Уговаривать его на разовую встречу не имело смысла. Андреоло не из тех, кто выпускает из рук добычу, не выпив всей крови капля по капле. Да и получив желаемое в качестве залога, не стал бы дожидаться окончательного расчета. Рассуждая таким образом, она вдруг поняла, что не очень-то сердится на него, хотя всеми силами старалась разубедить себя в этом. Он безусловный подонок и подлец, но вот закавыка, решился-то сподличать из-за нее, Агнесс. Это не могло послужить оправданием, но, сойти за извинение, почему бы и нет?
Мысль эта пробилась сквозь толщу ее возмущения, и, будучи невинной во всем, кроме страсти, ее сердечко смягчалось помимо ее воли. Во всяком случае, будь она судья его поступкам, в приговоре, безусловно, учла в качестве смягчающего вину обстоятельства.
И все же, несмотря ни на что, головы не теряла. Умное понимание ситуации не позволяло сентиментальному раздолбайству взять верх над трезвым расчетом и размягчить ее решительность. И потому план спасения, поначалу достаточно расплывчатый и даже сумбурный, постепенно обрастал деталями, из которых мало-помалу складывалось целое. Решающим в нем было одно: девушка, которую надо, во-первых, найти, а во-вторых, подбросить ее Андреоло вместо себя.
С тех пор жизнь ее превратилась в сплошное мучение. Не говоря уже о том, что Андреоло стал ее тенью. Куда и когда бы она ни шла, тот появлялся на ее пути. Он не останавливал ее, но, проходя мимо, обязательно напоминал, сколько времени осталось до решающего с ним свидания.
А разве меньше хлопот было у нее с Сильвано? Ее отказ встречаться с ним в том месте, которое, казалось бы, идеально подходило для любовных утех, вызвало в нем сначала недоумение, а после ярость. Уверенный, что Агнесс разлюбила его и только ждет повода сказать ему об этом, он терзал девушку упреками и намекнул, что покончит с собой, если его подозрения справедливы. Он даже стал требовать имя счастливца, сумевшего отбить у него любовницу, и не верил в искренность ее уверений, что такового не существует в природе.
- Пойми же, - убеждала его Агнесс, - никого другого нет и, наверное, никогда не будет. Но сейчас у меня много проблем, решению которых помочь не сможешь, а помешать вполне. Сделай божескую милость, оставь свои подозрения и позволь самой разобраться во всем.
- И как же наша любовь?
- Она никуда не делась.
- Может, мне подыскать другое место, где мы могли бы встречаться?
- Именно так и случится. Но, повторяю, не сейчас.
- А когда же, черт подери?
- Разве я непонятно тебе объяснила?
Возбуждённый злостью и неудовлетворённым желанием, Сильвано был готов наброситься на девушку прямо на улице, но она, без труда оценив состояние любовника, поспешила ретироваться, оставив на его щеке никому не нужный поцелуй.
Между тем, искомая девушка все не находилась. Агнесс мысленно перебрала своих одноклассниц и одношкольниц, но ни одна, по ее мнению, не подходила на роль, приуготовленную её разгоряченным воображением. И сложность была не в том, что числила их в паиньках, коими они не были, хотя некоторым из них всё ещё не удалось избавиться от тяжкого груза невинности, а в ее собственной скрытности. Не делясь ни с кем своими любовными переживаниями, не могла рассчитывать и на встречный отклик.
Время уходило. Осаждаемая озверевшими поклонниками, металась, как загнанный зверёк, понимая, что состояние лихорадочных поисков лишь отдаляет её от цели.
А поклонники, затаившиеся в ожидании, разыгрывали друг перед другом роли, которые заставляла их играть Агнесс. Андреоло деланно удивлялся, что Сильвано и Агнесс перестали посещать его "гнездышко", а Сильвано, бормоча что-то невнятное, по поводу глупых девичьих фантазий, тем не менее, не уставал хвастаться своими сексуальными успехами. Андреоло, исходя злостью и ненавистью, повествовал о своих победах, и уже Сильвано завидовал в том, в чём прежде не ведал зависти: лёгкости, с которой Андреоло менял девиц, ложившихся под него, как скошенная трава под острый серп. Особенно заинтересовала Сильвано история с некоей Ренатой, не дающей, по словам Андреоло, прохода, от острого желания оказаться под ним. Она служила официанткой в баре "Морские бродяги", где кроме официально объявленной должности выступала как певичка. Голос у нее был несильный, но приятный, а сама не красавица, но с отличной фигурой и легкая, как лань, в движениях. Казалось, она не ходит, а летает по бару. Каждый посетитель считал своим долгом прикоснуться к ней, но поскольку никто не держал над ней свечку, никаких доказательств ее легкомыслия не могли бы предъявить самые строгие блюстители чистоты женских помыслов.
- Она тебе не нравится?
- Нравится, но не настолько, чтобы жениться.
- Так не женись.
- Если она заберется ко мне в постель, дело кончится или женитьбой, или откупными. А я и так недешево обхожусь своему родителю.
К концу договорной недели Андреас стал нестерпимо настойчив. Теперь он не подстерегал Агнесс на улице, но ее сотовый телефон, казалось, раскалился от его звонков. Его нетерпение прорывалось с такой отчетливостью, что Агнесс опасалась неминуемого взрыва. Он отказывался ждать ни минуты дольше обусловленного ею времени, и хотя покарать ее не обещал, но было ясно, что любая попытка оттянуть время закончится для нее катастрофой.
А разве с Сильвано было легче? Чтобы как-то утихомирить его, она отдалась ему в городском парке, где и прежде, еще до "гнездышка" Андреоло, им доводилось отводить душу. Но тогда, за неимением лучшего, это доставляло им шальную радость, а теперь выглядело как насмешка, унизительная для обоих, но, в первую очередь, для Агнесс.
- Боже, до чего я опустилась, - сказала она, приводя себя в порядок. - Ни дать, ни взять, проститутка.
- Не глупи, - не веря собственным словам, успокаивал ее Сильвано. - Кто спорит, это не то, что было. Но ты сама нарушила наш покой.
- Хорош покой! - не сдержалась Агнесс и у нее вырвалось: - А что если Андреоло проболтается?
- Не глупи, - рассмеялся Сильвано. - Он ведь мой друг.
- Но не мой. Иногда он глядит на меня так, словно спрашивает, не возьму ли я его в нашу компанию.
- Ерунда. Ему хорошо и без нас. Для него не проблема любая, и даже вынужден отказываться от предлагаемых услуг.
- Даже так? Вот уж никогда бы не подумала.
- Именно так. Ты Ренату из "Морских бродяг" знаешь? Ну-ну, не пузырись. Понятно, что она тебе не компания, но это не мешает ей нравиться мужчинам, а ребята от нее просто балдеют. И вот она готова на все, чтобы оказаться под Андреоло. Уверен ли? Глупый вопрос: нисколько не сомневаюсь.
И, придя домой, Агнесс позвонила в бар и сквозь шум и грохот, сотрясающий трубку, договорилась с удивленной донельзя официанткой о встрече.
Рената пришла в точно условленное время, обслуга ее ждала, к тому же, сгорая от нетерпения, Агнесс сама выбежала ей навстречу. Обняв смущенную девушку за плечи, провела в свою комнату, и Ренате показалось, будто попала в рай. Оббегая взглядом увиденное, не скрывая восторга, так искренне, по-детски воспринимала каждую деталь интерьера, каждую вещь, не имевшую никакого отношения к тому миру, в котором жила, Рената едва не разрыдалась, как рыдают обычно дети, понимающие, что им недоступны радости других.
Когда же она обратила свой взор на Агнесс и увидела на ней белое, совершенно прозрачное платье из виссона, в котором ее божественное тело, не знавшее ни малейшего изъяна, обещало так много, что казалось ни одному мужчине в мире не исчерпать колодца любви, в который ему повезет заглянуть, не выдержала восхищения и с искренностью, на которую женщины обычно не способны, произнесла:
- Ах, Агнесс, ты - сказка!
- Тебе понравилось мое платье?
- Невероятно. Ничего лучшего я не видела и, наверно, больше не увижу.
- Напрасно. Надо быть оптимисткой, - сказала, обнимая и целуя ее, Агнесс. - И тут же сняла с себя платье, набросив его на плечо Ренате. - Носи и радуйся.
- Я только его примерю и сразу же сниму.
- Ах, бог мой, какая ты непонятливая. Я тебе его подарила.
- Нет, нет, не надо.
- Но почему?
- Я боюсь... боюсь, что захотите его забрать.
- Рената, послушай меня внимательно. Во-первых, с чего это ты перешли на "вы"? А во-вторых, мы такие смешные голые друг перед другом. Замечательно! Не знаю, как ты, но я в полной мере ощущаю себя женщиной, когда совершенно обнажена. А ты?
- Я тоже. Но еще лучше, когда на меня смотрит мужчина.
- Само собой. Но еще приятнее, когда он раздевает тебя глазами.
И, громко смеясь, они обнялись, поцеловались и повалились на тахту, драпированную шкурой леопарда. Им, обнаженным, было легко и весело болтать о том, что больше всего их занимало.
- У тебя было много мужчин? - спросила Агнесс.
- Я не считала. А у тебя?
- Один.
- Завидую. Ведь это по любви.
- А ты разве нет?
- Бывало и по любви.
- А какая разница?
- Какая, - спрашиваешь, - а такая, что сказать тебе вслух не скажу. А на ушко, отчего бы не сказать. - Рената прижалась плечу Агнесс, при этом руки ее оббегали тело слушательницы, словно пальцы пианиста по клавишам рояля. Видимо, Агнесс до такой степени была поражена, что не обратила внимания на то, что, при других обстоятельствах и в другой обстановке, наверняка отреагировала, хотя трудно предсказать, каким образом.
Услышанное до такой степени показалось ей невероятным, так возбудило и даже перевозбудило ее, что никаких других ощущений, кроме сильнейшего сердцебиения, да и то потому, что не хватало воздуха, как если бы ее посадили в раскаленную сауну, не ощутила. И, оттолкнув Ренату, откинулась на спинку дивана.
- Хватит, - едва слышно произнесла она. - Хватит или я умру.
- Не умрешь, - рассмеялась Рената. - Умирали без "этого". А "с этим" живут и не жалуются. - И после паузы: - А ты бы хотела испытать?
- Не знаю. Страшно даже подумать.
- Поначалу и мне было страшно.
- Не знаю, - повторила Агнесс. - Ничего я не знаю.
И она вправду не знала. Но то, что она ощущала с Сильвано, показалось вдруг мелким, незначительным. У нее даже возникла уверенность, прежде ее не посещавшая, будто с ним было не так хорошо, как могло показаться. Чтобы разобраться в нахлынувших на нее чувствах, ей мешало присутствие Ренаты, срамно разбросавшейся так, как если бы предлагала себя всему миру. И Агнесс, отнюдь не страдавшая избытком скромности в своем первом любовном опыте, вдруг подумала, что вряд ли решилась так щедро открыться, то ли забыв, что уже прошла через искушение, то ли посчитав, что есть и другая, высшая степень эротизма, ей до сих пор недоступная.
Она даже забыла, зачем позвала Ренату и опомнилась не сразу после ее ухода. "Господи, в моем распоряжении два дня, а веду себя так, как если бы располагала вечностью". И тут же улыбнулась, припомнив нашептывания неожиданной подруги. "В сексе, подумала она, много - не так плохо, как может показаться, если, конечно, не увлекаться... чересчур. Чур, меня, чур". И потянулась к телефону.
Узнав, что Агнесс требует нового свидания, Рената испугалась. Неужели дарительница передумала и намерена вернуть даренное?
- Я приду, но только после работы, - пообещала она.- Но это совсем поздно. Может, перенесем на утро? - и когда услышала категорическое "нет", спросила: - И платье принести?
- Зачем?
- Может, передумала.
- Глупышка. Я не поговорила с тобой о том, ради чего пригласила. Это так важно для меня.