Вокруг нее крутится какой-то зимний печаль, глубоко застряла меланхолии. Нисколько не соответствует шестнайсетте ей лет. Даже смех ее не проглядывается какая-то внутренняя радость.
А может радость вообще отсутствует.
Такие, как она встречаются постоянно: он всегда в одиночку, притиснала учебники к груди, взгляд вперен в землю, неизменно задуман. Вечно отстает на несколько шагов от остальных девушек, и с готовностью принял редких крошки дружбы, которые ее избили. Прошли все жалони на съзряващата youtube, обременено зарубежных уход. Отказывается принимать хубостта себе, как будто кто-то ее дает право выбора.
Ее зовут Тесса Энн Уэллс.
Есть запах только что сорвали цветы.
— Не слышу, — говорю я ей.
— ... господь с тебее — долита слабый голос со стороны часовни. Вероятно, задрямала, и я его стреснал. Я взял ее рано утром в пятницу, а уже приближается к полуночи в воскресенье. Все это время провести в часовне, в почти непрерывной молитвы.
Сама часовня, естественно, не настоящие, а специально бывший шкафу, но внутри есть все необходимое для размышлений и молитвы.
— Так не делается, — говорю. — Ты знаешь, что каждое слово несет свой отдельный смысл?
На стороне часовни:
— Я знаю.
— Представь теперь, сколько людей молятся во всем мире в этот момент. Примет ли Бог свое время впустую, неискрените?
— Нет.
Собираюсь ближе к двери:
— А разве ты хочешь, чтобы Бог тебе показать презрение в свой день, в который будет захватывать живых? 1
— Не должно.
— Хорошо, — отвечаю. — Какая десятка его?
Проходит несколько секунд, в то время как мои ответы. В темный часовня того, чтобы считать опипом.
Наконец ответила:
— Третий.
— Начинай все сначала.
Энтузиазм и остальные молитвенные свечи. Допивам его вина. Хотя большинство людей думают наоборот, ритуалы на святое причастие и не всегда серьезно торжества — наоборот, в порядке, случаях дают повод для радости и праздничности.
Я только открываю рот, чтобы подсетя Тесса, она подхваща снова молитва, но на этот раз ясно, членоразделно и надъхано:
— Радвай, что благодатными Марио! Господь с тобою...
Возможности есть более прекрасный звук из девичата молитвы.
— Благословенна ты между женами...
Я смотрю часы. Только что превали полуночи.
— И благословен плод твоего чрева твоего, Иисус...
Время.
— Мир, Марио, Матери Божией...
Выложить шприц из сумки ее. Пламя играет на иглу. Святой Дух здесь.
— Молись, за нас, грешников...
Страстная неделя началась.
— Теперь и в смертный наш час...
Распахнулась дверь, и я вошел в часовню.
Аминь.
Часть первая
„Мертвые дети
не воспоминания,
а сны нам дают“.
Томас Линч, „Работе“
1.
Понедельник, 03:05
В этот час хорошо известна всем, кто его встречали; час, в который тьма полностью снимает плащ сумерки, и на улицах опустяват и утихват; час, в который, тени сливаются в одно целое и раствориться. Час, в который страдальцы не веря в наступлении рассвета.
В каждом городе есть такой район, его ваш неоновый Голгофе.
В Филадельфии он называется Саут-Стрит.
И в эту ночь, в то время как остальная часть Города братской любви спала, в то время как реки влились молча в море, амбулантният розничной плоти бросился на Саут-Стрит, как будто был сухой, пърлещ ветер. Между Третьей и Четвертой улице открыл тяжелые ворота из кованого железа, прошел по узкой аллее и вошел в частном клубе „Парадайз“. Неколцината разбросаны по всему помещению клиенты увидели его и мгновенно ответили глаза. В втренчения его взгляд съзряха портал к своей собственной очернени человек, и чувствуют, что малейший контакт с ним, даже на мгновение, быть, обременил их с слишком большим знанием.
Для знакомых с его творчестве трейдер был загадкой, которую никто у него не было желания разгадать.
Был крупный мужчина, выше метра восьмидесяти, широкие, положил, с воротниками, грубые руки, угрожая с миром " каждый, кто будет его изпречил. Его волосы было с цветом соломы; были холодные зеленые глаза, в которых пламя свечи создавал искры из блестящей кобальта; глаза, способные охватывать горизонт с одного-единственного взгляда, не упустить ничего. Над правым был блестящий келоид — въжест шрам в виде обращенной вниз V. Здоровенные его ранцевые мышцы опъваха до конца, длинным пальто из черной кожи.
Пятый вечер подряд привозили в клуб, и сегодня, наконец, было бы встретиться с покупателем. Встречи в „Парадайз“ не уреждаха легко. О дружбе вообще не мог, что дело дойдет.
Трейдер сел на дно влажный приземной зал, за стол, где его не положили, но он уже был обсебил. Хотя игроки в „Парадайз“, чтобы было из всех мыслимых сой, все им было ясно, что торговец был из совсем другой породы.
Выступающие за стойкой бара, обещая Мингъс, Miles, Monk, а потолок — курить, китайские фонарики и настенные вентиляторы с плавниками из грубой оберточной бумаги. Тамянът с ароматом брусники сливается с табачный дым и передал на посивелия воздуха определенную сладость диких плодов.
В три и десять в клубе пошли двамина. Покупатель и бодигардът его. Смотрели в глаза продавца. И поняли.
Покупатель, Гидеън Пратт, тебе шестидесятых. Был коренастый плешивец с розовые щечки, беспокойные серые глаза и с, свисающая из пасти кожа напоминает расплавленный воск. Костюм с жилетом его не было в меру, а его пальцы уже давно были искажены от артрита. Его запах, воняло. Его зубы были желтыми и редкими.
Тот за ним, был более крупного — больше и от самого трейдера. Носил зеркальные очки и тонко дънково куртка. Лицо и шея его были разкрасени с мелкой сеткой моко — племенные татуировки маори.
Не говоря ни слова, все трое собрались и упътиха в короткий коридор к складчето.
Здесь было тесно и душно, полно коробки потрепанный алкоголем, две изпонадраскани металлические столы и затхлый, потрепанный диван. Старый музыкальный автомат мигаше мелко и синего.
Как только они вошли и закрыли дверь гардът, известный на улице кличке Диабло, помечать в пределах полномочий, как опипа грубо трейдера для оружия и записывающих устройств. За это время трейдер расшифровать татуираното в основание его шеи: Жизнь, метис. Заметила, что и маховик затъкнатия в поясе хромированные смит-энд уесън.
Только убедить, что трейдер не вооружен и не опоясанная с проводами, Диабло отступили за Пратт и скръсти руки в позу стороннего наблюдателя.
— Что мне носить? — спросил Пратт.
Прежде чем ответить на него, купец его осмотрел с головы до пят. Были пришли в тот момент в каждой сделке, в который продавец в ход, чтобы раскрыть и выставить свой товар на кадифето. Трейдер медленно полез под коженото пальто — сейчас было не время для резких, внезапных движений — и из двух снимков, проведенных на полароид. Подать их на Гидеън Пратт.
Оба были молодые девушки. Полностью одетые восемь-деветгодишни черные девушки, заняли отвечающих их возраста и позы. Таня была възседнала любимой барби-велосипед. От ръкохватките его сипеха розовые и белые гирлянды. Меньшее, Алисия, была сиреневого цвета комбинезон и делал мыльные пузыри.
В то время как Пратт их экономический кризис в китае, его щеки пламнаха на мгновение и дыхание, остановился на его груди. Купец ему было ясно: большинство людей считают, что такие люди, как Гидеън Пратт, которые ищут сексуального удовлетворения от детей, его делают из склонность к насилию или порочными моральных норм. А на самом деле это крайне редко. Тех, которые действительно понимают люди вроде Гидеън Пратт, знают, что они приводят в чувство любви.
— Действительно... красивые, — сказал Пратт.
Диабло бросил взгляд на фотографии, но не реагирует вовсе. Его глаза вернулись на трейдера.
— Как называется? — спросил Пратт и поднял одну из фотографий.
— Таня, — ответил купец.
— Й-не захочется отсюда уезжать — повторил Пратт слоги, как будто делал разбор душевността ее. Назад на одной из фотографий, потом посмотрел на оставшуюся в руке. — Прелесть, — добавил. — Палавница. Судя по всему, ее.
Нажать слегка пальцем по глянцевая поверхность. На мгновение, казалось, замечта, отошло, в какие-то свои мысли, потом сунул фото в карман. Вернулся к деловой разговор.
— Когда?
— Сейчас, — ответил торговец.
Пратт не мог сдържи, удивление и радость. Это надминаваше все его ожидания.
— Неужели это здесь ?
Торговец кивнул.
— Где? — занича Пратт.
— Неподалеку.
Гидеън Пратт поправил свой галстук, растягивание жилет в шкембето и пригладил немногих осталась его волосы. Взял глубокий вдох, найти поворотным свою точку зрения и указал на дверь:
— Пойдем.
Купец кивнул повторно и попросил взглядом разрешения Диабло. Тот слегка замедлить ответ, дабы показать, кто командует ситуацией, а затем отвел его в сторону.
Трое вышли из клуба, и они пересекли Саут-Стрит в направлении Ориана — Стрит, - короткий участок, где единственная лампа в углу. Чуть позже оказалась в расположенный между зданиями малого парковка на два автомобиля — ржавый фургон с выкури стекла и довольно новый крайслер. Диабло поднял руку, обошел двух других, и заглянула в стекло крайслера. Повернулся и кивнул, при котором Пратт и трейдер подошли к фургона.
— Деньги в вас ли? — спросил торговец.
Гидеън Пратт похлопал своего кармана.
Трейдер обшари оба с мгновенным взглядом, полез в карман пальто и вытащил связь ключи. Но прежде чем раскрыть передней правой двери вагона выпускал их на землю.
Пратт и Диабло инстинктивно отклониха его внимание, и их проследиха взгляд.
В следующий хорошо преценен мгновение торговец наклонился, чтобы их поднять. Но вместо них схватил железный рычаг, который предварительно был левой до правой передней шины. С чего вы извъртя на пятой и нацели рычагов лицо Диабло прямо в середине. Из его носа хлынула толстая струя алена крови, смешанной с кусочками хряща. Удар был нанесен с хирургической точностью и идеально премерена силы — чтобы покалечить и обезвредить противника, не убивая его. Левая рука дилера из смит-энд уесъна с поясом на Диабло.
Животный инстинкт заставил замаяния и сащисан Диабло, чтобы набросился на продавца. Взгляд его был затуманен от крови и неволните слезы. Но его нападение встретился маховик смит-энд уесъна, направленной полную силу удивительность трейдер. Удар разпиля в холодный ночной воздух шесть зубов на Диабло, которые изрониха по асфальту со звуком падающие шарики.
Диабло завернул из-за боли и строполи на неравната поверхности.
Но, будучи настоящим воином, сумел встать на колени, а затем поднял разколебан взгляд в ожидании довършващия удар.
— Беги — и повелел ему купец.
Диабло остановился на секунду. Его запах, хъхреше на урывками. Плюнул насъбралата в рот крови и слизи. Когда трейдер согнуты ударника на револьвер и положил дулото на лбу, Диабло поняла, насколько выгодным будет в том, чтобы выполнять распоряжения.
Снят он с огромным усилием и пошел, what say you kaleh?, на Саут-Стрит, не сходить взгляд от трейдера. После чего исчез.
Тогда купец отнес свое внимание на Гидеън Пратт.
Пратт был помъчи занять грозной позе, но, видимо, этот дар его не хватало. Он был педофилов, насильников и убийц детей, но его сила не стоила и гроша против другого человека, особенно против монстр из рода продавца. Разгул был впереди тот миг, который каждый педофилов ждет с ужасом, — перепрограммирование жестокой итоги совершенных им грехов против человечества, что и против Бога.
— К-К-кто ты? — изпелтечи Пратт.
Трейдер открыл заднюю дверь фургона. Наиболее спокойно положил пистолет и рычаги, а затем снять жировые себе пояс из телятины-кухня. Завернула жесткой кожи вокруг пальцев на руке.
— Мечтали ли вы? — спросил торговец.
— Что?
— У вас... вы знаете... сны ?
Гидеън Пратт потерять и разум, и слово.
Для Кевин Фрэнсис Бирн — инспектор отдела Убийств“ на филадельфийский полиции — его ответ на самом деле не имеет никакого значения. Давно было отправился по следам Гидеън Пратт и был ему удалось заманить его в ловушку с точностью и усердием — сценарий, который полностью был обзел его собственные сны.
Гидеън Пратт был изнасиловал и убил десетгодишната Деърдре Петигрю в парке „Хароугейт“, а отдел был на границе, чтобы отказаться от расследования дела. До тех пор Пратт был не убивал ни одной из своих жертв, дабы Бирн съзнаваше, насколько будет трудно соблазнить его. На возникновение именно в этот момент была посвятил несколько сотен часов личного времени и порядка бессонных ночей.
И сейчас, пока разсъмването было еще неясным слухам в Городе братской любви, Кевин Бирн приступы, нанес свой первый удар, и получить свое вознаграждение.
Двадцать минут спустя они были уже среди спуснатите шторы на срочные приемной больницы „Джефферсон“. Прямо в центре стоял Гидеън Пратт. С одной его стороны была Бирн, а с другой — дежурный-стажер врач Ейвръм Хирш.
На лбу Пратт был комок с размер и цвет гнилой сливы. Полости его был сцепена, на его правой щеке выделялся темно-фиолетовый охлузване, а нос его имел вид нарушен. Его правый глаз был почти закрыт от отеков. Его белые были времена, когда рубашка стала тъмнокафява из съсирилата кровь.
Пока я унизения, посрамения, но пойман преступник, Бирн он думает о своем партнере от отдел „Убийства“, тот железный человек по имени Джимми Пюрифай. Джимми бы, окаменела теперь — мое ему в голову Бирн. Многие его упал на те образы, из которых Филадельфии есть, казалось, неисчерпаемые запасы — уличные профессоров, пророков, наркоманов, шлюх с сердцами из мрамора.
Но, в основном, Джимми ее падал на ловенето пресмыкающимся. Более отвратительного было уголовное, тем больше опиваше Джимми из оленины.
А Гидеън Пратт более отвратительного не было.
Наткнулся были отслеживать его с помощью широкой сети осведомители. Следовали его в самых черных вен подземного филаделфийски мир сексклубове и педофилски круги. Же преследовали его с той целеустремленность, преданность делу и маниакальной обсебеност, что им была внушена в заполненную много лет назад полицейской академии.
Что было точно таким мерака Джимми Пюрифай.
Правда меня омолаживает, говорил он.
Во время его карьере Джимми его были простреляли в два раза, газили езды один раз, пребивали бесчисленное количество раз, но то, что верно закончить его, был тройният обойти. Диски пока Кевин Бирн проводил время в прекрасной компании Гидеън Пратт, Джеймс Пюрифай, по прозвищу Клъч, вы излежаваше в er в больнице „Мерси“, и все трубы и трубочки, которые были напъхани в его тело, напоминает Медузы, и змеи ее.
Хорошей новостью было то, что прогноз врачей звучали обнадеживающие. Плохой новостью было то, что Джимми ожидал, чтобы вернуться на работу. Да, но нет. Не было случая он вернулся на работу после тройного шунтирования. Нет, если бы это было на пятьдесят лет. Не в отдел Убийств“. Не в Филадельфии.
Я скучаю по тебе, Клъч, шагнул ему в голову вместе с мыслью, что во второй половине дня ему предстояло встретиться с вашим новым партнером. Без вас ничего не было то же самое.