Гарднер Эрл Стенли : другие произведения.

Мейсон 6

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  Дело беглой медсестры
  Предисловие
  Мало кто имеет представление о служебных обязанностях следователя по уголовным делам. Именно из-за неосведомленности сторонники системы медицинского освидетельствования в некоторых штатах добились упразднения такой должности в законодательном порядке. Однако немало примеров подтверждают важнейшую роль опытного криминалиста в расследовании уголовного преступления. Ярчайший пример — деятельность высокоталантливого С.Р. Джербера, который с января 1937 года служил следователем по уголовным делам в округе Гуахода, штат Огайо. В него входит город Кливленд с пригородами, где общая численность населения достигает приблизительно полутора миллионов.
  Доктор Джербер взялся за следовательскую работу, когда уже был врачом-терапевтом и хирургом. Он понимал, насколько важно следователю квалифицированно разбираться в правовых вопросах, а потому, несмотря на огромную занятость, освоил полный курс права в вечернем колледже и был принят в коллегию адвокатов округа Огайо. Он получил широкую известность среди немногих специалистов, компетентных в области как медицины, так и юриспруденции.
  От хорошего следователя требуется многое. Он должен быть эрудитом в толковании улик и, конечно, точно знать, что считается уликой как с юридической, так и с практической точки зрения; разбираться в особенностях свидетельских показаний; обладать достаточным медицинским опытом. И в дополнение к специальным знаниям обладать ясным умом и надежным здравым смыслом.
  Показательно одно из дел доктора Джербера. В пролете лестницы нашли тело человека, умершего от огнестрельной раны. Он держал револьвер со взведенным курком, пули в нем не было. При первом быстром расследовании вроде бы все указывало на самоубийство. Допускали также возможность несчастного случая в результате падения с лестницы. Однако доктор Джербер, воспользовавшись своими знаниями медицины и особенностей свидетельских показаний, а также здравым смыслом, наглядно проиллюстрировал, что может сделать опытный специалист. Он пришел к выводу, что мужчина убит пулей не из разряженного револьвера, а выпущенной из другого оружия. Это дало толчок совершенно новому направлению расследования. В конечном счете оказалось, что пострадавший, поссорившись с другим мужчиной, был им ранен, но не смертельно. Он бросился наверх за револьвером, чтобы защититься от дальнейшего нападения и, возможно, отомстить, и, когда с заряженным револьвером в руке спускался по лестнице, умер от полученной прежде раны. Его тяжелое тело сползло вниз по лестнице, а револьвер при падении разрядился. Таким образом, это было дело об убийстве, а не о внезапной смерти или самоубийстве.
  Годы спустя доктор Джербер обосновал возможную роль криминалиста при расследовании общественных бедствий и был признан выдающимся авторитетом в этой малоприятной области. Для примера допустим, что произошел сопровождаемый пожарами взрыв в частной лечебнице, которая стала огненной ловушкой и сгорела дотла. При этом опознать можно лишь нескольких, но большей частью от жертв остались лишь обуглившиеся куски тел, с чем и приходится иметь дело следователю.
  Рассмотрим, однако, чисто юридические проблемы. Если жертву опознали, страховку можно получить, и довольно часто удвоенную. Но если опознать невозможно, то во многих штатах факт смерти может быть юридически установлен только через семь лет. Что это означает для вдовы? С одной стороны, она может получить двойную страховку-компенсацию, когда деньги нужны и могут быть потрачены с пользой. Но, с другой стороны, это означает, что вдова не только будет дожидаться страховки семь лет, но, возможно, получит ее урезанной до первоначальной суммы страхового полиса. Мало того, жена, лишенная заработка мужа, посчитает необходимым все семь лет поддерживать страховую премию в полисе, чтобы сохранить ее в действии. Это, разумеется, одна из крайностей в юридической практике, но она показывает, как жизненно важно следователю собрать и сохранить свидетельские показания, чтобы предъявить доказательства. Катастрофы обусловливают такие юридические проблемы, как официальное утверждение завещания, распределение собственности, прекращение супружеских отношений и многие другие.
  Доктор Джербер изучил проблему идентификации жертв бедствия. Чтобы изложить ее даже в общих чертах, здесь не хватит места. Это целая наука, охватывающая тщательно спланированную координацию всех работ с самого начала, руководство деятельностью добровольных организаций, сбор и хранение свидетельских показаний, анализ их взаимосвязи, использование фотографии, спектроскопии, рентгена и научной дедукции.
  На добросовестного следователя возлагаются и другие обязанности, которые многие не в состоянии оценить.
  Доктор Джербер изучил случаи смертельного исхода при транспортных катастрофах из-за несоблюдения правил техники безопасности. Собрал точные статистические данные о взаимосвязи алкоголя и смертельных исходов при дорожных авариях. Разработал методы определения степени опьянения, истолкование результатов анализов. Способствовал изучению последствий опьянения, влияния алкоголя на мыслительные центры мозга и мускульную координацию. Помог установить норму (в процентах) содержания алкоголя в крови, которая в кругах юридической медицины признана правильной.
  Доктор Джербер спроектировал здание одной из наиболее эффективных криминалистических лабораторий. Она служит образцом научных исследований в области скоропостижной смерти в результате несчастного случая. Ее достижения привлекают к себе внимание всей нации. Сказать, что она намного опередила другие аналогичные лаборатории, — это все равно что утверждать, будто атомная бомба — всего лишь усовершенствованный фейерверк. Сооружение этого здания — дань высокому профессионализму доктора Джербера, доверию, которое он внушил городским властям и горожанам Кливленда.
  Те, кто знаком с предметом нашего разговора, знают, что Кливленд быстро захватил лидерство в научных исследованиях в области судебной медицины. Этот город служит хорошим примером того, чего можно достигнуть, когда общественность поддерживает выдающихся сограждан. По всей вероятности, деятельность доктора Джербера предотвратила намного больше смертей, чем было случаев, когда его вызывали для расследования, хотя число последних достигло тысячи.
  Нам еще нужны врачи, специализирующиеся в области криминалистики. Нам нужно лучше знать судебную медицину и то, чем она могла бы стать. Практикующему юристу нужно обеспечить возможность получить больше знаний в области судебной медицины. А образованная и дальновидная часть общества должна прежде всего осознать важность и необходимость всего этого.
  Очень часто горожане думают, что следователь по уголовным делам только и делает, что собирает мертвые тела. В действительности его работа важна для живых. То здесь, то там выдающиеся личности демонстрируют, как много она значит для общества, если налицо профессиональная компетентность, доказывают насущную необходимость этой должности. Умом, знаниями и тяжелым трудом они достигли выдающихся результатов, в которых так нуждается общество.
  Не сомневаюсь в повсеместном познании заслуг доктора С.Р. Джербера, что среди самых выдающихся современников он один из первых, поскольку заслужил уважение и восхищение всех знакомых с криминалистикой. Поэтому я с большим удовольствием выражаю свое глубокое восхищение выдающимся деятелем в области раскрытия преступлений, самоубийств, убийств и расследования внезапной смерти.
  Итак, я посвящаю эту книгу моему другу С.Р. Джерберу — следователю по уголовным делам округа Гуахода, штат Огайо.
  Глава 1
  Делла Стрит, доверенный секретарь Перри Мейсона, положила ему на стол красивую визитную карточку. Взглянув на нее, Мейсон произнес:
  — Миссис Самерфилд Мальден. Чего она хочет, Делла?
  — Вам это имя о чем-либо говорит?
  — Нет. А что?
  Делла кивнула.
  — Оно упоминалось в газетах. Она — Стефани Мальден, жена, точнее, вдова доктора Самерфилда Мальдена. Он в собственном самолете, управляя сам, летел на съезд медиков в Солт-Лейк-Сити и разбился. Об этом есть во вчерашней газете. Менее чем через час после катастрофы на одном из сухих озер в пустыне с воздуха обнаружили самолет, а в нем — обуглившееся тело доктора Мальдена. Вероятно, он из-за какой-то неисправности пошел на вынужденную посадку. И разбился.
  Мейсон кивнул.
  — Теперь вспомнил. Доктор Мальден — известный хирург, да?
  — Очень удачливый, и не только как хирург. У него большая практика в правительственных кругах, — ответила Делла Стрит.
  — Предполагаю, — заметил Мейсон задумчиво, — миссис Мальден пришла по поводу завещания, права наследования имущества. Но признайся, она слишком поторопилась. Обычно дожидаются похорон. Вдова безутешна?
  — Это должно быть так, — с нажимом сказала Делла.
  — Имеешь в виду, что нет?
  — Ну, — ответила Делла Стрит, — она нетерпелива, нервничает. Изящно одета, молодая, привлекательная. Сидит, постукивая носком сорокадолларовой туфли об пол, выставив ножку в нейлоновом чулке так, будто на уме кое-что, кроме горя.
  — Ты сказала, она молодая? — спросил Мейсон. — Разве доктор Мальден был не средних лет?
  — Да. Она, я думаю, вторая жена или, возможно, третья, судя по тому, как выглядит. Она куколка.
  — Сколько ей лет?
  — Двадцать пять — двадцать шесть, роскошная фигура, о чем прекрасно знает. Одета так, чтобы подчеркнуть свои формы, хотя и с прекрасным вкусом. Она словно излучает сияние денег. Дорогая игрушка доктора Мальдена. Но ты можешь поставить на нее и наверняка выиграешь.
  Перри Мейсон засмеялся:
  — Ах, Делла! Не представляю, что бы я делал без твоих женских комплиментов. Возможно, очень многих упустил бы.
  — Только не эту девушку, — улыбнулась Делла. — Ее нипочем не пропустили бы. Она сама позаботилась бы об этом.
  — Довольно странное мнение о женщине, которая только что овдовела.
  — Уже прошли целые сутки, — сыронизировала Делла.
  — Ну, впусти ее. Полагаю, она ожидает положенную порцию почтительного сочувствия.
  — Она ожидает положенную порцию почтительного внимания, — отпарировала Делла Стрит, — привыкла им пользоваться.
  — Пользоваться? — спросил Мейсон.
  Делла Стрит кивнула и вышла, чтобы проводить посетительницу в кабинет Мейсона.
  Стефани Мальден была одета в жемчужно-серый, по фигуре костюм из легкого шерстяного материала. На плечи небрежно наброшена накидка из платиновой норки. Когда сняла замшевую перчатку, сверкнули большие бриллианты квадратной формы.
  — Мистер Мейсон, — сказала она таким тоном, словно приветствовала давнего друга, — я не могу выразить, как ценю ваше любезное согласие встретиться со мной без предварительной договоренности. Представляю, как вы заняты.
  Она мельком взглянула на Деллу Стрит.
  — Садитесь, — пригласил Мейсон, — не обращайте внимания на мисс Стрит, моего секретаря. О наших клиентах она знает все, что знаю и, возможно, чего не знаю я.
  На лице Стефани Мальден промелькнуло легкое недовольство.
  — Это очень деликатное дело. Очень личное и очень конфиденциальное.
  — Хорошо, — сказал Мейсон. — Делла Стрит сделает личные, конфиденциальные записи и проследит, чтобы с ними ничего не случилось.
  — Вы… Я… Я просто не знаю, как начать, — сказала она, положив ногу на ногу и разглаживая на колене жемчужно-серую юбку. Ее светло-карие глаза уставились на носок левой туфли.
  — Начните с середины, — предложил Мейсон.
  Она быстро взглянула на него.
  — Я думала, скажете — начните с начала. Обычно рекомендуют начать так.
  — Ну, попробуем быть оригинальными, — сказал Мейсон. — Иногда лучше начать с середины. От нее недалеко и до начала, и до конца.
  Она нервно усмехнулась и произнесла:
  — Моим мужем был доктор Самерфилд Мальден. Известный врач. Он… Он погиб в авиакатастрофе.
  — Я понял это, — сказал Мейсон. — Читал в газете.
  Несколько минут посетительница молчала, словно ее мысли блуждали в месте, удаленном на миллион миль. Затем пришла в себя и вернулась к действительности.
  — Видите ли, мистер Мейсон, у мужа были неприятности.
  — Неприятности какого рода?
  — Налог на доходы.
  — Какие именно?
  — Внутреннее бюро по годовым доходам в последнее время ревизовало дела всех врачей, в особенности преуспевающих, у кого большая практика в правительственных кругах.
  Мейсон понимающе кивнул.
  — Вы, конечно, знаете, часть платы врач берет наличными. Люди часто платят за консультацию в учреждении. Ну и тому подобное…
  — У вашего мужа была большая практика в министерствах? — спросил Мейсон.
  — Многих лечил токами высокой частоты. У него был штат медсестер, которые выполняли процедуры, и…
  — И были медсестры, которые участвовали в сборе денег, да? — спросил Мейсон.
  Она кивнула.
  — Его правой рукой была Глэдис Фосс. Старшая медсестра, управляющая в лечебнице и тому подобное.
  — Следователи допрашивали мисс Фосс?
  — Да, ее расспрашивали.
  — Сейчас она работает?
  — Что делает сейчас, не имею представления, — продолжала миссис Мальден несколько резко. — Эта Глэдис должна была присоединиться к мужу в Солт-Лейк-Сити.
  — Вы теперь знаете об их намерениях?
  — Да. Доктор Мальден договорился с Глэдис, что она поедет в Финикс, Аризона, и получит сведения по тамошнему госпиталю. Но в Финиксе ее нет. Она туда уехала, а потом исчезла.
  — Вы уверены, что Глэдис Фосс должна была встретиться с вашим мужем в Солт-Лейк-Сити?
  — Ну да, разумеется, — ответила она. — Не будем наивными.
  — Что вы еще можете рассказать о мисс Фосс? — спросил Мейсон.
  — Глэдис Фосс двадцать семь лет. Моему мужу пятьдесят два, как раз опасный возраст. Он… О да, конечно, он был вполне мужчиной. В течение дня проводил с Глэдис довольно много времени. У них очень близкие, доверительные отношения.
  — И вы думаете, что из этого что-то следует?
  Она рассмеялась.
  — Господи, мистер Мейсон! Я не дурочка и не вчера родилась.
  — В газетах об этом ничего не пишут? — спросил Мейсон.
  — Пока нет. Проглядели. Я должна быть готова к этому. Репортеры подойдут к двери, деликатно сообщат пикантную новость и спросят, могу ли я объяснить.
  — И что сделаете вы? — поинтересовался Мейсон.
  — Посмотрю прямо в глаза, — ответила она, — и скажу: «Правильно. Мисс Фосс должна была поехать в Финикс, а затем в Солт-Лейк-Сити». Скажу, что собиралась присоединиться к ним, но на день задержалась, а муж хотел, чтобы мы трое были вместе в машине. А вы чего ожидали? Что всплесну руками и горестно признаюсь репортерам: мой муж вел двойную жизнь, а я об этом не знала?
  — Вы не первая его жена? — спросил Мейсон.
  — Третья. И я его не украла. Вторая украла у первой. Потом умерла, и он был очень, очень одинок. Я не больно старалась женить его на себе. Никому не навязывалась. И вышла за него не из-за денег, мистер Мейсон. Если бы я вышла за богача старше меня на семьдесят лет, это было бы совсем другое дело. Но я вышла за мужчину, который старше всего на двадцать пять лет. Допустим, через десять лет отношения стали бы… ну, скажем, напряженные. Но уверена, взаимопонимание возможно в любом случае. Я вышла замуж потому, что доктор Мальден очаровал меня. Он был думающей машиной. Мог хладнокровно, беспристрастно, разумно обсудить любой вопрос и дать чертовски нестандартный ответ.
  — А неприятности с подоходным налогом? — напомнил Мейсон.
  — Они утверждают, что он утаил сто тысяч, но доказать не могут. Говорят одно: его денежный доход сейчас равен доходу таких же врачей с аналогичной практикой. Нашли также пациентов, заплативших ему за операции, один — двести долларов, другой — триста пятьдесят. Утверждают, что в последнее время мой муж получил много побочных денег.
  — Итак, что произошло?
  — Они расспрашивали мужа, а он просто рассмеялся им в лицо. Сказал, что о своих финансовых делах ничего не знает, а его счета ведет Глэдис и…
  — А что сказала Глэдис Фосс?
  — Ничего. Обещала просмотреть счета, а потом оставила их до своего отпуска.
  — Как долго она с ним работала?
  — Четыре года.
  — А сколько лет вы женаты?
  — Пять лет.
  — Вы не думали, что разделяете с мужем ответственность за некоторые дела?
  Она рассмеялась:
  — Не будем ходить вокруг да около, мистер Мейсон. Нет, я ни о чем не знала. И если б вы были знакомы с доктором Мальденом, поняли бы почему.
  — Так почему?
  — Он полагался только на себя. Не думаю, чтобы доверял свои секреты хоть кому-нибудь. Всегда говорил по существу и только то, что хотел сказать. Не более.
  — Хорошо, — подытожил Мейсон. — Вы нарисовали предварительную картину, но все ходите вокруг да около того, о чем действительно хотели переговорить со мной. Теперь, надеюсь, перейдете наконец к главному.
  Она спросила:
  — Что бывает при утверждении завещания на имущество такого рода?
  — Ваш муж оставил завещание?
  — Да.
  — Каковы его условия?
  — Все до последнего цента достается мне.
  — А страховка?
  — Страховка недавно изъята и переписана на меня.
  — Сумма страховки?
  — Сто тысяч долларов. В случае самоубийства считается недействительной.
  — Хорошо, — сказал Мейсон. — После похорон подадим заявление о назначении вас душеприказчицей его последней воли и завещания.
  — А как быть с его собственностью? Допустим… Допустим, муж утаил какую-то сумму денег?
  — Да, конечно, — сказал Мейсон, — государство принимает это во внимание. Оно не любит терять налог. Имею в виду как государственный департамент по налогам на наследство, так и бюро по годовым доходам. В случае смерти все сейфы опечатываются. Их вскрывают только в присутствии представителей департамента по налогу на наследство.
  — Понимаю, — сказала она, снова рассматривая носок левой туфли.
  Она быстро взглянула на Деллу Стрит, потом посмотрела второй раз.
  — Продолжайте, — напомнил Мейсон.
  Она сказала:
  — Прямо не знаю… с чего начать, мистер Мейсон.
  — Не начинайте, — сказал Мейсон, — а прямо приступайте к делу. В конце концов, мы знакомы недолго. Вам известны жизненные факты, а я адвокат. Давайте начнем о деле. Чего вы хотите?
  Она сказала:
  — Я постараюсь ничего не упустить.
  Мейсон кивнул.
  — Я всегда гордилась тем, что была… ну, бдительной.
  — Начеку? — уточнил Мейсон, взглянув на Деллу Стрит.
  — Начеку, — подтвердила Стефани, — но в чужие дела носа не сую.
  — Хорошо. Продолжайте.
  Она сказала:
  — Моего мужа довольно часто вызывали ночью. Конечно, для практикующих медиков в этом ничего необычного. А я… Ну, я всегда хотела знать, что происходит.
  — Вы уже упомянули об этом, — напомнил Мейсон.
  — Я следила за тем, что происходит.
  Мейсон кивнул.
  — Ну вот, — продолжила она, — я обнаружила… Ну, это выглядит так, будто я все-таки сую нос в чужие дела…
  — Не беспокойтесь так о себе, — прервал Мейсон. — Пусть вас волнует только результат, которого хотите добиться. Теперь успокойтесь-ка и расскажите все.
  — Хорошо, — согласилась она. — У мужа в кармане была связка ключей. Время от времени я их изучала. Смогла определить назначение почти всех. Там был ключ от сейфа с гонорарами, за которым Внутреннее бюро доходов охотится, как коршун; а также ключи от лечебницы, от отделения в сейфе, где он хранил свои наркотики, от дома, от гаража.
  — Продолжайте, — сказал Мейсон.
  — Но о назначении еще двух ключей догадаться не смогла.
  Мейсон кивнул.
  — Тогда я, растопив свечу, сделала восковые копии этих ключей. Вы вините меня за это, мистер Мейсон?
  — Давно скопировали?
  — Примерно год назад.
  — Продолжайте, — предложил адвокат.
  Она сказала:
  — Я сделала дубликаты этих ключей и решила, что обязательно найду двери, к которым они подходят. Как только выдалась возможность, я тайком перепробовала все замки в лечебнице мужа.
  — К чему подошли ключи?
  — Я уверяю вас, ни к чему в лечебнице.
  — Тогда к чему же?
  — Я наняла частного детектива следить за мужем. И узнала, что он время от времени бывает в меблированных комнатах в Диксивуде. Были все основания предположить, что эти ключи от квартиры 928-Б. Я узнала, муж за нее платит. Хочу надеяться, что вы еще не совсем меня презираете, мистер Мейсон. Но я терпеть не могу, когда делается что-либо касающееся меня, а я не знаю, что происходит.
  Она вынула из сумочки два ключа, мгновение подержала их, сравнивая, и положила на стол Мейсона.
  — Продолжайте, — сказал он, осторожно взглянув на Деллу.
  — А вот еще. — Стефани передала Мейсону пачку фотостатов. — Я не знаю… То есть не знаю, что они означают. Это фотостатические копии страниц записной книжки, которая была в кармане его куртки. Они разложены по порядку.
  Мейсон просмотрел копии.
  — Откуда вы их достали?
  Она опустила глаза.
  — Из кармана его куртки. Я заметила, что эту маленькую тонкую записную книжку он очень бережет. Однажды, когда он менял одежду, я ее вытащила и спрятала.
  — И что произошло?
  — Он хватился, как только приехал в госпиталь. Позвонил мне и попросил посмотреть в костюме, который оставил для чистки. Я велела не класть трубку, пока поищу, а через несколько минут сказала, что нашла. Он вроде бы успокоился. Попросил привезти ее в лечебницу и отдать непременно в руки Глэдис Фосс, и никому другому.
  — Что вы сделали?
  — Только то, о чем он попросил. Но задержалась, чтобы снять фотостатические копии. Не стала ждать, пока проявятся. Копии на фотостатической бумаге забрала на следующий день.
  Мейсон взял фотостаты.
  — Что еще? — спросил он.
  — За мной следят.
  — Кто и зачем?
  Она сказала:
  — Может быть, представители Внутреннего бюро доходов. Точно не знаю. Знаю только, что за мной установлено наблюдение.
  — Как давно?
  — После того, как муж меня покинул.
  — Продолжайте, — сказал Мейсон.
  — Хорошо, посмотрим правде в глаза, мистер Мейсон. Допустим, что муж вел двойную жизнь, что под вымышленной фамилией жил в меблированных комнатах в Диксивуде, что там его встречала Глэдис Фосс, ну и что там был сейф со значительной суммой денег, допустим, со ста тысячами долларов. Что может с ними случиться?
  — На какое имя снята квартира?
  — Чарльза Эмбоя, — ответила она.
  — Теперь задам очень личный вопрос. Считалось ли, что у Чарльза Эмбоя есть жена?
  — Конечно. Для чего бы еще ему нужна была эта квартира?
  — Не знаете, с ним кто-то жил?
  — Нет, не знаю, если вы это имеете в виду. Знаю, что там жил мистер Чарльз Эмбой и… И этого для меня достаточно.
  — Но вы уверены, что квартиру снимал именно ваш муж?
  — О да.
  — Как узнали?
  — Нашла в его кармане чек годовой уплаты. Чек на имя Чарльза Эмбоя за квартиру 928-Б.
  — Какова была сумма?
  — Пять тысяч долларов.
  Мейсон удивленно поднял брови.
  — Вряд ли он уплатил за квартиру наличными.
  — У мужа был другой банковский счет на имя фиктивных партнеров — Мальдена и Эмбоя. Он выдавал чеки на этот счет, подписываясь либо своим именем, либо «Эмбой».
  — И возможно, использовал фиктивного партнера, чтобы тратить заработанное.
  — Я не знаю.
  — Квартплата составила пять тысяч долларов в год?
  — Да, так.
  — Ваш муж содержал довольно дорогое гнездышко.
  — А почему бы и нет? Он мог себе это позволить. Уверена, ничто так не разрушает любовь, как унылое существование в дешевой квартирке с выцветшими коврами, сосновым туалетным столиком, грошовым зеркалом и расшатанной кроватью. Это делает все фальшью…
  Несколько минут Мейсон изучал ее.
  — Извините меня, но вы говорите так, будто все это вам знакомо.
  Она взглянула на него настороженно. Помолчали.
  — Вы никогда не были в этой квартире? — спросил наконец Мейсон.
  — Нет.
  — Почему?
  — Господи, мистер Мейсон! Зачем бы я туда пошла?
  — Посмотреть, что происходит. Получить доказательства.
  — Доказательства чего?
  — Вам никогда не приходила мысль о разводе?
  — Нет. Я очень счастлива в настоящем. Я не против того, чтобы муж завел любовницу, только бы не знать об этом. Могу разделять его физическую любовь с кем-либо, но я не смогла бы примириться с мыслью, что он пытается меня перехитрить. Узнать, что муж содержит другую квартиру, для меня было шоком. Но боюсь, мистер Мейсон, вы можете неправильно понять меня.
  — В чем именно?
  — Флирт мужа может оказаться второстепенным делом.
  — Так всегда бывает, — сказал Мейсон.
  Она рассмеялась.
  — Я не имела в виду именно это.
  — А что вы имели в виду?
  Она сказала:
  — Давайте посмотрим на все это с другой точки зрения. Жизнь доктора не такая, как у большинства людей. Необходимо, чтобы в любую минуту знали, где он находится, и можно было бы вызвать. Обычный человек может сказать жене, что едет по делам в Чикаго, собрать чемодан и пожить четыре или пять дней с любовницей. Однако врач обязан держать под наблюдением сотни дел. Он может потребоваться в любой час дня и ночи.
  Мейсон кивнул.
  — Моего мужа часто вызывала миссис Эмбой. Получив такой вызов, он оставлял меня и говорил, по какому номеру его можно найти.
  — Какой номер?
  — Крестлайн 6-9342. Через телефонную компанию я узнала адрес, где установлен телефон Крестлайн 6-9342. Оказалось, это меблированные комнаты в Диксивуде. Мой муж, возможно, встречался в этой квартире с Глэдис Фосс. Возможно, она там жила. Не знаю.
  — Как миссис Эмбой?
  — Возможно.
  — Вы не пытались узнать?
  — Нет.
  — Продолжайте, — сказал Мейсон. — Что вы имели в виду, когда сказали «флирт был побочным делом»?
  Она ответила:
  — Я, конечно, думаю, что между Глэдис Фосс и мужем была и романтическая привязанность.
  — Она симпатичная? — спросил Мейсон.
  — Женщина не может правильно оценить внешность другой женщины из любовного треугольника. Но Глэдис Фосс не дурнушка.
  — Можете описать ее?
  — В ней есть все, что хочется женщине и что нужно мужчине: глаза, фигура, стиль. Если более точно, то ей двадцать семь, брюнетка, большие карие глаза. Рост пять футов два дюйма, вес сто двенадцать фунтов. Красивые ноги — она любит их показывать — и узкие бедра. Я бы возненавидела ее за внешность, даже если бы она не ловила на крючок моего мужа.
  — Однако вы не думаете, что ваш муж был очарован только ее внешностью?
  — В том-то и дело, мистер Мейсон. Полагаю, что наряду с романтической привязанностью их связывали и деловые отношения. Вероятно, муж попросил ее поработать с секретными документами и вычислить, чтобы он… Он… Нет, — спохватилась она, — я не могу зайти так далеко. Могу лишь предположить это как возможное.
  — Вы не могли бы больше рассказать о таинственной миссис Эмбой? — спросил Мейсон.
  — Звонила всегда миссис Эмбой и просила к телефону доктора Мальдена. Он подходил к телефону, и они всегда говорили только о симптомах. Конечно, я на одной стороне провода не могла полностью слышать разговора. Муж, бывало, говорил: «Когда у вас впервые возникла эта боль, миссис Эмбой?», или: «Не могли бы вы подробнее рассказать об одышке?», или что-либо в таком роде. Затем он устало говорил мне: «Думаю, придется уехать на несколько минут».
  — А потом что?
  — Потом говорил, что выезжает на вызов и я могу дозвониться до него по номеру Крестлайн 6-9342. А затем, говорил он, посетит на дому и других пациентов, и давал мне список номеров телефонов в том порядке, в котором намеревался сделать свои ночные визиты. Три или четыре раза, когда я вынуждена была его разыскать и прошло значительное время после ухода, я пыталась высчитать, где смогу его застать, не потревожив слишком много людей. Набрала третий или четвертый номер и узнала, что он там еще не был. Набрала предыдущие номера и обнаружила, что он еще по Крестлайн 6-9342. Когда это случалось, всегда говорил, будто с Эмбой были осложнения и он сейчас же выезжает.
  — Вы ничего не заподозрили?
  — Не сразу.
  — Где теперь мисс Фосс? — спросил Мейсон.
  — Я сама хотела бы знать. Возможно, в Солт-Лейк-Сити.
  Мейсон сказал:
  — Если человек смог утаить сто тысяч долларов наличными, то его доход должен быть чрезвычайно большим.
  — Да, это так.
  — Очень хорошо, — продолжил Мейсон. — Давайте посмотрим на это без эмоций и порассуждаем логически. Если ваш муж мог утаивать, предположим, по десять тысяч долларов наличными в месяц, а налоговая инспекция до сего времени этого не обнаружила, то его доход должен быть по крайней мере сто пятьдесят — двести тысяч долларов в год.
  — Да, очень большой, — согласилась она.
  — Вы думаете, эта примерная сумма соответствует действительности?
  — Да. Думаю, это так. Сумма огромная, как и его расходы. Он тратил шесть тысяч в месяц.
  — Хорошо, — сказал Мейсон. — Так почему же человек ставит себя в положение опасное, угрожающее профессиональной деятельности, привычному образу жизни и даже свободе, только ради того, чтобы утаить подоходный налог со ста тысяч долларов? Вы знаете, миссис Мальден, за махинации с подоходным налогом людей сажают в тюрьму. Даже если бы ваш муж избежал тюрьмы, разразился бы ужасный скандал, который, несомненно, повлиял бы на его профессиональную карьеру и повредил репутации намного больше, нежели он мог выиграть, скрыв подоходный налог.
  — Да, мистер Мейсон, — сказала она. — Невзирая на мотивы, какими руководствовался муж, не считаете ли вы, что мы должны обнаружить некоторые факты прежде, чем это сделает кто-либо другой?
  — Что вы имеете в виду?
  — А вот что: я очень хотела бы знать истинное назначение квартиры, которую муж содержал под именем Чарльза Эмбоя. Была она любовным гнездышком или вторым деловым офисом?
  — Либо тем и другим одновременно, — предположил Мейсон.
  — Хорошо, допустим второе. Тогда там должен быть сейф с большой суммой денег. Разумно предположить, что Глэдис Фосс или кто-либо еще, кто делил с ним это любовное гнездышко, знает кодовую комбинацию цифр замка сейфа. Предположим, Глэдис узнала, что муж погиб в авиакатастрофе. Она уже, несомненно, об этом знает. Не будет ли для нее большим соблазном пойти в квартиру, открыть сейф, взять деньги и исчезнуть?
  — Допускаю это, — сказал Мейсон. — Где живет Глэдис Фосс?
  — На улице Кьюнею, 6931. Небольшой домик.
  — Это далеко от квартиры в Диксивуде?
  — Думаю, около мили или полутора миль.
  — В своем домике она проживает одна?
  — Да.
  Мейсон нахмурился.
  — Это очень странно.
  Миссис Мальден пожала плечами.
  — Вы пытались узнать, где сейчас Глэдис Фосс?
  — Конечно. Была у нее дома. Приколола к двери записку. Оставила также записку в лечебнице. Позвонила в госпиталь в Финиксе.
  — Она там была?
  — Да, была. Но уехала.
  — Вы искали ее в Солт-Лейк-Сити?
  — Нет, мистер Мейсон. Я не готова к этому. Я хочу, чтобы этим занялись вы.
  — Имеете в виду, чтобы я нанял детективов для?..
  — Вот именно, — подтвердила миссис Мальден.
  — Конечно, — сказал Мейсон. — Внутреннее бюро по годовым доходам, вероятнее всего, опередило нас. Предполагаю, они уже пытаются связаться с…
  — Не думаю, — прервала она. — Налоговая инспекция, несомненно, догадалась, что муж утаивал наличные, но ничего не знает о квартире и, вероятнее всего, никогда о ней не узнает.
  — Вернемся к подоходному налогу, — напомнил Мейсон. — Следователи почувствовали, что суммы в квитанциях вашего мужа на наличные неправдоподобно малы.
  — Да, это так.
  — Тогда они сделают тщательную ревизию и отыщут двух пациентов, заплативших наличными и сохранивших квитанции. Сопоставив их со счетами вашего мужа, обнаружат, что наличные зарегистрированы не были.
  Она улыбнулась:
  — Едва ли это будет просто.
  — А почему бы нет?
  — Муж был очень загружен, у него огромная практика в правительственных кругах. Он лечил токами высокой частоты, имел несколько аппаратов для этого и нанял четырех сестер для своей лечебницы.
  — Глэдис Фосс была старшей сестрой?
  — Да, это верно. Управляющей в лечебнице, доверенным секретарем, главной медсестрой и все в таком роде. Словом, его правой рукой. Муж объяснил налоговой инспекции, что они считали неудобным вести бухгалтерские книги. Отмечали только, что по счету уплачено, а каким образом — чеком или наличными, — не знали. Сказал, что поручил денежные дела исключительно Глэдис Фосс.
  — Они вроде бы расспрашивали ее прежде, чем она уехала в отпуск?
  — Да. Она сказала, что была очень занята, выполняла лечебные процедуры и наблюдала за пациентами, а не тратила время на бухгалтерию. Оформляла только самые необходимые документы. Сообщила также, что доктор Мальден не очень вникал в счета и был небрежен с деньгами. Еще сказала, что полученные от пациентов наличные клали в сейф и… В том-то и загвоздка, мистер Мейсон, это и усложняет дело. Словом, в банк деньги переводили только каждые две недели. Были, мол, слишком заняты, чтобы бегать туда через каждые несколько часов, оставляя пациентов ждать в лечебнице.
  — Эти денежные взносы, как я понял, были очень велики?
  — Не особенно велики. Это и послужило поводом для начала расследования. Когда пациент заплатил триста пятьдесят долларов наличными, по документам выходило, что за те две недели на депозит положена тысяча долларов, а налоговая инспекция полагает, что должно быть по крайней мере вдвое больше. И книги велись так, что невозможно установить: эти триста пятьдесят долларов наличными включены в депозит или нет.
  Мейсон понимающе кивнул.
  — Естественно, налоговая инспекция считала, что так вести бухгалтерские книги недопустимо. На дальнейшие расспросы Глэдис Фосс только повторила: я медсестра, а не бухгалтер. Доктору Мальдену посоветовали нанять бухгалтера, но он возразил, что терпеть их не может, всецело занят лечением людей и деньги для него мало значат, а его практика достаточно прибыльна, чтобы обеспечить существование, и, в конце концов, он врач, а не банкир.
  — А затем Глэдис уехала в отпуск?
  — Да, именно.
  — А налоговая инспекция собиралась снова расспрашивать ее, когда вернется?
  — Она обещала пересмотреть платежи, хотя уверена, что деньги спрятаны и утаены от обложения не были.
  — И что тогда произошло?
  — Период затишья. Возможно, налоговая инспекция ревизовала расходы мужа и искала дополнительный сейф или что-то в этом роде.
  — А им не пришло в голову попытаться узнать, была ли у него другая квартира, снятая на вымышленное имя?
  — Не могу сказать. Не уверена.
  — Вы думаете, очень важно, чтоб я нашел Глэдис Фосс до того, как это сделает налоговая инспекция?
  — Да.
  — И чтобы она рассказала мне, что…
  — Вы обязаны заставить ее говорить, вы адвокат!
  — Но если я дам ей понять, что она имела дело с безналоговыми наличными деньгами, — сказал Мейсон, — могу этим все испортить?
  Стефани прикусила губу.
  — Об этом вы не подумали?
  — Нет.
  — Подумайте теперь.
  — Я… Лучше все доверю вам, мистер Мейсон. Всю проблему. Вы возьметесь вести мои дела, уладите имущественные вопросы, включая налоги. Будете представлять мои интересы. И вообще сделаете все, что посчитаете нужным.
  — И вы даете мне свободу делать все, что я посчитаю нужным в ваших интересах?
  — Да. Я доверяю вам безоговорочно.
  — Благодарю.
  — Мистер Мейсон, я знаю, юрист, как и врач, связан этическими нормами. Но первейшая обязанность адвоката — защитить своих клиентов. Теперь кто бы ни шпионил за мной, он узнает, что я сюда приходила. В этом ничего особенного. Женщине разрешается навестить своего адвоката, чтобы получить совет, особенно в данных обстоятельствах. Но с этого момента вы замените меня и сделаете то, что мне не по силам.
  — Что именно имеется в виду?
  — Хотите поставить точки над «i»? — нетерпеливо спросила она. — Я нуждаюсь в защите. Если обнаружат, что мой муж имел недекларированный доход, у меня будет много неприятностей и на имущество наложат штраф. А если теперь случайно обнаружат другую квартиру и, допустим, ничего в ней не найдут, будут уверены, поскольку за мной следили, что меня там не было.
  — Продолжайте, — поощрил Мейсон. — Давайте договорим до конца.
  — Никто не станет подозревать вас. Когда я уйду отсюда, последуют за мной, но не за вами.
  — Минуточку, минуточку, — сказал Мейсон, когда она встала и направилась к двери. — Вернитесь. Вы можете сбросить на меня все свои проблемы.
  Поколебавшись, она ответила раздраженно:
  — Те, кто следит за мной, ждут моего ухода. Я хочу показать, что визит к вам связан с утверждением завещания на имущество. Чем дольше я здесь останусь, тем больше возникнет подозрений. Я рассказала все. Хочу, чтобы вы меня защитили, чего бы это ни стоило. Разумеется, я заплачу за это.
  — Подождите минутку, — попросил Мейсон, изучая фотостатические копии записной книжки. — Эти записи вроде бы зашифрованы, своего рода код.
  — Да.
  — У вас есть ключ к шифру?
  — Нет.
  — А пытались расшифровать?
  — Конечно.
  — Когда-нибудь пытались разузнать, что за ключ у вашего мужа?
  — Конечно, нет. Он был очень осторожен. При малейшей попытке с моей стороны, при первом же вопросе, заданном вроде бы случайно, я бы себя выдала. Нет, мистер Мейсон, свои секреты он хранил при себе, а я при себе.
  Поджав губы, Мейсон углубился в раздумья. Миссис Мальден порывисто подошла к его столу, пожала руку, улыбнулась Делле Стрит и заторопилась к выходу.
  — Больше не осмеливаюсь остаться ни на минуту.
  — Я должен все обдумать, — сказал Мейсон.
  — Поторопитесь, — посоветовала она и вышла.
  Глава 2
  Мейсон подбросил ключи.
  — Отлично. Я попробую.
  — Шеф, возьмите меня с собой, — предложила Делла Стрит. — До смерти хочу посмотреть, как выглядит любовное гнездышко. Кроме того, вам нужен свидетель и секретарь.
  — Хорошо, — быстро согласился Мейсон. — Надевай шляпу, и пошли.
  Они выглянули в приемную и убедились, что Герти, второй секретарь, и обе стенографистки ушли домой ровно в пять. Делла и Перри Мейсон погасили свет и вышли из конторы. Мейсон сел за руль. Они сумели найти стоянку за полквартала от меблированных комнат в Диксивуде.
  — Конечно, — заметила Делла Стрит несколько задумчиво, — она не могла быть абсолютно уверена, что один из этих ключей подходит к квартире 928-Б.
  — Это легко проверить, — ответил Мейсон. — Я подумал о другом. Допустим, ключи подходят, а в квартире действительно живет некая миссис Эмбой. Она вышла, а мы отопрем и войдем.
  — Черт возьми! — отозвалась Делла Стрит. — Этого не дай бог!
  Они подошли к входной двери. Мейсон попробовал открыть замок одним из ключей. Не вышло. Попробовал другим, и замок бесшумно открылся. На лифте поднялись на девятый этаж. Мейсон дважды постучал в дверь квартиры 928-Б. Никакого ответа. Он попробовал ключ, не подошедший к входной двери. Замок послушно щелкнул, Мейсон вошел и зажег свет.
  — Ого! — воскликнула Делла Стрит.
  — Ты о чем? — спросил Мейсон.
  — О роскоши, — ответила она. — Обставлена со вкусом, удобна, даже элегантна. Черт возьми, шеф, это же стоит денег!
  — Это стоит больших денег, — уточнил Мейсон.
  Четырехкомнатная квартира и вправду была великолепно обставлена. На аккуратно застеленной кровати виднелись вмятины от чемодана и шляпной коробки.
  — Она собиралась очень спешно. — Делла Стрит показала на открытый шкаф и пустые вешалки.
  Вдруг Мейсон схватил ее за руку и, слегка повернув к углу спальни, спросил:
  — Ты видишь?
  Проследив за его взглядом, Делла воскликнула:
  — Господи! Что… Что случилось, шеф?
  — Боюсь, — ответил Мейсон, — что мы влипли в историю, которая может иметь печальные последствия.
  На ковре, повернутая лицом к стене, стояла снятая со стены картина. За ней, оказывается, был скрыт стенной сейф. Сейчас его дверца была полуоткрыта. Мейсон пододвинул стул, взобрался на него и попытался заглянуть в сейф, но разглядеть его внутренность на всю глубину не удалось.
  — Откройте дверцы пошире, — предложила Делла Стрит. — Давайте посмотрим.
  Мейсон покачал головой. Оглянулся через плечо.
  — Делла, найди какое-нибудь зеркальце.
  — Одно есть на туалетном столике.
  — Дай-ка его.
  Взяв зеркало, Мейсон очень осторожно, чтобы не коснуться угла дверцы сейфа, вставил зеркало внутрь и, плотно прижав к стене голову, попытался наклониться, чтобы глянуть в него.
  — Ну, — спросила Делла Стрит, — что там?
  — По-видимому, — ответил Мейсон, — сейф совсем пуст. Но это не имеет никакого значения.
  — Почему?
  — Допустим, сейчас в сейфе десять тысяч долларов наличными.
  — Ну? — спросила она.
  — Нам могут предъявить претензии, что там лежало сто тысяч и девяносто тысяч похищено.
  Глаза Деллы Стрит потемнели от негодования.
  — Вы ведь догадались, что произошло, шеф. Кто бы здесь ни жил, он очень спешил. Уходя, извлек содержимое сейфа, бросил его в чемодан и удалился.
  — Возможно, — сказал Мейсон.
  — По крайней мере, такое объяснение вполне логично, — сказала Делла Стрит.
  — Это одно из объяснений. Могут быть и другие.
  — Например?
  — Допустим, мы знали комбинацию цифр сейфа, где лежало сто тысяч долларов, и что деньги — собственность доктора Мальдена, наличные, которые не вписаны в квитанции лечебницы, и что вдова попросила меня, своего адвоката, изъять эти деньги из сейфа и, никому не сказав о них, припрятать для нее до поры, пока имущество не будет распределено, а затем отдать ей половину, а вторую взять себе в качестве гонорара.
  Делла Стрит сказала задумчиво:
  — Господи! Фактически она, судя по разговору, попросила вас сделать это.
  — Совершенно верно, — сдержанно согласился Мейсон. — Несомненно, она именно это имела в виду.
  Лицо Деллы отразило страх.
  — Так, что будем делать? Как сможем оправдаться? Что скажете миссис Мальден?
  Мейсон ответил:
  — У миссис Мальден был ключ от этой квартиры. Вопрос: знала ли она комбинацию цифр? И отсюда вопросы. Первый: приходила ли она сюда сразу после того, как узнала о смерти мужа, и забрала ли содержимое сейфа? Второй: что подумает налоговая инспекция, когда узнает, что миссис Мальден знала об этой квартире и имела ключ от нее? Несомненно, в сейфе хранилось что-то ценное. Это не обыкновенный, а очень дорогой сверхсекретный стенной сейф, такие используют для очень больших ценностей. Теперь предположим такое: агенты Внутреннего бюро по годовым доходам решат, что доктор Самерфилд Мальден утаил, допустим, сто тысяч долларов и миссис Мальден, узнав о его смерти, пришла сюда, чтобы взглянуть на любовное гнездышко. Допустим, они утвердятся во мнении, что она открыла сейф и взяла сто тысяч долларов. Допустим также, они уверуют в то, что налицо фикция общего возврата, а поскольку миссис Мальден возврат подписала, обвинят ее в уклонении от уплаты подоходного налога. Имеется косвенная улика, и возникает ситуация, ставящая нашу клиентку в очень неприятное положение, — разъяснил Мейсон.
  — Но они следят за ней, — возразила Делла Стрит. — Она под наблюдением и именно поэтому не может сама прийти сюда.
  — То, что под наблюдением, мы знаем только от нее самой, — напомнил Мейсон.
  — Ну, об этом она знает наверняка. Она бы не сказала, что за ней следят, если бы не заметила преследователя.
  — Не стоит так думать, — сказал Мейсон. — Но допустим, за ней никто не следит и нам она солгала. Что тогда?
  — Тогда… — задумалась Делла. — Тогда я поняла бы, что мы влипли в пренеприятную историю.
  — Вот тут наши мнения совпадают. Уйдем-ка отсюда. Постараемся быть очень, очень осторожными и не оставить отпечатков пальцев. Можешь вспомнить, к чему притрагивалась?
  Мейсон вынул носовой платок и быстро вытер стул там, где прикасался к нему. Затем обмахнул сиденье и, держа стул так, чтобы только платок касался дерева, поставил его на прежнее место. Делла Стрит также вынула из сумочки носовой платок и старательно протерла ручку зеркальца, уничтожая отпечатки.
  Мейсон протер ручку с внутренней стороны входной двери, приоткрыл ее на один-два дюйма и проделал то же с внешней ее стороны, протер и выключатель.
  — Еще что-нибудь? — спросил Мейсон.
  — Думаю, это все, шеф.
  — Пошли, — сказал он.
  Они ушли из квартиры, причем Мейсон позаботился вытереть носовым платком ручки автоматического лифта и кнопку вызова. Когда спустились на первый этаж и были в вестибюле на полпути к выходу, хорошо одетая женщина, торопясь, вдруг остановилась и посмотрела испытующе на Перри Мейсона. Начала было кланяться, но потом бросилась к лифту.
  — Знаете ее? — спросила Делла шепотом.
  — Возможно, она либо знает меня, либо думает, что знает. Это немного неприятно.
  Он придержал дверь, пропуская Деллу Стрит. Они почти сбежали по лестнице и быстро пошли вдоль квартала туда, где оставили машину. Мейсон остановился возле аптеки и позвонил в Детективное агентство Дрейка.
  — Позовите к телефону Пола Дрейка, — попросил адвокат. — Пол, у меня для тебя работа. Мне нужна немедленная помощь.
  — Тебе всегда нужна немедленная помощь, — отпарировал Дрейк.
  На ехидство Мейсон не отреагировал.
  — Ты читал в газете о докторе Самерфилде Мальдене, погибшем в авиакатастрофе?
  — Да.
  — По моим сведениям, в последние несколько дней кто-то следит за его вдовой.
  — Почему? — спросил Дрейк.
  — Разузнай почему, — сказал Мейсон. — Она скоро будет у меня в конторе.
  — Это все?
  — Нет, есть кое-что еще. Доктор Мальден, когда погиб, летел в Солт-Лейк-Сити на съезд медиков.
  — Это я понял из газет, — сказал Дрейк.
  — Теперь, Пол, секретное. У доктора Мальдена в лечебнице работала медсестра по имени Глэдис Фосс. Ей около двадцати семи, брюнетка, большие карие глаза, рост пять футов и два дюйма, вес сто двенадцать фунтов. Гордится своими ногами.
  Дрейк присвистнул.
  — Живет на улице Кьюнею, 6931, — продолжил Мейсон. — Сейчас ее там, вероятно, нет.
  — Хорошо. Что с ней?
  — Уехала из лечебницы в госпиталь в Финиксе, чтобы проверить некоторые данные. Собиралась присоединиться к доктору Мальдену в Солт-Лейк-Сити.
  — Так-так-так, — отреагировал Дрейк. — Схема вырисовывается.
  — Вырисовывается, черт побери, — сказал Мейсон. — Да еще леденящая.
  — Продолжай. К чему клонишь?
  — Хочу, чтоб ты послал людей в Солт-Лейк-Сити и нашел Глэдис Фосс.
  — Не знаешь, она сейчас живет под своей фамилией?
  — Не знаю. Но есть кое-что, за что можно зацепиться. Этот съезд прекрасно организован. В отеле не будет пустовать ни один номер. Доктор Мальден, несомненно, забронировал комнату или комнаты. Проверив броню, возможно, что-нибудь обнаружишь. Если это не удастся, разузнай у местного секретаря медицинской ассоциации, кто отвечал за броню для приезжающих врачей. Доктор Мальден был предусмотрительным, глядел далеко вперед и не велел бы Глэдис Фосс присоединиться к нему, если б не позаботился о номере.
  — Хорошо, — согласился Дрейк, — мы узнаем.
  — И обяжи своего резидента в Солт-Лейк-Сити тщательно замести следы, — предупредил Мейсон. — Не хочу, чтоб кто-либо узнал, чем мы занимаемся. Вели навести справки, но очень осторожно. Можно натолкнуться на рыскающих людей правительства. Я не очень верю в это, но предельная осторожность необходима.
  — Хорошо, — сказал Дрейк. — Я понял.
  — В первую очередь, — продолжал Мейсон, — нужно узнать, кто преследует миссис Мальден. Подчеркиваю, именно это выясни в первую очередь.
  — Хорошо, — сказал Дрейк.
  — Ты уверен, что сможешь опознать этих людей и узнать, на кого работают?
  — Да, конечно. У них должны быть автомобили, а у автомобилей есть номера. И потом, ребята должны куда-то ходить докладывать. Если еще работают, мы их выследим, Перри.
  — Когда сможете начать?
  — У меня в агентстве есть хороший парень. Задействую его. Чтобы закончить дело, понадобятся еще двое.
  — Вызови их, — предложил Мейсон, — дай это задание и сообщи мне, как только что-либо узнаешь.
  Он повесил трубку, затем набрал номер миссис Мальден. Осторожный голос отозвался:
  — Алло!
  Мейсон спросил:
  — Миссис Мальден?
  — Да.
  — Ваш телефон может прослушиваться. Вы знаете, кто говорит? Узнали голос?
  — Я… Я думаю, да.
  Мейсон сказал:
  — Сегодня днем вы посетили одного специалиста.
  — Да.
  — Подождите сорок пять минут, — сказал Мейсон, — а затем снова придите в его контору.
  — Но… Но будет поздно. Я смогу войти?
  — Сможете. Идите прямо в личный кабинет. Постучитесь в дверь.
  — А теперь что? — спросила Делла Стрит, когда Мейсон отвернулся от телефона.
  — А теперь, — ответил он, — будет что-нибудь из того, что ты любишь. Мы поедим.
  — Где и что?
  Мейсон взглянул на часы.
  — Где-нибудь. Нужно управиться за полчаса. Лучше всего около конторы, чтобы вовремя быть на месте, когда придет миссис Мальден.
  — Вы не могли бы сперва повидаться с ней, чтоб мы не торопились? Вы так заняты, а я не хочу видеть, как вы в спешке глотаете, не прожевав как следует.
  Мейсон усмехнулся.
  — Хочу поговорить с ней как можно скорее, но я должен быть уверен, что Пол Дрейк успеет дать своему человеку задание. Приход миссис Мальден в мою контору позволит Дрейку выследить, кто держит ее под наблюдением. Пошли живей!
  Через два квартала Мейсон остановил машину у ресторана, где его все знали. Они с Деллой вошли в зал, и Мейсон, посмотрев на часы, сказал официанту:
  — В нашем распоряжении ровно двадцать девять минут. Пожалуйста, два коктейля «Бакарди», немного консоме в желе, бараньи ребрышки и вареный картофель.
  Официант поторопился уйти.
  Мейсон и Делла Стрит большую часть обеда молчали. Соприкоснулись краями стаканов для коктейля. Пока ели, адвокат все время смотрел на часы. Еду закончили как раз, чтобы успеть подъехать к стоянке около конторы и войти в нее за три минуты до прихода миссис Мальден.
  — Мы добрались вовремя, — уточнила Делла, включив свет.
  — Знаю, — отозвался Мейсон. — Возможно, она не придет раньше времени. Немного опоздает.
  Но едва Мейсон сел за свой стол, как послышался стук в дверь. Делла Стрит открыла, и вошла миссис Мальден.
  — Добрый вечер! Это сюрприз, мистер Мейсон. Я не ожидала таких скорых результатов.
  — Садитесь, — пригласил Мейсон и посмотрел на часы. — Вы пришли вовремя.
  — Точности меня научил муж. Ко времени он относился очень бережно. Когда встреча была назначена на определенное время, он обязательно был там минута в минуту, если, конечно, не мешал непредвиденный случай. Но он всегда говорил мне: «Стефани, встреча назначается для того, чтобы обе стороны могли сберечь время. Если назначила встречу, будь там вовремя. Никогда не заставляй другого человека ждать тебя и никогда не разрешай, чтобы он заставлял тебя себя ждать». Что вы обнаружили, мистер Мейсон?
  — Хотя и не по своей воле, я взял ключи и посетил меблированные комнаты в Диксивуде, — сказал Мейсон.
  — Лично? — спросила она.
  — Лично.
  — Да-да. И что вы там нашли?
  — Мы нашли роскошно обставленную четырехкомнатную квартиру, — сказал Мейсон.
  — Четыре комнаты?
  Мейсон кивнул.
  — То есть гостиная, кухня и… — Она остановилась, подняв брови.
  — Две спальни и ванная, — дополнил Мейсон.
  — Две спальни?
  Мейсон кивнул.
  Миссис Мальден взглянула на Деллу Стрит, а затем на Мейсона.
  — Две спальни, — повторила она. Мейсон промолчал. — Многовато для любовного гнездышка, — прокомментировала она сдержанно.
  — Так. Вы сказали мне, что нашли квартиру, выследив своего мужа.
  — Правильно, — кивнула она.
  — С помощью частного детективного агентства?
  — Да.
  — Какого?
  — Объединенного агентства расследований.
  — Вы уверены, что ваш муж бывал в этой квартире?
  — Да. Скажите, мистер Мейсон, ключ не подвел? Замок открылся без усилий?
  — Естественно, — ответил он. — Я вошел в квартиру. Позвольте задать вам такой вопрос: вы, миссис Мальден, когда-нибудь были там, внутри?
  — Я? Боже упаси, нет! Я уже сказала об этом. Я не сую нос в чужие дела. — Она замолчала, затем нервно засмеялась и продолжила: — Понимаю, мои действия противоречат этому. Но я… Я расследую, мистер Мейсон, но не опускаюсь до того, чтобы совать нос в чужие дела.
  — Видите между этим разницу?..
  — Да. Думаю, существует четкая разница. Но интересно узнать, мистер Мейсон, что вы еще нашли?
  Мейсон сказал:
  — Я обнаружил, что, очевидно, кто-то спешил. Картина в рамке сорвана со стены и не повешена на место. Часть сухой штукатурки на стене отсутствует. За ней продолговатое отверстие, в котором скрыт первоклассный противопожарный секретный стенной сейф.
  — Мистер Мейсон! — воскликнула она.
  — Сейф, — продолжил он, — был не заперт, а дверца приоткрыта. Как я смог убедиться, не прикасаясь к вещам, сейф пуст.
  — Пуст! — воскликнула миссис Мальден. — Только муж знал комбинацию цифр шифра, а там были тысячи…
  — Да, продолжайте, — сказал Мейсон.
  — Как утверждает налоговая инспекция, там должно быть… Ну… Ну, сто тысяч! — сказала она. Вдруг, поискав глазами Мейсона, нервно рассмеялась и воскликнула: — О мистер Мейсон! Вы замечательный!
  Мейсон поднял брови.
  — Вы поехали туда! — воскликнула она ликующе. — Огляделись. Отгадали комбинацию шифра сейфа. Вы открыли его и взяли сто тысяч долларов. Теперь люди из налоговой инспекции ничего не докажут. Теперь, когда все кончилось и туман рассеялся, можете отдать мне деньги. Кроме гонорара, конечно. И при таких обстоятельствах я уплачу вам очень большой гонорар. Очень большой, мистер Мейсон!
  — Прекратите! — воскликнул тот. — Вы все перепутали. Там не было никаких денег.
  Она засмеялась:
  — Разумеется, это версия, которой вы должны придерживаться, мистер Мейсон. Мне говорили, что вы прямо волшебник в своем деле. Теперь понимаю, какой вы умный!
  — Минуточку! — прервал Мейсон. — Даже если бы я и нашел деньги, я не имел бы права сделать то, что вы предлагаете. Это было бы не только неэтично. Это было бы нарушением закона. Это было бы попыткой скрыть нарушение закона, и…
  — Да, да, знаю, — перебила она. — Рассказывать все это нет никакой необходимости. Вы самый находчивый адвокат, мистер Мейсон. Я… Я не могу выразить, как я вам благодарна! — Она поднялась со стула и протянула Мейсону обе руки. — Вы удивительный! Невероятно удивительный! Именно такой поворот дела разрубает гордиев узел. Теперь я могу посмеяться над ними!
  — Смейтесь, коли охота, — сказал Мейсон. — Но не думайте, что я сотворю чудо, вручив вам бесчисленные тысячи долларов. Говорю еще раз: я нашел сейф открытым, с приоткрытой дверцей, и, насколько мог определить, в нем ничего не было.
  Она порывисто нагнулась и поцеловала его.
  — Как же я буду рада отблагодарить вас!
  — Выясним же, наконец, это! — рассердился Мейсон. — В этом сейфе я не нашел никаких денег, и при сложившихся обстоятельствах совершенно необходимо, чтобы никто, абсолютно никто не знал, что я ходил в квартиру.
  — Конечно, мистер Мейсон, конечно! Я вполне понимаю необходимость держать это в полнейшей тайне — теперь. Только не лучше ли вам было закрыть сейф, восстановить штукатурку и повесить картину на место?
  — Возможно, это было бы лучше, — возразил Мейсон, — но я оставил улики нетронутыми.
  — Улики? — спросила она.
  — Возможно, — сказал Мейсон. — И поскольку я не знал, что произошло в квартире, я не попробовал ничего изменить. Насколько я понимаю, за всем этим может стоять убийство!
  — Ах, какие вы, адвокаты! Хорошо, что вы нашли решение. Единственное реальное решение. Мистер Мейсон, я так благодарна!
  Она засмеялась.
  — Я опять и опять пытаюсь вам объяснить, — Мейсон уже не скрывал раздражения, — что я в квартире не взял ничего!
  — Да, да, я знаю. — Одарив Деллу Стрит улыбкой, она направилась к двери.
  — Вернитесь! — остановил Мейсон. — Давайте выясним все сейчас.
  — Как-нибудь в другой раз, мистер Мейсон, у меня важное… Ну, я… я пришла сюда в спешке и должна… я просто должна вернуться. Я так вам благодарна, мистер Мейсон! Вы даже понять не можете, как я вам благодарна! Доброй ночи. — И быстро вышла из конторы.
  — Делла, дозвонись до Пола Дрейка, — попросил Мейсон.
  Она, быстро вращая диск, набрала номер рабочего телефона Дрейка.
  — Он у телефона.
  Мейсон взял трубку.
  — Пол, твои люди пасут миссис Мальден?
  — Да.
  — У тебя есть незанятые оперативники, которых можно послать на задание?
  — Ею заняты трое. Один ждет около ее дома, другой выслеживает, а третий…
  — Она только что вышла из моей конторы, — предупредил Мейсон. — Не упустите ее.
  — Хорошо, Перри. За нею следят. Если бы упустили, я уже знал бы.
  — Хорошо. Ты понял меня, Пол? Она ушла из конторы. Если ей удастся избавиться от «хвоста», скажи своему сотруднику, чтобы он попытался застать ее в меблированных комнатах в Диксивуде, — сказал Мейсон.
  — Диксивуд… Так?
  — Правильно.
  — Хорошо. Если позвонит, что потерял ее, я его проинструктирую. Но не стоит беспокоиться, Перри. Эти никого не упустят. Они ветераны.
  — Хорошо, — одобрил Мейсон и положил трубку.
  — Думаете, она поедет в Диксивуд? — спросила Делла.
  — Возможно.
  — Зачем?
  — Чтобы закрыть и запереть сейф, стереть отпечатки пальцев, которые мы не заметили, вернуть на место кусок штукатурки и картину.
  — Налоговая инспекция в конце концов узнает о квартире?
  — В конце концов они о квартире узнают.
  — И найдут сейф?
  — Возможно, найдут.
  — Что тогда?
  Мейсон пожал плечами.
  — Думаете, она вправду поверила, что вы деньги вынули и спрятали?
  — Конечно, — подтвердил Мейсон, — это было бы умным поступком для адвоката простодушного, находчивого и привязанного к своему клиенту. Но шло бы вразрез с профессиональной этикой.
  — Имеете в виду просто взять деньги и?..
  — Давай посмотрим на это с другой стороны, — предложил Мейсон. — Допустим, что завещание на имущество утверждено. Предъявлен сейф с примерно сотней долларов наличными. Бухгалтерские книги доктора с подведенным балансом, показывающие, что все в идеальном порядке, хотя те, из налоговой инспекции, думают: что-то утаили. А затем всплывает сотня тысяч долларов наличными. Возникает вопрос: откуда эти деньги?
  Делла Стрит понимающе кивнула.
  — Налоговая инспекция утверждает, что доктор Мальден утаивал наличные, и оценивает их примерно в сотню тысяч долларов. Если такую или почти такую сумму обнаружат в сейфе секретной квартиры, которую содержал доктор Мальден, это будет сенсационным подтверждением их требований. Они вмешаются, наложат штрафы, пени. Деньги конфискуют и станут утверждать, что, поскольку миссис Мальден сделала объединенный возврат, она замешана в мошенничестве. И поднимут большой шум. Что до сегодняшнего положения дел, то найдут сейф пустым, если все-таки найдут.
  Делла Стрит опять кивнула. Мейсон продолжил:
  — Они останутся ни с чем при своем утверждении, что мистер Мальден утаил и скопил некую часть наличными и не смог за нее отчитаться.
  — Да, — согласилась Делла Стрит, — понимаю. Разница есть, и существенная.
  — Таким образом, — сказал Мейсон, — любой адвокат, который проник бы в квартиру, унес бы в портфеле сто тысяч, подождал, пока все уляжется, а затем сказал бы миссис Мальден: «У меня для вас небольшой подарок» — и отдал ей пятьдесят тысяч долларов без налога, получил бы вечную благодарность клиента плюс пятьдесят тысяч долларов, опять-таки без налога, чтобы положить их в свой депозитный сейф.
  — Черт возьми, — сказала Делла Стрит, — это выглядит заманчиво.
  — Не правда ли? И единственная неприятная вещь — необходимость нарушить несколько правил.
  — Не опасаясь, что нас поймают, — сказала Делла.
  — Не опасаясь, что нас поймают, — согласился он.
  — И миссис Мальден думает, что вы это проделали.
  — Она говорит, что да. И когда все придет в норму, она, если не получит в подарок пятьдесят тысяч долларов, очень обидится, Делла.
  — Как полагаете, что может случиться?
  — Полагаю, мы попали в хитро подстроенную ловушку.
  — Думаете, миссис Мальден решила вас подставить?
  — Не знаю, кто подстроил ловушку. Допустим, это Глэдис Фосс. Допустим, сейф очистила она.
  — Но допустим, что вы не нашли сейфа? — предложила Делла.
  — Они подстроили все так, чтобы я обязательно его нашел, — подчеркнул Мейсон.
  — Но как бы вы узнали комбинацию шифра?
  — Загляни-ка еще раз в записную книжку, которую оставила миссис Мальден. Возможно, ответ в ней, — сказал Мейсон.
  Делла принесла фотостатические копии записной книжки. Они вместе перелистали страницы. Мейсон просмотрел их до конца, потом вернулся к началу.
  — Кажется, это просто записи о встречах и… О-о! Что это?
  Он показал на цифры на второй странице: 54-4. Помедлив немного, адвокат стал листать дальше. Через три страницы среди записей о статьях в медицинских журналах, которые доктор Мальден, вероятно, хотел прочитать, обнаружилось: 31-3. Перевернув еще две страницы, натолкнулся на 26-2. Еще через две, в правом верхнем углу страницы: 19.
  — Ну, — сказал Мейсон, — вот комбинация: пятьдесят четыре, четыре раза вправо; тридцать один, три раза влево; двадцать шесть, два раза вправо девятнадцать влево.
  — Думаете, это так? — спросила она.
  — Ставлю сто против одного, — сказал Мейсон.
  — Что теперь будем делать?
  — Теперь, — сказал Мейсон, — попав в ловушку, не будем впадать в панику. Мы только не спеша постараемся понять, в какой мы ловушке, а затем попытаемся узнать, кто ее расставил.
  — Быть может, стоит отказаться представлять интересы миссис Мальден?
  — Тогда она немедля обвинит меня в присвоении ста тысяч долларов.
  — Но она же не сумеет доказать это.
  — Более того, — отметил Мейсон, — мы вынуждены защищать нашу клиентку, хотя она вполне свободна отказаться от моих услуг. Если она сделает это и если налоговая инспекция предоставит серьезные доказательства, что ее муж утаил сто тысяч долларов, она заявит: отдала, мол, мне ключ от квартиры и просила расследовать ее назначение. А также передала фотостатическую копию записной книжки мужа, а там, разумеется, неведомо для нее оказалась комбинация цифр шифра сейфа в любовном гнездышке.
  — Неведомо для нее! — саркастически отметила Делла.
  — Вне всякого сомнения, — подтвердил Мейсон, — она будет настаивать на этом. И никогда не позволит себе признаться, что знала шифр.
  — Она же бросит вас на съедение волкам, чтобы спастись самой!
  — И с превеликим удовольствием, — согласился Мейсон. — У многих склад ума таков, что возможность украсть равноценна факту кражи. И тогда я оказался бы знающим шифр сейфа, содержащего сто тысяч долларов, которые ни доктор Мальден, ни миссис Мальден не смогли бы открыто потребовать, не оказавшись в весьма затруднительном положении.
  — Шеф, — возмутилась Делла, — если вы сами попытаетесь так поступить, то нам следует…
  — Возможно, так мы и сделаем, — улыбнулся Мейсон. Улыбнулась и Делла.
  Глава 3
  Постучали условным стуком, и Делла Стрит открыла дверь. Пол Дрейк, высокий худощавый мужчина, с глазами, которые, казалось бы, ничего не видят, а на деле видят все, вошел в кабинет, сел в свое любимое кресло с обитым кожей сиденьем и принял привычную позу.
  — Итак? — спросил Мейсон.
  Дрейк покачал головой.
  — Ничего.
  — Что ты имеешь в виду? — В голосе Мейсона появилось раздражение. — Твои люди не смогли выследить тех, кто преследует миссис Мальден?
  — Не то, — ответил Дрейк, вынимая сигарету. — Никаких преследований нету.
  — Ты уверен?
  — Абсолютно. Мои люди — ветераны. Их не обмануть. Я послал к ее дому одного из лучших.
  — Он следил за миссис Мальден?
  — О да. И надежно. Его задание — не упускать ее из виду и узнать, не следит ли за ней еще кто-либо.
  — Так был там другой?
  Дрейк отрицательно покачал головой.
  — Где он застал ее?
  — У себя дома.
  — Куда потом она направилась?
  — Прямо сюда. Да так скоро, как только смогла. Машину оставила на стоянке и поднялась сюда. Когда шла, казалось, очень спешила… Теперь заметь, Перри, трудно преследовать человека и одновременно удостовериться, что за ним не следят. Но у моего человека преимущество: он знал, куда она пойдет. И как только убедился, что направляется туда, куда ожидалось, поотстал и стал наблюдать. И никакой слежки за ней не обнаружил… А к тому времени, как ты позвонил после ее ухода, я послал на задание еще одного и узнал, что, когда она отсюда вышла, никто другой ее не преследовал. Номер Два следовал за номером Один немного поодаль. Он не мог не заметить преследователя, если б таковой был. Как ты и предположил, миссис Мальден прямо отсюда отправилась в меблированные комнаты в Диксивуде.
  — Как долго пробыла там? — спросил Мейсон.
  — Не больше восьми-десяти минут.
  — Зашла в квартиру 928-Б?
  — Черт возьми, Перри, этого сказать не можем. У нее был ключ от входной двери. Из вестибюля пошла наверх. У нее там либо квартира, либо знакомые, и у нее ключ от их квартиры. Попытаться протиснуться за ней в лифт для моего оперативного сотрудника неприемлемо. Но мы точно знаем, что она была где-то на девятом этаже, потому что лифт остановился там.
  — Хорошо, — сказал Мейсон, — продолжай! Что было потом?
  — Выйдя оттуда, она направилась к своему дому. Как только доберется, тотчас буду знать. Сейчас на задании трое, больше, чем нужно. Ты понимаешь, я послал так много людей, чтобы наверняка выяснить, кто за ней следит, и разузнать все о преследователях. А это дело трудное.
  — Давай задержим их на задании еще некоторое время, — распорядился Мейсон.
  — У нас еще одно преимущество, — продолжал Дрейк. — Есть кому принимать сообщения. Если хочешь, сейчас свяжусь со своей конторой и проверю, получено ли что-нибудь новое за последние одну-две минуты.
  — Что обнаружилось в Солт-Лейк-Сити, Пол?
  — Побойся бога, Перри! Мы только что начали. Я связался с резидентом в Ута. Люди уже задействованы. Там хотели знать, сколько послать оперативников. Я сказал — сколько потребуется. И еще что нужны быстрые действия.
  — Пол, а как насчет тех, кто следил за ней до меблированных комнат в Диксивуде?
  — Что ты имеешь в виду?
  — Они надежные?
  — Лучшие.
  — А как у них с честностью?
  — Сто процентов.
  — В качестве свидетелей не подведут?
  — Разумеется, нет.
  — Хорошо, тогда я спокоен.
  — В каком смысле?
  Мейсон пояснил:
  — Я почти уверен, что миссис Мальден станет утверждать, будто после того, как ушла от меня, она и близко не подходила к меблированным комнатам в Диксивуде. Да, вряд ли осмелится сознаться, что была там.
  — Она твоя клиентка? — нахмурился Дрейк. — Или нечто в другом роде?
  Мейсон ухмыльнулся.
  — Только клиентка, Пол. Думаю, будет утверждать, что я нашел и присвоил кое-какие принадлежавшие ей деньги.
  — Да, это интересно, — сказал Дрейк. — И сколько?
  — Сто тысяч долларов.
  — Поздравляю, Перри! Ты не клюешь по мелочам, не правда ли?
  Мейсон сказал:
  — Это одна из негативных сторон профессии адвоката. Мы фактически зависим от клиента. Некоторые женщины нанимают тебя, преподносят вымышленные факты и уйму выдумок, а пока расследуешь все это, можешь подорвать свою репутацию.
  — Твоя репутация уже замарана? — спросил Дрейк.
  — Пока нет, — опроверг Мейсон. — И надеюсь ее еще повысить. Подождем полчаса, Пол. Посмотрим, не будет ли чего нового. Затем пойдешь в свою контору и будешь контролировать ситуацию. Если что-нибудь обнаружится, позвони. А теперь хотелось бы, чтобы ты еще кое-что сделал.
  — Давай. — Дрейк вынул блокнот.
  — Квартира 928-Б в меблированных комнатах в Диксивуде, — пояснил Мейсон. — Прикрепи к ней кого-нибудь. Если кто-либо туда придет в любой час дня и ночи, нужно его выследить.
  — Хорошо. А с квартирой как? Если мой человек пойдет за посетителями, наблюдение прекратить?
  — Нет. Наблюдай и за квартирой.
  — Значит, нужны как минимум два оперативника, — подумал вслух Дрейк. — В резерве у меня трое. Нет, четверо.
  — Пошли их, — предложил Мейсон.
  Дрейк ухмыльнулся.
  — При таком размахе тебе придется украсть для ровного счета еще сто долларов. Но чтобы обзвонить всех и послать на задание, потребуется не меньше двух часов. Хорошо, Перри. Пойду в свою контору и отправлю людей на работу. Ты еще побудешь здесь?
  — По крайней мере, полчаса. Мы свяжемся.
  — Хорошо, примусь за дело. Если не позвоню, значит, миссис Мальден направилась прямо домой. А в противном случае, если будут новости, сообщу. Сейчас обзвоню агентов, а беспокоить тебя по мелочам не буду. По дороге остановись у моей конторы.
  Пол Дрейк поднялся со стула, тяжело вздохнул, предвидя ночное бдение, и вышел.
  Глава 4
  Мейсон взглянул на часы.
  — Ну, Делла, прошло сорок пять минут. Думаю, ничего нового пока не будет. Мы тоже можем закругляться. Остановимся у конторы Пола и узнаем, что делается. Может быть…
  На столе Деллы зазвонил телефон.
  — Это Пол, — сказала Делла.
  Мейсон взял телефонную трубку:
  — Привет, Пол. Что нового?
  Дрейк сказал:
  — Перри, возникли затруднения. Твои подозрения оправдались. Ее преследуют.
  — О черт! — воскликнул Мейсон. — Имеешь в виду, твой агент ошибся?
  — Нет, не ошибся, — возразил Дрейк. — Вероятно, ей удалось временно оторваться от преследователей. Когда вернулась из твоей конторы и отправилась в Диксивуд, за ней точно никто не следил. А теперь следят.
  — Расскажи подробнее, — попросил Мейсон.
  — Дело сейчас обстоит таким образом, Перри. Из Диксивуда она поехала прямо к себе. Побыла дома пять-десять минут, затем отправилась на прогулку. И на этот раз мои люди убедились, что она ведет за собой «хвост».
  — Куда она пошла?
  — В меблированные комнаты в Эрине. Заведение изысканное. Помещения разукрашены и претендуют на большее, чем просто гостиница.
  — Продолжай, — сказал Мейсон.
  — Она посетила мужчину в угловой комнате на третьем этаже. Он был дома.
  — Как узнали?
  — Минуточку. Один из моих оперативников просматривал улицу, другой наблюдал за домом. Он увидел, что в юго-восточной угловой квартире зажегся свет.
  — Это могло быть сигналом? — спросил Мейсон.
  — Возможно, и так, Перри. Однако через промежуток времени, достаточный, чтобы подняться наверх, мужчина подбежал к окну и плотно задернул занавески, будто хотел спрятать кого-либо.
  — Женщину видели? — спросил Мейсон.
  — Нет. Просто задернули занавески.
  — Тогда это только предположение, — сказал Мейсон.
  Дрейк не согласился:
  — Помни, Перри, на задании двое. Один из них расспросил управляющую о свободных комнатах и перевел разговор на людей, проживающих в заведении. Настаивал, что ему нужны определенного рода комнаты и он готов заплатить дороже. Наконец, осведомился о выходящих на юго-восток квартирах третьего, четвертого и пятого этажей и спросил, свободны ли они. Управляющая оказалась разговорчивой и немного рассказала о жильцах. Угловая квартира на четвертом этаже на юго-восток через две недели освободится. О живущей там девушке сказать ничего не может. На пятом этаже проживает секретарь, человек заурядный. С ним, очевидно, все в порядке. А квартиру на третьем этаже занимает некто Кастелла. Она думает, квартира, возможно, освободится, ибо жильцу, по ее мнению, придется искать работу. Мой человек сумел ее разговорить. Оказалось, Кастелла работал шофером доктора Мальдена и выполнял его различные поручения. Хозяйка, конечно, узнала из газет о смерти доктора Мальдена и полагает, что, поскольку Кастелла остался без работы, он вынужден что-то решить с квартирой. Кредитом он больше пользоваться не может и знает уже или нет, но со вчерашнего дня должен платить наличными.
  — Ну, — сказал Мейсон, — это звучит многообещающе. Возможно, Пол, миссис Мальден пошла его навестить. Не исключено, посчитала долгом сказать, что он больше не работает. Но почему не сделала это по телефону?
  — Спроси что-нибудь полегче, — сказал Дрейк. — Вот такие, брат, дела.
  — Что было потом?
  — Она и сейчас там, Перри. Насколько я знаю.
  — У тебя на задании двое?
  — Да, так.
  — И ее кто-то преследует?
  — Да. Двое на машине.
  — О них ничего не узнал?
  — Пока нет. Мои люди записали номер. Я должен посмотреть в справочнике. Я… Минутку, Перри. Звонит другой телефон. Не вешай трубку.
  Мейсон подождал, затем в трубке снова послышался голос Дрейка:
  — Алло, Перри. Это работа окружных властей.
  — Что именно?
  — Машина, которая ее преследует.
  — Ты уверен?
  — Абсолютно. Это один из регистрационных номеров секретных агентов округа.
  — Работают под руководством шерифа или окружного прокурора?
  — Я думаю, шерифа. Такие номера строго секретны. О них не дают никаких сведений.
  — Что-нибудь еще?
  — Все совпадает, — сказал Дрейк. — В машине двое. Так работают службы округа, ты знаешь. Где только можно, по двое.
  — Хорошо. Разузнай побольше о Кастелле. Как думаешь, Пол, я могу пойти туда и понаблюдать так, чтобы меня не заметили?
  — Сомневаюсь, Перри. Ситуация трудная. У меня на задании двое, а ребята, которые в той машине, тоже не новички. Велика вероятность, заметят, что за миссис Мальден еще кто-то следит.
  — Этого допустить нельзя, — прервал Мейсон. — Скажи своим, пусть разойдутся, если потребуется, только бы не обнаружилось, что они тоже за ней следят.
  — Я скажу, Перри. Но такие дела не всегда сходят гладко.
  — Пусть постараются.
  — Хорошо. Я велел своему агенту позвонить через пять минут, если она еще не ушла. Когда позвонит, скажу, пусть прекратит, если это необходимо, чтобы избежать разоблачения. Дело в том, Перри, что, если ты попытаешься присоединиться к моим людям, это вряд ли не будет замечено. Тогда за ней потянется караван машин, как хвост у воздушного змея.
  — Хорошо, — согласился Мейсон. — Я отвезу Деллу домой, затем поеду к себе. Хочу, чтобы меня держали в курсе. Оставайся у телефона до полуночи. Позвони, если появится что-либо новое.
  — Хорошо, Перри. Вероятно, она в этой квартире надолго не останется.
  — Ладно. Узнай, что сможешь, о Кастелле. Что делает, как долго работал у доктора Мальдена, что за человек. Приставь к нему наблюдателя. Так думаешь, машина не преследовала ее, когда она во второй раз приходила ко мне в контору, а затем поехала в Диксивуд?
  — Мой агент утверждает, что это так, — подтвердил Дрейк. — Конечно, мог и ошибиться.
  — Хорошо, — сказал Мейсон. — Возможно, попозже узнаем еще что-нибудь. Будь здоров, Пол. — Адвокат повесил телефонную трубку и сказал: — Поторопись, Делла. Ты едешь домой.
  — Не хочется уезжать, когда становится интересно, — возразила она. — Что произошло?
  Пока Мейсон складывал газеты в стол и выключал свет в конторе, он успел рассказать ей новости.
  — Не могу понять, почему ее преследуют машины секретных служб округа, — недоумевала Делла Стрит. — Если б из ФБР или из казначейства, то…
  — Верно, — подтвердил Мейсон. — За этим кроется гораздо больше, чем кажется на первый взгляд. Давай-ка отвезу я тебя домой, а потом вернусь и засяду у телефона.
  — Не могу ли я посидеть с вами?
  Мейсон усмехнулся и отрицательно покачал головой.
  — Тебе нужно выспаться. Завтра придется вести дела в конторе.
  Она сказала:
  — У меня предчувствие. Вам предстоит опасная ночь.
  — Я тоже так думаю, — согласился Мейсон. — Сейчас я по уши увяз в этом деле и хотел бы знать, что еще меня ожидает.
  Мейсон подвез ее и задержал машину у входа, пока не убедился, что Делла благополучно вошла в дом, а затем быстро поехал к себе домой. Едва вставил в замок ключ, зазвонил телефон. Адвокат распахнул дверь, схватил трубку и услышал голос Пола Дрейка:
  — Твоя особа в Диксивуде, Перри.
  — Какая особа?
  — По описанию похожая на Глэдис Фосс.
  — Давно она там?
  — Пять минут. Кажется, у нее ключ и она знает, как пройти.
  — Твой агент знает Глэдис Фосс лично или только по описанию?
  — Определил по автомобилю: сегодня он покрыл огромное расстояние.
  — Почему решил?
  — По насекомым на ветровом стекле. Множество москитов, которых здесь нет. Налипли незадолго до наступления темноты. Возможно, где-то около реки. Ветровое стекло сплошь покрыто ими.
  — По регистрационному номеру машина ее?
  — Верно. Зарегистрирована на имя Глэдис Фосс, улица Кьюнею, 6931.
  — Что сообщили из Солт-Лейк-Сити?
  — Наши там еще работают. Но полагаю, их можно также отозвать. Доктор Мальден подал заявки на свою регистрацию в гостинице «Капиталь», а неких миссис и мистера Эмбой — в каком-нибудь тихом высококлассном мотеле. Его они зарегистрировали, а миссис Эмбой неожиданно объявилась, сама зарегистрировала себя и своего мужа и заплатила в мотеле за три дня. По описанию похожа на Глэдис Фосс.
  — Хорошо, Пол, — согласился Мейсон, — отзови своих из Солт-Лейк-Сити. Теперь это не имеет смысла.
  — Я тоже так думаю. Вероятно, Глэдис Фосс — это и есть миссис Эмбой. Узнала, что доктор Мальден погиб, и помчалась назад.
  Мейсон сказал:
  — Хорошо. Еду в Диксивуд, Пол. Хочу с ней поговорить.
  — Мы, конечно, не знаем, сколько времени она там пробудет.
  — Будешь держать связь со своим оперативником? — спросил Мейсон.
  — Думаю, да. Он должен еще позвонить. Я велел звонить через каждые пять минут на случай, если нам понадобится передать новые инструкции. Если же не позвонит, буду знать, что она ушла из квартиры.
  — Скажи своему агенту, чтобы наблюдал за мной, — попросил Мейсон. — Я буду там.
  — Если она уйдет, то хочешь, чтобы он последовал за ней?
  — Сколько человек у тебя на задании?
  — Пока один. Другие еще не приехали. Ожидаю с минуты на минуту.
  — Где находится твой человек?
  — В вестибюле. Когда кто-либо входит в лифт, он знает, на какой этаж тот едет. Если на девятый, поднимается наверх и ведет наблюдение. Девушка, которая соответствует описанию Глэдис Фосс, поехала на девятый этаж. Мой человек поднялся и посмотрел. В квартире 928-Б горел свет. Таким образом, она точно здесь.
  — Скажи своему агенту, чтобы он оставался на месте, — сказал Мейсон. — Увижу его там. Хотелось бы застать ее в квартире, если смогу. Но если она уйдет, полагаю, что важнее полностью контролировать квартиру. Но, разумеется, если неожиданно объявится твой другой оперативник, следует пойти за ней. Но думаю, что застану ее.
  Мейсон быстро поехал к меблированным комнатам в Диксивуд и открыл входную дверь ключом, который дала миссис Мальден. Из темноты вышел человек и направился к лифту, Мейсон попытался обогнать его.
  — Мистер Мейсон? — спросил человек.
  — Да.
  — Я поднимусь с вами. Можем поговорить в лифте.
  Мейсон нажал кнопку девятого этажа.
  — Продолжайте, — сказал он.
  — Извините, — сказал детектив, — но мы работаем за вознаграждение. Я получил указание быть очень бдительным.
  — О, конечно, — сказал Мейсон и показал свое водительское удостоверение.
  Тщательно осмотрев его, человек сказал:
  — Хорошо. Я только хотел убедиться. Это все.
  — Понимаю.
  — Она ушла.
  — Давно?
  — За две минуты до вашего прихода.
  — Что-нибудь взяла с собой?
  — Два чемодана.
  — Тяжелые?
  — Выглядели, будто полны до краев.
  — Что с ними сделала?
  — Положила в багажник. И уехала.
  — Я посмотрю там, — сказал Мейсон.
  — Хотите, чтобы я остался с вами?
  — Нет. Вернитесь в вестибюль. Номер телефона в квартире — Крестлайн 6-9342. Выключите свет в лифте и повесьте табличку: «Временно не работает». Встаньте у лифта и смотрите на табличку. Кто бы ни пришел, скажите, что, когда вы вошли, мастер работал в лифте и всего несколько минут назад ушел за пробкой или чем-то еще. Попытайтесь выглядеть убедительно. Узнайте, на какой этаж человек хочет подняться. Если на девятый, позвоните по номеру Крестлайн 6-9342.
  Человек отметил номер. Спросил:
  — У вас есть ключ от квартиры?
  Мейсон заверил:
  — Думаю, я ее открою.
  — Извините меня.
  — За что?
  — За вопросы, — сказал детектив. — Я здесь затем, чтобы следовать инструкции, а не болтать языком.
  — Это ничего.
  Мейсон вышел из лифта, детектив спустился на первый этаж. Адвокат открыл ключом дверь квартиры 928-Б и, накинув носовой платок на большой палец, чтобы не оставлять отпечатков, включил свет.
  Квартира выглядела почти такой же, какой он оставил ее. Только когда открыл шкаф, обнаружил, что он пуст. Нигде не было и следа женской одежды. Никакой косметики, платьев, белья, личных вещей. Забрали даже одну из зубных щеток. Дверца стенного сейфа теперь была закрыта, плита штукатурки помещена на место, картина снова повешена. На этот раз Мейсон осмотрелся более внимательно.
  На столе в гостиной возле торшера лежали популярные журналы, несколько перепечаток детективных романов по двадцать пять центов, медицинские журналы. Они были получены по почте, а там, куда наклеивают стандартный адрес, кусок обложки у каждого был вырван. Ни на одном из популярных журналов не было наклеенного адреса. По-видимому, они куплены в газетном киоске. Адвокат еще раз осмотрел квартиру. Помимо медицинских журналов, не нашел ничего, что даже отдаленно можно было бы связать с доктором Мальденом. Вышел из квартиры, опять позаботившись о том, чтобы не осталось отпечатков пальцев на дверной ручке. Вызвал лифт, и темная кабина поднялась на девятый этаж. Зажег свет и спустился на первый этаж, где его ожидал оперативник Дрейка.
  — Случилось что-нибудь? — спросил Мейсон.
  — Ничего существенного. Мужчина с женщиной поднимались на шестой этаж. Я сказал, что попробую пустить лифт. Ну и поднял их туда. Спускаясь, подобрал одного на пятом этаже, и он выразил недовольство, что в кабине нет света. Так я оправдал выдумку о временном ремонте.
  — Кроме тех, с шестого, никто не приходил?
  — Только они.
  — Выполняйте задание, — сказал Мейсон. — Поддерживайте связь с Полом Дрейком. Подкрепление скоро будет.
  От меблированных комнат Мейсон поехал на улицу Кьюнею. В десять тридцать остановил машину перед скромным небольшим одноэтажным домом, поднялся по ступенькам и позвонил. Ответа не было. В доме ни движения, ни звука, но слабый отблеск света в занавешенных окнах говорил, что там кто-то есть. Еще раз нажал кнопку звонка и терпеливо подождал. Опять ничего. Через десять секунд позвонил еще раз, уже настойчиво, не отрывая пальца от кнопки. На этот раз услышал осторожные шаги по ту сторону двери, и немного спустя женский голос осведомился:
  — Простите, кто это?
  — Мисс Фосс? — спросил Мейсон.
  — Да.
  — Телеграмма.
  — Подсуньте под дверь.
  — Срочная, и нужно расписаться.
  — Тогда подсуньте бумагу, на которой я должна расписаться.
  — Прошу прощения, но щель мала.
  — Ну, я только что из ванной. Купалась, когда вы позвонили.
  Мейсон промолчал. Спустя некоторое время услышал звук отодвигаемого засова в гнезде. Дверь приоткрылась, и высунулась голая рука:
  — Дайте, пожалуйста, телеграмму.
  Мейсон сказал:
  — Теперь, когда дверь открыта и мне не придется кричать, скажу. Я Перри Мейсон, адвокат. Интересуюсь обстоятельствами смерти доктора Самерфилда Мальдена и ситуацией с подоходным налогом.
  Дверь резко захлопнулась. Мейсон, оставшийся с ее наружной стороны, сказал:
  — Я могу говорить громче, на всю улицу, если хотите, чтобы соседи услышали нашу беседу.
  Опять молчание, но удаляющихся от двери шагов слышно не было, поэтому Мейсон стал ждать. Наконец дверь медленно приоткрылась.
  — Кого вы представляете? — спросила она.
  Он ответил:
  — Я представляю вдову, которая, как это нередко случается, знает намного больше, чем вы ожидаете. Если б я пожелал быть грубым, вошел бы силой, когда вы открыли дверь в первый раз.
  — Ну и почему же этого не сделали?
  Мейсон засмеялся.
  — Возможно, из-за голой руки и заверения, что вы только что из ванной.
  — Неужели полагали, что я пойду к двери без одежды?
  — Я не имел возможности познакомиться с вами настолько хорошо, чтобы отгадать ваши возможные действия, — сказал Мейсон в щель двери.
  — Ну вот мы и познакомимся.
  — Но почему-то как по телефону, — сказал Мейсон.
  Дверь приоткрылась еще на шесть дюймов.
  — Жена доктора Мальдена меня до смерти ненавидит. Если вы представляете ее, будете относиться ко мне так же.
  — Совершенно не обязательно, — возразил Мейсон. — Видите ли, несмотря на личные антипатии, у вас и миссис Мальден много общего. Сотрудники из налоговой инспекции будут обеим задавать вопросы. Если докажут недостачу наличных, вас оштрафуют и могут завести уголовное дело. Я подумал: возможно, нам следует поговорить о создавшейся ситуации. Полагаю, вам хотелось бы обсудить детали, общие с миссис Мальден.
  Глэдис Фосс молчала.
  — И если такое обсуждение неизбежно, — продолжал Мейсон, — для вас обеих будет намного приятнее, если посредником буду я. В противном случае если вы, женщины, сядете поговорить друг с другом, то…
  — Хорошо, — перебила Глэдис Фосс, открывая дверь. — Входите скорее. Поверните направо и расположитесь в гостиной, пока я надену еще что-нибудь.
  Мейсон вошел в коридор и мельком увидел, как девушка в прозрачном пеньюаре убегает от него по коридору. Когда в конце его открылась дверь, очевидно в спальню, яркий свет высветил силуэт молодой женщины. Даже за краткий миг Мейсон увидел подтверждение мнения миссис Мальден о красоте соперницы.
  В гостиной Мейсон сел в удобное кресло у стола с полудюжиной последних журналов. Торшер светил достаточно ярко для чтения. Удобно расположившись, адвокат просмотрел некоторые журналы, затем вернул их на стол. Сиденье кресла было теплым. Когда Мейсон слегка пошевелился, рука, скользнув по подлокотнику, опустилась к полу, и пальцы натолкнулись на свернутую бумагу. Он поднял ее. Это был последний выпуск вечерней газеты, открытой на спортивных новостях.
  Мейсон, нахмурясь, рассматривал газету, когда вошла Глэдис Фосс в юбке, блузке и тапочках. Гладкие и блестящие волосы, откинутые с высокого лба назад. Большие темные глаза. Полные губы. Надо бы слегка подкрасить, чтобы лицо выглядело ярче. Она остановилась в дверном проеме и смотрела на Мейсона и на газету, которую он держал. На лице появилось особенное выражение, которое адвокат тотчас заметил, но не понял. Он бросил газету на стол и начал подниматься.
  — Не вставайте, — сказала она, быстро войдя в комнату и улыбнувшись.
  Длинноногая, хорошо сложенная молодая женщина замечательной красоты и редкой привлекательности. То, как легко она села на письменный стол, указывало на прекрасную мышечную координацию. Держала себя непринужденно, без тени официальности.
  — Я вижу, вы открыли мое тайное увлечение, — сказала она, продолжая улыбаться.
  Мейсон поднял брови. Она указала на газету. Он спросил:
  — Бейсбол?
  — Лошади.
  — О!
  Она сказала:
  — Я устала от повседневной работы. Думаю, так же, как устают все. Мне нравится предугадывать победителей. Извините, я так откровенна.
  — Похоже, это хороший отдых.
  — Не думаю, что вы когда-либо сможете позволить себе такое удовольствие, — сказала она.
  Мейсон посмотрел задумчиво.
  — Да, этого я себе не мог бы позволить.
  Она начала было говорить, но передумала и замолчала.
  — Вдобавок, — продолжал Мейсон, — моя жизнь достаточно разнообразна и без этого.
  — Итак, — начала она, — я этого не предполагала, но все же разговариваю с адвокатом. Когда вы вошли, сели в кресло, в котором недавно сидела я, и обнаружили, что я, как только вошла в квартиру, принялась читать о скачках, я допустила, что вы вполне способны сделать правильные выводы.
  Мейсон улыбнулся.
  — Это откровенно.
  — Сегодня, — продолжила она, — у меня была дальняя поездка, был длинный день, и я смертельно устала. Но должна была узнать, что произошло на скачках. Что теперь вас волнует, мистер Мейсон?
  Он сказал:
  — Вы, конечно, знаете о смерти доктора Мальдена?
  — Разумеется. Именно поэтому вернулась домой. Мне нужно… нужны были несколько выходных дней.
  — Он собирался участвовать в медицинском съезде в Солт-Лейк-Сити?
  — Правильно.
  — Откуда вы приехали? — спросил Мейсон.
  Она улыбнулась и сказала:
  — В конце концов, мистер Мейсон, уже поздно, и я устала. Ужасно устала. Полагаю, вы хотите поговорить о бухгалтерских книгах и прочем, связанном с подоходным налогом?
  Мейсон кивнул.
  — Ну что ж, обсудим эти вопросы, а разговор о другом отложим до более подходящего времени.
  Мейсон согласился:
  — Хорошо, обсудим именно те вопросы, где ваши с миссис Мальден интересы перекликаются.
  — Имеете в виду, где ее жадность сталкивается с моими обязанностями, — съехидничала Глэдис Фосс.
  Мейсон ухмыльнулся.
  — Примирять двух ненавидящих друг друга женщин — не мое дело. Я только пытаюсь установить определенные факты. Вам задавали вопросы в отделении налоговой инспекции?
  — Да.
  — Они утверждали, что бухгалтерские книги доктора Мальдена велись неправильно, особенно в части наличных денег?
  — Они суют нос в чужие дела, если вы это имеете в виду.
  — И предъявили обвинение?
  — В известном смысле. Они полагают, что доктор Мальден утаил часть доходов наличными.
  — Каковы факты относительно этого?
  Она посмотрела ему в глаза.
  — Хотите знать, что я собираюсь сказать в отделе налоговой инспекции, мистер Мейсон? Желаете узнать настоящие факты?
  — А вы собираетесь рассказать налоговой инспекции кое-что, только не факты?
  — Им я собираюсь рассказать только то, что знаю. А вам могла бы поведать о моих подозрениях.
  — Расскажите о подозрениях, — согласился Мейсон.
  Она начала издалека:
  — Только немногие представляют себе ужасное напряжение, в каком работают медики. Люди буквально валом валят. Постоянный, бесконечный поток людей, и все больные. Некоторые четко выражают свои мысли и могут объяснить симптомы, так что доктор в состоянии быстро поставить диагноз. Некоторые этого не могут, и приходится рыться в них и исследовать их мозги и тела, чтобы выяснить, что случилось. Встречаются ипохондрики, драматизирующие развитие болезни, так что их симптомы не настоящие. Бывают преувеличения, искажения. И врач во всем этом безошибочно разбирается. Кроме того, некоторым необходимо хирургическое вмешательство. Делаются разные операции, начиная с несложных и кончая последней отчаянной попыткой продлить жизнь. Иногда возникают осложнения и во время операции, и в послеоперационный период, и доктор должен быть постоянно настороже, чтобы они не переросли в серьезные. Другими словами, реально ничего предопределить нельзя. Врач, как боксер на ринге, окружен сотней противников. Он должен быть хладнокровным, спокойным и собранным. Все время думать, предвидеть. Иными словами, постоянно испытывать ужасное умственное и физическое напряжение. Вдобавок всегда должен помнить, что любой пациент может побежать к какому-нибудь энергичному адвокату и начать процесс о преступной небрежности врача при лечении больного, когда любое единичное действие, которое сделал или не сделал доктор, будет рассмотрено судом неспециалистов.
  Мейсон кивнул.
  — Вы очень красноречивы.
  — Я рассказываю вам об этих сложностях, — сказала она, — потому что не все понимают их. Доктор, который всем этим занимается, должен сосредоточиться на врачевании, а не на таких отвлекающих от него вещах, как бухгалтерия и статистическая информация, которых требуют люди, пытающиеся ревизовать возврат наличности для сбора налогов.
  — Но, — сказал Мейсон, — такому человеку не следует взваливать на себя финансовые дела. Может нанять кого-нибудь, кто станет их вести.
  — Кого, например? — спросила она.
  — Бухгалтера.
  Она покачала головой.
  — Это невозможно. Этим может заниматься только человек, находящийся на линии огня. Кто-нибудь в лечебнице. И это должна быть медсестра. Когда попадаете в лечебницу, вы оказываетесь в сумасшедшем доме. Лечение рентгеном, токами высокой частоты, срочные процедуры.
  — Сколько медсестер нанимал доктор Мальден?
  — Кроме меня, четыре.
  — Он увлекался физиотерапией?
  — Да. Он в нее очень верил, особенно в прогревание токами высокой частоты. Он применял его не только из-за лечебной эффективности, но и в силу благотворного психологического воздействия.
  — Вы можете объяснить, что под этим подразумеваете?
  — В известном смысле — да. Одна из жестоких реальностей, с которой сталкивается врач, — это невозможность остановить время или повернуть стрелки часов назад. Человеческая жизнь — жесткий цикл. Мы неумолимо движемся от молодости к неизбежной старости, а от старости к смерти. Некоторые переживают биологические и психологические возрастные изменения спокойно. Другие ожидают, что врач остановит их и даже совершит невозможное. Есть и такие, кто слишком примиряется с неизбежным и не обращается к медицинской науке, которая во многих случаях могла бы улучшить состояние организма, если б взялась за него вовремя. Возьмем человека, ожидающего от врача невозможного. Если доктор скажет: «Мадам, я прошу извинения, но вам шестьдесят восемь лет. Отныне до самой смерти ваше здоровье будет постепенно ухудшаться. Начнется биологический и психологический упадок жизнедеятельности, который ни вы, ни я не сможем предотвратить. Единственное, что я могу сделать, — это успокоить вас, определить наиболее резко выраженные симптомы, которые можно снять, бороться с приступами». Если врач так скажет, это будет жестоко, бессердечно и ухудшит состояние больной.
  — Прекрасный трактат. Я выслушал с интересом, хотя и не могу понять, какое все это имеет отношение к бухгалтерии, — сказал Мейсон. — Однако мы отклонились от основного вопроса, а вы ведь беседуете с адвокатом. Давайте ближе к делу.
  — Хорошо, — согласилась она, с отвращением возвращаясь к главной теме разговора. — Мне следовало бы понять, что особого сочувствия не вызову. Услышав нечто подобное, чиновники из налоговой инспекции в изумлении прочистили бы глаза и уши. Сегодня я слишком устала, чтобы спорить с вами. Вернусь к существу вопроса. Итак, в лечебнице недостача наличных.
  — Это уже лучше, — одобрил Мейсон. — Чем она вызвана?
  — Полным отсутствием деловой хватки у доктора Мальдена.
  — Чем можете это объяснить?
  — Я могу это объяснить очень просто, — сказала она. — Когда доктору Мальдену для чего-либо требовались наличные, он подходил к денежному ящику и клал их в свой карман.
  — И оставлял счет с указанием, сколько взял?
  — В том-то все и дело.
  — Вот почему и возникли сложности!
  — Именно поэтому. Я думала, что, пока записываем, сколько нам уплачено, все в порядке. Но оказалось, что доктор Мальден не всегда мог отдавать мне наличные. Он принимал деньги от пациентов, хлопал их по спине, благодарил и просил позвать следующего. Иногда доктор Мальден сообщал мне о платежах, иногда об этом забывал или его вызывали по неотложному делу. Могла быть назначена операция на следующий день утром, он мог возвратиться в свою лечебницу поздно днем и тут опять был бы занят, и я была бы занята, так что эту самую сумму он отдать не смог бы.
  — Это была бы, конечно, просто случайная оплошность?
  Она заколебалась.
  — Не так ли? — настаивал Мейсон.
  — Доктор Мальден не допускал оплошностей. Он был думающей машиной. Пытался придать вид оплошности тому, что в действительности было частью генерального плана. Думаю, то, что происходило слишком часто, случайностью не было.
  — Что из этого вы рассказали чиновникам из налоговой инспекции?
  — Ничего. Вы — единственный, кому я когда-либо могла сообщить такое.
  — И все-таки некоторые моменты нужно прояснить до конца.
  Она отрицательно покачала головой.
  — Нет. Не нужно. Доктор Мальден погиб. Пусть Внутреннее бюро по годовым доходам само разберется.
  — Они будут вас допрашивать.
  — Я повторю, что бухгалтерские книги, насколько знаю, в порядке и всякий раз, когда доктор Мальден сообщал мне о поступлениях, я делала запись, а ежели он что-то скрывал, то следовало бы обратиться к нему, а не ко мне.
  Мейсон сказал:
  — Хоть это мне самому неприятно, мисс Фосс, но давайте коснемся более личных вопросов, а именно квартиры в Диксивуде.
  Лицо ее осталось непроницаемым.
  — Так что же с ней? — спросила она.
  — Думаю, вы могли бы рассказать.
  — Диксивуд? — спросила она так небрежно, как будто название ничего для нее не значит.
  Мейсон несколько раздраженно уточнил:
  — Квартира 928-Б на имя Чарльза Эмбоя, меблированные комнаты в Диксивуде.
  Она покачала головой.
  — Мне это ни о чем не говорит.
  — А должно говорить, — возразил Мейсон. — Вы были там двадцать минут назад.
  — Я была?
  — Остановили машину, вошли в квартиру и забрали все свои вещи, к машине спустились с двумя тяжелыми чемоданами, положили их в багажник и уехали.
  Она беспокойно пошевелилась, меняя положение, но на Мейсона смотрела спокойно, и на лице ее не отразилось ничего. Помолчав, спросила:
  — Как вы об этом узнали?
  — Узнал, — сказал Мейсон, — потому что я адвокат. И моя обязанность — узнавать некоторые вещи, которые могут отразиться на клиентах. Сведения о квартире могут повлиять на многое.
  — Не понимаю почему.
  Мейсон промолчал. Немного погодя она добавила:
  — Из этого допустимо сделать вывод, что за мной следят.
  — Думайте что хотите, — не подтвердил и не опроверг Мейсон, — но скажите мне правду.
  — Зачем?
  — Это может оказать важное влияние на имущественную сторону.
  — А кто получит имущество?
  — Предполагаю, миссис Мальден. Я еще не видел завещания.
  Она вдруг ожесточилась.
  — Это дело миссис Мальден. Не понимаю, почему сижу ночью, когда так устала, и изливаю вам душу только для того, чтобы Стефани Мальден получила большую часть наличных денег человека, которого никогда не любила!
  Мейсон не счел нужным обратить внимание на колкость. Молча сидел, ожидая. Глэдис Фосс опять изменила положение. Наконец сказала:
  — Я предвижу, что, когда с этим покончу, упаду в ваших глазах очень низко.
  Мейсон возразил:
  — Я адвокат, мисс Фосс. Приходится сталкиваться со всякими характерами. Стараюсь принимать это как должное.
  — Я рада. Надеюсь, вы терпимы.
  — Я уверен в этом.
  Она сказала:
  — Доктор Мальден работал в постоянном напряжении. По мере преуспеяния времени для отдыха оставалось все меньше. Он убивал себя. А дома не встречал ни понимания, ни любви, ни привязанности. Он женился на холодной, расчетливой женщине, которая вышла за него только потому, что жаждала жизненных благ и решила, основываясь на собственных эгоистических соображениях, что, став женой доктора Самерфилда Мальдена, получит все, чего хочет.
  Мейсон сказал:
  — Вы смотрите на миссис Мальден глазами доктора Мальдена.
  — А разве он ее плохо знал?
  — К сожалению, — сказал Мейсон, — когда семейные отношения портятся и доходят до конфликтов, женщина начинает считать мужчину невнимательным, грубым. Утверждает, что его воспитанность и тактичность испарились, он теперь воспринимает ее как домашнюю принадлежность, а в далекую пору ухаживания был не таким. А мужчина утверждает, что женщина эгоистична, холодна и интересуется главным образом его финансами. Неприятная ситуация.
  Глаза Глэдис Фосс стали злыми.
  — Доктор Мальден мог с одинаковым успехом спать как со счетной машиной, так и со Стефани Мальден, — отрезала она.
  Мейсон не отрывал взгляда от ее злых глаз.
  — Мне не очень интересна эмоциональная часть событий, мне нужна финансовая часть.
  — Какая финансовая часть?
  — В квартире есть потайной сейф, и…
  — Вы с ума сошли! — прервала она.
  — Стенной сейф за картиной, — продолжил Мейсон. — Несомненно, доктор Мальден спрятал некоторую часть наличных денег в этот сейф, и…
  — Мистер Мейсон! Как вы можете сидеть здесь и нести подобное? В квартире нет сейфа. Ею пользовался только доктор Мальден. Это было место, куда он мог ускользнуть от гнета этого ледяного существа. Она же швыряла в него книгами и открыто дожидалась его смерти!
  — Хотите сказать, вы ничего не знаете о каких-либо спрятанных в квартире деньгах?
  — Там не было денег! Там нет сейфа. Там нет места, куда можно спрятать деньги. Квартира служила убежищем усталому человеку, который очень нуждался в отдыхе. У меня есть ключ от нее, и у доктора Мальдена был ключ. Зачем ему понадобилось бы хранить там деньги? У него же в лечебнице был сейф с ящиком для наличных денег. Я и клала туда деньги. Когда сумма превышала тысячу долларов, шла в банк и вносила их на депозит. Об этом те, из налоговой инспекции, тоже расспрашивали. Они думали, что деньги относят в банк ежедневно. О боже, что они думают? Чтобы человек, у которого сто пациентов…
  — Мы говорим о сейфе в квартире, — прервал Мейсон.
  — Там ничего подобного не было.
  — Что доктор Мальден делал с наличными, которые удерживал?
  — Он не удерживал. Я не знаю.
  — Вы не знали, что доктор Мальден брал наличные из ящика сейфа?
  — Я ничего не знаю.
  Мейсон сказал:
  — Люди из налоговой инспекции могут оценить взятую сумму и обложить ее налогом.
  — Пусть оценивают, — сказала она. — Только пусть это докажут. Никто не знает, брал ли доктор Мальден что-нибудь из ящика сейфа. И я не знаю.
  — Это не согласуется с тем, что вы только что мне сказали.
  — Я рассказала о том, во что налоговую инспекцию не посвящу. Во всяком случае, это лишь мое предположение.
  Она снова присела на письменный стол, положив ногу на ногу, и Мейсон вспомнил слова миссис Мальден, что у Глэдис Фосс красивые ноги и ей нравится их показывать. Несмотря на спешное одевание, она успела натянуть прозрачные нейлоновые чулки и теперь очень эффектно демонстрировала их на ногах.
  — Допустим, я тоже лазила в этот ящик, — сказала она.
  — Вы! — воскликнул Мейсон.
  — Да. Я люблю играть на скачках. Вы узнали о моей слабости, когда сели в кресло и обнаружили газету.
  — Вы имеете в виду, что присваивали деньги из…
  — Не надо называть это так.
  — А как же тогда?
  Она ответила:
  — Доктор Мальден был женат на Стефани. Она, цепкая интриганка, хотела, чтобы доктор Мальден погиб. Фактически она подстроила авиакатастрофу.
  Мейсон возразил:
  — Вы преувеличиваете. Вы расстроены. У вас расшатаны нервы. Вы были привязаны к доктору Мальдену, и…
  — Это не влияет на мою способность четко соображать, — прервала она. — Хочу провести свое маленькое следствие. Я вовсе не уверена, что не Стефани подстроила эту смерть.
  — Каким образом? — спросил Мейсон.
  — Хорошо, — сказала она, — тогда скажите одно. Если Стефани такое уж непорочное существо, то какова связь между ней и Рамоном Кастеллой, шофером и самолетным механиком доктора Мальдена?
  — А какая-то связь есть? — спросил Мейсон.
  — Не будьте глупцом.
  — Чувственная связь?
  — Откуда мне знать, чем она платила Кастелле, чтобы он сделал, что она хочет. Возможно, только деньгами. Возможно, чем-то другим. Я давно советовала доктору Мальдену избавиться от него, но он не послушался. Кастелла ему был нужен, и он, несомненно, ценный механик. Разумеется, Рамон меня не любит и знает, что я тоже его не люблю.
  — Что заставляет вас думать, будто у миссис Мальден что-то общее с ним?
  — Я абсолютно уверена, что однажды она была у него в комнате. Подумать только, жена известного врача заходит в комнату простой подлой дряни с бегающими глазками!
  — Как вы узнали, что она туда ходила?
  — Однажды она случайно упомянула о… Я знаю, она была там.
  — Сколько лет Кастелле?
  — Рамону? Около тридцати двух.
  — Привлекательный?
  Она презрительно засмеялась.
  — Он думает, что да. Мог бы быть привлекательным для какой-нибудь пустышки. У него темные волосы, черные глаза и романтические манеры, которые ему идут. Но он очень ординарный. Безвкусный. Шапка черных волос, к тому же сальных, украшает пустую голову. Он не смотрит вам в глаза.
  — Работал шофером?
  — Некоторое время. Доктор Мальден сам водил машину, но иногда просил Рамона. Основным его делом было содержать в порядке самолет и моторную лодку.
  — Моторную лодку?
  — Да. В редкие моменты, когда доктор Мальден чувствовал необходимость уехать туда, где нет телефона, он проводил день на небольшой яхте.
  — Вы бывали на ней?
  — Никогда. И не думаю, что кто-нибудь там бывал, кроме Рамона. Доктор Мальден вставал где-нибудь в море на якорь и удил рыбу. А я в это время должна была быть на работе и задерживать пациентов до его возвращения. Он только тогда сбрасывал с себя служебные обязанности.
  Мейсон сказал:
  — Это очень интересно. Теперь вернемся к интересующему меня вопросу. Как вы брали деньги из ящика?
  — Допустим, это не было кражей, — сказала она. — Допустим, я была истинным другом доктора Мальдена. Жену он не любил. Его дружба со мной была… была своего рода сотрудничеством.
  — Как долго это продолжалось?
  — Три года.
  — Почему он не подумал о разводе?
  — А что он мог сделать? Стефани бросала в него книгами. Интересовалась только его деньгами. Если бы захотел развестись, она обобрала бы его.
  — Это было бы лучше, — сказал Мейсон. — Он мог начать сначала и…
  — Не в таком возрасте. Скажу еще одно, чего Стефани не знает. Если бы знала, доктор Мальден, возможно, и сегодня был бы жив.
  Брови у Мейсона поднялись.
  — Доктор Мальден не мог долго прожить. У него было плохое сердце. Насколько я знаю, почти все врачи такого же уровня начинают страдать болезнью сердца, когда доживают до его возраста. Это почти профессиональная болезнь.
  — Не похоже, чтобы доктор Мальден был счастлив в жизни, — резюмировал Мейсон.
  — А сколько докторов счастливы в жизни? — ответила она вопросом. — Они жертвуют личным счастьем, чтобы творить добро. Достигают финансовой независимости, но разрушают собственное здоровье. У них только работа, работа и еще раз работа. Настоящий, выдающийся врач и хирург не может быть счастлив.
  — Ну, — улыбнулся Мейсон, — вернемся к нашим баранам. Почему вы брали деньги из ящика?
  — Доктор Мальден хотел, чтобы я была счастлива. Говорил, пока в бухгалтерских книгах записано, что я получаю зарплату обычной медсестры, могу брать деньги каждый раз, когда понадобятся.
  — Но не могли же вы брать их, не оставляя никакой записи.
  — Я могла брать их так же, как и он. Из ящика.
  — Итак, вы брали деньги из ящика.
  — Остановимся на этом. Допустим, я брала деньги из ящика.
  — Сколько?
  — Не имею ни малейшего представления, мистер Мейсон.
  Мейсон сказал:
  — Скажу вам откровенно, с точки зрения закона ситуация неприятная.
  — Почему?
  Мейсон пояснил:
  — Если доктор Мальден давал вам деньги, которые не были учтены, он был обязан платить подоходный налог.
  — Но допустим, я просто брала их, и он об этом не знал.
  — Тогда вы виноваты в преступлении.
  — И что из этого?
  — Вас арестуют и будут преследовать судебным порядком.
  — И кто же будет преследовать меня судебным порядком?
  — Окружной прокурор, государство, полиция.
  — По чьей жалобе?
  — Ну, — сказал Мейсон, — судя по тому, что вы рассказали о Стефани Мальден, предполагаю, жалобу подаст она.
  — Хорошо, — сказала девушка. — Вы адвокат. Вы должны будете признать меня виновной. Как собираетесь что-либо доказать?
  Мейсон потер подбородок кончиком пальцев и задумчиво посмотрел на нее.
  — Этим займется окружной прокурор.
  — Правильно, — подтвердила она.
  — Конечно, — вторил Мейсон, — ваше признание мне…
  — Я вам ни в чем не признавалась, — сказала она.
  — Вы сказали, что брали деньги из ящика.
  — Я сказала: допустим, что брала.
  — Да, — подтвердил Мейсон, — я помню такую оговорку.
  — Я сказала: допустим, что деньги из ящика растратила я. Это могло бы сохранить имущество и репутацию доктора Мальдена, не так ли?
  — Повредив своей репутации, — сказал Мейсон, изучая ее, — вы можете избежать правосудия.
  — А почему я должна его избегать? Кто будет меня преследовать? Кто выступит в качестве обвинителя?
  — Я уже сказал, это дело окружного прокурора.
  — Вы адвокат Стефани Мальден, не так ли?
  — Да.
  — И поэтому думаете, что у нее на спине крылья вырастут.
  — Не обязательно. Я защищаю ее интересы, и это все.
  — Хорошо, — сказала она. — Вы утвердите имущество. Когда налоговая инспекция окажет давление, просто заставите Стефани открыть, что я была заядлой болельщицей на скачках, где каждый год просаживала тысячи долларов.
  — Ее попросят доказать это.
  — Я подскажу, как можно доказать, — сказала она. — У Рея Спенглера табачный магазин на углу Седьмой и улицы Клифтон. Он букмекер, брал от меня ставки, много ставок, на тысячи долларов.
  Мейсон усмехнулся.
  — Да, я представляю, как чиновники из налоговой инспекции подходят к табачному магазину и говорят: «Спенглер, ты букмекер?» — а он отвечает: «О да, я так зарабатываю на жизнь. Я беру тысячные долларовые ставки от Глэдис Фосс, которая работает медсестрой в лечебнице доктора Самерфилда Мальдена. Простите, если нарушил закон, но, раз вы меня спросили, я не могу говорить неправду».
  — Все не так, — сказала она. — Рей Спенглер два месяца назад был арестован как букмекер. Заплатил штраф в тысячу долларов. Спросите его о ставках, которые брал до обвинения.
  — А что будет с вами? — спросил Мейсон.
  Она ответила с горечью:
  — Я и пальцем не пошевелю ради Стефани Мальден. Я хотела бы разорвать ее. Но если это защитит память доктора Мальдена, помешает чиновникам из налоговой инспекции утвердиться в мнении, что доктор Мальден пытался утаить деньги, принесу любую жертву. Любую жертву.
  Мейсон взглянул проницательно:
  — Если вы можете поступить так и, чтобы защитить доктора Мальдена, которого любили, признаться в не совершенных вами растратах, то, возможно, в суде сумеете отклонить любые обвинения в растрате.
  — Особенно если не смогут доказать, что я брала конкретные суммы из ящика, — дополнила она.
  — Показания букмекера, — напомнил он, — докажут, что вы истратили на ставки сумму, превышающую вашу зарплату.
  — О, всего на несколько тысяч долларов.
  — Итак?
  — Это будет свидетельствовать только о том, что за последние несколько месяцев я выиграла несколько тысяч долларов.
  Мейсон задумался.
  — И введет в заблуждение людей из налоговой инспекции, так что доказать, будто доктор Мальден утаивал наличные, они не смогут. Не так ли?
  — Возможно, — осторожно признался Мейсон, оценивающе посмотрев на нее.
  — Тогда все в порядке, — сказала она, встав с письменного стола и выходя в коридор. — У меня был тяжелый день, и теперь нужно немного поспать, мистер Мейсон. — Открыла входную дверь. — Очень хорошо, что вы пришли, мистер Мейсон. Доброй ночи!
  Он сказал:
  — Я хотел бы выяснить еще несколько вопросов.
  — В другой раз, — возразила она. — Я рассказала то, что хотела. Возвращайтесь к Стефани, мистер Мейсон, и скажите, что ее неприятности кончились. Скажите ей это, потому что я любила человека, которого она эксплуатировала. Я принесу жертву в память о нем. Скажите ей, что деньги присвоила я.
  Мейсон стоял в коридоре.
  — Мне хотелось бы больше узнать о Рамоне Кастелле.
  — Что ж, повидайтесь, поговорите с ним. Вы человек умный. Возможно, он с вами поговорит. Спросите его о Стефани. И помните, мистер Мейсон, если Рамон Кастелла заговорит, вы узнаете, что у вас хорошее дело, действительно хорошее дело с очень большим гонораром.
  — Какое дело? — спросил Мейсон.
  Она проводила его до двери, как будто не слыша вопроса.
  — Покрывать убийство, совершенное миссис Мальден, — сказала она и захлопнула дверь.
  Глава 5
  Мейсон вскочил в машину, завел двигатель и поехал по темным улицам в поисках телефона. Нашел его только через полмили на бензоколонке и набрал номер конторы Дрейка.
  — Пол, мне срочно нужен оперативник к дому Глэдис Фосс.
  — Очень срочно?
  — Очень. Если возможно, два. Малышка может обойтись без одного преследователя, а эта девушка тоже хороша.
  — При любом преследовании двое намного лучше. Но сейчас слишком поздно, чтоб можно было найти оперативника. Я исчерпал резервы…
  Мейсон прервал:
  — За домом миссис Мальден наблюдают двое. Сними одного.
  — Хорошо. Теперь какой адрес?
  — Улица Кьюнею, 6931.
  — Ладно. Человек будет там через тридцать минут.
  — Лучше через двадцать, если можно, Пол. Я вернусь и дождусь твоего человека. Вели ему меня найти.
  Дрейк сказал:
  — Хорошо, Перри, подожди минутку, звонит телефон. Быть может, новости.
  Мейсон услышал отрывки разговора, затем Дрейк взволнованно сказал:
  — Перри, плохие новости.
  — Что ты имеешь в виду?
  — Миссис Мальден арестовали.
  — О черт!
  — Да.
  — По какому обвинению?
  — Не знаю, но арест произведен отделом по наркотикам. Это тебе о чем-либо говорит?
  — Черт возьми, — сказал Мейсон.
  — Они схватили ее и везут в главное управление.
  — Твой человек следует за ней?
  — Да. Звонит человек из меблированных комнат в Диксивуде. Хочешь, чтобы он остался там? У меня там есть и второй.
  — Двое в Диксивуде?
  — Да.
  — Освободи одного. Пусть побыстрей приезжает на улицу Кьюнею. Дай ему адрес.
  — Хорошо. Не клади трубку, Перри.
  Мейсон мог слышать, как Пол Дрейк дает инструкции по другому телефону, затем Дрейк снова взял трубку.
  — Все в порядке, Перри. Мой человек сказал, что будет там через пятнадцать минут. Будешь ждать?
  — Не теперь, — сказал Мейсон. — Нужно выяснить, что с моей клиенткой. Как я понимаю, Пол, шофер, которого миссис Мальден пошла известить, живет в меблированных комнатах в Эрине?
  — Да.
  — Хорошо, — сказал Мейсон. — Выезжаю на место. Тебе лучше дождаться моего звонка, Пол. Мне придется связаться с тобой.
  Мейсон повесил трубку, подождал, пока служащий наполнит бак бензином, и отправился в Эрин. Там обнаружил небольшую толпу любопытных, которые, казалось, уже устали судачить о случившемся и готовы были разойтись.
  — Что стряслось? — спросил он одного из зевак.
  — Черт, толком не знаю, — сказал мужчина, который был рад еще одному слушателю. — Мне сказали, полиция схватила Рамона Кастеллу. Жил в этих меблированных комнатах. Хороший парень. Работал шофером и механиком самолета у доктора Мальдена. Позавчера Мальден погиб в авиакатастрофе. Говорят, что-то связанное с наркотиками. Не могу даже представить себе. Я видел этого Кастеллу почти ежедневно. Очень симпатичный, всегда интересующийся детьми. У меня у самого двое, так он останавливался и занимался с ними. Дети его любили. Он давал им пенни, а иногда покупал мороженое. Невозможно представить себе, что такой парень торгует наркотиками. Но именно это они и заявляют. Кажется, он доставал наркотические препараты из лечебницы доктора через миссис Мальден.
  — Действительно ужасно… — Мейсон пошел к своей машине.
  Поехал прямо к зданию суда. С мрачным лицом, полный решимости, пересек улицу и направился к освещенному главному входу, к двери с табличкой: «Офис шерифа».
  Глава 6
  Офисы окружного прокурора занимали целый этаж огромного здания суда. Их окна, в это время ночи обычно темные, теперь ярко светились. Репортеры газет, предчувствующие большую сенсацию, настырно стремящиеся добраться до фактов, злящиеся на то, что все так задерживается и не успеть дать репортаж в ранние утренние номера, стояли небольшими группами в коридоре. Фотокорреспонденты, держа наготове камеры с мини-вспышкой, уставились на дверь кабинета Гамильтона Бергера, окружного прокурора, ожидая новостей.
  Как только Перри Мейсон вышел из лифта, его ослепили вспышки и окружили репортеры. Посыпались вопросы:
  — Почему вы здесь? Вы представляете миссис Мальден?
  — Да, я представляю миссис Мальден. Хочу встретиться здесь со своей клиенткой.
  — Вас не впустят, — предупредил один из репортеров.
  — Либо меня впустят, либо пожалеют, что не впустили, — прокомментировал Мейсон.
  Пока Мейсон продвигался к двери кабинета окружного прокурора, репортеры продолжали донимать его вопросами. Один из фотокорреспондентов энергично протиснулся сквозь толпу.
  — Мистер Мейсон, мне нужна ваша фотография, пожалуйста.
  Адвокат отрицательно покачал головой, но репортер продолжал совать ему визитную карточку. Мейсон взял ее, увидев нечто написанное ручкой, постарался, чтобы никто другой не смог ее увидеть, поднес к глазам и прочитал:
  «Я человек Дрейка. Камера пустая. Дайте мне поставить вас в конце коридора, и я устрою вам свидание».
  Мейсон сунул карточку в карман, сердито посмотрел на него и сказал:
  — Вы разве там не сфотографировали меня?
  — Нет. Мне нужна другая фотография.
  — Хорошо, — согласился наконец Мейсон. — Пойдем.
  — В конце коридора, у выхода из лифта.
  — Я вернусь, — пообещал Мейсон репортерам. — Дайте парню меня сфотографировать, и я расскажу все, что знаю о деле, хотя этого очень мало.
  Мейсон пошел к лифту. Оперативник Дрейка навел камеру, поднес ее к глазам, подвинулся к Мейсону и сказал:
  — Ее обвиняют в убийстве доктора Самерфилда Мальдена, а шофер, парень по имени Кастелла, дает показания против нее. Они в кабинете окружного прокурора, Кастелла у прокурора, а миссис Мальден в комнате семь.
  — Благодарю, — сказал Мейсон, пошел прочь от детектива и на мгновение остановился перед репортерами. У стола с надписью «Информация» сидел полицейский. Мейсон прошел мимо него.
  — Эй, подождите минутку! — закричал полицейский, вскакивая. — Вы знаете, куда идете?
  Мейсон, будто не слыша, продолжал идти по коридору.
  — Вернитесь обратно! — крикнул полицейский.
  Мейсон остановился у двери с номером «7» на матовой стеклянной панели.
  — Миссис Мальден, — позвал он. — Это Перри Мейсон. Вы меня слышите?
  За дверью послышался голос миссис Мальден:
  — Да.
  — Не отвечайте ни на какие вопросы! — крикнул Мейсон. — Не говорите ни слова! Не…
  Одновременно произошло следующее: полицейский схватил Мейсона и начал выталкивать его через коридор; фотографы-газетчики весело столпились вокруг, чтобы заснять происходящее; дверь личного кабинета Гамильтона Бергера распахнулась, на пороге появился злой, возбужденный, трясущийся от негодования окружной прокурор и заорал:
  — Что вы тут делаете?
  — Даю советы моей клиентке, — ответил Мейсон. — Я требую свидания с миссис Мальден. Она моя клиентка.
  Полицейский со злостью обхватил Мейсона, а тот наступил каблуком на пальцы его ноги. Полицейский отпрыгнул назад и занес правый кулак.
  — Не надо, не надо! — закричал Гамильтон Бергер, ибо камеры фотографов опять исчезли за вспышками, снимая поднятый кулак полицейского и взбешенного прокурора.
  — Вы проделали это нарочно, — обвинил полицейский.
  Мейсон наступал:
  — Вы сбили меня с ног! Вы не имеете права меня трогать!
  — Имею! Вы совершаете правонарушение!
  — Правонарушение? — спросил Мейсон.
  Гамильтон Бергер захлопнул дверь своего кабинета, шагнул вперед и сказал полицейскому:
  — Я позабочусь об этом. Да, — подтвердил он Мейсону, — вы совершаете правонарушение.
  Мейсон ухмыльнулся.
  — Я плачу ренту за этот офис.
  — Что вы имеете в виду?
  — Я налогоплательщик. Это общественное место. Я имею право тут быть.
  — Вы нарушили спокойствие.
  — Ну давайте, арестуйте меня за нарушение спокойствия, — предложил Мейсон. — Я подал совет своей клиентке. Посмотрите в своих правилах, означает ли это нарушить спокойствие. Когда меня оправдают, я возбужу дело о незаконном аресте.
  — Вы не вправе врываться сюда таким образом.
  — Я хочу видеть миссис Мальден.
  — Вы не можете ее видеть. Она взаперти.
  Мейсон сказал:
  — Вы пытаетесь помешать мне увидеть ее, и это нарушение ее прав.
  — Вы бы лучше читали закон! — обрушился на него Бергер. — Именно это произошло в деле Строубеля, и высший суд постановил, что это не нарушение конституционных прав.
  — Высший суд уклонился от ответа, — отпарировал Мейсон, — и обвинители были вынуждены примириться с этим из-за характера дела Строубеля. Попытайтесь поставить этот вопрос в суде в данном случае, и посмотрим, что будет. Давайте, попробуйте!
  Лицо Бергера стало хмурым и задумчивым.
  — Я посажу его в тюремную камеру, — пригрозил полицейский.
  Мейсон ухмыльнулся Бергеру в лицо.
  — Он спрашивает, желаете ли вы посадить меня в камеру за то, что я пытался увидеться со своей клиенткой, Бергер.
  Тот повернулся к полицейскому.
  — Замолчите, вернитесь к столу. Мы не можем здесь вести себя подобным образом, джентльмены. Теперь обращаюсь ко всем вам. Я пытаюсь вести обычное следствие в моем офисе. Беседую с очень важной свидетельницей в деле об убийстве.
  Он свирепо посмотрел на фоторепортеров, а те весело столпились, засняв разгневанного окружного прокурора, произносящего тираду. Мейсон повысил голос:
  — Я требую свидания с моей клиенткой. Она наняла меня раньше, еще вечером. Если она не арестована, я посоветую ей уйти отсюда. Если арестована, я советую вам позволить мне с ней увидеться и поговорить. В любом случае рекомендую ей не говорить ничего.
  Бергер, чрезвычайно обозленный, шагнул к Мейсону и закричал изо всех сил:
  — Не нужно на меня кричать! Я не глухой!
  Мейсон прокричал в ответ еще громче:
  — Я только подстраиваюсь под ваш тон! Я советую своей клиентке ничего не говорить!
  Оба юриста смотрели друг на друга очень сердито. Опять засверкали вспышки, репортеры делали заметки на свернутых газетах. Вдруг осознав, что излишняя реклама только повредит, Бергер сказал:
  — Я веду расследование дела о возможном убийстве. Если ваша клиентка невиновна, она ничего не потеряет, дав полные и честные показания. Если все объяснит честно и полно, сможет уйти. Если же захочет вести себя как закоренелый преступник, то это, конечно, будет свидетельствовать о ее виновности.
  — Это не будет свидетельствовать ни о чем, — отрезал Мейсон. — Как вас называть после того, как вы выхватили уважаемую женщину из постели и посреди ночи притащили в свой офис?
  — Она была не в постели, — возразил Бергер.
  — Ну, ей следовало сейчас быть в постели. Эта женщина перенесла большую утрату, находится в эмоциональном шоке и…
  — Я знаю, что делаю, — перебил Бергер. — Я не привел бы ее сюда, если б против нее не было целого дела.
  — Зачем тогда поднимать такой шум? Зачем заявлять, что она должна дать объяснения? — спросил Мейсон.
  Ответа у Бергера не нашлось.
  Вдруг ручка двери комнаты номер семь повернулась, дверь открылась, и миссис Мальден сделала попытку прорваться к Мейсону.
  — Мистер Мейсон, — сказала она в то время, как руки полицейского вцепились в ее плечи и толкнули обратно. Она, не глядя назад, ударила его высоким острым каблуком. Полицейский открыл рот от боли. Руки на мгновение ослабли, затем снова схватили ее, вырывающуюся из комнаты.
  — Верните ее назад! — закричал Бергер. — Верните эту женщину назад!
  Полицейский, который стоял у стола информации, бросился вперед. Сбив двоих репортеров, по пути схватил миссис Мальден за талию и втолкнул назад в комнату. Опять засверкали вспышки. Дверь комнаты номер семь захлопнулась.
  — Это ужасно, — сказал Бергер репортерам. — Вы, ребята, хотите еще ухудшить ситуацию?
  Мейсон опять заговорил громко:
  — Не говорите, миссис Мальден. Не говорите им даже, какое сейчас время суток. Требуйте, пусть либо заводят на вас дело, либо отпускают. Сделаете это?
  Глухое «да» из-за двери показало, что один из полицейских, вероятно, пытается зажать ей рот, чтоб не смогла ответить. Мейсон ухмыльнулся в лицо растерявшемуся окружному прокурору и сказал:
  — Теперь, мистер Бергер, я требую, чтобы либо на мою клиентку завели дело, либо отпустили ее. Как адвокат, я требую предоставить мне возможность посовещаться с ней.
  — Вы уже посовещались с ней, — сказал Бергер.
  — Через закрытую дверь? Пока ее жестоко избивал полицейский?
  — Ее только удерживали, когда она предприняла попытку к бегству.
  — К бегству? — удивился Мейсон. — Она только пыталась добраться до своего адвоката. Хотела посоветоваться. Ей помешали по вашему приказу, и помешали с применением физической силы.
  Бергер подумал и принял решение.
  — Хорошо, — сказал он, — теперь вы испортили все, что можно. Вы не можете ее повидать и либо уберетесь отсюда, либо я буду вынужден вас выгнать.
  — На каком основании вы меня выгоните?
  — На том, что это частный офис и…
  Мейсон показал большим пальцем.
  — Ваш частный офис позади вас. А коридор — общественное помещение.
  — В это время суток оно закрыто для публики.
  — Репортеры здесь, и я здесь. Теперь вы либо разрешите мне поговорить с миссис Мальден, либо берете на себя ответственность за то, что не дали такого разрешения.
  — Я отказываюсь дать разрешение, — сказал Бергер, — и я не собираюсь выгонять вас, если сами не уйдете.
  — Благодарю, — сказал Мейсон, улыбаясь. Обернулся к репортерам: — Надеюсь, джентльмены все записали! — Повернулся и вышел из офиса.
  Бергер стоял и неуверенно смотрел на него. По-видимому, намеревался изменить решение и отменить свои указания. Затем пожал плечами, повернулся и пошел назад в свой личный кабинет.
  Глава 7
  Мейсон мчался, увеличивая скорость машины, где было можно, примеряясь к обстановке, когда необходимо. Наконец второй раз за вечер подъехал к одноэтажному домику на улице Кьюнею, 6931. На противоположной стороне улицы стояла машина. Мейсон мгновение смотрел на нее, а увидев слабый отблеск сигареты, подошел ближе.
  — Я Перри Мейсон, — отрекомендовался он, когда водитель опустил стекло и нагнулся вперед. — Вы человек Дрейка?
  — Да, — послышался из темноты голос. — Я проверял вас раньше, сегодня вечером.
  — О, хорошо, — сказал Мейсон, узнав человека при слабом свете сигареты. — Что происходит в этом доме?
  — Ничего. Она, вероятно, легла спать. Все темно и тихо.
  Мейсон взглянул на часы.
  — Она очень устала. Возможно, швырнет в меня стулом, но я вынужден разбудить ее.
  — Хотите, чтобы я помог?
  — Нет. Только наблюдайте, — отказался Мейсон. — Попытаюсь поговорить с ней прежде, чем это сделает полиция, и у меня очень мало времени. Вас спросят, что вы здесь делаете. Отошлите их к Полу Дрейку. Больше вы, мол, об этом ничего не знаете, работаете за жалованье. Моего имени не упоминайте. Поняли?
  — Я вас понял.
  — Хорошо, — сказал Мейсон. — Рискну разбудить.
  Он пересек улицу, подошел к крыльцу, позвонил и подождал. Никакого отклика. Не получив ответа и не услышав ни звука в доме, позвонил опять. Повторил это еще четырежды.
  Адвокат оглянулся через плечо на детектива в машине, подумал и подошел к нему.
  — Вы уверены, что она не выходила?
  — С тех пор как я здесь — нет.
  — Когда вы сюда приехали?
  Детектив включил внутренний свет в машине, вытащил записную книжку и открыл ее перед Мейсоном. Тот проверил таблицу времени и сказал:
  — Она была без наблюдения около двадцати минут. Возможно, двадцать пять, пока вы сюда не подъехали. Я, когда уезжал, не посмотрел на точное время. И слишком долго искал телефон, чтобы дозвониться до Пола Дрейка. Она едва ли успела за двадцать минут одеться и уйти и все же, черт побери, могла меня обмануть.
  — Итак, что будем делать? — спросил детектив.
  Мейсон подумал:
  — Вы останетесь здесь. Держите руку на гудке автомобиля. Если какая-либо машина, полицейская либо другая, поедет по улице, дайте два гудка.
  — Хотите попытаться войти в дом?
  Мейсон усмехнулся.
  — Я себя не скомпрометирую. Произведу небольшую разведку.
  — Хорошо. Я дам вам знать. Как я понял, хотите, чтобы вас предупредили, если по улице поедет любая машина?
  — Любая машина.
  — Хорошо. Так и сделаю.
  Мейсон вернулся к одноэтажному дому. Он вынул из кармана два ключа, которые дала ему Стефани Мальден, изготовив их по восковым отпечаткам двух лишних ключей на кольце ее мужа. Один из них подошел к квартире 928-Б в меблированных комнатах в Диксивуде. Мейсон выбрал другой и вставил его в замок входной двери. Ключ не только прекрасно подошел, но при несильном нажатии хорошо смазанный замок поддался неслышно. Повернув ручку, Мейсон открыл дверь и вошел в теплую темноту дома. Поколебался, включить ли свет, но наконец решился и позвал:
  — Привет, дома есть кто-нибудь?
  Ответа не последовало. Мейсон прошелся по комнатам, включая свет в каждой, пока весь дом не осветился. В нем были две спальни, ни на одну из постелей никто не ложился. В стенном шкафу первой спальни была женская одежда, в шкафу второй много вешалок пустовало.
  Ящики комода в первой спальне заполнены нижним бельем, чулками, прозрачными ночными рубашками и другими предметами женской одежды. В ванной — мокрые пятна. Вокруг трубы — влажное кольцо. Мокрая тряпка лежала в углу, там, куда ее бросили. Влажное полотенце накинуто на спинку стула. В доме никого не было. Мейсон вернулся, выключив везде свет, вышел наружу через входную дверь, запер ее, пересек улицу и подошел к машине детектива:
  — Ждать дольше бессмысленно. Она не вернется.
  — Думаете, ушла?
  Мейсон кивнул.
  — Должно быть, исчезла, пока я не приехал.
  — Правильно, — подтвердил Мейсон. — Скорее всего, решилась, когда я вошел в дом. Сэкономила немного времени, заставив меня подождать, пока наденет верхнюю одежду. К ее счастью, вещи были упакованы. В ее машине, должно быть, находились нераспакованные три чемодана и шляпная коробка. К отъезду была готова.
  — Но почему? — спросил детектив.
  — Это, — ответил Мейсон, — один из вопросов, которые предстоит выяснить. Но сначала нужно узнать, где она.
  — Это не так-то просто.
  Мейсон сказал:
  — У нас есть регистрационный номер ее автомобиля. Пол Дрейк ждет в конторе. Вам лучше поехать за мной. Ему дополнительно понадобятся несколько агентов. Полиция появится здесь в любую минуту. Не нужно, чтоб они застали нас здесь и начали задавать множество вопросов.
  Мейсон вернулся к своему автомобилю. Детектив поехал за ним. Из телефонной будки на бензоколонке, работающей круглосуточно, Мейсон позвонил Полу Дрейку:
  — Глэдис Фосс сбежала. Нужно узнать, где она.
  — Сколько у нас на это времени?
  — Не имеет значения. Будем держать это в секрете. Нельзя допустить, чтобы полиция дозналась, что мы ее ищем. Таково задание. Вот несколько вопросов, над которыми нам следует поработать. Во-первых, твой человек, занимавшийся ею в меблированных комнатах в Диксивуде, сказал, что ветровое стекло было почти сплошь залеплено насекомыми. Помнишь?
  — Ага.
  — Значит, она ехала через долину, возможно, вдоль орошаемых земель где-то на рассвете. Тогда москитов и других насекомых особенно много. Следовательно, когда приехала домой, бензобак был почти пустой.
  — Как ты это узнал? — спросил Дрейк.
  Мейсон объяснил:
  — Если бы она остановилась, чтобы заправиться, на бензоколонке смыли бы насекомых. Если они залепили стекло на рассвете и до ее приезда в меблированные комнаты в Диксивуде их не смыли, справедливо предположить, что бензобак у нее пуст.
  — Понял тебя, — сказал Дрейк. — Что это нам даст? Думаешь, схватим ее, когда она…
  — Не обязательно, — прервал Мейсон. — Вокруг много ночных бензоколонок. Заправится, и мы никак не узнаем на какой. Но предположим, что до новой заправки она сможет проехать две тысячи миль. К тому времени рассветет, и можно будет рассмотреть номер машины. Теперь, Пол, я хочу, чтобы ты сел на телефон. Направь своих людей из разных городов и начни наблюдать за дорогами, а также за ночными бензоколонками, до которых отсюда две тысячи миль. Можешь это сделать?
  — Нет.
  — Никакой возможности? — спросил Мейсон.
  — Никакой возможности, — подтвердил Дрейк. — Дорог слишком много, и я не могу послать людей на задание, чтобы они, отправившись отсюда, развернулись веером и образовали двухтысячемильное кольцо. Если позвоню резидентам в разных городах, все равно не смогу этого сделать. Некоторые слишком далеко отсюда.
  — Где именно?
  — Например, в Сан-Франциско, Рино, Лас-Вегасе, Финиксе, Юме, Блайте, Альбукерке. Нет, тебе это не удастся, Перри. В этих городах слишком много дорог и бездна машин. Это обошлось бы в целое состояние и не принесло бы никакой пользы. Есть только один выход.
  — Какой?
  — Позвони в полицию, подай жалобу на нее, если у тебя есть улики. А ежели нет, сообщи им анонимно. Если они расследуют дело об убийстве и ты дашь сведения, они ее поймают и…
  — Этого я как раз не желаю, — перебил Мейсон, — хочу поговорить с ней до полиции.
  — А мы как раз против этого, — возразил Дрейк.
  Мейсон сказал:
  — Хорошо, вот тебе долгосрочная программа, Пол. Как только утром откроются офисы, позвони в основные бензиновые компании. Узнай, есть ли у нее кредитная карточка. Пусть думают, что у тебя иск против нее для денежного сбора. Если понадобится, используй кредитного агента какой-нибудь компании. Они обычно держатся вместе. Если обнаружится, что кредитная карточка на бензин у нее есть, дай указание проверить бензоколонки именно этой компании. Так мы сумеем обнаружить, по какой дороге и далеко ли она едет и где наконец остановится.
  — Если только будет пользоваться своей кредитной карточкой, — сказал Дрейк.
  — Этим шансом пренебречь нельзя. А вот, Пол, еще одно задание.
  — Какое?
  — Пережди ровно час, затем позвони в полицию. Позвони из телефона-автомата. Не позволь им засечь звонок и не задерживайся долго, чтобы тебя не опознали из машины с радио. Скажи, что твое имя Рей Спенглер, хочешь сослужить хорошую службу полицейским, сообщить свежую информацию по делу доктора Мальдена. Скажи также, что Глэдис Фосс просаживала большие суммы, делая у тебя ставки на лошадей, и ты давно подозревал, что она, должно быть, утаивает деньги от доктора Мальдена. Скажи, что она отчаянно играла, пытаясь ставить на выигрышную комбинацию, которая принесла бы достаточно денег для восполнения недостачи, но ей это не удалось. Скажи им, что ты даешь сведения по сердечной доброте с целью напомнить, чтобы тебе как-нибудь дали шанс, а затем повесь трубку.
  — Ровно через час? — повторил Дрейк.
  — Ровно через час, — подтвердил Мейсон.
  — Хорошо. Что-нибудь еще?
  — Достаточно. Со мной один из твоих людей. Это он наблюдал за домом Фосс. Собираюсь отослать его к тебе в контору, чтобы там подождал инструкций.
  — Хорошо. У нас будет еще один человек для работы.
  Мейсон положил трубку, отослал детектива в контору Дрейка, после чего быстро поехал к дому Глэдис Фосс. Вошел с помощью ключа, включил свет и начал творить беспорядок. Стащил простыни с кроватей, вытащил ящики из бюро, выкинул содержимое на пол. Снял костюмы и платья с вешалок, стараясь не оставить отпечатков пальцев. На то, чтобы все выглядело так, будто пронесся смерч, понадобилось меньше десяти минут. Закончив, Мейсон выключил свет, осторожно закрыл дверь и поехал к себе домой.
  Глава 8
  В девять утра Мейсон подошел к человеку, открывавшему табачный магазин на углу Седьмой и улицы Клифтон, и спросил:
  — Мистер Спенглер?
  Человек обернулся быстро, мгновенно, с реакцией, характерной для тех, кто жил в атмосфере риска и понимает, что в любой момент прикосновение к плечу или удар прикладом по ребрам может изменить течение жизни.
  — Кто вы?
  — Перри Мейсон, адвокат. Я хочу поговорить с вами.
  — О чем?
  — О Глэдис Фосс.
  — О, о ней!
  — Да.
  — Входите.
  Спенглер открыл дверь, вошел внутрь, поднял шторы и сказал Мейсону:
  — Минуточку. Мне нужно подготовиться к работе.
  Он вытащил несколько витрин с книжками в бумажных обложках, открыл журналы бухгалтерского учета, включил вентилятор, встал за прилавок, положил локти на стекло и посмотрел изучающе на Мейсона.
  — Итак, что о Глэдис Фосс?
  Спенглер — высокий, плотного телосложения, с развитыми мускулами и крупными чертами лица. Глубоко посаженные холодные голубые глаза зажаты между костистым низким лбом и высокими скулами. Толстые губы пытается спрятать под тонкими усами. Очевидно, тратит немало времени на изучение своей внешности и одежду, однако усилия в значительной степени безрезультатны. Мейсон сказал:
  — Я хочу справиться о Глэдис Фосс.
  Спенглер нервно облизнул полные губы и многозначительно произнес:
  — Если бы я узнал, кто навел полицейских прошлой ночью, я бы разорвал его. Сломал бы шею.
  И свирепо посмотрел на Мейсона. Тот небрежно зажег сигарету. Спросил с интересом:
  — Что-нибудь случилось?
  — О нет, — ответил с сарказмом Спенглер. — У меня никаких неприятностей. Абсолютно никаких. О нет. Они только вытащили меня из постели в три часа ночи. Затащили в главное управление и заставили рассказать обо всем, что знаю.
  — Очень плохо, — посочувствовал Мейсон. — Закон иногда бывает неразборчив.
  — Вы это говорите мне?
  — Ну, — успокоил Мейсон, — я просто интересуюсь.
  — Что за интерес?
  — Я представляю вдову доктора Мальдена.
  — Ну и работенка у вас!
  — Единственное, что мне от вас нужно, — это факты.
  — Боюсь, ничем помочь не смогу.
  — Почему?
  — Потому что не знаю никаких фактов.
  — Вы знаете их достаточно. Иначе не упомянули бы, что представлять миссис Мальден — дело трудное.
  — Как раз это я понял в полицейском участке, когда меня расспрашивали прошлой ночью.
  — Вы рассказали о Глэдис Фосс?
  — Все, что я о ней знаю.
  — А что именно?
  — Она ставила на лошадей.
  — И часто?
  — Часто.
  — Как много?
  — Она играла по своеобразной системе.
  — Вы вели книгу учета ставок?
  — Да, вел. Поймите, мистер Мейсон, больше не веду. Я продаю сигареты.
  — Прекрасно. А когда еще вели эту книгу?
  — Два месяца назад.
  — Что вас остановило?
  — Полиция. Тысяча долларов штрафа и условный приговор. В этом городе заниматься чем-либо невозможно. Особенно не вполне официальным.
  — Дела у вас, должно быть, шли неплохо.
  — А вам-то что?
  — Я только комментирую.
  — У вас свое занятие, у меня свое. Я ведь не спрашиваю вас, сколько вы зашибаете на службе.
  — Не переживайте, — улыбнулся Мейсон. — Если б понадобилось, я смог бы отыскать свидетельские показания в полицейских протоколах.
  — А я переживаю. Мне не нравится грубое обращение полиции, если я ничего не нарушил. С этим можно было примириться, когда вел книгу ставок, но теперь я чист, и у них нет никакого права вытаскивать меня из постели и помыкать мною.
  — А что Фосс? Ей везло или нет?
  — Везло достаточно, чтобы иметь со мной дело.
  — Я слышал, она проиграла много денег.
  — Это неправда.
  — Что она растрачивала чужие деньги и безнадежно пыталась расплатиться.
  — Как раз это и сказал кто-то полицейскому.
  — Это неправда?
  — Конечно, нет.
  — Как она играла?
  — У нее четкая система. Играла по комбинациям на длинные забеги.
  — Вам это не нравилось?
  — Не глупите.
  — А почему вам это не нравилось? Насколько я знаю, ставки на длинные дистанции выгодны.
  — Опять догадки. Постарайтесь понять: они играла по комбинациям на длинные забеги. Делала небольшие ставки. Шансы полностью против нее. Но если бы выиграл я, смог бы получить от нее только двадцать долларов за игру — вот и вся ставка. А ежели б проиграл, она нагрела б меня на тысячи — на которые играла. Это не давало ей ста шансов против меня.
  — Она когда-нибудь выигрывала?
  — Черт возьми, дважды. Первый раз меня обманула, второй раз были крупные ставки, и девушке удалось отгадать комбинации.
  — Она имела дело только с вами?
  — Не думаю. Скорее всего, играла и с другими букмекерами.
  — Могла у них проигрывать?
  — Могла.
  — А не у вас?
  — Черт побери, нет. У меня она выиграла десять тысяч. Она ловкая.
  — Как она платила?
  — Наличными.
  — Никаких чеков?
  — В этом деле чеки не люблю. Мой банковский счет проверяется, и возникают проблемы с подоходным налогом. Чеки не годятся. Свои расходы оплачиваю наличными, и от клиентов нужны только наличные. Так больше нравится.
  — Она ставки делала по телефону?
  — Приходила каждую среду днем около четырех. Точно, как часы.
  — До скольки вы работали?
  — Когда вел книгу учета ставок, до девяти. Теперь закрываю в шесть.
  — Хорошее место, — одобрил Мейсон, осматриваясь.
  — Отвратительное место, — едко возразил Спенглер. — Я купил его только потому, что понял: смогу вести здесь записи пари на скачках.
  — Без компенсации? — спросил Мейсон.
  — Не суйте нос в чужие дела, — сказал Спенглер резко, — и тогда с вами ничего не случится.
  — Вас в полиции спрашивали о том же, о чем спрашиваю я?
  — Они спрашивали меня обо всем. Я не трепался бы с вами, если бы из меня не вытащили все по кусочкам.
  — Вы знали, кто она?
  — Конечно. Она — Глэдис Фосс.
  — И знали, где она работает?
  — Нет. Думал, что она красотка, которая обманывает богатых парней и играет на скачках ради возбуждения.
  — Разве она одевалась не скромно?
  — Ну да, я тоже считаю — скромно, но общее впечатление о таких девушках очень обманчиво. Она красавица, будет выглядеть шикарно и в домашнем платье. Я подумывал о ней, но всегда отрезвляла мысль, что она живет в какой-нибудь шикарной квартире со многими щедрыми джентльменами, а на заднем плане — бывший муж, который был вынужден распорядиться собственностью и оказался раздетым до нитки, потому что она обнаружила флирт с другой женщиной, детективы их выследили, сфотографировали и так далее. Черт, вы же адвокат, знаете все ходы и выходы.
  — Она приходила регулярно?
  — Да.
  — А два месяца назад вас застукали?
  — Что-то в этом роде.
  — И оштрафовали?
  — И оштрафовали.
  — С условным приговором?
  — С условным приговором.
  — А что случилось потом с Глэдис Фосс?
  — Не знаю. Пошла к кому-нибудь еще. Она позвонила, когда я вернулся, и хотела сделать ставку. Но я сказал, что ничего не могу поделать. Я же с тех пор под надзором.
  Мейсон размышлял вслух:
  — Продолжай вы такое дело, как записи ставок, штраф не нанес бы вам большого ущерба. Но когда бросили дело, наверное, пришлось плохо.
  Спенглер сказал:
  — Буду откровенным. Я пытаюсь дать вам шанс получить сведения. Но вы пока даже не покупатель. Еще не купили ни сигареты. Только мешаете.
  Мейсон открыл бумажник.
  — Итак, дайте пару пачек сигарет. Я курю вот эти.
  Спенглер смягчился.
  — Я не хотел быть невежливым. Я просто, черт побери, переживаю. Я деньги заплатил за это место. И заплатил их с тем, что я смогу вести здесь записи пари. Оказалось, не могу. Не знаю, что случилось. Скорее всего, кто-то написал жалобу. И мне невозможно продолжать. Теперь я стою вот тут, черт возьми, сам не знаю, зачем стою. Думаю, потому что сюда вложены все мои деньги и делать мне больше нечего.
  — Ну, — подбодрил Мейсон, — все обойдется. Большое спасибо за информацию.
  Забрал пачки сигарет и сдачу, вышел и сел в машину. На полпути к своей конторе купил утреннюю газету, просмотрел колонки «Деловых предложений» и нашел, что искал: «Первоклассный табачный магазин, хорошее деловое предложение для подходящего человека. Владелец должен продать его из-за здоровья. Бухгалтерские книги показывают чистый доход более 7000 долларов за последние двенадцать месяцев. Рей Спенглер, улица Клифтон, около Седьмой».
  Глава 9
  С одной стороны длинного стола в тюремной комнате для посетителей сидел Перри Мейсон, а с другой стороны, за толстой сеткой, ссутулившаяся и потерянная Стефани Мальден, смотревшая на адвоката умоляющими глазами.
  — Мистер Мейсон, вы просто обязаны верить, и все. Вам придется поверить мне. В конце концов, я ваша клиентка, и вы обязаны представлять меня.
  — Я буду вас представлять, — ответил Мейсон, — независимо от того, верю вам или нет. Вы имеете право на то, чтобы вас представлял адвокат. Вы имеете право на судебное разбирательство, то есть разбирательство судом, а не каким-либо прокурором. Независимо от совершенного вами имеете право на ваш день в суде и на компетентный совет, чтобы самой усмотреть, защищены ли ваши права. Когда я беру на себя защиту, я сражаюсь за каждый дюйм каждого конституционного права клиента.
  — Но я хочу, чтобы вы мне верили. Если будете смотреть на меня просто как на клиентку, частицу человечества, кого беспристрастно защищаете по служебной обязанности, такое отношение подорвет мою веру в себя. Не так ведет себя хирург, делающий операцию, когда на спасение пациента от смерти один шанс из тысячи.
  — Вы, конечно, можете в любое время обратиться к другому адвокату, — сказал Мейсон.
  Она сжала губы.
  — У вас мои сто тысяч долларов, мистер Мейсон.
  Мейсон ответил, понизив голос, но с раздражением:
  — У меня ни цента ваших денег. Я вам об этом говорил раньше и хочу, чтобы вы это поняли.
  — Я знаю, что они у вас, мистер Мейсон. Несомненно. Я сперва думала, вы сделали это для защиты моих интересов и ничего не скажете людям из налоговой инспекции, а некоторое время спустя, когда все успокоится, отдадите мне деньги или хотя бы мою часть. Теперь… я не знаю, что и думать.
  Мейсон сказал:
  — Я знаю, что думаю я. Думаю, что вы зашли в квартиру, открыли сейф, взяли деньги, а потом подстроили мне ловушку, чтобы я пошел туда и…
  — Зачем бы мне это понадобилось, мистер Мейсон?
  — Затем, чтобы сделать то, что делаете сейчас. Обвинить меня в присвоении ваших ста тысяч долларов и заставить меня делать то, что захотите вы.
  — Мистер Мейсон, я никогда не была в квартире.
  — И вы можете, глядя мне прямо в глаза, говорить, что никогда не были в квартире?
  — Да, конечно.
  — Никогда?
  — Никогда.
  Она смотрела на адвоката спокойно и твердо.
  — Именно это меня в вас тревожит, — сказал Мейсон.
  — Что именно?
  — Что вы продолжаете говорить неправду своему адвокату. Это плохо.
  — Я не обманываю.
  Мейсон сказал:
  — Я пытался защитить ваши интересы. Вы пришли ко мне в контору. Сказали, что вас кто-то преследует. Я захотел узнать, кто это, и нанял детективов, чтобы тайно выследить этого человека.
  — Вы наняли детективов? — воскликнула она удивленно.
  — Да, — подтвердил Мейсон. — Когда вы пришли ко мне во второй раз, за вами уже наблюдали нанятые мною люди, чтобы выяснить, кто вас преследует.
  — И что они узнали?
  — Что за вами не наблюдал никто.
  — О! — произнесла она, и в голосе прозвучало мгновенное осознание сказанного.
  Мейсон спокойно продолжил:
  — Когда вы ушли из моей конторы во второй раз, за вами опять-таки следили те, кого я нанял. Кроме них, никто за вами не наблюдал. Вы солгали мне, когда сказали, будто вас кто-то преследует. И солгали только для того, чтобы вынудить меня пойти в меблированные комнаты в Диксивуде. Когда ушли из моей конторы в тот второй раз, вы понятия не имели, что за вами действительно наблюдают, но только мои люди. Из конторы вы отправились прямехонько в меблированные комнаты в Диксивуде.
  — Это ложь, мистер Мейсон. Ваши детективы просто соврали вам. Я ничего такого не делала. Повторяю вам, я никогда там не была. Наблюдавшие за мной детективы, должно быть, решили заработать вознаграждение, сообщив вам то, чего вы ожидали. В конце концов, разве не так уж редко детективы дают ложные сообщения?
  Мейсон сказал:
  — В этом случае на задании были двое. Я надеялся, что сможем поймать тех, кто за вами наблюдает, и хотел быть уверенным, что мы их не упустим. Поэтому настоял, чтобы мое детективное агентство послало на задание двоих независимых детективов. Они оба следовали за вами, оба знают, что вы пошли в меблированные комнаты в Диксивуде, доехали в лифте до девятого этажа и пробыли там около десяти минут.
  Мейсон неотрывно смотрел на нее через сетку. Она на миг отвела глаза, затем опять взглянула на него.
  — Итак? — после долгой паузы спросил Мейсон.
  — Хорошо, — сдалась она устало. — Я была. Я пошла туда. Просто чтобы закрыть сейф. Я доверяла вам, но подумала, вы совсем рехнулись, если оставили квартиру в том виде, в каком ее нашли. Вы сказали, что картина снята, часть штукатурки отсутствует, дверца стенного сейфа открыта. Это было бы на руку любому агенту налоговой инспекции, который придет туда и заявит, что я взяла деньги из сейфа. Я не могла этого допустить.
  — Как вы вошли? — спросил Мейсон.
  — С помощью ключа.
  — Какого ключа?
  — Дубликата, который я сделала с ключей моего мужа. Я же сказала, что клала их в воск, и…
  — Тот ключ вы отдали мне, — сказал Мейсон. — Помните?
  — О…
  Она закусила губу.
  — Продолжайте, — повторил Мейсон. — Где вы взяли тот, что у вас?
  — Когда ключи были у меня, я сделала не один дубликат.
  — Значит, ключей у вас было по два.
  — Да.
  — Зачем?
  — Не знаю. Я только подумала, что это неплохо.
  — Чтобы один ключ дать мне, а другой оставить себе?
  — В то время я так далеко не заглядывала.
  — Откуда мне знать, что это действительно так?
  — Поверьте мне на слово.
  — Однажды я вам поверил, но это не привело ни к чему хорошему, — напомнил Мейсон.
  — Только в одном, мистер Мейсон. Я не сказала вам правды единственно об этом.
  — Хорошо. Что вы делали в квартире?
  — Вошла и увидела все то, о чем вы рассказали. Я заперла сейф. Очень осторожно, чтобы не оставить отпечатков пальцев. Поместила плиту штукатурки на место и повесила картину. Это все, что я сделала. Я сделала только это и ушла.
  — И это единственное, в чем вы меня обманули?
  — Да, конечно.
  Мейсон вздохнул.
  — Теперь расскажите об остальном.
  — О чем остальном?
  — О деле. За что вас здесь держат? О смерти вашего мужа.
  — Они думают, что его убили.
  — Каким образом?
  — Я этого не знаю. Они думают, что это сделала я. Вместе с Рамоном Кастеллой.
  — А это так и есть?
  На ее лице появилось отвращение.
  — Я его ненавижу.
  — Почему вы его ненавидите?
  — Потому что я убеждена — он двуличный и всегда мешал лучшим стремлениям моего мужа. Потому что… Ну, потому что он мне не нравится.
  — Он когда-нибудь приставал к вам? — спросил Мейсон.
  Поколебавшись мгновение, подтвердила:
  — Да.
  — Вы сказали об этом мужу?
  — Нет.
  — Почему же нет?
  — Потому что… Ну, потому что в то время… Ну, я… Ну, это произошло при таких обстоятельствах, что я не… Я не хотела беспокоить его.
  — И все же пошли на квартиру к этому человеку.
  — Да.
  — Зачем?
  — Хотела узнать, кто отвез мужа в аэропорт.
  — Почему захотели узнать это?
  — Потому что… Рамон думал, что отвезла я, а я думала, что он.
  — Вы не отвозили?
  — Нет.
  — И он не отвозил?
  — Сказал, что нет.
  — Кто же это сделал?
  Опять долгая пауза.
  — Продолжайте, — сказал Мейсон, — соберитесь. Так кто же отвез доктора Мальдена в аэропорт?
  — Это мог бы сделать единственный человек.
  — Кто именно?
  — Дарвин Керби.
  — Кто этот Дарвин Керби?
  — Много о нем не знаю, мистер Мейсон. Муж говорил о нем довольно часто. Они познакомились во время войны. Дарвин Керби не врач, тогда был каким-то офицером. Во всяком случае, они подружились, много времени проводили вместе. Ну и мужу нравилось с ним общаться.
  — Он переписывался с Керби?
  — Нет. И где Керби, никто не знал. По-видимому, Керби был небогат, и после войны он стал перекати-поле, переезжая с места на место. Он ни к кому не приноравливался.
  — Как вы обо всем этом узнали?
  — Из их разговоров, когда он неожиданно появился. Дарвин поведал что-то о своей философии жизни. Он вроде бы вдруг почувствовал себя всего лишь шестеренкой в машине цивилизации и решил расстаться со службой. Когда после войны его демобилизовали, не оказалось ни одного родственника, с кем он хотел бы поддерживать отношения. Ему не нравилась его жена, то есть он не был особенно счастлив в супружеской жизни. Думал, что она к нему придирается. Была еще властная теща… Короче, просто не захотел возвращаться домой. Умыл руки.
  — И вы утверждаете, что он не поддерживал связи с вашим мужем?
  — Нет. Уверена, что нет. Муж часто вспоминал о нем и хотел, чтобы Дарвин написал ему хотя бы строчку и дал знать, где он. Муж обижался, потому что… Ну, он всегда любил Дарвина.
  — А затем Дарвин неожиданно объявился?
  — Да.
  — Когда?
  — Вечером, за день до смерти мужа.
  — Той ночью он остановился в вашем доме?
  — Да.
  — Кто его видел?
  — Обе кухарки и горничная. Он остался на обед.
  — И заночевал?
  — Да.
  — А на следующее утро уехал?
  — Да. Они уехали вместе. Сказал, что собрался в Чикаго, а оттуда поедет в Канаду. Хотел провести какие-то исследования. Я думаю, что он делал остановку в Денвере или Омахе. Я не обратила особого внимания на эту часть разговора.
  — Когда он должен был уехать?
  — Как я поняла, муж собирался по дороге в лечебницу завезти его в аэропорт. Я знаю, Дарвин улетел утренним самолетом.
  — Тогда он не мог отвезти доктора Мальдена в аэропорт.
  — Да нет, мог. Он мог поменять билет и улететь более поздним самолетом.
  — Можете чем-нибудь подкрепить такое предположение? Доказательства есть?
  — Да. Кто-то же отвез его. Это не я, думаю, не Рамон, и почти уверена, что не Глэдис.
  — Тогда машина доктора Мальдена обязательно осталась бы в аэропорту, — сказал Мейсон. — Доктор улетел бы на своем самолете, Дарвин Керби на лайнере, а машину обязательно оставили бы там. Вы, кажется, какое-то время думали, что доктора Мальдена в аэропорт отвез Рамон Кастелла?
  — Да.
  — А почему?
  — Потому что он всегда это делал. Но прошлой ночью сказал мне, что в этот раз не отвозил. Я ему не верю. Я думаю, он врал. Я не уверена, что не отвозил.
  — Хорошо, — сказал Мейсон. — Я это проверю. Теперь скажите мне, какие у них основания полагать, что ваш муж убит? Утверждают, что испортили самолет или что другое?
  — Об этом ничего не могу сказать, мистер Мейсон. Не могу дать ни малейшей подсказки. Знаю только, что Рамон Кастелла что-то им сказал.
  — Быть может, испортили систему управления самолетом или что-нибудь другое?
  — Я не знаю, мистер Мейсон, не имею ни малейшего представления.
  — Я хочу попросить ускорить предварительную экспертизу. Они думают, что я стану говорить о юридических формальностях, или не решаются ждать обвинительного вердикта большого суда, а потому поспешили подать жалобу, обвинив вас в убийстве. Я собираюсь вынести это на быстрое предварительное слушание, чтобы узнать, что у них против вас.
  — Вы будете продолжать представлять меня?
  — А вы хотите этого?
  — Очень.
  Мейсон сказал:
  — Я буду представлять вас, во всяком случае, до предварительного слушания. Мой уход сейчас может повредить вашему делу, уронить вас в общественном мнении. После сцены, которую я устроил в офисе окружного прокурора, после того, что ему наговорил, и после огласки этого я не могу бросить ваше дело и попросить вас переменить адвоката, не уронив себя во мнении читающей публики. А ведь, в конце концов, именно она создает общественное мнение вокруг вас. Но я должен предупредить: у них, несомненно, имеется очень серьезная, очень веская улика, прямо указывающая на вас. Иначе они не осмелились бы арестовать вас в такое время и подать жалобу.
  Она покачала головой.
  — У них нет никакой улики против меня, потому что я ничего не сделала. И если сможете, объясните мне, каким образом можно подняться в воздух и убить летящего в самолете человека? Да это же просто невозможно!
  — Самолет рассчитан на двоих? — спросил Мейсон.
  — Он рассчитан на багаж, так что часто летали двое. Но, когда в тот раз самолет вылетел из аэропорта, в нем находился только один человек. Да и в сгоревшем самолете, когда его нашли после аварии посреди пустыни, обнаружили только одно тело.
  — Итак, — сказал Мейсон, — я осмотрюсь и прикину, что можно сделать. Мне еще не все понятно.
  — Мистер Мейсон, вы ведь взяли какие-то деньги из квартиры, не так ли? Пожалуйста, будьте откровенны со мной. Пожалуйста!
  Мейсон возразил:
  — Я вам уже сказал и говорю снова: я ничего не брал.
  — Вы говорите так только для того, чтобы налоговая инспекция не сочла вас сообщником.
  Мейсон твердо сказал:
  — Я говорю так, потому что это правда. Возможно, вам с нею не приходилось сталкиваться. Но то, что я говорю, — правда. Теперь я попытаюсь докопаться до истины.
  Мейсон отодвинул стул, подал знак надзирательнице, стоящей в дальнем конце комнаты, что свидание закончено, и ушел, выполнив несколько формальностей.
  Когда он, быстро шагая через вестибюль большого здания к выходу, нетерпеливо взглянул на часы, опущенные глаза уловили тень, и тело прониклось особенным ощущением близости другого человека. Это было нечто неуловимое. Не запах, не тепло чужого тела, а магнетическое чувство тревоги, возникающее, когда человек вдруг неожиданно наталкивается на кого-то. Мейсон резко поднял глаза и остановился. Женщина, с которой он чуть не столкнулся, искала что-то в кошельке. Она тоже почувствовала другого человека, подняла темно-синие глаза на каменно-твердое лицо Мейсона и сказала:
  — Боюсь, я не смотрела!
  — Я виноват, — сказал Мейсон. — Я торопился и…
  В темно-синих глазах вспыхнуло любопытство.
  — Не надо об этом. Вы мистер Мейсон, не так ли?
  — Да.
  — Вы меня не узнаете, но я видела вас прошлой ночью в меблированных комнатах.
  — В меблированных комнатах?
  — Да. В Диксивуде. Я шла через вестибюль, а вы выходили. Я Эдна Коулбрук. Мой муж, Гарри Коулбрук, работает в бюро опознания в офисе шерифа. Я как раз к нему иду.
  — О да, — сказал Мейсон и слегка отодвинулся в сторону, чтобы пройти мимо нее к двери.
  — Мы живем в меблированных комнатах в Диксивуде, вы знаете?
  — Я не знал.
  — Я видела вас несколько раз в суде и… Можете себе представить, что прошлой ночью, хотя это было бы бестактно, я чуть не заговорила с вами. Вы, наверное, заметили это. Я подняла глаза, увидела вас и мгновенно узнала. Но через секунду вспомнила, что я официально незнакома с вами. — Темно-синие глаза улыбались. — Скажите, мистер Мейсон, у вас клиент в Диксивуде? Я сгораю от любопытства. Не то что люблю сплетничать или разглашать, но Диксивуд кажется мне своеобразным частным клубом. У нас небольшая группа сблизившихся людей. С вами была очаровательная молодая леди. Она там живет? Надеюсь, вы не считаете меня ужасно импульсивной. Муж говорит, что я всегда бросаюсь туда, куда ангелы ступить боятся. Но я не думаю, что в наше время можно куда-либо попасть, не проявив инициативы.
  Мейсон засмеялся:
  — Боюсь, вы задали мне так много вопросов, что я не смогу на них ответить, миссис Коулбрук. Собственно говоря, я был по личным делам. Однако сейчас вам придется меня извинить. Я столкнулся с вами потому, что спешу, опаздываю на встречу.
  Мейсон приподнял шляпу и заторопился к выходу. На пороге рискнул задержаться и взглянуть через плечо. Она стояла там, где он ее оставил. Лоб слегка наморщился, синие глаза задумчиво смотрели ему вслед. Мейсон знал, что секундная остановка, мгновенный взгляд назад были серьезной ошибкой.
  Глава 10
  Около одиннадцати часов вечера, накануне предварительного слушания дела Стефани Мальден, Мейсон, Делла Стрит и Пол Дрейк совещались в конторе адвоката. Дрейк, лицо которого от усталости покрылось морщинами, сидел в своей любимой позе в большом, обитом кожей кресле. Делла Стрит с тетрадкой на коленях и карандашом в руке, готовая делать записи, тревожно смотрела на адвоката.
  — Почему не берешь отсрочку? — спросил Дрейк.
  Мейсон покачал головой.
  — Все-таки почему? — настаивал Дрейк.
  Мейсон сказал:
  — Налоговая инспекция очень любознательна. Пока о квартире в Диксивуде никто не узнал, но рано или поздно о ней узнают. Опять же пока никто не постарался установить личность Чарльза Эмбоя. Принято за истину, что он более или менее косвенным образом связан с доктором Мальденом, а сам где-то в Европе и до него нельзя добраться. Фактически на Эмбоя никто никакого внимания не обратил. — Мейсон указал на дневную газету, лежащую полуоткрытой на полу, куда он ее уронил, когда прочел. — Но налоговая инспекция ходит уже близко. Они любопытны, и Эмбоя рано или поздно начнут искать. Рано или поздно начнут проверять всех, с кем доктор Мальден вел дела. Рано или поздно, возможно очень скоро, они узнают и о квартире в Диксивуде.
  — Хорошо, — сказал Дрейк, — но это не доказывает, что она виновна в убийстве.
  Мейсон продолжил:
  — Когда мы с Деллой уходили из меблированных комнат в Диксивуде, мы встретили женщину, которая меня узнала. Она хотела заговорить, но передумала. Это миссис Эдна Коулбрук. Ее муж служит в бюро опознания в ведомстве шерифа. Позднее я случайно натолкнулся на нее. Она шла туда, чтобы повидать мужа. С ней нужно быть очень осторожным. Смотрит на вас ласковыми синими глазами и задает каверзные вопросы. Очень хочет знать, что я делал в меблированных комнатах в Диксивуде и что за девушка была со мной. Она почти убеждена, что я содержу любовное гнездышко, и хотела поспрашивать. Если название меблированных комнат появится в газетах, она догадается и расскажет мужу. А он позвонит куда нужно, и квартира станет опасна.
  — Каким образом? — спросил Дрейк.
  — Люди из Федерального бюро обнаружат ее, тщательно обшарят и найдут стенной сейф. Убедятся, что он пуст. Узнают, что я туда ходил, что я адвокат миссис Мальден. А по их расчетам, доктор Мальден утаил сто тысяч долларов дохода. Теперь просуммируй все и скажи ответ.
  — О-о! — выдохнул Дрейк.
  Мейсон принялся ходить взад и вперед по комнате. Остановился, вернулся к столу, посмотрел на пачку отпечатанных на машинке отчетов Дрейка о работе оперативников и снова начал ходить.
  — Я должен поторопиться, — сказал он. — Должен добиться, чтобы окружной прокурор помог, не желая этого. Должен попытаться заставить его заслушать Рамона Кастеллу на предварительном слушании как свидетеля.
  — Он этого не сделает? — спросил Дрейк.
  — Черт побери, нет, — сказал Мейсон. — Будет сражаться до последнего, чтобы избежать этого. Если Кастелла выступит в качестве свидетеля, я подвергну его перекрестному допросу, запишу вопросы и ответы. Я расспрошу обо всем до мельчайших подробностей. Позднее, когда придет время допрашивать его в суде, у меня будет запись того, что он говорил. Я забросаю его вопросами, и, вполне возможно, выявятся какие-нибудь противоречия.
  — Окружному прокурору нужно выслушать Кастеллу как свидетеля завтра? — спросила Делла Стрит.
  — Он полагает, что нет, — ответил Мейсон. — Думает, лишь покажет, что совершено убийство и есть веские основания верить, будто совершила его Стефани Мальден. Это все, что от него требуется на предварительном слушании. Да просто что преступление совершено и есть веское основание верить в виновность обвиняемой.
  — Верно, он может так сделать, — подтвердил Пол Дрейк. — Ему вряд ли нужна для этого хоть какая-нибудь улика.
  — Ему может понадобиться несколько больше, чем он думает, — сказал Мейсон, продолжая ходить.
  — Конечно, — подтвердил Дрейк. — Тут каким-то образом замешаны наркотики. Этим занимаются ФБР и полиция — отдел по наркотикам.
  — Мне хотелось бы знать об этом побольше, — нетерпеливо заявил Мейсон.
  — Мне тоже бы хотелось, — устало отозвался Дрейк.
  — О Глэдис Фосс ничего не удалось узнать?
  — Ничего. Больше того, невозможно определить, присваивала ли она деньги, полученные не по записям. Записи так запутаны.
  Мейсон сказал:
  — Она сама призналась мне, что присваивала, дабы играть на скачках. Букмекер говорит, что она играла, но получила большой выигрыш.
  — У нее могли быть и другие букмекеры, — подсказала Делла Стрит.
  Мейсон посмотрел на Пола Дрейка.
  — Никого не удалось найти, Пол?
  Дрейк покачал головой.
  — Побойся бога, Перри. Телефонная книга перечня букмекеров не содержит. Выяснять, кто может принять ставку, приходится очень осторожно. Для начала нужно познакомиться с человеком, которому букмекер доверяет, а потом уж как бы случайно спросить, не ставит ли кто-нибудь на лошадей. Букмекеры не вчера родились. Они уже знают, что Глэдис Фосс замешана в деле об убийстве, как утверждает окружной прокурор. Догадываются, что кто-либо захочет выслушать их как свидетелей. Что бы ты сделал на месте букмекера? То же самое, что и они. Посмотрел бы прямо в глаза и промолвил: «Фосс? Глэдис Фосс? Не думаю, что я когда-либо слышал о ней. В любом случае не имел с ней никаких дел». Скажут именно так в любом случае: если она задолжала пятьсот долларов по открытому счету, если проиграла десять тысяч за последний год, если делала ставки каждый день. Можешь представить себе то хорошенькое положение, в котором окажется букмекер, если получит повестку в суд: его заставят выступить как свидетеля и дать клятву говорить только правду, а затем окружной прокурор начнет расспрашивать о деловых отношениях с Глэдис Фосс. И все время будет, в сущности, грозить: мол, если его слова пойдут на пользу защите, парня арестуют как букмекера и лишат дела.
  — Конечно, — сказал Мейсон, — это в какой-то степени истина. А в отношении налоговой инспекции, если мы сможем доказать, что девушка ставила на лошадей, и рассказать о ее признании, мы дело выиграем.
  — А куда уехала Глэдис Фосс? — спросила Делла Стрит.
  Мейсон перестал ходить.
  — Это, — сказал он, — очень тонкое и опасное дело. Если она продержится, то с ней будет все в порядке. Можно собрать достаточно улик и доказать: она, возможно, присвоила столько денег, что смогла бы покрыть недостачу, если б таковая имела место. Но у окружного прокурора нет таких улик, чтобы он решился преследовать ее в судебном порядке как растратчицу. К тому же никто не написал жалобы, и она может оказаться в другом государстве, где для решения о выдаче преступника будет необходимо судебное разбирательство.
  — А миссис Мальден? Она не подаст на нее жалобу? — спросил Дрейк.
  Мейсон улыбнулся.
  — Миссис Мальден обвинит ее в растрате, но не присягнет, что Фосс похитила деньги.
  — Но ты очень хорошо помнишь, как она фактически призналась тебе в растрате, — сказал Дрейк.
  — О, конечно, — согласился Мейсон. — Эту часть разговора я помню отлично. И еще как даже после долгой поездки из Солт-Лейк-Сити она, быстро приняв ванну, бросилась в большое кресло в своей квартире, включила свет и посмотрела новости о скачках, чтобы определить, какие у нее шансы, и, возможно, выбрать лошадь для ставки на следующий день.
  — Ты застал ее при этом? — спросил Дрейк.
  — Она только что приняла ванну, — ответил Мейсон. — Ее тело еще не остыло после горячей воды. На ней был только пеньюар. Она села в кресло и, когда я позвонил, бросила газету, вскочила, поколебалась мгновение и наконец подошла к двери, чтобы посмотреть, кто пришел. Когда я вошел и расположился в том самом кресле, а она пошла одеться, подушка была еще теплой, а страничка о скачках оказалась на полу, прямо у моих ног. Она, конечно, поняла, какую сделала ошибку. Ей пришлось объяснить свой интерес к скачкам, а когда она догадалась о моих подозрениях, призналась.
  — В чем? — спросил Дрейк.
  — В том, что ей, возможно, не хватало средств. Она не призналась прямо и не сказала, что ей недоставало денег, но изъяснилась фактически так: «Допустим, я растрачивала деньги. Что тогда случится?»
  — А что ты ответил?
  — Рассказал достаточно, чтобы она узнала, какую лазейку она может дать Стефани Мальден в ее делах с налоговой инспекцией, если будет придерживаться такой версии. Не думал, что она зайдет так далеко.
  — Вправду не думал?
  — Ну, не знаю. Позарез нужно ее найти.
  — Я сделал все, что мог, — сказал Дрейк. — Исчезла бесследно.
  — Не обнаружилось никакой кредитной карточки на бензин?
  Дрейк отрицательно качнул головой.
  — А стоянки автомобилей проверил?
  — Основные — да. Проверил все места, о которых смог подумать.
  — И все же, — сказал Мейсон, — в то, что она смогла совершенно исчезнуть, поверить нельзя.
  — Вы уверены, что хотите ее найти? — спросила Делла Стрит.
  Мейсон ответил:
  — Хочу знать, где она. И все.
  — Но ты не хочешь, чтобы власти тоже узнали? — поинтересовался Дрейк.
  Мейсон покачал головой.
  — Власти вернут ее, допросят. На вопросы она может дать ответы, которые мне не понравятся. Мне хочется узнать, где она, единственно затем, чтобы я смог держать ее в своих руках и, если понадобится, задать ей еще несколько вопросов.
  — Ты подозревал, что она собиралась ускользнуть, не так ли, Перри?
  — Да, безусловно. Но не думал, что она удерет так скоро.
  — Почему ты решил, что она удерет?
  — Потому что лишь в таком случае она могла сознаться и не нести уголовной ответственности. Она привела мне несколько примеров возможной растраты денег. Рассказала, что ставила на лошадей, открыла имя одного из букмекеров, который был арестован, признал себя виновным, заплатил штраф и получил приговор. Он мог беседовать с полицией. По существу, он был в таком положении, когда не решился не говорить с полицией. Следующим логическим шагом Глэдис Фосс было удрать. В результате она избежала необходимости делать какие-либо изобличающие признания, и все-таки осталось подозрение, что растраченные деньги у нее.
  Дрейк спросил:
  — Что помешало ей открыть сейф в меблированных комнатах в Диксивуде, взять тысячу долларов, положить их в чулок и скрыться?
  — Ничто, — ответил Мейсон, — кроме того, что, с одной стороны, сейф был открыт до того, как она пришла, а с другой — в сейфе могло не быть тысячи долларов.
  Дрейк сказал:
  — Предположим, перед самой поездкой в Финикс, Аризона, она открыла сейф в Диксивуде, вынула тысячу долларов и взяла их с собой. В чем это предположение неверно?
  — В том, — пояснил Мейсон, — что в настоящее время мы ничего доказать не можем.
  — Согласен, — сказал Дрейк.
  — Я уверен только в том, что я есть я, — сказал Мейсон. — Тем не менее постараюсь внести в судебный механизм такую техническую неразбериху, до какой только смогу додуматься. Настою на том, чтобы Рамон Кастелла выступил свидетелем. Я хочу послушать, что он скажет. А вообще-то, Пол, мне нужна машина, стоящая наготове, так чтобы я мог быстро найти и сесть в нее. Делла, попрошу тебя быть со мной. Когда буду отвозить тебя домой, я расскажу о моем плане. Полагаю, у обвинения есть одна существенная слабая сторона. Если это подтвердится, я попытаюсь извлечь из нее пользу как можно более драматическим способом.
  Делла Стрит внимательно посмотрела на Мейсона.
  — Не думаете ли вы, что на сегодня лучше считать дела законченными, шеф, и попытаться немного отдохнуть?
  Мейсон прекратил ходить.
  — Пожалуй, ты права. Ничего больше мы сделать не можем.
  Делла Стрит собрала бумаги со стола адвоката, заперла их в сейф и многозначительно кивнула Полу Дрейку.
  Глава 11
  Судья Телфорд занял свое место, призвал суд к порядку и неодобрительно посмотрел на зрителей, заполнивших зал до предела.
  Несколько резко взглянул на членов суда, на Перри Мейсона с обвиняемой, сидящих на одном конце стола, и на двух специальных представителей из ведомства окружного прокурора, занявших другой конец.
  — Как я вижу, джентльмены, — провозгласил судья Телфорд, — нет необходимости усложнять рассматриваемое дело какими-либо техническими формальностями. Вопрос, который должен решить данный суд, очень простой: было ли совершено убийство и есть ли веские основания заверить, что обвиняемая виновна. Я полагаю, по этому вопросу нет разногласий.
  Судья Телфорд неодобрительно посмотрел на Мейсона.
  — Если суд позволит, — сказал Мейсон, — суд может рассматривать дело с такой формулировкой. Но я хотел бы указать суду, что цель данного слушания — защита обвиняемой. Если окажется, что она в действительности невиновна, то наступит пора ее освободить.
  — Да, конечно, — терпеливо согласился судья Телфорд, — существует большая разница между доказательством того, что обвиняемая невиновна, и того, что было совершено преступление и что есть веское основание считать обвиняемую виновной. Я думаю, мне следует обратить внимание суда на обе стороны вопроса, ибо это дело не таково, когда нужно доказать виновность обвиняемой без веских на то причин.
  — Мы понимаем закон так же, — весело сказал Мейсон.
  — Очень хорошо, — одобрил судья Телфорд и предложил обвинителю: — Переходите к делу.
  Карл Херли, один из помощников прокурора, завоевавший солидную репутацию как обвинитель, улыбнулся и вызвал своего первого свидетеля. Им оказался служащий аэропорта. Он рассказал о номере самолета доктора Самерфилда Мальдена, его марке и типе, о том, что в день смерти Мальден в положенное время вылетел на самолете согласно расписанию и графику в Солт-Лейк-Сити с одной остановкой в Лас-Вегасе, Невада, для заправки; что доктор Мальден получил разрешение руководителя полетов отправиться в 10.17 утра, фактически вылетел в 10.19. Далее свидетель показал, что в тот же день позднее он вылетел в пустыню, место посадки он пометил карандашом крестиком в кружке.
  В этом месте был обнаружен потерпевший катастрофу самолет доктора Самерфилда Мальдена. По ряду признаков определили, что при посадке произошла авария, за ней последовал пожар. В самолете находилось обуглившееся тело. Удалось разобрать цифры на крыле самолета. Это был самолет доктора Самерфилда Мальдена, и тело в нем было только одно. Огонь совершенно расплавил стрелки часов на приборной доске, установить момент аварии оказалось невозможным. Измерив с помощью двух циркулей и масштабной линейки расстояние на полетной карте, свидетель может поклясться, что согласно приблизительному времени полета и покрытому расстоянию, принимая в расчет общие погодные условия, можно утверждать: самолет летел без остановки по намеченному курсу в Лас-Вегас, Невада, пока не потерпел по неизвестной причине аварию и не сгорел.
  — Приступите к перекрестному допросу, — обратился Херли к Мейсону с вызовом.
  Тот казался удивленным, спросил:
  — Перекрестный допрос?
  — Да, перекрестный допрос, — подтвердил Херли.
  — Зачем? — сказал Мейсон. — У меня к этому свидетелю нет вопросов, совсем нет.
  Херли, казавшийся вполне довольным собой, продолжил:
  — Если суд позволит, следующий свидетель называет себя специалистом. Некоторые из его показаний будут сугубо техническими. Следовательно, появится необходимость в некоторых разъяснениях, чтобы можно было понять суть показаний.
  — Очень хорошо, — провозгласил судья Телфорд вроде бы с долей любопытства. — Продолжайте.
  Херли задал ряд коротких вопросов, дабы показать, что свидетель, некто Дадли Ломакс, по образованию, эрудиции и практическому опыту специалист в области криминалистики. После вопросов, выявляющих его квалификацию, Херли обратился к Мейсону:
  — Хотите провести перекрестный допрос относительно профессии свидетеля, мистер Мейсон?
  Тот ответил:
  — Не теперь.
  — Очень хорошо, — сказал Херли и добавил: — Я могу пояснить суду, что криминалистика — это термин, описывающий сравнительно новую отрасль знаний, подразумевающую применение разнообразных научных методов из различных областей знания для раскрытия преступления. Свидетель — видный специалист в области криминалистики.
  — Я думаю, что оговорка мистера Мейсона включает в себя это, — сказал судья Телфорд. — Продолжайте. Начинайте задавать ваши вопросы.
  — Мистер Ломакс, — сказал Херли, — сначала я вас попрошу объяснить суду значение термина «линии эмиссии в спектре».
  Ломакс, явно обрадованный возможностью продемонстрировать свою эрудицию, удобно расположился на свидетельском месте.
  — Пожалуйста, избегайте, насколько возможно, специальных терминов, — предупредил Херли. — Просто объясните суду в общих чертах, что они означают.
  — Суд вполне знаком с линиями эмиссии и с тем, что они означают, мистер Херли, — уточнил судья Телфорд.
  — Я понимаю, ваша честь, — быстро сказал обвинитель, — но это для протокола.
  Услышав, что судья понимает вопрос, Ломакс, казалось, несколько смутился.
  — Продолжайте, — предложил свидетелю Херли. — Объясните лишь в общих чертах, что они означают.
  — Хорошо, — согласился Ломакс, — в луче света от твердого светящегося раскаленного источника содержатся все видимые цвета. Когда такой луч концентрируют на узкой вертикальной щели и посредством системы линз пропускают через стеклянную призму, то самые длинные из видимых красные световые волны преломляются призмой меньше, чем самые короткие фиолетовые. Спектроскоп — это прибор, разлагающий белый световой луч на составные части. Получается так называемый непрерывный спектр, представляющий собой переходящие один в другой цвета радуги — от начального красного через промежуточные оранжевый, желтый, голубой к конечному фиолетовому.
  — Попробуйте по возможности не вдаваться в технические детали, — предложил Херли.
  Свидетель откашлялся.
  — Если источник света не твердое раскаленное тело, а светящийся газ, то свет обычно не белый и не содержит волны всех цветов спектра. Он может быть почти любым, например желтым от натрия, используемого для освещения дорог, красным от неона, применяемого в рекламах, голубовато-зеленым от ртути и так далее. Когда такой свет проходит через спектроскоп, он разлагается не на весь спектр, а на несколько линий. Спектр получается прерывистым, и каждое сочетание строго соответствует определенному химическому элементу. Любой светящийся газ можно определить по расположению таких линий. Когда вводят металл, превращают в пар электрическую дугу, используемую как источник света, она окрашивается газообразными частицами, и в спектроскопе появляются характерные для этого металла линии.
  — Если я вас правильно понял, таким путем можно определить химический состав вещества? — спросил Херли.
  — Правильно. Это не количественный анализ, но присутствие тех или иных химических элементов определить можно.
  — А использовался ли этот принцип при уголовном расследовании?
  — О да. Были изготовлены приборы с использованием электрической дуги. Это для исследования твердых тел. А для исследования растворов — с применением мощного электрического разряда. Спектр такого света, даже если вещество присутствует в микроскопическом количестве, может быть за короткий период перехода в газообразное состояние зафиксирован на фотопленке. Изучив линии на снимке, можно точно определить, содержится или нет искомый химический элемент в изучаемом веществе.
  — Вы можете пояснить, как этот принцип используется при уголовном расследовании? — спросил Херли.
  Судья Телфорд бросил взгляд на Перри Мейсона, будто ожидая возражений, но тот слушал внимательно, словно сильно заинтересованный рядовой зритель в зале суда.
  — Итак, — сказал Ломакс, все еще наслаждаясь тем, что оказался в центре внимания, — очень часто мы таким путем определяем даже микроскопическое количество вещества, что при обычных анализах никогда не удается. Существуют металлические соединения, безвредные при попадании в организм человека. В отделе, где я работаю, мы классифицировали их, присвоив каждому кодовое обозначение. Например, вещество, которое нас в данный момент интересует, известно под кодовым номером 68249.
  — Это имеет какое-то отношение к линии эмиссии? — спросил Херли.
  — Косвенно. Это только кодовый номер. Конечно, он в какой-то мере отражает линии эмиссии в пределах некоторых длин волн.
  — А вещество под кодовым номером 68249 можно обнаружить спектроскопическим анализом?
  — Да, сэр.
  — В каком количестве?
  — В микроскопическом.
  — У вас была возможность сделать спектроскопический анализ органов тела доктора Самерфилда Мальдена?
  — Да, сэр.
  — Что вы обнаружили?
  — Я обнаружил очевидные признаки элемента с кодовым номером 68249.
  — В теле?
  — Да, сэр.
  — Я покажу вам сосуд для виски, фляжку, которую прошу суд обозначить как образец номер один для опознания.
  — Принято, — согласился судья Телфорд.
  — Я собираюсь задать несколько вопросов об этой фляжке.
  — Да, сэр. Это металлическая фляжка для виски вместимостью приблизительно в одну пинту.
  — Где нашли эту фляжку, вы знаете?
  — Да, сэр. Я знаю.
  — Кто ее нашел?
  — Я присутствовал, когда ее обнаружили.
  — Где ее обнаружили?
  — При исследовании обломков самолета доктора Самерфилда Мальдена. Мы пытались досконально выяснить, что случилось. Поэтому обыскали землю в поисках физических предметов. Мы пришли к выводу, что…
  — Подождите минутку, — прервал судья Телфорд. — Я думаю, суд сочтет целесообразным предложить вам ограничить ваше заявление перечнем фактически найденных предметов без комментариев.
  — Да, сэр. Мы выяснили, что самолет ударился о землю с огромной силой. Некоторые предметы разбросало на расстояние в сто пятьдесят футов.
  — Вы можете описать предметы?
  — Один из них — чемоданчик с хирургическими инструментами и лекарствами, который обычно носит врач.
  — Где обнаружили этот чемоданчик?
  — На расстоянии в сто пятьдесят футов от обуглившихся останков самолета.
  — В каком состоянии был чемоданчик?
  — Он был порван насквозь. Бутылочки разбиты, содержимое вылилось, таблетки разбросаны вперемешку с частицами стекла.
  — Вы обнаружили еще что-нибудь?
  — Там была специальная подушка, сконструированная так, что могла служить как собственно подушкой, так и емкостью для хранения вещей. Внутренняя прокладка из прорезиненного материала образовала карман с застежкой «молния».
  — Вы нашли эту подушку?
  — Да, сэр. Я присутствовал, когда ее нашли.
  — Где она находилась по отношению к сгоревшему самолету?
  — Приблизительно в пятидесяти футах от него.
  — Каково было состояние подушки?
  — С одной стороны она была сильно повреждена жаром, фактически обуглилась, но под воздействием чрезмерного нагрева, а не соприкосновения с открытым огнем.
  — И что было внутри этой подушки?
  — Фляжка.
  — Та, что помечена для опознания как образец номер один?
  — Да, сэр.
  — Вы знаете, кому принадлежит эта фляжка?
  — Не сам лично, по словам других.
  — Вы обследовали эту фляжку на отпечатки пальцев?
  — Да, сэр.
  — Вы нашли какие-нибудь отпечатки пальцев на фляжке?
  — Да, сэр. Там было несколько отпечатков пальцев.
  — Эти отпечатки пальцев обнаружили в вашем присутствии?
  — Да, сэр.
  — И что с ними сделали?
  — Я их сфотографировал.
  — Вы лично их сфотографировали?
  — Да, сэр.
  — Чем?
  — Фотоаппаратом для съемки отпечатков пальцев.
  — И что вы обнаружили касательно этих отпечатков пальцев?
  Ломакс полез в портфель и вытащил несколько снимков.
  — Я обнаружил четыре очень хороших отпечатка пальцев, снимки находятся здесь.
  — Минутку, — вмешался Мейсон, — я вношу предложение вычеркнуть этот пункт на том основании, что он не служит прямым ответом на вопрос и содержит вывод свидетеля.
  — Но это свидетельство эксперта по определению отпечатков пальцев, — сказал Херли.
  — Возможно, — возразил Мейсон. — У меня нет возражений против его показаний, что это какой-то отпечаток пальца правой руки. Я возражаю против того, что он опознает его как отпечаток пальца доктора Мальдена.
  — Да, понимаю, — улыбнулся Херли. — Мы можем уладить это прямо сейчас. Мы, ваша честь, поставим условием, что предложение может быть принято и ответ отстранен до тех пор, пока мы не представим неоспоримое обоснование. — Херли обратился к свидетелю: — Теперь, мистер Ломакс, скажите, вы исследовали отпечатки пальцев доктора Самерфилда Мальдена?
  — Да, сэр.
  — Каким образом?
  — Копии снимков отпечатков пальцев послали в ФБР.
  — По чьей просьбе?
  — По моей просьбе.
  — Теперь, принимая во внимание это заявление, скажите, знаете ли вы, чьи отпечатки пальцев показаны на образце номер два?
  — Да, сэр. Это…
  — Минуточку, — прервал Мейсон. — Я хочу выдвинуть возражение, ваша честь. Я утверждаю, что вопрос неуместный, некомпетентный и несущественный. Он означает внесение доказательств, основанных на слухах.
  — Что вы имеете в виду? — спросил судья Телфорд.
  — Я имею в виду, что у суда нет полученных от ФБР данных, доказывающих подлинность отпечатков пальцев.
  — О, я включу ответ ФБР, если нужно, — сказал Херли нетерпеливо. — Я прошу суд отклонить возражение, полагаясь на мое заверение, что он будет учтен. Иначе свидетельское показание окажется недействительным.
  — Хорошо, возражение отклонено.
  — Ответьте на вопрос, — подсказал Херли свидетелю.
  — Это отпечаток указательного пальца правой руки доктора Самерфилда Мальдена.
  — Что представляет собой образец номер три?
  — То же возражение, — сказал Мейсон.
  — Та же просьба, — сказал Херли, — принять этот ответ, полагаясь на мою уверенность, что его нужно включить.
  — То же судебное решение, — сказал судья Телфорд.
  — Это отпечаток пальца правой руки доктора Самерфилда Мальдена, на котором носят кольцо.
  — Что представляет собой образец для опознания номер четыре?
  — То же возражение, — сказал Мейсон.
  — То же судебное решение, — сказал судья Телфорд.
  — Это отпечаток указательного пальца левой руки доктора Самерфилда Мальдена.
  — Что представляет собой образец для опознания номер пять?
  — То же возражение, — сказал Мейсон.
  — То же судебное решение, — провозгласил судья Телфорд.
  — Это отпечаток большого пальца правой руки доктора Самерфилда Мальдена.
  — Наконец, что было во фляжке, обозначенной для опознания как образец номер один, когда вы ее обнаружили?
  — Она была наполовину заполнена жидкостью.
  — Вы знаете, что это за жидкость?
  — Теперь да.
  — Как вы узнали?
  — Я присутствовал при анализе и принимал участие в его проведении.
  — Что это было?
  — Виски.
  — Было ли что-то особенное в этом виски?
  — Да, сэр.
  — Что?
  — Спектроскопический анализ показал присутствие вещества под кодовым номером 68249.
  — Вы знаете теперь, как вещество, которое вы обозначили кодовым номером 68249, попало в виски?
  — Да, сэр, знаю.
  — Каким образом?
  — Его туда косвенно поместил я.
  — Объясните, пожалуйста, это суду.
  — Меня вначале попросили предпринять что-либо, позволяющее распознать наркотики, которые находились в распоряжении…
  — Минуточку, — вмешался судья Телфорд, взглянув на Перри Мейсона. — Это, конечно, относится к разговору, который велся в отсутствие обвиняемой, не так ли?
  — Да, ваша честь.
  — Следовательно, это будет доказательством, основанным на слухах, — продолжал судья Телфорд.
  — Нет возражений, — сказал Мейсон. — Я не хочу строго придерживаться технических формальностей по мелким вопросам.
  — Но вы были предвзяты в отношении свидетельств об отпечатках пальцев, — огрызнулся Херли.
  — Это не мелкий вопрос, — пояснил Мейсон. — Я также хочу дать возможность свидетелю сделать заявление, каким образом случилось так, что вещество, обозначенное кодовым номером 68249, оказалось в виски.
  — Очень хорошо, — сказал судья Телфорд, взглянув на Мейсона, словно говоря: я долго ждал, прежде чем снова вмешался, чтобы помочь адвокату. — Вы представляете обвиняемую. Если у обвиняемой нет возражений, то я позволю свидетелю ответить на вопрос, хотя, конечно, я не хочу выслушивать доказательство, основанное на слухах.
  — Нет-нет, — сказал Херли, — ваша честь, я только спрашиваю свидетеля, как случилось, что вещество оказалось в виски.
  — Меня попросили, — торопливо заговорил Ломакс, будто стараясь успеть рассказать прежде, чем судья постановит, что это незаконно, — добавить в наркотики доктора Самерфилда Мальдена некое вещество, чтобы иметь возможность в дальнейшем опознать эти самые наркотики. Я решил использовать вещество под кодовым номером 68249, потому что оно по своему химическому составу никогда не содержится ни в каких наркотических препаратах и еще потому, что благодаря микроскопическому количеству не оказывает влияния на человеческий организм.
  — И что вы сделали? — спросил Херли.
  — С помощью оптового торговца были приготовлены специальные наркотики, после чего в препаратах, обычно изготовляемых по рецептам доктора Самерфилда Мальдена, появилось, кроме морфия, героина и других наркотических веществ, небольшое количество вещества, известного под кодовым номером 68249.
  — Итак, вы сообщили, что было в специально приготовленных препаратах. Я снимаю этот вопрос и задаю другой. Когда вы присутствовали при анализе виски, которое было найдено во фляжке (образец номер один), вы обнаружили в виски еще что-нибудь, кроме вещества под кодовым номером 68249?
  — Да, сэр.
  — Что это было?
  — В виски содержалось значительное количество сульфата морфия.
  — И этот сульфат морфия, в свою очередь, содержал то же самое вещество, обозначенное кодовым номером 68249, которое вы поместили в наркотики доктора Мальдена?
  Ломакс сказал:
  — Я не могу заходить так далеко, мистер Херли. Я могу только заявить, что вещество с кодовым номером 68249 обычно не встречается ни в виски, ни в наркотиках. Я велел поместить это вещество в сульфат морфия, который был продан доктору Самерфилду Мальдену оптовым торговцем. Я обнаружил это самое вещество в виски, содержащемся во фляжке (образец номер один). И я также обнаружил химические признаки некоторого количества сульфата морфия в виски.
  — Защита может проводить перекрестный допрос, — сказал Херли.
  — Почему вы поместили вещество, известное под кодовым номером 68249, в наркотики доктора Самерфилда Мальдена? — спросил Мейсон.
  — Потому что меня попросили приготовить средства опознания, чтобы можно было обнаружить именно эти наркотики.
  — Сколько у вас имеется веществ, которые вы обычно используете при проведении спектроскопического анализа?
  — У нас их шесть.
  — И они используются в наркотиках?
  — Нет, не в наркотиках. Возможно, они применимы и для наркотиков, но в наших исследованиях по наркотикам мы базируемся на веществе, известном под кодовым номером 68249.
  — Вы связаны с какой-либо правоохранительной организацией?
  — Да, связан.
  — Вы можете сказать — с какой?
  — Я бы предпочел не раскрывать мои официальные связи. Я вполне готов ответить на вопросы, относящиеся к моей квалификации или методам, которые я использовал для опознания наркотиков доктора Мальдена.
  — Верно, — сказал Мейсон, — но вы часть организации?
  Подумав мгновение, свидетель сказал:
  — Да, сэр.
  — И в этой организации есть и другие люди?
  — В национальном масштабе — да.
  — И вы знаете всех этих людей?
  Свидетель улыбнулся.
  — Не всех, нет.
  — Вы знаете некоторых из них?
  — Да.
  — Есть и другие, у которых такое или приблизительно такое техническое образование, как у вас?
  — Да, сэр.
  — И эта организация владеет несколькими приборами, предназначенными для спектроскопического анализа определенных веществ, не так ли?
  — Да, сэр.
  — Вы не глава организации?
  — Ясно, нет.
  — Так что другие члены организации не вам докладывают?
  — Нет, сэр.
  — Вы знаете, что вы пытались поставить опознавательную метку на наркотики, используемые доктором Самерфилдом Мальденом?
  — Да, сэр.
  — И что вы прибегли к веществу, известному под кодовым номером 68249?
  — Да, сэр.
  — Вы знаете, что оно особенно эффективно при опознании наркотиков?
  — Да, сэр.
  — Вы использовали его с такой целью прежде?
  — Да, сэр.
  — В других уголовных делах?
  — Да, сэр.
  — А если какой-либо другой член организации, с которой вы сотрудничаете, вдруг тоже работает в этом регионе по другому делу о наркотиках и если его попросили предпринять шаги, чтобы он мог опознать эти наркотики, возможно ли, что идентифицирующим, по простой случайности, будет вещество под кодовым номером 68249?
  — Я не думаю, что кто-либо еще из моей организации работает в этом регионе.
  — Вы не знаете?
  — Я не могу в этом поклясться, нет.
  — Вы уже клянетесь, — сказал Мейсон. — Вы под присягой. Вы знаете об этом?
  — Нет.
  — А если кого-либо другого, связанного с вашей организацией и имеющего в основном такую же химическую квалификацию, как и у вас, попросят опознать наркотики, принадлежащие какому-либо другому подозреваемому, то есть ли вероятность, что он также будет использовать вещество, известное под кодовым номером 68249?
  — О, ваша честь, — сказал Херли, — я думаю, что это чересчур технично. Я думаю, что это…
  — Возражение отклоняется, — резко прервал судья Телфорд. — Свидетель ответит на вопрос.
  — Да, конечно, — сказал Ломакс. — Если быть абсолютно искренним, то я должен заявить, что при условиях, которые, как я считаю, совершенно невероятны, при таких условиях мой ответ будет — «да».
  — Прозвучало некоторое нежелание с вашей стороны быть, как вы выразились, абсолютно искренним?
  — Никакого нежелания.
  — Какие-либо колебания?
  — Да, конечно. Я нахожусь в довольно затруднительном положении.
  — Это положение мешает вам быть абсолютно искренним?
  — Конечно, нет.
  — Почему тогда колеблетесь?
  — Я хотел подумать о последствиях моего ответа.
  — Не об истине, а о последствиях?
  — В некотором смысле — да.
  — Вы думали о последствиях?
  — Да.
  — Иначе вы дали бы иной ответ?
  — Я этого не сказал.
  — Нет, вы не сказали этого, но ваше поведение сказало это за вас. Спасибо. Это все.
  — Больше нет вопросов, — сказал Херли.
  Ломакс покинул место для свидетелей.
  Херли и Мэдисон Ирвин, его помощник, начали поспешно совещаться шепотом. Вдруг Херли провозгласил:
  — Я хочу вызвать мистера Ломакса обратно на место для свидетелей, чтобы он ответил еще на один вопрос, который, как я обнаружил, мы забыли задать.
  Мейсон ухмыльнулся растерянному прокурору и сказал:
  — Очевидно, на перекрестном допросе задали не те вопросы, потому что защите удалось избежать ловушки, расставленной обвинением.
  Херли сердито повернулся к Перри Мейсону, но затем, вдруг поняв всю комичность положения и, возможно, заметив улыбку на лице судьи Телфорда, сказал:
  — Ну, попытаться ведь не возбраняется.
  Ломакс вернулся на место свидетеля.
  — Вы нашли, — спросил Херли, — отпечатки пальцев какого-либо другого лица на металлической фляжке — образец номер один?
  — Да, сэр. Я нашел.
  — Вы опознали какие-либо из этих отпечатков?
  — Да, сэр. Я опознал три отпечатка.
  — У вас есть их снимки?
  — Да, сэр.
  — Я прошу их обозначить как образцы номер шесть, номер семь и номер восемь для опознания, — сказал Херли.
  — Принято, — постановил судья Телфорд.
  — Вы знаете, чьи это отпечатки пальцев?
  — Да, сэр.
  — Чьи они?
  — Обвиняемой Стефани Мальден.
  — Каким образом вы это установили?
  — Я сравнил их с отпечатками, снятыми непосредственно с пальцев обвиняемой.
  — Теперь, — сказал Херли, улыбнувшись Мейсону, — я думаю, вы проведете перекрестный допрос. Полагаю, на этом наш прямой допрос завершится.
  Мейсон улыбнулся свидетелю и спросил:
  — Вы обсуждали с мистером Херли вопросы, по которым вы должны давать показания?
  — О, я хочу сказать, мы обсуждали характер свидетельских показаний, — перебил Херли. — В конце концов, здесь нет присяжных. Какой смысл задавать подобные вопросы?
  — Я задал вопрос потому, что мне нужен ответ, — пояснил Мейсон.
  — Ответьте на вопрос, — повелел судья Телфорд.
  — Да, сэр, я обсуждал.
  — А обсуждали ли вы метод дачи свидетельских показаний?
  — Что вы подразумеваете под этим?
  — Договорились ли вы с мистером Херли о том, что при прямом допросе вы предоставите отпечатки пальцев доктора Мальдена, обнаруженные на фляжке, и что других вопросов относительно отпечатков пальцев не будет, но когда я подверг вас перекрестному допросу и спросил, были ли на фляжке другие отпечатки пальцев, то вы сообщили мне, что отпечатки моей клиентки на фляжке были?
  Свидетель беспокойно заерзал на месте.
  — Ответьте на вопрос, — настаивал Мейсон.
  — О, ваша честь, — запротестовал Херли, — я думаю, что мы попусту тратим время суда. Я думаю, хорошо известно, что прокурор часто обсуждает стратегию ведения дела в суде с главным свидетелем и намечает основную линию допроса и метод, каким она будет осуществлена.
  — Мой вопрос заходит немного дальше этого, — сказал Мейсон, — я думаю, что он по существу, и я хочу получить ответ.
  — Возражение, если такое имеется, отклоняется, — предупредил судья Телфорд. — Ответьте на вопрос. Суть обычно в этом.
  — Вы с этим согласны? — спросил Мейсон свидетеля.
  — Да, хотя я не знаю, что сказать об этом.
  — Вы уговорились, что вы будете осторожно избегать упоминания об отпечатках пальцев миссис Мальден, обнаруженных на фляжке, пока я не подвергну вас перекрестному допросу, а затем воспользуетесь первым удобным случаем, чтобы записать эту информацию в протокол. Разве это не так?
  — Я предполагаю, что это главным образом следствие того.
  — Итак, — сказал Мейсон, — вы имеете предубеждения против обвиняемой?
  — Нет.
  — Тогда вы имеете предубеждение против меня?
  — Нет. Я только свидетель обвинения.
  — Тогда у вас имеется пристрастие в пользу обвинения?
  — Мне не нравится слово «пристрастие», — сказал свидетель.
  — Меня не волнует, нравится оно вам или нет, — отрезал Мейсон. — Я пытаюсь установить, поскольку у меня есть юридическое право устанавливать истину, в действительности пристрастие есть или нет. Я спрашиваю вас: у вас имеется пристрастие в пользу обвинения?
  — Не до такой степени, чтобы я мог исказить свои свидетельские показания.
  — Не до такой степени, чтобы вы могли сговориться с обвинением и попытаться загнать меня в ловушку, когда репортажами прессы обвиняемой будет нанесен большой моральный вред.
  — Итак, я думаю, что факты говорят сами за себя, мистер Мейсон.
  — Я сейчас говорю не о фактах. Я говорю о состоянии вашего мышления, которое становится само по себе важным фактом в деле, потому что вы свидетель. Если вы пристрастны, то это повлияет на ваши показания, осознаете вы это или нет. Теперь вопрос следующий: вы пристрастны?
  — Я считаю себя свидетелем обвинения.
  — Другими словами, ваши средства к жизни зависят от того, что вас вызывают как свидетеля?
  — Не совсем.
  — Как свидетеля обвинения?
  — Да, обычно.
  — Таким образом, в вашей профессии большая часть успеха зависит от того, имеете ли вы репутацию человека, желающего сотрудничать с обвинением и быть хорошим свидетелем для обвинения?
  — Полагаю, что так. Да.
  — Тогда ответьте, — сказал Мейсон, — какие другие отпечатки пальцев обнаружены на фляжке?
  — Всего несколько. Некоторые сильно замазаны, и их нельзя было опознать.
  — Какие другие отпечатки пальцев были на фляжке, которые вы не смогли опознать?
  — Там были разные отпечатки пальцев. Некоторые из них довольно четкие, но невозможно определить, кто их оставил, и…
  — Какие еще отпечатки пальцев, которые вы смогли опознать, были на фляжке? Я имею в виду отпечатки, которые вы смогли установить. Какие отпечатки пальцев вы сравнили с другими отпечатками и нашли, что они идентичны?
  Свидетель заколебался, посмотрел на Херли, изменил положение тела, затем сказал:
  — Отпечатки Рамона Кастеллы, шофера доктора Мальдена и механика его самолета.
  — Сколько отпечатков?
  — Два.
  — Тогда теперь, — сказал Мейсон, — я хочу спросить вас, накладывались ли отпечатки Рамона Кастеллы в каком-либо месте на этой фляжке на отпечатки обвиняемой по этому делу?
  — Я… Я не могу быть уверенным. Я думаю, что в одном случае — да. Трудно сказать.
  — Что касается ваших знаний как специалиста криминалистики, то, исследовав эту фляжку, нашли ли вы на ней отпечатки пальцев доктора Мальдена, Стефани Мальден или Рамона Кастеллы, о которых вы сообщили полиции?
  — Да, сэр.
  — А еще какие-либо отпечатки?
  — Да, сэр.
  — Чьи это были отпечатки?
  — Я не знаю.
  — Вы сделали снимки этих отпечатков?
  — Да, сэр.
  — Вы понимаете, что вы собрали весьма большое количество отпечатков, могу сказать, необычайно большое число отпечатков на этой фляжке?
  — Да, сэр.
  — Как могло такое произойти?
  — Я не знаю. Я предполагаю, что это произошло по причине атмосферных условий и, возможно, благодаря тому, что фляжку недавно отполировали. Ее зеркальная поверхность была особенно чувствительна к восприятию и сохранению скрытых отпечатков пальцев.
  — Я очень ценю ваше авторитетное мнение как специалиста, но доказано ли то, что Рамон Кастелла держал эту фляжку в руках уже после Стефани Мальден?
  — Да… Конечно… Я не уверен…
  — Это ваше профессиональное мнение?
  — Я не решусь сказать.
  — Почему?
  — Потому что я могу связать обвинение выводом, что…
  — Не думайте о последствиях ваших показаний, — отрезал Мейсон. — Я хочу знать ваше мнение. По вашему мнению, держал ли Рамон Кастелла фляжку после миссис Мальден?
  — Я не знаю.
  — Если его отпечатки пальцев накладываются на отпечатки пальцев миссис Мальден, то он, должно быть, так сделал?
  — Да.
  — И его отпечатки пальцев были наложены на отпечатки пальцев миссис Мальден?
  — Если вы хотите поставить вопрос таким образом, то я предполагаю, что, по моему мнению, Рамон Кастелла, возможно, держал эту фляжку после миссис Мальден.
  — Вы допускаете это неохотно?
  — Я… Я допускаю это.
  — Вы делаете это с некоторой неохотой?
  — Да.
  — Тогда теперь, — сказал Мейсон, — ответьте, были ли какие-либо другие отпечатки пальцев, наложенные на отпечатки пальцев миссис Мальден?
  Свидетель опять заколебался и произнес:
  — Некоторые из отпечатков пальцев, оставленные неизвестным, были наложены на другие отпечатки пальцев. Теперь я не имею в виду все отпечатки пальцев, а только некоторые из них, оставленные всеми другими людьми.
  — И вы не знаете, чьи это отпечатки?
  — Нет, сэр.
  — Вы хотите сказать, что это значит, что такой человек последним держал эту фляжку?
  — Нет, сэр. Я хочу сказать, что тот человек держал эту фляжку после доктора Самерфилда Мальдена, миссис Мальден и Рамона Кастеллы, но вполне возможно, что эти отпечатки были оставлены до того, как доктор Мальден, миссис Мальден и Рамон Кастелла держали эту фляжку. Другими словами, отпечатки пальцев неизвестного не были наложены на каждый до единого отпечаток пальца, оставленный другими, а были наложены на некоторые из отпечатков пальцев каждого из остальных.
  — Это все, — сказал Мейсон.
  Херли и Ирвин опять начали совещаться шепотом. На этот раз они о чем-то спорили.
  Судья Телфорд взглянул на часы.
  — Вызовите другого свидетеля, — бросил он.
  — Если бы мы только могли еще немного посовещаться, ваша честь, — попросил Херли. — Возник вопрос о том, кого нам вызвать следующим свидетелем. Если позволите еще минутку…
  Он нагнулся к Ирвину и зашептался с ним, явно защищая что-то с большой горячностью. Вдруг он выпрямился.
  — Ваша честь, — сказал он. — Возможно, это лишнее и мы злоупотребляем временем суда, заслушивая такое обилие показаний, но я считаю долгом обвинения вызвать сейчас Рамона Кастеллу, и мой коллега, после некоторого обсуждения, согласился со мной. Рамон Кастелла, подойдите, пожалуйста, для дачи свидетельских показаний.
  Такой поворот был, очевидно, неожиданным для помощников шерифа, державших свидетеля под стражей, так как прошло не менее двух-трех минут, прежде чем взволнованный, несомненно торопившийся помощник ввел Рамона Кастеллу в зал суда.
  Пока шофер-механик шел к месту для свидетелей, Мейсон изучал его. Это был мужчина лет тридцати, хорошо сложенный, плотный, без живота, длинноносый, с высокими скулами и высоким лбом, красивым ртом и шапкой черных вьющихся волос. Внешность приятного порядочного джентльмена. Однако что-то противоречило такому впечатлению. Возможно, чрезмерная неловкость походки, граничащая с развязностью, или манера выдвигать подбородок неестественно вверх — это могло указывать на то, что он проводит немало времени перед зеркалом, изучая свой профиль. Волосы выглядели чересчур ухоженными, что позволяет отличить просто гордого своей выхоленностью человека от человека самодовольного и самовлюбленного. Короче, было ясно: согласно своим этическим нормам он ценит только внешность.
  Кастелла сообщил суду свое имя, возраст и место жительства, затем повернулся к Херли, ожидая вопросов.
  — Вы знали доктора Самерфилда Мальдена при жизни?
  — Да, сэр.
  — Вы служили у него?
  — Да, сэр.
  — Что вы делали?
  — Я работал на самолете и автомобиле. Я был шофером и во многих отношениях подручным.
  — У доктора Мальдена был собственный самолет?
  — Да, сэр.
  — И вы работали на нем?
  — Да, сэр.
  — Когда доктор Мальден летал на самолете, каковы были ваши обязанности? То есть теперь я пытаюсь выяснить, как это обычно происходило.
  — Когда доктор Мальден летал на самолете, в мои обязанности, как правило, входило отвезти его на автомобиле в аэропорт, подождать, пока он благополучно взлетит, а затем вернуть машину в гараж, где он держал ее, и дежурить у телефона, чтобы получить дальнейшие указания доктора Мальдена. Когда доктор Мальден был готов возвратиться, он мне звонил, и я встречал его в аэропорту с машиной. После возвращения доктор Мальден обычно сам вел машину, а я оставался с самолетом в аэропорту. Проверял двигатель, заправлял самолет топливом. Словом, обеспечивал его рабочее состояние. Затем я обычно возвращался домой автобусом или на какой-нибудь попутной машине, если водитель подвозил от аэропорта до города.
  — Теперь, возвращаясь к девятнадцатому числу этого месяца, дню гибели доктора Мальдена, можете ли вы рассказать нам, что случилось?
  — Насколько я знаю, ничего.
  — Что вы хотите этим сказать?
  — По некоторым причинам меня в тот раз не просили отвезти доктора Мальдена в аэропорт.
  — Я хочу спросить вас, знаете ли вы вообще что-нибудь о поведении доктора Мальдена как пилота, в частности о привычных методах, которые он использовал, чтобы не заснуть?
  — Да, сэр.
  — Что же это?
  — У доктора Мальдена была серебряная фляжка для виски вместимостью в пинту. Он всегда брал ее с собой в самолет.
  — Минуточку. Я показываю вам фляжку, обозначенную для опознания как образец номер один, и спрашиваю: видели ли вы эту фляжку раньше?
  Свидетель осторожно взял фляжку, внимательно осмотрел ее, затем кивнул:
  — Да, это та самая фляжка, которую доктор Мальден всегда брал с собой.
  — Ваша честь, я хочу попросить, чтобы эту фляжку, которую предварительно отметили для опознания, представили в свидетельских показаниях как образец номер один, — вмешался Херли. — И так как подлинность фляжки теперь установлена, то следует также представить сейчас в показаниях различные снимки, отмеченные для опознания как образцы, и я вношу это предложение.
  — Минуточку, — возразил Мейсон. — Я хотел бы провести перекрестный допрос именно по этой части вопроса до того, как суд примет предложение обвинения.
  — Очень хорошо, — согласился судья Телфорд. — Проводите перекрестный допрос.
  Мейсон поднялся со своего места, обошел край стола и остановился там, откуда мог хорошо рассмотреть свидетеля. И Херли, и судья Телфорд знали, что желание Мейсона подвергнуть шофера перекрестному допросу не имеет ничего общего с действительным опознанием фляжки как таковой, а лишь попытка посмотреть, как Кастелла реагирует на перекрестный допрос. А потому внимательно наблюдали за происходящим. С жестом презрительного вызова свидетель повернулся на своем месте и поднял глаза на Перри Мейсона, но очень скоро под твердым взглядом адвоката опустил глаза.
  — Я заметил, — сказал Мейсон непринужденно, — когда вы рассматривали фляжку, вам потребовалось несколько секунд, чтобы ответить на вопрос, действительно ли это фляжка доктора Мальдена. Вы повертели ее в руках, внимательно изучая.
  — Конечно, — сказал Кастелла с сарказмом, — я вряд ли дал бы показания по вопросу такой важности, не будучи уверенным в моих выводах.
  — Совершенно верно, — согласился Мейсон. — Вы, как я понял, искали какой-то опознавательный признак.
  — Я хотел убедиться.
  — Вы искали какой-то опознавательный признак?
  — Я пытался убедиться.
  — Вы искали какой-то особенный опознавательный признак?
  — Не совсем так.
  — Что тогда вы искали?
  — То, что позволило мне опознать фляжку.
  — И вы опознали фляжку?
  — Конечно.
  — Следовательно, вы нашли, что искали?
  — Я убедился.
  — Вы нашли, что искали?
  — Я нашел достаточно, чтобы решиться опознать эту фляжку.
  — Вы знаете, что есть сотни и тысячи одинаковых фляжек, выпускаемых в большом количестве?
  — Да, конечно.
  — И следовательно, как вы сами сказали, в вопросе такой важности вы хотели убедиться, прежде чем опознать ее.
  — Да, сэр.
  — Итак, вы рассматривали фляжку в поисках опознавательного признака?
  — Я рассматривал ее, чтобы убедиться, что это фляжка доктора Мальдена.
  — Вы тогда искали опознавательный признак?
  — Я искал что-нибудь, что позволило бы мне удостовериться.
  — И вы удостоверились?
  — Да, сэр.
  — Теперь вы уверены?
  — Да, сэр.
  — Следовательно, вы, должно быть, нашли то «нечто», что вы искали. Теперь расскажите суду, что это было.
  — Я… Просто общее впечатление.
  — Какое общее впечатление?
  — Я… Я уверен, и это все. Как будто я смотрел на человека, чтобы убедиться в том, что я не принял его за кого-нибудь другого. Я не могу сказать, длина ли носа, цвет ли глаз, стрижка либо что-то еще.
  Кастелла бросил быстрый ликующий взгляд на помощника окружного прокурора, а затем опять повернулся к Перри Мейсону.
  — Это очень хороший пример, — сказал Мейсон. — Действительно хороший.
  — Я почувствовал, будто вижу лицо друга, — продолжил Кастелла, — но я не мог определить точно длину его носа.
  — Конечно, — согласился Мейсон. — Когда вы впервые придумали это, мистер Кастелла?
  — Придумал что?
  — Сравнение по аналогии для опознания фляжки с виски и лица знакомого.
  — Я не уверен, что понимаю вас.
  — О, вы понимаете, — сказал Мейсон, — нет смысла тратить время впустую. Давайте честно разберемся в этом, мистер Кастелла. Вы сделали довольно многословное высказывание, а затем повернулись к помощнику окружного прокурора, будто ученик, хорошо отбарабанивший урок и ожидающий поощрения учителя. Это мистер Херли придумал такую аналогию и предложил вам использовать ее, если я попрошу вас указать, какой опознавательный признак вы обнаружили на фляжке?
  — Я… Я обсуждал с мистером Херли возможность опознания фляжки.
  — И вы обсуждали, что я, возможно, попрошу подвергнуть вас перекрестному допросу в отношении опознания, и мистер Херли спросил вас о том, как вы ответите на вопрос?
  — Да, в общих чертах.
  — А разве, — сказал Мейсон, — не Карл Херли, сидящий здесь за столом заседания, сказал вам, что, когда я попрошу указать какой-либо опознавательный признак, который вы нашли на фляжке и который позволил вам определить, что это фляжка доктора Мальдена, вы должны, в сущности, заявить, что вы не можете найти никакого опознавательного признака, а что это просто общее впечатление, как если бы вы полагались на общее впечатление при опознании лица друга?
  Кастелла заколебался, быстро взглянул на Херли, а затем вдруг отвел глаза.
  — Продолжайте, — сказал Мейсон, — ответьте на вопрос.
  — О, я протестую, что сделал ему предложение такого рода, — сказал Херли, — пытаясь избежать такого незначительного вопроса. Я думал, что это вполне понятное замечание при подобных обстоятельствах.
  — Вы слышали, что только что сказал помощник окружного прокурора? — спросил Мейсон Кастеллу.
  — Да, сэр.
  — И это правда?
  — Да, сэр.
  — Вы говорите это достаточно уверенно сейчас, — сказал Мейсон. — Почему же вы колебались и не смогли сразу ответить на вопрос, когда я впервые задал его?
  — Я думал.
  — Что вы думали?
  — Я пытался вспомнить.
  — Вы не могли это вспомнить?
  — Нет, сэр, не сразу.
  — Но вы вспомнили весьма многословные строчки, которые вам подсказали продекламировать.
  — О, ваша честь, — сказал Херли, — я возражаю против этого. Этот факт не имеет никакого отношения к свидетельским показаниям. Не было никаких строчек, которые свидетель должен был продекламировать. Я просто привел ему аналогию, и это все.
  — Возражение отклоняется, — сказал судья Телфорд. — Тем не менее, мистер Мейсон, я думаю, что все выяснилось.
  — Спасибо, ваша честь, — сказал Мейсон. — Я выяснил свой вопрос, и у меня теперь не осталось возражений против опознания фляжки в свидетельских показаниях.
  Мейсон вернулся на свое место.
  Херли обнаружил, что его свидетель несколько взволнован.
  — Теперь, мистер Кастелла, — сказал он резко, — я хочу, чтобы вы рассказали своими собственными словами, что все-таки случилось за день до рокового полета доктора Мальдена, то есть вечером восемнадцатого.
  — У меня был разговор с миссис Мальден.
  — Итак, под миссис Мальден вы имеете в виду миссис Стефани Мальден, вдову доктора Мальдена, обвиняемую по этому делу, которая сейчас сидит здесь, в зале суда, около мистера Перри Мейсона?
  — Да, правильно, сэр.
  — Где происходил разговор?
  — В моей квартире, в меблированных комнатах в Эрине.
  — Вы хотите сказать, что миссис Мальден, обвиняемая по данному делу, пришла к вам на квартиру?
  — Да, сэр.
  — В каком часу?
  — Около шести часов.
  — Около шести часов вечера?
  — Да, сэр.
  — Будьте добры, расскажите суду, что именно обвиняемая вам тогда сказала.
  — Минуточку, — вмешался Мейсон, — ваша честь, у меня есть возражение против общего направления свидетельских показаний. Но если суд находит это приемлемым, то я отложу возражение. Только до тех пор, пока не будут заданы вопросы по всему направлению свидетельских показаний. Потом я возобновлю возражение, если оно окажется уместным, но в противном случае окончательно откажусь от него. Таким способом мы сбережем время суда.
  — Это удовлетворяет обвинение? — спросил судья Телфорд.
  — Вполне, — сказал Херли с самодовольной улыбкой. — К тому времени, как он выслушает эти свидетельские показания, ему не захочется представлять какие-либо возражения.
  — Члены суда не одобряют упоминания личностей, — сказал судья Телфорд. — Очень хорошо, мистер Мейсон, ваше возражение может быть отложено до тех пор, пока суд не выслушает свидетельские показания по поводу характера и содержания разговора.
  — Продолжайте, — предложил Кастелле Херли, — расскажите нам, о чем шел разговор.
  — Миссис Мальден сказала, что доктор Мальден привел домой старого друга, с которым некоторое время не виделся. У этого друга была частично парализованная родственница, живущая в санатории. Он попросил доктора Мальдена как консультанта осмотреть ее. И сразу же после посещения санатория доктор Мальден привел друга домой.
  — Она сказала вам имя друга?
  — Да, сэр.
  — Кто это был?
  — Некий мистер Дарвин Керби. Он был другом доктора Мальдена много лет. Они встретились на военной службе.
  — Продолжайте. Что еще сказала миссис Мальден?
  — Сказала, что будет занята с другом доктора Мальдена и не сможет прийти ко мне тем вечером.
  — Первоначально была договоренность, что миссис Мальден придет к вам тем вечером?
  — Да, сэр.
  — И она пришла в вашу квартиру в шесть часов, чтобы сказать, что по причине этих обстоятельств она не сможет прийти?
  — Да, сэр.
  — Что еще она сказала вам?
  — Она дала мне эту фляжку с виски.
  — И что еще она сказала?
  — Она сказала, что это фляжка доктора Мальдена, и попросила отвезти ее в самолет, а также сообщила, что доктор летит в Солт-Лейк-Сити на следующий день и что она налила виски во фляжку.
  — Она сказала, что именно она налила виски во фляжку?
  — Да, сэр.
  — Вы заявили, как мне кажется, что доктор Мальден обычно брал фляжку с виски с собой в самолет?
  — Да, сэр.
  — Летали ли вы временами на самолете с доктором Мальденом?
  — Да, сэр.
  — Как пассажир?
  — Иногда как пассажир, иногда я вел самолет, когда доктор Мальден уставал.
  — У вас есть лицензия пилота?
  — Да, сэр.
  — А вы знаете, зачем доктор Мальден брал с собой виски в самолет?
  — Он сказал мне, что…
  — Не имеет значения, что он сказал. Я вас спрашиваю теперь, что вы сами заметили по поводу привычек доктора Мальдена?
  — Он брал изредка виски, чтобы взбадривать себя и не засыпать.
  — Чтобы не заснуть?
  — Он брал таблетки кофеина и клал их в виски. Это сочетание очень помогало ему не заснуть.
  — Теперь, чтобы не было недоразумений, — сказал Херли, — как я понял, миссис Стефани Мальден, обвиняемая по этому делу, вечером восемнадцатого числа этого месяца дала вам эту фляжку с виски около шести часов вечера и сказала, что она налила туда виски.
  — Именно это она сказала.
  — Это была та самая фляжка, которая здесь представлена как образец номер один?
  — Да, сэр.
  — И что вы сделали с этой фляжкой?
  — Я отнес ее в гараж, где у доктора Мальдена стояла машина, положил ее в карман в подушке, где доктор Мальден обычно держал ее, и оставил подушку в машине.
  — И в этой подушке, о которой вы упомянули, есть карман на «молнии», в котором нашли фляжку?
  — Да, сэр.
  — И что случилось потом?
  — Конечно, я ждал, что доктор Мальден позвонит мне. Я должен был отвезти его в аэропорт. Но никто не позвонил ни в тот вечер, ни на следующее утро. А я все ждал и ждал до полудня, думая, что звонок вот-вот будет. Я подумал, что, возможно, доктора Мальдена задержали какие-то неотложные дела…
  — Не имеет значения, что вы думали, просто объясните, что случилось.
  — Я ждал в квартире звонка.
  — И вам не позвонили?
  — Нет, сэр.
  — Вы не отвозили доктора Мальдена в день смерти?
  — Нет, сэр.
  — Вы видели эту фляжку после того, как вам ее отдала миссис Мальден и вы поместили ее внутрь подушки с прорезиненным карманом, которую вы положили в машину доктора Мальдена, и до того, как она была обнаружена среди обломков самолета?
  — Нет, сэр, не видел.
  — Был ли еще разговор с миссис Мальден той ночью?
  — Да, сэр.
  — Пока она была в квартире?
  — Да, сэр.
  — Что она сказала?
  — Она сказала: думает, что доктор Мальден проживет недолго. И спросила меня, женюсь ли я на ней, если с ним что-нибудь случится.
  Мейсон услышал, как за его спиной миссис Мальден вскрикнула от изумления, а затем, вздохнув, будто в приступе удушья, прошептала: «Обманщик!» И начала подниматься со стула. Мейсон схватил ее за руку и приказал:
  — Сидите!
  Газетные репортеры заметили эту сцену.
  Херли сказал свидетелю:
  — Сейчас я не спрашиваю вас о каком-либо предыдущем разговоре или об отношениях между вами и миссис Мальден. Я вас спрашиваю лишь об этом самом разговоре. Вы понимаете?
  — Да, сэр.
  — Итак, в то же самое время и на том же самом месте она сказала вам, будто думает, что доктор Мальден долго не проживет, и спросила, женитесь ли вы на ней, если она станет вдовой или тому подобное?
  — Да, сэр.
  — Проводите перекрестный допрос, — предложил Херли Мейсону.
  Мейсон встал.
  — Если суд позволит, я хочу теперь представить возражение, которое раньше отложил.
  — Очень хорошо.
  Мейсон сказал:
  — Вполне очевидная цель данных свидетельских показаний — это указать, что обвиняемая по этому делу имела доступ к каким-нибудь наркотикам, которые хранились у доктора Мальдена в соответствии с его обязанностями; что она знала, что муж брал фляжку с собой в самолет и время от времени делал из нее глотки; что она наполнила фляжку и воспользовалась возможностью положить в нее наркотики, к которым имела доступ; что в результате доктор Мальден задремал и его самолет разбился в пустыне.
  Судья Телфорд взглянул на помощника окружного прокурора.
  — Я думаю, это в основном верно, мистер помощник прокурора?
  — Да, ваша честь, — сказал Херли. — В добавление к этому я могу отметить, что пока мы только констатировали присутствие сульфата морфия в виски. Мы еще не представили результаты количественного анализа, определившего содержание наркотика в виски, но я предполагаю доказать, что в виски было достаточное количество морфия, чтобы даже небольшой глоток мог притупить чувства. Сонливость и обморок наступили так скоро, что человек, особенно пилот, не смог бы справиться с ними, даже если б его предупредили о возможности их возникновения. Я думаю, что суд должен рассмотреть все эти вопросы, а у меня есть тот, кто может дать суду показания относительно количественного анализа принятого морфия, и он будет моим следующим свидетелем при нормальном ходе судебного разбирательства.
  — Я полностью согласен, — сказал Перри Мейсон, поклонившись суду. — Так как здесь присяжные не присутствуют, то я считаю, что суд должен принять во внимание сложившиеся обстоятельства для обвинения по этому делу и характер доказательства, которое обвинитель захочет представить. А теперь, если суд позволит, я хочу возразить против любых каких-либо представленных доказательств с попыткой связать обвиняемую с каким-либо преступлением до тех пор, пока не будет доказано, что преступление совершено. Полагаю, я только подтверждаю общеизвестное юридическое правило, когда указываю, что обвинение должно представить необходимые доказательства виновности, прежде чем дать какое-либо свидетельство с целью связать обвиняемую с преступлением.
  Вежливо улыбнувшись, Мейсон сел.
  Судья Телфорд повернулся к обвинителям.
  — Вы хотите, чтобы вас выслушали? — спросил он. На его лице появилась вежливая улыбка, в голосе — никаких эмоций.
  — Я очень хочу следовать главному правилу закона, — сказал Херли со злобой, — но я, однако, не понимаю, чего добивается мистер Мейсон. Есть мертвый человек. Его, очевидно, убили с помощью отравленного виски, которое он проглотил и которое, по крайней мере согласно косвенной улике, было умышленно приготовлено обвиняемой по данному делу, женщиной, имевшей возможность очень хорошо воспользоваться смертью мужчины. Я хочу заявить, что сейчас я не представлю всех показаний, которые я имею возможность представить во время дальнейшего судебного разбирательства. Я ссылаюсь на представленные теперь показания как на мотивацию и предысторию, которая подтвердит мотивацию. Были некоторые колебания с нашей стороны при вызове Кастеллы для дачи свидетельских показаний. Мы понимали, что защита, несомненно, сумеет повернуть это в свою пользу и мы, следовательно, будем вынуждены отступить. Однако я хочу заявить, что свидетель может показать и, несомненно, покажет на перекрестном допросе, что между ним и обвиняемой по этому делу существовали интимные отношения; что у него было основание быть уверенным, что обвиняемая по данному делу изготовила дубликат ключа от кабинета доктора Мальдена, где хранились наркотики, и что имело место тайное изъятие наркотиков у доктора Мальдена способом, который приводил в недоумение; что эти наркотики были изъяты обвиняемой из-за ее страстной влюбленности в свидетеля, Рамона Кастеллу, и мы также можем допустить на этот раз, что Рамон Кастелла, в свою очередь, обеспечивал себя деньгами, передавая препараты торговцам наркотиками. Это малопривлекательная картина. Я бы не хотел касаться этого вопроса на предварительном слушании, но, несомненно, некоторые подробности станут известными в результате перекрестного допроса.
  Судья Телфорд посмотрел на Мейсона поверх очков.
  — Конечно, ваша честь, — сказал Мейсон, улыбаясь еще приветливее, — после того как я подверг свидетеля перекрестному допросу по поводу его показаний, я едва ли в будущем получу возможность возразить против них. Следовательно, теперь я высказываю возражение. Однако, как я думаю, цель моего возражения понята неправильно. Я указываю, что вина отсутствует, ибо нет доказательства, что найденное в самолете тело — это тело доктора Мальдена. Лично я думаю, подчеркиваю — делаю просто логичное предположение, что доктор Мальден в последнюю минуту предложил своему другу Дарвину Керби лететь на своем самолете в Солт-Лейк-Сити, тогда как сам доктор Мальден собирался провести выходные на стороне с подружкой.
  — О боже! — воскликнул Херли. — У вас нет ни малейших доказательств. На это нет никакого указания. Ни в показаниях свидетелей, ни в результатах расследования, проведенного полицией.
  — Тогда полиция не провела надлежащего расследования, — пояснил Мейсон. — Я имею основание полагать, что доктор Самерфилд Мальден жив и сегодня; что тело, найденное в самолете, — это тело его друга Дарвина Керби; что по причинам, хорошо известным лишь ему самому, доктор Мальден решил исчезнуть; что, как только он узнал о гибели своего друга и о том, что власти признали в обугленном теле его останки, он умышленно исчез.
  — Но нет ни малейших доказательств этого. Вы не можете представить ни одного доказательства того, что дело обстоит именно так, — запротестовал Херли.
  — А мы и не должны предоставлять, — возразил Мейсон. — Закон это сделает за нас. Закон гласит, что ваше дело — доказать вину до того, как вы начнете представлять какие-либо доказательства, связывающие обвиняемую с преступлением, несмотря на любое признание обвиняемой.
  — Это только формальность, — заявил раздраженно Херли.
  — Нет, не только, — опять возразил Мейсон. — Это мудрое правило процессуально-правового кодекса, с помощью которого закон охраняет права невинных людей. Обвинение всегда исходит из предположения виновности обвиняемого и любые гарантии, которыми закон оберегает обвиняемого, считает юридическими формальностями.
  Мейсон сел.
  Судья Телфорд посмотрел на помощника окружного прокурора, затем еще раз взглянул на Перри Мейсона поверх очков.
  — У вас есть какое-либо доказательство этого? Вообще любое доказательство, мистер Мейсон? Или вы просто прибегаете к предположению?
  — У меня есть некоторая существенная косвенная улика, — ответил Мейсон. — Я не имею возможности раскрыть эту улику теперь, но у меня есть все основания полагать, что доктор Мальден в настоящее время находится в обществе молодой женщины, которой страстно увлечен. Я не хочу раскрывать ни имени этой женщины, ни улики. Но я с почтением обращаю внимание суда на то, что упоминание об этом факте — доказательство моей доброй воли.
  Судья Телфорд опять бросил взгляд на помощника окружного прокурора.
  — Вы можете представить доказательство, что тело, найденное в самолете, принадлежало доктору Мальдену?
  Херли поднялся.
  — Ваша честь, — сказал он, — это очень неожиданно.
  — Я понимаю, — согласился судья Телфорд, — но я спрашиваю, есть ли у вас какое-либо доказательство, направленное на опознание этого тела?
  — Я могу утверждать, ваша честь, что доктор Мальден зашел в ангар, что он уточнил курс полета, что он, по-видимому, взлетел, что в разбившемся самолете было обнаружено тело; и приемлемый вывод — что это тело доктора Мальдена.
  — Это очень логичное объяснение, — сказал Перри Мейсон, — за исключением одного пункта: нет никаких доказательств, что именно доктор Мальден вылетел на самолете с аэродрома.
  — Он уточнил курс полета, — повторил Херли.
  — Допустим, — сказал Мейсон. — Продолжайте и докажите, что именно доктор Мальден взлетел на том самолете. Кто видел взлет? Кто отвез доктора Мальдена в аэропорт?
  — Я предполагаю, что это сделал его друг Дарвин Керби.
  — Тогда представьте Дарвина Керби как свидетеля.
  — Я не знаю, где он. Я пытался найти его.
  — Он мертв, — сказал Мейсон и сел.
  — Я утверждаю, ваша честь, — сказал Херли, — что дело защиты — доказать это.
  — Я полностью соглашусь с советом, — сказал Мейсон. — Если захотим доказать, это станет нашим делом. Но мы не обязаны. Это дело обвинения — доказать, что доктор Мальден мертв.
  — Вы что-нибудь предприняли, чтобы опознать тело в самолете? — спросил судья Телфорд обвинителей.
  — Тело изуродовано до неузнаваемости. Я думаю, что могу с уверенностью сказать, что оно изуродовано до полной невозможности опознания.
  — Вы предприняли что-нибудь, — повторил Телфорд, — чтобы опознать тело, найденное в самолете?
  — Мы только опознали самолет и сохранили полетный лист, и, конечно, мы опираемся на косвенные улики обычного судопроизводства.
  — Предприняли ли вы какие-либо шаги, — спросил судья Телфорд, — чтобы выяснить, кто в то утро взял машину доктора Мальдена из гаража?
  — Да, мы предприняли, — сказал Херли.
  — У вас есть улики, которые вы можете представить?
  — Мы можем, если необходимо, но они ничего не доказывают.
  — Кто доставил машину доктора Мальдена в аэропорт? — спросил судья Телфорд.
  Херли, казалось, не хотел отвечать на вопрос.
  — Итак? — настаивал судья Телфорд, и неожиданно возникшее подозрение придало его голосу резкость.
  — С доктором Мальденом был его гость Дарвин Керби, когда он вышел из дома тем утром, — сказал Херли. — Как нам удалось выяснить, доктор Мальден поехал прямо в аэропорт.
  — Тогда машина доктора Мальдена должна была остаться в аэропорту, — сказал судья Телфорд. — Если наше предположение правильное и доктор Мальден отвез своего друга в аэропорт, а затем взлетел на своем собственном самолете, то оставленная машина есть связующее звено в цепи косвенных улик.
  Херли почувствовал себя неуютно.
  — Так ли это? — спросил судья Телфорд.
  — Должно быть, ваша честь.
  — Я допускаю, что вы обнаружили машину в аэропорту, там, где ее оставил доктор Мальден. Я советую вам представить соответствующие улики до того, как суд примет решение по предположению мистера Мейсона.
  — Прошу прощения, но у меня нет этих улик, — сказал Херли.
  Судья Телфорд выразил удивление и возрастающий интерес.
  — Кто привел машину доктора Мальдена обратно из аэропорта? — спросил он.
  — Мы не знаем, ваша честь.
  — Где сейчас находится машина доктора Мальдена?
  — Если суд позволит, — сказал Херли, — я думаю, что в данном случае мы обсуждаем возражение, которое было сделано, и…
  — Вы знаете, где находится машина доктора Мальдена в настоящее время? — перебил судья Телфорд.
  — В настоящий момент нам не удалось обнаружить машину, — признался Херли. — Мы считаем, что этот факт незначителен.
  — Вы попытались найти Дарвина Керби?
  — Нам бы очень хотелось задать вопросы мистеру Керби.
  — Вы попытались найти его?
  — Да, ваша честь. Но суд должен относиться к нам терпимо. По-видимому, Дарвин Керби — очень эксцентричный человек. Даже у его близкого друга, доктора Мальдена, не было адреса Керби. И пока Керби не сообщал доктору Мальдену, что он находится в городе, тот не имел никакого представления о его местопребывании, и это несмотря на то, что они были близкими друзьями.
  Мейсон сказал:
  — Оказывается, ваша честь, Дарвин Керби собирался улететь лайнером к восточной границе. Конечно, по регистрации можно установить, сел он в самолет или нет.
  Херли угрюмо молчал.
  — Была ли сделана попытка проследить передвижение Дарвина Керби? — спросил судья Телфорд.
  — У него был предварительный заказ билета на самолет к восточной границе. Но его отметили в записях компании как «отмена», что означает, что он не явился вовремя в аэропорт.
  Мейсон сказал:
  — Тогда, ваша честь, мы имеем следующую картину. Двое приехали на машине доктора Мальдена в аэропорт. Дарвин Керби должен был лететь на пассажирском самолете к восточной границе. Доктор Мальден намеревался лететь в своем самолете в Солт-Лейк-Сити. Если бы он так сделал, если бы ничто не помешало его планам, то его машина обязательно осталась бы в аэропорту, где ее и обнаружила бы полиция.
  — Довод мистера Мейсона доказывает лишь, — сказал Херли, — что Дарвин Керби, возможно, украл эту машину.
  Судья Телфорд покачал головой.
  — Я думаю, что в данных обстоятельствах должен быть какой-либо способ опознать найденное в самолете тело. Как насчет зубных протезов? Были ли проверены зубы?
  — Да, ваша честь. Но ничего определенного.
  В голосе судьи Телфорда послышалось подозрение:
  — Почему ничего определенного?
  — Оказывается… Ну, зубной врач не вполне уверен в своих записях.
  — Почему?
  — Они, возможно… Доктор Мальден был очень занятым человеком, и он редко ходил к дантисту. Возможно, он консультировался у другого врача и было проведено лечение. Мы теперь расследуем этот вопрос.
  — Вы хотите сообщить, — сказал судья Телфорд, — что состояние зубов трупа, найденного в самолете, не совпадает с зубоврачебной картой доктора Мальдена?
  — Конечно, это слишком смело сказано…
  — Я не знаю, как вы сможете сделать заявление такого рода, чтобы оно не было слишком смелым, — сказал судья Телфорд. — Дело в несовпадении?
  — У меня такое впечатление, ваша честь, что это тело доктора Мальдена. Я думаю, что это единственный приемлемый вывод, и…
  — Будьте добры ответить на мой вопрос, — резко прервал судья Телфорд.
  — Нет, ваша честь, во всех деталях совпадения нет. При данных обстоятельствах, — сказал Херли, — я думаю, что нужно указать составу суда, что мы, исходя из этого пункта, отклоним жалобу по обвинению миссис Мальден в убийстве первой степени. Мы, однако, представим ее дело Большому жюри и, уверен, немедленно получим обвинительный акт, или же мы подадим другую жалобу на нее. Отказ от возбуждения дела в период предварительного следствия ни в коей мере не является препятствием для дальнейшего судебного преследования.
  — Если вы хотите продолжить судебное преследование, — резко прервал судья Телфорд, — то я предлагаю вам изложить факты. Мистер Мейсон, вполне очевидно, имеет доказательство, указывающее, что доктора Мальдена не было в самолете во время катастрофы.
  — Мне бы хотелось знать, каковы эти доказательства, — сказал Херли.
  — Обвиняемая не обязана предоставлять вам доказательства, — постановил судья Телфорд. — Более того, суд считает, что ввиду невыясненных обстоятельств порядок всего этого судопроизводства был не продуман, мягко выражаясь.
  — Мы вынуждены были принять меры, потому что мистер Мейсон угрожал нам.
  — И я снова вам угрожаю, — сказал Мейсон. — Если вы собираетесь прекратить дело, то освободите обвиняемую из-под стражи.
  — Мы не обязаны.
  — Вы должны либо освободить ее, либо предъявить обвинение.
  — Мы предъявим обвинение.
  — Итак, — сказал судья Телфорд, — каково решение предварительного следствия?
  — Мы ходатайствуем о прекращении дела, — сказал Херли.
  — Очень хорошо, — постановил судья Телфорд. — По ходатайству обвинения дело против Стефани Мальден прекращается, и обвиняемая освобождается из-под стражи.
  В зале суда раздался взрыв аплодисментов.
  Перри Мейсон, помогая идти миссис Мальден, пробился сквозь толпу прямо к кабинету судьи Телфорда.
  — Вы можете уделить нам минутку? — спросил его Мейсон.
  Судья Телфорд кивнул. Мейсон и миссис Мальден последовали за ним в его кабинет. Мейсон сказал:
  — Я полагаю, ваша честь, что вы хотели знать факты по этому делу. Могу представить вам доказательства, на которых я основывал мое предположение, что доктор Мальден жив.
  Судья Телфорд покачал головой:
  — Я хочу остаться беспристрастным, мистер Мейсон. Я принял за чистую монету сделанное вами в суде заявление, что у вас есть доказательства. Однако я не основал мое постановление на вашем заявлении. Только согласился принять ваше возражение. Я думаю, что обсуждать этот вопрос здесь не имеет смысла.
  — Очень хорошо, — согласился Мейсон. — Благодарю вас, ваша честь, за внимание.
  Он взял миссис Мальден под руку и провел ее через ту дверь кабинета судьи Телфорда, которая выходила прямо в коридор к лестнице.
  — Мистер Мейсон, — сказала она, — это сплошная ложь. У меня с этим Кастеллой ничего не было. Он отвратительный обманщик, лжесвидетель…
  — Замолчите и слушайте, — прервал Мейсон, спускаясь с миссис Мальден по лестнице. — Вы должны пойти в дамскую комнату на четвертом этаже. Вас там ждет Делла Стрит. Она даст вам чемодан со всеми необходимыми вещами. Возьмите его, спуститесь по лестнице на первый этаж, поезжайте в такси до конечной железнодорожной станции, а там пересядьте в другое такси. На нем доезжайте до гостиницы. Затем пересядьте на такси, которое привезет вас в меблированные комнаты в Диксивуде. Вот ключ от квартиры 928-Б, поднимитесь и оставайтесь в ней. Не выходите. Вас не должны видеть. Закажите все необходимые продукты на имя миссис Эмбой. Вот сто пятьдесят долларов на текущие расходы.
  — Но, мистер Мейсон, я не понимаю, я не…
  — Объясняться времени нет, — прервал Мейсон.
  — Но, несомненно, мистер Мейсон, вы не можете думать, что мой муж действительно жив.
  — У меня нет времени обсуждать это, — сказал Мейсон. — Возьмите этот конверт. Внимательно прочтите указание, затем разорвите его на мелкие кусочки и уничтожьте. Возьмите чемодан, спуститесь вниз и сделайте, как я вам сказал. Времени у вас не очень много. Ну вот и все. Теперь идите в комнату отдыха. Быстро!
  Мейсон встал у лестницы, ожидая. Несколько минут спустя из комнаты отдыха вышла, неся чемодан, Делла Стрит, одетая в платье, по покрою, рисунку и цвету очень похожее на платье, в котором была миссис Мальден.
  — Все в порядке? — спросила она.
  — Да, — успокоил Мейсон. — Как там?
  — Ошеломлена, но слушается.
  — Хорошо, — сказал ей Мейсон, — пойдем.
  Делла Стрит и Мейсон поспешили вниз по лестнице к выходу из здания. Мейсон провел Деллу мимо стола информации. Пол Дрейк, сидевший во взятой напрокат машине с работающим двигателем, выскользнул из-за руля. Мейсон прыгнул на место водителя, на соседнее сиденье — Делла Стрит, и Дрейк захлопнул дверь. Мейсон осторожно вывел машину с обочины. Делла Стрит, надев широкополую шляпу так, чтоб она закрывала лицо, слегка наклонила голову. Газетные репортеры, увидев, что Мейсон удаляется, дружно закричали:
  — Эй, Мейсон, мы хотим…
  — Позже! — прокричал в ответ Мейсон и выехал на проезжую полосу.
  Пять минут спустя Делла Стрит откинулась на сиденье, сняла шляпу, бросила ее назад и спросила:
  — Теперь вы можете сказать мне, в чем дело?
  — У тебя есть чемодан в багажнике? — спросил Мейсон.
  Она кивнула.
  — Со всем необходимым?
  Она кивнула снова.
  Мейсон осторожно вывел машину из уличного затора.
  — Что касается тебя, Делла, то ты проведешь расследование. Мы ищем Глэдис Фосс. Солт-Лейк-Сити — последний адрес, который у нас есть, но не думаю, что она там.
  — Почему?
  Мейсон сказал:
  — Есть основания полагать, что она в Сакраменто или в Стоктоне.
  — Почему?
  Мейсон сказал:
  — Глэдис Фосс неожиданно появилась в меблированных комнатах в Диксивуде. Она забрала с собой вещи. Она долго вела машину и устала. В сумерках она, должно быть, проехала через местность, где много москитов. Она бы не встретила их в таком количестве, если бы проезжала через Лас-Вегас или пустыню. Если б выехала из Солт-Лейк-Сити, наверняка воспользовалась бы этим путем.
  Делла Стрит кивнула.
  — Вполне вероятно.
  — Следовательно, — продолжил Мейсон, — она проехала по долине Сан-Джейквин. Тогда почему сказала мне неправду о дороге, по которой в самом деле ехала?
  Делла Стрит задумалась:
  — Возможно, потому, что у нее убежище где-то в долине Сан-Джейквин.
  — Не в долине Сан-Джейквин, — не согласился Мейсон. — Возможно, где-то в Сакраменто или Стоктоне. Я выбираю Сакраменто.
  — Продолжайте, — сказала Делла Стрит.
  — Всякий раз, когда мы пытались собрать сведения о докторе Мальдене, — вспомнил Мейсон, — мы узнавали, что он проницательная, беспристрастная, спокойная, думающая машина, человек большого ума. Более того, человек, рассчитывающий все до последней мелочи.
  — Вы не думаете, что он мертв? — спросила Делла Стрит.
  — Почем я знаю? — сказал Мейсон. — Знаю только, что в доказательствах изъян. Я уверен, недостача существует. Полагаю, что окружной прокурор натолкнулся на него и решил выяснить, в чем дело.
  — Думаете, вероятность, что он действительно жив, реальна или только обманывали обвинителя?
  — Такая вероятность реальна, — сказал Мейсон. — Давай проанализируем случившееся. Глэдис Фосс — возлюбленная доктора Мальдена. После его предполагаемой смерти она сделала все, чтобы убедить меня, будто сама растрачивала деньги, а затем сбежала. Почему так поступила?
  — Не знаю, — сказала Делла Стрит. — Почему же?
  — Потому, — пояснил Мейсон, — что это собьет с толку налоговую инспекцию. Если бы она присваивала деньги тайком от доктора Мальдена, то его отказ признать их частью своего дохода не вызвал бы таких ужасных последствий, как нехватка ста тысяч долларов.
  Делла Стрит опять кивнула. Мейсон продолжил:
  — Тогда, в разговоре со мной, Глэдис Фосс была очень осторожна. Не призналась прямо, сказала: «Допустим, что я присваивала». Вряд ли она так уж заботилась о миссис Мальден. Заявление такого рода делала лишь затем, чтобы облегчить свое положение. Думаю, ее действия были частью хорошо спланированной акции. А вот другая улика. Глэдис Фосс делала ставки на лошадей у Рея Спенглера. Они были частью общей неординарной системы. Не только запутанной, которую Спенглер не сумел разгадать, но, по-видимому, еще и чрезвычайно эффектной. Букмекеру никогда не удавалось получить большую сумму денег, а она от него смогла получить.
  — Но вам, конечно, надо бы изучить ставки, — сказала Делла Стрит. — Если их запись в порядке, букмекер может разрешить это.
  — В том-то и дело, — сказал Мейсон. — Дважды за последний год ей выпадал джекпот. В последний раз большой выигрыш.
  Делла Стрит кивнула.
  — Теперь обратимся к бытовой стороне, — рассуждал Мейсон. — Она работала медсестрой в лечебнице, была правой рукой доктора Мальдена и его любовницей. Она молода, красива, довольно эмоциональна и, должно быть, по натуре импульсивна. Как могла она ставить на лошадей? Как могла она делать ставки, если для этого присваивала деньги?
  — Хотите сказать, была не сильна в математике?
  — Правильно, — сказал Мейсон. — Когда служащая присваивает деньги, чтобы ставить на лошадей, особенно если утаивает их от нанимателя, который доверяет ей и дал хорошую работу, обычно она решается на это потому, что попала в затруднительное положение. Если Глэдис Фосс была вынуждена присваивать деньги, чтобы ставить на лошадей, значит, она столкнулась с непредвиденными расходами и посчитала это наиболее надежным способом покрыть их. Так всегда присваивают деньги азартные игроки. Но вместо выигрыша она проигрывает и оказывается в ужасном положении. Она уже присвоила деньги и уверена, что сможет обойти систему. Из этого только один выход — азартно играть. Растратчик, как правило, игрок азартный. Особенно когда это молодая, красивая, эмоциональная и импульсивная женщина.
  Делла Стрит опять кивнула.
  — Но, — продолжал Мейсон, — у всего этого был вдохновитель. Это доктор Самерфилд Мальден, которому очень нужны были большие суммы денег наличными. Его не интересовали ни чеки, ни маленькие выигрыши. Он утаивал все, какие только мог, наличные, получаемые в лечебнице. Он, должно быть, охотно выделял небольшие суммы, чтобы рискнуть делать ставки там, откуда, если выиграет, получит немало наличных.
  — Но ведь эти выигрыши были бы обнаружены…
  — Не обязательно, — возразил Мейсон. — Особенно если он достаточно предусмотрителен и делал ставки от имени медсестры.
  — Если посмотреть на дело с этой точки зрения, все выглядит очень логично, — согласилась Делла Стрит.
  — Более того, — подтвердил Мейсон, — когда я пришел, Глэдис Фосс проводила меня в гостиную. Небольшую заминку объяснила тем, что принимала ванну. Возможно, так и было, но, когда я вошел в гостиную, кресло было еще теплым, а вечерняя газета с новостями со скачек лежала на полу там, где человек бросил бы ее, если б сидел в кресле, читая, и вскочил бы, чтоб спрятаться, когда услышал меня.
  — Хотите сказать, доктор Мальден был там, в доме?
  — А почему бы и нет? — спросил Мейсон. — Разве это не хорошее для него место?
  — Тогда это объясняет, почему Глэдис Фосс так поспешно удалилась.
  — Правильно, — подтвердил Мейсон. — Глэдис Фосс находчива. Когда вернулась в комнату, поняла, что я сел в кресло, которое несколько минут назад занимал доктор Мальден, сообразила, что кресло не успело остыть и что я непременно обнаружу газету, открытую на странице с новостями со скачек.
  — Но, боже мой, — ужаснулась Делла Стрит, — неужели доктор Мальден сознательно послал на смерть своего друга Дарвина Керби? Это так хладнокровно, так бесчеловечно, что мороз по коже продирает. Представить только, как доктор Мальден предлагает своему близкому другу полететь на своем самолете в Солт-Лейк-Сити, зная, что самолет взорвется.
  Мейсон заметил:
  — Не забывай, доктор Мальден мог задумать свое исчезновение. С другой стороны, мог без задних мыслей предложить Дарвину Керби лететь на своем самолете в Солт-Лейк-Сити, а катастрофа произошла чисто случайно. Вполне возможно также, что миссис Мальден любила Кастеллу, была замешана вместе с ним в делах с наркотиками. И, чтобы они могли завести собственное гнездышко, специально положила наркотик в виски, надеясь избавиться от мужа, но тот в последнюю минуту из-за чего-то передумал, и самолетом управлял не он, а Дарвин Керби.
  — Дарвин Керби был летчиком?
  — Правильно. Опытным летчиком. Именно поэтому и познакомился с доктором Мальденом. Керби попал в катастрофу, а доктор собрал его.
  — Но не будет ли это все равно считаться убийством, даже если миссис Мальден выбрала не ту жертву или, точнее, судьба ее выбрала?
  — Конечно, — подтвердил Мейсон. — Но ее-то судили за убийство именно доктора Мальдена, а не кого-то другого.
  — А вы не помогаете ли уголовной преступнице? Не поощряете ли ее?
  Мейсон сказал:
  — Дело против миссис Мальден прекращено.
  — И вы все сделали для этого!
  — Был уверен, Херли попадется в ловушку и, если он обнаружит в доказательствах большой изъян, прекратит дело.
  — Но он не собирался отпускать миссис Мальден?
  — Конечно, нет. Собирался снова арестовать, как только она выйдет из кабинета судьи Телфорда.
  — И что было бы потом?
  — Он, возможно, представил бы дело Большому жюри и получил бы обвинительный вердикт. Таким образом, ему не понадобилось бы беспокоиться из-за неудачи на слушании. Он бы прежде всего так и сделал. Подав заявление об освобождении из-под стражи, мы толкнули его на это.
  — И он ждал в зале суда, пока вы выйдете из кабинета судьи Телфорда?
  — Возможно, недолго ждал, — сказал Мейсон. — Знал: судья Телфорд никогда не станет обсуждать это дело со мной при потенциальной обвиняемой и без представителя окружного прокурора.
  — И вы знали, когда вошли в кабинет судьи Телфорда с миссис Мальден, что он откажется разговаривать с вами?
  Мейсон кивнул.
  — И вы думаете, что Херли об этом догадался?
  — Немного погодя — да, — ухмыльнулся Мейсон.
  — Через сколько минут? — спросила Делла.
  — Не знаю, — ответил Мейсон. — У нас оказалось достаточно времени, чтобы спуститься вниз, до того как Херли что-то заподозрил. Иначе не ушли бы.
  — Но вы помогли подсудимой убежать, — напомнила Делла Стрит.
  Мейсон опять ухмыльнулся.
  — Она не подсудимая. Дело против нее прекращено. Судья Телфорд не зря велел освободить обвиняемую из-под ареста.
  — А что Херли теперь предпримет?
  Мейсон хихикнул.
  — Как мне кажется, будет взбешен и совершит другую грубую ошибку.
  — Какую?
  — Попытается вынудить меня скрывать беглянку от суда.
  — Каким образом?
  — Либо подаст другую жалобу на миссис Мальден, либо добьется обвинительного вердикта от Большого жюри. Затем всем расскажет, что миссис Мальден сбежала от суда, а я помогаю ей спрятаться.
  — Это будет преступлением с вашей стороны?
  — Если я сделаю это.
  — А вы не будете этого делать?
  — Конечно, нет. — Мейсон притормозил машину и сказал: — Делла, лучше опять надень шляпу.
  Она повернулась назад и взяла шляпу с большими полями. Мейсон сказал:
  — Я поеду на стоянку. Тебя оставлю здесь, посреди квартала. Возьми чемодан и жди меня.
  — Как долго?
  — Только несколько минут. Оставлю машину на стоянке, оплачу парковку и уйду. Затем пройду квартал до другой стоянки, где находится моя собственная машина, вернусь и захвачу тебя.
  Она смотрела на него в замешательстве.
  — Они найдут эту машину на стоянке?
  — О, конечно.
  — Когда?
  — В полночь, когда закроются. Возможно, раньше.
  — И то, каким образом мы вышли, сделано для того, чтоб создать впечатление, будто я — это миссис Мальден.
  — Надеюсь, так и подумали.
  Она вздохнула.
  — Вы, кажется, поступили неосторожно и подвергли себя опасности.
  — Да.
  — Что мне нужно делать?
  — Ехать в Сакраменто.
  — Вы едете со мной? — спросила она задумчиво.
  Он покачал головой. Она молча смотрела в сторону, когда Мейсон затормозил.
  — Возьми мою машину, Делла. Поезжай в Сакраменто, пойди в бюро регистрации, сделай все необходимое, чтобы втереться в доверие к людям, отвечающим за записи о переоформлении автомобилей. Сядь там и внимательно просмотри эти записи. Если не ошибаюсь, обнаружишь, что Глэдис Фосс продала свою машину какому-нибудь перекупщику около Вентуры, Санта-Барбары, Бейкерсфилда или еще где-то рядом.
  Делла Стрит все обдумала и сказала:
  — Черт возьми, да. Это правильный шаг. Она могла продать этот автомобиль, взять другой…
  — Сомневаюсь, что все так просто, — не согласился Мейсон. — Не думаю, что она сразу же взяла другой автомобиль.
  — Тогда что же она сделает?
  — Найдет другое средство передвижения. Она действует по хорошо продуманному плану.
  Делла Стрит кивнула. Мейсон продолжил:
  — Местонахождение перекупщика подержанных машин, которому она продала свой автомобиль, о многом сможет нам рассказать. Продаст за наличные деньги. Она приезжая. Ей надо будет исхитриться. Придется показать свое регистрационное удостоверение. Она попытается продать как можно выгоднее, получить как можно больше наличными деньгами и уедет. Если что-нибудь обнаружишь, сразу же позвони Полу Дрейку. Я буду держать с ним связь. Дашь ему знать, где остановилась.
  — А тем временем?
  — А тем временем, — продолжил Мейсон, — я надежно спрячусь. К полудню в самом деле начнут меня искать.
  — По какому обвинению?
  — Помощь подсудимой и содействие ее побегу, преступный заговор, укрытие беглянки от закона… Что-либо в этом роде.
  Перри Мейсон высадил Деллу Стрит, отвел машину на стоянку, получил пронумерованную квитанцию об уплате и пошел через квартал к другой стоянке, где ранее оставил свою собственную машину. Заплатил по счету за парковку и поехал туда, где его ждала Делла.
  — Все в порядке, Делла. Теперь это все твое, — сказал он.
  — Я хотела бы, чтоб вы поехали со мной, — попросила она.
  Мейсон ухмыльнулся.
  — Боюсь, вместе мы далеко не уедем.
  Делла Стрит села за руль.
  — Прощайте, — сказала она и отъехала.
  Он медленно шел по улице, пока не добрел до телефонной будки на бензоколонке. Позвонил Полу Дрейку.
  — Привет, Пол! Как дела?
  — Дела! — воскликнул тот. — Все пошло прахом. У меня плохие новости.
  — Говори!
  — Тело в самолете — это не Дарвин Керби.
  — Как это?
  — Мои люди обнаружили миссис Керби. Она живет в Денвере, Колорадо. От нее узнали имя зубного врача Керби. Один из моих людей побывал у него. У нас есть его зубоврачебная карта. Даже если учесть, что она шестилетней давности и неполная, достаточно доказательств того, что тело в самолете не может принадлежать Керби.
  — Черт побери! — воскликнул Мейсон.
  — Итак, — сказал Дрейк, — это отбросило нас к самому началу. По всей вероятности, несмотря на некоторые несоответствия в зубоврачебной карте, тело принадлежит доктору Мальдену. Его дантист говорит, что это мог быть доктор Мальден, если он лечился еще и у какого-то другого зубного врача. Но Керби тело принадлежать не может.
  Мейсон задумался, затем спросил:
  — Какой адрес миссис Керби, Пол?
  — Гостиница «Браунстоун», Денвер.
  — Живет под своим именем?
  — Да.
  — Полиция об этом проведала?
  — Не знаю. Я работал быстро. Возможно, полиция тоже быстро работает, Перри.
  Мейсон сказал:
  — Что происходит в офисе окружного прокурора?
  — Они с ума сходят! Прокурор рвет и мечет, обвиняет тебя в непрофессиональном поведении, в укрывании беглянки от правосудия и…
  — Она не сбежала от правосудия, — перебил Мейсон, — ее освободили. Суд приказал освободить ее из-под стражи.
  — Знаю. Но Бергер заявляет, что это незаконно.
  — Возможно, что и так, — сказал Мейсон, — но это и не преступление. Большая разница, Пол.
  — Теперь это будет преступлением. Бергер лично занялся делом. Он жаждет возмездия, Перри. Он подал другую жалобу и подписал ордер на арест, обвиняя миссис Мальден в убийстве первой степени.
  Мейсон ухмыльнулся:
  — Даже не смог дождаться Большого жюри!
  — Правильно. Решил представить ее убежавшей от правосудия, так что, если ты предпримешь что-либо, чтобы ее спасти, окажешься преступником.
  — Это просто замечательно! — воскликнул Мейсон. — Делла Стрит едет в Сакраменто. Она будет держать с тобой связь по телефону.
  — А где миссис Мальден, Перри? Она с тобой?
  Мейсон засмеялся:
  — Как предложили бы советники судьи, Пол, я отказываюсь отвечать на том основании, что это может быть поставлено мне в вину.
  — Ты абсолютно прав, — согласился Дрейк.
  Глава 12
  В Денвере было уже половина одиннадцатого вечера, когда Перри Мейсон вошел в гостиницу «Браунстоун» и попросил к телефону миссис Керби. Она ответила почти сразу, будто ждала телефонного звонка.
  — Миссис Керби, — начал Мейсон, — боюсь, вы меня не знаете, и я, конечно, не хотел бы навязываться вам в столь поздний час, но я адвокат, и мне нужно поговорить с вами по очень важному делу.
  — Ваше имя, пожалуйста?
  — Мистер Мейсон.
  — Где вы сейчас, мистер Мейсон?
  — В вестибюле.
  — Будете добры подняться наверх?
  — Это не причинит вам неудобств?
  — Совсем нет.
  — Спасибо, — поблагодарил Мейсон. — Сейчас буду.
  Миссис Керби ожидала Мейсона у открытой двери своей комнаты, так что имела возможность рассмотреть посетителя, пока он шел по коридору.
  — Добрый вечер, мистер Мейсон, — поприветствовала она. — Предполагаю, вы хотите поговорить о делах моего мужа?
  Мейсон кивнул.
  — Входите, пожалуйста.
  Она занимала номер люкс с роскошно обставленной гостиной. Рассеянный свет создавал уют, удобная мебель приглашала присесть и отдохнуть.
  — Располагайтесь, пожалуйста, мистер Мейсон.
  Закрыв дверь, она повернулась и принялась изучать адвоката.
  Ей было немного за тридцать. Узкий тонкий нос, бледно-голубые глаза с темными зрачками с точками, тонкие губы, и, накладывая помаду, она не пыталась сделать их более пухлыми. Твердый, слегка заостренный подбородок. Красивый голос, четкое, хотя благодаря заметным усилиям, произношение.
  — Вы денверский адвокат, мистер Мейсон? — спросила она. — Если да, то мистер Рэдфилд больше не представляет моего мужа, что было для меня большой неожиданностью.
  Мейсон покачал головой:
  — Я из Калифорнии.
  — О! — произнесла она и замолчала, выжидая.
  — Я очень хочу узнать что-либо о местонахождении вашего мужа, — сказал Мейсон.
  Она улыбнулась.
  — А кто этого не хочет?
  — Вы, возможно, подскажете, как его найти?
  Она посмотрела на него задумчиво, спросила:
  — Почему вы им интересуетесь?
  — Вы слышали что-нибудь о друге вашего мужа, некоем докторе Самерфилде Мальдене?
  Она медленно покачала головой.
  — Доктор Мальден был очень близким другом вашего мужа, хоть я и не уверен, поддерживали ли они связь.
  — В последние четыре года я практически ничего не слышала о своем муже, — ответила она с явной ненавистью в голосе.
  Мейсон поднял брови и сказал сочувственно:
  — И все же вы до сих пор за ним замужем?
  — К несчастью. Меня вынудили.
  — Боюсь, что я не понимаю, — пробормотал Мейсон, располагая ее к откровенности.
  Она пояснила:
  — Последние четыре года я поддерживала связь с мужем только через его адвоката мистера Хореаса Л. Рэдфилда. Он знает все юридические уловки. Меня шантажировали, мистер Мейсон.
  — Боюсь, что все же не понимаю.
  Она сказала:
  — Мой муж был военным летчиком запаса. Его призвали на службу, уволили, затем снова призвали.
  — Как пилота?
  — Как пилота и на командирскую должность. Я не больно много об этом знаю. С тех пор как муж, поцеловав меня на прощанье, уехал из Денвера, я никогда не получала от него ни слова.
  — Надо же! — сочувственно сказал Мейсон.
  Она продолжила:
  — Мы с мужем управляли несколькими ресторанами. После его отъезда я все взяла в свои руки и сама начала вести дела.
  — Доходные? — спросил Мейсон, оглядывая роскошную обстановку комнаты.
  — Очень доходные, — ответила она. — Однако я в то время не учла некоторых обстоятельств.
  — Например? — поинтересовался Мейсон.
  — Нет, право же, — сказала она, — думаю, не следует обременять вас моими личными делами.
  — Конечно, конечно, — торопливо заверил Мейсон. — Просто я, как адвокат, заинтересовался, каким образом ситуация, о которой вы упомянули, вообще могла возникнуть.
  — Ах, бесполезно вдаваться в подробности. Достаточно того, что ситуация имеет место.
  — Я сказал бы, — мягко возразил Мейсон, — что, с юридической точки зрения, невозможно, чтоб вы оказались в подобной ситуации. Но, конечно, когда не знаком с подробностями…
  — Ну, — возмущенно прервала она, — мой муж поступил со мной хуже, чем с собакой. Он надо мной издевается, а закон ему помогает. Я всегда думала, что закон должен быть справедливым.
  — Иногда, — сказал Мейсон, продолжая выказывать расположение, — бывают формальности, которые ставят человека в затруднительное положение перед законом.
  — И это вы говорите мне! — воскликнула она.
  — По-видимому, — продолжил Мейсон, — нечто подобное произошло и в вашем случае, но… — Он, нахмурившись, посмотрел вдаль, с сомнением покачал головой, затем придал голосу скептический оттенок: — Боюсь, вы неправильно оценили ситуацию.
  — Нет, — рассердилась она, — и у меня один из лучших в Денвере адвокатов. Он пытался найти выход, но говорит мне, что…
  Она умолкла и вроде бы колебалась, продолжать ли.
  — Конечно, — сказал Мейсон, — я не денверский адвокат и я не знаком с законами штата Колорадо. Я просто… О, но такое случается.
  — Этого не случилось бы, — сказала она, — если бы не Пол Уинет, который изо всех сил старался встать на сторону моего мужа. Они с Дарвином хорошо все продумали. Вы никогда не сможете убедить меня в противном.
  — Как я понял, мистер Уинет — друг вашего мужа?
  Она кивнула.
  — Он живет здесь?
  — Уинет? Нет, в Иллинойсе. Его зовут Нолин Уинет, — сказала она с горечью, подчеркивая каждое слово его имени.
  — В самом деле, — посочувствовал Мейсон.
  Она сказала:
  — Мой муж ушел, чтобы вступить в вооруженные силы. Я была глупа и поверила в его патриотизм. Конечно, у нас были трения. А у кого из женатых их нет? В нашем случае все усугублялось тем, что Дарвин терпеть не мог мою семью.
  — Ну, — согласился Мейсон, — такое не в диковинку. Конечно, винить только мужчин нельзя, но…
  Он не закончил мысли. Она сказала:
  — В нашем случае винить можно Дарвина, потому что он познакомился с моей семьей до нашей женитьбы и сказал, что все они замечательные. Потом они с Уинетом задумали это.
  — Мне очень интересно чисто с юридической точки зрения, — сказал Мейсон.
  — Могу больше рассказать об этом. Знаю, худого не будет. Я не хотела вдаваться в подробности, но все в конце концов улаживается, и я думаю, не будет ничего страшного, если все вам расскажу. Вижу, вы все еще считаете, что я недооценила мои юридические права. Но вернее будет, что вы недооценили дьявольской изобретательности моего мужа и его адвоката.
  Мейсон внимательно слушал. Помолчав, она продолжила:
  — Пять лет назад муж заявил, что его друг Уинет хочет финансировать ресторанный бизнес и что у него в Денвере имеется солидная недвижимость, которую можно использовать под рестораны.
  Глаза Мейсона выражали искреннюю заинтересованность, но он продолжал молчать.
  — Дарвин сказал мне, что это прекрасная возможность. Он предложил мне, чтобы его адвокат составил заявление моему адвокату! В то время мне еще не приходило в голову заиметь своего адвоката. Я, естественно, полагала, что наши с мужем интересы совпадают.
  Мейсон опять кивнул.
  — Итак, мы составили заявление. Теперь я понимаю, что это было самое невероятное соглашение. Соглашение такого рода, что вряд ли его могли когда-либо составить, если муж не спланировал все преднамеренно.
  — Какое соглашение? — спросил Мейсон. — В общих чертах, пожалуйста.
  — Пол Уинет сдавал нам внаем пять участков под рестораны. То есть согласился содержать там рестораны, а мы должны были управлять ими на условиях аренды. Было ясно, что оборотные средства будут у мистера Уинета и нам придется каждый пенни на расходы по ресторанам брать из этих средств, а затем мы будем обязаны, в свою очередь, буквально каждый пенни огромного дохода посылать мистеру Уинету в Иллинойс.
  Мейсон слегка поднял брови.
  — На этот случай мистер Уинет приказал своим бухгалтерам учитывать все поступления и вычитать необходимые расходы. Чистую прибыль предполагалось делить на четыре части. Мистеру Уинету доставалось две четвертых, нам с мужем — по одной. Условия аренды были таковы, что доли арендаторов не могли быть перераспределены ни добровольно, ни принудительно. Вы понимаете, мистер Мейсон, ловушка скрывалась в том, что не могло быть принудительной передачи имущества.
  — Да, — сказал Мейсон, — но таков закон во многих штатах.
  — Это означало, что если мы обанкротимся или суд приговорит нас к штрафу или наложит арест на имущество, то аренда становится недействительной, равно как какое-либо имущество. Наши имущественные интересы в аренде будут замешаны в судебном процессе или подчинены определению суда, и Уинет имеет возможность и право объявить аренду аннулированной и забрать весь ресторанный бизнес, созданный нами, в свои руки.
  — И что тогда? — спросил Мейсон.
  — Тогда, — пояснила она, — муж поймал меня на удочку, вынудив подписать соглашение со множеством условий, среди которых то, что я буду управлять ресторанами в его отсутствие и посылать вырученные деньги Уинету.
  — А как насчет жалованья? — спросил Мейсон. — Разве стороны не получали жалованья?
  — Нет. По условиям соглашения полное вознаграждение должно быть получено от мистера Уинета. Конечно, я рассказываю в общих чертах. Это длинное соглашение и, как до меня только, к сожалению, дошло, очень и очень умело составленное.
  — Да, начинаю понимать ваше положение, — посочувствовал Мейсон. — А затем ваш муж исчез?
  — Муж обманул меня. Он служил в вооруженных силах. Срок службы истек, и я ждала его возвращения. Но он не пришел домой и не давал о себе знать. А потом ко мне пришел адвокат мужа и сказал, что он требует развода и раздела имущества. Откровенное воровство.
  — Адвокат поддерживал связь с вашим мужем?
  — О да, — сказала она. — Спросите у мистера Хореаса Л. Рэдфилда.
  — И вы не можете развестись без…
  — О, я могу получить развод, — сказала она, — но какая мне от этого польза? Я хочу получить что-то за проделанную работу. Понимаете, мистер Мейсон, я угробила больше четырех лет жизни, работая день и ночь до изнеможения на эти рестораны, взвалив на себя всю ответственность управления, превращая их в доходное предприятие. И каждый раз, когда я получала доллар, муж также получал доллар. Я была без какой-либо помощи, волновалась, придумывала меню, писала объявления, работала до ночи и…
  — Но зачем вы это делали? — спросил Мейсон. — Почему не отказались и не стали жить как прежде?
  — Потому что я не могу себе этого позволить. Я делаю деньги. Хорошие деньги. Я делаю настолько хорошие деньги, что не могу бросить свой бизнес. Но дело в том, что муж в это время блаженствует на каком-то тропическом острове с какой-нибудь красоткой, исполняющей каждое его желание, и насмехается надо мной. Каждый раз, когда я зарабатываю доллар, он также, ничего не делая, получает доллар. Мой адвокат говорит, что по законам этого штата я не смогу добиться юридического решения о выплатах алиментов в судебном процессе против мужа до тех пор, пока я лично не вызову его повесткой. Мой адвокат хочет, чтобы повестка была послана в пределах территориальных границ этого штата, и требует акт о распоряжении имуществом.
  — А потом? — спросил Мейсон.
  — Потом я смогу получить развод и воспользоваться актом о распоряжении имуществом, чтобы заключить новое соглашение с мистером Уинетом.
  — А мистер Уинет хочет заключить соглашение с вами?
  — О, я думаю, что да. Я заработала ему много денег. У меня, кажется, есть талант зарабатывать для всех деньги.
  — Включая себя.
  — Да, включая себя. Я считаю, что в отношении заработков мне с соглашением повезло. Раздражает только то, что Дарвин фактически заставил меня на него работать. Для него это великолепное соглашение.
  — А он общался с вами?
  — Только через адвоката. Он не прислал ни записки, ни дешевой открытки. Я на него работаю не покладая рук, а он бездельничает и ухмыляется. Поистине самая большая подлость, с которой я когда-либо сталкивалась.
  — Не надо расстраиваться, — сказал Мейсон.
  — Нет, меня это очень расстраивает, мистер Мейсон. Боюсь, что всего не знаю. Наконец я пришла к выводу, что тиски закона сжимают меня все сильней и сильней, чтобы я сдалась.
  — И вы сдались?
  — Да.
  — Вы о чем-либо договорились?
  — Да. Согласилась на его условия.
  — Насколько я понял, вы хотите получить развод.
  — Я уже сказала.
  — И, как предположил адвокат, вызовете мужа в суд повесткой в пределах территориальных границ штата Колорадо?
  — Правильно. Я согласилась составить акт о распоряжении имуществом на условиях мужа, а он со своей стороны согласился приехать в Колорадо, чтобы здесь получить вызов в суд. Поэтому я подумала, что ваш визит связан с актом о распоряжении имуществом и что вы также представляете мужа.
  Мейсон покачал головой.
  — Я только хочу задать вам несколько вопросов в связи со смертью доктора Самерфилда Мальдена.
  — Я никогда не слышала о докторе Мальдене.
  — Полагаю, что он погиб в авиакатастрофе.
  Она задумалась, нахмурившись.
  — Кто, полагают, погиб?
  — Доктор Мальден.
  Неожиданно она сказала с надеждой в голосе:
  — Есть ли хоть малейшая вероятность, что погиб не он, а Дарвин?
  — Я не знаю, — сказал Мейсон.
  — Сегодня днем позвонил детектив, а позднее полиция. Я дала им адрес зубного врача Дарвина. Не знаю, зачем он им нужен, должно быть, чтобы сравнить зубы. Если бы он умер… Нет, я не должна так говорить! Все это меня так угнетает. Все это меня так расстроило, что я решила сдаться и распутать все дело лишь для того, чтобы больше об этом не думать.
  — Когда ему должны послать вызов в суд? — спросил Мейсон.
  — Сегодня. Все уже готово. Соглашение я подписала и отдала моему адвокату. Он считает, что в данных обстоятельствах меня полностью защитит соглашение, если его не включат в решение суда о разводе. Но чтобы это самое решение суда было в отношении алиментов действенным, муж должен быть вызван в суд повесткой в пределах границ штата Колорадо.
  — А как насчет Уинета?
  — Уинет будет рад иметь со мной дело, особенно когда узнает, что я сначала заключила компенсирующее соглашение с мужем и он не обижен.
  — Вы не могли бы сделать так, чтобы решение суда касалось и собственности вашего мужа?
  — Какая собственность? У него ничего нет, кроме доходов от аренды. Если я представлю их суду, аренда прекратится, мои права вместе с его правами аннулируются. В штате Колорадо ему никаких денег не заплатят. Каждый полученный с ресторанов цент принадлежит Уинету, пока он в Иллинойсе не разделит доход. Мой адвокат говорит, я не могу проследить за деньгами в Иллинойсе на основании решения иллинойского суда, пока не получу личного вызова в суд. Но это все равно поможет. Уинет заявит, что муж вынудил его выплатить большие суммы денег, так что Дарвину ничего не достанется.
  — Это выглядит сговором, — уточнил Мейсон.
  — Конечно, сговор. Но как это доказать? И какая будет польза, если доказать удастся? Чтобы доказать, нужно предъявить иск, а для этого вызвать его в суд. Мой адвокат говорит, что в вопросах, которые он задает, можно обеспечить вызов в суд через публикацию, но, когда затрагиваются личные интересы, необходим личный вызов в суд.
  Мейсон сказал:
  — Вполне очевидно, вы не испытываете добрых чувств к мужу.
  — Добрые чувства! — воскликнула она гневно. — Я ненавижу землю, по которой он ходит. Он не только отнял лучшие годы моей жизни… Нет, я так не скажу, мистер Мейсон, очень уж избитая фраза. Во всяком случае, считаю, что женщина вступает в брак с открытыми глазами. Больше всего меня бесит то, что он целых четыре года держал меня здесь в состоянии юридического рабства. Я работала на него без жалованья. Мое положение не позволяло развестись и снова выйти замуж. А он… Если бы он узнал хоть о малейшем неблаговидном моем поступке, не постеснялся бы его использовать, чтобы отклонить любое мое заявление о разводе, а возможно, попытался бы лишить меня положенной части имущества. Из своей части денег, заработанной мной для него, он платил частной детективной фирме, и меня держали под наблюдением. Ведь формально я его жена. Если бы я позволила какому-нибудь мужчине меня поцеловать, муж использовал бы это как улику. Я понимаю, он очарован жизнью на каком-то тропическом острове. Рыбалка, экзотические кушанья, послушные девушки, роскошное безделье. Он, видите ли, отверг цивилизацию со всеми ее заботами и тревогами. Он мог себе это позволить. Я здесь работала как лошадь и жила как монашка. А он пользовался плодами моего труда.
  Мейсон сказал:
  — Я хотел бы задать вашему мужу несколько вопросов.
  — Он в чем-нибудь замешан?
  — Еще не знаю.
  — Тогда, — сказала она, — это мне без пользы. Я была вынуждена подписать соглашение, по которому начиная с того самого момента появление моего мужа в пределах штата Колорадо расценивается как признание моего предложения о соглашении. Вы можете себе такое представить? Я была вынуждена принять его условия, а затем они составили соглашение так, будто именно я хотела его заключить. О, они обложили меня юридическими барьерами, какими только смогли. До чего же я хочу, чтобы муж благополучно убил себя до того, как появится в штате Колорадо!
  — Возможно, он уже здесь.
  — Возможно, но я не знаю.
  — Такая ситуация, несомненно, озлобила, — сказал Мейсон, — и я вас за это не виню.
  — Естественно, такая ситуация озлобила, и думаю, горечь пережитого неизгладимо повлияла на мой характер.
  — Каким образом будут переданы бумаги? — спросил Мейсон.
  — Мой адвокат в полночь встретится с мистером Рэдфилдом. С адвокатом будет некто облеченный правами шерифа. Мистер Рэдфилд согласился отвезти их к месту, где будет ждать Дарвин.
  Мейсон сказал:
  — Если у вас, миссис Керби, нет ни юридических, ни моральных обязательств облегчить положение мужа, почему бы вам не дать указание вашему адвокату, чтобы он взял меня с собой. И когда бумаги будут переданы, я смогу задать вашему мужу несколько вопросов.
  Она покачала головой.
  — Вы можете все испортить. Вдруг ему не понравитесь. Я не решаюсь раскачивать лодку.
  — Я мог бы подождать, пока подпишут соглашение и передадут бумаги.
  — О чем хотите его спрашивать?
  — Об убийстве.
  Ее глаза загорелись. Спросила:
  — Где это случилось?
  — В Калифорнии.
  — Думаете, муж имеет какое-то отношение к нему?
  — Могу только сказать, — ответил Мейсон, — что очень хочу расспросить его о смерти близкого друга, доктора Самерфилда Мальдена, потому что власти Калифорнии пришли к выводу, что доктор Мальден убит. Не хочу делать никаких заявлений, которые не смогу подтвердить, миссис Керби. Конечно, вы вправе как угодно расценить мое участие в этом деле. Скажу одно: согласно представленным суду уликам ваш муж — последний, кто видел доктора Мальдена живым. Если, конечно, доктор Мальден мертв, на чем настаивают власти Калифорнии.
  Быстрым, почти кошачьим движением женщины, мгновенно воплощающей принятое решение в действие, миссис Керби схватила телефонную трубку и сказала оператору на коммутаторе:
  — Соедините меня с Эдом Дуарте, пожалуйста. Он в офисе? Скажите, что звоню я. — Минуту спустя сказала в телефонную трубку: — Эд, это Милисент Керби. У меня адвокат из Калифорнии, мистер Мейсон. Он хочет пойти сегодня с вами и расспросить Дарвина об убийстве… Вы не хотите?.. Он говорит, мешать не будет… Я понимаю… О, конечно, главный — вы. — Положив трубку, повернулась к Мейсону: — Прошу прощения. Мой адвокат запретил что-либо, даже разговаривать с вами. Он сказал, что знает все и это дело — динамит. Еще раз прошу прощения, но не могу больше с вами разговаривать. Я вынуждена просить вас уйти.
  Шагнула вперед и открыла дверь.
  — О, не может быть, что все настолько плохо, — запротестовал Мейсон, улыбаясь.
  Ее губы сжались в твердую тонкую безмолвную линию. Она решительно предложила уйти.
  Глава 13
  Незадолго до полуночи от здания, в котором находилась юридическая контора Эдварда Дуарте, отъехали две машины. Перри Мейсон, сидевший в такси у начала улицы, наклонился к шоферу и дал указание:
  — Держитесь за теми двумя машинами, не очень близко, но все же так, чтобы можно было видеть, куда они едут.
  Шофер кивнул, завел двигатель и, плавно отъехав от тротуара, с профессиональной быстротой последовал за этими двумя машинами.
  — Если вас попытается остановить свисток полицейского, — добавил Мейсон, — все равно не упускайте машин. Не обращайте внимания на свисток, мы штраф заплатим. Но я не хочу выпускать машины из поля зрения. Если подъедем к светофору, сигнал которого может нам помешать, сократите расстояние, чтобы быть прямо за ними.
  — Хорошо, — сказал шофер, — командуете вы. — И нажал на газ. — Впереди на улице сейчас будет светофор, — предупредил он. — Другие в это время суток не работают, но этот…
  Такси увеличило скорость, помчалось вслед за машинами, пока не оказалось всего в нескольких футах от них, и все они проскочили светофор, когда изменился сигнал.
  — Теперь притормозите, — повелел Мейсон. — Пусть отъедут подальше, чтобы мы не привлекли их внимания. А перед следующим светофором проделайте тот же маневр.
  Преследуемые машины повернули налево на прямой бульвар, и водитель такси вынужден был прибавить скорость, чтобы приблизиться к ним.
  — Не дайте им уйти, — напомнил Мейсон.
  — В машине шериф, — забеспокоился таксист. — Если они рванут за город, у меня могут быть неприятности.
  — Постарайтесь, — попросил Мейсон.
  — Сделаю все, что смогу. Но вы, когда нанимали, не сказали, что там шериф.
  — Я не знал, что они направляются за город. Но теперь нет смысла спорить. Сделайте все возможное.
  Пока такси едва одолело треть бульвара, машины впереди успели пронестись через него и начали медленно удаляться от такси. Затем у них вдруг загорелись красным тормозные сигналы, машины сбавили скорость и повернули направо.
  — Притушите фары, — велел Мейсон.
  Таксист послушался, повернул направо, так что они успели увидеть, как две машины делают левый поворот. Таксист увеличил скорость, широко развернулся, тоже сделал левый поворот и затормозил, увидев, что те две машины остановились у обочины за квартал от них.
  — Погасите фары, — предупредил Мейсон.
  Они остановились в полуквартале от преследуемых машин. Люди вышли из машин и вошли в кирпичный жилой дом. Водитель сказал Мейсону:
  — Послушайте, шеф, вы уверены, что за нами нет «хвоста»?
  — Почему об этом спрашиваете?
  — Машина с выключенными фарами остановилась в полквартале позади нас, — пояснил таксист. — Из нее никто не вышел. Я увидел в зеркале. Пока вел машину, был очень занят, чтобы наблюдать.
  Через заднее стекло такси Мейсон увидел темные очертания машины, о которой говорил таксист.
  — Теперь ничего не поделаешь, — сказал он. — Возможно, все в порядке. Придется рисковать. Хорошо, ждите здесь.
  Мейсон вышел из такси, быстро огляделся вокруг, поспешил к двум стоящим машинам и по каменным ступеням взбежал к входу в кирпичный дом. Входная дверь была не заперта, изнутри слышались голоса. Ручка двери поддалась, адвокат проскользнул в прихожую и направился к освещенной комнате. Остановившись возле двери, услышал голос:
  — Мистер Дарвин Керби, я принес с собой копию жалобы и вызова в суд по делу Керби против Керби.
  Мейсон скользнул обратно в прихожую и спрятался в чулане. Туда доносился гул спокойного разговора. Однажды или дважды голоса становились громче, как будто вспыхивали небольшие споры. Вдруг голоса замолкли, слов прощания не было слышно, только стук шагов по коридору. Хлопнула входная дверь, послышался звук отъезжающей машины. В освещенной комнате двое продолжали разговаривать. Один из них полушепотом давал другому указания, затем послышались слова короткого прощания и шаги в коридоре. Когда кто-то прошел мимо двери в чулан, Мейсон приоткрыл ее и увидел, как высокий мужчина с портфелем открыл входную дверь и ушел. Адвокат подождал, пока уехала вторая машина, затем вышел из чулана, прошел через коридор и распахнул дверь освещенной комнаты.
  Худощавый мужчина с четкими чертами лица сидел за столом, держа перед собой юридический документ объемом в несколько страниц, завернутый в толстую синюю бумагу, характерную для юридических контор. Шапка темных волнистых волос, высокий лоб интеллектуала, в уголках красивого рта слегка саркастическая улыбка. Очков не носит, документы держит твердой рукой с длинными тонкими пальцами. Мейсон вошел в комнату, поздоровался:
  — Добрый вечер, мистер Керби.
  Мужчина встрепенулся, отодвинул стул и уронил бумаги на стол.
  — Спокойнее, — предостерег Мейсон, подошел к столу и сел.
  — Кто вы и чего вы хотите? — спросил Керби.
  Мейсон сказал:
  — Я — Перри Мейсон, адвокат. Представляю Стефани Мальден, которую обвиняют в убийстве ее мужа, доктора Самерфилда Мальдена.
  — Убийство! — воскликнул Керби.
  — Да, — подтвердил Мейсон, — и я думаю, вы можете рассказать мне, что случилось.
  Наступила тишина. Керби что-то обдумывал. Мейсон начал задавать вопросы:
  — У вас было забронировано место на самолет от Лос-Анджелеса до Солт-Лейк-Сити?
  Керби кивнул.
  — Почему им не воспользовались?
  — Я изменил свои планы в последнюю минуту.
  — Тогда почему не уведомили компанию и не получили обратно деньги за билет?
  Керби улыбнулся.
  — Это нескромный вопрос, мистер Мейсон. Почему я не уведомил компанию? У меня не было никакой возможности сделать это до взлета самолета. Я убедился, что это пустая затея. А почему я не потребовал деньги обратно? Я оплатил полет полностью, и не было никакой возможности вернуть деньги за часть пути, особенно потому, что я собирался использовать обратный билет из Солт-Лейк-Сити. А посему я, не сумев сразу уведомить компанию, что не полечу больше, не пытался сделать это.
  — Как вы добрались до Солт-Лейк-Сити? — спросил Мейсон.
  — Прежде чем ответить на этот вопрос, мистер Мейсон, хочу узнать о вас немного больше. Как вы меня нашли? И как проникли в дом?
  — Просто вошел. Входная дверь была не заперта.
  Керби кивнул.
  — Я не запер, дожидаясь судебных представителей. Какие у вас интересы в этом деле?
  — Я уже сказал, что представляю миссис Мальден.
  — Как получилось, что ее обвиняют в убийстве?
  Мейсон возразил:
  — Вы зря теряете время.
  — А почему зря?
  — Не знаю, сколько у нас в запасе.
  — Как вы узнали, что я здесь?
  — Узнал, что вам должны вручить бумаги, и последовал за представителями власти.
  — По-видимому, вы разговаривали с моей женой?
  — Да.
  — И пришли к выводу, что я закоренелый негодяй?
  Мейсон улыбнулся.
  — Я еще не выслушал другой стороны.
  Керби сказал:
  — Я хочу уточнить один вопрос, мистер Мейсон. Я сделал единственно возможное в данных обстоятельствах.
  Мейсон промолчал.
  — Моя жена была хорошей девушкой, — продолжил Керби, — пока не понаехала ее родня. Они начали с небольших замечаний, указывая, что я то-то и то-то делал неправильно. Отдельные замечания слились в струйки постоянной критики, переросшие в разрушительный поток, размывший овраги в нашем семейном счастье. Меня загнали в угол. Я это понял, но ничего не мог поделать. Я летчик, и неплохой. Обнаружив подходящую вакансию в вооруженных силах, решил пойти добровольцем. Но сперва захотел убедиться, что жена в состоянии прожить без меня. Мой друг дал нам возможность заняться ресторанным делом. Я занимался им, пока не убедился: жена сумеет себя обеспечить и дело захватит ее целиком, не оставив свободного времени, что было совершенно необходимо. Я уехал, так что мои родственнички не могли приобрести капитала, присоединившись к ней и шпыняя меня. Все сошло, как я и предполагал. Жена была постоянно занята, она настоящая деловая женщина. Прекрасно поставила дело, которое мы начали до моего отъезда. Зарабатывала больше, чем нужно на жизнь. Ее дела шли, повторяю, прекрасно. Вначале я не собирался заходить так далеко, чтобы просить развод. Хотел только ничем себя не обнаружить. Думал, если я не буду ей писать, она поймет, что я чувствовал, начнет искать причину и постепенно осознает, насколько меня угнетали ее родственники. Но постепенно до меня дошло, до чего славно тихо и мирно жить собственной жизнью, не отдавая никому отчета. Я многое повидал в южной части Тихого океана, где служил. Когда уволился, обосновался на одном из островов. Просто живу. Могу наловить достаточно рыбы, чтобы разнообразить меню из авокадо, манго, плодов хлебного дерева и бананов. Не надо трепать нервы, без чего не обходится обычное существование тут, в Штатах. Когда хочу читать — читаю. Когда хочу спать — сплю. Когда хочу плавать — иду плавать. Когда хочу загорать — так и делаю. А когда хочу просто побездельничать в тени — тень рядом. Это в тысячи раз лучше, чем мчаться в машинах и такси, то и дело смотреть на часы, чтобы не опоздать на встречу, отвечать на множество телефонных звонков, спорить до изнеможения, дышать углекислым газом и терпеть жениных родственников, которые смотрят на тебя с высокомерным превосходством.
  Мейсон сказал:
  — Как я понял, финансовых затруднений у вас не было.
  — Конечно, нет. Поэтому я и составил соглашение так, чтобы жена не могла прикарманить все доходы и облагодетельствовать свою семейку. У меня есть шурин, ловкий делец, когда доходит до получения денег с женщин. Сначала я хотел обеспечить жену, а когда увидел, что рестораны и вправду приносят доход, решил, что неплохо обеспечить и себя. В конце концов, мистер Мейсон, хотя она и управляла ресторанами, но ведь это я выбрал участки, уговорил Уинета купить их и передать в аренду на условиях…
  Затрезвонил звонок входной двери. Минуту спустя раздался стук в нее, затем услышали, как она открылась и по коридору затопали шаги.
  Керби вскочил, шагнул назад от стула и сверкнул глазами на Мейсона.
  — В чем дело? — спросил он. — Вы думаете, что…
  Но тут дверь в комнату распахнулась с такой силой, что, ударившись о стену, задрожала на петлях, и ворвались Гамильтон Бергер, незнакомый мужчина и двое денверских полицейских в форме.
  — Так-так-так, — промолвил Бергер. — Это и вправду интересно, Мейсон! Наконец-то вы вывели нас на нужного человека. — Он повернулся к Керби: — Вы Дарвин Керби и вы недавно посещали дом доктора Самерфилда Мальдена?
  — Кто вы, черт побери? — взъярился Керби.
  Гамильтон Бергер с делано добродушным видом выступил вперед, вынимая бумажник из кармана.
  Керби слегка посторонился.
  Один из полицейских сказал:
  — Поостерегитесь, Керби. Держите обе руки на виду.
  Гамильтон Бергер торжественно открыл бумажник перед глазами Керби.
  — Можете посмотреть на эти удостоверения, и узнаете, кто я, — сказал он. — Сколько же Мейсон собирался вам заплатить, чтобы вы сбежали из страны?
  Керби, с побелевшим лицом, взглянул на Мейсона и сказал:
  — Не думаю, что все это мне нравится.
  — Никого не интересует, нравится вам это или нет, — сказал Бергер. — Главное, что вы Дарвин Керби и что вы живы. Вы это не отрицаете?
  — Что я жив, не отрицаю.
  — И вы — Дарвин Керби?
  Керби кивнул.
  — Чей это дом?
  — Одного из моих друзей. Мне предоставили его на несколько дней для определенной цели.
  Гамильтон Бергер повернулся к Мейсону и сказал с усмешкой:
  — Мы больше не задерживаем вас, адвокат, хотя вам, быть может, интересно узнать, что благодаря хорошей памяти и острому зрению, которыми обладает миссис Гарри Коулбрук, мы узнали, что вы со Стефани Мальден были в меблированных комнатах в Диксивуде сразу после смерти доктора Мальдена. Мой сотрудник сумел отыскать тайную квартиру в Диксивуде, которую мистер Мальден снимал на имя Эмбоя. Мы обнаружили там стенной сейф, и вам с вашей клиенткой придется ответить на несколько вопросов налоговой инспекции. Но слоняться здесь вам необязательно. Вы нам тут не нужны.
  — Миссис Коулбрук заявила, будто виделась со мной в меблированных комнатах в Диксивуде? — спросил Мейсон.
  — Да. Она прошла мимо вас и хотела заговорить. Ей показалось, что она встречала вас раньше. Затем она вспомнила, кто вы и что вы не знакомились. С вами она заметила женщину, и теперь она опознает ее как Стефани Мальден. Несмотря на ваши усилия, миссис Мальден снова взята под арест, и вы можете опять проявить свое умение вести дело в суде. Но на этот раз вы будете иметь дело со мной, мистер Мейсон. Теперь не заставляйте меня вас задерживать. На улице вас ждет такси, садитесь и уезжайте. Вам в самом деле лучше вернуться в свою контору. Ваша клиентка в очень и очень большой опасности. Между прочим, она сказала полиции, что у вас ее сто тысяч долларов, которые вы взяли из сейфа в квартире в Диксивуде. Налоговая инспекция этим очень интересуется, мистер Мейсон, и я думаю, что комитет коллегии адвокатов также задаст вам несколько вопросов. Вам очень долго удавалось выходить из затруднительных положений. Мне страх как интересно посмотреть, мистер Мейсон, удастся ли вам выкрутиться на сей раз. В данный момент вы находитесь в чужом штате. У меня нет ордера на ваш арест, и вы не подпадаете под действие закона о выдаче преступника другому штату. Официально я не могу приказать этим людям схватить вас, хотя это принесло бы мне большое личное удовлетворение. Но если вы в течение сорока восьми часов не вернетесь в свою контору, я прослежу, чтобы штатом Калифорния был выдан ордер на ваш арест.
  Мейсон сказал:
  — Миссис Коулбрук, ваша свидетельница, — сумасшедшая. Она не видела со мной миссис Мальден…
  — Я знаю, знаю, — прервал его Бергер. — Может, она и сумасшедшая, но свидетельница очень хорошая, и она уже сделала опознание. Теперь, полагаю, вы, Мейсон, уйдете отсюда и позволите мне поговорить с Керби.
  Бергер подал знак двоим полицейским в форме. Один из них взял Мейсона за руку:
  — В путь, приятель, уезжайте. Таксист на улице ждет, чтобы вы расплатились.
  И подтолкнул Мейсона к двери.
  Глава 14
  Самолет, на котором летел Мейсон, проносился над краем пустыни на рассвете. Впереди неясно вырисовывались покрытые снегом горы, далеко за левым крылом простирались плодородные земли, где баснословные урожаи приносили богатство и процветание, где климат пустыни, и зимой наполненной золотистым солнечным светом, взрастил десятки городов. За этими землями лежали неплодородная пустыня и Сэлтонское озеро, сверкающее голубизной в ярком утреннем свете, — огромный остров воды, поверхность которого на более чем двести футов ниже уровня моря.
  Мейсон сидел неподвижно, не видя быстро меняющихся картин. Он обдумывал проблему, которую в данный момент целиком охватить не мог.
  Самолет пересек холмистую местность, и вскоре почти сразу, будто срезанная ножом, пустыня закончилась, и внизу показались апельсиновые рощи и города, похожие сверху на шахматную доску. Самолет начал снижаться, апельсиновые рощи уступили место сверкающим белым домам плотно застроенного пригорода, а те в свою очередь — прижавшимся один к другому поселкам.
  Самолет пошел на посадку, накренился, сделал круг и совершил посадку. С потоком пассажиров Мейсон двинулся к главному выходу. Тут его схватил за руку Пол Дрейк.
  — Устал?
  Мейсон кивнул.
  — Я тоже, — сказал Дрейк.
  — Как они меня выследили? — спросил Мейсон.
  — Бергер получил сведения. Тебя засекли в денверском аэропорту и с тех пор за тобой следили.
  — Как Бергер попал туда?
  — Специальным самолетом. Он поднял на ноги всю прессу и наслаждается пышной рекламой и чувством полнейшей непогрешимости.
  — А что с миссис Коулбрук? — спросил Мейсон.
  — С ней все ясно, Перри.
  — Ты уверен?
  — Полностью. Она все рассказала мужу. Он связался с отделом по убийствам, а те подняли на ноги управляющего меблированными комнатами и раскрыли квартиру Эмбоя. В ней оказалась миссис Мальден. Полицейские выкинули ловкий трюк, сказав ей, что ты выдал ее укрытие. Она вышла из себя и наговорила, что у тебя сто тысяч долларов, которые ты взял из сейфа в квартире. Миссис Коулбрук испытала свой звездный час. В женщине, которая была с тобой, она опознала миссис Мальден. Естественно, налоговая инспекция сразу же принялась за дело.
  — Бергер рассказал прессе о деле Дарвина Керби?
  — Не Бергер, — ответил Дрейк. — Керби у него полностью в руках, он наверху блаженства. Никто на земле, кроме Бергера, не знает историю Керби, и этого ему вполне достаточно. Он готовится дать тебе бой.
  — Ты не сказал мне ничего нового, — сказал Мейсон.
  — Ты чувствуешь себя уверенно, Перри?
  — Относительно, — пожал плечами Мейсон. — Во многом все зависит от свидетелей и их показаний при перекрестном допросе. Взять хотя бы эту миссис Коулбрук. Она видела меня в меблированных комнатах, со мной была Делла Стрит. Теперь миссис Коулбрук утверждает, что женщина, которую она видела со мной, была миссис Мальден. Ты понимаешь, как такое происходит, Пол? Между Стефани Мальден и Деллой Стрит лишь незначительное сходство. Миссис Коулбрук смотрела только на меня. Она потом убедила себя, что тогда же обратила внимание на женщину, которая была со мной. Но это не так. Не в тот раз. Очень любопытно ей стало позже. А тогда сразу же подумала, что меня знает, но не может вспомнить, кто я. Некоторое время спустя вспомнила. И только потом заинтересовалась бывшей со мной женщиной.
  — Но она уверена в своем опознании, — сказал Дрейк, — и ты никогда ее не переубедишь.
  Мейсон сказал резко:
  — Даже если улика слабая, суд придает опознанию очень большое значение. Человек, который хочет быть честным, говорит: «Я думаю, что это тот человек, которого я видел». Его запутывают на перекрестном допросе и поднимают на смех. Присяжные отклоняют показания, хотя он, вероятно, говорит правду. Но тот, кто не стремится быть честным, а хочет произвести впечатление, становится фанатичным, пристрастным, самоуверенным и не допускает сомнений. Присяжные ему верят.
  Дрейк сказал:
  — Машина рядом.
  — Итак, миссис Мальден наговорила… — подумал вслух Мейсон.
  — Совсем немного. Она все волновалась о сейфе в квартире. Не переставала говорить о том, как ты взял деньги и почему ты просто должен был защищать ее. А потом, я думаю, до нее наконец дошло, что ты поставил ее в глупое положение.
  — Много ли она рассказала, прежде чем до нее дошло это?
  — Достаточно. Я не знаю, что именно рассказала, но точно знаю: у них там была стенографистка и записывали также на магнитофон.
  — Бергер будет выступать перед Большим жюри? — спросил Мейсон.
  Дрейк покачал головой.
  — Теперь он не может. Подал другую жалобу и не решается взять ее обратно. Только не после предыдущего отвода. У тебя есть еще одна возможность выступить на предварительном слушании, Перри.
  Мейсон сказал:
  — Хорошо, Пол. Для тебя есть кое-какие задания. Подготовь повестку в суд. Проследи за самолетом Бергера, когда тот будет возвращаться. С ним будет Дарвин Керби. Бергер не станет использовать показания Керби, пока ему не придется это сделать.
  — Думаешь, сможешь его заставить?
  Мейсон сказал:
  — Я поступлю умнее. Хочу, как только Дарвин Керби сойдет с самолета, вызвать его в суд в качестве свидетеля.
  Дрейк покачал головой.
  — Мы не сможем к нему приблизиться, Перри. Бергер создаст заслон из полицейских, готовых оказать сопротивление любому, кто окажется в пределах мили от Керби.
  — Один из твоих людей, Пол, умеет фотографировать. Пусть смешается с газетчиками и снимет вместе с другими, а потом подойдет ближе и передаст Дарвину Керби повестку с вызовом в суд.
  — В качестве твоего свидетеля?
  — В качестве моего свидетеля.
  — Ты не решишься вызвать его как твоего свидетеля, Перри. Ты будешь связан его показаниями.
  — Какая разница? Во время предварительного слушания судья обяжет миссис Мальден говорить, несмотря ни на что. Я вызову Керби как моего свидетеля и заставлю рассказать ровно столько, сколько нужно по делу. По крайней мере, попытаюсь.
  — Они обязательно постараются тебя разом обезоружить, — предположил Дрейк.
  — Пусть попробуют, — непреклонно ответил Мейсон. — Я и сам могу кое-что сказать. Ясно одно: обвиняемая имеет некоторое право на быстрый допрос у полицейского судьи, и я прослежу, чтобы это было сделано.
  Дрейк помолчал, затем сказал:
  — Перри, расскажи мне кое-что.
  — Что?
  — Ты действительно взял сто тысяч долларов из квартиры?
  Мейсон возмущенно повернулся к нему.
  — Не волнуйся, — успокоил Дрейк. — Миссис Мальден рассказала очень убедительную историю. И это все.
  — Так ты попался на удочку?
  — Я — да, — ответил Дрейк, сделав жест, показывающий: с этим покончено. — Ладно!
  — Когда Гамильтон Бергер возвращается с Дарвином Керби? — спросил Мейсон. — У кого-нибудь есть сведения?
  — Определенных нет, — ответил Дрейк. — Бергер берет показания там, в Денвере.
  — Хочешь сказать — он задерживается, потому что разница во времени мешает тогда попасть в утренние газеты. Он раздует рекламу, а когда прилетит домой, его встретят фотографы со вспышками и газетные репортеры, сгорающие от желания взять интервью.
  Дрейк ухмыльнулся.
  — Ты ставишь это ему в вину?
  — Черт побери, нет! Но мы испортим праздник, Пол.
  — Повесткой с вызовом в суд?
  Мейсон кивнул.
  — Первым делом я пошлю Джексона в суд и потребую назначить предварительное слушание на самое ближайшее число. Затем мы разошлем повестки с вызовом в суд, откинемся на спинки стульев и понаблюдаем, что будет дальше.
  — У Бергера случится припадок, — сказал Дрейк.
  — Пускай, — ухмыльнулся Мейсон. — Большую часть истории он уже рассказал репортерам в Денвере. Они могут надеяться лишь на то, чтобы послушать все снова и сделать снимки. Следовательно, если появится что-нибудь новое, ребята ухватятся за это и прокомментируют в заголовках.
  — Ты думаешь, что-нибудь новое будет? — спросил Дрейк.
  — Обязательно, — уверенно ответил Мейсон.
  Глава 15
  В десять часов утра Делла Стрит позвонила Мейсону:
  — Алло, шеф. У меня новости.
  — Ты в Сакраменто?
  — Да. Я договорилась, и мне разрешили посмотреть записи в регистрационном бюро.
  — И что обнаружила?
  — Глэдис Фосс продала свою машину торговцу подержанными автомобилями в Вентуре.
  — Что-нибудь еще?
  — В тот самый день агентство в Санта-Барбаре продало новую машину Глэдис Эмбой, живущей в Сакраменто.
  — Черт! — воскликнул Мейсон.
  — Итак, — продолжила Делла, — я просмотрела водительские лицензии, чтобы убедиться, что у Глэдис Эмбой таковая была. Она таки вправду была. Ее выдали восемнадцать месяцев назад. Адрес на ней: меблированные комнаты 928-Б в Диксивуде.
  — О-о! — сказал Мейсон.
  — Я сверила отпечаток большого пальца с тем, который имеется на водительской лицензии Глэдис Фосс. Нет сомнений, это та самая девушка.
  — Что тогда? — спросил Мейсон.
  — Эти сведения я передала здесь человеку Пола Дрейка. Он быстро проверил их и обнаружил, что Глэдис Эмбой живет по адресу шестимесячной давности.
  — Адрес в Сакраменто?
  — Да.
  — Живет там постоянно?
  — Кажется, так. Ничего не могу понять.
  Мейсон сказал:
  — Дай подумать. Это ошибка. Она не могла там жить, она же была в лечебнице доктора Мальдена.
  — Тем не менее она здесь и живет здесь.
  — Пропади она пропадом, — разозлился Мейсон. — Не могла же она находиться в двух местах одновременно.
  — Однако это так.
  Мейсон сказал:
  — Хорошо, Делла, я свяжусь с Полом Дрейком. Хочу, чтобы за ней следили, не хочу, чтоб опять сбежала. Но нужно все сделать так умно, чтоб она ничего не заметила.
  Мейсон повесил трубку, связался с Полом Дрейком и начал расследование. К полудню у него была куча информации, большей частью противоречивой.
  Глэдис Эмбой проживала в Сакраменто. Ее муж Чарльз Эмбой якобы шахтер, но и Глэдис Эмбой где-то работала. Соседи не знали точно, где именно. Ее зарплата шла на финансирование перспективных планов ее мужа. Время от времени миссис Эмбой уезжала в своей машине к мужу и возвращалась через несколько дней, но большую часть времени бывала дома. Каждый вечер с девяти часов. Соседи рассказали, как она проводит время, а поскольку ей приходилось работать допоздна, она предпочитала питаться в ресторанах, а не готовить дома, да еще мыть посуду. Вставала рано утром, завтракала и ехала на машине на работу. О характере ее занятий никто не знал, но все были уверены, что занимает она очень ответственный пост, четко регламентирующий ее время. Она всегда гордилась тем, что первая приходит в офис и последняя возвращается домой.
  Мейсон обдумал полученную информацию, сел на дневной самолет и прилетел в Сакраменто как раз вовремя, чтобы застать Деллу Стрит за обедом.
  — Что вы поняли из этого, шеф? — спросила Делла.
  — Пока ничего, — сказал Мейсон.
  — Но это невозможно. Она не могла одновременно быть здесь и работать у доктора Мальдена.
  Мейсон сказал:
  — У меня мелькнула мысль. Я хочу взглянуть на Глэдис!
  — Но, — продолжила Делла, — нет никаких сомнений об отпечатках большого пальца. Я не сильна в дактилоскопии, но даже я могу подтвердить полную идентичность.
  Мейсон думал о своем.
  — В семь тридцать по расписанию прибывает прямой самолет, Делла. Полагаю, нам следует поговорить со стюардессой.
  — Хотите сказать, она регулярно пользовалась самолетом?
  — А как же еще она могла сюда попадать?
  Делла Стрит задумалась.
  — Похоже на правду, — согласилась она, — судя по тому, как дело обстоит сейчас. Глэдис Фосс бывала, по-видимому, в двух местах одновременно. Но все же это невозможно.
  — Так-таки невозможно? Итак? — усмехнулся Мейсон.
  — Хотя это могло и быть, — согласилась Делла Стрит.
  Мейсон поехал в аэропорт и повидался со стюардессой.
  — Я интересуюсь пассажиркой, которая часто летала с вами, а потом перестала.
  — Глэдис Эмбой? — быстро отозвалась стюардесса. — Что с ней случилось? Мы беспокоились. Она не больна?
  — Может быть, — ответил Мейсон. — Ей около двадцати семи лет, брюнетка с очень большими темными глазами. Рост около пяти футов двух дюймов, вес сто двенадцать фунтов.
  — Да, это она. Почти регулярно летала с нами. Каждое утро, семичасовым рейсом. Не так давно ее муж погиб в авиакатастрофе. Пилотировал частный самолет и разбился. Они собирались во второе свадебное путешествие. Муж заработал кучу денег, и готовилось путешествие в Европу. И вдруг как гром среди ясного неба — авиакатастрофа. Миссис Эмбой очень расстроилась…
  — Она летала с вами после смерти мужа? — прервал Мейсон.
  — Нет, но одна из стюардесс нашего рейса встретила ее, когда ехала из Финикса в Солт-Лейк-Сити. Миссис Эмбой тогда и рассказала ей обо всем. Она чуть с ума не сошла от горя.
  — С тех пор вы миссис Эмбой не видели?
  Стюардесса отрицательно покачала головой.
  — Спасибо, — поблагодарил Мейсон, — все совпадает. Я просто проверял.
  — А что произошло? С ней ничего не случилось?
  — Слава богу, нет, — успокоил Мейсон, — речь идет лишь о страховке. Компания хотела проверить, прежде чем выплатить.
  — О, понимаю. Она очень хорошая девушка. Спокойная, изысканная и занимается собственным бизнесом. Но не понимаю, зачем ей понадобилось летать взад и вперед через весь штат.
  — Полагаю, вы ее об этом никогда не спрашивали.
  — Компания наняла нас обслуживать пассажиров, а не расспрашивать их. Конечно, мы дали ей несколько советов, но она им не последовала, и мы отступились.
  — Спасибо, — сказал Мейсон, — я думаю, что этой информации для компании достаточно.
  — Хотите сказать, что заплатите ей по иску?
  — О, конечно.
  — Я очень рада. Миссис Эмбой вправду хорошая женщина. Она имеет право на компенсацию, если меня спросите.
  — Это мысль, — отозвался Мейсон. — Так я вас спрашиваю.
  — Я уже сказала.
  — Спасибо, — еще раз поблагодарил Мейсон и отошел к Делле Стрит.
  — И что же? — воскликнула она. — Что это значит? Вырисовывается ряд ситуаций настолько странных, что все выглядит бредом сумасшедшего.
  Мейсон усмехнулся.
  — Теперь, я думаю, попытаемся узнать правду.
  — Каким образом?
  — Быть может, на перекрестном допросе.
  — Но, шеф, — начала Делла Стрит, — допустим, миссис Мальден хотела убить своего мужа и дала ему жидкость с наркотиками, которую, как она надеялась, он выпьет в воздухе…
  — Продолжай, — одобрил Мейсон, — у тебя хорошо получается.
  — И допустим, кто-то посторонний сел в этот самолет, выпил жидкость с наркотиками и умер. Как будет оценена ситуация с юридической точки зрения?
  — В отношении миссис Мальден?
  — Да.
  — Будет признана виновной в убийстве первой степени.
  — Несмотря на то, что она даже не знала бы человека, выпившего жидкость с наркотиками и разбившегося в самолете?
  — Да. Закон перенесет злой умысел с предполагаемой жертвы на действительную.
  — Тогда не понимаю, чего вы добьетесь, даже если доктор Мальден жив. Что тогда?
  — Тогда, — ответил Мейсон, — мы, возможно, сумеем доказать, что доктор Мальден — убийца.
  — Что вы имеете в виду?
  — Все, что мы узнали о докторе Мальдене, указывает на то, что он хладнокровный, осторожный, думающий человек, который все трезво планирует и выверяет с математической точностью.
  — Итак?
  — Тебе когда-либо приходило в голову, — сказал Мейсон, — что власти нашли опознающее вещество, обозначенное кодовым номером 68249, во фляжке с жидкостью? По их теории, у миссис Мальден был доступ к наркотикам мужа и она положила морфий в виски. А его, очевидно, выпил человек, который вел самолет, разбившийся по пути в Солт-Лейк-Сити. Это прекрасная теория. Но они не заметили одного. Еще у одного человека был куда более легкий доступ к наркотикам, чем у миссис Мальден.
  — Доктор Мальден?
  Мейсон кивнул.
  — Покойный?
  — Доктор Мальден, — разъяснил Мейсон, — все спланировал умно. Если ему понадобилось представить себя умершим, взять необходимые деньги и убежать с Глэдис Фосс, то ему, естественно, понадобился труп.
  — О-о! — воскликнула Делла Стрит. — Теперь понимаю.
  — К тому же, — продолжил Мейсон, — доктор Мальден смотрел на жизнь и смерть как врач. То есть несколько беспристрастней и бессердечней, чем обыкновенный человек.
  — Господи, — взмолилась Делла Стрит, — понимаете ли вы, что пытаетесь доказать, будто убийство совершил труп?
  — Единственное, что может потребовать Гамильтон Бергер, — это труп, — ухмыльнулся Мейсон.
  — Это будет такая сенсация! — воскликнула Делла Стрит.
  — Можешь ли представить себе какое-либо другое доказательство, которое будет выглядеть так драматично в суде и так неприятно для Гамильтона Бергера? — спросил Мейсон.
  Она покачала головой.
  — Но сможете ли вы доказать это?
  — Можно попробовать, — сказал Мейсон.
  — Но, шеф, вы разве не думаете, что доктор Мальден действительно умер? И разве не думаете, что нечто в самом деле произошло? Вспомните, стюардесса сказала, что Глэдис Фосс была совершенно расстроена и огорчена.
  Мейсон ухмыльнулся.
  — Я выдвину мою теорию, — сказал он, — и мы выслушаем объяснения Гамильтона Бергера.
  — Шеф, но, если ему снова придется прекратить дело против миссис Мальден, над ним станут смеяться и…
  — И после этого он никогда не решится преследовать ее в судебном порядке, — прервал Мейсон.
  Делла Стрит кивнула.
  — Но, — сказал Мейсон, — чего мы ждем? У нас впереди длинная дорога. Поехали, Делла.
  Глава 16
  В аэропорту полиция охраняла ворота № 11, разрешая встретить большой четырехмоторный самолет, прибывающий по расписанию через две минуты, только обладателям полицейских удостоверений и мандатов прессы. Мейсон и Пол Дрейк издалека наблюдали, как человек Дрейка сунул карточку одному из полицейских, затем, размахивая фотокамерой, поспешно удалился от охраны. Его окружили другие фотографы, желающие сделать снимки. Гамильтон Бергер, очевидно, велел своему полицейскому подпустить некоторых представителей прессы поближе, чтобы прибывшие с ним могли попозировать и получился интересный репортаж.
  После короткого ожидания большой воздушный корабль нырнул с неба вниз, пронесся по-птичьи над взлетно-посадочной полосой, мягко приземлился и подъехал к служителю, сигналившему флажком из нарисованного круга. Подали трап, двери самолета открылись, и пассажиры начали спускаться по лестнице. Окружной прокурор Бергер и его свита, очевидно, собрались спуститься после всех. Последний пассажир покинул самолет. Наступил торжественный момент, и Бергер с Дарвином Керби вышли из самолета на трап. Улыбающийся, самоуверенный Бергер представил Керби репортерам и начал позировать перед камерами. Газетчики по очереди подходили к лестнице, сверкали вспышками. Затем Бергер медленно спустился, и у основания лестницы, когда почти все репортеры уже отошли, агент Дрейка выступил с камерой вперед и попросил:
  — Задержитесь на минутку, мистер Бергер.
  Тот начал позировать.
  — Кто из вас Дарвин Керби?
  — Он здесь, — сказал Бергер. — Выйдите, мистер Керби.
  — Пожалуйста, мистер Керби, вытяните руку, — попросил лжефотограф.
  Керби вытянул руку, детектив сунул в нее документ.
  — Это повестка с вызовом в суд по делу «Народ против Мальдена» от имени защиты, — сказал он и вернулся назад.
  Его камера дала вспышку, и он зафиксировал на снимке перекошенные от страха лица Гамильтона Бергера и Дарвина Керби.
  — Арестуйте этого человека! — завопил Бергер, показывая пальцем на агента Дрейка.
  Охрана покинула свой пост у ворот и поспешила к детективу. Мейсон и Пол Дрейк пробрались через ворота на летное поле. Газетные репортеры, отошедшие было от самолета, кинулись обратно, сверкая вспышками, торопясь заснять драму куда более ценную, чем сделанные раньше снимки.
  — Арестуйте его! — продолжал вопить Бергер.
  Полицейский схватил детектива.
  — Минуточку, минуточку! — остановил его Перри Мейсон. — За что арестовывают этого человека?
  Бергер был слишком разозлен, чтобы узнать Мейсона, он только услышал его голос.
  — За то, что он незаконно прокрался на поле и использовал фальшивое удостоверение.
  — Я не использовал никакого фальшивого удостоверения, — сказал детектив. — У меня есть разрешение пройти через заслон. Это единственное, чем я пользовался.
  — Теперь давайте все выясним, — сказал Мейсон полицейскому. — Вы арестовываете этого человека по приказу Гамильтона Бергера. Завтра я предъявлю Бергеру иск на пятьдесят тысяч долларов за незаконный арест.
  Бергер поднял глаза и увидел наконец Мейсона.
  — Вы! — закричал он, и его лицо почти побагровело. — Вы будете отвечать перед коллегией адвокатов. За то, что вы натворили, вас лишат практики!
  — Прекрасно! — отпарировал Мейсон, шагнув вперед. Окружившие фотографы смогли запечатлеть на снимках его вместе с Бергером. — Лучше побеспокойтесь о своей практике, мистер Бергер.
  Бергер бросился к Мейсону с поднятым кулаком. Мейсон с плавным изяществом атлета отточенным жестом боксера выбросил вперед левую руку и ловко отразил удар Бергера.
  — Не делайте больше этого, Бергер, если не хотите, чтобы вам разбили челюсть.
  — Вы приказываете арестовать этих людей? — спросил полицейский Бергера.
  Мейсон, ухмыляясь, сказал:
  — Конечно, сержант. Это я хочу, чтобы его самого арестовали за словесное оскорбление и оскорбление действием. Он меня ударил, и, я думаю, у нас достаточно доказательств оскорбления в виде снимков.
  Бергер, осознав положение, в которое себя поставил, попытался смягчить его:
  — Ерунда. Вы отстранили мою руку.
  — Вы ударили меня по руке, — настаивал Мейсон, — это оскорбление. Идите и посмотрите в законы.
  — Что делать с этим? — спросил полицейский, державший детектива, вручившего повестку в суд. — Его арестовать?
  Бергер посмотрел в глаза Мейсону, оглядел круг газетных репортеров. С огромным усилием подавил самолюбие.
  — Нет, — сказал он, отворачиваясь. И после некоторого раздумья добавил: — Пусть идет. С Мейсоном встречусь в суде и перед коллегией адвокатов. Только там можно разговаривать с подобными людьми.
  В эту несчастливую минуту Гамильтон Бергер осознал, так же как и газетные репортеры, что Мейсон уничтожил его популярность. Ни один редактор в городе не поместит в газете фотографии Гамильтона Бергера, позирующего с Дарвином Керби как основным свидетелем в загадочном деле, когда будет располагать фотографией, на которой окружной прокурор с искаженным гневом лицом наносит сильный удар Мейсону, а адвокат спокойно отступает в сторону и отражает удар.
  Глава 17
  Мейсон, приехав пораньше в свою контору, проверял отчеты агентов Пола Дрейка, прежде чем предстать перед судьей Телфордом и выступить на втором предварительном слушании дела Стефани Мальден. Делла Стрит, улыбаясь, положила перед ним газеты.
  — Вы хорошо все устроили в аэропорту, — одобрила она.
  Мейсон ухмыльнулся.
  — Бергер спланировал такой торжественный въезд, что, право же, было неловко его испортить.
  — Но зачем было вызывать Дарвина Керби повесткой в суд? — спросила она. — Он ведь не собирался уезжать, да?
  — Он не собирался уезжать, — подтвердил Мейсон, — но, вызвав его как своего свидетеля, я смогу допросить его под присягой относительно всего, что он знает.
  — Но не будете ли вы связаны его показаниями?
  — Поступая так, — сказал Мейсон, — я проиграю на предварительном слушании, но зато узнаю, какие у обвинения козыри, прежде чем дело будет передано в суд присяжных. Судья Телфорд обязательно перепроводит обвинение в высший суд, если, конечно, мы не сумеем до этого вытащить кролика из его шляпы.
  — Есть хоть какая-то вероятность?
  — Не знаю, — усмехнулся Мейсон, — это шляпа окружного прокурора. Нельзя быть уверенным, что кролик может там быть.
  — Допустим, его там нет.
  — Тогда мы не сможем его вытащить. Если, конечно, не изловчимся незаметно подсадить его.
  Пол Дрейк постучался условным стуком, и Делла Стрит открыла дверь.
  — Что ты обнаружил, Пол? — спросил Мейсон.
  Дрейк сказал:
  — Они поместили Дарвина Керби в одну из шикарных гостиниц. Его охраняют и обращаются с ним как с миллионером. Ты понимаешь, что это означает?
  Мейсон нахмурился.
  — Думаешь, его показания поставят Гамильтона Бергера вне подозрений и запятнают Стефани Мальден?
  Дрейк кивнул.
  — Расскажи об остальном, — предложил Мейсон. — Были у него посетители? Что можешь узнать о телефонных звонках?
  — О его телефонных звонках не могу узнать ничего, — ответил Дрейк. — Попытка связаться с гостиничной телефонисткой окончилась бы тем, что мне пришлось бы выбросить удостоверение частного детектива. Но я смог проследить за его посетителями. Был только один.
  — Кто?
  — Его тетя, сестра матери. Достойная уважения старушка в кресле на колесиках. Нижняя часть тела, до талии, у нее парализована. Приятная, седая. Фотографии нет. Просто неофициальное посещение любимого племянника.
  — Откуда она? — спросил Мейсон.
  — Из санатория в Батте.
  — Какое кресло на колесах, Пол?
  — Прелесть, — одобрил Дрейк. — У старушки есть деньги. Разряжена в меха, большая машина, шофер, одетый в белое камердинер и тому подобное.
  — Именно эту родственницу посещали Керби с доктором Мальденом?
  — Именно ее. Прежде чем отвезти Керби к себе домой на обед, доктор Мальден съездил в санаторий в Батте. Полагаю, консультировался с ее лечащим врачом.
  — Другие посетители?
  — Больше никого. Керби держат под постоянным надзором. Я слышал, что его показания затянут веревку на прекрасной шейке Стефани Мальден.
  — Я знаю, знаю, — нетерпеливо сказал Мейсон. — Пол, а что с его теткой? Есть что-либо в отношении ее?
  — Совсем ничего, — ответил Дрейк. — Я навестил ее. Она в санатории два года с лишним.
  — Велик ли санаторий?
  — Небольшая лечебница в предгорье, вдали от тумана и смога. Тихая местность, закрытые веранды и все в таком роде.
  Зазвонил телефон. Делла Стрит подняла трубку.
  — Это тебя, Пол.
  Дрейк подошел к телефону.
  — Алло! — Недолго послушал, затем сказал: — Минутку. Я дам указания. — И повернулся к Мейсону: — Перри, Гамильтон Бергер впустил репортеров поговорить с Керби. Разворачивается драматическое интервью в последнюю минуту перед тем, как идти в суд, и Керби все рассказывает.
  — Посмотри, нельзя ли узнать содержание разговора? — спросил Мейсон.
  Дрейк передал просьбу своему агенту, несколько минут послушал его.
  — Мой агент в общих чертах знает, что сказано. Керби якобы поехал в аэропорт с доктором Мальденом. Тот готовился улететь в Солт-Лейк-Сити. Мальден сказал Керби, что взял с собой виски с кофеином, чтобы, отпивая время от времени по глотку, не заснуть, ибо он так переутомился на работе, что постоянное гудение двигателей усыпляет. У него была серебряная фляжка. Керби уверен, что фляжка, представленная на первом предварительном слушании как образец номер один, именно та, которую он видел у доктора Мальдена. Прямо перед тем, как доктору Мальдену взлететь, они с Керби сделали по глотку из фляжки. Керби выпил очень немного, ибо подумал, что доктору Мальдену виски может понадобиться в полете, а доктор Мальден сделал довольно большой глоток. Керби говорит, что он вернулся в аэропорт, чтобы дождаться посадки на свой самолет. Ждать нужно было пятнадцать минут. Он разомлел, начал дремать и полностью отключился от окружающего. Почувствовал, что голова начала тяжелеть. Последнее, что запомнил, — сел на скамейку. Через три часа его разбудил один из служащих аэропорта. Керби пошел в буфет, выпил три чашки черного кофе и только после этого начал понимать, где находится. К тому времени его самолет давно улетел. Он отправился в Денвер другим самолетом и крепко заснул в нем. Стюардесса разбудила, когда приземлились в Солт-Лейк-Сити. Он сошел там, пошел в аэровокзал и снова уснул. Пропустил следующий рейс и не смог найти своего билета. Пришлось купить другой билет на рейс из Солт-Лейк-Сити в Денвер. Говорит, нет никаких сомнений, что в виски были наркотики.
  — Наркотики там, конечно, были, — подтвердил Мейсон. — Но кто и когда их туда положил?
  Дрейк пожал плечами.
  — Хорошо, — сказал Мейсон. — Я иду в суд. Между прочим, как зовут тетю Керби?
  — Миссис Шарлотта Бумер.
  — А как называется санаторий?
  — Санаторий в Батте.
  — Какой номер ее комнаты?
  — Комната одиннадцать. А зачем?
  — О, пока не знаю. Возможно, захочу проверить это.
  — Уже проверили, — сказал Дрейк устало, — и поверь мне, Перри, я проделал большую работу. Ты пожелал проверить каждого посетителя Керби, и я точно все сделал.
  — Была только эта посетительница?
  — Только эта.
  Мейсон сказал:
  — Вот повестка с вызовом в суд. Передай ее миссис Бумер.
  — Как свидетельнице защиты? — спросил Дрейк.
  — Да.
  — Она не сможет прийти, Перри. Она парализована.
  — Если смогла навестить Керби, то сможет прийти и в суд, — возразил Мейсон. — Пусть прибудет в кресле на колесиках. Если понадобится, пошлите за ней машину «Скорой помощи».
  — Это будет нелегко, Перри. Она возьмет справку у врача, и они заявят, что ты докучаешь старой женщине, нарушая судебный процесс, и…
  — Я все это знаю, — прервал Мейсон, — но проследи, чтобы повестку вручили.
  — Но, Перри, она не сможет… Она совсем ничего не знает о деле.
  — Кроме того, что ей рассказал Керби.
  — Но Керби не… Я понимаю. Конечно… Но тебе вот с чем придется столкнуться, Перри. Окружной прокурор по поводу этой повестки поднимет шум, заявит, что ты мешаешь судопроизводству, будет возражать, скажет, что ты желаешь с помощью этой свидетельницы…
  — И я все расскажу ему, — сказал Мейсон.
  — У тебя должны быть веские доказательства, а не догадки, Перри, у тебя должно быть некоторое основание сделать заявление. И потом, конечно, он может поставить условия…
  — Ты, — перебил Мейсон, — вознамерился просветить меня относительно закона?
  Дрейк ненадолго задумался, затем усмехнулся.
  — Черт возьми, нет. Но это выглядело именно так.
  Глава 18
  Зал заседания судьи Телфорда был забит до предела, когда секретарь объявил слушание дела «Народ против Мальден».
  — Защита готова, — доложил Мейсон.
  Гамильтон Бергер ответил на его вызов:
  — Обвинение готово.
  — Если суд позволит, — елейно произнес Бергер, — как я понял, мистер Мейсон не хочет, чтобы округ нес большие ненужные расходы. В конце концов, это дело однажды уже слушали. Его пришлось закрыть по чисто формальной причине. Теперь я требую от членов суда поставить условием, чтобы улики, полученные во время предыдущего слушания, могли считаться полученными по этому делу. У меня есть копии всех тогдашних показаний, и, если мое условие будет принято, я представлю оригиналы суду, передам одну копию мистеру Мейсону, а другую оставлю себе. Не вижу целесообразности повторять скучную длительную процедуру представления доказательств, которые уже были предъявлены в этом же суде и по этому самому делу.
  — Нет нужды спорить. — Мейсон сделал жест согласия. — Условие принято, если я буду иметь право подвергать любого свидетеля, который был вызван во время первого предварительного слушания, дальнейшему перекрестному допросу.
  — Если суд позволит, — сказал Бергер, — это может стать очень утомительным. Отвод может свести условие на нет.
  — Почему? — спросил судья Телфорд.
  — Это может чрезмерно затянуть дело.
  — Но, — терпеливо объяснил судья Телфорд, — если вы отклоните это условие, снова вызовете свидетелей и зададите им те же самые вопросы, тогда и мистер Мейсон имеет право задать на перекрестном допросе те же вопросы, которые он задавал раньше, и у него будет также право задать дополнительные вопросы.
  — Да, я это допускаю, — согласился Бергер.
  — Следовательно, его условие сэкономит ваше время, время суда и время свидетеля, а также защитит права клиентки.
  — Очень хорошо, — отступил вяло Гамильтон Бергер, — я сделаю уступку. Могу заявить, что в этом деле есть вопросы, требующие компетентного совета, по этой причине я намерен привлечь коллегию адвокатов, и я не хочу…
  — Минутку, — прервал судья Телфорд, стукнув своим молоточком. — Я считаю это замечание неуместным. Суд проследит, чтобы вопросы, не относящиеся к данному делу, не рассматривались и чтобы не было личностных пререканий между членами суда. Теперь это вам понятно, мистер Бергер?
  — Да, ваша честь.
  — Очень хорошо. По предложению мистера Мейсона улики, которые были представлены в предыдущем слушании дела «Народ против Мальден», рассматриваются как улики и в данном слушании при условии, что у мистера Мейсона остается право подвергать дальнейшему перекрестному допросу любого свидетеля, давшего показания на предыдущем судебном разбирательстве. Теперь представьте своего следующего свидетеля, мистер обвинитель!
  — Сержант Голкомб, — провозгласил Бергер.
  Сержант Голкомб вышел вперед, дал присягу, назвал свое имя, местожительство и должность. Гамильтон Бергер спросил:
  — Вы предприняли попытку определить местонахождение лечащего врача доктора Мальдена?
  — Да, сэр. Я определил.
  — Вы нашли этого зубного врача?
  — Единственный зубной врач, которого я смог найти, лечил доктора Мальдена около семи лет назад.
  — Что именно вы предприняли, сержант?
  — Связался с дантистами и попросил просмотреть записи, чтобы проверить, лечился ли у кого-нибудь из них доктор Мальден.
  — И скольких вы нашли?
  — Только одного.
  — Кто это был?
  — Доктор Ридли Мангер.
  — Это все вопросы, которые у меня были, — сказал Бергер.
  — Вопросов нет, — сказал Мейсон.
  — Вызываю доктора Ридли Мангера.
  Доктор Мангер, высокий, стройный, изможденный человек, вышел вперед, поднял руку, дал присягу, назвал чиновнику свое имя, адрес, занятие и сел в кресло свидетеля. Бергер начал допрос:
  — Доктор Мангер, определите свою квалификацию как стоматолога, пожалуйста.
  — Минутку, — сказал Мейсон. — Мы хотим поставить условием, чтобы вопрос о квалификации доктора Мангера как стоматолога рассматривать позже на перекрестном допросе, если нам это потребуется.
  — Очень хорошо, — согласился судья Телфорд. — Условие включает вопрос о квалификации. Продолжайте, мистер окружной прокурор.
  — Вы были знакомы с доктором Самерфилдом Мальденом при его жизни?
  — Да, сэр. Был знаком.
  — Доктор Мальден консультировался у вас как у врача?
  — Консультировался.
  — Когда?
  — Какой-то период времени семь лет назад.
  — Вы приготовили зубоврачебную карту доктора Мальдена?
  — Да, сэр. Я приготовил.
  — Я спрашиваю вас, видели ли вы тело или обгоревшие останки тела, обозначенные в морге номером 11231?
  — Да, сэр. Я видел.
  — У вас была возможность обследовать зубы этого тела?
  — Да, сэр.
  — В тот раз была в вашем распоряжении зубоврачебная карта, показывающая состояние зубов доктора Мальдена на момент его последнего посещения?
  — Да, сэр.
  — По вашему мнению, это было тело доктора Мальдена?
  — Теперь, мистер Бергер, — сказал стоматолог, — вы неправильно ставите передо мной вопрос. Когда…
  — Я сейчас ставлю перед вами вопрос именно так, — резко прервал Бергер. — Было или не было?
  Мангер поджал губы и взглянул на окружного прокурора. В уголках рта обозначились упрямые морщинки.
  — Насколько мне известно, моя зубоврачебная карта доктора Мальдена была неполной. Я…
  — Просто отвечайте на вопрос, — вдруг рассердившись, прервал Бергер. Губы доктора Мангера изобразили линию мрачного упрямства. — Так что вы знаете?
  — Я уверен в одном, — сказал Мангер сердито, — о лечении зубов я знаю столько же, сколько вы, как я полагаю, знаете о законах.
  Зал суда разразился смехом, так как зрители, освободившись от драматического напряжения момента, дали волю своим эмоциям. Даже судья Телфорд, несомненно почувствовав, что Бергеру дан отпор, подождал минуту, прежде чем призвать суд к порядку и предостеречь зрителей от чрезмерной веселости.
  — Я имел в виду, — сказал Бергер с холодной злобой, — что вы можете сказать о зубах тела, которое видели, если сравнить их с записями в зубоврачебной карте?
  — У доктора Мальдена, когда я осматривал его в последний раз, — сказал Мангер, — были необыкновенно здоровые зубы. Всего несколько небольших пломб. Это отмечено в карте, она со мной. У тела, которое я осмотрел, было среднее число разрушенных зубов и соответственное число пломб. Следует также помнить, что тело, которое мне предъявили, подверглось сильному нагреванию. Я, как профессионал, заявляю: если полагаться только на сравнение зубов тела с моей картой, возможно допустить, что тело, которое я осмотрел, могло принадлежать доктору Мальдену. Заявляю также, вполне возможно, что это тело не принадлежит доктору Мальдену.
  Поколебавшись мгновение и посовещавшись шепотом с Карлом Херли, Бергер резко бросил Мейсону:
  — Проводите перекрестный допрос.
  — Насколько зубы тела, которые вы осматривали, отличаются от вашей зубоврачебной карты, доктор?
  — Многие зубы человека, тело которого я осматривал, подвергались лечению. Два зуба, соответствующие тем, которые я пломбировал семь лет назад, были удалены. Следовательно, о них сказать нечего. Другой отсутствующий зуб, зуб мудрости, был удален мной. Один зуб, который на моей карте значится запломбированным, был такой же, как зуб у тела, а пломба была такого же характера и на том же месте.
  — Это все, что совпадает?
  — Да, сэр.
  — Сколько еще пломб у тела?
  — Пять.
  — Тогда если тело принадлежит доктору Мальдену, то с тех пор, как вы видели его в последний раз, проведено довольно большое лечение.
  — Я предпочитаю не употреблять слово «большое», мистер Мейсон, если вы не против. Я стараюсь давать полные и точные показания. Я заявляю: если тело принадлежит доктору Мальдену, то тогда зубы доктора Мальдена подверглись дополнительному лечению в том объеме, о котором я упомянул, и это лечение было проведено после того, как я осматривал его в последний раз.
  — Вы встречались с доктором Мальденом в обществе?
  — Да, сэр. Я встречался.
  — Когда?
  — Я встречал его более или менее часто. Мы оба были членами одного клуба.
  — Вы когда-нибудь напоминали доктору Мальдену во время этих встреч, что некоторое время назад вы лечили его зубы?
  — Нет, сэр. Не считаю это профессиональным. Мой контакт с доктором Мальденом был неофициальным. Однако в моих записях числится: доктору Мальдену регулярно посылались уведомления, что пора провести осмотр его зубов.
  — Доктор Мальден когда-либо говорил вам, что он получал эти уведомления? — спросил Мейсон.
  — Я возражаю, ваша честь, — вмешался Бергер, — это некомпетентный, не относящийся к делу, несущественный и неправильный перекрестный допрос.
  — Я собираюсь разрешить свидетелю ответить на вопрос, — сказал судья Телфорд. — Суд заинтересован в этой стороне вопроса.
  — Да, сэр. Он упоминал, — сказал свидетель.
  — Какой был разговор?
  — Доктор Мальден сказал мне, что он получил мои открытки и когда-нибудь зайдет, но что его зубы в прекрасном состоянии, что он как-то интересовался открытиями, относящимися к добавлению некоего химического вещества в питьевую воду с целью сохранения зубов, и что он принимал незначительное количество этого химического вещества, чтобы предотвратить кариес.
  — Он когда-нибудь дал вам повод думать, что консультировался у другого зубного врача? — спросил Мейсон.
  — Я возражаю против того, чтобы требовать от свидетеля делать вывод, а также против спорного и неправильного перекрестного допроса, — сказал Гамильтон Бергер.
  — Я поддерживаю это возражение по вопросу, заданному в настоящем виде, на том основании, что это неправильный перекрестный допрос.
  — Тогда заявлял ли он вам, что консультировался у другого врача после того, как вы лечили его в последний раз?
  — Тоже возражение, — сказал Бергер.
  — Возражение отклоняется.
  — Нет.
  Мейсон ухмыльнулся при виде расстроенного окружного прокурора.
  — Это все.
  — Минутку, — сказал Бергер, когда стоматолог поднялся со свидетельского места. — Возможно ли, доктор, с точки зрения сравнения зубов, сделать вывод, что тело, которое вы осмотрели, принадлежало доктору Самерфилду Мальдену?
  — Возможно.
  — Это все, — оборвал Бергер.
  — Или вероятно? — спросил Мейсон.
  — Это, — сказал Мангер, — я оставляю решать суду.
  — И очень правильно, — сказал судья Телфорд, улыбнувшись.
  — Больше вопросов нет, — сказал Мейсон.
  — Это наше дело, — оборвал Бергер, — и если суд позволит, если мистер Мейсон хочет предложить суду освободить обвиняемую на том основании, что не было надлежащего доказательства убийства, то я хочу доказать правоту обвинения.
  Мейсон сказал:
  — Вы наделали так много шума в прессе по поводу того, что от вас будет выступать как основной свидетель Дарвин Керби. Почему же вы его не вызовете и…
  Судья Телфорд постучал молоточком.
  — Во время слушания, — сказал он, — не должно быть ни травли, ни взаимных обвинений, ни обмена выпадами между членами суда. Вы хотите внести предложение, мистер Мейсон?
  — Да, хочу, ваша честь. Я предлагаю и в этот раз освободить обвиняемую из-под ареста и прекратить дело на том основании, что не было представлено достаточных доказательств, чтобы вменить обвиняемой убийство первой степени.
  Бергер вскочил на ноги. Судья Телфорд предложил ему сесть.
  — Я не думаю, что нужно спорить по этому вопросу, — сказал он. — Судя по тому, как дело обстоит сейчас, и благожелательно рассматривая показания обвинения, я думаю, было доказано: есть существенные основания считать, что доктор Мальден был убит. Другими словами, совершено преступление. И я считаю, что, благожелательно относясь к показаниям, которые были сделаны, есть серьезное основание полагать, что обвиняемая, миссис Стефани Мальден, виновна в этом преступлении. Однако я могу заявить членам суда с обеих сторон, что правила предварительного слушания радикально отличаются от правил, действующих в высшем суде, когда обвиняемый привлекается по делу. Там обвинение должно доказать вину обвиняемой, не оставляя никакого сомнения, и каждый вывод делается в пользу обвиняемой. Здесь правило не такое. Однако по причине сделанного в этот раз предложения и прежде, чем обвиняемая представит какие-либо доказательства, суд полагает, что он должен рассматривать любой законный вывод как благоприятный для обвинения. Теперь суд открыто заявляет, что, если обвиняемая представит убедительные доказательства, суд не проявит формализма и не признает каждое заключение в пользу обвинения. Суд рассмотрит всякое доказательство с учетом разумной вероятности. Однако на этот раз предложение защиты отклоняется, но защита, если того желает, может продолжать опросы.
  — Вызовите мистера Дарвина Керби, — сказал Мейсон.
  Гамильтон Бергер крикнул:
  — Если суд позволит, это для меня довольно деликатный вопрос, чтобы об…
  — Тогда не обсуждайте его, — перебил судья Телфорд. — Давайте послушаем показания мистера Керби. Он вызван повесткой в суд как свидетель защиты.
  — Ваша честь, я только пытался сказать суду, что Дарвина Керби вызвали в суд повесткой как свидетеля обвинения. Мистера Керби, к сожалению, нет на месте.
  — Почему нет? — спросил судья Телфорд.
  — Я не знаю, где он. И полиция не знает этого. Понятно, что он не присутствует в зале суда. Тогда теперь, ваша честь, ввиду данного факта я предлагаю, что если мистер Мейсон заявит суду, что именно он рассчитывает доказать при помощи этого свидетеля, то вполне возможно, что обвинение сможет поставить условие в отношении этих фактов, потому что я, думаю, вполне знаком с ситуацией. Я знаю, о чем может рассказать мистер Керби, и думаю, что знаю, почему он отсутствует в данный момент, что не имеет ничего общего с его нежеланием давать показания.
  Мейсон сказал:
  — Ваша честь, я требую отсрочки. Я предлагаю, чтобы распоряжение суда было послано свидетелю Керби. И чтобы дело было отсрочено, пока не смогут определить местонахождение мистера Керби, а обвиняемую освободили из-под ареста до тех пор, пока мистера Керби не найдут.
  — Вы вызвали мистера Керби повесткой в суд? — спросил Мейсона судья Телфорд.
  — Да, ваша честь. Защита вызвала.
  Судья Телфорд мгновение колебался, затем повернулся к Гамильтону Бергеру.
  — В конце концов, — сказал он, — суд не совсем некомпетентен в этих вопросах, мистер окружной прокурор. Как я уяснил из прессы, мистер Керби был под арестом обвинения и его считали важным свидетелем. Вы не только вызвали его повесткой в суд, но и держали под так называемым арестом как свидетеля.
  — Правильно, ваша честь. Только мы не держали его под арестом в обычном смысле слова. Он жил в гостинице в центре города.
  — С охранником?
  — Да, ваша честь. С охранником.
  — И что случилось?
  — Мистер Керби ушел из гостиницы.
  — Когда?
  — Сегодня рано утром. Охранник думает, что мистер Керби ускользнул от него. Однако у меня есть основание полагать, хотя я думаю, что мне не следует высказывать свое личное мнение, что отсутствие мистера Керби не имеет ничего общего с его нежеланием дать показания по этому делу, а связано с совершенно другими обстоятельствами. Я, следовательно, предлагаю, чтобы мистер Мейсон изложил в деталях, что именно он надеется доказать с помощью мистера Керби, и тогда я буду иметь возможность, я надеюсь, ответить на это, и слушание сможет продолжиться.
  — Очень хорошо, — сказал судья Телфорд. — Мистер Мейсон, я думаю, что, поскольку вы требуете отсрочки на том основании, что свидетель, которого вы вызвали в суд повесткой, не присутствует, вам следует объяснить суду, что вы ожидаете доказать с помощью этого свидетеля, и дать обвинению возможность ответить.
  — Очень хорошо, ваша честь. Защита надеется с помощью показаний мистера Керби доказать, что Дарвин Керби и доктор Самерфилд Мальден ушли из дома мистера Мальдена тогда, когда, как полагают, доктор Мальден был убит; что мистер Керби собирался сесть в самолет в Денвере; что доктор Мальден собирался вести свой собственный самолет в Солт-Лейк-Сити; что доктор Мальден поэтому намеревался подвезти на своей машине Дарвина Керби до дверей аэропорта, где мистер Керби сел бы в свой самолет, и что доктор Мальден намеревался пойти в другую часть аэропорта, к ангару, где он держал свой самолет… Защита надеется доказать с помощью мистера Керби, когда мистер Керби даст присягу и будет выступать в качестве свидетеля, что во время поездки в аэропорт доктор Мальден предложил, поскольку свидание с Дарвином Керби было таким приятным, чтобы они вдвоем поехали в Солт-Лейк-Сити на машине доктора Мальдена; что Дарвин Керби мог бы в таком случае успеть к самолету из Солт-Лейк-Сити за сутки. Защита надеется доказать с помощью Дарвина Керби, что доктор Мальден вслед за этим позвонил своему шоферу, мистеру Рамону Кастелле, и попросил его отпилотировать самолет доктора Мальдена в Солт-Лейк-Сити. В этом случае в распоряжении доктора Мальдена во время медицинского съезда в Солт-Лейк-Сити была бы его собственная машина; что доктор Мальден мог бы по окончании съезда вылететь на своем собственном самолете обратно сюда и что Кастелла мог бы привезти машину обратно. Мы надеемся все это доказать с помощью Дарвина Керби.
  Мейсон сел.
  Гамильтон Бергер, на лице которого было написано немое изумление, смотрел на Мейсона с открытым ртом, а затем вдруг вскочил с гневным криком:
  — Ваша честь! Защита вовсе не надеется доказать что-либо подобное! Это только игра «на зрителя»! Это вводит суд в заблуждение! Я взываю к доброй воле защиты! Я призываю ее представить хоть на йоту доказательства, которые подтвердили бы, что нечто подобное действительно произошло. Я призываю защитника признаться суду, что у него был когда-либо разговор с Дарвином Керби, который дал какое-нибудь основание ожидать, что мистер Керби сделал бы такое заявление, и…
  — Мне не разрешили поговорить с Дарвином Керби, — заявил Мейсон. — Обвинение держало его в изоляции. Было невозможно поговорить с ним.
  — Если суд позволит, — закричал Бергер, — то теперь все принимает зловещий вид! Беспокоясь за репутацию защиты во время недавнего трюка «на публику»…
  Судья Телфорд стукнул молоточком.
  — Исключите репутацию защиты, — сказал он. — Придерживайтесь изложения фактов, мистер Бергер, и только достоверных доводов, которые вы желаете чтобы суд рассмотрел. Суд не намеревается еще раз делать вам замечания по этим вопросам. У суда есть весьма действенное средство, чтобы навести порядок, если потребуется. Суд не желает использовать это средство, пока не появится насущная необходимость, но суд будет следить, чтобы в зале суда не было личных взаимных обвинений. Теперь вы это понимаете?
  — Да, ваша честь.
  — Очень хорошо, продолжайте ваши доводы.
  Гамильтон Бергер сказал:
  — Я думаю, ваша честь, что это очень справедливый вывод ввиду заявления защиты, что отсутствие Дарвина Керби не нанесет ущерба обвиняемой. Но ей это очень выгодно. Несомненно, суд может оценить воздействие, которое окажет это заявление мистера Мейсона. Если на него не отреагировать и не опровергнуть его, оно станет сенсацией для газет и вызовет огромную общественную симпатию к обвиняемой. Я настаиваю, ваша честь, что это заявление, опирающееся только на предположение со стороны мистера Мейсона, предположение, которое не имеет под собой абсолютно никакой почвы, фактически является оскорблением суда. Я далее заявляю, что я лично разговаривал с Дарвином Керби; что я досконально знаю рассказ Дарвина Керби; что газетные репортеры разговаривали с Дарвином Керби; что полицейские разговаривали с Дарвином Керби; что члены моей команды разговаривали с Дарвином Керби; что каждый раз рассказ был одним и тем же; что рассказ не имел ничего общего с дикой смесью догадок, предположений и фальсификаций, которую суд только что выслушал из уст адвоката от защиты. Я хочу заявить для протокола, что рассказ мистера Керби никогда не изменялся. Он всегда был последовательным. Он сказал, что он выпил виски с наркотиками из фляжки (образец номер один); что он видел, как доктор Самерфилд Мальден выпил это же виски; что свидетель Керби очень быстро стал испытывать воздействие виски. Это воздействие было настолько сильным, что он вынужден был пропустить свой самолет; со слов свидетеля Керби, возможно, будет полностью доказано, что доктор Мальден во время полета в Солт-Лейк-Сити на своем самолете находился под воздействием наркотиков, которые были умышленно подмешаны в виски с целью совершения убийства. Я могу, ваша честь, вызвать в суд полдюжины свидетелей, которые дадут подробные показания относительно содержания рассказа Керби.
  — Это, конечно, будет слухами, — сказал Мейсон.
  — Но не относительно этого предположения, — сердито запротестовал Бергер.
  Судья Телфорд кивнул.
  — Я думаю, что, учитывая заявление прокурора, я переложу ответственность на мистера Мейсона. Мистер Мейсон, вы когда-либо задавали вопросы Дарвину Керби?
  — Не об этой части дела, ваша честь. Я как раз расспрашивал свидетеля в Денвере, когда обвинитель приказал двум денверским полицейским выгнать меня из дома. Мне не дали ни малейшей возможности завершить этот допрос.
  — У вас, мистер Мейсон, есть какое-либо основание полагать, исходя из того, что рассказал мистер Керби, что он дал бы вам показания, о которых вы здесь заявили?
  — Основания есть, но не из уст мистера Керби. Мне не разрешили задать ему вопросы.
  — Другие расспрашивали его?
  — Я надеюсь.
  — И вы не слышали от других что-нибудь, что подтверждало бы то заявление, которое вы только что сделали?
  — Нет, ваша честь.
  Судья Телфорд покачал головой.
  — При данных обстоятельствах, мистер Мейсон, несомненно, оказывается, что у обвинения есть некоторое основание придерживаться своей точки зрения в этом вопросе. Мы все здесь реалисты, и мы слишком хорошо понимаем, что любое заявление, подобное вашему, неизбежно должно повлиять на освещение этого вопроса в печати.
  — Да, ваша честь.
  — Конечно, — сказал судья Телфорд, которого точка зрения Мейсона вывела из себя, — у вас должны были быть некоторые основания, чтобы сделать такое заявление.
  Мейсон сказал:
  — Если суд позволит, я вызвал Дарвина Керби повесткой в суд от имени защиты. У меня было основание полагать, что Дарвин Керби вполне мог рассказать весьма фантастическую историю о том, что случилось, когда его допрашивали окружной прокурор и газетчики. Но он не решился бы, выступая как свидетель, под присягой подтвердить этот рассказ. Исходя из моего допроса, у меня были все основания полагать, что его рассказ был лживым и что Дарвин Керби наверняка исчез бы до того, как ему действительно пришлось бы выступать в качестве свидетеля. Я, адвокат, вызвал Дарвина Керби повесткой в суд, и мне пригрозили арестом, лишением адвокатского звания и судебным преследованием за непрофессиональное поведение, потому что я позволил себе воспользоваться единственной возможностью проследить, чтобы этому свидетелю повестку вручили. Теперь, ваша честь, этот свидетель поступил именно так, как я и ожидал от него. Он исчез. Обвинитель заявил, что я несу ответственность за его исчезновение, чтобы представить мое дело в неблагоприятном свете. Для меня было бы разумным объявить, что обвинитель помог и способствовал этому исчезновению потому, что он понял: этот свидетель, если его вызовут в суд и заставят дать присягу, расскажет историю, диаметрально противоположную…
  — Вы обвиняете меня в том, что я помог и содействовал исчезновению Керби?
  — А разве вы не обвинили меня в том, что я помог и содействовал исчезновению Керби? — отпарировал Мейсон, повернувшись и сердито посмотрев на Бергера.
  Судья Телфорд сильно ударил молоточком.
  — Обвинитель и защитник! Сядьте, пожалуйста, на места.
  Мейсон и Бергер сели. Судья Телфорд свирепо посмотрел на них и сказал:
  — Если у вас, мистер Мейсон, есть какие-либо другие замечания, которые могут быть прямо обращены к суду в связи с вашими доводами, то можете встать и сделать эти замечания.
  Мейсон поднялся и сказал:
  — Я вызвал этого свидетеля повесткой в суд. Я хотел допросить его от имени защиты. Свидетель отсутствует. Меня вызвали объяснить, что именно я надеялся доказать с помощью этого свидетеля. У меня не осталось другого выбора, кроме как, представляя обвиняемую в этом деле, сделать такое заявление.
  — Но вы сделали это заявление без какого-либо основания, без логики, без каких-либо доводов, чтобы подтвердить его, — сказал судья Телфорд.
  — Я сделал это заявление, потому что искренне верю, ваша честь, что это приблизительно то, в чем Дарвин Керби вынужден был бы поклясться, если б его допрашивали под присягой.
  Судья Телфорд побарабанил кончиками пальцев по столу.
  — Положение создалось довольно неожиданное, — сказал он. — По моему мнению, не имеет прецедентов. Обычно когда адвокат просит суд предоставить отсрочку на основании отсутствия свидетеля, то это бывает свидетель, показания которого фактически выгодны для той стороны, которую представляет адвокат. Считается, что адвокат уже допросил свидетеля, и члены суда полагают, что при таких обстоятельствах адвокат знает, в чем будет клясться свидетель. В таких обстоятельствах намерения адвоката, сделавшего заявление суду с целью убедиться, что другая сторона будет ставить условием, что это может быть признано как показание свидетеля, должны быть очень честными. Тем не менее при обстоятельствах, на которые указал мистер Мейсон, ему силой помешали допросить Дарвина Керби. Я полагаю, что у адвоката была причина, безразлично, какой бы неявной она ни была, думать или, лучше сказать, надеяться, что Керби дал бы такие показания, если бы он присутствовал. Дело в этом, мистер Мейсон?
  — В этом.
  — Я призываю адвоката представить что-нибудь, какую-либо крупицу доказательств, безразлично, какими бы отдаленными или предположительными они ни были, в подтверждение такого заявления с его стороны, — сказал Бергер.
  — Я понял, — произнес Мейсон, подчеркнуто обращаясь к суду, — обвинение не хочет оговорить, что Дарвин Керби, если присутствовал бы в суде, показал бы в основном то, о чем заявил я, и что такие показания были бы верными.
  Судья Телфорд с усилием подавил улыбку. Гамильтон Бергер вскочил и гневно закричал:
  — Я не буду оговаривать ни одного из этих абсурдных заявлений. Я искренне утверждаю, что эти заявления являются лишь отчаянной попыткой со стороны адвоката обвиняемой.
  Молоточек судьи Телфорда призвал Гамильтона Бергера к спокойствию.
  — Это все, мистер Бергер, — сказал он. — Вы можете сесть. Суд принял ваш отказ в отношении того, чтобы это оговорить. Теперь, мистер Мейсон, суд хотел бы узнать что-нибудь из объяснений или фактов, чем бы это ни оказалось, которые заставили вас сделать такое заявление суду. Суд считает, что вы должны быть чистосердечным.
  Мейсон сказал:
  — Очень хорошо. Вызовите миссис Шарлотту Бумер для дачи свидетельских показаний.
  Гамильтон Бергер вскочил.
  — Если суд позволит, — сказал он, заметно пытаясь подавить чрезмерное раздражение, — защита вызвала миссис Бумер повесткой в суд. Миссис Бумер — достойная уважения пожилая леди, которая несколько лет назад стала инвалидом. У нее парализован низ тела, она прикована к креслу на колесах, и для нее физически невозможно появиться в суде. Я не хочу в этот раз поднимать вопрос, учитывая последний обмен мнениями между мной и адвокатом. Но я готов заявить суду и представить доказательства, указывающие, что использование повестки для вызова миссис Бумер в суд по этому делу было злоумышленным использованием одной стороной процессуальных законов во вред противоположной стороне и имело целью саморекламу, а не что-либо иное; что миссис Бумер ничего не знает по этому делу и…
  — Вы заявляете, что миссис Бумер не в состоянии прийти в суд? — прервал судья Телфорд.
  — Да, ваша честь.
  — У вас есть справка от врача?
  — Я пригласил в суд ее лечащего врача, который ждет вызова, чтобы дать показания по этому вопросу.
  — Кто он?
  — Доктор Чарльз Эннис.
  Судья Телфорд сказал:
  — Дело быстро приобретает оборот, который мне не нравится. Я не знаю, было ли злоупотребление судебным процессом или был случай непрофессионального поведения одного из двух юристов, выступающих по делу. Я заявляю, однако, что такое обвинение уже во второй раз прозвучало. Я, следовательно, собираюсь предложить, чтобы доктор Эннис вышел вперед, дал присягу и чтобы суд его допросил, а оба юриста помолчали. Доктор Эннис, выйдите вперед, пожалуйста.
  Доктор Эннис, мужчина около шестидесяти лет, излучающий профессиональное достоинство, вышел вперед и дал присягу.
  — Доктор Эннис, — спросил судья Телфорд, — вы лечите миссис Шарлотту Бумер?
  — Да, лечу, ваша честь.
  — Каково сейчас состояние ее здоровья?
  — У нее парализовано тело. Вся ее жизнь проходит в комнате. Она может предпринимать небольшие прогулки в кресле на колесах, но о поездке в автомобиле в зал суда, по моему мнению, не может быть и речи.
  — Это оказало бы вредное влияние на ее здоровье?
  — Это было бы вредно для ее здоровья. Прибавило бы к другим болезням нервное расстройство. Я считаю, что ни в коем случае не могу позволить, чтобы мою пациентку подвергли такому тяжелому испытанию.
  Судья Телфорд подумал немного, затем повернулся к Перри Мейсону.
  — Мистер Мейсон, — сказал он, — я хочу попросить вас внимательно отнестись к своему ответу, чтобы избежать спорного вопроса, и я хочу попросить вас просто пояснить суду, что именно вы надеялись доказать с помощью свидетельницы Шарлотты Бумер, дабы юрист от противоположной стороны получил возможность поставить условием, что Шарлотта Бумер могла бы дать именно такие показания, если бы ее вызвали как свидетельницу.
  Мейсон встал.
  — Вы понимаете, мистер Мейсон, я хочу, чтобы это заявление было коротким, сжатым и уместным. Я хочу, чтобы вы честно заявили, что именно вы надеялись услышать от миссис Бумер, если бы она была здесь.
  Мейсон поклонился.
  — И что из рассказанного ею относилось бы к сути данного дела.
  Мейсон снова поклонился.
  — Очень хорошо, продолжайте, — сказал судья, наклонившись вперед, чтобы не пропустить ни слова.
  — Ничего, — сказал Мейсон и сел.
  Наступило короткое, драматически напряженное затишье, затем лицо судьи Телфорда начало медленно краснеть.
  — Мистер Мейсон, встаньте! — приказал он.
  Мейсон встал.
  — Вы вызвали миссис Бумер повесткой в суд?
  — Да, ваша честь.
  — Вы вызвали ее, чтобы она выступила здесь как свидетельница от защиты?
  — Да, ваша честь.
  — Вы знали, что у миссис Бумер слабое здоровье?
  — Да, ваша честь.
  — И вы ожидали, что миссис Бумер не сможет сообщить никаких фактов относительно этого дела?
  — Да, ваша честь.
  — При этих обстоятельствах, — сказал судья Телфорд сердито, — могло бы непременно показаться, что произошло вопиющее злоупотребление судебным процессом. Адвокат оказался виновным в оскорблении суда. Суду остается вынести приговор об оскорблении суда в соответствии с ужасающим оскорблением, нанесенным адвокатом.
  — Минутку, — прервал Мейсон.
  — Не перебивайте меня, мистер Мейсон. Суд приговаривает вас к штрафу в тысячу долларов и трехмесячному заключению в тюрьму округа за оскорбление суда и злоупотребление судебным процессом.
  Гамильтон Бергер со вздохом удовлетворения откинулся в своем кресле назад. Он повернулся и улыбнулся некоторым газетным репортерам, что-то неистово строчившим.
  — Могу я иметь возможность высказать законную причину, почему приговор не следует объявлять, ваша честь? — спросил Мейсон. — Я считаю, что такую уступку предоставляют обвиняемым, даже если суд, признав их виновными, приговаривает к смерти.
  Судья Телфорд с трудом сдерживался.
  — Вы можете, да, мистер Мейсон. Будьте тем не менее, пожалуйста, кратким и не вдавайтесь в споры, а изложите факты.
  — Очень хорошо, ваша честь. Я надеялся, что миссис Бумер не сможет сообщить ни о чем, относящемся к этому делу, и я считал, что этот факт был бы сильнейшим доводом, который могла бы поиметь защита.
  — В каком смысле? — сказал судья Телфорд, еще сердитый, но все же заинтересовавшийся.
  — Потому, — сказал Мейсон, — что доктор Эннис сообщил, что она не могла бы предпринять длинную поездку в автомобиле, не нанеся вреда своему здоровью. Но вот полицейские, которые охраняли, или считалось, что охраняли мистера Дарвина Керби, свидетельствуют о том, что миссис Шарлотта Бумер, тетя Дарвина Керби, по-видимому, совершила поездку в автомобиле в город и в кресле на колесиках посетила Дарвина Керби. Теперь, ваша честь, я прошу позволить мне, на что имею право, подвергнуть свидетеля, доктора Энниса, перекрестному допросу. Я могу со всем должным уважением обратить внимание суда на то, что, прежде чем мне дали возможность подвергнуть этого свидетеля перекрестному допросу, суд попросил меня встать, задал мне вопрос, а затем объявил приговор о нанесении оскорбления суду. Я представляю сторону, обвиняемую в преступлении. Я надеялся с помощью миссис Бумер доказать, что она ничего не знает по этому делу и что она в действительности не посещала Дарвина Керби. Думаю, что если окружной прокурор будет честным по отношению к суду, то он посовещается со своей полицейской охраной и заявит суду, что Дарвин Керби действительно принимал посетителя.
  Мейсон замолчал, когда сержант Голкомб подошел к Гамильтону Бергеру, чтобы посоветоваться шепотом. Прокурор вскочил и сказал:
  — Обвинитель не имеет желания что-либо скрывать от суда. Шарлотта Бумер действительно приходила вчера к Дарвину Керби. Она единственная посетительница, которую Дарвину Керби разрешили принять. Она тетя Дарвина Керби. Они привязаны друг к другу, и миссис Бумер, несмотря на большие неудобства для себя, покинула санаторий, совершила поездку в автомобиле, воспользовалась креслом на колесах и посетила Дарвина Керби.
  — Тогда, — спросил Мейсон у Гамильтона Бергера, — как же так произошло, что вы представили свидетеля, доктора Энниса, сообщившего, будто поездка в зал суда, который, несомненно, не дальше гостиницы, где остановился Дарвин Керби, была бы вредна для здоровья Шарлотты Бумер?
  Гамильтон Бергер посмотрел в замешательстве на сержанта Голкомба. Тот пожал плечами.
  — Тогда теперь, — сказал Мейсон, — я возобновляю мою просьбу, ваша честь, чтобы мне разрешили подвергнуть доктора Энниса перекрестному допросу.
  — У вас есть это разрешение. Проводите перекрестный допрос, — резко сказал судья Телфорд.
  Мейсон улыбнулся доктору Эннису.
  — Доктор, — начал он, — вы заявили, что для здоровья миссис Бумер было бы вредно покинуть санаторий, где она содержится, и поехать в город?
  — Да, сэр.
  — Насколько вредно?
  — Это было бы очень вредно, по моему мнению.
  — И это привело бы к ухудшению ее здоровья?
  — Да, сэр.
  — Когда вы видели миссис Бумер в последний раз?
  — Я видел ее сегодня утром.
  — По чьей просьбе?
  Доктор мгновение поколебался, посмотрел на Бергера, затем сказал:
  — По просьбе Гамильтона Бергера, окружного прокурора.
  — И каково было состояние ее здоровья?
  — Ее здоровье не очень хорошее.
  — По сравнению со вчерашним днем?
  — Оно было приблизительно таким, как и в последний раз, когда я ее видел.
  — Когда это было?
  — Двадцать четыре часа назад.
  — И каково было состояние ее здоровья по сравнению с тем, что было неделю назад?
  — Почти такое же.
  — Тогда, — сказал Мейсон, — как вы объясните факт, что она действительно побывала в городе, что она ехала на автомобиле, что из автомобиля ее перенесли в кресло на колесиках, что она въехала на этом кресле в гостиницу, что она поднялась на лифте, что она совещалась с Дарвином Керби, что она спустилась на лифте, что ее отвезли к автомобилю, а затем в санаторий и что все это не нанесло вреда ее здоровью?
  Доктор Эннис сжал губы.
  — Я не думаю, что она совершила подобную поездку в город, она бы мне сказала, и я думаю, что персонал больницы тоже сказал бы. Ему дано распоряжение не вносить никаких изменений в лечение без моего подтверждения и предупреждения.
  — Так вы думаете, она не уезжала из санатория?
  — Нет, сэр, не уезжала.
  — И если сержант Голкомб сказал бы, что она уезжала, то он ошибся бы?
  — Я возражаю против этого высказывания как спорного, — вмешался Бергер.
  — Поддерживается, — резко оборвал судья Телфорд.
  Мейсон, усмехнувшись, сел.
  — Больше вопросов нет, ваша честь.
  Судья Телфорд побарабанил пальцами по столу, затем повернулся к доктору.
  — Доктор Эннис, вы уверены, что эта женщина не уезжала из больницы?
  — Я не думаю, что она уезжала. Конечно, я не могу быть вполне уверенным. Меня там не было, чтобы наблюдать за ней. Но если она ездила, то это нарушение всех существующих в больнице правил. Это вопиющее безобразие. Более того, если бы она совершила подобную поездку, то я, в чем абсолютно убежден, сегодня утром обнаружил бы очень явную физическую реакцию.
  — Каково ее психическое состояние?
  — Оно не очень хорошее. Неполная ясность сознания. Дезориентирована. Наблюдаются некоторые симптоматические реакции. Я совершенно убежден, что она не смогла бы выехать из санатория и посетить гостиницу.
  — Очень хорошо, — сказал судья Телфорд. — У вас есть какие-либо вопросы, мистер Бергер?
  Обвинитель опять начал шепотом совещаться с сержантом Голкомбом. Тот решительно возражал, а Бергер продолжал качать головой. Наконец он повернулся к суду.
  — Вопросов нет, ваша честь.
  Мейсон сказал:
  — Я желаю в связи с этими предположениями вызвать сержанта Голкомба для дачи свидетельских показаний.
  Сержант Голкомб, казалось, горел нетерпением занять место свидетеля. Назвав свое имя, род занятий и адрес, он повернулся к Мейсону. Тот спросил:
  — Вы знакомы с Шарлоттой Бумер, тетей Дарвина Керби?
  — Конечно, знаком, — ответил Голкомб.
  — Когда вы с ней встречались?
  — Я встречался с ней вчера.
  — Где она была?
  — Она была в комнате Дарвина Керби в центральной гостинице города и разговаривала с ним.
  — Вы разрешили ей посетить Дарвина Керби?
  — Да, сэр. Разрешил.
  — Вы разговаривали с ней?
  — Не очень долго.
  — Но вы разговаривали с ней?
  — Да.
  — Вы можете описать ее внешний вид?
  — Она была в кресле на колесиках. Нижняя часть тела закрыта одеялами. Я понял, что это необходимо, чтобы она не замерзла. На ней были меха и шляпка. Вокруг лица — седые волосы.
  — Вы можете описать ее лицо?
  — У нее довольно острые черты лица. Цвет лица казался хорошим. Меня поразили ее глаза. Они живые, интеллигентные и проницательные.
  — Какого они цвета?
  — Пронзительно-серые.
  Доктор Эннис из глубины зала суда крикнул:
  — У нее карие глаза!
  Судья Телфорд был настолько заинтересован, что даже не отреагировал на характер замечания, идущий вразрез с нормами ведения судопроизводства.
  — Какого цвета у нее глаза, доктор? — спросил он.
  — Карие.
  — Серые, — возразил сержант Голкомб. — Я ясно их видел.
  Доктор Эннис вскочил.
  — Черты лица у нее острые, ваша честь! У нее обрюзгшее лицо. У нее ослаблено выделение влаги, и тело в таком состоянии, что даже неспециалист описал бы как пропитанное водой. Приходится через равные промежутки времени удалять жидкость.
  — Но она очень худая, — перебил сержант Голкомб с места свидетеля.
  — Как вы узнали, что она Шарлотта Бумер? — спросил Мейсон.
  — Но она мне так сказала, и Дарвин Керби так сказал.
  Мейсон улыбнулся ему.
  — Вам не следовало бы полагаться на улику, основанную на слухах, сержант Голкомб. Это неблагоприятно скажется на вашей профессиональной карьере. Согласно нашей информации человек, который посетил Дарвина Керби и кому вы разрешили доступ в его комнату, а затем позволили ускользнуть, был доктором Самерфилдом Мальденом.
  И Мейсон сел.
  Гамильтон Бергер вскочил, набрал воздуха, задержал дыхание, неуверенно посмотрел на Мейсона, повернулся к сержанту Голкомбу, потом к суду и вдруг сел, будто у него из-за полнейшего изумления подкосились ноги.
  Судья Телфорд перевел взгляд со свидетеля на Мейсона, затем на доктора Энниса.
  — Доктор Эннис, — сказал он, — вы можете узнать, действительно ли Шарлотта Бумер не уезжала вчера из санатория, где она содержится?
  — Конечно, — сказал доктор Эннис.
  — Сколько вам понадобится времени, чтобы получить эту информацию?
  — Как только смогу дозвониться.
  Гамильтон Бергер, обретя второе дыхание, поднялся.
  — Ваша честь, я протестую против абсурдного заявления адвоката, что этим человеком был доктор Мальден. Он не может доказать это.
  Мейсон сказал:
  — Ваша честь, окружной прокурор сделал заявление, что лицо, посетившее Дарвина Керби, было Шарлоттой Бумер. — Мейсон подождал, чтобы его замечание дошло до слушателей, и продолжил: — Он не может доказать этого. Учитывая такое явно неправильное и, как вскоре докажут, полностью ложное заявление окружного прокурора, я имею право сделать мое заявление, что этим лицом был Самерфилд Мальден.
  Мейсон сел.
  У выхода из зала суда газетные репортеры устроили сумасшедшую свалку. Не обращая внимания ни на замечание судьи Телфорда, что суд еще заседает, ни на стук его молоточка, они толкались, локтями отпихивая друг друга, и каждый пытался прорваться к телефону.
  Глава 19
  Пол Дрейк постучался условным стуком в дверь личного кабинета адвоката, и Делла Стрит впустила его. Она посмотрела на Перри Мейсона и улыбнулась.
  — Как ты узнал это, Перри?
  — Я не узнал, — ответил Мейсон, — я предположил.
  — Почему?
  — Потому что мы были словно зрители, наблюдающие за трюками фокусника на сцене. И мы настолько заинтересовались болтовней и рекламой, которые им сопутствуют, что не обратили внимания на то, что происходило на самом деле. Вспомни, как фокусник сам берет у кого-нибудь в конце зала часы, затем идет по проходу, перекладывая часы из левой руки в правую, чтобы показать зрителям по обеим сторонам прохода, что у него в руках те же самые часы. На самом деле, когда он перекладывает их из левой руки в правую, он производит замену, пока его корпус скрывает от зрителей то, что он делает. Но так как фокусник настаивает, что делает все так, чтобы зрители могли постоянно следить за его руками, то зрители принимают то, что видят, за чистую монету. Посмотри, что произошло в этом деле. Доктор Мальден до смерти устал заниматься медицинской практикой. Жить ему осталось всего несколько лет. Ему нужен полный физический и умственный отдых. Он влюблен в медсестру в своей лечебнице и, естественно, хочет быть с ней. Его жену интересуют только деньги, она не дает ему развода и цепляется за каждый его пенни. И вечно сует свой нос не в свое дело. Она сделала фотостатические снимки его записной книжки и восковые отпечатки его ключей из связки, строго контролирует каждый его шаг. Но вот мистер Мальден исчезает. По-видимому, он вынужден прихватить с собой сто тысяч долларов наличными. Его медсестра случайно исчезает в то же самое время. Тогда теперь, когда нам все это известно, какой напрашивается логический вывод?
  Дрейк усмехнулся.
  — Если ты, Мейсон, так ставишь вопрос, вытекает только один логический вывод. Доктор Мальден, зная, что жить ему осталось только несколько лет, скопил достаточно денег, чтобы безбедно просуществовать эти годы, и решил, что проживет их в покое и счастье с женщиной, которую действительно любит.
  — Верно, — подтвердил Мейсон. — Доктор Мальден все спланировал с огромным мастерством. Он был хладнокровной думающей машиной, которая каждую мельчайшую деталь продумывает до конца. Он, несомненно, организовал бы свое исчезновение в драматическом ключе. Возможно, повел бы свой самолет к морю, выпрыгнул бы с парашютом и был бы спасен Глэдис Фосс, ожидающей его в условленном месте, и затерялся бы в летописях авиации как некий любитель, поднявшийся в воздух в холодную погоду и исчезнувший. Но, к счастью, обстоятельства благоприятствовали доктору Мальдену. По крайней мере, именно так я это понимаю.
  — Ты правильно все разгадал, Перри, — одобрил Дрейк. — Я только что с места событий. После того как ты сообщил потрясающую новость, они вцепились в Рамона Кастеллу и начали у него выпытывать, что и как. Наконец Кастелла открыл все, что знал. Если собрать все воедино, получается, что все произошло именно так, как ты думаешь. Доктор Мальден и Глэдис Фосс строили свою новую жизнь в Сакраменто. Никто никогда не подумал бы, что мистер и миссис Чарльз Эмбой, которые так тихо жили там месяцами, возможно, были исчезнувшими доктором Самерфилдом Мальденом и его красивой медсестрой. Они намеревались позднее переехать на Гавайские острова и отыскать уютный уголок на Мауи, где могли бы ничего за месяц не тратить, если бы захотели. Это было бы раем для доктора. Теплая вода, никаких телефонов, субтропический климат, плоды хлебного дерева, кушанья из корня таро, бананов, кокосов, манго. Пальмы, солнечный свет. Длинными днями вместо жалоб пациентов мерный успокаивающий шум прибоя. Керби жил там и время от времени писал доктору Мальдену, рассказывая о беззаботной, томной жизни. Доктор Мальден, получив эти письма, немедленно сжигал их, потому что Керби скрывался там, где его не должны были найти, и доктор Мальден защищал его.
  Согласно признанию, которое Кастелла сделал полиции, доктор Мальден и Керби вывели машину Мальдена из гаража, немного покатались и захватили Кастеллу, который должен был отвезти их в аэропорт и вернуть машину на место. Доктор Мальден намеревался улететь на своем самолете и просил Кастеллу отвезти Керби в ту часть пассажирского аэровокзала, где он смог бы сесть в самолет на Денвер. Доктор Мальден заполнил полетный лист, подготовил все для взлета, но потом, так как ему очень не хотелось расставаться с другом, предложил Керби полететь вместе до Солт-Лейк-Сити и там сесть на самолет до Денвера. Керби возразил, что сильный шум самолетного двигателя помешает им разговаривать, и предложил, чтобы они поехали в Солт-Лейк-Сити машиной, так как он хотел обсудить с другом еще многое. По признанию Кастеллы, доктор Мальден, вместо того чтобы отменить полет, велел Кастелле пилотировать самолет в Солт-Лейк-Сити, а обратно вернуться поездом. Кастелла, который хорошо понимал все происходящее, пришел к выводу, что доктор Мальден намеревается лететь обратно на собственном самолете, а также встретиться в Солт-Лейк-Сити с Глэдис Фосс, и она вернулась бы на его машине. Доктор Мальден и Керби отправились в путь, но у Кастеллы был свой корыстный интерес. Он воровал наркотики у доктора Мальдена и состоял в банде. Главарь этой банды, которого шофер доктора ненавидел и боялся, нажимал на Кастеллу, чтобы тот позволил ему воспользоваться самолетом Мальдена для встречи в пустыне с самолетом контрабандистов, промышляющих наркотиками. Как только Мальден уехал из аэропорта, Кастелла позвонил главарю банды и сказал, что если тот отправится сразу же, то сможет воспользоваться самолетом, встретиться с контрабандистами, затем полететь в Солт-Лейк-Сити и доставить туда наркотики. Главарь ухватился за эту возможность. Кастелла подлил во фляжку доктора Мальдена морфия, который, разумеется, ранее выкрал из его же запасов. Главарь появился неожиданно, горя желанием взлететь как можно скорее. Кастелла настоял, чтобы они выпили «на посошок». Главарь был пьяницей. Кастелла сделал вид, что отпил большой глоток из бутылки, а гангстер действительно много выпил, затем сел в самолет и взлетел. Кастелла тщательно обдумал убийство. Он полагал, что его нипочем не поймают. Был уверен, что самолет разобьется в пустыне и тогда все подумают, что тело в самолете принадлежит ему. Оставалось только исчезнуть. Кастелла ждал лишь сообщения о катастрофе. Он услышал, что самолет разбился, но, к своему удивлению, обнаружил, что все посчитали погибшим доктора Мальдена. Кастелла притаился, постоянно ожидая, что доктор Мальден сообщит, что именно он, Кастелла, вылетел вместо него самолетом.
  Однако доктор Мальден и Керби ехали в машине в Солт-Лейк-Сити и, по-видимому, по радио услышали новости, в которых говорилось о потерпевшем авиакатастрофу самолете и, конечно же, утверждалось, что обнаруженное в нем обгоревшее тело принадлежало доктору Мальдену. А тот намеревался исчезнуть и присоединиться к Керби, своему приятелю, в его субтропическом рае. Керби, устав от семейной жизни, блаженствовал на дальнем острове. Он был влюблен в местную девушку, а Мальден — в медсестру из своей лечебницы. А Кастелла обо всем знал, перехватив одно из писем Керби. Прошли сутки, от доктора Мальдена вестей не было, и Кастелла понял, что должно было произойти. Мальден и Керби ухватились за эту возможность, чтобы наконец осуществить свои планы. Они допускали, конечно, что там разбился Кастелла. Умолчав о последнем изменении в плане, доктор Мальден мог организовать свое исчезновение без риска быть раскрытым. Можно предположить, что по дороге в Солт-Лейк-Сити друзья обсуждали детали исчезновения. Кастелла вернулся в меблированные комнаты и объяснил свое отсутствие тем, что по указанию доктора Мальдена проводил капитальный ремонт двигателя быстроходного катера. У него появилась редкая возможность собрать сведения, которые он впоследствии использовал бы для шантажа. Но не повезло: люди из ФБР выследили его в связи с наркотиками. Затем Гамильтон Бергер, окружной прокурор, обнаружив во фляжке виски с наркотиками, пришел к выводу, что миссис Мальден убила своего мужа. Кастелла, бессовестный обманщик, вынужденный скрывать свое собственное убийство и замешанный в деле с наркотиками, которое ему почти вменялось, обманом вынудил окружного прокурора позволить ему дать очень важные показания и рассказал историю, которая делала миссис Мальден замешанной в торговле наркотиками и в убийстве своего мужа, за что сам получил гарантию неприкосновенности. Он полагал, что неплохо устроился. Только доктор Мальден и Дарвин Керби могли, возможно, опровергнуть его выдумки. Но ни один из них не решился на это. Кастелла, добившись от окружного прокурора неприкосновенности и оболгав миссис Мальден, мог начать поиски доктора Мальдена и Глэдис Фосс, а отыскав их, обобрать шантажом до нитки.
  Мейсон задумался над сообщением Дрейка.
  — Итак, — сказал он, — ты в состоянии сообразить, что к чему, и представить себе, что могло бы случиться. Доктор Мальден и Керби разработали свой план. Мальден поехал в Солт-Лейк-Сити, Керби полетел в Денвер, чтобы покончить со своей необычной семейной путаницей и осуществить план мести жене и ее родственникам.
  Глэдис Фосс, должно быть, услышала по радио сообщение о смерти доктора Мальдена до того, как села в самолет курсом из Финикса в Солт-Лейк-Сити. Все это время она думала, что доктор Мальден мертв. Можно представить, что она почувствовала, когда, прилетев в Солт-Лейк-Сити, услышала в телефонной трубке его голос. Вспомни рассказ стюардессы, как она оплакивала смерть своего «мужа», летевшего из Финикса в Солт-Лейк-Сити. А что насчет денег из сейфа в меблированных комнатах в Диксивуде, Пол? Ты что-нибудь узнал о них?
  Дрейк покачал головой.
  — Кастелла ничего не знал об этой квартире. Знал о Глэдис Фосс, но не о квартире. Конечно, миссис Мальден отыскала сейф. Можно понять положение мистера Мальдена. Он был окружен людьми, которые вмешивались в его дела. Жена снимала фотостатические копии с его записной книжки и восковые отпечатки с ключей с его связки. Кастелла воровал в лечебнице наркотики и очень хотел немного пошантажировать Мальдена. А относительно денег, Перри, напрашивается единственный вывод: доктор Мальден утаивал большие суммы денег наличными из своего заработка, а также ставил на лошадей. Выигрыши получал также наличными. У него, как ты и говорил, был холодный, просчитывающий, научный склад ума, он умел все вычислить. А также была железная воля. Он играл по некоей секретной системе, по которой делал ставки на выгодные комбинации. Если выигрывал, получал опять-таки наличными. Если проигрывал, то проигрывал мало. Глэдис Фосс оставила свою машину в Сакраменто. Из Солт-Лейк-Сити она полетела в этот город, села в свою машину и поехала в меблированные комнаты в Диксивуде, чтобы забрать свои вещи.
  Тем временем переодетый доктор Мальден прилетел сюда из Солт-Лейк-Сити, пошел прямо на квартиру, открыл сейф, опустошил его и оставил дверцу открытой. По их плану все должно было выглядеть так, будто Глэдис Фосс взяла деньги, которые раньше утаила. И, конечно, должна была исчезнуть. В этом случае люди из Внутреннего бюро по годовым доходам запутались бы: пропажа произошла то ли из-за того, что доктор Мальден утаивал доходы, то ли потому, что Глэдис Фосс присваивала деньги, чтобы ставить на лошадей. Представь удивление Глэдис, когда она, войдя в квартиру, обнаружила, что сейф закрыт, картина на своем месте и все в таком роде. Она, конечно, знала о планах доктора Мальдена.
  Мейсон кивнул.
  — Не понимаю только одного, — сказал Дрейк, — почему доктор Мальден оставил почти всю свою собственность жене, которую ненавидел.
  Мейсон пояснил:
  — Он вынужден был это сделать. Если бы он лишил ее наследства, сразу же возникли бы подозрения. Вспомни, он не планировал, чтоб его тело нашли в сгоревшем самолете. Он хотел просто исчезнуть.
  — Это так, — согласился Дрейк.
  Мейсон хмыкнул.
  — Значит, миссис Мальден действительно говорила правду, когда пришла ко мне и придумала, что за ней следят. Хотела, чтобы я пошел в ту квартиру, вычислил комбинацию чисел шифра сейфа и взял из него деньги. И тогда, подумала она, я буду достаточно нечестным и непорядочным, чтобы взять сто тысяч долларов и спрятать их, пока все не уляжется. Затем, как она предполагала, я передам ей пятьдесят тысяч долларов, а остальные возьму себе. Таким образом, доктор Мальден и Глэдис Фосс уже тогда приступили к осуществлению своего плана. Пока, Пол, их никто не нашел. Он, должно быть, находился в доме Глэдис, когда я позвонил и вошел. Мне бы не следовало верить, когда Глэдис Фосс сказала мне, что сама сидела в кресле, сама ставила на лошадей и присваивала деньги. С юридической точки зрения это было так интересно, что я принял все за чистую монету.
  — Интересно, что будет с Керби? — сказал Дрейк.
  Мейсон ухмыльнулся.
  — Я сомневаюсь, Пол, что Гамильтон Бергер очень стремится его найти. Конечно, Керби хотел сделать все возможное, чтобы помочь доктору Мальдену исчезнуть. Он был также не прочь рассказать всякого рода небылицы и окружному прокурору, и газетным репортерам. Но побоялся, выступая в качестве свидетеля, делать такие заявления под присягой, потому что тогда, если когда-нибудь обнаружится правда, его обвинят в лжесвидетельстве. А человек, который так долго устраивал все так, чтобы остаток жизни провести на тропическом острове, купаясь в море, питаясь плодами хлебного дерева, деликатесом из корня таро и бананами, естественно, не очень желает, чтобы его посадили в камеру, кормили тюремной баландой и заставляли работать.
  — Ты думаешь, тетя-паралитик, посетившая Керби, — это переодетый доктор Мальден?
  — Несомненно, Керби удалось таким образом переговорить с доктором Мальденом. Минутку, минутку! Делла, дай-ка мне вчерашние газеты.
  Делла Стрит вынула из шкафа газеты за предыдущий день. Мейсон быстро просмотрел колонки с частными объявлениями и прищелкнул пальцами.
  — Нашел? — спросил Дрейк.
  — Нашел, — отозвался Мейсон. — и ругаю себя за то, что не додумался до этого раньше. Послушайте: «С.М. Дам руку на отсечение, чтобы помочь тебе, но я не могу даже поднять ее. Д.К.».
  — Вот все и выяснилось.
  Мейсон улыбнулся Делле Стрит.
  — Формально я все еще приговорен к тюремному заключению за оскорбление суда. Пойдем поедим. Это, может быть, последняя хорошая пища. Такую мне долго не придется вкушать.
  — Не беспокойся, — сказал Дрейк, — судья Телфорд полон раскаяния. Он сказал газетным репортерам, что ты провел одно из самых великолепных драматических сражений в зале суда, какие он когда-либо видел. Твоей обязанностью как адвоката было защищать свою клиентку до последнего. И твой смелый шаг помог обнаружить правду.
  Мейсон вынул шляпу из шкафа.
  — Хорошо, Пол, — сказал он, — оставайся и заверши дело. Мне нужна вся информация, которую сможешь получить. А мы с Деллой пойдем отпразднуем победу.
  — Ладно, — проворчал Дрейк. — Ты всегда оставляешь мне неприятные дела.
  Мейсон ухмыльнулся.
  — Ты так думаешь, Пол? А что бы произошло, если бы я дал тебе ключ от квартиры, переданный мне миссис Мальден, и попросил тебя ее осмотреть?
  Полуироническая улыбка исчезла с лица Пола Дрейка.
  — Хочешь сказать, что я нашел бы пустой сейф и…
  — Правильно, — подтвердил Мейсон. — А миссис Мальден подумала бы, что ты присвоил сто тысяч долларов.
  — Ты выиграл, — согласился Дрейк. — Иди покути с Деллой. Я останусь здесь и буду ждать новостей. Черт побери, я никогда об этом не думал. Неужели так могло случиться?
  — Думай об этом теперь, — сухо сказал Мейсон, — и тогда поймешь мои чувства в тот момент, когда я увидел дверцу сейфа полуоткрытой. Идем, Делла.
  Дело о сбежавшем трупе
  Немногие имеют представление о работе экспертов криминалистической медицины, об их детективных талантах и мастерстве.
  Некоторое время назад в округе Лос-Анджелес сексуальный маньяк зверски убил шестилетнюю девочку. Это преступление вызвало волну всеобщего негодования, но вскоре в обществе воцарился страх.
  Убийца все еще был на свободе. Никто не знал, кто он такой. Совершенное им убийство было настолько жестоким и извращенным, что никто не мог чувствовать себя в безопасности до тех пор, пока преступник не будет схвачен.
  Изуродованное тело девочки привезли в офис коронера, где к работе приступил доктор Фредерик Д. Ньюбарр.
  Полицейские искали орудие убийства. Они обнаружили топор и нож.
  Доктор Ньюбарр обследовал многочисленные раны на теле и затем вынес вердикт: «Возвращайтесь и ищите снова, пока не найдете альпеншток и кувалду. По-моему, именно это орудие было использовано преступником».
  Затем доктор Ньюбарр занимался тем, что ни один патологоанатом делать не любит, но в экстренных случаях делать это приходится. Он рассек кожу вокруг ран и в результате тщательного анализа выявил последовательность нанесения увечий и определил, от чего последовала смерть.
  Полиция блестяще справилась с этим случаем, но главная заслуга в том, что кровавое преступление было раскрыто, принадлежит кропотливой работе доктора Ньюбарра. И когда убийца был наконец схвачен и сознался в содеянном, стало очевидно, что преступление было совершено именно так, как предсказывал доктор Ньюбарр, работая в своей лаборатории.
  Так уж получается, что мы нередко слышим о преступлениях, которые оказались полицейским не по зубам. Но как часто мы, законопослушные граждане, должным образом оцениваем работу полиции в таких делах, когда в результате напряженного расследования преступником оказывается сексуальный психопат, не справляющийся со своими извращенными желаниями. Такой человек живет себе тихо и мирно, его хорошо знают как скромного и безобидного соседа, пока однажды подавляемые до поры до времени инстинкты не возьмут верх, не выйдут из-под контроля его воли и не превратят «приятного человека» в монстра.
  Доктор Ньюбарр не просто делает вскрытие и проводит патологоанатомическое исследование. Он медик-детектив.
  Он немало потрудился, выявляя характерные признаки различных ранений, и, насколько мне известно, первым применил определенные идентификационные методики в области криминалистики, которые до этого момента использовались лишь в Великобритании и на европейском континенте.
  Многие часы доктор Ньюбарр потратил на разгадку знаменитого случая с «Черной Далией».
  Так как полиция еще не сложила многотомные материалы этого дела в архив, некоторые детали в настоящее время не могут быть разглашены.
  Но вот один эпизод, иллюстрирующий, какие специфические проблемы приходится решать медицинскому эксперту и с какой тщательностью и ответственностью относится к своей работе доктор Ньюбарр.
  В желудке Черной Далии он обнаружил какие-то своеобразные волокнистые частицы. По всей видимости, это были маленькие кусочки воска, которые попали в желудок девушки до ее смерти.
  Доктор Ньюбарр потратил немало времени, пытаясь найти объяснение присутствию воска в организме девушки.
  В конце концов проблема была решена. У Черной Далии были очень плохие зубы, и, по словам ее подруг, собираясь на «свидание», она мазала зубы воском, чтобы замаскировать пятна и трещины.
  Так что эта бедная девушка тщательно покрыла воском зубы, стараясь произвести впечатление на мужчину, который не только убил ее, но и совершил над телом сатанинские обряды, настолько изуродовав его, что даже видавшим виды полицейским стало не по себе, когда они увидели труп.
  Послужной список доктора Ньюбарра составил бы честь любому медику: практикующий профессор медицины, глава департамента судебной медицины в Южнокалифорнийском университете; приглашенный лектор в Медицинском евангелическом колледже; председатель Юго-западного регионального комитета по образованию Американской академии криминалистики, член подкомитета по образованию Американской медицинской ассоциации; наконец, главный патологоанатом в департаменте полиции округа Лос-Анджелес.
  В своем кругу доктор Ньюбарр известен непоколебимым спокойствием и неутомимым упорством, с которым он приступает к работе над каждым новым делом.
  Одним из лучших критериев, позволяющих оценить эффективность работы медицинского эксперта, является отношение к ней юристов, занимающихся судебной практикой.
  Наиболее искушенные адвокаты могут с первого взгляда точно определить слабые места в рассуждениях свидетеля или в характеристике психологических реакций. На перекрестном допросе они бьют по этим слабым местам, и в итоге от свидетельских показаний не остается камня на камне.
  С другой стороны, если эксперт достаточно подробно обосновал свое доказательство и абсолютно уверен в позиции, которую занимает, поскольку тщательно проработал все факты, адвокаты оставляют его в покое.
  Сейчас доктор Ньюбарр очень редко подвергается перекрестному допросу. В последние несколько лет адвокаты взяли за правило задавать ему для проформы один-два вопроса и отпускать.
  Я спросил как-то доктора Ньюбарра, что он об этом думает.
  Его ответ говорит сам за себя:
  «Если ведущий перекрестный допрос адвокат может повергнуть тебя в смущение, это только твоя вина. Он сражается с тобой на твоей территории. Если ты не очень уверен в том, что говоришь, и вопрос адвоката может сбить тебя с толку, это значит, что ты допустил небрежность в работе. Нельзя халатно относиться к своему делу, тем более если оно касается жизни и судеб других людей».
  Доктор Ньюбарр мог бы пойти дальше в этом рассуждении. Сам он ни в чем и никогда не допускает небрежности или неточностей.
  Среди людей, которые расширяют сферу применения методов криминалистической медицины для раскрытия преступлений, доктор Фредерик Д. Ньюбарр — общепризнанный лидер. Благодаря ему (и, конечно, многим его коллегам) возрастает значение криминалистической медицины.
  И поэтому я с великой радостью и удовольствием посвящаю эту книгу моему другу доктору Фредерику Д. Ньюбарру.
  Глава 1
  Делла Стрит, доверенный секретарь Перри Мейсона, вошла в кабинет адвоката и сказала:
  — В приемной находятся две особы, они уверяют, что им необходимо с вами немедленно повидаться.
  — Зачем, Делла?
  — Они не стали об этом разговаривать с секретарем.
  — Тогда объясни им, что я не смогу их принять.
  — Забавная парочка…
  — В каком смысле?
  — У них с собой чемодан, они поминутно смотрят на часы — очевидно, опасаются опоздать то ли на поезд, то ли на самолет, и утверждают, что им до зарезу нужно посоветоваться с вами до отъезда.
  — Как они выглядят?
  — Миссис Дейвенпорт — настоящий мышонок, тихая, неприметная, ничем не примечательная женщина.
  — Возраст?
  — Под тридцать.
  — Но напоминает мышонка?
  Делла Стрит утвердительно опустила глаза.
  — А вторая?
  — Раз уж я причислила миссис Дейвенпорт к мышам, то мне придется описать миссис Энзел как кошку.
  — Возраст?
  — Пятьдесят с хвостиком.
  — Мать с дочерью?
  — Возможно.
  Мейсон тут же сочинил незамысловатую историю:
  — Любящая, преданная дочка вынуждена мириться с бесчинствами своего звероподобного муженька. Мать дочери приехала навести порядок, муженек обозвал ее десятком нелестных эпитетов. Она вместе с дочерью покидает его навсегда. Хотят, чтобы были защищены их права.
  — Возможно, — согласилась Делла, — но вместе они являют забавную картину.
  — Скажи им, я не занимаюсь семейными неурядицами, пусть поспешат проконсультироваться с другим адвокатом, пока еще есть время до их самолета.
  Делла Стрит не торопилась исполнять приказание шефа.
  Перри Мейсон взял несколько писем с пометкой «Срочно» из стопки, которую секретарша положила ему на стол. Искоса посмотрев на Деллу, Мейсон буркнул:
  — Вижу, тебе хочется, чтобы я их принял. Из чисто женского любопытства. Ну-ка, не стой на месте, красотка…
  Делла Стрит послушно вышла из кабинета, но уже через тридцать секунд вернулась назад.
  — Ну? — спросил Мейсон.
  — Я сказала им, что вы не занимаетесь делами о домашних неурядицах.
  — И как они отреагировали?
  — «Мышка» промолчала.
  — А «кошка»?
  — «Кошка» сказала, что речь идет об убийстве, а, насколько ей известно, вы любите подобные дела.
  — И они продолжают ждать?
  — Совершенно верно. Кошкоподобная считает необходимым сообщить вам, что они могут опоздать на самолет.
  — Ладно, впусти сюда и «кошку», и «мышку» вместе с их делом об убийстве… Теперь мне стало любопытно.
  Делла поспешила за посетительницами и через минуту распахнула перед ними дверь. Мейсон услышал звук шагов, вот чемодан стукнулся о дверцу книжного шкафа. Затем в кабинет вошла миниатюрная особа с застенчиво опущенными глазами. Она быстро взглянула на адвоката и поздоровалась, неслышно прошла вдоль стены и опустилась на простой стул с прямой спинкой. В этот момент другой чемодан с грохотом ударился о дверь, распахнул ее, и в кабинет влетела старшая особа, швырнула с силой чемодан тут же у порога, посмотрела на наручные часы и заявила:
  — У нас ровно двадцать минут, мистер Мейсон.
  — Прекрасно, — с улыбкой ответил адвокат. — Пожалуйста, присаживайтесь… Полагаю, вы — миссис Энзел?
  — Правильно.
  — А это миссис Дейвенпорт? — спросил Мейсон, посмотрев на молодую женщину, которая сидела, положив руки на колени.
  — Правильно, — вновь подтвердила Сара Энзел.
  — По всей видимости, ваша дочь?
  — Нет. Мы познакомились лишь несколько месяцев назад. Она много времени жила за границей, ее муж — горный инженер, а я находилась на Востоке, в Гонконге. Вообще-то я прихожусь ей теткой, муж моей сестры был ее родным дядюшкой.
  — Выходит, я ошибся, — сказал Мейсон. — Правильно ли я понял: вы хотите посоветоваться со мной по поводу дела об убийстве?
  — Совершенно верно.
  Мейсон внимательно изучал двух женщин.
  — Вам не приходилось слышать имя Уильяма Делано? — спросила миссис Энзел.
  — Он крупная величина в горном деле?
  — Точно.
  — Он умер, как мне помнится.
  — Шесть месяцев назад. Муж моей сестры, Джон Делано, был его братом. Джон и моя сестра оба умерли. А Мирна, то есть миссис Дейвенпорт, является племянницей Джона и Уильяма Делано.
  — Понятно. А теперь объясните мне, какая нужда привела вас сюда.
  — Муж Мирны, Эд Дейвенпорт, написал письмо, обвиняющее Мирну в намерении убить его.
  — Кому он послал письмо?
  — Пока никому. Оставил его адресованным окружному прокурору или начальнику полиции, мы точно не знаем, кому из них; оно должно быть доставлено адресату в случае смерти Эда. В письме он обвиняет свою жену в отравлении Гортензии Пакстон, ее сестры, которая унаследовала бы большую часть состояния Уильяма Делано. У Эда Дейвенпорта хватает наглости далее утверждать, будто Мирна подозревает, что ему известно об этом преступлении, поэтому она, возможно, планирует отравить его. А в случае его смерти он желает, чтобы все тщательно расследовали.
  Мейсон с любопытством посмотрел на миссис Дейвенпорт, сидевшую совершенно неподвижно на своем стуле. Один раз, очевидно почувствовав на себе его взгляд, она подняла глаза, но тут же опустила ресницы и продолжала изучать собственные руки в перчатках.
  — Каким образом у него могли появиться такие мысли? — спросил Мейсон. — Имеются ли у него какие-то основания для подобного обвинения, миссис Дейвенпорт?
  — Конечно нет! — возмутилась Сара Энзел.
  Мейсон продолжал смотреть на миссис Дейвенпорт.
  Она тоже решила вступить в разговор:
  — Я провожу большую часть времени в саду. У меня есть кое-какие опрыскиватели для борьбы с вредителями. Они очень ядовиты. Мой муж болезненно любопытен. Уже дважды мне приходилось его предупреждать, что с подобными составами опасно иметь дело. Возможно, это навело его на такие мысли. Он страшно мнительный, у него вечно появляются дикие идеи, от которых он не может отделаться.
  — Он неврастеник, — махнула рукой Сара Энзел, — вечно погружен в мрачные мысли. Следствие алкоголизма. Порой он впадает в ярость, после чего у него и появляются дикие мысли.
  — Ситуация крайне сложная, — задумчиво произнес Мейсон. — Мне, естественно, надо познакомиться с ней подробнее. А вы, как я понял, торопитесь на самолет?
  — Совершенно верно. Внизу нас поджидает такси. Наш самолет на Фресно вылетает в одиннадцать.
  — Возможно, учитывая обстоятельства, вам будет разумнее лететь чуть позже?
  — Мы не можем. Эд умирает.
  — Вы говорите об Эде Дейвенпорте, муже молодой особы?
  — Совершенно верно.
  — И он оставил такое письмо, которое в случае его смерти должно быть доставлено властям?
  — Да, сэр.
  — Это сильно усложняет ситуацию.
  — Правда? — воскликнула Сара Энзел.
  — Будет лучше, — попросил Мейсон, — если вы постараетесь ввести меня подробнее в курс дела.
  Сара Энзел устроилась поудобнее в большом кресле для посетителей, изрядно поерзав, что говорило скорее о ее раздражении, нежели о намерении расслабиться.
  — Слушайте внимательно, — предупредила она, — у меня нет времени на повторы.
  Мейсон закурил, кратко предупредив:
  — Мой секретарь, мисс Стрит, стенографирует нашу беседу. Позднее я смогу посмотреть ее записи.
  — Уильям Делано был очень богатым человеком. Но и очень одиноким. Два последних года его племянница Хорти, то есть Гортензия Пакстон, жила у него. Он медленно умирал и знал об этом. По его завещанию почти все переходило к Хорти. Она за ним ухаживала. Можете мне поверить, это был адский труд. Хорти написала Мирне, и они с Эдом приехали помочь ей. Вскоре после их приезда Хорти тяжело заболела, а через неделю умерла. В то время Эд Дейвенпорт ничего не говорил, а позднее заявил Мирне, что, по его мнению, Хорти отравили. Типично для Эда Дейвенпорта с его ослиным упрямством и нежеланием прислушиваться к чужому мнению.
  — Причина смерти? — быстро спросил Мейсон.
  — Перегрузки. Ее смерть явилась ужасным ударом для Уильяма, Хорти была его любимой племянницей. По своему завещанию он намеревался оставить ей четыре пятых состояния и одну пятую Мирне.
  — Вам он ничего не оставил, миссис Энзел?
  — В конечном итоге оставил. Мы с ним никогда не были особенно близки. После смерти Хорти он изменил завещание.
  — Вы, кажется, убеждены, что мисс Пакстон умерла естественной смертью?
  — Разумеется, у нее был вирусный грипп, эпидемии которого проходят ежегодно. Ну а Хорти переутомилась и ослабла, не смогла справиться с болезнью.
  — Вы виделись с ней перед смертью?
  — Да. Я отправилась туда, когда узнала о ее болезни, чтобы помочь. Приехала за три-четыре дня до ее смерти и очень скоро уехала назад. Мы с Уильямом Делано хорошо относились к друг к другу, но он действовал мне на нервы, и мы частенько конфликтовали. Мирна заявила, что прекрасно справится одна, поскольку у них была экономка, и они сразу же наняли для Уильяма сиделку. Посчитала, не слишком я там нужна.
  — А когда вы вернулись?
  — Вскоре после смерти Уильяма.
  — Производили вскрытие после смерти мисс Пакстон?
  — Нет, конечно. У них был постоянный врач, который подписал свидетельство о смерти. Ее похоронили, на этом дело и кончилось, пока Эд Дейвенпорт не завел свои дурацкие разговоры. Если хотите знать мое мнение — у него не все дома. Этого мало, он стремится отвлечь внимание от своих манипуляций с деньгами Мирны. Вот какие сумасшедшие идеи у Эда! А теперь он добивается, чтобы его идиотское письмо вскрыли в случае его смерти. У болвана высокое кровяное давление, он может скончаться в любой момент. Ему это известно, и все же он состряпал такое подлое письмо! Теперь в случае его смерти трудно предугадать последствия.
  — Где находится письмо?
  — В его офисе.
  — А где офис?
  — В Парадайзе. Это местечко близ Чико, в северной части штата. Его офис находится в их же жилом доме. Они с Мирной одно время жили там после возвращения из Южной Америки. Тогда Эд приобрел шахту за смехотворно малую цену. После того как они с Мирной перебрались на жительство к Уильяму в Лос-Анджелес, Эд занял весь дом в Парадайзе под офис для своей компании. То есть он называет его офисом. Две комнаты действительно служат кабинетами, но, кроме того, там есть спальня и кухня. Эд проводит там много времени. Иногда он уезжает туда на неделю, а то и на две. С того времени, как я нахожусь с Мирной, он почти полностью перебрался в этот его сомнительный «офис», где разыгрывает из себя экономическую величину, горного магната…
  — Могу ли я спросить, — прервал ее Мейсон, — как вы так органично влились в эту картину?
  — Прежде всего, я люблю Мирну. По новому завещанию мне принадлежит пятая часть огромного дома Уильяма. И я не намерена позволить Эду Дейвенпорту выставить меня оттуда. Когда я увидела, как он обращается с Мирной, я ужаснулась, но старалась не вмешиваться и ничего не говорить. Правда, Мирна? Затем сегодня утром нам сообщили, что Эд находится в Крэмптоне и…
  Мейсон осторожно прервал ее:
  — Как я понимаю, он заболел?
  — Именно это я и хотела вам сказать, он умирает, а у нас осталось не более пяти минут… Можете вы себе представить, чтобы какой-нибудь нормальный человек написал обвинительное письмо против собственной жены и распорядился доставить его в полицию в случае его смерти?
  — Иными словами, в этом письме он обвиняет в своей кончине жену?
  — Возможно, не столь категорично, но содержание письма сводится к этому.
  — А откуда вам известно содержание письма, миссис Дейвенпорт? — спросил Мейсон.
  Мирна ответила тихим голосом, ее едва было слышно:
  — Он сам мне сказал. Он взбесился, иначе не скажешь, и обвинил меня в отравлении Хорти, а потом сказал: поскольку ему известно о том, что я сделала, он не чувствует теперь себя в безопасности.
  — И мистер Дейвенпорт сейчас находится в Крэмптоне?
  — Да. Он поехал туда из Парадайза. И заболел. Доктор встревожен его состоянием, он боится, Эд не выживет.
  — А если выживет?
  Сара Энзел раздраженно пожала плечами:
  — Ну конечно, не мне давать советы, решать должна сама Мирна, но что касается меня, я твердо знаю одно: Эд Дейвенпорт пустил по ветру ее деньги, смешав их с собственными. Я убеждена, теперь он старается обманным путем лишить ее их. Поэтому я-то знаю, как поступила бы на месте Мирны.
  — А если Эд Дейвенпорт умрет? — спросил Мейсон.
  Сара Энзел тревожно посмотрела на Мирну.
  — Если он умрет, — очень тихо заговорила та, — письмо будет доставлено окружному прокурору, и один бог знает дальнейшее.
  — Чего вы хотите от меня? — спросил Мейсон.
  — Раздобыть письмо! — выпалила Сара Энзел.
  Мейсон никак не ожидал такой просьбы и невольно улыбнулся:
  — Боюсь, тут я вам не смогу помочь.
  — Почему?
  — Я не могу выкрасть письмо.
  — Оно содержит клеветнические обвинения.
  — И все же при жизни мистера Дейвенпорта письмо является его собственностью.
  — Ну а после его смерти?
  — Несомненно, он оставил указания отправить его в полицию.
  — Надо учитывать, — продолжала Сара Энзел, — все, что у него имеется, является общим достоянием. Решительно все приобретено на средства Мирны, уж не говоря о стараниях Эда Дейвенпорта изо всех сил запутать финансовые дела, чтобы даже самый опытный бухгалтер не смог определить, откуда взяты деньги.
  Мейсон не скрывал заинтересованности.
  — Допустим на мгновение, он на самом деле умирает. В таком случае Мирна автоматически становится владелицей всего состояния, не так ли? — с вызовом спросила Сара Энзел.
  — Возможно, — осторожно согласился адвокат.
  — В таком случае она имеет право и на это письмо.
  — Продолжайте, — улыбнулся адвокат.
  — Я не считаю справедливым допустить, чтобы подобное письмо попало в руки полиции или окружного прокурора до того, как Мирна ознакомится с его содержанием.
  — Конечно, — раздумывая, произнес адвокат, — многое зависит от того, как написано письмо. Или, скорее, кому адресовано: непосредственно полиции, чтобы та его вскрыла в случае его смерти, или же его секретарю с указанием отправить содержимое окружному прокурору опять-таки в случае его смерти.
  — С точки зрения закона тут имеется разница?
  — Возможно, однако я не в состоянии незамедлительно высказать свое мнение.
  Сара Энзел резко поднялась с кресла:
  — Дай-ка мне ключ, Мирна.
  Мирна молча разжала руку в перчатке и отдала Саре ключ. Та в свою очередь подошла к письменному столу и положила ключ на стекло перед адвокатом.
  — Что это? — спросил Мейсон.
  — Ключ от офиса в Парадайзе.
  — И зачем он мне нужен?
  — В случае, если Эд Дейвенпорт на самом деле умрет, мы хотим, чтобы вы разыскали это письмо.
  — Имеется ли хотя бы крупица правды в обвинениях Эда Дейвенпорта?
  — Не глупите! Мирна и мухи не обидит. Она поехала туда помочь Хорти. Они вдвоем трудились не покладая рук. Хорти умерла просто от переутомления, у нее ослаб организм.
  — А мистер Делано?
  — Он болел много месяцев подряд, фактически медленно умирал. Врачи сказали, он протянет максимум шесть месяцев, а он прожил вдвое больше. И если бы не смерть Хорти, он бы еще протянул. Ее кончина подломила Уильяма окончательно.
  — Тогда почему бы не согласиться с тем, чтобы письмо доставили адресату? — спросил Мейсон. — Если его обвинения абсурдны, самое простое — все объяснить полиции.
  Женщины обменялись взглядами, значение которых Мейсон понять не сумел.
  — Ну? — спросил он.
  — Ситуация не так проста, — призналась Сара Энзел. — Имеются кое-какие осложняющие факторы.
  — Как понять?
  — Кто-то звонил в управление по делам насильственных смертей. Знаете, один из этих анонимных звонков. Говоривший посоветовал проверить смерть Гортензии Пакстон. Разумеется, звонил кто-то из подручных Эда, если не он сам, но это может причинить неприятности.
  Мейсон задумался.
  — Мирна — жена Эда Дейвенпорта, — сказал он. — В том случае, если он обвинит жену в отравлении мисс Пакстон, он же рискует потерять деньги, унаследованные его женой, которые, как я понял, он тратит в собственных интересах. Вы об этом подумали?
  — Да. А вот Эд — нет. Он не думает. Он реагирует. В его поступках отсутствует логика. Зачем бы ему писать такое дурацкое письмо, в особенности когда он знает, что может умереть в любой момент?
  Мейсон предположил:
  — Возможно, он психопат?
  — Однозначно, с вывихом. Никто не может предположить, как он поступит. Он может убить нас обеих. Зная о нашей поездке к вам, непременно бы так и сделал.
  Мейсон наконец принял решение:
  — Хорошо, я согласен. Если Эд Дейвенпорт умрет, я постараюсь выяснить содержание письма. Если оно мне покажется творением психопата, я займусь вашим делом и передам письмо миссис Дейвенпорт. Однако если в данном деле имеется что-то подозрительное, я сам вручу письмо полиции, но так, чтобы все закончилось ко всеобщему удовлетворению.
  — Если бы вы только знали Эда Дейвенпорта, — сказала Сара Энзел, — вы бы не сомневались в обоснованности нашей тревоги. Он эгоистичный неврастеник, с головой ушедший в собственные аферы, желания, ощущения, но при всем этом ему не откажешь ни в проницательности, ни в изобретательности.
  — Вы не очень давно познакомились с мистером Дейвенпортом, — заметил Мейсон.
  — Мы знакомы достаточно долго, — фыркнула женщина. — Я много разговаривала с Мирной, да и сама не вчера родилась на свет.
  Мейсон снова задумался, затем повернулся к Делле Стрит:
  — Делла, продиктуй письмо, которое Мирна Дейвенпорт должна подписать, уполномочивающее меня представлять ее интересы во всех вопросах, касающихся ее семейных отношений, имущественных прав, а также предпринимать по моему усмотрению действия для охраны ее прав. В случае смерти ее мужа, а, по имеющимся данным, он тяжело болен, я должен представлять миссис Дейвенпорт в вопросах ее состояния. Я должен действовать от ее имени и в ее интересах. — Мейсон посмотрел на Мирну Дейвенпорт: — Вы согласны написать и подписать такое письмо?
  Ответила, разумеется, Сара Энзел:
  — Можете не сомневаться, да!
  Однако адвокат продолжал смотреть на Мирну. Наконец та взглянула ему в глаза и тихо сказала:
  — Конечно, мистер Мейсон. Муж больше меня не любит. Его интересуют только мои деньги, которые он ворует у меня. В данный момент он стремится так запутать финансовую отчетность, чтобы стало невозможно разобраться, сколько принадлежит фактически мне, а сколько — ему.
  — Так чего же мы ждем? — спросила Сара Энзел, взглянув на часы.
  Перри Мейсон взглядом попросил Деллу немедленно напечатать письмо.
  Глава 2
  В начале четвертого того же дня телефонистка на коммутаторе Мейсона позвонила Делле Стрит и сообщила: адвоката вызывают из Крэмптона по вопросу величайшей важности.
  Мейсон не медлил ни секунды:
  — Я буду разговаривать, Делла, а ты бери параллельную трубку.
  Мейсон почти сразу услышал настойчивый, нетерпеливый голос Сары Энзел, спорящей с телефонисткой.
  — Мейсон слушает, миссис Энзел! — вмешался адвокат.
  — Наконец-то! У нас тут такие неприятности, а ваша телефонистка тянет время…
  — Я у телефона, миссис Энзел. Так что случилось?
  — Он умер.
  — Дейвенпорт?
  — Да.
  Наступило минутное молчание.
  — И, — продолжала Сара, — все легло на плечи Мирны. Он оставил ей по завещанию решительно все — действительно, самое малое, что мог сделать.
  — Когда он умер? — спросил Мейсон.
  — Минут пятнадцать назад. Все это время я добивалась разговора с вами.
  — Да, да, понятно. Теперь письмо, о котором вы упоминали…
  — Адрес в Парадайзе: Крествью-Драйв. Вы можете попасть туда самолетом на Чико. В Чико возьмите машину, вам придется проехать двадцать миль по хорошей асфальтированной дороге. Найти это место несложно, но лучше не задавать вопросов. Я объясню, как туда попасть. Поезжайте по главной улице через город, затем сверните налево по Оливер-роуд. Возле Вэлли-Вью имеется крутой поворот налево, проедете по ней совсем немного до Крествью-Драйв, дом стоит последним в ряду по правой стороне.
  — В доме никого нет? — спросил адвокат.
  — Никого. Секретарши не будет. Вы отыщете… прошу прощения, я дольше не могу разговаривать. До свидания!.. — Она бросила трубку.
  Мейсон не спеша опустил свою трубку на рычаг и вопросительно посмотрел на Деллу.
  — Вы едете в Парадайз? — спросила девушка.
  Мейсон пожал плечами: ничего не поделаешь!
  — А когда попадете туда, что предпримете?
  — Буду представлять интересы миссис Эд Дейвенпорт наилучшим образом.
  — Разыскав этот конверт?
  — Возможно.
  — А потом?
  — Все зависит от содержания письма. Закажи-ка билеты, Делла.
  Через десять минут Делла Стрит сообщила: вылетев из Сан-Франциско прямым самолетом, можно успеть на самолет компании «Юго-западные авиалинии», который прибудет в Чико в семь пятьдесят.
  — Закажи два билета, Делла, — распорядился Мейсон, — и поторапливайся.
  — Два?
  — Не воображаешь ли ты, что я влезу в подобную историю без свидетеля?
  Глава 3
  Самолет сильно качало, когда Перри Мейсон и Делла Стрит пролетали над Мэрисвиллом, внизу проплывали небольшие поселки, поблескивающие скоплением огней, темные просторы плодородных рисовых полей над светлым пятном Оровилла. Наконец лайнер пошел на посадку над Чико и подрулил к зданию аэровокзала.
  Такси домчало Мейсона и Деллу до центра города, где адвокату без особого труда удалось нанять автомашину с оплатой за километраж. Они разыскали дорогу на Парадайз и пустились в путь по круто поднимающемуся шоссе.
  При свете почти полной луны они любовались местностью. Делла вскрикнула от восторга, когда дорога привела их к окаменевшему выбросу лавы и они смогли заглянуть в глубь каньона, где утесы из той же лавы отбрасывали черные тени.
  Мейсон плавно проскользнул мимо скопления магазинов, которые отмечали центр поселка, повернул налево, затем без труда обнаружил крутой вираж, который предупреждал о следующем левом повороте.
  По обе стороны дороги виднелись современные жилые дома, стоявшие среди высоких сосен и зеленых лужаек. На этой высоте смрад и смог, окутывавший долину, полностью рассеялись, а на небе, несмотря на свет луны, сияли необычно яркие звезды.
  Делла Стрит сделала глубокий вдох.
  — Вы только посмотрите, какой здесь воздух, шеф! — воскликнула она. — Чистый, пропитанный хвойным запахом, прозрачный, как хрусталь. А как вам нравятся эти очаровательные жилища?
  Мейсон согласился с девушкой, но его мысли уже были сосредоточены на предстоящем деле.
  — Как вы считаете, дом Эда Дейвенпорта похож на них?
  — Мы это выясним через минуту, — ответил Мейсон, сворачивая на боковую дорожку.
  Они добрались до конца асфальта, проехали еще немного по гравиевой дорожке мимо аккуратного дома с зеленым забором, а затем, когда дорожка закончилась, свернули вправо по подъездной дороге, которая привела их через сосновую рощу, мимо нескольких яблонь и грушевых деревьев к парадному подъезду дома, который, несмотря на темные окна, казался обитаемым и гостеприимным.
  Мейсон выключил все огни, заглушил мотор, обошел машину кругом и поднялся за Деллой на крыльцо.
  — На всякий случай позвоним, правда? — спросила девушка.
  Молчание шефа можно было считать знаком согласия.
  Не снимая перчаток, Делла нажала кнопку звонка. Внутри дома послышалось музыкальное позвякивание.
  — Позвони еще раз, — через пару минут произнес Мейсон, — а потом мы попробуем отворить дверь ключом.
  Делла Стрит позвонила вторично с тем же результатом.
  Тогда Мейсон вставил ключ в замок. Он бесшумно открылся, дверь распахнулась, подчиняясь руке адвоката.
  — Что теперь? — спросила Делла. — Мы воспользуемся фонариком или?..
  — Мы включим в доме свет. Луч фонарика свидетельствует о тайном визите, то есть о понимании своей вины. В конце-то концов, Делла, мы участвуем в игре, где нам почти ничего не известно о других игроках, и будь я неладен, если понимаю, где находится та черта, за которую не следует заходить.
  — Но ставки в игре высокие?
  — Несомненно, — ответил Мейсон, нащупывая на стене выключатель.
  Прихожая предстала во всем своем великолепии. Вешалки для шляп были изготовлены из оленьих рогов и манзанита. Индейская циновка с узором навахо на полу и стулья в деревенском стиле придавали помещению оттенок нарочитой простоты. На стене висело огромное овальное зеркало, несомненный антиквариат. Запах хорошего крепкого табака, очевидно, был неистребим, как если бы обитавшие здесь люди постоянно курили трубку.
  Мейсон прошел дальше через дверь слева, включил свет и оказался в просторной гостиной. Делла Стрит прошла за ним по всему дому, осматривая одну комнату за другой и включая всюду свет, пока это длинное, приземистое одноэтажное здание полностью не осветилось.
  — Что теперь, шеф?
  — Официально, — ответил Мейсон, — мы берем в руки бразды правления от имени мистера Дейвенпорта. На самом же деле разыскиваем письмо, которое может быть где-то здесь спрятано. Весь вопрос в том, где именно.
  — Мне это представляется страшной глупостью.
  — А именно?
  — Написать письмо, которое должно быть доставлено властям в случае кончины его автора, а затем где-то его спрятать, не организовав доставку.
  Мейсон внимательно слушал.
  Делла Стрит продолжала:
  — Я убеждена, Эд Дейвенпорт должен был сделать так, чтобы письмо попало по адресу.
  — Знаешь, я сейчас думаю об этих людях. Многое могут сообщить их вещи, — вновь заговорил адвокат через некоторое время, когда просмотрел документы в кабинете Дейвенпорта. — Очевидно, Дейвенпорт полностью полагался на свою секретаршу. В банке Парадайза у него на счету двести девяносто один доллар, впрочем, вот еще книжка на тысячу долларов. Здесь корреспонденция, относящаяся к его горнорудным делам. Интересно, письма адресованы Мирне Дейвенпорт, а все ответы подписаны мистером Дейвенпортом, в которых точно указано, что его жена будет делать, а о чем и слушать не желает.
  — Значит…
  — Очевидно, он с ней не советовался. Копии ответов показывают, что некоторые отправлены в день получения письма.
  — Может, он советовался с ней по телефону?
  — Междугородные переговоры стоят, как тебе известно, дорого, а счет за последний месяц за телефонное обслуживание всего на двадцать три доллара и девяносто пять центов, включая федеральный налог.
  — И все это время он боялся, — продолжала девушка, — что жена задумала его убить. И вдруг умирает естественной смертью.
  Мейсон удивленно приподнял брови.
  — В чем дело? — заинтересовалась Делла. — Вы… шеф, уж не предполагаете ли вы… что смерть не была естественной?
  — А что?
  — Но, всемогущий боже! Тогда что мы здесь делаем?
  — Защищаем интересы миссис Дейвенпорт, — усмехнулся Мейсон, — но кое-что делать мы не можем. Мы не можем скрывать улики или искажать их, но ведь мы не будем уверены, улика это или нет, прежде чем не взглянем на нее, не так ли, Делла? Именно по этой причине я считаю необходимым прочитать послание, содержащееся в том конверте, который я обнаружил в запертом на ключ ящике стола секретарши.
  — Шеф, но…
  — Пойди-ка поставь немного воды на огонь в кухне, мы подержим конверт над паром…
  Через пару минут вода закипела, адвокат прошел на кухню. Очень осторожно он распечатал заклеенный конверт, засунул внутрь два пальца, вынул бумажные листы и развернул их.
  Делла Стрит ахнула, заглушив бульканье продолжавшей кипеть воды.
  — Ну вот, пожалуйста, — весело произнес адвокат, — шесть листов абсолютно чистой бумаги.
  Глядя оторопело на бумагу, Делла машинально загасила пламя горелки.
  — Как вы считаете, на них нет тайнописи?
  Мейсон осторожно нагрел один из листков над неостывшей горелкой, затем посмотрел листок под разными углами к источнику света:
  — Конечно, тут может быть какая-то тайнопись, которую надо проявлять над парами иодина, но мы, к сожалению, не имеем права этого делать. Хотя, конечно, опасно считать, что листы на самом деле чистые.
  — Чего ради человек стал бы оставлять конверт с инструкцией доставить его властям в случае своей смерти, если в нем нет ничего, кроме пустых листов бумаги?
  — Возможно, именно на этот вопрос нам придется искать ответ.
  — Что вы имеете в виду?
  — Ты не видела нигде в офисе пузырька с клеем?
  Девушка тут же отыскала его и протянула шефу.
  — Ну, сейчас мы заклеим конверт, причем очень важно не оставить на нем отпечатков пальцев.
  Мейсон подсушил конверт над теплой горелкой, вернулся в приемную и положил его обратно в ящик стола, который тут же снова искусно запер перочинным ножом. Через минуту письменный стол секретарши был в идеальном порядке.
  — Шеф, похоже, у вас появились какие-то идеи? — спросила Делла. Немного поколебавшись, она произнесла: — Что… что…
  — Что все случилось немножко слишком своевременно? — усмехнулся адвокат.
  — Ну да, отчасти…
  — Эд Дейвенпорт умер и…
  Раздался резкий женский голос:
  — Что вы здесь делаете? Кто вы такие?
  Мейсон неторопливо повернулся.
  Высокая, довольно привлекательная молодая женщина, стоявшая в проеме двери, резко повернулась, не ожидая ответа, и побежала. Раздался дробный стук высоких каблуков, затем звуки поворачивающегося телефонного диска.
  Мейсон подмигнул Делле, подошел к письменному столу и поднял трубку телефонного аппарата. Он услышал, как женщина говорит по параллельному телефону:
  — Соедините меня немедленно с полицией. Срочно. Я — Мейбл Нордж, нахожусь в доме мистера Дейвенпорта на Крествью-Драйв. В доме находятся неизвестные, роются в вещах, что-то ищут. Пришлите полицию.
  Мейсон аккуратно положил трубку на рычаг. Он слышал, как хлопнула входная дверь.
  Делла Стрит приподняла брови.
  — Полиция? — спросила она.
  На лице Мейсона было написано: «Ничего не поделаешь!»
  — Как скоро они сюда приедут?
  — Трудно сказать. Возможно, очень скоро.
  — Мы попытаемся улизнуть?
  — Нет, конечно. Останемся и побеседуем.
  Мейсон уселся в кресло за письменным столом Дейвенпорта и закурил.
  Делла явно нервничала, не понимая спокойствия адвоката.
  — Шеф, почему бы нам не исчезнуть, воспользовавшись черным ходом?
  — Взятая нами напрокат машина стоит перед входом. Молодая особа, несомненно, уже записала ее номер. Именно потому, что машина находится там, а в доме всюду горит свет, она так неслышно сюда вошла. Скорее всего, шла на цыпочках. Я слышал, как она назвала себя по телефону. Мейбл Нордж. Секретарь Дейвенпорта. Так что мы останемся здесь, поскольку ничего другого нам не остается. Ведь если хорошенько подумать, мы тут здорово наследили. Ну а бегство будет свидетельствовать о сознании нами вины.
  — Знаете, шеф, мне в этой истории что-то не нравится.
  — Пока мы делали то, что от нас ожидали. Теперь постараемся действовать более независимо.
  — Что вы имеете в виду?
  Они услышали вой полицейской сирены.
  — Вот и полиция, — сказал Мейсон. — Похвальная поспешность. Веди себя тихо, они могут нервничать и случайно выстрелить.
  — Что вы такое говорите? Вы…
  Снова хлопнула входная дверь, раздались голоса, зазвучали тяжелые шаги. Человек в форме офицера полиции осторожно просунул голову в комнату и скомандовал:
  — Не двигаться!
  Мейсон отодвинул назад вращающийся стул у письменного стола, вынул сигарету изо рта, выпустил струйку дыма в потолок:
  — Добрый вечер, офицер. Входите и садитесь.
  Офицер остался стоять на пороге, в руках у него поблескивал пистолет.
  — Кто вы такие и что здесь делаете?
  — Я Перри Мейсон, адвокат, — ответил Мейсон. — Разрешите мне представить моего секретаря, мисс Стрит. В данный момент я занят приведением в порядок дел по поручению вдовы Эдварда Дейвенпорта.
  — Он умер? Он умер? — закричала в этот момент Мейбл Нордж.
  Мейсон подтвердил ее опасение, не произнося слов.
  — Значит, его убили! — сказала секретарь хозяина с уверенностью.
  — Стоп-стоп! — остановил ее Мейсон. — Вы, очевидно, потрясены, но вам не следует бросаться такими дикими обвинениями.
  — Вы представляете миссис Дейвенпорт? — спросил офицер.
  — Совершенно верно.
  — Имеете соответствующие полномочия?
  — Она вручила мне ключ от дома, — сказал Мейсон, — и доверенность на ведение дел.
  Без всякой спешки Мейсон предъявил офицеру письмо.
  Тот взглянул на секретаря:
  — Вы знаете этих людей, мисс Нордж?
  Она отрицательно покачала головой.
  Заговорил Мейсон:
  — Как я понимаю, вы секретарь мистера Дейвенпорта, это ваши инициалы «М.Н.» стоят на бумагах?
  — Я Мейбл Нордж, — подтвердила девушка, — действительно секретарь мистера Дейвенпорта. И в случае его смерти я… я должна кое-что вручить офицеру.
  — Вот как? — притворно удивился Мейсон.
  — Мистер Дейвенпорт предвидел подобную ситуацию.
  — Какую именно?
  — Его убийство.
  — Убийство? — переспросил Мейсон.
  — Точно! И я должна передать офицеру доказательства этого.
  — Ну так передавайте, — предложил Мейсон.
  Девушка подошла к своему письменному столу.
  — Эй, одну минуточку! — остановил ее Мейсон. — Что вы там делаете?
  — Достаю то, что намерена вручить офицеру.
  Мейсон улыбнулся и покачал головой:
  — Нет, нет…
  — Тогда о чем вы?
  — Вы не должны касаться ничего в этом доме, не являющегося вашей личной собственностью.
  — Но вы же были здесь и трогали разные вещи.
  — Почему нет? Я представляю жену. Она законная владелица половины всей собственности. Вторая половина перейдет к ней по праву наследования.
  — Но вы… вы…
  — Успокойтесь, — посоветовал Мейсон. — Зачем так горячиться?
  Офицер убрал пистолет в кобуру:
  — Давайте внесем полную ясность. О чем идет спор?
  Мейбл Нордж закричала:
  — Она его убила! Он знал, что она попытается это сделать, и поэтому оставил пакет с доказательствами, которые могут быть использованы против нее.
  — Как прикажете вас понимать: «Он оставил пакет»? — спросил Мейсон.
  — Отдал его мне.
  — И велел его хранить?
  — Сказал, что в случае его смерти он хочет, чтобы я вскрыла конверт и доставила имеющуюся в нем информацию в полицию.
  — Вы открывали пакет до его смерти?
  — Нет, конечно.
  — Значит, вы не знаете о его содержимом?
  — Ну… только то, что сам хозяин говорил.
  — Сообщил ли он вам о содержимом?
  — Он сказал мне… короче, он сообщил достаточно, чтобы я поняла: он опасался умереть с минуты на минуту.
  — Естественно, — согласился адвокат, — человек страдал от высокого кровяного давления, артериосклероза и, очевидно, почечной недостаточности. Врачи предупредили: он может скончаться в любое время. Мне кажется вполне естественным для человека подготовиться…
  — Но это не такое письмо. То есть он имел в виду другое.
  — Откуда вы знаете?
  — С его собственных слов.
  — Что же он говорил?
  — В случае его смерти я должна вскрыть этот конверт и позаботиться о том, чтобы бумаги получили полицейские, но если кто-то попытается добраться до письма при его жизни, я должна уничтожить весь пакет.
  — Иными словами, он оставил за собой контроль над этим письмом?
  — Да. При жизни.
  — А если бы он пожелал, чтобы вы вручили ему пакет в любое время, вы бы это сделали?
  — Разумеется. Это же его письмо.
  — Где оно? — спросил Мейсон.
  Девушка после некоторого раздумья произнесла:
  — Я достану его, когда потребуется.
  — Несомненно… Итак, офицер, давайте-ка хорошенько все тут закроем. Ну и, учитывая заявление мисс Нордж о спрятанном здесь письме с какими-то обвинениями, по моему мнению, необходимо проследить за тем, чтобы из этого дома никто ничего не унес.
  — Мы изымем письмо! — решительно заявила мисс Нордж. — Я собираюсь незамедлительно вскрыть конверт и передать его содержимое офицеру.
  — Нет, вы этого не сделаете, — возразил с широкой улыбкой адвокат.
  — Почему вы такое говорите?
  — Срок вашей работы секретарем закончился в тот момент, когда умер мистер Дейвенпорт. Вы были его агентом, сотрудником, личным представителем. Сейчас вы имеете только право на компенсацию, но касаться чего-либо здесь вам не разрешается.
  — Одну минуточку, — нахмурился офицер. — Я не знаком с тонкостями закона, но я не хочу, чтобы исчезли какие-то улики.
  — Разумеется! — подхватил Мейсон. — И поэтому я посоветовал бы вам лично запереть все двери, а поскольку у мисс Нордж, несомненно, имеется ключ…
  — Как вы проникли сюда? — спросила она.
  — Я же сказал вам, у меня есть ключ, — спокойно ответил Мейсон. — Ключ миссис Дейвенпорт.
  — Она ни за что не дала бы вам ключ! Я это точно знаю.
  Мейсон снова улыбнулся:
  — В таком случае, офицер, поскольку миссис Дейвенпорт не давала мне ключа, значит, я не мог им воспользоваться, чтобы попасть в дом. Следовательно, меня здесь нет, и вы меня не видите.
  Офицер задумчиво потер вспотевший лоб:
  — Если существует письмо, оставленное с приказом вскрыть его после смерти, письмо, объясняющее, каким образом человек умер, нам лучше забрать его и передать в руки окружному прокурору.
  — Все дело в том, — спокойно заговорил Мейсон, — что никто не знает о содержимом этого пакета. С таким же успехом там может находиться завещание.
  — Так давайте же посмотрим на него! — воскликнул офицер. — Вы представитель жены. Секретарь здесь. Я представитель закона. Все в порядке.
  — Никто не имеет права распечатать письмо, пока не разрешит жена умершего, — сказал Мейсон.
  — Обождите минуточку, — взмолился офицер, — с вами ужасно трудно договориться.
  — Нет, если вы будете действовать в соответствии с законом. Как вас зовут?
  — Сидни Бум, помощник шерифа. Это территория округа.
  — Прекрасно. Скажите, вы желаете действовать в соответствии с законом или нет?
  — Естественно, я всегда и во всем придерживаюсь законов!
  — Ну так вот. Учтите, все это — общая собственность, половина которой принадлежит и всегда принадлежала жене. А вторая половина перейдет к ней после официального утверждения завещания, фактически она уже сейчас имеет на нее право, требуется лишь уплатить долги.
  — Я уже говорил, что не знаю досконально правовых норм, — сказал Бум, — но хочу получить ясное представление о деле. Если здесь имеются какие-то вещественные доказательства, я не хочу, чтоб с ними что-то случилось.
  — Само собой разумеется. Но, с другой стороны, если это вовсе не вещественное доказательство, а какая-то ценная бумага, я хочу быть уверен, что она никуда не денется.
  — Зачем эти намеки?
  — Откуда мне знать, может, в этом конверте, который следует распечатать в случае смерти мистера Дейвенпорта, находится его завещание или какие-то ценные акции, которые он хотел отдать своей секретарше. Наличные деньги, в конце концов.
  — Самое правильное — распечатать пакет и посмотреть его содержимое.
  — С другой стороны, — продолжал рассуждать вслух Мейсон, — там может находиться нечто представляющее особую важность для владельцев, чего не следует разглашать.
  — Но он же отдал письмо секретарю!
  — Не совсем так, — покачал головой адвокат. — Он поручил ей хранить пакет, а вовсе не отдал его ей. Она должна была вернуть его мистеру Дейвенпорту при его первом требовании.
  — Я не это имела в виду, — вмешалась Мейбл Нордж. — Хозяин отдал его мне для того, чтобы я передала пакет офицерам после его смерти.
  — Он велел отдать пакет офицерам? — спросил Мейсон.
  — Его нужно вскрыть в случае его смерти.
  — Хозяин не распоряжался отдать пакет офицерам?
  — Я не могу помнить дословно его фразу.
  — Вот, пожалуйста! — развел руками Мейсон.
  — Она все записывает! — воскликнула Мейбл Нордж, кивая в сторону Деллы Стрит. — Стенографирует каждое сказанное нами слово.
  — Вы возражаете? — спросил Мейсон.
  — Ну, мне это не кажется честным.
  — Почему? Или вы намереваетесь изменить что-то из сказанного вами после того, как обдумаете свои слова?
  — Вы мне кажетесь на редкость неприятным типом.
  — Очень многие люди думают точно так же.
  Офицер с завидным упрямством заговорил:
  — Возвращаюсь к тому же вопросу о вещественных доказательствах. Я не понимаю происходящего, но работающая тут молодая женщина утверждает, что у нее где-то спрятан конверт, который надлежит вскрыть в случае смерти мистера Дейвенпорта, поскольку в нем содержатся данные о… о…
  — Изобличающие лицо, повинное в его смерти! — твердо заявила Мейбл Нордж.
  — Вы теперь утверждаете, что он убит.
  — Возможно.
  — Но точно вы не знаете?
  — Он ждал, что такое может случиться.
  — Вы также знали и другое: хозяин находился под наблюдением врача?
  — Ну… знала.
  — И его предупреждали: при таком кровяном давлении и состоянии артерий он должен вести себя чрезвычайно осмотрительно, ибо все может плохо кончиться?
  — Он не делился со мной такими сугубо личными обстоятельствами своей жизни.
  — Рассказывал вам о своих отношениях с женой?
  — Ну, не совсем.
  — В таком случае вы не знаете о содержании письма, а лишь предполагаете?
  — Я уже сказала о своих мыслях по этому поводу. Мы можем это незамедлительно выяснить.
  Бум коротко спросил:
  — Где находится письмо?
  — В моем столе, в запертом на ключ ящике.
  — Достаньте его! — велел Бум.
  — Одну минуточку, — произнес Мейсон. — Такой поступок незаконен.
  — И все же я хочу рискнуть, — сказал офицер. — Я прослежу, чтобы эта особа не дотронулась ни до чего другого в столе, кроме письма. Но если пакет существует, я хочу быть полностью уверен в его сохранности. Я не знаю, кто вы такой, но, видимо, представляете вдову. Вы очень быстро приступили к работе.
  — И теперь я вижу, моя поспешность вполне оправдана, — сказал Мейсон, дружелюбно улыбаясь. — Я стараюсь сохранить в целости и сохранности все имущество.
  — Что вы хотите сказать?
  Мейсон кивнул в сторону Мейбл Нордж, которая отпирала ключом правую тумбу стола:
  — А что делала она тут в такое позднее время?
  — Она же здесь работает.
  — По ночам?
  Офицер недоуменно нахмурился и посмотрел на секретаршу с подозрением:
  — Послушайте, мисс Нордж, как вы здесь оказались?
  — Я… я проезжала мимо и увидела освещенные окна.
  — Куда вы ехали? — спросил Мейсон.
  — Мимо дома по дороге.
  — Здесь тупик, — усмехнулся адвокат.
  — Ну, я… я ехала мимо. И я…
  — Вы вошли в дом?
  — Это вас не касается.
  — Вот, пожалуйста, — сказал Мейсон, — она была здесь, хотя ей не полагалось тут находиться. В такое позднее время у секретаря не может быть работы… Так что же она делала?
  — Послушайте, — затряс головой офицер, — вы меня совершенно запутали. Я не хочу неприятностей.
  — Вы уже сейчас совершаете ошибку. В тот момент, когда вы, используя свою власть, позволяете дотрагиваться до предметов в этой комнате, вы допускаете ошибку.
  Офицер подошел к Мейбл Нордж и остановился рядом.
  — Я не хочу, чтобы вы дотрагивались до чего-либо другого, кроме письма, — сказал он. — Где оно?
  — В запертом ящике в письменном столе.
  — Прекрасно. Письмо возьму я.
  — Ящик заперт, — сказала она, выдвигая ящик письменного стола, — что-то вроде моего личного сейфа.
  — Понятно.
  Офицер вытащил шкатулку:
  — Этот ящичек не заперт.
  — Правда? Я считала, что он на замке. Обычно я его всегда запираю.
  Бум приподнял крышку и посмотрел на конверт.
  — Советую вам не дотрагиваться до этого пакета, — предупредил Мейсон.
  Полицейский тут же опустил крышку:
  — Что, повашему мнению, нужно с ним сделать?
  — Сдайте его в суд как часть имущества мистера Дейвенпорта.
  — Предположим, с ним что-то случится?
  — Позаботьтесь, чтобы ничего не случилось.
  — Вы считаете, я должен?
  — Конечно. Заприте шкатулку. Отнесите ее в суд. Пусть судья, которому будет поручено официальное утверждение завещания, откроет пакет в присутствии представителей наследников.
  Мейбл Нордж топнула ногой, на ее глаза навернулись слезы бессильной ярости.
  — Вскройте конверт, вы, глупец!
  Мейсон посмотрел офицеру в глаза:
  — Предположим, конверт наполнен деньгами, тысячедолларовыми банкнотами, которые он обещал дать секретарше? Ну а как вы потом сможете доказать, что там находится именно столько денег, сколько вы называете? Вас заподозрят в присвоении двух-трех бумажек. Какую песню тогда запоете? Нет, этот ящик нужно открывать лишь в присутствии официальных лиц.
  — Верно! — изрек офицер, поворачиваясь к Мейбл Нордж.
  — Вы глупец! — завопила она.
  У Бума побагровело лицо.
  — Я вам ясно сказала, — истерично вопила секретарь, — его жена намеревалась его убить! Он знал об этом. В письме содержатся улики, связывающие ее с другим убийством.
  — Решать вам, офицер, это ваша обязанность, — сказал Мейсон скучающим голосом.
  Офицер опять заколебался.
  — Да не трусьте же, открывайте! — настаивала Мейбл. — Неужели вы не видите, этот человек изо всех сил старается отговорить вас, чтобы вы не получили доказательства, которые мистер Дейвенпорт хотел передать властям.
  Полицейский взял в руки конверт.
  — Не спешите, — остановил его Мейсон. — Не принимайте моего юридического совета, но не слушайте и эту особу. У вас же имеется окружной прокурор. Вызовите его. Спросите его, как поступить?
  — Вот это правильно! — с явным облегчением воскликнул Бум и заторопился к телефону.
  Мейсон авторитетно объявил:
  — Лично я считаю, конверт следует открыть только в присутствии инспектора, ведающего делами наследства. Кроме того, я посоветовал бы на случай, если у вас имеются сомнения, убрать этот пакет в сохранное место.
  — Что значит «убрать»?
  — Сейчас он находится в шкатулке в ящике письменного стола. Заберите его и спрячьте в сейф. Но вам придется следить за тем, чтобы никто не попытался что-то предпринять в отношении содержимого данного конверта.
  — Не разрешайте ему мешать вам исполнять свой долг! — закричала Мейбл. — Вскройте конверт. Добудьте доказательства.
  Мейсон откровенно зевнул:
  — Честное слово, это становится утомительным. Мне не хочется спорить и пререкаться. Что касается меня, то я не имею ничего против того, чтобы вы доставили этот конверт окружному прокурору. Разумеется, при условии принятия необходимых мер для того, чтобы конверт не был вскрыт лицом, не имеющим на то права.
  — Ну что же, давайте поговорим с окружным прокурором.
  Когда полицейского соединили с прокурором, он отрапортовал:
  — Говорит Бум. Я нахожусь в Парадайзе. Очень сожалею, но вынужден вас потревожить в столь поздний час: я столкнулся с одной проблемой. Здесь находится адвокат, который утверждает, что он представляет Дейвенпортов. Сам Эд Дейвенпорт умер. В его офисе имеется письмо, которое должно быть вскрыто в случае его смерти. Адвокат, представляющий его жену, утверждает, что это можно сделать только в присутствии налогового инспектора… Нет, оно не адресовано полиции. На конверте просто написано: «Вскрыть в случае моей смерти, а содержимое доставить властям».
  Мейбл Нордж нетерпеливо подсказала офицеру:
  — Скажите ему, письмо вручено мне, оно находилось у меня.
  — Оно было не у вас, — не согласился Мейсон, — а всего лишь в вашем письменном столе. Ваша же работа в данном офисе прекратилась.
  — Господи, до чего же я вас ненавижу! Неужели вы не можете помолчать?
  — Возможно, вы на самом деле вскоре возненавидите меня, — рассмеялся адвокат.
  — И сообщите окружному прокурору: находящаяся здесь женщина стенографирует каждое слово! — снова закричала Мейбл Нордж.
  — Тише! — прикрикнул на нее Бум. — Вы мешаете мне слушать.
  Несколько минут Бум слушал, затем снова заговорил:
  — Это адвокат Перри Мейсон… Ох, вы слышали о нем? Да, мне эта фамилия тоже показалась знакомой… Совершенно верно… Он не возражает против того, чтобы я доставил к вам в офис конверт в этом запертом ящике, где его и распечатают в присутствии судьи и инспектора. Он предполагает, что в конверте находятся деньги… О’кей.
  Бум с облегчением положил на место трубку.
  — Мы, конечно, возлагаем ответственность за сохранность этого пакета на вас, мистер Бум, — предупредил Мейсон.
  — Естественно. Согласен.
  — Вы отвезете этот ящик окружному прокурору?
  — Я прослежу, чтобы он попал к нему.
  — Так вы сейчас и забираете его?
  — Нет, не сразу. Мне здесь еще надо кое-что сделать, но завтра я его непременно доставлю. Прокурор сказал, что завтра. Не беспокойтесь, я прослежу за тем, чтобы с пакетом ничего не произошло.
  — Прекрасно, — произнес Мейсон, — для меня самое главное, чтобы с пакетом не намудрили.
  — Я заберу его с собой. А теперь, чтобы все было по правилам, я хочу получить одну из ваших карточек, и в случае, если вы не представляете вдову… Ну, вы адвокат. Не мне вас наставлять уму-разуму.
  — Верно, этого не требуется, — весело подхватил Мейсон. — Вот вам моя карточка.
  После этого офицер Бум, держа под мышкой ящик с письмом, пошел к машине.
  — Я иду с вами! — закричала Мейбл Нордж.
  Делла Стрит дождалась, пока за ними не закрылась входная дверь, потом взглянула на Мейсона.
  — Быстро сними чайник с плиты, — распорядился адвокат. — И на всякий случай вытри его хорошенько любым полотенцем, чтобы на нем не осталось следов пальцев. Не забудь протереть также ручки и кран на плите… Они могут подумать об этом, не отъехав очень далеко.
  Делла Стрит метнулась на кухню. Через пару минут вернулась.
  — Все в полном порядке.
  — Прекрасно, — усмехнулся Мейсон, — мы всюду выключим свет и закончим.
  — Шеф, секретарша уговорит-таки офицера распечатать конверт.
  — Не раньше, чем они доберутся до офиса окружного прокурора.
  — Хотите поспорить?
  Неожиданно тишину дома нарушил резкий телефонный звонок.
  Мейсон вопросительно посмотрел на Деллу.
  — Взять трубку? — спросила она.
  — Возьми. Ничего не объясняй и не говори существенного, пока не выяснишь, кто говорит.
  Девушка подняла трубку.
  — Алло?
  Она молчала с минуту, потом произнесла:
  — Да, — и, прикрыв ладонью трубку, повернулась к Перри Мейсону: — С платного переговорного пункта в Бейкерсфилде. Слышно, как падают монетки.
  — Что тебе сказали?
  — Просто: «Вызывает Бейкерсфилд». — Сняв ладошку с трубки, девушка произнесла: — Алло?
  Какое-то мгновение у нее был озадаченный вид, потом она схватила карандаш и что-то быстро записала на листке бумаги. Взглянув на адвоката широко раскрытыми глазами, она несколько раз повторила в трубку:
  — Алло… алло… алло! Оператор, похоже, нас разъединили. Я разговаривала с Бейкерсфилдом… Вы уверены? — Делла осторожно положила трубку на место.
  — Что такое? — спросил Мейсон.
  — Как только я произнесла «алло», в трубке раздался мужской голос. Это был вызов с платного переговорного пункта в Бейкерсфилде. Человек сказал: «„Пасифик Пэлисайдс мотор корт“, Сан-Бернардино, кабина номер 13», после этого нас разъединили. Вернее, я так подумала, но оператор сказал, звонивший положил трубку.
  — Какая-то чертовщина! — произнес Мейсон. — Он не назвал никакого имени?
  — Нет, просто мужской голос.
  — И звонили из автомата?
  — Да.
  Мейсон поднялся со стула и принялся расхаживать по комнате. Делла Стрит обеспокоенно наблюдала за ним.
  — Что случится, если Мейбл Нордж убедит Бума вскрыть конверт? — спросила она.
  — Поднимется черт знает что… Когда бы это ни произошло, сразу же решат: я забрал страницы, содержавшие какие-то доказательства, заявление, сообщающее о подозрениях писавшего, выводы и предположения, уничтожил их и заменил чистыми листками.
  — Можно ли доказать, что конверт вскрывали над паром?
  — Конечно. А анализ покажет, для повторного скрепления использовался дополнительный клей, а не тот, который имеется на каждом конверте.
  — А затем?
  — Поскольку будет сформулировано подозрение, мы с тобой окажемся в округе, где у нас нет друзей, где на нас смотрят подозрительно и где власти будут иметь все основания предпринять шаги, продиктованные таким недоверием.
  — Если перевести на общечеловеческий язык, то нас могут арестовать.
  — Не исключено.
  — Тогда не будет ли разумным…
  Снова зазвонил телефон.
  Делла взяла трубку и заговорила:
  — Алло?.. Да…
  Потом прикрыла мембрану рукой.
  — Будете разговаривать с Фресно, шеф?
  — Узнай, кто звонит.
  — Кто вызывает? — спросила Делла и, подняв глаза, сообщила: — Миссис Дейвенпорт.
  Мейсон кивнул, выражая согласие, и девушка отдала ему трубку.
  — Алло?
  — Это Перри Мейсон, адвокат?
  — Правильно.
  — Одну минуточку. Вас вызывает миссис Дейвенпорт.
  Через минуту Мейсон услышал бесцветный голос Мирны Дейвенпорт:
  — Мистер Мейсон, произошла ужасная ошибка. Он исчез.
  — Кто исчез?
  — Мой муж.
  — Именно так и сказала мне утром Сара Энзел. Он умер днем… Постойте, вы это имеете в виду?
  — Нет. Он пропал. На самом деле куда-то исчез.
  — Вы хотите сказать, что он не умер?
  — Нет, не умер. Именно об этом я и говорю. И не умирал. Иного быть не может. Он исчез. Ушел. Уехал.
  — Куда?
  — Не знаю.
  — Когда?
  — Даже этого я не знаю. Сел в машину и исчез.
  Мейсон, стараясь побороть гнев, сказал:
  — Какие-то идиотские выдумки. Что вы пытаетесь проделать? Сара Энзел мне ясно заявила: Эд Дейвенпорт умер. Это было около трех часов дня сегодня. По ее словам, он умер за четверть часа до этого.
  — Так мы считали. Нам сказал доктор. Мы все думали, он скончался, но, очевидно, он всего лишь потерял сознание. Мы не знали, где вас разыскать, и уж потом догадались позвонить по этому номеру. Мы в страшном смятении, потому что…
  — Где вы находитесь сейчас?
  — В аптеке, но мы немедленно уезжаем. Возвращаемся в Лос-Анджелес.
  — Не ездите в Лос-Анджелес. Садитесь на первый же самолет, поезд или на худой конец автобус на Сан-Франциско, на ближайший вид транспорта в этом направлении, короче говоря. Оказавшись там, доберитесь до аэропорта, поднимитесь на второй этаж. Сидите и ждите. Вы поняли мои инструкции?
  — Да.
  — Вы это сделаете?
  — Я должна спросить тетю Сару.
  — Где она?
  — Здесь, рядом.
  — Ну так спросите ее, — нетерпеливо буркнул Мейсон. Он придержал трубку возле уха, чувствуя на себе встревоженный взгляд Деллы, потом услышал голос Мирны Дейвенпорт:
  — Хорошо, мы последуем вашим указаниям.
  — Ни с кем не разговаривайте. Если кто-то станет задавать вам вопросы, не отвечайте на них. Это относится к любому человеку. Понятно? К любому.
  — Я понимаю, что вы мне говорите, но не понимаю почему.
  — Это не имеет значения. Сделайте так, как я сказал.
  Мейсон повесил трубку. Потом с сердитым видом прошел к выключателю.
  — В чем дело? — взволнованно спросила Делла.
  — Очевидно, мы стали жертвой грандиозного обмана.
  — Эд Дейвенпорт в действительности не умер?
  — Согласно последним сообщениям, он жив-живехонек, но исчез, возможно, в данный момент спешит сюда или же был тем субъектом, который звонил из Бейкерсфилда и передал зашифрованное сообщение.
  — Какова же теперь ваша юридическая позиция?
  — Н-да, нелепо, конечно, отстаивать имущественные права вдовы, которая не имеет никаких прав, поскольку не является даже вдовой.
  Делла Стрит обдумала ответ шефа, затем проверила, все ли осталось в таком состоянии, как было раньше, выключила свет и вышла наружу.
  Мейсон уже стоял у выхода.
  — Пошли, Делла. Вернее, поехали.
  — Куда?
  — Назад, в Чико, где мы вернем машину и сядем на ближайший вид транспорта. Обязательно позвоним в Детективное агентство Дрейка и попросим его направить двух оперативников в «Пасифик Пэлисайдс мотор корт» в Сан-Бернардино, чтобы они присматривали за кабиной номер тринадцать. Также поручим Полу Дрейку заняться Эдом Дейвенпортом. Живее, Делла, надо ехать.
  Глава 4
  В два часа сорок пять минут ночи Перри Мейсон и Делла Стрит вошли в здание аэропорта в Сан-Франциско.
  — Поднимись первой, — попросил Мейсон, указывая на лестницу на второй этаж. — Осмотрись. Если они наверху, махнешь мне рукой. Если заметишь слежку за ними, не зови меня, спустись вниз и расскажи. Хорошенько присмотрись ко всем в зале.
  — Ну как же я определю, следит кто-то за ними или нет?
  — Если кто-то сидит поблизости, уткнувшись в газету или журнал или погруженный полностью в какое-то другое занятие, дай мне знать. Я не хочу угодить в ловушку.
  Делла Стрит поднялась по лестнице, а через несколько минут уже снова была внизу:
  — Там действительно сидит человек, читающий газету.
  — А наши две женщины наверху?
  — Да, похоже, крепко спят. Обе откинули головы назад, глаза у них закрыты.
  — Делла, в три часа пять минут вылетает самолет на Лос-Анджелес. Возьми четыре билета, а я поднимусь наверх. Если за ними следят, придется с этим смириться. Тут уж ничего не поделаешь.
  Мейсон поднялся наверх. Человек с газетой со скучающим видом перевернул очередной лист и продолжал читать.
  Адвокат прошел по помещению вперед, вернулся, потянулся, зевнул и опустился на свободное кресло рядом с Сарой Энзел, которая негромко посапывала. Голова Мирны Дейвенпорт покоилась на ее плече. Она тоже крепко спала.
  Мейсон дотронулся до руки Сары. Она ее отдернула.
  Адвокат незаметно посмотрел на читающего, потом снова дотронулся до руки миссис Энзел. Она проснулась.
  — Прошу извинить меня, — заговорил Мейсон тоном человека, обращающегося к совершенно незнакомой особе, во рту у него торчала сигарета. — Не найдется ли у вас спичка?
  Женщина хотела было возмутиться, но узнала адвоката и растерянно забормотала:
  — Но я… я…
  — И не могу ли я предложить вам сигарету? — продолжал Мейсон.
  Человек с газетой по-прежнему казался с головой погрузившимся в чтение.
  От шума проснулась и Мирна Дейвенпорт.
  — Господи, здравствуйте, — заговорила она. — Я…
  Мейсон нахмурился, показывая ей, что говорить не следует.
  — У одной из вас, леди, найдется спичка?
  Мирна Дейвенпорт достала зажигалку.
  — Большое спасибо, — затянувшись, довольно громко произнес Мейсон, вытянул длинные ноги, зевнул, откинулся на спинку кресла и едва слышно сказал Саре Энзел: — В три часа пять минут отлетает самолет на Лос-Анджелес. Делла Стрит, мой секретарь, покупает билеты. Она встретит вас у выхода на посадку с билетами и пропусками, незаметно передаст их вам. Поговорим в самолете.
  Мейсон снова зевнул, посмотрел на часы, подошел к балкону, посмотрел вниз и получил сигнал от Деллы: билеты получены.
  Ленивой походкой адвокат прошелся вокруг балкона, посмотрел пару раз на наручные часы, уселся уже в другое кресло, закурил и стал бросать рассеянные взгляды из стороны в сторону, но краешком глаза наблюдал за тем, как Сара Энзел и Мирна Дейвенпорт спускались по лестнице.
  Человек, до этого внимательно читавший газету, поднялся, подошел к балюстраде, тянувшейся вдоль балкона, и едва заметно поднял правую руку. Затем вернулся на свое место.
  Мейсон спустился на основной этаж, двигаясь с медлительностью человека, которому некуда спешить, но в действительности рассчитав все свои движения до секунды. Он находился у выхода на посадку ровно за две минуты до отправления.
  Делла Стрит ожидала с билетом и посадочным талоном.
  — Обе женщины в самолете? Ну пошли.
  Они вошли в салон и заняли места за Сарой Энзел и Мирной Дейвенпорт.
  Сара Энзел повернулась, собираясь что-то сказать адвокату, но тот незаметно покачал головой и занялся своим пристяжным ремнем.
  Ожили моторы, огромный самолет неторопливо покатился к взлетной полосе, остановился на несколько секунд, как бы готовясь к прыжку в небо, дожидаясь, когда его четыре мотора загудят одновременно, демонстрируя свою мощь.
  Стальная птица взмыла к облакам. Через несколько минут огни Сан-Франциско внизу показались великолепным скоплением драгоценных камней, когда самолет описывал огибающую дугу, потом он лег на курс, а огни остались позади блестящим заревом.
  Сара Энзел обернулась и сердито произнесла:
  — Много же времени у вас ушло, чтобы добраться сюда! С какой целью вы заставили нас бегать, как пару преступниц?
  — У вас есть багаж?
  — Разумеется.
  — Где же ваши чемоданы?
  — Мы отправили их воздушным экспрессом. Мы не знали, чего вы хотите.
  — Прекрасно. Раз вы не связаны багажом, вам будет гораздо проще передвигаться с места на место. А теперь расскажите мне подробно о случившемся. Вам лучше поменяться местами. Делла, ты сядешь рядом с миссис Дейвенпорт, а вы, миссис Энзел, переходите на ее место.
  Они обменялись местами, вроде бы не привлекая внимания других пассажиров, большинство которых опустили спинки кресел, намереваясь вздремнуть.
  — Постарайтесь говорить потише мне в самое ухо, — попросил Мейсон. — Я должен знать о случившемся.
  — Вас интересуют основные факты или же…
  — Сначала основные факты, — ответил Мейсон, — потом я задам вопросы, чтобы выяснить интересующие меня подробности.
  — Хорошо. Вроде бы Эд Дейвенпорт уехал из офиса в Парадайзе в полдень, в воскресенье. Он позвонил Мирне, мол, выехал на машине, заночует где-нибудь по дороге. Возможно, ту ночь он провел во Фресно. Затем продолжил путь и добрался до маленького городка Крэмптона, который расположен в тридцати-сорока милях от Фресно. Там он разболелся. Лично я считаю, ему стало нехорошо до того, как прибыл туда, но там уже у него не было сил ехать дальше.
  — Какая болезнь? — поинтересовался Мейсон.
  — Ответить с полной уверенностью не могу. Вообще-то он был алкоголиком, у него высокое кровяное давление, пить ему противопоказано, но он пил и ел все подряд. Во всяком случае, он сильно заболел, остановился в мотеле Крэмптона и спросил, есть ли в городе врач. Ему назвали трех врачей. Он позвонил одному из них, некоему доктору Рено. Тот сразу же приехал к нему по вызову и решил: заболевание серьезное… Все это происходило где-то от восьми до девяти часов утра. Мне-то думается, Эд провел предыдущую ночь во Фресно, где пьянствовал, скорее всего, с какой-нибудь женщиной. И та влила или подсыпала ему в вино снотворное. Во всяком случае, он отравился.
  — Откуда вы знаете? — спросил Мейсон.
  — Я подойду к этому, мистер Мейсон, но сначала хочу рассказать следующее. После того как доктор Рено приехал, у Эда был припадок — или как это назвать? — когда он потерял сознание. Доктор позвонил нам и сказал: нам необходимо приехать немедленно, Эд тяжело заболел. Он даже побоялся перевезти его в больницу. Ближайшая находится за Фресно. Он попытается разыскать сиделку, но, поскольку их не хватает, самое правильное будет, если приедет Мирна и поможет за ним ухаживать.
  — Продолжайте.
  — После того как мы повидались с вами, мы долетели самолетом до Фресно, взяли там напрокат машину и отправились в мотель в Крэмптоне.
  Эд на самом деле тяжело заболел. Как я поняла, у него была рвота, в тот момент он практически находился в состоянии полного упадка сил. Доктор побеседовал с нами и попросил вызвать его, если будут какие-то перемены. Вообще-то он пообещал возвратиться примерно через час.
  Мы немного посидели возле Эда, а потом он уснул. Мне показалось, ему стало легче, но состояние у него оставалось тяжелым. Пока он спал, я ушла в свой коттедж, с Эдом осталась одна Мирна. Потом я, помывшись и приведя себя в порядок с дороги, вернулась и сменила ее. Почти сразу у Эда начался какой-то приступ. Он кашлял, задыхался, ему не хватало воздуха. Я побежала и вызвала по телефону доктора, тот сейчас же приехал. Он сказал, это очень серьезно, и отправил меня в аптеку за лекарством. Мирна в это время находилась в душевой, но, как она говорит, накинула на себя халат и прибежала. Но опоздала. Эд скончался.
  Тут доктор повел себя странно. Он не скрывал: Эд сообщил ему нечто такое, вызвавшее у него подозрения. Он бросал на нас гневные взгляды, запер на ключ дверь коттеджа, где находилось тело Эда, и сказал, чтобы мы дожидались шерифа, коронера и окружного прокурора. Объяснил потом: некоторые обстоятельства, связанные со случившимся, не дают ему права подписать свидетельство о смерти. Нужно сделать вскрытие. Он даже намекнул, дескать, по его мнению, Эда убили.
  — Как вы поступили?
  — Я не обратила особого внимания на эти разговоры и, как только смогла прилично уйти, перешла через улицу к телефону-автомату на переговорном пункте и позвонила вам. Затем вернулась и попыталась успокоить Мирну. Она не убивалась от горя. Их брак шел к разводу. Эд для нее больше ничего не значил. И тем не менее вся эта история была для нее несомненным потрясением, поэтому я хотела ее успокоить.
  — Продолжайте, прошу вас.
  — Итак, доктор запер дверь коттеджа, сказав, что он «запечатывает место», сам прошел вместе с нами в наш коттедж, где учинил нам форменный допрос, затем отправился вызывать коронера. Думаю, коронер появился через час с небольшим, сопровождаемый помощником окружного прокурора и представителем офиса шерифа. Они придирчиво допрашивали доктора, делая упор на наркотики. Доктор вручил им ключ от коттеджа. Помощник шерифа отпер его, первым вошел внутрь и обнаружил: Эд, по всей вероятности, пришел в себя, вылез через окно и уехал.
  Мейсон тихонечно присвистнул.
  — Вы правы, — кивнула головой Сара Энзел, — офицеры пришли в негодование из-за такого финала. Мне показалось, у доктора Рено и прежде были какие-то неприятности с полицией. На этот раз они буквально вышли из себя.
  — Что говорил доктор Рено?
  — Доктор старался спасти честь мундира. Он твердил, что Эд действительно был мертв, он это твердо знает. Даже намекнул, мол, это мы куда-то девали тело, чтобы нельзя было произвести вскрытие. Во всяком случае, он без конца повторял, что мы опасаемся вскрытия.
  Женщина замолчала, но Мейсон ее поторопил:
  — Продолжайте. Мне надо знать все до конца.
  — Как вы понимаете, доктор Рено упрямо твердил, что тело куда-то перевезли, но наконец помощник шерифа, который расспрашивал обитателей соседних коттеджей, нашел человека, который видел собственными глазами, как Эд вылез из окна своего домика, сел в машину и уехал.
  — Черт побери! — воскликнул Мейсон.
  — Вы правы. Очевидно, ему стало гораздо лучше. Свидетель сказал: одет он был в пижаму и выскользнул наружу из заднего окна. Сразу же за коттеджем стояла какая-то машина. Эд нажал на стартер и укатил. Видимо, он угнал чужую машину, потому что его собственная осталась на месте.
  — Уехал в одной пижаме?
  — Так сказал свидетель. Естественно, это его сильно заинтриговало, но потом он подумал, что Эд надумал избежать рейда полиции или же неожиданного появления разгневанной супруги…
  — Он находился достаточно близко, чтобы разглядеть человека, — спросил Мейсон, — сможет опознать его по фотографии?
  — Нет. Он был в сотне футов в стороне. Просто видел фигуру мужчины, но он уверен: мужчина был одет в пижаму серого цвета с красными горошинами. А у Эда на самом деле такая пижама. После этого мы попытались вас снова вызвать по телефону, но вы уже успели уехать из Лос-Анджелеса, и мы не представляли, как вас разыскать. Мы оставили для вас послание в аэропорту Сан-Франциско в случае, если вы остановитесь там, но вы, очевидно, его не получили. Так что мы ждали, пока не догадались, что вы можете быть в Парадайзе, и не позвонили туда.
  — Обождите минуточку, — прервал ее Мейсон, — скажите мне еще кое-что. Были ли у Эда с собой деньги?
  — О да, я к этому иду. В карманах его одежды обнаружено ровно сорок пять долларов. Он заплатил за коттедж пятидесятидолларовой бумажкой, сильно потертой. Эд, как я уже говорила, очень много пил. Его часто приходилось доставлять домой чужим людям. По этой причине он всегда имел при себе пятидесятидолларовую бумажку, которую прятал под кожаной стелькой на каблуке правого ботинка, чтобы любой человек, который доставит его по назначению после очередной пьянки, получил вознаграждение. Теперь в его карманах не было даже цента, только эти сорок пять долларов — сдача, которую он получил, уплатив за коттедж.
  — Но почему он вылез из окна? — поинтересовался Мейсон. — И как он мог это сделать, если был так сильно болен, как уверяет врач?
  — Откровенно говоря, мистер Мейсон, я думаю, вряд ли врач намерен рассказать, что действительно произошло. Вы же знаете, когда человек умирает, доктор иной раз вводит сильнодействующее возбуждающее средство прямо в сердце. Я предполагаю, доктор Рено проделал нечто подобное с Эдом, а потом не стал дожидаться достаточно времени, чтобы проверить, подействовал укол или нет. Ему слишком уж не терпелось допросить нас с Мирной. Эд наверняка сказал ему что-то такое, связывающее болезнь с Мирной.
  Конечно, доктор вообразил, что мы спрятали тело Эда и каким-то образом избавились от него, а через окно могла вылезти Мирна, переодевшись в пижаму мужа, попав в дом опять-таки через это заднее окно. Лично я считаю, когда врач определил, что сердце Эда остановилось, он ввел в него большую дозу адреналина, после чего вышел из коттеджа. Эд пришел в себя, адреналин придал ему силы подойти к двери и попытаться выйти наружу. Когда он обнаружил, что она заперта, он запаниковал, вылез из окна, сел в первую попавшуюся ему на глаза машину и уехал.
  Нелепо думать, что такое хрупкое создание, как Мирна, в состоянии вытащить тело грузного мужчины. Да и потом, с какой стати нам бояться вскрытия? Он же заболел задолго до того, как мы приехали сюда.
  — Где его личные вещи? — спросил Мейсон. — Одежда? Багаж?
  — Все в офисе шерифа. Помощник шерифа продолжал проводить официальное расследование, когда мы уехали. У него был ключ от коттеджа, сам коттедж заперт. Мы поехали во Фресно и позвонили вам оттуда. Вы велели нам лететь в Сан-Франциско, что мы и сделали. До этого мы сказали помощнику шерифа, куда он может отправить вещи Эда, когда они больше не понадобятся.
  — Как вы думаете, где находится Эд Дейвенпорт?
  Женщина пожала плечами в полном недоумении.
  — Как я понимаю, он не может далеко уехать в пижаме на чужой машине, без денег, без водительских прав.
  — Напившись, алкоголики способны на самые невероятные поступки, — сказала миссис Энзел задумчиво. — Мирна рассказывала, как ей несколько раз казалось, будто Эд помешался, когда у него заканчивался запой.
  — Его где-то должны задержать, — настаивал Мейсон.
  — Конечно. Офис шерифа направил соответствующее предписание патрульной службе. Они должны искать мужчину в пижаме за рулем машины. Он представляет несомненную опасность на дороге.
  — Доктор допускает, что он может умереть или…
  — Доктор не сомневается в его смерти! — твердо произнесла миссис Энзел.
  — Эд Дейвенпорт сделал какое-то сообщение или заявление доктору Рено, которое пробудило у него недоверие к Мирне?
  — Очевидно, да. Доктор расспрашивал Мирну про конфеты.
  — Какие конфеты?
  — Ну, Мирна рассказала мне про запои Эда. Вообще-то он не любитель конфет, но обнаружил, что когда у него наступает жажда спиртного, съев большое количество конфет, ему иногда удается преодолеть эту тягу. Как я поняла, прежде чем ехать во Фресно, он почувствовал приближение запоя и принялся уничтожать конфеты. У него в портфеле всегда имелся запас.
  — Какие именно конфеты?
  — Шоколадные с ликерной начинкой, «пьяные вишни» и другие сорта. Мирна тоже говорит: съев несколько штучек, он переставал иной раз думать о рюмке. Но уж если он срывался, то пил до полного отупения.
  После некоторого раздумья Мейсон сказал:
  — Ол-райт, я хочу вам кое-что предложить. Я вижу несколько свободных мест в передней части самолета. Мы с мисс Стрит пересядем туда. Когда же прибудем в Лос-Анджелес, я хочу, чтобы вы с миссис Дейвенпорт вышли из самолета прежде нас и взяли такси до самого вашего дома.
  — Зачем? Можно же ехать сначала на лимузине, а уже потом пересесть на такси.
  — Я не хочу, чтобы вы ехали тем же путем, что и лимузин. Я хочу, чтобы вы взяли такси.
  — Почему?
  — Мне надо проверить, будет ли за вами слежка.
  — Но с какой стати за нами может быть слежка?
  — Вас могли выследить в Сан-Франциско. Может быть, шериф во Фресно решил присматривать за вами.
  — Чего ради? Какое им до нас дело? Это же абсурд! В конце концов, если Эд Дейвенпорт участвовал в попойке, а какая-то красотка подсыпала ему снотворного, чтобы спокойно обработать, не отвечать же Мирне?
  — Могут существовать иные точки зрения, — предупредил Мейсон. — Из вашего рассказа я понял, у этого человека очень слабое здоровье. По словам доктора Рено, он должен был находиться в шоковом состоянии, настолько тяжелом, что врач поверил в его смерть. Давайте допустим, Эд Дейвенпорт отправился куда-то на машине, облаченный в одну пижаму. Он мог совершенно спокойно потерять сознание и умереть, мог совершить наезд или сам стать жертвой аварии. Если он получит даже незначительные увечья, они тоже могут оказаться для него смертельными.
  — И все же я не понимаю, каким образом можно возложить ответственность на нас за его побег из окна. Обычная ошибка врача. Эд находился в шоковом состоянии, либо у него была полная потеря сил, уж не знаю, а этот болван врач ввел ему в сердце адреналин или какой-то другой стимулятор. Это же динамит. Такое делается только с умершими, когда нет никакой надежды. Последняя рискованная игра, вызванная отчаянием. И вы думаете, этот глупец посчитал необходимым удостовериться в правильности своих выводов до того, как уйти из помещения?
  Мейсон промолчал, ожидая продолжения.
  — Конечно, в результате мы заварили настоящую кашу. Вы в Парадайзе считали Эда покойником. Представляете, что бы произошло, если бы он поехал в Парадайз и застал там вас роющимся в его бумагах? Такой безумец, как он, мог бы сделать бог знает что! Мы с Мирной страшно переживали, что у вас будут неприятности из-за нас.
  — Вы имели на то все основания, у меня действительно неприятности.
  — Какие?
  — Вообще-то ничего особенно серьезного. Я расскажу вам об этом, когда мы прилетим в аэропорт Лос-Анджелеса. Пока же перестаньте волноваться и постарайтесь успокоить миссис Дейвенпорт.
  — Ох, она уже пришла в себя. Но мы, мистер Мейсон, должны что-то для нее сделать. Я не сомневаюсь, что Эд Дейвенпорт распоряжался ее деньгами так же безрассудно, как своими собственными. Она совершенно не думает о финансовых вопросах, ей лишь бы выращивать цветы и…
  — Какая часть наследства Делано была передана ей? — спросил Мейсон.
  — Она получила какую-то часть, около ста тысяч долларов, но деньги продолжают поступать. Кроме того, Эд ухитрился получить кредит на огромную сумму по обязательству, которое подписали они оба. Он уверил ее, что это простая формальность, но мне бы такой ерунды он не посмел сказать. Я родилась на свет божий не вчера и смыслю в житейских делах!
  — Должен согласиться, — поддакнул Мейсон, — но все же расслабьтесь и отдохните до того, как мы долетим до места. Там вы возьмете такси и поедете домой, и если не будет никаких новостей, жду вас у себя в офисе сегодня в два тридцать.
  Мейсон поднялся, похлопал Деллу Стрит по плечу и провел ее к двум свободным местам в первом ряду кресел.
  — Ну? — спросила Делла, устроившись возле окна и дождавшись, когда адвокат застегнет ремни в кресле рядом. — Выяснили, что там у них произошло?
  — По большей части.
  — Ну и что вы думаете?
  — В известной степени это зависит от того, что Полу Дрейку удалось выяснить об отеле в Сан-Бернардино, а в еще большей степени от того, что случится, когда мы прилетим в Лос-Анджелес.
  — Вы считаете, за ними следили в Сан-Франциско?
  Мейсон даже не сомневался в этом.
  — Человек, читавший газету, интересовался ими?
  — По моему мнению, на нем было крупными буквами написано, что он сыщик. Однако, дорогая, мы можем еще немного вздремнуть до того, как прилетим.
  Мейсон нажал кнопку, спинка кресла откинулась, и адвокат принял удобную позу.
  — Теперь я не усну! — пожаловалась Делла.
  — Ну и что станешь делать?
  — Думать о происшедшем.
  Мейсон сонно пробормотал:
  — Подожди еще полтора часа, тогда у тебя будет гораздо больше оснований для размышлений.
  Глава 5
  Самолет плавно опустился, затем заскользил по бетонной дорожке к аэропорту.
  Мейсон и Делла Стрит наблюдали, как Сара Энзел и Мирна Дейвенпорт прошли через здание вокзала и сели в такси. Машина промчалась по подъездной дороге и влилась в общий поток машин.
  Служебная машина с высокой антенной сзади выбралась из ряда припаркованных автомобилей и поспешила следом за такси.
  — Ну, этим все сказано.
  — Полиция? — спросила Делла.
  Мейсону даже не пришлось отвечать.
  — Чего они ждут, почему не производят ареста? — спросила Делла Стрит.
  — Стараются составить план действий.
  — А мы?
  — Сейчас возьмем два такси.
  — Два? Разве не дешевле до города ехать в одной машине?
  — Конечно, но на двух мы сможем запутать наших шпиков.
  — Может, мне попробовать определить, не следят ли за мной?
  — Нет, конечно. Ты наивное создание. Сядешь, откинувшись на подушки. У тебя был бесконечно долгий, утомительный день, ты едешь домой, примешь ванну и поспишь несколько часов, пока не почувствуешь желания отправиться в контору или пока я не позвоню.
  — А тем временем чем будете вы заниматься?
  — Приму ванну, побреюсь, переоденусь и подожду, что случится.
  — Вы считаете, что-то непременно случится?
  — Я бы не очень удивился.
  — А именно?
  — К примеру, может быть, мне придется отправиться в «Пасифик Пэлисайдс мотор корт» в Сан-Бернардино.
  — Зачем?
  — Человек в домике номер тринадцать, возможно, кое-что знает про Эда Дейвенпорта.
  — Ох! — воскликнула Делла, затем, немного подумав, добавила: — Предположим, он знает. И тогда?
  — Я мог бы с ним потолковать, мне самому хотелось бы определить план действий.
  — Так вы не сумеете хотя бы немного поспать?
  — Нет, если поеду туда. По крайней мере, мне надо дождаться, пока Пол Дрейк не сообщит, что домик занят.
  — Почему не взять меня с собой?
  Мейсон настаивал на своем:
  — Вам, молодая леди, надлежит немного отдохнуть с закрытыми глазами. Отныне и далее игра может оказаться и напряженной, и резкой.
  — А вдруг объяснение окажется очень простым? Эд Дейвенпорт отправился на попойку и…
  — Действительно, нельзя исключать и такое объяснение, — согласился адвокат, — но надо учитывать осложняющие факторы… Вот и такси, Делла. Садись. У тебя достаточно денег?
  — Должно хватить.
  — О’кей. Увидимся позже.
  Мейсон помахал рукой и стоял с рассеянным видом, зевая и поглядывая на отсвет огней над городом.
  Еще одна машина с антенной сзади выскользнула из ряда других машин на стоянке и последовала за такси Деллы Стрит. Мейсон сел в другое такси, с большим трудом преодолев желание оглянуться, чтобы удостовериться, следует ли за ним полицейская машина.
  Адвокат расплатился с шофером перед своим домом, вошел в квартиру и первым делом принял душ. Затем, завернувшись в махровый халат, позвонил в Детективное агентство Дрейка.
  Ночной дежурный взял трубку.
  — Это Перри Мейсон, — представился адвокат. — Полагаю, Пол Дрейк пребывает в объятиях Морфея?
  — Он был здесь почти до двух часов ночи, — пояснил дежурный, — и предупредил, если вы позвоните, чтобы мы передали вам рапорт по работе в Сан-Бернардино.
  — Выкладывайте, дружище.
  — Номер тринадцать, — сказал дежурный, — согласно данным, с которыми смог ознакомиться наш оперативник, был забронирован по телефону из Фресно вечером в воскресенье человеком, который назвался Фрэнком Л. Стэнтоном. Собирался приехать под вечер в понедельник, ему нужен домик, и специально просил его не запирать, чтобы ему не разыскивать менеджера для получения ключа. Он может приехать даже в два или три часа ночи уже во вторник, домик же ему нужен на двое суток. Поинтересовался стоимостью, ему сообщили — шесть долларов в сутки. Он ответил, что сейчас же идет на телеграф и пошлет двенадцать долларов за двое суток.
  — И послал? — спросил Мейсон.
  — Да.
  — Что известно о Стэнтоне?
  — Оперативник звонил полчаса назад, вплоть до этого момента Стэнтон еще не показывался, но есть кое-какие новости, которые могут вас заинтересовать.
  — Что именно?
  — Параллельно с нами этим делом занимается еще одно детективное агентство.
  — Наблюдают за Стэнтоном?
  — Очевидно.
  — Кто такие?
  — Пока мы не вполне уверены, но предполагаем, Джейсон Бекемейер, частный детектив из Бейкерсфилда.
  — Как вы определили?
  — По номеру его машины. Именно он дал нашим оперативникам путеводную ниточку, потом я позвонил и попросил сообщить описание внешности Бекемейера, все совпало с внешностью водителя. Пятьдесят два года, вес сто восемьдесят фунтов. Невысокого роста, коренастый толстяк с бочкообразной грудью.
  — Есть какие-нибудь соображения о его интересах?
  — Очевидно, старается выяснить, кто приедет в номер тринадцать.
  — Это человек, за которым он наблюдает?
  — Полной уверенности нет, но наши люди такого мнения. Все остальные домики заняты.
  — Пусть все остаются на местах, — сказал Мейсон. — Также приставьте одного оперативника следить за Бекемейером. Возможно, рано или поздно он отправится звонить по телефону. Я бы очень хотел выяснить номер телефона, по которому он рапортует. Наверное, он воспользуется автоматом, так что вашему оперативнику удастся что-то сделать в этом отношении.
  — Узнавать телефонные номера страшно трудно, но мы постараемся.
  — Постарайтесь… У меня есть кое-что еще. Я работаю по делу, по которому проходит человек по имени Эд Дейвенпорт. Предполагалось, он умер вчера в небольшом городке Крэмптоне. Единственная неувязка в этой теории заключается в том, что труп вылез из окошка и уехал прочь на машине. Крайне важно выяснить, где он был и чем занимался накануне вечером и ночью перед своей «кончиной». Не исключено, он был во Фресно. Полиция тоже будет наводить справки, но на них рассчитывать нельзя. Они, разумеется, станут разыскивать по регистрационным книгам мистера Эдварда Дейвенпорта. Скорее всего, они ничего не найдут, потому что вряд ли он использует свое настоящее имя. Мотель в Сан-Бернардино, как мне кажется, подсказывает нам его псевдоним, Фрэнк Л. Стэнтон. Таким образом, мы, возможно, немного опередим полицию. Поручите своим корреспондентам во Фресно начать поиски следов Фрэнка Стэнтона. Бросьте на эту работу десяток людей, если требуется. Мне срочно нужны результаты, и я хочу, чтобы при этом была соблюдена полнейшая секретность. Это возможно?
  — Возможно, — ответил дежурный. — Во Фресно у нас работают знающие ребята.
  — О’кей! — воскликнул Мейсон. — Я буду у себя в конторе примерно в десять часов. Но если случится что-то важное, звоните мне домой.
  Мейсон побрился, выпил горячего молока, вытянулся на диване с утренней газетой в руках, прикрылся пледом, почитал минут десять-пятнадцать, потом заснул. Разбудил его резкий и настойчивый телефонный звонок. Поскольку номер частного телефона, не фигурирующий ни в одном справочнике, был известен только Делле Стрит и Полу Дрейку, Мейсон нетерпеливо схватил трубку:
  — Алло?
  Голос Пола Дрейка звучал напряженно:
  — Обычно ты меня будишь среди ночи, Перри. Сегодня моя очередь.
  — Выкладывай, Пол. Надеюсь, что-то серьезное?
  — Да, если ты представляешь Мирну Дейвенпорт. Мой ночной дежурный сказал, что ты работаешь по ее делу.
  — Да, а что?
  — Мирну Дейвенпорт арестовали и в данный момент допрашивают по обвинению в убийстве.
  — Чьем убийстве?
  — Речь идет сразу о двух убийствах: Эда Дейвенпорта, ее мужа, и Гортензии Пакстон, ее двоюродной сестры.
  — Как это?
  — Тайный приказ об эксгумации ее тела был отдан позавчера. Тело Гортензии Пакстон извлечено из могилы. Она была племянницей Уильяма Делано и умерла незадолго до его смерти. И…
  — Да, да, — прервал Мейсон, — мне это известно. Продолжай!
  — В ее теле обнаружили достаточно мышьяка, чтобы убить лошадь. Нет ни малейшего сомнения, она умерла от отравления, хотя доктор подписал другое заключение.
  — Что в отношении миссис Дейвенпорт?
  — Ее забрали для допроса по поводу убийства мисс Пакстон, а также по распоряжению из Фресно по поводу убийства ее мужа.
  — Нашли его тело?
  — Мужа?
  — Да.
  — Еще нет, но, кажется, они обнаружили новые улики. Сначала они предполагали ошибку доктора. Трясли его беспощадно, но он не отступал и теперь, похоже, сумел убедить полицию, что этого человека убили.
  — Потом труп вылез из окна и удрал в машине, — продолжил Мейсон. — Поразительно активный труп, как я считаю.
  — Ну, мне неизвестны все подробности. Я сообщаю только то, что знаю наверняка.
  — Где находится миссис Дейвенпорт?
  — Ее задержала местная полиция, но, возможно, переведут во Фресно для допроса там.
  — Выяснил ли ты что-нибудь о последнем вечере во Фресно, где Эд Дейвенпорт останавливался, может быть, под именем Стэнтона?
  — Пока нет, Перри, но мы работаем в этом направлении. Теперь еще одна проблема. Дело касается непосредственно тебя. Ты можешь сильно погореть.
  — Выкладывай.
  — Как ты знаешь, главный офис горнорудного предприятия Дейвенпорта находится в Парадайзе. Полиция позвонила шерифу округа Бьютт в Оровилл. Разумеется, шериф отправился в Парадайз провести расследование. Он узнал, что вчера вечером ты там побывал, очевидно, для того, чтобы установить надзор за делами вдовы. В конторе находился конверт, оставленный Дейвенпортом, который следовало вскрыть в случае его смерти. Конверт вскрыт в офисе шерифа, в нем нашли шесть совершенно чистых листков. Они передали конверт на экспертизу, там установили: он вскрывался над паром в течение последних двадцати четырех часов и заклеен заново канцелярским клеем. Ты можешь понять, что это значит. Я подумал, мне следует тебя разбудить и предупредить, чтобы ты успел подготовиться к ответу на весьма неприятные вопросы.
  — Когда?
  — Как только они тебя разыщут. Они считают, ты обнаружил обвинения клиентки в убийстве в послании Дейвенпорта, поэтому уничтожил оригинал, заменив его чистыми листочками бумаги.
  — Миссис Дейвенпорт формально арестована?
  — Да.
  — А Сара Энзел?
  — Против нее не выдвинуто никаких обвинений. Делла Стрит просила передать, что миссис Энзел жаждет тебя видеть. Но Делла держит ее на почтительном расстоянии…
  — Делла? — удивился Мейсон. — Разве она в конторе?
  — Пришла в обычный час, свежая и жизнерадостная. Ровно в девять контора была открыта.
  — Дьявол! — воскликнул адвокат. — Я же велел ей выспаться. Который сейчас час?
  — Десять часов. Делла считает, что тебе необходимо отдохнуть, поэтому она открыла контору и сама разобралась в бумагах, чтобы тревожить только в случае острой необходимости.
  — Она обо всем знает?
  — Нет, — ответил Дрейк. — Я решил сначала позвонить тебе. Как только мы закончим разговор, я ее предупрежу.
  — Передай ей, я буду в конторе через двадцать — двадцать пять минут.
  — При условии, если власти не задержат тебя по дороге для допроса, — усмехнулся Пол Дрейк.
  — Я приеду через двадцать — двадцать пять минут, — ровным тоном повторил адвокат и повесил трубку.
  Он поспешно оделся, вышел из дома через черный ход и быстро пошел к своей конторе. На секунду задержался возле входа в агентство Дрейка, потом решил сначала повидаться с Деллой и зашагал дальше по коридору. Отворив собственным ключом дверь кабинета, он вошел в комнату.
  Делла Стрит увидела его и прижала палец к губам, чтобы он молчал. Она торопливо закрыла двери в юридическую библиотеку и примыкающую к ней комнату, затем понизила голос и сообщила:
  — Шеф, вы без нужды подвергаете себя опасности.
  — То есть как это?
  — Поймете, когда услышите историю Сары Энзел.
  — А она-то тут при чем?
  — Она в ярости, ее не мешало бы связать.
  — Почему?
  — Она внезапно узнала, что Мирна Дейвенпорт вовсе не милое, слабенькое создание, каким она ее считала.
  — Как она узнала?
  — Она хочет рассказать вам. Шеф, на самом деле вы вовсе не обязаны представлять миссис Дейвенпорт в данном деле. В деле об убийстве. Вы договорились, что будете ее защитником в деле об имуществе…
  — Нет!
  — Нет? — переспросила Делла.
  — Нет. Когда я беру клиента, я остаюсь с ним.
  — Это я знаю, но подождите хотя бы до разговора с миссис Энзел.
  — А ты с ней говорила?
  — Конечно.
  — Как все выглядит?
  — Скверно.
  — Ол-райт, допустим, Мирна виновна. Все равно она имеет право на беспристрастное представительство. На свои конституционные права. И что свидетели, выступающие против нее, будут объективно допрошены… Но почему-то внутренний голос подсказывает мне, что дело вовсе не такое беспросветное, как кажется. А я редко ошибаюсь, Делла.
  — Этого не может быть, шеф… к сожалению. Вы хотите поговорить с Сарой Энзел?
  — Впусти ее сюда… Кстати, почему ты не поспала?
  — Хотела быть на месте, чтобы вы имели возможность немного отдохнуть. После ленча я смогу вздремнуть. Ну а если вы не откажетесь от этого дела, то у вас хлопот и волнений будет выше головы. Было уже несколько междугородных звонков. В том числе звонил окружной прокурор из Бьютта.
  — Интересно, чего он хочет? — спросил Мейсон и улыбнулся.
  — Да, — не приняла шутки Делла, — интересно…
  — Ладно, займемся всем по очереди, — сказал Мейсон. — В данный момент я на важном совещании. Меня нельзя отвлекать никакими звонками. Я буду свободен через тридцать минут. А теперь посмотрим, что нам скажет миссис Энзел.
  Делла Стрит кивнула, взяла телефонную трубку и сказала Герти, дежурившей у коммутатора:
  — Мистер Мейсон пришел, Герти. Передай миссис Энзел, я сейчас выйду, чтобы проводить ее в кабинет.
  Делла Стрит сходила за Сарой Энзел, которая оставила всякие попытки производить впечатление благовоспитанной особы. Лицо у нее было усталым и осунувшимся, под глазами образовались мешки. Она подкрасилась, но в большой спешке. Можно было не сомневаться, она совершенно не спала.
  — Мистер Мейсон, — заговорила миссис Энзел, быстро пересекая комнату и в буквальном смысле слова вцепляясь в его руку. — Вы должны что-то сделать. Нам необходимо выпутаться из скандала. Какой кошмар!
  — Садитесь, — спокойно сказал Мейсон, — и успокойтесь. Расскажите мне, что случилось.
  — Все случилось!
  — Вот и расскажите об этом.
  — Я никогда себе не прощу. Не прощу за то, что оказалась такой дурой. Я позволила этой маленькой интриганке обвести себя вокруг пальца… а потом и вас втянула. Мне казалось, я хорошо разбираюсь в человеческой природе. За то сравнительно короткое время, что мы знакомы, эта особа стала мне почти дочерью. Она казалась такой беспомощной, такой беззащитной, совершенно неспособной постоять за себя. И подумать только, что произошло!
  — Продолжайте. Расскажите подробно. Понимаете, у нас, возможно, очень мало времени.
  — Но эта женщина — настоящая Лукреция Борджиа!53 Распутница, отравительница, убийца!
  — Пожалуйста, изложите факты, — слегка повысил голос адвокат, изучающе разглядывая Сару Энзел.
  — Ну, начать с того, что коронер эксгумировал тело Гортензии Пакстон и установил факт ее отравления. Это сделала Мирна Дейвенпорт.
  — Когда вы все это узнали?
  — Все началось, когда мы приехали домой. Под дверь было подсунуто извещение о телеграмме. Мирна позвонила на телеграф. Похоже, ее послал кто-то из друзей, чтобы она позвонила немедленно, в любое время дня и ночи.
  — Дальше?
  — Мирна позвонила, человек сообщил ей про эксгумацию тела и о взятии желудка и других органов на анализ.
  — Что потом?
  — Поверьте мне, мистер Мейсон, за всю свою жизнь я не была так сильно потрясена. Мирна стояла тихая и скромная, как всегда, и неожиданно сказала: «Тетя Сара, прежде чем лечь спать, я хочу немного поработать в саду».
  Мейсон с изумлением приподнял брови.
  — Вообще-то она обожает свой сад. Это ее единственное развлечение. Но подождите, пока не услышите, что эта особа делала!
  — Да-да, слушаю внимательно.
  — Я была совершенно разбита, — продолжала миссис Энзел. — Я уже немолода и не так сильна и вынослива, как когда-то, чтобы совершать утомительные поездки в ночное время. Мне не терпелось добраться до постели, но все же я решила сначала принять горячий душ. Соответственно, поднялась к себе наверх. Надо объяснить, моя комната находится на третьем этаже и выходит окнами во двор позади дома. Ну и как вы думаете, что я увидела? Чем занималась Мирна?
  — Что она делала? — нетерпеливо спросил Мейсон.
  — Совершенно спокойно копала яму, очень глубокую. Она вовсе не занималась цветами. У нее в руках была лопата, она копала.
  — Дальше?
  — Как раз в тот момент, когда я за ней наблюдала, она принесла какие-то пакетики в бумажной упаковке, бросила их в яму, после чего стала ее засыпать землей. Забросав полностью, Мирна аккуратно положила сверху снятый слой дерна. Все это у нее получилось ровно и незаметно.
  — Затем?
  — Все это время я стояла у окна и наблюдала за ней. Я не из тех людей, которые любят совать нос в чужие дела, но не лишена естественного любопытства, присущего всем нормальным людям.
  — Что же вы сделали?
  — Спустилась вниз и поймала эту лицемерку до того, как она успела избавиться от лопаты.
  — Дальше?
  — Я спросила ее, чем она занималась. И что услышала! Когда она, мол, нервничает, то всегда выходит в сад и занимается цветами, сейчас она окапывала некоторые растения, рыхлила землю, прибитую поливкой, теперь совершенно расслабилась, может вернуться в дом, лечь спать и проспать двадцать часов, не просыпаясь.
  — Что вы сказали?
  — Попросила показать, где она копала, но она ответила, мол, это неважно, кроме того, мне давно пора спать.
  — Дальше?
  — Я настаивала, хотела видеть, где она копала. Как будто мне интересно знать, как она это делает.
  — И что же?
  — Она мне всегда казалась скромной и застенчивой женщиной, совершенно безвольной, которая привыкла безропотно подчиняться всем и каждому, но видели бы вы ее в тот момент! Она была упорна, как каменная стена. На меня не смотрела, не соглашаясь с просьбами. Упрямо повторяла своим тихим голосом, что это сущие пустяки, я расстроена и нервничаю, утомлена нашим ночным путешествием, мне следует немедленно лечь в постель.
  — И потом?
  — Я спросила ее напрямик, почему она врет. Спросила, для чего она выкопала эту яму. А она, нагло глядя мне в глаза, все отрицала.
  — Что вы сделали?
  — Я выхватила у нее из рук лопату и пошла прямиком на лужайку к тому месту, где она только что копала.
  — Далее?
  — Только тогда она пожелала признаться, но я не заметила, чтобы ей было стыдно, она даже не повысила голоса, когда сказала: «Тетя Сара, не делайте этого». А когда я поинтересовалась почему, она пояснила: «Я очень аккуратно положила дерн на прежнее место, никто не заметит яму. Если вы разворошите мою работу, сразу станет ясно, что здесь что-то зарыто».
  — Затем?
  — Затем я спросила ее о пакетиках. И как вы думаете, что она мне ответила?
  — Что?
  — Маленькие пакетики с мышьяком и цианистым калием. Как вам это нравится?
  — Продолжайте!
  — У этой нахалки хватило наглости убеждать меня в том, что они нужны в экспериментах с различными опрыскиваниями против вредителей и сорняков, у нее имелись кое-какие «активные ингредиенты», как она их назвала, которые являются весьма ядовитыми. Мышьяк она покупала, а цианистый калий достала в лаборатории мужа: он применяется при горнодобывающих операциях, уж не скажу для чего. Цель ее экспериментов — найти наиболее эффективные средства борьбы с паразитами на различных цветках, но теперь она боится, что ее коллекция ядов может быть неверно истолкована, в особенности если кто-то начнет осматривать дом, помня об отравлении Гортензии Пакстон. Вот почему она посчитала необходимым избавиться от этих веществ.
  — Ну и как же вы поступили?
  — Знаете, мне кажется, я должна проконсультироваться у психиатра — я ей поверила. Она не повышала голос и была такой милой и скромной, такой спокойной, что убедила меня. Я даже испытывала к ней жалость, сочувствовала и совершенно искренне удивилась: откуда у нее взялись силы, чтобы столкнуться с такими переживаниями и не впасть в истерику. Я обняла ее за плечи, мы вернулись домой. Я поднялась к себе, легла в постель и уже засыпала, когда раздались громкие удары в дверь, домоправительница поднялась сообщить: явился офицер, который желает нас немедленно видеть по делу величайшей важности.
  — Что именно было «делом величайшей важности»?
  — Похоже, в лаборатории коронера нашли мышьяк в организме Гортензии, окружной прокурор пожелал расспросить Мирну.
  — Дальше?
  — Они увезли Мирну в офис окружного прокурора.
  — А вы?
  — Со мной-то все нормально. Спросили, как давно я здесь живу, потом задали еще несколько вопросов, на этом для меня все кончилось. А Мирну увезли.
  — Как она это восприняла?
  — Точно так же, как все остальное, — ответила Сара. — Казалась безобидной мышкой. Тихим голосом сказала, что с радостью поехала бы в офис окружного прокурора, но ей необходимо немного отдохнуть, она не спала всю ночь из-за болезни мужа.
  — Дальше?
  — Это все, что мне известно. Они ее увезли. Но позже я начала видеть случившееся в несколько ином свете, сопоставила факты, и мне на ум пришли конфеты, которые находились в портфеле у Эда Дейвенпорта. Знаете, мистер Мейсон, она каждый раз, когда он уезжал, сама укладывала его вещи. Якобы он совершенно беспомощный, не знает, как сложить рубашки и все такое.
  — В этом нет ничего особенного. Большинство женщин делают это для своих мужей.
  — Это так, но, значит, она укладывала и конфеты, поэтому я стала всюду смотреть после того, как она ушла. Понимаете, заглядывала всюду и…
  — Что вы искали? — спросил Мейсон.
  — Просто то, что могло бы помочь.
  — Вы пошли в ее комнату?
  — Ну да.
  — И что же вы обнаружили?
  — В ее бюро я нашла коробку шоколадных конфет, подобную той, которую Эд Дейвенпорт возил с собой в портфеле, когда разъезжал по делам. Так называемые «пьяные вишни», наверное, вам они знакомы. Она сама сладкоежка. Припоминаю, пару раз такие же коробки лежали на столе в гостиной, и Мирна настойчиво угощала ими меня. Я съела всего две штучки, потому что слежу за своей фигурой. Однако вы понимаете важность всего этого. Боже всемогущий, возможно, она собиралась отравить и меня? Легко допустить, что в коробке с конфетами, которые она предлагала мне, несколько штук было отравлено. Очевидно, судьба указала мне, какие конфеты следует взять! Помнится, она настаивала, чтобы я взяла еще. Я не взяла, все время, знаете ли, приходится думать о своей фигуре, но вы понимаете, какие мысли, по всей вероятности, крутились у нее на уме! Мне сразу показалось, будто она неоправданно настойчива. Теперь, оглядываясь назад, я ясно вижу, что маленькая мерзавка все время меня дурачила. Сейчас на ум приходит масса мелочей, которые в то время казались тривиальными, но теперь они все выстраиваются в стройную систему. Она убийца, отравительница, настоящая Лукреция Борджиа!
  Несколько секунд Мейсон обдумывал услышанное, затем сказал:
  — Разрешите задать вам несколько вопросов. Насколько я понял, вы, две женщины, находились вместе все время в Крэмптоне. Вы…
  — Нет-нет, это неверно. Она была наедине с Эдом, когда я принимала душ. Затем, вскоре после того, как доктор сообщил о смерти Эда и запер коттедж, я уходила звонить вам. Видела, как она разговаривает с каким-то мужчиной, когда я уже возвращалась к коттеджу. В то время я не обратила на это внимания, решила, что кто-то из других постояльцев выражал ей сочувствие. Но теперь-то я понимаю, это мог быть ее соучастник. Возможно, он проник в коттедж через окно, а там надел на себя пижаму. Потом вытащил тело Эда через то же окно и увез его на своей машине. Дождался момента, когда появились свидетели, снова вылез из окна, сел в машину, где уже находилось тело Эда, как я сказала, и уехал вместе с ним.
  — Похоже, ваши чувства неожиданно резко изменились, — заметил Мейсон.
  — Должна сказать, что вы правы. Тут нет ничего удивительного. С моих глаз упала пелена, я все увидела в истинном свете, мистер Мейсон.
  — Большое спасибо за ваше предупреждение.
  — Что вы собираетесь делать? — нетерпеливо спросила Сара Энзел.
  — Пока еще не знаю.
  — Зато я знаю, что мне делать. Я намерена восстановить свою репутацию, смыть с себя позорное пятно.
  — Понятно, — протянул Мейсон. — Полагаю, вы отправитесь в полицию.
  — В полицию я по собственной инициативе не пойду, но, разумеется, не стану молчать, когда они явятся ко мне.
  — Ну и что же вы собираетесь им сообщить обо мне? — спросил Мейсон.
  — Вы имеете в виду свою поездку в Парадайз, чтобы раздобыть то письмо? — Она сурово посмотрела адвокату в глаза и твердо произнесла: — Я намерена сказать правду.
  — Именно такого ответа я от вас и ожидал, — сухо произнес Мейсон.
  — Я бы не сказала, что в вашем лице я встретила единомышленника! Вы не хотите мне помочь.
  — Я адвокат, а не флюгер, и помогаю своим подзащитным, независимо от того, откуда дует ветер, миссис Энзел.
  — Как я понимаю, вы по-прежнему собираетесь представлять эту женщину, не считаясь с тем, в какие неприятности попали из-за нее, в каком оказались положении после всей той лжи, которую она вам наговорила, после…
  — Безусловно, я намерен ее представлять. Даже если она и виновна, то я добьюсь, чтобы ее вина была доказана неопровержимыми фактами, с которыми считается закон, который не принимает во внимание домыслы чересчур впечатлительных людей.
  Сара Энзел гневно вспыхнула:
  — Такой глупости я от вас…
  Она вскочила с кресла, с минуту яростно смотрела на Мейсона, потом произнесла:
  — Мне следовало предвидеть, что я напрасно теряю время. — С этими словами она повернулась и зашагала к выходу, распахнула дверь, оглянулась и добавила: — И я еще пыталась вам помочь!
  Через минуту Мейсон заметил Делле:
  — Вот как может получиться, когда адвокат принимает на веру очевидное.
  — Что вы имеете в виду?
  — Заявление клиента адвокату является конфиденциальной информацией, — пояснил Мейсон. — При разговоре может присутствовать клерк адвоката или секретарь, информация от этого не утрачивает своей секретности, доверительности. Это предусмотрено законом. Но когда при беседе присутствует третье лицо, сообщение клиента теряет свою конфиденциальность.
  — Но, шеф, эта особа явилась вместе с ней, говорила вместо нее, всюду за ней ездила…
  — Да, конечно, — согласился адвокат, — тогда миссис Энзел считала, что в ее интересах быть заодно с миссис Дейвенпорт. Я был обязан настоять на том, чтобы наш разговор проходил без этой «любящей тетушки».
  — Но если так получилось, что это теперь меняет?
  — Разговор о письме не является сведениями, сообщенными доверительно клиентом только его адвокату.
  — Вы не можете отказаться отвечать на вопросы?
  — Нет, если вопросы будут задавать люди, имеющие на то право, и должным образом сформулированные.
  — А до того времени?
  — До этого я не обязан ни на что отвечать.
  — А как в отношении прокурора из округа Бьютт?
  — С ним мы непременно поговорим. Передай на коммутатор: теперь я могу подойти к телефону.
  Делла Стрит занялась телефоном и через пару минут кивнула Мейсону, который взял трубку и заговорил самым официальным тоном:
  — Говорит Перри Мейсон.
  Раздавшийся в трубке голос был излишне громким, как будто говоривший хотел таким образом перебороть свою неуверенность.
  — Я Джонатан Холдер, мистер Мейсон, окружной прокурор округа Бьютт, и хочу допросить вас и вашего секретаря о визите, который вы нанесли сюда, в Парадайз.
  — Вот как? — самым сердечным тоном заговорил Мейсон. — Буду рад познакомиться с вами, мистер Холдер, хотя бы по телефону, но мне непонятно, с чего это вам захотелось «допросить» нас по поводу такого, как я считаю, обыденного дела.
  — Ну, оно может оказаться и не таким уж обыденным, — возразил Холдер. — Каким путем мы пойдем: простым, легким или сложным?
  — Сложным путем? — удивленно переспросил Мейсон.
  Холдер без всякой нужды заговорил еще громче:
  — Конечно, я имею право представить все дело перед жюри присяжных и…
  — Какое дело?
  — Дело, которое привело вас сюда, то, чем вы занимались.
  — Бог ты мой, коллега, — прервал его Мейсон голосом человека, беседующего с хорошим приятелем, — если по какой-то причине у вас появился официальный интерес к тому, чем мы с мисс Стрит занимались в вашем округе, мы будем только рады ответить на ваши вопросы. Зачем утруждать себя обращением в жюри, прибегать к вызову по повестке или любым другим формальностям…
  — Рад слышать это! — прервал его Холдер, тон его голоса стал нормальным. — Очевидно, я вас неверно расценил. Мне сказали, вы очень находчивы и изобретательны, если не желаете быть допрошенным. Если это действительно так, мне придется прибегать к крайним мерам, вплоть до ареста.
  Мейсон рассмеялся:
  — Ну-ну-ну… Репутация человека искажается по мере удаления от него самого, как мираж. Насколько все это важно, мистер Холдер? Когда вы хотите меня видеть?
  — Как можно быстрее.
  — В данный момент я очень занят, — сказал Мейсон.
  И снова в голосе Холдера зазвучали напряженные начальственные нотки:
  — Дело очень важное, мистер Мейсон, не только из-за ситуации здесь. Я сотрудничаю с другими офицерами в правоохранительных органах, и мы все согласились…
  — Ясно, ясно, понимаю, — снова рассмеялся Мейсон. — Вы связались с кем-то из политических сфер, они стали на вас нажимать, затем, по всей вероятности, кто-то проболтался газетам, и, прежде чем вы успели что-либо подумать, вам уже надо что-то предпринимать. Если вы не вызовете меня для допроса к себе, на вас обрушится лавина критики.
  Холдер, голос которого вновь утратил металлическое звучание, сказал:
  — Очевидно, вы хороший психолог, мистер Мейсон. Мы здесь живем в сравнительно тесном кругу. Очевидно, вы знакомы с такими нравами.
  — Хорошо, — согласился Мейсон. — Я очень занят, но мы с мисс Стрит к вам приедем. Давайте посмотрим. Я сяду на самолет на Сан-Франциско и…
  — К сожалению, работа нашей гражданской авиации оставляет желать много лучшего, — прервал Холдер.
  — Да, конечно… Нет, знаете, я слишком занят, чтобы ждать рейсовый самолет. Вот как я сделаю, мистер Холдер. Я доберусь до Сан-Франциско или, возможно, до Сакраменто, а оттуда зафрахтую самолет. У вас в Оровилле есть посадочная площадка?
  — Да.
  — Ол-райт. Я буду на этой площадке — давайте сообразим — да, ровно в пять тридцать.
  — Вам вовсе незачем стараться попасть сюда к какому-то назначенному времени, — смягчился Холдер. — Мне нужно с вами поговорить, и, конечно, хотелось бы как можно скорее, но…
  — Ничего страшного, вы занятой человек, у вас много неотложных дел. Я тоже занятой человек. Мне тоже многое надо сделать. Поэтому мы и должны договориться совершенно точно о встрече, чтобы вы не были связаны, а я был уверен, что, оказавшись на месте, не буду терять время на ожидание. Вас устраивает пять тридцать?
  — Вполне, — сказал Холдер, затем добавил извиняющимся тоном: — Мне очень не хочется беспокоить такого занятого человека, как вы, у которого каждая минута на счету. В конце концов, это, возможно, относительно второстепенный вопрос, то есть, я хочу сказать, у вас наверняка имеется объяснение, но вы правы, на меня оказывают значительное давление и…
  — Я все понимаю, — сердечно произнес Мейсон. — Не беспокойтесь, мистер Холдер. Я буду рад вам услужить. Мы с мисс Стрит будем на месте в пять тридцать.
  Мейсон повесил трубку и подмигнул Делле.
  — Шеф, меня удивило, что вы сдались практически без сопротивления.
  — Надо быть практичным, Делла.
  — Так вы поступили практично? Не понимаю!
  — В данный момент наше положение весьма щекотливое. Я хочу оттянуть допрос, насколько это удастся.
  — Так.
  — А это значит, что я не буду доступен для местной прессы, местной полиции или местного прокурора. Мне требуется какое-то время, чтобы привести в порядок свои мысли, чтобы посеянные семена начали прорастать. Необходимо еще знать, что выяснил Пол Дрейк.
  — И тогда вы прямиком попадете в руки окружного прокурора Бьютта, где уже не посмеете отвечать на некоторые вопросы, не накликав беду на свою голову.
  — Чем на большее число вопросов я бы ответил прямо сейчас, тем сложнее оказалось бы мое собственное положение, — засмеялся Мейсон. — Перестань думать о практических реальностях, Делла, и вообрази, какая великолепная ситуация открылась тебе.
  Прежде всего мы уезжаем без промедления и в большой спешке. У нас нет времени отвечать на вопросы, заданные нам кем бы то ни было. Мы торопимся попасть на самолет, чтобы успеть на свидание с окружным прокурором Бьютта. У нас будет великолепная реклама: всем станет известно, что, как только Холдер пожелал нас допросить, мы все бросили и помчались в его округ, не заставляя его прибегать к последним отчаянным мерам.
  Мы договорились о времени нашего приезда, так что вынуждены будем поторопиться. Нас нет в конторе. Мы не обязаны никому сообщать, где мы находимся. Они не смогут назвать это побегом, потому что мы находимся в пути на встречу в Бьютте по просьбе прокурора.
  Более того, Делла, поскольку мы установили определенное время приезда, а газеты округа изголодались по новостям, можешь не сомневаться, пресса вместе с фотографами будет нас встречать.
  — Я могу усмотреть во всем этом какие-то положительные стороны, — согласилась Делла, — это великолепная отсрочка на пять или шесть часов. Но что случится, когда мы приедем в округ Бьютт?
  — На этот вопрос я и сам хотел бы знать ответ, — усмехнулся Мейсон.
  — Намерены ли вы отвечать на вопросы, чем мы занимались в этом доме в Парадайзе?
  — Боже упаси!
  — Ну а как вы рассчитываете избежать ответов?
  — Пока еще не представляю, но всему свое время… Поторапливайся, Делла, пора выходить. Мне еще надо несколько минут, чтобы просмотреть кое-какие законы, потом мы отправимся в путь. Ты займись билетами, пока я занимаюсь собственной юридической подковкой.
  Глава 6
  Зафрахтованный в Сакраменто самолет пролетел Мерсвилл, вскоре показались своеобразные горные образования позади Оровилла. Горное плато поднималось почти на тысячу футов над окружающей местностью, плоское, как крышка стола. Доисторические потоки лавы погребли под собой решительно все, затем постепенно в малюсенькие щели стала проникать вода, процесс неизбежной эрозии эти щели увеличивал, в конце концов превратив их в долины. Теперь лава осталась лишь в отдельных местах, защищая своим покровом не затронутую выветриванием почву.
  Делла Стрит посмотрела на наручные часики:
  — Мы прилетим точка в точку. Причем не так уж и торопились.
  — Самое главное, нас никто не допрашивал, Делла. Полагаю, никто пока еще не ведает, где мы находимся.
  — Не выскажет ли пресса в Лос-Анджелесе предположение, что вы сбежали, дабы избежать допроса?
  — Ну нет, мы отправились в Оровилл, и местные власти попросят газетчиков написать сообщение и передать его по телефону. Им придется констатировать, хотя мы пока недосягаемы, наше согласие сотрудничать с администрацией на Севере.
  Самолет начал снижаться.
  — Очень быстро, — покачала головой Делла Стрит, — а ведь вам необходимо изобрести способ не отвечать на вопросы. Как вы намерены поступить?
  — Не знаю, пока не услышу вопроса.
  — Хорошо хотя бы, что вы немного поспали в самолете.
  — Как ты себя чувствуешь, Делла?
  — Хорошо, но слишком нервничаю, чтобы спать.
  — Пусть сперва допросят меня. Если же попытаются допрашивать тебя отдельно, скажи: ты мой секретарь, поэтому я должен отвечать на все вопросы, но ты выскажешь свое мнение на те из них, на которые ответил я, не станешь отвечать на другие вопросы, которые не заданы мне, поскольку не знаешь, не посчитаю ли я их сведениями, которые клиент сообщает одному только адвокату. Ты не специалист в правовых вопросах, не тебе решать.
  — Из всего известного нам что можно считать «привилегированным» сообщением? — спросила Делла.
  Мейсон слегка пожал плечами и достал записную книжку. Немного подумав, он пояснил:
  — Это, конечно, важный вопрос. Единства в понимании его нет. Одни считают: сведения, сообщенные в присутствии третьего лица, нельзя считать «привилегированными», присутствующее третье лицо имеет право рассказать об услышанном. Но существует и противоположная точка зрения. Естественно, суд предпочитает придерживаться первого взгляда, он считает, что адвоката можно заставить дать показания о его разговоре с подзащитным, если он состоялся в присутствии третьего лица. Короче, Делла, я до сих пор не могу себе простить присутствия Сары Энзел во время беседы с Мирной.
  — Но, шеф, вы не могли предвидеть хода событий!
  — Почему? Считается, что адвокат обязан предвидеть не только то, что может случиться, но возможно случится. Нет ничего необычного во внезапной ссоре двух подруг, просто нет оснований для присутствия третьего лица, адвокат не должен…
  — Но, шеф, ведь говорила-то именно она, из Мирны Дейвенпорт мы бы не вытянули ничего связного.
  — Нет, Делла, по-английски она говорит, ей не нужен переводчик. Конечно, Сара Энзел выступала в роли доминанты.
  Самолет сделал круг над городом Оровиллом, летел он медленно, можно было разглядеть большие, просторные дома, занимающие стратегические позиции под возвышающимися над ними деревьями.
  — Прекрасные деревья! — пришла в восторг Делла Стрит. — Отсюда видно, какие они высокие.
  — Летом здесь жарко. Природа в виде компенсации превратила этот уголок в настоящий рай для развесистых деревьев. Фиговые пальмы достигают сказочной высоты и дают густую тень. Ага, вот мы и на месте, Делла. Приготовься к артиллерийскому огню, который должен на нас обрушиться.
  Самолет плавно сел, покатился по дорожке и замер перед зданием аэропорта.
  К самолету поспешила группа людей, возглавляемая фотокорреспондентами с камерами и вспышками, нацеленными на прибывших. Позади них двигалась более достойно, но все же торопливо группа представителей местной администрации.
  Выйдя из самолета, Мейсон и Делла Стрит не позабыли принять наиболее эффектные позы, чтобы фотографы смогли сделать побольше снимков.
  Репортеры вынули блокноты и карандаши, готовясь застенографировать интервью.
  Один из них вырвался вперед:
  — Могу ли я узнать ваше имя?
  — Перри Мейсон, — с улыбкой ответил адвокат.
  — Ваше полное имя?
  — Перри Мейсон.
  — А ваше? — спросил он, поворачиваясь к девушке.
  — Делла Стрит.
  — Вы доверенный секретарь мистера Мейсона?
  — Да.
  — Благодарю вас, — сказал репортер, пожимая руку адвокату.
  — За что? — с улыбкой спросил Мейсон, но тут же слегка сдвинул брови, почувствовав, как репортер сунул ему в руку свернутую в малюсенький комочек бумагу.
  Мейсон поспешно сунул правую руку в карман и улыбнулся моложавому, полноватому субъекту, который энергично проталкивался вперед.
  — Мистер Холдер? — спросил Мейсон.
  — Точно. Я окружной прокурор, а это — шериф округа. Здесь также присутствует один из моих помощников. Я хотел бы сразу же поехать ко мне в офис, если не возражаете, мистер Мейсон.
  — Я с удовольствием сделаю все, что в моих возможностях, — наклонил голову адвокат.
  — У нас здесь казенная машина, мы отвезем вас в офис и сократим интервью до предела.
  — Все в порядке. Мой пилот — специалист по слепым полетам, поэтому мы сможем вернуться назад в любое время, даже ночью.
  — Очень сожалею, что мы ввели вас в такие расходы, зафрахтовать самолет не очень-то дешево, мистер Мейсон. Но, к сожалению, я бессилен вам помочь. Мы стараемся снизить до минимума расходы на содержание офиса.
  — Мне все понятно, — сказал адвокат, — пожалуйста, не думайте о пустяках.
  Прокурор Холдер повернулся к газетным репортерам:
  — К сожалению, должен вас разочаровать, парни, но я не хочу, чтобы вы торчали здесь и забрасывали мистера Мейсона вопросами. Предпочитаю проводить расследование по-своему. Позднее я сделаю сообщение для прессы. Или репортеров пригласят в кабинет, если у мистера Мейсона не возникнет возражений.
  — Я никогда не спорил с прессой, — широко улыбаясь, сказал Мейсон, — обычно делюсь всей имеющейся у меня информацией, за исключением, конечно, чего-то конфиденциального или не могущего быть обнародованным по стратегическим соображениям.
  — Замечательно, — подхватил Холдер, — и мы, разумеется, ценим ваше сотрудничество, мистер Мейсон. А теперь, возможно, вы и мисс Стрит пройдете сразу к машине? И пожалуйста, ребята, никаких вопросов до окончания беседы в моем кабинете.
  — Одну минуточку, возможно, я захватил телеграмму, которую хочу послать, — остановил прокурора Мейсон.
  Он вытащил из нагрудного кармана бумажник, раскрыл его, просмотрел содержимое, потом сунул правую руку в карман, вытащил сложенный листок бумаги, который ему передал репортер, и ухитрился расправить его внутри бумажника, чтобы можно было прочитать напечатанное на нем сообщение:
  «Я — Пит Ингрем, репортер из „Оровилл Меркури“. Мейбл Нордж, секретарша Эда Дейвенпорта, исчезла. Я не сумел ее разыскать в течение всего дня. Никто не знает, где она находится. Вчера днем она сняла почти все деньги со счета Дейвенпорта в Парадайз-банке. Не спрашивайте меня, каким образом я это узнал, — не могу подвести осведомителя. Передаю вам эту записку, поскольку информация может оказаться для вас ценной. Вы сможете мне отплатить, сообщив сенсационный материал».
  Мейсон сложил бумажник, оставив записку внутри, засунул его обратно в карман и посмотрел поверх голов на небольшую группу людей, без труда заметив вопрошающий взгляд Пита Ингрема.
  Мейсон едва заметно кивнул.
  — Если вы хотите отправить телеграмму, — заговорил Холдер, — мы можем…
  — Полагаю, с этим можно подождать. Ведь мы, как я понимаю, не задержимся здесь очень долго.
  — Надеюсь на это! — воскликнул Холдер.
  Мейсон и Делла Стрит сели в машину, шериф занял переднее место рядом с Холдером, который вел машину. Помощник окружного прокурора, которого звали Оскаром Гленсом, много старше Холдера, сидел тихонечко, ни с кем не разговаривая, на левом заднем сиденье.
  Делла Стрит устроилась в середке, Мейсон сел справа.
  Машина взревела, набирая скорость, Холдер прямиком промчался к зданию, в котором помещались местные органы управления.
  — Если вы не возражаете, — обратился он к Мейсону, — мы проведем беседу в кабинете шерифа.
  — Меня устраивает любое место.
  Они вышли из машины, и шериф проводил их в помещение, где стулья были заранее расставлены вокруг стола. Мейсон, осмотревшись, почувствовал, что где-то спрятан микрофон и магнитофон.
  — Садитесь же, — предложил шериф. — Джон, вы хотите сесть сюда, за стол, и задавать вопросы?
  — Благодарю вас, — произнес с важным видом Джонатан Холдер, устраиваясь во вращающемся кресле за письменным столом.
  Остальные тоже расселись. Холдер подождал, когда прекратится скрип стульев, и только после этого задал первый вопрос. Он откашлялся, достал из кармана сложенный документ, расправил его на столе и заговорил:
  — Мистер Мейсон, вы и ваша секретарша, мисс Стрит, вчера вечером были в Парадайзе?
  — Дайте подумать, — произнес Мейсон, сводя брови. — Разве это было только вчера? Да, кажется так, господин прокурор. Так много произошло событий, мне даже подумалось, что мы туда ездили позавчера. Нет, вы правы — вчера, двенадцатого числа, в понедельник. Все верно.
  — И вы зашли в дом Эдварда Дейвенпорта на Крествью-Драйв?
  — Послушайте, мистер Холдер, — дружески улыбаясь, произнес Перри Мейсон. — Вы зачитываете вопросы. Надо понимать, происходит нечто вроде формального допроса?
  — Разве от этого что-то меняется? — любезно спросил Холдер.
  — О, конечно! — ответил Мейсон. — Если мы с вами просто беседуем — одно дело, но если вы задаете формальные вопросы по списку, который заранее тщательно подготовили, мне придется так же тщательно обдумывать свои ответы.
  — Почему? — спросил Холдер, сразу же заподозрив ловушку. — Разве правда не одинакова в обоих случаях?
  — Разумеется, но возьмите, к примеру, свой последний вопрос. Вы спросили меня, зашел ли я в дом Эдварда Дейвенпорта.
  — И на него, конечно, можно ответить «да» или «нет», — заявил Холдер, глаза его смотрели настороженно.
  — Ну, не совсем так просто.
  — Почему?
  — Давайте приведем все в полную ясность. Если у нас будет просто беседа — все в порядке. Но если речь идет о формальном допросе, я должен с особым вниманием следить за тем, чтобы мои ответы были тщательно точными.
  — Именно этого я хочу и полагаю, вы желаете того же самого.
  — Поэтому, — продолжал Мейсон, не обращая внимания на слова Холдера, — я и должен был бы ответить, что вошел в дом, который принадлежит миссис Дейвенпорт.
  — Одну минуточку! Это же дом, где Эдвард Дейвенпорт занимался своим бизнесом…
  — В том-то и дело! — прервал его Мейсон. — Как раз этот момент я и хочу подчеркнуть.
  — Я вас не понимаю.
  — Как не понимаете? Если б мы разговаривали неофициально, а вы спросили бы меня, входил ли я в дом Эда Дейвенпорта, то получили бы ответ: «Конечно!» Но коль скоро у нас формальный допрос, я обязан задуматься, прежде чем отвечать на ваш вопрос. Мне придется принять во внимание множество вещей. Я должен буду сказать себе: «Теперь я представляю Мирну Дейвенпорт, вдову Эдварда Дейвенпорта. Если этот дом был их общей собственностью, она фактически становится его законной владелицей в тот момент, когда умирает Дейвенпорт. Если же этот дом был отдельной собственностью, но по завещанию все оставлено Мирне Дейвенпорт, тогда моя клиентка получит на него право немедленно по решению о введении ее в наследство. Таким образом, если я отвечаю на формальном допросе, что входил в дом, принадлежащий Эду Дейвенпорту, это можно было бы рассматривать как признание того, что мне известно его завещание, но я сомневаюсь в законности данного документа. Или же в качестве адвоката миссис Дейвенпорт склонен считать, что дом вообще не является общей собственностью, а принадлежит ей». Вам ясен ход моих рассуждений, коллега?
  У Холдера был ошарашенный вид.
  — Для чего столько юридических тонкостей?
  — А как же прикажете поступать, если вы учиняете мне самый что ни на есть настоящий допрос, когда малейшая неточность в ответе может привести к серьезным осложнениям? — Мейсон совершенно обезоруживающе улыбнулся.
  Холдер угрюмо выдавил из себя:
  — В таком случае я бы предпочел услышать ваш неофициальный ответ.
  — Тогда возникает новая проблема. В конце-то концов, я адвокат миссис Дейвенпорт. Я до сих пор не знаю, будет ли возбуждено уголовное дело против нее, но такая возможность, насколько я понимаю, существует. Если да, тогда я буду являться уже ее адвокатом, а также адвокатом, представляющим ее интересы при официальном введении в наследство. Очевидно, сюда входит их совместная собственность и, возможно, какая-то раздельная собственность. Существует связь как мужа и жены, может также иметься связь по завещанию. Не исключено, что, если вы сейчас станете задавать мне вопросы по своему списку, позднее все они будут повторены в суде вместе с моими зафиксированными ответами, при этом некоторые из них смогут подвергнуть опасности интересы моей клиентки. К примеру, я могу столкнуться с вопросом: не убила ли она своего мужа, Эда Дейвенпорта? Как я понимаю, это вполне возможно при данных обстоятельствах, не так ли?
  — Не знаю! — фыркнул Холдер. — Я отказываюсь предугадывать, какие действия будут предприняты официальными лицами в других ведомствах.
  Мейсон тут же спросил:
  — Вы ведь мне по телефону сказали о давлении на вас со стороны властей, не так ли?
  — Правильно.
  — Предположительно со стороны судебных органов в других округах?
  — Да.
  — Совершенно очевидно, подобный нажим вызван не проблемой о незаконном или неоправданном проникновении в дом Эдварда в Парадайзе, штат Калифорния. Все дело в том, что кто-то считает Эда Дейвенпорта мертвым, и существует мнение — подчеркиваю, коллега, я сейчас говорю исключительно об уме лица или лиц, оказывающих на вас давление, — о причастности миссис Дейвенпорт к смерти Эдварда Дейвенпорта. Это так?
  — Боюсь, не смогу откровенно ответить на ваш вопрос, мистер Мейсон.
  — Как я понимаю закон, если человек убивает другого человека, он не может унаследовать имущество покойного. Вы тоже так считаете, прокурор?
  — Разумеется.
  — Допустим теперь, вы зададите мне вопрос об имуществе Дейвенпорта, точнее, спросите, чем Эд Дейвенпорт владел при жизни и что оставил по завещанию своей жене. При нормальных условиях она бы имела полное право на данную собственность. Предположим далее, в своем ответе я по небрежности сообщу, что в данный момент эта собственность не принадлежит миссис Дейвенпорт. В таком случае кто-то — не вы, коллега, потому что я уверен, вы никогда не согласитесь воспользоваться подобной ошибкой, — какой-то крючкотвор, привыкший цепляться за технические неточности, использует мой ответ в качестве доказательства виновности миссис Дейвенпорт в убийстве мужа и поэтому откажет в праве унаследовать его состояние.
  Мейсон откинулся на спинку кресла, улыбнулся озадаченным расследователям и достал портсигар из кармана:
  — Кто-то хочет курить?
  Никто не смог даже рта открыть.
  Мейсон же спокойно извлек сигарету, закурил, выпустил облачко дыма и снова добродушно улыбнулся.
  — Одну минуточку, — решился Холдер, — уж не знаю, как это получилось, только вопросы начал задавать я, но, похоже, сам на них и отвечаю.
  — Естественно. Я хочу, чтобы был точно определен статус беседы. Теперь я спрашиваю вас, коллега: должен ли я говорить такое, что косвенным путем показывало бы, будто, по моему мнению, моя же клиентка не имеет права наследовать состояние умершего мужа?
  — Нет, конечно. Никто этого и не просит.
  — Все правильно. Когда вы задаете вопрос о праве собственности, я должен отвечать на него предельно осторожно. Как вы считаете?
  — Не мне вам советовать.
  — Верно, — согласился Мейсон. — Ценю вашу откровенность, коллега. А поскольку вы не можете давать мне советы, я должен сам себе советовать. Кстати, вы подняли очень интересный вопрос. Я не уверен, могу ли при данных обстоятельствах рассуждать о праве собственности. Однако продолжайте свой допрос, а я посмотрю, что можно будет сделать.
  Холдер взглянул на свои бумаги, с минуту собираясь с мыслями.
  — Пока вы находились в этом доме, — сказал он, — в доме, принадлежащем Эду Дейвенпорту в Парадайзе, не отпирали ли вы письменный стол, не доставали ли из него шкатулку для документов и не извлекали ли из нее конверт, на котором рукой Дейвенпорта написано: «Следует передать властям в случае моей смерти».
  Мейсон не торопился отвечать.
  — Вы не можете ответить на мой вопрос? — живо спросил Холдер.
  — В этом вопросе заключено множество разных факторов. Я мысленно пытаюсь их упорядочить.
  — Какие, например?
  — Прежде всего, вы снова поднимаете вопрос о владении домом.
  — Ну, следует понимать, — сказал Холдер, — когда я называю дом «домом Дейвенпорта», то делаю это в общепринятом смысле, оставив в стороне вопрос о праве собственности.
  — Ну нет, — покачал головой Мейсон, — мы договорились: меня не должны связывать условности. Между нами, коллега, возможно, это и нормально, но все может быть иначе между мною и каким-нибудь хладнокровным, расчетливым, безжалостным законником, который будет представлять интересы другого претендента на состояние.
  — Какой еще другой наследник?
  — Ну, — пожал плечами Мейсон, — пока я еще особенно не разбирался в данном вопросе, но возьмем, к примеру, Сару Энзел. Сестра Сары Энзел была замужем за родным братом Уильяма Делано. Давайте предположим, просто теоретически, что состояние Делано не может перейти к Мирне Дейвенпорт.
  — Почему?
  — По разным юридическим причинам, таким, как, например, — разумеется, это всего лишь гипотетическое предположение, — что Мирна Дейвенпорт убила Уильяма Делано.
  — Она не могла этого сделать, — заявил Холдер. — Ее обвиняют в убийстве Гортензии Пакстон. А Делано не был убит, он умер естественной смертью.
  — В таком случае я могу сослаться на ваши слова: мою клиентку не обвинят в убийстве Уильяма Делано? И еще одно уточнение: Уильям Делано не был убит?
  — Не мое дело уверять вас в чем бы то ни было.
  — То-то и оно, мы вернулись к тому, с чего начали. Я оказался в весьма необычном положении. Мне очень хочется сотрудничать с вами, но…
  — К чему вы клоните? Что Сара Энзел может быть наследницей состояния?
  — Давайте рассуждать. Допустим, Мирна Дейвенпорт не в состоянии, вернее сказать, не имеет права наследовать состояние после Делано по завещанию, которое он оставил, потому что ее подозревают и обвиняют в его смерти. В таком случае миссис Энзел останется единственной его наследницей, хотя и не прямой. Так ведь? Откровенно говоря, я не заглядывал в справочник по праву наследования.
  — Так же, как и я, — признался Холдер.
  — Может быть, нам стоит в него заглянуть сейчас?
  — Нет, нет! — замахал руками Холдер. — Я и без того запутался во всех этих хитросплетениях. Я задаю ясные, понятные вопросы и хочу получить на них такие же простые и ясные ответы.
  — Был бы рад, чтобы в таком ключе и протекала наша беседа, — сказал со вздохом Мейсон, — но вы превратили ее в формальный допрос, страшно усложнив ситуацию.
  — Я стараюсь превратить ее в неформальную.
  — Но вы сразу предупредили о формальном допросе.
  — Все зависит от того, что вы называете формальным допросом.
  — Чтение вопросов с заранее подготовленного перечня.
  — Что ж тут особенного, я просто постарался скоординировать мысли.
  Мейсон с упреком посмотрел на окружного прокурора:
  — И это было единственной причиной для подготовки списка, коллега? Единственной?
  Холдер смутился под прямым взглядом адвоката:
  — Конечно, я совещался с другими официальными лицами, подсказавшими специфические вопросы, ответы на которые они хотели услышать.
  — И, согласившись с необходимостью задать эти вопросы, вы их записали?
  — Отчасти.
  — Пожалуйста! — рассмеялся Мейсон. — Тот вопрос, который вы мне только что задали, мог быть предложен окружным прокурором лос-анджелесского округа исключительно для того, чтобы выработать теорию дела, которым он сейчас занимается. И он сумеет истолковать мои ответы в наиболее подходящей для него интерпретации.
  — Но вашу клиентку никто не обвиняет в убийстве Уильяма Делано, ее дяди! Ее подозревают в убийстве Гортензии Пакстон!
  — И приписываемое убийство позволило ей получить большую часть состояния Уильяма Делано?
  — Именно так я понимаю ситуацию.
  — А тело Уильяма Делано не было эксгумировано?
  — Нет.
  — Почему?
  — Потому что он умер естественной смертью.
  — Откуда вы знаете?
  — Человек умирал. Его болезнь продолжалась многие месяцы.
  — Умирающий человек имеет иммунитет против яда?
  — Вы пытаетесь нас убедить в том, что ваша клиентка отравила и Уильяма Делано?
  — Боже упаси, конечно нет! — воскликнул Мейсон. — Я знаю, она этого не делала.
  — Откуда вы знаете?
  — Я убежден, она вообще никого не отравляла.
  — Она отравила Гортензию Пакстон! — повысил голос Холдер. — И она, возможно, отравила также и Эдварда Дейвенпорта.
  — Ох, ох, коллега, остановитесь! Разве можно делать такие категорические обвинения?
  — Я располагаю информацией, мистер Мейсон, которая подтверждает мои обвинения.
  — Информацией, которой нет у меня?
  — Вот именно.
  — Это, разумеется, снова усложняет ситуацию.
  Холдер выкрикнул с возмущением:
  — Я задаю вам простые вопросы, а вы ходите вокруг да около!
  — Вы ошибаетесь, коллега. Поставьте себя на минуточку на мое место. Стали бы вы отвечать на вопросы, касающиеся права на собственность?
  — Я не могу поставить себя на ваше место. Не могу ничего вам советовать. У меня имеются собственные проблемы, о которых я должен беспокоиться.
  — Совершенно верно, — охотно согласился Мейсон. — Поэтому, поскольку я не могу положиться или надеяться на ваши советы, поскольку вы боитесь принять на себя ответственность…
  — Кто боится? — вскинул голову Холдер.
  — Вы, разумеется.
  — Я ничего не боюсь! — Лицо у Холдера побагровело. — И я не уверен, что мне нравится ваше поведение.
  — Спокойнее, спокойнее, — миролюбиво заговорил Мейсон. — Не станем различие в наших официальных позициях переносить на личные отношения. Я просто подчеркиваю тот факт, что вы в вашем положении побоялись принять на себя ответственность давать мне советы…
  — Я не боюсь ответственности.
  — В таком случае вы хотите дать мне совет?
  — Нет, конечно. Давать вам советы не входит в мои обязанности. Я представляю народ штата Калифорния, этот округ. Вы же представляете своего клиента. Вам и решать, каковы ваши обязанности.
  — Понятно, коллега. Мне кажется, своим ответом вы стараетесь избежать моего вопроса.
  — Избежать вопроса? Чтобы я избегал чьих-то вопросов! — взорвался Холдер.
  — Вот именно. Вы не хотите ответить определенно, обязан ли я в положении адвоката, представляющего интересы Мирны Дейвенпорт, отвечать на ваши вопросы.
  — Я не обязан вообще что-либо вам советовать!
  — Ну что же…
  Лицо Мейсона неожиданно расплылось в довольной улыбке, как будто он нашел окончательно решение.
  — Можете ли вы заверить меня, если я решусь обсудить вопросы о праве на состояние, что мои ответы не свяжут впоследствии мою клиентку?
  Поколебавшись, Холдер произнес:
  — Но я не представляю, как они могут ее связать?
  — Можете ли вы меня совершенно определенно заверить? Возьмете ли на себя ответственность?
  — Нет, конечно.
  — Вот, пожалуйста! — вздохнул Мейсон.
  Адвокат откинулся на спинку кресла, задумчиво разглядывая струйки дыма над сигаретой, всем своим видом показывая, что искренне старается найти выход из тупика.
  Холдер посмотрел сначала на шерифа, затем на своего помощника и скомандовал:
  — Мистер Мейсон и мисс Стрит, извините нас, пожалуйста, но нам надо провести коротенькое совещание. Буквально несколько минут. Мне нужно потолковать с моими ассистентами. А вы подождите здесь. Оскар и вы, шериф, пройдите вместе со мной в соседний кабинет.
  Все трое отодвинули стулья и вышли из помещения.
  Делла Стрит повернулась к адвокату.
  — Ну, — заговорила она, — кажется, вы…
  Мейсон прижал палец к губам, призывая ее к молчанию, обежал глазами всю комнату, после чего сказал:
  — Да, я попал в чертовски трудное положение, не так ли, Делла? Мне бы хотелось быть совершенно откровенным с мистером Холдером. Но провалиться мне на этом месте, если я знаю, как это сделать, учитывая ту ответственность, которую я взял на себя в качестве адвоката перед своей клиенткой. Возьми хотя бы один этот вопрос о праве на состояние, он может оказаться весьма запутанным. А у окружного прокурора список вопросов занимает несколько машинописных листов. Да уже по предварительным вопросам ясно, что совещание окажется долгим и непростым.
  Мейсон неестественно громко вздохнул.
  — Разумеется, я хочу с ним сотрудничать, — продолжал он задумчиво, — но у нас такая куча неотложных дел. Мы не можем здесь оставаться до бесконечности. Надеюсь, он ускорит дело.
  Мейсон подмигнул Делле, которая поняла, зачем шеф устроил этот спектакль.
  — Хочешь сигарету, Делла?
  — Нет, шеф, благодарю.
  Мейсон удобно устроился, покуривая. Через минуту он сказал:
  — Надеюсь, они не займут слишком много времени на свое совещание. В конце-то концов, Делла, мы задерживаем тут зафрахтованный самолет, а ведь это дорогое удовольствие. И потом, у меня в бюро столько неотложных дел, которые я бросил, чтоб лететь сюда. — Немного помолчав, Мейсон снова подмигнул Делле. — Ол-райт, хватит брюзжать. Делла, откинь голову и постарайся вздремнуть. С твоей стороны было подвигом лететь сюда после вчерашней бессонной ночи.
  — Удобно ли это, шеф? Могу ли я закрыть глаза? — самым невинным голосом спросила Делла.
  — Конечно, тебя никто не осудит. Если удастся отключиться на несколько минут, это будет уже кое-что.
  Приложив палец к губам, Мейсон призвал к молчанию.
  — Да, спасибо, — пробормотала Делла с нарочито громким зевком.
  Наступил интервал в несколько минут, в течение которых в комнате стояла мертвая тишина. Делла Стрит действительно сидела с закрытыми глазами, положив голову на спинку кресла. Мейсон задумчиво курил, время от времени стряхивая пепел в большую морскую раковину на прокурорском столе.
  Наконец дверь соседнего кабинета открылась, трое мужчин поочередно вошли в комнату. За ними шествовал четвертый.
  Взглянув на него, Мейсон воскликнул:
  — Прекрасно, прекрасно! Сидни Бум. Как поживаете, мистер Бум? Рад видеть вас снова.
  Адвокат поднялся, они пожали друг другу руки. Бум улыбнулся:
  — Рад вас видеть, мистер Мейсон. Здравствуйте, мисс Стрит.
  Делла Стрит протянула руку офицеру:
  — Очень приятно с вами снова встретиться.
  — Благодарю вас.
  Вновь заскрипели стулья. Видимо, Холдер изобрел новую линию атаки. Он обратился с вопросами к Буму:
  — Вы офицер из Парадайза?
  — Да.
  — Работаете здесь, в офисе шерифа?
  — Да, сэр.
  — Скажите, вас вызывали вчера вечером в резиденцию Эда Дейвенпорта?
  — Да, сэр, — и тут же сам задал вопрос: — Вы имеете в виду дом на Крествью-Драйв?
  — Не спрашивайте, где он находится. Я задал вопрос.
  — Ну, я не уверен, кому принадлежит дом. Хотя да, знаю. Мне сказала та особа.
  — Какая особа? — спросил Мейсон.
  — Секретарь. Мейбл Нордж.
  — Одну минуточку, — попросил Мейсон. — Я не могу спокойно выслушивать, как вы доказываете право на собственность.
  — Я совершенно ничего не доказываю, — сердито заговорил Холдер. — Я просто хочу ознакомить вас с некоторыми доказательствами, которыми мы располагаем.
  — Но вы же отчетливо спросили, кто владеет собственностью, — не сдавался Мейсон, — и мистер Бум ответил, что источником его сведений была мисс Мейбл Нордж. Я предполагаю, Мейбл Нордж не является специалистом в вопросах права на собственность, поэтому любое сообщение, сделанное ею, относится к категории слухов и…
  — Конечно, конечно! — замахал руками Холдер. — Мы же не в зале суда и не рассматриваем право на собственность.
  — Но вы сами подняли этот вопрос.
  — Я просто описываю дом.
  — Тогда почему не характеризовать его номером по Крествью-Драйв?
  — Ол-райт. Давайте подойдем к этому вопросу иначе. Вас вызвали в дом по Крествью-Драйв. Где он находится?
  — Когда вы выезжаете на Крествью-Драйв и добираетесь до конца улицы, это самый последний дом справа: большое, беспорядочно выстроенное здание, окруженное высокими деревьями, фруктовыми и просто дающими тень.
  — Вы различаете для себя эти два вида деревьев? — поинтересовался Мейсон.
  — Да, — ответил Бум.
  — В действительности-то, мистер Бум, некоторые фруктовые деревья тоже дают густую тень. Возьмите, для примера, фиговые пальмы…
  — Одну минуточку! — вмешался Холдер, в его голосе звучал гнев. — Я провожу расследование, мистер Мейсон. В данный момент допрашиваю мистера Бума, потому вынужден просить вас соблюдать тишину.
  — Независимо от того, будут ли содержаться в утверждениях Бума некоторые неточности?
  — Независимо от всего! — окончательно обозлился Холдер. — Я прошу вас сидеть тихо.
  — Прекрасно. Полагаю, все находящиеся в этом помещении слышали, мне предложено соблюдать тишину, независимо от того, будут ли в показаниях Бума неточности или нет. Больше я не стану прерывать. Продолжайте.
  — Вы заходили в этот дом? — спросил Холдер.
  — Заходил.
  — По чьей просьбе?
  — Мейбл Нордж.
  — Кто она такая?
  — Как я понял, личный секретарь Эда Дейвенпорта. Я ее довольно часто видел в Парадайзе.
  — Вы были знакомы с Дейвенпортом при жизни?
  — Да, я с ним несколько раз разговаривал.
  — И вы приехали в этот дом по просьбе Мейбл Нордж?
  — Да, она звонила в полицию.
  — Что вы обнаружили?
  — Обнаружил незапертую дверь, всюду горел свет, а мистер Мейсон и мисс Стрит чувствовали себя как дома.
  — Что еще?
  — Мейбл Нордж поручила мне отыскать письмо, написанное мистером Дейвенпортом и оставленное у нее с указанием открыть его в случае его смерти.
  — Что вы сделали?
  — Я нашел письмо, то есть нашел шкатулку для документов, в которой находился запечатанный конверт. На конверте рукой мистера Дейвенпорта было написано, что письмо нужно вручить полицейскому в случае его смерти.
  — Что вы с ним сделали?
  — Я забрал его под свою ответственность.
  — Этот конверт находится при вас?
  — Вы его взяли.
  — Вы отдали его мне, не так ли?
  — Совершенно верно.
  — И он находится у меня, в этом столе. Вы узнаете конверт, если увидите его?
  — Конечно.
  — Каким образом?
  — Потому что я расписался на нем.
  — И поставили дату?
  — И поставил дату.
  — Что вы сделали с ним позднее?
  — Отдал его вам.
  — У нас состоялся разговор о том, как следует поступить с письмом, не так ли?
  — Правильно.
  — И я положил его в сейф?
  — Вероятно. Вы мне сказали, что положили его в сейф.
  — А сегодня утром мы вновь собрались все вместе?
  — Правильно.
  — И решили, нам лучше посмотреть, что находится в конверте?
  — Точно.
  — Мы распечатали его?
  — Да, сэр.
  — В нем ничего не оказалось, кроме нескольких совершенно чистых листков бумаги?
  — Верно.
  — Тогда мы начали разглядывать конверт и решили, что с ним кое-что сделано?
  — Верно.
  — Тогда мы вызвали эксперта по подобным делам, и он сообщил нам: конверт был вскрыт над паром, а затем вновь заклеен канцелярским клеем, причем на протяжении последних суток.
  — Правильно.
  — Ол-райт, — сказал Холдер, поворачиваясь к Мейсону: — Что вы можете сказать по этому поводу?
  — Я бы сказал, что вы задавали вопросы слишком быстро, а Бум отвечал на них без малейшего колебания.
  — Нет, нет, я не это имел в виду… Что вы можете сказать относительно точности данного заявления?
  — Великий боже! Вы поражаете меня… Вы же сами просили меня не открывать рот, даже когда его заявления неточные.
  — Я просто не хотел, чтобы вы его прерывали.
  — Нет, вы соизволили выразиться совсем не так, тут нет никакого сомнения, — покачал головой Мейсон. — Обождите минуточку, мистер Бум, и не надо сердиться. Полагаю, вам кажется, что ваши заявления точны и правильны, но я с вами не могу согласиться.
  — Почему они неверны? — спросил Холдер.
  — По многим пунктам. Например, мистер Бум сказал: Дейвенпорт написал своей рукой на конверте, что в случае его смерти письмо нужно вручить полицейским.
  — Верно.
  Мейсон решительно повернулся к Буму:
  — Вы встречались с Дейвенпортом раньше?
  — Встречался.
  — Вы не знали, что он умер?
  — Я этого не знаю даже сейчас. Мне сказали о его смерти.
  — Вот теперь, — заметил с улыбкой Мейсон, — по моему мнению, вы отвечаете на вопросы так, как следует, мистер Бум. Вы ограничиваете свои заявления известным вам лично. Вы сказали, письмо надписано рукой мистера Дейвенпорта, но ведь в действительности вы этого не знаете, верно?
  — Мне сказала Мейбл Нордж, что это его почерк.
  — Знаю, знаю, — кивнул Мейсон, — это слухи. Фактически вы не знаете, что конверт надписывал Дейвенпорт.
  — Вы правы, не знаю.
  — Постойте, — вмешался Холдер, — я пригласил сюда мистера Бума не для того, чтобы вы учинили ему перекрестный допрос.
  Мейсон впервые рассердился:
  — Что вы пытаетесь сделать со мной? Хотите загнать в такое положение, чтобы позднее цитировать мои ответы в искаженном виде?
  Холдер резко вскочил с места и выкрикнул:
  — На что вы намекаете?
  Мейсон холодно ответил:
  — Я вовсе не намекаю. Я спрашиваю. Сначала вы меня попросили, чтобы я молчал, даже если утверждения Бума неточны. Потом вы предложили мне указать, в чем их неточность. Я начал задавать Буму вопросы для того, чтобы продемонстрировать с помощью собственных заявлений Бума, где его ответы расходятся с истиной, а вы вскочили с места и обвинили меня в том, что я не имею права подвергать Бума перекрестному допросу.
  — Вы действительно не имеете такого права.
  — Это не перекрестный допрос.
  — А мне кажется, да.
  — Я всего лишь стараюсь выполнить ваше желание: показать неточность заявлений мистера Бума.
  — Именно это я и называю перекрестным допросом. Укажите место, где сделано неверное заявление. Могу поспорить, вам не удастся это сделать!
  — Ну что вы, таких мест было очень много, — возразил Мейсон.
  — Укажите хотя бы одно.
  — Например, вы пару раз сказали: конверт имел надпись, сделанную рукой Дейвенпорта, что в случае его смерти письмо должно быть вручено полицейским.
  — Я уже объяснил, что знаю о почерке лишь со слов Мейбл Нордж, — уточнил Бум.
  — Значит, вы не знаете, чей это почерк на самом деле?
  — Не знаю, нет.
  — Далее. Откуда вам известно о надписи на конверте, будто письмо должно быть вручено полицейским?
  — Я видел эту надпись, — завопил Бум, — видел собственными глазами!
  — Одну минуточку, не разрешайте гневу взять верх над собой, мистер Бум. Вы хороший, дисциплинированный офицер. Вы вовсе не это имеете в виду.
  — Я отвечаю за каждое сказанное мною слово.
  — На конверте было написано не это, — сказал Мейсон.
  — Это суть надписи. И я хорошо помню, какие слова Мейбл Нордж говорила мне по этому поводу.
  — Совершенно верно, — сказал Мейсон. — Теперь, если окружной прокурор любезно покажет вам конверт, мистер Бум, вы обнаружите на конверте другое. Вы прочтете: «Следует вскрыть в случае моей смерти, а содержимое должно быть доставлено властям», а под этим стоит, видимо, подпись Эда Дейвенпорта.
  — Разве это не то же самое? — спросил Холдер.
  — Разумеется, нет! — воскликнул Мейсон. — В одном случае инструкция предписывала, чтобы письмо доставили властям нераспечатанным, но инструкция, фактически написанная на конверте, поручает его юридическим представителям, при условии, разумеется, что слова были написаны самим мистером Дейвенпортом, сначала вскрыть конверт и только потом доставить его содержимое властям.
  В офисе воцарилась гробовая тишина.
  — Таким образом, вы видите, — продолжал Мейсон, улыбаясь Буму, — Мейбл Нордж описала вам другой конверт. Таким образом, заменены вовсе не страницы внутри конверта, но, очевидно, весь конверт. Конверт, который описала вам Мейбл Нордж, не смогли найти. Конверт, представленный ею, совершенно не тот, о котором она говорила, ибо он по-другому надписан.
  — Минуточку! — закричал Холдер. — Но это же чистейший вздор. Вы просто пытаетесь внести неразбериху.
  Мейсон сердито свел брови:
  — Сэр, я рассматриваю ваши слова как оскорбление. Я всего лишь пытаюсь внести ясность в спорный вопрос. Я предлагаю вам проанализировать сказанное мною и найти того, кто старается «внести неразбериху», как вы изволили выразиться. Я прибыл сюда, готовый сотрудничать с вами и помочь, чем смогу. А ведь я мог бы послать вас ко всем чертям. Мог предложить оформить повестку с вызовом на допрос. А может, потребовал бы вызвать меня на жюри присяжных, где я имел бы возможность настаивать на юридической точности ваших вопросов. Вместо этого я зафрахтовал самолет, запер контору на целый день, когда у меня по горло срочной работы. Я объяснил вам совершенно откровенно свою позицию, попросил вас поставить себя на мое место и посоветовать мне, как я должен поступить.
  Вы не осмелились предложить иной путь действий, а теперь обвиняете меня во вставлении палок в колеса. Вношу неразбериху в суть дела! Мне это не нравится. Черт возьми, сэр, я отказываюсь с вами сотрудничать. Мне больше нечего вам заявить.
  — Вам придется дать еще очень много показаний! — заорал Холдер. — Вы находитесь в моем округе. И не сможете покинуть его без моего разрешения.
  — Что вы имеете в виду, делая такое заявление?
  — Я могу вручить вам повестку с вызовом в суд. Я могу… могу вас арестовать!
  — За что?
  — За то, что вы сообщник… нет, пособник преступления!
  — Какого преступления?
  — Убийства.
  — Чьего убийства?
  — Эда Дейвенпорта.
  — Так кто же я: сообщник или пособник убийства?
  — Не знаю. Впрочем, нет, знаю. Пособник.
  — Каковы элементы убийства? — холодно спросил Мейсон.
  — Вы их знаете не хуже меня.
  — В таком случае вам лучше их доказать, — усмехнулся Мейсон. — Одним из первых элементов является мертвое тело, труп.
  — Мы пока еще не нашли его, но непременно найдем.
  — Черта с два найдете! Почему вы не проснетесь?
  — Проснусь от чего или для чего?
  — Проснетесь для того, чтобы рассмотреть вероятность того, что Эд Дейвенпорт вылез из окна и убежал со своей смазливой секретаршей, Мейбл Нордж. Где сейчас находится мисс Нордж? Найдите ее. Приведите ее сюда. Она обвинила меня в подмене содержимого конверта. Так пусть она все это скажет мне в лицо.
  — Я… Мы до сих пор не смогли разыскать мисс Нордж. Пока не смогли.
  — Ваше «пока» будет очень долгим! — рассмеялся Мейсон.
  — Она была страшно расстроена случившимся.
  — Я адвокат, — сердито сказал Мейсон. — И не намерен сидеть здесь и выслушивать обвинения Мейбл Нордж, будто я совершил какое-то преступление. Я требую немедленной встречи с Мейбл Нордж, пусть она лично повторит свои обвинения, а я допрошу ее касательно их.
  — Я допрашиваю вас… То есть пытаюсь допросить.
  — Вы предъявили мне обвинения, подсказанные вам мистером Бумом и Мейбл Нордж, и в то же время отказываетесь представить мне моих обвинителей.
  — Мистер Бум здесь.
  — Его обвинения основаны на слухах, он говорит с чужих слов.
  — Далеко не все, мистер Мейсон!
  — Все до единого! — повысил голос Мейсон и повернулся к Буму: — Как объяснила вам Мейбл Нордж причину своего появления в столь поздний час в этом доме?
  — Сказала, что проезжала мимо.
  — Вы прекрасно знаете, это не может быть правдой. Ей просто некуда было «проезжать мимо».
  — Она могла сделать круг по подъездной дороге и выехать снова на шоссе.
  — Несомненно, — подтвердил Мейсон. — Но люди так просто не «проезжают мимо». Возле дома тупик, конец дороги. Она не говорила, что заехала в дом, чтобы проверить, все ли в порядке. А заявила, что «случайно проезжала мимо», а позднее, когда я стал расспрашивать ее более настойчиво, призналась, что запуталась в словах, не так ли?
  — Ну, я как-то прослушал. Возможно, конечно, но я не уверен…
  — И она ничего не сказала вам о своем присутствии в доме раньше вечером?
  — Ну, она работает там. Я полагаю…
  — О ее приезде туда минут за тридцать до нашего прибытия?
  — За тридцать минут до того, как вы приехали? Она тогда там побывала? — спросил Бум.
  — Она об этом вам не упомянула?
  — Нет.
  — Не сообщила, что открыла письменный стол, извлекла из него шкатулку, в которой находился конверт, и заменила его другим?
  — Нет, конечно нет. Вы же там были. Присутствовали при разговоре.
  — Она уехала вместе с вами. По дороге она не сидела с закрытым ртом… Так она вам об этом не сказала?
  — Нет.
  — И не сообщила вам, как после полудня ходила в банк и сняла практически все до последнего цента со счета Эда Дейвенпорта с помощью чека, который он предварительно ей выписал, очевидно, именно на данный случай?
  Бум совершенно растерялся:
  — Она ничего мне про это не говорила! Я выяснил позднее в банке…
  — Вот вам, пожалуйста, — сказал Холдеру сердитым тоном Мейсон. — Почему вы не можете разыскать людей в своем собственном округе? Почему не разберетесь самостоятельно в этой истории, не обращаясь к окружному прокурору во Фресно или в Лос-Анджелесе, которые уверяют вас в свершившемся убийстве, как будто вы какой-то молокосос, нуждающийся в их указке?
  Почему не принимаете энергичных мер по горячим следам вместо вызова очень занятого человека из Лос-Анджелеса для того, чтобы он ответил на беспочвенные обвинения легкомысленной особы, которая тем временем ухитрилась сбежать?
  Холдер оторопело спросил у Мейсона:
  — Черт возьми, каким образом вы узнали про деньги, снятые со счета в банке, про исчезновение Мейбл Нордж?
  — А что? Или мне не полагалось об этом знать?
  — Об этом никто не знает. Этот секрет тщательно оберегался. Я распорядился в офисе вообще молчать об этом.
  — Бог ты мой! — воскликнул Мейсон. — А я-то считал это очевидным с самого начала, весьма тривиальная история.
  — Так вы считаете, в данном случае никакого убийства не произошло?
  — А кто, черт возьми, вообще говорит об убийстве?
  — Врач уверяет: человек был мертв.
  — А свидетель уверяет: покойник вылез из окна.
  Холдер закусил губу.
  — Давайте-ка внесем ясность, — холодно заговорил Мейсон. — Вы пытались от меня скрыть информацию?
  — Я ее не афишировал.
  — Вы старались, чтобы я не узнал о Мейбл Нордж?
  — Ну, если желаете, да.
  — Мое мнение таково: поскольку я в течение некоторого времени прилагал все усилия, чтобы найти с вами общий язык и быть полезным, то теперь я имею полное моральное право официально заявить: мне больше нечего сообщить. Я отвечал настолько свободно и откровенно, насколько мог. Подарил вам почти целый час!
  — Меньше часа.
  — Вполне достаточно для того, чтобы вы могли тщательно разобраться в ситуации. Теперь я отправлюсь назад к себе в контору.
  — Вы не можете покинуть пределы округа, пока я не дам вам разрешения.
  — Попробуйте меня задержать!
  — У меня десятки способов сделать это!
  — Ох, не советую даже и пытаться… Краснеть за такую глупость пришлось бы вам одному, и как краснеть!
  Перри Мейсон кивнул Делле Стрит и вышел из кабинета, оставив в комнате группу озадаченных людей, которые принялись о чем-то жарко спорить.
  Когда Мейсон вышел из здания, его окружили репортеры.
  — Ну? — посыпались вопросы. — Что произошло?
  Мейсон закрыл за собой дверь, усмехнулся и сказал:
  — Как я понимаю, ребята, теперь окружной прокурор намерен опубликовать заявление, в котором будут сообщены все новости. Если вы отправитесь к нему и зададите вопросы, полагаю, он с радостью ответит на них, а я в данных обстоятельствах предпочитаю, чтобы это сделал он.
  Мейсон почувствовал на себе взгляд репортера из «Оровилл Меркури» и подмигнул ему. Остальные репортеры распахнули двери и толпой устремились во внутренний офис.
  Пит Ингрем подошел к Мейсону.
  — Все в порядке? — спросил он.
  — Довезите-ка нас побыстрее до аэропорта, — попросил адвокат. — Поговорим по дороге.
  — Сюда, — предложил Ингрем.
  Они поспешили к машине репортера, припаркованной у обочины.
  — Постарайтесь действовать без задержки, ладно?
  — Что случилось? — спросил Ингрем, включая мотор.
  — Это была примечательная беседа, можете мне поверить. Вы имеете о ней хотя бы малейшее представление?
  — Практически единственное — нам точно известна ее продолжительность по времени. Мы слышали гул голосов, похоже, к концу они звучали гневно. Видимо, беседа началась в дружеском тоне, к концу же появились кислые ноты.
  — Интервью записано на магнитную ленту. Почему бы не настоять на том, чтобы…
  — Безнадежно. Наш окружной прокурор очень высокого мнения о себе, он тут единоличный хозяин. Даже не сознается о наличии записи.
  — Разрешите мне вести машину, — попросил Мейсон. — Задавайте вопросы, можете, если угодно, делать записи, я буду отвечать, потому что мы взлетим в ту же самую минуту, когда окажемся на аэродроме.
  Репортер остановил машину, обежал вокруг нее и занял место рядом с Мейсоном, который скользнул за руль.
  — Ол-райт, — сказал Мейсон, — спрашивайте.
  — Что случилось? — спросил Ингрем.
  — Прежде всего окружной прокурор заявил о формальном допросе, поэтому он и проводился здесь. Каждый раз, когда он задавал вопрос, например относящийся к дому в Парадайзе, я выставлял возражения, ссылаясь на право собственности.
  — Расшифруйте, пожалуйста.
  Мейсон охотно дал необходимые пояснения и подробно отчитался о встрече с Холдером.
  В аэропорту Перри Мейсон и Делла Стрит выскочили из машины и поспешили туда, где летчик слушал радио.
  — О’кей, — крикнул Мейсон летчику, — давайте займемся последними известиями по радио уже в воздухе.
  — Сейчас вылетаем, — ответил пилот. — Скажите, вы слышали новости, которые только что передавали?
  — О чем именно?
  — Вы интересуетесь этим делом во Фресно? Так они нашли тело.
  — Чье тело?
  — Дейвенпорта, которого убила жена.
  — Где находилось тело?
  — Было зарыто в неглубокой могиле в двух или трех милях от Крэмптона. Во всяком случае, предполагают, что это тело Дейвенпорта. Одет в пижаму с красными точечками или какими-то фигурками. Оно обнаружено несколько минут назад. Могилу продолжают раскапывать.
  Мейсон посмотрел на Ингрема, тот подмигнул в ответ.
  Адвокат снова обратился к пилоту:
  — Живее готовьте машину к отлету, выводите ее на летное поле. Пусть моторы прогреются на взлетной полосе, чтобы взлететь без задержки. Кто бы ни пытался вас остановить, взлетайте. Пошли. Получите лишнюю сотню, если вам удастся беспрепятственно отсюда улететь.
  Они поднялись в самолет, пилот запустил мотор, а через несколько секунд медленно двинулся к дальнему краю поля, где описал круг, повернул самолет носом к взлетной полосе и стал прогревать моторы.
  Наклонившись вперед, Мейсон крикнул:
  — Скоро взлетим?
  — Теперь уже через несколько секунд.
  — Сюда заворачивает машина, я хочу, чтобы мы оказались в воздухе до того, как она подъедет. Больше никаких задержек.
  — Не беспокойтесь, она непременно остановится, чтобы…
  — Она не остановится!
  — Я тоже, — засмеялся летчик, показывая белые зубы.
  Самолет побежал вперед по бетону. Машина круто повернулась, так что свет фар пересек взлетную полосу. Кроваво-красный свет прожектора, установленного на ее крыше, казался неестественно ярким, сирена выла на самой высокой ноте.
  Пилот ухмыльнулся, колеса самолета плавно оторвались от земли.
  — Эти моторы производят такой немыслимый шум, — сказал он, — что в момент взлета ровным счетом ничего не слышно. На какое-то мгновение мне даже послышался вой сирены… Что за чертовщина!
  — Лично я ничего не слышал, — сказал ему Мейсон.
  — Назад в Сакраменто? — спросил летчик.
  — Не в Сакраменто, а во Фресно. И если вы сможете сделать там посадку таким образом, что никому об этом не будет известно, это меня вполне устроит.
  — Вы не хотите лететь в Сакраменто?
  — Минуйте Сакраменто на максимальной высоте, понятно?
  Глава 7
  Самолет приблизился к освещенному пространству, которое обозначало границы Фресно.
  — Вы сможете лететь дальше до Лос-Анджелеса? — спросил Мейсон.
  — Конечно. Нужно будет только заправиться.
  — Приземлитесь во Фресно так, как будто это вынужденная остановка из-за бензина. Вы доставите мисс Стрит в Лос-Анджелес.
  — А вы?
  — Я останусь здесь.
  — О’кей, как вам удобно.
  — Когда окажетесь в Лос-Анджелесе, — продолжал Мейсон, — я бы попросил вас не говорить слишком много с газетчиками. Если вам удастся приземлиться таким образом, чтобы избежать интервью, я буду вам очень признателен. Мисс Стрит расплатится с вами чеком перед самой посадкой. Договорились?
  — Конечно.
  Мейсон обратился к Делле Стрит:
  — Я буду поддерживать с тобой связь, Делла. Постарайся хорошенько выспаться по дороге.
  — Как быть с Полом?
  — Я позвоню ему отсюда.
  Девушка схватила адвоката за руку, он успокаивающе похлопал ее по плечу:
  — Будь умницей.
  — Когда вы вернетесь?
  — Вероятно, завтра утром. Здесь я должен кое-что сделать.
  — Большая работа?
  — Не знаю.
  — Пристегните ремни, — предупредил пилот, — мы пошли на посадку.
  Он описал большой круг и приземлился в аэропорту. Как только машина, пробежав положенное расстояние по бетону, замерла, адвокат вылез, торопливо прошел в административное здание, нырнул в будку телефона-автомата, облокотился правой рукой на столик, чтобы его лицо не видели проходящие, и заказал разговор с Полом Дрейком.
  Через несколько минут в трубке раздался голос детектива.
  — Что делаешь во Фресно? — был его первый вопрос.
  — Надо же мне все взвесить, прежде чем начать действовать.
  — Они тебя сцапали?
  — Кто?
  — Тамошняя администрация.
  — Нет.
  — Тебя разыскивают.
  — На каком основании?
  — Власти считают, что ты сбежал, обведя их вокруг пальца.
  — Вот как?
  — Все из-за письма, которое Дейвенпорт оставил с просьбой вскрыть после его смерти.
  — Ну и что?
  — Считают, ты забрал письмо, заменив его шестью совершенно чистыми листочками.
  — Ну и как я теперь выгляжу?
  — Здешний окружной прокурор без колебаний отнес тебя к пособникам преступления.
  — Давай дальше, — попросил Мейсон. — Что еще? Где миссис Дейвенпорт?
  — Очевидно, во Фресно.
  — Как я понял, труп нашли?
  — Точно.
  — Точно установили личность?
  — Точно. Тело закопано в неглубокую могилу. Есть любопытные подробности, Перри: могила вырыта заранее, за двое или трое суток. Так сказать, ждала наготове.
  — Ты уверен?
  — Железно.
  — Откуда знаешь?
  — Возле могилы играли ребятишки, превратив ее в крепость. Вот почему и труп так легко обнаружен. Ребятишки пожаловались, что кто-то забросал землей их форт. Описали подробно родителям, какой у них был чудесный форт, форму, размеры, все такое. Отец одного из мальчишек пошел посмотреть, в чем дело. Он заподозрил неладное. Земля не была утрамбована. Он взял лопату, выкопал яму глубиной в пару футов и наткнулся на ногу трупа. После этого, понятно, он побежал в полицию, и они извлекли тело Эда Дейвенпорта.
  — Как давно он умер?
  — Вчера. Очевидно, доктор Рено оказался прав, тамошние власти униженно просят у него прощения.
  — Что в отношении того человека, который видел, как труп вылезал из окна?
  — Полиция придерживается мнения, что сообщник-мужчина погрузил сначала труп в машину, а потом зачем-то вошел снова в дом и уже вылез через окно. Я в этом не очень-то разобрался.
  — Одевшись в пижаму?
  — Они считают, что это был камуфляж на случай, если его кто-то заметит.
  — Что еще?
  — Ты совершенно правильно догадался в отношении вымышленного имени. Полагаю, тут мы опередили полицию. Мистер Фрэнк Л. Стэнтон был зарегистрирован в «Велчбург-мотеле» во Фресно. Скорее всего, действительно Дейвенпорт. Описание его внешности совпадает, и он даже сообщил настоящий номер своего автомобиля. Но он там не пил. У него был поздний визитер, совещание продлилось далеко за полночь. Разговаривали они очень громко, одна из пар в соседнем коттедже даже жаловалась.
  — Мужчина или женщина?
  — Кто жаловался?
  — Нет, кто был у Дейвенпорта?
  — Мужчина. Но нам об этом мало известно. Мы как бы между прочим порасспрашивали миссис Велчбург, чтобы не встревожить ее. Побоялись, как бы она не отправилась в полицию, если мы станем задавать слишком много вопросов. А тебе это могло не понравиться!
  — Можешь не сомневаться.
  — О’кей, Перри. Я еще не все выложил. Должен рассказать о милой твоему сердцу Саре Энзел, которая осаждает твою контору. Герти, когда дежурила на коммутаторе, подсказала ей, что она может передать через меня решительно все, поскольку я, возможно, свяжусь с тобой.
  — Чего она хочет? — спросил Мейсон.
  — Сейчас она полна раскаяния, она изменила свои мысли и чувства полностью. Сокрушается, что действовала импульсивно, когда утратила веру в миссис Дейвенпорт. Тогда она очень устала и позволила необоснованным подозрениям взять верх над благоразумием. Теперь жалеет, почему не отрезала себе болтливый язык.
  — Но до этого «просветления» она успела все выболтать полиции? — спросил Мейсон.
  — Совершенно определенно, выложила не только факты, но и свои досужие домыслы. Полиция отнеслась к ней недостаточно почтительно, и это привело ее в ярость. Она начала хладнокровно рассуждать и поняла, что осудила Мирну, основываясь на косвенных доказательствах, даже не соизволив выслушать ее. Теперь, как я уже сказал, она сокрушается и проливает слезы. Она желает сообщить, что ты можешь на нее целиком положиться. Надеется через тебя передать доброе слово Мирне.
  — Как трогательно!
  — Выбалтывает все, что знает и воображает, а затем вспоминает о всепрощении… Или, возможно, надеется раздобыть новый камень, чтобы в подходящий момент швырнуть его в Мирну или в тебя.
  — Ты думаешь, ее подослала полиция? — спросил Мейсон.
  — Не исключено, — задумчиво ответил Дрейк, — но если это игра, то она превосходная актриса. Она же по-настоящему рыдает! И просит, чтобы ты вызвал ее. Или позвонил ей, как только я с тобой свяжусь. Оставила номер телефона. Он тебе нужен?
  — Нет! — решительно ответил адвокат. — Не верю в бескорыстие и искренность этой особы. Я закажу с ней отсюда междугородный разговор, а через пять минут она сообщит об этом полиции, и у меня на хвосте повиснут все полицейские этого округа.
  — Я подумал то же самое. Что ты собираешься делать теперь?
  — Отправлюсь в «Велчбург-мотель», сниму комнату и попытаюсь выудить информацию из миссис Велчбург.
  — Зарегистрируешься под чужим именем?
  — Нет. Это было бы расценено как бегство. Зарегистрируюсь под своим. Если повезет, у меня будет от двадцати минут до получаса до того, как меня схватит полиция… Давно была выкопана могила, Пол?
  — Самое малое три дня назад. Ребята играли в ней в течение трех дней до того, как ее закидали землей.
  — Скверно… Окружной прокурор использует этот факт как доказательство преднамеренности.
  — Он уже заявил об этом в интервью для прессы. Сказал, это одно из самых трусливых и хладнокровных предумышленных убийств, с которыми он когда-либо имел дело.
  — О’кей, Пол. Увидимся.
  Мейсон оставался в телефонной будке до тех пор, пока не убедился в отсутствии за ним наблюдения, затем выскользнул, сел в такси и поехал в «Велчбург-мотель».
  Женщина, сидевшая за письменным столом в офисе, являла собой тип почтенной матроны лет пятидесяти с добрым, улыбчивым ртом, но внимательными, зоркими глазами.
  — Хэлло, — поздоровался Мейсон. — Я здесь без багажа. Не думал оставаться. Единственное, что у меня есть, так это деньги.
  — А это единственное, что нам требуется, — ответила миссис Велчбург. — У нас остались два свободных номера. Выбирайте любой за пять долларов.
  Мейсон отдал ей деньги и одновременно протянул одну из своих визитных карточек.
  — Я адвокат, — объяснил он, — и пытаюсь узнать кое-что о деле, которым в настоящий момент занимаюсь.
  — Неужели?
  — Меня интересует некий Фрэнк Л. Стэнтон. Он останавливался у вас пару дней назад.
  — Да, да. Послушайте, вы второй человек, который расспрашивает о нем.
  Дружески улыбнувшись, Мейсон пояснил:
  — У мистера Стэнтона разнообразные интересы.
  — В чем дело? Он что-то натворил?.. Уж не…
  — Нет, — поспешил ее успокоить адвокат. — Все дело в том, что ему надо вручить кое-какие бумаги.
  — Ох! — воскликнула женщина, а через минуту подозрительно спросила: — Развод?
  — Я не имею права вдаваться в подробности, дело связано с правом на горнодобывающую собственность. Срок истекает через пару дней, и в случае, если покупатель пожелает приобрести право… Короче, вы понимаете, получится крайне неудобно, если нам не удастся разыскать мистера Стэнтона.
  — Да, да, все ясно. Он останавливался здесь всего на одну ночь, но оставил свой адрес в Лос-Анджелесе.
  — У меня есть его адрес, — сообщил Мейсон, — но его нет дома и… Конечно, в запасе есть еще два дня, но дело страшно осложнится, если он будет продолжать прятаться. Вы что-нибудь о нем помните?
  — Не очень много, — сказала женщина. — Он говорил о своем бизнесе, связанном с шахтами. Это точно. При нем было два чемодана, очевидно весьма тяжелых, помнится, сказал, что в них находятся образцы.
  — Образцы руды?
  — Полагаю, что так. Кроме того, у него был еще только что купленный ручной чемодан небольших размеров.
  — Новый?
  — Да, он был еще завернут в бумагу, наружу торчала одна ручка, и сразу видно — пустой, а вот те два чемодана — набиты.
  — Оба?
  — Да.
  — Скажите, он прибыл один?
  — Да, он приехал один. Это я помню отчетливо. Зато к нему заходили какие-то посетители. Приблизительно в половине двенадцатого позвонил постоялец, занимающий соседний номер. Он сказал, что не любит жаловаться, но люди в коттедже, который я сдала мистеру Стэнтону, очень громко разговаривают, он не может заснуть. И очень вежливо попросил меня позвонить туда и предложить им вести себя потише.
  — Громкие разговоры? Спор?
  — Очевидно, нет. Они говорили нормальными голосами, но поскольку было уже поздно, всюду стояла тишина, казалось, разговор шел на повышенных тонах. Вы сами знаете, как это бывает, если вы пытаетесь уснуть, а какой-то негромкий монотонный звук, неисправный туалет, капли воды из крана или что-то в этом роде действуют на нервы и под конец становятся совершенно непереносимыми.
  — Понимаю, — кивнул Мейсон. — Едва ли вы можете знать, в котором часу уехал утром мистер Стэнтон?
  — Нет, я этого не знаю. Ведь я нахожусь на ногах до часа-двух, а то и до трех часов ночи, утром поднимаюсь поздно. Горничные занимаются уборкой номеров.
  — У вас очень приятное местечко.
  — Благодарю вас.
  — Сколько у вас номеров?
  — Пятьдесят два.
  — Большое заведение. Руководить им непросто!
  — Вы совершенно правы.
  — Полагаю, у вас много проблем. Что ответил мистер Стэнтон, когда вы позвонили и сказали ему о соседе?
  — Сказал, у него проходило совещание, но они уже обо всем договорились. Мне думается, так оно и было. Я выглянула из окна и заметила машину, припаркованную перед его номером. Через несколько минут она уехала.
  — Вы не обратили внимания, какая была машина?
  — Нет, самая обычная машина, из наиболее распространенных. Именно по этой причине я не обратила на нее внимания. Понимаете, машины меня не интересуют… Вот мой муж, взглянув на машину, с точностью назовет вам не только марку, но и год выпуска, фирму, модель и так далее. Я же в этой области профан.
  — Стэнтон не заказывал отсюда междугородных разговоров? — спросил Мейсон.
  — Этого я не знаю. Понимаете, мы не можем контролировать разговоры, если они ведутся в номерах. Поэтому, если люди хотят заказать междугородный разговор, мы предлагаем им воспользоваться услугами платного переговорного пункта в холле. Конечно, это громко сказано, просто у нас там находятся две кабины для междугородных переговоров. Разумеется, мы можем устроить подобный разговор из номера. И иногда это делаем, когда знаем человека, но для незнакомых постояльцев этот порядок не действует.
  — А мистер Стэнтон не просил устроить ему междугородный разговор?
  — У меня — нет, я уверена, он никуда не звонил, на его счете не сделано пометки.
  — Но он мог спуститься в вестибюль и позвонить?
  — Да.
  — Это было бы замечено?
  — Нет. Исключено.
  Мейсон улыбнулся:
  — С вашего разрешения я сам позвоню.
  Продолжая улыбаться, он вошел в телефонную будку и попросил его соединить с офисом шерифа. После того как ему ответили, он настойчиво потребовал, чтобы с ним переговорил старший офицер. Услышав, что с ним беседует помощник шерифа, он представился:
  — Я Перри Мейсон, адвокат. Прибыл сюда, чтобы проконсультироваться с моей клиенткой, миссис Эдвард Дейвенпорт. Вы заключили ее в тюрьму. Я хочу с ней поговорить.
  — Вы… Вы… Вы — Перри Мейсон?
  — Совершенно верно.
  Голос внезапно стал предупредительно вежливым.
  — Где вы сейчас находитесь, мистер Мейсон?
  — В «Велчбург-мотеле». Я хочу вызвать такси, чтобы ехать в ваш офис. Хочу поговорить с моей клиенткой.
  — Вам вовсе не нужно беспокоиться, мистер Мейсон. — Голос стал еще любезнее. — Мы всегда стараемся быть гостеприимными, обязательно обеспечим вас машиной. Оставайтесь на месте, машина придет через пять минут.
  — Так уж и через пять минут?
  — Возможно, и скорее. Одну минуточку, пожалуйста. Я посмотрю, что можно сделать. Подождите у аппарата.
  Секунд тридцать трубка молчала, затем голос вновь появился:
  — У нас есть машина для вас, мистер Мейсон. Мы вас разыскивали.
  — Неужели?
  — Да. Вы ездили в дом мистера Дейвенпорта в Парадайзе, не так ли?
  — Нет.
  — Не ездили? — недоверчиво спросил голос.
  — Нет, — твердо повторил адвокат. — Я ездил в дом миссис Дейвенпорт, а на тот случай, если вас интересует содержимое конверта, я бы посоветовал вам обратиться к Мейбл Нордж, секретарю мистера Дейвенпорта, и хорошенько ее допросить. На тот случай, если вы еще чем-то интересуетесь, могу сообщить, что мистер Дейвенпорт останавливался в этом мотеле вечером накануне своей смерти. Да, да, в «Велчбург-мотеле». Он зарегистрировался под именем Фрэнка Л. Стэнтона.
  — Вы уверены? — спросил офицер.
  — Описание внешности совпадает, а также номер его машины.
  — Почему вы сообщаете нам об этом?
  — Бог ты мой! — удивленно воскликнул Мейсон. — А разве у меня есть основания не сообщать вам этого?
  — Да нет, вроде бы нет… Просто я подумал, вы бы предпочли не делиться с нами известными данными.
  — Откуда у вас такие старомодные воззрения? Ага, я вижу, на подъездную дорогу завернула машина с красным светом. Полагаю, это мой транспорт. Вы прибыли сюда весьма быстро.
  — Мы стараемся быстро работать, мистер Мейсон, — заявил помощник шерифа. — Наша машина патрулировала в районе по соседству с вами, она объезжала все мотели, стараясь установить, в котором из них останавливался мистер Дейвенпорт.
  — Ну, рад, что избавил вас от излишних хлопот, — сказал Мейсон и повесил трубку, когда два широкоплечих помощника шерифа вошли в холл.
  Глава 8
  Полицейская машина резко затормозила у обочины, и Мейсона проводили в здание. Высокий человек с добродушной усмешкой шагнул ему навстречу и протянул руку:
  — Перри Мейсон?
  — Он самый, — подтвердил адвокат, пожимая предложенную ему руку.
  — Я Талберт Вэндлинг, окружной прокурор здесь, во Фресно. Похоже на то, что мы с вами в одном деле, только с разных сторон.
  Мейсон оценивающе взглянул на местного окружного прокурора. Спокойные, внимательные глаза, легкая, свободная приветливость исходила от него.
  — Мне кажется, — сказал Мейсон, — вы можете быть весьма опасным противником.
  — Стараюсь, — ответил Вэндлинг. — Что это за история со вскрытым письмом в округе Бьютт?
  — Предполагают, что его вскрыл я? — спросил Мейсон.
  — У тамошнего окружного прокурора нет ни малейших сомнений.
  — Это считается преступлением?
  — Ну, — пожал плечами Вэндлинг, — все зависит от того, как смотреть.
  Мейсон понимающе улыбнулся:
  — Полагаю, у вас полно забот в своем округе.
  — Можете не сомневаться.
  — В таком случае, думаю, вам совсем необязательно одалживать проблемы из округа Бьютт только для того, чтобы не чувствовать себя бездельником.
  Вэндлинг откинул голову и засмеялся.
  — Как мне сообщили, вы держите у себя миссис Дейвенпорт. Она моя клиентка. Я хочу поговорить с ней и дать ей несколько советов.
  Улыбка моментально исчезла с лица Вэндлинга.
  — В этом деле есть некоторые моменты, которых я не понимаю, мистер Мейсон. Начнем с того, что я бы не хотел осудить невинного человека. По ее словам, она ничего не знает об убийстве. Иначе говоря, она невиновна.
  Мейсон красноречиво молчал.
  — К несчастью, — продолжал Вэндлинг, — кое-какие обстоятельства не позволяют мне принять ее заверения.
  — Как вы относитесь к трупу, выбравшемуся из комнаты через окно? — спросил Мейсон.
  — Это один из моментов, к которому я перейду позже. А прежде чем выложить перед вами все свои карты, я хотел бы, чтобы вы ответили мне тем же самым.
  — Что ж, согласен. Только зачем же их выкладывать все сразу? Выложите одну, а я посмотрю, есть ли у меня равная ей.
  — Ол-райт, будь по-вашему… Должен откровенно признаться, полиция допустила грубейшую ошибку.
  — Не понимаю.
  — Человек, который видел, как фигура, одетая в пижаму, вылезла из окна и уехала на машине, ускользнул от нас.
  — Как такое могло случиться?
  — Он дал полицейским ложный адрес и, очевидно, выдуманное имя.
  — И офицеры, ничего не проверяя, отпустили его с миром?
  Вэндлинг с досадой развел руками, мол, в полиции работают тоже люди, а им свойственно ошибаться.
  — Судите сами, он зарегистрировался здесь, в мотеле. И был не один. Парочка назвалась мужем и женой. Он сообщил полицейским, что видел, как какой-то человек, одетый в пижаму, вылез из окна и уехал на автомобиле. Полицейские спросили у него имя и адрес, он назвал данные, записанные в регистрационном журнале. Полицейские сверились с записью. Оказалось, пара приехала накануне, все данные совпадают, и на этом они успокоились. Конечно, им следовало потребовать водительские права и проверить номер машины… Они даже не попросили предъявить документы. Повторяю, это грубейшая ошибка. Единственное объяснение такой халатности — полицейские были убеждены в том, что не существовало никакого тела, а просто запертый в комнате человек улизнул через окно от непривлекательной жены.
  Глаза у Мейсона посуровели.
  — Продолжайте.
  — Очевидно, этот человек затем призадумался и сообразил, что будет неизбежно вызван в качестве свидетеля, его подлинная фамилия, а возможно, и фамилия его спутницы будут установлены, и он поспешил удалиться.
  — Так что полицейские не знают, кто это был?
  — Не имеют ни малейшего понятия. У них есть только названное им имя, но, разумеется, оно не настоящее, в этом я полностью уверен. Адрес фиктивный, точно так же, как и номер машины, записанный в регистрационном журнале.
  — Откуда вы знаете?
  — Мы проверили владельца автомобиля с таким номером. Он живет в южной части штата, женат, имеет семью, и нет ни малейшего сомнения в том, что он не тот человек, который нам нужен. Более того, на протяжении последних двух суток он никуда не отлучался из дома, его автомобиль тоже на месте. Он никому не одалживал машину и, скорее всего, вообще никогда не бывал в этой части штата.
  Мейсон с досадой стукнул по столу и воскликнул:
  — А ведь этот человек из мотеля является самым важным свидетелем защиты!
  Вэндлинг посмотрел на адвоката даже с некоторым сочувствием.
  — Если бы этот свидетель был необходим для обвинения, я сомневаюсь, чтобы ваши полицейские его так бездарно упустили.
  Вэндлинг проглотил пилюлю, но не смолчал:
  — В ваших словах содержатся определенные намеки, и мне не нравится, каким тоном вы их произнесли.
  — Я намекаю на случившееся, а оно мне тоже весьма не нравится.
  Заразительная улыбка тут же вернулась на лицо Вэндлинга.
  — Конечно, Мейсон, но будем справедливы. Если бы этот человек был свидетелем обвинения, его заявление доказывало бы факт совершения преступления. Правильно?
  — По всей вероятности.
  — Тогда бы полицейские знали: они работают по делу об убийстве, с них снимут головы, если свидетель скроется, и в этом случае, естественно, непременно предприняли бы шаги для установления его личности, чтобы не было трудностей, когда потребуется вызвать его для дачи показаний. Но в данном случае рассказ очевидца доказывал, что никакого преступления не было. И полицейские действовали с меньшей ответственностью, чем следовало бы. Во всяком случае, я надеюсь, такого ляпсуса не случилось бы. Непозволительная ошибка, я с вами вполне согласен, и она не дает мне покоя.
  — Это крайне важный свидетель, — снова повторил Мейсон. — Полиция должна принять меры для того, чтобы его разыскать.
  — Полностью согласен с вами.
  — Ну и что же теперь получается? — спросил Мейсон.
  — Боюсь, — ответил Вэндлинг, — у нас с вами прямо противоположные интересы в итоге. Учитывая то, как обстоят дела в настоящий момент, я намерен предъявить Мирне Дейвенпорт обвинение в убийстве и привлечь ее к уголовной ответственности. Естественно, я не стану этого делать, если Эд Дейвенпорт на самом деле вылез из окна того домика. Однако даже если нам удастся разыскать свидетеля, практически он может подтвердить лишь одно: да, он видел мужчину, одетого в пижаму, когда тот вылезал из окна, заметил, что он был босым, что сел в стоявший тут же автомобиль и уехал. Вообще-то человек соответствует в общих чертах описанию Эда Дейвенпорта.
  — Вы нашли труп? — спросил Мейсон.
  — Нашли.
  — Никаких сомнений, что это Эд Дейвенпорт?
  — Абсолютно никаких.
  — Как труп одет?
  — В пижаму. С босыми ногами, похоронен в могиле, выкопанной дня за два-три до этого.
  — Вы хотите сказать, тело опустили в яму, которая уже была приготовлена?
  — Вы так ее описываете. А я считаю, это была самая настоящая могила, вырытая заблаговременно со специальной целью: положить в нее тело Дейвенпорта.
  — Каким образом он умер?
  — Пока мы точно этого не знаем, но есть основания предположить отравление ядом.
  — Мышьяк?
  — Цианистый калий. Вскрытие еще не произведено.
  — В таком случае смерть должна была быть почти мгновенной?
  Вэндлинг согласился, ожидая других вопросов.
  — Конфеты? — спросил Мейсон.
  — Конфеты в его портфеле начинены мышьяком и цианистым калием. В большинстве шоколадок имелся мышьяк, в нескольких — цианистый калий. Поразительно аккуратно осуществленное отравление… Частично жидкая начинка вытянута с помощью шприца, надо полагать, и заменена жидкостью, содержащей яд.
  — Какого дьявола кому-то вздумалось прибегнуть к помощи двух видов яда? — спросил Мейсон.
  Вэндлинг пожал плечами:
  — Хотел бы я знать ответ на ваш вопрос.
  — В особенности странно, что один из ядов действует медленно, второй же — молниеносно.
  — Это непростой вопрос, — согласился Вэндлинг. — Фактически в данном деле имеется целый ряд вопросов, на которые я не могу ответить. Я не люблю выступать в качестве обвинителя в деле, в котором не разобрался до конца. Если я призову жюри вынести смертный приговор этой женщине, я должен быть уверен: именно она виновна в совершении хладнокровного, предумышленного убийства.
  Мейсон с одобрением взглянул на собеседника.
  — Я много читал о вас, — продолжал Вэндлинг. — Вы упорный и находчивый борец. Вы верите в силу драматизма. Мне бы не хотелось выступать против вас в деле, в котором не все раскрыто и выяснено.
  — И что же? — спросил Мейсон.
  Вновь на лице Вэндлинга появилась дружеская улыбка.
  — Это все, что я могу вам сказать в настоящий момент.
  — Как это?
  — Могу повторить. Не в моих правилах требовать смертного приговора в деле, пока я не буду уверен, что это хладнокровное, преднамеренное, заранее подготовленное убийство. А в данном деле есть моменты, которые я до сих пор не смог объяснить. И не могу найти на них ответы. Есть свидетель защиты, которого упустила полиция. Я должен заботиться о своей репутации. Вы опасный противник. Если в деле выплывет такой факт, который обвинение не сможет объяснить, вы так его обыграете и драматизируете, что он будет казаться самым важным.
  — И дальше?
  — Это все, больше я не могу ничего сказать в настоящий момент.
  — Ну что же, как я считаю, мы понимаем друг друга, — выдохнул Мейсон.
  — И вы хотите увидеться с обвиняемой?
  Мейсон подтвердил свое требование.
  — Я лично приехал сюда, — заговорил Вэндлинг, — потому что хотел познакомиться с вами и не чинить препятствий для свидания… В нашем округе мы не сторонники допросов третьей степени, мы разрешаем обвиняемым встречаться с их защитниками, поэтому миссис Дейвенпорт ожидает вас в зале свиданий. И я даю вам слово, помещение не оборудовано никакими подслушивающими устройствами. Если миссис Дейвенпорт пожелает встретиться со мной, я задам ей кое-какие вопросы. А не захочет на них отвечать, это ее право. Вы ее адвокат, в нашем округе мы будем относиться к вам с подобающим уважением и станем охранять права обвиняемой с таким же рвением, как и вы.
  — Благодарю, — поклонился Мейсон.
  — Но если улики будут доказывать преднамеренное отравление, я потребую для нее смертного приговора, — добавил Вэндлинг.
  Мейсон согласился:
  — Все правильно.
  — А если ее оправдают здесь, то прокурор из Лос-Анджелеса намерен обвинить ее в отравлении мисс Гортензии Пакстон.
  Мейсону и тут оставалось только кивнуть в знак согласия.
  — Я подумал, что мне необходимо все это вам сказать, — продолжал Вэндлинг, — в особенности если ваша подзащитная признает себя виновной. Сейчас, учитывая бегство от полиции свидетеля защиты, если миссис Дейвенпорт по вашему совету добровольно признает себя виновной, я ограничусь для нее требованием пожизненного заключения, а не смертной казни.
  — После чего ее переведут в Лос-Анджелес и станут судить за убийство Гортензии Пакстон, — продолжил ход событий Мейсон. — И хотя суд не будет располагать ни малейшими доказательствами ее вины, окружной прокурор непременно вспомнит об осуждении во Фресно за отравление мужа, после чего все члены жюри единогласно решат, что она отравительница, и уже не станут слушать ничего говорящего в ее пользу, признают виновной в смерти Гортензии Пакстон и приговорят к смерти.
  Вэндлинг потер обеими ладонями себе щеки и медленно кивнул:
  — Да, коллега, у вас свои проблемы.
  — Итак, я отправляюсь беседовать с моей подзащитной, — напомнил Мейсон. — Благодарю за то, что вы выложили свои карты на стол. Убежден, имея вас противником на суде, мне придется тяжко.
  Вэндлинг с достоинством пожал руку Мейсону:
  — Буду стараться из всех сил, чтобы так оно и получилось… А что случилось в Парадайзе? Меня интересует конверт с чистыми листочками бумаги, распечатанный над паром. Хотите сделать какое-нибудь заявление?
  Мейсон состроил гримасу наивного непонимания.
  — Я так и думал, — усмехнулся Вэндлинг. — Тамошний окружной прокурор предупредил меня по телефону: вы охотно отвечаете на все вопросы, но при этом ничего не говорите. Якобы вы его форменным образом «заговорили».
  — Человек меняет свою тактику с разными людьми и при разных обстоятельствах. Полагаю, с вами трудно много говорить и ничего не сказать.
  Вэндлинг заразительно рассмеялся:
  — Ол-райт, Мейсон, идите на свидание со своей клиенткой. И если вам что-нибудь потребуется, звоните мне. Я буду в клубе «Ротариэн», мне бы очень хотелось, чтобы вы приехали туда. Я бы познакомил вас со своими друзьями. Если пожелаете сыграть в гольф, мы сможем…
  — Большое спасибо, — прервал его адвокат, — боюсь, я буду очень занят.
  — Ну, желаю удачи. Полагаю, она нужна нам обоим, — попрощался Вэндлинг.
  Глава 9
  Миссис Дейвенпорт ожидала Мейсона в небольшой комнатке, напоминающей офис, с удобными креслами и столом. Если не считать особого сладковатого запаха, смешанного с запахом карболки, столь характерного для мест такого рода, ничто не указывало на помещение тюрьмы.
  Мирна Дейвенпорт быстро посмотрела на адвоката, затем сделала несколько шагов с протянутой рукой. Ее пальцы, казалось, вцепились ему в руку, как будто она хотела почерпнуть от него силы.
  — Я страшно рада вашему приходу, — произнесла она своим монотонным голосом. — Меня предупредили, что вы здесь. Окружной прокурор очень симпатичный.
  — Вы с ним разговаривали?
  — Да.
  — Что вы ему сказали?
  — Все, что знаю о случившемся.
  — Вы ничего не подписывали?
  — Нет.
  — С этого момента перестаньте разговаривать. Пусть говорят другие.
  — А что мне отвечать, если меня будут спрашивать?
  — Отсылайте ко мне. Объясните: на все вопросы отвечаю я.
  — Но, мистер Мейсон, мне хотелось бы внести полную ясность…
  — Конечно, конечно. Кому этого не хочется? Но когда вам удастся все прояснить в отношении вашего мужа, они намерены переправить вас в Лос-Анджелес и судить за убийство Гортензии Пакстон.
  — Господи, как же так?
  — Каждый округ рассчитывает, что не он, а другой сломит ваше сопротивление. Мало того, если вас осудят хоть за что-то в одном округе, то во втором наверняка вынесут смертный приговор. Поговорим откровенно. Выложите свои карты на стол, надо смотреть правде в лицо.
  Мирна Дейвенпорт буквально упала в одно из кресел — очевидно, не держали ноги.
  — Это очень больно? — спросила она.
  — Что именно?
  — Смерть от газа.
  Мейсон вскинул на нее глаза:
  — Уверяют, это безболезненно. Человек делает вдох и умирает через десятую долю секунды.
  — Ну, вы немного меня успокоили. Кто-то говорил, люди кашляют, задыхаются, долго мучаются перед тем, как умереть.
  — Кто вам это сказал? Полицейский?
  — Один из здешних заключенных.
  — Женщина?
  — Да.
  Мейсон решительно заявил:
  — Держитесь от нее подальше. Ни с кем не разговаривайте. Не заводите ни с кем дружбу. Сидите тихо. Все эти «доброжелатели» могут действовать с определенной целью. Предоставьте мне вести ваше дело.
  — Так вы и дальше согласны представлять меня, мистер Мейсон?
  Адвокат подтвердил свое намерение.
  — Я боялась, что вы можете… вы отступитесь.
  — Нет, я не отступлюсь. Даже если вы виновны, то имеете право на справедливый суд. Имеете права, которые вам дарует закон. Моя обязанность — проследить за тем, чтобы вас ни в чем не ущемили.
  — Благодарю вас.
  — Вы виновны?
  — Нет.
  — Но вы отравили Гортензию Пакстон?
  — Не я.
  — А мужа?
  — Только не я.
  — Вам придется кое-что объяснить, — устало произнес Мейсон. Подтянув стул, он сел напротив нее.
  — Знаю.
  Мейсон придирчиво наблюдал за ней.
  — Ваша приятельница, Сара Энзел, ополчилась против вас.
  — Теперь она снова на моей стороне.
  — Откуда вы знаете?
  — Она звонила по телефону.
  — Они разрешили вам с ней разговаривать?
  — Да.
  Мейсон опять сердито нахмурился:
  — Они записали ваш разговор… Что она вам сказала? Что-нибудь существенное?
  — Только о своих сомнениях во мне, о разговоре с полицией, которой она выложила известное ей и свои предположения, но потом хорошенько обо всем подумала, и ей стало стыдно за такое поведение.
  — За свое предательство, вот как это называется, миссис Дейвенпорт. Ее никто не тянул за язык, а она сообщила полиции, что наблюдала за тем, как вы выкопали яму и зарыли в нее какие-то яды.
  Мирна подняла голову и посмотрела в глаза Мейсону. На какое-то мгновение на ее лице появилось паническое выражение.
  — Неужели она рассказала об этом полиции?
  Мейсон от возмущения только рукой махнул.
  — Зачем? — почти простонала Мирна, сложив на коленях руки, потом опустила голову и сказала со вздохом: — Конечно, у нее были все основания сомневаться во мне.
  — Вы укладывали чемодан мужу, когда он уезжал в поездки?
  — Да.
  — Он возил с собой конфеты?
  — Да, всегда.
  — Их покупали вы?
  — Да.
  — Конфеты в его портфеле были отравлены.
  — Знаю. Мне об этом сказали.
  — Вы их не отравили?
  — Нет.
  — Кто тогда?
  — Не знаю.
  — Вы жили в доме в Парадайзе?
  — Да.
  — А после того как заболел ваш дядя, Уильям Делано, перебрались к нему?
  — Да.
  — А что делал ваш муж?
  — Большую часть времени он проводил в Парадайзе, но иногда приезжал нас навестить.
  — Вашему мужу не нравилась идея вашего переезда в Лос-Анджелес?
  — Нет.
  — Почему?
  — Он сказал, я слишком много вожусь с лекарствами, превратилась в форменную сиделку, тем более, когда дядя Уильям умрет, я не получу ни цента из его состояния.
  — Что заставляло его так говорить?
  — Он считал, что по завещанию все получит Гортензия. Даже после того, как она умерла, Эд не хотел, чтобы я оставалась там.
  — Что так?
  — Ему не нравилась тетя Сара. По какой-то причине Эд думал, что ей удастся получить львиную долю денег дяди Уильяма.
  — Если вас осудят за убийство Гортензии Пакстон, она еще сможет на это рассчитывать, — сообразил Мейсон. — Тут возникает весьма любопытный юридический вопрос.
  — Я не убивала Гортензию. Я ее очень любила.
  — Ваш муж так и не перебрался в дом в Лос-Анджелесе, верно?
  — Перебрался, но только после того, как умер дядя Уильям. Но все равно он проводил много времени в Парадайзе, тот дом он превратил в свой офис. Он говорил, ему легче управлять своими горнорудными делами оттуда.
  — Вы укладывали ему чемодан и портфель. Вспомните, как вы это сделали, когда он уезжал в последний раз в Парадайз.
  — Я прекрасно помню.
  — Что именно вы запаковали?
  — Кое-что из одежды, так как большая часть его гардероба находится в Парадайзе. Я уложила несколько рубашек, носки, пижаму.
  — Вы помните пижаму?
  — Да.
  — Как она выглядела?
  — Белая с красными небольшими фигурками.
  — Что за фигурки?
  — Подобие геральдических линий.
  — Вы видели эту пижаму на нем, когда было найдено тело?
  — Нет.
  — Они ее вам не показывали?
  — Нет.
  — Полиция не просила вас взглянуть на труп?
  — Нет.
  — Возможно, они еще это сделают, — предупредил Мейсон. — Вы должны подготовиться к шоку.
  — Да, я знаю.
  — Думаете, вам удастся сохранить спокойствие?
  — Да, конечно.
  — Почему вы говорите «конечно»?
  — Я не слишком впечатлительна.
  — Да, с этим я могу согласиться, — сердито произнес Мейсон. — Похоже, вы не понимаете, в какое затруднительное положение попали!
  — Я все понимаю.
  — Итак, когда вы в последний раз укладывали вещи мужа перед отъездом из дома, вы положили в портфель коробку с конфетами?
  — Да.
  — Где вы взяли конфеты?
  — Купила в кондитерском магазине. Две коробки. Одну положила в портфель, вторую оставила в ящике бюро.
  — Вы не открывали ни одной из этих коробок?
  — Нет.
  — Вы уверены?
  — Да, конечно.
  — Вы даже не нарушили обертку?
  — Нет. Коробки оставались в том виде, как они получены из кондитерской. Я только сняла оберточную бумагу. Коробки были упакованы в целлофан. Его я не повредила.
  — В таком случае вы уверены: полиция не может обнаружить следов ваших пальцев ни на одной конфете?
  — Конечно нет.
  — Кто-то вскрыл коробку и наполнил конфеты ядом, вернее, двумя ядами разных видов.
  — Так мне сказали.
  — Это не ваша работа?
  — Нет, конечно.
  — Подобная обработка шоколада — дело трудоемкое. На поверхности конфет непременно должны остаться отпечатки пальцев.
  — Прекрасно. Это не мои.
  — Я могу быть в этом уверенным?
  — Несомненно. Я обещаю, даю честное слово.
  — Сколько чемоданов было у вашего мужа, когда он уезжал?
  — Один в форме большого портфеля. Вы знаете такие.
  — Какого рода?
  — Самый обычный большой портфель.
  — Обождите минуточку, — сказал Мейсон. — Он где-то приобрел чемодан до приезда во Фресно.
  — Не представляю, для чего он это сделал.
  — Но у него с собой было два чемодана, вернее, большой портфель и чемодан.
  — Не знаю, откуда взялся другой. Я хочу сказать, почему он оказался у него. Почти все его вещи находились в Парадайзе. Он брал с собой лишь самое необходимое для короткого визита, когда приезжал сюда.
  — Он не оставлял никаких чемоданов в Парадайзе, когда вы переехали?
  — Не думаю. Вещи были уложены в дорожные баулы и отправлены в Лос-Анджелес. Все эти баулы находятся там.
  — Сколько, не скажете?
  — Четыре или пять.
  — Так вы ничего не знаете о тех двух чемоданах, с которыми явился ваш муж?
  — Нет.
  — И не знаете, куда они девались?
  — Нет.
  — Вам известно, что в чемоданах он возил образцы руд?
  — Нет, но думаю, это возможно.
  — Вы не знаете, не должен ли он был с кем-то повидаться во время этой поездки?
  — Нет. Он говорил мне о намерении продать какую-то шахту. Уверял, если сделка состоится, он получит хорошую прибыль.
  — И это все, что он вам сказал?
  — Да.
  — Он не звонил вам из Парадайза и не сообщал дополнительных сведений?
  — Нет.
  — Вы хотите сказать, он вообще не звонил вам из Парадайза?
  — Один раз звонил. В воскресенье. Сказал, что уезжает и приедет в понедельник поздно вечером. То есть вчера.
  — Больше он вам не звонил?
  — Нет.
  — За какой период времени?
  — Больше чем за неделю, дней за десять.
  — Почему всего раз?
  — Не знаю. Возможно, из-за тети Сары.
  — А она тут при чем?
  — Он был уверен, что она подслушивает наши разговоры по параллельному телефону. Сначала он звонил мне гораздо чаще. Потом сказал: ему не нравится, когда его подслушивают, сократил звонки до минимума, причем если и звонил, то был предельно краток. Он не любил тетю Сару.
  — А она не любила его?
  — Да.
  — Вам что-нибудь известно о деловых связях вашего мужа?
  — Очень мало.
  — Он намеревался с кем-то встретиться и заключить выгодную сделку?
  — Так он мне сказал.
  — Где?
  — Как я поняла, где-то в районе Фресно или Модесто, во всяком случае в этом районе.
  — Вы не знаете никого, с кем он должен был встретиться в Сан-Бернардино?
  — Нет. Он в Сан-Бернардино не собирался.
  — Откуда вы знаете?
  — Он же ехал прямиком домой.
  — А откуда такие сведения?
  — Так он мне сказал.
  — Когда?
  — Когда звонил.
  — Когда звонил в первый раз?
  — Он вообще звонил один раз.
  — Вы имеете в виду последнюю поездку?
  — Да.
  — Не могли бы вы описать чемодан, который вы укладывали для него?
  — Это большой чемодан-портфель из коричневой кожи. С одной ручкой. На нем его золотые инициалы.
  Мейсон отодвинул стул.
  — Куда вы идете?
  — Мне надо будет еще побродить по городу. Надеюсь, там я узнаю больше, чем услышал от вас. Вы мне практически ничего не сказали.
  — Потому что я ничего не знаю.
  — Будем надеяться, вы сумеете убедить в этом жюри.
  Глава 10
  Мейсон успел на последний поезд на Лос-Анджелес и без десяти одиннадцать вошел к себе в контору, где застал Деллу Стрит за разборкой почты.
  — Что теперь? — спросил он.
  — Господи, шеф! Я не слышала, как вы вошли. Как прошла поездка?
  — О’кей. Окружной прокурор во Фресно показался мне симпатичным малым, но, конечно, будет яростно сражаться… Почему у тебя было такое удивленное выражение лица, когда ты просматривала письма?
  — Да неужели?
  — Несомненно, — подтвердил Мейсон, подходя и забирая у девушки листок. — Что это такое?
  — Послание от детектива из Бейкерсфилда. Я его лишь просмотрела.
  — Чего он хочет?
  — Денег.
  Мейсон взял письмо и прочитал:
  «Дорогой мистер Мейсон.
  Я печатаю это на своей портативке в Сан-Бернардино. Только сейчас услышал по радио, что Эдвард Дейвенпорт из Парадайза умер, в его убийстве обвиняют его жену и вы ее представляете. Полагаю, вы также занимаетесь вопросами наследования его состояния. Я выполнял задание для Эда Дейвенпорта в соответствии с его указаниями, когда узнал про его смерть.
  Я не могу дожидаться, когда будут улажены все формальности с введением в наследство, чтобы получить свои деньги. Мистер Дейвенпорт уверял меня, что выполняемая мною работа имеет для него значительную важность; я решил, что вы, являясь в данный момент поверенным миссис Дейвенпорт по имущественным вопросам, знаете обо мне, да и сама миссис Дейвенпорт должна быть в курсе этих дел.
  Я не могу ничего выиграть от того, что буду соблюдать лояльность к покойнику, и если приложенный рапорт представляет для вас интерес, вы можете не сомневаться, что ко мне по профессиональной линии может обратиться кто угодно и я постараюсь быть предельно полезным. Вместе с вышеупомянутым рапортом я вкладываю счет на двести двадцать пять долларов за услуги и понесенные мною расходы в связи с заданием мистера Дейвенпорта, поручившего мне следить за номером 13 в „Пасифик Пэлисайдс мотор корт“ в Сан-Бернардино.
  Для информации: я познакомился с мистером Дейвенпортом в связи с другим заданием, которое я успешно выполнил для него два года назад, оно касалось горнорудной промышленности. С тех пор мы не встречались, но, очевидно, он запомнил мои координаты на случай, если ему вновь потребуются услуги такого же рода.
  Буду счастлив оказать вам помощь в дальнейшем. Искренне Ваш
  — Ну, — усмехнулся Мейсон, — похоже, нам удалось прояснить одну фазу загадки только для того, чтобы наткнуться на другую. Какого черта Дейвенпорту понадобилось следить за этим номером в мотеле в Сан-Бернардино?
  — А нам почему понадобилось? — спросила Делла.
  — Нас заставил это сделать непонятный телефонный звонок, который, кстати, раздался уже через некоторое время после смерти Дейвенпорта… Давай-ка взглянем на рапорт этого детектива.
  Делла Стрит протянула листок бумаги с напечатанным на нем машинописным текстом.
  «В связи и в соответствии с указаниями, полученными по телефону приблизительно в 9.15 вечера 11 числа от Эдварда Дейвенпорта, звонившего из Фресно в штате Калифорния, который назвал себя и договорился со мной о работе, я выехал в Сан-Бернардино вечером 12-го, чтобы установить наблюдение за номером 13 в „Пасифик Пэлисайдс мотор корт“.
  Я прибыл в Сан-Бернардино приблизительно в час ночи 13 числа. На дверях конторы „Пасифик Пэлисайдс мотор корт“ висело объявление о том, что свободных мест не имеется. Я припарковал свою машину в таком месте, что оттуда мог наблюдать за входом в номер 13, и оставался там до 10.30 утра. За этот период времени я ни разу не отлучался с наблюдательного поста.
  Примерно в 10.30 утра 13 числа в номер вошла горничная, отперев дверь запасным ключом. Предварительно она постучала. У горничной был портплед с постельным бельем, полотенцами и т. п., которые она забрала в ранее прибранных ею помещениях. Я немедленно вылез из своей машины, прошел к номеру 13 и постучался в неплотно прикрытую дверь. Горничная мне ответила, я вошел внутрь и заявил, что хочу поговорить с девушкой, которая только что привела в порядок номер 10. Поскольку я видел, что эта горничная вышла только что из номера 10, я знал, что обращаюсь по адресу.
  Она немного встревожилась и пожелала выяснить характер моего дела. Я притворился офицером полиции, фактически не сказав ей этого, и попросил ее описать, в каком состоянии она нашла номер 10, сколько человек его занимают, не заметила ли она чего-то, указывающего на то, что эти люди использовали наркотики или занимались их распространением. Девушка мне поверила и довольно продолжительно со мной беседовала, так что я смог хорошо рассмотреть номер 13. Ночью там никого не было. Незаметно задав несколько вопросов, я выяснил: помещение снято по телефону накануне вечером, плата переведена телеграфом. Горничная не знала фамилию человека, снявшего номер.
  Предупредив девушку, что она ни при каких обстоятельствах не должна никому говорить о моем визите, я вернулся в машину и продолжал наблюдение до 6 часов вечера. Мне не было дано указаний, что я должен делать в том случае, если номер окажется незанятым, поскольку мистер Дейвенпорт вроде бы не сомневался, что его займут вечером 12 числа. Мне следовало установить, кто туда явится утром 13 числа. Для уверенности я решил продежурить до позднего вечера.
  В номер так никто и не заходил. У меня с собой был запас бутербродов и термос с кофе, и мне не нужно было никуда отлучаться, чтобы поесть. Поэтому я с полной уверенностью заявляю, что это так.
  Около 6 часов вечера 13 числа, слушая последние известия по радио, я узнал, что Эд Дейвенпорт умер накануне, его жену задержали по подозрению в убийстве мужа, а ее адвокатом является Перри Мейсон.
  Учитывая это, а также то, что номер не был занят, я решил попробовать действовать иначе. Пошел на телеграф и поднял скандал по поводу того, что не было доставлено телеграфное извещение в „Пасифик Пэлисайдс мотор корт“ о том, что я послал деньги в оплату за номер. На телеграфе просмотрели записи, спросили, зовут ли меня мистером Стэнтоном. Я сказал, что да. Тогда мне показали копию квитанции о том, что телеграфный перевод, отправленный из Фресно Фрэнком Л. Стэнтоном, был своевременно доставлен. Я попросил извинения и ушел.
  Если я и дальше смогу быть вам полезным, буду к вашим услугам.
  — Что ж, это совпадает с информацией Пола Дрейка, — заметила Делла Стрит.
  — Но какого черта Дейвенпорту было необходимо узнать, кто занимает тринадцатый номер? Почему он сначала заплатил за него, а потом нанял детектива наблюдать за номером?
  — Очевидно, там должен был остановиться человек, которому он намеревался подстроить какую-то ловушку. Или же человек, в лояльности которого он сомневался.
  — Но кто?
  — Похоже, снова надо прибегнуть к услугам Пола Дрейка.
  — Несомненно.
  — Мистер Бекемейер стремится сотрудничать?
  — Просто из кожи вон вылезает, — проворчал Мейсон.
  — И спешит получить свои деньги.
  — Очевидно, дела у него плохи… Давай, Делла, отправим ему чек. Тогда он будет нам обязан.
  — Должна ли я написать о его привлечении к работе?
  — Напиши, что, возможно, позднее мы к нему обратимся.
  — Вы подпишете письмо?
  — Нет, сама подпиши. Пускай подумает, что ты отослала деньги по собственной инициативе. Чек отнесешь на специальные расходы.
  Девушка записала поручение шефа.
  — Что еще в почте? Есть интересное?
  — Ничего важного.
  — Позвони Полу Дрейку, попроси его прийти сюда, если может.
  Мейсон занимался просмотром корреспонденции, пока не услышал условный стук Пола Дрейка в дверь.
  Делла Стрит впустила детектива.
  — Взгляни-ка вот на это, Пол, — сразу же приступил к делу Мейсон, протягивая рапорт Бекемейера.
  Нахмурившись, Пол Дрейк внимательно прочитал донесение.
  — Ну? — спросил Мейсон.
  — Не знаю, что и сказать, Перри.
  — Теперь очень важно выяснить, действительно ли Эд Дейвенпорт посылал эти деньги в «Пасифик Пэлисайдс мотор корт». Как считаешь, Пол, сумеешь это сделать?
  — При данных обстоятельствах довольно трудная задача. Поскольку во Фресно расследуется дело об убийстве Дейвенпорта, власти не отнесутся благосклонно к тем, кто добивается информации о Дейвенпортах… Ты уверен, что этот Фрэнк Стэнтон и Эд Дейвенпорт одно и то же лицо?
  — Полной уверенности у меня, естественно, нет, но инстинктивно я в этом не сомневаюсь. Описание внешности совпадает, совпадают номера машин, но, конечно, хорошо было бы раздобыть регистрационный листок, заполненный им в мотеле, провести графологическую экспертизу.
  — Ты останавливался в этом мотеле во Фресно?
  — Верно. Стэнтон отметился раньше в тот же вечер. При нем было два тяжелых чемодана. Официально в них находились образцы руды из какой-то шахты, необходимые для какой-то промышленной сделки. Он был крайне заинтересован в том, чтобы багаж оставался у него на глазах. Кроме того, он приобрел новехонький портфель, который распаковал уже в мотеле.
  — А чемоданы?
  — Если они и находились в автомобиле или в мотеле под Крэмптоном, власти об этом молчат.
  — Предполагаешь, кто-то с ними улизнул?
  — Не знаю. Есть данные, что Дейвенпорта кто-то подвез до места, когда он находился во Фресно. Если это так, значит, он был вдребезги пьян, и чемоданы забрал этот человек. В них могли находиться ценные слитки.
  — В каком смысле ценные?
  — Правомерный вопрос. Трудно представить, чтобы из-за каких-то образцов руды стоило испытывать столько трудностей.
  — Все зависит от того, какую сделку он собирался провернуть. И что доказать с их помощью.
  — Возможно, конечно… Кстати, Пол, окружной прокурор во Фресно — опытный борец, который, как мне думается, одинаково хорошо наносит удары как левой, так и правой рукой. Я думаю, он человек честный и принципиальный. Убежден, он не привлечет Мирну к уголовной ответственности, если не будет абсолютно уверен в ее вине. Предварительное слушание назначено на завтра.
  — Думаешь, он выложит свои козыри? — спросил Дрейк.
  — Только те, что необходимы для ее дальнейшего содержания под стражей, — ответил Мейсон. — Он действует на пару со здешним окружным прокурором.
  — Ты хочешь сказать, в прокуратуре собираются провернуть два процесса?
  — Конечно, им не так-то просто будет связать эти два преступления, — сказал Мейсон, — даже при нынешних либеральных правилах, разрешающих показывать так называемую общую схему. Окружной прокурор во Фресно может притянуть отравление Гортензии Пакстон под предлогом демонстрации мотива убийства Эда Дейвенпорта. Ну а лос-анджелесские законники постараются провести убийство Дейвенпорта как составную часть дела Пакстон. Возможно, поэтому они решили судить Мирну Дейвенпорт сначала во Фресно по обвинению в убийстве мужа.
  — Все ясно, — сказал Пол Дрейк.
  — А раз так, нам совершенно необходимо выяснить решительно все факты, и по возможности первыми.
  — Это будет довольно сложно, — вздохнул детектив, — ты сам понимаешь, у здешних властей куда больше возможностей. Начиная с количества задействованных людей. В случае необходимости они могут поднажать, да и внутренние связи им тоже известны.
  — Все равно, я рассчитываю: они не понимают важности информации о Стэнтоне, необходимости как можно быстрее увязать ее с другими фактами.
  — Кое-что уже установлено совершенно определенно. Эд Дейвенпорт работал над чем-то крайне важным, торопился провернуть какую-то аферу. К сожалению, его жене ничего не известно.
  — Вот некоторые данные об этой сан-бернардинской истории. Когда мы с Деллой двенадцатого числа были в Парадайзе, зазвонил телефон. Звонили с платного переговорного пункта в Бейкерсфилде. Трубку сняла Делла. Какой-то мужчина, услышав ее «алло», произнес: «„Пасифик Пэлисайдс мотор корт“ в Сан-Бернардино, номер 13». И повесил трубку.
  — Больше ничего?
  — Одна фраза.
  — Ну, — задумчиво протянул Дрейк, — ясно одно: этот мотель должен был быть использован для чего-то крайне важного. Далее. Зачем бы Дейвенпорту платить за номер, а потом устанавливать за ним наблюдение? В особенности если он намеревался занять его сам.
  — Его жена убеждена: он не собирался там останавливаться, выехал из Фресно прямо домой.
  — Ты не можешь полагаться на слова его жены, — покачал головой Дрейк. — Она заинтересованное лицо, не исключено — виновное.
  — В телефонном звонке в Парадайз есть один примечательный момент, — заговорил Мейсон. — Я как-то не сразу об этом подумал. Чувствовал какую-то странность, но в чем она заключается, дошло лишь теперь.
  — Что ты имеешь в виду?
  — Человек, звонивший из Бейкерсфилда, не спросил, говорит ли он с мисс Мейбл Нордж. Как только Делла произнесла «алло», он передал сообщение. Если бы звонил сам Эд Дейвенпорт, он сразу бы понял, что ему отвечает кто-то другой, не Мейбл Нордж. Уловил бы разницу в голосе, а если подумал, что ошибся, поспешил бы в этом удостовериться. К тому же мы теперь знаем, что в это время Эд Дейвенпорт был уже мертв. Более того, если бы человек передавал послание в соответствии с инструкциями, естественно ожидать, что он предпринял бы какие-то шаги, чтобы убедиться, говорит ли он с тем человеком, который ему нужен.
  — Он этого не сделал?
  — В том-то и дело.
  — Почему?
  — Имеется единственный ответ, — медленно произнес Мейсон. — Он ничего не знал о положении вещей в Парадайзе. Не знал, кто такая Мейбл Нордж. Ее голос не был ему известен. Он просто позвонил, передал сообщение и быстренько повесил трубку.
  Дрейк обдумал сказанное, затем согласился.
  — И есть еще одна задача, — продолжал Мейсон, — необходимо хорошенько присмотреться к Саре Энзел. Так сказать, «просветить» ее со всех сторон.
  — Верно. Сомнительная особа, — согласился Дрейк.
  — Помни, — продолжал Мейсон, — Сара Энзел получила значительное наследство после смерти Гортензии Пакстон.
  — Вообще-то довольно неожиданное, — уточнил Дрейк. — Она не могла не сомневаться, что Делано изменит завещание и включит ее.
  — Да, она не могла быть уверенной, согласно тем сведениям, которыми мы располагаем в данный момент, — уточнил Мейсон, — но когда мы добудем побольше информации, может оказаться, у нее имелись основания предвидеть, что случится именно так.
  — Если она узнает о твоем намерении заняться ее персоной, она будет вне себя, — засмеялся Дрейк.
  — В любом случае сия особа является источником постоянного беспокойства, — сердито произнес Мейсон. — Собери всю информацию, которую сможешь, Пол. Пусть твои люди во Фресно приступают к работе. Завтра утром у нас предварительное слушание.
  — Не слишком ли они торопятся?
  — Я сам спешу и их подгоняю, — сказал Мейсон. — Хочу задать кое-какие вопросы до того, как окружной прокурор будет знать на них ответы.
  — Будем надеяться, его ответы не погубят твою клиентку!
  — Вот почему, Пол, я и прошу тебя бросить все остальные дела и заняться исключительно моими. Я не желаю задавать вопросы, которые спровоцируют пагубные ответы.
  Глава 11
  Было совершенно очевидно, что Талберт Вэндлинг, окружной прокурор Фресно, мог допустить любые ошибки, но недооценка Перри Мейсона в качестве противника исключалась.
  Вэндлинг, спокойный, вежливый, невозмутимый и наблюдательный, начал излагать дело на предварительном слушании с той тщательной продуманностью, которая могла быть уже перед составом жюри присяжных.
  — Моим первым свидетелем, — объявил он, — будет Джордж Медфорд.
  Джорджем Медфордом оказался девятилетний мальчик с веснушчатой рожицей, смущающийся и забавный, с вытаращенными глазами и оттопыренными ушами, однако чувствовалось: он говорит правду.
  — Где ты живешь? — спросил Вэндлинг.
  — В Крэмптоне.
  — Как давно ты там живешь?
  — Три года.
  — С отцом и матерью?
  — Да, сэр.
  — Как зовут твоего отца?
  — Мартин Медфорд.
  — Чем он занимается?
  — У него есть станция обслуживания.
  — В Крэмптоне?
  — Да, сэр.
  — Теперь, Джордж, я хочу спросить, ходил ли ты со своим отцом в одно место, приблизительно в трех милях от Крэмптона?
  — Да, сэр.
  — Ты был знаком с этим местом?
  — Да, сэр.
  — Где оно находится?
  — Это маленький холм среди густого кустарника. Там растут еще невысокие дубочки, они повыше, и кустарники, полынь, что ли. Да вы знаете, они растут на всех пустырях.
  — Ты там и раньше бывал?
  — Да, сэр.
  — Как ты туда добирался?
  — На велосипеде.
  — Туда ездил только ты один?
  — Нет, сэр. И мои дружки.
  — Кто именно?
  — Джимми Итон.
  — Джимми Итон — мальчик твоего возраста?
  — На полгода старше.
  — А он как попадал туда?
  — Тоже на велосипеде. Как и все остальные ребята. Мы там часто собирались.
  — Зачем вы туда ездили? Чем занимались?
  — Играли.
  — Зачем надо было забираться так далеко?
  — Туда здорово ехать на велосипеде, там хорошая дорога, на которой почти не встречаются машины. Нам не позволяют ездить на велосипедах по шоссе из-за транспорта, а туда — пожалуйста, родители разрешают. На холме когда-то стоял старый дом, теперь он заброшенный, в нем поселились птицы… Там очень даже интересно играть, сэр.
  — Как давно вы стали ездить туда?
  — Точно не скажу, месяцев восемь-девять.
  — Вы заметили, что там была вырыта яма?
  — Да, сэр.
  — Когда вы ее заметили?
  — В первый раз мы ее увидели в пятницу.
  — Ты имеешь в виду последнюю пятницу, девятого числа? — спросил Вэндлинг.
  — Да, сэр. Наверное, так. Девятого. Да, правильно.
  — В котором часу вы туда приехали?
  — Где-то днем, часа в три или четыре.
  — И что вы увидели?
  — Эту яму.
  — Можешь ты ее описать?
  — Ну, большая такая яма.
  — Что значит «большая», Джордж? Покажи руками, каковы ее размеры.
  Мальчик протянул в стороны руки.
  — Ты показываешь примерно размер в три с половиной фута, — определил Вэндлинг. — Это что? Длина или ширина ямы?
  — Ширина, сэр.
  — А длина?
  — В нее можно лечь, вытянувшись во весь рост, и еще оставалось место.
  — Ты хочешь сказать, вытянув прямо ноги, не поджимая их?
  — Да, сэр. Я так и сказал, во весь рост.
  — Какой она была глубины?
  Джордж показал рукой себе до живота:
  — Доходила до сих пор.
  — Вы были там в четверг, восьмого числа?
  — Нет, сэр.
  — Были ли вы там в среду, седьмого?
  — Да, сэр.
  — Была ли там уже эта яма?
  — Нет, ее не было.
  — Что находилось в том месте, где появилась яма?
  — Просто земля.
  — Итак, когда вы приехали туда в пятницу в четыре часа, вы увидели яму?
  — Да, сэр.
  — Яма была вырыта полностью?
  — Да, сэр.
  — Что это была за яма?
  — Хорошая яма.
  — Что ты имеешь в виду?
  — Ну, у нее были ровные края, углы тоже аккуратные, ровные. Очень хорошая яма.
  — Где была земля, которую вынули из ямы, когда ее копали, Джордж?
  — Она лежала кучей, с одной стороны ее лежало больше, с другой — чуть меньше.
  — Ты имеешь в виду, не в конце ямы, а по обе ее стороны?
  — Да, сэр.
  — А что ты скажешь про дно ямы?
  — Оно тоже было очень ровное. Хорошая яма, это уж точно.
  — И девятого числа днем эта яма уже стояла готовой?
  — Да, сэр.
  — А в среду ее еще там не было?
  — Да, сэр.
  — Ездили ли вы все туда в субботу?
  — Да, сэр.
  — Что вы делали?
  — Играли в этой яме.
  — Как же вы в ней играли?
  — Мы все спрыгнули в нее, это был наш форт, и затаились на дне, чтоб нас не заметили враги. Мы не шевелились, думали, что к нам подойдут близко птицы… Ну и все прочее. Очень была хорошая яма!
  — А в воскресенье вы туда ездили?
  — Нет, сэр.
  — В понедельник?
  — Нет, сэр.
  — Ездили ли вы туда во вторник, тринадцатого числа?
  — Вы говорите про последний вторник?
  — Да.
  — Да, мы поехали туда.
  — И что случилось?
  — Вся яма была забросана землей.
  — Ну и что вы сделали?
  — Я сказал папе, что…
  — Не надо пересказывать того, что ты ему сказал.
  — Мы играли.
  — А затем?
  — Поехали домой.
  — В тот день вы вернулись туда еще раз?
  — Да, сэр.
  — Через сколько времени после того, как вернулись домой?
  — Примерно через час.
  — Кто отправился с тобой?
  — Мой папа и Джимми.
  — Твой отец — это Мартин Медфорд, находящийся здесь, в суде?
  — Да, сэр.
  — Это все, — произнес Вэндлинг.
  — Вопросов нет, — заявил Мейсон, — во всяком случае, сейчас. Но хочу заявить, ваша честь, с некоторыми из свидетелей я, возможно, пожелаю встретиться еще раз для перекрестного допроса, если их показания нужно будет связать с важными для моей подзащитной моментами.
  — Все эти свидетели очень важны, — вставил Вэндлинг. — Я могу заверить суд и коллегу: обвинение так же заинтересовано в раскрытии истины, как и защита. Поэтому мы не будем возражать против того, чтобы судья вызывал любого свидетеля по своему усмотрению для перекрестного допроса, если таковой уместен.
  Судья Сайлер наклонил голову:
  — Ол-райт, это будет учтено. Права защиты ни в коей мере не должны ущемляться.
  — Моим следующим свидетелем будет Мартин Медфорд, — объявил Вэндлинг.
  Мартин Медфорд показал, что он отец Джорджа; во второй половине дня тринадцатого числа мальчик, вернувшись домой, рассказал ему про обнаруженную детьми яму, которая теперь засыпана землей; он решил проверить эту историю, поэтому взял заступ и поехал вместе с сыном и Джимми Итоном к старому дому; на указанном ребятами месте почва была очень рыхлой, он принялся раскапывать яму и на глубине примерно в два с половиной фута наткнулся на препятствие; разбросав землю, он обнаружил человеческую ногу; после этого он немедленно прекратил раскопки и поспешил к телефону, чтобы поставить в известность шерифа.
  — Приступайте к перекрестному допросу, — предложил Вэндлинг.
  — Назад вы вернулись с шерифом? — спросил Мейсон.
  — Да, сэр.
  — И стояли рядом, пока яму откапывали?
  — Да, сэр.
  — Вы сами помогали откапывать?
  — Да, сэр.
  — Что было обнаружено?
  — Тело мужчины.
  — Как он был одет?
  — В пижаму.
  — И только?
  — И только.
  — Больше вопросов нет, — заявил Мейсон.
  На свидетельское место прошел шериф и рассказал, как поехал вместе с двумя помощниками на место, указанное по телефону Мартином Медфордом. Там они отбросили рыхлую землю, которой, очевидно, недавно была забросана яма, потому что земля не успела осесть. Она была совсем мягкой, хотя сверху слегка утрамбована.
  В яме находилось тело Эдварда Дейвенпорта. Его перевезли в морг. Позднее шериф вернулся и очень тщательно исследовал рыхлую почву, чтобы установить размеры выкопанной ямы. Яма выкопана в достаточно плотной почве, на ней сохранились следы первоначальной выемки земли. Так что без особого труда удалось установить: яма размером три фута и пять дюймов на шесть футов аккуратно вырыта в форме совершенно правильного прямоугольника.
  В ответ на специальный вопрос Вэндлинга шериф показал, что была предпринята попытка обнаружить следы, но благодаря отпечаткам велосипедов мальчиков и Мартина Медфорда, когда он раскапывал яму, все кругом было утоптано, ничего значительного найти не удалось.
  — Перекрестный допрос, — объявил Вэндлинг.
  — Я не буду задавать вопросов, — ответил Мейсон. — Вызову свидетелей позднее в случае, если выясню нечто, не получившее до этого момента достаточного освещения.
  — Все ясно. В таком случае это все, шериф, — подытожил Вэндлинг.
  Следующим свидетелем был доктор Милтон Хокси. Он представился как специалист по судебной медицине и токсикологии и показал, что был вызван произвести вскрытие в морге вечером тринадцатого числа, обстоятельства помешали ему это сделать до полуночи, так что он приступил к вскрытию, как только смог освободиться от своих собственных пациентов.
  Он увидел труп мужчины ростом пять футов и восемь дюймов, весом сто сорок фунтов, приблизительно тридцати пяти лет от роду, страдавшего артериосклерозом, но, очевидно, умершего от отравления. Он произвел несколько тестов и обнаружил наличие яда, в итоге пришел к заключению: смерть наступила от цианистого калия. До момента вскрытия человек был уже мертв от двадцати четырех до тридцати шести часов.
  — Перекрестный допрос, — объявил Вэндлинг.
  — Вы производили специальное тестирование на цианистый калий? — спросил Мейсон.
  — Да, сэр.
  — А на другие яды?
  — Я проверял на мышьяк.
  — Мышьяк был обнаружен?
  — Нет, сэр. В значительных дозах — нет.
  — Но сколько-то вы нашли?
  — Недостаточно, чтобы иметь значение с медицинской точки зрения.
  — Какие-нибудь другие яды вы нашли?
  — Не нашел, сэр. Нет.
  — Были ли жизненно важные органы удалены из тела?
  — Да, сэр.
  — Что с ними сделано?
  — Они отосланы в лабораторию Калифорнийского университета для дополнительного исследования.
  — Был ли получен ответ из университета?
  — Нет, насколько мне известно.
  — Таким образом, вы точно не знаете, что человек умер от отравления упомянутым ядом?
  — В организме покойного наличествовало достаточное количество яда, чтобы привести к гибели, поэтому я сделал вывод: смерть наступила от отравления.
  — Почему вы отослали органы в Калифорнийский университет?
  — Чтобы иметь тщательно произведенный лабораторный анализ.
  — Вы искали и другие яды?
  — Да, я счел необходимым произвести общую токсикологическую проверку.
  — Иными словами, вы не были убеждены, что смерть наступила от отравления цианистым калием?
  — Нет, в этом я не сомневался. Но я хотел посмотреть, не было ли сопутствующих факторов: может быть, имелись указания на прием так называемых нокаутирующих капель, или барбитуратов, с помощью которых было ослаблено сопротивление организма этого человека, чтобы без труда ввести ему яд.
  Мейсон, нахмурившись, обдумал ответ врача.
  — Продолжайте, — подтолкнул судья Сайлер.
  — Одну минуту, ваша честь, — попросил Мейсон. — Я думаю, открывается совершенно новая область.
  — Не вижу, каким образом, — удивился судья.
  — Совершенно очевидно, первоначально у шерифа имелась теория в отношении того, каким образом яд дан покойному, но что-то в выводах доктора Хокси не подтвердило ее.
  — Нет, я не улавливаю связи, — прервал судья Сайлер. — Продолжайте допрос.
  Мейсон подчинился.
  — Искали ли вы признаки съеденного шоколада в желудке этого человека, доктор?
  — Искал. Я старался проверить содержимое его желудка самым тщательным образом.
  — И что же вы нашли?
  — Человек умер приблизительно через час после того, как поел яичницу с беконом. Следов шоколада не обнаружено.
  — Проверяли ли кровь на алкоголь, доктор?
  — Да.
  — И что нашли?
  — Нашел пятнадцать сотых процента алкоголя.
  — Не могли бы вы объяснить это доступно?
  Доктор Хокси обстоятельно пояснил:
  — Одна десятая процента алкоголя считается нормальным, но у человека начинают проявляться признаки медицинской интоксикации. При двух десятых он интоксицирован, у него эмоциональная неуравновешенность, процессы торможения сильно ослаблены.
  — Таким образом, каковы ваши выводы относительно интоксикации у обследованного вами трупа с учетом процентного содержания алкоголя?
  — Он находился в начальной стадии интоксикации.
  — Он чувствовал воздействие алкоголя?
  — Да.
  — Внешне опьянение проявлялось?
  — По всей видимости, для случайного наблюдателя — нет, но для специалиста — несомненно.
  — Вы не сомневаетесь в том, что найден труп Эдварда Дейвенпорта?
  — Никаких сомнений.
  — Разрешите задать вам гипотетический вопрос, доктор. Допустим, если этот человек отравлен цианистым калием в шоколадной конфете, подобной тем, что найдены в коробке среди вещей мистера Дейвенпорта в мотеле в Крэмптоне, была бы его смерть почти моментальной?
  — Она была бы очень скорой.
  — Иными словами, в каждой конфете достаточно цианида, чтобы вызвать почти молниеносную смерть?
  — Не в каждой конфете, мистер Мейсон. Некоторые содержали морфий и…
  — Я не пытаюсь подстроить вам ловушку, доктор. Я говорю лишь о конфетах, содержащих цианид.
  — Вы правы, сэр. Да.
  — Прогресс симптомов потери сознания очень быстр после того, как человек проглотит такую дозу цианида, которая содержалась в конфетах?
  — Да, сэр.
  — Теперь, доктор, если человек умер от такой отравленной конфеты, разве вы не обнаружили бы остатков шоколада у него в желудке?
  — Конечно, ситуация непонятная, — подтвердил доктор Хокси, — признаюсь, я поставлен в тупик.
  — Так вы не обнаружили шоколада?
  — Нет.
  — Но было бы естественно его найти, если бы человек съел отравленную конфету?
  — Откровенно говоря, я этого ожидал, если только он не надкусил конфету, почувствовал странный привкус и выплюнул шоколад, однако все же проглотил достаточно отравленной начинки из конфеты, чтобы умереть. Полагаю, именно так и случилось, но я не смог найти никаких вещественных доказательств, которые дали бы мне право настаивать на правильности моего заключения. Да и потом, я как-то не представляю, каким образом он тогда проглотил яд. Ведь в его желудке я обнаружил его столько, сколько находилось как минимум в двух конфетах, а не в одной.
  — Короче, вы фактически не знаете, каким образом человек принял дозу яда, повлекшую за собой смерть?
  — Да, сэр, этого я не знаю.
  — Как давно он умер?
  — Я не в состоянии точно установить. Приблизительно от двадцати четырех до тридцати шести часов до обнаружения трупа.
  — Что показывает процесс трупного оцепенения?
  — К моменту вскрытия оцепенение было ярко выражено в бедрах и ногах, но шея и плечи оставались гибкими.
  — Что в отношении синюшности?
  — Синюшность была хорошо развита, указывая на то, что положение тела не менялось после смерти, то есть вскоре после смерти.
  — Как я понимаю, трупное оцепенение захватывает лицо, челюсти, затем постепенно распространяется ниже?
  — Правильно.
  — Сколько времени требуется для наступления полного трупного оцепенения?
  — Это бывает по-разному, но при обычных условиях — от восьми до двенадцати часов.
  — Когда тело окоченеет, трупное оцепенение исчезает?
  — В основном это правильно. Да.
  — Для достижения полного оцепенения требуется восемнадцать часов, так?
  — По-разному.
  — Доктор Ле Муан Снайдер в своей книге «Криминалистические исследования» утверждает, что в таких случаях, как вы описали, когда трупное оцепенение уже существует в бедрах и ногах, это является показателем наступления смерти за двадцать девять — тридцать четыре часа до этого.
  — Я не знаком с этим трудом.
  — Но вы сказали, что в своей сути это правильно?
  — Вполне вероятно, да.
  — Вы характеризовали состояние тела в то время, когда производили вскрытие.
  — Правильно.
  — Вскрытие произведено уже через некоторое время после того, как было найдено тело?
  — Верно.
  — Как я понял, оно производилось около полуночи?
  — Да, сэр.
  — Таким образом, вы характеризуете состояние тела в тот момент, когда видели его?
  — Да, сэр.
  — Таким образом, есть основания считать, что человек умер от двух часов до семи вечера предшествующего дня, то есть в понедельник, двенадцатого числа. Правильно?
  — Правильно, но надо учитывать, что трупное оцепенение может развиться почти немедленно, когда смерть наступила после борьбы, когда температура…
  — В данном случае есть ли какие-то признаки борьбы?
  — Нет. Никаких.
  — Вы знакомы с признаками мышьякового отравления, доктор?
  — Да, сэр.
  — Каковы его симптомы?
  — Жжение во рту и горле. Желудочные боли, сопровождающиеся тошнотой и рвотой. Обычно бывает понос. Иногда первые признаки запаздывают, но, как правило, симптомы появляются очень быстро после принятия еды.
  — Благодарю вас, доктор, — откинулся на кресло Мейсон, — у меня больше нет вопросов.
  Вэндлинг распорядился:
  — Вызовите Гарольда Титуса.
  Титуса привели к присяге. Будучи помощником шерифа, он специализировался на отпечатках пальцев. Присутствуя при обнаружении тела Эдварда Дейвенпорта в могиле, приблизительно в трех милях от Крэмптона, он взял отпечатки пальцев умершего и сверил с отпечатками на водительских правах.
  — Проводили вы до этого расследование в Крэмптоне в связи с данным делом? — спросил окружной прокурор.
  — Да, сэр.
  — В котором часу оно проводилось?
  — Приблизительно в половине четвертого двенадцатого числа.
  — В понедельник?
  — Да, сэр.
  — Что вы обнаружили?
  — Обнаружил запертую комнату, в которой, как предполагалось, заперт покойник. Когда дверь открыли, никакого тела в комнате не оказалось. Комната была пуста. Окно распахнуто. В комнате лежали мужская одежда, большой портфель и коробка с конфетами, а также бумажник с различными бумагами, удостоверяющими, что комнату занимал некто Эдвард Дейвенпорт.
  — Вы видели обвиняемую, Мирну Дейвенпорт?
  — Да, сэр.
  — Сделала ли она какие-нибудь заявления относительно личности человека, занимавшего комнату?
  — Да, сэр.
  — Что она сказала?
  — Комнату занимал Эдвард Дейвенпорт, ее муж.
  — Она знала, в каком он состоянии?
  — Он находился при смерти, когда приехала она и ее компаньонка, миссис Энзел.
  — Говорила обвиняемая о том, что она и миссис Энзел заходили в комнату?
  — Да. Они обе заходили в комнату, потом она ушла, вскоре после этого ее мужу стало хуже, дыхание сделалось поверхностным, пульс едва ощутимым, был вызван врач, который заявил, что положение больного очень серьезное. Врач находился при нем, когда он умер. Врач же запер помещение, ибо обстоятельства смерти не позволяли ему подписать свидетельство о смерти.
  — Сделала ли обвиняемая дальнейшие заявления?
  — Несколько. Она высказалась, будто по поведению доктора ей стало ясно, что он обвиняет ее в убийстве мужа, сама же она, естественно, это отрицает.
  — Какова была ваша позиция в это время?
  Титус усмехнулся и не замедлил с ответом:
  — Мы узнали, Эдвард Дейвенпорт был заправским пьяницей. Порыскали и нашли свидетеля, который видел, как кто-то в такой же пижаме, в которую был одет Дейвенпорт, вылез в окно, поэтому мы решили: парень протрезвел и удрал куда-то, чтоб опохмелиться.
  — Ваши действия потом?
  — По настоянию доктора Рено мы забрали ключ от комнаты и занялись дополнительным расследованием.
  — Были ли наложены какие-нибудь ограничения на обвиняемую или ее компаньонку?
  — Никаких.
  — Чем они занялись?
  — Заперлись в другом номере мотеля.
  — Вы не давали им ключ?
  — Нет, сэр.
  — Ключ оставался у вас?
  — Да, сэр.
  — Были ли предприняты попытки установить наблюдение за обвиняемой?
  — В то время — нет. Позднее — да.
  — Почему?
  — Ну, обвиняемая сказала нам, что останется на ночь в мотеле, но примерно, точно не знаю, да, около семи часов менеджер позвонил нам, мол, она и миссис Энзел уехали. Мы проследили их до Фресно и узнали об их отлете самолетом в Сан-Франциско.
  — Как вы поступили?
  — Мы позвонили в Сан-Франциско, чтоб там ее встретили при посадке и установили за ней наблюдение.
  — Это было сделано?
  — Да, но теперь я знаю только факты из донесений.
  — Я понимаю и не буду спрашивать о сделанном кем-то другим. Скажите, когда вы в следующий раз видели обвиняемую?
  — Уже четырнадцатого числа.
  — В какое время?
  — В половине пятого дня.
  — Где вы ее увидели?
  — В вашем офисе.
  — У вас состоялся с ней разговор?
  — Да, сэр.
  — Что сообщила вам обвиняемая о коробке конфет, которая была ей предъявлена?
  — Она приобрела эту коробку и положила ее в дорожный портфель мужа, тот всегда возил ее с собой, так как был запойным пьяницей. Временами он чувствовал непреодолимое стремление к спиртному, но, когда съедал конфету, не одну, а порядочное количество, ему удавалось перебороть в себе эту тягу.
  — Она призналась вам в покупке этих конфет?
  — Да, сэр.
  — Вы спросили ее, открывала ли она коробку и обрабатывала ли как-то конфеты?
  — Она объяснила мне, что просто приобрела шоколад и положила его в портфель мужа не открывая, в таком виде, как коробка была получена из кондитерской. Она сняла внешнюю упаковку, так как купила две одинаковые коробки, но целлофановую обертку на них не нарушала.
  — Вы обследовали эту коробку шоколада?
  — Да, сэр.
  — С целью обнаружения скрытых отпечатков пальцев?
  — Да, сэр.
  — И какой результат?
  — Нашли две конфеты, на которых имелись следы правого большого и указательного пальца обвиняемой.
  — Вы смогли их сфотографировать?
  — Да, сэр.
  — У вас фотографии с собой?
  — Да, сэр.
  — Пожалуйста, покажите их адвокату обвиняемой, после чего я намерен их причислить к вещественным доказательствам.
  — Не возражаю, — заявил Мейсон, торопливо взглянув на фотографии.
  — Позднее вы присутствовали при том, как эти две конфеты проверялись на наличие яда?
  — Присутствовал.
  — Вы каким-нибудь образом отметили эти конфеты?
  — Да, сэр. Мы прикрепили по маленькому кусочку бумаги к нижней стороне конфет, написав на одной из них номер один, а на второй — номер два. Кроме того, я поставил свои инициалы.
  — После чего обе конфеты проверены на яд?
  — Да, сэр.
  — Перекрестный допрос, — с удовлетворением объявил Вэндлинг.
  Мейсон словно соскучился и с нетерпением ожидал момента заговорить:
  — Известно ли вам, что обнаружено в этих конфетах?
  — Только понаслышке.
  — «Понаслышке» от токсиколога, проводившего экспертизу?
  — Да, сэр.
  — Но вы находились в то время там?
  — Да, сэр.
  — Что он сказал?
  — В двух конфетах находится цианистый калий, а в остальных — мышьяк.
  — Вам известно, что при мышьяковом отравлении смерть наступает довольно медленно?
  — Да, сэр.
  — А при цианиде очень быстро?
  — Да, сэр.
  — Вы не пытались выяснить, почему эти две шоколадки с молниеносно действующим ядом лежали вперемешку с конфетами, начиненными медленно действующим ядом?
  — Нет, сэр. Я спросил об этом обвиняемую, но она упорно настаивала, что не вскрывала коробку и не дотрагивалась ни до одной конфеты.
  — Это все, — удовлетворился Мейсон, — больше вопросов не имею.
  — Приглашаю Сару Энзел, — объявил Вэндлинг.
  Сара Энзел, сидевшая в конце зала, выступила вперед и воинственно заявила:
  — Я не хочу быть свидетелем в этом деле. И не знаю ничего такого, что может хоть чем-то помочь обвинению. Молодая женщина, которую вы тут судите, племянница моей сестры. Бедная девочка невиновна.
  — Подойдите сюда, вас приведут к присяге, — попросил Вэндлинг.
  — Я уже сказала, не хочу быть свидетелем. Я…
  — Подойдите сюда и клянитесь говорить одну только правду, — строго произнес судья Сайлер, но так как Сара Энзел еще колебалась, добавил: — В противном случае вас будут судить за неуважение к суду. Вы вызваны в качестве свидетеля, присутствуете в суде. Так выходите вперед.
  Сара Энзел медленно пошла через вращающуюся калитку в отсек для адвокатов и свидетелей и поднялась на возвышение. Она протянула правую руку, приняла присягу, постаралась улыбкой приободрить Мирну, после чего уселась и посмотрела на Вэндлинга.
  — Вы Сара Энзел? — спросил тот. — В настоящее время проживаете в Лос-Анджелесе с подсудимой в доме, который ранее принадлежал Уильяму Делано. Это так?
  — Верно! — фыркнула женщина.
  — В каком родстве вы находились с Уильямом Делано?
  — Я не состояла с ним в кровном родстве. Моя сестра была женой брата Уильяма.
  — Они оба умерли?
  — Да, оба.
  — Какие родственники были у Делано, когда он умер?
  — Никого, кроме Мирны, если не считать меня родственницей.
  — Он считал вас невесткой?
  — Да, сэр.
  — Как часто вы видели Уильяма Делано при жизни?
  — Довольно часто.
  — А незадолго до смерти вы его видели?
  — Да, конечно.
  — За сколько дней до смерти?
  — Приблизительно за месяц.
  — Можете ли вы описать условия в доме Делано в то время? Кто там находился?
  — Я и его племянница Гортензия, а также Мирна и Эд Дейвенпорт. Мирна приехала помочь Гортензии.
  — Вы говорите о Гортензии Пакстон?
  — Да, сэр.
  — Что случилось с Гортензией Пакстон?
  — Она умерла.
  — А Уильям Делано умер уже после нее?
  — Да, сэр.
  — Приблизительно через какой срок после смерти мисс Пакстон?
  — Через две недели с небольшим.
  — Эти две недели он сильно болел?
  — Да, сэр.
  — За это время он составил новое завещание?
  — Не знаю.
  — Он не говорил вам в присутствии обвиняемой, Мирны Дейвенпорт, об изменении завещания?
  — Не совсем так. В дом приехали адвокаты для составления документа. Он был очень больным человеком.
  — По новому завещанию вы унаследовали кое-какие деньги, не так ли?
  — Вас это не касается.
  — По его последнему завещанию вы получили сколько-то денег, не так ли?
  — Отвечайте на вопрос! — прогремел со своего места судья.
  — Да, сэр! — в тон ему ответила миссис Энзел.
  — Сколько?
  — Сто тысяч долларов и пятую часть дома.
  — Когда вы впервые познакомились с обвиняемой, Мирной Дейвенпорт?
  — Когда приехала навестить Уильяма Делано.
  — Она проживала в то время в его доме?
  — В то время — нет. Она находилась там, помогала Гортензии, но…
  — Одну минуточку. Вы имеете в виду Гортензию Пакстон, его племянницу, которая скончалась?
  — Да, сэр.
  — Гортензия Пакстон вела дом, смотрела за хозяйством, руководила слугами и обслуживала Уильяма Делано?
  — Да, все точно.
  — Так продолжалось некоторое время?
  — Она жила у него более двух лет… Гортензия — его любимица. Они были очень близки.
  — Вскоре после того, как вы приехали навестить Уильяма Делано, Мирна Дейвенпорт перебралась на жилье к нему? Правильно?
  — Все не так просто. То есть нельзя делить вот так на какие-то периоды. Мирна сначала приехала с визитом помочь Хорти по хозяйству…
  — Под «Хорти» вы имеете в виду Гортензию Пакстон?
  — Естественно.
  — Хорошо, продолжайте.
  — Так вот, она приехала навестить дядюшку, помогала Хорти, потом решила вернуться домой, вот не помню, то ли перед самым моим приездом, то ли сразу после него. Но так или иначе, они с Эдом, это ее муж, уступили настоятельным просьбам Хорти и поселились в доме.
  — Однако мистер Дейвенпорт продолжал работать в своем офисе, который находился в этом же штате, в Парадайзе, где они с Мирной Дейвенпорт до этого жили?
  — Да, так все и было.
  — Сначала Эд Дейвенпорт тоже находился в доме мистера Делано вместе с женой?
  — Да, сэр.
  — Сколько времени?
  — Весьма недолго.
  — После вашего приезда и после смерти мистера Делано мистер Дейвенпорт начал отлучаться из дома на продолжительное время, не так ли?
  — О каком доме вы говорите?
  — В то время это был особняк, в котором скончался Уильям Делано, не так ли?
  — Очевидно. Да.
  — Именно этот особняк я и называю домом, а здание в Парадайзе я именую конторой. Офисом.
  — Понятно.
  — Вскоре после того, как вы окончательно перебрались в этот дом, вы заметили, что мистер Дейвенпорт частенько отсутствовал, не так ли?
  — Я не знаю, куда вы клоните и чего стараетесь добиться, но я отвечу вам совершенно откровенно: мы с Эдом Дейвенпортом не ладили. Но это не имело ничего общего с его поездками. Он не любил меня точно так же, как я его. Из этого никто не делал секрета, хотя я изо всех сил старалась быть с ним любезной, но он считал, будто я настраиваю Мирну против него. Фактически я лишь пыталась раскрыть Мирне глаза на то, что творилось.
  — А что творилось?
  — Он смешивал деньги Мирны со своими, не считаясь с ее мнением и желанием, тратил их по собственному усмотрению, причем расчеты были до того запутаны, что бедняжка даже не представляла, остался ли у нее вообще хоть какой-то капитал. Когда мы стали интересоваться его недвижимой собственностью, прибылью, которую он имеет от шахт, чем занимается, сколько личных денег Мирны вложено в эти предприятия и в какие именно, каков размер ее дивидендов, он либо замолкал, либо вскакивал с места и выбегал из комнаты. А вскоре после этого отправлялся в очередную «деловую поездку». Ну а если пытались по-настоящему его прижать, то слышали целый набор уклончивых ответов, из которых ровным счетом ничего нельзя было понять. Я догадывалась о его делишках, а он понимал, что я открыла его тайные мысли.
  Сара Энзел воинственно хмурилась, глядя на Вэндлинга.
  — Так вы знали о его делах?
  — Конечно. Слава богу, не вчера родилась на свет.
  — Каким образом вы могли знать?
  — Очень просто: задавая ему вопросы и выслушивая ответы, наблюдала за тем, как он ведет себя, и все такое.
  — А он догадывался об этом?
  — Разумеется. Я не делала из этого никакого секрета. То есть я задавала ему совершенно откровенные вопросы, значение которых нельзя истолковать иначе.
  — В присутствии его жены?
  — Естественно. Ведь я как раз и добивалась того, чтобы у нее открылись глаза.
  — И надо думать, вы разговаривали отдельно с его женой?
  — Да, сэр.
  — Советовали ей обратиться к адвокату?
  — Да, и это тоже.
  — Что еще?
  — Советовала нанять частного детектива, чтобы установить за ним наблюдение. Он шлялся по всей стране, просил Мирну уложить ему чемодан, распоряжаясь таким тоном, будто она его служанка, и сообщал об отъезде на одну из шахт. Не называя, разумеется, какую именно. Представляете, какая удобная формулировка: «на одну из шахт»?
  — У него их было несколько?
  — Он приобрел их, прикарманив деньги Мирны. На денежки Делано он сумел развернуться. Причем как ловко, знали бы вы! Все сделки были так запутаны, что сам черт не смог бы в них разобраться!
  — Он спекулировал на деньги жены?
  — Разумеется, на чьи же еще! Своих денег у него не было. У него была пара каких-то сомнительных шахт, которые ему удалось приобрести по дешевке, поскольку они убыточные. А вот после того, как умер Уильям Делано, Эд сразу превратился в крупного промышленника. Он получал огромные кредиты под залог денег, принадлежавших жене. Он заставил ее получить колоссальную ссуду в банке, а потом окунулся с головой в спекуляции ценными бумагами Мирны, чтобы иметь свободные наличные деньги. Банковский же счет Мирны полностью исчерпан.
  — Вам известно, как он осуществлял операции? Советовался ли с миссис Дейвенпорт? Получал ли ее согласие?
  — Нет, конечно. Он просто заставил ее положить все деньги на общий счет, из которого она брала средства только на хозяйство да изредка себе на платье или какой-то другой пустяк.
  — Вы предупреждали миссис Дейвенпорт об этом?
  — Разумеется!
  — Таким образом, скажем, неделю назад у Мирны Дейвенпорт были все основания не доверять своему мужу, ненавидеть его и желать убрать со своей дороги, не так ли?
  — Постойте, что это вы делаете? На каком основании вы вкладываете мне в рот такие слова?
  — Я всего лишь суммирую сказанное вами… Вы говорили миссис Дейвенпорт, что муж растрачивает ее деньги?
  — Да, много раз.
  — И проводит время с другими женщинами?
  — Я это подозревала.
  — И запустил руку в унаследованное ею состояние, практически присвоив его, и что в результате его финансовых махинаций она может вообще все потерять?
  — Ну, я употребляла не в точности эти слова.
  — Но суть вашей речи была такова?
  — Да, сэр.
  — Примерно десять дней назад Эдвард Дейвенпорт объявил об отъезде в свой офис в Парадайзе?
  — Да, сэр.
  — И попросил жену уложить его чемодан?
  — Да, попросил.
  — Про конфеты что-нибудь говорилось?
  — Он попросил купить свежие конфеты, прежние съел почти все, в коробке остались две или три штуки.
  — Вам известно, как поступила миссис Дейвенпорт в отношении конфет и укладки вещей в чемодан?
  — Сама я этого не видела, но позднее узнала, что она купила две коробки.
  — И одна из этих коробок была положена мужу в чемодан?
  — Полагаю, что так, своими глазами, разумеется, я этого не видела.
  — Вам что-нибудь известно о наличии у миссис Дейвенпорт ядов?
  — Она очень увлекается садом и сама приготавливала какие-то смеси для опрыскивания цветов и деревьев. Пользовалась рецептами и советами из справочника для садоводов-любителей.
  — Был ли у нее мышьяк и цианистый калий?
  — Не знаю.
  — Вы когда-нибудь говорили с ней о ядах?
  — Ну… да.
  — И она сообщила вам, что у нее имеется мышьяк и цианистый калий?
  — Она сказала мне, у нее кое-что есть для опрыскивания.
  — Сказала ли она вам, что у нее был мышьяк и цианистый калий?
  Мейсон заметил:
  — Ваша честь, похоже, коллега предпринимает попытку подвергнуть допросу собственного свидетеля.
  — Она враждебно настроенный свидетель, — уточнил Вэндлинг.
  — Возражение не принято, — заявил судья. — Совершенно очевидно, миссис Энзел является враждебно настроенным свидетелем.
  — Сообщила ли обвиняемая вам, что у нее имеется мышьяк и цианистый калий? — в третий раз переспросил Вэндлинг.
  — Да, сэр.
  — Обсуждала она с вами свою попытку спрятать яды, когда зарыла их в землю, чтобы власти не смогли найти?
  Наступило долгое молчание.
  — Отвечайте на вопрос! — поторопил Вэндлинг.
  — Да, — произнесла очень тихо Сара Энзел.
  — И вы фактически видели, как она закапывала в саду пакетики, содержащие эти яды?
  — Она не хотела, чтобы ее мучили бесконечными допросами и…
  — Вы действительно видели, как она зарывала яды?
  — Я видела, как она копает яму, а что она в нее положила, я не знаю.
  — Сказала ли она вам, что туда положила?
  — Да, потом.
  — Что, по ее словам, она туда бросила?
  — Яды.
  — Теперь припомните события двенадцатого числа, понедельника. Вы и миссис Дейвенпорт находились в доме Делано?
  — Да.
  — Утром, примерно в девять часов, вам позвонил доктор из Крэмптона, некто Херкимер С. Рено.
  — Да, такой звонок был.
  — С доктором разговаривали вы или Мирна Дейвенпорт?
  — Я.
  — Что сказал вам доктор Рено?
  — Он просил позвать миссис Дейвенпорт. Я ответила, что он говорит с теткой Мирны Дейвенпорт и что я могу передать ей любое сообщение. Он объяснил: это важная новость, касающаяся ее мужа.
  — Относительно данного телефонного разговора, — Вэндлинг обратился к судье, — допускаю, это доказательства, основанные на слухах, но…
  — Я не возражаю, — прервал его Мейсон, — продолжайте.
  — Хорошо. Каково содержание вашего разговора?
  — Доктор Рено сообщил мне: Эд Дейвенпорт находится в мотеле в Крэмптоне и очень серьезно болен, у больного высокое кровяное давление и уплотнение артерий, поэтому он считает желательным, чтобы миссис Дейвенпорт прибыла туда как можно быстрее.
  — Я не хочу терять время на выяснение подробностей, — пояснил Вэндлинг, — но вы с миссис Дейвенпорт тут же собрались в дорогу, заказали билеты на самолет, который прибывал во Фресно после полудня. Поймали такси, затем уговорили миссис Дейвенпорт заехать в контору адвоката. И вы действительно заехали к Перри Мейсону, не так ли?
  — Да, сэр.
  — До этого вам стало известно, что мистер Дейвенпорт оставил какое-то письмо, которое следовало доставить полицейским в случае его смерти?
  — Он обвинял Мирну, ох, во многих вещах и предупредил ее, что оставил письмо, которое должно быть доставлено полицейским в случае, если с ним что-то случится.
  — И вы отправились в контору Перри Мейсона вместе с миссис Дейвенпорт и поручили мистеру Мейсону съездить в Парадайз и раздобыть это письмо, чтобы его нельзя было передать полицейским в случае смерти мистера Дейвенпорта? Дело обстояло таким образом, да?
  — Одну минуточку, ваша честь, — заговорил Мейсон. — Я вынужден возразить, ибо ответ на данный вопрос требует обнародования конфиденциальных сведений, сообщаемых клиентом адвокату.
  — Вы сами не нанимали мистера Мейсона, не так ли? — спросил Вэндлинг у Сары Энзел.
  — Я? Нет, конечно. Зачем мне адвокат?
  — А Мирна Дейвенпорт наняла?
  — Она говорила ему, что надо делать.
  — И вы тоже, не так ли?
  — Понимаете, Мирна была взволнована, и она…
  — И поэтому вы сказали адвокату, что он должен сделать, так?
  — Ну, возможно, я кое-что объяснила…
  — Вы присутствовали во время их разговора?
  — Да, конечно.
  — Расскажите нам, что говорилось во время этой беседы.
  — Возражаю. Вы требуете сведений, не подлежащих разглашению, — громко заявил Мейсон.
  — Это не так, поскольку при разговоре присутствовал третий человек, — возразил Вэндлинг.
  Судья Сайлер покачал головой:
  — Ответ на данный вопрос требует изложения инструкций, полученных мистером Мейсоном как адвокатом от миссис Дейвенпорт.
  — Да, ваша честь, в присутствии Сары Энзел, третьего лица.
  — Я не думаю, что это допустимо, — изрек судья Сайлер.
  — Прошу извинить суд, я могу привести авторитетные мнения по данному вопросу, — заупрямился Вэндлинг. — Я считаю, это совершенно законно.
  Судья нахмурился, он не терпел возражений.
  — Прекрасно, я изучу мнение авторитетов, но на это требуется время. Мне не по душе идея воспользоваться данными, сообщенными клиентом адвокату.
  — Я дам вашей чести необходимые…
  — Подождите минуточку, — попросил судья Сайлер. — Я займусь этим вопросом после полудня. И тогда можно будет вернуться к данному вопросу. Разве вы не можете отозвать этого свидетеля и вызвать другого?
  Вэндлинг с неудовольствием сдался:
  — Да, полагаю, это можно сделать.
  — Прекрасно. У нас имеется вопрос. И возражение мистера Мейсона. Вы располагаете мнением авторитетных лиц. После перерыва мы вернемся к данному вопросу, тогда будет ясно, должна ли свидетельница отвечать или нет, а защитник сможет продолжить перекрестный допрос.
  — Все ясно, — сдался Вэндлинг, — я не возражаю. Миссис Энзел, вы можете вернуться в зал.
  Сара Энзел гневно сверкнула глазами в сторону Вэндлинга.
  — Но никуда не уезжайте из города, — предупредил прокурор. — Не забывайте, вы вызваны повесткой. Поэтому обязаны оставаться в сфере досягаемости суда на протяжении всего процесса. И вам следует явиться в зал заседаний после дневного перерыва.
  — Да, — предупредил судья Сайлер, — не вздумайте отсюда уехать. Вы должны находиться во Фресно до конца судебного разбирательства. Вы понимаете?
  Миссис Энзел высокомерно взглянула на него.
  — Понимаете? — раздраженно переспросил судья.
  — Да, — недовольно бросила женщина.
  — Вызывайте следующего свидетеля, мистер Вэндлинг.
  — Теперь я вызываю доктора Рено.
  Доктор Рено, тщедушный человек лет пятидесяти, всем своим видом показывая, что он врач, поднялся на место для свидетелей и посмотрел на окружного прокурора холодными глазами, которые ровным счетом ничего не выражали. Очевидно, подобная манера держаться была специально отработана. Вне всякого сомнения, он бывал на месте для свидетелей неоднократно и приготовился взвешивать вопросы и ответы с ловкостью «бывалого солдата».
  — Ваше имя Херкимер Рено? — спросил Вэндлинг.
  — Совершенно верно. Да, сэр.
  — Вы имеете лицензию на право заниматься врачебной деятельностью в данном штате в качестве врача-терапевта?
  — Да, сэр.
  — Где вы практикуете, доктор?
  — В Крэмптоне.
  — Сколько времени вы там живете?
  — Около трех лет.
  — Утром двенадцатого числа вас вызвали к пациенту, который находился в мотеле Крэмптона?
  — Да, сэр.
  — Кто был этот пациент?
  — Эдвард Дейвенпорт.
  — В то время вы были с ним знакомы?
  — Нет, сэр.
  — Видели ли вы тело Эдварда Дейвенпорта после того, как оно было извлечено из земли, но до вскрытия?
  — Да, сэр.
  — Присутствовали ли вы при вскрытии?
  — Нет, сэр.
  — Увиденное вами тело было телом человека, которого вы лечили двенадцатого числа?
  — Да, сэр.
  — Беседовали ли вы с обвиняемой двенадцатого числа этого месяца?
  — Да, сэр.
  — Видела ли она человека, которого вы лечили?
  — Да, сэр.
  — Назвала ли она этого человека?
  — Да, сэр.
  — Кто, по ее словам, это был?
  — Эдвард Дейвенпорт, ее муж.
  — Теперь я хочу, чтобы вы в точности описали процесс вашего лечения и состояние мистера Дейвенпорта.
  — Ну, — начал доктор Рено, — я не могу этого сделать, не повторив сказанного мне пациентом…
  Вэндлинг, предвидя возражения со стороны адвоката, стал весьма пространно объяснять, почему, по его мнению, в данном случае можно отступить от правил, но Мейсон прервал его с улыбкой.
  — Я ничего не имею против, коллега, — заявил он. — Приступайте.
  Вэндлинг усмехнулся:
  — Теперь я вижу, ваша честь, защита ведет умную игру. Она хочет, чтобы мы показали все наши козыри.
  — Я хочу ознакомиться с фактами, — согласился Мейсон.
  — А я хочу разобраться в фактах, — фыркнул Вэндлинг, несколько обескураженный спокойствием Мейсона.
  — В таком случае прекратите пикироваться, — рассердился судья. — Отвечайте на вопрос, доктор. Сообщите о случившемся. Можете упомянуть, что говорил вам пациент.
  Доктор Рено расправил плечи:
  — Он сказал мне, что съел конфету и ужасно разболелся. Это его жена пыталась его отравить.
  — Он уточнил, когда съел конфету?
  — Приблизительно в семь часов утра.
  — В котором часу вы его осматривали?
  — Между восемью и девятью.
  — Он связывал конфету с болезнью?
  — Да, сэр.
  — И что он вам точно сказал?
  — Его жена, мол, отравила одну из своих родственниц, чтобы получить деньги умирающего дядюшки, недавно он раздобыл доказательства этого, а теперь решила отделаться от него, но он попытался принять меры предосторожности и оставил письмо, так что, если что-нибудь с ним случится, власти узнают о происшедшем.
  — Как вы поступили?
  — Сначала я лечил его от пищевого отравления, посчитав, что его подозрения могут быть и приувеличенными. Потом допустил, возможно, его на самом деле отравили. Во всяком случае, человек слабел на глазах, а когда я увидел его крайне тяжелое состояние, то позвонил жене. Она приехала вместе с какой-то родственницей.
  — Вы им сказали, что мистер Дейвенпорт при смерти?
  — Я им сказал о его серьезной болезни.
  — И дальше?
  — Где-то от двух до трех дня они вызвали меня по телефону, я помчался в мотель. Войдя в комнату, я увидел, что мистер Дейвенпорт умирает. Я проверил пульс. Попытался дать ему сердечное, но он не реагировал. Он слабел на глазах и внезапно умер.
  — Как вы поступили дальше?
  — Я сказал миссис Дейвенпорт: ввиду таких обстоятельств не могу подписать свидетельство о смерти, мне необходимо сохранить доказательства. Запер дверь и ушел.
  — Что вы предприняли?
  — Поставил в известность власти.
  — А затем?
  — Когда я вернулся с представителями администрации, труп исчез.
  — Одну минуту, доктор, — поднял руку Вэндлинг. — В каком смысле исчез?
  — Труп увезли, — заявил доктор Рено с ученым видом. Сделав приличествующую делу паузу, он повторил медленно и внушительно: — Труп увезли.
  — Какие факты заставляют вас так говорить, доктор?
  — Но ведь трупы не встают и не уходят из комнаты.
  — Вы уверены в смерти мистера Дейвенпорта?
  — Я знаю, он умер. Я видел, как он умирал.
  — Бывали случаи, когда допускались ошибки и состояние комы признавалось за смерть?
  — Полагаю, такое вполне могло быть, но лично я таких ошибок не допускал. И мне думается, если заняться подобными случаями, то выяснится: ошибки допускались только в тех случаях, когда у человека было каталептическое состояние или же летаргия, ну и врач констатировал смерть. Короче говоря, если врач стоит возле умирающего человека и наблюдает за его агонией, а не приезжает уже после смерти, он не может ошибиться.
  — Сколько времени вы отсутствовали? — спросил Вэндлинг.
  — Отсутствовал?
  — Да, сколько времени прошло с того момента, когда вы объявили миссис Дейвенпорт о смерти ее мужа и покинули мотель, до вашего возвращения туда с представителями власти?
  — Полагаю, около часа.
  — В таком случае вы готовы заявить, что мистер Дейвенпорт был мертв. В котором часу это случилось, доктор?
  — Он умер где-то от половины третьего до трех часов дня. Я не посмотрел на часы в этот момент, но это уже и не столь важно. Я готов заявить без колебаний: труп вынесен каким-то человеком или людьми из того помещения, где умер мистер Дейвенпорт и оставался после моего ухода.
  — Перекрестный допрос, — объявил Вэндлинг.
  Мейсон заговорил не сразу, в упор разглядывая врача:
  — Давайте внесем полную ясность. Вы в первый раз видели Эда Дейвенпорта между восемью и девятью часами утра?
  — Совершенно верно.
  — И он сказал вам, что заболел приблизительно в семь часов утра?
  — Да, сэр.
  — Каковы были признаки его недуга, когда вы его осматривали в первый раз?
  — Он страдал от ужасной слабости в результате резкого упадка сил, изнеможения. Состояние, близкое к коллапсу, то есть полному упадку сил.
  — Были признаки мышьякового отравления?
  — В то время — нет. По словам Дейвенпорта, его сильно рвало, тошнота не проходила, иногда рвота возобновлялась, теперь уже одной слюной, так как он освободился от всего, что съел, его било как в лихорадке, не проходили желудочные колики.
  — Это не признак мышьякового отравления?
  — Мистер Мейсон, если человек проглотил мышьяк где-то до семи часов утра, после чего почти сразу же началась рвота, я бы считал, что его состояние могло быть таким, как он описал.
  — Значит, в этот момент Дейвенпорт заявил вам, что подозревает свою жену в попытке его отравить?
  — Весьма недвусмысленно.
  — Он съел шоколадную конфету из коробки, которую положила ему в портфель жена, поэтому был уверен, что отравился конфетой?
  — Да, сэр.
  — Объяснил ли он вам, как случилось, что в семь часов утра он лакомился конфетами?
  — Да, сэр. Иной раз у него бывали длительные запои, поэтому очень часто, когда появлялось непреодолимое желание выпить спиртного, он справлялся с этим, съев большое количество ликерных конфет.
  — Итак, стоило ему почувствовать недомогание, он заподозрил конфеты? — спросил Мейсон.
  — Ну, вообще-то он выразил это иначе, но, как я понял, дело обстояло именно так. Да, сэр.
  — Когда вы осматривали его, он был в шоковом состоянии? Депрессия и все такое?
  — Да, сэр.
  — Состояние не улучшалось?
  — Нет, сэр.
  — Вы считали возможным наступление конца?
  — Да, сэр.
  — От истощения и шока, а не от мышьякового отравления?
  — Да, сэр, учитывая его общее физическое состояние.
  — Поэтому вы вызвали его жену?
  — Да, сэр.
  — Вы знакомы с симптомами цианистого отравления?
  — Да, сэр.
  — Далее. Как случилось, доктор, или, скорее, как вы объясните такой факт: если человек подозревал в девять часов утра, что первая проглоченная им конфета отравлена, он решился съесть вторую в три часа дня?
  — Ох, одну минуточку, — вмешался Вэндлинг. — Это спорный вопрос!
  — Я хочу услышать мнение врача, — пояснил Мейсон.
  Судья Сайлер, принимавший довольно пассивное участие в происходившем, очевидно надеясь, что стороны сами разберутся, переводил глаза с одного на другого.
  — Он этого не делал! — отрезал доктор Рено.
  — Чего не делал? — спросил Мейсон.
  — Не ел второй конфеты.
  Вэндлинг, махнув рукой, уселся и с улыбкой сказал:
  — Ну, продолжайте. Кажется, доктор продвигается вперед весьма успешно.
  — Вы слышали свидетельство доктора Хокси о смерти от отравления цианистым калием?
  — Да, сэр.
  — Вы не согласны с подобным выводом?
  — Я никогда не спорю с заключением патологоанатома, производившего вскрытие.
  — Прекрасно, — наклонил голову Мейсон. — Выходит, человек умер от отравления цианистым калием. Вы видели, как он скончался. Вам известны симптомы. Так у него появились признаки цианистого отравления или нет?
  — Нет, сэр. Нет.
  — Таких признаков не было? — уточнил Мейсон.
  — Нет! — ответил доктор Рено, стискивая зубы.
  — В таком случае вы не думаете, что причиной его смерти явился яд?
  — Одну минутку, мистер Мейсон. Это другой вопрос. Я считаю, яд явился причиной смерти.
  — Но вы думаете не о цианистом калии?
  — Да, сэр, я считаю, Дейвенпорт умер от сильнейшего шока, последовавшего за отравлением мышьяком, который к тому времени, когда наступила смерть, в основном был удален из организма.
  — Не спешите, — покачал головой Мейсон. — Вы занимались этим человеком. Вы видели, как он умер?
  — Да, сэр.
  — И вы считаете, он умер от цианистого калия?
  — Нет, сэр, не считаю.
  — Одну минуточку, ваша честь, — заговорил Вэндлинг. — Возникает ситуация, которой я не предвидел. Надо признаться, я не допрашивал доктора Рено относительно причины смерти Эда Дейвенпорта, не сомневаясь, что наличие яда, обнаруженного при вскрытии, полностью отвечает на вопрос, из-за чего умер этот человек.
  — Сейчас вы имеете возможность допросить его дополнительно, — предложил Мейсон. — Я задаю доктору специфические вопросы при перекрестном допросе. И получаю специфические ответы. Я хочу, чтобы эти ответы были запротоколированы.
  — Да, конечно, их запротоколируют, — заверил Вэндлинг.
  — Вы стараетесь опротестовать мой перекрестный допрос? — поинтересовался Мейсон.
  Вэндлинг взял себя в руки и согласился:
  — Нет, продолжайте, коллега. Давайте выясним факты, какими бы они ни были.
  Мейсон повернулся к Рено:
  — Давайте внесем полную ясность в это дело, доктор. Вы видели, как умер ваш пациент?
  — Да, сэр.
  — Вы знакомы с симптомами отравления цианистым калием?
  — Да, сэр.
  — Вы не думаете, что он умер от данного яда?
  — Я абсолютно уверен! В наличии не было ни одного из типичных симптомов. Его смерть вызвана слабостью, шоком и неспособностью оправиться от проглоченного яда.
  — Вы сами не знаете, какую гадость он проглотил?
  — Я знаю то, что он мне говорил. И знаю, какие симптомы имелись в наличии.
  — Но большинство симптомов описано больным, так?
  — Ну он, естественно, описал мне свое самочувствие. Врачи всегда задают подобные вопросы.
  — Откуда вы знаете о принятии какого-то яда?
  — Его состояние совпадало с описанным им самим.
  — Он сказал вам о попытке жены отравить его. Он сказал также, что съел одну конфету из коробки и вскоре после этого…
  — Немедленно после этого, — поправил врач.
  — Ол-райт, немедленно после того, как он съел конфету из коробки, у него начались боли, понос и рвота?
  — Да, сэр.
  — И по мнению Дейвенпорта, это было вызвано мышьяковым отравлением?
  — Отравлением, да. Вроде бы он не упоминал мышьяк. Хотя да, вроде бы упомянул. Да.
  — Вы сами его упомянули?
  — Возможно.
  — Покойный какое-то время находился в Парадайзе?
  — Так он сказал.
  — Он ехал домой в Лос-Анджелес?
  — Да, сэр.
  — И он сказал вам, что съел конфету и тут же заболел?
  — Я повторил это уже много раз. Да, сэр. Мне кажется, я отвечал на данный вопрос в той или иной форме неоднократно.
  — Но вы не знаете, что он съел такую конфету?
  — Только с его слов.
  — Вы сами не видели, что он съел конфету?
  — Нет, сэр.
  — Но вы знаете твердо: Дейвенпорт не умер от отравления цианистым калием?
  — Симптомы его недомогания ни в чем не совпадали с симптомами, которые следовало бы ожидать от такого яда. Нет, сэр, цианистый калий здесь ни при чем…
  — Пойдем с вами немного дальше, доктор. Вы показали, что Эд Дейвенпорт обрисовал симптомы отравления?
  — Да, сэр.
  — И его состояние совместимо с таким отравлением?
  — Да, сэр.
  — И когда вы оставили человека около трех часов дня, он был мертв.
  — Да, сэр.
  — Если дело обстояло так, то где он раздобыл яичницу с беконом, которую доктор Хокси обнаружил в его желудке, съеденную, по мнению врача, незадолго до смерти?
  — Вас интересует мое мнение? — спросил доктор Рено.
  — Я вас спрашиваю.
  — По моему мнению, его жене удалось, уж не знаю каким образом, уговорить его поесть после того, как она осталась с ним наедине. И именно эта пища явилась причиной его смерти.
  — Каким образом?
  — Не знаю. Я не одобрил бы такой пищи. В его состоянии ему требовалась жидкая еда, ничего твердого, ничего тяжелого. Фактически я ввел ему внутривенное питание.
  — Каким образом человек, умирающий от шока, слабости и истощения, может сидеть в постели и есть яичницу с беконом? — спросил Мейсон.
  — Не могу сказать. Не знаю.
  — У вас на это не существует объяснения?
  — Нет, сэр.
  — Можете ли вы сказать, что состояние больного не позволяло ему пообедать яичницей с беконом?
  Доктор Рено заговорил деловито:
  — Нет сомнений, труп, вскрытие которого производилось, есть тело того человека, который был моим пациентом. Я, конечно, не мог предполагать, что он способен съесть такую пищу. Несомненно, ему нельзя было разрешать это делать. Поскольку яичница была обнаружена в его желудке, значит, он ее съел. Я ни за что бы не поверил, что такое возможно.
  — Ол-райт, давайте упорядочим наши с вами выводы, — сказал Мейсон. — Как врач, вы знаете: человек не умер от отравления цианистым калием?
  — Убежден, нет.
  — Вы сами не знаете, что он ел шоколадные конфеты?
  — Да, сам я этого не видел и не знаю.
  — Вы также сами не знаете, что он проглотил какой-нибудь яд?
  — Ну… ну, конечно, я не могу присягнуть. Меня при этом не было.
  — Вы досконально знаете, доктор, Эдвард Дейвенпорт мог страдать от пищевого отравления. Он мог приписать это действию яда, якобы подсыпанного ему его женой, в чем он мог ошибаться.
  — Ну…
  — Часто случается — не так ли, доктор? — что человек, страдающий от пищевого отравления, воображает, что была предпринята попытка его намеренно отравить, забывая о недоброкачественной пище.
  — Полагаю, с этим можно согласиться.
  — Вы никогда не сталкивались с подобными случаями в своей практике?
  — Я — да, сталкивался…
  — И вы знаете, Эдвард Дейвенпорт умер не от отравления цианистым калием?
  — Уверен в этом.
  — Это все, — произнес Мейсон.
  — Подождите минуточку, — остановил доктора, начавшего было спускаться, Вэндлинг. — Я хочу вас допросить, доктор. Ведь я разговаривал с вами до этого, правда?
  — Да, сэр.
  — Вы ни разу не упомянули о том, что смерть Дейвенпорта не была вызвана отравлением цианистым калием.
  — Вы же не задавали такого вопроса, — ответил Рено. — При объяснении я сказал: как мне казалось, жена дала ему яд, доза оказалась смертельной, человек мог вполне скончаться от того, что незадолго перед его смертью ему была введена дополнительная доза яда, наложившаяся на предыдущую. Я употребил слово «яд», но не говорил «цианистый калий», а вы не просили уточнить. Но я обратил ваше внимание: причиной смерти могло явиться и то, что организм Дейвенпорта не смог справиться с шоком от действия яда, проглоченного с шоколадной конфетой примерно в семь часов утра.
  — Верно, это вы говорили, — признал Вэндлинг, — но теперь ответьте на совершенно конкретный вопрос: считаете ли вы, что Дейвенпорт мог умереть не от отравления цианистым калием?
  — Такого вопроса вы мне не задавали. Я не вижу оснований конфликтовать с другим врачом до тех пор, пока мне не будет задан такой вопрос, на который неизбежен прямой ответ. Мистер Мейсон задал мне конкретный вопрос, и я дал на него конкретный ответ. Я находился при смерти больного. Она могла быть вызвана каким-то ядом, который подействовал на сердце, или же она явилась следствием ранее введенного яда, но никаких симптомов цианистого отравления я не наблюдал за все то время, пока находился с мистером Дейвенпортом.
  — Известно ли вам, сколько цианида обнаружено при вскрытии в желудке покойного?
  — Да.
  — Этого количества достаточно, чтобы вызвать смерть?
  — Вне всякого сомнения.
  — Обождите… Получается, если этот человек не умер от цианистого отравления ранее, он все равно умер от него. В его организме было столько цианида, что он все равно его бы убил, даже если вы не считаете причиной его смерти цианистый калий.
  — Возражаю против данного вопроса, — заявил Мейсон, — он спорный, двусмысленный и весьма неясный. Вопрос заключается вовсе не в том, от чего мог бы умереть этот человек. Но что явилось причиной его смерти.
  — Я тоже так считаю, — изрек судья Сайлер, — и поддерживаю возражение на вопрос, поставленный в такой форме.
  Вэндлинг заговорил раздраженно:
  — Ваша честь, это чрезвычайно необычная ситуация. Доктор Хокси — исключительно квалифицированный специалист в области токсикологии. Он обнаружил в организме покойного достаточно яда, чтобы вызвать смерть. Он конкретно указал: это цианистый калий, быстродействующий яд. Доктор же Рено придерживается другой точки зрения, то есть мистер Дейвенпорт умер не от цианистого отравления. Конечно, это всего лишь его личное мнение.
  — Он врач и имеет право на собственное мнение, — строго изрек судья.
  — К тому же он является вашим свидетелем! — добавил Мейсон.
  — Ваша честь, я считаю, при данных обстоятельствах обвинение имеет право просить продолжения расследования. В известном смысле я связан именно тем, что доктор Рено является моим свидетелем… В протоколе черным по белому записано: по его мнению, мистер Дейвенпорт не умер от цианистого отравления.
  — И, — подхватил Мейсон, — ваш собственный врач не обнаружил следов шоколада в желудке умершего.
  — Я хочу вновь вызвать доктора Хокси и задать ему несколько дополнительных вопросов, — заявил Вэндлинг.
  — Возражений нет? — спросил судья.
  — Никаких возражений! — воскликнул Мейсон.
  — Уступите место доктору Хокси, доктор Рено. Пожалуйста. Доктор Хокси, вы уже приведены к присяге. Я просто хочу задать вам один вопрос.
  Доктор Хокси поднялся на место для свидетелей. Была задета его профессиональная гордость, и он был вне себя от возмущения.
  — Вы слышали показания доктора Рено? — спросил Вэндлинг.
  — Слышал! — рявкнул Хокси.
  — Есть ли у вас какие-нибудь сомнения относительно причины смерти в данном случае?
  — Абсолютно никаких. Человек, которого я вскрывал, умер от отравления цианистым калием.
  — Иными словами, в его желудке находилось достаточно цианистого калия, чтобы вызвать его гибель?
  — Да, сэр.
  — Теперь я задам вам другой вопрос. Он довольно-таки надуманный и весьма отвратительный. Возможно ли откачать содержание желудка трупа?
  — Можно, конечно.
  — Так. Можно ли после этого накачать что-то другое в желудок трупа?
  Доктор Хокси заколебался.
  — Сейчас вы спрашиваете меня, — сказал он наконец, — не предполагаю ли я, что именно это проделано в данном случае?
  — Я спрашиваю вас вообще о подобной возможности.
  — Полагаю, вообще-то это возможно. Однако я должен указать, Эдвард Дейвенпорт умер от действия цианистого калия. Не только присутствовал яд, но были в наличии все признаки такого отравления: состояние горла, характерный запах и прочие симптомы. Лично я считаю, человек умер практически мгновенно, проглотив большую дозу яда. Он пил спиртное примерно за час до смерти. Он также ел яичницу с беконом в это же время.
  Вэндлинг повернулся к судье:
  — Ваша честь, я пытаюсь разобраться в фактах по данному делу. Надо же как-то привести к общему знаменателю эти два противоречащих заключения свидетелей.
  — Что касается меня, ничего противоречивого в моих показаниях нет. Я уверен, человек умер от цианистого отравления, — заговорил доктор Хокси. — Все симптомы налицо. Большое количество яда. Ни один человек не смог бы остаться в живых, проглотив столько отравы, сколько обнаружено при вскрытии. И что бы ни говорили в опровержение, я буду отстаивать свою точку зрения.
  — Есть ли у вас дополнительные вопросы по перекрестному допросу, коллега? — обратился Вэндлинг к Мейсону.
  — Вы предполагаете, яд был в шоколадной конфете? — спросил тот.
  — Нет. Я думаю, смерть наступила очень быстро. Кроме того, я не обнаружил никаких следов шоколада, хотя очень тщательно обследовал содержимое желудка, как раз разыскивая признаки того, что покойный ел эти конфеты.
  — Каким образом, по-вашему, яд попал в организм?
  — Я сомневаюсь, что он поступил вместе с пищей. Его могли подмешать к виски. В крови найден алкоголь, а в желудке — виски… У меня имеется еще одна теория, на правильности которой я не буду настаивать.
  Мейсон обдумал его ответ и спросил:
  — Не заключается ли эта теория в том, что покойнику могли дать смертельную дозу яда под видом лекарства?
  — Да, сэр.
  — У меня все, доктор, — с удовлетворением заявил Мейсон.
  — Всего один вопрос у меня, доктор, — поспешно пробормотал Вэндлинг. — В таком случае вы считаете, что обвиняемая дала Эдварду Дейвенпорту яд под видом лекарства?
  — Нет.
  — Как? Мне казалось, вы сейчас говорили о возможности введения цианида в качестве лекарства?
  — Я это сказал, но только не миссис Дейвенпорт, она не находилась рядом с Дейвенпортом в соответствующее время. Я убежден, Эдвард Дейвенпорт прожил максимум две минуты после приема яда.
  — У вас есть еще вопросы, коллега? — обратился Вэндлинг к Мейсону.
  — Никаких, — ответил Мейсон. — Вы прекрасно работаете со свидетелями. Продолжайте и дальше в том же духе.
  — Я бы просил отложить слушание, — предложил Вэндлинг. — Уже время перевалило за полдень, ваша честь. Суд обычно прерывает работу до трех часов. Я бы просил о перерыве до четырех часов дня.
  — У защиты нет возражений? — осведомился судья.
  — Ввиду сложившихся обстоятельств — нет, — согласился Мейсон. — Если обвинение желает, мы могли бы перенести заседание на десять часов утра завтрашнего дня.
  — Я бы предпочел, чтобы эта просьба не исходила от обвинения, — после недолгого раздумья пробормотал Вэндлинг.
  — Хорошо, я вношу такое предложение, — без колебаний объявил Мейсон.
  — Прекрасно!
  Судья поднялся со стула:
  — По просьбе защиты слушание дела откладывается на завтра на десять часов утра. Обвиняемая остается в камере предварительного заключения. Суд отложен.
  Вэндлинг внимательно посмотрел на Мейсона.
  — Знаете, меня предупреждали, что я должен быть готов ко всякого рода неожиданностям, имея дело с вами, но за всю свою карьеру я впервые сталкиваюсь с подобной чертовщиной!
  — Что вы намереваетесь делать?
  — Не знаю, — вздохнул Вэндлинг. — Я был уверен, все трудности позади… я ее уже практически связал по рукам и ногам. Но благодаря показаниям доктора Рено мне придется сильно попотеть, чтобы обвинить ее перед жюри.
  — Ну, во всяком случае, вы откровенны.
  — С вами бессмысленно хитрить и изворачиваться, — снова вздохнул Вэндлинг. — Вы не хуже меня знаете, что бы случилось, если бы в присутствии присяжных разыгралось нечто в этом роде.
  — Вы собираетесь прекратить дело?
  — Не думаю. Я попал в эту историю с закрытыми глазами. Теперь, думаю, мне, возможно, удастся обойтись в дальнейшем без показаний доктора Рено, заставив вас вызвать его в качестве свидетеля защиты.
  — Ну а дальше?
  — Дальше, — продолжил Вэндлинг, понизив голос, — я подвергну сомнению его профессиональную компетентность. Сомневаюсь, чтобы его высоко ценили в здешнем врачебном мире. Он приехал издалека. Немолодой мужчина, а практикует в Крэмптоне всего три года. Если не ошибаюсь, в прошлом у него были неприятности из-за наркотиков. Вот почему доктор Хокси так возмутился, что его выводы подвергает сомнению доктор Рено.
  — Похоже, доктор Рено абсолютно уверен в своей правоте, — заметил Мейсон.
  — Даже слишком!
  — Ну и потом, разумеется, — добавил адвокат, — нельзя забывать о сенсационном моменте, до которого пока не дошло. Труп, вылезающий из окна, — это не пустяк!
  Вэндлинг моментально нахмурился, вспомнив промах полицейских.
  — Странное дело. Кто-то смог протолкнуть тело через окно, а затем сыграл роль мертвеца. Я попросил отсрочки, потому что у меня возник один план. Вы бы удивились, узнав, о чем я думаю сейчас.
  — Может быть, я и не знаю доподлинно, о чем вы думаете, — усмехнулся Мейсон, — но готов поспорить на пять долларов, что догадываюсь о ваших следующих действиях.
  — Неужели?
  — Позвонить окружному прокурору в Лос-Анджелес и сказать, мол, вы столкнулись с техническими трудностями в деле, поэтому, по вашему мнению, будет разумнее, если жюри в Лос-Анджелесе предъявит Мирне Дейвенпорт обвинение в убийстве Гортензии Пакстон и сначала осудит ее там за данное преступление.
  Вэндлинг откинул голову и захохотал:
  — Ну, меня предупреждали, что вы будете предвидеть каждый мой шаг… С вашего разрешения, я пойду позвоню.
  Когда Вэндлинг отошел, Мейсон повернулся к полицейскому:
  — Одну минуту, я хочу поговорить с моей подзащитной прежде, чем вы отведете ее в тюрьму.
  Он взял миссис Дейвенпорт за руку и отвел ее в опустевший угол зала.
  — Вы меня уверяли, что не прикасались к коробке с конфетами?
  — Мистер Мейсон, я сказала правду. Я не открывала коробку, даже не снимала с нее целлофана.
  — Отпечатки ваших пальцев обнаружены на конфетах.
  — Тут что-то не так. Видимо, это не мои отпечатки. Их как-то подделали.
  — Вопрос о подделке отпечатков пальцев довольно часто возникает, — сурово произнес Мейсон, — но такие предположения еще ни разу не оправдывались.
  Мирна Дейвенпорт опустила глаза и тихим голосом произнесла:
  — И все же это не мои отпечатки. Их не может там быть.
  — Вы не раскрывали коробку с конфетами?
  — Нет, конечно.
  Откуда-то из конца зала прибежала Сара Энзел.
  — Мистер Мейсон, — замахала она рукой, — могу ли я с вами поговорить?
  Миссис Энзел протиснулась через турникет и вошла в отгороженное пространство для членов суда, не дожидаясь согласия адвоката.
  — Мистер Мейсон, я знаю, я точно знаю, Мирна не сделала ничего того, что ей приписывают. Она не кормила Эда яичницей с беконом. Он вообще ничего не ел, пока мы были там. Он был в полузабытье, едва говорил, а Мирна после ухода доктора Рено не входила в комнату. И она…
  Мирна холодно посмотрела на Сару.
  — Уходите! — сказала она решительно.
  Сара Энзел замахала руками:
  — Мирна, моя дорогая, я же пытаюсь помочь тебе.
  — Вы сделали все, что было в ваших силах, чтобы предать меня.
  — Мирна, ты понимаешь, о чем ты говоришь?
  — Разумеется.
  — Ты не можешь быть такой жестокой. Ты расстроена и возбуждена. Послушай, Мирна, моя дорогая, я знаю, как твои отпечатки оказались на конфетах… Ты дала Эду нераспечатанную коробку, положила ее в чемодан. Но в гостиной-то находилась точно такая же вторая коробка, наполовину пустая. Мы с тобой лакомились этими конфетами. В гостиной были даже две такие коробки, кто-то переложил оставшиеся конфеты в одну из них. Поэтому отпечатки твоих пальцев остались на некоторых конфетах. Эд, очевидно, забрал эту коробку и добавил из нее конфет в свою. Или же забрал с собой обе. Пока он был в Парадайзе, он, видимо, съел полностью конфеты из новой коробки, вторая же оставалась у него в портфеле. А это была сборная из двух коробок. Я практически могла бы присягнуть, что дело обстояло таким образом.
  Не сказав ни слова, Мирна повернулась к полицейскому.
  — Будьте любезны, проводите меня в тюрьму, — попросила она. — Я очень устала.
  Полицейский увел Мирну.
  Повернувшись к Мейсону, Сара Энзел сердито заговорила:
  — Ну, и как вам это нравится? Я изо всех сил стараюсь ей помочь, а вместо благодарности получаю пощечину.
  — Надо признать, — холодно отпарировал адвокат, — вы сделали все, чтобы помочь администрации Лос-Анджелеса возбудить против нее дело.
  — Это потому, что я потеряла голову от волнения и… бедное дитя! Она же никогда и мухи не обидела. Я так сожалею. Я ужасно переживаю из-за того, что натворила, мистер Мейсон! Но, конечно, я не соглашусь подставлять другую щеку для очередной пощечины. Что за дурочка! Ведь если бы не я, Эд Дейвенпорт оставил бы ее без цента. А потом бросил бы. Я в этом не сомневаюсь. Уж кого-кого, а мужчин я изучила.
  — Вы еще проживете здесь какое-то время? — сухо спросил адвокат.
  — Конечно. Вы же слышали слова судьи? Я обязана здесь торчать.
  — Возможно, мне потребуется с вами еще потолковать.
  — Вы найдете меня в отеле «Фресно».
  — Не исключено, может появиться необходимость уточнить кое-какие подробности относительно конфет.
  Глава 12
  Перри Мейсон, Делла Стрит и Пол Дрейк собрались в номере адвоката в отеле «Калифорния».
  — Ну, — заговорил адвокат, — наконец-то картина проясняется.
  — Проясняется? — воскликнул детектив. — Да положение до того запутано, что в нем никто не в состоянии разобраться.
  — Не горячись, Пол! — возразил адвокат. — Теперь уже совершенно ясно: Эда Дейвенпорта мог убить один-единственный человек.
  — Ты имеешь в виду Мирну?
  — Каким образом Мирна смогла бы его убить? Не городи ерунды.
  — Очень даже просто. Приехав в Крэмптон, она дала ему дозу цианида, затем вызвала доктора Рено, заявив, что положение мужа крайне тяжелое.
  — Ну и как бы она отделалась от тела?
  — У нее был сообщник, который протиснул труп через окно, после чего обрядился в пижаму с красными крапинками и выскочил наружу, когда удостоверился в наличии свидетеля, причем на порядочном расстоянии, так что ему была видна мужская фигура, а лицо он рассмотреть не мог.
  — Весьма интересно, — усмехнулся адвокат. — Но откуда она могла знать, что муж заболеет, когда приедет в Крэмптон?
  — Ей было безразлично, когда и где он заболеет, — поморщился Дрейк. — Она ухватилась за представившуюся возможность от него избавиться, он заболел, вот она и дала ему яд. Она поступила бы точно так же, если бы он заболел во Фресно, Бейкерсфилде, Парадайзе или же в Тимбукту.
  — Замечательно. Но ты не учитываешь могилку. Откуда миссис Дейвенпорт могла знать, что в трех милях от города имеется готовая могила?
  — Потому что она ее выкопала.
  — Когда?
  — Возможно, она съездила туда за неделю и выкопала ее сама или поручила сделать своему соучастнику.
  — В таком случае она должна была знать, что муж заболеет в Крэмптоне в тот самый момент, когда туда приедет.
  Дрейк почесал голову.
  — Н-да, будь я проклят! — пробормотал он.
  — Кто же тогда его убил? — спросила Делла Стрит.
  — Тот, кто знал, что он заболеет по прибытии в Крэмптон, — намекнул Мейсон.
  — Но кто бы это мог быть?
  — У меня есть соображения. Лично я считаю, всего один человек имел возможность предвидеть случившееся.
  — Кто? — спросила Делла.
  Мейсон посмотрел на секретаря, ее глаза ждали ответа.
  — В данный момент я не хочу ничего предсказывать. Нам необходимо поискать дополнительные доказательства, пока наш приятель Талберт Вэндлинг спорит с окружным прокурором в Лос-Анджелесе.
  — Спорит? — переспросила Делла.
  — Безусловно, — подтвердил Мейсон. — Не воображай, будто окружной прокурор Лос-Анджелеса горит желанием взять в свое производство дело Дейвенпортов.
  — Почему нет?
  — Потому что ход процессу был дан во Фресно, здешние власти попытались обвинить Мирну Дейвенпорт, а затем неожиданно отступились и дали задний ход, когда выяснилось, что факты-то не слишком убедительны. Конечно, окружной прокурор в Лос-Анджелесе может показать, что Гортензия Пакстон умерла от яда, после ее смерти Мирна Дейвенпорт выиграла в финансовом отношении, в ее доме имелись какие-то яды и вдобавок она пыталась их спрятать после того, как узнала об эксгумации тела Гортензии Пакстон.
  — Серьезное дело! — воскликнул Пол Дрейк.
  — Дело серьезное, но не бесспорное, — возразил Мейсон. — Всего один-два дополнительных факта в пользу защиты, и в лучшем случае мнение присяжных разделится.
  — Какие факты ты можешь раздобыть в пользу своей подзащитной?
  Мейсон хитро подмигнул и выложил совсем уж непонятное:
  — Отравление Эда Дейвенпорта.
  — Что ты имеешь в виду?
  — Лицо, отравившее его, очевидно, отравило и Гортензию Пакстон.
  — Не хочешь ли объяснить?
  — При других обстоятельствах окружной прокурор попробовал бы и то и другое. Если бы он считал, что вину Мирны можно доказать, он использовал бы старый прием демонстрации сходства преступлений и все такое. Но теперь защита потребует доказать все факты, голословное обвинение ничего не даст. И если обвинению не удастся найти объяснения, если, к примеру, не будет вызван в качестве свидетеля доктор Рено, повиснет в воздухе факт выскочившего из окна мужчины в пижаме, люди заподозрят нечистую игру, и Мирну не осудят.
  — Так, — протянул Дрейк, — значит, окружной прокурор в Лос-Анджелесе скажет Вэндлингу: раз начал дело, то и заканчивай его.
  Мейсон вытянул губы, что должно было означать: «без сомнения».
  — Что же будет делать Вэндлинг? — спросил Дрейк.
  — Попытается раздобыть дополнительные доказательства. Если ему это не удастся, он будет вынужден закрыть дело.
  — Почему?
  — Взгляни на дело по-другому, — предложил Мейсон. — Мирна Дейвенпорт положила конфеты в чемодан мужа. Конфеты отравлены, в них содержался мышьяк и цианистый калий. Доктор Рено может присягнуть: пациент сообщил ему о симптомах мышьякового отравления, он не умер от цианистого калия.
  Зато он не может присягнуть, что у пациента на самом деле имелись признаки мышьякового отравления. Ему это известно только со слов самого Дейвенпорта, а это сообщение, основанное на слухах, судом в расчет не принимается.
  Доктор Хокси покажет под присягой: Дейвенпорт умер от цианистого отравления, в желудке покойного он не смог обнаружить никаких следов шоколадных конфет. Получается, Дейвенпорт не скончался от отравленных конфет. Единственным связующим звеном между Мирной и смертью Дейвенпорта являются эти конфеты.
  — Так чем мы занимаемся? — спросил Дрейк.
  — Мы отправляемся на машине к могиле близ Крэмптона, — сообщил Мейсон, — ну и там поищем.
  — Что именно?
  — Где был припаркован шестиколесный автомобиль.
  — Шестиколесный автомобиль? — переспросил Дрейк.
  — Правильно.
  — Это еще что такое? — поразилась Делла Стрит.
  — Самый обычный автомобиль с домиком-прицепом.
  — До меня не дошло, — пожаловался Дрейк.
  — А затем мы попытаемся разыскать Мейбл Нордж.
  — Зачем?
  — Мы хотим допросить ее.
  — Где и как ее искать?
  — У тебя есть ее описание, Пол?
  — Высокая брюнетка лет двадцати семи — двадцати восьми, хорошо сложена, не полная, серые глаза, узенькие, ниточкой, брови.
  — Чтобы найти ее, ты отправишься в Сан-Бернардино и проверишь все отели и мотели. Тебе придется кому-то поручить связаться с местным окружным прокурором в Бьютте или же найти кого-то из его офиса.
  — А это-то для чего?
  — Я думаю, она будет поддерживать связь.
  — Почему? Откуда у тебя такие мысли?
  — Она не хочет находиться в бегах, но в то же время не желает, чтобы ее отсутствие неправильно истолковали. Поэтому, я предполагаю, она позвонила окружному прокурору и сообщила ему, где он может ее отыскать, но попросила никому не давать ее адрес.
  — Считаешь, окружной прокурор Бьютта ее защитит?
  — Думаю, попытается.
  — Почему?
  — Он использует ее либо в качестве отвлекающего момента, либо как последний козырь, в зависимости от того, что будет выгоднее. А то, что ему одному известно ее местонахождение, усиливает его позиции.
  — О’кей, Перри, — вздохнул Дрейк. — Ну а чего ты хочешь от меня сейчас?
  — Направь своих людей в Сан-Бернардино. Я хочу разыскать Мейбл Нордж. Но смотри, чтобы она не встревожилась, пусть и дальше чувствует себя в полной безопасности. Я почти не сомневаюсь, она уже звонила или позвонит окружному прокурору, а он велит оставаться там, где она находится. Я не хочу, чтобы стало известно о наших поисках. Задача не слишком сложная. В отелях, как правило, останавливаются жильцы временно, на день, редко на два. Молодая привлекательная особа, прожившая уже несколько дней, не останется незамеченной.
  — О’кей, еще?
  — Мы с Деллой поедем к могиле, порыскаем вокруг, посмотрим… Домой вернемся, я думаю, вскоре после того, как ты разберешься с Сан-Бернардино.
  — А как с Сарой Энзел? — поинтересовался Дрейк. — Она в полном смысле слова преследовала меня, настаивала на встрече, упорно твердила, что она лучший друг Мирны и жаждет все уладить.
  — Оставь ее в покое, Пол. Бог с ней, больше она уже навредить не сможет.
  — Тебе хорошо говорить, — усмехнулся детектив. — Я-то ее оставлю в покое с большим удовольствием, но как добиться того, чтобы она оставила в покое меня?
  — Самым правильным было бы стукнуть ее по голове дубинкой… Пошли, Делла, время дорого.
  Делла Стрит вместе с Перри Мейсоном доехали на машине до Крэмптона, затем свернули с дороги, обозначенной на карте, предъявленной на дознании Вэндлингом, к тому месту, где находилась могила.
  Несколько любопытных все еще находились поблизости. На земле видны были следы ранее припаркованных машин. Пустые коробочки из-под пленки объясняли, откуда взялось такое множество следов: десятки ног утрамбовали землю вокруг неглубокой могилы.
  — Делла, если моя теория верна, то где-то неподалеку был припаркован автомобиль с домиком-прицепом. Он, возможно, находился здесь дня два-три. Я хочу найти место, где он стоял.
  Делла Стрит приподняла брови:
  — Если ваша теория верна?
  — Именно так.
  — А какая, хотелось бы знать, у вас теория?
  — Пошли, Делла. Не лишай меня моего триумфа.
  — В каком смысле?
  — Если окажусь прав, то смогу указать Полу Дрейку простые элементы рассуждения, на основании которых он без моей помощи разберется, в какой последовательности все происходило.
  — А если вы ошибаетесь?
  — Если я ошибаюсь, — усмехнулся адвокат, — а ты заранее не знакома с моей теорией, я как-нибудь упомяну, дескать, у меня была одна версия, но, по всей вероятности, она не основана на фактах, я не стану занимать время разговорами о ней.
  — Полу Дрейку можете так сказать, но разве вы не собираетесь поступить в отношении меня по-другому? — обиженно спросила Делла.
  — В том-то и дело, я заинтересован в том, чтобы произвести на тебя даже лучшее впечатление, чем на Пола Дрейка.
  — Вам не надо для этого ничего делать. Вы прекрасно знаете, какого я высокого мнения о вас!
  — В конце-то концов, Делла, ты не стала бы требовать от фокусника, чтобы он объяснил тебе, как он намерен проделать очередной трюк до того, как ты его увидишь. Это бы лишило его номер и блеска, и загадочности.
  — Убрав загадочность, вы все равно не лишите свои «трюки» блеска! — искренне воскликнула Делла. — Но если вы хотите, чтобы я помогла вам блуждать среди этих зарослей в поисках места, где стояла машина, лучше скажите, зачем это вам понадобилось.
  — Давай посмотрим вот с какой точки зрения, Делла. Вся схема убийства зависела от факта: кто-то должен был знать, что Эдвард Дейвенпорт серьезно заболеет сразу же после того, как выедет из Фресно, а к тому времени, когда доберется до Крэмптона, он настолько ослабеет, что даже не сможет ехать дальше. Ему придется остановиться в мотеле и вызвать врача. В противном случае не произошло бы убийство. Оно не было бы запланировано, во всяком случае до такой степени — уже была готова могила.
  — Все так. Вы говорили об этом, шеф.
  — Кто же этот человек? Кто мог знать, что Дейвенпорт разболеется в совершенно определенном месте и в определенное время?
  — Мейбл Нордж, секретарша? — высказала предположение Делла Стрит.
  — Я тебе сказал все необходимое, Делла. А теперь за работу. Отправляйся на поиски следов машины с прицепом с восточной стороны холма, а я осмотрю западную. Но не заходи особенно далеко. Следы, по моим расчетам, должны находиться где-то на расстоянии от сотни до двухсот ярдов от могилы. Если ты на кого-нибудь наткнешься или заметишь за собой слежку, сразу зови меня.
  Делла Стрит заколебалась:
  — Так вы мне больше ничего не объясните?
  — Ты сама, возможно, найдешь какие-нибудь ниточки… Уж коли я задумал вынуть кролика из шляпы, я не хочу, чтобы моя аудитория зевала мне в лицо. Ты даже не представляешь, какое удовольствие я получаю от этого расследования!
  — Тщеславный самодур! — воскликнула сердито девушка, повернулась на каблуках и пошла под уклон по холму, кое-где поросшему кустарником.
  Мейсон подождал несколько секунд, затем отправился в противоположном направлении, медленно спускаясь вниз зигзагами и зорко вглядываясь в землю.
  Через пятнадцать минут Мейсон вернулся на вершину холма и громко свистнул, вызывая Деллу. Несколько минут он нетерпеливо прислушивался и совсем было вознамерился отправиться на поиски девушки, когда до него донесся издали ее ответный крик.
  Мейсон свистнул еще раз и стал торопливо пробираться через кустарник. Наконец он увидел следы Деллы, засвистел в третий раз и услышал ее окрик. Пройдя ярдов пятьдесят, он вновь засвистел, Делла отозвалась.
  — Господи, Делла, я не хотел, чтобы ты заходила так далеко. Что бы случилось, если бы ты натолкнулась на ка…
  — Я иду по горячему следу! — крикнула она в ответ.
  Мейсон побежал к ней со всех ног. Делла показала ему автомобильные следы, отчетливо видные в мягкой почве.
  — Ого! — воскликнул адвокат.
  — Это следы джипа, — уверенно заявила Делла. — Это что-нибудь значит?
  — Возможно.
  — Теперь вам не нужен домик-прицеп?
  — Не знаю. Едва ли… Давай пройдем по колее.
  — В каком направлении?
  — Где ты их заметила, Делла?
  — Приблизительно в сотне футов от холма, как я думаю.
  — В таком случае пойдем в кустарники.
  Прошагав еще с сотню ярдов, они неожиданно оказались на открытой местности среди кустов, куда с шоссе вела едва заметная, но вполне проезжая дорога. На этой полянке, судя по следам, и стоял домик-прицеп. Сохранилась даже яма, намытая стоком из отверстия трубы, выходившей наружу за левым задним колесом.
  Делла Стрит отвесила церемонный поклон:
  — Великолепно, мистер Мейсон, теперь вы извлекли кролика из шляпы. Обнаружили, где стоял жилой автоприцеп. Что мы делаем теперь?
  — Теперь мы отметим это место. Вернемся во Фресно. Попросим Пола Дрейка направить сюда двоих самых надежных и наблюдательных оперативников с заданием прочесать все вокруг и собрать все вещественные доказательства.
  — Вещественные доказательства?
  Мейсон ткнул пальцем в кучку консервных банок:
  — Вообще все, каждую мелочь — необходимо произвести тщательную инвентаризацию этого места прежде, чем с ним что-то случится.
  — Почему бы нам этим не заняться?
  — У нас есть другая работа, — сообщил Мейсон. — Нам нужно срочно выехать в Сан-Бернардино.
  — После того как вы нас изрядно ошарашили, вытащив кролика из шляпы, скажите, как вы узнали, что он находится в шляпе?
  Мейсон погрозил девушке пальцем:
  — Ты еще не ответила на мой вопрос, Делла.
  — Какой вопрос?
  — Кто был тот единственный человек, который мог знать следующее: Эдвард Дейвенпорт собирается выехать из Фресно в семь часов утра; он сильно разболеется, как только окажется в пути, а к тому времени, когда доберется до Крэмптона, ему будет настолько плохо, что он не сможет ехать дальше и будет вынужден лечь в постель и вызвать врача?
  — Да такого человека не существовало, — ответила смело Делла Стрит. — Его не могло быть!
  — В таком случае не могло быть преднамеренного убийства.
  — Нет, убийство явно преднамеренное, шеф. В противном случае не было бы заранее вырытой могилы. За два или три дня. То есть если могила с самого начала предназначалась для Эда Дейвенпорта.
  — Не сомневайся, для него. Пошли дальше, Делла. Впрочем, давай поговорим о наших планах. Мы возвращаемся во Фресно. Там берем самолет до Сан-Бернардино. К тому моменту, как мы туда доберемся, люди Дрейка наверняка уже разыщут Мейбл Нордж.
  — А если нет?
  — Тогда придется это сделать нам самим, но я убежден, они ее найдут. Тем временем люди Дрейка обшарят здесь каждый дюйм земли, разыскивая вещественные доказательства. К примеру, Делла, обрати внимание на эти консервные банки. Вот банка из-под жареных бобов. Она раскрыта с помощью новейшего консервного ножа, который не оставляет следов в виде зазубрин на крышке. Загляни внутрь жестянки.
  — Что в ней особенного?
  — Остатки бобов совершенно сухие и затвердевшие.
  — Значит, банка валялась здесь уже некоторое время?
  — Неделю или дней десять.
  — Прекрасно, мистер волшебник, — похвалила Делла. — Я знаю свое место. Предполагается, я надену короткую юбчонку, колготки с блестками и буду стоять возле вас, улыбаясь и кланяясь, пока вы будете тащить кролика из шляпы. Как я понимаю, таковы функции ассистента волшебника, не так ли?
  — Верно. В задачу ассистентки входит отвлекать внимание публики.
  — Но не волшебника?
  — Иногда даже и волшебника, — снисходительно улыбнулся Мейсон.
  Глава 13
  Солнце стояло уже низко, когда зафрахтованный Мейсоном самолет летел над высоким плато. Внизу под ними пески пустыни чередовались с зелеными оазисами. Высокие веерообразные пальмы отбрасывали длинные угловатые тени. С правой стороны впереди снежная вершина горы превратилась в розовый волшебный цветок под лучами заходящего солнца. Затем пустыню сменили горы, громоздившиеся одна на другую беспорядочными зубчатыми пиками, пока внизу не протянулся хребет, поросший темно-зелеными соснами. Засверкало озеро, окаймленное многочисленными веселыми домиками. Вокруг озера протянулась асфальтированная дорога.
  Внезапно вся местность куда-то провалилась, внизу возникла долина Сан-Бернардино со своими прямыми магистралями и домами, которые выглядели вырезанными из чистого сахара под розовыми крышами в зеленом обрамлении садов и лужаек.
  Самолет пошел на посадку.
  — От аэропорта, где я хочу приземлиться, до города несколько миль, — сообщил летчик.
  — Это не имеет значения, — махнул рукой Мейсон. — Мы арендуем машину.
  Внизу, в долине, зажглись огни. Летчик заскользил над апельсиновыми рощами и процветающими ранчо, вскоре шасси были выпущены, самолет побежал по асфальту и остановился.
  — Я не смогу сегодня вечером доставить вас назад, — предупредил летчик. — У меня нет разрешения на ночные полеты.
  — Не беспокойтесь, — улыбнулся адвокат, — мы как-нибудь вернемся.
  Мейсон расплатился с летчиком и взял такси, попросив довезти их до станции проката автомобилей, затем позвонил по телефону, полученному от Пола Дрейка, и объяснил, кто он такой.
  — Мне повезло, — сказал ему оперативник, — мы нашли вашу особу примерно минут двадцать назад.
  — Где же она?
  — Остановилась в отеле «Энтлерс», и я вас удивлю.
  — Чем?
  — Она зарегистрировалась под именем Мейбл Дейвенпорт.
  — Замечательно!.. Вы установили за ней наблюдение?
  — Да. Большую часть дня она отсутствовала, вернулась вскоре после того, как мы ее обнаружили, а теперь она у себя в номере.
  — Там дежурит ваш человек?
  — Да.
  — Как я его узнаю?
  — Он одет в серый костюм, ему тридцать пять лет, среднего роста и плотного телосложения, на шее синий галстук в красный горошек и золотая булавка в форме подковы.
  — О’кей, он нас ждет?
  — Будет ожидать. Через несколько минут он свяжется со мной, я его предупрежу о вашем появлении.
  — Прекрасно, — закончил разговор Мейсон и повесил трубку.
  — Ну, Делла, мы таки выяснили, где искать интересующую нас особу. Она в отеле «Энтлерс», зарегистрирована под именем Мейбл Дейвенпорт.
  — А, это Мейбл Нордж, секретарь? Единственный человек, который, возможно, мог знать, что Эд Дейвенпорт заболеет вскоре после того, как уедет из Фресно.
  — Каким образом она могла это узнать?
  — Неужели я должна объяснять? Она поехала до Фресно вместе с ним, провела ночь в отеле. Как раз перед самым его отъездом она позаботилась о том, чтобы он принял что-то такое, от чего он моментально заболел и…
  — Но никакой женщины с ним не было зарегистрировано, — возразил Мейсон. — Если бы он приехал с ней, они бы зарегистрировались как Фрэнк Л. Стэнтон с женой. Нет, Делла, он был один.
  — У него был посетитель.
  — Точно.
  — После того как этот посетитель ушел, Мейбл Нордж присоединилась к нему. Она выжидала.
  — Ты думаешь, она отравила его?
  — Вот этого я не могу понять. Она, должно быть, дала ему что-то такое, из-за чего он заболел.
  — Как раз перед тем, как ему надо было уезжать?
  — Да. Утром.
  — В таком случае он наверняка бы вернулся назад и вызвал врача из Фресно, а не двинулся бы дальше, чтобы свалиться в Крэмптоне, где так кстати была выкопана могила.
  Делла разочарованно вздохнула:
  — Полагаю, вы мне все расскажете в дальнейшем, когда сочтете нужным.
  — Я расскажу, как только сам буду знать наверняка. Сейчас у меня всего лишь теория, не более.
  — Не надо быть таким скрытным. Согласно вашей теории есть всего один человек, которому было известно, что Дейвенпорт заболеет, как только уедет из Фресно, доберется до Крэмптона и там остановится. Это был… О боже всемогущий! Уж не был ли это сам Эд Дейвенпорт?
  — Верно.
  — Но чего ради? Чего ради он надумал?..
  — Мы услышим кое-какие ответы через несколько минут, если Мейбл Нордж заговорит, а при сложившихся обстоятельствах, я думаю, она это сделает. Представляешь, как она смутится, когда мы туда явимся и выясним, что она зарегистрирована как Мейбл Дейвенпорт?
  — И вы предполагаете, Эд Дейвенпорт намеревался там заболеть, чтобы…
  — Эд Дейвенпорт был единственным человеком, знавшим совершенно определенно: он разболеется в Крэмптоне. То есть, Делла, все это было заранее запланировано.
  — Разумеется. Об этом говорит могила.
  — Такова теория обвинения.
  Делла Стрит немного помолчала, пытаясь все обдумать, потом покачала головой:
  — Мне это не по зубам.
  — Я думаю, мы получим кое-какую информацию, которая даст нам возможность разобраться в этой загадке. Припомни-ка тот телефонный звонок, который был в Парадайзе, Делла. Человек не задал никаких вопросов. Как только ты произнесла «алло», он сообщил про мотель в Сан-Бернардино и повесил трубку.
  — Понимаю, — протянула Делла. — Мейбл Нордж оказалась в доме, вовсе не проезжая мимо, она ждала этот телефонный звонок, чтобы знать, куда ей ехать.
  — Совершенно верно.
  — А так как на звонок ответила я, она знала только об окрестностях Сан-Бернардино, она туда отправилась и стала выжидать.
  — Правильно.
  — Но почему она не вернулась назад, в Парадайз, после того как мы уехали?
  — Возможно, она и возвращалась. Мы не знаем. Приехала туда и стала дожидаться телефонного звонка, который так и не раздался, потому что звонили раньше, когда трубку сняла ты. Возможно, инструкции предусматривали такую вероятность. Если Мейбл не дождется звонка до определенного времени, скажем, до полуночи, тогда она должна отправиться в Сан-Бернардино, зарегистрироваться в отеле «Энтлерс» под именем Мейбл Дейвенпорт и ждать дальнейших указаний.
  — Но как это сочетается с присвоенными деньгами…
  — Кто сказал, что она их присвоила? — спросил Мейсон.
  — Но ведь она сняла с банковского счета в Парадайзе в полном смысле все, а потом исчезла?
  — Верно, — кивнул Мейсон, — но это же не присвоение и не растрата.
  — Лично мне это кажется как раз присвоением денег Дейвенпорта.
  — Посмотрим, что нам скажет Мейбл по этому поводу.
  Мейсон оставил машину на стоянке неподалеку от отеля «Энтлерс», вошел в холл и без труда узнал человека в сером костюме с синим галстуком в красный горошек. Тот, прислонившись со скучающим видом к табачному киоску, чуть слышно произнес:
  — Она в кафе. Только что спустилась пообедать. Вы узнаете ее? Может быть, подождете, пока она оттуда выйдет, или же…
  — Нет, — улыбнулся Мейсон, — мы побеседуем за столом.
  — О’кей. Хотите, чтоб я оставался на посту?
  — Думаю, это не будет лишним, — решил Мейсон. — Пошли, Делла, сейчас мы свалимся на голову Мейбл.
  — Она сидит одна во второй кабине справа, — сообщил детектив.
  — О’кей, мы составим ей компанию.
  Мейсон придержал вращающуюся дверь, пропуская Деллу вперед. Они вошли в ресторан, повернули направо. Мейсон резко остановился.
  — Постой, Делла, я вижу знакомое лицо!
  Мейбл Нордж, изучавшая меню, с любопытством подняла голову, в глазах у нее появилось паническое выражение.
  — Добрый вечер, — холодно произнесла она.
  Мейсон шагнул вперед с протянутой рукой:
  — Здравствуйте, мисс Нордж! Как вы себя чувствуете? Слышал, вы здесь.
  — Вы слышали, что я здесь? — растерянно пробормотала она и после минутного колебания протянула ему руку.
  — Ну да, — ответил Мейсон. — Вы же поставили в известность администрацию округа Бьютт, не так ли?
  Девушка вспыхнула:
  — Они не должны были этого никому сообщать!
  Мейсон сел напротив Мейбл, Делла Стрит устроилась рядом с ним.
  — Очень приятно, — заговорил адвокат, — что мы нашли вас здесь, где можно спокойно поговорить…
  — Я не желаю говорить!
  — В таком случае, Делла, возможно, придется предупредить газеты, — равнодушно произнес адвокат, поворачиваясь к Делле Стрит.
  — Газеты? — спросила Мейбл Нордж.
  — Разумеется. Очевидно, вы не в курсе событий. Неужели вы не знаете, что вас всюду разыскивают?
  Девушка закусила губу, затем неожиданно произнесла:
  — Мистер Мейсон, мне нечего с вами обсуждать. Я пришла сюда поесть, и мне не нравится ваше общество.
  — О’кей, — сказал Мейсон, — Делла, вызови сюда представителя газеты. Выясни, кто тут из «Ассошиэйтед пресс», а кто из «Юнайтед пресс». Они с благодарностью ухватятся за…
  — Мистер Мейсон, я уже сказала: не желаю, чтобы мне мешали.
  — Когда разбирается дело об убийстве, с желаниями и капризами отдельных людей не приходится считаться, — сурово произнес Мейсон. — В особенности когда газеты начали кампанию.
  — Но я не имею никакого отношения к убийству!
  — Возможно, вы так считаете, — сказал Мейсон, — но факты говорят о противоположном.
  — Нет никаких фактов, указывающих на противоположное, как вы выразились. Все мои действия были в строгом соответствии с инструкциями шефа.
  — Разумеется, но инструкции вашего шефа теперь должны стать доказательствами по делу.
  — Мистер Холдер сказал мне: не надо беспокоиться, все будет ол-райт.
  Мейсон с разочарованием рассмеялся, словно ожидал от девушки большей проницательности.
  — Вы забываете, этот Холдер — типичный представитель периферии. Он даже не знает, что происходит. Некий мистер Вэндлинг является окружным прокурором Фресно. Ведение дела поручено ему. Позвоните ему по телефону и послушайте, как и что он вам скажет.
  Мейбл Нордж угрюмо молчала, сбитая с толку.
  — Она, очевидно, сомневается в моих словах, Делла, — вздохнул Мейсон. — За кассой я заметил телефонную будку. Вызови Вэндлинга, сообщи ему: Мейбл Нордж находится здесь, она зарегистрирована под чужим именем, ну и спроси, что он хочет предпринять. Возможно, ему лучше действовать через местную полицию, а газетчики смогут получить материал уже через нее.
  Делла Стрит поднялась со стула.
  — Мелочь есть? — спросил адвокат.
  — Разменяю деньги у кассира.
  — Правильно. Дозвонись до него и скажи…
  — Не надо! — воскликнула Мейбл и неожиданно расплакалась.
  — Обождите, обождите, — попросил Мейсон. — Мы вовсе не хотим вас расстраивать, мисс Нордж, но, господи, вы же сами чувствуете, во что замешаны. Вы знаете, как поступит мистер Вэндлинг? Он обнаружит вас здесь под именем Мейбл Дейвенпорт, ну и совершенно естественно предположит, что вы намеревались здесь присоединиться к мистеру Дейвенпорту или, скорее, он должен был присоединиться к вам.
  — Какое право вы имеете говорить подобные гадости?
  — Мне дало право ваше собственное поведение. Боже мой, неужели вы допускаете, будто пресса как-то иначе интерпретирует ситуацию?
  — Если пресса осмелится напечатать нечто подобное, я… я привлеку их к ответственности!
  — Это ваше право. Вы их привлечете. Но что это вам даст? Вы встанете перед жюри, какой-нибудь адвокат начнет вас допрашивать, и вам придется признать: вы исчезли из Парадайза, опустошив перед этим банковский счет Дейвенпорта, приехали сюда, зарегистрировались в отеле под именем миссис Мейбл Дейвенпорт и ждали, когда Эд Дейвенпорт к вам присоединится.
  — Вы забыли, мне было известно о его смерти до того, как я уехала из Парадайза.
  — Неправда, вы были уверены, что он жив.
  — На каком основании вы это утверждаете?
  — Хватит, хватит. Вы же не ребенок! Вот и ведите себя по-взрослому. Делла, по всей вероятности, мисс Нордж не представляет, что нам известно, да?
  — Интересно! — с вызовом бросила Мейбл Нордж.
  — Давайте посмотрим. В понедельник вы должны были внести кое-что на счет, но после этого вам следовало снять решительно все деньги из банка, практически закрыть счет, вечером находиться в офисе в ожидании телефонного звонка. По телефону вам должны были сообщить, куда доставить деньги. Это было какое-то место здесь, в Сан-Бернардино. В том случае, если звонка не будет до определенного часа, вы должны были отправиться в Сан-Бернардино и зарегистрироваться в отеле «Энтлерс» под именем Мейбл Дейвенпорт. Ну и ждать инструкций.
  — Не представляю, каким образом вы все это узнали! — воскликнула мисс Нордж.
  — Таковы факты, — продолжал адвокат. — Зачем стараться их отрицать?
  — Это вовсе не факты. То есть все случилось не совсем так.
  — Во всяком случае, почти так. Поэтому я знаю, что мне сказать окружному прокурору во Фресно. И как все это будет освещено в газетах. Разумеется, они запишут вас в любовницы мистера Дейвенпорта: мол, он надумал забрать все наличные деньги и исчезнуть вместе с вами, обчистив свою законную жену.
  — Какой абсурд, нелепость! Это омерзительная клевета, мистер Мейсон. Я никогда… послушайте, у него намечалась выгодная сделка, поэтому понадобилась большая сумма наличными… Впрочем, я не обязана докладывать.
  — Правильно, — согласился Мейсон. — Только скажите мне, как вы теперь собираетесь поступать? Вы попали в весьма сложное положение. Если вы возьмете какую-то часть этих денег и используете их для себя, вы будете обвинены в растрате. Если возвратитесь в Парадайз, вас начнут допрашивать, где вы были, что и почему делали. Раньше или позже вам все равно придется выложить все начистоту. Если вас обнаружат здесь под именем Мейбл Дейвенпорт с деньгами Эда на руках, это будет выглядеть, как будто вас уличили в присвоении чужих денег.
  — Я не присваивала никаких денег. И я хорошо знаю, что делаю. Окружной прокурор Оровилла заверил меня: я не нарушаю никаких законов, сейчас позвоню ему и скажу, что не хочу, чтобы меня раздражали.
  Мейсон кивнул Делле Стрит и объявил:
  — На этот раз, Делла, я не блефую. Сам позвоню сейчас Вэндлингу.
  Мейсон и Делла Стрит встали из-за стола. Адвокат прошел к будке телефона-автомата и позвонил Вэндлингу во Фресно.
  — Алло, — заговорил он, услышав голос прокурора. — Это Мейсон. Как продвигается ваше дело?
  — Вы имеете в виду «наше дело»?
  — Не связывайте меня с ним, — рассмеялся Мейсон. — Вы собираетесь его прекратить?
  — Признаться, я все еще не решил, как поступить, но Лос-Анджелес не желает таскать для меня каштаны из огня. Я начал дело, мне его и заканчивать. Возможно, я прекращу сейчас дело и начну заново предварительное расследование. Это даст время на раздумье, и, возможно, я раздобуду кое-какие новые факты.
  — Прекрасно, — одобрил Мейсон. — Возможно, я смогу подкинуть новые данные… Мейбл Нордж, секретарь Эдварда Дейвенпорта, была проинструктирована сделать кое-какие платежи в последнюю минуту, а затем снять все полностью со счета в Парадайзе. Она находится в отеле «Энтлерс» в Сан-Бернардино, зарегистрирована под именем Мейбл Дейвенпорт. Она вам сообщит очень многое, если вы прихватите ее в качестве важного свидетеля. Добровольно она не заговорит, да и вообще готова куда-нибудь улизнуть.
  Возможно, вам интересно будет узнать, что она сообщила часть своей истории окружному прокурору в Оровилле, тот дал ей свое официальное благословение. Но ему она всего не рассказала. Если расскажет вам, это может помочь.
  — Что вы пытаетесь сделать? Состряпать дело против вашей клиентки? — спросил Вэндлинг.
  — Стараюсь найти убийцу. Возможно, нам удастся завтра войти в суд и прояснить обстановку.
  — Вы меня пытаетесь обвести вокруг пальца, Мейсон!
  — Подобная недоверчивость вам не к лицу, Вэндлинг. Сколько вы получаете ложных доносов, которые вам ничего не дают! В итоге перестаете верить всем и каждому. И когда к вам приходит скромный человек и рекомендует поставить на серую кобылку в пятом заезде, вы считаете себя слишком искушенным, чтобы клюнуть на такую приманку. А после пятого заезда готовы кусать себя за локти!
  Мейсон тихо повесил трубку.
  — Мейбл Нордж поспешно выскочила из ресторана, — сообщила Делла Стрит.
  — Прекрасно, — ответил Мейсон, усмехаясь. — Если она еще задумает удрать, это будет черт знает что.
  — А если не захочет?
  — Тогда Вэндлинг ее сцапает. Минут десять-пятнадцать он будет думать, потом испугается собственного бездействия. Созвонится со здешними властями и распорядится задержать Мейбл Нордж и допросить ее как важного свидетеля.
  — А что мы будем делать? — спросила Делла Стрит.
  — Мы поедем в Лос-Анджелес, чтобы успеть на ночной самолет обратно во Фресно и утром быть готовыми к защите Мирны Дейвенпорт, если Вэндлинг все же не прекратит слушание дела.
  Глава 14
  К десяти часам, когда возобновилось слушание дела Мирны Дейвенпорт, по городу разнесся слух, что это отнюдь не заурядное предварительное разбирательство, и зал был заполнен до отказа.
  Талберт Вэндлинг подмигнул Мейсону, когда тот в сопровождении Пола Дрейка и Деллы Стрит вошел в зал.
  — Благодарю за звонок о Мейбл Нордж.
  — Вы ее взяли?
  — Да, задержали.
  — Ну и что она сказала?
  — Ничего.
  — Как это понять?
  — Она прибыла сюда в сопровождении помощника шерифа Сан-Бернардино. По дороге решила лучше помалкивать. Взяла себе адвоката, который дал ей такой совет.
  — Оформили на нее повестку с вызовом в суд?
  — Разумеется.
  — Как в отношении Лос-Анджелеса?
  Вэндлинг грустно улыбнулся, весь его вид говорил о полном фиаско.
  — Они были всегда предельно скромны. Желают, чтобы мы разобрались с этим делом здесь.
  — Как вы собираетесь поступить?
  — Попробую двинуться вперед. Прекратить дело я смогу в любой момент. Ну и потом, конечно, у меня могут быть в рукаве такие козыри, о которых в данный момент я не хочу говорить, поскольку мы занимаем противоположные позиции.
  — Почему?
  — Как почему? Потому что вы защитник, а я обвинитель, не так ли?
  — Чего вы добиваетесь?
  — Добиваюсь того, чтобы был осужден убийца Эда Дейвенпорта.
  — Я тоже.
  — Может существовать различие мнений. Вы считаете вашу клиентку невиновной?
  — А вы нет?
  — Черт побери, нет!
  — Предоставьте мне свободу действий, — попросил Мейсон, — и я вскрою факты, которые вас потрясут.
  — Можете пользоваться свободой сколько угодно, — ответил Вэндлинг, — коль скоро вы вскрываете факты.
  — Благодарю.
  — Одну минуту. Вы не будете пытаться сбить меня с толку или обмануть?
  Мейсон брезгливо поморщился:
  — Я добиваюсь оправдания Мирны Дейвенпорт, но в равной степени хочу изобличить убийцу Эда Дейвенпорта, чтобы он понес должное наказание.
  Вэндлинг с пониманием хмыкнул:
  — Знаете, у меня с прокурором Лос-Анджелеса состоялся настоящий брифинг по поводу вас. Он заявил: вы изворотливы, прозорливы, дьявольски умны, и хотя он не назвал вас прямо мошенником, но намекнул, что вы согласитесь перерезать горло родной бабушке, чтобы добиться преимущества для клиента.
  — Почему нет? — усмехнулся Мейсон. — В конце-то концов, представлять клиентов — моя обязанность.
  — Если я смогу изобличить вашу клиентку в убийстве, Мейсон, а я считаю ее виновной, я это сделаю. Если вам удастся ее освободить, вы сделаете это. Это ясно? Во всем остальном я шагаю с вами рядом.
  — Принимаю ваше заявление, но хочу внести ясность: вы не захотите ее осудить, если она невиновна?
  — Разумеется.
  — Как относитесь вы к идее действовать заодно, чтобы выяснить, кто виновен?
  — Я могу это только приветствовать, — поддержал Вэндлинг. — Мы действуем сообща.
  — Договорились… А вот и суд идет.
  В зал вошел судья Сайлер, призвал собравшихся к порядку, зрители затихли, и Мейсон, склонившись к Вэндлингу, попросил:
  — Вызовите первой Мейбл Нордж. Посмотрим, что она скажет.
  — Она не вырвет коврик у меня из-под ног?
  — Коврик уже вырван, — без улыбки ответил Мейсон. — Вы в воздухе. Вопрос только в том, куда и как упадете.
  — Хотелось бы опуститься на ноги.
  — Попытайтесь вызвать Мейбл Нордж.
  Вэндлинг какое-то мгновение смотрел на адвоката, потом сказал:
  — Если суд разрешит, я вместо доктора Рено хочу вызвать другого свидетеля.
  — Никаких возражений со стороны защиты, — заявил Мейсон.
  Судья Сайлер молча согласился.
  — Вызывается Мейбл Нордж, — объявил Вэндлинг.
  Мейбл Нордж неохотно встала, наклонилась, чтобы выслушать последние наставления своего адвоката, сидевшего рядом с ней, затем поднялась на свидетельское место и приняла присягу.
  — Эдвард Дейвенпорт вас нанял еще при жизни? — спросил Вэндлинг.
  — Да, сэр.
  — Когда вы его видели в последний раз?
  — Одиннадцатого числа.
  — Это в воскресенье?
  — Да, сэр.
  — Где вы его видели?
  — В Парадайзе.
  — Что случилось после этого?
  — Мистер Дейвенпорт отправился в Лос-Анджелес. Он выехал из Парадайза около полудня и намеревался к вечеру добраться до Фресно.
  — Перед отъездом дал ли мистер Дейвенпорт вам какие-нибудь указания?
  — Я не знаю, какие указания вы имеете в виду, — торопливо произнося слова, очевидно опасаясь, как бы ее не остановил либо судья, либо прокурор, выпалила мисс Нордж. — Мистер Дейвенпорт проинструктировал меня: в случае его смерти я должна буду проследить за тем, чтобы содержимое конверта доставили властям. Он говорил мне, что его жена пытается отравить его и…
  — Одну минуту! — прервал ее судья.
  — Да, — заметил и Вэндлинг, — разговоры мистера Дейвенпорта по поводу обвиняемой не имеют юридической силы, если, конечно, она сама не присутствовала при этих разговорах.
  — Мы не возражаем, — заявил Мейсон. — Пусть их разговор будет внесен в протокол.
  — С какой целью? — спросил судья. — Это же в любом случае доказательства, основанные на слухах.
  — Я не уверен, — заверил Мейсон, — что данный случай не подпадает под одно из исключений в отношении подобных показаний. Защита не возражает.
  Судья все еще колебался, не зная, на чем остановиться.
  — Хорошо, — вышел из положения Вэндлинг. — Я подойду к данному вопросу вот с какой стороны, ваша честь. До того как вы в последний раз видели мистера Дейвенпорта, вручил ли он вам конверт?
  — Да, сэр.
  — Что вы сделали с ним?
  — Положила в шкатулку в моем письменном столе.
  — Дал ли мистер Дейвенпорт какие-нибудь указания по поводу этого конверта?
  — Да, сэр. Он сказал, его жена пыталась отравить его, поэтому в случае его смерти я должна вручить конверт властям, а его жена…
  — Суд не разрешает включать в протокол доказательства, — прервал допрос судья Сайлер, — основанные на слухах, желает того защитник или нет. Существуют совершенно определенные правила о доказательствах. Суд считает, защита должна протестовать против показаний, вредных для подзащитной, которые являются неправомочными, поскольку сводятся к изложению разговора, состоявшегося между двумя лицами в отсутствие обвиняемой.
  — Благодарю вас, ваша честь! — поклонился Мейсон.
  Вэндлинг искоса посмотрел на адвоката. Мейсон в ответ дружелюбно подмигнул.
  — Вы согласились по просьбе мистера Дейвенпорта осуществить некие операции с его собственностью в случае кое-каких событий? — продолжал Вэндлинг.
  Поколебавшись с минуту, девушка заявила:
  — Думаю, я не должна отвечать на этот вопрос.
  — Почему нет?
  С задних рядов поднялся адвокат.
  — Если суд разрешит, — заговорил он, — я представляю мисс Нордж. Хочу констатировать некоторые вещи, чтобы помочь выяснению истины об убийстве. Подсказать предположения, которые можно расценивать как потенциальные факты, но моя клиентка не покажет их под присягой. Я предполагаю, что в действительности мисс Нордж, преданному и компетентному секретарю, были даны определенные указания. Она считала, что полученное ею задание имело колоссальное значение для Эдварда Дейвенпорта, заключившего какую-то выгодную для него сделку в сфере горнодобывающей промышленности.
  Узнав о смерти своего хозяина, мисс Нордж попыталась выполнить его последние инструкции, но позднее, связавшись с окружным прокурором округа, в котором она проживала, узнала, что по закону вся собственность Дейвенпорта должна быть предъявлена для утверждения завещания. Поскольку она считала вдову, обвиняемую в данном разбирательстве, враждебно настроенной по отношению к ее хозяину, даже отравившей его, — пожалуйста, поймите, что я всего лишь пытаюсь обрисовать чувства мисс Нордж, которые не могут считаться доказательствами в данном деле, — отношение мисс Нордж к самой вдове и ее адвокату было резко отрицательным. Технически кое-что из того, что она сделала, могло противоречить букве закона. Поэтому я посоветовал ей не отвечать на вопросы.
  Вэндлинг на секунду задумался, а потом стал задавать конкретные вопросы:
  — В понедельник, двенадцатого числа, вы побывали в банке Парадайза и сделали кое-какие взносы?
  — Да, сэр.
  — И сняли деньги со счета?
  — Да, сэр.
  — Наличными?
  — Да, сэр.
  — Где теперь эти деньги?
  — Мой адвокат положил их на хранение в банковский сейф.
  — Вы претендуете на эти деньги?
  — Нет, конечно.
  — Кому они принадлежат?
  — Это часть состояния мистера Дейвенпорта. Могу заявить, все платежи и снятие остатка денег со счета я проделала в соответствии с указаниями шефа.
  — Шефом вы называете мистера Дейвенпорта?
  — Да, сэр.
  Вэндлинг вопросительно посмотрел на Мейсона, тот подмигнул в ответ, готовый принять эстафету допроса.
  — Это все, — произнес Вэндлинг. — Перекрестный допрос будет?
  — Да, — подтвердил Мейсон. — Вы сказали, все ваши действия совершались по указанию мистера Дейвенпорта?
  — Совершенно верно.
  — Не распорядился ли мистер Дейвенпорт, чтобы вы отвезли деньги в Сан-Бернардино?
  — Да, сэр.
  — И ждали его инструкций в отеле «Энтлерс»?
  — Да, сэр.
  — И зарегистрировались под именем Мейбл Дейвенпорт?
  — Да, сэр.
  — А не велел ли он передать деньги определенному человеку, независимо от того, что может случиться или если кто-то, возможно, попытается помешать вам?
  Адвокат Мейбл Нордж поднялся и заявил:
  — Я вновь вынужден посоветовать моей клиентке не отвечать на вопрос. Могу сказать суду и защитнику: предположение мистера Мейсона может служить правильному пониманию фактов, но я не могу разрешить своей клиентке утверждать их или опровергать.
  — У меня все, — произнес с улыбкой Мейсон.
  У Вэндлинга был озадаченный вид.
  Мейсон покачал головой и сказал:
  — Я бы хотел пригласить доктора Рено для дальнейшего перекрестного допроса.
  — Поднимитесь на возвышение, доктор Рено, — распорядился судья Сайлер.
  Мейсон медленно поднялся из-за стола, подошел к месту для свидетелей и остановился, глядя на врача.
  — Доктор, — заговорил он. — Вы осматривали Эдварда Дейвенпорта утром в понедельник, двенадцатого числа?
  — Я уже несколько раз это показал.
  — И лечили его как пациента?
  — Да, сэр.
  — И он описал вам симптомы мышьякового отравления?
  — Да, сэр.
  — Но вы сами этих симптомов не наблюдали?
  — Я наблюдал вторичные симптомы, которые можно увязать с первичными, описанными им. Первичных симптомов, о которых он рассказал, я не видел. Они к этому времени исчезли.
  — Очень аккуратно отвечено, доктор, — похвалил Мейсон. — Теперь разрешите задать вопрос, который может причинить вам некоторое беспокойство. Видели ли вы Эдварда Дейвенпорта накануне, то есть в воскресенье, одиннадцатого числа?
  Доктор Рено огрызнулся:
  — Это к делу не относится… Какое это может иметь отношение к моим профессиональным действиям?
  — Имеет самое непосредственное!.. Вы виделись с Эдвардом Дейвенпортом в мотеле «Велчбург» здесь, во Фресно, где он проживал под именем Фрэнка Л. Стэнтона. Не так ли, доктор?
  — Я… должен ли я отвечать на такой вопрос, ваша честь? — спросил доктор Рено.
  Неожиданно вскочив на ноги, Вэндлинг произнес:
  — Конечно должны.
  — Я спрашиваю у суда, — нахмурился Рено.
  — Вопрос вполне уместный. Отвечайте на него, — разрешил судья.
  — Я… да, я его видел.
  — И обсуждали с ним некоторые вопросы?
  — Ну… мы разговаривали.
  — И обсудили с ним, как вы станете его лечить на следующий день, в понедельник, двенадцатого числа, верно?
  — Я отказываюсь пересказывать разговор, который состоялся между мной и моим пациентом.
  — Почему?
  — Это врачебная тайна.
  — Если речь идет о заболевании, которым страдает пациент.
  — Моя беседа с мистером Дейвенпортом касалась определенных симптомов.
  — Мистер Дейвенпорт заявил вам о своем желании умереть, не так ли?
  — Я не собираюсь касаться моего разговора с мистером Дейвенпортом!
  — Мистер Дейвенпорт заплатил вам деньги за то, чтобы вы помогли разыграть сцену его мнимой смерти. Вы договорились о вызове вас к нему на следующее утро по поводу якобы сильного заболевания, где он и сообщит симптомы мышьякового отравления. А вы поможете ему симулировать состояние коллапса, явившееся вроде бы следствием такого отравления, чтобы ему удалось «умереть» в то время, когда рядом будет находиться его жена. Разве это не правда?
  — Я не собираюсь отвечать на данный вопрос.
  — Вы должны на него ответить, — нажимал Мейсон. — Он не имеет никакого отношения к врачебной тайне.
  Вэндлинг снова резко вскочил на ноги и заговорил:
  — Если на этот вопрос будет дан положительный ответ, то можно говорить о сговоре, о преступлении. Это вовсе не сведения, сообщенные пациентом врачу, которые относятся к категории врачебной тайны, ваша честь.
  — Безусловно! — согласился судья.
  — В таком случае я не стану отвечать, меня могут тогда обвинить в преступлении! — заявил доктор Рено.
  — Так вы отказываетесь отвечать на этом основании? — уточнил судья.
  — Да, сэр.
  — Необычная ситуация! — даже немного растерялся судья Сайлер.
  Мейсон бесстрастно продолжал:
  — В соответствии с планом, разработанным вами с Дейвенпортом и тщательно отрепетированным, вы сообщили о смерти пациента. Вы заперли на ключ дверь в домике мотеля, но не стали немедленно вызывати полицию, предоставив Эду Дейвенпорту возможность вылезти из окна и прыгнуть в машину, намеренно припаркованную прямо возле этого окна, и отправиться на заранее условленную встречу. В том месте его ожидал домик-прицеп. У Эда Дейвенпорта имелся от него ключ. Там он переоделся в новую одежду, избавившись от приметной пижамы, в которой сбежал из мотеля. Так?
  — Отказываюсь отвечать.
  — И, — продолжал Мейсон, — он сообщил вам о потраченных деньгах из собственности жены, верно? Он пожаловался, что у нее невыносимая родственница, которая постоянно настаивает на том, чтобы миссис Дейвенпорт требовала отчета у мужа. Дело, по его словам, идет к этому, он пустил на ветер многие тысячи долларов, остальные захватил с собой наличными, поэтому, если он не исчезнет немедленно, его обнаружат и привлекут к ответственности. Не рассказал ли он вам это и не просил ли о помощи?
  — Я отказываюсь отвечать на основании моих конституционных прав.
  — А не сообщил ли он вам, как в свое время отравил Гортензию Пакстон, а теперь власти заподозрили убийство, поэтому он опасается эксгумации трупа? Он хочет, чтобы все считали его мертвым, когда это случится, и он вам щедро заплатит за услуги?
  — Отказываюсь отвечать.
  — И, после того как Дейвенпорт вошел в прицеп, вы дали ему виски с подмешанным в него цианистым калием. Вы знали, что у него с собой чемодан, набитый долларами, которые он накопил, манипулируя личными средствами жены. Вы дали ему выпить виски и…
  — Нет, ничего подобного! Я… Вы ошибаетесь, я тут ни при чем! — завопил доктор Рено. — Я не имел ни малейшего понятия, что находится в чемоданах. А уж коли вы такой умный, вы бы лучше занялись другим участником сговора, который собирался довезти его в прицепе до самой Невады!
  — Как я понимаю, теперь вы говорите о Джейсоне Бекемейере, частном детективе из Бейкерсфилда?
  — Разумеется! — рявкнул Рено.
  Мейсон повернулся к Вэндлингу и сказал:
  — А теперь, мистер окружной прокурор, я полагаю, по взаимному согласию мы продолжим дело: доктор Рено будет помещен в тюрьму, а также выдан ордер на арест Джейсона Бекемейера. Думаю, к тому времени, когда мы услышим полное заявление доктора Рено, мы выясним подробности этого дела.
  Вэндлинг был уже на ногах:
  — Обвинение желает выразить свою глубочайшую благодарность мистеру Перри Мейсону за его блестящее сотрудничество в деле установления истины, и на этот раз, если суд не против, я предлагаю прекратить дело против обвиняемой Мирны Дейвенпорт.
  Глава 15
  Мейсон, Делла Стрит, Пол Дрейк и Талберт Вэндлинг, сидевшие за круглым столом гостиной номера Мейсона в отеле «Калифорния», чокнулись бокалами.
  — За преступления! — провозгласил Вэндлинг.
  Они выпили.
  — Не дает мне покоя, — усмехнулся Вэндлинг, — как окружной прокурор Лос-Анджелеса обрисовал вас, предупреждая меня: у вас на ногах копыта, на голове рога, длинный хвост, а изо рта вылетает сернистое пламя. Благодаря вашему сотрудничеству люди повсюду толкуют о моих детективных талантах.
  — Это же прекрасно, — засмеялся адвокат, — если бы со мной сотрудничало побольше людей, у нас бы дела шли гораздо лучше. Расскажите нам про доктора Рено.
  — Доктор Рено сделал пространное заявление, — начал Вэндлинг. — Мы ему не обещали ни неприкосновенности личности, ни чего-либо другого. Хорошенько обдумав свое положение, он решил, что ему гораздо выгоднее выложить все начистоту.
  Вроде бы нет никаких сомнений в отношении происшедшего. Дейвенпорт отравил Гортензию Пакстон, вы попали в точку. Сделал он это для того, чтобы его жена получила деньги Делано. Потом он принялся превращать в наличные все, что ему удавалось, запутывая отчеты и манипулируя средствами жены. Одновременно он занялся созданием, или фабрикованием, наверное, так будет правильнее сказать, «уголовного дела» против собственной жены. Он опасался серьезного расследования смерти Гортензии Пакстон, вот и подготавливал «козла отпущения».
  Мейсон внимательно слушал.
  — Дейвенпорт понимал: его могут заподозрить. Вот почему он заявил жене в присутствии Сары Энзел о письме, оставленном у секретарши, которое должно быть передано полиции в случае его смерти, в котором он обвиняет ее в отравлении Гортензии Пакстон и в отравлении его самого, потому что у него якобы возникли подозрения.
  Очевидно, в этом конверте никогда и не было ничего, кроме нескольких чистых листков бумаги, но он не сомневался: жена под нажимом агрессивно настроенной Сары Энзел предпримет шаги для того, чтобы этот конверт был изъят, если Эд Дейвенпорт умрет при обстоятельствах, допускающих отравление.
  Внушив секретарше, что жена на самом деле стремится его отравить, поскольку она отравила Гортензию Пакстон, Дейвенпорт, фигурально выражаясь, выступил в качестве режиссера собственной пьесы. Он заполнил два чемодана деньгами и отправился во Фресно, чтобы организовать собственную «смерть».
  Дейвенпорт заблаговременно договорился с доктором Рено, врачом с сомнительной репутацией, чтобы обстоятельства «смерти» Дейвенпорта указывали на отравление, после чего тело исчезает, а потому невозможно будет произвести вскрытие.
  Дейвенпорт предупредил Рено, что подозрения возникнут, если исчезнет что-то из его вещей. Поэтому он купил небольшой дорожный чемодан, в который переложил свои туалетные принадлежности и знаменитую коробку конфет, которую он постарался заполучить, ибо в ней находились конфеты, до которых дотрагивалась его жена. Доктор Рено с помощью шприца ввел в конфеты яд, затем запечатал отверстия раскаленной иглой. Дейвенпорт подсказал ему использовать и мышьяк, и цианистый калий, потому что у жены имелись оба этих яда, полиция это непременно установит.
  Дейвенпорт запер чемоданы с деньгами в машину, на которой должен был удрать, а доктор Рено дал ему слабительное и рвотное, чтобы стимулировать симптомы упадка сил и мышьякового отравления.
  Дейвенпорт заранее позаботился о том, чтобы улизнуть через окно комнаты, сел в машину, которая была оставлена рядом с ней, и проехал две-три мили до места, где его дожидался домик-прицеп со всем необходимым.
  Естественно, Дейвенпорт хотел выкачать все деньги со счета в Парадайзе. Несколько переводов должны были поступить в пятницу или субботу, это крайний срок. Но он их не получил и понимал, что до понедельника не сумеет ничего сделать. Тем временем все было подготовлено для его драматической «кончины», назначенной на понедельник днем.
  Дейвенпорта кто-то предупредил, что собираются эксгумировать тело Гортензии Пакстон, поэтому он опасался тянуть дальше. Ему необходимо было изобрести какую-то схему для опустошения банковского счета в Парадайзе уже после своей «смерти». Мейбл Нордж — доверчивая молодая особа — испытывала по отношению к нему необычайную преданность, и он постепенно принялся культивировать у нее в голове уверенность в том, что его жена пыталась его отравить.
  Дейвенпорт заявил Мейбл Нордж, что едет домой, он не знает, когда жена предпримет попытку избавиться от него. Он взял с нее слово, что она снимет все до последнего цента со счета в банке Парадайза и, независимо от того, что случится, отвезет их в Сан-Бернардино, там она должна будет встретиться с человеком, который является ближайшим сослуживцем Дейвенпорта. Этот человек сообщит ей условный пароль, по которому она его узнает, после чего передаст ему деньги.
  Этим человеком был Бекемейер, третий член в сговоре. До этого Бекемейер вместе с Дейвенпортом провели несколько рискованных операций. Дейвенпорт использовал Бекемейера в качестве подставного лица, при помощи которого выкачивал деньги с различных счетов.
  Когда Дейвенпорт высказал опасения насчет неприятностей, из-за которых он вынужден будет даже бежать за границу, Бекемейер подсказал: мол, у него в Крэмптоне имеется весьма сговорчивый врач, который сделает все за деньги, поскольку постоянно в них нуждается.
  Бекемейер познакомил Дейвенпорта с Рено, был составлен план, по которому Эд Дейвенпорт должен фиктивно умереть при обстоятельствах, которые заставляли бы видеть в нем жертву, а не подозреваемое лицо.
  Доктор Рено получил пять тысяч наличными. Он уверяет, что не знает, каково вознаграждение Бекемейера, но, несомненно, оно гораздо больше.
  Бекемейер должен был довести машину с домиком-прицепом до Невады, а Эд Дейвенпорт мирно спал бы в это время в домике на койке. Даже если бы кто-нибудь заметил, как он вылезает из окна, и начались бы розыски, обнаружить Дейвенпорта бы не смогли.
  В обязанности Бекемейера входило также раздобыть машину для бегства и разработать все детали. Ну а доктор Рено должен был лишь «организовать» мнимую смерть Дейвенпорта.
  Мейбл Нордж получила указание находиться в офисе в Парадайзе вечером в понедельник, туда ей должны позвонить и сообщить, куда ей ехать со всеми деньгами в Сан-Бернардино. Единственное, что она знала: ее шеф внес такую путаницу в свои отчеты, что миссис Дейвенпорт не сумеет ничего пронюхать о грандиозной сделке, которую удалось провернуть Дейвенпорту.
  Согласно словам доктора Рено, Бекемейер не принадлежал к числу тугодумов, он быстро сообразил, что к чему. Ему было известно, что у Дейвенпорта при себе находилось более двух сотен тысяч наличными.
  И Бекемейеру пришла в голову блестящая идея. Почему бы не сделать так, чтобы Дейвенпорт на самом деле исчез? Поскольку он именно это намеревался осуществить, доктор Рено ничего не заподозрит, ибо он в курсе задуманной аферы.
  Идея заключалась в том, чтобы полиция решила: Мирна Дейвенпорт отравила мужа, сначала она дала ему яд в конфетах, а затем закончила дело, когда осталась наедине с Дейвенпортом, который в то время уже был при смерти. Естественно, заговорщики решили избавиться от тела. Поэтому им было необходимо создать впечатление, будто у Мирны есть сообщник-мужчина, который вытащил труп через окно, дабы не смогли произвести вскрытие.
  Бекемейер изучил все возможности данной ситуации. Незадолго до пятницы он отправился в подходящее место неподалеку от стоянки домика-прицепа и выкопал подобие могилы.
  Когда Дейвенпорт в соответствии с планом операции спрятался в прицепе, Бекемейер дал ему несколько стаканчиков спиртного и накормил яичницей с беконом. Доктор Рено сказал, что он велел Дейвенпорту что-нибудь съесть при первой же возможности, в противном случае у него и правда может случиться глубокий обморок. Дейвенпорт сытно заправился, после чего они с Бекемейером выпили еще, на этот раз за успех их авантюры. При этом Бекемейер опустил в стакан Эда несколько кристалликов цианида. Дейвенпорт умер почти мгновенно. Бекемейер быстро вытащил его из машины и закопал в приготовленной могиле, после чего уехал, забрав, разумеется, и домик-прицеп. Но Бекемейеру было известно, что в Парадайзе на счету у Дейвенпорта было приблизительно тысяч тридцать долларов. Дейвенпорт попросил его сообщить Мейбл Нордж адрес, по которому ей следовало доставить деньги в Сан-Бернардино. Они договорились, что разговор с секретаршей будет предельно коротким, чтобы в случае каких-либо осложнений в Парадайзе его не могли засечь.
  Бекемейер далеко не дурак. После того как Мейбл Нордж не появилась в отеле, он сообразил: вполне могла получиться накладка, трубку в Парадайзе сняла вовсе не она, а какая-то другая женщина. И он немедленно изобрел весьма правдоподобную «легенду», будто бы Дейвенпорт нанял его в качестве частного детектива установить слежку за тем самым мотелем, который он назвал по телефону, и даже написал вам письмо, объясняющее, почему он оказался в Сан-Бернардино. Я изложил вам в общих чертах историю доктора Рено. Возможно, она правдива. Но Бекемейер, вне всякого сомнения, попытается свалить ответственность за убийство на доктора Рено. К тому времени, когда будут закончены их допросы и устроены очные ставки, они оба будут у нас «петь» как канарейки!
  — Почему доктор Рено так упрямился в отношении цианистого калия? — спросил Мейсон.
  — Он сразу сообразил, что должно случиться, когда узнал про цианид, обнаруженный при вскрытии. Но до последнего не прекращал обороняться. Если бы он признал симптомы, отдаленно напоминающие цианистое отравление, пока он сам лечил Эда Дейвенпорта, он погубил бы себя в том случае, когда истина выплыла бы наружу.
  Если бы дети не нашли могилу, мы бы никогда не узнали о происшедшем! Против Мирны Дейвенпорт было бы возбуждено убедительное уголовное дело об отравлении собственного мужа и двоюродной сестры, и ее могли бы осудить…
  Мейсон даже хмыкнул от какой-то своей мысли:
  — Могу себе представить, что должен был почувствовать доктор Рено, когда обнаружили труп, а вскрытие показало смерть от цианистого калия!
  — Да… Зато теперь благодаря вам, Мейсон, я стал объектом гордости и уважения среди моих избирателей. Они одобрительно похлопывают меня по спине и дальше будут делать то же самое. Приятно, разумеется, хотя и не вполне заслуженно… Единственное, чего я не могу понять, каким образом вы, черт возьми, сумели разобраться в этой истории?
  — Я тоже не сразу понял все, — ответил адвокат, — но твердо знал: Эдвард Дейвенпорт — единственный человек, который мог быть уверен, что он непременно заболеет в Крэмптоне. А раз Дейвенпорт это запланировал, то не было никакого сомнения, что с ним заодно действовал и доктор Рено. А так как заблаговременно была вырыта могила, значит, почти наверняка кому-то еще было известно о «неизбежном» заболевании Эда Дейвенпорта в Крэмптоне.
  — Вас послушать, так решение всех вопросов буквально лежало на поверхности.
  — Когда вы хорошенько об этом подумаете, Вэндлинг, вы согласитесь: хотя фактическими убийцами и были Бекемейер и Рено, но спровоцировал-то их Эд Дейвенпорт, сунув добровольно голову в петлю.
  — Непростительное легкомыслие! — буркнул с улыбкой Вэндлинг.
  — Правильно! — согласился адвокат, вновь наполняя бокалы. — Так выпьем же еще раз за преступления!
  Дело рыжеволосой непоседы
  Глава 1
  Движение в Риверсайде оказалось не таким плотным, как ожидал Перри Мейсон, и он за полчаса до полудня довольно легко припарковал свою машину напротив большого серого здания суда. Здесь у него была назначена встреча с судьей Диллардом.
  Диллард участвовал в слушании дела, о чем и сообщил Мейсону по телефону. Судебная процедура заняла все утро, и до завершения было еще далеко, но судья надеялся, что все же сумеет освободиться пораньше.
  В зал суда вел широкий коридор, и, прежде чем толкнуть вращающуюся дверь, Мейсон назвал служащему имя Дилларда.
  Судебный процесс был в разгаре. Молодой адвокат стоял у своего стола — очевидно, обдумывая очередной вопрос. Свидетель, сидевший на стуле, снисходительно посматривал на него и прятал усмешку. Присяжные откровенно скучали.
  Мейсон занял место в заднем ряду, предназначенном для публики.
  — Итак, мистер Боулз, — сказал адвокат, — было темно. Полная темнота?
  Свидетель усмехнулся:
  — В каком смысле?
  — Ночь была темной, не так ли?
  — Да, но улица неплохо просматривалась.
  — Вы уверены?
  — На перекрестке горел свет.
  — Свет был достаточно ярок?
  — Да. Улица была освещена.
  — Так, что вы все хорошо видели?
  — Разумеется.
  — И что же вы видели?
  — Я видел подсудимую Эвелин Багби, вытаскивавшую кейс из багажника автомобиля. Она поставила кейс на землю, закрыла багажник, нагнулась над чемоданчиком, вынула оттуда что-то…
  — Да-да, — нетерпеливо прервал его адвокат, — вы это говорили.
  — Я подумал, что вы хотите, чтобы я повторил все сначала.
  — Нет, нас не интересуют ваши предположения относительно действий обвиняемой. Я хочу знать, что конкретно она делала.
  — Я видел, как она открыла багажник автомобиля. Видел, как она взяла оттуда кейс. Как поставила его на землю. Как открыла кейс.
  — Она стояла спиной к вам?
  — Да.
  — В таком случае вы никак не могли заметить, что обвиняемая вынимала из чемоданчика.
  — Я видел ее руки! Что еще сказать?
  — Скажите, что она взяла из кейса.
  — Этого я не знаю.
  Молодой адвокат глянул в свои бумажки, бесцельно перевернул несколько страниц, соображая на ходу, какой бы еще вопрос задать и при этом не повториться.
  Присяжные смотрели друг на друга, скучающе обводили глазами зал суда.
  Судья Диллард поймал взгляд Мейсона, глянул на часы и кивнул. Мейсон кивнул в ответ, давая понять, что будет ждать столько, сколько потребуется.
  — В то время вы не знали, кто является владельцем автомобиля? — требовательно спросил адвокат у свидетеля.
  — Нет, сэр, не знал.
  — А когда узнали?
  — Обвиняемая ушла, а я стоял несколько удивленный…
  — Никого не волнует то, что вы были удивлены или что думали, — нетерпеливо прервал его адвокат. — Отвечайте только на вопрос. Когда вы узнали, кто является владельцем автомобиля?
  — Когда полицейский сказал мне это.
  — Вы пошли в полицию или же полицейские пришли к вам?
  — Я пошел туда. Как только я услышал по радио сообщение о краже, то подумал…
  — Это, повторяю, никого не волнует. Неужели вы не можете просто ответить на вопрос?
  — Ладно, ладно.
  Защитник уселся за свой стол и повернулся к обвиняемой — молодой женщине примерно двадцати лет с рыжими волосами, чей вычурный, но потрепанный наряд выглядел здесь несколько неуместно.
  Безнадежное выражение застыло на ее лице. Обвиняемая что-то прошептала.
  Адвокат принялся теребить свой блокнот.
  — У вас есть еще какие-нибудь вопросы? — ровно спросил судья Диллард.
  Молодой защитник глянул на часы и, вздохнув, вновь поднялся.
  — Скажите, вы знали обвиняемую раньше, до этого случая?
  — Нет. Я впервые увидел ее возле автомобиля, из которого она вынимала кейс.
  — Вы хорошо рассмотрели обвиняемую?
  — Достаточно хорошо.
  — Что позволяет вам так считать?
  — Я запомнил ее и смог потом опознать.
  — На каком расстоянии от обвиняемой вы находились?
  — Я говорю это раз за разом: в то время, как она брала из машины вещь, я стоял примерно в пятидесяти — семидесяти пяти футах от машины.
  — И вы не обращали на нее внимания?
  — Не обращал. Пока она не открыла багажник и не проделала все это с кейсом… После этого она повернулась и двинулась в моем направлении.
  — Во что она была одета?
  — В платье, которое в настоящий момент на ней, и легкое пальто с меховой опушкой.
  — А поконкретнее?
  — Пальто такое, что сразу бросается в глаза. Насколько я могу судить, именно это пальто висит на вешалке вон там.
  Свидетель указал на длинную вешалку неподалеку от черной доски. Там действительно висело пальто. На доске мелом была начерчена какая-то схема.
  — Что обвиняемая делала, когда вы впервые обратили на нее внимание?
  — Открывала багажник автомобиля.
  — Воспользовалась ли она ключом?
  — Не знаю.
  — Может быть, в ее действиях была заметна нервозность?
  — Не могу этого сказать. Меня просто заинтересовало, чем она занимается.
  — И какой момент?
  — Тогда, когда обвиняемая вытащила кейс, поставила его на землю и наклонилась над ним.
  — Что вы имеете в виду, говоря «она наклонилась над ним»? Нельзя ли объяснить это поподробнее? Собственным примером, наконец.
  Свидетель неторопливо поднялся, согнулся и вытянул руки.
  — Примерно так, — сказал он.
  — Обвиняемая стояла спиной к вам?
  — Да.
  — И что вы заметили?
  Свидетель вновь уселся в кресло и, прищурившись, улыбнулся.
  — Если сказать по правде, я заметил ее ноги.
  В зале захихикали. Даже судья Диллард позволил себе легкую улыбку.
  — Красивые ноги? — спросил защитник.
  — Очень красивые.
  — А дальше?
  — Я увидел, как она взяла что-то из кейса, затем закрыла его, выпрямилась и положила кейс обратно в багажник.
  Адвокат глянул на присяжных, на часы, покусал губу. По всему было видно, что он зашел в тупик.
  Судья Диллард пришел ему на помощь:
  — Мне ясно, что дело будет отдано на рассмотрение жюри присяжных. Кроме того, я вижу приезжего адвоката — он ждет меня, чтобы подписать некоторые документы… Сейчас без десяти двенадцать, и, если ни у кого нет возражений, я объявляю перерыв до четырнадцати часов.
  Окружной прокурор сказал устало:
  — Ваша Честь, почему бы нам не завершить перекрестный допрос этого свидетеля до перерыва?
  Судья Диллард бросил взгляд на молодого адвоката.
  — Как будет угодно суду, — ответил тот. — Я, конечно, могу задать свидетелю еще несколько вопросов, но предпочитаю перерыв — чтобы переговорить со своей подзащитной. Раз меня назначили вести это дело, я…
  — Прекрасно, — прервал его судья Диллард. — Объявляется перерыв на два часа. В течение этого времени присяжные не должны вести никаких обсуждений дела между собой или любыми заинтересованными лицами, до тех пор пока слушание не будет закончено. Судебное разбирательство откладывается.
  Судья Диллард поднялся и направился в свой кабинет.
  Присутствовавшие в зале зрители потянулись к выходу. Окружной прокурор собрал со стола бумаги, сложил их в папку. Молодой адвокат коротко переговорил со своей подзащитной, кивнул шерифу, и тот отвел обвиняемую в ее комнату.
  С бокового кресла поднялась высокая стройная брюнетка с карими глазами и, подойдя к защитнику, положила ладонь на его запястье.
  — О, Фрэнк, — сказала она низким вибрирующим голосом. — Ты был великолепен!
  Мейсон, проходя мимо парочки в кабинет судьи, заметил, что молодой адвокат густо покраснел.
  Открыв дверь кабинета, Мейсон увидел судью Дилларда. Тот сидел и курил сигару.
  — Хэлло, Перри, — сказал судья. — Извини, что заставил ждать.
  — Пустяки, — махнул рукой Мейсон. — Просто я рано приехал. Что за дело у вас слушается?
  Судья покачал головой.
  — Это дело беспокоит меня.
  — Почему?
  — О, на первый взгляд все кажется очень простым. Обвиняемая виновна на сто процентов. Но…
  — Ее подставили?
  — Совершенно верно. Я назначил Фрэнка Нили вести защиту. Его отец — человек в нашем городе известный, бизнесмен. И сам Фрэнк отличный парень. Я знаю его несколько лет, а Нили-старшего — почти всю свою жизнь. Фрэнк станет когда-нибудь хорошим юристом, но ему еще учиться и учиться.
  — Ты сомневаешься в показаниях свидетеля?
  Судья Диллард сделал паузу, прежде чем ответить.
  — Я всегда сомневаюсь, если все выглядит слишком очевидно. И еще меня раздражают манеры этого свидетеля… Ты ведь знаешь, что когда адвоката назначают, то берут молодых, необстрелянных парней. Все опытные юристы заняты. Они любят, чтобы их нанимали — и соответствующим образом платили, — а не назначали. Ну, а молодые на таких делах приобретают необходимый опыт… Ладно, как я понимаю, ты хочешь, чтобы я подписал бумаги по делу Далтона?
  — Совершенно верно.
  Мейсон открыл папку и вытащил стопку документов. Судья Диллард уселся поудобнее в кресле и, бегло просмотрев бумаги, расписался в некоторых местах.
  — А не перекусить ли нам? — предложил адвокат, когда с делами было покончено.
  — Извини, я уже приглашен на ленч, — сказал судья Диллард. — Мы договорились несколько дней назад — еще до того, как ты позвонил мне. Очень жаль, но я же не знал, что ты приедешь. Ну, а как твои дела?
  — Потихоньку идут.
  — Я слышал, что ты продолжаешь поражать публику, извлекая кролика из шляпы, причем в самый последний момент. Как тебе это удается?
  Мейсон улыбнулся.
  — Понятия не имею. Я всего лишь протягиваю руку к шляпе. А кролик сам из нее выпрыгивает.
  Судья Диллард коротко хохотнул.
  — А здешняя адвокатская братия считает, что ты держишь кролика в рукаве.
  — Разумеется. Но на самом деле я просто верю своим клиентам. Это помогает.
  Судья глянул на часы и протянул адвокату руку.
  — Как жаль, что я занят. Ты нечасто к нам заглядываешь.
  — Нечасто, — согласился Мейсон. — У меня много дел в моем округе.
  — Я слежу за твоими процессами по газетам. Знаешь… Это впечатляет!
  Мейсон поблагодарил и вышел из кабинета. Войдя в зал суда, он увидел молодого адвоката рыжеволосой. Тот сидел за столом и просматривал свои записи.
  Заслышав шаги, молодой человек поднял глаза и вздрогнул, узнав Мейсона. Отвел взгляд. Затем порывисто вскочил и резко отодвинул стул.
  — Мистер Мейсон!
  Тот остановился.
  — Да?
  — Меня зовут Нили. Фрэнк Нили. Я понятия не имел, что вы здесь, пока судья Диллард об этом не сказал. Я узнал вас по многочисленным фотографиям в газетах. Хочу сказать, что всегда восхищался вами и много думал… Ну, словом, я хочу пожать вам руку.
  — Благодарю, — ответил Мейсон. — Как идет ваше нынешнее дело?
  — Боюсь, не очень хорошо.
  — В чем проблема?
  — Мне самому хочется это знать. Но, увы…
  — Быть может, дело яйца выеденного не стоит? — Мейсон поощряюще улыбнулся.
  Нили в замешательстве почесал в затылке, затем выпалил:
  — Мистер Мейсон, как вы ведете себя со свидетелем, который уверенно опознает обвиняемого, а вы чувствуете, что либо эта идентификация ошибочна, либо свидетель умышленно лжет?
  Мейсон рассмеялся.
  — Замечательный вопрос вы задали! Это все равно что спрашивать, как альпинист поднимается на гору. Все зависит от самой горы. Начинаешь с подножия и ползешь, ползешь вверх, пока не достигнешь вершины. Но у каждой горы есть свой рельеф, свои трудности и ловушки. Приходится менять маршрут, огибая опасные участки. Каждое восхождение неповторимо… Значит, вы подозреваете, что свидетель лжет?
  — Выражусь так: я чувствую, что моя подзащитная невиновна.
  — Раз вы это чувствуете, уже хорошо, — одобрительно сказал Мейсон.
  — О-о! Я знаю, что не вправе отнимать ваше время, мистер Мейсон, и все же… Я так комплексую… Даже не представляю, что еще можно предпринять для защиты обвиняемой…
  — Что конкретно вас волнует?
  — Как мне кажется, проблема в самой подсудимой. Если позволите, я немного расскажу о ней. Эвелин Багби — официантка. Захотела сменить работу и направилась в Лос-Анджелес, ехала на стареньком автомобиле, а он возьми и сломайся в нашем городке. Для починки, как вы понимаете, нужны запчасти, но поскольку машина очень старая, то за этими деталями пришлось посылать в магазинчик при лос-анджелесском кладбище автомобилей. Эвелин остановилась в мотеле здесь, в Короне, и ждала посылку. Истица, Айрин Кейт, чьи драгоценности украдены, — богатая девушка. Айрин была приглашена на свадьбу в качестве подружки невесты. Участники бракосочетания должны были встретиться в коктейль-баре мотеля, а потом отправиться на церемонию в Лас-Вегас. Да вы, возможно, читали об этом в газетах: о свадьбе Хелен Чейни, актрисы. У Айрин Кейт с собой было несколько коробок с драгоценностями, сложенных в один общий кейс. Часть украшений предназначалась в качестве свадебного подарка, а другая часть была собственностью Айрин и Хелен. Подруги ехали вместе. Припарковались у мотеля и отправились в коктейль-бар дожидаться жениха. Когда Айрин и Хелен вышли из бара, Айрин заметила, что крышка багажника их машины приподнята. Невеста и ее подружка заглянули в кейс — драгоценности на общую сумму сорок тысяч долларов исчезли. Девушки тут же уведомили полицию. Полиция предположила, что кто-то из мотеля, расположенного напротив коктейль-бара, мог заинтересоваться автомобилем и провести небольшое исследование его содержимого. Ну, а потом свидетель, которого вы видели, Гарри Боулз, услышал по радио сообщение о пропаже. Он явился в полицию и дал описание подозреваемой. Полиция проверила постояльцев мотеля и нашла, что моя подзащитная, Эвелин Багби, под это описание полностью подходит. Ее задержали, обыскали и в чемодане нашли кое-что из похищенного.
  — Кое-что? — живо переспросил Мейсон.
  Нили кивнул.
  — Браслет с бриллиантами.
  — А что случилось с остальными похищенными драгоценностями?
  — Полицейские считают, что мисс Багби где-то их спрятала.
  — Но почему она спрятала лишь часть, а не все?
  — Вот этого они не знают, но полагают, что со временем выяснят.
  — Обнаружен тот самый — похищенный — браслет?
  — Нет никаких сомнений.
  — Так что вас смущает?
  — Ничего. Но мисс Багби, мистер Мейсон… Я думаю, она все же невиновна.
  — Что дает вам основания так полагать?
  — Не знаю. Может быть, интуиция.
  Мейсон кивнул.
  — И как часто вас выручала интуиция?
  — Не так часто, но все же… Я не хотел бы ошибиться.
  — Само собой.
  — У мисс Багби совершенно нет денег, и меня назначили ее защитником. С точки зрения суда это совершенно заурядное дело, а вы знаете, что такие дела, особенно когда у клиентов нет денег, поручают молодым адвокатам, чтобы те набили руку. Вот я и набираюсь опыта — две ночи не сплю, проштудировал все законы от и до, обрабатываю присяжных… Но чувствую, что все напрасно. Кажется, присяжные уже пришли к мысли, что мисс Багби виновна.
  — Но почему?
  — После показаний Гарри Боулза и опознания им обвиняемой у них не могло возникнуть иного мнения.
  — А обвиняемая раньше привлекалась к суду?
  — Очевидно, нет.
  — Слушайте, Нили, я вообще-то оказался здесь совершенно случайно. Что, если мы вместе пообедаем и заодно все обсудим?
  — О, мистер Мейсон, это большая честь для меня, но…
  — Понятно. Вы собирались пообедать с молодой женщиной, которая дожидается вас в холле.
  Покраснев, Нили кивнул.
  — Так пригласите ее пойти с нами, — предложил Мейсон.
  — Вы полагаете, это возможно? Она будет в восторге. Это очень хорошая девушка, и я надеюсь… если дела у меня пойдут хорошо… Короче, я хочу жениться на ней. Такое решение по сердцу и моему отцу…
  — Прекрасно. Так пригласите же ее, но старайтесь за едой не говорить много о делах.
  Лицо Фрэнка Нили вытянулось.
  — Я думал… Я надеялся… Что вы и я…
  Мейсон покачал головой.
  — Это ваше первое дело, — сказал он, сделав ударение на слове «ваше», — и если вы его выиграете, это будет ваш первый триумф. Пойдем пообедаем, а затем вы скажете своей невесте, что должны вернуться в суд к половине второго. Мы проведем полчаса в юридической библиотеке. Вы будете играть роль Боулза, а я устрою вам допрос. Возможно, в процессе вам в голову придет какая-либо интересная мысль.
  Нили попытался подыскать приличествующие такому случаю слова, но не нашел их и лишь пожал Мейсону руку. Наконец он произнес:
  — Вы — мой спаситель, мистер Мейсон. У меня так мало опыта… На юридическом факультете я получал только отличные оценки. Но когда входишь в зал суда и остаешься один на один со свидетелем, который улыбается покровительственно, а иногда и нагло, а может быть, даже подсмеивается, когда видишь, что дело не продвигается ни на дюйм, ты чувствуешь себя как в кошмарном сне: надо драться, а в руках нет силы, и кулаки как пух.
  — Я это понимаю, — сочувственно сказал Мейсон. — Итак, поговорим о деле после обеда.
  Глава 2
  Ровно в 13.35 Мейсон закрыл дверь юридической библиотеки, усадил Фрэнка Нили в кресло и, возвышаясь над ним, сказал:
  — Представим, что вы — Гарри Боулз, а я — это вы. Я слушаю ваши показания. Насколько это возможно, ваши ответы на мои вопросы должны совпадать с ответами Боулза.
  Нили кивнул.
  — Но пока мы не начали, — продолжил Мейсон, — разрешите дать вам как адвокату пару советов. Вы должны четко представлять картину случившегося. Сохранять уважение к жюри присяжных. Не нужно суетливо рыться в своих записках — тем самым вы демонстрируете присяжным и — заметьте! — свидетелю свою неуверенность. Вам необходимо научиться формулировать вопросы, обрушивать их на свидетеля градом. Не давайте ему ни минуты передышки. Все вопросы должны быть хорошо обоснованными. Вы поняли?
  Нили печально кивнул.
  — Я все это прекрасно понимаю, хотя и не могу достаточно быстро формулировать вопросы. Боулз сказал, что видел, как мисс Багби вытащила кейс из багажника автомобиля и взяла что-то из него. Я тут же уточнил, видел ли он, что именно она взяла. Короче, разговор завертелся вокруг кейса, и это вполне могло создать предвзятое мнение у присяжных — в отношении моей подзащитной. К своему стыду, я должен признаться, что не знал, как продолжить допрос.
  Мейсон рассмеялся и сел в кресло.
  — Я это понял. Помимо всего прочего, вы ни в коем разе не должны выпускать инициативу из рук.
  — Но я старался! Боулз засвидетельствовал, что видел мисс Багби и опознал ее при очной ставке…
  — Вот и хорошо, — прервал его Мейсон. — Но почему вы не спросили его, чего ради он дает такие показания? Надо было прощупать этого парня с разных сторон.
  — Боюсь, я чего-то не понимаю.
  — Попытаюсь объяснить. Итак, в настоящий момент вы — Боулз. Вы даете мне ответы на те же вопросы, на которые отвечал настоящий Боулз. Если вопрос звучит не так, как на суде, отвечайте, стараясь нанести максимальный вред обвиняемой. Начнем?
  — Да. Это же очень просто: вы зададите те же вопросы, а я отвечу, как Боулз.
  — Отлично, — улыбнулся Мейсон. — Вы готовы?
  Нили кивнул.
  — Так вот, — Мейсон ткнул указательным пальцем в грудь молодого юриста, — вы свидетельствуете, что видели, как обвиняемая вытащила из автомобиля кейс, поставила его на землю и нагнулась над ним. Так?
  — Совершенно верно, — сказал Нили, затем добавил мстительно: — Это была ответчица. Я все видел.
  — Вы продемонстрировали, каким образом она наклонилась над кейсом. Вы согнулись в талии, оставив ноги прямыми.
  — Совершенно верно. Именно так она наклонилась.
  — У вас не было особой причины обращать на нее внимание в то время, не так ли?
  — Что вы имеете в виду?
  — Ведь она была обычной женщиной, которая брала чемоданчик из багажника автомобиля, стоящего перед мотелем. В этом нет ничего особенного, это случается каждый вечер.
  — Согласен.
  — В тот момент вы не могли отметить что-либо особенное в ее поведении, не так ли?
  Нили триумфально улыбнулся.
  — Нет, я заметил! Когда она наклонилась, я обратил внимание на удивительно стройные ножки.
  — Вы обратили внимание на ноги?
  — Да.
  — Именно они привлекли ваше внимание?
  — Естественно.
  — Прекрасные ноги?
  — Великолепные.
  — Когда она наклонилась, вы обратили внимание на ноги мисс Багби?
  — Совершенно верно. Ее юбка несколько задралась, и я… увидел.
  — Вы увидели достаточно?
  — Даже коленки.
  — И вы увидели, что мисс Багби взяла что-то из кейса?
  — Да.
  — Что она сделала с этой вещью или вещами?
  — Положила в карман.
  — В карман юбки? Или же она положила это в карман пальто?
  — В карман пальто, естественно.
  — Хорошо. Значит, на обвиняемой было пальто. И она положила в него предмет или предметы, вынутые из кейса.
  — Да, так. Затем мисс закрыла чемоданчик и отправила его назад в багажник автомобиля.
  — Хорошо, — сухо повторил Мейсон. — Займемся пальто. Я прошу обвиняемую надеть свое пальто. Затем я прошу ее повернуться спиной к присяжным и наклониться так, как это показывал свидетель Боулз. Обратите особое внимание на положение ног мисс Багби.
  Нили глянул на Мейсона, и его глаза расширились от удивления.
  — Бог мой! — воскликнул он. — Я бы никогда не подумал…
  — Боулз тоже не подумал, — заметил Мейсон. — Я намерен задать вам еще пару вопросов, так что оставайтесь в роли Боулза. Вы впервые увидели мисс Багби возле автомобиля у мотеля. А когда вы увидели ее в следующий раз?
  — В следующий раз? Разумеется, в полицейском участке.
  — Вы уверены?
  Нили кивнул, но по его лицу было видно, что он в замешательстве.
  Мейсон рассмеялся.
  — Вы в чем-то сомневаетесь?
  Молодой адвокат вышел из образа свидетеля и сказал:
  — Я бы никогда не задал такого вопроса Боулзу.
  — Почему?
  — А чем это могло бы мне помочь? Понимаете, свидетель утверждает, что видел мисс Багби возле автомобиля, а потом опознал ее в полицейском участке Короны.
  — Но он не говорил, что видит ее во второй раз в жизни, не так ли?
  — Верно, не говорил, — согласился Нили. — Но дал понять, хотя и не выразил этого словами.
  — Навалитесь на него, — посоветовал Мейсон. — Узнайте, не задержала ли полиция девчонку после того, как он заявился в участок и оставил описание ее внешности. Не показывала ли ее полиция ему скрытно, чтобы убедиться — поймали ту, которую искали. И еще узнайте, не провели ли в полиции официальное опознание уже после того, как Боулз заверил их, что все в порядке.
  — Но ведь это… это то же самое, что подлог! Из слов Боулза создается впечатление, что он увидел мисс Багби во второй раз только среди прочих женщин на опознании.
  — Забудьте о впечатлении, — усмехнулся Мейсон. — Вгрызитесь в Боулза. Задавите своей энергией. Не оставляйте ему и секунды на обдумывание ответов. Как только он ответит на вопрос, тут же задавайте следующий.
  — Но я не могу формулировать вопросы так быстро, — Нили огорченно развел руками. — Сегодня утром это была моя главная трудность. Я старался изо всех сил, но получилось плохо…
  — У вас все еще впереди. Держите вопросы наготове. Любые вопросы. Спрашивайте свидетеля обо всем, вплоть до погоды. Спрашивайте о типе и классе автомобиля. Какого он был цвета. Где именно стоял. Сколько дюймов было до кромки тротуара. Никогда не помешает поинтересоваться, как вообще свидетель оказался там. Спросите его, прогуливался он или стоял на месте. Если же он просто стоял и глазел на девушку, узнайте, сколько времени он это делал и почему. Спросите, сколько времени он вообще там находился. Почему был один. Или же в компании друзей. И тому подобное. Но, задавая вопросы, тщательно проверяйте ответы, запоминайте каждое слово и тут же ловите на неточностях.
  — Мистер Мейсон! Разве можно помнить о стольких мелочах сразу?!
  — Если вы хотите стать первоклассным адвокатом, вы не только будете помнить обо всем этом сразу, но вдобавок краешком глаза будете наблюдать и за присяжными, и за залом. Если присяжные откровенно скучают, вы должны, нет, просто обязаны сделать нечто такое, что могло бы пробудить их интерес. Думайте обо всем. И не допускайте ни малейшей ошибки. Держите в поле зрения прокурора. Все вопросы должны бить в конкретную цель, иначе у присяжных может сложиться мнение, что вы упустили суть дела.
  — Но я все равно не смогу думать о стольких вещах сразу!
  — Сможете, — усмехнулся Мейсон. — Со временем вы будете действовать как автомат. Вы сможете подчинить все ваши чувства только одному — защите клиента… А теперь мне пора. Возвращайтесь в зал суда и разорвите этого свидетеля в клочки.
  — Вы тоже считаете, что он лжет?
  Мейсон пожал плечами.
  — Может — лжет, может — говорит правду, может — думает, что говорит правду… Но есть одна особенность, на которую я уже обратил ваше внимание: Боулз никак не мог видеть колени молодой женщины, когда та наклонилась. Он вряд ли вообще видел ее ноги. На мисс Багби, как утверждает свидетель, было пальто. Весьма длинное пальто. Пусть она наденет его в зале суда и наклонится. И все станет ясно.
  — Ничего не понимаю, — растерянно сказал молодой адвокат. — Но почему вы сразу не указали на эту особенность?
  Мейсон мельком глянул на часы, поднялся и пожал Фрэнку Нили руку.
  — Еще встретимся. Делайте свое дело. И помните — это ваше дело. А про маленькую репетицию никому говорить не стоит.
  Глава 3
  Сидя в своем кабинете, Перри Мейсон наскоро просмотрел утренние газеты, уделяя особое внимание городским новостям.
  — Нашел что-нибудь интересное? — спросила его секретарша Делла Стрит.
  Мейсон наморщил лоб.
  — Ничего особенного, если не считать одного дела в Риверсайде, которое заинтриговало меня. Я только что оттуда.
  — Какое дело?
  Мейсон сложил газету вчетверо и указал на нужную заметку.
  — Понятно, — сказала Делла, прочитав. — Молодой адвокат Нили ведет запутанное дело о похищении драгоценностей, принадлежащих подруге Хелен Чейни. Показания свидетеля он разбил в пух и прах, доказав их полную несостоятельность. Обвиняемая Эвелин Багби, помимо всего прочего, утверждает, что кто-то подбросил похищенные драгоценности в ее номер в мотеле. Судья же заявил присяжным, что сам факт обнаружения среди вещей обвиняемой похищенного браслета недостаточен для вынесения приговора, а раз это так, то они не могут держать мисс Багби под стражей.
  Мейсон, улыбнувшись, кивнул.
  — А что это ты все время улыбаешься, словно Чеширский кот? — не выдержала Делла.
  — О! — Мейсон развел руками. — За пятнадцать минут до полуденного перерыва я случайно оказался там и услышал немало поразительных вещей.
  Делла внимательно посмотрела на Перри.
  — И у тебя не было никаких других интересов в Риверсайде?
  — Нет. А что касается молодого адвоката, защищавшего эту девушку, то он проделал отличную работу.
  — И это все, что ты можешь мне сказать?
  — Все.
  Ее глаза некоторое время пытливо всматривались в непроницаемое лицо адвоката, затем Делла взяла счет из ресторана, мельком заглянула в него и сказала:
  — Я вижу, ты кого-то приглашал на обед. Кого, если не секрет?
  — Пару знакомых.
  — Налоговому управлению необходимо знать поточнее.
  Мейсон рассмеялся.
  — От тебя ничего не скроешь. Парня зовут Фрэнк Нили, а девушку — Эстел Нуджент. Он намерен жениться на ней.
  — Все понятно.
  Делла покинула кабинет, унося с собой счет. Через несколько минут она вернулась, улыбаясь.
  — Что ж, добрый самаритянин, ты бросил зерно в землю. Теперь собирай урожай.
  — Кто-то пришел? — догадался Мейсон.
  Делла улыбнулась еще шире.
  — В приемной находится глазастая рыжеволосая особа, обладающая фигурой, которую просто грешно упаковывать в поношенное платье. Некая Эвелин Багби. Она сказала, я цитирую, что просто-таки должна поблагодарить мистера Мейсона персонально. Это весьма решительная особа.
  Мейсон нахмурился.
  — Она что, говорит о моей причастности к ее делу?
  — Я передала лишь слова мисс Багби. От комментариев воздержусь.
  — Ладно, впусти ее, Делла. Где-то я допустил промашку… Кажется, эта девица ищет работу, вот пусть этим и занимается, а у меня своих дел невпроворот.
  — Верно. Кстати, стопка писем слева от тебя дожидается немедленного ответа, — напомнила Делла.
  — Знаю. Я прочту их. Ну, где твоя решительная особа?
  — Твоя, Мейсон, — выходя, бросила Делла через плечо.
  Эвелин Багби оказалась намного выше стоящей рядом Деллы. День назад ее рост невозможно было определить, так как в зале суда она все время сидела. Взгляд ее голубых глаз впился в лицо адвоката. Рукопожатие мисс было сильным, почти мужским.
  — Благодарю, — произнесла она.
  — За что? — спросил Мейсон и невольно улыбнулся.
  — А вы не догадываетесь?
  — Я что-то сделал для вас?
  — А кто же еще!
  — И все же?..
  — Мистер Нили все рассказал мне.
  Мейсон нахмурился.
  — Он не должен был этого делать.
  — У него не оставалось иного выхода. Я была потрясена…
  — Чем же?
  — Его линией поведения в отношении свидетеля. Во второй половине дня мой адвокат совершенно преобразился. Это был другой человек. Утром он выглядел неокрепшим новичком, все ходил вокруг да около, а после обеда вдруг превратился в атакующего бойца с опытом ветерана. Это ничего, что я так выражаюсь?.. Уже после первых четырех вопросов этот Боулз был полностью деморализован, так что разбить его показания не составило труда. После процесса я спросила мистера Нили, как такое могло случиться, и он честно рассказал мне обо всем.
  — Садитесь, — пригласил Мейсон.
  Эвелин покачала головой.
  — Вы слишком заняты. Я не была даже уверена, что вы примете меня. Понимаю, клиент должен заранее договариваться о встрече, в противном случае — обязан ждать за дверью. Но я хочу, чтобы вы знали: я очень вам благодарна.
  — Спасибо. Кажется, вы ищете работу?
  Она кивнула.
  — Думаю, вы вскоре найдете что-либо подходящее.
  — Надеюсь.
  — Как вы думаете, что дало Боулзу повод полагать, что на месте происшествия были именно вы?
  Она покачала головой. Сказала в задумчивости:
  — Боулз оказался наголову разбит Фрэнком Нили вчера после обеда, а ведь выглядел он таким уверенным. Я бы сказала даже: самоуверенным. Знаю этот сорт людей: они хорохорятся, а стоит сбить с них спесь, тут же поднимают лапки кверху… Как видите, имеется кое-какой опыт… Но есть некоторые вещи, и мне неприятно о них говорить… У меня взяли отпечатки пальцев, обыскали, расспросили, а точнее, допросили о дальнейших планах… Как хорошо, что все это кончилось! «Освободить» — таков был вердикт присяжных. Но, увы, теперь за мной будет тянуться этот шлейф: «Была арестована…»
  — Ваш поверенный говорил что-либо о возможной компенсации за причиненный вам моральный ущерб?
  — Нет. Там, в Риверсайде, полагают, что и так оказали мне громадную услугу, выпустив на свободу и вернув конфискованные вещи. Надзирательница просто испепелила меня взглядом, отдавая те несколько долларов, которые были в моей сумочке.
  Мейсон повернулся к Делле.
  — Мисс Стрит, позвоните Фрэнку Нили. Это адвокат в Риверсайде. А вы, мисс Багби, все же присядьте. Это займет несколько минут.
  — Благодарю.
  Эвелин как бы нехотя уселась в просторное кресло для клиентов и вперила взгляд в Мейсона. Делла в это время набирала номер телефона.
  — Если вы позволите, мистер Мейсон… — осторожно начала рыжеволосая красотка. — Я бы хотела задать вам один вопрос. Только один.
  — Какой же?
  — Возможно, вы будете смеяться… И даже выгоните меня из кабинета…
  — Выгоню? — удивился Мейсон. — За что же?
  — Видите ли… Я всегда очень спокойно относилась к деньгам. Есть кое-что, что меня интересует гораздо больше.
  — Что же?
  — Не смейтесь. Я хочу стать киноактрисой.
  Мейсон некоторое время критически смотрел на девушку, потом медленно покачал головой.
  — Хорошее желание. Но не думаете же вы, что я…
  — Я все знаю! — воскликнула Эвелин. — Знаю, что добиться желаемого нелегко. Можете не говорить мне, что даже если я с блеском выдержу кинопробы, это ничего не решит. В Голливуде — толпы таких соискательниц, как я. Нужна красивая внешность, нужны связи… И даже тогда шанс у меня мизерный: один на миллион.
  Мейсон, прищурившись, мягко улыбнулся.
  — Вы реалистка.
  — Мне только и твердят со всех сторон о невозможности пробиться в звезды. Понадобилось семь лет, прежде чем я снова решилась приехать в Лос-Анджелес.
  Мейсон поднял брови. Делла положила трубку и сказала:
  — Извините, шеф, но телефон в Риверсайде занят. Дайте мне еще две или три минуты.
  Мейсон, не отрывая взгляда от посетительницы, лишь кивнул.
  — Передайте Герти — пусть она созванивается. Итак, мисс Багби, почему вам понадобилось семь лет?
  Посетительница застенчиво улыбнулась.
  — Семь лет назад я была восемнадцатилетней наивной девушкой. Стройная фигура, широко распахнутые глаза, веснушки…
  — Вы и сейчас хороши собой. Вам не дашь больше двадцати.
  — Нет, фигура уже не та. Семь лет тяжелого труда… Постоянно на ногах… Все время ждешь шлепка или щипка… Сами знаете, с официантками не церемонятся. Вечером ноги и руки гудят от усталости… Я думала, что растеряла честолюбие, но только что сказанные вами слова вновь зажгли искру надежды…
  — Какие слова?
  — Вы сказали, что я имею право кое на что.
  — Верно. Вы имеете право на компенсацию. Вероятность того, что вы ее сможете получить, небольшая. Но потребовать некую сумму в возмещение ущерба стоит.
  — Деньги не главное. Лица, замешанные в этой истории, достаточно известны в Голливуде. Что же касается Хелен Чейни, то она весьма влиятельная особа.
  — Но захочет ли Хелен Чейни помочь вам? — с сомнением сказал Мейсон.
  — Мистер Мейсон, вы позволите мне кое-что сказать по этому поводу? Как я уже упоминала, в восемнадцать лет я была весьма привлекательной и решительной девушкой. У меня имелись небольшие деньги, унаследованные после смерти отца. Моя мать умерла, когда мне было лишь десять лет, отец — когда едва исполнилось семнадцать. Я приехала в Голливуд и встретила там человека по имени Гладден. Я была в колоде его карт чем-то вроде джокера. Стаунтон Вестер Гладден.
  — Кто он? Расскажите подробнее.
  — Он вторгся в мою жизнь, как ослепительное солнце. Близкий друг знаменитых или просто известных людей Голливуда, сам актер, создатель «звезд»… Всех кинобоссов он звал по именам, со всеми знаком, всюду вхож…
  — Гладден? Никогда не слышал о таком, — заметил Мейсон.
  — Этот человек, — Эвелин горько улыбнулась, — умеющий сразу и бесповоротно располагать людей к себе, оказался законченным негодяем. Но, конечно, я даже не догадывалась об этом. Я была всего лишь игрушкой в его руках. А чем еще я могла быть в восемнадцать лет!
  — И что же произошло? — с любопытством спросил Мейсон.
  — Я не отнимаю вашего времени? — всполошилась Эвелин.
  Мейсон махнул рукой в сторону телефона.
  — Я жду звонка, мисс Багби. А ваша история заинтересовала меня. Помимо всего прочего, как юрист, я должен знать как можно больше о вашем прошлом, тем более что намереваюсь выбить вам компенсацию. Так что ваша биография мне весьма кстати.
  — Неужели? — улыбнулась Эвелин. — Так вот, Гладден жестоко обманул меня. Вначале он заявил, что раз у меня нет соответствующей подготовки, то нет ни малейшего шанса сделать карьеру в Голливуде, а девичьи грезы — слабое подспорье в этом. Дескать, вначале я должна многому научиться. Сами понимаете, что я ответила: в Голливуде есть только один человек, который может научить меня всему, что так необходимо, и этим человеком является Стаунтон Вестер Гладден. Он согласился и устроил мне трехмесячные курсы на дому. Конечно, Гладден многое мне показал. Я уже более или менее уверенно могла держать себя в обществе и овладела некоторыми актерскими приемами. И в этот момент Гладден скрылся, прихватив мои сбережения. Это было крушение всех надежд. Мне ничего не оставалось, как устроиться официанткой в захудалый ресторан.
  — Вы обращались в полицию?
  — Конечно. Я тут же пошла в полицию, но, разумеется, не могла рассказать там свою историю полностью. Я лишь сообщила, что Гладден обманом получил право распоряжаться моими деньгами и скрылся с ними. Но как умело он все это устроил! Вначале он мог пользоваться деньгами лишь с моего разрешения. Затем сказал, что хочет стать моим постоянным агентом и получать двадцать процентов от гонораров — когда наступит звездный час Эвелин Багби. Гладден называл себя моим менеджером, агентом, учителем… Надо было видеть, с каким жаром он убеждал меня в том, что я обладаю уникальным талантом. И я верила в это, хотя особенно не обольщалась на свой счет. Надеюсь, нет нужды говорить вам, мистер Мейсон, чем еще было чревато опекунство Стаунтона Вестера Гладдена… Впрочем, рядом с ним я научилась разбираться в чувствах и вообще развилась как женщина. И продолжала неустанно работать над собой, чтобы однажды завоевать Голливуд. Как-то Гладден сказал мне, что ему в голову пришла замечательная идея: вступить в качестве акционера в предприятие, которое создает одна известная кинокомпания. Это позволило бы мне сразу стать весомой фигурой в Голливуде. Надо ли говорить, что я передала в распоряжение Стаунтона все свои деньги!.. Ну, а дальнейшее вам ясно, мистер Мейсон.
  — И все же, что было потом?
  — Гладден исчез. Больше я его не видела. Конечно, полиция навела справки. Они расспрашивали всех в Голливуде, но никто никогда не слышал о Стаунтоне Вестере Гладдене. Люди, которые якобы были его друзьями и которых он запросто звал по именам, даже не знали о его существовании. Так что полицейские ничем не смогли помочь мне.
  — И вы поставили крест на кинокарьере?
  — Я бы так не сказала. Я решила выждать. Жизнь была не очень добра ко мне. Иногда, глядя на свое отражение в зеркале, я сравнивала «картинку» с той, что видела в зеркале в восемнадцать лет, когда только начинала строить воздушные замки. И все же я всегда была непоседой, мистер Мейсон. Вечно в мечтах, вечно в дороге… Колесила по всей стране. И наконец сказала себе: «А почему бы мне снова не попробовать?..»
  — И тогда вы отправились в Голливуд?
  — Нет, вначале я попала в Нидлс. Устроилась там на работу в надежде скопить немного денег, но внезапно заболела. К тому времени, когда я поднялась на ноги, у меня остался только старый автомобиль да несколько платьев. И больше ничего.
  Эвелин тяжело вздохнула.
  — Мне бы понять, — продолжала она, — что Голливуд приносит одни несчастья. Но я все же решила, что обладаю определенным опытом и могу еще раз попытать счастья. Только до Голливуда не доехала — мой старенький автомобиль окончательно сломался. Мне ничего не оставалось, как ждать, когда его отремонтируют. Вот так я оказалась в этом мотеле. Остальное вы знаете.
  Мейсон некоторое время задумчиво смотрел на девушку.
  — Все-таки похищенный браслет нашли в вашем чемодане…
  — Я скажу, как это произошло, — вздохнула мисс Багби. — Видите ли, я была в отчаянии… Оказалось, что у меня не хватает денег, чтобы оплатить счета — за мотель и за ремонт автомобиля. Я не могла уехать в Голливуд. А ведь я надеялась найти там работу, хотя и понимала, что все не так просто… Кто я такая? Бывшая официантка… Так вот, утром, в мотеле, я пошла в ванную, чтобы принять душ. Туалетный шкаф был приоткрыт, и в нем что-то блестело. Это и был браслет, украшенный бриллиантами.
  Она замолчала, вспоминая происшедшее.
  — Продолжайте, — сказал Мейсон.
  — Понимаете, положение мое было хуже некуда. И вдруг — этот неожиданный подарок судьбы.
  — И вы присвоили браслет? — хмуро спросил Мейсон.
  — Нет. Я решила, что драгоценность принадлежит богатой женщине, которая останавливалась в мотеле за день до меня. Собирая багаж, она забыла браслет и уехала. Я подумала, что дама даже не может вспомнить, где именно забыла свое украшение, так как в противном случае она бы уже позвонила в мотель и сообщила о пропаже.
  Мейсон кивнул.
  — Вначале, разумеется, я хотела пойти к администратору мотеля, сообщить о находке и спросить, кто останавливался в моем номере за день до меня. Но потом подумала: неужели я так глупа? Этот браслет можно возвратить владелице прямо в руки, и дама, обрадовавшись, отблагодарит меня. Она вполне может дать мне пятьдесят или сто долларов. Администратор же заберет браслет, не сказав «спасибо». И вознаграждение достанется ему.
  — Значит, вы решили сами отыскать хозяйку браслета и сами получить деньги, которых вам так недоставало?
  — Да. Но я понимала, что администратор вот так запросто не сообщит мне ее имя, что мои расспросы вызовут подозрения. Вот почему я решила забрать браслет в Лос-Анджелес, а затем попросить адвоката или детектива предоставить мне нужную информацию. Я вернула бы украшение владелице и получила вознаграждение. Что вышло из моей затеи, вы знаете. Я…
  Телефонный звонок заставил ее замолчать. Делла Стрит сняла трубку и кивнула Мейсону.
  — Риверсайд. Ваш протеже мистер Нили.
  Мейсон потянулся к телефону.
  — Доброе утро, герой. Примите мои поздравления.
  — Благодарю вас, мистер Мейсон, — послышался в трубке голос молодого адвоката. — Вы были совершенно правы. Этот Боулз сник, едва я атаковал его. Он полностью отказался от своих показаний. Присяжные были удовлетворены, да и я тоже. Спасибо вам за совет, куда бы я без вас…
  — Ну, вы себя недооцениваете. А что ваша подзащитная?..
  — Скорее всего, она покинула Корону.
  — Да. И в настоящий момент находится в моем кабинете, — многозначительно произнес Мейсон.
  Последовала пауза, затем Нили начал извиняться:
  — Понимаете, я не мог не сказать ей о вас и о том, что вы сделали для нее.
  — Но ведь я просил никому не говорить, не так ли?
  — Да, но…
  — Никаких «но»!
  — Вы должны понять меня, мистер Мейсон. Вы так помогли мне… Я чувствовал себя таким беспомощным на процессе, что даже не мог четко формулировать вопросы. Беседа с вами совершенно изменила мое настроение и все остальное… Преобразила меня…
  — Поговорим о другом. Что вы думаете о краже драгоценностей? Я спрашиваю об этом в связи с мисс Багби. Дело заинтересовало меня.
  — Вы так много сделали для мисс Багби! — воскликнул Нили. — Но я не знаю, что еще можно предпринять.
  — Вы больше никому не говорили о том, что я… о том, чем мы занимались в перерыве?
  — Ну что вы, мистер Мейсон! Кроме мисс Багби, я не сказал никому ни слова.
  — Мне захотелось глубже копнуть это дело. Не станете ли вы моим партнером?
  — Располагайте мною, — без тени колебания сказал Нили, — хотя я и не вижу, чем могу помочь вам.
  — Отлично. Я буду держать вас в курсе расследования, — пообещал Мейсон и положил трубку. Затем улыбнулся Эвелин: — Нили шлет вам привет.
  — Прекрасный молодой человек. Я очень благодарна ему.
  Мейсон некоторое время задумчиво постукивал пальцами по столу, затем спросил:
  — Кто настаивал на вашем аресте?
  — Айрин Кейт, подружка Хелен Чейни, актрисы. Ну и Мервин Олдрич, известный бизнесмен. Я читала об этих людях до отъезда в Голливуд и даже не предполагала, что наши пути пересекутся.
  Телефонный звонок вновь прервал Эвелин, и Делла подняла трубку.
  — Да. В чем дело, Герти? Скажите ему, чтобы подождал. — Она повернулась к Мейсону: — Опять Фрэнк Нили из Риверсайда. Он хочет немедленно поговорить с вами.
  Мейсон взял трубку.
  — Да, Нили. В чем дело?
  Голос молодого адвоката дрожал от возбуждения.
  — На другом телефоне у меня — Айрин Кейт! Она только что сказала, что хотела бы как-то компенсировать потерянное Эвелин Багби время и дать ей немного денег. Упомянула семьдесят пять — сто долларов. Что мне ответить мисс Кейт?
  Мейсон улыбнулся.
  — Скажите, что Перри Мейсон — ваш партнер, и мисс Кейт может позвонить мне. И не пытайтесь уговорить ее повысить размер компенсации, вряд ли из этого что-нибудь получится. Никаких разговоров с мисс Кейт. Вообще предоставьте мне вести с ней дела.
  — Хорошо. Я так и сделаю. Да и о чем мне еще говорить с этими голливудскими знаменитостями, которые втянули Эвелин Багби в столь грязное дело!
  — Никаких разговоров, — еще раз повторил Мейсон. — Пусть она позвонит мне.
  — Договорились.
  Мейсон положил трубку и повернулся к Эвелин.
  — Ну вот, кто-то, очевидно, побеседовал с Айрин Кейт относительно вас, Эвелин. Мисс Кейт горит желанием компенсировать потерянное вами время. Речь идет о сумме в семьдесят пять — сто долларов.
  В глазах девушки появилось тоскливое выражение.
  — Конечно, каждый из этой сотни долларов для меня сейчас как манна небесная, мистер Мейсон… Но я обойдусь и без подачки. Я всегда обходилась. В конце концов, рано или поздно мне подвернется хорошая работа…
  — Сколько у вас денег на данный момент? — спросил Мейсон.
  Она робко улыбнулась.
  — Даже стыдно сказать…
  — И все же?
  — Около пяти долларов.
  — Ну, а автомобиль?..
  — Это всего лишь металлолом.
  Мейсон некоторое время задумчиво смотрел на мисс Багби, затем спросил:
  — Вы хотите получить работу? Я правильно вас понял?
  Девушка кивнула.
  — И какую конкретно?
  — Любую.
  — Вы работали в ресторане?
  — Разумеется. Я говорила вам.
  — Считаете себя опытной официанткой?
  — Я работала в разных ресторанах и не чуралась никакой работы. Не сомневайтесь, я справлюсь.
  Мейсон повернулся к Делле.
  — Вы сможете связаться с Джо Паденой, мисс Стрит?
  — Сейчас?
  — Да.
  Через минуту Делла кивнула Мейсону, и он взял трубку.
  — Алло.
  — Алло! Джо Падена у телефона. Кто говорит?
  — Адвокат Перри Мейсон. Хочу попросить вас об одной услуге.
  — Вам я готов оказать любую услугу. Джо Падена не забывает друзей. Что вы хотите?
  — Не нужна ли вам опытная официантка?
  — И это все, что вас волнует? Место работы для вашей знакомой? Я возьму ее в любое время.
  — А я пришлю девушку немедля — чтобы вы на нее взглянули. Ее зовут Эвелин Багби.
  — Значит, опытная официантка, к тому же молода?
  — Да.
  — Прекрасно. Может быть, это не я оказываю вам услугу, а, наоборот, вы мне. Девушке придется жить у нас. Моя жена — очень ревнивая женщина, так что можете не беспокоиться на мой счет, приставать я к ней не буду.
  Мейсон улыбнулся Эвелин и прикрыл трубку ладонью.
  — Когда вы сможете приступить к работе, мисс Багби?
  — Да хоть сейчас.
  — Она будет у вас примерно через час, — сказал Мейсон Джо.
  — Кстати, Перри, могу я кое-что уточнить?
  — Разумеется.
  — Эта девушка… э-э… Как она выглядит?
  — На все сто.
  — Замечательно. В таком случае, когда она появится у нас, пусть спросит миссис Падена, а не меня. Понимаете?
  — Понимаю. Она уже выезжает.
  Адвокат положил трубку и посмотрел на Эвелин Багби.
  — Джо Падена — мой давний клиент. У него престижное заведение — ресторанчик «Горная корона». Оно полностью оправдывает свое название, так как построено на гребне горы. С одной стороны горы — долина Сан-Фернандо, с другой — Голливуд. Вы даже не представляете, сколько киноактеров ежедневно посещает это место. Атмосфера ресторанчика пропитана духом кино. Даже звезды не брезгуют поужинать в «Горной короне». Вы будете жить там, на перевале, так как ресторан закрывается далеко за полночь.
  — Замечательно! Я вижу в этом перст судьбы. У меня появляется шанс.
  — Когда прибудете туда, спросите миссис Падена. И не обращайте внимания на Джо; вообще сделайте так, чтобы миссис Падена, а это очень ревнивая женщина, успокоилась. Должен честно предупредить: она держит мужа на коротком поводке…
  — …И всем заправляет, — закончила Эвелин, смеясь.
  — Точно. Вы будете в полной безопасности. Джо можете не бояться.
  — Сколько я буду зарабатывать?
  — Понятия не имею. Но это весьма престижное заведение, к тому же там знают, что вы моя знакомая. Так что останетесь довольны. Я бы хотел держать с вами постоянную связь. Звоните мне в любое время. Думаю, что на перевале я смогу легко отыскать вас, если понадобитесь. До тех пор, пока я полностью не разберусь в этом деле, вам лучше оставаться там.
  — Если я получу возможность заработать немного денег, это хорошо, — сказала Эвелин. — Но моя главная цель — пройти настоящие кинопробы! Сколько раз мне уже обещали это! Но семь лет назад ничего не получилось. Дальше чтения дурацких текстов перед камерой дело не пошло. Разумеется, ассистенты и прочие пялились на мои ноги, говорили всякие пошлости и вполне определенно намекали, что я должна предпринять… Но так как я делала вид, что не понимаю намеков, они выставляли меня за дверь. Так это ни к чему и не привело.
  — Если я договорюсь насчет кинопроб, — прервал ее Мейсон, — они состоятся. Можете не беспокоиться.
  Глаза Эвелин широко распахнулись.
  — Спасибо, мистер Мейсон. Вам осталось только рассказать, как мне добраться до «Горной короны».
  — Делла Стрит подробно объяснит вам. Надо ехать все время вверх по Малхолланд-драйв. Будьте начеку, это узкая дорога.
  — Мистер Мейсон, есть еще кое-что, о чем мне необходимо вам сказать…
  — Говорите.
  — В тот день, когда мой автомобиль окончательно сломался и я остановилась в мотеле… Так вот, чтобы убить время, я начала читать журнал о жизни кинозвезд. Там была статья о Хелен Чейни. Обычная белиберда о несчастной бедной девушке, которая стала богатой и известной. Статья пестрела фотоснимками. Были фотографии первого мужа Хелен и несколько фотографий второго мужа, Стива Меррила.
  — Ну и что?
  — Этот Меррил очень похож на Стаунтона Вестера Гладдена.
  Глаза Мейсона потемнели.
  — И что вы сделали?
  — Я позвонила в редакцию журнала, взяла адрес фотоагентства и через некоторое время уже располагала адресом Меррила и его телефоном.
  — Продолжайте, — голосом, лишенным всякого выражения, сказал Мейсон.
  — Позвонила. Представилась и сообщила, где нахожусь в данный момент. Сказала, что у меня испортилась машина, что я на мели — нет даже денег, чтобы оплатить счет за ремонт. Я также напомнила Гладдену прошлое и прямо заявила, что если он не окажет мне помощь, я буду вынуждена обратиться в полицию.
  — И что дальше?
  — Гладден ответил мне смехом. Сказал, что я — сумасшедшая, что он понятия не имеет ни о каком долге и уж тем более не слышал ни о Стаунтоне Вестере Гладдене, ни об Эвелин Багби. И бросил трубку. Я была крайне удивлена. Вы понимаете меня? Ведь я узнала голос Стаунтона Гладдена!
  — Вы уверены в этом?
  — Да. Несомненно, это он.
  — И?..
  — Я о многом передумала во время судебного разбирательства. Если Меррил и есть Гладден, то нетрудно сложить два и два. Присвоив мои деньги, Гладден — а он был просто помешан на кино — перебрался в Голливуд. Только сменил имя.
  — И что вам это дает?
  Она горько рассмеялась.
  — Ничего. Но если я смогу когда-нибудь увидеть Гладдена, то знаю, что скажу ему.
  — Уверен: такая возможность вам еще представится.
  — Вы так думаете?
  — Да.
  — Ну что же, теперь вы знаете все.
  — Хорошо. Как я понимаю, вам нужны средства — до того времени, пока вы не получите деньги. — Мейсон повернулся к Делле Стрит: — Оформите мисс Багби чек на сто долларов. Пусть она распишется. А затем выдайте ей сто долларов наличными.
  Голубые глаза Эвелин расширились от удивления.
  — Как?!
  — Ведь вам нужны деньги. А долг потом вернете.
  — Но я не знаю… И потом… Я не люблю долгов.
  — Не волнуйтесь. Этот вопрос мы урегулируем с Фрэнком Нили. А пока вы должны… — адвокат многозначительно посмотрел на ее платье и улыбнулся.
  — Понимаю. Мне следует обновить гардероб. То, что сейчас на мне, я купила в Нидлсе. Стоило это очень дешево, а выглядело элегантно. Но потом одежда побывала в стирке… Вам, мистер Мейсон, наверное, многие говорили о том, какой вы хороший, прямо-таки замечательный человек. Да вы и сами это знаете — так что я не стану повторяться, ваше время дорого.
  Она поднялась. В глазах девушки стояли слезы. Эвелин крепко пожала руку Мейсону и повернулась к Делле. Та передала ей схему маршрута и конверт с деньгами.
  — Распишитесь на чеке, мисс Багби.
  Эвелин расписалась, взяла деньги и схему и отрывисто сказала:
  — Я позвоню вам, мистер Мейсон.
  Быстрым шагом, не оборачиваясь, она покинула кабинет.
  Делла промокнула чек.
  — Чернила? — спросил Мейсон, вглядываясь в погрустневшее лицо секретаря.
  Та покачала головой.
  — Слеза. Этой девушке много выпало в жизни…
  — Да, столько испытаний… Надеюсь, мы сможем ей помочь.
  — Синдром Санта-Клауса? — Делла обрела спокойствие и не преминула подколоть шефа. — Но прежде, чем помогать бедным детям, неплохо бы заняться почтой. Столько писем накопилось…
  Зазвонил телефон.
  — Слушаю, — сказала Делла. — Мистера Мейсона? Кто говорит? Минутку.
  Прикрыв микрофон рукой, Делла повернулась к адвокату:
  — Айрин Кейт собственной персоной.
  Рот Мейсона растянулся в широкой улыбке.
  — Соединяй! — Он подождал, пока в трубке его личного телефона не щелкнуло. — Хэлло, мисс Кейт.
  Голос Айрин Кейт был ровен и холоден.
  — Доброе утро, мистер Мейсон. Меня информировали, что вы представляете интересы мисс Багби.
  — Я бы так не сказал. Я всего лишь оказываю посильную помощь Фрэнку Нили из Риверсайда, — таким же ровным тоном возразил ей Мейсон. — А кто из юристов занимается вашими делами?
  — Я предпочитаю вести свои дела самостоятельно, мистер Мейсон.
  — Мисс Багби тоже официально не уполномочила нас с мистером Нили вести ее дела. Но в данном случае брошена тень на ее доброе имя и репутацию. А между тем девушка рассчитывала получить хорошую работу в Лос-Анджелесе. Кстати, я слышал, что вы хотите помочь мисс Багби деньгами.
  — В порядке благотворительности.
  — А не лучше ли сказать: справедливости?
  — Это что, угроза?
  — Пока нет.
  — Мисс Багби упоминала мое имя?
  — Буду откровенен с вами. Я не очень хорошо знаком с этим делом, но намереваюсь досконально разобраться в нем. Если у вас имеется адвокат, советую проконсультироваться с ним.
  — Я уже сказала, что своими проблемами занимаюсь сама. Впрочем, не вижу в деле этой мисс Багби никакой проблемы. Тем не менее — могу я встретиться с вами сегодня?
  — В этом есть необходимость?
  — В общем, да. Могу ли я также встретиться с самой мисс Багби?
  — Не думаю. Еще раз напоминаю, что вы должны взять себе квалифицированного адвоката.
  — Пока я не нуждаюсь в адвокатах. Предпочитаю один раз заплатить этой официантке, чем оплачивать бесполезные в своей массе советы юристов. Однако, мистер Мейсон, о таких делах как-то не принято говорить по телефону. Когда я могу встретиться с вами?
  — Я приму вас, но все же предпочел бы разговаривать с вашим адвокатом.
  — Я найму адвоката тогда, когда мне действительно понадобится посредничество юриста.
  — Но почему?.. — озадаченно спросил Мейсон.
  — Хотя мой адвокат и хорош, но он не может воздействовать на собеседника так, как я, — ему недостает сексуального шарма, — Айрин звонко рассмеялась. — Я буду у вас в два тридцать пополудни. Это даст мне возможность предварительно посетить салон красоты.
  Теперь и Перри рассмеялся.
  — Ладно, увидимся в половине третьего.
  И повесил трубку.
  Делла решительно впихнула в руку Мейсона пачку корреспонденции.
  — После того, как ты надиктуешь ответы на первые четыре письма — а это очень, очень важные письма, — я разрешу тебе прочесть колонку голливудских сплетен, — сказала мисс Стрит.
  Мейсон приподнял бровь.
  — В газетах есть что-то по нашему делу?
  — Ну, не совсем… Сам процесс и вынесенный приговор используются как предлог для того, чтобы посплетничать о любовных делах Хелен Чейни.
  — Да? — заинтересовался Мейсон. — Ну-ка, расскажи мне.
  — Хелен Чейни, — начала Делла, — собиралась замуж в третий раз — за владельца судоверфи Мервина Олдрича. Два предыдущих замужества закончились неудачно. Первый муж был второразрядным актером, а она в то время — старлеткой. Они поженились и через год решили расстаться. Этот человек оказался негодяем. Чтобы побыстрее развязать руки — супруг торопился жениться на другой девушке, — Хелен пошла на то, чтобы оформить «быстрый развод» в Мексике. Так и было сделано. Когда Хелен Чейни прогремела как восходящая звезда, за ней начал увиваться Стив Меррил. Он стал ее вторым супругом. Однажды Хелен, засомневавшись в законности развода с первым мужем, подала документы на подтверждение этого развода — здесь, в Калифорнии. Одновременно она затеяла бракоразводный процесс со Стивом Меррилом. Меррил тоже подал в суд иск, заявляя, что его брак с Хелен незаконен, что их отношения были партнерскими, что именно он финансировал успех звезды, что Хелен обязана ему своей карьерой… Это произошло в тот момент, когда Хелен Чейни заинтересовался Мервин Олдрич. Пошли слухи, что они собираются пожениться. Меррил принялся трясти бумагами, из которых следовало, что у него с Чейни не было законного брака, ибо ее первый муж все еще жив, а «мексиканский развод» недействителен. Как утверждал Меррил, все последние годы Хелен существовала на его, Меррила, средства. На этом основании Меррил претендует на половину всего имущества.
  Делла, чтобы проверить себя, заглянула в газету.
  — Документ о разводе с Меррилом Хелен хотела получить как раз в день приезда в Лас-Вегас. Ее адвокат должен был оформить бумаги в десять утра и позвонить. А в одиннадцать утра актриса должна была выйти замуж за Олдрича. Но теперь там полная юридическая неразбериха. Меррил стоит на своем, утверждая, что первый муж Чейни все еще остается ее законным супругом, и надеется сорвать куш. Бракосочетание с Олдричем пока не состоялось. Его отмена объясняется кражей драгоценностей. На самом деле все карты спутал Стив Меррил со своим иском. Вот будет потеха, если окажется, что Меррил и есть тот негодяй, который обманул юную простушку, мечтающую о кино. В этом случае эта твоя Эвелин Багби…
  — Погоди, — перебил Мейсон. — Почему ты называешь ее моей?
  — Именно твоя! — отрезала Делла. — Видел бы ты, как она на тебя глядела! Девицы, которые знают жизнь так, как знает Багби, обычно не проливают слез над чеками, если, конечно, они не находятся в состоянии эмоционального шока. А теперь, мистер Мейсон, не вернуться ли нам к корреспонденции и не заняться ли ею со всей серьезностью и вниманием?
  Глава 4
  К половине третьего Мейсон успел обработать большинство писем из тех, что никак нельзя было отложить на потом. Зазвонил телефон, и Делла Стрит, переговорив с сидящей в приемной Герти, повернулась к Мейсону.
  — Пришла Айрин Кейт. Может, заставим ее подождать, а сами прокрутим еще пару писем? Вот важное письмо, адресованное судье Карверу, оно не терпит отлагательств…
  Мейсон покачал головой:
  — Нет, судья Карвер подождет. Мы договаривались с мисс Кейт на два тридцать, и вот она здесь, секунда в секунду. Проводи ее сюда, Делла. Судье Карверу напишем позднее. Кстати, от Эвелин Багби что-нибудь слышно?
  — Да. Она звонила в полдень и оставила Герти сообщение для тебя. Джо Падена принял ее на работу. Если не врет, то до смерти рад, заполучив такую помощницу.
  — Прекрасно, — Мейсон отодвинул корреспонденцию. — Давай-ка взглянем на Айрин Кейт. Она предупреждала меня, что наведет на себя глянец. Хочу увидеть, как это выглядит.
  — Думаю, неплохо, — язвительно заметила Делла. — Ты еще даже не глянул на девицу, а уже отложил ради нее все дела. А ведь, кажется, мы договаривались посвятить весь день корреспонденции.
  — Это особый случай, — поспешно заверил Мейсон.
  Делла вздохнула, отложила пачку писем и отправилась в приемную.
  Когда она вернулась, было видно, что гостья произвела на нее глубокое впечатление. В голосе Деллы звучало нечто похожее на уважительное одобрение, когда она провозгласила:
  — Мисс Кейт, мистер Мейсон.
  Обаяние Айрин Кейт заполнило кабинет адвоката. В то же время достоинство картотек и пухлых томов в кожаных переплетах померкло и сникло.
  — Здравствуйте, — сказала Айрин. — Я побывала в салоне красоты. Теперь мое смертоносное оружие отполировано до блеска.
  Она шагнула вперед и протянула руку.
  — Я много о вас слышала, мистер Мейсон. Вы похожи на свои фотографии. Глупо с моей стороны так говорить, да? Я хотела сказать, что ваши фотографии верно передают ваш облик.
  Мейсон улыбнулся и указал гостье на кресло.
  — В конечном итоге, — начал он, — для того снимки и делаются. Фотографию изобрели именно с этой целью.
  — Вот уж нет! Вы были бы поражены, узнав, сколько людей желает, чтобы их фотоснимки не были похожи на оригинал. На снимках они желают выглядеть величественными мудрецами или писаными красавцами… Впрочем, оставим это. Давайте поговорим о деле. Вы хотите, чтобы я кое-что сделала для той молодой женщины?
  Мейсон кивнул.
  Айрин Кейт посмотрела на свои часы.
  — Мы с Мервином Олдричем договорились встретиться у вас. Вы не против?
  — Олдрич? — Мейсон приподнял бровь.
  — Жених Хелен, — засмеялась Айрин. — Он так жаждал принять на себя бремя супружества! В последний миг кража драгоценностей спасла его от этой печальной участи.
  Мейсон бросил взгляд на Деллу Стрит. Та все поняла и включила спрятанный магнитофон, так что теперь каждое слово, произнесенное в помещении, записывалось на пленку.
  — Продолжайте, — сказал Мейсон.
  — Мерв — хороший парень. Вы, возможно, слышали о нем. У него судоверфь в Ньюпорт-Бич. Там строят яхты.
  — «Крейсера Олдрича»? — уточнил Мейсон.
  — Вот именно. «Крейсера» для морских круизов. Он знает, чего хотят большие мальчики, и дает им именно это: много недорогих яхт. Мерву везет в бизнесе. Конечно, серийность сильно упрощает дело. Словом, верфь — очень прибыльное занятие.
  — Значит, Мервин Олдрич собрался жениться?
  — Верно. Он — жених, я — подружка невесты, а невеста — Хелен Чейни. Мы должны были прибыть в Лас-Вегас…
  — И что произошло?
  — Мерв ехал из Бальбоа через каньон Санта-Ана. Мы же с Хелен ехали на моей машине из Голливуда. В Лас-Вегасе все уже было приготовлено для свадьбы, которая намечалась на утро следующего дня…
  — Продолжайте.
  — Но, в конце концов, мистер Мейсон, я не понимаю, что нового могу вам сказать. Все факты изложены в утренних газетах. Вы и без меня знаете, что драгоценности украли, что подозрение пало на эту девушку, но суд оправдал ее…
  — Тем не менее мне хотелось бы услышать вашу версию событий.
  — Ну, хорошо, — мисс Кейт нервно рассмеялась. — Вы сами напросились.
  — Говорите.
  — Что ж… — Она снова бросила взгляд на часы. — Думаю, я гнала машину намного быстрее, чем следовало. У моей тачки — двигатель повышенной мощности, так что стоит только дать газу, и она начинает пожирать пространство, игнорируя правила дорожного движения. Боюсь, мистер Мейсон, это не самая законопослушная машина в мире. Ну, разумеется, мы приехали раньше того времени, на которое условились с Мервом. У нас было в запасе минут двадцать на случай какого-нибудь непредвиденного обстоятельства. Я подробно рассказываю?
  Мейсон кивнул, и Айрин продолжила:
  — Вы уже наслышаны про Хелен. Она, как ракета, взлетела вверх… Из старлеток — в звезды. А Стив Меррил — полное ничтожество. Шестерка. Второсортный актеришка. Он сейчас на мели и был бы рад тем или иным способом наложить лапу на собственность Хелен. Конечно, при нормальном судебном разбирательстве у него нет ни одного шанса выиграть дело. Но подлец понял, что если мешать браку Мервина и Хелен, то от него попытаются откупиться. Возможно, вы не поверите, но Хелен действительно нуждается в собственном доме, семейном очаге, безопасности… Конечно, в глазах публики она — легкомысленная особа, но это все из-за ролей, которые Хелен играет. Жизнь есть жизнь. Приходится изображать глупую куколку в свитере в обтяжку, зато с вольной моралью. Зрители хотят видеть ее только такой. Я тысячи раз говорила Хелен, чтобы она не позволяла продюсерам формировать такой имидж — скольких актеров погубил их собственный образ на экране, от которого они потом не могли избавиться! Но фильмы выходят один за другим, и Хелен нравится успех, слава… Но я, однако, отклонилась от темы.
  — У вас была назначена встреча в Короне, — подсказал Мейсон.
  — Верно. И мы прибыли несколько раньше срока. Я гнала, потому что боялась опоздать. Мы не хотели, чтобы Мервин нервничал, дожидаясь. Он этого не терпит.
  — То есть вы предполагали, что Мервин Олдрич приедет вовремя?
  — Секунда в секунду, — подтвердила мисс Кейт. — У него на этом пунктик. Когда мы с ним разговаривали по телефону, он заставил нас сверить часы, чтобы мы могли встретиться и сразу же продолжить путь вместе.
  — Но вы приехали раньше?
  — Да, на двадцать минут. Точнее — на двадцать одну минуту. Я припарковалась, и мы решили выпить в баре чего-нибудь прохладительного. Хелен предложила, а я не отказалась.
  — Вы отправились в коктейль-бар напротив мотеля?
  — Верно.
  — Что случилось, когда вы вышли оттуда?
  — Я заметила, что крышка багажника приподнята. А у нас в багажнике было бог знает сколько подарков, все мои драгоценности и украшения Хелен… Сдуру я решила известить полицию. Признаюсь, это было моей главной ошибкой. Тут же примчался шериф. Он явно был озабочен тем, чтобы попасть в газеты, прославиться. Погнал всех в участок. Заставил меня сделать детальное описание похищенного. Тут подъехал Мерв. Он был просто вне себя от ярости.
  — Почему?
  — У него есть свои привычки или, если хотите, странности. Мерв не переносит полицию, огласку и… И отсрочки. Если он что-то делает, то очень четко, как часы.
  — Свадебная церемония сорвалась?
  — Да, сорвалась. В полиции мы проторчали до полуночи. Хелен была взбешена, Мерв рвал и метал, а газетчики наслаждались — то был их день!
  — И вы не могли вырваться?
  — Может, и удалось бы, но полицейские нашли свидетеля, этого Боулза, а потом арестовали Эвелин Багби и настаивали, чтобы я подписала заявление. Я сказала Мерву и Хелен, чтобы они ехали, а сама собиралась сражаться с формальностями, законом и полицией, но Хелен ни за что не хотела оставлять меня и… Словом, атмосфера перестала быть романтичной. Мервин никогда никого не ждет. Он любит повторять, что средний человек десять процентов полезного времени теряет, ожидая — прямо или косвенно — кого-то другого. Поэтому Мерв не ждет более пяти минут.
  — А что было дальше?
  — Думаю, вам это известно.
  — Я читал, что свадьбу перенесли, но не успели назначить новую дату. Второй муж Хелен затеял судебный процесс. Что вы можете сказать по этому поводу?
  Айрин Кейт поджала губы.
  — Самый заурядный шантаж! Стив Меррил — ничтожество.
  Зазвонил телефон. Мейсон кивнул Делле Стрит, та подняла трубку, кратко переговорила с Герти и сказала Мейсону:
  — В приемной Мервин Олдрич. Он говорит, что должен встретиться с мисс Кейт.
  Мейсон глянул на посетительницу.
  — Вы хотите, чтобы он прошел сюда?
  Айрин поспешно ответила:
  — Мистер Мейсон, это было бы лучше всего. Я… Ну, я хочу, чтобы все прояснилось и все точки над «i» были расставлены. В любом случае Мерв захочет узнать, что тут происходило. Ему может не понравиться, если я приду с вами к какой-либо договоренности, не посоветовавшись с ним.
  Мейсон кивнул Делле, та вышла встретить гостя.
  Пока ее не было, Айрин Кейт не произнесла ни слова. Она, казалось, вообще забыла о существовании Мейсона и не сводила глаз с двери.
  Дверь отворилась. Айрин Кейт выпрыгнула из кресла и быстро двинулась вперед.
  — Привет, Мерв! — Она протянула вошедшему обе руки. — Познакомься с мистером Мейсоном.
  Мервин Олдрич был почти так же высок, как Мейсон, узок в талии, широк в плечах, на лице — ровный здоровый загар. Он взял обе руки Айрин Кейт, на секунду задержал их в своих, улыбнулся и сказал:
  — Ну, здравствуй! Как поживает наша подружка невесты? — и, не ожидая ответа, подошел к Мейсону и обменялся с ним рукопожатием.
  Проведя в хорошем темпе ритуал взаимного представления, Олдрич уселся, глянул на часы и взял бразды правления в свои руки, проявив цепкую деловитость председателя совета какой-нибудь компании. Мейсону показалось, что он попал на встречу директоров.
  — Итак, Айрин, — заявил он, — по телефону ты говорила насчет некоего соглашения с молодой женщиной, укравшей свадебные подарки.
  — Она их не крала, Мерв.
  — Откуда ты это знаешь?
  — Суд ее оправдал, — подал голос Мейсон.
  Улыбка Олдрича была более красноречивой, чем его слова.
  — Мерв, — взмолилась Айрин, — я знаю, что она этого не делала. Интуиция говорит мне, что дело нечисто…
  Олдрич посмотрел на Мейсона.
  — А можно поинтересоваться, как вы оказались в этом замешаны?
  — Я был нанят.
  Айрин Кейт произнесла извиняющимся тоном:
  — Мистер Мейсон, Мерв, естественно, очень расстроен всем происшедшим. Сорвалась его свадьба…
  — Айрин и Хелен оставили все драгоценности в кейсе в багажнике машины, — Олдрич начал объяснять Мейсону то, что адвокат уже знал.
  — Я точно помню, Мерв, что заперла багажник, — перебила Олдрича мисс Кейт.
  Тот нетерпеливо кивнул и снова обратился к Мейсону.
  — Девушки решили, что должны известить о краже полицию Короны. Детальное описание похищенного заняло полтора часа. А затем объявился этот тип… Как его зовут, Айрин?
  — Боулз. Гарри Боулз.
  — Да. Боулз видел молодую женщину, вертевшуюся вокруг машины. По крайней мере, он так говорит. Но на перекрестном допросе Боулз «поплыл». Жюри присяжных вынесло вердикт: подсудимая невиновна. Повезло этой дамочке! Где, кстати, она сейчас?
  — На работе, — ответил Мейсон.
  — Где?
  — Здесь, вблизи Голливуда.
  Айрин Кейт порывисто сказала:
  — Мерв, я хочу, чтобы ты верил мне. У меня совершенно определенное ощущение… Короче, я думаю, что тут какой-то сговор, подтасовка, навет…
  Мервин Олдрич покачал головой.
  — Мерв, неужели ты ни в грош не ставишь женскую интуицию?
  Жесткий взгляд Олдрича смягчился, когда он перевел глаза с Мейсона на Айрин Кейт.
  — Ты такая великодушная… Ты в каждом пытаешься найти что-то хорошее и не в состоянии понять, что творится в реальном мире.
  — Пожалуйста, Мервин! Я все это глубоко чувствую.
  Олдрич улыбнулся ей, затем повернулся к Мейсону. Его взгляд стал холодным и высокомерным.
  — Так что, собственно, вы предлагаете, мистер Мейсон?
  Адвокат сказал:
  — Айрин Кейт подписала заявление о краже. В заявлении было прямо указано на воровку — мисс Эвелин Багби. Мисс Багби была арестована, предстала перед судом. Но ее оправдали. Ситуация разрешилась неудовлетворительным образом.
  — С чьей точки зрения неудовлетворительным? — спросил Олдрич.
  — Всех затронутых сторон.
  — У Айрин не было никакого предубеждения против этой женщины. Она ее никогда не видела. Помощник шерифа велел ей подписать бумагу, она и подписала. Против Айрин не может быть выдвинуто никакого юридически обоснованного обвинения. Любой адвокат это подтвердит.
  Мейсон заметил:
  — Адвокат? Я пытался узнать у мисс Кейт имя ее адвоката и получить разрешение на переговоры с ним. Поскольку она предпочитает вести переговоры лично, этим я сейчас и занимаюсь.
  — Хорошо, — сказал Олдрич. — Но вы не можете требовать от Айрин ни единого цента. Она даже не была знакома с этой девицей. У нее не было никаких преступных намерений. Айрин подписалась под обвинением по совету официальных лиц.
  — Вы, кажется, пытаетесь наставлять меня в юриспруденции? — Мейсон был подчеркнуто вежлив.
  — Именно.
  — Я так и подумал. — Адвокат поднялся на ноги.
  — Погодите минутку! — Олдрич повысил голос. — Возможно, я вас неверно понял.
  — Да, но теперь это уже не имеет значения.
  Айрин умоляюще глядела на Мейсона.
  — Мне кажется, что вы принимаете происходящее слишком близко к сердцу, — обратилась она к адвокату.
  — Это не так, — мягко возразил Мейсон.
  Он прошел к двери и распахнул ее.
  Айрин Кейт бросила взгляд на Олдрича, затем, заметно волнуясь, повернулась к Мейсону. Мервин Олдрич твердой рукой взял ее под локоть.
  — Ну-ну, Айрин, успокойся. Идем.
  Когда дверь за ними закрылась, Делла выключила магнитофон.
  — Вот так дела! — воскликнула она.
  Мейсон все еще хмуро смотрел на дверь, через которую удалились визитеры.
  — Шеф, если эта девушка хотела все уладить, то зачем она попросила Мервина Олдрича о встрече именно здесь, у нас?
  Мейсон повернулся, задумался и долго смотрел на секретаршу. Наконец он произнес:
  — Спасибо, Делла.
  Ее глаза удивленно округлились.
  — За что?
  — Твой вопрос — ключ ко всей ситуации. А я его не увидел.
  — Поясни.
  — Мервин Олдрич — чрезвычайно пунктуальный человек. Он никого не ждет дольше пяти минут. На назначенные им или ему встречи он приходит тик-в-тик.
  — Ну и?.. Я все равно не улавливаю твою мысль.
  — С Айрин Кейт мы договорились на половину третьего. Она попросила Мервина Олдрича, чтобы он встретился с ней у меня. Олдрич пришел на пятнадцать минут позже. Следовательно, она сказала ему прийти в четырнадцать сорок пять. Помнишь, Айрин Кейт говорила мне, что намеревается посетить салон красоты? Она честно предупредила, что попытается использовать свою сексапильность.
  Делла кивнула.
  — Таким образом, — продолжил Мейсон, — Айрин Кейт собиралась четверть часа поражать и ошеломлять меня своей внешностью, хотела предстать передо мной благородной, великодушной особой, которой просто не терпится любым способом исправить причиненное Эвелин Багби зло. А затем на сцене должен был появиться холодный, гадкий, эгоистичный Мервин Олдрич и своим поведением разрушить всякую возможность для соглашения. Такова была его роль в этом запланированном представлении. Впрочем, возможно, он и не догадывался, что играет отведенную ему роль.
  — Так ты думаешь, что все было спланировано заранее?
  — Со всей определенностью, — ответил Мейсон. — Слишком все гладко сложилось, чтобы быть случайностью.
  — Что ж, — вздохнула Делла, — тогда я могу кое-что добавить — это уже чисто женский взгляд.
  — И что же? — полюбопытствовал Мейсон.
  — Айрин Кейт очень сильно заинтересована в Мервине Олдриче. Я думаю, кража драгоценностей помогла Стиву Меррилу, поскольку он надеется получить кое-какие денежки в качестве отступного. Но я также ручаюсь, что, когда свадьбу отложили, организм Айрин Кейт отнюдь не стал обезвоженным от обильно пролитых слез.
  Глаза Мейсона сузились.
  — В таком случае перед нами открывается простор для весьма интересных предположений и размышлений, Делла. В данных обстоятельствах нам надлежит провести расследование, и, может, удастся раскопать кое-какие весьма интересные факты.
  Делла улыбнулась.
  — Иными словами, у нас есть работа для Пола Дрейка.
  — Вот именно. Дуй по коридору и узнай, на месте ли Дрейк. Чем бы он ни был занят — хватай его в охапку и тащи сюда. Интрига, кажется, начинает вырисовываться.
  — Что очень нравится некоторым моим знакомым, — бросила Делла уже от двери.
  Глава 5
  Пол Дрейк, глава Детективного агентства Дрейка, расположенного на том же этаже, что и контора Мейсона, плюхнулся в мягкое кресло для клиентов, поерзал, устраиваясь в своей любимой позе — лежа поперек кресла, опираясь спиной на одну ручку и перебросив ноги через другую.
  — Ладно, Перри, — сказал он. — Выкладывай.
  Мейсон открыл было рот, но остановился. Задумчиво выбрал сигарету, закурил, в течение некоторого времени пристально созерцал завитки дыма. Наконец произнес:
  — Ты знаешь Хелен Чейни, Пол?
  — Актрису?
  — Да.
  — Лично не знаком.
  — Что ты о ней слышал?
  — Не слишком много. То, что печатается время от времени в прессе, не стоит и ломаного гроша. На экране эта Чейни выглядит сексуально и соблазнительно… Носит платья с глубоким вырезом. В глазах у нее такое выражение, словно хочет сказать: «Познакомься со мною поближе», но все в рамках приличий. Кроме того, она любит обтягивающие свитеры. Ее рекламный отдел наверняка работает сверхурочно, делая снимки, на которых Чейни выглядит занятой домохозяйкой в фартучке, блузке с высоким воротом и длинной юбке. Якобы обожает готовить, стирать и убирать, и величайшая трагедия ее жизни — то, что работа отрывает звезду от домашнего очага и не позволяет ей быть обыкновенной домоседкой. Это только на экране она соблазнительница. А на самом деле — милая хозяюшка. Улучив несколько свободных минуток, Хелен Чейни мастерит безделушки для друзей, вяжет, вышивает…
  — Кончай, — прервал Мейсон. — Я знаком с типовыми схемами.
  — Да ну? — ухмыльнулся Дрейк. — А может, появилось нечто новое? Чейни опять задумала выскочить замуж? Я угадал?
  Мейсон кивнул.
  — Церемония должна была пройти в Лас-Вегасе, — сказал он. — Но кто-то спер свадебные подарки. Из-за этого матримониальное сафари в Лас-Вегас не состоялось. На сцену вылез ее второй муж, парень по фамилии Меррил, и затеял судебное разбирательство, так что дело завязло в бюрократической волоките. Что ты знаешь о Мерриле, Пол?
  — Немного. Был актером, если можно его так назвать… Впрочем, думаю, он и сейчас актер. Хелен, как тебе известно, никто не знал, пока она не блеснула в той картине про войну в Корее, где у нее была роль журналистки.
  Мейсон хмыкнул.
  — А в чем, собственно, дело? — спросил Дрейк.
  — Эвелин Багби была арестована за кражу драгоценностей из автомобиля Айрин Кейт, подружки Хелен Чейни. Вчера ее оправдали.
  — Я читал об этом, — кивнул Дрейк. — Девицу повязали в одном из этих коровьих округов.
  — Бери выше — в апельсиновом округе, — ухмыльнулся Мейсон. — Суд проходил в Риверсайде.
  Теперь уже хмыкнул Дрейк.
  — Я пытаюсь кое-что выторговать для Эвелин Багби в возмещение морального ущерба, — продолжал Мейсон.
  — Есть зацепка?
  — Пока нет. Вряд ли доказуемо, что против нее имел место злой умысел. Возможно, его и не было. Айрин Кейт подписала заявление, обвиняющее Багби в воровстве, но сделала это по совету помощника окружного шерифа.
  Дрейк кивнул.
  — Но, — Мейсон поднял указательный палец, — если бы у меня было больше фактов, то, возможно, я раскопал бы кое-что существенное. Тогда положение Эвелин Багби станет совсем другим. Если девушка виновата, это одно. Если она ни в чем не повинна — а все указывает на такой поворот дел, — значит, кто-то намеренно ее подставил. Совершенно ясно, что кто-то подбросил в ее номер в мотеле украденный браслет. Гарри Боулз, человек, уверяющий, что видел Багби, когда она извлекала из автомобиля Айрин Кейт кейс с драгоценностями, является либо жертвой заблуждения, либо лжецом.
  Дрейк снова кивнул.
  — Мне нужны факты, — заключил Мейсон.
  — Как скоро?
  — Как можно быстрее. Одна нога здесь, другая там.
  Дрейк выбрался из кресла.
  — Ты так добр ко мне, без заработка не оставишь, — произнес он, взявшись за дверную ручку.
  — И вот еще что! — крикнул Мейсон, когда Пол уже открывал дверь. — Отыщи что-нибудь про Стива Меррила. Выясни, носил ли он имя Стаунтон Вестер Гладден.
  Дрейк вернулся в кабинет.
  — Какое имя? Повтори.
  — Стаунтон Вестер Гладден.
  Сыщик записал его в свою книжку.
  — Я полагаю, эту информацию ты желаешь получить в течение тридцати минут.
  Мейсон ухмыльнулся.
  — Завтрашний вечер тоже ничего, Пол.
  Глава 6
  В 16.45 зазвонил не занесенный в справочники и потому как бы не существующий личный телефон Мейсона. Мейсон кивком дал понять, что Делла может снять трубку.
  — Алло? Хорошо. Подожди, Пол. — Она повернулась к Мейсону. — Пол Дрейк говорит, что у одного из его людей есть информация для тебя.
  Мейсон поднял трубку.
  — Привет, Пол. Есть факты?
  — Да, Перри, — ответил Дрейк. — Один из моих парней нашел кое-что интересное. В день кражи в том самом мотеле, где жила Эвелин Багби, в половине одиннадцатого утра появилась некая дама в солнцезащитных очках. Дама, судя по всему, назвала вымышленное имя и вымышленный адрес и заняла отведенную ей комнату. Горничная показала, что видела, как эта дама выходила из номера, в котором остановилась Эвелин Багби. Горничная не обратила бы на это внимание, если бы сама женщина не пустилась в объяснения. Мол, переносила свои вещи из машины, ошиблась и зашла не в тот номер.
  — В какое время это было? — резко спросил Мейсон.
  — Видимо, тогда же, когда эта дама сняла номер. Что-то около половины двенадцатого. Или, скорее, между 11.30 и 11.45. Номер как раз накануне был убран. Приборку освободившихся номеров начинают, как правило, в десять утра и заканчивают часам к двум. Когда эта дама попросила сдать ей комнату, администратору пришлось узнавать, в каком номере уборка уже закончена. Именно поэтому оказалось зафиксированным время.
  — Описание этой дамы есть?
  — Сейчас получишь, — ответил Дрейк. — Значит, так: высокая, примерно шестьдесят восемь дюймов, черные очки, отличная одежка и чертовски дорогая тачка. Насчет марки служащие мотеля не уверены. Постоялица в регистрационном листе написала, что у нее «Кадиллак», но администратор считает, что это был «Линкольн».
  — А номер машины?
  — Я проверил. Липа.
  — Адрес?
  — Фиктивный.
  — Есть еще какие-нибудь приметы девицы?
  — Одежда отлично пошита… Голос хорошо поставлен — как у театральной актрисы… Дама не снимала очков. На вид ей — лет двадцать девять или тридцать. Администратор запомнила, что на дамочке была прекрасная пара туфель из кожи аллигатора. Это она особо отметила. Очень дорогая обувка. У девицы оказались стройные ножки. Администратор пыталась прикинуть, с кем имеет дело, и осмотрела ее с ног до головы. Сам знаешь, они не очень любят сдавать номера одиноким симпатичным женщинам, из-за которых в мотеле могут возникнуть осложнения.
  — Но этой даме номер все-таки сдали?
  — Верно. Она сказала, что вела машину всю ночь, что направляется в Голливуд и хочет поспать два-три часа. Заверила, что охотно заплатит за сутки, даже если проведет в номере всего несколько часов. Мол, смертельно устала, и ей совершенно необходимо слегка отдохнуть.
  — И как долго она оставалась в мотеле?
  — А вот это самое интересное, — ответил Дрейк. — Судя по всему, в час дня выписалась.
  — Как так?
  — В половине первого одна из горничных заметила, что номер пуст и ключ висит на внешней стороне двери. Вроде в номере принимали душ — полотенце лежало на полу. Но кровать осталась нетронутой. И в комнате не было никакого багажа.
  — И эта женщина заходила в номер Эвелин Багби?
  — Горничная видела, как она оттуда выходила. Горничная считает, что это именно та женщина, которая сняла номер в такой необычно ранний для мотеля час.
  Мейсон сказал:
  — Пол, то, что ты говоришь, чрезвычайно интересно. А где в это время была Эвелин Багби?
  — Видимо, завтракала. Пока она жила в мотеле, вставала поздно. Горничная сказала, что Эвелин Багби в течение многих лет привыкла подниматься по будильнику, а здесь отдыхала от режима — раз уж ей выпала возможность побездельничать. Так она объясняла сама.
  — Пол, раздобудь фотографии Айрин Кейт и покажи их горничным. Если они опознают Айрин как даму в черных очках, мы немедленно выйдем на тропу войны.
  — Не забывай, Перри, эта дамочка так и не сняла очков, так что опознать ее будет очень трудно.
  — Я понимаю.
  — Ты все время будешь у себя?
  — Да. Если соберусь уходить, предупрежу, — заверил Мейсон. — Скорее всего, просто заскочу в твою контору. А ты продолжай разрабатывать это направление.
  — Появилось что-нибудь свеженькое? — поинтересовалась Делла, едва Мейсон повесил трубку.
  Он пересказал ей все, что сообщил Дрейк, и распорядился:
  — Попытайся связаться с Эвелин Багби.
  — Ты хочешь сам с ней поговорить?
  — Нет. Просто передай, что в ее деле наметились любопытные перспективы. Скажи, что, возможно, к ней заявится Айрин Кейт и попытается заключить сделку. Как бы ни было необычно предложение и что бы ни происходило, она не должна соглашаться. Ни на что.
  Делла Стрит кивнула и направилась в приемную.
  — Я позвоню оттуда, чтобы тебе не мешать.
  — Тогда позвони еще Фрэнку Нили в Риверсайд и скажи ему, что мы идем по горячему следу.
  Делла вышла, а Мейсон принялся мерить контору шагами. Глаза его блестели.
  Секретарша вернулась через несколько минут.
  — Шеф, я дозвонилась до Джо Падены, но Эвелин там нет.
  — Что?!
  Мейсон резко остановился.
  — Эвелин работала с двенадцати до трех. Теперь она должна заступить в восемь и работать до часа ночи. Ты сам мог бы догадаться, что на сотню долларов, которую ты дал рыжеволосой, она кинулась покупать себе одежду.
  Мейсон ухмыльнулся.
  — Ты на ее месте сделала бы то же самое.
  — Я спросила Джо, не пытался ли кто-нибудь связаться с Эвелин или оставить для нее сообщение. Он ответил, что звонил какой-то мужчина и предупредил, что С.М. желает все уладить. Просил передать это Эвелин.
  — С.М.?
  — Да, только инициалы.
  — Стив Меррил, — задумчиво произнес Мейсон. — Откуда он мог узнать, где следует искать мисс Багби?
  — Возможно, она сама ему позвонила.
  — Возможно, — повторил Мейсон. — Не относятся ли слова «все уладить» к аресту? Если мы установим, что женщина, заходившая в номер Эвелин в мотеле Короны, была Айрин Кейт, то речь пойдет о весьма значительной сумме компенсации.
  — Так что — пусть Джо передаст сообщение С.М. Эвелин Багби? — уточнила Делла.
  — Она может и сама позвонить С.М.
  — Что будем делать?
  — Вот что, Делла… — Мейсон глянул на часы и принял решение: — Бери мою машину и поезжай к Падене. Гони во всю мочь. Как только появится Эвелин, передай ей все, что я говорил. Убедись, что она не видела никого или не получала ничьих сообщений. Как только поговоришь с ней, позвони мне, и мы пообедаем где-нибудь в Голливуде… Слушай, у тебя же сегодня выходной, да?
  — Выходной. И я хочу есть. Но уже еду. Позвоню с перевала. Вероятно, это произойдет довольно скоро.
  Делла надела пальто, улыбнулась Мейсону ослепительной улыбкой и внезапно вспомнила:
  — Черт! Я ведь не позвонила Нили! Так заговорилась с Паденой, что…
  Мейсон махнул рукой, отпуская все грехи.
  — Герти позвонит Нили. А ты поезжай.
  Когда дверь за Деллой закрылась, Мейсон поднял трубку и сказал, обращаясь к Герти, сидевшей в приемной:
  — Соедини меня с Фрэнком Нили из Риверсайда. Я буду ждать у аппарата.
  В разговоре Мейсон поведал Нили о том, что появились новые факты и в свете этого неразумно сейчас даже обсуждать вопрос о компенсации.
  — Ладно, — рассмеялся Нили. — Я оставляю все на ваше усмотрение, господин адвокат, и не скажу этим киноакулам ничего, даже если они спросят у меня, который час. Вообще-то я здесь ни при чем.
  — Вы — мой партнер, — возразил Мейсон. — Вы защищали в суде Эвелин Багби, за что вам причитается гонорар.
  — Полагаете, дело выглядит настолько перспективным?
  — Ну, трудно сказать, — честно признался Мейсон. — Однако, вполне возможно, мы напали на след, который в конечном счете приведет нас к тому, что Эвелин будет выплачена солидная компенсация — по справедливости.
  — Что ж, надеюсь на это. Девушка нуждается в деньгах, — ответил Нили. — Но, видимо, вам известны какие-то законы, которых не знаю я. Пусть меня черти заберут, если я понимаю, каким образом вы сможете приписать Айрин Кейт злой умысел — всем известно, что она подмахнула заявление с обвинением в воровстве по указке помощника окружного шерифа.
  — Я знаю те же законы, что и вы, — ответил Мейсон. — Но я так долго занимаюсь адвокатской практикой, что успел уразуметь: сначала надо собрать все факты, а уж затем применять законы.
  — Постараюсь запомнить эту мысль.
  Мейсон рассмеялся.
  — Понадобится много времени, чтобы понять ее по-настоящему. В учебниках этого нет. Я буду держать вас в курсе происходящего.
  Он повесил трубку, уселся в свое кресло, заложил руки за голову и погрузился в размышления. Спустя какое-то время закурил сигарету. Раз за разом прокручивая в голове ситуацию, Мейсон старался рассмотреть ее со всех сторон, не упуская ни одной, самой неожиданной точки зрения.
  Послышался стук в дверь. В кабинет вошла Герти.
  — К вам Айрин Кейт. Говорит, что должна кое-что объяснить. Личное.
  — Она одна? — спросил Мейсон, включая скрытый магнитофон.
  Герти кивнула.
  — Впусти ее, — Мейсон раздавил в пепельнице окурок. — И знаешь что, Герти…
  — Да, мистер Мейсон, слушаю.
  — Если через несколько минут припрется Мервин Олдрич и заявит, что он должен встретиться здесь с Айрин Кейт, скажи ему, что у меня важная встреча и я велел никого не впускать.
  Герти кивнула.
  — То же относится и ко всем остальным, — продолжил Мейсон. — Предполагаю, беседа с дамой, которая, возможно, почувствовала слабые угрызения совести и проявила первичные признаки раскаяния, затянется, и на этот раз я хочу быть уверен, что это возвращение на стезю добродетели не будет прервано типом, у которого на месте совести нечто другое. Мысль ясна?
  Герти улыбнулась и повернулась к двери.
  На этот раз манеры вошедшей в контору Мейсона Айрин Кейт разительно отличались от тех, что она продемонстрировала в прошлый раз. Кейт была холодно-отстраненной и надменной, что указывало на наличие тщательно разработанного плана.
  — Здравствуйте, мистер Мейсон, — сказала она, подходя поближе и протягивая руку для пожатия. — Мне очень жаль, что все так получилось.
  Мейсон вскинул брови.
  — Я говорю по поводу Мерва. Мервина Олдрича. Вы понимаете?
  — А что с ним? — невинно осведомился Мейсон.
  — У него совсем иной способ смотреть на вещи, любую ситуацию он обдирает до голой схемы, устраняя из нее всякий человеческий компонент.
  — Да вы садитесь, — предложил адвокат.
  — Мистер Мейсон, я хочу сделать что-нибудь для этой девушки.
  — Ничего нового я вам не сообщу, — сказал Перри, не сводя глаз с ее туфель из кожи аллигатора. — Лучше мне было бы пообщаться с вашим адвокатом.
  Айрин удобно расположилась в кресле для клиентов, забросив ногу на ногу. Улыбнувшись собеседнику, она спросила:
  — Но почему? Вы боитесь меня, мистер Мейсон?
  — Нет. Но сейчас ситуация выглядит более сложной, чем казалась мне вначале… У вас все же должен быть адвокат!
  — Нет у меня адвоката. Я сама прекрасно справляюсь со своими делами. Конечно, я найму его, если у меня начнутся настоящие неприятности.
  — У вас начались настоящие неприятности.
  Теперь уже Айрин Кейт подняла брови.
  — Я полагаю, что должен честно и прямо сообщить вам, мисс Кейт: с момента нашей предыдущей встречи я обнаружил определенные факты, знание которых позволит Эвелин Багби выдвинуть обвинение в умышленном сговоре, приведшем к необоснованному аресту и заключению.
  — Какие ужасные вещи вы говорите!
  — Говорю то, что есть.
  — И против кого же будут направлены эти обвинения?
  — Надо думать, против того, кто написал заявление в полицию.
  — О! Если уж речь зашла о формальностях, — произнесла мисс Кейт с улыбкой, — то я подписала заявление по совету официальных лиц. Помощник окружного шерифа сказал мне, чтобы я это сделала. Фактически он надиктовал текст заявления, подсунул его мне и сказал: «Распишитесь вот здесь». Я и расписалась.
  Мейсон кивнул. Айрин продолжила:
  — Кажется, тут все ясно, мистер Мейсон. Это полностью исключает всякие разговоры о преднамеренном злом умысле, не так ли?
  Адвокат заметил:
  — Вы необычайно хорошо и полно информированы относительно привлечения вас к ответственности за злонамеренное преследование…
  — Да, — засмеялась она, — я знаю закон.
  — Вот как!
  — Я консультировалась со своим адвокатом по этому вопросу.
  — Ясно, — сухо сказал Мейсон.
  — А мне не кажется, что вам все ясно. Обычно я нанимаю адвокатов, чтобы они объясняли мне законы. Что же касается принятия решений, то я считаю, что моя интуиция посоветует гораздо лучше, чем мой адвокат. С помощью этой самой интуиции я зарабатываю больше денег, чем он — с помощью своих знаний.
  — Но деньги — еще не показатель, — возразил Мейсон.
  — А по-моему, это чертовски хороший критерий.
  — Финансовый успех зависит от многих факторов. У человека может быть инициатива, мастерство, умение, и тем не менее дела его могут пойти насмарку. Во всяком финансовом успехе есть элемент везения.
  — Это точно, мистер Мейсон. Я счастлива слышать это из ваших уст. У меня больше инициативы, мастерства и умения, чем у моего адвоката, и я рискую в гораздо большей степени, чем он это себе позволяет. И до сих пор мне везло.
  — Так, значит, вы виделись со своим адвокатом и консультировались с ним?
  — Ну да.
  — И он вам все объяснил?
  — Верно.
  — И что же в точности он сказал?
  Айрин снова засмеялась.
  — Вы хотите знать это слово в слово?
  — Если вы будете так любезны…
  — Он сказал, что вы и ваша клиентка Эвелин Багби можете катиться ко всем чертям.
  — И тогда вы решили еще раз прийти ко мне.
  — Да.
  — Почему?
  — Чтобы договориться.
  — Это может оказаться труднее, чем вы думаете.
  — Перестаньте нести чушь, мистер Мейсон. Я намерена выплатить этой девице компенсацию в тысячу долларов. Вполне достаточно за все причиненные ей неприятности. Моя совесть будет чиста, а вы получите гонорар. Вот чек. Я выпишу его на ваше имя, поскольку вы — адвокат Эвелин Багби. На обратной стороне будет написано, что по принятии чека и его погашении вы, как адвокат Эвелин Багби, гарантируете, что со стороны вашей клиентки не последует никаких действий против меня в связи с ложным обвинением в воровстве, необоснованным задержанием и арестом, короче, обвинением в злом умысле или еще в чем-либо подобном, что связано с кражей драгоценностей в округе Риверсайд, и что мисс Багби вообще не будет выдвигать против меня никаких обвинений. Аминь.
  — Бьюсь об заклад, — усмехнулся Мейсон, — что эта передаточная надпись на чеке была продиктована вашим адвокатом.
  — Конечно.
  — Однако вы предпочли вести со мной переговоры лично.
  Она кивнула.
  — Думаю, вам следовало позволить послать меня к чертям вашему адвокату.
  — В чем дело, мистер Мейсон? Вы что, не желаете принимать чек на тысячу долларов?!
  — Вроде того.
  На лице Айрин Кейт возникло выражение, очень достоверно имитирующее крайнюю степень удивления.
  — Бог мой, мистер Мейсон! Здесь тысяча долларов для вашей клиентки! На блюдечке!
  — Не вижу блюдечка.
  — Ну, это я фигурально выражаюсь.
  — А я — нет.
  Айрин посмотрела собеседнику прямо в глаза.
  — Или вы блефуете, или у вас в рукаве припрятан козырный туз.
  — Угадали. У меня есть козырный туз в рукаве.
  — И поэтому вы не хотите принять чек, предназначенный этой Багби? Вы отказываетесь уладить дело полюбовно, даже не посовещавшись с клиенткой?
  — Я изложу мисс Багби ваше предложение и посоветую его отвергнуть.
  — Можно поинтересоваться, почему?
  — Где вы были в день кражи, мисс? Скажем, в одиннадцать часов утра?
  — Мы с Хелен Чейни были в салоне красоты. Вы можете проверить это у работников салона. Затем мы отправились на ленч. Э-э… Вы спрашиваете про утро?
  — Да.
  — Видимо, мне полагается встревожиться, насторожиться и увиливать от ваших вопросов?
  — Не обязательно. Это я просто так спрашиваю, для себя.
  — Я вам ответила. Вы намерены принять чек на тысячу долларов и закончить это дело миром?
  — Нет. Мне хотелось бы…
  — Погодите, — перебила его Айрин. — Со мной ваши штучки не пройдут. Я даю вам ровно пять часов на то, чтобы принять мое предложение или отвергнуть его. Я буду дома до половины одиннадцатого вечера. Если вы к этому времени не позвоните, я сообщу в банк, чтобы там не принимали этот чек к оплате. Номер моего телефона: Халверстед 6-8701.
  Личный телефонный аппарат Мейсона резко зазвонил. Поскольку номер его был известен лишь Делле Стрит и Полу Дрейку, звонок означал важное сообщение.
  — Прошу прощения, — сказал Мейсон и поднял трубку, в которой послышался голос Деллы:
  — Привет, шеф. Мы можем спокойно говорить?
  — Ты — да.
  — А ты — нет?
  — Нет.
  — У тебя посетитель?
  — Да.
  — Кто-то, связанный с делом Эвелин Багби?
  — Да.
  — Что ж… Я звоню из «Горной короны». Эвелин Багби вернулась из поездки по магазинам. У меня была возможность обменяться с ней парой слов, и я выяснила, что С.М. — это, конечно, Стив Меррил, без сомнений. Эвелин, уйдя из нашей конторы, нашла где-то старые киножурналы, а в них — нужные фотографии, и теперь еще больше уверена, что Стив Меррил и Стаунтон Вестер Гладден, который присвоил ее денежки, — одно лицо. Поэтому она ему и позвонила.
  — Нечто подобное я и предполагал.
  — Ответила Эвелин какая-то дама, сказала, что передаст мистеру Меррилу любое сообщение. Эвелин назвалась и объяснила, где ее можно разыскать. Предупредила: пусть мистер Меррил попросит мистера Гладдена позвонить ей сегодня же не позднее пяти часов.
  — Только это, ничего больше?
  — Да, только это. Как видишь, сработало. Меррил позвонил и оставил сообщение для Эвелин: мол, он хочет все уладить.
  — Прекрасно, — сказал Мейсон. — Думаю, тебе лучше вернуться, чтобы мы могли обсудить этот поворот событий.
  — Ты хочешь, чтобы я ехала прямо сейчас?
  — Да.
  — Ладно, еду. Сказать Эвелин, чтобы она ничего не предпринимала, пока не посоветуется с тобой?
  — Совершенно верно — чтобы ничего не предпринимала.
  Мейсон положил трубку и молча ждал, что скажет Айрин Кейт. Та внезапно поднялась и протянула адвокату руку.
  — Думаю, вы блефуете. Сегодня днем вы мне очень понравились. Теперь я уже не так уверена в своих чувствах.
  — Это недостаток всех переговоров, которые ведешь лично, — слишком много эмоций, они мешают. Если бы вы позволили разговаривать со мной вашему адвокату, то мы с вами могли бы сохранить теплые взаимоотношения.
  Мисс Кейт распахнула дверь, остановилась, посмотрела на Мейсона через плечо и неожиданно послала ему воздушный поцелуй.
  — До свидания, адвокат, — кокетливо произнесла она.
  — До свидания, — ответил Перри Мейсон.
  Дверь закрылась, приглушив звонкий стук каблучков.
  Глава 7
  В это время года темнеет рано. Мейсон стоял у окна и задумчиво глядел на улицу, на густой поток машин. Многие ехали с включенными фарами. Казалось, уставшая за день улица работает на пределе, с трудом проталкивая плотную, медленно движущуюся массу автомобилей и пешеходов. Что поделаешь — деловой район.
  Постояв у окна, Мейсон прошел в приемную — глянуть, на месте ли еще Герти. Но ее не было — ушла домой, переключив пульт на ночной режим.
  Адвокат вернулся назад через темное помещение библиотеки, где хранились тома юридической литературы и законодательных актов, остановился перед своим столом, задумчиво посмотрел на чек в тысячу долларов, после чего принялся расхаживать по кабинету из угла в угол, мысленно поворачивая дело Эвелин Багби то одной, то другой стороной. Временами он нетерпеливо поглядывал на часы — ждал возвращения Деллы Стрит. Кроме того, истекало время, назначенное Айрин Кейт. Мейсон мог еще принять ее предложение…
  Делла появилась в начале седьмого.
  — Вот черт! Прямо-таки продираться пришлось — на шоссе не протолкнуться, — заявила она с порога и, раздевшись, бросила пальто на стул.
  — А я уже начал опасаться за тебя. Как там наша клиентка?
  — Нормально. Кажется, она слишком много надежд возлагает на это дело со Стивом Меррилом. Багби действительно крайне нуждается в деньгах. Даже намекнула, что если бы Меррил вернул ей хотя бы часть денег, это устроило бы ее вполне.
  Мейсон ответил невпопад:
  — А меня опять навестила Айрин Кейт. Оставила чек на тысячу долларов для Эвелин — в порядке компенсации. И вот что: на мисс Кейт были туфли из кожи аллигатора!
  — Ух ты! — отреагировала Делла.
  — Чек лежит на моем столе. Посмотри, что там написано на обратной стороне.
  Делла перевернула бумажку. Прочла.
  — Да! Это что-то!
  — До десяти тридцати вечера у нас есть время принять этот чек или отвергнуть его, — сказал Мейсон. — Айрин Кейт оставила номер своего телефона и сказала, что будет ждать звонка.
  — Очень мило с ее стороны, не правда ли?
  Мейсон вздохнул:
  — С этим чеком мы влипли… Я думаю, что для Эвелин Багби сумма в тысячу долларов так же велика, как для муравья — небоскреб Эмпайр-Стейт-Билдинг. И если я передам мисс Багби предложение Айрин Кейт, то она, скорее всего, решит, что синица в руках лучше журавля в небе, и скажет мне: надо принять чек. Если же я умолчу, а потом окажется, что у нас недостаточно козырей, чтобы выторговать для Эвелин лучшую компенсацию, то мне придется выложить тысячу из собственного кармана.
  — Почему?
  — Потому что взял на себя ответственность и отверг выгодное предложение без консультации с клиенткой.
  — Это означает, что ты все же должен ее известить.
  — Да.
  — Хочешь, чтобы я ей позвонила?
  — Нет, сделаем по-другому… Что это за шум?
  Делла прислушалась.
  — Кто-то пытается дозвониться до нас, — ответила она через несколько секунд. — Пульт переключен на ночной режим, поэтому так неприятно жужжит… Проверить, кто звонит?
  — Было бы неплохо, — ответил Мейсон. — Мы слишком многое поставили на карту, так что любой, кто так настойчиво домогается связи, имеет право быть выслушанным.
  Делла вышла в приемную, и вскоре Мейсон услышал ее голос:
  — Добрый вечер. Контора Перри Мейсона.
  Прошло совсем немного времени, и Делла ворвалась в кабинет.
  — Это Эвелин Багби! Очень возбуждена. Говорит, что ты нужен ей позарез. Что-то жизненно важное.
  Мейсон сказал:
  — Переключи ее на этот аппарат.
  И снял трубку своего личного телефона.
  Делла снова побежала в приемную.
  — Ты тоже слушай! — крикнул ей Мейсон. — Посмотрим, что скажет нам Багби. Записывай все слово в слово.
  — Ладно, — отозвалась Делла и щелкнула переключателем.
  — Алло, — сказал Перри в трубку.
  — О, мистер Мейсон! — голос Эвелин Багби дрожал от возбуждения. — Случилось нечто странное… Я не знаю, что мне делать…
  — Успокойтесь прежде всего, — мягко произнес Мейсон. — И расскажите все подробно.
  — Я… Я выезжала сегодня за покупками…
  — Да, я знаю.
  — Когда я вернулась, там была мисс Стрит и…
  — Да-да, это я тоже знаю.
  — Я просто хочу, чтобы вы поняли, как все это было… Я ведь купила несколько платьев, хотела их примерить… Приняла душ, а потом… Полезла в комод за бельем и… Кое-что там нашла.
  Адвокат не без иронии сказал:
  — Понимаю. Кое-что еще из украденных драгоценностей.
  — Нет, мистер Мейсон! Поймите мое состояние… Я говорю правду!
  — Так что же вы нашли?
  — Револьвер.
  — Револьвер?!
  — Да.
  — Где он находился?
  — Его засунули под белье, которое я еще раньше положила в ящик комода…
  — Не может так быть, что револьвер уже находился в ящике, когда вы клали туда одежду?
  — Исключено. Со всей определенностью могу сказать, что его запихнули туда, когда я ходила по магазинам.
  — Где он теперь?
  — При мне. В моей сумочке.
  — А где вы?
  — В телефонной будке.
  — Значит, так… Осмотрите револьвер. И скажите мне, что это за оружие, заряжено ли оно, стреляли ли из него…
  — Я уже посмотрела, мистер Мейсон, — дрожащим голосом ответила Эвелин. — Это кольт. Очень легкий. Калибр, кажется, тридцать восьмой. Заряжен. У него очень короткий ствол — длиной дюйма в два. Такие револьверы я видела у полицейских. Барабан рассчитан на шесть зарядов.
  — Как давно из него стреляли? Попробуйте определить по запаху.
  — Я понюхала… Чувствуется запах машинной смазки и больше ничего.
  Мейсон отрывисто сказал:
  — У вас есть машина. Не могли бы вы приехать ко мне прямо сейчас?
  — Если я поеду к вам, то наверняка не успею вернуться к началу смены, то есть к восьми часам. Будет лучше, если я передам револьвер позже… Или кто-то приедет за ним на перевал.
  — Все, что связано с оружием, крайне важно, — жестко ответил адвокат. — Немедленно уезжайте из «Горной короны». Прыгайте в машину и мчитесь в Голливуд. Там есть ресторанчик «Древо Джошуа». Это на дороге 6538, Пембертон-драйв. Джо Падена расскажет, как туда попасть. Спросите Майка — официанта-распорядителя. Он меня хорошо знает. Майк найдет вам столик. Мы с Деллой Стрит приедем, очевидно, позже вас. Эвелин, вы слышите меня? Отправляйтесь сию же минуту!
  — Хорошо, — с запинкой ответили на том конце провода. — Что еще я должна сделать?
  — Перед тем, как уйти, тщательно осмотрите свою комнату. Не исключено, что вам еще что-нибудь подбросили.
  Мейсон повесил трубку. Делла крикнула из приемной:
  — Мне самой позвонить Майку?
  — Да, пожалуйста.
  — Сейчас позвоню.
  Мейсон осторожно сложил чек Айрин Кейт, спрятал его в бумажник, надел шляпу и пальто, взял пальто Деллы и держал его наготове, ожидая, пока секретарша закончит разговор по телефону.
  — Упаковывайся, — сказал Мейсон, когда Делла вернулась в кабинет, и протянул пальто. — Как там у нас с погодой?
  — Дождик собирается. Темно, как в кармане, южный ветер гонит тучи… Может полить в любую минуту.
  — Ну и пусть льет… Едем к Майку.
  Делла Стрит поправила шляпку. Мейсон выключил свет, как только Делла завершила эту важную процедуру, и они проследовали по коридору. У конторы Пола Дрейка Мейсон ненадолго задержался, чтобы перекинуться с Полом парой слов.
  Спустя четверть часа Мейсон ловко лавировал в потоке машин, избегая сквозных проездов и используя объездные бульвары, на которых движение было не столь оживленным.
  — Багби приедет раньше нас? — спросила Делла.
  — Да.
  — Ну и что ты думаешь по поводу револьвера?
  — Думаю, что прослеживается закономерность. Багби звонит Меррилу — и тут же оказывается подставленной в деле с кражей драгоценностей. Багби звонит Меррилу второй раз — и находит в своей комнате заряженный револьвер. Если наша клиентка не врет, оружие ей подбросили днем, когда ее не было на перевале.
  — Ты рассуждаешь, как грубый реалист.
  — Адвокат всегда именно так должен смотреть на мир.
  — Эвелин сказала, что из револьвера не стреляли…
  — А может, ей показалось, что из него не стреляли?
  Делла бросила на Мейсона испытующий взгляд, поджала губы и замолчала.
  Мейсон сосредоточился на дороге. Время от времени он добавлял газа, чтобы успеть проскочить на зеленый, уворачивался от машин, делающих левый поворот. Его машина то вливалась в общий поток, то вырывалась из него.
  Швейцар ресторана «Древо Джошуа» заулыбался, увидев Перри и Деллу, и бросился к машине, чтобы отогнать ее на стоянку.
  — Добрый вечер, мистер Мейсон, — сказал швейцар подобострастно. — Добрый вечер, мисс Стрит. Кажется, дождик собирается.
  — Уже капает, — ответил адвокат.
  — Поужинать приехали?
  — Угадали.
  — За машину не беспокойтесь.
  Перри вместе с Деллой вошли в ресторан, и Майк, официант-распорядитель, поспешил им навстречу.
  — Меня должна дожидаться молодая рыжеволосая дама, Майк, — бросил ему Мейсон. — Она уже пришла?
  Официант-распорядитель посмотрел на адвоката, потом на Деллу, потом снова на Перри и покачал головой.
  — Ее нет? Дьявол! Я был уверен, что она уже здесь, а теперь… Да вот же она!
  Мейсон заметил только что появившуюся на пороге Эвелин Багби и вздохнул с облегчением.
  — Как насчет уютного столика на троих, Майк? Найди нам место где-нибудь в уголке, чтобы мы могли спокойно поужинать.
  Делла поспешила встретить клиентку и, подойдя к ней, спросила:
  — Все в порядке? В вашей комнате больше не было ничего подозрительного?
  Эвелин Багби медленно покачала головой.
  — Мы рассчитывали, что вы приедете раньше, — заметила Делла.
  — Я… У меня… Расскажу…
  Рыжеволосая Багби была бледна, как мел. Делла провела ее к Мейсону, а Майк сопроводил всех троих к угловой кабинке.
  — Делла и я любим коктейль «Баккарди», — сказал Мейсон, усаживая дам и обращаясь к Багби. — А вы, Эвелин?
  — Я тоже, — сдавленно произнесла та. — Можно мне двойной?
  — Три двойных, — заказал адвокат. — На улице сыро. Не помешает согреться…
  Делла с тревогой смотрела на анемичное лицо клиентки. Мейсон тоже заметил состояние Эвелин и тихо спросил:
  — В чем дело? Что-то случилось?
  Эвелин нервно рассмеялась и ничего не ответила. Мейсон так же тихо произнес:
  — Где револьвер?
  — Здесь, в моей сумочке.
  — Вы уверены, что из него не стреляли?
  — Теперь уже стреляли.
  Мейсон откинулся на спинку стула и вопрошающе уставился на клиентку.
  — Я… Обычно у меня крепкие нервы… — прошептала она. — Больше всего боюсь, как бы сейчас не упасть в обморок…
  — Э, нет, так не пойдет! — воскликнул Мейсон и тише добавил: — Что-то не так?
  — Все не так… Дайте мне немного времени… Я должна прийти в себя. Мне будет легче рассказывать после глотка «Баккарди».
  Мейсон резко сказал:
  — Подробности могут подождать, но я должен знать, что стряслось. Не исключено, что у нас в распоряжении не так уж много времени.
  — На меня напали, — выдохнула Эвелин.
  — А вы выстрелили?
  Она кивнула.
  Последовала минутная пауза. Эвелин изо всех сил пыталась взять себя в руки. Кажется, ей это удалось.
  — Я никогда еще не испытывала подобного потрясения, — произнесла она наконец более или менее ровным голосом. — Кто-то пытался убить меня. Я сказала, что это было нападение, но сейчас думаю, что это была попытка убийства.
  — Погодите, — остановил ее Мейсон. — Кто на вас напал? Вы его рассмотрели?
  Эвелин помотала головой.
  — Не знаю… Его лицо было закрыто. Он пытался убить меня.
  — Поэтому вы и задержались?
  — Не только поэтому. Прежде чем выехать, я осматривала свою комнату…
  — Нашли что-нибудь?
  — Нет.
  — Что было потом?
  — Я села в свою развалюху и поехала вниз… Голова болит… Дайте отдышаться.
  Официант принес три двойных «Баккарди».
  — Заказать вам бифштекс? — спросил Мейсон у Багби.
  — Я не буду здесь есть, — ответила она. — Мне надо вернуться на работу. Питание в «Горной короне» для меня бесплатное.
  — Вы не должны ездить на пустой желудок, особенно в нынешнем своем состоянии, — резко возразил Мейсон. — Неужели вы не можете справиться с бифштексом?
  — Я всегда могу справиться с бифштексом.
  — Вот и хорошо. Умеренно прожаренный?
  Эвелин согласилась.
  Мейсон сказал официанту:
  — Три бифштекса, умеренно прожаренных, с луком по-французски, тушеной картошкой и перцем. И еще принесите большую бутылку красного вина, лучше кьянти. И кофе в конце.
  Официант удалился.
  Все трое взяли свои бокалы с коктейлем. Мейсон заметил, что правая рука Эвелин дрожит так сильно, что ей приходится поддерживать бокал кончиками пальцев левой руки.
  — Покажите-ка мне револьвер, — приказал адвокат, отхлебывая свой коктейль.
  Эвелин Багби поставила бокал на столик, порылась в сумочке, извлекла из нее оружие и под столом передала его Мейсону.
  Адвокат вытащил «игрушку» на свет божий и взвесил на ладони.
  — Ого!
  — Что такое? — полюбопытствовала Делла.
  — Модная штучка, сработана из новейших сплавов, поэтому очень легкая, — ответил Мейсон. — Кольт «кобра». Весит пятнадцать унций. Сплав повышенной прочности. В стволе можно создать повышенное давление, а это значит — увеличить скорость пули. Мечта, а не оружие. Номер, конечно же, спилен. Вы не смотрели, Эвелин?
  — Нет, я не смотрела.
  Мейсон повернул револьвер так, чтобы свет упал на нужное место.
  — Как ни странно, номер на месте. Делла, его надо записать.
  Делла тут же достала блокнот, и адвокат продиктовал:
  — 17474-LW. Такие «игрушки» начали выпускать совсем недавно. Стало быть, и приобрели револьвер тоже недавно… Делла!
  — Да, шеф.
  — Надо немедленно связаться с Полом Дрейком. Пусть по номеру оружия попытается определить, кто его владелец. Скорее всего, окажется, что револьвер этот краденый, но, во всяком случае, мы будем знать, у кого его украли.
  — И как же вы это узнаете? — недоверчиво спросила Эвелин Багби, провожая взглядом спешащую к телефону Деллу.
  — Ну, когда в оружейном магазине продают товар, то делается соответствующая запись, — пояснил Перри. — Причем записывается номер оружия, имя и адрес покупателя. Запись идет под копирку. Один экземпляр остается в магазине, второй направляется начальнику полиции, а третий — шерифу. Я уверен, что Пол найдет возможность проверить картотеку покупок оружия в последнее время. Конечно, если револьвер куплен в другом конце страны, Пол ничего не найдет. Но если его приобрели в наших краях, такая ищейка, как Дрейк, все разнюхает.
  Мейсон крутанул барабан, осмотрел гильзы.
  — Два раза стреляли.
  — Да…
  — Вы можете рассказать, как все произошло?
  Эвелин отодвинула от себя пустой бокал.
  — Не будет ли совсем по-свински, если я попрошу себе еще один коктейль?
  — По-свински — нет. Но крайне неблагоразумно.
  — Почему?
  — Я должен узнать вашу историю до того, как вы перестанете ворочать языком.
  — Но мне нужно взбодриться! Я хочу не столько поесть, сколько выпить.
  — Сначала расскажите, — решительно сказал Мейсон.
  — Ну что ж… Я обыскала свою комнату. Ничего не нашла, даже чужого носового платка… А нельзя ли поговорить о чем-нибудь другом, пока не подействует алкоголь?
  Вернулась Делла Стрит.
  — Пол был на месте? — спросил Мейсон.
  — Да. Я назвала ему номер револьвера, и он тут же сказал, что бросит всех своих людей на поиски.
  — Есть у него что-нибудь новенькое из Риверсайда?
  — Он ничего не сказал.
  Мейсон повернулся к Эвелин Багби:
  — По вашему делу, Эвелин, появилась возможность получить компенсацию.
  — Какую? — Глаза девушки загорелись.
  — Айрин Кейт предлагает вам чек на тысячу долларов в качестве компенсации за причиненные неприятности, а взамен требует, чтобы вы отказались от всех возможных претензий к ней.
  — Тысяча… долларов?..
  — Да.
  — И каков в таком случае будет ваш гонорар?
  — Пятьдесят долларов, — строго ответил Мейсон. — Я бы посоветовал вам выплатить двести долларов адвокату Фрэнку Нили. Это было бы справедливо. У вас на руках останется семьсот пятьдесят.
  — Но ваш гонорар явно занижен! Вы проделали такую работу!
  — Нет, главное сделал Нили. Это он сидел в суде и вытягивал ваше безнадежное дело.
  — Однако без вас он не справился бы и меня бы посадили! Мне кажется, вы с Нили должны поделить тысячу пополам.
  Мейсон выудил из кармана пиджака бумажник, достал чек и вручил его Эвелин. Та благодарно улыбнулась, на щеках заиграл румянец.
  — Мистер Мейсон, вы даже не подозреваете, что для меня сейчас значат эти деньги! — воскликнула она.
  — Переверните чек и прочтите условие, которое выдвигает Айрин Кейт, — сухо сказал адвокат.
  Эвелин прочла.
  — А это может каким-то образом повлиять на мой иск к Стиву Меррилу? — спросила она озабоченно.
  Мейсон отрицательно покачал головой.
  — Что ж, прекрасно, — Эвелин вздохнула свободнее. — Я не собираюсь спускать Меррилу, или Гладдену, или как его там. За подлость ему придется расплатиться… Я думаю вот что: поскольку он откликнулся на мой звонок и оставил сообщение, значит, не на шутку встревожился. Должно быть, его позиция очень уязвима. Видимо, Меррил не хочет, чтобы его сейчас арестовали или предали огласке старые грешки…
  Мейсон вздохнул.
  — Эвелин… Я считаю, что вам не следует принимать этот чек.
  — Но почему?
  — Мы можем добиться большего. И компенсация будет настоящей.
  Эвелин Багби прикусила губу.
  — Эти деньги нужны мне именно сейчас. Я не могу отказаться от них.
  Мейсон взял чек со столика и опять засунул его в свой бумажник.
  — Нужно что-нибудь подписать? — спросила Эвелин.
  — Нет нужды. Моего слова будет достаточно. Как ваш адвокат, я служу гарантом этой сделки. В обычной ситуации я бы, разумеется, дал вам чек на подпись, но сейчас я хочу оттянуть этот момент до последнего… до десяти тридцати, когда истечет срок.
  — Почему?
  — Что-нибудь может измениться, — взгляд Мейсона стал пристально-напряженным.
  — Что может измениться за такое короткое время?
  Адвокат вдруг засмеялся.
  — Игра идет по-крупному, много козырей… А теперь рассказывайте о том, что произошло по дороге сюда.
  — Ну что ж… Я села в свою колымагу и поехала коротким путем, о котором вы говорили мне по телефону. Я не слишком далеко отъехала от поворота с Малхолланд-драйв, когда заметила, что за мной следует машина. И не просто следует, а несется на предельной скорости. Водитель включил дальний свет, из-за этого я ничего не могла рассмотреть, в моем зеркальце заднего обзора мелькали только блики. Я прижала свою развалюху к бровке, притормозила, приспустила левое стекло и, высунув руку, помахала: мол, обгоняй и проваливай. Вместо того, чтобы идти на обгон, этот мерзавец, поравнявшись со мной, взял резко вправо. Он намеревался столкнуть меня с дороги.
  — И что сделали вы?
  — Я нажала на газ — слава богу, хватило ума — и вырвалась вперед. Поворачиваю голову назад — у меня были какие-то секунды в запасе — и пугаюсь. Даже руль чуть не выпустила.
  — И что же вы увидели?
  — Увидела водителя. Но выглядел он страшно: на голове какой-то светлый мешок, в нем проделаны две дырки для глаз, лоб перевязан какой-то лентой, чтобы мешок не слетел. Это все, что я успела рассмотреть, но меня до сих пор трясет…
  — И что было дальше? — нетерпеливо спросил Мейсон.
  — Я газанула… Дорога ужасная, серпантин… А этот тип тоже нажал на газ. К счастью, я вспомнила, что у меня есть револьвер. Вытащила его из сумочки и, когда машина преследователя поравнялась с моей, я уже была наготове. Подонок снова начал маневрировать… Он был просто бешеный, уперся в мою тачку и стал теснить ее к обрыву. Я выставила руку в окошко и выстрелила дважды, почти без интервала. Раз, раз…
  — Вы вели машину правой рукой?
  — Точно. Правой держала руль, а левой стреляла. Я специально высунула руку подальше, чтобы этот бандит видел: я вооружена. Стреляла, не целясь.
  — И что произошло после этого?
  — Ничего особенного. Мерзавец понял, что может схлопотать пулю в лоб, и потерял ко мне всякий интерес.
  — Он затормозил?
  — Да. Его даже занесло, машина пошла юзом. Я видела, как мечутся огни фар, но потом все успокоилось. Преследователь остался далеко позади.
  — А вы продолжали мчаться вперед?
  — Шла на пределе. Бросила револьвер на сиденье, вцепилась в руль обеими руками и гнала на такой скорости, на какую только могла осмелиться. Молила бога, чтобы только вписаться в повороты…
  — Больше вас не преследовали?
  — Я поглядывала в зеркальце заднего вида, но никаких огней не заметила.
  — Ага, вы его напугали, — задумчиво произнес Мейсон. — Но… Это еще ничего не значит, и дело обстоит далеко не лучшим образом.
  — Что вы хотите сказать? — встревожилась Эвелин.
  — Видите ли… В ваш комод подбросили револьвер. Теперь из него сделано два выстрела. Если когда-нибудь вас попросят объяснить, при каких обстоятельствах были сделаны эти выстрелы, никто не сможет подтвердить историю с нападением. И это плохо. Думаю, мы должны известить шерифа о происшествии и рассказать о том, что кто-то пытался столкнуть вас в пропасть, а вы выстрелили, чтобы отпугнуть напавшего… Я сам поговорю с шерифом, так будет лучше.
  Делла Стрит подвинулась, чтобы Мейсон смог выйти из-за стола.
  Адвокат прошел к телефону и набрал номер.
  — Алло! Звонит Перри Мейсон, адвокат, — сказал он в трубку. — Я нахожусь сейчас в ресторане «Древо Джошуа». Со мной клиентка, с которой только что произошел неприятный инцидент на горной дороге близ Голливуда. Кто-то напал на нее. Напавший был в маске. Он пытался столкнуть автомобиль моей клиентки в пропасть, а может, хотел, чтобы она остановилась, и уже тогда разделался бы с ней… К счастью, у моей клиентки был при себе револьвер, и она сделала пару выстрелов, не прицеливаясь. Отпугнула напавшего, и он отстал от нее. Будете ли вы предпринимать что-либо по поводу этого инцидента?
  Человек на том конце провода откашлялся.
  — Да, уж будьте уверены, — заявил он. — У меня под рукой двое помощников, они примчатся к вам минут через десять-пятнадцать. С этими горными дорогами столько мороки! В последнее время развелось немало извращенцев, они подстерегают одиноких дамочек именно на таких вот участках, а нам потом расхлебывай!.. В газеты попадает далеко не все — мы стараемся не разглашать… Говорите, ваша клиентка дважды выстрелила? Может, она подбила наконец одного молодчика, которого мы давно разыскиваем?
  — Вряд ли. Это были предупредительные выстрелы, — ответил Мейсон. — Дама даже не прицеливалась и стреляла левой рукой.
  — Да уж! Готов поставить на кон свое месячное жалованье, что времени прицелиться у нее просто не было. Но она правильно сделала, что нажала на курок. Эти типы, которые шалят на дорогах, — самые настоящие трусы. Так где, вы говорите, мы можем найти вас, мистер Мейсон?
  — В ресторане «Древо Джошуа».
  — Ждите. Наши люди будут у вас, самое большее, через двадцать минут.
  — Обязательно дождемся, — заверил Мейсон, повесил трубку и прошел к своему столику.
  Официант принес блюда. Когда он отошел, Мейсон сказал Багби:
  — Давайте договоримся заранее. Вы взяли с собой револьвер по моей просьбе. Я скажу, что посоветовал своей клиентке прихватить оружие потому, что знал: она поедет по пустынной опасной дороге. Если кто-нибудь подумает, что это я дал вам револьвер, что ж, возражать я не буду. Откуда взялся револьвер, полицейским пока говорить не надо.
  — Полиция будет допрашивать меня? — еще больше побледнев, спросила Эвелин.
  Мейсон кивнул.
  — Люди шерифа будут здесь с минуты на минуту. Похоже, эта горная дорога доставляет им немало хлопот и на ней уже происходило нечто подобное. Поэтому они хотят услышать от вас подробности. Полиция ловит какого-то подонка, извращенца… Опишите им машину, которая вас преследовала, расскажите все, что вы успели заметить. Кроме того, они захотят, чтобы вы показали место, где все произошло.
  — Хм… вряд ли я смогу описать машину этого мерзавца, — задумалась Эвелин. — Я ведь фактически не видела его из-за дальнего света.
  — Но кое-что вы видели и можете определить: это была машина открытая или закрытая, маленькая спортивная или стандартная…
  — Ну если так… Машина была среднего класса и средних размеров, не из дорогих и не из самых дешевых, закрытая. Видимо, с задним сиденьем. Кузов? Кажется, седан. Но это все.
  — А водитель?
  — Нет, его я не смогу описать. Мешок на голове — тут даже не о чем говорить.
  — Во что водитель был одет?
  — Мне кажется, на нем был плащ.
  — Ладно, что скажете — все сойдет, — вздохнул Мейсон.
  — Не беспокойтесь за меня, — Эвелин смотрела на адвоката преданными глазами. — Я и не в таких передрягах бывала. Мне просто требуется время, чтобы прийти в себя. Ну и я надеюсь, что полицейские будут сопровождать меня, когда мы поедем по этой чертовой дороге искать место нападения. Я буду в безопасности. Думаю, мистер Мейсон, больше я не буду трястись на сомнительных дорогах, экономя время и срезая путь. Только оживленные шоссе, и баста.
  — Разумное решение, — улыбнулся адвокат. — Я уже понял, что в наши дни езда по заброшенным дорогам — дело небезопасное. Кое-кто из голливудских молодчиков любит пошалить. Ладно, на время выбросим из головы эти страсти… Перед нами — хорошо приготовленные бифштексы!
  — На всякий случай, мистер Мейсон, я хотела бы уточнить… — замялась Эвелин. — Вы ведь примете предложение Айрин Кейт о компенсации?
  — Пусть будет так, как вы того желаете, — через силу произнес Мейсон. — Однако подождем до последней минуты.
  — Я не против, — повеселела Багби. — Можно и подождать до последней минуты. Эти деньги слишком много значат для меня.
  — Все настолько плохо?
  — Мне очень нужны наличные.
  — А что вы думаете по поводу Меррила, то есть Гладдена?
  — Думаю, что я нагнала на него страху. Но есть ли у него деньги? Скорее всего, Гладден сейчас сам на мели.
  — Что ж, пожалуй, — согласился Мейсон. — Главных ролей ему играть так и не довелось. То, другое, по мелочам да на заднем плане. И уж в случае с Хелен Чейни он, конечно, из кожи вон вылезет, но попытается взять реванш и вытрясти из нее столько, сколько удастся. И, быть может, даже добьется чего-то существенного.
  — В этом случае я хотела бы востребовать у него свое.
  — Он, я заметил, предпочитает, чтобы его звали Стивеном В. Меррилом, а не просто Стивеном Меррилом. Это В. не от Вестер ли часом? Может, Вестер — это и есть его настоящая фамилия?
  — Не знаю, мистер Мейсон. Я вообще ничего про него не знаю. То есть нет, знать-то я, конечно, много чего знаю, только все это гроша ломаного не стоит. Во всем том, что он плел мне про себя, — как пробивался в Голливуд, как набирался опыта, как оттачивал режиссерское мастерство, — и слова правды не найдешь. А я тогда была совсем еще девчонкой, обвести которую вокруг пальца ничего не стоило. Я, конечно же, свято верила в то, что он мне поможет — покажет, как держаться перед камерами, как жестикулировать, куда и как смотреть, как говорить… Я была от него без ума.
  Ее губы скривились в невеселой усмешке.
  — Ладно, давайте-ка оставим тягостные воспоминания и вернемся к еде, — предложил Мейсон.
  Некоторое время за столом царило молчание. Эвелин Багби заметно нервничала, Делла Стрит внимательно за нею наблюдала, а Мейсона, судя по довольному выражению его лица, не интересовало ничего, кроме бифштекса.
  Майк подвел к их столику молодого человека, смахивавшего скорее на киношного статиста, чем на полицейского.
  — Добрый вечер, — поздоровался молодой человек. — Меня зовут Ферроном, я из конторы шерифа.
  Он раскрыл кожаное портмоне, предъявив жетон и удостоверение помощника шерифа.
  — Присаживайтесь, — пригласил Мейсон. — Вам что-нибудь заказать?
  — Нет, спасибо. Я при исполнении служебных обязанностей. Что тут у вас стряслось?
  — Позвольте представиться. Я — Перри Мейсон, — сказал адвокат, поднимаясь из-за столика и протягивая руку. Обменявшись с полицейским рукопожатием, он продолжил: — А это мисс Стрит, мой секретарь, и мисс Эвелин Багби, моя клиентка.
  — Я часто вижу вас в суде, мистер Мейсон. Рад познакомиться с вами, мисс Стрит. Так что случилось?
  — На мисс Багби напали, — сказал Мейсон. — Ее пытались то ли остановить, чтобы ограбить, то ли сбросить с дороги вместе с машиной.
  — Где? — лаконично спросил Феррон, вытаскивая из кармана блокнот.
  — Мисс Багби с недавнего времени работает в «Горной короне». Вам знаком этот ресторанчик?
  — Да, — кивнул помощник шерифа.
  — Ну вот, она спускалась по старой дороге… это та, которая… Вы, конечно, знаете…
  — Да, знаю.
  — Этой дорогой немногие сейчас пользуются, а она поехала…
  — В котором часу это было?
  — В котором часу, Эвелин?
  — Я не смотрела на часы, но думаю, что с тех пор прошло минут сорок пять, не более.
  — Ну и?.. — Феррон не сводил с Багби пристального взгляда.
  — Она не совсем еще пришла в себя, — вмешался Мейсон. — Я имею достаточно четкое, полагаю, представление о случившемся, поэтому сам отвечу на ваш вопрос. Некий злоумышленник пытался протаранить машину мисс Багби и чуть было не преуспел в этом.
  — И что же ему помешало?
  — Мисс Багби дважды выстрелила, — ни секунды не колеблясь, ответил Мейсон.
  — Выстрелила из чего?
  — Из револьвера.
  — Вы носите с собой револьвер? — резко повернулся помощник шерифа к Эвелин Багби.
  — Обычно нет, — ответил Мейсон, — но, думаю, моя клиентка отныне возьмет себе за правило ходить с револьвером. И кстати, это я посоветовал мисс Багби обзавестись оружием.
  — У вас есть разрешение на ношение оружия, мисс Багби?
  — О господи, да о чем вы? — взорвался Мейсон. — Мы сообщаем вам о нападении, покушении на убийство, быть может, а вы начинаете припирать пострадавшую к стенке! Что ж, ладно, забудьте о том, что услышали. Аннулируйте наше заявление. Будем считать, что пострадавшая отказалась его подавать.
  — Расследуя дело, я должен опираться исключительно на факты, — заявил полицейский. — Их-то я и пытаюсь сейчас установить, не более.
  — Ну хорошо. У мисс Багби был револьвер — это непреложный факт. Она имела его при себе потому, что такой совет дал ей я, а у меня, уж вы поверьте, были причины советовать… И она — по моему, опять же, совету — не станет отвечать ни на один ваш вопрос, касающийся оружия. Так вы хотите, чтобы мы рассказали о том, что там произошло, или вас это больше не интересует?
  — Конечно, хочу. Будь иначе, разве стал бы я столь спешно вас разыскивать? Нас очень интересует все, что происходит на заброшенных дорогах. А там, прямо скажу, творится неладное. И я, говоря между нами и не для протокола, был бы очень рад, если бы оказалось, что вы, мисс Багби, всадили обе ваши пули в яблочко.
  — Ой, да что вы! — воскликнула Эвелин. — Я ведь стреляла лишь для того, чтобы попугать нападавшего и не дать столкнуть себя с обрыва!
  — И еще одно, мисс Багби. Это очень важно. Вы сможете описать машину или того, кто сидел за рулем?
  — Ну… Машина была закрытой. В весьма неплохом, по-моему, состоянии. Прямо блестела. У нее были включены фары, их свет, преломляясь в ветровом стекле и отражаясь в зеркале моей развалюхи, изрядно слепил мне глаза. Я хотела пропустить эту машину вперед, поэтому открыла окошко и, высунув руку, махнула — проезжай, дескать.
  Феррон кивнул.
  — Этот мерзавец догонял меня на высокой скорости, — продолжала Эвелин Багби. — Я притормозила. Фары его машины все так же ярко светили. И тут он, чего я совершенно не ожидала, направил машину прямо на меня.
  — А что сделали вы?
  — Если бы я продолжала тормозить, он, вероятно, сбросил бы меня с дороги… Но я дала газ и рванула вперед, что, похоже, вовсе не входило в его расчеты. Что дальше? Повернулась, чтобы обругать подонка, смотрю — он в маске… И вот тут внутри у меня все оборвалось — я поняла, что это не случайное дорожное происшествие.
  — В маске, говорите? И что же это была за маска? — спросил Феррон.
  — Что-то вроде мешка из-под муки или наволочка, натянутая на голову, с круглыми отверстиями для глаз, перехваченная на лбу лентой, а может, резинкой… Большей жути представить себе невозможно.
  — Что было дальше?
  — Я до предела утопила педаль газа и, почти не сознавая, что делаю, выхватила этот самый револьвер и…
  — Где он лежал?
  — В сумочке, на сиденье справа.
  — Как вы им воспользовались?
  — Я переложила его в левую руку и, как только этот сукин сын поравнялся с моей машиной, дернула пальцем за спусковую скобу. Дуло револьвера, как мне показалось, смотрело чуть ли не под прямым углом к дороге, поэтому я поспешила выгнуть руку в кисти и снова выстрелила.
  — В этого человека?
  — Бог мой, да нет же! Я вообще ни во что не целилась. Первую пулю я выпустила наобум, затем повернула револьвер, пытаясь всадить вторую пулю в… Да ни во что конкретное — куда-нибудь. И, судя по звуку, видимо, во что-то попала.
  Феррон покачал головой.
  — У нас зарегистрировано несколько случаев разбойного нападения на женщин на этой дороге, — задумчиво сказал он.
  — И нападавшие всегда носили маски? — спросил Мейсон.
  — Нет, — ответил Феррон. — Маска — это нечто новенькое. Эти негодяи обычно вообще не затрудняют себя маскировкой. Среди них есть один отчаянный головорез, который отличается особенной жестокостью, за ним-то мы и гоняемся который уже месяц. Вы, наверное, читали о нем в газетах, хотя в печать попадает далеко не все. Женщины, подвергшиеся нападению, избегают излишней шумихи, опасаясь дурной славы, поэтому многие из обстоятельств происшествий не предаются огласке.
  Мейсон вытащил револьвер из сумки Эвелин.
  — Вот оружие. Хотите взглянуть?
  — Нет, — ответил Феррон. — Это мне, в общем-то, ни к чему… О, да это одна из новомодных короткоствольных штуковин — тех, что штампуют из алюминиевых сплавов?
  — Совершенно верно, — кивнул Мейсон.
  — Красивая игрушка.
  Феррон взял револьвер и, осмотрев со всех сторон, взвесил в руке.
  — Оружие мисс Багби имела при себе по моему совету, — напомнил Мейсон.
  — Что ж, вы поступили чертовски правильно, мисс Багби, воспользовавшись этим советом, — сказал Феррон, возвращая револьвер Эвелин. — И где все это произошло?
  — Примерно… Ах, да — я видела такой съезд с белой аркой…
  — Да-да, знаю, это у черта на рогах. Там живет художница. Преклонного уже возраста дама. И в полном уединении. Значит, это случилось у белой арки?
  — Сотней ярдов ниже.
  — Что ж, надо бы, пожалуй, проехать по этой дороге, — сказал Феррон. — Хотя, конечно, нет ни одного шанса, что этот подонок все еще околачивается в окрестностях. Думаю, вы нагнали на него такого страху, что он забился в какую-нибудь нору и теперь неделю носа оттуда не высунет. Но что было дальше, мисс Багби? После того, как вы выстрелили?
  — Он затормозил. И, должно быть, так резко, что машину занесло. Я видела, как мигал и дергался свет ее фар.
  — А потом?
  — Потом я свернула за очередной поворот и… Вы же понимаете, газу я не жалела. Но после того поворота света фар за собой я больше не наблюдала.
  — Прекрасно. Похоже, вы и в самом деле здорово его напугали. Он привык разбираться с беззащитными гусынями, которые цепенели от страха, когда осознавали, что происходит, и становились в его руках мягкой глиной, из которой он мог лепить все, что хотел. А вы — совсем другое дело. Такого отпора негодяй, конечно же, не ждал… Если, разумеется, это тот человек, о котором я думаю. Ну, попадись он мне в руки, за все ответит.
  — Надеюсь, — сказал Мейсон, — что в данном случае мы тоже сможем обойтись без огласки?
  — О да, — согласился Феррон. — По правде говоря, такого рода дорожные происшествия мало интересуют газетчиков. Хотя, конечно, тот факт, что мисс Багби — ваша клиентка, мог бы заставить их насторожиться. Но вам нет нужды особенно беспокоиться, с моим отчетом об этом инциденте ознакомится лишь очень узкий круг лиц, так что все это останется практически между нами.
  — Хотелось бы этому верить, — недоверчиво хмыкнула Эвелин.
  — Так вы собираетесь на место происшествия, мистер Феррон? — спросил Мейсон.
  — Да, конечно. И я хотел бы, чтобы мисс Багби отправилась со мной — показать, где все случилось. Поскольку это место находится в черте города, мы, разумеется, известим городскую полицию и передадим дело туда. Однако замечу, что подобные разбойные нападения тревожат и их, и нас, и мы договорились действовать совместно. А у меня, знаете ли, с насильниками особые счеты. Мы с напарником ночей не спим, мотаемся по этим дорогам в надежде, что рано или поздно сцапаем хотя бы одного из них прямо на месте преступления.
  Мейсон кивком подозвал официанта и расплатился, добавив к сумме, указанной в счете, двадцать процентов и попросив заверить эту поправку подписью.
  — Что ж, — сказал он, кладя бумажник в карман, — тогда в путь. Ваш напарник здесь, мистер Феррон?
  — Да, ждет снаружи.
  — Прекрасно. Мисс Багби с машиной, я тоже. Пусть ваш парень ведет вашу машину, а мисс Стрит — мою. Вы, я и мисс Багби поедем вместе. Таким образом вы сможете по дороге расспросить мою клиентку поподробнее.
  Мейсон снова взял револьвер и откинул барабан, предъявляя на всеобщее обозрение две пустые гильзы и четыре снаряженных патрона.
  У Феррона эта демонстрация, казалось, не вызвала никакого интереса.
  — Вы молодчина, мисс Багби, — сказал он Эвелин. — Хотел бы я, чтобы и у других женщин хватило ума завести оружие, а также решимости им воспользоваться, когда возникнет нужда.
  Мейсон небрежно сунул револьвер в карман своего пальто.
  — Ну что ж, если вы готовы, тогда поехали, — сказал Феррон, поднимаясь из-за стола.
  Глава 8
  Кавалькада из трех машин свернула с шоссе и, сбросив скорость, продолжила путь по извилистой и узкой горной дороге. В машине Эвелин Багби большую часть пути царило молчание, прерывавшееся время от времени короткими репликами.
  — Дайте нам знать, Эвелин, когда будем подъезжать к тому месту, — сказал Мейсон.
  — Да, конечно. Правда, я не совсем уверена… Погодите минутку… Да, вот здесь, кажется, я оторвалась от него. Поворот… Сейчас я еще немного сброшу скорость, потому что…
  — Эй, погодите-ка! — воскликнул Феррон. — Вы заметили?
  — Что? — спросил Мейсон.
  — Ограждение.
  — Нет, не заметил.
  — Оно сломано. Остановитесь-ка на минутку. Вот так, хорошо. Держите ногу на тормозе — здесь сильный уклон.
  Мейсон махнул рукой, давая знак остальным машинам остановиться.
  Феррон выскочил из автомобиля и исчез во мраке.
  — Вы что-нибудь видите, мистер Мейсон? — спросила Эвелин.
  — Да. Вон там, сзади, — большая дыра, — ответил Мейсон. — Похоже, какая-то машина проломила ограждение. Врезалась в него на высокой скорости.
  Ладонь Эвелин Багби, лежавшая на руке адвоката, внезапно дрогнула, и пальцы судорожно сжались.
  — Ох, мистер Мейсон, как вы считаете, есть ли шанс — хоть один-единственный, — что такая же история могла приключиться с кем-нибудь еще? Может, этот негодяй дождался, когда на дороге появилась еще одна женщина, попытался остановить ее и, не рассчитав силы удара, столкнул машину с дороги? И значит… Значит, если бы у меня не было револьвера, это я валялась бы сейчас там, под откосом?
  — Замрите — и ни слова больше, — тихо приказал Мейсон. — Если там, внизу, в самом деле кто-то есть, вам может не поздоровиться. Поэтому все дальнейшее предоставьте делать мне.
  К машине подбежал Феррон.
  — Придется вам подождать здесь, мистер Мейсон, — сказал он, отдуваясь. — Вне всякого сомнения, какая-то машина свалилась вниз, проломив ограждение. Я сниму прожектор со своего автомобиля, и мы с напарником посмотрим, что случилось. Вам же лучше поставить свою машину боком вон там, у обочины. Здесь такой сильный уклон, что на тормозах ее вряд ли долго удержишь.
  — Могу я чем-то вам помочь? — спросил Мейсон.
  — Сейчас, пожалуй, нет. А там посмотрим. Похоже на то, что этот ваш бандит действительно горел желанием кого-нибудь пустить под откос. Может, он перепутал мисс Багби с кем-то, а может, попытался вынудить кого-то остановиться… Так или иначе, вскоре мы все узнаем.
  Феррон вновь скрылся во тьме.
  — Эвелин, — шепнул Мейсон, — сохраняйте спокойствие. Но если потребуется, пускайте в ход тяжелую артиллерию — слезы, вопли, истерики и все такое прочее, чему женщину учить не приходится.
  Феррон с напарником поставили свою машину у обочины, сняли с нее прожектор и, остановившись у пролома в ограждении, направили мощный узкий луч по крутому склону вниз.
  — Что там? — подойдя, спросила у Мейсона Делла.
  — Наверное, жертва, — ответил тот.
  — Так вы, говорите, не целились? — спросила Делла, сверля взглядом Эвелин Багби.
  — О господи! Нет! Я лишь сунула револьвер в окошко и выстрелила.
  Мейсон перехватил взгляд Деллы.
  — Я спущусь вниз и посмотрю, что там происходит, — сказал он и добавил для Деллы: — А ты оставайся здесь и займи Эвелин разговором.
  Адвокат наискосок пересек дорогу и подошел к дыре в ограждении.
  — Видно что-нибудь? — спросил он.
  — На дне ущелья лежит машина, — ответил Феррон. — Мой помощник отправился за веревкой, мы привяжем ее к столбику ограждения и спустимся вниз. Тут так круто, что соваться без веревки не стоит. Сверзишься — костей не соберешь. Ага, вот и он.
  С мотком веревки в руках появился напарник Феррона. Закрепив морским узлом один из концов веревки на столбике, он сбросил моток вниз.
  — Пошли, — кивнул ему Феррон.
  Полицейские, держась за веревку, начали спускаться по крутому склону. Мейсон видел плясавший во мраке луч прожектора и время от времени слышал взволнованные голоса, но так и не дождался окрика снизу. Полицейские, вероятно, совершенно забыли о том, что их ждут наверху.
  Адвокат глянул в сторону автомобиля Эвелин. Оттуда тоже доносились голоса — Делла, выполняя его поручение, старалась отвлечь внимание девушки от происходившего в стороне от дороги.
  Ухватившись за веревку, Мейсон перебрался через край обрыва и начал спускаться. Ночь выдалась, как на грех, темной, хоть глаз выколи. Лишь светлое пятнышко от луча прожектора да слабые отблески огней Голливуда, раскинувшегося где-то далеко внизу, кое-как рассеивали мрак.
  Напрягая зрение, Мейсон заметил-таки, где прерывались следы, оставленные колесами автомобиля. Еще пятьдесят или шестьдесят футов машина летела по воздуху. Ударившись о скалу, она оставила на ней длинную щербину.
  Мейсон, держась за веревку, осторожно спускался все ниже и ниже. Звук доносившихся снизу голосов усилился настолько, что стало возможным различить некоторые отдельные слова и даже обрывки фраз:
  — …чертовски хорошая работа, доложу я тебе…
  — Должно быть, прошла через… правое окошко, глянь-ка…
  — Лучше вызвать ребят из конторы. Это ведь в черте города.
  Продравшись сквозь чертополох, Мейсон добрался наконец до дна ущелья, где в густых зарослях зиял проем, проделанный рухнувшей в них машиной.
  — Ну как, что вы тут отыскали? — поинтересовался адвокат.
  — Вы один? — спросил Феррон. Его голос прозвучал неожиданно резко.
  — Ну да. Девушки остались наверху, в машине.
  — Похоже, ваша клиентка влепила пулю прямо в яблочко.
  — Вот черт! — вырвалось у Мейсона.
  По тропинке, прорубленной полицейскими в кустах, он подошел к машине, лежавшей вверх колесами. Луч прожектора, направленный сквозь разбитое ветровое стекло, высвечивал силуэт человека — скрюченного, с наволочкой на голове. У наволочки были прорези для глаз. Ткань пропиталась чем-то красным.
  — Окошко справа открыто, — пояснил Феррон, — но до него не добраться. Машина лежит хоть и вверх колесами, но с некоторым наклоном на правую сторону. Мы прорубились к левой дверце и сейчас пытаемся ее открыть. Парень, конечно, мертвее мертвого, но мы обязаны лично удостовериться в этом до того, как дадим знать коронеру. А вообще-то, думаю, пора поднимать на ноги отдел по расследованию убийств. Как поведет себя девушка, когда узнает о случившемся?
  — Вы хотите сказать, что она, стреляя левой рукой и совершенно не целясь, попала в преследовавшего ее негодяя? — недоверчиво спросил Мейсон.
  — Так стрелять, как она стреляла, опаснее всего, — ответил Феррон. — Специальными исследованиями доказано, что в том случае, если стрелок взволнован и палит, повинуясь только инстинкту, его пули летят в цель, словно по наводке.
  — Попытаемся открыть дверцу, Билл, или, может, высадим окошко? — спросил у Феррона напарник.
  — Не люблю я бить стекла. Давай попробуем разобраться с дверцами.
  — Правая зажата. А с левой может получиться, мне кажется.
  Используя тот же топор, которым была прорублена тропинка в зарослях, полицейские взломали левую дверцу. Феррон протиснулся внутрь и, протянув руку, нащупал запястье потерпевшего.
  — Пульса нет, — сообщил он. — Этот человек мертв.
  — Ты сможешь дотянуться до руля и снять документы?
  — Попытаюсь. Придерживай дверцу. Да, пожалуй, смогу.
  Феррон, запустив руку внутрь, кончиками пальцев дотянулся до прикрепленного к рулевой колонке целлулоидного конверта с регистрационными документами на машину, снял его, отстегнув крепления, и, извиваясь, словно гусеница, с трудом выбрался наружу.
  — Уф! — фыркнул он, поднимаясь на ноги и отряхивая одежду. — Похоже, начинаю терять форму.
  — Ну, что тут у нас? — нетерпеливо спросил напарник.
  — Сейчас посмотрим.
  Феррон достал из конверта паспорт.
  — Машина зарегистрирована на имя некоего Оскара Б. Лумиса, — сказал он, бросив взгляд на документ. — Здесь и адрес указан. Как думаешь, есть ли хоть один шанс из сотни, что этот парень и Оскар Б. Лумис — одно и то же лицо?
  — Трудно сказать. Скорее всего, машина украдена… Так сразу никогда не определишь. Ладно, давай поднимемся наверх и… Ох, черт! Этого нам только не хватало!
  Неожиданно посыпались первые капли дождя, барабаня по днищу опрокинутой машины и сшибая сухие листья с ветвей чапареля.
  — Крупные капли, — заметил Феррон. — Верная примета, что дождь будет сильным. Давайте-ка выбираться наверх, пока вся эта пыль не превратилась в грязь и пока веревка сухая.
  — Если хлынет ливень, мы намучаемся, вытаскивая труп из машины, а затем затаскивая саму машину на дорогу.
  — Труп мы вытащим, никуда не денемся, — вздохнул Феррон, — а с машиной пусть возятся аварийщики.
  — Вы уже разобрались в том, что тут произошло? — спросил Мейсон.
  — Да тут и разбираться особенно не в чем, — ответил Феррон. — Стекло на правой стороне дверцы опущено. Парень собирался, наверно, припереть девчонку к обочине и заставить остановиться. Бедняжка выскочила бы, сама не своя от страха, он бы ее тут же сгреб, затащил к себе в машину, и только бы его и видели. Так, во всяком случае, он орудовал раньше. Пуля ударила его в правый висок, и он, вероятно, даже не успел понять, что с ним случилось. И навалился всем телом на руль. Помните, она рассказывала, что машину, как ей показалось, занесло от резкого торможения? На самом деле машина, вероятно, врезалась в скальную стенку, отрикошетила и, отлетев к ограждению, проломила его и рухнула вниз.
  Капли посыпались чаще.
  — Ну что ж, все ясно, — сказал Мейсон. — Я полезу первым, если вы не возражаете.
  — Валяйте, — согласился Феррон.
  Дождь внезапно усилился, а затем и вовсе хлынул как из ведра.
  — Может, я вас задерживаю? — спросил на ходу Мейсон. — Если хотите идти быстрее, ступайте вперед, я пропущу.
  — Нет, ваш темп нас вполне устраивает, — ответил Феррон. — Только осторожнее с веревкой и, бога ради, не поскользнитесь. Тут так круто, что, если свалитесь, свернете себе шею.
  Мейсон осторожно продвигался вперед. Осевшая на веревке пыль превратилась в тонкую пленку грязи, и веревка то и дело выскальзывала из рук.
  — Эх, — сзади вздохнул Феррон, — надо было плащи прихватить. Промокнем теперь до нитки.
  — Не думаю, что можно промокнуть больше, чем сейчас, — со смешком отозвался Мейсон.
  — Ну и несподручная же эта штуковина, чертов прожектор, — пожаловался напарник Феррона. — Я его и так, и этак, а он, зараза, все норовит огреть по спине…
  — Терпите, совсем немного осталось, — подбодрил его Мейсон. — Я уже вижу рельсы ограждения наверху. Ага, вот мы, считай, уже и на месте. Помочь вам с прожектором?
  — Нет, спасибо.
  Тяжело дыша и еле передвигая ноги, троица добралась до самого верха. Дождь продолжал изливаться на дорогу струями, превращавшимися на асфальте в бурные речки.
  — Ладно, парни, — сказал Мейсон, поднимая воротник пальто, — вы знаете, где меня можно найти. Эвелин Багби будет в ресторане «Горная корона». Мы сейчас туда поедем.
  — Хорошо, поезжайте, — ответил Феррон. — А мы свяжемся по рации с шерифом и попросим его известить коронера и городскую полицию.
  Они разбежались, спеша добраться до своих машин. Мейсон побежал к тому автомобилю, в котором находились девушки. Наклонился к окошку.
  — О боже, шеф! — воскликнула Делла Стрит. — Да вы же насквозь промокли!
  — И едва дышу, — добавил Мейсон. — Уж очень крутой склон. — Он перевел дыхание, затем произнес: — Сейчас сделаем так: вы обе поедете в «Горную корону». Я сяду в свою машину и последую за вами. Там, в ресторане, встретимся.
  — Но на вас же нитки сухой нет! Вам нельзя…
  — Поезжайте вперед, — повторил Мейсон и побежал к своему автомобилю. Пробегая мимо машины полицейских, он заметил, что они, включив свет в салоне, переговаривались с кем-то — вероятно, с шерифом — по рации.
  Адвокат рванул дверцу своей машины и плюхнулся за руль. Колымага Эвелин Багби уже медленно поднималась вверх по дороге.
  Мейсон завел мотор и включил фары. Их яркий свет осветил асфальт лишь под колесами, дальше дорогу застилала серая пелена дождя.
  Адвокат проехал мимо полицейских. «Дворники» его машины, хоть и двигались с метрономической размеренностью и на максимально возможной скорости, все же не справлялись с потоком, захлестывавшим ветровое стекло. Лило так, что казалось — разверзлись хляби небесные.
  Оба автомобиля медленно катили по горной дороге, пока не достигли вершины, где свернули на Малхолланд-драйв. Когда они проехали еще несколько ярдов, огни, горевшие на фасаде ресторана «Горная корона», окрасили капли дождя в голубое и красное.
  Мейсон припарковал машину неподалеку от входа. Эвелин, объехав дом, поставила свою колымагу на стоянке, отведенной для машин обслуживающего персонала.
  Вбежав в ресторан с парадного входа, Мейсон чуть не сбил с ног Джо Падену.
  — Привет, Джо! — сказал адвокат. — Погода в самый раз для уток и прочих водоплавающих.
  — Ненавижу слякоть! — сердито отозвался Падена. — Что бы этому дождю зарядить часиков этак с двух ночи и заткнуться где-нибудь в десять-одиннадцать утра? Так ведь нет же! Он начинается в шесть, семь, восемь, девять часов и льет беспрерывно, пока Джо Падена не закроет свою лавочку. И утром, глядишь, снова ярко светит солнышко, на небе ни облачка. А всю нашу еду хоть выбрасывай. Сегодня я собирался подать свое фирменное блюдо — жареную говядину на ребрышках. Хочешь узнать, что у нас завтра будет на ленч? Скажу. Холодная жареная говядина. А послезавтра — мясной салат с той же самой говядиной. В такие вечера, как этот, уйма продуктов пропадает зря. И выручки, считай, никакой. Когда льет дождь, никто не ездит по этим дорогам.
  — Да, плохо, — посочувствовал Мейсон.
  В ресторан через боковую дверь вошли Эвелин Багби и Делла Стрит. Джо Падена выразительно посмотрел на часы.
  — Она опоздала, — сказал Мейсон, — но винить в этом следует меня. Как тут у нее получается?
  — Неплохо. Сегодня днем Эвелин очень хорошо работала. Симпатичная девушка. Знает, как нужно улыбаться, чтобы получить хорошие чаевые. У нас ведь как? Будешь улыбаться шире, чем следует, начнут приставать. Поскупишься на улыбку, останутся недовольны. А клиенту ведь надо угодить. Поэтому я не устаю повторять своим девчонкам: следите за собой и за клиентами. Пока гости свеженькие, не давайте себе и секунды отдыха. Пусть видят, что вы страшно озабочены. К женщинам не пристают, если они заняты делом. А вот когда гости выпьют, размякнут, можете сбавить темп. Пусть все останутся довольны — это повышает доходы заведения и чаевые официантов… Нет, как ни крути, Эвелин — девушка славная.
  Мейсон бросил взгляд в сторону Деллы и Эвелин.
  — Поужинаете? — с надеждой спросил Падена.
  — Прости, Джо, мы только что из-за стола.
  Падена изобразил на лице обиду, демонстративно пожав плечами.
  — Но я не откажусь от пары стаканчиков горячего рома в твоем баре, — поспешно добавил Мейсон.
  — Прекрасно.
  — Знаешь, Джо, я хотел бы поговорить с Эвелин…
  — Тогда не пей, — перебил Падена. — Будешь пить за разговором — создашь ей дурную репутацию. Если хочешь поговорить с девушкой, ступай с ней в ее комнату. Закончишь, возвращайся и дуй свой ром сколько угодно.
  — Хорошо, — согласился Мейсон.
  Он подошел к стоявшим поодаль девушкам.
  — Эвелин, я хотел бы обсудить с вами кое-что, — сказал адвокат. — Джо говорит, что для этого нам лучше воспользоваться вашей комнатой. И тут он, пожалуй, прав. Я объяснил ему, что в опоздании вашей вины нет.
  Эвелин кивнула и направилась через полупустой зал к веранде, по крыше которой барабанил дождь. О существенном улучшении погоды мечтать, похоже, не приходилось. Открыв дверь, Эвелин спустилась по лестнице на один пролет, повернула налево на галерею и, пройдя до самого конца, остановилась.
  — Добро пожаловать в мою келью.
  Мейсон пропустил вперед Деллу, но тут же ворвался следом и, схватив мисс Стрит за запястье, оттолкнул ее к стене.
  — В чем дело, шеф? — изумилась Делла.
  Мейсон указал на громадное окно, занимавшее большую часть восточной стены.
  — Что тут происходит? — спросила появившаяся на пороге Эвелин Багби.
  — Окно, — с тревогой сказал Мейсон.
  Эвелин пересекла комнату и, потянув шнур, задернула шторы.
  — Вы это делаете в первый раз? — поинтересовался адвокат.
  — Закрываю окно шторами? Да. Вообще-то, мистер Мейсон, снаружи в это окно заглянуть невозможно, разве что кому-нибудь придет в голову мысль подставить ящик или что-нибудь в этом роде. Но там такой крутой обрыв, что…
  — Тогда зачем шторы, если заглянуть невозможно?
  — Если уж на то пошло, скажу: со строительной площадки, той, что ярдах в ста отсюда, можно кое-что разглядеть, особенно в бинокль. Только знаете, когда ведешь такую жизнь, какую приходится вести мне, забываешь о девичьем стыде. Я терпеть не могу, когда на меня пялятся во все глаза, размазывая по стеклу слюни, но если кому-нибудь взбредет в голову понаблюдать за тем, как я раздеваюсь, с расстояния в сотню ярдов, почему бы не доставить человеку за такие труды столь невинное удовольствие?
  Она рассмеялась.
  На лице Мейсона не дрогнул ни один мускул.
  — Покажите, где вы нашли револьвер.
  Эвелин выдвинула ящик комода.
  — Когда я нашла револьвер, тут лежало гораздо меньше вещей. Но теперь прибавилось. Я ведь почти истратила ту сотню долларов, которую позаимствовала у вас, мистер Мейсон.
  — Эвелин, вы сейчас подниметесь наверх и займетесь своей работой. Но затем вам придется ответить полиции на несколько вопросов.
  — Каких вопросов?
  — Прежде всего, у вас, возможно, станут допытываться об обстоятельствах происшествия на дороге, начиная с того момента, когда вы заметили за собой преследование.
  — Что ж, — пожала она плечами, — пусть себе выпытывают.
  — Там внизу, в ущелье, в перевернутой машине, лежит труп. Пуля попала мужчине в висок. На его голову все еще надета наволочка и…
  — Господи! — воскликнула мисс Багби. — Вы хотите сказать, что… что я…
  — Полицейские полагают, — невозмутимо продолжил Мейсон, — что выпущенная вами пуля — вторая, скорее всего, — убила водителя машины наповал. В настоящий момент они считают вас героиней и готовы носить на руках.
  Эвелин не сводила с него расширенных от ужаса глаз.
  — Мистер Мейсон, сама мысль о том, что… что я кого-то убила… Я вовсе не собиралась… — Она замолчала.
  — Так что там с этой мыслью? — спросил Мейсон.
  — Не знаю. Я еще не могу поверить… Почему вы так странно на меня смотрите?
  — Сейчас, как я вам уже сказал, полицейские готовы носить вас на руках. Они считают, что вы избавили мир от крайне жестокого и подлого бандита, обворовывавшего автомобили, грабившего мужчин и насиловавшего женщин. Чуть позже, однако, они несколько протрезвеют.
  — Что вы хотите этим сказать, мистер Мейсон?
  — Что полицейские не обратили пока внимания на одно интересное обстоятельство.
  — На какое обстоятельство?
  — На то, что у той машины, которая валяется вверх колесами в ущелье, не горят фары.
  — Значит, это не та машина…
  — Но человек, который лежит в ней, в точности соответствует вашему описанию бандита. На его голове — наволочка с прорезями для глаз, перехваченная на лбу резиновой лентой.
  — Тогда это тот самый. Только я никак не возьму в толк, мистер Мейсон, как я могла в него попасть. Ведь я стреляла вслепую. Первая пуля, я уверена, пролетела мимо. Я просто-напросто выставила револьвер в окошко и спустила курок. Затем я лишь чуть-чуть вывернула руку. И услышала, как что-то звякнуло или хрустнуло…
  — Вы посмотрели туда, куда направляли револьвер?
  — Нет. Я ведь уже говорила вам — револьвер был у меня в левой руке. А правой я держала руль и глаз не спускала с дороги.
  — Машина бандита в тот момент поравнялась с вашей?
  — Ну, я бы сказала, она была очень близко.
  — Так близко, что вы смогли послать пулю прямо в голову этого человека?
  — Ну, если… если полицейские говорят, что это моих рук дело, так, наверное, оно и есть. Но фары, мистер Мейсон… Почему именно фарам вы уделяете столько внимания? Разве они не разбились, когда машина летела под откос? А может, виноват аккумулятор? Или провода оборвались, или…
  — Что-то подобное могло, конечно, случиться, — сказал Мейсон, — но вряд ли это имеет значение.
  — Почему?
  — Видите ли, я заметил то, на что полицейские не обратили пока внимания. Переключатель света на приборном щитке машины находится в положении «выключено».
  — И они… они ничего такого не заметили?
  — В тот момент нет, — ответил Мейсон, — но сейчас, может быть, уже чешут в затылках, размышляя над этим странным фактом.
  — Но фары горели, мистер Мейсон, я точно помню — горели! Разве что он выключил их после того, как я выстрелила, потому что…
  — После того, как в этого человека угодила ваша пуля, он уже ничего не мог ни включить, ни выключить.
  — Тогда… тогда тут что-то не так.
  Мейсон подошел к изголовью кровати и откинул покрывало. Одна из подушек была в наволочке. На второй оказался только наперник — мешок из плотной ткани в белую и голубую полоску.
  — Боже правый! — ахнула Эвелин Багби.
  — Где вторая наволочка? — спросил Мейсон.
  Эвелин в ответ лишь беспомощно покачала головой.
  — Когда вы осматривали комнату, наволочка была?
  — Бог мой, откуда мне знать, мистер Мейсон! Я вовсе не смотрела на кровать. И не лежала на ней… мистер Мейсон, как вы думаете, полицейские решат, что я лгу?
  — А с какой стати им считать иначе? — вопросом на вопрос ответил адвокат.
  — Есть лишь один выход… — решилась вдруг Эвелин.
  — Какой?
  — Принести другую наволочку. По-моему, я знаю, где хранится белье, и…
  Она шагнула к двери. Мейсон поймал ее за плечо и вернул назад.
  — Почему нет? — обиженно спросила Эвелин.
  — Потому что вы идете за билетом в газовую камеру.
  — Но, мистер Мейсон, не можем же мы все это так оставить! Если полиция увидит… Неужели вы не понимаете, в каком положении я оказалась? Все выглядит так, словно я убила кого-то, натянула убитому на голову наволочку со своей подушки, спустила его в машине под откос, а затем принялась морочить вам голову сказками про найденный в ящике комода револьвер и про гонки с преследованием, чтобы объяснить тот факт, что из револьвера стреляли.
  — Точно, — кивнул Мейсон.
  — И если… Господи, а что, если… если это кто-то… — Эвелин запнулась на полуслове.
  — Продолжайте! — приказал Мейсон.
  — Что, если это кто-то из моих знакомых? — закончила она дрогнувшим голосом. — Если меня опять подставили?..
  — Вот и я о том же.
  — Боже правый!
  — Поэтому, — сказал Мейсон, — как только вы начнете подтасовывать факты, чтобы избежать неприятностей, перед вами откроется прямой путь в газовую камеру.
  — Но при таком, как сейчас, положении вещей мне нечем подтвердить свое алиби!
  — Это меня больше всего и беспокоит, — кивнул Мейсон.
  — Но хоть вы, мистер Мейсон, не считаете, что я, сфабриковав улики, сочинила эту совершенно неправдоподобную историю? Так сказать, хладнокровно застрелила человека, а потом придумала, что он меня преследовал…
  — Я пока не спешу выдвигать версии, — медленно произнес Мейсон. — Вот что… Мисс Багби, не возьметесь ли вы сыграть особую роль — роль нервной и истеричной женщины, выведенной из душевного равновесия сообщением о том, что от ее руки погиб человек? Сможете так биться в истерике, чтобы врач немедленно уложил вас в постель… ну, скажем, до завтрашнего полудня?
  — Могу попытаться. Я считаю себя неплохой актрисой.
  — Вот и проверим, — вздохнул Мейсон. — Итак, я сообщаю вам, что вы, быть может, убили человека. Вы тут же впадаете в истерику. Разносите все в комнате в пух и прах. Затем бежите за миссис Падена, притаскиваете ее сюда, показываете подушки и, то и дело срываясь на крик, допытываетесь, на обеих ли подушках были наволочки, когда она стелила постель.
  — Вы думаете, что наволочка на… мертвеце… с этой кровати?
  — А почему бы и нет! — хмыкнул Мейсон. — Затрачено столько труда, чтобы скомпрометировать вас. Вам подбросили револьвер, а затем вынудили выстрелить из него дважды. Если уж они — кто бы там ни был — пошли на такие хлопоты, чтобы загнать вас в угол, почему бы им не позаботиться еще об одной улике: наволочке именно с вашей постели!
  — Мне не придется играть истерику — я и в самом деле вот-вот сорвусь, — дрожащим голосом произнесла Багби.
  — Тогда приступайте, — сказал Мейсон. — Тащите сюда миссис Падена. Ткните ее носом в подушки. Затем Делла Стрит запихнет вас в вашу же машину и отвезет к врачу, с которым я дружен. Он из тех, что в особых инструкциях не нуждаются. Врач сделает вам инъекцию успокоительного, и вы получите передышку, по меньшей мере, на полсуток. Только перед тем, как уедете — перед тем, я подчеркиваю, — позвоните в контору шерифа и сообщите о краже наволочки. Разговор ведите на повышенных тонах, чтобы чувствовалось, что вы взвинчены до предела. Справитесь с этим?
  — Попытаюсь.
  — Хорошая будет проверка актерских способностей. Если ее пройдете — Голливуд у ваших ног.
  — Я… я попытаюсь, — повторила Багби.
  — И еще об одном не забудьте, — добавил Мейсон. — Вскоре после того, как вы проснетесь, за вас примется полиция. Обычно я советую своим клиентам не распускать язык перед полицией или репортерами, но тут особый случай. Если вас начнут расспрашивать, будьте поразговорчивее. Выкладывайте все, что знаете. — Мейсон повернулся к Делле Стрит. — Вы, Делла, знаете, что нужно делать.
  Та молча кивнула.
  — Шепните доктору, что мне нужно двенадцать часов форы. Когда убедитесь в том, что с Эвелин все в порядке, отправляйтесь на такси к Полу Дрейку. Я буду ждать вас там. Но об этом никто не должен знать.
  Делла опять кивнула.
  — А что будете делать вы? — спросила Эвелин.
  — Отправлюсь туда, где можно отыскать ответы на некоторые из тех вопросов, которыми вам будут докучать, — сказал Мейсон. — И давайте больше не будем говорить об этом.
  Глава 9
  Мейсон зарулил на стоянку, резко затормозил, выключил фары и зажигание, выскочил из машины и поспешно зашагал к дому, в котором располагалась его контора.
  — Добрый вечер, мистер Мейсон, — приветствовал его лифтер.
  Адвокат протянул ему пятидолларовую банкноту.
  — За что это? — осведомился лифтер.
  — За вашу ошибку.
  — Какую ошибку?
  — Вы обознались. Я не мистер Мейсон, — заявил адвокат, — хотя и похож на него. Меня зовут Гарри Марлоу, и я поднимаюсь наверх, чтобы повидаться с мистером Дрейком из Детективного агентства Дрейка.
  — Все понятно, мистер Марлоу, — понимающе кивнул лифтер. — Простите мне мою ошибку. Я поначалу принял вас за Перри Мейсона, знаменитого адвоката, но теперь вижу, что дал маху. Вы, конечно же, не Перри Мейсон, хоть и очень на него похожи.
  — Я от многих слышал про мистера Мейсона. Хотелось бы мне как-нибудь с ним повстречаться. Что он за человек?
  — О-о, человек он просто замечательный. И очень щедрый, — сказал лифтер, пряча в карман зеленую ассигнацию. — Вы не откажетесь расписаться в книге посетителей, мистер Марлоу?
  Мейсон расписался. Лифт остановился. Адвокат вышел из кабины и направился прямиком в контору Дрейка.
  — Пол у себя? — спросил он дежурную телефонистку. Та кивнула, не отрываясь от коммутатора.
  — Предупредите его о моем приходе, — попросил Мейсон. — И если обо мне будут спрашивать, вы меня не видели. Это касается всех, кроме Деллы. Деллу, если она придет, направьте в кабинет Дрейка, а если позвонит, свяжите с ним же. Для всех остальных меня здесь нет.
  Телефонистка меланхолично кивнула.
  — Для всех, — повторил Мейсон, подчеркивая последнее слово.
  — И для полиции тоже?
  — Тоже.
  — Тогда вам лучше выйти, мистер Мейсон.
  — Выйти? Зачем?
  — Ну да, выйти, — повторила она. — Тогда я смогу сказать, что вы были — заскочили, дескать, на минутку — и тут же ушли, и больше я вас не видела. А сама отлучусь в туалет. Не люблю я, знаете ли, лгать полиции. Да и мистеру Дрейку не нравится, когда я это делаю.
  — Ладно, — согласился Мейсон. — Считайте, что меня уже нет.
  Он вышел, постоял в коридоре и снова зашел. У коммутатора на этот раз никого не оказалось.
  Углубившись в недра агентства, Мейсон прошел узким коридорчиком мимо нескольких комнатенок, больше смахивавших на клетушки, чем на кабинеты, и, остановившись возле крайней из них, толкнул дверь.
  За столом, жуя бутерброд и запивая его кофе, сидел Дрейк.
  — Привет, Перри. Чем порадуешь?
  — Да уж порадую кое-чем.
  — Давай, выкладывай.
  — Сначала ты, — предложил Мейсон. — Что удалось раскопать насчет револьвера? Есть что-нибудь интересное?
  — Если хочешь моего совета, Перри, лучше бы тебе держаться подальше от Мервина Олдрича. С таким связываться — себе дороже.
  — А кто с ним связывается?
  — Ты, Перри.
  Мейсон сел в единственное кресло, с трудом помещавшееся в клетушке Дрейка. Вытянув длинные ноги, он взгромоздил их на край стола и, улыбнувшись детективу, с наслаждением закурил сигарету.
  — Ты меня с кем-то путаешь, Пол. При чем тут Олдрич?
  Дрейк покачал головой.
  — Револьверы, Перри.
  — Какие револьверы?
  — Которыми ты интересовался.
  Мейсон мгновенно спустил ноги со стола, подобрался, его глаза хищно сверкнули.
  — Продолжай, Пол.
  — Ты позвонил и назвал номер револьвера, — сказал Дрейк. — Мне удалось установить его происхождение. Он был продан совсем недавно в магазине спортивных товаров в Ньюпорт-Бич.
  — Давай дальше.
  — Так вот, двадцать пятого числа прошлого месяца в этом магазине Мервином Олдричем были куплены два револьвера.
  — Два револьвера?
  — Совершенно верно.
  — И что с тем, который меня интересовал?
  — Ты назвал его номер: 17474-LW. Олдрич купил револьвер под этим номером, а также второй — под номером 17475-LW.
  Мейсон молчал, сосредоточенно изучая струйку дыма, поднимавшуюся от кончика сигареты, зажатой в его пальцах.
  — Что скажешь? — не вытерпел Дрейк.
  — На кой черт ему понадобились два револьвера? — спросил Мейсон.
  — Не знаю, — пожал плечами Дрейк, — но факт налицо — он купил два револьвера и заплатил за них наличными.
  — Послушай, а не сказал ли он, часом, продавцу, который его обслуживал, про…
  — Имей совесть, Перри. Магазин сейчас на замке. Потребуется, быть может, уйма времени, чтобы отыскать продавца, который оформлял эту покупку. Ты лучше благодари бога за то, что мой сотрудник, несмотря на позднее время, сумел заглянуть в документы, хранящиеся у шерифа. По указанному тобой номеру он установил факт продажи оружия и собирался уже уходить, когда вдруг заметил на следующей карточке снова имя Олдрича. Заинтересовавшись этим, он пригляделся повнимательнее и обнаружил, что речь идет еще об одном револьвере той же марки.
  — Это значит — один револьвер он приобрел для себя, а второй — для кого-то другого. Но для кого же? — спросил Мейсон.
  — Для того, за кого боялся так же, как и за самого себя, — сказал Дрейк.
  — Пожалуй, — согласился Мейсон. — Осмелюсь предположить, что второй револьвер он купил для Хелен Чейни. Вот что, Пол, я собираюсь повидаться с мисс Хелен Чейни еще этой ночью. И я должен быть уверен в том, что Мервин Олдрич появится у Чейни в тот момент, когда я буду беседовать с ней.
  — Задание не из легких, — заметил Дрейк.
  — Отнюдь, — усмехнулся Мейсон. — Я сейчас отправлюсь к Хелен Чейни. А ты позвони Мервину Олдричу и, не называя себя, дай ему понять, что Перри Мейсон собирается вытрясти из его невесты кое-какую информацию. Это подхлестнет его и заставит действовать.
  — Олдрича еще надо умудриться застать дома, — покачал головой Дрейк.
  — Попытка — не пытка. Что тебе мешает попробовать?
  Дрейк поднял трубку телефона.
  — Позвоните Хелен Чейни, киноактрисе, — сказал он телефонистке. — Ее нет в телефонной книге, поэтому воспользуйтесь нашим служебным справочником. Скажите, что звоните из киностудии и хотите предложить ей срочно посмотреть сценарий. Спросите, можно ли будет застать ее дома, не собирается ли она куда-нибудь выезжать. После этого свяжитесь с Мервином Олдричем. Номер его телефона найдете в телефонной книге. Ему скажете, что звоните из почтового отделения, где на его имя получено заказное письмо, которое должно быть вручено лично. Спросите, будет ли он дома, чтобы почтальон смог это письмо доставить. Если мистера Олдрича дома не окажется, поговорите с тем, кто подойдет к телефону, и попытайтесь выяснить, где его можно отыскать.
  Дрейк положил трубку и откусил от бутерброда большой кусок.
  — И что же, это все? — спросил Мейсон.
  — Если повезет, — ответил Дрейк. Допив кофе, он вновь наполнил чашку из термоса. — Ты ужинал, Перри?
  — Угу.
  — Ну еще бы. Пока я тут давился холодным жирным гамбургером, запивая его бурдой, которая к настоящему кофе не имеет никакого отношения, ты небось наслаждался толстенным и хорошо прожаренным бифштексом с жареной картошечкой и…
  — С лучком.
  — Что?
  — С лучком по-французски, — уточнил Мейсон. — Люблю лучок.
  — Вкусно было?
  — Очень.
  — Тебе бы сесть на мое место и хоть раз навернуть той дряни, которой я постоянно набиваю желудок, когда перекусываю между делом, — вздохнул Дрейк. — Тогда бы ты научился ценить настоящую жратву. Как я, например.
  — А как ты мог научиться ее ценить, если питаешься только гамбургерами? — спросил Мейсон.
  — Сам себе удивляюсь… Ты пойдешь к себе в офис?
  — Нет. Не хочу лишний раз дразнить гусей. Скоро примчится Делла, и мы с нею займемся делом.
  — Каким?
  — Будем обивать чужие пороги.
  — Если ты скрываешься от полиции, мне не хотелось бы, чтобы тебя заграбастали именно у меня, — сказал Дрейк.
  — Знаю, — кивнул Мейсон. — Твоя телефонистка предложила мне сказать ей «до свидания». Я вышел, потоптался перед дверью и снова вошел. У коммутатора ее уже не было. Так что она понятия не имеет, что я здесь.
  — Ловкий трюк, — согласился Дрейк. — Жаль только, что полиция на него не ловится.
  — Они не знают, что я у тебя, Пол.
  — Хотелось бы верить. А где Делла?
  — Укладывает спать одну молодую леди.
  — Объясни-ка ты мне, Перри, что за каша тут у тебя заваривается?
  — Сегодня вечером напали на Эвелин Багби. Какой-то тип в нахлобученной на голову наволочке пытался столкнуть ее с дороги в горах над Голливудом.
  — Попытка удалась?
  — У Багби был револьвер. Она выстрелила, чтобы отпугнуть этого мерзавца.
  — Отпугнула?
  — Более чем. Полиция считает, что он погиб от ее руки.
  Дрейк поперхнулся, чуть было не выронил чашку с кофе и поспешно поставил ее на стол.
  — Чертовщина! Это возможно?
  Мейсон пожал плечами.
  — В самом деле? — не верил Дрейк.
  — Ну да.
  — Если он пытался столкнуть ее с дороги, это, конечно, признают убийством при самозащите, — сказал Дрейк. — Есть свидетели?
  Мейсон покачал головой.
  — А что стряслось с этим придурком в наволочке?
  — Убит наповал. Пуля в висок — эффективнее некуда.
  — Но это требует определенного навыка в стрельбе, — задумчиво сказал Дрейк.
  — То-то и оно.
  — Как это случилось?
  — Если верить словам Багби, она сунула дуло револьвера в боковое окошко автомобиля и выстрелила наугад, надеясь, что злоумышленник отвяжется, когда обнаружит, что жертва вооружена.
  — И уложила его наповал?
  — Похоже, что так.
  — Из движущегося автомобиля?
  — Да.
  — И тот тоже был в машине?
  — Да. И стреляла она левой рукой.
  — Все это звучит не очень убедительно.
  — Знаю. Нужны дополнительные сведения, на которые можно было бы опереться при дальнейшем расследовании. Как насчет того, чтобы разнюхать кое-что, причем сделать это так, чтобы никого не всполошить раньше времени? Сможешь?
  — Пожалуй, смогу.
  Дрейк поднял трубку, попросил телефонистку переключить его на внешнюю линию, набрал номер и, выждав несколько секунд, сказал в микрофон:
  — Привет, Джим. Это Пол Дрейк. Ты сегодня охотишься? Ага… Ну и что новенького?.. Ага… Понятно… Звучит интересно. Не мог бы покопаться в этом для меня?.. Тогда так: вылови все, что удастся, и сразу же звони. Только никому не говори, что роешь для меня, ладно?.. Хорошо, спасибо… Пока.
  Дрейк положил трубку. Тут же раздался телефонный звонок. Детектив поднял трубку.
  — Алло… Ага… Хорошо… Спасибо! — Он черкнул что-то на клочке бумаги и сообщил: — Хелен Чейни будет дома до половины одиннадцатого. Сценарий можно занести в любое время до указанного срока. Если позже — можно оставить у дворецкого. Мистера Марвина Олдрича сейчас дома нет, и раньше чем под утро он, видимо, не появится. В разговоре намекнули, что с ним, может быть — именно так: может быть, — можно связаться через Хелен Чейни.
  Мейсон прищурился.
  — Ну что: все один к одному? — ухмыльнулся Дрейк.
  — Точно. А половина одиннадцатого — это, похоже, час ведьм. Айрин Кейт дала мне на раздумья время до половины одиннадцатого — я должен решить, принимать мне от имени Эвелин Багби тысячу долларов в качестве компенсации или отказаться от них.
  — Собираешься принять?
  Мейсон глянул на часы.
  — Нет.
  — Она знает об этом?
  — Кто?
  — Эвелин Багби?
  — Угу.
  — И чего она хочет?
  — Денег она хочет, чего же еще.
  — Ты рискуешь по-крупному. Нельзя отказываться от того, что само идет в руки. Мой человек в Риверсайде собрал кое-какую информацию. Так вот, он говорит, что в деле Эвелин Багби есть нечто настораживающее, но не более того. Не думаю, что удастся выколотить большую сумму.
  Мейсон кивнул.
  — Тысяча долларов на дороге не валяется, — продолжал Дрейк.
  — Зато валяется у Айрин Кейт, — сказал Мейсон. — Во сколько ты ее оцениваешь, Пол?
  — Дорого.
  — А точнее?
  — Она унаследовала кучу денег и сама чертовски хорошо разбирается в бизнесе. Говорят, что за последние пять лет она более чем в два раза увеличила свое состояние. Айрин Кейт отважна и дерзка и в то же время трезва и проницательна — прирожденный делец.
  Мейсон снова кивнул.
  — У нее хватает коммерческих советников, — продолжал Дрейк, — но она живет своим умом. Мисс Кейт обсуждает со своими адвокатами юридическую сторону дела и лишь после этого принимает то или иное решение. Точно так же она ведет дела со своими брокерами.
  — Тысяча долларов для нее — пустяк. Такой потери эта дамочка даже не заметит.
  — Но не пустяк, я готов держать пари, для Эвелин Багби… Слушай, Перри, что за ерунда с этой наволочкой? Тот, кто хотел бы скрыть лицо, натянул бы на него маску. А наволочка на голове — это неудобно, странно и… Для этого должны были быть какие-то серьезные основания.
  — Возможно, — сказал Мейсон.
  — Есть у тебя соображения на этот счет?
  — Под маской можно скрыть часть лица или даже все лицо, но шея и плечи останутся на виду, — заметил Мейсон.
  — Ну и что?
  — А вот если взять наволочку, — продолжал Мейсон, — то не будет видно ни шеи, ни волос, ни лица.
  — Не понимаю.
  — Злоумышленником могла ведь быть и женщина, не так ли?
  — Ой-ей-ей! — воскликнул Дрейк. — Ты и в самом деле так считаешь?
  — Пока что я размышляю вслух. Одной из причин, по которым использовалась наволочка, могло быть намерение подставить под удар Эвелин Багби. Наволочка украдена с ее подушки.
  — Да ну?!
  — Именно так.
  — Но тогда, — сказал Дрейк, — все это представляется в ином свете.
  — Ты так считаешь?
  — Тебе не кажется, что Эвелин Багби, стремясь избавиться от некоего своего недруга, взяла револьвер, продырявила парню голову, затем натянула на эту самую голову наволочку, спустила труп в машине под откос и закончила тем, что сочинила складную побасенку про нападение?
  — Боюсь, что именно эту версию раскручивает сейчас полиция, — вздохнул Мейсон.
  — Я вот-вот получу кое-какую информацию. Мой приятель-газетчик, который занимается уголовной хроникой, никогда не упускает случая подработать на стороне.
  — Хорошо.
  — А где Эвелин Багби?
  — Там, где полиция до нее, надеюсь, не доберется.
  — Как это?
  — У нее был нервный срыв, началась истерика…
  — Ясно. Но это ей не поможет.
  — Делла Стрит отвезла Багби к врачу.
  — О!
  Мейсон посмотрел на часы, встал из кресла, избавился от окурка и принялся расхаживать по узенькой полоске пола, заключенной между стенами кабинета Дрейка.
  — И как ты работаешь в такой тесноте? — проворчал он. — Тут же повернуться негде.
  — А мне нравится.
  — Шагу нельзя ступить, чтобы на что-нибудь не наткнуться, — продолжал ворчать Мейсон.
  — Необязательно бродить по комнате. Учись думать, сидя на одном месте. И ковры, и обувь меньше будут изнашиваться.
  — Я люблю размышлять в движении! — сказал Мейсон.
  Дрейк смахнул крошки со стола, швырнул салфетки в мусорный ящик, подошел к умывальнику, сполоснул чашку, вытер ее посудным полотенцем и снова сел за стол.
  Зазвонил телефон.
  — Ага… Спасибо, — ответил Дрейк и положил трубку.
  — Есть что-нибудь? — поинтересовался Мейсон.
  — Это телефонистка. Говорит, что репортеры обрывают линию, пытаясь связаться с тобой. Она всем отвечает, что видела тебя раньше, но не знает, где ты теперь.
  — Я просил Деллу поторопиться, — сказал Мейсон, бросая быстрый взгляд на часы. — Но ей много надо успеть сделать.
  — А если она не застанет врача?
  — Застанет, — ответил Мейсон. — Среди наших знакомых три врача. И все — мои клиенты. И все — люди благожелательные, особенно если у женщины истерика.
  — А если они не сделают с ней того, на что ты рассчитываешь?
  — Сделают. Делла выберет такого, который сделает то, чего от него ждут.
  — И куда она потом денет Эвелин?
  — Отвезет к себе домой.
  — Разве полицейские не знают адреса Деллы?
  — Знают. Но они не станут высаживать дверь, не имея на руках ордера на обыск. Доктор же предпишет пациентке полный покой и заявит, что ее нельзя трогать до полного прекращения действия успокоительного.
  — И как долго оно будет действовать?
  — Двенадцать часов.
  — Многого за двенадцать часов не сделаешь, — заметил Дрейк.
  — Придется сделать, — ответил Мейсон.
  Телефонный звонок звякнул дважды — коротко и резко. Дрейк поднял трубку, выслушал абонента.
  — Ага… Понятно… Хорошо, — бросил он в микрофон и положил трубку. — Делла Стрит уже едет сюда, — повернулся он к адвокату.
  Мейсон вздохнул с облегчением.
  — Прекрасно, — сказал он. — Мне пора собираться.
  — Будь осторожен, — предупредил Дрейк, — и не суйся в дерьмо без надобности.
  — Уже сунулся.
  Дверь распахнулась. Делла Стрит, увидев Перри и Пола, улыбнулась.
  — Все в порядке, Делла? — отрывисто спросил Мейсон.
  — В порядке.
  — Где она?
  — На наше счастье, одна из моих соседок уехала на неделю и оставила мне ключ от квартиры, попросив позаботиться о ее попугае. Там-то я Эвелин и оставила.
  — С врачом не было осложнений?
  — Ни малейших.
  — И что он?
  — Бросил взгляд на Багби и тут же заявил, что ей противопоказано волноваться и тревожиться.
  — А Эвелин?
  — О-о, это была великолепная работа, — засмеялась Делла. — Она прекрасная актриса. Даже меня одурачила, если только… Если только у нее и в самом деле не началась истерика. Эвелин даже напугала меня немножко, когда мы ехали — то плакала, то хохотала, а потом на минуту и вовсе потеряла сознание.
  — Что ж, все идет как надо… Ты сможешь дать соответствующие показания, если потребуется? Скажешь на допросе, что Багби было плохо.
  — Скажу. Но, шеф…
  — Что?
  — Она умеет играть. Может быть, даже слишком хорошо умеет.
  — Ей это пригодится, — улыбнулся Мейсон. — Что там с погодой, Делла?
  — Все еще сыплет дождь.
  — Ладно. Тогда загляни в нашу контору. Только света не зажигай. Захвати мой плащ. Если у конторы шныряют репортеры, сюда не возвращайся. Спускайся вниз и позвони оттуда. Если репортеров нет, заскочи за мной.
  — Уже бегу.
  — А ты продолжай заниматься своим делом, — сказал Мейсон, обращаясь к Дрейку. — Я позвоню позже.
  — Не вляпайся, — вновь предупредил Дрейк.
  — Когда так спешишь, без риска не обойтись, — рассмеялся Мейсон.
  — Скажи, Перри: ты веришь в то, что клиентка не водит тебя за нос?
  — Пытаюсь верить.
  Глава 10
  Мейсон свернул на дорожку, ведущую к дому Хелен Чейни.
  — На наше счастье, — сказал он, глянув на часы, — мистер Олдрич — человек чрезвычайно пунктуальный. Это дает нам возможность разыграть наш маленький спектакль как по нотам.
  — Надеюсь, шеф, ты знаешь, что делаешь, — сказала Делла. — И каков же твой план?
  — Я хочу заставить Мервина Олдрича снабдить Эвелин Багби алиби на тот случай, если полиция возьмет ее в оборот.
  — Да он скорее сдохнет, чем пойдет на это. Если поймет, конечно, к чему дело клонится.
  Мейсон улыбнулся и остановил машину.
  — Да-а, у Хелен Чейни домик не маленький, — задумчиво сказала Делла, скользя взглядом по фасаду величественного особняка.
  — А как же иначе? — усмехнулся Мейсон. — Ей ведь надо постоянно блистать, быть на виду, поражать воображение зрителей, иметь соответствующий пьедестал, с которого можно раздавать интервью прессе.
  — За последние два-три года она и в самом деле высоко взлетела.
  Мейсон кивнул, заглушил мотор, открыл дверцу и помог Делле выйти. Они поднялись по ступенькам широкого крыльца, и Мейсон положил палец на перламутровую кнопку, располагавшуюся справа от входа.
  Где-то в недрах особняка мелодичной трелью отозвался звонок.
  Дверь распахнулась. За ней стояла, лучась радостной улыбкой, миловидная брюнетка. Выражение ее лица резко изменилось, когда она увидела стоявших на пороге Мейсона и Деллу Стрит.
  — Извините, я думала… Я жду… Одну минуточку. — Она повернулась и крикнула: — Уильям!
  В холле тут же появился величавый дворецкий.
  — Да, мэм.
  Хелен Чейни, а это была, конечно, она, довольно холодно посмотрела на непрошеных гостей.
  — Вы кого-то ищете?
  — Вас, — ответил Мейсон.
  Она покачала головой.
  — Извините, у меня важное свидание, и я уже должна ехать. Уильям, проводите этого господина и его даму… Минутку, вы ведь Перри Мейсон, знаменитый адвокат? Не так ли?
  Мейсон кивнул. Хелен Чейни заколебалась.
  — Это кое-что меняет. Вы ко мне по делу?
  — Да.
  — Могу уделить вам несколько минут, — сказала она. — Лишь несколько.
  — Больше мне, возможно, и не потребуется.
  — Уильям, проводите мистера Мейсона и его спутницу в дом. — Актриса одарила гостей ослепительной улыбкой и добавила: — Я оставлю вас на секунду.
  Дворецкий провел Мейсона и Деллу Стрит в большую гостиную. Несколькими мгновениями позже к ним присоединилась Хелен Чейни.
  — Мой секретарь, мисс Стрит, — представил Мейсон Деллу.
  — Рада видеть вас обоих у себя, — радушно протянула руку Хелен Чейни. — Присаживайтесь, пожалуйста.
  Все уселись. Хозяйка ждала с явным нетерпением, чуть поджав губы.
  — Мне хотелось бы кое о чем вас расспросить, мисс Чейни, — начал Мейсон.
  — Слушаю вас.
  — Это некоторым образом связано с Мервином Олдричем.
  — Давайте не будем ходить вокруг да около, мистер Мейсон, — улыбнулась актриса. — Я прекрасно понимаю, что вас сюда привело. Вы ведь представляете сейчас интересы этой официантки, не так ли?
  Мейсон кивнул.
  — И, надо полагать, именно вам она обязана тем, что с нее сняли обвинение в краже драгоценностей. Не знаю, покажется ли вам это достойным внимания, мистер Мейсон, но ведь драгоценности до сих пор так и не найдены.
  — Весьма знаменательный факт.
  — Мне многое известно по рассказам Айрин. Она прямо-таки в восторге от вас. Айрин говорила о том, что предложила вам компенсацию и дала время на размышление — до половины одиннадцатого нынешнего вечера, так, кажется? Айрин обычно тщательно, с правовой точки зрения, рассматривает все нюансы затеянного ею предприятия, а затем берется за него засучив рукава. Я поступаю совершенно иначе, мистер Мейсон. Если вы хотите обсудить со мной какой-то деловой вопрос, то мне не остается ничего иного, как отослать вас к моим поверенным. У меня есть менеджер, который занимается финансовыми проблемами, адвокат, который улаживает все прочие юридические казусы, и антрепренер, который следит за контрактами. При таком раскладе у нас с вами остается очень мало тем для разговора — если не считать погоду, которая, по-моему, просто ужасна, хотя я понимаю, что фермеры ею очень довольны.
  — Существует еще кое-что, о чем стоит поговорить, мисс Чейни.
  — И что же это?
  — Револьвер, который купил для вас Мервин Олдрич.
  Актриса долго не спускала с адвоката изучающего взгляда, затем осторожно поинтересовалась:
  — И что с этим револьвером?
  — Я хотел бы взглянуть на него, если вы не возражаете.
  — Зачем?
  — Быть может, я помогу вам избежать шумихи, которую вы вряд ли сочтете желательной.
  Она рассмеялась. Ее мелодичный смех казался совершенно беззаботным.
  — Как странно, мистер Мейсон… Не более часа назад мне позвонил какой-то человек и сказал, что хотел бы со мной увидеться, чтобы обсудить нечто очень важное — для меня важное. Дворецкий попросил звонившего объяснить, о чем идет речь, и тот ответил, что собирается предложить мне, ни много ни мало, новую концепцию моей рекламной кампании. Вы же говорите сейчас, что хотите помочь мне избежать рекламы.
  — Совершенно верно.
  — Могу я спросить, что конкретно вы имеете в виду?
  — Вы, мисс Чейни, возможно, не отдаете себе отчета в том, что здесь, в Калифорнии, торговля оружием — занятие строго регламентированное и при покупке выписываются специальные документы. Каждая единица оружия имеет индивидуальный номер. Этот номер и имя покупателя заносятся в регистрационную карточку, дубликаты которой направляются в службу шерифа и городскую полицию.
  — Но я не понимаю, какое отношение все это имеет ко мне.
  — Ваш револьвер мог быть использован при совершении некоего предосудительного деяния.
  — Боюсь, мне не разгадать ваши загадки, мистер Мейсон.
  — Что ж, — сказал Перри, — буду откровенен с вами, мисс Чейни. Я полагаю, что при совершении этого самого деяния без вашего револьвера не обошлось.
  — Мой револьвер не мог быть использован для того, на что вы намекаете, мистер Мейсон.
  — Откуда такая уверенность?
  — Я храню его в надежном месте.
  — Вы не могли бы при мне убедиться в том, что он и сейчас там находится?
  Она замерла в нерешительности.
  — Я думаю, что револьвера у вас уже нет, — мягко произнес Мейсон.
  — Ладно, — сказала она, — подождите здесь, пожалуйста. Это займет минуту, не более.
  Хелен вышла из комнаты, несомненно сознавая, что ей смотрят вслед, и двигаясь с неподражаемой грацией — той грацией, которой она едва ли могла похвастать несколько лет назад и которая являлась результатом упорных многочасовых тренировок. Мейсон посмотрел на часы, обменялся взглядом с Деллой Стрит.
  Внезапно Делла подняла глаза и кивнула Мейсону. Тот недоуменно вскинул брови. Делла снова кивнула — энергичнее.
  Мейсон пересек комнату и подошел к ее креслу. Она молча показала пальцем.
  На стене напротив Деллы висело зеркало, в котором отражалось изображение из другого зеркала. Мейсон, приглядевшись, увидел часть хорошо освещенного коридора и Хелен Чейни, поспешно накручивавшую номер на телефонном диске.
  Мейсон улыбнулся, приложил палец к губам, призывая к молчанию, вернулся к своему креслу и сел в него. Делла Стрит продолжала наблюдать за зеркалом.
  Примерно три минуты спустя Хелен Чейни поспешно вошла в гостиную.
  — Все в порядке, мистер Мейсон, револьвер у меня. — Ее поведение разительно изменилось: от нерешительности не осталось и следа. — Лежит в моей спальне там, где и лежал, так что все ваши подозрения не имеют под собой никаких оснований.
  Она осталась стоять, как бы предлагая посетителям побыстрее покинуть дом.
  — В таком случае вам беспокоиться и в самом деле не о чем, — сказал Мейсон, вытаскивая из кармана оружие. — Этот револьвер с двумя стреляными гильзами не может быть вашим.
  В глазах Хелен Чейни мелькнула ироническая усмешка.
  — Ваша правда, мистер Мейсон. Этот револьвер не может быть моим. А теперь извините, я должна с вами попрощаться. У меня свидание. Я как раз ждала…
  Мейсон встал.
  — Ну что же. Простите, что побеспокоил вас. Но я думал, что смогу, быть может, оказать вам услугу.
  — Я высоко ценю вашу заботу обо мне, мистер Мейсон.
  Когда они были на полпути к выходу, у парадной двери прозвенел звонок. В прихожей появился дворецкий, и Хелен Чейни, заколебавшись на миг, кивнула ему. Тот открыл дверь.
  На пороге, в плаще и черной фетровой шляпе, стоял Мервин Олдрич. Его шею укутывал шелковый шарф.
  — Привет, Уильям, — сказал Олдрич. — А где…
  И оборвал фразу на полуслове, заметив направлявшихся к нему Хелен Чейни, Перри Мейсона и Деллу Стрит. Затем шагнул в прихожую и снял шляпу.
  — Здравствуй, Хелен, — сказал он актрисе и, смерив адвоката и его спутницу холодным взглядом, добавил: — Добрый вечер, мистер Мейсон и мисс… Стрит, если не ошибаюсь.
  — Не ошибаетесь, — непринужденно улыбнулся Мейсон.
  — Надеюсь, вы не пытались докучать мисс Чейни разговорами о компенсации, Мейсон? В конце концов, во всем мире принято, чтобы с деловыми вопросами адвокат, не беспокоя ответчика, обращался к его поверенному. Полагаю, мисс Чейни сообщила вам, что у нее есть поверенный.
  — О да, — живо отозвался Мейсон. — Только о компенсации я даже не заикался, мистер Олдрич. Меня интересовало совсем иное, и я надеялся, что, быть может, удастся в связи с этим уберечь мисс Чейни от скандала.
  — Вот как?
  Олдрич всем своим видом показывал, что готов бросить адвокату вызов.
  — Мистер Мейсон предполагал, что мой револьвер мог использоваться в неких темных делишках, карающихся законом, — нервно улыбнувшись, сказала Хелен Чейни.
  — Твой револьвер? — удивился Олдрич и, повернувшись к Мейсону, резко спросил: — О каком револьвере вы говорите?
  — О том самом, который вы предоставили в распоряжение мисс Чейни, — спокойно ответил Мейсон.
  — Я не давал ей никаких…
  — Речь идет о том маленьком револьверчике, который ты мне подарил, Мерв, — поспешно вмешалась Хелен Чейни. — Ты хотел, чтобы я держала его на всякий случай у себя в спальне.
  — Кто вам рассказал?.. — резко спросил Олдрич у адвоката.
  — Я всего-навсего поинтересовался историей вот этого револьвера, — сказал Мейсон, вытаскивая оружие из кармана, — и обнаружил, что это один из двух приобретенных вами в магазине спортивных товаров в Ньюпорт-Бич. Первый вы оставили себе, а второй подарили мисс Чейни.
  — Давайте-ка обсудим это, — нахмурился Олдрич. Он повернулся, тщательно закрыл и запер дверь, а затем посмотрел на часы, фиксируя точный момент этого деяния.
  — Прости, Мерв, — виновато сказала Хелен Чейни. — Я уже была готова и ждала тебя, когда прозвенел звонок. Я думала, что это ты, сама открыла дверь и…
  — Все в порядке, дорогая, успокойся, — отмахнулся от нее Олдрич и повернулся к Мейсону. — А теперь скажите мне, откуда вы взяли, что я приобрел револьвер для мисс Чейни?
  — Не задавайте глупых вопросов, Олдрич. Перед тем, как положить в карман револьверы, вы заполнили регистрационные карточки. Это произошло в магазине спорттоваров в Ньюпорт-Бич. Я могу назвать вам дату продажи, номера револьверов и прочие данные.
  — Но отсюда не следует, что я передал один из этих револьверов мисс Чейни. Я никогда…
  — Мерв, — перебила его Хелен Чейни, — пожалуйста, не забывай о том, что мистер Мейсон — знаменитый адвокат. Он не стал бы беспокоить меня по пустякам. Если мистер Мейсон здесь, значит, речь идет о чем-то действительно важном. Мистер Мейсон спросил меня о револьвере, который ты подарил мне, и я ответила, что этот револьвер находится у меня в спальне. Я даже сходила и проверила, там ли он.
  — И он там? — поднял брови Олдрич.
  — Где же ему еще быть, Мерв? — вопросом на вопрос ответила Хелен, глядя ему прямо в глаза.
  Олдрич сказал:
  — Мейсон представляет здесь интересы женщины, которую я считаю умной и опасной… У меня нет никакого желания способствовать ее дальнейшему обогащению всякого рода компенсациями. Я действительно считаю ее умным и опасным противником.
  — Трудно не согласиться, — улыбнулся Мейсон.
  Олдрич шагнул вперед.
  — И мне не нравится, что вы вторглись в этот дом и пытались заставить мисс Чейни в чем-то там признаться.
  Мейсон также шагнул вперед.
  — А мне плевать, нравится это вам или не нравится, Олдрич. Я не горю желанием препираться и уже по горло сыт вами. С меня достаточно вашего высокомерия и заносчивости. У вас есть свои дела, вот ими и занимайтесь, а мне предоставьте заниматься моими. Вы начали этот разговор, но закончу его я. Я пришел сюда, надеясь, что смогу избавить мисс Чейни от многих неприятностей. Гляньте-ка на этот револьвер. Вот сюда посмотрите. — Мейсон умело сдвинул барабан. — Видите две пустые гильзы? К вашему сведению, пули из них вылетели три с половиной часа назад. Это тот самый револьвер, за который вы выложили денежки из своего кармана, Олдрич. И хотите узнать, где пули?
  Неожиданная атака заставила бизнесмена попятиться. Он не сводил глаз с револьвера, словно завороженный пустыми гильзами.
  — Вы точно установили, кому принадлежит оружие? — спросил он явно лишь для того, чтобы выиграть время.
  — Конечно. Именно поэтому я здесь. Взгляните на номер револьвера. По моей просьбе детективное агентство установило владельца. Это вы. Этот револьвер — один из тех двух, которые вы купили в Ньюпорт-Бич.
  — Тут какая-то ошибка, — неуверенно пробормотал Олдрич.
  — Возможно, — согласился Мейсон. — Но посудите сами: если револьвер мисс Чейни лежит в укромном месте, значит, этот револьвер — ваш.
  — Нет! Этого быть не может. Я… Вы позволите мне взглянуть на кольт? — спросил он, внезапно меняя тактику.
  — Пожалуйста, — Мейсон пожал плечами и протянул ему оружие.
  — Твой револьвер наверху, Хелен?
  — Вне всяких сомнений, Мерв.
  Олдрич некоторое время внимательно разглядывал кольт, затем поднял голову. Судя по сдвинувшимся к переносице бровям, он над чем-то напряженно раздумывал.
  — Наверное, я должен извиниться перед вами, мистер Мейсон, за свою резкость, — глухо сказал бизнесмен. — Боюсь, этот револьвер и в самом деле мой. Если это так, значит, его стащили из перчаточного ящика моей машины. — Олдрич достал записную книжку и подошел к Хелен Чейни. — Я запишу номер, дорогая, чтобы не ошибиться, а ты проверь, пожалуйста, правильно ли я это сделаю.
  Он черкнул что-то в записной книжке.
  Актриса заглянула в книжку, вгляделась в номер на револьвере. Ее лицо было совершенно бесстрастным, когда она ответила:
  — Да, Мерв, правильно.
  — Что ж, похоже, именно этот револьвер, — сказал Олдрич, обращаясь к Мейсону, — лежал в перчаточном ящике моей машины. Его, наверное, оттуда выкрали.
  — Когда?
  — Не знаю. Я положил его в ящик и забыл о нем… пока вы не напомнили. И если этот револьвер — действительно один из тех двух, которые я купил, значит, он у меня украден. Иначе откуда бы ему здесь взяться? Ведь твой револьвер наверху, Хелен?
  — Да, Мерв.
  — Все же пойду проверю отделение для перчаток, — сказал Олдрич и, прежде чем ему успели хоть слово сказать, повернулся на пятках, открыл дверь, захлопнул ее за собой и исчез за пеленой дождя.
  — Я хочу попросить прощения за Мерва, если он показался вам слишком напористым и бесцеремонным, — извинилась Хелен Чейни. — Мерв — человек впечатлительный и очень нервный. Работа у него такая — постоянно под напряжением.
  — Да, могу себе представить, — кивнул Мейсон.
  — И он прямо-таки помешан на пунктуальности. Сами знаете, многие девушки обычно заставляют ждать своих кавалеров. Я же не могу себе этого позволить. Именно поэтому я сама открыла дверь — хотела показать ему, что готова к выходу. Ведь когда вы позвонили, я думала, что это он, и…
  — Я понимаю.
  — И конечно же, я очень ценю то, что вы взяли на себя труд приехать сюда. Теперь я вижу: вы действительно хотели помочь мне избежать неприятностей и дурной славы. А не могли бы вы мне сказать, что, собственно, случилось? Почему вы подчеркнули, что из револьвера Мерва стреляли три с половиной часа назад?
  — Думаю, что из этого оружия убили человека.
  — В самом деле? И кого же?
  — Не знаю. Пока не знаю.
  Она нахмурилась.
  — Вы снова говорите загадками, мистер Мейсон.
  — Возможно. Загадки — мое ремесло.
  Входная дверь резко распахнулась.
  — Так я и думал! — негодующе воскликнул Олдрич, размахивая кольтом. — Какой-то негодяй стащил револьвер у меня из машины. И ведь предупреждали — береги оружие! Могу я узнать, как он оказался у вас, мистер Мейсон?
  Олдрич осторожно — рукояткой вперед — вручил револьвер Мейсону.
  Тот взял его и небрежно сунул в карман.
  — Кто-то подбросил его одному из моих клиентов.
  — Ах, вот даже как!
  — И поскольку в револьвере были пустые гильзы и его могли использовать в преступных целях, я счел целесообразным дать знать мисс Чейни о том, что случилось, чтобы она могла поручить своим поверенным собраться и…
  — Я вам очень благодарен, мистер Мейсон, — широко улыбаясь, сказал Олдрич, — и хочу попросить прощения за то, что был не очень вежлив с вами. И знаете, сейчас я начинаю осознавать, что несправедлив также по отношению к вашей клиентке, этой самой мисс Багби. Драгоценности, правда, до сих пор не найдены, но в этом деле, я вижу, существуют особые обстоятельства, которые заставляют подвергнуть его некоторой переоценке. Завтра я свяжусь с Айрин Кейт. Мне кажется, мистер Мейсон, что мы сможем уладить это досадное недоразумение на очень выгодных для вас условиях.
  — Спасибо, — поклонился Мейсон.
  — Жаль, что до сих пор я ставил вам палки в колеса, — добавил Олдрич и повернулся к Хелен. — Дорогая, разреши воспользоваться твоим телефоном. Я хочу немедленно заявить в полицию о краже револьвера. У вас записан его номер, мистер Мейсон?
  — Звоните, я продиктую номер прямо с оружия. Хотя, мне кажется, вы его записывали и…
  — Ах да, конечно, — спохватился Олдрич. — Как это глупо с моей стороны. Он же у меня здесь, под рукой.
  Бизнесмен принялся крутить диск.
  — Хочу заявить о краже револьвера, — произнес он в микрофон. — Я только что обнаружил его пропажу из своей машины. Это кольт «кобра». Одна из новейших моделей, которая только-только начала появляться на рынке. Номер револьвера… — Он принялся теребить записную книжку и, не найдя нужной странички, швырнул ее наземь. — Черт! Дайте-ка я гляну на револьвер, Мейсон.
  Адвокат протянул Олдричу револьвер. Тот продиктовал номер по телефону.
  — Да, совершенно верно, у меня есть разрешение на его ношение… Мервин Олдрич, судоверфь «Крейсера Олдрича»… Да, я ношу его в целях самозащиты, поскольку часто езжу ночами. Он лежал в моем автомобиле, в отделении для перчаток. Да, я понимаю, что мне не следовало его там оставлять. Это, конечно, крайне неосмотрительно с моей стороны, но я просто-напросто забыл забрать его оттуда, что поделаешь… Затрудняюсь сказать точно, день-два, не больше… О, нет! Где он сейчас находится, я как раз очень хорошо знаю. Он у Перри Мейсона, адвоката, тот получил его от клиента… Да, спасибо, но как бы там ни было, я счел необходимым заявить о случившемся. — Олдрич бросил трубку, встал, вернул оружие Мейсону, затем крепко пожал ему руку. — Еще раз прошу прощения, мистер Мейсон. От всей души, поверьте.
  — Ну что вы? Нет нужды, — ответил Мейсон. — Желаю вам и мисс Чейни приятно провести вечер. До свидания.
  Взяв Деллу под руку, Мейсон решительно направился к выходу. Хелен Чейни, провожая их, вышла на крыльцо.
  — Ну и льет! — поежилась она.
  — Да, действительно…
  Кивнув актрисе на прощание, Мейсон покрепче подхватил Деллу под руку, и они опрометью помчались к машине. Распахнув дверцу, Мейсон усадил Деллу, затем обежал машину и поспешно скользнул за руль.
  Когда они отъехали от особняка, Делла сказала:
  — Да он же там целый спектакль разыграл. Ну и артист!
  — Совершенно верно, — кивнул Мейсон.
  — Шеф, он что, подменил револьвер?
  — Уверен.
  — Но номер… Господи, она же смотрела, как он записывал номер. Если зайдет речь о показаниях, у них будет два голоса против одного твоего.
  Мейсон снова кивнул. Несколькими минутами позже он остановил машину у обочины, достал револьвер, выдвинул барабан и внимательно осмотрел его. В нем находились четыре патрона и две гильзы, Мейсон поднес револьвер к носу, понюхал дуло, затем передал оружие Делле.
  — Принюхайся, — попросил он.
  — Пахнет только оружейным маслом. Если бы из него стреляли, пахло бы совсем по-другому.
  — Точно, — согласился Мейсон.
  — Шеф, можно сверить номера. Ты сможешь сказать, если…
  — Да нет у меня никаких номеров. Ведь это ты звонила Полу Дрейку и утрясала с ним все относительно револьвера.
  — Да, верно, — сказала Делла. — Один из номеров записан у меня в блокноте, я могу сравнить его с номером на этом револьвере и…
  — И что дальше?
  — Свяжемся с Дрейком и посмотрим, тот ли…
  — А зачем нам это?
  — Чтобы доказать, что была совершена подмена.
  — А какой прок нам от этого?
  — Как это какой прок?! Черт возьми, этим мы докажем, что… — Делла оборвала реплику на полуслове и изумленно уставилась на Мейсона.
  — То-то и оно, — усмехнулся Мейсон, пряча револьвер в карман. — Мы с тобой, как два несмышленыша, блуждающие по лесу. Откуда нам знать про какие-то там подмены? Да у нас и в мыслях не может возникнуть, что такой уважаемый бизнесмен, как Мервин Олдрич, способен на подобные штучки. А если и возникнет — никто ведь не поверит. Люди посчитают, что я лгу, пытаясь выгородить клиента.
  Глава 11
  Перри гнал машину в сторону Голливуда, явно пребывая в хорошем настроении.
  — Куда теперь, шеф? — спросила Делла Стрит.
  — О, я думаю, стоит подняться наверх, к месту происшествия, и посмотреть, что там творится. Но первым делом надо позвонить Полу Дрейку — у него было время на то, чтобы хоть что-то вынюхать.
  — Если собираешься звонить, вон телефон. Дальше дорога пустынная.
  — Пожалуй, ты права, — кивнул Мейсон, притормаживая у телефонной кабинки, стоявшей на заправочной станции.
  — Сам позвонишь или мне заняться этим? — спросила Делла.
  — Позвони ты. Узнай, что новенького, и скажи Полу, что я свяжусь с ним позже.
  — Несерьезно как-то ты к этому относишься, — выпалила Делла, не спуская с Мейсона негодующего взгляда.
  — Ах, Делла, ну послушай: насколько нам известно, наша клиентка стреляла в некоего типа, который пытался на нее напасть. Сейчас, наверное, уже установлено, что он матерый преступник, у которого на совести множество грехов, и…
  Делла сердито выхватила монетку из пальцев Мейсона, выскочила из машины и помчалась к телефонной кабинке.
  Мейсон откинулся на спинку сиденья, казалось, не обращая на нее ни малейшего внимания. Он вытащил из портсигара сигарету, постучал кончиком о ноготь большого пальца, сунул в рот, зажал губами, прикурил, выдохнул клуб дыма, снова затянулся и умиротворенно закрыл глаза. Между тем глаза Деллы Стрит, стоявшей в кабинке и крепко прижимавшей телефонную трубку к уху, ползли на лоб от изумления. Девушка нащупала блокнот, наскоро что-то в нем записала, затем, оставив трубку висеть на шнуре, бегом вернулась в машину.
  — Шеф! — воскликнула она, с трудом переводя дыхание.
  — Что случилось?
  — Тот человек в машине, убитый, — это Стив Меррил! Он же Стаунтон Вестер Гладден, находящийся в розыске за подделку документов и мошенничество. Это он выудил у Эвелин Багби все ее скудные сбережения. Она заявила на него в полицию, и там сохранились соответствующие записи!
  — Хм…
  — И смерть свою он нашел вовсе не так, как описывала Эвелин Багби. Это было преднамеренное убийство.
  — Да?
  — Когда машина летела под откос, фары ее были выключенными. И вообще многое из того, что Эвелин Багби рассказывала о машине, не согласуется с истинным положением вещей. Эвелин звонила Стиву Меррилу в первой половине дня и оставила для него сообщение. Полиции стало известно это от женщины, которая приняла сообщение. Ее зовут Руби Инвуд, она его соседка. У Меррила в последнее время водились в кармане деньжата. Откуда — никто не знает. Кое-кому из друзей он показывал семь с половиной тысяч долларов наличными. Они слышали также, что Меррил собирался откупиться от Эвелин, для чего позвонил ей и назначил встречу.
  — Встречу? — переспросил Мейсон.
  — Совершенно верно. Она сказала ему, что работает до трех часов дня, а затем до восьми свободна, и предложила встретиться в половине пятого на дороге поблизости от ресторана «Горная корона». И подробно описала место встречи.
  — Так-так, — сказал Мейсон. — Полиция, похоже, действительно зря времени не теряла.
  — Им удалось найти свидетелей. Дрейк говорит, что они трясут их целый час — ни на миг не дают продыху.
  — Могу себе представить, — кивнул Мейсон.
  — И еще кое-что. У Стива Меррила был револьвер. Он показывал его кому ни попадя. Весьма серьезное оружие — один из новейших кольтов. Вероятно, он и послужил орудием убийства.
  — Ах ты, господи!
  — В чем дело, шеф?
  — Украл, каналья, надо полагать, — ухмыльнулся Мейсон. — Ты же слышала, как Мервин Олдрич рассказывал, что…
  — Перри, ты же прекрасно знаешь, что там и слова правды не было. Мервин Олдрич выгораживал Хелен Чейни. И ты что же, так вот запросто позволишь, чтобы это сошло ему с рук?
  — Пока трудно сказать, что я позволю, а что нет, — ответил Мейсон. — Но одно могу утверждать с полной уверенностью: не стоит обвинять столь уважаемого гражданина, как Мервин Олдрич, в том, что он кого-то там выгораживает, не имея на руках веских доказательств. Что еще сообщил Дрейк?
  — Что полиция рвет и мечет. Тебя повсюду ищут. К расследованию подключена и городская полиция тоже. Сержант Холкомб из отдела по расследованию убийств торчит сейчас в «Горной короне» и пытается выяснить, где может скрываться Эвелин Багби. Джо Падена сказал ему, что с Эвелин случилась истерика, когда ты сообщил ей о смерти человека, в которого она стреляла, так что девушка, быть может, находится где-нибудь в больнице. Холкомб бушует. Полицейские дежурят у нашего офиса и давят на Пола Дрейка. Он очень обеспокоен.
  — Так-так-так…
  — Ты видишь, что происходит, шеф? Пол Дрейк говорит, что полиция готова возбудить дело против Эвелин Багби. Копы считают, что девушка заманила Стива Меррила на эту дорогу, убила его там, натянула ему на голову наволочку, забрала деньги, спустила труп в машине в ущелье, а затем вернулась к себе как ни в чем не бывало. Потом, выбрав подходящий момент, она позвонила тебе, рассказала о том, что нашла оружие, и вынудила назначить ей встречу. Наплела побасенок про нападение и все такое прочее.
  — Похоже, все свидетельствует в пользу такой версии, — медленно произнес адвокат.
  — Пол Дрейк ждет тебя на линии. Он зол, как сто чертей.
  — Прекрасно, — рассеянно сказал Мейсон. — Передай, что я благодарю его за прекрасно выполненную работу, пусть отправляется спать. Да, вот еще что! Не забудь пожелать ему спокойной ночи.
  Делла Стрит хлестнула Мейсона сердитым взглядом — и вдруг расхохоталась.
  — Что тут смешного? — поинтересовался адвокат.
  — Ты временами бываешь несносен, но сегодня, поверь мне, превосходишь самого себя.
  Делла отправилась в телефонную кабинку и, передав Дрейку пожелание Мейсона, повесила трубку и вернулась в машину.
  — Не стоило бы тебе так с ним поступать, — проворчала она.
  — С кем?
  — С Дрейком. Он ведь считал, что ты из кожи вон будешь лезть, пытаясь опередить полицию, поэтому созвал всех своих парней, чтобы были под рукой, если потребуются, и запасся чуть ли не ведром кофе, предполагая, что придется бодрствовать всю ночь. И вот представь себе: он там сидит, напряженный, как струна, и готовый по одному мановению твоей руки отправить в бой целую армию, а ты предлагаешь ему пойти спать. Так, знаешь ли, человека и с ума свести недолго. Еще один такой удар — и Пол надолго выйдет из игры.
  — Ну, Делла, Пол не железный, и ему тоже не мешает расслабиться — хотя бы на время. Что ни говори, а у него действительно тяжелая работа, постоянно на нервах — а такое, чтобы ты знала, не проходит для человека бесследно.
  — Ладно, делай что хочешь. Я устала от всего этого.
  Мейсон похлопал ее по руке.
  — Тут в нескольких кварталах есть стоянка такси. Я отвезу тебя туда. Бери такси и поезжай домой. Попытайся хорошенько выспаться.
  — А ты куда?
  — Как это куда? — ухмыльнулся Мейсон. — В «Горную корону», разумеется. Хочу увидеть, не смогу ли я чем-либо помочь стражам порядка. Если полиция во мне нуждается, я всегда готов пойти ей навстречу.
  Глава 12
  Мейсон загнал машину в гараж дома, в котором снимал квартиру, развернулся и крикнул привратнику:
  — Эй, Джо, я оставлю тут машину, если ты не возражаешь. Заскочу к себе на минутку.
  Адвокат поспешно поднялся в квартиру, достал из коробки два патрона тридцать восьмого калибра и несколькими минутами позже вернулся к машине. Проехав по Голливуду, Мейсон свернул к каньону и покатил вверх по длинной извилистой дороге, ведущей к ресторану «Горная корона».
  К тому времени, когда он появился у места происшествия, полицейские не только извлекли тело убитого из машины, но и подняли со дна ущелья саму машину. Автомобиль тут же был отправлен в лабораторию криминалистики для дактилоскопических и прочих исследований.
  Там, где аварийно-спасательная служба поднимала по склону холма разбившийся автомобиль, видны были кое-какие следы. Возле обрыва тут и там валялись использованные фотокассеты: понятно, что газетчики, разнюхав о случившемся, времени даром не теряли.
  Мейсон остановил машину, вышел под все еще ливший с неба дождь.
  Пройдя по дороге около двадцати ярдов, он достал из кармана револьвер, тщательно прицелился в добротный, окрашенный в красный цвет столб опоры ограждения, и спустил курок. Повернув дуло к стоявшему чуть поодаль дубу, он выстрелил во второй раз; пуля, разворотив кору, застряла в кряжистом стволе.
  Вернувшись к машине, Мейсон выдвинул барабан, вытащил две стреляные гильзы, заменил их теми патронами, которые достал из кармана, и сунул револьвер в бардачок. Завел мотор и отправился прямиком к ресторану «Горная корона».
  Струи сильного дождя хлестали по бетону автостоянки и крыше ресторана, сливались в шумные потоки, низвергавшиеся с карнизов. Мейсон отметил, что на стоянке — две полицейские машины и несколько малолитражек репортеров. Других автомобилей почти что не было. Жалобы Джо Падены на то, что в дождливую погоду гостей ждать не приходится, по-видимому, имели под собой весьма существенные основания.
  Припарковав машину, Мейсон погасил свет и выключил мотор.
  Репортер, сидевший за столом и время от времени скучающе поглядывавший в большое окно ресторана, подхватил вдруг свой фотоаппарат и рванул к выходу. Мгновение спустя блеснувшая яркой молнией фотовспышка ослепила адвоката. И тут же на стоянку, словно разъяренный бык на арену, выскочил сержант Холкомб.
  — Мейсон! — взревел он. — Где, черт побери, ваша клиентка, эта самая Эвелин Багби?!
  — Когда я видел ее в последний раз, она билась в истерике, — спокойно ответил Мейсон. — Думаю, ее отвезли к врачу.
  — К какому врачу?
  — Понятия не имею.
  — Билл Феррон сказал мне, что она отдала вам револьвер, из которого стреляла.
  — Револьвер? — переспросил Мейсон.
  — Оставьте эти глупости! — рявкнул Холкомб. — Вы юрист и прекрасно понимаете, о чем идет речь. Револьвер — вещественное доказательство. Он нам нужен. Вы обязаны сдать его полиции.
  — Разве мистер Феррон не говорил вам, что я предлагал ему осмотреть револьвер, но он…
  — Это было до того, как ему стало известно, что револьвер послужил орудием убийства.
  Несмотря на дождь, Мейсона и Холкомба тесным кружком обступили репортеры.
  — Убийства? — переспросил Мейсон.
  — Вы не ослышались, — сказал Холкомб. — Да, убийства.
  — Боюсь, у вас сложилось совершенно превратное представление о том, что случилось, — уверенно начал Мейсон. — Некий мерзавец вознамерился напасть на мисс Багби и…
  — Не рассказывайте мне сказки! — сержант опять сорвался на крик. — Приберегите их для присяжных. Где, черт побери, револьвер?
  — Револьвер? — снова переспросил Мейсон. Он бросил взгляд в сторону своей машины и нахмурился. — Судя по вашим словам, сержант, существует несколько иной взгляд на…
  — Я не собираюсь валять дурака, — заявил Холкомб. — Я знаю все об этом револьвере. Это один из новейших кольтов — облегченный, с укороченным стволом и барабаном под патроны тридцать восьмого калибра. К настоящему моменту он превратился в важное вещественное доказательство. Как представитель власти, я официально извещаю вас, что этот револьвер послужил орудием убийства — из него был произведен тот роковой выстрел, который повлек за собой смерть человека. Поэтому я предлагаю вам немедленно предоставить в распоряжение властей указанное вещественное доказательство. Если этого сделано не будет, вам предъявят обвинение в нарушении закона. Так вы отдадите мне револьвер или нет?
  Мейсон заколебался, затем открыл правую дверцу машины, протянул руку к бардачку, но тут же ее отдернул.
  — Минутку, сержант, — сказал он. — Я не отказываюсь предоставить вам что-то из того, что может послужить вещественным доказательством в уголовном деле об убийстве, но если, я повторяю, если я отдам вам револьвер, то сделаю это вовсе не потому, что выполню ваш приказ. Попроси вы меня предъявить оружие, которое, как я полагаю и во что верю, было тем самым, из которого Эвелин Багби произвела наугад, по ее словам, два выстрела, вот тогда…
  Сержант Холкомб толкнул Мейсона в грудь плечом, отодвигая его в сторону. Откинув крышку бардачка, сунул внутрь руку, и на его губах появилась торжествующая улыбка. Сержант вытащил револьвер, удовлетворенно хмыкнул, обнаружив в нем две пустые гильзы, и положил оружие в карман.
  Вокруг толклись фоторепортеры, сражаясь за лучшие места для съемки. То и дело сверкали блицы.
  — Может, повторите все это еще разок для нас? — попросил один из репортеров. — Мы снимем крупным планом, как вы вытаскиваете эту штуковину из машины адвоката.
  Сержант Холкомб охотно исполнил его просьбу.
  Мейсон с несколько обескураженным видом стоял в сторонке, пока фоторепортеры занимались своим делом.
  — А теперь я хочу видеть Эвелин Багби, — повернулся Холкомб к Мейсону.
  — Увидите, как только врач даст разрешение.
  — Хватит с меня этой ерунды про врачей и истерики! — взорвался Холкомб. — Где вы ее прячете?
  — Я уже сказал вам, что понятия не имею, где она, — ответил Мейсон. И тут же добавил: — Я считаю, вы не имели никакого права шарить в моем автомобиле без разрешения и…
  — Ладно, хватит, — буркнул Холкомб. — Нет смысла спорить. Как бы там ни было, я получил то, что хотел.
  Он резко повернулся и направился в ресторан.
  Воспользовавшись тем, что журналисты обступили Холкомба, пытаясь выудить побольше информации о револьвере и сделать хорошие снимки, Мейсон обошел машину, сел за руль, включил зажигание и уехал прежде, чем хоть кому бы то ни было из присутствовавших пришло в голову им заинтересоваться. Несколькими мгновениями позже он уже катил по направлению к Голливуду.
  Глава 13
  Мейсон сел у изголовья кровати. Делла Стрит убрала поднос с пустой посудой и остатками завтрака. Эвелин Багби — на ней была одна из ночных сорочек Деллы — уселась поудобнее в постели и улыбнулась адвокату.
  — Как себя чувствуете? — спросил тот.
  — На миллион долларов. Голова немного кружится, но… Ох, ребята, ну и здорово же я выспалась!
  Попугай в клетке, взбудораженный нашествием визитеров, крутил головой, пытаясь разглядеть все, что творилось в комнате.
  — Бедняжка Полли! Бедняжка Полли! — выкрикивал он время от времени. — Полли хочет печенья? Полли хор-р-рошая! Вот тебе, Полли! Ням-ням!
  — У вас впереди нелегкий день, — сказал Мейсон. — Вам следует быть готовой к этому.
  — Они считают, что я?.. Ну, говорите же!
  — Я скажу, — вздохнул Мейсон, — только вряд ли вам понравится то, что вы услышите.
  — Говорите.
  — В машине, валявшейся на дне ущелья, находился труп мужчины, убитого пулей, угодившей в правый висок. Голову мертвеца прикрывала наволочка с прорезями для глаз, прихваченная на лбу резинкой.
  — Все так, как я рассказывала, — кивнула Эвелин.
  Попугай скрипуче захохотал.
  — В наволочке была рваная дыра, — продолжал Мейсон, — но в лаборатории установили, что дыра эта не от пули и что наволочку напялили на голову пострадавшего уже после того, как в голову ударила пуля.
  — Но разве… разве эта пуля, попав в висок, не убила его на месте?
  Мейсон кивнул.
  — Вот тебе! — рявкнул попугай.
  — Но он же сидел за рулем и управлял машиной, когда я его увидела, — запротестовала Эвелин Багби.
  — Полиции это видится иначе, — пожал плечами Мейсон. — И вот еще что. Установлена личность погибшего.
  — И кто же он такой?
  — Его имя, — произнес Мейсон, — точнее, то имя, под которым его знали в Голливуде, — Стив Меррил. Вы его тоже, несомненно, знали, только под другим именем — как Стаунтона Вестера Гладдена.
  Не сводя глаз с адвоката, Багби резко выпрямилась.
  — Вы шутите, мистер Мейсон?
  — Злая была бы шутка, если бы я так пошутил, — сказал Мейсон и многозначительно добавил: — Над вами.
  — Ну так это все расставляет по своим местам! — воскликнула она.
  — По каким местам?
  — Разве вы не видите? Я разоблачила Меррила — обнаружила, что он и есть Стаунтон Вестер Гладден. Меррил обокрал меня, и я заявила на него в полицию. Лишь небесам известно, скольких людей он обманул. Если бы стало известно, что Меррил и Гладден — один и тот же человек, ему не поздоровилось бы. Вот он и решил заткнуть мне рот. Позвонил и оставил сообщение: мол, хочет вернуть мне то, что должен. А сам следил откуда-то, дожидаясь, пока я сяду в машину и покачу вниз, а затем попытался столкнуть с дороги.
  — И вы дважды в него выстрелили, — подсказал Мейсон.
  Она кивнула.
  — И одна из пуль каким-то образом влетела под наволочку и вонзилась ему в висок.
  — Но если он был в наволочке и это моя пуля у него в голове, то она не могла туда попасть, не продырявив…
  — То-то и оно, — сказал Мейсон. — На этом полиция и собирается построить версию о том, что произошло хладнокровное, заранее спланированное убийство: вы убили Меррила и лишь затем напялили наволочку ему на голову, ну и, естественно, разыграли всю эту комедию с нападением.
  — Бедняжка Полли! Бедняжка Полли! — сочувственно отозвался попугай.
  — Но, мистер Мейсон, посудите сами, это же… это же нелепость, ахинея, которая и яйца выеденного не стоит!
  — Вы бы сослужили себе добрую службу, — сказал Мейсон, — если бы объяснили, каким образом наволочка с вашей подушки оказалась на голове у Меррила.
  — Вот тебе! Вот тебе! — выкрикнул попугай.
  — Расскажите мне обо всем этом поподробнее, мистер Мейсон. Все, что вы знаете и что раскопали полицейские.
  — Меррил взял машину напрокат. Он снимал меблированную квартиру в одном из доходных домов Стернвуда. Жильцы обычно ставят свои машины на пустыре, который начинается сразу за домом. Машину такой же марки имел также некий Оскар Лумис. Лумис живет в том же доме. Он поставил свою машину рядом с машиной Меррила. Без двадцати пять Лумис вышел к месту парковки и обнаружил, что автомобиля нет. Он тут же заявил о пропаже в полицию. Несколькими минутами позже на пустыре появился еще один жилец этого дома, Боулз, который надоумил Лумиса поискать Меррила. Сказал: быть может, он взял машину по ошибке. По словам Боулза, он видел, как Меррил некоторое время назад уехал в «Шевроле», рядом с ним в машине сидела женщина…
  — Боулз? — перебила Эвелин. — А ему-то что здесь надо? Ведь Боулз, насколько я помню, живет в Риверсайде.
  — Знаю, — сказал Мейсон. — Я поручил детективам поработать над этим. Думаю, Меррил организовал кражу драгоценностей Хелен Чейни и Айрин Кейт, причем, подставив вас, прикарманил наиболее дорогие из них и заодно расстроил свадьбу. Пока мне не ясно, как он все это провернул, но, похоже, что у Боулза тоже рыльце в пушку. Боулз утверждает, что не знал Меррила до кражи драгоценностей и познакомился с ним лишь тогда, когда тот его разыскал, узнав, что он был свидетелем по этому делу. Я, как юрист, нахожу это весьма подозрительным. Но, как бы там ни было, Боулз и Меррил стали большими друзьями. Меррил доверял Боулзу, он рассказал ему и о вас, и о том затруднительном положении, в котором оказался из-за того, что вы его узнали. Я понимаю, о чем вы сейчас подумали… Но у Боулза есть алиби. В четыре сорок он встретился с Лумисом. Затем к ним присоединилась Руби Инвуд, которая тоже живет в том доме. Вот так, втроем, они и отправились обедать и расстались только после восьми часов вечера. Эта Руби Инвуд та еще штучка. Она нигде не работает, но снимает шикарную квартиру, прекрасно одевается и водит дружбу со многими мужчинами. С недавнего времени разъезжает в новой машине, подаренной ей, по слухам, неким Лотарио. Боулз, похоже, чист в том, что касается смерти Меррила, но я продолжаю прорабатывать версию о его соучастии в краже драгоценностей. Теперь что касается Олдрича. Он не имеет свидетелей, которые могли бы подтвердить его показания относительно того, где он находился в промежуток времени между половиной пятого и половиной восьмого. Айрин Кейт, по ее словам, была дома, ждала моего звонка. Это проверяют мои сыщики. Однако ключом к решению загадки являетесь все же вы. По радио передали обращение к врачу, оказавшему вам помощь, — его просят срочно связаться с полицией. Полицейские считают, что кто-то специально убрал вас из их поля зрения. Обстановка накаляется. Я не могу больше укрывать вас от полиции.
  Эвелин растерянно кивнула.
  — Вам придется испытать еще кое-что, — добавил Мейсон.
  — Что именно?
  — Сесть в камеру предварительного заключения.
  — Думаю, я это вынесу, — сказала она. — Я… Мне ведь не привыкать.
  — Есть еще одно… — вздохнул Мейсон.
  — Что?
  — Дайте языку волю.
  — О чем же я должна говорить, мистер Мейсон?
  — Обо всем. Я хочу, чтобы вы рассказали репортерам о вашей нелегкой жизни, о том, как вы лишились тех жалких сбережений, с которыми надеялись завоевать Голливуд, как вас предал этот самый Стаунтон Вестер Гладден, он же Меррил.
  — Но разве об этом надо говорить? Разве я не укажу тем самым на мотив преступления? У меня ведь была причина желать смерти Меррила.
  — Верно, так оно и получится. Но полиция и сама рано или поздно до этого докопается. Я считаю, что вам же будет лучше, если вы выложите всю подноготную, и сделаете это, не дожидаясь допросов с пристрастием. Вас станут табунами осаждать репортеры, жаждущие услышать душещипательную историю из жизни простой американской девушки. Не обманите их ожиданий. И не забудьте упомянуть, что с тех пор, как вам стукнуло восемнадцать, вы время от времени учились актерскому ремеслу.
  — И опять подставить себя под удар? — она с сомнением покачала головой. — Это будет выглядеть так, словно я разыгрываю мелодраму, используя свои актерские способности.
  — Именно то, что мне надо! — заявил Мейсон. — Я хочу, чтобы охотники за сенсациями начали вслух гадать о том, кто же вы такая: талантливая актриса, которая успешно водит всех за нос, или бесхитростная простушка, которой органически чужда ложь, поэтому она выбалтывает все как на духу. Чем большую шумиху они поднимут, тем лучше для вас. Любая из газетных статей — и ругательная, и превозносящая до небес — будет вкладом в вашу рекламную кампанию. Как актрисы, имею в виду.
  — Бедняжка Полли! Вот твое печенье! — подхватил попугай.
  — Должна ли я о чем-то умолчать?
  — Боже упаси, — ответил Мейсон. — Выложите им все, без остатка. Как только вы попытаетесь скрыть хоть что-нибудь — пиши пропало. Никто не поверит в вашу искренность. Да и вы изведетесь мыслями об этом своем секрете. Нет уж, никаких секретов. Излейте душу — это лучшее, что можно придумать.
  — А как быть с полицией?
  — Точно так же, — ответил Мейсон. — Изложите им свою историю и повторяйте ее снова, снова и снова — столько раз, сколько они захотят ее слушать. Ничего не скрывайте.
  — Я рада, — сказала она.
  — Чему вы рады?
  — Тому, что вы советуете мне поступать именно таким образом. Ведь я, мистер Мейсон, и в самом деле ни в чем не виновата.
  Она посмотрела ему прямо в глаза. Ее ресницы при этом дрогнули.
  — Прекрасная уловка, — сказал Мейсон. — Так и действуйте.
  — Какая уловка?
  — Смотреть на человека, которого желаешь убедить в чем-то, широко распахнув глаза.
  — Но это вовсе не уловка, мистер Мейсон! Я была совершенно искренна. Я…
  Мейсон улыбнулся.
  — Я склонен вам верить потому, что предпочитаю всегда верить клиентам, но этот ваш взгляд с широко распахнутыми глазами — актерский прием.
  Она нахмурилась, но тут же расхохоталась.
  — Ох, может быть, вы и правы! Я так долго разучивала этот взгляд перед зеркалом, что не заметила, как он вошел у меня в привычку. Это действительно один из тех актерских приемов, которым учил меня Стаунтон Гладден. Разве не забавно, что мне приходится использовать его в связи… в связи со смертью Гладдена?
  — Врач, оказавший вам помощь, чувствует себя как на иголках. Полиция в своем обращении по радио подробно описала вас, и он считает себя обязанным позвонить полицейским — тем более сейчас, когда нужда в его опеке отпала. Он наверняка сообщит им, что мисс Стрит увезла вас к себе и уложила в постель после того, как он ввел вам успокоительное. Так что ждите полицию.
  — Сколько у меня времени?
  — Ровно столько, чтобы успеть умыться и одеться.
  Эвелин чуть не выскочила из постели.
  — Ну хорошо, — сказал Мейсон. — Мы с Деллой выйдем, а вы примите душ и оденьтесь. Полицейские появятся здесь минут через двадцать.
  Мейсон придержал дверь и осторожно прикрыл ее за Деллой. Та вопросительно повела бровью.
  — Мы увязли в этом по уши, Делла, — тихо сказал Мейсон. — Отступать некуда. Что касается меня, я предпочитаю принимать слова Багби за чистую монету.
  — Чистая монета — это хорошо, — согласилась Делла Стрит, — только как бы с этой монетой не просчитаться.
  Из-за двери донесся пронзительный вопль попугая, завершившийся демоническим хохотом.
  Глава 14
  Поскольку в деле Эвелин Багби была замешана кинозвезда, а само дело казалось сотканным из противоречий, пресса следила за ним с пристальным вниманием.
  Фрэнк Нили боялся сцены, точнее, сценических представлений, каковыми являются судебные разбирательства. Нили на время ослеп, когда, входя в зал суда рядом с Перри Мейсоном, получил прямо в лицо залп вспышек фоторепортеров.
  — О господи! — шепнул он. — Я понятия не имею, как вести себя дальше, мистер Мейсон. Выступать в суде наравне с вами — это такая дерзость с моей стороны, что…
  — Держитесь увереннее, — с улыбкой подсказал Мейсон. — И смотрите на вещи проще. Главное — ястребом следите за свидетелями и манипулируйте их показаниями так, чтобы из них вытекала польза для вашего клиента.
  — Если картина преступления, столь живописно воссозданная сержантом Холкомбом, верна во всех деталях, положение нашей клиентки весьма незавидное, — заметил Нили.
  — Оно всегда таково на первых порах, когда у полиции есть складная и хорошо проработанная версия, — кивнул Мейсон. — Все, что нам пока надо, — внимательно следить за изложением фактов. Ага, вот и судья.
  В зал вошел судья Киппен.
  — Слушается дело «Народ против Эвелин Багби», — произнес он сакраментальную фразу, открывавшую судебное заседание.
  — Обвинение готово.
  — Защита готова, — отозвался Мейсон.
  — Вызывайте свидетелей, — распорядился судья.
  Окружную прокуратуру представлял на суде заместитель окружного прокурора Джеффри Строн — молодой юрист, сравнительно недавно занявший этот пост, но делавший стремительную карьеру судебного заседателя. Ходили слухи, что Строн жаждал схлестнуться с Перри Мейсоном в зале суда и показать ему, где раки зимуют. Первым из свидетелей он пригласил Гарри Боулза.
  Нили нагнулся и шепнул на ухо Мейсону:
  — Ох, как мне хочется, чтобы вы надрали ему задницу!
  Джеффри Строн, казалось, услышал это пожелание. Он встал, иронически ухмыльнулся и, после того как свидетель присягнул и ответил на обязательные вопросы, спросил:
  — Вы знали Стива Меррила при жизни?
  — Да, сэр.
  — Где он сейчас?
  — Он мертв.
  — Вы видели труп Стива Меррила?
  — Да, сэр, видел.
  — Где?
  — В морге округа.
  — Вы опознали в погибшем Стива Меррила?
  — Да, сэр.
  — Ваша очередь, — бросил Строн Мейсону.
  Мейсон ласково улыбнулся Боулзу.
  — Как долго вы были знакомы со Стивеном Меррилом, мистер Боулз?
  — Очень недолго. Так случилось, что он подыскал мне квартиру в том же доме, в котором жил сам.
  — Мистер Боулз, знали ли вы покойного в то время, когда он подвизался под именем Стаунтона Вестера Гладдена?
  — Протестую, Ваша Честь! Считаю вопрос неправомерным, не относящимся к делу и несущественным, — резко отозвался Строн.
  — Это ведь перекрестный допрос, Ваша Честь, — пожал плечами Мейсон.
  — Минуточку, — произнес судья Киппен, наклоняясь и разглядывая Мейсона поверх очков. — Это пока еще не суд, а предварительное разбирательство. Цель его состоит в том, чтобы установить, было ли совершено преступление, и если факт такового подтвердится, определить, есть ли достаточные основания полагать, что ответчица участвовала в указанном противозаконном деянии. Поэтому суд не намерен вдаваться в формально-юридические споры относительно правомерности тех или иных вопросов, но и превращать этот процесс в спектакль не собирается тоже. Я допускаю полемику по существенным вопросам, но буду решительно пресекать какие бы то ни было драматические фейерверки и прямые столкновения с переходом на личности. Протест отклоняется. Свидетель, отвечайте на вопрос.
  — Знали ли вы покойного тогда, когда он называл себя Стаунтоном Вестером Гладденом? — повторил Мейсон.
  — Нет, сэр. Но в день своей смерти он признался мне, что однажды использовал это имя.
  — У меня все, — сказал Мейсон.
  — Вопросы у обвинения? — спросил судья Киппен.
  — Нет вопросов, Ваша Честь.
  — Свидетель может считать себя свободным. Кто следующий?
  — Уильям Феррон.
  Феррон вышел вперед, принес присягу и подтвердил, что опрашивал ответчицу в кафе «Древо Джошуа» в тот вечер, когда было совершено предполагаемое убийство.
  — Ответчица делала какие бы то ни было заявления?
  — Да, делала.
  — Эти заявления были сделаны добровольно и без принуждения с вашей стороны?
  Феррон улыбнулся.
  — Они были сделаны в присутствии ее адвоката.
  — Мистера Перри Мейсона?
  — Совершенно верно.
  Феррон в подробностях пересказал то, что услышал от подсудимой. Затем свидетель дал показания относительно поездки по горной дороге и обнаружения сломанного ограждения, рассказал о том, как был найден труп, а также обо всем прочем, что случилось после этого.
  — Задавайте вопросы, — предложил Строн.
  — Нет вопросов, — ответил Мейсон.
  — Для дачи свидетельских показаний приглашается сержант Холкомб, — объявил Строн.
  Холкомб вышел вперед, принес присягу и, явно довольный собой, уселся в свидетельское кресло, всем своим видом показывая, что намерен оставаться в нем на протяжении длительного времени. Отвечая на вопрос Строна, он указал должность, занимаемую им в городской полиции, и пояснил, что городской отдел по расследованию убийств был поставлен службой шерифа в известность о случившемся на горной дороге после того, как выяснилось, что труп пострадавшего находится на городской территории.
  — И что вы увидели на месте происшествия?
  — Шел дождь. Машина лежала у подножия горы. Там уже были представители коронера и полицейские фотографы.
  — Что вы предприняли?
  — Я спустился вниз, чтобы осмотреть труп, а затем, когда были сделаны снимки, зафиксировавшие точное положение тела в машине, помог его извлечь. Обратил внимание парней из службы шерифа на некоторые обстоятельства, которые счел особенно важными.
  — Что вы имеете в виду?
  — Я полагал, что очень важно зафиксировать и запротоколировать положение переключателя света в машине.
  — И каковым оно было?
  — Переключатель находился в положении «выключено».
  — Вы говорите о переключателе фар того автомобиля, который лежал на дне ущелья и в котором находилась жертва?
  — Совершенно верно.
  — Значит, фары были выключены?
  — Да, сэр.
  — Вы говорили с ответчицей об этом?
  — Да, сэр.
  — При этом оказывали на нее какое-либо давление, чтобы вынудить дать показания?
  — Нет, сэр.
  — Не было никаких угроз?
  — Не было, сэр.
  — Все высказывания ответчицы были сделаны ею добровольно, без всякого принуждения?
  — Да, сэр.
  — Вы спрашивали ответчицу о фарах того автомобиля, который, по ее словам, пытался столкнуть ее машину с обрыва?
  — Да, сэр. Спрашивал.
  — И какой ответ получили?
  — Она ответила, что фары были включены, что они ярко горели, что их свет, отражавшийся от ветрового стекла ее машины, весьма ей мешал.
  — Вам удалось найти оружие, с помощью которого было совершено преступление?
  — Да, сэр.
  — Где оно находилось?
  — У Перри Мейсона, адвоката обвиняемой.
  — Где конкретно?
  — В перчаточном ящике его машины.
  — Когда вы его заполучили?
  — Часов в одиннадцать вечера.
  — Где?
  — Мейсон приехал в ресторан «Горная корона». Там работает ответчица. Адвокат, вероятно, пытался увидеться с ней до того, как…
  — Нас не интересуют ваши предположения, — перебил его Строн. — Вы ведь полицейский и знаете, как следует давать свидетельские показания. Вы должны излагать факты и только факты. Теперь расскажите нам о том, что там произошло.
  — Я спросил мистера Мейсона о револьвере, который он получил от обвиняемой — то есть о том револьвере, который обвиняемая передала мистеру Мейсону в ресторане, когда излагала свою версию случившегося мистеру Феррону, помощнику шерифа.
  — И мистер Мейсон отдал вам револьвер?
  — Да, сэр. Точнее, он признался в том, что револьвер у него, и протянул руку к перчаточному ящику. Тогда я открыл крышку ящика и вытащил оттуда револьвер.
  — Где он сейчас?
  — Здесь, у меня.
  — В каком состоянии находилось оружие в тот момент, когда оказалось у вас?
  — В том же, в каком находится сейчас.
  — Специально обращаю внимание присутствующих на барабан револьвера. Сержант Холкомб, там были четыре снаряженных патрона и две пустые гильзы, не так ли?
  — Да, сэр. Совершенно верно.
  — То есть в настоящий момент револьвер находится в таком же состоянии, в котором находился тогда, когда был передан вам?
  — Да, сэр.
  — Вы можете дать в этом клятву?
  — Да, сэр.
  — Ваша Честь, я прошу приобщить это оружие к материалам дела в качестве вещественного доказательства под литерой «А».
  — Я хотел бы задать несколько вопросов относительно этого оружия, а также допустимости приобщения его к материалам дела, — сказал Мейсон.
  — Очень хорошо.
  Холкомб смотрел на Мейсона с вызовом.
  — Вы утверждаете, сержант, что оружие находится в том же состоянии, в котором оно находилось тогда, когда попало в ваши руки?
  — Да, сэр.
  — И его не трогали?
  — Никоим образом, сэр.
  — Вы отдавали оружие на баллистическую экспертизу, не так ли?
  — Да, сэр.
  — Вам известно, что при баллистической экспертизе производятся пробные выстрелы? Вы присутствовали при том, как производились пробные выстрелы из этого револьвера?
  — Да, сэр.
  — Чтобы произвести эти самые пробные выстрелы, нужно было вытащить стреляные гильзы из…
  — Конечно. И не только стреляные гильзы. Патроны, оставшиеся в револьвере, — вещественные доказательства. Мы хотели убедиться в том, что пуля, послужившая причиной смерти потерпевшего, идентична по некоторым признакам остальным, находившимся в патронах, которыми заряжен был барабан. Поэтому мы не использовали при испытаниях указанные патроны.
  — Прекрасно, — сказал Мейсон. — Значит, вы разрядили револьвер, произвели пробные выстрелы, использовав при этом другие патроны, затем вставили в барабан извлеченные из него ранее пустые гильзы и патроны.
  — Совершенно верно.
  — Кто этим занимался?
  — Лично я, сэр.
  — В таком случае, — сказал Мейсон, — потрудитесь уточнить, чем вы можете доказать, что пустые гильзы занимают в настоящий момент те же самые гнезда, которые они занимали до пробной стрельбы.
  — Но… но это не имеет никакого значения!
  — Утверждая, что оружие находится в том же состоянии, в котором оно было в тот момент, когда попало в ваши руки, вы учитывали лишь практические аспекты, не так ли?
  — Да, сэр.
  — Вы пытались установить владельца оружия по заводскому номеру последнего?
  — Конечно.
  — И что же вы установили?
  Судья Киппен вскинул брови.
  — Этот вопрос, насколько я понимаю, исходит непосредственно от защитника, — сказал он.
  — Совершенно верно, — согласился Мейсон. — С формальной точки зрения моя подзащитная может иметь некоторые возражения относительно отдельных моментов следствия, но я не вижу смысла в том, чтобы привлекать в качестве свидетеля продавца оружия или дотошно исследовать регистрационные документы. В этом отношении я полностью доверяю высочайшему профессионализму сержанта Холкомба…
  — Спасибо, — саркастически скривился Холкомб.
  — …так что я хотел бы предоставить ему возможность сообщить о результатах его расследования. Что вы установили, сержант?
  — Я установил, что этот револьвер был продан 25-го числа прошедшего месяца в магазине спортивных товаров в Ньюпорт-Бич некоему Мервину Олдричу. Я установил также, что Мервин Олдрич приобрел это оружие в целях самозащиты, что он имел на него соответствующее разрешение, что он хранил его в перчаточном ящике своего автомобиля, что оно было оттуда украдено, что…
  — Минутку, — перебил его судья Киппен. — Я не вижу смысла в пересказе показаний иного свидетеля. Господин заместитель окружного прокурора, присутствует ли в суде мистер Олдрич?
  — Да, Ваша Честь, — сказал Джеффри Строн.
  — Насколько я понимаю, считается, что револьвер был похищен у мистера Олдрича при обстоятельствах, дающих обвинению возможность утверждать, что это было проделано обвиняемой?
  — Совершенно верно, Ваша Честь.
  — Полагаю, что мы могли бы услышать об этом непосредственно из уст мистера Олдрича.
  — Да, Ваша Честь.
  — В таком случае я предлагаю отпустить сержанта Холкомба и пригласить мистера Олдрича занять его место, — подал голос Мейсон.
  — Один момент! — поспешно отозвался Строн. — У меня нет возражений относительно того, чтобы выслушать мистера Олдрича. Я собирался выставить его в качестве свидетеля обвинения, но не вижу нужды делать это сию минуту. Чтобы решить вопрос о приобщении оружия к материалам дела в качестве вещественного доказательства, требуется совсем немного: указать, что оно находилось у ответчицы, и зафиксировать тот факт, что именно оно было использовано в качестве орудия убийства Стивена Меррила.
  Судья Киппен посмотрел на Мейсона.
  — Что скажет на это защита?
  — С процессуальной стороны корректность позиции обвинения не вызывает сомнения, — сказал Мейсон, — но я хотел бы обратить внимание Высокого Суда на два момента. Во-первых, обвинение пока еще не доказало, что этот револьвер — тот самый, из которого вылетела пуля, убившая Стивена Меррила. Во-вторых, не доказано также то, что он когда-нибудь находился в руках у моей подзащитной.
  — Что вы хотите этим сказать? — удивился Строн. — Вы же сами передали его сержанту Холкомбу.
  — Он извлек револьвер из моей машины, — сказал Мейсон. — А я — не то же самое, что ответчица.
  — Но вы представляете ее интересы.
  — Только как адвокат. Однако я и в этом качестве даже словом не обмолвился о револьвере как орудии преступления. Может быть, я смогу доказать это, задав сержанту Холкомбу несколько вопросов. — Мейсон, благожелательно улыбаясь, повернулся к Холкомбу. — Помните, сержант, когда я приехал в «Горную корону», вы подошли ко мне и спросили о револьвере, который мне передала Эвелин Багби?
  — Да, только, мне кажется, я спросил о револьвере, послужившем орудием убийства.
  — И вы, надеюсь, не станете отрицать, что после этого, оттолкнув меня, запустили руку в перчаточный ящик моего автомобиля и выудили оттуда вот этот самый револьвер, о котором идет сейчас речь?
  — Вы недопустимо медлили с передачей мне револьвера, и я вынужден был сам его у вас забрать, — запальчиво заявил Холкомб.
  — Мне кажется, что это нюансы формального характера, — заметил судья Киппен. — Есть ли у защиты действительно серьезные основания полагать, что этот револьвер — не то оружие, которое использовалось для убийства? Быть может, вы хотите доказать, что убийство было совершено при смягчающих вину обстоятельствах?
  — В отношении оружия, Ваша Честь, — ответил Мейсон, — я хочу одного: пусть мне предъявят неоспоримые доказательства того, что именно оно было орудием преступления.
  — Могу я узнать, почему вы так на этом настаиваете? — спросил судья Киппен. — Мне кажется, что вам, как адвокату, следует с большим благоразумием принимать то, о чем не может быть двух мнений.
  — Как вы уже слышали, Ваша Честь, из этого револьвера проводились опытные стрельбы. Эксперты сравнили полученные образцы пуль с той, которая послужила причиной смерти потерпевшего, — сказал Мейсон, — и я хочу поскорее ознакомиться с результатами этой экспертизы, чтобы моя подзащитная смогла внимательно изучить фотоматериалы и должным образом подготовиться к защите.
  — Понятно, — сказал судья Киппен. — Думаю, это можно устроить. Мистер Строн, у вас, несомненно, уже есть среди прочих бумаг заключение баллистической экспертизы. Почему бы вам не познакомить с ним Высокий Суд и не доказать наконец, что именно этот револьвер послужил орудием убийства? А затем, доказав, что он находился у ответчицы, вы сможете…
  — В этом-то и загвоздка, Ваша Честь, — досадливо скривился Строн. — Пуля, послужившая причиной смерти жертвы, оказалась очень сильно деформированной. Она совершенно плоская с одной стороны, а со второй имеет некоторые повреждения, нанесенные во время вскрытия хирургическим инструментом, когда ее извлекали из головы потерпевшего.
  — Вы хотите сказать, что пулю невозможно идентифицировать? — спросил судья Киппен.
  — Э-э, я… С вашего разрешения, я хотел бы задать этому свидетелю еще несколько вопросов, чтобы внести ясность, — поспешно сказал Строн.
  — Задавайте.
  — Надеюсь, я смогу представить два или три вещественных доказательства, которые окажутся столь красноречивыми, что снимут все сомнения относительно сути произошедшего. Сержант Холкомб, я хочу обратить ваше внимание на наволочку, находившуюся на голове потерпевшего. Она у вас с собой?
  — Да, сэр. Она здесь.
  Сержант Холкомб открыл небольшую сумку и достал оттуда наволочку в бурых пятнах крови.
  — Скажите, сержант, вы обнаружили на этой наволочке метку прачечной?
  — Да, сэр. Обнаружил.
  — Вам удалось установить, какой прачечной эта метка?
  — Да, сэр.
  — Вы нашли другие наволочки с теми же метками?
  — Да, сэр.
  — Где?
  — В бельевой ресторана «Горная корона».
  — Вы осматривали комнату ответчицы?
  — Да, сэр.
  — И кровать тоже?
  — Да, сэр, осматривал.
  — Когда?
  — Почти сразу же после того, как приехал в «Горную корону».
  — И что вы обнаружили?
  — На кровати лежали две подушки. Одна из них была в наволочке, на второй наволочка отсутствовала.
  — Что касается наволочки на голове Стива Меррила, как по-вашему, она была натянута на нее до или после смерти упомянутой жертвы?
  — После смерти, сэр, и…
  — Минутку, — вмешался судья Киппен. — В том, как вы задаете вопросы, заметна тенденциозность, которая может спровоцировать нужный вам ответ свидетеля.
  — Защита не возражает, — сказал Мейсон. — Мы готовы пойти навстречу обвинению во всем том, что не считаем спорным.
  — Не считаете спорным? — переспросил удивленный судья.
  Строн вскочил и шагнул к столу адвокатов.
  — То есть вы признаете, что наволочка оказалась на голове потерпевшего после его смерти? — недоверчиво сказал он.
  Мейсон пожал плечами.
  — Я не вношу протеста против заданного вопроса. Вы же можете делать из этого любые выводы, какие только пожелаете. Я всего лишь известил Высокий Суд о том, что предпочитаю воздержаться от протеста, когда нахожу факт бесспорным.
  Строн медленно опустился на сиденье. Он казался изрядно озадаченным.
  — Хорошо, продолжайте, — раздраженно бросил судья. — Свидетель, отвечайте на заданный вопрос.
  — Наволочка была натянута на голову потерпевшего уже после его смерти, — сказал Холкомб. — В ней есть дыра. Но дыра эта не от пули — вокруг нее нет следов пороха, пороховой гари и прочих характерных признаков. В то же время такие следы найдены на волосах и коже головы убитого. Мы провели следственный эксперимент, пытаясь установить, каким образом могли возникнуть подобного рода пороховые отметины, и обнаружили, что они появляются, если выстрел производится с расстояния около восьми дюймов от цели или, если быть точным, с расстояния от семи до девяти дюймов.
  — Какое оружие использовалось в эксперименте? — спросил Мейсон.
  — Вот этот револьвер.
  — Иными словами, — сказал судья Киппен, — вы утверждаете, что этот револьвер и был орудием убийства?
  — Да. У меня нет ни малейших сомнений, Ваша Честь, — заявил Строн. — То, что пулю, послужившую причиной смерти жертвы, не удалось идентифицировать с той же легкостью, с которой были идентифицированы иные пули, обусловлено только неблагоприятным стечением обстоятельств. Однако я могу с помощью косвенных улик доказать, что убийство совершилось с использованием именно этого оружия.
  — Доказывайте, — приказал судья Киппен.
  — Итак, вы утверждаете, — Строн повернулся к сержанту Холкомбу, — что наволочка была натянута на голову потерпевшего после его смерти?
  — Совершенно верно.
  — И в качестве одного из доказательств этого вы приводите отсутствие на ней пороховой гари и прочих отметин?
  — Да, сэр. Отметьте также тот факт, что дыра в ней проделана не пулей.
  — У вас есть и иные доказательства?
  — Да, сэр.
  — Какие же?
  — Когда наволочку натягивали на голову потерпевшего, ее слегка перекосили, чтобы совместить заранее прорезанные дыры с глазами. Иными словами, наволочка, натянутая на голову мертвого уже человека, оказалась не совсем на месте, и ее поправили. В результате на внутренней стороне наволочки остался хорошо заметный след — пятно крови, имеющее характерную вытянутую форму. По-иному объяснить появление этого пятна на наволочке не представляется возможным. Вы можете убедиться в этом сами.
  — А ну-ка, покажите мне наволочку, — попросил судья Киппен.
  Он внимательно осмотрел удлиненное кровяное пятно и удовлетворенно хмыкнул.
  — Да, конечно, — заявил он, — вывод свидетеля основан на фактах, факты эти налицо и, похоже, не дают ни малейшего повода для сомнений.
  — Я тоже так думаю, — охотно согласился Мейсон.
  — Но вы не можете признать этого! — воскликнул Строн. — Иначе от вашей защиты ничего не останется!
  — Спокойнее, джентльмены, спокойнее, — проворчал судья Киппен. — В предварительных слушаниях, кажется, намечается неожиданный поворот. Тому, на чем, казалось, должна была бы строиться стратегия защиты, адвокат не придает ни малейшего значения, зато он разворачивает упорнейшую борьбу вокруг аспекта дела, кажущегося на первый взгляд чисто академическим, и настаивает на точном соблюдении всех формальностей.
  — Я настаиваю лишь на том, чтобы соблюдались права моего клиента, — сказал Мейсон.
  — Да-да, понимаю, — буркнул судья Киппен. — Но вы отнюдь не облегчаете обвинению его задачу по идентификации орудия убийства, мистер Мейсон.
  — Я и не собирался этого делать.
  Судья посмотрел на Строна.
  — Ладно, — мрачно отозвался тот. — Все в порядке. Мы докажем свою правоту. — Он снова повернулся к сержанту Холкомбу. — Сержант, вы говорили о том, что из этого револьвера стреляли дважды. Я не ошибся?
  — Нет, сэр.
  — Полиция считает, что одна из пуль попала в голову жертвы. Что случилось со второй пулей?
  — Она угодила в деревянный столб дорожного ограждения, установленного над обрывом.
  — Вы можете описать место, где найдена пуля?
  — Да, сэр. У меня есть фотография, которая была сделана на следующий день, на рассвете. На ней зафиксирован пролом в ограждении. Пуля извлечена, она в отличном состоянии. Хотя баллистическая экспертиза производилась не мной, я при этом присутствовал, и у меня нет никаких сомнений в том, что…
  — Давайте оставим разговор о баллистике, — поспешно перебил его Строн. — Вы ведь не специалист в этой области.
  — Но я следователь, а это требует знания многих вещей…
  — Да-да, — вновь перебил его Строн. — Но я намерен пригласить для дачи свидетельских показаний эксперта из криминалистической лаборатории, а от вас хочу только одного — чтобы вы помогли идентифицировать пулю. Вот она. На ее задней, или лучше сказать хвостовой, части заметны насечки. Вы не знаете, откуда они там появились?
  — Знаю, сэр. Я сам их нанес.
  — С какой целью?
  — Чтобы пометить.
  — Где вы взяли эту пулю?
  — Я извлек ее из столба опоры ограждения, стоявшего у края дороги. Он обозначен на фотографии.
  — Что ж, я думаю, что вам пора уступить место эксперту, о котором я говорил, — сказал Строн и добавил, обращаясь к судье: — Позвольте считать револьвер материалом для идентификации за литерой «А», фотографию — материалом аналогичного характера за литерой «Б», а пулю — материалом за литерой «В».
  — Погодите, — вмешался Мейсон, когда сержант Холкомб совсем уже было собрался покинуть место свидетеля. — Вы предъявили суду пулю. Это второй из оговоренных вами материалов для идентификации. Я хотел бы задать свидетелю несколько вопросов, относящихся к этому материалу.
  Строн недовольно поморщился.
  — Когда вы впервые заметили эту пулю в столбе? — спросил Мейсон.
  — Пулю в столбе не увидишь, пока не извлечешь ее оттуда, мистер Мейсон. А у меня не было с собой соответствующего инструмента.
  — Хорошо, давайте изменим вопрос. Когда вы впервые обратили внимание на отверстие в столбе?
  — Почти сразу же после того, как прибыл на место происшествия. Из револьвера стреляли дважды, так что я знал, что где-то поблизости должны быть две пули. Я подумал, что одна из пуль вполне могла попасть во что-то твердое и застрять там. Так оно и оказалось.
  — После этого вы продолжили осмотр окрестностей? Да или нет?
  — Что вы имеете в виду?
  — Вы не стали осматривать окрестности после того, как обнаружили отверстие в столбе?
  — Ну… Я огляделся по сторонам, но… Там ведь нечего уже было искать после того, как я нашел вторую пулю.
  — Понятно, — сказал Мейсон. — У меня все.
  — Я собираюсь попросить сержанта Холкомба уступить место свидетеля Александру Редфилду, — сказал Строн, обращаясь к судье Киппену. — Мистер Редфилд — известный специалист в области баллистики.
  — Пожалуйста, — кивнул судья.
  Место свидетеля занял Александр Редфилд — худощавый мужчина с высокими скулами и большими, чуть навыкате, серыми глазами. Двигался он осторожно и был очень осмотрительным в высказываниях, словно боялся сболтнуть что-нибудь лишнее. Редфилд принес присягу и отрекомендовался как эксперт в области баллистики и идентификации огнестрельного оружия.
  — Я передаю вам, — сказал Строн, обращаясь к эксперту, — пулю, опознанную сержантом Холкомбом. Она фигурирует в протоколах как идентификационный материал под литерой «В». Видели ли вы эту пулю раньше? Если да, то укажите, где и когда вы ее видели.
  — Да, сэр. Я увидел ее после извлечения. Точнее, вначале я увидел столб и пулевое отверстие, а затем наблюдал, как сержант Холкомб извлекает эту пулю из столба.
  — Вы можете указать на схеме, где именно это происходило?
  Свидетель взял схему и отметил крестиком место обнаружения пули.
  — Схема взята нами из материалов следствия, — сказал Строн. — Точнее, это копия той схемы, которая находится среди этих материалов. Надеюсь, защита не станет возражать, если мы представим ее как вещественное доказательство под литерой «Г»?
  — Нет возражений, — сказал Мейсон и тут же прошептал на ухо молодому адвокату: — Проснитесь, Нили. Дайте им понять, что вы тоже участвуете в судебном процессе.
  — Я боюсь опротестовать не то, что надо, — тоже шепотом ответил Нили. — Вы так озадачили обвинителя, что он не может взять в толк, каким образом вы собираетесь дать ему бой.
  — Не так уж важно, что опротестовывать. Давите на все, что подвернется. Надо, чтобы они выложили на стол все важные факты вне зависимости от того, в чью пользу они говорят. Не возвращайтесь к тому, о чем мы уже знаем. Внесите в процесс некоторое оживление и дайте присяжным пищу для размышлений. Вспомните, в конце концов, что здесь, в этом зале, за нашими спинами, сидит ваша невеста, сидят ушлые репортеры, которые все берут на заметку.
  — Хорошо, — вздохнул Нили. — Попытаюсь воспользоваться первой же оказией. Если меня понесет не туда, дерните за пиджак.
  Мейсон поудобнее устроился в кресле.
  — Мистер Редфилд, вам знаком этот револьвер, — продолжал между тем Строн, — так называемый кольт «кобра», который мы собираемся представить суду в качестве вещественного доказательства, а пока считаем материалом для идентификации под литерой «А»?
  — Да, сэр.
  — Вы проводили пробные стрельбы из этого револьвера?
  — Да, сэр.
  — Как это делается?
  — Э-э… Стреляют в коробку, плотно набитую ватой. Коробка должна быть достаточно длинной, чтобы остановить пулю, не причинив ей повреждений.
  — Что происходит дальше?
  — Дальше осматривают пулю под микроскопом, изучают следы на ней.
  — Вы не могли бы в общих чертах рассказать нам о том, что это за следы и откуда они берутся?
  — Ну… Их можно разделить на следы общего и индивидуального характера.
  — Что представляют собой следы общего характера?
  — Это царапины, которые остаются на поверхности пули после ее прохождения по нарезному каналу ствола. Они имеют вполне определенную глубину и ширину, можно оценить их количество и направленность, а по общим характеристикам — установить вид и калибр огнестрельного оружия, из которого была выпущена пуля.
  — А следы индивидуального характера?
  — Это микроцарапины, оставляемые на пуле мельчайшими неровностями внутренней поверхности ствольного канала. Абсолютно гладких поверхностей в природе не существует, и эти неровности в каждом из стволов, конечно же, разные, поэтому оставляемые ими на пулях еле заметные следы можно по значимости сравнить с отпечатками пальцев.
  — А теперь скажите, вы сравнивали пулю, извлеченную из столба опоры ограждения, с пулями, выстреленными из этого револьвера при пробных стрельбах?
  — Да, сэр, сравнивал.
  — Таким образом вы получили возможность указать, из какого револьвера была выпущена пуля, извлеченная из столба, не так ли?
  — Да, сэр. Я сравнил общие и индивидуальные характеристики и могу с полной уверенностью утверждать, что она вылетела из ствола этого револьвера.
  — Так. Теперь давайте поговорим о пуле, послужившей причиной смерти потерпевшего. Ее извлекли и направили вам, не так ли?
  — Да, сэр.
  — Вы проводили ее экспертизу?
  — Хочу заметить, что эта пуля оказалась сильно деформированной. Она была в очень плохом состоянии, но мне все же удалось выявить общие характеристики, позволяющие утверждать, что она была выпущена из кольта тридцать восьмого калибра.
  — А что можно сказать о ее индивидуальных характеристиках?
  — Я не могу в данный момент идентифицировать пулю на основании ее индивидуальных характеристик. От нее мало что осталось…
  — Итак, Ваша Честь, — Строн повернулся к судье, — я вновь повторяю свое предложение приобщить указанный револьвер к делу в качестве вещественного доказательства.
  — Вношу протест, Ваша Честь, — произнес Нили, выпрямляясь во весь рост и расправляя плечи. — Это предложение неправомерно, неуместно и несущественно. И не обосновано должным образом. Отсутствует всякая взаимосвязь.
  Судья Киппен посмотрел на молодого адвоката. Взгляд его был доброжелательным, но в то же время исполненным некоей мрачной решимости.
  — Давайте-ка разберемся, мистер Нили, — сказал он. — Вы возражаете против приобщения к делу в качестве вещественного доказательства этого вот револьвера, который, по всеобщему признанию, находился у ответчицы. Возражаете только потому, что оказалось невозможным провести сопоставительную экспертизу, чтобы идентифицировать пулю, послужившую причиной смерти потерпевшего. Я правильно вас понял?
  — Мы не признаем, что револьвер находился у ответчицы. Он был у мистера Перри Мейсона.
  Судья Киппен покачал головой.
  — Может быть, с формальной точки зрения и существует какая-то разница, но я не собираюсь вдаваться слишком глубоко в формальности. Если факт передачи обвиняемой оружия мистеру Мейсону имеет какое-то значение, он будет особо отмечен в дальнейшем, но зачем же препятствовать в приобщении револьвера к делу? Этого я никак не могу понять.
  — Чтобы предотвратить судебную ошибку. Ибо, с позволения суда, никому не известно, из этого ли револьвера вылетела пуля, отправившая на тот свет потерпевшего, — настаивал Нили.
  — Но ведь все указывает на то, что речь идет именно об этом револьвере. Ответчица сама сообщила полицейским о том, что стреляла из револьвера в направлении машины, водителем которой был человек с наволочкой на голове.
  — Отсюда совершенно очевидно следует, — заявил Мейсон, поднимаясь и становясь рядом с молодым коллегой, — что этот водитель никак не может быть тем мужчиной, чей труп найден в каньоне.
  — Почему? — спросил, недоумевая, судья Киппен.
  — Потому, что свидетельства, предъявленные суду обвинением, недвусмысленно указывают на то, что наволочка была натянута на голову потерпевшего после его смерти, — заявил Мейсон.
  — По мнению обвинителя, именно это доказывает вину ответчицы, — сказал судья Киппен.
  — Совершенно верно, — согласился Мейсон. — А вот моя подзащитная считает это доказательством того, что убитый никоим образом не может быть тем человеком, в которого она стреляла.
  — Что вы говорите? Как это может быть? — спросил, резко подавшись вперед, судья. — Вы исходите из того, что на дороге находились два человека с наволочками на головах?
  — А почему бы и нет? — пожал плечами Мейсон. — Пусть обвинение докажет, что этого не было.
  Судья покачал головой.
  — Если дело только в формальностях, — заявил он, — я считаю, что ваши протесты могут иметь какое-то значение скорее для оценки значимости вещественного доказательства, чем для признания его таковым, и если у вас нет каких-то вполне определенных оснований полагать, что…
  — Думаю, такие основания имеются, Ваша Честь, — сказал Мейсон. — Я хотел бы предложить суду осмотреть то место, где происходила эта самая стрельба.
  — И что это нам даст? — поморщился судья Киппен.
  — Мы намерены представить позицию защиты, — сказал Мейсон, — и я рассчитываю на то, что суд лучше ее поймет, когда воочию увидит арену, на которой разыгрались события.
  — Есть возражение! — вмешался, вскочив на ноги, Джеффри Строн. Его голос дрожал от злости. — Вам всем известно, что защитник обожает устраивать театральные представления в ходе предварительных слушаний. Но у предварительных слушаний совсем иные функции. Их задача — лишь установить, было или не было совершено преступление, и если таковое имело место, оценить достаточность или недостаточность оснований считать, что его совершил ответчик. Предъявленных обвинением доказательств вполне хватает, чтобы утвердительно ответить на оба вопроса.
  — Да, — кивнул судья Киппен. — Суд склонен согласиться с обвинителем, мистер Мейсон.
  — Ваше право, — пожал плечами адвокат, садясь на место.
  — Нет, погодите-ка, — сказал судья. — Я вовсе не хотел лишать вас возможности продолжать спор, мистер Мейсон, — главное, чтобы он был аргументированным.
  — А тут и спорить-то, собственно, не о чем, — ответил адвокат. — Учтя все показания заслушанных нами свидетелей, можно сделать вполне определенный вывод: произошло убийство и существуют некоторые улики, указывающие на мою подзащитную как на виновницу этого преступления.
  — Тогда чем вы недовольны?
  — Я считаю, что собранных улик явно недостаточно, чтобы выносить дело на суд присяжных.
  — Вот теперь понятно, — улыбнулся судья.
  — Минутку, — вновь подал голос Джеффри Строн. — Вношу протест. Я считаю, что…
  — Вы хотите воспрепятствовать ответчице воспользоваться ее правом изложить контрдоводы? — холодно осведомился Мейсон.
  — Нет, конечно же, но… Вернемся к вашему эффектному предложению выехать для осмотра места происшествия. Я не понимаю, что это может дать. Ведь у нас здесь полным-полно соответствующих фотографий…
  — Дайте-ка я гляну на эти фотографии, — сказал судья Киппен. — И если я увижу, что есть хоть какая-то нужда в непосредственной рекогносцировке на местности, мы туда поедем.
  — Прикажете вызвать фотографа и провести идентификацию фотографий, Ваша Честь?
  — Это придется сделать, если…
  — О, мы этого не требуем, Ваша Честь, — живо отозвался Мейсон. — Нам время дорого не меньше, чем обвинителю. Если он клятвенно заверит нас в том, что фотографии были сделаны квалифицированным фотографом под его собственным контролем и что они дают полное и правильное представление о месте происшествия, мы не станем возражать против приобщения их к делу в качестве вещественного доказательства.
  — Прекрасно, Ваша Честь, — сказал Строн и, повернувшись к адвокату, с улыбкой добавил: — Я ценю вашу готовность сотрудничать с нами, мистер Мейсон. Может быть, я был излишне критически настроен в отношении вас…
  — Ну что вы, — ответил, тоже улыбаясь, Мейсон. — Как знать, возможно, позже у вас вновь появятся основания для критики в мой адрес.
  — Здесь десять фотографий, — сказал Строн, обращаясь к судье. — Они пронумерованы. На обратной стороне каждой из них есть описание того, что там изображено.
  — Можно мне получить копии этих фотоснимков? — спросил Мейсон.
  — Конечно, — ответил Строн, с готовностью протягивая ему комплект из десяти глянцевых фотографий форматом восемь на десять.
  Адвокаты внимательно просмотрели снимки.
  Выбрав одну из фотографий, Мейсон медленно поднялся, держа ее перед собой.
  — Ваша Честь, — сказал он, — я хотел бы обратить внимание суда и обвинителя на фотографию номер семь, на которой, судя по описанию на обороте, запечатлен тот самый столб опоры ограждения, в котором застряла пуля.
  — Да, вот она, эта фотография, — отозвался судья. — А в чем дело?
  — Прошу обратить особое внимание на дуб. Он растет позади этого столба, немного левее. На нем заметно некое странное пятнышко — с левой стороны ствола, в восьми-десяти футах от земли. Беленькое такое с черной точкой внутри…
  — Да-да, вижу, — кивнул судья Киппен. — И что с этим пятнышком?
  — Мне кажется, что это след от пули. — Мейсон опустился на сиденье.
  — Ну вот, Ваша Честь! — воскликнул Строн. — Вот она, хваленая тактика уважаемого защитника — сбить с толку, втянуть в споры и в итоге затянуть процесс! Это же пустяк какой-то, мелкий изъян то ли на бумаге, то ли на коре дерева. Это пятнышко не может быть следом от пули, потому что…
  Строн запнулся.
  — Так почему не может? — с любопытством спросил Мейсон.
  — Потому, что из револьвера были выпущены только две пули!
  — Именно так, — кивнул Мейсон. — Одна из них идентифицирована — она была в столбе опоры. Моя клиентка заявила помощнику шерифа, что дважды нажала на спусковую скобу револьвера, стреляя наугад. И вот теперь, если окажется, что вторая пуля застряла в стволе этого дуба, моя гипотеза найдет безоговорочное подтверждение — убитый никак не может быть тем, в кого стреляла мисс Багби.
  — Позвольте! — заорал Строн. — Это же полнейший абсурд! Мой блистательный оппонент расставляет ловушку. Но не надо забывать, что оружие какое-то время находилось у него. Допустим, он сам влепил по пуле в опорный столб и в ствол дуба. Что тогда мешает ему потребовать признания алиби его клиентки?
  — Ничего, — улыбнулся Мейсон. — Но и я прошу вас вспомнить кое о чем. Сержант Холкомб заявил, что он обнаружил это отверстие в столбе сразу же после того, как прибыл на место происшествия, и что появился он там до того, как оттуда уехали помощники шерифа.
  — Но сержант Холкомб ничего не говорил об этом отверстии помощникам шерифа! — выкрикнул Строн.
  — Вы что же, подвергаете сомнению достоверность показаний своего свидетеля? — холодно спросил Мейсон.
  — Ладно, — сказал судья Киппен. — Обстоятельства сложились таким образом, что суд не может возражать против выезда на место происшествия. Эта поездка отнимет у нас немного времени. Съездим туда, защитник укажет нам точное место, и мы сможем осмотреть дуб. Мистер Редфилд, суд хотел бы, чтобы вы также выехали и дали квалифицированную оценку этому самому пятну.
  — Хорошо, Ваша Честь, — ответил Редфилд.
  Почувствовав драматический поворот в ходе процесса, который не сулил поначалу особых неожиданностей, репортеры бросились к телефонам в тот самый миг, как только судья Киппен, все еще не отрывавший хмурого задумчивого взгляда от фотографий, объявил перерыв.
  Глава 15
  Кавалькада машин, поднявшись по крутой горной дороге, остановилась у только что отремонтированного ограждения.
  — Именно в этом месте была пробоина, Ваша Честь, — авторитетно пояснил сержант Холкомб.
  — Где тот столб, в котором обнаружили пулю? — спросил судья Киппен, неуверенно вертя в руках фотографию. — Ага, вижу, вот он.
  — А вот и дуб, — показал Мейсон.
  Судья с некоторым скептицизмом глянул на ствол дуба, но тут же всерьез заинтересовался им.
  — Вон там совсем недавно чем-то ободрало кору, — пробормотал он. — Похоже… Хотя нет, не будем торопиться с выводами. Давайте посмотрим повнимательнее и тогда уж решим, что могло оставить такой след.
  Сержант Холкомб, волнуясь, оттащил Строна в сторону. Вернувшись, Строн немедленно обратился к судье.
  — Ваша Честь, — заявил он, — мы не собираемся скрывать от вас ни один из известных нам фактов, но и связывать себя сомнительными пулевыми отверстиями, если нельзя точно указать ни когда эти пули были выпущены, ни кем это было сделано, не хотим тоже.
  — Вот что, — сказал судья, — коль уж речь зашла о формальностях, мистер Строн, хочу сделать вам замечание относительно действий мистера Холкомба, взявшего на себя полную ответственность за осмотр места происшествия на предмет поиска пуль. Найдя пулю в столбе опоры ограждения, мистер Холкомб тут же прекратил осмотр, посчитав, что полностью справился со своей задачей. Мне кажется, что осмотр в таких случаях должен проводиться с большей тщательностью, чтобы следователь мог с чистой совестью сказать: ни других пуль, ни заметных следов от них в ближайших окрестностях к моменту окончания первичного осмотра найдено не было.
  — Ну да! — хмыкнул Холкомб. — А как я могу помешать, если кому-то взбредет в голову устроить стрельбище на свежем воздухе?..
  — В том-то и дело, сержант, — сухо заметил судья, — если бы вы отнеслись к осмотру с большей ответственностью, нам не пришлось бы сейчас гадать, когда здесь появились пули. А теперь давайте раздобудем какую-нибудь лестницу и посмотрим, что это там на дереве.
  — Думаю, лестница найдется в том доме, что за воротами с белой аркой. Насколько мне известно, там живет художница, которая… А-а, вот и она.
  По тропинке, спускавшейся от дома, к ним медленно приближалась высокая стройная женщина с седыми волосами, длинным носом и энергично очерченным, чуть выдвинутым подбородком.
  — Что здесь происходит? — поинтересовалась она, когда подошла ближе.
  — Мое почтение, мадам, — с улыбкой произнес судья. — Мы проводим расследование в связи с тем, что тут приключилось недавно. Я — судья Киппен…
  — Да-да, — улыбнулась женщина в ответ. — А я — Мэри Юнис, занимаюсь живописью и живу, знаете ли, тут на отшибе, в полном уединении и…
  — Миссис Юнис, — судья поспешил возвести плотину перед нескончаемым потоком слов, — нам надо осмотреть дуб. Видите, вон там, наверху, царапина на коре. Мы хотим посмотреть, нет ли там пули. У вас не найдется лестницы?
  — Ну конечно, у меня есть лестница, — ответила художница. — Я с удовольствием одолжу ее вам. И пулю могу дать, если вы пули ищете.
  — Что?! — воскликнул пораженный судья Киппен.
  — Ну да, — подтвердила женщина. — Это стряслось той ночью, когда тут был этот переполох. Мне послышалось, что вроде бы звякнуло стекло, но я не придала этому особого значения. Птицы, знаете ли, бьются иногда об оконные стекла. Ну вот… И только утром на следующий день я обнаружила в одном из стекол мансарды маленькую аккуратную дырочку, а в одной из потолочных балок — вонзившуюся в нее пулю.
  — Это случилось в ту самую ночь, когда здесь произошла эта авария? — спросил судья Киппен.
  — Да, судья.
  — Когда? В котором часу?
  — Э-э… Да уже после того, как стемнело, хотя было еще довольно рано.
  — Вы слышали выстрел? Или выстрелы?
  — Нет, не слышала. Завывал ветер, машины гудели. Со временем к этому, знаете ли, привыкаешь и уже не обращаешь внимания на звуки. Мне ведь немного надо — чтобы меня не трогали. В таком образе жизни есть своя прелесть — пробуждается вдохновение, человек углубляется в свое «я», во внутреннее, так сказать, пространство, и…
  — Мадам, — судья прервал художницу, — не окажете ли вы нам любезность, проводив к своему дому? Мне не терпится взглянуть на эту пулю. Пока мы будем заниматься ею, вы, сержант Холкомб, — поймал он взглядом сержанта, — притащите сюда и приставьте к дереву лестницу. Позже мистер Редфилд поднимется и осмотрит это подозрительное пятно. Он же извлечет пулю, если она там есть. Он же, я повторяю, сержант. Я не хочу, чтобы этим занимался кто-то иной. Мы готовы следовать за вами, миссис Юнис, — вновь повернулся он к художнице.
  Сбившись в тесную кучку, приехавшие направились по тропинке к дому художницы. Время от времени окрестности ярко освещались вспышками репортерских фотоаппаратов.
  Во главе процессии чинно вышагивала миссис Юнис. Длинные стройные ноги несли ее в гору так легко, что казалось — она ступает по ровному полу. Миссис Юнис провела нечаянных гостей под арку, по крутой подъездной дорожке мимо гаража, затем по широким ступенькам на веранду и наконец пригласила в дом, насквозь пропахший красками. Поднялась в мансарду и показала отверстие в стекле и застрявшую в балке пулю.
  Тут уж за дело взялся дождавшийся-таки своего звездного часа достопочтенный эксперт по баллистике мистер Редфилд.
  — Соблюдайте осторожность, — призвал он, — и будьте очень внимательны. Вот отверстие в оконном стекле, а вот пуля. Через две точки проводится одна-единственная прямая, и мы, выглянув в отверстие под строго определенным углом, можем с удовлетворительной точностью установить, откуда прилетела эта пуля.
  Закрепив около пули кончик нитки, Редфилд протянул ее к отверстию и, примерившись, выглянул в него, прикидывая траекторию.
  — Получается? — нетерпеливо спросил судья Киппен.
  — Пуля, пробив стекло, застряла в балке. И летела она ярдов сто пятьдесят.
  Строн посмотрел сквозь дыру в стекле, затем перевел взгляд на пулю.
  — Да, похоже. Так могло быть… Но мы, Ваша Честь, не берем на себя никакой ответственности за эту пулю.
  — А я и не требую брать на себя ответственность за какие бы то ни было пули, — парировал судья. — А вот за некачественное расследование, я считаю, весь спрос с вас.
  — Не стоит всю ответственность взваливать на городскую полицию, — поморщился Строн. — Поначалу всем казалось, что это территория округа, потом… что ж, потом подключилась городская полиция и…
  — Правосудие, — перебил его судья, — это научно обоснованное применение общих законов к конкретным случаям на основании оценки совокупности фактов, предварительно установленных и соответствующим образом представленных суду. Если эти факты собраны кое-как, правосудие блуждает в потемках. Именно поэтому случаются несправедливые судебные решения и даже судебные ошибки. Когда так происходит, люди во всем винят законы. Но законы на самом деле не виноваты. Вина лежит на тех, кто плохо провел расследование. Поэтому я требую, чтобы вы свое расследование провели со всей возможной тщательностью. Я возвращаюсь к себе и возобновлю слушание в три часа пополудни. У вас есть возможность наверстать упущенное — хотя бы в том, что касается этих не известных нам ранее обстоятельств.
  — Извините, Ваша Честь, — склонил голову Строн. — Полицейские беседовали с миссис Юнис и спрашивали ее о том, слышала ли она выстрелы, но миссис Юнис не сказала им тогда ни слова о пуле…
  — Потому что сама о ней не знала, — сердито бросила художница. — Я нашла ее только наутро. Что я, ясновидица вам какая-нибудь? К тому же меня о пуле никто и не спрашивал. Мне не предлагали пройтись по дому и поискать, нет ли где чего странного. Спросили лишь о том, слышала ли я выстрелы. И даже не пытайтесь сделать из меня козла отпущения, молодой человек, — не получится, уверяю вас.
  — Нет-нет, что вы! — поспешно отозвался Строн. — Вы неправильно меня поняли.
  — Надеюсь, меня-то вы поняли правильно, — парировала она.
  — Я тоже на это надеюсь, — вмешался, улыбаясь, судья. — Извещаю всех о том, что слушание возобновится в три часа пополудни. Мы продолжим его с того момента, на котором прервали утреннее заседание.
  Глава 16
  Слухи распространяются подобно лесному пожару, и когда суд возобновил свою работу в три часа пополудни, в зале не было ни одного свободного места.
  К делу подключился сам окружной прокурор Гамильтон Бергер — крупный мужчина с широкой грудью и бычьим загривком, который восседал рядом со Строном, всем своим видом показывая, что он не из тех, с кем можно шутить.
  Ровно в три часа из своего кабинета вышел судья Киппен. Публику призвали к вниманию, и судья обманчиво мягким голосом возвестил:
  — «Народ против Эвелин Багби». Предварительное слушание. — И, чуть строже, добавил: — Стороны готовы?
  — Обвинение готово, — заявил Строн.
  — Защита готова, — эхом отозвался Мейсон.
  — Суду, чтобы разобраться в предъявляемых уликах, хотелось бы прежде всего узнать, удалось ли обнаружить еще что-нибудь на месте происшествия, — сказал судья.
  — Вдобавок к пуле, найденной в доме миссис Юнис, о чем даст подробные показания мистер Редфилд, в стволе дуба была обнаружена еще одна, которую мистер Редфилд извлек собственноручно, о чем он также доложит суду, — сказал Строн.
  — Хорошо. Приступаем, — кивнул судья. — Мистер Редфилд, я вижу, находится здесь в зале. Перед судом стоит задача — решить, можно ли приобщить к делу в качестве вещественного доказательства оружие, которое, по мнению обвинителя, было орудием преступления. Мистер Редфилд, вы уже присягали и представлялись суду как эксперт, поэтому давайте сразу же приступим к делу.
  Редфилд занял место свидетеля.
  — Итак, — поднимаясь с места, произнес Строн, — давайте поговорим о дубе и пуле, которая…
  — Надо все это упростить, — перебил его судья. — Предлагаю назвать пулю, послужившую причиной смерти потерпевшего, пулей номер один; пулю, извлеченную из столба опоры ограждения, — пулей номер два; пулю, извлеченную из дуба, — пулей номер три и, наконец, пулю, обнаруженную в доме миссис Юнис, пулей номер четыре. Предложение приемлемо?
  — Вполне, — кивнул Строн.
  — Полностью приемлемо, Ваша Честь, — присоединился к нему Мейсон.
  — Прекрасно. Так их и обозначим. Расскажите нам о пуле номер три, мистер Редфилд. Той, которая была извлечена из дуба.
  — Хорошо.
  — Так что вы там обнаружили? — нетерпеливо спросил судья, беря на себя функции заместителя прокурора.
  — Я установил, Ваша Честь, что в стволе дуба застряла пуля. Она вонзилась в него под углом и отколола кусок коры. Я установил также, что эта пуля была выпущена из револьвера, который обвинение стремится представить суду в качестве вещественного доказательства. Он фигурирует в протоколах как материал для идентификации под литерой «А».
  — Есть у вас хоть какие-либо сомнения в том, что эта пуля вылетела именно из этого револьвера?
  — Ни малейших, Ваша Честь.
  — Тогда получается, что у нас на руках три пули, выпущенные из него, при том, что в барабане было найдено всего две пустые гильзы, — заметил судья.
  Со своего места тяжеловесно поднялся Гамильтон Бергер.
  — Одну минуту, Ваша Честь, — обратился он к судье. — Я хочу высказаться по этому поводу. Я считаю, что кто-то — не стану пока называть, кто именно, хотя надеюсь сделать это еще до конца судебного разбирательства, — так вот, этот кто-то умышленно подтасовал улики по делу Эвелин Багби.
  — Это очень серьезное обвинение, — предупредил судья.
  — Совершенно верно, — подтвердил Бергер, — и я сообщаю суду, что нахожусь здесь именно из-за этого. Я хочу сам во всем разобраться и установить виновного.
  — Хорошо. Значит, вы считаете, что улики были подтасованы. И каким образом, позвольте вас спросить, мистер окружной прокурор? Как, по-вашему, это было проделано?
  — Э-э, что касается… Нет, сейчас я не готов еще ответить на ваш вопрос. Но я считаю, что улики, связанные с пулей номер четыре, возможно, окажутся более важными, чем те, которые относятся к пуле номер три.
  Судья Киппен повернулся к Редфилду.
  — Что ж, давайте поговорим о пуле номер четыре. Что вы можете сказать о ней?
  — Пуля номер четыре была выпущена из револьвера той же системы и калибра, что и тот, который заявляется обвинением в качестве вещественного доказательства, но все же не из последнего.
  — Вы уверены в этом? — спросил судья.
  — Полностью, Ваша Честь.
  — Хорошо.
  Судья повернулся к обвинителю.
  — Повторите-ка ваше предложение о приобщении револьвера к делу в качестве вещественного доказательства. Суд примет…
  — Одну минуту, Ваша Честь, — перебил его Мейсон. — Полагаю, я имею право задать пару вопросов свидетелю по этому поводу до того, как оружие получит статус вещественного доказательства?
  — Да, конечно. Суд вовсе не собирается мешать вам в выполнении ваших обязанностей, мистер Мейсон. Но при данных обстоятельствах суд вполне определенно желает иметь это оружие в своем распоряжении и под своей опекой, дабы не допустить никаких махинаций в дальнейшем или обвинений в таких махинациях.
  — Конечно, Ваша Честь, — вежливо согласился Мейсон. — Значит, я могу допросить свидетеля?
  — Да, — резко ответил судья и добавил, глядя в сторону: — В этом деле мне тоже кое-что не нравится. Суд присоединяется к заявлению мистера Гамильтона Бергера, окружного прокурора, о необходимости тщательно разобраться в том, что же произошло на горной дороге.
  — Да, Ваша Честь, — недрогнувшим голосом откликнулся Мейсон. Он, казалось, даже не подозревал, что замечание судьи, равно как и заявление прокурора, относилось прежде всего к нему. — Мистер Редфилд, скажите, пожалуйста, когда вы получили револьвер — он же материал для идентификации под литерой «А», — в барабане находились две стреляные гильзы, не так ли?
  — Да, сэр.
  — Вы знакомы с понятием, называемым в баллистике «почерком затвора»?
  — Да, сэр.
  — Что это такое?
  — Это способ идентификации стреляных гильз путем изучения под микроскопом следов, оставленных на них затвором. Когда происходит выстрел, расширяющиеся пороховые газы выталкивают пулю из ствола и в то же время прижимают медное оголовье гильзы к его казенной части.
  — И каждый из затворов оставляет на этом оголовье свои, только ему присущие следы? — спросил Мейсон.
  — Зачастую именно изучение стреляных гильз помогает окончательно идентифицировать оружие.
  — Предпринимали ли вы попытку изучить почерк затвора на стреляных гильзах, извлеченных из барабана револьвера, проходящего по настоящему делу как материал для идентификации под литерой «А»?
  — Нет.
  — А почему нет?
  — Ну… Потому что не считал нужным, — ответил, улыбаясь, Редфилд. — В барабане находились пустые гильзы. Откуда им…
  — Но, — перебил его Мейсон, — вы ведь слышали, как сержант Холкомб сообщил суду о том, что вынимал из барабана и патроны, и стреляные гильзы.
  — Это было сделано для того, чтобы предоставить мне возможность провести испытательные стрельбы.
  — У вас сохранились после этих стрельб хотя бы некоторые из гильз?
  — Да, они у меня в лаборатории.
  — Это ведь неподалеку отсюда?
  — Да, сэр.
  — Я хотел бы предложить вам следующее, — сказал Мейсон. — Раз уж вы выступаете в качестве мастера баллистической экспертизы при рассмотрении заявления обвинения о приобщении этого револьвера к делу в качестве вещественного доказательства, то попробуйте сравнить почерк затвора на…
  — Я понимаю, — сказал Редфилд. — Что ж, это очень просто и делается быстро. Я скоро управлюсь. Так мне, во всяком случае, кажется.
  — Еще вопрос: вы не изучали следы на пуле номер четыре — я имею в виду индивидуальные характеристики — и не сравнивали ли их с аналогичными следами на пуле номер один? — спросил адвокат.
  — Нет. Да и зачем бы я это делал, мистер Мейсон! Ведь пуля номер четыре, что совершенно очевидно, выпущена из другого револьвера.
  — Тем не менее, — продолжал настаивать адвокат, — было бы, на мой взгляд, целесообразно провести сравнительное исследование пуль один и четыре под микроскопом. После этого я задам вам еще несколько вопросов. — Мейсон повернулся к судье Киппену. — Я полагаю, Ваша Честь, что имею право на проведение такого рода исследований до того, как мне придется решать, соглашаться ли на приобщение оружия к делу в качестве вещественного доказательства или выступить с протестом.
  — Что ж, — сказал судья Киппен, — если суд имеет на это право, почему бы и ответчику не иметь такового? Это только лишний раз подтверждает правоту высказанного мной чуть раньше замечания о низком качестве расследования передаваемых в производство дел. И я говорю сейчас не только о праве ответчика знать все об уликах. У суда тоже есть свои права. И суд хотел бы считать, что все, связанное с пулями, подверглось самому тщательному расследованию. Я, по крайней мере, надеялся на это, когда давал такое поручение заместителю окружного прокурора.
  — Мы тоже хотим тщательного расследования, Ваша Честь, — мрачно отозвался Гамильтон Бергер. — Мы хотим знать, как могло случиться, что из револьвера стреляли четыре раза, а в барабане оказались лишь две стреляные гильзы.
  — Говоря о револьвере, вы вводите суд в заблуждение, мистер Бергер, — сказал Мейсон. — Улики, накопленные к настоящему моменту, вполне определенно указывают на то, что речь следует вести о револьверах. В этом деле замешаны по меньшей мере два револьвера.
  — Если револьвер был подменен, — рявкнул Бергер, обрушивая увесистый кулак на крышку стола, — я использую все возможности прокуратуры, чтобы выяснить, где, когда и кем была произведена такая подмена!
  — Надеюсь, вам это удастся, — сказал Мейсон, опускаясь в свое кресло.
  — У вас есть еще свидетели? — спросил судья Киппен, обращаясь к Строну.
  — Да, Ваша Честь. Я хотел бы предложить мистеру Мервину Олдричу занять место свидетеля.
  — Мистер Редфилд, отправляйтесь к себе в лабораторию и проделайте там все необходимые исследования, — сказал судья, обращаясь к эксперту. — Если вам потребуется дополнительное время, дайте мне знать об этом. Однако, поскольку фактор времени в этом деле играет очень важную роль, суд хотел бы получить результаты, пусть даже предварительные, как можно скорее. А теперь я попрошу вас уступить место мистеру Олдричу.
  Мервин Олдрич вышел вперед. Он казался совершенно спокойным, как будто атмосфера напряженного ожидания, сгустившаяся в зале суда, не оказывала на него ни малейшего воздействия. Олдрич принес присягу, назвал свое имя и указал род занятий. Усевшись в кресло, он тут же выпрямился в нем, плотно поджав губы.
  — Мистер Олдрич, — обратился к нему Строн, — я предъявляю вам для опознания револьвер системы «кольт» со стволом длиной в два дюйма и серийным номером 17475-LW, который фигурирует в материалах дела как материал для идентификации под литерой «А». Вам знакомо это оружие?
  — Да, сэр.
  — Согласно регистрационным документам, вы его купили.
  — Да, сэр.
  — Где?
  — В магазине спортивных товаров в Ньюпорт-Бич.
  — Что вы делали с этим оружием после того, как его приобрели?
  — Какое-то время носил с собой, затем держал дома и в машине.
  — Вы знаете, где находилось это оружие десятого числа этого месяца?
  — Да, сэр.
  — Где же?
  — В перчаточном ящике моей машины.
  — Ящик был на замке?
  — К сожалению, нет. Я старался держать его закрытым, но иногда забывал запереть. Когда я отправился проверить, на месте ли оружие, оказалось, что оно исчезло, а ящик не заперт.
  — Когда это случилось?
  — Вечером десятого числа.
  — Десятого числа этого месяца?
  — Да, сэр.
  — А почему вы решили проверить свой кольт?
  — Мистер Мейсон показал мне этот револьвер и спросил, узнаю ли я его. Я осмотрел оружие и ответил, что узнаю и почти уверен в том, что именно его купил в магазине.
  — Кроме серийного номера, были ли на оружии какие-нибудь опознавательные метки, по которым можно было бы с уверенностью сказать, что это оружие ваше?
  — Да, сэр.
  — Какие же?
  — Если приглядеться повнимательнее, можно заметить на рукоятке небольшую насечку.
  — Как она там появилась?
  — Была нанесена напильником.
  — Кем и когда?
  — Мной в день покупки. Я зашел к себе в мастерскую, взял трехгранный напильник и сделал на рукоятке насечку.
  — Зачем?
  — Возражаю, Ваша Честь, — вмешался Нили. — Считаю вопрос некорректным, не имеющим отношения к делу и несущественным.
  — Протест считаю обоснованным, — постановил судья.
  — Хорошо, подойдем к этому с другой стороны, — сердито сказал Строн. — Вы купили что-нибудь еще вместе с этим оружием?
  — Я купил еще один такой же револьвер.
  — И куда его дели?
  — Я отдал его своей невесте, мисс Хелен Чейни.
  — Зачем?
  — Чтобы обеспечить ей возможность самозащиты.
  — В момент приобретения револьверов или сразу же после него вы предприняли нечто такое, что помогало вам отличать их один от другого?
  Мейсон нагнулся к Фрэнку Нили.
  — Нам будет только на руку, если этот второй револьвер включат в число вещественных доказательств. Никогда не возражайте в ходе предварительного слушания против вопросов, связанных с выявлением новых вещественных доказательств. Оспаривайте только формулировку этих вопросов, чтобы вывести из равновесия обвинителя и не дать уснуть свидетелям и присяжным. А что касается остального, пусть приобщают к делу все, что им вздумается. Никогда не знаешь заранее, что сможет пригодиться. Чем больше люди говорят, когда садятся в кресло свидетеля впервые, тем больше они путаются в своих показаниях при перекрестном допросе. А Олдричу давайте-ка пощекочем для начала нервы.
  — Вы думаете, они у него есть? — улыбнулся Нили.
  Олдрич между тем заканчивал ответ:
  — …вот откуда взялась эта насечка.
  — Именно на вашем револьвере?
  — Да, сэр.
  — А теперь скажите, когда вы в последний раз видели этот револьвер? Я имею в виду — до того, как вам показал его мистер Мейсон?
  — Девятого числа.
  — Этого месяца?
  — Да, сэр.
  — И где вы были девятого числа?
  — В Риверсайде, штат Калифорния.
  — Чем вы там занимались?
  — Я отправился в Риверсайд, чтобы присутствовать на суде над ответчицей по настоящему делу.
  — Мне, конечно, известно, — поспешно сказал Строн, — что обвинение, как правило, не должно привлекать материалы иных уголовных дел. Однако бывают исключения, и я могу сослаться на некоторые прецеденты…
  — Возражений, мне кажется, не будет, — сказал судья Киппен.
  — Возможно, будут, Ваша Честь.
  — Вот тогда и пустите в ход ваши аргументы.
  — Очень хорошо, Ваша Честь. — Строн повернулся к свидетелю. — О каком суде вы говорите, мистер Олдрич?
  — О судебном процессе, на котором рассматривалось обвинение в воровстве ответчицы по данному делу. Ее оправдали. Она покинула зал суда. Я же остался, чтобы проконсультироваться у заместителя окружного прокурора и переговорить с некоторыми из свидетелей. Выйдя из здания суда, я заметил эту женщину возле моей машины. Мне и в голову тогда не пришло, что…
  — Не будем говорить о том, что происходило в вашей голове, мистер Олдрич, — резко одернул свидетеля Строн. — Нас интересуют только факты.
  — Вот вам, пожалуйста, факты, — Олдрич пожал плечами. — В тот момент, когда я заметил ответчицу, она была примерно в шести футах от места стоянки моей машины.
  — Ваша очередь, — бросил Строн в сторону стола адвокатов.
  — Давайте, — шепнул Мейсон младшему компаньону. — Возьмите его в оборот.
  — А о чем спрашивать?
  — Да о чем хотите, — ответил Мейсон, откидываясь в кресле и сцепляя руки за головой.
  — Вы купили оба револьвера в один и тот же день? — спросил Нили.
  — Да, сэр.
  — И оплатили покупку чеком?
  — Да, сэр.
  — И пометили один из револьверов напильником?
  — Да, сэр.
  — И положили помеченный револьвер в перчаточный ящик вашего автомобиля?
  — Да, сэр. Время от времени я держал его там. Случалось, однако, что я носил его в кобуре или в кармане.
  — Зачем вам понадобилось метить револьвер?
  — Чтобы избежать путаницы. Я подумал, что мисс Чейни, отправляясь куда-нибудь со мной, может прихватить свой револьвер и могут произойти всякого рода недоразумения.
  — Насколько я понял, мистер Мейсон показал вам этот револьвер вечером десятого.
  — Да, сэр.
  — В котором часу?
  — Где-то между десятью и половиной одиннадцатого.
  — Где вы находились в это время?
  — Дома у мисс Чейни.
  — А где находился мистер Мейсон?
  — Там же.
  — Так что он сделал, вы говорите?
  — Он показал мне револьвер.
  — Что вы предприняли в ответ на это?
  — Сказал ему, что, возможно, это тот самый револьвер, который я возил с собой в автомобиле.
  — И взяли его в руки?
  — Да, сэр.
  — А дальше?
  — Пошел к своей машине, заглянул в перчаточный ящик и обнаружил, что револьвера там и в самом деле нет.
  — Что было дальше?
  — Я вернул револьвер мистеру Мейсону.
  — Тот же самый револьвер?
  — Да, сэр.
  — Не похоже, чтобы я хоть чего-нибудь добился, — шепнул Нили Мейсону.
  — И не добьетесь, если и дальше будете держаться такой тактики, — шепнул в ответ Мейсон. — Бомбардируя свидетеля теми же вопросами, которые задавал ему обвинитель, и тем более в том же порядке, вы неминуемо получите те же ответы.
  — А о чем же прикажете спрашивать?
  — Спросите, какого черта ему потребовалось тащить револьвер к машине, — посоветовал Мейсон. — Он и без него мог осмотреть бардачок.
  Нили кивнул и повернулся к свидетелю.
  — Скажите, мистер Олдрич, почему вы сочли необходимым взять с собой револьвер, когда направились осматривать перчаточный ящик вашего автомобиля?
  — Хотел убедиться…
  — В чем?
  — В том, что ящик пуст.
  — Но для этого вовсе не требовалось брать револьвер с собой, — сказал Нили. — Заглянули бы в ящик, и дело с концом.
  — Э-э… Видите ли… Я хотел иметь его под рукой… для сравнения.
  — Вы хотите сказать, что забыли, как выглядит ваш револьвер?
  — Нет, я помнил.
  — Тогда к чему второй револьвер?
  — Чтобы сравнить… то есть я хотел… э-э… я хотел убедиться в том, что пропал именно мой револьвер. Мой, а не мисс Чейни.
  — Но в таком сравнении не было никакой нужды, — настаивал Нили. — Раз уж вы пометили револьвер, вам достаточно было бросить беглый взгляд на его рукоятку, чтобы тут же сказать, ваш он или нет.
  Олдрич промолчал, пряча глаза.
  — Разве я не прав? — спросил Нили.
  — Что ж… наверное, правы.
  — Тогда зачем, направляясь к автомобилю, вы взяли с собой револьвер?
  — Э-э… растерялся, наверное.
  — Растерялись?
  — Да.
  — Вы и сейчас все еще находитесь в растерянности?
  — Нет.
  — Тогда почему бы вам не объяснить четко и внятно, зачем вы брали с собой револьвер?
  — Ну… Не могу объяснить. Я же говорю — растерялся.
  Нили покосился на Мейсона. Тот одобрительно кивнул и шепнул, словно выдохнул:
  — Хватит.
  — У меня все, — сказал Нили.
  Олдрич и в самом деле казался несколько сбитым с толку, когда, встав со свидетельского кресла, спускался в зал.
  — Хорошая работа, — тихо сказал Мейсон молодому адвокату, крепко сжимая его предплечье. — Когда будете читать в газетах отчет о процессе, увидите, что репортеры превознесут до небес ваше редкостное умение загонять в угол таких акул, как Мервин Олдрич.
  — Ваша Честь, — обратился между тем Гамильтон Бергер к судье Киппену, — нельзя ли объявить короткий, минут на пять, перерыв?
  — Хорошо, — согласился судья. — Ввиду столь неожиданного поворота событий суд готов пойти вам навстречу. Прерываю заседание на пятнадцать минут. Надеюсь, что к концу перерыва мы получим сообщение, которое развеет некоторые сомнения, появившиеся у нас в связи с этим делом.
  Судья и присяжные удалились на перерыв, а к Нили подошли два юриста, которые находились в зале среди прочих зрителей.
  — Славно потрудились, коллега, — сказал один из них, обращаясь к младшему из защитников.
  — Отличная работа, — добавил второй, обмениваясь рукопожатиями с обоими адвокатами. — Замечательный перекрестный допрос. У вас, мистер Мейсон, превосходный напарник.
  — Согласен с вами, — усмехнулся Мейсон.
  Лицо Нили озарилось радостной улыбкой.
  Прорвавшись сквозь толпу устремившихся из зала зрителей и скользнув под ограждение из красного дерева, к Нили подбежала Эстел Нуджент.
  — Фрэнк, я так горжусь тобой! — воскликнула она, хватая его за руку. — Ты был просто великолепен! — Эстел порывисто повернулась к Перри Мейсону и Эвелин Багби. — Ах, мисс Багби, — сказала она, — я так надеюсь, что все закончится хорошо. И я так благодарна вам, мистер Мейсон, за то, что вы предоставили Фрэнку возможность проявить себя!
  — У него, по-моему, все идет как надо. — Эвелин Багби молча пожала Эстел Нуджент руку и отвернулась, пряча навернувшиеся слезы.
  — Спокойнее, Эвелин, — сказал Мейсон, касаясь рукой ее плеча. — Поверьте, это надолго не затянется.
  — Вы так считаете?
  — Уверен в этом, — ответил адвокат.
  К ним подошла женщина в форме полицейского, чтобы отвести Эвелин в комнату для подсудимых.
  — Прошу вас следовать за мной, мисс Багби, — сказала она. Эвелин повиновалась.
  — Скажите мне, мистер Мейсон, — повернулся Нили к старшему напарнику. — Какого черта Олдричу понадобилось тащить револьвер к автомобилю?
  — Чтобы заменить его на другой, — улыбнулся Мейсон.
  — Чтобы что?!
  — Чтобы обменять его на другой, — терпеливо повторил Мейсон. — Таким образом он надеялся запутать следствие. Едва взглянув на протянутое ему оружие, Олдрич узнал в нем револьвер Хелен Чейни. Его же собственный револьвер лежал — и он не сомневался в этом — в бардачке машины. Олдрич счел, что убережет Хелен Чейни от многих неприятностей, если подменит оружие. Воспользовавшись ситуацией, он помчался к машине, достал из бардачка свой револьвер, сдвинул оба барабана, заменил две гильзы и четыре патрона в барабане Хелен Чейни на снаряженные патроны из барабана своего револьвера, вынутые гильзы и патроны вставил в опустевшие гнезда своего, сунул оружие Хелен Чейни в карман и вернулся в дом, держа свой револьвер на виду. Там он передал мне этот самый револьвер с патронами и гильзами из револьвера невесты. Выбрав момент, когда я не смотрел в его сторону, он отдал второй револьвер Хелен Чейни, обеспечив ей таким образом возможность продемонстрировать оружие, если возникнет в том необходимость. Мне же он сказал, что револьвера в машине не нашел.
  Нили и Эстел изумленно уставились на Мейсона, не в силах вымолвить ни слова.
  — Вы уверены в этом? — спросила наконец Эстел.
  — Абсолютно, — ответил Мейсон. — Я для того и позволил ему взять револьвер с собой к машине, чтобы дать возможность его подменить.
  — Вы знали, что он пойдет на это?
  — Все было ясно с самого начала, — ухмыльнулся Мейсон. — Мервина Олдрича можно было читать, как раскрытую книгу. Он обменивался с Хелен Чейни весьма многозначительными взглядами, и она, пока я говорил с ним, непрерывно подавала ему знаки за моей спиной.
  — Но зачем, бога ради, вы позволили ему совершить подмену? — спросил Нили. — Зачем?
  — О, я подумал, что хуже от этого не станет. Такой обман, коль уж он на него решился, сулил обернуться в будущем великолепнейшей путаницей. А ответчик по криминальному делу редко что-нибудь теряет, когда дело запутывается.
  — Но в таком случае пули… Ах, вот почему вы завели разговор о почерке затвора на гильзах, — хлопнул себя по лбу Нили.
  — Подождите еще немножко, — сказал Мейсон, — и вы увидите нечто забавное.
  Нили и Эстел посмотрели друг на друга, затем на Мейсона.
  — Да уж, будь я проклят, — вздохнул Нили. И тут же с любопытством спросил: — А что все это даст?
  — У Гамильтона Бергера, нашего уважаемого окружного прокурора, весьма заметно подскочит кровяное давление, — ответил Мейсон. — Он, конечно, с нетерпением дожидается удобного случая, чтобы обвинить меня в стрельбе из другого револьвера. Через несколько минут он обнаружит, что револьвер этот был у Мервина Олдрича и Хелен Чейни. И вот тут-то его точно хватит удар.
  — А как это отразится на рассмотрении дела?
  — В нем наметится один из тех неожиданных поворотов, которые и делают судебную практику захватывающе интересной.
  Глава 17
  Лишь двадцать минут спустя судья Киппен вернулся в зал суда и объявил во всеуслышание:
  — Джентльмены, мистер Редфилд связался со мной по телефону и сообщил, что выезжает. Так что его следует ждать здесь с минуты на минуту. Поскольку время перерыва истекло, я предлагаю открыть заседание, чтобы эксперт, когда он появится… Ага, вот и он. Займите место свидетеля, мистер Редфилд.
  Эксперт, выглядевший слегка взбудораженным, поспешно прошел вперед и занял место свидетеля, не успев обменяться ни словом, ни даже жестом с окружным прокурором или его заместителем.
  — Я очень торопился, — сказал он, переводя дыхание. — Я…
  — Понимаю, — кивнул судья Киппен. — Итак, вы закончили экспертизу?
  — Нет, Ваша Честь.
  — Но я понял вас так, — нахмурился судья, — что вы…
  — У меня на руках лишь предварительные результаты экспертизы, Ваша Честь.
  — Да-да, это я и имел в виду. И каковы эти результаты? — нетерпеливо произнес судья.
  Мейсон откинулся на спинку вращающегося кресла, сцепил руки за головой. Его, казалось, интересовал больше потолок, чем свидетель. Уголки губ чуть приподнялись в затаенной улыбке…
  — Я установил, — сказал Редфилд, — что пули номер один и номер четыре были, по всей вероятности, выпущены из одного и того же револьвера, но этот револьвер — не тот, который фигурирует в деле как материал для идентификации под литерой «А». Я установил также, что пули номер два и номер три были, по всей вероятности, выпущены из этого, последнего. И наконец, мной установлено, что пустые гильзы, находившиеся в барабане револьвера, известного нам как материал для идентификации под литерой «А», со всей определенностью не являются стреляными гильзами от патронов, отстрелянных из этого револьвера, а были вставлены в барабан уже после того, как патроны были отстреляны из какого-то иного оружия.
  — Что?! — выкрикнул Гамильтон Бергер, вскакивая.
  Судья Киппен недоуменно сощурился, пытаясь осмыслить услышанное. Он глянул в сторону сбитого с толку прокурора, перевел взгляд на улыбающегося и совершенно спокойного адвоката. Его губы сжались, рот превратился в тоненькую ниточку.
  — Прикажете вас понимать так, — обратился он к Редфилду, — что имела место подмена? Что стреляные гильзы, находившиеся в том револьвере, который проходит по нашим протоколам как материал для идентификации под литерой «А», никакого отношения к нему не имеют и были вставлены в его барабан уже пустыми?
  — Иначе объяснить их появление там я не могу, Ваша Честь.
  — То есть револьвер, зарегистрированный как материал для идентификации под литерой «А», не является орудием убийства?
  — Похоже, что так, Ваша Честь.
  — А револьвер, из которого была выпущена пуля номер четыре, — тот самый, из которого вылетела пуля, послужившая причиной смерти потерпевшего и известная нам как пуля номер один?
  — Видимо так, Ваша Честь. Я еще не закончил экспертизу и не могу утверждать это с полной уверенностью. Но предварительные результаты указывают на это. Хочу добавить, что мой ассистент, которому я во всем доверяю, продолжает в настоящий момент работать, производя фотосъемку указанных пуль, то есть пули номер один и пули номер четыре, в таком ракурсе, чтобы при совмещении фотографий можно было сравнить индивидуальные характеристики. Однако уже визуальное сравнение этих пуль позволило сделать вывод, что обе они вылетели из одного и того же револьвера и что револьвер этот со всей определенностью не тот, из которого были выпущены пули номер два и три.
  — Совершенно очевидно, что кто-то подтасовал улики по этому делу, — сказал судья. — Мистер Мейсон!
  — Да, Ваша Честь.
  — Указанное оружие находилось какое-то время у вас?
  — Находилось, Ваша Честь.
  — Учитывая обстоятельства и то, что вы — сторона заинтересованная, суд считает необходимым потребовать у вас отчета за каждую минуту из того времени, в течение которого оружие находилось у вас.
  — Я буду рад это сделать, Ваша Честь, — учтиво поклонился Мейсон. — Для этого мне, конечно, потребуется помощь свидетелей. Я собирался использовать некоторых из них в интересах моей подзащитной позже, но, учитывая обстоятельства, готов подчиниться требованию суда и вызвать их для дачи показаний прямо сейчас. Мисс Чейни, прошу вас, займите место свидетеля.
  — Хелен Чейни не сделает этого! — заявил Мервин Олдрич, вскакивая со своего места.
  — Мистер Олдрич, подойдите-ка вот сюда, — повелительно показал молотком судья Киппен.
  Олдрич подошел и вызывающе вскинул голову, сверля судью сердитым взглядом.
  — Так что вы сказали? — спросил судья.
  — Я сказал, что Хелен Чейни не сядет в кресло свидетеля.
  — Мистер Олдрич, мисс Чейни находится в зале, и я приказываю ей занять место свидетеля. Суд находит ваше заявление явно неуважительным по отношению к нему. Он не станет подвергать вас наказанию за вашу выходку, поскольку принимает во внимание, что в настоящем процессе налицо целая серия неожиданных, драматических и попросту невероятных на первый взгляд поворотов, и учитывает, что вы находитесь в состоянии, близком к стрессовому. Однако вы должны сесть в свое кресло и в дальнейшем воздержаться от каких бы то ни было замечаний, кивков или иных того же рода знаков свидетелю, иначе… Мисс Чейни! Мисс Чейни, вернитесь! Бейлиф, задержите эту женщину!
  Сидевший у двери судебный пристав поспешно выскочил в коридор. Газетчики немедленно устремились за ним, и в зале возникла суматоха. Репортеры, заполонившие коридор, азартно щелкали фотовспышками, фиксируя на пленке все этапы погони бейлифа за голливудской звездой — до самого лифта, где та судорожно жала на все кнопки подряд, пытаясь вызвать кабину. Из зала потянулась в коридор и прочая публика, охочая до любого рода скандалов.
  — Я прикажу очистить зал, если не будет наведен порядок! — кричал судья Киппен. — Соблюдайте приличия! Вернитесь на свои места и не смейте их покидать!
  — Ваша Честь, — сказал, нависая над столом, Гамильтон Бергер, — эта ситуация из тех, которые трудно предвидеть… если нет опыта судебных разбирательств в компании с этим вот уважаемым, — это слово прокурор выделил саркастической интонацией голоса, — защитником. — И Бергер свирепо дернул подбородком в сторону Мейсона. — Я хотел бы попросить суд о перерыве…
  — Никаких перерывов, пока эта женщина не вернется в зал и не подчинится требованию суда, — заявил судья. — Суд…
  Киппен оборвал себя на полуслове, потому что дверь распахнулась и в зал влетела Хелен Чейни, за которой следовал бейлиф.
  — Приведите эту женщину сюда! — приказал судья бейлифу.
  Хелен Чейни провели по проходу между рядами к судье.
  — Закройте дверь! — распорядился судья. — Те, кто так интересовался тем, что происходит за дверью, пусть там и остаются. Заприте дверь и никого не пускайте. — Он повернулся к Хелен Чейни. — Как же так, мисс Чейни? Суд предлагает вам исполнить ваш гражданский долг, дать свидетельские показания, а вы со всех ног бежите из зала?
  Актриса неуверенно покосилась на Мервина Олдрича, затем снова перевела взгляд на судью.
  — Вы что, не слышите меня? — спросил судья.
  — Слышу, — тихо ответила она.
  — Ну вот, уже кое-что, — кивнул судья Киппен. — По крайней мере, вы не пытаетесь меня обманывать. Почему вы хотели сбежать из зала суда?
  — Потому что не хочу быть свидетелем.
  — А почему вы не хотите быть свидетелем?
  — Потому что, боюсь, начнется шумиха вокруг моего имени. Я…
  — Чего вы хотите и чего не хотите — ваше личное дело, — сказал судья. — Суд защитит вас и проследит за тем, чтобы вопросы, задаваемые вам, были только по делу. Займите место свидетеля, поднимите правую руку и дайте клятву говорить правду и только правду, ничего кроме правды. Я хочу, чтобы вы отвечали на задаваемые вам вопросы полно и откровенно. Вам все понятно?
  — Да, сэр.
  — Называйте меня «Ваша Честь».
  — Да, Ваша Честь.
  — Ступайте туда и поднимите правую руку.
  Хелен Чейни подняла правую руку, принесла присягу и села в кресло свидетеля.
  — А теперь, — сказал судья Киппен, — суд собирается допросить свидетельницу. Суд просит и обвинение, и защиту не вмешиваться в допрос за исключением тех случаев, когда возникнут юридически обоснованные возражения по существу задаваемых свидетельнице вопросов. Суд предупреждает, что будет пресекать все протесты, касающиеся формальной стороны дела, ибо твердо намерен докопаться наконец до сути. Итак, мисс Чейни, вы слышали показания мистера Олдрича?
  — Да, Ваша Честь.
  — Насколько я понимаю, мистер Олдрич дал вам револьвер системы «кольт», который очень похож на оружие, проходящее по этому делу как материал для идентификации под литерой «А».
  — Да, Ваша Честь.
  — И где сейчас находится это оружие?
  — Я… я…
  — Где оно? — рявкнул судья Киппен.
  — Здесь, — пробормотала она. — У меня.
  — Что вы хотите этим сказать?
  Она показала на сумочку.
  — Револьвер заряжен?
  — Да, Ваша Честь.
  — Почему вы таскаете с собой заряженное оружие?
  — Для самозащиты.
  — У вас есть разрешение на ношение заряженного оружия?
  — Я… Мистер Олдрич сказал мне…
  — Я не спрашиваю вас о том, что сказал вам мистер Олдрич. Я спрашиваю, у вас есть разрешение на ношение заряженного оружия?
  — Нет, сэр.
  — Бейлиф, — повернулся судья к судебному приставу, — займитесь свидетельницей. Заберите револьвер из ее сумочки и разрядите его. Зачитайте его номер для протокола, чтобы не возникло недоразумений. Прикрепите к нему этикетку, на которой укажите, что это материал для идентификации под литерой «Д». Пока вы будете заниматься этим, суд приобщит к делу в качестве вещественного доказательства второй револьвер, обозначенный нами как материал для идентификации под литерой «А». Пора наводить порядок во всем этом хозяйстве.
  — Надеюсь, суд обратит внимание на мое возражение относительно этого последнего вашего шага? — осведомился Мейсон.
  — Суд обращает внимание на ваше возражение и отклоняет его, — резко ответил судья. — Мы собираемся придать обоим револьверам статус вещественных доказательств и обеспечить им надлежащий присмотр, чтобы воспрепятствовать в дальнейшем какой бы то ни было подтасовке улик.
  Судья хлестнул адвоката сердитым взглядом. Мейсон лишь вежливо улыбнулся в ответ.
  — Секретарь! — повернулся судья к судебному клерку. — Зачитайте вслух номер револьвера, который проходил ранее по делу как материал для идентификации под литерой «А», а сейчас является вещественным доказательством под той же литерой.
  — Номер 17475-LW.
  — А теперь — номер револьвера, только что изъятого судебным приставом из сумочки свидетельницы и зарегистрированного как материал для идентификации под литерой «Д».
  — Номер 17474-LW.
  — Хорошо, — сказал судья Киппен. — Оба револьвера приобщены к материалам дела в качестве вещественных доказательств и с этой минуты находятся под присмотром суда. Любой, кто прикоснется к ним без разрешения, будет привлечен к ответственности за оскорбление суда. Хватит с нас подтасовок и подмен, больше мы этого не допустим. Мистер Редфилд, суд передает это оружие вам. Я хочу получить от вас полный отчет завтра утром, в десять часов, когда мы продолжим заседание. И вот еще что. Пока не займете место свидетеля, не сообщайте о результатах экспертизы никому, кроме ваших ассистентов, без чьей помощи вам, разумеется, не обойтись, но и их вы тоже обяжите хранить всю информацию в секрете. Я не хочу, чтобы дело взяли на откуп газеты. Я понимаю, что события сегодняшнего судебного заседания вызвали острый интерес у газетчиков. Теперь они раздуют все, что окажется с ними связано. С этим ничего не поделаешь. Но я со всей определенностью собираюсь взять под строжайший контроль дальнейший ход событий в этом процессе. Поэтому требую от вас не допустить ни малейшей утечки информации. Вы не должны говорить о результатах экспертизы никому — ни защитнику, ни лицам, с ним связанным, ни… Да-да, совершенно верно, обвинения это касается тоже.
  — Но, Ваша Честь, — запротестовал окружной прокурор, — на обвинение возложена обязанность вести дело, и мы считаем, что мистер Редфилд, как свидетель обвинения…
  — Меня не интересует, что вы считаете, — оборвал его судья Киппен. — События приняли столь серьезный оборот, что нужно принимать адекватные меры. Суд понимает, что утаить что-либо от прессы — задача неблагодарная, но не простит даже малейшей утечки информации из лаборатории мистера Редфилда до десяти часов утра, когда возобновится заседание.
  — Понятно, — кивнул Редфилд.
  — Насколько я понимаю, — вмешался Мейсон, — суд собирается сейчас объявить перерыв?
  — Да, — бросил судья.
  — Я считаю, что при данных обстоятельствах мне должно быть позволено задать свидетельнице один или несколько вопросов до того, как заседание прервется.
  — А я считаю иначе, — отрезал судья. — Я полагаю, что судебному процессу уже нанесен ущерб, и не хочу дальнейших осложнений, пока мы не разберемся, с чем имеем дело.
  — В таком случае, — сказал Мейсон, — я предлагаю вам самому поинтересоваться у свидетельницы, почему она считала нужным иметь при себе револьвер и что за опасность ей угрожала.
  — Зачем? — спросил судья Киппен.
  — Видите ли, я не сомневаюсь в том, что тот, кого она так боялась, был не кем иным, как Стивеном Меррилом.
  Гамильтон Бергер вскочил.
  — Вот вам, Ваша Честь, типичный пример того, о чем я вас предупреждал! Защитник знает, что это его заявление немедленно подхватят газеты. Оно, несомненно, не имеет под собой никаких оснований, но послужит лакомым кусочком жадным до сенсаций писакам…
  — Так оно и случится, мистер обвинитель, — кивнул судья Киппен. — Но мистер Мейсон, я думаю, не стал бы сообщать суду того, чего не рассчитывает доказать.
  — А я предполагаю, что он не собирается затруднять себя доказательствами, — сказал Бергер. — Думаю, он просто воспользовался возможностью сделать заявление, абсурдное по сути, но корректное по форме, от которого суд при нынешнем стечении обстоятельств не может позволить себе отмахнуться. Поэтому я присоединяюсь к мистеру Мейсону в его просьбе позволить ему задать свидетельнице вопрос здесь и сейчас, чтобы воспрепятствовать кривотолкам — хотя бы на этой стадии.
  — Очень хорошо, — не скрывая злости, сказал судья Киппен. — Суду не нравится, что его постоянно пугают шумихой в прессе. С другой стороны, суд признает тот факт, что у нас в стране пресса свободна, а это слушание — открытое. — И, крутанувшись в кресле, он повернулся к Хелен Чейни. — Так зачем вы носили с собой оружие?
  — Для самозащиты.
  — От кого?
  — От любого, кто мог причинить мне зло или угрожал бы этим.
  — Раньше вы это делали?
  — Нет.
  — Почему же начали носить оружие теперь?
  — Потому что мистер Олдрич приобрел его для меня.
  Лицо судьи Киппена заметно побагровело.
  — Мисс Чейни, — нарочито мягко сказал он, — вы уклоняетесь от ответа на вопрос. Суд может заставить вас отвечать, если сочтет нужным, но я хочу, чтобы вы перестали вилять и сделали это добровольно. Вы меня понимаете?
  — Да, Ваша Честь.
  — Так почему вы стали носить оружие?
  — Потому что мне угрожали.
  — Кто?
  — Это имеет значение? — спросил Бергер, вновь вскакивая с места. — А если это никоим образом не связано с настоящим делом? Допустим, речь идет о человеке совершенно постороннем? Не вмешиваемся ли мы в личную жизнь мисс Чейни и не пытаемся ли получить от нее сведения несущественные и к делу не относящиеся?
  — Мисс Чейни сама на это напросилась, — буркнул судья. — Протест отклоняется. Отвечайте на вопрос, мисс Чейни.
  — Мне угрожал Стив Меррил.
  Зал замер. Судья, нахмурившись, разглядывал свидетельницу, просчитывая, по всей вероятности, возможные варианты развития взрывоопасной ситуации.
  — Мисс Чейни, вы не могли бы рассказать, в чем конкретно заключались угрозы?
  — Стиву Меррилу нужны были деньги. Его требования с самого начала были непомерными и абсурдными. Он позвонил мне в тот день, день своей смерти, вскоре после полудня, сказал, что должен срочно расплатиться с долгами, и пообещал, что отзовет иск по пересмотру нашего развода, если я дам ему денег.
  — Где же тут угроза? — спросил судья Киппен.
  — Он угрожал раньше — когда выставил иск.
  — Чем именно?
  — Угроза была завуалированной. Он сказал, что мне не дожить до свадьбы с Мервином Олдричем, если я ему не уступлю.
  — Что ж, — вздохнул судья Киппен, — дело скорее запутывается, чем проясняется. Думаю, нам не следовало вторгаться в эту область. Я сделал это только по просьбе обвинителя.
  Гамильтон Бергер собрался уже было что-то ответить, но передумал.
  — Я хотел бы, чтобы суд поинтересовался у свидетельницы точным размером суммы, затребованной Стивеном Меррилом в день его смерти, — сказал Мейсон.
  — Почему вы так ставите вопрос? — недоуменно поднял брови судья.
  — Потому что это может иметь значение.
  — Не вижу, какое.
  — Предположим, — сказал Мейсон, — речь шла о семи с половиной тысячах долларов.
  — Ну вот, мистер Мейсон, вы опять намекаете на какие-то лишь вам одному известные факты, искусно избегая при этом опасности быть обвиненным в инсинуациях, — покачал головой судья.
  — Я сам задал бы мисс Чейни этот вопрос, если бы мне позволили, — возразил Мейсон. — Но поскольку меня лишили возможности задавать вопросы свидетелю непосредственно, я имею право предложить заняться этим суду.
  — Суд задаст один-единственный вопрос и тут же объявит перерыв, — постановил судья. — Прочие ваши пожелания, мистер защитник, приберегите для следующего раза, сейчас суд не желает их выслушивать. Задаю вам этот вопрос, мисс Чейни. Сколько денег просил у вас Стивен Меррил?
  — Не просил. Требовал. Ему нужно было семь с половиной тысяч долларов.
  В зале на несколько секунд воцарилась такая тишина, что казалось — можно было услышать, как пролетит муха. Затем судья Киппен с такой силой стукнул молотком по столу, что рукоятка молотка треснула.
  — Суд прерывает заседание до десяти часов завтрашнего утра. Секретарь, я возлагаю на вас личную ответственность за сохранность этих вещественных доказательств. Передайте их мистеру Редфилду и возьмите у него расписку. Никому иному и пальцем не дозволяйте к ним притронуться. Мистер Редфилд, вы тоже лично отвечаете за сохранность вещественных доказательств, пока они будут находиться в вашем распоряжении. Это все.
  Судья встал и, сердито мотнув головой, направился к себе в кабинет.
  Бейлиф открыл двери зала. Те, кто осаждал двери снаружи, пытаясь подслушать, о чем говорилось в зале, оказались отброшенными дверными створками и хлынувшей наружу публикой. Не прошло и тридцати секунд, как телефоны на этом этаже, а также этажом выше и этажом ниже были захвачены репортерами, лихорадочно набиравшими номера своих редакций, чтобы продиктовать стенографам сенсационные сообщения.
  Нили посмотрел на Мейсона. Его глаза были полны тревоги.
  — Надеюсь, Нили, — усмехнулся Мейсон, — вас не обвинят в оскорблении суда на первом процессе, где мы с вами выступаем напарниками.
  — Однако, — сказал Нили, поеживаясь, — судья Киппен прямо-таки вне себя от злости. Если он ее на кого-нибудь выплеснет…
  — Думаю, выплеснет, — сказал Мейсон.
  — Мистер Мейсон, не сочтите за дерзость с моей стороны, но я хочу вас кое о чем попросить.
  — О чем же? — спросил Мейсон.
  — Пожалуйста, дайте мне слово, что вы не имеете отношения к пулям, найденным на месте преступления.
  — К каким из них?
  — Да ко всем, но в особенности к пулям номер два и номер три.
  — Я не могу сделать того, о чем вы просите, Нили.
  — Почему?
  — Догадайтесь сами.
  — Боже правый! Мистер Мейсон, если вы… Если это вы стреляли… Но зачем?
  — Хотите выйти из игры? — спросил Мейсон.
  — Нет-нет. Я не трус. И не собираюсь дезертировать. Я…
  — Тогда не о чем беспокоиться, — сказал Мейсон.
  — Но, мистер Мейсон, вас же засадят за решетку за оскорбление суда. Вас же лишат права адвокатской практики.
  — На каком основании? — осведомился Мейсон.
  — Подтасовка улик.
  — Каких улик?
  — Как каких? А револьвер?
  — Если Стивен Меррил не был убит пулей, вылетевшей из этого револьвера, мы можем стрелять из него в свое удовольствие, где хотим и когда хотим. В чем же здесь подтасовка улик? Револьвер как револьвер, таких сотни…
  — Но Мервин Олдрич под присягой заявил, что это тот самый револьвер, который Эвелин Багби передала вам! Значит, вы уверены, что он не может быть тем револьвером, выстрелом из которого был убит Стив Меррил?
  — Он не может быть тем револьвером, из которого она стреляла, — сказал Мейсон, — поскольку две пустые гильзы, найденные в его барабане, не были гильзами от патронов, из него отстрелянных.
  — Значит, имела место подтасовка улик.
  — Кем?
  — Ну, если вы признаете, что эти две пули…
  — Я пока ничего признавать не собираюсь, — усмехнулся Мейсон.
  — Но обвинитель знает, что это ваших рук дело, да и судья об этом, похоже, догадывается.
  — Нили, я считаю, что знаю законы и немного разбираюсь в людях, — сказал Мейсон. — И я не собираюсь сидеть и безучастно смотреть, как моей подзащитной, у которой цента лишнего в кармане никогда не водилось, выносят суровый приговор лишь потому, что кому-то вздумалось свалить на нее всю вину. И в том, что касается Холкомба, я тоже не испытываю особых угрызений совести, ибо убежден в том, что, когда бы сержант ни нашел пулю, он принялся бы корчить из себя великого сыщика и зарапортовался до такой степени, что у меня не осталось бы ни малейших надежд докопаться до истины. Он, разумеется, поклялся бы, что заметил след от пули сразу же после того, как оказался на месте преступления, а остальные полицейские его прошляпили. Я мог бы допрашивать его до посинения, а он только смеялся бы мне в ответ. Он лгал бы мне в глаза, а я не мог бы доказать, что он лжет. Вогнав же в столб пулю, которой, что совершенно очевидно, не могло там быть в то время, когда сержант Холкомб подкатывал к месту происшествия, и дав сержанту возможность скрепить клятвой утверждение о том, что пуля была найдена именно тогда, я заложил основу для результативного допроса.
  — Возможно, тут есть некие тонкие нюансы чисто формального характера, — сказал Нили. — Возможно, вы и в самом деле имеете право утверждать, что не подтасовывали улик… Поверьте, я восхищаюсь вашей смелостью, но вы, на мой взгляд, несетесь так, что мне за вами не угнаться.
  — Когда ступаешь на тонкий лед, — сказал Мейсон, — выход один — беги во весь дух, иначе провалишься.
  — Я боюсь, — без обиняков признался Нили. — И, хоть убейте, не могу понять, к чему вы клоните.
  — Я взбалтываю факты, — ответил Мейсон.
  — Что вы делаете?
  — Взбалтываю факты, — повторил Мейсон. — Вам приходилось когда-нибудь в компании жарить яичницу?
  — Да, но при чем тут это?
  — А у вас не случалось такое: вы хотели сделать глазунью, а желтки возьми да растекись? И как вы тогда поступали, чтобы не дать повода для насмешек? Взбалтывали яйца и заявляли, что с самого начала хотели накормить друзей омлетом, не так ли?
  — Так, — улыбаясь, сознался Нили.
  — Вот то же самое и в судебной практике, когда имеешь дело с оговором. Взболтайте яйца, и никто уже не сможет определить, которое из них случайно растеклось. Взболтайте факты, и вы, по меньшей мере, нарушите планы человека, считавшего, что он сплел из них великолепную паутину.
  Глава 18
  Судья Киппен недовольно поморщился, оглядев набитый до отказа зал.
  — Я хочу высказать несколько замечаний обвинению, защите и публике, — заявил он. — Суд осуждает обстановку сенсационности, складывающуюся вокруг этого процесса. — Он скользнул взглядом по Мейсону и остановил его на зрителях. — Согласно нашей Конституции судебные разбирательства должны вестись открыто, дабы не превращать их в заседания тайных обществ. Но из этого вовсе не следует, что любой процесс, в котором находится место полемике, можно превращать в балаган. Присутствующим в этом зале следует уяснить, что суд в своей работе руководствуется строго определенной процедурой, имеющей исследовательский характер. Публика должна воздерживаться от каких бы то ни было комментариев в ходе процесса, иначе я прикажу очистить зал. Суд не одобряет манеры, в которой процесс подается в прессе. Утренние газеты полны сенсационных репортажей, спекулятивных комментариев досужих писак и интервью с лицами, не имеющими к делу никакого отношения. Суд не может, конечно, контролировать прессу, но он обращает внимание представителей обеих сторон на то, что нынешнее слушание посвящено одному-единственному вопросу: установлению в предварительном порядке, существуют или не существуют основания для привлечения ответчицы к суду. Суд крайне неодобрительно отнесется к каким бы то ни было попыткам любой из сторон витийствовать или устраивать здесь концертные представления. Суд желает ознакомиться с фактами — это все. А теперь давайте приступим к делу. Мистер Редфилд провел экспертизу. Пройдите, пожалуйста, к свидетельскому креслу, мистер Редфилд.
  Эксперт повиновался.
  — Хотите, чтобы я допросил свидетеля? — спросил Гамильтон Бергер.
  — Я займусь этим сам, — ответил судья Киппен. — Мистер Редфилд, вы завершили баллистическую экспертизу?
  — Да, сэр.
  — Что она показала в отношении оружия, из которого были выпущены интересующие нас пули?
  — Пуля, послужившая причиной смерти потерпевшего, она же пуля номер один, и пуля из дома миссис Юнис, или пуля номер четыре, были выпущены из револьвера, фигурирующего в материалах суда как вещественное доказательство под литерой «Д». Пули под номерами два и три были выпущены из револьвера, являющегося вещественным доказательством под литерой «А».
  Судья мрачнел прямо на глазах, вслушиваясь в сообщение эксперта.
  — Что можно сказать о пустых гильзах? Тех, которые находились в барабане револьвера, являющегося вещественным доказательством под литерой «А».
  — Это гильзы от патронов, отстрелянных из револьвера, приобщенного к материалам суда как вещественное доказательство под литерой «Д», а не из того револьвера, в котором были найдены.
  — Значит, по вашему мнению, мистер Редфилд, эти две пустые гильзы были извлечены из оружия, из которого оказались отстрелянными соответствующие патроны — то есть револьвера, являющегося вещественным доказательством под литерой «Д», и вставлены в иное оружие — револьвер, являющийся вещественным доказательством под литерой «А»?
  — Иначе этого не объяснишь.
  — Вы можете сказать, когда это было сделано? То есть я хочу спросить, когда была произведена эта подмена?
  — Я могу утверждать лишь то, что это произошло после того, как были отстреляны патроны.
  — А что касается неотстрелянных, то есть снаряженных патронов, вы не можете сказать, были они подменены или нет, не так ли?
  — Совершенно верно, Ваша Честь. Не могу.
  Судья Киппен некоторое время переваривал эту информацию, раздраженно покусывая губу. Когда он наконец заговорил, в его голосе прозвучал металл.
  — Прошу представителей обвинения и защиты воздержаться от каких бы то ни было вопросов, которые у них появились или появятся, пока суд не разберется в подоплеке происходящего. А сейчас я хочу предложить мисс Чейни занять место свидетеля.
  Из рядов зрителей поднялся тучный мужчина.
  — Ваша Честь, — обратился он к судье, — я хотел бы, чтобы в протоколе было зафиксировано, что интересы мисс Чейни представляю я, Хармен Пассинг, ее адвокат.
  — Очень хорошо, — кивнул судья. — Она имеет на это право. А сейчас пусть мисс Чейни займет место свидетеля.
  — Мисс Чейни здесь нет, — сказал Пассинг.
  — Что?! — взметнулся судья.
  — Сожалею, Ваша Честь, но ее здесь нет.
  — Почему?
  Пассинг развел руками:
  — Потому, что ее не вызывали в суд.
  — Но она была здесь вчера.
  — Да, Ваша Честь, была и давала показания.
  — И она, конечно же, знала, что потребуется здесь сегодня.
  — При всем уважении к суду, — сказал Пассинг, — я должен заметить, что суд не отдал формального распоряжения, обязывающего ее присутствовать здесь сегодня.
  — Мне казалось, что я сделал это, — недоуменно сказал судья Киппен.
  — Сожалею, Ваша Честь, не сделали. Я стенографировал ход процесса и очень внимательно изучил протокол.
  Судья Киппен подался вперед, его лицо побагровело от гнева.
  — Вы делали это для того, чтобы посоветовать ей не являться сюда, поскольку нет риска подвергнуться наказанию за неуважение к суду, не так ли?
  — Она мой клиент, — вежливо напомнил Пассинг. — Меня наняли для оказания услуг такого рода. Я изучил все материалы процесса и дал ей квалифицированный, насколько мог, совет относительно ее прав и обязанностей.
  Судья Киппен, немного поразмыслив, повернулся к прокурору.
  — Нужно срочно направить мисс Чейни повестку, — сказал он и, глянув в сторону Пассинга, сердито добавил: — Полагаю, уточнять, в городе ли сейчас мисс Чейни или нет, не имеет никакого смысла.
  — Насколько мне известно, она в Лас-Вегасе, штат Невада, — ответил Пассинг. — Деловая поездка.
  — Ладно, — пожал плечами судья. — Давайте послушаем, что скажет нам мистер Мервин Олдрич. Мистер Олдрич, займите место свидетеля.
  — Мне хотелось бы, чтобы в протоколе отметили, что я являюсь также адвокатом мистера Олдрича, — отозвался Пассинг. — С ним та же история, что и с мисс Чейни. Мистера Олдрича здесь нет. Насколько мне известно, он также находится в Лас-Вегасе. Хочу заявить суду, что я внимательно изучил стенограмму и проинформировал своего клиента о том, что он не вызывался в суд повесткой и не получал никакого устного распоряжения, обязывавшего его присутствовать на процессе. Я указал ему, что у меня сложилось вполне определенное мнение, что вы, Ваша Честь, ожидаете увидеть его на сегодняшних слушаниях, но что касается формальностей, то они не соблюдены.
  — Как могло случиться, что этим людям не были выписаны повестки?! — взорвался судья, испепеляя взглядом всех, кто сидел за столом обвинителя.
  — Ваша Честь, для меня это такая же неожиданность, как и для суда, — заявил Бергер. — Я был уверен в том, что эти люди будут сегодня здесь.
  — Я не спрашиваю, в чем вы были уверены! Я спрашиваю: как случилось, что им не были выписаны повестки?
  — Этого я не знаю, — ответил прокурор. — У меня большой штат сотрудников, и тем не менее у всех у них работы невпроворот. Вероятно, это один из тех случаев, когда все считают, что дело сделано, а за него никто даже не брался. Прошу у суда прощения, я должен навести справки.
  Бергер наклонился и что-то шепнул Строну. Тот пожал плечами и молча развел руками. Бергер отозвался на это еще более сердитым шепотом. Строн покачал головой и что-то прошептал в ответ. Бергер выпрямился.
  — Ваша Честь, я предполагал, что эти свидетели были вызваны в суд повестками. Оказалось, однако, что мой помощник — речь идет не о присутствующем здесь моем заместителе, а об одном из сотрудников, в обязанности которого входит подготовка дел к процессам, — поинтересовался у мисс Чейни и мистера Олдрича, собираются ли они присутствовать на процессе, и получил утвердительный ответ. Поэтому сотрудник, не желая лишний раз докучать формальностями столь уважаемым людям, не стал выписывать им повестки. Видите ли, Ваша Честь, мы считали, что показания мистера Олдрича хоть и понадобятся, но ограничатся только разъяснениями по поводу покупки оружия и последующего его исчезновения. Откровенно говоря, мы не придавали этим показаниям сколь-нибудь серьезного значения, поскольку были уверены в том, что сможем без труда доказать, что оружие, из которого был сделан роковой для потерпевшего выстрел, находилось в руках ответчицы. То, что вчера тут прозвучало, свалилось на нас крайне неожиданно.
  — Пусть так, но вы ведь могли выписать повестки уже после известных событий, не так ли? — сердито заметил судья.
  Бергер побагровел.
  — Конечно, Ваша Честь, — сказал он, — я мог выписать повестки и обязательно их выписал бы, если бы не считал, что они уже на руках у обоих свидетелей. С другой стороны, суд ведь мог просто-напросто приказать всем свидетелям, давшим уже присягу, явиться на сегодняшнее заседание, не так ли? Не думаю, что в этом просчете виновато только мое ведомство. Поскольку ни то, ни другое так и не было сделано, мистер Пассинг, полагаю, не ошибается, когда утверждает, что этим людям ничто не мешало уехать за пределы штата.
  — Суд не отдал такого распоряжения, поскольку надеялся, что хоть в чем-то может положиться на обвинителя, — огрызнулся судья.
  — Сожалею, Ваша Честь, — выдавил Бергер. В тоне, которым это было сказано, чувствовалось, однако, больше злости, чем раскаяния.
  — И что теперь прикажете делать? — спросил судья.
  — Что касается нас, мы считаем, что в показаниях ответчицы нет и слова правды, — заявил Бергер.
  — Почему вы так считаете?
  — По ее словам, Ваша Честь, этот человек был в наволочке, натянутой на голову. Непреложным фактом, однако, является то, что наволочка была надета на голову потерпевшего уже после его смерти. Более того, у ответчицы был револьвер, из которого дважды выстрелили, и…
  — И который никоим образом не связан со смертью Меррила! — оборвал его судья.
  — Ваша Честь! — воскликнул Гамильтон Бергер, осознав вдруг шаткость своей позиции. — Я нахожу вполне очевидным, что кто-то подменил оружие. Я не готов еще сейчас назвать имя злоумышленника, но мое ведомство проведет расследование, и я уверен, что мы установим виновного.
  Бергер, повернувшись, бросил красноречивый взгляд в сторону Мейсона.
  — Не слишком ли вы в этом уверены? — покачал головой судья. — Подменить оружие мог лишь тот, кто имел доступ к обоим — обоим, я подчеркиваю — револьверам.
  — Но, Ваша Честь, — сказал Бергер, — ведь совершенно ясно, что такая подмена была проделана уже после того, как прозвучали пресловутые два выстрела. Ответчица призналась полицейским в том, что она стреляла. Поскольку сейчас обнаружилось, что гильзы в револьвере являются гильзами от патронов, выстреленных, по всей видимости, из орудия убийства, тот факт, что оружие было подменено в какой-то из моментов времени до того, как попало в руки властей, никоим образом не оправдывает ответчицу. Напротив, он свидетельствует о ее виновности, поскольку показывает, как искусно и находчиво она запутывает следы.
  — Суд не собирается обвинять кого бы то ни было в преступлении, пока не получит более веских доказательств, чем те, которыми располагает сейчас, — сказал судья. — Тот, кто подменил оружие, преследовал какую-то вполне определенную цель и имел возможность это сделать.
  — Совершенно верно, — согласился Бергер, вновь косясь в сторону Мейсона.
  Поймав обвиняющий взгляд прокурора, тот лишь весело улыбнулся. Бергер позеленел от гнева.
  — Я дознаюсь, кто произвел эту подмену! — рявкнул он. — Дознаюсь во что бы то ни стало, пусть даже мне придется мобилизовать для этого весь мой следственный аппарат на целый год. И когда дознаюсь, этот человек с треском вылетит из адвокатской гильдии.
  — Из адвокатской гильдии? — переспросил судья, недоуменно вздымая бровь. — Вы обвиняете кого-то конкретного, мистер прокурор?
  — Я имею в виду… если этот человек — адвокат, — поспешно поправился Бергер. — Если он адвокат, я добьюсь, чтобы его лишили права на практику, а если нет, существуют ведь и иные виды наказания.
  Судья Киппен посмотрел на Мейсона.
  — У вас есть что сказать, мистер Мейсон?
  — Да, Ваша Честь.
  — Присядьте, мистер Бергер. Так что вы хотите сказать, мистер Мейсон?
  — Я лишь хочу довести до вашего сведения, что у меня есть свидетель, которого я хотел бы кое о чем спросить.
  — Прекрасно. Суд готов выслушать любого свидетеля, которого вы ему представите, мистер Мейсон.
  — Прошу занять свидетельское место мисс Айрин Кейт, — громко сказал адвокат.
  Айрин Кейт прошла вперед, принесла присягу, заняла место свидетеля и посмотрела на Мейсона. Взгляд ее был откровенно враждебным.
  — Вы ведь близкая подруга Хелен Чейни, не так ли? — спросил Мейсон.
  — Да.
  — И Мервина Олдрича?
  — Да.
  — Взгляните на револьвер системы «кольт», проходящий по делу как вещественное доказательство под литерой «А». Вы видели его раньше?
  — Не знаю.
  — Взгляните на револьвер, проходящий по делу как вещественное доказательство под литерой «Д». А его вам приходилось видеть раньше?
  — Не знаю.
  — Вы видели оружие, похожее на это?
  — Да, я видела револьвер.
  — Значит, вы видели оружие, похожее на это?
  — Да.
  — Которое внешне было точь-в-точь таким же?
  — Да.
  — Находился ли когда-нибудь один из таких револьверов в вашем распоряжении?
  — Не знаю.
  — Я не имею в виду именно эти револьверы, — сказал Мейсон. — Я имею в виду любое оружие, похожее на них внешне. У вас был такой револьвер?
  — Да.
  — Он находился в вашем распоряжении десятого числа этого месяца?
  — Ваша Честь, — вмешался Гамильтон Бергер, — защитник, похоже, устраивает допрос с пристрастием своему же свидетелю.
  — Мне кажется вполне очевидным, что этот свидетель не питает ко мне дружеских чувств, — сказал Мейсон.
  — Протест отклоняется, — постановил судья.
  — Боюсь, я не могу ответить на этот вопрос, — сказала Айрин Кейт.
  — Револьвер вам одолжила Хелен Чейни, не так ли?
  — Да.
  — Десятого числа этого месяца?
  — Кажется.
  — Револьвер, который она одолжила вам, вполне мог быть тем, который проходит по настоящему делу как вещественное доказательство под литерой «А», не так ли?
  — Я не… Ну хорошо, да.
  — Что вы делали с этим револьвером?
  — Я… я не могу сказать.
  Судья Киппен, наклонившись вперед, вперил в свидетельницу тяжелый взгляд, потом повернулся к адвокату.
  — Я сам допрошу эту свидетельницу, мистер Мейсон. Мисс Кейт, не стоит шутить с судом, его терпение не беспредельно. Отвечайте прямо и без уверток, что вы сделали с револьвером?
  Айрин Кейт опустила голову, но тут же вскинула ее, вызывающе глядя прямо в глаза судье Киппену.
  — Я отказываюсь отвечать, — сказала она, — потому что мой ответ может причинить мне вред.
  Зал изумленно ахнул.
  Судья Киппен резко выпрямился — словно от внезапного удара в спину.
  — Вы отказываетесь отвечать? — переспросил он, как будто не верил собственным ушам.
  — Совершенно верно.
  — На том основании, что ответ может послужить поводом для привлечения вас к ответственности?
  — Да.
  — Вы уже признали, — сказал судья, — что оружие находилось в ваших руках.
  — Именно так, Ваша Честь.
  — Оружие, внешне сходное с этими двумя револьверами?
  — Я плохо разбираюсь в оружии.
  — Нас не интересует, насколько вы разбираетесь в оружии. Отвечайте на вопрос. Это оружие было похоже на револьвер?
  — Да.
  Судья побарабанил кончиками пальцев по крышке стола из красного дерева. Он с трудом сдерживал гнев.
  — Ваш адвокат присутствует в суде?
  — Нет.
  — Но вы советовались с адвокатом относительно ваших показаний, не так ли?
  — Да.
  — И он посоветовал вам отказаться отвечать по той причине, что ответ может обернуться против вас?
  — Адвокат заверил меня в том, что я имею на это право и могу воспользоваться известной поправкой к закону, если решусь взять на себя ответственность за такой шаг.
  — Что ж, я хотел бы обсудить это с вашим адвокатом, — сказал судья Киппен. — Неофициально суд считает, что коль уж вы ответили утвердительно на вопрос о том, было у вас оружие в день убийства или нет, вы не можете отказаться отвечать на вопрос о том, что вы с ним делали, якобы из боязни навредить себе. Каким бы ни был ваш ответ, в нем не может быть ничего такого, чего вы так опасаетесь. Действительно, пусть даже вы передали оружие кому-то… Если, конечно… — Судья задумался на миг и внезапно спросил: — Вы имели какое-то отношение к убийству Стивена Меррила?
  — Нет, Ваша Честь.
  — Вы присутствовали при его убийстве?
  — Нет, Ваша Честь.
  — У вас были какие-то особые основания ожидать, что он будет убит?
  — Нет, Ваша Честь.
  — Вступали ли вы с кем-нибудь в сговор с целью убийства Стивена Меррила?
  — Нет, Ваша Честь.
  — Учитывая все эти обстоятельства, я считаю, — заявил судья, — что вы не можете ссылаться на известную поправку к Конституции. Если вы передали кому-то это оружие, но не имели при этом никаких преступных намерений, вы не имеете права использовать поправку как ширму. Попытка использовать поправку без должных на то оснований может рассматриваться как неуважение к суду. А теперь я спрашиваю вас: кому вы передали оружие?
  — Я отказываюсь отвечать на этот вопрос, поскольку мой ответ может быть использован против меня.
  — Складывается ситуация, которую иначе, чем невероятной, пожалуй, и не назовешь. Суд намерен прибегнуть к самым строгим мерам. Суд не потерпит, чтобы его выставляли на посмешище.
  Мейсон встал.
  — Может быть, Ваша Честь, я сумею прояснить ситуацию, которая, я вижу, кажется суду тупиковой, — сказал он. — Если позволите, я задам свидетелю один вопрос.
  — Задавайте, — устало бросил судья.
  — Прибегнув к праву отказаться отвечать на вопросы, гарантированному вам пятой поправкой к Конституции, вы опасались того, что ваш ответ, который, возможно, никоим образом не отяготит вас в связи с данным убийством, окажется роковым для вас в ином отношении, поскольку укажет на вашу связь с каким-то иным преступлением, не так ли?
  — Это вы виноваты во всем! — взорвалась Айрин Кейт.
  Судья громыхнул молотком по столу.
  — Отвечайте на вопрос, свидетель.
  — Я считаю, что не должна на него отвечать.
  — А я считаю — должны, — возразил судья.
  — Я уже сказала, что мой ответ может быть использован мне во вред, и более об этом я не скажу ни слова. Моему адвокату известно, чем мотивирован такой отказ, и я строго придерживаюсь его рекомендаций.
  Судья колебался, очевидно взвешивая, выдвигать ли против свидетельницы обвинение в неуважении к суду или пока воздержаться. Его взгляд устремился к столу защиты.
  — Мистер Мейсон, — сказал он, — у вас, кажется, есть своя концепция относительно поведения свидетельницы. Быть может, вы зададите еще несколько вопросов, которые помогут хоть как-то прояснить ситуацию?
  Мейсон повернулся к Айрин Кейт.
  — Десятого числа этого месяца или незадолго до этого вы говорили со Стивеном Меррилом о драгоценностях?
  — Я отказываюсь отвечать на этот вопрос на том же основании, на котором оставила без ответа предыдущий.
  Судья посмотрел на Мейсона, не скрывая удивления.
  — О чем это вы? — спросил он. — Что задумали?
  — Возможно, Ваша Честь, — сказал Мейсон, — я смогу прояснить ситуацию.
  — Ваша Честь, — вскочил Гамильтон Бергер, — я вношу протест. Защитник умышленно мутит воду. Я возражаю против этого допроса и…
  — Протест отклоняется, — отрезал судья, не удостоив прокурора даже мимолетным взглядом. — Продолжайте, мистер Мейсон. Задавайте вопросы.
  — Мисс Кейт, десятого числа вы передали Стивену Меррилу значительную сумму денег наличными, не так ли?
  — Я отказываюсь отвечать. Основания те же.
  — Вместе с деньгами вы передали ему и тот револьвер, который у вас был, не так ли?
  — Ваша Честь, я протестую против допроса, ведущегося в такой манере, — вмешался Гамильтон Бергер.
  — Протест отклоняется.
  — Прошу Вас, Ваша Честь, выслушайте меня, — в голосе Бергера появились неуверенность и тревога.
  Судья даже не шелохнулся. Его взгляд был, казалось, прикован к свидетельнице.
  — Я не отстраняю вас от участия в судебном разбирательстве, мистер прокурор, — сказал он, — но отказываю вам в протесте, поскольку считаю его необоснованным. Суд желает добраться-таки до сути этого дела.
  — Ваша Честь, — запротестовал Бергер, — ведь совершенно очевидно, чего добивается мистер Мейсон. Зная, что свидетельница не станет отвечать ни на один вопрос, относящийся к этому оружию, он выдвигает свои версии — одна абсурднее другой, чтобы перенести суд на страницы бульварных газет. Это ведь все равно как если бы я спросил у нее: «Мисс Кейт, вы ведь десятого числа этого месяца наняли судью Киппена для убийства Стивена Меррила и снабдили его оружием, которое не отличишь от того, что проходит по нашему делу, не так ли?» Поскольку свидетельница считает, что не может отвечать на вопросы, касающиеся револьвера, который она имела в своем распоряжении десятого числа, не подвергая себя некой, вполне определенной опасности, тактика ее не может быть иной, чем переход в глухую оборону, а защитник хочет заработать на этом очки, поскольку внешне все будет выглядеть так, что свидетельница то ли не в состоянии опровергнуть выдвинутые против нее обвинения, то ли боится это сделать. Защитник славится умением играть на публику, наживая себе капитал на драматизации хода судебного процесса, в котором он принимает участие. Вот и сейчас дело, которое на стадии предварительного расследования представлялось вполне заурядным, повернуто им в целях саморекламы так, чтобы запутать следствие и суд. По сути, разбирательство уже превратилось в цирк.
  — Вы закончили, мистер окружной прокурор? — спросил судья Киппен. Его глаза все так же, не отрываясь, смотрели на свидетельницу.
  — Да, Ваша Честь.
  — Ваш протест отклоняется. Свидетель, отвечайте на вопрос.
  — Я отказываюсь отвечать, поскольку мой ответ может быть использован мне во вред.
  — Продолжайте, мистер Мейсон.
  — У меня нет больше вопросов.
  — Я тоже хотел бы задать вопрос, Ваша Честь, — с вызовом бросил Гамильтон Бергер.
  — Задавайте.
  — Мисс Кейт, скажите, ведь вы десятого числа этого месяца или незадолго до этого, вступив в сговор со Стивеном Меррилом с целью убить президента Соединенных Штатов, передали ему для осуществления сего преступного акта револьвер, находившийся у вас и внешне схожий с револьверами, проходящими по этому делу, не так ли?
  — Я нахожу вопрос крайне неуместным, мистер обвинитель, — взорвался судья. — Я считаю, что вы ступаете по самой кромке, за которой — то, что мы называем неуважением к суду.
  — Я лишь пытаюсь доходчиво высказать свое отношение к вопросам, задаваемым защитником, — возразил прокурор. — Я хочу доказать, что в нашем случае, когда свидетельница отказывается отвечать на любой из вопросов, в той или иной мере касающихся оружия, находившегося у нее десятого числа, защитник может протащить все, что ему заблагорассудится.
  — Мне ясна ваша позиция, — сказал судья Киппен. — Я давно понял, к чему вы клоните, но суд, приняв во внимание поведение свидетельницы, желает тщательнейшим образом разобраться в его подоплеке. Ваш же вопрос настолько надуман и абсурден, что не может не раздражать суд.
  — Я хотел изложить свои аргументы, — повторил Бергер.
  — Вы могли бы сделать это, не роняя достоинства, — процедил судья.
  — Я прошу прощения, — вмешался Мейсон, — но суд в пылу полемики с обвинителем, похоже, упустил из виду, что свидетельница так и не ответила на заданный вопрос.
  — Свидетельница, конечно же, со мною согласна, — заявил Бергер. — Не может быть не согласна. Она…
  — А вы что, ясновидец? — спросил Мейсон. — Или это по вашему совету она отказывается отвечать на вопросы?
  — Я возражаю, Ваша Честь! — взвился Бергер. — Эти инсинуации, которыми…
  — При данных обстоятельствах такое замечание вполне оправданно, — одернул его судья. И, обращаясь к адвокату, добавил: — Суд просит у вас прощения, мистер Мейсон. Свидетелю и в самом деле не дали возможности ответить на последний вопрос. Мисс Кейт, вы будете отвечать?
  — Нет, — сказала Айрин Кейт.
  Мейсон усмехнулся.
  Бергер, судя по выражению его лица, окончательно пал духом.
  — Послушайте, мисс Кейт, — сказал судья, — по-видимому, вы считаете, что вас со Стивеном Меррилом связывает нечто такое, о чем нам лучше не знать, — нечто вас компрометирующее. Пусть так. Но ведь есть вопросы, не столь опасные для вас. Итак, вы давали Стивену Меррилу примерно семь с половиной тысяч долларов десятого числа этого месяца?
  — Я отказываюсь отвечать, поскольку мой ответ может быть использован мне во вред.
  — Мистер Мейсон, — повернулся судья к адвокату, — вы, мне кажется, догадываетесь, почему свидетельница ведет себя таким образом. Суд уже отчаялся отыскать сколь-нибудь разумную причину этого.
  — Если позволит суд, — любезно откликнулся Мейсон, — я нахожу ее поведение вполне разумным. Осмелюсь предположить, что свидетельница, получив компетентный совет весьма квалифицированного адвоката, заняла позицию, которую невозможно оспорить с формальной точки зрения.
  — Ваша Честь, — вновь вскочил на ноги Гамильтон Бергер, — вот вам опять игра на публику! Защитник всеми способами компрометирует свидетельницу…
  Судья со злостью стукнул молотком по столу.
  — Обвинитель, вам следует воздерживаться от каких бы то ни было комментариев, относящихся к тактике защиты. Если вы можете хоть как-то объяснить поведение свидетельницы, я готов вас выслушать.
  — Очень хорошо, Ваша Честь, — кивнул Бергер. — Я хочу задать вопрос. Мисс Кейт, вам когда-либо приходилось консультироваться у мистера Мейсона, адвоката ответчицы, относительно ваших показаний на этом процессе?
  — Нет.
  — Вы консультировались у мистера Перри Мейсона по каким-либо другим вопросам? Является ли мистер Мейсон вашим поверенным в каких-либо иных делах?
  — Нет.
  Бергер, пытаясь скрыть замешательство, нагнулся к Строну и тихо спросил его о чем-то. Тот пожал плечами.
  — Суд намерен сделать перерыв на тридцать минут, — сказал судья. — Представителей сторон приглашаю в мой кабинет на совещание. Суд особо предупреждает каждого из лиц, которые давали или дают свидетельские показания и в настоящий момент присутствуют в зале, что они должны находиться в его распоряжении, когда он возобновит работу. Свидетелям не дозволяется ни под каким предлогом отсутствовать на процессе. Надеюсь, я ясно выразился? — судья оглядел зал. — Есть среди свидетелей или лиц, вызванных в суд повестками, кто-нибудь, кто не понял, что он должен вернуться в зал через тридцать минут?
  Из зала не донеслось ни звука. Судья повернулся к Айрин Кейт.
  — Вы поняли, что должны вернуться сюда через тридцать минут?
  — Да, Ваша Честь.
  — И что, попытавшись уклониться от этого, вы навлечете на себя обвинение в неуважении к суду?
  — Да, Ваша Честь.
  — Очень хорошо, — сказал судья Киппен. — Объявляю перерыв на тридцать минут. Суд желает видеть мистера Бергера и мистера Строна в указанном кабинете, после чего придет очередь мистера Мейсона и мистера Нили. Подготовьтесь, пожалуйста.
  Судья отодвинул кресло, встал и направился к дверям своего кабинета.
  Перри Мейсон повернулся к Нили и широко улыбнулся ему.
  Глава 19
  — Судья хочет видеть вас и мистера Нили в своем кабинете, мистер Мейсон, — кивнул бейлиф адвокату.
  У самых дверей Мейсон и Нили чуть было не столкнулись с Бергером и Строном. Бергер, глядя прямо перед собой невидящим взглядом, проскочил в каких-нибудь трех футах перед Мейсоном.
  Бейлиф предупредительно распахнул дверь, и адвокаты перешагнули порог кабинета судьи.
  — Присядьте, пожалуйста, — предложил им Киппен.
  Они повиновались, и судья посмотрел прямо в глаза старшему из партнеров.
  — Мистер Мейсон, — сказал он, — я хотел бы приоткрыть некоторые из моих карт. Думаю, что не совершу ошибки, если признаюсь вам, что перед началом процесса окружной прокурор привлек мое внимание к нескольким из тех дел, в рассмотрении которых вы принимали участие. Там, знаете ли, разворачивались чрезвычайно эффектные и драматические события, которые, мягко говоря, не укладывались в рамки обычной процедуры предварительных слушаний.
  Мейсон кивнул.
  — И мы с ним пришли к выводу, что пора прекратить такую практику. Я заверил окружного прокурора в том, что буду внимательно соблюдать все права ответчицы, но в то же время приму все необходимые меры, чтобы не допустить превращения зала суда в цирковую арену.
  Мейсон снова кивнул.
  На губах у судьи мелькнула едва заметная улыбка. Он продолжил:
  — Достаточно, однако, взглянуть на сенсационные заголовки в сегодняшних утренних газетах, чтобы увидеть, что события процесса, сами по себе не представляющие вроде ничего особенного, складываются не в обычную рутинную процедуру, а в некий совершенно невероятный спектакль.
  Мейсон молчал. Судья Киппен вздохнул.
  — Размышляя над ситуацией, я все больше прихожу к выводу, что объяснить ее совершенно не в состоянии. Это прежде всего касается поведения свидетельницы Айрин Кейт. Богатая женщина. Видное положение в обществе. А на процессе ведет себя так, что теперь все газеты будут трепать ее имя на своих страницах. Или Хелен Чейни. Популярная киноактриса. Имя у всех на слуху. И что же — бежит из штата, чтобы избежать допроса. Мервин Олдрич. Известный, всеми уважаемый бизнесмен. И тоже бежит сломя голову. Вполне возможно, что они поженятся в самом ближайшем будущем. А как только это произойдет, согласно закону ни ее, ни его нельзя будет заставить давать показания ни на пользу, ни во вред друг другу без разрешения другой стороны. Эта самая Айрин Кейт, вне всякого сомнения, тоже дала бы деру, если бы вы не подрубили ей предусмотрительно крылья судебной повесткой. Она обратилась за советом к адвокату и, похоже, не поскупилась на расходы, выискав лучшего из лучших. Я не питаю никакого предубеждения в отношении ответчицы. Если преступление имело место, а в этом сомнений нет, и если есть основания считать, что она его совершила, мисс Багби не избежать сурового приговора. Но если, с другой стороны, окажется, что преступление было совершено кем-то иным, суд и обвинение будут рады возможности восстановить справедливость и усадить на скамью подсудимых настоящего преступника.
  Мейсон кивнул.
  — Ну вот, — закончил судья, — я выложил на стол свои карты. Обвинитель понятия не имеет, что у Айрин Кейт на уме. Похоже, вы — единственный, кто что-то знает об этом. Поделитесь со мной.
  — Я попытаюсь объяснить вам свою позицию, — сказал Мейсон. — Закон под страхом судебного преследования запрещает предъявлять обвинение в подлоге или обмане лицу, привлеченному к судебному процессу в качестве свидетеля, поскольку это может отразиться на его показаниях. Но я считаю, что хороший защитник — не только знаток искусства перекрестных допросов. Он должен брать на себя больше. У меня, как вам известно, был револьвер, который передала мне Эвелин Багби. Я не подменял оружие, но и не препятствовал такой подмене, когда она была совершена человеком, рассчитывавшим запутать этим следствие. Однако я предпринял определенные шаги, чтобы обеспечить себе возможность вывести этого человека в конце концов на чистую воду.
  — Вы хотите сказать, что влепили из револьвера по пуле в столб опоры ограждения и в ствол дуба? — спросил судья, и его лицо потемнело.
  — Вот этого-то, — улыбнулся Мейсон, — я как раз и не хотел вам говорить.
  — Ну и правильно, — улыбнулся вдруг в ответ судья. — Продолжайте.
  — Десятого числа этого месяца произошло нечто такое, в результате чего в кармане у Стивена Меррила оказалось семь с половиной тысяч долларов наличными. И что-то мне подсказывает, что одновременно с этим он завладел револьвером, который у нас в деле проходит как вещественное доказательство под литерой «Д».
  — А что касается вещественного доказательства под литерой «А»? Этот револьвер как-нибудь замешан в этом деле?
  — Вы же слышали показания, — Мейсон приподнял в полуулыбке краешки губ.
  — Вы не очень-то спешите протянуть мне руку помощи, мистер Мейсон.
  — Если вы предоставите мне свободу действий, я, вернувшись в зал, попытаюсь расставить все по местам. Возможно, это даст повод окружному прокурору сравнить и этот судебный процесс с цирковым или театральным представлением, но дело-то будет сделано.
  Судья Киппен задумчиво почесал подбородок.
  — Что дает вам основания полагать, что вы сумеете раскрыть преступление? — спросил он. — Обвинитель понятия не имеет о том, что там стряслось на самом деле.
  — В том-то и беда, — вздохнул Мейсон, — что он не имеет понятия.
  — А вы таковое имеете?
  — Пожалуй, да. Тот, кто убил Стива Меррила, был настолько близок к нему, что разъезжал с ним в автомобиле, знал о револьвере и о семи с половиной тысячах долларов, а также о требованиях Эвелин Багби. Иными словами, это был некто, кому Стив Меррил безгранично доверял. Этот человек убил Меррила и оставил его труп в машине, спрятанной где-то на заброшенной горной дороге. Затем убийца, стерев с револьвера отпечатки пальцев, перезарядил и подбросил его Эвелин Багби, причем спрятал там, где она обязательно должна была на него наткнуться. Стащив с подушки наволочку, убийца отправился к новостройкам, откуда наблюдал за Эвелин Багби в бинокль до тех пор, пока не убедился в том, что она нашла оружие. Предугадать, что она с ним будет делать, труда не представляло. Когда она поехала в машине вниз, убийца Меррила увязался следом, напялив наволочку на голову, и напугал ее настолько, что она выстрелила два раза наугад. После этого негодяй притормозил, уверенный в том, что мисс Багби без оглядки мчится вниз, к своему адвокату, а он, то есть я, само собой, извещу полицию. Убийце оставалось только вернуться к машине с трупом Меррила, натянуть ему на голову наволочку и пустить машину под откос в нужном месте.
  — Замечательная версия, — сказал судья, — жаль только, что она никак не подкреплена фактами.
  — Развяжите мне руки и получите факты, — сказал Мейсон.
  Судья Киппен вновь задумчиво потер подбородок.
  — Что ж, — сказал наконец он, — если вы будете выяснять, что там стряслось, строго придерживаясь установленной процедуры, осложнений с моей стороны не последует, но если Гамильтон Бергер будет возражать и его возражения окажутся в достаточной степени обоснованными, я их удовлетворю.
  — Спасибо, — сказал Мейсон. — Полагаю, судья, мы с вами прекрасно поняли друг друга.
  Он встал, отодвигая кресло.
  — Не уверен, что это так, — с неожиданной досадой в голосе сказал Киппен, — ведь вы меня ставите в более чем незавидное положение.
  — Вспомните лучше, каково сейчас Бергеру, который не знает, куда повернуть, чтобы не сломать себе шею.
  Мейсон кивнул Нили, и они покинули кабинет. Совершенно сбитый с толку судья нерешительно смотрел им вслед.
  Глава 20
  Судья Киппен вошел в зал. По его лицу читалось, что он принял решение.
  — Мистер Мейсон, — сказал он, — у вас есть еще что-то, относящееся к делу?
  — Еще один свидетель, Ваша Честь.
  — Очень хорошо.
  — Прошу выйти мистера Оскара Лумиса.
  Лумис прошел вперед.
  — Мистер Мейсон, это вы вызвали мистера Лумиса в качестве свидетеля? — спросил судья.
  — Да, Ваша Честь.
  — Очень хорошо. Приступайте к допросу.
  — Мистер Лумис, вам был знаком Стивен Меррил?
  — Да.
  — Как долго вы его знали?
  — Сравнительно недолго. Мы жили в одном доме.
  — Вы знакомы с мистером Гарри Боулзом?
  — Да.
  — Как долго вы его знаете?
  — Два или три месяца.
  — Как вы с ним познакомились?
  — Через Стива Меррила. Они со Стивом были друзьями. Боулз заходил в гости к Стиву, а девятого числа въехал в освободившуюся квартиру на одном этаже с нами.
  — Когда нашли тело мистера Меррила, оно находилось в вашей машине, о краже которой вы сообщили полиции, не так ли?
  — Да.
  — Вы видели мистера Боулза в тот день?
  — Да, сэр.
  — Когда?
  — Около пяти часов вечера. Помню, я места себе не находил, поскольку машину увели прямо из-под носа, а тут он вышел и заговорил с нами.
  — Вы сказали «с нами». Поясните.
  — Ну да. Со мной была моя девушка.
  — Как ее зовут?
  — Руби Инвуд.
  — Вы давно с ней знакомы?
  — О да, довольно давно. Она живет в том же доме.
  — Что произошло после того, как вы встретили мистера Боулза где-то около пяти часов вечера?
  — Ну… мистер Боулз был первым, кто обратил внимание на то, что Меррил мог взять мою машину по ошибке, поскольку…
  — Минутку, Ваша Честь, — вмешался Гамильтон Бергер. — Не знаю, к чему ведет защитник, но настаиваю на том, чтобы не допускались пересказы. Я возражаю против пересказа слов мистера Боулза.
  — Протест принят.
  — Что вы делали после того, как переговорили с мистером Боулзом?
  — Ну… Я позвонил в полицию. Так и так, говорю, может быть, произошла ошибка и никакой кражи не было — просто Стив перепутал машины.
  — После этого вы провели какое-то время в компании Боулза?
  — Да, сэр.
  — Как долго вы с ним находились?
  — Мы встретились почти в пять, а расстались… Думаю, где-то в половине девятого или в девять.
  — Кто-нибудь еще был с вами?
  — Да. Руби Инвуд.
  — Она здесь, в суде?
  — Да, сэр.
  — У меня все, — сказал Мейсон. — Пригласите мисс Инвуд.
  — У меня нет вопросов, — согласился Гамильтон Бергер, радуясь тому, что Мейсон не подкатил ему под бок очередную юридическую бомбу.
  Вышла вперед и принесла присягу Руби Инвуд — симпатичная брюнетка с быстрыми черными глазами и прекрасной фигурой.
  — Вы знали мистера Меррила? — спросил Мейсон.
  — Да, сэр.
  — Вы видели его десятого числа этого месяца?
  — Да, сэр.
  — Как долго вы с ним были знакомы?
  — Несколько месяцев.
  — Вы знакомы с мистером Боулзом?
  — Да.
  — А с мистером Лумисом?
  — Да.
  — Вы дружите с ними?
  — Да.
  — А с кем вы были дружны больше: с мистером Меррилом или мистером Лумисом?
  — Мистер Лумис был и остается моим близким другом, — с достоинством сказала она.
  — Но вы дружили с мистером Меррилом, не так ли?
  — О да.
  — Показывал ли вам Стив Меррил десятого числа этого месяца большую сумму денег в пятидесяти— и стодолларовых купюрах и не говорил ли он вам…
  — Минутку-минутку, — снова вмешался Бергер. — Возражаю против пересказа. Не имеет значения, показывал ли мистер Меррил деньги, тем более сколько и каких там было купюр.
  — Это указывает на мотив, Ваша Честь, — улыбнулся Мейсон.
  — Мотив? — повторил судья Киппен. — Что вы имеете в виду?
  — Я говорю о мотиве убийства Стивена Меррила. Если у него была крупная сумма денег, это само по себе могло послужить мотивом преступления.
  — Хорошо, — сказал судья Киппен. — Оставим в протоколе упоминание о деньгах, но прекратим сейчас разговор о них.
  — Хорошо, — согласился Мейсон. — Стало быть, вы видели много купюр, мисс Инвуд?
  — Да, видела.
  — Вот револьвер, проходящий по делу как вещественное доказательство под литерой «Д». Вы видели такой у Стивена Меррила?
  — Я видела похожий на него револьвер.
  — Он говорил вам о том, где достал оружие?
  — То же возражение, — бросил Бергер.
  — То же постановление, — отозвался судья.
  — Говорил ли вам Меррил, что у него большие неприятности, а также о том, что он собирается откупиться от Эвелин Багби, ответчицы по настоящему делу?
  — Возражаю, Ваша Честь, — снова вмешался Бергер. Но тут же добавил: — Хотя нет… Нет, я снимаю свое возражение.
  — Да, он говорил мне об этом. Я иногда принимаю телефонные сообщения — когда жильцов нет дома. У нас, знаете ли, только по одному телефону на этаж. Десятого числа я приняла сообщение для мистера Меррила от ответчицы по настоящему делу, мисс Эвелин Багби. Она назвала мне свое имя, адрес, номер телефона и оставила сообщение. Я передала сообщение мистеру Меррилу вскоре после полудня. Он очень расстроился. Сказал: кое-что всплыло из его прошлого ему на погибель — такое, что он считал давным-давно погребенным. Добавил: нужно срочно раздобыть деньги. Затем около трех часов дня я встретила его очень довольным: мистер Меррил достал-таки нужную сумму. Он показал мне деньги, а также револьвер. Сказал, что встретится с ответчицей и предложит ей в качестве откупного две тысячи долларов и ни цента больше.
  — Стало быть, вы и мистер Лумис, которого вы охарактеризовали как лучшего вашего друга, отправились поужинать в компании с Гарри Боулзом?
  — Да, сэр.
  — И куда вы направили свои стопы?
  — Какие стопы, сэр?
  — Где вы ужинали?
  — В придорожной закусочной на Северном Бродвее.
  — Как вы туда отправились? На такси?
  — Нет, мы поехали на моей машине.
  — Как долго вы там находились?
  — Примерно до восьми или половины девятого.
  — А затем?
  — Затем мы вернулись домой опять же на моей машине, и я одолжила ее Гарри Боулзу, которому нужно было срочно встретиться с какой-то женщиной. Деньги какие-то она ему была должна, что ли… А вскоре после этого полиция уведомила мистера Лумиса, что отыскалась его машина.
  — А что за машина была у вас?
  — «Форд».
  — А сейчас на какой машине вы ездите?
  — На «Форде».
  — На том же, что и вечером десятого числа?
  — Нет, у меня новая машина.
  — О! У вас новая машина?
  — Да.
  — Когда вы ею обзавелись?
  — Утром одиннадцатого.
  — Вы сами ее купили или получили от кого-то?
  — Протестую, Ваша Честь. Вопрос неправомерен, не имеет отношения к делу и несущественен, — настороженно отозвался Бергер.
  — Протест принят.
  — Могу я высказаться в связи с этим последним вопросом? — напрягся Мейсон.
  — По-моему, мистер Мейсон, — отозвался судья, — обвинитель прав: вопрос никоим образом к делу не относится.
  — Хорошо, я продолжаю задавать вопросы. Новая машина была куплена в обмен на старую, не так ли?
  — Да.
  — И старая была сдана в агентство по продаже автомобилей утром одиннадцатого?
  — Да.
  — И вы тут же получили новую?
  — Да.
  — Вы сами занимались этим обменом или кто-то другой взял на себя все хлопоты?
  — Кто-то другой.
  — Ну вот, Ваша Честь, — сказал Мейсон, поворачиваясь к судье, — сейчас я прошу суд выписать агентству, в распоряжении которого находится «Форд», требование duces tecum, обязывающее предоставить автомобиль суду. Я намерен доказать, что в нем имеется пулевая пробоина.
  — Пулевая пробоина? — удивленно переспросил судья.
  — Да, Ваша Честь. У нас ведь недостает одной пули, не так ли?
  — Недостает пули? Я вас не понимаю. Мне казалось, что у нас две пули лишние.
  — Нет, Ваша Честь, — сказал Мейсон. — Ответчица дважды выстрелила в человека, который преследовал ее и чье лицо было скрыто под наволочкой. Одна из этих пуль застряла в потолочной балке мансарды дома миссис Юнис. Ответчица показала, что, выстрелив во второй раз, услышала характерный металлический звук. Я полагаю, что пуля мисс Багби попала в машину преследователя, и считаю, что причиной продажи машины мисс Инвуд наутро после трагедии была пробоина в кузове, видеть которую мисс Инвуд было нежелательно. А теперь, Ваша Честь, — сказал Мейсон, многозначительно поворачиваясь к Лумису, — я хочу объяснить, почему прошу выписать указанное требование. Видите ли, я собираюсь доказать, что все показания свидетелей относительно того, что вечером десятого числа Лумис, Инвуд и Боулз ужинали в ресторане, — чистейшей воды ложь. Я собираюсь доказать, что Боулз и мисс Инвуд действительно ходили в ресторан, но Оскар Лумис в это время поехал на машине мисс Инвуд в горы, чтобы там напасть на спускавшуюся в долину Эвелин Багби. Я готов доказать, что после того, как Лумис вынудил ответчицу два раза выстрелить, он…
  — Стойте! — поднялся Гамильтон Бергер. — Нам опять…
  — Сядьте, мистер обвинитель, — оборвал его судья Киппен. — И прикусите язык. Дайте мистеру Мейсону закончить. Потом можете возражать.
  Бергер проглотил слюну и сел.
  — Я готов доказать все вышесказанное, оперируя показаниями служащих автомобильного агентства, а также собираюсь допросить официантов ресторана, в котором эта троица якобы ужинала.
  — Нет-нет! Не обвиняйте Оскара! — внезапно вырвалось у Руби Инвуд, слушавшей заявление Мейсона с побелевшим от напряжения лицом. — Все было совсем не так. Это Гарри Боулз просил обеспечить ему алиби. Он одолжил у меня машину на вечер за двадцать пять долларов, согласившись возместить все расходы на бензин и масло. Боулз появился где-то в половине девятого, сказал, что попал в небольшую аварию и что слегка повредил машину. Он пообещал на следующее же утро заменить ее на новую, если я соглашусь подтвердить, что он весь вечер провел с нами. Я и предположить не могла, что Гарри окажется замешанным в убийстве. Не обвиняйте Оскара. Он действительно был со мною. Ведь правда, Оскар? Оскар, иди сюда и выложи им всю правду.
  Судья Киппен подался вперед, как пловец перед стартом.
  — Оскар Лумис, подойдите сюда, — сказал он. — И Боулз тоже. Где Боулз?
  Мейсон улыбнулся и сел на свое место.
  — Мистер бейлиф, разыщите Боулза, — приказал судья. — И немедленно приведите его сюда.
  — Он смылся пару минут назад, — бросил кто-то из публики.
  — Руби сказала вам правду, — подтвердил Оскар Лумис. — Об убийстве мы и знать ничего не знали.
  — Ваша Честь! — вскочил Гамильтон Бергер. — Это же…
  — Садитесь, — приказал судья. — Сейчас разберемся. Я хочу видеть здесь Гарри Боулза. А что касается вас, мисс Инвуд, вы, как я понимаю, дали ложные показания относительно алиби мистера Боулза?
  — Только потому, что хотели выгородить его… из-за аварии…
  — А вы, Лумис?
  — То же самое.
  — Хорошо, — кивнул судья. — Я заключаю вас под стражу. Мистер окружной прокурор, распорядитесь о задержании мистера Боулза. Суд прерывает свою работу, чтобы дать полиции возможность обследовать машину, сданную агентству по продаже автомобилей утром одиннадцатого числа. Я хочу знать, действительно ли в ней имеется пулевая пробоина.
  Глава 21
  В офисе Мейсона собрались Делла Стрит, Фрэнк Нили, Эвелин Багби, Пол Дрейк и сам хозяин.
  — Не сомневаюсь, — сказал Мейсону Дрейк, — сейчас ты скажешь, что знал обо всем этом с самого начала.
  — Нет, не знал, — ответил Мейсон, — но чувствовал, что Эвелин Багби не врет. Я знал, что Олдрич подменил оружие. Это было ясно с самого начала, но я не препятствовал. — Мейсон улыбнулся, вспоминая о случившемся, и добавил: — Я считаю, что адвокат должен использовать любую возможность, чтобы облегчить положение клиента.
  Дрейк покачал головой.
  В дверях появилась Герти.
  — Мисс Айрин Кейт у телефона, мистер Мейсон. Говорит, что должна срочно поговорить с вами.
  Мейсон снял трубку и жестом попросил Деллу снять параллельную. Делла осторожно подняла трубку и тут же принялась торопливо набрасывать что-то в своем блокноте.
  Мейсон время от времени задавал вопросы. Наконец он повесил трубку.
  — Ну что там? — спросил Дрейк. — Мы тут лопаемся от любопытства.
  — Порядок, — сказал Мейсон. — Все части головоломки улеглись на свои места. Меррил подкупил Селесту, горничную Айрин Кейт, чтобы та держала его в курсе событий, поскольку хотел уладить взаимоотношения с Хелен Чейни, не обращаясь в суд. Он выжидал, надеясь, что Хелен не выдержит и пойдет на уступки. Но Олдрич посоветовал Хелен не платить ни гроша. Это он решил, что бракосочетание пройдет в Лас-Вегасе. Так что Меррилу оставалось одно — действовать через суд, а вот этого-то он как раз и не хотел. А тут еще, как снег на голову, — телефонный звонок Эвелин Багби из Короны. А Меррил знал от Селесты, что именно в Короне собираются встретиться Чейни и Олдрич, чтобы оттуда уже вместе отправиться в Лас-Вегас. И вот тут в голове у него зародился хитроумный план, осуществив который он мог бы похитить драгоценности на сорок тысяч долларов, отправить за решетку Эвелин Багби, в результате чего ей стало бы уже не до него, а также сорвать, хотя бы на время, свадьбу, что позволило бы выиграть время на подачу судебного иска, хотя он и старался отложить это на самый крайний случай, предчувствуя, что суд примет решение не в его пользу. Добиться своего, используя угрозу иска как дубинку, — вот на что он рассчитывал.
  Что касается Боулза, тот был не более чем орудием в руках Меррила. В день кражи, когда Хелен Чейни и Айрин Кейт отправились в салон красоты, Селеста, переодевшись в платье хозяйки, надев ее туфли и нацепив черные очки — не для того, чтобы подставить Айрин Кейт, а для маскировки, — помчалась в Корону, проникла с помощью отмычки в номер Эвелин Багби, оставила там браслет с бриллиантами и вернулась обратно в Голливуд, чтобы вовремя встретить хозяйку и ее подругу после ленча. Селеста помогала Айрин упаковывать вещи. Айрин положила драгоценности в чемодан. Селеста тайком вытащила их оттуда, закрыла чемодан и уложила его в багажник машины Айрин. Она же, разумеется, снабдила Меррила ключом от этого багажника. От Меррила ключ попал к Боулзу. Все, что требовалось от Боулза, — дождаться, пока голубки встретятся в Короне, и вскрыть багажник.
  Поскольку педантизм Олдрича стал притчей во языцех, не вызывало сомнений, что Хелен Чейни и Айрин Кейт предпочтут приехать в Корону пораньше, чтобы, не дай бог, не заставить его ждать. Приехав, женщины припарковали машину и отправились в коктейль-бар, где и была назначена встреча…
  Айрин Кейт начала догадываться о том, что произошло на самом деле, во время суда над Эвелин. Именно поэтому она так спешила уладить с нею дело миром. Хотя адвокат советовал ей не пороть горячку, Айрин считала, что, поскольку кража совершена Селестой, собственная ее позиция в случае иска за ложное обвинение будет более чем уязвимой.
  После того, как Эвелин была оправдана, Меррил позвонил Айрин и выложил карты на стол. У него были драгоценности на кругленькую сумму в сорок тысяч долларов. Он пообещал вернуть их ей при условии, что она выплатит ему семь с половиной тысяч долларов и не станет задавать никаких вопросов. Айрин проконсультировалась у адвоката, и тот порекомендовал ей установить у себя микрофон, чтобы записать разговор с Меррилом на магнитофон, а затем известить обо всем полицию. Он объяснил мисс Кейт, что она, заплатив преступнику деньги, с формальной точки зрения превратится в его соучастницу. Однако искушение вернуть драгоценности за несколько тысяч долларов оказалось слишком большим, и Айрин решила пойти на сделку. Она рассказала обо всем Хелен Чейни, и та одолжила ей свой револьвер, полученный от Олдрича.
  Намеченная встреча состоялась, но Меррил заподозрил что-то неладное. Он устроил обыск, обнаружил спрятанный микрофон, по проводу добрался до магнитофона, разбил его вдребезги и забрал ленту. Айрин направила на него револьвер, но он увернулся и выкрутил его из ее руки. После этого они мирно завершили сделку. Айрин Кейт рассталась с семью с половиной тысячами долларов, получив взамен вожделенные драгоценности… Айрин прекрасно понимала, что я рано или поздно до всего докопаюсь, поэтому решила упредить события. Она предложила компромиссный договор о компенсации для Эвелин Багби, не доводя дела до формального иска.
  — А как насчет убийства? — спросил Дрейк.
  — Что касается дальнейшего, можно только предполагать. Боулз, вероятно, должен был получить за свои труды какое-то вознаграждение, но поссорился с Меррилом из-за размера суммы и, выхватив револьвер из бардачка машины, застрелил соучастника. Мы не знаем ни того, кто оказывал давление на Меррила, ни каким это давление было. Меррил упоминал что-то о карточном долге, ему также нужны были деньги, чтобы расплатиться с Эвелин Багби. Так или иначе, он, вероятно, оценил свои потребности в семь с половиной тысяч долларов и стремился раздобыть их любым путем и во что бы то ни стало.
  Боулз, по-видимому, вовсе не собирался убивать Меррила. Меррил, как мы знаем, хотел поехать в «Горную корону», найти там Эвелин и договориться с ней. Вряд ли я ошибусь, если предположу, что он, полагаясь на свой дар красноречия, рассчитывал получить за пару сотен долларов и кучу обещаний ее согласие не ворошить прошлое. Меррил ездил на взятой напрокат машине, с которой не вполне еще свыкся. Машина эта была той же марки и модели, что и машина Лумиса, их немудрено было перепутать, поскольку даже ключи зажигания и те оказались идентичными. Надо полагать, ссора вспыхнула из-за размеров добычи, причитавшейся Боулзу. Боулз, вероятно, хотел получить по максимуму, а Меррил соглашался дать ему только какой-то процент от тех денег, что должны были остаться после расчетов с Эвелин. Дальше — больше. Меррил наверняка показывал Боулзу револьвер, который он отнял у Айрин Кейт. Вспомнив об этом, Боулз выхватил оружие и пригрозил им Меррилу. Тот, недолго думая, попытался, видимо, отобрать оружие, и Боулз нечаянно дернул за спусковой крючок. Такое, знаете, иногда случается — как гром с ясного неба. Боулз не успел еще сообразить, что стряслось, а на руках у него уже лежал труп. Естественно, первое, что могло прийти на ум такому человеку, как Боулз, было свалить это убийство на кого-нибудь другого. А Эвелин Багби прямо-таки напрашивалась на роль козла отпущения…
  Думаю, убийство произошло тогда, когда машина уже катила по дороге к Эвелин. И полагаю, случилось это не слишком далеко от того места, где был обнаружен труп. Боулз подыскал для машины с трупом укромное местечко, забрал семь с половиной тысяч долларов, почистил и перезарядил револьвер, отправился в «Горную корону» и выяснил, что Эвелин там нет — уехала за покупками. Прикинув, куда Эвелин сунется первым делом, когда вернется, — в комод, надо думать, чтобы положить кое-что из покупок, — Боулз оставил револьвер в ящике комода, стащил с подушки наволочку и на попутных машинах добрался до Голливуда, где одолжил у Руби Инвуд автомобиль, заплатив ей за эту услугу двадцать пять долларов. Как раз к этому времени Лумис обнаружил пропажу своей машины и начал названивать в полицию. Боулз усмотрел здесь великолепнейшую возможность обзавестись алиби и сказал Лумису, что видел, как Меррил всего за несколько минут до этого уехал, скорее всего, в его, Лумиса, машине, перепутав ее со своей. Боулз не преминул добавить, что заметил в машине рядом с Меррилом неизвестную ему женщину. Таким образом, у него появилась еще одна возможность бросить тень на Эвелин. Вдобавок он получил алиби — ведь получалось, что в пять часов вечера Меррил был еще жив…
  Орудие убийства лежало в ящике комода, стоявшего в комнате Эвелин Багби. Боулз не сомневался в том, что девушка его обнаружит. Предугадать же дальнейшие ее действия никакого труда не составляло. Она вряд ли решится позвонить в полицию — слишком сильны еще воспоминания о злоключениях с подброшенным браслетом. Значит, позвонит адвокату, то есть мне, а я посоветую ей немедленно привезти оружие, пока его не конфисковала полиция. Если же Эвелин Багби не попадется в эту ловушку, тоже не страшно: полиция обнаружит труп Меррила и найдет оружие.
  Эвелин, однако, действовала именно так, как и рассчитывал Боулз. Укрывшись в одной из новостроек, он наблюдал за ней в бинокль. Увидел, как Эвелин нашла оружие, как поспешила затем к машине и покатила вниз. С этого момента, что бы ни случилось, карты ложились так, как замышлял Боулз. Он попытался столкнуть Эвелин Багби с дороги. Если бы она загремела под откос, Боулз спустился бы к покореженной машине, проверил бы все, положил рядом револьвер, а затем, поднявшись наверх, натянул Меррилу наволочку на голову и спустил бы машину примерно в том же месте. Все выглядело бы так, словно Эвелин застрелила Меррила и, не справившись с управлением, свалилась вниз и разбилась насмерть. Если бы она выхватила револьвер и начала палить куда ни попадя, он тоже оказался бы в выигрыше. Чего Боулз не ожидал, так это того, что одна из наугад выпущенных пуль заденет одолженный у Руби Инвуд автомобиль. Когда это случилось, перед Боулзом возникла проблема. Он вернулся туда, где оставил труп Меррила, пробил дыру в наволочке — вероятно, рукояткой домкрата, — натянул Меррилу наволочку на голову, подкатил машину к обрыву и…
  — А почему он не включил фары? — спросил Дрейк. — Ему же надо было видеть, куда ехать.
  — Он их сознательно выключил перед тем, как столкнул машину вниз, — сказал Мейсон, — чтобы вызвать у полицейских сомнения в правдивости рассказа Эвелин Багби. Он знал, что очень скоро будет установлено, откуда взялась эта наволочка, и что следователи разберутся в том, что дырка в наволочке была проделана вовсе не пулей. Таким образом Боулз подсовывал полицейским еще один повод подозревать Эвелин в совершении этого преступления.
  — Ну и дела, — сказал Дрейк. — И мы сможем все это доказать?
  — Сможем, — кивнул Мейсон. — К несчастью для Боулза, Айрин Кейт догадалась переписать номера банкнот, полученных в банке и переданных ею Меррилу, которые Боулз прикарманил после его смерти. Боулз наверняка расплачивался ими за новую машину, купленную для Руби Инвуд. А в старой машине Руби отыщется пулевое отверстие. Боулз придумал дорожную аварию как прекрасный предлог попросить Руби Инвуд и Оскара Лумиса обеспечить ему алиби — в благодарность за новую машину… Такие вот дела. А что касается Айрин Кейт, я только что получил от нее весьма заманчивое предложение: если Эвелин Багби забудет о случившемся, она выплатит ей двадцать тысяч долларов. Я сказал, что мы над этим подумаем.
  — Двадцать… тысяч?! — воскликнула Эвелин.
  — Совершенно верно, — кивнул Мейсон. — Это позволит вам обновить гардероб, чтобы вы достойно выглядели на пробной киносъемке. После этого дела вы стали широко известны, Эвелин, и долго ждать предложений от продюсеров, я думаю, не придется. Вы сможете заплатить мистеру Нили неплохой гонорар за его услуги на процессе о краже драгоценностей, дадите мне возможность расплатиться с мистером Дрейком, и кое-что вам еще останется.
  — И все это время вы мне верили? — со слезами на глазах спросила Эвелин.
  — Что ж, — пожал плечами Мейсон, — я всегда верю своим клиентам, Эвелин. Поразмыслив над вашими словами о том, что вы слышали, как что-то там звякнуло, я подумал: а чем черт не шутит! Может, вы и в самом деле подстрелили машину преследователя… А затем, узнав, что Руби Инвуд начала разъезжать в новом автомобиле, я сложил два и два.
  — Ты сложил два и два и получил десять, — усмехнулся Дрейк.
  Мейсон забросил руки за голову и сказал:
  — Это дело — великолепный пример того, сколь важной может стать роль мелких, вроде бы совершенно несущественных фактов. Два факта — новая машина и звук от удара второй пули — дали ключ к разгадке.
  Нили, достав носовой платок, старательно вытер им лоб.
  — Если вы не возражаете, мистер Мейсон, — сказал он, — я вернусь к себе в Риверсайд и продолжу практику так, как был тому обучен. Несколько последних дней общения с вами настолько вышибли меня из колеи, что я не знаю, сумею ли попасть в нее вновь.
  — И верно: забываешь о колее, когда имеешь дело с рыжеволосыми непоседами, — подтвердил, улыбаясь, Мейсон.
  Дело очаровательного призрака
  Глава 1
  Делла Стрит, доверенная секретарша адвоката по уголовным делам Перри Мейсона, первой обратила его внимание на очаровательный призрак.
  — Почему ты улыбаешься? — спросил Мейсон, заметив жест, которым Делла Стрит складывала газету.
  — Вот, взгляни, — предложила она, протягивая газету адвокату.
  — И что случилось?
  — Вчера люди видели призрак в парке Сьерра-Виста. Очаровательный и соблазнительный. Не сомневаюсь, что тебя заинтересовало бы дело с его участием.
  — Я уже заинтересовался.
  Мейсон взял газету и прочитал заголовок:
  «Привлекательное привидение пугает влюбленных. Женщина с гаечным ключом бросается в погоню».
  Статья была определенно написана с желанием не только сообщить новость, но и повеселить читателя.
  В ней говорилось:
  «Прошлая ночь оказалась колдовской. Светила полная луна, а слабый ветерок вызывал легкий шелест листьев и травы.
  Джордж Белмонт, двадцати восьми лет, проживающий по адресу: Западная Вудвейн-авеню, пятнадцать тридцать два, и Дайан Фоли сидели в машине и наблюдали за звездами. Внезапно перед ними появилось очаровательное привидение, практически полностью обнаженное, если не считать одного почти прозрачного предмета одежды, и направилось к машине.
  По словам Джорджа, привидение танцевало что-то из классического репертуара. Разгневанная Дайан описала то же самое гораздо более прозаично. Просто разные точки зрения — мужская и женская.
  „Мы сидели в машине и разговаривали, — сообщила Дайан сержанту Стэнли из патрульной службы, — и тут внезапно появилась обнаженная девица и попыталась увести моего парня. Какие танцы? Она нагло звала его пойти с ней. Меня не проведешь“.
  „Она была соблазнительна?“ — уточнил сержант Стэнли.
  „Мужчины могут назвать ее соблазнительной, — фыркнула Дайан, — но, что касается меня, я описала бы это просто как виляние задницей“.
  „Что сделал Джордж?“
  „Ты только взгляни!“ — воскликнул он, обращаясь ко мне, и уже собрался выйти из машины, но тут я сама решила взять быка за рога.
  „Что сделали вы?“
  „Я схватила первое, что попалось под руку, и бросилась в погоню, чтобы научить ее не появляться перед людьми в чем мать родила и показать, что будет с теми, кто осмелится заигрывать с моим парнем“.
  „Первое попавшееся под руку“, упомянутое Дайан, — это гаечный ключ, которым обычно наносятся „серьезные телесные повреждения“, по выражению полиции. Он, несомненно, попадает в категорию „смертоносное оружие“.
  Похоже, что призрак не осознавал опасности, но все равно попытался скрыться. Дайан Фоли бросилась в погоню. Ей, конечно, мешала традиционная одежда, потому что она цеплялась за ветки кустов и деревьев. Время от времени она издавала гневные крики, которые привлекли внимание жителей окрестных домов, в результате чего в полицию позвонило более полудюжины человек.
  Дайан утверждает, что кричало привидение. Жители окрестных домов настаивают, что и сама Дайан не стеснялась в выражениях. Один мужчина, сообщивший в полицию о происходящем, заметил: „Мне показалось, что это два койота, завывающие в пустыне, а те, кто хоть раз бывал в пустыне, представляют, что это за звуки: слышишь одного, а кажется, что орут шестеро, а если их двое… Подобное происходило прошлой ночью в парке, прилегающем к моему дому. Я решил, что там кого-то убивают или, по крайней мере, две женщины сцепились в смертельной схватке и выдирают друг у друга последние волосы“.
  В конце концов привидение, фигуру которого Джордж описал как „просто из потустороннего мира“, выиграло забег, а запыхавшейся и разгневанной Дайан с гаечным ключом в руке пришлось вернуться обратно не солоно хлебавши.
  К парку подъехало несколько патрульных машин, полиция начала прочесывать микрорайон и вскоре была вознаграждена, увидев молодую женщину, гуляющую со скромно опущенной головой в плаще бежевого цвета. В безоблачную ночь плащ показался полиции неуместным.
  Полиция решила допросить девушку, и выяснилось, что она не в состоянии назвать ни своего имени, ни адреса. „Я ничего не помню“, — повторяла она.
  После того как девушку доставили в управление, полиция обнаружила, что под плащом у нее — лишь остатки дорогих, практически прозрачных трусиков, разорванных ветками.
  В полиции решили, что пойман таинственный призрак, однако против девушки нашлись лишь косвенные улики. Дайан не смогла опознать ее с полной уверенностью и не позволила пригласить Джорджа в качестве свидетеля.
  В связи с потерей памяти „призрак“ в настоящее время находится в больнице, а полиция пытается его идентифицировать».
  — Очень интересно, — заметил Мейсон, откладывая газету в сторону. — Она наверняка совершила какое-то преступление.
  — По-моему, ты опережаешь события, шеф, — сказала Делла Стрит. — И, кстати, я обратила твое внимание на эту статью не для того, чтобы ты витал в облаках, а по долгу службы — как твоя секретарша. Сводная сестра очаровательного призрака с нетерпением ждет в приемной.
  — Что же ты не сказала сразу! — воскликнул Мейсон. — Чего она хочет?
  — Очевидно, семья решила попросить тебя представлять этот очаровательный призрак. Насколько я поняла, они пришли к единому мнению, что девушка во что-то впуталась и ее необходимо срочно спасать.
  — Как зовут сводную сестру?
  — Миссис Вильям Кенсингтон Джордан. Похоже, что богата и уважаема.
  Мейсон улыбнулся.
  — Ты прекрасно представила дело, Делла, — заметил он. — Я, несомненно, встречусь с миссис Вильям Джордан, но вначале, пожалуйста, опиши ее мне.
  — Исключительно холеный вид, модно одета, изысканные манеры, красивые ноги, дорогие туфли…
  — Сколько ей лет?
  — От двадцати восьми до тридцати.
  — Красивая?
  Делла Стрит колебалась несколько секунд, а потом ответила:
  — Слишком узкие губы, пытается увеличить их помадой, но это только портит картину. Правда, обращают на себя внимание глаза — умные и большие.
  — Ладно, пора на нее посмотреть. Меня заинтересовал этот призрак.
  — Естественно, — кивнула Делла Стрит и отправилась в приемную.
  Миссис Джордан остановилась на несколько секунд в дверном проеме и внимательно посмотрела на Мейсона.
  — Мистер Мейсон. Миссис Джордан, — представила Делла Стрит.
  — Спасибо, — сказала посетительница, не поворачивая головы.
  — Добрый день, миссис Джордан, — дружелюбно улыбнулся Мейсон.
  Она подошла к письменному столу и протянула руку адвокату.
  — Добрый день, мистер Мейсон. Рада познакомиться с вами. Ваша внешность соответствует вашей исключительной репутации.
  — Спасибо, — поблагодарил адвокат с серьезным видом, стараясь не встречаться взглядом со своей секретаршей, которая с трудом сдерживала смех. — Садитесь, — предложил Мейсон, указывая на большое черное кожаное кресло, предназначенное для клиентов, — и расскажите, почему вы хотели со мной встретиться.
  Миссис Джордан опустилась в кресло, положила ногу на ногу и поправила юбку.
  — Вы читали сегодняшние газеты? — спросила посетительница.
  Мейсон переглянулся с Деллой Стрит, а потом кивнул.
  — В таком случае вы знаете о привидении, а вернее, об эксгибиционистке, появлявшейся в обнаженном виде в парке Сьерра-Виста и танцевавшей в лунном свете?
  — Насколько я понял из вашего описания, вы не особо-то верите в сверхъестественное, — заметил адвокат.
  — Если в дело замешана Элеонора — нет.
  — А кто такая Элеонора?
  — Привидение. Моя сводная сестра.
  — Вы уже сообщили об этом властям? — поинтересовался Мейсон.
  — Нет.
  — Почему?
  — Я… Мне бы хотелось сперва точно оценить ситуацию.
  — Наверное, вам стоит мне все объяснить поподробнее.
  — Элеонора любит выставлять себя напоказ. Она авантюристка и лгунья, — заявила миссис Джордан, не пытаясь скрыть горечи, явно проступающей в ее голосе.
  — Насколько я понимаю, — решил Мейсон, — вы не особо симпатизируете своей сводной сестре, не так ли?
  — Вы должны понять меня правильно, мистер Мейсон. Я ее терпеть не могу.
  — Итак, вы узнали девушку, изображенную на фотографии, помещенной в газете, девушку, которая страдает потерей памяти…
  — Потерей памяти, черт побери! — взорвалась миссис Джордан. — Она помнит все не хуже меня или вас. Она уже не один раз вляпывалась в неприятную историю и, чтобы выкрутиться, притворялась, что ничего не в состоянии вспомнить. На этот раз тоже, наверное, что-нибудь выкинула, а теперь пытается вызвать симпатию у окружающих и вернуться в лоно семьи.
  — Вам, наверное, лучше рассказать мне все с самого начала, — заметил Мейсон.
  — Примерно две недели назад Элеонора убежала вместе с Дугласом Хепнером.
  — А кто такой Дуглас Хепнер?
  — Человек без определенных занятий, охотник за богатыми невестами и приданым, аферист. Такая же фальшивка, как трехдолларовая купюра.
  — И вы утверждаете, что ваша сводная сестра убежала вместе с ним?
  — Да.
  — Они поженились?
  — Она уверяет, что да.
  — Вы не присутствовали на церемонии?
  — Конечно нет. Они просто скрылись. Мой муж, отец и я уезжали на выходные. Вернувшись, мы обнаружили телеграмму с сообщением о том, что они поженились.
  — Откуда пришла телеграмма?
  — Из Юмы, штат Аризона.
  — Вступление в брак в Юме значительно упрощено, — заметил Мейсон. — Многие ездят туда специально для того, чтобы пожениться.
  — Именно поэтому Элеонора с Хепнером и отправились туда.
  — Чтобы пожениться?
  — Нет, потому что вступление в брак в Юме значительно упрощено.
  — Вы не думаете, что они на самом деле поженились? — уточнил Мейсон.
  — Я не представляю, что думать, мистер Мейсон! Когда дело касается Элеоноры, вообще трудно определенно сказать, что могло произойти.
  — Расскажите о себе, пожалуйста, — попросил Мейсон.
  — Моя девичья фамилия — Корбин. Я — Ольга Корбин Джордан.
  — Ваш муж жив?
  Посетительница кивнула.
  — Вы живете вместе?
  — Конечно. Мы очень счастливы с Биллом. Я сейчас пришла к вам одна, потому что у него просто нет времени.
  — Но он в курсе, что вы здесь?
  — Да. У меня нет секретов от Билла. Отец не знает всех деталей. Папе я просто сказала, что отправляюсь к адвокату, а ему не следует ничего говорить ни полиции, ни журналистам, пока я не вернусь.
  — Вы узнали вашу сводную сестру на фотографии, напечатанной в газете?
  — Да. Сразу же. И другие ее узнают, поэтому я и пришла к вам, не договариваясь заранее. У нас очень мало времени.
  — Что вы от меня хотите?
  — Элеонора четыре или пять раз попадала в различные переделки. Всегда кто-то приходил на помощь и выручал ее из неприятной ситуации. Отец смотрел на все сквозь пальцы и… В общем, он души в ней не чает. Она страшно избалована и думает, что в состоянии заставить любого мужчину плясать под ее дудку. У нее соблазнительная внешность, и она этим пользуется.
  — Слишком сексуальна? — спросил Мейсон.
  — Нет, но окружающие ее мужчины считают, что они слишком сексуальны. Вы не вчера родились, мистер Мейсон. Вы знаете такой тип женщин.
  — Как Элеонора ладит с женщинами?
  — Она не общается с женщинами. Она ориентируется только на мужчин и, поверьте, преуспевает в этом деле. Конечно, она им льстит, они начинают думать, что неотразимы… Я изо дня в день наблюдаю за ее ухищрениями и уловками и знаю, что станет с очередной жертвой Элеоноры. Мне, откровенно говоря, все это давно уже опостылело.
  — В особенности если вы с самого начала ее недолюбливали, — сухо заметил Мейсон.
  — Да, я не испытываю к ней особых симпатий, — гневно заявила Ольга Джордан. — Она начала оказывать влияние на отца уже в пятилетнем возрасте и всегда пользовалась этим!
  — Ваша мать жива?
  — Нет.
  — Элеонора ваша сводная сестра?
  — Я расскажу вам вкратце историю нашей семьи, мистер Мейсон. Я родилась, когда отцу было тридцать лет. Сейчас мне двадцать де… то есть тридцать. Отцу шестьдесят. Моя мать умерла, когда мне только исполнилось пять лет. Когда мне было восемь, отец познакомился с Салли Леван.
  — Матерью Элеоноры?
  — Вы абсолютно правы, мистер Мейсон. И с той минуты, когда она с ним встретилась, у Салли в голове засела одна определенная идея — запустить в отца свои коготки и заполучить столько, сколько удастся из него вытянуть. Она постоянно говорила о том, как обожает моего отца и любит каждый волосок на его голове, как она хочет иметь семью, ну и так далее. В результате родилась Элеонора — не потому, что Салли любила детей, а потому, что понимала, что, раз у отца есть я, она не сможет тягаться с этой привязанностью, пока не родит от него ребенка… Мне было тогда только восемь лет, и не предполагается, что восьмилетний ребенок заметит подобные вещи, но, поверьте мне, мистер Мейсон, я видела все так же отчетливо, как пальцы на своей руке.
  — Салли умерла?
  — Довольно внезапно. Я не лицемерка. Тогда мне уже исполнилось одиннадцать, и, понимая все происходящее, я только радовалась ее смерти. Радовалась тогда и радуюсь сейчас.
  — Вы росли вместе с Элеонорой?
  — Я пыталась выступать в роли старшей сестры и матери одновременно. Практически сразу же после смерти Салли отец позвал меня к себе и объяснил мои обязанности. Я хотела оправдать его надежды. Тогда мне еще нравилась Элеонора. Я ненавидела ее мать, но не имела ничего против нее самой.
  — Но вы возненавидели ее позднее?
  — Да.
  — Насколько позднее? — спросил Мейсон, переглянувшись с Деллой Стрит.
  — Вскоре, — призналась миссис Джордан. — Когда Элеоноре исполнилось пять лет, мне стало ясно, что она точная копия своей матери. Она в раннем возрасте поняла, что выглядит как ангелочек, и начала пользоваться своим невинным выражением лица. Конечно, голубые глаза и золотистые волосы, напоминающие нимб, здорово ей в этом помогали. Она всегда представляла себя маленькой несчастной сироткой, в результате чего люди выворачивались наизнанку, только бы что-нибудь для нее сделать. Потом она поняла, что можно использовать мужчин, — и тут остановить ее стало просто невозможно.
  — Продолжайте, — попросил Мейсон.
  — Она давно разбила бы сердце отцу, если бы он знал про все ее проделки. До него никогда не доходили все детали. Тут постарались мы с Биллом. Иногда привирали, иногда приукрашивали события. Однажды мы уехали отдыхать, и предполагалось, что Элеонора находится вместе с нами. Нам пришлось подтвердить ее алиби. Мы вели себя словно парашютисты, оказавшиеся в стане врага и пойманные с поличным.
  — Она не отдыхала с вами?
  — Нет. Одному богу известно, где она тогда находилась, но отцу она сообщила, что едет вместе с нами. Мы даже не подозревали об этом. Мы позвонили домой, чтобы поинтересоваться, как идут дела у отца, и он спросил, нравится ли путешествие Элеоноре. Мне потребовалась доля секунды, чтобы уяснить ситуацию, и ради него я ответила, что она просто наслаждается жизнью.
  — Ваш отец ее очень любит?
  — Она его просто загипнотизировала. Точно так же, как в свое время и ее мать. Правда, как мне кажется, теперь у отца понемногу открываются глаза.
  — И вы считаете, что призрак, о котором написано в газетах…
  — Я не считаю, я знаю, — перебила Ольга Джордан. — Даже если бы газеты не поместили ее фотографию, я все равно поняла бы, что речь идет об Элеоноре. Как раз в ее стиле. Она убежала вместе с Дугласом Хепнером. Следует, наверное, ожидать худшего. Ей пришлось вернуться в лоно семьи, но она чего-то боится. Что-то заставляет ее играть на симпатиях других и пускать пыль в глаза отцу. Поэтому она устроила танцы в обнаженном виде при свете луны, ее арестовала полиция — что, несомненно, она спланировала заранее, — она смотрела на них своими невинными, широко раскрытыми голубыми глазами и заявляла, что ничего не помнит. Все прошлое якобы стерто из ее памяти. Полиция отвезла ее в больницу, ее фотографию поместили во всех газетах, и предполагается, что семья тут же кинется ей на помощь, что мы наймем психиатров, все будут бегать кругами возле несчастной Элеоноры, память начнет к ней потихоньку возвращаться, тут всплывет то, чего она боится, и ее, естественно, простят.
  Мейсон прищурился, внимательно разглядывая миссис Джордан.
  — Тогда почему бы вам не отправиться в больницу, не идентифицировать ее и не покончить с этим? — спросил он. — Если она затеяла игру так, как вы описали, то что вы можете предпринять? Зачем консультироваться с адвокатом?
  — Я пришла к вам, мистер Мейсон, потому что мне все это надоело до чертиков. К тому же я хочу по возможности избавить отца от лишних переживаний. Я боюсь… того, что Элеонора совершила на этот раз.
  — Почему?
  — Она переборщила… даже для нее это уж слишком.
  — Что вы от меня хотите?
  — Чтобы вы поехали вместе со мной в больницу, присутствовали во время идентификации и взяли все в свои руки. Вы знаете, как избежать огласки, как разговаривать с журналистами. Потом я попрошу вас заставить Элеонору рассказать вам, что она натворила на этот раз, от чего она скрывается, почему она использовала именно этот способ завоевания симпатий окружающих и возвращения в семью.
  — А дальше?
  — А дальше вы должны использовать всю свою находчивость и изобретательность, чтобы урегулировать все вопросы, которые придется урегулировать, разобраться со сложившейся ситуацией таким образом, чтобы в газеты просочилось как можно меньше информации и чтобы у отца не случился сердечный приступ.
  — А как у него вообще со здоровьем? — решил выяснить Мейсон.
  — Физически с ним все в порядке, но у него определенное положение в обществе. Он занимается оптовой торговлей драгоценностями, специализируясь на бриллиантах. Люди ему доверяют. Его слово приравнивается к письменным гарантиям. Если случится что-то, что унизит его в глазах других, например, скандал в нашей семье, то это… убьет его.
  — И вы предполагаете, что Элеонора…
  — Я думаю, что последняя выходка моей сестры превосходит все предыдущие, — перебила миссис Джордан. — Они все бледнеют перед этой. Элеонора наверняка здорово постаралась.
  Мейсон колебался.
  — Миссис Джордан, — наконец обратился он к посетительнице, — боюсь, что ваши подозрения и предубежденность против Элеоноры сыграли свою роль. Вы уже придумали какой-то сценарий — но это только работа вашего воображения. Почему бы вам не подождать…
  Она покачала головой.
  — У нас нет времени, мистер Мейсон. Элеонору знает много людей. Скорее всего, в больницу уже позвонили несколько человек и сообщили, кто она на самом деле. Нам необходимо действовать быстро. — Миссис Джордан раскрыла сумочку и вынула сложенный листок бумаги. — Я понимаю, что вы занятой человек, мистер Мейсон, и ваши услуги стоят дорого. Я выписала вам чек на двадцать пять тысяч долларов. Это аванс.
  Мейсон в удивлении приподнял брови.
  — Обычно, когда люди консультируются у адвоката, они спрашивают у него… — начал он.
  — Я в курсе, но у нас другая ситуация. Это очень срочное дело.
  — Итак, вы хотите, чтобы я сейчас вместе с вами поехал в больницу, — уточнил Мейсон. — И что дальше?
  — Я идентифицирую Элеонору, потом, после того как вы избавитесь от газетных репортеров, вы поговорите с глазу на глаз и выясните, что случилось.
  — Вы заявите, что это ваша сводная сестра?
  — Естественно. Что касается общественности, наша встреча окажется соединением двух любящих сестер, я сыграю свою роль, покажу, как она мне дорога, ну и так далее. Насчет этого не беспокойтесь.
  — Вы планируете отвезти Элеонору к отцу?
  — Только после того, как вы выясните, что произошло на самом деле.
  — Вы думаете, она мне это расскажет?
  — Вероятнее всего, нет. Вам придется вытянуть из нее какие-нибудь детали, потом наймете частных сыщиков. Мы, естественно, оплатим их услуги.
  — Как, по-вашему, будет вести себя Элеонора?
  — Я в состоянии точно все описать. Вначале посмотрит на вас и отвернется с полным безразличием на лице. Бедный ребенок, который не помнит, кто она и откуда. Затем я спрошу: «Элеонора, разве ты меня не узнаешь?» Она снова посмотрит на меня своими огромными голубыми глазами. Первые несколько секунд будет представляться, словно она изучает абсолютно незнакомого человека, потом ее глаза округлятся, она мигнет, на губах появится легкая улыбка, память начнет возвращаться. Она спрыгнет с кровати, бросится ко мне, крича: «Ольга, Ольга, моя дорогая!» — а потом схватится за меня так, как утопающий держится за оказавшееся поблизости бревно.
  — А дальше?
  — Выяснится, что она помнит все из своего прошлого до момента исчезновения с Дугласом Хепнером. Конечно, все будет разыграно как по нотам: она вспомнит вначале одно, потом другое. Затем выяснится, что она абсолютно не представляет, чем она занималась последние две недели. До момента исчезновения все будет восстановлено, после — ничего не удастся вспомнить. Она начнет задавать вопросы об отце. По ним сразу же станет понятно, что она все еще живет в прошлом — опаздывает на две недели. Она покажется шокированной, когда я объясню, что у нее провал в памяти — ровно на две недели.
  — И она так ничего и не вспомнит — я имею в виду последние две недели? Даже про то, что вытворяла в парке?
  — В ее глазах появятся ужас и недоверие, если ей об этом расскажут репортеры.
  — Для того, чтобы провернуть подобное, необходим немалый актерский талант, — заметил Мейсон. — Вы уверены, что ей удастся представить все это достаточно убедительно?
  — Она обдурит всех на свете, кроме одного человека.
  — Кого?
  — Меня. Я предупреждаю вас об этом заранее, мистер Мейсон, потому что она и вас обведет вокруг пальца.
  — Адвокаты, проработав какое-то время, становятся циниками, — улыбнулся Мейсон.
  — И вас обдурит, — уверенно заявила Ольга Джордан. — А узнав, зачем вы пришли, она постарается вас загипнотизировать. Вы — мужчина, как и все предыдущие ее жертвы. Вам захочется ее защитить. Мне нужно, чтобы вы меня правильно поняли. Да, мне необходимо, чтобы вы ее защитили и вытянули из переделки, в которую она попала, но только потому, что я люблю своего отца и не намерена позволять ей лишний раз его расстраивать. Я собираюсь предпринять все возможное, чтобы доброе имя нашей семьи не пострадало.
  — Когда мы поедем в больницу? — спросил Мейсон.
  — Немедленно, — ответила миссис Джордан, взглянув на часы. — Времени очень мало.
  — Делла, меня не будет час-полтора, — сказал адвокат, вставая. Он надел шляпу и обратился к миссис Джордан: — Я готов.
  Глава 2
  Старшая медсестра, встретившая их в приемном покое, сказала:
  — О да, миссис Джордан. Полиция уже час пытается с вами связаться. Они хотят, чтобы вы провели идентификацию.
  — Девушка, изображенная на фотографии, очень похожа на мою сестру, — ответила Ольга. — Я практически уверена, что это она.
  — После того как вышли утренние газеты, нам уже позвонили несколько человек, заявивших, что это Элеонора Корбин.
  — Элеонора Хепнер, — поправила миссис Джордан. — Моя сестра вышла замуж две недели назад.
  — О, понятно. Пожалуйста, следуйте за мной, миссис Джордан. Врач велел сразу же пригласить вас, как только удастся с вами связаться. Он считает, что эмоциональный шок при встрече с вами поможет восстановить память пациентки. Конечно, вы должны понимать, что в подобных случаях мы никогда точно не знаем, какая реакция последует. Дежурная медсестра все время будет с вами. Врач ее проконсультировал. Вам необходимо следовать ее указаниям. Если ваше присутствие пойдет не на пользу больной, вам придется удалиться. Пожалуйста, не делайте ничего, что может слишком возбудить пациентку. Однако, если при виде вас появятся изменения к лучшему и память начнет восстанавливаться, то мы будем действовать по обстоятельствам.
  — Я все понимаю, — кивнула миссис Джордан.
  — Вы не станете противиться указаниям медсестры?
  — Нет, но меня будет сопровождать мистер Мейсон.
  — Меня не предупреждали насчет мистера Мейсона… — заколебалась старшая медсестра.
  — Он пойдет со мной, — твердо заявила Ольга Джордан. — Он должен присутствовать на тот случай, если моя сестра узнает меня и к ней начнет возвращаться память. Я обратила внимание на то, что у больницы дежурят несколько газетных репортеров. Мистер Мейсон предпримет определенные шаги, чтобы проследить за тем, сколько информации просочится в прессу. Мы не хотим излишней известности. Он прекрасно понимает сложившуюся ситуацию.
  — Да, мы сами столкнулись с проблемой, как избавиться от назойливых репортеров, — призналась медсестра. — Они не дают нам покоя. Конечно, вы понимаете, миссис Джордан, что говорить придется вам — по крайней мере, пока не последует какая-то реакция. Дежурная медсестра вам все подробно объяснит. А вот как раз и она сама. Майра, это миссис Джордан, сестра пациентки из девятьсот восемьдесят первой палаты, вернее, мы думаем, что сестра. Это мистер Мейсон, адвокат. Пожалуйста, проводи их в палату. Может, таким образом нам удастся чего-нибудь добиться.
  Дежурная медсестра кивнула и обратилась к Мейсону и миссис Джордан:
  — Следуйте за мной, пожалуйста.
  Она неслышно пошла вперед, указывая дорогу, лишь накрахмаленный халат слегка шуршал. Они поднялись на лифте на девятый этаж, и медсестра открыла дверь девятьсот восемьдесят первой палаты.
  — Прямо заходите, — прошептала она. — Встаньте у кровати. Следите за выражением лица пациентки. Если вам покажется, что она вас узнала, позовите ее по имени.
  — Я все поняла, — ответила Ольга Джордан.
  Миссис Джордан и Мейсон вошли в палату.
  На кровати лежала молодая девушка в больничной одежде и пустым взглядом смотрела в потолок. Ее лицо выражало полную беспомощность. Она мгновенно вызывала сочувствие.
  Ольга Джордан остановилась у кровати.
  Лежавшая девушка определенно уловила какое-то движение и повернула голову. Голубые глаза оценивающе посмотрели на вновь прибывших, и она практически сразу же отвернулась.
  Потом глаза снова посмотрели на Ольгу, уже опять начали отворачиваться, но внезапно округлились, шея напряглась. Девушка приподняла голову.
  — Элеонора, — тихо позвала Ольга Джордан.
  На какое-то мгновение в голубых глазах появилось выражение неуверенности, потом девушка несколько раз моргнула, словно только что проснулась, и села на кровати.
  — Ольга? — воскликнула она. — Ольга, моя дорогая? Дорогая, дорогая Ольга! Как я рада тебя видеть!
  Девушка раскрыла руки для объятий. Ольга Джордан обняла Элеонору.
  — Бедняжка! — сказала Ольга. — Бедняжка!
  В голосе Ольги Джордан ясно слышалась симпатия.
  Мейсон стоял у изголовья кровати. Он встретился взглядом с медсестрой. Та ободряюще улыбнулась, кивнула Мейсону и отошла в угол палаты, откуда она могла все слышать, оставаясь вне поля зрения пациентки.
  — О, Ольга, мне кажется, что я не видела тебя целую вечность, но, с другой стороны… прошло не больше часа или, самое большее, двух. Где я, Ольга? Что это за комната?
  Золотистая головка повернулась вначале в одну сторону, потом в другую. Внезапно девушка заметила Мейсона.
  — Кто это? — спросила она.
  — Мистер Перри Мейсон, адвокат, которого я наняла, чтобы помочь тебе.
  — Адвокат? Зачем мне адвокат? И в чем он собирается мне помогать?
  — Мы подумали, что, наверное, будет лучше, если тебя станет представлять адвокат.
  — Зачем? Мне не нужен адвокат, — заявила Элеонора, но тем не менее улыбнулась Мейсону. — Правда, если он мне все-таки потребуется, я хочу, чтобы он оказался таким, как вы.
  — Спасибо, — поклонился Мейсон.
  — Где я? Что происходит? — продолжала задавать вопросы Элеонора. — Я сейчас оденусь и уйду отсюда.
  Она откинула одеяло, показав стройные ноги и кожу кремового цвета, внезапно поняла, что у нее приподнялась ночная рубашка, схватила ее за подол и быстро натянула.
  Ольга нежно взяла девушку за плечи.
  — Тебе придется остаться здесь ненадолго, Элеонора.
  — Где здесь? И почему я должна оставаться?
  — Это больница, дорогая.
  — Больница?!
  Ольга кивнула.
  — Но что я делаю в больнице? Это абсурд, Ольга! Я только что ушла из дома. Я… минутку. О да, я попала в аварию. Какой сегодня день?
  — Вторник.
  — Все правильно. Вчера был понедельник. Мы уехали в понедельник вечером, второго числа.
  — А где Дуглас? — поинтересовалась Ольга.
  — Дуглас? Боже праведный, где же Дуг? Он вел машину. Что произошло? Он ранен? Ольга, скажи мне! Не пытайся от меня ничего скрыть. Где он? Говори!
  — Мы не знаем, дорогая. Сегодня вторник, но не третье число, а семнадцатое. Мы получили телеграмму с сообщением, что ты вышла замуж. Она пришла из Юмы, Аризона. За ней последовало несколько открыток.
  — Значит, они были отправлены после аварии, следовательно, с Дугом все в порядке.
  — Какой аварии, дорогая?
  — В понедельник вечером. Огромные фары прорезали темноту, словно два больших светящихся глаза, старающихся разорвать меня на части, затем…
  Она внезапно замолчала, закрыв лицо руками.
  Ольга похлопала ее по плечу:
  — Успокойся, дорогая, успокойся. Не пытайся ничего вспомнить.
  — Со мной все в порядке, — ответила Элеонора. — Только я должна понять, что же произошло. Если мой муж где-то развлекается без меня, то мне это совсем не по душе. Я представляла медовый месяц несколько по-другому. Наверное, во время той аварии я сильно ударилась головой.
  Элеонора подняла правую руку и принялась водить ею по своим золотистым волосам, пытаясь определить, не осталось ли шишки. Затем она повернулась к Мейсону, оценивающе посмотрела на него и заявила:
  — Вам придется или выйти, или отвернуться, потому что я сейчас намерена одеваться.
  — Минутку, — сказал Мейсон. — Вам нужен покой. Вы на какое-то время потеряли память.
  — Да, отключилась после аварии, — признала Элеонора и засмеялась. — Но это не страшно. Подобное случается со многими. А с бойцами на ринге — вообще постоянно, так что они даже привыкают к этому и отскакивают от пола, как резиновые мячики, падая в очередной раз. А что говорится в отчете об аварии? Кто в нас врезался?
  — Мы не слышали ни о какой аварии, дорогая, — ответила Ольга Джордан.
  — О боже! О ней, несомненно, должны были сообщить в полицию. Но тогда как ты оказалась здесь, Ольга, если ты не слышала про аварию?
  — Я увидела в газете твою фотографию.
  — Мою фотографию?!
  — Мы надеялись, что вы объясните нам, что случилось, — вставил Мейсон.
  — Мы с Дугом отправились в Юму, чтобы пожениться… Затем прямо передо мной появились эти фары, последовал сильнейший толчок… И вот я здесь, в больнице… По крайней мере, ты, Ольга, утверждаешь, что это больница.
  — Послушай, Элеонора, никто не представляет, что произошло. Ты где-то была. Никто не знает, чем ты занималась. Вчера вечером тебя задержала полиция. Ты без определенной цели гуляла по парку, в плаще, под которым были лишь маленькие прозрачные трусики…
  — Я, в парке, без одежды? О господи! — воскликнула Элеонора, а потом внезапно расхохоталась.
  Ольга в удивлении приподняла брови.
  — Мне приходилось слышать о людях, которые внезапно понимали, что какой-то промежуток времени миновал их стороной и они словно перескочили через целую неделю. В результате аварии я перескочила через две. А вы, мистер Мейсон, планируете меня защищать и охранять?
  — Постараюсь вам помочь, — ответил Мейсон. — Вы помните хоть что-нибудь из того, что произошло за последние две недели?
  — Нет, совсем ничего. Только саму аварию.
  — Она определенно произошла две недели назад, — заметил Мейсон.
  — Следующее, что я помню, — это то, как я лежала здесь в палате, входили и выходили какие-то неизвестные мне люди, а потом вдруг я внезапно увидела Ольгу. Я почувствовала легкое головокружение, и память начала возвращаться ко мне, словно я проснулась после долгого сна. Я себя прекрасно чувствую. Я отчетливо помню все до того момента, как в нас врезалась машина.
  — Где это произошло? — спросил Мейсон.
  — По дороге на Юму.
  — Вы не в состоянии точно указать место?
  — Нет. Все, что случилось в тот вечер… Мне не сосредоточиться на тех событиях… У меня такое ощущение, что я постоянно соскальзываю, думая о них…
  — В таком случае и не пытайтесь вспомнить, — сказал адвокат. — Просто расслабьтесь и отдохните.
  — Спасибо. Я вдруг почувствовала страшную усталость.
  Дверь в коридор бесшумно открылась. В палату зашел мужчина, которого отличали резкие движения и деловой вид.
  Мейсон шагнул ему навстречу и встал между кроватью и вновь прибывшим.
  — Кто вы? — потребовал ответа Мейсон.
  Мужчина в удивлении уставился на адвоката.
  — Кто я? — в негодовании переспросил он. — Лечащий врач.
  Мейсон повернулся к медсестре за подтверждением. Она кивнула.
  — Я — адвокат, работающий по этому делу, моя фамилия — Мейсон. Я принял вас за журналиста.
  — Они уже здесь всем надоели. И они, и полиция. — Врач повернулся к Элеоноре. — Похоже, что вы чувствуете себя лучше, — заметил он.
  — Лучше? Я абсолютно здорова. Я ухожу.
  — Доктор, к миссис Хепнер вернулась память, — вмешался Мейсон. — Физически с ней все в порядке. Мы благодарны за все, что вы сделали, но мы хотели бы увезти ее отсюда, не создавая лишнего шума и не привлекая внимания.
  — Минутку, мистер Мейсон! Пациентка…
  — Вы знакомы с доктором Ариелом? — спросил адвокат.
  — Да, — кивнул врач.
  — Я прямо сейчас свяжусь с ним. Мы перевезем миссис Хепнер в другое место в его сопровождении.
  — Но полиция…
  — Никаких официальных обвинений миссис Хепнер не предъявлено, так что полиция в данном случае не имеет права голоса. Вы можете выставить миссис Хепнер счет за ваши услуги.
  — А журналисты?
  После некоторого раздумья Мейсон ответил:
  — Скажите им, что вашу пациентку опознали и родственники забрали ее из больницы. Больше ничего. Заверяю вас, что ваша помощь будет должным образом оценена.
  Врач некоторое время, нахмурившись, смотрел на Элеонору Хепнер, потом пожал плечами.
  — Ну, если вы так хотите… Хорошо. — Он повернулся и открыл дверь в коридор. — Сестра! — позвал он. — Выйдите со мной на несколько минут.
  Медсестра последовала за врачом и плотно закрыла за собой дверь.
  — Ольга, мне так нравится мистер Мейсон! — воскликнула Элеонора.
  Миссис Джордан, не обращая внимания на сестру, повернулась к адвокату:
  — Мистер Мейсон, вы знаете, что делаете?
  — Естественно, — ответил он холодным тоном. — Пожалуйста, передайте мне телефонный аппарат. Спасибо.
  Мейсон набрал номер доктора Клода Ариела, своего клиента, и объяснил ему ситуацию. Мейсон особо обратил внимание врача на то, что к Элеоноре нельзя пускать никаких посетителей или беспокоить ее лишний раз.
  — Я все понял, — ответил доктор Ариел. — Я сейчас позвоню в больницу, где она лежит, и договорюсь, чтобы пациентку перевезли в частную клинику. Не беспокойтесь, я знаю практически всех врачей в этой больнице. Я пришлю «Скорую». Предлагаю перевезти больную в «Сосновый рай» в Глендейле. Вы не возражаете?
  — «Сосновый рай» так «Сосновый рай».
  — Хорошо. Я все организую. Я немедленно пошлю медсестру, которой полностью доверяю, к пациентке, а сам отправлюсь в частную клинику, чтобы там все подготовить. Через полчаса, как я предполагаю, я смогу за ней приехать. Против нее выдвинуты какие-нибудь обвинения?
  — Пока нет, — ответил Мейсон. — И, скорее всего, их ей не предъявят, а если все-таки подобное произойдет, то я добьюсь назначения залога, так что пусть вас это не беспокоит. Занимайтесь своим делом, но помните, что очень важно, чтобы к ней не пускали никаких посетителей.
  — Я понимаю. Не беспокойтесь.
  Мейсон поблагодарил его и повесил трубку. Через десять минут в дверь тихо постучали.
  — Кто там? — спросил Мейсон.
  — Медсестра. Меня прислал доктор Ариел. Я должна проследить, чтобы пациентку не беспокоили.
  Мейсон распахнул дверь. В палату вошла медсестра и сразу же плотно закрыла за собой дверь. Она улыбнулась Мейсону и спросила:
  — Вы считаете, что нужно брать быка за рога?
  — Обычно это дает результаты.
  Медсестра повернулась к блондинке, лежавшей в кровати.
  — Как вы себя чувствуете? — поинтересовалась она.
  — Лучше, — осторожным голосом ответила Элеонора. — Все в порядке, пока я не начинаю напрягаться, чтобы вспомнить, что произошло за последние две недели.
  — Тогда и не пытайтесь.
  Элеонора в бессилии посмотрела на Мейсона.
  — Я на самом деле хочу помочь вам, мистер Мейсон, — вздохнула она.
  — Не беспокойтесь, Элеонора. Не исключено, что вы вскоре все вспомните.
  — Мы собирались пожениться. Мы отправились в Юму и… Дуглас позвонил своей маме и сказал ей… Я тоже с ней разговаривала. У нее приятный голос и…
  — Откуда вы звонили?
  — С какой-то автозаправочной станции, где мы остановились, чтобы заполнить бак.
  — Где живет его мать?
  — В Солт-Лейк-Сити, но адреса я не знаю. Потом мы поехали дальше, и тут появились эти страшные фары… — Она снова закрыла лицо руками и пролепетала сквозь пальцы: — Мистер Мейсон, как только я подумаю об этом, у меня начинает кружиться голова. Вы не возражаете, если мы больше не будем говорить о том, что произошло?
  Медсестра встретилась взглядом с адвокатом и приложила палец к губам.
  — Нет. Вообще не думайте об этом.
  — Я все равно постоянно вспоминаю эти фары. Я дохожу до этой точки, а потом у меня в голове все начинает путаться…
  — Врач приедет через несколько минут, — сообщил Мейсон. — Он введет вам что-нибудь успокаивающее, а потом отвезет в частную клинику, где вы полностью восстановите свое здоровье.
  Мейсон повернулся к Ольге.
  — Миссис Джордан, нам с вами пора уходить, — сказал он.
  — Я тоже так считаю, — согласилась с ним медсестра. — Врач велел мне дать больной успокаивающее, если она почему-либо перевозбудится.
  — Я не хочу успокаивающее. Я хочу уехать отсюда, — заговорила Элеонора. — Я собираюсь одеться и выяснить, что случилось с Дугласом.
  Мейсон понимающе улыбнулся.
  — Вам лучше отдохнуть, Элеонора, потом доктор Ариел с вами побеседует, затем он все организует, чтобы выписать вас…
  — Но вы сказали, что мне придется поехать в частную клинику, — перебила Элеонора. — Я не хочу ехать ни в какую частную клинику. Зачем? Это, насколько я понимаю, что-то вроде психиатрической больницы. Вы что, считаете, что я схожу с ума? Я…
  Девушка еще раз откинула одеяло и показала свои красивые стройные ноги.
  Медсестра быстро оказалась между кроватью и Мейсоном, уложила пациентку и закрыла ее одеялом.
  — Вы не должны вставать, — заявила медсестра. — Не волнуйтесь. Осталось ждать всего несколько минут — и приедет доктор Ариел.
  — Не нужен мне доктор Ариел. Мне нужен Дуг.
  Казалось, что Элеонора вот-вот расплачется.
  Медсестра достала что-то из пакета, который принесла в палату. Запахло лекарством. Она сделала пациентке укол.
  — Ой, больно! — воскликнула Элеонора.
  — Не дергайтесь, — предупредила медсестра. — Это по предписанию врача. — Она вынула иглу, введя успокоительное, а потом повернулась к Мейсону и Ольге Джордан и кивнула на дверь: — Теперь все будет в порядке. Я поеду вместе с ней в клинику. Доктор Ариел назначил меня дежурной медсестрой. Насколько я понимаю, к ней не велено пускать никаких посетителей. Не волнуйтесь по этому поводу.
  Мейсон взял Ольгу Джордан под руку.
  — Пойдемте, — позвал он.
  Когда они оказались в коридоре, Ольга повернулась к Мейсону и заявила:
  — Прекрасно сыграла, не так ли?
  — Играла она или нет, сейчас неважно. Теперь нам необходимо приниматься за работу.
  — Она предоставила нам информацию, которую запланировала сообщить. Произошла авария. Она не знает, где находится Дуглас. Нам следует его найти. Также мы должны выяснить, где состоялось бракосочетание и где именно в Солт-Лейк-Сити проживает мать Дугласа Хепнера. Почему-то мне кажется, что нам надо действовать очень быстро, потому что на этот раз Элеонора провернула что-то из ряда вон выходящее, а когда наружу всплывут все факты, ей не поздоровится. Мистер Мейсон, беритесь за дело немедленно.
  — Скорость всегда требует дополнительных затрат, — заметил Мейсон. — Вы готовы оплатить соответствующие расходы детективов…
  — Мы готовы оплатить все в пределах разумного, — перебила Ольга Джордан. — Ради бога, мистер Мейсон, приступайте к работе.
  — Хорошо. А теперь расскажите мне все, что знаете об этом Хепнере.
  — Мне известно совсем немного.
  — Как вы с ним познакомились?
  — Во время нашего последнего путешествия в Европу. Вернее, по пути домой. Он находился на том же судне.
  — У вас есть его фотографии?
  — Да, найду для вас что-нибудь. Это только любительские снимки, но…
  — И они подойдут. Пришлите мне их в контору как можно скорее. А теперь, пожалуйста, опишите его.
  — Высокий, около шести футов, темные волосы. Он такой курносый, все время улыбается… В общем, располагает к себе.
  — Сколько ему лет?
  — Двадцать семь или двадцать восемь.
  — Думаю, на судне он привлекал к себе внимание, — предположил Мейсон.
  — Не то слово! — воскликнула Ольга Джордан. — В наши дни мужчины практически не путешествуют. Они остаются дома и зарабатывают деньги. Ездят в основном женщины. А симпатичных молодых мужчин встретить вообще невозможно. Если и попадается особь противоположного пола, то это дряхлый старикан, вышедший на пенсию лет двадцать назад.
  — Вы говорите с такой горечью, — заметил Мейсон.
  — Мне приходится много путешествовать. Отец занимается оптовой торговлей драгоценностями, мы довольно часто ездим в Европу и…
  — Минутку, — перебил Мейсон. — Вы замужем. Вы путешествуете вместе с мужем или…
  — Если Билл хочет ехать, то отец берет его с собой. Но по большей части Билл предпочитает оставаться дома и проводить время в загородном клубе. Он обожает теннис, гольф и лошадей. Европа не привлекает его.
  — И вы оставляете его, чтобы составить компанию отцу? — уточнил Мейсон.
  — Да. Отцу нужны помощницы, чтобы договариваться о встречах, вести учет покупок и расходов, и все в таком роде.
  — Так и Элеонора ездит вместе с вами?
  — Не пропустила ни одного путешествия за последние десять лет. Что вы думаете! Если кто-то только упомянет какую-то поездку, малышка Элеонора уже тут как тут.
  — Где она познакомилась с Дугласом Хепнером?
  — На судне.
  — Чем занимается Хепнер?
  — Очевидно, ничем. Похоже, что в заработке не нуждается. Самый загадочный человек, которого мне когда-либо доводилось встречать. Не говорит ни о своем прошлом, ни о настоящем. Наверное, поэтому он так не нравится отцу. Неуловимый, ускользающий, уклончивый.
  — Но, похоже, он притягивает к себе людей…
  — В нем есть что-то странное. Каким-то образом ему удается расположить к себе. Он словно держит тебя невидимым магнитом. Понимаете, возникает ощущение, что он играет с тобой в покер. Он дружелюбен, вежлив, а потом ты внезапно ловишь на себе его оценивающий взгляд. Элеонора по нему просто с ума сходила. Мы думали, что это обычный круизный роман, а их у нее было немало.
  — Но оказалось, что все значительно серьезнее?
  — И опять мне сложно вам ответить, что произошло. Мы не знали, серьезно ли все у них или нет, пока не получили телеграмму из Юмы.
  — Как давно состоялся круиз?
  — Месяца три назад.
  — Элеонора и Дуглас влюбились друг в друга на борту судна?
  — Дуглас общался со всеми. Это у него не отнимешь: компанейский парень. Его знал весь теплоход. Все время Дуг находился в центре внимания.
  — После прибытия в порт он продолжал встречаться с Элеонорой?
  — Какое-то время они не виделись. Наверное, где-то около месяца. Потом он внезапно снова заинтересовался Элеонорой, стал приглашать ее то туда, то сюда. Мы не обращали на это особого внимания, пока нам не показалось, что Элеонора серьезно им увлечена.
  — Что говорит ваш отец?
  — Хепнер ему сразу не понравился. Он инстинктивно его невзлюбил, а отца не проведешь.
  — Но Хепнеру удалось уговорить Элеонору отправиться вместе с ним в Юму, чтобы пожениться?
  — Очевидно. Повторяю, мистер Мейсон, я не в состоянии в точности передать вам, что Элеонора делала в последние две недели. Я знаю только, что она уехала в понедельник, второго числа, вечером. Утром во вторник, третьего, мы получили телеграмму из Юмы с сообщением о том, что они с Дугом поженились. Она просила простить ее, потому что она его безумно любит и они счастливы. Потом пришло еще две открытки — одна из Юмы, вторая — из Лас-Вегаса. После этого — полное молчание.
  — В таком случае можно прийти к выводу, что из Юмы они отправились в Лас-Вегас, — заметил Мейсон.
  — Согласна с вами.
  — Вы обращали внимание на почтовые штемпели на открытках?
  — Первая действительно послана из Юмы, на второй — штамп Лас-Вегаса.
  — Открытки сохранились?
  — К сожалению, нет, но телеграмму мы оставили.
  — Хорошо, пришлите мне, пожалуйста, фотографии Дугласа Хепнера, телеграмму и все, что посчитаете нужным, — вернее, то, что, по вашему мнению, поможет раскрытию дела. Я найму частных детективов. Наверняка им удастся выяснить, откуда посылали телеграмму.
  — Вы доверяете врачу, которого вызвали? — спросила миссис Джордан.
  — Целиком и полностью.
  — Он никого к ней не подпустит?
  — Не беспокойтесь. Конечно, какая-то информация в газеты просочится. Первая медсестра что-то слышала, и, наверное, журналисты попытаются вытянуть из нее эти сведения.
  — Элеонора именно так все и спланировала. Она говорила для прессы, однако, как только вы начали задавать конкретные вопросы и она поняла, что от вас ей не отвертеться, она заволновалась. Она испугалась, что вам удастся узнать правду, так что у нее сразу закружилась голова, потом она откинула одеяло, чтобы вы еще раз взглянули на ее ножки.
  — Вы считаете все это работой на публику? — уточнил Мейсон.
  Миссис Джордан оценивающе посмотрела на адвоката.
  — Боже, мистер Мейсон, не будьте так наивны! — воскликнула она.
  Глава 3
  Мейсон позвонил в Детективное агентство Дрейка из телефона-автомата.
  — Дрейк на месте? — поинтересовался он у оператора коммутатора.
  — Это мистер Мейсон?
  — Да.
  — Он в конторе. Сейчас соединю вас.
  Через несколько секунд Мейсон услышал голос сыщика на другом конце провода.
  — Привет, Пол, — поздоровался адвокат. — У меня есть для тебя задание. Очень срочное.
  — У тебя все задания срочные, — заметил Дрейк. — Что на этот раз?
  — Газеты читал?
  — Всегда читаю. Это моя работа.
  — Следовательно, знаешь об очаровательном призраке из парка Сьерра-Виста?
  — Ты имеешь в виду практически голое привидение, бегавшее по аллеям парка?
  — Именно его, — усмехнулся Мейсон.
  — Любой детектив мечтает о подобном задании. Если бы ты позвонил вчера и велел мне отправиться туда с биноклем…
  — Ладно, Пол, давай ближе к делу. Привидение зовут миссис Элеонора Хепнер, в недалеком прошлом — мисс Элеонора Корбин. Она ушла из дома второго числа текущего месяца. Очевидно, они с Дугласом Хепнером отправились в Юму и поженились. Выясни, когда и где именно. Мне нужны заверенные копии свидетельства о браке. Они попали в аварию. Мне необходимо знать, с кем они столкнулись, в каком месте, в общем, все детали. После того как они поженились, Элеонора и Хепнер поехали в Лас-Вегас. Свяжись со всеми гостиницами и мотелями, выясни, где они останавливались. Также разыщи самого Хепнера. У него есть заграничный паспорт. Наверное, удастся получить какие-нибудь данные в агентстве, выдающем паспорта. Примерно через час у тебя в конторе будут фотографии Дугласа Хепнера. Задействуй столько людей, сколько потребуется. Мне необходима полная информация по Хепнеру: чем занимается, сколько у него денег и откуда они взялись. Вечером второго числа он звонил своей матери в Солт-Лейк-Сити с какой-то автозаправочной станции по пути в Юму, где Хепнер и Элеонора останавливались. Я точно не в состоянии назвать место, но если предположить, что они выехали с полным баком, то, скорее всего, это где-то в Индио. Проверь все звонки в Солт-Лейк-Сити из Индио вечером второго числа. Найди мать Хепнера. Может, она в курсе, где он сейчас находится. Разыщи самого Хепнера. Выясни, почему он в настоящий момент не вместе с Элеонорой. Меня также интересует, чем занимается полиция, что они раскопали об Элеоноре и собираются ли что-нибудь предпринимать. На саму Элеонору время не трать. Она для нас плохая помощница. К твоему сведению, я на некоторое время вывел ее из строя.
  — Понял, Перри. Как скоро тебе нужна эта информация?
  — Как только ты ее раздобудешь, — ответил адвокат и повесил трубку.
  Глава 4
  Ольга Джордан вернулась в контору Мейсона в сопровождении своего отца и принесла фотографии и телеграмму. Она пришла на двадцать минут позднее, чем обещала, несколько раз извинилась, а потом представила отца Мейсону и Делле Стрит.
  — Ради бога, простите, мистер Мейсон, обычно я никогда не опаздываю, но папа решил, что лучше найти негативы и принести их вместе с фотографиями.
  — Они, конечно, помогут, — согласился Мейсон, оглядывая мистера Корбина.
  Хоумер Корбин напоминал типичного полковника из южных штатов: высокий, подтянутый, с густыми бровями, седой бородкой клинышком и стальными серыми глазами, зрачки в которых казались маленькими точками.
  — Моя дочь — прекрасная собеседница, исключительно компетентная секретарша, но плохой фотограф, — с достоинством заявил он. — Правда, эти снимки дают представление об изображенном на них человеке. Я рад, что вы решили заняться этим аспектом дела, мистер Мейсон. Я считаю, что Дуглас Хепнер — ключ к разгадке того, что произошло на самом деле.
  — Присаживайтесь, — предложил Мейсон. Он внимательно посмотрел на Корбина и спросил: — Вы думаете, что случилось что-то серьезное?
  — Для того, чтобы человек потерял память, нужен сильный эмоциональный шок, мистер Мейсон.
  — Определенно, имел место физический шок, — согласился адвокат. — Насколько я понимаю, они попали в аварию?
  — Да, да, я в курсе. Конечно, именно авария могла послужить причиной потери памяти. Хочу обратить ваше внимание на то, что моя старшая дочь, Ольга, очень наблюдательна, обычно замечает мельчайшие детали и хорошо знает Элеонору. Фактически ей приходилось выступать и в роли старшей сестры, и матери одновременно.
  — Она мне говорила, — кивнул Мейсон.
  — Ольга считает, что Элеонора пережила какой-то эмоциональный шок. Если она права и нам удастся выяснить, что случилось, то мы столкнемся еще с одной проблемой, а именно: как уберечь Элеонору от страданий в будущем. Девочка мне очень дорога, мистер Мейсон. Я, конечно, надеюсь, что они все-таки не поженились с этим негодяем Хепнером. Но если это произошло, то, как я предполагаю, потерю памяти можно использовать. Я не адвокат, но думаю, что это даст нам преимущество с юридической точки зрения, и мы аннулируем брак. Очевидно, она не помнит ничего из того, что произошло после аварии, следовательно, бракосочетание состоялось, пока она еще полностью не пришла в себя.
  — Она знала, кто она и откуда, после аварии, — возразил Мейсон, — потому что послала вам эту телеграмму с сообщением о том, что они поженились.
  — Вы правы, — с неохотой признал Корбин.
  — И открытки, — напомнил Мейсон.
  — Да, целых две — из Юмы и Лас-Вегаса.
  — Они были написаны ее почерком?
  Хоумер Корбин погладил бороду, молчал какое-то время, а потом ответил:
  — Я просто не обратил внимания на почерк, принимая как должное, что их писала Элеонора. Я не в состоянии заявить под присягой: «Да, открытки писала Элеонора». Телеграмму, конечно, мог послать кто угодно. Откровенно говоря, я не сомневаюсь, что подобное как раз в стиле этого прохвоста Хепнера. Он воспользовался тем, что Элеонора оказалась не в себе после аварии, уговорил ее пожениться, а потом, для того, чтобы мы не узнали, в каком состоянии находится девушка, послал телеграмму от ее имени и подделал почерк на этих открытках. В общем-то, они были довольно короткими и… не совсем походили на то, что написала бы Элеонора: какие-то сдержанные, без всплеска эмоций, а моя младшая дочь очень эмоциональна и, честно говоря, не умеет сдерживать себя.
  Ольга собиралась что-то сказать, но промолчала.
  — А с какой целью Хепнеру было жениться на вашей дочери? — решил выяснить Мейсон.
  — Я думаю, что он — мошенник, аферист и охотник за богатыми невестами.
  — Если я вас правильно понял, то у Элеоноры неплохие финансовые перспективы?
  Корбин холодно посмотрел на адвоката, перевел взгляд на Ольгу, затем снова на Мейсона.
  — После моей смерти Элеонора унаследует очень крупную сумму денег. Обе мои дочери будут прекрасно обеспечены.
  — Ладно, давайте взглянем на фотографии, — предложил Мейсон.
  — У меня есть несколько хороших снимков, которые я только что вырвала из своего альбома, — сообщила Ольга. — Я обвела в кружок Дугласа Хепнера. Он стоит рядом с Элеонорой и еще одной девушкой. Вот он в группе. На этой фотографии он разговаривает с Элеонорой на палубе. А вот этот снимок, пожалуй, самый лучший. Его снимала Элеонора моим фотоаппаратом. Хепнер стоит в одиночестве. Это единственный раз, когда я видела его без сопровождения какой-нибудь женщины. Вот здесь негативы… Вы сразу же приступите к работе, мистер Мейсон?
  — Приступлю к работе? — воскликнул адвокат. — Я уже работаю полтора часа. Детективное агентство Дрейка отправило своих людей на задания. Они пытаются выяснить, в какую аварию попала Элеонора, куда конкретно в Солт-Лейк-Сити звонил Дуглас Хепнер…
  — Но вы же не знаете, откуда он звонил, — перебила Ольга Джордан.
  — Я предполагаю, что они выехали с полным баком, — объяснил Мейсон. — Скорее всего, останавливались для заправки или в Баннинге, или в Индио, не исключено, что в Броли. Мы проверяем все эти места. Также выясним все про аварии вечером второго числа. Кстати, а вы случайно не знаете марку его машины?
  — «Олдсмобил» с кондиционером. Довольно большой. Хепнер им очень гордится.
  На столе Мейсона зазвонил телефон, не зарегистрированный ни в каких справочниках. Этот номер был известен только Делле Стрит и Полу Дрейку. Мейсон повернулся к посетителям перед тем, как взять трубку, и сообщил:
  — Это звонит глава Детективного агентства Дрейка с отчетом.
  На другом конце провода послышался голос сыщика:
  — Привет, Перри. Нам здорово повезло в плане проверки телефонного звонка.
  — Я слушаю. Клиенты как раз сейчас находятся у меня в кабинете. Твоя информация очень кстати.
  — Ты оказался прав. Звонили из Индио в двадцать один тридцать пять второго августа. Телефонный звонок от Дугласа Хепнера к миссис Сейди Хепнер в Солт-Лейк-Сити. Номер: Вабаш девятьсот восемьдесят три двести двадцать шесть.
  — А на другом конце ты проверял? — уточнил Мейсон.
  — Пока еще не было времени, Перри. Решил сразу же связаться с тобой, как только это выяснил.
  — Продолжай работать, — сказал Мейсон и повесил трубку. Он повернулся к Хоумеру Корбину и сообщил: — Мы выяснили телефонный номер матери Хепнера в Солт-Лейк-Сити. Если вы хотите быстрых результатов, я могу прямо сейчас позвонить ей и сказать, что мне необходимо срочно связаться с ее сыном. Если время терпит, я пошлю оперативников в Солт-Лейк-Сити, они соберут о ней какую-то информацию, и мы подойдем к ней окольными путями.
  Ольга Джордан и Хоумер Корбин многозначительно переглянулись.
  — Наверное, будет лучше, если вы позвоните прямо сейчас, мистер Мейсон, — наконец решила Ольга.
  — Делла, набери, пожалуйста, номер Вабаш девятьсот восемьдесят три двести двадцать шесть в Солт-Лейк-Сити и попроси к телефону миссис Сейди Хепнер, — обратился Мейсон к секретарше. — И стенографируй все, что будет говориться.
  Делла Стрит сняла трубку и велела Герти дать ей городскую линию.
  Секретарша попросила оператора междугородной связи побыстрее соединить ее с нужным абонентом, потому что у нее чрезвычайно важный звонок. Все находившиеся в кабинете ждали в напряженной тишине.
  Внезапно Делла Стрит кивнула Мейсону.
  Адвокат снял трубку аппарата, стоявшего у него на столе.
  — Говорите, — предложила телефонистка.
  — Алло! — сказал Мейсон.
  На другом конце провода послышался приятный, мягкий женский голос:
  — Да, я слушаю.
  — Миссис Хепнер?
  — Да. Это миссис Хепнер.
  — Говорит Перри Мейсон, мне необходимо связаться с вашим сыном, Дугласом Хепнером. Не могли бы вы сообщить мне, как его найти?
  — Вы звонили в Лас-Вегас?
  — Он там?
  — Он звонил мне из Барстоу по пути в Лас-Вегас два или три дня назад. Минутку… я сейчас вам точно скажу… тринадцатого, вечером тринадцатого.
  — И он направлялся в Лас-Вегас?
  — Да. Он собирался заглянуть ко мне, но, видимо, ему не удалось вырваться.
  — Вы не знаете, где он остановился в Лас-Вегасе или зачем он туда поехал, или… с кем?
  — Здесь я вам помочь не в состоянии, мистер Мейсон. А почему вас это интересует?
  Мейсон постарался уйти от ответа, задав еще один вопрос:
  — Ваш сын женат или холост?
  — Холост.
  — Если не ошибаюсь, у него есть знакомая по имени Элеонора Корбин…
  — О да, Элеонора Корбин… Да, он звонил мне… наверное, недели две назад. Тогда они куда-то направлялись вместе с Элеонорой Корбин, и Дуглас дал мне понять, что у него серьезные намерения по отношению к ней. Но когда он звонил из Барстоу, он был уже с другой девушкой. Он представил ее мне по телефону. Ее зовут Сьюзен. Почему вам нужно связаться с Дугласом, мистер Мейсон, и почему вы звоните мне?
  — Я пытаюсь его разыскать, и у меня нет другого способа его найти.
  — А откуда вы взяли мой номер телефона?
  — Я знаю, что вы его мать и что он постоянно поддерживает с вами связь.
  — А откуда вы это выяснили?
  — Через друзей.
  — Чем вы занимаетесь, мистер Мейсон? Вы — журналист?
  — Нет, определенно нет.
  — Так чем все-таки вы занимаетесь?
  — Я адвокат.
  — И представляете моего сына?
  — Нет, но меня интересует…
  — Я думаю, мистер Мейсон, что на остальные ваши вопросы ответит мой сын. Простите, но я и так уже много вам всего наговорила. Я посчитала вас другом Дуга. Всего хорошего.
  На другом конце провода повесили трубку.
  — Делла, — обратился Мейсон к секретарше, — сходи, пожалуйста, в Детективное агентство Дрейка и попроси Пола немедленно связаться со своими представителями в Солт-Лейк-Сити. Они должны установить наблюдение за миссис Хепнер и все о ней разузнать. Пусть какая-нибудь пожилая женщина-оперативница войдет к ней в доверие, завоюет ее симпатии и заставит говорить.
  Делла Стрит взяла в руки блокнот, в котором стенографировала разговор Мейсона с миссис Хепнер.
  — Мне зачитать Полу все, что я записала? — уточнила она.
  Мейсон кивнул.
  — Мы тоже хотели бы знать, что она сказала, — заявила Ольга Джордан, когда за Деллой Стрит закрылась дверь.
  Мейсон передал им суть разговора с миссис Хепнер. Как только он упомянул имя Сьюзен, Ольга и ее отец переглянулись. Мейсон сразу же заметил это и поинтересовался:
  — Вы знаете какую-нибудь Сьюзен? Вспомните ваших попутчиков в том круизе. Подумайте хорошенько. Путешествовала ли с вами женщина с таким именем? Скорее всего, молодая, симпатичная, заглядывавшаяся на Хепнера…
  Внезапно Ольга Джордан щелкнула пальцами.
  — Вспомнили? — спросил Мейсон.
  — Сьюзен Грейнджер! — воскликнула она, поворачиваясь к отцу.
  Хоумер Корбин в задумчивости нахмурил брови и опустил веки.
  — Да, не исключено, что мисс Грейнджер, — в конце концов согласился он.
  — А кто такая Сьюзен Грейнджер? — решил выяснить Мейсон.
  — Для нас — просто имя. Естественно, мы представляем, как она выглядит. Элеонора знает ее гораздо лучше, чем мы. Они были в одной компании во время путешествия. Каждый вечер вместе ходили на танцы, потом засиживались в баре и… По-моему, она живет в нашем городе.
  — А адреса у вас случайно не осталось?
  — Я… минутку. Надо посмотреть в записной книжке Элеоноры. Туда она записывает всех подряд, встречающихся у нее на пути. Только я не уверена, где искать эту записную книжку — или она взяла ее с собой, или оставила у себя в столе. Мне нужно позвонить домой. Может, застану Билла, а он…
  Ольга протянула руку к телефону.
  Мейсон пододвинул аппарат поближе к ней.
  — Попросите оператора коммутатора дать вам городскую линию, — сказал он.
  — Городскую линию, пожалуйста, — обратилась Ольга Джордан к Герти, а потом быстро набрала нужный номер.
  Через несколько секунд на другом конце провода ответили.
  — Алло! Алло! Билл! Билл, это Ольга. Билл, я звоню по очень важному делу. Не задавай никаких вопросов. Сходи в комнату Элеоноры и поищи записную книжку у нее в столе. Меня интересует адрес Сьюзен Грейнджер. Если там не найдешь, поищи список пассажиров с теплохода. На нем должны быть автографы и адреса.
  — Конечно, в крайнем случае мы обратимся в агентство, занимающееся выдачей паспортов, также можно поискать по телефонному справочнику, но так гораздо быстрее, — объяснил Мейсон Хоумеру Корбину. Он снял трубку другого телефона и обратился к оператору коммутатора: — Герти, возьми, пожалуйста, телефонный справочник и посмотри, значится ли в нем номер Сьюзен Грейнджер.
  Мейсон не опускал трубку, пока Герти листала страницы. Ольга Джордан ждала у другого аппарата, пока ее муж искал записную книжку Элеоноры.
  Через минуту Герти сообщила Мейсону:
  — Сьюзен Грейнджер не зарегистрирована. Есть С. Грейнджер, С.А. Грейнджер, С.Д. Грейнджер и…
  — Он нашел! — победно воскликнула Ольга Джордан.
  — Спасибо, Герти, — поблагодарил Мейсон оператора коммутатора. — Мы сами разобрались.
  — Ее адрес оказался в списке пассажиров с теплохода, — сообщила Ольга Джордан. — Сьюзен Грейнджер расписалась на нем и оставила свой адрес — многоквартирный дом «Белинда». Спасибо, Билл, — поблагодарила она в трубку. — Мы с папой сейчас находимся в конторе у мистера Мейсона. Скоро поедем домой. Лучше дождись нас. — Она повесила трубку. — Так, наконец что-то определенное. Конечно, это чрезвычайно деликатный вопрос, мистер Мейсон. Нельзя напрямую спрашивать у молодой женщины, проводила ли она выходные вместе с мужем вашей клиентки, страдающей потерей памяти.
  — Мистер Мейсон как-нибудь сам догадается, как ему действовать, — заметил Хоумер Корбин. — Он прекрасно понимает, что никому из нас не хочется выступать ответчиком по иску в связи с дискредитацией личности.
  — Да, несомненно, в делах такого рода всегда имеется подобная угроза, — согласился Мейсон с Корбином. — Я лично займусь этим вопросом.
  — Спасибо, мистер Мейсон, — поблагодарил Корбин, поднимаясь на ноги. — Пойдем, Ольга. Наверное, мы сделали все, что могли. Негативы, телеграмма и адрес Сьюзен Грейнджер у вас, мистер Мейсон. Вы знаете, что предпринять дальше. Мне хотелось бы обратить ваше внимание еще на один момент. Когда Элеонора уехала из дома второго августа, она взяла с собой много дорогих вещей, упакованных в очень яркие чемоданы. Мы часто путешествуем. На больших судах обычно собирается много людей, следовательно, и много багажа. Приходится тратить массу времени на то, чтобы разыскать свои вещи, потому что все сумки и чемоданы выглядят практически одинаково. Поэтому я специально заказал броские чемоданы для дочерей и для себя лично. Например, Ольгин разрисован как шахматная доска, только клетки оранжевого и белого цвета. У Элеоноры — клетки красные и белые. У нее два чемодана и сумка. Не сомневаюсь, что все, кто их видел, обратили на них внимание из-за яркой расцветки. Когда вы пошлете кого-то из своих оперативников в Юму и Лас-Вегас, скажите им про багаж, скорее всего, кто-то его запомнил.
  — Спасибо, — поблагодарил Мейсон. — Это очень ценная информация. То есть у Элеоноры два чемодана и сумка, раскрашенные как шахматные доски из красных и белых квадратов?
  — Да, — кивнул Корбин. — Сразу же бросаются в глаза. Багаж специально делался таким, чтобы выделить его из кучи других сумок и чемоданов.
  — Спасибо. В самое ближайшее время я займусь мисс Грейнджер.
  — Вы, конечно, будете исключительно осторожны, — заметил Корбин, стоя в дверном проеме. — Не скупитесь на расходы, мистер Мейсон. Нанимайте столько частных детективов, сколько потребуется. Делайте все, что считаете нужным при сложившихся обстоятельствах.
  Мейсон кивнул.
  Корбин уже собирался закрыть за собой дверь, но снова повернулся и добавил:
  — Конечно, тратьте столько, сколько потребуется, но в разумных пределах.
  С этими словами он вышел из кабинета адвоката.
  Глава 5
  Многоквартирный дом «Белинда» выглядел солидным и приличным, хотя и не пытался соревноваться внешним декором с окрестными зданиями.
  Дежурный надменно посмотрел на Мейсона и Деллу Стрит.
  — Мы к мисс Сьюзен Грейнджер, — сказал адвокат.
  — Ваша фамилия?
  — Мейсон.
  — Инициалы?
  — Меня зовут Перри.
  Если имя и фамилия адвоката что-то и значили для дежурного, то он не подал виду.
  — Мисс Грейнджер сейчас нет дома.
  — Когда она вернется?
  — Простите, я не могу предоставить эту информацию.
  — Она в городе?
  — Простите, сэр, но я не в состоянии вам помочь.
  — А оставить ей записку в почтовом ящике вы можете?
  — Конечно.
  Мейсон протянул руку. Дежурный с очень официальным видом достал из своего письменного стола лист бумаги и конверт и передал Мейсону.
  Адвокат вынул из кармана авторучку, помедлил, а потом написал:
  «Делла!
  Мне все это кажется подозрительным. Слишком официально и слишком серьезно. Его лицо превратилось в маску, когда я представился. Я напишу ей записку. Встань таким образом, чтобы следить за коммутатором. Может, заметишь что-нибудь интересное».
  Мейсон протянул записку Делле Стрит, затем внезапно снова обратился к дежурному:
  — Минутку, мне, наверное, лучше все изложить подробно. Вы не дадите мне еще один листок бумаги?
  Дежурный молча выполнил его просьбу.
  Мейсон отправился к письменному столу в холле и сел. Делла Стрит осталась стоять у стойки с безразличным видом, а потом, словно от нечего делать, начала медленно продвигаться вдоль нее к коммутатору.
  Дежурный удалился за свою конторку, отделенную стеклянной перегородкой.
  Мейсон минуты три притворялся, что водит ручкой по бумаге: он тянул время. Наконец адвокат написал:
  «Уважаемая мисс Грейнджер!
  Я думаю, что вам лучше связаться со мной, как только вы вернетесь домой».
  Мейсон расписался, сложил записку, заклеил конверт и надписал его: «Мисс Сьюзен Грейнджер».
  Делла Стрит шепотом сообщила Мейсону:
  — Он позвонил в триста шестидесятую квартиру. Все еще разговаривает. Видишь, пока не разъединил?
  Дежурный посмотрел на них сквозь стеклянную перегородку, сразу же повесил трубку, вышел и протянул руку за конвертом.
  Мейсон, не закрывавший ручку колпачком, держал ее над конвертом.
  — Какой у нее номер квартиры? — спросил он.
  Дежурный колебался какое-то мгновение, но ручка с конвертом требовала немедленного ответа. Холодные, навыкате глаза дежурного взглянули на перо, и он сообщил с недовольным видом:
  — Триста пятьдесят восемь, но вам незачем его записывать. Мисс Грейнджер получит ваше послание.
  Мейсон написал номер квартиры под именем и фамилией и протянул конверт дежурному.
  — Она получит его, как только вернется? — уточнил он.
  — Да.
  Мейсон взял Деллу Стрит под руку, и они вышли на улицу.
  — Что происходит? — поинтересовалась секретарша. — Сьюзен Грейнджер живет в триста пятьдесят восьмой, он звонил в триста шестидесятую.
  — Придется разбираться. Но мы не знаем, живет Сьюзен Грейнджер в триста пятьдесят восьмой или нет.
  — Как бы мне хотелось засунуть лягушку за шиворот этому чванливому типу! — воскликнула Делла Стрит.
  Мейсон кивнул.
  — У меня создается впечатление, Делла, что несколько человек вступили в сговор, чтобы заставить нас бегать кругами, — признался он. — Давай прогуляемся по кварталу.
  — Прогуляемся?
  — Да, — подтвердил Мейсон, снова взяв ее под руку. — Машину оставим здесь, а сами посмотрим, что удастся найти. Ведь должен же здесь быть грузовой лифт, которым пользуются уборщицы и… А, вот и переулочек. Заворачиваем.
  Мейсон и Делла Стрит направились по переулку к дому «Белинда» и остановились у черного хода. Адвокат толкнул огромную дверь и увидел прямо перед собой табличку: «Грузовые лифты».
  Мейсон нажал на кнопку вызова и услышал, как из подвала с грохотом медленно поднимается кабина.
  Дворник, одновременно работавший и лифтером грузового лифта, вопросительно посмотрел на них.
  — Я чувствую себя просто оскорбленной! — в негодовании воскликнула Делла Стрит. — Взглянул на нас свысока и отправил к черному ходу.
  — Когда-нибудь мы отплатим ему той же монетой, — кивнул Мейсон.
  Адвокат с секретаршей вошли в кабину.
  — Третий этаж, — сказал Мейсон лифтеру. — Надеюсь, вы не возражаете?
  — В чем дело? — спросил лифтер.
  — Ни в чем, — раздраженно ответил Мейсон. — Я простой торговец, вот и все. Лифты с парадного входа предназначены только для жильцов и их гостей.
  — Не надо на мне срываться, мистер. У меня тоже хватает проблем, — заявил лифтер, отправляя кабину вверх. — Тот человек, на которого вы разозлились, многим не нравится.
  Мейсон и Делла Стрит вышли из кабины, быстро сориентировались и направились к квартире триста шестьдесят.
  Мейсон нажал на кнопку звонка, находившегося справа от двери.
  Ее открыла женщина лет тридцати с небольшим, собравшаяся куда-то уходить. Она уже хотела что-то сказать, но застыла в удивлении.
  — Вы? — воскликнула она.
  — Я, — ответил Мейсон, не предоставляя больше никакой информации.
  Адвокат просто стоял в дверном проеме.
  — Ну… и… что вы здесь делаете?
  — Не исключено, что дежурный внизу перепутал сигналы.
  Женщина нахмурилась и начала о чем-то сосредоточенно размышлять.
  — А может, вы перепутали, — добавил Мейсон.
  — Что вы хотите?
  Мейсон не стал отвечать на ее вопрос, а заметил:
  — Как я вижу, вы знаете, кто я такой.
  — Доводилось видеть ваши фотографии. Вы — Перри Мейсон, адвокат, а это ваша секретарша — мисс Стрит.
  Мейсон молчал.
  — Я права, не так ли?
  — Да, — кивнул адвокат. — Мне нужно поговорить с вами.
  Женщина нахмурилась.
  Мейсон и Делла Стрит зашли в квартиру.
  Мейсон заметил, что на полу валяются утренние газеты и что из одной аккуратно вырезали статью об очаровательном призраке. Самой вырезки нигде не было видно, но газета являлась четким свидетельством того, что кого-то это дело интересует.
  — Мистер Мейсон, а вы случайно ничего не перепутали? Вы уверены, что искали именно меня? Я не сомневаюсь, что обо мне вы никогда не слышали. Меня зовут Этель Белан.
  Мейсон встретился взглядом с Деллой Стрит, опустился в одно из больших кресел и, жестом попросив секретаршу молчать, ответил хозяйке квартиры:
  — Нет, мисс Белан, я ничего не перепутал. Я хочу поговорить именно с вами. Я представляю девушку, о которой вы читали.
  Адвокат кивнул в сторону валявшейся на полу газеты с вырезанной статьей.
  Этель Белан уже собралась что-то сказать, но решила не открывать рта.
  — У вас неплохая квартира, — заметил Мейсон.
  — Спасибо.
  — Из окон открывается вид на парк Сьерра-Виста?
  — Да, мне очень нравится, что парк расположен прямо через улицу.
  — В вашей квартире две спальни?
  — Да.
  — Кто-то живет вместе с вами?
  Этель Белан обвела свою квартиру глазами, словно надеялась получить откуда-то вдохновение и понять, как лучше действовать в сложившейся ситуации. На мгновение ее взгляд остановился на телефоне, потом она посмотрела в окно.
  — Я давно ее снимаю, — наконец сказала она. — Вначале со мной вместе жила одна очень милая девушка, но она переехала на Восток: там ей предложили интересную работу, а я… пока мне не удалось еще никого найти. Наверное, в делах подобного рода не стоит торопиться: необходимо подобрать человека, с которым сможешь ужиться.
  Мейсон кивнул.
  — Вы курите? — спросил адвокат, вынимая портсигар из кармана.
  — Нет, спасибо.
  — Вы мне разрешите?
  — Конечно.
  Мейсон закурил и откинулся в кресле.
  — Я собиралась уходить, — заявила Этель Белан.
  Мейсон опять кивнул, продолжая молча курить.
  — Мистер Мейсон, объясните, пожалуйста, что вам нужно.
  Мейсон удивленно посмотрел на хозяйку квартиры.
  — А разве вы не знаете? — спросил он.
  — Я… предпочла бы, чтобы вы сами сказали. Я…
  Адвокат посмотрел на дым, поднимающийся от сигареты вверх.
  — Представляя клиента, мне часто приходится действовать с исключительной осторожностью. Можно выступить с каким-то заявлением, которое будет неправильно понято, в результате возникнет сложная ситуация. Я предпочитаю, когда с заявлениями выступает другая сторона, а я с ними или соглашаюсь, или не соглашаюсь.
  — Мистер Мейсон, мне совершенно не о чем с вами разговаривать. Я, конечно, в курсе, что вы известный адвокат с прекрасной репутацией и…
  Мейсон посмотрел ей прямо в глаза.
  — Элеонора была в вашем плаще? — внезапно спросил он.
  Вопрос застал ее врасплох.
  — Ну… Я… Ах, значит, вы поэтому сюда пришли? Вы выяснили все про плащ.
  Мейсон молча изучал тлеющий кончик сигареты.
  — Мистер Мейсон, вас сюда послала Элеонора или вы сами разузнали все про плащ?
  — Мы хотим забрать ее вещи, — заявил Мейсон, резко повернувшись к Этель Белан.
  — Ну… я…
  — Я взял с собой свою секретаршу на тот случай, если придется что-то упаковывать.
  — Я… Мистер Мейсон, а почему вы решили, что у меня здесь есть какие-то вещи Элеоноры?
  Мейсон молчал.
  — Насколько я понимаю, она абсолютно ничего не помнит — что касается того, где она находилась и чем занималась последние две недели, — продолжала Этель Белан.
  Мейсон улыбался загадочно, словно высеченный из гранита сфинкс.
  — Ладно, — вздохнула женщина. — Вы — уважаемый человек и, наверное, не приехали бы сюда за вещами Элеоноры, если бы она сама вас не прислала. Следуйте за мной, пожалуйста.
  Этель Белан направилась в одну из спален, открыла шкаф и заявила:
  — Вот один ее чемодан, вот второй и…
  — И сумка, насколько я вижу, — добавил Мейсон, показывая на яркую красно-белую вещь, стоявшую в углу.
  — Вы абсолютно правы.
  — Упакуй все, пожалуйста, Делла, — попросил Мейсон секретаршу.
  Делла Стрит кивнула.
  — Нам с вами больше нечего делать в спальне, — заметил Мейсон, обращаясь к Этель Белан. — Давайте вернемся в гостиную.
  — У меня… назначена встреча, мистер Мейсон. Я лучше подожду здесь и закрою квартиру, как только мисс Стрит закончит. Наверное, я смогу ей помочь.
  Мейсон кивнул.
  Две женщины сняли висевшую на вешалках одежду и разложили по чемоданам. Этель Белан вынула из ящиков комода носовые платки, нижнее белье и чулки и передала Делле Стрит. Секретарша все молча упаковала.
  — Это все, — сказала Этель Белан.
  — Мы рассчитываем на вашу добровольную помощь, — многозначительно произнес Мейсон.
  Этель Белан секунду колебалась, а потом заявила:
  — Мистер Мейсон, мне пора вносить оплату еще за одну неделю.
  — Сколько? — спросил адвокат, доставая бумажник.
  — Восемьдесят пять долларов.
  Мейсон в удивлении посмотрел на женщину.
  — Конечно, это не половина того, что я плачу за квартиру, — быстро продолжала Этель Белан, — но мы договаривались на эту сумму.
  — Я понимаю.
  Мейсон вынул пятидесятидолларовую купюру, три десятидолларовых и одну пятидолларовую и протянул деньги Этель Белан.
  — Я представляю клиентку, и мне придется показать что-то, подтверждающее расходы. Не станете ли вы возражать, мисс Белан?..
  — Нет, конечно нет.
  Женщина достала листок бумаги и написала на нем:
  «Арендная плата за квартиру с шестнадцатого по двадцать третье августа. Получено от Перри Мейсона, адвоката Элеоноры Корбин, восемьдесят пять долларов».
  Этель Белан расписалась внизу и передала листок Мейсону.
  Адвокат положил его в карман и с серьезным видом обратился к секретарше:
  — Делла, возьми, пожалуйста, сумку, а я понесу оба чемодана!
  Этель Белан больше не могла сдерживать свое любопытство.
  — Я не понимаю… как вы проникли сюда, — призналась она.
  — После того как дежурный позвонил вам, мы поняли, что не можем рассчитывать на его помощь.
  — Но вы… ведь не про меня спрашивали?
  — Адвокату следует быть исключительно осторожным и осмотрительным, мисс Белан.
  — Понятно… Надеюсь, мистер Мейсон, вы и в отношении меня, вернее, моей связи с делом, проявите те же качества. Я занимаю важный пост в одном из универмагов в центре города. Сегодня у меня выходной. Вам повезло, что вы застали меня дома.
  — А вам, наверное, не следует никому упоминать про наш визит.
  — Как вы вынесете эти вещи? — поинтересовалась Этель Белан.
  — Не беспокойтесь, я все устрою. Пошли, Делла. Мисс Белан, подождите, пожалуйста, минут пять и только потом спускайтесь.
  Хозяйка квартиры взглянула на часы:
  — Простите, мистер Мейсон, но я не могу здесь дольше задерживаться. Я спущусь на… О, понятно, вы воспользовались грузовым лифтом!
  Мейсон кивнул.
  — Вы, конечно, и обратно пойдете тем же путем, — продолжала Этель Белан. — Спасибо, мистер Мейсон.
  Женщина протянула ему руку, улыбнулась, потом пожала руку Делле Стрит, вместе с ними вышла из квартиры, закрыла дверь и направилась к пассажирскому лифту. Мейсон и Делла Стрит завернули за угол к грузовому.
  — Думаешь, она что-нибудь скажет дежурному? — спросила Делла Стрит.
  — Понятия не имею, но теперь багаж у нас. Он определенно принадлежит Элеоноре.
  Секретарша глубоко вздохнула.
  — Боже праведный! У меня до сих пор кружится голова. Как я удивилась, узнав, что Этель Белан — это не Сьюзен Грейнджер и… ты понимаешь, что я имею в виду. Ну и блеф ты придумал! Я с трудом сдерживалась, когда ты совершенно спокойным тоном спросил ее про плащ, а потом про вещи Элеоноры.
  — О плаще я быстро догадался. Сейчас у нас стоит засуха, и, собираясь куда-то две недели назад, Элеонора не стала бы брать с собой плащ, в особенности теплый осенний, в котором ее нашла полиция. Если бы она и брала плащ с собой, то предпочла бы какой-нибудь легкий и складывающийся таким образом, чтобы практически не занимать места.
  — Но зачем Элеоноре было раздеваться в квартире Этель Белан, надевать плащ, отправляться в парк и устраивать танцы при луне? Почему Этель Белан дала ей его…
  — Она могла и не давать, — перебил Мейсон. — С таким же успехом Элеонора могла просто снять его с вешалки, не спрашивая разрешения. Мы знаем только одно: эта вещь принадлежит Этель Белан. Больше она нам ничего не сообщила.
  — Да, ты прав, — согласилась Делла Стрит.
  — Конечно, она предположила, что нам все известно. Обрати внимание на то, что эта квитанция покрывает арендную плату с шестнадцатого по двадцать третье августа. Сегодня у нас семнадцатое. Этель Белан строго следит за финансовой стороной дела. Она взяла арендную плату за неделю, следовательно, можно прийти к выводу, что договор вступил в силу или второго августа, или девятого и оплата вносилась раз в неделю.
  — Элеонора уехала из дома вечером второго августа.
  — Она могла поселиться здесь и девятого. В таком случае нам предстоит выяснить, чем она занималась со второго по девятое августа.
  — Ты обратил внимание, шеф, что Этель Белан ссылалась на нее как на Элеонору Корбин, а не Элеонору Хепнер?
  — Конечно.
  — Так зачем же она все-таки снимала эту квартиру с девятого по шестнадцатое?..
  Грузовой лифт остановился на третьем этаже. Дверца открылась. Это был другой лифт с другим лифтером.
  Мейсон пропустил Деллу Стрит вперед и зашел следом за ней, держа чемоданы таким образом, чтобы лифтер не мог определить, пусты ли они или забиты до предела.
  — Нас вызывали, чтобы забрать багаж, который отдают в починку, а дежурный послал нас к грузовому лифту. Лифты в передней части дома — только для жильцов и их гостей!
  — Знаю, знаю, — с сочувствием в голосе закивал лифтер. — Здесь происходит много странных вещей. Если бы вы дали ему доллар, то зашли бы с парадного входа и…
  — Мы дали ему доллар?! За что? Чтобы нам разрешили пронести чемоданы от лифта до машины?
  Лифт остановился на первом этаже, Мейсон и Делла Стрит вышли из него, открыли широкую дверь и остановились в переулке.
  — Иди за машиной, Делла, — велел Мейсон. — Подъедешь сюда и заберешь меня с чемоданами.
  — Почему бы тебе…
  — Не исключено, что кто-то попытается отобрать у тебя багаж, — улыбнулся Мейсон. — У меня это сделать гораздо сложнее.
  Мейсон остался стоять на тротуаре рядом с двумя яркими чемоданами и сумкой. Стройная фигура Деллы Стрит быстро скрылась за углом. Примерно минуты через три она подъехала на машине. Мейсон загрузил вещи в багажник. Делла Стрит пересела на место пассажира, а Мейсон повел машину.
  — Куда теперь? — поинтересовалась девушка.
  — Например, к тебе. Эти вещи уж слишком заметны, и в нашем здании на них определенно кто-нибудь обратит внимание. Скорее всего, их в недалеком будущем упомянут в прессе.
  Делла Стрит кивнула.
  Мейсон влился в поток движения. Притормозив на перекрестке на красный свет, он подозвал продавца газет и купил вечерний номер.
  Пока Мейсон следил за ситуацией на дороге, Делла Стрит просматривала газету.
  — Так! — воскликнула она.
  — Что новенького?
  — Журналисты с радостью сообщают тебе, что ты — «персона нон грата».
  — Почему так получилось?
  — Они поняли, что ты хочешь избежать огласки, а поэтому разошлись на полную катушку. Подобные рассказы всегда привлекают внимание читателей. Наследницу идентифицируют богатые родственники. Для того чтобы информация не просочилась в прессу, нанимают дорогостоящего адвоката. Он также будет представлять девушку, если ей предъявят какое-либо обвинение. Шеф, а если подумать, семья поступила несколько странно, не так ли?
  Мейсон кивнул.
  — Такой крупный аванс… Боже праведный, ведь ты берешь такой гонорар только в делах об убийстве!
  Мейсон снова кивнул.
  — А все эти разговоры о защите семьи от скандальной известности… Ведь с самого начала было ясно, что вся история неизбежно просочится в прессу, а их действия привлекли еще большее внимание — в десять раз больше, чем если бы они не нанимали тебя, не появлялись вместе с тобой в больнице, а ты не отвозил бы Элеонору в неизвестном направлении.
  Мейсон опять кивнул.
  — Да, ты полон энтузиазма, — саркастически заметила Делла Стрит.
  — Просто соглашаюсь с тобой.
  — Я сейчас подумала, как странно, что они обратились к тебе, попросив заняться связями с общественностью… Они говорили, что хотят свести историю на нет, а в результате малозначительный эпизод стал обрастать деталями, словно снежный ком. Перри Мейсон, известный адвокат по уголовным делам, нанятый семьей Элеоноры, меняет врача, перевозит пациентку в частную клинику в машине с сиреной, несущейся со скоростью шестьдесят миль в час и маневрирующей в потоке движения таким образом, что за ней не угнаться. Никто не представляет, где сейчас находится больная. Далее следует история семьи: богаты, постоянно ездят в Европу, фотографии отца, упоминается о тайной женитьбе с Дугласом Хепнером. Боже праведный, шеф, все, что они пытались скрыть, в деталях описано на первой полосе.
  Мейсон снова молча кивнул.
  — Насколько я понимаю, скорость твоего мыслительного процесса значительно опережает мою, — заметила Делла Стрит. — Когда ты обо всем догадался?
  — Когда мне вручили чек на двадцать пять тысяч долларов.
  — Да, я тут, конечно, туго соображала. Почему они это сделали?
  — Потому что, по выражению Ольги Джордан, они предполагают, исходя из предыдущих выходок Элеоноры, что на этот раз она выкинула что-то из ряда вон выходящее.
  — Интересно было бы поговорить со Сьюзен Грейнджер и выяснить, как она связана со всем этим. Видимо, она — третья сторона треугольника.
  — Не исключено.
  Делла Стрит, задетая сдержанностью адвоката, откинулась на сиденье и молчала, пока машина не притормозила у ее дома.
  — Вызвать носильщика? — спросила секретарша.
  — Нет, — покачал головой Мейсон. — Я поднимусь вместе с тобой. Пусть твои соседи думают, что ты куда-то уезжала по делу. Боже, ну почему эти чемоданы такие яркие?!
  — Скорее всего, в холле мы никого не встретим, шеф. Да и вообще мы постоянно срываемся с места и возвращаемся в самое разное время, так что мои соседи к этому уже привыкли.
  Мейсон вышел из машины и открыл багажник.
  — Бери сумку, Делла, а я понесу чемоданы.
  Они зашли в здание, увидели, что в холле никого нет, и поднялись в квартиру Деллы Стрит.
  — Что мне делать с этими вещами? — обратилась девушка к адвокату. — Распаковать, развесить на вешалки или просто оставить…
  — Оставить как есть. Надеюсь, Делла, ты обращала внимание на то, что укладывала?
  — Как раз та одежда, что я ожидала. Часть даже оказалась не распакована. Разные платья, нижнее белье, чулки. Как я предполагаю, вся косметика лежит в сумке.
  — Давай посмотрим, что там, — предложил Мейсон.
  — А если сумка заперта на ключ?
  — Если заперта, то вызовем слесаря, чтобы он ее открыл. Мне необходимо знать, что лежит внутри.
  Делла Стрит щелкнула замком, потом еще одним — и сумка открылась.
  — Ой, какое все красивое! — воскликнула Делла.
  Сумка была сделана таким образом, чтобы по краям ставить кремы и лосьоны в баночках и бутылочках в специально отведенные для них ячейки. С внутренней стороны крышки располагалось зеркало, по его краям лежали маникюрные принадлежности — каждая на своем месте. Центральную часть заполняли сложенные чулки, нижнее белье и ночная рубашка.
  Делла Стрит вынула рубашку и приложила к себе.
  — Ох, — вздохнула она.
  Это была коротенькая сорочка модного фасона, чуть длиннее верха пижамы.
  — Говорят, что краткость — сестра таланта, — усмехнулся Мейсон.
  — Думаешь, что есть что-нибудь более талантливое, чем подобное изделие?
  — Мы все постоянно чему-то учимся, набирая жизненный опыт, — улыбнулся Мейсон. — Вот сейчас, например, я понял, что несколько отстал от жизни.
  — Ты отстал? А как ты думаешь, что в этот момент чувствую я? — воскликнула Делла Стрит.
  Она рассмеялась, чтобы скрыть смущение, сложила одежду и упаковала все так, как было вначале. После этого Делла Стрит сняла крышку с одной из баночек с кремом и заметила:
  — Элеонора определенно уделяет большое внимание своей коже.
  — Да, кожа отменная. Если бы ты только ее видела, когда Элеонора откинула одеяло и показала свои ножки.
  — Очаровательна?
  Мейсон заулыбался, предаваясь воспоминаниям.
  — Как я догадываюсь, — с горечью заговорила Делла Стрит, — бедная девочка не осознавала, что ты стоишь рядом, когда откидывала одеяло. Владелица подобной ночной рубашечки, наверное, вообще чрезвычайно стеснительная особа.
  — Хотя краткость и считается сестрой таланта, не предполагается, что она имеет какое-то отношение к стеснительности.
  Делла Стрит опустила средний палец в баночку с кремом и заявила:
  — Посмотрим, как этот дорогой крем ляжет на кожу рабочей лошадки и… — Внезапно она замолчала.
  — В чем дело, Делла?
  — Там что-то есть. Что-то твердое.
  Средний палец Деллы Стрит показался из баночки.
  — Похоже на кусок стекла, шеф, или…
  Секретарша вынула пачку салфеток, стерла налипший крем и выбросила бумагу.
  — Боже праведный! — воскликнул Мейсон.
  На руке Деллы Стрит лежал и переливался множеством цветов бриллиант прекрасной огранки. И Мейсон, и Делла Стрит потеряли дар речи.
  — Там больше ничего нет? — спросил адвокат через несколько секунд, когда они оба немного пришли в себя.
  Делла Стрит снова опустила палец в баночку с кремом и опять вынула что-то твердое. На этот раз, после того как крем был стерт, они увидели красивый зеленый изумруд.
  — Я, конечно, не специалист по драгоценным камням, — призналась Делла Стрит, — но этот набор, представляется мне, высшей пробы.
  — Сливки, — согласился Мейсон.
  — Наверное, стоит заглянуть и в другие баночки, не так ли, шеф?
  Мейсон кивнул.
  После того как Делла Стрит закончила исследование баночек с кремами, Мейсон с секретаршей собрали неплохую коллекцию из пятнадцати бриллиантов, трех изумрудов и двух рубинов.
  — В сумке есть еще лосьоны, непонятные мне бутылочки и…
  — Везде посмотрим, — решил Мейсон.
  — Как ты думаешь, что скажет Элеонора, когда узнает, что мы так беспардонно обращались с ее сумкой?
  — Это мы выясним позднее, а пока займемся содержимым сумки.
  — Элеоноре подобное, скорее всего, не понравится.
  — Я ее адвокат.
  — Она тебя не нанимала. К тебе обратилась ее семья.
  Мейсон задумался.
  — Да, ты права, — наконец сказал он.
  — Но мы все равно продолжим исследование?
  — Несомненно. Вперед, Делла!
  Двадцать минут спустя Делла Стрит и Мейсон рассматривали удивительную коллекцию драгоценных камней, переливавшихся всеми цветами радуги.
  — Боже, шеф, это несметное богатство. Что мы будем с ними делать?
  — Вначале пересчитаем. Потом перепишем — в меру своих возможностей и знаний, затем завернем в салфетки — каждый по отдельности, чтобы никак не повредить.
  — А дальше?
  — Спрячем в каком-нибудь безопасном месте.
  — И какое безопасное место ты предлагаешь?
  Мейсон прищурился.
  — Ты задала очень уместный вопрос, Делла.
  — Сейф в нашей конторе?
  Мейсон покачал головой.
  — Сейф в банке?
  — Не совсем подходит.
  — Что ты имеешь в виду?
  — Мы не представляем, что это за драгоценности — ее личная собственность, краденые или контрабанда. Не исключено, что они являются чрезвычайно важными уликами.
  — А при сложившихся обстоятельствах…
  — А при сложившихся обстоятельствах я оказываюсь в незавидном положении. Я, конечно, обязан защищать интересы своей клиентки, Элеоноры Корбин или Элеоноры Хепнер — как там ее сейчас величают.
  — А также доброе имя семейства Корбин, — добавила Делла Стрит. — Если я все правильно поняла, ему придают главнейшее значение.
  Мейсон кивнул.
  — Итак, шеф, что предпримем теперь?
  — Я сейчас позвоню Полу Дрейку и попрошу прислать кого-то из его людей, имеющего лицензию на ношение оружия. Он будет твоим телохранителем. Оперативник проводит тебя в одну из лучших гостиниц нашего города. Выбери какую-нибудь на свое усмотрение, не забывая, что тебе на расходы предоставлена неограниченная сумма.
  Делла Стрит в удивлении приподняла брови.
  — Зарегистрируешься под своим настоящим именем, — продолжал Мейсон, — чтобы ни в коем случае не возникало вопросов, что мы что-то пытались скрыть. Возьмешь с собой кое-какие вещи. Как только тебя проводят в отведенный тебе номер и ты устроишься, снова спустишься к портье и скажешь, что желаешь оставить драгоценности в гостиничном сейфе. В дорогих гостиницах всегда есть надежные сейфы — как большие, так и маленькие. Тебе предоставят персональный. Положишь в него все эти камни. Работник гостиницы запрет его и отдаст тебе ключ.
  — А дальше?
  — Будешь вести двойную жизнь. Днем, как обычно, работать секретаршей, а вечерами превращаться в таинственную мисс Стрит, порхающую по гостинице. Наденешь свой обтягивающий купальник, нырнешь в бассейн. Веди себя сдержанно, но никого не отталкивай. Если какой-нибудь симпатичный молодой человек пожелает с тобой познакомиться, покажи, что тебя это устраивает. Пусть угостит тебя стаканчиком дорогого вина или пригласит на ужин, а за это время оперативники Пола Дрейка, которые ни на секунду не будут выпускать тебя из своего поля зрения, выяснят, что он собой представляет и его побудительные мотивы — биологическая потребность или его интерес вызван совсем не твоим лицом, фигурой и шармом.
  — А что мне делать с ключом от сейфа?
  — Ты передашь его мне сразу же после того, как получишь, а я позабочусь, чтобы какой-нибудь карманник, обыскивающий твою сумочку, пока ты танцуешь или наслаждаешься коктейлем в баре, не обнаружил в ней ничего, кроме денег на расходы, предоставленных Корбинами.
  — Звучит интригующе и восхитительно.
  — В таком случае я немедленно договариваюсь о телохранителе.
  Мейсон позвонил в Детективное агентство Дрейка.
  — Говорит Перри Мейсон, — представился адвокат, как только оператор коммутатора сняла трубку. — Пожалуйста, соедините меня с Полом. Он на месте?.. Спасибо.
  Через мгновение Мейсон услышал голос детектива:
  — Привет, Перри! Я слушаю.
  — Пол, мне необходим телохранитель: надежный, опытный, постоянно остающийся начеку и знающий, что почем.
  — Хорошо.
  — Как скоро ты в состоянии мне его предоставить?
  — Через полчаса или сорок пять минут, если ты очень торопишься.
  — Тороплюсь.
  — Куда его прислать?
  — В квартиру Деллы Стрит.
  — Ладно. Кого охранять?
  — Деллу.
  — Что?!
  — Он должен иметь при себе оружие, причем уметь им пользоваться. Делла отправится в одну из самых дорогих гостиниц. Твой человек обязан постоянно держать ее под наблюдением, причем таким образом, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания.
  — Минутку, Перри. Ты в самом деле сказал «в одну из самых дорогих гостиниц»?
  — Самую лучшую.
  — В таком случае я могу послать своего человека только в такую, где я лично знаком с детективом, нанимаемым гостиницей, но даже тогда…
  — Ты хочешь сказать, что не в состоянии выполнить задание? — перебил Мейсон.
  — Просто подобное не делается. Вот и все. Нельзя постоянно держать под наблюдением такую симпатичную женщину, как Делла. Это сразу же заметят, а потом начнутся вопросы и…
  — Тогда пусть твои люди тоже зарегистрируются в гостинице и…
  — Да, как я посмотрю, эта идея засела у тебя в голове. Если ты готов платить по счету за их проживание, проблем не возникнет, но ты представляешь, сколько набежит в одной из лучших гостиниц города?
  — Пусть регистрируются. Пошли одного молодого симпатичного парня, который в случае необходимости сможет выступить в роли сопровождающего. Второй пусть будет значительно старше, суровым, умудренным опытом человеком, более заинтересованным в финансовой стороне вопроса и не обращающим особого внимания на женские фигуры в купальниках. Его не должны гипнотизировать ни ножки в нейлоновых чулочках, ни декольте. Он обязан следить за происходящим. Если потребуется — пошлешь еще людей.
  — Что случилось? — спросил Дрейк.
  — Пока я не могу тебе этого открыть. А как там обстоят дела с твоим домашним заданием?
  — События развиваются. Ты читал вечерние газеты?
  — Делла сообщила мне, что нами здорово заинтересовалась пресса.
  — Это не все. Мне не найти, где Элеонора вступила в брак с Дугласом Хепнером. Предполагалось, что они поженились в Юме, Аризона. Мы там все прочесали, проверили даже вариант вступления в брак под вымышленными именами. Мы разобрались со всеми парами, поженившимися вечером второго и в течение третьего августа. Более того, мы раскопали все детали про аварии по дороге на Юму вечером второго — и ничего не нашли. Дуглас Хепнер не оставил ни одного следа…
  — А что там с его матерью в Солт-Лейк-Сити? — перебил Мейсон.
  — Ты не поверишь своим ушам, Перри.
  — Выкладывай.
  — Так называемая мать взрослого сына оказалась симпатичной брюнеткой лет двадцати семи. Все на месте, живет в роскошной квартире, когда находится в Солт-Лейк-Сити, но носится с места на место, как малиновка по весне. Постоянно куда-то улетает, возвращается, снова улетает…
  — И она представляется матерью Дугласа Хепнера? — уточнил Мейсон.
  — Очевидно, только по телефону. Квартира снята миссис Сейди Хепнер.
  — Боже праведный! Еще одна жена?
  — Пока я не в состоянии тебе ответить.
  — Что она сама говорит?
  — Она ничего не говорит. Видимо, как только она повесила трубку, выслушав тебя, она тут же сорвалась с места. Не исключено, что она распаковывала вещи, когда ты позвонил. Сегодня утром она откуда-то вернулась — из одного из своих таинственных путешествий — и снова уехала через четверть часа после твоего звонка. Взяла с собой несколько чемоданов, села в свой роскошный «Линкольн», сказала дежурному в гараже, что отправляется в Денвер, и исчезла. Когда появились мои оперативники, ее уже не оказалось дома. Мы проследили ее передвижения до выезда из гаража. После этого — по нулям. Нам еще ею заниматься?
  — Конечно. Прочешите Денвер, Сан-Франциско и Лос-Анджелес.
  — Это все равно что искать иголку в стоге сена. Может, нам удастся где-то сесть ей на хвост. Мы знаем номер ее машины, и она обязана зарегистрироваться при въезде в Калифорнию. Но если она на самом деле направляется в Денвер?
  — Попробуй, Пол. А что там с телеграммой из Юмы?
  — Ее заказали по телефону — с автозаправочной станции. Больше ничего не в состоянии сказать по этому поводу. Через телеграф Юмы ежедневно отправляются сотни телеграмм, причем именно таким образом.
  — Пол, не прекращай работать по этому делу, — велел Мейсон. — Занимайся всеми аспектами. Не упускай ни единой детали.
  — Я отправил своих ребят в Лас-Вегас. Мы отпечатали по нескольку снимков с каждого негатива, и я вручил их своим оперативникам. В Лас-Вегасе ребята занимаются проверкой регистрационных документов — не вступили ли они в брак там? К вечеру надеюсь сказать тебе что-то конкретное.
  — Если потребуется, подключай еще людей.
  — Перри, мне здорово помогло бы, если бы ты объяснил, что тебе требуется и чего ты добиваешься.
  — Мне нужна информация, Пол.
  — Я так и понял, — сухо ответил Дрейк и повесил трубку.
  Глава 6
  Мейсон зашел в Детективное агентство Дрейка около десяти вечера.
  Сыщик сидел без пиджака, с закатанными рукавами рубашки и периодически отпивал кофе, непрерывно разговаривая по телефону.
  Дрейк кивнул, когда увидел адвоката, поставил чашку на стол и закрыл рукой микрофон трубки.
  — Мои ребята раскопали что-то важное в Лас-Вегасе, Перри, — отчитался он. — Боже, я отправил на задания целую армию оперативников. Велел всем звонить немедленно в контору, если раскопают хоть что-то, что посчитают важным. Никакого брака между Элеонорой Корбин и Дугласом Хепнером в Лас-Вегасе не регистрировалось. Или я тебе уже говорил об этом? Не помню, что передавал, а что нет. Совсем закрутился. Постоянно поступает какая-то информация. В Лас-Вегасе стоит дикая жара — сто пятнадцать градусов по Фаренгейту и… Алло? Алло? Да?.. Хорошо, продолжай работать по этому аспекту… Пока!
  Дрейк повесил трубку, устало вздохнул и поинтересовался:
  — Что там с Деллой?
  — Она теперь важничает, — усмехнулся Мейсон. — Ведет светский образ жизни, страдает от безделья, как всякая богатая женщина, которой некуда девать деньги, но смотрит по сторонам.
  — Я так и понял. А вообще работать она собирается?
  — Днем она, как и всегда, выполняет свои секретарские обязанности. Вечерами находится в гостинице, где за ней наблюдают твои люди.
  — Приманка в западне?
  — Не исключено. Что тебе удалось выяснить про Дугласа Хепнера?
  — Весьма интересная личность.
  — Рассказывай.
  Дрейк отодвинул чашку с кофе в сторону и начал отчет:
  — Я послал в Лас-Вегас одного очень надежного парня заниматься Хепнером, дал ему несколько фотографий. Мы сделали разные увеличения с негативов…
  — Это я уже слышал, — нетерпеливо перебил Мейсон.
  — Я хочу, чтобы ты уяснил всю картину. Мой оперативник связался в Лас-Вегасе с нашими партнерами, и они все принялись за работу. Перри, ты хоть отдаленно представляешь, сколько людей каждую неделю бывает в Лас-Вегасе?
  — Много, наверное. К чему ты клонишь? Пытаешься живописно показать блестящую работу детективов?
  — Черт побери, нет. Мы предположили, что Хепнер, наверное, хоть немного играл в каком-нибудь заведении, так что отправились к знакомым ребятам в нескольких казино. Пойми, Перри, мы заранее знали, что это, в общем-то, один шанс из тысячи, может, один из миллиона, но мы все равно решили его использовать. И как ты думаешь, что выяснилось?
  — Что?
  — Один из дилеров его узнал.
  — Дугласа Хепнера?
  — Да. Не видел его больше года, но не только сразу же узнал его, но и рассказал, чем тот занимается и что собой представляет.
  — Стреляй!
  — Раньше был профессиональным игроком. Какое-то время специализировался на покере — сам по себе потом превратился в подставное лицо, нечто вроде зазывалы в одном из казино. Не брезговал рулеткой, играл в «блэк джек», причем честно. Он надежен, быстро соображает, умен, приятен внешне, располагает к себе…
  — Как давно все это происходило?
  — Года три-четыре назад.
  — Давай поближе к настоящему. Чем он сейчас занимается? — Глаза Мейсона горели от нетерпения.
  — Поверишь или нет — получает денежные вознаграждения.
  — Денежные вознаграждения? — переспросил Мейсон.
  — Да, — кивнул Дрейк.
  — От кого?
  — От правительства Соединенных Штатов Америки.
  — Каким образом?
  — Ты представляешь, что происходит, когда люди отправляются в Европу?
  — Конечно. Посылают домой открытки. Привозят сувениры.
  — Одна женщина из трех везет контрабанду. Иногда совсем немного, иногда что-то значительное.
  — Продолжай.
  — Таможня выплачивает денежное вознаграждение за информацию, если та приводит к обнаружению товаров, ввозимых контрабандным путем. Предположим, миссис Задний Бампер хочет тайно ввезти в США бриллиант стоимостью десять тысяч долларов. Она спокойно его ввозит, если только кто-то, работающий на наше правительство, не предупредил таможню о том, что у нее с собой.
  Мейсон кивнул.
  — Итак, в таможню поступает информация, весь багаж миссис Задний Бампер обыскивают, находят бриллиант, конфискуют его, налагают штраф, а если она хочет получить бриллиант назад, ей приходится его выкупать. Наше правительство имеет с подобного неплохой доход и, естественно, пытается поддерживать свои источники информации, так что отстегивает им какую-то часть своей прибыли.
  — Понятно, — сухо заметил Мейсон.
  — Итак, вернемся к Дугласу Хепнеру. Примерно два года назад он отправился в Европу и решил немного поиграть в азартные игры на борту. Он выяснил, что подобное не приветствуется: судоходным компаниям совсем не нравятся профессиональные игроки, отнимающие деньги у пассажиров. В результате Хепнер со своими изысканными манерами джентльмена, видавший виды, умеющий найти подход ко всем и вся, начал использовать свои глаза и уши. Подружился с массой людей, направлявшихся в Европу, не терял с ними связи на берегу. Представлялся всем знатоком драгоценностей, и, насколько я понимаю, он прекрасно разбирается в бриллиантах, да и в других камнях тоже. Дней через тридцать Хепнер выяснил, что один из его новых приятелей купил партию драгоценных камней и не собирается их декларировать и платить пошлину Дядюшке Сэму. Поездка Хепнера окупилась! В дальнейшем он стал путешествовать все чаще и чаще.
  — И во время одного из круизов три месяца назад он познакомился с Элеонорой Корбин, — добавил Мейсон.
  — Да, — кивнул Дрейк.
  — Ты предполагаешь, что Элеонора баловалась контрабандой?
  — Элеонора могла не только баловаться, — поправил сыщик, — но и заниматься ею по-крупному. Если ты помнишь, она уже успела за свою жизнь побывать в нескольких переделках. От нее можно ждать чего угодно.
  — Вопрос в том, передавалась ли в таможню информация об Элеоноре Корбин и поймали ли ее с контрабандой?
  — Ее не ловили, — ответил Дрейк.
  — Становится все интереснее и интереснее.
  — Она подружилась с Дугласом Хепнером. Что от нее хотел Хепнер — то ли сделать своей сообщницей, то ли просто приятно проводил время, или знал про какие-то драгоценности, которые она контрабандой ввезла в страну, но его убедили ничего не сообщать про них?
  — Да, весьма любопытная ситуация. А как нам связаться с самим Дугласом Хепнером?
  — Сложный вопрос. Он сейчас интересует многих.
  — Кого, например?
  — Газетных репортеров. Они горят желанием написать еще один рассказик на заинтересовавшую читателей тему. Невеста ничего не помнит ни про первую брачную ночь, ни про медовый месяц. Любопытно, не правда ли? С другой стороны, девушка из богатой семьи заявляет, что вышла замуж за Дугласа Хепнера. А он что думает по этому поводу? К тому же у нее внезапно пропала память. Для журналистов здесь широкое поле деятельности. Или, например, посмотрим с другой стороны. Девушка убегает из дома с симпатичным молодым человеком, с которым она познакомилась во время морского путешествия. Пикантный скандальчик. Масса парочек куда-то ездят на выходные и размышляют, что случилось бы, если бы их поймали. Тут они прочитают о том, кого поймали на самом деле. Статья привлечет огромный интерес.
  — Контрабанда — это совсем новый аспект, Пол.
  — Появляются осложнения. Человек, занимающийся сбором подобной информации, получает от государства двадцать процентов. Он знакомится с пассажирами на борту теплохода с вполне определенной целью. Он — доносчик, независимо от того, как он сам определяет свои мотивы. Он обращает особое внимание на дам средних лет, считающих его прекрасным танцевальным партнером… Женщина начинает с ним делиться и в конце концов признается, что везет подарок любимой сестре. Она купила его по дешевке, а если ей еще удастся провезти его через таможню, не уплачивая пошлины… Она интересуется мнением симпатичного молодого человека. Естественно, он советует ей не декларировать подарок, а сам записывает в маленькую черную записную книжечку имя дамы и примерную стоимость контрабандного товара. Молодой человек производит в голове несложные подсчеты и понимает, что ему предоставляется возможность заработать несколько больше, чем обещанные государством двадцать процентов.
  — Шантаж?
  — Шантаж, — кивнул Дрейк. — Миссис Задний Бампер просто не может допустить, чтобы ее во всеуслышание назвали преступницей. Это приведет к ужасным последствиям, и все ее друзья и знакомые от нее отвернутся.
  — Тут можно работать по-крупному, — заметил Мейсон. — Предположим, некий Джон Большой Туз, импортирующий драгоценности крупными партиями, разработал весьма интересную систему контрабанды части товара. Таможенникам его не поймать, а Дугласу Хепнеру удается разобраться в том, как Большой Туз ввозит товар в страну. Например, камни прячут в углублении, искусно сделанном в костыле или деревянном протезе…
  — Естественно, здесь открывается масса возможностей.
  — Итак, Хепнер уже готов сообщить в таможню, что там-то и там-то спрятана партия драгоценных камней, в результате чего Хепнер ожидает получить свои двадцать процентов. Предположим, информация о том, чем занимается Хепнер, просачивается наружу. От разных людей можно ожидать разной реакции. Одни бросятся к нему с желанием откупиться. Другие покинут страну и подождут, пока все не успокоится. Третьи постараются найти какой-то способ заставить его замолчать. Если игра ведется по-крупному и речь идет об огромной партии товара, а Хепнеру удалось выяснить чрезвычайно важную информацию и он никак не желает держать язык за зубами, то…
  Мейсон пожал плечами, не закончив фразы.
  Снова зазвонил один из телефонов на столе Дрейка.
  Сыщик снял трубку.
  — Алло! Да, выкладывай. — Зазвонил второй телефон. Дрейк попросил первого оперативника не вешать трубку и ответил: — Алло!.. Да, я… — Детектив молча слушал секунд двадцать, потом сказал второму звонившему: — Это очень важно. Держи меня в курсе дела. Пока. — Дрейк повесил трубку и вернулся к первому телефону: — Сложилась чрезвычайная ситуация. Если я сам не перезвоню тебе через пятнадцать минут, еще раз набери этот номер. — Сыщик бросил трубку на место и поднял глаза на Мейсона. — Ты даже не можешь представить себе последние новости, Перри.
  — Говори!
  — Полиция обнаружила труп мужчины в парке Сьерра-Виста, в двух сотнях ярдов от того места, где Элеонора разгуливала в тоненьких трусиках с милой улыбкой на губах.
  — И что с трупом?
  — Пока про него ничего не известно — ни мне, ни полиции. В затылке имеется входное отверстие от пули. Очевидно, она осталась в голове.
  — Когда его убили?
  — Где-то между двадцатью четырьмя и тридцатью шестью часами тому назад.
  — Труп обнаружила полиция?
  — Пара влюбленных вышла из машины и отправилась в тень кустов. Труп лежал под одним из них. Там проходит тропинка — он совсем рядом с ней.
  — Это Хепнер?
  — Пока его не идентифицировали. Просто труп мужчины с дыркой от пули в затылке.
  Мейсон схватил один из телефонных аппаратов, стоящих на столе у Дрейка, и попросил оператора коммутатора:
  — Дайте мне, пожалуйста, городскую линию. Быстро.
  Мейсон набрал номер и представился:
  — Говорит Перри Мейсон. Мне срочно нужен доктор Ариел. Повторяю: срочно, обстоятельства чрезвычайные!
  Через тридцать секунд голос доктора Ариела послышался на другом конце провода.
  — Меня очень волнует одна ваша пациентка, доктор, — начал адвокат.
  — Элеонора Хепнер?
  — Да.
  — Наступило заметное улучшение.
  — Насколько я понимаю, при лечении подобных заболеваний необходимо избегать любых шоков. Любое эмоциональное расстройство приведет к плачевным результатам.
  — Конечно, больная — весьма своеобразная личность, — осторожно сказал доктор Ариел. — Сейчас она уже достаточно хорошо ориентируется, у нее есть чувство юмора и…
  — Насколько я понимаю, любое эмоциональное расстройство приведет к плачевным результатам, — повторил Мейсон.
  — Я думаю, что уже не нужно особо беспокоиться. Вы…
  — Насколько я понимаю, любое эмоциональное расстройство приведет к плачевным результатам, — настойчиво повторил Мейсон.
  Доктор Ариел молчал несколько секунд, а потом ответил:
  — Простите, я сегодня что-то туго соображаю. Да, не исключено. Их следует избегать?
  — Следует. У меня есть предчувствие, что в ближайшее время пациентку постарается побеспокоить масса людей.
  — Вы имеете в виду газетных репортеров?
  — Возможно, но также и других лиц.
  — Родственники?
  — Я имею в виду газетных репортеров, но также и других лиц.
  — И полицию?
  — Никогда не знаешь, чего от них ждать.
  — Не стоит волноваться по этому поводу. У полиции на нее ничего нет. Да, она гуляла в лунном свете, но не полностью обнаженная. Здесь даже не предъявишь обвинений в появлении в общественном месте в непотребном виде. К тому же идентификация произведена была, так что полиция закрыла это дело. Вытерли грифельную доску.
  — Интересное выражение, доктор, — заметил Мейсон. — Зачем обычно вытирают грифельную доску?
  — Чтобы избавиться от того, что на ней написано.
  — Нет. Доска предназначена для того, чтобы на ней писать, — поправил Мейсон. — Вы вытираете ее, чтобы написать что-то новое. Я считаю, что пациентку следует перевезти в другое место, где ее никто не найдет и не побеспокоит.
  Доктор Ариел думал несколько секунд, а потом ответил:
  — Да, конечно, в таких случаях невозможно предсказать последствия. Не знаешь, чего ждать.
  — Мы должны предвидеть все варианты и обезопасить себя.
  — Ладно, я займусь этим вопросом.
  — Я считаю, что ее нужно отправить туда, где ее никто не побеспокоит, — продолжал Мейсон.
  — Я уже все понял. Это я вначале почему-то туго соображал. Потребуется приложить кое-какие усилия, но я все организую.
  — Немедленно.
  — Естественно, — заверил доктор Ариел. — Есть для меня какие-нибудь новости?
  — Нет.
  — Никаких новостей?
  — Для вас — никаких. Приступайте к работе. Меня страшно волнует состояние здоровья моей клиентки и вашей пациентки.
  — Как и меня. Спасибо, что позвонили. До свидания.
  Мейсон повесил трубку и повернулся к Полу Дрейку.
  — Пол, насколько мне известно, тебе обычно удается раздобыть сведения в управлении полиции, не публикуемые…
  — Всегда находятся репортеры, желающие немного подзаработать. Они передают информацию в свои газеты, а потом готовы предоставить ее и другим заинтересованным лицам… Да и не все сведения можно опубликовать.
  — Задействуй все свои контакты, — приказал Мейсон. — Потрать столько денег, сколько потребуется. Выясни все о трупе. Полностью ли исключается вариант самоубийства? Какое использовалось оружие? Где оно сейчас? Когда наступила смерть? Где жил Хепнер? Найди его машину, проверь все передвижения за последние дни…
  — Этим займется полиция, — перебил детектив. — Мы не можем с ней соревноваться.
  — Я не прошу тебя соревноваться. Просто собери информацию. Меня не волнует, как ты ее раздобудешь и кто получит ее первым. Она мне нужна — и точка.
  — Ладно, — вздохнул Дрейк. — А я собирался домой. Где тебя искать, Перри?
  — До того как Элеонору перевезут в другую клинику и труп идентифицируют, меня никто не найдет. То есть я схожу со сцены до завтрашнего утра. А в девять часов я, как обычно, появлюсь в конторе. До этого момента не трать время на поиски — это окажется невыполнимой задачей.
  Глава 7
  Выходя из Детективного агентства Дрейка, Мейсон взглянул на часы: десять часов восемнадцать минут вечера.
  Адвокат поехал на автозаправочную станцию, попросил залить полный бак, а пока ему протирали лобовое стекло, позвонил в многоквартирный дом «Белинда».
  — Я знаю, что уже поздно, — сказал Мейсон, когда услышал голос оператора коммутатора, — но мне хотелось бы поговорить со Сьюзен из триста пятьдесят восьмой квартиры, то есть с мисс Грейнджер. Я предупреждал ее, что сегодня позвоню.
  — Минуточку, сейчас соединю вас.
  Через несколько секунд Мейсон услышал спокойный ровный голос:
  — Да… Алло!
  — Простите, что беспокою вас так поздно, — извинился Мейсон, — но я звоню насчет Дугласа Хепнера.
  — Хепнера… Хепнера… О да. А кто вы?
  — Я хотел бы задать вам несколько вопросов.
  — Представьтесь, пожалуйста.
  — Моя фамилия Мейсон. Перри Мейсон, адвокат. Я оставлял вам сегодня записку в почтовом ящике.
  — О да.
  — Вы ее получили?
  — Конечно.
  — Я думал, что вам потребуется время для репетиции.
  — Какой репетиции?
  — Вашей версии.
  — Какой еще версии?
  — Той, что вы намерены представлять полиции и газетным репортерам. Вначале проверьте ее на мне, а я поспрашиваю вас по противоречивым моментам.
  — Мистер Мейсон, вы мне угрожаете?
  — Совсем нет.
  — Зачем мне вообще что-то говорить полиции?
  — Вас будут допрашивать.
  — О Дугласе Хепнере?
  — Да.
  — Где вы сейчас находитесь?
  — Недалеко от вашего дома.
  Она поколебалась несколько секунд, потом рассмеялась.
  — Мистер Мейсон, вы меня заинтриговали. Я столько о вас слышала, в особенности о ваших методах проведения перекрестного допроса. Я думаю, что, наверное, мне будет очень интересно, если вы постараетесь пронзить меня своим проницательным взглядом и выбить из колеи. Приезжайте.
  — Через несколько минут буду у вас, — пообещал Мейсон и повесил трубку.
  В многоквартирном доме «Белинда» на этот раз оказался другой дежурный, не тот, с которым Мейсону и Делле Стрит пришлось общаться утром. Адвокат улыбнулся ему и заявил:
  — Я к мисс Грейнджер из триста пятьдесят восьмой квартиры. Она меня ждет.
  — Да, она меня предупредила. Прямо поднимайтесь, мистер Мейсон.
  Адвокат зашел в лифт, нажал на кнопку третьего этажа, прошел по коридору к триста пятьдесят восьмой квартире и позвонил.
  Практически сразу же дверь открыла симпатичная молодая женщина, вызывающе оглядевшая адвоката большими серыми глазами.
  — Хочу поздравить вас, мистер Мейсон, — заявила она. — Проходите.
  Мейсон переступил через порог.
  — Поздравить меня с чем? — не понял он.
  Мисс Грейнджер указала на стул.
  — С успешно выбранным подходом.
  — Объясните поподробнее.
  — Вы предложили мне отрепетировать версию, которую мне придется представлять полиции.
  — О, — ничего не выражающим тоном произнес Мейсон.
  — Подход оказался эффективным. Вы часто его используете?
  — Мой самый любимый. Обычно приносит неплохие результаты.
  — Несколько выбивает из колеи. Вроде бы начинаешь волноваться, но никакой прямой угрозы нет.
  — Я рад, что вы его оценили.
  Мисс Грейнджер предложила адвокату сигарету.
  — Я закурю свою, если не возражаете, — отказался Мейсон, доставая портсигар.
  — Я тоже.
  Мейсон зажег спичку, дал девушке прикурить, она глубоко затянулась, уселась в кресло и выпустила облако дыма.
  — Вначале произведем предварительную проверку, тренировочный бой, так сказать, или вы предпочитаете сразу же сбивать противника с ног?
  — Все зависит от противника.
  — Ну, тогда необходима предварительная проверка сил.
  — Наверное, нам с вами лучше быть откровенными с самого начала. Представьте мне вашу версию, а я задам вам несколько вопросов.
  — Мне не нравится такой вариант. Просто задавайте вопросы.
  — Хорошо. Вы знаете Дугласа Хепнера?
  — Да.
  — Давно?
  — Познакомилась с ним три или четыре месяца назад на теплоходе, когда возвращалась домой из Европы.
  — Вы были дружны с ним?
  — На теплоходе?
  — И там, и после того, как сошли на берег.
  — Я отвечу вам следующим образом: у нас сложились неплохие отношения на теплоходе, потом мы встречались с Дугласом на берегу, но между прощанием на теплоходе и встречей на берегу прошло какое-то время, когда я его ни разу не видела. Я случайно столкнулась с ним в художественном салоне, и мы возобновили наше знакомство. Мы зашли в бар, выпили по стаканчику, и он пригласил меня поужинать. В тот вечер я оказалась занята, но, если не ошибаюсь, на следующий день составила компанию Хепнеру. А теперь, мистер Мейсон, объясните мне, пожалуйста, почему вас это интересует и почему вы намекнули, что это может также заинтересовать и полицию?
  — Я представляю одну девушку, страдающую потерей памяти.
  — Я в курсе. Девушку, заявляющую, что она миссис Дуглас Хепнер. Весьма забавно! И вы надеетесь, что я помогу ей что-то доказать, с целью сделать из нее законную супругу, так сказать, прикрыть грех браком? В вечерних газетах имеется очень любопытная информация — что касается всей этой истории.
  — Мне уже говорили. Теперь мне хотелось бы кое-что выяснить о ваших встречах с Хепнером. Вы виделись с ним в последнее время?
  — О да.
  — Давно?
  — Сейчас посмотрим… вечером пятнадцатого… да, в последний раз мы виделись вечером пятнадцатого.
  — Он сообщил вам, что женился?
  — Нет! Конечно нет.
  — Он говорил вам, что не женат?
  — Не в таких выражениях, но он… я поняла, что он… Наверное, я не стану обсуждать с вами этот аспект, мистер Мейсон. Вам лучше задать эти вопросы самому мистеру Хепнеру. Как я предполагаю, он очень удивится, прочитав сегодняшние газеты и выяснив, что он, оказывается, женат на девушке, потерявшей память.
  — Вы достаточно часто виделись с Хепнером после вашего первого совместного ужина на берегу?
  — Виделись, да.
  — Он заходил в эту квартиру?
  — Да.
  — Вы объясните, как это произошло?
  — Конечно, мистер Мейсон, — улыбнулась она. — Я пригласила его выпить стаканчик. Я плачу за эту квартиру, как вы, наверное, догадываетесь.
  — Сколько раз он сюда заходил?
  — Я не считала.
  — Но примерно помните?
  — Только очень примерно. Чтобы вспомнить поточнее, придется потратить массу времени.
  — Вы согласитесь его потратить?
  — Не сейчас, мистер Мейсон.
  — Вы знаете его семью?
  — Семью? Нет.
  — Правда? — в голосе Мейсона послышалось удивление. — Я сегодня разговаривал с его матерью, и она сообщила мне, что, когда Дуглас звонил ей из Барстоу, он передал трубку девушке, представив ее… Но, наверное, мы не поняли друг друга.
  — Ах, вот он, ваш сокрушительный удар! — воскликнула Сьюзен Грейнджер, прямо встречаясь взглядом с Мейсоном. — Я давно жду, когда вы перейдете к решительным действиям. Да, я ездила в Лас-Вегас с Дугласом Хепнером. Ну и что? Я уже в том возрасте, когда для совершения каких-либо действий мне не требуется согласие родителей, и еще не в том возрасте, когда все становится безразлично. Мне захотелось немного поиграть в азартные игры, а Дуг как раз собирался в Лас-Вегас, он меня пригласил, и я поехала. Ну и что?
  — Ничего.
  — В самый романтичный момент Дуг остановился, чтобы позвонить своей матери в Солт-Лейк-Сити. Хепнер открылся мне под новым углом зрения. Я даже не подозревала о подобной черте характера. Если честно, я оказалась совсем не в восторге. Привязанность к родителям, конечно, считается похвальной чертой и всегда поощряется, но для всего есть время и место. Я не давала никаких обещаний, согласившись на путешествие в Лас-Вегас. Мы просто отправились в поездку, а мужчина типа Хепнера должен был представлять, какие возможности открываются в подобных случаях и как могут развиваться события. Ему следовало прощупать почву, конечно, не сжигать за собой мосты, но тем не менее я рассчитывала, что он все-таки начнет прощупывать почву. Вместо этого он позвонил своей матери в Солт-Лейк-Сити, когда мы остановились у автозаправочной станции в Барстоу, и сообщил ей, что сейчас путешествует вместе с очень интересной молодой женщиной, с определенностью он пока не в состоянии утверждать, серьезные у него намерения или нет, потому что он пока не спрашивал меня о моих планах, но он хотел, чтобы мать познакомилась со мной, по крайней мере по телефону, а затем без предупреждения сунул мне в руки трубку.
  — И что вы ей сказали?
  — Я была изумлена. Я не рассчитывала, что меня пригласят к телефону, и никак не предполагала, что Дуг станет обсуждать с матерью свои брачные намерения, а потом еще попросит и меня поучаствовать в милой семейной беседе.
  — Он объяснил матери, кто вы?
  — Назвал мое полное имя, адрес, описал меня — здесь он постарался сделать мне комплимент. Я удивилась, потому что он довольно точно определил мои размеры, рост, вес. У меня сложилось впечатление, что обсуждается мое возможное участие в конкурсе красоты.
  — И он назвал ей ваш адрес? — уточнил Мейсон.
  — Практически все, что знал про меня. А потом сунул трубку мне в руки.
  — Что вы ей сказали?
  — «Алло, миссис Хепнер! Рада познакомиться с вами», ну и так далее. Она ответила: «Мой сын говорит, что вы вместе с ним направляетесь в Лас-Вегас». Я разозлилась и смутилась. Тут я приняла решение — что касается Дуга Хепнера. Я позволю ему отвезти меня в Лас-Вегас, угостить ужином, потом я немного поиграю и заставлю его оплатить два номера в гостинице. Два, мистер Мейсон!
  Сьюзен Грейнджер подняла два пальца.
  — Другими словами, его подход оказался неожиданным и неэффективным.
  — Называйте как хотите. Но я прекрасно провела время.
  — Вы помните дату?
  — У меня был повод точно ее запомнить.
  Мейсон приподнял брови в немом вопросе.
  — Пока я ездила в Лас-Вегас, в мою квартиру кто-то вломился. Вандалы какие-то, но я… не стала сообщать в полицию. Я знаю, кто тут постарался и почему.
  — Вы утверждаете, что это были вандалы?
  Она кивнула. Ее глаза горели гневом.
  — Что произошло?
  — Я изучаю искусство. Я не отношусь к художникам-создателям. Мое хобби — это определенные периоды и разделы европейского искусства. Я скорей определила бы себя как любителя, чем профессионала. Наверное, я не сделаю никакого великого вклада в мировое искусство. Я изучаю использование эффектов света и тени. Я считаю, что о различных школах можно узнать гораздо больше, чем известно сейчас, пытаясь разобраться в использовании ими эффектов света и тени. Но вы, наверное, пришли, чтобы обсудить со мной улики, потерю памяти, любовный роман, но только не европейское искусство.
  — Вы упомянули каких-то вандалов, — напомнил Мейсон.
  — Я довольно много путешествую. Иногда езжу в Европу — два или три раза в год. Я пишу книгу, которая, может, и не получит известности, но, с другой стороны, не исключено, что принесет мне славу. Естественно, я надеюсь на последнее. По крайней мере, я сделаю все от меня зависящее, чтобы ее признали и никто не мог сказать, что ее писал дилетант. Я скопировала много шедевров мирового искусства. Конечно, не все картины полностью, а только те части, которые я считаю важными в связи с проводимым мной исследованием. Например, какую-то игру света и тени, то, как тень падает на кисть изображенного на картине человека, ну и так далее. На самом оригинале эта кисть, скорее всего, занимает совсем мало места и не привлекает внимания среднего человека, но я ее увеличиваю таким образом, чтобы она заняла целую страницу в моей книге. Я горжусь тем, что в состоянии выполнить неплохие копии. По крайней мере, прилагаю массу усилий.
  — Ну так что же с вандализмом? — снова напомнил Мейсон.
  — Кто-то забрался в мою квартиру и испортил используемые мной в работе материалы на общую сумму в несколько сотен долларов.
  — Каким образом?
  — Отрезал донышки у тюбиков с красками ножницами, а потом выдавил краски. Часть на палитру, часть в раковину, часть в ванну. Моя ванна напоминала радугу, пустившуюся в пляс.
  — Вы не сообщали в полицию?
  — Нет, но я знаю, кто это постарался.
  — А мне вы откроете этот секрет? — улыбнулся Мейсон.
  — Ваша клиентка! — в гневе воскликнула Сьюзен Грейнджер. — Хотя я и не испытываю желания попадать в центр внимания общественности, читать о себе в прессе или тащить вашу клиентку в суд, но мне страшно хочется свернуть ей шею, черт побери!
  — Это сделала Элеонора Хепнер? — Мейсон не поверил своим ушам.
  — Элеонора Корбин.
  — Но почему вы решили…
  Зазвонил телефон.
  — Простите, — извинилась Сьюзен Грейнджер. — Алло!.. О да… — Она молчала несколько секунд, слушая голос на другом конце провода, а потом спросила: — Вы уверены?.. Они уже провели… Вы считаете… — Она опять молча слушала несколько секунд, а потом заявила: — Сейчас у меня гость… спасибо… до свидания.
  Девушка положила трубку на место.
  Она не стала сразу же возвращаться в кресло, а продолжала какое-то время сидеть у телефона, глядя на аппарат, потом вздохнула и вернулась к Мейсону.
  — Это все, мистер Мейсон, — сказала она. — Вы получили то, что хотели, и выяснили о поездке в Лас-Вегас.
  Внезапно она замигала, стараясь сдержать слезы.
  — Вы можете объяснить мне, почему вы подозреваете…
  — Все, мистер Мейсон. Больше вы от меня ничего не услышите.
  Сьюзен Грейнджер направилась к входной двери и распахнула ее.
  — Мисс Грейнджер, вам придется рассказать все, по крайней мере полиции…
  — Вы уже использовали этот подход, мистер Мейсон, и в результате я пригласила вас к себе. Во второй раз он уже не кажется мне забавным, и я не рассматриваю его как вызов. Спокойной ночи.
  Мейсон встал с кресла, но не вышел из квартиры.
  — Я не обидел вас? Вы не восприняли что-то из моих слов как оскорбление?
  — Черт побери, вы уберетесь отсюда, в конце-то концов?! Я сейчас разрыдаюсь и не хочу, чтобы вы видели, как я плачу.
  — Другими словами, вам только что сообщили, что найден труп Дугласа Хепнера, — ласковым голосом сказал Мейсон.
  — Значит, вы знали, что он мертв, когда звонили мне? — закричала Сьюзен Грейнджер. — Вы знали… Я вас ненавижу за это!
  Мейсон внимательно посмотрел ей в глаза, а потом вышел в коридор.
  Дверь за ним с грохотом захлопнулась.
  Глава 8
  Мейсон уже находился у себя в кабинете, когда Делла Стрит вошла в контору, что-то напевая себе под нос. Она резко остановилась от удивления при виде адвоката.
  — Привет, Делла, — поздоровался Мейсон. — Как дела?
  — Почему ты пришел в такую рань?
  — Проверяю кое-что. Имело место некоторое неожиданное развитие событий.
  — А именно?
  — Газеты об этом пока молчат, но в парке Сьерра-Виста обнаружен труп мужчины. Его идентифицировали как Дугласа Хепнера.
  — Он мертв?
  — Да, Делла. Убит пулей в затылок. Стреляли из револьвера. Есть только входное отверстие, пуля застряла в голове. Следовательно, пуля в руках полиции, и после проведения соответствующих баллистических тестов они смогут определить, из какого револьвера стреляли, при условии, конечно, что будет из чего выбирать. А ты чем занималась?
  — Интересно провела вечер.
  — Привлекла чье-то внимание?
  — Спрашиваешь!
  — Что-нибудь значительное?
  — Не думаю. Просто волки на охоте, вернее, кобели на прогулке. Конечно, в дорогой гостинице, поддерживающей репутацию на высоком уровне, в открытую ничего не делается, все утонченно и прилично, но конечная цель такая же, как и везде.
  — Что произошло?
  — Меня пригласили потанцевать: прислали записку с официантом, в которой сообщалось, что я произвожу впечатление очень одинокой женщины, и спрашивалось, не соглашусь ли я потанцевать с джентльменами, сидящими за вторым столиком.
  — Во множественном числе? — удивился Мейсон.
  — Их было двое.
  — А ты?
  — Танцевала.
  — А они?
  — Танцевали. Делали двусмысленные замечания, пытаясь прощупать почву.
  — Приставали?
  — Нет. Устно проверяли мою оборону.
  — И как оборона?
  — Соответствующая, но преодолимая. Я не ставила своей задачей создать у них впечатление, что они штурмуют неприступную крепость: я дала понять, что территория может быть завоевана, но совершенно точно не в результате всего лишь одной атаки. Другими словами, я показывала себя утонченной дамой из высшего общества, которую забавляют ухаживания мужчин, но я не хлопала дверьми. Насколько я поняла, требовалось именно это?
  — Раньше да, но теперь я затрудняюсь сказать.
  — Почему?
  — Потому что возникли кое-какие осложнения.
  — Например?
  — Элеонора Хепнер, или Элеонора Корбин, сошла со сцены на две недели. Ее обнаружили в парке бесцельно блуждающей в непристойном виде. У нее нежная светлая кожа…
  — О, ее кожа, — пробормотала Делла Стрит себе под нос, — ты ее уже несколько раз вспоминал.
  — Есть что вспомнить, — улыбнулся Мейсон. — Дело в том, что если бы Элеонора блуждала в обнаженном виде в течение какого-то периода времени, то на коже остались бы следы, она покраснела бы, появилось раздражение или…
  — Из тебя получился бы прекрасный детектив, шеф. Ты, естественно, обратил внимание, что на коже Элеоноры не оказалось ничего подобного?
  — Я вообще очень наблюдателен.
  — Да, я заметила. Но продолжай. Что еще ты хотел сообщить мне про эту кожу?
  — На нее определенно не падали лучи солнечного света, она не обветрилась, если на нее и падал какой-то свет, то…
  — От лампы в спальне, — ехидно закончила Делла Стрит.
  Мейсон продолжал, словно не слышал слов секретарши:
  — Поэтому я пришел к выводу, что она жила где-то неподалеку от парка Сьерра-Виста. Насколько тебе известно, я сблефовал, и Этель Белан призналась, что Элеонора занимала одну из спален у нее в квартире, правда, мы не выяснили почему. Не исключено, что Этель Белан не знала ответа на этот вопрос. Теперь, как мне кажется, я его получил.
  — От кого?
  — От Сьюзен Грейнджер. И, скорее всего, Элеонора не вступала в законный брак.
  — Объясни поподробнее, — попросила Делла Стрит.
  — Если бы они на самом деле поженились с Дугласом Хепнером, то молодой муж навряд ли оставил бы Элеонору в медовый месяц и начал бы заигрывать со Сьюзен Грейнджер. С другой стороны, если она отправилась с ним куда-то, чтобы вдвоем провести выходные, влюбилась, в то время как Хепнер, наоборот, умирал от скуки…
  — С такой кожей? С такими красивыми ногами? — удивилась Делла Стрит.
  — Мужчину, путешествующего столько, сколько Хепнер, уже ничем не удивишь, — заметил Мейсон.
  — Понятно. Ты не путешествуешь, но хочешь сказать, что Хепнер устал от Элеоноры?
  — Не исключено.
  — Так-так. После твоего описания ее прелестей я никогда не догадалась бы, что подобное возможно.
  — В результате Элеонора решила немного пожить вместе с Этель Белан, чтобы понаблюдать за Сьюзен Грейнджер. Сьюзен отправилась на выходные в Лас-Вегас вместе с Дугласом Хепнером, а пока она отсутствовала, Элеонора забралась в ее квартиру. В результате у Сьюзен создалось впечатление, что там хозяйничали истинные вандалы. На самом деле это была очень ревнивая и коварная особа женского пола, которая специально постаралась, чтобы побольнее задеть соперницу.
  — И что она придумала?
  — Отрезала донышки у тюбиков с красками и выдавила дорогие масляные краски в ванну и раковину.
  — Это Элеонора потрудилась?
  — Сьюзен Грейнджер считает, что да.
  — Она объяснила почему?
  — Нет, нашу беседу прервали.
  — Интересно, — медленно произнесла Делла Стрит. — А в каком положении оказываемся мы?
  — В весьма своеобразном. Элеонора Хепнер представляется…
  — Или Элеонора Корбин, — добавила Делла Стрит.
  — …в неблагоприятном свете. И в голову лезут разные мысли.
  — Какие, например?
  — Сьюзен Грейнджер — искусствовед. Она изучает технику живописи. Ее интересуют старые мастера. Она пишет книгу об эффектах света и тени и надеется…
  — Сколько ей лет?
  — Двадцать четыре, двадцать пять, двадцать шесть.
  — Что означает двадцать семь, двадцать восемь или двадцать девять. Симпатичная?
  — Очень.
  — А у нее как с кожей? — усмехнулась Делла Стрит.
  — Я обратил внимание только на лицо и руки.
  — Рада слышать, что хоть иногда ты консервативен.
  — Мне кажется, что ты упустила смысл.
  — В твоем рассказе об Элеоноре я его не упустила.
  — Там упустить что-то было просто невозможно, — улыбнулся Мейсон.
  — Ладно, продолжай.
  — Дело в том, что Сьюзен Грейнджер не сомневается, что Элеонора забралась к ней в квартиру, пока она находилась в Лас-Вегасе, отрезала ножницами донышки у тюбиков с краской и…
  — Я это уже слышала, — перебила Делла Стрит. — Не удивляйся, что мне сегодня сложно сохранять секретарскую бесстрастность, но не забывай, что, сыграв вчера вечером роль таинственной мисс Богатой Скуки, я хорошо потренировалась, парируя реплики нескольких мужчин.
  — Все в порядке, Делла, — улыбнулся Мейсон. — На самом деле я всегда ценю твои замечания. Вопрос в том, был ли это на самом деле вандализм?
  — Что ты хочешь сказать?
  — Предположим, Элеонора преследовала вполне определенную цель?
  — Отрезая донышки у тюбиков с краской и выдавливая содержимое в ванну? Зачем ей это делать, если только…
  — Ты меня неправильно поняла. Ты принимаешь версию Сьюзен Грейнджер за чистую монету.
  — Ты не считаешь, что вандализм — дело рук Элеоноры?
  — В настоящий момент я не стану это комментировать, но мы имеем Сьюзен Грейнджер, молодую, симпатичную женщину, твердо стоящую на ногах, занятую написанием серьезной книги, требующей глубоких исследований. Сьюзен ездит в Европу два или три раза в год, ходит там по музеям и постоянно носит с собой тюбики с краской. Наверное, ее знают на таможне. У нее сложилась определенная репутация: серьезная молодая женщина, увлеченная искусством, копирующая работы старых мастеров. Таможенники спрашивают: «Как дела, мисс Грейнджер? Что купили во время последнего путешествия?» И она отвечает: «Немного нижнего белья и духи. Все вот в этом чемодане». Таможенники открывают чемодан, перебирают сложенное женское белье, разглядывают бутылочки с духами и благодарят: «Спасибо, мисс Грейнджер». Они закрывают ее чемодан, ставят печать на декларации, и Сьюзен подзывает носильщика.
  — А драгоценные камни надежно скрыты в тюбиках с краской?
  — Ты наконец уловила мою мысль, Делла. Мы, конечно, имеем последовательность, на которую не может не обратить внимания циник и скептик, привыкший в результате долгой адвокатской практики к холодным бесстрастным рассуждениям. Сьюзен Грейнджер — серьезная, правда, симпатичная молодая женщина, собирающая материал для научной работы по искусствоведению, отправляется в Лас-Вегас вместе с Дугласом Хепнером — как и еще одна известная нам девушка, — согласившись провести выходные с мистером Хепнером, который весьма своеобразно подошел к делу, что оказалось неприемлемым для мисс Грейнджер.
  — Но он уговорил ее составить ему компанию, не так ли?
  — Уговорил, но опять же, Делла, следовал все тому же образцу поведения. Они остановились в Барстоу на автозаправочной станции. Хепнера обуяло страстное желание позвонить своей дорогой мамочке в Солт-Лейк-Сити. Он сообщил ей, что сейчас с ним находится некая Сьюзен Грейнджер и они направляются в Лас-Вегас, чтобы провести там выходные.
  — Какой милый подход! — воскликнула Делла Стрит. — Сьюзен, наверное, была просто счастлива.
  — Теперь мы знаем, что мать Дугласа Хепнера — это симпатичная брюнетка с прекрасной фигурой и таинственным образом жизни. Сьюзен Грейнджер также сообщила мне, что в ее отсутствие в ее квартиру кто-то забрался, отрезал донышки у тюбиков с краской и выдавил содержимое в ванну. В баночках с кремом и бутылочках с лосьонами в сумке Элеоноры мы обнаружили целое состояние из драгоценных камней. Сьюзен Грейнджер не стала заявлять в полицию о том, что произошло… Я считаю, что при сложившихся обстоятельствах здесь есть над чем поразмыслить.
  — Черт побери! — Делла Стрит не могла сдержать эмоций.
  — Весьма своеобразная манера поведения. Повторяющийся подход.
  — И какой подход!
  — Представь, как чувствует себя девушка, отправившаяся в путешествие вместе с Дугласом Хепнером. Романтическая атмосфера. Они уезжают из большого города, подальше от привычной обстановки и общих знакомых. Просто никому не известные мужчина и женщина, движущиеся в неизвестном направлении. Они планируют провести вместе день, два или три. До этого момента все было прекрасно. Дуглас Хепнер умел найти подход к женщинам. Все прилично. В наше время для сопровождения юной леди уже не требуется дама преклонного возраста. А если юная леди уже перевалила определенный возрастной барьер, то имеет полное право самостоятельно принимать решения. Она свободна, никому ничего не обещала и считает себя умудренной жизнью. Дуглас Хепнер тормозит у автозаправочной станции и, пока машину заправляют, говорит: «Мне нужно позвонить. Пойдем вместе со мной». Девушка, естественно, составляет ему компанию. Она предполагает, что он намерен забронировать гостиницу, и ее интересует, закажет он один номер или два. Девушка не позволит, чтобы ее принимали как должное, и намерена сама решать за себя, а не позволять это кому-либо. Но душка Дуглас звонит «мамочке» и сообщает: «Мама, дорогая, мне так захотелось тебе позвонить. В такой момент мысли мужчины, естественно, обращаются к матери. Я собираюсь провести выходные с одной очень симпатичной девушкой. Мы сейчас в пути. Ее зовут так-то и так-то. Ее рост — пять футов четыре дюйма, вес — сто двенадцать фунтов, окружность груди — тридцать четыре дюйма, талии — двадцать шесть, таза — тридцать шесть, икры — тринадцать с половиной, бедра — девятнадцать. Адрес: квартира триста пятьдесят восемь в доме „Белинда“, Лос-Анджелес. Мама, когда-нибудь ты встретишься с ней лично, но сейчас я хочу, чтобы вы познакомились по телефону. Я передаю ей трубку».
  Делла Стрит поморщилась:
  — Могу себе представить чувства девушки, оказавшейся в подобной ситуации.
  — Мы знаем реакцию Сьюзен Грейнджер.
  — Другими словами, Хепнеру пришлось платить за два гостиничных номера.
  — Ты абсолютно права, Делла.
  — А когда Сьюзен Грейнджер вернулась домой, она обнаружила, что в ее квартиру вломились и… Шеф, с Элеонорой он использовал ту же тактику?
  Мейсон кивнул.
  — И как ты думаешь, что обнаружила Элеонора по возвращении?
  — Она не вернулась. По крайней мере, к себе домой.
  — Очень интересно. И кто-то выпустил пулю в затылок мистеру Хепнеру. Если романтические авантюры Дугласа Хепнера проводились по одной, весьма своеобразной, схеме, то можно предположить, что подобный конец был неизбежен.
  — У тебя железная логика, Делла, но, как ты сама заметила, сегодня на тебя оказывает влияние дорогая гостиница, где ты живешь как незамужняя богатая леди. Давай вернемся к твоему второму образу…
  Делла Стрит взяла в руки пачку писем и обратилась к Мейсону:
  — Давно пора на них ответить. Я сейчас приготовлю блокнот для стенографирования.
  Мейсон поморщился.
  — Шеф, здесь только самые важные, требующие твоего личного внимания.
  — Ну, наверное…
  Их прервал кодовый стук Пола Дрейка в дверь.
  — Впусти Пола, — попросил Мейсон.
  — Думаешь, что тебе удалось отвертеться от ответа на письма? Это только временно, шеф. Сегодня все равно придется ими заняться. Мы уже и так давно откладываем эту работу.
  Делла Стрит открыла дверь.
  — Привет, Пол, — поздоровалась она.
  — Привет, красотка, — улыбнулся сыщик Делле Стрит и сообщил: — Два моих оперативника представили отчеты о ваших вчерашних похождениях, мадам. Насколько я понял, вы зря времени не теряли?
  — Это окружавшие меня не теряли времени.
  — Каков смысл всего этого, Перри? — повернулся детектив к Мейсону. — Вообще-то я не хочу знать ответ на заданный мной вопрос.
  — Да, лучше тебе его не знать, — согласился адвокат. — А что с трупом? Его идентифицировали?
  — Это Хепнер. Его убили пулей тридцать восьмого калибра. У меня плохие новости, Перри.
  — Насколько плохие?
  — Зависит от обстоятельств. Ты представляешь, какие карты участвуют в игре и что в чьих руках находится? Я даже не в курсе, какие у нас козыри. Я просто передаю тебе информацию. Это улица с односторонним движением. Вернее будет сказать, что я думаю, что у меня плохие новости.
  — Выкладывай.
  — Этель Белан, занимающая квартиру триста шестьдесят в доме «Белинда», раскололась.
  — И?
  — Полностью раскололась.
  — Кому?
  — Полиции.
  — Не предполагал, если честно. Что ей известно?
  — Полученная информация держится в самом секретном сейфе. Полицейские улыбаются и облизываются, как кошка, которой только что удалось опрокинуть бутылку со сливками и наесться до отвала.
  — А мы с ней можем поговорить?
  — Шансы приравниваются к выходу на заднее крыльцо и передаче послания приятелю, сидящему на луне. Даже не удастся на милю приблизиться к гостинице, в которой ее держат. Ее заставили собрать сумку, усадили в машину и отвезли в отель, где вместе с ней живет женщина-полицейский. Ее номер расположен в конце коридора. Напротив поселились два заместителя окружного прокурора, допрашивающие ее по очереди. Тут же стоит охрана. А господа в штатском снуют по округе, словно крысы в поисках зерна. Я просто отчитываюсь, Перри, но ты, очевидно, предполагал, что события будут развиваться именно таким образом.
  — Что ты хочешь сказать? — не понял Мейсон. — Почему ты решил, что я это предполагал?
  — Делла разместилась в той же гостинице за несколько часов до появления полиции. Номер Деллы находится на том же этаже, что и комната, в которой держат Этель Белан. Я ничего не хочу знать. Я просто отчитываюсь, хотя ты уже в курсе, но я не хочу, чтобы в дальнейшем ты возмущался, что я тебе этого не говорил.
  Мейсон и Делла Стрит переглянулись.
  — В общем, Этель Белан сообщила им что-то чрезвычайно важное.
  — Ты даже примерно не представляешь, что именно?
  — Нет, Перри. К тому же окружной прокурор настаивает на слушании перед Большим жюри и немедленном рассмотрении дела.
  — А он собирается…
  — Никакой информации, никаких предварительных слушаний, никакой возможности перекрестного допроса свидетелей, пока ты не окажешься перед присяжными. К тому времени у них уже все будет готово. Они считают, что имеют неоспоримую версию.
  Несколько минут Мейсон сидел в задумчивости.
  — Что еще? — наконец спросил он.
  — У Элеоноры Корбин было разрешение на револьвер тридцать восьмого калибра. Никто не может его найти. Он находился у нее за несколько дней до того, как она уехала из дома. Предположительно она взяла его с собой. Полиция не представляет, где он сейчас.
  Мейсон нахмурился.
  — Конечно, ты вывел ее из обращения, — продолжал Дрейк. — Но стоит Большому жюри вынести обвинительный акт, а полиции уведомить тебя и лечащего врача об этом, а также сообщить о сложившемся положении общественности через средства массовой информации, как Элеонора становится лицом, скрывающимся от правосудия, а того, кто ее скрывает, тоже ждет тюрьма. Временно ты их обхитрил, и они согласны, что ты получил первое очко в свою пользу. Но к половине третьего или трем часам она уже будет считаться скрывающейся от правосудия, а полиции только на руку, если ты продолжишь скрывать ее.
  Мейсон прищурился.
  — Продолжай, Пол, — попросил он.
  — Полиция обнаружила автомобиль Хепнера. Он попал в аварию и здорово разбит. Врезался во что-то передней частью, но полиции пока не удалось выяснить, где произошел несчастный случай, кто еще участвовал в аварии и все связанное с ней.
  — Странно, — заметил Мейсон.
  — Скорее всего, об этой аварии в полицию не сообщали.
  — А где нашли машину?
  — В авторемонтной мастерской. «Олдсмобил» притащили на буксире в воскресенье вечером и оставили. Мастерам сказали, что Хепнер появится в течение ближайших суток и обговорит с ними условия. Он хочет, чтобы машину починили и привели в первоначальный вид.
  — А разве невозможно связаться с водителем буксира?
  — Никто не записал номер той машины. Им это даже не пришло в голову. Зачем? Просто обычный буксир. Оставил у них разбитую машину и уехал.
  — Авторемонтная мастерская находится в нашем городе?
  — Да. Компания «Круглосуточный срочный ремонт».
  — Полиция говорила с мастерами?
  — И полиция, и мои ребята. Мастера молчат. Лично я считаю, что они могут что-то знать. У них простая версия: «Олдсмобил» Хепнера притащили на буксире, передняя часть оказалась разбита, задняя — в полном порядке. Для авторемонтной мастерской это просто еще одна поломанная машина, которую надо чинить. Они не стали сразу же браться за работу и тратить деньги, пока не обсудят условия с владельцем. Они поставили ее в ряд с другими машинами, предназначенными для ремонта, и даже пока не проверяли, стоит ли ее вообще ремонтировать и во сколько обойдется работа. Другими словами, ничего с ней не делали. Они знали, что владелец подобной дорогой машины в состоянии оплатить счет за хранение, а даже если он не появится, стоимость деталей все равно превысит этот счет. Они ждали Хепнера. Он не пришел.
  — Как я предполагаю, полиция осмотрела машину?
  — Осмотрела машину! — воскликнул Дрейк. — Не просто осмотрела — изучила под микроскопом, Перри. Занимались ею не сомкнув глаз, чтобы представить факты Большому жюри сегодня в два часа дня. Они выяснили, что Хепнер столкнулся с машиной черного цвета. Они провели химический анализ краски и решили, что, скорее всего, это грузовик. Полиция его ищет. Думаю, что прочесывают все авторемонтные мастерские в нашем городе.
  — Что-нибудь еще?
  — Пока все. Мне очень жаль, Перри, но большинство моих людей зря потратили время и ничего не выяснили. Если ты пытаешься удостовериться, что двое людей не женились в определенный день или что они не останавливались вместе в гостинице, то приходится приложить гораздо больше усилий и занять больше людей, чем когда ищешь обратное. Другими словами, если бы они поженились или останавливались в гостинице, то мы обнаружили бы это по крайней мере со второго или третьего захода, а так пришлось проверить все возможные варианты.
  — Я понимаю, Пол.
  — Я не спал всю ночь, Перри. Конечно, если потребуется, я выдержу еще часов двенадцать-пятнадцать, но потом точно свалюсь: у всех есть предел. Ты попал в неприятную историю, Перри. Тебе необходимо что-то придумать до половины третьего или, самое позднее, до трех часов. Именно тогда тебе позвонит твой большой друг окружной прокурор и скажет про обвинительный акт в отношении твоей клиентки Элеоноры Корбин, или Элеоноры Хепнер, и попросит сдать ее властям, а если ты сам не можешь ее сдать, тебя попросят сообщить о ее местонахождении, а если ты попытаешься скрыть информацию или препятствовать отправлению правосудия, то это будет считаться преступлением, и так далее и тому подобное.
  — А если окружному прокурору не удастся со мной связаться?
  — В таком случае в пять часов вечерние газеты объявят о том, что выдан ордер на арест такой-то и такой-то, она скрывается от правосудия, а нанятый тобой врач окажется в неприятном положении, чего не хочет ни он, ни ты.
  Мейсон кивнул.
  — Итак, Перри, что мне делать?
  — Оставайся на рабочем месте, пока мы точно не узнаем про обвинительный акт, потом иди домой и выспись. Собирай информацию. Свяжись со своими представителями в Лас-Вегасе и попроси их прочесать мотели и выяснить, где останавливались Сьюзен Грейнджер и Дуглас Хепнер тринадцатого числа, в пятницу. Они регистрировались под своими настоящими фамилиями и снимали два номера.
  — В пятницу, тринадцатого? — уточнил Дрейк. — Два номера?
  — Да, Пол.
  — Ты хочешь сказать, что он уговорил ее отправиться вместе с ним в Лас-Вегас, а потом они снимали два номера?
  — Я хочу, чтобы ты это подтвердил.
  — Не желаешь поспорить, что твоя информация не подтвердится?
  — У меня есть предчувствие, что все было именно так, как я говорю, — два отдельных номера.
  — Я заинтригован, — признался Пол Дрейк, украдкой поглядывая на Деллу Стрит.
  — Мистер Хепнер избрал неверный подход, Пол, — объяснила секретарша.
  — Как скоро ты дашь мне ответ, Пол?
  — Не исключено, что к двум часам. Если ты прав, то, вероятно, раньше. Я уже объяснял тебе…
  — Ладно, берись за работу, — перебил Мейсон.
  — Пока, — попрощался детектив и вышел из кабинета адвоката.
  — Что теперь? — вопросительно посмотрела Делла Стрит на Мейсона.
  — Мы попали в переделку. Твоя гостиница кишит полицейскими. Стоит тебе там появиться — и они набросятся на тебя, как стая волков. Проведут проверку и выяснят про драгоценности в сейфе гостиницы. Если потребуется, добьются разрешения суда на проведение обыска.
  — Да, подобное нежелательно.
  — Все твои вещи там?
  — Все мои лучшие вещи.
  — Придется отложить решение этой проблемы на более позднее время. А сейчас свяжись, пожалуйста, с доктором Ариелом.
  Делла Стрит набрала нужный номер. Голос доктора Ариела послышался на другом конце провода лишь минуты через три.
  — Добрый день, доктор, — поздоровался Мейсон. — Простите, что беспокою вас…
  — Я готовлюсь к операции. Что случилось на этот раз?
  — Вы поместили пациентку, которую я отправил к вам, в такое место, где ее практически невозможно найти?
  — Да.
  — Нам придется ее найти.
  — В чем дело?
  — В половине третьего или в три часа дня ей будет предъявлено обвинение в убийстве первой степени. Технически она станет считаться скрывающейся от правосудия. Если вы прочитаете об этом в газете и не сообщите известную вам информацию…
  — Я практически никогда не читаю вечерних газет, — перебил доктор Ариел. — Вас это беспокоило?
  — Да. Ситуация гораздо серьезнее, чем вы думаете. Я не хочу, чтобы вы рисковали, доктор.
  — Постараюсь помочь вам, чем смогу.
  — Нам придется сдать миссис Хепнер, и, наверное, вам следует самому это сделать. Как только выйдут газеты, позвоните в полицию и сообщите им, что вы ее лечащий врач, вы посчитали своим долгом информировать их о том, что она находится в вашей клинике, но вы считаете, что любой шок может привести к непредсказуемым результатам, у нее расстроена психика, ну и все в таком роде.
  — Когда мне им позвонить?
  — Как только прочитаете в газете, что ей предъявлено обвинение. А где она сейчас?
  — В психиатрической лечебнице «Дубы и сосны».
  — Спасибо, доктор. Не забудьте позвонить в полицию, как только выйдут газеты. Лучше, если во время разговора кто-то будет стоять рядом с вами. Если у вас есть медсестра, которой вы полностью доверяете, пусть она позвонит и заявит, что Элеонора Хепнер — ваша пациентка и вы посчитали своим долгом сообщить об этом в полицию, хотя она сейчас проходит курс лечения. Вы поняли меня?
  — Да.
  — Прекрасно. До свидания.
  Мейсон повесил трубку и посмотрел на часы. Делла Стрит снова взяла в руки пачку писем.
  — Теперь, я надеюсь, ты на них ответишь? — спросила она.
  — Нет, Делла.
  — Я так и предполагала.
  — У тебя есть другие дела, Делла, — улыбнулся адвокат.
  — Что еще?
  — Позвони в свою гостиницу, скажи портье, что улетаешь в Мексику с друзьями, но хочешь сохранить за собой номер на время своего отсутствия. Ты переведешь им на счет двести пятьдесят долларов, чтобы они не беспокоились.
  — А откуда мы возьмем двести пятьдесят долларов?
  — Запишем в статью расходов и взыщем их с Корбинов. Мы просто очень неудачно выбрали гостиницу. Ты не можешь туда вернуться и не можешь выписаться.
  — Прощай, ночная жизнь! — мечтательно произнесла Делла Стрит. — Кое-кому будет не хватать меня сегодня вечером. Гости станут наводить справки.
  — Но после того как они выяснят, что ты улетела в Мексику с друзьями, они не отправятся вслед за тобой, я надеюсь?
  — О нет, просто рассердятся сами на себя, что вчера не проявили настойчивости. Путешествие в Мексику «с друзьями» имеет определенное значение для особы мужского пола, планирующей кампанию такого же рода.
  — Я понял, что ты хотела сказать. Но этим особам мужского пола мы помочь не в состоянии.
  — Для них очень некстати, что у Элеоноры такая болтливая семья, что наняла адвоката для представления интересов бедной девочки в деле о предумышленном убийстве до того, как труп обнаружили.
  — Весьма интересное совпадение, — заметил Мейсон.
  Глава 9
  Делла Стрит принесла Мейсону утренние газеты. Адвокат раскрыл их и принялся изучать.
  — Звонил Пол Дрейк, — сообщила секретарша. — Его люди в Лас-Вегасе выяснили, что Сьюзен Грейнджер и Дуглас Хепнер снимали в гостинице два номера, как она и сказала тебе. В пятницу, тринадцатого.
  — Так, теперь мы знаем, с чем имеем дело, — заметил Мейсон, поджав губы.
  — На фотографиях она получается прекрасно, — сказала Делла Стрит, показывая на Элеонору, с одной стороны от которой стояла тюремщица, с другой — полицейский. — Ольга определенно принесла ей кое-какую одежду.
  — И ей все идет. Прекрасная фигура.
  — А кожу ты помнишь?
  — О да, — улыбнулся Мейсон. — Как я могу такое забыть?
  — И Элеонора до сих пор не в состоянии вспомнить, что же произошло.
  — Да, вся история расписана в красках на газетном жаргоне. Очаровательная наследница, выходные с любимым — чтобы пожениться или чтобы просто приятно провести время вдвоем? «Я ничего не помню после той аварии», — говорит наследница полицейским, сдерживая рыдания.
  — О револьвере что-нибудь есть? — поинтересовалась Делла Стрит.
  — У нее был револьвер, но недавно пропал. Когда она упаковывала вещи, чтобы убежать с Хепнером, она заглянула в ящик, где он обычно хранился, — не то чтобы она собиралась взять его с собой, она полезла туда совсем за другим — но обратила внимание, что его нет на месте. И она понятия не имеет, где сейчас находится ее багаж.
  — А полиция знает?
  — Пол Дрейк сообщил, что Этель Белан «все рассказала».
  — И ты предполагаешь, что так оно и есть?
  — Пока полиция у нас ничего не спрашивала ни о каком багаже.
  — А Этель Белан…
  Зазвонил телефон. Делла Стрит сняла трубку.
  — Алло?.. Да, Герти?.. Соединяй. Спрашивают меня, шеф, — повернулась Делла Стрит к Мейсону. — Какая-то женщина утверждает, что это чрезвычайно важно. — Делла Стрит снова заговорила в трубку: — Алло?.. Да, понятно… А поподробнее… — С минуту Делла Стрит внимательно слушала, что говорили на другом конце провода, стенографируя каждое слово, потом положила карандаш и сказала: — Все в порядке, миссис Фремонт. Вы ничего больше не могли сделать. Не волнуйтесь. Спасибо, что позвонили мне. — Делла Стрит повесила трубку и повернулась к Мейсону: — Да, Этель Белан разболтала все, что знала.
  Мейсон приподнял брови в немом вопросе.
  — Звонила миссис Фремонт, администратор многоквартирного дома, где я живу. Приходил лейтенант Трэгг с ордером на обыск, в котором говорилось, что он имеет право осмотреть мою квартиру и вынести оттуда три предмета багажа, окрашенные в красные и белые клетки, принадлежащие Элеоноре Корбин, или Элеоноре Хепнер, обвиняемой в убийстве. Они вручили администратору копию ордера на обыск, потребовали запасной ключ, вошли в мою квартиру и увидели то, что искали. Они оставили расписку у миссис Фремонт.
  — Естественно, вели себя исключительно вежливо и действовали строго в рамках закона?
  — Конечно. Что будем делать теперь?
  Мейсон пожал плечами.
  — А что с драгоценностями? — не отступала Делла Стрит.
  — Сложный вопрос.
  — А каков ответ?
  — Понятия не имею.
  — Если ты не в состоянии на него ответить, то кто же может это сделать?
  — Вероятно, никто.
  — Шеф, если драгоценности являются доказательством, то, наверное, противозаконно держать их у себя, не так ли?
  — Доказательством чего?
  — Ну… не знаю… например, контрабандного ввоза товара.
  — Почему ты решила, что драгоценности ввезли контрабандой?
  — А убийство?
  — Почему ты решила, что камни имеют какое-то отношение к убийству? У меня есть долг перед клиенткой. Если полиции удастся связать драгоценности с убийством и сделать их важным доказательством — тогда другое дело, но в настоящий момент они находятся у меня как у адвоката. Не исключено, что это доказательство — но совсем в другом деле. Например, доказательство шантажа. Откуда мне знать? Я, естественно, не возьму на себя смелость предполагать, что они каким-то образом связаны со смертью Дугласа Хепнера, и вручать их полиции, которая тут же пригласит газетных репортеров. Уже и так достаточно информации просочилось в прессу. Полиция сейчас просматривает содержимое багажа Элеоноры и делает опись. Предполагаю, что пригласят манекенщицу, чтобы продемонстрировать пикантную ночную сорочку нашей клиентки. Догадываешься, какой будет реакция читателей?
  — То есть в отношении драгоценностей ты намерен держать язык за зубами?
  — Да, — кивнул Мейсон.
  — А если тебя поймают?
  — Я буду решать эту проблему, когда она возникнет.
  — Шеф, Пол Дрейк утверждает, что полиция ходит радостная и веселая. Гамильтон Бергер, окружной прокурор, просто не чувствует земли под ногами. Следовательно, у них уже готов топор, чтобы опустить его на твою голову.
  — Ну и что?
  — Тебе удастся увернуться?
  — Пока нет. Придется принимать удар на себя.
  — Мне очень хотелось бы, чтобы ты не оставлял у себя драгоценности.
  — Что ты предлагаешь? Позвонить в полицию?
  — Нет.
  — Что?
  — Поговори со своей клиенткой, поинтересуйся у нее, откуда они взялись и…
  — Моя клиентка утверждает, что ничего не помнит.
  — Она лгунья! — воскликнула Делла Стрит. — Ты это знаешь, и она знает, что ты знаешь.
  — Если она сейчас изменит свою версию и заявит, что все помнит, расскажет мне о драгоценностях, объяснит, откуда они взялись, и даст мне какие-то указания в отношении их, то, вероятнее всего, я буду точно знать, доказательством чего они являются. В настоящий момент я понятия не имею, что это за камни.
  — Как мне не нравится, что Гамильтон Бергер уже чуть ли не празднует победу.
  — И мне тоже, но не забывай, Делла, что он еще не выиграл дело. Сейчас он проводит работу, чтобы слушание состоялось немедленно. Подобный вариант меня устраивает.
  — Разве для тебя не лучше подождать и посмотреть, как будут развиваться события?
  Мейсон покачал головой.
  — Гамильтон Бергер не умеет ни быстро соображать, ни тщательно все продумывать, Делла. Если он прямо сейчас бросится в суд, то в его броне где-то, несомненно, останется слабое место. Если у него будет время, то армия его помощников обеспечит неприступную оборону. Мы позволим ему нанести первый удар, в особенности пока на Бергере сконцентрировано внимание общественности.
  — Ты считаешь, что он споткнется?
  — Очень может быть, — ответил адвокат.
  Глава 10
  Мейсон обвел глазами заполненный зал суда, пытаясь оценить ситуацию.
  Прямо за ним сидела его клиентка — Элеонора Корбин, или Элеонора Хепнер.
  В первом ряду, отведенном для зрителей, расположился ее отец, Хоумер Корбин, одетый в темные тона, холеный мужчина, весь облик которого указывал на богатство и благонадежность. Он сидел с серьезным видом, что соответствовало моменту: его дочери предъявили обвинение в убийстве.
  Хоумер Корбин занимался оптовой торговлей драгоценностями. Погибший, Дуглас Хепнер, работал доносчиком и сообщал властям о незаконно ввозимых в страну камнях. Знал ли об этом окружной прокурор?
  Если Хоумер Корбин сядет на место дачи показаний, чтобы описать положительные черты своей дочери или чтобы рассказать о каких-то событиях, предшествующих совершению преступления, Гамильтон Бергер вполне может поинтересоваться: «А вы знали, мистер Корбин, что погибший, Дуглас Хепнер, занимался обнаружением партий драгоценных камней, контрабандным путем ввозимых в нашу страну, и сообщал о подобных партиях на борту судна в таможню, за что получал двадцать процентов от стоимости товара, и именно таким образом он зарабатывал себе на жизнь?» Гамильтон Бергер слегка наклонится вперед, чтобы не упустить ни слова, а потом задаст второй вопрос: «Если не ошибаюсь, мистер Корбин, вы впервые встретились с Дугласом Хепнером на теплоходе, когда возвращались домой из Европы, не так ли?» Затем Гамильтон Бергер сделает несколько шагов назад, улыбнется смущенному свидетелю и продолжит свой допрос: «А вы, мистер Корбин, если не ошибаюсь, занимаетесь оптовой торговлей драгоценностями и в тот раз ездили в Европу по делу, не так ли?» Присяжные тут же уловят намек, содержащийся в словах окружного прокурора. С юридической точки зрения, к подобным вопросам не придраться. Они просто показывают прошлое свидетеля, пристрастность, род занятий, знакомство с погибшим, но общий эффект для Элеоноры окажется убийственным.
  Рядом с отцом сидела Ольга Джордан, умная женщина с тонкими губами, которая почему-то представлялась Мейсону фальшивкой. Он основывал свои впечатления не только на том, как она искусственно пыталась увеличить губы, накладывая толстый слой помады, но и на всей ее манере поведения. Она напряженно и внимательно рассматривала все происходящее вокруг нее, словно искала возможности обратить любое событие в свою пользу.
  Билл Джордан, занимавший соседнее место, навряд ли создаст у присяжных благоприятное впечатление, как и любой загорелый плейбой. По возрасту он еще не тянул на пенсионера, но тем не менее имел массу времени на игру в гольф и теннис, что обычно не нравится присяжным, всю жизнь зарабатывающим себе на хлеб.
  Однако эти трое были единственными в зале суда, на кого мог рассчитывать Мейсон в плане противостояния версии окружного прокурора, а адвокат понятия не имел, что за козырный туз приготовил Гамильтон Бергер.
  Большому жюри были представлены доказательства, послужившие основанием для обвинительного акта. Элеонора Корбин уехала из дома вместе с Дугласом Хепнером, послала своим родственникам телеграмму из Юмы о том, что они вступили в брак, а через две недели труп Дугласа Хепнера обнаружили с пулей тридцать восьмого калибра в затылке. Обвиняемая является владелицей револьвера тридцать восьмого калибра. Элеонора Корбин заявляла Этель Белан, что считает Дугласа Хепнера своим парнем и что Сьюзен Грейнджер постаралась испортить их отношения, а обвиняемая убьет Дугласа Хепнера, если он предпочтет Сьюзен. Когда обвиняемая выступила с этим заявлением, она показала Этель Белан находившийся у нее револьвер тридцать восьмого калибра. В то время Элеонора Корбин проживала вместе с Этель Белан в квартире, примыкающей к квартире Сьюзен Грейнджер, молодой женщины, привлекшей внимание Дугласа Хепнера и встречавшейся с ним.
  Этих косвенных улик оказалось достаточно для получения обвинительного акта. К тому же Большое жюри было дружелюбно настроено по отношению к окружному прокурору. Но этих косвенных улик определенно недостаточно для вынесения обвинительного приговора судом присяжных. Поэтому Мейсон не сомневался, что Гамильтон Бергер приготовил какие-то доказательства, которые, по его мнению, приведут к желанной цели, однако ни Мейсону, ни Детективному агентству Дрейка не удалось выяснить, что же это за доказательства.
  Мейсон впервые в жизни оказался в ситуации, когда он абсолютно не представлял, что за убийственные для его клиентки улики представит противная сторона. Ему также не удалось выяснить у клиентки, что же произошло на самом деле, и приходилось полагаться только на свои собственные возможности и умение проводить перекрестный допрос, чтобы получить хоть какие-то сведения у враждебно настроенных свидетелей.
  Гамильтон Бергер, раскрасневшийся от удовольствия и сияющий победной улыбкой, поднялся со своего места для вступительного слова перед присяжными. Вкратце обрисовав ситуацию, он заявил:
  — Мы намерены показать, дамы и господа присяжные заседатели, что обвиняемая, сгорая от ревности, вооружилась револьвером тридцать восьмого калибра и договорилась с Этель Белан, что будет жить вместе с ней в ее квартире номер триста шестьдесят, чтобы у нее имелась возможность шпионить за Сьюзен Грейнджер, занимающей триста пятьдесят восьмую квартиру. Целью этого было поймать Дугласа Хепнера — с которым, как утверждает обвиняемая, она вступила в законный брак, — в компрометирующей ситуации со Сьюзен Грейнджер. Элеонора Корбин заявила Этель Белан, что, если Дуглас Хепнер не достанется ей, он никому не достанется. В результате Дуглас Хепнер получил пулю в затылок, выпущенную из револьвера обвиняемой, а она сама тщательно все спланировала, чтобы представить, что страдает потерей памяти, и избежать ответа на неприятные для нее вопросы. Врач-психиатр, которого мы пригласим в качестве свидетеля, покажет, что потеря памяти симулировалась.
  — Прошу прощения, ваша честь, — вмешался Мейсон. — Мне не хочется прерывать вступительное слово господина окружного прокурора, но защита выступит с протестом против любого заявления врача-психиатра, пытающегося представить себя умеющим читать чужие мысли. Психиатрия еще не настолько далеко продвинулась, чтобы специалист в этой области мог с уверенностью утверждать…
  Гамильтон Бергер сделал в сторону Мейсона легкий поклон.
  — Я снимаю свои заявления в отношении врача-психиатра, дамы и господа присяжные, — сказал окружной прокурор. — Мы просто пригласим психиатров в качестве свидетелей, покажем их квалификацию, выслушаем их, позволим адвокату защиты выступить с возражениями, а суд примет решение насчет приемлемости доказательств. Однако в настоящий момент я снимаю свои заявления касательно доказательств, представляемых психиатрами. Вкратце это все, что мы намерены показать. Я не хочу сейчас все подробно объяснять, а обрисую детали по мере рассмотрения дела.
  Гамильтон Бергер умело использовал возражение Мейсона, чтобы представить свою версию только в общих чертах. Он поблагодарил присяжных и опустился на свое место.
  Мейсон повернулся к Полу Дрейку.
  — Пол, ты обратил внимание на то, что он определенно заявил, что пуля, обнаруженная в голове Дугласа Хепнера, выпущена из револьвера Элеоноры?
  — Он в самом деле это сказал?
  — Вставил в свое вступительное слово как малозначительный факт.
  — Защита желает выступить с вступительным словом? — обратился к Мейсону судья Моран.
  — Нет, ваша честь. Мы откладываем наше вступительное слово до более позднего времени. Не исключено, что мы полностью от него откажемся. Надеюсь, что дамы и господа присяжные понимают, что окружной прокурор должен доказать виновность моей клиентки вне всякого разумного сомнения, а если ему это не удастся, то мы воспользуемся подобной неудачей и не станем приводить никаких доказательств.
  — Это ваше вступительное слово? — уточнил Гамильтон Бергер.
  — Нет, просто заявление суду.
  — Вы утверждаете, что не намерены представлять никаких доказательств?
  — Если вы не представите достаточное количество доказательств, чтобы доказать вину моей клиентки вне всякого разумного сомнения, то по закону она считается невиновной.
  — Достаточно, господа, — сказал судья Моран. — Я не намерен выслушивать пререкания сторон. Пожалуйста, обращайтесь в своих заявлениях к суду. Господин окружной прокурор, в настоящий момент защита отказывается от вступительного слова. Приглашайте своего первого свидетеля.
  Гамильтон Бергер поклонился и улыбнулся. Ничто не могло испортить его прекрасного настроения.
  — Я вызываю своим первым свидетелем Раймонда Орла, — объявил он.
  Раймонд Орл принял присягу и сообщил, что является заместителем окружного коронера. Его вызвали в парк Сьерра-Виста, когда было обнаружено тело Дугласа Хепнера — примерно в пятнадцать минут десятого вечером семнадцатого августа. Он осмотрел труп и велел его сфотографировать. Орл идентифицировал несколько снимков, показывающих положение тела и места, где его нашли. К трупу не прикасались, пока его не сфотографировали, после этого его отвезли в контору коронера, где сняли одежду и произвели вскрытие. Труп несколько раз сфотографировали и в процессе вскрытия. Орл представил суду фотографии.
  Гамильтон Бергер заявил, что эти снимки будут переданы для изучения адвокату защиты, но они слишком ужасны для показа присяжным, которые не привыкли видеть трупы во время проведения вскрытия, в отличие от адвоката защиты.
  Орл сообщил, что в затылок усопшего вошла пуля, на теле имелось несколько синяков, а за исключением этого он не обнаружил никаких следов насилия. Патологоанатом извлек пулю из черепной коробки.
  — У меня все, — сказал Гамильтон Бергер. — Не знаю, собирается адвокат зашиты проводить перекрестный допрос или нет.
  — О, у меня есть несколько вопросов, — ответил Мейсон. — Что вы сделали с вещами усопшего?
  — Их сложили и убрали в один из ящиков, специально предназначенных для этой цели, в конторе коронера. Они все еще там.
  — Адвокат защиты имеет право осмотреть их в любое удобное для него время, — вставил Гамильтон Бергер. — Я попрошу свидетеля предупредить своих сотрудников, чтобы адвокату защиты предоставили эту возможность в любое время дня и ночи.
  Окружной прокурор даже сделал легкий поклон в сторону Мейсона, словно ожидал услышать слова благодарности.
  — А личные вещи усопшего? — продолжал Мейсон. — То, что находилось в его карманах.
  Казалось, что Мейсон никак не отреагировал на слова Гамильтона Бергера.
  — У меня составлен список всего, что находилось в карманах усопшего, — заявил Орл. Он достал из кармана блокнот и зачитал: — Записная книжка, водительское удостоверение, авторучка, четыре ключа, носовой платок, один доллар девяносто шесть центов мелочью, серебряный портсигар с шестью сигаретами.
  — И все?
  — Да, сэр.
  — Где находятся эти вещи?
  — В конторе коронера.
  — Я хочу, чтобы они были приобщены к делу в качестве доказательств.
  — Зачем? — удивился Гамильтон Бергер. — Это просто вещи, находившиеся в карманах усопшего. Они не имеют никакого отношения к делу.
  — А вам откуда известно, что они не имеют никакого отношения к делу? — парировал Мейсон.
  — Если вы хотите приобщить их как доказательства, то они будут частью версии защиты, когда вы ее представите, а мы не собираемся делать ничего подобного.
  — Ваша честь, — обратился Мейсон к суду, — я прошу приобщить эти вещи к делу в качестве доказательств. Я считаю их важными, в особенности записную книжку.
  — В записной книжке нет ни одной записи, — вставил Орл.
  — Вы утверждаете, что в ней ничего не записано?
  — Совсем ничего. Абсолютно пустые страницы. Блокнот помещен в кожаную обложку, он легко заменяется. Там также имеется место для водительского удостоверения. Очевидно, старый блокнот вынули из обложки незадолго до смерти Дугласа Хепнера и заменили новым. На нем нет ни черточки.
  — А что вы можете сказать о водительском удостоверении?
  — Находилось вместе с чистым блокнотом, в специальном отсеке для него, за целлофановым окошечком.
  — Я прошу приобщить эти вещи к делу в качестве доказательств, — повторил Мейсон. — Я готов согласиться считать их частью моей версии, но хочу, чтобы их приобщили сейчас.
  — Ваша честь, я считаю, что вы должны разрешить обвинению продолжить представление нашей версии, — поднялся со своего места Гамильтон Бергер. — В дальнейшем защита представит свою.
  — В таком случае я настаиваю, чтобы эти вещи были приобщены к делу как часть моего перекрестного допроса.
  — Подобное не допускается, — возразил окружной прокурор.
  — Я имею полное право потребовать у этого свидетеля принести их в зал суда.
  — Хватит, — перебил судья Моран. — Достаточно споров по техническим аспектам. Эти вещи были найдены у усопшего, не так ли, господин свидетель?
  — Да, сэр.
  — В его карманах?
  — Да, сэр.
  — И вы лично вынули их из карманов?
  — Да, сэр.
  — В таком случае эти вещи могут быть переданы в ведение суда и отмечены как «доказательства для идентификации со стороны защиты». В настоящий момент мы только пометим их для идентификации, и адвокат защиты проведет перекрестный допрос выступающего свидетеля по ним. В дальнейшем по желанию защиты мы приобщим эти вещи к делу в качестве доказательств.
  — Спасибо, ваша честь, — поблагодарил Мейсон. — Также хотел бы получить фотографии, сделанные во время вскрытия.
  — Я специально приготовил их для адвоката защиты, — заявил Гамильтон Бергер.
  Окружной прокурор достал из портфеля пачку снимков размером восемь на десять дюймов и с легким поклоном передал их Мейсону. Это была явно игра на публику, чтобы у присяжных сложилось самое благоприятное впечатление об окружном прокуроре.
  — Спасибо. У меня больше нет вопросов, — объявил Мейсон.
  В качестве своего следующего свидетеля Гамильтон Бергер пригласил доктора Юлия Оберона. Тот сказал, что работает патологоанатомом в конторе коронера, производил вскрытие трупа Дугласа Хепнера и извлек из головы пулю тридцать восьмого калибра. По мнению доктора Оберона, эта пуля послужила причиной почти мгновенной смерти. Доктор показал на фотографиях входное отверстие, описал повреждение мозга, заметил, что на теле не оказалось никаких других следов насилия, которые могли бы послужить причиной смерти. Доктор считает, что смерть наступила в период между двадцатью четырьмя и тридцатью шестью часами до того, как он начал вскрытие, более точно он не в состоянии определить время смерти.
  — Что вы сделали с пулей после того, как извлекли ее из головы усопшего? — поинтересовался Гамильтон Бергер.
  — Передал ее эксперту по баллистике.
  — Вы можете проводить перекрестный допрос, — повернулся окружной прокурор к Мейсону.
  Мейсон посмотрел на патологоанатома, напрягшегося в свидетельской ложе, словно готовящегося отразить атаку. Доктору Оберону уже неоднократно в прошлом приходилось отвечать на вопросы Мейсона.
  — Вы утверждаете, что смерть наступила практически мгновенно?
  — Да, сэр.
  — На чем вы основываете свое мнение?
  — Характер ранения, повреждение мозговой части.
  — То есть эта рана привела к мгновенной, полной потере сознания?
  — Да, сэр.
  — Но совсем необязательно, что к смерти?
  — Что вы имеете в виду?
  — Разве вам не известны случаи обильного кровотечения из ран в голове, другими словами, разве вам в вашей практике не приходилось сталкиваться со случаями повреждения мозговой ткани, в результате чего следовало обильное кровотечение?
  — Приходилось.
  — Что является причиной обильного кровотечения в подобных случаях?
  — Кровь из тела вытекает через поврежденный кровеносный сосуд.
  — Ее откачивает сердце, не так ли?
  — Да, сэр.
  — И в таких случаях, хотя человек находится без сознания, жизнь в его теле продолжается значительный период времени, поскольку работает сердце и откачивает кровь через кровеносные сосуды?
  — Да, сэр. Вы абсолютно правы.
  — Что мы имеем в данном случае, доктор? То же самое?
  — Определенно нет. Здесь было очень слабое кровотечение.
  — Вы видели сгусток крови на земле рядом с головой усопшего?
  — Да, сэр. Там была кровь, но совсем немного.
  — А внутреннее кровотечение оказалось обильным?
  — Нет, сэр. Довольно слабым.
  — Вы основываетесь на том, что кровотечение оказалось слабым, и поэтому заявляете, что смерть наступила практически мгновенно, не так ли?
  — Не только на слабом кровотечении, но и на месторасположении раны и повреждении мозговых тканей.
  — За годы практики вам доводилось видеть подобные раны, когда наносились примерно такие же повреждения, но там имело место обильное кровотечение и человек жил определенный период времени, хотя и оставался без сознания?
  — Да, сэр.
  — Доктор, вы учитывали возможность убийства Дугласа Хепнера в другом месте и переноса тела туда, где его в дальнейшем обнаружили?
  — Да, сэр.
  — Вы отвергли подобный вариант?
  — Да, сэр.
  — Объясните нам, пожалуйста, почему.
  — Я основывался на характере и размере раны, повреждении мозговой части, кровотечении, положении сгустка крови и положении тела.
  — По вашему мнению, доктор, кто-то стоял за спиной усопшего, выстрелил ему в затылок из револьвера тридцать восьмого калибра и смерть наступила мгновенно или практически мгновенно?
  — Все правильно, за исключением одного момента.
  — Какого?
  — Дуглас Хепнер мог находиться в сидячем положении в момент наступления смерти. Я склонен думать, что именно так и было. Судя по положению, в котором обнаружили тело, я считаю, что усопший сидел на траве, подогнув ноги справа от тела, левой рукой опершись о землю. Судя по траектории движения пули — а она не идет вниз, — убийца также сидел на земле, за Хепнером, или склонился так низко, что револьвер оказался на уровне головы усопшего.
  — Спасибо, — поблагодарил Мейсон. — У меня все.
  — У меня тоже больше нет вопросов, — объявил Гамильтон Бергер. — Теперь я хотел бы пригласить Мертона К. Бослера для дачи показаний.
  Мейсон обратил внимание на то, как Гамильтон Бергер украдкой взглянул на часы, словно пытаясь с точностью до секунды рассчитать развитие событий.
  Мертон К. Бослер представился экспертом по баллистике. Он присутствовал при проведении вскрытия, видел, как доктор Оберон извлекал пулю, послужившую причиной смерти, из головы усопшего и ставил на ней свою метку. Доктор Оберон передал пулю Мертону К. Бослеру.
  За пятнадцать минут умелого ведения допроса Гамильтону Бергеру удалось доказать при помощи свидетеля Бослера, что представляемая пуля правильно идентифицирована и была выпущена из револьвера тридцать восьмого калибра системы «смит и вессон». Присяжные по очереди осмотрели пулю, послужившую причиной смерти, словно таким образом они могли приблизиться к решению поставленной перед ними задачи.
  — Вы обыскали окрестности рядом с местом, где обнаружили тело, в целях нахождения оружия, из которого вылетела пуля, послужившая причиной смерти?
  — Я помогал в проведении этой работы.
  — Вы обнаружили револьвер поблизости от трупа?
  — Не тогда.
  — Вы проводили поиски в дальнейшем с использованием механических или электронных приспособлений?
  — Да, сэр.
  — Какое приспособление использовалось?
  — Миноискатель.
  — Что это такое?
  — Это электронное приспособление, спроектированное таким образом, что оно издает своеобразный звук, если им проводят по земле над каким-либо металлическим предметом.
  — Что вы обнаружили?
  — Вначале мы нашли несколько металлических предметов, не имеющих никакого значения: заржавелый перочинный нож, ключ, которым открывали банку с сардинами, и крышку от этой банки…
  — Нас не интересуют эти предметы, не имеющие отношения к слушаемому делу, — перебил Гамильтон Бергер. — Вы обнаружили что-нибудь значительное?
  — Револьвер тридцать восьмого калибра, системы «смит и вессон», номер С четыреста восемьдесят восемь ноль девять, из которого была выпущена одна пуля.
  — Вы проводили с этим револьвером какие-либо баллистические тесты? — с победным видом спросил Гамильтон Бергер.
  — Да, сэр.
  — Вы стреляли из него в порядке эксперимента?
  — Да, сэр.
  — И каковы результаты проведенного эксперимента?
  — У пули, послужившей причиной смерти, и у пули, выпущенной во время эксперимента, одни и те же характеристики.
  — Вы сфотографировали эти пули, чтобы показать одинаковые следы, оставленные на них?
  — Да, сэр.
  — Представьте, пожалуйста, фотографии.
  Свидетель вынул из портфеля снимок размером восемь на десять дюймов, который приобщили к делу в качестве доказательства и показали присяжным, объяснив его значение.
  — Где вы обнаружили револьвер?
  — В ямке глубиной примерно восемь дюймов. Ее, очевидно, выкопало какое-то животное, живущее в норах. Ямку засыпали землей, а сверху — сухими листьями и травой, так что представлялось практически невозможным определить, что в этом месте что-то находится.
  — Но вы обнаружили револьвер при помощи миноискателя?
  — Да, сэр. После того как мы услышали сигнал, свидетельствующий о том, что в этом месте спрятан какой-то металлический предмет, мы внимательно осмотрели почву, осторожно удалили сухие листья и траву и увидели ямку, засыпанную землей. Мы вынули землю и нашли револьвер.
  — Как далеко находилась ямка от того места, где обнаружили тело?
  — В пятидесяти шести футах на северо-восток.
  — С вами вместе кто-то был, когда вы обнаружили револьвер?
  — О да. Несколько человек.
  — Топограф?
  — Да, сэр.
  — Он вбил колышек в месте, где обнаружили револьвер, определил расстояние до места, где обнаружили тело, и направление?
  — Да, сэр.
  — Вы знаете фамилию топографа?
  — Да, сэр. Стивен Эскаланте.
  — Мистер Бослер, в дальнейшем вы проверяли регистрационные данные по продаже огнестрельного оружия в нашем округе?
  — Да, сэр.
  — Вы выяснили, кому был продан револьвер тридцать восьмого калибра, системы «смит и вессон», номер С четыреста восемьдесят восемь ноль девять?
  — Да, сэр.
  — Кто, в соответствии с регистрационными данными, купил этот револьвер?
  — Элеонора Корбин.
  — Обвиняемая по слушаемому делу?
  — Да, сэр.
  — И на карточке регистрации стоит ее подпись?
  — Да, сэр.
  — Регистрация проведена в нашем округе в соответствии с законом?
  — Да, сэр.
  — У вас с собой фотостат регистрационной карточки?
  — Да, сэр.
  Гамильтон Бергер повернулся к судье Морану и заговорил вкрадчивым голосом:
  — Ваша честь, приближается время окончания слушания дел в суде. Я прошу приобщить фотостат регистрационной карточки к делу в качестве доказательства. Пока я еще не доказал, что подпись на ней, подтверждающая покупку огнестрельного оружия, — это подпись Элеоноры Корбин, но завтра утром я представлю все необходимое, в частности показания графолога. Я считаю, что тем не менее мы уже сейчас имеем полное право приобщить фотостат к делу в качестве доказательства.
  — У меня нет возражений, — сказал улыбающийся Мейсон. Он не проявлял никаких внешних признаков беспокойства, словно только что прозвучавшие показания не были для защиты новостью. — Мы согласны на приобщение регистрационной карточки, вернее ее фотостата, к делу в качестве доказательства и, чтобы сэкономить время, согласны с тем, что подпись на ней — это подпись обвиняемой. Представления дополнительных показаний по этому поводу не требуется.
  — Вы согласны? — удивился Гамильтон Бергер.
  — Да, конечно, — продолжал улыбаться Мейсон.
  — Прекрасно. Фотостат приобщается к делу в качестве доказательства, — постановил судья Моран. — Секретарь, пронумеруйте и проштампуйте его соответствующим образом. Заседание откладывается до десяти часов завтрашнего утра.
  Зрители встали со своих мест и повернулись к выходу. Делла Стрит и Пол Дрейк направились к столу, отведенному для защиты.
  Мейсон посмотрел на Элеонору.
  — Это ваш револьвер? — спросил он.
  — Мой.
  — А как он оказался там, где его нашли?
  — Мистер Мейсон, честное слово, клянусь всем святым, не помню. Я носила его с собой для защиты. В последнее время было несколько случаев нападений на женщин и… В общем, я веду довольно бурную жизнь, да и мне частенько приходится носить драгоценности с места работы отца к нам домой. Сами полицейские посоветовали мне приобрести револьвер. Это модель с размером ствола в два дюйма и специально предназначена, чтобы легко помещаться в кармане или дамской сумочке.
  — А когда вы уехали из дома, чтобы, так сказать, провести с любимым медовый месяц, вы взяли револьвер с собой?
  — Да. Приходится в этом признаться — я попала в ловушку.
  — Но у вас его не оказалось, когда вас забрала полиция?
  — Очевидно, нет, — ответила она с легкой улыбкой. — У меня практически ничего не оказалось. А судя по тому, что написали в газетах, я вообще разгуливала по округе чуть ли не в чем мать родила.
  — Нам сейчас не до шуток! — взорвался Мейсон. — Благодаря этому револьверу вас обвинят в убийстве. Вы уехали из дома вместе с Дугласом Хепнером. Его застрелили из вашего револьвера.
  — Но это произошло через две недели после того, как я уехала вместе с ним! За две недели столько всего может случиться.
  — Все остальное не имеет значения. Его убили шестнадцатого числа из вашего револьвера, в ста ярдах от того места, где вы, практически голая, бегали в лунном свете.
  — Вы на меня сердитесь, мистер Мейсон?
  — Я просто хочу, чтобы вы рассказали мне, что случилось. В таком случае у меня появится шанс спасти вас от высшей меры наказания или пожизненного заключения. Если вы его застрелили, то я, по крайней мере, стану утверждать, что это была самооборона или оправданное обстоятельствами лишение человека жизни.
  — Боюсь, что вам это не удастся, — заметила Элеонора. — Вы забываете, что пуля вошла ему в затылок. Самооборона в таком случае исключается.
  Надзирательница позвала обвиняемую.
  — Надеюсь, что ваша память хоть частично восстановится к десяти часам завтрашнего утра, — сказал рассерженный Мейсон, — потому что в противном случае… — Адвокат замолчал, заметив приближающегося газетного репортера.
  — Мистер Мейсон, вы сделаете заявление для нашей газеты?
  Адвокат дружелюбно улыбнулся журналисту.
  — Никаких заявлений в настоящий момент, — ответил он. — Скажу только одно: моя клиентка абсолютно невиновна.
  — Это правда, что она совсем не помнит, что происходило в ночь убийства?
  — Потеря памяти — это предмет для обсуждения специалистов. Я не считаю себя специалистом в данном вопросе. Спросите у кого-то из психиатров о возможных последствиях шока. Пока я ничего больше вам открыть не могу.
  — Ваша защита будет строиться на потере памяти клиенткой?
  — Я не намерен в настоящий момент разглашать, как будет строиться моя защита, — по вполне понятным причинам. Однако готов заявить — и разрешаю вам меня цитировать, — что до окончания слушания Гамильтон Бергер чрезвычайно удивится.
  С улыбкой уверенного в себе человека Мейсон собрал лежавшие на столе бумаги, сложил их в портфель и защелкнул замок.
  Адвокат взял Деллу Стрит под локоть, кивнул Полу Дрейку и прошептал:
  — Давайте пойдем куда-нибудь, где сможем поговорить.
  Мейсон направился через кабинет секретаря суда в коридор, потом зашел в комнату, где свидетели обычно дожидаются вызова в зал суда, и плотно закрыл дверь.
  — М-да, неприятная ситуация, — вздохнул он.
  — Как противостоять подобному стечению обстоятельств? — спросил Дрейк.
  Мейсон пожал плечами.
  — Теперь понятно, почему Гамильтон Бергер требовал немедленного слушания, — продолжал сыщик. — Боже, Перри, тебе ее не вытащить.
  Мейсон скинул пиджак, засунул большие пальцы в проймы жилета и принялся ходить из угла в угол.
  — Как бы мне хотелось, чтобы моя клиентка открыла правду! — воскликнул Мейсон.
  — Она не говорит тебе правды, потому что боится. Она его убила. Я готов поспорить на что угодно, что так оно и есть.
  — Шеф, а разве ты не в состоянии показать, что кто-то украл у нее револьвер? — обратилась к Мейсону Делла Стрит. — Конечно, он принадлежит Элеоноре. Зарегистрирован на нее. Но вдруг им воспользовался кто-то другой?
  — Ты не учла ловушку, специально приготовленную для меня Гамильтоном Бергером.
  — Какую ловушку?
  — Он надеется, что в результате перекрестного допроса я как раз приду к подобному — и тут он вызовет свою главную свидетельницу.
  — Кого?
  — Этель Белан.
  — В чем она поклянется?
  — Одному богу известно, — вздохнул Мейсон, — но, скорее всего, в том, что видела Элеонору Корбин с револьвером за несколько часов до смерти Хепнера. Может, и не в этом, но точно в чем-то убийственном для нашей клиентки, — тут можно смело ставить свой последний доллар, и не прогадаешь. В противном случае Бергер никогда не стал бы размещать ее в дорогой гостинице с охраной, не подпуская близко никого, кто мог бы разболтать, что она собирается заявить.
  — Да, ты прав, Перри, — согласился Дрейк. — А ты думал насчет того, чтобы заключить сделку с окружным прокурором?
  — Какую сделку?
  — Элеонора признает себя виновной, взамен получает пожизненное заключение вместо высшей меры. А с такой внешностью, как у нее, да если еще и удача ей будет сопутствовать, она выйдет досрочно, пока еще осталось время пожить.
  Мейсон покачал головой.
  — Почему нет?
  — Потому что она не призналась мне в том, что убила Хепнера. Я не имею права обрекать невинного человека на подобный ужас. Подумай сам, Пол. Она молодая, симпатичная девушка с прекрасной фигурой, которую любит демонстрировать. Она всегда была свободна, путешествовала в Европу и Южную Америку, ела в лучших ресторанах. В общем, наслаждалась жизнью. Представь ее в тесных рамках тюрьмы, лишенной блеска и разнообразия. Монотонное существование, один день как две капли воды похож на другой. Каждый вечер свет выключается в одно и то же время. Утром подъем в определенный час, безвкусный завтрак. Жизнь течет сквозь пальцы и уходит в канализационную трубу. На тюремной диете, где преобладает крахмал вместо протеинов, она быстро располнеет. В организме окажется переизбыток воды. Она потеряет фигуру, плечи опустятся. Если она и выйдет через пятнадцать-двадцать лет, то что будет делать? Она уже не станет привлекать внимание мужчин, утратит свою живость и непосредственность, составляющие основу ее шарма. Она потеряет все. Тюрьма сделает свое дело. Она…
  — Десять тысяч против одного, что она предпочтет смертный приговор, — перебила Делла Стрит. — И на ее месте я поступила бы так же.
  — Именно это я и хотел сказать.
  — Но мы обязаны что-то предпринять! — воскликнул Дрейк. — Нельзя сидеть сложа руки.
  — Конечно, предпримем. Я просто стараюсь, чтобы у меня в голове выстроилась картинка. Следует выяснить что-то, что неизвестно обвинению. Мы должны действовать быстро и доказать, что случилось на самом деле.
  — На самом деле твоя клиентка пристрелила Хепнера, — возразил Дрейк. — Ее обуяла ревность, потому что он начал ей изменять. Почему она не ведет себя как нормальный человек? Почему бы ей было не сесть в свидетельскую ложу, не положить одну красивую ножку на другую, продемонстрировав их присяжным, и не рассказать о том, как Хепнер насмехался и издевался над ней, заявляя, что даже никогда не думал на ней жениться, а просто получал удовольствие. Она подумала, что напугает его и все-таки заставит на себе жениться, если достанет из сумочки револьвер. Она намеревалась только испугать его, но он продолжал в том же духе — и тут внезапно у нее в глазах потемнело. Следующее, что она помнит, — это неподвижное, мертвое тело рядом с ней. Она словно на какое-то время лишилась рассудка, скинула с себя одежду и понеслась по парку в практически обнаженном виде.
  — По крайней мере, это хоть какая-то защита, — согласилась Делла Стрит. — С ее фигурой и очарованием подобное может сойти. По крайней мере, несколько старых козлов-присяжных, загипнотизированных нейлоновыми чулочками, потребуют оправдательного приговора. Может, в конце концов согласятся на непреднамеренное лишение человека жизни.
  — Вы забываете о том, что адвокат представляет правосудие, — напомнил Мейсон своим друзьям. — Он стоит за правду. Я не должен, используя свою смекалку и находчивость, становиться между виновным человеком и нашим законом. Мой долг — защита интересов клиентки. А теперь давайте рассмотрим ситуацию с точки зрения логики. Мы не должны подвергаться паническому страху или позволять кому-то себя гипнотизировать. Что находится у тебя в карманах, Пол?
  — У меня? В карманах? — переспросил Дрейк.
  Мейсон кивнул.
  — Да дрянь всякая.
  — Вынь ее и положи на стол, — попросил Мейсон.
  Сыщик удивленно посмотрел на него.
  — Начинай, Пол.
  Дрейк принялся молча выкладывать все из карманов на стол.
  — Черт побери! — воскликнула Делла Стрит, видя все увеличивающуюся горку. — А мужчины еще возмущаются насчет содержимого женских сумочек!
  У Дрейка оказались: карандаш, авторучка, записная книжка, перочинный нож, портсигар, зажигалка, связка ключей, несколько носовых платков, бумажник, мелочь, водительское удостоверение, два вскрытых конверта с письмами, расписание прилета и отлета самолетов и пачка жевательной резинки.
  Мейсон задумчиво осмотрел появившуюся груду.
  — Итак, что я доказал? — поинтересовался Дрейк.
  — Хотелось бы мне это знать… Но кое-что ты определенно подтвердил.
  — Я чего-то не понимаю, — признался Дрейк.
  — Сравни то, что лежит у тебя в карманах — а это, насколько я понимаю, содержимое карманов любого среднестатистического мужчины, — со списком, зачитанным помощником коронера, — списком того, что обнаружили в карманах Дугласа Хепнера.
  — Конечно, я…
  — Давай рассуждать, — перебил Мейсон. — Хепнер курил. В портсигаре лежали сигареты. А куда делись спички? Где его нож? Практически у каждого мужчины в кармане лежит какой-то перочинный нож. Какую-то мелочь у него нашли, а где бумажные деньги? Водительское удостоверение есть, но никаких кредитных карточек, членских билетов и всего прочего в таком роде. Никаких адресов, телефонов.
  Дрейк нахмурился в задумчивости, а потом воскликнул:
  — Черт побери, Перри, ты прав! Что-то маловато всего.
  — А где жил Хепнер?
  — Вот этот вопрос здорово беспокоит полицию, — сообщил Дрейк. — Официально — в многоквартирном доме «Диксикрат», но на самом деле он только снимал там квартиру. Горничная заявила, что иногда по нескольку дней, а то и по нескольку недель в квартире никто не появлялся, на кровати не спали, полотенца в ванной не использовались. Еду в холодильнике не держали, в прачечную ничего не сдавали…
  Мейсон щелкнул пальцами.
  — Что? — спросил Дрейк.
  — Вот оно! Прачечная. Вперед, Пол!
  — И куда?
  — В контору коронера. Нас пригласили осмотреть одежду усопшего. Проверим метку прачечной. Сомневаюсь, чтобы Хепнер сам себе стирал.
  — Да, в твоих словах что-то есть, Перри, но… Черт побери, если там стоит метка прачечной, то полиция уже все давно проверила.
  — Мы это точно знаем?
  — Если проверили, то ты узнаешь об этом в свое время.
  — А я хочу все знать до того, как факты будут брошены мне в лицо в зале суда. Предположим, моя клиентка на самом деле говорит правду. Она на самом деле не помнит, что произошло. Ее пытаются подставить и…
  — Один шанс из пятидесяти, — перебил Дрейк. — По требованию окружного прокурора твою клиентку обследовали психиатры. Они утверждают, что она притворяется. Как только она окажется в свидетельской ложе и заявит, что не помнит, что произошло, Гамильтон Бергер заставит ее здорово поерзать, а потом пригласит нескольких психиатров, которые докажут, что она врет.
  — Хорошо, она врет. Я не могу допустить, чтобы она оказалась на месте дачи показаний и окружной прокурор вывернул ее наизнанку, но я должен доказать самому себе, что она лжет. Пол, у тебя в агентстве есть ультрафиолетовая лампа?
  — Да, портативная, работает на переменном токе и…
  — Захвати ее с собой, потому что в наши дни многие прачечные используют флуоресцентные чернила, ставя свои метки. А что там с ключами Хепнера? Если не ошибаюсь, у него нашли целых четыре. Полиция выяснила, от каких замков?
  — Один — от квартиры в доме «Диксикрат». Об остальных я не знаю.
  — Возьми с собой воск, Пол. Я постараюсь отвлечь внимание дежурного в конторе коронера, а ты в это время сделаешь слепки с ключей.
  — А ты имеешь право? — с сомнением в голосе спросил Дрейк.
  — А есть закон, который запрещает мне подобное? — возразил Мейсон.
  — Я не знаю, Перри. Ты у нас специалист по юридическим вопросам.
  — В таком случае делай то, что я говорю. Мне необходимы отпечатки этих ключей. У нас впереди большая работа. Мы понимаем, против чего мы боремся и то, что завтра Гамильтон Бергер постарается похоронить нас под лавиной.
  — Зовущейся Этель Белан?
  Мейсон кивнул.
  — Как я предполагаю, ее показания — это гарпун, который окружной прокурор завтра намерен бросить в нас.
  — Гамильтон Бергер все точно рассчитал, — сказал Дрейк. — Я заметил, как он несколько раз поглядывал на часы.
  — Да, сегодня он хотел, чтобы мы беспокоились только о револьвере и пытались раскопать хоть какие-нибудь доказательства, подтверждающие, что его украли. Как только мы решим строить защиту на этом факте, он постарается вырвать коврик у нас из-под ног, пригласив Этель Белан в качестве свидетельницы. Затем Гамильтон Бергер мило улыбнется и объявит: «Обвинение закончило представление своей версии». Если я приглашу Элеонору в свидетельскую ложу, ее разорвут на части. Если нет — ее осудят. В любом случае мы попали на крючок. Ладно, пошли.
  Глава 11
  — Мне необходимо позвонить или окружному прокурору, или в полицию, — сказал усталый дежурный в конторе коронера.
  — Окружного прокурора вы уже не застанете, — возразил Мейсон. — Сегодня на слушании дела об убийстве Дугласа Хепнера нам было сказано, что мы имеем право осмотреть одежду усопшего.
  — О, наверное, все в порядке. Нет оснований запрещать вам это. Раймонд Орл сегодня давал показания?
  — Да.
  — У меня есть его домашний телефон. Я ему сейчас позвоню. Наверное, он уже вернулся домой. Подождите здесь, пожалуйста.
  Дежурный отправился в другую комнату, плотно прикрыв за собой дверь. Он вернулся минут через пять и кивнул:
  — Все в порядке. Орл говорит, что окружной прокурор разрешил вам взглянуть на них. Следуйте за мной.
  Они зашли в длинное помещение, по обеим сторонам которого располагались пронумерованные шкафчики. Дежурный достал из кармана ключ и открыл один из них.
  — Вот его вещи, — сообщил он.
  — При Хепнере также нашли несколько личных предметов: авторучку, записную книжку, ну и так далее, — заметил Мейсон.
  — Они вон в той коробочке.
  Дежурный выложил все на стол в центре комнаты.
  — Мне придется находиться вместе с вами, — извинился он.
  — Конечно, — ответил Мейсон, многозначительно переглядываясь с Деллой Стрит.
  — Ну и работа у вас, — с сочувствием в голосе сказала Делла Стрит, осматривая шкафчики. — Сколько документации, наверное, приходится вести. Как секретарь, я вас прекрасно понимаю.
  Дежурный сразу же проникся симпатией к Делле Стрит и подошел к ней поближе.
  — Да, работы много, — признался он. — Конечно, все время поступает что-то новое. Некоторые вещи мы держим не больше суток, другие остаются у нас неделями. Вот в этой части, называемой «временный отсек». Туда мы кладем то, что поступает к нам на период от двадцати четырех до семидесяти двух часов, а в соседней комнате лежат трупы. Номера шкафчиков и номера контейнеров, где лежат трупы, совпадают, чтобы ничего не перепутать. На большой палец ноги трупа вешается бирка с номером. Наверное, звучит ужасно. У большинства женщин мурашки пробегают по коже, в особенности если они заходят в соседнее помещение. Кажется, что оно все заполнено огромными ящиками, как в картотеке, а на самом деле в каждом лежит тело и поддерживается определенная температура.
  — Меня это не пугает, — заявила Делла Стрит, показывая свою заинтересованность. — Я реалистка. Я знаю, что смерть — это логическое завершение жизни. Факт, противоположный рождению. Большой процент смертей — это внезапные и необъяснимые. А ваша работа заключается в том, чтобы не перепутать, какое тело когда и откуда привезли и что с него сняли.
  Делла Стрит пошла вперед, по направлению к помещению с трупами, дежурный последовал за ней, вначале оглянувшись через плечо на Мейсона и Дрейка. Дежурный продолжал объяснять Делле Стрит, чем занимаются в конторе коронера.
  Мейсон осматривал одежду.
  — Этот костюм шили на заказ, Пол, — заметил адвокат, — но не осталось ни одной бирки. Как ты думаешь, полиция постаралась?
  — Сомневаюсь. Правда, никогда нельзя с уверенностью утверждать. Но определенно ее вырезали.
  — Так, Пол, возьми вот это нижнее белье, держи пиджак за ним и приготовь ультрафиолетовую лампу.
  Сыщик накрыл нижнее белье пиджаком, как тентом, и включил лампу. Практически сразу же высветился номер.
  — Вот он! — возбужденно воскликнул Мейсон.
  Адвокат выровнял белье. Дрейк направил лампу на номер.
  Четко высветилось: «Н — сорок четыре шестьдесят четыре».
  — Хватит, Пол. Выключай. Не хочу, чтобы дежурный видел, чем мы занимаемся, и сообщил об этом в полицию.
  — А что с костюмом? — спросил Дрейк.
  — Не станем тратить на него время. Пока Делла отвлекает дежурного, сделай слепки с ключей. Я сейчас подниму пиджак, словно осматриваю подкладку, и подержу между тобой и дежурным.
  Дежурный в этот момент повернулся и уже направился назад, но Делле Стрит удалось задержать его, задав еще один вопрос. Мейсон притворился, что осматривает подкладку, держа пиджак поближе к свету.
  — Что это такое? — спрашивала Делла Стрит.
  Дежурный, у которого внезапно возникли подозрения, быстрым шагом направился к двум мужчинам. Мейсон поворачивал пиджак, не обращая ни на кого внимания, хотя и держал вещь таким образом, словно тореадор перед быком, роль которого на этот раз выполнял дежурный.
  — Чем вы занимаетесь? — поинтересовался дежурный.
  — С этого пиджака срезали бирку, — с обвинением в голосе заявил Мейсон. — Я хочу на нее взглянуть.
  — Кто ее срезал?
  — А мне откуда знать? Пиджак ведь хранился у вас.
  — После того, как он к нам поступил, с него ничего не срезали.
  — Правда? — удивился Мейсон. — А разве это не дело рук полиции?
  — Понятия не имею. Мы просто храним вещи. Но никто не приходит сюда, чтобы срезать какие-либо бирки.
  — Вы хотите сказать, что обычно их не срезают, чтобы проверить…
  — Мы ни к чему не притрагиваемся. Вам придется обсудить этот вопрос с полицией. От нас требуется только держать вещи в целости и сохранности. Мне подтвердили, что окружной прокурор разрешил вам взглянуть на них. Что касается меня — давайте смотрите. А чем занимается вон тот парень?
  Дрейк выпрямился, держа в руке связку ключей.
  — Рассматривал ключи, — сообщил он, — пытался выяснить, нет ли на них каких-либо идентифицирующих номеров.
  Дежурный рассмеялся.
  — Над ними уже колдовала полиция, — сказал он. — С лупой их разглядывали. Ничего на них нет.
  — Ну что же, — Дрейк бросил ключи на стол, — тогда нет смысла тратить на них время. Перри, ты посмотрел все, что хотел?
  — Наверное, — ответил Мейсон усталым голосом. — А где его ботинки?
  — Я могу вам кое-что рассказать о ботинках, но прошу меня не цитировать, — заявил дежурный.
  — Если говорите, что это конфиденциально, значит — конфиденциально, — заверил Мейсон.
  — Их купили в одном из универмагов в центре города за наличные. Полиция проверяла. Ботинки из партии, поступившей в магазин три месяца назад. Вначале полицейские решили, что до чего-то докопались, но потом выяснилось, что зря потратили время.
  — А что они искали?
  — Все, что только удастся найти. С квартирой покойного связана какая-то тайна. Он там практически не жил. Полицейские пытаются выяснить, где же он ночевал на самом деле.
  — Не исключено, что путешествовал.
  — Наверное, так оно и есть, — согласился дежурный. — Он постоянно куда-то ездил. Ну, вы закончили?
  — Да.
  Дежурный положил личные вещи Хепнера в коробку, а потом убрал коробку и одежду покойного в шкаф. Он улыбнулся Делле Стрит и сказал:
  — Рад был познакомиться с вами. Чем еще могу быть вам полезен?
  — Пока ничем, — ответил Мейсон. — Мы просто хотели взглянуть на его вещи. Сами знаете, что у нас за работа. Иногда кто-то из свидетелей начинает описывать костюм, а ты не уверен, как он точно выглядел…
  — Да, знаю, — кивнул дежурный. — Теперь, я надеюсь, вы представляете, во что он был одет?
  — Да. Спасибо.
  — Спокойной ночи.
  Мейсон, Дрейк и Делла Стрит вышли на свежий воздух, подальше от трупного запаха, химикатов, используемых патологоанатомами, и атмосферы смерти.
  — Ну? — спросил Дрейк.
  — Ты знаешь свое следующее задание, Пол. Проверь метку прачечной, причем действуй как можно быстрее.
  — Перри, у тебя есть сердце? Я голоден. Я не в состоянии…
  — Во-первых, в полиции имеется список всех меток, используемых прачечными в нашем городе, я имею в виду код каждой и…
  — И ты догадываешься, с какой радостью полиция предоставит нам эту информацию, — перебил Дрейк.
  — Свяжись с конторой шерифа. У тебя везде есть связи. Попробуй дозвониться до секретаря ассоциации прачечных.
  — Меня ждет изумительный вечер, — застонал Дрейк.
  — Думаю, что у тебя все получится гораздо быстрее, чем ты предполагаешь. Эти метки исключительно важны. Гамильтон Бергер вел себя сегодня слишком уверенно. Он считает, что без труда добьется обвинительного приговора, а поэтому провел только поверхностное расследование. Кто-то в полиции, несомненно, в курсе, что ряд прачечных используют метки, читаемые только при ультрафиолетовом свете. Они применяют такую технику, чтобы не портить внешний вид одежды. Занимайся делом, Пол. Не исключено, что мы первые заинтересовались этим аспектом. Кстати, ты сделал слепки с ключей?
  — Да. С трудом успел сделать последний: дежурный уже приближался. В какой-то момент мне показалось, что он меня застукал.
  — Даже если бы и застукал, ничего страшного не произошло бы, — ответил Мейсон. — Мы имеем полное право на обследование этих ключей, а для этого можем их фотографировать и вообще делать с ними то, что нам захочется.
  — Я могу заняться ключами, Пол, — предложила Делла Стрит. — Рядом с моим домом находится мастерская по их изготовлению. Владелец часто работает допоздна, а если он уже закрылся, я знаю, где его искать. Мы с ним периодически беседуем. Пол, ты бери на себя метку прачечной, шеф, ты отправляйся в контору, а я обеспечу дубликаты ключей.
  — Помни, что мастер должен держать язык за зубами, — сказал Мейсон.
  — Думаю, что ему можно доверять. Он твой большой поклонник, по газетам следит за всеми твоими делами, а если узнает, что в состоянии чем-то тебе помочь, с радостью возьмется за заказ.
  — Давайте надеяться, что нам это поможет. Пол, приступай к заданию. Делла, бери машину и поезжай в мастерскую, а я направляюсь в контору и буду ждать вас там.
  Дрейк закрылся в телефонной будке, Мейсон поймал такси, а Делла Стрит поехала в направлении своего дома.
  Мейсон открыл ключом дверь в кабинет, выходящую прямо в общий коридор, включил свет и принялся ходить из угла в угол, размышляя над сложившейся ситуацией.
  Прошло пятнадцать минут, двадцать, полчаса.
  Внезапно зазвонил телефон, не зарегистрированный ни в каких справочниках. Мейсон снял трубку. На другом конце провода послышался голос Пола Дрейка:
  — Мы близки к успеху, Перри. Мне удалось связаться с секретарем ассоциации прачечных. Он не в курсе, над чем я работаю. Это кодовый номер. «Шестьдесят четыре» означает муниципальную прачечную «Двадцать четыре часа», «Н — сорок четыре» — это индивидуальная метка. Секретарь считает, что фамилия человека, сдававшего это белье, начинается с буквы «Н» и он стоит в списке прачечной сорок четвертым. Секретарь дал мне телефонный номер управляющего этой прачечной, и я сейчас пытаюсь до него дозвониться. Надеюсь, в скором времени смогу сообщить тебе что-нибудь поконкретнее. Когда поедем ужинать?
  — Когда все выясним.
  — Послушай, Перри, можно заказать по гамбургеру прямо в контору. Конечно, это не полноценный ужин, но гамбургер и чашечка кофе здорово помогут.
  — Подождем возвращения Деллы. Если к тому времени ты больше ничего не выяснишь, перекусим в конторе, пока ты ждешь звонков.
  — Ладно. Я решил отчитываться по мере поступления информации. Но почему секретарь сказал, что фамилия человека, сдававшего белье, начинается на Н? Как ты предполагаешь, Хепнер представлялся вымышленным именем?
  — Не исключено, — заметил Мейсон. — С Хепнером вообще связано много тайн.
  — Хорошо. Я позвоню, как только что-нибудь прояснится.
  Через десять минут появилась Делла Стрит со связкой ключей.
  — Все в порядке? — спросил Мейсон.
  — Да, шеф. Я попросила мастера изготовить по два экземпляра каждого. Он сказал, что при выполнении заказа со слепка иногда получаются небольшие неточности, так что у меня с собой есть напильник. Мне его дал мастер и посоветовал немного подточить ключи, если не будут подходить.
  — Он понимает, что необходимо держать язык за зубами?
  — Он очень обрадовался, что чем-то тебе помогает. Просил передать, что, если тебе еще понадобятся его услуги, он все сделает, и мы можем на него полностью положиться.
  — Прекрасно, — улыбнулся Мейсон. — Почему-то и ты, и мастер думаете, что мы обязательно найдем замки, к которым подойдут эти ключи.
  — Зачем делать ключи, если не собираешься их использовать?
  — Ты права. Ладно, пойдем к Дрейку и посмотрим, как у него идут дела. Он предполагал, что в ближайшее время у него появятся для нас новости, и предложил отпраздновать, заказав в контору гамбургеры и кофе.
  — Я тоже не отказалась бы, — призналась Делла Стрит.
  Они выключили свет и отправились по коридору в Детективное агентство Дрейка. Ночная дежурная кивнула им и показала на дверь кабинета сыщика.
  — Босс разговаривает по телефону, — сообщила она. — Кажется, что он не вешал трубку с того момента, как вошел. Проходите.
  Мейсон и Делла Стрит отправились вдоль по узкому проходу, по обеим сторонам которого находились небольшие кабинеты, где оперативники Дрейка беседовали со свидетелями, готовили отчеты и иногда проверяли кого-то на детекторе лжи.
  Когда Мейсон и Делла Стрит появились в кабинете детектива, он сидел за своим столом, приложив трубку к уху, и что-то записывал. Он жестом предложил им сесть.
  — Минутку, — говорил он по телефону. — Записываю. Фрэнк Ормсби Ньюберг, многоквартирный дом «Титтерингтон», площадь Элмвуд… Он давно является вашим клиентом?.. Понятно… Все время пользуется одной и той же меткой?.. Хорошо, спасибо… Нет, просто рутинная проверка. Утерян чемодан, и мы ищем владельца. Пытаемся идентифицировать его по одежде. Ничего особенного, наша самая обычная работа. Простите, что побеспокоил вас дома, но нам установлены строгие временные рамки… Да, все правильно. Детективное агентство Дрейка. Проверьте по телефонному справочнику. Не исключено, что когда-нибудь мы поможем вам. Спасибо. До свидания. — Дрейк повесил трубку и отчитался: — Я все выяснил. Фрэнк Ормсби Ньюберг. Многоквартирный дом «Титтерингтон», площадь Элмвуд.
  — Ладно, поехали.
  — А ужин? — воскликнул Дрейк.
  Мейсон посмотрел на часы, покачал головой и ответил:
  — Придется подождать.
  — Но ведь это отнимет немного времени…
  — Мы не знаем, сколько у нас осталось. Мы не представляем, с чем нам придется столкнуться. И время, и полиция работают не на нас. Дежурный в конторе коронера мог заметить гораздо больше, чем дал нам понять.
  Глава 12
  Многоквартирный дом «Титтерингтон» оказался узким кирпичным трехэтажным зданием длиной футов сто. В холле не оказалось дежурного. Список жильцов висел справа от запертой входной двери. Рядом с каждой фамилией находилась кнопка звонка и микрофон.
  — Старомодное строение, — заметил Пол Дрейк. — Какие у нас планы?
  Мейсон нашел Фрэнка Ормсби Ньюберга, выяснил, что он проживает в двести двадцатой квартире, и нажал на соответствующую кнопку.
  Ответа не последовало.
  Мейсон повернулся к Делле Стрит.
  Ни слова не говоря, она протянула ему четыре ключа.
  Мейсон вставил первый в замок входной двери. Он не подошел.
  Второй сразу же проскользнул в замок и открыл его.
  Мейсон повертел ключ между большим и указательным пальцем и заметил:
  — Похоже, что этот. Заходим.
  — Перри, а у нас не возникнет никаких проблем? — забеспокоился Дрейк.
  — Могут возникнуть, — согласился Мейсон. — Но в настоящий момент я только проверяю, подходит ли ключ.
  — Ты намерен заходить в квартиру?
  — Все зависит от обстоятельств.
  Мейсон, Пол Дрейк и Делла Стрит оказались в маленьком холле. Там висела табличка «Администратор — квартира сто один», стрелка указывала направление, в каком идти, чтобы попасть к администратору.
  Мейсон первым пошел по коридору к лифту. Они поднялись на второй этаж, оказались в слабо освещенном коридоре и быстро нашли двести двадцатую квартиру. В нижней части двери имелась большая щель, из которой не просачивался свет, хотя он струился из-под всех соседних.
  Справа от двери находился звонок. Мейсон нажал на кнопку, и они услышали, как он отдается внутри квартиры.
  — Перри, у меня мурашки выступили на коже, — признался Дрейк. — Давай лучше поговорим с администратором. Я не желаю впутываться еще в одну авантюру.
  — Перед тем как говорить с администратором, я должен знать, о чем говорить.
  — Я не хочу заходить в эту квартиру, — взмолился Дрейк.
  — Ты не возражаешь, если мы проверим, подходит ли ключ?
  — Не нравится мне все это!
  — Мне самому не нравится, — ответил Мейсон, — но я пытаюсь собрать доказательства.
  Они стояли и ждали.
  В коридоре была плохая вентиляция. Чувствовались запахи приготовляемой пищи, в конце коридора кто-то слушал музыкальную программу, и слова четко доносились до находившихся за пределами квартиры.
  — Видимо, старый дом, и здесь давно не производилось ремонта, — заметил Дрейк.
  Мейсон кивнул и вставил ключ, которым открыл входную дверь, в замок двести двадцатой квартиры.
  — Просто посмотрю, подходит или нет, — сообщил он.
  Адвокат попытался повернуть ключ. Ничего не произошло.
  Он слегка надавил на ключ, покрутил его, но ключ упорно отказывался поворачиваться.
  — Напильник, шеф? — предложила Делла Стрит. — Мастер говорил, что он может помочь.
  Мейсон вынул ключ из замка и вставил следующий. Тот даже не вошел до конца. Точно так же, как и третий. Четвертый же, наоборот, сработал. Замок щелкнул.
  — О господи! — вздохнул Дрейк.
  Мейсон вынул из кармана носовой платок, накинул на ручку и открыл дверь.
  — Я не хочу в этом участвовать, — простонал Дрейк.
  Мейсон несколько секунд оставался в дверном проеме, потом пошарил по стене в поисках выключателя и зажег свет.
  Казалось, что внутри квартира подверглась воздействию урагана небывалой силы: все ящики оказались выдвинуты, дверцы открыты, вещи разбросаны по полу, бумаги разлетелись по разным углам, посуда стояла на полу.
  — Похоже, что кто-то нас опередил, — заметила Делла Стрит.
  В коридоре открылась дверца лифта. Послышались шаги.
  — Заходим. Быстро, — велел Мейсон.
  Делла Стрит немедленно выполнила приказ адвоката, Дрейк вначале колебался, но потом тоже переступил порог, хотя и с большой неохотой.
  Мейсон плотно закрыл дверь.
  — Ни к чему не прикасайтесь, — предупредил он.
  — Послушай, Перри, мы ведем игру, не зная козырей, — заговорил Дрейк. — Единственное, что нам доподлинно известно, это то, что у нас их точно нет.
  В коридоре раздавались шаги и голоса.
  — Перри, мы переборщили, — шептал Дрейк. — Если что-то случится и нас увидят, когда будем выходить…
  — Тс-с! — Делла Стрит приложила палец к губам.
  Голоса приблизились.
  Внезапно они поняли, что один принадлежит сержанту Холкомбу из отдела по раскрытию убийств:
  — Итак, мадам, вы узнали его фотографию, не так ли?
  Шаги остановились перед двести двадцатой квартирой.
  — Да, — ответила женщина. — В газете напечатана фотография человека, снимавшего у меня квартиру. Только он представился мне Фрэнком Ормсби Ньюбергом.
  — Идентификация по газетной фотографии, в общем-то, не очень надежная вещь, — продолжал Холкомб. — Надо проверить, есть ли кто-нибудь дома.
  В дверь позвонили.
  Пол Дрейк в отчаянии огляделся.
  — Где-то должен быть черный ход, — прошептал он. — Выйдем на черную лестницу и…
  — У нас нет времени его искать, — ответил Мейсон. — Делла, у тебя есть с собой какой-нибудь блокнот?
  Секретарша кивнула.
  — Доставай его.
  В дверь снова позвонили.
  — Делла, начинай что-нибудь писать, — велел Мейсон. Секретарша стала что-то царапать в блокноте, словно стенографировала разговор.
  В дверь постучали кулаком, потом сержант Холкомб заявил:
  — Ладно, попробуем запасной ключ.
  Мейсон повернул ручку, распахнул дверь и поздоровался:
  — Так-так. Добрый вечер, сержант Холкомб. Какая неожиданная встреча!
  Полицейский не верил своим глазам.
  — Какого черта? — воскликнул он, когда наконец смог произнести хоть слово.
  — Я делаю опись, — объяснил Мейсон.
  — Вы? А по какому праву, черт побери, вы находитесь здесь и что вы переписываете?
  — Оставшееся после погибшего имущество, естественно.
  Холкомб лишился дара речи.
  — Моя клиентка Элеонора Хепнер, вдова Дугласа Хепнера, — невозмутимо продолжал Мейсон. — Конечно, в настоящее время слушается дело об убийстве Дугласа Хепнера, в котором обвиняют мою клиентку, но это не меняет сути, что касается оставленного имущества. Как только ее оправдают, она получит право унаследовать его как вдова, пережившая своего мужа. А пока я, как ее адвокат, составлю опись и займусь получением судебных полномочий на управление имуществом умершего.
  Мейсон повернулся к Делле Стрит и начал диктовать:
  — Пять костюмов. Одна, две, три, четыре, пять, шесть, семь пар трусов. Один, два, три, четыре…
  — Эй, минутку! — заорал сержант Холкомб. — Что происходит? Вы пытаетесь сказать, что Фрэнк Ормсби Ньюберг — это Дуглас Хепнер?
  — Конечно. Разве вы не знали?
  — Откуда, черт побери, я мог это знать? Если бы вот эта женщина не позвонила в полицию и не сообщила, что узнала в газете фотографию Дугласа Хепнера и что он снимает у нее квартиру, но какое-то время не показывается, то мы никогда не появились бы здесь.
  — Вы могли просто спросить меня об этом, — ответил Мейсон, пожимая плечами.
  — Спросить вас?!
  — Конечно.
  — Как вы сюда попали? — решил выяснить Холкомб.
  — Открыл дверь ключом.
  — Каким ключом?
  Мейсон оглядел Холкомба с головы до ног и заговорил таким тоном, словно отец, объясняющий элементарную вещь недалекому ребенку:
  — Я уже упоминал вам, сержант, что моя клиентка, Элеонора Хепнер, или Элеонора Корбин, если так вам больше нравится, — это вдова Дугласа Хепнера. Естественно, у нее имеется ключ от квартиры, в которой она провела свой медовый месяц.
  Женщина, являвшаяся, по всей вероятности, администратором дома, заметила:
  — Он ни разу не упоминал, что женат.
  — Я понимаю, — улыбнулся ей Мейсон. — Всегда вел себя несколько таинственно, не так ли?
  — Да, — кивнула она. — Приходил и уходил в самое неподходящее время. Исчезал на несколько дней, потом возвращался… Я никогда не знала, когда посылать к нему горничную.
  — Да, Элеонора говорила мне, что… Думаю, что при сложившихся обстоятельствах лучше подождать, пока она не представит свою версию из свидетельской ложи.
  — Объясните мне, в чем дело, — потребовал сержант Холкомб. — Как так получилось, что квартира вся в разрухе? Наверное, для того, чтобы проводить опись, вы не стали бы вываливать все на пол.
  — Очевидно, кто-то заходил сюда до нас и что-то искал. Я собирался звонить в полицию после составления описи и просить ваших людей снять здесь отпечатки пальцев. Вы, возможно, обратили внимание, сержант, что мы ни к чему не прикасаемся, а стоим в центре комнаты и записываем, что видим. Делла, посмотри, пожалуйста, что там висит в шкафу. Кажется, мужские плащи и пальто. Постарайся не оставить отпечатков пальцев. Лучше, если ты ногой откроешь дверь. Молодец. Так, три пальто, один фрак, пять пар обуви… тут также стоит чемодан и…
  — Минутку, — перебил Холкомб. — Это все доказательства.
  — Доказательства чего?
  — Не знаю, но это определенно доказательства. Кто-то здесь появлялся.
  — Вы, безусловно, правы, господин сержант.
  — Черт побери, я как-нибудь обойдусь без ваших шуточек, Мейсон. Вы утверждаете, что Фрэнк Ормсби Ньюберг — это Дуглас Хепнер?
  — Конечно, — ответил Мейсон таким тоном, словно это был самый очевидный факт в деле.
  — Мы давно пытаемся выяснить, где он жил. Мы предполагали найти что-нибудь подобное.
  — Вы значительно облегчили бы себе работу, если бы просто спросили меня, сержант, — заметил Мейсон.
  — Как мне кажется, вы сами только что оказались здесь.
  — Вы абсолютно правы. У меня есть масса других дел.
  — Мы это расследуем. Я прямо сейчас свяжусь с управлением. Попрошу прислать сюда специалистов по дактилоскопированию, а потом мы здесь все тщательнейшим образом просмотрим в поисках улик. Мы не хотим, чтобы кто-либо нам мешал.
  Мейсон колебался несколько секунд, а потом заявил:
  — Ну, наверное, вдова не будет возражать против усилий полиции, сержант, но я хочу попросить, чтобы личная собственность никак не пострадала. Проследите, пожалуйста, за этим персонально, господин сержант. Насколько вы знаете, у него осталась еще и мать, и мне не хотелось бы, чтобы потом мать обвиняла вдову, которую я представляю…
  — Если вы в курсе, где находится мать, сообщите нам. Мы никак не можем ее найти.
  — И мы тоже. Она как сквозь землю провалилась. Вы не считаете это подозрительным, господин сержант?
  Холкомб постепенно приходил в себя и, как обычно, стал отвечать надменно и с напыщенным видом:
  — Мне надоели ваши шуточки, Мейсон. Я спрашиваю вас: вы в курсе, где находится мать Дугласа Хепнера?
  — Нет.
  — У вас имеется ключ от этой квартиры?
  — Да.
  — Отдайте его мне.
  — Нет, — покачал головой Мейсон. — Администратор всегда вас впустит, открыв дверь запасным ключом. Я должен вернуть ключ… Вы понимаете мое положение, господин сержант.
  — Не уверен. Здесь мне что-то кажется подозрительным.
  — Конечно, — согласился Мейсон. — Кто-то вломился в эту квартиру и что-то искал. Я предполагал, что полиция, пока вы не сообщили мне, что совсем недавно выяснили про эту квартиру. Я, естественно, верю вам на слово, господин сержант. Не сомневаюсь ни минуты в ваших заявлениях, хотя временами и не замечаю подобной реакции с вашей стороны на мои заявления.
  — Как долго вы находитесь здесь? — повернулся сержант Холкомб к Делле Стрит.
  — Какое-то время, — ответил Мейсон. — Я выступал в суде, насколько вам известно, и потратил много часов на подготовку. У меня еще просто не было возможности заняться гражданскими аспектами дела, потому что над моей клиенткой висит обвинение в совершении уголовного преступления. Однако я в самое ближайшее время планирую переключиться на вопросы наследования и…
  — Послушайте, — перебил Холкомб. — Вы уже это говорили. Теперь я хочу допросить вашу секретаршу.
  — А я пытаюсь предоставить вам интересующую вас информацию, — ответил Мейсон.
  — Черт побери! — взорвался Холкомб. — Убирайтесь отсюда. Я сейчас позвоню в управление и попрошу прислать специалистов по дактилоскопированию. И не вздумайте возвращаться, пока не получите специального на то разрешения.
  — Весьма своеобразное отношение к адвокату, ввиду того…
  — Вон! — заорал Холкомб. — Убирайтесь ко всем чертям!
  Сержант повернулся к администраторше дома, полной женщине лет пятидесяти, стоявшей в дверном проеме и ловящей каждое слово.
  — Мы опечатаем квартиру, — заявил он, — и проследим, чтобы ни одно неуполномоченное лицо не заходило внутрь. Выйдите, пожалуйста, в коридор, мадам, за вами через порог переступят эти трое, а я последним покину помещение. Дайте мне запасной ключ, и я сейчас же свяжусь с управлением.
  Администратор выполнила просьбу сержанта Холкомба.
  — На выход, — приказал Холкомб Мейсону.
  Пол Дрейк с готовностью направился в коридор, за ним последовала Делла Стрит. Мейсон замыкал шествие.
  — Делла, отметь, пожалуйста, в блокноте, что составление описи было прекращено в связи с появлением на месте полиции, пожелавшей расследовать незаконное проникновение в чужое жилище, — давал указания Мейсон. — Поставь дату и точное время. Если теперь из квартиры что-либо пропадет, ответственность за это придется брать полиции. Надеюсь, господин сержант, вы сразу же поставите меня в известность, когда закончите здесь свою работу, чтобы я мог заняться своей? Спокойной ночи, господин сержант.
  С этими словами адвокат направился к лифту в сопровождении Деллы Стрит и Пола Дрейка.
  Как только они вошли в кабину и дверца за ними закрылась, сыщик прислонился к стенке и, словно с трудом держался на ногах, вынул из кармана носовой платок и вытер пот со лба.
  — Черт побери, Перри, никогда не знаешь, что ты выкинешь, — вздохнул он.
  — А как ты теперь собираешься объяснять полиции, — с тревогой спросила Делла Стрит, — что Элеонора, ранее заявлявшая полиции, что не помнит, где провела последние две недели, чем занималась и с кем встречалась во время медового месяца, сообщила тебе, где жил Дуглас Хепнер, и вручила ключ от его квартиры?
  — Я займусь решением этой проблемы, когда она передо мной встанет. Надо переходить через мост, когда оказываешься возле него.
  — Нет никакого моста! — воскликнул Пол Дрейк. — Только пропасть. Тебе придется или перепрыгнуть через нее, или лететь вниз.
  Глава 13
  Когда заседание суда на следующее утро возобновилось, сложилась несколько необычная ситуация, на что обратили внимание все присутствующие.
  Когда в деле участвовал Мейсон, все места в зале оказывались заняты, но на этот раз большая их часть осталась свободна, что указывало на тот факт, что в глазах общественности дело по обвинению Элеоноры Хепнер было решено, никакого драматизма не ожидалось и даже самому Мейсону не удастся добиться оправдания клиентки.
  Окружной прокурор Гамильтон Бергер с раздражением посмотрел на полупустой зал. В тех случаях, когда он терпел унизительное поражение от Мейсона, заголовки во всех газетах информировали читателей о происходящем, в результате чего зал заполнялся до предела. Теперь же, когда он не сомневался в победе, показать себя ему удастся всего лишь небольшому числу зрителей.
  — Ваша честь, — обратился Гамильтон Бергер к судье Морану, — теперь мне хотелось бы пригласить мисс Этель Белан в качестве своей следующей свидетельницы.
  — Мисс Белан, пройдите, пожалуйста, вперед и принесите присягу, — приказал судья Моран.
  Этель Белан, определенно, тщательно готовилась к выступлению в суде и долго подбирала одежду. Она излучала уверенность в себе и горячее желание посоревноваться в остроте ума с самим Перри Мейсоном. Она подняла правую руку, приняла присягу, заняла свидетельскую ложу, ответила на обычные предварительные вопросы, продиктовала секретарю свой адрес и род занятий и в ожидании посмотрела на Гамильтона Бергера.
  Окружной прокурор с видом мага-волшебника, готовящегося к умопомрачительному трюку, который лишит дара речи всех присутствующих, обратился к свидетельнице:
  — Мисс Белан, вы проживаете в доме «Белинда», в квартире триста шестьдесят, не так ли?
  — Да, сэр.
  — Кто проживает в соседней квартире — с южной стороны?
  — Мисс Сьюзен Грейнджер занимает триста пятьдесят восьмую квартиру.
  — Вы знакомы с мисс Грейнджер?
  — О да.
  — Она давно живет в этой квартире?
  — Около двух лет.
  — А вы давно живете в триста шестидесятой квартире?
  — Чуть больше двух лет.
  — Вы знакомы с обвиняемой, Элеонорой Корбин?
  — Да, сэр.
  — Когда вы с ней впервые встретились?
  — Девятого августа.
  — Текущего года?
  — Да.
  — Каким образом вы познакомились с обвиняемой?
  — Она пришла ко мне и заявила, что у нее есть для меня предложение.
  — И она сделала это предложение?
  — Да.
  — В письменном виде или во время разговора?
  — Во время разговора.
  — Где происходил разговор?
  — У меня дома.
  — Кто присутствовал при нем?
  — Обвиняемая и я.
  — Что тогда сказала обвиняемая?
  — Ее интересовала Сьюзен Грейнджер, занимающая соседнюю квартиру.
  — Она объяснила почему?
  — Она заявила, что мисс Грейнджер украла ее парня.
  — Она использовала слово «муж» или слово «парень»?
  — Парень.
  — Она упоминала, как его зовут?
  — Да, сэр.
  — Как?
  — Дуглас Хепнер.
  — И что за предложение сделала вам обвиняемая?
  — Она хотела переехать в мою квартиру и проверить, на самом ли деле Дуглас Хепнер заходит к Сьюзен Грейнджер. Элеонора Корбин утверждала, что Дуглас Хепнер говорил ей, что у него чисто деловые отношения со Сьюзен Грейнджер, однако обвиняемая считала, что он изменяет ей, и хотела в этом убедиться. Она обещала заплатить мне двести долларов за помощь и арендную плату за две недели — по восемьдесят пять долларов за каждую.
  — Вы согласились на ее предложение?
  — Конечно. Девушка, с которой мы раньше вместе снимали квартиру, переехала в другой город, арендная плата высоковата для меня одной, да и, в общем-то, скучно без компаньонки. Мы полтора года вместе снимали эту квартиру, потом я продолжала платить одна за целую квартиру, потому что хотела подыскать кого-то, с кем мы сразу же найдем общий язык и не станем действовать друг другу на нервы. Это оказалось не так просто, как я надеялась. Поэтому я не могла отказаться от предложения Элеоноры Корбин.
  — И обвиняемая переехала к вам?
  — Да.
  — Сейчас я покажу вам план вашей квартиры и соседней, принадлежащей Сьюзен Грейнджер. На нем все правильно изображено?
  — Что касается моей квартиры — да, но я никогда не заходила в квартиру мисс Грейнджер.
  — Хорошо, я попрошу другого свидетеля идентифицировать квартиру мисс Грейнджер. Но что касается вашей квартиры, здесь все соответствует действительности?
  — Да, сэр.
  — Правильное соотношение всех частей квартиры?
  — Да, сэр.
  — Обвиняемая говорила вам, что хочет жить в какой-то конкретной части квартиры?
  — Да. Раньше я спала в комнате с большим шкафом, она примыкает к спальне мисс Грейнджер в триста пятьдесят восьмой квартире. Обвиняемая попросила меня перенести мои вещи в другую спальню с меньшим шкафом, чтобы ей разместиться у стены, общей с квартирой мисс Грейнджер.
  — Взгляните, пожалуйста, на вещественное доказательство «Ж» со стороны обвинения, — сказал Гамильтон Бергер, поднимаясь со своего места, — револьвер тридцать восьмого калибра системы «смит и вессон», номер С четыреста восемьдесят восемь ноль девять. Вы когда-либо видели его раньше?
  — Минутку, — перебил Мейсон. — Я возражаю. Задан наводящий вопрос.
  — Свидетельница может ответить «да» или «нет», — заметил Гамильтон Бергер.
  — Конечно, может, но вы точно показали, какой ответ хотите получить. Если вы намерены спросить о каком-либо револьвере — спрашивайте, но не суйте оружие в лицо свидетельнице, не давайте никаких характеристик, не указывайте номер. Если она просто видела какой-то револьвер тридцать восьмого калибра, то пусть дает об этом показания.
  — Но это очевидно! — закричал Гамильтон Бергер. — Возражение адвоката защиты имеет единственную цель…
  — Технически возражение сделано правильно, — заявил судья Моран.
  — Хорошо, — согласился Гамильтон Бергер с решением судьи и с отвращением бросил револьвер обратно на стол секретаря суда. — У обвиняемой был револьвер?
  — Да, сэр.
  — Какой?
  — Тридцать восьмого калибра.
  — Вы в состоянии его описать?
  — Он был с коротким стволом. Из вороненой стали. Внешне очень похож на тот, что вы только что держали в руках.
  Гамильтон Бергер повернулся к присяжным с победной улыбкой, потом посмотрел на Мейсона.
  — Обвиняемая показывала вам тот револьвер? — продолжил окружной прокурор допрос свидетельницы.
  — Я видела его у нее в сумочке.
  — Какой багаж был при обвиняемой, когда она к вам переехала?
  — Сумка и два чемодана очень яркой, запоминающейся окраски — красные и белые клетки в шахматном порядке.
  — Куда делся ее багаж?
  — Она мне позвонила насчет него.
  — Кто?
  — Обвиняемая.
  — Вы разговаривали с ней по телефону?
  — Да, сэр.
  — Вы узнали ее голос?
  — Да, сэр.
  — Вы обращались к ней по имени?
  — Да, сэр.
  — Она обращалась к вам по имени?
  — Да, сэр.
  — Когда происходил разговор?
  — Семнадцатого августа.
  — Что вам сказала обвиняемая?
  — Этель, тебе придется мне помочь. Я притворяюсь, что потеряла память. Никому ничего не говори о том, что я у тебя жила. Не связывайся ни с полицией, ни с журналистами. Сиди тихо. Я пришлю за своими вещами, когда решу, что это будет безопасно.
  — Вы уверены насчет разговора?
  — Ну, конечно. Да, сэр.
  — Обвиняемая призналась, что притворяется, что потеряла память?
  — Да, сэр.
  — Семнадцатого августа?
  — Да, сэр.
  — В какое время?
  — Примерно в половине девятого утра.
  Весь вид Гамильтона Бергера указывал на то, что приближается драматическая развязка.
  — Вы поинтересовались у обвиняемой, почему все нужно держать в секрете и почему она притворяется, что потеряла память?
  — Да, сэр.
  — И какое объяснение подобного поведения она представила?
  — Я в состоянии точно передать ее слова, потому что они засели у меня в мозгу: «Этель, я попала в переделку, мне необходимо себя обезопасить».
  Гамильтон Бергер стоял, повернувшись к присяжным, слегка разведя руки, и многозначительно молчал, что еще больше усиливало драматизм ситуации.
  Судья Моран, в конце концов разобравшийся, что за тактику избрал окружной прокурор, приказал раздраженным тоном:
  — Продолжайте допрос, господин окружной прокурор, если вы еще не закончили с этой свидетельницей, а если закончили, сообщите об этом адвокату защиты, чтобы он приступал к перекрестному допросу.
  — Нет, ваша честь, я еще не закончил. Еще далеко до завершения — я просто собирался с мыслями.
  — Так собирайте их побыстрее и продолжайте!
  — Хорошо, ваша честь. — Гамильтон Бергер повернулся к свидетельнице: — В то время, когда состоялся ваш разговор с обвиняемой, о котором идет речь, тело Дугласа Хепнера еще не обнаружили?
  — Я возражаю, — поднялся со своего места Мейсон. — Для ответа на этот вопрос требуется вывод свидетельницы. Он является спорным и наводящим.
  — Возражение принимается, — постановил судья Моран.
  Бергер решил снова вернуться к багажу и спросил:
  — Что вы сделали с вещами обвиняемой, которые, как вы говорили, остались у вас в квартире?
  — Передала их ее адвокату.
  — Под ее адвокатом вы имеете в виду Перри Мейсона, который в настоящий момент сидит рядом с Элеонорой Корбин?
  — Да, сэр.
  — Когда вы передали их ему?
  — Семнадцатого августа, во второй половине дня.
  — Почему так получилось, что вы передали багаж Перри Мейсону?
  — Он пришел ко мне вместе со своей секретаршей, Деллой Стрит. Он знал, что обвиняемая жила вместе со мной, и из того, что он говорил, я поняла… В общем, он хотел забрать ее вещи, и я их ему отдала.
  — Вы отдали Перри Мейсону те вещи, что обвиняемая оставила у вас в квартире?
  — Да, сэр.
  — Взгляните, пожалуйста, вот на эту сумку, — сказал Гамильтон Бергер, показывая сумку свидетельнице. — На ней выгравированы инициалы «Э.К.». Вы видели ее когда-нибудь раньше?
  — Да, сэр.
  — Где?
  — В своей квартире.
  — Когда?
  — Когда Элеонора Корбин переезжала ко мне и во второй раз — когда ее забирал Перри Мейсон.
  — То есть это один из предметов багажа, переданных вами Перри Мейсону? — уточнил Гамильтон Бергер.
  — Да, сэр.
  — Взгляните, пожалуйста, вот на этот чемодан. Вы его узнаете?
  — Да, сэр. Это один из чемоданов, с которыми Элеонора Корбин переехала ко мне и который я в дальнейшем отдала Перри Мейсону.
  — А вот этот чемодан?
  — Его тоже принесла с собой Элеонора, а я отдала его мистеру Мейсону.
  — Я прошу приобщить эти вещи к делу в качестве доказательств со стороны обвинения, ваша честь, — обратился Гамильтон Бергер к суду.
  — У защиты есть возражения? — поинтересовался судья Моран у Мейсона.
  — Что касается самих вещей — нет, но содержимое не было идентифицировано.
  — Ни в сумке, ни в чемоданах в настоящий момент ничего не лежит, — сообщил Гамильтон Бергер с улыбкой. — Я предполагал, что защита выступит с подобным возражением.
  — В таком случае я не возражаю против того, чтобы сумка и чемоданы были приобщены к делу в качестве доказательств, — сказал Мейсон. — Я не сомневаюсь, что это те же вещи, что свидетельница передала мне.
  — Вы можете приступать к перекрестному допросу, — повернулся Гамильтон Бергер к Мейсону.
  Окружной прокурор вернулся к столу, отведенному для обвинения, и опустился на свое место, улыбаясь двум своим заместителям.
  — Вы собираетесь приобщать к делу план квартир? — спросил Мейсон у Гамильтона Бергера.
  — Да.
  — Вы упомянули, что пригласите еще одного свидетеля, который идентифицирует квартиру мисс Грейнджер?
  — Да.
  — Если этот свидетель в настоящий момент находится в зале суда, я предпочел бы отложить перекрестный допрос Этель Белан до тех пор, пока свидетель, о котором идет речь, не идентифицирует то, что требуется. В таком случае я смогу провести полноценный перекрестный допрос Этель Белан по поводу расположения всех комнат и вещей в ее квартире.
  — Хорошо, — согласился Гамильтон Бергер. — Мисс Белан, покиньте, пожалуйста, место дачи показаний на несколько минут. Мистер Уэбли Ричи, пройдите в свидетельскую ложу. Показания мистера Ричи не займут много времени, так что вы, мисс Белан, в самое ближайшее время вернетесь для ответа на вопросы мистера Мейсона.
  — Да, сэр, — кивнула свидетельница.
  — Сядьте вот здесь, за загородкой, — приказал судья Моран. — Мистер Мейсон приступит к перекрестному допросу сразу же после того, как мистер Ричи закончит давать показания, которые, если я правильно понял господина окружного прокурора, будут представлять собой ответы на несколько рутинных вопросов, не так ли?
  — Да, ваша честь.
  — Мистер Ричи, пройдите вперед и примите присягу.
  Мейсон повернулся, чтобы посмотреть на приближающегося к месту дачи показаний свидетеля, и шепотом обратился к Делле Стрит, сидевшей чуть-чуть сзади него, справа от обвиняемой:
  — Так-так, какие люди! Дежурный из дома «Белинда», посчитавший ниже своего достоинства беседу с нами.
  Ричи прошел вперед, принял присягу, продиктовал секретарю суда свое полное имя, возраст, адрес и род занятий, а потом повернулся к окружному прокурору в ожидании вопросов.
  Гамильтон Бергер всем своим видом показывал присяжным, что он вынужден допрашивать этого свидетеля только потому, что адвокат защиты проявляет такую настойчивость по малозначительным аспектам.
  — Ваше полное имя — Уэбли Ричи и вы работаете дежурным в многоквартирном доме «Белинда», не так ли? — спросил Гамильтон Бергер.
  — Да, сэр.
  — Как давно вы там работаете?
  — Немногим больше двух лет.
  — Вы представляете, какие квартиры расположены на третьем этаже?
  — Да, сэр.
  — Вы знакомы с женщиной, снимающей триста пятьдесят восьмую квартиру, мисс Сьюзен Грейнджер?
  — Да, сэр.
  — А с Этель Белан, свидетельницей, выступавшей до вас?
  — Да, сэр.
  — Вы представляете расположение комнат в квартирах Сьюзен Грейнджер и Этель Белан?
  — Да, сэр.
  — Взгляните, пожалуйста, вот на этот план, мистер Ричи. Правильно ли показано на нем расположение комнат в квартире триста пятьдесят восемь и в квартире триста шестьдесят?
  Свидетель изучил план, переданный ему Гамильтоном Бергером, и заявил:
  — Да, сэр. Обе квартиры идентичны, только шкаф в одной из спален триста шестидесятой квартиры меньше — там боковые стенки на три с половиной фута уже.
  — При составлении этого плана соблюдался масштаб?
  — Да, сэр.
  — Кто его чертил?
  — Я.
  — По чьей просьбе?
  — По вашей, сэр.
  — И он является точным отражением реальной картины?
  — Да, сэр.
  — Я прошу приобщить этот план к делу в качестве доказательства со стороны обвинения. Ваша честь, — обратился Гамильтон Бергер к суду, — у меня больше нет вопросов к свидетелю.
  — Прошу прощения, — встал со своего места Мейсон. — Я хотел бы задать несколько вопросов.
  — Вы что, возражаете против приобщения плана к делу? — закричал Гамильтон Бергер.
  — Нет, просто намерен уточнить ряд моментов у свидетеля, — спокойно ответил Мейсон.
  — Хорошо, приступайте к перекрестному допросу, — постановил судья Моран.
  Тон судьи определенно показывал, что он считает длительный перекрестный допрос пустой тратой времени суда и присяжных.
  Ричи посмотрел на Мейсона так же надменно и высокомерно, как и во время их первой встречи в многоквартирном доме «Белинда».
  — Вы помните нашу первую встречу в августе текущего года? — обратился Мейсон к свидетелю.
  — Да, сэр. Прекрасно помню.
  — Я спрашивал мисс Сьюзен Грейнджер, не так ли?
  — Да, сэр.
  — И вы заявили, что ее нет дома и вы не можете с ней связаться?
  — Да, сэр.
  — Я представился и сказал, что хотел бы оставить для нее послание?
  — Да, сэр.
  — Минутку, ваша честь, — встал со своего места Гамильтон Бергер. — Перекрестный допрос ведется не должным образом. Я пригласил этого свидетеля с единственной целью — дать показания о плане расположения комнат. Вполне очевидно, что план составлен правильно. Адвокат защиты не возражает против приобщения его к делу в качестве вещественного доказательства. Вопросы, которые сейчас задает адвокат, несущественны и не имеют отношения к делу. Они охватывают моменты, не затронутые во время допроса свидетеля выставившей стороной. Адвокат защиты просто отнимает время.
  — Мне тоже так кажется, — сказал судья Моран. — Я склонен согласиться с господином окружным прокурором.
  — Цель моего перекрестного допроса — показать пристрастность свидетеля, — объяснил Мейсон.
  — Но какой в этом смысл? Ведь очевидно, что план составлен точно и… — Судья Моран вовремя остановился, поняв, что пытается давать комментарии в отношении представляемых доказательств. — Хорошо. Технически вы, господин адвокат, действуете в рамках, допустимых законом, — заявил он. — Продолжайте. Возражение отклоняется.
  — Как только я спросил про Сьюзен Грейнджер, — обратился Мейсон к Уэбли Ричи, — вы сразу же зашли в свой кабинет, отделенный стеклянной перегородкой, сняли телефонную трубку и позвонили в квартиру Этель Белан, не так ли?
  Мейсон оказался не готов к выражению оцепенения и даже ужаса, появившемуся на лице свидетеля.
  — Мне… мне приходится звонить во многие квартиры, — пролепетал Уэбли Ричи.
  Мейсон внезапно понял, что нашел золотую жилу, и решил продолжить допрос, следуя принципу «куй железо, пока горячо».
  — Я спрашиваю вас о том, зашли ли вы в свой кабинет и звонили ли вы или нет в то конкретное время в квартиру Этель Белан? Да или нет?
  — Я… мистер Мейсон, нельзя ожидать от меня, что я вспомню, когда в какие квартиры я звонил… Я…
  — Я спрашиваю вас, заходили ли вы в то время в свой кабинет, отделенный стеклянной перегородкой, и звонили ли вы Этель Белан? Вам ясен вопрос?
  — Конечно, при условии, что он помнит тот случай и что он тогда делал, — вставил Гамильтон Бергер, приходя на помощь выставленному им свидетелю.
  — Я не помню, — ответил Ричи, с благодарностью улыбаясь окружному прокурору.
  — Но могли бы вспомнить, если бы не реплика господина окружного прокурора?
  — Ваша честь, я возражаю против подобных вопросов! — закричал Гамильтон Бергер. — Перекрестный допрос ведется не должным образом.
  — Свидетель, отвечайте на вопрос, — приказал судья Моран. — Присяжные, конечно, видели, как вел себя свидетель, слышали и вопрос, и ответ. Мистер Ричи, мы ждем вашего ответа.
  — Я… я не помню, что звонил в квартиру Этель Белан.
  — Вы не помните, чтобы когда-либо звонили в квартиру Этель Белан? — спросил Мейсон.
  — Естественно, я звоню во многие квартиры. За дежурство я неоднократно звоню в разные квартиры.
  — Тогда что вы имеете в виду, утверждая, что не помните?
  — Я не помню, что звонил ей в то время, что вы назвали.
  — Вы помните, как заходили в свой кабинет за стеклянной перегородкой?
  — Нет.
  — Вы помните, что разговаривали со мной?
  — Да.
  — Вы помните, что вы сделали сразу же после разговора со мной?
  — Нет.
  — В какое-либо время в тот день разговаривали ли вы с Этель Белан по телефону и сообщали ли вы ей, что мистер Перри Мейсон, адвокат, находился в здании и спрашивал Сьюзен Грейнджер? Вы помните, делали вы это или нет? Просто отвечайте «да» или «нет».
  — Я… я не думаю, что делал.
  — Или использовали слова, смысл которых тот, что я только что передал?
  — Я… я… просто не помню, мистер Мейсон.
  — Спасибо, у меня все, — объявил Мейсон. — Я согласен на приобщение плана к делу в качестве доказательства. Сейчас, насколько я понимаю, мисс Этель Белан должна занять место дачи показаний для перекрестного допроса.
  Ричи покинул свидетельскую ложу. Этель Белан заняла его место и с вызовом посмотрела на Перри Мейсона, словно говорила: «Ладно, начинай. Увидим, что тебе удастся сделать со мной».
  — Вы абсолютно уверены в том, что у обвиняемой был револьвер, пока она находилась в вашей квартире? — обратился Мейсон к Этель Белан.
  — Абсолютно уверена.
  — Револьвер из вороненой стали?
  — Да.
  — Тридцать восьмого калибра?
  — Да.
  — Револьверы скольких различных калибров производятся?
  — Ну… я не эксперт по вопросам оружия, мистер Мейсон. Я не знаю.
  — Что означает «тридцать восьмой калибр»? Что имеется в виду?
  — Таким образом описывается оружие.
  — Естественно, таким образом описывается оружие, но что это за характеристика? Что означает калибр?
  — Что-то связанное с весом пуль, не так ли?
  — С весом пуль? — переспросил Мейсон.
  — Да.
  — Другими словами, тонкая длинная пуля имеет больший калибр, чем короткая и толстая, если она весит больше?
  — О, ваша честь, я возражаю против попытки запутать свидетельницу, — вскочил со своего места Гамильтон Бергер. — Перекрестный допрос ведется не должным образом. Она заявила, что не является экспертом по оружию и…
  — Возражение отклоняется, — постановил судья Моран. — Свидетельница описала оружие, которое видела у обвиняемой, как «револьвер тридцать восьмого калибра». Адвокат защиты имеет полное право выяснить, что она имела в виду под словами «тридцать восьмой калибр».
  — Отвечайте, — обратился Мейсон к Этель Белан.
  — Если тонкая длинная пуля весит больше, то она имеет больший калибр. Думаю, что так.
  — И именно это вы имели в виду под словом «калибр»?
  — Да, сэр.
  — Значит, когда вы говорили о револьвере тридцать восьмого калибра, вы имели в виду револьвер, стреляющий пулями определенного веса, не так ли?
  — О, ваша честь, предполагаются факты, не представленные как доказательства, — снова поднялся со своего места Гамильтон Бергер. — Перекрестный допрос ведется не должным образом. Делается попытка сбить свидетельницу с толку.
  — Возражение отклоняется, — постановил судья Моран. — Мисс Белан, отвечайте на вопрос.
  Свидетельница с сомнением посмотрела на окружного прокурора и после некоторых колебаний заявила:
  — Да, сэр. Думаю, что так. Да, сэр.
  — Когда вы использовали слова «тридцать восьмой калибр», вы имели в виду только вес пули?
  — Да, сэр.
  — Вы хотели сказать, что пуля весит тридцать восемь гран?54
  — Наверное. Да, сэр.
  — Вы не знаете, какого калибра был тот револьвер — тридцать восьмого, тридцать второго или сорок четвертого?
  — Его описали мне как револьвер тридцать восьмого калибра, — ответила сбитая с толку свидетельница.
  — Значит, вы просто повторили сказанные вам слова, не так ли?
  — Да, сэр.
  — И когда вы заявляли, что это револьвер тридцать восьмого калибра, вы не представляли, тридцать восьмой это калибр, тридцать второй или сорок четвертый?
  — Окружной прокурор сказал мне…
  — Мы говорим не о том, кто вам что сказал, а о том, что вам самой известно, — перебил Мейсон. — Вы лично это знаете?
  — Ну, наверное, у меня весьма смутное представление о том, что такое калибр, — призналась Этель Белан.
  — В таком случае вы лично не знаете, был ли у обвиняемой револьвер тридцать восьмого калибра, тридцать второго или сорок четвертого?
  — Ну, если вы это таким образом сформулировали… Нет, не знаю, — резким тоном ответила Этель Белан.
  — Да, я сформулировал это именно так, мисс Белан. А теперь я хотел бы проверить вашу память и выяснить, не лучше ли она у вас, чем у Уэбли Ричи. Вы помните, как мистер Ричи позвонил вам по телефону и сообщил, что мистер Перри Мейсон, адвокат, находится в здании, задает вопросы и интересуется Сьюзен Грейнджер, и не исключено, что у него возникли кое-какие подозрения, но он, Ричи, избавился от Мейсона, так что Мейсон не станет вас беспокоить? Возможно, мистер Ричи использовал другие слова и выражения, но смысл в них был вложен именно тот, что я только что описал. Я пытаюсь идентифицировать разговор. Вы помните его?
  Этель Белан откинула голову назад, подняла подбородок и с вызовом посмотрела на Мейсона, затем, увидев, что адвокат прямо смотрит ей в глаза и не отводит взгляд, что его лицо сурово как гранит и что весь его вид не предвещает ничего хорошего, свидетельница заколебалась, опустила глаза и ответила:
  — Да, помню.
  — Вы помните день и час, когда он состоялся?
  — Семнадцатого августа во второй половине дня. Точное время я назвать не в состоянии.
  — Но вы в состоянии соотнести время разговора с моим посещением? Разговор состоялся прямо перед тем, как я зашел к вам, не так ли?
  — Все зависит от того, что вы имеете в виду под выражением «прямо перед тем».
  — Если вы хотите играть словами или уклониться от ответа, я изменю вопрос: разговор состоялся за десять или пятнадцать минут до того, как я зашел к вам?
  — Ну… хорошо, пусть будет по-вашему.
  — Это не по-моему, не по-вашему и не по Ричи, — заметил Мейсон. — Нас интересует правда. Суд и присяжные хотят знать правду.
  — Да, он позвонил мне и сказал примерно то, что вы произнесли. Да.
  — Какая связь между вами и Ричи?
  — О, ваша честь, — поднялся со своего места Гамильтон Бергер. — Это несущественно, недопустимо в качестве доказательства и не имеет отношения к делу. Перекрестный допрос ведется не должным образом.
  Судья Моран колебался несколько секунд, а потом постановил:
  — Возражение принимается.
  На лице Мейсона появились удивление и обида. Адвокат удостоверился, что присяжные заметили это выражение. Он сел, повернулся к Делле Стрит и сказал вполголоса:
  — Я хочу закончить перекрестный допрос тогда, когда присяжные подумают, что мои руки связаны возражениями Гамильтона Бергера и постановлениями суда. Они должны считать, что в деле есть что-то, что от них пытаются скрыть, что-то зловещее. Наверное, сейчас самое лучшее время, чтобы остановиться. Я специально разговариваю с тобой, чтобы они решили, что мы совещаемся по чрезвычайно важному аспекту, когда слишком многое поставлено на кон.
  Делла Стрит кивнула.
  — А теперь, пожалуйста, покачай головой с серьезным выражением лица, — попросил Мейсон.
  Делла Стрит выполнила его просьбу.
  Мейсон вздохнул, слегка развел руками и обратился к суду:
  — Ваша честь, это аспект, который защита считает исключительно важным.
  — Возражение принимается.
  Мейсон снова посмотрел на Деллу Стрит, пожал плечами и сказал:
  — Ну, если суд принял такое постановление, у меня больше нет вопросов.
  — Суд не намерен закрывать никаких дверей, — ответил судья Моран, внезапно заподозрив, что Мейсон подстроил все таким образом, что в протоколе появится какая-то ошибка. — Вы имеете полное право перефразировать вопрос.
  — Вы рассказали Уэбли Ричи о договоренности с обвиняемой?
  — Я возражаю! — закричал Гамильтон Бергер. — Это показания с чужих слов. Перекрестный допрос ведется не должным образом. Это несущественно, недопустимо в качестве доказательства и не имеет отношения к делу.
  — Я разрешаю вопрос на основании того, что он может являться предварительным при определении пристрастности свидетельницы, — постановил судья Моран.
  — Отвечайте, — велел Мейсон.
  — Ну, в некотором роде да.
  — И он вам что-то посоветовал?
  — У меня то же самое возражение, — сказал Гамильтон Бергер.
  Судья Моран почесал подбородок.
  — Вы можете односложно ответить на этот вопрос «да» или «нет», — постановил судья Моран. — Советовал он вам что-нибудь или нет?
  — Да.
  — Что он вам сказал?
  — Я возражаю, ваша честь. Это, бесспорно, показания с чужих слов, несущественно…
  — Я тоже так считаю. Возражение принимается.
  — Спрашивали ли вы и получали ли вы какой-либо совет до того момента, как обвиняемую взяли под стражу?
  — Я возражаю на основании того, что это несущественно, недопустимо в качестве доказательства и не имеет отношения к делу. Задан нечеткий и неопределенный вопрос. Перекрестный допрос ведется не должным образом.
  Судья Моран думал несколько секунд, а потом обратился к адвокату защиты:
  — Мистер Мейсон, вы можете перефразировать вопрос?
  — Нет, ваша честь.
  Судья Моран с сомнением посмотрел на окружного прокурора.
  — Я считаю, что мое возражение обоснованно, ваша честь, — заявил Гамильтон Бергер. — Вполне очевидно, что адвокат защиты просто пытается получить какую-то информацию. Он должен четко указать, есть ли здесь какая-то связь с фактами слушаемого дела и имеющимися доказательствами.
  — Мой вопрос охватывает достаточно широкий круг аспектов, включая все перечисленные вами, — ответил Мейсон.
  — Даже слишком широкий, — возразил Гамильтон Бергер. — Он охватывает все. Ваша честь, перекрестный допрос ведется не должным образом.
  — Хорошо. Возражение принимается, — постановил судья Моран.
  — У меня все, — объявил Мейсон.
  — У меня тоже все, — сказал Гамильтон Бергер.
  Свидетельница уже собралась покинуть место дачи показаний, когда Бергер с видом человека, который только что что-то вспомнил, заявил:
  — Подождите минутку. Ваша честь, мне следовало поднять еще один вопрос во время первоначального допроса этой свидетельницы. Прошу прощения у суда и адвоката защиты. Я пропустил один аспект, но мои помощники обратили на это мое внимание.
  — Задавайте ваш вопрос, — разрешил судья Моран.
  — Вам когда-нибудь приходилось видеть у обвиняемой что-либо, кроме револьвера, — я имею в виду предметы дорогостоящие?
  — Да.
  — Что именно?
  — У нее было огромное количество драгоценных камней.
  Гамильтон Бергер казался чрезвычайно возбужденным.
  — Вы сказали — драгоценных камней? — уточнил он.
  — Да.
  Присяжные склонились вперед, пытаясь не пропустить ни слова.
  — Где вы находились, когда их видели?
  — Я собиралась зайти в ее спальню. Она оставила дверь слегка приоткрытой, к тому же петли хорошо смазаны, и она не слышала, как я ее распахнула.
  — Чем занималась обвиняемая?
  — У нее на кровати была выложена груда драгоценных камней — на какой-то оберточной бумаге. Она стояла на коленях перед кроватью, повернувшись спиной ко мне, и считала камни.
  — Сколько их там было?
  — Много.
  — Она знала, что вы ее видели?
  — Нет, сэр. Я попятилась сразу же, как поняла, что зашла не вовремя. Я осторожно прикрыла за собой дверь, и она даже не догадалась…
  — Вы не имеете права давать показания о чужих мыслях, — перебил Гамильтон Бергер. — Вы не телепат. Итак, вы видели эти камни?
  — Да, сэр.
  — Вы не представляете, что с ними случилось?
  — Нет, сэр.
  — Но вы видели их у обвиняемой?
  — Да, сэр.
  — И, насколько вам известно, эти камни могли быть переданы Перри Мейсону вместе с багажом обвиняемой?
  — Я возражаю, — встал со своего места адвокат. — Задан спорный вопрос, он предполагает факт, не представленный как доказательство. Это наводящий вопрос, несущественный, недопустимый в качестве доказательства и не имеющий отношения к делу.
  — Возражение принимается, — постановил судья Моран.
  — Вы можете проводить перекрестный допрос, — повернулся Гамильтон Бергер к Мейсону.
  Мейсон колебался какое-то время, а потом сказал Делле Стрит:
  — Это ловушка, Делла, но все равно придется в нее заходить. Он пытается представить, что я боюсь фактов, связанных с этими драгоценными камнями, что я делаю все возможное, чтобы скрыть информацию о них от присяжных. Ладно, вперед!
  Мейсон поднялся из-за стола, отведенного для зашиты, и направился к свидетельнице. Остановившись прямо напротив нее, адвокат задал свой первый вопрос:
  — Вы стояли в дверном проеме?
  — Да.
  — И видели эти драгоценные камни на кровати?
  — Да.
  — На расстоянии скольких футов?
  — Наверное, десяти.
  — Вы увидели, что это драгоценные камни?
  — Да, сэр.
  — Какие?
  — Бриллианты, изумруды и несколько рубинов.
  — Владелицей скольких драгоценных камней вы сами являетесь?
  — Я… у меня есть бриллиантовые осколки.
  — Это были бриллиантовые осколки?
  — Нет.
  — Владелицей скольких граненых бриллиантов вы сами являетесь?
  Свидетельница отвела взгляд и посмотрела в пол.
  — Скольких? — повторил Мейсон.
  — Ни одного.
  — Сколько вам принадлежит настоящих рубинов?
  — Один. Мне его подарили. Я… предполагаю, что он настоящий.
  — Он сейчас принадлежит вам?
  — Да.
  — Как давно вам его подарили?
  — Десять лет назад.
  — Он настоящий?
  — Предполагаю, что да. Я же сказала, мистер Мейсон, что мне его подарили, а поэтому я не знаю.
  — Теперь вернемся к рубинам на кровати. Это были настоящие рубины, подделки или декоративная бижутерия?
  — Это были рубины.
  — Настоящие?
  — Да, сэр. По крайней мере, у меня сложилось такое впечатление. Я стараюсь давать показания максимально точно — в меру своих возможностей.
  — И вы многократно обсуждали свои показания с окружным прокурором?
  — Я рассказала ему о том, что произошло. Я не обсуждала с ним свои показания.
  — Вы представили ему то, что намерены сказать, когда окажетесь в свидетельской ложе?
  — Ну, в некотором роде.
  — Вы рассказали ему все, что случилось?
  — Да.
  — И заявили, что это настоящие рубины?
  — Да.
  — Вы находились в десяти футах от них?
  — Да.
  — Не ближе?
  — Нет, наверное, нет.
  — Сколько времени вы оставались в дверном проеме?
  — Секунд десять.
  — Давайте теперь поговорим о принадлежащем вам рубине. Он вставлен в кольцо?
  — Да.
  — Рубин — это ваш камень по гороскопу?
  — Да.
  — С конкретно этим рубином у вас связаны какие-то сентиментальные воспоминания?
  — Да.
  — Вы много раз надевали кольцо с тем рубином и смотрели на него?
  — Да.
  — Держа всего в нескольких дюймах от глаз?
  — Да.
  — И все равно вы не в состоянии с уверенностью утверждать, что это настоящий рубин. Тем не менее вы хотите, чтобы присяжные поверили вам, когда вы заявили, что, находясь в десяти футах в течение десяти секунд, вы, не колеблясь, определили, что все камни, лежавшие на кровати, настоящие. Я правильно вас понял?
  — Ну… когда вы это так сформулировали, то, конечно, звучит абсурдно.
  — Звучит абсурдно, потому что это абсурд. Вы не являетесь экспертом по драгоценным камням.
  — Нет, но можно определить, драгоценные это камни или нет.
  — Каким образом?
  — Это понимаешь инстинктивно. По тому, как они блестят.
  — Но вы не поняли это инстинктивно — что касается рубина, принадлежащего вам уже десять лет. Вы просто предполагаете, что он настоящий. Вы не знаете, подделка это или искусственный драгоценный камень, не так ли?
  — Ну, я… он несколько отличается от рубинов, лежавших на кровати.
  — Каким образом?
  — В тех рубинах было больше огня.
  — Значит, вы предполагаете, что принадлежащий вам в течение десяти лет рубин не является настоящим, это подделка или искусственный драгоценный камень?
  — Я не знаю.
  — Сколько драгоценных камней лежало на кровати?
  — Наверное, около пятидесяти.
  — Могло оказаться и больше?
  — Могло. Могло быть даже семьдесят пять.
  — Если вы за десять секунд осмотрели семьдесят пять камней, то вы делали это со скоростью семь камней в секунду. Я правильно сосчитал?
  — Наверное.
  — А вам известно, что опытный ювелир тратит во много раз больше, причем используя увеличительное стекло, чтобы определить, является камень настоящим или это подделка?
  — Предполагаю, что так.
  — Тем не менее вы, абсолютно не разбирающаяся в камнях, не являющаяся владелицей настоящих драгоценностей, за исключением одного рубина, в подлинности которого вы сомневаетесь, заявляете под присягой, что смотрели на семьдесят пять камней в течение десяти секунд с расстояния десять футов и определили, что все они настоящие?
  — Я так не говорила. Я не заявляла, что все они настоящие.
  — Сколько среди них было поддельных?
  — Я не знаю.
  — Какой процент составляли поддельные?
  — Я не знаю.
  — Сколько было настоящих?
  — Я не знаю.
  — Хотя бы один был настоящий?
  — Да, конечно.
  — Два?
  — Я говорю, что не знаю.
  — Вот именно. Вы не знаете, был ли среди них хотя бы один настоящий, не так ли?
  — Я думаю, что был.
  — Инстинктивно?
  — Да.
  — Вы просто увидели сверкающую груду камней?
  — Да.
  — У меня все, — объявил Мейсон, улыбаясь присяжным.
  Гамильтон Бергер встал со своего места. Победная улыбка не сходила с его губ.
  — Давайте предположим — для того, чтобы мне задать следующий вопрос, — что Дугласа Хепнера убили шестнадцатого августа примерно в пять часов вечера, — обратился он к Этель Белан. — Вы видели драгоценные камни до или после его смерти?
  — Я возражаю, — заявил Мейсон. — Это несущественно, недопустимо в качестве доказательства и не имеет отношения к делу. Это спорный вопрос. Я считаю образ действий окружного прокурора неправильным, поскольку только что заданным вопросом он показывает свою предубежденность.
  — Возражение принимается, — с суровым выражением лица постановил судья Моран. — Присяжные не должны брать во внимание только что прозвучавший вопрос.
  — Хорошо, — согласился с решением суда Гамильтон Бергер. — Когда вы видели эти камни?
  — Шестнадцатого августа.
  — А в какое время?
  — Около шести вечера.
  — У меня все.
  — У меня тоже все, — объявил Мейсон.
  — Теперь я хотел бы пригласить мисс Сьюзен Грейнджер в качестве своей следующей свидетельницы, — сказал окружной прокурор.
  Сьюзен Грейнджер прошла вперед и приняла присягу.
  — Ваше полное имя — Сьюзен Грейнджер и вы проживаете в триста пятьдесят восьмой квартире в доме «Белинда»?
  — Да, сэр.
  — Вы мисс или миссис?
  — Мисс.
  — Вы одна проживаете в триста пятьдесят восьмой квартире?
  — Да.
  — Вы несколько раз ездили в Европу?
  — Да, я интересуюсь искусством. Я провожу столько времени и трачу столько денег на европейские картинные галереи, сколько могу себе позволить. Я изучаю эффекты света и тени, работы старых мастеров и собираю данные, о которых мне не хотелось бы сейчас говорить, потому что я намерена раскрыть их в книге по искусствоведению, которую пишу в настоящий момент.
  — Вы недавно вернулись из Европы?
  — Да.
  — И на борту теплохода по пути домой вы познакомились с Дугласом Хепнером?
  — Да.
  — И подружились с ним?
  — Да, мы проводили много времени вместе на борту судна.
  — Что произошло потом?
  — Я не видела Дугласа… какое-то время, а потом случайно столкнулась с ним, и он пригласил меня вместе провести вечер…
  — Когда он пригласил вас вместе провести вечер?
  — Во второй половине июля.
  — А дальше?
  — Мы два или три раза ужинали вместе с ним, и он сказал…
  — Мы не имеем права представлять подобный разговор в качестве доказательства, — перебил Гамильтон Бергер, пытаясь показать присяжным, что он в точности следует установленному порядку. — Правда, я считаю, что вы можете рассказать о сложившихся между вами взаимоотношениях.
  — Мы стали настолько близки, что он начал делиться со мной событиями из своей жизни и мыслями о них.
  — И вы многократно ходили вместе куда-то?
  — Да.
  — И иногда по возвращении вы приглашали его подняться к себе в квартиру?
  — Да, он провожал меня до дома и, как дань вежливости, я приглашала его зайти выпить стаканчик, и он никогда не отказывался.
  — К сожалению, мы не имеем права представлять ваши разговоры в качестве доказательств, но я хочу спросить вас, не обсуждал ли когда-либо Дуглас Хепнер с вами обвиняемую, Элеонору Корбин?
  — Обсуждал.
  — Ссылался ли он когда-либо во время этих разговоров на Элеонору Корбин как на свою жену?
  — Нет. Как раз наоборот, он…
  — Достаточно, достаточно, — перебил Гамильтон Бергер, поднимая руки, словно регулировщик, приказывающий машинам, движущимся в одну сторону, остановиться. — Допрос свидетелей должен производиться в строгих рамках, допустимых законом. Поскольку прозвучали заявления о том, что обвиняемая являлась женой Дугласа Хепнера, я решил выяснить у вас, ссылался ли он на нее когда-либо как на свою жену. Вы ответили, что нет. Одно ваше слово составляет ответ на мой вопрос. А теперь я намерен спросить вас о разговоре, который допустим в качестве доказательства. Вы обсуждали когда-либо с обвиняемой Дугласа Хепнера?
  — Да, сэр.
  — Когда?
  — Примерно пятнадцатого августа.
  — Что было сказано?
  — Я… Дуглас заходил ко мне, а после того, как я его проводила, я заметила, что дверь триста шестидесятой квартиры чуть-чуть приоткрыта, так что обвиняемая следила за ним, когда он направлялся по коридору к лифту и…
  — А откуда вам известно, что за ним следила обвиняемая?
  — Потому что я знаю, что она специально переехала к Этель Белан, чтобы шпионить…
  — Не надо объяснять причины, — перебил свидетельницу Гамильтон Бергер. — Это ваши выводы. Ваша честь, я прошу вас дать указания свидетельнице, чтобы она отвечала на конкретные вопросы, а не предоставляла дополнительную информацию.
  — Я знала, что обвиняемая переехала к Этель Белан, — изменила свой ответ Сьюзен Грейнджер со злостью в голосе. — Я видела, что каждый раз, когда от меня уходил Дуглас, приоткрывалась дверь квартиры Этель Белан. Элеонора Корбин определенно подслушивала наши разговоры, потому что иначе не могла бы знать, когда именно он соберется уйти.
  — А что случилось в тот раз?
  — Как только закрылась дверца лифта и пока обвиняемая еще не успела захлопнуть свою дверь, я подошла к триста шестидесятой квартире и распахнула дверь.
  — Кто стоял с другой стороны?
  — Элеонора Корбин.
  — Вы имеете в виду обвиняемую по слушаемому делу?
  — Да, сэр.
  — Женщина, сидящая рядом с Перри Мейсоном за столом, отведенным для защиты?
  — Да.
  — Расскажите нам, что произошло.
  — Я заявила Элеоноре Корбин, что она показывает себя дурой. «Так мужчину не удержишь, — объяснила я. — Вы — ревнивая, разочарованная в жизни неврастеничка, и, более того, я не хочу, чтобы вы подслушивали, что происходит в моей квартире. Я не позволю ни вам, ни кому бы то ни было становиться нежелательным участником моих частных бесед. Закон на моей стороне, и, если не ошибаюсь, я могу подать на вас в суд за подобные действия, так что, если вы не прекратите этим заниматься, я приму меры».
  — Что ответила обвиняемая?
  — Пришла в ярость, заявила, что я — шлюха, пытающаяся украсть у нее Дугласа, а он, как и все мужчины, — авантюрист и я очень кстати предоставляю ему возможность пойти на авантюру.
  — В то время она говорила что-нибудь о своем браке с Дугласом Хепнером?
  — Она говорила, что хочет выйти за него замуж. Что если он не достанется ей, то его никто не получит.
  — Она угрожала?
  — Я не помню всего, что она заявляла. Конечно, какие-то угрозы прозвучали. Например, угрожала убить его и меня. Сказала, что прикончит Дугласа, если я попытаюсь его у нее отобрать. Все шло в одном плане — если он не достанется ей, то никто его не получит.
  — Кто-то еще присутствовал во время того разговора?
  — Нет, только мы вдвоем.
  — Обвиняемая объяснила, как она намерена приводить в исполнение свои угрозы?
  — Да. Она открыла сумочку, показала мне лежащий там револьвер и сказала, что она — доведенная до отчаяния женщина и что с ней небезопасно шутить… Или что-то в этом роде. Я сейчас не в состоянии точно передать ее слова.
  — Так что лежало у нее в сумочке?
  — Револьвер.
  — Взгляните, пожалуйста, на вещественное доказательство «Ж» со стороны обвинения. Вы видели этот револьвер когда-либо раньше?
  — Не знаю. Видела очень похожий на этот.
  — Где?
  — В сумочке обвиняемой.
  — Что произошло после вашего разговора с обвиняемой?
  — Я повернулась и отправилась назад к себе в квартиру.
  — Вы можете проводить перекрестный допрос, — обратился Гамильтон Бергер к Мейсону.
  Окружной прокурор, довольный собой, направился к столу, отведенному для обвинения. Он не сомневался в скорой победе.
  — Вы начали тот разговор, мисс Грейнджер? — спросил адвокат.
  — Вы имеете в виду, была ли я инициатором?
  — Да.
  — Была. Мне надоело, что за мной шпионят, и я решила положить этому конец.
  — Кто-нибудь еще присутствовал во время того разговора, мисс Белан, например?
  — Нет, она отсутствовала. Элеонора Корбин была дома одна.
  — Другими словами, это ваше слово против слова Элеоноры Корбин. Вы…
  — Я не привыкла к тому, чтобы в моей честности сомневались, — в негодовании заявила Сьюзен Грейнджер.
  — Но суть в том, что разговор больше никто не слышал, — заметил Мейсон.
  — Вот здесь вы ошибаетесь. Присутствовали только мы двое, но разговор слышал мистер Ричи и в дальнейшем он высказал мне свое неудовольствие в связи с нарушением тишины. Он сказал мне, что мы живем в доме с хорошей репутацией, где не устраивают скандалов в коридорах, и…
  — Нас не интересует то, что кто-то говорил вам, — перебил Мейсон. — Это показания с чужих слов. Я спросил вас о том, присутствовал ли кто-то еще во время вашего разговора с Элеонорой Корбин.
  — Мистер Ричи находился в соседней квартире. Дверь была приоткрыта, и он слышал весь разговор.
  — У меня все, — объявил Мейсон.
  — Минутку, — встал со своего места Гамильтон Бергер. — Мне вы ничего не говорили о том, что мистер Ричи слышал ваш разговор с обвиняемой.
  — Вы меня об этом не спрашивали.
  — Это в любом случае вывод свидетельницы, — заметил Мейсон. — Она не знает, слышал Ричи разговор или нет.
  — Но он потом зашел ко мне и укорял меня…
  — Достаточно, — перебил Гамильтон Бергер. — Ваша честь, открылся весьма интересный аспект дела, о котором я даже не подозревал. Почему вы не рассказали мне об этом, мисс Грейнджер?
  — О чем?
  — О том, что кто-то еще присутствовал во время вашего разговора с обвиняемой?
  — Он не присутствовал, он только его слышал. И, более того, я не привыкла, чтобы мне не верили на слово.
  — Мы находимся в зале суда, — напомнил Гамильтон Бергер.
  Сьюзен Грейнджер тряхнула головой и ответила:
  — Я рассказала вам все, что случилось, и говорила только правду.
  — Хорошо, это все. — Окружной прокурор взглянул на часы и обратился к судье Морану: — Ваша честь, я знаю, что объявлять перерыв еще рано, но обвинение намерено закончить представление своей версии практически сразу же после того, как возобновится слушание. Однако я хотел бы обсудить ряд аспектов со своими помощниками и проверить, все ли доказательства мы представили. Я думаю, что суд согласится, что мы достаточно быстро продвигаемся вперед. Высокий суд, конечно, понимает, с какими проблемами приходится сталкиваться государственному обвинителю: постоянно нужно думать, какие доказательства являются допустимыми с точки зрения закона и нет ли необходимости оставить что-либо для опровержения в дальнейшем доказательств, представляемых защитой. Поэтому я считаю обоснованным свою просьбу объявить перерыв сейчас, чтобы до двух часов я мог проверить, показал ли я все, что собирался, или нет. Я не сомневаюсь, что в два тридцать мы закончим представление своей версии.
  — Хорошо, — согласился судья Моран. — Объявляется перерыв до двух часов на основании того, что обвинение обещает закончить представление своей версии до половины третьего.
  Мейсон повернулся к надзирательнице, приближающейся к столу защиты, чтобы увести Элеонору Корбин.
  — Я хотел бы поговорить со своей клиенткой, — сказал он. — И предпочел бы пройти в комнату, в которой свидетели обычно ждут вызова в зал суда.
  — Да, мистер Мейсон. Заседание закончилось раньше обычного, так что я могу дать вам минут пятнадцать-двадцать.
  — Думаю, что этого окажется достаточно.
  Мейсон кивнул Делле Стрит и обратился к Элеоноре:
  — Следуйте за мной, пожалуйста, миссис Хепнер.
  Элеонора выполнила приказ адвоката.
  Мейсон плотно закрыл дверь комнаты для свидетелей.
  — Ладно, рассказывайте все, — приказал он.
  — Что?
  — Хватит притворяться. Они выбили из-под вас опору. Я не волшебник. Пришло время, когда мне просто необходимо знать, что произошло на самом деле. Окружной прокурор планирует закончить представление своей версии в половине третьего. Он практически доказал, что вы совершили предумышленное убийство первой степени. Если вы не займете место дачи показаний — вам конец. Если вы сядете в свидетельскую ложу и заявите про потерю памяти — вас разорвут на части! Если вы признаетесь, что звонили Этель Белан, как она сообщила, — для вас все кончено. Это определенно покажет, что ваша потеря памяти — просто уловка. Если вы начнете отрицать телефонный разговор с Этель Белан, то окружной прокурор, скорее всего, представит данные с коммутатора больницы, где зарегистрирован звонок из вашей палаты на номер Этель Белан. Как я предполагаю, вы звонили, когда медсестра выходила из палаты. Гамильтон Бергер также вызовет в качестве свидетелей нескольких врачей-психиатров, обследовавших вас, и они поклянутся, что вы притворяетесь и не страдаете никакой потерей памяти. Давайте, выкладывайте факты. Вы мне наврали. Вероятно, теперь уже поздно что-либо предпринимать, но мне самому, по крайней мере, необходимо знать правду.
  Элеонора постаралась не встречаться с Мейсоном глазами.
  — Почему окружной прокурор попросил именно сейчас объявить перерыв? — поинтересовалась она.
  — Потому что ему необходимо выяснить у Ричи, на самом ли деле тот слышал ваш разговор со Сьюзен Грейнджер. Если слышал и версия Ричи полностью совпадет со словами Сьюзен Грейнджер, то Гамильтон Бергер снова пригласит Ричи в свидетельскую ложу. В противном случае окружной прокурор просто выступит с заявлением о том, что, посовещавшись с помощниками, он понял, что представил уже все доказательства, какие хотел, оставив кое-что на тот случай, если потребуется опровергать что-либо, утверждаемое защитой, а поэтому обвинение закончило представление своей версии и передает слово защите.
  — Вы считаете, мистер Мейсон, что я лгу, говоря о том, что ничего не помню?
  Мейсон пожал плечами и ответил:
  — Это ваши похороны, Элеонора, причем я говорю буквально. Присяжные определенно вынесут вердикт о виновности, а в результате вас пристегнут ремнями к стальному стулу в маленькой камере без окон, все выйдут, закрыв за собой дверь, а потом вы услышите, как откроется железная крышка и гранулы цианида начнут падать в кислоту. Вы услышите шипение и…
  — Прекратите! — закричала девушка. — Не надо! Боже праведный, неужели вы считаете, что я не просыпаюсь в поту каждую ночь, думая об этом?
  — Элеонора, это ваша последняя возможность обратиться к кому-либо за помощью. Я вас слушаю.
  Элеонора посмотрела на Деллу Стрит. Обвиняемая напоминала маленького загнанного зверька.
  — Закурите? — предложила Делла Стрит.
  Элеонора кивнула.
  Секретарша вынула сигарету из сумочки и зажгла ее. Элеонора глубоко затянулась, выпустила изо рта облако дыма и заявила:
  — Все настолько кошмарно, мистер Мейсон, что, если вы узнаете правду, вы откажетесь представлять меня.
  — Давайте проверим.
  — Но правда ужасна.
  — Не тяните резину.
  — Это все правда.
  — Что? — не понял Мейсон.
  — То, что они говорили.
  — Вы имеете в виду показания свидетелей?
  Элеонора кивнула.
  — Вы убили его?
  — Нет, но какой толк мне это отрицать? Все равно никто не поверит.
  — Давайте начнем сначала, — предложил Мейсон, смягчив тон. — Однако постарайтесь не углубляться в детали, потому что у нас мало времени. Если какие-то аспекты меня особо заинтересуют, я задам вам дополнительные вопросы.
  — Я всегда была дикой, — призналась Элеонора. — Частенько попадала во всякие переделки. Мой отец консервативен. Он очень ценит свое доброе имя, положение в обществе и все в таком роде. По пути назад из Европы я познакомилась с Дугласом Хепнером. Он страшно не понравился отцу. Отец заявил мне, что если я выйду замуж за Дугласа Хепнера, то могу не рассчитывать на финансовую помощь семьи. Он выдает мне довольно крупную сумму на расходы, и несколько раз в прошлом он уже предупреждал меня, что прекратит выплаты, но на этот раз я поняла, что он на самом деле говорит серьезно.
  — Продолжайте.
  — Мы с Дугом полюбили друг друга. Не на теплоходе — все началось как обычный круизный роман. Он там пользовался огромным успехом, женщинам было практически не с кем танцевать и… Я думала, что все закончится, как только мы ступим на твердую землю, но я оказалась не права. Я осознала, что это настоящее чувство — с моей стороны, да, предполагаю, и с его тоже.
  — Что произошло?
  — Мы оба поняли, что это серьезно, и принялись обсуждать нашу женитьбу. Отец заявил, что, если я выйду замуж за Дуга, семья умоет руки.
  — Хепнер говорил вам, на что он живет и чем занимается?
  — Да.
  — Когда?
  — В течение последних нескольких недель — когда мы начали обсуждать вступление в брак. Он мне многое открыл о себе. Он перекати-поле. Авантюрист. Любил риск. Он называл себя свободным детективом. Он выяснял о том, какие драгоценности контрабандным путем ввозятся в страну, сообщал об этом властям и получал за это вознаграждение.
  — И?
  — Эта Сьюзен Грейнджер. Ненавижу ее!
  — Давайте пока оставим ваши чувства. На эмоции нет времени, рассказывайте, что произошло.
  — У Дугласа появилась идея, что Сьюзен Грейнджер возглавляет группу, занимающуюся контрабандой. Не спрашивайте, почему он так решил, — я не знаю. Не представляю, какие доказательства он собрал.
  — Он работал вместе с таможенниками? Не исключено, что они что-то ему сообщили.
  — Не думаю. Они совсем не подозревали Сьюзен Грейнджер. Они вообще позволяли ей проскальзывать сквозь таможенный досмотр, словно потенциальной наследнице какого-то престола. Да она и ведет себя как королева или аристократка голубых кровей, считая себя лучше других и всегда пытаясь заставить остальных защищаться.
  — Забудьте на какое-то время, как вы ее ненавидите, и выкладывайте мне факты, причем не тяните время.
  — Дуг сказал, что если ему удастся раскрыть деятельность преступной контрабандной организации, в которой состояла Сьюзен Грейнджер, то он получит от властей довольно крупную сумму денег в качестве награды за свои труды, и ее должно хватить на покупку компании, занимающейся импортом. Один его друг как раз собирался ее продать, а со своими знаниями и связями Дуг не сомневался, что быстро расширит сферу деятельности.
  — То есть он считал, что Сьюзен Грейнджер — контрабандистка? — уточнил Мейсон.
  — Или сама возглавляет банду, или связная. По-моему, он больше склонялся к мысли, что она — глава организации.
  — Что сделал Хепнер?
  — Объяснил, что ему придется встречаться со Сьюзен, обещал особо не увлекаться ею, а только несколько раз пригласить ее куда-нибудь, чтобы порасспрашивать по интересующим его моментам и попасть к ней в квартиру. Он собирался попросить своих помощников обыскать ее квартиру, но вначале ему требовалось подтвердить свои подозрения. Он должен был послушать, что происходит у нее в квартире. У него имелось специальное устройство — микрофон с электронным усилителем, который он прикладывал к стене в квартире Этель, и слушал, что говорилось в квартире Сьюзен Грейнджер. Мы с Дугласом разработали план. Я представлялась ревнивой, обозленной женщиной и договорилась с Этель Белан снять у нее комнату. Каким-то образом Сьюзен Грейнджер выяснила, что я переселилась в соседнюю квартиру. Не представляю как, но Дуг знал. Наверное, она сообщила Дугу, что я за ней шпионю.
  — А затем?
  — Дуг велел мне проводить в квартире как можно меньше времени. Таким образом, Сьюзен Грейнджер решила бы, что ей ничто не угрожает, и строила бы планы по сбыту драгоценностей, ввезенных контрабандным путем. Лифтер грузового лифта терпеть не может снобов, дежурящих у парадного входа. Дуг подкупил его и в результате ездил в грузовом лифте тогда, когда ему требовалось. Наши дни проходили следующим образом: Этель уходила на работу — она работает в крупном универмаге в центре города. После этого я тоже уходила, стараясь создать как можно больше шума в коридоре, чтобы меня слышала Сьюзен Грейнджер. Я спускалась вниз и каким-нибудь образом давала знать дежурному, что меня не будет целый день. Хотя я и не являлась постоянной съемщицей, Этель поставила всех в известность, что я какое-то время планирую жить у нее. Я возвращалась только к вечеру.
  — А в это время Дуглас поднимался наверх?
  — Да, — кивнула Элеонора, — в грузовом лифте.
  — Но ведь он мог заходить и в квартиру Сьюзен Грейнджер, — заметил Мейсон.
  — Мог, если захотел бы, — согласилась Элеонора.
  — А вы не в состоянии с уверенностью утверждать: заходил или нет?
  — Но зачем бы ему тогда было просить меня договариваться с Этель Белан?
  Мейсон обдумал слова своей клиентки.
  — У него имелся ключ? — наконец спросил Мейсон.
  — Конечно. Один раз я дала ему свой, чтобы сделать дубликат. Если вы рассмотрите ключи, которые нашли у него на момент смерти, то я не сомневаюсь, что найдете один, открывающий дверь квартиры Этель Белан.
  — Полиции об этом неизвестно?
  — Очевидно, нет.
  — И, как я предполагаю, Этель Белан не догадывалась, что Дуг использовал ее квартиру для подслушивания того, что происходило в квартире Сьюзен Грейнджер?
  — Нет, конечно нет. Именно для этого мы и придумали наш план. Дуглас притворялся влюбленным по уши в Сьюзен Грейнджер, а я изображала ревнивицу с разбитым сердцем, пытающуюся их застукать. Этель Белан, в общем-то, склочница и пустомеля. Она точно все выболтала бы Сьюзен, если выяснила бы о том, что происходит. Да и так у нее, наверное, стали возникать какие-то подозрения. Она предположила, что Дуг заглядывает ко мне днем, когда она уходит на работу, и начала размышлять, не притворяюсь ли я, говоря о том, что ревную его к Сьюзен, а если притворяюсь, то что за всем этим стоит? Этель Белан даже что-то обсуждала со Сьюзен Грейнджер, что здорово напугало Дуга, потому что он знал, что Сьюзен совсем не глупа и может разобраться, где тут собака зарыта. В результате Дуг велел мне подстроить все таким образом, чтобы Сьюзен высказала мне все, что обо мне думает. Я должна была показать ей револьвер, угрожать всем и вся, в общем, представляться ревнивой неврастеничкой, опасной для окружающих. Я сделала, как просил Дуг, и это сработало. Я точно не знаю, что произошло, но через полчаса после сцены со Сьюзен Дуг пришел в мою комнату в квартире Этель Белан, установил подслушивающее устройство и оказался страшно доволен услышанным. Он заявил мне, что теперь знает ответ. Он попросил у меня мой револьвер, объяснил, что ему нужно уйти и что он сам свяжется со мной позднее.
  — И вы дали ему револьвер?
  — Конечно. Я готова была отдать ему все, о чем бы он ни попросил.
  — Вы не были женаты?
  — Мы собирались пожениться, как только…
  — Но вы не были женаты?
  — Дуг сказал, что придется немного подождать, но в Юму и Лас-Вегас мы ездили как муж и жена.
  — Тогда почему вы заявили, что вышли за него замуж?
  — Дуг сказал, что мы можем считать себя состоящими в гражданском браке, и велел мне послать телеграмму из Юмы моей семье. Мы не хотели лишнего шума.
  — А авария?
  — Я ее придумала.
  — Но его машина оказалась разбита, — заметил Мейсон.
  — Я в курсе. Именно поэтому мне пришла в голову идея аварии. Мне требовалось как-то объяснить потерю памяти.
  — Когда его машину разбили?
  — В воскресенье вечером — за день до убийства. Огромный грузовик вылетел из-за поворота и поехал прямо на Дуга. Удивительно, что Дуг спасся. Водитель грузовика пытался его убить. Понимаете, эта группа давно занимается контрабандой и… Они способны на все. После этого покушения на его жизнь я умоляла Дуга остановиться, потому что стало понятно, что они за ним охотятся. Я отдала ему револьвер. Дуг обещал мне остановиться, если ему не удастся раскрыть это дело в течение двух следующих дней. Он не сомневался, что у него вот-вот все получится, он хорошо заработает и начнет свой бизнес.
  — Итак, вы отдали ему револьвер. Что вы сделали после этого?
  — Ушла из квартиры.
  — А когда вы вернулись?
  — Позднее, — опустила глаза Элеонора.
  — Насколько позднее?
  — Значительно позднее.
  — Дуг находился в квартире, когда вы вернулись?
  — Нет.
  — А Этель Белан?
  — Нет, она уехала на выходные и планировала вернуться только в понедельник.
  — А откуда взялись драгоценные камни?
  — Мистер Мейсон, клянусь вам, что этот рассказ — чистейшей воды ложь. У меня никогда не было никаких драгоценных камней. Я их даже не видела. Вы должны мне поверить! Она нагло врала, когда говорила, что я рассматривала какие-то камни.
  — Вы не спрятали их у себя в вещах? — спросил Мейсон, холодно глядя на свою клиентку.
  — Поверьте, мистер Мейсон, сейчас я говорю правду.
  — Я уже слышал, как вы говорите правду.
  — Клянусь всем святым.
  — Это я тоже уже слышал.
  — Пожалуйста, верьте мне! — взмолилась Элеонора.
  — Это сложно. Слишком много доказательств против вас. Мне предстоит трудная борьба. Они практически подтвердили вашу вину. Вас несколько раз уличили во лжи. Вне всякого сомнения доказано, что Дугласа Хепнера застрелили из вашего револьвера, а незадолго до его смерти вы утверждали, что Сьюзен Грейнджер пытается украсть у вас парня, и что если он не достанется вам, то его никто не получит, и что вы лучше убьете его, чем откажетесь от него.
  — Я знаю, — кивнула Элеонора, — но я пытаюсь объяснить вам… Эти вещи просил меня сказать Дуг. Я играла роль по его просьбе!
  — Спасти вас от смертного приговора мог бы только один человек, если бы подтвердил вашу версию случившегося, — заметил Мейсон.
  — Кто?
  — Дуглас Хепнер, но он мертв. Если вы открыли мне правду, вы отдались в руки судьбы, если нет…
  — Это чистая правда, мистер Мейсон!
  — Вы врете о драгоценных камнях.
  — Нет.
  — Но, предположим, эти камни найдут среди ваших вещей?
  — Тогда, наверное, мне нужно готовиться в газовую камеру. Это окажется подтверждением рассказа Этель Белан, и… люди подумают, что Дуг отнял камни у контрабандистов, я их у него украла и… Из такой ямы мне уже никогда не выбраться.
  — Вы и сейчас уже так глубоко впутались, что я сомневаюсь, удастся ли вам отвертеться.
  — Но разве я не могу рассказать им правду? Разве я не могу прямо заявить, что Дуг просил меня играть определенную роль? Что Дуг работал своего рода детективом на таможню? Вы пригласите кого-то из таможенников, и они это подтвердят. Разве нельзя хотя бы намекнуть, что Сьюзен Грейнджер — контрабандистка? Насколько мне известно, кто-то вломился в ее квартиру и выдавил всю краску из тюбиков, пока она ездила в Лас-Вегас. Наверное, она прятала драгоценности в них.
  — Не исключено, — согласился Мейсон. — А с кем она ездила в Лас-Вегас?
  — Этого я не знаю.
  — Предположим, мы сделаем все так, как вы предлагаете, и присяжные нам поверят. В таком случае рассказ Этель Белан о том, как она видела вас с кучей драгоценных камней, разложенных на кровати, делает вас взломщицей. Получается, что вы проникли в квартиру Сьюзен Грейнджер, срезали донышки у тюбиков с краской, нашли камни, попытались скрыть их от Дугласа Хепнера, разругались с ним, а потом застрелили его.
  — Но Этель Белан врет об этих камнях!
  — Давайте пока оставим это, — устало сказал Мейсон. — А теперь объясните мне, почему вы бегали по парку в обнаженном виде и зазывали мужчин…
  — Это не так, мистер Мейсон. Я просила о помощи. Я пыталась убедить женщину следовать за мной.
  — Но получилось как раз наоборот, — заметил Мейсон. — Когда женщина побежала за вами, вы закричали и…
  — Она бросилась за мной с гаечным ключом.
  — Но почему вы хотели, чтобы она следовала за вами?
  — Чтобы она нашла тело Дуга.
  — Что?! — Мейсон не поверил своим ушам.
  — Да, я хотела, чтобы она нашла тело Дуга, — подтвердила Элеонора. — Я собиралась привести ее к нему.
  — Вы знали, что его труп лежит там?
  — Конечно.
  — Откуда?
  — Потому что мы с Дугом обычно встречались в парке. Если что-то случалось, или мы путали сигналы, или хотели что-то обсудить друг с другом, мы встречались в определенном месте. Когда я отправилась туда в тот вечер, я нашла его мертвым. Рядом лежал мой револьвер.
  — Продолжайте, — попросил Мейсон, в бессилии посмотрев на Деллу Стрит.
  — Конечно, я была в шоке, но… я мгновенно поняла, в каком положении оказалась. В предыдущий день я угрожала Сьюзен Грейнджер. Я попала в ловушку. Я имею в виду, события развивались таким образом, что я в ней оказалась. Дуг не имел к этому отношения. В предыдущий день я поклялась, что убью Дуга, если он от меня откажется, и что если он не достанется мне, то никто его не получит, я показала Сьюзен Грейнджер свой револьвер — и тут он валялся рядом с трупом. Я отдала оружие Дугу. Наверное, кто-то шел следом за ним, когда Дуг отправился на встречу со мной, одолел его, вытащил у него из кармана револьвер и выстрелил Дугу в затылок. Я просто не представляла, что делать.
  — Да уж, — сухо произнес Мейсон. — А теперь расскажите, что вы все-таки сделали, и постарайтесь говорить правду.
  — Я подняла револьвер с земли и отправилась искать место, где его спрятать. Я страшно боялась, что меня арестуют, пока оружие еще находилось в моих руках. Я понимала, что, пока я от него не избавилась, я нахожусь в крайне уязвимом положении. В конце концов я нашла место, где суслик или какой-то другой зверек вырыл ямку. Я опустила в нее револьвер, присыпала его землей, а сверху накидала сухих листьев и травы. Я не предполагала, что его там обнаружат.
  — А затем?
  — Я понимала, что попала в переделку. Я запаниковала, не представляя, как действовать дальше. А если теряешь самообладание, то становится сложно трезво мыслить.
  — Чего вы добивались?
  — Я решила, что если меня увидят в парке в обнаженном виде, я заявлю, что на нас с Дутом напал неизвестный, он убил Дуга и пытался меня изнасиловать, но я от него вырвалась, нахожусь в полуобморочном состоянии и не осознаю, что делаю.
  — Продолжайте.
  — Я бросилась в квартиру Этель Белан и разделась, затем взяла ее плащ и отправилась назад в парк. Я попыталась устроить все таким образом, словно в том месте, где убили Дуга, велась борьба, разбросала вещи вокруг, потом спрятала плащ и пошла искать припаркованную машину. Я подошла к ней, сигнализируя сидевшей внутри женщине. Я пыталась представить, что мне неловко подходить близко, потому что в машине находится мужчина. Я взывала о помощи… Вы знаете, что произошло. Женщина бросилась в погоню за мной с гаечным ключом, решив, что я пытаюсь совратить ее парня. Наверное, я кричала, когда убегала от нее. Мне удалось скрыться. Тут я поняла, что все оказалось даже хуже, чем было. Я не могла позволить себе снова провернуть подобный трюк с еще одной машиной, собрала вещи в кучу, затолкала их в еще одну нору, засыпала землей и…
  — А сейчас они где? — перебил Мейсон.
  — Насколько мне известно, все в той же норе.
  — А дальше?
  — Я достала плащ из того места, где его спрятала, надела и отправилась назад в квартиру Этель Белан, но… тут вмешалась судьба и все мои усилия пошли насмарку. Меня подобрала полиция, и я не представляла, что им сказать. Мне требовалось время, чтобы все обдумать. Мне приходилось бывать в переделках, и один раз я уже использовала трюк с потерей памяти, чтобы выкрутиться. Врач мне подыгрывал — он ко мне очень хорошо относился, — и мне все сошло с рук. Я решила, что та потеря памяти будет прецедентом, все решат, что мне вообще подобное свойственно, и… И я притворилась, что ничего не помню.
  — Элеонора, вы в самом деле надеетесь, что кто-то вам поверит? — спросил Мейсон.
  Вначале она опустила глаза, но потом подняла их и покачала головой:
  — Нет. Теперь нет.
  — Если вы расскажете подобное из свидетельской ложи, то окружной прокурор разорвет вас на части, покажет, что вы врали многократно в прошлом, ваша версия абсолютно неправдоподобна, и в результате вас обвинят в предумышленном убийстве первой степени.
  — Насколько я понимаю, вопрос в том, чтобы разбить версию Этель Белан о том, что она видела у меня драгоценные камни, — заявила Элеонора, не отводя взгляда. — Если они у меня были, то люди подумают, что я забрала их у Сьюзен Грейнджер, пока она находилась в Лас-Вегасе. Что я попыталась скрыть их от Дуга, мы поссорились, и я его убила.
  — Вот именно, — подтвердил Мейсон. — Во время перекрестного допроса или в какой-то другой стадии судебного процесса должно всплыть, как Дуглас Хепнер зарабатывал себе на жизнь. Пока окружной прокурор старался это скрыть. Не исключено, что, если я вызову вас в свидетельскую ложу, он спросит про это. Если я приступлю к представлению доказательств, он тоже, наверное, ввернет это каким-то образом.
  — А если вы не станете представлять никаких доказательств, то он это не упомянет?
  — Тогда ему и не потребуется.
  — Я открыла вам всю правду, мистер Мейсон. Больше я ничего сделать не в состоянии.
  — Это ваш последний шанс, — напомнил Мейсон.
  — Я сказала все, что мне известно.
  Мейсон встал со стула.
  — Пойдем, Делла, — обратился он к секретарше.
  Выйдя из комнаты для свидетелей, Мейсон кивнул надзирательнице:
  — Я закончил разговор с подзащитной.
  Глава 14
  Мейсон, Делла Стрит и Пол Дрейк обедали в уютном ресторанчике, расположенном неподалеку от Дворца правосудия, где они обычно занимали какой-нибудь отдельный кабинет и совещались во время дневного перерыва, если слушалось дело, в котором участвовал Мейсон.
  — Что ты намерен предпринять? — поинтересовался Пол Дрейк.
  — Понятия не имею, — признался Мейсон. — Но что-то необходимо придумать, причем не откладывая в долгий ящик. Если все останется так, как есть, то у нас нет ни одного шанса.
  К их столику подошел официант со счетом и спросил:
  — Все в порядке?
  — Спасибо. Все отлично.
  — Сейчас по тебе не скажешь, что ты готовишься к смертельный схватке с Гамильтоном Бергером, который точит зубы, чтобы перегрызть тебе горло, — заметил Дрейк.
  — И аппетит у тебя не испортился, — добавила Делла Стрит.
  — Я не могу допустить, чтобы страдал аппетит. Пища — это энергия. Я не съел ничего тяжелого, но заказал калорийные блюда, чтобы выдержать предстоящий бой. Ну и денек выдался!
  — Разве ты не можешь вызвать Элеонору в свидетельскую ложу и позволить ей рассказать свою версию независимо от того, что она звучит неправдоподобно? — обратился к адвокату Пол Дрейк.
  Мейсон покачал головой.
  — Тогда запутай всех так, чтобы никто не мог разобраться, где белое, где черное. Представь Сьюзен Грейнджер отрицательным, зловещим персонажем, контрабандисткой, поставляющей драгоценные камни в страну в тюбиках с краской. Элеонора украла у нее драгоценности. Сьюзен была готова на все, чтобы их вернуть. Элеонора передала их Дугласу Хепнеру. Вот тебе мотив и возможность. Черт побери, Перри, устрой этой Сьюзен веселенькую жизнь во время перекрестного допроса, заставь повертеться как на горячей сковородке, пусть попотеет, расспроси про великую любовь к искусству, намекни, что она контрабандистка со стажем. Поинтересуйся, почему она не сообщила в полицию о вандализме, который привел ее в такое возмущение.
  Мейсон снова покачал головой.
  — Почему нет, Перри?
  — Потому что это не так.
  — Не будь наивным. Большинство адвокатов по уголовным делам не обращают особого внимания на правду. Если в результате раскрытия правдивой информации клиент попадает в неприятную ситуацию, то следует переходить к другим методам.
  — Я боюсь всего, что не является правдой, — ответил Мейсон. — Моя клиентка представила мне версию, которой практически невозможно поверить, но это ее версия. Если я, как ее адвокат, буду придерживаться этой версии, я, по крайней мере, останусь верным моим принципам. Не исключено, что я думаю, что это ложь, но я не знаю, что это ложь. Если же я сам составлю какую-нибудь версию, я буду точно знать, что это ложь, а я боюсь всего фальшивого. Адвокату всегда следует искать правду.
  — Но рассказ твоей клиентки просто не может быть правдой! — воскликнул Дрейк.
  — Тогда моя задача найти правду.
  — Причина, по которой она лжет, заключается в том, что твоя клиентка просто боится посмотреть правде в глаза.
  — Ты имеешь в виду, что Элеонора убила Хепнера?
  — Не исключено. Или ее в капкан загнала целая цепь обстоятельств.
  — Если Элеонора убила Хепнера — ей конец. Если нет — то только правда спасет ее. Она боится, что присяжные не поверят ей. Мой долг — раскрыть правду, а затем проследить, чтобы ее узнали присяжные и поверили в то, что это и есть правда.
  — Да, твой долг — показать Этель Белан лгуньей, Сьюзен Грейнджер — контрабандисткой, а Элеонору — невинной девочкой в беленьком платьице, — саркастически заметил Дрейк.
  — Элеонора почему-то поступает таким образом, что разрушает у других веру в себя. Сьюзен Грейнджер излучает уверенность, и у всех создается впечатление, что это серьезная, целеустремленная женщина и уж точно говорит правду, сидя в свидетельской ложе. Она гордится собой, обладает аристократическими манерами. Она с презрением смотрит на любые увертки и махинации. Кажется, что она не имеет за собой никаких грехов. С другой стороны, именно Элеонора трясла револьвером, врала о замужестве, заявляла, что убьет любимого, если он ей изменит, и что если он не достанется ей, то никто его не получит. Она предавала себя каждый раз, когда раскрывала рот. Как только она признается из свидетельской ложи, что знала, что Дугласа Хепнера убили из ее револьвера и… Тут все понятно без объяснений.
  Пол Дрейк взглянул на часы.
  — Да, Перри, наверное, ей придется готовиться в газовую камеру, — вздохнул сыщик. — Конечно, страшно неприятно, что Гамильтон Бергер одолел тебя на этот раз, но ничего не поделаешь.
  — Дело — как по специальному заказу окружного прокурора, — заметил Мейсон. — Неудивительно, что Гамильтон Бергер ходит такой счастливый. Он уже несколько лет ждет победы надо мной. На этот раз все складывается в его пользу.
  — Но что ты все-таки намерен делать, шеф? — спросила Делла Стрит.
  — Не представляю, — признался Мейсон. — Элеонора — моя клиентка, и я собираюсь ее защищать в меру своих сил и возможностей. Гамильтон Бергер, несомненно, провел обеденный перерыв в беседе с Уэбли Ричи. Если Сьюзен Грейнджер наврала, то Ричи, конечно, не станет ее поддерживать, а следовательно, Бергер объявит о завершении представления версии обвинения, как только заседание суда откроется вновь. Если же, наоборот, окажется, что Ричи готов подтвердить все, что рассказала Сьюзен Грейнджер, Бергер пригласит его на место дачи показаний.
  — Но ты не в состоянии растягивать перекрестный допрос Ричи дольше нескольких минут, — заметил Дрейк. — Если, конечно, он только подтвердит тот разговор.
  — Мне необходимо найти где-то изъян. Моя единственная надежда — это то, что Гамильтон Бергер объявит о завершении представления версии обвинения без приглашения Ричи в качестве свидетеля. В таком случае я точно буду знать, что с рассказом Сьюзен Грейнджер что-то не так. Если он вызовет Ричи — дело Элеоноры безнадежно. Ричи — барометр.
  Мейсон, Пол Дрейк и Делла Стрит вернулись во Дворец правосудия, сели в лифт и поднялись в зал, где слушалось дело по обвинению Элеоноры Корбин.
  Клиентка Мейсона определенно проплакала весь обеденный перерыв. Ее глаза опухли и покраснели, что, бесспорно, совсем не способствовало победе адвоката.
  Делла Стрит посмотрела на суровые мрачные лица двенадцати мужчин и женщин и на то, как они без всякого сочувствия оценивали обвиняемую, и склонилась к Мейсону:
  — Боже, шеф, я сейчас сама готова разрыдаться. Ты только взгляни на лица присяжных.
  — Знаю, — ответил Мейсон.
  Улыбающийся Гамильтон Бергер в сопровождении помощников с победным видом вернулся в зал суда. Через несколько секунд судья Моран занял свое место и объявил заседание открытым.
  — Обвинение готово? — обратился судья Моран к окружному прокурору.
  — Сейчас все решится, — прошептал Мейсон Делле Стрит.
  Гамильтон Бергер поднялся на ноги.
  — Ваша честь, — повернулся он к судье, — мы хотели бы пригласить еще одного свидетеля. Мы не предполагали, что он готов подтвердить версию мисс Грейнджер, пока мисс Грейнджер не заявила, что ее разговор с обвиняемой слышал еще один человек, что крайне удивило нас. Поскольку я не догадывался, что подобная ситуация имела место, я не спрашивал об этом разговоре ни мисс Грейнджер, ни мистера Ричи. В своей беседе со мной точно так же, как во время дачи показаний из свидетельской ложи, мисс Грейнджер говорила, что тогда присутствовали только она и Элеонора Корбин, и я не стал это уточнять. Мне просто не пришло в голову спросить, слышал ли их разговор кто-то, кто не присутствовал во время него. Я упоминаю все это, чтобы объяснить суду и адвокату защиты свою позицию. Мистер Уэбли Ричи, пройдите, пожалуйста, вперед. Вы уже принимали присягу, так что прямо садитесь в свидетельскую ложу.
  Ричи направился к месту дачи показаний с чувством собственного достоинства, сел на предназначенный для свидетелей стул и покровительственно посмотрел на Мейсона, потом, повернувшись к Гамильтону Бергеру, приподнял брови в немом вопросе. Все его манеры показывали, что он благосклонно разрешил окружному прокурору допросить его.
  — Вы слышали разговор между обвиняемой и Сьюзен Грейнджер пятнадцатого числа текущего года? — обратился Гамильтон Бергер к свидетелю.
  — Да, сэр.
  — Где происходил тот разговор?
  — У дверей квартиры триста шестьдесят.
  — Кто присутствовал во время того разговора?
  — Мисс Грейнджер и обвиняемая.
  — Перескажите нам, пожалуйста, суть разговора, — попросил Гамильтон Бергер.
  — Минутку, — перебил Мейсон. — Мне хотелось бы задать предварительный вопрос.
  — Я не думаю, что вы имеете на это право, — заметил Гамильтон Бергер. — Вы можете выступить с возражением, если желаете.
  — Хорошо. Я возражаю на основании того, что для ответа на поставленный вопрос требуется вывод свидетеля. Свидетель только что заявил, что во время разговора присутствовали два человека, следовательно, он сам не присутствовал.
  — Но он может дать показания о том, что слышал, — сказал судья Моран.
  — При условии, что он идентифицирует голоса, а никакого должного обоснования заложено не было.
  — О, если вы так хотите!.. — с раздражением воскликнул Бергер и повернулся к свидетелю: — Вы знакомы с обвиняемой, мистер Ричи?
  — Да, сэр.
  — Вам приходилось с ней разговаривать?
  — Ну… при случае.
  — Вы знаете ее голос?
  — Да. Я прекрасно знаю ее голос.
  — И она была одной из участниц того разговора?
  — Да, сэр.
  — А второе лицо?
  — Это была мисс Грейнджер.
  — А ее голос вы знаете?
  — Отлично.
  — Продолжайте. Опишите нам, что происходило.
  — Мисс Грейнджер заявила, что не позволит никому за ней шпионить, ей это не нравится, она независимый человек, сама оплачивает свои счета и не допустит, чтобы кто-то следил за ее действиями.
  — Что на это ответила обвиняемая?
  — Элеонора Корбин заявила, что Сьюзен Грейнджер пытается украсть ее парня.
  — Парня или мужа?
  — Парня.
  — Продолжайте, пожалуйста.
  — Обвиняемая сказала, что не намерена оставаться в стороне, пока у нее уводят парня, а если Сьюзен Грейнджер и дальше будет вмешиваться, то она застрелит ее, а если обвиняемой не удастся заполучить своего парня назад никакими средствами, то она проследит, чтобы он вообще никому не достался.
  — Она объяснила, как она намерена обеспечить подобное?
  — Да. Пообещала, что убьет его.
  — И показала револьвер?
  — Я не видел, что происходило. Я только слышал, что говорилось. Однако из произносимого я понял, что она показала какое-то оружие мисс Грейнджер и сказала что-то вроде: «Вы видите, что я готова выполнить свое обещание».
  — Вы можете проводить перекрестный допрос, — повернулся Гамильтон Бергер к Мейсону.
  Адвокат взглянул на часы. Ему требовалось срочно разработать какую-то стратегию, благодаря которой самый обычный, ничем не примечательный свидетель превратится в ключевую, противоречащую самому себе фигуру, а в результате процесс растянется и слушание будет перенесено на следующий день.
  — Вы в дальнейшем высказывали неудовольствие сторонам, участвовавшим в том разговоре, в связи с устроенной сценой?
  — Да, я беседовал с мисс Грейнджер на эту тему.
  — В своей официальной должности?
  — Конечно.
  — Вы работаете дежурным в доме «Белинда», а поэтому считаете, что вашим долгом является поддержание порядка и репутации дома?
  — Совершенно верно.
  — И именно поэтому вы беседовали с мисс Грейнджер и даже укоряли ее, не так ли?
  — Да, сэр.
  — Что вы ей сказали?
  — Многоквартирный дом «Белинда» имеет прекрасную репутацию, и нам не нравится, когда жильцы устраивают сцены в коридоре.
  — Что вы сказали обвиняемой?
  — Я с ней не разговаривал. Она ушла практически сразу же после перебранки.
  — Почему вы не поговорили с ней позднее?
  — Ну… понимаете, мне официально не сообщалось, что Элеонора Корбин является жильцом дома «Белинда». Она находилась там в качестве гостя квартиросъемщицы. На самом деле она договорилась о финансовой стороне дела с мисс Белан, но предполагалось, что это конфиденциально. Никто не должен был знать, что мисс Белан сдала часть своей квартиры в субаренду. Обвиняемая считалась гостем. В таком случае от нее не требовалось регистрироваться.
  — Понятно. Кто поставил вас в известность о существующей договоренности?
  — Мисс Белан.
  — Не обвиняемая?
  — Нет.
  — В таком случае вы лично никогда не разговаривали с обвиняемой?
  — Я видел ее время от времени.
  — Но не разговаривали с ней?
  — Официально я старался не замечать, что она стала квартиросъемщиком в доме «Белинда».
  — В таком случае вы не разговаривали с ней?
  — Не в том смысле, который обычно вкладывается в это слово.
  — Тогда откуда вы знаете ее голос?
  Свидетель смутился.
  — Я… я его слышал, — пролепетал он.
  — Каким образом вы его слышали?
  — Я слышал, как она разговаривала.
  — Когда вы слышали, как она разговаривала?
  — Не знаю. Время от времени, я предполагаю.
  — По телефону?
  — Да, по телефону.
  — Вы одновременно работаете и оператором коммутатора?
  — У нас в доме есть оператор коммутатора, но я… Я иногда проверяю звонки.
  — Но сами на коммутаторе не работаете?
  — Нет.
  — Вы знаете, как им пользоваться?
  — Боюсь, что нет.
  — Тогда, заявляя, что вы иногда проверяете звонки, вы имели в виду, что вы иногда подслушиваете, о чем разговаривают жильцы?
  — Я не стал бы использовать этот термин, мистер Мейсон. Понимаете, иногда приходится принимать решения по загруженности линии.
  — Что вы имеете в виду?
  — Если, например, человек заказал междугородный звонок, а потом ведет пустую беседу по местному телефону, и тут звонит телефонистка междугородной связи, от меня требуется дать сигнал нашему оператору коммутатора, прерывать местный разговор или нет.
  — Понятно. Для этого нужны точная оценка ситуации и здравый смысл?
  — Рассудительность и благоразумие.
  — И вы должны знать привычки жильцов?
  — Определенно.
  — Я имею в виду телефонные привычки.
  — Да, сэр.
  — И представлять, насколько важен междугородный звонок?
  — Да.
  — И единственный способ добиться этого — время от времени подслушивать разговоры, не так ли?
  — Я не стал бы утверждать подобное.
  — Каким еще образом можно получить информацию такого рода?
  — Не знаю. Наверное, интуитивно.
  — И вы слушаете разговоры других людей, не так ли?
  — Мне приходилось слышать разговоры жильцов.
  — И это вошло у вас в привычку?
  — Конечно, нет!
  — Например, когда вы ничем другим не заняты?
  — Ну, мне доводилось слышать… я… слушал разговоры, когда считал, что для этого имеются основания.
  — И коммутатор устроен таким образом, что любой разговор можно подслушать из вашего кабинета? Другими словами, с вашего аппарата вы можете подсоединиться к любому разговору из квартир, расположенных в доме «Белинда»?
  — Конечно, наш коммутатор…
  — Отвечайте на вопрос, — перебил Мейсон. — Разве не является фактом, что с вашего аппарата вы можете подсоединиться и подслушивать любой разговор из всех квартир дома «Белинда»?
  — Ну, вы понимаете…
  — Я хочу получить ответ на заданный вопрос, — громовым голосом объявил Мейсон. — Это факт или не факт?
  — Да, сэр.
  — У вас имелись какие-либо основания не отвечать прямо на мой вопрос? Вы постыдились признаться в том, что подслушиваете чужие разговоры?
  — Нет, определенно нет.
  — Но у меня создалось именно такое впечатление после ваших многочисленных уверток, — заметил Мейсон.
  — Комментарии адвоката защиты излишни, — вскочил со своего места Гамильтон Бергер. — Не было никаких многочисленных уверток.
  Мейсон улыбнулся судье Морану.
  — Я не стану спорить по данному пункту, — улыбнулся адвокат, — и предлагаю оставить вопрос на усмотрение присяжных.
  — Но мне не нравятся намеки, занесенные в протокол, — протестовал Гамильтон Бергер.
  — Я как раз и предполагал, что вам они не понравятся.
  — Прекратите, господа, — сказал судья Моран. — Не надо переходить на личности. Продолжайте перекрестный допрос, мистер Мейсон.
  — В соответствии с вашей версией того разговора мисс Грейнджер выступает истинной леди. Она никому не угрожала?
  — Нет, сэр.
  — Она не доставала револьвер и не трясла им перед обвиняемой?
  — Определенно нет.
  — Она не грозилась пристрелить Элеонору Корбин?
  — Нет, сэр.
  — Она не грозилась пристрелить Дугласа Хепнера?
  — Нет.
  — Она достойно вела себя на протяжении всего разговора?
  — Да, сэр.
  — Тогда почему вы посчитали своим долгом укорять ее?
  — Я… ну именно она оказалась инициатором скандала. Она распахнула дверь квартиры, в которой находилась обвиняемая, и заявила Элеоноре Корбин, что не позволит ей шпионить за собой.
  — Вы находились в соседней квартире, как вы утверждаете?
  — Да, сэр.
  — Как вам удалось так четко слышать все произносимое?
  — Дверь квартиры была открыта.
  — Вы находились там в своей официальной должности?
  — Да, сэр.
  — Тогда почему в таком случае вы не вышли в коридор и сразу же не прекратили начавшуюся перебранку?
  Свидетель колебался.
  — Отвечайте, — настаивал Мейсон. — Почему? Что вас сдерживало?
  — Конечно, после того как проработаешь в подобном доме несколько лет, привыкаешь действовать с большой долей благоразумия и осторожности. Вмешиваться в ссору двух разозленных женщин…
  — Двух разозленных женщин? — перебил Мейсон.
  — Ну да, сэр.
  — Но вначале вы утверждали, что одна была разозленная, а вторая — достойная. Значит, обе показались вам разозленными?
  — Я думаю, что мисс Грейнджер была разозлена, когда начала разговор.
  — Она распахнула дверь и обратилась к обвиняемой?
  — Я… я не знаю насчет того, толкнула она дверь или нет. Я их не видел. Только слышал.
  — И мисс Грейнджер была разозлена?
  — Ее чувства были оскорблены.
  — Вы очень интересно проводите разграничение, мистер Ричи, — заметил Мейсон. — Одна женщина — разозленная, у второй оскорблены чувства. Однако, отвечая на мой вопрос о том, почему вы не вмешались, вы заявили, что не хотели разнимать ссору двух разозленных женщин.
  — О, пусть будет по-вашему, мистер Мейсон. Я не собираюсь с вами спорить по пустякам.
  — Вы не спорите со мной по пустякам. Я пытаюсь докопаться до истинной картины того, что произошло на самом деле.
  — Неужели это так важно? — с ехидством спросил Гамильтон Бергер.
  — Важно, потому что показывает пристрастность свидетеля.
  — Он абсолютно беспристрастен, — с чувством ответил окружной прокурор.
  — Правда? Мистер Ричи, вы заявили, что во время того разговора находились в соседней квартире, не так ли?
  — Да, сэр.
  — И дверь была открыта?
  — Да, сэр.
  — Вы имеете в виду дверь из квартиры в коридор?
  — Да, сэр.
  — И вы слышали всю перебранку?
  — Да, сэр.
  — В какой квартире вы находились? — Мейсон поднялся со своего места и громовым голосом повторил вопрос еще раз: — В какой квартире вы находились?
  — Ну, я… я находился в соседней квартире.
  — Соседней с чем?
  — Соседней… ну, близлежащей квартире.
  — Вы использовали слово «соседняя» полдюжины раз. Так это была соседняя квартира или нет?
  — Близлежащая.
  — Это была соседняя квартира?
  — В настоящий момент, мистер Мейсон, мне сложно ответить, в какой квартире я находился!
  — Вы помните весь разговор практически дословно и не помните, в какой квартире находились?
  — Ну, я об этом не задумывался.
  — Задумайтесь теперь. В какой квартире вы находились?
  — Я… я не уверен, что могу… мне сложно…
  — Это была соседняя квартира?
  — Соседняя с чем?
  — Вы использовали это слово, — заметил Мейсон. — Что вы имели в виду?
  — Ну, я… я не знаю, что имел в виду.
  — Другими словами, вы использовали слова, не зная их значения?
  — Я знаю значение слова «соседний».
  — И вы использовали это слово?
  — Да, сэр.
  — Хорошо, что вы имели в виду, когда его использовали?
  — Ну… я не подумал.
  — Вы под присягой?
  — Да, конечно.
  — Вы знали, что даете показания под присягой?
  — Да, сэр.
  — И тем не менее вы употребили слово «соседний», знали его значение, но не думали о значении, когда употребляли слово?
  — Вы несправедливо все обрисовываете.
  — Выразите все своими словами. Обрисуйте справедливо.
  — О, ваша честь, — поднялся со своего места Гамильтон Бергер. — Делается попытка оказать давление на свидетеля.
  — Никто не оказывает на него давление, — возразил Мейсон. — Перед нами свидетель, на всех и вся смотрящий свысока. Он дюжину раз заявил, что находился в соседней квартире. Сейчас я пытаюсь выяснить, на самом ли деле он находился в соседней квартире.
  — Ну, если вы хотите абсолютной точности, то имеются две соседние квартиры — по одной с каждой стороны, — сказал Ричи.
  — Именно этого я и добиваюсь. Вы понимаете значение слова «соседний»?
  — Да, сэр.
  — И что значит «соседний»?
  — Прямо прилегающий к…
  — Правильно. Вы находились в квартире, прямо прилегающей к триста шестидесятой?
  — В настоящий момент мне сложно вам ответить, мистер Мейсон.
  — Вопрос задавался уже дюжину раз, и свидетель уже отвечал на него дюжину раз, — запротестовал Гамильтон Бергер. — Свидетель заявил, что он не помнит.
  — Он не заявлял ничего подобного, — заметил Мейсон. — Он утверждает, что ему сложно мне ответить. Так вы находились в одной из соседних квартир или нет, мистер Ричи?
  — Ну… я… может быть.
  — Вы заявили это дюжину раз, не так ли?
  — Я не знаю, сколько раз.
  — Вы использовали слово «соседний»?
  — Наверное. Я использовал его, не думая.
  — Вы давали показания не думая?
  — Нет, только использовал это слово не думая.
  — Вот именно. Вы выдали себя, используя это слово. Есть только одна соседняя квартира, в которой была открыта дверь, — триста пятьдесят восьмая. Это квартира Сьюзен Грейнджер. Она вышла в коридор, вернее, стремительно вылетела, заметив, что обвиняемая наблюдает за Дугласом Хепнером, направляющимся к лифту. Она вылетела в коридор и оставила дверь открытой. Поэтому вы слышали весь разговор. Вы находились в квартире Сьюзен Грейнджер, не так ли?
  — Я… не помню.
  — Вы не помните, находились ли вы в квартире Сьюзен Грейнджер во время того разговора?
  — Я… я… ну… сейчас, подумав, я помню, что да.
  — О, значит, вы находились там?
  — Да, сэр.
  — Официально?
  — Да, в связи с моей работой. Да, сэр.
  — И вы находились в той квартире, когда Сьюзен Грейнджер вылетела в коридор и оставила дверь открытой?
  — Да, сэр.
  — Когда Дуглас Хепнер покидал квартиру Сьюзен Грейнджер, он вышел через ту же дверь и направился к лифту?
  — Да, сэр.
  — А Сьюзен Грейнджер подошла опять же к входной двери и следила, не приоткроется ли дверь триста шестидесятой квартиры, не так ли?
  — Я не в состоянии читать чужие мысли.
  — Но она подошла к входной двери?
  — Да, сэр.
  — И вы услышали, как захлопнулась дверца лифта, что означало, что Дуглас Хепнер поехал вниз?
  — Да, сэр.
  — А затем увидели, как Сьюзен Грейнджер вылетела в коридор?
  — Я не знаю, что вы имеете в виду под словом «вылетела». Она вышла в коридор.
  — Быстро? Рассерженно?
  — Да.
  — И вы находились в ее квартире с раскрытой дверью и слышали разговор?
  — Да, сэр.
  — А теперь объясните, почему вы пытались скрыть то, что находились в квартире Сьюзен Грейнджер? — спросил Мейсон, вытянув вперед руку и показывая пальцем на Ричи.
  — Я не пытался. Я сказал, что находился в соседней квартире.
  — Значит, когда вы заявляли, что находились в соседней квартире, вы имели в виду, что вы находились в квартире, соседней с квартирой Этель Белан, другими словами, в квартире Сьюзен Грейнджер?
  — Конечно.
  — Тогда почему вы утверждали, что вам сложно сказать, в какой квартире вы находились?
  — Ну, мне не хотелось это упоминать в таких выражениях.
  — Вы не пытались создать впечатление, что не помните, в какой квартире находились?
  — Конечно нет. Я говорил, что мне сложно сказать вам. Я крайне осторожно выбирал слова.
  — А вы обратили внимание, что господин окружной прокурор запутался, слушая ваши заявления, и обратился к суду с возражением, утверждая, что вы уже дюжину раз повторили, что не помните. Вы слышали слова окружного прокурора?
  — Да, сэр.
  — Но вы не попытались его поправить и объяснить ему, что дело не в том, что вы не помните, а в том, что вам просто сложно это сказать?
  — Ну… я считаю, что господин окружной прокурор сам в состоянии о себе позаботиться.
  — Вам не нужно за него думать, не так ли?
  — Можете и так сформулировать, если хотите.
  — А в дальнейшем вы сказали, что не помните, а потом — что вспомнили, не так ли?
  — Не исключено. Я смутился.
  — Но на самом деле вы помнили?
  — Я помнил, пока не смутился, а затем забыл. Когда я вспомнил, я вам ответил. Когда я говорил, что мне сложно вам это сказать, я именно это и имел в виду.
  — Но по крайней мере один раз вы заявили, что помните?
  — Не исключено.
  — Это была ложь?
  — Нет, не ложь. Я смутился.
  — Вы утверждали, что не помните?
  — Вы сбили меня с толку, и я не знал, что говорю.
  — Но почему вам было сложно сказать нам, что вы находились в квартире Сьюзен Грейнджер?
  — Потому что я внезапно понял, что при сложившихся обстоятельствах это окажется… поставит в неловкое положение…
  — Кого?
  — Мисс Грейнджер.
  — Так что вы были готовы увиливать от прямого ответа, чтобы не поставить мисс Грейнджер в неловкое положение?
  — Я всегда стараюсь оставаться джентльменом.
  — Имелись ли какие-нибудь причины, по которым вам не следовало находиться в квартире Сьюзен Грейнджер?
  — Исходя из моих профессиональных обязанностей — нет.
  — Вы находились там при исполнении этих обязанностей?
  — Да, сэр.
  — Что вы там делали?
  — Я… обсуждал один вопрос с мисс Грейнджер.
  — Вопрос, касающийся ее роли квартиросъемщицы и вашей работы дежурным?
  — Я находился там как официальное лицо, сэр.
  — Что вы обсуждали?
  — Ваша честь, я возражаю, — поднялся со своего места Гамильтон Бергер. — Это несущественно, недопустимо в качестве доказательства и не имеет отношения к делу. Перекрестный допрос ведется не должным образом.
  — С другой стороны, он касается самой сути мотивации и пристрастности выступающего свидетеля, — заметил Мейсон. — Это чрезвычайно важный вопрос.
  Судья Моран нахмурился в задумчивости.
  — При определенных обстоятельствах я решил бы, что вопрос является весьма отдаленным, но ввиду сложившейся ситуации, развитие которой мы наблюдаем по мере допроса этого свидетеля… Я отклоняю возражение, — постановил судья Моран.
  — Что вы обсуждали? — повторил свой вопрос свидетелю Мейсон.
  — Я не помню.
  — На этот раз вы не имеете в виду, что вам сложно сказать, вы имеете в виду, что не помните?
  — Я имею в виду, что не помню.
  — Вы помните разговор, состоявшийся между мисс Грейнджер и обвиняемой?
  — Да, сэр.
  — Практически дословно?
  — Я помню, что было сказано. Да, сэр.
  — Но вы не помните разговор, состоявшийся прямо перед разговором между обвиняемой и мисс Грейнджер, не помните свой разговор с мисс Грейнджер, когда вы обсуждали с ней что-то, находясь при исполнении своих обязанностей?
  — Нет, сэр.
  — Тогда откуда вы знаете, что говорили с ней в качестве официального лица?
  — В противном случае я бы там не находился.
  — Вы уверены?
  — Абсолютно.
  — Вам доводилось заходить в квартиру Сьюзен Грейнджер только в качестве официального лица?
  Свидетель колебался. Потом он умоляюще посмотрел на Гамильтона Бергера.
  — Ваша честь, мы уклоняемся в сторону, — сразу же уловил сигнал окружной прокурор. — Делается попытка дискредитации свидетеля, очернения репутации еще одной свидетельницы и…
  — Это показывает пристрастность свидетеля, — перебил Мейсон, — и, более того, я не понимаю, как то, что он находился в квартире мисс Грейнджер не только по официальному делу, очернит ее репутацию.
  — В общем-то, перекрестный допрос принял весьма своеобразный оборот, — заметил судья Моран.
  — Причина проста, — ответил Гамильтон Бергер. — Защита в отчаянии всеми способами старается потянуть время. Адвокат использует все технические уловки, которые только приходят ему на ум, чтобы хоть как-то ослабить версию, представленную обвинением, которую, как он понимает, разбить невозможно.
  — Вам не следовало выступать с подобным заявлением, — с укором в голосе сказал судья Моран. — Присяжные не должны учитывать только что прозвучавшие слова окружного прокурора. Ни одно из замечаний ни одной из сторон не следует принимать в качестве доказательств. А вы, господин окружной прокурор, должны понимать, что подобное заявление в присутствии присяжных может рассматриваться как неправомерный образ действий.
  — Простите, ваша честь. Я снимаю свое заявление. Я выступил с ним в… раздражении.
  — Я повторяю, что перекрестный допрос принял весьма своеобразный оборот, — снова заговорил судья Моран. — Однако я считаю это логичным ввиду показаний выступающего свидетеля. Я не собираюсь комментировать показания свидетеля, потому что подобное не входит в мои обязанности. Я нахожусь здесь, чтобы принимать решения по правовым аспектам. При сложившихся обстоятельствах я намерен предоставить защите все допустимые послабления при проведении перекрестного допроса. Возражение отклоняется.
  — Так вам доводилось заходить в квартиру Сьюзен Грейнджер не только по официальному делу? — обратился Мейсон к свидетелю.
  — Возможно, я заглядывал к ней время от времени, чтобы скоротать день.
  — Если кто-то из жильцов дома «Белинда», не из соседних квартир, а просто из того же дома, заявит, что вы заходили к Сьюзен Грейнджер дюжину раз, то его показания будут правдивыми?
  — Минутку, ваша честь, — вскочил со своего места Гамильтон Бергер. — Я возражаю. Задан спорный вопрос. Перекрестный допрос ведется не должным образом. Предполагаются факты, не представленные как доказательства.
  — Вопрос спорный, — согласился судья Моран. — Возражение принимается.
  — Вы заходили в квартиру Сьюзен Грейнджер дюжины раз? — спросил Мейсон.
  Свидетель определенно чувствовал себя неуютно, он заерзал на стуле, изменил свое положение, откашлялся, вынул из кармана платок и высморкался.
  — Как только решите прекратить тянуть время, можете отвечать, — заявил Мейсон.
  — Я… зависит от того, что вы имеете в виду под дюжинами.
  — Что вам непонятно? — спросил Мейсон.
  — Сколько дюжин?
  — Я оставляю это на ваше усмотрение. Сколько дюжин раз вы заходили в квартиру Сьюзен Грейнджер не по официальному делу?
  — Я… не помню.
  — Пять дюжин?
  — О, не думаю.
  — Четыре?
  — Навряд ли.
  — Три?
  — Ну… не исключено.
  — Тогда что вы имели в виду, заявляя, что не могли находиться там, кроме как при исполнении своих обязанностей?
  Свидетель опять колебался какое-то время, затем на его лице появилась победная улыбка, потому что он придумал ответ на вопрос Мейсона:
  — Я имел в виду день, о котором идет речь. Ваш вопрос, мистер Мейсон, относится к пятнадцатому августа текущего года, и я заявил вам, что в тот день я не мог находиться в квартире мисс Грейнджер кроме как в своей официальной должности.
  — Вы имеете в виду — именно в тот день?
  — Да, сэр.
  — А чем тот день так отличается от трех дюжин других раз, когда вы заходили в квартиру мисс Грейнджер не по официальному делу?
  — Ну, я… я не говорил, что заходил три дюжины раз.
  — Мне кажется, что говорили.
  — Я ответил, что не исключено, что три дюжины.
  — Хорошо. Чем пятнадцатое августа текущего года отличается от других дней? Что такого особенного случилось в тот день?
  — Ну… произошли кое-какие события, сделавшие тот день необычным.
  — Сколько времени вы находились в квартире Сьюзен Грейнджер?
  — Ну… тут опять… я не помню.
  — Вы зашли после того, как ушел Хепнер?
  — Нет, сэр.
  — Значит, вы оказались там до появления Хепнера?
  — Да, сэр.
  — Вы видели там Дугласа Хепнера?
  — Я… его слышал.
  — Я именно так и предполагал, — сообщил Мейсон. — Давайте поговорим начистоту. — Мейсон подошел к столу защиты, взял в руки несколько документов, быстро пролистал их, очевидно, нашел то, что искал, и широкими шагами направился к свидетелю. — Вы прятались в квартире Сьюзен Грейнджер и подслушивали, что говорил Дуглас Хепнер, не так ли? — обратился Мейсон к Ричи.
  Свидетелю стало очень неуютно. Он несколько раз поменял положение на стуле.
  Мейсон взглянул на бумагу, которую держал в руках, словно для того, чтобы что-то прочитать, потом снова посмотрел на свидетеля и напомнил:
  — Вы находитесь под присягой. Говорите правду. Вы прятались в квартире Сьюзен Грейнджер и подслушивали, не так ли?
  — Да, сэр.
  — Вот так-то оно лучше, — сказал Мейсон, складывая документы и бросая их драматическим жестом на стол защиты. — А теперь объясните, почему вы подслушивали?
  — Потому что я решил, что дело дошло до точки… когда мне следует знать, что происходит.
  — Между мисс Грейнджер и Дугласом Хепнером?
  — Я просто хотел знать, что происходит. Я решил выяснить истинные факты, что там делает обвиняемая и как далеко…
  Внезапно на ноги вскочила Сьюзен Грейнджер и заорала в негодовании:
  — Этот человек врет! Его не было у меня в квартире. Он…
  — Минутку, минутку! — закричал недовольный Гамильтон Бергер, поворачиваясь к Сьюзен Грейнджер.
  — Сядьте, мисс Грейнджер, — обратился к ней судья Моран, в голосе которого слышалось сочувствие. — Мы не допустим нарушения порядка в суде. Свидетель дает показания.
  — Но он врет, ваша честь!
  — Вы не имеете права комментировать показания свидетеля, — заговорил судья Моран более сурово. — По завершении заседания вы вправе обратиться к окружному прокурору или, если пожелаете, к адвокату защиты и объяснить им ситуацию. Но подобным образом прерывать слушание дела вы не имеете права. Если вы не в состоянии контролировать себя, мне придется удалить вас из зала суда. Вы понимаете меня?
  — Я понимаю, но почему я должна сидеть здесь и слушать лживые заявления, порочащие мое доброе имя? Мистер Ричи сказал мне, что находился в соседней квартире. Именно это я сама заявила сегодня утром и…
  — Прекратите спорить с судом перед присяжными, — перебил судья Моран. — Сядьте, мисс Грейнджер.
  Женщина опустилась на место.
  — И молчите, — продолжал судья Моран. — Если у вас возникло желание обсудить что-то с представителями какой-либо из сторон, вы можете посовещаться с ними во время перерыва. Я не допущу больше никаких нарушений порядка.
  Судья Моран повернулся к адвокату защиты и сказал:
  — Продолжайте перекрестный допрос, мистер Мейсон.
  — Возможно ли, что вы находились в квартире мисс Грейнджер без ее ведома?
  — Я… я…
  — Минутку, — вскочил со своего места Гамильтон Бергер. — Свидетель не может давать показания о том, что знает или не знает мисс Грейнджер. Для ответа на поставленный вопрос требуется вывод свидетеля.
  — Возражение принимается, — постановил судья Моран, в уголках рта которого появилась улыбка.
  — Возможно ли, что вы приняли меры предосторожности, чтобы мисс Грейнджер не знала, что вы находитесь в ее квартире?
  — Я… я… я не в состоянии сказать.
  — Вы имеете в виду, что не помните или что вам сложно сказать?
  — Ну, я… конечно, не в состоянии давать показания о том, что ей известно.
  — Как вы проникли в ее квартиру?
  — Использовал запасной ключ.
  — Мисс Грейнджер находилась дома, когда вы вошли?
  — Нет, сэр.
  — Она пришла позднее?
  — Да, сэр.
  — Мистер Хепнер находился в квартире мисс Грейнджер, когда вы вошли?
  — Нет, сэр.
  — Мистер Хепнер пришел позднее?
  — Да, сэр.
  — Вы отправились туда, чтобы встретиться с мисс Грейнджер?
  — Нет, сэр.
  — Зачем вы туда отправились?
  — Я пошел туда… чтобы провести расследование.
  — Расследование чего?
  — Мисс Грейнджер сообщила, что у нее в квартире побывали вандалы и совершено вредительство.
  — Вредительство какого рода?
  — Я возражаю, — поднялся со своего места Гамильтон Бергер. — Это несущественно, недопустимо в качестве доказательства и не имеет отношения к делу. Перекрестный допрос ведется не должным образом.
  — Возражение отклоняется, — постановил судья Моран. — Я позволю адвокату зашиты разобраться с ситуацией. Она всплыла во время допроса свидетеля выставившей стороной, а значит, адвокат защиты имеет право полностью прояснить ее во время перекрестного допроса. Отвечайте на вопрос, мистер Ричи.
  — Мисс Грейнджер сообщила, что, пока она уезжала на выходные, кто-то проник к ней в квартиру и отрезал донышки у тюбиков с краской, а затем выдавил масляные краски…
  — Это определенно показания с чужих слов, — перебил Гамильтон Бергер. — Я считаю, что любое заявление, сделанное мисс Грейнджер этому свидетелю относительно имевшего место случая, является показаниями с чужих слов, если только оно не делалось под присягой. Перекрестный допрос ведется не должным образом.
  Судья Моран колебался несколько секунд.
  — Я думаю, что мы пытаемся выяснить, что упоминалось во время разговора, а не установить факт путем приведения этого разговора в качестве доказательства, — наконец сказал судья. — Правда… Пожалуй, я сам задам свидетелю несколько вопросов. — Судья Моран повернулся к Ричи, сидевшему в профиль к нему. — Посмотрите на меня, мистер Ричи, — приказал он.
  Уэбли Ричи с большой неохотой поднял глаза, чтобы встретиться взглядом с судьей Мораном.
  — Вы лично поднимались в квартиру мисс Грейнджер, чтобы обследовать, что за вредительство совершено?
  — Да, сэр.
  — Вы лично видели, что краски из тюбиков выдавлены по всей квартире?
  — Да, сэр. По всей ванне и раковине и… выглядело это ужасно.
  — Сколько тюбиков с краской?
  — Боже, понятия не имею. Наверное… несколько дюжин. Настоящее вредительство.
  — Кто убирал квартиру?
  — Горничная.
  — В полицию сообщалось о происшедшем?
  — Думаю, нет.
  — Почему?
  — Минутку, ваша честь, — встал со своего места Гамильтон Бергер. — Я хочу, чтобы протокол судебного процесса велся правильно и не загромождался множеством не относящихся к делу вещей. Я считаю, что к слушаемому делу совершенно не относится, было совершено вредительство в квартире свидетельницы Сьюзен Грейнджер или нет. Я не собираюсь выступать с возражениями против вопросов, задаваемых судом, поскольку в таком случае я окажусь в неловком положении, но я намерен обратить внимание суда на то, что у уместности тоже есть предел.
  — Наверное, — с неохотой согласился судья Моран. — Вероятно, мы ушли далеко в сторону, но невозможно не видеть, что там просматривается какая-то связь… Однако я не стану комментировать доказательства. Суд снимает свой последний вопрос.
  — С другой стороны, ваша честь, — обратился Мейсон к судье Морану, — я считаю, что защите должно быть разрешено разобраться с этим вопросом. Я уверен в наличии связи между тем, что случилось в квартире мисс Грейнджер, и тем, что происходило в квартире мисс Белан, а поскольку обвинению позволили представить, что происходило в квартире Этель Белан, мне кажется, что защите следует разрешить исследовать необычные события, которые, как теперь очевидно, имели место в квартире Сьюзен Грейнджер.
  Сьюзен Грейнджер поднялась на ноги.
  — Мисс Грейнджер, сядьте на место, — приказал судья Моран, — и не вставайте. Молчите. Не обращайтесь к суду. Не произносите ни слова. Или вы останетесь молча сидеть, где сидели, или я велю бейлифу вывести вас из зала суда. Вы поняли меня?
  Сьюзен Грейнджер поджала губы и с недовольным видом опустилась на стул.
  — Давайте попытаемся разобраться с ситуацией, — продолжал судья Моран. — При сложившихся обстоятельствах я воздержусь от дальнейших вопросов. Мистер Мейсон, вы проводили перекрестный допрос свидетеля. Задавайте ваш следующий вопрос. Мистер Бергер, вы можете выступать с возражениями, если посчитаете нужным, а суд будет принимать решения по мере поступления возражений.
  Возбужденный Гамильтон Бергер посмотрел на часы и смущенного свидетеля и понял, что все его тщательное планирование пошло насмарку.
  — Ваша честь, — повернулся он к судье, — я считаю, что суд в настоящий момент должен принять решение по поводу всего этого аспекта, касающиеся его вопросы являются несущественными…
  — Нет, — резко перебил судья Моран. — Продолжайте перекрестный допрос, мистер Мейсон.
  — Итак, давайте уточним, что произошло, — обратился Мейсон к свидетелю. — Вы отправились в квартиру Сьюзен Грейнджер и зашли, используя запасной ключ. Вы оказались там как официальное лицо?
  — Я так считал. Да.
  — Вы хотели что-то осмотреть?
  — Да.
  — Дело происходило пятнадцатого числа?
  — Да.
  — В воскресенье?
  — Да.
  — А до этого в квартире Сьюзен Грейнджер побывали вандалы?
  — Да.
  — В какое время вам сообщили о вандализме в ее квартире?
  — В час дня.
  — Пятнадцатого?
  — Да.
  — Кто вам сообщил об этом?
  — Мисс Грейнджер.
  — Что она сказала?
  — Она ездила на выходные в Лас-Вегас и…
  — Она упоминала, с кем она ездила?
  — Я возражаю! — закричал Гамильтон Бергер. — Это несущественно, недопустимо в качестве доказательства и не имеет отношения к делу. Перекрестный допрос ведется не должным образом.
  — Возражение принимается, — постановил судья Моран. — Я считаю, что весь разговор не относится к слушаемому делу.
  — Вы поднимались в квартиру мисс Грейнджер пятнадцатого августа? — снова заговорил Мейсон.
  — Да, сэр.
  — Открыли дверь запасным ключом?
  — Да, сэр.
  — Это был первый раз, когда вы зашли в квартиру мисс Грейнджер в тот день?
  — Нет, сэр.
  — Когда вы еще заходили к ней?
  — Мисс Грейнджер пригласила меня подняться в ее квартиру вместе с ней, чтобы показать, что произошло в ее отсутствие.
  — И именно тогда вы увидели тюбики с красками с отрезанными донышками и выдавленную в ванну и раковину краску?
  — Да, сэр.
  — Вы можете в общем и целом описать состояние квартиры в свой первый приход?
  — О, ваша честь, ситуация выходит из-под контроля, — встал со своего места Гамильтон Бергер. — Слушается дело об убийстве. Обвинение готово закончить представление своей версии. Мы имеем очевидный случай. Мы представили неоспоримые доказательства. А теперь обсуждаются какие-то действия вандалов…
  — Тем не менее, — перебил судья Моран, — ввиду того, что этого свидетеля пригласили на место дачи показаний для подтверждения разговора, состоявшегося между мисс Грейнджер и обвиняемой в день, о котором идет речь, я считаю, что защита имеет право разобраться со странным фактом присутствия выступающего свидетеля в квартире мисс Грейнджер, где он, по собственному признанию, скрывался без ведома хозяйки.
  — Суду не следует комментировать доказательства, — заметил Гамильтон Бергер.
  — Я ничего не комментирую, а просто повторяю то, что заявил свидетель. Ваше возражение отклоняется, господин окружной прокурор. Продолжайте перекрестный допрос, мистер Мейсон.
  — Отвечайте на вопрос, — повернулся Мейсон к Ричи. — Опишите состояние квартиры мисс Грейнджер.
  — Все было перевернуто вверх дном.
  — Что вы имеете в виду?
  — Там проводился обыск.
  — Какой обыск?
  — Очень тщательный. Все ящики оказались выдвинуты, а их содержимое вывалено…
  — Я возражаю, — перебил Гамильтон Бергер. — Свидетель не имеет права заявлять, что производился обыск. Это его вывод.
  — Вы слишком поздно выступили с возражением, — заметил судья Моран, весь вид которого свидетельствовал о том, что он страшно заинтересовался представляемыми показаниями. — Мистер Ричи уже ответил на вопрос. Продолжайте, мистер Мейсон. Попробуем разобраться с ситуацией, если нам это удастся.
  — Сьюзен Грейнджер пригласила вас к себе в квартиру как официального представителя администрации многоквартирного дома, в котором она снимает жилплощадь?
  — Да, сэр.
  — И вы распорядились, чтобы квартиру убрали?
  — Да, сэр.
  — Вы вызвали полицию?
  — Нет, сэр.
  — Мисс Грейнджер вызвала полицию?
  — Я возражаю, — поднялся со своего места Гамильтон Бергер. — Для ответа на этот вопрос требуется вывод свидетеля.
  — Возражение принимается, — постановил судья Моран.
  — Мисс Грейнджер говорила вам что-нибудь о том, чтобы не вызывать полицию?
  — У меня то же самое возражение, — сказал окружной прокурор.
  — Возражение отклоняется.
  — Да, сэр, говорила.
  — Что именно?
  — Я поинтересовался у нее, вызывать ли мне полицию, она ответила, что нет, и заявила, что знает, кто это постарался, и не собирается вмешивать полицию в дело.
  — А вы после этого вызвали горничную?
  — Да, сэр.
  — И велели ей убрать квартиру мисс Грейнджер?
  — И ванна, и раковина были страшно испачканы. Пришлось использовать терпентин. Горничная вначале залила им ванну и раковину, через некоторое время все смыла, а потом принялась за саму квартиру.
  — Когда вы ушли из квартиры?
  — До того, как горничная принялась за уборку.
  — А в дальнейшем, после того как горничная закончила свою работу и пока еще не вернулась мисс Грейнджер, вы украдкой пробрались в ее квартиру, не так ли?
  — Я вернулся в квартиру мисс Грейнджер.
  — Но мисс Грейнджер отсутствовала?
  — Я уже несколько раз повторял вам, что ее не было дома.
  — Вы знали, что ее нет?
  — Ну, я… я видел, как она уходила.
  — Что вы сделали, когда зашли в ее квартиру?
  — Осмотрелся.
  — Проверяли нанесенный урон?
  — Да, сэр.
  — Но к тому времени все уже было убрано, не так ли?
  — Наверное. Да, сэр.
  — Тогда зачем вы туда отправились?
  — Чтобы проверить, убрали ли квартиру мисс Грейнджер.
  — И пока вы находились там, мисс Грейнджер вернулась?
  — Да, сэр.
  — Вы дали ей знать, что находитесь в ее квартире?
  — Нет, сэр.
  — Что вы сделали?
  — Когда я услышал, что она возвращается, я залез в шкаф.
  — И оставались там?
  — Да, сэр.
  — Что сделала мисс Грейнджер?
  — Она торопилась. Она быстро скинула одежду и приняла душ. Потом она встала перед зеркалом…
  — Встала перед зеркалом? — переспросил Мейсон.
  — Да, сэр.
  — Значит, вы ее видели?
  — Да, сэр. Я чуть-чуть приоткрыл дверцу шкафа.
  — И видели все, что она делала?
  — Да.
  — Почему вы следили за мисс Грейнджер?
  — Я понял, что попал в ловушку, и ждал возможности убежать.
  — И вы наблюдали за мисс Грейнджер, стоявшей перед зеркалом, ожидая возможности убежать?
  — Да.
  — Во что она была одета?
  — Она только что вышла из душа.
  — То есть была в обнаженном виде?
  — Я… наверное, сэр. Думаю, что так.
  — Что значит «наверное»? Вы наблюдали за ней, не так ли?
  — Ну, да.
  — Она была одета?
  — Нет, сэр.
  — И вы подсматривали за ней только с единственной целью — найти благоприятную возможность убежать?
  — Да, сэр.
  — Тогда почему вы не покинули квартиру, пока она мылась в душе?
  — Я… я тогда смутился.
  — Я именно так и понял, — сухо заметил Мейсон.
  — Я оказался в неловком положении…
  — Если вы оказываетесь в неловком положении, вы смущаетесь?
  — Естественно. Да, сэр.
  — Сейчас вы чувствуете себя неловко?
  — В некотором роде.
  — Значит, вы смущаетесь?
  — Я говорю правду, — заявил свидетель.
  — У меня все, — сказал Мейсон.
  Гамильтон Бергер вздохнул с облегчением.
  — Это все, мистер Ричи, — повернулся он к свидетелю. — Вы можете покинуть место дачи показаний. Ваша честь, обвинение закончило представление своей версии.
  — Минутку, — поднялся со своего стула Мейсон. — Я хочу задать несколько дополнительных вопросов ряду свидетелей, выставленных обвинением.
  — Я возражаю! — закричал Гамильтон Бергер. — Защите уже была предоставлена возможность проведения перекрестного допроса каждого свидетеля.
  — Но господину окружному прокурору была предоставлена возможность повторного вызова свидетеля Ричи для продолжения допроса, потому что в первый раз он не допросил мистера Ричи о разговоре между мисс Грейнджер и обвиняемой, — заметил судья.
  — Это получилось потому, что мы оказались страшно удивлены, ваша честь, — объяснил Гамильтон Бергер.
  — Как и защита, — заметил Мейсон. — Я считаю, что при сложившихся обстоятельствах я имею право задать несколько дополнительных вопросов мисс Грейнджер. У меня есть также вопросы к доктору Оберону.
  — У нас нет возражений против дополнительных вопросов доктору Оберону, — заявил Гамильтон Бергер, — но мы категорически возражаем против продолжения допроса мисс Грейнджер.
  — Если вы не возражаете против продолжения допроса доктора Оберона, то пусть он сейчас займет место дачи показаний, — постановил судья Моран. — А в дальнейшем суд примет решение по поводу допроса мисс Грейнджер.
  — Нам необходимо несколько минут, чтобы снова вызвать доктора Оберона в зал суда, — сказал Гамильтон Бергер.
  — Объявляется пятиминутный перерыв, — постановил судья Моран.
  Не успел судья покинуть зал, как разгневанная Сьюзен Грейнджер вскочила со своего места и направилась вперед.
  Гамильтон Бергер поспешил ей навстречу.
  — Минутку, мисс Грейнджер, — попытался он ее остановить. — Давайте будем благоразумны.
  — Вы хотели со мной поговорить, мисс Грейнджер? — громким голосом спросил Мейсон.
  — Нет, нет, мисс Грейнджер! — воскликнул Бергер. — Вы — свидетельница со стороны обвинения. Мы предоставим вам все возможности, чтобы добраться до сути дела. Успокойтесь, пожалуйста.
  Мейсон подошел ближе и заметил:
  — Если господин окружной прокурор снова пригласит вас в свидетельскую ложу, мисс Грейнджер, и предоставит вам возможность рассказать, что случилось на самом деле, мне этого делать не придется, но в противном случае, если вы хотите защитить свою репутацию, я с радостью…
  Путь Мейсону преградил полицейский.
  Гамильтон Бергер взял Сьюзен Грейнджер под локоть и повел в комнату, где свидетели обычно дожидаются вызова в зал суда. На пути Мейсона оказался еще один полицейский.
  Адвокат повернулся к Полу Дрейку и подмигнул ему, затем вернулся к столу, отведенному для защиты, рядом с которым стояла надзирательница, охраняющая обвиняемую.
  Мейсон склонился к Элеоноре и прошептал ей на ухо:
  — В чем дело? Почему Ричи находился у нее в квартире?
  — Понятия не имею. Наверное, он в нее влюблен.
  — Вы считаете, что он ревновал ее к Дугласу Хепнеру? — улыбнулся адвокат.
  — Дуг не занимался любовью со Сьюзен Грейнджер, — уверенно ответила Элеонора. — Он пытался получить информацию. Он просто встречался с ней. И все.
  — Это вы так считаете.
  — Это говорил Дуг, а мне он не стал бы врать.
  Мейсон повернулся к Дрейку и сказал:
  — Пол, мне нужно, чтобы ты или кто-то из твоих людей наблюдал за выходом из комнаты для свидетелей. Бергер отвел туда Сьюзен Грейнджер. Мне необходимо знать, с каким выражение лица она выйдет — дружески велась беседа или нет.
  — Посмотрю, что удастся сделать, — ответил детектив, — но к самой двери мне не подойти. Окружного прокурора охраняют несколько горилл, да и сам он сегодня не в лучшем настроении.
  — Постарайся встать где-нибудь поблизости. Мне интересно, как они будут себя вести, станет ли Сьюзен Грейнджер улыбаться после разговора с Бергером или, наоборот, еще больше разозлится.
  Дрейк кивнул и вышел из зала суда.
  Через несколько минут доктор Оберон, с портфелем под мышкой, быстрым шагом вошел в зал. Бейлиф пригласил в зал присяжных, а следом за ними свое место занял судья.
  — Где господин окружной прокурор? — спросил он.
  Один из заместителей с беспокойством посмотрел в сторону комнаты для свидетелей.
  — Господин окружной прокурор немного задерживается, — сказал заместитель, — но, насколько я понимаю, адвокат защиты собирался задать несколько дополнительных вопросов доктору Оберону. В отсутствие господина окружного прокурора я с моими коллегами будем представлять обвинение.
  — Прекрасно, — кивнул судья Моран. — У вас нет никаких возражений против продолжения перекрестного допроса доктора Оберона?
  — Никаких. Если защита желает допросить доктора по каким-то аспектам данных им показаний, мы готовы, по возможности, предложить нашу помощь.
  — Спасибо, — поклонился Мейсон. — Я ценю ваше желание оказать мне содействие и надеюсь, что вы с таким же пониманием отнесетесь к прояснению ситуации с мисс Грейнджер.
  — Насчет этого я не уверен, — пролепетал заместитель окружного прокурора, застигнутый врасплох. — Вам придется обсудить этот вопрос с окружным прокурором. Только мистер Бергер в состоянии решить это.
  — Мы примем решение по данному аспекту несколько позднее, — заявил судья Моран с легкой улыбкой. — Продолжайте перекрестный допрос доктора Оберона, мистер Мейсон.
  Адвокат повернулся к доктору Оберону:
  — Если я вас правильно понял, доктор, вы утверждали, что причиной смерти Дугласа Хепнера послужила пуля тридцать восьмого калибра, выпущенная в голову жертве, не так ли?
  — Да, сэр.
  — Обследовали ли вы труп, чтобы выяснить, не способствовало ли еще что-нибудь наступлению смерти?
  — Что вы имеете в виду? — не понял доктор.
  — Взгляните, пожалуйста, на фотографию, сделанную во время вскрытия. На ней изображена правая рука усопшего. Обратите внимание на два маленьких пятнышка на ней.
  — Да, сэр?
  — Почему вы велели сделать эту фотографию, доктор?
  — Из-за этих пятнышек.
  — Именно вы велели сделать эту фотографию?
  — Да, сэр.
  — Почему?
  — Ну, эти пятнышки… Я решил, что нам необходима подобная фотография. Я считаю, что если во время вскрытия обнаруживается что-то, не соответствующее норме, то это следует сфотографировать, в особенности в случае убийства.
  — Что здесь не соответствует норме?
  — В данных местах кожа была проколота.
  — Другими словами, доктор, вы решили, что эти следы оставлены иглой от шприца?
  — Я не исключал такую возможность.
  — Тогда почему вы не упомянули об этом, когда выступали в первый раз?
  — Меня об этом не спрашивали, ни выставившая сторона, ни вы.
  — Но все-таки почему вы не упомянули об этом? — настаивал Мейсон.
  — Меня никто не спрашивал про эти места.
  — Но вы посчитали этот аспект чрезвычайно важным?
  — Я посчитал его важным.
  — Насколько важным?
  — Я сфотографировал руку усопшего, вернее, велел сделать фотографию этих пятнышек.
  — Находящихся на правой руке?
  — Да, сэр.
  — Если укол делает правша, то он, скорее всего, введет иглу в левую руку, не так ли?
  — Или в левую руку, или в левую ногу.
  — Вы решили, что следы на руке Дугласа Хепнера оставлены иглой шприца?
  — Могли быть оставлены.
  В этот момент в зал суда на цыпочках вошел Гамильтон Бергер и занял место за столом, отведенным для обвинения, устроившись между двумя своими заместителями. Его лицо побагровело от злости.
  Мейсон подождал, пока окружной прокурор не опустился на стул, и продолжил допрос:
  — Вы проводили анализы на предмет наличия морфия в теле?
  — Нет.
  — А вообще какие-либо анализы на предмет наличия любых наркотических веществ?
  — Нет. Я определил причину смерти.
  — Есть ли что-либо среди имеющихся доказательств, указывающее на то, что в момент вхождения пули в голову усопшего он находился под воздействием какого-то наркотика?
  — Я возражаю, — вскочил Гамильтон Бергер. — Это несущественно, недопустимо в качестве доказательства и не имеет отношения к делу. Перекрестный допрос ведется не должным образом.
  — Возражение отклоняется, — постановил судья Моран, не спуская глаз с доктора Оберона.
  — Ну… я… нет, я ничего не могу утверждать с определенностью.
  — В дальнейшем тело забальзамировали?
  — Думаю, да.
  — И захоронили?
  — Да.
  — Доктор, бальзамирование уничтожает следы яда?
  — Некоторых ядов — да. Например, цианистый калий полностью нейтрализуется.
  — А морфий?
  — Морфий — это алкалоид. Он остается в теле на протяжении… ну, нескольких недель.
  — Если мы сейчас эксгумируем труп, то будет возможно обнаружить присутствие морфия, если он вводился перед смертью?
  — Я считаю, что шансы на это очень неплохие. Да.
  Мейсон повернулся к судье Морану:
  — Ваша честь, я прошу издать приказ об эксгумации трупа. Я считаю, что в момент смерти Дуглас Хепнер находился под воздействием наркотического вещества, которое было введено ему лицами, державшими его как пленника.
  — У вас имеются основания для подобного утверждения?
  — Предостаточно. Давайте, например, проанализируем содержимое карманов усопшего. У него забрали все наличные деньги, вынули блокнот с исписанными страницами и положили абсолютно чистый в ту же обложку. В серебряном портсигаре осталось несколько сигарет, но не было ни спичек, ни зажигалки. Другими словами, зажечь сигареты было нечем. Все мужчины также обычно имеют в карманах хоть какой-то нож. Я считаю, что перед смертью Дугласа Хепнера держали где-то против его воли.
  — Минутку, минутку! — закричал Гамильтон Бергер. — Это еще одна уловка адвоката защиты, не подтвержденная никакими доказательствами. Просто необоснованное заявление с целью увести нас в сторону. Это нельзя доказать.
  — Доказать, конечно, нельзя, когда доказательства хоронят, — заметил Мейсон.
  — Даже если мы выясним, что усопшему ввели морфий перед смертью, мы таким образом не докажем то, чего вы добиваетесь, мистер Мейсон, — сказал судья Моран.
  — Подобное доказательство встанет в ряд других, которые я намерен представить.
  — Решение об эксгумации принимается только в самых крайних случаях, — заявил судья Моран и повернулся к доктору Оберону: — Доктор, вы обратили внимание на эти следы на коже?
  — Да, сэр.
  — Почему вы решили, что они оставлены иглой шприца?
  — Я основывался на внешнем виде руки и проколов кожи. Я подумал, что они оставлены иглой, которую ввели… незадолго до смерти.
  — Тогда почему вы не попытались определить, какое вещество было введено усопшему?
  — Я… мне велели этого не делать.
  — Кто?
  — Я позвонил окружному прокурору и сообщил ему о своих находках. Он поинтересовался причиной смерти, и я объяснил, что это пуля тридцать восьмого калибра, оставшаяся в голове усопшего, выпущенная ему в затылок. «Причина смерти у вас есть. Что вам еще нужно?» — сказал мистер Бергер и повесил трубку.
  В зале суда воцарилось молчание.
  — Я просто старался не перепутать доказательства, — встал со своего места Гамильтон Бергер, — потому что мне прекрасно известно, как хитрые адвокаты цепляются за совсем не относящуюся к делу улику и пытаются превратить ее…
  — Тем не менее, — перебил судья Моран, — при сложившихся обстоятельствах патологоанатому следовало разобраться с подобной ситуацией. Разрешите мне задать вам еще несколько вопросов, доктор. Нашли ли вы какие-нибудь доказательства того, что Дуглас Хепнер постоянно принимал наркотические вещества? Другими словами, следы на теле или…
  — Нет, сэр. Я очень внимательно осмотрел труп. У наркоманов на теле обычно много следов ввода иглы, причем они напоминают татуировку. Иглу, как правило, дезинфицируют в пламени спички, на ней остается небольшое количество сажи, которая попадает под кожу. На теле Дугласа Хепнера я обнаружил только эти два следа от уколов и несколько небольших кровоподтеков.
  Судья Моран в задумчивости почесал подбородок.
  — Я считаю, что присяжных следует вывести из зала, пока идет обсуждение этого вопроса, — заявил Гамильтон Бергер.
  — Защита имеет право… — начал судья Моран. — Суд берет перерыв для обдумывания сложившегося положения. Мне, конечно, не хотелось бы сейчас закрывать заседание, но тем не менее я переношу слушание на десять часов завтрашнего утра. Мы и так далеко продвинулись. В связи с определенными обстоятельствами, которые я не собираюсь комментировать в настоящий момент, адвокату защиты приходится использовать все права, предоставляемые Конституцией его клиентке.
  — Я не думаю, что суду вообще следует что-либо комментировать, — заметил Гамильтон Бергер.
  — Согласен с вами, но я просто указываю на некоторые очевидные вещи. Я считаю, что нам необходимо отложить заседание до десяти часов завтрашнего утра, если нет возражений у представителей сторон. У защиты имеются возражения?
  — Нет, — ответил Мейсон. — Мы согласны на перенос слушания.
  — Обвинение возражает. Пока мы представляли имеющиеся у нас доказательства, защита позволяла нам быстро продвигаться вперед, однако, как только адвокат выяснил все, что у нас имеется, он тут же перешел к своей излюбленной тактике и начал тянуть время. Абсурдно эксгумировать труп только потому, что на руке имеются два следа от иглы шприца. Причина смерти неоспорима — пуля из револьвера обвиняемой, выпущенная после того, как клиентка мистера Мейсона угрожала убить Дугласа Хепнера.
  Судья Моран терпеливо выслушал Гамильтона Бергера и заявил:
  — Защита имеет полное право знать все факты дела. Сейчас очевидно, что один из существенных моментов не был расследован во время вскрытия только потому, что это могло спутать версию обвинения. А то, что могло спутать версию обвинения, вероятно, окажется одним из важнейших факторов в версии защиты. Итак, мистер Мейсон, вы выступаете за перенос слушания на десять часов завтрашнего утра?
  — Да, ваша честь.
  — Объявляю заседание закрытым.
  Зрители определенно заинтересовались развитием событий. В зале слышались возбужденные голоса.
  Присяжные, покидая зал суда, смотрели на обвиняемую с любопытством и сочувствием.
  Гамильтон Бергер со злостью заталкивал бумаги в портфель, с трудом сдерживая раздражение, чтобы не сорваться на всех окружающих. Он перекинулся несколькими фразами со своими помощниками и вышел из зала.
  Делла Стрит прошептала на ухо Мейсону:
  — Ты заставил всех задуматься, шеф.
  Мейсон кивнул.
  Надзирательница дотронулась до плеча Элеоноры и вывела ее из зала суда.
  К Мейсону приблизился Пол Дрейк.
  — Ну? — спросил адвокат.
  — Встать у самой двери мне не удалось, но я видел Сьюзен Грейнджер, когда она вышла из комнаты для свидетелей. Она тут же направилась к лифту и покинула здание. Она просто побелела от злости. Бергера ты видел. Он сам бы сейчас кого-нибудь прикончил. Как ты думаешь, Перри, что случилось?
  — Только одно, — ответил Мейсон. — Версия Сьюзен Грейнджер противоречит версии Ричи. Ты говоришь, что мисс Грейнджер села в лифт?
  — Да.
  — Это означает, что Бергер велел ей возвращаться домой, а не оставаться во Дворце правосудия, — улыбнулся Мейсон. — Мы вручим ей повестку о явке в суд в качестве свидетельницы со стороны защиты. Этого окружной прокурор от нас не ждет. Он вообще удивился, когда судья объявил о переносе слушания.
  — Откуда ты узнал про уколы? — поинтересовался детектив.
  — Просто внимательно рассматривал фотографии, сделанные во время вскрытия. Я обратил внимание на отдельный снимок правой руки. По теории обвинения, эта фотография не имела никакого отношения к делу, и не было никаких оснований для нее. Я долго ломал голову над тем, почему сфотографировали именно правую руку, потом я понял, что патологоанатом отдал такой приказ, чтобы обезопасить себя на всякий случай. Следы от уколов очень мелкие, они даже могут представляться браком фотографа. Но меня не покидала мысль, что что-то все-таки заставило патологоанатома сфотографировать эту руку крупным планом. Я рискнул. Утопающий хватается за соломинку. Как только мне придется представлять версию защиты — мне конец. Моя единственная надежда — найти слабое место в версии обвинения.
  — А здесь у тебя какие шансы? — спросила Делла Стрит.
  — Их практически нет, — признался Мейсон, — но я все равно пойду на риск.
  Глава 15
  Мейсон уже несколько часов ходил из угла в угол своего кабинета. Наконец он повернулся к Делле Стрит и заявил:
  — Должен быть какой-то ответ на вопрос. Что-то выпадает из общего ряда. Где-то есть ключ к разгадке тайны…
  Внезапно Мейсон замолчал и щелкнул пальцами.
  — Догадался! — воскликнул он. — Ведь все было у меня под носом. Следовало разобраться раньше. Это ж надо — пропустить такой важный момент!
  — И что ты пропустил?
  — Ключи.
  — Ключи?
  — Помнишь, как мы пытались попасть в многоквартирный дом «Титтерингтон»? Я вставлял ключи в замок один за другим, пока не открыл дверь?
  Делла Стрит кивнула.
  — Мы поднялись в квартиру, которую Хепнер снимал под фамилией Ньюберг. Я попытался открыть его дверь тем же ключом. Он вошел в замок, но не поворачивался. Я тогда подумал, что мы направились по ложному следу, но все равно перепробовал все ключи, и один из них открыл дверь.
  — Не понимаю, что это доказывает, — призналась Делла Стрит.
  — В подобных домах входную дверь можно открыть ключом от любой квартиры. Черт побери, Делла, именно этот ключ мы и искали.
  — Ключ — это и есть ключ к разгадке? — улыбнулась секретарша.
  — Да, черт возьми, да! Держи оборону, Делла, периодически перезванивайся с Полом. Я ухожу, если не вернусь к половине десятого, закрывай контору.
  — Тебе не удастся меня выгнать, — засмеялась Делла. — Я намерена здесь сидеть, пока… Шеф, а я могу составить тебе компанию?
  Мейсон покачал головой.
  — Мне необходимо, чтобы ты оставалась на телефоне. К тому же не исключено, что тебе придется платить залог, чтобы вытащить меня из тюрьмы.
  Не слушая дальнейших возражений, Мейсон надел шляпу и закрыл за собой дверь.
  Он сел в машину и отправился к многоквартирному дому «Титтерингтон».
  Адвокат нажал на кнопку звонка рядом с табличкой «Администратор».
  Дверь открыла та же женщина, которая сопровождала сержанта Холкомба, когда Мейсона, Пола Дрейка и Деллу Стрит застали в квартире Фрэнка Ормсби Ньюберга.
  — Не уверен, что вы меня помните… — начал адвокат.
  — Конечно, помню, мистер Мейсон.
  — Мне нужна информация.
  — Простите, мистер Мейсон, но, что касается квартиры Ньюберга, я не имею права…
  — Не о квартире Ньюберга, — перебил Мейсон. — Мне необходимо сравнить имеющийся у меня ключ с запасными ключами от квартир в вашем доме.
  — Зачем?
  — К сожалению, я не могу вам ответить. Я работаю над одной версией.
  Администратор покачала головой. Мейсон вынул из кармана двадцатидолларовую купюру.
  — Я не собираюсь брать ни один из ваших ключей, я просто сравню имеющийся у меня ключ с запасными ключами от квартир в вашем доме.
  — Зачем?
  — Пытаюсь проработать одну версию.
  — Ну… наверное… мне никто не говорил, что вам нельзя смотреть другие ключи, но меня предупреждали насчет вас. Они сказали, что вы чрезвычайно хитры.
  Мейсон рассмеялся в ответ.
  — Полиции всегда не нравится, если кто-то проводит независимое расследование, — объяснил он. — Но теория полиции не всегда оказывается правильной.
  Женщина несколько минут размышляла, затем приняла решение:
  — Хорошо, мистер Мейсон, но я буду смотреть, что вы делаете.
  — Конечно.
  Администратор взяла двадцатидолларовую купюру и открыла стеклянную дверцу, за которой висели ключи.
  Мейсон достал из кармана ключ и принялся сравнивать его с висевшими в шкафчике.
  — Это ключ от одной из квартир в моем доме? — поинтересовалась женщина.
  — Я хочу выяснить, может ли какой-то другой ключ открыть квартиру в вашем доме.
  — Нет. Здесь лучшие замки.
  Быстро сравнивая ключи, Мейсон обнаружил идентичный тому, что держал в руке.
  Он рассматривал его не больше секунды для того, чтобы удостовериться, что они одинаковые, а потом повесил на место, не показывая администратору, что он что-то обнаружил. Это был ключ от двести восемьдесят первой квартиры. Мейсон продолжал рассматривать ключи, пока не добрался до последнего в шкафчике. Он медленно покачал головой.
  — Вы могли бы сберечь двадцать долларов и зря не ездить сюда, мистер Мейсон. Вам стоило только позвонить мне и спросить, откроет ли какой-нибудь другой ключ хоть одну дверь в моем доме. Мы очень осторожны. У нас уже бывали проблемы и…
  — Мне просто требовалось удостовериться.
  — Как продвигается ваше дело?
  — Так себе.
  — Боюсь, что девушка виновна, — заметила администратор.
  — То, что Дуглас Хепнер снимал здесь квартиру под фамилией Ньюберг, добавляет в дело таинственности. Мне хотелось бы разобраться, где тут собака зарыта.
  — И мне тоже, — кивнула женщина.
  — Он дружил с кем-нибудь в этом здании?
  Администратор покачала головой.
  — У вас есть свободные квартиры?
  — Очень мало.
  — Я задам вам вопросы по нескольким квартирам, взятым наугад. Например, как долго у вас снимают триста восьмидесятую квартиру?
  — Лет пять или шесть.
  — Двести шестидесятую?
  — Около двух.
  — Двести восемьдесят первую?
  — Это, конечно, исключение.
  — В каком смысле?
  — Девушка переехала сюда, потому что у нее в нашем городе жил очень больной родственник. Она то бывала у него, то ночевала здесь. Она сама из Колорадо. Девушка сразу же предупредила, что планирует лишь временно оставаться у нас. Неделю назад родственник умер, и она в самое ближайшее время уезжает.
  — О, мне кажется, что я что-то читал об этом. Блондинка?
  — Нет, брюнетка, лет двадцати семи. Ведет себя очень тихо, приличного вида, хорошо одета, с прекрасной фигурой. Создает благоприятное впечатление.
  — Интересно, видел я ее или нет, — нахмурился Мейсон. — Как ее зовут?
  — Сейди Пайсон.
  — Нет, похоже, что имя слышать не доводилось. А кто живет в двести первой?
  — Мужчина. Он снимает у меня квартиру уже лет шесть или семь.
  — Как я посмотрю, у вас постоянные квартиросъемщики.
  — Я стараюсь держать приличный дом, мистер Мейсон.
  — Вы давно работаете администратором?
  — Десять лет. Я тщательно выбираю жильцов. Предоставляю жилплощадь только надежным людям, вызывающим доверие. Хочется, чтобы тебе платили регулярно, а не иметь головную боль, собирая квартплату, а потом выселять одних и вселять новых.
  — Вы правы. Но мне не понятно, как вы их выбираете.
  — Я считаю, что прекрасно разбираюсь в людях.
  — А что вы можете сказать о Ньюберге?
  — У меня возникли подозрения, когда я увидела в газете его фотографию. Он как-то не вписывался в общую картину. Словно поддельный бриллиант — прекрасно выглядит, блестит и сияет, но вас не оставляет чувство, что здесь что-то не так.
  — И у вас возникли такие ощущения, когда вы познакомились с Ньюбергом?
  — Да — после того, как он переехал сюда и прожил некоторое время. Когда я в первый раз увидела его, я посчитала, что мне такой клиент подойдет. Он заявил, что учится на инженера и ему придется часто ездить на объекты. Вскоре я поняла, что он по-настоящему не живет в квартире. Он использовал ее для чего-то. Сразу же ясно, живут в квартире или нет. Создается определенная атмосфера. Ньюберг приезжал на несколько дней. Естественно, он тут часто ночевал, но меня не покидало чувство, что здесь что-то не так. Платил он всегда вовремя, так что у меня не было оснований задавать ему какие-то вопросы или просить съехать.
  — Женщины? — поинтересовался Мейсон.
  — Никого не водил. Я специально следила. Конечно, мой дом — моя крепость, и я обычно не сую нос в личную жизнь квартиросъемщиков, но в данном случае, если бы он переступил рамки… О боже, я вам все разболтала, а полиция приказала мне вообще с вами не разговаривать и ни в коем случае не предоставлять никакой информации по Ньюбергу.
  — Ничего страшного в том, что вы говорили, нет. Наверное, мне следует нанимать вас, чтобы вместе со мной выбирать присяжных. Вы быстро и точно оцениваете людей.
  — После долгого общения с ними сразу же замечаешь фальшивку. По крайней мере, я уверена, что в состоянии это сделать.
  — Большое спасибо, — поблагодарил Мейсон. — Мне хотелось бы как-нибудь зайти к вам и поговорить о людских характерах, но поскольку на сегодняшний день полиция против того, чтобы мы общались, я отложу это до более благоприятного времени.
  Мейсон вышел из дома, дважды обогнул квартал, вернулся десять минут спустя и позвонил в квартиру Сейди Пайсон.
  Ответа не последовало.
  Мейсон открыл ключом дверь и поднялся на второй этаж, остановился перед двести восемьдесят первой квартирой, снова позвонил, опять не получил ответа, вставил ключ в замок, повернул и понял, что ключ идеально подошел.
  Адвокат вынул ключ, но остался у двери, размышляя, толкнуть ее или нет.
  — Кто там? — внезапно спросил женский голос по другую сторону.
  — Новый жилец, — ответил Мейсон.
  — Новый жилец?! Что вы такое несете? Я еще не выехала.
  — Я — новый жилец, — повторил Мейсон. — У меня есть ключ. Простите, что побеспокоил вас, но…
  Дверь распахнулась. На пороге стояла возмущенная брюнетка, застегивая халат. Ее глаза сверкали от гнева.
  — Ничего себе! — воскликнула она. — Ну, вы наглец! Я уезжаю только в полночь. Я еще не сдавала ключ, а квартира оплачена до первого числа.
  — Простите, но мне необходимо сделать несколько замеров.
  Женщина в негодовании оставалась в дверном проеме. За ее спиной Мейсон заметил два раскрытых чемодана на кровати и сумку на стуле. На хозяйке, очевидно, были только халат и шлепанцы.
  — Если бы вы вошли, вы застали бы меня… в обнаженном виде, — заявила она.
  — Но я же звонил.
  — Я не открывала, потому что не хотела, чтобы меня беспокоили. Я только что приняла ванну и собираю вещи, чтобы ехать в аэропорт. Администратор не имела права сдавать мою квартиру.
  — Простите. Насколько я понял, вы уже уехали, а мне требуется выяснить кое-какие размеры перед тем, как покупать мебель.
  — Я уезжаю в полночь. Ключ еще не сдан, а арендная плата внесена.
  — Но ничего страшного не произошло, — улыбнулся Мейсон.
  — Только потому, что я накинула халат, когда услышала, как в замке поворачивается ключ! Мне кажется, что я видела вас где-то раньше. Ваше лицо…
  — Да? — подбодрил Мейсон, когда она внезапно замолчала.
  — Вы — Мейсон. Перри Мейсон? Приходилось видеть ваши фотографии в газетах. Именно поэтому ваше лицо показалось мне знакомым. Вы защищаете ту женщину. Вы…
  Она уже собралась захлопнуть дверь. Мейсон оттолкнул Сейди Пайсон и зашел в квартиру. Женщина сделала несколько шагов назад. Мейсон плотно прикрыл за собой дверь.
  — Убирайтесь, или я… — Сейди Пайсон замолчала.
  — Вызовете полицию? — подсказал адвокат.
  Женщина внезапно бросилась к одному из чемоданов и повернулась к Мейсону с револьвером в руке.
  — Нет, мистер Мейсон, есть и более эффективные средства.
  — А что вы тогда намерены говорить полиции?
  — Я заявлю им… — Она начала расстегивать халат. — Я заявлю им, что вы набросились на меня. Представлю все весьма убедительно.
  Мейсон сделал шаг вперед.
  — Перед тем как вы начнете подготовку инсценировки, разрешите мне вручить вам один документ.
  — Что… что это такое?
  — Повестка о явке в суд, обязывающая вас предстать завтра в зале суда и давать показания со стороны защиты в деле по обвинению Элеоноры Корбин, или Элеоноры Хепнер.
  Вначале в глазах Сейди Пайсон блеснуло отчаяние, потом появилась уверенность. Она вырвала половину пуговиц с мясом, резко дернув халат. В этот момент Мейсон бросился вперед, схватил ее руку, державшую револьвер, заломил назад, отобрал оружие и опустил его к себе в карман.
  Женщина развернулась и попыталась впиться ногтями в лицо адвоката. Он с легкостью отбросил ее на кровать.
  — А теперь сядьте спокойно и прекратите вести себя как полная идиотка, — велел он. — Не исключено, что я — ваш лучший друг в этом мире.
  — Вы — лучший друг?! Ничего себе!..
  — Да, — кивнул Мейсон. — Подумайте, в каком положении вы оказались. Вы притворялись матерью Дугласа Хепнера, проживающей в Солт-Лейк-Сити. Вы работали с ним на пару. Начали с информирования таможни о незаконном ввозе драгоценностей, как свободные детективы, так сказать, а потом перешли на шантаж. В результате Дугласа Хепнера нашли с пулей в голове, а вы собираетесь на самолет.
  — Ну и что? Мы живем в свободной стране. Я могу делать то, что мне заблагорассудится, черт побери.
  — Конечно, и таким образом сами наденете петлю на свою хорошенькую шейку. Если бы я был таким беспринципным, как вы считаете, то я как раз радовался бы, узнав, что вы уезжаете. Я снял бы вас с самолета, втянул в дело и обвинил в убийстве, а в результате спас бы свою клиентку от обвинения в предумышленном убийстве. В штате Калифорния бегство считается признанием вины.
  — Его убили из ее револьвера, — напомнила Сейди Пайсон.
  — Она отдала ему свой револьвер для защиты. Кто-то вколол ему морфий, и на момент смерти он находился под воздействием наркотического вещества. Не исключено, что он не понимал, что с ним происходит. В такой ситуации не представляло труда вынуть револьвер у него из кармана и пустить пулю ему в затылок.
  — Вы утверждаете, что ему вкололи морфий?
  — Думаю, да. На коже остались следы от иглы.
  — Это все объясняет, — заметила Сейди Пайсон.
  — Что объясняет? — не понял Мейсон.
  — Я не обязана вам ничего рассказывать. Я просто выстраиваю картинку у себя в мозгу.
  — Нет, вам придется мне все рассказать. Я вручил вам повестку о явке в суд. Вы или сейчас мне все объясните, или будете выступать из свидетельской ложи при большом скоплении народа, а газетные репортеры запишут все ваши показания, не считая секретаря суда, конечно.
  — Не блефуйте!
  — У вас где-то есть семья — мать, отец, не исключено, что вы были замужем и у вас остался ребенок. Вам, наверное, не хочется, чтобы эти люди прочитали о вас в газетах. Вы…
  Сейди Пайсон смахнула слезу.
  — Да будьте вы прокляты! — воскликнула она.
  — Я просто пытаюсь обрисовать вам ситуацию.
  — Незачем втягивать в это дело мою семью.
  — В этом вам следует винить только себя. Вы с Дугом Хепнером разработали прекрасную схему обогащения. Я не знаю, сколько вы отдавали властям, чтобы получать причитающиеся двадцать процентов, а какую часть использовали для шантажа, но у вас, определенно, была разработана система сигналов. Если Хепнер принимал решение шантажировать кого-то, он знакомился с этой женщиной и добивался того, что она соглашалась куда-то отправиться с ним на выходные. Он звонил вам, сообщал фамилию и адрес. Вы появлялись и представлялись женой Хепнера — так сказать, усложненный шантаж. Вы угрожали назвать женщину соответчицей в деле о прелюбодеянии…
  — Нет, нет, — перебила Сейди Пайсон. — Ничего подобного. Так низко я никогда не опускалась.
  — Ладно, начинайте объяснения.
  Сейди Пайсон чиркнула спичкой и закурила. У нее дрожали руки.
  — Мы познакомились с Дугом, когда я отправилась в Европу в качестве секретаря одной государственной конторы. Я постаралась прокрутить несложное дельце — ввезла немного драгоценностей, совсем немного, только то, что я могла позволить себе купить. Я считала себя умной, потому что мне удалось проскочить сквозь таможню, но Хепнер меня раскусил.
  — Откуда он выяснил, что вы что-то везете?
  — Наверное, я много болтала. Я разговаривала с другой девушкой, находившейся на борту, моей самой близкой подругой. Она по уши влюбилась в Хепнера и выдала ему все, что знала. Дуг на меня наехал. Слово за слово — и я стала его партнером.
  — И его любовницей?
  — А вы как думаете?
  — Продолжайте, — попросил Мейсон.
  — Дуг был умен, исключительно умен. Он притягивал к себе людей, мог втереться в доверие к кому угодно. Схема работала прекрасно. Он путешествовал в Европу, а по пути собирал информацию, которая использовалась между поездками.
  — О контрабанде? — уточнил Мейсон.
  — Контрабанда составляла лишь малую часть, основным был шантаж. Дуг выяснял, какие крупные партии драгоценных камней ввозятся в страну незаконным путем. Часть информации передавалась таможенникам — чтобы ни у кого из представителей властей не возникало лишних вопросов по поводу его доходов и рода занятий.
  — Кто занимался шантажом?
  — Я.
  — Продолжайте.
  — Я снимала квартиру в Солт-Лейк-Сити. По телефону я представлялась матерью Дугласа Хепнера. После того как он собирал о клиентке достаточно информации, он уговаривал ее отправиться с ним куда-нибудь на выходные. Мне, естественно, требовалось об этом немедленно знать. Дуг всегда звонил мне, обращаясь как к матери. Он представлял девушку по телефону, а потом, как гром среди ясного неба, — для девушки, конечно, — говорил что-то, что указывало на серьезность его намерений, и передавал трубку своей попутчице. Вы можете себе представить, как чувствовали себя девушки. Они отправились на выходные с молодым человеком, тут выяснилось, что он думает о женитьбе, ну и так далее… Это служило мне сигналом. Пока Дуглас с подружкой приятно проводили время, я садилась на первый же самолет и отправлялась в квартиру девушки. Я переворачивала все вверх дном. Поверьте, мистер Мейсон, я умею искать. Если в квартире что-то спрятано, я обязательно найду эту вещь. Если я обнаруживала что-то ценное, то забирала с собой. Девушка не могла себе позволить обратиться в полицию. Если же я видела только какую-то мелочь, я в дальнейшем появлялась как представитель таможни и заявляла, что мы выяснили о контрабандном ввозе в страну драгоценностей, придется выписать ордер на обыск, ну и так далее. Девушка, естественно, обращалась к Дугласу за советом, он предлагал выступить посредником и в конце концов сообщал, что меня можно подкупить. Думаю, что мне не требуется вам все раскладывать по полочкам. У нас было разработано несколько вариантов.
  — А что с Элеонорой? Она или ее семья занимались контрабандой?
  — Если и да, то я ничего не нашла у них в доме.
  — Я чего-то не понимаю, — признался Мейсон. — Похоже, что Дуг влюбился в Элеонору и планировал на ней жениться, но тем не менее он все равно попросил вас обыскать дом, где она жила, не так ли?
  — Вы заблуждаетесь, мистер Мейсон. Дуг не был влюблен в Элеонору и не собирался на ней жениться. Он работал по чрезвычайно важному делу. Он вышел на след профессиональных контрабандистов, и ему требовалась ее помощь. Он просто вешал ей лапшу на уши.
  — Он знал, кто входит в эту группу контрабандистов?
  — Конечно.
  — Кто?
  — Сьюзен Грейнджер.
  — Продолжайте.
  — Дугу требовался помощник, причем определенного рода. В подобной операции он не мог использовать меня. По крайней мере, утверждал, что не может.
  — Вы сомневаетесь?
  — В жизни Дугласа Хепнера было много женщин. Элеонора — это еще один листик на дереве. Когда листья начинают опадать, вы не считаете каждый упавший, вы собираете их в кучу и вывозите прочь или сжигаете.
  — В ваших словах слышится горечь, — заметил Мейсон.
  — Естественно, мне горько.
  — Вы злитесь на Элеонору?
  — Это не ее вина. Дуг начал ее обрабатывать по традиционной схеме, или, по крайней мере, он так пытался мне представить. Он отправился с ней в поездку на выходные, когда вся ее семья отсутствовала, позвонил мне из Индио и…
  — И вы отправились обыскивать их дом?
  — Да, нельзя было упускать такой шанс. Я все перерыла и ничего не нашла. Мне пришлось вернуться в Солт-Лейк-Сити. Дуг не звонил целую неделю. Затем он связался со мной и сообщил, что работал по очень крупному делу. Я не думаю, что он влюбился в Элеонору. А что касается финансовой стороны, мы всегда были честны по отношению друг к другу. Он собирался выплатить причитающуюся мне часть. В этом я не сомневаюсь.
  — И?
  — Дуг сказал, что намерен использовать Элеонору. Она предстанет неврастеничкой, умирающей от ревности. Таким образом, как считал Дуг, ей удастся вселиться в соседнюю со Сьюзен Грейнджер квартиру.
  — А потом?
  — Дуглас традиционным образом обработал Сьюзен Грейнджер. Она согласилась провести с ним выходные в Лас-Вегасе. Он позвонил мне из Барстоу. Через час я уже села в самолет. Я перерыла все в ее квартире, и поверьте, мистер Мейсон, я ничего не упустила. Я предполагала, что она ввозит камни в тюбиках с краской.
  — Что вы нашли?
  — Ничего.
  — Сегодня в суде прозвучало, что Этель Белан видела у Элеоноры целую груду драгоценных камней. По крайней мере, это утверждает мисс Белан.
  — Я вам кое-что открою, мистер Мейсон. Об этом не знает ни один человек на свете. Дуг позвонил мне утром шестнадцатого. Он был крайне возбужден. «Они чуть меня не прикончили вчера вечером, — сообщил он, — но я во всем разобрался. Их схема несколько отличается от того, что я предполагал изначально. Все придумано дьявольски хитро, поэтому я и запутался. Ты никогда не нашла бы их тайник. Камни у меня, и если мне удастся их вынести из здания, то нам надолго хватит. Это профессиональные контрабандисты, а твоя доля составит крупную сумму».
  — Он был возбужден? — уточнил Мейсон.
  — Да.
  — Очевидно, он находился в доме «Белинда»?
  — Думаю, что в квартире Сьюзен Грейнджер.
  — Когда он вам звонил?
  — В десять утра шестнадцатого.
  — А вы обыскали квартиру Сьюзен Грейнджер в субботу?
  — Да, мистер Мейсон, причем я здорово постаралась.
  — Как вы попали внутрь?
  — У меня есть несколько способов.
  — А это что за квартира — я имею в виду ту, в которой мы с вами сейчас находимся?
  — Моя берлога. Я представлялась женщиной с больным родственником, который вскоре должен умереть. У меня был ключ от квартиры Дуга, а у него — от моей. Конечно, я не могла останавливаться в гостинице.
  — Его квартиру обыскали, — сообщил Мейсон.
  — Вот это меня беспокоит. И пугает.
  — Это не ваша работа?
  — Боже, нет. Если бы он появился здесь с камнями, он бы первым делом пришел с ними ко мне. Я ждала его весь день и практически не спала ночь. Когда я выяснила, что у него в квартире все перевернуто вверх дном, я бросилась назад в Солт-Лейк-Сити, упаковала все и ждала звонка. Тут позвонили вы, мистер Мейсон. Я подумала, что вы из компании Сьюзен Грейнджер, так что я говорила вам то, что вам могла рассказать сама Сьюзен, затем я повесила трубку, бросила чемоданы в машину и уехала.
  — Разве вы не посчитали, что вам опасно сюда возвращаться?
  — Вначале — да. Но потом я поняла, что об этой квартире никто не знает. Арендная плата была внесена вперед за три месяца, так что я решила пока пожить здесь. Я надеялась, что мне удастся выяснить, что же Дуг сделал с камнями. Мне требовалось находиться в месте развития событий. Если бы мне удалось их разыскать, я надолго бы себя обеспечила. В противном случае…
  Она замолчала, пожав плечами.
  — Вы знаете, кто его убил? — спросил Мейсон.
  — Элеонора. Когда он нашел камни, она поняла, что он играл с ней… Ну, что произошло в действительности, я не знаю. Единственное, что мне известно, — это то, что драгоценности были у Дугласа перед смертью.
  — Он пытался расколоть профессиональных контрабандистов?
  — Да. Они работали по-крупному.
  — Элеонора не была членом банды?
  — Боже, нет. Она помогала Дугласу. Она следила за Сьюзен Грейнджер.
  — И вы знали, что Дуглас Хепнер уговорил ее предстать ревнивой неврастеничкой, чтобы вселиться в квартиру Этель Белан? Вы знали, что ей следовало пригрозить убить Дугласа Хепнера, чтобы он никому не достался?
  — Если я скажу «да», это поможет девушке? — спросила Сейди Пайсон после недолгого колебания.
  — Ее могут оправдать.
  — А если я не расскажу об этом, то она может отправиться в газовую камеру?
  — Да.
  Сейди Пайсон глубоко вздохнула.
  — Я не знаю, виновна она или нет. Я не обязана ничего говорить.
  — Предстоит суровое сражение по поводу того, удастся ли мне включить ваши показания в доказательства или нет. Я считаю, что судья пойдет на это. В любом случае, если вы согласитесь сказать правду, я попробую. Окружной прокурор будет настаивать, что это показания с чужих слов и они не относятся к делу. Однако, перед тем как строить свою защиту, я должен точно знать вашу позицию и все факты.
  — Мне придется занять место дачи показаний?
  — Да.
  — Я не могу, — покачала головой Сейди Пайсон. — Вы сами упомянули мою семью. У меня есть дочь. Ей восемь лет. Мне не нужна лишняя известность. Я не хочу попадать на первые полосы газет и не допущу, чтобы при перекрестном допросе всплыло мое прошлое.
  — Но вы также не можете позволить, чтобы Элеонора отправилась в газовую камеру за преступление, которого она не совершала.
  — Я не стану вам помогать, мистер Мейсон.
  Лицо адвоката сделалось суровым, как гранит.
  — Станете, — заявил он. — У вас нет выбора. Именно поэтому я вручил вам повестку о явке в суд.
  — Вы очень заботитесь об Элеоноре Корбин, за спиной которой целое состояние, но не думаете обо мне, — с горечью в голосе сказала Сейди Пайсон. — Я уезжаю и беру с собой только то, что вы видите на кровати.
  — Простите. То, что вы помогали таможенникам, — это одно, но шантаж — совсем другое. Вам придется начать новую жизнь.
  — На какие деньги? Зарабатывая тем, что скрыто под старым халатом? У меня осталось только это, билет на автобус до Нью-Мексико и тридцать долларов наличными и…
  — Я думал, что вы собирались на самолет.
  Она горько рассмеялась в ответ.
  — Я отлетала на самолетах. Я сажусь на автобус, но решила не ставить об этом в известность администратора.
  — А теперь послушайте меня, — обратился к ней Мейсон. — Я не даю вам никаких обещаний, но, если нам удастся до конца разобраться с этим делом, не исключено, что мы найдем драгоценности, о которых вам говорил Дуглас Хепнер. Мы разоблачим контрабандистов.
  — А затем вы присвоите все лавры себе…
  — Нет, — покачал головой Мейсон. — Именно это я и пытаюсь донести до вас. Двадцать процентов за нахождение бриллиантов будут ваши.
  Она посмотрела на него в задумчивости.
  — Вы боретесь против сильных противников, — заметила Сейди Пайсон.
  — За вами приедет моя секретарша, Делла Стрит, и отвезет вас в безопасное место. Завтра утром вы сядете в свидетельскую ложу. Если нам удастся вернуть эти камни — награда ваша. А потом я возьму с вас обещание, что вы покончите с шантажом и всем этим темным бизнесом и станете такой матерью, какой сможет гордиться ваша дочь.
  Сейди Пайсон молчала несколько минут, а потом протянула Мейсону руку.
  — Это все, что вы хотите? — уточнила она.
  — Да, — ответил адвокат.
  Глава 16
  Делла Стрит ждала Мейсона, когда он появился утром в зале суда. Секретарша протянула ему замшевый мешочек, в котором лежали драгоценности из кремов и лосьонов Элеоноры Корбин.
  — Все в порядке? — поинтересовался Мейсон.
  — Да, шеф. Сейди сидит внизу в машине вместе с одним из оперативников Дрейка. Когда она тебе потребуется, подойди к окну и махни платком. Человек Пола сразу же приведет Сейди в зал.
  Судья Моран занял свое место. Бейлиф стукнул молоточком по столу.
  — Суд пришел к заключению, что при сложившихся обстоятельствах нет необходимости издавать приказ об эксгумации трупа, — объявил судья Моран. — Однако суд желает обратить внимание коронера на то, что патологоанатом, производящий вскрытие, обязан не только определять причину смерти, но и исследовать сопутствующие факторы. На сегодняшний день мы не можем с полной уверенностью утверждать, что следы на руке усопшего оставлены иглой шприца. Это вывод свидетеля. Я отказываю в просьбе адвокату защиты и не даю разрешения на эксгумацию трупа. Если будут представлены дополнительные доказательства, указывающие на возможное присутствие морфия или на то, что усопшего где-то держали против его воли, суд пересмотрит свое решение. А теперь, насколько я понимаю, адвокат защиты желает задать несколько дополнительных вопросов Сьюзен Грейнджер.
  — Мы возражаем против подобной просьбы адвоката защиты, — заявил Гамильтон Бергер, — и готовы сослаться на ряд прецедентов и судебных решений…
  — Каких, например? — поинтересовался судья Моран.
  — Во время судебного процесса защита не имеет права проводить перекрестный допрос по частям, а обязана закончить его до того, как свидетелю позволяют покинуть место дачи показаний.
  — Вам не требовалось это цитировать, — заметил судья Моран. — Суд изучал право. И, кстати, господин окружной прокурор, разве вы не помните другие прецеденты и судебные решения, в которых говорится, что судья, ведущий процесс, принимает решения по поводу порядка представления доказательств и допроса свидетелей и обязан использовать свои полномочия в целях отправления правосудия?
  — Конечно, ваша честь, это общее правило, — согласился Гамильтон Бергер. — Однако в нашем случае…
  — В нашем случае, — перебил судья Моран, — вы пригласили в свидетельскую ложу Уэбли Ричи. Вы не спросили его о том, слышал ли он разговор между Сьюзен Грейнджер и обвиняемой. Это всплыло гораздо позднее. В результате вы вызвали Ричи во второй раз. Суд предоставил вам на это разрешение. Суд считает просьбу защиты позволить допросить мисс Грейнджер в отношении показаний мистера Ричи весьма разумной при сложившихся обстоятельствах. Весьма своеобразных обстоятельствах, хочу заметить, господин окружной прокурор. Суд приказывает мисс Грейнджер снова занять свидетельскую ложу.
  Сьюзен Грейнджер встала со своего места в зале и направилась вперед.
  — Я горю желанием выступить, ваша честь, — заявила она. — Окружной прокурор отказался…
  — Давайте сейчас не будем это обсуждать, — перебил судья Моран. — Садитесь. Вы уже принимали присягу. Вас станет допрашивать адвокат защиты. Вы не должны добровольно предоставлять никакую дополнительную информацию. Ждите задаваемых вопросов и отвечайте конкретно на каждый из них. Если прозвучат не относящиеся к делу вопросы, обвинение сможет выступить с возражением.
  — Вы слышали показания мистера Ричи? — обратился Мейсон к Сьюзен Грейнджер.
  — Да.
  — Когда вы вернулись домой пятнадцатого августа текущего года, вы обнаружили, что в вашей квартире произвели обыск и совершили акты вандализма?
  — Да, сэр.
  — Вы пожаловались администрации?
  — Сообщила мистеру Ричи об этом.
  — Что произошло?
  — Он поднялся вместе со мной в квартиру, осмотрел нанесенный урон, вызвал горничную и велел ей все убрать. Он поинтересовался, хочу ли я заявить в полицию о случившемся. Я ответила, что нет.
  — Почему?
  — Потому что я не сомневалась, что это дело рук…
  — Минутку, — перебил Гамильтон Бергер. — Я возражаю, ваша честь. Перекрестный допрос ведется не должным образом. Это несущественно, недопустимо в качестве доказательства и не имеет отношения к делу. То, что свидетельница не хотела вызывать полицию, совершенно не относится к слушаемому делу. Если она пришла к какому-то выводу по поводу того, что произошло или почему это произошло, то обвинение точно не связано никакими мыслями свидетельницы. Она имеет право давать показания о фактах, а не о мыслях.
  — Я намерен показать пристрастность и предубежденность против моей клиентки, — заявил Мейсон.
  — Перефразируйте вопрос, — приказал судья Моран. — Возражение по только что заданному вопросу принимается.
  — Заявляли ли вы мистеру Ричи, что вандализм — это дело рук Элеоноры Хепнер, или Элеоноры Корбин, которая шпионила за вами из соседней квартиры?
  — У меня то же самое возражение, — сказал Гамильтон Бергер.
  — Возражение отклоняется, — постановил судья Моран. — Отвечайте.
  — Да.
  — Имелись ли какие-нибудь доказательства, какие-либо факты или какие-либо улики, на которых вы основывались?
  — Никаких доказательств, фактов или улик, только женская интуиция. Я также хочу заявить…
  — Пожалуйста, никакой дополнительной информации, — остановил свидетельницу судья Моран. — Отвечайте на конкретный вопрос.
  Сьюзен Грейнджер поджала губы.
  — И позднее в тот день вы вернулись в свою квартиру, не так ли?
  — Да.
  — К вам заходил мистер Хепнер в тот вечер?
  — Да.
  — Принимали ли вы душ до того, как заходил мистер Хепнер?
  — Я лежала в ванне.
  — Возможно ли, что кто-то прятался у вас в шкафу?
  — Определенно нет. Я заглядывала внутрь. Я распаковывала чемодан и развешивала свои вещи. Там никого не было.
  — Спасибо. Это все.
  Гамильтон Бергер посовещался со своими помощниками и объявил:
  — У меня тоже все.
  — Вы можете покинуть свидетельскую ложу, мисс Грейнджер, — сказал судья Моран, выражение лица которого показывало, что он чего-то не понимает.
  — Обвинение закончило представление своей версии, — сообщил Гамильтон Бергер.
  Мейсон встал и обратился к суду:
  — Ваша честь, в настоящий момент защита желает выступить со вступительным словом и показать присяжным, что мы намерены доказать.
  — Хорошо, — кивнул судья Моран.
  Зрители, заполнившие зал до отказа, начали возбужденно перешептываться. Их заставил замолчать удар молоточка бейлифа по столу.
  Мейсон сделал несколько шагов вперед и остановился перед присяжными.
  — Дамы и господа, защита намерена показать, что Дуглас Хепнер вел весьма необычный образ жизни, зарабатывая себе на хлеб как свободный детектив, получающий вознаграждение за передачу определенной информации властям. Дуглас Хепнер начинал как профессиональный игрок, но, узнав, что правительство Соединенных Штатов выплачивает вознаграждение в размере двадцати процентов от суммы товара, ввезенного в страну контрабандным путем, тому, кто предоставит информацию, в результате которой товар будет конфискован, Дуглас Хепнер решил заняться детективной работой. Дуглас Хепнер был близко знаком с обвиняемой. Они неоднократно обсуждали свои брачные намерения. Однако Элеонора Корбин хотела, чтобы он прекратил эту опасную работу. Он обещал ей купить долю в компании, занимающейся импортом, и после женитьбы оставить свое занятие. На момент смерти Дуглас Хепнер работал над очень серьезным делом и попросил обвиняемую помочь ему. Мы покажем, что Дуглас Хепнер вышел на след профессиональных контрабандистов, которые уже давно занимались незаконным ввозом в страну драгоценных камней. Для того чтобы призвать к ответственности контрабандистов, а в результате получить причитающуюся награду, на которую он собирался купить долю в одной компании, Дуглас Хепнер привлек к делу Элеонору Корбин. Он попросил ее сыграть роль ревнивой неврастенички и таким образом поселиться в триста шестидесятой квартире в доме «Белинда», чтобы наблюдать за Сьюзен Грейнджер, которую Дуглас Хепнер считал одной из контрабандистов. Сьюзен Грейнджер часто ездила в Европу и каждый раз возила множество тюбиков с краской, которые представляли собой прекрасное место для сокрытия драгоценных камней.
  Сьюзен Грейнджер вскочила на ноги и уже собиралась что-то закричать, но ее тут же усадил на место бейлиф, которому судья Моран велел находиться рядом с ней.
  — Минутку, мистер Мейсон, — сказал судья Моран и повернулся к молодой женщине. — Мисс Грейнджер, вы многократно нарушали порядок. Суд даже приказал бейлифу сесть рядом с вами. Мы требуем, чтобы вы вели себя надлежащим образом и не прерывали процедуру. Если с вашей стороны последует еще одна подобная попытка, то она будет рассматриваться как неуважение к суду. Вы меня поняли?
  — Мне будет предоставлена возможность…
  — Не сейчас и не здесь. Сидите и молчите. Мистер Мейсон, продолжайте свое вступительное слово.
  — Мы намерены показать, что Дуглас Хепнер ошибся в одном — в женщине, хранившей драгоценности, ввезенные контрабандным путем, и месте их хранения. Тайник был устроен очень искусно и хитро. Обвиняемая, Элеонора Корбин, в точности выполнила указания Дугласа Хепнера. Она вселилась в квартиру Этель Белан, что уже подтвердили несколько выступавших свидетелей. В последний момент Дуглас Хепнер докопался до сути организации работы банды контрабандистов. У Хепнера была еще одна помощница, которая уже давно сотрудничала с ним. Хепнеру удалось найти крупную партию драгоценных камней, спрятанных контрабандистами, он позвонил своей напарнице, сообщил об этом и о том, что его жизни угрожает опасность. Дуглас Хепнер украдкой покинул многоквартирный дом «Белинда», используя грузовой лифт, и отправился в квартиру, снимаемую им под вымышленной фамилией. За ним по пятам следовали конспираторы, считавшие, что драгоценности находятся при нем. Преступники поймали Дугласа Хепнера у него на квартире, ввели ему крупную дозу морфия и держали против его воли, пока искали драгоценности. Они перевернули все вверх дном у него в квартире и не отпускали его целый день, а незадолго до смерти сделали ему еще один укол морфия. Им не удалось найти камни, и они застрелили Дугласа Хепнера, причем обустроили все таким образом, чтобы подозрение пало на Элеонору Корбин, которая очень кстати для них угрожала убить Хепнера в присутствии свидетелей. Конспираторы понимали, что, какую бы версию она ни представила, это окажется признанием вины с точки зрения окружного прокурора, который со скептицизмом отнесется ко всем ее объяснениям.
  Гамильтон Бергер прошептал что-то одному из своих помощников, а потом беззвучно рассмеялся. С его лица не сходила улыбка.
  — Доказательством моей версии является то, что Дуглас Хепнер на самом деле нашел драгоценности, — продолжал Мейсон, — и они в настоящий момент находятся у защиты, и мы знаем, кто эти контрабандисты.
  Внезапно Мейсон вынул из кармана кусок материи, разостлал ее на столе, отведенном для защиты, потом взял замшевый мешочек, переданный ему Деллой Стрит, и высыпал блестящие переливающиеся камни.
  Гамильтон Бергер вскочил на ноги.
  — Что это такое? Что это такое? — закричал он и бросился к Мейсону.
  Присяжные вытянули шеи.
  — Мы намерены просить приобщить эти драгоценности к делу в качестве доказательств и…
  — Ваша честь, ваша честь! — орал Гамильтон Бергер. — Я возражаю. Адвокат защиты не имеет права представлять какие-либо доказательства присяжным на этом этапе. Он может только объяснять им свою версию и что он планирует показать.
  — Именно это я и делаю. Я планирую доказать присяжным, что Дуглас Хепнер нашел эти драгоценности.
  — Их описывала Этель Белан, — выпалил Гамильтон Бергер. — Они находились у обвиняемой. Тот факт, что защита сейчас представила их…
  — Господин окружной прокурор, — перебил судья Моран суровым тоном, — вам будет предоставлена возможность выступить в прениях. Но сейчас еще не пришло время для них.
  — Я возражаю против подобного представления доказательств присяжным.
  — Я просто показываю присяжным, что я намерен доказать, — объяснил Мейсон. — В настоящий момент я также хочу заявить, что Дуглас Хепнер допустил одну очень серьезную ошибку. Он узнал, что Уэбли Ричи, работающий в многоквартирном доме «Белинда», — это один из контрабандистов. Хепнер, вполне естественно, предположил, что другим членом банды является Сьюзен Грейнджер, часто путешествующая в Европу. Вначале Хепнеру не удалось разобраться в истинной, дьявольски хитрой схеме. Как только он все понял, он нашел камни — в искусно обустроенном тайнике, который было практически невозможно обнаружить. Однако, когда Хепнер оказался в этом тайнике, сработала установленная там сигнализация. Он тут же осознал, что попал в ловушку. Уже делалась одна попытка его убить, и он не сомневался, что, если его поймают покидающим дом с камнями, — ему конец. Хепнер запер дверь квартиры, позвонил своей напарнице, чтобы сообщить о находке, а потом спрятал камни там, где, как он считал, они останутся ненайденными. У него было всего несколько секунд на принятие решения. Затем он вышел в коридор, предполагая, что его остановят и обыщут, а ему придется сражаться за свою жизнь. К его удивлению, в коридоре никого не оказалось. На него не набросились. То, что при нем не осталось драгоценностей, придало Хепнеру уверенности. Он поспешил к грузовому лифту и нажал на кнопку вызова. Лифт остановился на третьем этаже, Хепнеру показалось, что путь свободен. Он вышел из здания через черный ход и отправился на квартиру, которую снимал под вымышленной фамилией. Я думаю, что Хепнер не догадывался, что к нему пристроился «хвост». Вернувшись к себе на квартиру, Хепнер посчитал себя в полной безопасности. Ответив на стук в дверь — а он, очевидно, ждал кого-то другого, — он понял, что пошел на риск и проиграл. Его схватили и ввели морфий.
  — О, ваша честь, — поднялся со своего места Гамильтон Бергер. — Все это не относится к делу. Адвокат защиты имеет право только описать доказательства, которые он намерен представить. Сейчас он просто нагнетает напряжение. Звучит как сюжет приключенческого фильма. Доказать все это он не в состоянии. Адвокат рассуждает о мыслях и эмоциях усопшего. Он…
  — Я считаю возражение обоснованным, — заметил судья Моран. — Бесспорно, что адвокат защиты — великолепный оратор. Сейчас он представляет сюжет кино, а не описывает то, что намерен доказать.
  — Но я на самом деле намерен это доказать, ваша честь, — сказал Мейсон. — Я приглашу свидетелей, которые подтвердят факты, а остальное — это обоснованные выводы, которые можно сделать из тех фактов.
  — Но каким образом вы собираетесь все это доказывать? — удивился судья Моран.
  — Внизу ждет свидетельница, которая должна удивить всех присутствующих. Она и подтвердит эти факты. Мне стоит только подойти к окну и махнуть платком — и ее приведут в зал суда.
  — Ваша честь, — вскочил разгневанный Гамильтон Бергер, — я возражаю против последнего заявления. Наверное, нет закона, запрещающего драматические речи адвокатам защиты, но, по крайней мере, он должен говорить правду.
  Мейсон подошел к окну и махнул платком.
  — Если вы готовы подождать минутку, ваша честь, — обратился Мейсон к судье Морану, — то в ответ на мой сигнал сейчас появится свидетельница, о которой я говорил.
  — Ваша честь, я также возражаю против упоминания каких-либо заявлений, которые мог сделать Дуглас Хепнер какому бы то ни было лицу по поводу того, что его жизни угрожает опасность или того, что он нашел драгоценности, — снова выступил Гамильтон Бергер. — Если только это не предсмертное заявление, оно считается показанием с чужих слов и, следовательно, не может быть частью слушаемого дела.
  — Ваша честь, это на самом деле оказалось предсмертным заявлением. Хепнер сказал свидетельнице, что сомневается в том, что ему удастся живым покинуть здание.
  Гамильтон Бергер разозлился настолько, что с трудом сдерживал себя.
  — Ваша честь, адвокат защиты пытается бежать впереди паровоза, а также представлять несуществующие факты. Он специально нагнетал напряжение, стараясь заинтересовать присяжных, а потом, словно фокусник, махал белым платочком перед окном. Зачем нам эта комедия?
  — Если бы эту свидетельницу увидели во Дворце правосудия раньше времени, ее могли бы убить прежде, чем она успела бы что-то сказать, — ответил Мейсон. — Я намерен показать, что Уэбли Ричи и Этель Белан являлись партнерами и членами группы контрабандистов, работающей по-крупному…
  — Этель Белан?! — воскликнул Гамильтон Бергер.
  — Вот именно. Как вы думаете, почему стенной шкаф у нее в квартире на три с половиной фута меньше, чем любой другой в здании?
  — Так, опять та же песня! — заорал Гамильтон Бергер. — Вначале адвокат защиты представляет сюжет приключенческого романа, потом начинает поливать грязью свидетелей обвинения. Я требую, чтобы он прекратил и то, и другое и переходил к представлению доказательств, если они, конечно, у него есть.
  — Именно это я и собираюсь сделать. Как я вижу, моя свидетельница уже появилась в зале суда. Мисс Пайсон, пройдите, пожалуйста, вперед и примите присягу.
  Сейди Пайсон направилась в свидетельскую ложу, подняла правую руку и приняла присягу.
  После нескольких предварительных вопросов Мейсон спросил:
  — Вы знали Дугласа Хепнера при жизни?
  — Да.
  — В каких вы были отношениях?
  — Я была его деловым партнером.
  — Чем вы занимались?
  — Обнаружением драгоценных камней, контрабандным путем ввозимых в страну.
  — Вы знаете, когда умер Дуглас Хепнер?
  — Шестнадцатого августа.
  — В какое время?
  — Я знаю, какое время смерти определил патологоанатом.
  — Разговаривали ли вы до этого с Дугласом Хепнером?
  — Да.
  — Говорил ли он вам о своей предполагаемой смерти?
  — Минутку, — встал со своего места Гамильтон Бергер. — Я возражаю. Задан наводящий вопрос. Для ответа на него требуются показания с чужих слов.
  — Это предсмертное заявление, ваша честь, — заметил Мейсон.
  — Мне кажется, что необходимо представить дополнительное обоснование, чтобы характеризовать его подобным образом, — высказал свое мнение судья Моран. — На теперешней стадии я склонен принять возражение обвинителя. Однако я прошу адвоката защиты, по возможности, дать полное обоснование, после чего суд примет окончательное решение.
  Мейсон повернулся к свидетельнице и в тот же момент поднял лист бумаги, которым прикрыл горку драгоценных камней, лежавших на столе, отведенном для защиты.
  Сейди Пайсон увидела камни.
  — О, вы в самом деле нашли их? — воскликнула она. — Неужели нашли?! Именно о них мне звонил Дуг! Он сообщил мне, что они у него. Он сказал, что они…
  — Тихо! Тихо! — попытался восстановить порядок бейлиф.
  — Свидетельница, молчите! — приказал судья Моран.
  Ни у кого не осталось сомнения в естественности, искренности и непроизвольности восклицания Сейди Пайсон. Никакие репетиции не помогли бы достичь такой радости в голосе.
  — Объявляется десятиминутный перерыв, — постановил судья Моран. — Я приглашаю представителей обеих сторон присоединиться ко мне у меня в кабинете. Мистер Мейсон, наверное, не следует оставлять эти драгоценности лежать на вашем столе. Если вы хотите пометить их для идентификации, передайте их на хранение секретарю суда. Перерыв.
  Глава 17
  В кабинете судьи трясущийся от гнева Гамильтон Бергер показывал пальцем на Мейсона.
  — Это дешевая уловка — вы заставили свидетельницу выразить эмоции перед присяжными. Это преднамеренная попытка представить доказательства, которые, как вам известно, суд не допустил бы. Вы специально прикрыли камни листком бумаги, а потом сняли его в театральной манере. Вы превращаете суд, целью которого является отправление правосудия, в балаган.
  — Я действовал в рамках правил, — возразил Мейсон. — Дуглас Хепнер нашел эти камни за день до своей смерти. Ему вкололи наркотическое вещество и держали против его воли. Контрабандисты пытались выяснить, что он сделал с камнями. На самом деле он нашел очень простой выход. Хепнеру требовалось покинуть дом «Белинда». Когда он вскрыл тайник, сработала сигнализация. Он прекрасно понимал, что у него практически нет шанса выйти из здания живым. На столе стояла открытая сумка Элеоноры. Дуглас Хепнер снял крышки с нескольких баночек с кремами, спрятал внутри камни, а затем бросился на улицу.
  — Вы сейчас не перед присяжными произносите речь, — напомнил Гамильтон Бергер. — Мне нужны доказательства.
  Мейсон взглянул на часы.
  — Получите их через несколько минут. К счастью, работники таможни — люди более широких взглядов. Они получили ордер на обыск и в настоящий момент находятся в квартире Этель Белан. Они обнаружат, что стенной шкаф там был очень искусно разделен на две части и дальняя представляет собой тайник для сокрытия товара, ввезенного контрабандным путем. Если вы внимательно посмотрите на план, приобщенный к делу как вещественное доказательство со стороны обвинения — вами же, Бергер, — вы увидите, что стенной шкаф в квартире Этель Белан примерно на три с половиной фута меньше, чем аналогичный в квартире Сьюзен Грейнджер. Однако с точки зрения конструкции здания для этого нет никаких оснований. А если вы не хотите краснеть при большом скоплении народа, вам следует арестовать Этель Белан и Уэбли Ричи, пока они не сбежали и пока все зрители в зале не разобрались в сути дела. Я специально построил свое вступительное слово таким образом, чтобы они поняли, что почва уходит у них из-под ног и совершили попытку к бегству. Таким образом, им смело можно будет предъявлять обвинение и…
  — Мне не нужны ваши советы! — заорал пунцовый Гамильтон Бергер. — Мне не нужны…
  На столе судьи Морана зазвонил телефон.
  — Минутку, господа, — сказал несколько сбитый с толку судья и снял трубку.
  Он слушал несколько минут то, что говорилось на другом конце провода, а потом заявил:
  — Я вам перезвоню.
  Повесив трубку, судья Моран повернулся к окружному прокурору:
  — Похоже, что мистер Мейсон попросил представителей таможни сразу же связаться со мной по завершении обыска. Они нашли тайник в задней части стенного шкафа в квартире Этель Белан. На этот раз там не оказалось драгоценных камней, вместо них лежали наркотики на общую сумму примерно двести пятьдесят тысяч долларов. Я считаю, господин окружной прокурор, что вам следует пересмотреть свою точку зрения на сложившуюся ситуацию перед тем, как возвращаться в зал суда.
  Гамильтон Бергер напоминал человека, вокруг которого рушится привычный ему мир.
  — Я поздравляю вас, мистер Мейсон, с решением дела, — обратился судья Моран к адвокату защиты, — хотя я не совсем одобряю вашу театральную манеру представления фактов.
  — Мне требовалось сделать все именно таким образом, в противном случае Этель Белан и Уэбли Ричи не совершили бы попытки к бегству. Однако, когда я высыпал на стол эти камни, контрабандисты поняли, что я их раскусил. И не поздравляйте меня, восхищаясь моей сообразительностью. Мне следовало раньше обратить внимание на то, что один стенной шкаф почему-то на три с половиной фута ýже остальных и что Уэбли Ричи мог прятаться только в двух квартирах, если слышал разговор между моей клиенткой и Сьюзен Грейнджер. Он попал в ловушку, потому что укорял Сьюзен Грейнджер за скандал в коридоре. Он надеялся, что она не упомянет про это окружному прокурору. Если же он не прятался в квартире Сьюзен Грейнджер во время того разговора, то мог находиться только в квартире Этель Белан, причем в каком-то специально обустроенном месте, потому что обвиняемая появилась в квартире незадолго до этого и не заметила Ричи. Мою клиентку обуяла паника, и, чтобы защитить себя, она начала врать, а в результате с самого начала я не смог правильно оценить ситуацию.
  Судья Моран посмотрел на Мейсона. По его глазам становилось понятно, что он восхищается адвокатом.
  — Вы прекрасно поработали и докопались до сути, — заметил судья Моран, — но мне все равно не нравятся ваши театральные методы, используемые в зале суда. — Затем он повернулся к Гамильтону Бергеру: — Теперь ваш ход, господин окружной прокурор. Суд предоставляет вам на него десять минут.
  Гамильтон Бергер уже собрался что-то сказать, промолчал, с трудом поднялся со стула, повернулся и, ни слова не говоря, вышел из кабинета судьи, хлопнув дверью.
  Судья Моран встретился взглядом с Мейсоном. Суровое лицо судьи смягчила улыбка.
  — Мне не нравятся ваши методы, Мейсон, — повторил судья Моран, — но, черт побери, я восхищаюсь эффективностью ваших действий.
  Дело о дневнике загорающей
  Глава 1
  Делла Стрит, личный секретарь Перри Мейсона, прикрыла телефонную трубку рукой и спросила шефа:
  — Не хотите ли переговорить с девушкой, которую ограбили?
  — А что украли?
  — Говорит, что все.
  — Ну а почему тогда она звонит мне, а не в полицию?
  — Она хотела бы что-то вам объяснить.
  — Ах да, конечно же, надо объяснить, — заметил Мейсон.
  — Но, шеф, судя по голосу, это вполне приличная девушка. Она попала в неприятную ситуацию.
  — Хорошо, Делла. Скажи, пусть приходит, я ее приму.
  — Я уже просила ее прийти, но она говорит, что не может. Говорит — нечего надеть.
  Мейсон запрокинул голову и рассмеялся.
  — Теперь я, похоже, действительно все знаю. Я поговорю с ней, Делла. Как ее зовут?
  — Арлен Дюваль.
  — Отлично. Включи параллельный телефон, чтобы мы могли слышать оба.
  Мейсон снял трубку и, когда Делла Стрит подключила его аппарат, сказал:
  — Да, я вас слушаю. Перри Мейсон у телефона.
  — Мистер Мейсон, это мисс Арлен Дюваль.
  — Слушаю.
  — Я бы хотела встретиться с вами по делу чрезвычайной важности. Я… у меня… у меня найдется чем оплатить ваши услуги.
  — Да, да.
  — Меня ограбили.
  — Ну что же, — Мейсон подмигнул своей секретарше, — приходите ко мне, мисс Дюваль, и мы все обсудим.
  — Не могу.
  — Но почему?
  — Мне нечего надеть.
  — А мы здесь на формальности внимания не обращаем. И я вам предлагаю — приходите в чем есть.
  — Если бы вы меня видели сейчас, то взяли бы назад свое предложение.
  — Неужели? — удивился Мейсон.
  — Под тем немногим, что на мне осталось, не спрятать и почтовой марки.
  — Ну так накиньте же что-нибудь, в конце концов! — Мейсон начал терять терпение. — Все, что угодно. Вы…
  — Не могу.
  — Но почему же, я вас спрашиваю?
  — Я уже сказала — меня ограбили.
  — Подождите минуту, нельзя ли пояснее?
  — Мистер Мейсон, я пытаюсь растолковать вам, что стала жертвой ограбления и все, абсолютно все, у меня забрали — одежду, личные вещи, машину, дом.
  — Где вы находитесь в данный момент?
  — Возле четырнадцатой лунки на поле гольф-клуба «Ремуда». Телефон здесь установили члены клуба, сейчас их никого нет, и я солгала оператору, что тоже являюсь их членом, — вот он меня и соединил. Мне нужна одежда. И мне нужна помощь.
  Мейсону все это стало необычайно любопытно, и он спросил:
  — А почему все-таки вы не позвонили в полицию, мисс Дюваль?
  — В полицию я позвонить не могу. Об этом они ничего не должны знать. Я вам объясню при встрече. И пожалуйста, если вы сможете привезти хоть какую-нибудь одежду — я заплачу, я…
  — Подождите-ка, — перебил ее Мейсон, — соединяю вас с секретарем. — Он кивнул Делле Стрит, и та продолжила разговор.
  — Да, мисс Дюваль, это снова мисс Стрит — секретарь мистера Мейсона.
  — Мисс Стрит, вы не смогли бы достать мне какую-нибудь одежду, все, что угодно, лишь бы прикрыться. Мой рост — пять футов и два дюйма, а вес — сто двенадцать фунтов. Размер десятый или двенадцатый.
  — А как я вам ее доставлю, эту одежду? — спросила Делла Стрит.
  — Ну, я вас очень прошу… умоляю, мисс Стрит, привезите как-нибудь. Я с радостью заплачу за нее, сколько бы она ни стоила. Да, я понимаю, что такие услуги вы не делаете, но то, что произошло, настолько выходит за всякие рамки… о нет, я просто не могу объяснить это по телефону. Вы — единственная надежда, которая у меня осталась. Обратиться в полицию я не могу, а показаться на людях в таком виде тем более.
  Делла Стрит посмотрела на Мейсона и вопросительно подняла брови. Мейсон кивнул.
  — Где я вас найду?
  — О, мисс Стрит, мне кажется, вряд ли вы являетесь членом гольф-клуба «Ремуда»…
  — Мистер Мейсон — член клуба.
  В голосе девушки послышалось облегчение.
  — Ну тогда, может быть, он даст вам карточку гостя, а вы спрячете одежду на дно спортивной сумки, пройдете и… идите прямо к четырнадцатой лунке. Не доходя до нее ярдов пятьдесят, увидите небольшие, но довольно густые заросли кустарника, они спускаются к подъездной дорожке, а там только негромко позовите, и… о боже! Сюда идут игроки! Прощайте! — Трубку на том конце резко бросили.
  Делла Стрит немножечко выждала, потом осторожно положила телефонную трубку на рычаг и взглянула на Мейсона. Мейсон отодвинул телефон в сторону.
  — Теперь мы все слышали, — заключил он.
  — Бедняжка, — не выдержала Делла Стрит, — остаться в таком месте в чем мать родила — уму непостижимо! Средь бела дня — за полчаса до полудня… Не понимаю, шеф, просто не укладывается в голове, как это ее могли ограбить? Как это у нее смогли взять абсолютно все?
  — В том-то и дело, — согласился Мейсон, — эта сторона ограбления выглядит достаточно интригующе. Ты хочешь туда ехать, Делла?
  — Попробуйте удержать!
  — Тогда я поеду с тобой.
  Делла Стрит улыбнулась:
  — В этом я не сомневалась, шеф.
  — Нет, нет, ты не так поняла. На само поле я не выйду. Довезу тебя до клуба, дам гостевое приглашение и останусь ждать, пока вернетесь. А одежда для нее найдется?
  — Найдется. Вполне подойдет мой размер. Есть тут у меня одно старое… один старый спортивный костюм — рубашка и шорты. Конечно, ничего особенного, я уже собиралась выбрасывать, но уж по крайней мере для того, чтобы пройти через поле для гольфа и не спровоцировать в погоню за собой возбужденную стаю двуногих волков, сгодится.
  Мейсон посмотрел на часы:
  — Следующая встреча назначена на два. Как раз есть время, Делла. Этот случай уже разжег мое любопытство. Итак, едем!..
  Глава 2
  С веранды здания гольф-клуба Мейсон хорошо видел, как две женские фигуры, четко выделяясь на фоне неба, появились из-за пригорка и пошли по полю к тому месту, где он находился.
  Они были практически одного роста, хотя, пожалуй, Арлен Дюваль была ниже Деллы. И эта девушка обладала пружинистой спортивной походкой. Мейсон видел, как время от времени головы обеих поворачивались друг к другу и они на ходу обменивались какими-то замечаниями.
  Чтобы их встретить, знаменитый адвокат спустился вниз.
  Делла Стрит представила Арлен Дюваль так, словно та была ее давняя подруга, и Мейсон ощутил твердое пожатие гибких, сильных пальцев. Темно-серые глаза смотрели прямо и открыто.
  — Спасибо вам, мистер Мейсон. Спасибо за все.
  Очаровательная блондинка. Кремовая кожа. Мягкие волосы цвета только что собранного меда шелковисто блестели.
  — Благодарить следует мисс Стрит.
  — Я ее уже поблагодарила.
  — А знаете, — продолжил беседу Мейсон, — вы могли бы запросто меняться одеждой.
  — Но хорошо, когда есть чем меняться, — тут же отреагировала Арлен Дюваль.
  — Ваша одежда украдена?
  — Да, у меня все украли.
  — Должен признаться, что ваш звонок приятно нарушил нашу скучную повседневную жизнь.
  — А разве у вас бывают скучные дни?
  — О, более чем достаточно.
  Девушка рассмеялась:
  — Я была прямо-таки польщена, узнав, что мисс Стрит подумала, будто я изобрела новый способ для возбуждения вашего интереса.
  — В самом деле? — удивился Мейсон.
  — Да нет, я шучу.
  — А если бы даже и так, то со мной это сработало бы безотказно. Любой, придумавший подобный план, может похвастаться незаурядной дерзостью и изобретательностью, а это, в свою очередь, уже само по себе возбуждает интерес и вызывает любопытство.
  — К сожалению, ко мне вашу похвалу отнести нельзя, ибо мой случай, что называется, взят из жизни.
  — Что произошло? — перешел к делу Мейсон.
  — Это длинная история.
  Мейсон предложил пройти на веранду, заказал всем выпить и только затем, удобно откинувшись в кресле, повторил вопрос:
  — Что случилось? Расскажите вашу длинную историю.
  — Я жила в трейлере.
  — Жили одна?
  Девушка кивнула.
  — Там есть специальное место для тех, кто приезжает на трейлерах?
  — Нет, лагерь там только иногда. С той стороны, сзади, к полю для гольфа подходит подъездная дорожка, и мало кто о ней знает. Мне кажется, регулярно по ней ездила только я. Когда поле для гольфа только купили, оно было как бы частью большой полосы земли, и сейчас еще, если пройти вниз от четырнадцатой лунки, лес сохранился — тянется довольно далеко, а потом начинается пологий луг, где много травы. Далее опять лесок, а за ним уже дорога.
  Так вот, я обнаружила, что могу проехать по этой подъездной дорожке, припарковать трейлер и наслаждаться полным уединением. Сомневаюсь, чтобы на эту часть территории клуба люди вообще заходили. Расстояние между лугом и проезжей дорогой напрямую ярдов четыреста, а до ближайшего прохода на поле, это в ту же сторону, ярдов двести. Естественно, что по подъездной дорожке, которая вьется между этими перелесками, расстояние будет больше.
  — Хорошо, продолжайте. — Мейсон внимательно слушал.
  Девушка посмотрела ему в глаза:
  — Я по натуре такая, что дома не сижу. Люблю куда-нибудь выбраться, пошататься по лесу, побегать босиком. Люблю совсем раздеться и позагорать.
  — Постойте, а где вы работаете?
  — В данный момент нигде.
  — Ясно. А все же, как вы потеряли одежду?
  — Сегодня утром я занималась тем же, чем обычно. Я ведь и перед этим на воздухе ночевала, впрочем, если честно, то я на этом лугу живу в трейлере уже трое суток.
  — Не страшно?
  — Нет. По большому счету, трейлер — это одно из самых безопасных мест. Нужно всего лишь запереть дверь изнутри, и никто не залезет, даже если окна разобьют. Окошки для человека там слишком маленькие.
  — Итак, сегодня утром вы отправились загорать?..
  — Да, как обычно. Я разделась, накинула халат, пересекла луг, дошла до леса и собралась загорать. Сбросив халат, я сначала немного просто походила на солнце, знаете, это для того, чтобы почувствовать кожей воздух, босыми ступнями ощутить траву, но, ради бога, не подумайте, что я чокнутая какая-нибудь. Будь вы таким же заядлым загоральщиком, как и я, вы бы поняли эту ни с чем не сравнимую свободу, это нежное прикосновение теплых солнечных лучей, ласкающее дуновение ветерка. Но хватит об этом…
  — Да, да, расскажите-ка лучше, что произошло.
  — А произошло вот что. Когда я вернулась обратно к тому месту, где стояли мой трейлер и автомобиль, то обнаружила, к своему изумлению, что и автомобиль, и трейлер исчезли.
  — Вы точно уверены?
  — Абсолютно.
  — А не могли вы ошибиться местом?
  — Исключено. С дороги я никогда не сбиваюсь. А кроме того, я здесь отдыхаю уже… с тех самых пор, как стало тепло.
  — А ваши ключи от машины? — поинтересовался Мейсон.
  — Да, у меня были сегодня с собой ключ зажигания и ключ, которым запирается дверь трейлера, — я ношу их в специальном мешочке и утром положила его в карман халатика, они и сейчас там, но мне представляется, что если кто-то решил украсть машину, то беспокоиться о том, как включить зажигание, он не станет. Разве не так? Говорят, легко можно завести автомобиль, закоротив что-то там за приборной доской?
  — Вы позвонили мне, а не в полицию… — И хотя Мейсон произнес это предложение констатирующим тоном, оно больше звучало как вопрос.
  — Разумеется. Представьте себе девушку, облаченную в просвечивающую вуаль из солнечного света, и как ее сурово допрашивают двое полицейских, срочно прибывших на патрульной машине, а? Они задают кучу вопросов, тщательно записывают, что украдено, и еще тщательнее — что осталось. И какая замечательная сенсация для репортеров! Одни только заголовки чего будут стоить: «Загорающая блондинка теряет все, за исключением улыбки и солнечного загара!» — и остальные в таком же духе. А фотографы из газеты? Они-то уж во что бы то ни стало постараются заполучить мое фото и не пожалеют усилий, чтобы подобрать наилучшее освещение.
  — Значит, другой причины не было?
  — Причины, чтобы не вызывать полицию?
  Мейсон утвердительно кивнул.
  Какое-то мгновение Арлен Дюваль вертела в руках стакан, потом подняла глаза:
  — Была.
  — Какая же?
  — Я думаю… мне кажется, что полиция как раз и стоит за всем этим делом.
  — То есть вы имеете в виду, что ваш автомобиль вместе с трейлером украли полицейские?
  — Вот именно.
  — И зачем?
  — Чтобы как следует обыскать. Не торопясь и ни на кого не оглядываясь.
  — Так, так. А что бы они стали искать?
  — Мой дневник, возможно.
  — На что это вдруг полиции сдался ваш дневник?
  — Мистер Мейсон, — выдохнула девушка, — в этом деле вы должны будете поверить мне на слово.
  — Но вы пока еще не представили обоснований серьезности ваших намерений.
  — Я не имею в виду деньги. Завтра к десяти часам утра вы получите необходимый задаток — я позабочусь. В данный момент я имею в виду остальную часть этого… э-э… дела — мою личную оценку, и здесь вам придется поверить мне на слово. Вот и все.
  — Что-то у вас тяжело получается с изложением событий. Я предлагаю: выкиньте пока ту часть, что вы хотите скрыть, и переходите к сути дела.
  — Отлично. Вы знаете, кто я?
  — Вы — очаровательная молодая женщина, ваш возраст двадцать с небольшим, и вы живете, согласно вашим же словам, без видимых средств к существованию. Ваша жизнь на колесах говорит о пристрастии к необычным приключениям, а еще мне почему-то кажется, что вы боитесь заводить друзей.
  — Что вас заставляет так думать?
  — Ответ очевиден. Девятьсот девяносто девять женщин из тысячи, окажись они в вашем положении, найдут одного, а то и нескольких близких друзей, к кому бы они смело могли обратиться за помощью, оставшись в костюме Евы посередине поля для игры в гольф. А факт вашего обращения к знаменитому адвокату указывает еще и на то, что существуют детали, о которых вы пока не упомянули, да и, судя по всему, не собираетесь рассказывать.
  — Знаете ли вы моего отца, мистер Мейсон?
  — Кто он?
  — Колтон П. Дюваль.
  Мейсон уже покачал было головой, но тут же нахмурился.
  — Подождите-ка. Это имя я определенно где-то встречал. Чем он занимается?
  — Сейчас он делает номерные знаки.
  — Владеет производством?
  — Нет. Занимается принудительным трудом. — После некоторой паузы девушка добавила: — В тюрьме штата.
  — О, надо же!..
  — Ему приписывают, — продолжала Арлен Дюваль, — похищение трехсот девяноста шести тысяч семисот пятидесяти одного доллара и тридцати шести центов.
  — Вот сейчас я вроде бы вспомнил, — кивнул Перри Мейсон. — Это было связано с каким-то из банков, не так ли?
  — И с банком, и с бронированным грузовичком, и с перевозкой наличных денег.
  Мейсон дал понять, что внимательно слушает.
  — Он в тюрьме уже целых пять лет. Считается, что мой отец где-то спрятал эти деньги. И на него все эти годы оказывалось и оказывается такое изощренное давление, что описать — язык не повернется.
  Арлен Дюваль пришлось выдержать долгий изучающий взгляд Мейсона, но глаз она не отвела.
  — Официально я — дочь вора.
  — Давайте дальше. Рассказывайте вашу историю.
  — Но я ее рассказала.
  — Только не мне.
  — Мистер Мейсон, я только что это сделала.
  — Вы лишь обозначили в общих чертах. Дайте же услышать остальное.
  — Мой отец работал в «Меркантайл секьюрити бэнк». У них с полдюжины отделений в различных местах, и одно из них в Санта-Ане. Для обеспечения нормального платежного баланса необходимы наличные деньги, их нужно доставлять в отделения банка, и для этого у них имеется специальный бронированный фургончик. В тот день перевозилось наличности триста девяносто шесть тысяч семьсот пятьдесят один доллар и тридцать шесть центов. Все эти деньги папа лично сам упаковал. Вообще-то, по правилам, за ним должен был присматривать инспектор, но папе в этом деле полностью доверяли, и инспектор занимался тем, что следил за игрой на скачках. Он там крупно поставил. У инспектора с собой был маленький радиоприемник, и… Ну, понимаете, когда подошло время, он включил его, настроился, и… Правда, потом инспектор заявил, что он хотя и слушал радио, но на самом-то деле не спускал с папы глаз. Сказал, что видел, как папа запечатал этот пакет, естественно, перед этим обернув его как следует, обвязал, залил сургучом, поставил на сургуче свою личную печать, а потом там же свою личную печать поставил и инспектор.
  — И что потом? — спросил Мейсон.
  — Минут через десять пришел человек, водитель бронированного фургона, и отдал квитанцию за пакет.
  — А когда пакет был доставлен в Санта-Ану?
  — Спустя примерно еще полтора часа.
  — И что же произошло там?
  — Пакет, говорят, был в полном порядке, печати не тронуты, кассир в Санта-Ане дал свою квитанцию и попросил водителя фургона подождать немного, потому что хотел с ним передать партию денежных документов.
  — Что дальше?
  — А дальше… не прошло и пяти минут, этот самый кассир выбегает и вопит, что произошла ошибка, что ему подсунули не тот пакет.
  — Что было в пакете, который он получил?
  — Толстая пачка погашенных чеков.
  — Да? А известно ли, откуда…
  — Все эти чеки оказались из одной банковской картотеки главного банка Лос-Анджелеса. И помечены они были от «АА» до «CZ».
  — А где находилась эта серия чеков?
  — Рядом с той комнатой, где готовят деньги для перевозки. Очевидно, кто-то вытащил наличные, сгреб тут же несколько пачек погашенных чеков и набил ими пакет, как деньгами. А затем уже этот пакет обвязали и упаковали.
  — И они подумали, что виноват в этом ваш отец?
  Девушка кивнула.
  — Интересно, какие же улики выдвинули против него? — задумчиво спросил Мейсон. — Впрочем, любые улики здесь будут косвенными.
  — Ну, прежде всего то, что именно папа несет личную ответственность за сохранность денег. Инспектор, он, кстати, потерял после этого работу, не мог подменить деньги так, чтобы папа этого не знал. А папа, естественно, не мог осуществить подмену без ведома инспектора. Правда, дело осложняет эта радиопередача со скачек.
  — А водитель бронированного фургона? — перебил ее Мейсон.
  — Исключено! — Арлен Дюваль замотала головой.
  — Но почему?
  — Пакет доставили нераспечатанным — печати отца и инспектора были в целости и сохранности. Адрес банка, куда направлялись деньги, был написан рукой отца и количество содержащейся внутри наличности — прописью — тоже его почерком.
  — Сколько людей ездит в фургоне?
  — Только один человек. Этот броневичок на самом-то деле — крепкий орешек. Специально сработан для межбанковских перевозок. Водитель уведомляет банк, когда он готов забрать партию денег, к его приезду в банке наготове уже двое вооруженных до зубов охранников, он паркует фургон у заднего хода, в специально отведенном для этого месте, охранники тем временем смотрят, чтобы все вокруг было чисто, и, если поблизости нет ни подозрительных личностей, ни незнакомых автомобилей, они открывают дверь банка.
  — А потом?
  — Потом работник банка выносит пакет с деньгами и кладет его в запираемое отделение внутри фургона.
  — Значит, не водитель кладет туда деньги?
  — Ни в коем случае. Водитель и рядом-то с деньгами не стоит. Его дело — крутить баранку. С деньгами обращается только работник банка.
  — В вашем конкретном случае — кто переносил наличные и клал их в фургон?
  — В том-то и дело, что папа.
  — Он положил их в это специальное отделение и…
  — Запер его. Водитель забрался в фургон и изнутри заблокировал все двери. Понимаете, там же броня, стекла пуленепробиваемые, в общем, надежно. Ну и поехал себе. А время прибытия фургона, ориентировочное, конечно, было передано в тот банк по телефону.
  — Хорошо. А как получают такие суммы денег? Кто их там принимает и обрабатывает?
  — Когда фургон уже подъехал к тому отделению банка, водитель паркуется в специальном месте и ждет, пока дверь банка не откроется и оттуда не выйдут и не встанут на тротуаре два вооруженных охранника. Только после этого водитель отпирает дверь, выходит представитель отделения банка и отпирает тот сейф внутри фургона, где лежат наличные. Отпирает своим собственным ключом. Он забирает пакет с деньгами и несет его в банк.
  — А есть ли ключ у водителя к этому сейфу? — поинтересовался Мейсон.
  Девушка отрицательно покачала головой:
  — И поверьте мне, это очень сложный замок. Без ключа его никак не открыть.
  Мейсон на мгновение задумался.
  — Похоже, что представитель того отделения банка, куда перевозились деньги, имел точно такую же возможность подменить содержимое пакета, как и ваш отец. Ведь заглянул-то он в пакет только после того, как печати были сломаны…
  — Да, но печати были целы, когда он его получил. И кроме того… в этом деле есть еще кое-что.
  — Что же?
  — О’кей. — Арлен Дюваль поправила волосы. — Сейчас я перехожу к самому трудному…
  — Я так и думал, — как бы подбадривая ее, сказал Мейсон. — Я слушаю.
  — Некоторые из украденных банкнотов обнаружились потом на руках у папы.
  — Даже так? И как же это впоследствии выяснилось?
  — Благодаря чистой случайности. Так получилось, что одного из банковских служащих попытались шантажировать, но тот оказался не дураком и обратился в полицию. Просили пять тысяч долларов. Так вот: полицейские проинструктировали этого беднягу откупиться наличными, тут же в банке подготовили пачку денег, а все их номера, естественно, записали.
  Дальше тоже интересно. Шантажисты почему-то передумали. Наверное, узнали как-то про полицию. Короче, за деньгами никто так и не явился, а служащий, ставший жертвой шантажа, протаскав их с собой почти неделю, в конце концов захотел от такой суммы избавиться и решил сдать деньги на хранение в банк.
  А сдавать их он пришел как раз в тот момент, когда готовился пакет для отделения банка в Санта-Ане. Кассир принял эти пять тысяч долларов, пересчитал и тут же передал бухгалтеру, оформляющему операцию по перевозке наличности. Вот таким образом эти злосчастные пять тысяч оказались в пакете.
  Знали об этом, по всей видимости, только кассир и бухгалтер. А когда стало известно, что денежки умыкнули, кассир немедленно доложил полиции, а те поступили очень умно и никакого шума вокруг пропажи поднимать не стали. Вместо этого они посадили в каждом отделении банка своего человека. Всем было сказано, что похитили ребенка, требуют выкуп, газеты к тому времени еще ничего не пронюхали, но номера-то этих банкнотов были известны, и проверяли буквально каждую поступающую от клиентов двадцатку. Адская работенка, но они молодцы — исправно передавали все номера одному человеку из ФБР. Номера украденных банкнотов знал только он один.
  И вот наконец объявились первые двадцать долларов. Этой бумажкой расплатились на автозаправочной станции. Полиция сразу туда — кто принес и так далее. Но хозяина и трясти не надо было — вспомнил тотчас же. Этими деньгами с ним расплатился мой отец за замену какой-то трубки. Хозяин заправки так хорошо его запомнил, потому что у банкнота один верхний уголок был оторван.
  — А дальше что? — спросил Мейсон.
  — Они пришли к нему домой. Папа и не думал ничего скрывать. Сказал, что да, конечно, он купил эту трубку. А полицейские тут же заявили, что бумажка-то из краденых. Папа тогда возмутился и сказал, что эти деньги лежат у него в кошельке уже по крайней мере неделю — вот тут ему и крышка.
  Мейсон прищурился. Он внимательно следил за выражением лица Арлен Дюваль.
  — То есть дело было кончено, не успев начаться?
  — Вот именно. У присяжных даже вопросов не возникло.
  — А вы по-прежнему верите в невиновность отца?
  — Но я убеждена, я знаю, что он невиновен.
  — У вас есть еще что-то рассказать?
  — Ну, пожалуй, то, что всякий и каждый сейчас думает, будто где-то лежит закопанным целое состояние. И ведь что они только не перепробовали! Выдвинули обвинение сразу по нескольким различным пунктам, каждый из которых сам по себе достаточен для возбуждения дела. Вынесли несколько последовательных приговоров.
  Теперь те, кто отвечает за досрочное освобождение, подшучивают над папой и говорят: вы, мол, мистер Дюваль, пожалели б себя и сказали б нам, где денежки-то спрятаны. Глядишь, мы б их выкопали да и отпустили б вас досрочно за хорошее поведение. А можно б и статью пересмотреть с учетом отсидки и чистосердечного признания. Но только не думайте, что от этих денег вам польза будет, не признаетесь — так продержим здесь до тех пор, когда уже никакие миллионы не в радость будут!..
  — Да-а, — протянул Мейсон, — эти штуки я знаю.
  — И меня они в покое не оставляют. Преследовали повсюду. Думают, что папа успел мне передать, где денежки закопаны.
  — Да, да, я представляю.
  — Я пыталась ходить на работу, как и раньше, но эти их слежки и проверки везде, где я ни появлюсь… в общем, я решила полностью посвятить себя делу оправдания моего отца.
  — Вы ушли с работы?
  — Сменила род деятельности.
  — Но что касается работы, то вы с нее ушли, верно?
  — О’кей, будь по-вашему. Да, я ушла.
  — И на какое же содержание вы ушли?
  Арлен Дюваль помедлила:
  — Видите ли… я уже говорила… здесь вам не остается ничего другого, как поверить мне на слово. Меня снабжает деньгами один мой… друг.
  — Как так случилось, что вы позвонили именно мне, когда ваш трейлер украли?
  — Очень просто. Я намеревалась попасть к вам на прием в ближайшие дни.
  — Но почему ко мне?
  — Потому что ваша репутация одного из наиболее выдающихся адвокатов в этой части страны не оставляет другого выбора.
  — А вам никогда не приходило на ум, что работа адвоката сопряжена с определенными издержками, что мне приходится платить секретарю, делопроизводителю, платить за квартиру, телефон, тратиться на…
  — Приходило, конечно. — Девушка не дала ему договорить.
  — И как вы собирались разрешить эту проблему?
  — Мистер Мейсон, не позднее десяти часов завтра утром я буду у вас в офисе и внесу задаток. Я заплачу вам тысячу пятьсот долларов.
  Перри Мейсон почесал подбородок:
  — Что конкретно вы от меня хотите?
  — Я бы хотела, чтобы начиная прямо с этой минуты вы приступили к поискам трейлера. Иначе может быть слишком поздно.
  — Почему может быть слишком поздно?
  — Потому что они могут там кое-что найти. Мой дневник, например.
  — Где он находится?
  — Спрятан в трейлере.
  — Может, у вас там еще что-нибудь спрятано?
  — Может быть.
  — Крупная сумма наличных, например?
  — Не надо так шутить.
  — А где же тогда вы добудете деньги, чтобы заплатить мне завтра утром?
  Арлен Дюваль дала понять, что отказывается отвечать.
  Мейсон продолжал:
  — Мисс Дюваль, я ведь не вчера и не позавчера родился. Тот, кто этот трейлер украл, непременно обшарит его вдоль и поперек, до последнего винтика.
  — Я бы за это не поручилась.
  — Почему?
  — Я приняла необходимые меры предосторожности.
  — Такие, как…
  — Некоторые книги у меня в двойном экземпляре, и я подстроила так, что поддельные найти легче, чем настоящие.
  — Интересно, — произнес Мейсон. — Но пока что-то одни намеки.
  — Я веду секретный дневник, куда записываю все то, что мне удалось обнаружить. Я это делаю для того, чтобы, в случае если со мной что-нибудь произойдет, результаты моей работы не пропали и пошли бы на пользу отцу.
  — Вы чего-то достигли в вашей работе?
  — Думаю, что да.
  — А мне не расскажете?
  — Не сейчас.
  — Почему, осмелюсь спросить?
  — Потому, мистер Мейсон, что вы меня тоже подозреваете и я смогу вам полностью открыться, не раньше чем почувствую, что вы готовы поверить мне всем сердцем.
  Мейсон не выдержал:
  — Но посудите же сами, мисс Дюваль, давайте наконец трезво взглянем на вещи. Вы — молодая привлекательная женщина. Ваш отец работает в банке, и живете вы на зарплату. Из банка, где он работает, пропало почти четыреста тысяч долларов. Отца сажают в тюрьму, а вы бросаете работу и покупаете автомобиль с трейлером. Вы за них полностью рассчитались?
  — Да.
  — Затем вы превращаетесь в этакое дитя природы — бегаете босиком по росе и нежитесь на солнышке. А завтра заявитесь ко мне в офис с полутора тысячами долларов. Таковы факты. А факты — упрямая вещь, уважаемая мисс Дюваль!
  Девушка поморщилась:
  — Я знаю, вы думаете, что папа спрятал эти деньги и я ими пользуюсь. Ну и думайте себе на здоровье! И вы не согласитесь ничего делать, пока я не заплачу. Сначала, по крайней мере, не согласились. А когда я пообещала внести задаток, вы меня начали подозревать. Но, пожалуйста, поверьте мне на слово хотя бы на эти двадцать часов, сделайте хоть что-нибудь и попытайтесь напасть на след моего трейлера. И умоляю — начните не откладывая.
  Перри Мейсон барабанил пальцами по столу. Серые глаза Арлен Дюваль с напряженным вниманием следили за каждым его жестом.
  — Что вы хотите, чтобы я сделал?
  — Найдите трейлер, и побыстрее. Они не могли далеко уйти. Автомобиль с таким прицепом будет достаточно заметен.
  — Опишите-ка поподробнее ваш трейлер.
  — Да тут много не скажешь — марки «Гелиар» выпуска прошлого года. Но их на дорогах немного. А технические данные можно выяснить, позвонив на завод.
  — А ваша машина?
  — «Кадиллак».
  — Балуете вы себя, однако.
  — Я бы так не сказала. Просто что толку тащить за собой такой прицеп, имея легкий автомобиль. Машина должна быть довольно тяжелой, чтоб и дорогу хорошо держала, и трейлер тянула.
  — Сколько угодно трейлеров цепляют к гораздо более легким машинам — я сам видел.
  — Цеплять-то цепляют, и они едут, но это же не очень удобно. Ни на секунду нельзя отвлечься от дороги. Но если «Гелиар» позади такой машины, как «Кадиллак», вы можете быть абсолютно спокойны и позабыть, что сзади у вас что-то есть. Остается только смотреть по сторонам и наслаждаться тем, как мили сами наматываются на колеса.
  — А правильно ли я вас понял, мисс Дюваль, что ни полиция, ни налоговая служба, ни какие-то другие посторонние лица у вас не справлялись насчет того, откуда вдруг взялись деньги?..
  Девушка усмехнулась:
  — Почему же не справлялись? Очень даже интересовались одно время. Но сейчас уже прекратили.
  — Вам только кажется, что они прекратили.
  — Да нет же, на самом деле! Больше и не вызывают никуда, и не пристают! Но они это дело не бросили, я не сомневаюсь. Регистрируют каждый шаг. Стоит мне пойти в магазин — они тут как тут, не успеешь расплатиться, а кто-то уже сует кассирше бумажку, чтобы отложила банкнот, который я ей дала. Они его потом сравнят с записанными номерами — не украденный ли.
  — И, несмотря ни на что, вы порхаете у всех на виду, как воробей на солнышке.
  — Не у всех на виду, — поправила его Арлен Дюваль. — До сегодняшнего дня я и не подозревала, что о моем укромном месте кому-то известно.
  — Но, милая, не будьте же наивной! Это ребячество думать, будто вы могли спрятаться после того, как за вами постоянно следили из машины, с мотоцикла, а может быть, даже с вертолета.
  — У меня создалось впечатление, что им надоело.
  — Хотите пари? — неожиданно спросил Мейсон.
  Арлен Дюваль сделала паузу и сказала:
  — Нет.
  Мейсон продолжал:
  — Пока вы бесцельно бродили по лужайке, подставляя лицо ветру и приминая зеленую травку босыми ногами, парочка детективов с превеликим удовольствием вас разглядывала через окуляры полицейских биноклей.
  — Ну и пусть! Не запретишь же им…
  Перри Мейсон вдруг резко выпрямился:
  — Договорились! Завтра утром у меня в офисе с пятнадцатью сотнями долларов.
  — В десять часов. Попробую даже в девять тридцать.
  — И я немедля предприму кое-что, чтобы напасть на след автомобиля с прицепом. Я хочу знать ответ. А еще я хочу, чтобы между нами не было никаких недомолвок.
  — Но я ни в чем не солгала.
  — Если вы играете честно, в открытую, я постараюсь вас защитить, но если окажется, что ваш папочка действительно прикарманил триста девяносто шесть тысяч долларов и что все они или какая-то их часть у вас и вы их потихоньку пускаете в дело, то в таком случае на меня как на сообщника не рассчитывайте. Я понятно выражаюсь?
  — Что вы имеете в виду под сообщничеством?
  — А то, что тогда я передам вас полиции. Деньги я найду и верну кому следует, а платой за работу будет причитающееся мне за это вознаграждение.
  В ответ Арлен Дюваль одарила знаменитого адвоката загадочной улыбкой:
  — Что ж, достаточно понятно.
  Она протянула Мейсону через стол маленькую твердую ладонь. Мейсон пожал ее и обратился к Делле Стрит:
  — Набери-ка мне, Делла, Пола Дрейка из детективного агентства. Нам предстоит работа.
  Глава 3
  Пол Дрейк с кипой бумаг под мышкой вошел в офис Перри Мейсона, когда было уже почти пять часов, и, поздоровавшись с ним и с Деллой, с порога заявил:
  — Об этом трейлере, Перри, у меня для тебя кое-что есть.
  Мейсон посмотрел на часы.
  — Что-то стоящее и так быстро?
  — Как тебе сказать…
  — Ты превзошел самого себя.
  — Но ты же этого от меня и хотел, разве нет?
  Дрейк плюхнулся в большое кожаное кресло для посетителей, полистал принесенные с собой бумаги, видно было, что чувствует он себя в обычном сидячем положении как уж на сковородке, поерзал так и сяк, после чего повернулся боком и, закинув ноги за один подлокотник кресла, а спиной навалившись на другой, наконец расслабился.
  Высокий и худой, он сидел развалившись с ничего, казалось бы, не выражающим лицом, а во всей его манере так и сквозила небрежная неторопливая леность. Человек со стороны мог бы запросто подумать, что Полу такая служба до смерти наскучила, хотя те, кто с ним сталкивался, знали, что его нарочито отрешенный взгляд никогда не пропускает ни одной, даже самой мелкой детали.
  Пол Дрейк начал излагать, с чем пришел:
  — Один из тех, кто замешан в угоне этого трейлера, — некто Томас Сэккит. Проживает в многоквартирном доме номер 3921 по Митнер-авеню. Кого о нем ни спрашивал — никто ничего не знает. Поговаривают, что он старатель — подолгу живет в пустыне и, очевидно, промышляет золотишком. Дома бывает наездами. Часто видят, как он садится в джип, забрасывает на заднее сиденье спальник, два-три ящика с провизией, кирку, лопату, противень для промывки и палатку. Эти его вылазки длятся по неделе, а то и дольше, после чего он возвращается и какое-то время слоняется без дела как неприкаянный.
  — И он принимал участие в угоне трейлера?
  — Точно.
  — А не могло быть так, — Мейсон сказал это, глядя на Деллу, — что этот парень украл трейлер для того, чтобы увезти его с собой в пустыню и там жить?
  — Не могло. — Дрейк лениво покачал головой. — Сейчас этот красавец прицеп выставлен на продажу на комиссионных условиях в «Идеал трэйд трейлер-центре». Сэккит оставил его там, чтобы продать. И цену назначил — две тысячи восемьсот девяносто пять долларов. Хотя хозяин заведения говорит, что больше чем за две с половиной не уйдет. Сэккит оговорил комиссионные условия, но скрыл свое настоящее имя. В книге учета трейлер записан на имя Говарда Прима.
  — И он выставлен на продажу?
  Пол Дрейк утвердительно кивнул.
  — Интересно, что же там внутри, — ни к кому не обращаясь, сказал Мейсон, — он ведь даже не успел его как следует вычистить…
  — Один из моих людей прикинулся заинтересованным покупателем и все проверил. Действительно, вычистить не вычистил, но обчистил основательно. Забрал с собой все личные вещи: постельные принадлежности, посуду, еду — все. Осталось только то, что имеется в трейлере, сходящем с заводского конвейера.
  — Да-а, — заметил Мейсон, — провернули оперативно!
  Дрейк молча кивнул.
  — А как тебе все-таки удалось собрать столько информации за такое короткое время?
  — Но, Перри, тебе будет неинтересно — это кропотливая мелкая работа.
  — Но тем не менее я бы очень хотел знать. Да и клиенту моему доставит удовольствие послушать потом.
  Дрейк помахал в воздухе своими бумагами:
  — Вот, можешь посмотреть и прочитать! Ты же мне сказал, чтобы я не считался с затратами и привлекал к работе столько людей, сколько потребуется, что я и сделал. Здесь их отчеты, из них все станет ясно.
  — Да не надо мне никаких отчетов, — остановил его Мейсон, — расскажи лучше, как и что ты делал.
  — Хорошо, — начал Дрейк, — если взяться с умом, то это не очень и сложно. От тебя я узнал, где был украден трейлер. Я сразу отправился на место и сам все осмотрел. Да, оказалось, что кто-то и впрямь уехал оттуда на автомобиле, причем с автоприцепом. Далее возник вопрос: а как этот кто-то попал на место происшествия — пришел ли он пешком, приехал или же кто-то его подбросил на машине. Любой детектив прежде всего с этого бы вопроса и начал.
  Итак, мы хорошенько огляделись на местности и нашли следы автомобиля, свернувшего на старую подъездную дорогу. Следы принадлежали джипу, и это уже что-то дало. А вскоре нашли те же следы, идущие в обратном направлении. Но на обратном пути они пересекаются и накладываются на другие следы — автомобиля с прицепом. И эти-то последние следы джипа были самые свежие и ничем не поврежденные.
  Следующий этап — выследить. Мы видели, в какую сторону, выезжая, а перед этим въезжая, двигался джип, и видели также, в какую сторону неизвестные похитители уехали на автомобиле с трейлером.
  Не забывай, что мы знали номерной знак этого трейлера. Как правило, при угоне знаки срывают и ставят новые, но в данном случае помогло и то, что «Гелиар» — марка довольно заметная. Во-первых, он многим отличается от других марок, а во-вторых, их покупают нечасто. Стоят они прилично.
  — Все равно непонятно, — не переставал удивляться Мейсон, — как ты его обнаружил.
  — Именно это я и пытаюсь объяснить тебе. И нет тут никакого романтического ореола. По сути дела это, как я уже сказал, упорнейшая, кропотливейшая работа. Шаг за шагом. Например, по оставленным следам нам стало ясно, что в деле участвовали по меньшей мере двое. А что дальше, Перри, догадайся сам. Они могли сделать одно из четырех…
  — И что же это за четыре вещи или четыре пути?
  — Первое: они могли отправиться вместе с трейлером по дороге куда-нибудь очень далеко, за пределы штата; второе: они могли припарковать его где-нибудь на специальной парковке для таких домиков на колесах; третье: могли загнать его во двор частного дома или в частный гараж и, наконец, четвертое: выставить на продажу.
  Третий вариант, безусловно, загонял нас в тупик, ставил в довольно безвыходное положение. Поэтому мы его сразу отбросили и все внимание сконцентрировали на автострадах. Мы неплохо укладывались по времени: с момента угона прошло всего-то ничего — за два часа при нашем-то движении на дорогах такую штуку по городу далеко не утащишь.
  У меня есть своя договоренность со многими автозаправками и станциями техобслуживания практически на всех автострадах — и в сторону побережья, и в глубь страны, и в пустыню — о том, что… В общем, все главные дороги схвачены.
  Конечно, путей, как выбраться из города, — масса, но раз уж вы экипировались в солидную турпоездку, то непременно поедете по одной из семи основных магистралей. А там на станциях мои ребята. Я их всех обзвонил, и они заверили меня, что «Гелиар» не пропустят.
  Затем я посадил девушку обзвонить туристические лагеря на колесах, чтобы выяснить, не прибыл ли куда сегодня после обеда «Гелиар», а еще одному моему помощнику дал задание обзвонить торговые точки, где такие штуки обычно продаются. Главные приметы те, что трейлером уже пользовались и что выставлен на продажу он мог быть не более двух часов назад.
  Вскоре стали поступать донесения. Одно за другим. Один «Гелиар» проехал через Йермо на Лас-Вегас, другой через Хотвилль выехал на трассу в сторону Йумы, третий шел где-то на полпути между Вентурой и Санта-Барбарой.
  Начали проверять. Один оказался восемнадцатифутовый, другой — слишком большой — махина в тридцать два фута, и только трейлер из Йермо соответствовал описанию и был того же размера, то есть двадцать пять футов. Засекли мы его как раз вовремя, и, куда бы он ни направлялся, задержать его не составило бы труда.
  Проверка туристических лагерей вокруг города выявила еще два двадцатипятифутовика, и я не мешкая послал туда людей. И вот наконец мы попали в яблочко — пришло донесение из «Идеал трэйд трейлер-центра». Буквально за несколько минут перед нашим звонком кто-то сдал на продажу прицеп «Гелиар». Сдал на комиссионных условиях под именем Говарда Прима. Рванули туда, и что же ты думаешь, Перри? Он даже номерной знак не удосужился заменить.
  После этого мы уже имели описание внешности Прима и его адрес. Хотя адрес ничего не значил, ясно, что фиктивный, но приехал-то Прим на джипе, а владелец заведения — малый не промах, торгует давно и кота в мешке предлагать не станет. Короче, он взял да и записал номер джипа, чтобы в случае чего знать, от кого товар.
  Таким образом мы вышли на владельца джипа. Зарегистрирован на имя Томаса Сэккита, проживающего по адресу 3921, Митнер-авеню. А собрать ту информацию о нем, что я тебе сообщил, не составило большого труда.
  — А насколько можно быть уверенным, что это тот человек и есть? — спросил Мейсон.
  — Да практически полная гарантия. Есть же описание. Рост пять футов семь дюймов, вес сто семьдесят пять фунтов, светлые волосы, возраст около тридцати и слегка прихрамывает.
  — Как насчет «Кадиллака»?
  — Пока ничего. С «Кадиллаком», похоже, придется обращаться за помощью к полиции, таких машин слишком много. Нам самим эта операция будет не под силу. Трейлер — другое дело.
  — Отлично сработано, Пол!
  Пол Дрейк отмахнулся от комплимента небрежным жестом:
  — Да ну брось ты, Перри! Тут и требуется-то всего — немного пораскинуть мозгами. Сначала представить себе, что может сделать человек с таким домом на колесах, потом попробовать все это проверить, если возможно, а уж исполнение проверок зависит от того, как ты это организуешь.
  — Не скромничай, Пол, ты здорово потрудился! Главное — теперь у нас есть хорошая ниточка. — Перри Мейсон обернулся к Делле Стрит: — Как нам выйти на клиента, Делла?
  Та быстро посмотрела в свои записи и ответила:
  — Есть телефон. В Санта-Ане. Передать через доктора Холмана Б. Кандлера. Клиентка сказала, что это ее надежный друг, который передаст ей любую информацию, если у нас возникнет необходимость связаться с ней до завтрашнего утра.
  Мейсон опять вернулся к разговору с Полом Дрейком:
  — А кто-нибудь следит за этим трейлером?
  — Естественно. Их там двое. Кстати, Перри, хотел тебя спросить: если тот парень объявится снова и захочет этот трейлер перевезти, что нам делать?
  — Я пока не решил. Надо подумать, дай время. — Мейсон обратился к Делле Стрит: — Я хотел бы переговорить с доктором Кандлером.
  Дозвониться до офиса доктора Кандлера оказалось просто: трубку взяла медсестра, и после нескольких фраз о том, кто и почему хочет поговорить с ее боссом, Делла Стрит дала Мейсону понять, что разговор состоится тотчас же.
  — Алло! — Мейсон взял трубку. — Доктор Кандлер?
  Не прошло и двух секунд, как на том конце ответил мягкий настороженный голос:
  — Доктор Кандлер слушает.
  — Здравствуйте, доктор! С вами разговаривает Перри Мейсон. Мне чрезвычайно необходимо как можно скорее связаться с мисс Арлен Дюваль. Она сказала, что выйти на нее можно будет через вас.
  — Перри Мейсон? Тот самый знаменитый юрист, если не ошибаюсь?
  — Он самый.
  — А могу я узнать, в чем причина такой срочности, мистер Мейсон?
  — Понимаете ли, мисс Дюваль дала мне понять, что я могу полагаться на вас как на друга их семьи, что вы для нее как родной дядя, это так?
  — Да, это так.
  — Сегодня мисс Дюваль приходила ко мне за советом.
  — И что же?
  — Просила помочь в одном деле, — Мейсон тоже старался говорить осторожно, — решение которого не терпит отлагательств.
  — Понимаю вас, мистер Мейсон.
  — И я бы хотел сообщить мисс Дюваль, что некоторые действия мною предприняты и что уже можно вести речь об определенном успехе.
  — Это касается трейлера?
  — Да.
  — Неужели вы его нашли?
  — Представьте себе. Он сейчас в комиссионной продаже в одном из торговых центров. Личных вещей никаких не осталось — ни постельных принадлежностей, ни посуды, ни одежды. Мне кажется, что мисс Дюваль хотела бы получить эту информацию немедленно, и если только вы можете сказать мне, как с ней связаться, то я бы это сделал прямо сейчас, с тем чтобы узнать, каковы будут дальнейшие указания.
  — Простите, но адрес ее я вам сообщить не могу, — настороженность доктора Кандлера ничуть не уменьшилась, — но я попытаюсь передать ей. Сколько времени вы будете у себя, мистер Мейсон?
  — Тридцать минут вас устроит?
  — Вполне. Я передам ей вашу информацию, и она вам позвонит.
  — Благодарю вас. — Мейсон положил трубку.
  Делла Стрит, следившая за разговором, посмотрела на шефа и улыбнулась:
  — Этот лишнего не скажет.
  — Все правильно, — ответил Мейсон, — и нельзя его винить. Не может же он быть полностью уверенным, что я не какой-нибудь работающий под Перри Мейсона частный детектив. Раньше мы по телефону не разговаривали, и голос мой ему незнаком.
  — Верно, шеф, а попросив ее позвонить вам, он узнает…
  — Отсюда ли звонили?.. Ты мыслишь совершенно правильно. Знаешь что, Делла, отключи-ка коммутатор в приемной, а то скоро Герти уйдет домой и принимать звонки будет некому.
  — По-моему, она как раз собралась. — Делла Стрит вышла в коридорчик, где подключила телефон приемной напрямую к аппарату в частном офисе Мейсона.
  Мейсон тем временем продолжал давать указания Полу Дрейку:
  — Я хочу, Пол, чтобы этот Томас Сэккит был под постоянным наблюдением. Не спускай с него глаз, но так, чтобы сам он ничего не заметил. Все должно быть чисто.
  — Полное наблюдение днем и ночью?
  — Да. Знать каждое его движение. И еще я попрошу тебя навести справки по делу о пропаже из «Меркантайл секьюрити бэнка» почти четырехсот тысяч долларов, которые исчезли во время транспортировки их в один из филиалов.
  Дрейк встрепенулся:
  — Так вот оно в чем дело!
  — В чем? — не понял Мейсон.
  — Это имя. Дюваль. Вот где я его слышал! Он тогда заграбастал целое состояние, но попал за решетку. Она его родственница?
  — Она его дочь.
  Дрейк присвистнул:
  — Ну и дела!
  — Узнай все, что сможешь, Пол!
  — А сколько даешь времени?
  — Смотри по обстоятельствам. Но это тоже очень срочно.
  — Провалиться мне на этом месте! — Дрейк явно оживился. — Так, значит, это был ее папаша!..
  — Он пользовался полным доверием, — сухо заметил Мейсон.
  — И в конце концов решил попользоваться деньгами, — добавил Дрейк.
  Делла Стрит вернулась в офис Мейсона.
  — Телефон включен напрямую, шеф. Ну вот, начинается! — воскликнула она, едва присев, и поспешила ответить на первый прямой звонок. — Слушаю вас!
  — Арлен Дюваль? — спросил ее Перри Мейсон и после того, как Делла молча кивнула, снял трубку параллельного аппарата у себя на столе.
  — Минуточку, мисс Дюваль, соединяю вас.
  Голос у Арлен Дюваль был совсем не такой, как у доктора Кандлера. Она даже и не пыталась скрыть обуревавшего ее волнения.
  — Вы что-то узнали о трейлере? Доктор Кандлер сказал мне, что вы его нашли, это правда?
  — Правда, мисс Дюваль. Трейлер найден.
  — И где же он?
  — В «Идеал трэйд трейлер-центре».
  — Что? В «Идеале»?
  — Да, он там.
  — Но подождите… Я же сама…
  — Вам знакомо это место? — спросил Мейсон.
  — Конечно, знакомо. Я же там его и купила.
  — Когда это было?
  — Да уж месяцев шесть назад.
  — Ну что ж, получается, что ваш красавец снова там. Поставили на продажу на комиссионных условиях.
  — А кто сдал?
  — Человек по имени Говард Прим. Так, по крайней мере, он представился хозяину. Адрес, который он дал, оказался фиктивным.
  Девушка на секунду замолчала.
  — Да, да, конечно. Скажите, а он… а каково состояние трейлера?
  — Из личных вещей ничего не осталось, если это вас интересует.
  — О нет, я имею в виду сам трейлер. В частности, пробовал ли кто-нибудь оторвать деревянную обшивку?
  — Вроде бы нет.
  — Мистер Мейсон, мне во что бы то ни стало нужно немедленно туда попасть. Вы можете… встретить меня там?
  — Когда?
  — Чем быстрее, тем лучше. Я буду вас ждать.
  — А есть у вас с собой что-нибудь, подтверждающее, что вы — хозяйка этого трейлера? Регистрационная карточка или…
  — Ничего, мистер Мейсон, абсолютно ничего. Вы же знаете, что у меня остались только ключи.
  — Впрочем, постойте, если вы купили у них трейлер и если человек, который его вам продал, сегодня работает, то… хорошо, я выезжаю сию же минуту. Встретимся на месте.
  — Вы выезжаете?
  — Да. Считайте, что я уже в пути. — Мейсон положил трубку и повернулся к Полу Дрейку: — Один важный момент, Пол. Знай, что я отнюдь не намерен приоткрывать карты в отношении Сэккита. Считаю, что пока не время. Это может быть тот случай, когда нам не следует сообщать клиенту все, что нам известно.
  Дрейк понимающе усмехнулся:
  — Что касается меня, Перри, то мой клиент — это ты. Я работаю только для тебя и даю информацию на сторону только с твоего ведома.
  Мейсон поднялся из-за стола:
  — И сосредоточься, пожалуйста, на моей второй просьбе, Пол. Запусти своих ребят прямо сейчас. Ну а те, что следят за трейлером, пусть это дело не бросают. Пусть преследуют его хоть на краю света.
  — О’кей, Перри! Ты думаешь, твой клиент сможет подтвердить право владения трейлером и заберет его?
  — А почему бы и нет? Ведь вначале он был именно там и продан, у них наверняка сохранились записи купли-продажи, так что большой преграды здесь, я думаю, не будет.
  — Странно, однако, что похититель привез трейлер в то же место, — сказал Дрейк.
  — Простое совпадение, — выразил свое мнение Мейсон.
  — Я этого не говорил. Твои слова, — сухо заметил Дрейк.
  — Конечно. В конце-то концов, таких больших площадок для продажи, как в «Идеал трэйд», в городе раз, два и обчелся.
  — Но все равно такое совпадение заставляет задуматься…
  Мейсон посмотрел на Деллу Стрит и кивнул в сторону двери.
  — Ты готова?
  — Да, я готова.
  Пол Дрейк поднялся с кресла для посетителей:
  — Намек понял, меня выпроваживают!
  — Хороший мальчик, — Мейсон открыл дверь, пропуская Пола вперед, — и не нужно даже брать его за ухо.
  Детектив улыбнулся:
  — Иногда и это не помешает. Ну что ж, до скорой встречи!
  — И я хочу, чтоб ты лично был на работе до девяти тридцати, — бросил уже на выходе Мейсон. — Мне, возможно, захочется с тобой поговорить после того, как мы разберемся с трейлером. И не забудь про похищение денег из банка.
  — О’кей, займусь этим, как только приду к себе. Я буду на месте до десяти. — Пол Дрейк направился дальше по коридору к своему кабинету, который располагался на этом же этаже, а знаменитый адвокат в сопровождении верного секретаря вошел в лифт.
  Минуту спустя они уже выезжали со стоянки рядом с домом, а еще через несколько секунд Перри Мейсон думал только о том, как бы им не задержаться в пути из-за невероятного количества машин на дороге в этот час пик.
  — Сколько мы проедем? — спросила Делла Стрит.
  — Двадцать минут как минимум.
  — Так долго? — Она изобразила удивление. — Уж не дали ли вы очередной зарок не превышать скорость?
  Мейсон в ответ кивнул с самым серьезным видом:
  — Автомобиль, Делла, стал действительно смертельным оружием. Слишком много людей за рулем, слишком много машин, и всем надо куда-то спешить в одно и то же время.
  — Что ж, раз вы встали на путь истинный, я могу расслабиться. — Делла откинула голову на сиденье. — И мне не придется больше высматривать, не видно ли по ходу движения дорожной полиции.
  — Отныне и впредь, — глубокомысленно произнес Мейсон, — дорожные полицейские — мои друзья. Я хочу, чтоб их было больше. Потому что если я собираюсь стать законопослушным, то мне хочется и других граждан видеть тоже соблюдающими закон. Кстати, Делла, а что ты думаешь о нашей новой клиентке?
  — Бедняжка. Мне жаль ее. Попала в такую переделку!..
  — И то правда. Бедная и разнесчастная.
  — Но, шеф, вы скептически настроены.
  Перри Мейсон увидел, как впереди на перекрестке замигал зеленый, и на желтом затормозил.
  — Если отбросить эмоции и взять одни голые факты, то перед нами девушка, у которой отца приговорили по обвинению в присвоении почти четырехсот тысяч долларов. Эта девушка разъезжает на дорогом лимузине, живет в стоящем уйму денег прицепе на колесах, нигде не работает, а занимается лишь тем, что вприпрыжку сбивает голыми ножками росу с травы на поле для гольфа, а теплое солнце и мягкий ветерок греют и обвевают ее нежную кожу.
  — Она нашла себе очень неплохое занятие, — согласилась Делла.
  — А сейчас давай взглянем на все с точки зрения тех, кто отвечает и принимает решение о досрочном освобождении на поруки. Заключенный Колтон П. Дюваль находится в тюрьме, и приговор его был неясным и неокончательным. Он утверждает, что невиновен и что осужден незаконно. По ошибке. И не все обстоятельства дела до конца уточнены. Вы — член Совета по помилованиям и досрочному освобождению, поэтому вам предстоит решить, до каких пор держать Колтона Дюваля в тюрьме. И вот вы почти уже приняли решение его выпустить, остается спросить мнение тех, кто ведет оперативную работу по делу. Вы их спрашиваете и узнаете, что дочь его ездит в дорогом автомобиле, живет в первоклассном трейлере, работу забросила, а деньгами сорит направо и налево.
  — Ну, если трактовать дело так, то… — Делла Стрит сделала паузу. — Боже мой! Получается, что она сама своими действиями держит отца за решеткой.
  — При условии, что… — Мейсон улыбнулся.
  — Не тяните же, шеф!
  — При условии, что Совет по делам совершеннолетних, а у него в этом штате те же функции и обязанности, что и у Совета по помилованиям и досрочному освобождению, имеет намерение, пусть даже самое малое, этот милосердный акт осуществить. Если так, то не уместнее ли будет предположить, что Арлен Дюваль скорее пытается не освободить Колтона Дюваля из неволи, а, наоборот, — удержать его там. В таком случае действия дочери, с точки зрения властей штата, будут выглядеть вызывающими раздражение, если не сказать — просто вызывающими.
  — Да, это определенно так, как вы сказали.
  — С другой стороны, — продолжал Мейсон, — это выглядит как очень соблазнительная приманка.
  — В каком смысле?
  — А вот послушай. Дюваля сажают в тюрьму. Но одновременно дают понять — может быть, даже напрямую и не говорят, а как-то по-другому, — что если он вернет награбленное, то досрочное освобождение состоится. Ясно, что желания возвращать добычу он не испытывает. Хочет переждать. Хочет, чтобы от него отступились. В результате это ему удается, и власти думают, будто о свободе он и не помышляет. Затем дочь Дюваля начинает вести роскошную жизнь без видимых средств к существованию и пребывает в райском блаженстве полного ничегонеделания. Будет только естественно, если чиновники, отвечающие за досрочное освобождение, подумают: «Ну вот, теперь понятно, что во владение деньгами вступила его дочь, так не лучше ли будет этого мошенника освободить и понаблюдать за ним как следует? Уж мы-то его из виду не упустим! Помешать дочке транжирить деньги мы не можем, но рано или поздно и сам Дюваль потратит энную сумму, тогда-то мы его и прищучим. Признавайся, мол, откуда денежки! Прервем его досрочное освобождение и, может быть, сумеем привлечь в качестве сообщницы и дочку. А после этого, возможно, удастся и на деньги выйти, и хоть какую-то их часть получить обратно…»
  Делла Стрит попыталась переварить услышанное:
  — Кто-то играет на много ходов вперед!..
  — Совершенно верно, — согласился Мейсон.
  — А какова же получается ваша роль в этой схеме?
  — Моя? Я так думаю, что мне отведена роль пешки.
  — То есть вами хотят воспользоваться?
  — Да, использовать и выбросить…
  — В любом случае, будьте осторожны!
  — В этом не сомневайся!
  Мейсон свернул на многорядную автостраду с односторонним движением, и последующие десять минут они ехали не говоря ни слова. Потом он повернул на поперечную улицу, проехал кварталов пять-шесть по ней, и наконец они оказались перед «Идеал трэйд трейлер-центром».
  Припарковавшись, Мейсон выбрался из машины и пошел осматривать длинную вереницу разнообразных домиков-прицепов, выставленных для продажи.
  Делла Стрит последовала за шефом.
  — Невозможно предсказать, что они изобретут следующим, — сказала она Мейсону, остановившемуся поглазеть на понравившийся экспонат. — Чего только не придумают, внутри — все, что душе угодно, и в то же время все это в таком ограниченном, замкнутом пространстве, что просто диву даешься. Настоящий дом на колесах. Поразительно!
  В этот момент к ним, приветливо улыбаясь, подошел один из работников центра.
  — Неплохо, правда? Хотите найти что-нибудь для души?
  — Нет, — ответил Мейсон, — мы бы хотели поговорить с управляющим.
  — С Джимом Харцелем?
  — А управляющего зовут Джим Харцель?
  — Да. — Торговец трейлерами кивнул.
  — И где его можно видеть?
  — Идите за мной, сэр.
  Он провел их вдоль длинного ряда трейлеров и пригласил пройти налево.
  Мейсон шепнул Делле Стрит:
  — Ты не забыла бумагу и карандаш?
  — Обижаете, шеф. Я без них ни шагу. Разве что в ванную…
  — Тогда я тебя попрошу: когда Арлен Дюваль сюда приедет, запиши номер ее автомашины. Если, конечно, она не воспользуется такси.
  Делла Стрит сделала знак, что поняла.
  Приветливый молодой человек остановился перед маленьким низким зданием.
  — Офис мистера Харцеля, входите.
  — Благодарю вас. — Мейсон сделал шаг назад и пропустил вперед секретаря.
  Харцель оказался здоровенным широкоплечим типом с выпяченной вперед грудью, медвежьими ухватками и верным глазом аукционера. Их он оценил с полувзгляда.
  — Здорово, ребята! Что произошло?
  — Почему вы сразу думаете, что что-то произошло? — спросил Мейсон.
  — Я вижу, — добродушно усмехнулся здоровяк, — работа такая! У тех, кто приходит ко мне заключать сделку, рот, как правило, до ушей. А как же иначе? Делают важный шаг в жизни! Решили бросить все на время и побродяжничать, как цыгане. Пожить наконец в свое удовольствие. А если приходят такие суровые и насупившиеся, как вы, то ясно, что где-то что-то случилось. Выкладывайте! Наверное, купили трейлер, а он с браком?..
  Мейсон рассмеялся:
  — Меня зовут Перри Мейсон.
  — Тот самый адвокат?
  — Да, это я.
  Харцель энергично сжал руку Мейсона толстыми сильными пальцами:
  — Необычайно рад познакомиться!
  — А это мой секретарь — мисс Стрит.
  Делла Стрит уже протянула было ладонь, но Мейсон, потирая свою, остановил ее.
  — Лучше не надо. Раздавит!
  — Да вы и сами неплохо жмете, — возразил Харцель. — Признаться, я в прошлом много занимался борьбой, а кроме того, когда я стал учиться торговать, то все говорили, что крепкое доброе рукопожатие чуть ли не половина успеха. Клиент должен чувствовать, что здесь к нему относятся чуточку лучше. Здравствуйте, мисс Стрит! Счастлив познакомиться! Ну а теперь садитесь и рассказывайте, что вас привело. Уж не нарушил ли я закон?
  — Знаете ли вы Арлен Дюваль? — спросил Мейсон.
  — Дюваль… Дюваль… постойте-ка… Это имя я где-то встречал. Ах да, ну конечно же! — Лицо Харцеля расплылось в улыбке.
  — Что-нибудь смешное?
  — Как сказать, скорее забавное воспоминание. Приятная милая красотка. Купила у меня «Гелиар». Причем расплатилась наличными!
  — Что вы имеете в виду? — удивился Мейсон.
  — Я имею в виду на-лич-ны-е!
  — Чек или…
  — В том-то и дело, что никаких чеков. Заплатила хрустящими новенькими сотенными.
  — А еще что-нибудь вам о ней известно?
  — Но посудите сами, зачем мне что-то еще о ней знать? Покупает трейлер и выкладывает пачку денег — для меня это самый убедительный довод. А что с ней? Надеюсь, не банк же она ограбила?
  Мейсон уже начал было задавать следующий вопрос, но остановился.
  — Но в чем же дело? — Харцель не отставал.
  — Этот «Гелиар», что вы ей продали, был сегодня украден.
  — Боже правый! Украли? Застрахован, надеюсь?
  — Неизвестно. Мой интерес состоит в том, чтобы его снова найти.
  — А чем я могу помочь?
  — Верните его.
  Улыбка мигом слетела с добродушного лица Харцеля.
  — Погодите-ка, я что-то опять не понимаю…
  — Только не волнуйтесь, — успокоил его Мейсон, — я вовсе не хочу сказать, что вы его украли. Так случилось, что вы его купили…
  — Ах вот оно что. — Харцель почесал затылок. — Сегодня действительно звонили. Хотели привезти «Гелиар» и просили продать. На комиссионных условиях. То есть я не купил его. Кстати, вот у меня на столе и карточка. Имя владельца — Прим. По крайней мере, так он назвался. Оставил еще телефон и адрес. Но я на всякий случай записал себе и номер его джипа. Правда, проверить не успел.
  — Джип он мог запросто одолжить у приятеля. — Мейсон на карточку даже не посмотрел.
  — Тогда, может быть, пойдем взглянем на этот «Гелиар»? — предложил хозяин.
  — Охотно! — Мейсон кивнул. — Настоящий владелец появится здесь с минуты на минуту. Мы договаривались о встрече.
  — Итак, идем смотреть!.. — Харцель вдруг остановился. — Конечно, мистер Мейсон, я о вас наслышан и не сомневаюсь в вашей репутации; но мой бизнес любит точность. Обождите, я подниму записи — надо же сверить номер кузова и так далее.
  Почти уже от дверей Харцель вернулся к своему рабочему месту, открыл дверцу большого сейфа, вытянул один из ящиков с подшитыми документами, перебрал несколько папок, пока не нашел нужную, открыл ее и быстро что-то оттуда списал в записную книжку.
  — Ну все. То, что нужно, я нашел. Можно и…
  Он не договорил, потому что в этот момент с улицы вошла Арлен Дюваль.
  — Здравствуйте! Всем добрый вечер! Извините, что задержалась, но движение ужасное…
  — Ну, наконец-то, наконец-то, мисс Дюваль, как вы поживаете? — Харцель шагнул к ней навстречу и протянул руку.
  В ответ девушка протянула свою и подошла к столу.
  — Спасибо, прекрасно!
  — То-то вы так и выглядите! — Харцель отпустил ее ладонь, перехватил запястье и показал руку Арлен Дюваль.
  — Смотрите, мисс Стрит, синяков нет! С противоположным полом я умею быть нежным… Но уж если меня жмут, то в ответ я тоже жму как следует. Мисс Дюваль, мистер Мейсон только что сообщил мне о вашем трейлере.
  — Да, его украли.
  — И похоже, что он у меня.
  — Мистер Мейсон сказал мне это.
  — Но хотел бы я знать, — обращаясь сразу ко всем, воскликнул Харцель, — а откуда мистеру Мейсону это стало известно?!
  — Она мне заплатила, — немедленно ответил Мейсон.
  — Она? А не полиция?
  Арлен Дюваль молча подтвердила.
  Харцель какое-то время переводил взгляд с одного необычного посетителя на другого и, подумав с полминуты, решился.
  — Отлично. Идем смотреть трейлер. Увидим сразу, тот или не тот.
  Он повел их вдоль расположившихся рядами трейлеров, ни на секунду не забывая об обязанности хозяина поддерживать беседу.
  — Те, что сдают на комиссионных условиях, я держу сзади. Конечно же, мы пытаемся их продать, но выгоды от таких сделок меньше, чем от тех, что я полностью покупаю и продаю сам. Но дело опять же в деньгах и в обороте капитала. А я предпочитаю оборачивать свой капитал побыстрее, и поэтому свои трейлеры, то есть те, что я купил, ставлю так, чтоб попадались на глаза в первую очередь. Вы пройдете мимо них прежде, чем дойдете до тех, что продаются на комиссионных. Есть домики просто замечательные. Вы, мистер Мейсон, должны как-нибудь выбрать время и осмотреть их как следует. Вы непременно что-нибудь купите! С вашей работой, когда, куда бы ни поехал, все узнают и пристают с проблемами, такая вещь придется очень кстати. Взгляните-ка на этот! Двадцать пять футов. Летит за машиной как перышко. Вы даже не почувствуете. Но не думайте, он крепок и устойчив, как любой другой. «Фиберглас». Тепло— и звукоизоляция. Можете поставить его в полдень в пустыне, и внутри будет свежо и прохладно, как в лесу у подземного источника. Хотите, я его открою?
  — Спасибо, не сегодня.
  — Не обращайте на меня внимания! — не унимался Харцель. — Работа с людьми. Приходится уговаривать. Создавать рекламу. Я вовсе не хочу вам ничего всучить, просто для поддержания формы. Ну вот мы и пришли. Вот ваш «Гелиар».
  — Он заперт на ключ? — осведомился Мейсон.
  — Конечно. На комиссионной продаже мы их все запираем. Как, впрочем, и остальные, за исключением тех, что можно осматривать.
  Арлен Дюваль достала из кармана ключи.
  — Я сама его открою.
  Харцель уже вынул было свой ключ, но посторонился и, шагнув в сторону, наблюдал за ней.
  Девушка повернула ключ в замке, дверь открылась, и она, даже не пытаясь скрыть охватившего ее волнения, вспрыгнула на подножку и исчезла внутри трейлера.
  Следом вошла Делла Стрит, Мейсон подал ей руку, а замыкал эту маленькую инспекцию сам хозяин центра.
  — Да, это он, — подтвердила Арлен Дюваль.
  Харцель тем временем нашел с обратной стороны двери металлическую пластинку, потер ее пальцем, чтобы прочитать номер, и, сравнив его с записью у себя в книжке, удовлетворенно хмыкнул:
  — Вне всяких сомнений. — Затем он открыл дверцу встроенного шкафчика, посветил туда фонариком и добавил: — И здесь тот же номер. Все верно.
  — Ну а кроме номера, — спросил Мейсон, обращаясь к Арлен Дюваль, — можете ли вы назвать какие-либо отличительные особенности, подтверждающие, что вы — его хозяйка?
  Девушка задумалась.
  — Если нетрудно, откиньте, пожалуйста, вон тот маленький дамский столик перед зеркалом. Да, да, рядом с кроватью. Я пролила как-то на нем чернила, а пятно так полностью и не вывела.
  Харцель подошел к столику и установил его в нормальное положение.
  — О’кей, сестрица! Ваша взяла! Я сдаюсь! Кто-нибудь еще желает взглянуть?
  Мейсон и Делла Стрит прошли туда, где стоял Харцель.
  — Когда, говорите, его увели? — спросил он.
  — Сегодня утром.
  — Надо же, как они быстро управились. А вещички-то? Подмели подчистую…
  Арлен Дюваль опустила голову.
  — И что вы собираетесь предпринять? Я, конечно, за этот трейлер держаться не стану, но и вот так просто отдать его тоже не могу. В полицию уже сообщили?
  — Нет.
  — Ну, тогда лучше сообщить сейчас же.
  — А почему? — холодно спросил его Мейсон.
  Харцель смерил адвоката оценивающим взглядом.
  — Предположим, что этот парень — Прим — возвращается и спрашивает у меня, где трейлер. А я отвечаю, что передал его мисс Дюваль, поскольку вещь краденая. Прим встает на дыбы.
  — Он этого не сделает.
  — А если сделает?
  — Послушайте, — сказал Мейсон, — но ведь вы-то знаете, что этот трейлер принадлежит мисс Дюваль, не так ли?
  — Да не совсем так. Я продал ей его, это верно, и номера все те же, и никто их не отдирал и не менял. Но ведь можно предположить, что он купил его у нее. Видите, в каком я окажусь положении? Если он вернется и раскроет рот и начнет орать, а я могу ответить ему, что вызову полицию, и стану набирать номер, — это одно, но если мне ничего не останется, как только смотреть в потолок и мямлить, — то это совсем другое. Меня такое положение не совсем устраивает.
  — Давайте подойдем иначе, — перебил его Мейсон. — В качестве адвоката мисс Дюваль я заявляю, что вы укрываете на своей территории краденую собственность. Что в этом случае?
  — Это дела не меняет. — Харцель был невозмутим. — Ни в коей мере. Я предложу вам разбираться через суд. Разводите свою обычную канитель, возбуждайте дело, да что угодно!
  — И можно включить ущерб за необоснованную задержку?
  — На здоровье! Вы требуете возмещения ущерба, я требую вызвать полицию. С моей стороны — это наиболее разумно, согласитесь. И то же самое я скажу и судьям, и присяжным. Про возмещение убытков никто и не вспомнит. Я ведь прошу немногого. Если трейлер украден — извольте поставить в известность полицию.
  — Мисс Дюваль не хотелось бы огласки. Начнутся пересуды.
  — Ф-фу-ты, пересуды. Да никаких пересудов не будет!
  — Почему же, они возможны.
  — Да? — На лице Харцеля вдруг возникло подозрение.
  — Понимаете, — поспешил успокоить его Мейсон, — в тот момент, когда трейлер украли, мисс Дюваль загорала. Сбросив одежду, лежала неподалеку. Поэтому-то неизвестные и смогли преспокойно угнать и трейлер, и автомобиль.
  — И автомобиль тоже? — изумился Харцель.
  Мейсон кивнул.
  — Ну тогда тем более надо в полицию!
  — В полицию и в газеты, — добавил Мейсон.
  — Здесь ей не повезло. Я ни при чем…
  — Хорошо! — Мейсон решил повернуть дело по-другому. — Забудем, что трейлер украден.
  — И что дальше?
  — Я его покупаю. Сколько?
  — Тот парень хотел две восемьсот девяносто пять. — Харцель выглядел слегка озадаченным. — Я ему предложил две. Лично я бы такой стал продавать за две четыреста, и за месяц он бы ушел. Две восемьсот девяносто пять все-таки многовато. Может быть, мистер Мейсон, вы сначала назовете, сколько бы вы хотели заплатить, и…
  — Нет. Я торговаться не буду. Покупаю как есть. Звоните ему, пусть приезжает, да пусть не забудет квитанцию, и ударим по рукам.
  — Постойте, постойте! Что-то не укладывается в голове. Если он украл…
  Мейсон его перебил:
  — Когда он приедет, если, конечно, он вообще сюда приедет, я его арестую, и уж только потом мы позвоним в полицию.
  — Спасибо. Сейчас укладывается. Что ж, вернемся в офис и позвоним ему.
  Все четверо вышли из трейлера, и Арлен Дюваль снова заперла его своим ключом. Когда они вместе с Деллой Стрит последовали за мужчинами, Делла, все это время внимательно следившая за девушкой, спросила:
  — А где ваша сумочка, мисс Дюваль?
  — Ну и растяпа же я! — воскликнула та. — Так и есть, оставила на столике! На том самом, рядом с кроватью. Придется вернуться…
  Арлен Дюваль побежала обратно к прицепу, а Харцель восхищенно посмотрел ей вслед:
  — Вот это бежит! Рождена, чтобы бегать. Колени вместе, локти прижаты, и даже приподняла юбку, чтобы ногам было легче двигаться. Не бежит, а… прямо как лесная козочка. Интересно, откуда это у нее? Наверное, занималась чем-нибудь…
  — А я думаю — врожденное, — высказала свое мнение Делла Стрит, пока все они следили, как Арлен Дюваль во второй раз открывает трейлер.
  — Не будем ждать, — предложил Мейсон, — идемте в офис.
  Харцель постоял немного, затем повернулся, сделал вслед за Мейсоном несколько шагов, но неожиданно остановился:
  — Не могу. Я должен лично убедиться, что трейлер будет заперт как следует. Пока что я несу за него ответственность. Давайте, если не возражаете, подождем и посмотрим.
  Мейсон закурил.
  — Что-то долго она ищет эту сумочку, — не выдержал Харцель.
  — Возможно, она перепутала и сумочка не на кровати, — предположила Делла Стрит, — а в шкафчике или еще где-то…
  Но Харцель пропустил это мимо ушей и внезапно поспешил в сторону трейлера с таким целеустремленным видом, что Мейсону и его секретарю пришлось волей-неволей последовать за ним.
  Они уже подошли к прицепу, когда дверь трейлера распахнулась и оттуда выскочила мисс Дюваль.
  — Простите меня. — Девушка улыбнулась им с обезоруживающей прямотой.
  — Слава богу, — выдохнул Харцель, — а я уж думал, что вы там сгинули вместе с сумочкой.
  — Не сердитесь, прошу вас! Но я не думала, что из-за меня задержка. Представляете, я сегодня впервые взглянула на себя в зеркало. Там, над столиком. Пришлось доставать пудру, подкрашиваться. Весь день такая спешка, что некогда привести себя в порядок…
  Харцель сразу обмяк.
  — С вами, женщинами, всегда так. Вы бы, мистер Мейсон, удивились, узнав, как они покупают трейлер: первым делом просят показать кухонные принадлежности, а потом все останавливаются перед большим зеркалом, вытаскивают косметику, и… Ну, ладно, давайте запрем дверь. Но только на этот раз я это сделаю сам и своим ключом.
  Не прошло и двух секунд, как дверь была заперта.
  — Этот ключ вам передал Прим? — спросил Мейсон.
  — Естественно. Оставил вместе с трейлером. А что-нибудь не так?
  — Да нет. Просто уточнение.
  — Хотя подождите-ка, — сказал Харцель. — Тут действительно что-то не так. Если он увел трейлер, то откуда у него ключ?
  — Правильно, — согласилась Арлен Дюваль, — я оставляла его запертым. И, чтобы открыть, он должен был иметь ключ.
  — Странно. Откуда же тогда он у него взялся?
  — А не может такого быть, что один ключ подходит ко всем прицепам одной марки? — Это предположение исходило от Деллы Стрит.
  — Только не «Гелиар», — возразил Харцель. — Это одна из лучших моделей на сегодняшнем рынке, и замкам фирма уделяет особое внимание. Каждый со своим секретом, так сказать.
  — Но несомненно одно, — заметил Мейсон. — Мы точно знаем, что ключ у похитителя был. Он отдал его вам, и он подходит. А где он его взял — мы его обязательно спросим.
  — Верно. Следующий вопрос о ключе. Ну все, пойдемте же звонить!
  Вернувшись в офис, Харцель снова достал регистрационную карточку и набрал номер.
  — Алло? Могу я поговорить с мистером Примом? Передайте, что его спрашивает мистер Харцель из «Идеал трэйд трейлер-центра».
  Ответили не сразу. Очевидно, что-то выясняли.
  — Что вы говорите? Не может быть! Но он сам дал этот номер… Говард Прим… Не знаете такого?.. О’кей, извините! — Харцель положил трубку и сказал: — Возмущаются. А чего, спрашивается? Я же только вежливо спросил. Это частная квартира. Говорят, уже двое после обеда спрашивали Говарда Прима, а они про него и слыхом не слыхивали.
  — Может быть, не тот номер? — спросил Мейсон.
  — Нет, номер как раз тот. Он сам его дал — написал на карточке после адреса. Своим собственным почерком. Если кто и ошибся, то это он, а не я.
  — А улицу проверяли?
  — Имеете в виду адрес?
  — Нет, только улицу. Мне кажется, что на той улице таких номеров вообще нет. Если мне не изменяет память, эта улица очень короткая, и…
  Харцель достал карту города, по алфавитному указателю нашел улицу, проверил номера домов и отложил карту в сторону:
  — Вы правы. Но мне нужна расписка, что вы забираете трейлер под свою ответственность и беретесь доставить его клиенту. Я принимаю ваше утверждение о том, что он украден. Ваша репутация — лучший гарант. Но я прошу письменного заявления с вашей подписью. Это должно быть в расписке.
  — Хорошо, — согласился Мейсон, — составьте документ сами. Я подпишу.
  — Когда вы собираетесь забирать трейлер?
  Вмешалась Арлен Дюваль:
  — Прямо сейчас.
  — А как же автомобиль? Вы сказали, он тоже украден?
  — У меня есть другой.
  — С буксировочным приспособлением?
  — Да. Я готова забрать трейлер.
  — О’кей! — Харцелю не оставалось ничего другого, как уступить. — Конечно, лучше было бы вызвать полицию, но раз уж вы так не хотите, то ладно. Но тогда пусть расписка будет по всем правилам.
  — Если в расписке вы укажете, что возвращаете трейлер мисс Арлен Дюваль на основании того, что поверили моим заверениям о том, что этот трейлер украден и что она является его истинной владелицей, и если еще добавите, что вы проверили номера данного трейлера и они совпадают с номерами того, который вы ей ранее продали, то я подпишу, — сказал Перри Мейсон.
  — Справедливо, — подтвердил Харцель и начал писать.
  Сначала он задумался, написал строчку или две, потом опять помедлил и наконец, быстро закончив оставшуюся часть, передал документ Мейсону.
  — Вы — юрист. Посмотрим, как вы подписываете бумаги, составленные другими. Я от кого-то слышал, что юристы никогда и ничего не подписывают в первом варианте.
  Мейсон ловко вытащил из внутреннего кармана ручку и произнес:
  — Я подпишу его не читая.
  У Харцеля опустилась челюсть.
  — Но, шеф, — воскликнула Делла Стрит, — вы даже не прочитали!..
  — Я его подписал, и покончим с этим. Пожалуйста, Делла, я тебя попрошу — перепиши его себе в тетрадку.
  Он держал документ так, чтобы Делла Стрит могла его хорошо видеть, и, когда дело было сделано, небрежно перебросил документ Харцелю.
  — Все в порядке, мисс Дюваль. Идите цепляйте трейлер.
  Харцель медленно поднялся из-за стола. Он никак не мог оправиться от шока.
  — Не верю своим глазам! Юрист подписывает расписку не читая. А я-то думал, что это как раз то, от чего вы предостерегаете клиентов.
  — С клиентами другое дело.
  Арлен Дюваль сбежала вниз по ступенькам, а Харцель подошел к распахнутой двери и крикнул одному из помощников:
  — Эй, Джо, помоги мисс Дюваль подцепить вон тот «Гелиар».
  — Она купила его? — крикнул в ответ помощник.
  — Да. — Харцель усмехнулся. — Даже два раза. — Он прошел обратно за стол. — Поразительно… Подписал не читая. Не могу поверить.
  — Позволю себе дать вам один маленький совет, — сказал Мейсон, — о некоторых тонкостях юриспруденции. Может пригодиться.
  — Ваш совет я приму с удовольствием.
  — Документ, прежде чем стать взаимным соглашением, должен быть подписан, скреплен печатью и официально вручен. По законам этого штата подпись не требует скрепления печатью, но документ ничего не значит, пока он не передан официально.
  — Понятно, и что из этого?
  — А из этого следует, что, хотя я и не успел его прочитать до того, как подписал, у меня была возможность прочитать его после подписания — когда я держал его перед мисс Стрит и она снимала с него копию.
  — То есть окажись в нем что-нибудь не так, вы бы отказались вручить мне его?
  — Совершенно верно. Я бы его просто-напросто разорвал.
  Харцель откинулся на спинку стула.
  — Ну, прямо как камень с души! Вы меня крепко озадачили, когда подписали не читая. Я и не думал, что смогу нацарапать бумагу так, чтобы вы сразу поставили свою подпись.
  — Ну а если бы я начал с вами препираться из-за формулировок, вы бы вряд ли отдали мне трейлер, разве не так? — спросил Мейсон.
  — Это уж точно! — улыбаясь, признался Харцель. — Знаете, мистер Мейсон, стоит вам захотеть, и вы бы смогли продавать трейлеры, как никто другой. — Он встал и протянул руку.
  — До свидания, мистер Харцель, — сказал Мейсон, — надеюсь, в следующий раз мы оба будем более разумны и нам не придется прикладывать такие же усилия для достижения соглашения, как сегодня.
  — Но я старался не отставать от вас, мистер Мейсон!
  Они пожали друг другу руки.
  Мейсон и Делла Стрит прошли в ту часть стоянки, где Арлен Дюваль, выказывая немалое искусство управления автомобилем, осторожно и очень точно поставила его так, что в конце концов буксировочное приспособление ее автомобиля оказалось как раз под разъемом с передней стороны трейлера. Механик подсоединил зажимы, оставалось только состыковать электроразъем.
  — Простите, мисс, но у вас не такой выход, — крикнул он, — поворотники и электрические тормоза так работать не будут.
  — Ничего, у меня есть переходник для «Гелиара». — Девушка пошарила рукой где-то под сиденьем и бросила найденную вещь механику.
  — О, вы заранее все предусмотрели, мисс!
  — Вас это удивляет?
  — Да, — ответил тот, — мне бы и в голову не пришло.
  Пока механик зачищал провода и заканчивал подсоединение электропроводки, Мейсон решил поговорить с клиенткой.
  — Есть у вас какие-либо дальнейшие планы?
  Девушка кивнула:
  — Да. Я бы хотела доверить вам свои дела и дела моего отца. Вы произвели на меня впечатление. Я бы хотела продолжить.
  — Но предупреждаю — когда вы познакомитесь с моими методами поближе, они могут вам не понравиться.
  — Почему?
  — Я служу правосудию.
  — Пока что они мне нравятся.
  — Но предположим, что ваш отец и в самом деле виновен.
  — Он невиновен.
  — Вы хотите, чтобы я распутал это дело?
  — Несомненно.
  — Трейлер забираете с собой?
  — Естественно.
  — Я только что подумал вот о чем: вы так торопитесь уехать отсюда на трейлере, а ведь в нем, по сути дела, ничего нет. Ни наволочек, ни простыней, ни полотенец, ни мыла. А питаться чем?
  — Вы правы, как всегда, мистер Мейсон!
  — И тем не менее вы снова начинаете в нем жить?
  — С этой же минуты.
  — И будете в нем спать?
  — Конечно.
  — А когда я вас увижу?
  — Завтра утром в девять тридцать, когда я принесу задаток. И большое вам спасибо.
  — Хорошо. Но если я соглашаюсь представлять ваши интересы, мне понадобится уйма информации.
  — От меня?
  — От вас и от других людей. Придется нанимать детективов.
  — Нанимайте, я согласна.
  — Это может вам обойтись в кругленькую сумму.
  Арлен Дюваль посмотрела Мейсону прямо в глаза:
  — Мистер Мейсон, давайте договоримся раз и навсегда: если вы можете помочь папе, то я заранее согласна со всеми вашими действиями, которые вы сочтете нужными предпринять.
  — Я понимаю, но затраты…
  — А разве я говорила что-нибудь о затратах?
  — Нет. Это я о них говорю.
  — Ну и бросьте! Делайте свое дело…
  — Я нанимаю Детективное агентство Пола Дрейка. Сыскную работу для меня делает он. Именно через него и его людей я вышел на трейлер.
  — Прекрасно. Нанимайте столько людей, сколько потребуется.
  — И каков предел?
  — Нет предела. — Девушка сказала это медленно и четко, затем резко встала и протянула Мейсону загорелую крепкую руку. — Вам не обязательно меня дожидаться.
  — К сожалению, нельзя сказать, что мы заканчиваем разговор на удовлетворительной ноте, — заметил Мейсон.
  — Вы, может быть, и нет, но не я. Продолжайте. Делайте, что считаете нужным.
  Мейсона это даже немного рассердило.
  — Хорошо, но помните, мисс, я вам уже говорил — за эти деньги назначена большая награда. Срезать углы со мной у вас не получится. Будете водить за нос — я возьму себе вознаграждение из тех денег.
  — Я это знаю и не сомневаюсь.
  — Ну и прекрасно.
  Подошел механик.
  — Все готово, мисс!
  Арлен Дюваль взглянула на Мейсона и улыбнулась.
  — До скорого! Увидимся завтра.
  Глава 4
  Было уже почти девять часов вечера, когда Мейсон и Делла Стрит вошли в офис Пола Дрейка.
  Пол с шумом потянул носом воздух и сказал:
  — Я отсюда чувствую тот специфический сладкий запах успеха, который источают ваши довольные лица!
  Мейсон раскурил сигарету.
  — Мир полон удивительных вещей, Пол.
  — Ты счастливый человек, Мейсон. — Дрейк раскрыл маленькую коробочку и вытряхнул оттуда на ладонь белую таблетку бикарбоната натрия. Затем подошел к крану, нацедил немного воды в бумажный стаканчик и, положив таблетку на язык, запил ее водой.
  — Опять плохо? — спросил Мейсон.
  — Да, Перри, никак не отстает. Сидишь тут, обрываешь телефоны, даешь указания, проверяешь, как сделали, да все еще приходится разжевывать, исправляешь их ошибки, думаешь порой за них, донесения приходят — сводишь их воедино, а еще надо спорить с клиентами, успеть заскочить в забегаловку, которую и крысиной-то норой не назовешь, и забросить чего-нибудь жирного да горячего в желудок. Глотаешь все залпом, запиваешь и снова бежишь назад, узнать, что же произошло за те несколько минут, пока тебя не было…
  — Ты слишком много работаешь, Пол.
  — Но ты же сам сказал…
  — Что нового о загорающей красотке?
  — Есть кое-что, слушай! Машина у нее из проката. Едва прицепив трейлер, она прямым ходом двинула в супермаркет. В один из тех огромных, где можно всегда припарковаться и где продают все, что душе угодно.
  — Твоим людям было нетрудно следить за ней?
  — Трудно? К дьяволу такую слежку! Нас там целая очередь набралась.
  — Были другие?
  Дрейк кивнул.
  — И что получилось?
  — Ваша милая крошка закупилась под завязку. Одеяла, простыни, скатерти, посуда, полотенца, мыло, жратва — налетела как саранча, и все это почти не останавливаясь. Не знал бы — так подумал, что она это не раз репетировала или, может, у нее привычка такая…
  — Список покупок у нее был?
  — Ни списка и ни подобия его. Пронеслась по всем отделам могучим ураганом, сметая все на своем пути. Продавцы едва успевали таскать и укладывать в трейлер ящики и коробки — поневоле вспомнишь африканских носильщиков на сафари.
  Мейсон и Делла Стрит обменялись взглядами.
  — Платила наличными или просила занести на счет?
  — Уплатила за все сразу.
  — Чем? Чеком или…
  — Денежками, Перри, новенькими, хрустящими денежками.
  — Их у нее с собой было много?
  — Перри, она ими сыпала, как Санта-Клаус. Разбрасывала вокруг себя, как конфетти. Цену нигде не спрашивала — тыкала пальцем, и все. Подай ей это, и это, и того побольше, этих полдюжины и тех столько же, а что у вас самое лучшее из такого-то и такого-то, и так далее.
  Мейсон нахмурился.
  — Забила трейлер очень основательно, — продолжал Дрейк. — Не один час потратила, чтоб купить и уложить. Я уверен, что она заранее все спланировала. Одеяла — чистая шерсть, дорогие стеганые покрывала, чашки, плошки, блюдца, кофейники, супернепригораемые сковородки, какие-то современные кастрюли, а консервов сколько — уму непостижимо!
  — А потом что?
  — А потом уехала. Двое моих парней последовали за ней, а третий остался.
  — Остался где?
  — В супермаркете.
  — Почему?
  — Говорит, заподозрил что-то.
  — Были основания?
  — Когда ваша загорелая принцесса уехала, то часть ее кортежа осталась сзади, и этот мой парень-молодец засек их. Остался понаблюдать, что же будет.
  — И что там было?
  — Появился откуда-то целый штат сотрудников, подошли к кассирам, достали из карманов кожаные складыши, развернули, показали кассирам значки, предъявили удостоверения, кассиры — к кассам, выложили те новенькие зелененькие конфетти, которыми их осыпала ваша клиентка, а суровые деловые ребята достали бумажники и взамен тех денег, что кассиры получили от мисс Дюваль, дали им другие. И после этого уехали.
  — Ну а те двое, что последовали за Арлен? У них какие были трудности?
  — Никаких. Абсолютно. Арлен Дюваль направилась к гольф-клубу «Ремуда», заехала с обратной стороны, свернула сначала на проселочную дорогу, а потом на ту, почти не езженную, где я сегодня днем нашел следы джипа.
  — И что она там делала?
  — Съехала на лужайку, припарковала трейлер и расположилась как у себя дома. Зажгла керосиновую лампу, подвесила ее на крючок под потолком трейлера и принялась устраиваться на ночлег. Расставила все по местам, заправила кровать и чувствовала себя, судя по всему, как птичка в гнездышке.
  — Твои ребята там остались?
  — Не совсем там. Они ждут на главной дороге. Обратно с трейлером, минуя их, никак не выехать. Только по той вспомогательной дороге, что используется для обслуживания поля для гольфа. Им сказано не выпускать трейлер из виду, и они докладывают каждый час.
  — А кортеж? — поинтересовался Мейсон.
  — От кортежа, докладывают, остался один человек. Сидит в машине чуть дальше по обочине. Первоначально в той машине их было трое, но двое оставили этого, за рулем, смотреть, не поедет ли куда трейлер, а сами смотались в кусты и, как мы думаем, следят оттуда за дверью, чтобы, в случае чего — если птичка из гнездышка вылетит, — вдвоем сесть ей на хвост.
  — Никакой возможности для личной жизни…
  — Ни малейшей, — задумчиво согласился Дрейк. — Все чувствуют, что ситуация накаляется. Что-то назревает, Перри. Все в напряжении, и все чего-то ждут, но только не твоя клиентка — тиха и безмятежна, как высиживающая яйца домашняя канарейка.
  — А те, другие, знают, что параллельно с ними работают и твои детективы?
  — О, конечно, на такой работе друг от друга не спрячешься. Мы с ними взаимно вежливы — мои ребята записали номер их машины, а те записали наш.
  — Ты проверял?
  — Да. Номерной знак не зарегистрирован. Ты понимаешь, что это означает?..
  Мейсон прищурил глаза и потер переносицу.
  — Узнал ли что-нибудь об ограблении «Меркантайл секьюрити»?
  — Имей терпение, Перри. Мы и так лихо начали.
  — Я знаю. Но хочется быть в курсе.
  — Тебе знакомо имя Джордан Л. Баллард?
  — Нет, Пол. Кто он?
  — Тот самый банковский служащий, который работал с Дювалем в тот день, когда пропали деньги.
  — И что ты о нем разнюхал?
  — Его обязанность была проследить за отправкой той партии наличных денег. Но он поставил на скачках, поэтому гораздо больше внимания уделял тому, что исходило из портативного радиоприемника, чем тому, что в это время делал Дюваль.
  — Но даже если и так, Пол, — возразил Мейсон, — он никак не мог прикарманить те деньги, потому что в его положении ему даже не полагалось к ним притрагиваться. Складывал и упаковывал Дюваль, и…
  — Правильно, Перри. Но Балларда обвинили в преступной халатности, и он потерял работу. Банковские шишки тоже не думали, что он с Дювалем в сговоре, но какое-то сомнение, видать, было, и его выгнали с работы, хотя и под другим предлогом. И естественно, что в той ситуации ни в каком другом банке устроиться он не смог.
  — Что с ним стало?
  — Нет худа без добра. Для Балларда это обернулось довольно удачно. Первое время он мыкался туда-сюда, но потом, похоже, здорово проголодался и пристроился на станцию техобслуживания. Скопил денег. А потом владелец заболел, и Баллард это заведение выкупил. Затем взял где-то взаймы, пооткрывал несколько новых точек и оборудовал сеть мастерских по шинам и запчастям. И тут ему повезло. Подвернулась возможность выкупить весь угол, где была его станция. В качестве первоначального взноса он внес несколько тысяч долларов, а впоследствии обязался платить по тысяче в месяц. А позднее одно из больших торговых предприятий стало подыскивать место для нового филиала. И они выбрали его угол, представляешь?! Но Баллард по-прежнему работает, хотя всякая необходимость в этом теперь уже отпала.
  — Где его можно найти?
  — Он сейчас хозяин суперзаправочной на углу Десятой и Флоссман.
  Мейсон записал себе адрес.
  — Что еще, Пол?
  — Не знаю, Перри, известно тебе или нет… впрочем, да ты же знаешь — номера банкнотов пяти тысяч долларов оказались записаны.
  — Да, да, я знаю. — Мейсон нетерпеливо кивнул. — Продолжай!
  — Конечно, это было простое совпадение, что полиция как раз занималась тем шантажистом, и… но ты, я вижу, и без меня все знаешь.
  — Нет, Пол, только общие сведения.
  — Ладно, я хотел сказать, что в полиции считали, что положение Дюваля довольно затруднительное. Ему удалось похитить почти четыреста тысяч, и пять тысяч из них были меченые. Дюваль не знал, номера каких банкнотов известны полиции, так?
  — Да. Пять из четырехсот, — сказал Мейсон. — Другими словами, засунь он руку в мешок, и расклад будет такой, что в одном случае из восьмидесяти извлеченный им из этого мешка банкнот окажется на учете в полиции.
  Дрейк кивнул.
  — А начни он эти деньги тратить, — продолжал Мейсон, — я имею в виду, как это делается в повседневной жизни, то шансы, что меченые банкноты попадут в руки властей, уменьшатся в несколько раз как минимум. Возможно, они станут порядка один к восьми тысячам, и тогда…
  — Нет, Перри, твои расчеты не годятся. У полиции полно всяких уловок. На два или три месяца они могут затаиться и позволить Арлен Дюваль тратить столько, сколько ей заблагорассудится, — убаюкают ее таким образом, а потом в один прекрасный день пошлют целую команду проверяющих и выяснят номер каждого истраченного банкнота. Как сегодня вечером, например.
  — Они полагают, деньги у дочери?
  — А как же еще? Как же еще она ухитряется жить не работая? Как она покупает трейлеры, автомобили, платит за другие покупки?
  — А подоходный налог, Пол? Через налоговое управление они не пробовали? — поинтересовался Мейсон.
  — Пробовали, конечно. Но не смогли докопаться до основания.
  — Не понимаю?
  — Что-то за всем этим кроется. Налоговые инспекторы прямо заявляют, что ее дела в порядке, а большего не говорят.
  — Странно, — заметил Мейсон.
  Дрейк немного помолчал.
  — Но есть в этом деле, Перри, и другая сторона. Ты должен знать. Само собой разумеется, что в полиции эта информация держится под секретом, но факты таковы, что тот, кто шантажировал, хотел получить выкуп — пять тысяч долларов — десятками и двадцатками. И это логично. Даже если б до меня эта информация и не дошла, мы могли бы это предположить и не ошиблись бы.
  — Да, действительно логично.
  — А теперь внимание. Большинство купюр из похищенной партии были сотенные. Кроме того, там было сто банкнотов по одной тысяче, а кроме того — купюры по пятьсот долларов, по пятьдесят и совсем мелкие. Так что если Арлен Дюваль достаточно сообразительна, а она достаточно сообразительна, то станет тратить более крупные купюры и будет находиться в безопасности.
  Взгляд Мейсона был холоден и спокоен.
  — Ты по-прежнему настаиваешь, что это Арлен?
  — Но, Перри! — укоряюще воскликнул Дрейк. — В твоем-то возрасте? Между прочим, для тебя здесь конверт. Принес какой-то мальчик. Примерно час назад.
  — Для меня?
  — Так точно. Он просил передать это тебе до утра.
  — А почему он его принес сюда?
  — Ничего не сказал. Минуту… Он где-то здесь, куда же я его подевал? С напечатанным на машинке адресом… Вот, нашел.
  Мейсон взял конверт и внимательно его осмотрел. Конверт как конверт, адрес напечатан на машинке, обычная марка.
  — По всей видимости, хотели отправить по почте, но в последний момент передумали. Посмотрим, что внутри. Надеюсь, не новые разочарования…
  Он вынул из кармана складной ножик, раскрыл его и осторожно разрезал конверт.
  В это время на столе Дрейка зазвонил телефон.
  — Да… Дрейк слушает… Подождите секунду. Повторите, я запишу… — Он сделал Мейсону предупредительный знак.
  Мейсон ничего говорить не стал, повернулся к Дрейку спиной, кивком подозвал к себе Деллу Стрит и извлек из конверта два денежных банкнота — один в пятьсот, а второй достоинством в тысячу долларов. Помимо денег, в конверте еще была и записка. Тоже напечатанная на машинке.
  Делла Стрит склонилась к Мейсону поближе, и они одновременно ее прочли:
  «Я обещала вручить вам это до девяти тридцати, но ситуация изменилась. Возможно, я не смогу быть у вас завтра утром. Поэтому посылаю деньги сейчас».
  Вместо подписи стояла большая печатная буква «А».
  Мейсон посмотрел на секретаря, многозначительно приложил палец к губам и, засунув деньги обратно в конверт, а конверт — во внутренний карман пиджака, снова повернулся к Полу Дрейку.
  Дрейк только что закончил разговаривать.
  — Есть новости, Перри. Баллард — человек, о котором я тебе рассказывал, вышел на контакт с полицией. Сообщил им сегодня утром что-то такое, что и вызвало всю эту суматоху.
  — Что примерно он сообщил?
  — Мой человек пока точно не знает, но в банке все завертелось колесом. Не иначе как что-то очень-очень важное. Нельзя терять времени, Перри, — в этот час Баллард обычно у себя на станции, делает ежевечернюю проверку работы за день. Забирает выручку и оставляет в кассе ровно столько, сколько требуется для работы с клиентами ночью.
  Мейсон задумался.
  — Много бы я отдал, чтобы знать, что он им сказал… Идем, Делла, я отвезу тебя домой. — Затем он повернулся к Полу Дрейку: — Если не трудно, Пол, побудь здесь до полуночи. Нисколько не удивлюсь, если в предстоящие несколько часов произойдет что-то еще…
  Провожая Деллу Стрит от машины до дверей ее дома, Мейсон сказал:
  — Увидимся утром, Делла.
  — Хорошо. Но, шеф, можно вас попросить? Вы ведь сейчас к Балларду? Если узнаете что-нибудь, сообщите мне?
  — Но только не сегодня. Тебе лучше забраться под одеяло и как следует поспать.
  — Это нечестно! Я же тоже хочу знать… И пожалуйста, не носите при себе такие деньги. Давайте я их пока приберу.
  — Ни в коем случае, Делла. Это дело меня сильно беспокоит. Никогда не думал, что мне может быть не по себе от того лишь факта, что клиент и в самом деле заплатил задаток, который обещал.
  — Это в ее стиле, шеф. Подумать только, такие крупные купюры! Уж не хочет ли она заманить вас в ловушку?
  — Похоже именно на это.
  — Давайте все-таки я их уберу к себе.
  — Но тогда в ловушке окажешься ты. Нет, с этим я сам справлюсь. Иди спать, Делла.
  Оставив Деллу Стрит на пороге дома и помахав ей на прощанье рукой, Мейсон поехал на угол Десятой и Флоссман и подрулил к одной из заправочных колонок.
  — Залей до краев. Баллард сегодня здесь? — спросил он у ночного сменщика.
  Тот указал рукой на человека, сидящего во внутреннем помещении и внимательно проверяющего столбики цифр на длинной бумажной ленте, вынутой из стоящей тут же рядом счетной машинки.
  Мейсон вошел и подождал, пока на него обратят внимание.
  — Мистер Баллард, если не ошибаюсь?
  — Верно. С кем имею честь?
  — Меня зовут Перри Мейсон.
  — Адвокат Перри Мейсон?
  — Он самый.
  — Много о вас слышал. Чертовски рад познакомиться! И что вас сюда привело?
  — Мне бы хотелось узнать кое-какие факты об одном деле, но не знаю, захотите ли вы о нем говорить…
  — Вы имеете в виду «Меркантайл секьюрити»?
  — Да.
  — Меня это уже больше не смущает, не беспокойтесь. Тогда меня, как вы, вижу, знаете, вышвырнули буквально на улицу, но оказалось, что все к лучшему. Не могу только понять, почему вы этим заинтересовались?
  — У юриста очень широкий круг интересов.
  — Не сомневаюсь.
  — Могу я задать вам несколько вопросов о том деле?
  — О чем хотите спросить?
  — Видите ли, определенного рода информация могла бы немало помочь одному из моих клиентов.
  — Тогда я бы хотел знать, кто этот клиент?
  — Но вы же понимаете, что этого я вам сообщить не могу. Я хотел спросить о скачках. Ставить на лошадей — это одна из ваших привычек?
  — Смотря что называть привычкой.
  — Но тот случай был не совсем обычен, так?
  — Еще бы! Мне удалось получить ценную наводку, и я сорвал неплохой куш.
  — Ваша лошадь выиграла?
  — Еще как выиграла! Двадцать два семьдесят пять на каждую двухдолларовую ставку. А я на нее рискнул целой сотней.
  — Да, это действительно кое-что, — заметил Мейсон.
  — Моя лошадка выиграла заезд, но это стоило мне должности. Какое-то время я ходил совсем потерянный, но ничего — выкарабкался. Сейчас вот устроился солидно. А продолжай я работать в банке — так бы, глядишь, и протирал там штаны до пенсии.
  — Могу я поговорить с вами о том, что в тот день произошло?
  — А зачем?
  — Хочу получить ясное представление.
  — Да что еще яснее-то? Полистайте старые газеты и все увидите. Там практически все детали.
  Мейсон указал большим пальцем на колонку, где заправляли его автомобиль:
  — Я заодно за бензином заехал… Вы что, торопитесь?
  — Нет. — Баллард встал и, не спуская с Мейсона глаз, свернул бумажную ленту с цифрами.
  Перри Мейсон наконец смог его рассмотреть. Несмотря на короткие ноги, хозяин заправочной был довольно крупен, широк в плечах и имел большую, крепко посаженную голову. «Лет пятьдесят пять», — подумал Мейсон. Волосы его уже тронула седина, а из-под мохнатых бровей пристально смотрели серые глаза. И было еще в облике Балларда что-то колкое, язвительное — присущее людям, которые всю жизнь имеют дело с цифрами и для которых результат всегда либо положительный, либо отрицательный — приблизительных значений они не любят, а всегда знают точный ответ.
  Мейсон опустил глаза на стол и отметил про себя, что каждая запятая в сделанных Баллардом от руки пометках выведена с каллиграфической четкостью.
  — Я как раз хотел закрываться, — пояснил Баллард. — Стараюсь снять выручку и запереть кассу до десяти. Оставляю ребятам только мелочь, чтобы сдавать сдачу. Не хочу подкармливать ночных налетчиков. Местные уже знают, когда я закрываю кассу, и особенно не досаждают.
  — Разумно. А как все-таки насчет «Меркантайл секьюрити»?
  — Но мне тогда нужно знать, зачем вам эта информация?
  — Хочу найти подлинно виновных.
  — Вы не верите, что это сделал Дюваль?
  — Официально это был Дюваль — суд установил, я знаю.
  — Но вы не верите?
  — Верить или не верить — у меня нет пока никаких оснований. Я пытаюсь рассмотреть все варианты.
  — Понятно.
  — Не хотите о деньгах — давайте хотя бы поговорим о Дювале. Что он был за человек?
  — Это вопрос.
  — А где ответ?
  — Ответ отсутствует.
  — Почему?
  — Его невозможно классифицировать. Ни один ярлык не подойдет.
  — А может, попытаться?
  — Попробую. Тихий, веселый, всегда бодрый, полно друзей и души не чает в дочери. Жена умерла, когда девочке было десять, и с тех пор Колтон Дюваль ей за отца и мать. Сделал из этого цель своей жизни. Один заменил обоих родителей. Спросите меня, возможно ли это, я отвечу: «Нет».
  — А что, получилось не совсем удачно?
  — Смотря, опять же, что назвать удачным воспитанием. У Дюваля всегда имелись свои идеи. Он был убежден, что если люди не ведут себя естественно, то им никогда не может быть по-настоящему легко друг с другом. Считал современную вежливость и этикет ненужными ухищрениями, утонченной разновидностью лицемерия.
  — Почему? — спросил Мейсон.
  — Он повторял, что люди должны вести себя как можно раскованнее и проще, и тогда их личностная суть выразится в поведении, и противопоставлял это приспосабливанию к ритуалам и предписаниям, изложенным в книгах.
  — Немного ненормальный?
  — Нет, этого нельзя сказать. Он умел приводить доводы, и ты начинал ему верить. Сидишь, говоришь с ним и вдруг осознаешь, что поддакиваешь и киваешь головой, вместо того чтобы прямо заявить, что так дочерей не воспитывают.
  — Дочь его любила?
  — Обожала. Готова была целовать за ним землю.
  — И все-таки о деньгах. Взял их Дюваль или нет?
  — Лично я не понимаю, как он мог их взять. Когда начинаешь об этом думать, то непонятно, как вообще их можно было украсть.
  — А почему, как по-вашему?
  — Да тут все причины сразу. Столько проверок, всякие предосторожности… невозможно, и все тут.
  — Тем не менее это произошло?
  — Да. Они говорят, что да.
  — И Дюваль не мог этого сделать?
  — Никто не мог, уж если на то пошло. Это все равно что смотреть выступление волшебника на сцене. Творит такое, что никогда бы не поверил, но это происходит у тебя на глазах.
  — Может быть, если вы расскажете мне, как и что произошло, я смогу предложить решение? — осмелился заметить Мейсон.
  Баллард помедлил с полминуты, затем стал вспоминать:
  — Было примерно два часа дня. Тогда в Санта-Ане, в авиационном центре, работало очень много персонала. Длиннющая платежная ведомость, и мы отсылали туда огромные суммы наличных денег, то есть я занимался их отправкой. А помимо этого наш филиал там делал хороший бизнес. Деньги возили туда-сюда два, а то и три раза в месяц.
  Все было рассчитано на самый крайний случай. Специальные фургоны имели полностью изолированные отделения для наличных денег, а ключи были только у контролеров и проверяющих. Водитель фургона ключа не имел. Так сделали для того, чтобы если фургон остановят на дороге, то никто все равно не сможет до этих денег добраться. А еще в фургоне устанавливалась коротковолновая станция, о которой посторонние не знали. Сигналы этой станции полиция могла принимать в любой момент, и если в дороге фургон кем-то задержан, то водителю достаточно лишь нажать на кнопку, как тут же к радиопередатчику подключается магнитофон и заранее записанные сигналы, дающие номер фургона и предупреждение об опасности, поступают в эфир. Затем полиция, зная номер попавшего в такую ситуацию автомобиля, звонит туда, откуда он вышел, и диспетчер им сообщает номер фургона, когда вышел и где его следует искать.
  — Хорошо, продолжайте. — Мейсон внимательно слушал.
  — Сама процедура подготовки наличности к отправке происходила таким образом, что один служащий выполнял работу, а проверяющий за ним следил. Но перед этим банк уже позвонил и заказал один из бронированных фургонов. И автомобиль этот уже стоял у дверей к тому моменту, когда служащий банка деньги все уложил, завернул в специальную бумагу и опечатал красным сургучом. Сначала на сургуче свою печать ставил служащий, укладывающий деньги, а после него свою печать ставил проверяющий. Затем оба брали пакет с деньгами и после того, как двое вооруженных охранников, убедившись, что снаружи все в порядке, давали им знак, загружали деньги в фургон.
  Когда перевозишь деньги миллионами, то начинаешь обращаться с ними так, как будто это самый обычный товар — как морковь или картошка.
  Мейсон понимающе усмехнулся.
  — Итак, мы работали, укладывали деньги — вернее, Дюваль их укладывал — как раз в тот момент, когда происходил забег, исход которого был для меня далеко не безразличен. А что бы вы сделали на моем месте, мистер Мейсон? Я перебивался на маленькой зарплате, а на ту лошадку поставил сто долларов. И я знал, что в случае удачного исхода разбогатею. Зарплата в банке — вы же сами знаете, цены все время растут, и можете представить, что для меня значило потерять эту сотню. А выиграй любой в моем положении лишнюю тысячу — и можно жить! Тот забег для меня много значил…
  Мейсон слушал и не перебивал.
  — Я тогда отошел немного назад и стоял за стеклянной перегородкой. Но, клянусь, мистер Мейсон, от этого я видел Дюваля ничуть не хуже. Он брал упаковки с деньгами, осматривал их и бросал в пакет. Количество денег в упаковках мы уже предварительно сосчитали. Единственное, что я могу предположить, он, должно быть, взял с ближайшей стойки пачку заранее связанных погашенных чеков, она была у него где-то под рукой, и он ухитрился, когда складывал деньги в пакет, встать так, чтобы оказаться между мной и мусорной корзиной под столом; Дюваль бросил деньги в эту мусорную корзину, а вместо них в пакет положил связку погашенных чеков.
  Но замечу вам, мистер Мейсон, если он меня и одурачил, то сделал это необычайно ловко. Чистейшая работа, какую я когда-либо видел! И все это так запросто и естественно. Конечно, правда, что я в это время слушал радио и душой был на ипподроме, а уж когда лошади выскочили на последнюю прямую, то в меня как иголками кто-то колол, а потом еще был фотофиниш, и мне пришлось ждать, прежде чем я убедился, что моя кобылка и впрямь первая прискакала, — короче, я в те секунды несколько лет прожил. А уж когда узнал, что выиграл… тут и руки задрожали, и пот выступил. Все равно что бревна грузил.
  Мейсон сочувственно кивал.
  — Дюваль знал, чем я занят, но молчал. И я ему не сказал ни слова. Получается, что он меня покрывал, и я был ему за это благодарен. Мы работали бок о бок уже пять лет, и с чего бы мне его подозревать? Одному богу известно, какие миллионы денег мы пропустили через свои руки. Я вышел из-за перегородки, шлепнул печать, и мы вдвоем загрузили деньги в фургон. То специальное отделение я открывал и закрывал своим ключом. Отправив деньги, мы заметили время и, когда фургон уже уехал, доложили диспетчеру. А потом каждый принялся за свою работу. Но я сосредоточиться уже не мог — тратил в уме выигранные деньги. Хотел купить новую удочку, снасти, распланировал отпуск… Я ведь был замечательный рыбак, мистер Мейсон!
  — А сейчас рыбачите?
  — Некогда, что вы! А хотелось бы. Когда работаешь полностью на себя, со временем туго.
  — Извините, я вижу, моя машина готова, — сказал Мейсон, — пойду отгоню ее от колонки.
  — Куда вы едете? — спросил Баллард.
  — В сторону Беверли-Хиллз.
  — А можно мне напроситься с вами? Моя сегодня не на ходу, и я хотел вызывать такси. Поздно уже, да и деньги у меня с собой, а идти четыре квартала до автобуса, а потом столько же от автобуса домой…
  — Конечно, можно, о чем разговор? Садитесь.
  Баллард торопливо достал из-под стола маленький черный ранец и сложил туда блокнот для заметок, рулон ленты от счетной машинки и брезентовую сумку. Потом вытащил из ранца короткоствольный револьвер, сунул его в боковой карман и забрался в машину Мейсона.
  — Не пугайтесь, мистер Мейсон, но за последнее время автозаправочные не раз грабили, и полицейские сами предложили, чтобы я постоянно имел с собой эту штуку…
  — Я не пугаюсь. И не нужно объяснять. — Мейсон сел за руль, и они поехали.
  Баллард говорил не переставая:
  — Развелось столько молодых панков, что не знаешь, куда деваться. Никто из них не хочет ничего делать. Ох уж это нынешнее школьное воспитание! Работать не работают, а жрать подавай! Да еще и пальцем не тронь! У меня детей никогда не было — жена умерла вскоре после того, как меня выгнали из банка. Как видите, все напасти сразу. Беда не приходит одна…
  Несколько минут они ехали в молчании. Его нарушил Мейсон:
  — А что еще вы можете рассказать о Дювале?
  — Больше ничего. Это все. Когда служащий банка в Санта-Ане вскрыл пакет, то обнаружил там только погашенные чеки.
  — А это мы знаем с его слов, — заметил Мейсон.
  — Да. Он это сказал, и он был прав. Потому что существует еще один момент, который окончательно все подтверждает. Те погашенные чеки, которые тот служащий обнаружил вместо денег, оказались из банковской картотеки управления банка в Лос-Анджелесе. Если хотите знать, некоторые из них были подшиты в дело работниками банка в течение часа, предшествующего ограблению. Отсюда становится ясно, что произошло.
  Мейсон обдумывал поступившую информацию.
  — Хорошо, Баллард, — заговорил он наконец, — приходится признать, что этот факт полностью исключает причастность к случившемуся кого-либо, кроме вас и Дюваля.
  — Правильно. Так оно и есть. И полиция так же подумала.
  Последовала еще одна пауза, после которой первым заговорил Баллард:
  — Конечно, если бы деньги взял я, то Дюваль обязательно должен был бы быть моим сообщником. При таком варианте это, несомненно, было бы делом рук двоих похитителей. Мы бы в таком случае просто распределили обязанности. Но если деньги взял Дюваль, то с моей стороны это могло оказаться просто небрежностью. Никто не оспаривает тот факт, что человеком, который отвечает непосредственно за помещение денег в пакет, был именно Дюваль. И он сам сказал, что положил туда деньги.
  — А вам полагалось следить за тем, как он это делал, правильно?
  — Да, правильно.
  — И если бы вы проявили небрежность в том, что вам полагалось делать, то Дюваль мог бы эти денежки прикарманить.
  — Да, я проявил небрежность, и он их прикарманил.
  — Ну что ж, во всяком случае, он мог это сделать.
  — Да, вы правы.
  — Но если бы похищение организовали вы, то без Дюваля бы вам не обойтись, так?
  — Именно так.
  — А как насчет подмены? Я имею в виду замену самого пакета.
  Баллард покачал головой.
  — Если вы подразумеваете кого-то постороннего, то это невозможно. Это мог сделать либо Дюваль, либо я, причем я не смог бы этого сделать без участия Дюваля.
  — Поясните, пожалуйста, почему вы сказали, что для постороннего невозможно подменить пакеты?
  — Потому что водитель по пути из нашего банка до его отделения в Санта-Ане ни разу не останавливался. Потому что даже если бы он и остановился, то все равно не смог бы попасть туда, где лежали деньги.
  — Предположим, у него был ключ.
  — Но ключа у него не было.
  — Постойте, давайте все-таки предположим. У него был ключ, который он смог где-то достать, и…
  — Ладно, на это я тоже отвечу. Предположим, он остановил фургон. Предположим, у него был ключ и он уже держал наготове пакеты для подмены. И все равно это не мог быть он.
  — Почему нет?
  — Потому что это мог быть он, если бы в подсунутых пакетах оказались какие-нибудь газеты, или книги, или еще что-нибудь, но не забывайте, что там оказались чеки, которые можно было взять, только имея доступ внутрь нашего банка. А водители внутрь банка никогда не допускаются.
  — То есть тот водитель никак не мог попасть в банк?
  — Совершенно точно. Никому не позволено входить в банк через ту боковую дверь, где мы работали. Она служит специально для отгрузки денег.
  — А чеки не могли быть приготовлены заранее?
  — Нет. Это были чеки, принятые к оплате, оплаченные и подшитые в папки в течение часа перед отправкой фургона.
  Мейсон помедлил и, как бы подводя итог, сказал:
  — И все это в совокупности указывает на Дюваля, не так ли?
  — Да это просто должен был быть Дюваль. А вдобавок ко всему он еще и попался потом с частью пропавших денег.
  — Насколько мне известно, — сказал дальше Мейсон, — номера банкнотов на сумму пять тысяч долларов были записаны.
  — Верно, — кивнул Баллард.
  — А у кого эти номера?
  — О, этот список с номерами является чуть ли не самым секретным аспектом всего дела. Он — в руках у ФБР, и его так строго охраняют, что узнать что-либо невозможно. Даже самым доверенным полицейским чинам. Существует инструкция, предписывающая каждому наткнувшемуся на внушающие подозрение деньги тут же все их скупить, передать куда следует, а там их номера спишут на специальный, не предназначенный для посторонних глаз листок, который далее передается шефу полиции, а от него идет в ФБР. И начинают сравнивать.
  — Но часть пропавших денег они уже нашли?
  — Не знаю, меня в это дело никто не посвящает. Вы можете давать им свою информацию, но от них в ответ не получите ничего.
  — А вы им что-то сообщили?
  — Послушайте, Мейсон, я вижу, вы ведете честную игру, и я открою вам один маленький секрет. В той партии денег было несколько тысячедолларовых бумажек, и у полиции сейчас есть номер одной из них.
  — Интересно. И как же это получилось?
  — Я его запомнил. Случайно. Когда тысячедолларовые банкноты принесли из подвала, то они были в пачке. А я в тот день поставил на скачках, помните? И весь день искал какие-нибудь знаки или приметы, короче, что-нибудь предвещающее удачу. Забег начинался через несколько минут, я взял эту пачку тысячных, и номер на самой верхней был 000151. Моя лошадка бежала под номером пять, и я посчитал это за предзнаменование. Это означало, что моя придет первой и за ней даже близко никого не будет. Глупость, конечно, но игроки мыслят по-своему — каждая мелочь им что-то говорит. Вот так я и запомнил. Правда, вспомнил я об этом не сразу, а уже после нескольких бесед или допросов — не знаю, как назвать, того молодого парня.
  — Какого парня?
  — Из полиции. Хотя, может быть, и из ФБР. Точно не знаю откуда, но представлялся полицейским. Приходил снова и снова раз десять — терпеливый такой, вежливый… но настырный. И каждый раз просил вспомнить все, что произошло в тот день. Естественно, мистер Мейсон, я ему каждый раз рассказывал, что и как делал, и вот буквально несколько дней назад этот номер как будто всплыл у меня откуда-то в голове. Пятерка между двумя единицами и остальные нули.
  — А не могли вы, Баллард, перепутать цифры?
  — Ну уж нет! Они и сейчас у меня перед глазами.
  — И это единственный номер, известный полиции?
  — Насколько я знаю, так оно и есть, мистер Мейсон. Я же говорил, что меня используют в одну сторону — я им информацию даю, а они мне нет.
  — Спасибо, Баллард. Как и полиция, я пытаюсь для себя разобраться в этом деле.
  И снова они молча внимательно следили за дорогой.
  — А что вы узнали о дочери Дюваля? — спросил Баллард как бы невзначай. — Чем она сейчас занимается?
  — А я даже и не знаю, занимается ли она вообще чем-нибудь, — ответил Мейсон.
  — Раньше она была очень приличной секретаршей. Не сомневаюсь — полицейские с нее глаз не спускают и проходу не дают. Пожалуйста, мистер Мейсон, у следующего светофора направо… тут еще немного проехать… теперь налево… а вот и мой дом — маленькое бунгало на самом углу. Следовало бы, конечно, продать его после смерти жены, но тогда не нашлось покупателя, а сейчас уже и жалко. Цены растут. Сдавать в аренду тоже не очень хочется, потому что для жильцов это будет собственность не своя, а значит, и рента, которую они мне заплатят, будет немногим больше того, что я заплатил бы, живя в нем сам плюс ремонт. Но, черт побери, мистер Мейсон, что-то я сегодня разговорился — тарахчу как старая мельница. Вы умеете расположить к себе, потому что с другими я бы и за полгода столько не сказал.
  Мейсон остановил машину и сказал:
  — Большое вам спасибо, Баллард. Вы мне много что рассказали.
  Баллард открыл дверцу автомобиля со своей стороны и поставил ногу на асфальт.
  — Между прочим, не хотите ли взглянуть на фотографию одного из тех бронированных фургонов? По крайней мере, у вас будет представление.
  — С удовольствием, — ответил Мейсон. — У вас много фотографий?
  — Не очень много, но есть. Остались со времени моей работы в банке. И весьма неплохие — это жена занималась, сама их делала, собирала в альбомы. Можно даже сказать, что она была помешана на фотографии. Зайдемте, и я покажу. Давайте проедем чуть-чуть вверх вон по той дорожке… А вот и входная дверь.
  Мейсон припарковался и последовал в дом вслед за хозяином. Баллард включил свет, пододвинул гостю стул, потом достал толстый альбом с фотографиями — очень большой альбом с двойными пластиковыми страницами — и передал его Мейсону.
  Мейсон с интересом принялся рассматривать альбом.
  — Не знаю, поймете ли вы меня, — продолжал тем временем Баллард, — но лично я каждый вечер, придя домой, испытываю необходимость расслабиться, а для этого нет ничего лучше, чем хороший глоток виски с содовой. И покрепче. Вы не составите компанию?
  — Я выпью, — Мейсон поднял голову от фотографий, — но для меня крепко не наводите — виски самую малость. Я стараюсь не пить, когда за рулем. Пусть это будет содовая с привкусом виски — назовем так.
  Баллард извинился и прошел на кухню.
  Оставшись один, Перри Мейсон вытащил из кармана конверт, переданный ему Полом Дрейком, извлек на свет содержимое — два новеньких банкнота — и, убедившись, что Баллард в это время на кухне наводит выпить, повернул к свету тысячедолларовую купюру. Ее номер был 000151.
  Отложив в сторону альбом, он встал и быстро подошел к большому темному окну. Тяжелые портьеры были наполовину задернуты. Мейсон шагнул за портьеры и взглянул наверх — там, под потолком, над верхним краем окна крепились свертывающиеся роликовые жалюзи. Он поднял руку, оттянул жалюзи немного вниз — фута на два, не больше, положил оба банкнота под ролик с внутренней стороны, и после того, как он их уже не держал, жалюзи со щелчком скользнули обратно — вверх под потолок, там, где и были.
  Не успел Мейсон снова опуститься на стул и раскрыть альбом, как Баллард, неся в руках два стакана, пинком открыл дверь с кухни.
  — Я поймал вас на слове, мистер Мейсон, в вашем стакане виски только для цвета. Но себе я сделал как следует.
  — Благодарю. — Мейсон взял стакан.
  Баллард сел рядом.
  — Ну а теперь о фотографиях. Глядя на них, я вспоминаю былые дни и старую работу. Посмотрите сюда, вторая слева на этой — моя жена. Она здесь за несколько месяцев до смерти. А вот и броневичок для перевозки денег — «Кар-45». Номер видите? А это — Билл Эмори — водитель.
  — Где сейчас Билл Эмори?
  — Все еще работает, по моим сведениям. Во всяком случае, работал, когда я в последний раз о нем слышал. Он был абсолютно ни при чем. Молодой еще — на этой фотографии он почти сразу после школы. Чувствуется, был незаурядным спортсменом… в баскетбол играл… с шестом прыгал… Эти сыщики из него все кишки вынули — напугали парня до смерти.
  — Кстати, — перебил хозяина Мейсон, — не знакомо ли вам имя доктора Холмана Кандлера?
  — Знаю такого. Он — друг Колтона Дюваля. А еще он официально значился доктором при банке и был у Дюваля личным лечащим врачом. Дело свое знает, ничего не скажешь. Это он потом составил петицию, чтобы вытащить Дюваля из тюрьмы, и послал медсестру собирать подписи банковских служащих. Я тоже поставил подпись, но сказал ей, этой медсестре, что от моей подписи будет больше вреда, чем пользы. Но она ответила, что есть список и что я в него включен, и мне просто-напросто ничего не оставалось, как подписаться. Медсестричка у Кандлера симпатичная, настоящая конфетка. И так вышло, но это пусть останется между нами, что наводку на нужную лошадь я получил именно от нее. Первоначально кто-то из пациентов хотел таким образом отблагодарить доктора, но тот совершенно не знал, что с такой подсказкой делают, — он в жизни ни на что не ставил и ни во что не играл, готов поспорить. Кандлер также лично занимался здоровьем Эдварда Б. Марлоу — президента банка. В общем, та медсестричка меня уговорила, и я подписался. Руку даю на отсечение — такая уговорит любого, кого захочет, что она и сделала с тем списком, и все согласились. Только что толку? Дюваля все равно ни за что не выпустят, пока он не расколется и не выдаст пусть не все, но хотя бы основную часть денег. Ему, конечно, можно утаить тридцать или сорок тысяч, отбрехавшись тем, что они, мол, уже истрачены, но покуда на нем висит вся эта огромная сумма — вы можете собрать подписи всех поголовно жителей штата Калифорния, включая грудных младенцев, — и его по-прежнему будут держать в тюрьме.
  — Хорошо, — сказал Мейсон, допивая стакан и ставя его на стол, — спасибо еще раз, но мне действительно пора.
  Баллард вскочил:
  — Так скоро? Но вы же только что пришли!
  Мейсон улыбнулся и встал.
  — Извините, но у меня сегодня поздняя деловая встреча. Благодарю за помощь и гостеприимство.
  — Жаль, что мы не можем выпить еще по одной.
  — Спасибо, достаточно. Когда я за рулем — это мой предел.
  Пожелав хозяину спокойной ночи, Мейсон вернулся в машину, съехал задним ходом с подъездной дорожки и направился к себе.
  Уже у дома, у самого спуска в гараж, он заметил ночного сторожа, который украдкой подавал знак рукой, означавший, что лучше пока отъехать обратно. Мейсон резко затормозил, включил заднюю скорость и уже начал было выезжать снова на улицу, как из гаража выбежал человек и бросился вслед за машиной. Поравнявшись с ней, он рывком открыл дверцу и спросил:
  — Вы — Перри Мейсон?
  — Что вы хотите?
  Человек протянул ему какой-то свернутый в трубочку документ:
  — Повестка в суд. Завтра в десять утра вы должны предстать перед Большим советом присяжных. Принесите с собой все деньги и любые другие платежные документы, полученные вами в качестве оплаты от Арлен Дюваль. Спокойной ночи!..
  Человек захлопнул дверцу автомобиля Мейсона, повернулся и пошел вниз по спуску в гараж. Мейсон снял ногу с педали тормоза, и его машина плавно покатилась за неожиданным ночным визитером.
  Стоящий сбоку сторож склонился к полуопущенному переднему окошку:
  — Кто это был? Судебный исполнитель?
  — Да.
  — Я так и подумал. Я хотел предупредить вас, но не было никакой возможности выйти вам навстречу.
  — Ничего страшного. Он разыскал бы меня рано или поздно.
  — Дьявол! Мне искренне жаль, мистер Мейсон, но я и впрямь никак не мог оставить гараж, чтобы встретить вас, да и мне кажется, что тогда он бы заподозрил…
  В этот момент судебный исполнитель вышел из гаража им навстречу и направился вверх по спуску, миновал их, но, пройдя метра два, повернул назад к Мейсону.
  — Не сердитесь на меня, мистер Мейсон! Я всего лишь исполняю свои обязанности.
  — Я не сержусь. Но было бы лучше, если б я узнал об этом немного раньше.
  — Но я и сам в таком же положении. Окружной прокурор Гамильтон Бергер вручил мне эту повестку не более часа назад и сказал: «Доставь ее сегодня же и во что бы то ни стало передай лично в руки Перри Мейсону». Так что видите, сколько у меня времени было. А сейчас, извините, пойду. Мне очень приятно, что вы ничего против меня не имеете, потому что многие реагируют совсем по-другому. Моему коллеге сегодня не повезло еще больше — он должен известить… ну, в общем, другого человека. А мне повезло — я вытащил вас. Вы — юрист и знаете, как делаются такие вещи. И вы не рассердитесь. В конце концов, это моя работа. Вы были очень любезны, мистер Мейсон, большое спасибо и спокойной ночи.
  Человек повернулся и пошел вверх на улицу.
  Когда он уже скрылся за поворотом, к Мейсону снова подошел ночной сторож:
  — Я все время думал, как бы мне дать вам знать, но ничего стоящего в голову так и не пришло. Он показал звезду — огромную, как тарелка. Если б не это, я б его и близко не подпустил.
  — Успокойся, Майк, все в порядке, — сказал Мейсон, — ты ничего не мог поделать. А сейчас мне опять надо ехать.
  Мейсон развернул машину, выехал вверх по спуску на улицу и свернул к автозаправке. Оттуда он решил не откладывая позвонить Полу Дрейку.
  — Пол еще у себя? — спросил он у ночного оператора.
  — У себя, мистер Мейсон. Вас соединить?
  — Да, пожалуйста.
  Не прошло и полминуты, как в трубке послышался голос Дрейка:
  — Я как раз собирался тебе звонить, Перри.
  — Что такое?
  — Это касается того парня — Джордана Л. Балларда, о котором я говорил.
  — Ах да, но я… — Что-то заставило Мейсона остановиться на полуслове.
  — Что — ты? — переспросил Дрейк.
  — Ничего. Сначала давай твои новости.
  — Этот парень мертв.
  — Что?!
  — Баллард мертв. И если ты с ним не переговорил, то другого шанса у тебя уже не будет. Чертовски досадно, конечно, потому что у него имелась какая-то информация и он сообщил ее полиции… Позор! И будь я проклят, Перри, если знаю, почему и как это произошло.
  — А что случилось, Пол?
  — Не только случилось, но и происходит. Могу только вкратце. Мой человек в управлении полиции перехватил радиосообщение и передал мне.
  — О’кей, о’кей, говори же!
  — К сожалению, знаю пока немного. Похоже на то, что окружной прокурор почему-то вдруг подумал, будто на руках у Балларда находилась определенная сумма денег, полученных от Арлен Дюваль. Ясно, что где-то имела место утечка информации или кто-то подсказал, но что за информация и откуда — никто не знает.
  — Все-таки что произошло?
  — Слушай. Окружной прокурор начал рассылать повестки duces tecum свидетелям, предписывающие им предстать перед Большим советом присяжных и при этом иметь при себе все деньги в любом виде, полученные от Арлен Дюваль.
  — Подожди, Пол, этот аспект дела мы обсудим с тобой позднее. А сейчас давай все, что знаешь о Балларде. Это может оказаться чрезвычайно важным.
  — Понял, Перри. Ну так вот — когда судебный исполнитель с повесткой duces tecum пришел к дому Балларда, то увидел, что входная дверь наполовину открыта. Он, конечно, позвонил, но ответа не было, и это показалось ему подозрительным. Потом он вошел, прошел на кухню и там на полу увидел лежащее тело Балларда. Тот перед смертью, видимо, смешивал что-то в стаканах для посетителей, которые к нему пришли. Там было три стакана, лед и несколько бутылок в раковине. Очевидно, кто-то оглушил его сзади. Затем, когда Баллард упал, этот кто-то, чтобы сделать работу наверняка, взял большой кухонный нож и всадил его в Балларда три или четыре раза. Нож так и остался торчать у Балларда в спине, а неизвестный скрылся. Естественно, что полицейских сейчас там — как пчел в улье.
  — Нашли ли какие-нибудь отпечатки пальцев?
  — Имей же терпение, Перри, я это все узнал буквально минуту тому назад. Других деталей пока не поступало. Полиция работает вовсю, и одному богу известно, что они уже нашли и что еще найдут. Само собой разумеется, меня они в свои секреты посвящать не станут. Часть мы узнаем из газет, а что-то еще, я надеюсь, сообщит мне мой человек из главного управления. Об остальном придется догадаться. Я подумал, Перри, что это может быть для тебя важно; нутром чую: мотив убийства связан с информацией, которую он выдал полиции, что бы там ни было, но это касается ограбления «Меркантайл секьюрити».
  — Огромное тебе спасибо, Пол. Продолжай в том же духе и постарайся раскопать все, что сможешь. Я перезвоню через час.
  Мейсон повесил трубку, поехал в офис, уговорил дежурного отдела хранения справочного газетного материала выдать ему старые подшивки и минут сорок провел за чтением газетных отчетов того периода об исчезновении крупной партии наличных денег из банка «Меркантайл секьюрити».
  Закончив знакомиться с отчетами, он снова позвонил Полу Дрейку:
  — Что-нибудь новое, Пол?
  — Пока нет, хотя подожди-ка — кто-то как раз звонит по другой линии. Не вешай трубку, Перри!
  Прошло минуты три, прежде чем на том конце опять раздался голос Дрейка:
  — Алло, Перри, ты слушаешь?
  — Да, да.
  — Кажется, запахло жареным.
  — Выкладывай, не тяни!
  — Твоя маленькая симпатичная куколка замешана в этом деле по самые ушки.
  — Рассказывай!
  — Длинная история, Перри. Разве что основные моменты.
  — Давай основные моменты.
  — О’кей! Двое моих ребят, как я тебе говорил, остались на территории гольф-клуба. Один не отходил от машины, а другой пошел пешком на станцию техобслуживания на бульваре, чтобы позвонить мне, как было условлено. Он шел наперерез через поле и вдруг заметил впереди себя, что кто-то бежит. Не очень быстро, но и не медленно. Мой человек решил выяснить, кто же это, побежал следом, и оказалось, что впереди него перебирает ножками Арлен Дюваль.
  — Она была одна?
  — Совсем одна. И, судя по всему, ухитрилась избавиться от висящих у нее на хвосте полицейских.
  — Хорошо, что дальше?
  — Моему человеку пришлось срочно пораскинуть мозгами. Он последовал за твоей девицей на автостраду, оттуда — на бульвар, на станцию техобслуживания, а это не больше одного квартала, и видел, как она туда вошла и позвонила по телефону.
  Тогда мой парень выскочил на дорогу и попытался остановить проезжающую машину. Дело нелегкое, особенно в такое время, — никто же не останавливается, но в конце концов ему это удалось. Он представился, показал удостоверение и спросил водителя, не хочет ли тот заработать лишнюю двадцатку. Водитель согласился. А потом они ждали в машине, когда Арлен выйдет, и поехали за ней. Просто, как дважды два.
  — Куда поехала Арлен Дюваль?
  — Сначала она дождалась такси. Вот почему она звонила.
  — Что потом?
  — Доехала на такси до дома Балларда. Но когда она туда приехала, у Балларда кто-то был. И на подъездной дорожке стояла чья-то машина. Мой человек даже слышал голоса — оба мужские. Арлен Дюваль, конечно, их тоже слышала и потому не входила.
  — И что же она делала?
  — Это наверняка расстроило ее планы. Она расплатилась и отпустила такси, а затем зашла за дом и ждала.
  Мой парень видел в окно, как кто-то ходил по комнате. Но видел мельком и толком не разглядел. Тот человек внутри подошел к окну гостиной и опустил, а затем снова поднял скользящую штору на роликах, скорее всего это был какой-то сигнал. Он оттянул эту штору вниз фута на два, подержал так секунд пять, отпустил — и она скользнула вверх на место.
  — Твой парень хорошо рассмотрел того, кто был внутри? — спросил Мейсон, стараясь не выдать голосом переживаемых чувств.
  — Совсем не рассмотрел. Портьеры были почти задернуты. Тот внутри проскользнул между ними, потом за ними же спрятался, а после того, как просигналил роликовой шторой, так же между портьерами протиснулся обратно в комнату.
  Затем, через несколько минут, тот человек вышел, сел в машину и уехал. Мой парень все это время думал, что машина-то Балларда, так как другой поблизости не было, но оказалось, что нет. Это была машина того, другого. Здесь, конечно, Перри, мой малый подкачал. Сколько я им ни вдалбливаю, что всегда все нужно проверять, ничего не принимать на веру, — нет, не помогает. Раз машина стояла у дверей, раз другой машины рядом не было, он подумал, что она принадлежит Балларду, и не удосужился записать номер.
  — Ладно, что было потом?
  — Когда тот человек уехал, в дом вошла Арлен Дюваль.
  — Каким образом она вошла?
  — Вот тут-то, Перри, и начинается нехорошее. Она проникла в дом через заднее окошко.
  — Чертовка!
  — Согласен.
  — Дальше что?
  — Она пробыла в доме минут пять и вышла через переднюю дверь. И даже не вышла, а вылетела. Почти бежала. Торопилась так, что дверь забыла закрыть.
  — Она быстро шла?
  — «Бежала» подошло бы больше.
  — Твой человек следил за ней?
  — Да, он ехал за ней семь кварталов. Конечно, ему следовало бы отпустить машину и идти пешком, но в такой ситуации никогда точно не знаешь, что произойдет в следующий момент. А потом она каким-то образом почувствовала слежку и оставила моего мальчика с носом.
  — Как она это сделала?
  — Ну, Перри… ночью это проще простого… если ты идешь и знаешь, что за тобой следят из машины…
  — И все-таки, как она ушла от преследования?
  — Подошла к одному из домов, притворилась, будто хочет позвонить, но на крыльцо не поднялась, а вместо этого быстренько забежала за дом, дальше, наверное, по аллее, и… тут ее и след простыл.
  — Твой человек тоже забежал за дом?
  — Он сделал все, что может профессионал. Именно поэтому он и задержался с донесением — не хотел уходить с места. Минут десять покружил по кварталу, затем расширил поиски — прочесал кварталов пять или шесть…
  — И что, так и не нашел ее?
  — Нет, Перри. Не обнаружил ни малейшего признака.
  — А не могла она зайти в дом как-либо еще?
  — Не думаю. Мой человек сказал, что света в доме не было и если бы она вздумала войти, то все равно вернулась бы к передней двери. Вначале она уверенно ступила на крыльцо и вдруг ни с того ни с сего сорвалась и бросилась за дом.
  — Твой парень чувствовал, что девушка обнаружила слежку?
  — Да, Перри. То, как она себя вела, и то, как она неожиданно, ступив уже на крыльцо, побежала… старый трюк, но срабатывает безотказно.
  — Хорошо, Пол, мне надо подумать. Как зовут этого твоего человека?
  — Горас Манди.
  — Он меня знает?
  — Да вряд ли. Лично вы не встречались, а фотографию твою он, конечно, видел и, кроме того, знает, что в данном деле я работаю на тебя.
  — Его можно найти?
  — Конечно. Правда, он ничего пока не знает о смерти Балларда. Если б знал — позвонил бы сразу от его дома. И к тому же у гольф-клуба его ждет напарник…
  — Я разберусь. Где он сейчас?
  — Снова на бульваре — на станции техобслуживания. Так как он договорился с водителем на двадцать долларов, то заставил его привезти себя и обратно, чтобы сэкономить на такси, а уж потом позвонил.
  — О’кей, Пол! Я еду с ним поговорить.
  — Понял. Сообщу ему, что ты выехал, — пусть ждет. Новые инструкции будут?
  — Продолжай в том же духе, Пол!
  — О’кей! Сижу, глотаю кофе и выпускаю его через все дырки.
  — Молодец! Постарайся оставаться в курсе. И разузнай, что сможешь, об убийстве Балларда. Самоубийства быть не могло?
  — Да какое там к дьяволу самоубийство?!
  — Ладно, успокойся! Я позвоню попозже.
  — Где тебя искать, Перри?
  — Еду повидаться с Манди. Хочу с ним поговорить. Кстати, еще один вопрос — насколько реально попросить Манди забыть то, что он видел?
  — Меня это тоже беспокоит, Перри.
  — Почему?
  — Я подумал, что ты можешь об этом спросить.
  — И каковы шансы?
  — Шансы невелики.
  — Почему?
  — У меня есть моя лицензия.
  — И что же?
  — Не забывай, что Манди пришлось действовать по обстоятельствам — один, без машины и вдруг срочно надо ехать. Поймал автомобилиста и за двадцатку предложил покататься — у того от радости, наверное, и температура подскочила. Как же — ловить бандитов, да еще ночью. А кроме того, Манди показал удостоверение. После всего уже, когда они рассчитались, тот парень заявил, что такое приключение он запомнит надолго.
  — Но ведь тот автомобилист не знает, что Баллард мертв.
  — И что из этого? Не знает, так узнает. И вспомнит адрес.
  — Да, о временном факторе я тоже думал. Но хоть день ты можешь подождать и не сообщать полиции?
  — Но, Перри! Сжалься же надо мной, наконец! Мне придется им это сказать, как только о смерти Балларда станет официально известно.
  — Обожди минуту. Ты представляешь клиента, и тебе необязательно говорить полиции все, что ты знаешь. Ты…
  — Перри, это убийство. И помни, что законопослушный гражданин Джон был втянут в дело моим человеком. Завтра с утра он прочтет газеты, и взлетит, и защебечет, как жаворонок. А если я к тому времени не прочирикаю — ко мне придут и потребуют вернуть лицензию. Это не тот случай, который можно спрятать в карман, застегнуть его и никому не показывать. Это всплывет, Перри, и я не могу позволить себе ждать, пока в полицию о нем сообщит кто-то другой. Как только о смерти Балларда станет известно официально — я должен быть первым, кто им позвонит.
  — И ты дашь им имя Манди?
  — Конечно.
  — И они его допросят?
  — Естественно.
  — Сколько времени ты мне отводишь? — спросил Мейсон.
  — Час или два, Перри. Больше не гарантирую.
  — Хорошо, я перезвоню. Будь на месте.
  Глава 5
  Мейсон проехал мимо ворот гольф-клуба «Ремуда». Длинное и бестолково построенное здание клуба освещалось довольно слабым светом прожекторов. Вся остальная территория и поле для игры находились во мраке, и поэтому здание на холме, окутанное лунным светом, казалось миражем и как бы парило в темноте над спящей землей.
  Выехав на бульвар, он сразу увидел ярко горящие огни станции техобслуживания. Несмотря на поздний час, машин на бульваре было еще немало.
  Мейсон остановился, свернул вправо и, объехав наружные краны водопроводных линий и туалеты, подрулил к станции сзади.
  Выключив фары, он включил внутреннее верхнее освещение, закурил, а затем выключил и его.
  Через несколько секунд к его машине подошел человек.
  — Ваше имя Мейсон? — спросил он.
  Мейсон кивнул.
  — По-моему, мы с вами не встречались.
  — Вы — агент Пола Дрейка?
  Подошедший ответил не сразу.
  — В нашем деле приходится опасаться, поэтому лучше знать, с кем играешь, — сказал он.
  Мейсон вытащил бумажник, достал одну из своих визитных карточек, а затем еще показал водительское удостоверение.
  — О’кей, — поджидавший его человек удовлетворенно кивнул, — мое имя Манди. — Теперь ему, в свою очередь, пришлось должным образом подтвердить, кто он и откуда.
  — Хотите сесть в машину? — Мейсон открыл дверцу.
  Детектив Дрейка опустился на переднее сиденье.
  — Сразу хочу сказать, — начал Мейсон, — что у меня очень мало времени. Пол Дрейк уже сообщил мне многие детали происшедшего, кое-что я бы хотел услышать от вас. За все то время, что вы наблюдали за человеком в доме, видели ли вы его хотя бы мгновение достаточно отчетливо, чтобы узнать?
  — Вы имеете в виду того человека, который находился в доме, когда туда на такси подъехала Арлен Дюваль?
  — Да.
  Манди обескураженно покачал головой:
  — Могу описать только в общих чертах. Лица его я не видел.
  — А когда вы его видели? Когда он уезжал?
  — Да. Когда он вышел из передней двери и садился в автомобиль. До этого момента я его тоже один раз видел.
  — Где?
  — Он отодвинул рукой портьеры на большом окне в гостиной, а затем опустил жалюзи. Ну, понимаете, такую скользящую шторку на роликах, которая крепится вверху над окном.
  — Хорошо, продолжайте. — Мейсон старался казаться безучастным.
  — Я не знаю, что он в тот момент делал, но он опустил жалюзи вниз — дюймов примерно на восемнадцать или чуть поменьше — и остановился, больше не опускал. Непонятно было, что он там задумал. Я вначале посчитал, что он эту шторку до пола опустит, но нет, он так и стоял. А потом отпустил штору, она скользнула вверх, и я подумал — он кому-то сигналит.
  — Что произошло дальше?
  — А дальше тот человек шагнул назад, повернулся и между портьерами проскользнул обратно в освещенную комнату.
  — Вы не видели лица?
  — Нет. Только два раза его фигуру на фоне идущего из комнаты света.
  — Описать сможете? — спросил Мейсон, пытаясь лишить голос какого-либо выражения.
  — Попробую… тот человек был довольно высокий и… хорошо сложен. Широкие крепкие плечи, узкие бедра.
  — Какого примерно веса?
  — Ну-у… по телосложению он был как вы, мистер Мейсон. Сколько вы весите?
  — В полиции вас будут спрашивать о нем, и меня как модели рядом не будет. Вас попросят как можно точнее определить его возраст, рост и вес.
  — В этом я им буду плохой помощник.
  — Послушайте, Манди, второй раз вы видели этого человека, когда он выходил из дома и садился в автомобиль, так?
  — Да, это верно.
  — Это был тот же самый человек?
  — Конечно… Хотя погодите… поклясться я не могу, но комплекция та же и… было еще что-то в походке.
  — В тот момент вы были не один?
  — Я был вдвоем с водителем.
  — Его имя? Вы записали?
  — Само собой разумеется. Я заплатил ему двадцать долларов за то, чтобы он повозил меня по городу, и взял расписку для Пола Дрейка. В расписке он указал и имя, и адрес. — Детектив протянул Мейсону сложенный вчетверо листок бумаги: — Вот смотрите!
  В нижней части листка стояли подпись и адрес Джеймса Уингейта Фрейзера.
  Мейсон списал себе данные автомобилиста.
  — Как вел себя Фрейзер?
  — Что вы имеете в виду?
  — Я имею в виду, выражал ли он желание сотрудничать, помочь или…
  — О, мистер Мейсон, для него это была лучшая и интереснейшая ночь в жизни. Ему лет на десять хватит рассказывать.
  — Думаете, он станет рассказывать?
  — Уверен! Держу пари, что он уже сейчас треплется об этом с приятелями.
  — Кроме него, в автомобиле никого не было?
  — Никого.
  — Что вам о нем известно? Откуда он и так далее?
  — Да практически ничего. Но водитель неплохой. Я посмотрел регистрационный сертификат его автомобиля — там все в порядке, а заодно записал номер автомобиля рядом с его именем в расписке.
  — Я заметил. А где он находился, когда вы наблюдали, как человек в окне отодвигал портьеры и опускал жалюзи?
  — Сидел в машине за полквартала от дома.
  — Мог он видеть того человека?
  — Нет. Разве что очень смутно. Он был слишком далеко и к тому же в стороне.
  — А мог он видеть, как тот человек выходил из дома?
  — Да. И здесь он был даже в лучшей позиции, чем я.
  — Хорошо. Можете описать машину того человека?
  — Но, мистер Мейсон, я же тогда и не думал… Это был темный седан. Средних размеров, примерно как ваш.
  — Можете назвать марку машины или модель?
  — Нет. У дома было слишком темно. По правде говоря, тот человек застал меня врасплох. Вышел, сел в машину и уехал. Моя ошибка — я признаю. И Дрейк это знает. Мне искренне жаль, что так произошло, но с вами, мистер Мейсон, притворяться бесполезно. Раз машина стоит у дома, то я, естественно, подумал, что она принадлежит хозяину дома. В тот момент я не знал, кто это маячит в окне. И сейчас не знаю. У меня был адрес, и все. И мне поручили следить за Арлен Дюваль.
  — Того человека звали Джордан Л. Баллард, — медленно проговорил Мейсон. — Сейчас он, к вашему сведению, мертв.
  — Мертв! Он мертв?!
  — Да. Его убили.
  — Кто убил?
  — Косвенные улики указывают на Арлен Дюваль.
  — Провалиться мне на этом месте!
  — Следовательно, — спокойно продолжал Мейсон, — вам абсолютно необходимо составить в уме как можно более отчетливую картину того, что произошло, с тем чтобы рассказать обо всем на допросе в полиции.
  Манди послушно кивнул.
  — В полиции будут пытаться сбить вас с толку. Вы видели, как человек покидал дом. Вы видели, как он стоял у окна, опуская и поднимая роликовые жалюзи. По-вашему, что он делал?
  — Черт его знает, мистер Мейсон! Даже не представляю. Но он там что-то делал и, может быть, подавал сигнал Арлен Дюваль. Ей-богу, не знаю!
  — Стояла ли Арлен Дюваль там, откуда она могла бы видеть сигнал?
  — В тот момент, я полагаю, да.
  — Где она находилась?
  — Она вышла из такси, подошла к ступенькам крыльца, прислушалась. Было ясно, что она услышала голоса, и это ей почему-то не понравилось. Тогда она пошла обратно к такси, расплатилась, а уж затем зашла за дом с задней стороны.
  — Зашла за дом? То есть обошла его?
  — Вот именно. Обошла.
  — А как она его обошла?
  — Со стороны улицы.
  — Она шла по тротуару или по земле?
  — Все время по тротуару. Это угловой дом. Окно, в котором появился тот человек, выходит на боковую улочку, но это окно главной гостиной.
  — Имела ли она возможность рассмотреть его как следует?
  — Я, право же, затрудняюсь сказать, мог ли вообще кто-либо с какой-то другой точки как следует рассмотреть этого человека. Он юркнул между портьерами, спрятался за ними — в это время на фоне освещенной комнаты мелькнул его силуэт, — а потом он стоял у окна, возился со шторой… нет, он определенно подавал ей какой-то сигнал.
  — И она этот сигнал заметила?
  — Она как раз проходила мимо по тротуару. А оттуда окно видно гораздо лучше. Да, она этого человека видела лучше, чем я.
  — А у Фрейзера была хорошая возможность наблюдать за ним?
  — Нет. Самое большее, что видел Фрейзер, — это непродолжительный яркий свет в окне в тот момент, когда приоткрывались портьеры.
  — Что затем сделала Арлен Дюваль?
  — Продолжала идти дальше по тротуару, пока не дошла до конца дома — это бунгало построено в калифорнийском стиле и имеет обширную заднюю часть, — зашла за него и пропала в темноте. На несколько минут она совсем пропала у меня из виду, поэтому я подошел поближе.
  — Как долго она там была?
  — Минуты три, максимум четыре. Затем она вышла из-за дома, я снова мог за ней наблюдать, и это было в тот момент, когда тот человек выходил через переднюю дверь. Я, конечно, больше следил за ней, чем за ним.
  — Итак, сначала она подошла к ступенькам крыльца?
  — Да.
  — Затем вернулась к такси и расплатилась?
  — Правильно.
  — Потом пошла обходить дом со стороны улицы?
  Манди утвердительно кивнул.
  — И когда Арлен Дюваль проходила по тротуару как раз напротив окна, портьеры отошли в сторону, в окне появился человек и принялся что-то делать со шторой, так?
  — Я так думаю, что это было как раз в тот момент, когда она проходила напротив окна. Но то, что человек в окне делал со шторой, можно назвать вполне точно и определенно — он оттянул ее вниз, а затем отпустил обратно к потолку.
  — Как долго он держал штору в нижнем положении?
  — Не очень долго. Три-четыре секунды.
  — Вы считаете — это был сигнал?
  — А что же еще?
  — Я этого не знаю, — сказал Мейсон, — и пытаюсь выяснить у вас. В полиции вас об этом непременно спросят. Но давайте вернемся к Арлен Дюваль. Что она делала?
  — После того как тот человек уехал, она притащила откуда-то сзади деревянный ящик, поставила его под окном в кухню, встала на него и заглянула внутрь.
  — Она долго смотрела?
  — Нет. Семь или восемь секунд. Похоже, что разглядывала, что там, в доме.
  — Хорошо, а затем?
  — Подняла оконную раму.
  — Как это?
  — Очень просто — руками. Окно заперто не было, и ей даже не пришлось долго возиться. Ухватилась пальцами за раму, сдвинула ее вверх, потом закинула на подоконник правую ногу, затем нагнулась головой вперед и пролезла.
  — Что было после этого?
  — Прошло, наверное, минут пять, и она выбежала. На этот раз через переднюю дверь.
  — Вы следили за домом с обеих сторон, спереди и сзади?
  — Да, насколько это возможно. И все мое внимание было обращено на Арлен Дюваль. Когда она проникла внутрь дома через кухонное окно, я пошел к Фрейзеру и условился с ним, что если она выйдет обратно через переднее крыльцо, то он мигнет мне фарами.
  — Она так и поступила?
  — Да. Фрейзер помигал мне, и я бегом бросился к нему. Он рассказал, что девушка торопливо сбежала со ступенек крыльца и побежала на угол улицы. Я впрыгнул в машину, мы поехали и догнали ее. Но у Фрейзера получилось немножко неуклюже — подъехал слишком уж вплотную. Вообще, конечно, он действовал неловко, застенчиво как-то. Потом он резко остановился и, оставив включенными только подфарники, прижался к тротуару, и…
  — Вы полагаете, она заметила, что за ней ведут наблюдение?
  — Да. Вот тогда и заметила.
  — Что она стала делать?
  — Вначале ничего — прошла еще квартала два или три, наверное, разрабатывала в уме план действий.
  — Вы ее преследовали?
  — На некотором расстоянии. Мы выключили весь свет в машине и двигались очень медленно. Затем, когда увидели, что она свернула во двор, включили дальний свет и быстро подъехали к тому месту.
  — Есть у вас номер того дома?
  — Да. Я все записал в книжку.
  — Ладно. А как получилось, что Арлен Дюваль ушла из трейлера и никто за ней не последовал?
  — Этого я не знаю. Я шел на заправочную напрямик по полю гольф-клуба, чтобы позвонить, и увидел впереди себя женскую фигуру. Я резко пригнулся и стал следить за ней. На фоне неба хорошо видно. Я почти сразу убедился, что это Арлен Дюваль. Она пришла сюда, на эту же заправочную, и отсюда позвонила.
  — За дверью трейлера вы не следили?
  — Нет, мистер Мейсон. Мы посчитали, что другой дорогой она не сможет выбраться. Но мне кажется, что те двое в кустах сидели как раз там, откуда дверь трейлера видна достаточно хорошо. Они должны были видеть. Помню, как они входили в кусты — с таким видом, что им уже давно все ясно.
  — Значит, сейчас она не в трейлере?
  — Откуда я знаю? Мой напарник наверняка уже думает, что со мной что-то неладное — ушел позвонить и как сквозь землю провалился. Думает небось, что я его бросил.
  — Вы правы, Манди, едем к нему. Узнаем заодно, какие новости. Если опять что-нибудь срочное, то, боюсь, вам придется прогуляться до телефона еще разок.
  — Вы едете туда со мной?
  — Я подвезу вас, но оставаться там не буду. Продолжим наш разговор потом.
  — О’кей, замечательно! Хоть туда пешком не топать, а то все ноги сотрешь.
  — Скажите мне, когда вы пересекали поле для гольфа — вы и Арлен Дюваль, — вас кто-нибудь видел?
  — Вряд ли. Хотя вообще-то в клубе держат сторожа. Это такой ворчливый старикашка, в чьи обязанности входит бродить ночью с фонариком и отбивать время каждый час. По-моему, обычный пенсионер, и главная его задача — вовремя заметить пожар. Он там просто для того, чтобы у членов клуба было спокойнее на душе.
  — Хорошо. Можно ехать.
  — Если вы не хотите встречаться с теми двоими, мистер Мейсон, то выбросьте меня пораньше. Я бы мог…
  — Обо мне не беспокойтесь. Если и заметят, то ничего страшного. Визитные карточки у меня еще есть.
  Мейсон завел двигатель и включил фары.
  — Давайте заедем к гольф-клубу с обратной стороны, — сказал Манди, — там одна грунтовая дорога поворачивает немного назад и переходит в другую, а от той уже отходит совсем узкая — для обслуживания поля. Мы припарковались на второй грунтовой — с той стороны, где к ней подходит служебная.
  — Но в таком случае, — возразил Мейсон, — если Арлен Дюваль будет выезжать с трейлером, то ее фары обязательно вас высветят.
  — Правильно, но как только мы услышим, что двигатель ее автомобиля заработал, мы уедем с дороги. А кроме того, она непременно поедет с включенными фарами, иначе с трейлером оттуда не выехать, а это значит, что можно будет узнать о ее приближении по движущемуся свету на деревьях и кустах.
  — О’кей, — согласился Мейсон, — теперь картина мне ясна.
  Вскоре они были уже там, где Гораса Манди ждал в машине его нервничающий напарник. Немного впереди, в нескольких сотнях ярдов, Мейсон заметил на обочине еще один автомобиль.
  Агент Дрейка выскочил им навстречу:
  — Наконец-то, Манди! Где тебя черти носили?
  — Долго рассказывать, — ответил Манди и в свою очередь спросил: — Что происходит?
  — Ничего. Тишина и покой, как на кладбище.
  Мейсон решил, что пора ехать обратно.
  — Спасибо, ребята! Счастливо поработать! — Он сдал назад, развернулся и выехал на мощеную дорогу тем же путем, что и приехал. Встречаться с припаркованным дальше на обочине другим автомобилем ему не хотелось.
  Глава 6
  От гольф-клуба Мейсон поехал по адресу, который ему дал Горас Манди.
  Джеймс Уингейт Фрейзер жил в хорошо построенном, типично калифорнийском бунгало, расположенном в районе, где в последнее время тоже стали появляться большие многоквартирные дома и куда, как и повсюду, начал проникать мелкий бизнес.
  Все окна его низенького домика ярко горели, на дороге перед ним были припаркованы три автомобиля, а четвертый стоял на подъездной дорожке.
  Изнутри доносились оживленные голоса и громкий смех.
  Найдя место, где можно оставить машину, Мейсон подошел к дому, поднялся по ступенькам и позвонил.
  Дверь открылась. На пороге стоял мужчина.
  — Извините, что мне приходится так поздно вас беспокоить, — сказал Мейсон, — но я бы хотел поговорить с мистером Фрейзером.
  — Я — Фрейзер.
  Мейсон заметил, что хозяин дома слегка раскраснелся. Чувствовалось, что он немного пьян, но пытается изобразить полное самообладание и встретить гостя с подобающим достоинством, хотя за минуту до этого был душой компании и пил и смеялся больше всех.
  — Простите еще раз, что так поздно вас беспокою, но не можете ли вы уделить мне буквально несколько минут. Меня зовут Перри Мейсон, я — адвокат.
  — Перри Мейсон?! Тот самый адвокат?
  — Давайте скажем — просто адвокат.
  Показное достоинство Фрейзера моментально сменилось неудержимой сердечностью.
  — Входите же, входите, пожалуйста! Мы тут с друзьями решили повеселиться! Они глазам своим не поверят… Понимаете, моя жена сегодня наприглашала подруг — играли в бридж, бабские сплетни и все такое прочее, а потом я вернулся, позвонил мужьям, те пришли, и мы чуть-чуть выпили… да-а, никогда бы не подумал, что ко мне на вечеринку заявится Перри Мейсон собственной персоной. Проходите же, проходите!
  — Я бы предпочел переговорить с вами здесь. Дело в том, что…
  — Ерунда, мистер Мейсон! Чушь и ерунда! Пойдемте, я вас представлю, они — отличные ребята. Эй, Берта, ты не представляешь, кто к нам пришел!
  Шум голосов внутри внезапно стих.
  — Пойдемте же! — Фрейзер потянул Мейсона за рукав.
  Мейсону ничего не оставалось, как подчиниться. Он поздоровался за руку с мужчинами, поклонился их женам, все познакомились и представились, и Мейсон даже позволил налить себе выпить.
  — День рождения? — спросил он, думая, как бы потактичнее перевести разговор на интересующую его тему.
  — Нет, но… тоже солидный повод. Сегодня у меня было по-тря-са-ю-ще-е приключение! Я теперь стал «старина Фрейзер ГПМ» — они все так меня и зовут. ГПМ означает — Гроза Преступного Мира. Между прочим, мистер Мейсон, может, это и нахальство с моей стороны, но разрешите поинтересоваться — что вас сюда привело? Вы — и вдруг у меня?
  — Я хотел обсудить с вами некоторые факты вашей недавней биографии, представляющие интерес для преступного мира.
  Фрейзер насторожился. Остальные замолчали и собрались в круг, причем их лица отражали довольно широкий спектр переживаний, начиная от вежливого интереса и заканчивая совиной важностью чьего-то перебравшего через край мужа, для которого сосредоточиться было сейчас задачей совершенно немыслимой.
  Внезапно наступившее молчание нарушил хозяин:
  — Я проезжал мимо гольф-клуба «Ремуда» и увидел, что один очень прилично одетый человек вышел на дорогу и машет мне остановиться. Обычно ночью я в таких случаях попутчиков не беру, но этот выглядел так солидно, что… В общем, я затормозил и спросил, чего он хочет, а он, недолго думая, сунул мне в нос значок и удостоверение детектива. Сначала я подумал — сыщик из полиции. Мне кажется, он хотел, чтобы я так думал, хотя вообще-то представился просто как детектив. Это уже потом я узнал, что работает он в Детективном агентстве Дрейка.
  Мейсон кивнул и сделал знак продолжать.
  — Вас это действительно интересует? — спросил Фрейзер.
  — Да. От начала и до конца.
  Тут вмешалась жена Фрейзера.
  — А можно мне знать — почему?
  — Буду откровенен, мадам, тот детектив, кого подобрал на дороге ваш муж, работал на меня. Он, конечно, представил мне свой отчет, но кое-какие моменты я хотел бы уточнить. Это может оказаться очень важным.
  На лице миссис Фрейзер появилось облегчение.
  — Ах вот оно что! Ладно, говорите, я иду на кухню. Кому еще налить? — Она ушла и забрала с собой пустые стаканы. От воцарившегося было в комнате напряжения не осталось и следа.
  — Ну, так слушайте! Тот парень, а его, как оказалось, звали Манди, хотел, чтобы я следовал за такси. — Фрейзер говорил бойко и не сбиваясь, словно повторял хорошо заученный урок. — Мы начали слежку. Сначала немного поездили по городу, а потом такси остановилось у приятного такого тихого домика, вышла девица, подошла к крыльцу, там она к чему-то прислушалась, вернулась обратно, расплатилась с таксистом, а сама обошла дом и зашла сзади.
  — Почему она не вошла в дом? — спросил Мейсон.
  — Ее кто-то опередил. Кто-то, кого она, судя по всему, не хотела видеть.
  — Не можете сказать хотя бы примерно, кто это был?
  Фрейзер отрицательно мотнул головой:
  — Но у него была машина. Та, что стояла на подъездной дорожке. По крайней мере, он в ней уехал.
  — Вы видели, как он вышел?
  — Да, видел.
  — А номер той машины не записали?
  — Кто? Я? — Фрейзер пальцем ткнул себя в грудь и, после того как Мейсон кивнул, громко рассмеялся. — Во сыщики, во дают! Так это ж он был детектив, а не я! Вы меня даже смутили, мистер Мейсон! Я всего-навсего лишь старина Фрейзер ГПМ, известный в округе как Фрейзер — Гроза Преступного Мира.
  Теперь уже засмеялись все.
  — Прошу вас, продолжайте, — сказал Мейсон.
  — Итак, что же дальше? Ах да, наша подруга расплатилась с такси, вернулась к дому и обошла его сзади. Ох, какая это была женщина, какая походка, фигурка!.. — Фрейзер причмокнул губами и осторожно взглянул в сторону кухни. — Лично я не видел, как она залезла в окно, но Манди — а он вышел из машины и следил за тем, что происходило с обратной стороны дома, — говорил потом, что она подняла раму и через окно забралась в кухню. Но почему же, черт возьми, она поднимала юбочку и закидывала стройную загорелую ножку на подоконник кухонного окна с той стороны дома, а благородный Фрейзер — Гроза Преступного Мира парился в душной машине с другой, откуда ничего не видно?..
  Снова все засмеялись.
  — Вы видели переднюю часть дома?
  — Так точно.
  — Видели, как человек вышел и сел в машину?
  — Ну да.
  — Можете его описать?
  — Высокий, крепко сбитый, двигался легко и быстро, спортивного типа и хорошо одет.
  — Возраст?
  — Судя по тому, как он шел, я бы сказал — молодой, довольно еще молодой.
  — Высокого роста?
  — Да, верно.
  — А вес?
  — Трудно так сразу. Плечи у него широкие, но книзу фигура сужается, в общем, похож на человека, который держит себя в форме. Он был… о, черт, мистер Мейсон, он имел как раз вашу комплекцию!
  — Вы бы его узнали?
  — Если бы я его снова увидел, то, возможно, я бы его и узнал. Но это в том случае, если бы он снова появился там у дома, опять бы вышел из двери, спустился с крыльца, сел в автомобиль… Тогда, возможно, я мог бы узнать.
  — Но лица вы не видели?
  — Нет.
  — И при встрече в лицо его узнать вы не сможете?
  — Нет.
  — А его автомобиль? Вы сказали, что номер не заметили, но не помните ли хотя бы, что это была за машина?
  — Седан одного из последних выпусков. Классная и качественная. Не очень большая, а то делают, знаете ли, целые холодильники на колесах, но и не маленькая, такая приземистая и мощная лошадка. Было в ней что-то внушающее уважение. Из тех, что сейчас стали делать не для роскоши, а для настоящей езды.
  — Марку не назовете?
  — Нет.
  — А модель?
  — Тоже нет.
  — Хорошо, что еще?
  — Тот парень, который был внутри, подошел к окну, прошел между портьерами, отведя их в стороны, а затем подал какой-то сигнал опускающейся шторой. Но я это видел хуже, чем Манди. Если честно, то я видел только, как он маячил в окне, и все.
  — Вы его не рассмотрели на фоне окна?
  — Нет.
  — То есть в тот момент вы бы его не узнали?
  — Нет, конечно. Я его разглядел лучше, когда он выходил из дома.
  — Что случилось потом? После его отъезда?
  — Когда он сел и уехал, Манди обошел дом и зашел с тыла. Я видел, как он там ходил, заглядывал, вернее, пытался заглядывать в окно, потом вернулся ко мне и попросил помигать фарами, если та девушка выйдет с моей стороны дома. Я сказал, что понял. Манди вернулся обратно за дом, а через несколько минут выбежала девица. Через дверь на этот раз. Я подал Манди сигнал, и он подбежал.
  — Если б вы ее увидели снова, узнали бы?
  — Естественно. Я разглядел ее как следует. И к тому же я видел ее лицо.
  — Когда?
  — Немного позднее. Признаюсь, я все немного смазал. Перестарался. Манди постоянно одергивал, просил ехать помедленнее, но я боялся, что она уйдет, и подъехал слишком близко… Тут вдруг она обернулась, увидела меня, хотя нет, из-за света фар увидеть меня она не могла, но в тот момент я разглядел ее лицо. Она была напугана, клянусь! Я сразу же притушил фары, а Манди предположил, будто она вообразила себе, что ее хотят… э-э… ею хотят попользоваться. Но как потом вскоре оказалось — такая шутить не любит. Обвела нас вокруг пальца. Она все поняла.
  — Что она сделала?
  — Я расскажу сначала. Когда она вышла из дома и свернула на тропинку, ведущую к тротуару, то она почти бежала. Я сразу посигналил. Манди тут же примчался, сел в машину, и мы поехали следом. Но, как я уже говорил, девчонка оказалась не промах, раскусила нас буквально через несколько кварталов, сиганула в сторону, и… мы ничего не могли поделать.
  — И тогда вы ее видели в последний раз, так?
  — Да. С полчаса еще мы поколесили, изъездили все окрестности… и Манди… На него было жалко смотреть. Вначале мы покружили вокруг квартала, затем стали захватывать и соседний, потом круг дошел до четырех, пока в конце концов не начали прочесывать весь район наугад в надежде, что она где-то вынырнет.
  — Найди вы ее тогда, что бы вы сделали?
  — Да откуда ж мне-то это знать, мистер Мейсон? Я крутил баранку. Но для меня это было нечто, поверьте. Я понимаю, для вас такие вещи обыденность, но что касается моей скромной персоны, о, в такие минуты очень остро ощущаешь всю скуку и монотонность жизни! Я никогда раньше не видел детектива в деле, и… я был поражен. Подумать только, сколько умения требует слежка! Как раз перед вашим приходом я им рассказывал, что сегодня вечером за один час узнал больше, чем за месяц за учебным столом. Да-а, это нужно действительно уметь! Отстать на правильно выбранное расстояние, близко сзади ехать нельзя, время от времени догонять и отставать, вовремя свернуть в боковую улочку, обогнать, развернуться и пронестись навстречу, словно это совсем другая машина, и так далее и тому подобное…
  — Значит, человека того вы бы снова не узнали? — перебил Мейсон увлекшегося рассказчика.
  — Я так и не видел его лица. Но у меня такое чувство, что при подобных же обстоятельствах я мог бы, может быть, узнать его по фигуре. Интересно, что там происходило? В чем, собственно, дело? Не можете мне сказать?
  — Нет. К сожалению, я не могу раскрывать детали. Я — адвокат, и клиент платит мне за то, чтобы я собирал информацию, а не раздавал.
  — Понимаю. Может, тогда хоть расскажете о каком-нибудь из ваших нашумевших дел? Я до сих пор не могу поверить, что великий Перри Мейсон сидит у меня в гостиной! Вот это ночка! Чудеса!
  — Простите меня, — извинился Мейсон, — но меня еще ждет работа.
  — И вы больше не выпьете? Вот это да! Великий Перри Мейсон и тот не в состоянии позволить себе иногда напиться!
  И снова раздался всеобщий смех.
  Мейсон поднялся и направился к двери.
  — Извините, мне и впрямь пора. И спасибо за все, что рассказали, Фрейзер.
  — Ну уж нет, — воскликнул тот, — это вам спасибо! Вы предоставили мне такую возможность! Никогда не забуду. Принимать участие в деле, которое ведет сам Мейсон, — такое не забывается. Ладно, я понимаю, у вас свои секреты, и больше ничего не спрашиваю. Но, надеюсь, в газетах-то это будет?
  Пришла очередь рассмеяться Мейсону:
  — Это может оказаться вовсе не таким важным.
  — Не надо, мистер Мейсон! Тут вы меня не проведете. Не было б важно — вы бы не пришли сюда в такой час.
  — Но я видел, что вы не спите.
  — Конечно же я не спал. Уснешь тут! А как насчет вас?
  — О, я допоздна работаю.
  На прощанье Мейсон пожал всем руки, и Фрейзер проводил его до дверей. Уже на выходе адвокат спросил:
  — Значит, Фрейзер, вы не знаете, был ли владелец дома жив в тот момент, когда от него уезжал этот человек?
  — Да нет, откуда же? Постойте-ка, вы что, хотите сказать мне, что… Боже правый, только не это! Неужели и…
  — Именно поэтому я к вам и приехал так поздно. Хозяин дома был убит. И не ложитесь спать, потому что из полиции могут позвонить в любой момент.
  — Так вот в чем дело! — Фрейзер схватился одной рукой за голову, второй оперся на дверную ручку. — И вы это… вы хотите…
  — Я хотел бы, чтобы вы не ложились пока в постель, и это все, — сказал Мейсон, повернулся и пошел к машине.
  Глава 7
  Мейсон вновь приехал на станцию техобслуживания, прошел к телефону и набрал номер Пола Дрейка.
  — Как дела? — спросил Дрейк.
  — Неважно.
  — Сколько еще времени тебе нужно? Я не могу…
  — Слушай, Пол, сейчас же дай задание своему парню позвонить в полицию. Пусть он скажет, что соединился с тобой по телефону и что ты ему сообщил об убийстве Балларда, после чего он в первый раз по-настоящему осознал, что произошло, и тут же им доложил.
  — О’кей, Перри, — в голосе Пола послышалось облегчение, — я пошлю туда еще одного, и он попросит Манди позвонить в полицию.
  — Отлично. Теперь о другом. Я только что…
  — Подожди, Перри, — перебил его Дрейк, — оператор здесь что-то отчаянно мне машет, она хочет, чтобы я прервался.
  — Хорошо, я жду.
  Прошло несколько секунд, прежде чем Дрейк заговорил снова. Слышно было, как он выругался.
  — Что случилось, Пол, выкладывай!
  — Баллард держал автозаправку на углу Десятой и Флоссман.
  — Это мне известно.
  — И она открыта всю ночь.
  — Ну и что?
  — Полицейские туда наведались и разузнали, когда он закрыл кассу и уехал. Говорили с ночным служащим. Обнаружили, что машина Балларда в гараже станции. Узнали, что он собирался вызвать такси, потому что имел при себе много денег и не хотел ехать на автобусе, а потом идти пешком. Ночной служащий рассказал, что появился ты, что ты говорил с Баллардом и вы вместе уехали на твоей машине.
  — Служащий узнал меня?
  — Да.
  — Ну что ж, это, похоже, осложняет ситуацию.
  — Осложняет ситуацию?! — воскликнул Дрейк. — Черт побери, Перри, ты хочешь сказать — это правда… что это ты…
  — Я хочу сказать, что твоему Манди сейчас самое время связаться с полицией и сообщить все, что он видел. Где Арлен Дюваль? Так еще и не появилась?
  — По всей видимости, нет. Мои ребята сидят и ждут. И те, другие, тоже ждут. Однако, Перри, судя по их поведению, можно сделать вывод, что мы пока единственные, кто знает, что она не в трейлере. Наши уважаемые коллеги засели в кустах капитально и вылезать не собираются. Все еще думают, что она там. Устроились на всю ночь.
  — Как, по-твоему, она выбралась?
  — Без понятия, Перри. Проскользнула как песок меж пальцев. Если бы Манди на нее не наткнулся…
  — Он был абсолютно уверен, что это Арлен Дюваль?
  — Ну конечно.
  — О’кей, пусть Манди срочно позвонит в полицию и все расскажет.
  — Понял, Перри. А что ты будешь делать? Ведь ты сейчас как уж на сковородке.
  — Я притаюсь и подожду, пока сковородка остынет… А тебе позвоню.
  — Что там все-таки произошло? Ты довез Балларда до дома?
  — Конечно, Пол, высадил у крыльца.
  — Значит, в таком случае убийство было совершено сразу после того, как ты уехал, если, конечно, ты…
  — Если, конечно, что, Пол? Договаривай!
  Дрейк хотел придать голосу шутливое выражение, но это ему удалось плохо.
  — Если, конечно, ты сам его не убил…
  — Хорошая мысль. Только не делись ею с полицией.
  — Не буду, Перри.
  Мейсон повесил трубку.
  Он снова сел за руль, выехал на шоссе, ведущее в Санта-Ану, и, влившись в спокойный поток ночного транспорта, немного расслабился.
  Было уже далеко за полвторого ночи, когда он притормозил у попутной заправки и, полистав телефонный справочник, нашел интересующий его номер доктора Холмана Б. Кандлера.
  Номеров было два — обычный рабочий и ночной. Мейсон позвонил по ночному. Трубку сняла женщина.
  — Миссис Кандлер?
  — Нет. Вам нужен доктор Кандлер?
  — Да.
  — Можете рассказать мне, в чем дело? Ваши симптомы, пожалуйста.
  — Я не больной. Меня зовут Перри Мейсон. И я хочу поговорить с доктором об Арлен Дюваль. Это важно.
  Ответ последовал не сразу. Немного погодя тот же деловитый женский голос спросил:
  — Где вы находитесь, мистер Мейсон?
  — На окраине города.
  — У вас есть рабочий адрес доктора?
  — Да. У меня перед глазами телефонный справочник.
  — Поезжайте туда. Доктор Кандлер вас встретит. Если вы приедете и его еще не будет — подождите. Он обязательно подъедет.
  В трубке щелкнуло и пошли гудки.
  Мейсон огляделся, подозвал ночного служащего и, выяснив у него, как проехать по указанному в справочнике адресу доктора Кандлера, отправился в расположенное поблизости кафе. Кафе работало всю ночь, народу было немного, но есть Мейсон не стал, а выпил кофе и опять сел за руль. Вскоре он был на месте. Офис Кандлера располагался в одном крыле построенного по типу дуплекса одноэтажного здания, в другом принимали дантист и окулист.
  Мейсон остановился, и почти сразу вслед за ним подъехал доктор Кандлер.
  — Здравствуйте, доктор, — поздоровался Мейсон с отпирающим дверь офиса и стоящим к нему спиной Кандлером. — Меня зовут Перри Мейсон.
  Доктор быстро и мягко, по-кошачьи, обернулся. В его движениях чувствовалась внутренняя собранность и способность к мгновенной реакции.
  — Простите, что напугал вас. — Мейсон протянул руку.
  Кандлер пожал ее и сказал:
  — Ничего. Вы меня не сильно испугали.
  — Но я видел, как быстро вы повернулись.
  Кандлер рассмеялся:
  — Это дает себя знать боксерская выучка. Впрочем, боксом я не занимался уже порядочно.
  — Были любителем?
  — Межуниверситетский уровень. Чемпион в первом тяжелом весе. Я был высокий для своего веса, отлично передвигался по рингу и обладал хорошим длинным ударом. Проходите, мистер Мейсон. Мне не терпелось поговорить с вами, я даже хотел просить вас остаться у себя, чтобы приехать к вам самому, когда вы звонили насчет Арлен Дюваль. Трейлер, думаю, нашелся и сейчас все в порядке?
  — О да, трейлер снова у нее. И это уже в прошлом.
  — Ясно. Проходите вот сюда. — Кандлер первым пошел вперед по длинному коридору. — Рассказывайте, я слушаю.
  Но Мейсон не успел и начать, а Кандлер уже толковал ему о неудобствах больничных помещений.
  — В учреждениях такого рода атмосфера всегда… э-э… не подберу слова, пропитана человеческими страданиями, — виноватым тоном говорил он Мейсону. — У меня здесь есть блок воздушного кондиционирования, работает автономно и поддерживает воздух постоянно свежим, но ощущение больницы все равно сохраняется, очевидно, какие-то психические миазмы оседают на стенах, на полу, потолке. Слишком много больных, слишком много несчастных. Что, не ожидали таких откровений от практикующего врача?
  — Почему?
  — Ну как же, врачу не полагается быть подверженным призрачным психическим влияниям. Врач обязан быть материалистом. Однако я не знаю ни одного своего коллеги, добившегося сколь-нибудь значительного успеха, который не осознавал бы того факта, что многих вещей просто-напросто в медицинских талмудах не найдешь. Садитесь, мистер Мейсон, прошу вас!..
  Видно было, что доктор Кандлер одевался наспех, но это его ничуть не стесняло и не лишило того профессионального проницательного взгляда, которым он привык смотреть на своих пациентов и который сейчас, опустившись на большой стул, кинул на Мейсона.
  Мейсон сказал:
  — Надеюсь, доктор, моя репутация вам достаточно хорошо известна и вы понимаете, что по пустякам в такой час я бы вас тревожить не стал.
  Кандлер кивнул.
  — Итак, к делу. Насколько я знаю, вы были весьма дружны с Арлен Дюваль, это так?
  Кандлер кивнул еще раз.
  — И вы также знаете, что я представляю ее интересы.
  — Представляете ее интересы? — переспросил Кандлер.
  — Да. Вас это удивляет? Тогда я вас не понимаю…
  — Видите ли, мистер Мейсон, если я все правильно понял — вы согласились представлять ее интересы только в том случае, если Арлен невиновна. И вы заявили, что, в случае ее виновности, не раздумывая предадите ее правосудию и получите гонорар из суммы награды, причитающейся за обнаружение пропавших денег.
  — Все верно, — согласился Мейсон, и взгляд его стал жестким и холодным. — У вас есть по этому поводу возражения?
  — Ни в коем случае, что вы! Это ваше право договариваться с клиентом о чем хотите. Но согласитесь, что это не то же самое, как если бы вы представляли ее интересы искренне, от всего сердца, так сказать.
  — Если она невиновна — я буду защищать ее искренне и от всего сердца.
  — К этому я и клоню. А предположим — вы посчитаете, что она виновна, тогда что?
  — Тогда, как я ей уже ясно дал понять, я передам ее властям, а деньги все равно найду.
  — Разрешите я уточню свою мысль, мистер Мейсон. Допустим — она ни в чем не виновата, но налицо определенные криминальные обстоятельства, заставляющие вас думать обратное. Выходит, тогда вы станете действовать против нее?
  — Извините, доктор, но я убедительно прошу вас положиться на мое благоразумие и осторожность. Поспешных выводов я делать не собираюсь.
  — Вы можете и не делать поспешных выводов, но тем не менее не исключено, что эти ваши выводы будут ложными.
  — Полагаете — она невиновна?
  — Головой ручаюсь.
  — Могу я поинтересоваться, в каких вы с ней отношениях?
  — Я ее друг, мистер Мейсон.
  — Романтическая привязанность?
  Доктор Кандлер почесал подбородок.
  — Если я и поднялся посреди ночи с постели, то не для того, чтобы быть подвергнутым перекрестному допросу. Поверьте, что к Арлен Дюваль я испытываю самое глубокое уважение, а по отношению к ее отцу — считаю себя близким другом. Ему крупно не повезло…
  — Вы думаете — он невиновен?
  — Вне всяких сомнений! — Доктор не сумел скрыть своих эмоций. — Он оказался козлом отпущения только лишь потому, что ни полиция, ни страховая компания не нашли тогда никого другого, на кого можно было бы навесить это преступление.
  — Но они обнаружили у него украденные деньги!..
  — Да. Так они заявили. Не забывайте, что деньги те были у него обнаружены некоторое время спустя после их пропажи. Несомненно, что лицо, совершившее данное преступление, — работник банка. Кто-то, кто имел доступ к погашенным чекам. А раз так, то почему он не мог бы завладеть на время бумажником Колтона Дюваля и подсунуть ему часть исчезнувших купюр?
  — Да, это идея, — сказал Мейсон.
  — Конечно! — Кандлер ехидно усмехнулся. — И она должна бы была прийти вам в голову.
  — Меня она посещала. Я готов к рассмотрению любой возможности.
  — Я вижу.
  — Знаете, доктор, почему я к вам пришел? Потому что на данном этапе я способен принять вашу точку зрения. Но у меня вопрос: Арлен Дюваль сейчас получает откуда-то деньги — откуда? Может быть, вы ей даете?
  — Не я, но… другой человек.
  — Кто?
  — Не знаю. Но хотел бы знать.
  — Она не говорит даже вам?
  — Хорошо, я объясню. Арлен Дюваль полностью мне доверилась. Я очень многое знаю о ней, и я в курсе данного дела, но остается один-единственный аспект, один пункт, по которому она мне не может раскрыться, потому что связана клятвой, — она пообещала.
  — И этот пункт касается…
  — …личности человека, снабжающего ее деньгами, — закончил Кандлер. — Все остальное я знаю. Знаю, что завтра до девяти тридцати утра она заплатит вам задаток в полторы тысячи долларов. Знаю, что она это сделает. Но кто ей дает деньги — я не знаю.
  — Но кто-то, вы говорите, дает?
  — Да.
  — Она сказала вам это?
  — Да.
  — Она доверяет вам до такой степени?
  — Да.
  — А почему этот неизвестный дает деньги?
  — Не могу ответить. Приходится только догадываться. Мне кажется, вся стратегия в целом неверна. Очевидно, что этот неизвестный благодетель не может допустить, чтобы в деле фигурировало его имя, как очевидно и то, что он полностью убежден в непричастности к ограблению Колтона Дюваля. Убежден не меньше, чем я. Он хочет вытащить Дюваля из-за решетки. Покуда власти считают, что деньги похитил и спрятал отец Арлен, и покуда он не признается в этом, они будут держать его в тюрьме. Но, однако, стоит им почувствовать, что дочь Дюваля эти деньги нашла — а власти, не забывайте этого, мистер Мейсон, нисколько не сомневаются в виновности Дюваля — и начала их тратить, то повод и дальше держать отца в камере отпадает.
  В таком случае власти могут посчитать дальнейшее содержание Колтона Дюваля под стражей нецелесообразным и выпустят его с расчетом, что отец с дочерью все равно рано или поздно, но как-нибудь договорятся. Их следующим шагом будет засечь Дюваля тратящим пропавшую наличность, заставить отчитаться — где взял и от кого, а затем прервать его досрочное освобождение. Дочь при таких обстоятельствах можно будет привлечь как сообщницу, и вот тогда-то появится шанс возвратить похищенные деньги. Таков, по моему разумению, ход мыслей неизвестного финансового покровителя Арлен. Он считает, что таким образом положил наживку в капкан, и ждет, когда в капкан попадутся те, в чьей власти отпустить Дюваля досрочно на поруки.
  — Я не склонен согласиться с таким ходом рассуждений, — заметил Мейсон.
  — И я тоже. По-моему, это какая-то ослиная прямолинейность, которая запросто может обернуться против ее же инициатора. Я спорил с Арлен, много спорил. Но, несмотря ни на что, она не желает нарушать данного обещания, не хочет подвести таинственного друга и говорит, что намерена следовать его указаниям по меньшей мере полтора года.
  — Вы верите в эту историю?
  — Да, сэр. Не сомневаюсь ни в едином слове. И только лишь потому, что это говорила Арлен.
  — А если бы это вам рассказал кто-либо другой, в ком вы не так сильно уверены и кто не представляет для вас такого, давайте скажем романтического, интереса, не показалось ли бы вам тогда, что все это совершеннейший абсурд?
  — Возможно.
  — Какие-нибудь догадки, кто это может быть?
  — Я думаю — это служащий банка.
  — Тот, кто организовал похищение с самого начала и чувствует теперь укоры совести за то, что в тюрьму угодил Дюваль?
  — Такая мысль приходила мне в голову, — признался Кандлер, потом сухо добавил: — Даже преследовала меня. Если бы меня попросили дать ответ не раздумывая, то я бы, пожалуй, ответил, что сей таинственный покровитель — не кто иной, как сам Эдвард Б. Марлоу, президент банка.
  — Почему он?
  — Потому что, как президент, он выступал в качестве орудия для вынесения наказания Колтону Дювалю. Человек он состоятельный и независимый, а к тому же честный и порядочный. А сейчас у него появились сомнения относительно вины Дюваля. И в его положении он, естественно, не может допустить, чтобы в деле всплыло его имя. У него в руках достаточно рычагов, чтобы снабдить деньгами Арлен, заявить о них как о даре, заплатить соответствующий налог на дарение и урегулировать все с чиновниками, следящими за взиманием подоходного налога, так что дальше их информация никуда не просочится. До сих пор налоговые инспекторы оставались в стороне и в полицию от них ничего не поступало. Вы не станете отрицать, мистер Мейсон, что за всем этим кроется солидный человек с большим влиянием?..
  — Что-нибудь еще? — спросил Мейсон. — Есть ли у вас другие предположения?
  Доктор Кандлер снова почесал подбородок, погладил пальцами щетину на щеке, как бы раздумывая — побриться, перед тем как ложиться, или подождать до утра, — и промолчал.
  — Ну так что же? — напомнил о своем вопросе Мейсон.
  — Нет, — доктор медленно покачал головой, — сегодня я сообщил вам все, что могу.
  — Где сейчас находится Арлен Дюваль?
  — Не знаю. То есть я, конечно, знаю, что она в трейлере, но не знаю, где именно припаркован и спрятан этот трейлер.
  — Она не в трейлере.
  Лицо у Кандлера немного вытянулось.
  — Вы уверены?
  — В этом уверены детективы, которым поручено следить за ней.
  — Ваши детективы за ней следят? — спросил Кандлер с резким недовольством.
  — Не совсем так. Мои детективы наблюдают за другими детективами — предположительно полицейскими, которые, в свою очередь, наблюдают за Арлен.
  — Понимаю, — сказал Кандлер.
  — Знаете ли вы Джордана Л. Балларда?
  — Конечно. Я прикреплен к этому банку, и все его служащие раз в полгода проходят у меня медосмотр. А многие из них и лечатся. Раньше Балларда я знал хорошо, он тогда еще работал в банке, а сейчас вижу его лишь время от времени.
  — Я хочу сообщить вам кое-что о Балларде, так или иначе вы узнаете это из утренних газет. Сегодня вечером — приблизительно в половине одиннадцатого — Балларда убили.
  — Убили?
  — Да.
  — Но кто убил?
  — По некоторым причинам, раскрыть которые я не могу, полиция, скорее всего, посчитает, что это дело рук Арлен Дюваль.
  — Вот дьявол!
  — И еще кое-что, но строго между нами. В недавнем разговоре с полицией, состоявшемся где-то за последние двое суток, Баллард сказал, что, постоянно перебирая в памяти события того рокового дна, он нашел улику: он вспомнил один из номеров на крупных купюрах, пропавших в тот день из «Меркантайл секьюрити». Короче, он сообщил в полицию номер похищенного тысячедолларового банкнота.
  — Как это он ухитрился вспомнить через такое время? — подозрительно поинтересовался Кандлер.
  — Номер на банкноте имел общие цифры с номером забега, лошади и так далее.
  — Сомнительно что-то…
  Мейсон кивнул.
  — Ладно! — Кандлер решительно выпрямился. — Вы меня уговорили.
  — Не понял? — переспросил Мейсон.
  — Я признаюсь, что какое-то время думал в этом плане и о Балларде.
  — В плане того, что он давал деньги Арлен Дюваль?
  — Да, с одной стороны. А с другой — как о человеке, который, возможно, достаточно ловок, чтобы суметь организовать похищение.
  — Вы полагаете — он мог это сделать? Но как?
  — Не знаю. И много бы дал, чтобы узнать. Но давайте прежде всего трезво и холодно взвесим все «за» и «против». Баллард работал в банке. Он был одним из тех, кто должен был следить за тем, как деньги упаковываются в пакет. Он признался, что пренебрег своими обязанностями в силу того, что слушал радиопередачу со скачек — репортаж, транслируемый как раз в тот момент. Играть на бегах не было одной из его привычек, он поставил лишь потому, что получил от кого-то наводку. Он нигде и никогда потом не говорил от кого. Ставка была солидная, а человек он маленький и жил на маленькую зарплату. После похищения Баллард ушел из банка. Последовал период, когда он перебивался на хлебе и воде, образно выражаясь. И наконец он нашел себе занятие. Если в двух словах, то Баллард сделал все то, что сделает преступник, пытающийся избавиться от подозрения.
  — Или то, что сделает невиновный человек, преследующий ту же цель, — добавил Мейсон.
  — Согласен. Но давайте посмотрим, что же произошло потом. Ни с того ни с сего у Балларда вдруг проявляется недюжинный талант превращать все, к чему ни прикоснется, в звонкую монету. Он вкладывает деньги, выкупает бизнес, в котором сам до того работал служащим, начинает скупать недвижимость. Он на пути к тому, чтобы стать богатым и состоятельным американцем.
  — Но он и впрямь сколотил хорошие деньги, — возразил Мейсон.
  — Тоже согласен. Но все равно, давайте хоть недолго побудем холодными безжалостными реалистами. Без гроша в кармане, с работы с позором выгнали, нигде не берут — он опускается почти до нищеты, но нищета сменяется неплохим жалованьем, а затем ему на смену приходит и богатство. Да, он делал капиталовложения и получал прибыли, но, может быть, его благосостояние объясняется этими прибылями только отчасти?
  — На этот вопрос я не в состоянии ответить.
  — И никто не ответит, если уж на то пошло.
  — Вы его подозреваете?
  Доктор Кандлер подтвердил эти слова кивком головы.
  — Именно это я и хотел узнать, — сказал Мейсон и добавил: — У меня есть определенные основания полагать, что на руках у Арлен Дюваль оказалась та самая тысячедолларовая купюра, номер которой Баллард сообщил в полицию. Но прошу вас, доктор, об этом никому ни слова. Прежде чем предпринимать что-либо дальше, я должен был услышать от вас о Балларде.
  — Значит, его убили?
  — Да.
  — Что ж, может быть, это и есть логическое завершение его карьеры. Я знаю, вы поймете меня, мистер Мейсон. Раз уж у Балларда была возможность помочь подготовить это похищение, раз у него была возможность участвовать в нем и непосредственно помочь претворить этот план в жизнь, то он, очевидно, это и сделал, потому что лично взять деньги он не мог. Следовательно, действовал с сообщником.
  Мейсон согласился.
  — Потом начал хитрить, изворачиваться, возможно, себя выгораживать. Партнеру это не понравилось, и… когда такие проходимцы что-то не поделят, то не обойтись без… в общем, все идет к убийству.
  — Да, похоже, что так все и было, — проговорил Мейсон, внимательно следя за лицом Кандлера.
  Тот продолжал:
  — Мне неловко, мистер Мейсон, но не хочу кривить душой, ваша информация для меня — это лучшая новость за уже довольно длительный промежуток времени. Дело движется к концу. Сейчас полицейским придется расследовать целых два дела: похищение денег из «Меркантайл секьюрити» и убийство Балларда. Найдя убийцу, они найдут сообщника, а за этим последует раскрытие тайны пропажи денег.
  — Пожалуйста, доктор, если Арлен Дюваль снова свяжется с вами, дайте мне знать. Договорились?
  Кандлер еще раз прошелся рукой по упрямой щетине на лице.
  — Не буду ничего обещать, мистер Мейсон. Не обижайтесь! Когда дело касается Арлен, я делаю то, что считаю лучшим для нее.
  — При данных обстоятельствах для нее лучше всего будет немедленно связаться со мной.
  — Таково ваше мнение?
  — Именно так.
  — Я свое мнение составлю после разговора с ней — при условии, конечно, что она пожелает со мной увидеться.
  — И все-таки я полагаю, что будет гораздо лучше, если Арлен через вас выйдет потом и на меня.
  — Почему?
  — Потому что мне вручили повестку, обязывающую предстать завтра в десять часов утра перед Большим советом присяжных. Мне приказано принести с собой все наличные деньги, полученные от Арлен Дюваль и находившиеся у меня на момент вручения повестки.
  — Вас будут допрашивать на Большом совете?
  — Да.
  — Но, как адвокат, вы имеете право уважать и хранить в тайне признания клиента. Здесь они ничего не смогут поделать.
  — Вы слишком широко трактуете данное право, доктор. В самом деле, любые сведения, передаваемые мне клиентом с целью обеспечения меня информацией для того, чтобы я мог проконсультировать его относительно законных прав, считаются сведениями, сообщенными адвокату его клиентом, и не разглашаются. Но существуют исключения даже и из этого правила.
  — Но я не сомневаюсь, что вы станете трактовать данное правило в пользу клиента.
  Мейсон улыбнулся:
  — В этом, доктор, положитесь на меня.
  Кандлер встал со стула и потер руки.
  — Возможно, вам неизвестно, мистер Мейсон, что Арлен Дюваль обратилась к вам за советом, потому что я на этом настоял.
  — Неужели?
  — Да, да, поэтому. Я почувствовал, что идет какая-то закулисная возня, что происходят события, которые действительно имеют значение. Кто-то хотел воспользоваться ею как инструментом для достижения своих целей. И я знал, что, как только на сцену выйдете вы, дело ускорится.
  — Как по-вашему, смерть Джордана Балларда — это следствие моего участия в деле?
  — Мистер Мейсон, сказать так будет немножко грубо…
  — Но точно?
  — Да. Вам я лгать не стану. Я и в самом деле считаю, что Балларда убили из-за того, что за дело взялись вы.
  Мейсон повернулся, подошел к входной двери и взялся было за большую круглую ручку, как вдруг почувствовал, что гладкий металл в его руке поворачивается сам по себе. Кто-то пытался войти снаружи.
  Мейсон отступил и сделал шаг в сторону.
  Доктор Кандлер хотел что-то сказать и даже открыл рот, но не успел — и на пороге появилась улыбающаяся, аккуратно одетая рыжеволосая дама лет тридцати двух, очаровательная и стройная.
  — Роза! — воскликнул Кандлер с видимым раздражением. — А вы-то что здесь делаете?
  — Я подумала, что нужно прийти, чтобы узнать, не могу ли я чем-нибудь помочь.
  — Роза Трэйвис, старшая медсестра, — представил даму Кандлер. — Отвечает на ночные звонки и принимает вызовы.
  Мейсон пожал протянутую ему красивую руку:
  — Так, значит, я с вами говорил по телефону.
  — Да, со мной.
  — Простите, если разбудил.
  — О, об этом и не думайте. Я уже давно приучилась просыпаться, отвечать на звонки и сразу же снова засыпать. Экономлю доктору Кандлеру уйму времени. Утешаю пациентов сама. Большинство из них — просто перенервничавшие ипохондрики, страдающие бессонницей. Я советую им принять пару таблеток аспирина, забраться в горячую ванну и продержаться до утра.
  — Роза — бесценный помощник, — добавил доктор Кандлер. — Я считаю очень полезной и часто рекомендую своим пациентам диатермию и потогонные ванны в специальных шкафах. Знаю, что многие доктора со мной не согласятся, но я потогонные ванны ставлю на одно из первых мест. Роза непосредственно отвечает за эти процедуры, и хотя днем у нее есть несколько ассистентов, я, по правде говоря, не понимаю, как она все успевает. А с тех пор как приказала долго жить моя супруга — это случилось пять лет назад, — Роза принимает еще и ночные звонки. Мы с ней работаем бок о бок уже… почти одиннадцать лет.
  — Двенадцать, — поправила Роза.
  — Уже двенадцать?! Боже ты мой, а ведь и действительно!
  — Я просто подумала, не смогу ли чем помочь. — Роза переводила взгляд с шефа на Мейсона и обратно. — Что-нибудь не так?
  — Балларда убили, — сказал Кандлер.
  — Не может быть!
  Доктор мрачно кивнул.
  — В какое время?
  — Точно не знаем.
  Мейсон открыл наконец дверь:
  — Извините, но я должен идти. Работа не ждет. Я еще зайду к вам, доктор!
  Он вышел в коридор, прошел через приемную и, оставив позади себя застоявшийся больничный запах, вдохнул с облегчением свежий ночной воздух.
  Глава 8
  Ровно в девять тридцать утра Перри Мейсон вошел к себе в офис. Делла Стрит уже поджидала его.
  — Вчера ночью мне принесли повестку, — сказал он. — Сегодня я должен выступать перед Большим советом присяжных.
  — Я так и поняла. Для вас тут письмо…
  — На почту сейчас нет времени, Делла, я не хочу опоздать туда. Есть что-нибудь срочное?
  — Но, шеф, это письмо… мне кажется, вам лучше ознакомиться с ним.
  — Какое письмо?
  Делла Стрит передала Мейсону обычный конверт с напечатанным на машинке адресом. Сбоку конверт был надрезан.
  — Что за письмо, откуда? — нетерпеливо спросил Мейсон.
  — Лучше вскройте.
  Мейсон взял ножницы, обрезал конверт до конца и, запустив в него длинные пальцы, извлек на свет содержимое.
  — Провалиться мне на этом месте!
  В руке у него были два банкнота: один — в пятьсот, другой — в тысячу долларов. Помимо денег, автор письма — а, судя по почерку, это писала женщина — прислала записку.
  «Уважаемый господин Мейсон!
  Я обещала, что первым делом с утра у вас будут эти деньги. Меня заверили, что письмо доставят к восьми часам. Какое-то время меня не будет. Большое вам спасибо.
  Мейсон внимательно изучил марку и штемпель.
  — Восемь тридцать вечера, вчерашнее число, — сказал он.
  Делла Стрит молча кивнула.
  Мейсон достал из кармана другой конверт — тот, что оставили для него накануне в офисе Дрейка и в котором тоже было полторы тысячи долларов, — и сравнил его с первым.
  — Машинка та же? — спросила Делла.
  Мейсон покачал головой.
  — Вы в интересном положении, шеф, сейчас — у вас два задатка и каждый по полторы тысячи.
  Мейсон снова отрицательно покачал головой.
  — Разве не так, шеф?
  — Нет.
  — Почему? Что произошло?
  — От тех денег, Делла, я избавился.
  — Как так?
  — Так получилось. Деньги у меня не держатся, вот и все. К тому же мы не знаем, были ли те деньги и в самом деле от Арлен Дюваль. В конце концов, там стояла только печатная буква «А», и в суде такое доказательство не примут. Предположим, что в том письме она прислала мне долговое обязательство. Но тогда, если я попробую заявить, что там была ее подпись и долговое обязательство мне было ею прислано, подтверждений этому будет не больше, чем в этом письме, тогда меня просто высмеют.
  — К чему вы клоните?
  — На Большом совете меня спросят о деньгах, полученных от Арлен Дюваль. Не сомневаюсь, что господин окружной прокурор — наш уважаемый Гамильтон Бергер — станет задавать вопросы лично. Я уже вижу, как он готовится и как ему не терпится начать то, что он считает изнурительным перекрестным допросом, как он предвкушает миг, когда выставит меня перед Большим советом и станет упиваться моей беспомощностью.
  — Значит, вы не собираетесь говорить ему о тех, других полутора тысячах?
  — Каких еще полутора тысячах? — Мейсон изобразил крайнее изумление.
  — О’кей, шеф! Будь по-вашему! Но прошу вас — постарайтесь уцелеть и вернуться.
  — Уж это непременно.
  — Пол Дрейк рассказал мне, что случилось вчера ночью. Как в доме у Балларда в окне видели человека. Кто это был?
  — Читай вечерние газеты, Делла, и все узнаешь! — С этими словами Перри Мейсон взял свой «дипломат», небрежно бросил в одно из отделений записку и две денежные купюры, взглянул на часы, улыбнулся и сказал: — Пока. Гамильтон Бергер ждать не любит. Я должен быть там ровно в десять.
  Уже у дверей он помедлил и, немного подумав, отдал Делле Стрит последние указания:
  — Свяжись, пожалуйста, с Полом. Вчерашнее письмо ему доставил курьер в форме — пусть он проверит каждую курьерскую службу и найдет того парнишку. Найдет и спросит, где и от кого тот это письмо получил. И пусть не забудет взять описание внешности.
  — Хорошо, шеф.
  — А сейчас я бегу успокоить Бергера — у него наверняка уже чешутся руки.
  — Не давайте ему слишком их распускать.
  Мейсон усмехнулся:
  — Что поделаешь, это шоу пойдет по заказу окружного прокурора. Я — на его территории, и он может гоняться за мной сколько ему вздумается.
  — И у вас не будет никакого прибежища?
  Мейсон усмехнулся еще раз:
  — О, я в любой момент могу спрятаться за «пятую» поправку.
  — Не шутите так.
  — Это вовсе не шутка. Это вполне может быть охранительное, основанное на фактах заявление.
  До Дворца правосудия Мейсон доехал на такси и сразу прошел в комнату заседаний Большого совета.
  Газетные репортеры и фотографы окружили его, ослепив яркими вспышками камер.
  — Почему вас вызывают, мистер Мейсон? — спросил один.
  — Я и сам не знаю. Мне вручили повестку, и я, как рядовой законопослушный гражданин, подчиняюсь требованиям. Больше мне добавить нечего.
  — Нечего или не хотите?
  — И хотел бы, но нечего.
  Подошел полицейский, тронул Мейсона за рукав:
  — Вы — первый.
  Мейсон вошел в комнату, где его ждали члены Большого совета присяжных.
  Председательствовал Гамильтон Бергер. Он что-то говорил, но, увидев Мейсона, прервался. Лицо его выражало плохо скрытое торжество. Оглядев присяжных, Мейсон с интересом отметил для себя, что особой благожелательности к себе ему сегодня ждать не следует, ибо — было ясно как день — Гамильтон Бергер до его появления уже достаточно с ними поработал и ситуацию обрисовал. Дело принимало более серьезный оборот, чем Мейсон предполагал.
  Его привели к присяге, и Гамильтон Бергер предупредил его о соблюдении конституционных прав.
  — Всем известно, что вы — юрист, — начал Бергер. — По закону вы обязаны давать ответы на определенные вопросы, которые зададут вам члены Большого совета. Однако вы можете отказаться отвечать, если считаете, что ваши ответы могут быть потом использованы против вас. Вы имеете право отказаться давать показания, если чувствуете, что требуемые от вас показания могут вас компрометировать.
  — Благодарю вас, — холодно сказал Мейсон.
  — Итак, приступим! Вам была вручена повестка, предписывающая иметь при себе наличные деньги в любом виде, заплаченные вам некоей Арлен Дюваль. С тем чтобы в дальнейшем между нами все было ясно, я прежде всего спрашиваю, мистер Мейсон, знакомы ли вы с Арлен Дюваль?
  — Да, знаком.
  — Она — ваш клиент?
  — Некоторым образом.
  — Чем вы можете объяснить ваше уклонение от прямого ответа?
  — Потому что моя работа на нее определенным образом обусловлена.
  — Обусловлена каким-либо исключением?
  — Да.
  — И каково же это исключение?
  — Проводя свое расследование, я пришел к выводу, что если только она виновна в преступлении, не важно, в каком качестве — активного участника или же сообщника, помогавшего до совершения преступления или после него, то я оставляю за собой право односторонне прервать наши отношения адвоката и клиента и использовать любую имеющуюся у меня на руках информацию во благо правосудия.
  — Как это благородно с вашей стороны, — съязвил Бергер.
  — Простите, но, мне кажется, я не давал повода для сарказма, — спокойно заметил Мейсон, — по сути дела — это элементарная осторожность.
  — Вы уверены, что договорились с ней об этом?
  — Конечно.
  — И это было, когда она в первый раз наняла вас?
  — Да.
  — А может быть, это был уговор, которого вы с ней достигли совсем недавно, уже после того, как получили повестку о вызове сюда для дачи показаний Большому совету с тем, чтобы обеспечить себе такое положение, при котором ваши действия можно будет легально обелить?
  — Я уже ответил, когда мы с ней договорились, — парировал Мейсон. — Если у вас имеются вопросы, задавайте. А если вы вызвали меня для того, чтобы я выслушивал ваши измышления об оправдании каких-то моих действий, тогда увольте. Вы сами юрист и знаете, как следует задавать вопросы, а как этого делать нельзя. Итак, я жду настоящих вопросов.
  — Я бы просил вас не указывать, как нужно и можно трактовать закон, — вскипел Гамильтон Бергер. Лицо у него раскраснелось.
  — Но кто-то же должен. — Мейсон был спокоен. — Впрочем, это нас никуда не приведет. Я — человек занятой, вы — тоже. Уважаемые заседатели тратят свое личное время, чтобы исполнить общественный долг, так что прошу вас — начнем слушание.
  — Отлично! — Гамильтон Бергер говорил по-прежнему сердито и возбужденно. — Давайте же выясним, как вам заплатила Арлен Дюваль. Она ведь платила вам деньги, не так ли?
  — Нет.
  — Что, ни единого цента?
  — Здесь возникает вопрос факта и доказательства. Я записал на счет Арлен Дюваль тысячу пятьсот долларов, это верно, и у меня есть все основания полагать, что деньги получены от нее, но, строго говоря, мне она их не платила.
  — Как же вы их тогда получили?
  — Одна тысяча пятьсот долларов, о которых я сейчас говорю, — Мейсон произнес это медленно, четко расставляя слова, чтобы ведущий протокол заседания судебный стенограф точно все записал, — пришли ко мне сегодня утром по почте и в конверте, адрес на котором был отпечатан на машинке. Внутри также имелась написанная от руки записка, и я полагаю, что записка эта была написана Арлен Дюваль, поскольку на ней имеется подпись.
  — Что было в конверте?
  — Две денежные купюры. Одна — в пятьсот, другая — в тысячу долларов.
  Гамильтон Бергер невольно удивился:
  — Не хотите ли вы сказать, что вышеупомянутая молодая женщина послала вам по почте два банкнота — один в пятьсот, а второй — в тысячу долларов?
  — Именно это я и хочу сказать.
  — И откуда, по-вашему, она взяла такие деньги? — Сдержать едкий сарказм для Бергера было выше его сил.
  — Вы желаете допросить меня перед Большим советом о том, какие мысли у меня на этот счет? — вопросом на вопрос ответил Мейсон.
  — Ладно, мой вопрос: где, по ее словам, она взяла эти деньги?
  — Этот вопрос не обсуждался нами. Как я вам уже говорил, я не виделся с клиентом со вчерашнего дня. Это письмо я получил по почте сегодня утром.
  — Во сколько сегодня утром?
  — За несколько минут до того, как пришел сюда. Это объясняет, почему в данный момент деньги со мной. В моем офисе заведено, что каждый полученный мною наличными доллар я кладу на счет в банке, а потом, по мере необходимости, снимаю деньги в форме чека.
  — И я допускаю как само собой разумеющееся то, — сказал Гамильтон Бергер, — что человек в вашем положении, занимающийся подобного рода деятельностью, принимает все меры к тому, чтобы не быть уличенным в уклонении от уплаты налогов.
  Мейсон как бы нечаянно зевнул.
  — Где эти два банкнота — в пятьсот и в тысячу долларов?
  Перри Мейсон достал их из «дипломата» и протянул Бергеру. Тот списал номера, передал бумагу помощнику и послал его с нею куда-то. Затем обратился к членам Большого совета присяжных:
  — Я попросил проверить номера, это недолго. Посмотрим, не проходят ли они где-нибудь еще.
  После этого Гамильтон Бергер задал Мейсону следующий вопрос:
  — Знали ли вы при жизни Джордана Л. Балларда?
  — Да.
  — Когда вы его в последний раз видели?
  — Вчера вечером.
  — Вы приезжали к мистеру Балларду на работу? Я имею в виду суперавтозаправочную станцию на углу улиц Десятой и Флоссман.
  — Да.
  — И вы там с ним встретились?
  — Да.
  — Знали ли вы его раньше?
  — Нет.
  — То есть вчера вечером вы с ним виделись впервые, правильно?
  — Правильно.
  — Вы вызвались отвезти его домой?
  — Он спросил меня, не могу ли я его подвезти.
  — Вы согласились?
  — Да.
  — И вы довезли его до дома?
  — Да.
  — Он не сказал, почему он хотел, чтобы вы его отвезли до дома?
  — Сказал, что его машина в ремонте.
  — Когда вы приехали к бунгало, в котором он жил, не заметили ли вы перед домом, или на подъездной дорожке, или в гараже другого автомобиля?
  — Нет, не заметил.
  — На своей машине вы въехали в гараж или на подъездную дорожку?
  — На подъездную дорожку.
  — А почему вы не припарковались на обочине?
  — Я уже собирался развернуться и поехать обратно по этой же улице, но Баллард предложил свернуть на подъездную дорожку и доехать до дверей.
  — Поступая таким образом, вы имели возможность оказаться у передней двери гораздо ближе, чем если бы припарковались у тротуара, так?
  — Да, намного ближе.
  — Как близко, не можете сказать?
  — Почему же… я бы сказал, что, когда мы остановились, до передней двери оставалось порядка десяти-двенадцати футов.
  — Говоря это, имеете ли вы в виду, что правая сторона автомобиля была ближе к передней двери, чем левая?
  — Да.
  — Когда вы вышли из машины, то вам пришлось ее обходить для того, чтобы попасть в дом? Вам нужно было ее обходить?
  — Необязательно. Легче было проскользнуть по переднему сиденью и выйти через правую дверцу.
  — Баллард сидел справа от вас?
  — Естественно. Машину вел я.
  — Он выбрался из машины первым?
  — Да.
  — А вы что сделали?
  — Затем я скользнул по сиденью и вышел через правую дверцу.
  — Вслед за Баллардом?
  — Ну конечно. Не стал же я через него карабкаться!
  — Шутливый тон здесь ни к чему, мистер Мейсон. Мы всего-навсего хотим знать, что произошло.
  — Я говорю вам, что произошло.
  — Вы вошли в дом вместе с Баллардом?
  — Да.
  — А сейчас, — Гамильтон Бергер многозначительно поднял указательный палец и направил его на Мейсона, — ответьте, говорили ли вы вашей клиентке Арлен Дюваль, что собираетесь повидаться с Баллардом? Отвечайте!
  — Я ей этого не говорил.
  — Вы не договаривались с ней встретиться у дома Балларда?
  — Нет.
  — И вы ей не говорили, что попытаетесь попробовать убедить Балларда, чтобы он позволил вам подвезти его до дома?
  — Нет.
  Гамильтон Бергер скривил губы.
  — После того как вы вошли в дом и мистер Баллард провел вас в комнату, вы, воспользовавшись случаем, подошли к окну и, частично опустив роликовую штору на окне, подали кому-то условный сигнал, не так ли?
  — Нет. Сигнала я не подавал.
  — Вы отрицаете это?
  — Отрицаю.
  — Вы подавали условный сигнал Арлен Дюваль, разве это не правда?
  — Нет.
  — Но вы кому-то сигналили?
  Мейсон не ответил.
  — Вы это отрицаете? — переспросил Бергер. — Вы смеете отрицать то, что вы кому-то сигналили?
  — Да, я это отрицаю.
  На какое-то мгновение Гамильтон Бергер замешкался.
  — Мистер Мейсон, я хочу предупредить вас, что в нашем распоряжении имеются некоторые доказательства, на основании которых, учитывая ваши последние ответы, я могу заявить, что вы лжесвидетельствуете. Дабы избежать недопониманий, кое-какие свои вопросы я хотел бы повторить.
  — Не нужно меня больше ничего спрашивать о доме Балларда. Я ответил на ваши вопросы и не намерен позволить вам запугивать себя. Вы спросили, что хотели. Вы сказали, что в моих ответах содержится лжесвидетельство. А я говорю, что это ваше заявление — ложное допущение. Я находился в доме Балларда всего лишь несколько минут.
  Бергер мрачно продолжал:
  — Некий человек, поднявший и опустивший штору на окне, находился в доме Балларда в момент его смерти. Мы можем это доказать!..
  Лицо Мейсона осталось неподвижным, как маска.
  — Что ж, докажите.
  — Минуту, мистер Мейсон. Сейчас меня больше интересует обвинение в лжесвидетельстве. Я хочу убедиться, что вы правильно меня поняли. Вы заявили, что, поднимая и опуская роликовую штору, вернее, сначала опуская, а потом поднимая, вы не подавали сигнала вашему клиенту.
  — Все верно.
  — И вы сказали, что никому не сигналили.
  — Правильно. Вот уже дважды вы меня об этом спросили, и я дважды ответил. Есть у вас ко мне что-нибудь еще?
  — Больше мне ничего не требуется, — огрызнулся Бергер. — Хотел дать вам шанс спасти вашу профессиональную карьеру, сам не понимаю зачем. Хорошо, тогда я попрошу вас пока посидеть, а мы тем временем вызовем двух свидетелей.
  Повернувшись к сидевшему ближе к двери заместителю, Гамильтон Бергер прорычал:
  — Пусть позовут Гораса Манди.
  Манди вошел в комнату заседаний Большого совета. Выглядел он как нашкодивший пес перед поркой и, украдкой встретившись с Мейсоном взглядом, тут же отвел глаза.
  — Хочу предупредить мистера Мейсона, — прогремел Бергер, — что в разбирательстве такого рода он не имеет права подвергать свидетеля перекрестному допросу. Должен признать, что, будучи известным мастером этого дела, мистер Перри Мейсон, предоставься ему такая возможность, попытается начать передергивать факты и смутит свидетеля. В этом я твердо убежден. Хочу заверить Большой совет присяжных, что вопросы я буду ставить абсолютно справедливо и не буду пытаться силой добиваться опознания. Я не собираюсь допустить, чтобы мистер Перри Мейсон начал вводить свидетеля в заблуждение и таким образом задурил ему голову. А сейчас, мистер Манди, вопрос к вам: знаете ли вы сидящего там джентльмена, мистера Перри Мейсона?
  — Да, знаю. Так точно, сэр.
  — Вы видели его вчера ночью?
  — Да, сэр.
  — Где?
  — Я видел его несколько раз. Он приехал ко мне после того, как я передал донесение Полу Дрейку из детективного агентства.
  — Вы были наняты Детективным агентством Пола Дрейка?
  — Да.
  — И вас нанял мистер Мейсон, чтобы следить за…
  — Извините, но так много я вам сказать не могу. Я знаю только то, что Детективное агентство Дрейка попросило меня сделать для них кое-что и я согласился. Из того, что говорилось по телефону, я сделал для себя вывод, что клиентом, скорее всего, является мистер Мейсон.
  — Ну, хорошо, хорошо. — Бергер сделал нетерпеливый жест рукой. — Перейдем к событиям вчерашнего вечера. Вы следили за Арлен Дюваль, верно?
  — Да, сэр.
  — Где она была?
  — Сначала, когда я приступил к слежке, в трейлере. Она на нем уехала и в нем живет.
  — Вообще-то, насколько я это понимаю, она уехала не на трейлере. Она уехала на машине, а трейлер везла за собой.
  — Так точно, сэр. Так оно на самом деле и было. Извините.
  — Не нужно извиняться, — поспешил успокоить свидетеля Бергер. — Я бы никогда не стал заострять на этом внимание, потому что все мы здесь понимаем, что вы имели в виду. Но мистер Мейсон сейчас следит за каждой технической неточностью, ждет любую соломинку. Итак, вы видели, как Арлен Дюваль ехала на машине и везла за собой трейлер, это так?
  — Да, сэр.
  — И куда она поехала?
  — Она выехала в довольно безлюдное место — это на территории, прилегающей к гольф-клубу «Ремуда». Земля там ничем не занята и принадлежит, насколько мне известно, этому клубу.
  — Каковы были ваши действия?
  — Мы с напарником заняли позицию для наблюдения. Расположились таким образом, что если бы она поехала обратно, то мы бы ее непременно заметили.
  — Что было дальше?
  — Я решил, что пора позвонить Полу Дрейку и доложить, что происходит. Мне казалось, что вечер будет спокойным. Ближайший общественный телефон, о котором я знал и которым в этот час можно было воспользоваться, находился…
  — Кстати, который был час?
  — Который час? Ну-у… примерно… это было где-то между половиной десятого и десятью. Поймите меня правильно, мистер Бергер, как детектив, я всегда делаю для себя пометки, отмечаю время каждый раз, когда звоню в офис, — время доклада по телефону. Поэтому именно в тот конкретный момент я на часы не смотрел. Я собирался засечь время, когда уже позвоню. Но было это между девятью тридцатью и десятью часами вечера.
  — Я вас понял, продолжайте!
  — Как я уже сказал, ближайший общественный телефон, о котором я знал, находился на ночной автозаправочной на бульваре. Это в том месте, где дорога отворачивает и идет мимо гольф-клуба, а потом дальше от нее отходит еще частная дорожка, ведущая в клуб.
  — Расскажите нам, что вы сделали.
  — Я решил, что могу срезать расстояние, а это минимум миля с четвертью, и выиграть время, если пойду на станцию напрямик — через поле гольф-клуба.
  — Вы так и поступили?
  — Да, сэр.
  — Ночь была темной?
  — Да. В том смысле, что луны не было. Но я видел кое-какие звезды. Другими словами, если вверху в атмосфере что-то и было, я хочу сказать — дым какой-нибудь или какие-либо атмосферные образования, то они не закрывали полностью все звезды. Яркие звезды я видел хорошо. И вообще, в целом света было достаточно, чтобы идти и не спотыкаться. При условии, конечно, что глаза более-менее привыкли к темноте.
  — Был ли у вас фонарик?
  — Я всегда ношу с собой карманный фонарик — один из тех, что сейчас делают в форме авторучки, так что его можно прицепить к одежде.
  — И вы пошли через поле гольф-клуба, так?
  — Да. Сначала я шел по тропинке между кустами — там я светил себе под ноги фонариком, а потом оказался на поле и по проходу пошел быстрее. Идя по полю, я фонариком не пользовался.
  — Что было дальше?
  — Я прошел немного и вдруг впереди себя заметил фигуру. Женскую фигуру.
  — Что вы сделали?
  — Я сразу же упал на одно колено.
  — Зачем?
  — Чтобы женщине впереди не был виден мой силуэт на фоне неба. И чтобы я ее на фоне неба мог получше рассмотреть.
  — Вы ее рассмотрели?
  — Да.
  — Кто это был?
  — Именно в тот момент, мистер Бергер, я ее разглядел не очень отчетливо и утверждать, кто она такая, не взялся бы. Но в душе я был уже почти уверен. А потом, позднее, я рассмотрел ее как следует.
  — Кто была эта женщина?
  — Арлен Дюваль.
  — Когда конкретно вы перестали сомневаться в ее личности?
  — Когда пришел за ней на автозаправочную.
  — Она пришла на автозаправочную станцию?
  — Да. Пришла туда позвонить.
  — Вы последовали за ней?
  — Да, сэр.
  — Что вы сделали потом?
  — Я не сомневался, что она по телефону вызывает такси. Мне к телефону подойти было нельзя, по крайней мере, пока она там была, и я боялся, что Арлен Дюваль уедет в такси, а я второе вызвать не успею. Поэтому я вышел на бульвар и стал голосовать — хотел остановить какого-нибудь автомобилиста.
  — Вам это удалось?
  — В конце концов да.
  — Кого вы остановили?
  — Человека по фамилии Фрейзер.
  — Полностью имя назвать можете?
  — Конечно, сэр.
  — Назовите.
  — Джеймс Уингейт Фрейзер.
  — Между вами состоялся какой-то разговор?
  — Да. Я попросил его помочь последить за другой машиной и показал на стоящую рядом с телефоном мисс Дюваль. Сказал, что ехать нужно за ней, и предъявил свое удостоверение частного детектива.
  — Вы сказали этому человеку, что вы частный детектив?
  — Не совсем так, я просто сказал, что я детектив, и показал документы. Я ничего не искажал, но сказал только, что детектив, и все.
  — Давайте начистоту, — благодушно усмехнулся Гамильтон Бергер, — вам хотелось, чтобы он посчитал вас за полицейского детектива, не так ли?
  — Он мог принять меня за кого угодно — его воля, но я сказал ему, что я детектив.
  — И вы попросили его помочь последить за автомобилем, если таковой появится и заберет мисс Дюваль?
  — Да.
  — Вы обещали заплатить ему?
  — Да, сэр.
  — Хорошо. Что случилось потом?
  — Подъехало такси, и Арлен Дюваль в него села. Судя по всему, это было такси, вызванное по телефону.
  — Записали ли вы его номер?
  — Конечно, сэр. И указал в донесении.
  — И каков был номер этого кэба?
  — Двести пятьдесят пять.
  — Что было дальше?
  — Мистер Фрейзер, следуя моим инструкциям, поехал следом за такси.
  — А теперь я попрошу вас описать события. Куда это такси ездило, что делала мисс Дюваль и так далее.
  — Мы немного поездили и оказались у жилого дома. В нем проживает, как я узнал с тех пор, Джордан Л. Баллард. Но сначала мисс Дюваль на такси съездила на место его работы на углу улиц Десятой и Флоссман. А уже оттуда — к бунгало.
  — Что произошло там?
  — На подъездной дорожке у бунгало Балларда стоял автомобиль. Я, естественно, подумал, что это его машина. Такси там остановилось, мисс Дюваль вышла, поднялась по ступенькам на крыльцо и вроде бы хотела звонить, но услышала какие-то голоса, вернулась обратно, расплатилась с таксистом, и он уехал. А мисс Дюваль после этого обошла дом с другой стороны.
  — Что делали вы в тот момент?
  — Как только такси остановилось, попросил мистера Фрейзера проехать немного вперед, там мы развернулись и припарковались лицом к дому Балларда. Я вышел и, стараясь держаться в тени, прошел к дому. Я не хотел выпускать мисс Дюваль из виду.
  — Что вы там заметили?
  — Я наблюдал за домом и видел, как в окне, выходящем на боковую улочку, появился человек. Он отодвинул портьеры — в этот момент сзади на него падал идущий из комнаты свет, — помедлил чуть-чуть, а затем опустил и поднял крепящуюся над окном роликовую штору.
  — Сейчас вы можете сказать, кто был этот человек в окне?
  — Я… я не могу утверждать абсолютно точно, но мне кажется, что это был Перри Мейсон.
  — Что было потом?
  — Вскоре после того мистер Мейсон, или кто-то другой, кто был в доме, вышел, сел в машину и уехал. Тогда Арлен Дюваль притащила откуда-то ящик, подставила его к кухонному окну и, подняв юбку, пролезла внутрь.
  — Хорошо, продолжайте.
  — Она находилась в доме всего несколько минут.
  — Поточнее не можете?
  — Пожалуй… минут пять.
  — А затем?
  — Затем она вышла.
  — Как она шла?
  — Очень быстро, почти бежала.
  — Что сделали вы?
  — Вернулся к машине Фрейзера. Мы еще некоторое время поездили за мисс Дюваль, пока не потеряли ее.
  — Как это случилось?
  — Она притворилась, будто хочет подняться на крыльцо, а вместо этого забежала за дом, и больше мы ее не видели. Трюк старый и всем известный, но я не ожидал ничего такого. Да и в целом я своей работой в тот вечер гордиться не могу…
  — Сейчас вы утверждаете, что сигналящий из окна человек был Перри Мейсон?
  — Я… да, сейчас, пожалуй, да.
  — Задавал ли вам мистер Мейсон вопросы, пытаясь выяснить, узнали ли вы его или нет?
  — Дело было так, что он приехал ко мне и попросил описать человека, которого я видел подающим сигнал у Балларда в окне. Я вынужден был признаться, что тот человек выглядел точно как мистер Мейсон, что по размерам и по комплекции это был, если можно так выразиться, его двойник, и… в тот момент я не придал этому особого значения.
  — А когда вы осознали значение этого?
  — Когда был у вас в офисе и… после того как поговорил с мистером Фрейзером. Тогда у меня стала складываться единая картина.
  Бергер удовлетворенно выпрямился на стуле.
  — Думаю, этого пока достаточно. Пригласите Джеймса Уингейта Фрейзера.
  Фрейзер вошел, его привели к присяге, и он изложил свой рассказ, подтвердив все, что до него сказал Манди, за исключением момента о времени.
  По словам Фрейзера, он впервые увидел Манди в промежутке между девятью и девятью тридцатью.
  — Как вы определяете время? — спросил Бергер.
  — Приблизительно. Я ездил посмотреть кое-какую недвижимость, а когда возвращался, меня остановил на бульваре этот детектив, и мне кажется, что тот человек у Балларда в доме подавал сигнал где-то около десяти часов вечера.
  — Можете ли вы сейчас опознать человека, подававшего сигнал?
  — Да, сэр. Это был Перри Мейсон.
  — Когда вы в первый раз узнали, кто он такой?
  — Он появился у меня дома… у нас как раз полным ходом шла небольшая вечеринка.
  — Во сколько это было?
  — Поздно ночью.
  — И все-таки во сколько?
  — О, это было… примерно… не знаю, я совсем не смотрел на часы. Мы отдыхали с друзьями, и…
  — Что хотел мистер Мейсон? Что он сказал?
  — В основном он хотел выяснить, хорошо ли я разглядел и смогу ли узнать того человека в окне. Я ответил, что человек был такого же телосложения и… А после того как мистер Мейсон уехал от меня, кто-то из гостей, не помню кто, сказал что-то насчет того, что слишком уж он озабочен, смогу ли я того незнакомца снова узнать и… еще кто-то добавил: «А может быть, он озабочен потому, что хочет знать, не подозревает ли его кто-нибудь…» Все засмеялись, но меня вдруг как осенило… я понял, что человеком в окне мог запросто быть мистер Мейсон.
  — Вы видели того человека сначала в окне, а потом когда он уходил, верно?
  — Да, сэр. И когда он уходил, я разглядел его лучше.
  — Видели, как он вышел, сел в машину и уехал?
  — Да, сэр.
  — Кто был этот человек?
  — Сейчас я могу утверждать, что это был Перри Мейсон.
  — Называя это имя, вы имеете в виду свидетеля, сидящего от вас слева?
  — Да.
  — Положите руку ему на плечо.
  Фрейзер приблизился к Мейсону и выполнил, что от него требовалось.
  — Это все, — заявил Гамильтон Бергер.
  Окружной прокурор встал, повернулся к присяжным, затем взглянул на Мейсона и произнес:
  — Мы вас больше не задерживаем, мистер Мейсон. Вы свободны.
  — Благодарю вас, — сказал Мейсон, — но если вы хотите быть абсолютно и окончательно точным в глазах Большого совета присяжных, то вам бы не мешало отметить и тот факт, что у обоих этих свидетелей я спрашивал, могут ли они опознать виденного ими человека. Манди, мне помнится, ответил, что вряд ли, а Фрейзер сказал, что может опознать, если снова увидит. Но в тот самый момент Фрейзер смотрел прямо на меня.
  — Нет нужды начинать оспаривать это дело, — возразил Гамильтон Бергер. — Члены Большого совета в состоянии сами сделать выводы, особенно относительно того, почему вам так не терпелось увидеть свидетелей, и в то время, как от вас они этого ждали бы в самую последнюю очередь, поставить им ловушку и заставить заявить, что однозначно положительного опознания они дать не могут.
  — Прошу не касаться мотивировки моих поступков, господин окружной прокурор. Сконцентрируйтесь на своих! Я всего лишь хочу отметить некоторые очевидные моменты. Да, сейчас я не имею права подвергать свидетелей перекрестному допросу, но если Большой совет решит предпринять какое-либо действие, то такое право у меня появится, и не забывайте — перекрестный допрос состоится тогда в присутствии общественности.
  — Не пытайтесь оспаривать дело, — огрызнулся Бергер. — Я уже сказал: мы вас больше не задерживаем.
  — Благодарю вас, господин окружной прокурор. — С этими словами Мейсон покинул зал заседаний Большого совета, за дверями которого его моментально окружили репортеры.
  — Что там происходит? — Этот вопрос прозвучал одновременно из нескольких уст. — Это правда, что вы замешаны в убийстве Балларда?
  — Насколько мне известно, — спокойно ответил Мейсон, — свидетель не вправе обсуждать с кем-либо показания, данные перед Большим советом.
  — Вас вызывали в качестве свидетеля?
  — Да.
  — Тогда почему вы оставались в зале, пока вызывали еще двоих свидетелей? Их вызывали, чтобы опознать вас?
  — Об этом спросите окружного прокурора или кого-нибудь из присяжных. Я от комментариев воздерживаюсь! — Мейсон любезно улыбнулся.
  — Но, предположим, вас опознали.
  — Предположим.
  — Пытается ли Бергер склонить членов Большого совета обвинить вас в чем-либо?
  — Боюсь, что я не в состоянии читать мысли господина окружного прокурора. Извините, джентльмены, но я должен идти!
  — Нет, нет, мы вас так не отпустим! Вы были вчера ночью в доме у Балларда?
  — Да, был.
  — В то время, когда его убили?
  — Нет. Когда я от него ушел, он был жив-живехонек.
  — Во сколько это было?
  — Я не посмотрел на часы.
  — Это правда, что вы — последний человек, видевший Джордана Балларда живым?
  — Убийца видел его живым.
  — Это правда, что вас пытаются обвинить в лжесвидетельстве? Что они собираются предъявить вам?
  — Если мы обратимся к закону, то увидим, что предсказанием будущего занимаются люди, кому это соответствующим образом дозволено государством. Я этим не занимаюсь.
  — Что произошло в зале заседаний? — Репортеры так и наседали.
  — Никаких комментариев! — Мейсон усиленно пробирался к выходу. — Почему бы вам не спросить об этом Гамильтона Бергера? Он будет весьма рад предоставить вам эту информацию.
  По выходе из Дворца правосудия Перри Мейсон взял такси и поехал обратно в офис.
  Делла Стрит уже заждалась его.
  — Что случилось, шеф?
  — Гамильтон Бергер готовится обвинить меня в лжесвидетельстве.
  — Вы отказались отвечать на его вопросы?
  — К счастью, Гамильтон Бергер формулировал вопросы таким образом, что у меня не возникло необходимости отказываться отвечать ему. Он хотел знать, опускал ли я эту штору в доме у Балларда с тем, чтобы подать сигнал Арлен Дюваль. Я ответил отрицательно. Затем он вынудил меня отрицать также и то, что, опуская и поднимая штору, я вообще подавал кому-либо какой-то сигнал. Я воспользовался этой возможностью и сказал — нет. Я боялся, что если он будет много говорить, то в конце концов задаст и правильный вопрос, а именно: подходил ли я или нет к окну этого дома и опускал ли я или поднимал штору? Он вышел из себя. А когда наш друг Гамильтон Бергер сердится, то мыслит не очень четко.
  — То есть он так и не спросил вас, что вы там делали, кроме того, что кому-то сигналили?
  — Вот именно. — Мейсон усмехнулся.
  — Замечательно! И что же мы теперь будем делать?
  — Позвоним Дрейку и спросим, нашел ли он того рассыльного.
  — Он его не нашел. Хотя обзвонил все службы, где есть курьеры.
  — В таком случае остается последняя возможность — связаться с теми, кто шьет театральные костюмы. Одежда могла быть взята напрокат.
  — Он уже над этим работает. А вот и он — легок на помине.
  Раздался условный стук в дверь, которым пользовался только Пол Дрейк. Делла Стрит открыла.
  — Ты не хочешь дать мне пинка под зад? — с ходу спросил Дрейк у Мейсона.
  — С чего бы это?
  — А с того, что я оказался набитым дураком и меня следует наказать не позднее следующей недели. И как я только сразу не раскусил этого рассыльного!..
  — Давай ближе к делу, Пол. Рассказывай!
  — Прежде всего я должен был заметить, что это была не обычная курьерская служба, что это был театральный костюм.
  — Как бы ты это определил?
  — Подделку видно сразу — там, во-первых, не было значка с номером, вместо него на фуражке красовалась медная бляха с каким-то именем, и моя секретарша приняла ее за название службы. Но это не самое худшее…
  — А что же самое худшее?
  — Этим рассыльным мог быть Говард Прим — парень, замешанный в угоне трейлера.
  — Ты уверен?
  — В том-то и дело, что нет, черт меня подери! Я не уверен и не могу дать тебе что-то, что бы ты мог потом использовать.
  — Не кипятись, Пол! Давай по порядку.
  — Вчера ночью, Перри, у меня работало много людей. Нужно было сделать массу вещей, и ночная секретарша на коммутаторе буквально разрывалась на части. Поэтому, когда откуда-то появился курьер и сказал, что у него конверт для Пола Дрейка, который я должен передать тебе, как только ты появишься, она не обратила на это внимания. Взглянула только на адрес, а курьера словно ветром сдуло. Даже расписку не попросил. Звонки шли один за другим, коммутатор аж накалился, я все время с кем-то разговаривал…
  — Не стоит об этом. Я прекрасно знаю — ты работал, математических результатов в такой работе не бывает.
  — Да, Перри. Мы следили за Примом, или Сэккитом, — не имеет значения, но кончилось тем, что мои люди остались в дураках. Он ушел. Вернее, вошел в какое-то учреждение, а обратно выходящим они его так и не увидели.
  — А при чем здесь костюм?
  — Костюм как раз все расставляет по местам, и не один, а целых два костюма. Их взяли напрокат перед самым закрытием: один — курьерский, а второй — одеяние священника, и агентство по предоставлению костюмов располагалось в том здании, куда в последний раз зашел Сэккит. Теперь-то ты понимаешь, что случилось? Мой парень к зданию близко не подходил: боялся спугнуть, и, когда оттуда вышел священник с пакетом под мышкой, ничего не заподозрил. Сэккит, он же Прим, заскочил, наверное, в туалет, переоделся, а костюм рассыльного захватил с собой. Лица его мой человек видеть не мог, да он и не ожидал такого поворота событий.
  — Значит, ты полагаешь, что письмо доставил сам Сэккит?
  — Возможно, хотя описание внешности не совпадает. Сэккит, по нашим сведениям, крепкий и коренастый, а этот курьер — тоненький и стройный… Дьявол! Пусть у меня все зубы выпадут, но это как пить дать могла быть переодетая девица. Я в тот момент не мог оторваться, а секретарша даже не удосужилась взглянуть на него как следует. Судя по ее описанию, это запросто могла быть девица.
  — Ты не знаешь, куда направился Сэккит после того, как взял напрокат костюмы?
  — То-то и оно, что нет, Перри! Это меня и бесит! Но после драки кулаками не машут, что было, то было.
  — А когда твои ребята снова напали на след?
  — Только около шести утра. Он вернулся на Митнер-авеню, 3921, где снимает жилье под именем Сэккита. Вел себя как ни в чем не бывало, поставил джип и, ни разу не оглянувшись, вошел в дом. Он, похоже, не ожидал, что у дома его тоже поджидают мои люди.
  — Отлично, — сказал Мейсон, — будем исходить из того, что имеем. А на данный момент у нас, Пол, есть тo, что твой Манди опознал меня перед Большим советом присяжных как человека, которого он видел у Балларда в окне.
  — Будь он неладен, этот Манди!
  Мейсон кивнул.
  — Но мне он сказал по-другому.
  — А письменное донесение? — спросил Мейсон. — Рапорт он написал?
  — Нет. Он… Впрочем, когда я сейчас об этом подумал, то мне кажется, кто-то ему хорошо подсказал этого не делать. В подобных случаях просто полагается подать письменный рапорт.
  — А сказал он тебе, что его вызывают на Большой совет?
  Дрейк покачал головой.
  — Что ж, — заметил Мейсон, — будем довольствоваться тем, что есть.
  — Но, Перри, — торопливо перебил его Дрейк, — ты же не можешь винить моего человека за то, что на него вышла полиция и что окружной прокурор сказал ему, что делать, а что — нет, и за то, что он не посмел ослушаться. В конце концов, он детектив и в этом городе ему еще жить и работать.
  — Конечно нет, Пол. Но мне жутко интересно, действительно ли сказал ему многоуважаемый господин Бергер, кроме того, что не делать, еще и то, что делать. Я имею в виду опознание.
  — Видишь ли, Перри, нужно знать Манди. Он консерватор. Порядочный, надежный, работящий. Если он что-то говорит, проверять не надо. Единственная заковырка с ним — излишняя робость, он не боец. Выходит из игры, как только запахнет жареным. У него хороший глаз, он безупречный исполнитель, но… он не боец, Перри.
  — Другими словами, он бы не стал сопротивляться окружному, так?
  — Он никогда бы не поклялся ни в чем, чего не видел своими глазами и в чем не уверен на все сто.
  — Но с окружным прокурором бороться не стал бы?
  — Нет. И нельзя от него это требовать. Ну а почему бы в самом деле тебе туда не пойти, на это могла быть веская причина… В убийстве тебя подозревать никто не собирается. Твой ночной визит важен только в том смысле, что помогает установить элемент времени. А что, Арлен Дюваль пришла сразу, как ты уехал?
  — По крайней мере, так утверждает Манди.
  — Ну если Манди это утверждает, то, скорее всего, так оно и есть. Что будешь делать, Перри?
  — Ничего. Но если Бергер вызовет меня в качестве свидетеля и сумеет правильно поставить вопросы, мне придется пожертвовать клиентом.
  — И что она тогда сделает?
  — Чтобы спасти свою голову, она сделает единственно возможное — покажет, что нашла его мертвым, когда я ушел.
  — И тогда Гамильтон Бергер…
  — Трудно сказать. Он может повернуть дело так, что Большой совет предъявит обвинение нам обоим. Он взбешен, не забывай… О, Пол, давай хоть на минуту о нем забудем! Что у нас с Арлен? Что там было?
  — Арлен — сущий дьявол. Когда полицейские сыщики обнаружили, что следят за пустым трейлером, они сильно расстроились. Сегодня утром они ворвались туда и устроили обыск.
  — Черт! Обыск без ордера?
  — Насколько мне известно, без. Не знаю как, но постепенно до них дошло, что их ночная пташка выпорхнула, ничего им не сказав. Они подкрались поближе, посовещались, и один побежал звонить. Мои люди не пропустили ничего.
  — И что произошло?
  — Двое других подошли вплотную и постучались. Два или три раза. Само собой, ответа не было. Тогда они попробовали дверь — она была открыта, — и они вошли.
  — Как долго они находились внутри?
  — Да они и сейчас там, Перри! Ребята, должно быть, дотошные. Проверяют основательно.
  — Ладно, Пол, постарайся как-нибудь снова не потерять Сэккита. Все внимание ему.
  — А ты, Перри? Что ты хочешь предпринять с Манди? Тебе это серьезно повредит?
  — Я не сомневаюсь, что в данный момент Гамильтон Бергер увещевает Большой совет присяжных выдвинуть против меня обвинение в лжесвидетельстве.
  — Что, если ему это удастся?
  Мейсон пожал плечами.
  — А все-таки, Перри, что, если он их убедит?
  — Я подпишу обязательство.
  — А дальше?
  — Дальше не знаю.
  — Ты что-то немного говоришь сегодня.
  — А пока и говорить-то особенно нечего. Приставь еще людей за Сэккитом, Пол. Он для нас важен. Чертовски важен! И не дай ему надуть тебя еще раз.
  — Нужно ли дать понять, что мы за ним следим?
  — Лучше не надо. Если, конечно, нельзя этого избежать. И брось на него больше людей.
  — О’кей, Перри! Что еще?
  — Узнал ли что-нибудь об убийстве Балларда?
  — Ничего нового. Кто-то зашел сзади и нанес удар по голове тяжелым предметом. Чем-то вроде дубинки. А когда тот уже стоял на коленях, трижды пырнул в него кухонным резаком.
  — Откуда взялся резак?
  — Это был нож Балларда. Кто бы им ни воспользовался, он взял его с магнитной вешалки над сушилкой.
  — Это делает смерть еще более трагичной — жертву убили его же собственным ножом. Но одновременно исключает и преднамеренность и превращает дело в тот случай, когда действия разворачиваются на месте по непредвиденному сценарию.
  — Кто это сделал, Перри?
  — В том-то и загвоздка, пропади все пропадом! Согласно рассуждениям полицейских, а они вроде бы рассуждают логично и никакого изъяна в их логической цепочке я пока не вижу, убить Балларда могли только двое — Арлен Дюваль и Перри Мейсон. Но я-то этого не делал, черт меня побери!
  — А как они мыслят?
  — Прежде всего, они знают, что Арлен Дюваль приехала на место, когда я был у Балларда и с ним разговаривал. Войти она не захотела, ждала, пока я уйду. Переждав за домом, она затем пробралась внутрь через заднее окошко и, пробыв в доме у Балларда минут пять, выбежала сломя голову через главный вход, после чего с успехом избавилась от твоих пинкертонов. Что за дьявол, Пол, почему вчера ночью с твоими сыщиками расправлялись, как со слепыми котятами?
  — Это случается, Перри, — удрученно согласился Дрейк, — ты знаешь эту игру не хуже, чем я. Так бывало и в прошлом, мы не застрахованы от этого и впредь. Таковы правила, и элемент везения не исключить. Но как они узнали, что Баллард был мертв в тот момент, когда Арлен Дюваль выбежала из дома?
  — А это, Пол, как раз и есть сейчас моя последняя надежда. Если у Арлен хватит благоразумия и она ничего не скажет, то мы сможем запутать свидетелей относительно временного фактора. Уже наблюдается расхождение показаний. Но что-то там в доме такое случилось, отчего она и впрямь потеряла голову и бросилась наутек. Многое зависит от дальнейшего хода событий.
  — То есть как?
  — Рано или поздно ее поймают, и если она покажет, что Баллард в момент ее ухода из дома был жив и здоров, то от нее потребуют объяснения, зачем тогда она проникла к нему через окно на кухне и почему сбежала как сумасшедшая, даже не прикрыв за собой переднюю дверь. Но в случае, если она признается, что вошла и, застав Балларда мертвым, испугалась и поэтому убежала, то… то тогда земля у меня под ногами будет гореть жарким пламенем. И все же нам нельзя не учитывать одну гнусную возможность…
  — Какую?
  — Отвратительную возможность того, что Арлен Дюваль сама в запале ударила его по голове — они, вероятно, перед этим крупно повздорили, — потом схватила попавшийся под руку нож, всадила его Балларду в спину, а после всего случившегося пытается выкрутиться и спихнуть убийство на меня.
  — В запале, ты сказал? То есть в приступе ярости?
  — Вот именно.
  — Но тогда это убийство уже не будет проходить по высшей категории.
  — Возможно, Пол, мы за это и ухватимся. Высокая категория или вторая, а это определяется наличием либо отсутствием обдуманности убийства заранее — вот за что, возможно, нам придется бороться.
  — Но каков мог быть мотив? Отчего вдруг она могла впасть в безудержную ярость?
  — Оттого, что внезапно обнаружила, что этот Джордан Л. Баллард и есть тот самый негодяй, провернувший манипуляцию с подменой денег и сваливший вину на ее отца. Впрочем, я вовсе не собираюсь гадать, по какому мостику переходить ручей, пока я к этому ручью даже не подошел. Мы подождем до тех пор…
  Зазвонил телефон. Мейсон кивнул Делле Стрит, та сняла трубку, поднесла к уху, послушала и сказала:
  — Это вас, Пол.
  Пол встал.
  — Слушаю вас. — Какое-то время он молчал, затем выругался и повернулся к Перри Мейсону: — Ну вот и все, Перри. Пламя разгорается.
  — Что ты сказал?
  — Полиция обнаружила Арлен Дюваль. Она призналась, что была у Балларда в доме. Почему пошла туда, не говорит, но признает, что забралась через кухонное окошко после того, как заглянула туда и увидела его лежащим на полу. Заявила, что, когда она вошла в дом, он был уже мертв.
  Мейсон посмотрел на часы:
  — Это означает не что иное, как то, что время работает против нас.
  — Сколько у нас его еще, Перри?
  Мейсон пожал плечами.
  — Бергер, мне кажется, и пальцем не пошевелит, пока не напишет обвинительный акт. Но он может начать дело и приступить к предварительному слушанию. Делла, подготовь, пожалуйста, представление для рассмотрения законности ареста. Составь его от имени Арлен Дюваль, и тогда посмотрим, что он сделает — заглотит наживку или сам закинет удочку.
  — А ты как думаешь? — спросил Дрейк.
  — Я полагаю, что он сделает и то, и то. Если, конечно, у него ума хватит.
  — Не понимаю?
  — Он обойдет Большой совет и возбудит дело об убийстве против Арлен Дюваль. Затем он может потребовать предварительного расследования и вызвать меня свидетелем от обвинения. Это заставит меня играть в открытую и вынудит Арлен Дюваль либо принять на себя обвинение в убийстве, либо навесить его на меня. И в любом случае Гамильтон Бергер будет иметь на руках все козыри.
  Некоторое время Пол Дрейк обдумывал ситуацию.
  — Вот уж когда я бы не хотел оказаться на твоем месте, Перри!
  Мейсон усмехнулся:
  — Да, на моем месте сейчас никому бы не поздоровилось!..
  — Но сколько у нас времени? — спросил Дрейк. — Насколько мы их опережаем?
  — Ненамного. Нам необходимо доказать, что именно произошло. Убийство совершила или Арлен Дюваль, или кто-то еще. Естественно, что, когда мы с Баллардом вошли в его дом, там еще мог прятаться и кто-то посторонний, и вот эту-то ситуацию мы должны расследовать со всех сторон, Пол.
  — Ты считаешь, что кто-то, кто там прятался, убил Балларда и подождал, пока придет и уйдет Арлен Дюваль?
  — Да. Или это, или убийца — Арлен.
  — Ну так вот, Перри, мое мнение я могу выложить сразу: в данном конкретном случае грязную работу сделала твоя клиентка. Конечно, мы не знаем причины того, что ее побудило к этому, и так далее. Я вполне допускаю, что ее действия оправданны, но она, Перри, не даст себя завалить. Она выкарабкается за счет тебя, я уверен.
  — Что, что?
  — Мне кажется, ты понимаешь. Она свалит убийство на тебя, наймет себе другого адвоката, и в конечном итоге она, ее адвокат и Гамильтон Бергер устремятся к одной цели — доказать твою причастность к убийству.
  — В любом случае, — согласился Мейсон, — времени у нас очень мало.
  — Но сколько-то все-таки есть?
  Мейсон вздохнул:
  — Практически ничего. Действовать надо немедленно.
  Глава 9
  Первые выпуски вечерних газет пестрели сногсшибательными заголовками типа: «ЗНАМЕНИТЫЙ АДВОКАТ ОБВИНЯЕТСЯ В ЛЖЕСВИДЕТЕЛЬСТВЕ». Несомненно, что кто-то из окружения Гамильтона Бергера встречался с прессой и, не вдаваясь в детали, изложил суть дела, при этом в выражениях не стеснялся.
  Из прочитанного отчета о заседании Большого совета присяжных Мейсон узнал, что члены его весьма серьезно рассмотрели предложение окружного прокурора о выдвижении обвинения в лжесвидетельстве «знаменитому адвокату». Но тем не менее в интересах правосудия решили не принимать пока никаких мер и подождать результатов суда над Арлен Дюваль по делу об убийстве Джордана Л. Балларда.
  Окружной прокурор, будучи непреклонен в своем намерении довести обвинение в лжесвидетельстве до конца, дал добро на возбуждение дела против Арлен Дюваль, классифицируя его как убийство высшей категории, когда стало известно, что Перри Мейсон готовит заявление о рассмотрении законности ареста.
  Гамильтон Бергер с полной ответственностью заявил в прессе, что все силы и средства его службы будут направлены на то, чтобы процесс над Арлен Дюваль стал как можно более быстрым и справедливым, и что он, в свою очередь, не сомневается в том, что члены Большого совета исполнят свои обязанности «с достоинством и честью».
  Гамильтон Бергер сообщил также и кое-какую другую информацию. Оказывается, Арлен Дюваль не только признала, что Баллард во время ее проникновения в дом через кухонное окно был уже мертв, но заявила, что и вошла-то она в дом именно потому, что заметила лежащее на полу тело.
  Работники лаборатории обнаружили на обуви Арлен Дюваль следы крови. Кровь подвергли анализу — она принадлежала человеку и была весьма редкой группы «ОА». Этой группой обладают от трех до пяти процентов населения, но как раз таковой была группа крови Джордана Балларда.
  Некоторые газетные публикации также давали понять, что в руках у полиции имеется некое неопровержимое, уличающее преступника доказательство, раскрыть которое они до поры до времени не имеют права и держат за семью замками.
  И уж, естественно, не обошлось без обсуждения всех нюансов таинственной пропажи четырехсот тысяч долларов наличными из банка «Меркантайл секьюрити», и не одна газета доверительно поделилась со своими читателями тем фактом, что незадолго перед смертью Джордан Баллард, бывший работник вышеназванного банка, одно время подозреваемый в этом деле, вспомнил номер по меньшей мере одной тысячедолларовой купюры из числа украденных и сообщил этот номер полиции.
  Вновь выплыла на свет божий старая история о пачке банкнотов на сумму в пять тысяч долларов, которую требовал неизвестный шантажист и номера каждого из которых были записаны в ФБР. Эти-то номера, казалось, и являются самой большой тайной во всем деле. Ходили слухи, что даже Гамильтону Бергеру не удалось их узнать, хотя он и пытался. ФБР готово было проверять любые внушающие недоверие деньги, но список никому не показывался, и таким путем они надеялись со временем заставить преступника совершить промах: истратив их, он бы наверняка попался.
  Цитируя Гамильтона Бергера, газеты сообщали, что, по его мнению, убийство Джордана Балларда было, вне всякого сомнения, «тесно связано» с похищением денег из «Меркантайл секьюрити».
  Помимо всего прочего, многие газеты, ссылаясь на просившее не называть свое имя лицо, которое по долгу службы было обязано находиться в курсе дела, писали, что Перри Мейсон, представ перед Большим советом присяжных, признался в получении от Арлен Дюваль в качестве задатка двух крупных денежных купюр — одна в тысячу, а другая в пятьсот долларов.
  Далее говорилось, что номера этих банкнотов были зарегистрированы окружным прокурором и что «прилагаются все усилия», чтобы связать их с деньгами, пропавшими из банка «Меркантайл секьюрити».
  Полиция вовсе не скрывала, а, можно даже сказать, особо выделяла тот факт, что на протяжении последних восемнадцати месяцев Арлен Дюваль жила в свое удовольствие как нельзя лучше, тратилась, не считая, направо и налево, а происхождение денег, которые она явно не заработала, объяснить якобы не могла.
  Отец ее тем временем вел обычную жизнь надолго приговоренного узника Сан-Квентина и, по всей видимости, с участью своей смирился и бежать не собирался…
  Делла Стрит подождала, пока Перри Мейсон закончит читать, и сказала:
  — Грязь уже полилась, и если что, то они ее не пожалеют. — Мейсон кивнул. — Они пишут о чем угодно, но только не о том, что и вы в этом деле замешаны не меньше, потому что принимали от Арлен Дюваль краденые деньги и сговорились заставить замолчать Балларда, чтобы он в суде ничего не показал против вашего клиента.
  — Конечно, Делла, — согласился Мейсон, — мяч сейчас у них, и они на подаче.
  — А вы не собираетесь пойти в тюрьму и переговорить с Арлен Дюваль?
  — Пока нет.
  — Но ведь вы можете, не правда ли? Она арестована, ей предъявлено официальное обвинение, и ваша прямая обязанность как адвоката теперь состоит в том, чтобы…
  — Все верно, — подтвердил Мейсон, — им настолько не терпится дождаться моего визита к ней, что они даже специально упомянули, что я смогу ее видеть, если пожелаю, в любое время дня и ночи.
  — Почему бы вам не сделать этого? — Делла Стрит озадаченно смотрела на своего шефа.
  — Потому что та комната, где мы с ней увидимся, будет нашпигована полицейскими микрофонами, как гусь чесноком.
  — Но вы можете говорить, соблюдая предосторожность, и…
  — Я-то всегда соблюдаю предосторожность, но вот будет ли осторожной Арлен Дюваль? Не скажет ли она чего-нибудь лишнего, в результате чего мы сами затянем петлю у себя на шее, вот в чем вопрос…
  — Об этом я не подумала.
  — Зато об этом подумал Гамильтон Бергер, и мысль эта, судя по всему, не дает ему покоя.
  Неожиданно ожил и пронзительно напомнил о себе незарегистрированный телефон на столе Перри Мейсона. Так как номер его знали только Делла Стрит и Пол Дрейк, Мейсон мгновенно схватил трубку и поднес к уху.
  — Слушаю, Пол! В чем дело?
  Голос Дрейка был хриплым и напряженным.
  — Перри? Наше дельце разворачивается со страшной силой.
  — Не тяни, Пол!
  — Помнишь то некое неопровержимое, уличающее доказательство, о котором раструбили газеты и которое, по мнению полиции, отметет все сомнения и так далее?
  — Помню, и что?
  — В трейлере у Арлен Дюваль нашли тайник, полный денег.
  — На какую сумму?
  — Не знаю, но где-то около двадцати пяти тысяч.
  — А где был устроен тайник?
  — Одна из внутренних панелей оказалась съемной. Обычно пространство между внутренней обшивкой и внешней оболочкой трейлера заполняется чем-то вроде стекловаты, но на этот раз роль тепло— и звукоизоляции играли живые денежки. Тайничок что надо!
  — Это все?
  — Нет, Перри, далеко не все! Помнишь пять тысяч в банкнотах, номера которых хранятся у кого-то наверху? Ну так вот — более тысячи долларов этих самых денег обнаружили в тайнике Арлен. Но есть и кое-что другое…
  — Что именно?
  — Не знаю, Перри, одобришь ты мои действия или нет, но слушай! Помнишь, я говорил как-то, что Манди — малый порядочный и довольно консервативный? Ну да, конечно, ты не мог забыть. Сейчас я за Сэккитом приставил другого, этому палец в рот не клади, откусит не задумываясь. Короче, вчера ночью, после того как Томас Сэккит, он же — Говард Прим, оставил джип перед домом и отправился баиньки, мой человек излазил его автомобиль вдоль и поперек, и, оказалось, небезуспешно. Он снял несколько вполне приличных отпечатков пальцев и один совершенно четкий — большого и указательного — с солнцезащитного козырька в кабине. Он видел, как Сэккит поднимал его.
  — Отпечатки проверили?
  — Само собой! Томас Сэккит — почетный ветеран уголовной хроники. Занимался подделкой денег и документов на высокопрофессиональном уровне, а кроме того, к его рукам всегда что-то липло. Он опасен, Перри!
  — Когда ты получил эту информацию?
  — Об отпечатках я знал уже рано утром, но пока проверили, сравнили — в общем, то, что я только что тебе рассказал, мне сообщили буквально несколько минут назад.
  — Хорошо, Пол, этого Сэккита нам надо как следует потрясти, и посмотрим, что из него выпадет. Где он сейчас? Твой парень следит за ним?
  — Разумеется. Сэккит сейчас на Лагуна-Бич. Заехал перед этим в Ньюпорт-Бич, подцепил смазливенькую огненнокудрую куколку, которая по-тря-са-ю-ще смотрится в облегающем ее стройное тело купальнике, они весело поплавали, а теперь зарылись в песочек и плевать хотели на всех.
  — Где твои ребята?
  — Один наблюдает за парочкой, а второй глаз не спускает с джипа. И если Сэккиту вздумается повторить его вчерашний трюк с исчезновением, то не первой, так второй стрелой мы его возьмем.
  — О’кей, Пол! Мы с тобой сию же минуту направляемся на Лагуна-Бич брать интервью у Томаса Сэккита. И я думаю, что наши вопросы ему не понравятся.
  — Это точно. Нелегко будет доказать, что именно он украл трейлер, но мы…
  — Мы постараемся, и в предстоящие полчаса он забудет о теплой воде и мягком песочке.
  — Но, Перри, этот Сэккит — тертый калач, и обратить его в паническое бегство нам вряд ли удастся. Не знаю даже, почешется ли он от обвинения в краже трейлера после того, как перепробовал почти все статьи Уголовного кодекса. А кроме всего прочего, повторяю: он опасен.
  — Мы не станем предъявлять ему обвинение в угоне трейлера, Пол. Мы, наверное, привлечем его за убийство Джордана Л. Балларда, и тогда посмотрим, как он отреагирует. Сколько тебе надо на сборы?
  — Я готов, Перри, будь по-твоему, но, мне кажется, ты играешь с динамитом…
  — Я выезжаю. Жди. — Мейсон положил трубку.
  Глава 10
  Детектив Дрейка встретил их в условленном месте перед входом в отель «Лагуна-Бич».
  — С Филом Райсом ты, кажется, незнаком, — представил Пол своего человека.
  Мейсон поздоровался.
  — Мне очень приятно, мистер Мейсон. Я несколько раз видел вас.
  — Где они? — спросил Пол. — Все еще там?
  — Да, по-прежнему. А джип он оставил на стоянке.
  — Они что, на нем сюда заявились?
  — Ну да.
  — Девицу проверили?
  — Мы проверили имя по почтовому ящику ее квартиры в Ньюпорт-Бич. Значится под именем Хелен Ракер.
  — Шикарный домик, надо полагать?
  — Да, не из простых.
  — Они встречаются регулярно?
  — Во всяком случае, знакомы хорошо.
  — Что сейчас делают?
  — Валяются на пляже, загорают, плавают. Но уже становится поздно, и с минуты на минуту они пойдут одеваться.
  — Идем. — Дрейк пошел вперед. — А где твой напарник?
  — Следит за ними на берегу.
  — Отлично. Мы их немного потревожим.
  На песке ближе к воде было жарко. Над морем висела прозрачная сизоватая дымка, затуманенная местами тонкими, едва заметными облачками, которые собирались в вышине и тут же таяли в падающем от горизонта солнечном свете.
  На пляже Фил Райс пошел первым, они миновали с десяток загорающих и остановились. Райс подал сигнал гуляющему у самой воды человеку с фотоаппаратом.
  — Он и есть твой второй оперативник? — осведомился Мейсон у Дрейка.
  Дрейк подтвердил.
  — Пришли, — сказал Райс и указал на парочку, сидящую лицом к морю и наблюдающую за волнами.
  — Похоже, еще чуть-чуть, и они бы оделись и ушли, — заметил Дрейк. — Что будем делать, Перри?
  — Подойдем и застанем врасплох. Попробуем, по крайней мере.
  — Но голыми руками его не возьмешь. О-о… да он нас, кажется, заметил.
  Сэккит вдруг сел абсолютно прямо, посмотрел на трех направляющихся к нему людей, затем перевел взгляд на человека с фотоаппаратом, а после этого сказал что-то своей спутнице. Та встревоженно огляделась.
  — О’кей, поспешим! — сказал Мейсон.
  С трудом ступая по песку, они приблизились к Сэккиту и девушке. Сэккит вскочил первым, подал ей руку, его подружка поднялась с ловким, упругим изяществом и отряхнула прилипшие песчинки с тонкого эластичного купальника.
  Сэккит наклонился вперед, шепнул ей что-то на ухо, и они обнялись. Его руки обхватили ее и сомкнулись на спине на уровне лопаток. Еще секунда, и Сэккит повернулся к ним лицом.
  — Добрый день, — поздоровался Мейсон, — как прикажете вас называть, Сэккит или Прим?
  — Это что? Арест?
  — Пока еще нет.
  — Что же тогда?
  — Просто поговорить.
  — Понятно. Дорогая, иди оденься и жди меня в машине…
  — Когда ты придешь? — спросила девушка.
  — Да ты и одеваться еще не закончишь. — Сэккит вел себя развязно и откровенно вызывающе. — Эти люди меня не задержат. Не беспокойся, милая, это даже не официально.
  — Так вы нас, оказывается, знаете? — поинтересовался Мейсон.
  — Конечно. Вы — Перри Мейсон, знаменитый адвокат.
  — И Пола Дрейка, естественно, вы тоже узнали, не так ли? Вчера вечером вы ему передали кое-что.
  — Чушь собачья!
  — Ну, ну, не надо так резко. Вчера у вас был нелегкий денек, Прим, уж в этом-то, надеюсь, я прав?
  — Не Прим, а Сэккит.
  — Замечательно, пусть будет Сэккит.
  — Дорогая, прошу тебя, иди и оденься, — с нажимом повторил он, громко обращаясь к молодой подружке. — И не надо здесь болтаться!.. — Последнюю фразу он произнес особенно многозначительно и сопроводил ее красноречивым взглядом.
  Перед тем как уйти, девушка объявила Мейсону, что он докучливый и ужасный и что с людьми так нельзя обращаться, потом повернулась и отправилась в раздевалку.
  — Я готов ответить на ваши вопросы, мистер Мейсон, — сказал Сэккит, — но давайте побыстрее. Как только она оденется, мы поедем. У нас еще куча дел.
  Но Мейсон тут же охладил его пыл:
  — Наша беседа будет не такой короткой, как вы думаете.
  — Это кто же так сказал?
  — Это я вам говорю.
  — Ваши идеи и выводы меня не интересуют.
  — А меня заинтересовало ваше досье, там много интересного, между прочим.
  — Что из этого? Сейчас я чист.
  — Это лишь ваше утверждение.
  — Тогда назовите хоть что-нибудь!
  — Для начала подойдет похищение автомобильного трейлера.
  Мускулы на лице у Сэккита напряглись, его цепкие, проницательные глазки впились в Мейсона.
  — Не верю! Блефуете!
  — Некто Джим Харцель из «Идеал трэйд трейлер-центра» очень бы хотел присутствовать на опознании и помочь правосудию в поимке неизвестного пока угонщика домиков на колесах, потому что подобные мерзавцы дискредитируют его бизнес и лишают доверия клиентов. Плюс к этому мы располагаем отпечатками протекторов вашего джипа и кое-какими отпечатками пальцев, снятыми со стен и мебели внутри трейлера.
  Сэккит задумался.
  — Что вам от меня нужно?
  — Мы хотим знать, кто вам дал конверт, который вчера поздно ночью был доставлен в агентство Пола Дрейка?
  — О конверте ничего не знаю. И Пола Дрейка тоже не знаю. Я знаю только вас, и мне известно также, что вы сели в дерьмо и дальше будет еще хуже. А меня с собой не затягивайте, я дерьма нанюхался!..
  — Вас может узнать человек, у которого вы брали театральные костюмы.
  — Ладно, костюмы признаю. Брал. Что дальше?
  — Где вы взяли конверт, переданный позднее Полу Дрейку?
  — Мне дала его Арлен Дюваль — как видите, я ничего не скрываю.
  — Вы лжете!
  — А вы докажите! Попробуйте надавить на меня, и я пойду к окружному. С такой информацией он примет Томаса Сэккита с распростертыми объятиями. Вы не сможете возбудить дело об угоне трейлера, потому что он даст мне неприкосновенность как важному государственному свидетелю. Давайте же — пригрозите, но, я уверен, вы знаете, что за этим последует. Все, я свои карты выложил, теперь вы либо тоже раскроете свои, либо уматывайте отсюда подальше!
  — Я раскрываюсь, — сказал Мейсон. — Вы использовали костюм посыльного, чтобы пробраться вчера ночью в дом Джордана Л. Балларда, а когда вошли — ударили его по голове, и…
  Сэккит изобразил такое изумление, что Дрейк чуть было не рассмеялся.
  — Что это за ахинею вы несете?
  — Я говорю об убийстве, — холодно продолжал Мейсон, — и у меня имеются определенные доказательства, которые вкупе с вашим богатым уголовным прошлым произведут на господ присяжных неизгладимое впечатление. Так что пораскиньте лучше мозгами, а стоит ли вам присягать говорить одну только правду и торопиться в свидетели. И я не знаю, поможет ли вам тогда с неприкосновенностью ваш друг окружной прокурор.
  — Послушайте, мистер Мейсон, мне неизвестно, что за игру вы затеяли, но подставлять себя таким образом я не позволю. Я сейчас же иду в полицию и заявляю, что вы меня шантажируете.
  — Шантажирую, чтобы получить что?
  — Информацию.
  — И что же я вам за это пообещал?
  — Неприкосновенность на случай…
  — Какой такой случай? — быстро спросил Мейсон. — Какую еще неприкосновенность я вам обещал? Я обещаю только то, что вас будут судить.
  — Но вы дали понять, что я могу откупиться…
  — Вам не откупиться, даже имей вы все золото Монетного двора Соединенных Штатов. Вы попались, Сэккит! — Мейсон сделал Дрейку знак рукой. — Иди сюда, Пол!
  Дрейк подошел.
  Сэккит, в свою очередь, дал понять, что разговор окончен:
  — Я иду одеваться, а если вы и впрямь задумали меня привлечь, то в следующий раз обращайтесь к моему адвокату.
  — Минуточку, приятель, — вышел вперед Райс, — стой, где стоишь!
  — Это еще кто? — возмутился Сэккит, пытаясь уйти. Райс встал у него на пути.
  — Я знаю, что говорю, приятель! Хоть ты и не слабак, но в том, что сейчас будет, опыта у меня побольше. Я уже вижу, что твой любимый — хук левой. Ты не успеешь и руки поднять, как я уже проверю твою челюсть! И впредь посоветую подобных ошибок не делать, не стоит так заметно отклоняться назад для нанесения удара. Мясистых жеребчиков вроде тебя я на ринге уложил достаточно, поверь! Впрочем, если хочешь — давай попробуем. Денег не возьму…
  Сэккит в нерешительности переступал с ноги на ногу, глядя то на Мейсона, то на Дрейка.
  Мейсон взял Пола за руку и тихо сказал:
  — Такого на испуг не возьмешь, крепкий орешек. Ничего хорошего он сейчас не скажет, будет врать и врать. Я притворюсь, что надо позвонить, но вместо этого пойду к джипу и подожду девицу. Он наверняка ей что-то там засунул в купальник, когда напоследок обнимал.
  — Что, например?
  — Не знаю, Пол. Но ты видел, как ходило его правое плечо? Как будто он что-то ей туда сзади заталкивал. Что бы там ни было — это нечто очень важное. Сэккит не расстается с этим даже на пляже. Я попытаюсь — вдруг удастся? Кстати, кто это у тебя с фотокамерой?
  — Харви Найлз.
  — Парень что надо!
  — Один из лучших.
  — А фотоаппарат для прикрытия или он им пользуется?
  — Харви — классный фотограф. Камера у него не ахти какая, маленькая, 35 миллиметров, но он с ней вытворяет чудеса. Готов поручиться, что эту парочку он заснял во всех положениях — начиная с того момента, как они вышли из джипа, и кончая каждым их шагом по песку.
  — Отлично, Пол, я сейчас пойду туда и поработаю с девицей, а ты скажи Райсу — пусть он передаст фотографу Харви, чтобы тот, когда я подойду к джипу, был готов выполнить любую мою команду.
  В этот момент заговорил Сэккит:
  — Я вижу, вы на пару работаете. Так уж и быть, выкладывайте свои предложения.
  — Единственное, чего я от вас хочу, — спокойно объяснил ему Мейсон, — это находиться здесь, покуда не прибудет полиция.
  — Опять блефуете. Полицию вы не вызовете.
  Нарочито громко Мейсон обратился к Полу Дрейку:
  — Держи его здесь, Пол, а я пойду позвоню. Если хочешь — оформи гражданское задержание.
  — И какое основание?
  — Убийство Джордана Л. Балларда. Впрочем, нет, подожди-ка секунду, пусть убийство ему предъявит полиция, а ты можешь произвести гражданское задержание по подозрению в угоне трейлера. В этом деле нам даже доказывать ничего не придется — ясно как божий день. Джим Харцель получит большое удовольствие — доставим же ему его.
  Мейсон зашагал в сторону душевых кабин. Сэккит с презрением глядел ему вслед. Мейсон слышал, как он сказал Дрейку:
  — О вашем чертовом Балларде я вообще ничего не знаю.
  На что Дрейк ответил:
  — Прибереги свои выражения для фараонов, Сэккит!
  Обойдя душевые и комнаты для переодевания, Мейсон вышел к стоянке и встал рядом с джипом.
  Через несколько секунд он заметил Харви Найлза с фотоаппаратом на шее, остановившегося в положении готовности у входа на парковочную площадку.
  Мейсон подал ему сигнал, Найлз в ответ кивнул.
  Не прошло и минуты, как на дорожке показалась подружка Сэккита. Она шла очень быстро.
  Мейсон направился ей навстречу, соизмеряя свои шаги так, чтобы перехватить девушку у самого входа на стоянку.
  — Простите, пожалуйста, мисс Ракер.
  При упоминании своего имени она вздрогнула, дернулась в сторону и, схватившись за сумочку, попыталась проскочить мимо Мейсона.
  — Не стоит так нервничать, мисс Ракер! Все, что от вас требуется, — это отдать нам ту вещь, которую Сэккит засунул вам сзади за купальник во время последнего прощального объятия.
  — Но я… я не знаю, о чем вы говорите…
  — А вот так вести себя не следует. Вы — девушка достойная, и мне бы очень не хотелось привлекать вас как сообщницу. Отдайте бумагу — и разойдемся с миром.
  — С миром? Что вы имеете в виду?
  — Это значит, что тогда я вас отпущу. Видите ли, с Сэккитом мы уже почти договорились.
  — Но я что-то этого не поняла.
  Мейсон улыбнулся:
  — А зачем тогда, по-вашему, он бы вдруг сказал мне, что он вам отдал?
  Хелен Ракер помедлила, затем раскрыла сумочку и, достав оттуда сложенный в несколько раз листок бумаги, передала его Мейсону.
  Мейсон развернул листок и разгладил ладонью. Это был длинный список чисел, и ничего больше. Числа располагались правильными, ровными рядами.
  Мейсон посмотрел в сторону Найлза. Тот понял, кивнул, снял крышку с объектива и изготовился.
  Тогда Мейсон повернул листок с цифрами так, чтобы свет падал наилучшим образом.
  Найлз нажал кнопку и уже хотел взвести фотоаппарат для следующего снимка, но с отвращением поморщился.
  — В чем дело? — спросил Мейсон.
  Оперативник Дрейка пожал плечами:
  — Пленка, наверное, кончилась. Надо бы заменить, а то я уже весь день щелкаю.
  Взгляд Хелен Ракер стал подозрительным.
  — Я все-таки предлагаю пойти сейчас к мистеру Сэккиту. Пусть он мне лично скажет, о чем вы договорились.
  Мейсон сделал Найлзу знак поторопиться. Он по-прежнему не выпускал листок из рук и, игнорируя настойчивость девушки, спросил ее:
  — Что вам известно об убийстве Джордана Балларда?
  — Убийстве Джордана Балларда?
  — Да.
  — Ничего не известно. Почему вы спрашиваете?
  — Потому что в нем замешан Сэккит. Вот я и подумал — может, и вы заодно?
  — Я… я вас не понимаю.
  — А кража трейлера? Что вы об этом знаете?
  — О боже! Не имею ни малейшего понятия. А кроме всего прочего, мистер Мейсон, мне крайне неприятна ваша манера засыпать меня всевозможными надуманными обвинениями.
  — Ай-ай-ай, такая хорошенькая молодая женщина!
  — Благодарю за комплимент, мистер Мейсон, — мисс Ракер насмешливо скривила губы, — но лестью меня не проймешь. Подхалимов с медовыми речами я на своем веку повидала с избытком, и каждый норовил получить что-то для себя. Может быть, скажете прямо — чего вы хотите?
  — Я хочу правды.
  — Опять за старое! И это я тоже слышала не раз. А еще я знаю, какие у меня красивые глазки, как мягко светятся и блестят мои волосы, какая у меня бархатистая кожа, а про ноги и начинать не стоит — эпитетов не хватит. Просто у меня все на месте и всего в меру. Я веселая, умная, со мной хорошо в компании, но я от этого устала. Ус-та-ла, слышите вы меня? Иной раз, когда начинается такое вот слащавое сюсюканье, того и гляди, вырвет, не успеешь добежать. Так что, мистер Мейсон, нового вам в этом плане ничего не выдумать.
  Мейсон рассмеялся:
  — Вы, конечно, правы, и я совершенно ни на что не претендую!
  — Да уж куда вам! За мной такие ухлестывали, что… — Хелен Ракер произнесла это с горьким сарказмом и подумала о чем-то своем.
  Харви Найлз, который все это время лихорадочно возился с камерой, кивнул Мейсону, что готов.
  Мейсон еще раз получше расправил листок и повернул к свету. Фотограф Дрейка посмотрел в видоискатель, сделал шаг вперед, потом немного в сторону и, улучив момент, опустил затвор. Потом он снова взвел механизм и щелкнул еще.
  — Мне это не нравится, — заявила мисс Ракер.
  — Почему же, позвольте спросить? — Мейсон слегка сменил положение, и последовали еще два щелчка.
  Внезапно девушка рванулась вперед и выхватила листок из рук Мейсона.
  — Потому что я не верю вам, будто Том Сэккит велел мне отдать вам эту бумагу! Я хочу, чтоб он лично все подтвердил. Если все верно, то забирайте его — этот список, а если нет… а вон он и сам идет.
  Сэккит, уже полностью одетый и причесанный, в сопровождении Дрейка и Фила Райса вышел из раздевалки, пересек улицу и чинно проследовал на стоянку автомобилей.
  — Так, так, — лениво протянул он, — и кого же мы тут видим?
  — Послушай, Том, — Хелен Ракер смотрела прямо ему в глаза, — ты действительно разрешил мистеру Мейсону взять этот листок?
  Лицо у Сэккита потемнело от ярости.
  — Какой листок?
  — Тот, который… — Хелен вовремя осеклась и закусила губку.
  — Ничего не знаю ни о каком листке! А что касается вот этих пристающих к нам типов, то они пытаются купить нас на дешевку. Убийство Балларда — блеф, маразм, байка для дураков! Вчера всю ночь и весь вечер я был с Хелен. Правда, милая?
  «Милая» преданно посмотрела на него и быстро кивнула.
  — Достойный поступок, — заметил Мейсон. — Дело принимает новый оборот. Джентльмен старой закваски смело жертвует собой и тащит чужое убийство, лишь бы не скомпрометировать доброе имя порядочной девушки. Вы, Сэккит, прикрываетесь ее репутацией, чтобы скрыть совершенное вами убийство.
  — Противно вас слушать!
  — Подождите немного — и вам станет еще противнее. Где находится тот чудный уголок, в котором вы и эта мисс так славно повеселились, что у вас отшибло память? Где?
  — Мы были у нее на квартире.
  — В мотеле, — поправила его Хелен.
  — В каком мотеле? Где? — Мейсон повернулся к мисс Ракер.
  — Я… я не обязана перед вами отчитываться.
  Тогда Мейсон снова обратился к Сэккиту:
  — Так где вы все-таки были, на квартире или в мотеле?
  — В ее квартире. А сейчас иди и науськивай своих легавых.
  Хелен Ракер смотрела на Сэккита умоляюще:
  — Скажи им правду, Том. Мы не были у меня дома.
  — Нет. Мы были у тебя на квартире. И тебе тоже не помешает сказать им правду. Лицензию не конфискуют, не бойся.
  Мейсона это очень забавляло.
  — Да, Сэккит, — сказал он, — твои сигналы запаздывают. Вероятно, кроме тебя, вчера вечером у нее еще был посетитель, и она хотела тебе об этом намекнуть, но я вижу, что ты ее намек пропустил мимо ушей.
  — У меня сейчас мать, Том, — добавила Хелен, — вчера приехала.
  Мейсон не мог сдержаться и засмеялся.
  Сэккит насупился, буркнул грубо:
  — Хватит, убирайтесь! Идите подшивайте ваши бумажки, а нас с Хелен оставьте в покое. Мы больше ничего не скажем. Идем! — Он взял ее за руку.
  — Остановить их? — спросил Райс у Мейсона.
  — Только попробуй! — Сэккит резко развернулся.
  — И попробую! Ну так что, мистер Мейсон? Ваше слово!
  Мейсон оценивающе взглянул на противников и покачал головой.
  — Не надо. Пусть проваливают. Так для нас даже лучше.
  Райс разочарованно вздохнул:
  — А жаль. Я бы согнул его, как швейцарский крендель.
  — Пусть идут, — повторил Мейсон.
  Сэккит и Хелен Ракер направились к джипу.
  — Не очень-то мы продвинулись с ними, — заговорил Дрейк.
  — Как сказать, Пол. Если фотографии у Найлза получатся, то многое может измениться. Что думаешь, фотограф?
  — Получатся, мистер Мейсон! Последний кадр на предыдущей пленке, конечно, вряд ли, но, бьюсь об заклад, те, что у меня сейчас в аппарате, — снимки что надо.
  — Цифры будут видны?
  — Какие цифры? — заинтересовался Дрейк.
  — Там что-то закодировано. Несколько столбиков чисел на чистом белом листе.
  — И их можно будет увеличить?
  — Конечно, — ответил Найлз. — Вот эта насадка дает как раз фокусное расстояние и увеличение, чтобы листок обычного формата занял всю площадь кадра. Прочитать на негативе что-либо без лупы будет невозможно, но резкости моего объектива вполне достаточно, и если я напечатаю карточку одиннадцать на четырнадцать, то четкости хватит, и вы разберете любую цифру.
  — Что это может быть за код, Перри? — спросил Дрейк.
  — Не знаю. Возможно, придется поломать голову над ключом. Я взял Хелен Ракер на испуг. Дешевый трюк, конечно, но так я смог, прежде чем она что-либо заподозрила, завладеть листком. Я обязан, я должен был знать, что он ей передал. Предполагал сначала, что какой-то документ, но эти цифры… постой, постой, а что, если…
  — Договаривай, Перри. Что ты сейчас подумал?
  — Цепочка чисел, — медленно проговорил Мейсон, — сейчас я подумал, а код ли это вообще?
  — Ну а если не код, то что?
  — Что, ты спрашиваешь? Неужели нам повезет и это окажется…
  — Что, Перри, что же?
  — Тот самый список номеров.
  — Каких номеров?
  — Банкнотов на сумму в пять тысяч долларов.
  — Исключено, Перри. Их охраняют, как самого президента. Во всей полиции нет ничего секретнее.
  — Я знаю, — сказал Мейсон, — но почему-то сейчас, когда я их припоминаю, эти цифры все больше и больше кажутся мне похожими на номера на долларах и все меньше — на закодированную шифровку. Сколько тебе надо времени, Найлз, чтобы напечатать снимки?
  — Много не займет. Если получились негативы, то в течение двадцати четырех часов после того, как отдам на обработку. По обычным каналам скорее ничего не добиться.
  — Дай мне твою камеру, Харви, — попросил Дрейк, — у меня есть один подходящий клиент, много снимает, делает фотографии. Я думаю, он сможет получить снимки уже сегодня вечером.
  Найлз передал ему аппарат.
  — Вы знаете, как правильно вынимать пленку? Нужно всю ее промотать, а потом…
  — Сделаем как полагается, — успокоил его Мейсон, — и лучше, если это будет в темном помещении. Фотографии надо получить во что бы то ни стало. Нам пора, Пол.
  Мимо них, устрашающе урча, пронесся джип Сэккита. Дрейк даже отскочил.
  — Уверен, он хотел кого-нибудь из нас задавить.
  — Слежку продолжать? — осведомился Райс. — Ехать за ним сразу же или чуть позже?
  — А стоит ли? — Дрейк вопросительно посмотрел на Мейсона. — В данном случае — это деньги, брошенные на ветер. Он знает, что мы на хвосте, и будет паинькой.
  — Нет. Я скажу, когда можно будет прекратить. Дадим Сэккиту время поразмыслить.
  Дрейк кивнул своим оперативникам, и те бросились к машине.
  Они уехали, а Дрейк все еще смотрел им вслед. Мейсон легонько подтолкнул его.
  — Поехали проявлять пленку, Пол!
  Сидя у Дрейка в машине, Мейсон поделился с ним еще одним замыслом:
  — Первым делом проедем через Санта-Ану и повидаемся с доктором Кандлером. Спросим, что ему известно о Сэкките и какие у него соображения насчет цифр на бумаге. Это почти по пути и займет немного времени.
  — Может, предварительно позвонить? — предложил Дрейк.
  — Хорошая идея, тем более что уже поздно. Сбегай, пожалуйста, и постарайся поговорить с ним напрямую. Скажи, что едем.
  У первой же телефонной будки рядом с заправочной они притормозили. Пол Дрейк вышел и через минуту вернулся.
  — Все устроено, шеф! Соединили сразу же, как только я упомянул твое имя. Доктор согласился и ждет нас.
  И снова они ехали в Санта-Ану.
  — Послушай, Перри, давно хочу спросить — кому ты все-таки сигналил той шторкой в доме у Балларда?
  — Никому.
  — О’кей, будь по-твоему. Я только хотел помочь.
  — А ты не допускаешь такой мысли, Пол, что я мог там что-то прятать?
  — Ты что-то прятал?
  — Предположим, у меня с собой оказались какие-то документы и они настолько жгли мне пальцы, что я немедленно поспешил от них избавиться. С этой целью я запросто мог опустить шторку, засунуть документы между роликами и отпустить ее обратно. Таким образом они оказались бы надежно спрятаны от чересчур любопытного глаза. Тем не менее все подумали, что я кому-то подавал сигнал, но…
  — Обожди, Перри, если все так, как ты рассказываешь, то документы эти, какие бы они ни были, находятся в настоящее время в руках сержанта Голкомба из отдела по расследованию убийств.
  — Что такое?
  — Голкомб выходил на место с помощником, и они проиграли ситуацию от начала и до конца. Он поставил помощника на тротуаре, а сам ходил между портьерами, включал свет, опускал и поднимал шторку. Своей инсценировкой на местности он хотел, во-первых, убедиться, что сигнал будет хорошо виден напарнику, а во-вторых, узнать, достаточно ли света, идущего из комнаты, чтобы тот, кто на улице, смог опознать личность сигналящего.
  — И что же они установили?
  — Но ты уже знаешь. Они бы никогда в жизни не стали этим заниматься и тратить время только лишь для того, чтобы, вернувшись, заявить: «Сожалеем, но света было мало, сигнал виден плохо и установить личность преступника со всей определенностью нельзя».
  — А Голкомб ничего там не нашел? Он не докладывал?
  — Нет, не докладывал.
  — Бывают случаи, Пол, когда полицейский оказывается в таком положении, что кое о чем хочется умолчать.
  — Ты хочешь сказать — деньги?
  — Я хочу сказать, что это лишь одно из моих обобщений.
  Пол Дрейк задумчиво смотрел вперед.
  — Ну… если там были деньги, то… мое мнение о Голкомбе ты знаешь.
  Мейсон молчал.
  — Получается, он сыграл тебе на руку, Перри. Эти грязные деньги из дела ушли, но полностью успокаиваться рано. Черт! Этот Голкомб сможет использовать их против тебя в любой момент.
  Мейсон опять ничего не ответил.
  — И, я надеюсь, ты не забыл, что с Большим советом все обошлось только потому, что Гамильтон Бергер допустил оплошность. Он не смог грамотно сформулировать вопросы, но настанет момент, и ты снова предстанешь пред его очи, и тогда он непременно задаст вопрос так, как нужно.
  — Откуда ты знаешь?
  — Он тебя задавит их количеством. Задаст столько вопросов, что правильный сам выплывет. — Дрейк пристально посмотрел на Мейсона, затем все внимание перевел на дорогу и больше не произнес ни слова.
  Глава 11
  Доктор Кандлер еще работал. Несмотря на поздний час, в приемной сидели два или три пациента. Они устали от ожидания, и в глазах у них было выражение мучительного неведения, характерное для больных людей. Каждому хотелось поскорее быть принятым, чтобы наконец все осталось позади, все стало ясно.
  Излучая почти физически ощутимое радушие, вошла рыжеволосая медсестра, с которой Мейсон познакомился накануне.
  — Добрый день, господа! Проходите, пожалуйста!
  Тоскующие больные раздраженно переглянулись, но их неприязнь быстро сменилась выражением безысходной покорности, когда Перри Мейсона и Пола Дрейка у них на глазах с почетом препроводили в личный кабинет доктора.
  Отсюда они проследовали в крохотную операционную со столом и двумя стульями, стоящими спинками к северной стене.
  — Присядьте, пожалуйста, и подождите немного. У доктора сегодня был совершенно сумасшедший день. Сейчас у него сразу несколько больных, закончит — и к вам. Две-три минуты. Он знает, что вам некогда.
  Мейсон и Дрейк поблагодарили радушную красавицу, сели, а она поспешила в приемную, чтобы приободрить оставшихся пациентов и сообщить им, что задержки не будет.
  Прошло минут пять, прежде чем Дрейк, оглянувшись по сторонам, спросил у Мейсона:
  — Интересно, можно ли мне закурить здесь?
  — А почему бы нет?
  Дрейк положил фотоаппарат на маленькую подставку рядом со стулом и достал сигареты.
  Оба закурили.
  — Скажи мне, Перри, — заговорил Дрейк, — ты принимаешь Кандлера за того, кем он кажется на первый взгляд, или…
  — Извини, Пол, но с первого взгляда я никого не оцениваю.
  Дверь в маленькую операционную резко распахнулась.
  — Простите, господа, — это снова была медсестра Кандлера, — но у доктора возникла непредвиденная ситуация. Необходимо срочно прооперировать пациента. Вы подождете?
  — Сколько это займет времени? — спросил Мейсон.
  — Минут двадцать, может быть, больше. Все в такой суматохе, в такой спешке…
  — Ничего, не беспокойтесь! Мы просто проезжали мимо. Ждать не будем, я думаю. Я хотел, чтобы доктор был в курсе кое-каких событий, и… Не сочтите за труд — передайте ему, что меня он в любое время найдет через Детективное агентство Дрейка. В общем, пусть позвонит, если надумает.
  — Он просил сказать вам, что ему ужасно неловко и что он ничего не знает.
  — Вот и отлично, — успокоил ее Мейсон. — А теперь нам пора. Большое спасибо.
  На прощанье она одарила их щедрейшей улыбкой.
  — К сожалению, не могу проводить вас до дверей — больной ждет.
  Когда они проходили мимо кабинета Кандлера, его голова на мгновение высунулась в коридор, они услышали «извините», и голова тут же исчезла.
  — Все в порядке, — ответил Мейсон, но его уже никто не слышал.
  Они опять очутились на улице.
  — А она у него — лакомый кусочек, — не сдержался Дрейк.
  — Согласен, — поддакнул Мейсон, — притягивает как магнит.
  — С пациентами, наверное, проблем нет. У такой любой усидит сколько хочешь, да еще и благодарен будет.
  — А у тебя появились какие-то симптомы?
  — Так, знаешь, побаливает кое-что. У меня, Перри, между прочим, пищеварение страдает. Вот соберусь и навещу как-нибудь этого доктора еще раз.
  Они развернулись и поехали обратно в Лос-Анджелес.
  — Как насчет ужина? — спросил Дрейк через некоторое время.
  — Сначала проявим пленки. Давай сейчас прямо в контору, узнаем, нет ли новостей. Хочется услышать, чем в последний час занимался Сэккит-Прим, он же — Прим-Сэккит.
  — Что ж, в контору так в контору! Делла, ты думаешь, все еще ждет?
  — Возможно, и ушла. А если нет, то это означает, что ей тоже хочется поужинать.
  Поднявшись на лифте, Мейсон и Дрейк вышли в коридор. Дрейк сказал:
  — Иди к себе и взгляни, на месте ли Делла, а я проверю, нет ли чего о Сэкките.
  В личном кабинете Мейсона горел свет. Он открыл дверь и застал Деллу Стрит что-то быстро печатающей.
  — Чем это ты занята, Делла?
  Она в ответ улыбнулась:
  — Накопилось несколько писем, которые я не могу доверить стенографистке. И еще несколько, которые вы хотели надиктовать, но так и не собрались. Все они у вас на столе, ждут подписи. А вот и последнее…
  Проворные пальцы Деллы ловко отстукали завершающий абзац, выдернули бумагу из машинки, и, отделив лист от копирки и второго экземпляра, она переложила письмо на стол Мейсону.
  — Спасибо, Делла. И признавайся, хочешь ты ужинать или нет?
  — Я всегда голодна. Но в данную минуту меня больше интересует информация. Как прошло с Сэккитом?
  — О, было непросто! У парня явно что-то на уме, но что, не могу понять.
  — Почему вы так подумали?
  — Потому что, когда я обвинил его в убийстве Балларда, он растерялся, запаниковал и моментально состряпал себе ложное алиби, будто предыдущий вечер и ночь он провел с девушкой, с которой мы его видели на пляже.
  — Что за девушка?
  — Хелен Ракер — весьма милое создание. У меня сложилось впечатление, что она его любит и боится. Страшно боится.
  — Он с ней действительно провел вчерашнюю ночь?
  — Может быть, какую-нибудь другую, но только не вчерашнюю. Вначале она не придала значения его словам, а когда стали выяснять — оказалось, у нее вчера ночевала ее мать.
  — И как же Сэккит объяснил это?
  — Никак. Но у нас есть фотографии, которые меня сильно занимают.
  — Фотографии?
  — Да. Нам удалось снять документ, который Сэккит ни за что не хотел показывать. Когда он увидел, что мы к нему приближаемся, а нас было трое, то сразу наложил в штаны — подумал, видно, что мы полицейские, и украдкой засунул эту бумагу в купальник своей пассии.
  Делла Стрит в изумлении подняла брови.
  — Это был всего лишь свернутый листок бумаги. Для большего в купальнике просто не нашлось бы места. Не забывай — в него еще была засунута Хелен. Хелен и купальник — отличная пара, подходят друг другу идеально.
  — И что мы сейчас сделаем?
  — Идем к одному из клиентов Пола. Там есть фотолаборатория, он обработает пленки, высушит негативы, и тогда посмотрим, что получилось.
  — А что должно получиться?
  — Набор цифр.
  — Код какой-нибудь или шифр?
  — Возможно. А возможно, и что-то еще.
  — И потом поедим?
  — Потом поедим, — пообещал Мейсон.
  Делла Стрит убрала пишущую машинку, достала из шкафа шляпку и плащ, и они вышли в коридор, где наткнулись на направлявшегося к ним Пола Дрейка.
  — Какие новости? — на ходу поинтересовался Мейсон.
  — Сэккит и его подружка не переставая ссорятся. Конечно, они знают, что за ними следят, но, судя по всему, не считают нужным ничего скрывать. Всю дорогу о чем-то горячо спорили, особенно он. Сэккит несколько раз выходил из себя и бросал руль, а она вроде бы не сдавалась и стояла на своем.
  — Спорили, наверное, об алиби?
  — Скорее всего, так, Перри. Мои люди видели, что происходит в джипе, но слышать не могли — слишком далеко.
  — Как развивались события?
  — Они поехали в сторону Ньюпорта, остановились у северной оконечности Лагуна-Бич, там Сэккит сбегал на станцию техобслуживания и позвонил кому-то из телефонной будки.
  — Номер как-нибудь можно установить?
  — Нет. Там автомат с ручным набором.
  — Но, может быть, получится проследить, разузнать в телефонной компании…
  Дрейк перебил его:
  — Телефонные компании с нами об этом и говорить не захотят, а кроме того, если это местный номер, то они и при желании ничем не помогут.
  — А известно, что он звонил по местной сети?
  — Мой человек не уверен. Плохо было видно, но он заметил, что Сэккит опустил только одну монету. Потом он заходил в мужской туалет и, как свидетельствуют улики, сжег там какую-то бумагу, затем бросил ее в унитаз и нажал на смыв.
  — Что?! — воскликнул Мейсон.
  — Покинув станцию, Сэккит с девицей поехали по главной магистрали, и Райс подумал, что догнать их джип на такой дороге труда не составит. Поэтому Райс решил лично все посмотреть и проверить. В кабинке туалета пахло гарью, а в унитазе еще плавали крошечные клочки жженой бумаги.
  — А он не попытался их…
  — Это абсурд, Перри, они были совсем малюсенькие, комочки сажи, не более того.
  — Ну что ж, это уже кое-что. Что было дальше, Пол?
  — Обнаружив такое, Райс побежал обратно в машину, дал газу и догнал джип Сэккита милях в трех к северу. Пристроился за ним и продолжил слежку.
  — Сэккит заметил?
  — Еще бы. Конечно, засек.
  — Куда они поехали?
  — В Ньюпорт-Бич, а там — прямиком на квартиру к Хелен. Они вместе поднялись наверх по лестнице и пробыли в квартире примерно полчаса. После этого Сэккит вышел один и поехал в сторону Лос-Анджелеса. В данную минуту он, должно быть, в пути, мои ребята пока больше не докладывали. Они передали мне эту информацию, когда Сэккит был у Хелен в квартире, и сказали, что намерены следовать за ним и дальше, а потом, в последнюю минуту, один из них еще раз позвонил и подтвердил это.
  — То есть они его не упустят?
  — Да. Но только какая от этого польза?
  — Ничего, пусть хоть спесь немного с него собьют. А теперь мне и впрямь не терпится поскорее увидеть, что на пленке!..
  — Нет проблем, Перри. Я звонил своему приятелю, он все уже приготовил и ждет. Сделает в лучшем виде.
  — Не понимаю, — задумчиво проговорил Мейсон, — зачем Сэккиту, после того как он узнал, что у нас есть фотографии, уничтожать этот документ?
  — Испугался, наверное, что ты ему всучишь повестку или арестуешь.
  — Тем не менее ясно одно — эта бумажка гораздо важнее, чем мы предполагали. У меня просто руки чешутся ею заняться. Едемте!
  
  Мейсон и Делла Стрит следом за Дрейком вошли в коммерческую фотостудию, где их с нетерпением поджидал знакомый Пола. Сначала Дрейк рассказал про камеру и как было дело.
  — Вы с такими раньше работали? — спросил он.
  — Да, приходилось. А что за пленка внутри?
  — «Х-плюс», — сказал Дрейк. — Найлз говорил, что такую надо обрабатывать в полной темноте, и…
  — Знаю, знаю, — перебил фотограф, — у меня есть для этого специальный бачок. — Он повертел фотоаппарат в руках. — Снято, говорите, всего четыре кадра?
  — Да, — сказал Мейсон, — и все одно и то же — четыре снимка одного документа. И нам бы желательно увеличить их покрупнее.
  — Как крупно вы хотите?
  — А как вы можете?
  — Понимаете, существует допустимый предел, после которого на пленке появляется «зерно». Зернистость пленки так называемая. Однако посмотрим. Что именно было в документе?
  — Несколько рядов цифр.
  — Напечатаны на машинке, в типографии или написаны ручкой?
  — Написаны ручкой.
  — Разборчиво?
  — Разборчивей не бывает! Почерк как у архитектора.
  — Превосходно, — удовлетворенно констатировал фотограф. — Тогда можно будет сделать одиннадцать на четырнадцать, и снимок выйдет не хуже оригинала. Если, конечно, ваш коллега правильно навел резкость.
  — О резкости не беспокойтесь, — заметил Дрейк, — пусть это вас не волнует.
  — Замечательно. Но все равно, он должен был стоять как минимум в трех футах и…
  — Он использовал дополнительную насадку к объективу.
  — О, — фотограф с облегчением вздохнул, — в таком случае это будет раз плюнуть!
  — Можно с вами в темную комнату?
  — Зачем? В этом нет никакой необходимости. Вы можете только навредить. Все делается в абсолютной темноте, и вы ровным счетом ничего не увидите. А бывает, что, стоя вот так рядом, люди начинают совать везде руки, нервничать, и не успеешь оглянуться, а он уже, сам того не сознавая, достал сигарету, чиркнул спичкой, и… но потом уже поздно. Начинаем эту сигарету тушить, идет дым — нет, вы лучше оставайтесь здесь.
  Знакомый Дрейка исчез за темной занавеской.
  — Ничего не попишешь, придется ждать. — Пол обошел студию, изучая висевшие повсюду на стенах наспех прилепленные фотографии полуголых красоток.
  Мейсон присоединился к нему.
  Делла Стрит лукаво прищурилась:
  — Я вам не мешаю? А то это студия для одиноких мужчин.
  — Все подобные заведения на один манер, — заявил Дрейк, — зайди в любое, всюду одно и то же. Голые, полуголые, хоть анфас, хоть в профиль. Взгляни-ка сюда, Перри, нравится?
  Делла Стрит посмотрела, куда указывал Пол, и насмешливо съязвила:
  — Я молюсь, чтобы обуявшие вас земные страсти не повлияли на ваш аппетит!
  — Кстати, — Дрейк оторвался от созерцания стройных ножек и бюстов, — мы же можем пойти и поесть на скорую руку, пока делаются фотографии.
  — Сколько времени займет этот процесс? — спросил Мейсон.
  — Насколько мне известно, восемнадцать минут в проявителе, а затем минут пятнадцать в гипосульфите, то есть закрепителе. А ведь сколько-то еще уйдет на промывку… да, у нас есть минут сорок — сорок пять!
  В этот момент в комнату вошел фотограф.
  — Как идут дела? — поинтересовался Мейсон.
  — Нормально. Уже в растворе.
  — Когда будут готовы?
  — Проявитель я залил две минуты назад, то есть еще шестнадцать, температура поддерживается, потом промывка, потом закрепитель, окончательная промывка, но у меня есть добавки — закрепление можем сократить и высушить по-быстрому.
  — Когда можно посмотреть, что получилось? — настаивал Мейсон.
  — Первый раз можно взглянуть после того, как закрепятся, минимум минут пять.
  — То есть через двадцать пять минут?
  — Даже немного раньше. Двадцать две минуты, двадцать три…
  — Отлично! Тогда мы идем выпить по коктейлю. А когда вернемся и посмотрим негативы, отправимся ужинать. К этому времени вы сумеете, наверное, напечатать нам фотографии?
  — О’кей! Желаете на глянцевой?
  — А на ней лучше видно?
  — Да.
  — Тогда, естественно, на глянцевой.
  — Договорились. Я буду в лаборатории.
  — Я бы с удовольствием предложил вам выпить, — сказал Мейсон, — но…
  — Все нормально, такова моя работа. Кто-то должен остаться и делать фотографии.
  Приятель Дрейка посмотрел на Деллу Стрит и улыбнулся:
  — Я извиняюсь за обилие женских форм на стенах, но женщины, как правило, сюда не приходят, а посетители-мужчины без этого не могут. К тому же ребята, которые работают со мной, не прочь иногда побаловаться с камерой, вот и хвастают друг перед другом.
  — Я не в счет, — ничуть не смутившись, ответила Делла, — висят и пусть висят. Лишь бы вместо еды этим господам не захотелось чего-нибудь еще, я умираю с голоду.
  — Прекрасно! Значит, я жду вас через двадцать пять минут. Негативы будут еще влажные, но на свет уже сможем определить. У вашего коллеги замечательная камера. Если знать, как ею пользоваться, можно снять все, что угодно.
  Дрейк взял Деллу под руку:
  — Мой коллега знает, как пользоваться фотокамерой.
  Войдя в лифт и нажав кнопку, Пол заметил:
  — Ненавижу лифты в таких домах. Ползают, как улитки. Я здесь бывал и раньше — заказывал фотографии, поэтому знаю. Обычно посетители пережидают в баре, это совсем рядом. Там хорошо обслуживают и отличные сухие бутерброды.
  — Первый бутерброд мне, — подняла руку Делла Стрит.
  Когда они сели за столик, Мейсон для себя и для своего секретаря заказал двойной бакарди, а Дрейк попросил принести сухого мартини.
  Надкусив первый бутерброд, Делла Стрит сказала:
  — Если, шеф, вы и впредь будете морить меня голодом, я вас разорю. Здесь же нечего есть, а я голодна как волк!..
  Подбежал мальчишка — разносчик газет.
  — Кому вечерний выпуск?
  Мейсон взглянул на заголовки, протянул доллар и попросил три экземпляра. Все углубились в чтение.
  Крупным шрифтом на первой полосе было набрано: «ПОХИЩЕННЫЕ ДЕНЬГИ ОБНАРУЖЕНЫ В ТРЕЙЛЕРЕ, ПРИНАДЛЕЖАЩЕМ МОЛОДОЙ ЖЕНЩИНЕ».
  Тут же помещались несколько фотографий Арлен Дюваль, ее трейлера и приводились номера пропавших банкнотов.
  — Не может быть! — удивился Дрейк. — Они напечатали номера. Невероятно! Как это они решились?
  — Сейчас уже нет смысла держать их в секрете, — сказал Мейсон, — ибо большинство купюр найдены. Но я сомневаюсь, чтобы они опубликовали весь список целиком.
  Делла Стрит так увлеклась, что забыла про бутерброды. Официант тем временем принес и поставил на стол вино.
  Отложив газету в сторону, Мейсон поднял стакан.
  — Ну вот вам и смятение в стане противника. Это их слегка запутает.
  — По-моему, — заметил Дрейк, — большой путаницы тут не будет. Что скажешь об этих номерах, Перри?
  — Я, Пол, сижу как на иголках. Все глаза проглядел — жду, когда же наконец закончатся эти проклятые двадцать пять минут. Предлагаю пари — я утверждаю, что числа на листке Сэккита есть не что иное, как номера исчезнувших из банковской упаковки купюр на сумму в пять тысяч долларов. Согласен?
  — Но как он мог их раздобыть, Перри? Нет, мне кажется, это невозможно. Только одному шишке отдела из ФБР было известно, какие это номера.
  — Ты согласен или нет? Ставлю пятьдесят долларов за то, что номера в списке Сэккита соответствуют номерам в газете. Более того, что каждый номер из газеты мы найдем в листке этого негодяя. Ну так что?
  Дрейк молчал.
  — Состоится пари или нет?
  — Состоится. Но не пятьдесят долларов. Ставлю десять. У меня нет таких денег, чтобы тягаться с богатыми юристами.
  — О’кей, Пол! Десять так десять!
  Вскоре все уже было выпито, бутерброды съедены до крошки.
  — Может быть, еще? — спросил Мейсон у Деллы.
  Она бросила взгляд на часы:
  — Нет времени. Нам пора возвращаться. Лучше прийти немного пораньше.
  Фотограф в студии их уже ждал.
  — Вы бы могли спокойно сидеть в баре еще четыре минуты.
  — Посидим здесь, — ответил Мейсон, — это чертовски важно — узнать, что на снимках. — Он бросил на стол вечернюю газету, заголовком вверх. — Мы считаем, что приведенные здесь номера могут совпасть с теми, на пленке.
  — А что в них, собственно, ценного? — не понял фотограф. — Если они опубликованы, спишите их оттуда, и делу конец.
  — Не совсем так, — возразил ему Мейсон, — нам нужен полный список. Как улика, он может оказаться решающим.
  — Понимаю вас. О, время вышло, идемте смотреть.
  Он провел гостей сквозь узенький зигзагообразный коридорчик, ведущий в лабораторию, и в нос им ударил едкий запах уксусной кислоты. В лаборатории горел только один красный фонарь.
  — Красный свет используется при печатании. Увеличитель я уже настроил, но это после того, как пленка высохнет. Мы можем включить свет, идите ближе, бачок у меня закрыт.
  Щелкнул выключатель, и под потолком загорелась большая лампа. Все затаив дыхание наблюдали, как фотограф поднял изготовленную из нержавеющей стали крышку бачка, залез в него рукой и извлек оттуда пленку.
  — Проклятье! — хозяин лаборатории выругался.
  — В чем дело? — забеспокоился Мейсон.
  — Пленка засвечена.
  — Что?!
  — Все кадры до единого! Убедитесь сами. Негативы черны, как ваша шляпа.
  В яростном бессилии Мейсон посмотрел на Дрейка:
  — А твой дружок Найлз, оказывается, смыслит в фотографии меньше, чем я думал. Впрочем, нельзя его винить, он торопился, перезаряжал прямо на ходу, вот и забыл, наверное, как следует закрыть крышку…
  — Подождите, подождите, — перебил Мейсона фотограф, — если бы крышка не была плотно закрыта и в камеру попал свет, то испортилась бы только часть пленки. А вся засвечивается только тогда, когда… Ничего не могу понять. Ровная черная полоска. Производственный брак, не иначе.
  — Такое часто встречается?
  — Мне такого дефекта не попадалось ни разу. Бывает, что когда посылаешь пленку на проявку, то ее возвращают с вежливой припиской, что небольшой брак имел место в процессе обработки или изготовления пленки, и компания, как правило, предлагает бесплатно заменить ее на новую.
  — Не могу сказать, что вы меня обнадежили, — кисло усмехнулся Мейсон. — Подумать только, из всех пленок именно эта… Пол, теперь у нас ускользнула самая главная улика. Ушла из-под носа!.. — Он опять посмотрел на фотографа. — Вы должны извинить мою подозрительность, но поймите правильно — вы там случайно не закуривали, спичек не жгли?
  — Мистер Мейсон, — возмутился тот, — я занимаюсь этим делом двадцать с лишним лет. Если склеить вместе все проявленные мною пленки, то до Луны хватит. В этой студии ошибок не бывает.
  — Простите, я вспылил, — извинился Мейсон, — я просто не понимаю, как такое могло случиться.
  — Да я и сам ничего не соображу. Наваждение какое-то…
  — Может быть, дело в растворах? Не мог их кто-нибудь заменить или подлить чего-нибудь?
  — Не думаю, мистер Мейсон. Но я проверю, прогоню через них пленку-другую. Надо бы вообще проверить каждый наведенный здесь раствор. Я этим займусь тотчас же, не хочу, чтоб меня винили.
  — Искать виновного уже бесполезно, — сказал Мейсон, — после драки кулаками не машут. Нас надули, мы проиграли. Теперь я с удовольствием пропущу еще стаканчик.
  Все трое удрученно покинули лабораторию.
  Пока ждали лифт, Мейсон отдал новые указания:
  — Вы с Деллой немедленно отправляйтесь ужинать, а я поеду к Арлен Дюваль. Настало время повидать клиента. Что бы она мне ни сообщила, хуже сегодня уже не будет.
  — Возможно, она сообщит такое, что станет лучше, — бодрым тоном заметил Дрейк.
  Голос Мейсона был сух и невыразителен.
  — Что ж, вполне допускаю.
  Глава 12
  Мейсон сидел с одной стороны сетчатой перегородки в тюремной комнате для свиданий, а Арлен Дюваль — с другой.
  — Я уверен, что полиция напичкала эту комнату микрофонами, так что следите за выражениями. Что вы им наговорили?
  — Я рассказала все как есть.
  — Давайте-ка пересядем поближе к краю, пятый стул отсюда.
  Мейсон поднялся, перешел, а с другой стороны перегородки его маневр повторила Арлен Дюваль.
  Это перемещение, однако, не ускользнуло от бдительного ока надзирательницы.
  — Сидеть полагается здесь, — прогремела она, — вам не дозволяется вставать и менять положение.
  — Но она встала и перешла.
  — Ей тем более не дозволяется. Придется вернуться где сидели.
  — Но послушайте, я — адвокат и имею право совещаться с клиентом. И сказанное между нами не подлежит подслушиванию или разглашению. Я не хочу, чтобы наш разговор кто-то контролировал.
  — Что это вы имеете в виду — контролировал?
  — Там под столом спрятан микрофон.
  — С чего вы взяли?
  — Я знаю. У меня с собой специальный детектор. А закон дает мне право беседовать с клиентом без посторонних ушей. Я требую соблюдения закона. Когда подслушивает полиция, беседа уже не может носить частный характер. А теперь я вас спрашиваю — готовы ли вы взять на себя ответственность и лишить адвоката законного права уединиться с клиентом?
  — Но вы уже и так беседуете.
  — Верно. Беседуем.
  — Тогда вернитесь на место.
  Мейсон покачал головой.
  — Я сижу здесь, и мой клиент тоже будет сидеть здесь. Или же вы все-таки хотите взять на себя ответственность и применить к моему клиенту силу? Заставить ее уйти, прежде чем я успею хоть что-то сказать?
  Надзирательница на мгновение задумалась, потом пожала плечами и, уже уходя, бросила:
  — Делайте что хотите, но запомните — я свою обязанность выполнила, я предлагала ей вернуться на место.
  Когда тюремная матрона отошла на достаточное расстояние, Мейсон сказал:
  — А сейчас выкладывайте. Прямо и без утайки. Я обязан знать, с чем бороться.
  — Я боюсь, мистер Мейсон. Боюсь, что безнадежно увязла.
  — Что заставляет вас так думать?
  — Это какая-то одна длинная цепь совпадений и случайностей, и все против меня. Это кошмар, мистер Мейсон.
  — Прежде всего советую вам не терять головы и присутствия духа. Давайте по порядку.
  — Я пошла туда, чтобы повидаться с мистером Баллардом.
  — Повидаться с Баллардом? В такой час?
  — Да.
  — Что вас к нему повело?
  — Я обнаружила в трейлере потайную съемную панель, а за ней тайник, полный денег.
  — Вы их сосчитали?
  — Да.
  — Сколько насчитали?
  — Двадцать шесть тысяч пятьсот двадцать пять долларов.
  — Какого достоинства купюры?
  — Разного.
  — Тысячедолларовые?
  — Одна.
  — Пятисотенных сколько?
  — Несколько штук.
  — По сто долларов?
  — О, сотенных целая пачка!
  — Были и другие?
  — Да, десятки и двадцатки.
  — И вы хотите убедить меня, что не подозревали об их существовании?
  — Клянусь, мистер Мейсон! Я и не думала!
  — А что вы прятали в трейлере? Я заметил, что в «Идеал трэйд трейлер-центре» вы намеренно оставили внутри сумочку, чтобы потом туда вернуться и что-то проверить. Что вы там искали?
  — Свой дневник.
  — И где же он был?
  — Там, где никто и не подумал бы его искать.
  — Это где же?
  — Я бы не хотела раскрывать место.
  — А что так?
  — Потому что он все еще там.
  — Они найдут его.
  — Не найдут.
  — Где он лежит?
  Последовал короткий вздох.
  — Внутри есть встроенный шкаф, как раз над колесами, и если заглянуть в него, то видно, что пол в шкафу прогибается внутрь — там, где в него входят колеса. Но колес, разумеется, не видно, все чисто. Два бугорка на полке внутри шкафа.
  — Хорошо, и что же?
  — Отделка на полу деревянная, но я сразу же, как увидела, подумала — снизу-то там наверняка не дерево. Я подумала, что со стороны колес должна быть какая-то металлическая защита, ведь грязь же летит, да и дерево гниет со временем. — Мейсон не перебивал. — Знаете, что я сделала? Выкрутила шурупы, и что вы думаете — под деревом оказался лист металла, выгнутый по форме колеса. Зазора между ним и полом практически не было, но тонкая тетрадка в кожаном переплете уместилась, как там и была. Эта тетрадка и есть мой дневник.
  — Что вы в него записывали?
  — Все.
  — Ну например?
  — Где я беру деньги и сколько. Я скрупулезно заносила туда каждый полученный мною доллар.
  — И где же вы брали их?
  — У Балларда.
  — Вы с ума сошли!
  Она кивнула.
  — А почему это он вдруг стал снабжать вас деньгами?
  — Он думал, что ему в конце концов удалось обнаружить, как именно было совершено похищение и кто за этим стоял. Баллард хотел использовать меня в качестве наживки, чтобы заманить в капкан настоящего преступника.
  — Называл ли он имя этого преступника?
  — Нет.
  — Или хотя бы как произошло похищение?
  — Тоже нет. — Арлен Дюваль отвела глаза.
  — А вам не приходило в голову, что мистер Джордан Л. Баллард мог быть тем самым человеком, который все это и провернул?
  — Я так не думаю, мистер Мейсон.
  — Почему?
  — Он был так добр ко мне.
  — Но, может быть, его мучила совесть?
  — Нет, мистер Мейсон. Он человек честный и справедливый, и он заработал много денег, занимаясь перепродажей недвижимости и еще кое-чем. У него замечательная голова, острый финансовый ум, и это дело не давало ему покоя. Во что бы то ни стало он хотел поймать похитителя и разоблачить.
  — Похитителя или похитителей?
  — Похитителя. Он говорил об одном человеке.
  — Но все тем не менее выглядит так, — медленно, как бы размышляя про себя, сказал Мейсон, — что участвовали по меньшей мере двое.
  — Я передаю вам только то, что он говорил.
  — Хорошо. Расскажите, что произошло?
  — Вскоре после нашей с вами встречи в клубе я позвонила мистеру Балларду, чтобы сообщить, что мне для вас будут нужны деньги. В то время он снабжал меня ими в неограниченном количестве, говорил, чтобы с расходами я не считалась. А вам предложил послать по почте два банкнота — в тысячу и в пятьсот долларов.
  — Вам не кажется, что это довольно глупо — пересылать таким образом крупные денежные купюры?
  — Конечно, мне показалось.
  — Вы сказали об этом Балларду?
  — Да.
  — И что же он?
  — Улыбнулся и добавил, что мы уже на финишной прямой и что до поимки прикарманившего денежки мерзавца остались считаные дни. Он пообещал также, что отец мой обязательно выйдет на свободу, а мое доброе имя будет восстановлено, если я все сделаю так, как он велит.
  — Что еще?
  — Еще он упоминал про пятнадцать процентов награды тому, кто найдет деньги, и пять тысяч долларов за информацию, которая приведет к аресту преступника или преступников. Но он сказал, что ему лично больше денег не надо, что мы с отцом могли бы оставить их все себе, и тогда отец получит возможность начать какое-нибудь дело.
  — Вы с вашим папочкой об этом говорили, сообщали ему?
  — В письмах — нет. Их просматривают.
  — Но в разговорах говорили?
  — Да.
  — Итак, полторы тысячи долларов для задатка вы взяли у Балларда и послали их мне, верно я вас понял?
  — Да, все правильно. А вы разве не получили?
  — Как сказать… Как, говорите, вы их переслали?
  — Но, мистер Мейсон, — Арлен Дюваль взволнованно подалась вперед, — вы не могли их не получить. Сначала я хотела отправить заказным, чтобы вручили лично в руки, но мистер Баллард настоял, чтобы они ушли обычной почтой. Сказал — есть тому причины, что так необходимо. Я подумала, что это часть его плана.
  — Все ясно, — констатировал Мейсон. — А теперь ответьте: какие-нибудь другие деньги вы мне посылали?
  — Другие деньги?
  — Да, да.
  Девушка замотала головой.
  — Только не лгите. Любая ваша ложь сейчас может заточить вас в тюрьму до конца жизни. Посылали ли вы мне еще деньги, еще полторы тысячи долларов?
  — Еще полторы тысячи?
  Мейсон утвердительно кивнул.
  — О боже! Но где бы я их взяла?
  — Я подумал, что вы могли взять их из тайника в трейлере.
  — Но я к тем деньгам даже не прикасалась. Не прикасалась в том смысле, что не брала. Да, я их пересчитала, но потом положила обратно и решила немедленно связаться с мистером Баллардом. Я не могла ему не сказать.
  — Вы знали, что за вами следят?
  — Разумеется.
  — Как же вы выбрались?
  — В «Гелиарах» под кроватью имеется небольшая кладовка. Сделана почти незаметно, и дверца кладовки открывается наружу, то есть если что нужно туда загрузить, то надо выйти, и… а располагается эта дверца не с той стороны, где вход, а с противоположной. Получается, что двери всех трейлеров открываются на правую сторону, а дверца кладовки — на левую.
  Мейсон внимательно слушал.
  — Я прекрасно знала, что за мной наблюдают, но под кроватью как раз ничего не было. Когда трейлер украли, то вычистили все, что можно.
  — И вы использовали этот люк?
  — Да. Заползла под кровать, открыла люк, на животе сползла на землю, потом закрыла его и на цыпочках ушла в темноту. Трейлер был между мной и преследователями, а они следили за главной дверью.
  — Куда вы пошли?
  — Перешла поле для гольфа, добралась до станции техобслуживания, вызвала по телефону такси и поехала к мистеру Балларду. А у него были вы.
  — Откуда вы знаете?
  — Я слышала ваши голоса.
  — Вы слышали и мой голос?
  — Но разговаривали двое. Мужчины.
  — Мой голос вы слышали?
  — Но они сказали, что вы там были и что об этом уже вопрос не стоит, вот я и подумала…
  — Говорили ли вы полиции, что слышали мой голос?
  — Но это мог быть…
  — Говорили ли вы полиции, что слышали мой голос, отвечайте?
  — Да.
  — Хорошо. Что вы сделали?
  — Я знала, что мистеру Балларду не понравилось бы, если б я вошла к нему, когда он с кем-то беседовал, поэтому я обошла дом сзади и стояла там, покуда вы не уехали. Я нашла там какой-то ящик, подставила его под кухонное окно и в этот момент услышала, как спереди перед домом завели автомобиль. Я подумала, что это вы и что вы уехали, забралась на ящик и заглянула в кухню. Я хотела постучать по стеклу, привлечь его внимание и спросить, могу ли войти. Но мистер Баллард лежал на полу.
  — Минуточку, мисс Дюваль, давайте как можно точнее: сколько времени прошло между тем моментом, когда вы услышали, как я завел автомобиль, и тем, когда вы встали на ящик и заглянули в кухню?
  — Я забралась на ящик сразу же, как только услышала, что двигатель заработал.
  — Продолжайте, пожалуйста.
  — Мистер Баллард лежал как-то неестественно. Уж очень неподвижно и как-то… а из-под тела у него текло что-то красное. Ну а потом я увидела этот здоровенный кухонный нож в спине.
  — Все-таки сколько времени прошло от момента, когда я, предположительно, уехал, и до того времени, когда вы встали на ящик и заглянули в окно?
  — Ну… я думаю, что не более… Вы знаете, полицейские спрашивали то же самое.
  — Что вы им ответили?
  — Я ответила, что прошла минута или полторы.
  — А вы не думаете, что этот промежуток мог быть дольше?
  — Нет. Дольше не мог быть. Даже короче, пожалуй…
  — Почему тогда вы сказали полиции, что минута или полторы, если полагаете, что на самом деле было меньше?
  — Потому что вы мой адвокат, вы меня защищаете и я… я не хотела вас подводить.
  — Так сколько же в действительности прошло времени?
  — Самое большее — секунд тридцать. Если он провожал вас до дверей, то у него не было бы времени ни на что другое. Только вернуться обратно в кухню, и все.
  — Он проводил меня почти до самых дверей. Точнее — до небольшого коридорчика перед входной дверью, а открыл себе я сам.
  — В таком случае он едва-едва успел вернуться на кухню, потому что… если, конечно, вы, после того как вышли, не делали там чего-то еще. Походили, может быть, посмотрели. Находясь за домом, ваш голос я не слышала. Услышала только, как завелся мотор.
  — Ладно, допустим, — сказал Мейсон, — к этому еще вернемся. А говорили ли вы полиции о том, что это Баллард снабжал вас деньгами?
  — Пока еще нет.
  — Намерены сказать?
  — Я боюсь, что мне придется. Меня приперли к стенке. Господин окружной прокурор считает, что это я убила, и предлагает договориться.
  — То есть как договориться?
  — Он сказал, что если я дам показания, будто нашу с вами встречу в доме Балларда устроили вы и что вы подавали мне сигнал, опуская и поднимая роликовую шторку, то он позволит мне признать себя виновной в непредумышленном убийстве и я пробуду за решеткой совсем недолго. Он сказал также, что знает наверное, что вы опускали и поднимали шторку с целью подать сигнал мне, и что если я буду говорить правду, то отделаюсь пустяковым сроком.
  — Что вы ему ответили?
  — Сказала, что хочу подумать.
  — А он?
  — Он поторопил меня. Сказал, чтобы я приняла решение как можно скорее.
  Мейсон усмехнулся:
  — Ему хотелось, чтобы вы приняли решение до того, как переговорите со мной, не правда ли?
  — Да, он подразумевал это. Он даже сказал, что вы меня отговорите.
  — Знайте же, мисс Дюваль: как только вы сделаете подобное заявление, он сможет привлечь меня к ответственности за лжесвидетельство, и это будет означать лишение права адвокатской практики с последующим отбыванием наказания за лжесвидетельство.
  Арлен Дюваль невесело опустила глаза:
  — Понимаю, мистер Мейсон.
  — А вам такое в голову не приходило?
  — Я знала, что господину окружному прокурору очень и очень хочется, чтобы я подтвердила, будто вы мне сигналили. Он предлагает все, что угодно.
  — Но он не сдержит своего обещания. Он, конечно, сведет дело к непредумышленному убийству. Это он выполнит. Но как только вы окажетесь в тюрьме, он забудет про вас и не пошевелит и пальцем.
  — Я думаю, вы правы, мистер Мейсон, но ведь это такая большая разница — непредумышленное убийство, и… — Глаза девушки наполнились слезами, она заплакала.
  — И что?
  — И убийство высшей категории. С отягчающими обстоятельствами и так далее. Как только представлю, что меня привязывают к холодному металлическому креслу, что я слышу, как в сосуд с кислотой падают шарики цианида, что становится трудно дышать… О господи, я больше не выдержу!..
  — Забудьте об этом, — резко оборвал ее Мейсон, — они вас обрабатывают, пытаются сломить.
  Арлен Дюваль вытерла слезы, но губы у нее дрожали.
  — Куда вы пошли после того, как поняли, что Баллард мертв?
  — Попыталась связаться с доктором Кандлером.
  — Вам удалось?
  — Нет. Я звонила по городскому. Под вымышленным именем, естественно.
  — Вы его не застали?
  — Нет. Не было на месте. И сказали, что вернется около полуночи.
  — С кем вы разговаривали?
  — С его медсестрой.
  — Розой Трэйвис?
  — Да.
  — Она вам нравится?
  — Я ее ненавижу, и она меня тоже терпеть не может.
  — Поняла ли она, кто звонит?
  — Не думаю. Я изменила голос и представилась пациенткой. Сказала, что доктор Кандлер просил обязательно позвонить, если появятся определенные симптомы, и… в общем, сказала, что он мне обязательно нужен.
  — Вы звонили ему в офис или на дом?
  — На квартиру. Он снимает специальную квартиру, куда сажает на ночь медсестру, и она отфильтровывает ненужных пациентов. Домой ему звонить нельзя.
  — Он даже не дал вам свой незарегистрированный домашний номер?
  — Нет. Хотел, но не смог.
  — Почему?
  — Сказал, что этот номер известен только его личной медсестре. Так якобы нужно для дела.
  — Значит, с доктором Кандлером вам связаться не удалось?
  — Нет.
  — Где вас схватила полиция?
  — На квартире у подруги. Я пережидала там, чтобы дозвониться до доктора Кандлера.
  — Вы ему доверяете?
  — Абсолютно. Жизнь бы ему доверила.
  — Но тем не менее скрыли от него тот факт, что получали деньги от Балларда.
  — Он знал, что кто-то меня финансирует, но кто конкретно, я не говорила, вот и все.
  — Но почему? Потому что не доверяете?
  — Нет, мистер Мейсон, я пообещала. Дала мистеру Балларду клятву, что никто не узнает. Правда, я видела, что доктора Кандлера это раздражает, и он… не подозревал, нет, но… порой бывал страшно недоволен. И я никак не могла избавиться от мысли, что он подумает обо мне, если со мной что-то случится, а он так и не узнает, откуда поступали деньги. И, конечно же, я никогда не забывала об отце. Предположим, что кто-то бы вдруг меня убил или я внезапно умерла, что бы тогда все думали? А то, что деньги мне на трейлер дал он, мой папа. И я решила вести дневник, куда записывала в мельчайших подробностях, что и как. А вот о дневнике я доктору Кандлеру сказала. Описала ему, куда пойти и где искать.
  Мейсон слегка нахмурился:
  — Вы сказали ему, куда спрятали свой дневник?
  — Конечно. Ведь кто-то же должен был знать. Умри я, и что тогда? Не для того я его писала, чтобы сгноить, никому не показывая.
  — Что ж, пока достаточно, — вздохнул Мейсон. — Вас сейчас пригласят на предварительное слушание. И вам всячески дадут понять, что у них имеются все возможные основания обвинить вас в преднамеренном убийстве с отягчающими вину обстоятельствами. Но если вы предадите меня, покажете что-то, что они просят, но чего вы не видели, то в этом случае они могут классифицировать убийство как непредумышленное.
  — А если нет?
  — Если нет и если, разумеется, все, что вы только что мне рассказали, — правда, тогда я постараюсь вас вытащить. Но если окажется, что вы мне солгали, я оставляю за собой право в любой момент столкнуть вас за борт. Об этом я говорил с самого начала и повторяю теперь. Это что касается денег. А что касается убийства, то раз уж я взялся представлять вас, доведу это дело до конца.
  Арлен Дюваль что-то прикидывала в уме.
  — Каковы мои шансы, мистер Мейсон?
  — В данный момент не очень хорошие.
  — Двадцать пять из ста?
  — Пока еще нет.
  — Десять из ста?
  — Остановимся на пяти. Так будет честнее.
  — Но вы вынуждаете меня всерьез обдумать их предложение.
  — Нет, мисс Дюваль, — возразил Мейсон, — я всего-навсего пытаюсь выяснить, какую игру вы ведете.
  Девушка зарыдала, плечи у нее затряслись.
  — Я в-всегда иг-граю ч-честно!..
  — Не хочу ничего вам внушать. Делайте, что сочтете нужным, что, по вашему мнению, лучше отвечает вашим интересам.
  Мейсон встал со стула, кивнул надзирательнице, что беседа окончена, и вышел.
  Покинув здание тюрьмы, он сел в машину и поехал к себе домой.
  Телефон зазвонил, когда он еще стоял в прихожей. Номер знали только Делла Стрит и Пол Дрейк, поэтому Мейсон поспешно прошел в комнату и взял трубку.
  — Слушаю. Пол, это ты?
  — Я, мой дорогой Холмс! Надеюсь, на пенсию ты пока еще не собрался?
  — Что у тебя опять?
  — Сегодняшний день оказался не такой уж и плохой, Перри!
  — Да ну? По мне — так хуже не бывает. Все вверх тормашками, но если и завтра…
  — Ты поговорил с клиенткой?
  — Да, поговорил.
  — Как она?
  — Плохо, Пол. Рассказала полиции все, чего не следовало. Если их припрет, они ее не пощадят — постараются навесить убийство высшей категории.
  — И ничто их не остановит? Почему ты сказал «если их припрет»?
  — Потому что Гамильтон Бергер предложил ей сделку — смягчить убийство до непредумышленного в обмен на заявление, что я опускал и поднимал шторку в доме Балларда для того, чтобы подать ей сигнал.
  — Как это отразится на тебе?
  — Статья за лжесвидетельство и тюремное заключение. Но я так просто не сдамся. Я заставлю их попрыгать на сковородке.
  — Как?
  — Подведу к тому, что Арлен признается, чего они от нее хотели, — снизить наказание в обмен на нужное заявление. Я выставлю Гамильтона Бергера в таком свете, что всем станет ясно — этот многими уважаемый прокурор готов посмотреть сквозь пальцы даже на первостатейное умышленное убийство, только бы засадить меня, лишив при этом адвокатского звания.
  — И ты мог бы доказать?
  — Я бы вытащил Бергера к свидетельской стойке, а уж тут ты меня знаешь. Если такое произойдет, я ему просто-напросто не оставлю выбора. Либо он вынужден будет признаться, либо начнет врать.
  — При условии, конечно, что девушка сказала правду.
  — Но подумай сам, Пол, у них на руках почти классическое заранее спланированное убийство со всеми отягчающими обстоятельствами, и если они сведут его до непредумышленного, то никакого другого подтверждения ее рассказа мне и не нужно.
  — Ну ладно, Перри, а теперь послушай хорошие новости. Пари за тобой, я проиграл тебе десять долларов.
  — Какие десять долларов?
  — Те, что ты поставил на список номеров на листке у Сэккита, если они окажутся номерами банкнотов из числа похищенных.
  Мейсон перехватил трубку в другую руку.
  — Что? Что ты сейчас сказал?
  — Я говорил о списке номеров.
  — Откуда ты это узнал?
  — Когда мне позвонил Харви Найлз, я рассказал про пленку. Про нашу пленку. Найлз готов биться об заклад, что пленка была в порядке и что фотограф испортил ее у себя в лаборатории. Случайно или нет — неизвестно, но Найлз уверен, что нет. По его словам, кто-то знал, куда мы поехали, и фотографа купили.
  — А ты что думаешь?
  — Не знаю, Перри. Но дело в том, что Харви вспомнил о последнем кадре на своей предыдущей пленке, помнишь? Ты держал листок в руке, он один раз щелкнул, и пленка кончилась, он стал менять кассеты и тебе уже отдал не старую пленку, а новую. Короче, вернувшись к себе в лабораторию, он эту свою пленку сразу же проявил, и все получилось. Представляешь, тридцать шесть кадров — и ни одного не испорчено? Картинки — хоть сейчас на выставку. Томас-Говард-Сэккит-Прим на пляже в компании соблазнительной Афродиты. Есть, как они обнимаются, целуются и даже то, как он ее обнял в последний раз, когда увидел, что мы приближаемся, и принял нас за полицейских. Тебе тогда показалось, что он засунул ей что-то в купальник, и ты был прав, черт подери! У Найлза это все заснято, и если увеличить как следует, то можно различить в руке Сэккита, в той, которой он обнял ее сзади, что-то белое. Он что-то определенно ей засунул. Различить нетрудно, потому что там голая спина и ничего больше. Купальник почти отсутствует — вырез от плеч и до самой… ну, ты понимаешь.
  — И видно, как он что-то ей кладет?
  — То-то и оно.
  — И видно все номера на последнем кадре?
  — Да, Перри.
  — Ты их проверил?
  — Само собой. И все номера, опубликованные в газете, есть в этом списке на листке Сэккита.
  — Значит, листок настоящий.
  — Получается, что так.
  — Но как Сэккит его достал? Ничего не понимаю.
  — В том-то и вопрос, Перри. Сейчас ты можешь поставить всю полицейскую службу с ног на голову, если сообщишь им, что у Сэккита был этот список.
  Мейсон немного помолчал.
  — Слушай, Пол, я попрошу тебя вот о чем: закажи Найлзу сделать с десяток фотографий одиннадцать на четырнадцать, а пленку пусть упакует в конверт и спрячет где-нибудь в надежном месте. И фотографии надо положить туда, где бы никто не достал. Никто, слышишь?
  — Как ты думаешь их использовать? — спросил Дрейк.
  — Как? Не знаю. Провалиться мне на этом месте, если знаю. Но это мой единственный козырь.
  — Ну что ж, Перри, я искренне желаю, чтобы это был туз.
  Глава 13
  Граждан штата Калифорния на предварительном слушании дела против Арлен Дюваль представлял сам окружной прокурор Гамильтон Бергер. Он не делал никакого секрета из того, зачем находится в суде и каковы его намерения.
  Обращаясь к суду, но лицом стоя к той части зала заседаний, где расположились вездесущие газетчики, он сказал:
  — Уважаемый суд, господа, как вам вскоре станет ясно, дело, которое я сегодня имею честь представлять, весьма и весьма необычно. В данном деле граждане штата Калифорния выступают против подзащитного с обвинением в убийстве, но всемогущей судьбе было угодно распорядиться так, что к делу об убийстве, а вернее, к совершению непосредственно преступления, самое прямое отношение имеет поведение выступающего от имени подзащитного адвоката. Этот адвокат уже приглашался на Большой совет присяжных для того, чтобы ответить на кое-какие интересующие нас вопросы. Я не буду вдаваться в подробности, а упомяну лишь, что прямых и честных ответов мы не услышали. Я беру на себя смелость и ответственность заявить, что по мере рассмотрения дела мы ожидаем получения доказательств, которые подтвердят существование определенного условия, имеющего большое значение как для оценки правомочности действий адвоката, так и для трактования его ответов на вопросы Большого совета.
  Разрешите заявить также, что до того, как это дело будет окончено, граждане штата намерены пригласить господина Перри Мейсона к свидетельской стойке и заслушать его показания в качестве свидетеля от обвинения. Мы отдаем себе отчет, что это будет враждебно настроенный свидетель. Мы знаем, что если он станет отвечать правду, то у нас может возникнуть необходимость привлечь его как сообщника. Следовательно, мы хотим быть заранее уверены, что адвокат ситуацию понимает правильно. Он, как всем нам прекрасно известно, крайне сведущ в своей области, особенно в области криминальных разбирательств, из чего вытекает, что он отлично знает свои конституционные права. Тем не менее, дабы избежать каких-либо недопониманий, мы бы хотели напомнить ему, что он может не отвечать на вопросы, если считает, что эти вопросы задаются с целью скомпрометировать его. Другими словами — он имеет право в любой момент обратиться за юридической помощью. Мы не собираемся спрашивать его о содержании бесед между ним и подзащитной, ибо беседы эти носят частный характер, но мы непременно попросим его прокомментировать некоторые детали своего поведения.
  Мне трудно, но я должен сказать, как неприятно мне выдвигать подобные обвинения против члена коллегии адвокатов. Однако мне во сто крат неприятнее было бы скрывать и замалчивать факты неэтичного и противозаконного поведения кого бы то ни было и уж тем более человека, занимающегося адвокатской практикой.
  Гамильтон Бергер сел.
  Судья Коуди посмотрел в сторону Перри Мейсона:
  — Суду, конечно, известно, что это предварительное слушание обещает стать чем-то большим, нежели просто слушание дела, и суд принимает к сведению заявление господина окружного прокурора, сделанное в твердой уверенности, что того требует правосудие. Мы не сомневаемся, что это заявление будет подтверждено свидетельскими показаниями, и ждем доказательств. В случае, если этого не произойдет, суд приступит к дальнейшей работе. А сейчас, учитывая, что эти заявления делаются публично, я испытываю необходимость предоставить слово защите. Господин Мейсон, вы будете отвечать на заявление окружного прокурора?
  Перри Мейсон поднялся со стула:
  — Я всего лишь хочу добавить, ваша честь, что если уж господин окружной прокурор решил развивать эту свою версию, то пусть он представит свидетелей, но если его свидетели станут давать показания, подтверждающие такую версию, в то время, когда у меня будет возможность подвергнуть их перекрестному допросу, я смогу разбить ее.
  Он снова сел.
  — Я принимаю вызов! — проревел Гамильтон Бергер. — Пригласите свидетеля Марвина Кинни.
  Марвин Кинни вошел в зал, был приведен к присяге, назвал суду свой возраст, место жительства, сказал, что работает судебным исполнителем, и приготовился отвечать на вопросы Гамильтона Бергера.
  — В среду вечером, десятого числа текущего месяца, вы должны были вручить кое-какие документы некоему Джордану Л. Балларду. Это верно?
  — Да, сэр. Я получил такие документы.
  — В какое время вы их получили?
  — Приблизительно в девять часов вечера. Между девятью и десятью.
  — И какие вам в это время были даны указания?
  — Простите, — заявил Мейсон, — но я не думаю, что в этом деле следует делать какие-либо заявления в отсутствие моей подзащитной. Особенно если они ее непосредственно касаются.
  — Но это имеет отношение к элементу времени, — нетерпеливо перебил его Гамильтон Бергер. — Он должен сам для себя установить в уме время.
  — В таком случае я проведу, если посчитаю нужным, перекрестный допрос. Если окружной прокурор собирается использовать дело против Арлен Дюваль в качестве предлога для того, чтобы предъявить мне обвинение в лжесвидетельстве, то мне бы хотелось, чтобы он строго придерживался порядка получения улик и свидетельских показаний. То, что сейчас происходит, недопустимо, и он это знает.
  — Но я всего лишь хотел получить как можно более четкую картину событий, — извиняющимся тоном сказал Гамильтон Бергер, обращаясь к судье.
  — То, что сделанные здесь заявления непосредственно касаются подзащитной, не совсем так, однако я поддерживаю возражение господина Мейсона, — резко ответил тот, — защита в данном случае абсолютно права. При сложившихся обстоятельствах должен строго соблюдаться установленный порядок получения улик и свидетельских показаний.
  — К тому же, ваша честь, это безответственно — заявлять, будто я стремлюсь использовать дело против Арлен Дюваль с корыстной целью доказать факт лжесвидетельства Перри Мейсона. — Голос Гамильтона Бергера задрожал от негодования. — Это вымысел!
  — Нет, не вымысел, — парировал Мейсон. — Вы упомянули, что ожидаете получения доказательств? Отлично. Так знайте же, что я тоже хочу кое-что доказать. То, в частности, что сказанное мною — реальный факт.
  — Уж не называете ли вы реальным фактом ваше желание представить все дело как предлог, которого я ищу, чтобы привлечь вас за лжесвидетельство? Абсурд! Нонсенс!
  — Именно это я и собираюсь доказать, господин прокурор. Иначе бы зачем вам нужно было лично встречаться с подзащитной и говорить ей, что вы сможете представить убийство как непредумышленное, если она подтвердит некоторые факты, используя которые вам будет легко обвинить меня в лжесвидетельстве?
  — Единственное, чего я хотел добиться от нее, это правды, — огрызнулся Гамильтон Бергер.
  — Неужели? Но зачем предлагать взятку? Зачем предлагать ей свести убийство к непредумышленному?
  — Потому что… нет, вам не доказать. Я не делал ей такого предложения…
  — Вы это категорически отрицаете? — спросил Мейсон.
  Судья протестующе постучал молотком.
  — Внимание! Я не останавливал начавшуюся здесь дискуссию между сторонами, так как, ввиду серьезности выдвигаемых против Перри Мейсона обвинений, я позволил ему ответить окружному прокурору и изложить свое видение дела. Это было сделано, и, я думаю, об этом пока достаточно. Впредь же я попрошу стороны воздерживаться от личных выпадов. — Судья Коуди посмотрел сначала на одного, затем на другого законника. — И я говорю это очень серьезно. Никаких личных выпадов, ясно? Стороны адресуют свои замечания суду, и мы проведем слушание в точном соответствии с порядком получения доказательств. Хочу напомнить вам, господин окружной прокурор, что одно возражение защиты я уже поддержал. Продолжайте опрос свидетеля, он ждет.
  — Благодарю, ваша честь. — Гамильтон Бергер задал Марвину Кинни следующий вопрос: — Куда вы направились, получив документ для Джордана Л. Балларда?
  — Я поехал на угол Десятой улицы и Флоссман-стрит. Баллард там держал заправочную, которая работает всю ночь. Я полагал, что смогу его там застать.
  — Он был там?
  — Уехал незадолго до меня.
  — Протестую, ваша честь, — сказал Мейсон, — слова свидетеля не отвечают на заданный вопрос, а являются его умозаключением, основанным на слухах.
  — Протест поддерживается.
  — Но, ваша честь, — заговорил Гамильтон Бергер, — это же обычное дело, свидетель приехал туда сразу же после того, как уехал Баллард, и заявлять так — его право.
  — Откуда кто-либо может знать, что это было сразу же после того, как уехал Баллард? — спросил Мейсон у Бергера.
  Судья Коуди тоже посмотрел на него:
  — Я полагаю, вопрос защитника достаточно характеризует ваш ответ как неуместный. Он мог это знать, я имею в виду свидетеля, только с чьих-то слов. Протест поддержан. Мы проведем это слушание в точном и строгом соответствии с порядком получения доказательств. Продолжайте!
  — Хорошо. — Гамильтон Бергер опять обратился к свидетелю Кинни: — Куда вы поехали от ночной заправочной на углу Десятой и Флоссман?
  — Я поехал по домашнему адресу Джордана Л. Балларда.
  — В какое время вы покинули угол Десятой и Флоссман?
  — Примерно в десять пятнадцать.
  — В какое время вы были у Балларда дома?
  — Точно сказать не могу. По пути я заправлялся и съел гамбургер, а у Балларда был где-то около десяти сорока.
  — А теперь я попрошу вас рассказать, что произошло, когда вы приехали к Балларду домой. Что вы увидели, что вы делали, что обнаружили?
  — Я поставил машину и поднялся по ступенькам на крыльцо. В доме горел свет. Я начал звонить и в этот момент заметил, что дверь приоткрыта. Я позвал: «Мистер Баллард!» — но никто не ответил. Тогда я позвал еще раз. Так как по-прежнему никто не отвечал, я снова нажал звонок и слышал, как он звонит. Тогда я крикнул: «Есть кто-нибудь в доме?» — ответа опять не получил и решил войти. Я прошел на кухню и там обнаружил мистера Балларда лежащим на полу.
  — Что еще вы там обнаружили?
  — На сушилке над раковиной стояла пепельница, а в ней была сигарета.
  — Было ли в этой сигарете что-нибудь необычное?
  — Да, сэр.
  — Что?
  — От нее струйкой вверх шел дым.
  — Давайте выясним как следует. Правильно ли я вас понял, будто вы хотите сказать суду, что сигарета еще горела?
  — Да, сэр. Именно так я хотел, чтобы суд меня понял. Это мои показания под присягой. Сигарета все еще горела.
  — Вы уверены?
  — Да, сэр.
  — Что еще можете сказать об этой сигарете?
  — На ней нагорел пепел с половину или с три четверти дюйма.
  — Еще что-нибудь?
  — На ней была губная помада.
  — Спасибо. Что еще вы там увидели?
  — Я увидел на сушилке три стакана. А еще ледницу со льдом. Я также увидел там несколько ложек, бутылку шотландского виски, бутылку бурбона и бутылку «севен-ап».
  — Хорошо. Вернемся к телу на полу. Что вы заметили?
  — Тело лежало лицом вниз, и из-под груди вытекла лужица крови. В спине, немного влево от центра, торчал нож.
  — Тело лежало лицом вниз?
  — Да, сэр.
  — Чье это было тело?
  — Джордана Л. Балларда.
  — Что вы сделали?
  — Пошел к телефону и вызвал полицию.
  — Перекрестный допрос. — Гамильтон Бергер кивнул Мейсону.
  Мейсон спросил свидетеля:
  — Та сигарета, когда вы ее увидели, все еще горела?
  — Да, сэр.
  — Вы при жизни знали Джордана Л. Балларда?
  — Нет, сэр.
  — Тогда почему вы утверждаете, что тело принадлежало Джордану Л. Балларду?
  — Я узнал об этом потом.
  — Когда и от кого?
  — Но… мне сказали люди из полиции.
  — Значит, лично вы не могли опознать убитого как Джордана Л. Балларда?
  — Я знаю только то, что сказала полиция.
  — Но это не мешает вам свидетельствовать о теле как о факте?
  — Но это же естественно.
  — То есть, иными словами, когда полиция говорит вам о чем-то, что это правда, вы принимаете это как реальный факт, не так ли?
  — В общем, да, так оно и есть.
  — А теперь, пожалуйста, скажите мне, говорила ли вам полиция что-либо о других фактах — о тех, о которых вы так уверенно показали суду?
  — Нет, сэр.
  — То есть это были вещи, которые вы видели своими собственными глазами?
  — Да, сэр.
  — Сигарета в пепельнице на кухне все еще горела?
  — Да, сэр.
  — Сколько осталось от этой сигареты?
  — Дюйма полтора.
  — Что вы сделали? Вы ее не затушили?
  — Ни в коем случае, сэр. Я ни к чему не прикасался, я оставил ее гореть.
  — Она продолжала гореть?
  — Она потухла вскоре после этого.
  — Откуда вы знаете?
  — Потому что, когда полиция приехала, я с ними вместе пошел на кухню, и сигарета больше не горела… она погасла.
  — Как она лежала?
  — У пепельницы была резная ручка с канавками, и сигарета лежала на ручке в одной из канавок. По краям пепельницы, естественно, шли специальные углубления — такие маленькие выемки, но сигарета лежала не в них, а на ручке. Наверное, поэтому пепел не упал. А пепла был целый столбик — с полдюйма, если не с три четверти.
  — Пепел был нетронутый, не отпал?
  — Нет, сэр. Даже форму сохранил.
  — А не из-за пепла ли вы подумали, что сигарета еще горит?
  — Нет, сэр. Она горела на самом деде.
  — Вы видели, как от нее поднимался дым?
  — Видел, сэр.
  — Вы видели, как светился кончик сигареты?
  — Да, сэр.
  — И как же он светился?
  — Тусклым красным светом. Как горит любая сигарета.
  — Вы ходили в гостиную?
  — Да, сэр.
  — Почему вы туда пошли?
  — Чтобы найти телефон и вызвать полицию.
  — Не заметили ли вы в гостиной чего-нибудь необычного? Чего-нибудь, что-показалось странным?
  — Нет, сэр.
  — Свет в гостиной горел?
  — Да, сэр.
  — Какой свет?
  — Несколько торшеров.
  — Сколько их было, не заметили?
  — Точно не скажу. Два, может быть, три.
  — А что за свет горел в кухне?
  — Большая яркая лампочка на потолке. Прикрытая белым рефлектором.
  — Лампа была большая?
  — Да, сэр. Очень даже большая.
  — И кухня была ярко освещена?
  — Да, сэр.
  — Но тогда получается, что вы не могли видеть свечение горящего кончика сигареты, не правда ли? Вы могли видеть только струйку дыма.
  — Я… э-э… я подумал, понимаете ли…
  — Так вы все-таки видели свечение или нет?
  — Я… сейчас, когда я об этом задумался, об огромной яркой лампе на потолке и… и все-таки, мне кажется, я видел свечение.
  — Раз вы видели поднимающийся струйкой дым, то подумали, что, наверное, и кончик горит, и в результате пришли к выводу, что видели и свечение, я прав?
  Свидетель беспомощно обратил взор на Гамильтона Бергера.
  — Мне кажется, я видел свечение.
  — Несмотря на то, что горел яркий свет?
  — Я точно помню, что дымок поднимался, значит, должен был быть и огонек.
  — Итак, видели вы или нет горящий красный конец сигареты?
  — Да, я видел его.
  — И вы готовы присягнуть, что при полном верхнем освещении вы смогли разглядеть, как светилась на конце горящая сигарета?
  — Мои глаза в тот момент привыкли к темноте, я вошел в помещение с малоосвещенной улицы…
  — Но в такой ситуации вы были бы просто-напросто ослеплены. Свет, что называется, бил бы вам в глаза, и вы бы вообще ничего не разглядели.
  — Я отчетливо видел, как от кончика сигареты вверх, извиваясь, поднималась струйка дыма.
  — А свечение на конце вы видели?
  — Да.
  — Какого оно было цвета?
  — Тускло-красного.
  — Вы смогли это заметить при верхнем освещении?
  — Да, я видел свечение.
  — Готовы заявить под присягой?
  — Да. Под присягой заявляю, что я его видел.
  — Когда вы впервые заметили сигарету и увидели, что она горит, осознали ли вы в тот момент важность этого вашего наблюдения?
  — Ну-у, сразу, пожалуй, нет.
  — Когда вы осознали значимость этой детали?
  — После прибытия на место полиции.
  — Они советовали запомнить, что вы видели сигарету горящей?
  — Да, сэр.
  — И запомнить то, что от сигареты шел дым?
  — Но о дыме я сам им сказал.
  — Я понял вас. Но они просили запомнить, что вы видели дым?
  — Да, сэр.
  — Хорошо. Ну а свечение, о нем вы тоже им сами сказали?
  — По-моему, да. Не помню точно.
  — Но запомнить про свечение они просили?
  — Не так чтобы прямо, но…
  — Что конкретно они сказали, не помните?
  Свидетель чуть помялся, потом выпалил:
  — Они сказали: обязательно запомнить насчет горящей сигареты, когда я вошел в комнату, и ни при каких обстоятельствах не дать ушлому юристу при перекрестном допросе сбить себя с толку.
  — Ага, и, следуя их предостережению, — произнес Мейсон, — вы намерены твердо стоять на своем и придерживаться тех показаний, что дали в их присутствии?
  — Ну, в общем, так. Да, сэр.
  Арлен Дюваль склонилась к Перри Мейсону.
  — Это была моя сигарета, — прошептала она, — я едва ее зажгла, руки тряслись, и…
  Он слегка оттолкнул девушку назад.
  — Оставим это. — После чего снова повернулся к свидетелю: — У меня все.
  Гамильтон Бергер помедлил секунду, раздумывая, стоит ли задавать еще вопросы, еле заметно пожал плечами и тоже сказал:
  — У меня все.
  — Следующий свидетель, — заявил он. — Сидней Дэйтон.
  Сидней Дэйтон оказался высоким расхлябанным типом тридцати пяти — сорока лет. Он подошел к стойке и решительно произнес слова присяги.
  Первые предварительные вопросы показали, что он работает в полицейском управлении в должности, именуемой «техник-эксперт криминального отдела».
  — Что включают в себя ваши должностные обязанности? — спросил Гамильтон Бергер.
  — Общие технические консультации, баллистическая экспертиза, токсикология, отпечатки пальцев и прочее в этом роде.
  — Как давно вы занимаетесь изучением отпечатков пальцев?
  — Я специализируюсь в этом чуть более двух лет.
  — А теперь скажите нам, приглашали ли вас в дом Джордана Л. Балларда вечером в среду, десятого числа текущего месяца?
  — Так точно, сэр.
  — Какую работу вы провели по обнаружению отпечатков?
  — Я нашел там три стакана и снял с них отпечатки пальцев.
  — Вы каким-либо образом идентифицировали эти стаканы?
  — Конечно, сэр. Они были сфотографированы так, как стояли, — рядом с кухонной раковиной, и я пометил их номерами один, два и три.
  — Давайте возьмем стакан под номером два. Нашли ли вы на нем какие-нибудь отпечатки?
  — Так точно, сэр, нашел.
  — Вы знаете, кому они принадлежат?
  — Да, сэр.
  — Кому?
  — Это отпечатки пальцев мистера Перри Мейсона.
  — В данный момент имеете ли вы в виду мистера Перри Мейсона — практикующего адвоката, сидящего здесь в зале?
  — Да, сэр.
  — Как вы установили, чьи это были отпечатки?
  — Я снял их, обработал, сфотографировал и сравнил с теми отпечатками пальцев Перри Мейсона, которые у нас хранились в другом деле.
  — Осмотрели ли вы и подвергли ли анализу сигарету в пепельнице? Ту, чей горящий кончик лежал на резной ручке этой пепельницы?
  — Да, сэр. Я это сделал.
  — И что же вы обнаружили?
  — На сигарете были следы губной помады.
  — Что вам удалось узнать об этой помаде?
  — Я подверг ее спектроскопическому анализу и пришел к выводу, что по оттенку и химическому составу губная помада на сигарете идентична губной помаде в сумочке у подзащитной.
  — Говоря «у подзащитной», вы подразумеваете Арлен Дюваль — молодую женщину, сидящую рядом с Перри Мейсоном?
  — Да, сэр.
  — У меня все пока. Приступайте к перекрестному допросу.
  Слово взял Перри Мейсон:
  — Мистер Дэйтон, отвечая на вопрос о профессии, вы сказали, что работаете техником-экспертом криминального отдела. Это так?
  — Так точно, сэр.
  — И это является вашей работой?
  — Да, сэр.
  — Что делает техник-эксперт?
  — Чтобы им стать, я продолжительное время изучал определенные области науки, которые часто применяются в криминологии.
  — То есть таковы ваши обязанности как техника-эксперта в криминалистике?
  — Да, сэр.
  — Но вы служите в полиции?
  — Так точно, сэр.
  — И каковы ваши обязанности в должности полицейского техника-эксперта?
  — Но сэр, это… это практически одно и то же.
  — Что одно и то же?
  — Что и обязанности техника-эксперта.
  — То есть обычный техник-эксперт и техник-эксперт полицейского управления выполняют одно и то же?
  — Меня наняло полицейское управление.
  — А-а, полицейское управление наняло вас в качестве эксперта-свидетеля?
  — Так точно, сэр. То есть нет. Я — эксперт-следователь, но не эксперт-свидетель.
  — Но сейчас вы даете показания в качестве эксперта-свидетеля, разве нет?
  — Да, сэр.
  — Тогда что же вы имели в виду, говоря, что являетесь техником-экспертом, а не экспертом-свидетелем?
  — Меня наняли как техника, а не как свидетеля.
  — Вы получаете ежемесячное жалованье?
  — Да, сэр.
  — А платят ли вам за то время, что вы проведете за свидетельской стойкой?
  — Мне платят за работу техником.
  — Значит, никакой оплаты за выполнение обязанностей свидетеля вы не принимаете?
  — Я не могу разделить свою зарплату.
  — А сейчас ваш труд оплачивается?
  — Конечно. Как часть моей работы по найму.
  — Скажите, а в настоящий момент, в эту минуту, вы тоже являетесь нанятым полицией?
  — Да.
  — В качестве эксперта-свидетеля?
  — Да.
  — Итак, сейчас вы наняты как эксперт-свидетель?
  — Получается, что да. Называйте, как хотите.
  — Когда вы отвечали на вопрос о вашем роде занятий, то сказали, что работаете техником-экспертом криминального отдела полиции. Означает ли это, что для дачи показаний вас всегда вызывает полиция?
  — Да, сэр.
  — Кто еще вызывает вас для дачи показаний?
  — Кто еще? Я думаю, любая из сторон могла бы это сделать.
  — Сколько раз вы стояли за этой стойкой в качестве свидетеля?
  — Затрудняюсь ответить. Не знаю даже, как и начать.
  — Десятки раз?
  — Да.
  — Может быть, сотни?
  — Возможно.
  — А вызывались ли вы когда-нибудь защитой? Как свидетель защиты?
  — Повесткой от имени защиты я не вызывался. Нет, сэр.
  — То есть вы всегда давали показания для полиции, для обвиняющей стороны?
  — Так точно, сэр. Это моя обязанность.
  — Ну что же, спасибо. Именно на это я и хотел обратить внимание. Теперь следующее: вы сказали, что на стакане под номером два нашли отпечатки моих пальцев.
  — Верно, сэр. Это так.
  — Нашли ли вы отпечатки на стакане под номером три?
  — Да, сэр.
  — Кому они принадлежали?
  — Мистеру Балларду, сэр.
  — Хорошо. Следующий вопрос: пытались ли вы подвергнуть анализу содержимое различных стаканов?
  — Стаканы были пусты.
  — Совершенно пусты?
  — Ну, в общем, да. Вернее, и да, и нет.
  — Что значит и да, и нет?
  — В стакане под номером три оставалось немного льда, и из него чувствовался запах виски.
  — Определили ли вы, что там было, шотландское виски или американское — бурбон?
  — Там было шотландское виски.
  — Откуда вам стало известно?
  — Я определил по запаху.
  — Допустим. Что вы обнаружили в стакане под номером два?
  — Ничего. Он был пуст.
  — Принято. Перейдем к первому стакану, что в нем было?
  — Немного льда.
  — И все?
  — Нет, сэр. Еще чуть-чуть жидкости.
  — Что это была за жидкость?
  — Не знаю.
  — Вы не провели анализа?
  — Нет, сэр.
  — Мог ли это быть бурбон или «севен-ап»?
  — Да, это мог быть бурбон или «севен-ап».
  — Имелись ли на этом стакане отпечатки пальцев?
  — Да, сэр.
  — Чьи же?
  — Несколько отпечатков принадлежали мистеру Балларду, а несколько — другому лицу, которое мы пока еще не установили. И разумеется, мистер Мейсон, я не могу знать, когда эти отпечатки были оставлены на стакане.
  — Естественно. Насколько я понимаю, вы подразумеваете, что эти отпечатки пальцев могли быть оставлены на стакане и до того моего визита в дом Балларда, который, по-вашему, я нанес ему?
  — Да, сэр.
  — Рассуждая таким же образом, — продолжал Мейсон, — можно сказать, что вам также неизвестно, когда появились отпечатки пальцев на стакане под номером два. Другими словами, мои отпечатки пальцев могли быть оставлены на этом стакане ранее, чем на двух других, верно?
  — Я… я имел в виду… я подразумевал…
  — Вот видите. Вы все подразумеваете. В этом-то и проблема. А я сейчас спрашиваю — что вы знаете? Вам неизвестно, когда были оставлены эти отпечатки, правильно?
  — Правильно, сэр.
  — Ни одни из них?
  — Да. То есть нет.
  — Ладно. В леднице вы обнаружили кубики льда, так?
  — Да, сэр.
  — Были ли кубики льда в раковине?
  — В раковине?.. Не помню.
  — Вы упомянули про фотографии стаканов. Я бы хотел взглянуть на них. Они у вас с собой?
  Мейсону ответил Гамильтон Бергер:
  — Я планирую показать фотографии несколько позднее.
  — Но этот свидетель дал показания, имеющие прямое отношение к фотографиям. Я хочу на них взглянуть.
  — У меня есть одна, — сказал Дэйтон, — на ней как раз на стаканах видны номера.
  — О’кей, давайте посмотрим.
  Свидетель сделал знак Гамильтону Бергеру, окружной прокурор открыл «дипломат», достал оттуда одну фотографию и передал к свидетельской стойке.
  — Это та самая фотография? — спросил Мейсон.
  — Да, сэр. Это она.
  Мейсон поднялся с места и подошел ее посмотреть.
  — Снимок сделан немного сверху, — заметил он, — глядя на раковину как бы вниз.
  — Так точно, сэр.
  — Почему сейчас вы выбрали именно эту?
  — Потому что на ней хорошо видно все, что в раковине. На других стаканы тоже видно, но они заслоняют то, что за ними. Этот ракурс, пожалуй, самый предпочтительный.
  — Искали ли вы отпечатки пальцев на бутылке «севен-ап»?
  — Да, сэр.
  — Нашли что-нибудь?
  — Отпечатки пальцев мистера Балларда.
  — А других не было?
  — Нет, сэр.
  — На бутылках с виски?
  — То же самое.
  — Хорошо, — констатировал Мейсон, — а сейчас я бы хотел, чтобы вы повнимательнее присмотрелись к фотографии. Видите в раковине два маленьких светлых пятнышка? Величиной они с кончик большого пальца. Не кажется ли вам, что это два небольших кусочка льда? Видите, как от них отражается свет?
  — Да. Это… это запросто может быть лед.
  — Вы были там, когда делался снимок?
  — Конечно, сэр.
  — И вы наверняка давали указания, с какого угла снимать, чтобы и стаканы, и номерочки рядом были лучше видны?
  — Да, сэр.
  — А эти маленькие картонные квадратики с номерами один, два и три, вы положили их рядом с каждым стаканом непосредственно перед тем, как снимать, не так ли?
  — Верно, сэр. Как раз перед этим.
  — И тем не менее в раковине вы ничего не заметили?
  — Нет.
  — Но вы заметили, что оставался лед в стаканах под номерами один и три?
  — Да, сэр.
  — Но в стакане под номером два, на котором вы обнаружили мои отпечатки пальцев, льда не было?
  — Да, это верно.
  — Спасибо, мне все ясно. Учитывая вышесказанное, не будет ли справедливо предположить, что я побывал в доме у Балларда и мы с ним выпили, что после моего ухода он отнес мой стакан на кухню, где выбросил в раковину остатки льда из него, а потом к Балларду зашел кто-то еще, с кем они пили, и этот кто-то попросил для себя бурбон и «севен-ап», и Баллард смешал коктейль, и этот человек находился на кухне в тот момент, когда хозяин дома был убит? Не указывает ли тот факт, что в стаканах под номерами один и три оставался лед, на то, что Баллард с вновь пришедшим неизвестным выпивали уже после того, как я ушел?
  — Ваша честь, я протестую, — возмутился Гамильтон Бергер, — это уже из области домыслов, это спор со свидетелем относительно последствий, вытекающих из его показаний.
  — Я полагаю, ваш протест не лишен оснований, — постановил судья Коуди.
  Мейсон улыбнулся:
  — Но я задал этот вопрос, ваша честь, не для того, чтобы выяснить какой-либо факт.
  — С какой же целью, позвольте спросить?
  — Чтобы продемонстрировать предвзятость со стороны свидетеля. Посудите сами. Мы имеем дело со свидетелем-экспертом, который весьма тщательно и скрупулезно собрал и изложил все факты, нужные полиции, поскольку обвинение касается меня, но просмотрел явный и очевидный факт наличия в раковине двух небольших кусочков льда, которые могли попасть туда не иначе как в результате естественных действий Балларда после моего ухода, — он выплеснул остатки содержимого моего бокала и оставил его, чтобы помыть. Крайняя неохота со стороны свидетеля признать этот неоспоримый факт и говорит о его предвзятости.
  Теперь настала очередь улыбнуться судье Коуди:
  — Я понял вас. Ваша точка зрения нам ясна. Тем не менее протест поддерживается.
  Мейсон вновь обратился к свидетелю:
  — Вы заявили, что сигарета принадлежала Арлен Дюваль. На чем основывается это ваше заявление, на спектроскопическом анализе губной помады?
  — Да, сэр.
  — Сколько тюбиков губной помады, сделанной одним и тем же производителем, вы подвергли анализу, чтобы убедиться, что они отличаются друг от друга по данным спектроскопа?
  — Одним и тем же производителем?
  — Да.
  — Но зачем?.. Я такого теста не делал. Я проверил помаду на сигарете и помаду, обнаруженную у нее в сумочке.
  — Но не логично ли предположить, что любой производитель, занимающийся изготовлением губной помады, будет в основе своей использовать один и тот же физико-химический состав?
  — Логично, и это, наверное, так и есть. Цвета только отличаются.
  — Цвета будут различны, но химическая основа останется постоянной, так?
  — Я не готов дать ответ по данному вопросу.
  — К этому я и клоню. Вы приняли как само собой разумеющееся то, что помада на сигарете — это помада Арлен Дюваль. Следовательно, вы не стали проверять другие тюбики с помадой — неважно, этот же производитель или кто-то другой, и у вас не было цели установить, насколько они похожи или различны по данным спектроскопического анализа.
  — Да, это так, сэр.
  — Спектроскопический анализ не является количественным анализом. Он лишь позволяет определить, что в пробе имеются определенные вещества.
  — Так точно, сэр.
  — На стакане под номером два вы нашли мои отпечатки?
  — Да, сэр.
  — А не нашли ли вы на этом же стакане и отпечатков пальцев Балларда?
  — Нашел, сэр, но немного!
  — И вы также, наверное, обнаружили, что практически в каждой точке отпечатки Балларда накладываются на мои, показывая таким образом, что он держал этот стакан последним?
  — Кое-где оно так и было. Отпечатки накладывались, признаю. Но это ничего не значит.
  — Почему ничего не значит?
  — Ваш стакан вам должен был подать хозяин дома. Он наливал, протягивал его вам.
  — Но тогда на отпечатках пальцев Балларда вы бы должны были найти мои. Разве нет?
  — Да, я согласен.
  — Однако вы обнаружили, что его отпечатки наложились на мои, а не наоборот, не правда ли?
  — В некоторых местах — да.
  — Что, я утверждаю, могло произойти только в том случае, если бы Баллард взял стакан от меня или же подобрал там, где я его оставил перед уходом, отнес на кухню и выплеснул в раковину лед. Согласны?
  — Я не могу себе позволить вдаваться в подобную дискуссию, — потупив взор, заметил Дэйтон. — Я только лишь даю показания относительно обнаруженных мною фактов.
  — Хорошо, тогда следующий вопрос. Вы нашли на стакане под номером один отпечатки пальцев Балларда?
  — Да, сэр.
  — И еще другие, идентифицировать которые вам не удалось?
  — Да, сэр.
  — Давайте остановимся на этом стакане. Отпечатки Балларда накладывались ли где-либо, пусть хотя бы в одном месте, на отпечатки не установленного вами неизвестного лица?
  — Но я… я не помню. Я был поглощен самими отпечатками пальцев, а не последовательностью их возникновения на данном предмете.
  — У меня все, — сказал Мейсон.
  В этот момент к председательствующему вкрадчиво обратился Гамильтон Бергер.
  — Если позволите, еще несколько вопросов. Благодарю. Итак, — спросил он у свидетеля, — ваши данные указывают на то, что Перри Мейсон был в этом доме в течение непродолжительного промежутка времени незадолго перед убийством, верно?
  — Да, сэр.
  — И что Арлен Дюваль почти непосредственно перед убийством курила в этом доме сигарету?
  — Минуту, ваша честь, — поднял руку Мейсон, — я протестую, ибо господин окружной прокурор подталкивает свидетеля к выводам относительно фактов, которых в показаниях нет и быть не может. Свидетелю неизвестно, что Арлен Дюваль курила сигарету. Ему неизвестно также, что эту сигарету туда положила именно она. И он не знает, когда эта сигарета была туда положена.
  Гамильтон Бергер скромно склонил голову:
  — Хорошо, хорошо. Я не буду вдаваться в софистику. Оставим дело так, как оно есть. Я думаю, суд поймет и разберется.
  — Суд понимает ситуацию, я уверен, — сказал Мейсон. — Вам не нравится то, что вы сейчас назвали софистикой, потому что начни мы выяснять формулировки — и ваши ошибочные выводы падут под напором фактов.
  — Достаточно, — остановил их судья Коуди, — никаких личных выпадов, я уже говорил об этом. У вас есть еще вопросы к свидетелю, господин окружной прокурор?
  — Нет, ваша честь. Я удовлетворен. Его показания говорят сами за себя.
  — Желаете продолжить перекрестный допрос? — спросил он у Мейсона.
  Перри Мейсон улыбнулся:
  — Нет, ваша честь. Меня вполне устраивает то, что попытка свидетеля изложить факты показала его предвзятость.
  — Прекрасно! — Судья Коуди улыбнулся в ответ. — Господин Бергер, пригласите следующего свидетеля.
  — Горас Манди! — выкрикнул Гамильтон Бергер.
  Манди вышел с видимым нежеланием, встал к стойке и назвал свое имя, адрес, возраст и род занятий.
  — Вы работаете на Детективное агентство Дрейка?
  — Да, сэр.
  — Десятого числа текущего месяца, то есть в прошедшую среду, вы тоже работали на него?
  — Да, сэр.
  — А мистер Перри Мейсон, в свою очередь, нанял агентство Дрейка, чтобы следить за Арлен Дюваль — подзащитной в этом деле, верно?
  — Мне это неизвестно.
  — Но вы не станете отрицать, что в Детективном агентстве Дрейка вами были получены инструкции следить за Арлен Дюваль?
  — Я не знаю, что вы имеете в виду под словом «следить», — сказал Манди.
  У Гамильтона Бергера кровь подступила к лицу.
  — То есть как не знаете? Вы же детектив! Сколько лет вы на этой работе?
  — Двадцать.
  — И не знаете, что значит «следить»?
  — Прошу прощения, сэр, но я не знаю, что вы подразумеваете под словом «следить».
  — Я употребил слово «следить» в самом обычном смысле! — Гамильтон Бергер почти кричал.
  — Тогда я бы не сказал, что меня наняли следить за Арлен Дюваль. Точнее будет сказать, что меня наняли наблюдать за ней с целью ее защиты.
  — Пусть будет по-вашему, если вам так нравится. Итак, Арлен Дюваль находилась под вашим наблюдением?
  — Я не выпускал ее из виду. Вернее, не выпускал из виду ее трейлер и автомобиль. Трейлер этот был в начале дня украден, и…
  Бергер нетерпеливо перебил его:
  — Хорошо, ладно, мне ясно, что вы враждебно настроенный свидетель. И здесь вы потому, что получили повестку. Вопрос: действительно ли в среду вечером, то есть десятого числа этого месяца, вы видели Арлен Дюваль в том месте, где проживает, точнее, проживал Джордан Л. Баллард?
  — Да, сэр.
  — Что она там делала?
  — Я видел, как она подъехала к дому Балларда на такси, вышла и поднялась на крыльцо. На крыльце она немного постояла, вернулась к таксисту и расплатилась, а затем обошла дом сзади.
  — А видели ли вы, что в то время, когда она обходила дом, Перри Мейсон подавал ей сигнал?
  — Нет, сэр, этого я не видел.
  Гамильтон Бергер поднял указательный палец и погрозил им в сторону свидетеля:
  — Обождите-ка минуту, у меня ведь есть ваше заявление, записанное на пленку. Я лишний раз убеждаюсь, что, как свидетель, вы не расположены выяснить истину, но я все же намерен…
  — Протестую, ваша честь, — возразил Мейсон, — я протестую против запугивания обвинением своего собственного свидетеля. Я против перекрестного допроса со стороны обвинения. И я протестую против всяческих угроз со стороны обвинения в адрес свидетеля с целью добиться нужных показаний.
  — Но, ваша честь, — заговорил Гамильтон Бергер, — службе окружного прокурора в этом деле приходится работать в невыносимо трудных условиях. Мы вынуждены доказывать некоторые аспекты дела, обращаясь к противоположной стороне. Этот свидетель по отношению к обвинению настроен враждебно.
  Судья Коуди был невозмутим:
  — До сих пор он не проявил еще никакой враждебности. Все, чего он хотел, это быть точным. Мне кажется, свидетель ясно дал понять, что не видел, как Перри Мейсон сигналил Арлен Дюваль. Ваш следующий вопрос.
  — Скажите, свидетель, — продолжал Гамильтон Бергер, — разве вы не заявили у меня в офисе, что в то время, как подзащитная проходила под окном, Перри Мейсон поднял и опустил роликовую шторку?
  — Я выразился несколько по-другому. Я сказал, что примерно в то время, когда Арлен Дюваль огибала угол дома и направлялась к задней его части, я видел, как какой-то человек, ростом и телосложением напоминающий Перри Мейсона, прошел мимо портьеры и сначала опустил, а затем поднял роликовую штору.
  — Но это произошло в тот момент, когда Арлен Дюваль обходила дом, не так ли?
  — Не совсем. На сто процентов я не уверен. Это произошло примерно в то же время.
  — И не вы ли говорили мне, что сейчас пришли для себя к выводу, весьма определенному выводу, что тем человеком был Перри Мейсон?
  — Я сказал, что тот человек был очень похож на Перри Мейсона, но, если мне не изменяет память, мистер Бергер, я говорил, что лица его я не видел.
  — Что вы видели потом? После того как Арлен Дюваль зашла за дом? Что она сделала?
  — Когда тот человек, кто бы он ни был, уехал, я видел, как Арлен Дюваль подтащила ящик к кухонному окну с задней стороны дома, встала на него, подняла оконную раму и забралась внутрь.
  — Что было потом?
  — Через несколько минут она покинула дом.
  — Через сколько, если точно?
  — Минут через пять.
  — А сколько времени прошло с момента, когда Перри Мейсон уехал, и до того, как она забралась в дом?
  — Она забралась в дом почти сразу же после того, как тот человек, кто бы это ни был, уехал на автомобиле.
  — Как она покидала дом?
  — Через переднюю главную дверь.
  — В какой манере она это делала?
  — Она… она шла очень и очень быстро.
  — Она бежала?
  — Можно назвать и так. Да, это была такая быстрая походка, что фактически напоминала бег.
  — В том, что это была Арлен Дюваль, вы не сомневаетесь?
  — Нет, сэр.
  — Приступайте к перекрестному допросу, мистер Мейсон, — сказал Гамильтон Бергер и, обращаясь к суду, добавил: — У меня имеются основания полагать, что данный свидетель подтвердит любые слова, подсказанные ему защитником. Следовательно, я бы просил уважаемый суд ни на секунду не забывать, что, хотя при перекрестном допросе и позволено по правилам судебного дознания задавать наводящие вопросы, ситуация, с которой мы имеем дело, выходит за рамки обычной. Мне бы очень хотелось, чтобы свидетель давал свои показания, а не повторял слова, вложенные в его уста защитником.
  — Мы рассмотрим ваши конкретные возражения, когда будут заданы конкретные вопросы. — В тоне председательствующего звучал упрек. — Перекрестный допрос допускает наводящие вопросы.
  Мейсон с улыбкой посмотрел на судью Коуди:
  — У меня нет вопросов, ваша честь.
  — Пригласите Джеймса Уингейта Фрейзера! — прогремел Гамильтон Бергер.
  Со слов Фрейзера суд узнал о том, как ему встретился Манди и как детектив Дрейка попросил его поездить за такси. Сам лично Фрейзер не видел, как Арлен Дюваль пробралась в дом через кухонное окошко с задней стороны, но он видел, как она огибала дом, и он заметил в окне человека, личность которого определить не мог и который опустил, а затем поднял роликовую штору. По мнению Фрейзера, последнее имело место «приблизительно в то же время, когда Арлен Дюваль заходила за дом».
  Далее, однако, Фрейзер показал, что он «очень хорошо» рассмотрел «человека в окне», когда тот вышел из дома, сел в машину и уехал. Фрейзер добавил, что, «насколько он может судить, этим человеком был Перри Мейсон».
  Мейсон начал перекрестный допрос:
  — Когда впервые вы осознали, что вышедший из дома и уехавший на автомобиле человек — Перри Мейсон?
  — В тот момент, когда увидел вас.
  — А когда впервые вы увидели, что тот человек в доме — это я?
  — Когда вы вышли из дома.
  — Позднее тем вечером я заходил к вам?
  — Да, сэр.
  — И я просил вас описать внешность того человека, верно?
  — Верно, сэр.
  — Вы его описали?
  — Да, сэр.
  — Спрашивал ли я вас — можете ли вы того человека узнать?
  — Спрашивали, сэр.
  — И вы ответили, что, приведись вам встретиться с ним опять, вы бы его узнали, не так ли?
  — Да, сэр. Так, как вы говорите.
  — Но в тот момент вы не сказали мне, что тем человеком был я?
  — Нет, сэр.
  — Почему?
  — Потому что я… мне это тогда и в голову не пришло.
  — Когда это пришло вам в голову?
  — Сразу, как вы уехали.
  — Как это произошло?
  — Кто-то из моих гостей заметил: «По твоему описанию получается, что Перри Мейсон и был тем самым человеком».
  — Что вы тогда ответили?
  — Я тогда засмеялся.
  — Вы не думали, что тот человек — это я?
  — Почему же, я думал… но у меня не сложилось твердой уверенности.
  — Когда же у вас сложилась такая уверенность?
  — Когда начали об этом говорить. И потом — когда меня допрашивали в полиции.
  — После того как с вами поговорили в полиции и сказали вам, что там был я и что на одном из стаканов в доме найдены мои отпечатки пальцев, вы вдруг внезапно осознали, что тот человек — Перри Мейсон? Отвечайте, так или нет?
  — Мне кажется, это не очень хорошая формулировка.
  — Сформулируйте лучше.
  — Я пришел к выводу, что тем человеком были вы, после того как все обдумал.
  — Вы обдумывали в присутствии полиции?
  — Как сказать… ну, в общем, да.
  — А немногим ранее, когда я у вас в доме в присутствии нескольких свидетелей спросил — сможете ли вы узнать того человека, вы тоже все обдумали?
  — Я… я, конечно, думал об этом, но голова была занята другим.
  — Вы обдумали эту идею, когда ее высказал один из гостей, не правда ли?
  — Но я и впрямь думал о другом.
  — Вы не отдавали отчета в том, что говорили?
  — Почему же, я отдавал отчет своим словам, но в тот момент я не уделил этому особого внимания.
  — Вы уделили этому вопросу должное внимание после того, как полиция сообщила вам, что я был в доме?
  — Простите, мистер Мейсон, но мне опять кажется, что вы выражаетесь не совсем справедливо.
  — Хорошо. Как бы выразились вы?
  — Я не был положителен в своих выводах до тех пор, пока не поговорил с полицией, так будет точнее.
  — Вас навели на эту мысль?
  — Ну, в общем, да.
  — Но вы не могли сказать наверняка, пока не поговорили с полицией?
  — Да. Я, конечно, думал и раньше, до полиции, что вы похожи на того человека, вернее — он походил на вас, и я сказал вам об этом.
  — У меня все, — закончил Мейсон.
  Гамильтон Бергер с видом фокусника, достающего прямо в судебном зале из шляпы живого зайца, торжественно произнес:
  — А сейчас, ваша честь, я хочу объявить, что мною был также вызван повесткой некто доктор Холман Б. Кандлер из Санта-Аны. Пожалуйста, бейлиф, пригласите свидетеля из соседней комнаты.
  Мейсон повернулся к Арлен Дюваль:
  — О чем он собирается дать показания?
  — Не знаю, мистер Мейсон. Должно быть, повестку ему вручили в последнюю минуту. Он бы непременно нам сообщил, если б…
  — Сообщил бы? Вы в этом уверены?
  — Конечно.
  — Вы ему полностью доверяете?
  — Я готова поручиться за него головой.
  — Возможно, сейчас как раз вы это и делаете — рискуете головой.
  Судебный пристав вернулся в зал заседаний, легонько ведя под локоть доктора Кандлера.
  Он объявил:
  — Свидетель доктор Кандлер!
  — Подойдите поближе, доктор, — сказал Бергер. — Сначала вас приведут к присяге.
  Доктор Кандлер бросил в сторону Арлен Дюваль ободряющий взгляд, подошел к свидетельской стойке, где, протянув вперед правую руку, произнес слова клятвы и ответил на предварительные вопросы. Затем, глядя окружному прокурору в лицо, сказал:
  — С моей стороны будет справедливо заявить уже в самом начале, что об этом деле мне неизвестно абсолютно ничего.
  — Возможно, доктор, вам это только так кажется. — Вид у Гамильтона Бергера был откровенно торжествующий, и тон его от этого стал, казалось, мягче и добродушнее. — Я полагаю, что кое-что об этом деле вы все-таки знаете. Были ли вы знакомы с Колтоном П. Дювалем в то время, когда он служил в банке «Меркантайл секьюрити»?
  — Да. Я был с ним знаком.
  — Вы были его личным врачом?
  — Да, сэр.
  — И вы в качестве врача обслуживали вышеназванный банк?
  — Да, сэр.
  — Знали ли вы Арлен Дюваль?
  — Я знаю ее с тех пор, когда она была еще маленькой девочкой.
  — Сколько лет вы ее знаете?
  — Последние двенадцать лет.
  — В каком она была возрасте, когда вы впервые ее узнали?
  — Двенадцати или тринадцати лет.
  — Являются ли ваши отношения с Арлен Дюваль дружескими с тех пор, как ее отец был заключен в тюрьму?
  — Именно так, сэр.
  — Вы постоянно поддерживали связь с ее отцом?
  — Да, сэр.
  — Не вы ли составили петицию, в которой просили досрочно выпустить Колтона П. Дюваля на поруки, и собирали под ней подписи?
  — Я, сэр.
  — Вы собирали подписи лично?
  — Некоторые лично, а некоторые подписи собрала моя медсестра мисс Трэйвис.
  — Кто, вы сказали?
  — Мисс Трэйвис. Роза Ракер Трэйвис, если вам нужно полное имя.
  — Она собрала кое-какие подписи?
  — Да, сэр.
  — Но она сделала это, находясь на службе у вас, вы ей платили в это время и она действовала согласно вашим указаниям, так?
  — Да, сэр.
  — На протяжении последних восемнадцати месяцев вы время от времени поддерживали связь с Арлен Дюваль. Это верно?
  — Да. И даже не время от времени, а часто.
  — Вы встречались с ней лично, писали письма или звонили по телефону?
  — Чаще по телефону. Я очень занятой человек, и если вы меня пригласили сюда для того, чтобы…
  — Минуту терпения, доктор. Я хочу спросить вас: знаком ли вам почерк Арлен Дюваль?
  — Да, конечно.
  — А еще я прошу не забывать, что вы находитесь под присягой. Сейчас я покажу вам одну вещь, которая предположительно является дневником Арлен Дюваль, написанным от руки. Я попрошу вас внимательно взглянуть на этот дневник и сказать суду — не почерком ли Арлен Дюваль он написан.
  Гамильтон Бергер с видом победителя подошел к свидетелю и протянул ему небольшую тетрадку.
  Позади себя Мейсон слышал, как у Арлен Дюваль вырвался возглас негодования.
  — Но он… он не посмеет! — Она с трудом могла говорить. — Этого нельзя допустить. Вы должны остановить их.
  Доктор Кандлер пристально изучил несколько страниц и ровным, холодным голосом ответил:
  — Да, это почерк Арлен Дюваль.
  — И весь дневник написан ее почерком? — спросил Бергер.
  — Но я не мог просмотреть все страницы.
  — Пожалуйста, сделайте это! Читать не читайте, просто скажите мне, ее там почерк или нет.
  Доктор Кандлер переворачивал страницу за страницей и неизменно кивал. Закончив и перелистнув последнюю, он сказал:
  — Да, весь дневник написан ее почерком. По крайней мере, мне так кажется.
  Мейсон услышал над своим ухом шепот Арлен Дюваль:
  — У меня еще был фальшивый дневник, специально чтобы сбить с толку преследователей, но сейчас, судя по всему, полиция нашла настоящий. Тот, что был спрятан между полом и кожухом колеса. Не дайте, чтобы доктор Кандлер его читал, там есть некоторые вещи, узнав которые он станет не другом, а врагом.
  — Итак, — продолжал Гамильтон Бергер, — обратимся к содержанию. Я бы попросил вас, доктор Кандлер, особенно внимательно изучить записи, помеченные седьмым, восьмым и девятым числами текущего месяца. Я бы хотел, чтобы вы прочитали эти записи, обращая внимание на каждое слово, на то, каким почерком оно написано. Я хочу знать, являются ли данные записи до самого последнего слова сделанными рукой подзащитной Арлен Дюваль.
  — Остановите же его!.. — услышал Мейсон громкий напряженный шепот над самым ухом.
  — Я протестую против этого вопроса, ваша честь, — заявил он. — Вопрос уже был задан, и на него получен ответ. Доктор уже дал показания относительно почерка на каждой странице дневника. Ему кажется — почерк принадлежит подзащитной.
  Доктор Кандлер углубился в чтение дневника и, похоже, совершенно забыл обо всем происходящем.
  Мейсон поднялся и приблизился к свидетельской стойке.
  — Ваша честь, раз уж этот документ показан свидетелю, я тоже имею право взглянуть на него. — Он встал рядом с доктором, но тот даже не обратил на это внимания. — Пожалуйста, доктор, могу я посмотреть на него? — Он протянул руку.
  — Секунду, не мешайте мне, прошу вас! Одну секунду… — Доктор Кандлер увлеченно читал.
  Мейсон обратился к председательствующему:
  — Я бы хотел посмотреть этот документ, ваша честь.
  Его перебил Гамильтон Бергер:
  — Доктор должен прочитать и изучить каждое слово. Это логично и законно.
  — Но он уже дал показания, что это почерк подзащитной. Я протестую! Требование окружного прокурора незаконно. Он тянет время и всячески стремится к тому, чтобы я этот документ не увидел. Я имею право взглянуть на него и показать подзащитной. Я должен знать, что она скажет об этом документе.
  — И я бы тоже хотел это знать! — едко усмехнулся Бергер.
  Доктор Кандлер тем не менее читал и читал.
  — Хорошо, мистер Мейсон, — сказал судья, — можете взять документ.
  Доктор Кандлер не обратил на эти слова никакого внимания.
  Судья Коуди требовательно опустил молоток и повысил голос:
  — Доктор Кандлер!
  — Да, ваша честь? — Он наконец поднял глаза.
  — Я прошу вас передать предполагаемый дневник Арлен Дюваль защитнику.
  Свидетель помедлил и выполнил требование судьи с явной неохотой.
  Мейсон отошел на место и повернулся к Арлен Дюваль:
  — Ваш почерк?
  — О боже! Это он. Мне конец.
  — Но в чем дело?
  — Прочитайте то, что читал Кандлер. — Она указала на запись, в начале которой стояло число 7.
  Мейсон начал читать.
  «Только что вернулась с прогулки с Джорданом Баллардом. Гуляли долго. Он убежден в том, что знает, как готовилась и была совершена кража. Настаивает, что без участия доктора Кандлера тут не обошлось. Я в шоке, мне горько это слышать. Но Баллард говорит, что собрал множество доказательств. Доктор Кандлер официально являлся врачом, обслуживающим „Меркантайл секьюрити“. Он проводил регулярные медосмотры сотрудников, был личным врачом президента банка Эдварда Б. Марлоу. Именно медсестра Кандлера — Роза Трэйвис — дала Балларду наводку, на какую лошадь ставить, и обстряпала дело так, что Баллард поверил и рискнул сыграть. Она убедила его какими-то фактами. Более того, доктор Кандлер и его медсестра были в банке за полчаса до отправки партии денег. Баллард утверждает, что у Кандлера были все возможности, чтобы отойти и открыть один из шкафов с ящиками, где хранились погашенные чеки; он запросто мог положить эти чеки в свою сумку для инструментов. И он был единственным посторонним, если его можно так назвать, кому позволялось пользоваться той дверью. Он был единственным человеком, кому можно было, не навлекая на себя подозрений, входить и выходить из банка с сумкой в руках. Он…»
  Мейсона отвлек Гамильтон Бергер.
  — Я утверждаю, ваша честь, что этот дневник является моим вещественным доказательством. Я против того, чтобы защитнику и его клиенту на данном этапе дела было позволено его изучать. Как вещественное доказательство, он в деле еще официально не заявлен. Им следует лишь ознакомиться с документом и сказать, принадлежит ли почерк в дневнике подзащитной, а для этого у них времени было уже достаточно.
  — Я не согласен с обвинением, — возразил Мейсон. — Мне кажется, мы имеем право прочитать данный документ до того, как он будет представлен в качестве вещественного доказательства. Может быть, нам захочется опротестовать его. Возможно, мы станем оспаривать его подлинность. И не исключено, что мы обнаружим в нем вставки, сделанные чужой рукой.
  — Я думаю, требование защиты справедливо, — сказал свое слово судья Коуди. — Для пользы дела им можно позволить прочитать документ целиком, прежде чем он будет представлен в качестве вещественного доказательства.
  — Но, ваша честь, — Гамильтон Бергер в отчаянии начал излагать свой последний аргумент, — в данный момент я не предлагаю этот дневник как вещественное доказательство, я всего лишь использую его с целью установить почерк подзащитной. Я спросил доктора, ее ли это почерк, и доктор ответил утвердительно. Защите в настоящий момент достаточно беглого ознакомления. Позднее, по ходу дела и обязательно до того, как он будет представлен в качестве вещественного доказательства, защита будет иметь законное право и полную возможность прочитать его весь, и либо принять без возражений, либо отклонить, объяснив, на каком основании.
  Решающее слово судьи Коуди оказалось в пользу окружного прокурора:
  — Возражение принято. Если вы хотите использовать его лишь для определения почерка автора записок, то защите будет дана возможность ознакомиться с ним позднее и во всех деталях.
  Самолюбие Гамильтона Бергера было удовлетворено, он не скрывал чувства триумфа.
  Так же неохотно, как и доктор Кандлер, Мейсон вернул дневник окружному прокурору, который сразу же закончил опрос свидетеля.
  — Больше, доктор, я вас спрашивать ни о чем не буду. Я приглашу вас снова чуть позже, а теперь мне бы хотелось высказать еще одно соображение по поводу необходимости и ценности данного дневника для слушаемого дела.
  — Одну минуту, мистер Бергер, — заговорил Мейсон, когда доктор Кандлер уже повернулся, чтобы покинуть место свидетеля, — я хочу провести перекрестный допрос.
  — Но свидетель не сказал ничего, что могло бы дать пищу для перекрестного допроса. Он еще будет мною вызван для дачи показаний, когда я посчитаю нужным представить этот дневник в качестве вещественного доказательства.
  — Но свидетель показал, что дневник написан почерком моей подзащитной.
  — Что касается почерка, то о нем вопрос уже не стоит — дело решенное. Почерк принадлежит Арлен Дюваль.
  — Не будьте так уверены, господин окружной прокурор.
  Мейсон встал и подошел к свидетелю. Доктор Кандлер стоял неестественно прямо, на побелевшем лице его напрягся каждый мускул.
  — Скажите мне, доктор, — заговорил Мейсон, — вам знаком почерк подзащитной?
  — Да, мистер Мейсон.
  — Сейчас я хочу вам показать фотографию одного документа и спросить: написан ли и он рукой Арлен Дюваль?
  С этими словами Мейсон вытащил из внутреннего кармана увеличенный снимок листка с цифрами, который ему удалось хитростью выманить и сфотографировать на пляже при встрече с Томасом Сэккитом.
  Доктор Кандлер взглянул на цифры на листке и отрицательно покачал головой. Лицо его, а Мейсон внимательно следил за ним, не выражало абсолютно никаких эмоций.
  — Минуточку, — послышалось возражение Гамильтона Бергера, — я хочу заявить, что сейчас уже я имею право взглянуть на документ, который представляет противоположная сторона. Если, конечно, уважаемый суд позволит…
  — Не имею ничего против. — Мейсон протянул фотографию Бергеру. — Пожалуйста, взгляните.
  Гамильтон Бергер посмотрел на фотографию, и глаза его от удивления широко раскрылись. Он повернулся, быстро прошел к своему месту у стола истца. Порывшись в бумагах на столе, он взял оттуда какую-то тетрадку и стал сравнивать номера из нее с номерами на фотографии.
  Мейсон в это время, тихо пройдя за ним следом, понаблюдал какое-то время, как Бергер смотрит то в тетрадку, то на фотографию, а потом, улучив момент, когда окружной прокурор отвернулся к своим записям, спокойно взял фотокарточку, так что Бергер ничего и не успел заметить. Мейсон уже почти вернулся на место, когда услышал сзади возмущенный возглас:
  — Эй, погодите-ка! Верните ее, я хочу посмотреть!..
  В ответ Мейсон только улыбнулся.
  — Но, ваша честь, — закричал Гамильтон Бергер, — это же новый важный поворот в деле! Этот документ находится на руках у защитника незаконно. Я… я хочу с ним ознакомиться!
  — У вас было достаточно времени, чтобы убедиться, каким почерком он написан, — невозмутимо ответил Мейсон, — подзащитной или же другим человеком.
  — Но я требую, чтобы мне дали возможность его изучить! Я настаиваю…
  Мейсон, однако, уже обращался к слегка озадаченному судье Коуди:
  — Ваша честь, я предъявил этот документ и хочу, чтобы вы это учли, единственно с целью идентифицировать его автора. Следовательно, по предложенному самим же обвинителем порядку, на данном этапе слушания дела он не имеет права читать документ. Он взглянул на него, и этого вполне достаточно.
  — Но, ваша честь, — умолял Гамильтон Бергер, — этот документ носит настолько секретный характер, что… то, что там написано, охранялось самым строгим образом. В разбираемом нами деле нет ничего более секретного, чем этот документ, и я требую, чтобы он был представлен.
  — Он и был представлен, — рассудил судья.
  — Но я требую, чтобы он был представлен в качестве вещественного доказательства.
  — Разве это входит в компетенцию обвинения? — Судью Коуди это явно забавляло.
  — Но его, возможно, собираются использовать как отвлекающий маневр, чтобы направить суд по ложному следу, чтобы запутать…
  — Остановимся на этом, — произнес судья. — Значит, вы хотели бы видеть данный документ в качестве вещественного доказательства?
  — Я… я бы хотел этого, и мне придется… Ваша честь, в этом документе приводится список номеров тех банкнотов, что были похищены. Точнее, тех из них, что были в числе пяти тысяч, приготовленных для вымогателя.
  Мейсон поспешил успокоить рассерженного окружного прокурора:
  — Чуть позже, когда я представлю этот документ в качестве вещественного доказательства, вы, мистер Бергер, непременно получите возможность изучить его досконально. А теперь, извините, вы сами предложили такой порядок. Вы хотели на него взглянуть, и вы это сделали.
  — Но, ваша честь, — продолжал протестовать Гамильтон Бергер, — номера, приведенные в документе, настолько секретны, что даже я не смог получить полный их список. А у защиты они есть — по отношению к обвинению это несправедливо.
  Как ни в чем не бывало Мейсон снова обратился к свидетелю:
  — Извините, доктор, но я бы хотел задать вам несколько технических вопросов.
  — К вашим услугам, сэр.
  — У вас в офисе есть рентгеновский аппарат?
  — Да, сэр.
  — Простите, но перед этим я забыл спросить вас: вы ведь врач и вы — хирург, верно?
  — Верно, сэр.
  — А теперь, доктор, я бы попросил вас подойти к доске и начертить план вашего офиса. Я хочу знать, где находится рентгеновский аппарат, в какой комнате.
  — Какое отношение это имеет к делу, ваша честь? — возмутился со своего места Гамильтон Бергер. — План офиса… Кому здесь нужен план его помещения?
  — Простите, господин прокурор, ваш свидетель показал, что он — врач и хирург по специальности. Он показал это, отвечая на ваши вопросы. Вы также спрашивали его, и он ответил, что имеет практику в Санта-Ане. И я, — заключил Мейсон, — имею право это проверить.
  Судья Коуди недоуменно нахмурился:
  — Скажите, защитник, могу я получить ваше заверение, что вышеуказанные вопросы непосредственно относятся к делу и имеют какое-то значение?
  — Я заверяю вас, ваша честь. И я думаю, что они могут вскрыть едва ли не наиболее значимые факторы в слушаемом деле.
  — Хорошо. Не возражаю.
  Доктор Кандлер подошел к доске и начертил схему помещения.
  Мейсон посмотрел на нее и спросил:
  — Ответьте мне, доктор, если бы двое людей сидели вот здесь — на стульях рядом с перегородкой между этими двумя комнатами, а в комнате за ней, как я сейчас вижу, стоит рентгеновский аппарат, то могло бы так случиться, что при соответствующем положении аппарата, если, разумеется, он включен, оказались бы засвеченными любые фотопленки в любом фотоаппарате, положенном вон там — у маленького столика в углу комнаты, как раз у той стены, за которой рентгеновский аппарат и расположен?
  Доктор Кандлер в замешательстве смотрел на чертеж.
  — Я… я не знаю. Впрочем, обождите, мне кажется — да. Лучи от рентгеновского аппарата, конечно, пробили бы эту стенку. Я так полагаю, что фотокамера, которую вы имеете в виду, не защищена никаким свинцовым экраном или чем другим и собрана из алюминиевых и пластмассовых частей, как самая обычная.
  — Вы меня поняли правильно, доктор Кандлер.
  — В таком случае — однозначно да. Пленка засветится.
  — Вся пленка целиком?
  — Конечно. Здесь же нет никакой преграды от рентгеновских лучей. Они проникают и сквозь металл, если металл не экранирован свинцом, не говоря уж о человеческом теле и костях.
  — То есть если бы кто-то у вас в офисе подумал, будто у меня с собой фотокамера, а в ней — пленка, на которую заснято что-то ценное, что может быть использовано как доказательство, то этот кто-то мог бы, используя рентгеновский аппарат, мою пленку испортить?
  — Да. При желании это можно сделать. Однако насчет кого-то у меня в офисе — маловероятно.
  — Благодарю вас, доктор Кандлер. И еще один вопрос: вы сказали, что полное имя вашей медсестры — Роза Ракер Трэйвис, не так ли?
  — Все правильно, сэр.
  — Ее девичья фамилия — Ракер?
  — Да, сэр.
  — Она вышла замуж за человека по фамилии Трэйвис?
  — Да, сэр, насколько мне известно. Но это было до того, как она начала работать у меня.
  — Есть ли у нее сестра по имени Хелен? Хелен Ракер?
  — Кажется, есть.
  — Знаете ли вы некоего Говарда Прима?
  — Нет, сэр.
  — Это имя вам ничего не говорит?
  — Нет, сэр.
  — А Томас Сэккит? Это имя вам знакомо?
  — Томас Сэккит… подождите-ка… Что-то такое припоминаю. Да, я лечил пациента по имени Томас Сэккит.
  — А знаете ли вы Уильяма Эмори?
  — Да, сэр, знаю.
  — Мистер Эмори, если не ошибаюсь, был водителем того бронированного автомобиля, из которого неизвестные преступники совершили историческую кражу денег, принадлежащих банку «Меркантайл секьюрити»?
  — Да, сэр.
  — Являлся ли он одним из ваших пациентов?
  — Да, сэр.
  — Вы лечите его и сейчас, если обратится?
  — Да, сэр.
  — Спасибо, доктор. У меня все.
  Председательствующий посмотрел на обвинителя:
  — Еще вопросы?
  — Нет вопросов, ваша честь.
  — Приглашайте следующего свидетеля.
  — Мой следующий свидетель — Перри Мейсон. — Гамильтон Бергер мрачно посмотрел на адвоката.
  Мейсон немедленно встал, прошел на место свидетеля, поднял правую руку и повторил слова присяги.
  — Прежде всего я спрашиваю вас, где вы взяли тот документ?
  — Какой документ?
  — Список номеров денежных банкнотов из числа пяти тысяч долларов, приготовленных для выдачи вымогателю. У вас не было абсолютно никакой возможности получить этот список.
  — Но раз у меня не было абсолютно никакой возможности его получить, то само собой напрашивается вывод, что его у меня нет.
  — Нет, он у вас есть. Это те самые номера, я видел.
  — Откуда вам известно? Вы их проверили?
  — Я проверил те номера, что имеются у меня. Этот список является настолько секретной информацией, что руководитель местного отделения ФБР отказался дать их даже мне.
  — Тогда позвольте мне, господин окружной прокурор, — Мейсон был сама учтивость, — вручить вам фотоснимок номеров, которые вы не смогли получить от ФБР. Одну фотографию я попросил сделать специально для вас.
  Не скрывая, да и не желая скрывать комической торжественности момента, Мейсон подошел к столу окружного прокурора и отдал ему в руки карточку размером одиннадцать на четырнадцать.
  — Но вы не ответили на вопрос, — не мог успокоиться Гамильтон Бергер, — где вы это взяли?
  — Этот вопрос, мистер Бергер, я отклоняю. Отклоняю на том основании, что вы требуете раскрыть сведения, не подлежащие оглашению. То, чего вы требуете, несущественно, неправообоснованно и не имеет отношения к делу. Идет слушание дела против Арлен Дюваль по обвинению ее в убийстве, а не в похищении денег, которые, как считается, украл из бронированного автомобиля «Меркантайл секьюрити» ее отец.
  Сказав это, Мейсон сложил на груди руки, снисходительно улыбаясь, вернулся к свидетельской стойке и спокойно занял то же положение, что и раньше.
  — Ах да, как это я мог забыть, — с ехидцей заметил Бергер, — что противостоящий мне защитник — отъявленный буквоед. Чтобы защитить себя, он готов перепроверить каждую запятую в Уголовном кодексе и будет листать его, пока не протрет дыру. Но я отступать не намерен, и суд услышит факты, которые я считаю имеющими отношение к разбираемому делу.
  — Задавайте вопросы по имеющим отношение к делу фактам, и вы не услышите от меня ни единого возражения, — ответил Мейсон.
  — Хорошо же, я это и сделаю! В среду, десятого числа текущего месяца, вечером, ходили ли вы домой к Джордану Л. Балларду?
  — Да.
  — Подходили ли вы к окну в гостиной, выходящему на улицу?
  — Да.
  — И вы опускали и поднимали роликовую шторку, не так ли?
  — Да. Все верно.
  — Что?! Сейчас вы это признаете, мистер Мейсон?
  — Конечно признаю.
  — Но вы же отрицали это перед Большим советом присяжных.
  — Ничего подобного я не делал. Вы спросили меня тогда, опускал ли я и поднимал ли роликовую шторку, подавая этим самым сигнал подзащитной. Я ответил, что нет. Вы затем поинтересовались, что, может быть, этими своими действиями я подавал сигнал кому-то другому, на что я также ответил отрицательно.
  — Но сейчас вы признаете, что опускали и поднимали ту шторку?
  — Естественно. Я же этого не скрываю.
  — Но вы не сообщили этого Большому совету.
  — Потому что вы не спросили меня об этом.
  — Я спросил вас минуту назад.
  — А я и ответил.
  — Как же тогда вы объясните свое поведение? Зачем вам понадобилось опускать и поднимать штору, если не сигналить кому-нибудь?
  — Я обнаружил, что у меня на руках находятся одна тысячедолларовая денежная купюра и одна пятисотенная купюра, причем номер тысячедолларовой — 000151.
  У Гамильтона Бергера отвисла челюсть. С открытым ртом и вытаращенными глазами он привстал и уставился на Мейсона с таким изумлением, что кое-кто из присутствующих, будучи не менее Бергера удивлен и ошеломлен ответом защитника, не смог сдержать улыбки, послышались даже смешки.
  Судья Коуди немедля призвал всех к порядку.
  — Продолжайте, господин окружной прокурор, — сказал он.
  — Благодарю, ваша честь. Но, мистер Мейсон, когда вы предстали перед Большим советом, то показали нам два других банкнота — также достоинством в одну тысячу долларов и в пятьсот долларов. Где вы взяли эти два?
  — Те, о которых вы только что упомянули, были в письме, полученном мною предположительно от Арлен Дюваль. Я так и ответил членам Большого совета присяжных.
  — А откуда же у вас две другие купюры — те, о которых вы дали показания, что обнаружили их у себя на руках?
  — Я нашел их в письме, пришедшем якобы от Арлен Дюваль.
  — Но вы нам об этом ничего не говорили.
  — Меня не спрашивали.
  — Я просил вас представить нам все деньги, полученные вами от Арлен Дюваль.
  — Да, я помню. И я ответил, что я не знаю, чтобы мне поступали от нее какие-либо деньги. Я ответил, что получил письмо, написанное предположительно ее рукой, в котором я обнаружил два банкнота — тысячу долларов и пятьсот долларов. Я тогда еще специально упомянул, что деньги, которые я показывал в тот момент, были мною получены в названном до этого письме. Вы не спросили меня, были ли это все деньги, которые поступили мне предположительно от Арлен Дюваль. Если вы не можете допрашивать свидетеля так, чтобы не оставлять ему возможности увильнуть от ответа, то я не вижу причины, почему бы свидетелю этого не сделать…
  — Достаточно, господин защитник, — перебил его судья, — я неоднократно призывал вас воздерживаться от личных выпадов.
  — Уважаемый суд, — возразил Мейсон, — это не есть выяснение личных отношений между обвинителем и защитником. В данном случае сталкиваются личности обвинителя и свидетеля. Противная сторона пожелала допросить меня как свидетеля, и я ответил как свидетель.
  — Хорошо, хорошо. Принимается. Остановимся на этом. Обвинение, продолжайте допрос свидетеля. — Судья Коуди говорил как обычно — спокойно и вежливо, но в уголках его рта затаилась усмешка.
  — Я никогда ничего подобного не слышал, — заявил Гамильтон Бергер.
  — Естественно, нет. Чего ж вы хотели? — Комментарий Мейсона был сух и краток, но тем не менее вызвал всеобщий смех, тут же остановленный ударом судейского молотка.
  — Каким образом вы получили два других банкнота в тысячу долларов и в пятьсот? Как они у вас оказались?
  — Мне их доставил Пол Дрейк, который, в свою очередь, сказал, что их ему принес посыльный.
  — Что вы сделали с теми деньгами?
  — Пока Баллард находился на кухне, я опустил роликовую штору, засунул обе купюры под верхний ролик, после чего отпустил ее в исходное верхнее положение. Затем я снова проскользнул в комнату между портьерами, мы с Баллардом допили у кого что осталось, и я ушел.
  — Вы хотите сказать нам, что, когда вы от него ушли, Баллард был жив?
  — Именно это.
  — Но так как Арлен Дюваль вошла в дом сразу же после того, как вы отъехали, то…
  — Простите, но я вынужден перебить. Вы упускаете один существенный факт.
  — Какой же?
  — Вы забываете о человеке моего роста и сложения, человеке, наблюдавшем за домом и видевшем, как я опустил и поднял штору. Этот человек хотел знать, зачем я туда ходил и что я там делал, этот человек припарковал свою машину на подъездной дорожке и вошел в дом сразу же после моего отъезда, этот человек был хорошо знаком Джордану Балларду, иначе тот бы его в кухню не впустил, этот человек, наконец, пил бурбон и «севен-ап» после того, как Баллард выплеснул остатки скотча и содовой из моего стакана в кухонную раковину.
  — Откуда вы знаете, что такой человек вообще существовал, мистер Мейсон? — ухмыльнулся Бергер.
  — Я знаю это по той простой причине, что когда работники полицейского управления выехали на место и провели следственный эксперимент — поднимали и опускали штору и так далее, — то никаких денег они там не нашли. Нельзя, правда, исключить и другой вариант — полицейские следователи нашли деньги, присвоили их и никому ничего не сказали. Однако логичнее предположить, что в доме побывал кто-то еще.
  — Но кто же этот кто-то?
  — Если вас интересует информация, то я могу высказать предположение. Сравните отпечатки пальцев на стакане под номером один с отпечатками пальцев Билла Эмори — водителя того бронированного автомобиля, на котором перевозились деньги в день, когда их украли. Насколько мне известно, это человек моего роста и телосложения, и я предлагаю взять фотографию списка номеров денежных банкнотов, которые были известны полиции, и сравнить почерк, каким они написаны, с почерком Билла Эмори. Как вы вполне резонно заметили, мистер Бергер, этот список являлся одним из наиболее строго охраняемых секретов ФБР. Его охраняли так бдительно, что не дали никакой информации даже вам. Только один-единственный человек имел возможность получить копию этого списка — похититель. Обнаружив среди украденных им денег пачку связанных мелких купюр на сумму в пять тысяч долларов, а о том, что полицией приготовлена такая сумма для вымогателя, он знал, похититель правильно предположил, что это те самые меченые деньги, и списал для себя все их номера. И сделал он это с единственной целью — не истратить их самому и, следовательно, не попасться, и в то же время улучить момент и подсунуть некоторые из них в бумажник Колтону Дювалю. А позднее, когда наступит подходящее время, он планировал использовать эти деньги, чтобы сфабриковать неопровержимую улику против Арлен Дюваль.
  Джордан же Баллард тем временем пошел по ложному следу, сконцентрировав все внимание на докторе Кандлере. Баллард пришел к выводу, что доктор не может быть не замешан в деле, но он не учел того факта, что медсестра доктора Кандлера — Роза Ракер Трэйвис — имела ничуть не худшую возможность шарить по карманам пациентов в то время, когда они принимали термические ванны, с тем чтобы получать дубликаты ключей и документов. Ей, надо полагать, оказалось совсем не трудно снять оттиски с ключей от того отсека бронированного автомобиля, в котором перевозились большие суммы наличности. А так как она сопровождала доктора Кандлера во время его визита в банк непосредственно перед ограблением, то у нее была отличная возможность взять погашенные чеки, и, засунув их потом в заранее изготовленную ловким фальшивомонетчиком фирменную упаковку, они совершили подмену.
  В свою очередь, сестра миссис Ракер — Хелен Ракер — очень дружна с Томасом Сэккитом, известным также под именем Говарда Прима, причем последний давно уже числится в полицейской картотеке как мошенник и искусный мастер подделывать деньги. И в заключение, господин окружной прокурор, — Мейсон обращался к Бергеру почти по-дружески, — я заявляю о том, что готов в качестве свидетеля оказать вам всяческую помощь, и если у вас не хватает доказательств — спрашивайте меня, я отвечу на любые ваши вопросы.
  Гамильтон Бергер начал было подниматься и что-то говорить судье, но в этот момент судья Коуди пришел окружному прокурору на выручку.
  — Суд удаляется на пятнадцатиминутный перерыв! — объявил он.
  Глава 14
  Арлен Дюваль, Пол Дрейк, Перри Мейсон, Делла Стрит и доктор Кандлер собрались за большим столом в библиотеке Мейсона.
  — Я должен принести свои извинения за то, что дневник попал в руки полиции, — сказал Мейсон. — Сейчас вы видите, что Баллард был на правильном пути, хотя ход его мыслей был не совсем верен.
  — Я никогда не подозревал Розу, — смущенно заговорил доктор Кандлер, — но сейчас это очевидно. Я был официальным врачом банка, и многие его служащие обращались ко мне со своими хворями и недугами как к личному доктору. На протяжении многих лет я был приверженцем диатермии и потогонных ванн. Я считал и считаю, что кожные поры должны открываться и прочищаться, и… я во всем полагался на мою главную медсестру. Роза Трэйвис умела ухаживать за больными, хорошо проводила любые процедуры. До абсурда смешно, как легко она могла проверить содержимое их карманов, снять оттиски с ключей, а Томас Сэккит подделать печати, которыми пользовались работники банка. Когда начинаешь думать, насколько это все очевидно, удивляешься — как это никому раньше не пришло в голову.
  Мейсон усмехнулся:
  — Баллард неплохо задумал, но он не проработал план до конца. Он был убежден в том, что если Арлен Дюваль начнет на глазах у всех тратить наличные деньги, то преступник выдаст себя и непременно угонит трейлер, чтобы подсунуть туда компрометирующие ее купюры. А уж когда — это вопрос времени. Но в ход рассуждений Балларда вкралась ошибка — ошибка, типичная не только для новичков, но и для матерых следователей. Баллард заранее определился в том, кто виновен в пропаже денег, и собирал факты таким образом, чтобы они подтверждали придуманную им версию. Он, конечно же, обхаживал и Билла Эмори, наверняка пытаясь выудить из него информацию, но так ничего до конца и не понял. Вернее, он понял, но было уже слишком поздно — Эмори явился к нему собственной персоной.
  — Почему он понял, как ты думаешь? — спросил Дрейк.
  — Эмори следил за домом, в этом нет сомнений. Следил, наверное, с того момента, когда увидел, что мы с Баллардом поехали к нему домой. Он видел, как я подходил к окну, опускал и поднимал штору, и он заподозрил, что я прячу там эти самые деньги. Он знал про деньги, потому что сам это организовал.
  — А как он это сделал? — поинтересовался доктор Кандлер.
  — Мы знаем, что Сэккит ходил к костюмерам и брал напрокат униформу рассыльного. Хозяин костюмерной в конце концов вспомнил, что форма эта Сэккиту совсем бы не подошла. Она была маленького размера, для человека не очень высокого и с узкой талией. А для девушки была бы в самый раз. Это означает, что рассыльным вырядилась либо Роза Трэйвис, либо ее сестра.
  Возможно, мы никогда не узнаем точно, во всех деталях, что именно произошло у Балларда в доме, но Эмори наверняка подъехал сразу же, как только уехал я, припарковал машину на подъездной дорожке и вошел. Примерно в это же время подоспело и такси с Арлен Дюваль, за которым детектив Дрейка следил из автомобиля Фрейзера. Баллард в это время направился в кухню, чтобы приготовить выпить. Эмори же, наблюдавший за домом до того и видевший, как я маячил в окне, не повторил, однако, ошибки Гамильтона Бергера. Он не подумал, что я подавал кому-то сигнал. Он, как я уже сказал, заподозрил, что я что-то прячу.
  Итак, он проскользнул к окну, опустил штору и обнаружил там два спрятанных мною банкнота. Можете представить себе, как он был раздосадован. Скольких трудов ему стоило, вернее, им стоило всучить их мне до того, как принесут повестку duces tecum, и вот — на тебе! Не вышло. Естественно, что повестка — это тоже их рук дело. Достаточно анонимного телефонного звонка в полицию или окружному прокурору. А Баллард, должно быть, застал Эмори. Заметил, как тот вынимал деньги, и на кухне стал его расспрашивать, что и как. Эмори понял, что Баллард, подозревавший до того момента доктора Кандлера, ухватился наконец за нужную ниточку, и убил хозяина дома, чтобы спасти себя.
  — А я-то думала, что трейлер украли, чтобы найти мой дневник, — сказала молчавшая до сих пор Арлен Дюваль, — но, оказывается, они и впрямь хотели спрятать там деньги, которые потом обязательно бы попали к полиции.
  — И опять я наблюдаю, как вам не удалось преодолеть самое большое препятствие, подстерегающее следователя на пути к истине, — назидательным тоном произнес Мейсон, — вы слишком поспешно делаете выводы.
  — Но откуда Биллу Эмори стал известен… ах да, кажется, догадываюсь… Баллард, после того как вспомнил один номер на пачке с тысячными, поделился, наверное, этим с Эмори, и тот…
  — Совершенно верно, мисс Дюваль! И тот решил во что бы то ни стало подсунуть банкнот мне. Убедился, что я его послание получил, и анонимно сообщил в полицию, что, мол, неплохо бы вручить мне повестку duces tecum, с тем чтобы я предъявил все деньги, полученные от Арлен Дюваль. При этом он не забыл и про Балларда, включил его тоже и думал, что на обман это уже похоже не будет.
  — Но не получилось… — Арлен Дюваль огорченно вздохнула. — Как же мне больно осознавать, что Баллард разработал этот план, я помогала ему и в течение полутора лет сидела как приманка в его капкане, а когда капкан сработал, он не может этим насладиться. Теперь я снова начну работать…
  — Вы торопитесь, — остановил ее Мейсон, — не забывайте, что за возвращение денег обещана награда. Ваш отец будет освобожден, а награда представляет собой весьма кругленькую сумму. Будет у вас и автомобиль, будет и трейлер, два-три месяца вы с отцом отдохнете. Я убежден, что немного солнца ему пойдет только на пользу.
  — Бедный мой папочка! — На глаза Арлен навернулись слезы. — Он писал, что в камере у него всегда очень мало света.
  В библиотеку вошла Герти и принесла телеграмму:
  — Адресована Арлен Дюваль, передать через Перри Мейсона.
  Мейсон протянул телеграмму девушке.
  Она вытерла слезы, вскрыла ее, прочитала и, радостно улыбнувшись, протянула знаменитому адвокату.
  На штемпеле обратного адреса значилось: «Тюрьма Сан-Квентин».
  «Слышал новость по радио тчк Так держать Арлен и мы заживем новой жизнью тчк
  Мейсон повернулся к Делле Стрит: — Пригласи, пожалуйста, представителей прессы и сообщи им, что я лично прослежу за тем, чтобы обещанное страховой компанией денежное вознаграждение получили Арлен Дюваль и ее отец. Это должно быть в радионовостях уже сегодня вечером. А сейчас у нас есть чем отметить такое событие, и мы это сделаем!..
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"