Чёрт был старым, с заметной проплешиной на башке и грустными глазами. Выглядел он, как шахтёр, вернувшийся из забоя, выдавший на-гора чёртову прорву горючего камня. Ни с того ни с сего, он вдруг возник за столом, с солдатской кружкой в руке, и слегка поклонившись, заговорил,
- Прежде всего, разрешите представиться - Чарльз Чемберленович, чёрт-искуситель высшей категории.
Иван Кузьмич в ответ растерянно кивнул головой, и уже хотел произнести "оч приятно", но вовремя спохватился, и, промычав неопределённое, с хрипотцой в голосе, поинтересовался,
- Какими судьбами к нам, господин Чарльз?
- Скука, - ответил чёрт и, подавив зевок, продолжил, - Скука, безмятежнейший Иван Кузьмич...
И тут же испросил вишнёвого компоту, что стоял в банке здесь же на столе.
Глядя на чёрта, Иван Кузьмич отчего-то вовсе не испугался - так слегка расчувствовался, а приглядевшись внимательнее, даже и пожалел бедолагу, подумав: "Ай-я-яй... Укатали Сивку крутые горки. При таком-то потенциале, какие уж тут могут быть проказы, да каверзы? Ну, разве что кнопку под зад подложит, или же стирального порошка в супчик подсыплет. А на большее, по всему видать, запалу не хватит... Ну, и слава Богу".
Успокоившись своим наблюдением, Кузьмич всё же не стал нагличать, а отвёл глаза в сторону, и принялся наблюдать за влетевшей в комнату осой, что произвела облёт, и теперь билась в стекло, в надежде на удачу или чудесное преображение прозрачного в воздушное.
Чёрт же докушал вишнёвые ягодки, почмокал от удовольствия губами, и, отодвинув кружку, стал смотреть на Ивана Кузьмича изучающим взором. А через минуту вновь причмокнул и сказал,
- Ну-с... Поговорим?
- Поговорим, - ответил Кузьмич, ощущая в себе прилив несвойственной ему бодрости бесшабашного человека, - Отчего ж не поговорить, коли есть о чём!
- Ну, как же, как же? Как не быть? Очень даже есть о чём...
Тут он немного помолчал, будто собираясь с мыслями, а собравшись продолжил,
- Вот ведь какая получается антиматерия... Вы, Иван Кузьмич, по всем статьям - тихий и милейший с виду человек... И мыслями не обиженный. Да что там мыслями, - не обижены Вы и непониманием второго закона Ньютона и прочих механик... И руки у Вас - не ноги, растут откуда положено... И интересы Ваши вполне симпатичные - тычинки-пестики, планетки-звёздочки...С какой на Вас стороны не погляди - везде аккуратненько. Ни тебе оторванной пуговки, ни шипящей соседской зависти, ни тишайшего безобидного злорадства...
Тут чёрт опять замолчал, наклонился над столом и, приблизившись к Кузьмичу грозно вопросил,
- Самому-то не противно?
Иван Кузьмич от неожиданности отклонился от оратора, подумав: "Ну его к едрене фене... С таким надобно поосторожней... А то глядишь, ещё и бодаться начнёт... Вон они роги-то из шерсти торчат..."
А совладав со своим испугом, взял себя в руки и ответил,
- Что ж... Честно говоря, бывает что и противно... От узости своей,... от бесталанности,... да когда слизня в рот положишь со щавелевым листом, по недосмотру... А Вам-то, господин Чарльз, какая с этого печаль-забота? Или ущерб какой терпите?
- Я ж уже пояснил... Скука... Скучно с Вами... Живёте серенько, без искорки...
- Да что ж мне искрить-то? Что я утюг какой, или трансформатор?
- А что? А может и утюг! Другие-то вон, кто с кайлом, а кто и с рупором... И душой кипят, и чтоб светлое будущее, и пламенный мотор в подреберье. У них и прибыля, и круговороты разные, и всякие другие ураганные явления.
Иван Кузьмич выслушал пылкого агитатора, не перебивая, а как тот закончил, посмотрел на него с хитринкой, и спросил,
- Величием искушаете? Значимостью? Так это мне ни к чему... Это мне, как татуировка на заднице - вроде бы где-то есть, а без зеркала не взглянешь... Хотя, конечно, вещь модная...
Вновь заскучавший чёрт покачал своей плешивой башкой, тяжко вздохнул, и с глубочайшей грустью в голосе, тихо произнёс,
- Да Вы, как я посмотрю, и вовсе пропащий человек. Вы не то, что в светлое будущее,... - и перейдя на таинственный шёпот, заключил, - Вы Родину не любите...
Сказал и исчез.
Кузьмич же от последних его слов вспыхнул... и одеревенел...
А успокоившись, покачал головой и произнёс вслух, глядя на неутомимую осу, - Всё ж напоследок ожёг, рогатый...
А поразмыслив, и так и эдак, задался совсем не лёгким вопросом,
- А как это, в самом деле,- любить Родину? И кто знает, что для неё благо, а что плесень осклизлая? Для неё... И любит, хотя бы, та же рыба пучеглазая своё море-океан, коли без него не жить, не дышать не может? Часть - она и есть часть... А оторвёшь - побьётся на берегу, да и стухнет...
Когда за окном стало темнеть, Иван Кузьмич встал из-за стола, приоткрыл раму, выпустил на волю осу и, взяв банку с компотом, пошёл к выгребной яме. Брезгливо вытряхнул остатки, а подумав, выбросил и саму банку. Резко развернулся и зашагал к дому, хмыкая и презрительно ворча,
- Здрасьте Вам с перепугу... Дожили... Всякий чёрт-Чемберленович будет ещё меня учить, как мне Родину любить...