что владение — это девять десятых правильности. Я буду нехватающей десятой».
  Больше в дневнике ничего не было. Делла вопросительно посмотрела на Мейсона. Мейсон открыл портфель и достал толстый желтый конверт. Он вложил в него блокнот, написал на конверте адрес Деллы, наклеил марки. Встал, вышел из отеля и бросил посылку в почтовый ящик.
  — Готово, — сказал он.
  — Что теперь?
  Мейсон усмехнулся.
  — Едем в офис. Если сержант Холкомб что-то готовит, то лучше узнать об этом немедля. Иначе он явится с ордером посреди ночи и вытащит нас из постелей.
  — Будет бал, — вздохнула Делла.
  — На этот раз, — фыркнул Мейсон, — музыку будем заказывать мы.
  Они сели в машину, и Мейсон медленно тронулся с места.
  — Послушай, Делла, должна же ведь все-таки быть какая-то связь между… Ах, черт бы меня побрал!
  — Осторожно! — вскрикнула Делла.
  Мейсон резко свернул, едва разминувшись со встречной машиной, подъехал к тротуару и выключил двигатель. Делла посмотрела на него с беспокойством.
  — Тебе плохо?
  — Не понимаешь, Делла? Я нашел!
  — Что нашел?
  — Ключ ко всему этому проклятому делу! Мне должно было это прийти в голову значительно раньше! Все время это было у меня на ладони.
  — О чем ты говоришь?
  — Помнишь, как Диана рассказывала нам в первый раз о своем синяке? Разговаривая с Милдред, она должна была сказать ей то же самое…
  Его оборвал на полуслове резкий звук полицейской сирены — не высокий, пронзительный вой, а низкий предупредительный стон. Мейсон поднял глаза и увидел две подъезжающие полицейские машины. Одна машина остановилась сразу же за ними, другая преградила путь впереди.
  — Ну, вот! — сказала Делла вполголоса.
  Машина сзади была обычной патрульной, в то время как вторая оказалась специальным автомобилем управления полиции. Из этой второй машины выскочил доведенный до бешенства сержант Холкомб, за ним следом появился лейтенант Трэгг. Мейсон достал из кармана портсигар.
  — Закуришь, Делла? — предложил он.
  Он подносил Делле спичку, когда в окошке появилось разъяренное лицо Холкомба.
  — Что вы позволяете себе, Мейсон?! — закричал он. — Что вы вытворяете?
  — Даю прикурить своей секретарше, — ответил Мейсон.
  — Вы поедете с нами, в управление.
  — У вас есть ордер на арест?
  — Мне не нужен ордер!
  — С каких это пор?
  — С тех пор, как вы совершили кражу.
  — Кражу? — спросил Мейсон, удивленно поднимая брови.
  — Кражу из чужой квартиры.
  — Ну-ну, сержант. Вы должны быть осторожнее в выражениях, чтобы вас не обвинили в клевете. Ведь такому обращению, наверное, не учат в полицейских инструкциях?
  — Вы совершили кражу, — исходил пеной сержант Холкомб. — У нас есть свидетели. Мы задержали того мусорщика. Вы его подкупили, чтобы он выманил от нашего человека мусор. Вы заплатили мусорщику пятьдесят долларов! В этом хлебе было то, что мы искали!
  — И это вы квалифицируете как кражу? — с иронией спросил Мейсон.
  — С обманом.
  — Разве ваш человек не отдал добровольно мусорщику хлеб, чтобы тот его выбросил?
  — Следовательно, вы совершили присвоение…
  — Ошибаетесь, — сухо ответил Мейсон. — Существует право отвергнутой собственности, представляющее собой противоположность основанию передоверия. Эта буханка была отдана для того, чтобы ее выбросили, следовательно, она была бесхозная. Кроме того, вы забываете, сержант, что я являюсь полномочным представителем Дианы Рэджис, которая вскоре подаст в суд о признании конфискованного вами письма в качестве завещания Милдред Дэнвил. По мысли этого письма, Диана является не только единственной наследницей Милдред, но одновременно и исполнительницей ее завещания. В результате, как полномочный представитель Дианы Рэджис, я имею право и даже обязанность сохранять и беречь имущество, оставленное Милдред Дэнвил.
  — Не будем препираться из-за юридических тонкостей, — ответил Холкомб. — Вы ищете драки, вы ее…
  — Подождите, — вмешался лейтенант Трэгг. — Если мистер Мейсон твердо стоит на своих позициях, считая, что он сохранил дневник в качестве части наследства Милдред Дэнвил, то мы могли бы только утверждать, что этот дневник представляет вещественное доказательство…
  — Доказательство чего? — спросил Мейсон.
  — Мы не знаем.
  — Тогда вначале узнайте, господин лейтенант, а потом утверждайте!..
  — Не доводите нас до крайности, Мейсон.
  — У меня и в мыслях нет ничего подобного. Я не должен объяснять вам, лейтенант, что дневник не представляет собой доказательства. Ни один суд не посчитает вещественным доказательством дневник, безразлично, что в нем написано. Но вы знаете, что делаете. Кстати, можно спросить, каким чудом вы нашли нас так быстро?
  — Мы объявили общую тревогу по радио, — мрачно ответил Трэгг. — Машина, которая первой вас заметила, передала в управление, что едет за вами.
  — Радио — поистине великолепная штука! — сказал Мейсон. — Настоящее благословение в полицейской работе.
  — Хватит молоть глупости, — занервничал сержант Холкомб. — Где дневник?
  — Не буду лгать, потому что это было бы сокрытие фактов от полиции, — ответил Мейсон. — А я бы этого не хотел на тот случай, если дневник все-таки окажется вещественным доказательством.
  — Хорошо, хорошо, умник, где дневник?
  — Под опекой Дядюшки.
  — Какого еще Дядюшки?
  — Дядюшки Сэма. Дневник вложен в конверт и брошен в почтовый ящик. Если вы продолжаете считать, что это вещественное доказательство, то советую обратиться к почтовым властям. Может быть, вам каким-то образом удастся склонить почту Соединенных Штатов Америки выдать полиции правильно отправленную и оплаченную посылку.
  Лицо Холкомба потемнело. Несколько секунд царило полное молчание.
  — Со мной такие номера не пройдут! — взорвался наконец сержант. — Вы хотите выиграть время…
  — Это правда, сержант, — вмешался Трэгг.
  — Откуда вы знаете? — спросил Холкомб.
  — Потому что это самый простой и эффективный способ, — с горечью ответил лейтенант.
  Мейсон различил в его голосе нотку отчаяния. Он повернул ключ в замке зажигания и завел мотор.
  — Это все, что я знаю по этому делу, господа, — заявил он.
  — Вы знаете, что написано в дневнике? — спросил Холкомб.
  — Конечно, — ответил Мейсон.
  — Что?
  — Это ни к чему не приведет, сержант, — сказал Трэгг. — Мы обратимся к прокурору. Возможно, как-то удастся достать дневник у почтовых властей.
  Холкомб не владел собой.
  — Что касается меня, то я забрал бы его в управление и…
  — …и позволил бы репортерам пронюхать о том, как ваш человек отдал мне дневник, — закончил фразу Мейсон. — Знаете, это была бы отличная реклама. Она должна помочь моей клиентке. Я подумал и решил, что не стану возражать даже при отсутствии у вас ордера на арест. Если вы захотите меня арестовать, господин сержант, то я и пальцем не пошевельну, чтобы воспротивиться.
  Трэгг положил Холкомбу руку на плечо.
  — Пошли, сержант. Мы едем к прокурору.
  Мейсон включил скорость и отъехал от тротуара. Делла Стрит вздохнула с облегчением.
  — Боже мой, шеф, я вся мокрая от эмоций.
  — Не говори сейчас со мной, дорогая, — ответил Мейсон. — Эта полицейская машина все еще движется за нами. Я должен сконцентрироваться на управлении. Мне почему-то кажется, что достаточно будет малейшего нарушения дорожных правил, и я смогу оказаться под арестом за неосторожное управление транспортным средством в пьяном виде.
  Глава 17
  Делла Стрит молча дошла по длинному коридору до дверей их офиса и терпеливо подождала, пока Мейсон откроет своим ключом дверь. Но когда он отступил, чтобы пропустить ее вперед, она импульсивно схватила его за руку.
  — Говори! — сказала она.
  Мейсон рассмеялся, бросил шляпу в сторону крючка для одежды и закрыл ногой дверь.
  — У меня есть срочная работа, Делла, — сказал он.
  — Знаю, но говори!
  — Только один телефонный звонок. Соедини меня с Полом Дрейком.
  — Мучай меня, мучай, — скорчила гримасу Делла Стрит. — Когда я умру от любопытства посреди кабинета, то лейтенант Трэгг обвинит тебя в предумышленном убийстве при отягчающих обстоятельствах.
  — Думаешь, он этого не сделал бы? — рассмеялся Мейсон. — А если нет, то сержант Холкомб до тех пор бил бы меня резиновой дубинкой, пока я не признался во всем. Соедини меня побыстрее с Полом, потом все обсудим.
  Через минуту Мейсон говорил в телефон:
  — Пол, чего стоят твои ходы в газетах?
  — У меня нет никаких ходов, Перри. Все, чем я располагаю, это дружеские контакты тут и там. Детективное агентство должно иметь знакомства всюду, если хочет удержаться на рынке.
  — Не знаю, ни в какой газете, ни когда именно появилось объявление, но предполагаю, что не больше недели назад. Мне нужен адрес человека, который получал ответы на объявление при помощи почтового ящика тридцать девять шестьдесят два игрек зет.
  — Как быстро ты хочешь это иметь?
  — Так быстро, что ты удивишься.
  — Только не я.
  — Через пять минут.
  — Скажем, через час.
  — Через пять минут.
  — Ну, через три четверти часа.
  — Через пять минут, — ответил Мейсон и положил трубку.
  Делла Стрит смотрела на него, наморщив лоб.
  — Что это за номер? — спросила она.
  — Не помнишь?
  — Что-то вертится в голове… А, вспомнила! Это номер, записанный карандашом на обороте письма Милдред к Диане.
  — Точно, — ответил Мейсон. — Только не на обороте письма.
  — Как это?
  — Письмо было написано на обороте страницы.
  — Не понимаю.
  — Милдред вырвала эту страничку из блокнота величиной примерно четыре дюйма на шесть. От листка чем-то неуловимо пахло, наверное, пудрой.
  — Ты хочешь сказать, что Милдред носила в сумочке блокнот?
  — Предполагаю. Наверное, когда-то хотела что-то записать, вошла в магазин, купила дешевый блокнот, знаешь, перфорированные сверху листки, скрепленные сквозь отверстия металлической спиралью, и положила в сумочку. Спустя какое-то время она записала в блокноте номер тридцать девять шестьдесят два игрек зет. Потом, когда хотела написать Диане, перевернула страницу и стала писать записку. Или страница уже была перевернута.
  — А откуда ты знаешь, что это номер ящика в отделе объявлений?
  — Не знаю, догадываюсь, — признался Мейсон. — Но я готов на это спорить один к десяти. Четыре цифры с двумя буквами на конце — это не номер телефона и не номер дома. А очень часто такие номера ящиков печатаются в конце объявлений.
  — Что общего это имеет с подбитым глазом Дианы? — не стерпела Делла.
  — Ничего. Дело было не в синяке.
  — Тогда в чем? В том, что Карл Фрэтч обыскивал ее комнату?
  — Тоже нет.
  — Тогда я просто ума не приложу.
  — Хромающая женщина, — подсказал Мейсон.
  — Не понимаю, — сказала Диана, снова наморщив лоб.
  — Слегка хромающая женщина около шестидесяти лет, — повторил Мейсон. — Так ее описала Диана, когда рассказывала нам свою историю. И, несомненно, так описала ее в разговоре с Милдред.
  — Ах, ты говоришь о той женщине, которая пришла предложить Язону Бартслеру шахту?
  — Это вопрос.
  — Что вопрос?
  — Приходила ли она по поводу шахты.
  — Ты думаешь… Боже, шеф! — воскликнула Делла. — Ты думаешь, что в какой-то газете появилось объявление примерно такого содержания: «Дама с лучшими рекомендациями, домом с обширным садом и умением обращаться с детьми принимает в частный сад…»
  — Угадала, — перебил ее Мейсон.
  — И что Милдред Дэнвил, — продолжала Делла с возрастающим волнением, — прочитав объявление, пошла к Элле Броктон, забрала малыша и отвезла его к этой женщине?
  — Продолжай в том же духе. Пока угадываешь на пятерки.
  — Но как на нее вышел Бартслер?
  — Не он вышел. Она нашла его.
  — Как?
  — Ну а если бы ты была женщиной с прекрасными рекомендациями и если бы к тебе пришла эффектная молодая блондинка с маленьким ребенком? — спросил Мейсон. — Блондинка явно нервничает, говорит, что ее зовут Милдред Дэнвил, а мальчика Роберт Бартслер. Она хочет оставить его на несколько дней, пока не найдет подходящего помещения и служанки.
  — Ясно, шеф, — ответила Делла. — Как только блондинка вышла за порог, почтенная дама бросилась к телефонному справочнику.
  — Конечно.
  — А так как фамилия Бартслер редкая, она нашла только одну. Позвонила, трубку снял Язон. Она сказала ему, что молодая блондинка, ведущая себя довольно таинственно, оставила под ее опекой мальчика в возрасте приблизительно трех лет по имени Роберт Бартслер…
  — Продолжай, — поощрил Мейсон, видя, что Делла замолчала.
  — Боже мой, что я еще должна говорить?.. Возможности того, что произошло потом, неограниченны.
  — Конечно, мы делаем далеко идущие выводы из очень сомнительных данных, — признал Мейсон. — Но это сейчас единственная версия, которая все объясняет. Милдред отдает ребенка под опеку слегка прихрамывающей пожилой женщине, и ребенок исчезает. Спустя несколько дней она болтает по телефону с Дианой, и та рассказывает ей о своем синяке, и обе развлекаются. И вдруг Диана говорит, что она приехала в дом Бартслера без денег и нечем было заплатить за такси, а как раз в этот момент на крыльце стояла прихрамывающая пожилая женщина, которая затем спросила мистера Бартслера.
  Делла нахмурилась:
  — По поводу шахты, шеф.
  Мейсон с улыбкой покачал головой.
  — Не забывай, что она сказала это компаньону Бартслера, который открыл ей дверь. И после предварительного телефонного разговора с Бартслером. Конечно, Бартслер не мог сам вдруг начать открывать дверь, если прежде этого никогда не делал. И, конечно, он не желал, чтобы она рассказывала всем домашним, что пришла по поводу внука мистера Бартслера.
  — Боже, у меня мурашки по спине бегают, — вздрогнула Делла. — Я чувствую себя так, как будто у меня одеревенела нога от сидения и словно иголки тыкают по всему телу. Подумай только, какую сложную, тонкую игру ведет Язон Бартслер. О, господи!
  Раздался продолжительный, настойчивый звонок телефона. Мейсон поднял трубку и услышал голос Пола Дрейка:
  — Слушай, Перри, я не хочу, чтобы ты относился к этому, как к прецеденту. Обычно это должно было бы занять час, но мне удалось поймать парня, который…
  — Не старайся, — перебил Мейсон. — Кто дал объявление?
  — Некая миссис Д.С.Кэннард, проживающая по Лоблэнд-авеню, тридцать шесть девяносто один. Ага, и я узнал еще кое-что, Перри. Неподалеку от того места, где Милдред оставляла машину Дианы, есть магазин одежды для малышей. Днем раньше там была блондинка, соответствующая по описаниям Милдред, с маленьким мальчиком, которого она одела с ног до головы. Значительная часть вещей требовала переделок, так что они не успели все сделать вовремя, и когда на следующий день блондинка пришла за одеждой, вынуждена была ждать. На этот раз она явилась без мальчика, и продавщицы были даже немного удивлены. Я побоялся показывать фотографию Милдред, чтобы они не опознали в ней убитую и не известили полицию. Но это наверняка была Милдред. Сходится и время и описание.
  — Хорошая работа, Пол, — похвалил Мейсон. — А какое содержание имело объявление миссис Кэннард?
  — Черт побери, не знаю, Перри. Я спешил, тот человек разговаривал со мной непосредственно из кассы, и я не проверил. Дай мне еще двадцать минут, полчаса…
  — Это не имеет значения. Я и так догадываюсь о содержании. Бери плащ и шляпу, Пол, едем.
  — Но я как раз собрался на обед, — ответил Дрейк. — Я с утра на ногах, и у меня не было времени даже на ленч…
  — Тогда возьми несколько шоколадных батончиков из ящика своего стола, они скомпенсируют тебе обед. У тебя есть надежная девушка под рукой, Пол?
  — В эту минуту в агентстве только одна. Она пишет рапорт по другому делу.
  — Блондинка или брюнетка?
  — Блондинка. Да ты знаком с нею, это Анита Дорсет.
  — Хорошо. Бери ее и поторопись. Она может нам понадобиться. Ждем вас у лифта.
  — Смилуйся, Перри. Я жрать хочу, кишки марш играют…
  — Через десять секунд у лифта, — сказал Мейсон и положил трубку. — Ты записала адрес? — обратился он к Делле.
  — Записала. Лоблэнд-авеню, тридцать шесть девяносто один.
  — Поехали.
  Он схватил плащ, подал Делле пальто и в два шага очутился на пороге. Пропустил Деллу и, проверив, закрылся ли замок, поспешил за ней. Он как раз вызывал лифт, когда из своего офиса вышел Пол Дрейк в обществе высокой, стройной блондинки, которой с равным успехом можно было дать и двадцать пять, и тридцать три года.
  — Вы помните Аниту Дорсет? — спросил Дрейк.
  Мейсон приподнял шляпу, Делла кивнула, улыбнувшись. Спускаясь вниз, Дрейк сделал еще одну отчаянную попытку убедить Мейсона:
  — Может, хотя бы бутерброд, Перри?
  — Ты взял шоколадные батончики? — спросил Мейсон.
  Дрейк печально кивнул головой.
  — Вот и ешь.
  — Неохота, Перри.
  — Почему?
  — Они испортят мне весь аппетит.
  — Если они испортят тебе аппетит, — сказал Мейсон, — то ты перестанешь стонать об обеде. Выходим.
  При виде лица Дрейка в глазах Аниты Дорсет сверкнули веселые искорки.
  — После мне от вкуса шоколада будет не избавиться, — запротестовал Дрейк. — У меня от него отрыжка.
  — Это отлично. Считай, что насытишься вдвойне каждым батончиком. Разве что хочешь сохранить аппетит до обеда — тогда терпи. Хотя не исключено, что обед состоится очень не скоро.
  Дрейк вздохнул и достал из кармана четыре батончика. Он предложил всем по очереди. Делла Стрит и Анита Дорсет отказались, Мейсон взял. По пути на стоянку он распаковал батончик и откусил большой кусок.
  — Поедем на твоей машине? — спросил Дрейк.
  — Хм.
  — Я предпочел бы на своей, — неохотно сказал Дрейк. — Ты будешь гнать, как сумасшедший, а я буду умирать от страха.
  Мейсон с полным ртом шоколада отрицательно покачал головой. Он подошел к машине. Дрейк печально разорвал обертку на своем батончике, хотел отломить кусочек, но передумал и спрятал шоколад в карман.
  — Выдержу еще полчаса, — объявил он. — Может быть, что-нибудь изменится.
  — Знаешь что, Пол, — отозвался Мейсон. — Садись в свою машину и поезжай с мисс Дорсет за нами.
  — Даже не подумаю, — ответил Дрейк. — У меня нет никакого желания соревноваться с тобой в скорости при таком движении. Если тебя загребут, то достанется тебе. Я не собираюсь подставлять свою голову.
  — Ну, хорошо. Встретимся на Лоблэнд-авеню. Мы будем там, наверное, раньше тебя. Но поторопись, потому что вы можете мне понадобиться.
  Дрейк аж засветился от надежды.
  — Отлично. Мы будем там через пять, самое большее через десять минут после вас.
  — А если остановишься по пути хотя бы ради одного гамбургера, — предупредил Мейсон, — то до конца жизни я не дам тебе никакой работы.
  Дрейк помрачнел.
  — Посмотрите на этого ясновидца, — с горечью сказал он Аните. — Человек еще не успеет подумать, а он уже все знает.
  Мейсон рванул дверцу с левой стороны автомобиля. Делла уже успела открыть правую дверцу и сесть одним, полным грации, движением. Мейсон завел двигатель и задним ходом выехал со стоянки еще до того, как Дрейк сел в свою машину.
  Дом на Лоблэнд-авеню оказался скромным, но старательно ухоженным двухэтажным зданием с верандой, обросшей зеленью, и просторной площадкой на заднем дворе.
  — Нечего ждать Пола, — решил Мейсон. — Он будет тащиться, как в похоронной процессии, чтобы случайно не превысить скорость. Мы пока осмотримся.
  — Ты хочешь войти?
  — Конечно. Позвоним и войдем.
  — А что, если она тебе скажет…
  — Вероятнее всего, ее нет дома. В окнах не горит свет. Но проверим на всякий случай.
  Широкая бетонированная дорожка вела к веранде с балюстрадой, чтобы на ней без опаски могли играть маленькие дети.
  — Кажется, ты был прав, — сказала Делла. — Действительно, похоже на детский садик.
  — Мы строим грандиозную версию на одном мелком факте, — ответил Мейсон, нажимая на звонок. — Но что-то мне говорит, что я не ошибаюсь.
  Звонок тихо прозвенел где-то в глубине дома. Мейсон позвонил еще раз, после чего они с Деллой обошли вокруг здания. При тусклом свете уличных фонарей они увидели за домом игровую площадку, на которой были песочницы, качели, а также имитация парусника высотой не менее трех ярдов, с кабинкой и тупой мачтой.
  — Ты был прав! — еще раз сказала Делла.
  Мейсон, нахмурившись, разглядывал площадку.
  — Тебе это ни о чем не говорит, Делла?
  — Только то, что я хотела бы снова стать маленькой девочкой и покачаться на качелях.
  — Все это требовало немало средств.
  — Точно.
  — Огромные расходы, если бы кто-то заказывал это столяру.
  — Однако это, безусловно, делал столяр, и неплохой.
  — Да, но, может быть, не оплачиваемый по ставкам профсоюза. Может, какой-нибудь любитель-энтузиаст. Жилец или друг хозяйки дома.
  Делла кивнула головой.
  — Отличная идея с парусником. Я никогда ничего подобного не видела. Дети, должно быть, очень довольны, прыгая там и изображая пиратов. О, свет фар. Это, наверное, Пол.
  Они вернулись на улицу и увидели Дрейка со спутницей, выходящих из машины. Мейсон подошел и проинформировал вполголоса:
  — За домом есть детская площадка с множеством разных чудес, качелями, парусником и прочим. У соседей напротив горит свет. Идите вдвоем и попытайтесь что-нибудь разузнать. Если миссис Кэннард вела здесь детский садик и ни с того ни с сего закрыла его, то скажите, что мисс Дорсет хочет устроить нечто подобное и ее интересует столяр, который делает все эти штуки. Постарайтесь о чем-нибудь разузнать.
  — Зачем, Перри?
  — Я думаю, столяр должен знать местонахождение миссис Кэннард.
  — Проверим, — ответил Дрейк. — Я уже вижу, что ты не дашь нам пообедать до тех пор, пока мы не выкопаем тебе эту старуху хоть из-под земли. Пошли, Анита.
  Мейсон и Делла смотрели, как Дрейк с подругой подходят к дому напротив. Через минуту дверь открылась, и в прямоугольнике света появился мужчина. На этом расстоянии слов было не разобрать, но они услышали, как мужчина, повернувшись, зовет из комнаты жену. Вскоре она появилась рядом с ним в дверях и стала что-то говорить тихим голосом. В результате беседы Анита Дорсет извлекла из сумочки блокнот и что-то записала. Потом дверь закрылась, и Дрейк с Анитой вернулись к машине.
  — Ну что? — спросил Мейсон.
  — Она содержала садик до двадцать пятого числа, после чего неожиданно закрыла его и исчезла.
  — Не оставив никаких сведений?
  — Она позвонила к той соседке. Просила ее сообщать приходящим матерям, что детский сад не работает, потому что там был случай оспы и садик на карантине. Сказала, что она старается избежать огласки, чтобы у матерей не было хлопот с размещением своих детей в других детских садах. Соседке это показалось чересчур подозрительно. Она сделала то, о чем ее просили, но из кожи лезет, чтобы немного посплетничать и самой что-нибудь узнать. Наверное, можно будет вернуться и поговорить с ней еще раз после того… ну, потом.
  — После чего? — спросил Мейсон.
  — Ничего. Когда-нибудь потом.
  Мейсон рассмеялся:
  — Ты хотел сказать «после обеда», Пол, но прикусил язык. Хорошо, что ты узнал о столяре?
  — Его зовут Тарстон. Он жил здесь какое-то время, но потом получил работу на фабрике и переехал туда, чтобы быть поближе к месту работы.
  — Вы узнали его адрес?
  — Еще нет, но это не проблема. Разве что и он захотел бы затереть за собой следы.
  — Хорошо, Пол, теперь будь внимателен. Ты быстро найдешь мне этого Тарстона. От него узнаешь, где сейчас находится миссис Кэннард. Дело будет нелегким. Ты должен разобраться в обстановке и понять, как с ним разговаривать, чтобы он не набрал в рот воды. Как только узнаешь адрес, тотчас же дай мне знать. Но за Тарстоном присматривай, чтобы он не хватился и не предупредил ее. Что, хороша работка? Придется тебе немного заняться гимнастикой.
  — Где я должен тебя искать?
  — В офисе или у Язона Бартслера. Позвони сначала в офис. Если меня там не будет, позвони Бартслеру и скажи, что у тебя ко мне дело, не терпящее отлагательства. Скажи, что ты мой клиент, что я готовлю для тебя какие-то бумаги и что ты должен передать мне важное сообщение.
  — Хорошо. Смотри, Анита, сейчас наступит награда. Когда я должен все это для тебя сделать, Перри?
  Мейсон весело подмигнул Делле.
  — Как успеешь, Пол.
  — Что? — недоверчиво переспросил Дрейк.
  — Лишь бы до обеда, — закончил Мейсон.
  Глава 18
  Дверь виллы Бартслера открыл Карл Фрэтч.
  — Добрый вечер, — сказал Мейсон.
  Молодой человек принял вежливую позу светского человека.
  — Добрый вечер, — ответил он, старательно изображая приветливость. — Мистер Бартслер вас ждет?
  — Должен, — ответил Мейсон.
  Карл Фрэтч сохранил мину высокомерного равнодушия и полного презрения к низменным делам, чего и требовала от него принятая роль. Он ясно хотел дать понять, что их неожиданный визит ему совершенно безразличен.
  — Прошу вас, — пригласил он с безупречной вежливостью, хотя и без особого энтузиазма. — Прошу подождать, — добавил он, исчезая в дверях другой половины дома.
  Делла Стрит выразительно скривила пальцы и оскалила зубы.
  — Если бы этот щенок попался мне в руки! — фыркнула она.
  Мейсон усмехнулся.
  — Знаешь, я хотела бы посмотреть на него, когда эта поза лопнет, как мыльный пузырь. Это…
  Дверь открылась.
  — Мистер Бартслер ждет, — объявил Карл таким голосом, как будто сообщил об ожидающей их великой милости. — Я сказал, что это очень срочное дело, — добавил он лицемерно.
  — Вы так добры к нам, — прошипела Делла.
  Карл Фрэтч приподнял брови с заученной медлительностью.
  — Пустяки, — процедил он тоном, который мог быть как вежливостью светского человека, так и изысканным оскорблением.
  Мейсон и Делла прошли через холл в библиотеку, которая служила Язону Бартслеру кабинетом.
  — Добрый вечер, — сказал адвокат.
  — Здравствуйте, мистер Мейсон. Приветствую вашу даму. Прошу садиться. Что привело вас ко мне на сей раз?
  — Мы пришли по делу Дианы Рэджис.
  — А именно?
  — Мы думаем, что вы можете нам помочь.
  — В чем?
  — В освобождении Дианы от нависших над нею обвинений.
  — Боюсь, что это будет трудно, мистер Мейсон. Дело представляется безнадежным. Есть вещи, о которых вы еще не в курсе, я узнал о них по секрету от прокурора во время допроса. Конечно, я не могу раскрыть вам доверительные сведения, но могу сказать, что вы плывете против течения. Против очень сильного течения. Сомневаюсь, удастся ли вам его преодолеть.
  Мейсон угостил Деллу сигаретой. Бартслер отказался от сигареты и достал сигару. Мейсон, в свою очередь, отказался от сигары. Он подал огонь Делле, прикурил сам, глубоко затянулся, вытянул во всю длину ноги, скрестил их и сказал с усмешкой Бартслеру:
  — Симпатичная, добродушная, полная пожилая дама, которая слегка прихрамывает. Вы что-нибудь о ней знаете?
  Не было сомнения в том, что Бартслер этого вопроса не ожидал. На его лице отразилось искреннее удивление. Он внимательно посмотрел на Мейсона.
  — Ничего.
  — Подумайте.
  — Мне не нужно думать. У меня нет таких знакомых.
  — Тогда я освежу вашу память, мистер Бартслер.
  — Попробуйте, я с удовольствием послушаю.
  — Вернемся к вечеру, когда Диана Рэджис отправилась на ужин с вашим пасынком. Когда она вышла перед домом из такси, у дверей стояла женщина, которая пришла к вам. Она назвала себя, но Диана не запомнила ее имени.
  — Ах, это про нее вы говорите, — ответил Бартслер. — Действительно, приходила такая женщина. По делу о какой-то идиотской шахте.
  Мейсон нахмурился. В голосе Бартслера звучала нотка естественного вспоминания. Если он играл, то играл безукоризненно.
  — А в чем дело? — спросил хозяин дома. — Что она имеет общего с делом Дианы?
  — Может быть, очень много, мистер Бартслер. Лучше скажите мне откровенно: зачем она приходила?
  — Предлагала купить мне шахту.
  — Значит, вы не припоминаете?
  Кровь прилила к лицу Бартслера, глаза гневно блеснули, не оставляя ни тени сомнения в том, какие чувства он испытывает.
  — Мне не нравится ваш тон, мистер Мейсон. Не нравится ваш подход. Я точно сказал, зачем она приходила.
  — Время было довольно необычное для визита пожилой дамы по делу о шахте.
  — Я тоже так считал, — ответил Бартслер. — И, собственно, не понимаю, почему Фрэнк Гленмор принял ее. Конечно, у нее было убедительное объяснение столь позднего визита, она говорила, что работает целыми днями и может прийти только вечером. Утверждала, что не собиралась продавать шахту, пока от кого-то не узнала, что я иногда покупаю… Так, обычный деловой разговор. Но, может быть, вы мне скажете, мистер Мейсон, почему вы придаете этому такое значение. Потому что она видела Диану Рэджис выходящей из такси и дала ей денег заплатить за поездку? Что касается этого, то здесь нет никаких сомнений. И я не вижу, какое значение это может иметь для дела Дианы. Эти деньги даме были возвращены.
  — Вы помните, как ее звали? — невинно спросил Мейсон.
  — Да, если не ошибаюсь, миссис Кэннард. Но то, что она хотела продать, это, собственно, была не шахта, а только заявка на шахту. Взятые пробы показали наличие высокопроцентной руды, но разработка месторождения не вышла из вступительной стадии. Одним словом, ничего, что могло бы меня заинтересовать.
  Мейсон сосредоточенно курил, не сводя с собеседника взгляда. Могло показаться, что его лицо высечено из гранита.
  — Ваша знакомая, миссис Д.С. Кэннард, имеет домик с обширной площадкой на Лоблэнд-авеню, тридцать шесть девяносто один. До того дня, как она вас посетила, она жила на доходы с довольно необычной и оригинальной профессии. Потому что я даже не знаю, можно ли назвать это профессией.
  — А именно? — спросил Бартслер. — И откуда вы о ней столько знаете?
  — Она содержала что-то вроде детского садика для детей различного возраста, — сообщил Мейсон. — Вам это ничего не говорит?
  — Вы еще спрашиваете? — почти крикнул Бартслер. — Вы думаете, что она могла что-то знать о моем внуке?
  — Все говорит за то, что ваш внук находился под ее опекой. А после визита к вам она исчезла. Ну, может быть, теперь мы закончим эту игру в прятки?
  Бартслер резко протянул руку в направлении стола и лихорадочно нажал на кнопку звонка. За стеной раздался звонок.
  — Вы совершенно правы, — гневно бросил он. — Уж теперь я узнаю правду.
  Через минуту в библиотеку зашел Фрэнк Гленмор. При виде гостей он приветливо улыбнулся.
  — Добрый вечер. Слушаю тебя, Язон.
  — Входи, Фрэнк, садись.
  В голосе Бартслера было что-то такое, что Гленмор окинул его удивленным взглядом.
  — Ты помнишь миссис Кэннард, которая была здесь несколько дней назад? — спросил Бартслер без вступления.
  — Да. Довольно полная… Дайте подумать… Кажется, она немного хромала. У нее что-то было в той местности, где в последнее время ведутся интенсивные поиски…
  — Она говорила, с чем приходила ко мне? — спросил Бартслер.
  Гленмор поднял брови.
  — Конечно. Она хотела продать шахту.
  — Ты присутствовал при нашем разговоре?
  — Да.
  — Все время?
  — Да.
  — О чем она говорила? О чем мы вообще разговаривали?
  — Как это о чем? О шахте. Она принесла для показа пробы, планы, документы о собственности.
  — И ты все время присутствовал при разговоре?
  — Да.
  — А кто провожал ее до дверей?
  — Мы оба ее провожали.
  — Так как сейчас у нас не хватает прислуги, то мы часто вынуждены сами себя обслуживать, — пояснил Бартслер гостю. — Думаю, что вы понимаете, что я имею в виду?
  Мейсон кивнул головой.
  — Можно спросить, что это за история? — отозвался Фрэнк Гленмор тоном, в котором звучало нескрываемое любопытство.
  — Мистер Мейсон считает, что миссис Кэннард может что-нибудь знать о моем внуке, — ответил Бартслер.
  — О твоем?..
  — …внуке, — закончил Бартслер, смерив компаньона прищуренными глазами. — Были основания предполагать, что моя невестка родила ребенка спустя несколько месяцев после смерти Роберта. Сегодня это подтвердилось в суде.
  — Ну-ну, Язон, ты мне об этом никогда не говорил. Господи, ведь твоему внуку, наверное, уже три года. Твой внук!
  — Скрываемый от меня.
  — Скрываемый? Ты не мог обратиться в суд?
  — Жена Роберта до сих пор отрицала то, что она родила ребенка. Она подтвердила это только сегодня на суде.
  Гленмор не нашел что сказать. Выражение его лица свидетельствовало о том, что сообщение Бартслера было для него шокирующей неожиданностью.
  — Теперь, Фрэнк, мы можем вернуться к моменту, когда миссис Кэннард…
  — …пришла сюда? — закончил фразу Гленмор. — Я это помню точно, я тогда сперва было решил, что она пришла вместе с Дианой. Диана исправила мою ошибку.
  Язон Бартслер выпрямился в кресле.
  — Откуда мы можем быть уверены в том, что она не пришла с Дианой, Фрэнк?
  — Но обе говорили…
  Гленмор замолчал на середине предложения, как человек, внезапно охваченный сомнениями.
  — Продолжай, — настаивал Бартслер. — Мы должны обсудить все подробно. Откуда мы можем знать, что они не пришли вместе и не придумали всю историю с таксистом для отвода глаз?
  Гленмор размышлял, взвешивая слова Бартслера.
  — Такого доказательства у нас нет. По крайней мере, если ты хочешь опираться на факты.
  — Я хочу опираться на факты, — подтвердил Бартслер.
  — Я помню, что услышал звонок. Думал, что откроет Карл. Было уже довольно поздно, поэтому я считал, что это… что это кто-то в ту часть дома.
  — Понимаю. Продолжай.
  — Я ждал минуту, может быть, полторы. Наконец пошел открыть.
  — Был второй звонок?
  — Наверное, был, но я в этом не уверен. Я помню, что долго ждал и наконец испугался, что кто-то может уйти. Я знал, что Карл наверху, и был убежден в том, что он откроет.
  — Но он не соизволил?
  — Нет. Он был тогда… Ну, Диана утверждает, что он был…
  — Понимаю, — перебил Бартслер. — Вернемся к тому моменту, когда ты открыл дверь.
  — Дай подумать. Эта женщина стояла у дверей, как будто это она звонила. За ней находилась Диана, а сразу же за Дианой стоял таксист.
  — Было только одно такси?
  — Одно.
  — Это решает дело.
  — Нет, Язон. Я не утверждал бы этого столь категорично. Я уверен в том, что слышал перед этим отъезжающее такси. А кроме того, эта женщина могла приехать на трамвае. У нее и вид был соответствующий.
  — Это она тебе сказала, что заплатила за Диану?
  — Дай вспомнить. Нет, пожалуй, Диана сказала: «Я оставила где-то сумочку и должна была взять деньги у этой дамы». Я обещал Диане, что отдам долг, она пробежала мимо меня и помчалась, словно вихрь, наверх. Нет, Язон, мне кажется, что они не были вместе.
  — Что склоняет тебя к этому выводу?
  — Манера, в которой все произошло. Это было совершенно естественно. Просто мне кажется, что они вряд ли могли все это разыграть. Тогда бы они были просто прекрасными актрисами. Кроме того, там находился таксист. Он стоял у самой лестницы, прятал деньги. Он слышал, что говорит Диана, и не проявил ни малейшего удивления. Я должен был бы по нему что-нибудь заметить, если бы он привез обеих.
  — Разве что Диана бы сказала, что заплатит она, после чего изобразила поиски сумочки.
  — Откуда мне знать? Все возможно, но мне как-то кажется это малоправдоподобным. И знаешь, что я скажу, Язон? Если у этой женщины было что-то в голове, кроме своей шахты, то она настоящая актриса. Она не вышла из роли ни одним фальшивым жестом или словом. Это была обычная стареющая дама, у которой есть шахта, полученная в наследство или упавшая с неба в результате удачной спекуляции. Все в ней было обычным, включая убеждение, что ее шахта — это золотая жила. Ты ведь знаешь, как ведут себя такие люди.
  — Ты прав, — признал Бартслер. — Я думал над этим, когда ты говорил. Действительно, ее поведение было настолько типичным, что не могло быть притворным. Откуда бы она узнала все эти тонкости, если бы у нее на самом деле не было шахты для продажи? Послушайте, мистер Мейсон. Может быть, вы на ложном следу?
  — Не исключено, — согласился Мейсон. — Но все факты говорят за то, что ваш внук был под ее опекой.
  На лице Бартслера отразилось волнение.
  — Подождите, мистер Мейсон, а может, все было наоборот? Может быть, она действительно приходила предложить шахту и только в то время, когда находилась здесь, или после того, как вышла отсюда… Нет, это ни к чему не ведет. Это невозможно. Но точны ли ваши сведения? Не мог ребенок появиться у нее позже? Или она уже опекала мальчика, но не знала, кто он, и только потом ассоциировала его имя со мной? Я хочу сказать, что, может быть, мы на правильном пути, только ищем не то, что нужно. Понимаешь, Фрэнк?
  — Да, эта мысль тоже пришла мне в голову, но я не хотел высказывать ее первым…
  Бартслер нетерпеливо перебил его:
  — Говори все, что тебе приходит в голову, и ни с кем не считайся. Не те обстоятельства.
  — Я не хочу вмешиваться не в свои дела.
  — Ты не понимаешь, что для меня сейчас самое важное? Все остальное теряет значение по сравнению с этим. Говори, черт с ним, с этикетом!
  — Я был бы склонен предположить, — сказал Гленмор, — что если она действительно что-то знает о твоем внуке, то должна была узнать об этом после пребывания здесь или во время пребывания здесь.
  — С кем миссис Кэннард виделась перед разговором с мистером Бартслером? — вмешался Мейсон.
  — Ни с кем. Она позвонила по телефону, представилась и сказала, что у нее есть шахта, которую она хочет продать. Она говорила, что имеет образцы, которые свидетельствуют о присутствии богатой руды, что она сделала некоторые капиталовложения и что свободна только по вечерам. Она хотела условиться о переговорах.
  — И что? — спросил Мейсон.
  — Я предложил, чтобы она зашла как-нибудь вечером. Мне и в голову не пришло, что она появится в тот же день и так поздно. Когда она говорила о вечере, то я думал, что она имеет в виду ранний вечер.
  — И ни с кем другим она не виделась?
  — Дайте подумать. Вначале с ней разговаривал я. Потом пошел сообщить Язону. Я посвятил его в курс дела в общих чертах и спросил, хочет ли он с ней разговаривать.
  — Да, помню, ты объяснил, чего она хотела, — подтвердил Бартслер. — Я сразу сказал тебе, что это, наверное, нам не подойдет, но раз эта женщина уже здесь, то я могу с ней поговорить.
  — Все это время она ждала в холле, — продолжал Гленмор, — и существует возможность… Но даже если так, то я не вижу, какое это может иметь значение…
  — Существует возможность чего? — спросил Язон Бартслер.
  — Что твоя жена или Карл случайно вошли туда. Но даже если это было так, то они могли лишь обменяться с нею несколькими фразами.
  На несколько секунд наступила тишина, после чего Бартслер сказал со значением Гленмору:
  — Проверь это, Фрэнк, хорошо?
  Гленмор казался смущенным.
  — Это не так просто.
  — Несмотря ни на что, все-таки попробуй.
  — Это щекотливое дело для постороннего человека. Сам понимаешь, Язон…
  — Раз ты так к этому подходишь, — терпеливо ответил Бартслер, — то скажи Карлу, чтобы он сейчас же пришел сюда. И передай моей жене, что я был бы благодарен, если бы она также смогла подойти на минуту. Скажи ей, что это очень важно.
  Гленмор кивнул головой и вышел. Бартслер сидел, задумчиво пожевывая сигару.
  — Черт побери, мистер Мейсон, — отозвался он. — Мне это кажется невозможным, однако это должно быть так.
  — Потому что дело в вашей жене и вашем пасынке, — обратил внимание Мейсон. — Настолько ли вы уверены в своем предположении, чтобы ставить точки над «i»? На вашем месте я поостерегся бы выдвигать обвинения, которые могут не найти подтверждения в фактах.
  — Мы с женой достаточно давно живем вместе, — ответил Бартслер. — Любовь давно выветрилась, и сейчас я отчетливо вижу, что для нее это была обычная торговая сделка. Она хотела денег, хотела положения, хотела влияния. И, как всегда, когда одна сторона продает то, чего нет, вторая сторона слишком поздно спохватывается, что не получила ничего за свои деньги.
  — А если речь идет о вашем пасынке? — спросил Мейсон.
  — О моем пасынке! — повторил Бартслер взволнованно. — Я не хотел бы, чтобы в этом деле были какие-либо недомолвки. Этот негодяй заслуживает только солидного пинка под зад. Этот лицемер, этот осел, этот эгоист…
  — Ничего не скажешь, довольно исчерпывающий список, — заметил Мейсон.
  — Я мог бы еще дополнить его, если бы у меня было время подумать, — ответил Бартслер. — От него можно ожидать чего угодно. Он так охвачен манией изображать из себя великого актера, что готов делать все, за исключением, конечно, честной работы. Еще один великий человек, рожденный для того, чтобы начинать карьеру сверху.
  — Как относится к этому его мать? — спросил Мейсон.
  — Она ничего не видит, кроме него. Для нее он — все голливудские звезды, вместе взятые.
  — И она готова многое сделать для его карьеры?
  — Все.
  — Дело действительно деликатное, — заметил Мейсон.
  — Черт побери, оно вовсе не должно быть деликатным, — взорвался Бартслер. — Говоря «все», я знаю так же хорошо, как и вы, что это означает. Она готова лгать, красть, не знаю, может быть, даже убивать ради…
  — О ком разговор? — спросил холодный, сдержанный голос с другого конца комнаты.
  Бартслер поднял взгляд и, увидев жену, поднялся с кресла.
  — Ты помнишь мистера Мейсона, моя дорогая? Это его секретарша мисс Делла Стрит.
  — Добрый вечер, — сказала она холодно, после чего снова повернулась к мужу. — О ком ты говорил, Язон?
  Бартслер выдержал ее взгляд.
  — Черт возьми, если ты обязательно хочешь знать, то о тебе.
  — Понимаю. Ты не для того случайно пригласил господина адвоката, чтобы он представлял тебя на бракоразводном процессе?
  — Нет. И оставим это… — начал Бартслер.
  На ее лице появилась ледяная улыбка.
  — Потому что если так, то ты слишком поздно подумал об этом. Завтра я подаю на развод.
  Бартслер вздохнул, после чего процедил сквозь стиснутые губы:
  — Это развязывает мне руки.
  — Совсем нет, — сладко сказала она. — Это только первый раунд. Господин адвокат подтвердит, что остается еще урегулировать вопрос имущества.
  — Если ты себе воображаешь, — взорвался он, — что выдавишь из меня хоть один доллар для себя и своего сыночка…
  — Хватит, Язон, — резко перебила она. — Можешь сколько угодно терзать меня, это твоя супружеская привилегия. Но моего сына оставь в покое. Ты не имеешь на него никаких прав. Я его содержу.
  — Ты его содержишь! — фыркнул Бартслер. — Берешь от меня деньги и даешь ему.
  — Тем не менее это мои деньги, когда я их даю ему.
  — И это, наверное, объясняет, почему он задирает нос и насмешливо ухмыляется? Он ведет себя так, как будто ничего мне не должен. Даже не должен уважать меня.
  — Я не знала, что он тебе что-то должен, — сказала ледяным тоном миссис Бартслер. — А что касается уважения, то человек либо его вызывает, либо нет.
  — Уж я сумею научить его уважению! А если он сделал то, что я предполагаю…
  — Что же ты предполагаешь?
  — Я предполагаю, что… Подождем его, посмотрим, что он скажет.
  В комнату вошел Фрэнк Гленмор. Он отрицательно покачал головой.
  — Карла нет? — спросил Бартслер.
  — Нет.
  — Если вы интересуетесь Карлом, то он вернется поздно, — сообщила миссис Бартслер. — Насколько я знаю, у него свидание.
  — Он взял машину?
  — Не беспокойся, Язон, не твою. Он взял мой автомобиль.
  — Обнаглевший щенок! — произнес Бартслер. — Хоть бы раз…
  — Прекрати! Ты действительно не имеешь на него никаких прав! Это дело касается исключительно его и меня. Конечно, он немного разочарован, что не мог пойти на фронт со своими здоровыми друзьями…
  — Разочарован, ничего себе! — издевательски рассмеялся Бартслер. — Да этот трус на голову встал, чтобы случайно не попасть…
  — Хватит, Язон!
  — …на пять миль ближе к какому-нибудь фронту, — продолжал Бартслер, словно не слышал. — Карл при звуке открываемого шампанского и то должен держаться обеими руками за фрак, чтобы не залезть от страха под стол. Если бы ему дали в руки карабин…
  — Ты просил меня прийти, — перебила его миссис Бартслер. — Надеюсь, не без причины. Потому что если ты позвал только для того, чтобы унизить меня в присутствии посторонних людей воображаемыми претензиями в адрес моего сына, то предупреждаю тебя, Язон, что мое заявление на развод еще не подано и там могут оказаться все те унижения, которым ты меня сейчас подвергаешь. Господин адвокат и мисс Стрит засвидетельствуют, что я была вызвана без всякой иной видимой цели, кроме выслушивания твоих выдумок о моем сыне.
  Бартслер вздохнул.
  — Это ни к чему не приведет, — сказал он словно сам себе. И обратился к супруге: — Ты знаешь миссис Кэннард?
  Она нахмурила брови, размышляя.
  — Кэннард? Не помню.
  — Довольно полная женщина лет шестидесяти, слегка прихрамывает. У нее чрезмерно провинциальные манеры. Она была у нас двадцать четвертого вечером. Ты должна помнить тот день, это когда Карл подбил Диане…
  — Язон, я уже просила тебя не бросать на Карла необоснованных подозрений. Карл пальцем не притронулся к той девушке. Ты поставил меня в очень неудобное положение, принимая слова Дианы за факт, считая, что Карл способен поднять руку на женщину, а также что его слово ничего не стоит. Это именно одна из причин, по которой я не могу больше жить с тобой под одной крышей. Это самая изысканная форма моральной жестокости, вполне достаточная…
  — …чтобы тебе было с чем бежать к адвокату и подать в суд на алименты, — закончил Бартслер.
  — Ну, знаешь, Язон! Я не вижу возможности продолжать этот разговор. Если ты будешь оскорблять Карла, то, боюсь, я вынуждена буду покинуть эту комнату. Но если я могу быть тебе полезной какой-то информацией, связанной с твоими делами…
  — Ты помнишь эту женщину? Ты ее видела?
  — Да, теперь, когда ты ее описал, я припоминаю, что я ее видела.
  — Где?
  — Она ждала, кажется, в холле. Я не присматривалась к ней специально.
  — Ты видела, как она ходит?
  — Нет.
  — А Карл?
  — Об этом ты должен спросить Карла.
  — Где он?
  — Вышел из дома.
  — С кем?
  — Не знаю, какое это имеет значение, — ответила она. — Но чтобы ты не думал, что я от тебя что-то скрываю, что может быть важно для твоих дел, скажу. У него свидание с очень изысканной, хорошо воспитанной молодой леди. Только тебя вовсе не касается, с кем он назначает свидание. У тебя нет к нему никаких чувств и поэтому не должно быть дела до его интересов.
  — Нет никаких чувств! — опять фыркнул Бартслер. — Может, я должен целовать его в лобик перед сном? Я хочу знать, разговаривал ли он с этой женщиной?
  — Я уверена, что нет, Язон. Если эта женщина пришла к тебе, то я совершенно уверена, что Карл даже не подходил к ней. Ты прекрасно знаешь, что Карл строго придерживается принципа невмешательства в твои дела, чтобы не давать тебе ни малейшего повода…
  — Знаю, — перебил Бартслер. — Ты старательно вбила это ему в голову.
  Она поклонилась, повернулась на каблуках и величественно вышла из комнаты.
  — Я знаю, что наварил себе пива, — гневно взорвался Бартслер, когда за нею закрылась дверь. — Нечего на меня так смотреть, мистер Мейсон. Я сам знаю, что дал ей в руки отличное оружие против себя. На суде я окажусь бездушным монстром, который вызвал ее, чтобы в присутствии посторонних людей предъявлять необоснованные обвинения и рассказывать фантастические истории о ее сыне, подставляя ее саму под насмешки и презрение всех присутствующих и доставляя ей тем самым невыносимые душевные страдания.
  — К сожалению, это ни на шаг не продвинуло нас в деле миссис Кэннард, — заметил Мейсон.
  — Нет, продвинуло, — ответил Бартслер. — Я знаю, как это должно было происходить. Продажа шахты послужила ей предлогом для того, чтобы прийти сюда. Ей нужно было разведать обстановку. Когда она ждала в холле, моя жена разговорилась с ней, узнала все и сразу же поняла, что появление на горизонте моего внука нарушает все ее планы. Черт возьми, Фрэнк, узнай все об этой миссис Кэннард. Напусти на нее детективов, вели следить за ней! Я должен найти ее, должен узнать, кто и что ей сказал.
  — Конечно, Язон, — согласился Гленмор. — Извините, я выйду на минутку, позвоню в детективное агентство. Поручу им немедленно этим заняться.
  В этот момент раздался звонок телефона. Гленмор подошел к аппарату и снял трубку.
  — Алло, — произнес он. — Прошу подождать. — Он повернулся к Мейсону с трубкой в протянутой руке. — Это вас, мистер Мейсон. Какой-то клиент. Говорит, что очень важное дело.
  Мейсон взял трубку и услышал голос Пола Дрейка.
  — Послушай, Перри, я не хочу, чтобы ты относился к этому как к прецеденту. Это всего лишь счастливая случайность. Мы нашли Тарстона, и у него был ее адрес. Наверное, ей просто не пришло в голову, что кто-то может искать ее через Тарстона. Похоже, они в отличных отношениях, она дала ему адрес, как только переехала.
  — А он знает, почему она переехала? — спросил Мейсон.
  — Почему она исчезла, да?
  — Да.
  — Не знает. Если у тебя есть чем записать, то я продиктую тебе адрес. Я не хотел бы, чтобы Тарстон предупредил миссис Кэннард о том, что ее ищут.
  — В связи с чем ты, наверное, пригласил его на обед? — спросил Мейсон.
  — Ты угадал, — захихикал Дрейк на другом конце провода.
  — Ты вечно думаешь только о своем животе, — простонал Мейсон. — Ну, слушаю.
  — Она живет у сестры, некоей миссис Руффин, бульвар Киллман, одиннадцать девяносто один. Это, наверное, все, Перри. Я бегу, потому что Тарстон, должно быть, голоден и, наверное, ему не терпится. Мы закажем себе сочные, румяные бифштексы с зеленым салатом, коктейли и торт на десерт. За твой, естественно, счет. Ням-ням. А как тебе шоколадные батончики?
  В трубке раздался щелчок. Мейсон вернулся на место.
  — Я думаю, что миссис Кэннард или держала вашего внука у себя, или знала, у кого он, — сказал Мейсон Бартслеру. — Конечно, если принять за факт, что у вас есть внук. Я пришел сюда, чтобы узнать, что скрывается за этим визитом.
  — Мы узнаем, можете быть спокойны, — ответил Бартслер.
  — А вы узнали, что искал Карл в квартире Дианы? — спросил Мейсон.
  — Утверждает, что он там не был. Упирается на том, что у него было свидание с девушкой. Они оставили где-то машину, и кто-то эту машину якобы угнал. Наконец он выдал полиции имя девушки. Полиция допросила ее, и она подтвердила его показания. Вот и все, что я знаю.
  — Нам пора. — Мейсон встал. — Если окажется, что Карл разговаривал с миссис Кэннард, то я буду благодарен вам, если вы сообщите об этом.
  — Хорошо, я дам вам знать, — пообещал Бартслер. — Но если я найду миссис Кэннард, то не выдам ее адреса, пока сам с ней не поговорю. В этом деле у каждого свой интерес.
  — Понимаю, — ответил Мейсон. — А пока спокойной ночи. Нас ждет еще много работы.
  Язон Бартслер проводил их.
  — Думаю, что мы на верном пути, — сказал он, закрывая за ними дверь.
  В машине Делла заметила:
  — Ты ни словом не упомянул о его примирении с Элен.
  Мейсон кивнул головой, занятый своими мыслями.
  — Это Пол звонил?
  — Хм.
  — Он нашел миссис Кэннард?
  — Похоже, что да.
  — Мы сейчас едем к ней?
  Мейсон с трудом вписался в поворот.
  — Мы не можем терять ни минуты.
  — Знаешь что, шеф? — вздохнула Делла. — Дай и мне батончик.
  Глава 19
  Мейсон повернул на бульвар Киллман. Делла Стрит следила за нумерацией.
  — Девятьсот. Тысяча. За тем перекрестком начнется тысяча сто. Должно быть, это тот светлый дом с левой стороны.
  Мейсон подъехал к тротуару, погасил свет и заглушил двигатель. Вечер был светлый и холодный. Сапфировое небо, усеянное звездами, казалось, висело над самой землей.
  Мейсон и Делла поднялись по ступеням и позвонили. За закрытыми дверями послышались шаги. Мейсон прислушался внимательнее. Один шаг тяжелее, другой легче, тяжелее, легче… Делла сжала ему руку:
  — Боже, кто-то хромает, шеф!
  Дверь открылась, и на пороге появилась полная женщина с черными волосами. Ее быстрые, решительные глаза, окруженные сеткой мелких морщинок, придающих ей добродушный вид, улыбнулись.
  — Миссис Руффин? — спросил Мейсон.
  — Нет, ее нет дома.
  На лице Мейсона отразилось разочарование.
  — Жаль. У меня к ней важное дело. О недвижимости, которую она получила в наследство.
  — В наследство? — спросила заинтригованная женщина.
  Мейсон кивнул головой.
  — Да, кто-то из семьи… Но, может быть, я лучше сообщу это непосредственно миссис Руффин?
  — Я ее родная сестра, Джессика Кэннард. Если она получила наследство, то, возможно, и я…
  — Ах, миссис Кэннард, — обрадовался Мейсон и, достав из кармана блокнот, принялся листать страницы. — А у меня здесь записано, что вы живете на Лоблэнд-авеню.
  — Прошу, прошу пройти, — спохватилась женщина. — Я у сестры всего несколько дней. Она была в последнее время не слишком здорова… Конечно, не так, чтобы она совсем не могла выходить из дома… просто нервы. Поэтому я подумала, что помогу ей какое-то время по хозяйству.
  — Понимаю, — сказал Мейсон, позволяя провести себя вместе с Деллой в удобную, не без претензий обставленную гостиную.
  — Прошу сесть и рассказать все по порядку, — медовым голосом обратилась хозяйка. — Наверное, это дядя Дуглас оставил нам наследство. Мы давно подозревали, что у него что-то есть.
  Мейсон подарил ей ослепительную улыбку.
  — Прошу меня извинить, мэм. Чтобы выполнить обязательные правила, я должен сначала задать вам несколько вопросов, прежде чем смогу удовлетворить ваше любопытство. Это не означает, конечно, что у меня есть какие-либо сомнения относительно вашей личности, но вы понимаете, в таких случаях обязательна процедура, которой мы должны строго придерживаться.
  Сияющая женщина сложила на коленях руки.
  — Понимаю, понимаю. Спрашивайте смело, молодой человек.
  — Вы ведь вдова, верно? — начал Мейсон.
  — Да. Мой муж умер в тысяча девятьсот тридцать четвертом году.
  — Вы не вышли замуж вторично?
  — Нет.
  — А ваша сестра?
  — Сестра в разводе.
  — Это хуже, — скривился Мейсон.
  — Почему?
  — Потому что бракоразводный процесс редко бывает доведен до конца. Вы понимаете, имущественные вопросы не отрегулированы достаточно точно, а это дает адвокатам возможность утверждать, что имущество супругов не было разделено, и на этой основе они выдвигают претензии.
  — Разве недвижимость, полученная по наследству, не будет представлять исключительной собственности моей сестры? Ее бывший муж в этом случае, наверное, не имеет ни малейших прав на наследство?
  — Как правило, так и бывает, — признал Мейсон, — но у нас инстинктивная боязнь разводов. Хотя, конечно, в обычном случае дело проще, когда наследует жена, а развод произошел по вине мужа. Это было ведь так, не правда ли? В противном случае часто бывает множество осложнений. Возвращаясь к вам, у вас нет детей?
  — Нет.
  — А у вашей сестры?
  — У нее есть сын.
  — Совершеннолетний или нет?
  — О да, совершеннолетний. Сестра старше меня. Ральфу, ее сыну, уже за тридцать, он женат, и у него ребенок.
  — У вашей сестры есть какое-нибудь занятие?
  — В настоящее время нет. Но она работала на кондитерской фабрике, уволилась несколько месяцев назад.
  — А вы?
  Она усмехнулась:
  — О, я работающая женщина.
  — Можно спросить, чем вы занимаетесь?
  — В последнее время я содержала частный детский садик. Вы знаете, сколько матерей теперь работает, и им не с кем оставить детей, потому что найти подходящую служанку — дело почти невозможное, да и недешево. Оказалось, держать садик — отличный бизнес.
  — Давно вы начали содержать садик?
  — Несколько месяцев назад.
  — Интересно. А как вы нашли клиентуру?
  — Я просто дала объявление в газету, — со смехом ответила она. — Вы никогда не поверили бы, сколько женщин привели ко мне своих детей. Конечно, поначалу они пытались обо мне что-то узнать, приходили предварительно поговорить. Но в итоге в клиентах у меня недостатка не было.
  — Очень интересно, — сказал Мейсон. — А среди этих клиенток была некая Милдред Дэнвил, которую убили несколько дней назад?
  На лице миссис Кэннард была вежливая, добродушная улыбка женщины, которая хочет произвести выгодное впечатление и готова предоставить всю информацию о себе. Когда же этот вопрос упал на нее, как удар грома средь безоблачного неба, она попыталась сохранить неизменным выражение лица, но результатом оказалась лишь жалкая гримаса.
  — Она привела к вам мальчика по имени Роберт Бартслер, — продолжал Мейсон, — а поскольку история, которую она вам рассказала, показалась подозрительной, то это не давало вам покоя. Вы заглянули в телефонный справочник, чтобы посмотреть, есть ли там кто-нибудь под фамилией Бартслер. Вы нашли Язона Бартслера и позвонили. А теперь вы можете рассказать нам, что произошло дальше.
  Миссис Кэннард заморгала, облизала губы, но не произнесла ни слова. Мейсон продолжал вежливо улыбаться:
  — Прошу поверить мне, что для вас будет значительно лучше, если вы выложите карты на стол и скажете всю правду. В конце концов, речь идет об убийстве, а ваша роль в происшедшем очень двусмысленна.
  — Вы, наверное, сошли с ума, — выдавила миссис Кэннард.
  — Может быть, вы скажете мне, где находится ребенок?
  — Понятия не имею.
  — Вы ведь не станете отрицать, что под вашей опекой был мальчик по имени Роберт Бартслер?
  — Я не в состоянии помнить имена всех детей.
  — Когда вы вдруг закрыли детский сад, вы назвали причиной случай заболевания оспой?
  — У меня действительно был случай заболевания ребенка оспой.
  — А теперь вы приехали, чтобы помочь больной сестре?
  — Так было. Одно не исключает другого.
  — Вы взяли с собой какого-нибудь ребенка?
  — Конечно, нет.
  — Следовательно, здесь нет никакого ребенка?
  — Нет!
  Мейсон поискал взгляд Деллы, после чего стал осматриваться в комнате. На маленьком столике лежал огромный словарь. Он посмотрел на солидный том, потом на Деллу, снова на словарь и снова на Деллу. Делла, наморщив лоб, водила глазами за его взглядом. Вдруг она улыбнулась и почти незаметно кивнула головой. Мейсон повернулся к миссис Кэннард.
  — О чем, кроме возможной продажи шахты, вы разговаривали с Язоном Бартслером?
  — Ни о чем.
  — Как вы к нему попали?
  — По рекомендации знакомого.
  — Какого знакомого?
  — Того, кто устраивал для меня некоторые дела и кто интересуется шахтами.
  Делла Стрит незаметно придвинулась к столику.
  — Какой великолепный словарь, — сказала она.
  Миссис Кэннард посмотрела на нее ошеломленным, ничего не видящим взором. Делла потянулась за словарем.
  — Это седьмое издание? — спросила она.
  Делла взяла словарь со столика, подняла его приблизительно фута на два и опустила всем весом на пол.
  — Ой! Он у меня упал! — вскрикнула она как можно громче.
  Грохот тяжелой книги и крик Деллы слились в один оглушающий звук, после которого наступила напряженная тишина. Все застыли в ожидании, напрягая слух.
  — Мне так неловко, — извиняюще сказала Делла.
  Из глубины дома донесся тонкий, пискливый плач ребенка, который вскоре перешел в громкое рыдание.
  — Туда, Делла, — указал Мейсон, двинувшись в сторону детского крика.
  Миссис Кэннард поднялась и стала боком отступать в направлении выхода. Мейсон с Деллой углубились во мрак чужого дома, натыкаясь в темноте на мебель и ощупью разыскивая выключатели. Их вел детский плач. Они нашли малыша в дальней комнате, в железной кроватке. Мейсон зажег свет.
  — Бедный мальчик, — сказала Делла, подходя к кроватке.
  Она наклонилась и взяла его на руки. Малыш тотчас же перестал плакать. Делла улыбнулась ему и вытерла глазки.
  — Уже хорошо, — ласково сказала она. — Как тебя зовут?
  — Роберт Бартслер, и вскоре мне исполнится три года, и я никогда не увижу своего папочку, — выпалил мальчик одним духом, как хорошо заученный урок, и снова расплакался.
  — Что я должна с ним делать? — спросила Делла.
  — Одень его, — ответил Мейсон. — Мы возьмем мальчика с собой.
  Он быстро повернулся в направлении гостиной.
  — Миссис Кэннард! — крикнул он. — Где вы?
  Ответа не было.
  — Где вы?! — крикнул Мейсон громче.
  Войдя в гостиную, он ощутил сквозняк.
  — Миссис Кэннард! — закричал он еще раз, направившись в сторону выхода.
  Двери на улицу были распахнуты. Машина Мейсона исчезла.
  Глава 20
  Мейсон подскочил к телефону и резким движением набрал «0».
  — Алло, алло! Центральная! Прошу соединить меня с управлением полиции. Это срочное дело. Быстро!.. Алло, алло! Управление? Соедините с лейтенантом Трэггом из отдела по раскрытию убийств.
  — Его нет, — ответил голос на другом конце линии.
  — А кто есть на месте?
  — Сержант Холкомб.
  — Тогда соедините с сержантом Холкомбом. Говорит Перри Мейсон. Дело не терпит промедления.
  Через минуту он услышал голос Холкомба:
  — Да, что там еще?
  — Это Перри Мейсон, сержант. Вы должны тотчас же прислать машину с полицейским нарядом…
  — Да-а? Что вы говорите?..
  — Слушайте внимательно. Я уже знаю, почему убили Милдред Дэнвил, и догадываюсь, кто это сделал. Чтобы не допустить второго убийства, нужно немедленно послать людей в виллу Язона Бартслера. Пошлите полицейских, чтобы предупредить трагедию.
  — Что, голова работает, умник? — процедил Холкомб. — А когда мы приедем, то вы появитесь с бандой репортеров, и завтра все газеты раструбят, что полиция, очевидно, не уверена в своем обвинении, если поверила в вашу сказочку. Ничего не получится, Мейсон. Вы не загребете жар чужими руками. Что касается нас, то мы отлично знаем, кто и почему убил Милдред Дэнвил.
  — Послушайте, Холкомб, — стал терпеливо объяснять Мейсон. — Я не могу вам рассказать всего по телефону. Но повторяю: если вы немедленно не пошлете машину с людьми к Язону Бартслеру, то неизбежно произойдет второе убийство.
  — Хорошо, что вы меня предупредили, — ответил Холкомб. — Когда произойдет это убийство, мы будем помнить, что вы в этом замешаны. Мы дадим вам возможность высказаться перед присяжными, каким это образом вы так точно предвидели убийство. А собственно, сами-то вы почему не спешите туда, раз это так срочно?
  — Кто-то украл у меня машину, — сказал Мейсон.
  — Что-о та-акое? Вот это невезение! Ха-ха-ха! До свидания, Мейсон.
  Услышав треск на другом конце линии, Мейсон с яростью бросил трубку. Он подумал немного, после чего стал искать телефонный справочник. Не найдя, набрал справочную.
  — Прошу номер Язона Бартслера, Пацифик-Хайтс-драйв, двадцать восемь шестнадцать. Это очень срочно.
  — Подождите, пожалуйста. Как пишется фамилия?
  — Б-а-р-т-с-л-е-р. Поторопитесь.
  — Секундочку. — Не прошло и полминуты, как телефонистка сообщила: — Язон Бартслер. Вестгейт девяносто шесть сорок три.
  Мейсон бросил «благодарю» и стал лихорадочно набирать номер. Через минуту уже другой женский голос спросил его:
  — С каким номером вы хотите разговаривать?
  — Вестгейт девяносто шесть сорок три.
  — Прошу немного подождать. — Снова наступила тишина, после чего тот же самый голос сообщил: — Кажется, номер неисправен. Я сообщу в ремонтную, позвоните через четверть часа.
  С нарастающей яростью Мейсон стукнул по вилке телефона. Услышав сигнал, соединился с обществом таксистов.
  — Я не могу терять ни минуты, — сказал он. — Мне немедленно нужно такси на бульвар Киллман, одиннадцать девяносто один.
  — Очень жаль. У нас нет свободных такси в этом районе.
  — Но это чрезвычайный случай. Речь идет о жизни и смерти.
  — Мы слышим это постоянно, — ответила дежурная усталым голосом. — Если это чрезвычайный случай, позвоните в полицию или «Скорую помощь». Я смогу прислать вам такси не раньше чем через полчаса, если вас это устраивает.
  — Не устраивает, — бросил Мейсон с яростью.
  — Мне очень жаль. До свидания.
  Мейсон набрал номер детективного агентства Дрейка. Услышав голос дежурной секретарши, сказал:
  — Говорит Перри Мейсон. Пол у себя?
  — Он звонил, что на обеде. У него какой-то гость…
  — Господи! — простонал Мейсон. — Вы совершенно не знаете, где он?
  — Знаю. Он оставил номер, по которому я могу его поймать, если случится что-либо непредвиденное.
  — Случилось. Немедленно звоните ему. Пусть он срочно приезжает на бульвар Киллман, одиннадцать девяносто один. Я его жду. Подождите, еще не все. У вас нет никого под рукой, кто мог бы добраться быстрее?
  — К сожалению, нет, господин адвокат. Я думаю, что мистер Дрейк…
  — Хорошо, звоните Полу. И еще: с ним Анита Дорсет и некий мистер Тарстон. Пусть он оставит Тарстона с Анитой, а сам прыгает в машину и, ради бога, пусть не жалеет газа.
  — Хорошо, господин адвокат.
  Мейсон положил трубку и принялся кружить по комнате. Через минуту вышла Делла с малышом на руках.
  — Посмотри, шеф, разве не приятный мальчик?
  Мейсон рассеянно кивнул головой.
  — Готовы в путь? — спросил он.
  — Да. Я закутала его с ног до головы.
  — Мы не можем терять ни минуты и не можем отсюда выбраться, — сообщил Мейсон. — Миссис Кэннард украла мою машину, наверное, поехала за помощью. Полиция не хочет и пальцем пошевельнуть. Такси могут прислать не раньше чем через полчаса. Все им постоянно врут, что у них неотложные случаи, поэтому на них уже ничто не производит впечатления… Но если мы ничего не можем сделать легально, испробуем другой способ.
  Он еще раз набрал «0» и сказал телефонистке:
  — Прошу меня тотчас же соединить с полицией. — Мейсон подождал ответа и сказал, изменив голос: — Алло, полиция? Говорит Язон Бартслер. Я живу на Пацифик-Хайтс-драйв, двадцать восемь шестнадцать. В дом пытается забраться мужчина в маске. Прошу как можно быстрее прислать патрульную машину.
  Голос полицейского на другом конце линии был удивительно равнодушным:
  — Ваш номер телефона?
  — Вестгейт девяносто шесть сорок три, — рявкнул Мейсон.
  — Вы говорите, мужчина в маске?
  — Да.
  — Вы его видите через окно?
  — Да. Поторопитесь, а то он убежит.
  — Говорит мистер Язон Бартслер?
  — Да.
  — И вы звоните со своего телефона?
  — Да. Поторопитесь, ради бога! Что все это значит?
  — Мне жаль, — ответил мужской голос. — Мы позвоним вам. Мы только что получили предупреждение от сержанта Холкомба, чтобы не принимали вызов по этому адресу. Кажется, какой-то адвокат хочет вызвать в этот дом полицию, чтобы устроить рекламу своей теории одного убийства. Поэтому мы вынуждены сделать проверку, мистер Бартслер. Прошу положить трубку, мы вам позвоним. Вестгейт девяносто шесть сорок три, так? Хорошо.
  Мейсон бросил трубку на аппарат и от души выругался.
  — Что случилось? — спросила Делла.
  — Этот кретин Холкомб! — взорвался Мейсон. — Он умирает от страха, что я выставлю его посмешищем. Придумал себе, что я хочу подсунуть ему взятую с потолка теорию. И это при таких обстоятельствах, когда убийство может случиться с минуты на минуту!
  — Что будем делать?
  — Придется ждать Пола. Он должен быть в пути, если успел утолить первый голод. Будем надеяться, что ему только что не подали бифштекса. Погасим свет, Делла.
  — Везде?
  — В этой комнате. Ты по этой стороне, я по той.
  Он погасил верхний свет в тот самый момент, когда Делла выключила торшер.
  — Свет горит в других комнатах, — заметила она.
  — Ничего. Важна только эта комната.
  — Почему?
  — Мы представляем слишком хорошую цель, если кто-нибудь захочет стрелять в окно.
  — Боже! Ты думаешь, что так плохо?
  — Все возможно. Я не знаю, насколько далеко мы зашли, но понемногу начинаю прояснять для себя очертания дела.
  — Сядь на минуту. Здесь, около меня на диване. Ну, ну, Робби, тихо. Я подруга твоей мамочки. Хочешь вернуться к мамочке?
  Это вызвало фонтан детских слез.
  — Я хочу к мамочке, — плакал малыш.
  — Может быть, ты мне тоже все прояснишь, шеф? — спросила Делла.
  — Разгадка была у меня перед носом, но я ее не видел, — ответил Мейсон.
  — Но почему?
  — Потому что просмотрел один фактор, настолько очевидный, что он выпал из внимания.
  — Какой фактор?
  — Времени.
  — Не понимаю.
  — Вспомни тот вечер двадцать четвертого. Когда Диана вернулась со своего неудачного свидания, было приблизительно десять часов.
  — Что из этого? Я хотела сказать, какое это имеет значение?
  — На крыльце она встретилась с миссис Кэннард, которая приехала только что. Диана вбежала наверх и застала в своей комнате Карла. Дошло до скандала. Карл умышленно и профессионально подбил ей глаз. После его ухода у Дианы была истерика, она стала делать себе примочки. Потом она приняла ванну, какое-то время отмачивала опухшие ноги, вытерлась, снова надела выходные туфли, накинула халат. Затем она пошла к миссис Бартслер, и был новый скандал. В результате Диана сбежала вниз, набросила шубу и хотела идти жаловаться к Бартслеру, когда услышала голоса. Она стыдилась синяка под глазом, поэтому спряталась в шкафу для одежды и просидела там десять или пятнадцать минут. Она вышла в самый неподходящий момент. Как раз тогда, когда Бартслер с Гленмором выпроваживали миссис Кэннард. Диана потеряла голову, выбежала на улицу и пошла прочь из дома…
  — И что? — спросила Делла, когда Мейсон замолчал.
  — Увяжи все это сама. Уложи во времени и сопоставь с остальными фактами, которые мы знаем. И ты поймешь, почему мы должны немедленно ехать к Бартслеру.
  При произнесении этой фамилии малыш снова расплакался.
  — Что, дорогой? — спросила Делла. — Не нужно плакать. Закрой глазки и сделай бай-бай.
  — Зажги свет.
  — Нет, сейчас ночь.
  — Я хочу к мамочке.
  — Мы скоро к ней поедем.
  — И к тете Милдред.
  — Хорошо, маленький.
  — Я люблю тебя.
  — Ну, тогда закрой глазки.
  — Я хочу, чтобы дядя рассказал мне сказку.
  — Дядя сейчас занят, — сказала Делла. — Он думает.
  — Зачем?
  — Потому что думает.
  — О чем?
  — Об очень важных делах. Сейчас ты должен вести себя тихо.
  — Тогда ты мне расскажи.
  — Я не знаю сказок, дорогой.
  — Расскажи мне о Джеке и Джилл.
  — Я плохо помню.
  — Моя мамочка знает все сказки.
  — Да, но сейчас не нужно разговаривать.
  — Зажги свет.
  — Нет, должно быть темно. Ты хотел бы вскоре поехать на машине?
  Мейсон встал и подошел к окну. Он поднял жалюзи и выглянул наружу.
  — Лучше не подходи к окну, шеф.
  — Смотрю, не едет ли Пол. Если он вообще приедет. Боже, почему он так копается? Может быть, случайно… Подожди, видны фары. Какая-то машина подъезжает к дому. Не шевелись, Делла. У нас нет уверенности, что это Пол. Ни мур-мур. Я погашу свет в холле. Предпочитаю не показываться в освещенных дверях.
  Быстрым движением он открыл дверь и повернул выключатель. Потом осторожно подошел к двери на улицу, нажал ручку и чуть приоткрыл. Из машины появилась характерная фигура Пола Дрейка. Детектив двинулся в сторону дома с ловкостью, трудно представимой при его обычной добродушной флегматичности.
  — Все в порядке, Делла, — бросил Мейсон через плечо. — Сюда! Быстро! — Он открыл дверь и крикнул: — Мы здесь, Пол! У тебя есть хлопушка?
  — Что ты, Перри? Конечно, нет. Что здесь происходит?
  — Меньше об этом. Надо быстрее уезжать. Ребенок у Деллы. Не споткнись, Делла.
  — Почему вы сидите в темноте? Разве вы не можете зажечь…
  — Нет, — резко ответил Мейсон. — Никакого света, Пол. Убираемся отсюда.
  — Это что? Похищение?
  — Что-то в этом роде. Осторожно, Делла, ступеньки. Я тебе помогу. Садись с мальчиком сзади. Нет, Пол, ты справа, я поведу автомобиль.
  — Ты? — простонал Пол. — Ты угробишь мне машину, Перри. Она не выдержит твоего управления. Позволь мне…
  — Садись с той стороны, — категорично сказал Мейсон. — Я поведу.
  Дрейк вздохнул и сел с правой стороны. Мейсон рванул дверцу с левой, сел за руль, захлопнул дверцу, нажал стартер и включил вторую скорость, едва только двигатель заработал.
  — Держись, красотка, — печально сказал Дрейк Делле. — Сейчас будет весело.
  Машина прыгнула вперед, разогналась, завизжали шины на повороте. Автомобиль помчался вперед на полной скорости.
  — Хорошенько держи малыша, Делла, — предупредил Мейсон.
  — Держу, — ответила она.
  Ребенок, изо всех сил вцепившись в Деллу, заверещал от радости.
  — Не радуйся преждевременно, малыш! — закричал Дрейк через плечо. — Ты слишком мало видел жизнь, чтобы знать, что этот безумец может вытворять, сев за руль. Черт возьми, Перри, пожалей же! Куда мы едем?
  — Скоро будем на вилле Бартслера.
  — Если этот катафалк не развалится и ничего не встанет у нас поперек дороги, — съязвил Дрейк без особой уверенности. — Знаешь что, Перри? Попробуй следующие повороты брать на двух колесах, как мотоцикл. Тогда будешь рвать только две шины на повороте… Эй ты, псих! Я же пошутил! Господи! Опомнись, Перри! Осторожней же!
  Делла на заднем сиденье облегченно вздохнула:
  — Еще один такой поворот, а потом уже прямо до самого места.
  — Вью-ю-ю! — пищал ребенок в восхищении.
  — Ты говоришь исключительно от своего имени, малыш, — заметил Дрейк через плечо.
  Делла нервно захихикала.
  — Знаешь, Перри, когда я звонил в агентство, — сказал Дрейк, — мне сообщили новую подробность по тому письму. Милдред дала пятьдесят центов какому-то мальчишке, чтобы тот отвез его на велосипеде. Он рассказал все семье, когда прочитал об убийстве. Увидел ее снимок в газете, не был полностью уверен, что это она, и только когда прочитал адрес… Боже, Перри! Перестань валять дурака, медленнее!
  Мейсон давил на газ до упора, ловко лавируя между немногочисленными в этот час машинами и полностью игнорируя знаки и огни светофоров на перекрестках. Ребенок постоянно вскакивал на заднем сиденье, и Делла едва могла его удержать. Дрейк сидел в понуром молчании. Вдруг сзади сверкнул красный огонь прожектора и раздалась сирена. Дрейк оглянулся и лаконично сообщил:
  — У тебя эскорт, Перри.
  Мейсон добавил газа.
  — Осталось четыре перекрестка. У нас нет времени на остановку и объяснения.
  Полицейская машина с ревом набирала скорость, понемногу догоняя их. Рев сирены перешел в стонущий вой, парализуя все уличное движение, что позволило Мейсону увеличить скорость. Полицейская машина приближалась еще какое-то время, потом перестала. Обе машины мчались по бульвару, сохраняя дистанцию.
  — Еще немного, и начнут стрелять в шины, — заметил Дрейк. — Если бы стреляли по водителю, то это еще полбеды. Проносило бы верхом. Но когда стреляют по шинам, то обязательно попадают в кого-нибудь из пассажиров.
  — Теперь держитесь, — предупредил Мейсон. — Поворот.
  Он провел автомобиль по широкой дуге, нажал на тормоз, отпустил, прижал, после чего приник к рулю. Сквозь вой сирены продрался визг разогретых шин, на мостовой остались длинные следы. Машину занесло, она выровнялась головокружительным рывком, колеса восстановили сцепление с мостовой, и машина помчалась по прямой как стрела. Они проскочили еще два перекрестка, и Мейсон наконец затормозил перед виллой Бартслера. За ними послышался визг тормозящей полицейской машины. Мейсон открыл дверцу и бегом бросился в сторону виллы.
  Из полицейской машины раздалась резкая команда:
  — Стой, буду стрелять!
  Мейсон обернулся.
  — Поторопитесь, дураки! — крикнул он с яростью. — Мы хотим предупредить убийство.
  Полицейский не уступал:
  — Стой, иначе я нафарширую тебя свинцом!
  Мейсон замер. В этот момент внутри дома раздался грохот выстрела, несколько секунд спустя еще один. Одна из пуль пробила оконное стекло, оставив отверстие с разбегающимися лучами трещин. Мейсон махнул полицейским:
  — Быстрее! — закричал он. — Возьмите оружие!
  В доме раздался третий выстрел.
  Делла Стрит крикнула Дрейку: «Сделай что-нибудь!» — и, оставив ребенка, выскочила из машины.
  — Это Перри Мейсон! — закричала она полицейским. — Адвокат Мейсон! Он хочет предупредить убийство!
  — Это действительно Мейсон, — сказал один из полицейских.
  Пол Дрейк вылез из автомобиля.
  — Стереги малыша, Делла! — крикнул он и пустился бегом к задней части дома.
  Полицейские промчались мимо Деллы. Один из них направился к главному входу, второй побеждал за Дрейком. Изнутри грохнули еще два быстрых выстрела. Мейсон бросился всей тяжестью тела на закрытую дверь, которая отбросила его, как мячик. Полицейский рядом с ним поднял приклад короткоствольного ружья и ударил в стекло окна, выходящего на крыльцо. Посыпались осколки. Полицейский двумя ударами выбил торчащие снизу остатки стекла и пролез в освещенный холл. Мейсон нырнул за ним так быстро, что их тени почти слились в одну полосу. Из-за дома донеслась резкая команда: «Стой, стрелять буду!» — после чего раздался сухой револьверный выстрел, и сразу же басом прогудело полицейское короткоствольное ружье. Наступила тишина.
  В библиотеке, служившей Язону Бартслеру кабинетом, горел свет, двери были распахнуты настежь.
  — Сюда! — закричал Мейсон.
  — Спокойно! — возразил полицейский. — Сперва откроем входную дверь.
  — Но там кто-то лежит.
  Полицейский посмотрел в указанном направлении. Сквозь открытый дверной проем библиотеки были видны руки и плечо мужчины, лежавшего на полу. Рука сжимала револьвер. Полицейский заколебался, после чего двинулся вперед с ружьем наготове. Из выбитого окна донесся крик:
  — Эй, Билл! Какой-то мужчина смылся через задний ход. Этот детектив, Пол Дрейк, поймал его, но тот вырвался. В этот момент подоспел я, крикнул, чтобы он остановился. Незнакомец выстрелил в меня, тогда и я вмазал. Он убежал между сараями в боковую улочку. Но я попал в него, и он истекает кровью.
  — Тогда гонись за ним! — проорал полицейский из дома. — Чего ты ждешь?!
  — Хотел тебе доложить.
  — Доложил. Теперь хватай его. Он кого-то здесь пристукнул.
  На ковре, вытянувшись во всю длину, лежал Язон Бартслер. Из подогнутой ноги сочилась струйка крови, собираясь в лужицу. Мейсон встал на колено возле Бартслера, пощупал пульс.
  — Пульс нормальный, — сказал он. — Посмотрим, нет ли других ранений. Перевернем его.
  — Заберите у него револьвер, — скомандовал полицейский.
  Мейсон перевернул Бартслера на спину, и револьвер сам выпал из бессильной руки. Мейсон рванул в стороны полы халата. Расстегнул куртку пижамы. Одновременно полицейский, все еще держа в правой руке оружие наготове, левой стаскивал с лежавшего без сознания человека штаны. Пуля вошла Бартслеру в правую ногу чуть выше колена и вышла у икры. Но это была единственная рана, которую они обнаружили.
  Мейсон понюхал дуло револьвера. Оно еще пахло свежими выстрелами.
  — Потерял сознание от шока, — констатировал Мейсон. — Похоже, что пуля пробила сустав. Положим его на диван и дадим коньяка.
  — Может быть, вы хоть что-нибудь мне объясните? — буркнул полицейский, не обращая внимания на предложение Мейсона. Он прошел к входным дверям, открыл их и вернулся в библиотеку.
  — Кто-то пытался убить мистера Язона Бартслера, — объяснил Мейсон.
  — Похоже на то, что он также не остался в долгу.
  — Вероятно, он нам все расскажет, как только придет в себя, — ответил Мейсон. — Ну, перенесем его на диван.
  Полицейский помог ему уложить раненого на диване. Мейсон нашел коньяк, смочил Бартслеру губы, потом подсунул ему рюмку под ноздри.
  — Вы не думаете, что необходимо вызвать «Скорую помощь»? — спросил он полицейского.
  Снаружи снова раздался стон сирены и внезапно замер — еще одна полицейская машина остановилась перед домом.
  — Похоже на то, что «Скорая помощь» уже приехала, — сказал полицейский.
  — Разве что вызванная с помощью телепатии, — заметил Мейсон.
  У Бартслера задрожали веки. Мейсон подсунул ему руку под голову.
  — Глотните немного коньяка.
  Адвокат наклонил рюмку к его губам. Бартслер выпил, закашлялся, но через минуту снова протянул руку за рюмкой.
  — Я попал в него? — спросил раненый.
  — Еще не знаем, — ответил Мейсон.
  На крыльце затопали тяжелые шаги, и вскоре в библиотеку вбежали несколько полицейских в штатском во главе с лейтенантом Трэггом. При виде присутствующих они остановились. Трэгг перевел взгляд от полицейского на лежащего Бартслера и стоявшего рядом Мейсона.
  — Что здесь произошло? — спросил он.
  — Фрэнк Гленмор хотел убить Язона Бартслера, — сообщил Мейсон. — Кажется, мы приехали в самое время. Гленмор убежал через черный ход, но был ранен полицейским патрульной машины.
  Трэгг быстро оценил ситуацию.
  — Бегите, помогите вашему напарнику, — обратился он к полицейскому. — Может быть, вам удастся поймать Гленмора. Мы останемся здесь. Как вы себя чувствуете, мистер Бартслер?
  — Чертовски плохо, — ответил раненый. — Что будет с моим коленом?
  — Сейчас мы вызовем «Скорую помощь», — сказал Трэгг и кивнул одному из своих спутников. Затем повернулся к Мейсону: — Наша вина в том, что мы не приехали раньше. Меня не было. Когда я вернулся, Холкомб рассказал мне о вашем телефонном звонке. Он был убежден в том, что проявил дьявольскую проницательность, его аж распирало от гордости. Он думал, что вы хотите заманить его в ловушку, чтобы сделать рекламу какой-то своей теории.
  — Знаю.
  — Собственно, нет ничего удивительного в его поведении, — бросил Трэгг, после чего снова обратился к Бартслеру: — Вы можете рассказать нам, что здесь произошло?
  Раненый протянул пустую рюмку Мейсону.
  — Гленмору кто-то позвонил из города, — начал Бартслер. — Я слышал, как они разговаривали, он явно нервничал. Вскоре после этого я хотел куда-то позвонить, но в трубке была кладбищенская тишина. Меня это удивило. Я осмотрел шнур и увидел, что он перерезан. Что-то меня ткнуло под ребра, и я достал из стола свой револьвер. Но я подозревал не Гленмора, а свою жену. Вскоре после этого в комнату вошел Фрэнк. Он что-то сказал и остановился за моим креслом. Сам не знаю, что пробудило мою чуткость, но я посмотрел в зеркало и увидел, что он держит в руке пистолет. Я бросился на пол, одновременно стараясь выхватить из кармана пистолет, а Фрэнк выстрелил. Пуля попала мне в колено и пригвоздила к полу. Мне не удалось вытащить револьвер, и я был в полной власти Гленмора. Я видел, как он в меня целится, в глазах у него была жажда убийства. В этот момент раздался звук сирены и визг шин на повороте. Это застало его врасплох. Он оглянулся через плечо и быстро выстрелил. Я отчаянно увернулся, пуля свистнула у моего уха и попала в пол. Еще немного — и мне был бы конец. Одновременно мне удалось вытащить наконец револьвер, и Фрэнк, увидев это, бросился бежать. В дверях он обернулся, и мы выстрелили друг в друга одновременно. Не знаю, попал ли я в него. Я по инерции повторно выстрелил, когда он поворачивался, и на этот раз, пожалуй, попал в него, потому что он покачнулся и оперся о фрамугу двери. Он ответил еще одним выстрелом. Я был почти без сознания от боли и шока. Помню, что услышал топот подбегающих людей и потерял сознание. Это все. Но откуда здесь появились вы, мистер Мейсон?
  — В конце концов я догадался, как было дело, — ответил Мейсон. — Я знал, что Милдред Дэнвил похитила у Элен Бартслер ребенка и где-то его спрятала. У меня были основания предполагать, что она отдала его под опеку миссис Кэннард. А та пришла сюда в тот вечер, когда у Дианы было приключение с Карлом.
  — Но миссис Кэннард пришла предложить мне шахту.
  — С этим она пришла к вам в кабинет. Но началось с того, что поведение Милдред вызвало у нее подозрения. Она знала, что мальчика зовут Роберт Бартслер. Заглянув в телефонный справочник, она нашла ваш номер и позвонила. Трубку взял Фрэнк Гленмор. Она сказала, что некая Милдред Дэнвил отдала ей под опеку мальчика по имени Роберт Бартслер, и спросила, не скрывается ли за этим что-нибудь. Гленмор с ходу разобрался в ситуации и мгновенно провел расчет. Если бы он получил ребенка в свои руки, то у него бы оказалось мощное средство воздействия на вас, мистер Бартслер. Может быть, он уже знал, что дело идет к бракоразводному процессу, и собирался шантажировать вас тем, что отдаст ребенка тому, кто больше заплатит. Не знаю, я недостаточно в курсе ваших семейных отношений. Но ясно, к чему он стремился. Он велел миссис Кэннард приехать. Он только не предвидел, что будет открывать ей дверь при свидетелях. Миссис Кэннард спросила в присутствии Дианы о мистере Бартслере, поэтому он выкрутился упоминанием о шахте. Он увел миссис Кэннард в свою комнату, они подробно обговорили дело и сторговались. Потом он привел ее к вам, мистер Бартслер, уже основательно проинструктированную о том, что она должна говорить. Впрочем, вероятно, большей частью говорил он сам?
  — Вы угадали. Но что с моим внуком, Мейсон? Вы его нашли?
  — Всему свое время, дойдем и до этого. Я хочу выяснить все обстоятельства, пользуясь присутствием лейтенанта Трэгга. По правде говоря, я должен был бы догадаться обо всем гораздо раньше. Как вы помните, Гленмор утверждал, что разговаривал с миссис Кэннард всего несколько минут. Тем не менее известно, что она провела в доме не менее сорока пяти минут, если не больше. А так как вы разговаривали с ней только пять или десять минут, ясно, что Гленмор должен был беседовать с ней значительно дольше. Не знаю, к каким договоренностям они пришли, во всяком случае, Гленмор своего добился. Он имел вас в руках.
  — Жалкий проходимец, — простонал Бартслер. — С недавних пор я заподозрил его в финансовых махинациях, но хотел разобраться во всем досконально. Я потребовал инспектора, который как раз завтра должен быть приступить к проверке финансовых документов. Но я не думал, что положение настолько критическое.
  — Гленмор потребовал, чтобы миссис Кэннард выехала из своего дома, — продолжал Мейсон. — Он велел ей старательно замести следы, чтобы Милдред ее не нашла. Но Диана, рассказывая подруге о своем подбитом глазе, упомянула, что таксисту за нее заплатила пожилая хромающая женщина, которая пришла к мистеру Бартслеру. Милдред уже знала, что миссис Кэннард исчезла вместе с малышом. Она сопоставила факты и догадалась, что ее обманули. Она решила, что ей не остается ничего другого, как помириться с Элен Бартслер. Она позвонила Элен, и они договорились встретиться в десять часов на ферме. Но прежде чем Элен вернулась из города, появился Гленмор и закрыл Милдред рот навсегда.
  — Хорошо, но откуда Фрэнк узнал, что Милдред разгадала его игру? — спросил Бартслер.
  — Есть только одно объяснение, — ответил Мейсон. — Узнав от Дианы о визите миссис Кэннард, Милдред позвонила сюда и тоже попала на Гленмора. Она совершила фатальную ошибку, сказав ему все, что знала. Если бы мотивом Гленмора была только жадность, то это, возможно, подействовало бы на него отрезвляюще. Но существовала вероятность, что обнаружится попытка Гленмора шантажировать вас и выяснится, что Гленмор хотел иметь предмет шантажа из-за более существенных мотивов. Очевидно, у него земля горела под ногами. Он был готов на все. Наверное, он обещал Милдред привезти ребенка на ферму Элен. Вместо этого он приехал один, решив пойти на крайние меры, но не выпустить ребенка из рук, пока не достигнет цели. У Милдред был пистолет. Она совершила свою вторую роковую ошибку, угрожая им Гленмору. Он отобрал у нее оружие и застрелил ее в приступе отчаяния. Потом успокоился, вытер отпечатки пальцев на пистолете, привез его в квартиру Дианы и оставил на видном месте. Он был уверен, что девушка не удержится перед искушением взять пистолет и спрятать его.
  — А как он попал в квартиру Дианы? — спросил Трэгг.
  Мейсон улыбнулся.
  — Обычный замок не является препятствием для решительного человека, особенно в ситуации Гленмора.
  — Если действительно было так, — заметил Трэгг, — то Элен Бартслер лгала, утверждая…
  — Конечно, лгала, — нетерпеливо перебил Мейсон. — Она боялась за свою шкуру. У нее и так было достаточно хлопот, и она не желала, чтобы ее вдобавок ко всему заподозрили в убийстве. Есть еще довольно много мелких деталей, которые требуют выяснения, лейтенант. Но одно верно: когда Элен увидела, что собирается дождь, она открутила кран у водосборника…
  — Да, — признался Трэгг, — это очко в вашу пользу. Один из моих подчиненных, бывший со мной в тот вечер, подошел ко мне после заседания суда. Он помнит совершенно точно, что кран был открыт и вода лилась из сборника широкой струей.
  Мейсон кивнул головой.
  — Это один из ключевых элементов дела. Он доказывает, что Милдред могла быть убита перед дождем. Она была убита значительно раньше, чем вы предполагали.
  — Что с моим внуком? — не выдержал Бартслер. — Я хочу увидеть своего внука, прежде чем какой-нибудь паршивый хирург начнет пичкать меня морфием и прочей дрянью. Я хочу увидеть внука!
  Мейсон повернулся к одному из полицейских в штатском:
  — В машине мистера Дрейка ждет мисс Стрит. Будьте так добры, попросите ее принести малыша. Скажите ей, что опасность миновала и нам больше нечего скрывать.
  Полицейский вопросительно посмотрел на Трэгга.
  — Иди, — распорядился лейтенант.
  Тяжелые шаги загудели по ступеням крыльца, и в библиотеку ворвался полицейский из патрульной машины. Видя вопросительный взгляд Трэгга, он быстро отрапортовал:
  — Мистер Дрейк нашел беглеца в дровяном сарае на соседнем участке. Нельзя терять времени, господин лейтенант. Он сильно ранен и готов к признанию.
  Трэгг, наморщив лоб, осмотрел присутствующих и спросил:
  — Кто-нибудь умеет стенографировать?
  — Вы можете взять Деллу Стрит, — предложил Мейсон. — А мы пока займемся малышом.
  — Нельзя терять времени, — повторил патрульный полицейский.
  Трэгг быстрым шагом направился к выходу. На пороге он чуть не столкнулся с Деллой, державшей ребенка на руках.
  — Быстро, мисс Стрит, вы должны нам помочь, — сказал он. — У вас есть при себе ручка и блокнот?
  Делла кивнула головой.
  — Нужно застенографировать показания умирающего. Вы чувствуете себя в силах?
  Делла кивнула второй раз. Мейсон забрал от нее мальчика и взглядом велел ей не говорить лишнего, после чего вошел в библиотеку вместе с Робертом Бартслером-младшим.
  Глава 21
  Делла придвинулась к Мейсону. Он быстро переключил скорость, оставляя позади себя кипящую жизнью виллу Бартслера, полную назойливых репортеров и каждую минуту озаряемую вспышками фотографов.
  — Это было не слишком приятно? — заботливо спросил Мейсон.
  — Нет, но и не было так уж страшно, как я опасалась. У него очень тяжелые ранения. Позвоночник не поврежден, но и так было ясно, что он умирает. Они хотели выжать из него полное признание, поэтому не слишком-то церемонились. Они сказали ему, что он умирает. Вдалбливали ему это в голову несколько раз.
  — И он признался?
  — Да, во всем. Впрочем, ты и сам все правильно сообразил. Лейтенант Трэгг говорит, что ты почти точно восстановил все мелочи. Гленмор управлял шахтами Бартслера за проценты от каждой добытой тонны и пустился на очень рискованные махинации. В нескольких шахтах наткнулись на исключительно богатые жилы, и он стал потихоньку смешивать высокопроцентную руду с низкосортными камнями. Добытый тоннаж не вызывал подозрений, а добавление отходов стоило ему только небольшой части того, что требовала очистка. Таким образом он зарабатывал почти в два раза больше. Естественно, он вынужден был втянуть в это почти весь руководящий персонал, и в конце концов Бартслер стал подозревать, что дело нечисто. Так и получилось, что Гленмору срочно понадобилось чем-то шантажировать его… Впрочем, ты сам все знаешь.
  — Он упоминал, что мальчик не является внуком Бартслера?
  — Нет, ни словом. Пожалуй, он вообще этого не знал. Он был, кажется, убежден в том, что Милдред просто похитила малыша… О боже! А это что такое?
  Мейсон затормозил и остановился так, чтобы фары осветили хромающего по тротуару молодого человека.
  — Он выглядит так, как будто на него напали и избили… Но ведь это же Карл Фрэтч!
  Мейсон открыл дверь и вышел из машины.
  — Карл! Что случилось?
  Карл Фрэтч окинул его взглядом, который должен был выражать высокомерное презрение, и побрел дальше.
  — Эй! — крикнул ему вслед Мейсон. — Вам помочь?
  Молодой человек не соизволил даже оглянуться. Мейсон вернулся к Делле.
  — Я хотел предупредить его, что он застанет дома… А, пусть идет себе.
  — Но что же с ним случилось? — недоумевала Делла.
  Мейсон расхохотался.
  — У него было свидание с сотрудницей Дрейка. Вероятно, девушка вытянула из него то, что хотела, и не была склонна позволять ему излишне фамильярничать. Помнишь, она выглядит так, словно не может сосчитать до трех, а на самом деле участвовала в показательных боях с боксерами веса пера. Карлу, очевидно, ударили в голову его мужские успехи. Если в будущем он думает продолжать пользоваться пещерными методами соблазнения, то ему придется предварительно овладеть искусством самозащиты.
  — Жаль, что Диана не может его увидеть, — рассмеялась Делла. — У Карла такой фингал, что к утру будет фиолетовым.
  — Нужно признать, что сотрудницы у Пола очень даже ничего, — рассмеялся Мейсон. — Зато машины в безобразно плохом состоянии.
  — Как Пол вернется? — забеспокоилась Делла. — Мы забрали у него машину.
  — Полиция его подбросит. Он был свидетелем перестрелки, пройдет еще час или два, прежде чем напишут протокол. А мы за это время займемся чудесами…
  — Теперь я буду ясновидицей. Мы поедем на хороший ужин, верно?
  — Да, мы должны съесть что-нибудь такое, что отбивает вкус шоколада, — подтвердил Мейсон. — У меня этот вкус до сих пор во рту.
  — У меня тоже, — со смехом призналась Делла.
  — Может быть, мы получим где-нибудь хороший сочный бифштекс с грибками, картошечкой по-лионски, с лучком и французскими булочками с хрустящей желтой корочкой наверху.
  — А так как уже ночь и больше клиентов не предвидится, мы попросим подать чесночную приправу, — добавила Делла.
  — И бутылку красного вина, чтобы прополоскать горло, — улыбнулся Мейсон.
  — Что же нас задерживает? — спросила она.
  — Ничего, кроме опасения, что сержант Холкомб арестует нас за превышение скорости, — ответил он со смехом.
  Минуту они ехали молча.
  — Когда ты скажешь Бартслеру, что мальчик не его внук? — спросила Делла.
  — Не будь глупой. Вообще не скажу.
  — Так ты позволишь…
  — Почему бы и нет, — перебил Мейсон. — Мальчишка — сирота. Его мать убита, отца никто не знает. Юридически — он сын погибшего Роберта Бартслера, у него есть свидетельство, дающее ему право носить имя Роберта Бартслера-младшего. Язон из-за него помирится с Элен, наверное, запишет на мальчика все состояние…
  — Но разве Язон не догадается? Разве он не заметит, что нет между ними никакого семейного сходства?
  Мейсон рассмеялся.
  — Ты даже не представляешь, дорогая, насколько люди склонны интерпретировать факты так, как им хочется. Прежде чем приехала «Скорая помощь» и ему сделали обезболивающий укол, у Язона было время подружиться с малышом. Лицо у него сияло, и он так расплывался над мальчиком, что не чувствовал даже боли в простреленном колене. Ты бы не поверила, каким наивным может оказаться в определенных обстоятельствах даже такой ярый скептик, как Бартслер.
  — А именно?
  — Он отыскал в малыше всевозможные семейные черты. Он утверждал, что у мальчика лоб Элен, губы Роберта, а глаза он прямо-таки унаследовал от собственной матери Бартслера.
  — Это говорил Бартслер? Этот скептик, так ценящий трезвость ума? — поразилась Делла.
  — Видишь, — сказал Мейсон. — Вот тебе самое лучшее доказательство того, каким легкомысленным может быть человек, который принимает позу ярого скептика, когда в игру входит что-то, во что он страстно хочет верить. Сколько людей может посмотреть в зеркало и увидеть самих себя такими, какими они на самом деле являются? Большинство видит свое собственное воображение с того времени, когда они были лет на десять или на двадцать моложе.
  — Ты имеешь в виду женщин, — со смехом сказала Делла.
  — Совсем наоборот — мужчин. Женщины более честны по отношению к самим себе, более критичны в оценке. Они не обманываются так, как мужчины. Они более романтичны и одновременно более реалистичны.
  Мейсон свернул в боковую улочку.
  — Ты помнишь этот ресторан? — спросил он с оживлением. — Здесь подают замечательные хрустящие гренки с топленым сыром и приправой.
  — Ну конечно! — воскликнула Делла. — И у них есть великолепное вино! Мы давно сюда не заглядывали, шеф.
  — Когда-то я часто бывал здесь с Полом Дрейком. Интересно, успел ли Пол закончить обед? Мы забыли его об этом спросить.
  Они вошли в ресторан. Метрдотель узнал их и провел к уютному столику.
  — Что ты собираешься делать с дневником Милдред Дэнвил? — спросила Делла после коктейля.
  — Устрою торжественное сжигание, — ответил Мейсон. — Что ж, адвокат как врач, Делла. Только врачи заботятся о здоровье своих пациентов, а адвокат о спокойствии их души. Что не означает, будто я откажусь от удовольствия в маленьком предупредительном шантаже.
  — Ты имеешь в виду Элен Бартслер?
  — Да. Если она пообещает быть вежливой и милой для свекра, мы взамен обязуемся, что дневник не попадет в чужие руки.
  — Какой это параграф, шеф?
  — Разве это важно?
  — А что будет с Бартслером? Кто его возьмет в руки?
  — Предполагаю, что это сделает внук, — ответил Мейсон.
  — Посмотри только! — воскликнула Делла. — Пол нас и тут нашел!
  Пол Дрейк шел к ним через зал.
  — Подвинься, Перри, — сказал он. — Если ты думаешь, что я позволю вам объедаться в сладком уединении без меня, то здорово ошибаешься.
  — Кто тебя обидел, Пол? — спросил Мейсон. — Неужели мой телефонный звонок оторвал тебя от обеда?
  Дрейк нахмурился, словно с трудом что-то припоминал.
  — Ах, это. Нет, обед я съел, только десерт не успел. Но это было давно. С того момента прошло ужасно много времени.
  — Ты хочешь сказать, что снова голоден и намерен обжираться за наш счет?
  — Ты угадал, — ответил Дрейк. — Я знал, что найду вас здесь. Эти проклятые полицейские велели мне взять такси. Не беспокойся, Перри, я не забуду упомянуть это в расходах. А знаешь что? Вы вышли от Бартслера на пять минут раньше.
  — Почему?
  — А вы бы увидели Карла Фрэтча.
  — Хм, мы его видели.
  — Где?
  — По пути. Он хромал к дому.
  Дрейк откинул голову назад и громко расхохотался.
  — Перед его приходом я позвонил в агентство и застал ту сотрудницу. Помните, я говорил вам, что она мастер…
  — Помню. Что ты узнал?
  — Карл признался, что был в квартире Дианы. Он хвалился, что его актерские таланты совершенно обманули полицию.
  — Зачем он был в квартире Дианы, Пол?
  — Я должен тебе это нарисовать?
  — Ты хочешь сказать, что только за этим?
  — Представь себе. Все говорит за то, что он неустанный соблазнитель, помогающий себе шантажом, угрозами и силой мускулов там, где ему недостает, так сказать, обаяния. Он заявил моей сотруднице, что еще ни одна женщина не отказывала ему. Он сделал отпечатки ключей Дианы, так как верит в соблазнительную теорию, что женщина чувствует инстинктивную биологическую потребность отдаться мужчине, который ее предварительно как следует избил.
  — Хорошая теория, — фыркнула Делла.
  — И что дальше, Пол?
  — Она рассказала мне вкратце, по телефону. Но обещала завтра дополнить рассказ наиболее пикантными подробностями. Во всяком случае, Карл свято был убежден в том, что ему попалась легкая добыча, до тех пор, пока она гладила его по шерстке, желая вытянуть из него как можно больше. Когда же он решил взяться за дело серьезно и обнаружил, что неправильно оценил ситуацию, то попытался применить физическую силу. Девушка опасается, что повредила себе большой палец. Она забрала его машину. Карлу пришлось возвращаться пешком.
  — Как он себя вел дома, Пол?
  — Жаль, что вы не видели, как он выплакивал свои жалобы на груди лейтенанта Трэгга. У Карла выбито несколько зубов, и он так шепелявил…
  — Кто-то идет, — предупредила Делла вполголоса.
  Мейсон поднял взгляд на мужчину, который оставил свою спутницу за столом и направился в их сторону.
  — Черт возьми, Делла, неужели у нас никогда не будет покоя?
  — Ну, раз ты так ко мне относишься, Перри, то я ухожу, — со смехом сказал Дрейк. — А я надеялся, что Делла со мной потанцует…
  Мужчина остановился около их столика и откашлялся.
  — Извините, что мешаю, — сказал он, — но вы ведь адвокат Перри Мейсон, верно? Я видел вас в суде. Я звонил вам весь день, и когда увидел здесь, то сразу подумал, что это рука судьбы. Я должен во что бы то ни стало посоветоваться с вами по делу, которое не дает мне покоя. Это очень таинственная и тревожная история.
  Мейсон с улыбкой покачал головой:
  — Не раньше, чем я выпью еще один коктейль, съем закуску, бифштекс…
  — Я охотно подожду, — торопливо перебил мужчина. — Только не отказывайте мне.
  — Но я предупреждаю, что буду есть бифштекс с чесночной приправой, — добавил Мейсон. — А в чем дело?
  — В рыбках.
  — Вы случайно не издеваетесь надо мною?
  — Что вы! — взволнованно возразил мужчина. — Все дело в золотых рыбках.
  — И это для вас настолько важно?
  — Да, очень. Я прямо с ума схожу. Но я не буду вам сейчас мешать, господин адвокат. Прошу вас после ужина к моему столику на рюмочку коньяка. Тогда я вам все расскажу.
  Дело о сумочке авантюристки
  Глава 1
  Сидя за столиком ресторана, Перри Мейсон внимательно смотрел на лицо человека, который оставил свою спутницу только ради того, чтобы поговорить с ним.
  — Вы сказали, что хотели бы проконсультироваться со мной относительно золотых рыбок? — вяло повторил Мейсон с недоверчивой улыбкой.
  — Да.
  Мейсон покачал головой:
  — Боюсь, у меня слишком высокие гонорары, чтобы решать вопросы о…
  — Меня не интересует, какие у вас гонорары и сколько вы берете за услуги. Вообще-то я в состоянии заплатить сколько угодно за свои прихоти.
  — Мне очень жаль, — решительно заявил Мейсон, — но я только что закончил одно очень запутанное дело, и у меня нет ни времени, ни желания заниматься вашими золотыми рыбками. Я не…
  К столу степенно подошел высокого роста джентльмен и обратился к человеку, который разговаривал с Мейсоном.
  — Харрингтон Фолкнер?
  — Да, — ответил человек неохотно, но категорично и добавил: — Вы что, не видите, я занят?! И я…
  Подошедший сунул руку в нагрудный карман, вынул оттуда какую-то бумагу и протянул ее Фолкнеру.
  — Копии повестки и заявления по делу Карсон против Фолкнера. Сто тысяч долларов за клевету. Обращаю ваше внимание на подписи клерков и судейскую печать. Это не должно вас тревожить. Но если мои услуги вас не устраивают, можете подыскать себе адвоката. А я просто клерк из суда. У вас есть еще десять дней. Если найдете адвоката, можете считать, что вам здорово повезло. Всего хорошего.
  Он легко повернулся и вышел из ресторана вместе с какими-то людьми. Фолкнер с недовольным видом сунул бумаги в карман, встал и, не говоря ни слова, направился к столику, где в одиночестве сидела его спутница.
  Мейсон проводил его задумчивым взглядом.
  В этот момент над столиком склонился официант. Мейсон бросил взгляд на Деллу Стрит, свою секретаршу, а затем повернулся к Полу Дрейку, частному детективу, который только что вошел в ресторан.
  — Присаживайся к нам, Пол!
  — Все, что мне сейчас нужно, — это большая чашка кофе и кусок кулебяки, — сказал Дрейк.
  Мейсон распорядился, чтобы официант обслужил Пола.
  — Что это за женщина? — спросил он у Деллы Стрит.
  — Вы имеете в виду женщину, которая пришла вместе с Фолкнером?
  — Да.
  Делла Стрит улыбнулась:
  — Если он начнет заигрывать с ней, наверняка получит из суда вторую повестку.
  Дрейк нагнулся вперед, чтобы лучше видеть столик в нише.
  — Дайте-ка, я тоже взгляну, кто там, — сказал он, а после короткой паузы добавил: — Ого! Это ведь довольно известная авантюристка!
  Мейсон продолжал внимательно изучать парочку.
  — Да, любопытно, — наконец промолвил он. — Обратите внимание на дамочку. Взглянешь ей в глаза — и сразу забудешь, что у тебя в кармане повестка в суд. Готов держать пари, что он не прочтет ее, пока… Да он, кажется, направляется к нам.
  Фолкнер внезапно отодвинул свое кресло, молча поднялся и действительно пошел к столику Мейсона.
  — Мистер Мейсон, — сказал он, произнося слова медленно и четко, чтобы дать собеседнику понять важность своего сообщения, — мне кажется, что вы несколько превратно поняли тот вопрос, по которому я хотел бы проконсультироваться с вами. Вполне понятно: когда я заговорил с вами о золотых рыбках, вы решили, что речь идет о какой-то ерунде. Но это не так. Я имел в виду телескопов, великолепные экземпляры вуалехвостых телескопов. Такими рыбками могут заинтересоваться и жулики, и авантюристы.
  Мейсон смотрел на лицо человека, стоящего перед ним у стола, и едва сдерживал улыбку.
  — Значит, речь идет не только о золотых рыбках, но и о золотой молодежи? — сказал он. — Что ж, в таком случае я согласен выслушать вас. Присаживайтесь, поделитесь с нами своими проблемами.
  Лицо Фолкнера внезапно прояснилось.
  — Значит, вы готовы заняться моим делом?
  — Пока я лишь согласился выслушать вас, — заметил Мейсон и представил своих сотрапезников: — Делла Стрит, моя секретарша, а это Пол Дрейк из детективного агентства, довольно часто помогает мне собирать факты. Может быть, вы пригласите к нашему столику и свою спутницу? Тогда мы сможем спокойно поговорить.
  — О ней можете не беспокоиться! Она посидит там.
  — Не обидится? — спросил Мейсон.
  Фолкнер покачал головой.
  — А кто она? — поинтересовался адвокат.
  Не меняя спокойного тона и выражения лица, Фолкнер произнес:
  — Авантюристка, вымогательница, шантажистка… Называйте как хотите.
  — Вы оставили эту крошку одну за столом, — вмешался Дрейк. — Может статься, когда вы вернетесь, она будет уже не одна. Я просто считаю своим долгом предупредить вас.
  — Я с удовольствием заплатил бы тысячу долларов любому, кто избавит меня от нее! — в сердцах выпалил Фолкнер.
  — Согласен и на половину суммы, — со смехом ответил Дрейк.
  Фолкнер посмотрел на него серьезным и оценивающим взглядом.
  Тем временем молодая женщина, которую он оставил в одиночестве, взглянула в его сторону, открыла сумочку, вынула оттуда зеркальце и принялась заботливо поправлять прическу.
  Глава 2
  — Вы даже не прочитали повестку, которую вручил вам судебный исполнитель, — сказал Мейсон Фолкнеру.
  Тот недовольно отмахнулся:
  — Пустяки! Просто пытаются мне навредить.
  — Чего они от вас хотят?
  — Сто тысяч долларов.
  — И вы даже не удосужились прочесть, что там написано? — удивился Мейсон.
  — Меня не интересуют инсинуации Элмера Карсона. Он просто пытается устроить мне какую-нибудь гадость.
  — Ну что же, в таком случае рассказывайте о золотых рыбках, — вздохнул Мейсон.
  — Вуалехвостые телескопы — очень редкие и дорогие рыбки, — начал Фолкнер. — Но профан в такого рода делах даже не скажет, что они относятся к породе золотых рыбок. Дело в том, что они совсем не золотистого цвета. Они черные.
  — Полностью? — спросил Мейсон.
  — Да, даже глаза.
  — Так что же это за рыбки такие? — поинтересовался Дрейк.
  — Один из видов золотых рыбок. А телескопами их называют по той причине, что глаза их похожи на окуляры и порой выступают наружу на четверть дюйма. Некоторые народы называют телескопов «рыбками смерти». Из чистого суеверия — просто реакция людей на черный цвет.
  — Мне они наверняка не понравятся, — вставила Делла Стрит.
  — Некоторым народам они тоже не нравятся, — согласился с ней Фолкнер довольно спокойно. — Официант, принесите мой заказ на этот столик!
  — Слушаюсь, сэр. А заказ дамы?
  — Туда, где она сидит.
  — Послушайте, мистер Фолкнер, — заметил Мейсон, — мне совсем не нравится сложившаяся ситуация. Я считаю неприличным оставлять женщину, с которой пришел в ресторан, в одиночестве…
  — Можете не волноваться. Ее совсем не интересует тема, о которой я собираюсь говорить с вами.
  — Что же ее интересует?
  — Деньги.
  — Как ее зовут?
  — Салли Медисон.
  — И вы пригласили ее в ресторан?
  — Да, конечно.
  — А потом оставили одну, — с упреком сказала Делла Стрит.
  — Мне нужно поговорить о деле. А ее это совсем не интересует, и вам ни к чему беспокоиться о ней.
  В этот момент официант принес Дрейку кулебяку и кофе, коктейли — для Деллы Стрит и Мейсона и консоме — для Фолкнера. Салли Медисон между тем продолжала сидеть за столиком в нише и с видом скромницы занималась своей прической. Казалось, она действительно не проявляет ни малейшего интереса ни к Харрингтону Фолкнеру, ни к компании, к которой он присоединился.
  — Вы не поссорились с ней? — спросил Мейсон.
  — Ну что вы, конечно, нет! — быстро ответил Фолкнер. — Это очень миленькая молодая авантюристка.
  — Если уж вы решили не знакомиться с судебными бумагами, которые вручил вам клерк, — сказал Мейсон, — то, может быть, вы разрешите познакомиться с ними мне?
  Фолкнер молча протянул ему бумаги. Мейсон, полистав их, заметил:
  — Насколько я понял, этот Элмер Карсон утверждает, что вы неоднократно оскорбляли его, обвиняя в присвоении чужой собственности, что обвинения эти несправедливы и сделаны с провокационными намерениями. Карсон требует возмещения морального ущерба в размере ста тысяч долларов.
  Фолкнера, казалось, совсем не интересовали притязания Карсона.
  — В его утверждениях нет ни слова правды, можете мне поверить.
  — А кто он такой, можно узнать?
  — Был моим партнером.
  — По продаже золотых рыбок?
  — О боже! Конечно, нет! Золотые рыбки — это просто мое хобби. Мы занимаемся бизнесом — куплей и продажей недвижимости, — объединили свои фирмы. Каждый из нас владеет одной третью, а оставшаяся треть принадлежит Женевьеве Фолкнер.
  — Вашей жене?
  Фолкнер кашлянул, прочищая горло, а потом хмуро бросил:
  — Моей бывшей жене. Я развелся с ней пять лет назад.
  — И вы не ладите с Карсоном?
  — Угу. По неизвестной мне причине он вдруг резко изменился. После этого я поставил ему определенные условия: он не может единолично подавать предложения, касающиеся купли-продажи. Он всегда жульничает, чтобы получить побольше прибыли. Но все это пустяки, мистер Мейсон. Этот вопрос я улажу сам. Я хотел бы, чтобы вы занялись моими рыбками.
  — А я думал, иском, который предъявил вам Элмер Карсон в связи с клеветой.
  — Нет, нет, тут все будет в порядке. И для этого у меня есть целых десять дней. За такой срок можно успеть многое.
  — И эта авантюристка вас тоже не беспокоит?
  — Нет. С ней тоже все в порядке. Здесь я тоже спокоен.
  — Значит, вас волнует только судьба золотых рыбок?
  — Совершенно верно. Вы понимаете, мистер Мейсон, мой партнер и эта вымогательница лишь в какой-то степени касаются этого дела.
  — Почему же вы так обеспокоены из-за этих рыбок?
  — Путем скрещивания мне удалось вывести совершенно новый вид золотых рыбок, и я горжусь этим. Вы просто не можете себе представить, сколько времени и труда мне пришлось потратить, чтобы вывести таких рыбок, а теперь возникла угроза, что рыбки погибнут от какой-то жаберной болезни. Я считаю, что эта инфекция была умышленно занесена Элмером Карсоном в мой аквариум.
  — В своем заявлении он пишет, что вы обвиняете его в преднамеренном убийстве рыбок, — сказал Мейсон, — и требует возмещения морального ущерба за клевету!
  — Он действительно пытался их убить!
  — Вы можете это доказать? — спросил Мейсон.
  — Боюсь, что нет, — с мрачным видом ответил Фолкнер.
  — В таком случае вам наверняка придется заплатить кругленькую сумму за клевету.
  — Полагаю, так оно и будет, — равнодушно отозвался Фолкнер, словно это его совсем не огорчало.
  — Вас это не очень тревожит?
  — Просто еще рано говорить об этом. А я и так уже достаточно расстроен. Сейчас я гораздо более заинтересован в том, чтобы сохранить своих рыбок. Карсон отравил их, и они могут подохнуть. Он об этом хорошо знает. Но, с другой стороны, он знает и то, что я хочу забрать их и постараться выходить, поэтому он подал официальный иск: он заявил, что рыбки — собственность фирмы, а не моя и что якобы я угрожал ему. Эти рыбки мои, мистер Мейсон, только мои и ничьи больше! Я сам их вывел и вырастил!
  Мейсон бросил взгляд на женщину, пришедшую с Фолкнером, — она все еще сидела за столом в одиночестве. Казалось, она совсем не проявляла интереса к их беседе. С безразличным видом она смотрела на приборы, стоящие перед ней.
  — Вы женаты? — спросил Мейсон Фолкнера. — Я имею в виду, вы женились вторично после развода с первой женой?
  — Да. Женился.
  — Когда вы познакомились с Салли Медисон?
  На лице Фолкнера появилось удивление.
  — Познакомился? — машинально повторил он. — Господи, я вовсе с ней не знакомился!
  — Мне кажется, вы назвали ее вымогательницей и авантюристкой?
  — Так оно и есть!
  — И сказали, что она надеется от вас кое-что получить?
  — Все верно.
  — Боюсь, вы не совсем верно представляете себе сложившуюся ситуацию, — сказал Мейсон, а потом, словно внезапно приняв решение, добавил: — Если все сидящие за столом извинят меня и если с вашей стороны, мистер Фолкнер, не будет возражений, полагаю, будет лучше, если я на минутку пересяду к этой вымогательнице и узнаю, что она, со своей стороны, думает по этому поводу.
  Мейсон сделал вид, будто ждет разрешения только от дамы и его мало беспокоит мнение Фолкнера. Получив согласие Деллы Стрит, он встал из-за стола и направился к столику, за которым одиноко сидела Салли Медисон.
  — Добрый вечер! — сказал он. — Моя фамилия Мейсон. Я адвокат.
  Длинные брови вскинулись вверх, и девушка посмотрела на Мейсона темными доверчивыми глазами.
  — Да, я знаю. Вы — Перри Мейсон, адвокат.
  — Могу я присесть к вам?
  — Пожалуйста.
  Мейсон сел.
  — Кажется, — промолвил он, — меня заинтересует этот случай.
  — Надеюсь. Мистер Фолкнер нуждается в хорошем адвокате.
  — Но если я соглашусь представлять интересы мистера Фолкнера, — продолжал Мейсон, — я, видимо, войду в конфликт с вашими интересами.
  — Да, наверное.
  — А это, в свою очередь, приведет к тому, что вы не получите той суммы, на которую рассчитываете.
  — А вот тут вы ошибаетесь, — сказала она с видом человека, уверенного в незыблемости своей позиции.
  Мейсон испытующе посмотрел на нее:
  — Сколько вы хотите получить от мистера Фолкнера?
  — Сегодня — пять тысяч долларов.
  — Почему вы подчеркнули слово «сегодня»? А что было вчера?
  — Вчера я хотела получить четыре тысячи.
  — А позавчера?
  — Три.
  — А сколько вы захотите завтра?
  — Не знаю. Мне кажется, сегодня я получу от него пять тысяч.
  Мейсон снова остановил взгляд на спокойном лице девушки. Судя по всему, дело заинтересовало его еще больше.
  — Фолкнер утверждает, что вы авантюристка и вымогательница.
  — Вполне понятно. У него имеются для этого основания.
  — А что скажете вы сами?
  — Вероятно, так оно и есть. А вообще-то Фолкнеру лучше знать. Впрочем, к чему я это говорю? Вы все равно не сможете понять.
  Мейсон искренне рассмеялся:
  — Во всяком случае, я попытаюсь понять хоть что-нибудь. Правда, до сих пор мои попытки были напрасны. Может быть, вы мне поможете?
  — Все очень просто, — сказала она. — Я хочу получить деньги от Харрингтона Фолкнера.
  — А почему вы решили, что Фолкнер должен дать вам деньги?
  — Он же хочет, чтобы его золотые рыбки поправились, не так ли?
  — Видимо, да. Но я не вижу здесь связи.
  Лишь теперь Мейсону удалось уловить на лице девушки какое-то волнение, до сих пор тщательно скрываемое под маской бесстрастия.
  — Скажите, мистер Мейсон, не болен ли кто-нибудь из ваших близких туберкулезом?
  Адвокат удивленно посмотрел на нее, потом кивнул:
  — Продолжайте!
  — У Харрингтона Фолкнера есть деньги, и огромные деньги. Так что пять тысяч для него — сущий пустяк. Он и так потратил на своих рыбок много тысяч, очень много. Один господь бог знает, сколько он на них потратил. Он не просто богат, он чертовски богат и даже не знает, что ему делать со своими деньгами, на что их тратить, причем так, чтобы сделать хоть кому-нибудь добро. Вот он и будет сидеть на своих деньгах, пока не умрет, и тогда все состояние перейдет к его злобной супруге. Так вот, Фолкнер просто помешался на своих золотых рыбках, а у Тома Гридли туберкулез. И врач говорит, что он нуждается в абсолютном покое, что ему нельзя волноваться. А теперь скажите, есть ли у Тома шансы на выздоровление, если ему приходится работать по девять часов в день за двадцать семь долларов в неделю? Ведь он и света-то солнечного не видит, кроме как по воскресеньям. Мистеру Фолкнеру становится плохо, когда он слышит, что заболели его рыбки, но он ничуть не огорчится, если Том вообще умрет. Том для него никто.
  — Продолжайте, продолжайте, — сказал Мейсон, когда Салли Медисон замолчала.
  — Да, собственно, и говорить-то больше нечего.
  — Но какое отношение имеет Том Гридли к Харрингтону Фолкнеру? — спросил Мейсон.
  — Разве Фолкнер вам этого не рассказал?
  — Нет.
  — Он должен был это сделать! Ведь, в сущности, для этого он и подсел к вам.
  — Видимо, здесь моя вина, — проронил Мейсон. — Я неправильно его понял. Я думал, вы шантажируете его.
  — Так оно и есть.
  — Но, видимо, не таким способом, как я думал.
  Салли Медисон спросила:
  — Вы разбираетесь в золотых рыбках, мистер Мейсон?
  — Нет, совсем не разбираюсь, — ответил он.
  — Я тоже не разбираюсь, — сообщила она. — Это Том в них разбирается. И очень хорошо. Любимые золотые рыбки мистера Фолкнера заболели какой-то жаберной болезнью, а Том знает способ их вылечить. Принятый способ лечения медным сульфатом действует не всегда. Иногда он приводит к противоположным результатам, и рыбки погибают.
  — Расскажите мне, в чем заключается метод лечения, который применяет Том.
  — Вообще-то это секрет, но вам я кое-что могу рассказать. Он безопасен по сравнению с лечением медным сульфатом. Очень важно, чтобы лекарство растворялось в воде или смешивалось с ней. Если лекарство тяжелее воды, оно быстро оседает на дно, если легче, плавает на поверхности.
  — И каким образом Тому удается избежать этого? — заинтересовался Мейсон.
  — Об этом я могу рассказать вам подробно. Он соорудил пластиковую сеть-панель. Она состоит из параллельных пластинок, так что лекарство, которым он смазывает эти пластинки, равномерно распределяется по всему аквариуму.
  — И это приносит положительный эффект?
  — Да. Во всяком случае, рыбкам мистера Фолкнера оно помогло.
  — Но я полагал, что они еще больны.
  — Так оно и есть.
  — Значит, лекарство не действует?
  — Действует. Вы понимаете, Том хочет довести дело до конца и вылечить рыбок, но я не позволяю ему этого делать. Разрешила лишь подлечить рыбок, чтобы они не подохли. А потом заявила мистеру Фолкнеру, что если он пожелает финансировать изобретение Тома по лечению рыбок, то мы согласны стать с ним равноправными пайщиками. Том — добрая, простая душа, верит всем и каждому. Он химик и вечно экспериментирует с разными лекарствами. Он, например, открыл новое, очень сильное жаропонижающее, но безвозмездно отдал рецепт его изготовления своему хозяину. Тот только спасибо сказал, но даже в должности не подумал повысить. Конечно, его тоже нельзя судить слишком сурово. У него свои проблемы. И возможности его ограниченны. Но тем не менее он был несправедлив к Тому. Он использовал находки Тома, чтобы поправить свои финансовые дела.
  — У Тома только два изобретения: жаропонижающее и средство для лечения рыбок? — спросил Мейсон.
  — Нет, были у него и другие, но всегда находился кто-то, сумевший ими воспользоваться. Вот я и решила, что настало время изменить положение. Я сама займусь этим вопросом. Я считаю, мистер Фолкнер может дать ему десять тысяч долларов в качестве гонорара за труды. А пять тысяч должны рассматриваться как задаток, как половина причитающегося ему гонорара, только половина.
  — Я не думаю, что у нас в стране найдется такое большое количество любителей аквариумных рыбок, — заметил Мейсон.
  — Их гораздо больше, чем вы думаете. Эти рыбки сводят с ума многие сотни людей.
  — И вы полагаете, что одно лишь лекарство против жаберной болезни заставит мистера Фолкнера вложить деньги в это дело?
  — Не знаю, не уверена. Я заинтересована только в одном: чтобы у Тома была возможность уехать в деревню, дышать там свежим воздухом, наслаждаться теплыми солнечными днями. Если же он этого не сделает, болезнь его будет прогрессировать, и это может привести к печальному концу. Я даю возможность Харрингтону Фолкнеру вылечить своих золотых рыбок и получить лекарство, благодаря которому он сможет продолжать свои опыты по разведению, не боясь, что рыбки погибнут; но и он должен дать Тому возможность вылечиться. Если учесть те суммы, что он тратит на свое хобби, то вы поймете — я прошу очень немного.
  Мейсон улыбнулся:
  — Но с каждым днем вы повышаете сумму, которую он должен заплатить, на целую тысячу!
  — Да.
  — С какой целью?
  — Он пытается шантажировать меня. Он говорит, что Том сделал свои открытия, работая у Раулинса, и потому эти открытия принадлежат Раулинсу. И еще: если Том не вылечит его рыбок, то он выступит в защиту интересов мистера Раулинса и в судебном порядке докажет, что все изобретения принадлежат хозяину предприятия. Мистер Фолкнер — жесткий человек, и с ним можно иметь дело только в том случае, если самому действовать так же жестко — только такой язык он и понимает.
  — А кто для вас Том Гридли? — спросил Мейсон.
  Салли Медисон ответила, ничуть не смущаясь:
  — Он мой приятель.
  Мейсон снова улыбнулся:
  — Что ж, хорошо. Теперь я понимаю, почему мистер Фолкнер называет вас вымогательницей. С его слов я понял иначе. Я подумал, что он питает к вам нежные чувства, а вы, пользуясь этим, просто доите его.
  Девушка укоризненно посмотрела в сторону стола, за которым сидел Харрингтон Фолкнер.
  — Этот человек, — сказала она холодно и безапелляционно, — ни к кому не питает нежных чувств. — И после секундной паузы добавила: — За исключением своих золотых рыбок.
  — Но ведь он женат!
  — Я это и имела в виду. Она тоже золотая рыбка.
  — Его супруга?
  — Да.
  В этот момент к ним подошел официант, неся на подносе заказ.
  — Вам оставить заказ на этом столе? — спросил он у Мейсона.
  Тот взглянул в сторону Харрингтона Фолкнера и поймал его встревоженный взгляд.
  — Если вы не возражаете, — обратился он к Салли Медисон, — я присоединюсь к своей компании, а мистера Фолкнера пришлю к вам. Думаю, мне есть смысл заняться этим делом.
  — Вам совсем не обязательно присылать его обратно ко мне, — ответила девушка. — Просто скажите ему, чтобы он выписал мне чек на пять тысяч долларов, и добавьте, что я буду сидеть здесь до тех пор, пока он этого не сделает или пока его проклятые рыбки не перевернутся все вверх животиками.
  — Я скажу ему об этом, — пообещал Мейсон и, извинившись еще раз, вернулся к своему столику.
  Фолкнер вопросительно взглянул на него. Мейсон кивнул.
  — Я не знаю, чего вы от меня ждете, — сказал он. — Я решил, что у меня нет причин отказываться от этого дела. Но сперва мне нужно перекусить.
  — Мы могли бы поговорить здесь, — предложил Фолкнер.
  Мейсон кивком головы показал на Салли Медисон, которая снова сидела в одиночестве:
  — Только после того, как я перекушу, и только вместе с мисс Медисон.
  — Действия этой особы сильно смахивают на шантаж, — сухо заметил Фолкнер.
  — С вами можно согласиться, — холодно ответил Мейсон. — Но ведь в вашем мире шантаж занимает весьма большое место.
  — Судя по всему, она уже успела завоевать ваши симпатии, — с горечью заметил Фолкнер. — И не последнюю роль здесь сыграли ее мордашка и фигурка. Она прекрасно умеет ими пользоваться.
  Помолчав немного, он добавил с еще большей горечью:
  — Не понимаю, что мужчины находят в такого сорта женщинах.
  Мейсон лишь усмехнулся:
  — А я не понимаю, как мужчины могут увлекаться золотыми рыбками, мистер Фолкнер.
  Глава 3
  Плотный туман опустился на город, и Мейсону казалось, что его машина плывет в какой-то молокообразной массе. «Дворники» ритмично скользили по ветровому стеклу. Сигнальные огни машины Харрингтона Фолкнера, едущего всего в каких-нибудь пятидесяти футах впереди, были едва заметны.
  — Он едет очень медленно, — заметила Делла Стрит.
  — В таком тумане быстрее и не поедешь, — ответил Мейсон.
  Дрейк рассмеялся.
  — Готов поспорить, что этот Фолкнер вообще довольно унылый и скучный человек. Как говорится, хладнокровный. Я чуть не умер, когда увидел, с каким недовольным и хмурым видом он отправился к столу, где сидела эта, как он выражается, вымогательница. Сколько она получила от него, Перри?
  — Не знаю.
  — Судя по выражению его лица в тот момент, когда он вытаскивал чековую книжку, — сказала Делла Стрит, — он заплатил ей ровно столько, сколько она просила. Она же не тратила времени понапрасну. Как только чек оказался у нее в руках, сразу ушла, даже не закончив обед.
  — Это естественно, — вставил Мейсон. — Ее интерес к Харрингтону был чисто финансового свойства.
  — А что мы будем делать у него в доме? — спросил Дрейк, переводя разговор на другую тему.
  Мейсон усмехнулся:
  — Точно не знаю, но у меня сложилось впечатление, что, прежде чем поговорить о своих проблемах, он хочет показать нам аквариум с золотыми рыбками. Кажется, это для него немаловажно. Насколько я понял, Фолкнер и его жена живут в большом доме, состоящем из двух флигелей. Одну половину составляют апартаменты четы Фолкнер, а в другой находится бюро Фолкнера и его партнера Элмера Карсона. Видимо, аквариумы Фолкнера расставлены по всему дому, а тот, в котором находятся вуалехвостые телескопы, установлен в офисе. Почему-то Фолкнер хочет, чтобы я посмотрел на этот аквариум и на его черных золотых рыбок.
  — Фолкнер — необщительный упрямец, — заметил Дрейк. — Наверняка он вообразил, что визит адвоката встряхнет кого нужно.
  — Больше всего он, конечно, беспокоится за своих рыбок, — ответил Мейсон. — И мы узнаем все подробности, когда будем на месте. Мне кажется, дело тут совсем не в рыбках и не в его партнере, но я воздержусь делать какие-либо выводы, пока не познакомлюсь с деталями.
  Сигнальные огни впереди идущей машины внезапно скользнули вправо. Мейсон тоже свернул за угол. Они проехали по тихой улочке и остановились перед большим домом. Мейсон, Делла Стрит и Пол Дрейк вышли из машины и увидели, как Фолкнер тщательно запер дверцу своего автомобиля, а затем присоединился к ним.
  Вынув из кармана кожаный футлярчик, а из футлярчика ключ, он сказал тоном лектора, описывающего аудитории явление, которое самого его совершенно не интересует:
  — Хочу обратить ваше внимание, мистер Мейсон, что дом имеет только две наружные двери. Одна дверь в контору, на ней вывеска «Фолкнер и Карсон инкорпорейтед риелторс». И вторая, она ведет в мои апартаменты.
  — А где живет Элмер Карсон? — поинтересовался Мейсон.
  — По соседству через несколько кварталов.
  — Я, со своей стороны, хочу обратить ваше внимание, — заметил Мейсон, — что окна в доме не освещены.
  — Угу, — спокойно ответил Фолкнер. — Видимо, моей жены нет дома.
  — А черные рыбки, судьба которых вас так беспокоит, находятся в конторе? — спросил Мейсон.
  — Да. И Элмер Карсон утверждает, что аквариум является частью интерьера конторы и все рыбки, находящиеся в нем, тоже.
  — Рыбки были выращены лично вами?
  — Да.
  — И Карсон не делал никаких инвестиций?
  — Никаких. Эту породу рыб вывел я сам. Правда, аквариум принадлежит конторе и входит в число предметов, украшающих интерьер. Это большой аквариум — три фута в длину, два в ширину и четыре в высоту. В стене конторы есть ниша, куда и вмонтирован этот аквариум. И все это было сделано с разрешения и одобрения Карсона. При оформлении документации я не просмотрел ее внимательно, просто взял да и подписал. Так что аквариум, несомненно, принадлежит фирме, вернее, зданию.
  — Зданию? — переспросил Мейсон.
  — Да. Я арендую ту часть дома, в которой живу.
  — В таком случае объясните мне, как могло случиться, что вы поместили таких ценных рыбок в аквариум, являющийся общей собственностью?
  — Откровенно говоря, мистер Мейсон, это длинная история. Я устраивал на дне аквариума флору, гальку и все прочее, а потом поместил туда по парочке всех интересных рыбок. Вскоре мне удалось вывести вуалехвостых телескопов. Но вдруг я заметил, что рыбки, находившиеся в том же аквариуме, заболели какой-то жаберной болезнью. Я сразу же удалил телескопов из конторы, чтобы они все время были у меня перед глазами. Я совершенно не подумал, что это может привести к таким осложнениям. А Элмер Карсон взял да и отправился в суд с документами, где сказано, что аквариум — общая собственность, поскольку вделан в нишу и является частью интерьера. Я совершенно не понимаю, что побудило его сделать этот шаг. Не могу понять, почему он вдруг стал копать под меня. Ведь дело дошло до покушения на мою жизнь!
  — Покушение на вашу жизнь?! — воскликнул Мейсон.
  — Да.
  — А что произошло?
  — Кто-то стрелял в меня. Но сейчас уже вряд ли стоит обсуждать этот инцидент. Давайте лучше войдем и… О, что это такое?
  — Кажется, перед домом останавливается машина, — заметил Мейсон.
  В подъехавшем к дому автомобиле находились двое — мужчина и женщина. Когда они подошли поближе, Фолкнер сказал:
  — Это Салли Медисон и ее дружок. Вовремя прибыли, ничего не скажешь! Ведь я дал ей ключ от дома. Они должны были приехать сюда еще полчаса назад. Она даже не закончила обед, сразу ушла из ресторана. Наверное, задержалась из-за приятеля.
  Мейсон, понизив голос, быстро проговорил:
  — Послушайте, Фолкнер, поскольку аквариум вмонтирован в стену, он действительно часть интерьера, но рыбки здесь ни при чем. Они свободно плавают в аквариуме. Возьмите сачок и выловите рыбок, а аквариум оставьте в покое. А потом как-нибудь договоритесь с Элмером Карсоном.
  — Вы его еще не знаете! — заявил Фолкнер. — Эти рыбки… — Он внезапно замолчал и повернулся к приближающейся парочке: — Ну и ну, — сказал он с укором. — Что же вас так задержало?
  Молодой широкоплечий человек, приехавший с Салли Медисон, ответил:
  — Прошу прощения, мистер Фолкнер, но у моего шефа тоже заболели рыбки, и мне пришлось повозиться с панелями.
  — Минутку, минутку! — перебил его Фолкнер. — Уж не хотите ли вы сказать, что разбрасываетесь этим лекарством направо и налево. Ведь если всем станет известен его состав, я никоим образом не буду заинтересован участвовать…
  — Нет, нет! — поспешно перебила его Салли Медисон. — Он никому ничего не говорил, мистер Фолкнер. Состав лекарства держится в тайне, но вы ведь знаете, Том в своем зоомагазине экспериментирует с этим лекарством, и, конечно, Раулинс в курсе, чем занимается Том. Но состав лекарства не знает никто, кроме Тома.
  — Все это мне не нравится, — буркнул Фолкнер. — Очень не нравится, так бизнес не делают. Разве вы можете быть уверены, что Раулинс не перехватит у вас ваш рецепт? Ведь достаточно ему снять самую малость лекарства с ваших панелей и исследовать его химический состав — и тю-тю, плакали мои денежки! Нет, это мне совсем не нравится!
  Фолкнер в сердцах вставил ключ в замочную скважину, открыл дверь и, войдя внутрь, включил свет.
  Салли Медисон дотронулась до руки Мейсона и с гордостью сказала:
  — Познакомьтесь, это Том, мистер Мейсон.
  Тот улыбнулся:
  — Здравствуйте, Том!
  Он протянул руку, и Том Гридли пожал ее своими длинными тонкими пальцами.
  — Очень рад познакомиться, мистер Мейсон. Я много слышал о вас.
  Он замолчал, услышав крик Харрингтона Фолкнера:
  — Кто здесь побывал? Что случилось? Немедленно позвоните в полицию!
  Мейсон прошел вслед за Фолкнером и проследил за направлением взгляда любителя аквариумных рыбок.
  Аквариум, вмонтированный в стенную нишу, был вырван из гнезд и выдвинут, так что край его свешивался над полом. Перед ним стоял стул, на который, по всей вероятности, кто-то становился. На натертом паркетном полу блестели лужицы воды, а неподалеку от стула валялся серебряный половник, к ручке которого была прикреплена палка от швабры длиной приблизительно в четыре фута. Дно аквариума было посыпано галькой, и морские растения тянулись до самой поверхности. Но рыбок в аквариуме видно не было.
  — Рыбки! Где мои рыбки?! — вскричал Фолкнер, подскакивая к аквариуму и прижав лицо к стеклу. — Где рыбки? Что с ними случилось?
  — Судя по всему, они исчезли, — сухо ответил Мейсон.
  — Обокрали! Меня обокрали! — вопил Фолкнер. — Это дело рук подлеца Карсона!
  — Прошу вас, будьте осторожны, выбирайте выражения, — предупредил его Мейсон.
  — Почему я должен быть осторожен? Вы же сами видите, что случилось! Это же ясно как божий день! Он вытащил рыбок из аквариума, а теперь будет шантажировать меня, чтобы заставить принять его условия. Украсть рыбок — это все равно что похитить человека с целью получить выкуп. Но я никогда не приму его условий! Он хватил через край. Я посажу его за решетку! Я немедленно вызову полицию.
  Он подбежал к телефону, схватил трубку и прокричал:
  — Полицейское управление! Немедленно! Меня обокрали!
  Мейсон подошел к телефону.
  — Послушайте, Фолкнер, — снова предупредил он, — вам следует хорошенько подумать, прежде чем делать заявления. Вы можете вызвать полицию, можете рассказать ей обо всем, что произошло, но предоставьте ей самой делать выводы и не упоминайте никаких имен. С точки зрения коллекционеров, эти ваши рыбки, возможно, и представляют определенную ценность, но как только полиция узнает, что речь идет лишь о паре золотых рыбок…
  Фолкнер движением руки заставил его замолчать и взволнованно сказал в трубку:
  — Полиция? Немедленно приезжайте ко мне! Говорит Харрингтон Фолкнер. Меня обокрали. Лишили меня самого дорогого, что я имел. Пришлите лучших детективов, и поскорее.
  Мейсон отошел и присоединился к остальным.
  — Пойдемте отсюда, — предложил он спокойно. — Если полиция отнесется к этому делу серьезно, она будет искать отпечатки пальцев.
  — Я думаю, она не воспримет все это всерьез, — проронил Дрейк.
  Мейсон пожал плечами.
  Харрингтон Фолкнер между тем повторил свое имя, назвал адрес и повесил трубку.
  — Полиция сказала, чтобы все покинули место происшествия.
  Он буквально рычал от негодования:
  — Они сказали мне…
  — Знаю, знаю, — перебил его Мейсон. — Я только что попросил всех выйти из этого помещения.
  — Можно пройти в мою половину дома. Там мы и подождем полицию.
  Он вывел всех из подъезда и провел к другой двери.
  — Моей жены нет дома, — сказал он, зажигая свет. — Располагайтесь поудобнее. Садитесь. Их машина будет здесь через несколько минут.
  — Мне кажется, вы забыли закрыть дверь конторы, — заметил Мейсон. — Не хотелось бы, чтобы туда кто-нибудь зашел до приезда полиции.
  — Дверь закрывается автоматически, достаточно ее захлопнуть, и замок закрывается.
  — Вы уверены, что она была заперта, когда мы приехали? — спросил Мейсон.
  — Ну конечно! Вы же сами видели, как я вынимал ключ и открывал дверь, — нетерпеливо ответил Фолкнер. — Она была заперта на замок, и он не был взломан.
  — А как насчет окон? — спросил Дрейк. — Вы не обратили внимания, они тоже были заперты?
  — Обратил, — сказал Мейсон. — В комнате, где находится аквариум, окна закрыты. У вас много комнат в конторе, Фолкнер?
  — Четыре. Кабинет, где стоят наши письменные столы. Комната для посетителей, там у нас есть небольшой бар и холодильник. Поэтому при случае мы можем угостить клиента рюмочкой виски или еще чем-нибудь. Надо пойти посмотреть, все ли в порядке. Впрочем, я уверен, что в остальных комнатах ничего не пропало. Человек, укравший рыбок, открыл входную дверь ключом и сразу же пошел в кабинет, где стоит аквариум. Он отлично знал, чего хотел и где это можно найти.
  — Я бы не советовал вам идти туда до приезда полиции, — заметил Мейсон. — Им это может не понравиться.
  В полной тишине раздался звук полицейской сирены. Фолкнер вскочил, побежал к наружной двери и вышел на крыльцо в ожидании машины.
  — Мы пойдем туда? — спросил Дрейк Мейсона.
  Тот покачал головой:
  — Пока останемся здесь.
  Том Гридли беспокойно шевельнулся.
  — Я оставил несколько панелей в своей машине, — сказал он. — Все они уже смазаны лекарством для помещения в аквариум. Я…
  — Машина заперта? — поинтересовался Мейсон.
  — Нет. В том-то и дело.
  — В таком случае вам лучше пройти к ней и запереть. Но подождите, пока полиция не скроется в доме. Я бы посоветовал вам принять все меры предосторожности, чтобы сохранить состав лекарства в тайне.
  Том Гридли кивнул:
  — Наверное, я даже не должен был говорить, что у меня есть такое лекарство…
  Снаружи раздался деловой и властный голос Харрингтона Фолкнера. Видимо, он уже успел взять себя в руки. Потом послышался звук шагов. Открылась и закрылась дверь, ведущая в офис. Мейсон кивнул Гридли.
  — Воспользуйтесь благоприятным моментом и заприте машину, — сказал он.
  Дрейк усмехнулся:
  — Дело о золотых рыбках. Не мелковато ли для тебя, Перри?
  Тот улыбнулся:
  — Поживем — увидим.
  — Будем сидеть здесь и ждать, пока не явится полиция?
  — Тогда они сразу же сообщат в пресс-центр.
  — Перестаньте шутить, — вмешалась Салли Медисон. — Эти золотые рыбки для мистера Фолкнера, словно члены семьи, и сейчас он переживает так, словно у него пропал сын. Кажется, кто-то едет.
  Все прислушались. К дому действительно подъехала машина, потом послышались чьи-то быстрые шаги, и наружная дверь открылась.
  Светловолосой полноватой женщине, появившейся на пороге, было на вид лет тридцать пять.
  — Миссис Фолкнер! — словно выдохнула Салли Медисон.
  Мейсон и Дрейк поднялись, и адвокат подошел к женщине.
  — Разрешите представиться, миссис Фолкнер. Моя фамилия Мейсон, я приехал по просьбе вашего супруга, у которого, судя по всему, возникли кое-какие неприятности, он сейчас у себя в конторе. Это мисс Стрит, моя секретарша, и мисс Медисон. Хочу также представить вам мистера Пола Дрейка, шефа детективного агентства.
  Миссис Фолкнер вошла в комнату. В этот момент в дверях появился Том Гридли. Он остановился в нерешительности, видимо, не зная, что делать — то ли войти, то ли вернуться в свою машину. Его сомнения разрешил Мейсон, представив Тома:
  — А это Том Гридли, миссис Фолкнер.
  — Прошу вас, присаживайтесь и чувствуйте себя как дома, — сказала миссис Фолкнер приятным голосом, нараспев. — Мой супруг в последнее время был очень расстроен разными неприятностями, и я рада, что он наконец решил проконсультироваться с известным адвокатом. Я предполагала, что рано или поздно он это сделает. Садитесь, пожалуйста! Я сейчас принесу что-нибудь выпить.
  — Вам помочь? — предложила Делла Стрит.
  Миссис Фолкнер медленно повернулась, подняла глаза на секретаршу Мейсона, какое-то мгновение рассматривала ее, а затем мягко улыбнулась.
  — Я буду вам очень признательна, — сказала она.
  Делла Стрит последовала за ней в кухню. Салли Медисон повернулась к Мейсону.
  — Теперь понимаете, что я имела в виду? — спросила она. — Настоящая золотая рыбка!
  Том Гридли повернулся к своей подруге и сказал извиняющимся тоном:
  — Конечно, не надо было задерживаться у Раулинса и покрывать панели своим лекарством. Лучше бы я сам поместил их в аквариум. Я не думал, что так получится.
  — Да брось ты. Какое это теперь имеет значение? Мы приехали сюда довольно рано, и у нас есть свидетели, что к этому моменту аквариум уже был пуст. Скажи лучше, ты не боишься, что этот старый скряга отберет у нас чек? Ведь рыбки-то украдены.
  — Вряд ли, — ответил Гридли. — Все равно химический состав лекарства остается моей тайной.
  — Ладно, не будем об этом, дорогой, — сказала Салли Медисон, тактично призывая Тома к молчанию. — Эти люди не интересуются золотыми рыбками.
  Пол Дрейк поймал взгляд Мейсона и подмигнул ему.
  В этот момент из кухни возвратились миссис Фолкнер и Делла Стрит с рюмками, кубиками льда, виски и содовой. Миссис Фолкнер наполнила рюмки, а Делла Стрит поднесла их гостям. Миссис Фолкнер села в кресло напротив Мейсона и, закинув ногу на ногу, проверила, не поднялась ли ее юбка выше положенного.
  — Я очень много слышала о вас, — промолвила она с хитрой улыбкой. — И надеялась, что когда-нибудь мы встретимся. Я читала отчеты обо всех ваших делах и следила за ними с большим интересом.
  — Благодарю вас, мадам, — ответил Мейсон, собираясь добавить еще что-то, но в этот момент наружная дверь распахнулась, и в холл вошел побелевший от гнева Харрингтон Фолкнер.
  — Знаете, что они мне заявили? — сказал он, заикаясь. — Что в Уголовном кодексе нет статьи, касающейся кражи рыбок. Если бы я смог доказать, что вор проник извне, это можно было бы квалифицировать как кражу со взломом, но поскольку Элмер Карсон является равноправным хозяином конторы и может входить в нее, когда ему вздумается, то он вправе и взять золотых рыбок, а я могу возбудить против него только гражданское дело, но никак не уголовное. Вдобавок один из них имел наглость заявить, что возмещение убытков будет довольно скромным и я не получу и половины суммы, которую истрачу на адвоката. Невежество этого полицейского просто непростительно! Он считает, видите ли, что на эти деньги я смогу купить целую кучу золотых рыбок. Кучу! Понимаете? Как будто это какая-то крупа!
  — Вы, значит, заявили полиции, что рыбок взял Элмер Карсон? — спросил Мейсон.
  Фолкнер смотрел куда-то в сторону.
  — Конечно! Я сказал им, что я в плохих отношениях с Карсоном и что у него есть ключи от конторы.
  — Все окна были заперты? — продолжал спрашивать Мейсон.
  — Да. Кто-то взял отвертку или другой инструмент и взломал замок двери, ведущей в кухню. Грубая работа. По словам полицейского, дверь взломали изнутри, а парадная дверь была закрыта на засов. Кто-то хотел сделать вид, будто в контору проникли через черный ход. Но это никого не обмануло. Я ничего не понимаю во взломах, но даже я понял, как все было на самом деле.
  Мейсон сказал:
  — Я предупреждал вас, чтобы вы не говорили, что подозреваете Карсона. Этим вы ставите себя в довольно опасное положение. Ведь вы предъявляете обвинения, которые не можете доказать. Я уверен, что полиция догадалась: здесь просто склока между двумя партнерами. Вот они и решили не вмешиваться в это дело.
  — После драки кулаками не машут, — сухо парировал Фолкнер. — Я был уверен, что действую правильно. Поймите меня, мистер Мейсон, сейчас для меня главное — найти рыбок, пока не поздно. Это очень ценные рыбки, и мне они дороги. Рыбки больны, и я хочу вернуть их как можно скорее, чтобы вылечить. А вы, черт возьми, ведете себя как полиция! Вечно: не делай то, не делай это!
  Голос Фолкнера дрожал от возбуждения. Казалось, вот-вот у него начнется истерика.
  — Неужели никто из вас не в состоянии понять, как это важно для меня? Эти рыбки — результат упорного труда, часть моего «я». Вместо того чтобы действовать, вы тут сидите сложа руки и распиваете мое виски, а рыбки, может быть, уже умирают.
  Во время этой тирады миссис Фолкнер не изменила позы и даже не повернула головы в сторону супруга. Лишь бросила через плечо, словно обращаясь к ребенку:
  — Все правильно, Харрингтон. Тебе никто не может помочь. Ты вызвал полицию и уже обсудил с ней вопрос. Возможно, если бы ты пригласил их сюда и предложил им выпить с нами, они отнеслись бы более внимательно к твоей проблеме.
  В этот момент зазвонил телефон. Фолкнер повернулся, схватил трубку и сказал:
  — Алло! Да, да, это я.
  Какое-то мгновение он молчал, слушая, что ему говорят, а потом на его лице появилась победная улыбка.
  — Что ж, отлично! Договорились! — воскликнул он. — Мы можем подписать бумаги, как только вы их составите. Да, я заплачу вам.
  Некоторое время он опять молчал, а потом сказал:
  — Хорошо.
  И повесил трубку.
  Отойдя от телефона, Фолкнер сразу же направился к Салли Медисон. Мейсон с удивлением наблюдал за ним.
  — Хочу вам еще раз напомнить: я не люблю, когда меня шантажируют, — резко сказал он девушке.
  Та в ответ лишь заморгала длинными ресницами.
  — Сегодня вы пытались вытянуть из меня крупную сумму денег, — продолжал Фолкнер. — И я хочу сказать, что со мной такие шутки не проходят!
  Салли Медисон лишь затянулась сигаретой и опять ничего не ответила.
  — Вот так-то! — с триумфом заметил Фолкнер. — И я приостановлю выплату по чеку, который дал вам. Я только что договорился с Дейвидом Раулинсом, что покупаю у него весь его зоомагазин, включая оборудование и материалы, которыми он располагает, в том числе и рецепты всех лекарств. — Он быстро повернулся к Тому Гридли: — Теперь вы работаете на меня, молодой человек.
  Салли Медисон испуганно посмотрела на Фолкнера, но тем не менее твердо сказала:
  — Вы не можете этого сделать, мистер Фолкнер.
  — Я уже сделал это.
  — Изобретение Тома все равно не принадлежит мистеру Раулинсу. Том сделал его в свободное от службы время.
  — Чепуха! Так всегда говорят. Посмотрим, что скажет суд по этому поводу. А теперь, мисс, я вынужден просить вас вернуть мне чек, который я дал вам в ресторане. Я не заплатил Раулинсу и половины той суммы, которую вы требовали от меня.
  Салли Медисон упрямо покачала головой:
  — Сделка уже состоялась, и вы оплатите рецепт лекарства.
  — Вы не имели никакого права продавать его. Вас могут привлечь к уголовной ответственности за вымогательство и получение денег незаконным путем. Вам лучше добровольно вернуть его, я все равно приостановлю выплату.
  — Салли, — сказал Том, — не стоит препираться из-за этой ничтожной суммы. Ведь мы только что получили…
  Фолкнер живо повернулся к нему.
  — Ничтожной суммы? Вы сказали: «ничтожной суммы»?.. — Внезапно он замолчал, но его жена, видимо, заинтересовалась этой темой.
  — Продолжай, дорогой, — сказала она, — и скажи, какую же сумму ты заплатил. Меня это очень интересует.
  — Это тебя интересует? — повернулся к ней Фолкнер. — Что ж, знай: я заплатил пять тысяч долларов!
  — Пять тысяч долларов? — воскликнул Том Гридли. — Но ведь я же сказал Салли, чтобы она продала рецепт…
  Он тоже осекся и посмотрел на Салли Медисон. Дрейк быстро выпил свое виски и поставил рюмку на стол. Мейсон поднялся и наклонился к Фолкнеру.
  — Мне кажется, — прошептал Дрейк Делле Стрит, — что мы пришли сюда только выпить по рюмочке виски. Оно чертовски хорошее. Ужасно не люблю бесполезно тратить время.
  В это же время Мейсон говорил Фолкнеру:
  — Я думаю, нам больше нет смысла обременять вас своим присутствием, мистер Фолкнер. Интерес к этому делу у меня пропал, и нам не стоит засиживаться.
  Вмешалась миссис Фолкнер:
  — Прошу вас, будьте снисходительны к моему супругу. Он весь — сплошной комок нервов.
  Мейсон поклонился:
  — Именно поэтому я и отказываюсь от этого дела. Если бы мистер Фолкнер стал моим клиентом, я бы сам превратился в сплошной комок нервов. Спокойной ночи, господа!
  Глава 4
  Мейсон сидел в пижаме, с книгой в руках в кресле рядом с торшером, когда внезапно зазвонил телефон. Только Пол Дрейк и Делла Стрит знали номер этого телефона. Мейсон быстро закрыл книгу и снял трубку:
  — Алло?
  В трубке раздался голос Дрейка:
  — Помнишь нашу маленькую авантюристку, Перри?
  — С которой мы встретились в ресторане вчера вечером?
  — Да.
  — Конечно, помню! А что?
  — Она очень хочет связаться с тобой. Умоляла меня, чтобы я дал ей твой телефон.
  — Что ей нужно от меня?
  — Если бы я знал, черт возьми! Она говорит, что дело очень важное.
  — Где она сейчас?
  — Ждет моего ответа у другого телефона.
  — Уже одиннадцатый час, Пол.
  — Я знаю. Но она заклинала меня, чуть не плача, помочь ей немедленно связаться с тобой.
  — Подождать до завтра она не хочет?
  — Нет. Говорит, что дело не терпит отлагательства. Иначе я бы не позвонил тебе.
  — Дай мне ее номер, — сказал Мейсон.
  — Пожалуйста. Карандаш под рукой?
  — Да, диктуй.
  — Колумбия, 69-843.
  — О’кей! Передай ей, чтобы она повесила трубку и ждала моего звонка. Ты где находишься? У себя в агентстве?
  — Как всегда, забежал посмотреть, нет ли чего важного, тут она позвонила. Говорит, целый день набирала мой номер каждые десять-пятнадцать минут.
  — О’кей! — повторил Мейсон. — Будет неплохо, если ты на часок задержишься у себя в конторе. Может статься, у нее действительно что-то важное. Я тебе еще позвоню.
  — Хорошо. — Дрейк повесил трубку.
  Мейсон выждал минуту, а потом набрал номер, который сообщил ему Дрейк. Почти сразу же в трубке раздался голос Салли Медисон:
  — Алло, алло! У телефона Салли Медисон. О, это вы, мистер Мейсон? Большое вам спасибо за то, что позвонили. Мне бы хотелось немедленно встретиться с вами. Произошло нечто очень важное. Я приеду, куда бы вы ни сказали. Мне просто необходимо повидаться с вами.
  — А в чем дело?
  — Мы нашли золотых рыбок!
  — Каких золотых рыбок?
  — Вуалехвостых телескопов мистера Фолкнера.
  — Вы имеете в виду рыбок, украденных у Фолкнера?
  — Ну да!
  — Где они сейчас?
  — У одного человека.
  — Вы сообщили об этом Фолкнеру?
  — Нет.
  — Почему?
  — Потому что… так сложились обстоятельства. Я думаю… Я думала, будет лучше, если я сперва переговорю с вами, мистер Мейсон.
  — И вы не можете подождать до завтра?
  — Нет, нет. Прошу вас, мистер Мейсон, разрешите мне повидаться с вами.
  — Том Гридли у вас?
  — Нет, я одна.
  — Отлично, — сказал Мейсон. — Приезжайте ко мне. — Он продиктовал адрес. — Сколько времени вам понадобится, чтобы добраться до меня?
  — Десять минут.
  — Хорошо, я жду.
  Мейсон повесил трубку и начал переодеваться. Едва он покончил со своим туалетом, как в дверь его апартаментов позвонили. Он впустил Салли Медисон и спросил:
  — К чему такая спешка?
  Ее испуганные глаза были широко открыты, но на лице была написана все та же безмятежность, придававшая ее красоте своеобразие.
  — Вы помните, мистер Раулинс хотел…
  — Кто такой мистер Раулинс?
  — Хозяин Тома Гридли. Хозяин зоомагазина, в котором работает Том.
  — Да, да, теперь припоминаю.
  — Так вот, человека, которому Том должен был установить аквариум, зовут Джеймс Л. Стаунтон. Это крупный бизнесмен, и о нем мало что известно. Во всяком случае, до сих пор никто не знал, что он интересуется аквариумными рыбками. А в среду он позвонил мистеру Раулинсу и сказал, что у него есть очень ценные золотые рыбки. Они заболели какой-то жаберной болезнью, а он слышал, будто в зоомагазине Раулинса есть лекарство, которое может вылечить этих рыбок. Разумеется, он заплатит за лечение. Он предложил мистеру Раулинсу сто долларов. Для Раулинса это слишком большая сумма, он не мог упустить ее, поэтому он настоял, чтобы Том приготовил ему пару панелей, прежде чем уйти к Фолкнеру. Это нас и задержало. Вы, наверное, помните, я даже не закончила обед и помчалась к Тому, как только получила чек. Я не хотела, чтобы рыбки мистера Фолкнера умерли по нашей вине.
  Когда она замолчала, чтобы перевести дыхание, Мейсон лишь молча кивнул.
  — Так вот, — продолжала она. — Мистер Раулинс сам доставил ему аквариум с панелями, поскольку мистер Стаунтон сказал ему, что у него болеет жена и в квартире нельзя шуметь. Он сказал также, что будет обязан мистеру Раулинсу, если тот объяснит, как пользоваться этими панелями. Тот ответил, что, собственно, делать ничего не нужно — достаточно лишь перенести рыбок в этот аквариум. А утром Раулинс пришлет ему новую панель, которую нужно будет поместить в аквариум вместо старой. Вам все понятно, мистер Мейсон?
  — Вроде понятно. Продолжайте!
  — Итак, Том заготовил несколько панелей, и на следующее утро мистер Раулинс взял вторую панель. На этот раз Стаунтон встретил его на пороге дома и шепотом сообщил, что его жене ночью было очень плохо и что будет лучше, если мистер Раулинс вообще не будет входить в дом. Раулинс вручил ему панель, рассказав, как ее лучше поместить в аквариум, и поинтересовался, как себя чувствуют рыбки. Стаунтон ответил, что, по его мнению, рыбкам гораздо лучше, забрал панель и выплатил Раулинсу пятьдесят долларов задатка. Тот напоследок сказал, что следующую панель нужно будет поместить в аквариум часов через сорок.
  Салли Медисон снова перевела дыхание, а Мейсон кивнул, давая понять, что она может продолжать.
  — Сегодня вечером в магазине была я. Том плохо себя чувствовал и остался дома, а я вместо него помогала мистеру Раулинсу. Понимаете, мистер Фолкнер купил у Раулинса весь магазин, и тот был занят инвентаризацией. Ему обязательно был нужен помощник. Мистер Фолкнер пришел в магазин часов в пять, начались шум и хлопоты; он пробыл там до половины восьмого. Из-за чего-то поссорился с мистером Раулинсом. Тот не сообщил мне, по какому поводу, пообещал рассказать завтра. После ухода Фолкнера мистеру Раулинсу позвонила его жена и сказала, что в кино идет картина, которую ей очень хочется посмотреть, и предложила сопровождать ее. Хочу вам сказать, мистер Мейсон, что, когда его жена чего-нибудь хочет, она не терпит возражений. Поэтому Раулинс сказал мне, что он пойдет в кино, а я пообещала закончить работу и отвезти новую панель Стаунтону.
  — И вы отвезли ему эту панель? — спросил Мейсон.
  — Да. Мне стало жаль мистера Раулинса. Я закончила инвентаризацию, а потом повезла панель. Мистера Стаунтона не оказалось дома, но жена его была у себя, и я сказала ей, что приехала из зоомагазина и привезла новую панель для аквариума, добавив, что это займет всего минуту или две. Миссис Стаунтон оказалась очень любезной и пригласила меня войти. Она объяснила, что аквариум находится в кабинете ее супруга, но, так как она не знает, сколько времени он будет отсутствовать, лучше сразу пойти туда и сделать все, что нужно.
  — И вы прошли в его кабинет вместе с панелью? — спросил Мейсон.
  — Да. И, войдя, увидела там аквариум, где плавали два вуалехвостых телескопа.
  — Как вы поступили?
  — Какое-то время я была слишком потрясена, чтобы вообще что-то делать.
  — Где находилась миссис Стаунтон?
  — Стояла позади меня. Она впустила меня в кабинет и ждала, пока я не сменю панели.
  — И что же вы сделали?
  — Спустя какое-то время я нерешительно подошла к аквариуму, вынула старую панель и опустила туда новую, смазанную лекарством Тома. Потом я попыталась завязать разговор об этих рыбках. Сказала, что они очень красивые. Спросила, есть ли у мистера Стаунтона еще какие-нибудь рыбки и как давно он приобрел этих.
  — И что она вам ответила?
  — Сказала, что рыбки, по ее мнению, безобразные, откуда он их привез, она не знает — он раньше никогда не интересовался рыбками. Потом добавила, что этих рыбок ему, кажется, дал один из его друзей и что они уже были больны, когда он их привез. Сказала также, что этот друг, если она не ошибается, даже дал ему инструкцию, как за ними ухаживать, а она была бы рада, если бы ее супруга занимали только такие вот рыбки, хотя кто-то и назвал их рыбами смерти.
  — Что было потом?
  — Ну, я еще поговорила с ней, приврала немножко. Сказала, что в последнее время чувствую себя неважно. Она же ответила, что последний раз болела год назад, а потом начала делать холодные обтирания и регулярно принимать витамины, и такое сочетание удивительно благотворно подействовало на нее.
  — Дальше!
  — А потом я внезапно поняла, что мистер Стаунтон может вернуться с минуты на минуту, и поэтому решила побыстрее исчезнуть. Я очень боюсь, что, когда он придет домой, его жена расскажет ему, о чем мы говорили, какие вопросы я задавала, и тогда он постарается как-нибудь отделаться от рыбок.
  — Почему вы решили, что это именно те рыбки, которые были украдены у мистера Фолкнера?
  — О, я уверена, что это они! И по виду они тоже больны. К тому же эти рыбки очень редкие. А человек, решивший заняться аквариумными рыбками, никогда не начнет с того, что приобретет больных, хотя и редких рыбок. Если еще учесть, что он бесстыдно лгал Раулинсу насчет больной жены… Ведь он просто не хотел, чтобы рыбок кто-нибудь видел.
  — Вы рассказали об этом Тому? — спросил Мейсон.
  — Нет. Я вообще никому об этом не говорила. Выйдя из дома Стаунтонов, я сразу же направилась в вашу контору, но ночной дежурный сказал мне, что вас уже нет и что он не знает, где вас найти. Тогда я вспомнила, что вашу секретаршу зовут Делла Стрит, но не смогла найти ее номера в телефонной книге. Потом я припомнила, что мистер Дрейк является шефом детективного агентства, снова открыла телефонную книгу и нашла его номер. Я позвонила туда, но ночной дежурный сказал, что Дрейка нет на месте, но он имеет обыкновение заглядывать в контору, прежде чем уехать домой на ночь. Он предложил, чтобы я оставила ему свой номер телефона, и, если мистер Дрейк зайдет в агентство, он передаст ему мою просьбу.
  — И вы никому больше ничего не говорили?
  — Нет. Я даже мистеру Дрейку ничего не рассказала. Я решила, что мне в первую очередь нужно связаться с вами.
  — Почему вы ничего не рассказали Тому Гридли?
  — Потому что он и без того очень расстроен. И чувствует себя неважно. У него каждый вечер поднимается температура. Понимаете, мистер Фолкнер слишком сурово обошелся с ним.
  — Он приостановил выплату денег по счету?
  — Не совсем так. Он сказал, что меня арестуют в ту самую минуту, когда я предъявлю чек к оплате, поскольку я заполучила от него этот чек обманным путем. И заявил также, что Том сделал свое открытие, находясь на службе у Раулинса, и, значит, это открытие является собственностью Раулинса, которую он, Фолкнер, уже купил.
  — Он действительно купил все дело Раулинса?
  — К сожалению, да. Купил все за две тысячи долларов, но договорился с ним, что тот будет получать от Фолкнера жалованье. Мне кажется, никто не любит мистера Фолкнера. Живет по своим правилам и слишком много мнит о себе. Думает, что закон законом, а бизнес бизнесом. Он, наверное, искренне считает, что Том слишком многого хочет, а я его граблю.
  — Он предложил вам свои условия?
  — О да.
  — Какие же?
  — Том дает ему рецепт своего лекарства, а я возвращаю чек на пять тысяч долларов. Кроме того, Том должен продолжать работать в течение года у него в зоомагазине, получая то же жалованье, и знакомить его с составами всех новых лекарств, которые он изобретет в будущем. За это он обещает Тому, помимо жалованья, выдать наличными семьсот пятьдесят долларов.
  — Великодушно, не правда ли? — сказал Мейсон. — А Том, не имея доходов, не может уволиться, так ведь?
  — В том-то и дело! И это бесит меня больше всего. Если Том проработает в этом зоомагазине хотя бы еще год, имея дело с химическими реактивами, ему потом не поможет никакое лечение.
  — И Фолкнер не хочет пойти навстречу?
  — Видимо, нет. Он считает, что Том может наслаждаться свежим воздухом и солнцем во время уик-эндов, а если мистер Гридли так тяжело болен, он вправе не принимать предложения, это его личное дело, Фолкнера это не интересует. Он заявил, что, если интересоваться здоровьем подчиненных, не останется времени для бизнеса.
  — Значит, Фолкнеру вы тоже не сказали, что нашли его рыбок?
  — Нет.
  — И не собираетесь?
  Она подняла глаза.
  — Я боюсь, что он обвинит нас в краже рыбок или еще в чем-нибудь. Я хотела бы, чтобы вы урегулировали этот вопрос. Я чувствую, вы каким-то образом… каким-то образом можете повернуть оружие Фолкнера против него самого. То есть сделать что-нибудь для Тома.
  Мейсон улыбнулся и взял свою шляпу.
  — Ваш рассказ затянулся. Пойдемте!
  — А вы не думаете, что… Что сейчас слишком поздно что-либо предпринимать?
  — Узнать новые факты никогда не поздно, — заметил адвокат. — Во всяком случае, попытка вреда не принесет.
  Глава 5
  Вечер был прохладным, небо чистым. Мейсон вел машину на большой скорости, хотя движение на улицах было довольно интенсивным. В этот час люди возвращались домой из театров.
  Салли Медисон рискнула высказать предложение:
  — Может, было бы лучше нанять детектива, чтобы он понаблюдал за домом Стаунтонов, а самим подождать до завтра?
  Мейсон покачал головой:
  — Все нужно выяснить как можно скорее. Дело начинает меня интересовать.
  Они продолжали путь молча; наконец Мейсон остановился перед довольно претенциозным зданием с красной черепичной крышей и широкими окнами.
  — Кажется, здесь, — сказал он и, выйдя из машины, направился по бетонированной дорожке к дому.
  — Что вы собираетесь ему сказать? — спросила девушка тонким голоском.
  — Не знаю, — ответил Мейсон. — Там будет видно. Я всегда разрабатываю план разговора только после того, как увижу, с кем имею дело.
  Он нажал кнопку звонка, и через несколько секунд дверь открыл довольно элегантный джентльмен лет пятидесяти с небольшим.
  — Мистер Джеймс Л. Стаунтон? — спросил Мейсон.
  — Угадали.
  — Это Салли Медисон из зоомагазина, — представил девушку Мейсон. — А меня зовут Перри Мейсон. Я адвокат.
  — О, да, да, конечно. Я прошу прощения, мисс Медисон, за то, что меня не оказалось дома, когда вы приходили. Должен сказать, что лекарство очень благотворно подействовало на рыбок. Я полагаю, вы хотите получить оставшиеся деньги? Вот они. Я их уже приготовил.
  Стаунтон вынул из кармана пятьдесят долларов и, стараясь придать голосу небрежность, добавил:
  — Только не забудьте оставить мне рецепт этого лекарства, мисс Медисон.
  Вмешался Мейсон:
  — Я думаю, этот вопрос придется решить несколько иначе.
  — Что вы хотите сказать?
  — Я думаю, сперва нужно выяснить, откуда у вас появились эти рыбки. Вы не могли бы сказать нам, где вы их взяли?
  Пытаясь сохранить хладнокровие, Стаунтон сразу же надел маску надменности.
  — Конечно, могу, но, полагаю, это не ваше дело.
  — А если я скажу вам, что эти рыбки украдены?
  — Украдены?!
  — Собственно, я не совсем уверен в этом, — признался Мейсон. — Но из-за этих рыбок произошел целый ряд довольно загадочных событий.
  — И вы обвиняете меня?
  — Отнюдь нет.
  — Тогда другое дело. Значит, мне показалось. Мне доводилось слышать о вас, мистер Мейсон, и я знаю, что вы очень способный адвокат, но, мне кажется, вам следует выбирать слова. Простите, но я предпочитаю справляться со своими проблемами собственными силами, а вам рекомендую не вмешиваться в чужие дела. Так будет лучше.
  Мейсон улыбнулся и вынул из кармана пачку сигарет.
  — Хотите закурить? — спросил он.
  — Нет, — сухо ответил Стаунтон и сделал такое движение, словно собирался закрыть дверь.
  Мейсон, предложив сигарету Салли Медисон, обратился к Стаунтону:
  — Мисс Медисон попросила меня помочь ей советом. Если вы немедленно не дадите нам удовлетворительного ответа, откуда у вас взялись эти рыбки, я посоветую ей сразу же обратиться в полицию. Конечно, это довольно неприятно, но, если вы предпочитаете этот путь, ваше дело. Тут я ничего изменить не могу.
  Он зажег спичку, дал прикурить Салли, а затем прикурил сам.
  — Вы что, угрожаете мне?! — запальчиво воскликнул Стаунтон, видимо, готовый перейти в атаку.
  Но к этому времени Мейсон уже понял, с каким человеком имеет дело. Он выпустил дым прямо в лицо Стаунтону и сухо сказал:
  — Вы не ошиблись.
  Тот даже отшатнулся, пораженный нахальной бесцеремонностью адвоката.
  — Мне не нравятся ваши манеры, мистер Мейсон. И я не люблю, когда меня оскорбляют.
  — Не удивительно, — согласился Мейсон. — Но вы сами напросились. Сейчас уже слишком поздно что-либо менять.
  — Что вы имеете в виду?
  — То, что, если бы вам нечего было скрывать, вы бы, черт возьми, уже давно выставили меня вон! Но нервы у вас оказались недостаточно крепкими, а любопытство и страх довершили дело. Правда, какое-то мгновение вы колебались, раздумывая, не прогнать ли нас с порога и не позвонить ли тому человеку, который поручил вам заботу о рыбках.
  — Как адвокат, мистер Мейсон, вы, несомненно, талантливы, но в данном случае ошибаетесь.
  — Возможно. Но как адвокат я знаю, что правда — лучшая защита от сплетни. Так что призадумайтесь над этим, мистер Стаунтон, да решайте поживее. Или вы поговорите со мной, или вам придется держать ответ перед полицией.
  Несколько секунд Стаунтон еще держался за ручку двери, словно раздумывая над этой альтернативой, а затем внезапно посторонился и сказал:
  — Входите!
  Мейсон пропустил вперед Салли Медисон, а затем вошел сам.
  Справа, со стороны гостиной, послышался женский голос:
  — Кто там пришел, дорогой?
  Он распахнул дверь и пригласил гостей войти. Кабинет выглядел довольно строго: портьеры, письменный стол, сейф, столик для секретаря. В оконной нише стоял аквариум, где плавали две рыбки.
  Как только Стаунтон зажег свет в кабинете, Мейсон подошел к аквариуму и начал разглядывать рыбок.
  — Вы знаете, — сказал он Стаунтону, — что некоторые народности называют вуалехвостых телескопов «рыбами смерти»?
  Тот ничего не ответил.
  Мейсон снова стал с любопытством рассматривать черных рыбок с большими вуалеобразными плавниками и хвостами, выпуклыми глазами, такими же черными, как и все тело.
  — Что ж, — вздохнул он, — теперь я знаю, как они выглядят. В них действительно есть что-то зловещее.
  — Может быть, вы присядете? — несколько неуверенно предложил Стаунтон.
  Мейсон подождал, пока не сядет Салли Медисон, а потом сам удобно устроился в кресле. Улыбнувшись Стаунтону, он сказал:
  — Вы сможете избежать многих неприятностей, если сразу же расскажете нам все, что знаете.
  — Что именно вас интересует?
  Мейсон сразу повернулся в сторону телефона.
  — Не люблю повторяться. Я сказал: все! И я не собираюсь вытягивать из вас слово за словом. Предпочту позвонить в полицию.
  — Я не боюсь полиции. И не надо меня запугивать, мистер Мейсон.
  — Начинайте!
  — Мне нечего скрывать. Я не совершил никакого преступления. И я принял вас в этот необычно поздний час только потому, что знаю, кто вы, и питаю уважение к вашей профессии. И тем не менее я не позволю себя оскорблять.
  — Откуда у вас эти рыбки? — спросил Мейсон.
  — На этот вопрос я не могу ответить.
  Мейсон вынул изо рта сигарету, не спеша направился к телефону и снял трубку.
  — Соедините меня с главным полицейским управлением, — бросил он телефонистке.
  — Минутку, минутку, мистер Мейсон! — быстро проговорил Стаунтон. — Вы уж слишком рьяно беретесь за дело. Если вы оговорите меня в полиции, то сами об этом пожалеете.
  Не поворачиваясь и не отнимая трубки от уха, Мейсон повторил свой вопрос:
  — Откуда у вас эти рыбки, Стаунтон?
  — Если уж вам так хочется знать, — с раздражением ответил тот, — это рыбки Харрингтона Фолкнера.
  — Я так и думал, — ответил Мейсон и повесил трубку.
  — Да, да, — вызывающе продолжал Стаунтон. — Эти рыбки принадлежат Харрингтону Фолкнеру. Он дал мне их на хранение. Я составлял много страховок для фирмы «Фолкнер и Карсон инкорпорейтед риелторс», и я был рад оказать мистеру Фолкнеру услугу. Полагаю, ничего незаконного в этом нет, и, обвиняя меня в воровстве, вы рискуете навлечь на себя неприятности.
  Мейсон повернулся в кресле, закинул ногу на ногу и, с улыбкой посмотрев на раздраженного Стаунтона, спросил:
  — Как их привезли к вам? В том аквариуме, в котором они сейчас находятся?
  — Нет. Если мисс Медисон действительно работает в зоомагазине, она должна знать, что это аквариум из магазина, в котором можно лечить рыбок с помощью панелей.
  — Так в чем же они были доставлены к вам? — настаивал Мейсон.
  Стаунтон мгновение колебался, а потом спросил:
  — Не понимаю, какое это может иметь значение?
  — Очень большое.
  — Не думаю.
  — Тогда извольте выслушать меня, мистер Стаунтон, — заявил адвокат. — Если Харрингтон Фолкнер действительно поручил вам заботу об этих рыбках, то он совершил обман, заявив полиции, что рыбки украдены. Полиции такие фокусы обычно не нравятся. Поэтому, если вы замешаны в этом деле, советую вам для вашего же блага сразу поставить все точки над «i».
  — Ни в каком обмане я не участвую! Я знаю лишь, что он попросил меня позаботиться об этих рыбках.
  — И сам привез их к вам?
  — Да. Под вечер в среду.
  — А поточнее?
  — Точно не помню, в котором часу, но довольно рано.
  — До ужина?
  — Кажется, да.
  — А в чем он их привез?
  — Я уже сказал вам, это не имеет значения.
  Мейсон снова встал, подошел к телефону и, подняв трубку, опять начал свой диалог с телефонисткой. Судя по выражению его лица, он был настроен весьма агрессивно.
  — В ведре, — поспешно сказал Стаунтон.
  Адвокат медленно, словно раздумывая, повесил трубку.
  — В каком ведре?
  — В обычном эмалированном ведре.
  — И что он вам сказал?
  — Попросил меня позвонить в зоомагазин Раулинсона, сказать ему, что у меня есть очень ценные рыбки, заболевшие какой-то жаберной болезнью, и будто я слышал, что в магазине Раулинсона имеется средство, которое может их вылечить. За лечение этих рыбок я должен был предложить сто долларов. Так что в этом деле я совершенно чист.
  — Вы не так уж чисты, как хотите показать. Вы, кажется, уже забыли, что рассказали человеку из зоомагазина?
  — На что вы намекаете?
  — Вы сказали ему, что ваша жена серьезно больна и ее нельзя тревожить.
  — Я не хотел, чтобы моя жена знала об этом.
  — Почему?
  — Потому что дело есть дело, а я не люблю посвящать ее в свои дела.
  — И только поэтому вы солгали человеку из зоомагазина?
  — Мне не нравится это слово, мистер Мейсон.
  — Можете пользоваться словами, которые вам нравятся, — ответил Мейсон. — Но не забывайте, что вы дали человеку из зоомагазина неверную информацию. И вы сделали это только потому, что не хотели впустить его в дом и показать этих рыбок.
  — Опять вы несправедливы ко мне, мистер Мейсон.
  Тот улыбнулся:
  — Поразмыслите об этом сами, Стаунтон. Подумайте о том, что вы будете чувствовать на суде на свидетельском месте, когда я буду задавать вам вопросы. Как вам кажется, сможете выйти сухим из воды?
  Он подошел к окну, откинул тяжелые шторы, прикрывавшие аквариум, и некоторое время стоял не шевелясь, держа руки в карманах.
  Стаунтон прочистил горло, словно собирался что-то сказать, но лишь опустился в кресло. Оно заскрипело под его тяжестью.
  Мейсон еще тридцать секунд стоял молча, глядя в окно и на рыбок, ожидая, пока его молчание не утомит Стаунтона.
  Наконец адвокат обернулся.
  — Думаю, — сказал он удивленной девушке, — теперь можно и уходить.
  Стаунтон в растерянности проводил их до двери. Раза два он порывался что-то сказать, но замолкал.
  Мейсон делал вид, будто вообще ничего не слышал. У двери Стаунтон остановился.
  — Всего хорошего, — сказал он каким-то странным, квакающим голосом.
  — До скорой встречи! — торжественно произнес Мейсон и направился к машине.
  Стаунтон резко захлопнул дверь.
  Мейсон сразу же схватил Салли Медисон за руку и потянул ее в сторону, к тому месту, откуда были хорошо видны окна кабинета Стаунтона.
  — Давайте немного понаблюдаем, — сказал он. — Я специально оттянул в сторону одну из штор и поставил телефон поближе к окну. По движениям его руки мы сможем хотя бы приблизительно определить, какой он будет набирать номер, во всяком случае, поймем, звонит ли он Фолкнеру или кому-нибудь другому.
  Они стояли в сторонке неподалеку от открытого окна, из которого лился свет. С этого места им хорошо был виден и телефон, и стоящий в оконной нише аквариум. Видели они и профиль Стаунтона, выделявшийся на фоне аквариума. Он смотрел на черных рыбок с вуалевидными хвостами, на «рыб смерти».
  Так прошло минут пять. Стаунтон разглядывал рыбок, словно они загипнотизировали его, а потом медленно повернулся. Тень его стала постепенно увеличиваться. Он прошел по кабинету и выключил свет. Все погрузилось в темноту.
  — Может быть, он догадался, что мы за ним наблюдаем? — прошептала Салли.
  Мейсон ничего не ответил; он подождал еще минут пять, а потом снова взял девушку за руку и повел ее к машине.
  — Догадался? — снова спросила она.
  — О чем? — рассеянно переспросил адвокат.
  — Догадался, что вы наблюдали за ним?
  — Не думаю.
  — Почему же он не позвонил?
  — Откуда я знаю! — раздраженно ответил Мейсон.
  — А что мы теперь будем делать? — снова спросила девушка.
  — Теперь? — повторил Мейсон в задумчивости. — Поедем к Харрингтону Фолкнеру.
  Глава 6
  Мейсон в сопровождении Салли Медисон направился к дому Харрингтона Фолкнера. В полуночной тьме оба флигеля роскошного дома были едва видны.
  — Все уже спят, — прошептала девушка. — Света нигде нет.
  — Вот и отлично! — ответил Мейсон. — Значит, нам придется их разбудить.
  — О, мистер Мейсон! Ведь это неудобно!
  — Почему?
  — Фолкнер страшно разозлится.
  — Вы так думаете?
  — А когда он злится, он становится совершенно невыносимым.
  — Человек, оформляющий страховку для фирмы Фолкнера и Карсона, заявил нам, что рыбок к нему привез сам Фолкнер. Вечером в среду. Если этот Стаунтон не солгал, то как прикажете расценивать действия Фолкнера? Ведь он буквально несколько часов спустя утверждал, что рыбок у него украли. Он даже вызвал полицию и официально заявил об этом. Так что вряд ли он взорвется, если мы его разбудим.
  Держа девушку под руку, Мейсон чувствовал, что ее буквально трясет от нервного озноба.
  — Вы храбрый, — сказала она, — вы не боитесь людей вроде Фолкнера. А я вот ужасная трусиха и боюсь, когда люди начинают сердиться.
  — А чего именно вы боитесь?
  — Сама не знаю. Просто боюсь, и все!
  — Ничего, привыкнете, — улыбнулся адвокат и уверенно нажал кнопку звонка.
  — Этот звонок наверняка их разбудит, — прохныкала Салли Медисон, непроизвольно понизив голос до шепота.
  — Да, конечно, — согласился с ней Мейсон, нажав еще дважды кнопку звонка.
  Внезапно из-за угла улицы вынырнула машина, сделала правый разворот и направилась прямо к гаражу дома, в котором жил Фолкнер. Находясь приблизительно на полпути к гаражу, водитель, видимо, заметил машину Мейсона и две фигуры, стоящие у портала. Автомобиль остановился, открылась дверца, показались стройные ножки, а затем и миссис Фолкнер собственной персоной.
  — В чем дело? — озабоченно спросила она. — О, да это мистер Мейсон и мисс Стрит! Хотя нет. Это мисс Медисон. Мой супруг дома?
  — Видимо, нет, — ответил Мейсон. — Или же крепко спит.
  — Наверняка еще не вернулся. Он говорил, что сегодня вечером задержится. Предупреждаю вас: столь поздний визит может ему не понравиться. Вам непременно надо встретиться с ним сегодня?
  — Обязательно. Если, конечно, вы не возражаете.
  Миссис Фолкнер мелодично рассмеялась, потом сказала:
  — Что ж, пойдемте. Будем ждать. А чтобы скоротать время, я приготовлю коктейль.
  Она открыла дверь и зажгла свет в холле и гостиной.
  — Прошу вас, присаживайтесь, — сказала она. — Может быть, вы расскажете все мне, а я передам супругу?
  — Нет, это дело не терпит отлагательства. Ведь он должен прийти с минуты на минуту, не так ли?
  — Да, наверное. Садитесь, пожалуйста. И простите меня, я только переоденусь.
  Она направилась в сторону спальни, по пути снимая пальто.
  Они слышали, как она прошла в спальню. На мгновение шаги затихли, но вдруг раздался пронзительный крик.
  Салли Медисон бросила взгляд на Мейсона, но тот уже вскочил на ноги. Быстро пройдя по гостиной, он распахнул двери спальни и увидел, что миссис Фолкнер стоит, закрыв лицо руками. Дверь в ванную была открыта.
  — Он… он там! — прошептала она, показывая в сторону ванной, к которой с противоположной стороны примыкала другая спальня.
  — Спокойнее, спокойнее, — сказал Мейсон, осторожно беря ее под руку. Руки были холодны как лед.
  Миссис Фолкнер безвольно подчинилась, и Мейсон увел ее от двери ванной. Перехватив взгляд Салли, сделал ей знак. Девушка сразу же подбежала к миссис Фолкнер, взяла ее под руку и повела к кровати, повторяя:
  — Вот сюда… сюда… И не надо волноваться.
  Наконец миссис Фолкнер добралась до кровати, уронила голову на подушку. Ноги ее свешивались. Она опять прижала руки к лицу и тихо застонала.
  Мейсон подошел к двери в ванную.
  Харрингтон Фолкнер лежал на полу. Пиджака и рубашки на нем не было — лишь брюки и майка. На майке была видна кровь. Рядом валялся столик, и весь пол был усеян осколками стекла, блестевшего в электрическом свете. Ручеек воды, смешанной с кровью, тек в угол ванной. Рядом с безжизненным телом Фолкнера на полу лежали мертвые рыбки. Только одна из них еще пыталась шевелить хвостом. Ванная была наполовину полна водой, и в этой воде довольно энергично, словно разыскивая своих друзей, плавала одинокая золотая рыбка.
  Мейсон осторожно поднял с пола еще проявлявшую признаки жизни рыбку и опустил ее в ванну. Она на какое-то мгновение застыла, а потом как-то боком поднялась на поверхность, едва шевеля жабрами.
  Почувствовав легкое прикосновение, Мейсон обернулся и увидел Салли Медисон.
  — Уйдите отсюда! — резко крикнул он.
  — Что?.. Он…
  — Конечно! — ответил Мейсон. — Уходите отсюда и ни к чему не прикасайтесь. Если вы оставите хоть один отпечаток пальца, у вас будет много неприятностей. Что с его женой?
  — Лежит на кровати.
  — Истерика?
  — Просто небольшой шок.
  — Как вы думаете, она любила своего супруга?
  — Дурой надо быть, чтобы любить такого. Но кто ее знает? Мне кажется, она вообще не способна на сильные чувства. И сейчас это тоже в какой-то степени игра.
  — Да и вы не очень-то эмоциональны, — заметил Мейсон.
  — Какой смысл волноваться?
  — Тоже верно, — согласился с ней Мейсон. — Вернитесь к миссис Фолкнер. И уведите ее из спальни. После этого позвоните в Детективное агентство Дрейка. Скажите ему, чтобы он немедленно приехал сюда. А потом позвоните в полицейское управление, в отделение по расследованию убийств, и попросите позвать лейтенанта Трэгга. Скажите ему, что говорите от моего имени и что я должен сделать ему заявление об убийстве.
  — Это все?
  — Все. И не прикасайтесь ни к чему. Отведите миссис Фолкнер в гостиную и держите ее там.
  Мейсон подождал, пока Салли не вышла из комнаты, а затем повернулся и медленно, дюйм за дюймом продвигаясь вдоль ванны, тщательно осмотрел все, что могло представлять интерес, стараясь ни к чему не притрагиваться.
  На полу, неподалеку от трупа, валялось увеличительное стекло в каучуковой оправе, состоящее из двух линз, каждая полтора дюйма в диаметре. У стены, почти под умывальником, — три журнала.
  Мейсон посмотрел на них. Один был свежим, другой — трехмесячной давности, а последний, нижний, — четырехмесячной. На верхнем журнале разлилось чернильное пятно в полдюйма шириной и три-четыре дюйма длиной, от которого тянулась кривая линия.
  На стеклянной полочке над умывальником стояли две бутылочки с перекисью водорода, одна из них почти пустая, бритвенный прибор, безопасная бритва, на которой еще были видны следы мыльной пены, и тюбик с кремом для бритья.
  Пуля, видимо, попала Фолкнеру в сердце, и он умер почти мгновенно. Падая, он опрокинул столик, на котором стоял сосуд с золотыми рыбками, — в его углу еще сохранились остатки воды.
  На полу, под одной из золотых рыбок, валялась чековая книжка, а рядом — автоматическая ручка, в двух футах от нее — наконечник. Чековая книжка была закрыта, и вода, смешанная с кровью, залила ее края. Мейсон обратил внимание, что чековая книжка была уже почти наполовину израсходована — об этом можно было судить по корешкам, не прикасаясь к книжке.
  Вероятно, когда Фолкнера застрелили, он держал в руках увеличительное стекло, поскольку одна из двух линз треснула, а само стекло лежало неподалеку от его головы. Другое стекло, целое, поблескивало на свету.
  Бросив напоследок взгляд на упавший столик, Мейсон осторожно прошел обратно, чтобы взглянуть на поверхность стола. На ней сверкали капли воды и виднелись слабые следы чернил, размытые водой.
  Затем Мейсон обратил внимание еще кое на что, до сих пор ускользавшее от его взгляда. На дне ванны лежал каменный прямоугольный сосуд емкостью примерно в две кварты.
  Едва Мейсон закончил тщательный осмотр ванной, из спальни донесся голос Салли Медисон:
  — Я все сделала, мистер Мейсон. Миссис Фолкнер сидит в гостиной. Дрейк сказал, что будет с минуты на минуту. И полицию я тоже оповестила.
  — Вы говорили с лейтенантом Трэггом? — спросил Мейсон.
  — Лейтенанта Трэгга нет в управлении. Сюда едет сержант Дорсет.
  Мейсон задумчиво посмотрел на девушку.
  — Это плохо, — сказал он и добавил: — Плохо для всех, кроме убийцы.
  Глава 7
  Вой сирены все нарастал и нарастал, словно приближалась туча москитов, и вдруг сразу смолк. Полицейская машина остановилась перед домом.
  На ступеньках портала послышались твердые шаги. Мейсон открыл наружную дверь.
  — Что вы тут делаете, черт возьми?! — вскричал сержант Дорсет.
  — Встречаю гостей, — радушно ответил Мейсон. — Входите, пожалуйста!
  Полицейские в штатском вошли в гостиную, даже не удосужившись снять шляпы, и с удивлением уставились на двух женщин — Салли Медисон с холодным и непроницаемым лицом и миссис Фолкнер с глазами, красными от слез.
  — Ну, — сказал Дорсет Мейсону, — что случилось на этот раз?
  Тот мягко улыбнулся:
  — Сбавьте обороты, сержант. Труп обнаружил не я.
  — Кто же?
  Мейсон показал головой на миссис Фолкнер, сидящую на диване.
  — Кто это? Его жена?
  — Если уж быть абсолютно точным, то лучше сказать — вдова, — ответил Мейсон.
  Дорсет взглянул на миссис Фолкнер и сдвинул шляпу на затылок, словно давая понять, что ждет от нее объяснений. Другие полицейские уже прошли к двери ванной.
  Сержант Дорсет выждал, пока миссис Фолкнер подняла на него глаза, а потом буркнул:
  — Ну?
  Та прошептала еле слышно:
  — Я действительно его любила. Конечно, мы иногда ссорились и он бывал несправедлив ко мне, но ведь в каждой семье случаются мелкие неприятности.
  — Об этом позже, — перебил ее Дорсет. — Когда вы обнаружили труп?
  — Буквально несколько минут назад.
  — Точнее. Пять, десять, пятнадцать?
  — Думаю, что не прошло и десяти, минут шесть, семь.
  — Мы ехали сюда шесть минут.
  — Мы позвонили сразу, как только я обнаружила его.
  — Что значит «сразу»? Через минуту, две, три?
  — Не больше чем через минуту.
  — Как вы его обнаружили?
  — Просто пошла в спальню, а потом открыла дверь ванной.
  — Вы искали его?
  — Нет. Я пригласила мистера Мейсона войти и…
  — А что он здесь делал?
  — Он стоял у наружной двери, когда я подъехала к дому. Сказал, что хочет повидаться с моим супругом.
  Дорсет резко повернулся и посмотрел на Мейсона. Тот кивнул.
  — Ну, хорошо. Об этом поговорим позже, — сказал сержант.
  Мейсон улыбнулся:
  — Со мной была мисс Медисон, сержант. Мы были вместе последние два часа.
  — Кто такая эта мисс Медисон?
  — Это я, сержант, — улыбнулась Салли.
  Тот внимательно посмотрел на нее, потом его рука непроизвольно потянулась к шляпе. Он снял ее и положил на стол.
  — Мейсон — ваш адвокат? — спросил он.
  — Нет. Не совсем.
  — Что значит «не совсем»?
  — Ну, понимаете, я его не нанимала, но я думала, он поможет мне.
  — Поможет вам? В чем?
  — Финансировать изобретение Тома Гридли с помощью мистера Фолкнера.
  — Какое изобретение?
  — Оно связано с лечением аквариумных рыбок.
  Из ванной донесся голос одного из полицейских:
  — Эй, Сэди! Взгляни-ка сюда! Тут даже в ванной плавают рыбки.
  — Сколько их там? — спросил Мейсон.
  — Две, Сэди.
  Сержант Дорсет хмуро буркнул:
  — Вопрос задавал не я, а Мейсон.
  — О-о! — протянул тот же голос, и в дверях появился широкоплечий полицейский. — Прошу прощения, сержант!
  В разговор вмешалась миссис Фолкнер:
  — Послушайте, сержант, я не хотела бы оставаться здесь одна. После всего, что случилось… Меня уже мутит.
  — Кстати, в ванную вам пока входить нельзя, — сказал один из полицейских.
  — Почему?
  Все деликатно промолчали.
  — Вы что, хотите сказать, что он останется там? — спросила миссис Фолкнер.
  — Какое-то время. Мы должны сделать снимки, снять отпечатки пальцев и сделать еще массу всяких вещей.
  — Но я… Я не вынесу этого. Что же мне делать? Что делать?
  — Послушайте, — сказал Дорсет, — а почему бы вам не переночевать в отеле? Пригласите с собой подругу.
  — О, нет! Я не могу. Не в силах. Я ужасно себя чувствую. К тому же в такой час, мне кажется, в отеле не так-то легко найти комнату. Это же не так просто — заказать номер.
  — Тогда позвоните кому-нибудь из друзей и попросите, чтобы вас приютили.
  — Нет. Тоже неудобно. Правда, у меня есть подруга, но она живет еще с одной женщиной, и у нее нет места для меня. Она сама должна была приехать сюда.
  — Как ее зовут?
  — Адель Файербэнкс.
  — Вот и хорошо. Позвоните ей…
  — Я… О-о…
  Миссис Фолкнер прикрыла рот ладонью.
  — Выйдите лучше на улицу, — предложил полицейский, стоящий у двери.
  Миссис Фолкнер поспешила к черному ходу, и через несколько секунд ее стошнило.
  Сержант Дорсет сказал полицейскому, находящемуся в спальне:
  — У нее есть подруга, которая должна приехать сюда, и им наверняка понадобится ванная. Займитесь поскорее отпечатками пальцев.
  — Мы уже ищем, — ответил полицейский. — Но в ванной очень мало места. Нам не успеть.
  Сержант Дорсет быстро принял решение:
  — Что ж, тогда не нужно фотографировать, — затем повернулся к Мейсону: — А вы можете подождать снаружи. Мы вас позовем, когда понадобитесь.
  — Я могу сейчас же сообщить вам все, что мне известно, — ответил адвокат. — А если потом возникнут какие-нибудь вопросы, вы завтра утром сможете найти меня в бюро.
  Какое-то мгновение Дорсет колебался, потом сказал:
  — Во всяком случае, подождите у входа минут десять-пятнадцать. Может быть, вы мне понадобитесь срочно.
  Мейсон взглянул на часы:
  — Пятнадцать минут, не больше.
  — Договорились.
  Увидев, что Мейсон направился к двери, Салли Медисон поднялась со стула.
  — А вы подождите здесь минутку, — остановил ее сержант Дорсет.
  Девушка повернулась и сказала с улыбкой:
  — Хорошо, сержант.
  Дорсет снова внимательно посмотрел на нее, потом на полицейского, стоящего у двери. Тот незаметно подмигнул сержанту.
  — Хотя ладно, — внезапно сказал тот. — Ждите за дверью вместе с Мейсоном. Но никуда не уходите.
  Он подошел к двери, открыл ее и сказал полицейскому, стоявшему снаружи у входа:
  — Мистер Мейсон будет ждать перед домом пятнадцать минут. Если он мне понадобится, я его позову. А девушка в любом случае должна дождаться меня. Без моего разрешения ее не отпускать.
  Полицейский кивнул, повторил «пятнадцать минут» и взглянул на часы. Потом сказал:
  — Тут появился частный сыщик. Я не хотел его впускать. Он говорит, что его вызвал по телефону адвокат.
  Дорсет взглянул на Пола Дрейка, который, прислонившись к стенке портала, курил сигарету.
  — Хелло, сержант! — поздоровался он.
  — Что вы тут делаете? — спросил тот.
  — Подпираю портал, чтобы не развалился, — ответил Дрейк.
  — Как вы сюда прибыли? В машине?
  — Да.
  — Прекрасно! Вот и возвращайтесь в машину!
  — Подумать только! Какая забота о человеке, — не без иронии проронил Дрейк.
  Сержант Дорсет подождал, пока Салли Медисон и Мейсон не выйдут из дома, а потом снова закрыл двери.
  Мейсон показал головой в сторону автомобиля и направился к нему. Дрейк и Салли последовали за адвокатом.
  — Как все это случилось? — спросил Дрейк.
  — Он был в ванной. Кто-то застрелил его там. Одним выстрелом. Угодил прямо в сердце. Смерть, должно быть, наступила мгновенно, но врач еще не сказал своего слова.
  — Это ты его нашел, Перри?
  — Нет, жена.
  — Это лучше. Но как же все произошло? Ее что, не было дома, когда ты приехал сюда?
  — Она подъехала как раз в тот момент, когда я звонил в дверь. Знаешь, Пол, мне кажется, она очень спешила. Словно чувствовала недоброе. Может, пойдешь и взглянешь на ее машину? Пока до этого не додумалась полиция. У меня есть кое-какие сомнения.
  — Какие именно?
  — Сам не знаю. Неопределенные. Она выехала из-за угла и сразу же направилась по подъездной дороге к гаражу. Интуиция подсказывает мне, что ездила она совсем недалеко.
  — Что ж, — с сомнением покачал головой Дрейк. — Пойду посмотрю, что тут можно сделать.
  — Попытайся, — сказал Мейсон.
  Дрейк опять направился в сторону портала. Полицейский ухмыльнулся и щелкнул пальцами.
  — Напрасно приехал, приятель? — посочувствовал он и добавил: — Что ж, бывает.
  Дрейк развел руками и не спеша продолжал свой путь в сторону автомобиля, на котором приехала миссис Фолкнер. Совершенно спокойно, словно это была его собственная машина, Дрейк открыл дверцу, сел на переднее сиденье и чиркнул спичкой. Прикуривал он достаточно долго и тщательно, чтобы успеть осмотреть салон машины.
  — Как они там собираются снимать отпечатки пальцев? — спросила Мейсона Салли Медисон.
  — Покрывают поверхность порошками различного цвета в зависимости от характера поверхности, пока на ней не обнаружится отпечаток, а потом с помощью липкой пасты делают с него оттиск.
  — И получаются четкие отпечатки?
  — Конечно.
  — А как же они узнают, с какого места был взят тот или иной оттиск?
  — Вы задаете слишком много вопросов, — ответил Мейсон.
  — Я очень любопытна.
  — Это зависит от эксперта, который производит работу. Некоторые ставят одинаковые номера на объекте и на отпечатке, другие нумеруют их и заносят все сведения в блокнот. Вместе с наброском места, где снимали отпечатки.
  — А я думала, они снимают отпечатки фотокамерой.
  — Иногда делают и так. Все зависит от того, кто работает. Лично я обязательно сфотографировал бы все отпечатки вместе с объектом, на котором они находятся, даже если бы миссис Фолкнер очень срочно понадобилась ванная.
  Салли Медисон с любопытством взглянула на Мейсона:
  — Зачем?
  — Чтобы точно знать, откуда они взяты, особенно если их много.
  — Это имеет большое значение?
  — Конечно! И вы сможете в этом убедиться, если они найдут отпечатки ваших пальцев.
  — Что вы имеете в виду?
  — Отпечатки на дверной ручке — это одно, а отпечатки на рукоятке револьвера — совершенно другое.
  В этот момент Пол Дрейк распахнул дверцу машины миссис Фолкнер и высунул свои длинные ноги. Огонек его сигареты двигался в темноте, когда он возвращался к тому месту, где стояли Мейсон и Салли.
  — Предчувствия тебя не обманули, Перри.
  — Что тебе удалось обнаружить?
  — Самое главное — мотор машины холодный как лед. Даже если сделать скидку, что она приехала минут двадцать-тридцать назад, мотор не мог остыть, на этой машине проехали не более четверти мили. А скорее всего даже меньше.
  — Она вывернула из-за поворота на довольно большой скорости, — заметила Салли Медисон.
  Мейсон бросил на Дрейка предостерегающий взгляд. Дверь дома открылась, и в освещенном проеме показался силуэт сержанта Дорсета. Он что-то сказал полицейскому, стоявшему у входа. Тот подошел к краю портала и голосом, которым обычно судебный пристав вызывает свидетелей, прокричал:
  — Салли Медисон!
  Мейсон усмехнулся:
  — Это вас, Салли.
  — А что мне им говорить? — внезапно испугавшись, спросила девушка.
  — А вы разве собираетесь что-нибудь утаивать?
  — Да нет, не думаю, что мне есть что скрывать.
  — Если в этом возникнет необходимость, — посоветовал Мейсон, — лучше не говорите вовсе, но ни в коем случае не лгите. И потом, когда полиция вас отпустит, позвоните по этому номеру. Это телефон Деллы Стрит. Вы поедете с ней в какой-нибудь отель и запишетесь там под своим собственным именем. Только никому не сообщайте, где вы находитесь. Утром, где-то в половине девятого, Делла позвонит вам. Завтракайте, не выходя из номера, и не разговаривайте ни с кем до тех пор, пока я не приеду в отель.
  С этими словами он дал девушке клочок бумаги, на котором был написан номер телефона Деллы Стрит.
  — К чему все это? — спросила девушка.
  — Я не хочу, чтобы до вас добрались репортеры, — ответил Мейсон. — А они, наверное, попытаются взять у вас интервью. Я же попытаюсь сделать так, чтобы пять тысяч долларов Фолкнера остались у вас.
  — О, мистер Мейсон!
  — И никому ни слова! — снова предупредил Мейсон. — Никому не сообщайте, куда вы собираетесь ехать. Даже Тому Гридли. Короче, исчезните для всех, пока я не разберусь, что к чему.
  — Вы думаете, что сможете…
  — Да. Но все зависит от обстоятельств.
  — От каких?
  — От самых разных.
  В этот момент сержант Дорсет что-то резко сказал полицейскому у двери, и тот еще раз прокричал тоном судебного пристава:
  — Салли Медисон! Быстро сюда! Сержант Дорсет хочет говорить с вами!
  Та быстро направилась в сторону портала. В темноте раздавался лишь стук ее каблуков.
  Дрейк обратился к Мейсону:
  — Почему ты предположил, что машина Фолкнера выжидала где-то за углом, Перри?
  — Не обязательно за углом, Пол. Но мне показалось, что машина подъехала с неразогревшимся мотором. Не исключено, конечно, что она действительно стояла за углом, ожидая благоприятного момента для появления.
  — Ты понимаешь, что это значит. Если, конечно, дело действительно обстояло так?
  — Еще не думал об этом, — осторожно сказал Мейсон. — И не собираюсь думать, пока не узнаю все наверняка. Как бы там ни было, этот факт интересно проверить на будущее.
  — Сержант тоже, наверное, додумается до этого? — высказал предположение Дрейк.
  — Сомневаюсь. Он слишком погружен в рутину, чтобы его мысли могли течь по новому руслу. Он толковый парень, этот Дорсет, и работает добросовестно, но грубоват. В отличие от лейтенанта Трэгга — скользкого, как уж, и гладкого, как шелк. Вот его мозг всегда может заработать в ином направлении.
  Снова открылась дверь дома. На этот раз сержант не стал пользоваться услугами полицейского, а крикнул сам:
  — Эй, вы, оба! Прошу сюда! Мне нужно потолковать с вами.
  Мейсон тихо сказал Дрейку:
  — Если они начнут приставать к тебе, демонстративно уходи, садись в машину и погляди, что там за углом. Осмотри улицу, порасспрашивай мальчишек-газетчиков, знакомых, если найдешь, поставь им выпить — в общем, попытайся узнать все, что можно.
  — Это трудно сделать так, чтобы не заметили газетчики, — ответил Дрейк.
  — Поспешите, джентльмены, поспешите! — крикнул сержант Дорсет. — Мне нужно поговорить с вами, хотя история довольно тривиальная — всего-навсего убийство.
  — А не самоубийство? — спросил Мейсон, поднимаясь по ступенькам портала.
  — А что в таком случае он сделал с револьвером? — вопросом на вопрос ответил Дорсет.
  — Я даже не знаю, от чего он умер.
  — Не похоже. А что здесь делает Дрейк?
  — Да так, присматривается, что к чему.
  — Почему вы решили сюда наведаться? — неожиданно спросил сержант Дрейка.
  — Я попросил Салли Медисон позвонить одновременно в полицию и Дрейку, — ответил за Дрейка Мейсон.
  — Что? — резко спросил Дрейк. — Кто звонил в полицию?
  — Салли Медисон.
  — А я думал, его жена.
  — Нет. Его жена была на грани истерики. Звонила Салли Медисон.
  — А для чего вам понадобился Дрейк?
  — Вызвал его на помощь.
  — Какого рода?
  — Чтобы он осмотрелся здесь. Может, обнаружит что-нибудь любопытное.
  — К чему это? Вы представляете чьи-либо интересы?
  — В противном случае я бы не явился к Фолкнеру в столь поздний час.
  — А что вы скажете о некоем Стаунтоне, у которого находятся украденные рыбки?
  — Он заявляет, что тот сам дал их ему на хранение.
  — Фолкнер официально заявил полиции, что они украдены.
  — Знаю.
  — И говорят, вы были здесь, когда Фолкнер сделал это заявление.
  — Совершенно верно. Дрейк тоже был здесь.
  — Ну, ладно. А что вы сами думаете об этом? Украдены рыбки или нет?
  — Не знаю, сержант. Я никогда не имел дело с золотыми рыбками.
  — Какое это имеет значение?
  — Может быть, никакого, а может, и огромное.
  — Боюсь, я вас не понимаю.
  — Предположим, кто-то стоял на стуле с половником в руке, к которому была прикреплена палка четырехфутовой длины, и пытался извлечь рыбок на поверхность, чтобы потом поймать их и бросить в ведро. Следует учесть, что высота аквариума четыре фута.
  — Я все еще не совсем понимаю вас, — удивленно заметил сержант Дорсет. — Какое это может иметь значение?
  — Может быть, никакого, а может, и огромное, — повторил Мейсон. — Насколько я помню, сержант, высота кабинета составляет девять с половиной футов, а аквариум возвышается над полом приблизительно на три фута и шесть дюймов. Сам аквариум, как я уже сказал, четырехфутовой высоты.
  — Что за ахинею вы несете, черт вас возьми! — рассердился Дорсет.
  — Это не ахинея, а сопоставление размеров, — спокойно возразил Мейсон.
  — И опять я не понимаю, какое это может иметь значение.
  — Вы спрашиваете мое мнение, были украдены рыбки или нет, не так ли?
  — Да.
  — И уликой, свидетельствующей о том, что они были украдены, является серебряный половник с привязанной к нему четырехфутовой палкой?
  — Ну да. Что же здесь необычного? Что вам не нравится в этом способе вылавливания рыбок?
  — Только то, — ответил Мейсон, — что таким половником можно было бы выловить рыбок лишь в том случае, если бы они плавали почти у поверхности, поскольку уровень воды в аквариуме возвышается над полом на семь футов и пять дюймов.
  — Вот как? — удивился сержант Дорсет. — В его голосе появилась заинтересованность, но лицо тем не менее хранило выражение скептического сарказма.
  — Да, — продолжал Мейсон. — Опустить такой половник на палке можно только под определенным углом, но вытащить-то ее нужно вертикально, иначе рыбка ни в коем случае не останется в нем. А теперь, если вы вспомните, что высота комнаты девять с половиной футов, то поймете, что ваша палка с половником уткнется в потолок уже тогда, когда будет наполовину погружена в воду. И что делать? Если вы измените вертикальное положение палки, рыбка тотчас выскользнет.
  До Дорсета наконец дошло. Он хмуро посмотрел на Мейсона и спросил:
  — Значит, вы считаете, что рыбок никто не украл?
  — Я этого не сказал. Я лишь заметил, что для кражи этих рыбок половник с четырехфутовой палкой — неподходящий инструмент.
  Дорсет с сомнением покачал головой:
  — Все это понятно, но ведь палкой можно приподнять рыбок повыше, а потом достать их рукой.
  — С глубины два фута? — спросил Мейсон.
  — А почему нет?
  — Даже если нам и удастся подтащить рыбок близко к поверхности, неужели вы думаете, они дадутся вам в руки под водой. Попробуйте, сержант, проведите эксперимент; я уверен, вам это не удастся.
  — Что ж, хорошо, Мейсон, — сказал Дорсет. — Мысли у вас неплохие. Нужно только проверить размеры.
  — Имейте в виду, я ничего не утверждаю. Просто высказал предположения.
  — Когда вам пришла в голову эта мысль?
  — Почти сразу же после того, как я увидел немного выдвинутый из ниши аквариум и половник с палкой, валявшийся на полу.
  — Почему вы ничего не сказали полиции, когда она прибыла на вызов Фолкнера?
  — Меня ни о чем не спрашивали.
  Дорсет на мгновение задумался, а потом неожиданно переменил тему разговора:
  — Что вы скажете об этом Стаунтоне?
  — Салли Медисон считает, что рыбки те же самые.
  — Вы разговаривали с мистером Стаунтоном?
  — Да.
  — И он сказал, что Фолкнер сам дал ему этих рыбок?
  — Да.
  — С какой целью?
  — Не знаю.
  — Но вы собственными ушами слышали заявление Стаунтона, что Фолкнер дал ему рыбок?
  — Да.
  — Он сказал когда?
  — Вечером того самого дня, когда Фолкнер заявил полиции, что рыбки украдены; кажется, в среду. Час он точно назвать не мог.
  Дорсет задумался. В этот момент из-за угла дома выехала машина и остановилась у дома Фолкнеров. Из машины выскользнула женщина — еще до того, как шофер успел затормозить. Женщина сунула ему деньги и поспешила к дому. Ей преградил дорогу полицейский.
  — Сюда нельзя.
  — Я — Адель Файербэнкс, подруга Джейн Фолкнер. Она звонила мне и просила приехать.
  — Все правильно, — сказал сержант Дорсет. — Но только не входите в спальню и ванную, пока я не разрешу. Попытайтесь успокоить миссис Фолкнер. Если у нее начнется истерика, придется вызвать врача.
  Адели Файербэнкс было под сорок, и фигура ее уже расползлась. Впечатление дополняли черные как смоль волосы, очки и своеобразная манера говорить, свойственная нервическим особам. Словно из автомата, из нее вылетала очередь в пять-шесть слов, затем следовала пауза. Она затараторила:
  — Как все это ужасно! Просто трудно поверить. Конечно, он был странным человеком. Но подумать, что кто-то мог его убить… Это убийство, сержант?.. Скажите, а может быть, самоубийство?.. Нет, он просто не мог этого сделать… У него не было причин.
  — Пройдите, пожалуйста, в гостиную, — перебил ее Дорсет. — И попробуйте помочь миссис Фолкнер.
  Как только Адель Файербэнкс вошла в дверь, Дорсет повернулся к Мейсону:
  — Слова Стаунтона тоже нужно проверить. Я заберу мисс Медисон, и было бы хорошо, если бы вы тоже поехали с нами. Если он попытается изменить что-либо в своих показаниях, вы сразу сможете его уличить.
  Мейсон покачал головой:
  — У меня есть другие дела, сержант. Салли Медисон вам будет вполне достаточно.
  — А вам лучше уехать отсюда, — сказал сержант Дрейку. — И не пытайтесь здесь ничего разнюхивать.
  — О’кей, сержант! — с удивительной готовностью ответил Дрейк и сразу же, не торопясь, направился к своей машине. Сев в нее, он завел мотор.
  Полицейский, дежуривший у портала, вдруг с удивлением сказал:
  — Послушай, Сэди! Это же не его машина. Его машина стоит вон там, на дорожке у гаража.
  — Откуда вы знаете? — спросил Мейсон.
  — Откуда я знаю?! — с пафосом воскликнул полицейский. — Этот человек уже сидел в той машине и курил сигарету! Может быть, его задержать, сержант?
  Тем временем Дрейк вывел свою машину на проезжую часть.
  — Это его машина, сержант, — спокойно заметил Мейсон.
  — А чья же та машина в таком случае? — продолжал упорствовать полицейский.
  — Насколько я помню, — ответил Мейсон, — в этой машине приехала миссис Фолкнер. Наверное, она принадлежит Фолкнерам.
  — Что же тогда делал Дрейк в чужой машине?
  Мейсон пожал плечами.
  Дорсет со злостью набросился на полицейского:
  — Для чего я вас сюда поставил, черт возьми! Как вы думаете?!
  — Откуда мне было знать, сержант, что это не его машина? Он садился в нее так уверенно и спокойно, словно это его собственная. Я, правда, обратил внимание, что эта машина уже стояла здесь, когда мы приехали, но…
  — Дайте фонарик! — раздраженно бросил Дорсет.
  Он взял фонарик и направился к автомобилю миссис Фолкнер; Мейсон последовал было за ним, но сержант круто обернулся:
  — Оставайтесь здесь! Вы и так уже доставили нам достаточно хлопот!
  Полицейский у входа, пытаясь как-то исправить свою ошибку, резко провозгласил:
  — Когда сержант говорит: «Оставайтесь здесь» — это значит, что вы должны немедленно остановиться и не делать больше ни шагу вперед!
  Мейсон усмехнулся и подождал, пока сержант с карманным фонариком не осмотрел машину миссис Фолкнер. Через несколько минут сержант вернулся к Мейсону и сказал:
  — Не обнаружил ничего интересного, кроме использованной спички на полу.
  — Видимо, Дрейк курил там, — небрежно бросил Мейсон.
  — Да, да, я припоминаю. Он действительно там курил, — сказал полицейский.
  — Возможно, он просто искал место, где можно было бы посидеть, — зевнул Мейсон.
  — А если бы он уехал в ней, вы бы дали ему увезти с собой улики? — с сарказмом спросил Дорсет полицейского.
  Наступила гнетущая пауза, которую нарушил Мейсон:
  — Ничего страшного, сержант, мы все иногда ошибаемся.
  Дорсет что-то буркнул и повернулся к другому полицейскому:
  — Джим, как только ребята снимут отпечатки пальцев в ванной и спальне, скажи им, чтобы они проверили отпечатки в машине миссис Фолкнер. Если найдутся какие-нибудь, пусть приложат к остальным.
  Мейсон сухо повторил:
  — Да, сержант, мы все порой ошибаемся.
  Дорсет опять что-то промычал в ответ.
  Глава 8
  Мейсон завел мотор своего автомобиля и, едва успев отъ-ехать от тротуара, заметил позади фары машины. Фары мигнули раз, другой, третий.
  Мейсон быстро проехал около двух кварталов, а потом снова подрулил к тротуару, наблюдая за идущей сзади машиной в зеркальце заднего вида. Машина остановилась сразу же за машиной адвоката. Из нее выскочил Пол Дрейк и подбежал к Мейсону.
  — Мне, кажется, удалось кое-что обнаружить, Перри.
  — Что именно?
  — Место, где стояла машина миссис Фолкнер, пока вы не подъехали.
  — Обнаружил следы?
  — Конечно, — ответил Дрейк, а потом добавил извиняющимся тоном: — Правда, следов этих очень мало. Если чья-либо машина стоит у тротуара, трудно найти много следов, тем более что за день у тротуара останавливаются десятки разных машин.
  — Что ты обнаружил? — перебил его Мейсон.
  — В машине миссис Фолкнер я посмотрел на приборы. Правда, они мне ничего не сказали. Бак был заполнен наполовину, температура мотора низкая. Тогда я взглянул на пепельницу. Она была пустой. Я не придал этому особого значения. Только зафиксировал в памяти, что она пуста.
  — Ты хочешь сказать, что там вообще ничего не было?
  — Одна горелая спичка.
  — Ну и что? — спросил Мейсон.
  — Сначала я тоже не понял. Но когда отъехал на машине от дома Фолкнера, подумал: здесь что-то не так. Ведь, сидя в машине и ожидая кого-нибудь, всегда нервничаешь и не знаешь, как убить время. Мне очень хорошо известно это чувство. Когда приходится следить за кем-то, а объект слежки исчезает в доме, не остается ничего другого, как играть с «дворниками». Радио ты включать не можешь, потому что стоящий автомобиль может привлечь внимание. Вот ты и бездельничаешь.
  — И вдруг пустая пепельница! — сказал Мейсон.
  — Вот именно! В девяти случаях из десяти ты закуриваешь, если просидишь в машине достаточно много времени. Смотришь на щиток водителя с разными приборами и наверняка останавливаешь взгляд на пепельнице. Тогда ты вытягиваешь ее, опускаешь стекло и вытряхиваешь все содержимое на дорогу.
  — Продолжай! — сказал Мейсон.
  — Так вот, — продолжал Дрейк. — Отъехав от дома Фолкнера, я стал размышлять, где за углом можно так поставить машину, чтобы из нее был виден вход в дом Фолкнера. Зная, что машина вывернула из-за угла, я сразу же нашел место, откуда хорошо просматриваются дом и дорожка, ведущая к гаражу. Там-то я и нашел у тротуара содержимое опорожненной пепельницы — окурки, горелые спички, следы пепла.
  — Сколько окурков? — спросил Мейсон.
  — Три или четыре. Один со следами губной помады, другие без них. Спички тоже разные — и деревянные, и картонные.
  — Картонные спички чем-нибудь примечательны?
  — По правде говоря, Перри, я недолго там пробыл и не успел все исследовать тщательно. Увидев, что ты уезжаешь, я решил сообщить тебе о находке. Подумал, что ты тоже захочешь взглянуть на это место. Как только ты отъехал от тротуара, я замигал тебе фарами и поехал вслед. Я не хотел останавливаться перед домом Фолкнера, чтобы полицейский не подумал, что я нашел что-то важное. Ведь я только что отъехал от дома. Я, конечно, уверен, что ему никогда не пришла бы в голову подобная мысль, но кто знает? Так ты хочешь, чтобы я вернулся и осмотрел все повнимательнее?
  Мейсон сдвинул шляпу на затылок и задумчиво почесал лоб.
  — Если с того места виден дом, то и человек, стоящий сейчас у двери, может увидеть наши машины. Так что карманным фонариком пользоваться нельзя.
  — Я уже думал об этом, — ответил Дрейк.
  — Сделай вот что, Пол. Отметь это место и собери все, что можешь, в кулечек.
  — Полиция не воспримет это как сокрытие улик?
  — Это не сокрытие, а собирание улик, — возразил Мейсон. — Именно этим полиция и занимается.
  — Но они все-таки могут додуматься до этого, и тогда нам будет туго.
  — Могут, — согласился Мейсон. — Но взгляни на факты с другой стороны, Пол. Что будет, если по этой улице пройдет поливочная машина и смоет все в канализационный сток?
  — Ну, хорошо, — все еще с сомнением произнес Дрейк. — Но мы должны сообщить об этом Дорсету.
  — Дорсет захватил с собой Салли Медисон и отправился к Стаунтону. И не будь, черт возьми, таким щепетильным, Пол. Принимайся за дело и сделай все так, как я тебе сказал.
  Дрейк все еще был в нерешительности.
  — Не понимаю, зачем миссис Фолкнер нужно было ждать за углом в машине и появляться как раз в тот момент, когда к Фолкнеру приехали вы?
  — Возможно, она к тому времени уже знала, что труп Фолкнера лежит в ванной, и хотела заручиться свидетелями. Это, в свою очередь, говорит о том, что она знала: туда приду я с Салли Медисон; а узнать это она могла только от Стаунтона. Он один знал, куда мы направляемся.
  — Куда же он ей позвонил?
  — Видимо, домой. Может быть, она уже была дома наедине с трупом, а когда узнала, что приедем мы, увидела в этом нечто вроде возможного алиби для себя. Знаешь, почти все вечера она проводит вне дома и возвращается приблизительно в то время, когда сегодня подъехали мы. И это опять наводит меня на мысль о Стаунтоне. Находясь у него в кабинете, я оттянул немного шторы на окне, чтобы с улицы был виден телефон. Я был почти уверен, что он сразу бросится к нему и позвонит человеку, который дал ему рыбок. Но он вместо этого просто погасил свет в кабинете. Возможно, в доме есть еще один телефонный аппарат. Или два телефона, или один спаренный. Надо обязательно проверить это по телефонной книге. Если я узнаю, что у Стаунтона зарегистрировано два телефона, то, значит, ему удалось провести меня. Хотел бы узнать адрес Элмера Карсона и поговорить с ним, прежде чем до него доберется полиция. А ты, Пол, займись содержимым пепельницы, собери все в кулек. Я поеду сейчас по бульвару и поищу бар или ресторан, откуда можно позвонить. Карсон живет где-то неподалеку. Я помню, Фолкнер говорил, что он занимает один из двух флигелей здания, а Карсон живет в нескольких кварталах оттуда.
  — Ладно, — сказал Дрейк. — Тогда я съезжу в свое бюро, а минут через пятнадцать вернусь и соберу содержимое пепельницы.
  — Хорошо. Дорсет не вернется раньше чем через полчаса. А оставшиеся здесь полицейские наверняка не догадаются осмотреть близлежащий район, чтобы выяснить, где миссис Фолкнер опорожнила свою пепельницу.
  — Договорились. — Дрейк направился к своей машине.
  Мейсон быстро выехал на главный бульвар. Вскоре он обнаружил ночной бар. Войдя в него, он заказал чашку кофе, попросил телефонную книгу и, к своему огорчению, обнаружил, что у Стаунтона имелось два телефона.
  Полистав телефонную книгу, Мейсон нашел и имя Элмера Карсона. Он записал его адрес — Карсон жил в четырех кварталах от дома Фолкнера.
  Немного поколебавшись, не позвонить ли Карсону, Мейсон все же решил не делать этого. Он заплатил за кофе, сел в машину и поехал к дому Карсона. Дом был погружен в темноту.
  Выйдя из машины, Мейсон подошел к порталу и позвонил. Ему пришлось трижды нажать кнопку, прежде чем в передней наконец зажегся свет. Мгновение на фоне света виднелся силуэт человека в пижаме. Затем свет погас, и дом снова погрузился в темноту. Вспыхнул свет над порталом.
  Из-за двери до Мейсона донесся голос:
  — Что вы хотите?
  Теперь Мейсон находился на свету и не мог увидеть человека за стеклянной дверью.
  — Я хотел бы поговорить с мистером Элмером Карсоном.
  — Черт возьми, вы действительно думаете, что сейчас подходящее время для этого?
  — Я прошу прощения, но дело не терпит отлагательства.
  — Что за дело?
  Мейсон, хорошо понимая, что его голос отчетливо слышен в ночной тишине, внимательно посмотрел на соседние дома и сказал:
  — Откройте дверь, и я скажу вам, в чем дело.
  Человек, стоящий за дверью, ответил:
  — Сперва скажите, а потом я открою. Помолчав мгновение, он добавил: — Может быть…
  — Я пришел по поводу Харрингтона Фолкнера.
  — А точнее?
  — Он умер.
  — А вы кто такой?
  — Меня зовут Мейсон. Перри Мейсон.
  — Адвокат?
  — Да.
  Свет над порталом погас. Вместо этого появился свет в холле. Мейсон услышал, как отодвигается засов, затем открылась дверь. И наконец он увидел человека, с которым разговаривал. На вид ему было года сорок два — сорок три. Это был плотный, начинающий лысеть человек. Обычно такие волосы еще можно умело зачесать, тогда залысины не будут видны, но сейчас, когда человек только что поднялся с постели, залысины и плешь виднелись довольно отчетливо. Тонкие губы были плотно сжаты, над верхней губой виднелись седоватые усики.
  Человек поднял на Мейсона свои голубые глаза и коротко сказал:
  — Входите и присаживайтесь.
  — Вы Элмер Карсон? — спросил Мейсон.
  — Да.
  Карсон закрыл наружную дверь и провел Мейсона в аккуратно убранную комнату.
  На столике стояла пепельница с окурками и два бокала. Здесь же валялась пробка от шампанского.
  — Садитесь, пожалуйста, — повторил Карсон, запахивая халат. — Когда он умер?
  — Точно не знаю, — ответил Мейсон. — Сегодня вечером.
  — А что с ним приключилось?
  — Этого я тоже не знаю. Но довольно беглый осмотр его тела подсказал мне, что он умер от огнестрельной раны.
  — Самоубийство?
  — Думаю, полиция придет к другому мнению.
  — Значит, убийство?
  — Видимо, да.
  — Понятно, — задумчиво сказал Карсон. — Это неудивительно. Его многие ненавидели.
  — В том числе и вы? — спросил Мейсон.
  Карсон не сделал никакой попытки избежать взгляда адвоката.
  — В том числе и я, — отрезал он сухо.
  — За что вы его невзлюбили?
  — Было много причин. И я считаю, мне не обязательно рассказывать вам об этом. Что вы хотели узнать от меня?
  — Полагаю, вы поможете мне уточнить время его смерти, — сказал Мейсон.
  — Каким образом?
  — Сколько времени аквариумные рыбки могут жить без воды?
  — Откуда мне знать, черт возьми! Эти золотые рыбки и так уже встали мне поперек горла.
  — И тем не менее вы не посчитались с судебными издержками, чтобы оставить этих рыбок в своем бюро? — заметил Мейсон.
  Карсон улыбнулся:
  — Когда вступаешь в драку, всегда норовишь ударить противника в самое чувствительное место.
  — А рыбки были для Фолкнера самым чувствительным местом?
  — Кроме них, для него никого и ничего не существовало.
  — Так почему же все-таки у вас вышел разлад?
  — По разным причинам. А какое отношение имеет ваш вопрос о том, сколько времени могут жить золотые рыбки без воды, к смерти Фолкнера?
  — Когда я увидел труп Фолкнера, — пояснил Мейсон, — на полу валялось несколько рыбок. Одна из них еще шевелила хвостом. Я поднял ее и бросил в ванну. Она проявила признаки жизни, а через несколько минут уже бодро плавала.
  — Когда вы обнаружили труп? — спросил Карсон.
  — Не я обнаружил его, — ответил Мейсон.
  — А кто?
  — Его жена.
  — Давно?
  — Наверное, с полчаса назад. Или немного больше.
  — Вы были с его женой?
  — Мы вместе вошли в дом.
  Голубые глаза Карсона быстро заморгали. Он собрался было что-то сказать, но, видимо, передумал и вместо этого спросил:
  — А где была его жена?
  — Не знаю.
  — Кто-то уже пытался убить его на прошлой неделе, — произнес Карсон. — Вы что-нибудь знаете об этом?
  — Слышал.
  — От кого?
  — От Харрингтона Фолкнера.
  — Во всей этой истории было нечто странное, — сказал Карсон. — Со слов Фолкнера выходит, что в него кто-то стрелял, когда он ехал в машине. Утверждает, что слышал револьверный выстрел и почувствовал, как пуля вошла в обшивку сиденья. Так, во всяком случае, он заявил полиции, но, приехав в контору после этого происшествия, ни словом не обмолвился мисс Стенли.
  — Кто такая эта мисс Стенли? — спросил Мейсон.
  — Секретарша-стенографистка в нашей конторе.
  — Вы, надеюсь, расскажете мне, что произошло?
  — Почему нет?! Я видел, как он подъехал на машине к нашему офису и, вынув нож, стал вспарывать обшивку переднего сиденья. В ту минуту я еще ничего не знал о покушении.
  — Дальше.
  — Потом я заметил, что он прошел к себе домой. Вы же знаете, он живет в одном из флигелей. Пробыл там минут пятнадцать. Должно быть, звонил в полицию. После этого появился в бюро. Он ни слова не сказал о случившемся, только был взволнован и рассеян больше обычного. Он вскрыл корреспонденцию, лежавшую у него на столе, прочел ее, потом положил все письма на стол мисс Стенли и встал позади нее, чтобы продиктовать кое-какие ответы на письма. Она обратила внимание на то, что рука его дрожала, но в остальном он был совсем такой же, как обычно.
  — Дальше, дальше, — повторил Мейсон.
  — И вот, когда ему пришлось подписать одно или два из продиктованных писем, он положил пулю на стол, — продолжал Карсон, — а она потом положила на пулю копии писем. Но в ту минуту ни он, ни она не обратили на это внимания.
  — Короче говоря, когда прибыла полиция, пулю отыскать не смогли, не так ли? — спросил Мейсон с интересом.
  — Да.
  — И что было дальше?
  — Тут разыгралась целая история. Именно в эти минуты мы узнали, что в Фолкнера стреляли. Вскоре приехала полицейская машина, и в бюро набилось полно детективов. Фолкнер рассказал подробности. Он ехал по улице, услышал выстрел и почувствовал, как пуля впилась в сиденье буквально в дюйме от него. Рассказал он и о том, что вытащил пулю из сиденья, и полиция попросила показать эту пулю. Тут-то и началась вся кутерьма. Фолкнер начал искать пулю и не смог ее найти. Он сказал, что положил ее на свой письменный стол, и напоследок обвинил меня в том, что я якобы выкрал ее.
  — Как вы среагировали на это?
  — С того момента, как Фолкнер появился в конторе, и до того, как прибыла полиция, я не выходил из-за своего письменного стола, и мисс Стенли может подтвердить это. Разумеется, когда я понял, что Фолкнер собирается устроить скандал, я настоял на том, чтобы полиция обыскала меня и мой письменный стол.
  — И они это сделали?
  — Да. Они забрали меня с собой в ванную и тщательно обыскали всю одежду. Они не очень-то хотели это делать, но я заявил им, что это их обязанность. Мне кажется, полицейские подумали, что все это — плод больного воображения Фолкнера. Мисс Стенли тоже была вне себя. Потребовала, чтобы обыскали и ее. Мисс Стенли так разъярилась, что сбросила с себя в конторе всю одежду.
  — Но пуля в конце концов оказалась на ее письменном столе? — спросил Мейсон.
  — Да. Но нашла она ее уже под вечер, когда убирала свой письменный стол перед уходом домой. За день у нее накапливается много машинописных копий, и к половине пятого она начинает приводить свой стол в порядок. Фолкнер снова вызвал полицию, и та, приехав во второй раз, наговорила ему много всяких вещей.
  — Например?
  — Они сказали ему, что, когда в него будут стрелять следующий раз, он должен остановиться у первой же телефонной будки и сразу уведомить полицию о случившемся, а не ехать домой, теряя по пути время. Сказали также, что, если бы он оставил пулю в обшивке сиденья и ее вытащила оттуда полиция, ее можно было бы считать вещественным доказательством. И они смогли бы определить револьвер, из которого стреляли. Но в тот момент, когда он вытащил пулю, она перестала быть вещественным доказательством.
  — Как Фолкнер воспринял все это?
  — Он был очень огорчен.
  Мейсон несколько секунд задумчиво смотрел на Карсона.
  — Ну, хорошо, Карсон, — наконец сказал он. — Теперь я хочу задать вам вопрос, на который вы предпочли бы не отвечать.
  — Какой именно? — спросил тот, поднимая голову.
  — Зачем Фолкнер поехал домой, а не оповестил полицию сразу?
  — Думаю, он был просто напуган и боялся остановить машину, — ответил Карсон.
  Мейсон усмехнулся.
  — Ну, хорошо, — нетерпеливо сказал Карсон. — Наверное, наши подозрения совпадают — он хотел посмотреть, дома ли его жена.
  — И она оказалась дома?
  — Я понял, что да. Накануне она из-за чего-то разволновалась и долго не могла заснуть. Около трех часов утра она приняла изрядную дозу снотворного. Когда Фолкнер появился в доме, она еще спала.
  — Полиция побывала и в его апартаментах?
  — Да.
  — С какой целью?
  — Фолкнер производил не очень хорошее впечатление, и, мне кажется, полицейский офицер подумал, что он инсценировал это покушение.
  — Зачем?
  — Кто его знает. Фолкнер был странным человеком. Только поймите меня правильно, Мейсон. Я ничего не утверждаю и не строю никаких предположений. Я понял это со слов офицера. Он спросил Фолкнера, есть ли у него револьвер и какой, а когда тот ответил утвердительно, попросил его показать.
  — Фолкнер показал?
  — Вероятно. Я же не был в его комнате. Полиция пробыла там минут пятнадцать.
  — Когда все это случилось?
  — С неделю назад.
  — В какое время?
  — Часов в десять утра.
  — Какой у Фолкнера револьвер?
  — По-моему, тридцать восьмого калибра. Кажется, он говорил об этом полиции.
  — А какого калибра была пуля, которую Фолкнер вытащил из обшивки сиденья?
  — Сорок пятого.
  — Какие отношения были у Фолкнера с женой?
  — Этого я не могу сказать.
  — Но какие-нибудь предположения вы все-таки могли сделать?
  — Почти никаких. Однажды я, правда, слышал, как он разговаривал с ней по телефону. Таким тоном говорят с хорошо выдрессированной собачкой. Со стороны миссис Фолкнер никаких эмоций в его адрес я не наблюдал.
  — До этого случая у вас с Фолкнером тоже были плохие отношения?
  — Нельзя сказать, чтобы плохие. Были, разумеется, разногласия, но в общем мы ладили друг с другом.
  — А после истории с пулей?
  — После этой истории у меня лопнуло терпение. И я потребовал, чтобы он продал мне часть дела — или я продам ему свою.
  — И вы действительно были готовы продать свою долю?
  — Не знаю. Может быть, и продал бы. Но он предлагал очень низкую цену. Если вы хотите узнать подробности, обратитесь к Уилфреду Диксону.
  — Кто это такой?
  — Поверенный первой жены Фолкнера, Женевьевы Фолкнер.
  — Поверенный в чем?
  — Защищает ее интересы в фирме.
  — Ей многое принадлежит?
  — Треть. Так было оговорено при разводе. В то время Фолкнеру принадлежали две трети акций, а мне одна треть. Во время бракоразводного процесса ей присудили половину совместного имущества.
  Мейсон сказал:
  — Если вы возненавидели его так сильно, то почему бы вам было не объединиться с миссис Фолкнер и не выкинуть его из фирмы? Я спрашиваю из чистого любопытства.
  Карсон ответил искренне:
  — Потому что я не мог этого сделать. Это было оговорено при бракоразводном процессе. Согласно решению суда, право голоса осталось за Фолкнером и мной. Миссис Фолкнер — я имею в виду первую жену, Женевьеву Фолкнер, — не могла участвовать в управлении предприятием и принимать какие-либо решения, не обратившись предварительно в суд. Но, с другой стороны, ни я, ни Фолкнер не имели права переходить в своих расходах определенных границ, не могли увеличивать фонд заработной платы. Это привело к тому, что некоторое время прибыль предприятия была ниже, чем до тех пор. И это бесило Фолкнера больше всего.
  — Ваше предприятие было прибыльным? — спросил Мейсон.
  — Естественно. Понимаете, мы работали не только на комиссионных началах. Мы заключали сделки, действуя от собственного имени, строили дома и платили за них. После этого уже продавали. Да, были у нас и хорошие времена.
  — По чьей инициативе это делалось? Фолкнера или вашей?
  — По обоюдной. Понимаете, Фолкнер очень хорошо чувствовал, на чем можно сделать деньги. Чуял прибыль буквально за милю. И у него хватало смелости. Но он никогда не давал своей жене больших сумм и сам не тратил денег, кроме как на этих проклятых золотых рыбок. Тут он не считался с расходами. Когда же дело доходило до других трат, на него было жалко смотреть. У него всегда был такой вид, будто с него сдирают кожу. Так же он выглядел и на суде, когда дело дошло до раздела имущества.
  — А Диксон? — спросил Мейсон. — Его назначил суд?
  — Нет, его наняла Женевьева Фолкнер.
  — Фолкнер был богат?
  — Да.
  — По его квартире этого не скажешь.
  Карсон кивнул:
  — Он тратил деньги только на золотых рыбок. А что касается флигеля, где они поселились, — я думаю, миссис Фолкнер эта квартира нравилась. Она даже держала приходящую служанку, но Фолкнер, разумеется, считал каждый цент, который выдавал на расходы. В некоторых отношениях он был очень неприятен. Но надо отдать ему должное, мистер Мейсон, он мог провести ночь без сна, чтобы разработать план очередной сделки. Поэтому купить у Фолкнера его долю было очень трудно — он содрал бы с меня три шкуры.
  В этот момент раздался настойчивый звонок в дверь. Одновременно в нее стали стучать и дергать за ручку.
  — Похоже, полиция, — сказал Мейсон.
  — Простите, — сказал Карсон и направился к двери.
  — Я, пожалуй, пойду, — заметил Мейсон. — У меня больше нет причин задерживаться здесь.
  Когда хозяин открыл дверь, Мейсон стоял позади него. Лейтенант Трэгг, явившийся в сопровождении двух дюжих полицейских, сказал ему:
  — Я так и подумал, что перед домом стоит ваша машина. Вы, разумеется, уже ведете следствие?
  Мейсон потянулся, зевнул и сказал:
  — Хотите верьте, хотите нет, но мой интерес в этом деле, лейтенант, ограничивается лишь несколькими рыбками, которых, собственно, даже нельзя назвать золотыми.
  Лейтенант Трэгг телосложением напоминал Мейсона. У него был большой лоб, крупный нос и рот с немного приподнятыми уголками, так что всегда казалось, будто по лицу его блуждает улыбка.
  — Верю, верю, Мейсон, — сказал он и добавил: — Только вы проявляете уж очень большой интерес.
  — Откровенно говоря, — ответил Мейсон, — мне хочется заполучить некоторую сумму из денег Фолкнера. Довожу до вашего сведения, если это вам неизвестно, что перед смертью Фолкнера женщина по имени Салли Медисон получила от него чек на пять тысяч долларов.
  Лейтенант Трэгг испытующе посмотрел на Мейсона.
  — Нам это известно. Чек был выдан в среду на имя Томаса Гридли. Вы, конечно, уже говорили с Гридли после этого?
  Мейсон покачал головой.
  В уголках рта лейтенанта заиграла сардоническая улыбка.
  — Хорошо. Вы сами понимаете, Мейсон, сейчас уже поздно, и вам лучше всего отправиться домой и лечь спать. Думается, в этом деле нет никаких фактов, которые заставили бы вас провести бессонную ночь.
  — Никаких, — приятельским тоном заверил его Мейсон. — Всего хорошего, лейтенант.
  — Спокойной ночи, — ответил Трэгг и в сопровождении полицейских вошел в дом Карсона.
  Дверь за ним закрылась.
  Глава 9
  Мейсона разбудил телефонный звонок. Еще в полусне он ощупью снял трубку.
  — Алло! — сказал он сонно.
  На другом конце провода послышался голос Деллы Стрит:
  — Шеф, вы можете немедленно приехать сюда?
  Мейсон сел на кровати.
  — Куда? — спросил он.
  Заспанные глаза Мейсона уставились на светящийся циферблат часов. Лишь какое-то время спустя он осознал, что в окно уже вливается мутный рассвет и циферблат не светится.
  — Приеду немедленно, Делла, — пообещал он. — Что-нибудь срочное?
  — Боюсь, что да.
  — Салли Медисон с вами?
  — Да. Мы в отеле «Келлинджер», в номере 613. Не останавливайтесь у конторки портье. Поднимайтесь сразу же наверх. Не стучите. Дверь будет открыта. Я…
  Связь прервалась посреди фразы, словно кто-то перерезал провод ножом.
  Перри Мейсон выпрыгнул из постели, сбросил пижаму и оделся. Через две минуты он уже спускался по лестнице, натягивая пальто.
  Отель «Келлинджер» выглядел довольно невзрачным. Судя по всему, клиенты здесь останавливались в основном ненадолго.
  Мейсон остановил машину у подъезда и вошел в вестибюль. Заспанный ночной дежурный вяло посмотрел на гостя.
  — Ключ у меня с собой, — быстро сказал Мейсон и добавил: — Да, тяжелая у вас работенка.
  Лифт был автоматический. Мейсон обратил внимание, что в отеле семь этажей. Чтобы не вызывать сомнений у портье, Мейсон нажал кнопку пятого этажа, а на один этаж поднялся по лестнице. Найдя номер 613, он осторожно нажал ручку. Дверь была не заперта. Мейсон бесшумно проскользнул в номер.
  Делла Стрит в пижаме и шлепанцах предостерегающе поднесла палец к губам и указала на кровать, стоящую неподалеку от окна.
  Салли Медисон лежала на спине. Одна рука высунулась из-под одеяла. Густые волосы рассыпались по подушке. Было видно, что она крепко спит. Сумочка из крокодиловой кожи, которую она перед сном, по-видимому, сунула под подушку, упала на пол, раскрылась, и содержимое ее высыпалось на ковер.
  Делла Стрит показала на сумочку.
  Мейсон подошел поближе, чтобы посмотреть при свете ночника, что за вещи вывалились из нее, и увидел пачку купюр, склеенную крест-накрест. По краям купюр можно было определить достоинство денег — это были купюры по пятьдесят долларов. Кроме того, из сумочки торчала рукоятка револьвера.
  Делла Стрит смотрела на Мейсона. Увидев, что адвокат ознакомился с содержимым сумочки, она вопрошающе подняла брови.
  Тот огляделся, выискивая место, где бы они могли поговорить. Девушка поняла, обошла вокруг кровати и открыла дверь в ванную. Она зажгла свет и, когда Мейсон вошел, закрыла за ним дверь.
  Адвокат сел на край ванны, и Делла Стрит сразу зашептала:
  — Она ни на секунду не выпускала эту сумочку из рук. Я хотела дать ей ночное белье и другие принадлежности, но она сказала, что ей это все не нужно. Потом вяло разделась и заботливо сунула сумочку под подушку. После этого, лежа на кровати, смотрела, как я раздеваюсь. Наконец я потушила свет и юркнула в постель. Она, видимо, заснула не сразу. Я слышала, как она ворочалась и вздыхала.
  — Она не плакала? — спросил Мейсон. Делла покачала головой. — Когда она заснула?
  — Не знаю. Я наверняка уснула первой, хотя и собиралась не спать до тех пор, пока не буду убеждена, что она уже спит.
  — Когда ты обнаружила упавшую сумочку?
  — Минут за пять до того, как позвонила вам. Перед тем как окончательно заснуть, она, должно быть, долго еще вертелась на кровати, и сумочка сдвинулась поближе к краю, а потом, когда Салли повернулась во сне, сумочка упала. А проснулась я оттого, что услышала какой-то стук или шум.
  — Ты не поняла, что именно тебя разбудило?
  — Нет, но я сразу зажгла ночник. Салли спала в том же положении, что и сейчас, но вздрагивала во сне, и губы ее шевелились. Слова, которые она шептала, понять было невозможно. Я слышала какие-то неразборчивые звуки.
  Но как только я включила ночник, я поняла, в чем дело. И не раздумывая протянула руку, чтобы поднять сумочку. Первое, что я увидела, была пачка денег, которую я и засунула обратно в сумочку. Но там мои пальцы коснулись холодного металла. Тогда я направила свет ночника на пол и увидела, что это такое. Сумочка лежала в том же положении, что и сейчас.
  В первый момент я совершенно растерялась и не знала, что делать. Оставить ее одну и спуститься в вестибюль я не могла. Я решила позвонить вам. Другого выхода я не нашла.
  — Как же вам удалось это сделать? — спросил Мейсон.
  — Я подняла трубку и ждала секунд тридцать, пока мне не ответил ночной дежурный. Понизив голос, насколько было можно, я попросила соединить меня с городом. Он ответил, что соединить может только он, поскольку все соединения проходят через местный коммутатор. Только тут я заметила, что телефон в номере не имеет диска. Я мысленно обругала себя за то, что не обратила на это внимания раньше, и мне пришлось дать ему ваш номер телефона. Мне не оставалось ничего другого.
  Мейсон кивнул с серьезным видом.
  — Мне кажется, что прошла целая вечность, прежде чем вы мне ответили, — продолжала девушка. — Я начала разговаривать, не спуская глаз с Салли Медисон, чтобы успеть повесить трубку, если она начнет просыпаться.
  — Поэтому вы и оборвали наш разговор на середине фразы?
  — Да. Я увидела, что она беспокойно зашевелилась во сне и у нее дрогнули веки. Я быстро повесила трубку и откинула голову на подушку на случай, если она проснется. Но она только что-то пробормотала, повернула голову во сне, а потом вздохнула… облегченно вздохнула.
  Мейсон поднялся с края ванны, засунул руки глубоко в карманы куртки и сказал:
  — Мы совершили ошибку, Делла. — Девушка кивнула. — Поскольку у нее в сумочке пачка денег, напрашивается предположение, что она получила их от миссис Фолкнер. Я, кажется, сыграл ей на руку. Я хотел остаться в ванной один, чтобы осмотреть там все как следует, и не хотел, чтобы она видела, чем я занимаюсь. Поэтому я попросил ее провести миссис Фолкнер в гостиную и попытаться успокоить ее. Наверное, там она и получила эту взятку. А это значит, что она ничего не добавит к моим уликам. Возможно даже, именно миссис Фолкнер поручила ей избавиться от револьвера, и эта авантюристка согласилась за большие деньги. Как бы то ни было, она в любом случае обвела меня вокруг пальца. Я-то надеялся укрыть ее от репортеров, чтобы выгадать время и посмотреть, как все обернется, а теперь положение резко изменилось. Вы зарегистрировались в отеле под своими собственными именами. Если это тот самый револьвер, из которого был убит Фолкнер, нам придется довольно туго. Нам обоим. Что она сказала, когда позвонила тебе по телефону?
  — Сказала, что вы приказали ей связаться со мной и дали ей мой номер. Что я должна отвезти ее в какой-нибудь отель, зарегистрироваться там и сделать так, чтобы ни одна душа не знала, где она находится, до тех пор, пока вы сами это не разрешите.
  Мейсон кивнул:
  — Именно так я и говорил.
  — Когда она позвонила мне, я уже спала. Поэтому не сразу поняла, в чем дело. А когда поняла, первой моей мыслью было: как отыскать номер в гостинице? Я попросила ее позвонить мне минут через пятнадцать, а сама начала обзванивать гостиницы. Наконец я нашла свободный двухместный номер в этом отеле.
  Мейсон в задумчивости опустил глаза.
  — А через пятнадцать минут она снова позвонила тебе.
  — Да. Забронировав номер, я стала одеваться. Очень спешила и поэтому не обратила внимания на время.
  — Вы договорились встретиться здесь?
  — Да. Я сказала ей, чтобы она приезжала прямо сюда, а если приедет первой, пусть ждет меня в вестибюле.
  — И кто же приехал раньше?
  — Я.
  — Ты долго ее ждала?
  — Думаю, минут десять.
  — Она приехала в такси?
  — Да.
  — В каком?
  — Я лишь заметила, что машина желтого цвета.
  — Ты не заметила ничего необычного в том, как она держала сумочку?
  — Нет, ничего. Она вышла из машины… О, подождите, шеф! Мне помнится, что деньги она уже держала в руке. Она не вынимала их из сумочки, просто вручила шоферу уже приготовленную бумажку и не взяла сдачи.
  — Скорее всего это была бумажка в один доллар. Значит, она наездила центов на восемьдесят, а двадцать дала на чай.
  Делла Стрит задумалась на мгновение, а потом добавила:
  — Я помню еще, что шофер как-то странно посмотрел на нее и на деньги, а потом усмехнулся, что-то сказал и, спрятав деньги, уехал. Салли вошла в вестибюль, и мы вместе поднялись в номер.
  — Вы к тому времени уже оформились в отеле?
  — Да.
  — И Салли не открывала сумочку с того момента, как вышла из такси, и до того, как лечь спать?
  — Нет. Она даже не умывалась, а просто разделась и плюхнулась в постель.
  — Понятно. Она не хотела давать тебе повода заглянуть в ее сумочку. Ну, хорошо, Делла, нам надо сделать только одно — вынуть револьвер из сумочки.
  — Зачем?
  — Чтобы уничтожить отпечатки твоих пальцев.
  — О! — испуганно воскликнула девушка. — Об этом я и не подумала.
  — А когда уничтожим отпечатки пальцев, — продолжал Мейсон, — мы разбудим Салли Медисон и зададим ей парочку вопросов. Что мы будем делать дальше, выяснится в зависимости от ее ответов, но, по всей вероятности, мы попросим ее вернуться к себе домой, вести себя так, будто ничего не случилось, и не говорить никому, что она провела ночь в отеле.
  — Вы думаете, она вас послушается?
  — Откуда мне знать? Может быть. Полиция наверняка найдет ее в ближайшие часы и станет задавать ей вопросы. Судя по всему, ей придется все рассказать, и тогда мы сядем в лужу. Но если следов твоих пальцев на револьвере не окажется, мы сможем утверждать, что о содержимом сумочки ничего не знали. Будем гнуть свою линию: мол, только пытались оградить ее от репортеров. Она хотела, чтобы я защищал ее интересы в гражданском деле против Фолкнера, от которого она пыталась получить для своего друга пять тысяч долларов.
  Делла Стрит кивнула.
  — Но если они найдут твои отпечатки на револьвере, дело обернется для нас намного хуже, — добавил Мейсон.
  — Вместе с моими отпечатками мы наверняка сотрем и другие, не так ли, шеф? — спросила девушка.
  Мейсон кивнул.
  — И тем не менее мы должны это сделать, Делла.
  — А нас не смогут обвинить в сокрытии улик или в чем-либо подобном?
  — Мы же еще не знаем, является ли этот револьвер вещественным доказательством, — ответил Мейсон. — Вполне возможно, что Харрингтона Фолкнера убили и не из этого револьвера. Итак, начнем, Делла.
  Мейсон открыл дверь ванной комнаты, на минуту остановился, чтобы прошептать Делле еще пару слов, а потом осторожно направился к постели, на которой спала Салли Медисон. Внезапно в дверь номера громко постучали.
  Адвокат остановился в испуге.
  — Откройте! — раздался чей-то голос. — Открывайте, да поживей!
  С этими словами в дверь постучали еще громче.
  Шум разбудил Салли Медисон. Что-то неразборчиво воскликнув, она села на кровати, опустила ноги на коврик, а потом в слабом свете ночника увидела Перри Мейсона, неподвижно стоящего посреди комнаты.
  — О! — воскликнула она. — Я не знала, что вы здесь!
  Она сразу же закрылась одеялом до подбородка и подобрала ноги.
  — Я только что пришел, — сказал Мейсон.
  Она улыбнулась:
  — Я не слышала, как вы вошли.
  — Я просто хотел удостовериться, что у вас все в порядке.
  — А что случилось? Там кто-то стучит в дверь.
  Мейсон повернулся к Делле Стрит:
  — Открой, пожалуйста, дверь, Делла.
  Девушка открыла.
  — Пора кончать эту комедию! — набросился на нее ночной дежурный.
  — Какую комедию? — спросила Делла.
  — Меня вы все равно не обманете, — сказал дежурный. — Ваш приятель доехал до пятого этажа на лифте, а потом поднялся еще на один этаж. Видимо, посчитал меня круглым идиотом. А я ведь помнил, что соединял с городом номер 613. Вот и решил проверить. Я слышал, как вы прошли в ванную и о чем-то шептались. Но наш отель не такого сорта, как вы думаете. Собирайте вещи и уходите!
  — Вы совершенно неверно представляете себе положение вещей, уважаемый, — сказал Мейсон.
  — Я отлично все себе представляю, это вы ошиблись.
  Рука Мейсона опустилась в карман брюк.
  — Ну, хорошо, — сказал он со смехом. — Возможно, вы правы, но сейчас уже рассветает, и ничего страшного не случится, если девушки сперва позавтракают.
  Вынув из кармана пачку денег, он взял из нее десятидолларовую купюру и зажал ее между большим и указательным пальцем так, чтобы дежурному было хорошо видно.
  Но тот не отреагировал.
  — Я повторяю: такие вещи в нашем отеле не допускаются.
  Мейсон взглянул на Салли Медисон. Та все еще продолжала держать одеяло у подбородка. Он заметил, что она уже попыталась поднять сумочку с пола. Сейчас сумочки не было видно.
  Мейсон положил деньги обратно в карман и вынул визитную карточку.
  — Я Перри Мейсон, адвокат, — сказал он. — А это моя секретарша.
  — Ну и что? — возмутился дежурный. — Вот если бы она была вашей женой, тогда другое дело. Мы дорожим репутацией своего отеля. И у нас уже были неприятности с полицией. Поэтому мы не хотим давать им больше никакого повода.
  — Ну, хорошо, — хмуро бросил Мейсон. — Мы уйдем.
  — Вы можете подождать внизу, в вестибюле, — сказал ему дежурный.
  Мейсон покачал головой.
  — Мы уйдем вместе. Я помогу девушкам собраться.
  — Это не разрешается.
  — И тем не менее я уйду вместе с ними.
  — В таком случае останусь и я, — заявил дежурный.
  Он повернулся к девушкам:
  — Одевайтесь.
  Салли Медисон сказала:
  — Вы должны выйти, пока я одеваюсь. Дело в том, что на мне ничего нет.
  Ночной дежурный снова посмотрел на Мейсона:
  — Пойдемте, спустимся вниз в вестибюль.
  Тот покачал головой.
  Делла Стрит бросила на адвоката вопросительный взгляд. Тот сделал ей какой-то знак.
  Девушка незаметно показала головой в сторону двери. Мейсон покачал головой.
  После этого немого разговора Делла Стрит обратилась к дежурному:
  — Я лично не собираюсь покидать номер. Я не совершила ничего предосудительного. Достаточно с меня и того, что в каком-то третьеразрядном отеле осмелились нарушить мой покой посреди ночи. Мало ли что может взбрести в голову вашему хозяину. Я собираюсь лечь спать. А если вам это не нравится, вызывайте полицию. Посмотрим, что она скажет.
  С этими словами она юркнула обратно в постель и посмотрела на Мейсона.
  Тот незаметно кивнул головой. Дежурный мрачно посмотрел на девушку:
  — Мне очень жаль, но из этого ничего не выйдет. Возможно, мы бы пошли на уступки, если бы у нас до этого не было неприятностей с полицией. Вы должны покинуть отель, или я вызову полицию. Выбирайте сами.
  — Вызывайте полицию, — сказал Мейсон.
  — О’кей! — согласилась Делла.
  — Как вам будет угодно.
  Он подошел к телефону, снял трубку и сказал:
  — Соедините меня с полицейским управлением.
  Помолчав несколько секунд, он снова заговорил:
  — С вами говорит ночной дежурный из отеля «Келлинджер», что на шестой улице. У нас в номере 613 незарегистрированные люди. Я попросил их удалиться, но они не слушаются. Вышлите сюда дежурную машину, хорошо? Я буду здесь, наверху, в номере. Да, да, совершенно верно, отель «Келлинджер», номер 613.
  Дежурный повесил трубку и сказал:
  — Не собираюсь ввязываться в грязные истории. И позвольте дать вам дружеский совет. У вас еще есть время скрыться до приезда полиции. Не делайте глупостей и сматывайте удочки.
  Вместо ответа Мейсон удобно устроился в углу кровати Деллы Стрит, вынул из кармана записную книжку и написал: «Телефон не имеет непосредственной связи с городом. Думаю, все это блеф».
  Он вырвал страничку из записной книжки и протянул ее Делле.
  Та прочитала, улыбнулась и откинулась на подушки.
  — Ну, а я все-таки собираюсь уйти, — сказала Салли Медисон. — Вы двое можете поступать как хотите.
  И, не говоря больше ни слова, она спрыгнула с кровати, схватила со стула свою одежду и скрылась в маленькой гардеробной.
  Мейсон перегнулся и откинул подушку на ее кровати. Сумочки не было — она захватила ее с собой.
  Адвокат вынул сигареты, угостил Деллу Стрит, закурил сам и снова поудобней устроился на кровати. Из гардеробной доносился шум, свидетельствовавший о том, что Салли Медисон поспешно одевается.
  Мейсон выждал минуту-другую, а потом повернулся к дежурному:
  — Ваша взяла. Одевайся, Делла.
  Девушка выскользнула из постели, собрала свою одежду и, войдя в гардеробную, что-то сказала Салли.
  — Нет, я с вами не пойду, — ответила та. — Лично я не очень люблю легавых. И мне кажется, вы слишком долго тянете. Я пойду одна.
  Уже совершенно одетая, она вышла из гардеробной, собираясь покинуть номер. Лишь растрепанные волосы свидетельствовали о ее поспешном туалете.
  — Подождите минутку, — окликнул ее Мейсон. — Мы уйдем все вместе.
  Держа сумочку под мышкой, Салли ответила:
  — Вы меня извините, мистер Мейсон, но я не буду никого ждать.
  Мейсон решил выложить свой козырь.
  — Не давайте ему себя одурачить, — сказал он, показывая на дежурного. — Ведь на телефоне даже нет диска. Телефоны имеют выход в город только через коммутатор гостиницы. Он нас обманывал — он никакой полиции не вызывал.
  Дежурный нахмурился:
  — Не думайте, что я этого не предвидел. В ту минуту, когда у меня появилось подозрение, что вы находитесь здесь, я соединил этот номер с городом — сделал это еще до того, как поднялся сюда. Так что не обманывайте себя — телефон работает.
  По всему было видно, что он лжет.
  — Делла! — вскочил Мейсон. — Я ухожу вместе с Салли. Подождите меня, Салли.
  Та недовольно взглянула на него:
  — Может, будет лучше, если я уйду одна?
  — Нет, — ответил Мейсон и направился к двери.
  Дежурный стоял в нерешительности, не зная, что делать. Мейсон бросил Делле Стрит:
  — Когда появится полиция, сообщите ей, что дежурный пытался навязать вам свое общество.
  Тот испуганно вскочил со стула и выбежал в коридор вслед за Мейсоном и Салли Медисон.
  — Я посажу вас в лифт, — предложил он.
  — Не стоит, — отрезал Мейсон. — Мы быстрее спустимся по лестнице.
  — Только не решайте за меня, — буркнула Салли. Было видно, что она растеряна. — Я поеду в лифте. Так удобнее.
  Они вошли в лифт. Дежурный закрыл дверцу и нажал кнопку первого этажа.
  — С вас шесть долларов, — сказал он.
  Мейсон достал бумажку в пять долларов, потом еще доллар и, добавив двадцать пять центов, вручил все это дежурному.
  — А за что эти двадцать пять центов? — удивился тот.
  — За выдворение меня из номера и за совет, — ответил Мейсон.
  Продолжая держать плату за номер в руке, дежурный сунул чаевые в карман.
  — Только не обижайтесь на мою настойчивость, — сказал он, открывая дверцу лифта. — Перед нашей гостиницей вопрос встал ребром: или у нас все будет в порядке, или нам придется закрывать отель.
  Мейсон взял Салли Медисон под руку:
  — Нам нужно немного поговорить.
  Она даже не взглянула на него, но непроизвольно ускорила шаг, направляясь к выходу. В этот момент дверь в гостинице неожиданно распахнулась и в вестибюль вошел полицейский офицер в форме.
  — В чем дело? — спросил он.
  Мейсон попытался пройти мимо него, но полицейский встал у двери, вопросительно глядя на дежурного через плечо адвоката.
  — Две девушки из 613-го номера нарушили внутренний распорядок отеля, — сказал тот, — пригласив в номер мужчину. Я попросил их покинуть отель.
  — Это одна из девушек?
  — Да.
  — А где вторая?
  — Одевается.
  — Кто там был из посторонних?
  Дежурный показал на Мейсона. Офицер усмехнулся:
  — К вам у меня вопросов нет, но вот женщинам придется кое-что объяснить.
  Мейсон с серьезным видом предъявил ему свои документы.
  — Произошла ошибка, — сказал он. — По вине дежурного. Моя секретарша проводила ночь с Салли Медисон, моей клиенткой. Я представляю ее интересы в довольно важном деле и пришел в отель, чтобы получить кое-какую информацию.
  Документы Мейсона, видимо, произвели впечатление на офицера.
  — Почему же вы не сказали об этом дежурному и заставили нас приехать сюда?
  — Я пытался, — ответил Мейсон.
  — Все это старые трюки, — устало сказал дежурный. — Я каждый день слышу такое. Все они секретарши.
  — Но ведь это Перри Мейсон, адвокат! Неужели вы ни разу не слышали о нем?
  — Нет.
  Офицер повернулся к адвокату:
  — Я считаю инцидент исчерпанным, мистер Мейсон. Уверен, что никаких нарушений с вашей стороны не было, но, поскольку вызов сделан, я должен зарегистрировать его и, кроме того, заглянуть в регистрационную книгу отеля.
  Салли Медисон быстро направилась к двери.
  — Сестричка, — окликнул ее офицер, — не спешите так. Подождите минутку, и мы все уладим. Вы даже сможете вернуться к себе в номер и позавтракать. Давайте сперва заглянем в регистрационный журнал.
  Дежурный показал полицейскому место в журнале, где Делла Стрит поставила свою подпись.
  — Ваша секретарша Салли Медисон? — спросил офицер.
  — Нет, Делла Стрит.
  Послышался шум движущегося лифта.
  — Она наверху, в номере?
  — Да.
  — В какое время она зарегистрировалась?
  — Приблизительно в половине третьего ночи.
  — В половине третьего?
  Офицер хмуро посмотрел на Мейсона.
  — Именно по этой причине, — мягко сказал Мейсон, — я и отправил свою секретаршу вместе с клиенткой в отель. Мы закончили работу только поздно ночью и…
  Лифт остановился на первом этаже, и из него вышла Делла Стрит. Увидев троих мужчин у конторки портье, она остановилась.
  — Вот и вторая, — сказал дежурный.
  Офицер обратился к Делле Стрит:
  — Вы секретарша мистера Мейсона?
  — Совершенно верно.
  — Надеюсь, в вашей сумочке найдется какой-нибудь документ, удостоверяющий это?
  — Есть и документ, и ключ от бюро мистера Мейсона, и водительские права.
  — Дайте мне взглянуть на ваши документы, — вежливо попросил офицер.
  Девушка открыла сумочку и показала ему документы.
  — Все в порядке, — сказал офицер дежурному. — Вы по-своему были правы, но в данном случае нет никакого криминала. Можете спокойно оставить девушек в номере. Пусть возвращаются.
  — Я не собираюсь возвращаться в номер, — заявила Салли Медисон. — Я уже выспалась и хочу есть.
  Делла Стрит взглянула на Мейсона, ожидая от него знака. Тот кивнул.
  — Мне очень жаль, что ваш покой был нарушен. Забегите ко мне в контору около девяти.
  — Хорошо, мистер Мейсон, — ответила Салли. — Я приду.
  Полицейский офицер, видимо, очарованный Салли, сказал:
  — Прошу извинить нас за беспокойство, мисс. Здесь поблизости есть ресторан. Может быть, вас подвезти?
  — Нет, нет, благодарю вас, — ответила Салли Медисон, улыбаясь как можно обаятельнее. — Я люблю по утрам прогуливаться. Это позволяет мне сохранять фигуру.
  — Что ж, как вам будет угодно, — вздохнул офицер, — желаю хорошей прогулки.
  Мейсон и Делла Стрит молча стояли, наблюдая, как девушка прошла по вестибюлю и вышла на улицу. Офицер, восхищенный стройной фигуркой авантюристки, тоже проводил ее взглядом и повернулся к Мейсону лишь после того, как та скрылась за дверью.
  — Мне очень неприятно, мистер Мейсон, но такие вещи случаются.
  — Да, конечно, — ответил тот. — Может быть, вы разрешите мне угостить вас чашечкой кофе?
  — Нет, спасибо. Мы на дежурстве. Надо идти. В машине ждет коллега.
  Рука Мейсона потянулась к карману. Офицер покачал головой и сказал:
  — Спасибо, не надо…
  С этими словами он вышел. Дежурный сказал Мейсону:
  — Вы оплатили номер. Так что, если хотите, можете вернуться в него.
  Тот ухмыльнулся:
  — Даже вдвоем?
  — Даже вдвоем, — повторил дежурный. — Теперь я спокоен. И можете оставаться в нем сколько хотите. То есть до трех часов утра следующего дня.
  — Думаю, нам лучше уйти, — сказал Мейсон, беря под руку секретаршу. — Пойдем, Делла. Моя машина стоит у отеля.
  Глава 10
  Мейсон и Делла Стрит сидели в маленьком ночном ресторанчике, где подавали очень хороший кофе. Ветчина оказалась тонкой, но нежной, а яйца были приготовлены просто превосходно.
  — Вы считаете, все будет в порядке? — спросила Делла Стрит.
  — Надеюсь, — ответил Мейсон.
  — Полагаете, она попытается отделаться от револьвера?
  Мейсон кивнул.
  — Почему вы так думаете?
  — Она очень хотела остаться одна. Значит, у нее что-то на уме. Нетрудно догадаться, что именно.
  — А разве она не имела возможности избавиться от револьвера вчера вечером?
  — Видимо, нет, — ответил Мейсон. — Не забывайте, что сержант Дорсет захватил ее с собой, когда поехал к Стаунтону. Она ничего не рассказывала вам об этой встрече?
  — Рассказывала. Стаунтон утверждает, что Фолкнер сам привез ему рыбок. Более того, он предъявил документ, подтверждающий это.
  — Черт возьми!
  — Во всяком случае, она так сказала.
  — Документ, подписанный Фолкнером?
  — Да.
  — И что сталось с этой бумагой?
  — Сержант забрал ее и выдал Стаунтону расписку.
  — Стаунтон ничего не говорил мне о документе, — задумчиво сказал Мейсон. — Что содержалось в этой бумаге?
  — Подтверждение, что он вручил этих рыбок Стаунтону и хочет, чтобы тот позаботился о них и провел необходимое лечение. Он, Фолкнер, освобождает Стаунтона от ответственности в том случае, если с рыбками что-нибудь случится.
  — И там стояла подпись Фолкнера?
  — Стаунтон утверждает, что да. И вероятно, в бумаге не было ничего, что возбудило бы подозрение у сержанта Дорсета. Конечно, я все это рассказываю со слов Салли.
  — Почему же Стаунтон не показал мне этот документ, когда я был у него? — спросил Мейсон.
  — Видимо, он не считает вас официальным лицом.
  — Да, наверное. Но мне все-таки казалось, что я изрядно его напугал.
  — Но если Фолкнер сам вынул этих рыбок из аквариума, зачем же тогда и этот половник, и привязанная к нему четырехфутовая палка? — спросила Делла.
  — Я уже говорил об этом с сержантом Дорсетом, — ответил Мейсон. — Эта ложка не годилась для того, чтобы вытащить рыбок из аквариума.
  — Почему?
  — Прежде всего потому, что поверхность воды в аквариуме была приблизительно в семи с половиной футах от пола, а я не думаю, что высота комнаты больше девяти с половиной футов. Это здание типа бунгало, где потолки довольно низкие. А теперь скажите, как вытащить разливательной ложкой с четырехфутовой палкой на конце рыбок из аквариума, если от поверхности воды до потолка всего два фута? Палка на полпути уткнется в потолок.
  — Но вы можете наклонить палку и вытащить ее под углом.
  — Могу, конечно, — ответил Мейсон. — Но если я это сделаю, то растеряю всех рыбок.
  Делла Стрит кивнула, а потом нахмурилась. Видимо, задумалась над словами Мейсона. А тот продолжал:
  — Более того. Я считаю, что вытащить рыбок из воды с помощью половника вообще невозможно. Для этого нужен не половник, а какой-нибудь сачок или сетка. Конечно, я делаю скидку на то, что больные рыбки не так активны, как здоровые. Но тем не менее я очень сомневаюсь, что их можно было поймать при помощи такого сооружения.
  — Для чего же в таком случае использовался половник? Может, его просто подбросили, чтобы сбить следствие с верного пути?
  — Может быть, и так; а может быть, его использовали в других целях.
  — В каких, например? — спросила Делла.
  — Может статься, пытались вытащить из аквариума какой-нибудь другой предмет.
  — Что вы имеете в виду?
  — Кто-то стрелял в Фолкнера на прошлой неделе. Во всяком случае, он утверждал, что стреляли. Пуля в него не попала, а вошла в сиденье автомобиля. Эта пуля являлась важным вещественным доказательством. По траектории полета пули можно сказать, из какого оружия стреляли. Кроме того, рассмотрев пулю под микроскопом, можно точно установить, из какого именно револьвера или пистолета она выпущена.
  — А какое это имеет отношение к аквариуму с золотыми рыбками? — спросила девушка.
  Мейсон усмехнулся.
  — Мне рассказал об этом случае Элмер Карсон. Он находился в бюро, когда туда пришел Фолкнер с пулей в руке.
  — Он вытащил ее из сиденья?
  — Да, он вытащил пулю из обшивки и сообщил об этом в полицию. Но никому на службе об этом не сказал.
  — Ну и что было дальше?
  — Когда приехала полиция, Фолкнер не смог найти эту пулю.
  — Вот как?! Интересно! — воскликнула Делла Стрит.
  — Сейчас Карсон утверждает, что не выходил из-за своего письменного стола, и секретарша, мисс Стенли, видимо, подтвердит его слова. Но тем не менее полиция обыскала стол.
  — Ну и что дальше?
  — Только вечером, когда мисс Стенли прибирала свой стол, она нашла пулю под какими-то бумагами.
  — Вы считаете, что это была та же самая пуля?
  — Не знаю, — ответил Мейсон. — И не думаю, что кто-то знает. Просто это была пуля, и кто-то высказал предположение, что это та самая пуля, которую принес Фолкнер, а потом потерял. Насколько мне известно, пуля не имела никаких особых примет, и не было оснований утверждать, что это та самая пуля.
  — К чему вы клоните, шеф? — спросила Делла Стрит.
  — Фолкнер считал, что, войдя в комнату, он положил пулю на свой письменный стол. После этого он подошел к столу мисс Стенли, чтобы продиктовать несколько писем.
  — Должно быть, он был очень хладнокровным человеком, — заметила девушка. — Если бы кто-нибудь стрелял в меня, я была бы не в состоянии вытащить пулю из сиденья, а потом диктовать письма.
  — Насколько мне помнится, — сказал Мейсон, — мисс Стенли увидела, что у него дрожат руки, но других признаков волнения заметно не было.
  Делла Стрит испытующе посмотрела на шефа, словно пытаясь прочесть его мысли.
  — Я бы сказала, что Фолкнер все-таки был нервным человеком. И если бы в него стреляли, он бы вел себя не так.
  — У него был сложный характер, — ответил Мейсон. — Вспомните хотя бы, как он вел себя, когда судейский пристав принес ему повестку и жалобу Карсона.
  — Да, я это хорошо помню.
  — Он совсем не волновался. Просто сунул бумажку в карман.
  Делла Стрит кивнула:
  — Это верно.
  — А ведь речь шла о сотне тысяч долларов.
  — Я чувствую, шеф, что у вас есть определенная версия.
  — Нет. Я анализирую факты за чашечкой кофе. Пытаюсь понять, действительно ли в Фолкнера стреляли, и если да, то кто мог это сделать.
  — Мне кажется, что такой человек, как Фолкнер, вряд ли мог забыть, куда он положил пулю, вынутую из сиденья.
  — Он не забыл, — ответил Мейсон довольно решительно.
  — Что вы имеете в виду, шеф?
  — Предположите кое-что другое, Делла. Сидящий за соседним столом человек, Карсон, например, мог добраться до стола Фолкнера, схватить пулю и спрятать ее.
  — И все это не вставая из-за стола?
  — Да.
  — Не понимаю… О, шеф, поняла! Вы считаете, что он мог бросить пулю в аквариум?
  — Вот именно, — ответил Мейсон. — Аквариум находился как раз позади Карсона. Он спокойно мог бросить ее через плечо, будучи уверенным, что на дне, на фоне растительности, гравия и гальки, она будет совершенно незаметна.
  Делла Стрит с интересом посмотрела на Мейсона.
  — Значит, на самом деле кто-то пытался вытащить эту пулю, а Фолкнер решил, что хотели выкрасть его золотых рыбок?
  — Да, — ответил Мейсон. — И половник был вполне подходящим орудием, чтобы вытащить пулю со дна. Для того чтобы поймать золотых рыбок, нужна не палка длиной в четыре фута, а сачок. Можно было подождать, пока рыбки не подплывут поближе к поверхности, а потом подхватить их сачком.
  — Значит, Карсона тоже можно подозревать в покушении на Фолкнера?
  — Не торопись, — сказал Мейсон. — Карсон все утро находился в конторе. Не забудь, что мисс Стенли подтвердит его алиби. К тому же он не осмелится солгать, поскольку тем инцидентом сейчас пристально занимается полиция.
  — Зачем же тогда Карсону нужно было все запутывать?
  — Он пытался помочь стрелявшему в Фолкнера или человеку, который, по его мнению, мог в него стрелять.
  — И этот инцидент стал причиной их взаимной неприязни?
  — Неприязнь между Фолкнером и Карсоном существовала и раньше, но после этого случая они стали врагами.
  — Почему?
  — А поставь себя на место Карсона, — улыбнулся Мейсон. — Он бросил пулю в аквариум. Это, наверное, не так уж сложно было сделать. Гораздо труднее было вытащить оттуда пулю. Ты же знаешь, Фолкнер фактически жил в том самом доме, где находится контора, и, если бы Карсон пришел в бюро в неурочное время, Фолкнер сразу бы это заметил. Возникли бы подозрения.
  Делла Стрит кивнула.
  — Вытащить пулю со дна четырехфутового аквариума нельзя без предварительных приготовлений. А все это случилось как раз в тот момент, когда Фолкнер заметил, что его рыбки заболели, и начал подумывать о том, чтобы перенести аквариум в такое место, где их удобнее будет лечить.
  — Но разве это было невыгодно Карсону? Ведь если бы аквариум перенесли в другое место, у него было бы больше шансов вынуть из него пулю.
  — Значит, невыгодно. Ты должна понять: как только с аквариумом начнутся какие-нибудь манипуляции, возрастет вероятность того, что пулю обнаружат. Поэтому Карсон решил сделать так, чтобы аквариум не трогали. Это и послужило причиной их с Фолкнером вражды.
  — Звучит логично, — сказала Делла Стрит. — И объясняет некоторые поступки Карсона. Выходит, шеф, что вам уже почти все известно и вы знаете, как действовать дальше?
  — Вовсе нет, — ответил Мейсон. — И не забывай, что мы попали в трудное положение.
  — Почему?
  — В сумочке Салли Медисон лежит револьвер. Будем надеяться, что она достаточно умна, чтобы спрятать его куда-нибудь, где его не найдут, или хотя бы стереть с него отпечатки пальцев. Если она этого не сделает, а полиция докажет, что Фолкнера убили именно из этого револьвера, то нам будет плохо. Ведь ты тоже оставила на револьвере свои отпечатки. На нас лягут серьезные подозрения. Полиции легко будет доказать, что мы пытались спрятать Салли, дабы оградить ее от следствия. И мы не сможем оправдаться, если на револьвере будут обнаружены твои отпечатки пальцев. Поэтому будет очень плохо, если Салли схватят до того, как она успеет избавиться от револьвера.
  — А мы не можем позвонить в полицию и сказать, что видели в сумочке Салли револьвер?
  — Можем, — ответил Мейсон. — И при сложившихся обстоятельствах даже должны. Но тогда нам нужно будет распрощаться с этой историей и бросить Салли на произвол судьбы.
  — Так что же мы будем делать? — спросила Делла Стрит.
  — Пока ждать. — Внезапно адвокат отодвинул свою чашку кофе. — Черт возьми! — вырвалось у него.
  — В чем дело, шеф?
  — Не пугайся и не показывай вида, что чувствуешь себя виноватой, — предостерег девушку Мейсон. — И предоставь инициативу мне. В ресторан только что вошел лейтенант Трэгг. Неприятный сюрприз.
  Девушка побледнела.
  — Давайте я сама во всем признаюсь. Ведь вы могли ничего не знать о револьвере.
  Мейсон внезапно поднялся и посмотрел куда-то за спину Деллы.
  — Ну и ну! — сказал он удивленно. — Наш старый приятель лейтенант Трэгг! Что привело вас сюда в столь ранний час?
  Трэгг положил шляпу на свободный стул, выдвинул из-за стола другой и спокойно уселся.
  — А что сюда привело вас? — в свою очередь спросил он.
  — Голод, — с улыбкой ответил Мейсон.
  — Вы обычно здесь завтракаете?
  — Думаю, что теперь будем, — кивнул Мейсон. — Выбор здесь, правда, небольшой, но готовят хорошо. Кофе превосходный, да и яйца приготовлены умело. Не знаю, как вы, лейтенант, но я очень придирчив к вареным яйцам. Не люблю недоваренные или переваренные. Так что можете спокойно приглашать сюда ваших знакомых — тех, кто любит яйца. Советую попробовать.
  — Последую вашему совету, — ответил лейтенант Трэгг и, повернувшись к официанту, крикнул: — Ветчину, яйца и большую чашку кофе! Вторую чашку подадите позже.
  Он уселся поудобнее и улыбнулся Мейсону.
  — А теперь, Мейсон, когда мы решили вопрос с яйцами, поговорим об убийстве.
  — Вы считаете, что с этим вопросом покончено? А знаете ли вы, что яйца нужно варить в воде определенной температуры и кроме того…
  — Я заранее с вами согласен, — перебил его Трэгг. — Скажите лучше, что вы думаете об убийстве Фолкнера?
  — Я никогда не думаю об убийствах, лейтенант, до тех пор пока мне не заплатят за это. А в тех случаях, когда мне платят за мысли, я пытаюсь сделать так, чтобы эти мысли пошли на пользу моему клиенту. Вы же подходите к делу иначе.
  — Совершенно верно, — холодно перебил его лейтенант Трэгг, протягивая руку за сахаром, поскольку официант принес ему первую чашку кофе. — За мои мысли по поводу убийств мне платят налогоплательщики. Так вот, сейчас все мои мысли направлены на мисс Салли Медисон. Что вы можете сказать о ней?
  — Довольно миловидная молодая женщина, — ответил Мейсон. — И похоже, очень переживает из-за своего друга, который работает в зоомагазине. Несомненно, это не первый ее приятель, и, мне кажется, она питает к Тому Гридли прежде всего материнские чувства, а потом уже другие.
  — Насколько мне известно, она довольно авантюрная особа, — высказал предположение Трэгг.
  Мейсон удивленно посмотрел на него:
  — Кто вам сказал?
  — Слухами земля полнится. Она ваша клиентка?
  — Вы опять задаете мне трудный вопрос, — с улыбкой ответил Мейсон. — Вернее, вопрос-то простой, но ответить в данной ситуации на него трудно.
  — Вы можете на него ответить одним словом: да или нет, — настаивал Трэгг.
  — Не так просто, не так просто, — продолжал тянуть Мейсон. — С одной стороны, она еще не поручила мне официально защищать ее интересы, но, с другой, я полагаю, она намеревается это сделать. Поэтому я и расследую факты.
  — Значит, вы полагаете, что будете защищать ее?
  — Не могу сказать с уверенностью. Случай нелегкий.
  — Я тоже так думаю.
  — Понимаете, — продолжал Мейсон, — она оформляла контракт для своего друга Тома Гридли. Контракт с Харрингтоном Фолкнером. Этот контракт мог быть заключен только при единстве мнений, а единство мнений подразумевает…
  Трэгг поднял руку.
  — Прошу вас, — умоляюще сказал он.
  Мейсон удивленно поднял глаза.
  Трэгг пояснил:
  — Вы сегодня необычайно последовательны, Мейсон. Пытались прочесть целую лекцию о варке яиц, теперь объясняете суть какого-то контракта… Если вы не возражаете, я лучше поговорю с вашей очаровательной секретаршей.
  Он повернулся к Делле Стрит и спросил:
  — Где вы провели эту ночь, мисс Стрит?
  Делла мило улыбнулась:
  — Судя по той форме, в которой задан вопрос, лейтенант, вы считаете ночь единой и неделимой единицей. Но на самом деле ночь, как известно, делится на два периода. Первый период — это время до полуночи, которое относится еще к вчерашнему дню, и второй — это время после полуночи, которое уже следует отнести к сегодняшнему дню.
  Трэгг улыбнулся и сказал Перри Мейсону:
  — Она понятливая ученица, Мейсон. Я сомневаюсь, что вам удалось бы лучше ответить на мой вопрос, вздумай вы вмешаться в разговор.
  — Полностью с вами согласен, — дружески согласился Мейсон.
  — А теперь, — сказал Трэгг, перестав улыбаться и приняв строго официальный вид, — теперь, когда мы достаточно потолковали о способах варки яиц, контрактах и периодах, на которые можно разделить ночь, я прошу мисс Стрит точно объяснить мне, где она провела эту ночь, начиная с десяти часов вчерашнего дня и по сей момент. И не пропуская ничего. Хочу предупредить, что это официальный вопрос.
  — А есть причина, по которой она обязана отвечать на этот вопрос? — поинтересовался Мейсон. — Даже если учесть, что вы спрашиваете как официальное лицо.
  Трэгг был тверд, словно гранит.
  — Да. Мне очень важно определить, была ли мисс Стрит замешана в эти события случайно или преднамеренно.
  — Я понимаю… — начала Делла Стрит.
  — Только не волнуйся, Делла, — предупредил ее Мейсон.
  — Я жду ответа на свой вопрос, — настаивал Трэгг.
  — А вы не считаете, что с дамами нужно вести себя более предупредительно? — спросил Мейсон.
  Трэгг упорно продолжал смотреть на девушку.
  — Все ваши уловки пойдут вам во вред, Мейсон, — сказал он и снова повторил: — Мисс Стрит, где вы провели эту ночь?
  — Разумеется, лейтенант, вы все это говорите не просто так, — ответил за нее Мейсон. — То, что вы зашли именно в этот ресторан, доказывает, что вы знали, где мы находимся. Точнее, что мы находимся где-то в этом районе. А узнать об этом вы могли только из двух источников. Первый — это рапорт патрульной машины, которую вызывали в отель «Келлинджер», поскольку там были нарушены правила…
  Трэгг хотел было что-то сказать, но Мейсон, повысив голос, продолжал свою речь:
  — Другой источник — это Салли Медисон. Вы могли подхватить ее только что где-то на улице и задать ей кое-какие вопросы. От нее вы могли узнать, где мы находимся. Ведь если вы начинаете кого-нибудь расспрашивать, то делаете это, насколько мне известно, весьма основательно.
  Мейсон бросил предостерегающий взгляд на Деллу Стрит, словно молча говоря ей, что при втором варианте лейтенант Трэгг наверняка проверил сумочку Салли Медисон и уже знаком с ее содержимым.
  Лейтенант все еще смотрел на девушку.
  — Ну, теперь, когда вы уже проинструктировали мисс Стрит, может быть, она мне все-таки ответит, где она провела ночь? Итак, мисс Стрит?
  — Часть ночи я провела у себя дома. Остаток ночи — в отеле «Келлинджер».
  — Как вы очутились в отеле?
  — Мне позвонила Салли Медисон и сказала, что мистер Мейсон просит меня устроить ее в какой-нибудь отель.
  — Она сказала зачем?
  Девушка ответила невинным голосом:
  — Я точно не помню, кто именно мне говорил об этом, она или мистер Мейсон. Он хотел, чтобы она…
  — …Исчезла из поля зрения, — продолжил лейтенант Трэгг, заметив, что девушка замолчала.
  — Чтобы она не попала в руки репортеров, — закончила Делла Стрит и мило улыбнулась лейтенанту Трэггу.
  — В котором часу это было? — спросил тот.
  — В котором часу она позвонила?
  — Да.
  — Точно я сказать не могу, — ответила Делла Стрит. — В тот момент я не посмотрела на часы, но думаю, что в отеле «Келлинджер» вам, несомненно, доложили, когда мы туда прибыли.
  — Сейчас я вас спрашиваю не о том, когда вы приехали в отель, а когда вам позвонила Салли Медисон, — настаивал Трэгг.
  — Этого я не могу вам сказать.
  — Тогда перейдем к более важной части. Я прошу вас, подумайте, прежде чем отвечать, многое будет зависеть от того, что вы скажете. Итак, вы не заметили ничего необычайного в Салли Медисон?
  — О да! Конечно! — быстро ответила Делла Стрит.
  — Что? — твердо спросил лейтенант Трэгг. Это единственное слово прозвучало как взрыв.
  — Она спала совсем раздетой. — Делла Стрит снова улыбнулась и быстро продолжала: — Вы понимаете, это очень необычно, лейтенант. Я имею в виду, что она просто сбросила всю одежду и улеглась в постель. Ведь такие красивые девушки, как Салли Медисон, обычно уделяют много внимания своей внешности: смазывают на ночь лицо кремом…
  — Это не то, что я имел в виду, — перебил ее Трэгг.
  — Конечно, не то, — вмешался Мейсон. — Но вы перебили Деллу, лейтенант. Если бы вы дали ей договорить, она сказала бы и о том, что вы имели в виду.
  — Если бы я дал ей договорить, она бы так и не закончила описания Салли Медисон. А вопрос заключается в следующем, мисс Стрит: заметили ли вы нечто необычное в Салли Медисон? Может быть, она вам рассказала что-нибудь или сделала какое-нибудь признание?
  — Не забудьте, лейтенант, — снова вмешался Мейсон, — что Салли Медисон является моей потенциальной клиенткой и могла сказать то, что не подлежит разглашению. А мисс Стрит, будучи моей секретаршей, тоже обязана хранить профессиональную тайну.
  — Я знаю законы, — парировал Трэгг. — Это касается только дела, по которому она говорила или советовалась с вами. А я спрашиваю мисс Стрит не о деле, а о поведении Салли Медисон.
  — Но послушайте, лейтенант, — сказала Делла Стрит. — Ведь я познакомилась с этой девушкой всего день или два назад. И не могу сказать, что для нее обычно, а что нет. Поэтому, когда вы спрашиваете, не заметила ли я в ее поведении чего-нибудь необычного, мне трудно ответить.
  — Все эти увертки, — отрезал Трэгг, — заставляют меня уточнить вопрос. Мисс Стрит, что заставило вас позвонить Перри Мейсону в пять часов утра?
  — Вы уверены, что я звонила в пять? — спросила девушка с искренним удивлением. — Я не посмотрела на часы. Я только… Правда, вы тоже могли это узнать из регистрационной книги отеля.
  — Независимо от той информации, которую я могу получить в отеле, я хотел бы узнать, не было ли в одежде, в вещах, которые имела с собой Салли Медисон, в ее поведении и словах чего-нибудь необычного?
  Мейсон сказал:
  — Я уверен, лейтенант, что, если бы мисс Стрит заметила что-нибудь, как вы выражаетесь, необычное, она бы сообщила об этом мне. Так что вы с таким же успехом можете задать этот вопрос и мне.
  — Нет, я спрашиваю мисс Стрит. Скажите, мисс Стрит, зачем вы позвонили Мейсону и попросили его приехать в отель?
  Взгляд девушки внезапно стал твердым и жестким.
  — Это вас не касается.
  — Вы так думаете?
  — Да.
  — Да будет вам известно, меня касается очень многое, когда речь идет об убийстве.
  Делла Стрит лишь плотно сжала губы. Внезапно лейтенант Трэгг воскликнул:
  — Хорошо! Вы оба долго увиливали от ответа, пытаясь узнать, что мне известно. И этот факт доказывает, что вы знаете о том, что мне хотелось бы выяснить. Как верно заметил Перри Мейсон, у меня было две возможности: получить рапорт от полицейского офицера, ездившего в отель «Келлинджер», и встретиться с Салли Медисон, которой я мог задать ряд вопросов. В душе вы надеялись на первое, но ваши надежды не оправдались. Я, конечно, получил рапорт от дежурного офицера, но только потому, что целую ночь не смыкал глаз, ожидая развития событий. Рапорт дежурного и заставил меня перейти к активным действиям. Я поспешил к отелю и перехватил Салли Медисон на улице. В ее сумочке обнаружились две тысячи долларов наличными. Откуда у нее они, она объяснить не смогла. Кроме того, в сумочке был револьвер тридцать восьмого калибра, из которого недавно стреляли. Он очень похож на оружие, из которого был убит Фолкнер. Ну а теперь, Перри Мейсон и Делла Стрит, если я смогу доказать, что вам было известно о содержимом сумочки, я обвиню вас в сокрытии улик. Я дал вам прекрасную возможность заявить добровольно обо всем, что касается убийства Фолкнера. Но вы не пожелали воспользоваться этой возможностью. Поэтому повторяю: если вы знали о наличии револьвера в сумочке, я привлеку вас к ответу.
  Лейтенант Трэгг резко отодвинул стул и сказал удивленному официанту, который подошел по его знаку:
  — Получите с меня за завтрак!
  Положив деньги на стол, он вышел из ресторана. Делла Стрит испуганно посмотрела на Мейсона:
  — О, шеф! Я должна была рассказать ему все! Какую глупость я сделала!
  Лицо Мейсона по-прежнему было бесстрастным.
  — Ничего не поделаешь. У нас было два пути. Мы выбрали не тот и проиграли. Ну, а сейчас пойдем отсюда, Делла. День, кажется, начинается неудачно. Мы оба попали в беду, и это плохо.
  Глава 11
  Перри Мейсон, Делла Стрит и Пол Дрейк сидели в кабинете Мейсона вокруг его письменного стола. Закончив рассказ о событиях минувшей ночи, Мейсон сказал:
  — Теперь ты понимаешь, Пол, что мы сели в лужу.
  Тот иронично заметил:
  — Вы не просто сели в лужу, вы прочно сидите в ней. Почему вы сами не вызвали полицию, когда увидели, как обстоит дело?
  — Я опасался, что они нам не поверят; и потом, мне не хотелось бросать Салли на растерзание волкам, не вникнув в суть дела. Хотелось сперва выслушать, что она скажет. И ко всему прочему, я думал, до этого дело не дойдет.
  — Да, вы начали рискованную игру, и вам не повезло, — кивнул Дрейк.
  — Что верно, то верно, — согласился Мейсон.
  — И что вас теперь ожидает?
  — Если они будут в состоянии связать имя Салли Медисон с убийством, мы тоже будем каким-то образом замешаны в этом деле. Если же нет, то и мы выберемся из этой лужи. Пол, что тебе удалось выяснить новенького об убийстве?
  — Они засекретили это дело, но кое-что я все-таки выяснил. Могу сказать, что медэксперт допустил один промах, молодой прокурор оказался неопытным, а сержант Дорсет лишь усугубил их ошибки. Правда, время смерти определено довольно точно, но, как я понял, вскрытие было произведено небрежно.
  — Так, хорошо, — сказал Мейсон.
  — Я могу сообщить и еще кое-что, Перри. Но тебе это не понравится.
  — Что именно?
  — Этот парень, что работает в зоомагазине, Том Гридли, кажется, не имеет алиби на то время, но зато у него есть чек на тысячу долларов. И, насколько я понял, этот чек был последним, который Харрингтон Фолкнер подписал перед своей смертью.
  — Как тебе удалось выяснить это, Пол?
  — На полу валялась чековая книжка, и последний корешок в ней был заполнен лишь частично. Это был чек на тысячу долларов. Харрингтон Фолкнер как раз заполнял корешок, когда его ручка вдруг отказала. Но он все-таки успел написать имя Том и три буквы: «Гри…». Вполне очевидно, что он собирался написать: «Том Гридли». Авторучку тоже нашли на полу.
  Мейсон на мгновение задумался, а потом спросил:
  — А что говорит Том Гридли по этому поводу, Пол?
  — Никто не знает. Как только полиция нашла эту чековую книжку, она отправилась за Томом Гридли, и с тех пор, как говорится, он изъят из обращения.
  — Когда, по мнению полиции, произошло убийство?
  — Около четверти девятого. Точнее, между четвертью и половиной. Фолкнер как раз собирался на собрание любителей аквариумных рыбок. Он должен был там быть в 8.30. Около 8.10 он позвонил туда и сказал, что немного опоздает, поскольку дела задержали его дольше, чем он рассчитывал. Он сказал, что уже побрился и теперь собирается принять горячую ванну. После ванны сразу же приедет, опоздает буквально на несколько минут. Кроме того, он добавил, что уйдет с собрания в 9.30, так как на это время у него назначена встреча. А потом, в самой середине разговора, он сказал кому-то, кто, видимо, вошел в его комнату: «Как вы сюда попали? Я не хочу вас видеть!» Человек, разговаривавший с Фолкнером по телефону, услышал чей-то голос, а затем Фолкнер снова сказал с раздражением: «Я не собираюсь обсуждать сейчас это с вами. А если вы, черт возьми, не уйдете, я сам вышвырну вас отсюда. — И после паузы: — Что ж, если вы желаете, пусть будет так». После этого Фолкнер неожиданно повесил трубку, так и не закончив разговора.
  Любители аквариумных рыбок захотели удостовериться, приедет Фолкнер все-таки на собрание или нет, и в 8.25 позвонили ему домой. Но к телефону никто не подошел. Подождав еще минут пятнадцать, они позвонили снова — тоже напрасно. Тогда они решили начать собрание, посчитав, что Фолкнер уже оделся и отправился к ним.
  На стеклянной полочке в ванной полиция нашла бритвенный набор. Фолкнер был чисто выбрит. Сложив все эти факты, полиция пришла к выводу, что во время телефонного разговора к Фолкнеру неожиданно, без звонка вошел некто. Фолкнер разозлился на такую бесцеремонность и решил выставить гостя за дверь. Он повесил трубку и собрался исполнить свое намерение, но в это мгновение получил пулю.
  — Врач это подтвердил? — спросил Мейсон.
  — Врача вызвали не сразу. Когда полиция узнала все это, она решила, что проверять точное время смерти нет необходимости. Предпочли заняться фотографированием, поисками отпечатков пальцев и так далее.
  Мейсон сказал:
  — Хорошо, теперь я знаю, где можно искать ошибки. А что они думают о перевернутом сосуде с золотыми рыбками?
  — Они считают, — ответил Дрейк, — что этот сосуд мог стоять на столике, а когда в Фолкнера выстрелили, он, падая, опрокинул столик, а вместе с ним и сосуд.
  Мейсон кивнул.
  — Или же, — продолжал Дрейк, — кто-то побывал в ванной после убийства и опрокинул сосуд — случайно или преднамеренно.
  — А есть какие-нибудь предположения о том, кто бы это мог быть?
  — Миссис Фолкнер. Она могла опрокинуть сосуд, как я уже сказал, случайно или преднамеренно. А потом сесть в машину и отъехать за угол, чтобы подождать вашего появления.
  — Но откуда она могла знать, что мы приедем?
  — Насколько я понял из твоих слов, Перри, — ответил Дрейк, — ей мог намекнуть об этом Стаунтон.
  — Другими словами, полиция предполагает, что она могла побывать дома раньше и обнаружить труп. Она же могла опрокинуть сосуд с рыбками. А потом, скажем, позвонить Стаунтону. Он хотел поговорить с Фолкнером. Она ответила ему, что Фолкнера в настоящее время дома нет. Они немного еще поговорили, и Стаунтон сказал ей, что я и Салли Медисон едем от него к Фолкнеру.
  Мейсон поднялся из-за письменного стола и начал расхаживать по кабинету.
  — Это, конечно, в свою очередь, подразумевает, что миссис Фолкнер надеется на молчание Стаунтона. Он не должен упоминать об этом телефонном разговоре. Ведь если Фолкнера убили между четвертью и половиной девятого, Стаунтон, конечно, об этом узнает и покажет полиции, что миссис Фолкнер была в это время дома наедине со своим мертвым супругом. Ну, ладно, что рассуждать без толку, Пол! Почему бы нам не отправиться к Стаунтону и не спросить об этом у него? Посмотрим, что он нам скажет.
  Дрейк не шевельнулся и продолжал все так же безмятежно сидеть в кресле.
  — Не то, Перри.
  — Ты думаешь, полиция уже вошла с ним в контакт?
  — Больше чем уверен. Его нельзя использовать. Он даст письменные показания и принесет клятву, что все это — чистая правда. А чтобы не сесть в лужу, он ни на йоту не отступит от тех показаний, которые уже дал сержанту Дорсету.
  Мейсон перестал расхаживать по комнате и сказал Дрейку:
  — Дай распоряжение своим людям, Пол, понаблюдать за домом Стаунтона. И как только полиция отпустит его, задай ему один вопрос.
  — Какой? — поинтересовался Дрейк.
  — В последнюю среду Фолкнер отвез ему своих рыбок, сообщил телефон зоомагазина и попросил заняться лечением рыбок. Спроси у него, когда зоомагазин доставил ему лечебный аквариум.
  Дрейк удивился:
  — И это все?
  — Все. Есть и другие вопросы, которые я хотел бы задать ему, но после общения с полицией он все равно на них не ответит. Поэтому спроси его только об этом. Сегодня суббота, и все учреждения заканчивают работу в полдень. Поэтому и полиция постарается задержать Стаунтона и Тома Гридли до тех пор, пока не будет поздно выяснить, имеются ли для этого основания. Да, откровенно говоря, при создавшемся положении я даже побаиваюсь просить освободить Тома из-под ареста.
  В этот момент зазвонил телефон. Делла Стрит сняла трубку, послушала и протянула ее Полу:
  — Это тебя, Пол.
  Дрейк взял трубку:
  — Алло! Говорите! Вы уверены? Хорошо! Рассказывайте все, что узнали.
  Дрейк минуты две слушал, а потом сказал:
  — Пожалуйста, поддерживайте со мной постоянную связь. — Он повесил трубку и повернулся к Мейсону. Тот поднял на детектива глаза и спросил:
  — Плохие новости, Пол?
  — Неважные. Вы проиграли. Конфиденциальное сообщение, Перри. Полиция держит все в секрете, но я узнал это от одного человека, который в курсе дела. Они арестовали Салли Медисон. Нашли у нее револьвер и пачку денег. Уже исследовали револьвер и нашли несколько четких отпечатков пальцев. Два — на стволе, неполные, но отчетливые — вполне достаточно, чтобы определить их владельца. Трэгга дураком не назовешь. Он закрыл шестьсот тринадцатый номер в отеле, обработал зеркало в ванной, дверные ручки и обнаружил отпечатки пальцев Салли Медисон и Деллы Стрит. После этого он сравнил эти оттиски со следами на револьвере и нашел, что около десятка из них принадлежат Салли Медисон и два — Делле Стрит. Затем он сфотографировал револьвер и отправил его в баллистический отдел. Там произвели контрольный выстрел и сравнили выпущенную пулю с той, которой был убит Фолкнер. В результате они пришли к выводу, что Фолкнера убили из этого самого револьвера. Далее они выяснили, что это оружие принадлежит Тому Гридли. Револьвер тридцать восьмого калибра, он приобрел его шесть лет назад, когда работал банковским служащим. Револьвер зарегистрирован в полиции.
  Делла Стрит со страхом взглянула на Мейсона. Тот хмуро сказал:
  — Ладно, Пол. Привлеки всех своих людей, и пусть они держат нас в курсе дела. Если возможно, разузнай, куда они отвезли Салли Медисон.
  Он повернулся к Делле Стрит:
  — Делла, возьми блокнот и бланки и заполни «Хабеас корпус»27 на Салли Медисон.
  — Я думаю, сейчас не время это делать, Перри, — заметил Дрейк. — Сейчас они попытаются вытянуть из нее все, что можно. Нет смысла запирать конюшню, когда лошади уже украдены.
  — К черту все конюшни! — бросил Мейсон. — Я не собираюсь их запирать. Я собираюсь ловить лошадей.
  Глава 12
  Пол Дрейк вернулся в контору Мейсона минут через пять после того, как вышел из нее, и столкнулся с адвокатом в дверях его кабинета.
  — Куда? — спросил Дрейк.
  — К Уилфреду Диксону, — ответил Мейсон. — Хочу выяснить все, что касается его и первой жены Фолкнера. Он ее адвокат. Есть новости? Что-нибудь важное?
  Дрейк взял Мейсона под руку, отвел его обратно в кабинет и закрыл за собой дверь.
  — Ночью была предпринята попытка вытащить из конторы Фолкнера аквариум с золотыми рыбками.
  — Когда именно?
  — Полиция не знает. По каким-то соображениям они не заглядывали в другой флигель, а ограничились апартаментами Фолкнера. А утром, когда Альберта Стенли, секретарша, открыла бюро, она обнаружила беспорядок в комнате. Там был, например, длинный резиновый шланг, который, видимо, использовали для того, чтобы выкачать из аквариума воду.
  Мейсон кивнул.
  — После того как воду слили, аквариум положили набок и, вытащив со дна ил и гравий, свалили все это на полу.
  Мейсон нахмурился:
  — Пришло кому-нибудь из полиции в голову, что некто пытался отыскать пулю, которая пропала в этом бюро на прошлой неделе?
  — Не могу тебе сказать, Перри. Во всяком случае, сержанту Дорсету это в голову не пришло. Но кто знает, что на уме у лейтенанта Трэгга? Дорсет все рассказал газетчикам, а Трэгг отмалчивается.
  — Что-нибудь еще? — спросил Мейсон.
  — Не хочется мне этого говорить, Перри.
  — Выкладывай!
  — Ты знаешь, что Фолкнер имел репутацию безжалостного человека, готового ради собственной выгоды на все. У него были свои собственные понятия о честности.
  Мейсон кивнул.
  — Ну так вот, ему, судя по всему, очень хотелось заполучить состав лекарства, которое разработал Том Гридли для лечения жаберной болезни золотых рыбок. Для этого он даже купил магазин Раулинса. Это был его первый шаг в наступлении на Тома Гридли. А все неприятности последнего происходят оттого, что он увлечен этой своей работой. Он, по-моему, похож на врача. Ему хочется добиться эффективного лечения, но он совсем не заботится о финансовой стороне дела.
  — Продолжай.
  — Судя по всему, вчера вечером Фолкнер отправился в зоомагазин к Раулинсу, открыл сейф и достал оттуда баночку с лекарством, приготовленным Томом Гридли, заявив, что решил отдать его химику на анализ. Раулинс присутствовал при этом, пытался его остановить, но ничего не получилось.
  — Фолкнер, разумеется, действовал подло, — сказал Мейсон.
  — Да, но полиция видит в этом мотив для убийства.
  Мейсон задумался, а потом кивнул:
  — Теоретически это плохо, но практически не имеет значения.
  — Ты считаешь, что присяжные не придадут значения этому факту?
  — Угу. Это один из тех фактов, о которых можно честно говорить в суде. Ведь практически это бросает тень на человека, обладающего деньгами и властью, но тем не менее пытающегося выкрасть у своего подчиненного… Нет, нет, Пол, все это не так плохо. А полиция, наверное, считает так: узнав, что Фолкнер выкрал у него лекарство, Том Гридли взял свой револьвер и отправился сводить с ним счеты.
  — Да.
  Мейсон улыбнулся:
  — Не думаю, чтобы Трэгг долго придерживался этой версии.
  — Почему?
  — Потому что факты свидетельствуют против этого.
  — Что ты имеешь в виду? Ведь револьвер-то Тома Гридли. Теперь в этом нет сомнения.
  — Конечно, это револьвер Тома Гридли, — согласился Мейсон. — Но не забудь: что бы ни думала полиция, Том Гридли заключил с Фолкнером соглашение. Возможно, он действительно отправился к нему, чтобы поквитаться, но ведь Фолкнер выдал ему чек на тысячу долларов. А он не сделал бы этого, если бы не договорился с Томом Гридли. А Гридли, в свою очередь, не мог его убить до того, как Фолкнер заполнил бланк. После заполнения бланка, как ты сам понимаешь, у Гридли уже не было причин убивать Фолкнера.
  — Ты прав, — согласился Пол Дрейк.
  — И далее: со смертью Фолкнера и чек на тысячу долларов, и чек на пять тысяч, который имеется у Салли Медисон, превращаются в клочки бумаги. Не больше. Выплата денег в банке не производится, если человек, подписавший чек, умер. Поэтому, я думаю, лейтенант Трэгг скоро поймет, что здесь все не так просто, как кажется на первый взгляд. И если бы не было улик против Салли Медисон и отпечатков пальцев Деллы Стрит на револьвере, то мы вообще бы в ус не дули, предоставив полиции самой разбираться в этом деле.
  — А если его все-таки застрелила Салли Медисон?
  — Если его застрелила Салли, — ответил Мейсон, — у полиции будут большие претензии к Делле Стрит и ко мне, как к людям, которые скрыли важные факты.
  — Ты думаешь, они докопаются до этого?
  — Ты и сам отлично знаешь, что полиция это умеет.
  — Да, в этом случае у вас под ногами будет очень тонкий лед.
  Мейсон кивнул.
  — Но меня больше беспокоит другое. Они могут пришить мне дело даже в том случае, если я совершенно невиновен. Только за то, что я пытаюсь помочь молодому парню, болеющему туберкулезом, получить причитающиеся ему деньги за лечение золотых рыбок. Поверь мне, Пол, я действительно нахожусь сейчас в незавидном положении. И Деллу я втянул в это дело. Вот что получается, когда поверишь женщине вроде Салли Медисон — авантюристке и вымогательнице. Правда, еще не вечер, и полиция еще поплачет, когда разрешит мне свидание с Салли Медисон. Я направлю им петицию о неприкосновенности личности, и это сразу заставит их форсировать дело. Они будут искать улики против нее. Так что продолжай работу, Пол, и сообщай Делле все, что узнаешь. Работайте так, как не работали еще никогда в жизни. Тогда мы не только найдем улики, но и сможем правильно их оценить.
  — А в этом деле играет какую-нибудь роль разбитый аквариум?
  — Играет, и немалую, — ответил Мейсон.
  — Какую именно?
  — Предположим, что Салли на самом деле много умнее, чем кажется. Предположим далее, что это ее бесстрастное лицо игрока в покер всего лишь маска.
  — Ты, кажется, чересчур далеко заходишь, Перри, — заметил Дрейк.
  — Предположим, — продолжал Мейсон, — что она узнала, что сталось с той пулей, которую Фолкнер вытащил из обшивки сиденья. Предположим далее, что, когда Фолкнер дал ей ключ там, в кафе, заключив с ней сделку и сказав ей, чтобы она захватила с собой Тома Гридли и пошла лечить рыбок, она вместо этого привязала палку к половнику и попыталась вытащить пулю из аквариума. И предположим, наконец, что она собирается теперь продать эту пулю тому, кто больше заплатит…
  — Минутку, — перебил его Дрейк, — ты кое-чего не учел, Перри.
  — Что?
  — Судя по фактам, когда Салли приехала к Фолкнеру, золотых рыбок там уже не было — Фолкнер отвез их к Стаунтону.
  — Ну и что?
  — Значит, Салли должна была знать, что золотых рыбок там уже нет.
  — Речь идет не обо всех золотых рыбках, а всего лишь о парочке вуалехвостых телескопов.
  — По мне, они все одинаковые.
  — Ты не сказал бы так, если бы увидел их, — возразил Мейсон. — Кроме того, если Салли Медисон отправилась к Фолкнеру, только чтобы достать пулю, отсутствие рыбок не могло ее остановить.
  — А после этого она отправилась за Томом Гридли и поехала с ним к Фолкнеру второй раз?
  — Да.
  — Ну что ж, это тоже версия, Перри. А ты уже успел дать ей в кредит так много своего сочувствия и участия.
  Мейсон кивнул.
  — И я считаю, что ты даешь ей в кредит больше, чем нужно, — снова сказал Дрейк.
  — Какое-то время я вообще лишил ее кредита, — ответил Мейсон. — Тем не менее ошибки надо исправлять. Эта девушка может дать ответ на целый ряд вопросов, Пол. И она очень любит Тома Гридли. Ты знаешь, что в таких случаях в женщине говорят два чувства: материнское и сексуальное. И мне кажется, что она втянута в эту историю по недоразумению или глупости. Но у меня сейчас нет времени говорить об этом. Я иду повидаться с Диксоном.
  — Будь осторожен, — предупредил его Дрейк.
  — С этого момента я буду вести себя очень осторожно во всем и со всеми, — ответил Мейсон. — Но темпов расследования это не замедлит. Буду действовать с той же оперативностью.
  Мейсон направился по адресу и, найдя дом Диксона, подивился той роскоши, в которой жил поверенный. Даже гараж был рассчитан на три машины, не говоря уж о прилегающем к дому участке и самом особняке. Получить аудиенцию оказалось довольно просто. Уилфред Диксон принял Мейсона в юго-западной части дома, в комнате, одновременно напоминающей кабинет и гостиную. Глубокие кожаные кресла, резной письменный стол, передвижной бар и кожаная кушетка, казалось, больше подходили для послеобеденного отдыха. На столе стояли три телефона, но не было ни бумаг, ни канцелярских принадлежностей. Уилфред Диксон оказался маленьким плотным человечком с роскошными седыми волосами и тусклыми серыми глазами.
  — Прошу садиться, мистер Мейсон, — сказал Диксон, крепко пожав адвокату руку. — Я много слышал о ваших успехах и, естественно, польщен вашим визитом, хотя и не могу понять, что привело вас ко мне. Могу только догадываться, что это связано с неожиданной и довольно странной смертью Харрингтона Фолкнера.
  — Так оно и есть, — ответил адвокат, пронзив Диксона твердым взглядом. Тот ответил холодной надменностью.
  — Я веду дела Женевьевы Фолкнер уже несколько лет. Это первая жена Фолкнера. Вы наверняка об этом знаете. — И Диксон улыбнулся обезоруживающей улыбкой.
  — Вы лично знали Харрингтона Фолкнера? — спросил Мейсон.
  — О да! — ответил Диксон таким тоном, словно речь шла об очевидном и хорошо известном факте.
  — И вам приходилось беседовать с ним?
  — Конечно! Понимаете, Женевьеве самой было неудобно поддерживать деловые связи со своим бывшим мужем. Я буду называть ее Женевьевой, если не возражаете. Естественно, она желала знать, как идут дела фирмы.
  — Точнее, интересовалась прибылью фирмы?
  — Разумеется, мистер Мейсон. Но надо вам сказать, что фирма всегда приносила прибыль, и немалую.
  — А вам не кажется, что прибыль была слишком большой для фирмы подобного рода?
  — Отнюдь. Это была не только маклерская контора. Харрингтон Фолкнер был настоящим бизнесменом. Правда, популярностью он не пользовался. Лично я тоже не одобрял его методы и не обратился бы в его фирму.
  — Значит, Фолкнер в буквальном смысле слова делал деньги?
  — Да, можно сказать и так.
  — А что вы скажете о Карсоне?
  — Карсон был просто его компаньоном, — с непосредственностью сказал Диксон, — имел равную с Фолкнером часть в деле. Одна треть принадлежала Фолкнеру, другая — Карсону, третья Женевьеве.
  — Собственно, вы мне так ничего и не сказали о Карсоне.
  — Я сказал все, что мог.
  — Вы ничего не сказали о его деловых качествах.
  — Откровенно говоря, из них двоих я бы предпочел иметь дело с Фолкнером.
  — Если Фолкнер был главной пружиной в бизнесе, — сказал Мейсон, — то он, должно быть, работал гораздо больше, а получал лишь треть.
  — Да, конечно. И он, и Карсон получали определенную сумму. Сумму, которая была зафиксирована и одобрена судом.
  — И они не имели права повысить свое жалованье?
  — Без согласия Женевьевы — нет.
  — А она давала хоть раз согласие?
  — Нет, — коротко ответил Диксон.
  — А с их стороны были попытки сделать это?
  — Неоднократно.
  — Насколько я понимаю, Фолкнер не испытывал нежных чувств к своей первой жене?
  — Я никогда его об этом не спрашивал.
  — Я полагаю, именно Фолкнеру удалось достать сумму денег, чтобы основать фирму «Фолкнер и Карсон».
  — Вероятно.
  — Карсон был еще молодым человеком, а Фолкнер, видимо, нуждался в свежем взгляде. Это помогло его бизнесу.
  — Ничего не могу сказать по этому поводу. Я начал представлять интересы Женевьевы лишь с момента развода.
  — Вы знали ее раньше?
  — Нет. Но я был знаком с человеком, к которому Женевьева обратилась за помощью. Я бизнесмен, мистер Мейсон, и пытаюсь честно делать свой бизнес. Кстати, вы еще не сказали мне о цели вашего визита.
  — В первую очередь мне хотелось бы узнать как можно больше о Харрингтоне Фолкнере.
  — Так я и думал. Но я не вижу причин способствовать вам в этом. Несомненно, очень многие захотят узнать о делах Харрингтона Фолкнера. Но частные интересы — это одно, а законные — совершенно другое.
  — Вы можете быть уверены, что я спрашиваю на законных основаниях.
  — Мне бы хотелось, чтобы вы пояснили мне свои слова, мистер Мейсон.
  Тот улыбнулся:
  — Я, видимо, буду защищать интересы человека, предъявившего иск Фолкнеру.
  — Вы сказали «видимо»? — переспросил Диксон.
  — Я еще не решил, браться ли мне за это дело или нет.
  — Это еще не делает ваш вопрос законным.
  — Я бы так не сказал, — ответил Мейсон.
  — Мне, разумеется, не хочется препираться с адвокатом, у которого такое громкое имя, мистер Мейсон. Поэтому вы можете остаться при своем мнении, а я при своем. Если вам это не нравится, постарайтесь убедить меня в обратном.
  Мейсон задал вопрос:
  — Владея двумя третями акций, Фолкнер, я полагаю, полностью контролировал дела фирмы?
  — Полагать вы можете все, что угодно, мистер Мейсон. Одно время я также находил это занятие довольно интересным, хотя вряд ли можно прийти к какому-нибудь твердому заключению, основываясь только на предположении. Для этого нужны факты.
  — Разумеется, — ответил Мейсон. — Поэтому я и задал вопрос.
  — А я предпочитаю воздержаться от ответа, — учтиво сказал Диксон.
  Мейсон взглянул на поверенного:
  — Иногда уклончивый ответ дает больше информации, чем категорический, мистер Диксон.
  — Совершенно верно, мистер Мейсон. Я тоже не раз приходил к такому выводу. Кстати, когда я спросил вас, почему вы заинтересовались трагической смертью мистера Фолкнера, вы, по-моему, ответили, что, видимо, будете представлять некую особу, предъявившую иск к Фолкнеру. Могу я поинтересоваться, в чем состоит сущность этого иска? Почти уверен, что вы не захотите ответить мне на этот вопрос.
  — Иск этот связан с составом лекарства для лечения рыбок, — заметил Мейсон.
  — О, вы имеете в виду то лекарство, которое нашел Том Гридли? — поинтересовался Диксон.
  — Вы, похоже, хорошо осведомлены, мистер Диксон.
  — Приходится наводить справки, когда в деле замешана твоя подопечная, мистер Мейсон.
  — Что ж, вернемся к нашему разговору, — продолжил адвокат. — Итак, Фолкнер прочно сидел в седле, пока Женевьева внезапно не потребовала развода. Совершенно очевидно, что она должна была получить от него свою долю.
  — Это уже давно решенный вопрос, мистер Мейсон.
  — Да, но это решение, должно быть, встало Фолкнеру поперек горла. Из всесильного босса он вдруг превратился в равноправного пайщика.
  — Разумеется, — с известной долей самодовольства ответил Диксон. — Но с тех пор, как закон штата считает супругов равноправными партнерами, жена имеет право на получение того, что оговорено при подписании брачного договора.
  — Вы разговаривали по этому поводу с Фолкнером?
  — О да.
  — Он рассказывал вам о подробностях?
  — Конечно.
  — Он сам пришел к вам и сообщил об этом добровольно?
  — Но, послушайте, мистер Мейсон, вряд ли вы действительно думаете, что такой человек, как Фолкнер, станет бегать ко мне, чтобы сообщить ту или иную деталь.
  — Но вы были заинтересованы в этом?
  — Естественно.
  — Значит, я могу предположить, что вы спрашивали его об этом?
  — О тех вещах, о которых я хотел знать, да.
  — И вам было интересно знать обо всем?
  — Я не знаю, знал ли я обо всем, мистер Мейсон, потому что не знал, чего еще не знаю. Я знаю только то, что знаю. — И Диксон улыбнулся адвокату, желая показать, что он готов идти навстречу Мейсону, сообщив ему те сведения, которые известны ему самому.
  — Могу я поинтересоваться, когда вы последний раз разговаривали с Фолкнером? Полиция рано или поздно все равно задаст вам этот вопрос.
  Диксон, не торопясь, поднес палец к лицу и начал разглядывать свой ноготь.
  — Я полагаю, что вы разговаривали с ним вчера вечером.
  Диксон поднял глаза:
  — Что заставляет вас так думать?
  — Ваша нерешительность.
  — Я просто задумался.
  Мейсон улыбнулся:
  — Нерешительность можно назвать и задумчивостью, но она тем не менее остается нерешительностью.
  — Правильные слова, мистер Мейсон. Очень правильные. Хочу сказать вам, что я был в задумчивости и, как следствие, в нерешительности. И я до сих пор не знаю, отвечать ли мне на ваш вопрос или подождать, пока меня не спросит об этом полиция.
  — У вас есть причины не отвечать мне?
  — Я сам себе задаю этот вопрос.
  — Есть нечто, что вы хотели бы скрыть?
  — Разумеется, нет.
  — В таком случае я не вижу причин молчать.
  — Возможно. Да, наверное, я смогу это сделать. Отвечу вам на вопрос.
  — Итак, когда вы последний раз разговаривали с Фолкнером?
  — Я действительно разговаривал с ним вчера.
  — В какое время?
  — Вы имеете в виду наш личный разговор?
  — Я хочу знать, когда вы разговаривали с ним с глазу на глаз и когда по телефону.
  — Что заставляет вас думать, что я разговаривал с ним по телефону, мистер Мейсон?
  — Потому что вы дифференцируете личный разговор и просто разговор.
  — Боюсь, мистер Мейсон, что вы играете со мной, как кошка с мышкой.
  — Я все еще жду ответа, — перебил Мейсон.
  — Вы, разумеется, не уполномочены официально задавать мне этот вопрос?
  — Угадали.
  — В таком случае предпочитаю не отвечать. Как вы будете на это реагировать?
  — Очень просто, — ответил Мейсон. — Я позвоню моему приятелю лейтенанту Трэггу, сообщу ему, что вы виделись с Харрингтоном Фолкнером в день убийства, точнее, даже вечером, когда он был убит, и что вы, видимо, разговаривали с ним по телефону. На этом моя миссия закончится, и ваша дальнейшая судьба меня интересовать не будет.
  Диксон снова посмотрел на свои ногти, потом кивнул, словно пришел к определенному решению. Но он продолжал хранить молчание — грузная фигура с бесстрастным лицом, восседавшая за огромным письменным столом. Потом еще раз молча кивнул, словно вел разговор сам с собой. Мейсон тоже выжидательно молчал.
  Наконец Диксон заговорил:
  — Вы привели очень сильный аргумент, мистер Мейсон. Очень сильный. Наверное, вы отлично играете в покер. И суду, вероятно, приходится с вами очень трудно. Да, очень трудно…
  Мейсон хранил молчание. Диксон снова кивнул пару раз и продолжал:
  — Я уже и сам подумывал, не позвонить ли мне в полицию и не рассказать ли обо всем, что знаю. Но, с другой стороны, вы тоже рано или поздно получите эти сведения, даже если я вам их сейчас и не дам. Но ведь вы так и не сообщили мне подробно, почему вы этим интересуетесь.
  Он взглянул на Мейсона, словно ожидал ответа на этот безобидный вопрос, но тот молчал. Диксон нахмурился, посмотрел на письменный стол, затем медленно, осуждая, покачал головой, но и это не произвело на Мейсона никакого впечатления. Внезапно, словно приняв окончательное решение, поверенный положил ладони на стол и сказал:
  — Мистер Фолкнер вчера разговаривал со мной несколько раз, мистер Мейсон.
  — Лично?
  — Да.
  — Что ему было нужно?
  — Это уже другой вопрос, мистер Мейсон.
  — Значит, у меня есть веские причины задать его.
  Диксон беспомощно поднял руки, потом забарабанил пальцами по столу.
  — Хорошо, мистер Мейсон. Речь шла о сделке. Фолкнер хотел выкупить треть, принадлежащую Женевьеве.
  — А вы собирались продать ее?
  — За сходную цену, разумеется.
  — И разница между его ценой и вашей была велика?
  — Да. Понимаете, у мистера Фолкнера были некоторые мысли относительно стоимости этой трети. Откровенно говоря, мистер Мейсон, он сперва предложил, чтобы мы купили у него его долю за определенную цену. Он считал, что если мы не захотим купить у него его долю за эту цену, то он сможет купить у Женевьевы ее долю за ту же цену.
  — А вы отказались?
  — Конечно.
  — Могу я поинтересоваться почему?
  — По очень простым причинам, мистер Мейсон. Мистер Фолкнер вел дела фирмы на очень выгодных началах. И он получал жалованье, которое не повышалось в течение пяти лет. Так же как и жалованье мистера Карсона. Если бы Женевьева приобрела принадлежащую Фолкнеру долю, это развязало бы ему руки, и он бы, благодаря своей коммерческой жилке, быстро основал конкурирующую фирму. С другой стороны, цена, назначенная Фолкнером за одну треть, была слишком мала, чтобы мы захотели продать нашу часть.
  — Отсюда и ваша размолвка?
  — Это, наверное, слишком сильно сказано, мистер Мейсон. Мы просто хотели сохранить статус-кво.
  — Но Фолкнер больше не хотел работать на прежних условиях?
  — Эти условия были установлены, так сказать, с самого начала, когда основывалась фирма и Фолкнеру принадлежали две трети.
  Мейсон моргнул:
  — То есть он сам назначил жалованье партнерам, и Карсон не мог его увеличить?
  — Я не знаю точно, какие там были условия, но знаю, что он не мог повысить себе жалованье без согласия Женевьевы.
  — Легко можно представить, что вы навязали Фолкнеру очень невыгодные условия, — сказал Мейсон.
  — Как вы знаете, мистер Мейсон, я в этом деле не являюсь главным действующим лицом, и мне нет смысла гадать, что чувствовал мистер Фолкнер.
  — Итак, вчера вы его видели не один раз?
  — Да.
  — Выходит, уже назревал кризис?
  — Да. Фолкнер собирался предпринять кое-что.
  — Разумеется, — продолжал Мейсон, — если бы Фолкнер выкупил долю Женевьевы, ему бы опять принадлежала большая часть акций, а именно две трети. После этого он мог бы успешнее давить на Карсона в судебном процессе.
  — Вы, как адвокат, разбираетесь в этом деле, конечно, лучше, чем я, — ответил Диксон. — Я был лишь заинтересован в том, чтобы получить как можно большую сумму для моей клиентки. В том случае, конечно, если бы сделка состоялась.
  — Но вы не были заинтересованы купить долю Фолкнера?
  — Откровенно говоря, нет.
  — Ни за какую цену?
  — Ну, тут я не могу сказать с уверенностью.
  — Иначе говоря, при благоприятных обстоятельствах вы бы это сделали?
  Диксон ничего не ответил.
  — И это было бы чем-то вроде узаконенного грабежа, — продолжал Мейсон, словно размышляя вслух.
  Диксон резко выпрямился в кресле, будто получил пощечину.
  — Мой дорогой мистер Мейсон, я лишь представляю интересы своей клиентки. Их любовь давно прошла. И я упоминаю об этом только для того, чтобы показать: к этой сделке не примешивались никакие сантименты.
  — Вы видели Фолкнера в день его смерти несколько раз. В котором часу вы говорили с ним в последний раз?
  — В последний раз я говорил с ним по телефону.
  — В котором часу?
  — Приблизительно… Ну, скажем, между восемью и четвертью девятого. Точнее сказать не могу.
  — От восьми до четверти девятого? — с интересом переспросил Мейсон.
  — Да.
  — И что вы ему сказали?
  — Сказал, что мы желаем покончить с делом сегодня. И что, если мы не придем сегодня ни к какому решению, мы больше вообще не будем возвращаться к этому вопросу и оставим всё как есть.
  — И что ответил Фолкнер?
  — Фолкнер ответил, что повидается со мной между десятью и одиннадцатью. Сказал, что собирается на банкет любителей аквариумных рыбок, а потом у него назначена еще одна встреча. Сказал также, что при встрече сделает нам последнее предложение. И если оно нас не удовлетворит, обе стороны будут считать вопрос исчерпанным.
  — Он не говорил, что не один в комнате?
  — Нет, не говорил.
  — И разговор этот состоялся не позднее чем в четверть девятого?
  — Не позднее.
  — И не раньше чем в восемь?
  — Да.
  — Вы уверены в этом?
  — Совершенно уверен, поскольку помню, что взглянул на часы ровно в восемь и подумал, что мне вряд ли удастся еще раз сегодня поговорить с Фолкнером.
  — В таком случае, может быть, это было после четверти девятого?
  — В четверть девятого, мистер Мейсон, я включил радио, потому что меня интересовала радиопередача, начавшаяся в восемь пятнадцать. Я хорошо это помню.
  — Вы не сомневаетесь, что разговаривали именно с Фолкнером?
  — Ни секунды.
  — Но Фолкнер не сдержал своего обещания и не приехал к вам.
  — Да. Не приехал.
  — Вас это, наверное, обеспокоило?
  — Конечно, обеспокоило, — ответил Диксон, проведя по волосам толстыми пальцами. — Ответ на ваш вопрос очевиден. Меня это обеспокоило и рассердило.
  — И вы не позвонили Фолкнеру?
  — Разумеется, нет. Я хотел выдержать характер. Не хотел показывать свою заинтересованность. В противном случае мне не удалось бы заключить с ним выгодную сделку.
  — Вы точно можете припомнить, что говорил Фолкнер по телефону?
  — Да. Он сказал, что у него запланировано важное заседание и он сию минуту отправится туда. Что после этого собрания он съездит еще на одну встречу, а напоследок решит вопрос с нами.
  — И что вы ему ответили?
  — Я сказал ему, что моему клиенту неудобно решать этот вопрос сегодня, так как сегодня среда, но он ответил мне, что все равно заглянет ко мне между десятью и одиннадцатью.
  — Вы не можете сказать мне цену, которую вы определили для продажи?
  — Я не думаю, что это относится к делу, мистер Мейсон.
  — А цену, которую вам предлагал Фолкнер?
  — Это тоже не имеет отношения к делу, мистер Мейсон.
  — А разницу между вашим и его предложением?
  — Она была довольно значительной.
  — Когда Фолкнер был здесь сам?
  — Последний раз он заскочил на несколько минут около трех часов.
  — К тому времени вы уже сделали Фолкнеру свое предложение?
  — Да.
  — А он вам — свое?
  — Да.
  — Вы долго разговаривали?
  — Не больше пяти минут.
  — Фолкнер видел свою первую жену?
  — В те минуты нет.
  — А в течение дня?
  — Кажется, да. Встретился с ней случайно. Он разговаривал со мной около одиннадцати часов утра и, насколько мне помнится, встретился с Женевьевой у подъезда.
  — Они беседовали?
  — Думаю, да.
  — Могу я спросить, о чем?
  — Я этого не знаю, мистер Мейсон.
  — Может быть, я сам могу поговорить с Женевьевой?
  — А вам не кажется, что вы слишком многого хотите?
  — И тем не менее я хочу видеть Женевьеву Фолкнер, — сказал Мейсон.
  — Вы случайно не защищаете интересы человека, которого обвиняют в убийстве Фолкнера?
  — Насколько мне известно, еще никто не обвиняется в убийстве.
  — Но вы, наверное, уже предполагаете, кто может быть обвинен в этом?
  — Конечно.
  — И этот человек может стать вашим подзащитным?
  Мейсон улыбнулся:
  — Мне могут сделать такое предложение, мистер Диксон.
  — В таком случае все это мне не нравится.
  Мейсон многозначительно промолчал. Диксон сказал:
  — О подобных вещах можно говорить с адвокатом, который возбуждает дело, касающееся собственности Фолкнера, но не с адвокатом, который представляет интересы человека, обвиняющегося в убийстве.
  — Даже в том случае, если эти обвинения необоснованные? — спросил Мейсон.
  — Этот вопрос мы предоставим решать суду присяжных, — самоуверенно заявил Диксон.
  — Я и не собираюсь решать этот вопрос вместо суда присяжных, — ответил Мейсон. — Единственное, чего я хочу, — это повидаться с Женевьевой Фолкнер.
  — Боюсь, что это невозможно.
  — Разве она не заинтересована в решении вопроса о собственности?
  Диксон уставился на стол.
  — Почему вы об этом спросили, мистер Мейсон?..
  — Значит, заинтересована?
  — Да. Но мотивов для убийства у нас никаких не было, если вы на это намекаете.
  Мейсон усмехнулся:
  — Я ни на что не намекал.
  Внезапно дверь распахнулась, и в кабинет вошла женщина — самоуверенная и надменная. Казалось, она привыкла здесь повелевать. Диксон нахмурился.
  — Я же не назначал вам сегодня встречи, мисс Смит, — сказал он.
  Мейсон повернулся к вошедшей. Это была симпатичная женщина лет сорока пяти. Адвокат заметил, что на какое-то мгновение у нее на лице появилось удивленное выражение, и сразу же поднялся с кресла.
  — Может быть, вы присядете, миссис Фолкнер?
  — Нет, благодарю вас. Я… Я…
  Мейсон повернулся к Диксону:
  — Простите меня за смелость.
  Тот понял, что имя Смит было выбрано неудачно, и выдавил:
  — Женевьева, дорогая, это Перри Мейсон, адвокат, довольно настойчивый. Он пытался узнать обо всем, что касается Фолкнера. Он попросил у меня разрешения повидаться с вами, но я ответил ему, что не считаю эту встречу необходимой.
  Мейсон перебил его:
  — Если Женевьеве Фолкнер есть что скрывать, то это рано или поздно все равно выйдет наружу, Диксон, и вы будете…
  — Ей нечего скрывать.
  — Вы увлекаетесь золотыми рыбками? — спросил Мейсон у Женевьевы Фолкнер.
  — Нет, — ответил за нее Диксон.
  Миссис Фолкнер улыбнулась Мейсону и сказала:
  — А вы, судя по всему, интересуетесь ими. Ну, хорошо, джентльмены, я ухожу и вернусь, когда мистер Диксон будет свободен.
  — Я тоже ухожу, — сказал Мейсон, поднимаясь и раскланиваясь. — Никак не ожидал, что у мистера Фолкнера была такая симпатичная первая жена.
  — Видимо, Фолкнер этого не понимал, — сухо сказал Диксон и поднялся, давая понять, что разговор окончен.
  Мейсон еще раз поклонился и вышел из кабинета.
  Глава 13
  Отъехав от дома Диксона на несколько кварталов, Мейсон зашел в аптеку и позвонил оттуда в свою контору.
  — Делла, — сказал он, когда девушка сняла трубку, — немедленно свяжись с Полом Дрейком. Передай ему, чтобы он разузнал все о бракоразводном процессе Фолкнера. Это было лет пять назад. Я хочу знать детали и иметь все копии этого дела, какие только можно раздобыть.
  — Хорошо, шеф! Что-нибудь еще?
  — Это все. Новости есть?
  — Я рада, что вы позвонили, шеф, — ответила девушка. — Они уже обвинили Салли Медисон в предумышленном убийстве.
  — Наверное, они предъявили ей обвинение, как только получили заявление о неприкосновенности личности.
  — Видимо, так.
  — Ну и пусть, — сказал Мейсон. — Я сейчас поеду в тюрьму и добьюсь свидания с ней.
  — В качестве ее адвоката?
  — Конечно.
  — Вы собираетесь защищать ее, даже не зная, что она скажет?
  — Какое имеет значение, что она скажет или покажет? — ответил Мейсон. — Я собираюсь ее защищать потому, что иного выхода у меня нет. Я должен это сделать. Как они поступили с Томом Гридли?
  — Никто не знает. Может быть, мне заготовить «Хабеас корпус» и на него?
  — Нет, — ответил Мейсон. — Я не собираюсь его защищать. Во всяком случае, до тех пор, пока не поговорю с Салли Медисон.
  — Что ж, желаю удачи, шеф, — сказала Делла. — Мне очень жаль, что я втянула вас в это дело.
  — Не ты меня втянула, а я тебя.
  — Не угрызайтесь понапрасну.
  — А я и не угрызаюсь.
  Мейсон повесил трубку и, сев в машину, отправился в тюрьму. Вежливость и предупредительность, с которыми ему было организовано свидание с Салли Медисон, как только Мейсон сказал, что будет защищать ее интересы, свидетельствовали о глубоком удовлетворении сложившимися обстоятельствами. Мейсон уселся за длинный стол, перегороженный посредине железной решеткой. Через несколько минут надзирательница ввела Салли Медисон.
  — Здравствуйте, Салли, — приветствовал ее Мейсон.
  Та спокойно и самоуверенно прошла к столу и села по другую сторону решетки. От надзирательницы ее отделяла массивная ширма.
  — Я очень сожалею, что убежала от вас тогда, мистер Мейсон.
  — Вам следует сожалеть не только об этом, — ответил адвокат.
  — Что вы имеете в виду?
  — Вы отправились в отель вместе с Деллой Стрит, имея в сумочке револьвер и деньги.
  — Да, я понимаю, что не должна была этого делать.
  — Где вас поймал лейтенант Трэгг?
  — В четырех-пяти километрах от отеля. Он встретил меня, и мы немного поговорили. Потом, оставив меня под охраной полицейского, он отправился разыскивать вас и Деллу Стрит.
  — Вы что-нибудь рассказали полиции?
  — О да!
  — Зачем?
  — Потому что я должна была рассказать им правду, — ответила девушка.
  — Черт возьми! Не нужно было этого делать!
  — Откуда же мне было это знать, мистер Мейсон? Я думала, что так будет лучше.
  — Ну, ладно, — сказал Мейсон. — Так в чем же состоит правда?
  — Что я убежала от вас.
  — О боже! — возмутился Мейсон. — Расскажите мне что-нибудь новенькое. Что именно вы рассказали полиции?
  — А вы не рассердитесь?
  — Конечно, рассержусь.
  — И значит… значит, вы мне не поможете?
  — У меня нет выбора. Я вынужден вам помочь, потому что мне нужно помочь Делле Стрит. Я должен вытащить ее из той каши, которую вы заварили, а заодно мне придется вытаскивать и вас.
  — Я доставила ей много неприятностей?
  — И ей, и мне, и еще много кому. Ну, начинайте! Рассказывайте мне все, как было.
  Она опустила глаза.
  — Вчера вечером я пошла повидаться с мистером Фолкнером.
  — В котором часу?
  — Где-то около восьми.
  — И вы встретились с ним?
  — Да.
  — Что он делал, когда вы пришли?
  — Брился. Лицо его было в мыле, а сам он стоял без куртки и брюк, в одних трусах. Кран над ванной был открыт, и туда лилась вода.
  — Дверь в ванную была открыта?
  — Да.
  — Жена его тоже была в ванной?
  — Нет.
  — Кто вам открыл входную дверь?
  — Никто. Входная дверь не была заперта, там даже была щель шириной в дюйм или два.
  — Наружная дверь?
  — Да.
  — И что же вы сделали?
  — Вошла в дом и увидела, что он в ванной. Я окликнула его.
  — И дальше?
  — Он вышел из ванной.
  — Вы уверены, что кран в ванной был открыт?
  — Да.
  — А какая вода текла: холодная или горячая?
  — Почему вы об этом… Горячая.
  — Вы уверены?
  — Да. Я обратила внимание, что все зеркало запотело.
  — Фолкнер был рассержен вашим появлением?
  — Рассержен? Моим появлением? Нет. А зачем ему было сердиться?
  — Ну, вы нагрянули неожиданно и застали его в таком виде…
  — Может быть, он и был слегка недоволен, но все прошло хорошо.
  — Продолжайте, — сказал Мейсон. — И расскажите мне все до самого конца.
  — Мистер Фолкнер сказал, что не хочет неприятностей из-за меня, ему хотелось бы выяснить наши отношения и поставить все точки над «i». Он знал, что Том поступит так, как я ему велю, и поэтому сказал, что нам нужно прийти к соглашению.
  — И что вы ответили?
  — Я сказала, что если он даст нам две тысячи долларов, то все будет в порядке. Том поработает на него в течение шести недель, а потом полгода будет лечиться. После лечения он вернется и продолжит службу в зоомагазине. А если Том разработает еще какие-нибудь эффективные препараты за те шесть месяцев, что будет отдыхать, они будут принадлежать им обоим на равных началах.
  — И что ответил Фолкнер?
  — Он дал мне две тысячи долларов, а я вернула ему чек на пять тысяч и сказала, что пойду повидаться с Томом. Я была уверена, что все будет в порядке.
  — Вы знаете, что Том отправился к нему в четверть девятого?
  — Он не мог так поступить.
  — Полагаю, у вас есть веские доказательства?
  — Я убеждена, что Том к нему не ходил. Ему незачем было идти туда. Том всегда говорил, что целиком полагается на меня.
  — А те две тысячи… Фолкнер дал их вам наличными?
  — Да.
  Мейсон на мгновение задумался, а потом спросил:
  — Что вы скажете о револьвере?
  — Мне очень жаль, что все так получилось, мистер Мейсон, — ответила Салли. — Это револьвер Тома.
  — Знаю.
  Салли кивнула.
  — Я не знаю, как он попал туда, но, когда я хлопотала, пытаясь успокоить миссис Фолкнер, то увидела его на комоде. Я узнала его — это был револьвер Тома. Ну, и вы понимаете, я решила, что будет лучше спрятать его, чтобы у Тома не было неприятностей. Действовала я машинально, реакция была мгновенной. Вот я и сунула револьвер Тома в свою сумочку. Зная, что человек покончил жизнь самоубийством…
  — Он был убит, — вставил Мейсон.
  — Зная, что он был убит, — продолжала Салли Медисон, без протеста принимая поправку Мейсона, — я не хотела, чтобы в доме Фолкнера был найден пистолет Тома. Я была уверена, что Том не имеет никакого отношения к убийству. Не знаю, как его револьвер очутился там.
  — Это все? — спросил Мейсон.
  — Да, все, — ответила Салли. — О, мистер Мейсон, как мне хочется умереть!
  — Вы все это рассказали в полиции? — спросил тот.
  — Да.
  — И что они сказали?
  — Они просто слушали.
  — Показания стенографировались?
  — Да.
  — Ну а что было потом?
  — Потом они попросили меня подписать показания, если у меня нет возражений. Я сказала, что у меня возражений нет. Они переписали все, и я подписала.
  — Они не говорили вам, что вы можете не давать показаний, если не хотите?
  — О да! Они говорили мне об этом.
  — Уже после того, как ваши показания были записаны?
  — Да.
  Мейсон протянул с горечью:
  — Глупышка!
  — Почему вы так думаете, мистер Мейсон?
  — Потому что история ваша мало правдоподобна, — ответил тот. — Под влиянием минуты вы, видимо, так и поступили, решив избавить Тома от неприятностей. Но полиция оказалась умна и зафиксировала сразу все ваши показания, чтобы вы их не смогли изменить. А потом, когда они нажмут на вас, вы вынуждены будете изменить их и сядете в лужу.
  — Но я не собираюсь изменять их!
  — Вы так думаете?
  — Я уверена.
  — Откуда появилась сумма в две тысячи долларов, которую вы получили от Фолкнера?
  — Просто я посчитала, что это подходящая сумма.
  — Вы не называли ему эту сумму раньше?
  — Нет.
  — И Фолкнер брился, когда вы пришли?
  — Да.
  — И он находился в ванной комнате?
  — Да.
  — И он вышел из ванной, когда вы вошли… в спальню?
  — Да. Ну, он появился в дверях.
  — И он дал вам две тысячи долларов наличными?
  — Да.
  — Вы попросили их у него или он сделал это по собственной инициативе?
  — Попросила.
  — И у него были при себе две тысячи долларов?
  — Да.
  — Ровно две тысячи?
  — Ну, я не знаю, может быть, у него было и больше, но он дал мне ровно две тысячи.
  — Наличными?
  — Конечно! Именно эти деньги и были в моей сумочке.
  — И вы нашли револьвер Тома в доме Фолкнера?
  — Да. И уж если вы хотите все знать, мистер Мейсон, то скажу вам: именно Фолкнер забрал револьвер Тома к себе. Том держал его у себя в зоомагазине, а вчера вечером, около половины восьмого, мистер Фолкнер был там, чтобы согласовать кое-что с бывшим хозяином. Вот он и взял револьвер. Мистер Раулинс может подтвердить это. Он видел, как Фолкнер брал его.
  — Вы сообщили об этом полиции?
  — Да.
  — И она записала эти показания?
  — Да.
  Мейсон вздохнул:
  — Теперь о другом. Когда я оставил вас с сержантом Дорсетом, он говорил, что собирается взять вас с собой к Джеймсу Стаунтону?
  — Да.
  — И вы были там?
  — Да.
  — Как долго?
  — Не знаю точно. Не очень долго.
  — И Стаунтон заявил Дорсету, что Фолкнер сам принес к нему рыбок?
  — Да, он даже показал Дорсету доверенность, в которой Фолкнер подтверждает, что отдал Стаунтону рыбок на хранение.
  — А что было потом?
  — Потом Дорсет вернулся вместе со мной в дом Фолкнера.
  — Дальше.
  — Затем, приблизительно через час, он заявил, что я свободна.
  — И как вы поступили?
  — Ну, один из них, кажется, фотограф, сказал, что собирается ехать в полицейское управление, чтобы проявить пленку, и что, если я хочу, могу подождать его. Он обещал меня подбросить.
  — И вы поехали с ним?
  — Да.
  — И потом?
  — Потом я позвонила Делле Стрит.
  — Где вы нашли телефон?
  — В ночном ресторане.
  — Неподалеку от того места, где фотограф высадил вас из машины?
  — Да, в квартале от этого места.
  — И дальше?
  — Мисс Делла Стрит попросила меня позвонить вторично минут через пятнадцать.
  — Что вы сделали после этого?
  — Поужинала. Заказала кофе, два яйца и бутерброды.
  — Вы помните, в каком ресторане это было?
  — Конечно, помню! И думаю, что ночной официант, обслуживавший меня, тоже меня вспомнит. У него очень темные волосы, и, мне кажется, он немного прихрамывает. Вероятно, у него был когда-то перелом, и теперь одна нога немного короче другой.
  — Отлично, — сказал Мейсон. — Это похоже на правду. Значит, вы вернулись в дом Фолкнера вместе с Дорсетом. Он подержал вас там какое-то время, а потом решил, что вы ему больше не нужны, и один из его сотрудников подбросил вас в центр города. Вы с ним разговаривали в машине?
  — Да, конечно.
  — Рассказывали ему, что вы знаете об убийстве?
  — Нет, об убийстве мы не говорили.
  — О чем же вы говорили?
  — Обо мне.
  — О чем именно?
  — Он хотел, чтобы я дала ему номер своего телефона. Казалось, он убийством совсем не интересуется. И он сказал, что если бы он не спешил, то обязательно пригласил бы меня в ресторан. Потом он спросил меня, не могла бы я подождать его около часа, пока он не проявит пленку.
  — Что ж, — сказал Мейсон, — это тоже похоже на правду. Вы долго были в ресторане?
  — Минут пятнадцать, не больше. Я позвонила мисс Стрит, как только вошла в ресторан, а она сказала мне, чтобы я позвонила минут через пятнадцать. Вот я и позвонила ей через пятнадцать минут. И она сказала, чтобы я приехала в отель «Келлинджер».
  — Так. Дальше.
  — Я поймала такси и поехала в этот отель.
  — В полиции вы об этом говорили?
  — Да.
  — И это записано в протокол?
  — Да.
  — Когда вы были в ресторане, там были еще посетители?
  — Нет. Это даже не ресторан, а что-то вроде закусочной. Маленькая такая забегаловка. С одним ночным дежурным, который сам готовит и сам обслуживает.
  — Вы хорошо запомнили его?
  — Конечно.
  — А он вас?
  — Тоже.
  — И значит, из этой закусочной вы звонили мисс Стрит дважды?
  — Да.
  — А теперь скажите, — спросил Мейсон, — вы еще кому-нибудь оттуда звонили?
  Девушка заколебалась.
  — Звонили?
  — Нет.
  — Что-то не верится, — заметил Мейсон.
  Салли Медисон промолчала.
  — Такси вы поймали у самого ресторана? — спросил Мейсон.
  — Неподалеку от него.
  — И поехали прямо в отель «Келлинджер»?
  — Да.
  Мейсон покачал головой:
  — Судя по вашим словам, вы находились в том районе, откуда в тот ночной час такси довезло вас до отеля не более чем за три-четыре минуты, и плата за проезд была бы наверняка меньше доллара.
  — Согласна с вами. Но что из этого следует?
  — А то, что мисс Стрит прибыла в отель раньше вас. А ведь она ехала издалека.
  — Понимаю. Но я ведь все-таки потратила какое-то время, чтобы найти такси.
  — Разве вы не поймали его поблизости от ресторана?
  — Нет. Мне пришлось еще искать стоянку. Официант сказал мне, что она находится неподалеку.
  Мейсон сказал:
  — Приехав в отель «Келлинджер», Делла Стрит ждала вас в вестибюле. Она видела, как вы приехали на такси. Видела, как вы платили шоферу. Вы не открывали своей сумочки. Деньги вы уже держали в руке.
  — Правильно.
  — Почему вы так поступили?
  — Потому что в моей сумочке были револьвер и пачка денег и я боялась, что шофер может их увидеть — или револьвер, или деньги, а может быть, и то и другое — и подумает, что я воровка. Ну, вы сами понимаете, как это неприятно.
  — Не понимаю. Что неприятно?
  — Ну, понимаете, я не хотела, чтобы кто-нибудь видел, что у меня в сумочке, поэтому я приготовила деньги еще до того, как подъехала к отелю. Я уже знала, сколько приблизительно нужно заплатить.
  — Сколько вы дали шоферу? Один доллар?
  Салли собиралась что-то ответить, но потом просто кивнула. Мейсон сказал:
  — Делла Стрит видела, что шофер как-то странно посмотрел на деньги, что-то сказал вам, рассмеялся и положил деньги в карман. Я не думаю, чтобы он все это делал, если бы вы дали ему один доллар.
  — А как вы думаете, сколько я ему заплатила?
  — Два доллара, — ответил Мейсон.
  — Вы ошибаетесь, — возразила Салли. — Я действительно дала ему только один доллар.
  — Вы говорили об этом в полиции?
  — Нет.
  — Они вас об этом спрашивали?
  — Нет.
  Мейсон сказал:
  — И все-таки я уверен, что вы дали шоферу два доллара. И я не думаю, что счетчик показывал пятьдесят-шестьдесят центов, то есть ту сумму, которую он должен был бы показывать, если бы вы ехали прямо из расположенного неподалеку от полицейского управления ресторана до отеля «Келлинджер». Наверняка счетчик показывал около двух долларов. Вы куда-то заезжали?
  Девушка вызывающе посмотрела на Мейсона.
  — К Тому Гридли, — сказал Мейсон.
  Салли опустила глаза.
  — Неужели вы не понимаете, — терпеливо продолжал Мейсон, — что в полиции проверят каждый ваш шаг. Они отыщут шофера, который отвозил вас к отелю, и узнают весь ваш маршрут. И сколько вы ему заплатили, тоже узнают.
  Она закусила губу.
  — Ну? — спросил Мейсон. — Может, лучше говорить начистоту?
  — Ваша взяла, — ответила она. — Я действительно ездила к Тому.
  — И получили от него револьвер?
  — Нет, мистер Мейсон. Этого не было. Все это время револьвер находился у меня в сумочке. Я нашла его именно там, где и говорила.
  — И когда сержант Дорсет возил вас к Стаунтону, револьвер уже лежал в вашей сумочке?
  — Да.
  — Зачем вы ездили к Тому?
  — Потому что знала, что это его револьвер. Понимаете, мистер Мейсон, вчера вечером я пришла в зоомагазин сразу после ухода мистера Фолкнера. И увидела, что мистер Раулинс страшно расстроен. Он признался мне, что не выдержал и выложил Фолкнеру все, что о нем думает. Он сказал также, что Фолкнер предпринял некоторые шаги относительно Тома, но добавил, что сейчас не скажет, какие именно, потому что считает, что Том не должен о них знать. В то время я еще не знала, о чем идет речь. Лишь потом, в полиции, я узнала, что он забрал револьвер Тома и лекарство. Если бы я знала, кто забрал этот несчастный револьвер, я бы не испугалась так сильно, увидев его на комоде в доме Фолкнера. Но в то мгновение, когда я увидела его, я понимала только одно: это револьвер Тома. Он выжег какой-то кислотой свои инициалы на рукоятке. И я не раз пользовалась этим револьвером. Могу сказать, что я неплохой стрелок. И вот, увидев его на комоде, я просто запаниковала, схватила его и быстро сунула в сумочку. Вы в это время были в ванной. Потом, как только я освободилась от полиции и зашла в ресторан, я позвонила Тому. Я сделала это сразу после звонка мисс Стрит. Сказала Тому, что должна повидаться с ним немедленно. И попросила его оставить дверь открытой.
  — И вы ездили к нему?
  — Да. Я сказала шоферу, чтобы он поехал туда. Приехав к Тому, я рассказала о случившемся. Он был поражен. Затем я показала ему револьвер и спросила, не было ли у него столкновений с мистером Фолкнером, и он… Он рассказал мне правду.
  — В чем заключается эта правда?
  — Он сказал, что хранил револьвер у себя в магазине. Уже с полгода. Раулинс сказал ему как-то, что по соседству кого-то ограбили и ему хотелось бы, чтобы в магазине было оружие. И Том сказал, что у него есть револьвер. Вот тогда-то он и попросил Тома принести его в магазин. А когда вчера вечером Фолкнер пришел в магазин проверить опись вещей, он увидел этот револьвер и решил забрать его с собой. Вот и все. Раулинс сказал об этом в полиции, и полицейские поступили порядочно по отношению ко мне. Они рассказали мне об этом еще до того, как я начала давать показания.
  Мейсон задумчиво посмотрел на девушку, потом сказал:
  — Если Том узнал, что Фолкнер был в магазине и забрал его лекарство, чтобы послать его на химический анализ, он мог разозлиться на Фолкнера, пойти к нему и попытаться каким-то образом разрешить этот вопрос. Фолкнер дал ему чек на тысячу долларов.
  — Нет, он не ходил, мистер Мейсон. И он ничего не знал о том, что Фолкнер забрал лекарство. Я сама об этом не знала, пока мне не сказали в полиции. Вы можете проверить это — спросите у Раулинса.
  — Вы уверены в этом?
  — Совершенно уверена.
  Мейсон покачал головой:
  — Тогда не понятно, почему Фолкнер выписывал чек на имя Гридли. Он как раз заполнял корешок чека, когда его застрелили.
  — Я знаю. Мне об этом сказали в полиции. Но тем не менее я повторяю: Том к Фолкнеру не ходил.
  Мейсон снова задумался.
  — Если Фолкнер увидел револьвер в зоомагазине и забрал его с собой, то почему на револьвере не нашли отпечатков его пальцев?
  — Этого я не знаю, — ответила девушка, — но он его действительно забрал. Этот факт не подлежит сомнению. Даже полиция признает это.
  Мейсон нахмурился.
  — Послушайте, — сказал он, — найдя револьвер на комоде, вы впали в панику, подумав, что Том был у Фолкнера, вышел из себя и застрелил обидчика, не так ли?
  — Не совсем так, мистер Мейсон, я только решила, что комод в квартире мистера Фолкнера — не совсем подходящее место для револьвера Тома. Я вообще была очень напугана смертью Фолкнера и когда увидела револьвер… Ну, понимаете, действовала интуитивно.
  — Значит, вы взяли револьвер и стерли с него отпечатки пальцев, не так ли?
  — Честное слово, мистер Мейсон, я не стирала никаких отпечатков. Я просто схватила револьвер и спрятала его в сумочку. Я даже не подумала о каких-то там отпечатках. Хотела только спрятать револьвер.
  — Так, — сказал Мейсон. — А теперь давайте вернемся к двум тысячам долларов. Где они были у Фолкнера? В кармане брюк?
  Девушка помедлила с ответом, потом сказала:
  — Да.
  — Значит, в кармане брюк?
  — Да.
  — И в какое время вы у него были?
  — Между восемью и половиной девятого. Точнее сказать не могу.
  — Вы нашли дверь открытой и вошли?
  — Да.
  Мейсон покачал головой:
  — Не то вы делаете. Хотите защитить Тома?
  — Нет, мистер Мейсон. Клянусь вам, я сказала правду.
  — Послушайте, Салли. Ваш рассказ звучит неправдоподобно. Давайте взглянем в лицо фактам. Ведь я разговариваю с вами не только ради вашего интереса, но и ради благополучия Тома. И если вы не будете точно придерживаться моих указаний, то вовлечете Тома в неприятную историю, и он застрянет под следствием на многие месяцы. Ему могут предъявить обвинение в убийстве. И его могут осудить. Даже если ему и не предъявят обвинения, его все равно долго будут держать под следствием. А вы сами хорошо понимаете, что это значит при его здоровье.
  Девушка кивнула.
  — И поэтому, — продолжал Мейсон, — вы должны сделать одну вещь: рассказать всю правду.
  Девушка твердо посмотрела на Мейсона:
  — Я рассказала вам всю правду.
  Адвокат смотрел на нее, постукивая пальцами по столу. Девушка настороженно следила за ним из-за железной решетки. Внезапно Мейсон быстро отодвинул свой стул.
  — Побудьте здесь, — сказал он и обратился к надзирательнице: — Я лишь позвоню по телефону и тотчас вернусь.
  Он подошел к телефонной будке, находившейся в углу этого же помещения, и набрал номер агентства Дрейка. Через несколько секунд тот поднял трубку.
  — Это Перри Мейсон, Пол, — сказал адвокат. — Есть какие-нибудь новости о Стаунтоне?
  — Где ты сейчас находишься, Перри?
  — В тюрьме. В комнате для посетителей.
  — Понятно. Несколько минут назад я звонил Делле Стрит. Она не знала, как мне связаться с тобой. Полиция уже получила показания Стаунтона и выпустила его. Он не хочет говорить, что заявил полиции, но один из моих ребят связался с ним и задал ему тот вопрос, о котором ты просил. На этот вопрос он ответил.
  — И каков ответ?
  — Вечером в среду, после того как Фолкнер отвез рыбок к Стаунтону, он, Стаунтон, звонил в зоомагазин, причем подчеркнул, что магазин выслал ему панель с лекарством довольно поздно.
  — Значит, поздно.
  — Да. Он не может сказать точно, в какое время.
  Мейсон вздохнул и сказал:
  — Ладно, пусть будет так. Оставайся пока на месте, Пол. — С этими словами он повесил трубку.
  Глаза адвоката блестели, когда он снова подошел к решетке и посмотрел на девушку. Салли ответила ему невинным взглядом.
  — Мистер Мейсон, я рассказала вам чистейшую правду.
  Мейсон сказал:
  — Вернемся к тому вечеру в среду, Салли, когда мы с вами впервые встретились в ресторане и я подсел к вашему столику. Помните?
  Она кивнула.
  — В тот вечер вы заключили соглашение с Фолкнером. И вы довольно ловко выкачали из него денежки, хорошенько нажав на него. Его рыбки умирали, и он знал это. Чтобы сохранить им жизнь, он был согласен заплатить. Он знал, что Тому удалось открыть эффективное средство против жаберной болезни, и он согласен был оплатить это лекарство.
  Она снова кивнула. Мейсон продолжал:
  — Фолкнер вручил вам чек и ключ от конторы и сказал, чтобы вы отправлялись туда немедленно и приступили к лечению рыбок, не так ли?
  Она снова кивнула.
  — Так куда же вы отправились на самом деле?
  — Я сразу поехала в зоомагазин к Тому, но тот был занят приготовлением лекарства для других рыбок, которых мистер Раулинс согласился вылечить самостоятельно. А Раулинс готовил лечебный аквариум и хотел, чтобы Том закончил свои панели.
  — Это был тот аквариум, который он отвез к Стаунтону?
  — Да.
  — Вы не учитываете одну вещь, Салли, — сказал Мейсон. — Неужели вы думаете, что Том мог готовить панели для Стаунтона, когда еще не был решен вопрос с Фолкнером? Поэтому я настаиваю, что вы говорите неправду. Вы собирались сразу же вернуться в зоомагазин и приготовить этот другой аквариум для Стаунтона. Но тот факт, что рыбок Фолкнера уже не было на месте и что он вызвал полицию, задержал вас в его доме. И вернулись вы довольно поздно. Поэтому и Раулинс доставил аквариум Стаунтону довольно поздно. Стаунтон подтверждает это.
  — Он ошибается.
  — Нет! Он не ошибается! Когда Фолкнер дал вам ключ от конторы, вам как раз представился удобный случай, который вы поджидали. И вы пришли туда с сооружением, состоящим из половника и длинной палки, и что-то выловили со дна аквариума. Потом вы, видимо, в спешке оставили ложку в конторе, выскочили из дома, сели в машину и объехали квартал, чтобы потом снова подъехать к дому Фолкнера.
  Девушка покачала головой.
  — Неужели вы не понимаете, — воскликнул Мейсон, — что своим отрицанием посылаете Тома на смерть?! Итак, спрашиваю еще раз: вы по-прежнему придерживаетесь своей версии?
  Она кивнула. Мейсон отодвинул стул.
  — Что ж, пусть будет так. Но имейте в виду: в смерти Тома будете повинны только вы.
  Он сделал только два шага по направлению к двери, когда Салли окликнула его. Затем она нагнулась вперед, так что лицо ее коснулось железных прутьев решетки, и прошептала:
  — Это правда, мистер Мейсон? Все, что вы здесь сейчас сказали…
  — Вот так-то лучше, — сказал тот. — Теперь, надеюсь, вы расскажете мне и обо всем остальном? Как вы узнали, что на дне аквариума лежала пуля?
  — А как вы об этом узнали?
  — Неважно, — ответил Мейсон. — Вопросы задаю я. Итак, откуда вы узнали, что там лежит пуля?
  — Мне сказала об этом миссис Фолкнер.
  — Ого! — протянул Мейсон. — Это уже становится интересным. Продолжайте.
  — Миссис Фолкнер сказала мне, что она была бы очень благодарна мне, если бы я сумела вытащить пулю из аквариума. Пулю тридцать восьмого калибра. Сказала, что знает о намерении Тома лечить золотых рыбок, но не хочет, чтобы кто-нибудь знал о пуле, которая лежит в аквариуме. Она добавила еще, что мы должны вытащить пулю вместе с Томом. Вот и все, мистер Мейсон. И когда мистер Фолкнер вручил мне ключи, мы с Томом решили сперва вытащить пулю, а потом приехать в контору вторично, уже после возвращения мистера Фолкнера, и лечить рыбок. Но когда мы очутились в бюро, увидели, что рыбок там уже нет. Я просто растерялась. Но потом мы решили действовать по плану. Я достала половник, и мы извлекли пулю из аквариума. В этот момент мы услышали, что к дому приближается машина.
  — Вы не оставляли Тома в машине, чтобы он мог вовремя предупредить вас?
  — Нет. Мы оба вошли в контору. Так мы договорились. Мы считали, что у нас много времени. Я была уверена, что мистер Фолкнер еще посидит в ресторане за чашкой кофе. Когда послышался шум подъезжающей машины, мы испугались и поспешили прочь, не отважившись захватить разливательную ложку.
  — Так. Дальше!
  — Мы сели в машину, обогнули квартал и увидели вас с Фолкнером. Тогда мы появились из-за угла и сделали вид, будто только что подъехали.
  — Что вы сделали с пулей?
  — Отдала ее миссис Фолкнер.
  — Когда?
  — Только вчера вечером.
  — Почему не раньше?
  — Я позвонила ей и сказала, что пуля у меня. Она очень обрадовалась, но попросила немного подождать, пока все не успокоится. Потом она отдаст мне деньги.
  — А вчера вечером?
  — Я отвезла ей пулю.
  — Том был с вами?
  — Нет, я поехала одна.
  — На этой пуле есть какие-нибудь отметины?
  — Да. Мы с Томом вытравили на дне пули свои инициалы. Так пожелала миссис Фолкнер. Но сбоку она их вытравить не разрешила, поскольку хотела проверить, из какого револьвера ее выпустили.
  — Сколько вы должны были получить?
  — Две тысячи долларов.
  — И вчера вечером вы отвезли пулю ей?
  — Да.
  — Когда именно?
  — Я думаю, что-то около половины десятого.
  — Половины десятого?! — воскликнул Мейсон.
  — Да.
  — И где она была?
  — У себя дома.
  — И она заплатила вам две тысячи долларов?
  — Да.
  — Именно эти деньги и были в вашей сумочке?
  — Да.
  — А вся история о том, что доллары вам дал Фолкнер, выдумана?
  — Да. Ведь я должна была каким-то образом объяснить наличие этих денег. Я подумала, что это будет лучший путь, поскольку мистер Фолкнер все равно мертв, а миссис Фолкнер предупредила меня, что, если я скажу об этом хоть кому-нибудь, она возбудит дело, обвинит нас в незаконном проникновении в квартиру и мы оба, я и Том, окажемся в тюрьме.
  Мейсон прервал ее:
  — Минутку, Салли, ведь около половины десятого Фолкнер был уже мертв.
  — Да. Думаю, так оно и было.
  — И лежал в ванной.
  — Да.
  — Тогда скажите мне, где вас приняла миссис Фолкнер? В гостиной? Ведь если она была в это время дома, она, видимо, должна была знать, что ее супруг убит.
  — Вы не ту миссис Фолкнер имеете в виду, мистер Мейсон, — сказала Салли. — Неужели вы не поняли? Ведь я говорю о первой жене мистера Фолкнера, Женевьеве Фолкнер.
  Секунд десять Мейсон сидел молча, опустив глаза и нахмурив брови.
  — Вы не лжете, Салли? — наконец выдавил он.
  — Нет, мистер Мейсон. Сейчас я говорю чистую правду.
  — И Том подтвердит ваши слова?
  — То, что мы доставали пулю, — да. Но он не знает человека, который поручил мне это сделать. Об этом знаю только я.
  — Если вы солгали мне сейчас, Салли, — произнес Мейсон, — вы окажетесь в камере смертников. Это так же верно, как и то, что вы сейчас сидите здесь. А Том Гридли умрет в заточении.
  — Я рассказала вам правду, мистер Мейсон.
  — Значит, вы получили две тысячи долларов вчера вечером около половины десятого?
  — Да.
  — И вы побывали у мистера Фолкнера?
  — Да. Между восемью и половиной девятого. Я как раз хотела сказать вам об этом. Входная дверь была приоткрыта, и я вошла. Кроме самого Фолкнера, в доме никого не было. А сам он разговаривал по телефону. Наверное, он только что кончил бриться, потому что на его лице были еще остатки пены. Ванна наполнялась теплой водой, а сам он стоял в одних трусах. Видимо, шум воды и не позволил ему расслышать мой звонок. А я вошла без разрешения, потому что знала, что он дома, и я должна была поговорить с ним. Машина его стояла на улице перед домом.
  — Ну а дальше? — спросил Мейсон.
  — Он попросил меня уйти. И добавил, что, когда захочет меня видеть, пошлет за мной. Он вообще был очень раздражен. Я попыталась объяснить ему, что я знаю от мистера Раулинса, что он, Фолкнер, взял принадлежащий Тому револьвер и этот поступок можно квалифицировать как воровство.
  — И что он ответил?
  — Чтобы я убиралась.
  — Он не давал вам чека на имя Гридли?
  — Нет.
  — Просто сказал, чтобы вы убирались вон?
  — Да. И добавил еще, что если я не уйду, то он вышвырнет меня.
  — И как вы поступили?
  — Я не знала, что делать, и он в буквальном смысле этого слова вытолкал меня. Точнее говоря, подошел, положил руки мне на плечи и выпроводил за дверь.
  — Что вы сделали потом?
  — Я позвонила его первой жене и попросила ее принять меня. Она предложила мне прийти минут через сорок. Я пришла к ней в назначенное время, и она вручила мне деньги.
  — При этом еще кто-нибудь присутствовал?
  — Нет.
  — Вы когда-нибудь видели человека по фамилии Диксон?
  — Нет.
  — Никогда с ним не встречались?
  — Никогда.
  — Вы что-нибудь знаете о человеке по фамилии Диксон?
  — Нет.
  — Хорошо. Значит, миссис Фолкнер вручила вам две тысячи долларов. Что было потом?
  — Я вернулась в зоомагазин. Ведь я обещала мистеру Стаунтону панели для лечения рыбок. Ну а все остальное вы уже знаете, мистер Мейсон.
  — Теперь послушайте, Салли. Я собираюсь кое-что сделать для вас, потому что таков мой долг. Но я хотел бы, чтобы вы запомнили одну фразу, состоящую всего из четырех слов.
  — Какую?
  — Обращайтесь к моему адвокату.
  Она удивленно посмотрела на него.
  — Повторите, — потребовал Мейсон.
  — Обращайтесь к моему адвокату.
  — Вы сможете это запомнить?
  — Конечно, мистер Мейсон.
  — Повторите еще раз.
  — Обращайтесь к моему адвокату.
  — И запомните, Салли, — продолжил Мейсон, — отныне вы можете произносить только эту фразу. Если вы скажете кому-нибудь хоть одно слово, вы погибли. Полиция будет вас мучить. Она положит перед вами ваши письменные показания и будет тыкать пальцами в каждую фразу, где вы солгали. И они докажут вашу ложь. И попросят вас объяснить, почему вы солгали. И будут задавать вам самые разные вопросы. Вы меня понимаете, Салли?
  Девушка кивнула.
  — И как вы им будете отвечать? — спросил Мейсон.
  Она подняла глаза:
  — Обращайтесь к моему адвокату.
  — Это уже лучше, — ответил Мейсон. — И запомните: сейчас для вас в английском языке существуют только эти четыре слова. Вы не забудете об этом?
  Салли кивнула.
  — Не забудете, что бы ни случилось?
  Она снова кивнула.
  — Даже если они скажут вам, что действия Тома были направлены на то, чтобы спасти вас, и что вы не должны оставлять в беде человека, которого любите. Не должны посылать на смерть человека лишь за то, что он любил вас и хотел вас спасти, что вы на это скажете?
  — Обращайтесь к моему адвокату.
  Мейсон кивнул надзирательнице.
  — Это все, — сказал он. — Мой разговор с подследственной окончен.
  Глава 14
  Миссис Фолкнер жила в небольшом бунгало, всего в нескольких кварталах от того места, где Уилфред Диксон основал свою адвокатскую контору. Мейсон остановил машину, взбежал по ступенькам крыльца и нетерпеливо дернул за звонок. Через несколько секунд дверь ему открыла сама миссис Фолкнер.
  — Прошу извинить меня за беспокойство, миссис Фолкнер, — учтиво обратился Мейсон, — но я должен задать вам несколько вопросов.
  Она улыбнулась и покачала головой.
  — Уверяю вас, что это и в ваших интересах.
  — В моих?
  — Да, — ответил Мейсон. — Я твердо в этом уверен.
  — Очень сожалею, мистер Мейсон, но я не могу пригласить вас в дом. Мистер Диксон сказал мне, чтобы я не разговаривала с вами.
  — Вы заплатили Салли Медисон две тысячи долларов за пулю, которую она вам принесла, не так ли?
  — Кто вам это сказал?
  — Я не могу ответить вам на этот вопрос, но этот факт уже установлен.
  — И когда же, по вашему мнению, я выплатила эту сумму?
  — Вчера вечером.
  Миссис Фолкнер задумалась на мгновение, а потом отступила:
  — Заходите.
  Адвокат последовал за ней в красиво обставленную гостиную. Миссис Фолкнер предложила ему сесть, а сама сразу же подошла к телефону, набрала номер и сказала:
  — Вы можете сразу же приехать сюда? У меня мистер Мейсон. — Сказав это, она сразу повесила трубку.
  — Ну? — спросил тот.
  — Сигарету? — предложила она.
  — Благодарю. Я курю свои.
  — Может быть, рюмочку виски?
  — Я бы предпочел получить ответ на мой вопрос.
  — Через несколько минут.
  Она села в кресло напротив адвоката, и тот мог оценить грациозность ее движений, когда она закидывала ногу на ногу и неторопливо закуривала.
  — Вы давно знаете Салли Медисон? — спросил Мейсон.
  — Сегодня чудесная погода, не правда ли?
  — Немножко холодновато для этого времени года, — ответил Мейсон.
  — Я тоже так считаю, но тем не менее погода чудесная. Вы уверены, что не хотите виски с содовой?
  — Нет, благодарю вас, я хочу лишь получить ответ на свой вопрос и предупредить вас, миссис Фолкнер, чтобы впредь вы не занимались такими вещами, как шантаж. Вы и так уже втянуты в дело об убийстве по самые уши, и, если вы не расскажете мне всей правды, обещаю, что вам придется очень жарко.
  — И дождей было как раз достаточно. Приятно полюбоваться зеленеющими холмами. Судя по всему, лето будет хорошим. Так, во всяком случае, утверждают старожилы.
  Мейсон сделал вид, что не слышит.
  — Я адвокат. Вы, наверное, выполняете указания Диксона. Послушайте моего совета: не делайте этого. Или расскажите мне всю правду, или же наймите такого адвоката, который знает все ходы и выходы и может подсказать вам, как избежать опасности, если необходимо утаить от полиции факты, связанные с делом об убийстве.
  — А в начале года было действительно необычно холодно, — спокойно продолжала Женевьева Фолкнер. — И мои знакомые, знатоки местного климата, говорили, что после необычно холодного января, как правило, следует холодное лето. Видимо, они ошиблись. — Она внезапно замолчала, услышав, как перед домом остановилась машина. Потом, мило улыбнувшись Мейсону, сказала: — Пожалуйста, извините меня. — И направилась к входной двери. Через несколько секунд в гостиной уже появился Уилфред Диксон.
  — Я так и думал, мистер Мейсон, что вы не услышите моих слов, — произнес он.
  — Каких слов?
  — Что я не разрешаю вам разговаривать с моей клиенткой.
  — А мне плевать на ваши слова, — ответил Мейсон. — Вы не адвокат. Вы или делец-самоучка, или что-то вроде частного сыщика. А как вы сами изволите себя величать, мне совершенно безразлично. Но эта женщина по самые уши втянута в дело об убийстве, и она не может являться вашей клиенткой, поскольку совершено тяжкое преступление, а у вас нет законных прав заниматься адвокатской практикой. Поэтому я рекомендую вам добровольно отказаться от этого дела. В противном случае мне придется выбросить вас из него.
  Диксон, казалось, был сильно озадачен воинственностью Мейсона.
  — Кроме того, — продолжал тот, — миссис Фолкнер подкупила мою клиентку, пообещав ей две тысячи долларов, если она достанет пулю из аквариума, стоящего в конторе Фолкнера и Карсона. Вчера вечером она вручила эти деньги моей клиентке. Я хотел бы знать, с какой целью это было сделано.
  — Вы делаете опрометчивые заявления, мистер Мейсон, — сказал Диксон. — В высшей степени опрометчивые.
  — Если вы по-прежнему будете играть с огнем, Диксон, — бросил Мейсон, — то неизбежно обожжете себе пальцы.
  — Но, мистер Мейсон, вы, надеюсь, обвиняете нас, основываясь не только на непроверенных показаниях вашей подопечной…
  — Я не бросаю обвинений, — перебил его Мейсон. — Я лишь констатирую факт и даю вам ровно десять секунд на то, чтобы вы мне все объяснили.
  — Но ваше заявление не имеет под собой никакой почвы.
  — Здесь, как я вижу, есть телефон, — сказал Мейсон. — Хотите, чтобы я позвонил лейтенанту Трэггу и попросил его задать вам эти вопросы?
  Уилфред Диксон спокойно выдержал взгляд адвоката.
  — Прошу вас, звоните на здоровье, — ответил он.
  На какое-то мгновение воцарилось молчание. Наконец Мейсон заговорил снова:
  — Я уже дал этой женщине несколько советов. И я повторю их еще раз. Вы оказались замешанной в деле об убийстве. Подыщите себе адвоката. Хорошего адвоката. И сделайте это немедленно. И, кроме того, сделайте все-таки выбор: или вы мне рассказываете то, о чем я прошу, или я звоню лейтенанту Трэггу.
  Диксон показал на телефон:
  — Вы не ошиблись, в этой комнате действительно есть телефон. Повторяю еще раз: пользуйтесь им на здоровье. Вы говорите, что собираетесь звонить лейтенанту Трэггу, что ж, мы будем только рады этому.
  Мейсон сказал:
  — Не фиглярничайте, Диксон! Ведь речь идет об убийстве! Если вы заплатили за пулю две тысячи долларов, это все равно выплывет наружу. И я докажу этот факт, даже если мне придется потратить на это миллион.
  — Миллион — это очень большие деньги, мистер Мейсон, — холодно ответил Диксон. — Вы, кажется, собирались звонить лейтенанту Трэггу? Или этот лейтенант — лишь порождение вашей фантазии? Если он в самом деле служит в полиции, я считаю, что ему надо позвонить. Как видите, нам нечего скрывать. Но вот о вас я этого сказать не могу.
  Мейсон на мгновение растерялся. В глазах Уилфреда Диксона появились искорки триумфа.
  — Как видите, мистер Мейсон, я тоже немножко умею играть в покер.
  Не говоря больше ни слова, Мейсон поднялся, подошел к телефону и сказал телефонистке:
  — Соедините меня с полицейским управлением. — Когда ответил коммутатор полиции, Мейсон попросил соединить его с отделом по расследованию убийств, а потом сказал: — Попросите к телефону лейтенанта Трэгга. Говорит Перри Мейсон.
  Через несколько секунд в трубке послышался голос Трэгга:
  — Хелло, Мейсон! Очень рад, что вы позвонили. Я хотел поговорить с вами о вашей клиентке Салли Медисон. Кажется, она заняла неудачную позицию. В письменных показаниях, которые она нам дала, имеются кое-какие противоречия. А когда мы вновь допросили ее, она словно воды в рот набрала. Твердит лишь одно: «Обращайтесь к моему адвокату».
  — Мне нечего к этому добавить, — отрезал Мейсон.
  — Но мне это решительно не нравится, — огорченным тоном сказал Трэгг.
  — Могу вас понять, лейтенант, — ответил Мейсон. — Я звоню сейчас из дома Женевьевы Фолкнер. Это первая жена Фолкнера.
  — Да, да, я намеревался повидаться с ней, как только освобожусь. Жаль, что вы меня опередили. Что-нибудь нашли?
  — Полагаю, не худо бы расспросить ее обстоятельно о том, не виделась ли она вчера вечером с Салли Медисон.
  — Ну и ну, — удивленно протянул Трэгг. — Значит, Салли заявила вам, что встречалась вчера вечером с Женевьевой Фолкнер?
  — Разговор моей клиентки со мной является конфиденциальным, — ответил Мейсон. — Так что отнеситесь к моим словам, как к доброму совету.
  — Большое вам спасибо, Мейсон. Я обязательно с ней повидаюсь.
  — Во всяком случае, я надеюсь на это.
  — И в самое ближайшее время, — добавил Трэгг. — Всего хорошего, Мейсон.
  — Всего хорошего, — ответил адвокат и повесил трубку. Потом, повернувшись к Диксону, сказал: — Как видите, я тоже умею играть в покер.
  — И очень хорошо, мистер Мейсон. Очень хорошо. Но вы, конечно, не сможете сказать лейтенанту Трэггу о том, что сообщила вам ваша клиентка. Тем более она уже показала, что те две тысячи долларов, которые были найдены у нее в сумочке, она получила от Харрингтона Фолкнера. Если же она задумает изменить свои показания, это принесет ей большие неприятности.
  — Откуда вам известно, что именно она дала мне такие показания? — с улыбкой спросил Мейсон.
  Диксон заморгал глазами.
  — Но ведь мне тоже приходится проявлять инициативу, чтобы защитить свою клиентку. Точнее говоря, ее интересы.
  Мейсон заметил:
  — Хочу предупредить вас: не вздумайте недооценить Трэгга. Он наверняка захочет получить от вас письменные показания, и вы должны еще будете поклясться, что все это правда. С другой стороны, не забывайте, что правда рано или поздно выйдет наружу.
  — Мы будем только рады этому, — возразил Диксон. — И если обстоятельства вынудят нас к осторожности, Женевьева не сделает ни одного шага без моего совета. Я скажу ей, что она должна делать, но не буду обременять ее деталями. Она знает о фирме Фолкнера и Карсона очень мало. Так что я наверняка бы знал, если бы она встречалась с вашей клиенткой. Я также не уверен, что лейтенант Трэгг будет рад вашим показаниям, тем более что вы не сможете подтвердить эти показания фактами. Вот и выходит, что эти самые две тысячи долларов она могла получить только от Харрингтона Фолкнера. И если вы позволите дать вам небольшой совет, мистер Мейсон, то я скажу: не доверяйте словам таких женщин, как Салли Медисон. Мне кажется, если вы покопаетесь в ее прошлом, то найдете много такого, что не свидетельствует в ее пользу. Такие женщины, как она, только и думают о том, чем бы где-нибудь поживиться. Я не называю ее шантажисткой. Ни в коем случае. Но подвернувшийся удобный случай она ни за что не пропустит.
  — Судя по всему, вы хорошо ее знаете? — сухо сказал Мейсон.
  — Знаю, мистер Мейсон. И боюсь, что она дала вам эти показания, ложные показания, лишь в надежде спасти таким образом себя и своего друга.
  Мейсон поднялся.
  — Ну что ж, — сказал он. — Мое мнение вам уже известно.
  — Разумеется, мистер Мейсон. Но, к несчастью для вас, вы не можете предъявить обоснованных обвинений, а если даже и сможете, то мы в состоянии будем опровергнуть их. Тем более что у девушки такое прошлое…
  — Меня совсем не интересует ее прошлое, — ответил Мейсон. — Я уверен, что она любит Тома Гридли и дала мне правдивые показания.
  — Будем надеяться.
  — Она сказала мне, — продолжал Мейсон, — что получила две тысячи долларов от Женевьевы Фолкнер. И я ей верю.
  Диксон покачал головой:
  — А вот это уже неправда, мистер Мейсон. Это не могло быть сделано без моего ведома. И я уверяю вас, что это не так.
  Мейсон посмотрел на коренастого человека, который ответил ему взглядом, полным детской непосредственности.
  — Диксон, — воскликнул адвокат, — имейте в виду: со мной шутки плохи!
  — Я уверен в этом, мистер Мейсон.
  — И если вы или Женевьева Фолкнер мне солгали, я все равно рано или поздно узнаю об этом.
  — Но зачем же нам лгать, мистер Мейсон? Какие у нас могут быть причины для этого? И с какой стати мы стали бы платить две тысячи долларов за какую-то там… Вы, кажется, сказали «пулю»?
  — Да, пулю, — ответил Мейсон.
  Диксон сокрушенно покачал головой:
  — Я очень огорчен, что Салли Медисон вам так сказала. Действительно, очень огорчен.
  Адвокат внезапно спросил:
  — А как это случилось, что вы так много о ней знаете?
  — Дело в том, что мистер Фолкнер, приобретая зоомагазин, использовал деньги фирмы, и я, как человек, представляющий интересы Женевьевы Фолкнер, проверил купчую, а заодно и персонал зоомагазина.
  — Уже после того, как он оформил покупку? — поинтересовался Мейсон.
  — Ну конечно же, мистер Мейсон. Моя клиентка заинтересована в делах этой фирмы. Да и я посчитал, что будет полезно знать обо всем, что относится к этой сделке, а может быть, и больше.
  Мейсон на мгновение задумался.
  — О, ну конечно! — наконец воскликнул он. — Альберта Стенли, стенографистка… Как я не подумал об этом раньше!
  Диксон даже поперхнулся, закрыв рот рукой.
  — Благодарю за информацию, — сказал Мейсон.
  Диксон поднял голову и встретил взгляд адвоката.
  — Пустяки, не стоит благодарности, — ответил он. — Я очень рад, что мог быть вам полезен хоть в чем-нибудь. Но обвинить нас во взятке вы не сможете. Я имею в виду те две тысячи долларов. Мы их не выплачивали и не хотим, чтобы на нас возводили поклеп. Всего хорошего, мистер Мейсон.
  Мейсон направился к двери. Женевьева Фолкнер и Уилфред Диксон стояли молча, наблюдая за ним. Положив руку на дверную ручку, Мейсон внезапно обернулся.
  — Диксон, — сказал он, — судя по всему, вы отлично играете в покер.
  — Спасибо за комплимент, мистер Мейсон.
  Тот между тем хмуро продолжал:
  — Вы достаточно умны, чтобы понять, что я не могу выдвинуть определенных обвинений относительно происхождения этих двух тысяч долларов. Но поскольку я в хорошем настроении, я скажу вам другое: я спровоцировал вас, и вы попались на мою удочку.
  На губах Диксона появилась недоверчивая улыбка.
  — И я думаю, вам полезно будет знать, куда я сейчас направляюсь…
  Диксон нахмурился.
  — Куда? — спросил он.
  — Повидать еще кое-кого, — ответил Мейсон и захлопнул за собой дверь.
  Глава 15
  Когда Мейсон вошел в агентство Пола Дрейка, у него было такое хмурое лицо, какое бывает у футболиста, забившего мяч в собственные ворота.
  — Хелло, Перри, — сказал Дрейк. — Сведения о Стаунтоне тебе пригодились?
  — В какой-то мере, — ответил тот.
  — Только на этот вопрос Стаунтон и пожелал ответить. Полиция составила письменный протокол его показаний и обязала его не разглашать полученные сведения.
  Мейсон кивнул:
  — Я ожидал этого, Пол. Послушай, у меня к тебе просьба.
  — Выкладывай!
  — Я хотел бы выяснить, виделась ли Салли Медисон вчера вечером с миссис Фолкнер. С Женевьевой Фолкнер. Я хотел бы знать, не снимала ли эта миссис Фолкнер со своего текущего счета какую-нибудь сумму. При удобном случае мне также хотелось бы узнать, не снимал ли денег Уилфред Диксон. Речь идет о пятидесятидолларовых банкнотах.
  Дрейк молча кивнул.
  — Я думаю, это несложно сделать, — продолжал Мейсон. — И я оплачу все расходы, чтобы получить эту информацию. Черт возьми! Пришлось сыграть партию в покер с Уилфредом Диксоном. Я спровоцировал его разок, но он отнесся к этому спокойно, так спокойно, что я почувствовал себя беспомощным ребенком. Но если уж мне придется потратить деньги на эту птичку, я быстро загоню его в угол.
  Дрейк сказал:
  — Я уже наблюдал за Диксоном. Не потому, что я его в чем-то подозревал, а потому, что я всегда подхожу к делу со всех сторон. И мой человек зафиксировал его около восьми часов утра, когда он возвращался с завтрака.
  — Где он завтракает, Пол?
  — В закусочной, что на углу. Должно быть, он рано встает. Он находился в этой закусочной с семи часов.
  — Отлично, Пол! Продолжай!
  — Он там завтракал, а потом отправился домой, куда пришел в 8.10. Мой человек наблюдает за домом. Это пока все, что я могу сделать.
  Мейсон взглянул на детектива:
  — В чем дело, Пол? Ты, кажется, чем-то расстроен?
  Пол Дрейк взял карандаш, повертел его в пальцах и наконец промолвил:
  — Послушай, Перри, репутацию Салли Медисон никак нельзя назвать хорошей.
  Мейсон чертыхнулся.
  — Сегодня я слышу это уже второй раз. В чем же дело?
  — Если Салли Медисон сказала тебе, что получила деньги от Женевьевы Фолкнер, то она солгала.
  — Я не говорил тебе, что это она мне сказала.
  — Все равно.
  — Но что заставляет тебя предположить, что это ложь? Даже если это она мне сказала?
  — Мой человек только что узнал о некоторых фактах. От одного из репортеров, который связан с полицией.
  — Ну и что это за факты?
  — Вчера под вечер Харрингтон Фолкнер отправился в банк и забрал оттуда двадцать пять тысяч долларов. Он настоял на том, чтобы деньги были выданы ему наличными, и по его поведению банковский служащий решил, что его, видимо, шантажируют. Фолкнер пожелал взять эти деньги тысячедолларовыми купюрами. Служащий принес ему извинения и попросил немного подождать, пока он соберет такую сумму, а сам на всякий случай переписал номера банкнотов, которые собирался вручить Фолкнеру. Так вот, те две тысячи долларов, которые нашли в сумочке у Салли Медисон, взяты у Харрингтона Фолкнера, а не у кого-нибудь другого. Возможно, остальные двадцать три она успела припрятать.
  — Ты в этом уверен, Пол? — спросил Мейсон.
  — Не на все сто, но почти уверен. Информацию я получил из надежного источника.
  Мейсон плотно сжал губы.
  — И потом, есть еще кое-какие новости. Револьвер принадлежит Тому Гридли — это ясно. Том принес его в зоомагазин, а Фолкнер оттуда забрал его. Полиция очень тщательно проверила каждый шаг Фолкнера, начиная с того момента, как он вышел из банка, и кончая моментом убийства.
  — Я уже знаю о револьвере, Пол. Когда Фолкнер ушел из банка?
  — Уже после его закрытия. После пяти. Он позвонил им, и они впустили его через черный ход. Выйдя из банка с портфелем в руке, он подхватил такси, которое стояло как раз напротив банка, у отеля. Он отправился в зоомагазин и там начал проверять наличие товаров по описи. Занимаясь этим делом, он обнаружил револьвер Тома Гридли и сунул его себе в карман. Раулинс сказал ему, что револьвер принадлежит Гридли, но Фолкнер никак не отреагировал на эти слова. Разумеется, в свете того, что мы знаем сейчас, то есть зная, что в портфеле Фолкнера находились двадцать пять тысяч долларов, можно предположить, что он хотел иметь при себе револьвер для собственной защиты.
  Мейсон кивнул.
  — Как бы то ни было, но он сунул револьвер в карман, потом прошел к сейфу и открыл его. Комбинацию цифр он получил от Раулинса.
  — Так, и что дальше?
  — В сейфе находился какой-то сосуд, и Фолкнер поинтересовался, что там такое.
  — И что там было? Лекарство от жаберной болезни рыбок?
  — Да. Раулинс попросил Тома приготовить ему это лекарство, поскольку у него в магазине тоже были больные рыбки. Он с трудом уговорил Тома, пообещав ему, что об этом никто не будет знать.
  — А где был Том в это время?
  — Том лежал дома в постели. Он плохо себя чувствовал, его лихорадило, и Раулинс отправил его домой.
  — И как поступил Раулинс, когда Фолкнер начал проверять содержимое сейфа?
  — Его просто бросило в жар, когда он увидел, что Фолкнер взял пасту и прямо оттуда, из зоомагазина, позвонил знакомому химику. Это было уже в нерабочее время, где-то около половины восьмого; Фолкнер позвонил химику домой, сказал, что хочет дать ему на анализ пасту для определения состава и прямо сейчас приедет к нему.
  — Какая подлость! — возмутился Мейсон.
  — Конечно, подлость, — согласился Дрейк. — Но тем не менее это факты. И тебе с ними придется столкнуться на суде. Они расскажут о каждом шаге Фолкнера, начиная с пяти часов и до самой смерти.
  — Продолжай! — бросил Мейсон.
  — Итак, когда Раулинс увидел, чем все это может обернуться, его бросило в жар. Он чуть не вырвал у Фолкнера этот сосуд с лекарством, закричал, что дал Тому Гридли честное слово, что это лекарство будет использовано только для лечения рыбок, находившихся у него в магазине.
  — И как среагировал Фолкнер?
  — Он ответил Раулинсу, что теперь он хозяин зоомагазина и не желает слушать критику в свой адрес. Тогда Раулинс, даже рискуя потерять свое место, высказал Фолкнеру все, что он о нем думает.
  — А Фолкнер?
  — Он даже не рассердился. Лишь поднял телефонную трубку и вызвал такси к зоомагазину. Раулинс продолжал бушевать, бросая ему новые и новые обвинения, но тот лишь дождался такси, а потом взял портфель, сунул под мышку банку с лекарством и вышел на улицу. Револьвер Тома Гридли уже лежал у него в кармане.
  — Судя по всему, полиция нашла этого шофера такси?
  Дрейк кивнул:
  — Этот шофер отвез его к химику. Фолкнер попросил его подождать. Пробыл он у химика минут пятнадцать. После этого поехал домой и оказался там в самом начале девятого. Видимо, сразу по приезде Фолкнер стал переодеваться, собирался принять ванну, побриться и пойти на собрание любителей золотых рыбок.
  — Даже не поужинав? — спросил Мейсон.
  — Это собрание, — ответил Дрейк, — собственно, можно назвать и ужином. Нечто вроде маленького банкета, где они толкуют о разведении рыбок. Все сходится, Перри. И время сходится. Именно в это время кто-то вошел в квартиру Фолкнера, видимо без стука. И человек, который разговаривал с Фолкнером по телефону, слышал, как тот сказал кому-то, что собирается уходить. Сначала полиция подумала, что этим человеком был Том Гридли, но потом отказалась от этой мысли. Сейчас они считают, что этим человеком была Салли Медисон. Но никто не знает, что там, собственно, произошло. Ясно лишь одно: Фолкнер попытался ее выпроводить. И Салли признает это. Не забывай, что у Фолкнера был портфель с двадцатью пятью тысячами долларов, который, видимо, находился в ванной. И у него был револьвер Тома Гридли. Вероятно, он положил его либо на кровать, либо на комод. Пиджак и брюки Фолкнера висели на спинке стула. Сняв брюки, он, естественно, предварительно вынул револьвер.
  Мейсон задумчиво кивнул.
  — Поставь себя на место Салли Медисон, — продолжал Дрейк. — Фолкнер ограбил человека, которого она любит. Подло нарушил деловые обязательства. Салли кипела от злости. Она была в отчаянии. И когда Фолкнер начал выгонять ее, она могла заметить револьвер и схватить его. Фолкнер испугался, бросился назад в ванную, пытаясь закрыть за собой дверь. А Салли в аффекте спустила курок и лишь потом осознала, что сделала. Она огляделась, увидела на кровати портфель, открыла его. Там лежали двадцать пять тысяч долларов. Для нее это — огромная сумма. С нею можно решить все проблемы и вылечить Тома от туберкулеза. Она взяла две тысячи пятидесятидолларовыми купюрами. А крупные деньги куда-нибудь спрятала, потому что не хотела их обнаруживать в ближайшее время.
  — Неплохая версия, — заметил Мейсон. — Но все это только теории.
  Дрейк покачал головой:
  — Я еще не рассказал тебе самого неприятного, Перри.
  — В таком случае продолжай! — недовольно сказал Мейсон.
  — Пустой портфель полиция нашла под кроватью. Он был опознан банковским служащим. Именно в нем Фолкнер унес двадцать пять тысяч долларов. Разумеется, когда полиция нашла его вчера вечером, она не знала, что он будет иметь такое большое значение, но тем не менее она, конечно, проверила его на отпечатки пальцев, в том числе и ручку. И нашла на нем три отпечатка: два из них принадлежали Фолкнеру, а третий — отпечаток среднего пыльца правой руки Салли Медисон. Вот так-то, Перри. И до меня дошли слухи, что районный прокурор собирается обвинить девушку в убийстве второй степени, то есть в убийстве со смягчающими обстоятельствами. Он считает, что со стороны Фолкнера была допущена крупная провокация, которая и привела девушку к преступлению. Он знает, что Фолкнер забрал револьвер Тома из зоомагазина, знает, что Салли увидела этот револьвер и действовала под влиянием минуты. Я не адвокат, Перри, но считаю, что тебе лучше не добиваться оправдания для нее, а найти побольше смягчающих обстоятельств.
  — Если на портфеле действительно есть отпечаток пальца Салли, — сказал Мейсон, — нам будет трудно. Особенно в том случае, если портфель находился под кроватью.
  — Значит, ты будешь просить суд о смягчении приговора? — спросил Дрейк.
  — Вряд ли, — ответил Мейсон.
  — Почему, Перри? Ведь это единственное, что ты можешь сделать для нее.
  — Нас это не устраивает, Пол. Ведь в ту минуту, когда ее признают виновной, даже если при этом будет много смягчающих обстоятельств, автоматически окажемся виновными и мы с Деллой. Мы станем соучастниками преступления независимо от того, было ли оно совершено при смягчающих обстоятельствах или нет. Мы просто не можем допустить этого.
  — Об этом я не подумал, — сказал Дрейк.
  — С другой стороны, — продолжал Мейсон, — я не могу руководствоваться личными чувствами по отношению к клиентке.
  — Так что ты собираешься делать, Перри?
  — Собрать все факты, какие только можно. Их, вероятно, будет немного, потому что полиция всем свидетелям заткнула рот. А потом устроим предварительное слушание и постараемся вывернуть все факты наизнанку. Посмотрим, может быть, найдется какая-нибудь лазейка.
  — А если лазейка не отыщется? — спросил Дрейк.
  — Тогда мы просто постараемся помочь клиентке по мере сил, — хмуро ответил Мейсон.
  — То есть сделаете так, чтобы ее признали виновной при смягчающих обстоятельствах?
  Мейсон кивнул.
  — Только не делай этого раньше времени, Перри. Подумай о Делле, если не хочешь думать о себе.
  — Я думаю, Пол. Думаю чертовски много. Но мы уже давно связаны друг с другом. Не год и не два. Были у нас общие победы, вместе примем и поражение. Ничего не поделаешь.
  Глава 16
  Когда судья Саммервилл занял свое место в зале суда, там еще было очень мало народу. Салли Медисон с непроницаемым лицом сидела позади Перри Мейсона, видимо, раздумывая над ситуацией, в которую попала. Судья Саммервилл возгласил:
  — Начинается предварительное слушание дела Салли Медисон. Вы готовы, джентльмены?
  — Обвинение готово, — сказал Рей Мэдфорд.
  — Защита готова, — сухо подтвердил Мейсон.
  В районной прокуратуре уже поговаривали, что у Мейсона нет никаких шансов. Так, например, Трэгг даже ничего не сказал об отпечатках Деллы Стрит, найденных на оружии, использованном для убийства. И Рей Мэдфорд был уверен, что в этом деле Мейсон потерпит поражение. Но, с другой стороны, хорошо зная Мейсона, он отнесся к делу весьма добросовестно.
  — Моим первым свидетелем будет миссис Джейн Фолкнер!
  Миссис Фолкнер, вся в черном, заняла место для свидетелей и тихим голосом рассказала, как она, возвращаясь домой от друзей, встретилась перед дверью своего дома с Перри Мейсоном и Салли Медисон. Она разрешила им войти, сказав, что супруга ее нет дома, но они могут подождать, а потом, пройдя в ванную комнату, вдруг обнаружила супруга, лежавшего на полу ванной.
  — Значит, он уже был мертв? — спросил Мэдфорд.
  — Да.
  — И вы уверены, что это был ваш муж?
  — Абсолютно уверена.
  — Думаю, это все, — сказал Мэдфорд, а потом обратился к Мейсону: — Ваша очередь, коллега.
  Тот поклонился.
  — Вы провели вечер с друзьями, миссис Фолкнер? — спросил он.
  Она спокойно выдержала его взгляд.
  — Да, я провела вечер со своей подругой Аделью Файербэнкс.
  — У нее дома?
  — Нет, мы ходили в кино.
  — Это та ваша подруга, которой вы звонили после того, как обнаружили, что ваш супруг мертв?
  — Да, я чувствовала, что не могу остаться дома одна.
  — Благодарю вас, — сказал Мейсон. — Это все.
  Следующим на место для свидетелей был вызван Джон Нелсон — банковский служащий. Он показал, что знал Харрингтона Фолкнера. Вечером в день убийства он был в банке в то время, когда позвонил Фолкнер. Он подтвердил, что Фолкнер попросил банк выдать ему довольно крупную сумму наличными. Вскоре после телефонного звонка Фолкнер приехал в банк. Он, Нелсон, впустил его через черный ход. Фолкнер сказал, что желает снять со своего счета двадцать пять тысяч долларов. Служащий подчеркнул, что это был личный счет Фолкнера, а не фирмы «Фолкнер и Карсон». После снятия денег на личном счете Фолкнера осталось меньше пяти тысяч долларов. Нелсон решил, что будет неплохо переписать номера банкнот, поскольку Фолкнер попросил его выдать ему двадцать тысяч тысячедолларовыми купюрами, две тысячи — сотенными и три тысячи — пятидесятидолларовыми бумажками. Он попросил Фолкнера немного подождать, а сам со своим помощником быстро переписал номера банкнот. После этого деньги вручили Фолкнеру и положили в портфель. Мэдфорд официальным тоном попросил представить ему листок с номерами банкнот, он был подшит к делу как вещественное доказательство. После этого Мэдфорд достал кожаный портфель и спросил Нелсона, знаком ли ему этот портфель.
  — Да, знаком, — ответил тот.
  — Поясните.
  — Это именно тот портфель, с которым Фолкнер приезжал в банк.
  — То есть именно в этот портфель были положены двадцать пять тысяч долларов?
  — Совершенно верно.
  — Вы уверены, что это тот самый портфель?
  — Да, полностью уверен.
  — У меня все, — сказал Мэдфорд, обращаясь к Мейсону.
  — Почему вы уверены, что это тот самый портфель? — спросил тот.
  — Мне он запомнился, потому что я сам клал в него деньги.
  — Вы клали деньги в портфель?
  — Да. Мистер Фолкнер приподнял его к окошечку, а я открыл застежку портфеля и положил туда деньги. В тот момент я заметил на подкладке портфеля дырочку довольно своеобразной формы. Если вы заглянете внутрь, мистер Мейсон, то убедитесь, что эта дырочка существует. Очень необычная дырочка.
  — И вы определили этот портфель только по этой дырочке?
  — Да.
  — У меня нет больше вопросов.
  Следующим на место для свидетелей был вызван сержант Дорсет. Он рассказал, что именно полиция нашла в доме Фолкнера, когда прибыла туда, описал положение трупа, пояснил, что портфель нашли под кроватью в спальне, упомянул, что одежда Фолкнера небрежно висела на стуле, а безопасная бритва со следами мыльной пены уже высохла. Это, по его мнению, свидетельствовало о том, что бритвой пользовались часа три-четыре назад. Лицо убитого было чисто выбрито. Мэдфорд поинтересовался, не видел ли там сержант Дорсет подозреваемую.
  — Да, сэр, видел.
  — Вы разговаривали с ней?
  — Да.
  — Вы ходили с ней куда-нибудь?
  — Да, сэр.
  — Куда?
  — Мы ездили к Джеймсу Л. Стаунтону.
  — Это было сделано по вашей инициативе?
  — Да.
  — Она не возражала?
  — Нет, сэр.
  — В дом Фолкнера приглашали эксперта по отпечаткам пальцев?
  — Да, сэр.
  — Его имя?
  — Луис К. Корнинг.
  — Он исследовал отпечатки пальцев по вашему указанию и в соответствии с вашими инструкциями?
  — Да.
  — У меня больше вопросов нет, — сказал Мэдфорд Перри Мейсону.
  — Каким образом Корнинг исследовал отпечатки пальцев? — спросил тот.
  — Полагаю, с помощью увеличительного стекла.
  — Я не это имел в виду. Какой метод вы использовали, чтобы зафиксировать эти улики? Были, например, эти отпечатки сфотографированы?
  — Нет, сэр. Мы использовали метод снятия.
  — Что это за метод?
  — После того как места, где предполагалось найти отпечатки, были посыпаны порошком и отпечатки проявились, мы обработали их специальным веществом и сняли с них оттиск контактным методом. На этих оттисках зафиксированные отпечатки можно рассматривать во всех деталях.
  — У кого хранятся эти отпечатки?
  — У мистера Корнинга.
  — И он хранит эти отпечатки с того вечера, когда произошло убийство?
  — Насколько мне известно, да. Но поскольку он тоже будет выступать на суде в качестве свидетеля, вам лучше спросить об этом его самого.
  — Метод снятия отпечатков с предметов был вами одобрен?
  — Да.
  — Вы не считаете, что этот метод нельзя назвать удачным?
  — А какой метод предпочитаете вы, мистер Мейсон?
  — Речь идет не о том, какой метод предпочитаю я, — ответил тот. — Просто я всегда считал, что, сняв оттиски, надо также и сфотографировать эти места вместе с отпечатками пальцев. А в исключительных случаях предмет, на котором был найден тот или иной след, даже приносится в суд.
  — Очень сожалею, но в данном случае мы не можем вам помочь, — с сарказмом ответил сержант Дорсет, — поскольку отпечатки пальцев были найдены на самых разных частях ванны. Мы также не могли зафиксировать место каждого найденного отпечатка и определить время их появления. И я считаю, что наш метод — лучший при данных обстоятельствах.
  — Какие обстоятельства вы имеете в виду?
  — В данном случае предметы невозможно принести в суд.
  — А как вы теперь собираетесь определить места, где был взят тот или иной отпечаток?
  — Это не входит в мои обязанности. Это обязанность мистера Корнинга, и этот вопрос вы должны задать ему. Но думаю, что он в каждом отдельном случае записал, где он нашел тот или иной отпечаток.
  — Понятно. Теперь о другом. Той ночью вы заглядывали и в другую часть дома. В тот флигель, где размещается контора фирмы «Фолкнер и Карсон».
  — Только не в ту ночь…
  — Значит, на следующее утро?
  — Да.
  — И что вы там нашли?
  — Там мы нашли полуопрокинутый аквариум. Вернее, аквариум, положенный на бок так, что весь ил вместе с гравием и галькой, а также, разумеется, вода, оказались на полу.
  — Вы сняли отпечатки с этого аквариума?
  — Нет, сэр.
  — Могу я поинтересоваться почему?
  — По одной простой причине: я не считаю, что этот перевернутый аквариум имеет какое-нибудь отношение к смерти Фолкнера.
  — Но ведь вполне возможно предположить, что убийство Фолкнера и перевернутый аквариум — это дело рук одного и того же лица.
  — Я так не думаю.
  — Другими словами, если вы лично считаете, что между двумя явлениями не может быть связи, вы оставляете эти явления без внимания?
  — Пусть будет так, мистер Мейсон. Мне, как работнику полиции, в каждом отдельном случае необходимо принять определенное решение. Само собой разумеется, мы не можем проверить наличие отпечатков пальцев на всех без исключения предметах. Где-то ведь надо и остановиться.
  — И вы остановились, ограничившись проверкой в апартаментах Фолкнера?
  — Да.
  — А вы всегда снимаете отпечатки пальцев, когда речь идет о краже?
  — Да, сэр.
  — А вы не связали перевернутый аквариум с кражей?
  — Это не была кража.
  Мейсон поднял брови:
  — Ничего не было украдено?
  — Насколько мне известно, ничего.
  — И ничего не пропало?
  — Насколько мне известно, ничего.
  — Почему вы так решили?
  — Потому, что никто не заявлял о пропаже.
  — Этот аквариум был установлен в конторе Харрингтоном Фолкнером?
  — Насколько я знаю, да.
  — Следовательно, — сказал Мейсон, — единственный человек, который мог бы заявить о пропаже, оказался мертв.
  — Я не думаю, что там что-нибудь пропало.
  — Вы проверяли содержимое аквариума после того, как его перевернули, и до того, как его перевернули?
  — Нет.
  — Значит, вы основываетесь не на фактах, а на своей интуиции?
  — Я основываюсь на здравом смысле.
  Вмешался судья Саммервилл:
  — Неужели этот перевернутый аквариум представляется вам таким важным, джентльмены? Иначе говоря, связывает ли обвинение или защита этот перевернутый аквариум с убийством?
  — Обвинение эти факты между собой не связывает, — быстро ответил Мэдфорд.
  — Защита полагает, что связь между ними существует, — сказал Мейсон.
  — Хорошо, — согласился судья Саммервилл. — Я предоставляю защите право разобраться в этом вопросе в той степени, в какой она считает нужным.
  — Мы не возражаем, — поспешил заверить его Мэдфорд.
  — Мы хотим, чтобы защите были предоставлены все возможности выяснить те факты, которые могут пойти на пользу делу.
  Мейсон снова обратился к сержанту:
  — Когда вы вошли в ванную Фолкнера, сержант, вы обратили внимание на то, что в ванне плавали золотые рыбки?
  — Да, обратил.
  — Две золотые рыбки?
  — Да, две.
  — И что вы с ними сделали?
  — Мы вынули их из ванны.
  — И дальше?
  — Мы не знали, куда их девать, и в конце концов опустили в сосуд с другими рыбками.
  — В тот аквариум, что стоял в ванной на столике?
  — Совершенно верно.
  — А вы не сделали попытки идентифицировать их?
  — Имен их я у них не спрашивал, если вы это имеете в виду, — ответил сержант Дорсет с сарказмом.
  — На вопрос защитника надо отвечать точно, — строго заметил судья Саммервилл.
  — Нет, сэр. Я только отметил тот факт, что в ванне находятся две живые рыбки, и пересадил их в аквариум.
  — В этом аквариуме были другие золотые рыбки?
  — Да.
  — Сколько?
  — Точно не могу сказать, но думаю, что фотограф ответит на этот вопрос.
  — Приблизительно десяток?
  — Да, наверное.
  — На стеклянной полочке в ванной лежали бритвенный прибор и бритва?
  — Да, я уже говорил об этом.
  — Что там еще лежало?
  — Насколько я помню, там стояли еще два пузырька с перекисью водорода. Один из пузырьков был почти пуст.
  — Что-нибудь еще?
  — Нет, сэр.
  — Хорошо, а что вы обнаружили на полу?
  — На полу валялось битое стекло.
  — Вы проверили, что это за стекло?
  — Я лично не делал этого, сэр. Но согласно рассказу лейтенанта Трэгга эти осколки были частью разбитого сосуда, который мог служить аквариумом.
  — Вы также обнаружили на полу чековую книжку?
  — Да, сэр.
  — Неподалеку от убитого?
  — Да, довольно близко.
  — Вы можете описать, как она выглядела?
  Медфорд обратился к судье:
  — Ваша милость, я собираюсь предъявить суду эту чековую книжку, допрашивая другого свидетеля, но, если защита будет настаивать на ее описании, я могу представить ее и сейчас.
  Он достал чековую книжку, сержант Дорсет опознал ее, и она была приобщена к делу.
  — Обращаю ваше внимание на тот факт, — обратился Мейсон к судье Саммервиллу, что последний корешок чека в книжке, то есть последний корешок, где по линии сгиба был оторван чек, датирован тем числом, когда Фолкнер был убит. На нем проставлена сумма — тысяча долларов, — а ниже написана часть имени предъявителя. Имя Том написано полностью, а фамилия лишь начата. Написаны только первые три буквы: «Гри…».
  Судья Саммервилл с видимым интересом начал рассматривать чек.
  — Очень хорошо, это будет приобщено к вещественным доказательствам.
  — Скажите, а когда вы вошли в ванную, рыбки, лежавшие на полу, были еще живы? — снова обратился Мейсон к Дорсету.
  — Нет.
  — К вашему сведению, сержант, — заметил Мейсон, — когда я вошел в ванную, а это было приблизительно за десять-пятнадцать минут до вашего приезда, я заметил признаки жизни у одной из этих рыбок и бросил ее в ванну. Судя по всему, она ожила.
  — Вы не имели права этого делать, — ответил сержант Дорсет.
  — А вы сделали какие-нибудь шаги, чтобы убедиться, что остальные рыбки на полу действительно мертвы?
  — Я не таскаю с собой стетоскопа, — язвительно заметил тот.
  — Далее. Вы показали, что просили подследственную сопровождать вас к мистеру Стаунтону.
  — Да, сэр.
  — И вы разговаривали с мистером Стаунтоном у него дома?
  — Да.
  — И мистер Стаунтон заявил, что у него имеется бумага за подписью Харрингтона Фолкнера?
  — Да.
  — Ваша честь, — вмешался Мэдфорд, — я не хочу показаться формалистом, но ведь предварительное слушание дела имеет лишь одну цель: выяснить, есть ли основания подозревать Салли Медисон в убийстве Фолкнера. Если суд сочтет, что основания для этого есть, он должен призвать ее к ответу. Если же нет, отпустить ее. Поэтому все эти вопросы не имеют отношения к делу.
  — Почему вы решили, что они не имеют отношения к убийству? — спросил Мейсон.
  — Потому что не имеют, — упрямо твердил Мэдфорд. — И у нас есть очень много неоспоримых доказательств того, что подозреваемая все-таки виновна. Мы это сможем доказать без всяких экстравагантных маневров.
  — Ваша честь, — сказал Мейсон, — я знаю законы и уверен, что суд тоже знает законы, но в связи с целым рядом загадочных обстоятельств, сопутствующих этому случаю, я прошу у суда разрешения выяснить все детали. Я знаю, суд не захочет послать девушку в тюрьму, если она невиновна, независимо от того, как на это смотрит обвинение. Поэтому я считаю, ваша милость, что в связи с таким странным стечением обстоятельств следует внимательно отнестись ко всем фактам, даже косвенным.
  — Мы не обязаны вникать во все эти факты, — недовольно бросил Мэдфорд. — Цель нашего присутствия здесь одна: доказать суду, что есть достаточно оснований признать Салли Медисон подозреваемой.
  — Именно с этого и начинаются все неприятности, ваша честь, — парировал Мейсон. — Обвинение ведет свою игру, которая заключается в том, чтобы привлечь на предварительном слушании как можно меньше доказательств и улик и ошеломить мою подзащитную новыми доказательствами во время основного слушания дела. Конечно, районному прокурору такой поворот дела принесет пользу, но я не думаю, что это пойдет на пользу делу. Суд должен раскрыть эту тайну.
  — Полиция не считает, что в деле имеется какая-то тайна, — огрызнулся Мэдфорд.
  — Разумеется! Потому что — и вы, ваша честь, успели уже убедиться, — обратился Мейсон к судье, — сержант Дорсет собирал только те улики, которые мог связать с моей подзащитной. На улики, которые могли навлечь подозрение на других людей, он внимания не обращал. И, как следствие, полиция даже не видит связи между убийством Фолкнера и перевернутым аквариумом, поскольку не знает, каким образом этот аквариум можно связать с моей подзащитной.
  — Я понимаю, — заявил судья Саммервилл, — что это для суда в известной степени необычно, но я хотел бы услышать от представителя защиты, какие косвенные факты он имеет в виду.
  — Я протестую, — сказал Мэдфорд. — Это не входит в компетенцию суда.
  — Я только хочу узнать, о каких фактах идет речь. Для того чтобы решить, принимать ли мне возражения обвинения, я должен знать обо всех фактах.
  — Ваша честь, — обратился к судье Мейсон. — У Харрингтона Фолкнера были две очень ценные рыбки. Рыбки весьма редкой породы, которые значили для него намного больше, чем просто редкость. Фолкнер арендовал для себя один из флигелей двойного здания, принадлежащего фирме, но сама фирма размещалась в другом крыле. Фолкнер установил в кабинете фирмы аквариум и запустил в него этих рыбок. Он и Элмер Карсон, другой пайщик фирмы, неожиданно превратились в двух злейших врагов. И вот эти рыбки в аквариуме заболели какой-то жаберной болезнью, которая, как правило, приводит к смертельному исходу. Том Гридли, имя которого тоже фигурирует в деле, нашел противоядие против этой болезни. Фолкнер стремился заполучить химический состав лекарства и таким образом контролировать его производство и применение. Фолкнер попытался убрать аквариум из бюро. Незадолго до убийства Элмер Карсон подал иск на Фолкнера на том основании, что этот аквариум — часть интерьера кабинета. Но еще до того, как этот инцидент был вынесен на суд, Харрингтон Фолкнер, не трогая аквариума, вынул из него больных рыбок и отвез на квартиру Джеймса Стаунтона. Ваша честь, учитывая все эти странные обстоятельства, а также то, что моя подзащитная является хорошей знакомой Тома Гридли и активно помогает ему в работе, я считаю, что все изложенные мною факты имеют касательство к этому делу.
  Судья Саммервилл кивнул:
  — Похоже, так оно и есть.
  — А я тем не менее считаю, что мы должны действовать согласно букве закона, — продолжал упорствовать Мэдфорд. — Не мы создаем законы. И я обращаю внимание суда на то, что опытный защитник никогда не откажется использовать благоприятные обстоятельства, которые послужат на пользу его клиенту! Повторяю: у нас есть закон! Так давайте следовать ему.
  — Все это так, — сказал судья Саммервилл. — Но я хочу заметить, что обвинение обязано лишь предъявить вещественные доказательства, подтвердить, что преступление имело место и есть веские причины полагать, что это преступление было совершено тем или иным человеком. Но так как в этом деле есть целый ряд загадочных обстоятельств, суд склонен разрешить защите задать свидетелям вопросы, которые помогут объяснить какие-то факты.
  — И в результате получится, что нам придется здесь выслушать огромное количество показаний, не имеющих к делу никакого отношения.
  — Я хочу поинтересоваться одним документом, которым располагает полиция, — возразил Мейсон. — Если вам угодно, я могу вызвать сержанта Дорсета в качестве свидетеля защиты и попросить его показать этот документ.
  — Но какое отношение имеет этот документ к убийству Фолкнера? — спросил Мэдфорд.
  Мейсон усмехнулся:
  — Я думаю, что ряд вопросов, которые я задам сержанту Дорсету, помогут моему коллеге понять все.
  — Ну что ж, спрашивайте, — вздохнул Мэдфорд. — Спрашивайте, если вы считаете, что этот документ имеет отношение к убийству. Я разрешаю вам задавать ему вопросы.
  — Только я задам вопросы так, как считаю нужным, коллега, — заявил Мейсон. Он повернулся к свидетелю: — Сержант, обнаружив труп Харрингтона Фолкнера на полу, вы приступили к расследованию убийства, не так ли?
  — Да.
  — И вы подошли к делу со всей ответственностью?
  — Конечно!
  — В течение вечера вы спрашивали и подзащитную, и меня о разговоре, который мы имели с Джеймсом Стаунтоном, и о том, действительно ли рыбки, которые находятся сейчас у Стаунтона, это те самые, что ему привез мистер Фолкнер, и взяты они из аквариума, стоящего в офисе фирмы? Так, сержант?
  — Да, я задавал такие вопросы.
  — И настаивали на ответе?
  — Я полагал, что имею право задавать подобного рода вопросы.
  — Потому что считали, что эти вопросы могут пролить свет на убийство Фолкнера?
  — Да, в то время я так считал.
  — Что заставило вас изменить свое мнение?
  — Мне не кажется, что я его изменил.
  — Значит, вы и сейчас думаете, что обстоятельства дела, связанные со Стаунтоном, имеют отношение к убийству Фолкнера?
  — Нет.
  — Тогда, выходит, вы изменили свое мнение.
  — Что ж, хорошо, пусть будет так. Я изменил мнение, потому что теперь знаю, кто совершил убийство.
  — Вы считаете, что знаете это?
  — Я не просто считаю — я знаю и, если будет нужно, смогу доказать.
  — Вы говорили, что подзащитная сопровождала вас к Джеймсу Стаунтону?
  — Да.
  — И в тот вечер мы оба, я и Салли Медисон, рассказали вам о всех известных нам фактах, связанных с теми рыбками, что были у Стаунтона?
  — Полагаю, да. Вы, во всяком случае, сказали, что сообщили все.
  — Вот именно! И в тот момент факты эти показались вам достаточно важными, так что вы даже поехали туда уточнять их?
  — В тот момент — да.
  — Когда же вы изменили свое мнение?
  — Я его не менял.
  — Вы взяли у Джеймса Стаунтона документ, подписанный Харрингтоном Фолкнером?
  — Да, взял.
  — Я хочу, чтобы этот документ был приобщен к делу в качестве вещественного доказательства, — сказал Мейсон.
  — Я возражаю, — заявил Мэдфорд. — Он не имеет отношения к делу. К тому же это свидетель обвинения, а не защиты.
  — Протест принят, — сказал сухо Саммервилл. — Но только по второй причине. Потому что сержант Дорсет является свидетелем обвинения.
  — У меня все, — сказал Мейсон.
  Судья Саммервилл улыбнулся.
  — Вы не хотите, мистер Мейсон, чтобы сержант Дорсет остался в суде и выступил в качестве свидетеля защиты?
  — Хочу, ваша милость.
  Судья Саммервилл объявил:
  — Свидетель останется в суде и, если у него есть какие-нибудь бумаги, касающиеся рыбок, которые он получил от Джеймса Стаунтона, а тот получил их от Фолкнера при его жизни, пусть имеет их наготове, чтобы предъявить суду, когда будет выступать в качестве свидетеля защиты.
  — К чему такие формальности? — язвительно заметил Мэдфорд.
  — Суд должен выполнить все формальности. С другой стороны, на предварительном слушании дела суд должен удовлетворить, просьбу подозреваемой и приобщить все вещественные доказательства, которые, по ее мнению, могут пролить свет на преступление. Вызывайте вашего следующего свидетеля, мистер Мэдфорд.
  С недовольной миной на лице Мэдфорд вызвал фотографа, запечатлевшего на пленке труп и место преступления.
  Суду были представлены все фотографии, и Саммервилл тщательно их изучил. Была уже половина двенадцатого, когда Мэдфорд обратился к Мейсону:
  — Можете допрашивать свидетеля.
  — Все эти фотографии были сделаны вами в помещении, где было совершено убийство? — начал тот.
  — Совершенно верно.
  — И вы, разумеется, видели все, что фотографировали?
  — Естественно.
  — То есть вы по праву можете называться свидетелем?
  — Да, сэр. Полагаю, что да.
  — И эти фотографии, таким образом, смогут быть использованы, чтобы освежить вашу память, если окажется, что вы все-таки что-то недосмотрели или забыли?
  — Да, сэр.
  — Я обращаю ваше внимание вот на этот снимок, — сказал Мейсон, вручая свидетелю одну из фотографий, — и хочу вас спросить, обратили ли вы внимание на каменный сосуд, стоящий в ванне. Полагаю, на этой фотографии он виден.
  — Да, сэр, обратил. Это был сосуд емкостью приблизительно в две кварты, он находился под водой.
  — А в самой ванне плавали две рыбки?
  — Да, сэр.
  — На полу валялись три журнала. Я думаю, что вот эта фотография является тому подтверждением.
  — Да, сэр.
  — Вы не обратили внимания на даты выпуска этих журналов?
  — Нет, сэр.
  Вмешался Мэдфорд:
  — Хочу довести до сведения суда, ваша милость, что эти журналы были тщательно просмотрены и взяты обвинением в качестве вещественного доказательства, но тем не менее я надеюсь, защита не считает, что эти журналы могут иметь касательство к смерти Фолкнера.
  Мейсон серьезно ответил:
  — Я полагаю, что эти журналы, ваша милость, будут интересным и весьма важным звеном в цепи доказательств.
  — Хорошо, не будем тратить время на препирательства, — сказал Мэдфорд. — Продолжайте, коллега!
  — Вы не скажете, какой из журналов лежал сверху? — спросил Мейсон.
  — Конечно, нет, — ответил Мэдфорд. — И я также не могу сказать, какая из мертвых рыбок лежала головой к северу, а какая — к югу. Насколько мне известно, полиция исследовала все важные факты, связанные с преступлением, и на этом основании пришла к заключению, настолько очевидному, что оно не может быть взято под сомнение. Это все, что я знаю и хочу знать.
  — Судя по всему, так оно и есть, — заупокойным тоном сказал Мейсон.
  — Вы уверены, что положение журналов имеет какое-нибудь значение? — возмутился Мэдфорд.
  — Да, ваша милость, — ответил Перри Мейсон. — И я думаю, что, если мой коллега по обвинению представит вам эти журналы, мы сможем с помощью увеличительного стекла рассмотреть фотографии и расположить журналы в таком порядке, в каком они лежали в ванной. На фотографии, которую я сейчас держу в руке, журналы видны довольно четко.
  — Пусть будет так, — согласился Мэдфорд. — Мы предъявим журналы.
  — Они у вас в суде?
  — Нет, ваша милость, но я смогу предъявить их после перерыва, если суд сочтет возможным сделать это.
  — Очень хорошо, — подвел итог судья Саммервилл. — Суд объявляет перерыв до двух часов.
  Зрители, поднявшись со своих мест и тихо переговариваясь, направились к выходу. Салли Медисон тоже молча поднялась со стула и с холодным спокойствием подождала офицера, который вывел ее из зала заседаний.
  Глава 17
  Мейсон, Делла Стрит и Пол Дрейк сидели в маленьком ресторанчике неподалеку от здания суда, где они обычно обедали, если слушалось какое-нибудь дело. Владелец ресторана хорошо их знал и всегда держал наготове маленький зал, где они могли пообедать в своем кругу, только втроем.
  — Ты хорошо начал, Перри, — сказал Пол Дрейк. — Сумел заинтересовать судью Саммервилла.
  — Да, это, конечно, хорошо, — согласился с ним Мейсон. — Некоторые судьи пытаются провести предварительное слушание дела как можно быстрей. Они придерживаются мнения, что подозреваемому все равно придется предстать перед судом присяжных, и возлагают надежды на основное слушание. Судья Саммервилл считает иначе. Он понимает, что функции суда — это защищать права граждан на всех этапах, а обязанность полиции — расследовать, собирать вещественные доказательства и констатировать факты, пока они еще свежие. Из личных разговоров с ним мне довелось узнать, что он очень боится одностороннего расследования со стороны полиции. Наткнувшись на какой-нибудь след, полиция часто продолжает идти по нему, игнорируя другие.
  — Ну а что вы ждете от этих журналов? — поинтересовалась Делла Стрит.
  — Сам не знаю, — пожал плечами Мейсон. — Там будет видно. Посмотрим эти журналы, вызовем Дорсета в качестве свидетеля защиты. Может быть, где-нибудь и найдется зацепка.
  — Ну хорошо, — вмешался Дрейк. — Насколько я понимаю, Салли Медисон лжет. В полиции она подписала ложные показания, тебе тоже солгала, да и сейчас лжет по-прежнему.
  — Пока я выжидаю, Пол, — ответил Мейсон. — Хочу посмотреть, что получится.
  — Уж в одном-то она наверняка лжет. Она не получала денег от Женевьевы Фолкнер!
  — А разве я тебе говорил, что она мне это сказала?
  — Тебе не обязательно говорить мне об этом. Я могу и сам сделать кое-какие выводы. Она забрала две тысячи из портфеля Фолкнера, а остальные двадцать три тысячи долларов где-нибудь спрятала.
  — Давай не будем об этом, — оборвал его Мейсон. — Поговорим лучше о другом. Я никак не могу понять, почему Джейн Фолкнер ждала нас с Салли за углом дома в автомобиле и делала вид, что наш визит для нее — полная неожиданность. Кроме Стаунтона, ей никто не мог сообщить о том, что мы едем к Фолкнеру. Но, несмотря на все эти неясности, я доволен ходом дела. Мэдфорд сыграл мне на руку. Теперь я могу вызвать Стаунтона и других свидетелей и задать им вопросы. И судья Саммервилл разрешит мне это. Так что я смогу спросить у Стаунтона о телефонном звонке Фолкнеру.
  — Даже если ты сможешь доказать, Перри, — сказал Дрейк, — что Джейн Фолкнер была дома до вашего приезда, обнаружила труп мужа, а потом убежала и ждала вашего приезда в автомобиле, — этого еще мало для доказательства невиновности Салли, даже несмотря на то, что она театрально разыграла сцену удивления и страха.
  — Если мне удастся строго допросить ее, я добьюсь своего, — возразил Мейсон. — Ты же хорошо знаешь, что она солгала, сказав, что провела вечер вместе с Адель Файербэнкс у Стаунтона. Пыталась обвести вокруг пальца сержанта Дорсета, уверив его, что чувствует себя совсем больной и просто не может обойтись без подруги после перенесенного шока. И пока Дорсет вместе с Салли Медисон ездил к Стаунтону, они договорились о ее алиби, то есть что якобы были вместе в кино. Лейтенант Трэгг никогда бы не допустил такой ошибки.
  — Разумеется, — заметил Дрейк. — Такую ошибку можно совершить лишь по неопытности.
  — И кроме того, Пол, я почти уверен, что кто-то побывал в ванной часа через два-три после того, как совершилось убийство.
  — Ты имеешь в виду одну из оставшихся в живых рыбок?
  — Да, — подтвердил Мейсон.
  — Но ведь могло быть и так, что рыбка эта попала в образовавшуюся на полу лужу, и там в воде оказалось достаточно кислорода, чтобы она могла выжить.
  — Могло, конечно, быть и так, но я бы сказал, что за это один шанс из тысячи.
  — Да, наверное.
  — Гораздо естественнее предположить, что там кто-то побывал, а если к этому присовокупить тот факт, что миссис Фолкнер поджидала нас за углом в автомобиле, то можно сделать определенные выводы.
  — Но что ты выиграешь, если убедишь суд, что она действительно заезжала домой до вашего приезда? Ведь ее супруг был убит за два-три часа до этого.
  — Полиция предъявила обвинение Салли Медисон только потому, что она сказала им неправду. Вот я и хочу доказать, что есть, кроме нее, люди, которых можно уличить во лжи. Речь пойдет о миссис Фолкнер и о Стаунтоне. Ведь только он мог сообщить ей, что я с Салли еду к Фолкнеру.
  — Один из моих людей прорабатывает этот вариант, Перри. Я не буду вдаваться в подробности, но мне кажется, есть лишь один путь, чтобы узнать о телефонном звонке Стаунтона.
  — Какой?
  — Через его жену. Я предпринимаю шаги в этом направлении и даже кое-что выяснил.
  — Продолжай, — сказал Мейсон. — Что ты выяснил и каким образом?
  — Был лишь один путь добиться успеха, — продолжил Дрейк. — Подсунуть миссис Стаунтон приходящую горничную. — Дрейк усмехнулся. — Миссис Стаунтон считает, что она еще никогда не имела такой расторопной девушки. Она, разумеется, не знает, что девушка эта вдобавок ко всему оплачивается детективным агентством из расчета двадцать долларов в день и что в ту самую минуту, когда она получит от миссис Стаунтон нужную ей информацию, она сразу же покинет ее дом, предоставив миссис Стаунтон снова искать горничную.
  — Узнали что-нибудь о телефонном звонке? — спросил Мейсон.
  — Пока ничего, — ответил Дрейк.
  — Поддерживай с ней связь. Телефонный звонок — очень важный пункт в этом деле.
  Дрейк взглянул на часы.
  — Пожалуй, пойду позвоню ей, Перри. Там я считаюсь ее дружком. Миссис Стаунтон так довольна своей горничной, что позволяет ей говорить по телефону с приятелем. Возможно, ей и не удастся сейчас поболтать со мной, но, похоже, сегодня обстоятельства благоприятствуют. Пойду позвоню.
  Дрейк отодвинул стул и вышел в большой зал ресторана, где стояла телефонная будка.
  Мейсон обратился к Делле Стрит:
  — Понимаешь, Делла, если бы в этом деле не фигурировал элемент времени, все было бы гораздо проще.
  — Что вы имеете в виду?
  — Прокуратура восстановила последние часы жизни Фолкнера. Начиная с пяти часов, когда он отправился в банк, она проследила все его передвижения. Из банка он отправился в зоомагазин, оттуда — к химику, от него — домой. Там он переоделся и поговорил с кем-то, кто ждал его на банкете. Потом Фолкнер разговаривал с Салли Медисон. Он уже очень спешил: ему надо было вымыться, побриться, переодеться и отправиться на банкет. Времени у него было очень мало, и тем не менее мне очень хочется доказать суду, что после визита Салли Медисон к нему приходил еще некто — он и выпустил в него пулю.
  Внезапно Делла Стрит спросила:
  — А вы действительно считаете, что пулю из аквариума вытащила Салли?
  — Видимо, да. Я подозревал это еще до того, как переговорил с ней в тюрьме.
  — А вы не думаете, что она сделала это для Карсона?
  — Нет.
  — Почему?
  — Потому что Карсон не знал, что пулю из аквариума вытащили.
  — Почему вы так решили?
  — Потому что, по-моему, только Карсон мог сделать вторую попытку: выкачать из аквариума воду, опрокинуть его набок и искать пулю среди ила и гальки. И сделал он это, видимо, той же ночью, когда был убит Фолкнер. Но не будем больше об этом, Делла. Предоставим делу пойти своим чередом.
  В этот момент в дверях появился Пол Дрейк.
  — Есть какие-нибудь новости? — спросил Мейсон.
  — Моя сотрудница сейчас дома одна. С девяти часов утра. И конечно, она времени зря не теряет.
  — Осматривает квартиру?
  — Угу. И уже наткнулась на кое-какие интересные, но побочные детали. Ничего непосредственно связанного с делом она не нашла.
  — Ну а что это за побочные детали?
  — Судя по всему, Стаунтон финансировал какое-то горнорудное дело Фолкнера.
  Мейсон кивнул:
  — Я все время предполагал, что Фолкнера что-то связывало со Стаунтоном. Иначе он не отдал бы ему на попечение золотых рыбок. Одно лишь страхование не могло связывать их так тесно. Стаунтон упоминал об этом вскользь во время нашего с ним разговора, но подробностей не сообщил, поскольку, вероятно, посчитал, что меня это не интересует.
  — Но кое-что из сообщения «горничной» меня озадачило, — сказал Дрейк.
  — Что именно?
  — Разговаривая с миссис Стаунтон вчера вечером, она узнала, что ночью, когда произошло убийство, у них в доме работал только тот телефон, который находится в кабинете Стаунтона.
  — А она не ошибается, Пол?
  — Так, во всяком случае, сказала миссис Стаунтон. Сказала, что должна была пройти в кабинет в тот вечер, когда ей понадобилось позвонить по телефону. Она упомянула об этом в той связи, что ей очень не нравятся рыбки в кабинете и тем не менее она была вынуждена пройти в этот кабинет. Ей неприятно, когда они смотрят на нее своими выпученными глазками. Но один из телефонов действительно не работал в тот вечер, и компания исправила его только на следующий день.
  — Черт возьми, Пол! Уж не думаешь ли ты, что Стаунтон оказался слишком умен и, заподозрив, что я буду наблюдать за его действиями с улицы, спрятался где-нибудь за шторой?
  — Не знаю, Перри, — ответил Дрейк.
  — А сколько минут вы там стояли?
  — Должно быть, минут пять-шесть, — сообщил Мейсон. — Проводив нас, Стаунтон вернулся в кабинет, какое-то время задумчиво смотрел на рыбок, словно размышляя о чем-то, а потом отошел от окна и выключил свет. Мы еще какое-то время подождали после этого. Конечно, он мог и перехитрить нас. Но я почему-то был уверен, что если он воспользуется телефоном, то сделает это сразу после нашего ухода.
  — Ну, хорошо, — размышлял Дрейк. — Мы ведь знаем, что миссис Фолкнер поджидала вас. И ты совершенно уверен, что это она опрокинула сосуд с золотыми рыбками в ванной лишь за десять-пятнадцать минут до вашего приезда.
  — Конечно, — ответил Мейсон. — Ведь одна из рыбок все-таки осталась жива. В сосуде остался неразбитым уголок, где сохранились остатки воды, и рыбка какое-то время могла находиться там, а потом выпрыгнула из него.
  — Но это, в свою очередь, может означать, что сосуд был разбит в тот момент, когда убили Фолкнера, то есть между 8.15 и 8.30.
  — Вряд ли рыбка смогла бы прожить так долго в столь малом количестве воды.
  — Черт возьми! — воскликнул Пол. — Ты хочешь, чтобы я приобрел золотую рыбку и проделал следственный эксперимент?
  — Было бы неплохо.
  — Договорились. Я позвоню к себе в бюро и скажу, чтобы они все сделали.
  Мейсон посмотрел на часы.
  — Ну что ж, полагаю, пришло время возвращаться в суд. После перерыва на месте свидетелей, видимо, появится лейтенант Трэгг, а он ведь человек умный. Кстати, что связывало Фолкнера со Стаунтоном в этом горнорудном деле?
  — Не знаю, Перри, — ответил Дрейк, открывая дверь в общий зал. — Но, возможно, получу новые сведения еще сегодня.
  — Я просто не могу себе представить, чтобы Фолкнер участвовал в каком-то горном деле в качестве партнера, — заметила Делла Стрит.
  — Или в каком-нибудь другом, — небрежно бросил Дрейк.
  Они не торопясь вернулись в зал суда. Судья Саммервилл открыл заседание ровно в два часа. Первым поднялся Рей Мэдфорд:
  — По просьбе защиты мы выяснили историю с журналами, которые были найдены на полу ванной после убийства. Тщательно изучив фотографии с помощью увеличительного стекла, мы смогли уточнить детали и теперь утверждаем, что журналы лежали в таком порядке, в каком мы вручаем их сейчас защите.
  Мейсон взял журналы.
  — Обращаю внимание суда на тот факт, что лежащий сверху журнал, на котором разлилось странной формы чернильное пятно, более свежий, а два других вышли в свет раньше.
  — И вы находите в этом нечто странное? — удивленно спросил Мэдфорд.
  — Да, нахожу, — ответил Мейсон.
  Мэдфорд хотел было снова задать вопрос, но вовремя спохватился и лишь задумчиво посмотрел на листавшего журнал Мейсона.
  — Нашим следующим свидетелем будет лейтенант Трэгг, — начал наконец Мэдфорд, — и мы намерены…
  — Минутку, минутку, — перебил его Мейсон. — Я только что обнаружил между страницами верхнего журнала незаполненный чек «Сиборд меканик нэшнл банк».
  — Этот незаполненный чек лежал в журнале, мистер Мейсон? — поинтересовался судья Саммервилл.
  — Да, ваша честь.
  Судья взглянул на Мэдфорда:
  — Вы видели этот чек, коллега?
  — Кажется, мне кто-то говорил, что в одном из журналов была закладка, — хмуро ответил тот.
  — Закладка? — переспросил Мейсон.
  — Если это была книжная закладка, — сказал судья Саммервилл, — то интересно узнать: на какой странице она была заложена?
  — На странице семьдесят восемь, — ответил Мейсон. — Судя по всему, там печатается продолжение какой-то романтической истории.
  — Я уверен, что это не имеет никакого отношения к делу, — заметил Мэдфорд. — Просто этот незаполненный чек использовался в качестве книжной закладки.
  — Минутку, — перебил его Мейсон. — Меня интересует: был ли этот чек исследован на наличие на нем отпечатков пальцев?
  — Конечно, нет!
  — Ваша честь, — обратился Мейсон к судье, — я хочу, чтобы проверили, нет ли на этом чеке следов пальцев.
  — Что ж, проверяйте себе на здоровье, — буркнул Мэдфорд.
  Глаза Мейсона свидетельствовали о волнении, но голос его был совершенно спокоен:
  — Я обращаю внимание суда на тот факт, что в нижнем левом углу этого чека имеется неровность. Другими словами, этот чек был вырван из чековой книжки по перфорированной линии отрыва и захватил небольшую часть корешка.
  — Это случается у меня довольно часто, — заметил Мэдфорд с сарказмом. — Чуть ли не в пятидесяти случаях из ста. И свидетельствует лишь о том, что чек был вырван в спешке.
  — Я думаю, обвинение не считает, что все дело только в неровности отрыва, — перебил его Мейсон. — И если суд обратит внимание на чековую книжку, которая была представлена в качестве вещественного доказательства, или, точнее, обратит внимание на корешок чека, на котором значится к выплате сумма в тысячу долларов и на котором написано: «Том Гри…», то суд заметит, что в правом нижнем углу этого корешка тоже есть неровность, вызванная небрежным отрывом. Этот факт навел меня на мысль, что незаполненный чек оторван как раз от корешка, на котором написано «Том Гри…». И написана сумма тысяча долларов!
  Лицо Мэдфорда застыло, словно маска.
  — Дайте мне взглянуть на этот чек! — отрывисто бросил судья Саммервилл.
  — Могу надеяться, ваша честь, что этот чек будет взят лишь за один уголок, поскольку, если на нем имеются отпечатки пальцев…
  — Можете не беспокоиться, мистер Мейсон, — заверил судья.
  Адвокат, держа чек за корешок, поднес его к судейскому столу. Судья взял чек, который был тотчас же зарегистрирован судейским чиновником как вещественное доказательство, и, пока Мейсон и Мэдфорд обменивались взглядами, начал с интересом разглядывать его.
  — Ну, конечно, так оно и есть, — наконец сказал он.
  — Разумеется, это лишь означает… — начал было Мэдфорд, но судья перебил его:
  — Это означает, что чек наверняка оторван от того корешка, о котором говорил мистер Мейсон.
  — А отсюда можно сделать вывод, — добавил Мейсон, — что Фолкнер, поскольку он вырвал незаполненный чек и употребил его в качестве закладки, отнюдь не собирался выписывать чек на тысячу долларов на имя Тома Гридли. Он только хотел создать видимость, что Тому Гридли выписана эта сумма.
  — К чему было это делать? — поинтересовался судья у Мейсона.
  Тот улыбнулся:
  — Я хочу, ваша милость, чтобы на этот вопрос ответило обвинение. Это их задача. Когда придет очередь защиты, мы также попытаемся пролить свет на этот факт. Ведь это вещественное доказательство обвинения.
  — Я не предъявлял этого доказательства, — мрачно заметил Мэдфорд.
  — Но вы должны были это сделать, — резко сказал судья Саммервилл. — И если не сделаете, то это сделает суд по собственному почину. Но в первую очередь чек этот нужно отдать эксперту и проверить, нет ли на нем отпечатков пальцев.
  — Я полагаю, — предположил Мейсон, — у суда есть свой собственный эксперт. Я не хочу сказать, что полиция работает плохо, но в данный момент она может отнестись к фактам с предубеждением.
  — Суд назначает своего эксперта, — заявил судья Саммервилл. — И суд делает перерыв на десять минут, чтобы связаться с этим экспертом по отпечаткам пальцев. Все это время судебный исполнитель будет держать чек у себя в комнате. Я думаю, что мы обращались с чеком довольно осторожно и, если на нем имеются следы пальцев, они не пострадали.
  С этими словами судья Саммервилл отправился в судейскую комнату, оставив Мэдфорда шептаться с лейтенантом Трэггом и Дорсетом. Последний был явно разозлен и озадачен. Лейтенант Трэгг являл собою само спокойствие и осторожность.
  Делла Стрит и Пол Дрейк подошли к Мейсону.
  — Появилась отдушина, Перри? — спросил Дрейк.
  — Все дело во времени, — ответил тот. — Это, конечно, загадочный случай.
  — Что ты имеешь в виду, Перри?
  — Откровенно говоря, — промолвил Мейсон, — и я сам этого не знаю. Полагаю, в почерке Фолкнера сомневаться не приходится?
  — Я понял так, что их почерковед подтверждает, что корешок был заполнен Фолкнером.
  — Хороший эксперт?
  — Да.
  — Я не понимаю только одного, — сказала Делла Стрит, — зачем заполнять корешок, а незаполненный чек вырывать? Правда, от Фолкнера всего можно было ожидать, и он мог, конечно, сыграть злую шутку с Томом Гридли.
  — Он с таким же успехом мог выписать и двадцать чеков на имя Тома Гридли по тысяче долларов каждый. Но, пока Том не погасил бы чек в банке, это все равно не имело бы никакого значения. Здесь все гораздо сложнее. И мы, наверное, что-то проглядели.
  — Я только что кое-что узнал, Перри, — обратился Дрейк к Мейсону. — Не знаю, поможет это тебе или нет, но в день убийства, приблизительно в 8.30, кто-то позвонил Тому Гридли. Сказал, что хотел бы поговорить с ним по делу, но не может назвать свое имя. Он хотел задать Тому всего два-три вопроса. Далее он сообщил, что ему известно о разговоре Харрингтона Фолкнера с Гридли о том, что Фолкнер предложил ему семьсот пятьдесят долларов.
  По глазам Мейсона можно было понять, что сообщение его заинтересовало.
  — Продолжай, Пол. Что Гридли ответил на это?
  — Он ответил, что не видит причин говорить о своих делах с незнакомым человеком, и тогда неизвестный сказал, что он хочет обрадовать Тома и сообщить ему, что он получит не семьсот пятьдесят, а тысячу долларов.
  — Дальше!
  — Том, будучи больным и рассерженным, ответил, что это дело Фолкнера, и, бросив трубку, снова лег в постель.
  — Кому он рассказал об этом? — спросил Мейсон.
  — Видимо, полиции. Он не скрыл от нее ничего. Какое-то время полиция пыталась связать этот разговор с корешком чека на тысячу долларов. И лучшее, что они могли придумать: существует какой-то посредник между Фолкнером и Гридли, и у этого посредника находится чек.
  — И этот телефонный разговор состоялся около половины девятого?
  — В том-то все и дело! Том Гридли лежал в постели с температурой. Он страшно нервничал из-за сделки с Фолкнером, а тот в конце концов взял да и купил весь зоомагазин со всеми товарами. Поэтому Том лежал в полудреме и все время думал об этом деле. И потому он не может назвать точного времени. Потом, когда он проснулся и взглянул на часы, было десять минут десятого. Он считает, что разговаривал по телефону минут за тридцать-пятьдесят до того, как он взглянул на часы. Это могло быть и в 8.20, и в 8.50, и позже. Тут нужно обратить внимание на другое: Гридли уверяет, что это не могло быть раньше 8.15, так как он смотрел на часы в самом начале девятого, а до звонка он дремал. Вот так-то, Перри. Полиция не стала ломать себе голову, когда поняла, что не может это связать с чеком на тысячу долларов. Тем более что Том не мог точно назвать время.
  — А это не мог быть сам Фолкнер?
  — Скорее всего нет. Том заявил, что голос был ему незнаком. С другой стороны, этот человек проявил хорошую осведомленность, и Том предположил, что это мог быть адвокат, с которым Фолкнер консультировался.
  — Возможно, но маловероятно. Зачем бы адвокату делать это? И как раз в те минуты, когда совершалось убийство…
  Дрейк кивнул:
  — Но, с другой стороны, это мог быть человек, который считал, что у него есть шансы урегулировать дело. Некто, кого Джейн Фолкнер или Карсон попросили уладить этот вопрос.
  — В таком случае это скорее миссис Фолкнер, — ответил Мейсон. — Это похоже на нее. И мне все-таки очень хочется узнать, где же она была в тот вечер.
  — Мои люди продолжают работу, — сказал Дрейк, — но пока они ничего не выяснили. Сержант Дорсет дал Джейн Фолкнер шанс построить свое алиби, и полиция поняла, как много значит для нее это алиби.
  — Готов поспорить: Трэгг чувствует, что здесь что-то не так.
  — Если и чувствует, то вида не подает. И не собирается делать выводов из того факта, что сержант Дорсет позволил миссис Фолкнер разыграть истерику. Понимаешь, Перри, если бы она заявила, что хочет выйти на свежий воздух, до того, как ее допросил сержант Дорсет, то к этому еще можно было бы придраться. Но она ведь только вошла в гостиную, а потом попросила разрешения вызвать к себе подругу.
  — У меня появилась новая идея, Пол, — подумав, заговорил адвокат. — Я полагаю… А вот уже и судья возвращается на свое место. И у него такой вид, словно все нити дела уже у него в руках. Готов поспорить, что он даст нам какую-нибудь зацепку. Он достаточно зол на полицию.
  Судья Саммервилл сел в кресло и сразу же начал:
  — Джентльмены, суд договорился по телефону с одним из лучших экспертов об исследовании этого чека. А теперь, джентльмены, продолжим рассмотрение дела. Должен заявить вам, что в связи с необычным развитием дела я разрешаю защите взять перерыв, если защита того пожелает…
  — Защите перерыв не нужен, — ответил Мейсон. — Во всяком случае, в настоящий момент. Видимо, по мере продвижения дела…
  — Мне это не нравится, — перебил его Мэдфорд. — Другими словами, я хочу сказать, что защита занимает позицию, которая заставляет нас выложить все карты на стол, а как только защита придет к мнению, что настал благоприятный момент, она возьмет перерыв. Я думаю, если нет больше никаких замечаний, мы должны сделать перерыв до тех пор, пока не получим заключение эксперта-дактилоскописта.
  Судья Саммервилл хмуро заметил:
  — Суд предлагает взять перерыв защите, а не обвинению. Я не считаю, что обвинение вправе просить о перерыве. Оно имело в своих руках ценную улику, я бы сказал, очень ценную улику, которая проскользнула у него меж пальцев и осталась бы незамеченной, если на нее не обратила внимания защита. Итак, продолжим дело, мистер Мэдфорд.
  Последний почтительно поклонился судье:
  — Разумеется, ваша честь, я представляю дело лишь в той степени, в какой оно проработано полицией. В мои функции не входит…
  — Понятно, понятно, — перебил его судья. — Это, конечно, промах не ваш, а полиции, но, с другой стороны, джентльмены, совершенно очевидно, что в функции защиты также не входит исправлять промахи полиции и прокуратуры. Мистер Мейсон заявляет, что ему перерыв сейчас не нужен. Но суд подтверждает еще раз, что он склонен дать защите перерыв, как только он ей понадобится. Вызывайте вашего следующего свидетеля, мистер Мэдфорд!
  — Следующим свидетелем обвинения будет лейтенант Трэгг, — объявил прокурор.
  На месте для свидетелей Трэгг всегда чувствовал себя как рыба в воде. Приняв позу, явно свидетельствующую о том, что у него нет личных интересов в этом деле и он лишь выполняет свои обязанности, он начал плести вокруг Салли Медисон сеть из обстоятельных улик, а когда перешел к эпизоду ареста девушки и к обнаружению в ее сумочке револьвера и двух тысяч долларов, то как раз коснулся той темы, которую Рей Мэдфорд тщательно готовил.
  — Вы, конечно, исследовали оружие на предмет отпечатков пальцев? — спросил Мэдфорд.
  — Разумеется! — ответил лейтенант Трэгг.
  — И что вы нашли?
  — Я нашел несколько следов, которые оказались достаточно четкими, чтобы по ним можно было определить владельца.
  — И чьи же это были следы?
  — Четыре из них были отпечатками пальцев подследственной.
  — А остальные? — спросил Мэдфорд с явными нотками триумфа в голосе.
  — Два других, — ответил Трэгг, — принадлежали секретарше мистера Мейсона Делле Стрит. По распоряжению мистера Мейсона она встретилась с подследственной в отеле «Келлинджер», чтобы оградить ее от вопросов.
  Мэдфорд быстро взглянул на Мейсона. Он еще не знал, что Пол Дрейк успел сообщить адвокату обо всем, что известно обвинению.
  Тот небрежно взглянул на часы, а потом поднял взгляд на Мэдфорда.
  — У вас больше нет вопросов к этому свидетелю? — поинтересовался он.
  — Нет, — хмуро ответил тот.
  Судья Саммервилл поднял руку.
  — Минутку, — сказал он. — Я хочу задать вопрос свидетелю. Лейтенант Трэгг, вы уверены, что эти отпечатки действительно принадлежат мисс Делле Стрит?
  — Да, ваша милость.
  — И они свидетельствуют о том, что она притрагивалась к этому оружию?
  — Совершенно верно, ваша милость.
  — Хорошо, — сказал судья тоном, свидетельствующим о достаточно серьезном отношении к сложившейся ситуации.
  — Можете задавать вопросы, мистер Мейсон.
  — Прошу меня простить, лейтенант Трэгг, если я вмешиваюсь в дело полиции. Но вы, кажется, проследили за всеми передвижениями Фолкнера, которые он совершил за несколько часов до своей смерти?
  — Да, начиная с пяти часов, — ответил лейтенант Трэгг, — и действительно мы знаем все, что он делал, начиная с этого времени и до того момента, когда он встретил смерть.
  — Он ездил в магазин Раулинса после пяти часов?
  — Да. Сперва он съездил в банк, получил там деньги, а затем отправился в зоомагазин.
  — И некоторое время занимался инвентаризацией?
  — Да, около часа и сорока пяти минут.
  — И когда он там находился, то увидел этот револьвер?
  — Совершенно верно.
  — И положил его к себе в карман?
  — Да.
  — И потом, согласно вашей версии, он, придя домой, вынул револьвер из кармана и положил его, ну, скажем, на кровать?
  — Револьвер был в его кармане, — объяснил Трэгг. — Он вернулся домой, снял пиджак, брюки и начал бриться. Поэтому естественно предположить, что перед этим он вынул револьвер из кармана.
  — Так почему же вы не могли обнаружить на револьвере отпечатков пальцев самого Фолкнера, лейтенант Трэгг?
  Тот задумался на какое-то мгновение, а потом промолвил:
  — Должно быть, убийца стер его отпечатки.
  — С какой целью?
  — Видимо, для того, — спокойно улыбнулся Трэгг, — чтобы уничтожить дискредитирующие его улики.
  — Отсюда можно сделать вывод, что если подследственная — тот человек, который совершил преступление, и этот человек оказался достаточно умным, чтобы подумать об отпечатках пальцев на револьвере вообще, то он вряд ли оставил бы свои собственные, не так ли?
  Трэггу явно не понравился этот вопрос.
  — Что вы подразумеваете?
  — Что я подразумеваю?
  — Вы, наверное, считаете, что мне известны какие-нибудь факты, свидетельствующие об интеллекте убийцы?
  — Вы уже подтвердили недюжинный ум убийцы, — сказал Мейсон. — Вы показали, что убийца стер отпечатки пальцев на револьвере, чтобы уничтожить дискредитирующие его улики. А теперь я спрашиваю у вас, согласуется ли эта ваша версия с тем, что убийство совершила Салли Медисон?
  Лейтенант Трэгг, видимо, понял ход мыслей адвоката, а Мейсон тем временем продолжал:
  — Не проще ли было предположить, что девушка рассказала правду: она, зная, что револьвер принадлежит Тому Гридли, попросту попыталась убрать его с места преступления?
  — Предоставим это решать суду, — сказал Трэгг.
  — Спасибо за совет, — ответил Мейсон с улыбкой. — А теперь я хотел бы задать вам несколько вопросов другого порядка, лейтенант Трэгг. Насколько я знаю, полиция придерживается того мнения, что Харрингтон Фолкнер был убит как раз в то время, когда писал на корешке чека имя Тома Гридли?
  — Совершенно верно.
  — И к этому выводу вас привел тот факт, что Фолкнер не успел дописать имя и чековая книжка была найдена на полу там, где он ее уронил?
  — Да. Добавлю, что ручка тоже валялась на полу.
  — А вы не думаете, что покойному могло что-нибудь помешать?
  — Что именно? — спросил Трэгг. — Я был бы рад услышать ваше мнение. Что еще могло заставить человека оборвать запись на полуслове?
  — Телефонный звонок, например, — высказал предположение Мейсон.
  — Чепуха! — ответил Трэгг. — Если вас интересует мое мнение, то я говорю: абсолютная чепуха!
  — Именно вашим мнением я и интересуюсь.
  — Если бы зазвонил телефон, Фолкнер наверняка дописал бы фамилию до конца. Не бросил бы он на пол и чековую книжку вместе с ручкой.
  — Следовательно, — подытожил Мейсон, — вы уверены, что Фолкнеру помешал фатальный выстрел?
  — Я считаю, что другого объяснения найти нельзя.
  — Вы разговаривали с джентльменом по имени Чарльз Менлоу?
  — Да.
  — Безотносительно к его показаниям вы, вероятно, знаете, что мистер Менлоу разговаривал с Фолкнером по телефону в то время, когда кто-то, может быть, подследственная, вошел в дом и был выгнан Фолкнером?
  — Это не относится к делу, — вмешался Мэдфорд.
  — Мне кажется, что обвинение просто тянет время, — заявил судья Саммервилл. — Значит, вы возражаете против этого вопроса?
  — Нет. Но ведь все это есть в показаниях мистера Менлоу?
  — Совершенно верно, — подтвердил лейтенант Трэгг.
  — Значит, если в тот момент в дом к Фолкнеру действительно вошла Салли Медисон…
  — Она сама призналась в этом, — перебил Трэгг. — Это явствует из ее письменных показаний.
  — Вот именно, — продолжал Мейсон. — Если она вошла в незапертую дверь и увидела, что Фолкнер в спальне разговаривает по телефону, и если Фолкнер попытался выгнать ее, а она схватила револьвер и выстрелила в него, то она вряд ли могла стрелять в него еще раз, когда он подписывал корешок чека в ванной, не так ли?
  — Минутку, минутку, поясните вашу мысль, — попросил Трэгг.
  — Ведь совершенно очевидно, что, согласно версии полиции, когда Салли Медисон вошла в спальню, Фолкнер разговаривал по телефону. На его лице еще были следы мыльной пены, оставшиеся после бритья, а ванна наполнялась водой. Он попросил мисс Медисон покинуть его дом. Завязалась ссора. Она увидела револьвер, лежащий на постели, схватила его и выстрелила в Фолкнера. Ну а теперь спрашивается: могла ли она стрелять в него, когда он был в ванной?
  — Понятно, — ответил Трэгг. И добавил: — Я рад, что вы затронули эту тему, мистер Мейсон, потому что это наводит на мысль о хладнокровном убийстве с заранее обдуманными намерениями, а не об убийстве в состоянии аффекта.
  — Из чего вы это заключили? — поинтересовался Мейсон.
  — Фолкнер успел вернуться в ванную и начал заполнять чек. Вот тогда она его и пристрелила.
  — Это ваша новая версия? — спросил Мейсон.
  — Нет, это ваша версия, мистер Мейсон, — ответил Трэгг с улыбкой. — И мне кажется, версия неплохая.
  — И когда Фолкнер падал, он опрокинул столик, на котором стоял сосуд с золотыми рыбками?
  — Да.
  — Но в самой ванне оказался еще один сосуд, гранитный, а в ванне плавала одна рыбка. Как вы объясните это?
  — Рыбка попала туда случайно.
  Мейсон улыбнулся:
  — Не забывайте, лейтенант, что Фолкнер в это время наполнял ванну горячей водой. Он собирался мыться. Так сколько, по вашему мнению, времени может прожить рыбка в горячей воде и как попал в ванну этот каменный сосуд?
  Трэгг нахмурился, подумал несколько секунд, а потом сказал:
  — Я не главное лицо в этом деле.
  — Благодарю, лейтенант, за эти слова. Я боялся, что вас будут квалифицировать как главного свидетеля обвинения. Это касается ваших показаний и отпечатков пальцев Деллы Стрит. Самое главное, что вы знаете: эти отпечатки могли быть оставлены и до убийства.
  — Но не таким путем, как вы это объясняете, — ответил лейтенант Трэгг. — Убийца, судя по всему, стер все отпечатки с револьвера.
  — Значит, Салли Медисон вряд ли можно считать убийцей?
  Трэгг нахмурился.
  — Мне нужно еще подумать над этим вопросом, — сказал он. — Хотя бы немного.
  Мейсон поклонился судье Саммервиллу.
  — На этом я пока остановлюсь, ваша честь. Хочу, чтобы лейтенант Трэгг подумал над этим вопросом. Может быть, немного, а может, и дольше.
  Судья Саммервилл обратился к Мэдфорду:
  — Вызывайте вашего следующего свидетеля.
  — Луис К. Корнинг! — провозгласил тот. — Пожалуйста, пройдите сюда, мистер Корнинг.
  Корнинг — эксперт-дактилоскопист, снимавший отпечатки пальцев в доме Фолкнера, — рассказал во всех деталях о тех отпечатках пальцев, которые он нашел, и обратил особое внимание суда на следы пальцев Салли Медисон, найденные им на ручке портфеля, лежавшего под кроватью. Этот отпечаток фигурировал в деле как вещественное доказательство О.П. № 10.
  — Прошу вас, коллега, — обратился Мэдфорд к Мейсону, когда свидетель закончил показания.
  — Почему вы использовали при снятии отпечатков пальцев именно этот метод? — спросил тот.
  — Потому что, — недовольно ответил свидетель, — это был единственный возможный метод.
  — Вы хотите сказать, что другого метода использовать было нельзя?
  — Я хочу сказать, что в подобных ситуациях применяется именно этот метод.
  — Что вы имеете в виду?
  — Хочу сказать, что защита всегда пытается запутать эксперта-дактилоскописта. Но когда имеешь дело с подобным преступлением, остается только такой метод фиксирования отпечатков. Времени мало, а нужно найти множество отпечатков и все их зафиксировать и обработать.
  — Вам понадобилось много времени, чтобы провести эту работу?
  — Во всяком случае, не час и не два.
  — Вы нашли оттиск пальцев моей подзащитной, который фигурирует в деле как вещественное доказательство О.П. № 10? Его нашли на ручке портфеля?
  — Да.
  — Почему вы решили, что этот отпечаток был найден именно на ручке?
  — А почему я вообще знаю что-нибудь?
  Мейсон улыбнулся.
  Судья Саммервилл потребовал:
  — Отвечайте на вопрос, свидетель!
  — Хорошо. Потому что я кладу все отпечатки пальцев в пакетики и надписываю с наружной стороны, откуда они взяты.
  — И что вы сделали потом с этими пакетиками?
  — Положил в свой бумажник.
  — А что вы сделали с бумажником?
  — Взял его с собой домой.
  — Что вы делали дома?
  — Той ночью я обрабатывал некоторые отпечатки.
  — В том числе и О.П. № 10?
  — Нет, его я обрабатывал много позже, уже днем.
  — Где вы его обрабатывали?
  — У себя на службе.
  — Вы из дома отправились сразу на службу?
  — Нет.
  — Где вы были до службы?
  — По указанию лейтенанта Трэгга я побывал у Джеймса Л. Стаунтона.
  — С какой целью?
  — Снимал отпечатки пальцев с его аквариума.
  — Тем же методом?
  — Да.
  — И что вы сделали с теми отпечатками пальцев? — продолжал Мейсон.
  — Я тоже положил их в пакетик и надписал: «Отпечатки с аквариума мистера Джеймса Л. Стаунтона».
  — И этот пакетик вы тоже положили в свой бумажник?
  — Да.
  — А вы не могли совершить оплошность и положить отпечатки пальцев, снятые с аквариума — не все, конечно, — в пакетик с надписью: «Отпечатки с портфеля»?
  — Вы с ума сошли! — воскликнул свидетель.
  — Отнюдь нет, — спокойно ответил Мейсон. — Я всего лишь задаю вам вопросы.
  — Совершенно категорически и официально заявляю: нет!
  — Кто присутствовал, когда вы снимали отпечатки пальцев с аквариума?
  — Никто, кроме джентльмена, который разрешил мне это сделать.
  — Мистера Стаунтона?
  — Да.
  — Сколько времени вы потратили на это?
  — Я бы сказал, минут двадцать-тридцать.
  — После этого вы отправились к себе на службу?
  — Да.
  — А когда вы обрабатывали О.П. № 10?
  — Часа в три пополудни.
  — У меня все, — обратился Мейсон к судье.
  Когда свидетель покинул место для дачи показаний, Мейсон снова повернулся к судье:
  — А теперь, ваша честь, я хотел бы попросить суд объявить перерыв. Прежде чем продолжить допрос свидетеля, я хотел бы знать результат исследования отпечатков пальцев на том чистом чеке, который я обнаружил в журнале.
  — Суд объявляет перерыв до завтра, до девяти часов утра, — быстро постановил судья Саммервилл.
  Салли Медисон все с тем же каменным лицом коротко произнесла:
  — Благодарю вас, мистер Мейсон.
  Голос ее был таким же безучастным и спокойным, как если бы она просила у него закурить или еще какую-нибудь мелочь. Она даже не стала ждать ответа адвоката, а встала и подошла к дежурным полицейским, которые вывели ее из зала суда.
  Глава 18
  Когда Мейсон остановил свою машину у особняка Уилфреда Диксона, взбежал по ступенькам крыльца и дернул за звонок, уже был поздний вечер, пальмы перед домом уже отбрасывали большие тени.
  Дверь открыл Диксон.
  — Добрый вечер, мистер Мейсон, — сухо сказал он.
  — Вот я и снова у вас, — ответил тот.
  — В настоящий момент я занят.
  — У меня есть к вам разговор.
  — Я буду рад вас видеть сегодня вечером попозже. Скажем, в восемь часов.
  — Это меня не устраивает, я хочу побеседовать с вами немедленно, — заявил Мейсон.
  Диксон покачал головой:
  — Очень сожалею, мистер Мейсон, но…
  — Прошлый раз, когда я вас видел, наш разговор закончился не в мою пользу. На этот раз у меня в руках гораздо лучшие карты.
  — Возможно, мистер Мейсон.
  — Надеюсь, вы помните наш разговор? Вы пытались уверить меня, что никогда серьезно не относились к предложению Фолкнера продать свою долю Женевьеве, но не возражали бы продать ему ее долю.
  — Ну и что? — спросил Диксон с таким видом, словно вот-вот закроет двери перед носом Мейсона.
  — Конечно, все ваши действия были довольно рискованными, — продолжал Мейсон, — но у вас были веские причины добыть из аквариума ту злосчастную пулю, которую туда забросил Карсон. Вы хотели прибрать к рукам Карсона. А вызвано это было либо тем, что в Фолкнера стрелял кто-нибудь из вас — я имею в виду лично вас или Женевьеву, — либо тем, что вы собирались купить долю Фолкнера.
  — Боюсь, мистер Мейсон, что у вас слишком богатая фантазия. Но тем не менее я не отказываюсь поговорить с вами сегодня вечером.
  — А для того, чтобы сделка была выгодной с точки зрения размеров подоходного налога, — продолжал Мейсон, — вы предложили Фолкнеру выплатить вам двадцать пять тысяч наличными.
  Уилфред Диксон заморгал, причем так равномерно, словно глаза его приводились в действие часовым механизмом.
  — Входите, — сказал он. — У меня в гостях Женевьева Фолкнер, и я не видел причин нарушать ее покой, но сейчас я понял, что с этим лучше покончить раз и навсегда.
  — Конечно! — согласился Мейсон.
  Он проследовал вслед за Диксоном в гостиную, пожал руку Женевьеве Фолкнер, спокойно сел в кресло и, закурив сигарету, заговорил:
  — Итак, совершив с Фолкнером мошенническую сделку, чтобы утаить от государства подоходный налог с двадцати пяти тысяч долларов, вы выплатили из этой суммы две тысячи Салли Медисон. Из этого можно сделать вывод, что вы виделись с Фолкнером у него дома или в каком-нибудь другом месте, но после того, как Салли Медисон покинула дом Фолкнера, и до того, как вы выплатили девушке две тысячи.
  Диксон повернулся к Женевьеве Фолкнер:
  — Я не знаю, Женевьева, на что он намекает, — спокойно сказал он. — Видимо, это последняя его версия, с помощью которой он надеется вызволить свою клиентку. Но тем не менее я решил, что вам следует знать это.
  — Судя по всему, он просто сошел с ума, — констатировала Женевьева Фолкнер.
  — Давайте вернемся назад и рассмотрим факты, — снова начал Мейсон. — Фолкнер очень хотел посетить банкет, на котором собирались любители золотых рыбок и где он должен был встретиться с нужными ему людьми. Причем он так спешил, что не пожелал переговорить по делу с Салли Медисон. Он просто-напросто выгнал ее за порог. Затем он напустил воду в ванну, собираясь вымыться. К тому времени он уже побрился, но его лицо еще было в мыльной пене. Есть все основания предполагать, что после того, как он прогнал Салли, он умылся. Но затем, перед тем как он вымыл бритву и разделся, чтобы залезть в ванну, раздался телефонный звонок. Этот звонок представлял очень большой интерес для Харрингтона Фолкнера. Именно он заставил его забыть о ванне, одеться и поспешить из дома, чтобы встретить человека, звонившего ему. И этим человеком был кто-то из вас или вы оба. Фолкнер отдал вам двадцать пять тысяч долларов и вернулся в дом. Теперь было уже поздно думать о банкете. Вода, которую он напустил в ванну, чтобы вымыться, уже остыла. У Харрингтона Фолкнера была назначена еще одна встреча, которую он не мог пропустить. Но до этой встречи оставался еще час времени, и он решил заняться больной рыбкой и отделить ее от здоровых. Лечение он производил в слабом растворе перекиси водорода. И вот Фолкнер снова разделся, отправился на кухню, взял там каменный сосуд, приготовил требуемый раствор, а потом выпустил рыбку в ванну, в которую уже набрал свежей воды. В этот момент Фолкнер вспомнил, что должен еще тысячу долларов Тому Гридли. Поскольку денег в банке у него почти не оставалось, он решил заполнить корешок, вернулся в ванную, чтобы взять оттуда журналы и подложить под чековую книжку, а заодно посмотреть, как себя чувствует рыбка в ванне. В этот момент он был убит.
  Диксон зевнул и прикрыл рот рукой.
  — Боюсь, мистер Мейсон, что вы что-то напутали в вашей версии.
  — Не думаю, — ответил тот. — Но это неважно. Полиция будет расспрашивать Женевьеву Фолкнер не в связи с моей версией, а в связи с оставшимися двадцатью тремя тысячами долларов, которые передал ей Фолкнер, и тем самым прояснит ситуацию. В случае необходимости она произведет обыск и найдет эти деньги.
  Диксон элегантным жестом показал на телефон:
  — Вы хотите, чтобы я снял трубку и позвонил в полицию?
  Мейсон посмотрел ему прямо в глаза.
  — Да, — сказал он. — И когда вас соединят, попросите к телефону лейтенанта Трэгга.
  Диксон медленно покачал головой:
  — Вы хотите, чтобы мы сами сыграли вам на руку. Обдумав ситуацию, я решил вообще ничего не предпринимать.
  Мейсон ухмыльнулся:
  — Сейчас вы пытаетесь взять меня на пушку, как я это сделал с вами вчера. Но я ведь вчера звонил, теперь звоните вы.
  — Вы слишком многого хотите, — ответил Диксон и направился к своему креслу.
  — Что ж, если вы не хотите, это сделаю я, — предложил Мейсон.
  — Прошу вас!
  Мейсон подошел к телефону, обернулся и через плечо сказал:
  — Кстати, о вашем звонке Тому Гридли. Я не знаю, с какой целью, но вы решили послать ему чек на тысячу долларов. Может быть, вы согласовали это с Фолкнером. Вы позвонили Тому Гридли, а потом послали ему чек по почте. Но, узнав, что Фолкнер убит, вы поняли, что чек надо вернуть. В тот момент вы еще не осознали, что тем самым подвергаете жизнь Салли Медисон опасности. Вы знали только одно: если никто не будет знать, что вы получили от Фолкнера деньги, их можно будет утаить.
  — Продолжайте, продолжайте, мистер Мейсон, — сказал Диксон. — Ведь это все творится в присутствии свидетеля. Завтра я уже смогу привлечь вас к ответу за клевету.
  — Вы недооцениваете меня, Диксон. Неужели вы забыли о почтальоне? Сегодня утром вы отправились завтракать в угловую закусочную. Там вы пробыли целый час. Это слишком долго для завтрака. Я проехал мимо этой закусочной. Напротив нее как раз висит почтовый ящик. Утренняя почта вынимается в 7.45 утра. И я думаю, что почтовый работник, вынимавший письма, вспомнит о вашем разговоре с ним. Вы просили его вернуть вам письмо, которое отправили по ошибке. Вот так-то, мистер Диксон. А теперь я звоню лейтенанту Трэггу.
  Он снял телефонную трубку:
  — Срочно соедините меня с полицейским управлением!
  Какое-то мгновение в комнате было абсолютно тихо, а потом вдруг послышался стук опрокинутого стула. Мейсон оглянулся и увидел, что Диксон собирается броситься на него.
  Бросив трубку на стол, адвокат быстро отпрянул.
  Удар Диксона, нацеленный Мейсону в подбородок, пришелся в плечо, не причинив адвокату особого вреда. А в следующий момент Мейсон уже нанес Диксону сокрушительный удар в живот. Тот, словно мешок, повалился на ковер, издав при падении какой-то странный звук.
  Во время всей этой сцены Женевьева Фолкнер спокойно сидела в кресле, закинув ногу на ногу и лишь слегка нахмурив брови.
  — Вы грубо играете, мистер Мейсон, но мне всегда нравились мужчины, которые могут постоять за себя. Видимо, мы найдем общий язык.
  Мейсон даже не удосужился ответить. Он снова схватил трубку и спросил:
  — Полицейское управление? Попросите к телефону лейтенанта Трэгга! Да побыстрее!
  Глава 19
  Шел уже восьмой час, когда в конторе Мейсона появился лейтенант Трэгг.
  — Некоторые родятся счастливчиками, — сказал он, ухмыляясь, — другие сами достигают удачи, а третьим удачу приносят люди.
  Мейсон кивнул:
  — Я должен был преподнести вам это на серебряном подносе, не так ли?
  Улыбка Трэгга исчезла.
  — Я имел в виду вас, Мейсон. Вы так часто обскакивали нас…
  — Понятно, — перебил его адвокат. — И я не виню вас в этом. Присаживайтесь!
  Трэгг повернулся к Делле Стрит:
  — Вы на меня не сердитесь, Делла? Ведь я только выполнял свой долг.
  Он сел и повернулся к Мейсону:
  — Как насчет того, чтобы угостить меня сигаретой?
  Адвокат протянул ему пачку.
  — Вы, наверное, хотите сказать, что миссис Фолкнер поджидала вас за углом?
  — Вначале я так и подумал, но потом понял, что ошибся. Она действительно сторожила за углом, но не тогда, когда мы приехали, а гораздо раньше, часов в пять-шесть.
  — Зачем ей это было нужно?
  — Ее супруга не было дома, и Элмер Карсон решил использовать благоприятный момент, чтобы извлечь пулю из аквариума. Джейн Фолкнер, выпустившая пулю в своего мужа, стояла, как говорится, «на стреме», чтобы гудком машины вовремя предупредить Карсона об опасности.
  — Вы считаете, что в Фолкнера первый раз стреляла Джейн Фолкнер?
  — Да. Она и снотворное приняла, чтобы обеспечить себе алиби. После покушения она быстро приехала домой и сразу легла в постель. Только так и можно объяснить, почему Карсон пытался покрыть преступника. А вечером, когда мы с Салли приехали к дому Фолкнера, Джейн появилась в машине с холодным мотором, потому что провела вечер в объятиях Карсона, который живет неподалеку.
  Трэгг молча уставился на ковер.
  — А откуда Диксон узнал об этой пуле? — наконец спросил он.
  — Откуда вообще узнают, что делается в других фирмах? — ответил Мейсон. — На это можно дать лишь один ответ. Альберта Стенли, секретарша, наверняка была подкуплена Диксоном. А что с чеком и письмом? — спросил в свою очередь Мейсон. — Моя версия подтвердилась?
  — На все сто процентов. Почтальон все подтвердил. Но тем не менее я еще далек от того, чтобы предъявить Диксону обвинение в убийстве.
  — Обвинение в убийстве?! — воскликнул Мейсон.
  — Да, а что?
  — Вы не можете обвинить его в убийстве. Не он убил Фолкнера. Человек, убивший Фолкнера, застал его за лечением больной рыбки. Он принудил Фолкнера написать и подписать один документ, а потом, когда документ был подписан, Фолкнер вспомнил, что надо внести в чековую книжку и расход, связанный с Томом Гридли. Вырвал чек, а на корешке начал проставлять сумму и имя. И вот в этот момент он и был убит. Причем человек этот, возможно, и не собирался убивать Фолкнера, но, увидев лежащий револьвер, использовал представившуюся возможность.
  — Так кто же все-таки его убил? — не выдержал Трэгг.
  — Подумайте сами! — сказал Мейсон. — Вспомните о чернильном пятне на журнале с маленькими капельками брызг. Когда появляются такие чернильные пятна? Когда в ручке кончаются чернила и ее встряхивают. Вспомните и о бумаге, которую Стаунтон показывал вам, но не показал мне. Явно видно, что написана она ручкой, в которой кончались чернила, и даже кое-какие брызги попали на нее.
  Трэгг вскочил и схватил шляпу.
  — Спасибо, Мейсон! А я-то, идиот, не смог догадаться. Думал, что бумага эта была написана еще тогда, когда Фолкнер привез рыбок к Стаунтону.
  — А знаете, почему это стало возможно? Я имею в виду ошибки полиции. Все из-за вашего неправильного метода снимать отпечатки пальцев. Когда ваш эксперт расположился со всем своим хозяйством, чтобы зафиксировать следы на аквариуме Стаунтона, тот, зная, что на аквариуме имеются отпечатки пальцев Салли Медисон, заранее обзавелся отпечатком и подсунул его эксперту в пакетик, на котором было написано: «Отпечатки с портфеля».
  — Невероятно! Но зачем ему было убивать Фолкнера?
  — Это уж выясняйте сами. Ведь они с Фолкнером были партнерами в каком-то деле. Причем партнерами тайными. Видимо, Фолкнер прижал его. Вот тот и решил от него избавиться, когда подвернулся случай.
  — Где вас можно будет найти, если вы нам понадобитесь?
  Мейсон записал на клочке бумаги название ресторана и передал его Трэггу:
  — Не приходите ко мне с дурными вестями — только с добрыми.
  Трэгг лишь махнул рукой и скрылся за дверью.
  Глава 20
  Оркестр играл старый вальс. Свет в ресторане был притушен. По танцевальной площадке скользили пары. Губы Мейсона коснулись щеки Деллы Стрит.
  — Хорошо? — спросил он.
  — Я счастлива.
  В этот момент официант сделал знак Мейсону. Он и Делла подошли к нему.
  — Вам звонит лейтенант Трэгг, — сказал официант, — просит передать, что вы выиграли дело по всем статьям и что вашу клиентку выпустят из тюрьмы в полночь.
  — Передайте ему, что я буду вовремя.
  Официант удалился, а Делла посмотрела на Мейсона.
  — Бедняга Салли, — сказал он. — Чуть не попала в смертники за то, что хотела защитить человека, которого любит.
  — Вы не должны упрекать ее. Таковы все женщины — готовы на самопожертвование ради любимого.
  — Но тем не менее, Делла, когда тебе придется иметь дело с подобного рода женщиной, осмотри ее сумочку, прежде чем что-то предпринимать.
  Делла Стрит рассмеялась:
  — Мне, видимо, никогда не научиться. Вечно я попадаю впросак.
  — Но ведь это тоже скрашивает жизнь, — улыбнулся Мейсон. — Я имею в виду всякие авантюрные истории.
  Дело полусонной жены
  Глава 1
  Часы показывали без пяти минут три, когда Джейн Келлер вошла в банк и встала в очередь, ведущую к окошечку с надписью «Вклады и выдача денег».
  Ее появление словно послужило сигналом: какой-то мужчина, одетый в однобортный синий, в полоску костюм, вынул из нагрудного кармана кожаный, потертый от долгого употребления бумажник и медленно направился к тому месту, где стояла Джейн.
  Джейн Келлер бросила рассеянный взгляд на настенные часы. Ее изможденному лицу было свойственно выражение озабоченности, и улыбка появлялась на нем нечасто. Очередь медленно продвигалась к окошечку выдачи денег, и вместе с очередью понемногу двигалась и Джейн, бросая время от времени взгляд на часы. Судя по выражению ее лица, ей трудно было выдерживать ответственность, которую на нее накладывала жизнь. Мужчина в синем костюме подошел к ней вплотную. На вид ему было около сорока лет, лицо было жестким и нервным одновременно. Опытный психолог, пожалуй, охарактеризовал бы его как довольно порочного мелкого вояку, который до поры не проявлял своей агрессивности, но ждал бы удобного момента в любом состязании, чтобы нанести сильный удар и сразу захватить главенствующее положение. Если бы ему удалось сбить с ног своего противника, он бы немедленно и совершенно спокойно прикончил его. Если бы ему не удалось, он бросился бы под защиту более сильного. Иначе говоря, это был настоящий оппортунист, готовый использовать в борьбе любое преимущество, и специалист по нанесению ударов ниже пояса противника.
  Он подошел к очереди и встал рядом с Джейн Келлер. Совершенно неожиданно он левой рукой всунул в ее ладонь пять стодолларовых ассигнаций и проговорил:
  — Получите, миссис Келлер.
  Пальцы Джейн машинально сжали деньги, затем она опустила глаза, и в них появилось выражение человека, разбуженного во время глубокого сна каким-нибудь неприятным впечатлением.
  Она взглянула на незнакомца в синем костюме, оказавшегося рядом с ней. Мужчина, стоявший в очереди вслед за Джейн, проворчал:
  — Я не позволю вам влезать сюда вне очереди, ступайте в самый конец и займите место там.
  Когда-то у Джейн был очень мягкий, хорошо поставленный голос, но теперь, после того как ей пришлось в течение долгого времени сталкиваться с различными жизненными затруднениями, мягкость исчезла из ее голоса, и он звучал почти резко.
  — В чем дело? — спросила она. — Кто вы такой?
  — Я представитель Скотта Шелби и вручаю вам арендную плату по вашему договору с ним за пять месяцев. Распишитесь, пожалуйста, в получении денег. Здесь, над этой черточкой.
  Он вынул из кармана квитанционную книжку, раскрыл ее и держал перед глазами Джейн Келлер.
  — Но зачем же? Договор ведь расторгнут, и по его вине.
  — Ну нет.
  — Нет, я, несомненно, права. В течение всех этих месяцев он и не пытался приступить к работам.
  — Но я ведь принес вам деньги за это время. По сто долларов в месяц, не так ли?
  — Сумма правильная, но ему следовало вносить ее ежемесячно, если он хотел сохранить свои права на эксплуатацию.
  — О нет, это не так. — В голосе мужчины появились покровительственные нотки. — В договоре есть один пункт, согласно которому обязательства сторон остаются прежними в течение шести месяцев и договор считается расторгнутым лишь в том случае, если одна сторона известит другую в письменной форме о том, что обязательства нарушены. Вам бы следовало перечитать этот договор.
  Очередь между тем продвигалась вперед, и вместе с ней продвигалась и Джейн Келлер.
  Мужчина, стоявший позади Джейн Келлер, сказал:
  — Не берите эти деньги.
  Мужчина в синем костюме — агент Шелби — был настойчив:
  — Я хочу получить от вас расписку в получении денег.
  — Но я не могу. Земля больше уже не принадлежит мне. Я продала ее.
  — Продали?!
  — Да.
  — Когда?
  — Документы подписаны уже две недели назад.
  — Кто откупил эту землю?
  — Паркер Бентон.
  — Ну вот что я скажу вам: мистер Шелби ничего не знает об этом, и это его не интересует. Он посылает вам эти пятьсот долларов за право добычи нефти на вашей земле. А вы можете сводить свои счеты с третьей стороной так, как вам это угодно.
  — Я не приму эти деньги.
  — Почему?
  — Я уже сказала вам. Я продала эту землю, и она больше не принадлежит мне.
  — Как вы назвали нового владельца?
  — Мистер Паркер Бентон.
  — Его адрес?
  — Дом Кникербокера.
  Мужчина в синем костюме неохотно взял назад свои деньги и обратился к тому, кто стоял в очереди следом за Джейн:
  — Не будете ли вы столь любезны дать мне свою визитную карточку? Мне, возможно, понадобится свидетель.
  Мужчина нахмурил брови:
  — Меня это нисколько не касается. Перестаньте приставать к даме.
  Очередь продолжала двигаться вперед, чередуя маленькие шаги и остановки.
  — Я ведь прошу у вас лишь визитную карточку, — настойчиво повторил агент Шелби. — Мне нужны лишь ваше имя и адрес.
  Поколебавшись, мужчина из очереди вынул из кармана и отдал свою карточку.
  Кассир через окошечко обслуживал даму, стоящую перед Джейн. Дама получила деньги и отошла. Теперь к окошечку вплотную придвинулась Джейн. Одновременно по другую сторону барьера к окошечку подошел один из старших работников банка, которому сторож доложил о каком-то беспорядке. Увидев, что у окошечка одновременно стоят двое — мужчина и женщина, он спросил:
  — В чем у вас затруднение?
  — Я хочу внести деньги на свой текущий счет. А этот джентльмен пытался дать мне пятьсот долларов, — ответила Джейн.
  — И вы хотели внести именно эти деньги?
  — Нет. Я вернула ему его деньги, а вложить собираюсь собственные.
  — Так в чем же затруднение?
  — Никаких затруднений у нас нет. Я просто хотел… — вмешался мужчина в синем.
  — Дайте высказаться миссис Келлер, — оборвал его чиновник банка.
  Джейн Келлер нервно кашлянула.
  — Я продала землю, а именно принадлежавший мне остров, мистеру Паркеру Бентону и…
  — Знаю об этом, — ответил чиновник. — Торговая сделка оформлялась через наш банк. Ну и что же?
  — Видите ли, мой деверь и я, мы оба считаем, что ранее заключенный нами договор на сдачу в аренду нефтеносной земли расторгнут.
  — Так это и было.
  — А этот джентльмен утверждает, что это не так.
  Холодные голубые глаза чиновника уставились на коренастого агента Шелби, любезная улыбка исчезла с его лица.
  — Я представитель мистера Шелби, — весело заговорил мужчина в синем, — и мне было поручено уплатить пятьсот долларов миссис Келлер за эксплуатацию принадлежавшего ей нефтеносного участка. В договоре на аренду есть пункт, что договор сохраняет свою силу в течение шести месяцев, если ни одна из сторон не делает письменного заявления о желании расторгнуть его.
  — У кого находятся эти пятьсот долларов? — спросил чиновник.
  — Я вернула их ему, — ответила Джейн.
  Банковский чиновник обратился к агенту, демонстрируя твердое намерение защитить интересы постоянной клиентки:
  — Вопрос исчерпан. Прошу вас уйти.
  — Вам знакома эта дама? — спросил агент.
  — Безусловно.
  — Ну а мужчина за ее спиной?
  — Также знаком.
  Улыбка на лице агента стала насмешливой.
  — Благодарю вас. Больше мне ничего не нужно. Прошу всех помнить о моей попытке вручить миссис Келлер пятьсот долларов.
  После этого высказывания он удалился.
  У Джейн так сильно дрожала рука, что она с трудом просунула в окошечко свои деньги.
  — Боже! Я так возбуждена, — пробормотала она.
  — Вам не следует нервничать, — сказал чиновник. — Все эти нефтепромышленники — нахалы, миссис Келлер. Благодарю вас. Не желаете ли вы, чтобы мы порекомендовали вам адвоката?
  — Нет, благодарю вас. Я обращусь к своему деверю, а он знает, как взяться за это дело. — Она взяла свою сумочку и отошла от окошечка.
  Глава 2
  Лаутон Келлер сам снял телефонную трубку, и Джейн ожила, услышав его голос. Этот дружелюбный, доверительный голос всегда оказывал на нее успокаивающее действие.
  Грегори Келлер, муж Джейн, не поддерживал тесной связи со своим братом.
  Джейн приписывала это зависти. Лаутон, старший брат Грегори, был изящным, уверенным в себе, обаятельным человеком. А Грегори — совсем другой: сдержанный, застенчивый, всегда держался в тени и не любил проявлений развязности.
  После смерти Грегори деверь взял Джейн под свое покровительство, руководя всеми ее денежными делами. В случае неудачных денежных операций он объяснял убытки общим ходом событий, а удачи приписывал своему умелому руководству.
  Услышав в телефонной трубке голос Лаутона, Джейн с облегчением воскликнула:
  — Лаутон, как я рада, что застала вас!
  — В чем дело, Джейн? Вы чем-то взволнованы?
  — Да, это так.
  — Где вы находитесь?
  — В банке, в телефонной будке.
  — Но банк ведь вот-вот закроется? Сейчас больше трех часов.
  — Да, они уже закрывают.
  — Но вы успели внести свои деньги?
  — Да.
  — Тогда в чем же дело?
  — Лаутон, вы помните о договоре на аренду нефтеносного участка на моем острове?
  — Я считал его не договором, а лишь проектом договора, — рассудительным тоном заявил Лаутон. — Как бы то ни было, но сейчас он уже расторгнут.
  — Нет, это не так! Здесь, в банке, ко мне подошел мужчина и заявил, что является агентом мистера Шелби.
  — В банке? Откуда он знал, что вы пойдете в банк?
  — Это мне неизвестно.
  — И чего же он хотел от вас?
  — Он пытался вручить мне пятьсот долларов.
  — За что?
  — В качестве арендной платы за прошедшие пять месяцев.
  В голосе Лаутона тоже послышалось волнение:
  — Не берите этих денег, Джейн! Даже не прикасайтесь к ним.
  — Я не взяла их, Лаутон. Я сейчас же возвратила их.
  — Возвратили? Значит, сначала вы все же взяли их?
  — Нет, я не брала их. Он подошел ко мне и прямо всунул их в мою ладонь. Но через несколько секунд я сунула их ему обратно.
  — Вам не следовало даже прикасаться к ним. Что вы сказали ему?
  — Я сказала, что не могу принять их, так как арендный договор расторгнут.
  — Правильно. Однако не говорите ему о том, что продали землю.
  — Но я уже сказала.
  Теперь в голосе Лаутона слышалось нетерпение и раздражение:
  — Не следует рассказывать все, что знаете.
  — Но я полагала, что должна объяснить ему, почему отказываюсь от денег.
  — Но, надеюсь, вы не назвали ему имя покупателя?
  — Назвала, Лаутон. Мне не следовало делать этого?
  Лаутон уже рычал в трубку:
  — Почему вы не позвонили мне, Джейн?
  — У меня в тот момент не было такой возможности. Поэтому я и звоню вам сейчас.
  — Ну, сейчас уже ничего не поделаешь. Немедленно приезжайте ко мне. Я буду вас ждать.
  — Хорошо. Но сначала мне необходимо зайти к Марте.
  — Что ей опять нужно, этой Марте?
  — Ей ничего не нужно, Лаутон. Но ведь она — моя единственная сестра. И я хочу знать, как поживает Марджи.
  — Ну что же, постарайтесь, чтобы этот визит отнял у вас как можно меньше времени. А после этого быстрее приезжайте ко мне. А кроме того, я хочу дать вам еще один совет.
  — Какой?
  — Поскольку вы сейчас находитесь в банке, снимите со своего текущего счета все деньги, которые там имеются.
  — Но зачем же?
  — У меня мелькнула мысль, что ваши противники могут попытаться наложить арест на ваши деньги.
  — Кто же это?
  — Скотт Шелби.
  — Но какое же он имеет право?
  — Не будем сейчас обсуждать это. Возьмите из банка все свои деньги до последнего цента, положите их в свою сумочку и унесите домой. Много ли у вас денег там?
  — Немногим более двух тысяч долларов. Хорошо, Лаутон, если вы считаете это необходимым.
  — Да, необходимо. И никому не говорите об этом.
  — Хорошо, Лаутон.
  — И как можно скорее приезжайте ко мне.
  — Да, Лаутон.
  — И не говорите Марте о том, что у вас при себе есть эти деньги, — предостерег он ее еще раз перед тем, как повесить трубку.
  Глава 3
  Джейн Келлер проехала на трамвае до остановки Омена-авеню, прошла пешком два квартала и остановилась перед трехэтажным кирпичным домом. Нажала кнопку звонка, над которым была надпись: «Управляющий». Через пять секунд дверь автоматически открылась, и Джейн вошла в вестибюль, богатый, но неуютный и жесткий, как свеженакрахмаленная одежда сестры милосердия.
  Поднявшись на несколько ступенек и пройдя через коридор, она остановилась перед первой дверью слева от дощечки «Управляющий», под которой была прикреплена визитная карточка: «Миссис Марта Стенхоп». Джейн отрывисто постучала, и Марта открыла ей.
  Марта была старшей сестрой Джейн. Ей уже стукнуло сорок лет, и у нее проявилась склонность к полноте. Но она сопротивлялась этой тенденции и сохраняла привлекательный вид. Ее муж умер уже пятнадцать лет назад, и она вдовела. Необходимость обеспечивать себя и дочь сильно изменила ее характер. Она пристально оглядывала свое окружение, стремясь использовать любую возможность заработка. Эгоизм, впрочем, оправданный, стал основной чертой ее характера. Глаза ее постоянно были широко раскрыты, и в них сквозили настороженность и жадность. Это выражение глаз сохранялось даже тогда, когда она смеялась.
  — Хелло, Джейн. Не думала, что это ты. Я как раз одевалась и решила, что ко мне снова идет какой-нибудь человек, ищущий квартиру. Можно дать хоть дюжину объявлений о том, что свободных мест нет, однако люди продолжают являться и спрашивать, не собирается ли кто-нибудь освободить квартиру или не знаю ли я, где имеются свободные. Входи и садись. С минуты на минуту вернется Марджи.
  Джейн последовала за Мартой в комнату, загроможденную мебелью, села на стул, положила руки на колени и улыбнулась смущенной улыбкой.
  — В чем дело? — спросила Марта. — У тебя странный вид.
  — Да, я только что пережила небольшой шок.
  Марта взглянула на нее жестко и пытливо.
  — Что еще за шок? — проговорила она скороговоркой.
  — Я была в банке.
  — Так, продолжай.
  — И там какой-то незнакомец пытался всунуть мне в руку пятьсот долларов.
  — Ах, вот что! — с облегчением вздохнула Марта. — Тебе нужно выпить немного бренди, и ты придешь в себя. — Она направилась к буфету и вынула оттуда бутылку и два стакана.
  — Хорошо, капельку выпью, — ответила Джейн.
  Марта налила бренди в стаканы.
  — Итак, ты взволнована из-за того, что кто-то заплатил тебе пятьсот долларов?
  — Мне хотели заплатить за аренду нефтяного источника.
  — Какого нефтяного источника?
  — Того, который находится на принадлежавшем мне острове.
  — Ах, этот. Одно из предприятий Лаутона. Я считала, что с этим делом давно покончено.
  — Я и сама так думала, но, видимо, мы обе ошибались. В договоре об аренде есть какой-то странный пункт — так, во всяком случае, сказал мне тот, кто пытался вручить мне деньги.
  — Джейн Келлер! Объясни мне толком, о чем ты говоришь?
  — Мистер Шелби, по-видимому, считает, что, заплатив мне сейчас пятьсот долларов за прошедшие пять месяцев, он сохраняет право на аренду.
  — Продолжай, — проворчала Марта. — Что же теперь будет?
  — Вот этого я и не знаю.
  Марта принесла стаканы с бренди на столик, возле которого сидела Джейн, и с опаской спросила:
  — Ты боишься, что может сорваться продажа острова?
  — Не знаю.
  Марта придвинула один стакан поближе к Джейн.
  — Выпей-ка! — Сама она, не дожидаясь сестры, одним глотком выпила содержимое своего стакана.
  Джейн потягивала бренди мелкими глотками. Вытерла губы платочком, прокашлялась, и на ее губах вновь появилась смущенная улыбка.
  Марта вдруг разразилась фонтаном негодующих слов:
  — Слушай меня, Джейн Келлер! Не обсуждай этот вопрос с Лаутоном Келлером. Он ничего не стоит как деловой человек. Он просто ловкий болтун, с которым ни один деловой мужчина не станет вести дела. Он зарабатывает себе на жизнь, очаровывая женщин. Ты знаешь, что Грегори никогда не вел с ним дел.
  — Я бы не сказала этого!
  — Зато я скажу. Два года назад у тебя было сорок тысяч долларов. Скажи, сколько у тебя осталось сейчас?
  — Не можешь же ты обвинять его в том, к чему он вовсе не причастен. Не он управляет мировыми событиями.
  — Ты говоришь его словами. А я готова держать пари, что он спустил в неудачных торговых сделках все, что у тебя было. Эта земельная собственность, этот остров — единственное, что ты еще сохранила.
  — Мне следовало продать его раньше. А неудачи Лаутона происходят из-за того, что у него нет достаточной суммы наличных денег, которая служила бы солидной базой для его предприятий.
  — Сорок тысяч долларов ты считаешь недостаточным капиталом? — прорычала Марта. — Ну а я убеждена в том, что если бы твой капитал был больше, то он сумел бы спустить еще больше! Не знаю, как воспримет все это Марджи. Ты ведь обещала дать ей пять тысяч долларов из денег, которые получишь за свой остров. Она выходит замуж за демобилизованного солдата, и они хотели откупить бакалейную лавку у ее владельца. Все бумаги, необходимые для этой покупки, уже подписаны…
  — Знаю, — слабым голосом ответила Джейн, — но пока тебе незачем беспокоиться, Марта. Я надеюсь, что никто не сможет помешать мне продать свою собственность.
  — Почему ты так думаешь?
  — Лаутон сказал, что переговоры почти закончены и он рассчитывает на окончательное заключение сделки в течение одного-двух ближайших дней.
  В эту минуту щелкнул ключ в замке входной двери. Марта быстро проговорила:
  — Это идет Марджи.
  — Не следует ничего говорить ей пока, — предостерегла Джейн.
  — Нет, нужно немедленно сказать ей обо всем.
  — Но я, право, не могу еще сказать что-нибудь определенное, — жалобно произнесла Джейн и сделала торопливый глоток из своего стакана.
  Дверь открылась, и вошедшая Марджори Стенхоп общим поклоном приветствовала мать и тетку. Затем она спросила:
  — О чем именно вы не хотите говорить со мной?
  Ей был двадцать один год, но она не была привлекательна. Желтоватый цвет лица, волосы, которые повисали унылыми сосульками, если она раз в неделю не завивала их в парикмахерской. Большие темные глаза были бы красивы, если бы в них чувствовалась какая-то жизнь. Отсутствие живости и непосредственности делали невыразительными лицо и глаза.
  Марта рассказывала, что ее дочь часто сидит, вперившись глазами в одну точку, и никто не в состоянии понять, о чем она думает.
  — Итак, — повторила Марджи, направляясь к платяному шкафу, — что именно вы хотите скрыть от меня?
  Она скинула с плеч легкое пальто из твида и принюхалась к воздуху.
  — Кто это здесь пьет алкогольные напитки?
  — Мы обе выпили немножко, — ответила ее мать, — бренди стоит на столе, налей и себе.
  Марджи сняла шляпу, кончиками пальцев пригладила волосы и налила в стакан бренди.
  — В чем дело? — снова спросила она, поднимая к свету свой стакан.
  — У тети Джейн финансовые неприятности, — ответила Марта.
  — Лаутон? — попыталась угадать Марджи.
  — Нет, неприятности из-за сданной ею в аренду нефтеносной земли на острове. Это может помешать продаже острова.
  Марджи собралась было выпить бренди, но, услышав эти слова, застыла в неподвижности. Поставила стакан обратно на стол, не глядя ни на мать, ни на тетку. После минуты напряженного молчания она проговорила:
  — Ясно. Продолжайте!
  Быстро заговорила Джейн Келлер:
  — Тебя это не затронет, Марджи. Все наладится, это чисто техническая неувязка. Я и сама не знаю, может ли это повлиять на продажу острова. Лаутон считает, что все дело будет закончено в ближайшие один-два дня.
  Марджи не обратила внимания на успокаивающие слова Джейн и бросила ей через плечо:
  — Похоже, что я не получу обещанных денег. Нужно сказать об этом Фрэнку.
  Марта и Джейн заговорили одновременно.
  — Тебе вовсе не следует этого делать! — сказала Джейн довольно резко.
  — Дело далеко не так серьезно, дорогая, — произнесла Марта, утешая дочь.
  Марджи взглянула на мать:
  — Не так серьезно? Послушай, Фрэнк Бомэр — демобилизованный солдат с оторванной ногой. Но он горд и не хочет получать милостыню. Он хочет иметь собственное дело, которое дало бы ему возможность прокормить себя и жену. Иначе он на мне и не женится. Мы уже подписали все бумаги, необходимые для покупки бакалейной лавки, и Фрэнк уже внес в виде аванса свои последние две тысячи долларов. На следующей неделе мы должны внести остальную сумму. Свадьба назначена на субботу. Однако все зависит от денег, обещанных мне тетей Джейн. Я не просила у нее денег, она сама предложила их мне. Теперь предположим, что мы этих денег не получим. Мы потеряем лавку, а также аванс в две тысячи долларов. Как на это посмотрит Фрэнк? Вы обе, видимо, не понимаете психологии человека, который в течение нескольких мгновений из здорового, молодого, цветущего мужчины превратился в калеку. Вы не понимаете, каково солдату, который вернулся на родину, которую он защищал, и убедился, что никого здесь не трогает и не интересует его искалеченная жизнь.
  Она резко оборвала свою речь, подняла свои худые плечи и выпила одним глотком бренди. Поставила на стол пустой стакан и обратилась к матери:
  — Ну и что же будет дальше?
  После этого она спокойно вышла из комнаты.
  Марта промолчала. Джейн беспомощно взглянула на сестру.
  — Мне так жалко, что это случилось! Она, вероятно, ушла поплакать в свою комнату?
  — Нет, — ответила Марта, — плакать она не будет. Она сядет на стул, уставится глазами в стену и будет сидеть неподвижно.
  — Она размышляет? — спросила Джейн.
  — Думаю, что да, однако мне совершенно неизвестно, о чем именно. Если с ней заговорить, то она ответит так же вежливо и спокойно, как обычно, словно ничего и не случилось. Честно говоря, Джейн, я не могу проникнуть в ее мысли. Иногда я даже хочу, чтобы она заплакала, закричала, устроила скандал, разозлилась бы. Но она лишь замыкается в себе и отчуждается от меня.
  — Ну, Марта, мне пора, Лаутон просил меня приехать к нему поскорее.
  Марта подошла к платяному шкафу и вынула свое пальто и шляпу.
  — Куда ты идешь, Марта?
  — Вместе с тобой.
  — К Лаутону? Но он ведь…
  — К Лаутону? Чепуха! Именно он втянул тебя во все эти неприятности, уговорив сдать в аренду нефтеносный участок. Тебе следовало, прежде чем подписать договор, посоветоваться с юристом. Но теперь мы пойдем к нему вместе. Я только предупрежу Марджи о том, что мы уходим.
  — А куда мы идем? — спросила Джейн.
  — К Перри Мейсону — вот куда. Подожди минутку, пока я скажу об этом Марджи.
  Она подошла к двери, ведущей в комнату дочери, постояла в нерешительности, а затем вошла туда, мягко закрыв дверь за собой. Через минуту она вернулась к сестре.
  — Все в порядке, Джейн, мы можем идти.
  — Что она делает? — спросила Джейн.
  — Сидит на стуле и глядит в окно, — сказала Марта холодным тоном.
  Глава 4
  Марта Стенхоп решительным движением открыла дверь с вывеской: «Перри Мейсон, поверенный и адвокат. Вход». Затем придержала дверь для Джейн, которая робко следовала за ней. Девушка приветливо им улыбнулась.
  — Добрый вечер!
  — Мистер Мейсон здесь?
  — Нет, он уже ушел домой, — ответила девушка.
  — Как жаль! Нельзя ли нам все же повидать его?
  — Я вызову сейчас его личного секретаря.
  — Будьте добры!
  Девушка подняла телефонную трубку:
  — Мисс Стрит! Сюда пришли две дамы, которым очень нужно повидаться с мистером Мейсоном. Не поможете ли вы? Благодарю.
  — Пожалуйста, садитесь, — обратилась она к сестрам. — Личный секретарь мистера Мейсона сейчас выйдет к вам.
  Сестры сели. Джейн была подавлена мыслью, что ее поступок вызовет неудовольствие Лаутона. Марта, наоборот, была настроена решительно. Она подняла подбородок, твердо сжала губы и поглядела на Джейн повелительным, почти гипнотизирующим взглядом.
  — Как ты полагаешь, Марта, — спросила Джейн, — пока мы ожидаем здесь, нельзя ли позвонить по телефону Лаутону и?..
  — Нет… — отрезала Марта.
  Джейн вздохнула:
  — Да, конечно…
  Дверь с дощечкой «Кабинет» открылась, и из нее вышла стройная девушка — Делла Стрит.
  — К сожалению, — сказала она, — мистер Мейсон уже ушел и не собирается сегодня вернуться сюда. Но если вы назовете мне свои имена и в общих чертах скажете, какое дело привело вас сюда, то, может быть, я смогу вам чем-нибудь помочь.
  Марта начала рассказывать. Делла Стрит записала их имена и адреса, а затем и краткую суть дела, приведшего их в контору адвоката.
  Когда Марта закончила свою речь, Делла, нахмурив лоб, посмотрела на свою стенограмму и сказала:
  — Мистер Мейсон уже не придет сегодня, но мистер Джексон здесь.
  — Кто этот мистер Джексон?
  — Помощник мистера Мейсона. Откровенно говоря, мистер Мейсон сам ведет лишь самые сложные дела, выступает на судебных заседаниях и…
  — Я знаю об этом, — сказала Джейн, — и боюсь, что мое дело вряд ли заинтересует его.
  — Однако, — добавила Делла, — он всегда принимает участие в делах, в которых, по его мнению, нарушена справедливость. Но я все же советую вам обратиться к мистеру Джексону. Сейчас уже шестой час вечера, и, боюсь, все адвокатские конторы уже закрыты.
  — Мы побеседуем с ним, — мрачно сказала Марта.
  — Сюда, пожалуйста, — указала дорогу Делла.
  Джексон был весьма ученым юристом и лучше всего чувствовал себя в те минуты жизни, когда с головой погружался в своды законов и отчеты о судебных заседаниях. Он постоянно занимался розыском прецедентов, которые, как он говорил, создавали ему твердую почву под ногами. Он редко уходил из конторы до шести часов или даже до половины седьмого и всегда неохотно отрывался от своих книг. У него была прекрасная память и навыки терпеливого и педантичного ученого. Казалось, что его глазам было приятнее смотреть на печатный шрифт книги, чем на лица своих клиентов.
  Однажды в беседе с Мейсоном Джексон признался ему, что самая большая трудность для него во всяком деле состоит в том, чтобы перевести свободную и нелогичную форму изложения клиента на твердый и точный юридический язык. «Как только мне это удается, то все остальное уже просто. Я отыскиваю в литературе соответствующий прецедент и уже не испытываю никаких затруднений».
  Нижняя часть лица Джексона выдавала его постоянное нервное напряжение. У него был длинный нос и тонкие губы. Углы рта были всегда опущены книзу. От крыльев носа опускались глубокие морщины. Однако верхняя часть лица производила иное впечатление. Его высокий лоб и глаза выражали спокойствие и уверенность в абсолютном знании истины. Почти гениальная способность позволяла ему выискивать именно ту иголку, которая была ему нужна, в огромном стоге юридических казусов и постановлений. Осторожный по природе, он никогда не решался вести дело своего клиента по непроторенной дороге. Найдя подходящую юридическую форму для неясного дела, он погружался в бесчисленные книги и рано или поздно находил в них подробно описанное и обоснованное соответствующее судебное дело. Как бы сильно ни торопил его клиент, Джексон никогда не разрешал ему предпринимать какие-нибудь практические шаги, пока не убеждался, что кто-то когда-то уже проделал в точности такие же действия.
  Пока Джексону удавалось в точности следовать по проторенной дорожке, он твердо и уверенно шагал вперед. Однако, если возникала необходимость в нестандартном решении, он застывал в полной нерешительности и неподвижности.
  Когда он решил жениться, он выбрал себе в жены привлекательную женщину моложе его на пять лет, но уже успевшую овдоветь.
  Перри Мейсон тогда прокомментировал его женитьбу в разговоре с Деллой Стрит таким образом: «Даже в супружеских отношениях Джексон не способен проявить личную инициативу, а пошел по уже проторенной тропе».
  
  Джексон внимательно выслушал Джейн Келлер.
  — Есть ли у вас при себе копия договора на аренду? — спросил Джексон.
  — Нет, она находится у моего деверя Лаутона Келлера.
  — Мне совершенно необходимо подробно изучить этот договор.
  — Послушайте, — вмешалась Марта, — Джейн может за тридцать-сорок минут съездить за договором и вернуться сюда.
  Джексон взглянул на свои часы:
  — Боюсь, что уже слишком поздно. Да и все равно я сегодня уже ничего не успею для вас сделать. Однако мне необходимо иметь эту копию для того, чтобы разобраться в деле. Я немедленно разыщу соответствующий прецедент, так как в Штатах когда-нибудь уже, несомненно, возникали споры подобного рода.
  — Но как вы сможете установить это? — спросила Марта.
  Джексон указал рукой на заполненные книжные полки:
  — Отчеты обо всех судебных делах во всех штатах напечатаны и переплетены в эти толстые папки.
  — И вы сможете найти судебное дело, похожее на наше?
  — Ну конечно, смогу. Нужно лишь знать, где и как искать, и проявить некоторое терпение.
  — Джейн следует поехать и привезти сюда эту копию договора?
  — Я бы могла позвонить Лаутону и попросить его прочесть текст договора по телефону, — предложила Джейн.
  Джексон произнес:
  — Удачная мысль.
  Постучав в дверь Мейсона, он обратился к Делле:
  — Мистер Мейсон, вероятно, сегодня уже не вернется?
  — Думаю, что нет.
  — В этом договоре на аренду есть один сомнительный пункт. Вы могли бы записать его для меня, если вам прочитают его по телефону?
  — Конечно, могу, — ответила Делла, взяв в руки свой блокнот. — С удовольствием.
  Джексон заискивающе улыбнулся:
  — Боюсь, что все стенографистки уже закончили свой рабочий день и лишь мы одни задержались так поздно.
  — Мне не трудно сделать это для вас, мистер Джексон, — ответила Делла.
  Все вернулись в комнату Джексона. Герти, телефонистка в приемной, уже ушла домой, так что телефон уже прямо включался в общегородскую сеть.
  Джексон набрал по указанию Джейн номер Лаутона и слушал, как она пыталась объяснить ему, откуда и почему она звонит и что именно ей нужно.
  Лаутон возразил со злостью:
  — Эти адвокаты только внесут путаницу в дело, да еще заставят вас платить за это. Я же знаю этот договор наизусть, так, как ни один адвокат его не запомнит.
  — Я знаю об этом, дорогой. Но Марта непременно хотела посоветоваться с мистером Мейсоном, так как это очень важно для нее и для Марджи.
  — Марджи! — с горечью воскликнул Лаутон. — Конечно, для нее это весьма важно. Для меня уже не новость, что все ваши бедные родственники только и ждут момента, когда у вас появятся деньги, чтобы урвать что-то себе. Я не в состоянии сделать хоть какое-нибудь значительное капиталовложение, если вы снова и снова раздаете все, что имеете, родственникам.
  — Я все это знаю, Лаутон. Но прошу вас, сейчас прочтите мне этот спорный пункт договора по телефону. Стенографистка ждет с трубкой в руке, чтобы записать то, что вы скажете.
  — Слушаю вас, мистер Келлер, — раздался по телефонному проводу голос Деллы Стрит. — Если вы прочтете текст договора, я моментально запишу его.
  Лаутон, уяснив, что в разговоре принимает участие третье лицо, сразу изменил тон и с готовностью произнес:
  — Один момент, сейчас я прочту вам все дословно.
  Спустя несколько минут Делла принесла уже расшифрованную и тщательно перепечатанную стенограмму и передала ее Джексону. Тот углубился в чтение, совершенно забыв об ожидающих дамах. Затем он произнес:
  — Это похоже в какой-то мере на фокус, и теперь стало понятно, что мне необходимо ознакомиться с этим арендным договором полностью. Вот что я предложу вам: сегодня я уже все равно не сумею поработать над этим делом. Прошу вас доставить сюда копию договора в течение сегодняшнего вечера и опустить ее в наш почтовый ящик на дверях. Завтра с самого утра я ознакомлюсь с этим документом и начну работать над ним.
  — И вы сейчас же сообщите нам, как только уясните себе все дело?
  — Возможно, это отнимет у меня некоторое время, и я не могу заранее точно определить срок.
  Марта кивнула Джейн и сказала:
  — Хорошо, Джейн, мы сейчас поедем за копией договора и опустим ее в почтовый ящик.
  Глава 5
  Перри Мейсон в шляпе, сдвинутой на затылок, появился в коридоре как раз в ту минуту, когда Делла выходила из его личного кабинета.
  — Господи помилуй! — воскликнула она. — Почему вы снова явились сюда?
  — Был на совещании у окружного прокурора.
  — Ну и что же?
  — Решил заглянуть сюда, чтобы узнать, нет ли чего новенького? Все уже ушли?
  — Джексон в библиотеке.
  — Разыскивает прецедент, чтобы утвердиться в своем мнении?
  — Конечно.
  — Джексон никогда не бывает удовлетворен. Если он работает над судебным делом, в котором упоминается темная лошадь с белой правой задней ногой, то его не удовлетворяет прецедент, где речь идет просто о темной лошади, а он непременно ищет более близкий прототип, где упоминается, что правая задняя нога лошади была белой.
  Делла улыбнулась.
  — Да, — произнесла она, — правая задняя должна быть обязательно белой. В этом весь Джексон.
  — Что за дело занимает его сейчас? — спросил Мейсон.
  — Договор на аренду нефтеносного участка. Сюда пришли две сестры — одна из них маленькая застенчивая дама, которая вам бы понравилась, а вторая — мрачная и настойчивая, явно не в вашем вкусе. Мне кажется, что она способна в конце концов забрать деньги себе.
  — Так это и бывает обычно, — заметил Мейсон. — И что такое случилось с этим договором на аренду?
  — Какой-то хитрец вставил пункт о том, что договор не может быть расторгнут в течение шести месяцев даже при нарушении обязательств со стороны арендатора.
  — Вероятно, — сказал Мейсон, — возникли какие-нибудь новые обстоятельства, и арендатор решил использовать этот сомнительный пункт, чтобы возобновить работу.
  — Нет, здесь что-то другое. Речь идет об острове, находящемся в тридцати милях от залива, на реке. Видимо, это прелестное местечко, пригодное для постройки жилища какого-нибудь миллионера, желающего иметь целый остров в единоличном владении.
  Мейсон ухмыльнулся:
  — В наше время главная проблема заключается в том, чтобы найти такого миллионера.
  — Они уже нашли его — это Паркер Бентон.
  Мейсон присвистнул.
  — Продажа острова уже обсуждена, и существует проект договора. Но договор на аренду, очевидно, сорвет продажу.
  — Давно ли Джексон занялся этим делом?
  — Примерно час назад. Думаю, что он ожидает возвращения двух сестер, которые обещали принести ему полную копию договора. Однако он не хочет, чтобы они знали о том, что он все еще здесь. Он просил их опустить этот договор в наш почтовый ящик. А я слышала, как он сказал по телефону своей жене, чтобы она не ждала его к обеду.
  — Опять?
  — Да, опять и опять. Если бы я была его женой, я бы потребовала, чтобы он носил при себе удостоверение личности с фотографией, чтобы я могла его узнавать, когда он приходит домой. Честно говоря, я думаю, что она видит его так редко, что не помнит, как он выглядит. Он постоянно торчит здесь в библиотеке, по уши погруженный в чтение судебных отчетов.
  — Пойдем, Делла, посмотрим на него, — проговорил Мейсон, открывая дверь в библиотеку.
  Джексон сидел за своим столом, на котором полукругом были разложены открытые книги. Он так увлекся чтением, что не заметил вошедших.
  Мейсон остановился в дверях, наблюдая за ним. Джексон был похож на рыболова, который, сидя на берегу глубокого озера с удочкой в руках, уже несколько раз вытаскивал ее без всякого улова, а теперь отчаянно ищет среди своих приманок ту, на которую форель в конце концов клюнет.
  — Хелло, Джексон, — сказал Мейсон. — Как поздно вы работаете!
  Джексон взглянул на него, не сразу выйдя из своего очарованного мира.
  — Чрезвычайно интересный случай, мистер Мейсон, — сказал он. — Договор на аренду нефтяного участка, в одном пункте которого сказано, что если арендная плата своевременно не будет внесена, то арендатор теряет все свои права. А в другом пункте сказано, что в течение шести месяцев договор сохраняет свою силу, если ни одна из сторон в письменной форме не заявляет о своем желании расторгнуть его. Любопытное дело.
  Мейсон сел на уголок другого стола, вынул сигарету, закурил и спросил:
  — Что-нибудь уже нашли?
  — И да и нет.
  — Какова же ваша версия?
  — Первый вопрос заключается в том, насколько правомерно вставлять в договор пункт о нарушении условия. Закон не дает обычно права включать в договоры пункты о конфискациях, штрафах и тому подобном. Таким образом, пункт договора, касающийся ежемесячной арендной платы, и пункт, утверждающий, что договор не может быть расторгнут, являются взаимоисключающими.
  — Не забывайте, что речь идет об аренде на нефть и газ, Джексон, — сказал Мейсон.
  — Но тем не менее это ведь договор, не так ли?
  Мейсон встал, подошел к книжной полке и взял книгу в красной обложке. Перелистав несколько страниц, он протянул ее Джексону.
  — Взгляните-ка вот сюда, Джексон. Здесь сказано, что при аренде нефтяного источника пункт о возможном нарушении обязательств и конфискациях допустим и обычно всегда наличествует.
  Джексон выпрямился на стуле:
  — Это действительно так?
  — Да, именно так. Прочтите отчеты «Джон против нефтяной компании Элберта», «Слэтер против Бонда», «Хэлли против Эугера», — лениво проговорил Мейсон.
  Джексон остался как будто недоволен:
  — Это мне и на ум не приходило. Не понимаю, как это вы входите в библиотеку и в одну секунду, как фокусник, извлекаете на свет именно то, что вам нужно. Мне обычно приходится проделывать долгую и утомительную работу, прежде чем удастся найти то основание, на котором я могу строить свою работу.
  Мейсон ответил:
  — Теория, на основании которой вы хотите работать, обычно является именно той, которую не хочет признавать ваш противник. Сколько времени вам понадобится на то, чтобы высказать свое мнение по поводу дела, с которым к вам обратились сегодня эти сестры?
  — Надеюсь, что добуду какой-нибудь материал уже до послезавтра. Если мне повезет и дело не окажется чересчур сложным.
  Мейсон вернулся к столу, снова сел на его уголок, опираясь правой ногой о пол и вяло покачивая левой в воздухе.
  — Ну а если будет уже слишком поздно?
  — Ничем не смогу помочь.
  — Насколько я понял, арендатор может воспрепятствовать владелице острова продать его?
  — Это так.
  — Многое, конечно, зависит от того, насколько сильно хочет купить этот остров Паркер Бентон, — заметил Мейсон.
  — Но одно бесспорно, — ответил Джексон. — Он не захочет вести судебный процесс. Однако лично я не вижу другого выхода. У арендатора, безусловно, есть основания обратиться в суд, и мы ничем не сможем ему помешать.
  — А договор на аренду зарегистрирован?
  — Нет, видимо, арендатор понимал, что, как только договор будет зарегистрирован, ему необходимо будет сейчас же приступить к бурению скважин, и он не хотел спешить с этим делом.
  — Кто этот арендатор? — спросил Мейсон.
  — Его имя Скотт Шелби.
  — У него есть телефон?
  — Я не узнавал.
  Мейсон обратился к Делле:
  — Взгляни, пожалуйста. — Затем он повернулся лицом к Джексону и сказал, улыбаясь: — Есть такой сорт людей, с которыми необходимо обращаться грубо.
  — Да, я думаю так же. Однако юриспруденция принадлежит к точным наукам, и всегда возможно найти законный выход из положения, если взяться за дело умеючи.
  — Да, если ты достаточно умен, чтобы найти лазейку, и к тому же можно не торопиться. Что касается меня, то я предпочитаю другую тактику обращения с грубиянами.
  — Какую же? — спросил Джексон.
  — Удар в челюсть!
  Джексона покоробило.
  — Мне даже страшно от одних ваших слов. Я ненавижу насилие и не нахожу для него оправданий.
  — А мне это по вкусу, — задорно сказал Мейсон.
  Делла Стрит подняла глаза и взглянула на Мейсона, ожидая знака. Он кивнул ей в ответ.
  Сейчас же после этого она, покрутив телефонный диск, набрала номер и заговорила:
  — Будьте любезны позвать мистера Скотта Шелби. Вызывают из конторы мистера Мейсона.
  Мейсон подошел и встал рядом с ней.
  Делла заговорила:
  — У телефона мистер Шелби? Одну минуту, вам звонят из конторы мистера Мейсона. Он хочет поговорить с вами.
  — Хелло, Шелби! — включился в разговор Мейсон.
  В ответ раздался осторожный вопрос:
  — Со мной говорит мистер Перри Мейсон?
  — Правильно!
  — О чем вы хотите поговорить со мной?
  — Есть ли у вас адвокат?
  — Нет. Зачем он мне?
  — Он вам понадобится. Я хочу сказать вам кое-что неприятное и поэтому предпочел бы говорить с ним.
  — Если вы имеете в виду мой арендный договор на добычу нефти, то мне вовсе не нужен адвокат. Мне известно по поводу подобных сделок больше, чем любому адвокату, которого я когда-либо видел. Что именно вы хотите сказать мне?
  — Хочу поговорить о договоре, который вы заключили с миссис Келлер.
  — И что же вы хотите сказать о нем?
  — А что, если вы сами расскажете мне о нем?
  — Здесь просто не о чем говорить, мистер Мейсон. Договор очень прост и ясен. Изложен на общепринятом деловом языке и точно выражает суть дела, — спокойно объяснил Шелби.
  — И отпечатан, — добавил Мейсон.
  — Да, конечно. Это удобнее для чтения.
  — Несомненно, но именно для вас.
  — Переходя к сути дела, — продолжал Шелби, — сообщу вам, что согласно договору я должен платить владельцу за аренду по сто долларов в месяц до тех пор, пока не приступлю к бурению скважин. Если бы я не платил этих денег, владелица имела бы право расторгнуть договор по своему желанию. Это справедливо, не так ли?
  — Да, как будто так.
  — Однако в договоре есть еще один пункт, в котором сказано, что если владелица не сообщит мне в письменной форме о желании расторгнуть договор, то в течение ближайших шести месяцев я вправе приступить к эксплуатации в любое удобное для меня время. Видимо, владелица упустила из виду этот пункт договора.
  — Скажите, — спросил Мейсон, — этот фокус вы придумали сами или позаимствовали у кого-нибудь?
  — Нет никакого смысла переругиваться по телефону, мистер Мейсон. Насколько мне известно, владелица решила продать свою землю. И я вовсе не желаю, чтобы она лишила меня моих законных прав. С другой стороны, я не хотел бы лишать ее возможности совершить выгодную сделку. Послушайте, мистер Мейсон, почему бы вам не приехать ко мне для личной беседы? — вкрадчиво проговорил Шелби.
  — Приезжайте вы ко мне. Я буду ждать вас у себя.
  — Нет, предпочитаю вести беседу в своей конторе. Вы знаете, как ведутся подобные дела. Видимо, заинтересованные в купле и продаже лица уже обо всем договорились. А я вовсе не собираюсь отказываться от своих интересов, если не буду принужден к этому. Вам следует приехать ко мне.
  — Хорошо, я приеду, — согласился Мейсон.
  — Когда?
  — Через десять минут.
  — Отлично!
  Опустив телефонную трубку, Мейсон обратился к Джексону:
  — Уберите все ваши книги и ступайте домой.
  Джексон глядел на Мейсона испуганными глазами.
  — Боже милостивый, — сказал он, — вы хотите встретиться с этим человека, хотя даже и не видели договора, из-за которого возник весь спор!
  — Бьюсь об заклад, что ознакомлюсь с ним во всех деталях уже через четверть часа. Идем, Делла, я хочу иметь свидетеля.
  — Не могу ли я быть вам полезен? — неуверенно спросил Джексон.
  — Черт возьми! Нет. Этот парень — грубиян, и беседа с ним будет резкой. С вами может случиться нервный припадок. Делла, пошли!
  — Иду.
  Бесцветные глаза Джексона испуганно смотрели вслед уходящим.
  Глава 6
  Дверь конторы Шелби была заперта. Мейсон постучал и сейчас же услышал шум приближающихся шагов. Коренастый мужчина с сутулыми плечами впустил посетителей. У него было бледное лицо с высоким лбом и темными беспокойными глазами. Казалось, он был взволнован. Однако его выдавало лишь выражение глаз, лицо в целом производило впечатление человека сдержанного, как правило, не теряющего самообладания.
  — Мистер Мейсон?
  — А вы, видимо, Шелби.
  Они обменялись рукопожатиями.
  — Позвольте представить вам мисс Стрит, моего секретаря.
  — Входите, пожалуйста.
  Шелби проводил их через контору в свой личный кабинет и здесь представил им даму:
  — Мисс Эллен Кэшинг, владелица конторы по торговле недвижимым имуществом. Эта контора находится в том же здании, что и моя; так как мисс Кэшинг всегда остается здесь на работе допоздна, то я попросил ее зайти ко мне. — Он улыбнулся, словно прося извинения, и добавил: — Откровенно говоря, мне хотелось иметь свидетеля при нашем разговоре, и я вижу, что та же мысль появилась и у вас, мистер Мейсон.
  — Правильно, — ответил Мейсон. — Мисс Стрит также является свидетельницей; итак, нас двое против двух. Этот вопрос улажен.
  — Согласен, — произнес Шелби.
  — Итак, что же вы предлагаете, мистер Шелби? — спросил Мейсон.
  — Я, конечно, вовсе не хочу мешать вашей клиентке в ее коммерческих делах.
  — Давайте обойдемся без предисловий, — сказал Мейсон. — Нам обоим они вовсе не нужны. Мы оба люди деловые и можем прямо перейти к сути дела.
  — Скажите, на какие условия согласится ваша клиентка? — спросил Шелби.
  — Не имею никакого понятия.
  — Она послушается вашего совета?
  — Не знаю.
  — На какие уступки пошли бы вы лично?
  — На очень незначительные, — сказал Мейсон, усевшись в безмятежной позе и скрестив ноги. — Не хочет ли кто-нибудь сигарету?
  — Я курю сигары, — ответил Шелби.
  Делла Стрит и Эллен Кэшинг взяли по сигарете. В тот момент, когда Мейсон подносил Эллен зажженную спичку, он внимательно взглянул на нее. Блондинка, возраст около тридцати лет, серо-зеленые глаза. Красивая и гибкая фигура с узкой талией и плоским животом. Она сидела очень прямо и, положив ногу на ногу, слегка покачивала носком изящной ножки.
  Она перехватила взгляд адвоката и ответила на него легкой усмешкой, словно говоря: «Я не сомневаюсь, что вы будете разглядывать меня!»
  Мейсон ухмыльнулся и вновь взглянул на Шелби.
  — Если вы надеетесь на легкую победу, то ошибаетесь, — сказал он.
  — Я понял это в ту минуту, когда вы подошли к телефону.
  — Итак, мы вполне понимаем друг друга, — констатировал Мейсон.
  — Не считайте меня вымогателем: я и понятия не имел ни о какой продаже острова, пока миссис Келлер сама не сказала об этом моему агенту сегодня в банке.
  Мейсон промолчал. То ли потому, что считал этот вопрос несущественным, то ли потому, что счел Шелби лжецом.
  Шелби также молча наблюдал за ним.
  — Ваш ход? — спросил Мейсон.
  — Я намерен написать заявление об аренде нефтеносного участка в контору, оформляющую продажу острова, а копию заявления послать самому Паркеру Бентону. Я, собственно говоря, уже написал заявление и приложил к нему копию договора на аренду. Однако мне бы не хотелось приводить этот план в исполнение. Насколько мне известно, сделку можно уже считать законченной. Бентон, безусловно, не пожелает видеть на своей земле нефтяную вышку. Ему, вероятно, никто не говорил о том, что я имею определенные права на эту землю, и лишь мое письмо откроет ему глаза.
  — У вас нет решительно никаких прав, — сказал Мейсон.
  — Мой арендный договор определяет и закрепляет мои права.
  — Весьма двусмысленный договор.
  — Не согласен. Кроме того, это не имеет значения. Паркер Бентон не захочет потратить тридцать тысяч долларов на судебный процесс.
  — Но и вы не пожелаете обращаться в суд, — сказал Мейсон.
  — Нет, пожелаю, если это будет нужно для защиты моих прав. Но надеюсь, что это не понадобится.
  — Вам это обойдется в десять тысяч долларов — узнать, есть ли у вас какие-нибудь права.
  — А кроме того, — продолжил Шелби, — дело будет разбираться пять лет.
  — И все это время вы ежемесячно будете платить миссис Келлер сто долларов.
  — Но и вашей клиентке это обойдется недешево.
  — Естественно, — согласился Мейсон.
  — Паркер Бентон откажется от покупки острова в ту минуту, как прочтет мое заявление.
  — Но вам это нисколько не поможет.
  — Однако вашей клиентке это нанесет большой урон.
  — Но мы можем подать и встречный иск.
  — Бентон не захочет ввязываться в такое дело. Давайте рассуждать здраво, мистер Мейсон. Я ведь вовсе не хотел помешать продаже острова. Я просто хотел сохранить свои права на аренду. Я совсем не знал о том, что владелица собирается продать остров, до тех пор, пока…
  — Продолжайте.
  — До тех пор, пока миссис Келлер сама не сказала об этом моему агенту, который хотел вручить ей пятьсот долларов арендной платы в помещении банка.
  — А откуда вы знаете имя покупателя острова?
  — Миссис Келлер сама сказала моему агенту.
  — Но откуда вам известно, что уже достигнута полная договоренность и сделка почти состоялась?
  Глаза у Шелби забегали.
  — И об этом она сказала моему агенту.
  — Вам, видно, известна и сумма, которую получит клиентка?
  Шелби вдруг заявил резко:
  — Я думаю, что этот пристрастный допрос, которому вы меня подвергаете, не принесет вашей клиентке ни малейшей пользы, мистер Мейсон.
  — Сколько хотите получить вы? — спросил Мейсон.
  Шелби посмотрел ему прямо в глаза:
  — Если вы непременно хотите знать точную цифру, то пожалуйста — десять тысяч.
  Мейсон встал, подал знак Делле и произнес:
  — Думаю, что больше нам говорить не о чем.
  — Я бы сказал, что вам следует обдумать мое предложение, — предостерег его Шелби. — Бентон платит за остров гораздо больше, чем он стоит, и никто другой никогда не даст подобной цены. Для вашей клиентки это очень выгодное дело.
  Мейсон, направлявшийся уже к выходу, обернулся и сказал:
  — Полагаю, что следует предупредить вас о том, что когда я ввязываюсь в драку, то веду ее ожесточенно и грубо.
  — Валяйте, — ответил Шелби. — Говоря откровенно, я тоже не цветок душистых прерий.
  — Я рад, что мы понимаем друг друга.
  — Мистер Мейсон, предупреждаю: как только вы выйдете из моей конторы, я немедленно пошлю по почте заявление, о котором вам говорил.
  — А я — тоже без промедления — подам на вас в суд за мошенничество. Этот договор составлен противозаконно. А затем я выясню, не был ли он подписан на основании фальшивых документов.
  — Ну что ж, делайте, как знаете. Но, пока вы управитесь с этим делом, Бентон успеет купить и продать полдюжины других земельных участков. А миссис Келлер, оставшись без покупателя, снова предоставит мне аренду на эксплуатацию нефтяных источников.
  Мейсон заколебался:
  — Вы полагаете, что Бентон предложил ей бо́льшую сумму, чем любой другой потенциальный покупатель?
  — Безусловно!
  — Насколько бо́льшую?
  — Бентон согласен заплатить тридцать тысяч долларов, — сказал Шелби. — Остров стоит никак не больше пятнадцати тысяч. Таким образом, если миссис Келлер заплатит мне десять тысяч долларов отступного, то и в этом случае у нее будет на пять тысяч больше того, на что она могла бы рассчитывать.
  — Вы считаете, что весь остров стоит не более пятнадцати тысяч?
  — Правильно!
  — И вы хотите получить десять тысяч отступного за то, что не будете препятствовать этой сделке?
  — Пусть это будет выражено теми словами, которые вы изволили употребить.
  — Но сумма правильная? Десять тысяч долларов?
  — Да.
  — Это твердо? — спросил Мейсон.
  — Да.
  — Хорошо, — ответил Мейсон, — запомните, что вы сами сказали, что Бентон согласен платить гораздо больше, чем стоит эта земля.
  — Зачем мне помнить об этом?
  Мейсон хмыкнул:
  — Это может иметь значение для суда, когда он будет выносить решение о размерах убытка, который вы нанесли моей клиентке. Как только вы помешаете этой продаже, я подам на вас в суд за нанесение материального ущерба.
  — И ровно ничего не добьетесь!
  — Я запомню это высказывание!
  Шелби произнес:
  — Я надеялся, что мы сможем по-дружески разрешить этот вопрос, мистер Мейсон.
  — Но на условиях, поставленных вами?
  — Я бы мог немного уступить.
  — Сколько?
  — Тысячу, максимально две.
  — Это ваше окончательное решение?
  — Абсолютно.
  — Спокойной ночи, — сказал Мейсон и отворил дверь, пропуская вперед Деллу Стрит.
  Шелби резко встал из-за стола и последовал за Мейсоном:
  — Послушайте, мистер Мейсон, ведь речь идет о крупной сделке и…
  Мейсон вышел в коридор и закрыл за собой дверь, прервав Шелби на полуслове. Подойдя к лифту, Мейсон нажал кнопку вызова.
  — Вы думаете, что он был готов на дальнейшие уступки? — тихо и с любопытством спросила Делла.
  — Конечно.
  — Тогда почему же вы его не выслушали?
  — Потому что он не согласится на сумму ниже пяти тысяч. А сейчас он впадет в панику и начнет рвать на себе волосы. У нас еще много времени. Пусть он почувствует, что я очень упрям и нисколько не тороплюсь. Это заставит его сильно сбавить цену.
  — Вы были с ним достаточно грубы!
  — Угу.
  — А эта его свидетельница?
  — Они друг друга стоят.
  — Вы так думаете? Пожалуй. Она показалась мне очень хищной.
  — Не забывай, что у нее своя контора по торговле земельными участками. Шелби был прекрасно осведомлен о предстоящей сделке между Бентоном и миссис Келлер. Знал цену острова и то, что стороны достигли соглашения. Сложи два и два и скажи мне, какова сумма.
  Делла произнесла, улыбнувшись:
  — Четыре.
  — Правильно, именно четыре.
  В эту минуту подошел вызванный ими лифт, и из раскрывшейся двери на площадку, где помещалась контора Шелби, вышел мужчина. Он было направился к конторе, но, увидев Мейсона, остановился в полном удивлении.
  — Ах, сержант Дорсет из уголовной полиции! Зачем вы явились сюда, сержант? Разыскиваете какой-нибудь труп?
  Дорсет вернулся к лифту и, обращаясь к лифтеру, сказал:
  — Поезжайте дальше и возвращайте сюда лифт через одну-две минуты. Я хочу поговорить с ним.
  Мейсон приветливо улыбнулся:
  — С удовольствием. У меня сегодня состоялась интересная беседа с окружным прокурором. Беседа с вами может оказаться хорошим противоядием.
  Дорсет проигнорировал слова Мейсона.
  — К кому вы приходили сюда?
  Мейсон улыбнулся, но промолчал.
  — Ну что ж, хотите молчать, молчите! Однако меня это удивляет.
  — Так я и думал.
  Дорсет спросил, указывая пальцем на дверь конторы Шелби:
  — Вы знаете что-нибудь о попытке отравления?
  Мейсон прижал своей ногой туфлю Деллы:
  — Как вы полагаете, зачем я явился сюда?
  — Именно это меня и интересует, Мейсон. Вот что я скажу вам: если вы явились сюда в качестве защитника особы, совершившей покушение на убийство, и стараясь замять это дело, то вы уже проиграли. Врач, который выкачивал содержимое из желудка Шелби, уже успел произвести анализ и дал свое заключение. Доза мышьяка, которую он там обнаружил, могла бы убить лошадь, а не только человека. Вот почему я и пришел сюда. Ну а вы?
  — Допустим, что мы явились сюда по одному и тому же делу.
  Дорсет нахмурился:
  — Хорошо. Можете скрытничать. Но помните о том, что я предостерег вас. Спокойной ночи.
  — Прощайте, — сказал Мейсон и снова вызвал лифт.
  Дорсет энергичным шагом направился к конторе Шелби.
  — Вы поняли, что на мистера Шелби было совершено покушение? — спросила Делла.
  — Вот это новость! Отравление? Это уже что-то.
  Глава 7
  На следующее утро, в восемь сорок Мейсон вошел в свою контору. В ответ на удивленный взгляд Деллы он сказал:
  — Да, пришел раньше, чем обычно: хочу лично побеседовать с этой миссис Келлер, как только она придет сюда. Быть может, я узнаю от нее какие-нибудь подробности, которые помогут мне в борьбе с этим мошенником Шелби.
  — Я даже еще не успела вытереть пыль с вашего стола, — сказала Делла.
  — Неважно. Я зайду сначала в библиотеку и немного пороюсь в книгах. Становлюсь похожим на Джексона и начинаю искать прецеденты. Интересно, принесли ли эти сестры копию договора, как обещали?
  — Я еще не заглядывала в почтовый ящик. Сама только что пришла.
  — Загляни! — сказал Мейсон.
  Делла вышла за дверь и сейчас же вернулась, держа в руках конверт.
  — Они принесли то, что обещали.
  Мейсон вскрыл конверт и вынул копию договора. Подошел к своему столу, отодвинул вертящееся кресло, сел в него и забросил ноги на стол — все это он проделал, не отрывая глаз от документа, который держал в руках.
  — Делла, когда Джексон приходит на работу? — спросил он.
  — Ровно в девять часов и ни минутой позже. По его появлению можно проверять часы. Думаю, что он пользуется всегда одной и той же машиной и считает это прецедентом, который не может быть изменен. Иногда он работает в конторе до одиннадцати часов вечера. Однако на следующее утро он приходит все равно точно в девять часов.
  — Узнай, пришла ли на работу Герти? Я хочу увидеть миссис Келлер, как только она войдет в контору.
  Делла взялась за телефонную трубку:
  — Хелло, Герти! Я хотела знать, здесь ли ты? Мистер Мейсон уже пришел. Он хочет видеть миссис Келлер, как только она придет сюда в контору. Можешь сказать об этом Джексону? Что такое?.. Подожди минутку…
  Делла обернулась к Мейсону и сказала:
  — Герти не знала о том, что вы уже пришли, мистер Мейсон. Только что в контору приходил какой-то мужчина, а Герти сказала, что вы приходите в девять тридцать. Он обещал вернуться позднее.
  — Как его имя? — спросил Мейсон.
  — Сейчас узнаю. — И через минуту сказала: — Это был Паркер Бентон.
  — Он еще не ушел?
  — Только что вышел и направился к лифту.
  — Догони его и верни сюда, — распорядился Мейсон.
  Делла положила телефонную трубку и выбежала на лестницу. В кабинет Мейсона вошла Герти.
  — Извините, пожалуйста, мистер Мейсон, — произнесла она робко, — я не знала, что вы уже здесь, и даже еще не видела мисс Стрит.
  — Не огорчайся, Герти. Но мне очень нужен тот господин, который только что приходил.
  Через минуту раздался стук в дверь, и Мейсон, взглянув поверх плеча Деллы, встретился с парой серо-стальных глаз, пристально разглядывавших его из-под кустистых бровей.
  — Извините, мистер Бентон, — сказал Мейсон, — девушка в приемной не знала о моем приходе, а я чисто случайно пришел сегодня раньше обычного. Входите, пожалуйста.
  Мужчины обменялись рукопожатиями.
  Бентон был мускулист, широкоплеч, лет пятидесяти от роду. Темные волосы, в которых уже появились серебристые нити, были зачесаны со лба прямо назад. На нем не было шляпы, а загорелое лицо свидетельствовало о том, что он много времени проводит на открытом воздухе. У него, вероятно, был излишек веса фунтов двадцать, но двигался он легко, а рукопожатие его было крепким и сердечным.
  — Случайно узнал, что некий мистер Джексон в вашей конторе занят разбором одного дела, в котором я очень заинтересован. Именно об этом я и хотел побеседовать с вами.
  — Садитесь, пожалуйста, — произнес Мейсон, — кто сказал вам о мистере Джексоне?
  — Джейн Келлер.
  — Вы виделись с нею?
  — Нет, говорил по телефону.
  — Не согласитесь ли вы изложить мне ваше дело?
  — Полагаю, что суть дела вам уже известна.
  — Я бы желал услышать обо всем из ваших уст, — улыбнулся Мейсон.
  — Нет смысла скрывать что-либо и осторожничать. Кота уже выпустили из мешка.
  Мейсон предложил посетителю сигарету.
  — При создавшихся обстоятельствах я бы хотел услышать от вас подробное описание этого кота для того, чтобы быть уверенным, что мы оба говорим об одном и том же животном.
  Бентон сверкнул открытой улыбкой:
  — Вчера вечером некто по имени Шелби позвонил мне и сказал, что ему стало известно о том, что я собираюсь купить остров у миссис Келлер. Он заявил, что если я настаиваю на этой покупке, то мне придется прежде всего договориться с ним, так как у него имеется договор на аренду нефтеносной земли на этом самом острове и он как раз теперь приступает к бурению скважин. Он добавил также, что я, очевидно, собираюсь поселиться на этом острове и мне вряд ли понравится, если у меня в саду будут построены нефтяные вышки.
  — Что вы ответили ему? — спросил Мейсон.
  — Задал ему несколько вопросов, чтобы уяснить себе всю картину.
  — Ну а после этого?
  Бентон засмеялся:
  — После этого я послал его к черту. Ненавижу, знаете ли, когда меня пытаются шантажировать.
  Мейсон кивнул:
  — А теперь прошу вас сказать мне, насколько, по вашему мнению, законны его притязания?
  — Лично я считаю их вполне незаконными. Договор на аренду был заключен уже пять месяцев назад. К тому же без соблюдения необходимых формальностей. Считаю, что этот договор уже расторгнут, поскольку арендатор до сих пор не приступил к эксплуатации. Несмотря на наличие в договоре одного сомнительного пункта, я считаю, что Шелби уже потерял все свои права. А если передать дело в суд?
  — Полагаю, что мы выиграем процесс.
  — Долго ли он может продолжаться?
  Мейсон в раздумье провел рукой по своим волнистым волосам.
  — Говорите, мистер Мейсон, — нетерпеливо сказал Бентон, — я ведь деловой человек. У меня есть свои адвокаты. Я просто пытаюсь ускорить это дело.
  — Конечно, многое зависит от силы сопротивления, с которой мы столкнемся. Не знаю, простой ли это блеф со стороны Шелби или он согласен затратить некоторую сумму денег, защищая свои интересы.
  — Он готов затратить деньги, — ответил Бентон.
  — Вы вообще знаете этого человека?
  — До сих пор не знал. Но теперь узнал кое-что. Есть несколько постоянных агентов, которым я поручаю составление досье на своих контрагентов.
  Мейсон молча посмотрел на собеседника, побуждая его продолжить рассказ.
  — Сознаюсь: я очень заинтересован в этой покупке, если ее возможно будет осуществить. Конечно, я не соглашусь на то, чтобы в моем саду стояли нефтяные вышки и чтобы мой бассейн для плавания превратился бы в нефтяной резервуар.
  Мейсон кивнул, и Бентон продолжал:
  — Скотт Шелби — прожектер. Он груб и, вероятно, нечист на руку. Кроме того, он ловелас и повеса. Дважды был женат и разведен. Его нынешняя, третья, жена чуть ли не вдвое моложе его. Никто ничего не знает о его финансовых делах. Он постоянно крутится вокруг банков: то вкладывает, то изымает свои деньги. Утверждают, что почти все свое состояние он в виде наличных денег носит в поясе, надетом на тело. Кредит его равен нулю.
  — А подоходный налог? — спросил Мейсон.
  Бентон развел руками:
  — Вы будете делать свои выводы, а я — свои. Таким образом, мы не рискуем быть привлеченными к ответственности за клевету.
  Мейсон взглянул на Бентона и спросил:
  — Зачем вы пришли ко мне?
  — Я хотел уяснить себе, насколько законны претензии Шелби.
  — У вас ведь есть и свои адвокаты?
  — Я полагал, что вы лучше осведомлены, чем они.
  — Но все же скажите — зачем вы пришли сюда?
  Бентон рассмеялся:
  — Хорошо, Мейсон, ваша взяла.
  — Ну, начинайте.
  — Согласен. Кладу свои карты на стол. Этот остров стоит, вероятно, от пятнадцати до двадцати тысяч долларов. Я же даю за него тридцать тысяч и очень хочу купить его.
  — Действительно так хотите?
  — Да, очень.
  — Вы хотите сказать, что готовы дать отступного этому Шелби, лишь бы отвязаться от него?
  — Денежная сторона меня мало волнует. Принципиальная — значительно больше. Не желаю приобрести репутацию человека, которого легко шантажировать. Однако я хочу приобрести этот остров. И если будет необходимо уплатить этому Шелби, чтобы отвязаться от него, я заплачу ему эти деньги. Вы поняли меня?
  Мейсон кивнул.
  — Ну так вот, — продолжал Бентон, — Шелби устроил блеф и будет бороться с нами, если сможет. Однако ему, как и всякому другому, вовсе не хочется начинать судебный процесс.
  — У вас есть еще что-то на уме? — спросил Мейсон.
  Бентон пристально взглянул на Мейсона:
  — Скажите, вы никому не поручали позвонить мне сегодня утром?
  — Нет.
  — Сегодня очень ранним утром мне позвонила женщина, видимо, очень хорошо осведомленная. Она отказалась представиться.
  — Зачем она звонила?
  — Она посоветовала мне пригласить всех заинтересованных лиц на прогулку по реке на яхте. По ее словам, это создаст благоприятную атмосферу для полюбовного решения вопроса.
  — Голос был вульгарный? — спросил Мейсон.
  — Отнюдь нет. Приятный молодой голос.
  — Разговор был долгий?
  — Нет. Минуты две-три.
  — И что вы думаете по этому поводу? — поинтересовался Мейсон.
  — Конечно, анонимность звонка настораживает. Здесь может быть ловушка. Но совет мне показался разумным. Собраться всем и поговорить в приятной обстановке. А какую тактику вы мне можете посоветовать на переговорах, мистер Мейсон?
  — Полагаю, что Шелби больше опасается такого хода с вашей стороны: вы обращаетесь к правлению нефтяной компании и получаете от них подтверждение на право покупки всего острова вместе с нефтяными участками. Компания ведь не несет никакой ответственности за договор на аренду, заключенный с Шелби. И тогда вы сможете предложить ему возбудить судебное дело против вас.
  — Но я окажусь вовлеченным в долгий судебный процесс, — возразил Бентон.
  — Я лишь объяснил вам, что именно беспокоит мистера Шелби, — ответил Мейсон.
  Бентон кивнул:
  — Понял вас. Благодарю.
  — Если он начнет судебное дело, то это обойдется ему весьма дорого.
  — Да, конечно, — согласился Бентон.
  — Мы припугнем Шелби судом, чтобы заставить его отказаться от своих претензий и не мешать окончательному оформлению вашей покупки. Таким образом, вы станете владельцем спорной земли, и именно ему придется обращаться в суд. Безусловно, его такой расклад не устроит.
  Бентон сжал губы и неожиданно спросил:
  — Скажите, мистер Мейсон, вы женаты?
  — Нет.
  — Очень прошу вас принять участие в сегодняшней прогулке на моей яхте. Мы отплываем около четырех часов пополудни. На яхте достаточно кают. Не желаете ли пригласить кого-нибудь с собой?
  Мейсон вопросительно взглянул на Деллу Стрит, которая ответила ему едва заметным утвердительным кивком.
  — Хорошо, я приглашу секретаря, мисс Деллу Стрит.
  — Отлично. Можете пригласить и еще кого-нибудь. Я хочу придать этой прогулке чисто развлекательный характер. После того как мы все перезнакомимся и немного освоимся, мы сядем за стол, чтобы переговорить о деле. Очень признателен вам, мистер Мейсон, вы подсказали мне тактику отношений с этим шельмой Шелби!
  — Где назначена общая встреча?
  — За вами приедет моя машина в три тридцать. Ну а мистер Джексон? Захочет ли он поехать?
  Мейсон рассмеялся:
  — Боюсь, что, перерыв все напечатанные судебные отчеты, Джексон нигде не найдет прецедента, в котором бы судебное дело разбиралось на борту яхты.
  — Вы хотите сказать, что он ничего не делает без прецедента?
  — Никогда, — подтвердил Мейсон.
  — В таком случае он нам не нужен, — резюмировал Бентон.
  — Согласен. Мы вернемся домой поздно вечером? — спросил Мейсон.
  Бентон прикусил губу, а затем улыбнулся:
  — Откровенно говоря, мистер Мейсон, я так не думаю. Но не хочу, чтобы об этом знали остальные приглашенные. Мы поплывем к нашему пресловутому острову. А должен вам сказать, что именно в этот сезон после жаркого и сухого дня к вечеру обычно от реки поднимается туман. И если он бывает густым, возвратиться невозможно. Вы поняли меня?
  — Понял.
  — Отлично. Захватите с собой небольшой саквояж с вещами, которые могут понадобиться для ночевки, и не удивляйтесь тому пестрому обществу, которое встретите на борту.
  Глава 8
  Громадная яхта длиной сто тридцать футов мягко скользила по заливу. Тиковое покрытие палубы, великолепные и комфортабельные палубные кресла, мебель красного дерева в салонах — все создавало атмосферу роскоши и спокойного наслаждения благами жизни.
  Пока Паркер Бентон знакомил Перри Мейсона с собравшимися на его яхте гостями, адвокат подумал, что вряд ли можно подобрать более удачную компанию, если ставить себе целью заранее скомпрометировать возможное судебное дело.
  Обстановка на яхте располагала к дружескому общению гостей, одновременно давая им почувствовать финансовую мощь хозяина яхты. Мейсона представили Джейн Келлер, а вслед за этим — и Лаутону Келлеру, в глазах которого промелькнул легкий оттенок враждебности. Деверь миссис Келлер отнюдь не одобрял вмешательства адвоката в дела своей невестки. Бентон позаботился о том, чтобы собрать на борту яхты все заинтересованные стороны, вплоть до Марты Стенхоп и ее дочери.
  Скотт Шелби чувствовал себя не в своей тарелке. Он старался скрыть это, форсируя дружеское общение со всеми присутствующими. Однако его фамильярность выглядела неискренней.
  Знакомство с женой Шелби, Марион Шелби, приятно удивило Мейсона. Молодая женщина, примерно двадцати пяти лет от роду, с темными, почти черными волосами и большими серо-голубыми глазами была проста и естественна в общении. Казалось, что она ничего не знала о деловой стороне этой светской прогулки, влиятельные знакомые мужа ей нравились, и она откровенно наслаждалась жизнью.
  Паркер Бентон распорядился подать коктейли и обратился к собравшимся:
  — Прошу вас воздержаться пока от всяких деловых переговоров. Лишь после обеда мы сядем за большой стол и обстоятельно обсудим наши дела. А пока что отдыхайте и наслаждайтесь жизнью в меру своих сил!
  Владелец яхты повел своих гостей на экскурсию, показывая каюты, различные хитроумные приспособления в них, общие салоны и залы. Когда гостей предоставили самим себе, Мейсон вышел на палубу и облокотился на борт яхты, с удовольствием ощутив на своем лице влажное дыхание бриза.
  Залив остался уже позади, и они вошли в устье реки. Ширина русла не превышала здесь одной мили, и рулевой, проходя через этот извилистый и местами предательский участок реки, осторожно лавировал между бакенами, которые указывали фарватер.
  Яхта двигалась вперед медленно, как рыбка в холодном бассейне. День был жаркий и сухой, но со стороны залива начало подниматься едва заметное облачко тумана, хотя синева неба оставалась ясной и незамутненной.
  Мейсон услышал сначала чьи-то шаги, а затем голос Скотта Шелби:
  — Я хотел бы поговорить с вами, мистер Мейсон. Наедине.
  — Боюсь, что не соглашусь на это.
  — Что вы хотите этим сказать?
  — Мистер Бентон сказал нам, что просит всех собраться для совместного обсуждения после обеда и избегать частных переговоров.
  — Но я хотел поговорить с вами совсем на другую тему!
  — О чем же?
  — О вашем друге — сержанте Дорсете. Он въедливо расспрашивал меня о том, зачем вы приходили ко мне.
  — Любознательный парень.
  — Случилась ведь довольно необычная история.
  — Вы не обязаны рассказывать мне об этом.
  — Да, но мне хотелось бы рассказать.
  — Я защищаю интересы Джейн Келлер и поэтому не могу быть вашим представителем.
  — Это мне понятно.
  — Тогда зачем же вы затеваете беседу со мной?
  — Я хотел поговорить с вами о Дорсете. Он мне не нравится. Мне кажется, что он заваривает какую-то кашу. Точнее — готовит судебное дело.
  — Какое и против кого?
  — Не знаю, но хотел бы знать. Несколько дней назад меня пытались отравить.
  — В самом деле? — вежливо поинтересовался Мейсон.
  — Да. Я вначале думал, что это случайное, бытовое отравление недоброкачественной пищей. Но, видимо, я ошибался. Так, во всяком случае, считает Дорсет. И он собирается раздуть из этого большое дело.
  Наступило минутное молчание, во время которого слышен был лишь легкий шелест воды за бортом.
  Затем Мейсон произнес:
  — Это все?
  — Я обедал вместе с женой в ресторане, но мы ели разные блюда: я заказал говядину с жареным картофелем, а она — устриц и овощи. Я пил красное вино, она — белое. Десерт у нас был одинаковый. Она после этого почувствовала легкое недомогание, а я расхворался всерьез. Все признаки типичного пищевого отравления.
  — Правильно.
  — Что вы считаете правильным?
  — Я хотел сказать, — ответил Мейсон с ухмылкой, — что так можно было подумать.
  Шелби взглянул на адвоката, и в его темных беспокойных глазах мелькнуло раздражение.
  Мейсон стоял, опираясь локтями на перила палубы и глядя вниз на мелкие пенистые волны, возникающие на поверхности воды.
  После некоторого молчания заговорил Мейсон:
  — Видимо, мы направляемся к острову.
  — Да, очевидно, так, — сказал Шелби, а через секунду добавил: — Но мы говорили об отравлении.
  — Да, вы действительно говорили о нем.
  — Я был очень плох и вызвал врача. Тот же самый врач обследовал и мою жену. Я объяснил ему, что у меня пищевое отравление, вероятнее всего, от каких-то консервов, так как я чувствовал жжение и металлический привкус во рту.
  — Понятно, — сказал Мейсон.
  — И знаете, что случилось?
  — Нет, не знаю.
  — Ваш друг Дорсет явился ко мне вчера вечером и заявил, что я был отравлен мышьяком. Он явно собирается раздуть из этого криминальное дело.
  — Какое, например?
  — Он задавал мне массу всяких вопросов. Есть ли у меня враги и тому подобное. Боже милосердный, я вовсе не хочу, чтобы мое имя попало в газеты в связи с уголовным делом. Особенно теперь, когда я веду сразу несколько крупных дел.
  — Что думает Дорсет о том, как мышьяк попал в вашу тарелку?
  — В этом-то весь вопрос! Он хотел, чтобы об этом сказал ему я. Я же считаю: пускай идет в ресторан и допрашивает поваров.
  — Скажите, отравился ли еще кто-нибудь?
  — Дорсет сказал, что никаких жалоб не поступало.
  Мейсон посмотрел вверх. Солнце уже заходило, и с реки начал подниматься легкий туман. На палубу вышла Карлотта Бентон и оживленно обратилась к собеседникам:
  — Ах вот вы где! И у обоих серьезные лица. Я надеюсь, что вы не испортили себе аппетит перед обедом, беседуя на деловые темы?
  — Нет, совсем наоборот. Мистер Шелби рассказывал мне о своей недавней болезни, — ответил Мейсон.
  Шелби слегка толкнул ногой Мейсона и поспешил пояснить:
  — Пищевое отравление после посещения ресторана.
  — Надо всегда соблюдать осторожность. Надеюсь, вы сейчас уже поправились? — участливо спросила миссис Бентон.
  — Абсолютно здоров.
  — Но вы действительно бледны.
  — Я всегда такой.
  — Сейчас я собираю всех на коктейль. Обед будет подан через тридцать минут. Паркер хочет, чтобы вы все успели выпить коктейль заблаговременно: так полезнее, по его мнению.
  — Скажите, — простодушно спросил Мейсон, — мы направляемся в определенное место или просто катаемся без цели?
  — Я ничего не скажу вам. Приказы хранятся в запечатанных конвертах.
  — Мы, вероятно, направляемся к острову? — спросил Шелби.
  Она засмеялась:
  — Не хочу показаться вам невежливой. Но я замужем уже двадцать лет. За это время я усвоила, когда следует предоставлять слово своему мужу.
  Мужчины вежливо улыбнулись и последовали за хозяйкой в гостиную. По радио передавали танцевальную музыку. Делла Стрит танцевала с Паркером Бентоном и, как заметил Мейсон по ее блестящим глазам, была в приподнятом настроении. Марион Шелби танцевала с Лаутоном Келлером. Глядя на чуть насмешливое выражение ее лица, Мейсон предположил, что Лаутон пытался слегка поухаживать, но этим лишь позабавил Марион.
  Скотт Шелби не мог скрыть своей обеспокоенности и нервозности. Он тихо сказал Мейсону:
  — Скорей бы Бентон заканчивал свою развлекательную программу и переходил к обсуждению деловых вопросов.
  — У вас есть какие-нибудь конкретные предложения?
  — Возможно, что они и появятся.
  Стюард в белой куртке внес поднос с коктейлями, и вокруг него собралось общество. Завязалась беседа.
  Шелби делал попытки направить разговор в деловое русло, но Бентон решительно пресекал их.
  С наступлением темноты мглистая дымка, которая поднималась с водной поверхности, начала понемногу превращаться в настоящий туман. Когда все общество разместилось за обеденным столом, послышался первый предостерегающий гудок судна. После этого гудки звучали уже регулярно через определенные промежутки времени, напоминая собравшимся о том, что они находятся на воде и двигаются в густом тумане.
  — Похоже, что мы не сможем сегодня вернуться назад, — озабоченно сказал Паркер Бентон.
  — Вы боитесь плавания в таком тумане? — спросила Делла.
  — Да, конечно, это далеко не безопасно при таком русле.
  — Можно столкнуться с другим судном? — робко спросила Джейн Келлер.
  — Нет, нам угрожает не так столкновение с другим судном, как то, что мы можем сесть на мель и застрять здесь надолго, — ответил Бентон.
  — Но я вовсе не хочу оставаться ночью на яхте, — заявила миссис Стенхоп и взглянула на сестру.
  — Боюсь, что выбора нет. На яхте много удобных кают, и мы прекрасно устроим всех наших гостей.
  — Послушайте, — прервал его Скотт Шелби, — зачем вы это устроили? Вы не хуже меня знаете, что на этом участке реки всегда бывает по ночам густой туман в такое время года!
  — Отнюдь не всегда, — возразил Бентон.
  — Почти всегда.
  Бентон сказал очень мягко:
  — Оснований для волнения нет. Моторная лодка отвезет вас на берег, в маленький городок приблизительно в десяти милях отсюда. Там есть железнодорожная станция, и поезд доставит вас без промедления домой.
  — Это будет чертовски некомфортно, — ответил Шелби, — а я только что пришел в себя после желудочного заболевания.
  — Пищевое отравление, — уточнила его жена.
  — Ничего не поделаешь, — объявил Бентон, — я не могу рисковать яхтой и жизнью остальных гостей. Если хотите, то можете на лодке и по железной дороге вернуться домой.
  — Но я этого вовсе не хочу.
  — В таком случае оставайтесь с нами, расслабьтесь и постарайтесь просто радоваться жизни вместе со всеми. Кажется, у нас есть еще несколько бутылок замороженного шампанского, — со смехом сказал Бентон.
  — Я избегаю вести деловые разговоры после выпивки, — заявил Шелби.
  В конце обеда, когда на стол были уже поданы кофе и ликеры, яхта неожиданно вздрогнула и дала задний ход. Еще через минуту послышался стук якорной цепи, а шум дизельных моторов замолк.
  Паркер Бентон, угощая гостей сигарами и сигаретами, сказал:
  — Дамы и господа, мы подъехали к острову.
  Гости ответили на эту новость молчанием.
  Бентон обратился к Шелби:
  — Какие у вас предложения?
  — Никаких, — кратко ответил Шелби.
  — Вы останетесь с нами? — спросил Бентон.
  — Возможно.
  Тогда Бентон обратился к Джейн Келлер:
  — Вы поставили на карту тридцать тысяч долларов, миссис Келлер. Мое мнение: лучше получить половину каравая, чем не получить ничего. Я поставил на карту этот остров. Считаю, что иногда маленький компромисс лучше, чем большой судебный процесс. Итак, мистер Шелби, каковы ваши предложения?
  — Десять тысяч долларов наличными, — сказал Шелби, — и я отказываюсь от своих прав.
  — Это слишком много, — твердо сказал Бентон.
  — Мне эта сумма кажется смехотворно маленькой. Я ведь предполагаю, что на острове есть нефть.
  Бентон сосредоточенно следил за кольцами дыма от сигары. Затем он заговорил:
  — Откровенно говоря, мистер Шелби, я надеялся, что миссис Келлер уступит мне эту землю на две тысячи долларов дешевле, чем предполагалось. В таком случае я прибавлю к этим ее двум тысячам свои две тысячи долларов и вручу вам четыре тысячи долларов за отказ от ваших притязаний.
  Шелби упрямо покачал головой.
  — В противном случае, — сказал Бентон, — я либо вовсе откажусь от этой покупки, — тут он мельком взглянул на Мейсона и заговорил медленно, словно размышляя вслух, — либо пойду в правление нефтяной компании с ходатайством о предоставлении мне права на эксплуатацию нефти на острове. Думаю, что все ваши притязания, как и ваш арендный договор, ни черта не стоят.
  — Вы, возможно, добьетесь того, что правление передаст все права вам. Однако практически вы сможете осуществить свои права лишь после того, как все дело будет решено в суде высшей инстанции, — сказал Шелби.
  — Учтено и это, — ответил Бентон с улыбкой, — но для меня время не имеет большого значения. Я ведь не покупаю эту землю с целью спекуляции, я хочу там поселиться сам. Поскольку я не собираюсь перепродавать остров, мне безразлично, сколько времени будет тянуться судебное дело.
  — Ну а что, если процесс выиграю я?
  — Мой адвокат готовит сейчас для процесса весь необходимый материал. Если его мнение совпадет с мнением мистера Мейсона, я, пожалуй, все-таки куплю этот остров и предоставлю вам полную возможность оспаривать свои права в суде в течение неограниченного периода времени.
  Шелби обдумал ход противника и изменил тактику:
  — Это означает, что сделка будет выгодна лишь для адвокатов и ничего не выиграем ни вы, ни я.
  — Но я все же буду владеть островом, — чуть насмешливо улыбнулся Бентон.
  — Я бы не сказал, что мне по вкусу ваше предложение, — выпалил Шелби.
  — Вы имеете возможность выбора. Получите от нас четыре тысячи долларов наличными и забудьте об этом деле. В противном случае над вами будет годами висеть судебное дело и требовать постоянных расходов.
  — Итак, вы предлагаете четыре тысячи — и окончательный расчет?
  Бентон взглянул на Джейн Келлер, затем на Мейсона:
  — Что касается предложенных лично мною двух тысяч, то это окончательное предложение.
  Вмешалась Марта Стенхоп:
  — Джейн, ты понимаешь, что предлагает мистер Бентон?
  Лаутон Келлер веско заявил:
  — Если мистер Бентон действительно хочет купить этот остров, то он может сам уплатить все четыре тысячи долларов. В конце концов, моя невестка продает свою собственность достаточно дешево.
  Бентон взглянул на Лаутона Келлера с нескрываемой неприязнью.
  — Что касается меня, то я высказался достаточно точно. Считаю, что, добавляя две тысячи, я делаю большую уступку. Как правило, лицо, продающее какую-нибудь собственность, само заботится о том, чтобы сделка была законно оформлена.
  — Но вы хотите купить этот остров? — спросил Келлер.
  — Ответ ясен.
  — Вот и заплатите как заинтересованное лицо эти четыре тысячи.
  — Вы хотите сказать, что отказываетесь уступить две тысячи долларов? — спросил Бентон.
  — Лаутон, — вмешалась Марта, — хорошо, если бы вы помолчали. Не будьте таким жадным. В конце концов, решающий голос принадлежит Джейн. Я считаю предложение мистера Бентона вполне приемлемым и справедливым.
  — Миссис Келлер, — сказал Бентон, — ваше последнее слово.
  — Каково мнение мистера Мейсона? — спросила Джейн.
  Мейсон обратился к Шелби:
  — Если мы уплатим указанную сумму, вы готовы официально отказаться от своих претензий и выдать нам соответствующие документы?
  — Нет! — ответил Шелби.
  — В таком случае мы берем назад свое предложение. Я не собираюсь спорить с вами из-за такой суммы.
  — Почему?
  — Потому что подобная торговля ослабит наши позиции. Мы сделали определенное предложение. Вы — тоже. Теперь еще кто-нибудь, возможно, захочет сделать третье. Я не желаю вести дела подобным образом. Соглашайтесь на четыре тысячи, и мы покончим с нашим спором. Если же вы станете дожидаться нового предложения с нашей стороны, то можете прождать еще целую зиму.
  — Ну что ж, пусть так, — ответил Шелби.
  — А теперь скажите мне, — спросил Мейсон, — являетесь ли вы одним-единственным арендатором?
  — Что вы хотите этим сказать?
  — Я хочу узнать: нет ли у вас компаньона?
  Шелби поднял руку, погладил подбородок, а затем прикрыл ладонью рот. При этом он старался не встречаться глазами с Мейсоном и со своей женой.
  — Не понимаю, какая вам разница? — заявил он.
  — Разница большая, — ответил Мейсон. — В частности: решаете ли вы поставленную задачу единолично или вынуждены согласовать свои действия со своим компаньоном?
  — Если я договорюсь с вами, то это будет окончательное решение. Однако я не соглашусь на поставленные вами условия.
  — Я требую от вас точного ответа, — сказал Мейсон, — являетесь ли вы единственным владельцем арендного договора?
  — Как бы то ни было, я несу полную ответственность.
  — Точно ли обозначены ваши личные права на этот договор?
  — Это не имеет никакого отношения к нашему делу.
  — Совсем наоборот, — заявил Бентон, — я не желаю вести деловые переговоры ни с кем, кроме фактических владельцев договора, и притом непременно со всеми владельцами.
  — Ну ладно, — взорвался Шелби, — у меня действительно есть компаньон, который имеет равные со мной права. Однако этот компаньон полностью предоставляет мне право на переговоры и принятие решения.
  — Можно узнать имя вашего компаньона? — спросил Бентон.
  — Эллен Кэшинг, — неохотно ответил Шелби.
  Марион Шелби встретилась глазами с Мейсоном, затем быстро отвела взгляд.
  — И вас только двое? — спросил Бентон.
  — Двое.
  — И больше никто не заинтересован в этом деле?
  — Нет.
  — Ну и какова же окончательная сумма отступного, которую вы хотите получить?
  — Десять тысяч долларов.
  Бентон улыбнулся:
  — Пора спуститься в салон и потанцевать. Здесь мы, видно, зря теряем время.
  — Это ведь стоящая аренда, — сказал Шелби, — и я могу надавить на владельца собственности.
  — Не собираюсь обсуждать с вами ваши права и возможности. Что касается меня лично, то уже завтра днем я либо вовсе откажусь от этой покупки, либо пойду с ходатайством в правление нефтяной компании о предоставлении всех прав мне. Я еще не знаю окончательно, какое из двух решений я приму завтра.
  Раздался неуверенный голос Лаутона Келлера:
  — Если вы уж так категорически настроены, то я бы не хотел, чтобы…
  — Вы уже высказали нам свое мнение, — оборвал его Паркер Бентон.
  — Но ведь мы могли бы изменить…
  — Лично я не желаю больше принимать участие в этом споре. Если хотите, попытайтесь договориться с мистером Мейсоном. Надеюсь, что подходящий мне участок я найду в другом месте.
  — Ну что ж, — вдруг заявил Шелби. — Пусть будет так. Это устраивает и меня.
  — А теперь, чтобы закончить нашу встречу по-дружески, предлагаю всем присутствующим взглянуть на каюты, в которых им предстоит провести ночь. Те, кто захочет еще потанцевать, соберутся в салоне, а кто хочет спать, останется у себя. Однако прошу тех, кто придет в салон, забыть обо всех деловых вопросах, которые мы обсуждали. Мы будем лишь танцевать и веселиться. Во всех семи каютах, где вы разместитесь, есть телефоны. Вы можете вызвать стюарда или соединиться с любым из гостей, находящихся в каютах.
  Сказав это, Бентон вызвал стюарда, чтобы он разместил всех по каютам.
  Лаутон Келлер вдруг заявил:
  — Учтя все обстоятельства, считаю, что Джейн следует пойти на уступки. Лучше скинуть еще две тысячи долларов, чем участвовать в судебном процессе.
  — Я не желаю, — зарычал Шелби, — чтобы мною играли. Идите вы все к черту! Где моя каюта? Я остаюсь ночевать на этой проклятой яхте только потому, что не желаю ехать в лодке в такую темень и холодрыгу. Но я первым сойду с яхты, когда мы вернемся в город, и смею вас уверить, мистер Бентон, что, как только вы построите себе дом на острове, я немедленно поставлю нефтяную вышку перед вашими окнами. И я сделаю это даже в том случае, если не буду знать наверняка, есть ли там действительно нефть.
  Паркер Бентон ответил весьма холодно:
  — Там будет видно. Не знаю, какими средствами вы располагаете, но думаю, что раньше, чем вы успеете выстроить нефтяную вышку, вы пожалеете о том, что вообще когда-либо видели такую вышку. Желаю всем спокойной ночи. Я ухожу в свою каюту и займусь чтением. Думаю, что стюард сумеет устроить всех, кто желает остаться на яхте, со всеми удобствами. Если же кто-нибудь захочет уехать, лодка доставит его на железнодорожную станцию к одиннадцатичасовому поезду. И еще раз: желаю всем спокойной ночи.
  Глава 9
  Перри Мейсон полулежал в белоснежной постели и читал при свете ночной лампочки. Он успел прочесть всего одну главу, когда рядом с ним тихо, совсем непохоже на городские звонки, зазвенел телефон.
  Подняв трубку, он услышал голос Деллы Стрит.
  — Шеф, мне здесь ужасно страшно!
  — Да, атмосфера после обеда резко изменилась.
  — Как вы думаете, что может случиться?
  — Не знаю. Бентон, похоже, разозлился на Лаутона. А возможно, он просто решил, что компромисс должен обойтись ему не дороже двух тысяч долларов. Вполне вероятно также, что у него на примете другой земельный участок.
  — Это все, конечно, разумные предположения. Однако мне почему-то кажется, что Бентон не такой человек. Уж если он чего-то захочет, то непременно добьется своего.
  Мейсон засмеялся:
  — Делла, опомнись, мы ведь обсуждаем нашего хозяина, и весьма возможно, что нашу беседу кто-то слышит.
  — Меня это не волнует. Я тут пытаюсь читать книгу, которую взяла в библиотечке на яхте.
  — Ну и как?
  — Сначала она показалась мне увлекательной, но вышло, что это не так. Я все время думаю о людях, находящихся здесь, на яхте: все такие разные, некоторые испытывают откровенную неприязнь друг к другу. И этот густой туман, который заставил всех ночевать под одной крышей… Вы были на палубе?
  — Да, совершил один круг, прежде чем улегся в кровать.
  — Ужасно густой и скверный туман, верно?
  — Да, верно. Что с тобой, Делла? Ты так взволнована.
  — Была. Сейчас начинаю успокаиваться.
  — Хочешь, пойдем в салон, послушаем музыку?
  — Нет, ведь вам, наверное, это ни к чему. Холодно и сыро. Просто хотелось услышать ваш голос, шеф. У меня тревожное состояние.
  — Почему?
  — Сама не знаю. Действует атмосфера вражды и ненависти.
  — Милая Делла, я тебя понимаю. Долгая служба у адвоката среди уголовных дел пагубно влияет на твое воображение. Тебе мерещатся ужасы. Советую немного почитать, а потом крепко уснуть. Утром туман рассеется, а с ним уйдут и твои страхи.
  Она засмеялась:
  — Видимо, я действительно стала чересчур мнительной. Однако вы должны признать, что здесь чрезвычайно неуютно. Густой туман, флюиды жадности и ненависти. А под нами — холодная черная вода.
  — Утро вечера мудренее. Спокойной ночи, Делла.
  — И вам также, — сказала она и повесила трубку.
  Мейсон снова уткнулся в книжку, однако она не вызывала у него никакого интереса. Он погасил лампу и решил заснуть. Попытка не увенчалась успехом. Его начала угнетать окружающая тишина, лишь слегка нарушаемая шумом речной воды. Плинк, плинк… плинк… — плескалась вода.
  Он ворочался в кровати, пока ему это не надоело. Снова зажег свет и попытался читать. Около полуночи его терпение лопнуло. Он встал с постели, полностью оделся и вышел прогуляться по палубе.
  Нос яхты был направлен против течения. Слышалось журчание воды, омывающей спущенный якорь.
  Мейсон дошел до кормы. Там неподвижно, как статуя, стоял ночной дежурный матрос, укутанный в пальто и плащ. Его нисколько не интересовали находившиеся на яхте гости. Его дело — отстоять вахту и дождаться смены.
  Мейсон развернулся к носу яхты. Нога наткнулась на кусок каната, и он отбросил его в сторону. Дойдя до середины правого борта, он остановился и, погрузившись в собственные мысли, простоял так минут десять. Неожиданно раздался женский крик, разорвавший тишину, после чего до него донеслись беспорядочные всплески воды.
  Мейсон взглянул в сторону кормы. Фигура ночного дежурного исчезла. Быть может, он бросился к кричавшей на носу яхты женщине? Мейсон направился туда же. Он услышал топот босых ног, и вслед за этим на него налетела человеческая фигура. Руки Мейсона ощутили мягкий и тонкий шелк одежды, а ноздри почувствовали легкий аромат духов. Женщина, столь внезапно оказавшаяся в его объятиях, была в полной панике. Сердце ее, казалось, старалось выскочить из сведенного судорогой тела. В руке тускло блестел металлический предмет. При слабом свете Мейсон увидел, что это револьвер.
  Снова раздался крик с носа яхты. Но на этот раз кричал мужчина. Это были слова, знакомые морякам всего мира: «Человек за бортом! Человек за бортом!»
  Неясные звуки, похожие на удары тела о борт яхты, раздались за бортом с противоположной стороны. Потом все смолкло. Ни всплесков воды, ни ударов тела о борт. Со всех сторон стали открываться двери, и на палубу выбегали испуганные люди. Слышались громкие голоса, шум бегущих ног.
  — Пожалуйста, — произнес хриплый от волнения женский голос, — пожалуйста, отпустите меня!
  Мейсон увидел, что держит в своих объятиях Марион Шелби.
  — Что случилось?
  — Нет, нет, пожалуйста!
  Мейсон вынул револьвер из ее руки:
  — Что это такое?
  Она сделала какое-то конвульсивное движение и прижалась к нему еще теснее. Ее колени подогнулись, а тело стало оседать. Адвокат хотел удержать Марион от падения, но она стремительно вырвалась из его рук и бросилась бежать по палубе. В руках Мейсона остались лишь обрывки ее шелковой рубашки.
  Палуба ярко осветилась лампами, а в воду бросили спасательный круг с подсветкой.
  Паркер Бентон, одетый в пижаму, халат и ночные туфли, положил руку на плечо Мейсона:
  — Что случилось?
  — Кто-то крикнул: «Человек за бортом!» — и послышался всплеск воды.
  — А звук выстрела вы слышали?
  — Какой-то громкий звук слышал, но не знаю, был ли это выстрел.
  Бентон распорядился зажечь все поисковые огни.
  Поверхность воды мгновенно заискрилась мириадами огней. С палубы спустили маленькую лодку на веслах, которая кружила по контуру яхты. Матрос склонился за борт.
  — Прошу всех выйти на палубу! Нужно удостовериться, не исчез ли кто-нибудь, — громко произнес Бентон. Затем он обернулся к Мейсону: — Вы находились на палубе и одеты так, как будто не ложились спать.
  — Нет, я лег и попытался заснуть. Но мне это решительно не удалось, и я встал, оделся и вышел на палубу.
  — И долго вы гуляли, прежде чем случилось это ЧП?
  — Право, не знаю. Возможно, минут двадцать.
  — Вы кого-нибудь видели здесь?
  — На корме стоял мужчина, которого я принял за вахтенного дежурного.
  — А еще кого-нибудь?
  — Видел женщину в ночной рубашке, которая пробежала по палубе.
  — Какую женщину?
  — Боюсь, что не могу вам ответить, — сказал Мейсон, глядя прямо в глаза Бентону.
  Бентон посмотрел на него долгим взглядом:
  — Поймите меня правильно, Мейсон. Я ведь хозяин яхты. — Он повернулся и ушел.
  На яхте кипело оживление: двери с шумом открывались и закрывались, слышны были разговоры и споры проснувшихся гостей, чей-то повелительный голос отдавал краткие и четкие приказы.
  На воду спустили моторную лодку, которая непрерывно курсировала вокруг яхты. Прошло минут десять. К Мейсону, все еще стоявшему на носу, подошла Делла и оперлась рукой на перила рядом с ним.
  — Что случилось, шеф?
  Не отрывая глаз от поверхности воды, он ответил:
  — Не знаю, Делла. Не волнуйся.
  — Исчез мистер Шелби, — сказала она.
  — Я считал это вероятным.
  — Его жена была на палубе, — продолжала Делла, — и говорит, что… — Она осеклась. — К нам кто-то идет. Видимо, это Паркер Бентон. Он очень мрачен. Интересно, а что, если…
  — Не уточняй ничего, Делла.
  Бентон направился прямо к Мейсону и многозначительно произнес:
  — Мейсон, Скотт Шелби исчез!
  — Да, я слышал об этом.
  — Его жена была на палубе, и ее видели бегущей после выстрела.
  — В самом деле?
  — Вы не опознали ее впотьмах? — спросил Бентон.
  Мейсон промолчал.
  — Она говорит, что муж позвонил ей по телефону и казался очень взволнованным. Он просил ее принести на палубу револьвер, который оставил в их каюте на столике. Он якобы находился на носу яхты и просил ее поспешить, так как это вопрос жизни и смерти.
  — И как же поступила миссис Шелби?
  — Она выскочила из каюты, даже не надев халат и туфли, и с револьвером бросилась на зов своего мужа. Уже подбегая к носу яхты, смутно различила фигуру мужчины, который вроде бы вел поединок с кем-то, кто не был виден. Вероятно, противник находился под тем местом, где стоял Шелби, на нижней палубе.
  Бентон умолк, пристально вглядываясь в лицо собеседника.
  — Так. И что дальше? — спросил адвокат.
  — Человек сделал неловкое движение и упал за борт. Затем она услышала звук выстрела и всплеск воды. Она подбежала к борту и наклонилась над ним. На лицо упавшего в воду попал луч света от фонаря с яхты, и она узнала своего мужа. По ее словам, он делал беспорядочные движения руками, как тяжело раненный человек, который пытается плыть. Он окликнул ее по имени и пытался что-то сказать ей. Однако разобрать его слова она не смогла. Затем он прекратил всякие движения, и течение увлекло его под днище. Она тщетно надеялась, что он выплывет по другую сторону яхты. Марион Шелби сказала мне, что вы остановили ее на палубе. Однако более связно объяснить, зачем и что происходило дальше, она не смогла.
  — Ваш рассказ в основном совпадает с тем, как я представлял себе это происшествие, — прокомментировал Мейсон.
  — Но в нем есть неувязки.
  — Вот как?
  — Да, — твердо заявил Бентон. — Прежде всего потому, что Шелби никак не мог звонить по телефону с носа яхты в свою каюту.
  — Почему же? — спросил Мейсон. — Там ведь есть маленькая закрытая телефонная будка. Вы сами указали на нее, когда проводили экскурсию по яхте. Я, конечно, не знаю, звонил ли Шелби своей жене из этой кабинки, я просто спрашиваю: почему вы исключаете такую вероятность?
  — С этой телефонной системой на яхте не так просто, как кажется. Здесь есть одна тонкость.
  — А именно?
  — Я не хотел иметь на яхте телефонистку, и поэтому пришлось провести две независимые линии связи.
  — Это становится интересным, — заметил Мейсон.
  — Телефонная линия для пассажиров связывает каюты между собой и дает возможность вызвать стюарда. А служебная линия не имеет контактов с пассажирской. И лишь в одной каюте есть аппараты обеих линий, пассажирской и служебной.
  — В вашей?
  — Да. Я могу говорить с машинным отделением, с капитаном, с камбузом — вообще с любым отделом. По другой линии я могу позвонить в любую каюту и в помещение стюарда. Скотт Шелби никак не мог позвонить своей жене в каюту из служебной телефонной будки, находящейся на носу.
  — Из нее можно позвонить только в вашу каюту или в другое служебное помещение?
  — Правильно. Именно так.
  — И что из этого следует?
  — А следует то, что, если Марион Шелби действительно говорила по телефону со своим мужем, он звонил ей либо из чьей-нибудь каюты, либо от стюарда.
  — Ну и?.. — спросил Мейсон.
  — Все каюты сегодня были заняты. А что касается стюарда, то он пользуется моим абсолютным доверием. Он служит у меня уже несколько лет. Сегодня — большой прием на яхте, и я просил его взять на себя дежурство до двух часов ночи. Он охотно согласился, так как чрезвычайно предан мне.
  — Быть может, он уснул? — предположил Мейсон.
  — Он сидел за столом и читал, когда все это случилось. Он не слышал звука выстрела, но слышал, что чье-то тело билось о борт яхты.
  — Итак?
  — Итак, я попал в чрезвычайно трудное положение. Один из моих гостей исчез, а то объяснение, которое выдвигает его жена, неприемлемо.
  — Я так не считаю.
  — Но она ведь говорит, что муж звонил ей из будки на носу яхты. Когда я демонстрировал яхту гостям, то действительно указал на эту будку. Из этого гости сделали ошибочный вывод, что оттуда можно позвонить и в каюту, тогда как в действительности это невозможно.
  — Извините меня, Бентон, — возразил Мейсон, — но вы никак не сможете доказать, что показания миссис Шелби ложны.
  — Нет?
  — Нет! — уверенно сказал Мейсон.
  — Какова же ваша версия?
  — Возможно, что мистер Шелби действительно сказал жене, что звонит из этой будки, так как он счел возможным соединиться именно из этой будки с каютой.
  — Тогда следует предположить, — сухо продолжал Бентон, — что он звонил либо из занятой кем-то каюты, либо от стюарда. Причем последнее предположение следует отбросить.
  — Сложная и интересная ситуация… — ответил Мейсон. — Кстати, куда делся револьвер, который был в руке у миссис Шелби?
  — Я забрал его себе, так как полицейские офицеры, несомненно, заинтересуются этой уликой. Из него произведен один выстрел, остальные пули на месте.
  Мейсон ответил:
  — Некоторые имеют обыкновение предварительно отстрелять первую пулю, чтобы под спуском не было ничего на случай неожиданного удара.
  — Этот вопрос мы предоставим решать полиции. Насколько я понимаю, вы берете под защиту миссис Шелби? Она договаривалась с вами об этом?
  — Боже милостивый, нет! Я хочу взять ее под защиту, потому что, во-первых, она мне симпатична, а во-вторых, потому что прекрасно знаю, как набросятся на нее полицейские. Они будут готовы пригвоздить ее к кресту. Именно поэтому я пытаюсь понять, что именно произошло в действительности.
  — Боюсь, что ваши попытки обречены на неудачу.
  — Приняты ли меры для того, чтобы найти тело Шелби?
  — Да. Лодки непрерывно кружат по воде. Однако нет никакой надежды, что он еще живой и борется за жизнь. Вероятнее всего, его тело покоится на дне реки, а глубина в этом месте превышает двадцать футов.
  — Скажите, Шелби был раздет или одет?
  — Он и его жена уже легли спать. У них в каюте две составленные вместе кровати. Она, по ее словам, спит всегда очень крепко. Он же, видимо, вскоре после того, как она заснула, встал и снова оделся. Странно, что он не надел ни белья, ни носков. Облачился в брюки и верхнюю рубашку. Надел туфли на босу ногу, пальто и вышел на палубу.
  — А шляпа?
  — Вот это-то и странно. Не надев белья, галстука и шарфа, он для чего-то надел шляпу. Он одевался явно в спешке. Однако никто ничего точно не знает. Жена видела его в последний раз, когда он лег и погасил свет. Миссис Шелби говорит, что муж был раздражен и зол. Видимо, приехав сюда, он рассчитывал договориться с нами.
  — На выгодных для него условиях.
  — Конечно. Он считал четыре тысячи долларов смехотворной суммой. Кроме того, он был оскорблен моей постановкой вопросов. Я не располагаю точными сведениями, но таково общее представление, которое я вынес из беседы с миссис Шелби.
  — А что случилось после этого?
  — Она заснула глубоким сном. Ее разбудил телефонный звонок. Она подняла трубку, однако, по ее словам, не совсем еще проснулась. Услышала голос своего мужа, его приказ немедленно прийти на нос яхты и принести ему револьвер, лежащий на его ночном столике. Он сказал, что она должна бежать моментально, не теряя ни минуты на одевание. Затем в трубке раздался какой-то странный звук. Не то кто-то пытался вырвать телефонную трубку из его рук, не то просто ударил его. Ей показалось, что она слышала шум удара, однако не уверена в этом. К тому же она была в полусне.
  — И как она поступила?
  — Говорит, не размышляла ни секунды: соскочила с кровати, схватила револьвер и бросилась бежать на палубу, в чем была — в одной рубашке и босиком.
  — Следует уведомить обо всем полицию, — сказал Мейсон.
  — Да, я сделаю это, как только смогу высвободить одну лодку от поисков тела в реке.
  — И когда это будет?
  — Тогда, когда я приду к выводу, что всякие дальнейшие поиски бесполезны. Через пять, максимум через десять минут. Пошлю лодку на берег, чтобы немедленно вызвать полицию. Пока что я считаю своей обязанностью, чтобы никто из находящихся на яхте людей не сбежал отсюда до приезда полицейских властей.
  Мейсон кивком выразил свое согласие с этой мерой.
  — У вас нет других предложений? — спросил Бентон.
  — Нет.
  — И никаких замечаний?
  — Никаких.
  — Благодарю вас. Впервые в жизни попал в подобную историю и хотел бы знать: правильно ли я веду себя?
  — По-моему, абсолютно правильно.
  Бентон еще раз поблагодарил Мейсона и удалился.
  Глава 10
  На яхте царило зловещее настроение. Возбужденные пассажиры не находили себе места. Они то разбредались по каютам, то вновь покидали их.
  Команда продолжала свои бесплодные поиски, и сквозь густой туман долетали глухие удары весел по воде.
  Мейсон вместе с Деллой Стрит держались особняком, стоя на носу яхты. От холодного и сырого воздуха Делла продрогла.
  — Какую цель вы преследуете, шеф? Почему мы не можем уйти в какое-нибудь другое место, туда, где тепло и уютно?
  — Хочу здесь дождаться прибытия полиции.
  — Зачем?
  — Во-первых, хочу знать, будут ли искать какие-нибудь улики здесь, на носу яхты. И еще одно. Надеюсь своим одиночеством подтолкнуть кого-нибудь из пассажиров припасть к моей жилетке и пооткровенничать.
  — Вы хотите, чтобы я осталась здесь, с вами?
  — Нет, если ты озябла.
  Делла начала делать разные гимнастические упражнения, пытаясь согреться.
  — Сейчас разгоню свою застоявшуюся кровь. В конце концов, это понятно: нас подняли среди ночи, мы стоим здесь на холодной палубе в густом тумане. А в моей каюте, по-моему, поселилось привидение… Шеф, а каково сейчас положение с покупкой этого острова?
  — Что ты имеешь в виду?
  — Как вы думаете, Бентон купит эту землю?
  — Думаю, что нет.
  — Вы хотите сказать, что убийца Скотта Шелби ничего не выиграет от этого преступления?
  — В данной конкретной операции выигрыша не будет. Бентон знает теперь о существовании арендного договора. И хотя он не зарегистрирован, Бентон не сможет заявить, что ему ничего не известно о договоре. А если Скотт Шелби умер, то всякая возможность компромисса тем самым исключается. Во всяком случае, до тех пор, пока не будет назначен законный наследник, а это длительный процесс. Вероятнее всего, Бентон откажется от этой покупки.
  Делла слушала с таким вниманием, что незаметно для себя перестала заниматься гимнастикой.
  — Продолжай, — смеясь, сказал Мейсон. — Что ты хотела сказать?
  — Из этого следует, что убийцей не мог быть ни один из тех, кто… Вы опрокинули всю мою стройную версию. Я ведь предполагала… — И она умолкла, задумавшись.
  — Я сообщил тебе, какие последствия вытекают из этого убийства согласно закону. Но это, возможно, не имеет отношения к мотиву преступления.
  — Как же так?
  — Убийца ведь может не так разбираться в законах, как адвокат, — усмехнулся Мейсон. — Убийца мог не проанализировать ситуацию. Он мог просто считать, что Шелби мешает ему заработать на этой сделке.
  — Каким образом?
  — Потом, — ответил Мейсон. — Делла, к нам кто-то подходит.
  Во мглистой полутьме стали вырисовываться контуры человеческой фигуры.
  — Хелло! Я и не знал, что здесь кто-нибудь находится, — непринужденно приветствовал их Лаутон Келлер.
  — Вы кого-нибудь ищете, мистер Келлер? — спросил Мейсон.
  — Нет, решил сделать пробежку, чтобы согреться. Я намекнул Бентону, что было бы неплохо угостить разбуженных среди ночи гостей горячим грогом. Однако он заявил, что не желает, чтобы представители полиции унюхали запах спиртного. А я сейчас много бы дал за стаканчик горячего рома.
  — Заманчивая идея, — согласился Мейсон.
  Все несколько принужденно рассмеялись. Лаутон спросил:
  — А выяснили, зачем Шелби среди ночи отправился на нос яхты?
  — Видимо, нет, — ответил Мейсон. — Однако я ни с кем не общался, так как предпочитаю не обременять свои мозги пустыми и надуманными версиями.
  Лаутон Келлер продолжал:
  — Следовало бы сожалеть о погибшем. Однако лично я считал его шантажистом и негодяем. И все же я не хотел бы заключать эту выгодную для Джейн сделку такой ценой.
  — А вы размышляли о том, что смерть Шелби ничуть не меняет положения с этой сделкой?
  — Как же это?.. Я полагал… Откровенно говоря, я вовсе не подумал об этом.
  — Лучше спросите у Бентона о том, какое решение принял он. Наверное, он-то успел все обдумать. Нет, пожалуй, не следует его спрашивать об этом. Это может быть воспринято как давление на него.
  — Вы полагаете, что смерть Шелби ничего не меняет?
  — Наоборот, все осложняется, — ответил Мейсон.
  Келлер помолчал несколько секунд. Рассеянным жестом вынул из кармана сигарету, зажег спичку и закурил. При слабом свете спички было видно, как дрожали его пальцы. Делла взглядом постаралась привлечь к этому внимание Мейсона. Тот нахмурил брови, приказывая ей молчать.
  Озадаченный словами Мейсона, Келлер повернулся, чтобы уйти. Затем передумал.
  — Я хочу вам кое-что сказать. Не знаю, важно это или нет.
  — Слушаю вас.
  — Марджори Стенхоп ходила по палубе незадолго до происшествия.
  — Откуда вам это известно? — спросил Мейсон.
  — Я видел ее.
  — Где?
  — На палубе. Окно моей каюты выходит на палубу. Я встал, закурил и выглянул в окошечко, размышляя о том, рассеется ли туман до утра и когда мы вернемся домой.
  — А палуба была освещена?
  — Нет. Но было достаточно светло, чтобы я мог увидеть гуляющую по палубе женщину и узнать в ней Марджори.
  — Она шла по направлению к носу яхты или к корме?
  — К корме.
  — И при этом выглядела фланирующей или идущей к какой-то цели?
  — Казалось, она куда-то направлялась.
  — Вы говорили об этом кому-нибудь?
  — Нет, никому. Только вам. Вы полагаете, что следовало рассказать всем?
  — Руководствуясь своей собственной совестью.
  — А я не знаю, как мне поступить. Думаю, что полицейские засыпят нас ворохом вопросов.
  — Да уж это как бог свят.
  — Я должен сказать им об этом?
  — Если вас спросят, видели ли вы кого-нибудь на палубе, вам, безусловно, не следует лгать.
  — Да я вовсе и не хочу этого!
  — Однако, если вас не спросят, вы не обязаны добровольно сообщать все, что знаете. Но если сначала вы умолчите об этом факте, а в дальнейшем все же проговоритесь, вы можете попасть в затруднительное положение.
  — Это мне понятно. Я предпочел бы, чтобы они сначала допросили Марджи, а потом меня. Если она сама скажет, что выходила на палубу, тогда все будет в порядке.
  — Ну а если она не скажет?
  — Черт побери, Мейсон, я и не подумал об этом. Если она попытается скрыть свою прогулку, а я расскажу об этом, это прозвучит как прямое обвинение. Не правда ли?
  — Это ваше дело. Я не расположен давать вам советы, — равнодушно произнес Мейсон.
  — Не следует ли мне прямо пойти к Марджи и поговорить с ней об этом? Или лучше выждать и выслушать ее показания?
  Мейсон лениво потянулся и зевнул:
  — Времени для размышления уже нет. Если я не ошибаюсь, к нам подходит лодка с офицерами полиции.
  Издали раздался гудок, и ему ответил короткий гудок с борта яхты. Загорелись бортовые огни, и мощный пучок света был направлен на воду. Показалась лодка, плывущая как бы по световому туннелю среди густого тумана.
  — Это действительно полиция, — произнес Келлер и исчез в тумане.
  — Пожалуй, я выясню, не пошел ли он к мисс Стенхоп, — предложила Делла.
  — Не думаю, чтобы на это хватило времени, Делла.
  Они наблюдали, как дежурный сбросил с яхты канат, который был подхвачен матросом в лодке. Через минуту лодка пришвартовалась к яхте. На борт поднялись два офицера местной полиции, явно взволнованные экстраординарным случаем.
  Всех пассажиров попросили войти в обеденный зал. Один из офицеров, худой, уже старый, с поблекшими глазами, начал добросовестно и разносторонне опрашивать присутствующих.
  — А теперь, — сказал он, — прошу вас всех рассказать все, что вам известно об этом деле.
  Миссис Шелби заявила твердым голосом:
  — Я являюсь единственной свидетельницей того, что произошло. Я уже рассказала все это один раз, а теперь повторю снова. — И она подробно рассказала то, что уже знал Мейсон.
  Шериф внимательно выслушал ее, окинул пристальным взглядом присутствующих и обратился к Мейсону:
  — Вы были на палубе, мистер Мейсон?
  — Да.
  — Что вам известно обо всем происшедшем?
  — Мои впечатления совпадают с рассказом миссис Шелби.
  — Кто-нибудь еще выходил на палубу? — спросил шериф.
  Наступило молчание, в котором ощущалась неловкость.
  — Если бы не этот выстрел, — вмешался помощник шерифа, — то все было бы весьма просто. Человек вследствие какой-то неловкости просто упал за борт. Однако выстрел заставляет нас отнестись к делу совершенно иначе. Уверены ли вы в том, что слышали выстрел, миссис Шелби?
  — Да.
  — У вас в руках был револьвер?
  — Правильно.
  — Но стреляли не вы?
  — Нет, не я.
  — Вы уверены в этом?
  — Да.
  — Один выстрел из вашего револьвера был сделан.
  — Я знаю об этом.
  — Откуда?
  — Мне сказал мистер Бентон, когда я по его просьбе передала оружие ему.
  — Остальные пули остались в револьвере?
  — Насколько мне известно, да.
  Шериф взглянул на своего помощника, а затем вновь обратился к Мейсону:
  — Скажите, зачем вы вышли на палубу, мистер Мейсон?
  — Не мог уснуть.
  — Вы не думали о том, что здесь может что-то случиться?
  — Я не телепат.
  Шериф не улыбнулся.
  — Главное, что необходимо сделать немедленно, — это найти тело.
  — Мы все время без устали ищем его, — вмешался Бентон. — В одном я абсолютно убежден — никакого утопающего на воде уже не было. Вы ведь говорили, что ваш муж хорошо плавал, миссис Шелби?
  — Да, отлично плавал. И если бы он просто упал за борт, он мог бы бесконечно долго держаться на воде, если бы не…
  — Вы имеете в виду огнестрельную рану? — спросил шериф.
  — Да.
  — Знаете ли вы какую-нибудь причину или какого-нибудь человека, который мог желать смерти вашего мужа?
  Миссис Шелби заколебалась, взглянула на Паркера Бентона, затем на Лаутона Келлера, затем снова на шерифа и твердо произнесла:
  — Нет.
  Неожиданно для всех в разговор вмешалась Марджи Стенхоп:
  — Я тоже выходила на палубу.
  — Вы выходили? — удивился шериф.
  — Да, я.
  — Зачем?
  — Я никак не могла уснуть. Сделка, которая обсуждалась здесь, на яхте, имеет громадное значение для меня. Никто себе даже и не представляет, насколько это важно!
  — Что за сделка?
  — Переговоры между мистером Бентоном и Скоттом Шелби.
  — Я объясню все это дело вам несколько позже, — сказал Бентон, обращаясь к шерифу.
  Шериф спросил у мисс Стенхоп:
  — Вы встретили кого-нибудь на палубе?
  — Да. Миссис Шелби.
  — Где?
  — На носу яхты.
  — Что она там делала?
  — Стояла там, как будто ожидала кого-то.
  — Она вам сказала, кого она ждет?
  — Нет.
  — Почему вы сразу не рассказали нам об этой встрече?
  — Мне впервые представилась возможность сказать что-либо.
  Полицейские шепотом обменялись несколькими словами, а затем один из них спросил у миссис Шелби извиняющимся тоном:
  — Я должен задать вам личный вопрос. Скажите, была ли застрахована жизнь вашего мужа?
  — Да.
  — На крупную сумму?
  — Да.
  — Когда именно он застраховал свою жизнь?
  Марион Шелби сделала глубокий вдох:
  — Шестьдесят дней назад.
  Шериф взглянул на всех и сказал:
  — Все могут разойтись по своим каютам. Я должен задать еще несколько вопросов миссис Шелби, и нам лучше остаться с ней без свидетелей.
  Глава 11
  Марион Шелби робко постучала в дверь каюты, занимаемой Мейсоном.
  — Войдите, — откликнулся он.
  Она вошла и несмело сказала:
  — Надеюсь, вы извините меня за то, что я мешаю вашему отдыху… но мне просто необходимо побеседовать с вами.
  Ее красные и опухшие глаза свидетельствовали о том, что она плакала.
  — Что случилось? — спросил Мейсон. — Они были грубы с вами?
  — Да.
  — Выдвинули против вас определенное обвинение?
  — Нет. Но говорили они со мной так, что хуже некуда. Главное — это тот тон, которым они говорили со мной.
  Мейсон кивнул в знак понимания и сочувствия.
  — Мистер Мейсон, я обращаюсь к вам на тот случай, если мне понадобится защитник. Вы ведь понимаете меня?
  — Продолжайте, — подбодрил ее Мейсон, так как она умолкла.
  — Я прошу вас позаботиться обо мне. Защитить меня, если мне нужна будет помощь. Я просто не знаю, что со мной будет в дальнейшем, не представляю себе, что они могут сделать со мной.
  — Ваш муж сказал мне, что его пытались отравить.
  — Да, у нас обоих было пищевое отравление. А теперь утверждают, что в пище действительно был обнаружен яд.
  — У вашего мужа были враги?
  — Да.
  — И много?
  — Полагаю, что да.
  — Как вы ладили между собой?
  Она тяжело вздохнула:
  — Как и многие другие супруги в наше время. Но я всячески старалась сохранить лояльный подход.
  — Вы полагаете, что у него были другие женщины?
  — Не знаю. Никогда не спрашивала его об этом.
  — Но вы думаете, что были?
  — Он возвращался домой очень поздно, обычно среди ночи, и при этом не желал говорить со мной. Свои мысли он держал при себе. Он не мог не видеть моих усилий вести себя так, как ему бы хотелось. Во всяком случае, когда он желал остаться один, я никогда не навязывала ему своего общества.
  — И не задавали никаких вопросов?
  — Никаких. Я полагаю, что именно из-за этого возникает большинство разводов. Супруги слишком вмешиваются в дела друг друга. В конце концов, невозможно же удержать взрослого человека от исполнения собственных желаний. В ту минуту, как один из супругов, а особенно это относится к мужчинам, начинает чувствовать, что кто-то мешает его свободе, он начинает сожалеть о том, что променял холостую жизнь на семейную.
  — Итак, вы испытали некоторое разочарование в супружеской жизни, миссис Шелби?
  — Точнее сказать, если уж вы хотите это знать, разочарование в Скотте Шелби.
  — Был ли у вас какой-нибудь другой, более привлекающий вас мужчина?
  — Нет, — ответила она, прямо глядя в глаза Мейсону.
  — Я хочу задать вам один вопрос, миссис Шелби. Вы сказали мне всю правду насчет сегодняшнего происшествия?
  — Абсолютно всю, мистер Мейсон. Клянусь честью!
  Мейсон размышлял несколько секунд. Затем вдруг спросил ее резко:
  — Скажите, вы звонили по телефону Паркеру Бентону с советом устроить эту прогулку на яхте для удачного завершения деловых переговоров?
  Она удивленно взглянула на него:
  — Кто сказал вам об этом?
  — Вы звонили?
  — Да. Но как вы узнали об этом?
  — Я не знал, я просто спросил у вас.
  — Я сделала это по просьбе мужа. Он пришел расстроенный и сказал, что виделся с адвокатом, который, по его мнению, представляет интересы Паркера Бентона, что у него был шанс уладить одно спорное, но чрезвычайно важное для него дело и что по собственной глупости он не использовал эту возможность. Затем он сказал, что, может быть, еще не поздно уладить это дело и что для этого я анонимно должна поговорить с мистером Бентоном и сказать ему, что он, Шелби очень упрям и неуравновешен, а его жена, наоборот, спокойная и выдержанная женщина, которая сумеет повлиять на мужа. После этого я должна была посоветовать Бентону пригласить нас обоих на прогулку на его яхте в надежде на то, что там, в дружеской обстановке, мы сумеем обо всем договориться.
  — Ну а теперь, — сказал Мейсон, — я задам вам вопрос чрезвычайной важности. Скажите, до этого вечера был ли между вами и вашим мужем какой-нибудь разговор о том, чтобы покататься на яхте Бентона?
  — Нет, не было.
  — Вы убеждены в этом?
  — Да, конечно, Скотт вообще почти и не знал Бентона.
  Мейсон нахмурился.
  — Скотт предлагал мне покататься в конце недели на другой яхте, — продолжала миссис Шелби, — которую он собирался приобрести и хотел перед этим детально осмотреть. Он вместе со своим другом собирался пригласить на прогулку целую компанию…
  Она умолкла, услышав, что кто-то стучит в дверь каюты Мейсона.
  Мейсон подошел к двери и открыл ее. К его удивлению, на пороге стоял шериф, а рядом с ним сержант Дорсет.
  — Зачем вы явились сюда? — спросил Мейсон. — Разве это входит в вашу компетенцию?
  Дорсет ответил жестко:
  — Я пытался остановить ее прежде, чем будет слишком поздно, но, к сожалению, мне это не удалось.
  — Слишком поздно для чего, сержант?
  — Для того, чтобы спасти жизнь Скотта Шелби, — отчеканил Дорсет.
  — Вы знали о том, что его жизни угрожала опасность?
  — У меня было вполне достаточно улик, чтобы сделать такой вывод.
  Мейсон взглянул на него испытующим взглядом:
  — Давайте, давайте, Дорсет. Нет ни малейшей надобности сохранять тайну.
  — Ну что ж, если вы непременно этого хотите, я скажу вам. Я явился сюда потому, что имею ордер на руках.
  — Какой ордер?
  — Ордер на арест Марион Шелби, обвиняемой в покушении на убийство своего мужа при помощи яда. Она всыпала большую дозу мышьяка в обед своего мужа, который, несомненно, погиб бы, если бы не спешная и высококвалифицированная медицинская помощь.
  Марион Шелби отшатнулась так, будто слова Дорсета были пулями, попадавшими прямо в ее тело. Затем она подошла к Мейсону, как бы ища возле него защиты.
  — Вы… Вы не имеете права говорить подобные вещи. Это неправда. Это…
  — Успокойтесь, — сказал ей Мейсон. — Выслушаем сержанта Дорсета до конца.
  — Разве этого недостаточно?
  — Если у вас имеется еще что-то в запасе, хотелось бы узнать и это.
  — В свое время.
  Мейсон заговорил медленно и внушительно:
  — При создавшихся обстоятельствах, миссис Шелби, принимая во внимание то, что вы арестованы, я советую вам вообще не давать никаких показаний.
  — Но я собираюсь отрицать это абсурдное обвинение. Оно абсолютно ложно и сделано со злым умыслом.
  — В этом вы правы. Можете отрицать. Ну а теперь запомните, миссис Шелби: если вы хотите, чтобы я защищал вас, то вам придется точно выполнять мои советы. Представителям прессы вы будете отвечать: «Мне нечего вам сказать», — а в полиции будете повторять только одно: «Не виновата. Однако не собираюсь спорить с вами в отсутствие моего адвоката, а когда он придет сюда, он сам будет говорить с вами».
  — Понятно, — проворчал Дорсет, — по старой формуле.
  — Совершенно верно, — ответил Мейсон. — Всякий раз, как у меня появляется клиент, являющийся жертвой состряпанных обвинений, я неизбежно прибегаю к той же формуле.
  — «Состряпанных обвинений», — рассмеялся Дорсет.
  — Я назвал это именно так, — ответил Мейсон.
  — Ну хорошо, выслушайте все остальное, — сказал сержант. — Она уговорила мужа застраховать свою жизнь в ее пользу, и притом на большую сумму, затем написать официальное завещание тоже на ее имя. После этого она отправилась в аптеку, где купила мышьяк якобы для того, чтобы травить крыс. Однако этот мышьяк каким-то образом оказался в обеденной тарелке ее мужа.
  — Но я и сама была отравлена одновременно с ним! — перебила его Марион.
  — Конечно, — терпеливо возразил ей Дорсет, — однако вы были достаточно осторожны, чтобы в свою тарелку всыпать лишь символическую порцию, в то время как мужу дали смертельную дозу.
  — Это неправда.
  — Помните, какая сумочка была у вас в руках в тот день? Коричневая, из телячьей кожи, в цвет вашего костюма? — спросил Дорсет.
  — Да.
  — Так вот, в этой сумочке мы нашли в бумажке немного оставшегося мышьяка.
  — Нет, этого не могло быть! — с негодованием воскликнула миссис Шелби.
  — И придется сознаться в том, что сами купили этот мышьяк. Вы не потрудились пойти для этого в какую-нибудь отдаленную аптеку, а пошли в самую ближнюю от вашего дома.
  — Зачем мне было идти куда-нибудь еще? Я не собиралась ничего скрывать.
  — Где именно вы купили мышьяк?
  — Будьте осторожны, — подсказал ей Мейсон.
  — Я вовсе не собираюсь быть осторожной, мистер Мейсон. Мне незачем скрывать что-либо. Я купила мышьяк, чтобы травить крыс, и сделала это по просьбе своего мужа.
  — А что вы сделали с ним, принеся его домой? — спросил Дорсет.
  — Отдала мужу.
  Дорсет рассмеялся:
  — Видимо, это побудило его пригласить вас в ресторан и всыпать яд в собственную тарелку! Немного подсыпал вам, а остаток вложил в вашу сумочку. Интересное кино!
  — Я…
  — Возможно, что дело обстояло именно так, сержант, — вмешался Мейсон. — И хотя вы сказали это с целью проявить свое остроумие, вы, быть может, нарисовали правильную картину. Миссис Шелби, больше нам вообще незачем разговаривать.
  Однако Дорсет не унимался:
  — Итак, миссис Шелби с горечью убедилась в том, что яд недостаточно верное орудие убийства. Поэтому сегодня вечером она взяла в руки шестизарядный револьвер из ящика своего мужа, столкнула его в воду, выстрелила в него и после этого начала громко вопить о помощи.
  — Это не так. Я ничего подобного не делала. Я уже обо всем рассказала офицеру, который меня допрашивал, и объяснила, как все это случилось.
  — Я бы сказал, что это удачная выдумка, — вяло возразил Дорсет.
  — Это истинная правда!
  — Послушайте, — сказал Мейсон, — если вы думаете, что стреляла она, то возьмите отпечатки ее пальцев и…
  — Форменная чепуха! — возразил Дорсет. — Я нисколько не верю в эту методику в случаях преднамеренного убийства. Она надела перчатку, нажала на револьверный спуск, а затем выбросила эту перчатку за борт. Из этого револьвера выстрелили совсем недавно, так как в стволе еще сохранился свежий запах пороха. Да она и не отрицает, что держала это оружие в руке в ту минуту, когда был застрелен ее муж.
  — Я вовсе не стреляла!
  — Настаиваю на парафиновой пробе, — заявил Мейсон.
  — Ну а парафин у вас есть?
  — Конечно, нет. Но, может быть, есть здесь, на яхте?
  — Нету! А кроме того, мне не нравится ваша настойчивость. Есть множество способов обмануть следствие. Ну, так: вы не стреляли. А звук выстрела вы слышали?
  — Да.
  — И ваш муж звонил вам из телефонной будки, находящейся на носу яхты?
  — Так он сказал мне.
  — Но откуда же он мог позвонить вам?
  — Сейчас вы начинаете задавать разумные вопросы, — вмешался Мейсон. — И раз уж вы задали этот, то я настаиваю на том, чтобы вы проверили отпечатки пальцев на всех телефонных аппаратах, находящихся на яхте. Быть может, вам удастся обнаружить отпечатки самого Скотта Шелби.
  Дорсет улыбнулся покровительственной улыбкой:
  — Это было бы пустой тратой времени и материалов. Трудно, знаете ли, найти черного кота в темной комнате, особенно если его там нет. Его отпечатки найти невозможно просто потому, что он вовсе не звонил ей. Не мог ей позвонить! Поэтому эта красочная деталь не вызывает никакого доверия. Она, видимо, надеялась, что страховая компания с радостью выдаст ей пятьдесят тысяч долларов, несмотря на то что застрахованный погиб от насильственной смерти через шестьдесят дней после оформления страховки. Она пошла в ближайшую аптеку, где и купила мышьяк, которым пыталась отравить своего мужа. Боже милостивый, до чего же она наивна!
  — Сержант, я еще раз прошу вас проверить отпечатки пальцев. Сделайте парафиновую пробу, — сказал Мейсон.
  — Чепуха! — ответил Дорсет и открыл дверь перед арестованной миссис Шелби. Она вышла из каюты, высоко подняв голову.
  Мейсон поколебался минуту, а затем подошел к шкафу, открыл свой чемодан и вытряхнул из него все содержимое прямо в ящик стола. Вынул из кармана острый перочинный нож, осторожно перерезал телефонный провод, взял, стараясь не оставлять отпечатков пальцев, телефонный аппарат и опустил его в свой чемодан.
  Еще через несколько минут он, уже в пальто и в шляпе, вышел в коридор и постучал в каюту Деллы Стрит.
  — Кто там? — раздался ее голос.
  — Делла, одевайся, да поживее, — через дверь ответил Мейсон, — мы с тобой покидаем яхту.
  — Но разве мы не должны дождаться?
  — Нам нечего ждать, Делла, — ответил он. — Моторная лодка сейчас уйдет в обратный путь, и мы едем на ней. Сюда явился сержант Дорсет с местным шерифом и с ордером на арест Марион Шелби.
  — Но захотят ли они взять с собой и нас? — спросила Делла.
  — Если они вздумают помешать мне уехать, им придется привести для этого весьма серьезные причины. Сейчас начнется всеобщее бегство. Быстрее, Делла. Время не ждет.
  Глава 12
  Пол Дрейк, владелец детективного агентства, научился, подобно практикующим врачам, существовать в специфических условиях своей профессии. Он научился спать в компании трех телефонных аппаратов на ночном столике. Мгновенно просыпался от звонка, механическим движением одной руки включал свет, другой поднимал телефонную трубку. Выслушивал информацию, автоматически запоминал ее, давал указания. Положив трубку на место, он снова опускал голову на подушку и, гася лампу, в ту же секунду засыпал снова. Дрейк часто повторял, что хороший детектив должен обладать двумя обязательными качествами. Во-первых, он нисколько не должен быть похож на детектива, а, наоборот, должен казаться типичным представителем любой другой профессии. Во-вторых, он должен научиться спать и есть тогда и там, когда и где это удается. Если у детектива есть ум, то это помогает в работе, но обязательным не является.
  Он часто выглядел удрученным. Но на попытки Деллы развеселить его всегда отвечал: «Оставь меня в покое, Делла, я упражняюсь в том, чтобы выглядеть как предприниматель, чьи дела идут исключительно плохо».
  Мейсон постучал костяшками пальцев в дверь спальни Дрейка и почти тотчас же услышал приближающееся шлепанье босых ног.
  — Кто там? — спросил Дрейк.
  — Пол! Это я, Перри.
  Щелкнул открывающийся замок.
  — Со мной Делла Стрит, — поторопился добавить Мейсон.
  — В таком случае подождите пять секунд.
  Дверь открылась, и перед ними предстал Дрейк в халате и ночных туфлях. Волосы на его голове были взъерошены. Он бросил на вошедших лукаво-завистливый взгляд:
  — Полагаю, что вы наконец вступили в брак и пришли сообщить мне об этом?
  — Изумительный способ проводить свой медовый месяц! — сказала Делла.
  — Не дури, Пол. Если бы молодожен представил тебя вот в таком виде, как ты есть, своей молодой жене, то ему смело можно предъявить обвинение в преднамеренном неуважении к ней. А она подумала бы, что все мужчины похожи на тебя, и немедленно удрала бы от своего молодого мужа обратно к родителям.
  Дрейк провел пальцами по своим волосам:
  — Если бы вы известили по телефону о своем предстоящем визите, я бы навел на волосы глянцевый лоск и был бы уже выбрит.
  — И промыл бы глаза холодной водой.
  — Конечно. Я бы даже почистил зубы! Здесь холодно, и поэтому я ложусь обратно в постель. Берите себе стулья, присаживайтесь и рассказывайте. Сними мои брюки с того стула, Перри. Осторожно, там в кармане часы. Кстати, который теперь час?
  Мейсон взглянул на свои часы-браслет:
  — Пять часов тридцать две минуты.
  — Почти день, — вздохнул Дрейк. — Что у вас случилось?
  — Пол, дорогой, надо найти труп.
  Дрейк улегся в постель, накрылся одеялом, удобно подоткнул подушку.
  — Черт возьми, конечно. Мне бы пора знать, что вы предпринимаете ночные прогулки не из романтических побуждений, а из уголовных.
  Мейсон освободил стул от брюк Дрейка.
  — Садись сюда, Делла, я сяду на его постель.
  Дрейк отодвинул свои ноги.
  — Ты должен согласиться, что это новый поворот в наших отношениях, Пол.
  — Не нахожу.
  — Обычно мы предъявляем тебе труп и просим найти преступника. На этот раз у нас уже есть обвиняемый, но нет убитого.
  — Нужно осушить озеро или что-нибудь в этом роде?
  — Горячо, но не угадал. Это не озеро, а река.
  — И мне нужно осушить ее?
  — Нет, это сделает полиция.
  — Где же в таком случае мне искать этот труп?
  — В квартире интересной блондинки.
  — Конечно, плевое дело. Это будет примерно в четверть седьмого. Я постучу в дверь и скажу: «Извините, мадам, я представитель бюро статистики. Мы интересуемся, нет ли у вас здесь каких-нибудь трупов, которые вы могли бы передать нам. А если вы вообще устали от них всех, мы могли бы устроить полную распродажу». Можно прикинуться студентом-медиком. Это, пожалуй, удачнее: «Извините, мадам, я студент медицинского колледжа. У нас не хватает трупов для изучения анатомии. Не могли бы вы помочь мне в прохождении курса, предоставив в мое распоряжение имеющийся у вас труп». Все ведь хотят помочь учащимся молодым людям. Для этой роли нужно прийти к ней без шляпы, но с открытой, серьезной улыбкой на лице. Я уверен, что после этого она немедленно откопает и выдаст посетителю вожделенный труп.
  — Я жду, когда ж ты наконец перестанешь паясничать и захочешь ознакомиться с фактами, боясь, что в нашем распоряжении мало времени.
  — О’кей. Излагай.
  — Вся история слишком длинная для того, чтобы рассказать ее в деталях. Я просто изложу тебе свою версию событий и коснусь главных пунктов дела.
  — Начинай.
  — Некто по имени Скотт Шелби, довольно сомнительный тип, интересуется добычей нефти. Женат в третий раз. Сейчас у него жена чуть ли не вдвое моложе его. Первоклассная женщина с чудесными глазами и прекрасной фигурой.
  Дрейк обратился к Делле:
  — Все в порядке, Делла, он не безнадежен! Заметь, что у него не хватает времени, чтобы подробно описать убийство, но когда речь заходит о чьей-то красивой жене, то его рассказ становится детальным и красочным.
  — В дальнейшем ты убедишься, Пол, что он успел заметить не только это, — улыбнулась Делла.
  — В самом деле? — произнес Дрейк. — О’кей, Перри. Что ты можешь еще сказать о мистере Шелби и его прекрасной супруге?
  — Мы совершали совместную прогулку на яхте. Среди ночи крепко спящую жену будит телефонный звонок. Муж приказывает ей немедленно взять револьвер с ночного столика и принести его на нос яхты. Он говорит, что это для него вопрос жизни и смерти и чтобы она бежала на палубу без промедления.
  — После этого она вызывает по телефону тебя, а сама снова засыпает. И теперь ты хочешь, чтобы я отыскал его труп.
  — Нет, не совсем так. Она выскакивает из постели и босиком, в одной рубашке, бросается на палубу с револьвером в руке. Почти добежав до указанного ей места, она видит своего мужа, который как будто борется с невидимым ей противником. Затем он падает за борт, а она слышит всплеск воды. Почти одновременно она слышит выстрел и, закричав, бросается к борту яхты. Наклонившись вниз, она видит лицо своего мужа и слышит, как он называет ее по имени. Он пытается плыть, ударяется о борт яхты, а затем течение увлекает его под днище. Она надеется, что он выплывет по другую сторону, так как он хороший пловец. Однако, добежав до другого борта, она убеждается, что ее надежды тщетны. Так он и не выплыл и не найден.
  — Ну а жена? — спросил Дрейк.
  — Влетает прямо в мои объятия.
  — В котором часу произошло все это?
  — Около полуночи.
  — Отлично, — сказал Дрейк, обращаясь к Делле. — В раннем детстве на уроках каллиграфии я часто переписывал поговорку: «Ранняя птичка добывает лучшего червяка». Но подумай о том, кто терпеливо стоял на палубе, ожидая появления прекрасной женщины. Он, вероятно, простоял там три или четыре часа, прежде чем был вознагражден за свое терпение: прекрасная женщина, трепещущее тело которой прикрыто лишь тонкой тканью ночной сорочки, бежит по палубе и влетает непосредственно в его объятия. Браво, Перри. Меня нисколько не удивляет, что ты потратил много времени на описание прелестей жены Шелби. Кто-нибудь видел убийцу или еще кого-нибудь на палубе?
  — Там не было никого, кроме миссис Шелби.
  — Кстати, куда делся револьвер? Он был у нее?
  — Да, в ее руке.
  — Все пули были в обойме?
  — За исключением одной.
  Дрейк сплел указательные пальцы:
  — Плохо, Перри, очень плохо. Ты подпал под чары красивой женщины, и это отрицательно повлияло на твое юридическое мышление. Если бы эта женщина пришла днем — и одетая! — в твою контору, ты бы не взялся за ее защиту. Но так как она влетела в твои объятия в полуголом виде и полусонном состоянии, ты растаял и счел своим рыцарским долгом защищать ее от этой гадкой полиции.
  — Ты так думаешь?
  — Думаю? Черт возьми, Перри. Я уверен в абсурдности истории, которую ты мне рассказал. Прежде всего кто, по-твоему, стрелял в этого Шелби? Он барахтался в воде, тяжело раненный, и ударялся о борт судна, пока не опустился на дно. Где же мог находиться в это время убийца? Что же, он тоже плавал в реке, ожидая падения Шелби? На палубе его, во всяком случае, не было. Перри, поставь себя в положение судьи. Красивая женщина нежно улыбнется ему и скажет: «На палубе не было никого, кроме меня. Но я, будучи любящей и преданной женой, должна была находиться там. Обо всем остальном вам подробно скажет мой адвокат». После этого она скрестит свои изящные ножки и улыбнется тебе. А ты, Перри, будешь давать объяснения судье и присяжным.
  — Пол, ты еще ничего не знаешь, а уже объясняешь и прогнозируешь.
  — Ну что ж, рассказывай, охотно послушаю.
  — Шестьдесят дней назад он застраховал свою жизнь на пятьдесят тысяч в ее пользу.
  — Ого!
  — А четыре дня назад она купила в аптеке мышьяк…
  — Чтобы травить крыс, как я полагаю?
  — Правильно.
  — И куда же попал этот яд, Перри?
  — Он оказался в тарелке ее мужа.
  — Я думаю, что муж вскочил на стол и стал пищать, как крыса. После этого она решила, что крысы будут есть суп из его тарелки и поэтому именно туда следует всыпать мышьяк?
  — Дрейк, постарайся меня понять!
  — Боже милостивый, прекрасно понимаю. Тебе надоело выигрывать все процессы, которые ты ведешь, и захотелось взяться для разнообразия за совершенно безнадежное дело. Я говорю это всерьез, Перри. Почему ты не сидишь спокойно в своей конторе и не принимаешь клиенток, приходящих к тебе вполне одетыми? Если бы она пришла днем и в обычном порядке, ты бы и слушать ее не стал. Я могу тебе дать один ценный совет?
  — Какой?
  — Пусть она явится на судебное заседание в той же прозрачной ночной рубашке. Быть может, ей удастся произвести на присяжных такое же неотразимое впечатление, какое она произвела на тебя, хотя, откровенно говоря, я сомневаюсь в этом.
  — Я также, — ответил Мейсон.
  — Других шансов у тебя нет!
  — Попробуй поразмыслить над этим делом, Пол.
  — Очень неприятно, Перри, но если ты думаешь, что мое агентство возьмется за подготовку защиты такой клиентки, то ты очень ошибаешься. Я и на сотню футов не подойду к подобному делу. Как бы я ни любил работать вместе с тобой, Перри, будь я проклят, если попытаюсь уговорить самого себя, что эта женщина невиновна. Поищи какого-нибудь более легковерного детектива и не буди его среди ночи.
  — У нас нет времени.
  — О’кей. Но я уже сказал тебе о своем отношении к этому делу. Не желаю иметь с ним ничего общего.
  — Женщина — настоящая красотка.
  — Об этом я уже слышал.
  — И в ее глазах, — продолжал Мейсон, — застыла усмешка женщины, которая уже изведала жизнь и нашла в ней лишь повод для легкой иронии.
  — Этот тип мне знаком. Они настолько привлекательны, что их преследуют все мужчины, а они лишь смеются над этой однообразной реакцией представителей мужского пола. Вскоре они приобретают такую самоуверенность, что осмеливаются совершать любые поступки, включая и убийство. Они знают, что легко могут спастись от наказания: им стоит лишь броситься полуодетыми в объятия знаменитого адвоката.
  — Поверь мне, Пол, что она умна и способна размышлять.
  — При всем моем уважении к присутствующей здесь Делле Стрит я должен сказать, что красота не является залогом ума, — парировал Дрейк.
  — Итак, мы начинаем рассматривать улики обвинения против миссис Шелби, — сказал Мейсон.
  — Да, пожалуй, давно уже пора приступить к этому.
  — Она уговорила своего мужа застраховать свою жизнь в ее пользу. После этого купила в ближайшей аптеке мышьяк, говоря, что собирается травить крыс. Через пару дней после этого ее муж проглотил вместе с пищей смертельную дозу мышьяка. Это произошло во время обеда в ресторане, однако там никто не был отравлен, кроме Шелби. Да, есть еще кое-что, Пол, о чем я забыл сказать.
  — Мне кажется, что косвенных улик уже вполне достаточно.
  — Но есть и еще.
  — Что именно?
  — В сумочке жены при обыске были найдены остатки мышьяка в бумажке.
  — Ну не великолепно ли это? Право же, Перри, я пойду в суд послушать, как именно ты будешь защищать эту женщину. Это будет что-то совершенно выдающееся!
  — Приходи! — ответил Мейсон. — Представь себе, после того как она совершила все эти — глупейшие! — поступки, она, вернувшись домой, не выбросила остатки мышьяка, а специально оставила их — для любознательной полиции — в своей сумочке.
  — Понимаю тебя, — сказал Дрейк, — ты исходишь из того, что она предвидела, что полиция установит факт отравления ее мужа мышьяком. А между тем большинство таких ловких женщин предполагают, что врач выдаст им справку о смерти мужа в результате острого желудочного заболевания и что им вовсе не о чем беспокоиться.
  — После этого она отправляется вместе с мужем на прогулку на яхте и пытается убить его там. Для того чтобы исполнить задуманное, она ждет наступления полуночи, затем, взяв в руки револьвер, бежит по палубе на нос яхты. Здесь находится ее муж, которого она предварительно завлекла сюда. В момент, когда он свесился за борт, она сталкивает его в воду, наклоняется над бортом и стреляет в него. После этого, все еще держа в руке револьвер, из которого она только что выстрелила, она издает вопль, бросается бегом назад по палубе и совершенно случайно налетает на меня.
  — Да, конечно, она не знала о том, что налетит именно на тебя. Или знала?
  — Представь это дело иначе. Она не может быть настолько тупой.
  — Этого нельзя предугадать. Быть может, она действительно не знала о том, что ты стоишь на палубе, а надеялась вернуться в свою каюту и снова заснуть в постели сном невинности, положив револьвер на прежнее место. В этом случае можно предположить, что много позднее ее разбудит капитан судна, деликатно постучав в дверь ее каюты: «Извините, мадам, вы не потеряли мужа?» При таких обстоятельствах ее не коснулось бы ни малейшее подозрение, и это был бы случай необыкновенно удачного осуществления убийства. — Дрейк почесал голову. — Тебе, кажется, удалось поколебать мою уверенность: даже самая тупая женщина сообразит бросить оружие в воду.
  — Да, — сказал Мейсон, — если бы она не упустила этого из виду.
  — Продолжай, Перри. Ты сумел заинтересовать меня. Что дальше?
  — За борт сбросили оснащенный фонарем спасательный пояс, спустили лодки и начали тщательно осматривать всю поверхность реки, ярко освещенную с яхты. Однако тело так и не было обнаружено.
  — Естественно, — ответил Дрейк. — Получив смертельную рану, он утонул, и тело его опустилось на дно реки.
  — Вспомни, что он некоторое время плыл и с такой силой ударялся о борт яхты, что это слышали даже те, которые не услыхали ни крика миссис Шелби, ни звука выстрела.
  — Это меня не удивляет, — ответил Дрейк. — Утопающий, естественно, стремится ухватиться за какой-нибудь предмет и сопротивляется, сколько может, прежде чем опуститься на дно.
  — А теперь я расскажу тебе еще кое-что, — продолжал Мейсон. — Шелби сам собирался купить яхту и, желая проверить ее, пригласил на прогулку в конце недели свою жену и нескольких друзей.
  — Я тебя не понимаю, Перри.
  — В этот момент возникло конфликтное дело с Бентоном, и он попросил свою жену анонимно позвонить Бентону и посоветовать ему пригласить Шелби вместе с женой на речную прогулку на яхте.
  Дрейк нахмурился:
  — Сдай мне еще одну карту, Перри. Кажется, я начинаю понимать тебя.
  — Отлично, — сказал Мейсон. — Теперь скажу тебе, что незадолго до происшествия я прогуливался по палубе и наткнулся на кусок морского каната длиной около двадцати футов.
  — Ну и что из этого?
  — Я отбросил его ногой с дороги.
  — Предположим.
  — Когда я снова пришел на то же место после происшествия, каната на палубе уже не было.
  — А ты его искал?
  — Да, представь себе, искал.
  — И его не было?
  — Нет.
  — Ну а если в него стреляла не его жена, то кто же?
  — Неужели ты этого не понимаешь, Пол! Мог выстрелить лишь один человек.
  — Кто же?
  — Сам муж.
  — Ты хочешь сказать, что он застрелился?
  — Нет, не то. Он просто произвел один выстрел из своего револьвера, чтобы бросить подозрение на свою жену. Он сделал это до того, как вышел из каюты и позвонил по телефону своей жене, приказав принести ему револьвер. Подождал на палубе ее прихода, а как только увидел ее, бросился в воду и начал барахтаться, будто утопающий. Однако он успел выстрелить еще раз, после этого всплыл, повернулся лицом к жене, чтобы она могла узнать его, и даже окликнул ее по имени. Затем он бился о борт яхты, чтобы разбудить свидетелей. Сыграв свою роль, он сошел со сцены и бесследно исчез. А теперь вернемся к канату.
  — При чем здесь канат?
  — Ему легче всего было проделать все задуманное, обвязавшись канатом, выброшенным за борт. Он действительно произвел громкий всплеск при падении в воду, однако точно рассчитав место и силу падения. Видимо, он ухватился за канат левой рукой, а правой держал револьвер, оберегая его от воды. Выстрелив в воздух, он перестал держаться за канат и стащил его в воду. Потом имитировал движения раненого до тех пор, пока не увидел жену, наклонившуюся над бортом. После этого он исчез.
  — Черт! — заинтересовался Дрейк. — Видимо, он сильно любил ее?
  — В этом и загвоздка. Предполагаю, что он увлечен блондинкой, владелицей конторы по торговле земельными участками, Эллен Кэшинг. Он уже дважды разводился по суду, и ему приходилось выплачивать алименты. Очевидно, он счел третий развод обременительным. Решил для разнообразия симулировать смерть. Однако, когда человек умирает, кто-то должен выполнить известные формальности и официально засвидетельствовать его кончину. У него для этого имелась своя законная жена. А чтобы она не тосковала о нем, решил навлечь на нее подозрение в преднамеренном убийстве мужа. По-моему, он уже давно придумал эту лихую штуку. Частью его блефа было намерение купить яхту и провести на ней пробное плавание в дружеском обществе. Однако он сообразил, что на почти своей яхте и в окружении личных друзей его исчезновение будет не столь уж правдоподобным. Тут, кстати, подвернулись его деловые контакты с Паркером Бентоном — известным яхтсменом, чьи фотографии постоянно появлялись во всех иллюстрированных журналах. Поэтому Шелби во изменение первоначального плана решает добиться приглашения на яхту Бентона, предоставляя последнему объясняться с полицией после своего загадочного исчезновения. Ну, понял наконец?
  — Начинаю понимать… Но почему же он не пошел на компромисс с Бентоном и не получил с него наличные деньги?
  — Потому что он не сумел бы получить от Бентона ни цента до окончательного завершения дела. Бентон потребовал бы от него расписки и отказа от его претензий по всей форме. А так он оставил вопрос открытым, в твердом убеждении, что никто его не заподозрит в чем бы то ни было. И уж конечно, не выведет на чистую воду.
  Дрейк провел пятерней по своим волосам, почесал макушку, потер рукой висок:
  — Сдаюсь, Перри. Должен сознаться, ты меня почти убедил. Это самый интересный случай из всех когда-либо мною слышанных. Босая женщина ночью на палубе яхты с револьвером в руке бежит и кричит: «Боже, случилось что-то ужасное! Мой муж только что убит! Кем — не знаю. А револьвер в моих руках — случайное совпадение и несущественная подробность, не более того». Убийственная история, Перри. Однако лишь в том случае, если смотреть на нее с твоей точки зрения. Если бы я был присяжным и выслушал на суде речь прокурора, я бы обвалился, как гнилая кровля под тяжестью целой тонны кирпичей, и приговорил бы твою подзащитную к вышке. Хороший прокурор так доймет тебя своими сарказмами, что присяжные будут просто смеяться.
  — В том-то и дело, — сказал Мейсон. — У прокурора есть определенные улики, у меня же есть только собственная версия. Именно поэтому нам необходимо как можно скорее получить какие-нибудь конкретные доказательства.
  — Где же их искать? — спросил Дрейк.
  — Я убежден, что у Шелби был соучастник. Кто-то, кто помог ему осуществить эту инсценировку. Соучастник находился неподалеку от яхты, в лодке на якоре, в месте, где было сильное течение. Скотт Шелби, несколько раз громко стукнувшись о борт яхты, поплыл вниз по течению, держась под водой, а затем выплыл на поверхность, лег на спину и лежал до тех пор, пока не увидел сигнала с лодки своего помощника. Тогда он влез в лодку, и они вместе направились к ближайшему берегу. Здесь их уже ждал автомобиль. План был разработан тщательно, до мельчайших деталей. Думаю, Скотт Шелби сразу же направился на аэродром и улетел либо на восток, либо в Мексику. Там он воскреснет под именем Скотта Кэшинга, а через некоторое время к нему приедет белокурая жена Эллен. А теперь мне нужна твоя помощь, Пол. Я хочу, чтобы ты дал мне своих лучших детективов для выполнения срочных заданий. Во всех аэропортах и на всех вокзалах следует проводить самую скрупулезную проверку. Затем нужны люди для тщательного осмотра берегов реки. Пусть они ищут также женщину-блондинку, которая нанимала на эту ночь весельную лодку. А главное, Пол, Шелби переодевался в сухую одежду и делал это, по-видимому, в автомобиле Эллен Кэшинг. Я хочу немедленно осмотреть автомобиль Эллен и убедиться в том, что там была или есть мокрая одежда Шелби. Вот почему я так спешу. Нужно принять срочные меры.
  Дрейк сразу соскочил с постели:
  — Дай мне брюки, Перри. Сиди спокойно, Делла, я уйду одеваться в ванную комнату. Ты можешь сэкономить нам немного времени: позвони в мое агентство и скажи телефонистке, чтобы она вынула из правого верхнего ящика моего стола список самых расторопных агентов. Это люди, на которых я вполне могу положиться, Перри. Делла, найди в справочнике адрес Эллен Кэшинг и скажи телефонистке, чтобы трое из этого списка поехали по этому адресу немедленно. Прежде всего нам нужно осмотреть машину этой блондинки.
  — Вполне одобряю, — сказал Мейсон.
  — Всем вызванным удастся прибыть на место примерно через час. Делла, звони, а я пока оденусь.
  Глава 13
  Утро выдалось холодное и сырое, и Делла Стрит поплотнее укуталась в свое пальто, когда их машина остановилась.
  — С чего начнем? — спросил Дрейк.
  Мейсон разглядывал нужный дом, стоявший на тихой, отдаленной от центра улице, и как будто бы ожидал, чтобы он проснулся.
  — Сейчас этот дом похож на лошадь, спящую на трех ногах, — опустив голову, сказал Мейсон. — Трудно поверить, что дом битком набит жильцами, да и окружен множеством соседних.
  — Через час ты увидишь, как раздвинутся все занавески, учуешь запах свежего кофе и убедишься, что жильцы разбегутся в разные стороны, торопясь на работу, — произнес Дрейк.
  — Я хочу быть уверенным в том, что в нашем распоряжении имеется еще целый час. Мы должны установить, какую именно квартиру занимает мисс Кэшинг и где находится ее гараж, — сказал Мейсон.
  — Довольно опасно забираться в ее гараж, — заявил Дрейк. — Какая-нибудь ранняя пташка может увидеть нас через свое окно.
  — Я думал об этом.
  — Я не хотел бы идти этим путем.
  — А что же иное мы можем сделать?
  Дрейк задумался:
  — Сам не знаю. А если обратиться к сержанту Дорсету?
  — Он рассмеется мне в лицо.
  — Тогда, может быть, к лейтенанту Трэггу?
  — Он отошлет меня к Дорсету. Он не захочет вести дело через голову Дорсета, во всяком случае, на данном этапе. Позднее он может согласиться на это, но не теперь.
  — Тогда почему бы нам не подождать?
  — Потому, — сухо ответил Мейсон, — что вода имеет обыкновение испаряться, а я хотел бы заглянуть в машину этой женщины до того, как подушки сиденья успеют высохнуть.
  — Ну что ж, если так, то я согласен. Однако с каждой минутой возрастает опасность — нас могут увидеть из окна.
  Они вышли из машины и справились у швейцара, где проживает мисс Эллен Кэшинг. Узнав номер ее квартиры — 16В, они вернулись назад.
  — А теперь, Пол, садись за руль, въезжай во двор и делай вид, что хочешь поставить машину. Если кто-нибудь заинтересуется, то отвечай, что друг разрешил тебе пользоваться его гаражом на время отъезда в течение нескольких дней.
  — Ну а если у меня спросят фамилию этого друга и его точный адрес, то мы влипнем.
  — Тебе нужно отвечать, не задумываясь, и побыстрее отвязаться от него. Будь уверенным в себе.
  Дрейк сел в машину, медленно поехал. Мейсон и Делла шли впереди машины. Они попали в широкий зацементированный двор, сплошь покрытый гаражами. На странную процессию глазели из десятков окон.
  — Дело ладится, — сказал Мейсон. — На дверях гаражей написаны номера квартир владельцев.
  — Да, — мрачно ответил Дрейк, — а на каждой двери крепкий висячий замок.
  — А чего стоит детектив, если он не умеет быстро открыть любой замок?
  — Скажите, — спросила Делла, — а это не считается взломом?
  — Безусловно, считается, — ответил Мейсон. — Я бы не стал этого делать и за миллион долларов, если бы у меня был какой-нибудь другой выход.
  Дрейк остановил машину, вылез из нее и, подойдя к гаражу, взглянул на замок:
  — Мне это не по вкусу, Перри.
  — Мне тоже. Но все же: связка ключей и отмычек при тебе?
  — Да, они лежат в машине.
  — Дай их мне.
  — Позвольте мне, — вмешалась Делла.
  — Я сам, — ответил Мейсон.
  — Смотри, Перри, — предостерег его Дрейк, — тебя могут увидеть из любого окна.
  — Чем дольше ты будешь спорить со мной, тем больше шансов, что меня кто-нибудь увидит. Сейчас не время для канители. Мы будем вести себя так, словно собираемся на законных основаниях поставить сюда свою машину. Давай связку!
  Дрейк неохотно достал из своей машины связку ключей и, указав на некоторые из них, хмуро пояснил:
  — Вот эти годятся для висячих замков.
  Дрейк было шагнул к гаражу, но вернулся обратно в машину, не желая быть замешанным в противоправных действиях. Делла, наоборот, подошла поближе и встала так, чтобы, по возможности, скрыть фигуру Мейсона с ключами в руке от вероятных наблюдателей из окон.
  Перепробовав пять ключей, Мейсон наконец открыл замок, после чего Делла неторопливо раскрыла дверь настежь, словно ожидая въезда машины Дрейка. Мейсон вошел внутрь и через минуту позвал:
  — Пол, пойди-ка сюда!
  Поколебавшись, Дрейк выполнил его просьбу. Мейсон открыл дверцу машины и, положив руку на мягкую обивку, сказал:
  — Пощупай, Пол. Не кажется ли тебе, что все подушки сидений влажные?
  — Да, похоже, — подтвердил Дрейк, — но если твоя версия правильная, Перри, то они были бы насквозь мокрыми, а не влажными. Боюсь, что мы идем по неправильному следу, Перри. Нам нужно скорее убираться отсюда. Однако взглянем, остыл ли мотор.
  Мейсон зажег спичку, и оба переключили свое внимание на мотор.
  — Холодный, как огурец, — констатировал Дрейк.
  — Признаю свое поражение, — сказал Мейсон.
  В гараж вошла Делла:
  — Никаких улик?
  — Никаких.
  — Она могла воспользоваться и чужой машиной.
  — Провалиться мне на этом месте, если я знаю это! Я ищу улики, подтверждающие мою версию, а если их здесь нет, то я просто не знаю, где их искать.
  Мейсон не скрывал своей досады.
  — Давай уйдем отсюда, — предложил Дрейк, — а поговорить мы можем и позднее. Твоя теория мне сразу показалась надуманной.
  Мейсон направлялся к выходу, когда Делла, осматривавшая помещение, взволнованно воскликнула:
  — Шеф, пойдите-ка сюда!
  — В чем дело, Делла?
  — Скорее сюда!
  Мейсон и Дрейк одновременно бросились к ней.
  Делла стояла в углу гаража, наклонившись над скамейкой.
  — Что это?
  Делла выпрямилась и показала им то, что держала в руках, — армейское одеяло.
  — Пощупайте его, — торжествующе сказала она.
  Мейсон присвистнул.
  — Насквозь мокрое, — протянул удивленно Дрейк.
  Делла снова наклонилась и подняла с пола пару мужских ботинок:
  — Они находились здесь же, под одеялом.
  Ботинки были также совершенно мокрыми.
  — Твоя взяла, Перри! — воскликнул Дрейк. — Вынужден признать это.
  — И все благодаря Делле, — сказал Мейсон.
  — Ну и что же теперь? — спросил Дрейк. — Унесем улики с собой?
  — Нет, — ответил Мейсон. — Мы оставим все на месте и предоставим полиции обнаружить эти улики.
  — Ты полагаешь, они согласятся на это?
  — Да, после моих объяснений. Однако положить все надо так, как лежало до нашего вторжения. Сначала заглянем внутрь этих ботинок, нет ли там фабричной марки, определим размер и все, что можно.
  — Я сейчас запишу все, что указано на подкладке. Хорошо, шеф?
  Мейсон взял в руки ботинок и поднес его к свету.
  — Магазин, продавший эти ботинки, не указан?
  — Нет, ничего не указано. Размер, насколько я могу понять, восемь с половиной, полнота В. Однако лучше было бы сравнить их с другими ботинками.
  — А еще лучше нам уйти отсюда, — сказал Дрейк.
  — Ставь ботинки на место, Делла.
  Делла восстановила прежнюю картину: поставила на место ботинки и прикрыла их одеялом.
  Первым вышел из гаража Дрейк, последним — Мейсон. Делла снова заслонила его своей спиной, пока он запирал замок. Носовым платком Мейсон тщательно стер отпечатки своих пальцев с замка и двери гаража. Усадил Деллу в машину, а сам сел рядом с Дрейком впереди.
  — Куда теперь? — спросил Дрейк, выезжая со двора гораздо резвее, чем въезжал. — Навестим мисс Кэшинг?
  — Нет, не думаю, — ответил Мейсон. — Пусть это делает полиция.
  — А как ее подключить к этому делу?
  — Сначала попытаемся добыть еще какие-нибудь улики. Если это нам удастся, то все будет о’кей. Если же нет, то я все равно сделаю попытку обратиться к ним.
  — А как добыть эти улики? — спросил Дрейк.
  — Вот для этого мне и нужны твои детективы, Пол.
  — Я тебя не понимаю, что же нам следует делать?
  — Пока завернем за угол и припаркуем машину. Твои люди уже в пути?
  — Будут с минуты на минуту.
  Дрейк завернул за угол, поставил машину на обочине дороги и выключил мотор.
  — Пол, я тебе сказал, что наш герой продумал инсценировку до мельчайших подробностей. Однако он не посмел захватить из дома запасной костюм, которым он мог бы заменить свой промокший.
  — Почему?
  — Потому что знает: страховая компания подвергнет скрупулезному обследованию все его вещи и квартиру. Я исхожу из твердого убеждения, что он не убит, поскольку не допускаю мысли, что жена застрелила его ради получения страховки. Страховая компания возьмется за это дело круто и пойдет на любой риск, лишь бы не платить деньги.
  — Естественно.
  — И если представители страховой компании во время расследования обнаружат хоть какую-нибудь зацепку, то красивый план Шелби может рухнуть.
  — Я все еще не понимаю.
  — Дело обстоит следующим образом, — объяснял Мейсон. — Полиция охотно поддержит версию об убийстве и обвинение против жены. Что же касается страховой компании, то их представители делают ставку на супружеские конфликты. Так как вполне может случиться, что обвинение против жены в последний момент лопнет, и тогда им, не дай бог, придется платить.
  — О’кей. Итак?
  — Из-за этого представители страховых компаний прежде всего начинают изучать вероятность конфликтов между супругами. Поскольку это вошло в их постоянную практику, они хорошо умеют разбираться в этих делах.
  — Охотно верю.
  — Итак, они начнут проверять каждый костюм и каждую пару ботинок, которая принадлежала Шелби.
  Дрейк кивнул.
  — И если они установят, что какой-нибудь предмет одежды исчез, то они попытаются узнать, куда, как и почему. И тогда они, возможно, додумаются до того, что Шелби цел и невредим.
  — А для Шелби это отнюдь не желательно? — спросил Дрейк.
  — Именно этого ему и следовало опасаться. В этом вопросе он был наиболее уязвим. Потому он и решился остаться в промокшей одежде. Теперь ты должен понять, как все это случилось. Он бросился в воду и устроил обстоятельную инсценировку своего убийства, осуществленного якобы злодейкой женой. Влез в лодку, нанятую для него Эллен Кэшинг. С лодки перебрался в автомобиль, где она заботливо завернула его в одно, а может быть, и в два одеяла. На максимальной скорости они поехали в город, к ней на квартиру. Первое, насквозь мокрое, одеяло они бросили прямо в угол гаража, а во втором, более сухом, он сидел в машине, поэтому обивка машины сырая, но непромокшая.
  — А что ты скажешь по поводу ботинок?
  — Например, так: она купила ему пару ночных туфель, которые он надел, сев в машину. Ему не было холодно в мокром костюме, поскольку он был завернут в одеяла, но ногам в мокрых ботинках было бы дискомфортно. Поэтому он сбросил их и вышел из машины в городе уже в мягких туфлях.
  — Почему же она не захватила с собой мокрые ботинки, чтобы высушить их в квартире?
  — Мало ли почему. Забыла!
  — Что же мы будем делать теперь, Перри?
  — Прежде всего поставим на подходящие места твоих детективов. Один из них будет стоять в подъезде и следить за тем, не нажмет ли какой-нибудь визитер кнопку интересующей нас квартиры — 16В. Затем мы поставим людей с биноклями в руках для наружного наблюдения за окнами упомянутой квартиры, где вскоре закипит жизнь. И если там окажется мужчина, то мы сочтем это неплохой предпосылкой для посещения.
  — Это рискованный шаг, Перри.
  — Пол, это тот случай, про который сказано: кто не рискует, тот не выигрывает. Шелби исчез при обстоятельствах, чрезвычайно похожих на инсценировку. Интересная блондинка вовлечена в арендный договор на добычу нефти в равной мере с Шелби. Кроме того, она привезла в своей машине насквозь мокрый предмет, завернутый в одеяло. И еще нами найдены насквозь мокрые мужские ботинки. Чего же тебе еще, Пол?
  Из-за угла выехала машина, водитель после краткого раздумья подъехал вплотную к машине Дрейка и остановился.
  — Вот прибыли трое моих детективов. Какие будут распоряжения?
  — Расставь их так, чтобы один наблюдал в бинокль за окнами, а второй караулил у входа в дом и проверял, не войдет ли кто в квартиру 16В, а третий пусть присмотрит за гаражом.
  — О’кей! Ну а потом?
  — А потом, — вмешалась Делла Стрит решительным тоном, — мы пойдем куда-нибудь и выпьем горячего кофе. А если в машине есть бренди, то мы и его подольем в кофе. У меня так стучат зубы, что я боюсь, с них соскочит эмаль.
  — Хорошая мысль, — одобрил Мейсон.
  Глава 14
  Мейсон и Делла Стрит сидели вдвоем в его кабинете в конторе. Сейчас они в полной мере почувствовали, что провели бессонную ночь, озябли, переволновались и измучились. Мейсон остался небритым, а лицо Деллы теперь, когда прошло возбуждение, выражало смертельную усталость.
  — Не понимаю, — сказала она, — как это вы и Пол Дрейк выносите постоянно такое напряжение. Если я провела бессонную ночь, да еще и поволновалась, то я никуда не гожусь. Меня можно выбрасывать.
  — Почему бы тебе не пойти домой и не лечь спать, Делла? — проговорил Мейсон. — Сейчас ведь нечего делать.
  — Нет, не хочу. Не брошу вас до победного конца.
  Мейсон провел рукой по небритому подбородку.
  — В добрые старые времена можно было вызвать парикмахера непосредственно в контору, и он побрил бы меня прямо на моем боевом посту. Лучшим противоядием против бессонной ночи является турецкая баня. А вторым по действенности средством служат бритье, массаж и обилие горячих полотенец.
  — Массаж помог бы и мне, — сказала Делла. — Шеф, сейчас уж больше восьми часов. И если она дома, ей уже пора встать и подать признаки жизни.
  Раздался резкий телефонный звонок. Делла подошла и взяла трубку:
  — Хелло! Да, да, одну минутку, — и, передавая трубку Мейсону, добавила: — Пол Дрейк, и чем-то взволнован.
  — Перри, ты оказался прав, кругом прав!
  — Ну, что?
  — В квартире зашевелились минут десять назад. Блондинка одета в халат. Она подошла к окну, открыла его и подняла занавески. Из этого следует, что это окно ее спальни, не так ли?
  — Пожалуй, — ответил Мейсон. — Кого еще увидели в квартире?
  — Один из моих детективов видел мужчину, стоявшего у окна.
  — Какого вида?
  — Около тридцати пяти лет. Однако следует учесть, что его опознавали через бинокль, в глубине комнаты.
  — Продолжай! Что они еще заметили? Не томи.
  — Агент полагает, что рост мужчины приблизительно пять футов восемь дюймов, а вес — сто шестьдесят пять — сто семьдесят фунтов. Волосы темные и, насколько можно судить издалека, глаза тоже.
  — Все соответствует облику Шелби, Пол. А что скажешь о входной двери? Может быть, он пришел с улицы?
  — Нет. Он находился в квартире все время. Из подъезда выходили много людей, однако никого, похожего на твое описание Шелби, не замечено. В квартиру 16В никто не приходил.
  — Это все, что нам нужно, Пол! Начинаем штурм.
  — Мои действия?
  — Поедешь со мной в качестве свидетеля.
  — Где встречаемся?
  — Я зайду за тобой.
  — И мы поедем к сержанту Дорсету?
  — К лейтенанту Трэггу. Теперь мы можем обратиться прямо к нему. Ведь Дорсет будет ставить нам палки в колеса.
  — О’кей! Жду.
  Повесив трубку, Мейсон сказал Делле:
  — Туман рассеивается.
  — Что сказал Пол?
  — Скотт Шелби, видимо, в гнездышке.
  — Это точно?
  — В ее спальне видели мужчину, по описанию похожего. Однако детектив видел его лишь с большого расстояния, через бинокль. Он не входил сегодня в квартиру, стало быть, провел там ночь.
  — Надеюсь, что это именно так, шеф!
  — Это лишний раз подтверждает, насколько опасно опираться на косвенные улики. Полиция уже предъявила Марион Шелби обвинение в предумышленном убийстве. Единственное затруднение состояло лишь в том, что улики слишком многочисленны и четко состыкованы. А, как говорится, что слишком, то нездорово. За этим обвинением просматривается женщина невероятной тупости и наивности. Искушенный читатель детективных романов и газетной криминальной хроники почувствует грубую подтасовку фактов. А Марион Шелби отнюдь не тупица.
  — Шеф, вы хотите переговорить с лейтенантом Трэггом?
  — Если он на месте.
  Делла позвонила в полицейское управление и попросила соединить ее с лейтенантом Трэггом.
  — Одну секунду, лейтенант. С вами хочет переговорить мистер Мейсон.
  — Хелло, лейтенант! Что у вас новенького?
  — Это у вас новенький клиент, обвиняемый в убийстве, — сказал Трэгг.
  — Правильно.
  — На этот раз вы проиграете дело. Мейсон, примите мой совет: откажитесь от этого дела, пока не поздно.
  — Я уже ввязался в него, — ответил Мейсон, — и хотел бы побеседовать с вами.
  — Когда?
  — Хоть сейчас. В ту самую минуту, когда вы сможете принять меня.
  — Это так спешно? Я как раз работаю…
  — Действительно, очень спешно, — заверил Мейсон.
  — О чем идет речь?
  — Об этом самом убийстве.
  — Так что же такое случилось еще?
  — У меня есть новые улики, которыми я хочу поделиться с вами, лейтенант.
  — Послушайте, Мейсон. Если у вас есть какой-то материал, подтверждающий невиновность вашей клиентки, и вы подводите под это необыкновенную теорию, забудьте об этом. Ничего не выйдет! А я занят сейчас весьма важным делом.
  — Это нельзя отложить, это новые улики, — ответил Мейсон.
  — Что это за улики?
  — Улики такого рода, что, если вы будете поддерживать обвинение против Марион Шелби, весь департамент полиции окажется в очень трудной и смешной ситуации.
  — Черт! Марион Шелби сама так ясно понимает свое положение, что даже и не пытается оправдаться. Она уразумела, что улики неопровержимы и сопротивление бесполезно.
  — Вы и понятия не имеете, какими данными располагаю я. Но предупреждаю, что если вы не пожелаете выслушать меня, то окажетесь в жалком положении.
  — Каковы эти улики? Скажите мне сейчас же.
  — Пожалуй, это не телефонный разговор, хотя и очень спешный.
  — Не хотите говорить по телефону, тогда ждите. С вашей клиенткой ничего не изменится от того, что я увижусь с вами вечером, или завтра утром, или…
  — Черт возьми! Не случится?! — злобно прервал его Мейсон. — А между тем то, что я хочу вам показать, сейчас является влажным, а за время наших бесполезных споров может высохнуть.
  — Что же это такое?
  — Ну уж если вы так настаиваете, я скажу. Это — тело.
  — Чье тело?
  — Тело Скотта Шелби.
  — В таком случае, — голос лейтенанта смягчился, — вы абсолютно правы, Мейсон. Вещественное доказательство нисколько не зависит от показаний обвиняемого. И мы очень и очень заинтересованы в нахождении трупа.
  — Именно тело Шелби я и хотел бы передать вам.
  — Где же оно?
  — Оно разгуливает на собственных ногах, живое и здоровое. И в данный момент находится в квартире красивой молодой блондинки.
  Трэгг присвистнул:
  — Вы уверены?
  — Частично.
  — Жена также замешана в этом деле?
  — Не думаю.
  — Вы не обманываете меня?
  — Нет.
  — Когда вы можете приехать ко мне?
  — Через десять минут.
  — Десять минут, черт побери, — это много. Уложитесь в пять. За десять минут я успею проехать через весь город.
  — Но вы ведь едете с полицейской сиреной.
  — Я сам приеду к вам. Где вы сейчас?
  — В своей конторе.
  — Выйдите на улицу и ждите меня.
  Трэгг повесил трубку, а Мейсон сказал, обращаясь к Делле:
  — Я пойду за Дрейком, вернусь вместе с ним и останусь на улице ждать Трэгга. Ты оставайся на месте, а если что-нибудь разладится, спустись в вестибюль, чтобы собрать нас всех вместе.
  — Сколько времени мне нужно ждать?
  — Трэгг сказал, что будет здесь через пять минут. Если через десять минут мы не встретимся внизу втроем, спустись вниз. После нашего отъезда ступай домой и ложись спать.
  — Нельзя ли мне поехать с вами?
  — Ни в коем случае. Это официальный выезд с лейтенантом Трэггом во главе.
  — Но мне бы очень хотелось быть там, на месте.
  — Понимаю тебя, однако ничем помочь не могу. Иди домой, поспи, а затем ступай в институт красоты, сделай себе массаж лица и все остальное, что требуется женщине для хорошего самочувствия. Все расходы отнеси на счет конторы.
  — Когда же я увижу вас? — спросила Делла.
  — Вероятно, завтра. Я намерен довести до конца это дело. Затем поеду в турецкую баню, побреюсь, сделаю себе массаж лица, а потом засну этак часиков на пятнадцать. После этого пойду в ресторан и основательно поем.
  — Надеюсь скоро увидеть вас.
  Мейсон взял свою шляпу, вышел и направился в контору Дрейка, который ожидал его. Перед уходом он давал последние наставления девушке, работающей в приемной.
  — Пол! — сказал Мейсон. — Мы сейчас отправляемся к мисс Кэшинг. Трэгг сам едет ко мне, так как находит мою езду слишком медленной.
  — Ты сумел уговорить его?
  — Да.
  — Как ты этого добился?
  — Я взял его за горло.
  — А именно?
  — Сказал ему, что покажу тело Скотта Шелби.
  Дрейк ухмыльнулся:
  — Уверен, что это задело его за живое. Им ведь необходимо получить вещественное доказательство.
  — Правильно, но я пошел дальше.
  — Что ты сказал ему?
  — Я сказал, что тело разгуливает на собственных ногах, живое и невредимое.
  — Ну, это уж, несомненно, добило его.
  — Правильно, а теперь идем и подождем его на улице, он чрезвычайно торопится.
  — Черт, я предпочел бы ехать в своей машине. Ненавижу скрежет, с которым Трэгг на бешеной скорости огибает углы улиц. Он злоупотребляет своей сиреной.
  — Правильно. Однако нам не стоит оставлять его на улице, где он может задуматься над тем, что затеял.
  — Почему?
  — Потому что если он задумается, то сообразит, что я действую в обход сержанта Дорсета, и отошлет меня к Дорсету или как-нибудь иначе вовлечет его в дело.
  — Ну и что же из этого? Мы ведь ведем честную игру.
  — Мне это не нравится, — ответил Мейсон. — Я хочу, чтобы делом занимался сам Трэгг. Трэгг — неглупый человек, а Дорсет — упрямый и тупой парень. Идем же, Пол.
  Дрейк обратился к девушке в приемной:
  — Я позвоню, как только доберусь до телефона, а пока пусть все продолжают свою работу. Идем, Перри!
  Они спустились на лифте вниз и вышли на улицу. Ждать им пришлось недолго. Через тридцать секунд они услышали вой сирены, и машина лейтенанта Трэгга, мчавшаяся по замерзшей дороге, резко остановилась возле них.
  — Садитесь, Мейсон, — произнес Трэгг. — Хелло, Дрейк, и вы впутались в это дело?
  — Да, — ответил Мейсон, — и он тоже.
  — Садитесь в машину и пристегните ремни.
  Мейсон назвал водителю адрес.
  — О’кей! — сказал Трэгг. — Надеюсь, что вы не слабонервные?
  — Нет, — ответил Мейсон.
  — Говори лишь о себе, — заявил Дрейк, застегнув ремень и схватившись за ручку. — Некоторые люди не обладают здравым смыслом, и их ничего не пугает. Я достаточно умен, чтобы сознавать опасность.
  — Тогда держитесь крепче, — сказал Трэгг. — Пока мы доедем до места назначения, вы испугаетесь еще сильнее. У меня совсем нет времени, и поэтому я дьявольски гоню.
  Машина двинулась, убыстряя ход, а требовательный звук сирены превратился в сплошной вой. Время от времени Трэгг оборачивался назад к своим спутникам и комментировал поездку:
  — Беда с этим гражданским населением. Они почему-то считают, что их дела более важны, чем государственные. Взгляните-ка на эту птичку, которая хочет, обогнав нас, завернуть за угол…
  — Глядите! — завопил Дрейк.
  Машина, шедшая с огромной скоростью, заметив огни полицейской машины и услышав сирену, начала тормозить и забуксовала. Дрейк, считавший столкновение неизбежным, страшно испугался. Однако Трэгг молниеносным поворотом руля отклонился от дороги, пропустив вперед гражданскую машину, и невредимым помчался дальше.
  — Псих! — проворчал он.
  С заднего сиденья донесся умоляющий голос Дрейка:
  — Пожалуйста, прошу вас, ограничьтесь управлением машиной, а позднее, когда мы прибудем на место, вы расскажете все, что хотели.
  Трэгг засмеялся:
  — Мейсон, скажите вашему другу-детективу, чтобы он держался крепче, мы заворачиваем за угол.
  — Держись, — предостерег Мейсон, — мы огибаем угол, Пол.
  — Держаться?! — возмущенным тоном ответил Дрейк. — Кто же здесь, по-вашему, вырывает с мясом боковую ручку из стенки?
  Машина со скрежетом завернула за угол, и Мейсон произнес:
  — По этой улице справа, примерно через четыре дома отсюда. Пожалуй, пора выключить сирену.
  Выключив сирену, Трэгг замедлил ход и наконец остановил машину.
  — Что же теперь? — спросил он.
  — Женщину зовут Эллен Кэшинг. Это в ее квартире. Она не знает Дрейка и вас, но знает меня. Я думаю, что вам следует завести разговор об аренде нефтеносного участка.
  — Ну и дальше что? — спросил Трэгг. — Я не имею возможности проводить здесь целый день в душеспасительных беседах.
  — Но вы ведь хотите получить улики, не так ли?
  — Вы сказали мне, что улики находятся в ее квартире!
  — Правильно. Однако нужно действовать осторожно, — сказал Мейсон, — чтобы не испортить все дело.
  — Берите переговоры на себя. Я буду поддерживать вас, но не могу оставаться здесь долго. У меня сегодня еще много срочных дел. Вылезайте, Дрейк, — сказал он через плечо, — и успокойтесь наконец.
  Дрейк с побелевшим лицом выпустил ручку, за которую все время держался, и сказал:
  — Если вы думаете, что я поеду с вами обратно, то вы глупее, чем новорожденный енот.
  Мейсон, направляясь к входу, сказал:
  — Мы идем в квартиру номер 16В, лейтенант. Если вы прикинетесь желающим купить арендный договор на нефть, то мы сумеем вывести ее на чистую воду.
  — Идите вперед, — сказал Трэгг.
  Мейсон позвонил в квартиру 16В. Дверь автоматически открылась. Мейсон придержал ее, пропуская вперед Трэгга и Дрейка.
  — Этаж?
  — Второй.
  — Вы уже побывали здесь?
  — Нет, но мои агенты ведут наблюдение снаружи.
  — Шелби — ее возлюбленный?
  — По-видимому, да.
  — Как он попал сюда?
  — Мои предположения ничем не лучше тех, которые выскажете вы. Я думаю, что он поплыл вниз по течению реки и влез в лодку, в которой его ждала дама. Причалив к берегу, они сели в ее машину, и она привезла его сюда.
  — В таком случае улики должны находиться в самой машине в виде мокрой одежды и тому подобного.
  — Вполне возможно, — сухо ответил Мейсон. — Именно для этого требуется полицейский офицер, который рассмотрит все дело под надлежащим углом зрения.
  — Но нам следовало бы убедиться в том, что никто не займется этой машиной до нас, — сказал Трэгг.
  — Мои агенты следят за этим, — успокоил его Дрейк.
  — О’кей! Ведите беседу сами, Мейсон.
  Втроем они поднялись на лифте, и Мейсон нажал кнопку звонка. Дверь отворилась почти мгновенно. На пороге стояла Эллен Кэшинг — свежая, нарядная, одетая для выхода на улицу.
  — Доброе утро, мистер Мейсон, — сказала она, — вы именно тот человек, которого мне хотелось сегодня видеть.
  — И я хотел повидаться с вами. Эти господа — Трэгг и Дрейк. Они являются моими компаньонами в деле, которым мы сейчас занимаемся. Я полагаю, что вы уже слышали о том, что случилось с мистером Шелби?
  — Да. Я позвонила к нему в контору, и мне ответил находившийся там детектив. Он непременно желал узнать, кто я такая, и записал мой номер телефона. Расскажите мне подробности этого несчастья, мистер Мейсон.
  — Он участвовал в прогулке на яхте Паркера Бентона.
  — Это я уже знаю. Вы тоже были там?
  — Правильно.
  — Он хотел договориться с Бентоном насчет этого арендного договора на добычу нефти, насколько я знаю?
  — Верно.
  — Ну и что же случилось?
  — Видимо, он упал за борт.
  — Там была его жена?
  — Да.
  — Ого!
  — Почему вы спросили об этом?
  Она улыбнулась, но не ответила. Затем пригласила посетителей:
  — Пожалуйста, проходите и садитесь.
  Они вошли в квартиру, и Трэгг быстро осмотрел все вокруг.
  — У вас двухкомнатная квартира? — спросил Мейсон.
  — Хозяин называет ее трехкомнатной, но кухня больше похожа на большой шкаф, чем на комнату. Кроме кухни и этой гостиной, в квартире есть спальня.
  — Удивительно несвоевременно погиб мистер Шелби, — сказал Мейсон. — Однако накануне своей смерти он сказал нам, что представляет и ваши интересы, так как владеет этим арендным договором на добычу нефти на равных правах с вами.
  — Он сказал, что на равных правах? — Она засмеялась. — Это не совсем верно. Но мы договорились заранее, что он скажет именно это.
  — Но в действительности это не так?
  — Нет, не совсем так.
  — А как в действительности?
  — Я являюсь единственной владелицей договора.
  Мейсон бросил быстрый взгляд на Трэгга:
  — Мистер Шелби сказал, что вам принадлежит лишь половина.
  — Да, я просила его об этом, так как предполагала, что он сумеет заключить более выгодную сделку, чем я. Вы знаете, как это бывает. Мужчины часто умеют делать то, что нам, женщинам, не удается. А мистер Шелби был опытен в подобных делах.
  — Давно вы познакомились с ним?
  — Около шести месяцев назад.
  — Скажите, вы вели совместно с ним и другие дела или только это?
  Она засмеялась:
  — Мистер Мейсон, не считаете ли вы, что должны держаться ближе к делу? Вас привел сюда интерес к этому арендному договору на добычу нефти?
  — Вполне возможно, что так оно и есть.
  — Ну что же, я готова выслушать ваши предложения.
  — Я, конечно, исходил из того, что вам принадлежит лишь половина возможного дохода. Тот факт, что он является полностью вашей собственностью, может повлиять на наше решение.
  — Возможно, что это несколько упрощает дело?
  — Да.
  — Исходя из этого, вы можете сделать мне более выгодное предложение?
  Мейсон улыбнулся:
  — Мои клиенты могут согласиться с вами, а могут и не согласиться. Но прежде всего встанет вопрос о доказательствах.
  — О каких доказательствах?
  — Того, что договор целиком принадлежит вам.
  — На это мне чрезвычайно легко ответить.
  — Поскольку мистер Шелби заявил, что вы владеете лишь половиной договора, владелица участка будет настаивать на этом. А по закону вы не имеете права выступать в качестве свидетеля.
  — Я не имею права? — удивленно спросила она.
  — Да. Закон гласит, что если один из партнеров дела не может свидетельствовать по причине своей смерти, то второй партнер не имеет права давать свидетельские показания.
  — Ах так? Понимаю.
  — Поэтому я хотел бы видеть документ с подписью Шелби, подтверждающий ваши слова.
  — О, это совсем просто.
  — В самом деле?
  — Да, у меня есть его подпись.
  — Вот как?
  — Итак, мы можем прямо перейти к делу, из-за которого вы пришли ко мне, то есть обсудить компромиссное решение вопроса.
  Мейсон вынул сигарету, постучал ею и медленно произнес:
  — Возможно, что это будет не так уж просто. Моя клиентка, безусловно, захочет увидеть документ, подтверждающий ваши права. Скажите, подпись жены Шелби у вас тоже имеется?
  — Но при чем здесь она?
  — Вероятно, суд будет считать это общим имуществом супругов.
  — Нет, — ответила Эллен Кэшинг с нажимом, — она не подписывала этот документ, но не думаю, что ее подпись понадобится. Марион Шелби не заслуживает доверия в деловом отношении, да и во всех остальных тоже.
  — Вы уверены в этом?
  — Ну конечно, уверена.
  — Почему?
  — Прежде всего я сама это вижу, а потом, Скотт Шелби кое-что говорил мне о ней. Если вы интересуетесь моим мнением, то скажу вам, что, по-моему, именно она дала ему яд за несколько дней до его смерти.
  — Ну, такого рода заявления делать, пожалуй, рискованно?
  — Я прекрасно понимаю это, — поспешно добавила она, — в сущности, я не располагаю доказательствами. Просто она мне не нравится, вот и все.
  — Почему?
  — Считаю ее лицемеркой и полагаю, что она старается перехитрить Скотта. Но оставим это, мистер Мейсон, это ведь не имеет никакого отношения к арендному договору на добычу нефти.
  — Дело в том, что мне необходимо самому увидеть ваше соглашение. И если оно касается лишь этого арендного договора, то, естественно, возникает вопрос, почему Скотт Шелби только накануне публично заявил, что вам принадлежит половина этого договора, тогда как вторая половина является его собственностью. Быть может, в соглашении указано, что в случае его смерти или какого-либо несчастного случая он передаст все свои права вам?
  — А почему это было бы неправильным?
  — Во-первых, такое соглашение можно опротестовать, а во-вторых, это, может быть, заставит мою клиентку занять совсем другую позицию.
  — Ну что ж, нам незачем говорить обиняками. Поскольку мы уже все равно выпустили кота из мешка, я, пожалуй, расскажу вам всю подноготную.
  — Буду весьма обязан.
  — Скотт Шелби, — начала она, — вовсе не был владельцем этого договора, во всяком случае, в течение последних нескольких месяцев. Он решил отказаться от него; я случайно находилась у него в конторе и заговорила с ним о предложенных мне нефтеносных участках. Он сказал, что у него есть арендный договор на добычу нефти, который он охотно уступит мне по дешевке. А мне придется лишь заплатить арендную плату за прошедшее время, чтобы договор сохранил свою силу, то есть по сто долларов за пять месяцев, истекших со дня заключения договора. Все это было сказано в шутливом тоне.
  — Продолжайте, — сказал Мейсон, — что было дальше?
  Она недоверчиво взглянула на Мейсона:
  — Какой мне смысл пытаться обмануть вас, мистер Мейсон?
  — Смею надеяться, никакого.
  — Хорошо. Буду говорить совершенно откровенно. У меня самой контора по торговле земельными участками. Я случайно узнала, что Паркер Бентон собирается купить островок, на котором находится нефтеносный участок, и что это дело почти закончено. Я ничего не сказала об этом Шелби.
  — Почему?
  — Не считала себя обязанной говорить ему; это его не касалось. В конец концов, он вел свое дело, а я — свое.
  — Продолжайте. Что было дальше?
  — Я сказала, что охотно откуплю у него этот договор, заплачу ему сто долларов, а владелице участка пятьсот — за пять месяцев, истекших со времени заключения договора.
  — Что он ответил?
  — Он сказал, что я могу получить этот договор, если хочу. Добавил, что несколько месяцев назад предполагали, что на острове действительно есть нефть. Но позднее интерес к такой возможности в деловых кругах пропал.
  Мейсон кивнул.
  — Я выложила на стол все свои карты, мистер Мейсон, потому что хочу, чтобы вы и ваши друзья поняли все до конца.
  Она улыбнулась Трэггу и Дрейку дразняще-обаятельной улыбкой. Дрейк ответил ей улыбкой, но Трэгг не прореагировал никак.
  Мейсон сказал:
  — Дело как будто начинает проясняться и, во всяком случае, звучит убедительнее, чем когда вы просто заявили, что, поскольку Шелби умер, его права перешли к вам.
  — Я дала ему деньги. Шелби был согласен с тем, что сумеет лучше меня провести необходимые переговоры, однако его агент действовал лишь в качестве моего доверенного лица.
  — Что дальше?
  — Я наняла специального агента, который должен был вручить Джейн Келлер пятьсот долларов. Я научила его, как вести себя. Конечно, я знала, что она не возьмет этих денег. Однако хотела, чтобы он всунул их ей в руку в присутствии свидетелей и она хотя бы прикоснулась к ним. Для этого я велела ему подстеречь ее в банке. Он тщетно ждал ее там в течение двух дней, а на третий она действительно пришла.
  — Почему именно в банке?
  — Потому что там всегда присутствуют люди, заслуживающие уважения, и у меня были бы нужные свидетели. Кроме того, в банке люди сдают и получают деньги, и денежные операции там привычны. А в другом месте она, быть может, и не захотела бы прикоснуться к ним.
  — Понятно. Вы хорошо разбираетесь в прикладной психологии. Все продумано очень тонко.
  — Я сама пробиваю себе дорогу в жизни, мистер Мейсон.
  — Деньги миссис Келлер были предложены от имени Скотта Шелби?
  — Естественно. Я хотела как можно дольше оставаться на заднем плане. Я ведь занимаюсь торговлей земельными участками. Это дело с добычей нефти могло повредить моей деловой репутации. Однако я надеялась заработать несколько тысяч долларов. Но это оказалось утопией. Вы знаете об этом так же, как и я. На всякий случай я скрылась за спиной Шелби, который выступал якобы от имени нас обоих.
  — Теперь вы говорите с нами вполне откровенно.
  — Потому что я чувствую: это — наилучший путь.
  — Продолжайте. Что случилось потом?
  — В это время вы сами позвонили Шелби по телефону. Он бросился ко мне. К этому моменту я уже успела составить себе вполне ясную картину, и мне пришлось обо всем рассказать ему.
  — Ну а затем?
  — Мистера Шелби одолела жадность. Он решил, что сумеет выжать из Бентона большую сумму денег, чем сумела бы получить я. Вы должны были снова позвонить ему через несколько минут, так что у нас было очень мало времени на обсуждение.
  — И на чем же вы остановились?
  — Я согласилась заплатить ему двадцать пять процентов той суммы, которую ему удастся получить в виде компенсации за отказ от арендного договора. Я не считаю, что он был вправе требовать от меня эти деньги, однако он уверял меня, что я злоупотребила его дружеским отношением ко мне, и я дала свое согласие.
  — Он считал, что вы воспользовались его дружескими чувствами? — спросил Мейсон.
  — Да. Наши конторы находятся в одном здании. Мне удалось раз или два оказать ему деловую услугу, и он несколько раз рекомендовал мне клиентов. Но мы никогда не оказывали друг другу сколько-нибудь значительной финансовой помощи. У нас были просто добрососедские отношения, и ничего больше. Кое-какие мелкие совместные дела.
  — Но они все же давали вам некоторую прибыль?
  — Да, кое-что.
  — Никаких других взаимоотношений между вами обоими не было? — спросил Мейсон.
  Она бросила на него сердитый взгляд:
  — Я выложила все свои карты на стол, сказала обо всем, что могло вас интересовать, но почему я обязана вам рассказывать историю своей личной жизни?
  Мейсон рассмеялся:
  — Вы действительно рассказали нам многое. Насколько я понял, вы, зная о том, что арендный договор находится под угрозой разрыва, просили Шелби выдать вам расписку на ваше право владения им. Так?
  — Да, мы подписали соглашение, и я дала ему доверенность на ведение дела от моего имени и в мою пользу.
  — Кто составил этот документ?
  — Я.
  — Это написано от руки или отпечатано на машинке?
  — На машинке.
  — И где же он?
  — Скотт Шелби подписал его и вручил мне.
  — Разрешите нам взглянуть на этот документ.
  Она встала и направилась в свою спальню, но неожиданно остановилась и обернулась:
  — Быть может, мистер Мейсон, прежде чем я выложу еще одну карту на стол, вы покажете мне некоторые из ваших карт?
  — Быть может, — сказал Мейсон, — мы предложим вам наличные деньги за компромисс.
  — Сколько?
  — Еще не знаю.
  — Шелби предполагал, что я смогу получить десять тысяч.
  — Шелби ошибался.
  — Я думаю, что это вполне реально. Она помолчала с минуту, а затем произнесла отрывисто:
  — Как вы думаете, мистер Мейсон, сколько я могу получить?
  — Не знаю.
  — В таком случае не считаете ли вы, что мне следует подождать, пока мне не сделают конкретное предложение?
  — Вам его не сделают, пока не будут уверены в том, что вы имеете полное право принять его.
  — Почему не сделают? Какое им дело до этого?
  — Люди по-разному ведут свои дела. Эти, в частности, не сделают никакого предложения, если не будут знать заранее, что вы примете его. Да и то лишь в том случае, если будут убеждены, что получат то, за что заплатили.
  — Понятно. Они не хотят пачкать свои руки.
  — Да, — ответил Мейсон. — Вы можете сделать предложение нам.
  — Сумма, которую я лично хотела бы получить за отказ от своих прав, равняется трем тысячам долларов. Об этом я и сказала Шелби.
  — Вы хотите сказать, что он должен был согласиться на три тысячи долларов?
  — Нет, — прервала она, — на четыре тысячи долларов. Вы забываете о том, что я обещала заплатить двадцать пять процентов от полученной суммы ему. Лично я считала, что больше четырех тысяч долларов нам и не дадут.
  — Но Шелби не согласился с вами?
  — Он утверждал, что сумеет добиться большей суммы.
  — Поэтому он вел себя так вызывающе, когда выяснилось, что Бентон не согласен уплатить больше четырех тысяч?
  — А Бентон действительно предложил четыре тысячи?
  — Нет, но обсуждалась именно эта сумма. Бентон сказал, что даст две тысячи в том случае, если еще две тысячи даст миссис Келлер.
  — Это именно то, что я говорила Шелби, — сказала она. — Бентон добавил бы к покупной цене на участок еще две тысячи, а миссис Келлер уступила бы две тысячи долларов из полученных ею денег.
  Мейсон кивнул.
  — Продолжайте, — взволнованно проговорила она, — что случилось? Согласились ли они заплатить эти четыре тысячи?
  — Шелби и слышать не хотел об этом, надеясь добиться гораздо более высокой суммы.
  — Именно этого я и боялась. Я предпочитаю иметь синицу в руках, чем журавля в небе.
  — Ну, теперь это дело прошлое, — с некоторым нажимом сказал Мейсон, — но меня поражает удивительное совпадение того, что вы желали, с тем, что фактически было вам предложено.
  — Что же в этом поражает вас?
  — Вы ведь не знали о той беседе, которая велась вчера на яхте?
  — Понимаю. Но я привыкла к торговым сделкам, и инстинкт часто правильно подсказывает мне предел реалистичных претензий.
  — Понятно.
  — Итак, мистер Бентон и я, мы можем договориться обо всем?
  — Не знаю. Я не представляю здесь Бентона и не хотел бы, чтобы вы заблуждались на этот счет.
  — В таком случае чьи интересы вы здесь представляете? — спросила она.
  — К сожалению, я не вправе ответить на этот вопрос. Но я хотел бы видеть ваше соглашение с Шелби и вашу доверенность.
  Она взглянула в сторону своей спальни.
  — Не можете ли вы подождать час или два? Я принесла бы эти документы в вашу контору.
  Мейсон взглянул на Трэгга:
  — Как вы смотрите на это, мистер Трэгг?
  Трэгг решительно покачал головой:
  — Как я уже говорил вам, Мейсон, я очень спешу, и если мы можем чего-нибудь добиться еще сегодня, то это должно быть сделано сейчас же.
  Мейсон обернулся к Эллен Кэшинг. Она встала:
  — Хорошо. Подождите минуту.
  Подошла к двери спальни, приоткрыла ее на один дюйм и слишком громко сказала:
  — Подождите, господа, я сейчас принесу вам то, что вы желаете видеть.
  Она несколько шире приоткрыла дверь, проскользнула туда и сейчас же закрыла ее за собой.
  Мейсон указал Трэггу рукой на спальню:
  — Вот вам и весь секрет, лейтенант.
  — А уверены вы, что там находится Шелби?
  — Уверен, что там находится мужчина, внешне похожий на Шелби.
  — По телефону вы сказали мне совсем не то.
  — Сколько же вы хотите получить за десять центов?
  — Обычно вдвое больше, чем заплачено. Но когда я имею дело с вами, то я хочу получить уже целый доллар.
  — Да, это я уже успел заметить.
  Трэгг взглянул на дверь спальни:
  — Крайне неприятно врываться туда.
  — Однако ситуация этого требует.
  Мейсон встал и, подойдя к двери, прислонился к ней всем своим телом. Приоткрыл ее и сказал:
  — Поразмыслив, я решил, мисс Кэшинг, что…
  Она стояла у самой двери и, повернувшись, сказала:
  — Одну минуту, мистер Мейсон.
  Он снова предпринял попытку открыть дверь, но мисс Кэшинг двинулась прямо на него и, протягивая ему бумаги, сказала:
  — Вот те бумаги, которые вы хотели видеть. Давайте сядем за стол и просмотрим их.
  Мейсон пытался заглянуть в спальню. Но Эллен открыла дверь лишь настолько, чтобы выскользнуть из нее, а когда он нажал посильнее, то почувствовал, что кто-то подпирает ее с внутренней стороны. Он вернулся к столу, на который она успела положить бумаги.
  — Пожалуйста, возьмите, — обратилась она к нему, протягивая документы.
  Мейсон указал на Трэгга и произнес:
  — Возьмите вы, Трэгг.
  Трэгг начал внимательно читать.
  — Вот это подпись Шелби?
  — Да.
  — Вы сами видели, как он подписал это?
  — Да.
  — Когда это было?
  — Приблизительно неделю назад, на документе стоит дата.
  — Она правильная?
  — Ну конечно. Что вызывает ваше сомнение?
  — С точки зрения законности это может иметь значение.
  — Больше мне нечего вам сказать, господа. Я записана сегодня на прием в институте красоты. Если вы захотите сделать мне предложение, я готова выслушать его. Если же вы предпочитаете все это еще раз обдумать, я подожду. Как бы то ни было, сейчас время истекло, и я ухожу из дома.
  Мейсон многозначительно взглянул на Трэгга. Трэгг сказал:
  — Ну что ж, мы не станем задерживать вас. Я думаю, что эти документы в порядке. Мистер Мейсон, не желаете ли взглянуть на них?
  Мейсон кивнул и спросил:
  — Когда вы вернетесь домой, мисс Кэшинг?
  — Вернусь в середине дня.
  — Я позвоню вам.
  — Хорошо.
  Все встали и направились к выходу. Она раскрыла дверь перед ними и на прощание улыбнулась самым очаровательным образом.
  Мейсон шел за Трэггом и Дрейком по коридору. Войдя в лифт, он с нескрываемым раздражением обратился к Трэггу:
  — Почему вы не поддержали меня? Чего вы ждали?
  — До сих пор, — спокойно ответил Трэгг, — я не видел ни малейших улик, и все, что я знаю, — это лишь ваши предположения и выводы, Мейсон.
  Мейсон ответил:
  — Но кто-то ведь находился в спальне и нажимал на дверь изнутри, не давая мне возможности открыть ее.
  — Эллен Кэшинг держала руку на ручке двери и не давала вам открыть ее, — ответил Трэгг.
  — Правильно. Однако у нее не хватило бы сил сопротивляться моему нажиму, если бы кто-то не подпирал дверь изнутри. Там, несомненно, кто-то был.
  — Возможно, что и так. Но я чувствую, что сильно охладел к вашему делу вообще. Я, пожалуй, согласен заглянуть в ее машину, но ни на что больше я не пойду, пока не получу каких-нибудь веских улик.
  — Поступайте, как знаете, — сердито ответил Мейсон.
  — Так и будет, — сухо сказал Трэгг.
  — Ну что же, — вмешался Дрейк, — когда она пойдет в гараж за своей машиной, вы можете зайти туда вслед за ней и задать ей несколько вопросов.
  — Если остановить ее, когда она уже тронется в путь, — подхватил Трэгг.
  — Я предпочел бы, чтобы вы зашли в гараж, — сказал Мейсон, — может быть, вы обнаружите какие-нибудь улики в самом помещении.
  — Да, вполне возможно. Однако я не собираюсь делать у нее обыск, пока не получу ордер.
  — Вы гораздо лучше относитесь к другим людям, чем к моим клиентам.
  Трэгг ухмыльнулся:
  — Как правило, у меня гораздо больше улик против ваших клиентов, чем против этой блондинки.
  — Хорошо, поступайте, как знаете, — ответил Мейсон. — Поддерживайте обвинение против жены Шелби. Однако предупреждаю, что если вы опубликуете свою версию в дневных газетах, то уже в утренних газетах я зло высмею вас и вы не скоро забудете об этом.
  Лифт остановился, и Трэгг первым вышел из него:
  — Эта перспектива также мне не улыбается.
  Молча они вышли из подъезда, затем Трэгг вдруг завернул за угол дома и встал так, чтобы, оставаясь незамеченным, видеть двор. Мейсон и Дрейк встали рядом.
  Они пробыли здесь не более двух минут, прежде чем послышался стук дамских каблучков и Эллен Кэшинг, пройдя мимо них, направилась к своему гаражу.
  Она очень спешила, почти бежала и не заметила трех подстерегавших ее мужчин. Мейсон подождал, пока она открыла замок на двери гаража, а затем обратился к Трэггу:
  — А теперь войдите туда, лейтенант.
  Мейсон обратился к Эллен:
  — Мисс Кэшинг, вы согласились бы на четыре тысячи долларов отступного? Я не делаю вам это предложение, но хочу заручиться вашим согласием.
  Она остановилась и взглянула на них.
  — Да, пожалуй, соглашусь, — уверенным тоном сказала она. — Однако лучше, если бы вы обратились ко мне с прямым предложением.
  Мейсон улыбнулся:
  — Вы ведь торопитесь. Может быть, вы согласитесь, чтобы мы с мистером Трэггом сели в вашу машину, и тогда мы сможем использовать дорогу до вашего института красоты для деловой беседы?
  — Ну что ж, отлично.
  Она подошла к машине и села на место водителя, а Трэгг обошел ее с другой стороны. Мейсон открыл дверцу машины.
  — Сюда, Трэгг, я сяду рядом с вами.
  Сев на подушки, Мейсон взял руку Трэгга и положил ее на до сих пор влажное место на сиденье. Удостоверившись в этом, Трэгг внезапно открыл дверцу со своей стороны машины, вылез из нее и сказал:
  — У вас здесь очень хороший и удобный гараж, мисс Кэшинг!
  — Я тоже считаю его удобным. — Она включила мотор.
  — А инструментов здесь нет?
  — Инструментов здесь нет.
  — А что это лежит у вас в углу? — спросил Мейсон.
  Она взглянула туда, куда он указывал:
  — Не знаю. Ах, это одеяло!
  — Действительно, — сказал Мейсон и тоже вышел из машины.
  Она открыла свою дверцу и отрывисто спросила:
  — В чем дело?
  Не произнося ни слова, Трэгг направился в угол и поднял с пола мокрое одеяло. Пощупав и оглядев его, он наклонился снова и поднял с пола пару насквозь мокрых мужских ботинок.
  — Так, — произнес он, приняв внезапное решение, — вернитесь вместе со мной в вашу квартиру и ответьте мне на несколько вопросов.
  — Вам и кому еще? — спросила она злобно.
  Трэгг расстегнул пальто, показал ей свой значок и сказал:
  — Мне и всему полицейскому управлению, если уж вы хотите знать.
  Глава 15
  Эллен Кэшинг открыла дверь своей квартиры и пропустила в нее Трэгга, Мейсона и Дрейка. Затем она закрыла за собой дверь и сказала:
  — Садитесь.
  — Вы не будете возражать, если мы сначала обойдем вашу квартиру? — спросил Трэгг.
  — Вы хотите сказать, что собираетесь произвести обыск?
  — Нет, просто пройти по квартире, и то лишь в том случае, если вы не имеете ничего против.
  — Я, безусловно, возражаю.
  — Конечно, вы вправе возражать, но в таком случае я привезу вам ордер на обыск.
  — Ну что ж, отправляйтесь за ордером.
  — Но вы ровно ничего не выиграете от этого, — сказал Трэгг.
  — Почему?
  — Потому, — терпеливо пояснил Трэгг, — что вам придется ответить на некоторые вопросы. И будет гораздо лучше, если вы ответите добровольно.
  — Что же вы хотите узнать?
  — Давайте начнем сначала, — сказал Трэгг, — вы были в дружеских отношениях со Скоттом Шелби. Вчера ночью, находясь в гостях на яхте, Шелби упал за борт. Предполагается, что он утонул. Возможно, что его убили. Однако тело его до сих пор нигде не обнаружили. В том месте реки вода не глубока, но водолазы ни вчера, ни сегодня не обнаружили никаких следов исчезнувшего Шелби.
  — А течение реки?
  — Мы учли и эту возможность.
  — Итак? — спросила она.
  — Итак, — продолжал Трэгг, — мы допускаем, что вы имели сговор с Шелби о его исчезновении, так же как о договоре на добычу нефти. Теперь мы случайно обнаружили в вашем гараже насквозь мокрые одеяло и мужские ботинки, а когда сели в вашу машину, то убедились, что на заднем сиденье осталась влага от какого-то мокрого предмета.
  — Ну и что же из этого?
  — Это чрезвычайно важно, — произнес Трэгг, — и нам необходимо убедиться в том, что этим мокрым предметом не был живой Скотт Шелби.
  — Абсурд!
  — Кроме того, — сказал Трэгг, — нам известно, что в вашей квартире был какой-то мужчина.
  — Как вы смеете говорить мне такие вещи?!
  — Его там не было?
  — Нет.
  — Вы позволите мне заглянуть в вашу спальню?
  — Не вижу для этого никаких оснований.
  Трэгг взглянул на Мейсона, безмолвно прося помощи.
  — Может быть, — осторожно вмешался Мейсон, — мисс Кэшинг пожелает объяснить нам, почему ее одеяло так сильно промокло и какой именно мокрый предмет находился на сиденье ее машины?
  Она злобно взглянула на него и резко произнесла:
  — Мисс Кэшинг вовсе не собирается говорить с вами, мистер Мейсон. Насколько я понимаю, всеми этими неприятностями я обязана вам?
  — Хорошо, — спокойно ответил Мейсон, — если вы желаете беседовать в таком стиле, то давайте уточним некоторые детали.
  — Пожалуйста.
  — Для начала, — сказал Мейсон, — установим тот факт, что в вашей спальне находится какой-то мужчина. Рост его примерно пять футов восемь дюймов, вес около ста шестидесяти пяти — ста семидесяти фунтов. У него темные волосы и темные глаза. Все эти признаки соответствуют параметрам Шелби.
  Она бросила на Мейсона странный взгляд:
  — В моей спальне?
  — Да.
  Неожиданно она откинула назад свою голову и разразилась нервным, почти истерическим хохотом. Когда она наконец умолкла, Мейсон произнес:
  — В вашей спальне находится мужчина, мисс Кэшинг!
  — Господи помилуй! Нет!
  — Вы не возражаете, если я загляну туда?
  Она задумалась и после нескольких секунд колебаний сказала:
  — Нет, возражаю.
  Трэгг вкрадчиво произнес:
  — Мисс Кэшинг, вы абсолютно уверены в том, что у вас в спальне нет мужчины? В таком случае тот, кого увидели наши люди, — несомненный жулик, и, как полицейский офицер, я обязан арестовать его за незаконное вторжение в вашу квартиру.
  — Кто видел его в моей спальне? Кто шпионил за мной?
  — За вами следят уже в течение многих часов, — ответил Трэгг, — и я должен убедиться в том, что здесь действительно нет никакого мужчины. Быть может, он просто ваш гость, и в таком случае я, конечно, не имею права обыскивать вашу квартиру, не имея ордера на руках. Но если вы твердо говорите, что здесь никого нет, то моя прямая обязанность — арестовать этого неизвестного человека.
  Она внимательно смотрела на Трэгга и Мейсона, изучая выражение их лиц.
  — А что, если я скажу вам, что у меня действительно есть гость?
  — В таком случае я, конечно, не вошел бы в вашу спальню без ордера на обыск.
  — И как же вы поступите?
  — Мы поставим у ваших дверей охрану, которая не выпустит никого из вашей квартиры, а сам я поеду за ордером на обыск вашей квартиры. Кроме того, мы вызовем вас на допрос.
  Она опустила глаза и после паузы подняла их и произнесла:
  — Хорошо, скажу вам всю правду.
  — Я полагаю, что это будет много лучше для вас.
  — Здесь действительно присутствует мужчина. Однако он вовсе и не был в моей спальне. Он находится на кухне.
  — Какого черта! — воскликнул Трэгг.
  Мейсон улыбнулся:
  — Возможно, что сейчас он действительно на кухне, но он был в спальне, когда мы были здесь в первый раз.
  Она закричала на Мейсона:
  — Занимайтесь собственными делами, а не моими. Это — ложь! Он все время был на кухне и готовил для нас завтрак. Сейчас он моет посуду. Иди сюда, Арт!
  Дверь из кухни открылась, и в ней появился мужчина, по описанию соответствующий тому, что сказал о нем Мейсон. У него были заспанные глаза, и он улыбался смущенной улыбкой.
  Эллен Кэшинг произнесла:
  — Это Арт Лэси, мой жених. Мы поженимся, как только оформим соответствующие документы. Собирались еще сегодня, после того как я вернусь из косметического кабинета, отправиться в мэрию и получить нужные бумаги. Он пришел сюда сегодня утром, приготовил завтрак, потом вымыл посуду, чем избавил меня от этой работы. Мы сэкономили время, если бы вы не помешали нам своим несвоевременным посещением.
  Мужчина поздоровался и вежливо спросил:
  — Как поживаете? — И после этого сел на стул.
  Трэгг сказал:
  — Именно его-то и видели в окне вашей спальни.
  — Его там не было и не могло быть. Он все время был на кухне.
  Мейсон ограничился улыбкой.
  Внезапно вмешался Дрейк:
  — Скажите, мисс Кэшинг, какое окно вы открыли, когда встали с постели?
  — Окно на кухне. Артур постучал в кухонную дверь, и я впустила его. Он собирался готовить для нас завтрак, и я вместе с ним прошла на кухню. Открыла окно и сказала ему, чтобы он располагался как дома. На мне был халат в ту минуту. После этого я вернулась к себе в спальню и оделась.
  Дрейк бросил мрачный взгляд на Мейсона.
  Мейсон сказал:
  — Вариант не проходит. Он был в вашей спальне еще несколько минут назад, до того как мы ушли отсюда.
  — Откуда такая уверенность?
  — Я пытался открыть дверь после того, как вы вошли сюда с документами, а она не поддавалась.
  Эллен Кэшинг произнесла неожиданно громким голосом:
  — Мама, пора тебе показаться гостям.
  Дверь спальни распахнулась, и широколицая пожилая женщина с космами седых волос появилась на пороге, одетая в широкий купальный халат.
  — Я думаю, что уже давно пора, — сказала она. — В чем дело, господа? Я еще никогда не слышала таких странных речей.
  — Господа, — просто сказала Эллен, — это моя мать.
  Трэгг раскрыл рот:
  — И вы все время находились в спальне?
  — Да, я провела эту ночь здесь, вместе с Эллен. Не знаю, из-за чего вся эта суматоха, но думаю, что вам всем следует извиниться перед моей дочерью. Она — порядочная девушка.
  Эллен Кэшинг сказала:
  — Моя мать приехала сюда вчера вечером, восьмичасовым поездом. Я встретила ее на вокзале и с тех пор не расставалась с ней. Она любит поздно вставать и не совсем здорова. Поэтому Артур согласился прийти сюда пораньше и приготовить для всех завтрак. Когда все было готово, он отнес маме завтрак в постель, а мы с ним ели на кухне.
  Мейсон спросил у миссис Кэшинг:
  — Скажите, вы слышали из спальни наши разговоры здесь?
  — Почти каждое слово. И, желая услышать дальнейшее, я подошла к двери, когда вы вздумали ее открыть. Вы едва не опрокинули меня на пол. Боже! Я забыла вставить зубы.
  Она бросилась назад в спальню и через несколько минут вернулась назад. Лицо ее теперь выглядело круглее, нижняя челюсть приобрела квадратные очертания, и весь облик ее стал более воинственным.
  — Ну а вы? — обратился Трэгг к Артуру Лэси. — Вы тоже слышали нашу беседу из кухни?
  Лэси, явно смущенный, забормотал нечленораздельно:
  — Кое-что слышал. Я торопился, так как не хотел, чтобы меня застали за мытьем посуды.
  — Это все придумано очень быстро и ловко, однако не вызывает доверия, — с досадой сказал Мейсон.
  — Почему же? — набросилась на него Эллен.
  — Потому что за вашим домом следили еще до наступления рассвета. Никто не приходил к вам сегодня утром, и никто не звонил в ваш звонок.
  — Это вы так думаете! Однако Лэси живет именно в этом доме, и ему незачем было выходить на улицу, чтобы прийти сюда. Вам это и в голову не пришло? А между тем это элементарно, мой дорогой Ватсон. Если бы вы не совались в чужие дела…
  — Довольно, — прервал ее Трэгг, — я расследую уголовное преступление, мисс Кэшинг, и непременно хочу знать: откуда в ваш гараж попали мокрые мужские туфли и одеяло?
  Мать Эллен заявила:
  — Одно я могу сказать точно. Вчера вечером Эллен не расставалась со мной, и вы легко можете проверить мои слова. Мы пообедали, а затем, примерно в девять часов вечера, пошли к нашей соседке, моей старой приятельнице миссис Терлок. Она живет здесь же, в соседней квартире. Вернувшись от нее около полуночи, мы легли спать. Лишь одно мне непонятно, Эллен, почему ты не сказала мне, что выходишь замуж за мистера Лэси?
  — Я хотела сначала познакомить тебя с ним, мама.
  — У вас обычно крепкий сон? — спросил Мейсон у миссис Кэшинг.
  — Боже мой, нет. Я вскакиваю от любого шороха. А в эту ночь я была так возбуждена, что вообще не могла уснуть и задремала лишь на рассвете.
  Наступило тяжелое молчание.
  Трэгг сказал:
  — Я все же требую объяснений относительно мокрых ботинок и одеяла!
  Эллен обратилась к Лэси:
  — Скажи им, Артур, видимо, мы должны говорить о своих личных делах.
  Лэси открыл рот, пытаясь заговорить, но явно не находил слов. Эллен засмеялась и сказала:
  — Артура легко смутить. Мы вчера ездили на пикник. Ботинки принадлежат ему, и он их там промочил.
  Трэгг сказал:
  — Мы уже многое узнали, а теперь хотели бы узнать все подробности.
  — А также заглянуть в спальню, — добавила Эллен, — просто так, для проверки.
  Трэгг кивнул и встал со стула.
  — Не возражаете? — спросил он у Эллен.
  — Делайте, что хотите, — она махнула рукой, — я ничего не имею против вас, но не желаю, чтобы по моей квартире разгуливал этот адвокат, который причинил мне и без того достаточно хлопот. — И она бросила на Мейсона испепеляющий взгляд.
  Трэгг вошел в ее спальню, заглянул в шкаф и под кровать, подошел к окну и высунулся из него. Вернулся назад и уселся на свой стул.
  — Хорошо, расскажите нам об этом пикнике. Минутку. Знакомы ли вы, Лэси, со Скоттом Шелби?
  — Он впервые увидел его вчера утром и почти вслед за этим сделал мне предложение. Я бы все подробно рассказала вам, если бы вы представили такую возможность.
  — Хорошо. Продолжайте и объясните все точно. Мне придется писать об этом деле, и, — добавил Трэгг желчно, — я хотел бы узнать от вас, чтобы какой-нибудь проклятый дилетант снова не сбил меня с толку. Продолжайте, мисс Кэшинг.
  Она сделала глубокий вдох:
  — Хорошо. Если вы настаиваете на том, что имеете право вмешиваться в мою личную жизнь, я все скажу вам. Я хочу выйти замуж за Артура Лэси, который вчера сделал мне предложение. После серьезного разговора мы решили устроить пикник на лоне природы. Нам обоим хотелось отключиться от всяких дел и устроить себе праздник. Мы торопились. С собой решили захватить сандвичи, пиво, маслины и еще кое-что из обычного арсенала таких прогулок.
  — Почему вам так внезапно захотелось выехать за город?
  — Я давно любила Артура, но не знала, как относится ко мне он. Мы оба были взволнованы и решили отдохнуть на лоне природы.
  — Но почему сиденье в вашей машине и одеяло оказались мокрыми?
  — Перехожу к этим подробностям. Мы выехали в большой спешке, собрались кое-как. По дороге купили пиво и лишь позднее догадались, что нам придется пить его теплым. Тут я вспомнила о том, что у меня с собой было это одеяло, и мы решили купить лед, завернуть его в одеяло и таким образом сохранить его до места пикника.
  — Для завтрака вы выбрали место на берегу реки? — спросил Мейсон.
  — Нет. Простите, я не имею желания беседовать с вами, мистер Мейсон.
  — А эти мокрые ботинки принадлежат вам, Лэси? — спросил Трэгг.
  Лэси кивнул.
  — Если уж необходимы все подробности, то мы были на озере. На берегу Арт нашел старый плот, спустил его на воду и разыгрывал роль пирата. Вот тут-то он и промочил себе ноги.
  — И вечером расстались, и он пришел к вам лишь сегодня, рано утром?
  — Правильно. Мы хотели сегодня же покончить со всеми формальностями, необходимыми для заключения брака. Я ожидала приезда матери с восьмичасовым поездом, а у Артура было запланировано какое-то дело на восемь часов. Мы вместе поехали на вокзал встречать маму, но поезд опоздал на четверть часа, и ему пришлось спешно уехать. Тут мы и решили, что он придет ко мне рано утром и приготовит завтрак, а после того, как я вернусь из косметического кабинета, мы вместе отправимся за брачной лицензией.
  — Вы встретили на вокзале свою мать в восемь часов пятнадцать минут?
  — Правильно.
  — И она с тех пор все время с вами?
  — Да.
  — Были вы вчера у миссис Терлок?
  — Да, сразу же после обеда. У моей матери здесь очень много друзей, и ей хочется их всех повидать. На вокзале встретиться с ней приехала некая миссис Стар, но ей надо было уже в девять часов встречать своего мужа. Поэтому мы тут же на вокзале все втроем быстро пообедали, хотя мама с дороги не хотела есть. После этого мы поехали прямо к миссис Терлок, которая живет в квартире рядом с моей, и пробыли у нее до полуночи. Можете спросить об этом ее, если хотите. Мама очень много говорила, была сильно возбуждена, и я боялась, что она после этого вечера не сможет заснуть. Ну вот, теперь я рассказала вам все.
  Миссис Кэшинг добавила:
  — Клянусь, что никогда в жизни не ела с такой быстротой. Я не хотела, чтобы миссис Стар опоздала к возвращению мужа. Однако к миссис Терлок мы попали без пяти минут девять.
  Трэгг обратился к Лэси, прервав болтовню пожилой дамы:
  — И это действительно ваши ботинки?
  — Да, мои.
  — А как вы докажете мне это?
  Лэси сбросил с ног свои ботинки и надел мокрые, после чего протянул ногу Трэггу. Тот пощупал ногу и сказал:
  — Подходят по размеру.
  — Ну конечно, они ведь мои.
  — Вы знали Шелби?
  — Только что познакомился с ним.
  — Когда?
  — Вчера утром.
  Заговорил Мейсон:
  — У вас вчера было очень хлопотливое утро. Вчера же вы сделали предложение мисс Кэшинг, насколько я понял?
  — Не обращай на него внимания, дорогой, — вмешалась Эллен Кэшинг. — Это всего-навсего ловкач адвокат, который защищает интересы жены Шелби. Она убила своего мужа, а Мейсон пытается создать какой-нибудь скандал, чтобы помочь ей избежать наказания.
  — Почему она убила его? — спросил Лэси у Эллен, явно почувствовав облегчение.
  — Не будь таким глупым, Арт. Как ты сам думаешь?
  — Думаю, что у нее были причины, — ответил Лэси.
  — Что вам известно об этом? — немедленно спросил у него Трэгг.
  — Он был чем-то вроде П.С.В.
  — Что это означает? — снова спросил Трэгг.
  На вопрос ответила Эллен:
  — Потасканный старый волк.
  Трэгг ухмыльнулся.
  — Я, собственно говоря, ничего не знаю об этом парне, — сказал Лэси. — Но мне не понравилось его обращение с Эллен.
  — А что именно вам не понравилось? — ухватился Трэгг.
  — Манера этого старика увиваться вокруг нее.
  Эллен засмеялась:
  — Тебе придется примириться с этим, Арт. Между прочим, он лишь на семь лет старше тебя.
  — Я не сердился, — сказал Лэси, — а просто сразу раскусил его. Я понял, что это изношенный потаскун, пусть и не очень старый, и что ему не удержать такую девушку, как Эллен…
  — Расскажите об этом подробнее, — сказал Трэгг.
  — Я давно люблю Артура Лэси, — вмешалась Эллен, — а с Шелби я познакомилась шесть месяцев назад. Он был женат, но я сразу почувствовала, что в нем есть что-то волчье.
  — Он заигрывал с вами? — с интересом спросил Трэгг.
  — Но ровно ничего не добился, — поспешила внести ясность Эллен.
  — Он ничего не мог добиться, — сказал Лэси, — однако стремился к этому. Вы знаете, как к этому относятся красивые девушки. У них были деловые взаимоотношения, но он постоянно пытался ухаживать за ней. Я давным-давно влюбился в нее, но всегда считал, что такая умная и красивая девушка не для меня. Я никогда и пальцем не смел прикоснуться к ней, так как очень уважал ее. Можете себе представить, как мне было тяжело увидеть такого никудышного парня, как Шелби, который всячески обхаживал ее.
  — Тогда почему же она продолжала встречаться с Шелби? — спросил Трэгг, провоцируя Лэси на откровенность.
  Но ответила ему Эллен Кэшинг:
  — У меня контора по торговле земельными участками, и он иногда рекомендовал мне клиентов. Я старалась поддерживать с ним дружеские отношения, так как мне ведь нужно зарабатывать себе на жизнь.
  — Это еще не причина, чтобы лезть к тебе, — заявил Лэси.
  — Он и не пытался, — сердито буркнула Эллен.
  — Возможно, но явно хотел!
  — Большинство мужчин этого хочет, — сказала Эллен со смешком.
  — Готов поверить, — улыбнулся Трэгг, — но продолжайте. Расскажите мне побольше об этом Шелби.
  — Да, пожалуй, больше и нечего рассказывать. Он по-прежнему рекомендовал мне клиентов, а свои притязания на меня не переводил в явную форму.
  — Вы думаете, что он мог бы ради вас бросить жену?
  — Не исключено.
  — Можно сказать о Шелби, что он был способен на любой поступок, лишь бы отвязаться от своей жены и жениться на вас?
  — Возможно, что и так. По-моему, он действительно хотел этого.
  — А мистер Лэси был чрезвычайно недоволен этим?
  — Да, верно, — просто ответил Лэси.
  — Говорили ли вы об этом самому Шелби?
  — Да.
  — Когда?
  — В то же самое утро, вчера, я все время толкую об этом.
  — Вы ведь вчера утром уехали на пикник?
  — Но не ранним утром, а поздним.
  — Это произошло следующим образом, — заговорила Эллен, — он пришел и…
  — Позволь сказать мне, — медленно проговорил Лэси, как человек, который стремится быть понятым правильно.
  — Хорошо, — ответила Эллен улыбаясь, — говори сам.
  — Обсуждался все тот же арендный договор, и Шелби старался оказать давление на Эллен, заявив, что он даст ей возможность заработать крупную сумму и что для этого у него есть известные основания. Эллен вышла из его конторы, и я хотел ее проводить. Когда она рассказала мне о поведении Шелби, я взбесился: вошел в его комнату и прямо сказал ему, чтобы он оставил Эллен в покое. Он тоже был зол. Он только что ругался с каким-то парнем-инвалидом, который обвинял его в том, что он помешал ему купить бакалейную лавку или что-то в этом роде. Шелби только-только отвязался от него, как влетел я. Так как я был на взводе, то с ходу выпалил ему все, что я о нем думал.
  — А что он ответил на это?
  — Он заявил, что меня это вовсе не касается, что Эллен вполне способна постоять сама за себя и что мне нечего совать нос в чужие дела. Я ответил ему, что собираюсь получить полное и законное право вмешиваться в ее дела. Во всяком случае, попытаюсь занять такое положение. А если это мне удастся, то я вернусь к нему в контору и прищемлю ему нос.
  — Что было дальше?
  — Оттуда я прямо направился в контору Эллен, находящуюся в том же доме, и сделал ей предложение.
  Эллен Кэшинг рассмеялась веселым и радостным смехом.
  — Можете себе представить, как это подействовало на меня! Я ведь давно вздыхаю о нем, а он никогда не говорил мне о своих чувствах.
  — Я считал, что, если я сделаю ей предложение, она просто посмеется надо мной.
  — Мужчины никогда не понимают, как женщины относятся к таким вопросам. Шелби находил меня весьма привлекательной, но я держала его на почтительном расстоянии. Я лишь намекнула Артуру, что Шелби стал слишком внимательным, так как…
  — Так как вы знали, — подмигнул Трэгг, — что это заставит Лэси наконец откровенно высказаться?
  — Я хотела выяснить, интересуется Артур мною или нет.
  — И вам это удалось? — спросил Трэгг.
  — Как видите. Дверь моей конторы неожиданно распахнулась. Влетел Артур, захлопнул дверь и бросился к моему столу. Я увидела, что он взвинчен. Он взглянул на меня и выпалил: «Эллен, вы согласны стать моей женой?»
  — Ну а дальше?
  — Я захлопала глазами и крикнула: «Да!» Объяснение в любви вышло коротким и экзотичным, совсем не похожим на те романтические картины, которыми я себя услаждала в ночных дремотах: мы вдвоем где-то за городом на пикнике; мы сидим рядом, прижавшись друг к другу; я опускаю голову ему на плечо; он сейчас проведет рукой по моим волосам и попросит меня стать его женой… А в жизни получилось иначе. Мы впопыхах обменялись двумя лающими фразами: «Эллен, согласны ли вы стать моей женой?» — «Да!» Мы остолбенели, а потом неудержимо и долго хохотали.
  — И после этого вы направились обратно к Шелби, чтобы «прищемить ему нос»? — спросил Трэгг у Лэси.
  — Нет, — ухмыльнулся Лэси. — Услышав «да», я сразу перестал беситься, я был готов задушить в объятиях всех людей на свете. Если бы у меня было свободное время, я зашел бы к нему, чтобы угостить его стаканчиком спиртного. Он не был таким уж плохим парнем. И нельзя осуждать его за то, что он влюбился в Эллен.
  Эллен засмеялась:
  — Боюсь, я не совсем точно обрисовала Артуру характер Шелби.
  Лэси кивнул:
  — Я представлял себе лощеного неотразимого миллионера, а увидел потрепанного малого с запавшими глазами. Вероятно, он был все же приличным человеком. Однако неприятно было смотреть, как он увивается за Эллен.
  — Примерно через полчаса после нашего форсированного и короткого объяснения я рассказала Артуру о том антураже, который согласно моим мечтам должен был сопутствовать предложению руки и сердца.
  — Я захотел повторить свое предложение в тех условиях, о которых она мечтала, — так родилась идея пикника, — сказал Лэси. — После этого мы ушли из конторы и отправились к ней домой. Эллен приготовила несколько сандвичей, а я пошел купить жареных цыплят и все остальное для завтрака на траве.
  — До чего же эти цыплята были жесткими! — воскликнула Эллен.
  — После этого мы сели в машину и отправились за город, — продолжал Лэси.
  — И вы вторично сделали ей предложение?
  — Да, сделал.
  — Именно так, как мне мечталось! — Ее глаза сияли, она отбросила сдержанность и забыла о злости.
  Лэси, оправившись от смущения и освоившись в новой и странной ситуации, стал гораздо раскованнее, он выглядел человеком, который, хотя и не отличался красноречием, все же способен был выражать свои мысли достаточно отчетливо.
  — Однако, — подала голос мать Эллен, — весьма странно, что мать девушки узнает о важных событиях в ее жизни лишь потому, что какой-то адвокат и какой-то полицейский заинтересовались ею.
  — Еще один вопрос, — сказал Мейсон. — Почему вы положили лед, завернутый в одеяло, на сиденье в машине, а не в багажник?
  Она обернулась к нему, и глаза ее снова засверкали злобой:
  — И это вас касается!
  — Однако, — вмешался Трэгг, — я бы тоже хотел получить ответ на вопрос, заданный Мейсоном.
  — Я вам уже говорила: мы проехали половину дороги, когда спохватились, что не взяли с собой льда. Мы направлялись в небольшое частное поместье, которое мне поручили продать. Там есть озеро и лесок. Когда мы решили купить лед, я вспомнила, что багажник уже забит продуктами для пикника и там нет места. Переставлять все это нам не хотелось, так как мы торопились.
  — Да, мы очень спешили, — добавил Лэси, и широкая добродушная улыбка преобразила его лицо.
  — Мы были в приподнятом настроении и, конечно, не думали, что придется объяснять каждое свое движение посторонним людям. Артур взял одеяло, завернул в него купленный лед, открыл дверцу машины и бросил его в салон.
  — Но почему же не на пол? — спросил Мейсон.
  — На полу очень мало места, — объяснил Лэси, — тогда как заднее сиденье широкое. Я положил лед, и мы сейчас же продолжили путь.
  — Не говори с ним, Арт, дорогой! — сказала Эллен. — У него нет ни малейшего права задавать нам вопросы.
  Лейтенант Трэгг встал:
  — Благодарю вас. Извините, что побеспокоил.
  — Пустяки. Нас вызовут в суд или к окружному прокурору?
  — Ни о каком прокуроре не может быть речи. Ситуация такова: мне протянули пуговицу, пообещав, что она приведет к жилету, от которого оторвалась, а я, дурак, добросовестно пытался пришить жилет к этой пуговице.
  Эллен бросила на Мейсона яростный взгляд:
  — Нетрудно догадаться, кто протянул вам пуговицу.
  — Я с удовольствием отвезу вас, куда вам надо, — любезно обратился Трэгг к жениху и невесте. — Но предупреждаю, что я ношусь на предельной скорости. Если вас это устраивает, собирайтесь поживее. Я спешу.
  — Ну, молодые, отправляйтесь по своим делам, а я займусь кухней, — сказала миссис Кэшинг.
  — Там уже все убрано, — с улыбкой сказал Лэси. — Остались лишь одна чашка и одно блюдце.
  — Идемте, — сказал Трэгг.
  — Увидимся попозже, мама, — нежно сказала Эллен, взяв свою шляпу. — Если станет скучно, позвони миссис Терлок и…
  — Нет, я никому не буду звонить, пока не побываю у парикмахера. Я ведь похожа на страшилище.
  Трэгг открыл дверь. Лэси улыбнулся пожилой даме:
  — До свидания, мама.
  — Присматривай за Элен, сынок, — с улыбкой ответила она.
  — Поехали, — торопил их Трэгг.
  Все молча спустились на лифте вниз.
  Трэгг открыл дверцу машины для Эллен и Артура, сказав остальным:
  — Сожалею, ребята, что приходится оставить вас здесь, но я тороплюсь, мне нужно еще попасть в главное управление.
  — Незачем извиняться, — ответил Дрейк, — возможность возвращения на другой машине — это единственная радость за весь сегодняшний день.
  Трэгг захлопнул дверцу и бросил иронический взгляд на Мейсона:
  — До свидания, Шерлок!
  Глава 16
  Делла Стрит вернулась в контору после четырехчасового сна и посещения косметического кабинета, что самым благоприятным образом сказалось на ее внешности. Она открыла своими ключами дверь кабинета Мейсона, вошла в комнату и не сразу заметила, что он сидит во вращающемся кресле у стола.
  — Шеф, в чем дело? Вы не брились, не спали! Что случилось?
  — Я высунул свою голову из щели, и на нее наступили ногой. Я тщетно пытаюсь думать, но голова пустая. У меня нет отправной точки, я выбит из колеи.
  — Значит, вы не застали у нее Скотта Шелби? Я так беспокоилась и хотела позвонить вам, однако думала, что вы либо в турецкой бане, либо спите.
  — Это самое заколдованное дело из всех, которыми я когда-либо занимался, Делла.
  — В чем дело?
  — Я всю жизнь утверждал, что косвенные улики не лгут, их просто не умеют правильно интерпретировать. А теперь в моем распоряжении такое количество косвенных улик, что от попытки переварить их у меня получилось полное несварение желудка.
  — Однако кто же был этот мужчина в ее спальне?
  — Во-первых, это оказалась не спальня, а кухня, а в спальне вместе с ней находилась ее мать. Рано утром она открыла дверь своему хахалю, который прошел на кухню и приготовил для всех завтрак. Они собираются пожениться, и он завоевывает симпатии будущей тещи.
  — То есть она в халате вышла на кухню?
  — Именно так. В порядке проверки Трэгг высунул свою голову из окна спальни, а детективы Дрейка утверждали, что это окно в кухне. Именно из-за того, что Эллен вышла в кухню в халате, они и решили, что это окно ее спальни. Единственная информация, которую я получил за весь день, — это то, что жених Марджори Стенхоп, солдат-инвалид, был в конторе у Шелби и поругался с ним.
  — Когда?
  — По полученным данным, вчера утром, незадолго до того, как Шелби получил приглашение на яхту. Что мне дают эти сведения? — сам себя спросил Мейсон и ответил: — Похоже, что ничего. Они здорово сцепились.
  — А как вы это узнали?
  — Артур Лэси, жених Эллен Кэшинг, застал солдата-инвалида в конторе Шелби и кое-что услышал. Но теперь я боюсь верить и этому. Известно только, что один солдат-инвалид упрекал Шелби в том, что тот помешал ему приобрести бакалейную лавку.
  — Ну конечно, это Фрэнк Бомэр.
  — Я тоже так думаю и, хотя мне это не кажется существенным, все же попрошу Дрейка проверить.
  Делла уселась на угол стола:
  — Расскажите мне все подробно и обстоятельно.
  — Я попал в смешное положение, стал жертвой случайных совпадений. Если Дорсет узнает об этом — а это неизбежно, — то он уговорит эту Кэшинг подбросить что-нибудь для эффектного газетного заголовка.
  — Зачем?
  — Чтобы повредить моей подзащитной. Это представят как намеренную попытку сбить следствие с толку.
  — А как держит себя Трэгг?
  — Ох, как он зол на меня…
  — Значит, она удовлетворительно обосновала мокрое одеяло и мокрые мужские ботинки Скотта Шелби?
  — Это не его ботинки. Они принадлежат Артуру Лэси.
  — Шеф, давайте все же сначала и по порядку.
  Мейсон исполнил ее просьбу. Ее лицо во время повествования вытягивалось от разочарования.
  — А ведь казалось, что фабула уже найдена.
  — Я тоже так думал, — усмехнулся Мейсон. — Но тут она представляет кучу свидетелей и железное алиби. Это дело — настоящая западня из косвенных улик, что встречается в практике очень редко. До сих пор в эту ловушку обыкновенно попадал окружной прокурор. Ну а теперь я на себе испытал, каково оказаться в таком положении. И сейчас, поменявшись с ним ролями, я чувствую себя чертовски скверно!
  — Шеф, вам ничто не поможет, если вы останетесь здесь и будете упрекать самого себя. Ступайте бриться, а оттуда — в турецкую баню. Завтра к вам придут новые мысли и идеи.
  — Я не уверен в этом, Делла. Это дело — настоящий кошмар. И какой дьявольский день! За что бы я ни взялся, все оборачивается против меня. Сегодня пятница и тринадцатое число — поневоле поверишь в приметы.
  — Надо как-то осторожно пережить несчастливый день. На сегодня мы все дела заканчиваем, а остальное подождет до завтра.
  — Я в этом не уверен.
  — Быть может, — сказала Делла, — ваша мысль и была в основе правильная, но в дело замешана не эта, а какая-нибудь другая женщина. Если Шелби решил отделаться от жены и сбежать с какой-то сиреной, то не обязательно, чтобы это была именно мисс Кэшинг.
  — Да, но арендный договор на добычу нефти у нее.
  — Ну и что же из этого?
  — Разве ты не понимаешь? Ему нужен соучастник, который сможет получить наличные деньги вместо него, когда он нырнет в воду. Пусть меня повесят, но он договорился именно с этой Кэшинг! Но когда я попытался доказать это, то попал впросак! Я вынужден это признать.
  — Вы не допускаете, что ее рассказ — тоже инсценировка? — спросила Делла.
  — Шанс нулевой. Ее мать похожа на нее. Есть и посторонние свидетели. Я, правда, попрошу Дрейка проверить все их показания. Однако и его люди ошибаются, как, например, сегодня в отношении окна спальни. Нет, Делла, все это дело обречено на провал. По существу, оно уже провалилось.
  Она засмеялась:
  — Эта истина сегодняшнего дня. А завтра…
  Раздался телефонный звонок.
  — Спроси, кто это, Делла. Я никого не желаю видеть сегодня, если только это не что-нибудь чрезвычайное.
  — Нельзя же забросить все дела из-за этого одного, — урезонила его Делла. — Клиенты могут подумать, что у вас запой. — Она подняла трубку. — В чем дело, Герти? Я только что пришла, а шеф не желает, чтобы ему мешали. Что? Минутку, сейчас спрошу.
  Делла обернулась к Мейсону:
  — Пришел с поручением от шерифа какой-то человек. Говорит, дело очень важное и отнимет у вас не более минуты.
  — Пусть войдет.
  — Пошли его сюда, Герти, — сказала в трубку Делла и открыла дверь, ведущую в кабинет Мейсона.
  Представитель шерифа оказался тучным, низкорослым человеком с острым взглядом и усами цвета соли с перцем. Он протянул Мейсону бумаги.
  — Вот, Делла, и новая неприятность.
  — Извините, мистер Мейсон, — сказал визитер, — но я должен вручить вам эти документы. Вы ведь сами адвокат и знаете, что это моя обязанность.
  — В чем дело? — спросил Мейсон.
  — Дело по обвинению в злостной клевете. Эллен Кэшинг против Мейсона и Дрейка. Иск на двести пятьдесят тысяч долларов.
  — А теперь, пожалуйста, подробности, — попросил Мейсон.
  — Она заявляет, что вы пытались создать судебную инсценировку с целью дезориентации следствия и оправдания своей подзащитной Марион Шелби, виновной в убийстве своего мужа. Мисс Кэшинг требует компенсации ущерба в размере ста двадцати пяти тысяч долларов и еще столько же в качестве карательной меры. Утверждает, что она едва не потеряла жениха. Она обвиняет вас в том, что вы вмешались в ее личную жизнь, настаивали на обыске в ее квартире, не имея ордера, что вы привели к ней офицера полиции и в его присутствии обвиняли ее в том, что она провела ночь с каким-то мужчиной. Я уверен, мистер Мейсон, что все это клевета. Вам знакомы адвокаты истицы: «Аттика, Хокси и Мид» — фирма, занимающаяся темными делами.
  — Вы уже передали подобное извещение Полу Дрейку? — спросил Мейсон.
  — Нет еще, его не было в конторе. Но, конечно, вручу и ему.
  — Бедный Пол, он подскочит до потолка. Они уже дали это в газеты?
  — Вероятнее всего. А там уж умеют подать такой товар со смаком. Поместят их фотографии во время получения брачной лицензии, и все это под гарниром разной романтической ерунды.
  — Где она сейчас?
  — Слышал, что она была в конторе Дорсета. Он любит подобные штуки. Это было примерно в час дня.
  — Так, так, — сказал сам себе Мейсон.
  — По-моему, это сильный удар, — прокомментировал помощник шерифа. — Вашу помощь полиции в расследовании обернули против вас. Представляю, как Аттика потирает руки, — этот номер специально по его части.
  — Ну что же, — вздохнув, сказал Мейсон. — Лезешь в драку, жди ответных ударов. Я получал их не раз, надеюсь, выдержу и этот.
  Они обменялись рукопожатиями, и помощник шерифа сказал:
  — Мое мнение вам известно, и я надеюсь, что вы не сердитесь на меня за то, что я оказался вестником беды.
  — Помилуйте, конечно, нет. Я все понимаю: служба, — сказал Мейсон.
  Когда посланец вышел, Делла Стрит обратилась к Мейсону:
  — Шеф, двести пятьдесят тысяч долларов — это звучит серьезно.
  Мейсон усмехнулся:
  — Нули, приписанные к цифре, — это та погремушка, которую легко сделать и которая создает эффектную оркестровку газетного шума.
  — Что будет теперь с Марион Шелби?
  — Ей это пользы не принесет. А теперь представь себе нашего Дрейка, когда ему преподнесут эту бумагу.
  Мейсон взял в руки оставленные ему документы и прочитал их, бормоча сквозь зубы:
  — Любители ловить рыбку в грязной воде! Пройдохи! Сутяжничать вздумали! Ого!
  — В чем дело? — спросила Делла.
  — Я нашел тут кое-что. Послушай: «Привлекаемые к ответственности Мейсон и Дрейк сознательно, противозаконно и тайно, не имея ни малейшего разрешения на это, при помощи отмычки проникли в гараж истицы и, обнаружив там предметы, которые могли бы, по их мнению, служить косвенными уликами, вызвали туда лейтенанта полиции Трэгга, обманув его доверие. Такое поведение двух вышеупомянутых лиц дает, как нам кажется, полное основание привлечь их к ответственности и вынести им строгий приговор за нанесенный ущерб!»
  — Вам необходимо уйти из конторы и поспать несколько часов до того, как Дрейк явится сюда проливать слезы на вашей груди.
  Мейсон засунул полученные бумаги в свой карман и бодро сказал:
  — Совсем наоборот, Делла! Мы едем на пикник. А со сном можно подождать.
  — На пикник?!
  — Да, мы поедем туда, где Эллен Кэшинг с женихом провели вчерашний день. Известно, что это поместье находится неподалеку от города, имеет небольшое озеро и сейчас продается.
  — И вы хотите съездить туда?
  — Да, очень хочу. Сейчас я пойду в парикмахерскую и побреюсь. Через двадцать минут я вернусь. За это время ты прогляди газетные объявления. Попытайся разыскать это поместье, потом по карте выясни дорогу.
  — А зачем все это?
  — На месте пикника люди обычно оставляют какие-либо следы своего пребывания — пустые тарелки, стаканы и тому подобное. Я хочу попасть туда, где они якобы вчера были, и проверить эту легенду.
  — А если вы ничего не найдете?
  — Тогда подам встречный иск за клевету.
  — Ну а если вы установите, что они действительно были там, что тогда?
  — Хуже не будет, потому что хуже некуда.
  — Хорошо. Идите наводить красоту, а я приступаю к своей задаче.
  Когда Мейсон вернулся, Делла изучала карту.
  — Узнала? — спросил он.
  — Думаю, что да. Поместье находится примерно в полутора милях от Плезентвилля. Там четыре тысячи акров земли, и они хотят получить за нее двадцать тысяч долларов.
  — Озеро?
  — Да, есть озеро, небольшой лес, родник. Это не настоящее озеро. Его питает родник, и, судя по описанию, оно немногим больше, чем хороший плавательный бассейн.
  — Поедем туда, — сказал Мейсон.
  — Но прежде, чем мы успеем вернуться, станет темно.
  — Ну, что же из этого? Будем возвращаться в темноте, посветим себе фарами.
  — Шеф, вам бы следовало сначала поспать.
  — Посплю после возвращения. Едем.
  Понимая всю серьезность положения и зная твердый характер адвоката, она согласилась.
  Всю дорогу до Плезентвилля Мейсон превышал скорость, а затем, следуя указаниям Деллы, которая держала в руках карту, проехал еще полторы мили по грязной деревенской дороге, пока не увидел въездные ворота с надписью: «Продается. За справками обращаться в контору по продаже земельных участков мисс Эллен Кэшинг», далее указывался адрес конторы.
  Они въехали в эти ворота. Делла сказала:
  — Здесь недавно была машина.
  — Я заметил следы. Для нас это не слишком удачно.
  — Нет?
  — Нет. На правом переднем колесе машины Эллен новая шина, а левая передняя стертая, лысая. Эти следы, к сожалению, оставлены именно ее машиной.
  Предзакатное солнце заливало долину розовым светом. Следы проехавшей машины были очень четкими, и Мейсону достаточно было бросить на них короткий взгляд.
  Остановив машину, он помог Делле выйти и спросил:
  — Где мы устроим наш пикник, Делла?
  — Озеро, похоже, справа от нас, к нему через лесок ведет тропинка.
  Они отправились по тропинке, которая привела их к косогору, засаженному мощными дубами.
  Они вышли на открытое место. Озеро, примерно в сто пятьдесят футов длиной и сто футов шириной, лежало прямо перед ними. Красноватые лучи заходящего солнца отражались в воде. Не было ни малейшего ветра, и гладь озерной воды казалась зеркалом, умиротворенно отражающим красоту окружающей природы.
  Делла любовалась видом, и Мейсон, обняв ее за плечи, тоже глядел на заход солнца.
  — Какая прекрасная картина для объяснения в любви! — воскликнула Делла. — Здесь рассказ Эллен выглядит вполне правдоподобно.
  — Надо обследовать все вокруг, пока не стемнело! — напомнил Мейсон.
  Идя вдоль берега, они без труда обнаружили место вчерашнего пикника. О нем свидетельствовали пустые банки и тарелки, а также свежевскопанная земля. Разворошив ее деревянной щепкой, Мейсон обнаружил косточки от маслин, хлебные крошки, тюбик из-под сметанного крема и, наконец, остатки дежурного блюда: макарон с сыром.
  Мейсон внимательно рассмотрел все это и грустно подытожил:
  — Итак, Делла, научно доказано, что пятница тринадцатого числа — день для меня несчастливый.
  Делла взяла его за руку.
  — Не хочется вас добивать, шеф, но вот и доски, которые он использовал как плот.
  Мейсон посмотрел на грубо сколоченные доски, плавающие в воде, и отвернулся.
  Мрачные и молчаливые, они брели по берегу озера, потом остановились полюбоваться закатом. Делла вопросительно взглянула на Мейсона. Он медленно опустился на косогор, взглянул на зардевшиеся облака. Мейсон снова и снова анализировал предстоящий ему процесс Марион Шелби, а Делла искоса любовалась его твердым, словно высеченным из гранита, профилем и сосредоточенным выражением лица.
  Через несколько минут Мейсон вытянулся на траве, заложив руки за голову. Он еще раз взглянул на небо.
  — Подождем, пока взойдет первая звезда. И тогда двинемся в обратный путь.
  Она приподняла его голову и положила к себе на колени, нежно погладив его густые и кудрявые волосы. Он закрыл глаза, пробормотав: «Великолепное ощущение».
  Дыхание Мейсона стало глубоким и ровным, морщины на лбу разгладились, и он сонно пробормотал:
  — Не забудь разбудить с первой звездой.
  После этого он окончательно погрузился в сон.
  Но Делла разбудила его лишь тогда, когда зажглись уже все звезды, а в воздухе повеяло ночной прохладой.
  — Звезда взошла, шеф, — сказала она.
  — Боже мой, Делла, который час?
  — Не знаю, но думаю, что еще не очень поздно.
  — Тебе следовало разбудить меня раньше.
  — Я сама заснула, — солгала она.
  — Честно?
  — Угу. Послушайте, шеф, я обдумывала ситуацию. Тот факт, что мисс Кэшинг сказала правду и что она действительно приезжала и устроила здесь пикник, возможно, вовсе не связан с тем или иным поступком Скотта Шелби. Известно, что он нырнул в воду, имитируя убийство и подстроив улики против своей жены.
  — А зачем? — спросил Мейсон.
  — Это предстоит нам выяснить в дальнейшем. Я пока убеждена, что ваши догадки правильны. Но Шелби мог договориться о своем исчезновении не с мисс Кэшинг, а с кем-нибудь другим. У него, вероятно, было несколько женщин.
  — Возможно, однако я почему-то сомневаюсь в этом. Начинаю думать, что упустил из виду какое-то важное звено. Но обвинение, выдвинутое против Марион Шелби, не заслуживает доверия, так как оно подкреплено слишком стройной цепью улик. Кроме того, думаю, что Шелби жив.
  — В этом вы, возможно, и ошибаетесь.
  — Конечно, возможно, но почему такой странный тон?
  — Потому что я чувствую, что он мертв и что его убили именно на яхте.
  — Если он действительно мертв, то я разбит окончательно и бесповоротно, Делла. А теперь — домой! Посмотрим, что принесет нам завтрашний день. Что это у тебя в руках?
  — Пустой свинцовый тюбик. Его использовали как грузило. Кто-то удил здесь рыбу. Возьмите его на счастье.
  — Ты ожидаешь счастья в пятницу тринадцатого числа?
  — А почему бы и нет? Шелби, несомненно, был распущенным человеком, и у него была не одна женщина. Эллен Кэшинг считала, что занимает центральное место в его жизни, однако вполне вероятно, что он сознательно внушал ей это, так как был в ней материально заинтересован. Вполне допустимо, что в лодке, спущенной на воду, Шелби ждала какая-нибудь другая женщина, которая и доставила его на берег.
  — Возможно и это. С Кэшинг его связывал интерес в договоре на добычу нефти.
  Они дошли до машины. Мейсон открыл дверцу, усадил Деллу, а сам начал искать ключ зажигания.
  — Все в порядке? — спросила она.
  — Я думаю, что забыл кое о чем.
  Он обнял ее за плечи, привлек к себе и поцеловал, крепко прижав к себе. Когда он отпустил ее, она вздохнула.
  — Мне следовало исчезнуть с последними лучами солнца. — Она смеялась, однако голос у нее был грустный.
  — Лучше поздно, чем никогда, — ответил он, — но я решил больше не принимать так близко к сердцу дела моих подзащитных, если это мешает мне получать от жизни самое ценное.
  — Не доходите до крайностей, — засмеялась она. — Попытайтесь лишь выкинуть из своей головы весь этот процесс до завтрашнего утра.
  Глава 17
  Перри Мейсон вошел в лифт с улыбкой на губах. Его плечи были расправлены, голова высоко поднята. Заботы и огорчения вчерашнего дня полностью оставили его, он шел легкой походкой, и глаза его блестели. По пути в свою контору он зашел в контору к Дрейку.
  — Хозяин хочет видеть вас как можно скорее, — сказала ему девушка в приемной. — Он ждет вас у себя.
  Мейсон ухмыльнулся: значит, повестка получена.
  — О’кей! Иду к нему!
  Дрейк невесело взглянул на него:
  — Хелло, Перри, видел эти бумаги?
  — Ну и что же?
  — Она предъявила иск на двести пятьдесят тысяч долларов.
  Мейсон потянулся и зевнул:
  — Ходатайства стоят дешево.
  — Я решил выбросить всю коллекцию ключей и отмычек и дать клятву, что никогда в жизни больше не прикоснусь к ним.
  — Тебе случалось говорить это и раньше, Пол, однако ты знаешь, что нельзя выбросить столь великолепную коллекцию.
  — Я собираюсь найти самый глубокий водоем, а в нем самое глубокое место и заброшу их как можно дальше в воду. Перри, скажи, насколько серьезно это дело и в чем его суть?
  — Возможно, что полиция нарочно раздувает это пустяковое дело.
  — Ты видел фотографии с места пикника, Перри?
  — А где их можно увидеть?
  — В газете «Таймс», которая приобрела исключительное право на их публикацию. По-видимому, у девушки был с собой фотоаппарат.
  — Черта с два!
  — Да, и она хороший фотограф. Некоторые фото очень выразительны. Так, на одном из них виден большой кусок льда на одеяле. Неплохой ответ на наше обвинение, а? С помощью дистанционного управления она сфотографировала себя вместе с Лэси. Присяжным в суде эти фото, несомненно, понравятся.
  — Не унывай, Пол. Все это лишь часть вчерашней несчастливой пятницы. Она уже позади. Сегодня — суббота, четырнадцатое число. Возьми, пожалуйста, приспособления для снятия отпечатков пальцев. Идем со мной, есть работенка.
  — Что нужно проверить?
  — Телефонный аппарат, который я принес с яхты Бентона.
  — А ты сам пользовался им?
  — Да, и думаю, не я один.
  — А кто еще?
  — Шелби. Единственной свободной каютой в то время была моя.
  — Ради бога, Перри, очнись. Никто не звонил жене Шелби. Она знала о том, что ее муж на палубе. Он мог находиться там вместе с Марджори Стенхоп. Жена, например, решила подслушать их беседу и услышала больше, чем могла выдержать. Шелби был откровенным бабником. Шум по поводу арендного договора на нефть он затеял для отвода глаз. Марион Шелби бродила поблизости и, когда он наконец остался один, пристрелила его.
  — Предлагаю отложить продолжение нашего спора. Давай узнаем немного больше об этом деле. Пока на очереди — проверка телефонного аппарата.
  — Да, но как же мы получим отпечатки пальцев Шелби для сравнения, если тело так и не обнаружено?
  — Полиция наверняка получила уже достаточно отпечатков в его квартире и конторе.
  — Вполне возможно. Однако нам они их не покажут. Когда труп будет найден, мы сможем получить эти отпечатки у следователя.
  — Хорошо, — сказал Мейсон. — Взгляни на телефонный аппарат.
  Дрейк взял небольшую сумку.
  — Вероятно, ты захочешь и фотоснимки с отпечатков. На всякий случай я возьму с собой фотоаппарат.
  Он взял и удлиненный черный ящичек. Они покинули контору Дрейка и отправились к Мейсону, где их встречала приветливой улыбкой Делла.
  — Как себя чувствуешь, Делла? — спросил Дрейк. — Вы видели фотографии пикника?
  — Нет еще.
  — Где моя сумка с телефонным аппаратом? — спросил Мейсон.
  Делла открыла сейф и вынула оттуда сумку.
  Дрейк засыпал весь аппарат белым порошком, пока Мейсон разглядывал фотографии в газете.
  — Здесь есть отпечатки пальцев, причем столь четкие, словно их рисовали гвоздиком, — сообщил Дрейк.
  Раздался телефонный звонок, и Делла подняла трубку.
  — Просят тебя, Пол, — сказала она, передавая ему трубку.
  — Хелло! Что?! А когда именно?
  Он закрыл рукой трубку и взглянул на Мейсона.
  — Они нашли тело Шелби. Выловили в реке.
  Мейсон мрачно чертыхнулся.
  — В черепе обнаружена пуля из револьвера 38-го калибра.
  — В котором часу? — спросил Мейсон.
  — В котором часу? — повторил Дрейк его вопрос в телефонную трубку. Затем, обернувшись к Мейсону, сказал: — В одиннадцать часов пятьдесят пять минут прошлой ночью, Перри.
  — Проклятая пятница, тринадцатого, нанесла нам свой последний удар, Пол.
  Глава 18
  Окружной прокурор, помня о тех ловушках, которые Мейсон неоднократно подстраивал ему в предыдущих судебных процессах, отнесся к обвинительному материалу против Марион Шелби с исключительным вниманием. Медленно и тщательно он изучал все детали этого дела.
  Пол Дрейк представил свой отчет Мейсону в тот момент, когда был утвержден состав суда и присяжных.
  — Задача, которую им придется решать на этот раз, простая, можно сказать, из школьного курса, — сказал он. — О таком процессе прокурор мог только мечтать. Здесь возможен лишь один вердикт: Марион Шелби виновна.
  — Скажи, ты написал в своем отчете об отпечатках пальцев на аппарате? — спросил Мейсон.
  — Да.
  — Есть ли среди них отпечатки пальцев Шелби?
  — Да, есть.
  Мейсон ухмыльнулся:
  — Это уже кое-что. А если я обнаружу еще что-нибудь, что подтвердит показания Марион Шелби?
  — Не тешь себя пустыми надеждами, Перри.
  — Что ты хочешь этим сказать, Пол?
  — На аппарате есть и другие отпечатки: самого Паркера Бентона и неизвестной дамы. Думаю, она ночевала в этой каюте до тебя, но Бентон не желает называть ее имя и впутывать в процесс.
  — Меня не интересуют другие отпечатки, Пол. Мне нужно только убедиться в том, что там есть отпечатки Шелби.
  — Подожди минутку, Перри. Я хочу рассказать тебе еще кое-что: Бентон сказал, что вначале он поместил Шелби именно в эту каюту, а несколько позднее решил предоставить ему большую двухместную, где он мог бы находиться вместе с женой. Шелби вполне мог воспользоваться телефоном в течение тех пяти минут, пока он находился там один. Как бы то ни было, прокурор будет утверждать, что дело было именно так, и сразу опровергнет твою версию.
  Мейсон угрюмо молчал. Потом он спросил:
  — Что известно о пуле, Пол?
  — Ничего не удалось узнать. Прокурор считает, что в предыдущих процессах имела место утечка информации, и теперь принял меры к тому, чтобы мы не смогли узнать решительно ничего.
  — Однако кое-что все-таки известно, — заявил Мейсон. — Эта пуля не могла вылететь из револьвера, находящегося в руке у Марион Шелби.
  — Не будь столь уверенным, Перри!
  В это время бейлиф возвестил о начале судебного заседания.
  Дрейк протянул руку Мейсону:
  — Желаю удачи. Она необходима тебе независимо от калибра пули.
  Мейсон подошел к подзащитной и шепотом сказал ей несколько слов. Затем он встал, так как в зал вошел судья и бейлиф призвал всех к порядку.
  Окружной прокурор Гамильтон Бюргер величаво поднялся и начал с того, что представил суду вещественные доказательства, подавая факты таким образом, чтобы дезавуировать будущие показания обвиняемой.
  Эксперт представил суду планировку яхты, объясняя расположение кают, общих помещений, палубы и других частей судна. Чертежи были приняты судом и приобщены к делу. Затем прокурор обратился к эксперту:
  — На этих планах я вижу две линии — красную и зеленую. Не объясните ли вы их значение?
  — Они обозначают две линии телефонной связи: одна из них, красная, соединяет между собой все каюты и помещения стюарда, а вторая, зеленая, — все служебные помещения: машинное отделение, капитанский мостик, палубу на корме и на носу, помещение команды яхты и тому подобное.
  — А всего восемь отдельных точек? И притом независимых от точек, соединенных красной линией?
  — Да, сэр.
  — И две линии нигде не соединяются?
  — Нет, сэр.
  — Я бы хотел, чтобы это стало ясным для присяжных и они поняли, что с аппарата зеленой линии нельзя позвонить на аппарат красной линии.
  — Правильно, сэр. Обе телефонные линии совершенно не связаны друг с другом.
  — Но они стыкуются в каюте номер один?
  — Да, сэр. Это каюта самого хозяина, мистера Бентона, который может позвонить в любое место.
  — Итак, в каюте Бентона эти линии все же соединяются в одну общую, — уточнил Мейсон.
  — Нет, сэр, это не так. В каюте номер один стоят два телефонных аппарата, по одному для каждой линии связи.
  — Однако эти проводки расположены на очень близком расстоянии одна от другой?
  — Правильно, сэр, однако они независимы.
  — А теперь скажите, не может ли специалист соединить обе линии, хотя бы на короткий срок?
  Эксперт нахмурился:
  — Я понимаю вас. Однако думаю, что это вряд ли возможно.
  — Почему?
  — Потому что, если бы это было осуществимо, не стали бы делать две отдельные проводки. Очевидно, максимальное число аппаратов для одной линии составляет именно восемь. Так что решили…
  — Не будем обсуждать, что именно решили или то, что вы думаете по поводу того, что решили, — прервал его Мейсон. — Я спрашиваю у вас: нельзя ли соединить эти линии так, чтобы с зеленой линии можно было включаться на красную и наоборот?
  — Это вызовет лишь путаницу. Однако должен сказать, что я не специалист по телефонным сетям и высказываю лишь свое предположение.
  — Итак, вы не можете точно ответить на этот вопрос? — спросил Мейсон.
  — Нет, сэр.
  — И вы фактически не знаете, зачем были сделаны на яхте две телефонные проводки?
  — Я знаю лишь то, о чем мне сказал мистер Бентон.
  — Правильно, — сказал Мейсон, — но, кроме того, вам известно также и то, что вы не можете давать свидетельские показания, основываясь на устной беседе с кем-либо.
  — Да, сэр.
  — Итак, лично вы сами ответить на мой вопрос не можете?
  — Нет, сэр.
  — Вот и все, — закончил перекрестный допрос Мейсон.
  Прокурор вызвал следующего свидетеля — Паркера Бентона. После первой серии стандартных вопросов Бюргер спросил:
  — Скажите, мистер Бентон, вы знали мистера Шелби при его жизни?
  — Да.
  — Где он теперь?
  — Он мертв.
  — Уверены ли вы в этом? Вы видели его тело?
  — Да, сэр, видел его тело и опознал его.
  — Вы не могли ошибиться при опознании?
  — Нет, сэр.
  — Вы опознали тело Шелби в присутствии офицеров полиции и судебного эксперта?
  — Да, сэр.
  — Присутствовал ли при этом мистер Роберт Нокси?
  — Эксперт по баллистике? Да, сэр.
  — Скажите, вы передали полиции револьвер еще до того, как было найдено тело Шелби?
  — Да, сэр. Это был «кольт» 38-го калибра.
  — Был ли на нем номер и какой именно?
  — Да, сэр, номер 14581.
  — Откуда вы взяли этот револьвер?
  — Мне отдала его Марион Шелби, обвиняемая в убийстве своего мужа.
  — Где и при каких обстоятельствах? И что она вам сказала при этом?
  — Это было на моей яхте.
  — Одну минутку, ваша честь, — вмешался Мейсон. — Я протестую, так как считаю, что вопрос неправомерен и не касается существа дела.
  — Вы имеете в виду вещественные доказательства? — спросил судья.
  — Совершенно верно. Пока суду известно лишь то, что Шелби мертв, однако нет никаких доказательств, что он был убит. Быть может, он умер естественной смертью. Существует твердый процессуальный принцип, что вещественные доказательства должны быть представлены до того, как будет предъявлено обвинение. Однако необоснованные заявления не могут служить вещественными доказательствами.
  — Конечно, возможны и исключения при известных обстоятельствах, — сказал судья, — но в данном случае я поддерживаю протест.
  — Хорошо, — недовольным голосом проворчал Бюргер, — это только заставит меня вызвать данного свидетеля вторично.
  — Это несущественное возражение, — сказал судья. — Почему бы и нет, если это станет необходимо?
  — Итак, — обратился прокурор к свидетелю, — вы получили этот револьвер от обвиняемой?
  — Да, сэр.
  — И как вы поступили с ним?
  — Передал его офицерам полиции и взял от них расписку.
  — Скажите, можете ли вы узнать этот револьвер, если я покажу вам его?
  — Да, сэр.
  — Посмотрите. Узнаете ли вы его?
  — Да, это то самое оружие.
  — Пока у меня все. Позднее я вызову вас снова. У вас есть вопросы, мистер Мейсон?
  — Нет.
  После некоторого колебания Бюргер сказал:
  — Я задам мистеру Бентону еще один или два вопроса, чтобы открыть дорогу следующим свидетелям.
  — Не возражаю, — ответил Мейсон, — точнее, не возражаю против того, чтобы вы задавали вопросы. Но, возможно, выражу протест, когда услышу, что это за вопросы.
  — Мистер Бентон, вы пригласили на свою яхту гостей двенадцатого числа? По какому поводу вы устроили эту прогулку?
  — Я собирался купить земельный участок, а именно небольшой островок, у его владелицы миссис Джейн Келлер, и сделка была близка к завершению, когда мне сообщили, что мистер Шелби имеет арендный договор на добычу нефти на этой самой земле. Откровенно говоря, я очень хотел купить этот участок и, хотя уже согласился на довольно высокую сумму, был готов добавить еще немного, чтобы откупиться от претензий мистера Шелби.
  — С этой целью вы и пригласили его в гости?
  — Да. Я пригласил одновременно с ним Джейн Келлер, ее деверя, который обычно представляет ее интересы, Марту Стенхоп и Марджори Стенхоп — ее сестру и племянницу, — они были весьма заинтересованы в этой продаже. Я пригласил также мистера Мейсона и его секретаря мисс Стрит. В этой прогулке на яхте принимали участие также моя жена и жена мистера Шелби, ответчица по данному делу.
  — Вы плыли по направлению к острову, который намеревались купить?
  — Да, но, когда мы оказались примерно в пятистах ярдах от острова ниже по течению реки, поднялся такой густой туман, что мы не решились плыть дальше.
  — Вы спустили якорь. Какая там была глубина?
  — Глубина в этом месте составляла двадцать два фута, сэр.
  — И там было сильное течение?
  — Да, как раз в этом месте, которое не является главным руслом реки, проходит естественный фарватер, удобный для судоходства. Это была одна из причин, побудивших меня приобрести участок земли именно здесь. Кстати сказать, на южной части острова есть естественная гавань, достаточно глубокая для стоянки моей яхты.
  — Ну, а теперь, не вдаваясь в мелкие детали, скажите: состоялось ли на яхте обсуждение вопроса об арендном договоре на добычу нефти?
  — Да. Такое обсуждение имело место двенадцатого числа вечером. Я считал, что общая прогулка, хороший обед и дружеская атмосфера создадут хорошие предпосылки для мирного решения вопроса путем взаимного компромисса.
  — Это и было причиной сбора гостей на яхте?
  — Да, сэр.
  — Одну минуту, — вмешался Мейсон, — я хотел бы задать свидетелю вопрос. Обсуждались на яхте условия, на которых мистер Шелби согласен был отказаться от своих прав на договор?
  — Да, сэр.
  — Ставился ли вопрос о сумме денег в качестве отступного?
  — Да, сэр.
  — Не сказал ли мистер Шелби о том, что этим договором на равных с ним правах владеет мисс Эллен Кэшинг?
  — Это несущественно, не имеет отношения к делу и неправомерно, — запротестовал прокурор, — это не является законным перекрестным допросом.
  — А я считаю это абсолютно законным, — возразил Мейсон. — Вы сами просили его рассказать об обстоятельствах встречи на яхте и вопросах, которые там обсуждались.
  — Но я не задавал специальных вопросов, а интересовался лишь общими.
  — Я бы мог выразить протест из-за того, что вопросы такого рода наталкивают свидетеля на предрешенные ответы, а это не является доказательным. Однако в целях экономии времени я промолчал. Но все же должен уточнить, поскольку вы возражаете против перекрестного допроса, что именно вы интересовались содержанием беседы между участниками прогулки на яхте. А общее правило гласит, что когда приводится частичное содержание беседы при прямом допросе, то перекрестный допрос имеет право на полное раскрытие содержания беседы.
  — Протест прокурора отклонен, — заявил судья.
  — Отвечайте на вопрос, — продолжал Мейсон.
  Бентон охотно ответил:
  — Шелби рассказал, что мисс Эллен Кэшинг владела на равных правах с ним этим арендным договором на добычу нефти. Вследствие этого я пришел к заключению…
  — Это неинтересно, — раздраженно прервал его Бюргер. — Отвечайте только на вопросы.
  — Это все, — заявил Мейсон.
  — Вот и все, мистер Бентон, — сказал судья. — Вызывайте вашего следующего свидетеля, мистер Бюргер.
  — Я вызываю доктора Хораса Стирлинга.
  Доктор Стирлинг занял место в ложе свидетелей, отрекомендовался судебным экспертом высокой квалификации и сообщил, что присутствовал при опознании тела мистера Шелби. После этого он приступил к результатам вскрытия.
  — Установлена ли причина смерти, доктор, и какова она?
  — Смерть наступила от пулевого ранения, сэр.
  — Куда попала пуля?
  — Пуля проникла в позвоночник, между первым и вторым шейным позвонком. Она прошла сквозь позвоночник и застряла в зубовидном отростке между остью и атлантом.
  — Не могла ли смерть последовать от погружения в воду? Не утонул ли он?
  — Нет, сэр.
  — Вы утверждаете, что смерть последовала от огнестрельного ранения? Удалось ли вам извлечь пулю?
  — Да, сэр.
  — И что же вы сделали с ней?
  — Нацарапал на ней свои инициалы и передал ее мистеру Роберту Нокси — эксперту по баллистике.
  Окружной прокурор предоставил Мейсону возможность вести перекрестный допрос.
  — Насколько мне известно, доктор, фрактура и смещение позвонков часто происходят в результате травмы, особенно в тех случаях, когда тело падает со значительной высоты или от удара о поверхность воды.
  — Да, это случается.
  — Так что наличие пули в позвоночнике еще не исключает того, что смерть последовала от травмы позвоночника.
  — Но тогда не было бы столь характерного смещения позвонка. При травматических воздействиях неминуемо происходит разрыв связки, придерживающей позвонки на месте. Такого разрыва не было. Зато я обнаружил пулю, застрявшую в отростке оси. Поэтому я считаю, что смерть последовала от пулевого ранения.
  — Где находится входное отверстие пули, доктор?
  — В задней части шеи.
  — Были ли на коже пятна от пороха?
  — Их не было.
  — Является ли это указанием на местонахождение оружия в момент выстрела?
  — Обычно пороховые пятна обнаруживаются лишь в тех случаях, когда дуло револьвера находится на расстоянии не более двух-трех футов от входного отверстия. Пороховые пятна появляются на коже также, когда оружие придвигают вплотную к телу жертвы. Однако многое зависит от вида оружия и некоторых других условий.
  — Шея, пожалуй, не слишком большая мишень, доктор?
  — Да, сравнительно небольшая.
  — Так что, если убийца находится на значительном расстоянии от своей жертвы, он вряд ли станет целиться именно в шею?
  — Я не имею возможности судить о том, как вел бы себя убийца при тех или иных обстоятельствах, — сказал врач веско и размеренно. — Быть может, убийца целил в голову и, взяв слишком низко, попал в шею. Возможно, он хотел попасть в середину спины и, взяв слишком высоко, попал в шею. Вероятно и то, что он целился именно в шею. Я знаю лишь то, что, производя вскрытие тела, я обнаружил пулю, вызвавшую смерть этого человека.
  Возбуждение и перешептывание в зале были реакцией на то, что присутствующие поняли: эксперт сумел избежать ловушки, которую ему подстроил адвокат.
  — Но пуля прошла очень небольшой путь от входного отверстия до позвоночника, и очевидно, убийца стоял непосредственно за спиной своей жертвы?
  — Она проникла достаточно глубоко, чтобы вызвать смерть, — сухо ответил доктор.
  На этот раз шепот в зале стал громче.
  — И никаких симптомов того, что он просто утонул?
  — Никаких. Единственное, что можно сказать, — тело пробыло в воде несколько часов. Позвольте мне повторить то, что я сказал уже несколько раз: смерть наступила от пули, попавшей в позвоночник жертвы.
  — Были еще какие-нибудь следы насилия на теле покойника? — спросил Мейсон.
  Доктор заколебался и взглянул на прокурора.
  — Отвечайте! — сказал Мейсон.
  — Я думаю, что это незаконный перекрестный допрос, — сделал новую попытку протеста прокурор.
  — Отклоняется, — проворчал судья. — Отвечайте, свидетель.
  Свидетель перевел дыхание.
  — Я обнаружил след удара по голове, но не могу дать заключение о том, насколько он был сильным, так как, видимо, он был произведен почти одновременно с выстрелом, повлекшим смерть жертвы. Однако подтверждаю, что удар был сильным, и хотя не повредил кожу, но оставил четкий травматический след.
  Мейсон наклонился вперед.
  — След от удара, который он мог получить при падении в воду со значительной высоты, доктор?
  — Нет, не похоже. След был локализован достаточно точно. Удар был нанесен тяжелым предметом с округлыми краями.
  — Удар камнем? — спросил Мейсон.
  — Да, чем-нибудь в этом роде.
  Ответ чрезвычайно взволновал Мейсона, однако он был осторожен, чувствуя, что имеет дело с враждебно настроенным свидетелем, который не желает давать показания, противоречащие позиции обвинения.
  — Этот удар был, видимо, нанесен кем-то, кто стоял рядом со своей жертвой? — спросил Мейсон.
  Доктор откашлялся.
  — Если исходить из того, что удар был нанесен кем-то.
  — Но ведь это был удар, доктор?
  — Да, удар.
  — Значит, кто-то нанес его, не так ли?
  — Не обязательно. Возможно, что он расшиб голову во время падения в воду, ударившись обо что-нибудь.
  — Например, обо что? — спросил Мейсон.
  — Если человек, падающий со значительной высоты, ударится головой, допустим, о камень, то травматический след может быть именно таким, какой я отметил.
  — Однако этот удар не мог быть причиной смерти?
  — Я уже много раз говорил о причине смерти. Этот удар мог вызвать временную потерю сознания.
  — Но если бы он ударился о канат, то видны были бы следы от отдельных прядей?
  — Не обязательно.
  — Почему же?
  — На яхтах канат часто обматывают или заключают в оболочку.
  — Иными словами, — сказал Мейсон, — вы всячески стараетесь приуменьшить значение этого удара по голове.
  — Нет, нисколько! — огрызнулся доктор.
  Прокурор снова заявил протест, считая, что этот вопрос не имеет отношения к делу.
  Мейсон улыбнулся:
  — Если не считать, что свидетель явно предубежден. Впрочем, он мне уже ответил.
  — Ответ на вопрос получен, — произнес судья, — продолжайте, господа.
  Мейсон сказал:
  — Так как на коже жертвы не оказалось пороховых пятен, то можно заключить, что убийца стрелял с расстояния, превышающего три фута?
  — Да, два или три фута.
  — Точнее!
  — Больше двух футов.
  — Ну, а если человек стреляет из револьвера, то он держит его в руке, не так ли?
  — Естественно. Трудно стрелять из револьвера, держа его в зубах, — съязвил доктор.
  Публика разразилась смехом, но судья призвал всех к порядку.
  — Правильно, — сказал Мейсон. — Будьте добры вытянуть свою руку так, как будто вы собираетесь стрелять из револьвера.
  Свидетель быстро вытянул руку вперед.
  — Теперь подержите ее минутку в таком положении, пока я не измерю ее длину. — Сказав это, Мейсон вынул из кармана рулетку.
  Свидетель, догадавшись о замысле адвоката, слегка согнул руку в локте и немножко отодвинул ее назад.
  — Нет, нет, — возразил Мейсон, — вы двигаете рукой. Верните ее в прежнее положение.
  — Я просто вытягиваю руку настолько, насколько это нужно, чтобы выстрелить из револьвера, — сказал врач.
  — Иначе говоря, — произнес Мейсон, — как только вы поняли, что я хочу доказать, вы начали укорачивать размах руки.
  — Неверно! — с негодованием ответил врач. — Я просто ищу для руки более удобное положение для револьверного выстрела.
  — Но вначале вы вытянули ее во всю длину, — сказал Мейсон и, резко взяв руку врача, вытянул ее со словами: — Если вы целитесь, вы вытягиваете руку сильнее, чем при стрельбе вслепую. А разве можно попасть в шею человека, не прицелившись?
  — Негодяй целился в самое широкое место жертвы — в спину, а попал случайно в шею.
  — Вы — специалист по отгадыванию чужих мыслей и способны поставить себя на место этого негодяя? — спросил Мейсон.
  — Негодяйки! — проворчал врач.
  — Но, в первый раз заговорив о нем, вы говорили явно о мужчине.
  — Значит, это оговорка, так как убийца — женщина.
  — Откуда вам это известно?
  Свидетель застыл и умолк.
  Мейсон улыбнулся:
  — Вы доказали, что подверглись предварительной обработке, чего я, впрочем, и ожидал. А теперь я снова попрошу вас вытянуть руку так, чтобы вы могли прицелиться и выстрелить из револьвера.
  Нехотя врач вытянул руку.
  — Сможете ли вы попасть в цель, находясь в таком положении?
  — Думаю, что смогу.
  — А теперь возьмите, пожалуйста, в руку револьвер, который находится среди вещественных доказательств, и прицельтесь.
  Свидетель стоял неподвижно, опустив руку и склонив голову.
  — Не считаете ли вы, что удобнее поднять руку?
  Свидетель неохотно приподнял руку.
  Мейсон схватил свою рулетку и измерил расстояние от дула револьвера до кончика носа врача.
  — Двадцать восемь и три четверти дюйма от дула до кончика вашего носа.
  — Это правильно, — заворчал свидетель, — вы ведь приложили сантиметр к самому концу револьвера.
  — Но когда вы говорили, что пороховые пятна появляются на коже при нахождении револьвера на расстоянии меньше двух футов от тела, вы ведь тоже имели в виду дуло.
  — Да, пожалуй, так.
  — Ведь не ваш нос оставляет пятна от пороха? Не правда ли?
  В зале раздался смех, и судья призвал всех к порядку.
  Прокурор заявил:
  — Ваша честь, я считаю, что этот саркастический выпад ничем не обоснован.
  — Это и не было задумано как сарказм, — кротко возразил Мейсон. — Свидетель только что сказал, как трудно выстрелить из револьвера, держа его в зубах, сказал вполне серьезно. И поэтому я считаю себя вправе спросить, не оставляет ли его нос пороховых пятен. Если же вы считаете, что его слова были саркастическими, то я позволю себе процитировать принцип: «Око за око, зуб за зуб». Но в данный момент я хочу получить точный ответ на вопрос: при каких обстоятельствах получаются пороховые пятна на коже жертвы?
  Судья улыбнулся и добродушно произнес:
  — Продолжайте, господа.
  — Итак, — заговорил снова Мейсон, — человек, нажавший на револьверный спуск, должен был находиться на расстоянии четырех футов от шеи жертвы?
  — Да, возможно, на один-два дюйма меньше или больше.
  — По меньшей мере на расстоянии четырех или трех четвертей дюйма. Правильно?
  — Да.
  — И это минимально, — подчеркнул Мейсон.
  Свидетель хранил молчание.
  — Ну, а теперь скажите, допускаете ли вы, что след от удара, обнаруженный вами на голове покойника, был нанесен палкой длиной в четыре фута?
  — Он мог быть нанесен палкой длиной и в двадцать футов.
  — Правильно, однако нужно признать, что драться с помощью такой палки было бы весьма затруднительно, не так ли?
  — Этого я не знаю. Я не убийца, а врач-медэксперт и могу говорить лишь о том, что мне удалось обнаружить.
  — И вы никак не можете установить, был ли этот удар нанесен до выстрела или после?
  — Не могу, но предполагаю, что это произошло одновременно или почти одновременно.
  — Мог ли такой удар быть нанесен бейсбольной битой?
  — Да, и любым другим предметом, не имеющим острых краев. Если это была бита, то обернутая чем-то мягким.
  — Но какого размера была эта палка? Каков ее диаметр? Такой? — И Мейсон показал размер бейсбольной биты.
  — Возможно, а может быть, и несколько меньший.
  — Благодарю вас, — сказал Мейсон. — Это все.
  Судья объявил перерыв. Мейсон отыскал в зале Деллу Стрит и Дрейка и вместе с ними направился к выходу.
  Дрейк сказал:
  — Это что-то свеженькое — этот удар по голове.
  — Да. Но лучше помолчать, пока мы не найдем укромного местечка для нашего ленча. Пол, а у тебя нет ничего нового?
  — Ничего, кроме того, что меня отшили. После ленча они вызовут для дачи показаний Эллен Кэшинг, которая изложит им мотивы убийства Шелби его женой.
  — Мотивы убийства? — переспросил Мейсон, нахмурившись.
  — Да, речь, видимо, пойдет об арендном договоре на добычу нефти, и тебе придется все это проглотить молча. Иначе она немедленно сообщит во всеуслышание, что подала на тебя в суд за клевету и нанесение морального ущерба.
  — Понятно, — ответил Мейсон, — я буду очень осторожен.
  Глава 19
  Судебное заседание возобновилось в два часа дня. Бюргер торжественно вызвал для дачи показаний мистера Роберта Нокси, представив его как «звезду» обвинения.
  Нокси занял свое место и объявил, что он является опытным экспертом по баллистике и охотно доложит суду все, что ему удалось установить в ходе расследования.
  Через двадцать минут Бюргер получил возможность приступить к допросу:
  — Я передаю вам кусочек свинца в форме пули с отметками на нем и спрашиваю, видели ли вы уже эту пулю и осматривали ли ее?
  — Да, сэр, видел и тщательно осмотрел.
  — Кто, где и когда дал вам ее?
  — Я получил ее от доктора Стирлинга в морге, в комнате для вскрытий, он передал мне ее немедленно после извлечения из тела Скотта Шелби.
  — Что это за пуля, мистер Нокси?
  — Это пуля 38-го калибра, весом около ста пятидесяти гран. Она вылетает из дула со скоростью шестьсот девяносто пять футов в секунду и проникает в сосновую доску приблизительно на глубину четыре и семь восьмых дюйма.
  Свидетель окинул взглядом газетных репортеров, чтобы убедиться, что они записали его слова, а затем с вызовом взглянул на Мейсона, словно говоря ему: «Попробуйте подстроить мне ловушку».
  — А теперь скажите, — спросил Бюргер, — можно ли определить не только тип оружия, но и тот конкретный экземпляр револьвера, из которого выстрелена пуля?
  — Да, сэр.
  — Я передаю вам в руки револьвер номер 14581, представленный в суд как вещественное доказательство, и спрашиваю вас: из этого ли револьвера выпущена пуля, извлеченная из тела мистера Шелби?
  — Да, сэр.
  — Откуда вам это известно?
  — Если вы хотите, чтобы я обосновал это утверждение, то предупреждаю, что это займет довольно много времени.
  — Не имеет значения, — ответил Бюргер, — время у нас есть.
  — Прежде всего, — сказал свидетель, — следует запомнить, что в канале ствола есть спиральные бороздки для придания пуле вращательного движения. В каждом стволе есть свои особенности, правда, весьма незначительные, однако прекрасно различимые под микроскопом. В канале ствола того оружия, которым пользуются, со временем появляются мелкие дефекты в виде царапин и вмятин. Пуля, вылетающая из дула, приобретает соответствующие отметины. Поэтому можно абсолютно надежно идентифицировать револьвер, из которого произведен выстрел. Когда мне дали в руки этот револьвер номер 14581, я произвел из него несколько выстрелов с экспериментальными целями. Один из выстрелов я направил прямо в воду, приняв меры к тому, чтобы не повредить головку пули. Затем я подверг все эти пробные стреляные пули микроскопическому обследованию и сделал серию фотографий с шести пуль, выпущенных из данного револьвера. Каждая пуля сфотографирована с двух сторон, поэтому я имею двенадцать снимков.
  Оглядев присяжных, свидетель убедился в том, что его внимательно и с интересом слушают. Он открыл свой портфель и вынул оттуда дюжину фотографий.
  — Это микрофотографии, то есть фотографии того, что видно под микроскопом. Я расположил их таким образом, чтобы вам было нетрудно сравнить их между собой. Каждая из этих шести сдвоенных фотографий сделана с разных пуль, каждая из которых вылетела из дула этого револьвера. А теперь, мистер Бюргер, я вручу вам еще один снимок, так сказать совмещенный, на котором видно, что все микроскопические царапины и вмятины на всех пулях абсолютно совпадают.
  Бюргер заявил:
  — Я прошу, чтобы все эти микрофотографии были приобщены к делу в качестве вещественных доказательств.
  — Не возражаю, — сказал Мейсон.
  В течение нескольких минут все представленные фотографии были зарегистрированы клерком и приобщены к делу.
  — Ну а теперь, — снова заговорил Бюргер, возвращаясь к той фатальной пуле, которая вызвала смерть Шелби, — прошу вас, мистер Нокси, резюмировать ваши наблюдения и сообщить их здесь членам суда.
  — Изучив микроследы на пулях, выстреленных из револьвера номер 14581, я принялся внимательно изучать ту пулю, которая была извлечена доктором Стирлингом из тела убитого. На этой пуле слегка деформирована головка, так как пуля попала в кость убитого. В остальном она не подверглась изменениям. Положив ее под микроскоп, я начал вращать ее и делать снимки. Затем взял сравнительный микроскоп и, вложив туда снимок одной из моих экспериментальных пуль и снимок исследуемой пули, сделал новый совмещенный снимок, на котором убедительно представлено полное совпадение микроскопических изменений. Эту фотографию я также принес сюда для рассмотрения в судебном заседании.
  — Скажите, та фотография, которую вы мне сейчас передаете, сделана под совмещенным микроскопом? — спросил прокурор.
  — Нет, сэр. Это две разные фотографии: слева с фатальной пули и справа с экспериментальной. Освещение было совершенно идентичным, и обе они сняты под одинаковым углом зрения. Сравнивая их, вы можете убедиться в том, что царапины и вмятины на обеих пулях идентичны. Этим с абсолютной достоверностью подтверждается, что фатальная пуля была выстрелена из этого револьвера.
  Бюргер изобразил глубокое удовлетворение, произведенное на него словами свидетеля.
  — Ваша честь, я прошу, чтобы и эти фото были приобщены к делу. Кроме того, прошу предоставить присяжным возможность детально ознакомиться с наглядными материалами баллистической экспертизы.
  — Я был готов к этому, мистер Бюргер, — бойко сказал свидетель, — и потому подготовил двенадцать экземпляров для присяжных.
  — Прошу, ваша честь, — сказал Бюргер, — разрешить мне вручить каждому присяжному по экземпляру и дать им возможность внимательно разглядеть фотографии.
  Свидетель вновь открыл свой портфель и вынул оттуда двенадцать увеличительных стекол.
  Прокурор взял все это у свидетеля с благодарностью и роздал присяжным.
  Мейсон взглянул на присяжных — некоторые из них внимательно глядели на микрофото, другие, лишь мельком взглянув на фото, снова устремляли взгляд на ответчицу — верный признак того, что их мнение уже сложилось.
  — Желаете ли вы подвергнуть перекрестному допросу этого свидетеля, мистер Мейсон? — спросил Бюргер.
  — Да, конечно, — ответил Мейсон, не подав виду, что показания Нокси взволновали его.
  — В таком случае прошу присяжных оставить при себе эти фото на все время перекрестного допроса.
  — Есть ли у вас возражения, мистер Мейсон? — спросил судья.
  — Никаких, ваша честь.
  Нокси обернулся к Мейсону с доверительной и несколько покровительственной улыбкой.
  — Ну что ж, я готов отвечать на ваши вопросы.
  — Благодарю вас, — с преувеличенной вежливостью ответил Мейсон. — Насколько я знаю, мистер Нокси, когда пуля проникает в ткани тела и ударяется о кость, на ней возникают дополнительные микроизменения, не связанные с отпечатками оружия.
  — Это в основном правильно.
  — В частности, на исследуемой пуле должны быть дополнительные повреждения, возникшие в результате проникновения пули в тело жертвы.
  — Да, это могло случиться. Но я уже сказал, что пуля была в исключительно хорошем состоянии.
  — Что же в ней было исключительного?
  — Она почти не расплющилась.
  — О чем это свидетельствует?
  — Только о том, что нам исключительно повезло. Довольно часто пуля, извлеченная из тела, настолько расплющивается, что мы можем исследовать лишь одну ее сторону, и тогда выводы экспертизы оказываются не столь однозначными. Но в данном случае пуля почти не изменилась.
  — Однако она все же проникла через ткани до кости?
  — Насколько я понял, именно так.
  — Вы присутствовали при вскрытии? И при вас ли доктор Стирлинг извлек пулю из тела?
  — Да, сэр.
  — Что с этой пулей было дальше?
  — Я забрал ее к себе для изучения.
  — Судя по вашим словам, на этой пуле должны быть некоторые царапины или вмятины как результат проникновения в тело убитого?
  — Они могли быть.
  — Вы их обнаружили?
  — Я их не искал.
  — Вы просто решили, что их не было?
  — Да.
  — Вы весьма скрупулезно изучали те микроскопические повреждения, которые доказывали, что пуля вылетела именно из револьвера номер 14581?
  — Естественно, так как именно такая задача была передо мной поставлена.
  — Вас ничуть не интересовали те микроследы, которые доказывают, что пуля действительно проникла в ткани жертвы и явилась причиной ее смерти?
  — Заключение о причинах смерти дал доктор Стирлинг, а то, что пуля была извлечена из тела покойника, я видел собственными глазами.
  — Вы видели входное пулевое отверстие?
  — Да, видел.
  — Кстати, вы сделали снимок входного пулевого отверстия раны?
  Свидетель в некотором замешательстве откашлялся.
  — Да, я сделал снимок, но на нем не видно ничего, кроме входного отверстия пули на шее погибшего.
  — Где же эта фотография?
  — У меня в конторе.
  — Почему вы не принесли ее сюда, на судебное заседание?
  — Потому что не видел в этом никакого смысла. Я делаю очень много снимков, которые позднее оказываются ненужными.
  — Насколько я помню, вы сказали, что пули подобного рода, попадая в сосновую доску, проникают на глубину четыре и семь восьмых дюйма?
  — Правильно. Такова характеристика подобных пуль при стрельбе из револьвера данного типа.
  — Однако в нашем случае пуля проникла на небольшую глубину?
  — Пуля ударилась о кость, а в таких случаях ее дальнейшее проникновение оказывается непредсказуемым. Тем не менее, если пуля попадает в тело в момент его падения с высоты, это возможно.
  — Вы хотите сказать, что пуля попала в Шелби, когда он падал с палубы яхты?
  — Нет, сэр. Этого я не говорил.
  — А что же вы хотели сказать?
  — В этом вопросе я не компетентен.
  — Но вы эксперт по баллистике и должны объяснить суду, почему пуля не проникла в тело жертвы на большую глубину.
  Свидетель смутился:
  — У меня есть собственная теория.
  — Хорошо. Изложите ее нам.
  — Это моя личная теория, — начал свидетель, — и я вовсе не обязан излагать ее вам. Мне поручено идентифицировать пулю как выстреленную из данного револьвера.
  — Нет, — заявил Мейсон категорично, — вы — эксперт по баллистике, и у вас есть теория, объясняющая важнейший вопрос в данном следствии. Я требую, чтобы вы изложили ее.
  — Ну, если вы настаиваете, то я считаю, что пуля попала в тело, уже находящееся в воде, как раз в самый момент его падения.
  — Это весьма интересно, — сказал Мейсон, — но почему вы думаете, что дело обстояло так, мистер Нокси?
  — Боже мой! — воскликнул Бюргер тоном мученика. — Если мы будем углубляться во всякие не относящиеся к делу подробности, мы завязнем и никогда не покончим с этим процессом. В конце концов, теория свидетеля не может быть ничем и никем подтверждена, не имеет никакого значения для суда и лишь отнимает у нас время.
  — Однако вы заявили, что время у нас есть, причем именно в связи с допросом данного свидетеля.
  — Но из этого не следует, что время нужно тратить зря.
  — Вы выражаете протест?
  — Да, — подтвердил Бюргер и в своих обычных выражениях мотивировал протест.
  Вмешался судья:
  — Суд не желает слушать ваши споры. Протест отклоняется. Свидетель обязан ответить на вопрос адвоката.
  — Итак, в данном случае есть несколько не совсем обычных признаков, — сказал свидетель, — и прежде всего необычная форма входного отверстия.
  — Что же в нем необычного?
  — Оно не круглое, а овальное.
  — И что же это означает?
  — Обычно это означает, что пуля сошла со своего прямого пути и начала вибрировать.
  — Можете ли пояснить нам, что имеется в виду?
  Свидетель вынул из кармана карандаш и поднял его.
  — Обычно пуля, вращаясь, идет по прямой линии. Но если в самой пуле или в оружии, из которого она вылетела, есть какой-нибудь дефект, то острие карандаша продолжает движение по прямой, тогда как хвостик карандаша отклоняется от этой прямой по кругу, имеющему в диаметре около двух дюймов.
  Мейсон кивнул.
  — В таких случаях, — продолжал свидетель, — пуля, попадая в тело, оставляет не круглое отверстие, а такое, которое принято называть замочной скважиной, и это очень выразительный термин.
  — Весьма интересно, — сказал Мейсон, — и в теле Шелби входное отверстие имело именно такую форму? А кроме того, вы заметили и еще кое-что не совсем обычное?
  — Я уже упоминал о том, что головка пули почти не была расплющена.
  — Что это означает?
  — В сочетании с тем, что пуля проникла на очень маленькое расстояние, это, по-моему, свидетельствует о том, что пуля ударилась о какую-то податливую поверхность и лишь после этого рикошетировала в тело.
  — Итак, пуля рикошетом попала в тело? — переспросил Мейсон.
  — Ваша честь, — вмешался Бюргер, — это всего лишь теоретические рассуждения.
  — Поскольку показания дает эксперт, — подчеркнул Мейсон, — его теорию следует рассматривать как результат тщательного и квалифицированного изучения фактов.
  — Это не имеет никакого значения, — с раздражением заявил прокурор. — Я не вижу разницы.
  — Вы не видите? — спросил Мейсон.
  — Нет, — злобно ответил Бюргер, — я только понимаю, что вы, как утопающий, хватаетесь за соломинку…
  — Хватит, — вмешался судья, — я попрошу стороны воздержаться от личных выпадов.
  Мейсон вновь обратился к свидетелю:
  — Направляясь сюда, на судебное заседание, вы не захватили с собой фотографию входного отверстия пули, хотя и сочли, что это свидетельствует о рикошете?
  — Нет, не захватил.
  — Но вы сообщили прокурору о том, что рассказали сейчас здесь, на суде?
  — Протестую, — прогремел Бюргер, — так как это никак не относится к рассматриваемому делу и не является законным перекрестным допросом.
  — Совсем напротив, — ответил Мейсон, — поскольку допрос выявил квалификацию эксперта и его предубеждение. Видимо, он сообщил все свои данные прокурору, а последний посоветовал ему не приносить в суд фотографию входного отверстия пули и не говорить о нем, если ему не будет задан прямой вопрос. Из этого явствует, что прокурор сам воздействовал на свидетеля, прежде чем вызвал его в суд.
  — Ваша честь, я протестую! — воскликнул Бюргер. — Упомянутые данные нельзя считать уликами, а защитник позволил себе задеть мою профессиональную репутацию. Я требую, чтобы он немедленно принес мне свои извинения.
  — Никак не могу взять назад свои слова, так как факты говорят сами за себя. Если же я ошибаюсь, то прокурор может сам здесь же, в судебном заседании, спросить об этом у свидетеля.
  — Абсурдно тратить время на такие пустяки.
  Мейсон улыбнулся.
  — Ваша честь, взгляните, пожалуйста, на лицо свидетеля, если считаете, что это пустяки.
  Свидетель смущенно топтался на месте, а его лицо было залито густой краской.
  — Ваша честь, — снова вмешался Бюргер, — я протестую. Цвет лица свидетеля нельзя считать уликой.
  Судья улыбнулся:
  — Протест отклоняется. Прошу свидетеля ответить на вопрос.
  — Я действительно изложил свою теорию мистеру Бюргеру, и он подумал…
  — Не стоит рассказывать нам о том, что он подумал. Скажите нам лишь то, что он фактически сказал!
  — Ваша честь, — снова вмешался Бюргер, — это недобросовестно, нечестно и не относится к делу. Никого не касается частная беседа между свидетелем и прокурором. Кроме того, это никак не может явиться уликой.
  — Склонен согласиться с вами, — сказал судья, — что частная беседа не должна обсуждаться на открытом заседании, однако лишь в том случае, если она не затрагивает специфических и точно очерченных вопросов, важных для следствия. Но поскольку сейчас идет перекрестный допрос, то мистер Мейсон имеет полное право задавать наводящие вопросы.
  — Хорошо, — произнес Мейсон, — я спрашиваю вас, мистер Нокси: вы сказали окружному прокурору о том, что, по вашему мнению, пуля, вероятнее всего, ударилась о поверхность воды, а затем рикошетом попала в шею убитого? И сказал ли вам прокурор, что вам незачем говорить об этом на допросе в суде, так как он не считает нужным обсуждать этот вопрос публично?
  — Нет, дословно это не совсем верно, — ответил Нокси.
  — Ну а каковы же были его точные слова?
  — Протестую, — заявил Бюргер.
  — Отклоняю протест, — ответил судья, — так как вопрос касается специфической части беседы.
  — Какое значение может иметь для данного процесса, что именно я сказал или о чем умолчал в беседе с данным свидетелем! — бушевал Бюргер.
  Мейсон ответил:
  — Важно не то, что вы сказали свидетелю, а то, что данный свидетель сделал. Фактически он явился на судебное заседание и, выполняя ваше указание, оставил важную для разбора дела фотографию у себя в конторе. Следуя вашему совету, он также старательно избегал касаться важных пунктов расследования, и лишь мое прямое требование ответить на вопросы заставило его наконец сказать всю правду.
  На основании этого, ваша честь, позволю себе сказать, что всякий свидетель, получивший подобный совет от прокурора, является предубежденным свидетелем, что, несомненно, будет ясно и для присяжных.
  — Им и сейчас это ясно, — сказал судья.
  — Но это не занесено в протокол заседания, а я прошу, чтобы в отчете было записано, что окружной прокурор пытался оказать давление на свидетеля и свидетель пробовал выполнить его указание.
  — В протокол следует занести теорию, изложенную свидетелем в ответ на вопросы, — сказал судья.
  — Повторите все точно!
  — Хорошо, — произнес Нокси, — окружной прокурор сказал мне, что незачем излагать в суде мою теорию. Если мне зададут прямой вопрос, то, конечно, я должен буду ответить правдиво, но ему было бы нежелательно, чтобы я по собственной инициативе высказал в суде свои соображения. Будет достаточно, сказал он, если я ограничусь ответами на вопросы, а он не будет задавать вопросов, касающихся моих теорий и выводов.
  — Сказал ли он вам, чтобы вы добровольно не излагали свою теорию?
  — Да, сказал.
  — Пока вам не поставят прямой вопрос?
  — Да, что-то в этом роде.
  — Сказал ли он вам, чтобы вы не приносили в суд фотографию входного отверстия пули?
  — Да, он сказал, что нет никакого смысла показывать ее вместе с другими фотографиями.
  Мейсон улыбнулся:
  — Он не хотел, чтобы она оказалась среди тех, которые вы представите в суд?
  — Да.
  — Чтобы не получилось, что вы случайно вынете из портфеля эту фотографию вместе с теми, которые вы раздали присяжным, и чтобы я не получил случайно возможность взглянуть именно на нее?
  — Я не знаю, что именно он думал. Мне он просто сказал, что нет необходимости приносить в суд именно это фото.
  — Точнее сказать, он просил не приносить его? — сказал Мейсон, сделав ударение на отрицании.
  — Да.
  — Я кончил, — сказал Мейсон.
  — Это все, — пробурчал Бюргер.
  — Одну минуточку, — заговорил Мейсон, — с разрешения суда я хотел бы задать еще один-два вопроса доктору Стирлингу. Я вижу, что он не ушел из зала, и я прошу его вернуться в свидетельскую ложу. Я понимаю, конечно, что нарушаю общий порядок, но надеюсь, что суд разрешит мне это, принимая во внимание те обстоятельства, которые только что стали известны.
  — Хорошо, — сказал судья. — Доктор Стирлинг, будьте добры вернуться в ложу свидетелей. Вы ведь уже приняли присягу. А сейчас вам нужно будет ответить еще на один-два вопроса. Мистер Мейсон, можете приступать.
  — Доктор, вы не упомянули о необычной форме входного пулевого отверстия.
  — Меня никто об этом не спрашивал, — недовольно ответил врач.
  — Правильно. Я не спрашивал вас об этом потому, что мне не разрешили осмотреть труп до вскрытия. Ну, а после вскрытия все было зашито, так что я решительно ничего увидеть не мог. Естественно, что я и не задал вам такого вопроса.
  — На все заданные вопросы я отвечал.
  — Верно, отвечали и не сказали истину. Теперь я хотел бы узнать у вас: не просил ли вас окружной прокурор не касаться вопроса о входном отверстии пули?
  — Ваша честь, я протестую, — вмешался прокурор, — это не относится к перекрестному допросу. Мне кажется это совершенно неуместным. Кроме того, суд вряд ли позволит мне допрашивать адвоката о его личной беседе со своей подзащитной.
  — Не знаю, почему вы так считаете. Я думаю, что, если суду станет ясно, что я пытался как-то договориться со свидетелями защиты о том, чтобы они излагали определенные факты и замалчивали другие, вам будет разрешено установить это путем перекрестного допроса моих свидетелей.
  — Я не просил умалчивать о чем-либо ни одного из свидетелей, — заявил Бюргер.
  — Конечно, нет, я говорю о том, что случилось бы, если бы я просил кого-либо из свидетелей умолчать об известных ему фактах, — с улыбкой сказал Мейсон. — Однако я все же прошу занести в протокол, что прокурор позволил себе посоветовать одному из свидетелей не говорить о необычной форме входного отверстия пули, после чего свидетель избегал касаться этой темы.
  — Я полагаю, — сказал судья, — что вопрос совершенно законный. Прокурор, со своей стороны, имеет полную возможность уточнить то, что ему кажется искажением истины.
  — Что сказал вам прокурор относительно входного пулевого отверстия, доктор? — спросил Мейсон.
  — Он сказал, что незачем об этом говорить, если никто не задаст мне прямого вопроса.
  — Однако вы заметили, что форма отверстия необычна?
  — Нет, сэр, я не заметил.
  — В ней не было ничего необычного?
  — Ничего. Раны в форме замочной скважины встречаются достаточно часто.
  — В самом деле? Чем объясняете вы такую своеобразную форму?
  — Чаще всего они образуются в тех случаях, когда либо в пуле, либо в стволе оружия имеются какие-нибудь дефекты. Причины могут быть самые разные.
  — Много ли таких ран видели вы лично, доктор?
  — Несколько дюжин.
  — Сколько пулевых ранений вы видели, скажем, за последние два года?
  — Пожалуй, несколько сотен.
  — Среди всех этих случаев можете ли вы припомнить входное пулевое отверстие в форме замочной скважины?
  — Да. Я помню убитого негра. Это произошло около двух лет назад, и фамилию его я уже не помню.
  — Хорошо, не будем спорить по поводу этого случая. Какие еще случаи вы помните?
  — За последние два года? Не могу вспомнить.
  — Ну, за последние четыре года?
  — Точно не помню, но мне кажется, что был еще один случай.
  — Итак, когда вы сказали, что видели такие пулевые ранения дюжинами, вы допустили явное преувеличение.
  — Не знаю. Возможно, что и так.
  — Но все же рана в форме замочной скважины необычна?
  — Да, как правило, рана имеет другую форму.
  — Возможно ли, что такое входное отверстие получилось из-за того, что пуля мягко скользнула, а не прямо врезалась в тело жертвы?
  — Если угодно, то это можно допустить.
  — Вопрос не в том, что мне угодно или что мне не угодно. Я пытаюсь с вашей помощью выяснить причину необычной формы раны.
  — Возможно, что пуля действительно рикошетировала, но я не вижу, какая разница в этом для вас.
  — А между тем здесь есть большая разница: в одном случае напрашивается вывод, что убийца целился и попал в Шелби с определенным намерением, а в другом — что цель у него была иная, а пуля попала в Шелби лишь случайно, рикошетом.
  — Я не собираюсь спорить с вами по этому вопросу, — ответил врач.
  Бюргер с ледяной улыбкой сказал:
  — Благодарю вас, доктор. Думаю, что, когда защитник попытается убедить в правильности своей теории присяжных, ему придется столкнуться с решительным противодействием с их стороны, и это, быть может, научит его не тратить свое и чужое время на пустые и никчемные споры.
  — Хватит, — проворчал судья, — присяжные, безусловно, не желают выслушивать ваши личные выпады. Есть ли еще вопросы к свидетелю?
  — Нет, — ответил Бюргер.
  — У меня больше нет вопросов, ваша честь, — сказал Мейсон.
  — Я объявляю десятиминутный перерыв, во время которого прошу присяжных не обсуждать процесс между собой, не разрешать никому обсуждать его в их присутствии и не выражать своего мнения по поводу виновности или невиновности ответчика.
  Глава 20
  Выйдя из плотной толпы, Мейсон, Делла Стрит и Пол Дрейк зашли в один из уголков холла и принялись шепотом беседовать друг с другом.
  Дрейк сказал:
  — Перри, до сих пор всегда советы и указания давал ты мне и всегда оказывался прав, ну, а теперь тот случай, когда надо поменяться ролями и тебе принять мой совет. Сейчас самое подходящее время для отступления.
  — Что ты хочешь этим сказать?
  — Ты прекрасно понимаешь меня. Мы влипли. Ты взял на себя защиту заведомо виновной женщины. И как только суд вынесет обвинительный приговор, Эллен Кэшинг немедленно вызовет в суд и тебя, и меня. Сейчас, как мне кажется, самый благоприятный момент для отступления.
  — Когда выступаешь на суде в качестве защитника, нельзя отказаться от дела.
  — Перри, но ведь она, безусловно, убила мужа!
  — Не думаю.
  — В таком случае что ты скажешь о пуле, извлеченной из тела Шелби?
  Погруженный в задумчивость, медленно покуривая, Мейсон ответил:
  — Пока ничего, Пол.
  — И никогда не скажешь. Ты не хуже меня знаешь, что подделать такую совмещенную микрофотографию невозможно. Пуля вылетела именно из этого револьвера.
  — Да, — кивнул Мейсон, — с этим я согласен.
  — Бесспорно, ты превосходно провел перекрестный допрос, и сейчас тебе кажется, что поле боя осталось за тобой. Но пройдет короткое время, и аудитория вернется к здравому смыслу. Миссис Шелби — по ее собственным словам — лежала в кровати и спала, а рядом с ней на столике лежал револьвер, из которого был произведен роковой выстрел. Тут якобы раздался телефонный звонок — муж звонил ей из телефонной будки, находящейся на носу яхты. В суде однозначно доказано, что это невозможно. Следовательно, она солгала.
  — А если солгала не она, а ее муж?
  — Хорошо. Допустим, что так, — сказал Дрейк. — Попробуй убедить в этом присяжных! Когда Паркер Бентон водил своих гостей по яхте, то именно миссис Шелби видела телефонный аппарат на носу яхты и решила использовать его в своих целях. Она заранее задумала убить своего мужа.
  Мейсон нетерпеливо возразил:
  — Если она и виновна, я не смогу отказаться от защиты.
  — Нельзя отказаться, но можно пойти на компромисс. Прокурор пойдет тебе навстречу, если ты будешь просить о снисхождении. После постановления суда мы сможем начать переговоры с Эллен Кэшинг. Если же ты будешь продолжать свою ожесточенную борьбу, то окажешься в конфликтных отношениях со всеми участниками процесса и не сможешь защитить самого себя. Эллен Кэшинг предъявит в суд свой иск против нас, и мы оба крепко влипнем.
  Мейсон молчал, продолжая курить.
  — Миссис Шелби якобы видела на носу яхты своего мужа, который с кем-то боролся, — продолжал Дрейк. — Он упал за борт, а она слышала звук выстрела. Взглянув за борт, она увидела мужа, который, по ее же словам, делал какие-то движения в воде. А между тем известно, что пуля, попадая в тело жертвы между первым и вторым позвонком, вызывает немедленный паралич. Вот тебе и вторая ложь! Шелби не мог двигаться после того, как его настигла пуля.
  — Послушай, Пол. А если убийца уже находился в воде и плавал, поджидая свою жертву? — предложила Делла свою версию, которая вызвала у Дрейка саркастическую ухмылку.
  — Хорошо, Делла. Из какого же револьвера он выстрелил?
  — Да… Это надо обмозговать…
  Дрейк снова ухмыльнулся:
  — Согласен подождать. Позволю себе напомнить, что револьвер, из которого был убит Шелби, находился в руке его жены.
  Мейсон нахмурился, напряженно размышляя.
  — Самое удачное во всем этом деле, — продолжал Дрейк, — что револьвер был все время в руке Марион.
  — Да, — добавила Делла, — но после происшествия она передала его Паркеру Бентону, и он отдал его представителям полиции.
  — Так, — согласился Дрейк, — но это произошло уже после убийства.
  Делла взглянула Дрейку в глаза:
  — Откуда это известно?
  Мейсон погасил свою сигарету.
  — Минутку, Делла! Твои слова наводят меня на мысль.
  Дрейк произнес саркастически:
  — Думаешь, Шелби спрятался под носом яхты?
  — Или под кормой, — подхватил Мейсон, — там есть навес.
  — Чепуха! — воскликнул Дрейк.
  — Судебное заседание возобновляется, — раздался голос бейлифа.
  Присутствующие устремились из холла в зал заседаний.
  — Судья, присяжные, советники! — выкрикивал бейлиф.
  Мейсон стремительно выбрался из толпы и направился в зал. За ним бегом бросился Дрейк, на ходу продолжая уговаривать:
  — Перри, не разыгрывай дурака, ни одна из твоих теорий не переубедит присяжных. Нужно отступить, пока ситуация не ухудшилась.
  — Мы с тобой обсудим это сегодня вечером.
  — Будет слишком поздно. Сейчас начнет давать показания Эллен Кэшинг, а если ты станешь с ней собачиться, она уж, конечно, не пойдет ни на какие соглашения с нами. Ради бога, Перри, умоляю, не зли ее.
  Мейсон быстро протиснулся в дверь и пошел к своему месту. Появился судья и, дождавшись полной тишины, сказал:
  — Суд и ответчик на своих местах. Господин прокурор, можете вызвать вашего следующего свидетеля.
  — Эллен Бедсон Кэшинг, — произнес Бюргер, — ныне именуемая Эллен Бедсон Лэси.
  Высоко подняв голову, с воинственно горящими глазами, Эллен подошла к месту свидетеля. Она провела много времени в косметическом кабинете и тщательно выбрала свой туалет. Мейсон был вынужден признать, что перед ним интересная цветущая женщина с прекрасной фигурой. На присяжных, подумал он, она произведет еще большее впечатление. Подняв правую руку, Эллен приняла присягу. Села, положив ногу на ногу, сделала жест рукой, будто бы прикрывая юбкой колени, приняла удобную позу и взглянула на прокурора. Прокурор покончил с формальностями и перешел к вопросу об арендном договоре на добычу нефти.
  — Вы купили у Шелби этот договор?
  — Да, откровенно говоря, купила.
  — Зачем?
  — Я узнала, что владелица земельного участка хотела продать его, а покупателю ничего не известно о договоре на нефть. Я надеялась получить порядочную сумму в качестве отступного.
  — Вы сказали об этом мистеру Шелби?
  — Нет.
  — Почему?
  — Шелби — женатый человек, и он интересовался мною отнюдь не платонически. Он пытался завоевать мою симпатию, подбрасывая мне небольшие дела, рекомендуя клиентам и тому подобное. Я не чувствовала себя обязанной мистеру Шелби. И он и я — деловые люди, зарабатывающие себе на жизнь. Он предложил мне арендный договор, о котором идет речь, лишь потому, что считал его совершенно обесцененным.
  — И вы этот договор откупили? За какую сумму?
  Она пожала плечами.
  — Продажа, в сущности, была чисто номинальной. Шелби сказал, что если я хочу получить этот договор, то следует лишь заплатить владелице земли обусловленную арендную плату за прошедшие пять месяцев, чтобы сохранить свои права на него.
  — Что было дальше?
  — Я написала соглашение и доверенность и попросила его подписаться под этим. Затем наняла человека и поручила ему передать Джейн Келлер от имени Скотта Шелби пятьсот долларов.
  — Вы готовы были рискнуть этой суммой?
  Она улыбнулась:
  — Риска не было, так как я была уверена, что владелица земли этих денег не возьмет. Если бы она их взяла, то ей пришлось бы отказаться от возможности выгодно продать свой земельный участок. Я ничем не рисковала.
  — Вы были влюблены в Шелби, а он в вас?
  — Я совсем не любила его, а что касается Шелби, то его привлекала возможность еще одной интрижки. Я же была влюблена в человека, который теперь стал моим мужем.
  — Продолжайте, что было дальше?
  Мейсон перевел глаза на лица присяжных. Так и есть, она их завоевала. Даже присяжные пожилого возраста смотрели на нее с сочувствием: Эллен не скрывала ничего, выложила все свои карты. Она — деловая женщина, должна сама зарабатывать себе на жизнь, а Шелби пытался ее совратить, оказывая ей мелкие услуги. Арендный договор на нефть он уступил как бесполезный. Эллен расчетливо и умело работала на публику. В устах вульгарной женщины это выглядело бы циничным. В устах менее откровенной это могло показаться лицемерием. Если бы Эллен не обладала физической привлекательностью, ее сочли бы эгоисткой. Но эта изящная женщина, обаятельная, с открытой улыбкой и ярко выраженной индивидуальностью, сумела убедить присяжных, что она лишь обманула надежды мужчины, который преследовал ее из чисто эгоистических соображений. Он расставлял ей ловушки с приманками, она же сумела вытащить все приманки, не попав в западню. В эту игру оба партнера вступили с открытыми глазами, а выиграла Эллен.
  Присяжные с комфортом расположились на своих местах. Глаза их выражали терпимость, а на губах играла улыбка. С ними все ясно, решил Мейсон и сосредоточил внимание на миссис Лэси. Окружной прокурор осторожно подбрасывал ей вопросы, давая возможность предстать перед аудиторией в наилучшем свете. Она обладала даром устного рассказа. Характеристики, которые она давала персонажам своего повествования, были выразительными. Шелби: дважды женат, дважды разведен, в постоянной погоне за женщинами. Женившись в третий раз, рассматривал свою семейную жизнь как чистую условность, не налагающую на него никаких обязанностей. Перед Эллен разыгрывал роль богатого покровителя. Однако те дела, которые он передавал ей, предварительно проходили через его руки. Сняв все сливки и выжав все возможные доходы из какого-нибудь дела, он передавал ей жалкие объедки, убеждая Эллен в коммерческой ценности его услуг.
  Затем Эллен Кэшинг с подкупающей откровенностью рассказала об арендном договоре на нефть. Ей стало известно, что владелица земельного участка хочет продать его целиком, игнорируя ранее заключенный договор как недействительный. Но когда мистер Мейсон позвонил Скотту Шелби и попросил его о встрече, тот понял, что упустил возможность заработка. Он пытался переиграть их соглашение, отнять договор у Эллен, однако та и не думала отказываться от него. В конце концов порешили составить соглашение, по которому она официально будет числиться его компаньоном, а он выступит как владелец договора, выторговав как можно большую сумму отступного у продавца и покупателя земельного участка. За это он получит четверть уплачиваемой суммы. Шелби был страшно зол, что упустил выгодную сделку. Когда оказались затронуты его материальные интересы, он сбросил маску доброго благотворителя и любезного ухажера. Из-под этой личины показалось его собственное лицо: оскал неудачливого волка.
  Бюргер был достаточно опытен, чтобы дать ей возможность подробно объяснить все это перед судом. Затем он сам предъявил суду документы: договор, соглашение и доверенность.
  — Зачем нам эти документы? — спросил судья, глядя на Мейсона и словно ожидая его протеста.
  — Они послужат для объяснения мотивов убийства мистера Шелби, — ответил прокурор.
  — Однако я не понимаю, — сказал судья, — какое отношение они могут иметь к обвинению против ответчицы?
  — С вашего разрешения, они указывают на причину сбора людей на борту яхты, — ответил Бюргер.
  — Я готов согласиться с вами, — сказал судья, — однако все же не понимаю: какое отношение имеют эти документы к предъявленному ответчице обвинению в убийстве?
  — Ваша честь, все это освещает фон, на котором развивались дальнейшие события. И вы сможете убедиться в этом, когда начнется допрос обвиняемой. Я думаю, что необходимо привлечь внимание суда к атмосфере всеобщего нервного напряжения и взаимной ненависти, царивших на яхте в вечер убийства.
  — Но зачем?
  — Затем, что именно эта напряженная атмосфера побудила убийцу совершить задуманное преступление. Она уже давно искала случая. И здесь, на яхте, сложились подходящие для нее обстоятельства. «Сейчас или никогда», — сказала она себе и привела в исполнение давно обдуманный план. Вы видите, ваша честь, даже защита не возражает против моих слов.
  Судья взглянул на Мейсона поверх очков:
  — Вы не протестуете, мистер Мейсон? Это правда?
  — Да, правда. Пусть картина целиком будет представлена на рассмотрение суда. Это и в моих интересах.
  — Именно к этому я и стремлюсь, ваша честь, — осклабился Бюргер.
  — Хорошо, — сказал судья, — документы будут приобщены к делу. Скажите, много ли у вас еще вопросов? Напоминаю вам, что настало время вечернего перерыва.
  — Всего лишь несколько вопросов, с вашего разрешения, и я закончу.
  — Хорошо, продолжайте.
  — В данный момент вы находитесь в конфронтации с защитником? — спросил прокурор.
  — С какой целью вы задаете подобный вопрос? — недоуменно спросил судья прокурора.
  — Я хочу доказать предубеждение миссис Лэси, находящейся сейчас на месте свидетеля.
  — Вы хотите сказать, что она собирается помочь защитнику?
  — Нет, ваша честь, но, возможно, она с предубеждением относится к нему.
  — В таком случае об этом должен заявить сам защитник.
  — Всякое убеждение свидетеля является важным для суда и должно быть выявлено. Меня уже обвинили в том, что я пытался скрыть важные улики в результате предварительного сговора со свидетелями обвинения. Больше я не собираюсь скрывать решительно ничего.
  — Защитник имеет полное право выявить предубеждение свидетеля, если считает это нужным, — сказал судья.
  — Безусловно, ваша честь. Однако мне неизвестен закон, по которому те показания, которые выгодны для защиты, должны быть приведены только самим защитником, а материалы обвинения — только прокурором. Если вы дадите мне подобное указание, я, конечно, подчинюсь, однако все же постараюсь разъяснить присяжным, что защита не имеет права контролировать работу прокурора и выносить на обсуждение сомнительные данные, касающиеся, например, рикошетировавшей пули вместо выстрела в упор.
  — Аналогия здесь неуместна, — сказал судья, — и вряд ли стоит обсуждать этот вопрос. В первом случае речь шла о факте, известном защитнику, который и поставил об этом в известность суд, во втором случае же речь идет о сведениях, находящихся исключительно в ведении прокурора.
  — Однако защитник все же сумел раскрыть их и обнародовать.
  — Все раскрылось в результате талантливого перекрестного допроса и изощренности адвоката. В данном случае вопрос ставится совершенно иначе, и я не усматриваю никакой аналогии, — сказал судья.
  — С точки зрения закона случай совершенно тождественный, — настаивал прокурор.
  Судья обратился к Мейсону:
  — Какова ваша точка зрения, мистер Мейсон?
  — У меня нет никакой, ваша честь.
  — Вы хотите сказать, что согласны на этот вопрос?
  — Нет, сэр, не согласен, но прошу все запротоколировать.
  — Да, конечно. Но если вы не протестуете, то и я не возражаю против вопроса.
  — Я не протестую и не выражаю согласия. В показаниях свидетеля должен разобраться суд.
  — Но если стороны не выражают протеста, то и судья не должен возражать или принимать одну из сторон, за исключением тех случаев, когда это выходит за пределы разумных границ, — сказал судья.
  — Ваша честь, — сказал прокурор, — я хотел бы зачитать вслух отрывок из второго издания книги Джонса «Об уликах», страница тысяча пятидесятая: «Всегда следует устанавливать, не является ли свидетель враждебным в отношении того лица, против которого он дает показания, не было ли между ними ссоры и не является ли его выступление актом мести. Присяжным следует более внимательно и строго отнестись к показаниям враждебного свидетеля, чем к показаниям нейтрального или добровольного…»
  — Все именно так, — сказал судья, — и нет необходимости муссировать общеизвестные истины. Здесь ведь обсуждается совсем другой вопрос.
  — Прошу разрешения у суда зачитать еще несколько строк, — сказал Гамильтон Бюргер. — Я прочел лишь вводную фразу, которая является основанием для дальнейшего…
  — Продолжайте, — нетерпеливо прервал его судья, — что же дальше?
  — Здесь сказано, — прочел Бюргер с ударением на каждом слове: — «Исходя из этого, необходимо установить, какого рода взаимоотношения существуют между свидетелем и, с одной стороны, тем лицом, против которого он выступает, и, с другой стороны, тем, кто вызвал его для показаний». — Бюргер замолк с многозначительным видом.
  — Дайте мне взглянуть на эту книгу, — попросил судья.
  Бюргер протянул ему книгу, сказав:
  — У меня в руках старое издание, которое легче носить с собой. Я предпочитаю его новейшим многотомным изданиям.
  — Вам незачем извиняться, — сказал судья. — Да, вижу, вот одна цитата, а вот и вторая. Ну что ж, поскольку защитник не выражает протеста, я тоже согласен на ваш вопрос.
  Гамильтон Бюргер с торжеством произнес:
  — Отвечайте на вопрос, миссис Лэси.
  — Я предъявила иск мистеру Мейсону и мистеру Дрейку на двести пятьдесят тысяч долларов за клевету и нанесение морального ущерба, так как они заявили представителям полиции, что в моей спальне провел ночь мужчина и, кроме того, что я помогла скрыться Скотту Шелби, который якобы остался в живых. На самом деле я в последний раз видела Шелби за двенадцать часов до того, как он был убит.
  — Можете приступить к перекрестному допросу, — предложил прокурор.
  — Да, конечно, — сказал Мейсон. — К вопросу об иске. Насколько я знаю, полиция обнаружила в вашем гараже мокрое одеяло и мокрые мужские ботинки и лишь после этого проверила вашу квартиру, спросив, не перевозили ли вы в вашей машине какого-нибудь мужчину в промокшем костюме.
  — Ваша честь, — вмешался Бюргер, — я протестую. Это не перекрестный допрос. Защитник может указать на предубеждение свидетеля, однако здесь не время и не место обсуждать ее иск к нему за клевету и нанесение ущерба.
  — Я вовсе и не спрашиваю свидетеля об этом, — ответил Мейсон. — Но мне важно установить, почему именно полиция искала мужчину в квартире миссис Лэси.
  — Именно этого я и опасался, — раздраженно сказал судья. — Допрос все расширяется. Разрешив против своей воли начать это прокурору, я не могу теперь помешать защитнику внести полную ясность в дело.
  — Именно так, — сказал Мейсон. — Я потому и не возражал против вопроса прокурора, хотя и не считал его правомерным.
  — Согласен с вами и не собираюсь мешать вам, но напоминаю, что приближается время вечернего перерыва.
  — Если вы позволите задержать вас на пять-десять минут, я надеюсь покончить с этим вопросом, — сказал Мейсон.
  — Хорошо.
  — Ну что же, отвечайте, миссис Лэси, — произнес Мейсон.
  — Мне не известно, что именно вы сказали полицейским.
  — Однако в своей исковой жалобе в суд вы указали, что знаете об этом.
  — Это сказано просто в качестве логического вывода, — сказал Бюргер.
  — Однако миссис Лэси достоверно известно, что в ее гараже были насквозь промокшие одеяло и мужские ботинки.
  — Она везла в одеяле лед, — раздраженно вмешался Бюргер.
  — Не будете ли вы добры поднять правую руку? — спросил Мейсон.
  — Что вы хотите этим сказать? — насторожился прокурор.
  Мейсон улыбнулся:
  — Поскольку вы стали отвечать на мои вопросы вместо свидетельницы, прошу вас принять присягу.
  Зал оживился, а лицо Бюргера залилось краской.
  — Продолжайте, господа, — вмешался судья. — Прошу советников воздержаться от личных выпадов, а свидетельницу отвечать на вопросы лично, без помощи прокурора.
  — Итак, в вашем гараже были насквозь промокшее одеяло и не менее мокрые ботинки? — спросил Мейсон.
  — Да, — ответила она, — в одеяле мы несли лед, а ботинки принадлежали моему мужу. Я думаю, что жена имеет право оставить в своем гараже обувь мужа, если ей этого хочется.
  — Он был уже вашим мужем в тот день?
  — Нет, мы поженились через четыре дня после этого.
  — Но вы подтверждаете, что одеяло и ботинки действительно находились в углу вашего гаража?
  В глазах присяжных появился интерес, а быть может, и закралось первое подозрение. Прокурор нервно ерзал на своем стуле, а когда свидетельница заколебалась, он словно собирался заявить протест, но тут же снова сел, так как не мог придумать основание для него.
  — Если вы хотите знать факты, а не заниматься гнусными инсинуациями, мистер Мейсон, я скажу вам обо всем, — выпалила миссис Лэси.
  — Ну что ж, начинайте, — попросил Мейсон.
  — Ваша честь, — заявил Бюргер, — я считаю, что это совершенно незаконно.
  — Не думаю, — ответил судья. — Поскольку свидетельница при прямом допросе сама сказала о своем предубеждении против защитника, он вправе подвергнуть ее строгому перекрестному допросу не только с академической точки зрения, но и с точки зрения здравого смысла.
  — Благодарю вас, ваша честь, — сказал Мейсон. — Необходимо установить точные факты.
  — Я могу сообщить вам все, что вы желаете знать, — сказала свидетельница. — Я поехала на пикник с мужчиной, за которого собиралась выйти замуж. Мы были за городом. Между четырьмя и пятью часами вечера мы отправились в обратный путь. Во время пикника я сделала несколько фотоснимков, которые подтверждают мои слова.
  — В самом деле? — спросил Мейсон. — Я бы хотел взглянуть на эти снимки.
  — Только с разрешения суда, — запротестовал Бюргер.
  — Ну что ж, поглядим на фото, — нетерпеливо сказал судья. — Вы сами подняли этот вопрос здесь, в суде, и я не вижу никаких причин запретить свидетельнице или защитнику довести дело до конца. Продолжайте!
  Мейсон взял в руки фото, а Эллен давала пояснения.
  — Здесь вы видите моего мужа, стоящего на плоту, тогда он и промочил ноги. Этот плотик он смастерил из досок и палок. Здесь же виден кусок льда на одеяле. В этом одеяле мы привезли лед и отнесли его к месту нашего завтрака на траве.
  — Но почему именно в одеяле? — спросил Мейсон.
  — Пробовали вы нести кусок льда в голых руках, мистер Мейсон? — язвительно спросила Эллен.
  В зале раздались смешки.
  — Ну а после завтрака?
  — После я осталась со своим мужем на том же месте.
  — Надолго ли?
  — До того времени, когда мне нужно было поехать на вокзал встречать свою мать. Эту ночь мы провели вместе с ней в моей спальне.
  Мейсон взглянул на часы:
  — Судья желает отложить дальнейшее рассмотрение дела до завтрашнего утра?
  Судья кивнул. Он сердился на прокурора, который, желая использовать симпатию присяжных к свидетельнице, поднял вопрос о ее предубеждении к защитнику, он был также недоволен и Мейсоном, который ухватился за этот ход, раскрутив его в своих целях.
  — Рассмотрение судебного дела откладывается, — сказал он, — в субботу заседания не будет. Мы вернемся к нашему делу в понедельник в десять часов утра. Прошу присяжных не обсуждать дело между собой и не прислушиваться к чужим мнениям. Заседание закрывается.
  Судья встал и вышел из зала.
  Бюргер также встал и уставился на Мейсона.
  — Вы удовлетворены, надеюсь? — саркастически произнес он.
  Мейсон ухмыльнулся:
  — Продолжайте свое дело: приоткрывайте дверь, а я буду всовывать свою ногу.
  — Здесь мы здорово ее прищемим, — пообещал Бюргер. Он хотел придумать еще что-нибудь язвительное, но не смог.
  Мейсон подошел к шерифу, который охранял Марион Шелби.
  — Позвольте мне задать ей пару вопросов, — сказал он, — прежде чем вы уведете ее отсюда.
  Шериф кивнул и отошел на пару шагов. Мейсон наклонился к Марион Шелби.
  — Вопрос, который я вам задаю, имеет громадное значение. Вы уверены в том, что человек, упавший за борт, был вашим мужем?
  — Абсолютно.
  — Вы видели его лицо при достаточном освещении? И слышали его голос?
  — Я достаточно ясно видела его лицо и слышала его голос, но не в момент падения, а когда он уже был в воде.
  — И он действительно производил какие-то движения?
  — Да, но довольно странные.
  — Он лежал на спине или на животе?
  — Он лежал на спине. Я ясно видела его лицо, но не видела затылка. Он двигал руками и ногами, но не как здоровый пловец, а как человек, оглушенный ударом по голове.
  — Скажите, не было ли рядом с ним в воде еще кого-нибудь?
  — Нет, он был один.
  — Но над носом яхты есть навес, и вы никак не могли увидеть то, что было под навесом.
  — Но я видела, как течение увлекло тело моего мужа под этот навес. Я подумала, что он вынырнет по другую сторону яхты, и побежала туда, но он, видимо, уже утонул.
  — Вы слышали звук выстрела еще до того, как добежали до борта яхты и увидели в воде своего мужа?
  — Да, выстрел раздался в ту самую минуту, когда мой муж упал — или был сброшен — за борт.
  — Вы полагаете, что кто-то мог его столкнуть?
  — Было что-то несуразное в его фигуре, раскачивающейся взад и вперед, словно он упирался, а кто-то тащил его. Он, казалось, боролся с невидимым противником.
  — Для вас было бы гораздо лучше, миссис Шелби, если бы ваш муж, упавший в воду, был уже неподвижен или если бы слабые движения его рук и ног можно было объяснить уносящим его течением реки.
  — Он делал не слабые движения, а, наоборот, отчаянно сопротивлялся.
  — Вы понимаете, насколько ухудшило ваше положение утверждение эксперта, что убившая вашего мужа пуля выпущена из револьвера, находившегося у вас в руке?
  — Конечно, понимаю!
  — Ну что ж, подумайте обо всем этом еще раз, пока вас еще не вызвали для допроса.
  — Вы хотите, чтобы я изменила показания, мистер Мейсон?
  — Нет, — усталым голосом ответил Мейсон, — я хочу, чтобы вы говорили правду и ничего больше. Однако должен вас предостеречь, что если вы лжете, то вас легко могут осудить на казнь.
  — Но я ничего не могу поделать. Не могу изменить своих показаний. Я рассказала всю правду, истинную правду, и мне придется так держаться и дальше.
  — Ну если это правда, то ничего не поделаешь, — вздохнул Мейсон. — Что вы знаете об этом револьвере? Давно ли ваш муж приобрел его? Носил ли его при себе постоянно?
  — Когда я познакомилась с ним, у него уже был этот револьвер, но он обычно не носил его. Лишь последние два месяца револьвер все время был у него в кармане.
  — Не знаете ли вы зачем? Быть может, у него были враги?
  — Вполне возможно, но я ничего не знаю.
  — И револьвер был при нем в последний день его жизни, двенадцатого?
  — Да, он вынул его из кармана и положил на тумбочку, когда ложился спать.
  — Очевидно, он кого-то опасался, раз всегда ходил с оружием?
  — Наверное. Но за один, нет, за два дня до смерти он стрелял из него.
  Мейсон вдруг оживился:
  — Откуда вам это известно?
  — В ночь на десятое револьвер оказался пустым, и Скотт при мне вынул из ящика коробочку с пулями и зарядил его снова.
  — Быть может, он практиковался в стрельбе? Все шесть пуль отсутствовали?
  — Да, он при мне вложил шесть новых.
  — Значит, он стрелял еще раз уже после этого эпизода, так как, когда револьвер оказался в вашей руке, одной пули не было.
  — Я этого не знала, пока об этом мне не сказали полицейские.
  — Хотелось бы, — начал Мейсон с другого конца, — узнать побольше о его жизни, интересах, знакомых, врагах.
  — К сожалению, мистер Мейсон, не могу вам помочь. У нас не было почти ничего общего. Он был скрытным человеком, и я мало о нем знаю.
  Наступило молчание.
  — Каково мое положение, мистер Мейсон? — спросила она наконец.
  — Пока ничего не могу сказать.
  Она отрывисто засмеялась:
  — Не хотите мне говорить об этом?
  — Оно далеко не блестяще, это я могу сказать вам уже теперь, — заметил Мейсон.
  — Ну что ж, сделайте, что сможете, мистер Мейсон. До свидания, — сказала она с глубоким вздохом.
  — Спокойной ночи, — ответил он и, взяв портфель, вышел из зала, не оглядываясь.
  Глава 21
  Мейсон шагал взад и вперед по ковру своей комнаты в конторе, засунув большие пальцы в проймы жилета и слегка наклонив голову.
  Делла Стрит сидела за столом с открытым блокнотом для стенографирования. Половина страницы была уже исписана, и сейчас, держа карандаш, она терпеливо ожидала продолжения диктовки.
  Здесь же, в глубоком кресле, в своей любимой позе — боком, перекинув скрещенные ноги через один подлокотник и опершись спиной о другой, — сидел Пол Дрейк.
  Время от времени Мейсон произносил какие-то фразы, но обращался больше к самому себе, чем к другим, не прекращая своего безостановочного движения.
  — Тебе бы лучше уступить, Перри, — гнул свою линию Дрейк. — Нет никакого смысла биться головой об стену. У тебя нет другого выхода. На этот раз, несмотря на весь твой ум и ловкость, тебе не удастся вытащить кролика из своей шляпы. Марион Шелби виновна.
  — Я разрабатываю новую версию, — ответил Мейсон. — Правда, пока она лишь умозрительная и ничем не подкрепленная.
  — Да, это, конечно, будет жуткая версия, — прервал его Дрейк. — Но позволь тебе напомнить кое-что, относящееся к практической психологии присяжных. Ты, конечно, и сам знаешь об этом, но просто упускаешь из виду. Если ты будешь активно обелять обвиняемую, Бюргер изрубит тебя на мелкие кусочки. Присяжные будут чувствовать себя обманутыми и тоже обозлятся. В результате ты станешь всеобщим посмешищем, а ее присудят к высшей мере.
  — На сегодняшний день я действительно разбит, но сегодня только пятница, и впереди у меня два свободных дня…
  Раздался телефонный звонок.
  Нахмурившись, Мейсон сказал Делле:
  — Послушай, Делла.
  — Хелло, да… Хорошо.
  Обратившись к Мейсону, она сказала:
  — Звонит начальница женской тюрьмы. Марион Шелби хочет побеседовать с вами, и ей разрешено подойти к телефону.
  — Хорошо, — сказал Мейсон и взял трубку. — Слушаю, в чем дело?
  Марион Шелби с трудом произнесла сквозь слезы:
  — Мистер Мейсон, вы прекрасный человек и превосходный адвокат, но, пожалуй, слишком хороши для такого процесса, как мой. Я не хочу вовлекать вас в новые неприятности и собираюсь освободить вас от всяких обязательств по отношению ко мне.
  — Вы хотите сказать, что отказываетесь от моей защиты?
  — Вы правильно меня поняли.
  — Неужели вы хотите выступать сами?
  — Нет, у меня будет другой адвокат, который умеет вести такие дела, как это. Мне рекомендовал его мистер Лаутон Келлер. Он зайдет переговорить с вами. Он расскажет вам обо всем, но я хотела сама сказать, что освобождаю вас от всякой ответственности. Вы понимаете меня, мистер Мейсон? Мне нужен адвокат, который имеет опыт в таких запутанных делах, как мое.
  — А мне вы даете отставку? — мрачно спросил Мейсон.
  — В конце концов, это какой-то выход, — невесело улыбнувшись, сказал Дрейк.
  — Выход? — набросился на него Мейсон. — Это ставит меня в самое унизительное положение, в которое я когда-либо попадал.
  — Не обращай на это внимания, Перри, не стоит, — заявил Дрейк. — Взгляни на дело реально. Ты показал свои блестящие способности при перекрестном допросе свидетелей обвинения. И хотя твоя карта была бита, ты проделал великолепную работу. Ты и словом не обмолвился о том, как собираешься защищать свою клиентку, но полностью раскрыл сценарий прокурора. Сейчас в игру входит этот ловкий малый, Келлер, специалист по обходным маневрам. Он говорит на языке, более понятном твоей клиентке и более привычном для нее. Для тебя это выход из положения. Теперь мы можем заняться своими проблемами, договориться как-нибудь с Эллен Кэшинг и развязаться с этим делом.
  Мейсон раздраженно отмахнулся.
  — Хорошо, — сказал он, — все к черту! Надо перекусить.
  — Да, конечно, — сказала Делла, — я уже проголодалась.
  Мейсон подошел к шкафу и взял шляпу и пальто.
  — Завтра сюда в контору придет Эллен Кэшинг, Делла, для дачи показаний под присягой. Об этом мне сообщил этот ее нечистоплотный стряпчий, Аттика.
  Когда Мейсон начал одеваться, раздался стук в дверь.
  — Взгляни, кто там, Делла, — сказал он.
  Делла крикнула через закрытую дверь:
  — Контора закрыта.
  — Откройте. Я — Лаутон Келлер. Мне нужно поговорить с мистером Мейсоном.
  Мейсон хмыкнул:
  — Ну что ж, еще один юмористический фокус. Открой дверь и впусти фокусника, Делла.
  Лаутон Келлер вошел в комнату.
  — Добрый вечер. — Он кивнул, снял шляпу и с нескрываемым самодовольством уселся на стул.
  Мейсон присел на край стола.
  — Пожалуйста, покороче, мистер Келлер, я должен уйти.
  — Хорошо, я буду краток. Я в некотором роде заинтересованное лицо во всем этом деле.
  — Понимаю.
  — Вы великолепный адвокат, Мейсон!
  — Благодарю вас.
  — И есть целый ряд уголовных процессов, где вас нельзя превзойти.
  — Вы не можете себе представить, как мне льстит такая высокая оценка с вашей стороны.
  — Не сердитесь и не засучивайте рукава для драки, Мейсон. Этот случай совсем не подходит под те процессы, которые вы обычно ведете. У меня есть друг, адвокат, специализирующийся именно на таких делах.
  — Кто этот адвокат? — спросил Мейсон.
  — Это Аттика, из конторы «Аттика, Хокси и Мид».
  Дрейк присвистнул.
  — Вы его знаете? — спросил Келлер у Дрейка. — Он ловкач.
  Дрейк ответил:
  — Он всего лишь нечистоплотный стряпчий и, кстати сказать, представляет интересы Эллен Кэшинг в иске, предъявленном мне и мистеру Мейсону.
  — Да, это верно. А теперь взгляните, как он умен! Он привлекает внимание общества к своей клиентке…
  — От него воняет, — сказал Мейсон.
  — Не сердитесь, мистер Мейсон, прошу вас. Мне, пожалуй, не стоило рассказывать вам о том, что он предрекал вам поражение и полный провал в предстоящем процессе, но я призываю вас к выдержке.
  — Чего вы хотите? — спросил Мейсон.
  — Факты таковы: этот Скотт Шелби был малоуважаемым человеком. Всегда в погоне за женщинами и деньгами. Не отказывался от шантажа. Пытался убедить всех, что они ему чем-то обязаны и за это должны оказывать услуги. У всех нас есть человеческие слабости, но этот парень был больше похож на крысу, чем на человека. Поняли меня?
  — Продолжайте, — сказал Мейсон. — Выкладывайте все, что хотели сообщить.
  — В ту ночь, которую они провели на яхте Бентона, его жена решила, что с нее хватит и что она попытается получить развод. Однако его невозможно получить, не имея улик против мужа, а муж, естественно, не приводит любовниц в спальню жены. Тогда она решила сама поискать эти улики. Поняли меня?
  — Да, — сухо ответил Мейсон.
  — Когда она проснулась и увидела, что мужа в каюте нет, она поняла, что он снова вышел на охоту за какой-то юбкой. Увидела на тумбочке револьвер, схватила его…
  — Позвольте мне продолжить, — сказал Мейсон насмешливо. — Она выбежала на палубу, обезумев от ревности. Бедная маленькая женщина совершенно не сознавала, что делает. Она даже не понимала, что находится на палубе босая и в одной рубашке. Полусонная, она бегала по палубе в поисках мужа.
  — Вы поняли меня, — сказал Келлер с ноткой уважительного удивления, — именно так все и произошло. Вы прекрасно сумели это изложить.
  — На носу яхты она обнаружила своего мужа в объятиях другой женщины. Увидев ее, эта женщина вырвалась от Скотта и убежала, а он набросился на жену с криками: не позволю за мной шпионить, что тебе здесь нужно! И так далее, и тому подобное.
  Келлер одобрительно кивал головой.
  — Бедная маленькая женщина впала в полное отчаяние, — декламировал Мейсон. — Она заплакала, а ее обозленный муж грубо схватил ее за плечи, повернул спиной, сильно ударил и крикнул, чтобы она немедленно убиралась в каюту. Удар вывел ее из себя. Она заявила, что не станет больше терпеть и подаст заявление в суд на развод. Он окончательно рассвирепел и, схватив ее, пытался бросить в воду. Она боролась и сопротивлялась изо всех сил, пытаясь закричать, но он схватил ее за горло. Она уже теряла сознание, но в этот момент ее муж споткнулся о лежавший на палубе канат и, потеряв равновесие, попытался схватить ее за руку, чтобы не упасть самому. В руке она держала револьвер, и в ту минуту, когда он схватился за ее руку, она услышала звук выстрела. Сначала она подумала, что стрелял кто-то другой, и лишь позднее поняла, что выстрел произведен из револьвера, находившегося в ее руке. То ли муж сам случайно нажал на спуск, то ли оружие сработало из-за того, что он схватился за ее руку, не известно. А доказательством является то, что пуля вначале попала в обшивку яхты и лишь на рикошете проникла в тело Шелби.
  Шелби сам убил себя, попав в обстоятельства, которые, казалось, были созданы для возмездия некоей высшей силой. Это не было убийством. Не было даже самозащитой. Она вовсе не убивала его, эта бедная полусонная женщина. Гнусный предатель убил себя сам!
  Глаза Лаутона широко и благоговейно раскрылись.
  — Черт, — произнес он, — вы сумели сделать это даже лучше, чем он. И вам незачем отказываться от этого процесса!
  — В самом деле?! — воскликнул Мейсон. — Я должен отказаться от этого процесса, а вы должны убраться к черту из моей конторы, и притом немедленно.
  Мейсон слез со стола, на котором сидел до сих пор, подошел к Келлеру, схватил его за воротник и поднял со стула.
  — Скажите, — удивленно заговорил Келлер, — что это накатило на вас? Быть может, мы все-таки сумеем договориться как деловые люди. Я заинтересован в этой маленькой женщине, потому…
  Делла Стрит вопросительно взглянула на Мейсона, тот кивнул ей, и она распахнула дверь из кабинета Мейсона настежь.
  Мейсон навалился на Келлера всей тяжестью своего тела и вышвырнул его из комнаты. Келлер растянулся в коридоре во всю длину, а Мейсон, отряхивая руки, словно они запачкались, вернулся в контору. Делла, как знающий свою роль участник давно заученной постановки, закрыла за ним дверь и заперла на замок.
  — Теперь нам всем следует выпить. — Мейсон подошел к шкафу, вынул оттуда бутылку виски и стаканы.
  Дрейк наблюдал за ним с нескрываемым восхищением.
  — Черт возьми, Перри, никогда еще не видел более чистой работы!
  — Ты имеешь в виду выброшенную отсюда крысу? — спросил Мейсон, откупоривая бутылку.
  — Боже мой, как ты расправился с этим старым жуликом, оплакивающим судьбу бедной маленькой женщины! Почему бы тебе не выступить с этим в суде и не спасти Марион Шелби?
  Мейсон кончил разливать виски и спросил язвительно:
  — Ты тоже хочешь вылететь в коридор, Пол?
  Дрейк хохотнул:
  — Перри, делай как знаешь, но для адвоката, постоянно загоняющего в угол окружного прокурора, ты, несомненно, наивен, как младенец.
  — Налей мне двойную порцию, а после этого я пойду звонить адвокату миссис Лэси и постараюсь выведать у него, сколько мне нужно заплатить, чтобы отвязаться от этого иска.
  Глава 22
  В субботу утром Мейсон вошел в свой кабинет с обычной беззаботной мальчишеской улыбкой на губах.
  — Хелло, Делла, какие новости?
  — Показания Эллен Кэшинг назначены на десять часов утра. Вы не забыли об этом?
  — Нет.
  — Здесь будут судебные репортеры и официальный нотариус для принятия присяги Эллен Кэшинг.
  — Ну а Дрейк?
  — Боюсь, что он провел скверную ночь. Вчера он звонил по телефону этому жулику Аттике и спросил, во сколько ему обойдется компромисс.
  — Ну и чего же он добился?
  — Аттика ответил, что он обойдется вам обоим ровно в двести пятьдесят тысяч долларов, и бросил телефонную трубку.
  — Естественно. Ты можешь себе вообразить, как он сейчас горд, представляя в этом иске Эллен Кэшинг, а в уголовном процессе — Марион Шелби. Он, конечно, не допустит сейчас никакого вмешательства посторонних. Этот иск поддержит его в предстоящем процессе. В понедельник он выступит в суде в защиту миссис Лэси, а Скотта Шелби выставит как самого гнусного предателя во всем штате.
  Зазвонил телефон, и Делла подняла трубку.
  — Это Дрейк.
  Мейсон взял трубку:
  — Хелло, Пол!
  — Не приветствуй меня сегодня, Перри. Вчера я был весел, но сегодня тише воды, ниже травы. У меня такое чувство, что кто-то всунул пневматическую заклепку в мой череп.
  — Так плохо? — спросил Мейсон.
  — И даже еще хуже.
  — Согласно уведомлению сегодня ко мне в контору в десять часов утра явится Эллен Кэшинг для дачи показаний под присягой.
  — Это действительно так?
  — Ты ведь не забыл о ее иске, не так ли?
  — Забыл?! — воскликнул Дрейк. — В том-то и несчастье! Я пил всю ночь напролет, чтобы забыть об этом, но ничего у меня не вышло.
  — Позаботься вот о чем, Пол. У тебя ведь есть друзья среди газетных репортеров, которые иногда оказывали тебе услуги?
  — Да, есть, а в чем дело?
  — Пустяки, просто мне кажется, что во время этого разговора здесь у меня могут выясниться новые интересные подробности, относящиеся к процессу Шелби. Они, возможно, заинтересуются этим.
  — Черт возьми, Перри. Ты прав, и я рад, что ты подсказал мне это. Сам бы я не додумался.
  — Позвони своим друзьям, Пол. У меня маленькое помещение, и я могу пригласить не более двух репортеров. Пригласи тех, кто оказывал тебе услуги. На этот раз ты, возможно, расплатишься с ними.
  — Спасибо, Перри. Начало в десять часов?
  — Правильно.
  — О’кей! Времени осталось немного, но я позвоню им сейчас же.
  Едва Мейсон повесил трубку и повернулся к Делле, чтобы сказать ей что-то, как дверь открылась и появилась Герти.
  — С добрым утром, мистер Мейсон! — сказала она. — К вам пришел мистер Аттика из фирмы «Аттика, Хокси и Мид».
  — Сейчас еще нет десяти, — ответил Мейсон.
  — Он сказал, что специально пришел немножко раньше, так как хотел побеседовать с вами наедине.
  — Хорошо, пусть войдет.
  Джордж Аттика был рослым, но слегка сутулым мужчиной с серыми глазами, которые никогда не выдавали мыслей своего хозяина. Ему было около пятидесяти лет; волосы у него уже поседели. Он обладал звучным, низким, хорошо поставленным голосом оратора. У него были хватка и живой ум.
  — Боюсь, что зря я сорвался, беседуя с мистером Дрейком вчера вечером, — вкрадчиво начал он.
  — Извинения принимаются в любое время. Садитесь.
  Аттика сел, взглянул на Деллу и многозначительно откашлялся.
  — Все в порядке, — сказал Мейсон, — она останется здесь.
  — Хорошо. Я собираюсь написать всю историю Марион Шелби и опубликовать ее в воскресных газетах. Эта история полна драматизма и затронет чувствительные струны в сердцах женщин всего мира, тех женщин, которые отдали все, что имели, мужьям, обещавшим любить и лелеять их до конца жизни.
  — Вы, очевидно, думаете произвести такое же впечатление и на присяжных в суде? — спросил Мейсон.
  — Не говорите со мной в таком тоне, — с упреком сказал Аттика, — это вовсе не подходит вам.
  — Мне безразлично, что вы считаете подходящим или не подходящим для меня, — ответил Мейсон. — Слава богу, я прожил свою жизнь так, что могу делать все, что захочу.
  — Приятная и очень интересная философия. Но я хочу поговорить с вами о человеке, по отношению к которому у вас есть определенные моральные обязательства.
  — В самом деле?
  — Я так полагаю. Она солгала вам, и вы имеете полное право сердиться. Но поймите и ее: она молода, неопытна и страшно испугана. К тому же не понимает, что единственный ее путь к спасению заключается в откровенном признании. Она думает, что, рассказав всю правду, погубит себя, тогда как на самом деле это спасет ее. Когда станет известно все, ее оправдают, именно это я и скажу присяжным в суде.
  — Очень интересно, — сказал Мейсон, — но нет ни малейшей необходимости обращаться с этим ко мне. Поберегите все эти слова до судебного заседания.
  — Я говорю вам об этом потому, что это будет иметь огромный общественный резонанс. Пока она лжет, процесс носит один характер, но как только она сознается — все женщины мира встанут на ее защиту.
  — Объясните, при чем здесь я? — спросил Мейсон.
  — Вас это, несомненно, касается.
  — Вы рассказываете занятные истории и, очевидно, коллекционируете их, я же этим не занимаюсь.
  — Мне представляется, что для вас это прекрасный случай восстановить свой престиж. Все будут уверены, что вы, изобличая окружного прокурора в незаконных беседах со свидетелями обвинения, сознательно скрыли собственные планы, приготовив для суда и присяжных совершенно неожиданный сюрприз.
  — Перестаньте говорить обиняками. Чего вы хотите от меня? Чтобы я поддержал вашу версию, не так ли?
  — Или хотя бы не возражали против нее.
  Мейсон задумался и долго молчал.
  — Аттика, я не могу опровергнуть вас, не нарушив при этом доверия моей клиентки, а я этого делать не собираюсь. Я никому не скажу о том, что мне говорила или чего не говорила моя клиентка. Таковы мои принципы.
  Аттика расцвел:
  — Это вполне удовлетворяет меня, мистер Мейсон. А теперь, поскольку вы доказали способность к широкому мышлению, я считаю, что могу приступить к переговорам, касающимся компромисса по поводу вашего конфликта с миссис Лэси. Это был просто неудачный случай, простая ошибка. Думаю, что моя клиентка откажется от своего иска на самых выгодных для вас условиях.
  — Сколько? — спросил Мейсон.
  — Откровенно говоря, я думаю, что достаточно будет двухсот пятидесяти долларов, чтобы покрыть издержки. Здесь нет материальной заинтересованности, речь идет о чисто человеческих амбициях. Видите ли, я являюсь адвокатом миссис Лэси в деле, в котором пострадала ее репутация. Дело может быть представлено как выпад против окружного прокурора и желание вывести его из равновесия. Вы не хуже меня знаете, как ведутся подобные дела. А в данном случае будет и весьма сильный общественный резонанс.
  — Вы ведь не собираетесь пожертвовать интересами одного клиента ради интересов другого, не правда ли?
  — Конечно, нет.
  — И вы думаете, что миссис Лэси согласится получить от нас двести пятьдесят долларов и взять свой иск обратно?
  — Она мне этого не говорила, но я думаю, что она последует моему совету.
  — А вы думаете дать ей такой совет?
  — А почему бы и нет?
  — Причина чрезвычайно простая: я не собираюсь платить ей эти двести пятьдесят долларов.
  — Но ведь это абсурдно! — воскликнул Аттика. — Я проявил к вам такую необыкновенную доброжелательность и назвал ничтожную сумму. Ведь лично вам, мистер Мейсон, придется заплатить всего сто двадцать пять долларов, столько же даст Дрейк.
  Мейсон зевнул, потянулся и взглянул на часы.
  — Уже десять часов, ваша клиентка должна быть здесь.
  — Если мы сейчас полюбовно закончим с этим делом, встреча вовсе и не нужна.
  — Мы не достигли соглашения, во всяком случае, я своего согласия не давал, — возразил Мейсон.
  — Мистер Мейсон, вы поражаете меня. Мистер Дрейк еще вчера вечером дал мне понять, что он готов уплатить любую сумму до тысячи долларов.
  — Ну что ж, это его дело. Пусть платит, если хочет.
  — Ну, а если он один согласится уплатить все двести пятьдесят долларов?
  — Истец всегда вправе отказаться от иска, если он этого желает. Но прошу вас усвоить, что я не собираюсь платить ни одного цента. Кроме того, я не планирую делать какие-нибудь заявления для печати, касающиеся моей клиентки Марион Шелби, так как это значило бы обмануть ее и злоупотребить ее доверием. Однако я могу рассказать всю правду представителям печати относительно иска миссис Лэси. Уже десять часов, где же ваша клиентка?
  — Но, мистер Мейсон, нельзя же быть таким упрямым?
  — Десять часов, — повторил Мейсон, — приведите сюда вашу клиентку.
  Аттика напустил на себя важный вид и с достоинством спросил:
  — Где состоится собеседование?
  — Здесь, в нашей библиотеке.
  — Хорошо, миссис Лэси придет сюда.
  Делла Стрит вышла на несколько минут и, вернувшись из библиотеки, сказала:
  — Там все готово.
  — А Дрейк пришел?
  — Нет еще.
  — Миссис Лэси?
  — Аттика ожидает ее. Просил ее прийти к десяти часам.
  — Сейчас уже десять минут одиннадцатого.
  — Знаю. Аттика ведь предполагал вначале, что ей вовсе незачем будет приходить сюда.
  — Не важно, что именно он предполагал, а важно то, что есть в действительности. Немедленно скажи мне, когда придет она и когда придет Дрейк.
  Делла кивнула и снова пошла в библиотеку, откуда послышался шум передвигаемых стульев.
  В двадцать минут одиннадцатого Делла спросила Мейсона:
  — Не думаете ли вы, что она вообще не придет?
  — Мы договорились на десять часов. Если же она не явится, я потребую, чтобы Аттика во что бы то ни стало привез ее сюда, независимо от того, где она сейчас находится.
  — Он говорит сейчас по телефону. Что случилось, шеф? Вы так взволнованы! Обнаружили что-нибудь новое?
  Мейсон развернул утреннюю газету и показал ей на иллюстрацию.
  — Видела это? — спросил он. — Это что-то новое!
  — Да.
  — Прекрасная работа, — сказал Мейсон. — А я, видимо, потерял бдительность. Посмотри, что написано: «Здесь представлена фотография пикника, сделанная при помощи аппарата „Кодак“. На снимке мисс Эллен Кэшинг, ныне миссис Артур Лэси, со своим мужем. Миссис Лэси предъявила иск за клевету и нанесение морального ущерба на сумму в двести пятьдесят тысяч долларов известному адвокату Перри Мейсону и детективу Полу Дрейку».
  — Ну и что же из этого? — спросила Делла.
  — Прекрасные снимки, отличная композиция: муж стоит на маленьком плоту, а жена расставляет на траве посуду и коробки с различной снедью. А несколько выше на земле, на расстеленном одеяле, картинно лежит большой кусок льда.
  — Ну и что же, шеф? — нетерпеливо спросила Делла.
  — Прекрасно видно здесь и небо. Взгляни на эту гряду облаков! Великолепно сделанное фото, могло бы послужить рекламой для киностудии. Все четко, ясно и контрастно.
  — Шеф, чего вы добиваетесь?
  — Каждое облако очерчено совершенно отчетливо, — продолжал Мейсон.
  — Я вас не понимаю.
  Открылась дверь, и в ней появилась Герти.
  — Миссис Лэси находится здесь, но Аттика просил меня узнать у вас: не желаете ли вы сначала поговорить с ним? — сказала она.
  Мейсон вынул из кармана перочинный нож, вырезал из газеты заинтересовавшее его фото и положил в карман.
  — Передайте мистеру Аттике, что я категорически отказываюсь беседовать с ним. Делла, идем в библиотеку.
  Там уже находилась Эллен Лэси в элегантном туалете. Синий костюм, синие туфли и темная шляпа. Темные очки в белой оправе придавали ей жутковатый совиный вид. Она бросила на Мейсона короткий взгляд.
  — Ну что ж, давайте начинать, — заговорил Аттика. — Сейчас миссис Лэси будет давать показания под присягой по делу «Кэшинг против Перри Мейсона и Пола Дрейка».
  — Правильно. Согласно Гражданскому процессуальному кодексу я имею право подвергнуть истицу перекрестному допросу вне зависимости от даваемых ею показаний, — отчеканил Мейсон.
  — Хорошо, — ответил Аттика, — приступайте.
  Мейсон спокойно сел на стул.
  — Пусть миссис Лэси сначала даст присягу.
  Выступивший вперед нотариус принял ее присягу, а затем вышел из комнаты со словами:
  — Я вернусь, когда вы покончите с этим делом.
  Мейсон взглянул на Дрейка, явившегося в сопровождении двух газетных репортеров, которые забились в угол, стараясь остаться незамеченными.
  — Миссис Лэси, — начал Мейсон, — вы предъявили мне и Полу Дрейку иск за клевету и нанесение морального ущерба.
  — Правильно.
  — Из-за нашей нескромности вы были вынуждены давать полиции показания, касающиеся мокрого одеяла и мокрых ботинок.
  — Да, но, кроме того, вы заявили в полиции, что я приютила у себя в доме Скотта Шелби, живого и здорового, и принимала участие в инсценировке с целью обвинить его жену в убийстве своего мужа. Затем вы утверждали, что в моей спальне провел ночь какой-то мужчина.
  — Вы объяснили, что одеяло намокло ото льда, который вы в него завернули, когда ездили на пикник.
  — Да. Неужели мне придется повторять то же самое снова и снова?
  — Это необязательно, если вы подтверждаете, что показания, которые вы давали в пятницу в судебном заседании, правильны.
  — Подтверждаю.
  — Теперь попрошу вас взглянуть на этот газетный оттиск с вашего снимка и сказать, соответствует ли он вашей фотографии?
  — Да, я уже видела его. Полностью соответствует.
  — Попрошу занести это в протокол, — произнес Мейсон.
  — Хорошо, — сказал Аттика.
  — Это следует записать в качестве показания, — уточнил Мейсон, обращаясь к репортерам, которые стенографировали вопросы и ответы. — Миссис Лэси, вы сказали мне, что ваш теперешний муж, изображенный на этом снимке, сделал вам предложение в тот же день, когда был убит Скотт Шелби.
  — Да, сэр.
  — Примерно в какое время дня?
  — Около одиннадцати часов тридцати минут утра.
  — И что же вы сделали после этого?
  — Я уже говорила вам об этом.
  — Прошу повторить.
  — Мы решили устроить пикник. Мы уехали за город в поместье, продажа которого поручена моей конторе. Там около четырехсот акров земли, прелестное озеро и родник. Словом, идеальное место для пикника. Мне это поместье понравилось сразу, как только я его увидела, однако у меня недостаточно денег, чтобы откупить его для себя. Когда я сидела там на берегу озера, я стала мечтать о том, как Артур сделает мне предложение именно здесь, сидя рядом со мной на берегу. Мне хотелось, чтобы мои грезы осуществились наяву.
  — Итак, вы захватили с собой завтрак из дома и кое-что купили еще в магазине.
  — Я заготовила кое-что дома, а в магазин ходил Артур.
  — И все это происходило в тот самый день, когда был убит Скотт Шелби, в четверг двенадцатого числа?
  — Правильно.
  — И вы больше уже не видели мистера Шелби после этого?
  — Нет, сэр. В последний раз я видела его живым в одиннадцать часов утра. В следующий раз я видела его тело в морге, куда меня пригласили для опознания.
  — Хорошо, — сказал Мейсон. — Для пикника вы приготовили несколько сандвичей?
  — Да.
  — А мистер Лэси пошел купить еще кое-что?
  — Правильно.
  — Затем вы купили несколько бутылок пива и лишь позже спохватились, что у вас нет льда, чтобы остудить его. Тогда вы по дороге купили кусок льда и, завернув его в одеяло, повезли в машине на пикник.
  — Правильно, но неужели мне снова и снова придется повторять то же самое?
  — И в сегодняшней газете вы сфотографированы на этом пикнике? Кто снимал вас?
  — Я сама. У меня есть дистанционное управление для аппарата.
  — И это было в четверг, двенадцатого числа?
  — Да, именно в тот день, когда был убит мистер Шелби.
  — В котором часу вы делали фотографии?
  — Вероятно, между тремя и четырьмя часами пополудни.
  — А в котором часу вы приехали на это место?
  — Думаю, в половине второго или в два.
  — А когда завтракали?
  — Как только приехали.
  — Одеяло, найденное в вашем гараже, промокло ото льда, который в нем везли?
  — Да, снова, и снова, и снова: да!!!
  — А ботинки мистера Лэси промокли, когда он влезал на этот маленький плот?
  — Да.
  — А когда вы вернулись с этого пикника?
  — Мы оставались там примерно до пяти часов вечера, а затем вернулись в город, так как мне нужно было встретить на вокзале свою мать.
  — Насколько я понимаю, мистер Лэси приехал на вокзал вместе с вами?
  — Да, однако поезд пришел с опозданием, а он не мог ждать, у него была назначена с кем-то важная встреча.
  — А на следующее утро он пришел к вам очень рано, чтобы приготовить завтрак?
  — Да, это верно.
  — Он умеет готовить?
  — Да, он одно время служил в качестве высокооплачиваемого шеф-повара.
  — И он не мог дождаться приезда вашей матери, так как торопился на какое-то важное свидание?
  — Мистер Мейсон, я без конца повторяю вам все это.
  — Но на вокзале был какой-то ваш друг, который отвез вас вместе с матерью домой в своей машине, поскольку мистер Лэси уехал на вашей?
  — Да, иногда он пользовался моей машиной.
  — Миссис Лэси, а зачем вы надели темные очки? У вас болят глаза?
  — Мне так нравится.
  — У вас слабое зрение?
  — Нет.
  — Однако должна же быть причина для ношения темных очков?
  — Не люблю яркого освещения.
  — Но здесь его и нет.
  — Мне нравится этот стиль, нравится белая оправа при темных стеклах.
  — В конце концов! — вмешался Аттика. — После того как вы долго изводили миссис Лэси, повторяя одни и те же вопросы, теперь вы решили критиковать ее внешний вид, не так ли? Эти темные очки соответствуют стилю ее туалета и придают ей несколько голливудский вид.
  — Мне просто интересно знать, с какой целью они надеты.
  — Ну, теперь вам известно и это, — огрызнулась Эллен.
  — Я прошу вас внимательно взглянуть на это фото. Не хочу, чтобы в дальнейшем вы могли сослаться на то, что из-за темных очков плохо разглядели детали.
  — Я прекрасно вижу этот снимок, отлично помню его.
  — Этот снимок сделан примерно в четыре часа пополудни, через два или три часа после того, как вы позавтракали?
  — Да, может быть, на час или полтора часа позднее.
  — И на одеяле лежит купленный вами лед? Почему вы не раскололи его и не опустили кусочки льда в свои стаканы?
  — Мы просто остудили все пиво в бутылках.
  — Каким образом?
  — Мы выкопали небольшую яму в земле, положили в нее лед, сверху поставили бутылки.
  — И выпили все это пиво?
  — Правильно, — поспешно ответила она.
  — На этом снимке виден кусок льда, примерно фунтов на двадцать пять.
  Она неожиданно закусила губы.
  — Спокойно, спокойно, что случилось с этим льдом?
  — Этот кусок остался после того, как мы уже остудили и выпили пиво.
  — В таком случае остается предположить, что мистер Лэси купил пятьдесят фунтов льда, чтобы остудить пиво?
  — Он хотел, чтобы оно как следует охладилось.
  — А для чего вам нужен был оставшийся лед?
  — Право, не знаю. Мы думали, что он может еще пригодиться.
  — В таком случае вы, очевидно, вытащили этот остаток из ямы в земле и снова положили его на одеяло?
  — Ну и что же из этого?
  — Вы сделали это или нет?
  — Да, видимо, это сделал Артур.
  — Озеро находится приблизительно на расстоянии двухсот ярдов от подъездной дороги и руин дома. Вы не могли подъехать к нему на машине, и вам пришлось пройти это расстояние пешком?
  — Нам это было нетрудно.
  — Но мистер Лэси тащил на себе пятьдесят фунтов льда?
  — Да, он нес лед в одеяле на спине.
  — Да, но оставшийся кусок не меньше двадцати пяти фунтов.
  — Похоже, что так.
  — Но вы купили лед утром около двенадцати часов, а снимок сделан в четыре часа пополудни. А ведь день был жарким.
  — Да, очень жарким.
  — Насколько я помню, двенадцатого было очень жарко, небо было совершенно безоблачным, воздух сухой, и лишь поздним вечером поднялся туман.
  — Да, это случилось лишь к вечеру, когда мы отправились на вокзал, чтобы встретить мою мать.
  — Но до этого было жарко и сухо? Даже очень жарко?
  — Да.
  — И тем не менее этот кусок льда сохранился до четырех часов дня? — недоверчивым тоном спросил Мейсон.
  — Да, я думаю, что Артур действительно купил пятьдесят фунтов, а этот кусок уцелел до четырех часов. Боже милостивый, неужели это противозаконно — покупать лед, чтобы охладить пиво?!
  — Но вы все же твердо помните, что в четверг двенадцатого стояла жаркая безоблачная погода?
  — Да.
  — В таком случае, — спросил Мейсон, неожиданно подкладывая ей фото из газеты, — как вы объясните появление на вашем снимке этих густых и плотных облаков?
  — Очевидно, я ошибаюсь. Все-таки на небе были облака.
  — Подумайте как следует, — сказал Мейсон. — В метеосводке ясно указано, что двенадцатого был ясный безоблачный день.
  Она прикусила губы и взглянула на Аттику.
  — В конце концов, — заявил Аттика, — эти облака ровно ничего не доказывают!
  — Почему же это? — спросил Мейсон.
  — Мы ничего не знаем. Их мог изобразить газетный репортер.
  — Они отчетливо видны и на тех снимках, которые миссис Лэси представила вчера в суд.
  Неожиданно повернувшись к Эллен, Мейсон заявил категорическим тоном:
  — Эти снимки, миссис Лэси, фактически были сделаны не в четверг, двенадцатого, а в пятницу, тринадцатого, не так ли?
  — Нет.
  — После того как я и Пол Дрейк приехали к вам домой, а полицейский офицер приступил к дознанию, вы начали придумывать свою легенду о сделанном вам предложении и о пикнике. Пикник вам нужен был для того, чтобы оправдать наличие мокрого одеяла и мокрых ботинок. Чтобы убедить в истинности рассказа полицию, вы поехали вместе с лейтенантом Трэггом за брачной лицензией, затем обратились в контору Аттики, побеседовали с сержантом Дорсетом, а после этого, примерно в три часа тридцать минут, действительно уехали на пикник, чтобы сделать нужные вам фотоснимки. Не так ли?
  — Нет.
  — Вспомните, миссис Лэси, что, когда вы рассказывали нам о пикнике, вы упомянули, что Артур купил жареных цыплят и они оказались очень жесткими.
  — Они действительно были жесткими.
  — Но скажите, неужели вы съели их вместе с костями?
  — Безусловно, нет.
  — Однако, когда я прибыл на то самое место, где вы завтракали, и покопался вокруг в поисках остатков вашей трапезы, я не обнаружил никаких костей, но зато нашел остатки макарон с сыром и тюбик сметанного крема. Далее. В том самом магазине, где вы закупали продукты, мне сообщили, что они изготовляют сметанный крем и торгуют им только по пятницам. Я, пожалуй, сумею найти свидетелей, которые видели мистера Лэси в магазине именно в пятницу, тринадцатого, затем найду человека на дровяном складе, у которого ваш Артур купил доски для плота и увез их в автомобиле — также в пятницу, тринадцатого.
  — Замолчите, — завопила она, — ради бога, замолчите! Неужели вы должны влезать во все эти подробности!
  Мейсон улыбнулся:
  — Я дал вам возможность сказать мне всю правду. Не забудьте, что вы дали присягу, миссис Лэси. Я заканчиваю нашу беседу. Но если вы не измените свои показания до того, как я закрою это дело, вы окажетесь виновной в клятвопреступлении.
  Теперь она разразилась слезами. Аттика бросился ей на помощь.
  — Она ведь находится все время в сильном напряжении, мистер Мейсон. Что, если мы отложим окончание нашей беседы на один-два часа? К этому времени она сумеет оправиться. Это вы довели ее своими вопросами до такого состояния.
  — Мы закончим все это дело теперь же и без всякого перерыва. Послушайте, миссис Лэси: вы придумали сначала всю эту историю, чтобы обмануть представителя полиции, а на следующий день, тринадцатого, действительно устроили пикник, чтобы сделать соответствующие фотоснимки.
  Она беспомощно глядела на Аттику.
  — Вы слишком взволнованы и не в состоянии отвечать, — сказал Аттика.
  — В таком случае, — заявил Мейсон, — я привлеку ее за нарушение присяги.
  И, вновь повернувшись к Эллен, он предложил:
  — Скажите для разнообразия правду, миссис Лэси. Когда лейтенант Трэгг, Дрейк и я пришли к вам в пятницу утром, вы ровно ничего не знали о том, что произошло, кроме того, что, по слухам, Скотт Шелби был убит в ночь на тринадцатое. Но когда мы заговорили с вами, а позднее показали вам мокрое одеяло и туфли, вы поняли, в чем дело. Ваш приятель Артур находился у вас в квартире, и вы смекнули, что он замешан в этом деле. Он соображает медленно, а вы, наоборот, чрезвычайно быстро. Вы предложили ему свою помощь, а за это он должен был жениться на вас. Он вовсе не делал вам предложения в конторе накануне, а сделал его у вас в квартире. И вообще, не он, а вы. И притом вы поставили его перед выбором — либо идти в тюрьму по обвинению в убийстве, либо немедленно жениться на вас. Именно поэтому он был так сдержан и молчалив вначале, пока не понял, что единственный путь для него — это жениться на вас.
  Кроме того, вы знали, что по закону жену нельзя заставить давать свидетельские показания против своего мужа. Вы знали также, что это известно и ему. И лишь после этого вы устроили свой пикник, причем уехали тотчас же после того, как отвязались от Дорсета. Правильно?
  Она молчала. Мейсон протянул ей свинцовый тюбик, который Делла нашла на берегу озера.
  — Скажите, вы видели это когда-нибудь, миссис Лэси?
  — Нет.
  — Какое отношение имеет это грузило к разбираемому делу? — вмешался Аттика.
  — Дело в том, что это вовсе не грузило, а свинцовая оболочка длиной в девять и шестнадцать сотых дюйма, а толщиной около одной сотой дюйма. Насколько я помню курс баллистики, этот тюбик по размеру как раз подходит к калибру охотничьего ружья. А теперь взгляните, — и с этими словами он вынул из кармана пулю из револьвера 38-го калибра и всунул ее в свинцовый тюбик, — и убедитесь, что пуля свободно вошла в него. Таким образом, вполне возможно выстрелить из револьвера 38-го калибра в таз с водой, вынуть оттуда пулю и, всунув ее в свинцовый тюбик, зарядить ею охотничье ружье. На этой пуле будут царапины и микроизменения, появившиеся тогда, когда она вылетела из дула револьвера, но никаких других особенностей на ней не будет. Однако у этой пули появится тенденция к колебанию, и она не будет обладать той же силой проникновения в мишень, как если бы она вылетела из обычного «кольта». Но ее убойная сила все же может оказаться достаточной, особенно если стрелять с близкого расстояния. Если вас интересуют более подробные сведения по затронутой мною теме, мистер Аттика, рекомендую вам прочесть отчет Люкаса об убийстве Дикмана, в котором указано, что из одного и того же оружия вылетели две разнокалиберные пули. Есть и другие книги, в которых описывается, как пули меньшего калибра, плотно обернутые бумагой, служат для оружия более крупного калибра. А теперь я думаю закончить нашу беседу, если только миссис Лэси не желает сделать какое-нибудь заявление.
  Аттика обратился к своей клиентке:
  — Вам пришлось пережить нервное потрясение от этого беспощадного мистера Мейсона. Но если вы хотите что-нибудь сказать в свое оправдание, вам следует сделать это сейчас же.
  Она покачала головой.
  — Совершенно ясно, — сказал Аттика, — что миссис Лэси больна.
  — И не менее ясно, — добавил Мейсон, — отчего она заболела.
  — Я не собираюсь затягивать эту встречу, — сказал Аттика, — это все, дорогая.
  Один из репортеров, торопясь уйти, опрокинул стул. Оба стремглав выбежали из комнаты.
  — Кто такие эти двое? — нахмурившись, спросил Аттика.
  — Всего лишь два газетных репортера, которых я пригласил в качестве свидетелей, — ответил Мейсон.
  — О боже мой! — воскликнул в ужасе Аттика.
  Глава 23
  Река была залита горячими и яркими солнечными лучами. Над палубой яхты Бентона был натянут тент. Но Делла Стрит не желала сидеть в тени. Одетая в спортивный костюм, она выдвинула свое кресло из-под тента и, подняв скрещенные ноги на деревянные перила, с наслаждением купалась в солнечных лучах. Мейсон отдыхал в тени, удобно расположившись на лежаке. Он так расслабился, что даже не обратил внимания на лодку, подошедшую к яхте. Лишь когда на палубу вышел Паркер Бентон с целой пачкой газет под мышкой, он проявил некоторый интерес к происходящему.
  — Я посылал лодку в ближайший городок за газетами, — сказал Бентон, — в надежде, что они покажутся вам, Мейсон, любопытными.
  — Подожду, пока вы все прочтете, не хочу лишать вас удовольствия.
  — Все в порядке, — ответил Бентон, — я приказал купить по шесть экземпляров каждой газеты, и, кроме того, у меня есть еще альбом газетных вырезок.
  Мейсон улыбнулся и взял несколько газет.
  — Что вы узнали о Скотте Шелби? Он, вероятно, бывал на вашей яхте еще до того, как вы познакомились с ним?
  — Я собирался рассказать вам об этом, но не хотел нарушать ваш покой. Когда вы вчера впервые высказали мне такую мысль, я был убежден, что вы ошибаетесь и что он попал сюда впервые в четверг двенадцатого числа.
  — План, который задумал и осуществил Шелби, свидетельствует о том, что он уже бывал здесь прежде. Он знал, например, о существовании двух независимых телефонных линий и придумал, как подстроить ловушку для своей жены, заявив, что звонит ей с носа яхты, — сказал Мейсон.
  — Боюсь, — прервал его Бентон, — что на этот раз вы все-таки ошибаетесь, мистер Мейсон, упускаете из виду другую возможность.
  — А именно?
  — Я полагаю, что Шелби не бывал здесь. Но здесь был его соучастник и друг Лэси. Вспомните также о том, что Лэси по профессии — повар. Просмотрев свои старые записи, я обнаружил, что Лэси год назад прослужил на яхте в качестве повара две недели, во время отпуска моего постоянного повара. Когда я увидел его фотографии во вчерашней газете, его лицо мне показалось знакомым, однако я его все же не вспомнил. Но один из матросов моей команды узнал его и сказал мне об этом несколько минут назад. Вот, берите все газеты. Не хотите ли выпить?
  Мейсон покачал головой.
  — Благодарю вас, Бентон, но все, что мне нужно, это глоток свежего воздуха и солнца, а также сознание, что здесь нет телефона, по которому меня в любую секунду могут пригласить принять участие в каком-нибудь другом уголовном процессе.
  — Да, главное достоинство яхты заключается в том, что она полностью изолирует тебя от окружающего мира. Ну что же, отдыхайте так, как вам этого хочется. Вы, несомненно, заслужили свой отдых. Если что-нибудь понадобится, нажмите кнопку с надписью «Стюард». — И, понимая состояние адвоката, Бентон удалился, оставив его на палубе.
  — Хочешь почитать газету, Делла? — спросил Мейсон.
  Она лениво потянулась и покачала головой.
  Мейсон пошевелился, зевнул и неторопливо развернул газету.
  — Любопытно все же, что пресса пишет о процессе.
  — Есть что-нибудь интересное? — спросила Делла через несколько минут.
  — Мне хочется знать, что именно написали друзья Дрейка.
  Делла выпрямилась.
  — А я и забыла о них. Что они пишут? Хотите, я прочитаю вам это вслух?
  — Нет, не порть себе глаза, — ответил Мейсон. — Нельзя читать, сидя на солнце. Оставайся на месте и слушай.
  Развернув газету, он сказал:
  — Сначала идут несколько вводных фраз, а затем напечатано следующее:
  «Никогда еще Перри Мейсону, прославленному мастеру перекрестного допроса, не случалось проявить такую гибкость ума, как при допросе Эллен Лэси. И никогда еще в суде не было столь смущенной свидетельницы и потерявшего дар речи адвоката.
  На предшествующих заседаниях суда создалась уже достаточно драматическая ситуация. Но она совершенно бледнеет перед тем, что выявилось во время дачи показаний под присягой миссис Эллен Лэси. Попав в конце концов в западню, подстроенную ей мастером судебной стратегии, она оказалась перепуганной и абсолютно беспомощной. Не следует забывать, что именно она сумела скрыть преступника и убийцу из-под бдительного ока опытного офицера полиции лейтенанта Трэгга и сделала это с ловкостью профессионального фокусника, заставившего исчезнуть кролика под прикрывшей его шляпой. Сообразив, что тот, кого она любит, является соучастником таинственного исчезновения Шелби, она сумела мгновенно придумать целую историю, с помощью которой задурила голову даже полицейским. Вся ее история с начала до конца выдумана, Артур Лэси вовсе не был ее постоянным и ревнивым поклонником, а очень спокойно относился к ее склонности к нему. По словам Лэси, он лишь утром познакомился с Шелби, на самом же деле они были знакомы и дружили в течение многих месяцев. Именно к Лэси обратился за помощью Шелби, когда задумал свое исчезновение, инсценировку своего убийства и фальсификацию улик, направленных против своей жены Марион. Шелби нанял Артура Лэси, чтобы тот ждал его в лодке. Густой туман, к вечеру поднявшийся на реке, едва не сорвал планы заговорщиков, так как Бентон не решился продолжать прогулку к острову и приказал стать на якорь в нескольких сотнях ярдов от островка. Однако Лэси, опытный гребец, сумел установить местонахождение яхты и подал Шелби условный сигнал о готовности принять его на лодку.
  Шелби уже придумал, как навлечь подозрение на свою жену, заставив ее рассказать о телефонном звонке с аппарата на носу яхты, что было фактически невозможно из-за существования двух независимых систем телефонной связи. За несколько дней до этого происшествия Шелби уже сделал попытку доказать, что его жена покушается на его жизнь. Для этого он всыпал большую дозу мышьяка в свою тарелку с пищей и немножко, для правдоподобия, в тарелку своей жены. Немедленно после этого он вызвал врача и в такой форме изложил ему все происшествие, что тот не только оказал ему эффективную медицинскую помощь, но счел своим долгом уведомить обо всем полицию. В ту роковую для него ночь Шелби подготовил решительно все, и лишь одно помешало ему — на яхте оказалось слишком много гостей и ни одной свободной каюты. И тут случилось странное совпадение: Перри Мейсон, страдавший бессонницей, среди ночи встал, оделся и вышел на палубу. Это дало возможность Шелби зайти в незапертую каюту Мейсона и оттуда позвонить жене. После этого он бросился на нос яхты, где уже заранее приготовил длинный канат. При помощи этого каната он собирался в подходящую минуту броситься в воду, одновременно произведя выстрел из револьвера, который он держал в правой руке. Все шло согласно плану, и лишь один момент не сумел предусмотреть хитроумный Шелби. Он постоянно то вкладывал, то изымал свои деньги из банка, и никто фактически не знал, какими средствами он располагает. Однако было известно, что он держит крупные суммы наличных денег в поясе, надетом на голое тело. После того как Шелби выстрелил и установил, что на яхте началась суматоха, он нырнул под днище яхты, несколько раз громко стукнувшись о нее, а затем вынырнул уже по другую сторону и спокойно лег на спину, отдаваясь течению реки. Увидев небольшой опознавательный огонек на борту ожидавшей его лодки, он подплыл к ней и влез туда, после этого Лэси взялся за весла и направился к берегу. Из полицейского дознания выяснилось дальнейшее: Лэси завернул его в одеяло и высадил на берегу реки. Здесь он прежде всего удостоверился в том, что пояс с деньгами действительно находится на Скотте. Вплоть до этого момента Шелби все время восторгался своей удачной выдумкой и ее исполнением. Он был уверен, что его жену уже допрашивают в полиции у что она никак не сможет оправдаться. Он же был теперь свободен от всяких уз, мог переехать в любой другой город и начать там новую жизнь. Однако он не учел того, что и у Лэси были свои планы. Поскольку Шелби сумел устроить столь безукоризненную инсценировку собственной смерти, Лэси решил, почему бы ему не обогатиться за счет своего приятеля. Он рассчитывал присвоить все сорок тысяч долларов, которые, как он полагал, находились в поясе Шелби. За несколько дней до этого происшествия Шелби выстрелил из своего „кольта“ 38-го калибра в бочку с водой. После этого он нашел эту пулю, которая должна была послужить главной уликой против Марион Шелби, и пока что приспособил ее к охотничьему ружью 16-го калибра. Шелби начал испытывать некоторое недоверие к своему соучастнику, а тот, заметив это, сначала с силой ударил его по голове веслом, а после этого выстрелил из охотничьего ружья прямо в шею Шелби той пулей, которую последний так тщательно приготовил как улику против своей жены. После этого Лэси спокойно поднял тело убитого, отнес его снова в лодку, отплыл от берега и, достигнув достаточной глубины, выбросил тело за борт. Вернулся на берег, сел в машину, которую одолжил у Эллен для своего „важного свидания“, и спокойно вернулся в город.
  Но он совершил одну ошибку: поставил машину в гараж Эллен. На заднем сиденье машины лежало мокрое одеяло. Он был настолько предусмотрителен, что захватил с собой в эту поездку запасные брюки и пару сухих ботинок. Свою мокрую одежду он отнес к себе в квартиру, а одеяло и ботинки бросил в угол гаража, собираясь убрать их на следующее утро. Он совершил „идеальное убийство“ благодаря деятельному соучастию в нем самом убитого. Но на следующий же день, тринадцатого, наступила расплата.
  Интересным в этом деле является следующее: лейтенант Трэгг фактически держал в своих руках убийцу и имел улики, которые, если бы он сумел правильно сопоставить их, несомненно, привели бы подсудимого к казни. Но он упустил эту возможность, из-за чего подвергся насмешкам со стороны своих сослуживцев из уголовной полиции, которым впервые пришлось наблюдать, как лихо обманули преступники до сих пор безупречного лейтенанта».
  Мейсон взглянул на Деллу:
  — Представляешь себе, каково самочувствие Трэгга сегодня, когда он читает все это? Помнишь, как, отъезжая в своей машине вместе с Эллен, он крикнул мне: «Прощайте, Шерлок!»?
  Она кивнула и улыбнулась:
  — Сегодня я испытываю приступ снисходительности ко всем. Не способна злиться даже на Дорсета.
  Мейсон, продолжая перелистывать страницы газеты, остановился на столбце объявлений о продаже земельных участков.
  — Послушай, Делла, — сказал он, — это тоже напечатано здесь: «Прекрасное живописное имение на расстоянии всего шестидесяти минут езды от центра города, четыреста акров, строевой лес, есть озеро и родник. Ввиду срочности продажи стоит всего двадцать тысяч долларов. Обращаться в контору миссис Лэси по адресу…»
  Опустив газету, Мейсон спросил:
  — Не купить ли мне это именьице на твое имя?
  Она лукаво продолжила:
  — И притом при посредничестве конторы миссис Лэси?
  — Боюсь, что при этой продаже миссис Лэси не получит полагающихся ей пяти процентов комиссионных.
  Подумай, какой маленький интервал был между нашими двумя пикниками в пятницу, тринадцатого. Они ведь уехали за час до того, как приехали мы. Мне интересно, в какой степени в это дело замешан Джордж Аттика. Возможно, что именно он посоветовал Эллен немедленно поехать на этот пикник и, захватив с собой фотоаппарат, сделать несколько снимков. Затем именно он вызвал к себе Лаутона Келлера и убедил его в необходимости уговорить Марион Шелби отказаться от моих услуг.
  Это место будет для нас навсегда связано с приятными воспоминаниями. Давай купим его. Оно будет надежным укрытием, когда нам захочется отдохнуть. Я смогу выстроить там, в лесу позади озера, небольшой домик и, может быть, когда-нибудь… — Он умолк и мечтательно посмотрел на горизонт.
  Делла Стрит улыбнулась.
  — Продолжайте, шеф, — сказала она, — даже если это — всего лишь сон наяву, все-таки идея великолепная!
  Дело наемной брюнетки
  1
  В это время улица Адамс была почти пуста. Так как она пролегала в районе административных учреждений, вдали от оживленных мест, то люди пользовались ею только когда им нужно было пройти до ближайшей остановки трамвая или автобуса.
  Адвокат Перри Мейсон закончил трудное дело в одном из отделов суда, расположенном далеко от центра. Теперь он медленно вел машину, отдыхая после нервного напряжения в зале суда. Делла Стрит, знавшая, как и положено классной секретарше, настроения своего шефа, молчала.
  Мейсона всегда занимали люди; насколько это позволяли дорожные обстоятельства, он смотрел по сторонам, наблюдая за прохожими.
  Он выехал на крайнюю правую сторону. Машина шла со скоростью всего пятнадцать миль в час.
  — Ты заметила, Делла? — спросил он.
  — Что?
  — Углы.
  — И что на углах, шеф?
  — Брюнетки.
  Делла рассмеялась.
  — Они рассматривают витрины?
  — Нет, — нетерпеливо ответил Мейсон. — Присмотрись к ним. На каждом углу стоит брюнетка. Каждая одета в темное платье, у каждой на шее какие-нибудь меха. О, на том углу следующая. Посмотри внимательно, когда мы будем проезжать.
  Делла Стрит внимательно рассмотрела стройную брюнетку, стоявшую так, словно ждала трамвай, только что ни один трамвай не ходил по этой улице.
  — Стройная, — заметила Делла.
  — Спорю на пять долларов, что следующая девушка стоит на ближайшем углу, — предложил Мейсон.
  — Не принимаю.
  На следующем перекрестке действительно стояла брюнетка, выглядевшая так же, как и предыдущие. Тоже одетая в темное платье, с серебристой лисой на шее.
  — И много их так стоит? — спросила Делла.
  — Стыдно признаться, но не знаю, — сказал Мейсон. — Я видел пять или шесть. Вернемся и посмотрим.
  Мейсон подождал подходящего момента, развернулся и поехал по улице быстрее. Делла Стрит знала, в какой степени зависит успех Мейсона от способности молниеносно оценивать людей и доброжелательного понимания человеческой природы, поэтому она не видела ничего особенного в том, что ее шеф, несмотря на ожидающие его срочные дела, свернул с дороги лишь для того, чтобы подсчитать брюнеток, стоящих на углах южной стороны улицы Адамс.
  — Ну, — сказал Мейсон через минуту, — мы, наверное, проехали их. Я насчитал восемь.
  — Проверь еще раз, шеф, — улыбнулась Делла.
  — Один Бог знает, сколько их было перед нами, когда мы решили повернуть. Как ты думаешь, Делла? Попробуем от этой, первой, узнать, в чем заключается развлечение?
  — Попробовать всегда можно, — согласилась Делла.
  Мейсон развернул автомобиль еще раз.
  — Здесь, сразу за углом, мы можем поставить машину, — сказала Делла. — Нельзя пропустить такой случай.
  — Действительно нельзя, — согласился Мейсон, останавливая машину у тротуара.
  Брюнетка посмотрела на них с явным интересом и сразу же погрузилась в созерцание уличного движения, не обращая внимания на то, что сама является объектом интереса.
  Мейсон вышел из машины и сказал:
  — Лучше пойдем со мной, Делла, ты придашь немного достоинства этой ситуации.
  Делла Стрит быстро выскользнула из машины и взяла Мейсона под руку. Адвокат подошел к молодой женщине и приподнял шляпу. Девушка сразу же подошла к нему, улыбаясь, и спросила:
  — Мистер Хайнс?
  — Чувствую соблазн ответить «да», — признался Мейсон.
  Девушка перестала улыбаться. В ее глазах появилось беспокойство, она внимательно разглядывала Деллу и Мейсона.
  — Ничего подобного, что вы подумали, — сказала она холодно.
  — Ничего подобного мы и не подумали, — успокоила ее Делла, стараясь говорить как можно более дружелюбным тоном.
  — Это что, шутка? — резко обратилась девушка к Мейсону. — Я уже где-то вас видел… А-а, вспомнила. Я видела вас в суде. Мистер Перри Мейсон, правда? Вы — юрист.
  — А я его секретарша, — подтвердила Делла Стрит. — Мистер Мейсон удивляется тому, что вы все здесь делаете.
  — Мы все?
  — На каждом углу улицы, — сказал Мейсон, — стоит брюнетка в темном платье с мехом.
  — И сколько их?
  — По меньшей мере восемь.
  — Я так и предполагала, что кандидаток будет много.
  — Вы их знаете?
  Девушка покачала головой и сказала:
  — Знаю одну из них, это моя подруга, мы вместе живем. Ее зовут Ева Мартелл. А меня — Кора Фельтон.
  — Я — Делла Стрит, — представилась Делла, а потом сказала с дружелюбной улыбкой: — Теперь, когда мы познакомились, не можете ли вы сказать нам, что все это значит? Мистер Мейсон не сможет работать, пока не разрешит эту загадку.
  — Для меня это такая же загадка, — ответила Кора Фельтон. — Может быть, вы видели случайно это объявление?
  Мейсон отрицательно покачал головой. Девушка открыла сумочку, достала из нее газетную вырезку и протянула адвокату.
  — Началось с этого, — сказала она.
  В объявлении было написано следующее:
  «Требуется стройная привлекательная брюнетка, двадцати трех — двадцати пяти лет, рост пять футов и четыре с половиной дюймов, вес сто одиннадцать фунтов, талия двадцать четыре дюйма, грудь тридцать два дюйма. Вес и размеры должны быть абсолютно точными, а кандидатка должна быть готова к интересной, необычной работе за пятьдесят долларов в день в течении по меньшей мере пяти дней, а самое большое — шести месяцев. Девушка сможет сама выбрать себе подругу-опекуншу, которая будет находится с ней постоянно за вознаграждение в двадцать долларов в день, плюс содержание. Телефон: Дрексберри пятьдесят два тридцать шесть, спросить мистера Хайнса.»
  — И вы согласились? — поинтересовался Мейсон.
  — Да.
  — По телефону?
  — Да.
  — Вы разговаривали с мистером Хайнсом?
  — Я разговаривала с кем-то, кто отрекомендовался, как представитель мистера Хайнса. Он сказал, что я должна одеться в темный костюм с каким-нибудь пушистым мехом. Одетая таким образом я должна быть на этом углу в четыре часа и ждать до пяти. В случае, если от моих услуг откажутся, я должна получить десять долларов.
  — Когда вы ответили на объявление?
  — Сегодня, около одиннадцати часов утра.
  — Это было в сегодняшней утренней газете?
  — Да. То есть в специальной утренней газете, которую обычно читают актрисы.
  — Вас предупреждали, что будут другие кандидатки?
  — Я и так это знала, — рассмеялась Кора Фельтон. — Спустя час после моего телефонного звонка, пришла Ева Мартелл, с которой я живу, и я рассказала ей об этом. Ева — брюнетка, мы почти одинаково сложены, можем носить одни и те же одежды, даже перчатки и туфли.
  — И что сказал ей Хайнс?
  — Не Хайнс — мужчина, который утверждал, что он его представитель. Он попросил Еву ждать в то же время, но в четырех перекрестках отсюда. Это значит, что между моим звонком и звонком Евы, должны были позвонить три другие кандидатки, которые согласились и были допущены к конкурсу.
  Мейсон посмотрел на часы.
  — Сейчас без пяти пять. Вы ожидаете здесь с четырех?
  — Да.
  — Вы не заметили ничего особенного? Кто-нибудь присматривался к вам?
  — Конечно, — рассмеялась девушка. — Кто бы не проходил, обязательно разглядывал меня. Никогда в жизни я не чувствовала себя такой подозрительной. Ворчали на меня волки, выли койоты и свистели терьеры. Прохожие пробовали приставать ко мне. Одни водители предлагали отвезти меня туда, куда захочу, другие свернули себе шею, глядя на меня.
  — Но никто не предложил вам этой работы?
  — Ни следа мистера Хайнса. Думаю, что он уже посмотрел на меня, или это сделал его представитель. Когда я пришла сюда, то решила хорошенько присмотреться к тому, кто будет меня разглядывать. Но поставьте какую-нибудь девушку, соответствующую описанию, на таком углу — увидите, что нелегко будет обнаружить того, кого нужно. Это поиски макового зернышка в куче песка.
  — Очень хитро, — сказал Мейсон с уважением.
  — Что именно?
  — Способ, при помощи которого Хайнс предусмотрел, чтобы вы его не увидели. Он очень старательно выбрал улицу, отлично подходящую для его цели — не так далеко от центра, чтобы не пугать вас, и не так близко к универмагам, чтобы вы не потерялись в толпе. Эта улица настолько оживленная, чтобы вы не побоялись придти сюда, но и достаточно пустынная, чтобы вас легко можно было увидеть. Хайнс мог пройти пару раз мимо вас и даже заговаривать с вами, а вы не могли отличить его от других.
  — Наверное, вы правы.
  — Это было Хитро придумано. Но эти десять долларов, при отказе от услуг… это любопытно. Вы не будете возражать, если мы подождем, чтобы посмотреть…
  Он замолчал при виде мужчины, приближающегося к ним быстрым шагом. Мужчина приподнял шляпу и спросил:
  — Мисс Фельтон?
  — Да.
  — Я представитель мистера Хайнса. Мне неприятно сообщать вам, что место уже занято. Вот вам обещанные десять долларов за то, что согласились ответить на объявление и пришли сюда. Благодарю вас. До свидания.
  Мужчина вручил Коре Фельтон деньги, приподнял шляпу и пошел дальше по улице. Правую руку он сунул в карман, а в левой держал листок со списком кандидаток.
  — Подождите минутку, — закричала Кора Фельтон. — Я хотела бы знать…
  Он повернулся.
  — Извините, но больше я ничего вам сообщить не могу, мисс Фельтон. Я получил поручение передать вам деньги и извиниться за отказ. Я даже сам не знаю, что все это означает. До свидания. — Он быстро перешел на другую сторону улицы.
  — И что вы на это скажете? — спросила Кора Фельтон адвоката. Потом добавила философски: — И так хорошо. Во всяком случае, у меня есть десять долларов, а ведь запросто могли и обмануть.
  — Я еду прямо по этой улице, — сказал Мейсон. — Если вы желаете поехать с нами, то мы можем посмотреть, что произойдет с вашей подругой, за четыре перекрестка отсюда. Может быть даже, нам удастся взять интервью у представителя мистера Хайнса.
  — Отлично, — улыбнулась Кора. — Мне это нравится.
  — Пожалуйста, — Мейсон открыл дверцу машины.
  Проезжая по улице Адамс, они увидели, как мужчина платит девушке на следующем углу.
  — Ева стоит через две улицы отсюда, — сказала Кора Фельтон.
  Мейсон проехал еще два перекрестка, где ожидали очередные брюнетки и подъехал к тротуару на указанном углу.
  — Ева будет страшно рада познакомиться с вами, мистер Мейсон, — сказала Кора. — Она должна бы здесь… Знаете, это странно… Нет, я нигде не вижу ее.
  Мейсон остановил машину. Кора Фельтон открыла дверцу и вышла. Внимательно осмотрелась, поглядела на все четыре угла и сказала:
  — Наверное, Ева пошла домой. Впрочем, она не особенно-то и хотела получить эту работу. Ева не из тех девушек, что будут стоять на углу час и ждать неизвестно чего. Ну что ж, мне было очень приятно познакомиться с вами, мистер Мейсон. Будет, что рассказать Еве, когда вернусь домой.
  — Я еду в центр, — предложил Мейсон. — Может, это вам по пути?
  — У нас квартира в западной части Шестой улицы. Если вам удобно… Я не хотела бы доставлять хлопоты.
  — Никаких хлопот. Я могу с таким же успехом поехать и туда.
  Кора Фельтон вновь села в автомобиль Мейсона.
  — Это действительно интригующе. Ева вытаращит глаза от удивления, когда я расскажу ей.
  Приехав на место, Мейсон остановил машину перед жилым домом.
  — А может, вы захотите воспользоваться приглашением и зайти к нам на рюмочку? — улыбнулась Кора Фельтон. — У вас был бы случай познакомиться с женщиной, которая стала бы нашим опекуном, если бы кто-то из нас получил эту работу. Я уверена, что она произвела бы на вас большое впечатление.
  — Резкая? — спросил Мейсон.
  — Как бритва! Знаете, отвечая на такого рода объявление, человек не знает, какой тут крючок. Я согласилась бы на эту работу только в том случае, если бы мне удалось напустить на этого мистера Хайнса Аделу Винтерс.
  Мейсон посмотрел на Деллу и, на всякий случай, выключил зажигание.
  — Расскажите мне об Аделе Винтерс.
  — Она была домашней сиделкой. Рыжая и приземистая и хочет жить независимо. Кроме того, она не слишком подчиняется правилам и запрещениям и потому, наверное, это самая большая врунья на свете. Если только люди начинают ее выспрашивать о делах, которые, по ее мнению, их не касаются, или когда ее вынуждают соблюдать правила, которые ей не нравятся, тетка Адела начинает лгать без всяких угрызений совести и очень ловко. Это очень ловкая лгунья, я таких больше не встречала.
  — В каком она возрасте?
  — С одинаковым успехом ей можно дать и пятьдесят, и шестьдесят пять лет. Трудно угадать, а сама она ни за что не скажет. Ну, поднимаемся наверх!
  — Хорошо, пойдем, — сказал Мейсон. — На обещанный коктейль, и чтобы увидеть миссис Винтерс. Вы не думаете, что Хайнс мог быть с ней в сговоре?
  — Хайнс никаким образом не мог бы действовать через тетку Аделу. Идемте. Квартира на третьем этаже, у нас автоматический лифт.
  — Вы и Ева ищите работу? — поинтересовался Мейсон, когда они поднимались наверх.
  — Такого вида работу — да. Мы актрисы, или, по крайней мере, нам так казалось, пока мы не приехали сюда. Мы сыграли по несколько небольших ролей в Голливуде, больше как статистки, и немного работали манекенщицами. Собственно, мы и так справляемся неплохо, но нас всегда интересуют новые контакты. Поэтому мы и согласились ответить на объявление. Вероятно, это работа для дублера, так точно дали размеры — вряд ли это что-то другое.
  Кора Фельтон вставила ключ в замочную скважину и повернула его. Она улыбнулась гостям:
  — Вы позволите мне сначала проверить, на всех ли здесь можно смотреть?
  Мейсон кивнул.
  Стоя в открытых дверях, девушка крикнула:
  — У нас гости. Все одеты?
  Никто не ответил.
  — Это странно, — сказала Кора. — Входите, пожалуйста. Наверное, никого нет дома. О, а это что такое?
  Ее внимание привлекла лежавшая на столе записка. Она прочитала ее и без слов подала Мейсону.
  «Дорогая Кора!
  Это все выглядит странно и таинственно. Я ждала, самое большое, минут пять, когда мистер Хайнс подъехал на машине, поговорил со мной, сказал, что я подхожу для этой работы и спросил, хочу ли я иметь опекуншу. Еще бы не хотеть! Он привез меня сюда, чтобы забрать тетку Аделу и немного вещей.
  Я не уверена, понравится ли мне все это, но рассчитываю на то, что тетка Адела поможет мне остаться живой и невредимой. Я хотела, чтобы мы с мистером Хайнсом подъехали к твоему углу и забрали тебя, и я смогла бы рассказать тебе, что произошло. Но он сказал, что нельзя. Похоже на то, что одним из условий этой работы является отсутствие контактов с кем-либо из моих знаком на весь срок найма. Это будет продолжаться, наверное, месяц. Рассчитываю на тетку Аделу, а она рассчитывает на револьвер тридцать второго калибра, с которым не расстается уже несколько лет. Чтобы отпраздновать этот случай, она купила новую коробку с патронами. Мы хотим быть уверенными, что не будет ни одной осечки.
  Не беспокойся за нас. Мы вернемся домой богатыми. Ты ведь знаешь тетку Аделу!
  Обнимаю тебя, Ева.»
  Мейсон отдал записку.
  — Вы что-нибудь в этом понимаете?
  — В записке?
  — Нет, в этой работе?
  — Вы уверены, что тетка Адела сможет позаботиться о себе?
  — И о себе, и о Еве. Совершенно уверена, — сказала Кора. — Во всяком случае, за Еву не стоит беспокоиться, она не даст себя обмануть. Что вы будете пить? Манхэттен или Мартини?
  — Манхэттен, — ответил Мейсон.
  — Я тоже, — сказала Делла Стрит.
  Кора Фельтон открыла холодильник, достала бутылку с готовым коктейлем и налила три порции.
  — Что ж, — сказал Мейсон, взяв рюмку, — пьем за преступление!
  — Ну и тост! — возмутилась Кора.
  2
  В четверг утром, Герти появилась в дверях кабинета адвоката в тот момент, когда Мейсон и Делла просматривали почту.
  — Прошу меня извинить, — сказала девушка, — но такого я не могла сказать вам по нашему телефону.
  — Что случилось?
  Обычно широкая улыбка Герти на этот раз казалась еще шире.
  — Я сказала этой даме, что вы принимаете только лиц, которым заранее назначили прием, а она спросила, как можно заказать у вас визит. Когда я задумалась над ответом, она воскликнула: «Прошу пойти и сказать мистеру Мейсону, что сейчас десять часов и я прошу его назначить мне прием на пять минут одиннадцатого». Я подумала, что Делла захочет сама предварительно поговорить с ней.
  Мейсон рассмеялся.
  — Она выглядит решительной особой?
  — Даже очень. Она похожа на человека, готового на все.
  — По какому же делу она хочет меня видеть? Она что-нибудь сообщила?
  — Конечно. Она сразу же стала говорить, как только вошла. Она опекунша или названная тетка двух девушек и слышала, что они говорили о вас, или одна из них что-то сказала о вас. Эта женщина заявила, что вы знаете все об ее деле, только что ее саму вы никогда не видели.
  — Ты записала как ее зовут?
  — Да, конечно, ее зовут Адела Винтерс.
  Мейсон покачал головой:
  — Мне это ничего не говорит.
  — Минутку, шеф! — воскликнула Делла Стрит. — Адела Винтерс! Эта та опекунша. Помнишь брюнеток на перекрестках улицы Адамс?
  — Теперь припоминаю, — ответил Мейсон. — Мужчина, ищущий брюнетку, велел им ждать, по одной, на каждом углу. Да, конечно, я должен поговорить с этой женщиной.
  Герти исчезла, а через минуту Адела Винтерс, низкая женщина с хитрым и настороженным выражением лица, зашла в кабинет адвоката.
  — Добрый день, — сказал Мейсон.
  Посетительница окинула его подозрительным взглядом.
  — Смотрите-ка! Вы адвокат, у вас даже собственный офис, в котором вы принимаете клиентов, правда?
  — Правда, — улыбнулся Мейсон.
  — Тогда скажите что-нибудь той девушке в приемной. Что она себе думает? Заявила, что вы не принимаете посетителей, которые не договариваются с вами заранее. Тогда я спросила, как люди с вами договариваются, если вы вообще не хотите их видеть? Это на нее, наконец, подействовало. Теперь я хочу, чтобы вы меня выслушали и еще я хочу сказать, чтобы вы не присылали мне за это счет, потому что у меня нет денег для оплаты адвокатов. Я хотела сказать вам это в самом начале, чтобы все было ясно. Кто эта женщина?
  — Это моя секретарша мисс Делла Стрит.
  — Ей можно доверять?
  — Несомненно.
  — Ну, буду надеяться. И еще: то, что я здесь, останется тайной, хорошо?
  — Почему вы думаете, что из этого нужно делать тайну?
  — Вы поймете, когда я вам все расскажу.
  — Садитесь же, — попросил Мейсон. — Не часто у нас бывают клиенты так откровенно ставящие финансовые вопросы. Хотя я не сомневаюсь, что многие бы хотели сказать то же, что и вы.
  — Я всегда считала, что нет ничего плохого в том, чтобы прямо сказать то, что думаешь. Взаимопонимание в самом начале может сэкономить массу времени и избежать много хлопот. Это вы подвезли Кору Фельтон в тот день, когда Ева Мартелл получила работу?
  Мейсон кивнул головой.
  — Кора рассказала мне об этом. К тому же, я часто видела ваше имя в газетах. Мне кажется, что вы твердо стоите на ногах, молодой человек.
  — Благодарю вас.
  — Я не пришла бы к вам, если бы так не думала.
  Мейсон молча склонил голову.
  — Так вот, работа, которую мы с Евой получили — самое странное занятие из всех возможных, а, Бог свидетель, я видела в своей жизни много странных вещей. Я была домашней сиделкой в течение… ну, многих лет. Ухаживала за самыми разными людьми, включая невропатов и сумасшедших.
  — Эта работа имеет что-либо общего с работой сиделки?
  — Дорогой мой, — ответила посетительница, — я прямо скажу, потому что не хочу никаких недоразумений. Эта работа связана с убийством.
  — Кто-нибудь должен быть убит? — спросил Мейсон.
  — Кого-то уже убили.
  — Кого?
  — Женщину. Некую Хелен Ридли.
  — Кто ее убил?
  — Господи, откуда мне знать? Как вы думаете, зачем я к вам пришла?
  — Именно об этом я и собираюсь узнать.
  — Я пришла к вам потому, что вы адвокат, и адвокат способный. А Ева Мартелл и Кора Фельтон мне близки, как собственные дочери. Между нами нет родства, но я ухаживала за их матерями, когда девочки были еще совсем маленькими. И с этого времени, собственно, не спускаю с них глаз.
  — Если я хорошо понимаю, то Ева Мартелл была приглашена на работу? — вставил Мейсон.
  — Вот именно.
  — Может быть вы расскажете мне точнее, как это произошло?
  — Они обе ушли, чтобы попытаться устроиться на эту работу. Я сказала им, что мне это кажется подозрительным, но добавила, что если они возьмут меня опекуншей, то могут не беспокоиться, потому что я согласна. Если какому-то типу кажется, что он найдет таким образом красивую куклу и будет платить опекунше двадцать баксов за то, чтобы она прикрывала глаза, то он нарвется на неприятную неожиданность.
  — Так что произошло?
  — Ну, — продолжала она, — я ждала в их квартире, пока девушки не вернуться. Откровенно говоря, я не предполагала, что какая-нибудь из них получит работу, мне казалось, что ни о какой работе там и речи нет. Но сидела и ждала. Вернулась Ева, очень возбужденная, с ней был какой-то мужчина. Сказал, что он не Хайнс, а его представитель, что Ева получила работу и должна приступить к новым обязанностям сразу же. Я уже говорила, что Ева была очень возбуждена. Трудно было этому удивляться, потому что мы получили бы значительную сумму денег, если бы нам обоим заплатили по договоренности, и если бы мы были на полном содержании. Все это выглядело заманчиво, поэтому мы пошли.
  — Мы с Корой пришли в квартиру сразу же после вашего ухода, — сказал Мейсон. — Я так понимаю, что вы упаковывались очень поспешно?
  — Никакой упаковки не было и это сразу меня насторожило. Он позволил нам взять только самые необходимые вещи, которые можно положить в обычную, не возбуждающую никаких подозрений, сумку.
  Мейсон вопросительно поднял брови.
  — Обычную бумажную сумку из магазина, — сказала она. — Этот мужчина принес ее с собой. Он сказал, что не хочет, чтобы нас видели там, куда мы должны пойти, с каким-то багажом. Мы должны были нести эту сумку так, как будто возвращаемся из магазина с какими-то покупками.
  — И куда он вас привез? — спросил Мейсон.
  — В роскошную небольшую квартиру. Не в какую-то обычную, а действительно хорошую, современную, трехкомнатную квартиру. Мы вошли туда так, как будто давно там живем. Потом этот тип сказал: мистер Хайнс снимает эту квартиру, только не на свое имя, а на имя Хелен Ридли. В условиях договора предусмотрено, что ему нельзя сдавать эту квартиру никому другому, и поэтому, чтобы ее не потерять, Ева должна выступать под именем Хелен Ридли. И мы должны всем говорить, что ее так зовут, а она сама должна будет помнить об этом, когда к ней будут так обращаться. Потом он нам долго рассказывал о том, как трудно было найти эту квартиру, как управляющая домом хотела помочь им, но не желала слишком уступать, потому что потеряла бы свое место. Во всяком случае, Ева должна выдавать себя за Хелен Ридли и тогда все будет в порядке.
  — И что вы ответили на это?
  — Я не поверила ни единому его слову, — сказала миссис Винтерс воинственным тоном. — Сразу, как только он начал говорить, я догадалась, что это какая-то паскудная афера, но решила сидеть тихо, пока он сам не проговорится. Я была принята на работу как опекунша и решила выполнить свою задачу как можно лучше. Мистер Хайнс не может тут рассчитывать ни на какие фигли-мигли.
  — Вы можете сказать, как он выглядит? — спросил Мейсон.
  — Ему около тридцати лет, темные волосы, вылупленные глаза и он носит очки. Высокий, слегка как бы тестообразный.
  — Скорее всего это тот же самый мужчина, который позже заплатил остальным брюнеткам по десять долларов.
  — То же самое сказала Кора, когда я ей его описала.
  — Итак, Ева Мартелл была поселена в этой квартире как Хелен Ридли. Было что-нибудь в этой квартире?
  — Было ли там что-нибудь! — повторила Адела Винтерс. — Там было абсолютно все. Одежда, белье, нейлоновые чулки, кремы — все, что может быть необходимо женщине. А этот представитель мистера Хайнса…
  — Он сказал, как его зовут?
  — За кого вы меня принимаете? — спросила она обиженным тоном. — Это ведь очевидно, что Хайнсом был он сам. Это он написал объявление и напечатал в газете, это от начала и до конца его рук дело. Я убеждена в этом.
  — Но он ни разу не назвал своего имени?
  — Нет, он постоянно повторял, что является представителем мистера Хайнса. Одно я вам скажу точно: он быстро действует. Завел нас наверх, в квартиру, велел нам ждать там, пока он не вернется и чувствовать себя как дома. Потом очень поспешно ушел, наверное для того, чтобы сказать другим девушкам, что место уже занято. Вернулся через полтора часа и сообщил нам немного больше подробностей.
  — И что это за подробности?
  — Прежде всего он сказал нам, что мы должны полностью отключиться от нашей обычной жизни, должны жить в этой квартире и не поддерживать никаких контактов, кроме тех, что позволит Хайнс. Нам нельзя звонить кому-либо из знакомых, нельзя писать письма, ни пробовать связаться каким-либо другим способом.
  — Он сказал почему?
  — Нет. Именно в этом и состоит наша работа. Он сказал, что так должно быть, что это относится к нашим обязанностям. Ева Мартелл должна быть Хелен Ридли. Я должна выступать под собственным именем и исполнять роль подруги и опекунши. Нужно производить впечатление, что Хелен Ридли болеет и с каждым днем все серьезнее. Ева должна почти не выходить из дома, и если кто придет, то мне нужно отвечать, что ее состояние не позволяет ей никого видеть. Если бы я поняла, что это кто-то из хороших знакомых, то должна отвечать, что она вышла. Если кто-то позвонит, то я должна отвечать, что мисс Ридли позвонит через некоторое время и записывать номера телефонов. Потом я должна звонить Хайнсу и сообщать об этом. И это все. Хайнс сказал еще, что если мы будем выходить из дома, то Ева должна надевать только те вещи, что есть в квартире. Это значит, что ей запрещено носить свою одежду. Теперь вы понимаете, мистер Мейсон, почему ему нужна была девушка со строго определенными размерами? Вся затея — это изображение другого человека.
  По выражению лица Мейсона было заметно, что он заинтересовался этим делом.
  — А вы? Какие вещи должны были носить вы?
  — Ох, — буркнула Адела Винтерс, — он сказал, что это не имеет значения. Я могу быть одета все равно во что, даже если мы будем выходить. Конечно, я сразу сказала, что я об этом думаю. Сказала ему, что либо буду иметь в чем выходить, либо сразу же уйду с работы.
  — И что он ответил?
  — Сегодня он наконец позволил мне съездить за моими вещами, но уперся, что отправится со мной. Сказал, что возьмет мои вещи и постарается, чтобы их доставили в квартиру. И вы знаете, каким способом он хочет, чтобы их привезли?
  — Любопытно.
  — Намеревается оплатить прачечную, чтобы все привезли постиранное и на вешалках, так, будто это мы отослали вещи в стирку. Ему явно нужно, чтобы мы не вносили и не выносили из квартиры никакого багажа.
  — А что с близкими приятелями Хелен Ридли? Как он собирается поступать с ними?
  — Очевидно так же, как со всеми, кто будет звонить. Если будет телефонный звонок, то я должна поднять трубку, записать фамилию звонившего и сказать, что мисс Ридли вышла, или занята. И сразу же должна позвонить ему.
  — Кто-нибудь уже звонил?
  — Да, два раза.
  — И он потом велел Еве отвечать на телефон?
  — Нет.
  — А если позвонят повторно и спросят, почему Хелен не ответила на звонок?
  — До сих пор никто не звонил. Если бы это случилось, то мистер Хайнс велел мне отвечать, что я передавала мисс Ридли сообщение, но она очень спешила к врачу и, наверное, позвонит оттуда.
  — Хайнс дал вам номер своего телефона?
  — Да. Это тот самый, что был напечатан в объявлении.
  — А вы проверили, имеется ли он в телефонной книге?
  — Проверила, но такого номера нет.
  — Но, если он держит вас там, отрезанными от мира, то как получилось, что вы разговаривали с Корой Фельтон и смогли придти сюда?
  — Неужели вы думаете, что я позволила бы себя обдурить? Я вместе с Хайнсом поехала за моими вещами и, когда я их забрала, Хайнс взял у меня вещи и вызвал такси. Когда я уже сидела в машине, он отвел таксиста в сторону и долго о чем-то с ним говорил, а потом дал ему деньги. Затем снял шляпу и сказал мне, что увидимся на квартире и что шофер знает, куда ехать. Как только мы тронулись с места, я сразу же спросила водителя, куда он меня везет. Он назвал мне наш адрес. Тогда я сказала, что хотела бы остановиться по дороге у телефона. На это он улыбнулся и ответил, что исключено. Сказал мне, что ему поручено не останавливаться и ехать прямо по указанному адресу. И что же оказалось? Хайнс сказал ему, что у меня в голове не все дома, и если бы я очутилась на улице, то не смогла бы потом попасть домой. Что последние два или три раза меня нужно было разыскивать при помощи полиции. Что я, правда, совсем безвредна, только у меня не хватает чего-то в голове и что меня ни в коем случае нельзя выпускать, прежде, чем мы не приедем по указанному адресу. Потом шофер должен был еще присмотреть, чтобы я вошла в дом и направилась прямо в квартиру.
  — И что вы сделали?
  — Рассказала этому таксисту сказочку. Заявила, что это был мой зять, который всегда отмачивает шуточки и что я надеру ему уши за это, как только вернусь домой. Потом я попыталась убедить водителя в том, как отлично ориентируюсь в городе. Назвала все улицы, по которым мы проезжали и перечислила все повороты с того момента, как мы отъехали от дома. Это его, наконец, убедило и он позволил мне выйти. Тогда я позвонила Коре. К счастью, она была дома и я ей все рассказала. Кора сказала, что на всякий случай, если бы мои подозрения оказались правильными, лучше всего пойти прямо к вам. Она была уверена в том, что вы знаете, что со всем этим делать.
  — А что вы об этом думаете?
  Она посмотрела на него взглядом, полным снисхождения.
  — Но ведь вы — адвокат. Разве вы не понимаете, что все это значит?
  Мейсон покачал головой. Адела Винтерс ужаснулась.
  — Это вовсе не Хайнс, этот тип. Он просто муж Хелен Ридли. Убил ее, избавился от тела, а теперь что-то придумал, чтобы все это дело не вышло наружу. Поэтому и платит нам с Евой, чтобы мы жили в этой квартире, и чтобы все выглядело в порядке. Потом, спустя некоторое время, велит нам рассказывать, что мы уезжаем и, наконец, мы запакуем вещи и уедем, заявляя всем, что уезжаем в Мексику или еще куда-нибудь.
  — Всем, это значит кому?
  — Ну, всем подругам Хелен Ридли.
  — А не кажется ли вам, что если бы какая-нибудь подруга Хелен Ридли увидела Еву Мартелл, то сразу бы все поняла.
  — Конечно же, поняла бы. Но, очевидно, у нее нет таких подруг, которые пришли бы к ней домой, заранее не позвонив. И тут начинается вся эта грязная работа. Он может объявить, что состояние здоровья его жены ухудшилось в Мексике, и что она умерла.
  Мейсон кивнул головой, но в его жесте не было согласия. Он хотел таким образом прервать бесплодные рассуждения и видно было, что хочет сосредоточиться на самых существенных фактах. Но Аделу Винтерс нелегко было прервать.
  — Я не такая уж наивная и не сегодня родилась. У этого человека есть ключи от квартиры и он является хозяином. Знает, что где лежит, включая даже пару шелковых трусов. Двигается в этой квартире, как у себя. Видно, что он жил там. Угробил эту мисс Ридли и теперь ему нужно немного времени, чтобы избавиться от тела и придумать какой-то план действий. Для этого мы и нужны, чтобы он мог как-то из этого вывернуться.
  — Естественно, — сказал Мейсон, хмуря брови, — есть в этом деле несколько пунктов, которые противоречат вашей теории. Прежде всего, почему он оставляет вокруг себя так много следов? Его можно выловить по объявлению в газете. Во-вторых, то, что знаете вы и Ева Мартелл — добило бы его окончательно. Если уж он зашел так далеко, то теперь он должен был бы постараться, чтобы и вы обе исчезли бесследно. И так быстро, как только вы дадите ему алиби, или что там ему нужно. Мне кажется, что более правдоподобной была бы гипотеза, что он только собирается убить Хелен и разрабатывает себе алиби — доказывая, что Хелен была дома, когда где-то в другом месте в это же самое время было совершено убийство. Но каким образом он мог бы это доказать?
  — Послушайте меня, молодой человек! Вы можете поставить последний доллар на то, что здесь кроется убийство. Даже ее сумочка находится в доме.
  Мейсон скептически поднял брови.
  — Наверное, какая-нибудь старая сумочка, которой она не пользуется.
  — Вовсе нет. Это ее собственная сумочка!
  — Откуда вы знаете?
  — В сумочке ее вещи.
  — Какие?
  — Помада для губ, пудреница, носовой платок, визитные карточки, кошелек с тремя долларами мелочью и кожаный футляр с дюжиной ключей внутри.
  — Ключи от квартиры? — спросил Мейсон.
  — Только один из них.
  — От чего же другие ключи?
  — Не знаю.
  — А как они выглядят?
  — Не думаю, чтобы эти ключи были от банковских сейфов, если вы это имеете в виду. Они выглядят как обычные ключи.
  — Номер страхового полиса?
  — Страхового полиса не было.
  — Водительские права?
  — Тоже не было.
  — Мне кажется, что эта сумка была подложена умышленно.
  — Это возможно, хотя лично я думаю, что нет. Говорю вам, что мисс Ридли убита. Это для меня так же очевидно, как то, что я здесь сижу. Вы, наверное, слышали о женской интуиции?
  — Слышал, — ответил Мейсон с легкой гримасой, — но полиция об этом ничего не знает.
  — Это чувство не покидает меня с тех пор, как я вошла в квартиру. Там чувствуется убийство, а Ева Мартелл и я играем роль дымовой завесы для убийцы. Вы адвокат и ответственный человек. Если вы мне скажете, что в том, что мы делаем нет ничего противозаконного, то мы сможем оставаться там. Вы берете на себя ответственность…
  — Минутку, минутку, — усмехнулся Мейсон. — Прежде всего, вы пришли ко мне только потому, что я разговаривал на улице с Корой Фельтон. У вас нет денег, чтобы платить адвокатам, и вы не намерены мне платить. Я не государственный чиновник. Если вы хотите быть уверены, что это дело чистое, то я рекомендовал бы вам обратиться в полицию.
  Она снова нахмурилась.
  — Хорошо бы я выглядела, если бы пошла в полицию и рассказала им о своих подозрениях. Интересно, для чего существуют адвокаты, если не для того, чтобы давать людям советы.
  Телефон на столе Деллы Стрит зазвенел. Делла вопросительно посмотрела на Мейсона, а когда тот утвердительно кивнул головой, сняла трубку.
  — Да, это секретарь мистера Мейсона… Кто? Ах, так… Добрый день… Да, да… Еще неизвестно… Прошу подождать у телефона.
  Делла положила трубку на стол, вырвала из блокнота лист и написала на нем: «Звонит Кора Фельтон. Она очень нервничает. Хотела бы с тобой поговорить. Знает, что миссис Винтерс здесь.»
  Она подала листок Мейсону, тот прочитал, кивнул, поднял трубку своего телефона и сказал:
  — Герти, переключи разговор Деллы на мой аппарат… Слушаю.
  — Добрый день, мистер Мейсон, — голос Коры Фельтон был полон смущения. — Извините, что беспокою вас. Думаю, что это несущественное дело по сравнению с теми, которыми вы занимаетесь в своей практике. Но так как вы об этом уже знали и так как неофициально вы были в курсе… то я думала… Видите ли, я не знаю в какое положение попала Ева… Сколько бы стоило, если бы мы попросили вас изучить это дело, по крайней мере настолько, чтобы знать, не совершает ли Ева чего-либо противозаконного?
  — Думаю, что для вас вполне реально, — сказал Мейсон, — по крайней мере, касательно финансового вопроса.
  — Сердечно вас благодарю, мистер Мейсон, это было бы для меня громадным облегчением. Правда, я верю, что тетка Адела сможет справиться, но ситуация настолько необычная, что может нужно было бы поставить в известность полицию. Это, однако, крайность, к которой я не хотела бы прибегать. Не могли бы вы изучить это дело настолько, чтобы решить, нужно ли сообщать в полицию? И сколько, все-таки, это будет стоить?
  — Стоимость будет скорее всего символическая, — сообщил Мейсон. — Вы уполномочиваете меня сказать особе, находящейся здесь, об этом звонке?
  — Вы имеете в виду тетку Аделу?
  — Да.
  — Очень об этом прошу. Она всем этим очень расстроена и…
  — Хорошо, — сказал Мейсон. — Если вы дадите мне номер своего телефона, то я позвоню позднее.
  Мейсон записал номер на карточке, положил трубку и обратился к Аделе Винтерс:
  — Это была Кора Фельтон. Она официально наняла меня. Я буду вынужден поговорить с этим мистером Хайнсом. Прошу, чтобы вы точно выполнили все мои поручения. Возвращайтесь в квартиру и не говорите Хайнсу о своем визите ко мне. Пусть ему кажется, что вы поехали на такси прямо домой. Такси ждет, или вы его отпустили?
  — Ждет. Я думала, что Хайнс может приехать туда раньше меня и, если бы он увидел другого водителя…
  — Отлично, — сказал Мейсон. — Возвращайтесь в квартиру и ведите себя так, как будто ничего не произошло. Я позвоню приблизительно через час. Представлюсь вам как Перри Мейсон, адвокат, и скажу, что должен поговорить с мисс Ридли. Скажу, что приеду через четверть часа, чтобы увидеться с мисс Ридли по очень важному делу и, если не застану ее, то уведомлю полицию. Тогда вы позвоните Хайнсу по тому номеру, который он вам дал и повторите свой разговор со мной. Вы спросите, что делать, но прошу не показывать, что вы меня знаете и не говорите, по какому делу я звоню.
  — Вы думаете, что Хайнс будет в квартире, когда вы придете? — спросила она.
  — Либо будет в квартире, — сказал Мейсон, — либо будет удирать из этой страны со всех ног, в зависимости от того, что он там придумал.
  — Ну хорошо, — вздохнула она с облегчением, — вы сняли у меня тяжесть с сердца. Наверное, я не должна говорить вам, но я не беспокоюсь по пустяковым поводам. Мне случалось попадать в щекотливые ситуации. Но здесь что-то есть… может, влияет мрачное настроение той квартиры… Там чувствуется, что кто-то убит. У меня мурашки бегают по коже…
  — И еще одно, миссис Винтерс, — добавил Мейсон. — Не крутится ли там какой-нибудь мужчина? Не поручено ли вам встретиться с кем-нибудь так, чтобы вас видели?
  — Только Хайнс. Каждый вечер он водил нас на ужин.
  — Куда?
  — В маленькие ресторанчики — приятные, но совсем небольшие.
  — Сказал, с какими намерениями?
  — Нет, конечно нет. У меня в сумочке есть оружие и я умею им пользоваться. Если бы он стал приставать к Еве, то я смогла бы осадить его на месте. Если бы он стал грубить, то я вмиг бы показала ему дуло, так на всякий случай, чтобы не увлекался.
  — У вас есть разрешение на ношение оружия?
  — Нет.
  — Тогда советую избавиться от револьвера. Вы можете приобрести массу неприятностей.
  — Прошу обо мне не беспокоиться. Я сама справлюсь. Прошу заняться тем, чтобы с Евой все было в порядке. А я буду заботиться о себе, заверяю вас, что всю жизнь у меня это неплохо получалось.
  — Лучше достаньте себе разрешение на ношение оружия, либо избавьтесь от револьвера. И ничего не предпринимайте, пока я не приеду. Возвращайтесь и спокойно ждите.
  — Договорились, мистер Мейсон.
  — Помните, что я позвоню через час. А теперь поезжайте и сделайте так, как я вам говорил.
  3
  Без двадцати двенадцать Мейсон поднялся по лестнице, ведущей в холл жилого дома и нажал на таблице домофона кнопку у визитной карточки Хелен Ридли.
  Почти тотчас же прозвучал сигнальный зуммер, давая понять, что двери открыты. Мейсон вошел в холл, сел в лифт и поднялся на четвертый этаж. Поискал в коридоре номер квартиры и решительно постучал в дверь.
  Она открылась сразу же. Мужчина на пороге вежливо поклонился и протянул руку. Это был тот самый человек, который выплатил Коре Фельтон десять долларов.
  — Мне очень приятно познакомиться с вами. Ведь вы Перри Мейсон, известный адвокат? Это для меня действительно большое удовольствие. Будьте добры, проходите.
  — Я хотел бы поговорить с мисс Ридли, — сказал Мейсон, проходя в квартиру.
  — К сожалению, мисс Ридли страдает очень сильной головной болью и… — мужчина внезапно остановился. — Ах!..
  В тот момент, когда Мейсон входил в комнату, на его лицо упал свет и только тогда представитель мистера Хайнса узнал его. В голубых, выпуклых глазах мужчины, за толстыми линзами очков, отразилась растерянность. В том месте, где очки опирались на выдающийся нос, появились два красных пятна.
  — Мистер Мейсон! — воскликнул он. — Я не знал, что вы были… ну, что мы уже встречались.
  — Да, я вас уже видел, — подтвердил Мейсон.
  — Тогда, когда я платил непринятой кандидатке.
  — Да, именно тогда.
  Мужчина потер подбородок кончиками пальцев.
  — Это осложняет положение, — медленно произнес он.
  — Почему же?
  — Что ж… Я хотел бы знать, какое отношение вы имеете к происходящему?
  — А я хотел бы знать, — жестко сказал Мейсон, — какое отношение к происходящему имеете вы. Вы можете назвать мне свое имя? Вы и есть мистер Хайнс?
  — Ну, скажем, я его представитель.
  — Я спрашиваю ваше имя.
  — Что ж, если для вас это так важно, то пусть. Да, мое имя Роберт Доувер Хайнс.
  — Это важно, — подтвердил Мейсон. — Садитесь. Где Хелен Ридли?
  — Я уже сказал вам, что она страдает головной болью.
  — Это не сходится с фактами, насколько я их знаю. Перестанем играть в прятки. В чем заключается ваша игра?
  — Дорогой мистер Мейсон, уверяю вас, что… Вы можете сказать, что конкретно вас интересует?
  — Я хочу говорить с Хелен Ридли, — сказал Мейсон.
  — В настоящую минуту это невозможно.
  — Невозможных вещей нет. Этот телефон работает, не так ли?
  — Да, но я не вижу, какое это имеет отношение к вашему визиту.
  — Я был проинформирован, — сказал адвокат, — что с мисс Ридли можно разговаривать по телефону. Я хочу поговорить с ней лично и сейчас. Хочу, чтобы она удостоверила, что она является той особой, за которую себя выдает. Если она не сможет этого сделать, то по этому же телефону я сообщу в полицию.
  — О чем же вы сообщите? — с изысканной вежливостью осведомился Хайнс.
  — Узнаете, когда я буду говорить, — жестко ответил Мейсон. — Если вам так интересно, то только кивните и можете начать слушать.
  Хайнс обхватил рукой подбородок и стал его тереть.
  — Действительно, неудачно складывается, — сказал он все еще сладким голосом.
  — Для кого?
  — Для всех заинтересованных лиц.
  — Я — заинтересованное лицо, — сказал Мейсон, — и не вижу ничего для себя неудачного.
  — Разрешите спросить, как вы узнали об этой квартире?
  — Вы можете спрашивать о чем вам угодно, — ответил Мейсон. — Если я посчитаю нужным, то отвечу, а если нет — то нет. А пока спрашиваю я: где Хелен Ридли?
  — Пожалуйста, не будем останавливаться на этом вопросе, поговорим, как разумные люди. Может быть, мы найдем какую-нибудь дорогу для взаимопонимания. Думаю, что если бы вы были откровенны и сказали мне…
  Мейсон быстро подошел к ближайшей двери и открыл ее. За дверью оказался платяной шкаф. Хайнс кинулся к адвокату.
  — Вы не имеете право устраивать здесь обыск. Я решительно прошу вас…
  Мейсон отодвинул его в сторону и открыл следующую дверь. Эта вела в спальню. В комнате сидела Адела Винтерс, сложив руки на коленях и торжествующе улыбаясь. Рядом находилась брюнетка, похожая внешне на Кору Фельтон. Девушка выглядела испуганной.
  — Мисс Ридли? — Мейсон поклонился.
  — Да, это мисс Ридли, — ответил Хайнс из-за его плеча.
  — Головная боль у вас прошла? — спросил Мейсон.
  — Я… Я…
  — Подождите, мистер Мейсон, — запротестовал Хайнс. — Такие действия с применением силы являются противоправными и…
  — Здесь есть телефон, — сказал Мейсон. — Вызовите полицию. Потребуйте, чтобы меня арестовали.
  — Но, пожалуйста, — воскликнул Хайнс, — будем благоразумны.
  — Это мне подходит, — согласился адвокат. — Это ваша партия, вы ее и разыгрывайте, а я попробую приспособиться.
  — Хорошо. Пройдемте в гостиную и сядем.
  — Дамы, надеюсь, будут нас сопровождать?
  Женщина, которая по предположениям Мейсона, была Евой Мартелл, неуверенно взглянула на Хайнса, но Адела Винтерс сразу же вскочила на ноги.
  — Идем, моя дорогая, — сказала она и добавила: — Этот господин, наверное, и есть мистер Мейсон, который звонил мне приблизительно час назад.
  — Да, я Перри Мейсон, адвокат.
  — Теперь, если вы позволите, я кое-что скажу, — быстро вмешался Хайнс.
  — Я только этого и жду, — ответил Мейсон.
  — Я имел в виду только дам.
  — Перестанем дурить друг другу голову, мистер Хайнс. Вы поместили в газете, которую читают все актрисы, объявление, при помощи которого искали женщину со строго определенными внешними данными, предлагая им очень таинственную и хорошо оплачиваемую работу. Вы велели им всем одинаково одеться и расставили на перекрестках улицы Адамс. В конечном итоге вы остановили выбор на этой девушке. Вероятно потому, что она больше всех напоминает женщину, за которую вы хотите ее выдать. Так вот, меня просили исследовать это дело настолько, чтобы убедиться, что в нем нет ничего противозаконного.
  — Кто вас об этом просило?
  — Мой клиент.
  Хайнсу, очевидно, делалось все больше не по себе.
  — Меня этот ответ вряд ли может удовлетворить.
  — Для меня он вполне достаточный.
  — Вы хотите убедиться в том, что действия, которые вы определили, как фальсификация личности, являются легальными?
  — Да.
  — А если я сумею убедить вас, что это совершенно легально?
  — Тогда мне больше нечего здесь будет делать. Раз эта молодая особа хочет заработать деньги, не нарушая при этом законы, то я ничего против не имею.
  — Мы могли бы поговорить наедине?
  — Именно здесь.
  — Я сказал — наедине.
  — У нас здесь максимум скромности.
  — Хорошо, сядем, — сказал Хайнс, отчаявшись. — Знаете… вы меня совершенно ошеломили. Прошу дать мне немного времени, чтобы придти в себя.
  Ева Мартелл и Адела Винтерс сели на диване, Мейсон расположился в кресле напротив них. Хайнс, подумав, придвинул стул и сел у стола.
  — Я, — обратился Хайнс к Мейсону, — решил быть с вами откровенным.
  — Это очень хорошо, — сказал Мейсон, — однако, сперва проверим в порядке ли ваши счета. Вы выплатили этим женщинам условленные суммы?
  — Еще нет.
  — Может быть, вы заплатите им деньги?
  — Сделаю это с удовольствием, но у меня нет желания исполнять ваши приказы, да еще высказанные таким тоном.
  — Так заплатите и тогда не нужно будет исполнять приказы.
  — Приказ, однако, был высказан.
  — Черт возьми, заплатите же им!
  — Разве они являются вашими клиентками? — покраснел Хайнс.
  — В определенной степени. Кое-кто из их друзей просил меня присмотреть за этим делом.
  Поколебавшись, Хайнс вынул толстый бумажник, вытащил пять пятидесятидолларовых банкнот и вручил их Еве Мартелл, затем подал стодолларовую бумажку Аделе Винтерс.
  — Теперь уже лучше, — сказал Мейсон, когда Хайнс спрятал бумажник в карман. — Я вас слушаю.
  — Эту молодую особу зовут Ева Мартелл, — начал Хайнс. — Женщина, которая составляет ей компанию, это миссис Адела Винтерс, исполняющая функции опекунши. Если вы видели объявление, то помните, что я обязался платить, и хорошо платить, опекунше. Для моей собственной безопасности, а так же для безопасности этой молодой особы. Я хотел, чтобы не было ничего двузначного в этом положении, ничего такого, что могло бы привести хоть к малейшему обвинению в моральной неустойчивости.
  — Да, — подтвердил Мейсон, — похоже, что альковные дела не входят в правила игры. Следовательно, это мисс Ева Мартелл. Верное ли у меня впечатление, мисс, что вы живете здесь как двойник Хелен Ридли?
  — Да, — ответила брюнетка.
  — Почему?
  — Таковы были инструкции.
  — От кого?
  Она заколебалась на мгновение, но Адела Винтерс быстро ответила:
  — Это поручение мистера Хайнса, человека, который сидит перед вами. Он так распорядился когда мы сюда въехали, а мы лишь выполняли его указания с точностью до запятой. Мы делали все именно так, как он сказал.
  — Слова миссис Винтерс соответствуют действительности? — спросил Мейсон.
  Хайнс прокашлялся.
  — В принципе, все правильно, — признал он неохотно.
  — Я так понимаю, что вы берете на себя ответственность за это, — сказал адвокат.
  — Да, — подтвердил Хайнс, — от начала и до конца.
  — Я думаю, вы отдаете себе отчет в том, что фальсификация личности является преступлением?
  — Только тогда, когда она производится в целях обмана. Я очень старательно проверил законы, очень старательно, господин адвокат. Уверяю вас, все мои действия в этом деле абсолютно законны. Здесь нет ни тени обмана.
  — Но вы намереваетесь обмануть кого-то, иначе зачем весь этот цирк.
  — Смотря кого, здесь с точки зрения закона существует очень большая разница.
  — Я как раз думаю, — сказал Мейсон, — понимаете ли вы в чем эта разница состоит?
  — Понимаю.
  — Кто снимает эту квартиру?
  — Я. То есть…
  — Я спрашиваю кто ее снимает?
  — Хелен Ридли.
  — Настоящая Хелен Ридли?
  — Да.
  — Кто позволил вам впускать этих женщин?
  — У меня есть на это разрешение.
  — Письменное?
  — Нет.
  — Вот видите, — сказал Мейсон.
  — Минуточку. Я хочу сделать вам предложение. Предположим, что я попрошу, чтобы сама мисс Ридли пришла к вам и сказала, что я ее представляю, что все мои действия согласованы с нею и вполне законны, что не хотим совершить никакого противоправного обмана и что совместно несем ответственность за все поручения, которые даем этой молодой особе. Вас устраивает?
  — Настоящая Хелен Ридли? — недоверчиво спросил Мейсон.
  — Да.
  — Это не будет номер два из вашего списка брюнеток? — иронично улыбнулся адвокат.
  — У Хелен Ридли будут при себе водительские права, на них находится отпечаток пальца. Вы сможете взять отпечаток пальца непосредственно у нее и сверить с отпечатком на правах. Трудно придумать более убедительное доказательство.
  — Когда это произойдет?
  Хайнс посмотрел на часы.
  — Сейчас уже почти полдень. Постараюсь прислать ее к вам в офис через час.
  — Сделайте это. — Мейсон встал и пошел к дверям. На пороге он остановился и сказал Еве Мартелл: — Мой номер есть в телефонном справочнике. Если что-нибудь будет вызывать у вас сомнения, прошу позвонить мне. Я свяжусь с вами вечером. Пока я с вами не поговорю, прошу ничего не предпринимать.
  — Но уверяю вас, — запротестовал Хайнс, — что все в порядке, все полностью соответствует закону. Доставили вы мне однако ж хлопот, вмешавшись в это дело, мистер Мейсон. Но раз уж так вышло, то обещаю, что ваше любопытство будет удовлетворено целиком и полностью.
  — Мое любопытство нелегко удовлетворить, мистер Хайнс.
  — Разве отпечаток пальца не доказательство, что перед вами будет Хелен Ридли?
  — Он убедит меня в идентичности отпечатков пальцев, — сказал Мейсон и добавил: — Это все.
  Он закрыл за собой дверь и оставил Хайнса в обществе двух женщин.
  4
  Мейсон уже второй раз за последние десять минут посмотрел на часы.
  — Думаю, что я дал себя надуть, — сказал он.
  Делла Стрит утвердительно кивнула.
  — Дадим ей еще пять минут.
  — Ты действительно думал, что она придет? — спросила Делла.
  — Честно говоря, не знаю. Я старался не настраиваться заранее.
  — Какое впечатление произвел на тебя Хайнс?
  — Не слишком хорошее.
  — Но его положение действительно неловкое, — заметила Делла. — Не могу понять, почему он должен был обещать что-либо подобное, а потом не сдержать слова. Разве что он просто тянет время.
  — Он постоянно тянул время, — ответил Мейсон. — Мне кажется, что Хайнс мог бы выбрать другой способ, не такой очевидный. Кроме того, он наверняка мог бы отдалить срок, например, сказать, что она придет в четыре часа и получить таким образом в четыре раза больше времени для действия.
  — А если Хелен Ридли действительно появится здесь и ее отпечаток пальца будет идентичен тому, что в водительских правах, это тебя убедит, что все в порядке?
  Мейсон рассмеялся.
  — Если ей удастся убедить меня в том, что это она подписала договор на съем квартиры и в том, что ей принадлежит все, что там находится. В конце концов, могут быть две или три Хелен Ридли в этой стране. Не успокоюсь, пока не узнаю точно, для чего Хайнсу нужны были эти брюнетки и почему он поместил Еву Мартелл в квартире как Хелен Ридли. Делла, у тебя есть номер Хайнса, соедини меня с ним, пожалуйста.
  Делла Стрит соединилась с Герти и через минуту кивнула Мейсону:
  — Он у телефона, шеф.
  — Алло, мистер Хайнс? — отозвался Мейсон.
  — Да.
  — Ваш свидетель у меня до сих пор не появился.
  — Как, разве ее еще нет? — воскликнул Хайнс недоверчивым тоном.
  — Именно.
  — Я не могу этого понять. Ведь мы договорились и она должна быть у вас… Но она должна была придти двадцать минут назад!
  — Я тоже так думал.
  — Пожалуйста, потерпите еще немного, она наверняка появится через несколько минут. Ее должно быть задержало что-то непредвиденное.
  — Я не хочу никаких недоразумений в этом деле, — сказал Мейсон. — Вы с ней разговаривали?
  — Конечно.
  — Лично или по телефону?
  — По телефону.
  — Вы совершенно уверены в том, что разговаривали именно с ней?
  — Полностью уверен.
  — Я вам скажу, что я сделаю, мистер Хайнс. Даю вам еще ровно десять минут. Через десять минут мои клиентки покидают квартиру. Их работа окончена до тех пор, пока они не будут знать в чем она состоит.
  — Умоляю вас, не делайте этого. Я не могу допустить, чтобы они вышли из квартиры. Это было бы… страшно!
  — В таком случае, убедите мисс Ридли появиться здесь через десять минут, — ответил Мейсон и положил трубку.
  Адвокат записал точное время.
  — Теперь, — обратился он к Делле, — попроси Герти, чтобы она соединила меня с Аделой Винтерс. Скажи ей, чтобы она поторопилась с этим телефоном, потому что Хайнс вероятно будет пытаться им звонить и всеми способами их удерживать.
  Делла сообщила Герти номер телефона и попросила соединить как можно быстрее. Ожидая у телефона, она спросила Мейсона:
  — Хочешь разговаривать с Аделой Винтерс или с Евой Мартелл?
  — С Евой Мартелл. Это ее я должен охранять.
  Делла кивнула и вновь поднесла к уху трубку.
  — Алло? Это контора адвоката Мейсона. Это… Миссис Винтерс, могу я поговорить с Евой Мартелл? Минуточку. Мистер Мейсон хочет поговорить с вами, мисс Мартелл.
  Делла повернулась к Мейсону:
  — Она у телефона. Герти переключила разговор на твой аппарат.
  — Мисс Мартелл? — спросил Мейсон подняв трубку.
  — Да.
  — Это Перри Мейсон. Хайнс обманул меня, Хелен Ридли не пришла. Теперь прошу точно выполнить все мои указания.
  — Я слушаю вас.
  — Миссис Винтерс должна сопровождать вас. Прошу взять все свои вещи и миссис Винтерс пусть возьмет свои. Прошу их как-то упаковать и оставить квартиру.
  — У тетки Аделы много вещей. Тут есть какие-то чемоданы. Может быть, мы возьмем один из них и потом…
  — Абсолютно исключено, — сказал Мейсон. — Я не хочу, чтобы кто-либо имел хоть малейшую зацепку против вас. Вы меня понимаете?
  — Не совсем.
  — Если вы возьмете хоть шпильку из этой квартиры, то ее настоящий владелец может утверждать, что вы вошли в квартиру с преступными целями и, забирая чужую собственность, вы совершили кражу, а перед этим нелегально вошли в чужую квартиру. Это взлом и судится, как серьезное преступление. Вы меня понимаете?
  — Да, теперь понимаю. Вы считаете, что кто-нибудь мог бы нас в этом обвинить?
  — Не знаю. Но я не хотел бы ничем рисковать. Свяжите ваши вещи в узелок, все равно как это будет выглядеть. Прошу забрать свои вещи и уйти.
  — Алло, мистер Мейсон?
  — Да, я слушаю.
  — Мистер Хайнс знает, что мы уходим?
  — Я предупредил его, что так будет.
  — Это значит, что он прибежит сюда?
  — Вероятно.
  — Он может нам что-нибудь обещать.
  — Прошу не обращать внимания на то, что он будет говорить, — ответил Мейсон. — Уходите оттуда.
  — И что потом?
  — Потом прошу дать мне знать, что вы в каком-то другом месте. Это будет знаком, что у меня развязаны руки, и я начну действовать. Будьте внимательны и ничего не берите из этой квартиры. Даже коробка спичек вам нельзя взять.
  — Куда мы должны пойти?
  — Все равно куда, в свою квартиру, в какой-нибудь отель, в кино, куда угодно. Прошу уходить и как можно скорее.
  — Хорошо, мы выйдем в течении получаса.
  — Прошу вас выйти не позднее, чем через пятнадцать минут.
  Мейсон повесил трубку и вернулся к прерванной диктовке.
  Спустя некоторое время зазвонил телефон и Делла Стрит сообщила, что на связи Ева Мартелл.
  — Алло, Ева? Где вы сейчас находитесь?
  — У телефонного аппарата в отеле Лоренцо.
  У вас не было затруднений при выходе из квартиры?
  — Звонил мистер Хайнс, сказал, что он придет, но так и не появился.
  — Он хотел еще чего-нибудь?
  — Хотел, чтобы мы остались, делал нам множество предложений. Наконец, просил, чтобы мы остались только до тех пор, пока он не придет и не поговорит с нами и что мы ни в коем случае не должны возвращаться к себе домой. Но мы не вернулись бы домой еще и потому, что за нами следят.
  — Кто?
  — Двое каких-то мужчин. По крайней мере, мы заметили двоих. Может, есть и другие, но о них мы не знаем.
  — Я этого и опасался, — вздохнул адвокат. — Вы совершенно уверены в том, что ничего не взяли из квартиры?
  — Нет, ничего, даже сигареты.
  — И вы уверены, что эти люди за вами следят?
  — Да.
  — Они заметили, что вы это поняли?
  — Не думаю. Мы бы ничего и не заподозрили, если бы не осматривались по сторонам. Мы были взволнованы, вы понимаете?
  — Хайнс не появился?
  — Нет. Мы вышли без четверти два. Я посмотрела на часы на случай, если бы нужно было точно сказать когда мы покинули квартиру. Тетка Адела немного прокопалась, иначе бы мы вышли раньше. Она хотела куда-то позвонить, но я сказала, чтобы она это сделала из холла внизу. Хотела позвонить вам, но ваш телефон был занят, а по номерам мистера Хайнса никто не отвечал. Это случилось впервые, обычно, когда его не было, отвечала какая-то женщина. Он нам сказал, что будет принимать звонки по этому номеру днем и ночью. Нам было интересно, после всего, что он вам сказал, не Хелен Ридли принадлежал ли тот женский голос по телефону. То есть это я подсказала тетке Аделе. Вы знаете, что она об этом думает. Ей кажется, что настоящая Хелен Ридли мертва и…
  — Что сказал по телефону Хайнс?
  — Ох, он был страшно обеспокоен. Сказал, что вы ведете себя неразумно, что мы не делаем ничего плохого и что настоящая Хелен Ридли намеревается придти в конце концов к вам, но что-то ее задержало. Сказал, что если бы вы подождали еще немного, то она бы пришла, полностью бы успокоила вас и все было бы в порядке.
  — Я позвоню мистеру Хайнсу и скажу, что как только удовлетворю свое любопытство, вы сможете вернуться, а пока что вынуждены были уйти. И еще, касательно вас, то вам причитается компенсация за беспокойство, надеюсь, я добьюсь ее у этого мистера Хайнса.
  — Он сделал нам много обещаний такого рода, — сказала Ева, — и просил, чтобы мы не возвращались к себе домой до пяти вечера. Сказал, что если мы пойдем в какое-нибудь нейтральное место и подождем там, то все будет в порядке. И мы сможем вернуться. Но если мы пойдем в свою собственную квартиру, то все пропало.
  — Он сказал почему?
  — Нет, но очень это подчеркивал. Твердил, что если мы пойдем к себе, то все рухнет, по крайней мере в том, что касается него.
  — Поэтому вы пошли в отель Лоренцо?
  — Да, и еще потому, что увидели за собой слежку.
  — Хорошо, что вы уже не в той квартире, — сказал адвокат. — Теперь я могу действовать. Ждите в этом отеле. Не уходите из него, пока не позвоните мне и пока все не выясниться. Убедительно прошу не выходить из отеля.
  Мейсон получил от Евы заверения в том, что они будут следовать его советам и, повесив трубку, обратился к Делле Стрит:
  — Делла, пробеги по коридору в «Детективное Агентство Дрейка». Скажи Полу, что эти две женщины находятся в отеле Лоренцо и за ними следят. Я хотел бы, чтобы люди Пола установили кто за ними следит и кому делают доклады. Скажи Полу, чтобы он выслал четырех человек для выполнения задания. Или даже пятерых. Я хочу, чтобы они сначала высмотрели этих следящих, а потом последили за ними. Можешь дать Полу описание Евы Мартелл и Аделы Винтерс, чтобы они могли узнать их. Женщины в отеле Лоренцо. Скажи Полу, чтобы он не щадил усилий и расходов. Теперь хитрый господин по имени Роберт Доувер Хайнс заплатит за все это.
  Делла выбежала из комнаты. Мейсон несколько раз нажал на рычаг телефона и, когда отозвалась телефонистка, сказал:
  — Герти, соедини меня с квартирой мисс Ридли. Номер у тебя есть.
  — Хорошо.
  — Если там никто не отзовется, то попробуй соединить меня с Хайнсом, номер Дрексберри пятьдесят два тридцать шесть.
  — Хорошо, мистер Мейсон.
  — Поторопись.
  — Должна ли я позвонить вам, когда…
  — Нет, Герти, я подожду у аппарата. Соедини меня с Хайнсом как можно быстрее.
  Мейсон услышал стрекотание диска, когда Герти набирала номер. Потом раздался сигнал.
  — Никого нет в квартире мисс Ридли. Попробую соединить вас с номером Дрексберри пятьдесят два тридцать шесть.
  Еще раз адвокат услышал звук вращающегося диска и сигнал телефона.
  — Снова никто не отвечает, — объявила Герти.
  — Попробуй соединить меня еще раз через пять минут, — сказал Мейсон. — И еще, Герти. Если позвонит Хайнс, то мне очень нужно поговорить с ним. Что бы не происходило, переключи телефонный разговор непосредственно в мой кабинет.
  — Мистер Хайнс?
  — Да, Герти. Роберт Доувер Хайнс.
  — Хорошо, я тотчас же переключу его на вас.
  Откладывая трубку, Мейсон услышал быстрые шаги Деллы по коридору и через минуту скрежет ключа в дверях.
  — Вот что называется быстротой, — улыбнулся Мейсон.
  — Мне удалось поймать Дрейка в коридоре, когда он уже входил в лифт. Я передала ему твои слова и Пол уже действует.
  — Я хотел поговорить с Хайнсом, но не смог поймать его по телефону, — сказал Мейсон. — В квартире никто не отвечает. Я сказал Герти, чтобы она сразу же переключила телефон на меня, если он позвонит.
  — Думаешь, он позвонит?
  — Не знаю. Надеюсь. Я вытащил своих клиенток из этой квартиры и теперь у меня свободны руки для того, чтобы торговаться с ним. Уход женщин из квартиры обязательно встревожит Хайнса и он будет сговорчивее.
  — Почему тебе выгоднее говорить с ним сейчас, шеф, когда женщин нет в квартире?
  — Потому что мы ничего не знаем об этом Хайнсе, — ответил Мейсон. — Он мог бы исчезнуть и оставить женщин в ловушке. Если бы явилась полиция и застала Еву Мартелл, выступающую под именем Хелен Ридли, живущую в квартире Хелен Ридли, одетую в одежду Хелен Ридли и… Ты, наверное, догадываешься, что было бы. У нас возникла бы масса хлопот с объяснением этого положения.
  — Ты думаешь, это Хайнс поручил следить за Евой Мартелл?
  — Вполне вероятно. Ему очень хотелось, чтобы они пошли просто в какое-нибудь публичное место и подождали там. Особенно Хайнс настаивал, чтобы они не возвращались в собственную квартиру. Иначе все дело провалилось бы. Возможно, теперь он следит за ними, чтобы они не вернулись домой.
  — Но почему?
  — Мы как раз и пытаемся это узнать.
  — Думаешь, настоящая Хелен Ридли мертва?
  — Не знаю. Может быть. Пока у нас нет достаточно сведений, чтобы делать какие-то выводы. Но в этом деле есть один существенный факт.
  — Какой?
  — Инструкции, которые дал Хайнс Аделе Винтерс. Если кто из знакомых звонил бы Хелен Ридли, то Адела Винтерс должна была ответить, что та позвонит через пятнадцать или двадцать минут, сообщить об этом Хайнсу и забыть обо всем.
  — Но разве это не говорит, что Хелен Ридли… а-а, понимаю. Если б она не отвечала позже по телефону, то этот кто-то мог бы что-то заподозрить.
  — Вот именно, Делла. Если Хайнс хотел бы только сплавить приятелей мисс Ридли, то придумал бы способ получше — велел бы отвечать, что мисс Ридли пошла за покупками, выехала за город или что-нибудь в этом роде. Но раз он велел говорить, что она позвонит через пятнадцать-двадцать минут, то это значит, что он знал как все устроить.
  — Как же ты думаешь, шеф, Хайнс выкручивался?
  — Наверное, Хелен Ридли отвечала на эти звонки.
  — Но как?
  — Просто. Хелен Ридли чего-то боится. Нырнула и скрывается где-то. Не может быть мертвой, потому что отвечает на телефонные звонки своих приятелей. Они, конечно, не могут знать, что она звонит с другой квартиры и…
  В это время раздался телефонный звонок.
  — Вероятно, это Хайнс, — сказал адвокат и поднял трубку.
  Но в трубке раздался голос Герти:
  — Пришла Хелен Ридли. Она говорит, что договаривалась с вами немного раньше, но не смогла придти вовремя и…
  — Пригласи ее ко мне, Герти, немедленно, — перебил Мейсон. Он положил трубку и, обращаясь к Делле, сказал: — Это Хелен Ридли. Кажется, становится интересно.
  Герти ввела в кабинет стройную брюнетку. Посетительница взглянула на Деллу, осмотрев ее с ног до головы. Потом повернулась к Мейсону.
  — Добрый день, мистер Мейсон. Меня зовут Хелен Ридли. Это мило с вашей стороны, что вы решили принять меня сразу. Мне очень неприятно, что я опоздала.
  — Садитесь, — предложил адвокат. — Я хотел бы задать вам несколько вопросов.
  — Меня предупредили об этом.
  Она прошла по кабинету стройной походкой молодой девушки, прекрасно осознающей, что ее фигура обращает на себя внимание. Внешне она была похожа на Еву Мартелл, даже черты лица были схожи. Однако, она отличалась от Евы манерой поведения и общим впечатлением, которое производила на окружающих. Ее плавные движения были грациозны, говоря об отменном здоровье, и идеально ритмичны. Большие темные глаза с длинными густыми ресницами, смотрели из-под изогнутых бровей. Все внимание она направила на Мейсона, совершенно игнорируя присутствие его секретарши.
  — Что вы хотели узнать от меня?
  — А что вы хотели бы сообщить мне? — внимательно глядя на нее, спросил Мейсон.
  На ее лице на какое-то мгновение отразилось выражение нетерпеливости.
  — Хайнс сказал, что у вас есть ко мне какие-то вопросы.
  В ее голосе, как и в движениях, была какая-то медлительность, производящая впечатление на собеседника. Мейсон заметил, что она в конце каждого предложения немного поднимала брови и поворачивала лицо вверх, всегда в одну и ту же сторону.
  — У меня только один вопрос, — сказал адвокат, — и я его уже задал: что вы хотели бы мне сказать?
  Она недовольно пошевелилась.
  — О чем?
  — О чем угодно.
  — Мне кажется, вас интересует моя квартира.
  — Это действительно ваша квартира?
  — Конечно.
  — Вы можете это доказать?
  — Хайнс предупреждал, что разговор с вами может оказаться трудным… Могу я придвинуть кресло? Вы не освободите немного места на столе?.. Это документы, удостоверяющие мою личность.
  Она открыла сумочку, вынула из нее кожаный бумажник с перегородками и из одной вытащила водительские права.
  — Выдано Хелен Ридли, — сказала она. — Вы увидите, что там адрес именно той квартиры, которая вас интересует. И если вы приглядитесь к отпечатку пальца… У вас, наверное, найдется здесь подушечка с тушью и лист бумаги? Пожалуйста, вот отпечаток моего пальца. Прошу заметить, как точно он соответствует отпечатку на правах управления.
  Хелен Ридли вынула из сумочки пачку косметических платков, достала один, вытерла им палец и выбросила платок в мусорную корзину. Затем посмотрела на Мейсона, ожидая пока адвокат сравнит отпечаток с отпечатком на водительских правах.
  — Можно закурить? — спросила она.
  — Да, пожалуйста, — ответил Мейсон, не поднимая головы от бумаг с оттисками пальцев.
  Было заметно, что посетительница недовольна. Она вынула портсигар, достала сигарету, закурила и вновь внимательно посмотрела на адвоката.
  — Отпечатки кажутся одинаковыми, — наконец сказал Мейсон.
  — Они и есть одинаковые.
  — Вижу, что адрес в правах является адресом квартиры, о которой мы говорим. Но, может быть, у вас есть еще какие-нибудь доказательства?
  — Конечно есть, — ответила она спокойно. — Я догадывалась о том, что вы будете требовать многого. У меня есть квитанции уплаты за квартиру, подписанные администратором дома. Прошу обратить внимание, что они за очередные месяцы последнего полугодия.
  — У вас есть удостоверение и номер страховки? — спросил Мейсон.
  — Нет. — Односложный ответ прозвучал пренебрежительно.
  — А есть ли у вас какие-нибудь другие удостоверения, подтверждающие вашу личность, кроме прав управления?
  — Конечно. У меня есть кредитные карты, удостоверение члена гольф-клуба и разные другие бумаги, но я не вижу повода предъявлять их вам. Водительские права — вполне достаточное доказательство, они выданы всего шесть месяцев назад.
  — Однако, я предпочел бы, чтобы вы показали мне те, другие бумаги, — сказал Мейсон.
  Посетительницу охватило бешенство. Но она сдержалась, без слов вытащила несколько карточек и удостоверений и протянула адвокату.
  Мейсон вынул ручку, взял лист бумаги и стал списывать данные документов с датами и номерами.
  — Разве это обязательно? — спросила Хелен Ридли.
  — Мне так кажется.
  — Что ж, отлично, — сказала она сквозь стиснутые зубы.
  Мейсон, списав все сведения, подал ей документы. Забирая бумаги она, словно случайно, коснулась пальцами руки Мейсона и одарила его обворожительной улыбкой.
  — А теперь, когда мы справились с неприятной частью моего визита, не могли бы мы стать друзьями?
  — Мы еще не справились с неприятной частью вашего визита, — усмехнулся Мейсон. — Вы являетесь владельцем этой квартиры, то есть снимаете ее. Что из этого следует?
  — Мой хороший знакомый мистер Хайнс уполномочен на любые действия, связанные с этой квартирой.
  — С содержимым квартиры тоже?
  — Да.
  Мейсон обратился к Делле Стрит:
  — Будь добра, Делла, напиши то, что я сейчас продиктую.
  «Удостоверяется, что нижеподписавшаяся Хелен Ридли является и в течение шести месяцев была жильцом квартиры номер триста двадцать шесть в жилом доме под названием Сиглет Мэнор, находящемся на Восьмой улице. Я, нижеподписавшаяся, решительно заявляю, что являюсь исключительной владелицей всех предметов, находящихся в упомянутой квартире. Заявляю далее, что мистер Роберт Доувер Хайнс, является моим уполномоченным агентом и полноправным представителем по отношению к моей квартире и всех находящихся в ней предметов. Он может по собственному усмотрению позволять другим лицам входить в упомянутую квартиру и находиться там долго, пока этого желает мистер Хайнс, и на выдвинутых им условиях. Эти лица могут, с согласия Роберта Доувера Хайнса, использовать, перемещать или другим способом использовать все вещи, находящиеся в вышеупомянутой квартире, а также моими одеждами, косметическими средствами, предметами туалета и всеми другими вещами, которые находятся в вышеупомянутой квартире. Я, нижеподписавшаяся Хелен Ридли, подтверждаю, что все, сделанное Робертом Доувером Хайнсом в отношении моей квартиры, совершено с моего ведома и согласия, и соглашаюсь соблюдать все условия, принятые им в связи с этой квартирой».
  — Делла, оставь место для подписи и принеси свою нотариальную печать.
  — У меня такое впечатление, что вы пошли ва-банк, — возразила Хелен Ридли.
  Мейсон посмотрел ей в глаза и улыбнулся:
  — Да.
  Когда Делла Стрит вышла, чтобы перепечатать документ на машинке, Мейсон закурил сигарету и сел в кресле поудобнее.
  — Теперь неприятная часть вашего визита закончена и мы можем стать друзьями.
  — Но теперь у меня нет желания заводить с вами дружбу, — ответила она, в ее глазах блеснул гнев.
  Мейсон улыбнулся.
  — Вы, очевидно, знаете, что делает Хайнс?
  — Конечно.
  — Какова причина всего этого?
  — Чисто личные дела.
  — Я должен знать.
  — Документ, который я должна подписать, полностью страхует вашу клиентку.
  — Он обеспечит ей безопасность только при условии, что я буду знать, в чем суть дела.
  — Не вижу повода, чтобы я должна была вас во все посвящать.
  — В случае, если вы откажетесь от объяснений, необходимо будет усилить формулировку документа.
  — Если вам удастся еще более усилить документ, то я готова проглотить его по вашему желанию.
  Мейсон нажал кнопку на своем столе. Когда в дверях его кабинета появилась Делла Стрит, он сказал:
  — Принеси блокнот, Делла, я хотел бы кое-что добавить в тот документ.
  Хелен Ридли сидела сжав губы. Делла Стрит вернулась с блокнотом, села на свое кресло у стола Мейсона и приготовилась записывать.
  Адвокат начал диктовать:
  «Мне также известно, что вышепоименованный Роберт Доувер Хайнс, поместил в квартире, о которой говорилось, лиц, из которых одно получило инструкции от мистера Хайнса пользоваться именем Хелен Ридли. Настоящим я позволяю использовать мое имя, подписываться им или выдать себя за меня этому лицу, во время и при обстоятельствах, содержащихся в инструкциях моего уполномоченного, мистера Роберта Доувера Хайнса. Настоящим я отказываюсь от всякого рода претензий к указанным лицам по поводу использования моего имени и соглашаюсь освободить от всякой ответственности за ущерб, причиненный в результате использования моего имени. Обязуюсь так же возместить этому лицу все финансовые потери, вызванные действиями согласными инструкции вышеупомянутого Роберта Доувера Хайнса.»
  Хелен Ридли вдруг вскочила на ноги. Из сумочки, которая слетела у нее с колен и с грохотом упала на пол, часть вещей высыпалась на ковер.
  — Вам что, кажется, что я подпишу что-либо подобное? — взорвалась она. — Это переходит все границы здравого смысла. Это нагло, это… это… было бы самоубийством.
  Мейсон с нарочитой сладостью прервал этот взрыв возмущения.
  — Обращаю ваше внимание, что лучше было бы довериться мне и сказать, что послужило причиной этого дела. Я говорил вам, что в противном случае буду вынужден усилить формулировку этого документа.
  — Но это же абсурд… это идиотизм! Ведь с таким документом эта девушка могла бы пойти в банк и выписать чек на пять тысяч долларов, подписывая его моим именем, а потом спокойно выйти оттуда, показав мне язык.
  — Конечно могла бы, — сказал Мейсон, — естественно, при условии, что ваш представитель Хайнс дал бы ей подобные инструкции.
  — Хайнс не является моим представителем до такой степени.
  — И потому будет лучше, если вы расскажете мне немного о Хайнсе и о степени, в которой он вас представляет.
  — Я сказала все, что намеревалась сказать.
  — Мне очень неприятно, но либо я получу от вас информацию, либо вы подпишите этот документ. Перепиши его, Делла, пожалуйста. Соберите же свои вещи с ковра, мисс Ридли. И еще, на всякий случай: если вы носите в сумочке оружие, то должны иметь на это разрешение.
  — А откуда вы знаете, что у меня его нет? — отрезала посетительница.
  — Я и не знаю этого, — сказал Мейсон. — Но если у вас есть такое разрешение, то прошу вас показать его мне, потому что это был бы самый лучший документ, удостоверяющий личность.
  Она с бешенством нагнулась над сумочкой, торопливо впихнула внутрь упавшие вещи, защелкнула замок и поднялась с кресла.
  — Ненавижу таких мужчин, как вы! — выкрикнула она.
  — Зато вы любите таких, которых можно обвести вокруг пальца. До невинности мне далеко, но у меня есть нерушимое правило: никогда не допускать, чтобы какая-то привлекательная женщина имела влияние на способы, которыми я защищаю интересы клиентов.
  — И вы действительно не допустили этого, — бросила она яростно.
  — В таком случае, — спокойно сказал Мейсон, — вы подпишите этот документ?
  — Что б вас… — она вдруг замолчала посередине фразы.
  — Слушаю? — откликнулся Мейсон.
  Мисс Ридли глубоко вздохнула и сделала вид, что успокоилась.
  — Подпишу, — сказала она, — с настоящим удовольствием. Ваша секретарша сможет это сразу же перепечатать? Я очень спешу.
  — Одно могу о вас сказать, — ответил Мейсон, — что когда вы проигрываете, то делаете это с истинным изяществом.
  Ее спокойная улыбка была многозначительной.
  — Теперь, — сказал адвокат, — мы можем подружиться.
  — Теперь, — отрезала посетительница, — я переменила свое мнение.
  Она сидела с ледяным молчанием до тех пор, пока Делла Стрит не принесла документ, ручку, нотариальный бланк и нотариальную печать.
  Мейсон перечитал документ и подал его для подписи Хелен Ридли. Та почти вырвала ручку, которую держала Делла Стрит, поспешно пробежала глазами текст и быстро поставила под ним свою подпись. Мейсон подал ей подушечку с тушью.
  — И, если вы разрешите, — улыбнулся адвокат, — оставьте отпечаток пальца.
  Она тиснула палец в подушечку и приложила его к бумаге, достала косметический платок и вытерла им тушь с пальца.
  — Подтверждаете ли вы, — спросила Делла Стрит, — что вы Хелен Ридли и что вы подписали этот документ и сделали это по собственной воле?
  — Да! — едва не закричала молодая женщина. — А теперь позвольте мне выйти отсюда как можно быстрее, пока я не трахнула чем-нибудь о пол.
  — Мисс Стрит, — сказал Мейсон спокойно, — проводите мисс Ридли.
  Делла с изысканной старательностью поставила свою нотариальную печать под подписью, подошла к дверям и открыла их. Хелен Ридли с высоко поднятой головой вышла из кабинета.
  — До свидания, — сказала Делла.
  Ответа не последовало.
  Делла Стрит подождала звука автоматического замка, закрывающего двери. Потом подошла к столу Мейсона.
  — Боже мой, шеф, ты видел каким взглядом она меня одарила?
  — Видел, — ответил адвокат. — И, может быть, именно поэтому отнесся к ней несколько резче, чем собирался.
  — Не о чем говорить, — пожала плечами Делла. — Это обычный взгляд для таких мисс. Не думаю, чтобы дружественная тебе брюнетка выдержала бы конкуренцию с ней. То, что было у нее в сумке… револьвер?
  — Черт возьми, Делла, не знаю. Там было что-то тяжелое, удар по ковру оказался довольно сильным. Несколько легких вещей выпало, а то, что лежало на дне сумочки, осталось. Я хотел потянуть ее за язык, чтобы она призналась в ношении оружия, но она ничего не сказала.
  — Не хотела бы я, чтобы такая женщина направила оружие в мою сторону, — заметила Делла.
  — Не знаю, но мне кажется…
  Телефон оборвал его на полуслове. Мейсон кивнул Делле и она взяла трубку.
  — Слушаю, алло… Да, Герти, сейчас. — Делла повернулась к Мейсону: — Ева Мартелл ждет у телефона, она хочет узнать, есть что-нибудь новенькое.
  — Я поговорю с ней, — сказал адвокат и поднял трубку. — Алло, Ева? Была у меня тут Хелен Ридли. Вышла буквально минуту назад. Нет, никакого сомнения в том, что эта именно та Хелен Ридли, которая снимает квартиру и ей принадлежат все вещи, в ней находящиеся. Во всяком случае, документ, который она тут подписала, гарантирует вам безопасность, если вы будете выполнять инструкции Хайнса. Я хотел поговорить с ним по телефону, но не смог его нигде найти. Вы туда вернетесь?
  — Да, он нам сказал, что как только мы получим от вас разрешение, то должны вернуться в квартиру и вести себя так же, как и до этого. Но мы хотели бы сделать несколько покупок.
  — Покупайте, но помните, что за вами следят. Помните так же то, что вам сказал Хайнс. Вам нельзя возвращаться в собственную квартиру.
  — Да, мы знаем об этом. Но мы видели на витрине магазина, тут, рядом, пару вещей, которые трудно найти в другом месте. Может быть, вы могли бы сказать мистеру Хайнсу, что у вас возникли трудности… что вы не могли связаться с нами? Что произошла задержка? Мы хотели бы…
  — Да идите вы в магазин, — рассмеялся Мейсон. — Думаю, что Хайнсу вы так нужны, что он готов на все. В противном случае Хелен Ридли не подписала бы все те условия, которые я ей выдвинул.
  — Большое спасибо вам, мистер Мейсон. У вас есть это все в письменном виде?
  — В письменном, — заверил Мейсон, — сделанное в присутствии нотариуса и засвидетельствованное отпечатком пальца Хелен Ридли.
  — Думаю, это все, что нужно, — засмеялась Ева Мартелл.
  — Будем надеяться. Да, эти люди продолжают следить за вами?
  — К ним подключились еще какие-то. Присматриваются к нам…
  — Не обращайте на них внимания, — посоветовал Мейсон. — Делайте все так, словно вы не знаете, что за вами следят. Потом возьмите такси и возвращайтесь в квартиру мисс Ридли, исполнять ваши обязанности.
  — Вы у меня сняли камень с сердца. А как выглядит Хелен Ридли? Она похожа на меня?
  — Очень похожа на вас, но только внешне.
  — А характер?
  — Это уже не характер, а настоящий вулкан!
  — Думаю, что и я не ледяная.
  Мейсон рассмеялся:
  — Я видел Хелен Ридли при обстоятельствах, которые способствовали поднятию темперамента.
  — Она красивее меня?
  — Это особа совершенно другого типа, — дипломатично сказал адвокат.
  — Благодарю вас. Мне было интересно… Я заметила, что Хайнс присматривается ко мне и знаете…
  — Уж не хотите ли вы сказать, что Хайнс завоевал ваше сердце?
  — Да нет, ничего подобного. Вовсе нет. Только трудно сдержать любопытство в подобном положении. Но не хочу задерживать вас. До свидания, мистер Мейсон, и еще раз спасибо.
  5
  Было около половины седьмого вечера, когда Мейсон, работая в своем кабинете, услышал настойчивый звонок телефона в приемной. Он обернулся к Делле Стрит.
  — Послушай, кто там, Делла. Это может быть Ева Мартелл. Я условился с Полом поужинать в семь, поэтому у нас не будет времени на визиты.
  Делла кивнула головой и пошла к телефону.
  — Это Ева, шеф. Сказала, что должна немедленно с тобой поговорить. Я переключила ее на твой телефон.
  Мейсон снял трубку.
  — Добрый вечер, Ева. Вы уже в той квартире?
  — Вы должны нам сказать, что нам теперь делать, — голос девушки был почти истеричным. — Мы бы хотели, чтобы вы приехали сюда.
  — Я договорился через двадцать минут пойти на ужин, — сказал Мейсон. — А в чем дело?
  — Я не хочу говорить по телефону. Вы могли бы приехать сюда?
  — Что-нибудь серьезное?
  — Боюсь, что действительно серьезное.
  Мейсон посмотрел на часы.
  — Я очень занят, — сказал он. — Почему вы не хотите сказать, что случилось? Телефон в квартире не подсоединен к коммутатору дома, а документ, который я получил, оберегает вас от всего, что там может случиться. Скажите, что вас беспокоит?
  — Роберт Хайнс, — напряженно сказала Ева. — Он сидит в кресле, а посреди лба у него что-то, очень похожее на отверстие от пули. Он мертв — в этом я уверена.
  — Черт! Как давно он там находится?
  — Не знаю.
  — Когда его застрелили?
  — Этого я тоже не знаю. Ничего не знаю.
  — Вы вызвали полицию?
  — Нет, я сразу же позвонила вам.
  — Как долго вы находитесь в квартире?
  — Мы только что вернулись. Когда вы позволили пойти нам за покупками… ну, прошло немного больше времени, чем мы рассчитывали.
  — Прошу сообщить в полицию. И немедленно. И прошу не пробовать затирать следы. Я сам всем займусь.
  Мейсон бросил трубку, выбежал из кабинеты и быстро прошел по коридору в офис «Детективного Агентства Дрейка». Открыл двери и спросил у секретарши в приемной:
  — Пол у себя?
  Она кивнула головой в сторону кабинета Дрейка. Мейсон проскочил в двери и чуть не врезался в стол детектива. Дрейк оторвался от бумаг.
  — Привет, Перри. Откуда такая спешка? У нас еще двадцать минут.
  — Я просил тебя отправить людей в отель Лоренцо — это хорошие специалисты?
  — Я послал трех самых лучших в агентстве.
  — Отлично, Пол. Слушай, это очень важно. Человека, по имени Хайнс, застрелили в жилом доме Сиглет Мэнор. Это на Восьмой улице. Квартира триста двадцать шесть.
  — Кто обнаружил труп?
  — Мои клиентки — именно те женщины, за которыми следили неизвестные, что должны были выследить твои люди. Женщины вызовут полицию. У нас около трех минут.
  — О, Боже, — сказал Дрейк.
  — Я знаю так же хорошо, как и ты, — сказал Мейсон, — что мужчины, за которыми мы наблюдаем, это частные детективы. У нас не должно быть трудностей с определением того, на какое агентство они работают. Но там след оборвется. Если не повезет, мы в жизни не узнаем, кто нанял детективов. Рапорты будут высланы клиенту почтой и мы не сможем проломить головой стену.
  — Хорошо, что ты хоть это понимаешь, Перри. Если эти люди являются частными детективами, то ты правильно предвидишь дальнейший ход событий.
  — Хорошо. Но тут есть маленькая щелочка. В течение нескольких минут полиция приедет на место происшествия. Мои клиентки вошли в квартиру, а это значит, что около дома и те люди, которые за ними следят. Увидят подъезжающую полицейскую машину и поймут, что что-то случилось, но не будут знать, что именно. На выяснение происшедшего у них уйдет некоторое время.
  — Не слишком много, — заметил Дрейк. — Если эти люди профессионалы, то у них должны быть свои способы добывания информации у полиции.
  — Разве я об этом не знаю! Но что произойдет, когда им станет известно об убийстве?
  — Что ты имеешь в виду?
  — Поставь себя в их ситуацию. Предположим, что твое агентство занимается этим делом и ты натыкаешься на убийство — что бы ты сделал?
  — Прежде всего мои люди передали бы эту информацию мне — лично или по телефону. А я тотчас же связался бы с клиентом, сообщил бы ему, что случилось и попросил бы инструкций.
  — Каким образом ты связался бы с клиентом?
  — Вероятно, по телефону.
  — Что ты смог бы сказать ему по телефону?
  — Только самые основные вещи.
  — И как бы поступил клиент?
  — Ты спрашиваешь, — медленно сказал Дрейк, — не прибежал бы он бегом ко мне, чтобы быть в агентстве и вытягивать из меня самую свежую информацию?
  — Именно.
  — Ты хорошо придумал, — заметил Дрейк.
  — Сколько времени у тебя займет, чтобы организовать все это?
  — Не слишком много. Если один из этих людей позвонит в свое агентство, то кто-нибудь из моих парней сможет подойти настолько близко к автомату, чтобы увидеть, какой номер он набирает. Если же сыщик поедет лично дать отчет, то мы проследим за ним.
  — Отлично, — сказал Мейсон. — Действуем, предполагая, что след приведет нас в детективное агентство. Я хотел бы, чтобы ты послал достаточное количество людей для наблюдения за агентством, а если там появится кто-то в спешке и будет видно, что он взволнован и дело срочное, я хочу, чтобы за ним проследили.
  — Все понял, — сказал Дрейк. — Нужно будет послать еще двух человек, к тем, что уже там.
  — Хорошо, посылай.
  — Эти твои клиентки могут иметь какое-то отношение к убийству?
  — Не говори глупостей, Пол. Мои клиенты никогда не имеют ничего общего с убийством. Просто случайно они обнаружили труп, сообщили мне и хотели, чтобы я туда пришел. Но я уже исчерпал свой лимит обнаруженных трупов, по крайней мере, так считает полиция. Я им посоветовал позвонить в полицейское Управление.
  — И чтобы они там сказали, что они твои клиентки?
  — Почему бы и нет?
  — Ладно… Сейчас я отдам распоряжения и приду к тебе в кабинет.
  — Прежде, чем пойдешь, — попросил Мейсон, — попробуй узнать все что сможешь об убийстве.
  — Ты сказал, что жертвой является Хайнс?
  — Да.
  — Это он нанял женщин?
  — Да.
  — Хорошо. Позволь мне сначала разделаться с телефонами и послать людей. Может, узнаем что-нибудь.
  Когда Мейсон выходил из кабинета, Дрейк уже накручивал диск телефона.
  — Ты застал Пола? — Спросила Делла, когда адвокат снова сел за свой стол.
  — Да, — кивнул Мейсон. — Пол пошлет людей, которые будут за всем наблюдать и попытается узнать подробности, связанные с убийством. Пока мы ничего не можем сделать. Нам остается только грызть ногти в ожидании новостей. Дело в том, что я уже слишком часто появлялся в местах, где находили трупы. На этот раз останусь на втором плавне.
  — Как думаешь, долго будем ждать?
  — Подробной информации?
  Делла кивнула.
  — Это зависит от многого, главным образом от утечек. Если один из следивших за Евой и ее спутницей лично свяжется с заказчиком, то мы сможем об этом узнать через час.
  Делла Стрит подумала минутку и сказала:
  — Одна мысль не дает мне покоя, шеф.
  — Что такое?
  — Адела Винтерс, носящая револьвер тридцать второго калибра в сумочке. Ты думаешь, что полиция ее не обыщет?
  — Читаешь мои мысли, — признался Мейсон.
  — Если окажется, что Хайнса застрелили из револьвера тридцать второго калибра, — задумчиво продолжала Делла, — то это значило бы… И что бы это значило?
  — Это может и ничего не значить. Все зависит от того, найдут ли пулю и какое заключение даст эксперт по оружию. Ты прекрасно знаешь, что эксперты могут определить выпущена пуля из конкретного оружия, или нет.
  — При условии, что у них есть пуля?
  — Правильно.
  — Это последнее меняет ситуацию, — сказала она медленно.
  — Вовсе не меняет, — ответил Мейсон. — Только еще больше осложняет.
  — Конечно, никто из нас не знает, до какой степени хитра Адела Винтерс.
  Мейсон поморщился и взглянул на часы.
  — На этот вопрос мы будем иметь ответ примерно в течение часа. Пойдем ужинать, Делла.
  6
  Мейсон, прохаживаясь туда и обратно по кабинету, услышал в дверь условный стук Пола Дрейка и взглянул на часы: четверть десятого.
  — Делла, пожалуйста, открой Полу.
  — Привет, красотка, — поздоровался с Деллой Пол и повернулся к адвокату: — Господи, Перри, ну и задал ты мне работенку.
  — Узнал что-нибудь?
  — Думаю, мы докопались до самой грязи.
  — Стреляй!
  Дрейк опустился в глубокое, обитое кожей, кресло.
  — Твои клиентки сделали множество покупок, потом поужинали и поехали в Сиглет Мэнор. Мои парни присмотрели за теми, кто наблюдал за женщинами. Это было нетрудно.
  — Те, неизвестные, следовали за моими клиентками во время покупок и по дороге в Сиглет Мэнор?
  — Да.
  — А твои люди наблюдали за ними?
  — Само собой разумеется.
  — А потом.
  — Потом заварилась каша. Сирены, полицейские машины… балаган одним словом. Благодаря твоей идее у нас было время и мы могли заняться всем сразу.
  — Рассказывай по порядку.
  — Один из тех типов помчался к автомату. У моего оперативника был маленький, но сильный бинокль и он сквозь стеклянные двери будки подсмотрел набираемый номер. Проверил и оказалось, что незнакомец звонил в «Калифорнийское Следственное Агентство». Мой парень тотчас дал мне об этом знать, а я сразу же выслал оперативников, согласно твоей инструкции. На месте преступления люди из Следственного агентства крутились в поисках кого-нибудь, из кого можно было бы вытянуть хоть какую-то информацию. Наконец, от одного добродушного офицера полиции им удалось узнать все, что возможно. Они получили те же сведения, что предоставят журналистам. Это, конечно, не вся история, но, наверное, большая часть.
  — Хорошо. Ты выяснил что-нибудь об убийстве?
  — Хайнс был застрелен прямо в лоб, предположительно из револьвера тридцать восьмого калибра.
  — Есть ли выходное отверстие?
  — Нет.
  — Значит, пуля все еще в черепе?
  — Да.
  — Полиция достанет пулю и можно будет проверить, из какого оружия она была выпущена.
  — Да.
  — Это немного упрощает дело.
  — Или осложняет, — сухо сказал Дрейк. — В зависимости от того, является владельцем оружия твой клиент или кто-то другой. Во всяком случае, ребята из Следственного агентства раз за разом бегали к телефону и кормили шефов информацией так быстро, как только возможно. Агентство прислало им сменщика и вызвало одного из детективов, наблюдавших за женщинами. Предполагаю, чтобы дать отчет непосредственно клиенту, который должен был придти в агентство. У нас все было наготове. И действительно, хорошо одетый мужчина, около сорока двух — сорока трех лет, ростом около пяти футов и десяти дюймов, весом сто девяносто фунтов, с рыжими волнистыми волосами, в серой шляпе, одетый в двубортный серый костюм, поспешно влетел в офис Следственного агентства. Провел там где-то около получаса. Мои парни проводили его до большой роскошной машины и ехали у него на хвосте до одного из элегантных домов и там, у привратника узнали его имя. А мы в это время проверили номер машины, что позволило подтвердить информацию привратника.
  — И кто это, Пол?
  — Некий Орвиль Л. Ридли.
  Мейсон присвистнул.
  — И какое отношение он имеет к Хелен Ридли?
  — Как только прозвучало это имя, — ответил Дрейк, — я поручил просмотреть архивы одной из газет и обнаружилось, что Орвиль Л. Ридли женился на Хелен Хокут в марте сорок второго года. Ей было двадцать два года, ему — тридцать восемь. Если мы можем полагаться на эти сведения, то это должна быть та самая Хелен Ридли, что снимает квартиру в Сиглет Мэнор.
  — Этот Орвиль Ридли, — спросил Мейсон, — чем он занимается?
  — Кажется, он маклер.
  Мейсон побарабанил пальцами по столу.
  — Где он сейчас?
  — Сидит в своей квартире. За ним наблюдают двое моих парней.
  Мейсон отодвинул кресло.
  — Поехали, навестим его, — сказал Мейсон.
  — На твоей машине или на моей? — поинтересовался Дрейк.
  — Где стоит твоя?
  — Внизу, перед зданием.
  — Хорошо, тогда поедем на твоей.
  — А мне что делать? — спросила Делла.
  — Находись здесь, у телефона. Мы с тобой свяжемся. Твоя помощь может вскоре понадобиться. Ничего, если ты немного подождешь?
  — Ничего, мне не привыкать, — улыбнулась Делла.
  — Пойдем, Пол.
  Мужчины покинули кабинет адвоката. Мейсон закурил сигарету, когда Дрейк завел машину.
  — Только теперь в голове начинает прорисовываться скелет этого дела, — сказал он, когда Дрейк доехал до первого светофора.
  — Ты имеешь в виду появление мужа?
  — И мужа, и частных детективов.
  — Да, можно потянуть за ниточку, — согласился Дрейк.
  — Естественно, в нашем положении мы прибавляем два к двум и получаем четыре, а потом ищем, что бы еще добавить, что бы получить всю сумму, то есть десять. Но мы можем совершенно разумно предполагать, какие это цифры.
  — И насколько разумны твои предположения? — усмехнулся Дрейк. — И вообще, что это за цифры?
  — Смотри сам: жена пробует жить независимо. Муж хочет развода. Она хотела бы получить соответствующее финансовое обеспечение на будущее, но муж не собирается вести себя великодушно. Она говорит: «Отлично, справимся и без развода». Он выжидает некоторое время, убеждается в том, что это положение ему неприятно и решает нанять детективов, чтобы найти против нее компромат. Она бегает с каким-то парнем, но настолько хитра, что понимает когда наступает момент и к своим обязанностям приступают частные детективы. Нет, Пол, подожди! Что-то не подходит. Она должна была знать, что муж наймет детективов прежде, чем они начнут работать.
  — Почему ты так думаешь?
  — Потому что в момент заключения договора, он дал бы им адрес, а они бы нашли ее и стали за ней ходить. Но, зная, что муж намеревается нанять детективов, она устраивает все так, чтобы обмануть их. Поселяет в квартире брюнетку, похожую на себя, и обоим нужно, чтобы девушка непрерывно находилась в обществе опекунши. Таким образом, все происходит очень приличным образом. Детективы получили, вероятно, фотографию — какую-нибудь мутную карточку — и описание. Им сказали, чтобы они пошли по такому-то адресу, нашли Хелен Ридли и не спускали с нее глаз ни днем, ни ночью. Они приступили к работе — адрес сходится, квартира снята на имя Хелен Ридли, там живет брюнетка, полностью соответствующая описанию. Они начинают за ней следить. Там есть опекунша, которая живет вместе с ней и не отходит от нее ни на шаг. Муж регулярно получает рапорты, показывающие образ жизни, не допускающий ни тени обвинения. Ему это надоедает и он поручает адвокатам составить самый выгодный в такой ситуации финансовый договор.
  — А тем временем настоящая Хелен Ридли забавляется где-то в тени? — усмехнулся Дрейк.
  — Полагаю, — ответил адвокат, — она старается не афишировать себя, но вряд ли проводит долгие вечера с вязанием у камина.
  — Это значит, что Хайнс должен быть ее возлюбленным.
  — Не похоже, — задумчиво произнес Мейсон. — Мне кажется, она слишком хитра, чтобы позволить своему любовнику крутится около квартиры, чтобы детективы начали следить за ним. Нет, у меня впечатление, что Хайнс всего-навсего был простым исполнителем, подручным.
  — Был, — повторил Дрейк.
  — Да, — признал Мейсон.
  — Ну хорошо. И о чем ты собираешься говорить с ее мужем?
  — Хочу задать ему несколько вопросов.
  — А если он не пожелает на них ответить?
  — Тогда я буду вынужден сам отгадывать ответы по его поведению.
  — Это может быть трудно, — заметил Дрейк.
  — Это может быть просто невозможно, — согласился Мейсон. — Но попытка не пытка, попробовать все равно необходимо. Известно когда застрелили Хайнса?
  — Очевидно, где-то днем. Ты же прекрасно знаешь, как работает полиция, Перри. Они не слишком распространяются, пока не получат результаты судебно-медицинской экспертизы и не найдут подозреваемого, который будет точно подходить под рамки предполагаемого времени. Полиция пустила слух, что произведена «предварительная идентификация» подозреваемого. Другими словами, у них нет оснований для возбуждения против него уголовного дела, но они не хотят его исключать, пока не найдут лучшей версии.
  Мейсон покачал головой.
  Дрейк повернул за угол и нашел место для стоянки.
  — Это, наверное, единственное свободное место поблизости, — сказал он. — Интересующая нас квартира находится в том изысканном доме за полквартала отсюда.
  Он закрыл машину, спрятал ключи в карман и мужчины пошли вдоль тротуара к довольно красивому фасаду жилого дома.
  Холл был выстлан мягким пушистом ковром, заглушающим шаги. Такие ковры обычно ассоциируются с атрибутами высокого общественного положения. Дежурный портье мягким голосом спросил имя жильца, с которым посетители хотят увидеться.
  — Мистер Орвиль Ридли, — сказал Мейсон.
  — Мистер Ридли ждет вас?
  — Наверное, нет. Меня зовут Перри Мейсон.
  — Хорошо, а кто ваш спутник?
  — Мистер Дрейк, — сообщил Мейсон. — Прошу сказать мистеру Ридли, что я адвокат.
  — Ах, вы тот самый Перри Мейсон!
  — Да.
  — Пожалуйста, подожди одну минутку.
  Портье записал имена и подал их телефонистке и через несколько минут подошел к Мейсону:
  — Мистер Ридли ждет вас, мальчик у лифта покажет вам квартиру.
  Мейсон и Дрейк вошли в лифт. Мальчик поднял их на пятый этаж.
  — Это квартира пять-В, — сказал он. — Третья дверь направо.
  Мужчина, открывший им двери, соответствовал описанию, представленному сотрудниками Дрейка. Но при личной встрече сухие слова о внешнем виде, чертах лица, весе, возрасте и прочих деталях, на которые обратил внимание профессиональный детектив, забывались под напором внутренней силы, исходящей от этого человека. Пронзительные, внимательные глаза всматривались в непрошенных гостей.
  — Кто из вас Перри Мейсон?
  — Я, — сказал адвокат, переступая порог и протягивая руку.
  Ридли мгновение поколебался, затем пожал руку и повернулся в сторону детектива.
  — Кто это? — спросил он у Мейсона.
  — Пол Дрейк.
  — Кто он?
  — Он сотрудничает со мной.
  — Юрист?
  — Нет, детектив.
  Ридли переводил взгляд с Мейсона на Дрейка. Наконец он резко освободил проход и сказал:
  — Прошу вас, входите.
  Мейсон и Дрейк прошли в квартиру. Ридли закрыл за ними дверь и провел в кабинет.
  — Прошу садиться.
  Посетители сели в мягкие кресла. Венецианские жалюзи, восточные ковры, отлично подобранная мебель комнаты свидетельствовали об отменном вкусе и достатке.
  — Я вас слушаю, — сказал Ридли.
  — Ваша жена находится сейчас в городе? — спросил Мейсон.
  — Не понимаю, какое вам до этого дело.
  — Откровенно говоря, не знаю, — ответил Мейсон.
  — Что вы хотите сказать?
  — Это может быть существенно для дела, которое я сейчас веду.
  — Вы адвокат?
  — Да.
  — Ваши клиенты вам платят за услуги, не так ли?
  — Конечно.
  — И вы представляете их интересы?
  — Именно.
  — И только их интересы?
  — Естественно.
  — Но я не являюсь вашим клиентом. Вы представляете кого-то, чьи интересы могут быть противоположны моим. Если это так, то вы выступаете, как мой противник. Почему же я должен отвечать на ваши вопросы?
  — А почему бы вам и не ответить?
  — Не знаю.
  — Существуют ли обстоятельства, удерживающие вас от ответов на мои вопросы, в частности, на вопрос, где живет ваша жена?
  — Даже этого я не знаю. С какой стати я должен вам отвечать?
  — Попробую зайти с другой стороны, — сказал Мейсон. — Некоторые обстоятельства заставили меня заинтересоваться миссис Хелен Ридли, которая живет в доме Сиглет Мэнор на Восьмой улице. Я хотел бы знать, ваша ли это жена?
  — Почему вас это интересует?
  — Пытаюсь собрать информацию.
  — Какую информацию?
  — Например, кто ее приятели?
  — Вы уже выяснили что-нибудь?
  — Вполне вероятно, мне удастся выяснить.
  — Это может быть для меня интересно.
  — Так значит, это ваша жена?
  — Да.
  — Вы живете раздельно?
  — Конечно.
  — И давно?
  — Шесть месяцев.
  — Вы подали на развод?
  — Нет.
  — А ваша супруга?
  — Тоже нет.
  — Вы собираетесь это сделать?
  — Это вас не касается.
  — А она собирается?
  — Спросите у нее.
  — Вы видите какие-либо возможности возобновления супружества?
  — Это тоже вас не касается.
  — Не могу сказать, чтобы вы охотно давали сведения.
  — Я не собираюсь открывать свои карты, пока не пойму, что за игру вы ведете. Какова цель вашего визита?
  — Вы виделись с женой в последнее время?
  — Нет.
  — Можно узнать, когда вы последний раз разговаривали с ней лично?
  — Это было три месяца назад. Я говорю вам только то, что вы и так можете узнать. Пусть вам не кажется, что вы вытянете из меня важные сведения. Если вы так считаете, то будет лучше, если вы встанете, попрощаетесь и уйдете.
  — Конечно, — сказал Мейсон, — вы не обозы говорить то, что вам не хочется.
  — Да, это очевидно, — сухо подтвердил Ридли. — По какому поводу вы заинтересовались моей женой?
  — Не столько вашей женой, сколько ее квартирой.
  — Почему именно квартирой?
  — Сегодня днем там убит человек.
  — Кто?
  — Некий Роберт Доувер Хайнс.
  — Вы представляете интересы человека, обвиняемого в убийстве?
  — Насколько мне известно, обвинение еще никому не предъявлено.
  — Ну, того, кого могут обвинить?
  — Каждый может быть обвинен в убийстве, — улыбнулся Мейсон. — Судебные дела показывают, как много невинных было обвинено.
  Ридли шевельнулся.
  — Вы смеетесь надо мной.
  — Вы делали то же самое, — заметил Мейсон. — Если, благодаря этой игре, вам удается получить от меня какую-либо информацию, вы считаете, что все в порядке. Если я выравниваю счет, то вы чувствуете себя в опасности.
  Ридли неспокойно задвигался.
  — У меня такое впечатление, — продолжал Мейсон, — что сообщение об убийстве вас не застало врасплох?
  — Не всегда легко угадать по мне, что застает меня врасплох, а что нет.
  — Я сказал только, что у меня сложилось такое впечатление.
  — Может быть.
  — Я действительно хотел только получить немного сведений о вашей жене.
  — Зачем?
  — Надеюсь узнать от вас больше, чем от нее.
  — Какого рода сведения вас интересуют?
  — Ваши детективы следили за ней несколько последних дней. Что им удалось узнать?
  — Вы блефуете?
  — А вы как думаете?
  — Не знаю, потому и спрашиваю.
  — Спрашивая меня, блефую ли я, вы надеетесь на честный ответ? — спросил Мейсон.
  — На этот вопрос я не намерен отвечать.
  — Особенно мне хотелось бы выяснить, что ваша жена делала сегодня днем.
  — Откуда вы знаете, что я нанял людей, чтобы следили за ней?
  — А вы не нанимали?
  — Мне кажется, что это вас не касается.
  — Существуют способы, чтобы это выяснить.
  — Какие, например?
  — Я мог бы подсказать своим хорошим знакомым из Отдела по раскрытию убийств или из окружной прокуратуры, что если бы вызвали для дачи показаний под присягой шефа «Калифорнийского Следственного Агентства», то могли бы получить немного интересных данных.
  Орвиль Ридли подумал над эти минуту и резко спросил:
  — И что бы вам это дало?
  — Такой ход обеспечил бы мне отличные отношения с полицией и получение от них информации по этому делу, по мере ее поступления.
  — Каким образом вы напали на этот след?
  — Этого я не могу вам сказать.
  — Вы не можете сказать мне того, что я хотел бы знать, но требуете от меня, чтобы я открыл вам сведения, которые хотите знать вы.
  — Все правильно.
  — Это не равная игра.
  — Действительно. Но вы можете не говорить мне этих вещей. Я могу достать их кружным путем.
  — То есть, через полицию.
  — Это одна из возможностей.
  — Позвольте мне подумать над вашими словами, — попросил Ридли. — Помолчите, пожалуйста, несколько минут.
  Он поднялся с кресла и нервно заходил по ковру. Наконец он подошел к окну, поставил ребра жалюзи так, чтобы видеть, что твориться снаружи. Минуту постоял с мрачным выражением лица, потом прошел в противоположный угол кабинета, закурил сигарету, затянулся два или три раза и загасил ее в пепельнице. Зазвонил телефон.
  — Извините, — сказал Ридли гостям, подошел к телефону и снял трубку: — Слушаю. — Какое-то время он молчал. Голос в трубке был слышен Мейсону как однотонные металлические трески. Когда они прекратились, Ридли сказал, колеблясь: — Не знаю. — Снова были слышны неразборчивые звуки из трубки, наконец Ридли сказал одно слово: — Информация. — Очередная серия тресков, и Ридли ответил, — Да… Да, именно… Не совсем… Кружат вокруг этого. Хорошо, спасибо. Держи руку на пульсе. Хорошо, до свидания.
  Он положил трубку и подошел к столу, задумчиво глядя на Мейсона. Затем резко повернулся к Дрейку:
  — А вы зачем пришли?
  — Я просто был вместе с Мейсоном.
  — Вы детектив?
  — Да.
  — Мейсон работает на вас?
  — Наоборот — я работаю на мистера Мейсона.
  — Чем вы у него занимаетесь?
  — Чем обычно занимаются детективные агентства? Сбором информации.
  — Это вы доставили ему сведения обо мне?
  — Спросите у мистера Мейсона.
  — Как вы раздобыли эти сведения?
  — Спросите у мистера Мейсона.
  — Зачем все это? — перебил Мейсон. — Мы ни к чему не придем, играя друг с другом в прятки. Я узнал, что частные детективы следят за Хелен Ридли и попросил Дрейка, чтобы он послал своих оперативников выяснить, кто эти люди. След привел в «Калифорнийское Следственное Агентство», а оттуда к вам. Они позвонили вам, когда узнали об убийстве Хайнса, а вы бросились туда, чтобы узнать все лично. Потом вы вернулись домой.
  — Вы знаете, что подслушивание телефонных разговоров является преступлением?
  — Нет, — сказал Мейсон посмотрев ему прямо в глаза. — Правда?
  На какой-то момент в глазах Ридли появилось что-то вроде одобрительного подмигивания. Потом он сказал:
  — Ну, хорошо. Вы открыли несколько карт. Постараюсь выравнять игру. Я узнал, что у моей жены есть любовник и, естественно, желал получить доказательства, для чего и нанял частных детективов. За ней наблюдали последние три дня. Этот тип, Хайнс, постоянно там крутился. Приглашал Хелен и ее подругу на ужин в ресторан, но моя жена никогда не встречалась с ним один на один. Я не мог понять, что все это означает. Однако, один из детективов все же получил от полиции интересующие меня сведения — при осмотре трупа обнаружены ключи от квартиры моей жены. Для полиции, а также для меня, очень существенно, как давно он их имел, как получил и для чего.
  — А вы как думаете?
  — Воспользуйтесь собственным воображением.
  — Мое воображение иногда заходит очень далеко.
  — Жена не хотела дать мне развод. Она не принадлежит к женщинам, которые добровольно отошли бы в тень и вели бы спокойную жизнь на окраине. У нее было шесть месяцев, она потратила кучу денег на слежку за мной. Я решил отплатить ей тем же.
  — Сейчас за вами тоже следят по ее поручению?
  — Сейчас нет. Но еще несколько месяцев назад она затрудняла мне жизнь на каждом шагу. За мной непрерывно ходил какой-нибудь детектив. Она прекратила слежку, потому что ничего не смогла раскопать.
  — Когда вы наняли своих детективов?
  — Три дня назад.
  — Думаю, что мы могли бы обменяться информацией с обоюдной пользой, если бы вы захотели быть немного точнее, — сказал Мейсон.
  — У меня нет привычки платить, пока не узнаю, что получу взамен.
  — Женщина, за которой следили ваши детективы, не является вашей женой, — заявил адвокат.
  — Не говорите глупостей.
  — Я и не говорю, — пожал плечами адвокат.
  — Что это означает?
  — Когда вы решили следить за вашей женой, вы обратились в детективное агентство. Вы сказали, что хотите поручить им круглосуточное наблюдение за женщиной, около двадцати трех или двадцати четырех лет, брюнеткой, такого-то роста и веса, с конкретными размерами талии и бюста, которая живет в квартире номер триста двадцать шесть в Сиглет Мэнор на Восьмой улице. Вы хотели, чтобы они присматривали за ее квартирой и не отставали от нее ни на шаг, если она куда-либо выйдет. Вы хотели так же знать, кто посещает вашу жену.
  — Да, — согласился Ридли. — И что из этого?
  Мейсон вынул бумажник, нашел в нем газетную вырезку с объявлением и протянул ее Ридли.
  — Это ответ, — заявил адвокат.
  Ридли дважды прочитал объявление, прежде чем понял, в чем дело.
  — Ну и дурак же я, — медленно произнес он.
  — Вы понимаете, что это означает, — продолжал Мейсон. — Произошла какая-то утечка информации. Кто-то заранее знал, что вы собираетесь нанять детективов. Ваша жена не хотела, чтобы за ней следили и поэтому тут же исчезла, оставив вместо себя тщательно проинструктированного двойника. Детективы стали следить за указанной вами квартирой и женщиной, полностью отвечающей описанию, данному вами, и которая могла быть той особой, которую они видели на предоставленной вами фотографии.
  — Я не давал им никакой фотографии.
  — Это еще больше облегчило положение мистификаторов, — улыбнулся Мейсон. — Я клоню к тому, что кто-то предупредил вашу жену. Кто-то знал о вашем намерении нанять детективов за два или три дня до того, как они приступили к работе. Теперь я хотел бы узнать, каким образом и через кого могла просочиться эта информация.
  — Вы хотите узнать! — в сердцах произнес Ридли. — А что, по вашему мнению, я сейчас чувствую?
  — Я предполагал, что это вас удивит, — сказал Мейсон. — Мы могли бы объединить наши силы.
  — Что вы знаете еще?
  — Я выложил немного карт на стол. Когда вы откроете свои, мы сможем приступить к очередному розыгрышу.
  — Скажите, — резко спросил Ридли, — случается ли, что детективные агентства дают себя подкупить? Бывает ли, что они работают на две стороны?
  — Иногда.
  — Что вам известно о «Калифорнийском следственном агентстве»?
  — А что вам о нем известно?
  — Мне рекомендовал его один из моих знакомых.
  — Когда вы обратились к ним?
  — Не понял?
  — Сколько времени прошло с того момента, как вы обратились к ним и до того, когда детективы приступили к работе?
  — Они отправились по указанному адресу немедленно.
  — Это значит, что утечка произошла не по вине агентства. Потребовалось немало времени, чтобы напечатать это объявление и привести женщин на квартиру, а это должно было быть сделано до того, как детективы приступили к работе. Это значит, что утечка произошла за два-три дня до того, как вы пошли в агентство. Кто этот ваш знакомый, который рекомендовал вам «Калифорнийское следственное агентство»?
  — Какое это имеет значение? Я ведь не говорил ему для чего собираюсь нанять детективов.
  — Вполне достаточно того, что вы спросили о детективном агентстве.
  — Я спросил его, что он знает о «Калифорнийском следственном агентстве».
  — Хорошо. Кто это был?
  — Я предпочел бы не говорить вам этого.
  Мейсон пожал плечами. На минуту повисла тишина. Наконец, Мейсон кивнул головой и сказал своему спутнику:
  — Думаю, это все, Пол. Мы уходим. — Мейсон поднялся.
  — Подождите, — возразил Ридли. — Прошу вас сесть.
  — У Хайнса были ключи от квартиры вашей жены, — сказал Мейсон. — Вы знали Хайнса?
  — Нет.
  — Я познакомился с Хелен Ридли. Она произвела на меня впечатление особы, живущей под высоким напряжением.
  — Хорошее определение.
  — Хайнс не был растяпой, но был какой-то невыразительный. Не могу представить, чтобы такой человек вызвал интерес у вашей жены.
  — Люди бывают странными. Порой трудно угадать кто кому может понравиться.
  — Это правда. Но, все равно, Хайнс произвел на меня впечатление человека, скорее слабого.
  — Мистер Мейсон, будем откровенны. Меня не касается то, что этот человек был анемичной развалиной плохо проведенного прошлого. У него имелись ключи от квартиры Хелен, этого мне совершенно достаточно.
  — Если бы он был жив, вы упомянули ли бы его в заявлении в Суд?
  — Я и так могу воспользоваться этим аргументом, чтобы несколько ослабить притязания моей жены.
  — Это может быть обоюдоострым оружием, — предупредил Мейсон.
  — Что вы имеете в виду?
  — Хайнс был убит…
  — Это значит, что… ах да, понимаю, — какое-то время Ридли размышлял над неожиданно открывшейся ему стороне дела, наконец сказал: — Не сходите с ума. Ведь я даже не знал этого человека. Мне не нравятся ваши инсинуации.
  — Я не сумасшедший и не делаю никаких заявлений.
  — Но вы опасно близки к этому.
  — Вовсе нет. Для меня это не имеет значения. Мне было интересно, какую манеру поведения вы изберете при некоторых обстоятельствах. Поэтому решил продемонстрировать все аспекты дела.
  — Действительно, вы обратили мое внимание на факт, которого я не заметил, — согласился Ридли.
  — А он может быть существенным, — добавил Мейсон.
  — Он может быть чертовски важным, — с иронией согласился Ридли. — У вас есть какие-нибудь мысли?
  — Относительно чего?
  — Каким образом мне лучше всего использовать факт наличия у Хайнса ключа от квартиры моей жены.
  — Посоветуйтесь со своим адвокатом, — покачал головой Мейсон.
  — У меня нет адвоката.
  — Советовал бы вам поискать приличного специалиста. Какие рапорты вы получили из «Калифорнийского агентства»?
  — Что вы хотите о них узнать?
  — У вас они здесь?
  — Да. То есть, вчерашние. Они присылают их каждый день ко мне на работу.
  — Я хотел бы ознакомиться с ними.
  — Зачем?
  — Из чистого любопытства.
  — Кого вы, собственно, представляете?
  — Может быть, брюнетку, которая получила эту работу.
  — Выступающую вместо моей жены?
  — Я не назвал бы это так. Она просто получила работу.
  — Вы сказали, что виделись с моей женой.
  — Да.
  — Где?
  — В моем кабинете.
  — Когда?
  — В течение последних двадцати, нет, сорока восьми часов.
  — А точнее?
  Мейсон улыбнулся и отрицательно покачал головой.
  — Чего она от вас хотела?
  — Это не она хотела, это я хотел.
  — И чего вы хотели?
  — Боюсь, что я не могу вам этого сказать.
  — В таком случае, боюсь, что не могу показать вам отчеты «Калифорнийского агентства».
  — Что ж, не смею больше вас задерживать, — с улыбкой сказал Мейсон и встал с кресла. — Вы знаете адрес моего офиса на случай, если вдруг решили бы сказать мне еще что-нибудь.
  — Что я получил бы взамен?
  — Это зависит от того, что вы захотите мне сказать и от сведений, которыми я буду располагать на тот момент.
  — Хорошо, я подумаю над этим.
  — Спокойной ночи, — сказал Мейсон.
  Ридли проводил их до двери. Он был похож на игрока в покер, которому нужно немного времени, чтобы осмыслить трудную партию.
  7
  Когда они снова оказались в машине, Дрейк заметил:
  — Черт возьми, Перри, ты проделал большую работу.
  — Которая не продвинула нас слишком далеко, — мрачно усмехнулся Мейсон.
  — Разве не продвинула? Ты выяснил все, что можно. Ридли подтвердил твои предположения относительно причин, по которым была нанята брюнетка.
  — В этом Ридли есть что-то интригующее, Пол. Ты обратил внимание на его квартиру?
  — Что ты хочешь сказать, Перри?
  — Он, наверное, ее сам обставлял.
  — Конечно. Такой обстановки не встретишь в квартирах, сдающихся вместе с мебелью. Даже в самых дорогих и изысканных.
  — Вообще-то, убранство производило впечатление очень… очень гармоничного, правда?
  — Чертовски напыщенное место.
  — Нет, — возразил адвокат. Самым подходящим определением является «гармоничное». Прекрасные венецианские жалюзи, красивые занавески, отличные восточные ковры и много хорошей мебели — и все подобрано с отличным чувством цвета.
  — К чему ты клонишь? — недоумевал Дрейк. — Что это имеет общего с делом? Он должен платить за эту квартиру пятьсот или шестьсот долларов в месяц. И что из этого?
  — Ты видел, каков этот Ридли — он полон энергии. Его всю жизнь мотает от одного предприятия к другому, его одолевает жажда власти. Он словно вулкан, переполненный кипящей лавой — невозможно предвидеть, когда он взорвется.
  — Согласен, но что из этого-то?
  — Я клоню к тому, — продолжал Мейсон, — что этот человек по своему характеру просто не в состоянии обставить свою квартиру подобным образом.
  — Ах вот в чем дело! — воскликнул Дрейк.
  — Теперь понимаешь? В этой квартире чувствуется женская рука. И еще — ты обратил внимание на телефонный звонок?
  — А в чем дело?
  — Он говорил довольно загадочно.
  — Это был звонок из Следственного агентства, — уверенно заявил Дрейк. — Они сообщали ему какие-то сведения, а он отвечал односложно, потому что не хотел распространяться при нас.
  — Почему ты думаешь, что это было агентство?
  — Он употребил слово «информация», не так ли?
  — Действительно, употребил, — согласился Мейсон. — Но подумай минуту, что произошло прежде. Что он сделал до того, как зазвенел телефон?
  — Сидел и разговаривал с нами.
  — Вовсе нет. Он встал и подошел к окну. Прохаживался беспокойно по комнате, а потом подошел к окну. И помнишь, что он сделал?
  — Вернулся и… нет, прежде он раздвинул жалюзи так, чтобы можно было видеть, что делается снаружи.
  — Или, чтобы кто-то смог его увидеть из соседнего окна.
  — Действительно…
  — Так, чтобы этот кто-то мог заглянуть в квартиру, увидеть нас и позвонить. Этот кто-то мог сказать: «У тебя сидят два типа, что им нужно?» И ответом на это могло быть слово «информация».
  Дрейк протяжно свистнул.
  — Естественно, — сказал Мейсон, — это только предположение, не подтвержденное фактами. Но это — логическая дедукция. Ридли — человек обеспеченный, с беспокойным характером, который заставляет его бросаться от одного дела к другому и, наверное, от одной женщины к другой. Такие люди обычно не празднуют золотых свадеб, но с течением времени смены партнерш происходят все реже и реже.
  — И ты предполагаешь, что в этом доме живет еще кто-то, кто…
  — Несомненно. Ридли — не марионетка в чужих руках. Детективы, нанятые его женой, несколько месяцев топтались у него за плечами и он об этом прекрасно знал. Но, предположим, что его соединяют романтические отношения с женщиной, живущей в соседней квартире? Или, что он поселяет в соседнюю квартиру женщину, с которой его соединяют романтические отношения.
  — Черт возьми, Перри, а ведь логично. Ты делаешь выводы на основании всего одно-двух незначительных фактов. Но если не принимать это во внимание, то твое предположение — единственное решение.
  — Я не считаю это решением, — сказал Мейсон. — Лишь мотивы, над которыми можно поработать. Попробуй проверить, кто живет в соседней квартире и как давно она занята. Добудь план здания. Вполне возможно, это не соседняя квартира, а одна из квартир на противоположной стороне двора. Эта особа должна иметь возможность заглянуть в окно, когда Ридли соответствующим образом поставит жалюзи.
  — Хорошо, я займусь этим. Что еще?
  — Пусть твои оперативники присматривают за Ридли. Не думаю, чтобы это что-то дало, но мне хотелось бы знать о нем больше.
  — Кто, собственно, твой клиент в этом деле?
  — Я сам бы хотел это знать, — улыбнулся Мейсон. — Номинально — Ева Мартелл, мне нужна информация, чтобы защищать ее в случае необходимости. Но в действительности, полагаю, сам являюсь своим клиентом. Чувствую этакое нездоровое любопытство — что же произошло на самом деле? Это — тайна, а я люблю тайны. Хотел бы побольше узнать о Ридли, особенно о том, как ему удалось обставить квартиру с таким безупречным вкусом.
  — Хорошо, постараюсь это выяснить. Возвращаемся в офис?
  — Да, Делла ждет.
  Пол свернул на ближайшую стоянку поблизости здания, в котором располагались их конторы, и оба вышли из автомобиля.
  — Зайдешь ко мне? — спросил Мейсон.
  — Нет. Разве, что я тебе нужен. У меня много дел, которые требуют моего постоянного контроля.
  — Что ж, принимайся за работу.
  — Дашь мне знать, если тебе будет что-то нужно?
  — Конечно.
  — У тебя есть еще какие-нибудь инструкции для меня?
  — Пока все. Добудь как можно больше информации об убийстве Хайнса. Поручи оперативникам проверить что происходит в Сиглет Мэнор. И не забывай о мистере Ридли.
  — А что с этими, из Следственного агентства?
  — Забудь о них. Можешь отозвать своих людей, которые за ними следят. Направь их лучше к Ридли.
  — Будет сделано, Перри. Когда ты хотел бы получить сведения?
  — Завтра утром. Если будет что-то действительно важное, то разыщи меня, где бы я ни находился.
  — Хорошо.
  Мейсон прошел по коридору к дверям своего кабинета и открыл их ключом. Делла Стрит посмотрела на него и приложила палец к губам. Мейсон вопросительно поднял брови. Она показала пальцем на двери, ведущие в приемную. Мейсон подошел к секретарше и спросил тихим голосом:
  — Что случилось, Делла?
  — Ева Мартелл и Адела Винтерс ждут тебя.
  — Что-нибудь новенькое?
  — Не знаю. Пришли, самое большее, пять минут назад. Я сказала им, что не знаю, вернешься ли ты в офис или нет. Но попросила немного подождать, на случай, если ты захочешь с ними поговорить.
  — Хорошо, я побеседую с ними, — согласился Мейсон.
  — Сейчас?
  — Да. Пригласи их. Скажи, что я только что вернулся.
  Делла Стрит вышла и через минуту вернулась в сопровождении Евы Мартелл и Аделы Винтерс.
  — Ну, — начал Мейсон, — мне кажется, на вашу долю сегодня досталось много впечатлений.
  — О да, нельзя отрицать, — вздохнула Ева Мартелл.
  — Прошу вас, садитесь, и расскажите все по порядку.
  — Да рассказывать почти нечего. Мы вернулись в квартиру, открыли ее ключом, полученным от мистера Хайнса, и стали распаковываться. Я сняла плащ и собиралась в ванную, когда увидела его.
  — Где он был?
  — Сидел в большом кресле, в спальне. Съехал совсем низко… И эта дыра от пули во лбу, кровь на лице и на костюме — это было жутко!
  — Что вы сделали? — спросил Мейсон.
  — Кричала как безумная, — вмешалась Адела Винтерс. — Я заткнула ей рот рукой и сказала, чтобы она вела себя, как взрослый человек. Подошла ближе и посмотрела на него. Убедилась, что он мертв и велела Еве позвонить вам, чтобы спросить, что нам делать.
  — Ему выстрелили в лоб?
  — Да, прямо между бровей.
  — Вы видели какие-нибудь следы пороха?
  — Я не подумала о том, что нужно это проверить, но, скорее всего, нет.
  — Говорят, что выстрел был произведен из револьвера тридцать второго калибра.
  Миссис Винтерс пожала плечами.
  — Насколько я припоминаю, у вас был револьвер именно этого калибра. Будет лучше…
  — У кого? — воскликнула Адела Винтерс. — У меня?
  — У вас он был, не так ли?
  Она рассмеялась, откинув голову назад.
  — Боже мой, нет конечно.
  — Но ведь вы сами сказали, что…
  — О, это только одна из моих шуточек. Мне до сих пор не доводилось встретить человека, которого нужно было бы опасаться, но неплохо на всякий случай дать людям понять, что они имеют дело с ведьмой. Поэтому я всегда говорю, что не расстаюсь с револьвером. Это отличный блеф.
  — Вы мне заявили, что у вас есть оружие и нет на него разрешения, — возмутился Мейсон. — Я посоветовал вам избавиться от него или получить разрешение на ношение оружия.
  Она посмотрела на него, прищурив один глаз.
  — Но вы помните, что это не произвело на меня ни малейшего впечатления. Это потому, что на самом деле у меня не было никакого оружия. Именно поэтому я и не беспокоилась.
  — Но я всегда была уверена, что ты носишь револьвер! — воскликнула Ева Мартелл. — Ты же столько раз говорила о этом!
  — Это хорошо, — удовлетворенно засмеялась миссис Винтерс. — Ты чувствовала себя в безопасности, правда? Я могу очень долго поддерживать мои маленькие хитрости, но сейчас не та ситуация, чтобы рисковать.
  Мейсон нахмурившись посмотрел на нее.
  — Поставим вопрос ясно. Если у вас было оружие, то полиция, скорее всего, узнает об этом. Тогда, если вы будете возражать…
  — Боже мой, сколько вы делаете шума из-за обычной шутки. У меня никогда в жизни не было оружия.
  — Это ваш окончательный ответ?
  — Конечно. Это правда.
  — Как давно Хайнс был мертв, когда вы увидели его?
  — Не могу сказать. Тело было еще теплым, но… наверное, он был застрелен еще не очень давно. Трудно сказать, какая температура у тела, если не сунуть руку под одежду. Я коснулась только руки, его пиджак висел на стуле рядом.
  — Вы пытались прощупать пульс?
  — Да.
  — Вы касались еще чего-нибудь?
  — Нет.
  — Вы не пытались обыскивать его одежду?
  — Боже мой, зачем мне было делать это?
  — Вы все время были вместе с миссис Винтерс? — повернулся Мейсон к Еве.
  — С какой целью вы задаете эти вопросы? — выкрикнула Адела Винтерс раздраженным голосом. — То же самое спрашивали в полиции.
  — Я должен знать, — твердо сказал адвокат.
  — Да, я все время была вместе с теткой Аделой, — ответила Ева Мартелл.
  — А тогда, когда вы звонили мне?
  — Это было всего несколько минут.
  — Следовательно, вы находились вместе в течение всего дня?
  — Да.
  — Всего, до минуты?
  — Да.
  — Буквально, до единой минуты?
  — Да.
  — Тогда это может помочь.
  — Полиция считает также, — сказала Адела Винтерс.
  — Полицейские спрашивали вас, как получилось, что вы живете в этой квартире?
  — Конечно спрашивали.
  — Что вы им сказали?
  — Правду, естественно.
  — Вы рассказали о Хайнсе и о том, как он нанял вас?
  — Да.
  — Чтобы играть роль Хелен Ридли?
  — Мы не играли ничьей роли, — возмутилась Адела Винтерс. — Мы согласились на эту работу и нам поручили, чтобы во время работы Ева пользовалась этим именем.
  — Но вы рассказали обо мне?
  — Да, рассказали.
  — И то, каким образом я встретился с Хелен Ридли?
  — Этого нет, — ответила Адела Винтерс. — Мы не говорили слишком много.
  — А что вы им рассказали?
  — Мы сказали им, что вы не хотели, чтобы мы выполняли эту работу, пока вы не проверите все ли в порядке и нас нельзя обвинить в преступлении. И еще мы сказали, что вы все выяснили и сообщили нам, что можно возвращаться и мы пошли за покупками и на ужин, а потом поехали в ту квартиру.
  — Вы не говорили о том, что за вами кто-то следил?
  — Нет.
  — Вы сказали им еще что-нибудь?
  — Что еще можно было сказать? Мы были просто наняты на работу и это все. Мы не знали, какого рода эта работа, но мы никого не изображали. И никого не обманывали.
  — Не было ли у вас впечатления, что полиция усматривает за всем этим какой-то хитрый замысел?
  — Откровенно говоря, было похоже на то, что полиция не интересуется этой стороной дела. Мне кажется, что они знают Хайнса. Он был на заметке у полиции по поводу азартных игр. Они не спросили нас даже о номере телефона, по которому мы должны были ему звонить. Поэтому мы и не заикались об этом. Мне кажется, что они разговаривали с одним из тех, кто следил за нами. Точно я не уверена, но мне так кажется. Я видела его в полиции и подумала, что он ожидает допроса.
  — Я думаю, что у них уже были его показания, — сказал Мейсон. — Эти люди были детективами, специально нанятыми для того, чтобы следить за Хелен Ридли. Они ходили за вами повсюду, начиная с того момента, как вы приступили к работе.
  — Ничего себе! Вот это да! — воскликнула Адела Винтерс. — Как только две приличные женщины начинают честным образом зарабатывать на жизнь, сразу же вокруг них начинают крутиться детективы.
  — Полиция требовала, чтобы вы еще связывались с ними?
  — Нет. Я сказала, что возвращаюсь к себе домой, а Ева Мартелл в свою квартиру к Коре Фельтон. Полицейский записал оба адреса и сказал, что позвонит, если им что-нибудь будет от нас нужно. Но мне кажется, что они считают это убийство связанным с азартными играми Хайнса.
  — Вот как, — протянул Мейсон. — Что ж, больше у меня вопросов пока нет.
  Адела Винтерс встала и кивнула Еве.
  — Мы подумали, что следует зайти и все вам рассказать. Вы были так добры к нам…
  — Вы поступили совершенно правильно. Я рад, что поговорил с вами.
  — Я думаю… Кора Фельтон обратилась к вам, чтобы вы проверили, все ли в порядке с точки зрения закона, ну а теперь… Наверное, вам уже больше нечего делать… Мы не хотели, чтобы наш счет возрастал, вы понимаете…
  — Он не возрастет, — засмеялся Мейсон.
  — Но мы не желаем, чтобы вы тратились. Здесь уже больше нечего делать, правда?
  — Трудно сказать.
  — Думаю, что было бы лучше, если бы вы оставили сейчас это дело и сказали нам, сколько это стоит. Мы заплатим. А что с теми деньгами, которые нам должен заплатить Хайнс, кроме тех, что мы уже получили?
  — Вы сказали об этом полиции?
  — Нет. Я сказала, что он заплатил нам сегодня. Они не спрашивали сколько, а я не стала уточнять.
  — В любом случае полиция не станет заниматься вашими финансовыми вопросами. Это дело того, кто наследует Хайнсу.
  — По вашему мнению, мы никому не должны говорить, сколько мы от него получили?
  — Нет. Только тогда, когда душеприказчик Хайнса спросит об этом. Вы скажете, что уплаченная сумма была вознаграждением за выполненную работу и, одновременно, формой гарантии того, что договор с вами будет выполнен и вы получите условленную сумму, даже если возникнут какие-либо непредвиденные обстоятельства.
  — Понимаю. Спасибо вам за все, мистер Мейсон. Спокойной ночи.
  — Спокойной ночи, — ответил Мейсон.
  Ева Мартелл быстро повернулась к Мейсону и протянула ему руку, одарив его полным благодарности взглядом темных глаз.
  — Спасибо, — сказала девушка низким голосом. — Вы были так добры. Мы еще увидимся?
  — Не исключено.
  — Я подумала, что может быть вы не откажетесь заглянуть к нам когда-нибудь на рюмочку… Или, может быть, вы захотите нас еще о чем-нибудь спросить…
  — Больше вопросов не будет, — уверенно заявила Адела Винтерс. — Участие мистера Мейсона в этом деле окончено. Идем, Ева!
  Через несколько минут после их ухода зазвонил личный телефон Мейсона. Так как его номер был известен только Делле Стрит и Полу Дрейку, Мейсон поднял трубку и отозвался:
  — Я слушаю, Пол, что новенького?
  — Есть кое-что. И чрезвычайно срочное.
  — Стреляй.
  — Полиция взялась за парней из Следственного агентства и здорово их припекла. Они вынуждены были рассказать все, что видели.
  — Этого следовало ожидать, — заметил Мейсон. — И что они такого сообщили?
  — Оперативники вытащили свои заметки, где был расписан каждый шаг твоих клиенток. Сказали совершенно точно по каким улицам ходили, номера такси, в которых они ездили, словом — всю информацию такого рода буквально по минутам.
  — И что в этом плохого?
  — Они утверждают, что вскоре после того, как женщины приехали в отель Лоренцо, Адела Винтерс отправилась на поиски. Сзади отеля нашла мусорные бачки, подняла крышку одного из них и заглянула внутрь. Оперативник зафиксировал это, не придав особого значения.
  — Хорошо, Пол, что дальше?
  — Так вот. Полиция обратила на это внимание. Подумали, что она могла там что-нибудь спрятать. Послали несколько человек в отель. За это время бачки были уже наполнены доверху, но оперативник из Следственного агентства четко указал в какой именно заглядывала Адела Винтерс. Полицейские разложили брезент и высыпали содержимое бачка. И что ты думаешь они там нашли?
  — Что?
  — Револьвер тридцать второго калибра с одним пустым гнездом в барабане, — сказал Дрейк.
  Мейсон свистнул.
  — Пули были старого, неупотребляемого теперь образца, — продолжал детектив. — Точно такие, как та, которую врач вынул из черепа Хайнса. Конечно, еще не проведена экспертизы, доказывающая, что пуля выпущена именно из этого револьвера. Но девятьсот девяносто девять шансов на тысячу, что это именно так. Тебе это что-нибудь говорит, Перри?
  — Это мне говорит ужасно много. Делла, быстро беги по коридору и догони Аделу Винтерс и Еву Мартелл прежде, чем они сядут в лифт. Попроси их вернуться обратно. Хоти нет, подожди… Пол, ты ближе к лифту, быстро задержи их. Они только что вышли от меня.
  — Уже бегу, — сказал Дрейк и бросил трубку.
  Спустя десять минут детектив вошел в кабинет Мейсона.
  — Я не успел, Перри. В это время работает только одна кабина. За то время, что я вызывал ее наверх, они как раз дошли до выхода. Я выбежал и осмотрелся, но их и след простыл. Судя по словам лифтера у них было две или три минуты форы, а это много значит в такой ситуации.
  — Не страшно, — сказал Мейсон. — Я знаю, где они живут. Я должен увидеться с ними прежде, чем это сделает полиция.
  — А полиция желает увидеть их раньше, чем это сделаешь ты, — усмехнулся Дрейк. — Эта Винтерс твоя клиентка?
  — Отнюдь. У меня поручение охранять Еву Мартелл.
  — Конечно, — заметил Пол, — эта девушка может иметь чистые руки. Винтерс вполне могла действовать в одиночку. Ну-ну, Перри. Ева Мартелл заявила полиции, что бумажник Хайнса был набит деньгами. Бумажника не обнаружили, хотя полиция обыскала всю квартиру.
  — Бумажник у него, конечно, был. Говоришь, денег не обнаружили, когда обыскивали труп?
  — Нашли около десяти долларов.
  — Ева заявила им, что все время была с Аделой Винтерс?
  — Да, все время. Поэтому полиция их и отпустила. Все показания были в порядке, одна предоставляла алиби другой.
  — Но Ева Мартелл не была с ней все время, это даже я знаю. Она несколько минут разговаривала со мной по телефону, а… К черту, Пол, я хотел бы разыскать ее и посоветовать, чтобы она изменила свои показания и сказала правду. Мне кажется, что эта Винтерс имеет на нее большее влияние, но даже зная об этом, я не могу представить себе, чтобы Ева спокойно стояла рядом, в то время как ее подруга посылает пулю в лоб Хайнсу. Это должно было произойти в то время, когда они выходили из квартиры. Миссис Винтерс задержалась на минуту и присоединилась к Еве уже на улице. А может даже когда они вышли на улицу, Адела Винтерс припомнила, что что-либо забыла и вернулась, чтобы забрать. Потом, когда они уже «нашли» тело, миссис Винтерс сказала Еве, что было бы проще для обеих, если Ева покажет под присягой, что они все время были вместе. А Ева, считая невозможным, что ее подруга может совершить преступление, согласилась и дала показания полиции.
  — Мне действительно очень неприятно, что я не смог догнать их, — сокрушался Дрейк. — Я обежал вокруг здания, но они, должно быть, сразу сели в какое-нибудь такси или подошедший трамвай.
  — Все в порядке, — успокоил его Мейсон. — Было бы неплохо, если бы удалось их поймать, но я знаю где их найти. Делла, набери номер Коры Фельтон.
  Делла Стрит кивнула головой, заглянула в картотеку, в которой у нее были номера телефонов клиентов и стала крутить диск.
  Они терпеливо ждали секунд десять, потом Делла покачала головой:
  — Никто не отвечает, шеф.
  — У нас есть телефон Аделы Винтерс?
  — Думаю, что… Да, есть.
  — Нет даже одного шанса на сто, что полиция уже не ждет ее у подъезда. Но попробуй позвонить, Делла.
  Делла набрала номер, ответа не было.
  — Ладно. Попробуй еще раз позвонить Коре Фельтон.
  Ответа снова не было.
  — Думаю, остается только одно, — сказало Мейсон. — Пол, ты поедешь со мной, мы подождем у дома Коры Фельтон. Делла, останешься здесь. Если позвонит Ева Мартелл, уговори ее вернуться сюда и ждать меня. Если мне не удастся добраться туда раньше полиции, то хоть посмотрю, что можно будет сделать. Пойдем, Пол.
  8
  Всю дорогу Дрейк молчал. Добравшись до цели, они медленно проехали мимо дома, изучая ситуацию. На небольшом расстоянии друг от друга стояли две машины, в каждой из которых сидело по двое мужчин. Оба автомобиля стояли так, чтобы пассажиры могли наблюдать за входом в дом. Незнакомцы были упитанными, с широкими плечами и развитыми мышцами. Посмотрев на них, Мейсон не решился проехать мимо здания еще один раз.
  — Как тебе все это нравится, Пол?
  — Ничего у тебя не выйдет, — ответил детектив, — они держат дом под наблюдением.
  — Но они, конечно, не знают Коры Фельтон.
  — Не будь таким уверенным. Наверняка полицейские разговаривали с дворником и отлично знают где живет твоя клиентка и с кем. Они не хотят, чтобы кто-нибудь сидел в квартире и отвечал на звонки.
  — Я тоже так думаю, — согласился Мейсон. — Черт побери, терпеть не могу проигрывать. Все равно как бросить ягненка на съедение волкам. Давай пораскинем мозгами, Пол. Ведь существует возможность, что они не наскребли денег на такси. Где здесь ближайшая трамвайная остановка?
  — Вон на той улице, через три здания.
  Мейсон быстро доехал до трамвайной линии, свернул к тротуару, остановил машину, выключил двигатель и погасил фары.
  — Это наш единственный шанс, Пол. Не видишь нигде полицейских?
  — Ни одного не заметил. Они оставили засаду около дома, посчитав, что этого вполне достаточно.
  — В это время, — сказал Мейсон задумчиво, — трамваи ходят примерно каждые четверть часа. Если они сели в трамвай около нас, то должны подъехать именно сейчас.
  — Слушай, Перри, что ты собираешься делать, если они появятся?
  — Поговорю с ними, — коротко ответил Мейсон.
  — А потом отвезешь в полицию?
  — Над этим я еще не думал.
  — Подожди минутку, — сказал Дрейк. — Я ведь тебе сообщил, что полиция узнала про Аделу Винтерс.
  — Ну и?
  — Ты прекрасно понимаешь, что это означает. Она убила Хайнса. Это могло быть самозащитой… а то могло и не быть. Но она наверняка его убила и пыталась выкрутиться при помощи лжи. А Ева Мартелл замешана в это вместе с Аделой Винтерс.
  — Ну и?
  — Ты хочешь помочь ей, зная, что полиция ищет ее по обвинению в убийстве, а это ставит тебя в положение соучастника после события преступления. Я не хочу быть замешанным в такого рода дела…
  — Решай, Пол, — пожал плечами Мейсон. — Как раз подъезжает трамвай.
  — Я уже решил. Если у тебя есть желание прятать ее от полиции, я выхожу из игры.
  Трамвай был виден уже совершенно отчетливо.
  — Ты, наверняка, сможешь поймать такси, — сказал Мейсон.
  — Не имеет значения. Я смываюсь. Вижу в трамвае двух женщин, которые собираются выходить. Спокойной ночи, Перри.
  — Спокойной ночи, Пол, — откликнулся Мейсон и добавил тихо: — Смотри, чтобы полиция не поймала тебя здесь, вблизи засады…
  — Ради Бога, Перри, — остановился Дрейк. — Перестань так по-идиотски рисковать головой. Поговори с ней и дай знать полиции. Ведь рано или поздно полицейские ее все равно достанут.
  — Наверное, я последую твоему совету.
  — Можешь мне обещать?
  — Нет.
  — Почему?
  — Я могу изменить свое мнение, когда выслушаю их. Вон они, Пол.
  — Уже ухожу, — сказал Дрейк. — Пожалуй, сяду в этот же трамвай, чтобы оказаться подальше отсюда.
  Он побежал к трамваю. Мейсон зажег фары, развернулся и, в тот момент, когда женщины проходили мимо автомобиля, открыл дверцу.
  — Добрый вечер, Ева, — сказал он. — Ты с миссис Винтерс?
  — Ничего себе, — услышал он голос Коры Фельтон.
  — При таком освещении, — рассмеялся адвокат, — я разглядел только два силуэта. Может, вас подвезти?
  — Мы живем совсем рядом отсюда, но нам будет приятно.
  — Я хотел бы поговорить с вами до того, как вы пойдете домой. У вас там гости.
  — Кто еще? — спросила Ева Мартелл.
  — Полиция.
  — Но они с нами уже разговаривали. По крайней мере со мной.
  — Хотят поговорить еще раз.
  — О Боже, ведь я сказала им все, что знаю.
  — Где Адела Винтерс?
  — Поехала к себе.
  — На трамвае?
  — Нет, это я пересела. Такси, которое мы поймали у вашего офиса, повезло тетку Аделу прямо домой.
  — Это означает, что она оказалась дома раньше вас.
  — Я еще десять минут стояла на трамвайной остановке.
  — А где были вы? — обратился Мейсон к Коре Фельтон.
  — Я была в кино и совершенно случайно встретилась с Евой в трамвае. Когда она рассказала мне, что произошло, я была потрясена.
  — Я буду более спокойно себя чувствовать, если мы поедем покататься на время нашего разговора подальше от вашего дома. Там ждет полиция.
  — Почему мы должны разговаривать? Что все это означает? — с тревогой спросила Ева. — Я думала, что все уже позади.
  Мейсон вел машину, постоянно посматривая в зеркальце заднего обзора.
  — Вы сказали полиции, что провели весь день с Аделой Винтерс?
  — Да.
  — Вы подписали это свое показание?
  — Да.
  — Вы давали показание под присягой.
  — Да, я принимала присягу.
  — Я не из полиции, я ваш адвокат и мне вы должны говорить правду. Вы действительно были с ней целый день?
  — Да.
  — Вплоть до минуты?
  — Ну, практически…
  — Меня интересуют факты, — жестко сказал Мейсон.
  — Ну, было несколько таких моментов, например, в отеле, когда она пошла в туалет.
  — Расставались ли вы с ней хоть ненадолго до того, как отправились в отель?
  — Да, но… какое это имеет значение?
  — Один Бог знает, почему я трачу на вас время, — вздохнул Мейсон. — Неужели из вас нужно вытаскивать правду клещами? Прошу мне точно рассказать, что произошло.
  — Конечно, это ничего не меняет, но когда мы вышли из квартиры и спустились в холл, то остановились у телефона-автомата, чтобы позвонить. Через минуту тетка Адела вдруг вспомнила, что оставила что-то в квартире и решила подняться наверх, чтобы забрать.
  — Что это было?
  — Она сказала мне об этом уже в отеле. Это был ее револьвер. Сказала, что положила его в ящик комода, а потом достала и по рассеянности оставила на комоде, а должна была спрятать в сумку и… ну, просто забыла. Тетка Адела, естественно, не хотела его там оставлять. Поэтому я подождала внизу, в холле, а она взяла ключ и быстро вернулась в квартиру. Конечно, после того как она заявила вам, что никогда не имела револьвера, я не знаю, что и думать.
  — Как получилось, что вы не сказали об этом в полиции?
  — Разве это не очевидно? Когда мы вернулись и увидели Хайнса с пулей в голове, тетка Адела решила, что единственным выходом является все рассказать вам. А вы велели уведомить полицию. А потом тетка Адела пришла к выводу, что не стоит осложнять положение, рассказывая о том, что она забыла что-то в квартире.
  — Она сказала вам, что эта забытая вещь — револьвер?
  — Не тогда. Она сказала мне об этом только в отеле.
  — Сколько было времени, когда она вернулась наверх?
  — Около двух. Может, десять минут третьего. Я посмотрела на часы, когда выходила из лифта: без пяти два. В холле мы были десять пятнадцать минут.
  — Это очень важно. Где вы находились? — спросил Мейсон.
  — Когда тетка Адела пошла наверх? — переспросила девушка.
  — Да.
  — В холле.
  — Вы уверены?
  — Да.
  — Не снаружи, где вас могли видеть наблюдатели?
  — Нет. Я ждала внутри, в холле и читала объявления о скачках.
  — Как долго миссис Винтерс отсутствовала?
  — О, совсем недолго.
  — Вы могли бы сказать точнее?
  — Пять минут, от силы шесть.
  — Но подъем на лифте, заход в квартиру и спуск вниз не могли занять у нее столько времени?
  — Очевидно, все-таки заняли. Ведь она не могла больше никуда пойти. А почему вы задаете мне эти вопросы?
  — У Аделы Винтерс был револьвер и именно из него убит Хайнс.
  — Вы в этом уверены? — растерянно спросила девушка.
  — Вполне. Полиция еще не давала официальную информацию, но они нашли револьвер миссис Винтерс.
  — Где?
  — Там, где видели, как она прятала оружие — в мусорном бачке в отеле Лоренцо.
  — И пуля была выпущена именно из этого револьвера? Но это же совершенно невозможно!
  — Револьвер был заряжен патронами старого образца, которые легко опознать — пуля в черепе Хайнса была именно того типа, что и остальные в найденном револьвере.
  — Но это совершенно невероятно!
  — Хорошо, — вздохнул адвокат. — Посмотрим, что скажет на этот счет сама миссис Винтерс. Вы поверили ей, когда она заявила, что у нее никогда не было оружия, что все это блеф?
  — Нет, не поверила. Это особенность тетки Аделы, Иногда, к тому, что она говорит, требуется относиться скептически. Это вовсе не значит, что она обманывает сознательно — это трудно объяснить. Видите ли, долгие годы она была домашней сиделкой и часто ухаживала за безнадежно больными людьми. Там она научилась лгать — убеждая их в том, что они обязательно выздоровят. А когда занималась каким-нибудь нервнобольным, то лгала, потому что не хотела, чтобы пациент огорчался. Говорила вещи, которые помогали пациенту чувствовать себя лучше. Если бы вы посмотрели на тетку Аделу с этой стороны, то все бы поняли.
  — Иначе говоря, она — лгунья.
  — Ну, если хотите, то можете называть это так. Она старается избежать трудности, обходя факты.
  — И вы уверены, что она лгала, когда говорила, что у нее не было оружия?
  — Мне всегда казалось, что у нее было оружие.
  — А если предположить, что она лгала, говоря о том, что произошло в квартире?
  — Нет, это совсем не похоже на нее. Не могли бы вы поговорить с теткой Аделой еще раз?
  — Опасаюсь, что полиция поджидала ее у квартиры.
  — Мы могли бы поехать туда и проверить.
  — Бесполезная трата бензина, но проверить необходимо, — согласился Мейсон. — Показывайте дорогу. Самым главным мне сейчас кажется объяснение вашего положения.
  — Что вы хотите сказать?
  — Вы заявили полиции, что были с теткой Аделой все время. А раз Роберт Хайнс убит из ее оружия, то вы должны были присутствовать при выстреле — и таким образом попадаете в неплохую заваруху. Полиция ожидает вас у квартиры. Вы будете обвинены в соучастии. Я хотел бы вас из этого вытащить. Потом посмотрим, что можно будет сделать для тетки Аделы.
  — Но сначала проверим, у себя ли она?
  — Да, — ответил Мейсон.
  — И каким образом?
  — Подъедем поближе и пошлем Кору на разведку.
  — Хорошо, — сказала Ева. — Езжайте прямо по этой улице.
  Мейсон с двумя девушками подъехал к дому, в котором жила Адела Винтерс. Это был обычный четырехэтажный дом, в получасе езды трамваем от центра города.
  Небольшая толпа зевак рассказала обо всем, едва Кора Фельтон успела вылезти из машины и смешаться с ними, чтобы выяснить, что произошло. Через пять минут девушка снова была в машине.
  — Ее арестовали? — спросил Мейсон.
  Кора кивнула головой.
  — Ее взяли в тот момент, когда она входила в квартиру. Забросали градом вопросов и тетка Адела совершенно растерялась. Полицейские показали ей револьвер и спросили, чей он. Она призналась, что ее. Это все, что знают люди у дома. Полицейские посадили тетку Аделу в машину и уехали.
  — Хорошо, — сказал Мейсон и повернулся к Еве: — Я намереваюсь вести рискованную игру. Устрою вас сегодня где-нибудь, где вы будете недоступны для полиции, а завтра я буду вести переговоры с окружным прокурором.
  — А почему я не могу сказать сегодня полиции того, что только что рассказала вам? — спросила Ева.
  Мейсон покачал головой.
  — Я должен получить от полиции заверения, что вас не тронут. И мне будет трудно торговаться, если мне нечего будет предложить им.
  9
  Гарри Гуллинг, которого считали серым кардиналом в ведомстве окружного прокурора, редко появлялся в Суде. Лишь изредка можно было найти в газетах его имя. Но посвященные знали, что Гамильтон Бергер полагается на Гуллинга в случаях, когда нужно принять важное решение. Те, кто ориентировался в скрытых пружинах прокуратуры никогда не обращались с делами к Бергеру, предварительно не обсудив вопрос с Гуллингом и не обеспечив себе его поддержку.
  В девять сорок пять Мейсона пригласили в кабинет Гуллинга. Они пожали друг другу руки и адвокат сел напротив хозяина кабинета. Гуллинг был высоким, худым мужчиной, великолепно владевшим умением держать людей своим неподвижным взглядом холодных глаз.
  — Я являюсь представителем Евы Мартелл, особы, которая жила в квартире Хелен Ридли с женщиной по имени Адела Винтерс, — начал Мейсон. — Мне известно, что вы задержали миссис Винтерс по обвинению в убийстве.
  Гарри Гуллинг не пошевелился, его голубые глаза под неподвижными веками были ледяными. Он молчал, ожидая от адвоката продолжения.
  — Думаю, — сказал Мейсон, — моя клиентка может быть каким-нибудь образом полезной вам в этом деле.
  — Каким?
  — Не исключено, что ее показания могут вам пригодиться.
  — Для чего?
  — Предположим, что продумав все происшедшее вчера, она вспомнила, что не была с Аделой Винтерс все время. Я предполагаю, что вам уже известны материалы дела.
  — Я только что закончил допрос миссис Винтерс, а на моем столе лежат рапорты полиции.
  — Отлично, — улыбнулся адвокат. — Значит, нам легче будет разговаривать. Ева Мартелл — молодая женщина, зарабатывающая на жизнь маленькими случайными ролями, иногда подрабатывая манекенщицей. Адела Винтерс — старая подруга семьи Евы и производит впечатление сильной индивидуальности. Установление того, виновна ли она в убийстве — ваше дело. Но у вас есть орудие убийства и, насколько мне известно, установлено, что оно принадлежит Аделе Винтерс. В свете показаний, сделанных вчера Евой Мартелл, вы не сможете добиться для нее обвинительного приговора, потому что не сможете доказать, что у Аделы Винтерс была возможность совершить убийство. Признаю, что моя клиентка вчера должна была более ответственно подойти к свои показаниям. Может, она пыталась защитить Аделу Винтерс. Может, у нее просто слегка перепутались в памяти все события. Можно сказать, что взволнованная происшедшим, она даже не подумала о тех непродолжительных эпизодах, когда расставалась с Аделой Винтерс.
  Гуллинг не отводил взгляда от лица Мейсона.
  — Где находится сейчас ваша клиентка?
  — Она может явиться в ближайшее время, если это необходимо.
  — Полиция ищет ее.
  — Ей будет приятно помочь полиции всем, чем может.
  — А чего хотите вы?
  — Расставим все точки над «i», — предложил Мейсон. — Я знаю, что Ева Мартелл подписала показания, сделанные под присягой. Если окажется, что эти показания содержат не слишком точное описание событий, то я хочу получить заверения, что из этого не будет сделано далеко идущих выводов.
  — Ради этого вы и пришли ко мне?
  — Да.
  — И именно поэтому вы прячете свою клиентку, вместо того, чтобы привести ее и посоветовать, чтобы она сказала: «Извините, я ошиблась».
  — Да, поэтому, — сказал со злостью Мейсон. — А вы что, собственно, думали? Что я совсем откроюсь?
  — Вы открылись полностью.
  — Чепуха! — воскликнул Мейсон.
  — Адела Винтерс виновна в хладнокровно совершенном убийстве. Мы можем это доказать. Ваша клиентка принимала в этом участие после факта совершения преступления, а, возможно, и перед этим.
  — Если моя клиентка не выйдет и не признается, что совершила ошибку, а будет сидеть тихо, что вы тогда сможете сделать?
  — Вы задали вопрос и я на него отвечу, — спокойно сказал Гуллинг. — У Аделы Винтерс был револьвер, заряженный очень своеобразными пулями. Этот револьвер был у нее до двух часов двадцати минут вчерашнего дня, когда она выбросила его в мусорный бачок отеля Лоренцо. Около двух часов Роберт Хайнс был застрелен пулей, выпущенного из этого оружия — пулей, которая идеально подходит к гильзе, оставшейся в револьвере и имеет другие характерные особенности, точно соответствующие пуле, которую получил эксперт, стрелявший из этого оружия. Ева Мартелл показала под присягой, что она ни на минуту не расставалась с Аделой Винтерс. А раз так, то мы осудим их обоих. И я скажу вам, мистер Мейсон, кое что еще. Когда полиция вчера вечером арестовала Аделу Винтерс, надзирательница осмотрела ее одежду и отобрала личные вещи. Как вы думаете, что она при этом нашла?
  — Не думаю, чтобы какая-нибудь вещь, найденная при ней, могла иметь существенное значение, — сказал Мейсон, стараясь сохранять непроницаемое выражение лица.
  — Вы действительно так думаете? — с холодной иронией спросил Гуллинг. — Ну что ж, может быть вы перемените мнение, когда я скажу, что у нее нашли бумажник Роберта Доувера Хайнса с его документами, водительскими правами и тремя тысячами долларов в крупных банкнотах. Это прекрасный мотив убийства. А когда ваша сладкая, невинная подруга-актриса сядет на скамью подсудимых и под присягой скажет, что постоянно находилась с Аделой Винтерс, то будет обвинена в даче ложных показаний. Мне надоели люди, которые пытаются обвести нас вокруг пальца. И скажу вам еще кое-что, мистер Мейсон. Еву Мартелл разыскивает полиция. У них есть ордер на арест. Сейчас она скрывается от закона. Если вы ее прячете, то вы — соучастник после факта совершения преступления, и вы прекрасно знаете, что это означает. Даю вам время до полудня на то, чтобы Ева Мартелл явилась в полицию. В противном случае, мы примем меры против вас. Думаю, это все, что я могу сообщить вам по этому делу. До свидания.
  10
  Мейсон сидел перед тяжелой сеткой, разделяющей на две части комнату для свиданий. С другой стороны на него смотрела Адела Винтерс.
  — Миссис Винтерс, — сказал адвокат, — я собираюсь открыть вам свои карты. Я пытался помочь Еве Мартелл и сначала думал, что это будет несложно. Теперь я вижу, что это не так.
  — Почему?
  — Из-за бумажника Хайнса, найденного у вас. Полиция предполагает, что вы и Ева обдуманно совершили убийство Хайнса, чтобы заполучить его деньги.
  — Это абсурд!
  — У полиции есть очень сильные аргументы.
  — Ева совершенно не виновна. Но я вляпалась и знаю об этом.
  — Похоже, что вы втянули и Еву.
  — Я ведь ни за что не сделала бы этого. Я люблю эту девушку, как родную дочь. Вы будете меня защищать, мистер Мейсон?
  — Скорее всего нет. Я здесь только потому, что заявил будто должен поговорить с вами как адвокат, чтобы решить браться ли мне за ваше дело. В некотором роде, это правда. Но на самом деле я хочу знать как выглядит ситуация, чтобы защищать Еву Мартелл..
  — Хорошо, я скажу вам, как все было. Когда вы предупредили меня об опасности ношения оружия без разрешения, я сделала вид, что не обратила на это внимания. Но на самом деле я была очень взволнована. Я отдавала себе отчет в том, что это может привести к неприятностям. А, насколько я знаю, есть такой закон, что если во время совершения преступления у подозреваемого имелось оружие, то на условное наказание и рассчитывать нечего — придется считаться с возможностью надолго прописаться в тюрьме.
  — Это действительно так.
  — Поэтому я решила избавиться от оружия. Вернувшись от вас, я сразу же вынула револьвер из сумочки. Спрятала его в ящик комода. Позже, когда мы намеревались уйти оттуда, я вынула револьвер из ящика и положила его на комод. Но, забрав вещи, и уходя из квартиры в страшной спешке, я забыла о нем. Внизу, в холле, я несколько раз звонила мистеру Хайнсу, но безрезультатно. Я позвонила и вам, но номер был занят. Тогда я вдруг вспомнила о револьвере и сказала Еве, чтобы она подождала, потому что я кое-что оставила в квартире и должна быстро вернуться наверх.
  — Сколько было времени?
  — Пожалуй, часа два, может быть, немногим больше.
  — И что вы сделали?
  — Я поднялась на лифте, прошла пор коридору и открыла дверь в квартиру. Револьвер лежал на комоде. Тогда я не заметила ничего странного, но потом, когда восстанавливала события дня в памяти, то обратила внимание, что когда я оставляла револьвер, ствол был направлен к стене, а когда забирала, дуло смотрело прямо на меня. Дверь в спальню была закрыта. Я не открывала ее — к счастью. Убийца должен был находиться в то время там. Я взяла револьвер, повернулась к дверям и тогда увидела бумажник, лежавший на полу, недалеко от двери в спальню. Клянусь вам, что я только посмотрела, увидела, что это бумажник Хайнса и сунула его за блузку. Я хотела отдать ему бумажник при первой же встрече, и думала тогда, что это будет очень скоро. Я вышла из квартиры, спустилась в холл и мы вместе с Евой поймали такси и поехали в отель Лоренцо. Мы ехали не больше пяти минут. В туалете я открыла сумочку, чтобы достать пудреницу и почувствовала характерный запах пороха. Я осмотрела револьвер и увидела, что одной пули нет. Я понюхала барабан. Да, это был запах пороха. Я решила избавиться орт револьвера, пошла к мусорным бачкам и выбросила его. И эта вся, самая чистая правда — до последнего слова.
  — Я хотел бы верить в то, что вы рассказали, — ответил Мейсон. — Очень хочу верить в то, что вы невиновны. Но ваша история не выглядит убедительной. И я не представляю, чтобы Суд мог в нее поверить.
  — Ох, я ведь могу ее улучшить, если только у меня будет немного времени, — заверила она его.
  — Это значит, что вы намереваетесь изменить свой рассказ?
  — Конечно — чтобы он звучал более правдоподобно.
  — Не обращая внимания на факты?
  — Факты ничего не значат, — фыркнула она. — Правда часто бывает не слишком убедительной. А у меня есть талант придумывать истории. Вам я рассказала настоящую правду, но не повторила бы ее никому другому.
  — Вы хотите, чтобы я поверил в то, что между вашим первым выходом из квартиры и возвращением наверх, Хайнс и убийца вошли в спальню так, что вы их не заметили? Что неизвестный застрелил Хайнса из вашего револьвера, который он взял с комода, а потом положил его на место, вынул бумажник Хайнса и бросил его на пол и что ему пришлось спрятаться в спальне из-за вашего неожиданного возвращения?
  — Да, так это и должно было произойти.
  Мейсон внимательно посмотрел на нее.
  — Вы хотите сказать, — продолжал он, — что убийца для правдоподобности взял бумажник с более чем тремя тысячами долларов и бросил его на пол, чтобы вы могли его подобрать?
  — Вы мне не верите?
  — Не верю.
  — Но это было именно так. Клянусь вам своей собственной жизнью. Я говорю правду.
  — Как вы думаете, каким образом Хайнс вошел в квартиру так, что вы его не видели?
  — Не знаю. — Помолчав минуту, она добавила: — Он должен был как-то войти. Если его застрелили из моего револьвера, то он должен был быть там до того, как я покинула дом, все равно, кто его застрелил. Ведь его тело было там, в спальне.
  — Конечно было, — согласился Мейсон. Потом вдруг спросил: — А что с тем номером телефона, который Хайнс вам дал? Он сказал, где находится этот телефон?
  — Нет.
  — А когда вы звонили в холле, может быть вы или Ева видели, как кто-то входил в дом?
  — Нет, никто не входил, пока мы там находились.
  — Есть только один способ объяснить эти факты, чтобы ваш рассказ не казался слишком неправдоподобным. Я изучу вашу гипотезу, — пообещал адвокат.
  — Какую гипотезу?
  — Что Хайнс жил в другой квартире этого же здания, и что у него там был телефон.
  — Да! Конечно так и было! Это должно было быть так. Это поправило бы мои шансы, правда?
  Мейсон посмотрел на нее и спросил:
  — Вы уверены, что сказали мне правду?
  — Да, я сказала вам правду, — серьезно ответила она и добавила: — Но я не дала бы за нее и ломаного гроша.
  11
  По телефону, стоявшему в тюремной комнате для свиданий, Мейсон позвонил Полу Дрейку.
  — Как дела, Перри? — поинтересовался детектив.
  — Не лучшим образом, — признался адвокат. — Но у меня появился след.
  — Я слушаю.
  — Возьми у Деллы номер телефона, по которому Адела Винтерс должна была звонить Хайнсу. Проверь, где находится этот телефон. Мне больше всего хочется узнать, не было ли у Хайнса квартиры в Сиглет Мэнор.
  — По-моему, полиция раскопала все, что можно было узнать об этом Хайнсе, — сказал Дрейк. — Он там не жил. Он снимал комнату в центре, в одном из пансионатов вот уже больше пяти лет. Он был одиноким и малообщительным. Играл в азартные игры и, кажется, ставил довольно много.
  — Проверь все-таки тот номер телефона, Пол. Это важно. Сообщи мне о результатах как можно скорее. Что ты узнал о квартире Ридли? Точнее, о его соседях.
  — Вот здесь, похоже, мы наткнулись на уязвимое место Ридли. Ее зовут Дафна Грайдли. Она архитектор, немного занимается отделкой и декорацией внутренних помещений. Живет в этом доме уже шесть лет и это благодаря ее заботам Ридли получил свою квартиру.
  — Как она выглядит, Пол?
  — Классно!
  — Сколько ей лет?
  — Двадцать шесть или двадцать семь.
  — Блондинка или брюнетка?
  — Шатенка.
  — Она не нуждается в средствах?
  — Я думаю.
  — Сколько зарабатывает?
  — Она получила неплохое наследство шесть лет назад. Проектирует только для того, чтобы чем-то заниматься.
  — Практически это нам ничего не дает, Пол, разве только что мы подтвердили свои подозрения. Это может доставить лишь немного личного удовлетворения.
  — Твои подозрения, — поправил Дрейк. — И никогда нельзя предвидеть, пригодятся ли нам сведения или нет. Я могу узнать еще чего-нибудь, если пригляжусь к этой мисс Грайдли. Что ты на это скажешь?
  — Оставляю это на твое усмотрение. У меня такое впечатление, что вокруг меня сжимаются клещи и что мне нужна будет всевозможная помощь. Проверь тот телефон сразу же, Пол. Я позвоню тебе минут через двадцать, может, через полчаса.
  — Хорошо, — сказал Дрейк. — Думаю, что полиция нас здесь опередила, но никогда не повредит попробовать. Не могу сердится на тебя за то, что ты пытаешься бороться, Перри.
  — Надо пытаться. Я должен раскопать это дело до дна. И что-то подсказывает мне, что полиция тот телефон не отрабатывала. Хайнс был замешан в какие-то махинации с азартными играми и наверняка об этом полиция разузнала все. Но они даже не удосужились спросить тот номер телефона у Евы Мартелл и Аделы Винтерс. Ну, ладно, я позвоню тебе позже.
  — Я все выясню, — ответил Дрейк. — Но держи карты при себе, Перри. Все выглядит не лучшим образом для этой миссис Винтерс.
  — И ты говоришь это мне! — воскликнул адвокат. — К тому же ты не знаешь самого убийственного доказательства, которым располагает полиция. Ну что ж, не я ее адвокат — это единственное утешение.
  Мейсон повесил трубку и пошел к выходу. Сев в машину, он направился в скромный пансионат, который держала женщина, когда-то бывшая его клиенткой.
  — Добрый день, Мэй, — поздоровался он. — Как там наша подопечная?
  — Отлично. Она в комнате двести одиннадцать. Полтора часа назад я отнесла ей завтрак. Она не хотела доставлять мне хлопот, но я сказала, что вы посоветовали ей не показываться на людях, пока не закончите с ее делом.
  — Хорошо, — похвалил Мейсон. — Спасибо, Мэй.
  Мэй Бигли, высокой блондинке, было немногим более тридцати лет. Ее лицо имело твердое выражение, но смягчалось, когда она смотрела на Мейсона.
  — Я не занесла ее в реестр на тот случай, если бы напали на ее след, или пришли с проверкой. Комната двести одиннадцать официально пуста.
  — Вы не должны были делать этого, Мэй.
  — Вы просили спрятать ее, — сказала она. — А если вы говорите что-то, то это для меня свято.
  — Это очень мило с вашей стороны, но рискованно.
  — Для вас я не остановилась бы ни перед каким риском.
  — Благодарю, Мэй, — улыбнулся адвокат. — Я поднимусь наверх.
  Адвокат поднялся по лестнице, прошел по коридору и постучал в дверь комнаты двести одиннадцать.
  Ева Мартелл открыла так быстро, что складывалось впечатление, будто она сидела у двери и нетерпеливо ожидала прихода адвоката. Она была одета и ее лицо осветилось, когда она увидела, кто пришел.
  — Ох, как я рада, что вижу вас! Я думала, что эта женщина пришла за посудой. Я хотела сама отнести все вниз, но она сказала, что вы… Но пожалуйста, проходите, присаживайтесь. Пожалуйста, садитесь на это кресло, оно удобнее. Я устроюсь здесь, около окна.
  Мейсон сел, вынул портсигар, открыл его и предложил Еве сигарету. Она отрицательно покачала головой.
  — Я слишком много курила и не могу успокоиться. Так ждать и не знать, что происходит… Скажите, тетку Аделу уже выпустили? Вам удалось все устроить?
  — У меня плохие новости, Ева, — сказал Мейсон и закурил. — Я не буду вилять, для этого нет времени, я расскажу все как есть.
  — Я слушаю. — На ее лице отразилось напряжение, она не сводила с него глаз.
  — У полиции готовое, можно сказать несокрушимое, обвинение против Аделы Винтерс.
  — Как… В чем?
  — В убийстве и в краже.
  — Краже?
  — Может быть, грабеже. Вы помните тот бумажник Хайнса, набитый долларами? Он доставал оттуда деньги, чтобы заплатить вам.
  Девушка кивнула головой.
  — Полиция нашла этот бумажник у Аделы Винтерс, когда ее обыскивали в тюрьме. В нем было немногим более трех тысяч долларов.
  — Но это невероятно! Она не могла взять бумажник! Она сказала бы мне что-нибудь, если бы…
  — И однако, она взяла, — возразил Мейсон. — Она сама сказала мне об этом.
  — Когда?
  — Совсем недавно. Сказала, что когда вернулась наверх, чтобы забрать револьвер, нашла лежавший на полу бумажник. Хайнс, вероятно, был уже мертв, а рядом с ним, в спальне, притаился убийца.
  — Без оружия?
  — Во всяком случае, без орудия преступления.
  — Я не могу в это поверить!
  — Вы не можете поверить! А как вы думаете, что скажет Суд?
  — Я… я не знаю.
  — Ну, хорошо, — продолжал Мейсон. — Таким образом вы оказались в самой середине паштета. Я пробовал как-то уладить дела в прокуратуре и ударился головой в стену. Им нужны вы.
  — Как соучастник?
  — Как лицо, замешанное в это дело, вместе с Аделой Винтерс.
  — Но ведь я ничего об этом не знала.
  — Вы подписали показания, данные под присягой.
  — Но… я… Я не видела никакого повода, чтобы… Вы же знаете, как это было, мистер Мейсон.
  — Вы помните, как после обнаружения трупа вы позвонили ко мне и попросили, чтобы я приехал туда?
  — Да.
  — Где была тогда миссис Винтерс?
  — Вместе со мной.
  — В той же самой комнате?
  — Да.
  — А где находилось тело?
  — В спальне.
  — А что делала миссис Винтерс в то время, когда вы звонили?
  — Она… Я должна вспомнить… Она как раз пошла посмотреть на Хайнса, чтобы убедиться действительно ли он мертв.
  — А при случае она спокойно могла вынуть бумажник из внутреннего кармана пиджака. Она ведь видела, что Хайнс его туда убирал.
  — Но тетка Адела никогда ничего подобного не сделала бы.
  — Но могла это сделать.
  — Не сделала бы.
  — Но могла это сделать?
  — Да. Могла. Имела возможность. Но она никогда не сделала бы этого.
  — Хорошо. Хайнс был застрелен из ее оружия. Его бумажник с тремя тысячами долларов, нашли среди ее вещей. Окружной прокурор мог бы даже обвинить ее в обдуманном грабеже, во время которого жертва сопротивлялась и была убита. И вы во все это замешаны. Заместитель окружного прокурора дал мне срок: вы должны явиться в полицию до двенадцати часов. Мне неприятно, но я должен буду сдержать свое обещание.
  — Все, что вы посоветуете…
  — Я хотел немного поторговаться с заместителем прокурора. Обычно такие номера проходят, но на этот раз Гуллинг, со своими доказательствами, почувствовал себя хозяином положения, отверг мое предложение и потребовал, чтобы сегодня до полудня вы явились в полицию. Прошу взять такси, поехать в полицию, там назвать себя и сказать, что я поручил вам так поступить. И прошу не отвечать ни на какие вопросы. Вы можете мне это обещать?
  — Да.
  — Вам действительно нельзя ничего говорить. Прошу не отвечать на вопросы, относящиеся к убийству, даже если они будут звучать совсем невинно. Вы понимаете?
  — Да, — повторила она.
  — Все будут говорить, что я дал вам неправильный совет, что оказываю вам медвежью услугу. Но вы должны мне доверять, даже если вам придет в голову, что я действую неправильно.
  — Да, — ответила Ева в третий раз.
  — Хорошо, молодец. Теперь я должен идти. Здесь есть телефон?
  — В холле есть автомат.
  — Спасибо, я позвоню оттуда. Обязательно возьмите такси не позже, чем в одиннадцать тридцать, чтобы успеть в полицию до двенадцати. Я увижу вас вскоре после того, как вы туда явитесь. Выше голову.
  Мейсон спустился вниз, нашел телефон и набрал номер агентства Дрейка.
  — Алло, Пол? — сказал он, когда детектив поднял трубку. — Узнал что-нибудь?
  — Думаю, что у тебя дар ясновидения, — ответил Дрейк. — Это номер в Сиглет Мэнор, квартира номер четыреста двенадцать, на четвертом этаже, рядом с лестничной площадкой. А снимает ее женщина, некая Карлотта Типтон. Из того, что мне удалось узнать, это веселая девица, которая никогда не выходит из дома раньше одиннадцати, регулярно платит за квартиру и, кажется, не имеет постоянного занятия, хотя одевается хорошо. Это тебе чем-нибудь поможет, Перри.
  — Это, — довольно усмехнулся Мейсон, — значит для меня очень много, Пол. Возьми Деллу, скажи, чтобы она не забыла блокнот для стенографирования и несколько карандашей, и мчись во весь опор в Сиглет Мэнор. Ждите меня там, я буду так быстро, как только смогу.
  12
  Пол Дрейк как раз остановился перед Сиглет Мэнор, когда из-за угла вырулил Перри Мейсон. Он остановился сразу же за машиной детектива.
  — Ну вот мы и на месте, — сказала Делла Стрит, когда они все трое оказались перед входом в здание. — Во время поездки я несколько раз усомнилась, увидимся ли мы когда-нибудь.
  — Мы явно опередили полицию, — отозвался Дрейк. — Насколько удалось выяснить моим оперативникам, Карлотту Типтон не навещали официальные лица. Один из моих парней все еще здесь. Ты хочешь, чтобы мы пошли с тобой, Перри?
  — Не только хочу, но если тут находится один из твоих людей, то возьми его с собой. Мне нужны свидетели.
  По знаку Пола, мужчина, сидевший за рулем припаркованной машины, вышел и подошел к ним.
  — Знаете Фрэнка Холта? — спросил Дрейк. — Это один из моих сотрудников. Мисс Стрит и Перри Мейсон, Фрэнк. — Они обменялись поклонами и Дрейк продолжил: — Мы намереваемся поговорить с Карлоттой Типтон, Фрэнк. Хотим, чтобы ты был при этом разговоре в качестве свидетеля. Держи открытыми глаза и уши, что потом мог вспомнить все, что происходило. Идем.
  Они остановились перед входными дверьми.
  — Ну что, позвоним по домофону Карлотте, чтобы открыла нам двери? — спросил Пол. — Или лучше позвонить в какую-нибудь другую квартиру?
  — Если у тебя есть ключ, то можно самостоятельно справится с этим делом, — заметил Мейсон. — Не нужно особо хитрого ключа, чтобы открыть такой замок…
  — Смилуйся, Перри.
  — Смелее, Пол, открывай.
  — У тебя есть ключ? — Дрейк вопросительно посмотрел на Фрэнка Холта.
  — Конечно, — сказал оперативник и тотчас же открыл дверь.
  — Я буду вести разговор, — предупредил Мейсон. — Вы не снимайте шляпы — это самый лучший способ притвориться полицейскими и прицепиться будет не к чему. Пошли.
  Они поднялись на лифте, нашли квартиру Карлотты Типтон и Мейсон постучал в двери. Послышалось какое-то движение, потом донесся звук, будто кто-то тащил по полу тяжелый предмет. Наконец дверь открылась. На пороге появилась женщина и тут же сделала шаг назад при виде столь официально выглядевшей группы незнакомых ей людей.
  — Что… Что это значит?
  Мейсон уверенно миновал ее и вошел в квартиру. Повсюду были видны следы сборов. На диване лежали сложенные предметы туалета. Открытый чемодан, лежавший на полу, был наполовину полон. Второй чемодан, закрытый и перетянутый ремнями, был отодвинул в сторону, когда хозяйка квартиры открывала дверь.
  Карлотте Типтон, женщине чуть выше среднего роста, с гладкой кожей и рыжими волосами было около тридцати лет. Она была одета в юбку и блузку, но не успела еще накраситься и глаза у нее были слегка припухшие, что в равной мере могло быть результатом слез или злоупотребления алкоголем накануне.
  Делла Стрит решительным шагом направилась к стулу, стоящему у стола, села, открыла блокнот и приготовила карандаш.
  Фрэнк Холт подошел к окну, вынул из кармана сигару, сунул ее в рот и, откинув полы пиджака, засунул большие пальцы в проймы жилета.
  — Ну, Карлотта, — начал Мейсон, — дело выглядит совсем плохо, не так ли?
  — Что вы имеете в виду?
  — Вы потеряли источник доходов.
  — Это… не в этом дело. Я потеряла друга.
  — Может, вы нам расскажете об этом?
  — Он убит, вот и все, что я знаю.
  — Он был вам дорог?
  — Был другом.
  — Это он платил за квартиру?
  — Нет.
  — Понимаю, — сказал Мейсон. — Вы уезжаете потому, что время от времени вам необходимо менять окружение?
  Она ничего не ответила.
  — Попробуем прояснить ситуацию, — продолжал Мейсон. — Хайнс ожидал здесь телефонные звонки. Что он делал после того, как ему звонили?
  В ее глазах отразилось безграничное удивление.
  — Я никогда не интересовалась делами Боба, — сказала она.
  — Но вы знали, что он ожидал здесь телефонные звонки, а потом должен был куда-то звонить?
  — Да.
  — Вы знали, в чем дело?
  — Тогда еще нет.
  — И он говорил по телефону, чтобы сразу же позвонили по такому-то номеру?
  — Да?
  — Может быть, вы расскажете нам, что произошло вчера? Что вы знаете об этом убийстве?
  — Кто вы?
  — Меня зовут Мейсон.
  — Боб был моим близким другом, — сказала она. — Мы хотели пожениться. Я связывала с ним большие надежды. Позже я узнала, что он содержит другую женщину.
  — Кого?
  — Как кого? Эту Хелен Ридли.
  Мейсон бросил быстрый взгляд на Пола Дрейка.
  — Вы думаете, что Роберт Хайнс содержал Хелен Ридли?
  — Да.
  — Вы читали сегодняшние утренние газеты?
  — Нет. Я только собиралась выйти из дома. Мне не доставляют газет по утрам. Я привыкла слушать новости по радио.
  — Понимаю. Каким образом вы узнали, что Хайнс содержит Хелен Ридли?
  — Я заметила как-то, что он странно себя ведет и позже узнала в чем дело.
  — Как?
  — Я обнаружила у него еще один ключ от квартиры в этом же доме.
  — Вы знали номер квартиры?
  — Он был выбит на ключе — триста двадцать шесть.
  — И вы знали, кто там живет?
  — Я нашла имя в списке жильцов внизу.
  — И вы узнали, что квартиру снимает Хелен Ридли?
  — Да.
  — И это она была той таинственной особой, которой звонил Хайнс?
  — Ну, я думала, что это как-то связано между собой. Да, скорее всего, это была она.
  — Что происходило, когда Хайнс уходил? Вы должны были передавать сообщение Хелен?
  — Нет, он всегда оставлял мне телефон, по которому я могла застать его, а если он не мог оставить номера телефона, то звонил каждые полчаса. Он строго придерживался этого правила.
  — И вы не были посвящены в подробности его дел?
  — Нет.
  — Когда вы обнаружили этот ключ?
  — Позавчера.
  — И что вы сделали?
  — Проверила номер квартиры и узнала, что она принадлежит Хелен Ридли.
  — Вы разговаривали с Хайнсом на эту тему?
  — Нет. Какой смысл расспрашивать мужчину о женщине, с которой он связан, одновременно проживая со мной? Сами подумайте.
  — Так что вы сделали?
  — Когда он вчера вышел от меня, я пошла за ним. Посмотрела, вызовет ли он лифт. Он спустился по лестнице на третий этаж.
  — Вы спустились за ним?
  — Да.
  — Что он сделал?
  — Вошел в квартиру той женщины.
  — Постучал?
  — Да, постучал и подождал минутку. Это позволило мне догнать его. Я могла смотреть вглубь коридора в щелку, приоткрыв на пару дюймов дверь с лестничной площадки.
  — Никто не ответил на этот стук?
  — Никто. Но он все равно вошел. Вынул ключ из кармана, открыл дверь и вошел.
  — Что вы тогда сделали?
  Карлотта Типтон посмотрела на Мейсона и выражение ее лица внезапно стало враждебным.
  — Скажите, почему вас это интересует? — спросила она.
  — Вы не хотите отвечать? — вопросом на вопрос жестко ответил Мейсон.
  — Нет, я хотела бы только знать… — она снова стала покорной.
  — Ну, так что вы сделали? Прошу отвечать на мои вопросы!
  — Что ж, я подождала минуту, подошла к двери и постучала.
  — И что дальше?
  — Никто не ответил.
  — Вы что-нибудь говорили?
  — Нет, только постучала четыре раза. Потом, когда никто не ответил, я обо всем догадалась: он был там с этой женщиной!
  — И как вы себя повели?
  — Я вернулась к себе и стала собирать вещи. Теперь мне жаль, что я не устроила скандала — могла бы сохранить ему жизнь!
  — Сколько было времени, когда он спустился в ту квартиру?
  — Около двух. Может быть, без пяти два.
  — А что произошло потом?
  — Не было смысла больше здесь оставаться. У меня есть приятель в Денвере, который мне очень симпатизирует, я давно собиралась перебраться к нему. У меня впечатление, что он рад был бы жениться на мне и я его очень люблю. Боба я, впрочем, тоже очень любила.
  — Когда вы узнали об убийстве?
  — Только поздним вечером. Услышала, как говорили об этом люди в холле.
  — Вы не читали утренних газет?
  — Нет. Я и вечерней вчера не купила.
  — Вы уже завтракали?
  — Да.
  — Давно?
  — Около часа назад.
  — И вы не выходили, чтобы купить газету?
  — Нет.
  — Ваш друг был убит в этом же доме, а вы даже не купили газету, чтобы узнать подробности? — переспросил Мейсон. — Вы не пытались узнать, кто его убил?
  — Хелен Ридли убила его и полиция это знает.
  — Вы когда-нибудь видели Хелен Ридли?
  — Да.
  — Когда?
  — Я встретила ее один раз в лифте. Я поднималась на свой этаж, а она и та пожилая женщина, ее тетка или что в этом роде, вышли на третьем.
  — Тогда вы уже знали что Хелен Ридли ваша соперница?
  — Ну да.
  — Вы ничего ей не сказали?
  — А что я должна была ей сказать?
  — Вы внимательно к ней присмотрелись?
  — Естественно.
  Мейсон минуту помолчал, раздумывая, затем сказал тихо:
  — Хелен Ридли ничего не значила для Роберта Хайнса. Их связывали исключительно деловые отношения.
  — Что вы говорите?! У него был ключ от ее квартиры. Он…
  — Конечно, ключ у него был, но эта девушка в квартире не Хелен Ридли. Хелен наняла Хайнса, чтобы он нашел ей близнеца.
  — Что значит — близнеца?
  — Двойника, дублера — кого-то, кто мог бы занять ее место и делать вид, что это она. Хайнс поместил в газете объявление, при помощи которого искал брюнетку строго определенного типа.
  — Вы… Это правда? — глаза Карлотты Типтон округлились от удивления.
  Мейсон вынул бумажник и показал ей объявление. Она прочитала и отдала ему газетную вырезку. Губы у нее задрожали и в глазах появились слезы. Потом она внезапно закрыла лицо руками и начала рыдать.
  Мейсон позволил ей нарыдаться, потом мягко сказал:
  — Вы видите, мисс Типтон, ваши подозрения были совершенно беспочвенны. Вы убили его в приступе ревности, не имея никакого повода. Теперь вы, может быть, скажете, что произошло на самом деле?
  — Я уже сказала вам, — ответила она поднимая лицо, залитое слезами.
  — Нет, вы не сказали. Вы пошли к этой квартире и постучали в дверь. Он не хотел открывать, поэтому вы крикнули, что знаете, что он там. Тогда он открыл. Вы ворвались внутрь. Отступая от вас он вошел в спальню, пробовал объясниться. Вы увидели лежавший на комоде револьвер, в ярости схватили его и застрелили Хайнса!
  — К чему вы стремитесь? — спросила она. — Хотите свалить на меня вину за убийство?
  — Я хочу, чтобы вы сказали правду. Если это произошло иначе, то расскажите, как именно.
  — Почему я должна вам все рассказывать? Почему, черт возьми, я вообще должна вам что-то рассказывать? Кто вы такой? Вы из полиции?
  — Минуточку. Попробуем, по крайней мере, хоть что-то выяснить. Когда вы обнаружили, что Хайнс находится в той квартире, что вы сделали?
  — Поднялась к себе и начала собирать вещи.
  — Кто этот ваш приятель из Денвера?
  — Я не хотела бы называть его имя.
  — Но я хочу знать, кто он. Я должен знать, говорили ли вы с ним.
  — Но… я… говорила с ним по телефону вчера вечером.
  — Вы звонили из этой квартиры?
  — Нет, я вышла и позвонила из уличного автомата.
  — Как его зовут?
  — Вы не можете заставить меня назвать его.
  — Но вы с ним говорили?
  — Да.
  — И спросили, можете ли приехать к нему?
  — Да.
  — Во сколько это было?
  — Этого я вам не скажу.
  — Вы случайно не звонили ему сразу после двух часов?
  — Нет.
  — С какого телефона вы звонили?
  — Не собираюсь больше отвечать ни на какие вопросы. Мне кажется, что вы… Вы из полиции?
  — Послушайте, мисс Типтон, — быстро сказал Мейсон. — Мы ведем следствие по этому делу, выясняем все, что возможно. Вы хотите, чтобы убийца Роберта Хайнса попал в руки правосудия?
  — Вы из полиции?
  — Нет, я адвокат, а эти двое — детективы.
  — Детективы из полиции?
  — Какая разница? — спросил Мейсон. — Вы хотите утаить сведения?
  — Во всяком случае, я не хочу рассказывать всего любому, кто войдет сюда и станет задавать мне вопросы. Я думала, что вы из полиции.
  Наблюдая взглядом за карандашом Деллы, Мейсон сказал:
  — Не знаю, почему у вас возникло такое мнение. Ни одного раза мы не утверждали, что мы из полиции. Мы просто зашли, чтобы задать вам несколько вопросов. Я сказал вам, что меня зовут Мейсон. Перри Мейсон, я адвокат.
  — Ах, так вы Перри Мейсон?
  — Да.
  — Какое вам до всего этого дело?
  — Я же сказал вам, что пытаюсь выяснить, кто убил Роберта Хайнса.
  — Тогда вам нужно идти в полицию, — сказала она мрачно.
  — Думаю, что действительно пойду. Ваш рассказ очень интересен.
  — Я была глупой, что рассказала вам все. Вы… вы меня испугали.
  — Чего вы боялись?
  — Это не ваше дело.
  — Вы думали, что мы из полиции. Значит, вы боитесь полиции?
  Она отвернулась.
  — Молчание вам ничего не даст, — сказал Мейсон. — Вы нам уже достаточно сказали и теперь ничего не выиграете, замкнувшись словно устрица.
  — Я хотела бы, чтобы вы ушли отсюда, — сказала она. — Я хочу закончить сбор вещей. Кроме того, мне нечего больше вам сообщить.
  — Мисс Типтон, что было первым, что вы увидели, войдя вчера днем в квартиру Хелен Ридли?
  — Я не входила в квартиру. Говорю вам, что я шла за Бобом и… я не хочу больше ничего говорить. Вы можете задавать вопросы, пока у вас язык не отвалится, а я вам больше ничего не скажу.
  — Но вы видели Хайнса, когда он входил в квартиру?
  Она продолжала упрямо молчать.
  — И вы знали, что там, на комоде, лежал револьвер?
  Ответа снова не было. Карлотта Типтон сидела сжав губы в одну тонкую злую линию. Мейсон поймал взгляд Деллы Стрит и сказал:
  — Что ж, мне кажется, это все. Идемте отсюда.
  Они молча вышли друг за другом из квартиры, оставив Карлотту Типтон, мрачно смотревшую им вслед припухшими глазами. В коридоре Дрейк спросил:
  — Ну, Перри, и что ты об этом думаешь?
  — Ничего не думаю, — улыбнулся Мейсон. — Потому что это дело полиции.
  — Ты считаешь, что это она убила Хайнса?
  — Конечно она. Припомни детали, Пол. Роберт Хайнс дал Аделе Винтерс номер телефона Карлотты Типтон, по которому всегда можно было связаться с ним. Схема очевидна: если кто-то звонил Хелен Ридли, то Адела Винтерс должна была поднять трубку, ответить, что Хелен в ванне или что-нибудь в этом роде и что она через несколько минут перезвонит. Потом должна была передать сообщение Хайнсу. Он передавал сообщение Хелен. Та же могла позвонить этому человеку и тот не имел возможности проверить — из своей квартиры она звонит, или нет. А вот как должны были развиваться события вчера днем: согласно моему поручению, Адела Винтерс и Ева Мартелл покинули квартиру Хелен Ридли. Спустились в холл и Адела Винтерс подумала о том, что они должны сообщить Хайнсу о своем уходе. Я не советовал ей этого, но она сама решила, что так будет лучше. Сначала она позвонила мне, чтобы получить мое согласие. Мой телефон был занят, поэтому она минуту подождала и позвонила еще раз, но снова безрезультатно. Потом она позвонила по номеру, который дал ей Хайнс: никто не поднял трубку. Вы понимаете, что это означает? Карлотта не отвечала на телефон. То есть пока миссис Винтерс ожидала внизу, пять или десять минут, в квартире Карлотты Типтон никого не было, потому что Карлотта пошла за Хайнсом в квартиру Хелен Ридли. Она собственноручно провела небольшое расследование и обнаружила, что мужчина, которого она любила, имел ключи от другой квартиры в этом же доме, квартиры, которую снимала Хелен Ридли.
  — С такими доказательствами, которыми мы располагаем, — с сомнением сказал Дрейк, — ты чертовски намучаешься, чтобы доказать ее вину.
  — Это окружной прокурор будет чертовски мучатся, чтобы доказать, что не она его убила, — улыбнулся Мейсон. — Он должен будет представить железное обвинение Аделе Винтерс. Может быть я не смогу доказать, что Карлотта Типтон нажала на спусковой крючок, но наверняка смогу использовать ее для того, чтобы расшатать обвинение против Аделы Винтерс и Евы Мартелл.
  — Это ты сможешь наверняка, — согласился Дрейк.
  — А теперь, Пол, мы должны найти Хелен Ридли.
  — Вероятно, полиция уже искала ее, — сказал Дрейк. — Похоже на то, что они совершенно удовлетворены тем, что у них уже есть и они искали ее лишь для проформы.
  Фрэнк Холт, все еще жующий свою незажженную сигару, сказал совершенно обычным голосом:
  — Я немного осмотрелся, пока вы обрабатывали эту девицу, мистер Мейсон. У телефона была приколота карточка с номерами. Я стянул эту карточку — пожалуйста. Какой-нибудь из этих номеров может вам пригодиться.
  Мейсон осмотрел карточку с явным удовольствием.
  — Пол, — сказал он, — я почти уверен, что один из этих номеров принадлежит дереву, где свила свое гнездышко Хелен Ридли. Проработай эти номера как можно быстрее. Сколько тебе понадобится времени?
  — Сколько там номеров?
  — Около дюжины, — ответил Холт.
  — Это большая работа, Перри. Но я могу раздобыть сведения, скажем, если повезет, в полчаса.
  — Я буду у себя в кабинете, — сказал Мейсон. — Доставь мне туда сведения и пусть кто-нибудь из твоих людей присматривает за Карлоттой. Я не хотел бы, чтобы она внезапно испарилась.
  13
  Едва Мейсон успел усесться в свое кресло, как зазвонил телефон. В голосе Пола на этот раз не было характерной медлительности.
  — Мы проверили три из этих номеров, Перри.
  — И что?
  — Один из них — номер телефона в отеле Юкка Армс. Это скорее, пансионат, сдающий комнаты на длительный срок. Там под вымышленным именем живет Хелен Ридли.
  — Где ты сейчас находишься, Пол?
  — Звоню из аптеки на углу Десятой улицы и аллеи Вашингтона.
  — Как это далеко от отеля, в котором живет Хелен?
  — Восемь или десять перекрестков.
  — Подожди меня. Я сейчас там буду. — Мейсон положил трубку и взял шляпу.
  — Ты хотел, чтобы я позвонила Гарри Гуллингу, — заметила Делла Стрит.
  — Не сейчас, — бросил Мейсон, выходя из кабинета. — Я сам позвоню ему, когда вернусь.
  Мейсон заехал в аптеку, чтобы забрать Дрейка, и они вместе направились в отель Юкка Армс.
  — Под каким именем она зарегистрирована? — спросил адвокат.
  — Дженевьев Джордан.
  — Ты уверен, что это именно Хелен?
  — Кажется да. Полностью соответствует описанию. Она живет в номере пятьдесят-В. Нет смысла тратить время на разговоры с администратором. Делай вид, что идешь к себе домой.
  Они поднялись на лифте и Мейсон постучал в комнату пятьдесят-В.
  — Кто там? — спросил женский голос.
  — Мейсон.
  — Думаю… Мне кажется, что вы перепутали номер комнаты.
  — Нет.
  — Кто вы?
  — Перри Мейсон.
  — Я… Я не знаю вас.
  — Мы можем продолжать разговор через дверь, но будет лучше, если я войду внутрь. Что вы предпочитаете?
  — Делайте, что хотите, — сказала она. — Я вас не знаю и позвоню в полицию, если вы не уйдете.
  Мейсон повысил голос:
  — Когда ваш муж напустил на вас детективов и вы решили…
  Они услышали звук поспешно отодвигаемого засова. Двери резко распахнулись и Мейсон оказался под обстрелом полных возмущения глаз.
  — Вы самый отвратительный из всех людей… — она замолчала при виде Пола Дрейка.
  — Входи смелее, Пол, — предложил Мейсон.
  — Да, сердечно приглашаю, — язвительно сказала она. — Каждый знакомый мистера Мейсона приятен мне в любое время дня и ночи. Прошу войти. А может быть, вы останетесь на ужин?
  Мужчины прошли в комнату. Мейсон закрыл за собой дверь и начал:
  — Для нас всех будет лучше, если вы перестанете притворяться, миссис Ридли.
  — На самом деле?
  — Нет повода, по которому мы не могли бы быть друзьями, — продолжал Мейсон вежливо. — У вас неплохой темперамент и когда вы злитесь, то теряете чувство меры. Но я заметил одно: если вы замечаете, что почва уходит из-под ног, вы можете успокоиться и действовать совершенно иначе. Вы были бы хорошим адвокатом.
  — Правда? Вы даже не знаете, какую любезность вы мне оказали. А теперь, что вы хотите?
  — У нас нет времени на приятные светские разговоры, — сказал Мейсон. — Мы хотим полной информации.
  — От меня вы узнали все.
  — Позвольте мне представить Пола Дрейка, шефа «Детективного Агентства Дрейка». Я нанял его для расследования этого дела.
  — Как поживаете, мистер Дрейк? Приятно познакомиться. Я так много о вас слышала. Прошу чувствовать себя как дома. Вы хотите, наверное, увидеть мой дневник? И ознакомиться с полным списком моих знакомых? А может, несколько интимных фотографий?
  Игнорируя ее иронический тон, Мейсон сказал:
  — Конечно, мы могли бы устроить это совершенно другим способом, если бы это было так необходимо.
  — Это шантаж?
  — Можете понимать и так.
  — Не терплю шантажа.
  — И меня тоже, — спокойно сказал Мейсон. — Вы можете углубить это чувство. А сейчас вы, может быть, скажете, как выглядит наш счет?
  Она минуту внимательно смотрела на адвоката и неожиданно улыбнулась:
  — Люблю борцов.
  Мейсон молчал.
  — Я знаю, — продолжала она, — вы думаете, что это уловка. Еще одна уловка, о которых вы только что говорили. Что я пробую каким-то новым способом отрезать вам дорогу к чему-то, чего вы добиваетесь. Но это не так. Просто я решила принять вашу игру.
  — Тогда вы должны закатать рукава, — заметил Мейсон.
  — Вы виделись с моим мужем?
  — Да.
  — Вы умеете определять характер человека?
  — Я часто должен полагаться на это умение.
  — Значит, вы знаете Орвиля — неспокойный, кипящий, болезненно ревнивый и воинственный, вызывающий, гордый, навязывающий свою волю и достигающий успехов.
  — Довольно большой список прилагательных, — заметил Мейсон.
  — Это сложный человек. Он добивается успехов в делах, потому что мало кто может сопротивляться силе, с которой он бросается на дело, или постоянному натиску, с которым он действует позже. В нем нет спокойствия и потому люди, с которыми он имеет дело, тоже не могут быть спокойны.
  — Могу себе представить, что значит быть его женой.
  — Не так трудно быть его женой — по настоящему трудно перестать ею быть.
  — Продолжайте.
  — Этот человек очаровал меня — своей страстью, своим постоянным желанием быть первым во всем. До этого я никогда не встречала кого-либо подобного. Уже одно это было плохим признаком, потому что мне казалось, что я знаю все типы людей и могу классифицировать любого в течение пятнадцати минут.
  — Мистер Ридли не поддавался классификации? — спросил Мейсон.
  — Не в течение пятнадцати минут.
  — Но теперь вы его уже классифицировали?
  — Да.
  — И он вам уже надоел?
  — Это не совсем так. Мне кажется, что я никогда не любила его. Я была просто восхищена его личностью. Как каждый, кто с ним встречался, я была поражена силой его характера. Он пожелал меня с той самой минуты, как впервые увидел, а когда он чего-то хочет, то сразу же начинает убирать препятствия.
  — Результатом было то, что вы вышли за него замуж, — сказал Мейсон. — Все эти ваши размышления появились после свадьбы.
  — Нет, это попытка объяснить то, что произошло позже.
  — А что произошло?
  — Приблизительно шесть месяцев назад я влюбилась. Влюбилась по-настоящему, впервые в жизни.
  — И что вы сделали?
  — Я совершила самую большую ошибку, которую может совершить женщина.
  — Но весьма распространенную, — заметил Мейсон.
  — Вы меня совершенно не поняли, — нетерпеливо встряхнула она головой. — Я не это имела в виду. Я пошла к Орвилю и сказала ему, что встретила человека, который мне нужен, что я хочу развода и что хотела бы все устроить по-доброму, без скандалов.
  — Это и была ваша ошибка?
  — Несомненно. Мне нужно было сказать Орвилю, что выходя за него замуж я не была уверена в том, что эта связь будет постоянной, что только сейчас я поняла, как он мне нужен и что я хочу остаться с ним до конца жизни — он сам бы постарался со мной расстаться. Конечно, я знала, что у него есть какие-то увлечения, трудно ожидать, что такой мужчина сможет долго удовлетворяться одной женщиной. Это не означает, что он не интересовался мной. Это была его страсть завоевателя, которая давала себя знать при виде каждой новой женщины. Если бы я действовала тогда разумно, сделав выводы из знания его характера, то была бы свободна.
  — Следовательно, вы пошли к мужу и рассказали ему чистую правду? И что произошло?
  — Если бы вы его знали, то сразу бы сказали, что нетрудно было предвидеть его реакцию. Я была его женой, его личной собственностью и он не намеревался от меня отказываться. Ведь он — великий Орвиль Ридли. Я должна была его любить. Я не могла любить никого, кроме него. Преступлением было думать, что пользуясь его вниманием можно было хотя бы заинтересоваться другим мужчиной. И произошло то, что и следовало произойти. Он стал вдруг относиться ко мне враждебно и так же враждебно он настроен к мужчине, который угрожает его собственности.
  — Ему известно, кто этот человек?
  Ее губы решительно сжались, она тряхнула головой.
  — Этого Орвиль никогда не узнает, — сказала она. — Не сможет узнать.
  — И однако, если вы просили его о разводе, — продолжал Мейсон, — и если вы ему откровенно сказали, что вы любите другого, то мне кажется, что он должен был знать, о чем идет речь.
  — Я не совсем глупа. Я совершила одну ошибку, но остереглась в совершении еще большей глупости, которой было бы сообщение имени этого человека. Любимого человека. Я хотела вести себя честно по отношению к Орвилю и поняла, что это именно то, чего с ним делать нельзя. Но я знала его слишком хорошо, чтобы догадываться насколько опасно было бы, если бы он узнал кто это человек.
  — Опасно? — переспросил Мейсон. — Вы имеете в виду физическую угрозу?
  — Не знаю… Вероятно нет. Понятия не имею какое бы оружие выбрал мой муж, физическое или… какое-нибудь другое. Человек, которого я люблю, уязвим с разных сторон. Он не Самсон, и при этом его финансовое положение не из самых лучших.
  — Но вы его любите?
  — Да. Я люблю его! Может быть потому, что чувствую себя необходимой ему, может, это материнский инстинкт. Значительную роль в моих чувствах играет желание помогать ему, потому что он слаб, а я сильная. Потому что, как я сказала, он не слишком крепок физически и я представляю себе, как легко было бы довести его до нервного срыва. Он очень впечатлителен — не только в мелочах, но и в столкновении, например, с несправедливостью. Всевозможные конфликты заставляют его отступать и каждый раз он тяжело все переживает. У него мечтательная натура, большое воображение, которое позволяет ему жить будущим. Сейчас его финансы в шатком положении, но я верю, что когда-нибудь он станет богатым человеком.
  — Короче говоря, — улыбнулся Мейсон, — вы его любите. И это его ваш муж пытался обнаружить с помощью детективов?
  — Он всевозможными способами старался узнать, кто это. В последнее время, решив использовать еще один шанс, он нанял детективов. В этот момент я была в отчаянии. Я не верила, что нам удастся долго сохранять тайну, когда частные детективы начнут систематическое наблюдение. Я решила, что есть только один выход.
  — Вы пригласили на свое место двойника?
  — Даже больше того. Я создала старательно разработанную мистификацию. Я знала, что мой муж слишком горд, чтобы лично приблизиться ко мне. Его план состоял, между прочим, в том, чтобы я прибежала к нему с плачем. Я должна была бы сделать это из-за отсутствия денег. Он считал, что деньги будут для меня важнее, чем чувство собственного достоинства. Но я скорее умру с голоду, чем вернусь к нему.
  — Вы не выглядите изголодавшейся, — снова улыбнулся Мейсон.
  Не обращая внимания на его замечание, она продолжала:
  — Когда я покидала мужа, у меня почти не было собственных денег и он прекрасно знал об этом. Но я решила не осторожничать, не обращать внимания на то, сколько у меня осталось денег, не тратить экономно, столько-то каждый месяц, глядя как мои деньги тают. Я начала…
  — Вы начали играть.
  — Да. Я играла.
  — Вы спекулировали, или это был просто азарт?
  — Самый обычный азарт. И я выиграла. А потом перестала рисковать. Я не перестала играть, но уже не делала большие ставки. Я выиграла достаточно, чтобы кое-что отложить. Поняла, как выгодно вкладывать деньги в недвижимость и стала… ну, у меня нет сейчас желания развивать эту тему, потому что я еще не чувствую себя достаточно крепко, понимаете? Если бы муж узнал о моих доходах и средствах их добывания…
  — Меня не интересуют ваши финансовые операции, но я хотел бы выяснить, каким образом вы узнали, что ваш муж собирается приставить к вам детективов.
  — Это просто, — улыбнулась молодая женщина. — Я сказала вам, что получила деньги благодаря игре — моя первая ставка была значительной, а потом я перестала играть на большие суммы. Тогда я приобрела дружбу и уважение того человека, с которым играла. Видите ли, многие пытаются сорвать банк, но очень немногим это удается.
  — Ваш муж играет? — спросил Мейсон.
  — Да, но не в тех же местах, что я. Он завзятый покерист и любит играть на крупные суммы в избранном обществе, часть из них профессиональные игроки — честные, но чрезвычайно хитрые и отличные психологи. Во время партии покера Орвиль спросил у одного из игроков об адресе хорошего детективного агентства, в которое он мог бы обратиться с уверенностью, что сыщиков не подкупит противная сторона. Этот игрок посоветовал ему «Калифорнийское Следственное Агентство». Этого было достаточно — только один вопрос. Но это случилось, когда мой приятель сидел за этим же игровым столом. Он пришел ко мне и сказал, что подозревает, что мой муж хочет приставить ко мне частных детективов.
  — А Хайнс? — спросил Мейсон. — Каким образом он оказался замешанным во все это?
  — Хайнс — игрок малого калибра. Он сам не ставил, но мог поставить за кого-нибудь. Я узнала его ближе, потому что его девушка жила в том же доме, где я сняла квартиру. Он все сделал бы за деньги и в определенном смысле был очень полезен.
  — И вы обратились к нему с предложением?
  — Да. Он, конечно, не знал всей подоплеки. Он бывал в доме, не будучи там официальным съемщиком, и оказался для меня идеальным помощником. Он заверил меня в том, что не составит никаких трудностей найти подходящую брюнетку, которая могла бы заменить меня. Если бы кто-то из знакомых пришел навестить, что было маловероятно, поскольку я предупредила всех, чтобы не навещали меня без предварительной договоренности по телефону, то ему бы сказали, что я вышла, а если бы кто позвонил, то услышал бы заверения, что я перезвоню через полчаса. Затем Хайнс сообщал мне, кому я должна позвонить.
  — Как долго вы собирались поддерживать такое положение?
  — До тех пор, пока мой муж не получил бы образ спокойной молодой женщины, живущей с опекуншей и ведущей безупречный образ жизни. Время от времени посещающей рестораны вместе с Хайнсом и подругой, но все очень сдержанно и скромно. Настоящий образ жены Цезаря!
  — Вы думали, что муж поверит в это?
  — Я была в этом уверена.
  — Почему?
  — Потому что знала насколько дотошно следят детективные агентства. Я сказала вам, что совершила ошибку, в оценке характера моего мужа и не хотела повторить ошибку. Я рассчитывала, когда мой муж убедится, что его жена живет одиноко и под хорошей опекой, сказать ему, что мне надоела жизнь без него и я хотела бы вернуться. Этого было бы достаточно, чтобы он возбудил дело о разводе в течение двадцати четырех часов.
  — Хайнс произвел на меня впечатление мелкого авантюриста.
  — Он таким и был.
  — И, вероятно, с не слишком высокой этикой, — продолжал Мейсон.
  — Что вы имеете в виду?
  — Не исключено, что он был не так прост, как это могло казаться.
  — Прошу выразиться точнее. Что вы подразумеваете?
  — Возможно, Хайнс работал на вас, и одновременно проводил частное расследование, чтобы выяснить чего вы добивались, делая подмену.
  На ее лице мелькнуло некое подобие страха, но голос был совершенно спокоен:
  — Не думаю, что я должна была чего-то опасаться с его стороны. Хайнс был довольно покорным до тех пор, пока получал деньги.
  — Вполне возможно, — сказал Мейсон голосом знатока, — что обнаружив всю правду, он не остановился бы перед шантажом. Вряд ли вам известно о всех его делах, а ведь у него в бумажнике была неплохая сумма, учитывая его довольно скромную деятельность.
  — Сколько там было? — спросила она.
  — Немногим более трех тысяч.
  — Чепуха! Я сказала вам, что Хайнс играл, а игрок должен в любую минуту иметь в своем распоряжении деньги. Я знаю таких, которые всегда носят при себе в десять раз больше.
  — Интересная мысль, — сказал Мейсон, словно не заметив ее протеста. — Хайнс мог начать вынюхивать вокруг, собирая на вас компромат. Точно зная ваше местопребывание, он мог получить сведения, которые детективы добыть не могли. Тогда он мог бы продать информацию вашему мужу или пригрозить вам.
  — Я бы ни цента не заплатила шантажисту.
  — А что бы вы сделали?
  — Я бы… я…
  — Конечно, — сказал Мейсон. — Вы его скорее убили бы.
  — Мистер Мейсон, уж не хотите ли вы сказать, что я застрелила Роберта Хайнса? — выкрикнула она с возмущением.
  — Я просто рассматриваю различные возможности, — спокойно ответил адвокат.
  — Вот значит, какова ваша благодарность за откровенность.
  — Я как раз думаю над тем, чем вызвана ваша откровенность.
  — У меня нет сомнений, мистер Мейсон, что вы умеете правильно оценить характер человека и догадаться о его побуждениях. Моя откровенность была выражением признания вашей интеллигентности и умения преодолевать трудности и добиваться своего. Вы наверняка заметили, что я сражаюсь какое-то время, а затем уступаю — внезапно и до конца, решив избрать другую тактику.
  Мейсон кивнул в знак согласия.
  — У меня типично женский характер, а в вас есть что-то, что восхищало меня когда-то в моем муже. Вы сильная личность, вы так же как он преодолеваете препятствия и сопротивляетесь ударам судьбы. Я боролась какое-то время с мужем, потом сдалась. Я сдалась и вам, выложив на стол свои карты. Я была откровенна.
  — Шокирующе откровенны, — признал Мейсон. — У вас был в сумочке револьвер, когда вы пришли вчера в мой кабинет?
  — Не говорите глупостей.
  — Был?
  Она хотела что-то сказать, а потом посмотрела ему прямо в глаза.
  — Был.
  — Какого калибра?
  Она слегка заколебалась, но ответила:
  — Тридцать восьмого.
  Мейсон рассмеялся.
  — Вы мне не верите?
  — Мне кажется, что это был калибр тридцать два, — сказал он. — Что вы с ним сделали?
  — Я его выбросила.
  — Куда?
  — Туда, где его никто не найдет.
  — Почему?
  — По очевидным причинам. В моей квартире убит человек. Очень вероятно, что меня будет допрашивать полиция. Человеку с вашим умом я, наверное, не должна объяснять подробности.
  — Спасибо, — Мейсон отодвинул кресло и поднялся. — Спасибо за то, что вы ответили на мои вопросы. Мне неприятно, что ничего не могу предложить взамен. Впрочем, я мог бы сообщить кое-что любопытное для вас.
  — Что именно?
  — Вы были когда-нибудь в квартире своего мужа?
  — Нет.
  — Но вы знаете, где она находится?
  — Да.
  — Она обставлена с безупречным вкусом. Только человек с большим художественным вкусом или профессиональный декоратор мог бы это сделать.
  — К чему вы клоните?
  — На окнах квартиры жалюзи. Когда мы с Полом были у вашего мужа, он пережил из-за нас несколько неприятных минут. Вероятно, он почувствовал необходимость дружеского совета. Я заметил, что он подошел к одному из окон, выходящих во двор и сделал вид, что смотрит наружу, поставив жалюзи таким образом, чтобы кто-то, живущий на противоположной стороне, мог заглянуть внутрь. Через несколько минут зазвонил телефон и ваш муж провел загадочный для непосвященного разговор.
  В ее глазах появился интерес.
  — Я тогда заметил Полу, что у вашего мужа беспокойный характер, что он непрерывно ведет борьбу с самим собой. Было бы странно, если бы квартира, обставленная им, производило такое удивительно гармоничное впечатление.
  — Следовательно? — спросила она.
  — Вы прекрасно знаете, — пожал плечами Мейсон, — что игрок не всегда должен говорить ясно и определенно, иногда достаточно одного подмигивания.
  Мейсон кивнул Дрейку и направился к дверям. Хелен Ридли поднялась и пересекла комнату, чтобы подать ему руку.
  — Вы очень умный человек, мистер Мейсон, и боюсь, что очень опасный противник.
  — Почему вы относитесь ко мне как к противнику?
  Она хотела что-то сказать, но сдержалась и улыбнулась:
  — Я вовсе не хочу этого. Я говорила только о возможностях. Рада была видеть вас. До свидания. А ваш друг, мистер…
  — Дрейк, — подсказал Пол.
  — Вам я благодарна за сотрудничество, мистер Дрейк.
  — Сотрудничество? — удивился детектив.
  — За то, что не перебивали нас, — она снова улыбнулась. — До свидания.
  14
  Мейсон вошел в свой кабинет, бросил шляпу на стол и повернулся к Делле Стрит:
  — Соедини меня как можно скорее с Гарри Гуллингом. И скажи, что произошло новенького?
  — Пришла почта. — Делла уже крутила диска телефона. — Много писем. Два или три, те что сверху, посмотри прямо сейчас.
  — Хорошо. — Мейсон взял с пачки три верхних письма и просмотрел. — Я отвечу телеграммой.
  Наконец Делла соединилась с заместителем окружного прокурора. Мейсон взял трубку.
  — Алло, мистер Гуллинг?
  — Добрый день, мистер Мейсон, — в голосе Гарри Гуллинга было меньше тепла, чем в звуке кубиков льда, звенящих в замороженном бокале. — Мне неприятно, что вы не сдержали срок моего ультиматума.
  — О чем вы говорите, черт возьми? — Мейсон вынул из кармана часы. — Ведь еще только без трех двенадцать.
  — Да? — спросил Гуллинг.
  — А моя клиентка явилась в полицию.
  — Она не явилась, — кислым тоном поправил Гуллинг, — а была доставлена.
  — Что вы говорите?
  — У вас, конечно, очень хитрое объяснение, старательно обдуманное на тот случай, если бы ей не удалось исчезнуть. Однако, мистер Мейсон, если вы намереваетесь играть азартно, то вы должны принять во внимание тот факт, что азартные люди очень часто проигрывают.
  — Я ничего не понимаю.
  — Я говорю вам о риске, на который вы пошли.
  — Я нисколько не рисковал.
  — Это вам так кажется. Во всяком случае, вы проиграли. А когда человек ставит на карту свое будущее и проигрывает, я называю это азартом. Но, пожалуйста, вы можете действовать по своему усмотрению.
  — Мне кажется, что если вы все проверите, то выясните, что задолго до двенадцати Ева Мартелл приехала в полицию на такси, за которое сама заплатила, и заявила, что приехала добровольно, — сказал Мейсон.
  — Она действительно появилась в полиции, но не приехала на такси. Ее привез офицер на патрульной машине, случайно схвативший ее, когда она на такси проезжала мимо своего дома, где снимает квартиру с Корой Фельтон. А ехала она в направлении аэропорта.
  — Ничего подобного. Такси было на пути в полицию.
  — Конечно, — сказал Гуллинг. — Именно так она и заявила. Но водитель такси этого не подтвердил. Она ехала в противоположном направлении.
  — А что говорит таксист?
  — Когда она села в машину, то велела ему ехать по указанным улицам, но не сказала конечную точку. Старая штучка — указывать таксисту, куда ему повернуть. В этом случае, если попадаются, то широко раскрывают глаза и говорят, что ехали как раз в полицию. Что касается вас, мистер Мейсон, то вы обещали доставить свою клиентку до двенадцати. Как наш противник, вы использовали слишком много уверток. На этот раз вы нас не проведете. Вы согласились доставить девушку в полицию до двенадцати часов. Мы считаем, что вы нарушили этот срок. Из того, что нам известно, она могла ехать в аэропорт.
  — Это уже нечестно, — не сдержался Мейсон.
  — Это соблюдение нашего договора, мистер Мейсон.
  — Ну хорошо, — в сердцах сказал адвокат, — теперь я вам скажу кое-что. Пожалуйста, делайте, что вам нравится. Я буду защищать Еву Мартелл и Аделу Винтерс и устрою самую большую неожиданность, которую вам доводилось пережить.
  — Означают ли ваши слова, что вы действительно хотите представлять Аделу Винтерс? — спросил Гуллинг, не сумев скрыть удивления.
  — Конечно, — ответил адвокат. — Единственный способ, которым я могу защитить Еву Мартелл, это присмотреть за тем, чтобы защита у Аделы Винтерс была действенной.
  — У нее нет никаких возможностей защищаться.
  — Это вам так кажется.
  — Отлично, мистер Мейсон, — в голосе заместителя окружного прокурора прозвучало удовлетворение. — До сих пор у вас были интересные достижения в защите обвиненных в убийстве. Думаю, что для нашего учреждения будет лучше, если за защиту Аделы Винтерс возьметесь именно вы. С большим удовольствием я сделаю все, чтобы вы могли встречаться со своей клиенткой когда вам только захочется. Но, конечно, не забуду сообщить присяжным о нашем договоре, и как вы его нарушили. Кстати, одной женщине по имени Мэй Бигли, пригодились бы ваши услуги.
  — Почему?
  — Она имеет дом, в котором сдает комнаты. Этот дом находится по адресу, откуда такси забрало Еву Мартелл. Эта Мэй Бигли утверждает, что никогда в жизни не видела Евы Мартелл и никогда не сдавала ей комнаты. Мы собираемся вызвать ее, чтобы она предстала перед Судом. Вы могли бы сказать ей кое-что о параграфе, касающемся даче ложных показаний под присягой.
  — Отлично, — сказал Мейсон. — Пришлите ее в мой офис. Я, если захочу принять ее как клиентку, скажу ей, как звучит этот параграф.
  — В вашей трактовке?
  — Моя концепция может несколько отличаться от вашей.
  — Прежде, чем вы закончите это дело, — мрачно предсказал Гуллинг, — вы должны будете продумать свою версию права относительно укрывания лиц, виновных в нарушении закона.
  — Докажите, что я укрывал, — вызывающе бросил Мейсон. — Докажите это перед Судом. А в следующий раз попытайтесь проявить хотя бы немного доброжелательности при совместной работе.
  Он с треском положил трубку на рычаг. Делла с недоумением посмотрела на него.
  — Что случилось, шеф?
  — Вероятно, отвратительная шутка судьбы, — ответил Мейсон. — Один из офицеров, допрашивавших вчера Еву Мартелл, вертелся поблизости ее квартиры и заметил ее в такси. Она совершила ошибку, не сказав шоферу, чтобы он направлялся прямо в полицейское Управление. Наверное, немного стыдилась. Говорила ему по каким улицам ехать. Наверное, хотела выйти за несколько кварталов и остальной путь пройти пешком. Вопрос глупой гордости.
  — Но ведь Гуллинг поймет это, наверное?
  — Гуллинг не понимает ничего, кроме буквы закона, — сказал адвокат. — А больше всего ему хочется обвинить меня в оказании помощи преступнику после свершения преступления. Он наверняка станет утверждать, что я пользуюсь юридическими крючками и потому нет повода, чтобы окружной прокурор тоже не пользовался ими.
  — Думаешь, что тебя действительно обвинят?
  — Могут это сделать. Во всяком случае, будут потрясать этим у меня над головой, как дамокловым мечом. Не могут меня ни в чем обвинить, если не найдут доказательств того, что я имею какую-то связь с укрывательством Евы Мартелл.
  — Что делает Ева?
  — Вероятно, пользуется моими советами никому ничего не говорить, кроме заявления полицейскому, который ее арестовал, что она как раз следовала в полицию.
  — Они вынудят Мэй Бигли давать показания?
  — Она уже дает, — невесело усмехнулся Мейсон. — Говорит, что никогда в жизни не видела Евы Мартелл, а тем более не сдавала ей комнаты.
  — Но ведь это ложные показания, не так ли?
  — Нет, если они не даны под присягой, — ответил Мейсон. — Обвинители вынуждены будут доказать перед Судом, что это ложные показания. А есть маленькая деталь, касающаяся ложных показаний, которую мистер Гуллинг, похоже, запамятовал.
  — Какая?
  — Ложные показания должны быть опровергнуты показаниями не менее двух свидетелей.
  — Ты думаешь, Мэй Бигли знает об этом?
  — Она должна знать кое-что о параграфах, касающихся ложных показаний, — в глазах Мейсона появился блеск.
  — Напомни, шеф, в чем ее обвиняли, когда ты выступал защитником?
  — В даче ложных показаний, — ответил Мейсон.
  15
  Войдя в понедельник утром в свой кабинет, Мейсон первым делом обратил внимание на лежавшую на его столе свежую газету с сенсационными заголовками:
  «Защитником женщины, обвиненной в убийстве Хайнса, будет известный адвокат Перри Мейсон. Он будет защищать не только Еву Мартелл, но и Аделу Винтерс. Окружной прокурор подозревает Мейсона в укрывательстве клиентки.»
  Мейсон снял шляпу, сел за стол и разложил газету.
  «Происшествия, связанные с убийством Роберта Доувера Хайнса, произошли в течение прошлого уик-энда с молниеносной быстротой. Перри Мейсон, известный защитник по уголовным делам, сообщил, что он будет защищать как Еву Мартелл, так и Аделу Винтерс. В ответ представители прокуратуры вызвали мисс Мэй Бигли, содержащую пансионат на вечернюю сессию Большого Жюри. Полиция утверждает, что вечером, в день убийства, Перри Мейсон похитил Еву Мартелл из-под носа полиции и держал ее в укрытии пока она не была основательно проинструктирована, что ей можно говорить, а чего нельзя.
  Мэй Бигли беззаботно рассказала обо всем, кроме того, что знала. Она утверждает, что содержит приличный пансионат и соблюдает все правила. Никогда в жизни она не видела Евы Мартелл, а тем более не сдавала ей комнаты.
  При очной ставке с водителем такси, который вез Еву Мартелл и заявил, что получил вызов к пансионату Мэй Бигли и оттуда забрал мисс Мартелл, задержанную потом полицией, мисс Бигли воспользовалась различными уловками, начиная с того, что водитель такси ошибается. Она утверждает, что поблизости расположено много пансионатов и что каждый может без труда вызвать такси по любому адресу, а затем ждать на пороге, даже если и не живет там. Она готова поспорить с членами Большого Жюри, что могла бы вызвать такси по адресу заместителя окружного прокурора, появиться перед его дверьми в ту минуту, когда подъехало бы такси и, надевая перчатки перед дверьми дома, произвести на водителя впечатление, что провела там всю ночь. Это, как подчеркнула мисс Бигли, было бы для нее не особенно приятно.
  Довольно громко поговаривают о том, что ее показания вызвали улыбки у присяжных и что заместитель окружного прокурора Гарри Гуллинг был явно раздражен ответами Мэй Бигли. Говорят так же, что свидетелю многократно угрожали обвинением в даче заведомо ложных показаний, что не произвело на мисс Бигли ни малейшего впечатления.
  Что касается обвинений, выдвинутых против главных обвиняемых, то мистер Гуллинг сухо подчеркнул, что согласно данным под присягой показаниям Евы Мартелл, она не расставалась с Аделой Винтерс ни на минуту в течение всего дня, когда было совершено преступление. Мистер Гуллинг сообщил, что Роберт Хайнс был убит из револьвера, который бесспорно принадлежал Аделе Винтерс и который, согласно показаниям свидетеля, Адела Винтерс старалась затем спрятать в мусорном бачке одного из отелей в центре города. В момент ареста при ней был найден бумажник Хайнса, а убийство совершено в квартире, которую занимала в это время Адела Винтерс. Если, сказал Гуллинг, Перри Мейсон найдет какое-то объяснение этим фактам, согласно с тезисом невиновности его клиенток, «то мы можем выбросить все юридические книги, отдать Перри Мейсону ключи от тюрьмы и снабдить его клиентов лицензиями, дающими право на отстрел по меньшей мере одной жертвы в день».
  В кулуарах суда не является тайной то, что тут дело идет о уже давно ведущейся яростной борьбе. Мистер Гуллинг известен посвященным, как главный стратег окружной прокуратуры. Известно и то, что он решил прижать Перри Мейсона. Гарри Гуллинг редко появляется в Суде, но среди адвокатов пользуется славой человека очень умного и цепкого, владеющего энциклопедическими запасами юридических знаний.
  Как сторона обвинения, так и сторона защиты выразили желание как можно быстрее провести процесс. Гуллинг предложил уже ориентировочную дату. Заместителю окружного прокурора хочется закончить дело об убийстве так, чтобы не было уже юридических препятствий для возбуждения дела против Перри Мейсона в соучастии после факта свершения преступления. Предполагают, что…»
  Мейсон не стал даже переворачивать страницу. Сложил газету, отодвинул ее в сторону и повернулся к Делле Стрит:
  — Делла, я хочу, чтобы ты написала одно письмо.
  Она открыла блокнот и приготовила карандаш.
  — Это письмо, — предупредил Мейсон, — не печатай на машинке. Оно должно быть написано от руки на надушенном листе бумаги. Должно быть адресовано мне. Пиши: «Уважаемый мистер Мейсон, надеюсь, что я не поступила плохо, заявив судье, что никогда в жизни не видела Евы Мартелл. Это все произошло так быстро, что у меня не было времени посоветоваться с вами, и я не была уверена в том, что мне нужно говорить в такой ситуации. Однако, я вспомнила, что когда мы виделись с вами в последний раз, вы сказали, чтобы я поместила ее в той комнате где… Наверное, будет лучше, если дальше я напишу все нашим шифром».
  Делла Стрит подняла на адвоката удивленное лицо.
  — Теперь, — сказал Мейсон, — разработаем код, который никто не сможет расшифровать.
  — Я думала, что эксперты смогут расшифровать любой код.
  — Конечно могут, — лукаво подмигнул Мейсон, — при условии, что текст что-нибудь значит. Заполни оставшееся место буквами и цифрами, разделив их на группы по пять знаков. Смотри, чтобы в каждой группе были и цифры и буквы. Когда закончишь, подпиши это письмо «Мэй» и принеси его мне.
  — Без фамилии?
  — Без фамилии — только «Мэй».
  — Шеф, ради Бога, что ты задумал? Подделываешь доказательства? Влипнешь с этим по самую шею!
  — Там будет видно, — улыбнулся Мейсон. — Когда ты напишешь письмо, сходи в банк и возьми семьсот пятьдесят долларов наличными. И постарайся, чтобы почерк был явно женский.
  — Писать на какой-нибудь специальной бумаге? — спросила Делла.
  — У меня такое впечатление, что Мэй воспользовалась бы бледнорозовой или какой-нибудь в этом роде. И не забудь о духах!
  — Не забуду. Я сразу же возьмусь за это дело, — заверила она и вышла из кабинета.
  Минут через десять в дверь кабинета Мейсона раздался условный стук Дрейка: один громкий, четыре тихих и вновь два громких удара. Адвокат открыл дверь, ведущую из его кабинета прямо в общий коридор.
  — Доброе утро, Пол. Что нового?
  — Много чего, — ответил детектив. — Когда я пришел на работу, то обнаружил целую коллекцию информации.
  — Что-нибудь важное?
  — Думаю, что чертовски важное, Перри.
  Дрейк подошел к большому мягкому креслу и занял в нем излюбленную позицию — перевесив ноги через один поручень и опершись плечами на другой.
  — Здесь есть одна смешная вещь, — сказал он. — Я получил это прямо из полиции и понятия не имею, что это может значить.
  — Стреляй.
  — Ты знаешь, что теперь банки проводят незаметно реестр всех крупных купюр, которые они выплачивают. Об этом не говорится, но если кто-то просит крупные банкноты, то банк записывает их номера. Конечно, незаметно для клиентов. Например, стодолларовые банкноты, находящиеся в ящике, переписаны по номерам серии. Человек, потребовавший тысячу стодолларовыми банкнотами получает десять, лежащих сверху и, когда он выходит из банка, кассир вычеркивает десять номеров в списке. Таким образом они знают, кто получил эти десять стодолларовых бумажек.
  — Разумно, — кивнул Мейсон.
  — В том бумажнике Хайнса, — продолжал Дрейк, — была двадцать одна стодолларовая банкнота. Я не думаю, чтобы полиция уже проследила историю этих денег, да и вряд ли они это сделают, потому что деньги получены из разных источников. Но дело в том, что десять из них, Перри, от Орвиля Л. Ридли.
  — О черт, правда?
  — Ага.
  — Так… — сказал Мейсон. — Когда начинаешь смотреть на дело с этой стороны… Пол, попробуем проверить этого Ридли. Где он был в тот момент, когда было совершено убийство. Мы ведь знаем, что он болезненно ревнив и…
  — Он вне всяких подозрений. Полиция уже проверила его со всех сторон. В тот день он обедал с руководителем «Следственного агентства». С ним же вернулся в агентство и был там приблизительно до половины третьего, разрабатывая планы, как бы поймать жену в ловушку. У меня смутное впечатление, Перри, что этот Ридли что-то пронюхал. Думаю, Хелен Ридли немного перестаралась с двойником. Эта скромная жизнь с опекуншей выглядела слишком красиво, чтобы быть правдой.
  Мейсон задумался.
  — В таком случае, должны были существовать какие-то связи между Хайнсом и Орвилем Ридли.
  — Именно так и думает полиция. Занимаются теперь мистером Ридли. Когда закончат отработку, мы узнаем, что они раскопали.
  — Но почему Орвиль Ридли должен был платить Хайнсу? На этот вопрос есть только один ответ: Хайнс вел игру на два фронта. Но нет никаких доказательств… Подожди, Пол, понимаю!
  — Что?
  — Не помнишь? Ридли — игрок. Именно во время игры в покер он заговорил о детективном агентстве. А ведь Хайнс тоже играл. Могу поспорить, что Хайнс сидел за столом, когда Ридли задал этот вопрос. И, однако, говорили, что Ридли не знал Хайнса… Эти деньги должны были перейти из кармана в карман при игре в покер и попасть к Хайнсу.
  — Каким образом? — спросил Дрейк.
  — Подожди минутку, — попросил Мейсон. — У меня начинает возникать определенная схема. Этот игрок, приятель Хелен Ридли…
  — Что с ним?
  — Вероятно, он в нее влюблен. Помни, что Хелен наняла Хайнса, чтобы он нашел для нее двойника, но не сказала для чего. Игрок-приятель подсказал Хелен, что детективы вероятно возьмутся за работу, но тоже хотел знать почему. Поэтому, вероятно, нанял Хайнса, чтобы тот выяснил ситуацию. По странному капризу деньги, которыми заплатил Хайнсу, он выиграл в покер у Орвиля Ридли.
  — Звучит вполне логично, — кивнул Дрейк.
  — Вероятно, именно так и было. Когда Ридли взял эти деньги из банка?
  — Приблизительно неделю назад. Реализовал чек на пять тысяч долларов. Деньги хотел получить сотенными купюрами. Номера записывались потому, что правительство хочет получить информацию о махинациях на черном рынке и о типах, которые не платят налоги. У Ридли чистый счет. Но банк записал номера этих денег просто потому, что весь ящик кассы был соответствующе подготовлен.
  Мейсон кивнул головой, но Дрейк еще не договорил.
  — Теперь позволим, чтобы полиция поработала над этим, — продолжал детектив. — Орвиль Ридли не может им сказать каким образом у Хайнса оказались эти деньги, потому что не знает. А если бы даже и знал, то побоялся бы сказать.
  — Почему побоялся бы?
  — Потому что проиграл их, — объяснил Дрейк. — Предположим, что он сказал бы это следователю. Тогда услышал бы: отлично, а с кем вы играли? Прошу назвать имена.
  — Люди, которое много распространяются об играх в крупных размерах долго не живут, — согласился Мейсон.
  Дрейк усмехнулся.
  — Хорошо, — сказал адвокат, — ты полностью прав. Оставим Орвиля Ридли полиции в качестве приманки. Ты говоришь, что в настоящее время дамой его сердца является Дафна Грайдли?
  — Да, насколько нам известно.
  — Постарайся, чтобы полицейские тоже об этом узнали.
  — Ты уже и так навел жену на свежий след.
  — Наведи и полицию, — Мейсон широко усмехнулся. — Результативность метода, Пол, состоит в том, чтобы выбрать кого-то, кто мог бы стать подозреваемым.
  — Хорошо, Перри, бросим Ридли на растерзание львам.
  — Что там у тебя еще?
  — Не думаю, чтобы это было для тебя особенно важно, но мне удалось найти воздыхателя Хелен Ридли.
  — Кто такой?
  — Некий Артур Кловис.
  — Каким образом ты это выяснил, Пол?
  — При помощи тех телефонных номеров, листок с которыми стащил Фрэнк Холт.
  — Но… подожди минутку, Пол. Говоришь, этот номер был на том листке?
  — Именно.
  — На листке из квартиры Карлотты Типтон?
  — Ага.
  — Рядом с телефоном, которым пользовался Хайнс?
  — Да.
  — Но ведь Хайнс не должен был знать о возлюбленном Хелен! Это должно быть для него тайной!
  — Я так же думал, Перри. Но этот номер был именно там.
  — Как ты узнал, что это номер любовника Хелен?
  — Помогло счастливое стечение обстоятельств. Я поручил проверить все номера телефонов, записанных на том листке. Один из моих парней как раз отрабатывал этого Артура Кловиса и крутился около квартиры, когда Хелен Ридли пришла к нему. Оперативник не знал, конечно, кто она, но дал нам описание.
  — Получше проверь эти описания, Пол, — сказал Мейсон. — Не забывай, как легко найти похожих друг на друга брюнеток.
  — Знаю, знаю, но эту Ридли легко опознать. Мой агент добавил к описанию: «женщина под высоким напряжением». Это наверняка Хелен Ридли.
  — Похоже на то, — кивнул Мейсон. — Что с этим Артуром Кловисом? Чем он занимается?
  — Теперь ты удивишься, Перри! — Дрейк усмехнулся и достал из кармана пачку сигарет.
  — Ну, удивляй! Так чем он занимается?
  — Работает в банке.
  — В каком банке?
  — В том самом банке, в котором открыт счет Орвиля Л. Ридли, — Дрейк закурил сигарету и медленно погасил спичку.
  — Черт! Какая у него должность?
  — Младший кассир. Выглядит милым парнем — идеалистом с глазами мечтателя. Из того, что нам удалось узнать, экономит деньги, чтобы начать собственное дело.
  — Это означает, что он знаком с Орвилем Ридли?
  — Скорее всего.
  — Наверное, принимает его чеки, вклады и так далее?
  — Ага.
  — Подожди, Пол. Ты не думаешь, что это он оплачивал чек Ридли и записал номера тех стодолларовых банкнот.
  — Черт возьми, Перри! Это вполне возможно.
  — Подумаем над этим, Пол, — сказал Мейсон и встал, чтобы пройтись по кабинету. — Если у Хайнса был номер Артура Кловиса, то это значит, что он что-то собирался предпринять. Внешне был милым, послушным орудием в руках Хелен Ридли. А на самом деле намеревался продать все дело. Он, должно быть, добыл этот телефон в квартире Хелен. Это объясняет ситуацию. Хелен дала ему ключи, предоставив квартиру в его распоряжение. А он обыскал квартиру, пока она еще не была занята. Это может означать только шантаж, Пол. Или продажу информации, если взглянуть под другим углом. А теперь на горизонте появляется этот игрок. Предположим, что он влюблен в Хелен Ридли. Ты можешь предположить, кто бы это мог быть?
  — Хайнс был довольно близок с Карлом Оркутом, — сказал Дрейк. — Оркут использовал его в каких-то мелких делах.
  — Проверь этого Оркута, Пол.
  — Это будет нелегко. Мои парни не захотят им заниматься. Каждый, кто перебежит ему дорогу, может запросто попасть в неприятности.
  — Ладно, посмотри, что удастся сделать. А что с визитом Хелен к Кловису? Почему он не был на работе в такое время?
  — Утверждает, что плохо себя чувствует и сидит дома. Вероятно совершенно сломлен последними событиями.
  Мейсон расхаживал по кабинету, засунув большие пальцы в проймы жилета.
  — Черт побери, Пол, появляется слишком много версий. Почему этот Артур Кловис должен быть сломлен?
  — Мы ведь слышали, какой он впечатлительный. И потом, Хайнс ведь был убит в квартире Хелен.
  — Впечатлительный или нет, но что-то в нем должно быть. Иначе Хелен в него не влюбилась бы. Думаю, что при необходимости он мог бы рискнуть.
  — Может быть и прав, — усмехнулся Дрейк.
  — Твой оперативник не разговаривал с ним слишком много?
  — Он вообще с ним не разговаривал, они даже не виделись. Так получилось. Мой парень собирался представиться как страховой агент, но когда пришел к дому, в котором живет Кловис… Позволь, я расскажу тебе сначала об этом доме. Это один из тех, что без портье и дворника внизу. Там просто целый ряд звонков у входной двери. Звонишь по нужному звонку, а из квартиры открывают дверь парадной и зуммер сигнализирует, что дверь открыта. Есть домофон, чтобы можно было проверить, кто пришел, прежде, чем открыть двери. Мой сотрудник собирался покрутиться вокруг, чтобы сориентироваться, дома ли Кловис и даже попробовал попасть внутрь. Но, когда он стоял, проверяя там ли живет Кловис, подошла эта женщина и торопливо нажала кнопку звонка Кловиса. Нажала коротко, потом два раза длинно и вновь коротко. Тотчас же раздался зуммер и она вошла. Мой парень записал внешний вид женщины и передал мне.
  — Как давно это случилось?
  — Около часа тому назад. Я получил рапорт непосредственно перед приходом к тебе.
  Мейсон помолчал несколько минут, задумчиво расхаживая по кабинету, потом сказал:
  — Это все просто не сходится, Пол. Что-то здесь не в порядке, какое-то расхождение… Конечно, никто не проверяет точности списков, сделанных работниками банков?
  — Ты имеешь в виду списки номеров банкнот?
  — Да. Наличные в кассе должны сходиться под конец дня, но кассир может забрать все стодолларовые банкноты, выровнять сумму двадцатидолларовыми и заявить, что выплатил кому-нибудь стодолларовые.
  — Ты хочешь сказать, что деньги, которые были у Хайнса, попали к нему не от Орвиля Ридли?
  — Не знаю, — сказал Мейсон. — Но если оказывается, что работник банка, который заявил, что выдал стодолларовые банкноты мужу, является любовником жены, а эти банкноты появляются в бумажнике мужчины, убитого в квартире этой жены — что ж, Пол… трудно не относиться к этому скептически.
  — Черт возьми! — выругался Дрейк. — Когда ты представляешь это таким образом, то и я начинаю становиться скептиком. Идем и посмотрим на этого типа.
  Мейсон кивнул головой.
  — Я хотел бы только подождать Деллу Стрит. Она пошла взять немного наличных.
  — Надеюсь, не в стодолларовых банкнотах?
  — Именно в стодолларовых, Пол, — Мейсон усмехнулся. — И, надеюсь, что банк действительно запишет их номера. О, вот и она.
  Делла Стрит влетела в кабинет.
  — Привет, Пол. Вот деньги, шеф.
  — Отлично, теперь напиши то письмо. Я выхожу с Полом. Вернусь через час.
  — Ходят слухи, что Гарри Гуллинг готовится сожрать тебя с потрохами, Перри.
  — Пусть готовится, — усмехнулся Мейсон. — Можешь пожелать ему приятного аппетита.
  16
  Мейсон нажал кнопку у визитной карточки Артура Кловиса. Один короткий звонок, два длинных и снова короткий. Почти тотчас же раздался зуммер и Дрейк, стоявший рядом, открыл двери.
  Они поднялись на третий этаж, нашли квартиру Кловиса и Мейсон вежливо постучал. Из-за двери раздался голос:
  — Что случилось, Хелен? Почему ты верну… — мужчина открыл дверь и замолчал на полуслове.
  — Мистер Артур Кловис? — Мейсон с обворожительной улыбкой протянул руку.
  — Да.
  — Меня зовут Мейсон, а это мистер Дрейк. Можно войти? — Адвокат прошел мимо остолбеневшего молодого человека и сказал с улыбкой: — Я разговаривал с Хелен Ридли. Она говорила вам об этом, правда?
  — Это она вас прислала сюда?
  — А разве вы не знали, что мы должны были придти? — на лице Мейсона отразилось удивление.
  — Нет.
  — Закройте же двери и сядем. Мы ведь можем поговорить, не посвящая в это весь дом. Я хотел бы знать, что происходило, когда Орвиль Ридли реализовал чек на пять тысяч долларов. Насколько мне известно, вы записали номера.
  — Ах, дело только в этом, — на лице Артура Кловиса отразилось явное облегчение. — Это все уже известно полиции. Лейтенант Трэгг из отдела убийств допрашивал меня и составил письменное показание, которое я подписал.
  — Это вы оплатили чек?
  — Да, я.
  — Как давно вы работаете в банке?
  — Три или четыре года.
  — Вы хорошо знаете Орвиля Ридли?
  — Только как клиента.
  — Часто вы обслуживали его?
  — Довольно часто. Так уж получилось, что я сижу в окошке с буквами от «R» до «Z», и часто имею дело с мистером Ридли.
  — Он обычно снимает со счета крупные суммы?
  — Боюсь, что не имею права говорить о делах клиента банка. Но если вы зайдете к главному кассиру, то он, несомненно…
  — Я сделаю это позже, — перебил Мейсон. — Сейчас я хотел бы узнать что-нибудь о личных отношениях между вами.
  — Что вы под этим понимаете?
  — Вы влюблены в супругу мистера Ридли.
  — Но, я прошу вас не…
  — Оставьте эти драматические выкрики для дам, — сказал Мейсон. — Перейдем к сути дела.
  — Это замечание…
  — …правдиво, — закончил Мейсон.
  — Вы спрашиваете о том, что вас не касается. Вы вообще ведете себя нагло.
  — Давайте посмотрим, мистер Кловис, как обстоят дела. Последнее, чего вы желали бы, это разглашения всего происходящего. А самое главное, вы знаете, что Хелен это тоже крайне нежелательно. Я знаю все факты и сейчас не время для изображения трагедий. Мы можем сэкономить массу времени, если вы будете говорить откровенно.
  — Догадываюсь, что вы адвокат, — миролюбиво сказал Кловис.
  — Правильно.
  — Почему вы интересуетесь этим делом?
  — Веду расследование в пользу моих клиенток.
  — А кто ваши клиентки?
  — Адела Винтерс и Ева Мартелл. Вы их знаете?
  — Нет.
  — В таком случае вам не следует тянуть с ответами на мои вопросы.
  — Это дела, о которых я не хочу говорить.
  — Если будет необходимо, то я вызову вас свидетелем и вы будете вынуждены давать показания под присягой на предварительных допросах. Могу так же поставить вас перед Большим Жюри и при переполненном зале получить те сведения, которые мне нужны.
  — Я не настолько хорошо знаю законы, но не думаю, чтобы вам это удалось.
  Мейсон закурил сигарету и сказал небрежно:
  — Многие не согласны со мной, когда дело идет об интерпретации права. Среди таких есть даже юристы.
  — Что, собственно, вы хотели бы знать?
  — Я хотел бы знать о сути дела. Хотел бы знать, почему Хелен Ридли понадобился двойник. Хотел бы знать, почему вы такой таинственный в том, что касается ваших отношений с Хелен?
  — Хелен замужняя женщина и в наших отношениях нет ничего двусмысленного.
  — Она ушла от своего мужа.
  — Который был необыкновенно жестоким, готовым на все человеком, ужасно агрессивным и ревнивым.
  — Следовательно, вы его боитесь?
  — Я его боюсь? — воскликнул Кловис с изумлением. — Черт возьми! Вот уже два месяца, как я собираюсь пойти к нему и поставить вопрос открыто. Я сдерживался от этого только из-за Хелен. Она его смертельно боится, а не я. Он испортил ей жизнь.
  — Вы знали о женщине, которая должна была выступать как Хелен Ридли?
  — Нет.
  — Но вы знали, что последнее время Хелен Ридли не живет в своей квартире?
  — Она сказала мне, что уступила квартиру подруге.
  — И дала вам свой новый адрес в отеле?
  — Да.
  — Вы ходили с ней куда-либо?
  — Да. В рестораны, в кино.
  — В те же самые рестораны, что и обычно?
  Кловис хотел подтвердить, но задумался и, наконец, сказал:
  — Нет, мы ходили в последнее время в другие рестораны.
  — Знаю, — сказал Мейсон, — но вы не догадывались, почему так происходит?
  — Нисколько.
  — До тех пор, пока Хайнс не поговорил с вами?
  Кловис подскочил, как будто Мейсон коснулся его раскаленным железом.
  — Хайнс? — переспросил он, желая выиграть время.
  — Он видел вас? — нажимал Мейсон.
  — Почему вы думаете, что он был у меня?
  — А был?
  — Ну… да.
  — Когда?
  — Третьего дня.
  — Чего он хотел?
  — Я… вы, наверное, подумаете, что я вас обманываю, но я на самом деле так и не понял, чего он хотел.
  — Он не сказал вам этого?
  — Нет.
  — Он не пытался договориться с вами о следующей встрече?
  — Нет.
  — Он пытался вас шантажировать?
  — Нет, я бы не сказал.
  — Может быть, вы расскажете подробнее про эту встречу?
  — Я сидел у своего окошка в банке, когда подошел этот Хайнс. В это время мало посетителей и очереди не было. Когда он назвал мне свою фамилию, я сообщил ему, что он подошел не к тому окошку, я занимаюсь клиентами, фамилии которых начинаются на другие буквы. Он усмехнулся и сказал, что подошел именно к тому окошку, которое ему нужно.
  — И что потом?
  — Он выражался довольно загадочно, я не мог понять чего он хочет.
  — Вы помните, что он говорил?
  — Он сказал, что, возможно, одолжит немного денег, и что человек, готовый одолжить ему средства — клиент нашего банка, дела которого веду я.
  — И что вы ответили?
  — Я сказал, что эти вопросы решаются в другом отделе банка. А он спросил: «Знаете ли вы мистера Орвиля Ридли и его жену миссис Хелен Ридли?» Я не ответил на этот вопрос, но он был настойчив. Я объяснил ему, что он должен обратиться в кредитный отдел.
  — И что было дальше?
  — Отходя от окошка он остановился и, мило улыбнувшись, сказал: «Я вас уже видел где-то». Я ответил, что не припоминаю его, он сказал, что у него есть приятельница, которая живет в Сиглет Мэнор и спросил, знаю ли я этот дом.
  — Что вы ответили? — спросил Мейсон.
  — Я просто отвернулся. Он снова усмехнулся и вышел.
  — Вы не знаете, он обращался в кредитный отдел?
  — Нет, он сразу же вышел из банка.
  — Он сказал вам, что собирается получить деньги по чеку, подписанному Хелен Ридли?
  — Или Орвилем Ридли. Это только догадки, уверенности у меня нет.
  — Понимаю. Но это не было похоже на шантаж?
  — Шантаж? Нет. Только глупый, полный идиотских намеков, разговор.
  — В его словах не было угрозы?
  — Не столько угроза, сколько наглая уверенность в себе.
  — А что вы собираетесь делать теперь, когда тайна открылась?
  — Что делать? — воскликнул Кловис. — Намереваюсь пойти к Орвилю Ридли и сказать ему, что он не может ломать жизнь Хелен, отказываясь дать ей развод. Ей действительно уже не нужно его согласие. Все происшедшее мне ужасно не нравится… Но я буду бороться. И я не хочу, чтобы меня все время подталкивали.
  — Вы уверены в том, что Хайнс не получал денег по чеку?
  — Уверен. Во всяком случае, не у меня. Впрочем, у меня он все равно бы не смог этого сделать, я обслуживаю клиентов, фамилии которых начинаются на другие буквы. Но по тому, как он разговаривал, я понял, что у него нет денег в банке. Я не проверял этого, но думаю, что у нас нет ни цента.
  — Это точно, что вы не выплатили ему десяти сотенных бумажек?
  — Да вы что? Откуда вам такое в голову взбрело?
  — Не знаю, — ответил Мейсон и добавил с кислой миной: — А хотел бы знать. Миссис Ридли в курсе, что вы намереваетесь разговаривать с ее мужем?
  — Я сказал ей, что хочу сделать это.
  — И что она ответила?
  — Умоляла меня, чтобы я подождал. Сказала, что это все испортило бы, что ее муж никогда не согласится на развод и что таким образом он держал бы нас в руках.
  — Послушайте, — сказал Мейсон. — Вы когда-нибудь, при каких-либо обстоятельствах, хоть на короткий срок имели в руках ключ от квартиры Хелен Ридли?
  — Это оскорбление! Вы не имеете права…
  — Поспокойнее, пожалуйста, — поморщился Мейсон. — Прошу ответить на вопрос. Когда-нибудь у вас были ключи от квартиры Хелен Ридли?
  — Нет.
  — А у Хайнса ключ был.
  — Он работал на нее и должен был входить в ее квартиру.
  — А у вас никогда не было ключа, даже на непродолжительное время? Никогда она не посылала вас туда, чтобы что-нибудь забрали?
  — Абсолютно никогда. Если Хелен что-нибудь было нужно в своей квартире, то она сама бы пошла туда. Ей никогда в голову бы не пришло послать меня.
  — Я стараюсь выяснить некоторые аспекты этого дела. Пока я не могу увидеть никакой связи между фактами, но должен знать хотя бы сами факты. Я надеялся, что вы мне поможете.
  — Я могу вам сказать только следующее: Орвиль Ридли страшно агрессивный и ревнивый — он совершенно невыносим. Он отказался дать своей жене развод и пообещал, что будет против любой попытки с ее стороны добиться развода. Она проиграла с той минуты, когда сказала, что ей нужен кто-то другой.
  — Есть свидетели того разговора?
  — Нет, они были одни. Но нужно знать одну черту характера Хелен Ридли. Она не солгала бы ни за что на свете, не смогла бы скрыть правду. Если бы ее муж повторил этот разговор в Суде, Хелен не смогла бы отказаться от него. Это не в ее характере. Она никогда не лжет.
  Какое-то время Мейсон молчал. Наконец, он спросил:
  — Хайнс появлялся у вас в банке в день убийства?
  Кловис утвердительно кивнул головой.
  — Вы виделись с Хелен Ридли в тот день?
  — Да. Я застал ее в кафе, где обычно обедаю.
  — Во сколько?
  — Примерно в половине первого.
  — Вы знали, что она там будет?
  — Да, но…
  — Вы встречались с ней раньше в этом месте?
  — Да.
  — Вы сели с ней за один столик?
  — Да, конечно.
  — Вы тогда рассказали ей о визите Хайнса?
  — Да.
  — И что было дальше?
  — Мы пообедали и все.
  — Может быть, что-то указывало на то, что она хотя бы немного обеспокоена разговором, который был у вас с Хайнсом?
  — Нет, совершенно ничего. Она сказала, что немного знает его.
  — В какое время вы с ней расстались?
  — Это было приблизительно… около половины второго.
  — Вы сказали, по-моему, что обедаете в половине первого.
  — Да, сказал.
  — Разве обеденный перерыва в банке продолжаете больше часа?
  — Я… я плохо почувствовал себя в тот день и отпросился. У меня бывают сильные головные боли и у меня очень устают глаза.
  — Говорите же правду, — сказал Мейсон. — Ведь я могу это проверить. Сколько дней вы пропустили за последние шесть месяцев по причине головной боли?
  Кловис колебался.
  — Будьте откровенны, — посоветовал Мейсон. — Так сколько дней?
  — Третьего дня и сегодня.
  — Значит, вы пропускали тот день, когда Хайнс был убит?
  — Почему вы мне все время говорите о «дне убийства Хайнса»? Это было просто третьего сентября.
  — Хорошо, пусть так. Куда пошла Хелен Ридли после выхода из кафе?
  — Не знаю.
  — Вы не пытались идти за ней?
  — Я проявил много терпения по отношению к вам и рассказал о вещах, которые не должны вас касаться. Теперь я вынужден предложить вам уйти. Я слишком взволнован и плохо себя чувствую, чтобы отвечать на ваши дальнейшие вопросы.
  — В таком случае, я могу считать, что вы шли за Хелен Ридли?
  — Мистер Мейсон, вы покинете мою квартиру?
  — Думаю, что это было то, что нам нужно, — сказал Мейсон, кивнув Дрейку.
  Они поднялись и направились к дверям. Мейсон повернулся и быстро спросил:
  — Вы шли за ней до Сиглет Мэнор?
  Артур Кловис закрыл за ними дверь с полным достоинства молчанием.
  — Отлично, — сказал Мейсон. — Он что-то скрывает. Что-то его беспокоит, но один Бог знает, что именно. Он, конечно, не размазня, но и не боец. Девушка с огненным темпераментом, такая, как Хелен Ридли, влюбляется в сильного, уверенного в себе мужчину, а потом, когда у нее проявляется материнский инстинкт, увлекается молодым человеком, впечатлительным, робким и вежливым, с буйной фантазией, но умной головой.
  — Ты имеешь в виду Артура Кловиса?
  — Артур Кловис очень хорошо подходит под это описание.
  — Так что мы будем делать? — спросил Дрейк.
  — Вернемся к себе и будем ждать новостей. Мы почти до предела сжали все пружины, что могли. Теперь бы я хотел, чтобы какая-нибудь из них лопнула с таким грохотом, чтобы это наэлектролизовало нашего друга Гуллинга. Он хочет поставить меня перед Большим Жюри? Прекрасно. Следовательно, уже во вступительном раунде я должен нанести ему нокаутирующий удар до того, как он возьмется за меня.
  17
  В полные напряжения минуты перед началом заседания, зал суда заполнял гул голосов. Большой неожиданностью для всех было появление на предварительном слушании заместителя окружного прокурора Гарри Гуллинга. Для тех, кто ориентировался в коридорах правосудия это означало, что «яростная схватка», как писали газеты, неминуема.
  Перри Мейсон поднял голову, когда бейлиф ввел Аделу Винтерс и Еву Мартелл. Адвокат встал, пожал руки обеим обвиняемым и они сели рядом с ним.
  — Мне неприятно из-за того случая с такси, — шепнула Ева Мартелл. — Я думала, что мы проедем мимо моей квартиры. Если бы полиция не наблюдала… Это было глупо, не знаю, почему я это сделала.
  — Все в порядке, — сказал Мейсон. — Теперь это не имеет ни малейшего значения.
  — Они пытались получить от меня показания. Не столько о самом преступлении, сколько о том, где я провела ту ночь. И что вы…
  — Знаю, — шепнул Мейсон. — Не беспокойтесь об этом. Извините, я отойду на минутку: мне необходимо поговорить с Полом Дрейком.
  Адвокат поднялся и направился к только что вошедшему в зал детективу. Когда Мейсон приблизился, он шепнул Дрейку:
  — Пол, встань рядом со мной. Мне нужно передать тебе кое-что, так чтобы никто не заметил.
  — Что такое?
  — Видишь ли, произошло то, на что я очень наделся, хотя и не слишком верил. Гарри Гуллинг сам собрался вести дело в суде.
  — И что? В этом есть что-то исключительное?
  — Это просто неслыханно, — ответил Мейсон. — Гуллинг — это очень знающий юрист, он заправляет почти всем в прокуратуре, но я не думаю, чтобы он мог с успехом выступить в суде. Его способ мышления слишком сух и абстрактен, ему не хватает знания человеческой натуры. Теперь слушай внимательно, Пол. Это мой собственный бумажник. Мне нужен список его содержимого. В нем немного денег, какие-то письма, мои водительские права и другие бумаги. Я хотел бы, чтобы Гуллинг нашел этот бумажник в мужском туалете.
  — Это будет довольно трудно, — заявил Дрейк.
  — Ничего в этом трудного нет. Можешь поставить там человека, готового подбросить бумажник в любую минуту. Поставь другого человека в коридоре, пусть подаст знак, когда появится Гуллинг. Нужно оставить бумажник на видном месте, но как-нибудь так, чтобы это не выглядело подозрительно.
  — Хорошо, — сказал Пол, — сделаем.
  — Присмотри, чтобы Гуллинг обязательно его нашел. — Мейсон незаметно сунул бумажник Дрейку.
  Раздался стук молотка и голос чиновника, требующего, чтобы все встали. Судья Гомер Линдейл вошел в зал, занял свое место и кивнул головой, приглашая всех садиться. Спустя минуту он объявил, что открывает предварительное слушание по делу: общественный обвинитель против Аделы Винтерс и Евы Мартелл.
  — Обвинитель готов, — сказал Гуллинг.
  — Защитник готов, — заявил Мейсон.
  — Прошу начинать, — сказал судья Линдейл заместителю окружного прокурора.
  — Высокий Суд знаком с существом дела?
  — Я читал акты обвинения. Это, насколько мне известно, дело об убийстве первой степени.
  — Да, Ваша Честь. Обвиняемые выступают вместе и их обоих представляет адвокат Мейсон.
  — Хорошо. Прошу начинать.
  — Ваша Честь, первым свидетелем со стороны обвинения вызывается Сэмуэль Диксон.
  Диксон был приведен к присяге и занял свидетельское кресло. Он показал, что является офицером патрульной машины и что третьего числа текущего месяца он получил вызов в жилой дом Сиглет Мэнор, в квартиру триста двадцать шесть. Прибыв на место он застал в квартире обеих обвиняемых. Более молодая, Ева Мартелл, была взволнована, находилась на грани истерики, но Адела Винтерс была спокойна и вполне владела собой. Они показали ему труп, который, по их заявлению, был Робертом Доувером Хайнсом.
  — Где находилось тело?
  — Мужчина сидел в кресле в спальне, наклонив голову на правое плечо. Посередине лба у него было отверстие — вероятнее всего от пули. Видны были следы крови. Он был в одной рубашке, пиджак висел на спинке стула рядом..
  — Обвиняемые дали тогда показания относительно личности убитого и того, как они обнаружили труп?
  — Да.
  — Что это были за показания? — спросил Мейсон.
  — Показания, о которых я спрашиваю, не были подписаны, — сказал Гуллинг.
  — Мне известно, Ваша Честь, — заявил Мейсон, — что обвиняемые подписали какие-то показания. Если это так, то эти показания должны быть наилучшим доказательством.
  — Показания, о которых говорит свидетель, являются только устными показаниями.
  — Протест отклоняется.
  — Я хотел бы только спросить, будет ли сторона обвинения относиться к этим показаниям как к признанию, или это может быть трактовано как исповедь?
  — Не могу увидеть никакой разницы.
  — Если они не являются ни одним, ни другим, то я протестую против них, как против несущественных и не связанных с делом.
  — Но это все же показания.
  — Очень хорошо. В таком случае я протестую из-за того, что для них не определен соответствующий юридический статус.
  — Это не показания, если вас это интересует, — сказал Гуллинг. — Это четкие заявления.
  — Протест отклоняется, — решил судья Линдейл.
  — Итак, — продолжал свидетель, — обе обвиняемые дали показания. Они сказали, что обе были наняты на работу мистером Хайнсом и жили в этой квартире. Обвиняемая Ева Мартелл сказала, что ей поручили пользоваться именем Хелен Ридли.
  — Если Высокий Суд позволит, — сказал Мейсон, — я хотел бы поддержать свой протест. Пока еще не установили доказательства «Корпус Деликти»28. У нас, до сих пор, только труп. Мне кажется, что более правильным путем было бы установление личности этого человека и ознакомление с результатами судебно-медицинского осмотра, доказывающих, что его смерть была вызвана актом насилия. Судя по тому, что было сказано до сих пор, этот человек с таким же успехом мог умереть и от инфаркта.
  — С пулей во лбу? — саркастически спросил Гуллинг.
  — Ах! — удивился Мейсон, — так у него во лбу была пуля? Это меняет дело.
  — У него была пуля во лбу.
  — Я хотел бы расспросить свидетеля об этой пуле, чтобы узнать состав преступления, прежде, чем поступят следующие вопросы.
  — Этот свидетель не видел пули, — сказал Гуллинг.
  — Тогда откуда он знает, что пуля была?
  — Это сказал ему врач, который осматривал тело, — выкрикнул Гуллинг и покраснел, когда на лице судьи Линдейла появилась усмешка. Он взял себя в руки и сказал уже более спокойным тоном: — Отлично, господин адвокат, я докажу существование состава преступления. Благодарю вас, мистер Диксон. Прошу принести присягу Хелен Ридли.
  Хелен Ридли заняла свидетельское кресло с явной неохотой.
  — Вы знали Роберта Доувера Хайнса? — спросил Гуллинг.
  — Знала.
  — Вы видели его третьего сентября?
  — Нет, лично я его не видела, но разговаривала с ним.
  — По телефону?
  — Да, сэр.
  — Но до этой даты вы его видели?
  — Да, много раз.
  — Вы его хорошо знали?
  — Да, сэр.
  — Вы снимали квартиру номер триста двадцать шесть в доме Сиглет Мэнор?
  — Да, временно.
  — Четвертого сентября вы, по просьбе полиции, ходили в морг?
  — Да.
  — Вы видели там труп мужчины?
  — Да.
  — Кто это был?
  — Хайнс.
  — Роберт Доувер Хайнс?
  — Да, сэр.
  — Тот самый, которому вы дали разрешение пользоваться своей квартирой?
  — Да.
  — У меня все, пожалуйста, перекрестный допрос.
  — Когда вы дали разрешение Хайнсу пользоваться своей квартирой, вы дали ему ключи? — спросил Мейсон.
  — Да.
  — С какой целью вы это сделали?
  — Минуточку, ваша Честь, — сказал Гуллинг. — Я протестую против этого вопроса, как несущественного и не связанного с делом. Свидетельница была вызвана только для установления личности убитого.
  — В таком случае, зачем ее спрашивали, дала ли она Хайнсу разрешение на использование своей квартиры? — спросил Мейсон.
  — Чтобы объяснить, почему он там очутился.
  — Вот именно, — улыбнулся Мейсон. — Это как раз то, что я пытаюсь объяснить, почему он там оказался.
  — Я не имел в виду это, Ваша Честь, — возразил Гуллинг.
  — А я имею в виду именно это, Ваша Честь, — рявкнул Мейсон.
  — Если Высокий Суд позволит, — сердито закричал Гуллинг, — я не хотел бы обсуждать внешние обстоятельства этого дела. Если у мистера Мейсона намечена какая-то линия защиты, то он может проводить ее без каких-либо препятствий. Я хотел только доказать, что личность убитого установлена, установлена причина смерти, а также вероятность того, что обвиняемые могли совершить это убийство с заранее обдуманными намерениями, хладнокровно и при этом имея целью кражу бумажника со значительной суммой денег.
  — Тогда тем более, — сказал Мейсон, — Высокий Суд должен знать причину, по которой обвиняемые находились в квартире и почему там был мистер Хайнс.
  — Если вы так желаете, можете заниматься этим, — фыркнул Гуллинг.
  — Может быть, я смогу прояснить ситуацию, — сказал Мейсон, — напомнив Высокому Суду, что свидетельницу спрашивали о разрешении, которое она дала Хайнсу. Если это разрешение было дано в письменном виде, то оно было бы самым лучшим доказательством и должно быть включено в дело. Если же это позволение было устным, то тогда, в соответствии с буквой закона, если обвинение вводит часть показания, то я имею право ввести его полностью.
  — Мы проведем тут всю зиму, Ваша Честь, если будем рассматривать все эти посторонние проблемы, — Гуллинг был откровенно злым.
  — Мне не кажется, что это постороння проблема, — решил судья Линдейл. — Я сказал бы, что это часть линии защиты, если бы свидетельница не была спрошена о том, что представляло часть разговора. Раз была затронута часть разговора, то я хочу, чтобы защитник своими вопросами вскрыл весь разговор. Я предложил бы вам, мистер Мейсон, поставить вопрос несколько иначе.
  — Отлично, — сказал Мейсон. Он повернулся к Хелен Ридли и с улыбкой спросил: — Вы сказали, что дали Роберту Хайнсу разрешение на пользование своей квартирой?
  — Да.
  — Это было устное разрешение?
  — Да, сэр.
  — Что еще тогда было сказано?
  — Ваша Честь, я протестую, — сказал Гуллинг. — Это открытый вопрос, который может внушить различные ответы.
  Хелен Ридли ответила, старательно подбирая слова, пытаясь упомянуть как можно меньше фактов:
  — Я не помню всего разговора. У нас было несколько бесед на эту тему. Но тогда, когда я окончательно дала мистеру Хайнсу разрешение пользоваться моей квартирой…
  — Если Высокий Суд позволит, — перебил Гуллинг, — я сделаю уточнение. Мы заинтересованы только одним этим разговором. Все более ранние разговоры или переговоры по поводу получения этого разрешения, не должны обсуждаться. Вопросы защиты должны относиться только к вещам, которые обсуждались в этой последней беседе.
  — В этой последней беседе, — ответила Хелен Ридли, — я сказала Хайнсу, что он может занять мою квартиру. Я дала ему ключ от квартиры и мы договорились, что он будет сообщать мне обо всех телефонных звонках.
  — Вы можете вспомнить еще что-нибудь? — спросил Мейсон.
  — Нет, — сказала она. — Из этого разговора — нет.
  — Шла ли речь о двух женщинах, которые должны были занять эту квартиру?
  — Мы договорились, что Хайнс поселит в ней кого-нибудь.
  — Чтобы этот кто-то заменял вас?
  — Не совсем.
  — Но должен был пользоваться вашим именем?
  — Ну, да.
  — Я покажу вам объявление, которое появилось в газете, — сказал Мейсон. — Вы говорили с Хайнсом о помещении этого объявления в газете?
  — Только в этом разговоре, — напомнил Гуллинг.
  — Да, именно в этом разговоре.
  — Нет, Хайнс сделал это не договорившись со мной, — сказала Хелен Ридли.
  — В этом разговоре вы установили тип женщины, которая должна была поселиться в вашей квартире? Верно ли, что это должна была быть брюнетка с определенными физическими параметрами?
  — Но…
  — Да или нет? — спросил Мейсон.
  — Да.
  — Какие это должны были быть параметры?
  — Я дала мои размеры — рост, вес, объем груди и бедер…
  — Зачем?
  — Я протестую против этого вопроса, как против несущественного и не связанного с делом, — заявил Гуллинг.
  Судья Линдейл был явно заинтересован. Он наклонился в кресле и посмотрел на свидетельницу.
  — Если я правильно понял, — сказал он, — то вы дали разрешение мистеру Хайнсу пользоваться своей квартирой, дали ему ключи и вдобавок поручили найти женщину, которая бы полностью была похожа на вас, взяла бы ваше имя и стала бы жить в вашей квартире?
  — Это не в этом разговоре, Ваша Честь, — возразил Гуллинг, — это произошло в результате многих разговоров.
  — Суд хотел бы услышать ответ на поставленный вопрос, — сказал судья Линдейл. Он был рассержен.
  — Так, в общем-то выглядела наша договоренность, — призналась Хелен Ридли.
  — А защита задала вопрос, почему такая договоренность была достигнута?
  — Да, Ваша Честь, — поддакнул Мейсон.
  — Именно против этого я и протестую, Ваша Честь, — сказал Гуллинг. — Потому что эта договоренность была заключена раньше и не имела ничего общего с разговором, в котором было дано разрешение на пользование квартирой. Позволю себе заметить, Ваша Честь, что защите удалось вести обсуждение этих аспектов в предварительное слушание только благодаря формальному соблюдению процесса. Мне кажется, что не стоит заниматься этим больше.
  — Да, — сказал судья Линдейл. — Я считаю, что обвинитель прав… с формальной точки зрения. Но Суд хотел бы все же узнать, почему в квартиру была подставлена другая женщина вместо свидетельницы.
  — Она не была подставлена, Ваша Честь, — сказал Гуллинг.
  — В таком случае, что же это было? — спросил судья.
  — Это была только сдача квартиры.
  — Ну, ну, — буркнул Линдейл. — И притом женщине, которая выглядела совершенно так же, как свидетельница и вдобавок приняла имя свидетельницы?
  — Да, Ваша Честь.
  — Если это не является подставкой, то что такое подставка по вашему мнению? — спросил судья. — Однако, Суд ограничит вопросы защиты только темами, содержащимися в вопросах обвинителя. Прошу продолжать, мистер Мейсон.
  — Вы заявили, — сказал Мейсон, — что не видели Роберта Доувера Хайнса в день убийства.
  — Да.
  — Вы уверены?
  — Абсолютно.
  — Где вы были в половине первого в этот день?
  — Я… была на обеде.
  — Одна?
  — Протестую. Вопрос несуществен и не связан с делом, — вмешался Гуллинг.
  — Ну что ж, — вздохнул судья. — В принципе, мы могли бы принять этот протест. Разве что свидетельница была на обеде с Хайнсом. Я думаю, что вы не предполагаете этого, мистер Мейсон?
  — Нет, Ваша Честь. Я хочу только проверить, что делала свидетельница от обеда до момента совершения преступления. Думаю, что это довольно ограниченный диапазон вопросов.
  — В какое время совершено убийство? — спросил судья Линдейл.
  — В промежутке от без пяти час до двух пятнадцати, — ответил Гарри Гуллинг.
  — Очень хорошо, — сказал судья. — Это всего двадцать минут. Думаю, что можно спросить об этом свидетельницу, учитывая ее заявление о том, что она не видела Хайнса в течение всего дня.
  — Вы закончили обед около половины второго? — спросил Мейсон.
  — Да, сэр.
  — И куда вы пошли?
  Она беспомощно посмотрела на Гуллинга.
  — Несущественно и не связано с делом, — механически сказал Гуллинг. — Неправильный способ постановки вопроса свидетелю.
  — Протест отклоняется.
  — Я… пошла в один ресторан.
  — Вы уже пообедали, — заметил Мейсон. — Вы пошли в этот ресторан чтобы с кем-нибудь встретиться?
  — Да.
  — И этим человеком был Роберт Хайнс?
  — Да.
  — Вы с ним виделись?
  — Нет.
  — Вы разговаривали с ним по телефону?
  — Я разговаривала с ним в тот день, но раньше.
  — Следовательно, после половины второго вы не разговаривали с ним по телефону?
  — Нет.
  — Вы звонили ему по номеру, который он вам дал?
  — Да.
  — Это был номер квартире в Сиглет Мэнор — той второй квартиры, правда?
  — Да, так мне кажется.
  — Номер телефона квартиры, которую снимала Карлотта Типтон?
  — Как бы это сказать… я видела ее один или два раза. По-моему, я ехала с ней в лифте.
  — Вы имеете в виду в лифте Сиглет Мэнор?
  — Да.
  — Однако, вы не пытались с ней связаться после половины второго?
  — Нет.
  — Когда вы пошли в ресторан, чтобы встретиться с Робертом Хайнсом, вы имели повод предполагать, что он придет туда на обед?
  — Да.
  — Это довольно позднее время для обеда, не так ли?
  — Что ж… я надеялась, что он, возможно, все-таки придет.
  — Вы рассчитывали на случайность?
  — Можно сказать и так.
  — Но если бы вы пришли туда раньше, то вы застали бы его там наверняка?
  — Да, мне кажется, что так.
  — Это мое предположение, — сказал Мейсон, — но вам необходимо было встретиться с Хайнсом, потому что во время обеда что-то случилось, так?
  — Ваша Честь, я протестую, — выкрикнул Гуллинг. — Это внушение выводов.
  — Это вывод не свидетельницы, а только обвинителя, — усмехнулся Мейсон.
  — Вдобавок, — сухо заметил судья Линдейл, — этот вывод очевиден для Суда. Мистер Гуллинг, вы позволите нам продолжать допрос свидетельницы без бесчисленных протестов с вашей стороны? Это ведь еще не процесс перед полным составом Скамьи Присяжных и мы можем позволить себе избежать некоторые формальности.
  — Я отказываюсь от этого вопроса, — сказал Мейсон. — У меня еще только один или два вопроса к миссис Ридли. Вы дали какие-то деньги Хайнсу во время упомянутого ранее разговора?
  — Да.
  — В стодолларовых банкнотах?
  — Сто и пятидесятидолларовых.
  — Сколько?
  — Пятьсот долларов.
  — Не получили ли вы перед этим часть этих денег от своего мужа?
  — Ваша Честь, — миролюбиво сказал Гуллинг, — я не хотел бы, после замечания, выступать с излишне формальной позиции, но направление вопросов мистера Мейсона кажется мне очевидным. Он заставил меня внести столько формальных протестов, что Ваша Честь сделали мне замечание…
  — Думаю, что обвинитель прав, — сказал судья Линдейл. — Мистер Мейсон, не хотите ли вы принять во внимание необходимость сотрудничества обеих сторон? Суд попросил вносить поменьше протестов, это, однако, обязывает защитника вести допрос согласно правилам и не использовать ситуацию.
  — Ваша Честь, я согласен с этим, — сказал Мейсон. — Но так как создавшаяся ситуация может в некоторой степени повлиять на мое профессиональное положение, я прошу позволить мне объяснить цель моих вопросов.
  — Пожалуйста.
  — Насколько мне известно, — сказал Мейсон, — в актах обвинения есть информация о том, что в момент, когда Хайнс был убит, у него был бумажник, содержащий свыше трех тысяч долларов наличными. Кроме того, по номерам банкнот стало известно, что эти деньги получены в банке мужем свидетельницы. Поэтому существенным является получение сведений о том, как эти деньги оказались в бумажнике Хайнса: через миссис Ридли или из другого источника.
  В глазах судьи Линдейла отразился интерес. Он повернулся к Гуллингу.
  — Это хотя бы приблизительно соответствует истине, господин заместитель окружного прокурора?
  — Ваша Честь, позволю себе заметить, что это попытка нарушить порядок допроса, установленного обвинением.
  — Мистер Мейсон сделал заявление, объясняющее цель вопросов, — сказал судья Линдейл. — Я спрашиваю, правильно ли заявление мистера Мейсона?
  — Заявление в принципе правильно, но это не значит, что защите можно поступать таким образом во время допроса свидетеля обвинения.
  — В таком случае, — сказал судья Линдейл, — если мы встаем на чисто формальную позицию, то будем формалистами для обеих сторон. Я отклоняю протест. Миссис Ридли, прошу вас ответить на этот вопрос.
  — Ни один доллар из тех денег, которые я дала Хайнсу, не был получен мною от моего мужа. Я не брала от мужа денег в течение последних шести месяцев, — ответила Хелен Ридли.
  — Благодарю вас, — сказал Мейсон. — У меня больше нет к вам вопросов.
  — У меня тоже больше нет вопросов к свидетельнице, — буркнул Гуллинг.
  — Ваш следующий свидетель? — спросил судья Линдейл.
  — Ваша Честь, я вынужден немного нарушить запланированный порядок. Я хотел бы вызвать свидетеля, чтобы задать ему только несколько вопросов.
  — Отлично.
  — Мистер Томас Фолсом, — провозгласил Гуллинг. — Подойдите к свидетельскому месту и принесите присягу.
  Томас Фолсом оказался высоким мужчиной с несколько угловатыми движениями. Он принес присягу и расселся в свидетельском кресле со свободой человека, который занимает это место не в первый раз.
  — Вы являетесь частным детективом «Калифорнийского Следственного Агентства» и вас зовут Томас Фолсом. Вы были работником агентства третьего сентября, а так же перед этой датой?
  — Да, сэр.
  — Я хотел бы спросить вас об обвиняемой Аделе Винтерс. Вы видели ее третьего сентября около двадцати минут третьего?
  — Да, сэр.
  — Где?
  — В отеле Лоренцо.
  — Что она делала?
  — Именно в это время?
  — Да, именно в это время.
  — Она была вместе с другой обвиняемой, Евой Мартелл. Они прибыли в отель приблизительно в два часа пятнадцать минут. Около двадцати минут третьего, когда Ева Мартелл звонила по телефону, обвиняемая Адела Винтерс, за которой мне было поручено наблюдение, стала прохаживаться, якобы бесцельно, по холлу отеля. Потом прошла в двери с надписью «Камера хранения багажа» и еще через одни двери, ведущие на хозяйственную улочку позади отеля, пока не дошла, наконец, до бокового двора за рестораном отеля.
  — И что она сделала?
  — Там стояли в одном ряду три мусорных бачка. Она подняла крышку среднего, постояла там минуту, очевидно бросила туда что-то, потом опустила крышку и вернулась в холл отеля.
  — Это было около двадцати минут третьего?
  — Да, сэр.
  — Прошу защиту начинать перекрестный допрос, — бросил Гуллинг.
  — Вам было поручено наблюдение за обвиняемой Аделой Винтерс? — начал Мейсон.
  — Да, сэр.
  — И вы следили за ней еще некоторое время до того, как увидели ее в отеле?
  — Да.
  — Как третьего, так и второго сентября.
  — Да, сэр.
  — Она отправилась в отель Лоренцо непосредственно после того, как вышла из Сиглет Мэнор?
  — Да, конечно.
  — Она вышла из Сиглет Мэнор сразу же после двух? — спросил Мейсон.
  — Да. Она вышла из дома в два часа одиннадцать минут, если вы хотите знать точное время.
  — Вы действительно видели, что она что-то бросила в мусорный бачок?
  — Нет, господин адвокат. Я очень старался сказать только то, что я действительно видел. Я следил за ней, но не хотел, чтобы меня заметили, поэтому держался на некотором расстоянии. Когда она повернулась ко мне спиной и подняла крышку мусорного бачка, мне не было видно, что она делает руками. Потом, похоже, она что-то бросила в середину бака. Как только она стала поворачиваться, я спрятался за угол и вернулся в холл.
  — И она тоже вернулась в холл?
  — Да, сэр.
  — И там вы продолжали держать ее под наблюдением. До какого часа приблизительно?
  — Она не осталась в холле отеля. Обе женщины находились там только минуту. Одна из них звонила по телефону. Потом они вышли и направились по магазинам.
  — У меня такое впечатление, Ваша Честь, что это все очень далеко от существа дела, — сказал Гуллинг.
  — Я тоже так считаю, — решил судья Линдейл. — Это может быть очень полезно для защитника, но это не тот метод, при помощи которого следует ставить вопросы свидетелю обвинения.
  — Мне очень неприятно, Ваша Честь, — сказал Мейсон. — Я не буду задавать больше вопросов свидетелю.
  — Все вопросы, относящиеся к проблемам, затронутым непосредственно в допросе, полностью разрешены, — напомнил судья Линдейл.
  — Благодарю, Ваша Честь. Мне кажется, что я затронул именно эти проблемы и мне не хотелось бы производить впечатление, будто я использую просьбу Высокого Суда.
  — Обвинитель будет задавать вопросы свидетелю?
  — Да, — ответил Гуллинг. — Мистер Фолсом, вас спросили, видели ли вы как обвиняемая бросила что-то в мусорный бак. Я хочу задать вам только один вопрос. Если бы она что-то бросала внутрь, то вы бы заметили, что это было?
  — Нет. Я пытался уже объяснить. С того места, откуда я наблюдал, мне не было видно, что делала ее правая рука. Ее левой руки я не видел вовсе. Но я увидел, как обвиняемая наклонилась над мусорным баком и ее левая рука подняла крышку. Потом я увидел, как она снова закрыла мусорный бак.
  — Это все, — сказал Гуллинг.
  — Одну минутку, — сказал Мейсон. — В свете этих объяснений у меня есть еще несколько вопросов к свидетелю. Мистер Фолсом, это значит, что вы не могли наблюдать в тот момент за руками обвиняемой?
  — Я повторял это многократно.
  — Я хотел бы выяснить это до конца. Но вы видели, что ее левая рука поднялась в тот момент, когда она поднимала крышку?
  — Да, сэр.
  — Из этого вы сделали вывод, что она держала ручку крышки левой рукой?
  — Естественно.
  — А вы видели движение ее правого плеча?
  — Я уже объяснял, что тело заслоняло то, что делала правая рука.
  — Я имею в виду не руку, а только плечо. Вы видели движение ее правого плеча?
  — Нет.
  — А движение локтя?
  — Нет, но прошу минутку подождать. Я не уверен полностью, но когда я еще раз об этом подумал, то мне кажется, что я видел легкое движение локтя и плеча. Такое движение, как будто она бросила что-то в бак.
  — Вы передавали рапорт в «Калифорнийское Следственное Агентство»?
  — Да, сэр.
  — И у вас была инструкция передавать результаты наблюдения каждые полчаса?
  — Да, если мы находились поблизости от телефона и могли позвонить без труда.
  — Сколько людей наблюдало за обвиняемыми?
  — Двое.
  — Вы следили за Аделой Винтерс, а ваш напарник — за Евой Мартелл?
  — Да, сэр.
  — Когда вы увидели, что сделала обвиняемая Адела Винтерс, — продолжал спрашивать Мейсон, — в какое-то время после этого, вы позвонили руководству?
  — Да, это так.
  — А в своем рапорте вы упомянули, что она подняла крышку и заглянула в мусорный бак?
  — Да, мне кажется, что именно так я и сообщил.
  — Как вы думаете, заглядывая в бак, она бы подняла правое плечо или правый локоть?
  — Наверное, нет.
  — А когда вы отчитывались, вам не пришло в голову, что она что-то бросила в бак?
  — Нет.
  — Это значит, что в то время вы думали, что она только заглянула туда?
  — Да, сэр.
  — И это вы передали в свое агентство?
  — Да.
  — Я предполагаю, что тогда ее действия были более свежи в ваших воспоминаниях?
  — У меня нет такого впечатления. Мне кажется, что сейчас я вспоминаю это происшествие так же хорошо, как и тогда, когда звонил в агентство.
  — Но первым вашим впечатлением было то, что она только заглянула в бачок?
  — Да.
  — В то время, когда вы звонили по телефону, это впечатление было совершенно свежим в вашей памяти. Спустя какое время, после того как Адела Винтерс ходила к мусорным бачкам, вы звонили в агентство?
  — Спустя две или три минуты. Когда я вернулся в холл, мой напарник принял мои функции и, пока я звонил, присматривал за обеими подопечными.
  — Это значит, что спустя две или три минуты после того как Адела Винтерс ходила к мусорным бачкам, обе обвиняемые были уже вместе, в холле?
  — Конечно.
  — Вы не наблюдали за этими бачками раньше?
  — Нет.
  — А у вас была возможность наблюдать за бачками позже?
  — Нет.
  — Следовательно, вы знаете только, что обвиняемая заглянула в мусорный бак и ничего туда не бросала?
  — Что ж, так мне кажется, если вы хотите быть таким точным, — ответил Фолсом.
  — Я не хочу быть формалистом без нужды, но этот момент может оказаться весьма существенным.
  — Если вас интересует мое откровенное мнение, — сказал Фолсом, — тогда я сказал, что она только заглянула внутрь, но теперь, когда я об этом думаю, то абсолютно уверен, что она подняла крышку бачка и что-то туда бросила.
  — Почему же эта мысль не пришла вам в голову, когда вы звонили в агентство?
  — Я и в самом деле не знаю, — ответил Фолсом. — Вероятно, такое различие не казалось мне тогда существенным.
  — Именно это я и пытаюсь точно установить, — сказал Мейсон. — Сейчас воспоминание об этом происшествии приобретает цвета, потому что вы поняли, что это очень существенно?
  — Я не согласен с вашим определением, что мои воспоминания приобретают цвета. Я только более вдумчиво обдумал все происходившее. Теперь я совершенно уверен в том, что она что-то кинула в бачок.
  — Так же уверены, как вы были уверены третьего сентября в том, что она туда только заглянула?
  — Это довольно категоричная постановка вопроса.
  — А это не слишком порядочный способ отвечать на вопросы.
  — Но если она на самом деле что-то бросила в сборник!
  — Вы теперь уверены, что она это сделала?
  — Да.
  — Вы не были уверены третьего числа?
  — Если вы намереваетесь делить волосок на части, то не был уверен!
  — У меня все, — закончил Мейсон.
  — У меня нет вопросов, — рявкнул Гуллинг.
  — Ваш следующий свидетель, господин обвинитель.
  — Я хотел бы еще раз вызвать Сэмуэля Диксона, чтобы задать ему один вопрос, — сказал Гуллинг.
  — Вызывайте.
  — Вы уже были приведены к присяге, — обратился судья к Диксону, когда он вновь занял свидетельское кресло. — Пожалуйста, отвечайте на вопросы.
  — Мистер Диксон, — спросил Гуллинг, — третьего сентября вы были в отеле Лоренцо и проверяли там содержимое мусорного бачка?
  — Да, сэр.
  — Что вы сделали?
  — Я поднял крышку мусорного мака, стараясь не оставлять отпечатки пальцев. Увидел, что бак наполнен мусором на три четверти. Я высыпал содержимое бака на разложенный брезент и нашел в мусоре револьвер тридцать второго калибра, номер сто сорок пять восемьдесят один.
  — И что вы сделали с этим револьвером?
  — Приложив все старания, чтобы оставить новых отпечатков и не стереть тех, которые могли на нем находиться, несмотря на то, что револьвер был в середине мокрых отбросов…
  — Отложим выяснение, почему не было отпечатков пальцев на револьвере. Отвечайте только на вопросы. Что вы с ним сделали?
  — Я доставил револьвер Альфреду Корбелу.
  — Мистер Корбел является экспертом по оружию и отпечаткам пальцев в Отделе по раскрытию убийств?
  — Да, сэр.
  — А когда вы доставили ему это оружие?
  — Как оружие, так и крышка от сборника, были доставлены около семи часов сорока пяти минут того же дня.
  — Это значит, третьего сентября?
  — Да.
  — Защита может задавать вопросы.
  — У меня нет вопросов, — сказал Мейсон.
  — Суд решил сделать перерыв на десять минут, — заявил судья Линдейл.
  Мейсон бросил многозначительный взгляд на Пола Дрейка. Тот кивнул головой.
  18
  Когда спустя десять минут, Суд возобновил заседание, Гуллинг заявил:
  — Моим следующим свидетелем будет Альфред Корбел.
  Заняв место для свидетелей, Альфред Корбел представился как эксперт по оружию и дактилоскопии.
  — Вот револьвер тридцать второго калибра, номер сто сорок пять восемьдесят один. Вы когда-нибудь видели его раньше?
  — Да, видел.
  — Когда?
  — Впервые я увидел его в семь сорок пять третьего сентября, когда мне его доставил Сэмуэль Диксон. Я обследовал револьвер в лаборатории. Снова я увидел этот револьвер в ту же ночь, когда обвиняемая признала его своей собственностью.
  — Вы проводили пробную стрельбу из этого револьвера?
  — Да, сэр.
  — Вы исследовали его на наличие отпечатков пальцев?
  — Да, сэр.
  — Вы нашли какие-нибудь отпечатки?
  — Нет.
  — Вы можете объяснить, почему не было никаких отпечатков?
  — Когда револьвер был доставлен мне, то его покрывал слой липкой грязи. К отдельным частям револьвера прилип мусор, даже в пустом гнезде барабана была грязь. Принимая во внимание то, что револьвер был засунут в мусор, который впоследствии перемешали, я не надеялся, что мне удастся найти какие-нибудь пригодные для идентификации отпечатки.
  — Оружие было заряжено?
  — Пять гнезд в барабане было заряжено, и в одном гнезде пули не было. В этом гнезде находилась только пустая гильза.
  — Проводили дли вы сравнение с пулей, которая была извлечена из черепа Хайнса?
  — Да, сэр.
  — И что показало исследование?
  — Что пуля была выпущено из этого револьвера.
  — Вы провели проверку крышки мусорного бака на наличие отпечатков пальцев?
  — Да.
  — Что вы обнаружили?
  — Могу я попросить папку? — спросил Корбел.
  Гуллинг подал ему папку. Свидетель открыл ее и вынул пачку фотографий.
  — Это снимок сделан с использованием зеркала, — сказал он, — и показывает ручку крышки с нижней стороны. На ручке видны многочисленные отпечатки пальцев, некоторые из них затерты, другие легко различимы.
  — Обращаю ваше внимание на отпечаток, обведенный линией, — сказал Гуллинг. — Удалось ли вам его идентифицировать?
  — Да, это отпечаток среднего пальца левой руки обвиняемой Аделы Винтерс.
  — Защитник может спрашивать свидетеля.
  — На ручке крышки мусорного бака вы обнаружили много отпечатков? — спросил Мейсон.
  — Да. Большинство из них очень отчетливы.
  — Они настолько отчетливы, что их можно идентифицировать?
  — Вы имеете в виду сравнение их с другими отпечатками?
  — Да.
  — Я могу это сделать.
  — Вы связаны с Управлением полиции?
  — Как эксперт, да.
  — Вы получаете от полиции заказы на экспертизы?
  — Я не совсем понимаю то, что вы имеете в виду. Если вы хотите сказать, что полиция диктует мне то, что я должен говорить, то вы ошибаетесь.
  — Но полицейские говорят вам, что вы должны сделать?
  — Ну… да.
  — И следовательно, если полиция работает над сбором обвинительных доказательств против кого-нибудь, то ваши экспертизы направлены на этого человека?
  — Как вы это понимаете?
  — Возьмем, например, это дело, — сказал Мейсон. — Вы пытались и пытаетесь найти доказательства, выявляющие связь Аделы Винтерс с убийством. Вы не решаете загадки, а лишь пытаетесь обвинить Аделу Винтерс.
  — Не вижу в этом никакой разницы. Это одно и то же.
  — Нет. Не одно и то же. Возьмите, хотя бы, эти отпечатки пальцев. С той минуты, как вы обнаружили, что один из них принадлежит Аделе Винтерс, вы достигли цели, не так ли?
  — Очевидно.
  — Другими словами, вас интересовали папилярные линии на крышке бачка только потому, что они могли быть доказательством против обвиняемой?
  — Мне так кажется, но я не знаю, к чему вы стремитесь, господин адвокат. Конечно, если она держала эту крышку в руках, то это несомненная улика. И я старался это установить.
  — Вот именно. Но вы не пробовали установить кому принадлежат другие отпечатки пальцев?
  — Ах вот в чем дело! — усмехнулся свидетель. — Десятки человек имели доступ к мусорным бакам. Люди из кухни отеля пользовались бачками и поднимали крышки в течение всего дня. Я хотел бы подчеркнуть, что я был занят только обнаружением и идентификацией отпечатков, доказывающих, что обвиняемая Адела Винтерс поднимала крышку бака.
  — Вот именно! — воскликнул Мейсон. — Другими словами, вы хотели найти определенную улику, необходимую, чтобы против обвиняемой можно было возбудить уголовное дело. Когда вы ее нашли, то прекратили дальнейшие исследования. Так это было?
  — В этом конкретном случае — так.
  — Почему вы не пытались идентифицировать другие отпечатки?
  — Потому что они меня не интересовали. Я получил задание проверить, поднимала ли обвиняемая Адела Винтерс крышку бака.
  — А когда вы заявили, что крышку поднимали несколько раз в течение дня, вы сказали это без всяких доказательств, или у вас были веские причины для такого заявления?
  — Да… были.
  — Какие, например?
  — Что ж, ведь очевидно, что так должно было быть.
  — Какое свидетельство заставляет вас так предполагать?
  — Ничего… ничего из того, что я видел бы сам. Но это же очевидно из доказательств!
  — Прошу указать на пункты в доказательствах, которые указывают на то, что мусор подсыпался постепенно.
  — Но, — сказал Корбел, — возьмите, хотя бы, показания Сэмуэля Диксона. Когда он нашел револьвер, тот был погребен глубоко в мусоре, а это указывает на то, что с того времени, когда револьвер бросили в бак, над ним скопилось много отходов.
  — Каким образом это доказано?
  — Но, мистер Мейсон, — перебил Гуллинг, — все это только лишний обмен словами со свидетелем на тему интерпретации улик.
  — Ваша Честь, этот человек признал, что он исследовал улики только с целью найти доказательства против обвиняемой Аделы Винтерс, а не с целью установления истины, — возразил Мейсон.
  — Но разве не очевидно, что все именно так и было, как утверждает обвинение? — с некоторой дозой нетерпения спросил судья Линдейл.
  — Нет, Ваша Честь.
  На лице судьи отразилось удивление:
  — Я был бы доволен, если бы услышал мнение защиты по этому поводу, — сказал он скептически.
  — Предполагается, — сказал Мейсон, — что так как этот револьвер был найден закопанным в мусоре, то это означает, что время от времени в течение дня в бак выбрасывали еще порции отходов. Обращаю внимание, Ваша Честь, на фактор времени. Из-за недостатка персонала, ресторан в отеле Лоренцо закрывается в час сорок и остается закрытым до половины седьмого вечера. Думаю, что разговор с персоналом кухни позволит установить, что последний мусор выбрасывался до двух часов дня и уже больше ничего не добавлялось до без десяти восемь вечера. Теперь, если Высокий Суд захочет посмотреть с этой стороны на свидетельства, то он сможет заметить довольно странную ситуацию. Если обвиняемая Адела Винтерс бросила револьвер в бак в двадцать минут третьего и, если над револьвером собралось много мусора к тому моменту, когда полиция обследовала содержимое бака, то это хороший пример улики. Но если не добавлялось никакого мусора, с того момента, как обвиняемая была у бака и до того момента, как полиция вытащила револьвер, в таком случае очевидно, что чтобы ни делала обвиняемая Адела Винтерс, она не могла бросить револьвер. Он должен был быть помещен туда раньше.
  — Как это? — с удивлением спросил судья Линдейл.
  — Свидетельство Томаса Фолсома показывает, что обвиняемая Винтерс скорее заглянула в бак, чем что-то туда бросила.
  — Это только узкая интерпретация его показаний, — бросил рассерженный Гуллинг.
  — Конечно, — ответил Мейсон, — обвиняемая имела возможность бросить револьвер в мусорный бак, но совершенно не могла его засунуть глубоко в мусор. Если бы она это сделала, то так запачкала бы правую руку, что должна была бы вымыть ее. Собственно, для того, чтобы глубоко засунуть револьвер в мусор, она должна была бы засучить правый рукав, чего она наверняка не сделала, потому что свидетель Фолсом заметил бы это.
  — Свидетель не мог видеть ее рук, — возразил Гуллинг.
  — Не мог видеть рук, но видел плечо и локоть. Если бы она что-то глубоко засовывала в бак, то свидетель Фолсом заметил бы это.
  — Да, — согласился судья Линдейл. — Это можно понять из показаний свидетеля. Конечно, мистер Мейсон, вы не спросили свидетеля, могли ли замеченные им жесты свидетельствовать о том, что обвиняемая что-то глубоко засовывала в мусорный бак.
  — Конечно не спросил, — ответил Мейсон. — Это свидетель обвинения. Если бы я внушил ему что-либо подобное, то он тотчас бы сменил свою версию. Остается фактом то, что показание, которое он сделал сразу после происшествия, значит намного больше, чем все, сказанное позже. Тогда он думал, что обвиняемая только заглянула в бак с мусором. Только потом он пришел к выводу, что она туда что-то бросила. Если теперь ему подкинуть мысль, что обвиняемая что-то глубоко засовывала в мусор, то он расширил бы согласно этому свои воспоминания и вскоре был бы убежден, что видел, как она это делала.
  — Это любопытно, — сказал судья Линдейл. — Обвинитель, у вас есть какие-либо предположения или объяснения?
  — Нет, обвинитель не может ничего добавить, — с яростью в голосе ответил Гуллинг. — Обвиняемая Винтерс настолько очевидно виновна в убийстве с заранее обдуманными намерениями, что нет смысла добавлять что-либо. До сих пор была представлена только ничтожная часть доказательств. Наш следующий свидетель покажет, что мотивом преступления была кража, потому что обвиняемая Винтерс имела при себе бумажник, содержавший свыше трех тысяч долларов, который она забрала у Хайнса после убийства.
  — Или взяла где-нибудь еще, — заметил Мейсон.
  — Таково, конечно, ваше мнение, — рявкнул Гуллинг. — Вы будете утверждать, что она шла по улице и вот, на тебе, повезло! И что она подняла его только затем, чтобы посмотреть, что там внутри и что было темно…
  — Господин обвинитель, — перебил его судья Линдейл, — здесь не место для иронических замечаний. Доказательства, относящиеся к бумажнику будут приняты или нет. Но минуту назад мистер Мейсон выдвинул интересную теорию, относящуюся к револьверу. Насколько я понимаю, обвинитель не в состоянии доказать, что револьвер находился в баке на самом верху?
  — Откуда мне это знать? — неохотно ответил Гуллинг. — Когда полицейский перевернул бак, конечно, все содержимое смешалось.
  — Но свидетель Диксон поднимал крышку, — заметил судья, — он должен был сделать это, чтобы вынуть оружие. Если бы он увидел лежащий наверху револьвер, то он вынул бы его и не давал бы распоряжения переворачивать бак.
  — Именно это я и имел в виду, — поддакнул Мейсон. — Именно поэтому я задавал свидетелю вопросы таким, а не иным способом.
  — Вы проверили, когда досыпались дальнейшие партии мусора? — спросил судья.
  — Да, Ваша Честь, проверил, — ответил Мейсон. — Согласно моим сведениям в этот день не досыпали мусор между двумя часами и семью пятидесятью.
  — Сторона обвинения пыталась проверить это? — спросил Линдейл.
  — Сторона обвинения этого не проверяла, — ответил заместитель окружного прокурора со все возрастающим раздражением. — У стороны обвинения собрано уже достаточное количество улик, чтобы доказать вину обеих обвиняемых.
  — Понимаю, — сказал судья Линдейл. — Дальнейший ход процесса может выглядеть совершенно иначе. Но Суд хочет обратить внимание обвинителя на тот факт, что мы имеем дело с обвинением в убийстве первой степени. Если существует какая-либо неточность в доказательствах, то мне кажется, что сторона обвинения, так же как и защита, должна работать над выяснением этих неточностей. Суд пришел к выводу, на основании показаний свидетелей, что обвиняемая Адела Винтерс не могла спрятать оружие глубоко под мусор. Ведь доказано, что этот револьвер орудие убийства?
  — Да, Ваша Честь, — ответил Гуллинг.
  — Тогда я предлагаю, чтобы мы отложили дело до завтрашнего утра, — сказал судья Линдейл. — И чтобы сторона обвинения, при помощи полиции, специально занялась выяснением того, досыпались ли отбросы в бак между двумя часами двадцатью минутами и моментом, когда был найден револьвер. Суд откладывает заседание.
  Гарри Гуллинг отодвинул кресло и встал из-за стола. Он выглядел мрачно. Решительным шагом он направился в сторону стола, занимаемого защитой.
  — Мистер Мейсон.
  Мейсон поднялся и повернулся к нему.
  — Я надеялся, — сказал Гуллинг, — что до вечера дело будет решено, а Присяжные Заседатели, ознакомившись с фактами, вынесут обвиняемыми приговор.
  Мейсон только кивнул головой, настороженно глядя на него.
  — К сожалению, — продолжал Гуллинг, — в результате ваших ухищрений, ситуация переменилась. Вы так трактовали факты, что дезориентировали присяжных и это, до некоторой степени, спутало мои планы.
  Мейсон продолжал молчать.
  — Но только до некоторой степени.
  Краем глаза адвокат заметил фоторепортеров, державших наготове аппараты.
  — Я чувствую себя обязанным, мистер Мейсон, сказать вам, что моя основная стратегия не меняется. Вручаю вам повестку в Суд, вы предстанете перед Большим Жюри сегодня в семь часов вечера, — и Гуллинг подал бумагу Мейсону.
  Одновременно блеснули вспышки фотоаппаратов.
  — Благодарю, — спокойно сказал Мейсон, пряча повестку в карман.
  — И предупреждаю вас, — продолжал Гуллинг, когда фоторепортеры помчались проявлять материалы, чтобы успеть опубликовать снимки в вечерних газетах, — что вы будете обвинены в даче ложных показаний и пособничеству преступнику. У меня теперь есть доказательства, что вы забрали Еву Мартелл при выходе из трамвая и спрятали ее. У меня впечатление, что владелица пансионата, желающая поддержать вас, также виновна в даче ложных показаний. Расследование выяснило, что она ваша давняя клиентка, которую вы успешно защищали некоторое время назад. Моей обязанностью является сказать вам все это, чтобы вы могли подготовиться.
  — Отлично, — ответил Мейсон с каменным лицом. — Вы предупредили меня, а теперь я вас предупреждаю. Вы сделали из этого дела арену для сведения личных счетов. Вы лично приняли участие в процессе. Предполагаю, что сегодня вечером вы захотите так же лично допросить меня. Вы — человек состоящий на общественной службе. Я — нет. Вы хотите меня лишить лицензии и посадить в тюрьму. Я в состоянии выдержать ваш натиск, могу себе позволить. Но если я отплачу вам тем же, вам будет трудно это перенести.
  — Сейчас, — сказал Гуллинг, — у меня есть возможность загнать вас в угол, и я предупреждаю, что вам будет очень горячо.
  19
  Мейсон шагал взад-вперед по кабинету, Дрейк из кресла наблюдал за другом.
  — Что меня действительно беспокоит, Пол, так это Мэй Бигли.
  — Почему она?
  — Она старалась меня защищать. Ее прижали к стенке, очень резко, без какого-либо предупреждения. Как только этот таксист сказал, где он посадил Еву Мартелл, полицейские помчались туда и допросили Мэй.
  — А она заявила, что никогда до этого не видела Еву Мартелл?
  — Именно, — вздохнул Мейсон.
  — Она давала показания под присягой?
  — Тогда нет. Но вскоре они поставили ее перед Большим Жюри и она вынуждена была давать показания под присягой. Вероятно, они будут допрашивать ее еще раз сегодня вечером.
  — Черт возьми, Перри. Независимо от того, каким было ее первое показание, вели ей придерживаться его. Конечно, она может отказаться давать показания из-за того, что они могут послужить против нее…
  — Это не так просто, — заметил Мейсон. — Гуллинг — формалист, имеющий о себе слишком высокое мнение. Он достаточно хитер и знает все юридические крючки. Он собирается заговорить всех своими книжными знаниями.
  — И повесит тебя на сухой ветке, Перри. Они знают, что это ты привел Еву Мартелл в пансионат. Разве ты не можешь сказать, что Гуллинг велел тебе привести ее в полицию до двенадцати часов, и что ты сказал ей явиться в полиции в указанное время? Пусть это будет твое и ее последнее слово. Мне кажется, что таким образом ты сможешь рассеять все подозрения.
  — Не в этом дело, — вздохнул адвокат. — Мэй Бигли хотела выгородить меня. Если она теперь изменит показания, то ее обвинят сразу по двум статьям. Во-первых, в том, что она не ведет должным образом реестра людей, останавливающихся в ее пансионате, а во-вторых, в даче ложных показаний. Могут также обвинить в соучастии после факта преступления. Если я буду защищать себя и расскажу все, как было, то подведу Мэй.
  — Действительно, — сказал Дрейк.
  — А если я предстану перед Большим Жюри, то либо должен буду говорить, чтобы выйти целым, либо подставлю голову.
  — А ты не можешь сослаться на привилегию профессиональной тайны?
  — Это касается только того, что мне сообщила моя клиентка. К тому же был ультиматум привести Еву Мартелл до двенадцати часов.
  — Ты не можешь доказать, что это всего лишь абсурдная формальность?
  — Я слишком долго боролся с окружным прокурором формальными приемами, — усмехнулся Мейсон. — И поставил бы себя в идиотское положение, если бы сейчас начал жаловаться на формальности.
  — Наверное, ты прав, — признал Дрейк. — Что ты хотел достигнуть, подбрасывая свой бумажник Гуллингу?
  — Хочу заставить Гуллинга интерпретировать право, — хитро улыбнулся Мейсон.
  — Какое право?
  — Того, которое определяет понятие «соответствующего времени». Насколько я знаю, Гуллинг будет стараться обвинить меня в каком-нибудь мелком нарушении, если ему не удастся заставить меня проглотить крючок основного обвинения. Но мы уже проглотили его наживку. Конечно, ситуация была бы значительно проще, если бы не бумажник Хайнса. Показания относительно орудия преступления уже достаточно расшатаны и перепутаны.
  — Ты считаешь, что Адела Винтерс действительно не бросала револьвер в мусорный бак?
  — Начинаю думать, что так.
  — Тогда какое у тебя объяснение?
  — Она лжет по поводу револьвера. У нее не было оружия, оно никогда не лежало на комоде, и она не брала его с собой. Но знала, что у кого-то есть револьвер и что этот человек хочет подбросить его в мусорный бак. Теперь мне кажется, что Адела Винтерс только заглянула в бак, чтобы увидеть, есть там револьвер или нет.
  — Звучит довольно сложно, Перри.
  Мейсон повернулся к секретарше.
  — Соедини меня с отелем Лоренцо, Делла, — попросил он. — Я хотел бы проверить реестр гостей.
  — К чему ты клонишь, Перри? — спросил Дрейк. — Неужели ты полагаешь, что у Аделы Винтерс был какой-то сообщник в отеле?
  — Одной подробности мы до сих пор не выяснили, — заметил адвокат. — Это очевидно, и кроме того, существенно и наверное поэтому все просмотрели этот аспект.
  — О чем ты говоришь?
  — Как получилось, что Адела Винтерс и Ева Мартелл сразу пошли именно в отель Лоренцо?
  — Они хотели оказаться в людном месте. Они не могли идти домой и…
  — Есть множество отелей, — сказал Мейсон. — Почему они выбрали именно этот отель?
  — Должны же были какой-то выбрать.
  — Но почему именно этот?
  — Я соединилась с отелем, — сообщила Делла.
  Мейсон поднял трубку:
  — Алло, это Перри Мейсон, адвокат. Я хотел бы узнать кое-что о бывшем госте вашего отеля.
  — Пожалуйста, мы готовы оказать вам эту услугу.
  — Я хотел бы попросить вас проверить регистрационную книгу и посмотреть, останавливалась ли у вас когда-нибудь некая Адела Винтерс.
  — Я могу вам ответить сразу. Я видел ее имя в газетах и, конечно, знаю о том, что полиция нашла здесь револьвер. Вы, вероятно, не знаете, что Адела Винтерс работала одно время официанткой в нашем ресторане.
  — Как давно это было?
  — Больше года назад.
  — Долго она там работала?
  — Около трех месяцев.
  — Кто еще знает об этом?
  — Представители окружной прокуратуры.
  — Вы в этом уверены?
  — Я сам отвечал на их вопросы.
  — Когда?
  — Позавчера.
  — Благодарю вас, — сказал Мейсон. — Вас вызвали как свидетеля?
  — Меня — нет. Вызвали владельца ресторана. Вы хотели бы с ним поговорить?
  — Нет, в этом нет необходимости, — ответил Мейсон. — Спасибо за информацию, до свидания.
  Адвокат встретил изумленный взгляд Дрейка.
  — Вот именно! — сказал Мейсон. — Это я и имел в виду! Теперь я понимаю, почему они пошли в отель Лоренцо и откуда миссис Винтерс знала, где находятся мусорные бачки. Она работала в ресторане примерно год назад.
  — Действительно? — воскликнул Дрейк. — Да, тогда понятно… А что с револьвером?
  — Согласно показания Фолсома, она подняла крышку и заглянула внутрь. Но револьвер нашли под толстым слоем мусора. Предположим, что она лжет от начала до конца. Предположим, что она вовсе не забыла револьвер в квартире. Предположим, что револьвер был у кого-то другого. Предположим, что этот человек позвонил ей и сообщил, что она, или она, убили Хайнса и бросили револьвер в бак. А кто мог убить Хайнса и рассчитывать потом на помощь Аделы Винтерс?
  — Ева Мартелл, — быстро ответил Дрейк.
  Мейсон какое время размышлял.
  — В этом что-то должно быть, Пол. Но я более склонен думать, что… Когда там выбрасывали послеобеденный мусор?
  — Мы проверили это для тебя. В два часа десять минут помощник повара вышел с большим ведром отходов, которые он бросил в средний бак. Полиция проверила помощника, рассчитывая, очевидно, что он ошибся во времени. Но парень утверждал, что было точно десять минут третьего. Он уверен в этом, потому что все время смотрел на часы. Он договорился встретиться с девушкой в три часа и не хотел опаздывать на свидание. И еще одна странная деталь: он не может поклясться, но ему кажется, что когда он высыпал мусор из ведра, бак был наполнен на три четверти. Попробуй понять, что это означает?! Револьвер должен был быть там до четырнадцати десяти и последний слой мусора прикрыл бы его. Этот парень очень спешил, поэтому просто поднял крышку и высыпал туда мусор. И пять или десять минут спустя, когда Адела Винтерс заглянула внутрь, она не могла увидеть револьвер, потому что он был прикрыт мусором.
  — Пол, если бы мы могли доказать, что этот револьвер был в баке в два часа десять минут, — воскликнул Мейсон, — то мы имели бы алиби для Аделы Винтерс. Ведь она приехала в отель не ранее пятнадцати минут третьего. Каково точное время убийства? Что ты сумел узнать?
  — Врач, производивший вскрытие, говорит, что это случилось между часом и тремя. Более точно установить время смерти не удалось.
  — Ева Мартелл находилась в квартире до без пяти два. Из дома они вышли в четырнадцать одиннадцать. Это значит, что прошло пятнадцать минут с тех пор, как они покинули квартиру и до того времени, как вышли из здания.
  — Посмотрим с другой стороны, — взволнованно сказал Дрейк. — Кто из людей, о которых мы знаем, мог беспрепятственно войти в квартиру — войти спокойно, не возбуждая никаких подозрений? Прежде всего, Хелен Ридли — у нее были ключи. Затем Карлотта Типтон. Она могла постучать в двери и Хайнс открыл бы ей. Затем, очевидно, уборщица…
  — Я бы добавил к этому списку Артура Кловиса, — заметил Мейсон. — Мне кажется, у него все-таки был ключ. Каждый раз, когда в разговоре с ним я затрагивал эту тему, он впадал в панику. Но как это установить, Пол?
  — Можно, конечно, что-нибудь придумать, и обыскать его квартиру, но это опасно. К тому же, если у него и был ключ, то от от него уже избавился.
  — А что можно сказать о Хелен Ридли? Мы не знаем, где она была в момент убийства. Она заявила, что искала Хайнса в ресторане, не застала там и попробовала разыскать по телефону. Предположим, что она разговаривала с Карлоттой и та сказала ей, что Хайнс пошел на квартиру. Нет, Карлотта не сказала бы этого… Если задуматься, Пол, то очень много людей не могут точно сказать, что они делали между часом сорока пятью и двумя пятнадцатью.
  Дрейк согласно кивнул головой.
  — Это вовсе не облегчает моего положения. — Слова Мейсона прозвучали мрачно. — Слушай, Пол, отправь человека, подходящего по внешнему виду, в дом Кловиса. Пусть наденет рабочий комбинезон, возьмет сумку с инструментом и обойдет несколько квартир, громко объявляя, что работает в мастерской по изготовлению ключей и собирает для переделки старые ключи. Вели ему, чтобы он платил пять центов за штуку.
  — Но ведь нельзя сделать новый ключ из старого, Перри. Ты сам отлично знаешь об этом.
  — Ничего, — подмигнул Мейсон. — Кловис — мечтатель. И не слишком быстро соображает. Поставь себя на его место. Кто-то, кто выглядит как обычный слесарь, звонит в двери и говорит, что собирает старые ключи. У него открытая сумка, до половины набитая старыми ключами и он платит по пять центов за штуку. Предположим, что у Кловиса есть ключ, который прожигает у него дыру в кармане. Теперь есть шанс от этого ключа избавиться. Он не будет тратить время на расспросы этого человека. Бросит ключ в сумку, возьмет свои пять центов и решит, что ему удалось здорово решить проблему.
  — Что у моего парня должно быть в сумке? — спросил Дрейк. — Мне не удастся быстро собрать много ключей…
  — Положи в сумку немного гаек, — сказал Мейсон. — Или чего угодно, лишь бы грохотало в сумке.
  — Хорошо, Перри, я попробую. Может и удастся.
  — Тебе нужно будет заняться этим сразу же, — сказал Мейсон, посмотрев на часы. — Время летит чертовски быстро.
  — Могу устроить это за час…
  — Это очень долго, — сказал Мейсон. — Даю тебе полчаса.
  — Если бы я сказал, что мне нужно полчаса, ты потребовал бы, чтобы я управился за пятнадцать минут. Выпусти меня отсюда, Делла, я возьмусь за работу, пока он не придумал чего-нибудь нового.
  Дрейк закрыл за собой дверь. Мейсон посмотрел на секретаршу и сказал:
  — Ты можешь не ждать, Делла.
  — Я останусь с тобой, — улыбнулась она. — Может быть, у тебя появится какая-нибудь новая идея.
  — Хотелось бы, — невесело усмехнулся адвокат. — Есть в этом деле какой-то очень важный момент, который все время ускользает от меня.
  Мейсон вновь заходил по кабинету.
  — Шеф, я слышу звонок в приемной, послушать?
  — Если это клиент, скажи, что меня нет.
  Делла прошла в приемную и через минуту вернулась:
  — Это Кора Фельтон, шеф. Она говорит, что у должна обязательно побеседовать с тобой, это очень важно. Я переключила ее на твой аппарат.
  Мейсон поднял трубку.
  — Алло, Кора, что случилось?
  — Извините, мне так неприятно. Я…
  — Все в порядке. Я все равно сижу здесь и работаю над делом.
  — Нет, я не это имела в виду. Мне неприятно за то, что случилось.
  — Что именно?
  — Боюсь, я плохо поступила, попросив, чтобы вы защищали тетку Аделу. Я сказала вам, что ей не всегда можно верить, но не предполагала, что она может пойти на…
  — Говорите сразу, в чем дело, — попросил Мейсон. — Не надо оправдываться.
  — Даже не знаю, как вам сказать…
  — Просто — говорите.
  — Я только что была у тетки Аделы, мне выдали пропуск. Она сказала мне, что то, что она говорила вам раньше, было неправдой.
  — О чем?
  — О бумажнике Хайнса.
  — Вы что, хотите сказать, что она взяла бумажник у мертвого Хайнса, когда осматривала тело?
  — Я… я не знаю.
  — Что она сказала вам?
  — Что взяла бумажник позже, что все происходило так, как она вам говорила, но что бумажник она нашла тогда, когда вернулась в квартиру. Она плакала и сказала, что чувствует себя ужасно.
  — Где вы сейчас? — спросил Мейсон.
  — В магазине, приблизительно в двух перекрестках от Городской Ратуши.
  — Возьмите такси и приезжайте сюда, — потребовал Мейсон. — Вы успеете, если поторопитесь. Я должен поговорить с вами прежде, чем предстану перед Большим Жюри.
  Он положил трубку и повернулся к Делле:
  — Хорошенькие дела! Ты слышала наш разговор?
  — И даже застенографировала.
  — Молодец! Я… Делла, кто-то стучит в дверь. Открой, пожалуйста.
  Это была Мэй Бигли.
  — Знаете, — начала она с волнением, — я ни за что бы этого не сделала. Но мне… велели снова предстать перед Большим Жюри и со мной разговаривал мистер Гуллинг.
  — Садитесь пожалуйста, — предложил Мейсон. — И что вам сказал Гуллинг?
  — Что у него есть все необходимые доказательства, чтобы доказать, что вы поместили Еву Мартелл в моем пансионате. Он обещал не принимать в отношении меня никаких мер, если я скажу правду. Сказал, что в таком случае не отнимут у меня лицензию на пансионат и не обвинят меня в содействии преступнице. Они будут считать, что я действовала под вашим влиянием. Он сказал, что все будет в порядке, что они не обвинят меня в даче ложных показаний и ни в чем другом.
  — А что вы ему ответили? — спросил Мейсон.
  — Я посмотрела ему в глаза и сказала: я не понимаю, мистер Гуллинг, как вы можете предлагать нечто подобное. Вы должны знать, что женщина в моем положении не может позволить себе лгать. Если бы я когда-нибудь раньше видела Еву Мартелл, или мистер Мейсон приводил бы ее ко мне, то я сказала бы вам об этом.
  — Это его убедило?
  — Не знаю.
  — Мэй, что касается меня, то я советую вам воспользоваться этим предложением и сказать чистую правду.
  — Вы действительно так считаете?
  — Конечно.
  — Вы думаете, что я действительно должна рассказать им все, как было на самом деле?
  — Да, — повторил Мейсон, — рассказать все, что произошло. Прежде всего вы не должны были лгать, чтобы помочь мне. Вы только влезли в неприятности, а я отнюдь не хочу прятаться под вашим фартуком.
  — Но я вовсе не собиралась им ничего говорить. Я подумала только, что вы должны знать об этом.
  — Вы сейчас идете в суд?
  — Да.
  — Ну, тогда расскажите им все и не забудьте подчеркнуть, что так посоветовал вам я.
  — Но… ну что ж, спасибо. Боже мой, я не предполагала, что вы дадите мне такой совет.
  — Это мой совет, — усмехнулся Мейсон. — Прошу сказать правду. А сейчас вам нужно идти.
  — Спасибо. Я хочу только, чтобы вы знали, что я сейчас чувствую. Я сделала бы для вас все, пошла бы даже в тюрьму.
  — Благодарю. Пожалуй, мы там и встретимся. Это все прекрасно, но прошу говорить только правду и все уляжется само собой.
  Она пошла к двери. Кивнула головой Делле, тепло улыбнулась Мейсону и, прежде чем дверной замок защелкнулся, они услышали стук ее каблучков по коридору. Мейсон посмотрел на Деллу Стрит и пожал плечами.
  — Как адвокат, я не мог посоветовать ей ничего другого, как только то, чтобы она говорила правду.
  Делла кивнула головой и поднялась.
  — Мне нужно выйти в туалет. Ты еще побудешь здесь?
  — Да. Должна придти Кора Фельтон.
  Делла вышла из кабинета. Мейсон вздохнул, посмотрел на часы и вновь принялся задумчиво расхаживать по коридору.
  Делла Стрит побежала по коридору и догнала Мэй Бигли у самого лифта.
  — Мэй, — сказала она быстро, — вы действительно все поняли, правда?
  — Что такое?
  — Это был единственный совет, который мог вам дать мистер Мейсон. Если бы он порекомендовал вам ничего не говорить, то это было бы уговором дать ложные показания, если… если бы это когда-нибудь вышло наружу.
  — Вы не должны беспокоиться об этом, моя дорогая, — заверила ее Мэй Бигли. — Прошу сказать мистеру Мейсону, чтобы он делал то, что считает нужным и чтобы не беспокоился о моих показаниях. Гуллинг не вытянет из меня ни слова.
  Обе женщины посмотрели друг на друга и вдруг Мэй Бигли обняла Деллу.
  — Бедненькая! — выдохнула она. — Вы вся дрожите. Неужели так плохо?
  — Не знаю, — ответила Делла. — Но я очень боюсь.
  — Все будет хорошо! Идите к нему и поддержите его. Повторите ему, что я вам сказала.
  — Не могу повторить всего даже ему, — встряхнула головой Делла. — Это одна из таких вещей, о которых никогда и никому нельзя говорить. В такие минуты мы должны просто верить друг другу.
  Открылась кабина лифта. Мэй вошла внутрь и помахала Делле на прощанье.
  Делла медленно возвращалась в кабинет, когда остановился второй лифт и из него торопливо вышла Кора Фельтон.
  — Добрый день, — поздоровалась с ней Делла. — Шеф ждет вас. У нас осталось всего несколько минут. — И она повела Кору к дверям кабинета Мейсона.
  Адвокат, продолжая выхаживать по кабинету, посмотрел на вошедших.
  — Здравствуйте, — сказал он. — Прошу садиться. Рассказывайте, что случилось.
  — Но я действительно не знаю. Я совершенно потеряла доверие к тетке Аделе. Не могу понять, почему она сделала нечто подобное.
  — Что она говорит?
  — Что подняла бумажник и стала думать, почему Хайнс оставил его там. Потом прошла в спальню, увидела труп и тогда ей пришло в голову, что теперь никто не узнает, что этого бумажника вообще нет и что поэтому она может взять его себе. Она не знала, сколько там денег, но он был неплохо набит. Когда Ева звонила вам, тетка Адела заглянула внутрь и решила, что не расстанется с бумажником. Она всегда должна была бороться за свой кусок счастья и у нее не было легкой жизни. Она много натерпелась в жизни….
  — Оставим оправдания на потом, — перебил Мейсон. — Рассказывайте остальное.
  — Потом полиция схватила ее и спросила откуда и когда она взяла бумажник, а она напугалась и соврала, думая, что единственным спасением для нее будет сказать, что она взяла бумажник еще тогда, когда Хайнс был жив. Говорит, что тогда она еще не знала, что Хайнса застрелили из ее револьвера. Это значит, что его должны были убить в то время, когда она была внизу, в холле. Тогда она думала, что это произошло вскоре после их ухода из квартиры.
  — Есть какая-нибудь особая причина, по которой она все это вам рассказала? — спросил Мейсон.
  — Да. Полиция держала ее в камере вместе с другой женщиной. Та сидела по обвинению в убийстве мужа. Она была милой и сочувствовала тетке Аделе, поэтому они стали друг другу доверять. Она рассказала тетке Аделе о своем деле, а тетка Адела почувствовала себя свободно и тоже ей рассказала о своем деле. А когда тетку Аделу выводили из камеры на допрос, другая арестованная, подождав, пока надзирательница отошла в сторону, шепнула тетке Аделе, чтобы она набрала в рот воды, потому что к ним в камеру подсадили «ухо». Сперва тетка Адела не поняла в чем дела, а потом буквально впала в панику.
  — Ничего удивительного в том, что она перепугалась, — мрачно сказал Мейсон. — Что за чертова солянка!
  — Тебе пора собираться, шеф, — сказала Делла, которая все время смотрела на часы.
  Мейсон подтвердил кивком головы и взял портфель и шляпу.
  — Это существенно меняет дело? — спросила Кора Фельтон.
  — Меняет ли это дело? — грустно усмехнулся Мейсон. — Тетка Адела забила последний гвоздь в крышку собственного гроба.
  Зазвонил телефон, номер которого знали только Делла Стрит и Пол Дрейк. Мейсон быстро взял трубку.
  — Алло, Пол? Что нового?
  — Что нового? — голос детектива дрожал от волнения. — Слушай, Перри, ты опять как в воду глядел. Кловис клюнул. Мой парень с сумкой, полной гаек…
  — Неважно, — перебил Мейсон. — Говори о деле.
  — Кловис покопался в своих ящиках и продал пятнадцать ключей, и между прочими, один с гравировкой «Сиглет Мэнор Апартаментс».
  — Вы проверили, подходит ли он к дверям квартиры Хелен Ридли?
  — Еще нет, Перри. Смилуйся, ведь мой парень только что добыл ключ. Но он уже в пути.
  — Отлично. У меня словно камень упал с сердца. Похоже на то, что появился свет в туннеле. Можешь догадаться, как это было. Кловис повторил Хелен, что ему сказал Хайнс и она сразу же поняла, что речь идет о шантаже…. Прекрасно, Пол. Если узнаешь еще что-нибудь, то дай мне знать в секретариат суда, я устрою так, чтобы мне все передали. Нет, лучше Делла пусть там ждет твои новости и сразу передаст мне, если я сам не смогу подойти. Работай, Пол. Я выхожу.
  Мейсон положил трубку и кивнул Делле.
  Подавая ему шляпу, она сказала серьезным тоном:
  — Я встретила случайно Мэй Бигли в коридоре. Она очень мила, правда?
  Мейсон остановился и внимательно посмотрел на Деллу. Она глядела на него невинными, широко открытыми глазами.
  — Я хочу только сказать, что она хорошая женщина, — добавила Делла.
  Мейсон обнял ее и прижал к себе.
  — Ты тоже хороша.
  20
  Мейсон встретил Мэй Бигли в коридоре Дворца Правосудия. Он едва заметно кивнул головой в сторону бокового коридора. Она пошла в указанном адвокатом направлении.
  — Кто там? — спросил Мейсон.
  — Почти все.
  — Вы запомнили имена присутствующих?
  — Да, — улыбнулась она. — Поэтому я вышла и ждала вас. Я подумала, что вы захотите узнать это прежде, чем войдете туда.
  — Очень разумно!
  — Там есть неизвестный мне мужчина, некий Кловис, он работает в банке и должен давать показания по каким-то банкнотам.
  — Я его знаю.
  — Еще там Сэм Диксон и Том Фолсом — вы их тоже знаете. Женщина по имена Карлотта Типтон, которая, кажется, должна давать показания насчет каких-то телефонов. И еще Хелен и Орвиль Ридли — эти ведут себя как типичная супружеская пара, сидят в противоположных углах и смотрят друг на друга волком.
  — Хорошо. Теперь я хотел бы кое-что сказать, Мэй. Ты должна мне доверять и действовать так, как я говорю.
  — Я сделаю все, что вы мне скажете.
  — Когда Делла Стрит остановила тебя в коридоре и сказала, чтобы ты не принимала во внимание мой совет…
  — Делла Стрит?
  — Моя секретарша.
  — Но я не видела ее! Она, должно быть, пошла прямо в туалет. Я слышала, как от вас кто-то выходил, но…
  — Послушай, Мэй, — сказал Мейсон. — Ты не можешь обманывать меня…
  — Мне все равно, кто меня об этом спрашивает, — возмутилась молодая женщина. — Я готова поклясться, что Делла Стрит не сказала мне ни слова!
  — Ну хорошо, — усмехнулся адвокат. — Пусть будет так. Но если она это сделала, то прошу не обращать на ее слова внимания. А сейчас я скажу, как ты должна поступить, Мэй. Я хочу, чтобы ты подошла к Гуллингу и заявила ему, что изменила свое мнение и что скажешь ему правду, если получишь от него гарантию, что будешь освобождена от всех обвинений. Но потребуй гарантию в письменном виде и обязательно подписанную им собственноручно. Иди сразу к нему и постарайся получить документ.
  — А что я скажу, когда получу такую бумагу?
  — Тогда ты расскажешь чистую правду, дословно все. Ты понимаешь? Прошу ничего не скрывать. Конечно, ты не обязана вспоминать о каком-то разговоре, который ты вела за дверьми моего кабинета.
  — Не беспокойтесь, мистер Мейсон, о том разговоре я не вспомню, даже если меня об этом спросит святой Петр.
  — Очень хорошо. А теперь иди и лови Гуллинга.
  — Вы уверены, что так будет хорошо? Что вы хотите, чтобы я так поступила?
  — Прошу сказать им все точно, как было и желаю успеха.
  Мейсон подождал несколько минут и прошел в комнату для свидетелей. Мэй Бигли как раз что-то шептала Гуллингу. Спустя минуту она вышла вместе с заместителем окружного прокурора. Свидетели сидели среди враждебной тишины. Ожидание продолжалось около десяти минут. Потом Гуллинг, с выражением триумфа на лице, прошел в зал заседаний и почти сразу же снова появился в дверях.
  — Перри Мейсон, пожалуйста, — сказал он.
  Мейсон вошел в зал заседаний.
  — Вы вызваны, — начал Гуллинг, — в качестве свидетеля. Суд изучает некоторые вопросы, связанные с обстоятельствами убийства Роберта Хайнса. Я обязан предупредить вас, что вы можете быть обвинены в соучастии после события преступления или оказании помощи преступнику. Вы, конечно, знаете свои права. Вы не обязаны не отвечать на вопросы, которые могут быть для вас щекотливыми, но с другой стороны, каждый отказ отвечать на правильно поставленный вопрос будет расцениваться как признание.
  Мейсон сел в свидетельское кресло и холодно улыбнулся заместителю окружного прокурора.
  — Прошу вас, начинайте.
  — Мой вопрос не касается никаких ваших разговоров с клиентками. Я спрашиваю вас, спрятали ли вы, когда узнали об убийстве Хайнса, Еву Мартелл от полиции? Встретили ли вы ее на трамвайной остановке, недалеко от ее дома и отвезли ли вы ее в пансионат, принадлежащей Мэй Бигли?
  Мейсон закинул ногу на ногу и кивнул головой.
  — Все верно, а что?
  — Как?! — не сдержался Гуллинг.
  — Конечно, я сделал это, — пожал плечами Мейсон. — Только вы неправильно поняли мои мотивы. Я не прятал ее от полиции.
  — А от кого вы ее прятали?
  — От журналистов, — не колеблясь ответил Мейсон. — Вы же прекрасно знаете, как это бывает. У газетчиков свои способы вытягивания из людей интервью.
  — Но вы пошли с Евой Мартелл в пансионат Мэй Бигли и сказали, что она должна спрятать мисс Мартелл так, чтобы ее никто не мог найти?
  — Точно так, — ответил Мейсон.
  — Чтобы никто не мог ее найти?
  — Да.
  — Никто?
  — Именно так.
  — Неужели вы не понимаете, что это слово включает так же и полицию?
  — Полицейские уже закончили работать с ней к тому моменту, — улыбнулся Мейсон. — Они выслушали ее показания и отпустили.
  — Но вскоре после этого она снова понадобилась.
  — Что ж, — сказал Мейсон. — Очевидно, трудно требовать, чтобы я отгадывал намерения полиции, я не умею читать мысли. Если я правильно понимаю, Большое Жюри выносит свой приговор в зависимости от моих намерений. Поэтому я поясняю, каковы были мои соображения. Если вы желаете отрицать это, то должны доказать обратное.
  — На следующий день вы узнали, что ее ищет полиция, потому что я сам сказал вам об этом.
  — Да, вы сказали, — ответил Мейсон. — Вы сказали так же, что она должна явиться в полицию до полудня. Я посоветовал ей, чтобы она обязательно появилась в полиции до двенадцати часов. И тут кончается моя ответственность, мистер Гуллинг.
  — Нет не кончается. Вы не привели ее до двенадцати часов.
  — Разве это не чистая формальность? Ее привезла патрульная машина, разъезжавшая по городу.
  — Ее забрали из такси. Она утверждала, что ехала в полицию, но не смогла этого доказать.
  — Минутку, минутку, мистер Гуллинг, — улыбнулся Мейсон. — Вы все перепутали. Эту проблему вы должны были обсудить с Евой Мартелл. Моя единственная связь с этим делом в том, что я сказал ей, что нужно явиться в полицию до двенадцати часов. Даже если бы она не последовала моему совету и отправилась, скажем, в Африку, я все равно был бы чист перед законом.
  Гуллинг, поняв силу аргумента Мейсона, холодно сказал:
  — Отложим пока этот вопрос. Существует еще подозрение в том, что вы, совместно с обвиняемыми, участвовали в совершении убийства.
  — Ах так? — спросил Мейсон.
  — Именно так! — рявкнул Гуллинг.
  — Что ж, по делу об убийстве Роберта Хайнса проходит предварительное слушание под руководством судьи Линдейла. Но если вам действительно хочется узнать что-либо об убийстве, то вы можете задать несколько вопросов своему свидетелю, Артуру Кловису.
  — Кловис? — спросил председатель Большого Жюри. — Его должны допрашивать?
  — Только по делу о номерах банкнот, с целью их идентификации, — ответил Гуллинг.
  — При случае вы можете спросить мистера Кловиса, — предложил Мейсон, — как случилось, что у него был ключ к дому Сиглет Мэнор, почему ему так нужно было избавиться от этого ключа и…
  Вошел бейлиф и сказал, обращаясь к Гуллингу:
  — Мне поручено немедленно передать сообщение для мистера Мейсона.
  — Нельзя прерывать показаний передачей сведений свидетелю, — явно раздраженно заявил Гуллинг. — Уж это-то вы должны знать.
  — Но мне говорили, что…
  — Меня не интересует, что там вам говорили. Большое Жюри допрашивает мистера Мейсона.
  Мейсон взял листок из руки бейлифа и сказал:
  — Так как допрос все равно прерван, я ознакомлюсь с сообщением.
  Он спокойно развернул бумажку, прежде чем Гуллинг успел запротестовать и прочитал, написанную рукой Деллы Стрит записку:
  «Звонил Пол Дрейк. С тем ключом произошла ошибка. Это ключ от Сиглет Мэнор, но не от квартиры Хелен Ридли, а от квартиры Карлотты Типтон. Артур Кловис жил до этого там. Когда он сошелся с Хелен Ридли, она пришла к выводу, что безопасней для него будет жить в другом месте. Когда Кловис выехал, квартиру заняла Карлотта Типтон. Мне страшно неприятно, Делла.»
  Мейсон спрятал листок в карман.
  — Если вы уже можете отвечать на вопросы, — отозвался Гуллинг, — и захотите посвятить немного своего драгоценного времени…
  — Что вы хотите узнать? — спросил Мейсон.
  — Что вы хотели сказать об Артуре Кловисе?
  — Только то, что у него был ключ от квартиры в Сиглет Мэнор, потому что раньше он там жил, — объяснил Мейсон.
  — Разве это не совершенно естественно, что у него был ключ, который он не отдал, когда переезжал?
  — Я хотел только сообщить, что у него был ключ от дома, в котором было найдено тело.
  — Надеюсь, что вы не хотите внушить, что он имеет с этим что-то общее?
  — Боже мой! Нет конечно. Я только хотел ознакомить вас с этим фактом.
  — Не вижу связи этого факта с делом, — заметил Гуллинг. — Вы ведь не утверждаете, что это был ключ от той квартиры, где проживал Хайнс?
  — Нет, нет, — поспешно ответил Мейсон. — Ничего подобного. Это ключ от квартиры, которую занимает в настоящее время Карлотта Типтон. Вы можете это проверить.
  — Нам о ней известно, — сказал Гуллинг.
  — Это была подруга убитого, — спокойно добавил Мейсон. — Она была довольна ревнива. Следила за Хайнсом в тот момент, когда он спускался в квартиру на нижнем этаже, навстречу совей гибели.
  — Как это? — спросил председатель Большого Жюри.
  Мейсон удивленно посмотрел на Гуллинга.
  — Я думал, вы знаете об этом.
  — Вы утверждаете, что Карлотта Типтон пошла за Робертом Хайнсом в квартиру Хелен Ридли?
  — Да.
  — Но мне она сказала, что спала весь день.
  — Мне она в присутствии свидетелей говорила совсем другое, — ответил Мейсон.
  — Сколько было свидетелей?
  — Трое.
  — Незаинтересованные свидетели?
  — Моя секретарша и частный сыщик.
  — А третий?
  — Пол Дрейк.
  — Детектив?
  — Да.
  — И мы должны этому верить? — буркнул Гуллинг.
  — А вы не верите?
  — Нет.
  — Суд, который слушает дело моих клиенток, поверит, — усмехнулся Мейсон.
  — Вы можете выставлять эту приманку когда очутитесь перед Судом по делу об убийстве Хайнса, — гневно сказал Гуллинг, — но вам нельзя делать этого сейчас.
  — Это не приманка, — запротестовал Мейсон, оттягивая время. — Почему вы не спросите об этом у нее самой?
  Гуллинг явно неохотно уступил:
  — Подождите в той комнате, мистер Мейсон, и…
  — Почему бы ему не остаться здесь? — перебил его председатель. — Я хотел бы услышать, что скажет эта женщина при очной ставке с мистером Мейсоном.
  — Это противоречит закону, — заявил Гуллинг. — Согласно закону могут присутствовать только эксперты и лица, которых вызвали для консультации.
  — Я хочу, чтобы мистер Мейсон присутствовал. Он является свидетелем, — теряя терпение потребовал председатель Большого Жюри.
  — Но в этот момент он не будет давать показаний.
  — Раз так, он может быть экспертом.
  — Предупреждаю вас, что это противоречит закону.
  — Тогда сделаем перерыв и это будет неофициальный разговор. Прошу ее ввести.
  — Вы не можете привести ее к присяге, если это будет неофициальный разговор.
  — Все равно. Пусть войдет.
  — Прошу пригласить для дачи свидетельских показаний Карлотту Типтон, — сказал Гуллинг. Он снова был в ярости.
  Карлотта Типтон вошла, улыбнулась членам Большого Жюри, села и старательно приняла позу, чтобы обнажилась стройная нога, вызвавшая интерес у мужской части Большого Жюри.
  — Как утверждает мистер Мейсон, — начал Гуллинг, — он узнал от вас, что вы следили за Робертом Хайнсом, когда тот спускался в квартиру Хелен Ридли, где его позже нашли убитым.
  — Вы так сказали? — с выражением величайшего изумления на лице Карлотта Типтон повернулась к Мейсону.
  — Да.
  — Как вы могли сказать что-либо подобное! Я ведь ясно объяснила, что спала весь день, что Хайнс знал эту Хелен Ридли, у него были с ней какие-то чисто деловые отношения, но я понятия не имела кто это такая. И я была действительно удивлена, когда узнала, что эта женщина живет в моем доме.
  — Вы сказали все это мистеру Мейсону? — спросил Гуллинг.
  — Да.
  — Были при этом разговоре свидетели?
  — Да. Ворвалась целая группа его людей. Он сказал, что представляет каких-то женщин и должен очистить их от подозрений в убийстве, и что он был бы очень благодарен, если бы я помогла ему. Я объяснила ему, что не могу сказать или сделать что-либо, что могло бы помочь ему. А потом он добавил, что ему очень помогло бы, если бы я сказала, что ревновала Роберта. Но я не могла этого сказать, потому что отношения Роберта с Хелен Ридли были чисто деловые. И тогда он спросил, не могу ли я хоть немного изменить показания.
  — Мистер Мейсон просил изменить показания? — спросил Гуллинг.
  — Да, — ответила она решительно.
  — Мистер Мейсон, хотите ли вы задать какие-нибудь вопросы свидетельнице? — спросил председатель Большого Жюри.
  — Минутку, минутку, — запротестовал Гуллинг. — Это противоречит закону.
  — Меня не интересуют процессуальные тонкости, — заявил председатель. — Если вам хочется узнать мое мнение, то я считаю, что Перри Мейсон — один из самых лучших и уважаемых адвокатов. Может случится, что он придержит сведения о своем клиенте, но я не верю, чтобы он лгал. И если он заявил, что эта женщина сообщила ему о чем-то, то это должно быть правдой. И если у него есть три свидетеля для того, чтобы подтвердить его показания, то я хочу узнать об этом побольше. Я считаю, что заместитель окружного прокурора должен проявить больше заинтересованности в том, чтобы выяснить: не дает ли свидетельница Карлотта Типтон ложных показаний?
  — Тем не менее, Мейсону нельзя допрашивать свидетеля. Это нарушает процедуру и закон.
  — Хорошо, в таком случае мистер Мейсон будет говорить мне, о чем бы он хотел спросить свидетельницу, а вопросы буду задавать я, — сказал председатель с раздражением. — Какие вопросы вы хотели бы задать, мистер Мейсон?
  — Спросите ее, в какое время она легла спать?
  — Я не смотрю на часы каждый раз, когда ложусь спать, — злобно ответила Карлотта Типтон. — Это было сразу же после обеда.
  — Вы разделись и легли раньше, чем Хайнс ушел из квартиры? — продолжил Мейсон. — Спросите ее об этом.
  — Не смейте меня оскорблять! — закричала Карлотта Типтон. — Я была полностью одета, пока Боб не ушел.
  Мейсон встретил вопросительный взгляд председателя и многозначительно постучал по часам.
  — В какое время это было? — спросил председатель.
  — Приблизительно без пяти два.
  — А когда вы снова увидели Хайнса?
  — Больше я его не видела никогда.
  — Спросите, как долго она спала, — подсказал Мейсон.
  — Весь день, — отпарировала Карлотта Типтон глядя на адвоката.
  — Это в высшей степени неправильно, — беспомощно запротестовал Гуллинг.
  — Можно легко доказать, что это ложь, — продолжал Мейсон, игнорируя протест заместителя окружного прокурора. — Хелен Ридли знала номер телефона Карлотты Типтон, Адела Винтерс и Ева Мартелл тоже его знали. По этому номеру они звонили Хайнсу. И телефон неустанно звонил в тот день, а отвечала на звонки Карлотта Типтон.
  — Конечно, Адела Винтерс и Ева Мартелл поклянутся в чем угодно, чтобы спасти свою жизнь, — иронично сказал Гуллинг.
  — Попробуйте спросить Хелен Ридли, — ехидно сказал Мейсон.
  Наступила тишина, которую нарушил нервный, резкий голос Карлотты Типтон:
  — Да, я просыпалась настолько, чтобы ответить на звонки, один или два раза. А потом я переворачивалась на другой бок и снова засыпала. Я не выходила из квартиры.
  — Этот допрос выскальзывает у нас из рук, — холодно заметил Гуллинг. — Мне кажется, что его следует вести…
  — У меня нет намерений позволять инсинуации в адрес уважаемого юриста, — осадил его председатель Большого Жюри. — Не знаю, какого мнение присяжные по этому поводу, но если мистер Мейсон совершил какое-либо преступление, то я намереваюсь его наказать. Если же нет, то я собираюсь защитить его честь.
  Большинство присяжных согласно кивнули.
  — Перри Мейсон представляет двух женщин, обвиняемых в грабеже и убийстве, — сказал Гуллинг.
  — Почему вы не подождете вердикта Суда по этому делу, мистер Гуллинг? — отпарировал Мейсон.
  — Потому что мне не нужно ждать. А если это интересует господ присяжных, то могу сказать…
  — Минуточку, — перебил Мейсон.
  Он встал. На его лице появилось выражение сосредоточенности, а прищуренные глаза смотрели в точку над головами присяжных заседателей.
  — Мы слушаем, мистер Мейсон, — минуту спустя сказал председатель.
  — У меня есть заявление для Большого Жюри.
  — Какое? — спросил председатель.
  — Ева Мартелл и Адела Винтерс обвиняются в убийстве Хайнса на основе одной лишь информации, — задумчиво начал Мейсон. — Пользуясь присутствием Высокого Суда и всех свидетелей по делу, предлагаю установить, кто действительно является убийцей.
  — Кто же? — язвительно спросил Гарри Гуллинг.
  — До сих пор мы предполагали, что Роберт Хайнс был убит в промежуток между без пяти два и двумя десятью, потому что в два часа одиннадцать минут Адела Винтерс оставила квартиру, унося с собой револьвер, из которого был застрелен Хайнс.
  — А что неправильного в этом рассуждении? — спросил председатель.
  — Все, от начала до конца, — сказал Мейсон. — Нет в этом и тени правды. Револьвер нашли закопанным под слоем мусора. Адела Винтерс совершенно не могла засунуть его столь глубоко. А одновременно мы знаем, что никакого мусора не выкидывали после того, как револьвер положили в бак.
  — Это ничего не значит, — сказал Гуллинг.
  — Наоборот, это значит очень много, — резко возразил Мейсон. — Это значит, что кто-то — кто-то другой, а не Адела Винтерс — засунул револьвер глубоко в мусор, потому что этот кто-то предполагал, что могут досыпать отбросы после того, как видели Аделу Винтерс, заглядывающую в бак. А это значит, что это кто-то должен был взять револьвер из мусорного бака, воспользоваться им и вернуть оружие на место, при этом глубоко засунув его в мусор. Больше того, это означает, что этот кто-то знал, что Аделу Винтерс видели у мусорного бака. Насколько мне известно, об этом знали только двое. Детектив Томас Фолсом и тот, кто нанял людей из «Калифорнийского Следственного Агентства», то есть Орвиль Ридли.
  — У мистера Ридли есть алиби на то время, когда было совершено убийство, если вы это имеете в виду, — рявкнул Гуллинг.
  — На то время, когда по вашему мнению было совершено убийство, — возразил Мейсон. — На самом деле Хайнса застрелили на полчаса позднее. Орвиль Ридли, находясь в офисе агентства, получил рапорт о том, что Адела Винтерс покинула вместе со спутницей квартиру, поехала прямо в отель Лоренцо, подошла к мусорному баку и подняла крышку. Он заинтересовался — что такое она могла бросить в бак? Покинув агентство, он направился в отель — вошел туда со стороны хозяйственных помещений, благодаря чему его никто не заметил, и обнаружил, что Адела Винтерс бросила в бак револьвер. Его удивило, почему Адела Винтерс покинула квартиру и предприняла столько усилий, чтобы немедленно избавиться от оружия. Он взял револьвер и решил все проверить, пользуясь тем, что обе женщины были вне квартиры. Очевидно, у него имелся ключ от квартиры жены, который он достал специально для такого рода случаев. Представьте, как это выглядело для Орвиля Ридли. В квартире его жены сидел Хайнс в одной рубашке, чувствуя себя совершенно свободно. Прошу не забывать, что Ридли был уверен в том, что детективы следят за его женой и ее опекуншей. Он был убежден, что та брюнетка — его жена, в которую он безумно влюблен. У него в кармане был револьвер. У него должна была появиться мысль, что если он нажмет на спуск и уберет соперника, то ему останется только вернуться в отель и запихнуть револьвер поглубже в мусор, где его потом найдет полиция и заподозрит Аделу Винтерс.
  — У вас есть какие-нибудь доказательства для подтверждения этой безумной версии? — спросил Гуллинг.
  — У вас есть доказательства, — с нажимом ответил Мейсон. — Отпечатки пальцев на нижней стороне ручки бака. Ваш эксперт снял эти отпечатки, но вы рассуждали столь прямолинейно, что не сравнили их с отпечатками пальцев свидетелей. Эксперт присутствует в зале, а Орвиль Ридли ждет в комнате для свидетелей. Предлагаю, чтобы в течение не больше, чем пяти минут, мы убедились в том, что у нас в руках настоящие доказательства.
  Мейсон покинул свидетельское место и со спокойной уверенностью поклонился членам Большого Жюри.
  — Думаю, что я вам больше не нужен, — сказал адвокат.
  — Лучше вы подождите, пока мы не сравним эти отпечатки пальцев, — улыбнулся председатель.
  21
  Пол Дрейк и Делла Стрит сидели в кабинете Мейсона, когда адвокат открыл дверь.
  — Господи, Перри! — воскликнул Дрейк. — Уже десять часов! Они над тобой здорово измывались?
  — Выжали из меня всю правду, — улыбнулся Мейсон.
  — Что ты имеешь в виду?
  — Я никак не мог отловить правильную ниточку. Только в результате пинка, каким было твое сообщение о ключе, я очнулся и понял, как выглядит правда.
  — И как она выглядит?
  — Мы все были слепы, потому что дали себя убедить в неправильно определенном времени убийства. Так как убийство было совершено в квартире Хелен Ридли оружием, которое было вынесено из этой квартиры одиннадцать минут третьего, мы приняли за аксиому, что преступление было совершено до этого времени. Адела Винтерс нам тоже не помогла. Эта женщина врет, как дышит. Лишь только дело принимает неприятный оборот, она защищается бегством от фактов. Так как она была уверена в том, что убийство было совершено тогда, когда она находилась в холле, то она заявила, что видела пустую гильзу в револьвере и чувствовала запах пороха. В действительности ничего подобного не было, но она хотела обосновать, почему она выбросила револьвер и на самом деле была уверена, что из него стреляли раньше.
  — А было не так?
  — Черт возьми, вовсе нет!
  — Но ведь револьвер же оказался в мусорном бачке!
  — В действительности револьвер совершил еще одно путешествие в Сиглет Мэнор и обратно.
  — Кто это сделал?
  — Орвиль Ридли. Он поехал в отель посмотреть, зачем Адела Винтерс заглядывала в мусорный бак. Он предполагал, что она могла что-то бросить и хотел знать, что именно. Только ему было известно, что револьвер находится в мусорном баке, и у него оказалось достаточно сообразительности, чтобы понять, что он может этим револьвером убить соперника и свалить всю вину на другого — на опекуншу жены, как он полагал. Он поскользнулся лишь на том, что оставил отпечатки указательного и среднего пальцев на внутренней стороне ручки крышки бака. Когда у него взяли отпечатки пальцев и сравнили их с отпечатками на крышке, все стало ясно.
  — А что с тем бумажником, что забрала Адела Винтерс? — спросила Делла Стрит. — Меня это беспокоит.
  — Меня это тоже беспокоило, — признался Мейсон. — И Гуллинга. История бумажника Хайнса действительно очень любопытна.
  — И какова она?
  — После того как Орвиль Ридли застрелил Хайнса, он решил подбросить дополнительное доказательство и создать видимость того, что Хайнс был ограблен. Он знал, кто обнаружит тело. Когда он вынул из кармана бумажник Хайнса в нем было всего четыреста пятьдесят долларов и Ридли не был уверен, сможет ли эта сумма соблазнить Аделу Винтерс присвоить бумажник. Он ставил на Аделу Винтерс, он был убежден, что она вернется вместе со спутницей в квартиру. Он же не знал, почему женщины покинули дом. Он считал, что спутница Аделы Винтерс — его жена и хотел, чтобы в его ловушку попалась именно подруга жены. Поэтому он подбросил приманку. Он раскрыл собственный бумажник, вынул из него три тысячи сто долларов, вложил их в бумажник Хайнса и бросил его на пол. Адела Винтерс повела себя в точности, как он предвидел.
  — Это значит, что Ридли во всем сознался, — догадался Дрейк.
  — Точно, — ответил Мейсон. — Когда ему сказали об отпечатках пальцев, когда оказалось, что имеется, собственно, уже готовый обвинительный акт против него, он совершил поворот на сто восемьдесят градусов и рассказал все. Интересная деталь: Гуллинг, как я и предполагал, держал в рукаве козырную карту против меня — он пытался доказать что раз Адела Винтерс забрала бумажник Хайнса, то согласно юридическим правилам относительно потерянной собственности, которую находят, она виновата в краже. И тогда я показал Гуллингу свой козырной туз.
  — Эту историю, когда Гуллинг нашел в туалете твой бумажник с деньгами и закодированным письмом?
  — Не совсем, — сказал Мейсон. — Я намекнул ему на это, но ловушка была слишком очевидной. Я полагал, что он использует бумажник как драматический прием в зале суда. Закон гласит, что найденная собственность должна быть отдана в соответствующее время и я хотел узнать как Гуллинг трактует это понятие. Я догадывался, что он потеряет массу времени и энергии, пытаясь расшифровать «код» в письме, написанном по моей просьбе Деллой. Это единственный в своем роде код — его невозможно расшифровать.
  — А что это за код? — полюбопытствовал Дрейк.
  — Такой, который ничего не значит, — улыбнулся Мейсон. — Но, когда я услышал исповедь Ридли, то оказался в отличном положении, чтобы немного поучить Гуллинга юриспруденции.
  — Каким образом?
  — Ридли признался, что положил свои деньги в бумажник, который затем бросил на пол. Поэтому, когда Адела Винтерс подняла бумажник с пола, то вовсе не присвоила найденную вещь.
  — А что же она сделала?
  — Она вошла в обладание брошенной собственностью, — ответил Мейсон. — Существует значительная разница между собственностью потерянной и собственностью брошенной. Ридли, бросив свои деньги на пол, бросил свою собственность. Когда собственность теряется, владелец сохраняет на нее право и считается, что утрата произошла в результате случайности. Но если собственность бросается, то предполагается, что она становится общественной собственностью и первое лицо, которое примет эту собственность в обладание, имеет на нее законное право. Гуллинг хитер и умен, но он не из тех кто соображает мгновенно. Он засунул пальцы между дверей, пытаясь представить меня соучастником во всем этом деле, прежде чем я изложил свои соображения. Когда он понял всю логичность моих доводов, то оказался в жалком положении.
  — А что в конце-концов стало с этими деньгами? — не сдержал любопытства Дрейк.
  — Я сказал Аделе Винтерс, что возьму полторы тысячи в счет моего гонорара, а остальное она может сохранить себе на память. Когда я закончил выступление, присяжные неплохо развлеклись. Они все столпились вокруг меня, хлопали по плечу и жали руки, а у Гуллинга давление подскочило до двухсот пятидесяти. Но в общем, это была прогулка по краю пропасти. Черт возьми, Пол, решение загадки было у нас под носом, а мы его не могли увидеть, потому что позволили Гуллингу выбрать время, в которое по его мнению был застрелен Хайнс, и дали себя уговорить. — Поэтому, — заметил Пол, — если я встречу кого-то, кто предложит мне заняться привлекательной брюнеткой, я отвечу, чтобы он занимался ею сам.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"