На базаре, в мясном ряду, встретились Сервантес и Лопе де Вега.
Лопе - маленький, тщедушный, на такого никогда не подумаешь.
Сервантес - косая сажень в плечах, на него, если и подумаешь, не поверишь.
Поздоровались. Разговорились на профессиональные темы.
- Ты чего нынче творишь? - полюбопытствовал Лопе.
- Роман создаю, - ответствовал Сервантес, не удержавшись от хвастовства: - Для потомства!
- Больше не для кого, - согласился Лопе. - Прошлым - без разницы, нынешним - до задницы. Кроме, как на будущих, рассчитывать не приходится.
- Беда только, что процесс, затягиваясь, сказывается на аппетите, - вздохнул Сервантес. - При моей комплекции салатом из фиников не обойтись. Иной раз припечёт, зажарил бы коня, на котором ездит мой заглавный персонаж. Вот и прихожу на базар, хочется, грешным делом, издали поглядеть на мясо для отвлечения и развлечения.
- Надо же, как совпали наши литературные пристрастия, - залопотал Лопе. - Аналогичный случай и в моей творческой практике. Лопать хочется притом, что нам, драматургам, сложнее. Иной раз померещится сюжет, связанный исключительно со жратвой, в надежде отвести душу, коль желудку уже не помочь, так театры от него бегут, как новобранцы от выстрелов, сто вёрст как околица. А всё потому, что артисты желают играть исключительно с натуральными продуктами. Моя "Собака на сене" имела шумный успех единственно по причине обильных в тот год запасов сухой травы.
- Совсем совесть потеряли наши артисты, - посочувствовал коллеге Сервантес. - При нынешней экономической ситуации в Испании, когда правительство не находит привычных сумм даже в собственном кошельке, а депутаты кортесов, по их собственным утверждениям, обедают через день, этим лицедеям, видите ли, подавай еду прямо на сцену. Я, со своей стороны, не избегая общих проблем, стараюсь быть вместе с народом, и, откликаясь на его нужды, придумал своего героя тощим, как часовая стрелка. Министерство финансов по этому поводу высказало мне особую благодарность и призвало писателей следовать моему примеру. Но у литературы, как и у женщин, своя логика. Для контраста пришлось вводить прожорливого, как амбарные мыши, толстяка, отчего равновесие бюджета было непоправимо нарушено. Министр разгневался и отменил дотации культуре. Очень похоже, что я отдам концы прежде, чем поставлю финальную точку в своей нетленке.
Кстати, о женщинах, - облизался похотливый Лопе, радуясь возможности переключиться с насущного на вечное. - Когда думаю о женщинах, совершенно забываю о еде.
- С женщинами проще, - согласился Сервантес, размышляя о своём. - Подбрось им чуток лести, будут сыты и счастливы. А если к тому же ввести в сюжет какого-нибудь секс-оболтуса, уморят себя голодом ради того, чтобы этот обмылок обратил внимание на их фигуры.
- Отличная мысль, - обрадовался Лопе, - с твоей подачи и займусь.
- Женщиной?
- Пьесой.
- А назовёшь как?
- Женщину?
- Пьесу.
- "Фуэнте овехуна". Это о революции, потому что женщины, чтобы покрасоваться, всегда с готовностью взбираются на баррикады.
- Как по мне, связываться с хунами себе дороже. Ненасытны, как черви. Мне это известно не понаслышке. Хотя, - Сервантес задумался, - зарабатывают они вполне прилично, к тому же в валюте. Может и себе заняться хуноописанием? По принципу ху есть ху. Вот только роман о рыцаре печального образа завершу и примусь за светлые лики героинь нашего времени. Всё, что дурно пахнет, привлекает читателей. Значит, можно погреть на этом натруженные классикой руки.
Исчерпав доступные им тайны творчества, Лопе и Сервантес разошлись по своим литературным кладовым искать то, чего туда не клали. Сервантес, сколько ни шарил по закромам, даже свечку зажигал, несмотря на светлое время суток, ничего, кроме привычных персонажей не обнаружил. А Лопе, просчитав варианты, разорился на полкило свинины в счёт будущих валютных доходов своей сомнительной героини.
Но, в общем и целом, этим двоим повезло. Сервантес удачно издал роман и купил сервант. А Лопе де Вега двести сезонов подряд перелопачивал мировую сцену случайно написанной пьесой, так что мяса налопался вволю.
ЗА И ПРОТИВ
Прозаик Колотилин, испросив у жены творческий отпуск, отправился на юг. Ехал поездом. Авиацию Колотилин не признавал, уверяя, что два недостатка с лихвой перекрывают её возможные достоинства: слишком опасно, чтобы при этом надо было ещё и платить. Не успеешь сообразить, что к чему, как ни тебя, ни денег.
Колотилин улыбнулся, чем привлёк внимание дамы, ехавшей вместе с ним в двухместном купе. У дамы было два достоинства, с лихвой перекрывающих её возможные недостатки: видимость молодости и безусловность красоты. И хотя жена Колотилина ни в чём ей не уступала, чтобы это понять, надо было не быть её мужем.
Полное знакомство произошло за вечерним чаем. Хмурая проводница внесла в купе два стакана с коричневой жидкостью и швырнула на стол горсть пакетов с сахаром, нагло ухмыльнувшись при этом в писательскую физиономию. Надо ли удивляться. что Колотилин предпочитал зарубежных проводников своим. У тех были два достоинства, с лихвой перекрывающих возможные недостатки: не обсчитывали, а долг вежливости отдавали беспрекословно, как женщины долг чести. В творческом багаже Колотилина был неопубликованный порнографический роман, так что все, касающееся скрытой от глаз стороны во взаимоотношениях полов, было известно ему не понаслышке.
- Как интересно! - воскликнула попутчица, держа на весу стакан, пока Колотилин наполнял его коньяком. - Признаюсь, о шлюхах /она слегка покраснела / слышать мне доводилось, а вот за границей не была. Сначала не пускали власти, потом - муж.
Колотилин терпеть не мог мужей. По его мнению, у них было два недостатка, с лихвой перекрывающих возможные достоинства: мерзкая привычка присваивать лучшее и бурные протесты при малейшем намёке на делёжку. Лично к себе он эти недостатки не относил, поскольку жену ему навязали обстоятельства, а делит ли он её с кем-нибудь, его не интересовало.
- И всё же муж рискнул отправить вас одну в дальнюю дорогу на долгий срок, - удивился он.
- Отправить? - приподняла брови попутчица. - Я удрала в наказание за его бессмысленную ревность. За месяц-другой поостынет, а я решу, надо ли его прощать.
- Приятная новость! - Колотилин напрягся, соображая, какую пользу можно извлечь из столь неожиданно подвернувшегося сюжета. Воистину, кто бы ни потерял, настоящий талант обязательно найдёт.
Колотилин явственно, вплоть до сочных реалистических деталей, вообразил, как прохлаждается с красоткой на сочинском пляже, а после описывает происшедшее /разумеется, с некоторыми отклонениями в художественный вымысел/ в романе, которого второй год добивается от него популярный толстый журнал. Мог ли Колотилин предположить, что в гениальном по простоте плане окажутся два недостатка, с лихвой перекрывающих возможные достоинства: во-первых, тяжёлое, с похмелья, возвращение к реальности, когда Колотили не только не обнаружил прекрасной во всех отношениях попутчицы, но и малейших следов собственного пребывания в купе, в виду исчезновения вещей, что были при нём и на нём в начале путешествия, а собственное тело неведомым образом оказалось на жёсткой скамье в милицейском участке на неизвестной станции, арестованное до полного расчёта с проводницей скорого поезда Москва-Адлер за употреблённый чай. Да и неожиданное возвращение домой оказалось, по обыкновению, связанным с двумя неприятностями, с лихвой перекрывающими радостное осознание того, что все беды остались позади: полное отсутствие уверенности, что жена его ждёт, а если не ждёт, то неизвестно с кем.
На сей раз жена не ждала Колотилина в обществе критика Непотребного, редчайшего, даже с точки зрения сомнительной литературной морали, пройды. С видом победителя возлежал Непотребный в кровати Колотилина, в объятиях жены Колотилина, в пижаме Колотилина да ещё так нагло глядел на Колотилина, как если бы со времен Белинского и Добролюбова в литературной критике, кроме Непотребного, никого не существовало. Будь у Колотилина чуть больше времени на размышления, он перечислил бы с десяток вполне достойных имён, но его сковал насмешливый взгляд критика, в котором легко прочёл, обжалованию не подлежащий, приговор своему будущему роману. А тут ещё жена подтвердила худшие в этом смысле опасения. Указывая на ухмыляющегося рядом критика, сказала, сквозь невидимые миру слёзы: "Он тебя не простит. Я так старалась, а ты явился - и всё испортил".
Огорчённый Колотилин ушёл на кухню и включил газ. Но в виду энергетического кризиса, покончить с собой ему не удалось. Не оставалось ничего другого, как дожидаться ухода Непотребного. Недостатки такого действа с лихвой перекрывались его возможными достоинствами: не обозлив критика, можно было надеяться на его снисходительное отношение к будущей повестушке, сюжет которой легко извлекался из случившегося, к тому же давно обещанной популярному тонкому журналу.
Успокоенный Колотилин уснул, и Непотребный ушёл, не попрощавшись. Колотилин решил, что ему повезло, ибо не знал, как следовало бы вести себя при расставании. Изобразишь печаль, подумает, будто Колотилин недоволен его приходом, радость - что радуется его уходу. Теперь же об истинном отношении Колотилина тому остаётся только догадываться. А раз так, может статься, что жертва жены Колотилина, принесённая на алтарь литературных успехов мужа, окажется не напрасной.