В пятницу вечером, третьего января, Торн надел чистую футболку и обрезанные шорты и поехал на своем кабриолете VW 69 года в Coconuts, новый бар на набережной позади Holiday Inn. Он заказал пиво, и бармен принес ему Tecate с ломтиком лайма сверху. Он потягивал его, наблюдая, как симпатичные загорелые женщины кружатся на танцполе и в баре.
Торн отправился в «Коконатс», потому что его одиночество стало слишком громким, и он подумал, что хочет наполнить себя рок-музыкой и пустой болтовней. Это были первые выходные нового года. Он подумал, что, возможно, он готов вернуться домой с теплым телом.
Он был там всего несколько минут, когда смуглая женщина с волосами, завязанными в хвост, села на табурет рядом с ним. Она повернулась к нему лицом и начала постукивать по барной стойке своим брелоком от Corvette.
«Я стоматолог», — сказала она. «Это тебя беспокоит?»
«Пока нет», — сказал он.
Она улыбнулась ему, и он улыбнулся в ответ. Она постучала цепочкой ключей по барной стойке, поддерживая ритм громкой песни, которую он не узнал.
Она рассмеялась и поставила на стол свой пенистый красный напиток.
«Знаешь, это забавно», — сказала она. «Такой парень, как ты, весь оборванный, загорелый и небритый, если бы я увидела тебя в Майами, я бы, наверное, сказала себе: «Посмотрите на этого сифилитического неудачника». Но здесь, на островах Кис, черт возьми, если ты не романтик. Ты — бродяга, живущий на своей яхте, и я, вероятно, окажусь с тобой в постели сегодня вечером, и мне выебут глаза».
Торн встал, взял свой «Текате» и переместился на три стула ниже.
Рядом с ним сидела зеленоглазая блондинка в черном топе Danskin и джинсовой юбке. Она вздохнула, покачала головой и повернулась к нему. Она рассказала ему, что использовала свои рождественские каникулы, чтобы проехать весь путь от Миннесоты до Ки-Ларго, чтобы понырять с аквалангом на рифах, и была шокирована распадом кораллов и ухудшением качества воды. Чертовы местные жители паршиво справляются с защитой экологии. Это место было национальным достоянием, и они позволили ему быть разрушенным. Торн кивнул, отложил в сторону дольку лайма от своего нового пива и попытался заинтересоваться ее глазами. Казалось, их наполнял теплый свет.
Она оглянулась на него, затихая, медленно наклоняясь к нему, странно вглядываясь в его лицо. Он собирался заговорить, спросить ее, не хочет ли она проанализировать лунный свет из его гамака, когда она протянула руку и коснулась его щеки прохладным пальцем.
Она сказала: «Вам действительно следует осмотреть это красное пятно».
Он уставился на нее.
Она сказала: «Меланома. Знаешь, большая буква «С»?»
Он привлек внимание бармена, заплатил по счету и вышел из Coconuts. Он проехал пару миль на юг и свернул на темную улицу, где пальмовые ветви шевелились на фоне единственного работающего уличного фонаря. Papa John's Bomb Bay Bar находился в конце этой темной изрытой колеями улицы, за заросшим сорняками трейлерным парком. Бар находился в провисшей хижине на краю Атлантики.
Он припарковал VW рядом с грузовиком с креветками и вошел внутрь. Никаких женщин. Никаких ритуалов знакомств, папоротников или иностранного пива. Единственным украшением были несколько черно-белых фотографий в рамках на одной стене.
Это была галерея мошенников. Гораздо более молодой Папа Джон выделялся на безымянных причалах со своими дружками: политиками, бейсболистами, кинозвездами. Все они были загорелыми, позировали рядом со своим марлином или держали в руках связку рыбной ловли.
Торн прислонился к стойке и наблюдал, как Папа Джон в своей белой капитанской шляпе и мятой белой рубашке занимается своей работой, наливая пиво двум ловцам креветок, сидящим в конце бара. Оба были в запятнанных майках, с татуировками на руках, в бейсболках; у одного были армейские жетоны. Торн кивнул мужчинам, и они кивнули в ответ. Один из них назвал свое имя.
Когда Папа Джон принес Торну свой Busch, он спросил его, как идут дела у бизнеса по вязанию мушек.
«Теперь я вырезаю пробки», — сказал он. «Сокращаю количество мух».
«Вилки», — сказал один из ловцов креветок. «Чёрт, что ты хочешь тратить время на вырезание вилок?»
«Силуэты», — сказал другой ловец креветок. «Это все, что волнует этих чертовых рыб. Они видят форму, которая им нравится, и они ее бьют. Рыбам наплевать, из дерева она сделана или из пластика».
«Ну, мне не все равно», — сказал Торн.
Папа Джон сказал: «Чёрт, я с Торном. Давай мне дрова каждый раз. Это пластиковая хрень, мужик, если большая рыба ударится о пластик, она взорвётся».
Папа Джон и ловцы креветок начали это делать, которые знали больше о ловле рыбы. Пока Торн смывал Текатес своим Busch, он наблюдал за тремя мужчинами. Им было за шестьдесят, и на их лицах все еще виднелся хрящ пионера. Но плоть на их руках была рыхлой, пальцы толстыми и неуклюжими от подагры или артрита. Торн знал этих ловцов креветок, и он знал их сыновей. Они были бледнее своих отцов, менее выносливые экземпляры, мужчины, чьи единственные мозоли были от гольфа или нажатия кнопок.
Он пил пиво и смотрел, как эти люди спорят. Эти люди, которые сделали все, что только можно было ожидать от человека в Кис. Все, кроме замены самих себя.
Через несколько минут Папа Джон снова подошел к нему и спросил, не хочет ли он еще пива. Торн сказал, что, по его мнению, он уже достаточно отпраздновал сегодня вечером. Он вытащил мелочь из кармана.
Папа Джон покосился на Торна, одарил его долгим, испытующим взглядом. Он сказал: «Знаешь что, сынок. Я думаю, мне бы пригодился кто-то вроде тебя здесь».
Торн рассмеялся.
«Я серьезно, Торн. Я серьезно». Он оглянулся на креветок, затем наклонился вперед на доверительное расстояние. Он тихо сказал: «Я мог бы научить тебя кое-чему, Торн. Я мог бы».
«Что? Как быть негодяем?» — сказал Торн. Он положил сдачу на стойку. «Мошенником?»
Папа Джон улыбнулся. «Да», — сказал он. «Это и многое другое».
«Нет, спасибо, Джон. Я уже нашел себе призвание».
«Вырезать пробки», — сказал Папа Джон.
«Это не даёт мне скучать», — сказал Торн.
Он попрощался с ловцами креветок, кивнул Папе Джону и ушел.
Когда он вернулся домой, он больше не жалел себя. Он жалел Ки-Ларго, Флориду, Северную Америку. Мужчин и женщин повсюду. Расу одиноких созданий, которые ходили прямо.
Он знал, в чем его проблема. Прошло слишком много времени с тех пор, как он был влюблен. Три месяца назад он поцеловал Сару Райан на прощание. Она переехала в Таллахасси, устроилась на работу в Sierra Club, чтобы бороться за права ламантинов и древесных аистов.
Весь сентябрь она говорила об этом, какой это шанс, большее влияние на вещи, больше никакой работы по защите прав граждан Майами. Пусть слизь и подлость сами о себе заботятся. Торн сказал, да, это звучит здорово, отличная работа. Они оба сыграли это, немного слез, несколько долгих объятий. Чертова работа, разделившая их. Торн даже начал верить в это временами.
Но он знал, когда она уехала тем днем, помахав в зеркало заднего вида, он знал, что все это дерьмо. Они сожгли все, что питало их любовь, делая ее такой яркой, горячей и быстрой. Весь сентябрь они мчались по своим делам. Сексуальные припадки, укусы, щипки друг друга, словно пытаясь выдавить лишнюю каплю. Крепко сжимая друг друга, пока сила тяжести не стихла, пока их бьющиеся сердца замедлялись до нормы. А потом еще медленнее.
И с того дня Торн жил на борту «Криса Крафта», заново изучая язык своего одиночества, пока они с Джеком Хигби перестраивали его дом, доску за доской, колышек за колышком, выравнивая и подравнивая края.
В августе его дом был разрушен. Бомба, предназначенная для Торна, разнесла его, разбросав его вещи по всем пяти акрам собственности Торна. И время от времени, пока они с Хигби работали, кто-нибудь из них натыкался на обугленный и покореженный инструмент, старую катушку, опалённую огнём, дверцу от жаровни, и Джек мог поднять её, пытаясь понять, что это было, и сердце Торна вспыхивало, пропускало удар.
Это было в августе, когда он выследил убийцу своей приемной матери, распутал клубок жадности и ненависти. И вот теперь к нему подходили незнакомцы, хлопали его по плечу, стоящего в Largo Shopper на овощном отделе, и говорили: «Ладно, приятель, молодец». Как будто это был бейсбольный матч, и он выбил большой шлем. Шесть человек погибли. Куча чертовой крови на сцене в конце. И каждая рука, похлопавшая его по плечу, оставляла горящий отпечаток.
Приближалось время полуночи. Пивной гул Торна стих до гула, и острая головная боль отступала от затылка. Он был на Heart Pounder , его тридцатидвухфутовом Chris Craft, стоявшем на якоре в бассейне в конце его дока на Блэкуотер-Саунд. Он сидел за откидным столиком, слушая шипение фонаря Coleman.
Он шлифовал шестидюймовый кусок гикори, который он отрезал от ручки метлы. Два дня он строгал этот гикори. Это должна была быть копия баллиху, этого маслянистого черного демона с двухдюймовым мечом, добыча дельфинов, парусников, марлинов.
Его ремесло всегда заключалось в вязании мушек. Твердые пальцы, миниатюрные узелки, прикрепление пучков меха или конского волоса яркими синтетическими нитями. Но это было раньше. Это было полгода назад, до того, как все перешло от тихого к оглушительному.
Он все еще выполнял заказы, которые получал от рыболовных гидов и пары друзей, владевших местными магазинами рыболовных снастей. Эти мушки все еще оплачивали его скудные счета. Но теперь это было тяжело. Он потерял жар.
Рыболовные гиды все еще поднимались на борт, болтали, рассказывали тихие истории о сгоревших катушках и расплавленных шарикоподшипниках, о молниеносном первом заходе костной рыбы или разрешении. И когда Торн вытаскивал эти мушки и передавал их, рыбаки все еще прикасались к ним с завуалированным почтением, словно они держали в руках иконы.
Но это было просто механически. Его страсть иссякла. Всплеск, горячая сосредоточенность во время работы, догорание, которое длилось до вечера успешного дня завязывания. Все это испарилось. Поэтому он взялся за пробки.
Сначала он работал над дартерами. Тупоносая, короткая пробка, она была сделана так, чтобы зарываться в воду, а затем выскакивать, когда удилище дергали. Дартеры имитировали пострадавшую рыбу в каналах и протоках. Эти пучеглазые нырки наблюдали из своих безопасных клеток из мангровых корней, думая: нет, нет, нет, нет. Пока в какой-то момент во время последнего извлечения, потому что они поверили, что раненый пескарь выздоровел и уплывает: Да!
Он перешел к попперам, танцорам в форме торпеды, затем к поплавкам и ныряльщикам, и к краулерам. Теперь у него был целый ящик таких, некоторые без последних тройников, несколько наполовину покрашенных, некоторые еще из голого дерева. Ни одна из них еще не была в воде, чтобы иметь шанс обмануть или потерпеть неудачу. Но это не имело значения. Важно было то, что он чувствовал себя жаждущим и свежим, изучая это новое ремесло.
Вдалеке Торн услышал бормотание небольшого подвесного мотора. Он откинул красно-белую клетчатую занавеску камбуза и увидел ходовые огни ялика-бонфиша.
Когда он приблизился к доку Торна, он разглядел капитана Брэдли Барнса, вероятно, возвращавшегося с ночной попойки в Senor Frijoles, бегущего домой в Рок-Харбор. Барнс был капризным отставным доктором медицины, который зафрахтовал свою шестнадцатифутовую яхту Lucy Goosey в гавани Papa John's Bomb Bay. Барнс установил на перемычке над своим доком знак, который гласил: СКИДКИ ДЛЯ БЕЗМОЛВНЫХ .
Торн вынес фонарь наружу, встретил Барнса на причале и помог ему закрепиться. Они сели на краю причала и посмотрели на черную гавань, на луну, приглушенную глубокими облаками.
«Эти «Гризли», которых ты связал, просто сбивают их с ног», — сказал Барнс, и на ветру разнесся запах виски и зеленого перца.
«Я так и слышал», — сказал Торн.
«Сегодня днем был рыбак, он поймал на крючок, должно быть, четырнадцатифунтовую костлявую рыбу. Прямо у Дав-Ки, на глубине около фута. Он боролся с этой костью полчаса, устал и хотел отдать удилище мне. Я не взял его, поэтому он продолжал крутить, подтянул его к лодке, и эта лошадь сошла с дистанции, как только увидела сеть. Этот гризли все еще был у него в губе».
Торн сказал: «Возможно, сегодня вечером его покажут. На что обратить внимание».
«Я потерял все четыре из тех, что вы для меня сделали. Мой рыболов зацепил два на дне, бревна или что-то в этом роде». Доктор улыбнулся, его губы покрылись волдырями, его голубые глаза выцвели на солнце. «Итак, я здесь, чтобы купить еще дюжину».
Торн сказал Брэдли, что у него закончились материалы для Grizzly. Их больше не будет.
«Что именно они собой представляли?»
Торн молчал. Через минуту Брэдли рассмеялся в темноту.
«Нельзя меня расстреливать за то, что я спрашиваю», — сказал он. «Это как спросить папу, чем он подсыпал в вино. Ну, тогда, черт возьми, я завтра пойду туда, посмотрю, не смогу ли я найти те бревна, за которые зацепились мухи. Посмотрим, как долго я смогу задерживать дыхание. Я в этом году положил глаз на трофей — летучую рыбу на Old Pirate Days».
«Это будет четыре раза подряд, не так ли?»
«Четыре — хорошее число», — сказал он. «Я к нему пристрастился».
Когда Барнс ушел, Торн вошел внутрь и открыл ящик под своей койкой, где хранил свои материалы. Желтый как моча кусок меха белого медведя был там, его еще хватило бы, чтобы набить футбольный мяч. Он мог бы наделать столько гризли, что заполонил бы рынок, выловил бы всех костистых рыб, оставшихся в Кис.
Двадцать лет назад этот мех был подарком его приемной матери, когда она вернулась с Аляски после месяца рыбалки там. Он нашел его у нее дома, в своей детской комнате в августе прошлого года, когда убирался там, чтобы подготовить ее к продаже.
Он пытался использовать щепотку меха на стандартной мушке, что-то близкое к Bonebuster, два серебряных глаза, малиновый пояс из Mylar, который стягивал передник из меха белого медведя, крючок, загибающийся наружу из брызг юбки, как одна изуродованная нога. Он назвал его Grizzly.
И вот случилось невозможное. Приманка постоянно будоражила их мозги, выводя их на поверхность с жуткой регулярностью. Это происходило уже два месяца, самая длинная полоса удачи, которая когда-либо была у его приманок.
Торн попытался представить, какое странное столкновение запахов это было, как мех этого арктического зверя мог катализировать этих тропических призраков. Что они увидели? Этот захватчик из вселенной льда дергался в их болотистом бассейне, возможно, разжигая какую-то древнюю ярость, какую-то ненависть к чужаку, к чужаку.
Торн вынес на палубу комок меха белого медведя, бросил его в отходящий прилив. Он наблюдал, как он плыл по бассейну, а через некоторое время в пятно желтого лунного света, затем на путь креветок, которые уходили, и наконец исчезли под корпусом, раздробленные на частицы винтом.
Бенни Казинс стоял на нижней палубе, пока сорокапятифутовый Бертрам лениво скользил по отмелям. Вода здесь местами была меньше фута, с песчаными отмелями и коралловыми головками. Вот почему он нанял этого придурка-капитана, чтобы тот их притащил. Парня по имени Мерфи, который двадцать лет проработал на этом берегу в Береговой охране. Мерфи был на пенсии и жил в Грасси-Ки, перебиваясь своей пенсией и социальным обеспечением. Так что можно было бы подумать, что он был бы счастлив заработать пятьсот баксов за то, чтобы немного поработать на лодке для Бенни, просто держать рот закрытым и направлять их к берегу. Но нет, этот скряга хотел знать все. Как будто он собирался подать план плавания в гребаный Верховный суд.
Бенни сказал, не беспокойся об этом. Я забираю своего друга примерно в двадцати пяти милях от берега, чтобы отвезти его обратно в Кис на вечеринку на выходных. Все, что тебе нужно знать, это координаты встречи по системе Loran и место нашей высадки в Ки-Ларго.
Но этот парень не сдавался. Он продолжал доставать Бенни всю дорогу от доков в Исламораде. Это ведь не какая-то наркоторговля, не так ли, Казенс? Черт, нет. Я похож на наркоторговца? Ты не можешь сказать, сказал этот придурок. Все в это ввязываются в эти дни. Ну, я, блядь, не ввязываюсь, сказал Бенни. Я ненавижу наркотики, наркоторговцев, все, за что они, блядь, выступают.
Итак, Мерфи дает ему отдохнуть несколько минут. Они там, в темноте, выходят в море, Бенни ищет пару созвездий, которые он может назвать, и этот парень снова начинает. Как так вышло, что твой друг не прилетел? Что это за махинации с лодкой? Это нехорошо пахнет. И Бенни оставил его там, на мостике, а сам спустился на палубу, где двое его людей, Дональд и Джо, курили сигареты, сидя в креслах для марлиновых боев. Пусть этот придурок Мерфи гадает все, что хочет. Черт, если Бенни собирался сказать этому парню еще хоть слово.
Но Мерфи был прав. Бенни мог бы привезти Клода на самолете. Провести его прямо через таможню, сделать это у них под носом. Но что в этом было веселого? Ему нравилось разыгрывать всю эту тайную чушь. Это производило впечатление на клиентов, помогало распространять доброе слово среди себе подобных. Если бы он сделал так, чтобы перевозка этих парней выглядела слишком легкой, они могли бы подумать, что это не стоит цены.
Сразу после полуночи показался тридцатифутовый Donzi, сделал три коротких и одну длинную вспышку прожектора. Разгрузка прошла быстро и тихо. Ни слова. Гаитянин Клод поднялся на борт со своим чемоданом, на нем была рубашка в цветочек, белые брюки. Бенни помахал рукой человеку на Donzi, и лодки разошлись. От начала до конца, все это заняло минуту, максимум минуту-тридцать.
И теперь они лениво бродили по равнинам, направляясь в Dynamite Docks в Норт-Ки-Ларго. На этом конце острова не было никакой застройки, ничего, кроме сотен акров мангровых зарослей, аллигаторов и скорпионов. И этот цементный док, который тянулся на пару сотен футов. Это место было легендарным местом высадки контрабандистов. Вот почему Бенни выбрал его. Никто больше им не пользовался, потому что Управление по борьбе с наркотиками построило одну из своих станций в нескольких сотнях ярдов от доков. Это был как раз тот вид тяжеловесного символизма, который им нравился. Эй, смотрите, что мы делаем! Очень громко трясем кустами, когда подкрадываются к вам. Это была одна из причин, всего лишь одна, по которой Бенни ушел из Управления по борьбе с наркотиками.
Ему нравилась ирония того, что Клода высадили здесь, в двух шагах от его старых коллег. А в Dynamite Docks пахло историей. Он мог представить себе фургоны с ромом, скрипящие по песчаной тропе к какой-нибудь старой развалюхе на шоссе. И он мог представить себе хиппи шестидесятых, фургоны VW, застрявшие в лесах в ожидании своего тюка травы.
Они были примерно в пятидесяти ярдах от берега, когда Мерфи крикнул вниз, что есть лодка и какая-то активность в доках. Клод двинулся рядом с Бенни, уставившись на него в темноте.
«Ты сказал, что все было устроено», — сказал Клод.
«Эй», сказал Бенни, «я могу отчитаться за каждую чертову лодку Управления по борьбе с наркотиками, таможни, береговой охраны, как хотите. Если это одна из наших, я знаю ее текущее местоположение. И их здесь нет». Бенни пробирался сквозь темноту к темной береговой линии, «Бертрам» все еще скользил вперед.
«Что мне делать?» — крикнул Мерфи.
«Продолжай», — сказал Бенни. Он велел Клоду спуститься вниз и оставаться там. Затем он устроил Дональда и Джо на передней палубе. Он велел им направить свои Mac-10 на берег. Бенни покачал головой и захлопнул затвор своего автоматического пистолета Smith. Ну ладно, джентльмены, заводите моторы.
Мерфи аккуратно подтащил их к краю причала. Другая лодка была восемнадцатифутовой Boston Whaler. Бенни видел черный блеск обернутого в пластик тюка. Он даже чувствовал запах дерьма. Никого не было вокруг.
Он зашипел на своих ребят, махнул им рукой, чтобы они вернулись на кормовую палубу. Клод смотрел на него через окно салона, строя Бенни узкие глаза. Он, наверное, пугал нормальных людей этим взглядом.
Дональд и Джо прикрепили Bertram к сваям, а Бенни ступил на причал. Примерно в двадцати ярдах, возле деревьев, стоял черный фургон Ford. Бенни жестом показал Дональду, чтобы тот пошел в одну сторону, Джо — в другую, окружив фургон.
Когда они были на месте, он прошел по песчаной земле и встал лицом к задним дверям, поднял свой автомат и собирался выстрелить, когда дверь слегка приоткрылась и голос мальчика сказал: «Мы сдаемся».
«Убирайтесь отсюда на хер», — сказал Бенни. Весь этот адреналин от DEA снова зашкаливал в нем. «А ну, ублюдки!»
Это были мальчик и девочка с одинаковыми вьющимися светлыми волосами, оба в синих джинсах и черных футболках. Рок-звезды на тренировке.
Дональд и Джо обошли фургон. Подростки отошли от них. Бенни открыл дверь фургона. В полумесяце он смог различить два или три тюка.
«Сколько вам лет, панки?» — сказал он, закрывая двери.
«Восемнадцать», — сказала девушка.
«Кен и Барби», — сказал Бенни, — «в жутком лесу ночью с тонной нелегальных наркотиков. Как это происходит? А? Где, черт возьми, вы развили такие чертовы ценности?»
«У нас есть право хранить молчание, — сказал мальчик. — Право на присутствие адвоката».
Бенни фыркнул, повернулся к своим людям. Дональд улыбнулся. Джо разглядывал девушку.
«На самом деле», — сказал мальчик, — «так оно и есть».
Бенни покачал головой и сказал: «Господи Иисусе, вот так, черт возьми, всё и происходит».
Он выстрелил мальчику в колено. И когда ребенок корчился на земле, Бенни подошел к нему, наступил на лодыжку здоровой ноги и выстрелил ему в другое колено. Девочка закричала, чтобы он остановился.
По узкой тропинке проехал коричневый «Мерседес».
«Самое время, черт возьми», — сказал Бенни. Он выстрелил парню в грудь и повернулся к девушке. «Ты ведь больше никогда ничего подобного не сделаешь, правда, душистый горошек? Посмотрим, что может случиться».
Она сглотнула, губы ее задрожали. Она сказала: «Нет, сэр. Нет, никогда».
Он прижал ствол Смита к ее левой груди. Потер ствол о хлопок, пока не почувствовал, как затвердел ее сосок. Он зажал кончик ее соска внутри ствола. На ней не было лифчика. Да, это было понятно. Это соответствовало остальным ее ценностям.
«Ты обещаешь сейчас? — сказал Бенни. — Ты даешь мне свое священное слово чести, что больше никогда не будешь участвовать в подобной грязи?»
«Я обещаю», — сказала она. «Я обещаю».
Бенни выстрелил ей в левую грудь двумя быстрыми выстрелами. Ее отбросило на пару ярдов назад в кусты.
«Господи Иисусе, Бенни!» — сказал Дональд. «Зачем ты это сделал?»
Бенни снова положил Смит на бедро, повернулся и посмотрел на Дональда. Он сказал: «Чтобы преподать ей чертов урок».
OceanofPDF.com
2
Торн простаивал на подъездной дорожке, выискивая место в потоке на шоссе US 1. Была пятница, десятое января, и прибыли зимние Виннебаго, и яркие арендованные кабриолеты, и пыльные универсалы из Индианы. Все они мчались через Ки-Ларго, на свою ежегодную охоту за раем. Торн ждал там уже пять минут. Ему нужен был широкий разрыв в потоке, потому что его VW потерял желание спешить.
Он ехал в Майами, чтобы купить лезвие для лесопилки Lakowski 175, которую он использовал для перестройки своего дома. Хозяйственный магазин в Хайалиа был единственным местом на сотню миль вокруг, где все еще имелись лезвия для этого электрического чудовища.
Когда он увидел свободное место сразу за коричневым Mercedes, Торн переключил передачу на первую, резко прибавил обороты. Но Mercedes замедлился, въехал на гравий вдоль обочины и втиснулся на подъездную дорожку рядом с ним.
Из машины вышел Гаэтон Ричардс. На нем была синяя ветровка, рубашка в клетку мадрас, джинсы и теннисные туфли. С тех пор, как Торн видел его в последний раз, у него отросли усы, песочно-белокурые, как и его волосы. Торн вышел из VW. Они пожали друг другу руки; затем Торн рассмеялся и раскрыл объятия, и Гаэтон шагнул вперед, чтобы обнять его.
Когда они отошли друг от друга, Торн спросил: «Прошло сколько, больше года?»
Гаэтон сказал: «В январе прошлого года были Дни старых пиратов».
«Да, да», — сказал Торн. «Мы сделали сборщиков раковин в твоем трейлере».
«А ты напился и пел рождественские песни».
Торн сказал: «Да, это возвращается ко мне».
Он заметил мужчину, сидевшего в машине Гаэтона и не глядящего на них.
Гейтон сказал: «Ну, черт, давай сделаем это снова в этом году. Нарядимся на этот раз, начнем грязную жизнь, похитим девушку. Эй, мы могли бы превратить твой VW в платформу, прокатиться на параде. Сделаем это действительно правильно».
«Да», — сказал Торн, улыбаясь.
Гаэтон сказал: «Ты куда-то направляешься».
«Я собирался поехать в Майами, но могу сделать это позже».
«Нет, это идеально», — сказал Гаэтон. «Мне все равно придется отвезти этого парня туда. Пойдем с нами, подбрось этого парня до автосалона на минуту-другую, сделай свои поручения, возвращайся. Дай нам время поболтать».
«Ты собирался ко мне приехать?»
«Да», — сказал Гаэтон, понизив голос. «Мне нужно было поговорить».
«Хорошо, позволь мне спрятать VW». Торн повернулся, чтобы сесть в машину, затем снова повернулся. «Вверх и назад, да? Никаких боковых поездок».
«Даю слово».
Их пассажир был тихим джентльменом. У него была копна курчавых желтых волос, которые он зачесывал назад с лица, скулы, которые могли бы разрезать десятифунтовую тестовую линию, и сырая розоватая кожа. Если он не был альбиносом, он вылез из того же генофонда. Он сидел на заднем сиденье, одетый в ослепительно желтую рубашку с синими хула-девушками и белые брюки. Он выглядел так, будто никто никогда не учил его улыбаться.
Когда они пересекали мост Джуфиш-Крик из Ки-Ларго, Гейтон начал рассказывать историю о своем последнем задании в отделении ФБР в Майами. Кажется, в Metrozoo с Дальнего Востока доставили слона. Несчастное толстокожее животное было набито мусорными мешками с героином. Как раз когда федералы приближались к смотрителям зоопарка, которые вытаскивали мешки из слоновьей жижи, у слона начались сильные припадки. Должно быть, он переварил один из мешков во время своего путешествия. И вот он там, встает на дыбы, угрожая как хорошим, так и плохим парням.
«Вы когда-нибудь видели, что делает магнум калибра 357 со шкурой слона?»
«Давненько это было», — сказал Торн. «Я забыл».
«Да не так уж и много», — сказал Гаэтон.
Gaeton продолжал рассказ, в то время как Thorn взглянул на заднее сиденье на этого человека. Эти зеленые глаза щелкнули на Thorn и задержали его на минуту. У парня что-то горело там.
Они прогуливались по парковке автосалона Porsche и Ferrari, двое из них следовали за мужчиной в футболке с изображением девушки-хула, пока он шествовал по рядам автомобилей. Через некоторое время они привлекли внимание молодого продавца. Он оценил их троих и заговорил с Гаэтоном.
«Хотите сегодня скорости и роскоши?» — спросил молодой человек.
«Наш друг Клод», — Гаэтон кивнул другому мужчине.
«Он говорит по-английски?»
«Я не могу вам сказать», — сказал Гаэтон. «У меня никогда не было возможности поговорить с ним».
«Ну, мы дадим ему немного осмотреться», — сказал продавец. Он, казалось, привык к этому: трое парней ходят по магазинам вместе, но не знают друг друга.
Клод остановился перед черным Porsche. Он попробовал открыть дверь, но она была заперта.
Гаэтон крикнул: «Найди тот, который тебе нравится?»
Клод оглянулся на Гаэтона. Никакого румянца покупателя машины на его лице. Только этот взгляд с тяжелыми веками, как у змеи, которая собирается задремать или нанести удар. Трудно было сказать.
Гаэтон сказал: «Дай нам ключи от этого, ладно? Наш друг хочет понюхать кожу».
Через несколько минут продавец вернулся с ключами. Он был одет в черную рубашку-поло с красным аллигатором, белый пиджак поверх, белые брюки. Темные солнцезащитные очки с закругленными углами, мокасины без носков.
«У Carrera очень мягкое рулевое управление», — сказал мальчик, отпирая водительскую дверь. «И максимальная скорость — сто семьдесят четыре». Он повернул солнцезащитные очки к Клоду и сказал: « Me entiendies? »
Клод выждал несколько секунд, а затем сказал продавцу: «Вы можете говорить со мной на вашем языке. Я хорошо его понимаю».
«Ну, тогда», — сказал мальчик. В его правой руке появился непоседа, барабанивший по штанине. Он кивнул головой Клоду.
Клод сказал: «Я хочу испытать этот верхний предел, о котором ты говоришь. Этот сто семьдесят четыре. Я хочу почувствовать это».
Мальчик взглянул на Гаэтона и Торна, чтобы увидеть, улыбаются ли они. Они не улыбались. Продавец все равно изобразил улыбку. «Мы обойдем квартал, милю или две, а затем вернемся и поговорим». Внося покровительственный авторитет.
Гаэтон зевнул, посмотрел на движение. Торн наблюдал, как самолет взлетает из международного аэропорта Майами в миле или двух к северу, его гул вибрировал по асфальтовой стоянке.
Он в последнее время часто сталкивался с таким типом детей. У мальчика была гнусавая надменность, как будто он учился в каком-то колледже, где его учили сверх его характера, давали ему поверхностный взгляд, поверхностное понимание великих идей. И теперь не было работы на земле, которая не была бы ниже его.
Клод сел за руль и завел Porsche. Завел двигатель. Казалось, он держал его на красной линии. Парень нырнул на пассажирское сиденье, а Торн и Гаэтон направились обратно к Mercedes.
В Frog City они добрались до последнего светофора на западной окраине Майами, нынешней границе Эверглейдс. Продавец повернулся на своем сиденье и яростно помахал рукой Гаэтону и Торну, которые ехали следом на коричневом «Мерседесе». Это был его третий светофор с тех пор, как они покинули парковку. Гаэтон помахал в ответ.
В сотне ярдов впереди них четырехполосное шоссе сузилось до двух, въезжая в Эверглейдс. Последние жилые комплексы остались позади, впереди только тенистый туннель сосен.
«Видимо, у них закончились темы для разговоров», — сказал Гаэтон.
«Кажется, у них не так уж много общего», — сказал Торн.
«Первые свидания — это тяжело».
Загорелся зеленый свет, задние шины Porsche взвизгнули, а Гаэтон нажал на педаль газа Mercedes, потащившегося за ними.