Всё вокруг было голубое, в блёстках огромных снежинок. Снежинки были в рыжих волосах, сияющей волной ниспадавших к сугробам, лежащим у её ножек.
Снежинки мерцали в складках туники... Так на ней всё же что-то есть? И эта смуглая теплота обнажённого тела - сквозь прозрачную дымку лёгкого одеяния?
Да, именно так...
Нежное лицо с невидимыми мне глазами приподнято вверх.
На полуоткрытые губы опускаются снежинки - и тают. Кто те счастливцы, чьё дыхание где-то там, в их далеко, превратившись сейчас в снежинки, прикасается к теплой розовой плоти этих губ? Знают ли они о своем прикосновении к ней, стоящей среди мерцающего снежного безмолвия лесной поляны?
"ЧУДО, как ты очутилась здесь? Почему ты одна? Кто ты? Что - ты?"
Будто услышав эти вопросы, она медленно поворачивает головку в мою сторону. Огромные темно-серые глаза в опушении белых мохнатых ресниц. Она поднимает свою тонкую руку, протягивает ко мне...
И вдруг - порыв! Ветра? Голоса? Что это было? Кто там?
На миг отведённые от её фигурки глаза улавливают движение.
И - вздох... Она уходит! Уходит! "Нет, не уходи!"
Но девичий силуэт истаивает в завихрении огромных снежинок... Миг - и не осталось ничего.
Почти ничего: снежинки уже почти сокрыли две неглубокие ямки там, где касались земли её маленькие босые ступни.
Снегурочка....
... Опять этот сон.
Сколько лет прошло, а он всё возвращается. Значит, скоро Новый год? Только так и узнаю о его приближении. Не хочу, не хочу вспоминать! Ведь ничего не исправить, не вернуть! К чему же тогда всё это, этот прокрут времени назад? Но я уже не властен в своих воспоминаниях...
Её привезли во время моего дежурства. Боль выплёскивалась из её глаз. Серые, они были черны - так ей было больно. Кто сотворил с ней это? Почему этому хрупкому, нежному телу выпало такое - страшное?
Вопросы, вопросы, на которые я так и не получил ответа.
Она молчала. Пальцы, длинные хрупкие девичьи пальчики, были сжаты в кулачки. Сознание не покидало её даже после того, как я ввёл в вену снотворное - чтобы хоть как-то помочь.
Надежды не было никакой. Что жило тогда в ней, чем наполнена была душа, что не отпускала её - от самой тебя?
Длинные рыжие волосы... Они волочились вслед за каталкой, на которой мы бегом везли её в реанимацию. Мальчишка-санитар бежал вслед за нами, и всё пытался на бегу поднять эти рыжие волосы. Но их было так много, что они выскальзывали под своей тяжестью из его рук. И он плакал. Я видел эти его слёзы...
Почему она не кричала? Не оставалось сил? Она была мужественной девочкой. А может быть, она была немой? С каждым приступом боли огромные глаза становились ещё больше. А мы ничего, ничего не могли сделать для неё!
Нежное девичье тело, такое смуглое, вытянувшееся от боли - под резким светом бестеневой лампы среди кафельной чистоты операционной.
...Не имени, ничего. Только четыре синих пятна на моей руке. Там, куда впились её пальцы. И глаза. Огромные тёмно-серые глаза в опушении мохнатых ресниц. И губы...
На миг, перед самым концом, боль наконец-то отпустила её, и к коже вернулась теплота. А губы налились розовым светом. Они раскрылись, даря миру последний свой вздох - и улыбку. И - всё. Её не стало...
Тощий мальчишка-санитар накрыл тело белым покрывалом. И только длинные рыжие волосы... Они ещё были живыми. Они сияли в свете лампы. Я протянул руку, чтобы коснуться их. И отдёрнул: кощунство!
А через минуту сестра рукой, затянутой в бездушный латекс перчатки, бережным материнским движением собрала эту рыжесть в тугой узел и уложила рядом, под простыню. Всё...
Это было накануне Нового года.
В ординаторской стоял празднично накрытый стол. Коньяк, водка, спирт. По давно устоявшейся традиции в новогоднюю ночь никого не привозят по скорой. Эта праздничная ночная смена считается самой лёгкой. Ближе к утру - да! Только успевай поворачиваться - стольких понавезут! Но это уже будет дежурство другой смены...
И мы выпили всё, до последней капли. И выкурили всё сигареты. И никто не произнёс: "С Новым годом".
"Почему же ты молчала? Как тебя звали там, в твоём мире?"
Значит, скоро Новый год...
Я назвал тебя Снегурочкой - в своём сне. Ты исчезала там, посреди заснеженной поляны. Но оставалась жить. Просто - ты исчезала. В голубом сияющем вихре снежинок. И только две неглубокие ямки - там, где касались земли твои маленькие босые ступни.
...Я вышел в ночь, морозную, метельную новогоднюю ночь. Огни праздничных фонарей, спешащие куда-то мимо люди, гудки машин. Силуэт огромной ёлки посреди площади. Три года. Уже три года тому, как... И каждый раз, в приближении этой ночи, я выхожу в неё и прошу. Нет, не ночь, а Создавшего её: "Верни вспять! Яви чудо! Пусть она вернётся сюда, в этот мир, ко мне! Моя Снегурочка..."
Расплывающимся пятном - ёлка. Что, слёзы? Опять? Ладонью по глазам - мужчины не плачут!
Кто придумал эту глупость? Нет, я не плачу. Это просто - слёзы...
Стоя возле огромной тёмной ели, посреди пустынной заснеженной новогодней площади, я смотрю вверх, туда, где мерцание запорошенных снегом звёзд. "Ты там? Где ты, моя рыжеволосая Снегурочка? Господи, яви ЧУДО!"
......................................
"Вы не подскажете, как пройти на Стромынку?" - и огромные, темно серые глаза - в опушении белых мохнатых ресниц...