Аннотация: Пути преступной банды, полиции и молодого врача, по воле случая оказавшегося в Монте Апартадо, пересекаются в заброшенном тоннеле на границе Мексики и США.
Тоннель
Часть 1
- Торнхилл через "эйч"?
Я нагнулся и положил ему на стол документы. Пока он разбирался с моей фамилией, я попытался решить, что же меня всё-таки раздражало больше: его пакостный бледно-салатовый пиджак или розовая гвоздика на лацкане.
- Отлично, мистер Торнхилл. Кажется, у нас есть то, что вы ищете.
С этими словами он захлопнул журнал, в который только что внёс моё имя, и воззрился на меня с плохо скрываемой радостью. Держу пари, он сегодня же поставит свечку за моё здравие.
"Что ж, - подумал я, - я и не сомневался, что найду его только в такой дыре, как ваша".
Риэлторская контора Монте Апартадо, несмотря на приличную рекламу в прессе, при первом же взгляде на себя не оставляла ни тени сомнения в том, что в молодости она была сараем. Хотя "была" сказано слишком громко. Уже через две минуты нахождения внутри я пришёл к выводу, что им она и осталась.
Лепски, сорокалетний лысеющий коротышка с усами, смахивающими на щётку швабры, едва успел спрятать в стол журнал с какой-то девицей на обложке, когда я вошёл, хотя о своём визите я предупредил заранее. Наверное, просто привык, что клиенты его кидали. Недоумение Лепски возросло ещё больше, когда я изложил свои пожелания.
Не тратя попусту времени, он тут же предложил показать мне дом, и, можно сказать, с особым рвением настаивал на личном сопровождении; очевидно, боялся, что, увидев дом, я, чего гляди, дам дёру и мне понадобится хорошая порция словесного допинга с его стороны. Я потирал подбородок, морщил брови и со скептическим видом внимал его притянутым за уши доводам, хотя с первого же взгляда понял, что это именно то, чего я хотел.
В пятнадцати минутах езды от главной автострады и достаточно далеко от ближайшего соседства, чтобы не чувствовать себя у всех на виду, но и не достаточно удаленно, чтобы сулить опасную изоляцию, двухэтажный дом с широким балконом был вполне просторен для небольшой семьи. В то время, как одинаково слепящие белизной домики с идеально стрижеными газонами, собаками и хозяевами протянулись по всей длине основной улицы города, этот малыш представлял собой явное "дитя гор".
В целом неплохой. Небрежности вентиляции, дешёвая черепица и куцый карниз были явной причиной того, что дом слишком скоропостижно страдал от как от дождей, так и от местных перепадов температуры. Да и косметический ремонт был очевидно сделан второпях. Внутренняя отделка откровенно примитивная, пол скрипит, как ржавые качели в преисподней, потолки совершенно не отделаны...
Пожалуй, здесь стоит притормозить и объяснить, почему я так обрадовался, чтобы вы не сочли меня ненормальным.
Мой отец был плотником по призванию. С самого детства я пропадал с ним в мастерской, которую он устроил рядом с гаражом. Любовь к плотничеству передавалась в нашей семье по отцовской линии: папе от деда, тому от его отца и так бог знает сквозь сколько колен. Профессионально никто из них этим не занимался, скорее это было нечто для души, но, скажу вам, руки у отца были поистине золотые.
Я, наверное, оказался первой фамильной белой вороной. Не то, чтобы я был полным бездарем, просто той уникальной доли самоотдачи и природной виртуозности, присущей Торнхиллам, не демонстрировал. И не то, чтобы работа с отцом не доставляла мне удовольствия; напротив, с раннего детства я осваивал столярничество с самых азов, шаг за шагом, и пребывал в полном восторге.
Кажется, мне было около пяти, когда отец научил меня забивать гвозди и мне наконец удалось вогнать своего первенца по самую шляпку. Помню, меня так увлёк этот процесс, что я отыскал самую здоровую балку и вбил их в неё, наверное, с сотню. Ух и ругался же отец, вытаскивая потом плоды моих стараний. Однажды Клэр рассказала, что учинила нечто подобное в пятилетнем возрасте, когда, едва научившись пришивать пуговицы, расшила - что бы вы думали? - отцовские трусы пуговицами самых разнообразных размеров, цветов и фасонов так, что живого места не осталось. Представьте себе удивление папаши, доставшего утром из шкафа бронированное исподнее.
Я рос, и восторг угасал. Со временем интересы мои изменились, я то пропадал за городом с друзьями, то просиживал за учебниками по медицине, то ездил по семинарам, и мы с отцом заметно отдалились. Столярничество было единственным языком, который он понимал, единственным общим языком, который мы могли найти.
Сейчас он уже был не в состоянии упражняться в физическом труде, но я знаю, отец всё бы отдал, чтобы вновь взяться за рубанок. Он и плотницкое дело для меня были как одно целое; порой я здорово скучал по тем дням, что мы проводили с ним в мастерской. Для меня это был бы отличный шанс вернуться в дни юности и вновь ощутить забытое удовольствие. Но самое главное - я знал, что лучшего подарка, или, если хотите, благодарности от меня, он и ожидать не мог. Как бы странно это ни звучало, но ни мой диплом с отличием, ни стремительная карьера, ни женитьба на Клэр, ни даже будущие внуки не порадуют его сильнее, чем дом, который бы я реанимировал и отделал собственными руками. Такой уж он у меня старик.
Вот, собственно, за этим, я и отправился в Монте Апартадо на поиски самой что ни на есть жуткой развалюхи...