Lehmann Sandrine : другие произведения.

Не бойся дьявола

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


Оценка: 7.97*18  Ваша оценка:

  Часть 1 'Полет в пропасть'
  
   You've got your passion, you've got your pride
   but don't you know that only fools are satisfied?
   Dream on, but don't imagine they'll all come true
   When will you realize, Vienna waits for you?
   (У тебя есть страсть, у тебя есть гордость,
   Но разве ты не знаешь, что только дураки довольны всем?
   Мечтай, но не думай, что все мечты сбудутся.
   Когда ты поймешь, что Вена тебя ждет?)
  
   Billy Joel 'Vienna'
  
   Орсьер, январь 2005
  
   - Вспомни, Иисусе милосердный, что я был причиной Твоего пути, не погуби меня в тот день.
   Священник в белом облачении читал заупокойную мессу, поминутно поправляя сползающие с носа очки.
   Январский ледяной ветер за окнами пронизывал до костей, выл в верхушках деревьев, гнал поземку по обледенелым могильным плитам. А здесь, в траурном зале, было тепло, все звуки будто тонули в вате, казались приглушенными. Кто-то плакал. Нельзя было без слез смотреть на лицо девушки в гробу. Она утопала в цветах. Она не дожила нескольких дней до своего двадцатилетия.
   Молодой темноволосый мужчина, стоящий в нескольких шагах от гроба, казался изгоем здесь, на этих похоронах. Все старались держаться от него подальше. Кто-то знал его, кто-то нет, но их всех объединяло понимание того, что вольно или невольно, но это именно он был причиной смерти Ванессы. Он стоял молча и недвижно, взятый напрокат черный костюм был тесен ему в плечах, он вцепился в букет белых роз так, словно это была его последняя соломинка в штормовом океане. Его губы были плотно сжаты, будто удерживая рвущийся из груди крик, густые темные ресницы скрывали опущенные глаза. Филипп Эртли хоронил девушку, которую безумно любил.
   Они встретились месяц назад. Между ними не было ничего общего, они были настолько разные, что их взаимное притяжение можно было объяснить только влечением противоположностей. Он - спортсмен, сорвиголова, раздолбай и гонщик-экстремал, она - студентка консерватории, скромница и умница. Ее родители пришли в ужас, когда она начала встречаться с Филиппом, но Ванесса Перийяр ничего и слышать не хотела. Через неделю после знакомства они уже подписали договор на аренду маленьких апартаментов в Вербье и поселились вместе. Каждую ночь они засыпали, сжимая друг друга в объятиях, каждое утро встречали и приветствовали, как начало нового дня, который они проведут вместе. Никто не знал, что это приведет к трагедии. Только девятнадцать, такая юная, красивая, любимая, а теперь ее нет. Больше нет. Через несколько минут ее тело, которое он так любил, поглотит огонь. И от него останется только горстка пепла.
   Ван, прости меня. Прости, прости, прости... Ему еще никогда не было так больно.
   Они ссорились. Нечасто, но бурно. Она была ревнивая собственница, он - яркий и горячий, как солнце, которое никак не могло быть заперто в клетку, чтобы светить только одной, даже если ему этого и хотелось. Ни Ванесса, ни другие никак не могли взять в толк, что сейчас ему была дорога только она. И в ту ночь они снова поссорились из-за того, что она прочитала какую-то идиотскую смс-ку в его телефоне. Смс-ку от девушки, с которой он расстался год назад!
   Ван, вернись. Пожалуйста. Господи, верни мне ее. Клянусь, я больше никогда...
  Но вернуть ее было не под силу никому. Когда она уходила, он не знал, что больше не увидит ее живой. Если бы он знал! Неужели тогда он позволил бы ей уйти? Он догнал бы ее, на руках отнес бы домой, поцелуями высушил бы ее слезы, заставил бы забыть о ссоре. Но он не сделал этого. Утром он должен был уезжать в Церматт, собирал вещи. Юниорские отборочные соревнования, на которые он так и не попал в итоге. Сколько раз за ночь он хватался за свой мобильник, то чтобы проверить, работает ли он, то чтобы позвонить ей, но не звонил, выдерживал характер... Он все же набрал ее номер, когда уже собрался ложиться спать, около двух пополуночи, но она не ответила на звонок. А утром, когда он уже грузил вещи в машину, беспокойство и желание слышать ее голос заставило его снова вытащить телефон. На этот звонок он получил ответ.
   Мать Ванессы ответила и поинтересовалась, как получилось, что девочка оказалась в час ночи одна на Рут де Сенэй?
   Что он мог сказать на это? Он только тоскливо попросил мадам Перийяр передать трубку Ванессе. И тогда узнал, что его девушка мертва.
   Фил долго сидел на капоте своей машины, пытаясь осознать случившееся, а потом позвонили из полиции. Ему было велено незамедлительно явиться в участок. По пути он вспомнил, что должен был забрать из Сембранше свою племянницу Элизабет, которая тоже должна была участвовать в соревнованиях в Церматте. Звонить Лиз и сообщать о смерти Ван было выше его сил - девушки были знакомы и хорошо относились друг к другу. Поэтому он позвонил брату. К счастью, долго объяснять, что произошло, он не смог - доехал до полицейского управления.
   Там его ждали. Сразу же рассказали, что случилось с Ванессой.
   Любимая девушка Фила погибла в результате наезда автомобиля. Какой-то подонок несся по Рут де Сенэй со скоростью, превышающей 140 километров в час. Сбив девушку, он не остановился, а умчался прочь. Камер на этом участке дороги не было. От удара Ванессу отбросило на двадцать метров, она погибла сразу.
   Фил, в свою очередь, дал показания. Он даже не сразу понял, что он не просто свидетель, а подозреваемый. Поэтому он должен был рассказать все буквально по минутам, как мог. Незадолго до гибели Ванесса Перийяр вступала в половой контакт с мужчиной. Верно, сказал Фил. Это было около полуночи. Потом он ушел в душ, и пока его не было в комнате, пришла смска от его бывшей подруги Эстелль Сате. В телефоне стояло время - 00:21. Эстелль написала 'Скучаю по тебе, милый, как твои дела?'. Ванесса прочитала и отреагировала вполне предсказуемым образом. Ее всегда нервировало, когда девушки просто улыбались ее парню, или он разговаривал с кем-то из них даже на совершенно нейтральные темы. А тут такая смс-ка. Ванесса устроила скандал. Фил честно попытался оправдываться, объяснил, что с Эстелль расстался примерно год назад, они поссорились, месяца два назад снова встретились и поговорили, вполне могли бы возобновить отношения. Эстелль не знала, что Фил влюбился в другую, и вариант воссоединиться для него больше не существовал. Фил попытался все это объяснить, но Ван не поверила.
   Ванесса торопливо одевалась, рыдая, а ему пришлось собирать вещи для соревнований, он вытащил сумку и начал пихать туда какие-то шмотки, пытаясь заодно как-то увещевать свою девушку. Но она ничего не хотела слушать, и Фил, которому завтра предстояло рано утром вести машину 2 часа по серпантинам, и было бы желательно хотя бы попытаться нормально выспаться перед этим, просто психанул. Он рявкнул:
   - Мне это надоело, Ван! Ты никогда мне не веришь! Я больше не буду оправдываться. И бегать за тобой тоже. Делай, что хочешь!
   После этого она нацепила куртку и выбежала из квартиры, хлопнув дверью. Фил остался и заставил себя продолжать собираться. Ванессе нужно было преподать урок, который заключался в том, что он, Филипп Эртли, ни в чем перед ней не виноват и что он не собирается бегать перед ней на задних лапках, как дрессированная болонка. Она захотела уйти - ну и пусть, он ничего не будет делать. Захочет вернуться - вернется, уже с поубавившимся гонором. Не захочет - ну ее к черту, найдет себе другую. При мысли о другой ему сделалось тошно, он все-таки действительно любил Ван, но себя он тоже не на помойке нашел.
   Он не слышал ни удара, ни рева двигателя, вообще ничего - Рут де Сенэй, где погибла Ван, была примерно в пяти минутах хода. Кое-как запихав вещи в спортивную сумку, Фил завалился спать, если это можно было назвать сном. И теперь ему нужно было подтвердить свое алиби.
   Не то чтобы его подозревали всерьез - полицейские уже знали, какая именно машина им нужна. Ровно в 00:56 одна из камер на Гран Сен-Бернар зафиксировала машину, которая двигалась по направлению Сьерра на скорости в 128 км/час. Это был форд кугар, номер разобрать удалось легко, и теперь эту машину искали. Хотя теоретически Фил мог выскочить следом, прыгнуть за руль и начать преследовать свою беглянку, не рассчитать и, догнав ее, случайно сбить. Пока Фил давал свои показания, эксперты изучали его мазду RX-8, после чего с уверенностью заявили, что эта машина однозначно ни в каком ДТП не участвовала. А еще нашелся свидетель, который подтвердил, что Фил до двух часов ночи точно не выходил из дома. Это была девушка, точнее, девочка 12 лет от роду, живущая в соседнем доме. Ей нравился симпатичный парень, и она частенько подглядывала за ним. В тот вечер шторы задернуты были не плотно, и она видела все - и ссору, и то, как Ванесса убежала, и что Фил не пошел за ней. До двух часов свидетельница любовалась, как он мечется по комнате, а потом легла спать.
   Все эти обстоятельства сняли с Фила даже тень подозрений, но он был совершенно убит потерей Ванессы. Горе и боль обрушились на него, и он будто застыл в жуткой, тяжелой депрессии. Ни слезинки, ни одного пророненного слова, он заперся у себя в квартире, где они жили с Ван, и целыми днями валялся на кровати, тупо уставившись в потолок. Он не отвечал на звонки, львиная доля которых наверняка касалась пропущенных соревнований, игнорировал стук в дверь, не желал никого видеть, только позаботился о том, чтобы узнать, когда и где состоятся похороны. Только один раз он ответил на телефонный звонок старшего брата, понимая, что своим молчанием может его сильно напугать, и с того станется явиться в Вербье и вышибить дверь, чтобы убедиться, что у Сопляка, как его продолжали называть в семье, все в порядке, и что он пока что жив. И вот теперь Фил стоял около гроба, стиснув букет роз и не замечая, что один шип впился в его ладонь, и жалел, что нельзя повернуть время вспять. Если бы это вдруг оказалось возможным - Господи, он не дал бы ей уйти...
   Распорядитель предложил родным и близким попрощаться с покойной. Родители, родственники, друзья. А потом Фил под ненавидящими взглядами чужих людей склонился над своей потерей, прикоснулся губами к ледяным губам Ванессы, положил букет на ее сложенные руки. Прости, любимая. Прости...
   Когда все было кончено, он повернулся, чтобы выйти на улицу. И тут произошло что-то, совершенно для него неожиданное. На него набросилась женщина.
   Нет... Он ухватил ее кулачки, которыми она успела довольно чувствительно заехать ему по физиономии, и понял, что это девчонка-подросток. Может 14, может 15 лет от роду. Она кричала и пыталась вырваться:
   - Ты проклятый гад! Отпусти меня! Это ты убил Ванессу!
   Фил очень не хотел делать ей больно, он просто крепко держал ее за руки, но она начала лягаться. Фил в шоке смотрел на ее залитую слезами мордашку с прыщиками на подбородке. Смелая соплячка - кинуться на здоровенного двадцатилетнего спортсмена, на это нужна недюжинная храбрость (и запредельное безрассудство тоже). Подбежали двое мужчин - кажется, отец Ван и еще какой-то родственник, и утащили девчонку.
   - Прекрати, Ромейн! Не подходи к нему!
   Фил вылетел из здания крематория, как пробка. Туманное, мглистое, промозглое январское утро, кладбищенская ограда, огромная стоянка, занятая почему-то сплошь автомобилями приглушенных цветов. И - бьющим в глаза диссонансом - его ярко-красная спортивная Мазда, которая выглядела тут неуместно нарядно и празднично. Парень завел двигатель и вылетел со стоянки. Он остановился только через несколько минут, чтобы наконец просмотреть звонки и смс-ки. Его почти полностью разряженный телефон валялся в бардачке.
   Двести пропущенных вызовов и сто двадцать семь смс. Он быстро пролистал несколько. Примерно половина от разных людей, и еще половина - от его тренера Давида Малли. Нехорошо пропускать отборочные юниорские соревнования.
   На самом деле, ни Фил, ни Малли не считали, что эти соревнования так уж важны. Когда парня уже включили в состав 'Б' сборной страны, и он пару раз засветился уже на этапах не юниорского, а взрослого кубка мира, он, казалось бы, вполне может позволить себе не сильно париться по поводу внутренних швейцарских юношеских соревнований, но все же это было верно только отчасти. Фил тяготел в сторону технических дисциплин, и попадал в квоту этапов кубка мира только в гиганте, а в специальном слаломе, который у него шел чуть слабее, нет, поэтому нужно было отобраться хотя бы в юниорскую команду, что дало бы ему хоть какой-то рейтинг FIS, который в свою очередь дал бы ему дорогу в соревнования высшего уровня. Малли тренировал шестерых парней в возрасте от 19 до 24 лет, и на эти соревнования вез двоих - Фила и парнишку на год младше. А Фил пропустил все. Вчера прошел слалом, сегодня гигант, и теперь остались только скоростные дисциплины, которые Филу пока не очень удавались - ехать в Церматт для него смысла уже не было.
   Телефон снова звякнул - пришла очередная смс. От жены брата, Фабьенн.
   'Нам так жаль. Приезжай домой. Мы очень ждем тебя.'
   Почему его проняло именно это? Он не плакал, узнав о смерти девушки, которую он так любил. Он не плакал в свою первую ночь без нее. На похоронах тоже ни слезинки. А сейчас... Они ждут его дома. Кто-то еще хочет его видеть, кого-то волнует, что с ним, кто-то не считает, что это он во всем виноват. Фил уронил голову на руль...
  
   - Люблю тебя, детка. - Парень целовал девушку, его пальцы скользили сквозь ее рыжие локоны, он просто задыхался от счастья и блаженства. Лиз Эртли с удовольствием целовала его в ответ. Ей ничуть не было больно, ну разве что чуть-чуть совестно - она давно уже решила для себя, что не будет спешить расставаться с невинностью, ну хотя бы до шестнадцати, а ей сейчас было всего четырнадцать. Но разве можно было устоять перед Томми Ромингером?
  
   В свои шестнадцать он считался восходящей звездой. Превосходно натренированный, бесстрашный и очень сильный, он был так же полон харизмы, куража и света, как когда-то его знаменитый отец. Девушки точно так же сходили по нему с ума, как чуть меньше двадцати лет назад по его папашке, и он точно так же активно этим пользовался.
   Его младший брат Ноэль, которому в конце марта исполнялось пятнадцать, тоже показал себя талантливым спортсменом, и под настроение мог выдавать невероятные результаты, но на него никогда не возлагали серьёзных надежд - он ничему не отдавался всецело, к возможности сделать спортивную карьеру относился с прохладцей, в то время как Томми бросал в спорт всю силу и страсть, которую подарили ему природа и гены.
  Тем не менее, тренера относились к старшему из мальчиков Ромингеров с некоторой настороженностью. При всем его несомненном таланте и упертости никто не мог предугадать, что он выкинет в следующий момент.
   Но на этих отборочных юношеских соревнованиях у Томми практически не было равных соперников. В своей возрастной группе - юноши 16-18 лет включительно - он царил во всех дисциплинах. Томми ни от кого не скрывал уверенности в том, что в один прекрасный день завоюет Большой Хрустальный глобус. Таким образом, он сравняется со своим легендарным отцом. Ромингер-старший, впрочем, к планам сына относился с некоторой сдержанностью. Ему ли было не знать, до чего быстротечной может оказаться спортивная карьера. Детей нужно готовить и к жизни вне спорта.
   Когда-то Томми Ромингера и Лиз Эртли связывала детская дружба, может быть, это было даже чем-то, вроде первой любви, а потом на какое-то время они потеряли друг друга. Он жил в Бернер Оберланде, она - в кантоне Вале, иногда ездили друг к другу на праздники или на каникулы. Но как-то раз Томми и Ноэль пригласили Лиззи на Пасхальные каникулы, а она с родителями улетела на Сардинию. В следующий раз она пригласила мальчиков летом, а Томми отдал предпочтение молодежному спортивному лагерю в Штубае и сманил за собой Ноэля. И как-то постепенно эта дружба сошла на нет.
   Лиз и Томми не виделись целых три года и успели уже забыть друг о друге, когда новая встреча неожиданно все изменила.
   В отличие от промозглой и влажной погоды в четырех долинах, в Церматте стоял мороз и ярко светило солнце. Снега было достаточно, трассы ставили по максимуму - согласно регламенту FIS для юниорских соревнований.
   Участников соревнований, как обычно, разделили на три возрастные группы - младшая, средняя и старшая. Томми Ромингер был в средней. Семнадцать ему исполнится больше, чем через полгода - в августе. Но его ничуть не смущала конкуренция с парнями на год или два старше. В первый же день он завоевал серебряную медаль в специальном слаломе.
   - Мог бы и за золото побороться, - объяснял он потом. - Сам виноват, перекрутился сдуру.
   Вечером в баре отеля собралась юниорская туса. Малолеткам наливали по 300 миллилитров пива, но Томми даже этим пользоваться не собирался. Он придерживался жесткого спортивного режима, в который пиво не входило никаким боком. Из его рациона были напрочь исключены многие продукты, без которых большинство подростков не представляют своей жизни - газировка, фаст-фуд, чипсы, любые десерты. Поэтому, когда он небрежно развалился за барной стойкой, перед ним стоял стакан с обезжиренным молоком пополам со свежевыжатым яблочным соком. Миа Хорват, которая тренировалась в том же клубе Лаутербруннен, что и Томми, кивнула головой:
   - Я тоже не поняла, что тебя на это вынудило. Ты вроде бы не ошибался нигде. Мне показалось, ты потерял там все полторы секунды.
   Томми махнул рукой и состроил гримасу. Он просто неверно рассчитал траекторию захода на флаг и рисковал не вписаться в ворота, поэтому вынужден был бросить лыжи почти поперек склона, как сопляк. Но ему не хотелось признаваться в такой дурацкой салажьей ошибке. Первому месту он проиграл чуть меньше секунды по двум попыткам, а в первой лидировал примерно с таким же отрывом. Обидно, конечно, но из ошибок следует извлекать уроки.
   В баре было очень многолюдно и шумно - развеселая юниорская братия отмечала первые соревнования 2005 года. Герои дня делились впечатлениями, проигравшие делали вид, что плевать они на все хотели.
   - Томми! Томми Ромингер!
   Стайка хорошеньких, ярко накрашенных девушек окружила парня. Юниорки из Граубюндена впервые встретились с ним прошлой зимой на Кубке Меркатора и теперь жаждали продолжить знакомство. Что до него, он тоже не возражал, вот только одна маленькая проблемка - он не помнил имени ни одной из них, хотя с двумя точно целовался, а с одной даже переспал. Вон с той, с темными вьющимися волосами и пирсинг-штангой в губе. Она тут же скользнула к нему на колени. Миа рядом громко и возмущенно фыркнула. Вообще-то Томми считался ее парнем.
   - О, привет, детка. - Томми похлопал девушку по попке. - Рад тебя видеть.
   - А я нет, - достаточно громко сказала Миа, но ни Томми, ни нахалка не отреагировали. Миа, в общем, ничему не удивлялась. Этот парень всегда и везде притягивал к себе все взгляды, и она сразу знала, на что идет. Другие девчонки посмеивались и говорили, что такая лапушка, как Томми не имеет права принадлежать только одной, по справедливости он должен принадлежать всем. Как солнце.
  
   Когда-то мама Томми молила Бога, чтобы сынок не унаследовал в полном объеме ослепительную внешность своего отца. Если не брать в расчет огромные гонорары, красота не принесла Отто Ромингеру ничего, кроме неприятностей и вороха проблем. Но Боженька не внял ее молитвам - некоторые, впервые увидев мальчишку, просто замирали потеряв дар речи, настолько он был хорош. Со своими белокурыми локонами и ясными голубыми глазами, обрамленными длинными пушистыми ресницами, он выглядел, как ангел... как падший ангел. Ничего святого в его облике не было. Нет, не святой, просто парень, на всю катушку пользующийся своим обаянием и умеющий подать себя (в отличие от отца, который в свое время просто не снисходил до подобной ерунды). Белоснежная футболка с ярко-кислотным принтом подчеркивала исключительную для шестнадцатилетнего подростка мускулатуру, а также яркий загар, который часто украшает жителей альпийских предгорий. Светло-пепельные волосы, небрежно взлохмаченные очередной игривой подружкой, переливались платиновыми бликами - плодом творчества модного молодежного парикмахера из Интерлакена. Правый бицепс парня обвивала вязь прихотливо-агрессивной татуировки в кельтском стиле, в его левом ухе посверкивала маленькая серьга в форме двойного колечка, а на шее висел черный кожаный чокер, на котором болталась отлитая из серебристого металла фигурка леопарда.
  Но, как ни странно, все эти понты ничуть не лишали его облик определенной очень притягательной мужественной сексуальности. Он и притягивал к себе внимание, как магнит.
   Злые языки болтали, что он якобы бисексуал, но это было полное вранье. Томми дружил с двумя парнями-геями и при случае мог яростно броситься на их защиту, если ему казалось, что кто-то оскорбляет любого из них, но сам он любил только девушек. Очень любил. Еще злые языки болтали, что он позировал для какой-то фотосессии совершенно голым. И это тоже враньё! На тех фотографиях он был в шортах. Результаты той прекрасной художественной съёмки украсили его портфолио, а один из снимков красовался на обложке какого-то глянцевого журнала. Он уже полтора года зарабатывал неплохие деньги в качестве модели, чем не особо радовал свою семью. Родителям Томми не нравилось, что парень привыкает к легким и весьма приличным деньгам, а также что вращается в тусовке с достаточно вольными нравами, но запрещать ему работать моделью не стали. Уж они-то хорошо знали своего сына, чтобы понимать - он не будет впутываться ни в какие глупости. А что до злых языков, то Томми не сильно парился по поводу сплетен. Надо же им о чем-то болтать, а он только с контракта для 'Айк', имеет около семиста тысяч евро в год. Где бы он брал деньги на шмотки, развлечения и байк, если бы не зарабатывал для себя сам? У папы? Ха! Стал бы папа оплачивать триста франков за стрижку с мелированием!
   Миа Хорват, может, и понимала, что Томми, и даже видимость верности, одной девушке - понятия совершенно несовместимые, но это не означало, что она готова молча смотреть, как он тискается с другой. А сам этот мерзавец сидит, как ни в чем ни бывало, его рука лежит на попке девушки, и он обменивается с ней какими-то игривыми репликами.
   - Томми, - резко сказала она. - Пойдем отсюда.
   Следовало предвидеть, чем это кончится. Томми усмехнулся:
   - Так рано? Мне тут нравится.
   - А мне - нет. Ты не хочешь сказать этой... что ты не один?
   Девице, сидящей на его коленях, ничуть не понравилось вмешательство блондинки. Она высокомерно посмотрела на Миа через плечо:
   - Если он молчит, значит, его все устраивает. Скажи, котенок?
   Томми мысленно выругался. Почему девчонки такие дуры, ну, правда? И еще он не терпеть не мог, когда его называли всякими котятами, мышатами и прочими представителями фауны. Он молча посмотрел на обеих таким взглядом, что им сразу стало понятно - он мил с ними, пока они ему интересны, но первый же косяк со стороны любой из них - и девица пойдет лесом.
   'Хоть бы кто-нибудь сбил с тебя спесь, чертов мажор!' - сердито подумала Миа.
   Девчонки из Граубюндена потащили его танцевать под I'll award you with my body, и он охотно отжег на танцполе. Таким телом, как у него, можно наградить любую, подумала Миа, оставшись не у дел. Подумаешь, великолепный неутомимый жеребец. Да пошел ты к черту, Ромингер! Она пересела к парням-одноклубникам, которые тянули пиво за столиком неподалеку.
   Веселая компания вернулась к стойке, на коленях Томми устроилась уже другая девушка - стройненькая красотка в ярко-розовой майке с принтом 'Хелло, Китти', обтягивающей роскошные буфера. Она цапнула стакан Томми, сделала глоток и поперхнулась, к шумному веселью остальных:
   - Тьфу, Томми, ты что - молоко пьешь, как младенчик?
   Но Томми не услышал ее. Его внимание оказалось внезапно прикованным к двери, которая впустила в бар весьма занятную парочку.
   Ноэль, его младший брат. И девушка.
  На самом деле, ничего удивительного в явлении Ноэля в компании девчонки не было. Младший из погодков тоже запросто привлекал к себе девушек, только не в таких воистину промышленных масштабах, как его старший брат. У Ноэля вообще была постоянная подруга - его одноклассница Сара, девушка во всех отношениях серьезная и положительная. Симпатичная, в общем-то, но настолько занудная, что Томми не вытерпел бы ее и в течение дня, не то что нескольких месяцев, как Ноэль. Но что возьмешь с салаги, если его даже спорт не интересует. Ботан - он и в Африке ботан, и девушки у него тоже ботанки.
   Но сейчас с ним была отнюдь не Сара. Брат приобнимал за плечи высокую - почти с него ростом - девушку с буйной кудрявой рыжей гривой. Ишь, какая краля, удивленно подумал Томми. Неужто у малыша начал исправляться вкус? Сексапильная девчушка. Длинные стройные ноги обтянуты голубыми джинсами, сидящими низко на бедрах. Низкая посадка и изящные тазовые косточки, не скрытые джинсами, подчеркивались грубым черным ремнем с прихотливым металлическим узором. Белая полупрозрачная блузка застегнута на две пуговицы чуть ниже груди, отлично открывая для восхищенных взглядов голубое бюстье и плоский животик со звездочкой-пирсингом. Томми почувствовал, что заводится. Никакие сексапильные девочки из Граубюндена не в силах конкурировать с этой крошкой. Только налюбовавшись на потрясающую фигурку девушки (только вот буфера маловаты, побольше бы на пару размеров!), Томми поднял взгляд на ее лицо. Девчонки из Граубюндена трещали про какую-то шикарную тусу в Coeur des Alpes, наперебой зазывая его туда с ними, но он их не слышал.
   'Я ее где-то видел! Точно!'
   Да, видел. И не только это. Горько-сладостные воспоминания о короткой, мимолетной первой любви, о которой уже давно забыл и которая, как оказалось, пряталась где-то в заповедном уголке подсознания. В памяти тут же всплыло весеннее звездное небо, пьянящий аромат цветов, которые тут, в кантоне Вале, весной буквально повсюду, и девочка. Томми и Ноэль оба какое-то время просто бредили ею. Только это длилось недолго. Лиз. Элизабет Эртли. Дочь Райни Эртли - одного из великих грандов спорта прошлых лет, за которого Томми и Ноэль увлеченно болели все детство. Ясное дело, что она тоже занимается лыжами. Вот, значит, она и выросла...
   Для Лиззи Эртли соревнования с самого начала не заладились. За двадцать минут до выезда, когда она носилась по дому в диком цейтноте, потому что в последний момент куда-то запропастились перчатки, вдруг позвонил Фил, который должен был заехать за ней. Сама Лиз с ним не говорила, он позвонил папе, и градус напряжения возрос многократно - папа не мог ее отвезти, он сегодня сам улетал в Стокгольм. Везти пришлось папиной жене.
  Вообще-то Фабьенн была не родная мама для Лиз, ее мамы не было на свете уже почти 5 лет, но отношения у девочки с женой отца сложились прекрасные. Небольшая разница в возрасте, всего каких -то 13 лет, делала их скорее сестрами, может быть поэтому Лиз не звала Фабьенн мамой, но та не переживала по этому поводу. И отвезла девочку в Церматт без проблем. Но поскольку планы переменились на ходу, было уже поздно вызывать няню (с которой обычно договаривались накануне), и пришлось везти с собой братьев. Мальчикам-близнецам только что исполнилось 4 года, они выглядели по-разному, а вели себя один в один. Сначала в дороге оба вопили и хохотали, потом устали сидеть пристегнутыми к автокреслам и начали капризничать и хныкать, а закончилось все тем, что обоих одновременно стошнило. В итоге Лиз опоздала на тренировку, и ей попало от тренера. А еще она так и не поняла, что случилось у Фила, и переживала из-за этого тоже. Явно что-то плохое. Фаби тоже ничего не поняла из короткого телефонного разговора между братьями, но видела, что Райни явно был расстроен и шокирован тем, что ему сообщил брат.
   Но случилось так, что соседка Лиз по номеру в отеле - ее лучшая подруга Амели Штайнмюллер - знала. Семья Перийяр приходилась дальней родней ее семье, и она рассказала Лиз о том, что Ванесса погибла, и Фил поэтому не приехал на соревнования. Лиз была в шоке. Бедная Ванесса, бедный Фил! Его телефон не отвечал, сколько она ни звонила.
   Ужасный день закончился, и девушка верила, что с утра тотальное невезение закончится тоже. Сегодня ей должно было повезти, соревнования в слаломе были ее единственным реальным шансом на медаль, потому что слалом удавался ей лучше всего. Но ее борьба закончилась в первой же попытке, после того, как она умудрилась вылететь почти на середине дистанции. Слишком сильно разогналась и не смогла удержаться.
   Поражение было настолько обидное, а Лиз так расстроилась, что разрыдалась прямо на трассе, лежа на снегу. И продолжала плакать, уже когда съехала вниз. Так стыдно было реветь на глазах у всех, и еще это тупое позорное падение... Она решила вернуться домой, даже успела вызвать такси, но приехала Амели и вправила ей мозги. К тому же, хоть младшие - четырнадцати- и пятнадцатилетки - и должны были катать только технические виды, присутствовать приходилось на всех, а если завтра она не откатает гигант, в следующий раз ее просто не включат в квоту на какие-то выездные старты. Ну ладно, Лиз немного успокоилась, отменила вызов такси и даже пошла вечером на дискотеку с девчонками. Но долго не выдержала, ей захотелось спать. Два паршивых дня подряд - явный перебор.
   Она как раз шла к лифту в своем отеле, когда ее окликнули. Она увидела парня примерно своих лет. Редкое явление - она обычно возвышалась над многими мальчиками - своими ровесниками, но этот был пусть чуть-чуть, но все же повыше нее. Симпатичный и темноволосый, его орехово-зеленые глаза светились на тонком, изысканном лице.
  
  
  Ноэль Ромингер старался ни в чем не уступал своему знаменитому отцу и супер-притягательному старшему брату. В нем не было яркости и харизматичности Томми, но в его глазах светился интеллект, а черты дышали изысканностью. Стройный и прекрасно сложенный, как и его брат, он не имел склонности выставляться напоказ и не страдал тщеславием, так характерным для Томми. Он обладал талантом располагать к себе людей, которые не реагировали на броский секс эпил, зато ум умели и увидеть, и оценить.
   Братья, при всей своей непохожести, всегда ладили между собой. Только в последние пару лет их взгляды кое в чем начали расходиться.
   - Эй, пойдем гонять на роликах! - вопил Томми.
   - Зачем? - отвечал Ноэль.
   - Тренироваться.
   - Пойдем лучше в кино. Гарри Поттер новый. Мне интересно, как это снимают.
   - Да ну его! Не сегодня. Пойдем на ролики. На рампы! Там девчонки будут.
   С девчонками в свою очередь было полное непонимание.
   Пятнадцатилетний Томми прикалывался над четырнадцатилетним братом:
   - Ты до сих пор девственник, ну нельзя же так! Вот давай сегодня пойдем гулять, я буду с Алин, а ты бери себе Леони! А потом езжайте в Венген, я тебе дам адрес и деньги. Там можно снять комнату на ночь, а Леони все тебе сделает...
   - Мне не нравится Леони.
   - Она красивая.
   - Она тупая, как пробка.
  -Ты же с ней не тесты по физике сдавать будешь!
  - Ну и что?
   - А кто тебе нравится? Одри?
   - Она воображала.
   - Ну Мария?
   - Это та беленькая? Идиотка. Она все время трещит только о шопинге и распродажах.
   - Тебя никто не просит с ней говорить! С ними вообще говорить не надо! Их надо просто трахать!
   - Тогда проще завести резиновую куклу.
   - С ней возни много. Принеси, надуй, потом сдуй, отнеси, ну ее нафиг.
   Ноэль удивленно смотрел на брата:
   - Слушай, если бы я тебя видел в первый раз, и мне никто не сказал, что ты за всю жизнь ни единой тройки не получил, я решил бы, что говорю с клиническим идиотом. У тебя, вот правда, как клапан какой-то. Когда ты мозгом думаешь, все хорошо. Стоит появиться девчонке поблизости, у тебя мыслительный процесс переключается на член, а мозг впадает в анабиоз. Как так?
   - А им обоим одновременно крови не хватает. Мозг выключается автоматически в целях экономии ресурсов, - ухмылялся Томми.
   Старший брат уже лишился надежды, что Ноэль расстанется с невинностью лет эдак до 37, но тут в класс, в котором учился Ноэль, пришла девочка Сара. Ну да, хорошенькая, Томми мог бы и сам ее закадрить, и не то чтобы не пытался. Но она взирала на красавчика как на редкий вид цветущего кактуса - интересно, непонятно и совершенно неприменимо в реальной жизни. Томми и сам не настаивал - понял, что ему Сара неинтересна. Не в его вкусе.
   На том братья и порешили - им нравятся разные девушки. И интересы по жизни тоже не всегда совпадают.
  
   Что ж до Лиззи... Она росла красивым ребенком и превратилась в прекрасную девушку, но у нее были свои проблемы. Парни в Четырех долинах засматривались на нее, но не решались подкатывать - уж очень уважали (и побаивались) ее отца и дядю, привыкли взирать на обоих снизу вверх, и не решались связываться с их маленькой принцессой. Ребята повзрослее имели еще более вескую причину для того, чтобы держаться от четырнадцатилетней красотки подальше - ее возраст. Никому не хотелось проблем.
   Как дочь матери-австрийки и отца-швейцарца, Лиз имела два гражданства, и, если бы кто-то всерьез решился уложить ее в свою постель, ему следовало бы увезти ее для этого в Австрию, где возраст сексуального согласия составлял 14 лет, в отличие от Швейцарии, где ей нужно было бы дождаться шестнадцати.
  Но на практике дело обстояло иначе, и потому у Лиз до сих пор не было парня. Ни одного. Она даже ни разу не целовалась. Ее подруга Амели давно уже лишилась девственности, но Лиз считала, что не стоит с этим спешить. Она решила для себя, что это случится не раньше, чем ей исполнится шестнадцать. Да и вообще, с ней все было гораздо сложнее... Она могла быть стройнее и красивей, чем Амели или многие другие девчонки, но максимум того, на что парни решались, имея дело с мадмуазель Эртли - только смотреть ей вслед коровьими глазами и многозначительно улыбаться... Если бы Лиз захотелось завести парня, то следовало поискать кого-то, не имеющего отношения к Вейзонна, кто не знал бы ее...
  
   Лиз вскрикнула:
   - Ноэль Ромингер! Господи, я тебя сто лет не видела!
   Парень просиял:
   - Лиззи!
   Она подбежала к нему, Ноэль подхватил ее под руки и закружил:
   - Лиззи! Господи, вот это встреча! Как дела?
   - Ой, до чего здорово тебя видеть! - Она, забыв о своей стеснительности, от души поцеловала его в щеку.
   - Тебя тоже. Ты потрясающе выглядишь.
   - Спасибо, - смутилась девушка.
   - Ты тоже соревнуешься? - Ноэль обычно не так уж легко сходился с девушками, но Лиззи - совсем другое дело. - Я тебя не видел на трассе. Ну, мы, правда, чуть позже пришли.
   Обида от сегодняшнего поражения снова всколыхнулась в ней, девушка чуть помрачнела:
   - И хорошо, что не видел. Отвратно вышло. Я слила сразу же первую попытку.
   - Во вторую не прошла?
   - Да просто вылетела. А ты?
   - А я пятое место в слаломе.
   - Неплохо, - оценила Лиз. - А... Томми тоже здесь?
   - Ну да. Он в своей группе взял серебро. Сейчас вон в баре зависает. Пойдем к нему.
   - Да мне как-то неудобно, - колебалась Лиз. Ей уже не хотелось спать, а Томми она бы с удовольствием повидала, но почему-то оробела. Ноэль обнял ее за плечи:
   - Пойдем. Томми с меня голову снимет, если узнает, что я тебя видел, а он нет.
   - Ну... пойдем, - решилась Лиз.
   - А где Фил? - по пути спросил Ноэль. - Он ведь тоже должен был приехать?
   - Ну да, но... у него не получилось.
   Теперь она уже не так сильно жалела, что Фила здесь нет, хотя еще несколько минут назад тосковала по нему ужасно. Они были очень дружны, а за последний год Фил начал приобщать ее к валисской тусовке. Благодаря ему она отлично разобралась во всех нюансах молодежной жизни кантона Вале - где стоит тусить, а где не стоит, куда можно пойти с подружками, а куда только с Филом, какой дресс-код, чтобы не выглядеть белой вороной, и каких мест и людей избегать, как огня. С Филом было весело и безопасно, и без него она чувствовала себя неуверенно и неуютно. Ноэль открыл перед ней дверь бара, и Лиз сразу же увидела Томми.
   Он так изменился за те три года, что они не виделись! Ноэль тоже, но его она узнала сразу, а Томми могла бы и не узнать. Он был как солнце. Когда они виделись в последний раз, Томми был совсем мальчишкой, очень симпатичным и веселым, но все же ребенком, таким же, как и Лиззи. Теперь в нем не было ничего детского. Перед ней оказался невероятно красивый и харизматичный молодой парень, отлично сознающий собственную привлекательность и умеющий подчеркнуть ее. Он напоминал красавчика, который в последнее время не сходил со страниц глянцевых журналов. Лиз даже не сразу сообразила, что это он и есть.
   Томми поднял глаза от декольте девушки, сидящей у него на коленях, и остолбенел. В отличие от Лиз, он узнал свою детскую любовь с первого взгляда. Но ощущения от встречи у него были примерно те же. Лиззи запомнилась ему девчушкой-сорванцом, а сейчас он видел перед собой очень красивую молодую девушку. Может быть, она объективно и не красивее, чем Хелло Китти на его коленях, но ее окружал флер неприступности и достоинства, которого даже близко не было у девиц, которые привыкли ни в чем не отказывать ни себе, ни своим приятелям. Томми отдал бы свою новую тачку за то, чтобы сейчас на его коленях сидела Лиз, а не Хелло Китти, но в этом случае он рисковал бы просто потерять свой Форд Кугар, потому что Лиз не села бы к нему на колени так легко. А Ноэль не растерялся, ботан, а все равно молодец, подхватил девочку и привел сюда.
   Томми быстро сообразил, что с Хелло Китти на коленях возобновление знакомства с Лиз будет невозможно. Он тут же похлопал девушку по попке:
   - Ну-ка слазь, бэйби. Я отойду.
   Она сидела спиной к двери и ничего не видела:
   - Хорошо, я подожду.
   - Не жди, - усмехнулся он. - Извини, на сегодня все.
   - Но почему?! - Она уже раскатала губу, что проведет с ним ночь. И у нее были основания верить в это - сидя на коленях Томми, она получила однозначное подтверждение того, что интересна ему.
   - Сорри, бэйб. - Он без особых церемоний ссадил ее с колен и встал. - Увидимся. Простите, девчонки.
  Спортсменки с удивлением проследили, как он направился к своему младшему братцу, который усаживал за столик у окна красивую высокую рыжеволосую девчонку. Томми направился к ним своей легкой, небрежной 'дай-ка-мне-это-бэйби' походочкой... которая с каждым шагом становилась все тяжелее.
   Ноэль улыбнулся ему:
   - Привет, Томми. Смотри, кого я встретил.
   В отличие от Ноэля, у Томми никогда не было проблем с тем, чтобы заговорить с девушкой и покорить ее с полуслова, но на этот раз он просто впал в совершенно нетипичный для себя ступор. Парень деревянно бухнулся в кресло, будто его неожиданно стукнули по башке чем-то очень тяжелым, и никак не мог придумать, что сказать, чтобы первый же выстрел стал победным. Ничего не шло в голову. 'Лиз, привет! Как здорово, что ты здесь! Как ты классно выглядишь!' - он даже до этого никак не мог додуматься. Ноэль удивился такой странной реакции брата, которого знал, как облупленного, но все же понял, что спасать ситуацию, кроме него, некому. Он тут же поспешил сгладить возникшую неловкость:
   - Надо же, Лиз, всего три года прошло, а тебя не узнать. Правда, Биг?
   Тот скованно кивнул, начало разговора, как назло, никак не придумывалось. Зато Ноэль пел соловьем.
   - Как дела, как дома? Как твои братики?
   - Хорошо, - улыбнулась Лиз. - Я их обожаю, когда они не вредничают. Такие очаровашки, но иногда жуткие занозы.
   - Парни, - понимающе ухмыльнулся Ноэль. - Знаешь, как наша мамочка зовет нас с Томми? 'Организованная преступная группировка'! Каково?
   Лиз расхохоталась.
   - Вот-вот, наши такие же.
   - Забыл, как их зовут?
   - Тео и Дени. Им на днях исполнилось четыре года. Мы наняли для них волшебника, он показывал шоу, а потом катал их на снегокате.
   - Им это, должно быть, здорово понравилось.
   - Не то слово! - засмеялась Лиз. - Только папа потом сказал волшебнику, что на такой скорости катать детей нельзя.
   Честно говоря, Лиз думала, что папа иногда слишком уж осторожничает и перестраховывается после той ужасной аварии, которая оборвала его спортивную карьеру. Ноэль, видимо, подумал то же самое, потому что спросил:
   - Как у папы дела? Он тебя тренирует?
   - Нет. Ни меня, ни Фила, у нас другие тренера. Он просто с нами иногда катается и выбирает для нас снаряжение. Ну, то есть для меня. У Фила уже есть контракт с Атомиком.
   - Ну и ну, нас с Томми папа тоже не тренирует. Он говорит, что не умеет.
   - Как так? - рассмеялась Лиз.
   - Очень просто. Он может сказать что-то только один раз. Если с первого раза его не поняли, он сердится. Он не годится в учителя.
   - Серьезно? - очень удивилась Лиз. - Когда я приезжала к вам, он показывал мне, как обрабатывать бугры, и совсем не сердился. Как у него дела?
   - Отлично. Он теперь президент Дорелль, а не коммерческий директор, но это ты, наверное, в курсе. Твой папа ведь один из ведущих акционеров.
   - Ну да. А как мама?
   - Отлично. Продолжает иллюстрировать книги. Я учусь у нее рисовать, мне очень нравится. А Биг... - Ноэль кивком указал, что говорит о собственном старшем брате, у которого ступор все еще не прошел, - тоже умеет. Вернее, его и учить не пришлось, он самородок, все говорят. Томми, помнишь, у нее не получалась лошадь, а ты с первого раза нарисовал? Потом мама с тобой даже гонораром поделилась.
  -Это был единорог, - пробурчал Томми. - И я только контур набросал, дальше она все сама...
   - Ты тоже рисуешь? - Лиз повернулась к Томми. - Ну и ну, а я не умею.
   Это было уже какое-то подобие беседы, и Томми начал оживать.
   - Раньше мне нравилось рисовать. Я и теперь иногда рисую, когда болею или вроде как делать нечего.
   - Да ладно! Ой, я бы так хотела уметь рисовать!
   - Я могу тебя научить, - обрадовался Томми.
   - Классно! Обещаю стараться!
   - Давайте закажем что-нибудь, - предложил Ноэль, вполне довольный собой - ему удалось спасти очень непростое поначалу положение. - Томми, опозорить тебя перед девушкой, или ты сам?
   - Ну вот опять, - простонал Томми. - Лиз, я сразу честно сознаюсь в ужасном пороке, а то с него станется меня шантажировать. Я пью.
   Пораженная девушка уставилась на него:
   - Как же так, Томми? Ты?! Я не верю.
   - Увы, - он выглядел все более сокрушенным. - Надо мной смеются, меня презирают, мне стыдно глядеть в глаза родным и близким, а также своему отражению в зеркале. Я боюсь, что это неизлечимо. О да, я пью... - Лиз выглядела такой сокрушенной и разочарованной, что он решил прекратить шоу. - Я пью только воду, и то без газа. Иногда молоко. Иногда - с соком.
   Лиз чуть не плакала, импульсивно набросилась на него с упреками:
   - Как ты меня напугал! Тебе никто не говорил, что ты идиот?
   - Вот этот, - Томми в свою очередь кивнул на брата, - меня никак иначе и не называет! Кругом хула и несправедливость.
   Ноэль рассмеялся:
   - Это я любя, для воспитания.
   - Что бы я без тебя делал.
   - А как сестры поживают? - спросила Лиз.
   - Старшая, Мален, учится в университете. Младшая в этом году в школу пошла.
   - Осеанн, верно? Она была очень хорошенькая, такой ангелочек!
   - Такой и осталась.
   - Тоже на лыжах катается?
   - Она как Мали - умеет, но не очень любит. Так что закажем, ребята? Лиз, что будешь?
   Невольно бросив взгляд на Томми, Лиз улыбнулась:
   - У меня испорченный вкус. Я люблю фанту.
   - Подумаешь, наша мама тоже обожает фанту, - сказал Ноэль. - Томми, ты опять молочко?
   - Да, - рявкнул тот. - С тыквенным соком. И если опять попросишь бармена долить пивом, я тебе шею сверну. Представляешь, Лиз, он меня так уже разыграл пару месяцев назад. Просто вспоминать боюсь, чем все это кончилось. Я же чуть тапки не отбросил!
   - А сходи-ка ты сам тогда закажи, родной, - не остался в долгу младший брат. - Мне можешь тоже фанту, за компанию.
   Томми быстро бросил через плечо взгляд на стойку. Девицы из Граубюндена продолжали обретаться там, и ему как-то не очень хотелось идти к ним на глазах у Лиз. Облепят, повиснут на нем опять... Он выразительно посмотрел на Ноэля, и тот все понял. Братья с пеленок привыкли, что один может положиться на другого.
   - Ладно, сам схожу.
   Ноэль поднялся и неспешно направился в сторону стойки, оставив брата с красавицей, в которую превратилась их общая первая любовь. Томми уже немного отошел от странного, непривычного ступора, но ему все еще было трудно придумать тему для светской беседы, которая помогла бы ему хотя бы сейчас покорить Лиззи. Ему хватало ума, чтобы понимать, что на нее вряд ли произведут особое впечатление замашки успешного спортсмена, модельный блеск или повадки патентованного сердцееда - то, что на многих других действовало безотказно. Он даже не заметил, что Лиз и сама ужасно смущена и не может выдавить ни слова.
   - Как встретили праздники? - осторожно спросил он, заодно пытаясь разведать, есть ли у Лиз друг.
   - Дома, на этот раз. Папа говорит, люди платят немыслимые деньги, чтобы встретить новый год в Швейцарии, так попразднуем и мы тут, для разнообразия.
   - Обычно куда-то ездите?
   - Да, в прошлом году были в Крайстчерче, это в Новой Зеландии.
   - Понравилось?
   - Это было потрясающе! Там в это время лето, конечно, на лыжах не погоняешь, зато очень красиво, мы побывали в хоббитской деревне и научились кататься на серфе!
   - Мы тоже серфингом занимались с папой и с Кидом, - оживился Томми . - На Майорке, когда погода подходящая. Нам понравилось, и мы даже ездили на Гавайи. Специально за этим.
   Тема оказалась исчерпана, повисло молчание... Ситуацию снова спас Ноэль, которого в тот вечер вело не иначе как Божественное вдохновение. Он явился, расставил на стол стаканы - два с фантой и третий с молоком, прокомментировав:
   - Все, как ты и просил: виски с текилой 50:50.
   - Умница ты мой.
   - Всем доволен? Тогда сиди и пьянствуй, а Вы, мадмуазель, окажите мне честь. - Ноэль с изящнейшим полупоклоном протянул руку смутившейся Лиз. И преспокойно повел ее на танцпол под первые такты 'Color of the Night', оставив старшего брата кусать локти от досады, что на этот раз его опередили.
  
   Отец мальчишек Отто Ромингер когда-то славился не только полным неумением танцевать, но и категорическим нежеланием учиться. Но оба его сына стали отменными танцорами, об этом позаботились мама и дед. Поэтому, когда Ноэль вывел Лиз на танцпол, он уверенно привлек ее к себе и повел аккуратно, чтобы убедиться, что она успевает за ним. Они оба давно уже этому научились - в зависимости от того, умела ли девушка танцевать в паре, можно было или просто уютно потоптаться в обнимочку, или зажечь по полной. Лиз была где-то в серединке, не то чтобы ас вроде ма или сестры, но и не статуя Командора. Поэтому Ноэль вел танец тоже средне - не выделываясь, но и не просто переступая на одном месте. Лиз улыбалась ему ласково и немного смущенно, Ноэль не решался прижать ее к себе, он обнимал ее за талию, она положила руки на его плечи и не более того.
   Это было слабым утешением для Томми. Почему, черт подери, Кид так быстро соображает? Это он, Томми, должен сейчас обнимать Лиз на танцполе! Потрясающе чувственная, красивая мелодия разливалась по венам сладким ядом, парень не мог отвести глаз от девушки на танцполе. Она двигалась грациозно и свободно, ее рыжие волосы ниспадали почти до талии, она смотрела на мелкого так, будто он притащил ей звезду с неба. Черт. О, Лиз. Ну ладно, он позаботится о том, чтобы следующий танец был его. Она смотрела в глаза Ноэля, подняв к нему личико, как подсолнух к солнышку, чуть приоткрыв ротик, будто маня к поцелую. Уж Томми бы поцеловал... Да ладно! Он велел себе успокоиться. Если бы он ее поцеловал, она или убежала бы, или врезала ему по морде. Это Лиз, а не какая-нибудь Хэллоу Китти. Руки Ноэля лежали на талии Лиз, и Томми это ничуть не нравилось. Почему Кид, как хороший и приличный честный ботан, не обнимает ее где-нибудь в районе плеч или спины на уровне ребер?! Какая она красивая, и талия совсем узенькая, возможно, он мог бы обхватить ее обеими ладонями... Томми мог был бы воздать должное выдержке Ноэля, который не позволял себе ничего лишнего, не прижимал Лиз к себе, не гладил ее открытую кожу, не делал того, от чего Томми было бы страшно трудно удержаться... Но он знал, что удержится. Если не хочет ее спугнуть, то возьмет себя в руки.
   Вдруг Лиз обернулась. Просто обернулась к нему и посмотрела в его глаза.
   Время остановилось. Земля замерла. Исчезли все остальные люди и предметы. Остались только музыка и эта девочка, которая смотрела на Томми. А он - на нее. Он чувствовал собственное сердцебиение, и понятия не имел, что с ним такое происходит. Когда-то они бегали и плавали наперегонки, гоняли на великах и играли в теннис, и он всегда (или почти всегда, чтоб не задавалась) давал ей выигрывать. Она умела свистеть в два пальца и учила его. А он умел из стойки на руках без опоры вставать в мостик. Дети выросли...
   - Ну вот, теперь ты один. - И кто же это может быть? Черт тебя подери, Миа! От неожиданности он даже вздрогнул. Девушка с уверенной улыбкой устроилась на стуле Лиз.
   - Прости, я не один, - сухо ответил он.
   - Как не один? Твой брат и его девушка не считаются. К тому же, они танцуют.
   - Она не его девушка, - с трудом процедил Томми.
   - Да? А чья?
   - Моя.
   - Это как? - она нахмурилась.
   - Все изменилось. Она моя девушка.
   Она смерила его недоверчивым взглядом:
   - В самом деле? А почему же он с ней танцует?
   - Они старые друзья, - он уже почти рычал.
   - Ну ладно. - Миа встала, отвернулась, и ушла не оглядываясь. Ну и слава Богу. Она никогда не была дурой, правда чуть раньше сегодня вечером он на какой-то момент сильно в этом усомнился. Но сейчас ей хватило ума уйти, и Томми тут же забыл о ее существовании. Снова смотрел на Лиз. А она уже не смотрела на него.
   Ну ладно, песня подходит к концу, и пора брать дело в собственные руки. Решительным, пружинистым движением он встал и направился к танцполу. Это была уже не та походочка 'Give-it-to-me-baby' - у него появилась цель.
   Пауза - он прибыл на место вовремя. Ноэль, увидев его, хихикнул:
   - А я-то думал, застану мертвецки пьяное тело под столом.
   Томми насмешливо поднял брови:
   - Мама просила следить за тем, чтобы ты ложился спать не позднее одиннадцати, салага. Давай-ка баиньки.
   Ноэль ухмыльнулся и собирался уже предложить Лиз вернуться обратно, но заиграли первые такты Reamonn 'Tonight' . Томми тут же обернулся к Лиз:
   - Потанцуем?
   Он еще не сообразил, куда его завела собственная импульсивность, а Ноэль уже понял. Издав что-то среднее между хохотом и стоном, он покрутил пальцем у виска и направился к столику. А Томми оказался на танцполе с девушкой, которая не так чтобы очень здорово умела танцевать, а мощные колонки играли песню с довольно сложным ритмом.
   Что мы имеем? Простой выбор. Или они просто топчутся в обнимку, что Лиз вряд ли сильно понравится. Или они топчутся, держась на пионерском расстоянии, еще и отклячив попы, на смех всем присутствующим. Какая-нибудь зараза наверняка еще и видео снимет, на смех всему миру. Или он, Томас Леон Ромингер собственной персоной, попытается вытащить этот танец самостоятельно.
   Но все было не так критично. В последние годы, когда братья стали довольно активно ошиваться по дискотекам, Томми охотно учился парным танцам. Ему, как обычно, везде надо было быть самым-самым. Пусть чайники перебирают конечностями, не попадая в ритм, а он будет лучшим. Его мама, Рене, когда-то занималась танцами и очень любила это, и старшенький припряг ее в качестве учителя, а эта песня была одной из ее любимых.
   Лиз испуганно посмотрела на него:
   - Но как...
   - Расслабься, - прошептал он. - Просто позволь мне вести и слушайся.
   - Ладно, - ответила она. И он повлек ее, нежно обняв, молясь, чтобы она слушалась.
   Лиз обладала хорошим музыкальным слухом и чувством ритма, и у Томми не было никаких проблем. Он кружил ее в довольно быстром темпе, вертел как ему приходило в голову, и девочка схватывала все на лету. Если даже она и ошибалась где-то, ее выручала природная грация. Краем глаза Томми заметил - да, кто-то в компании за столиком рядом с танцполом держал камеру, ну и пусть.
   - О, Томми, - прошептала Лиз ближе к середине танца, после того, как он слегка покрутил ее и привлек к себе.
   - У тебя так здорово получается, - подбодрил он ее.
   - Я совсем не умею!
   - Все ты умеешь. Вести тебя - одно удовольствие.
   - Правда?
   Вместо ответа он мягко привлек ее к себе, каждый миг боясь ощутить ее сопротивление. Кажется, она уперлась на какую-то микросекунду, но расслабилась еще прежде, чем он отступил. Ее маленькая, острая грудь прикоснулась к его груди, и его охватил жар, головокружение. Он поспешно отодвинул Лиз от себя, чтобы она не заметила, что он на взводе. Вот что с этим делать? Любому пацану известно это состояние, когда никто не должен заметить, что он торчит, но ничего с этим не сделаешь. Бывало, в школе отвечаешь у доски и... та-дамм! Тут можно хоть повернуться спиной к классу, чтобы что-то там на доске показать или нарисовать. А тут что предпринять? Только отодвинуться. Лиз посмотрела на него с удивлением и обидой, мол, почему? Он чуть улыбнулся ей и снова повлек ее в плавном, чувственном танце. Теперь он держал ее за талию - его большие пальцы встречались где-то в районе ее пирсинга, а средние соприкасались на цепочке ее позвоночника. Он был прав, когда думал, что это может получиться. У него довольно большие лапы, уже почти как у отца, а отец когда-то мог так же обхватить мамину талию. Теперь, конечно, ей уже 35, и она родила троих, и этот номер уже не проходит. А Лиз... сколько ей сейчас? Она ровесница Ноэля, значит, ей еще нет пятнадцати.
   Томми знал семью Эртли еще лучше, чем любой из валисских парней, которые побаивались связываться с Лиз, так как не хотели проблем с Райни и Филом, но его не могло остановить ни благоразумие, ни страх перед последствиями. Во-первых, он вообще не боялся рискнуть и считал, что, кто не рискует, тот не пьет шампанское, а во-вторых... он влюбился с первого взгляда. Лиз просто вскружила ему голову. Настолько, что он уже не мог думать ни о чем, кроме нее. Так сильно он, пожалуй, еще никем не увлекался. Сейчас, когда он кружил ее по танцполу, его сердце колотилось как бешеное, и он мечтал о ней. Поцеловать, обнять, увидеть голой, ласкать ее, сделать своей... Тот самый 'клапан', о котором он любил похохмить в разговорах с братом, включился, напрочь исключая мозг из мыслительного процесса.
   Песня кончилась, и он неохотно повел ее к столику.
   - Это было так классно, - воскликнула Лиз. - Ты просто потрясно танцуешь, Томми!
   - Ты тоже хорошо, - великодушно сказал он. - Немного потренироваться - и будет вообще улет. Хочешь, я тебя и этому поучу, вдобавок к рисованию.
   Больше всего он хотел бы поучить ее сексу. Но разговоры об этом были пока, пожалуй, преждевременны. Пока они учатся рисовать и танцевать, может, время настанет.
   За столиком их встретил взволнованный Ноэль.
   - Биг, - выпалил он. - Па звонил. Немедленно перезвони ему.
   Томми как-то даже не сразу понял, о чем речь:
   - Па? А что такое? Они же на Майорке?
   - Не знаю. Он был очень... - Ноэль помялся. - Ну, в общем, недоволен.
   - Чем?!
   - Не знаю. Он звонил тебе, но ты не взял трубу. Перезвони ему.
   - Черт, я не слышал звонка. - Томми повернулся к Лиз: - Прости. Я перезвоню отцу и сразу же вернусь. Ладно?
   - Конечно. - Она в свою очередь не могла отвести от него глаз. В жизни не видела парня красивее! Томми вышел из бара, на ходу доставая телефон из кармана джинсов.
   Папа взял трубку после первого гудка. И с места в карьер спросил:
   - Вы приехали в Церматт на машине?
   Томми слегка оробел. Вообще-то, он не имел права ездить на своем 'Кугаре' без сопровождения взрослого. Смешно - он заработал на него сам, все до последнего сантима, а водить сам не имеет права. Возраст. Он обещал родителям, что до восемнадцати лет будет ездить по закону: только в сопровождении кого-то из них или деда. В этот раз предполагалось, что они на такси или на автобусе доедут до Интерлакена, а оттуда на поезде до Церматта. Но, пользуясь тем, что родители и сестры были на Майорке, парни нарушили запрет. Томми рассчитывал, что они успеют вернуться домой до приезда родителей, и те ни о чем не узнают. Шито-крыто.
   Томми вел сам, а часть пути дал проехать Ноэлю. Все вроде прошло благополучно - ни аварий, ничего. Как это с ним часто случалось, он, увлекшись, сильно превышал скорость, но полагал, что и в этот раз у него не возникнет проблем первым добраться до приходящих по почте штрафов. Оплатит и забудет. Обидно зарабатывать такие деньги, какие и многие взрослые-то даже не мечтают зарабатывать, и при этом не иметь права ездить на своей машине тогда и так, как он хочет!
   Отец ждал ответа:
   - Томас, ты меня не слышишь?
   - Слышу, пап, - пробормотал Томми. Соврать? Но он не знает, что именно папе известно. Выведет на чистую воду тут же. Уж кого-кого, а отца обмануть очень трудно. И Томми, и Ноэль успели неоднократно в этом убедиться. - Э... Да. Мы опаздывали, и поэтому я...
   - И поэтому ты ехал со скоростью сто тридцать километров в час, обалдуй? - рявкнул Отто. - Рассказывай мне все, слышишь?
   - Пап, ну я...
   - Не мямли, черт подери! Давай все в подробностях! Как это произошло?
   - Пап, что?
   - Я не буду тебя покрывать. - Отто держался за сердце, которое нестерпимо ныло. По его лицу градом катился пот. Он находился в кухне своей виллы на Майорке, пока жена и дочери ездили в Пуэрто Сольер за покупками. Он до сих пор был рад, что их нет дома, не хотел их пугать, но теперь ему было страшно оставаться одному. Что-то с сердцем. Что-то не так... Он кое-как заставил себя продолжать. - Если ты убил человека, ты понесешь полную ответственность, Томас.
   - Я?! - у парня просто ноги подкосились, и он рухнул на диван. - Я никого не убивал!
   - Ты сбил девушку в Вербье. Она погибла.
   - Я никого не сбивал! - отчаянно закричал Томми, не обратив внимание на то, что какая-то парочка, которая обнималась на диване в чилл-аут, подозрительно посмотрела на него и поспешно ретировалась. - Папа, честное слово! Я никого не сбивал!
   - Не ври мне! - кажется, начало отпускать. Отто повалился на кресло, утирая пот со лба. - Ты взял машину. И превышал скорость. Но не сбивал человека?
   - Пап, я клянусь тебе! - Томми заплакал. Хорошо, что его никто не видит. Он упорно боролся с иногда очень некстати начинавшимися слезами, но с переменным успехом. Ма говорила, что это возрастное. Когда ему будет лет восемнадцать, он научится не плакать. Но пока с ним это довольно часто случалось, к его дикому стыду. Совсем недавно он разревелся в школе, когда ему поставили несправедливую плохую оценку. Если бы кто-то его увидел, он бы просто-напросто сгорел от стыда. Но он удрал из класса и спрятался на чердаке. Вернулся только когда был уверен, что выглядит нормально, не зареванно. Скорее бы это прошло! Такой крутой парень, модель, спортсмен и все дела, а слезлив, как девчонка. Стыд какой! То, что с Ноэлем такое тоже частенько происходило, было слабым утешением. Он же салага!
   - Ты... уверен? - спросил отец.
   - Пап, ну правда! - Томми давился слезами. - Я... да, я быстро ехал. Правда. Но... нельзя же сбить человека, да еще и так сильно, и не заметить! Пап, я тебе клянусь, я никого не сбивал!
   - Я тебе верю, хватит реветь. - Кажется, дикая боль в левой половине груди и плече отступила, оставив только легкое покалывание и слабость. Отто даже смог услышать, что на улице гудит привод ворот - Рене и девочки вернулись домой. Хорошо, что он уже почти в порядке. И слава Богу, что с Томми все нормально. Отто только сейчас понял, в каком диком напряжении находился последние 15 минут, с момента, когда ему позвонили из полиции.
   Он должен выпить. Чего-нибудь крепкого. Коньяка или виски. Совсем немного, просто чтобы прийти в себя. Тихо попросил:
   - Расскажи. Как вы ехали через Вербье?
   - Ну как, пап, обычно. Сначала по Ру де ла Вале, потом по Гран Сен-Бернар. Я не заметил, что мы уже въехали в город, поэтому не успел вовремя сбросить скорость. Но пап, честно, я не сбивал. Я мог бы не заметить, если бы был пьяный, но ты же знаешь, я никогда не пью.
   - Знаю. - Слабость почти прошла. Выглядывая в окно - где там девочки? - Отто быстро налил грамм пятьдесят коньяка в подвернувшуюся под руку пивную кружку. - Ты никуда не сворачивал с главной дороги?
   - Нет, папа, никуда! Там больше ехать-то негде! А... что произошло, пап?
   - Я отберу у тебя ключи, сопляк, - сообщил отец уже вполне нормальным голосом со своими вполне типичными интонациями. - И мне, веришь, пофигу, что ты сам заработал себе на это ведро с болтами. Я раньше времени сдохнуть от инфаркта не согласен. Понял?
   - Пап, да ладно... Ну я же тебе сказал, что я тут не при чем.
   - Ты не съезжал на Ру де Сенэй?
   - Да я что, больной? Что мне там делать? Там только дурак собьется с дороги, пап!
   - Верно.
   - Ну расскажи мне, что случилось! Откуда ты это знаешь?
   - Позвонили из полиции. Машина-то на мне числится. Ищут того, кто сбил девушку. Тебя заловили на Гран Сен-Бернар на камеру, ты ехал со скоростью 128 км/час, вот и сделали неверный вывод. Тебя теперь найдут быстро. Сразу покажи им машину. По машине всегда видно, если на ней сбили человека. А при таком ударе, что человек погиб, машина должна быть сильно разбита. Лобовое стекло, капот, решетка радиатора. Следы свежего ремонта тоже скрыть невозможно. Иными словами, Томми, если это не твоя работа, тебе и бояться нечего.
   - Я понял, пап.
   - Кид был с тобой? Он не спал? Если что, подтвердит, что вы не попадали в аварию?
   - Да, конечно, пап. Он не спал. Он мне мозг выносил, что еще проехать хочет.
   - Ты пускал его за руль?
   - Немного, пап. Только до Монтре.
   - Ну вас к черту, мажоры, - пробурчал любящий папаша. - Больше чтоб за руль его не пускал. У него еще даже прав нет. Впрочем, тачку у вас все равно отберу, и новую регистрировать не дам. Понял? Все, свободен. Позвони, когда они тебя найдут.
   - Хорошо, пап.
  
   Томми выключил телефон и огляделся. В чилл-аут, к счастью, уже никого не было. Повезло. Никто не видит его покрасневшую от слез морду. Он прошел в туалет, долго умывался холодной водой, и только после того, как зеркало беспристрастно подтвердило, что никто ничего не заметит, рискнул высунуть нос наружу. Он вернулся в бар аккурат вовремя, чтобы увидеть, как Ноэль и Лиз возвращаются с танцпола, вполне довольные собой и друг другом.
   Увидев брата, Ноэль тут же ускорил шаг:
   - Эй, Биг. Чего па звонил?
   - Ругался, - промямлил Томми, искоса взглянув на Лиз, которая, вроде бы, вполне уютно чувствовала себя с рукой Ноэля вокруг своей талии.
   - Почему? - напрягся Кид. - Узнал, что мы тачку взяли?
   - Ага. Ладно, теперь моя очередь танцевать с Лиззи. - На самом деле, меньше всего на свете ему сейчас хотелось танцевать. Очень уж тяжело дался ему телефонный разговор с отцом. Если бы тот просто узнал, что сын нарушил закон, уехав без сопровождения взрослого на машине, это было бы, конечно, не здорово, но и, в общем, не так уж и страшно. Папа очень удивился бы, если бы узнал, сколько вокруг гениев, которые помнят про все его косяки в бытность молодым и охотно делятся воспоминаниями с его же сыновьями. А вот про сбитую насмерть девушку... Черт, ведь он и вправду несся по пустому ночному городку как дебил, если бы кто-то выскочил сдуру на дорогу, он бы не успел на такой скорости ни черта сделать и размазал бы несчастного по всей дороге от Вербье до Маттерхорна. Томми отчаянно захотелось выйти на улицу и убедиться в том, что на 'Кугаре' нет ни единого следа какого-то неведомого ДТП. Хотя он и так знал, что на четырехлетнем спортивном купе нет ничего, кроме маленького скола на лобовом стекле и царапины на заднем крыле - это он зацепил ограду, паркуясь в Венгене около подъемника три недели назад.
   Лиз покачала головой:
   - Парни, я, наверное, спать пойду. Завтра гигант. И старт моей группы в 9.30, а в 8.30 надо быть уже на просмотре. Раз уж слалом слила, надо хотя бы гигант нормально проехать.
   Томми бросил брату быстрый предупредительный взгляд, мол, ротик захлопни, и сказал:
   - Я провожу тебя.
   - Да ладно, я сама дойду, - попыталась возразить девушка.
   - Пожалуйста, - он тепло улыбнулся, так, что никто бы не устоял. Конечно, и Лиз не стала исключением:
   - Ну ладно.
   Тоненькая талия девушки благополучно перекочевала в руку старшего брата, и он довольно улыбнулся.
   - Расплатись и иди в номер, Кид, я скоро приду.
   Томми достал из кармана бумажник и передал брату. Ноэль ухмыльнулся. Он давно уже заметил, что Томми запал на Лиз. Ну тут, ясное дело, любой бы запал, такая кошечка. Если уж честно, он и сам тут же забыл про свою Сару. А Лиз... она пока не склоняется ни к кому из них. Конечно, она смотрела на Бига, раскрыв рот, но так делают все, и это, в общем, ни о чем не говорит. Ну а сейчас все логично - он воспользовался отсутствием Томми, пока тот выходил в чилл-аут звонить, а теперь Биг вернулся и забрал инициативу обратно в свои лапы.
   В коридоре на четвертом этаже было тихо и пустынно, на стенах мягко светились стильные бра. Толстый ковер под ногами глушил звук шагов. Около двери номера 414 Лиз остановилась:
   - Мы пришли, Томми. Спасибо, что проводил.
   Он не спешил уходить, спросил:
   - Ты одна живешь?
   - С Амели. Она, наверное, уже вернулась.
   - Она была в баре?
   - Нет, на дискотеке в Le Petit Royal.
   - Там еще движуха в самом разгаре.
   - У нас соревнования завтра.
   - Знаю. - Томми ласково привлек к себе девушку. Ему хватало опыта видеть, что она хочет этого. Ну а говорить всякую чушь - это они все любят. 'Нет-нет-нет!' означает на самом деле 'да'.
   - Зайдешь? - спросила Лиз. - Конечно, если Амели еще не...
   - Хорошо. - Зайдет ли он?! О, детка, еще как! Он понимал, что это она ляпнула скорее от неопытности и смущения и сейчас уже жалеет о сказанном, прямо язык себе откусить готова, но слово, как известно, не воробей.
   Конечно, никакой Амели в номере еще не было. Обе кровати были заправлены, на одной валялся игрушечный котенок, на другую была небрежно брошена расшитая стразами футболка. Томми тут же решил, что котенок лежит на кровати Лиз. Даже загадал - если он не ошибается, она ему даст. Впрочем, даже если эта дурацкая футболка - ее, она все равно даст. Еще не было такого, чтобы ему какая-нибудь девица вдруг отказала. Обычно стоило ему положить взгляд на практически любую - она тут же бросалась в атаку, ему и делать ничего не нужно было. Только поймать спелый плод, падающий с ветки прямо в его руки. А если он забудет подставить руку, плод сам закатится под его пальцы. Или даже прыгнет к нему в ладонь. И такое не раз бывало. Томми был ужасно избалован.
   Лиз, если не считать несколько опрометчивого предложения зайти, ни в какую атаку не бросалась. Она держалась скованно, робко, но он прекрасно понимал, почему. Она, конечно, девочка еще, наверное, даже не целовалась... Ну, с поцелуями ситуацию он постарается исправить прямо сейчас. Но больше сегодня - ни-ни. Во-первых, Лиз девушка не того сорта, с которой можно вытворять что угодно, ее очень легко спугнуть или вообще обидеть, во-вторых, в любой момент может явиться эта ее соседка, в-третьих, у него с собой ни черта нет. Он оставил бумажник Ноэлю, чтобы тот расплатился в баре, а там, кроме денег и банковских карточек, он таскал и презервативы. Так что лучше сразу подготовить себя к тому, что продолжение банкета ему сегодня не светит.
   Эх, ему ли было не знать, что это такое - остановиться, когда в его объятиях девушка, которую он хочет до умопомрачения, которая согласна на все, но он понимает, что нельзя. Он гордился своей самодисциплиной. В свои шестнадцать он уже много раз спал с девушками, но ни разу даже не пробовал без презерватива. И не собирался рисковать. Конечно, точно он ничего не знал, но, судя по молодости его родителей и по их сложной и драматичной истории, догадывался, что сам он появился на свет случайно, и для себя лично никаких случайностей не собирался допускать. Нет, сегодня он выдержит планку, даже несмотря на то, что неудовлетворенное, распаленное влечение уже почти причиняет боль. Но пока... хотя бы немного... не заходя ниже пояса...
   Лиз суетилась вокруг него, пытаясь чего-то убирать, спрятала под подушку кружевные трусики (он был прав - ее кровать действительно та, на которой сидел котенок), выудила из бара бутылку спрайта и протянула ему, забыв, видимо, что он - тот самый парень, который пьет молоко, как балда. Томми перехватил ее, когда она собиралась вытащить свою сумку, в которой, вроде бы, была плитка 'Линдта' (а шоколад он тоже ел крайне редко и буквально по крошке за раз):
   - Лиз, я не хочу ни шоколад, ни спрайт.
   - А...
   Прежде чем она успела что-то ответить, оказалась на его коленях на собственной кровати. Он нежно привлек ее к себе. Посмотрел в ее синие глаза, светящиеся на взволнованной мордашке с веснушками на вздернутом носике. Взял небольшую паузу, подцепил рыжую прядку, завивающуюся смешной спиралькой, улыбнулся ей ласковой, дразнящей улыбкой.
   - Томми, - прошептала Лиз, опуская легкую ладонь на его грудь. - Томми...
   - Да, милая, - Он склонился к ней и помедлил несколько секунд, чтобы убедиться, что чутье его не обмануло. Ее горячая ладошка, которая жгла его сквозь тонкую футболку, не отталкивала его, ее глаза влажно мерцали прямо перед ним. О, да, малышка. Ее едва ощутимое теплое дыхание на его лице, нежная кожа под его пальцами... От любви и желания кружилась голова. Его губы накрыли ее губы, даря ей первый в ее жизни поцелуй. Его левая рука лежала на ее боку, на ребрах, и он ощущал ее сердцебиение. Она замерла в его руках, не сопротивляясь и никак не поощряя его двигаться дальше, но он и не ждал какого-то поощрения.
   - Томми, - прошептала она, будто забыв, что на свете есть много-много других слов. Он понимал, что остановиться будет ужасно трудно. Он уже не мог остановиться. Ему следовало бы ссадить ее с колен, вежливо пожелать спокойной ночи и откланяться: помимо прочего, он отлично знал, что ничего так не распаляет девушек, как непонятное и необъяснимое бегство парня, но сейчас никакой возможности остановиться у него не было. Сейчас, когда его пальцы лежали на ее голом боку, ее грудь в этой голубой штуковине была почти у него под носом, а его безумная, каменно-твердая эрекция упиралась в ее бедро, ни о какой остановке и речи не было. Его могла бы остановить только пуля в сердце. Ну или, как вариант, ушат холодной воды. Он целовал ее сначала в губы, потом в шею, в ключицы, ниже было уже неудобно, потому что она сидела у него на коленях.
   Ни о чем уже не в силах думать (клапан работал исправно!), он уложил ее на кровать, ее попка все еще была у него на коленях. Бедра приподняты, ее впалый животик под его рукой. Он гладил нежную кожу, ощущал тонкие камушки тазовых косточек, дуги нижних ребер, колючую звездочку пирсинга, а потом Томми оказался рядом с ней на кровати, расстегнул две пуговки на ее полупрозрачной белой рубашке и потянулся к ее лифчику.
   Щелчок замка прозвучал для Лиз как выстрел, а Томми даже не услышал. Только когда Лиз отпихнула его, а из коридора раздался незнакомый девичий голос, который спросил по-французски 'Эй, Лиз, спишь?', он опомнился.
   Лиз издала тихий задыхающийся вскрик:
   - Амели!
   - Ты не одна?
   Лиз спрыгнула с его колен, пытаясь застегнуть свою рубашку. Вспыхнул яркий свет, в комнату вошла темноволосая девушка.
   Томми сразу понял, что эту майку со стразами, валяющуюся на кровати, она просто забыла надеть. Но она вполне обошлась и без майки - на ней был шелковый пиджак, под которым весьма отчетливо виднелось голое тело. В вошедшей для Томми не было ни грамма тайны. Таких девушек он видел за версту, их много, и за неимением лучшего они вполне пригодны к коротким спринтам. Ну на одну, максимум на две ночи, если нет никого поинтереснее на примете (в полном соответствии с мудрым высказыванием - 'За неимением горничных, ... дворников'). Давалка обыкновенная, подвид - 'Купи мне вон ту финтифлюшку, красавчик'. Она с интересом уставилась на парня, сидящего на кровати ее соседки, демонстративно подняла брови и осмотрела его с головы до ног.
   - Так-так-так, - протянула девушка. - И кто это у нас тут? Лиз, он говорит по-французски?
   - Говорит, - нехотя ответил он. - Спокойной ночи, девушки. Лиз, увидимся завтра?
   Он поднялся с кровати под насмешливым взглядом Амели, которая внимательно разглядывала солидную выпуклость под его джинсами. Она протянула:
   - Думаю, кое-кому тут до спокойной ночи еще очень далеко.
   Проигнорировав ее, Томми повернулся к Лиз:
   - Удачи завтра, малыш. Если сможем проснуться пораньше, пойдем с Кидом за тебя поболеем.
   - Спасибо, - пролепетала Лиз. Томми прикоснулся губами к ее щеке и спокойно вышел из номера.
  
   Немного постояв в пустом коридоре, он направился к лифтам. Его номер был на этаж выше, Томми мог подняться по лестнице, но он был слишком взбудоражен, чтобы идти спать. Хотя привык перед соревнованиями ложиться вовремя (и в гордом одиночестве). Сейчас сна не было ни в одном глазу. Он спустился вниз и, даже не взглянув в сторону бара, вышел на улицу.
   Январская ночь была холодная, а он в футболке, но ничего, он ненадолго. Он должен был посмотреть на свою машину. Не то чтобы у него была хоть тень сомнения, но разговор с отцом здорово повлиял, то, что надо, чтобы охладить чересчур горячую голову. Кугар стоял неподалеку от въезда на стоянку отеля, и Томми еще издали заметил двоих полицейских около автомобиля. Он невольно ускорил шаги, с трудом сдерживаясь, чтобы не пуститься бегом. Один из полицейских поднял голову и увидел его, что-то сказал другому, который сидел на корточках, разглядывая бампер 'кугара'.
   Несколько шагов, и парень остановился перед ними. Тренированный спортсмен не мог сильно запыхаться от быстрого шага, но от волнения его дыхание сильно участилось, и облачка пара таяли в морозном ночном воздухе.
   - Ваша машина? - спросил один из полицейских.
   - Да, - выдавил юноша.
   - Придется проехать с нами.
   - Зачем? - в панике спросил Томми. - Я ничего не сделал! Я не сбивал никого!
   - Если не сбивали, откуда знаете, что речь об этом?
   - Мне папа позвонил. Сказал. Посмотрите на машину! Если бы кого-то на ней сбили, было бы видно!
   - Посмотрели, - согласился один. - А поговорим в участке.
   От волнения Томми начал заикаться:
   - Я не... я не могу ехать! У меня завтра... соревнования, и я...
   - Нам жаль, парень, - сказал второй. - Но речь идет о смерти человека, девятнадцатилетней девушки, и вам придется нас простить и выполнить наше требование.
   - Я могу хотя бы сходить и надеть куртку? - жалобно спросил Томми. - Я обещаю, что не сбегу. Я выйду к вам через несколько минут.
   - Хорошо. Заодно прихватите документы.
  
   Ноэль уже успел принять душ, разгуливал по номеру голышом. Услышав щелчок замка, сказал с сарказмом:
   - Полночь, кретин. Опять не выспишься и сольешь старт.
   - Знаю, - тоскливо сказал Томми, завидуя брату, что тот спокойно ляжет спать. Если что, Ноэль мог бы послужить дополнительным свидетелем невиновности Томми в гибели девушки, но пока рано было его дергать. Томми просто сказал: - Меня арестовали. - Его голос дрогнул.
   - Чего?! - пораженный брат повернулся к Томми, будто надеясь увидеть, что тот его разыгрывает.
   - Когда мы ехали через Вербье, попали на камеру. Я превышал скорость. А там где-то неподалеку сбили насмерть девушку. Теперь, наверное, меня обвинят.
   - Чушь, - отрезал четырнадцатилетний Ноэль, который в последние годы чаще проводил время с учебниками и книгами, чем на склоне на лыжах. - Во-первых, чтобы тебя обвинили, должны доказать твою вину. Если у них доказано только то, что ты превышал скорость, то за это не арестовывают. Во-вторых, тебе что - обвинение предъявили?
   - Нет. Просто сказали проехать в отделение.
   - Ну и никто тебя не арестовывал. Допросят, осмотрят машину и все. - Ноэль натянул трусы и потянулся за джинсами.
   - А ты-то куда собрался? - подозрительно спросил Томми, который уже сунул в карман свою ид-карту, надел куртку и нахлобучил дурацкий фан-колпак, который у него сходил за шапку.
   - Присмотрю, чтобы они тебя лапать не начали, - серьезно объяснил Ноэль, но, увидев выражение лица брата, тут же поправился: - Шутка. Тебе не помешает свидетель, так или иначе.
   - Тебя никто не звал. Ложись спать.
   - Ага, щас. - Кид влез в полосатый бело-синий свитер и вытащил из шкафа пуховик и ботинки. - Пошли, я готов.
   - Тебя все равно отправят обратно.
   - Пусть только попытаются. Ты имеешь право опираться на показания свидетелей.
   Братья вышли на улицу, продолжая переругиваться на ходу - старший настаивал на том, что младший должен вернуться в номер и лечь спать, младший возражал, что не оставит брата одного. Полицейские ждали около машины.
   - Простите, молодой человек, а вы кто?
   - Его брат. Мы ехали вместе.
   - Сколько вам лет?
   - Четырнадцать.
   - Мы не имеем права допрашивать вас в качестве свидетеля без присутствия ваших родителей. Вернитесь в отель.
   - А Томми можете?
   - Томасу 16 лет, его можем.
   - А я позову Гая, - сказал Ноэль, дернув Томми за рукав. - Слышишь, Биг. Родителей тут рядом нет, значит, пусть будет тренер.
   Полицейские переглянулись. Ноэль подбавил масла в огонь:
   - Если папа узнает, что тебя допрашивали без родителей, нам та-аак влетит!
   Полицейские снова переглянулись, отлично поняв, что этот шустрый малец хотел сказать.
   - Гай - это кто? - спросил один из них.
   - Наш тренер из SC Лаутербруннен. Гай Магерини. Давайте я за ним сбегаю. - Ноэль прямо подпрыгивал на месте, демонстрируя готовность лететь за тренером сию секунду.
   - Хорошо, - сказал полицейский. - Давай, одна нога здесь, другая там.
   Гай Магерини, который тренировал лыжный клуб Лаутербруннен, нашелся в лобби-баре (не в том, из которого недавно ушли мальчишки и Лиз). Он сразу изъявил готовность поехать в участок. На него можно было положиться. В его присутствии тут же выяснилось, что полицейские не собирались задерживать Томми, а просто хотели приватно побеседовать без протокола. Тут же согласились не ехать в полицию, а поговорить прямо здесь. Томми проезжал через Вербье примерно в то же время, когда на соседней улице произошла трагедия, так, может, видел что-то?
   Томми ничего не видел. А Ноэль снова встрял:
   - Нас подрезал какой-то бес на мицубиси-эклипс. Он ехал еще быстрее, чем мы.
   Полицейские уже в который раз переглянулись.
   - Какого цвета, не заметил?
   - Темный какой-то. Не скажу точнее. Была ночь, фонари горели, плохо цвет видно.
   Поняв, что больше из мальчиков ничего не вытянуть, старший из двух полицейских сказал Гаю:
   - Было бы неплохо, если бы вы, как тренер, поговорили с их родителями. Парням 16 и 14, ездить без взрослых они не имеют права, а старший вообще без тормозов, как бы с ними беды не случилось.
   - Понял, офицер. Поговорю с их отцом. Позвоню сегодня же, - пообещал Гай, не планируя выполнять свое обещание. Пусть мальчики нормально откатают старт. От успеха ребят из Лаутербруннена зависели премии их тренеров. Ну а там дальше видно будет. Если придется к слову - скажет.
   - Идите спать, парни, - велел он, и мальчишек как ветром сдуло.
  
   Томми был на ногах уже в восемь и растормошил брата:
   - Вставай, быстро, а то я пойду один.
   Ноэль сунул голову под подушку:
   - Чего в такую рань, баклан?
   - Я хочу посмотреть на Лиз. У нее гигант с утра.
   - А у нас в двенадцать?
   - У вас в двенадцать, а у нас даже в час тридцать, - сказал Томми. - Ну давай, тетеря, вылезай уже! А то точно без тебя пойду.
   - Встаю, - нехотя пробормотал Ноэль, спуская на пол ноги и кое-как открывая сонные зелено-ореховые глаза с полметровыми ресницами. - Шизоид. Лег бы да поспал еще час. А то свой старт сольешь.
   - Хватит бухтеть, сопляк, - оборвал его Томми. - Не хочешь идти, ложись да спи, нафиг ты мне там нужен.
   - Хрен тебе, - Ноэль почти наощупь поплелся в душ.
   Если бы кто-то из родителей имел возможность наблюдать эту сцену, он был бы неподдельно удивлен. Оба заядлые совы, братья ненавидели ранние подъемы, и вставали до девяти утра, только если это было совершенно необходимо. Школа или соревнования. Но просто пойти поболеть за кого-то... ну уж дудки. Томми тоже удивился, что Ноэль собрался идти. Он-то сам ладно, пойти поболеть за свою девушку - святое, а мелкий вполне мог бы и поспать. Ему и в голову не приходило, что и Ноэль искренне считал Лиз уже почти своей подружкой.
   Они спустились в ресторан, проглотили по кружке кофе с парой тостов, переоделись в стартовики и куртки, взяли подготовленные лыжи для гиганта и на ски-бусе выдвинулись к подъемникам. День был ясный и солнечный, с утра было -18, но к полудню, возможно, прогреется до ноля. Младшим девчонкам по этой причине можно было даже позавидовать - трасса при -18 не разобьется и останется приятно-жесткой. С другой стороны, ждать старта при таком холоде - тоже приятного мало.
   Просмотр трассы только объявили, когда парни поднялись наверх, к старту. Кто-то из судей на подходе к старту спросил их, не перепутали ли они время, сейчас будут соревноваться девочки 14-15 лет, на что Ноэль ответил с апломбом 'А мы трансгендеры', за что получил леща от Томми.
   - Говори за себя! - прорычал старший Ромингер, который в подобных щекотливых вопросах почему-то лишался чувства юмора.
   - За себя? Не вопрос. Я по праву соревнуюсь в категории юношей 14-15 лет.
   Неизвестно, что Томми ответил бы на такую честную и правдивую отповедь, потому что в этот момент они увидели Лиззи.
   Неподалеку от старта стояла группа девушек, у одной из них кудрявые рыжие волосы, собранные в хвост, вырывались на спину из-под шлема. На ней красовался стартовый номер 28. Ее тонкую высокую фигуру обтягивал фиолетово-серебристый стартовик, в одной руке она держала палки, второй придерживала пару Россиньолов. Не сговариваясь, парни ускорили шаг, а потом перешли на бег.
   Томми опередил брата на пару шагов, позвал с подхода:
   - Лиз?
   Девушка обернулась, робко заулыбалась:
   - Томми. Ноэль... Привет.
   Старший из братьев хотел было поцеловать ее, но вокруг было столько людей, и все с интересом косились на них, поэтому он нерешительно затоптался на месте. А младший был хитрее - накинул на Лиз свою куртку.
   - Спасибо, - девушка вспыхнула. - Сейчас просмотр, я не могу...
   - Да брось, - засмеялся Ноэль. - Успеешь снять. Тебе сейчас главное - не замерзнуть.
   Кончик носа Лиз покраснел от холода, было видно, как ей нравится этот длинный темно-синий мальчишечий пуховик. Томми стоял рядом, его голубые глаза метали молнии, он ужасно жалел, что Ноэль сообразил раньше него. Пока он думал про поцелуи и объятия, Кид вылез куда более конструктивно. Что Томми мог сделать сейчас? В голову ничего не приходило. Это же он, Томми, вчера целовал ее, это он повалил ее на кровать и... Черт! Парень решительно сдернул с шеи шарф и нахлобучил на Лиз, обмотал ее, чуть не придушив. Теперь Лиз вся покраснела, не только нос. Кто-то из девушек вокруг захихикал, но большинство все же вытаращились на красавчика разинув рот. Он был чертовски хорош в серо-синем стартовике и фиолетовом шлеме, даже несмотря на то, что так злился.
   Ему ужасно хотелось остаться наедине с мелким и врезать ему от души. Вот правда, рядом оказалась хорошенькая девушка, и Томми напрочь разучился соображать, вел себя, как громила, какой-то питекантроп, а вот Ноэль как раз поступал очень умно. Вчера первый повел Лиззи танцевать, сегодня дал ей куртку. А Томми тупил.
   Он никогда в жизни не бил брата по-настоящему. Он с младенчества помнил, что Ноэль младше и слабее и бить его - просто стремно, недостойно, не по-мужски. Они всегда были друзьями, но кто же знал, что пройдет сколько-то лет и между ними встанет девушка? Им всегда нравились разные девчонки, а сейчас повернулось вот так. Но какой нормальный парень устоит перед Лиз Эртли? У старшего брата просто руки чесались наподдать Ноэлю. Чтобы не дать волю гневу и разочарованию, Томми отвернулся от Кида и Лиз, чувствуя себя полным идиотом.
   Неизвестно, что бы из всего этого получилось, но девушек позвали на просмотр, Лиз вернула Ноэлю пуховик вместе с шарфом Томми и уехала к старту.
   - Вон смотри, - как ни в чем не бывало сказал Ноэль. - Вон то место внизу у забора, за елкой, оттуда очень хорошо видно и половину трассы, и финиш. Пойдем туда.
   Борясь с искушением треснуть Ноэля по-настоящему, Томми прошипел:
   - Оставь ее в покое!
   - Чего это вдруг? - поддразнил младший.
   - У тебя есть девушка!
   - Ой, у тебя есть сто девушек! - отрезал Ноэль и отправился к тому пятачку. Бросаясь следом за ним по узкой полосе между лесом и сеткой, огораживающей трассу, Томми хотел сократить расстояние так, чтобы можно было поговорить, но мелкий несся вниз напрямик. Не подвергая их обоих риску, Томми не мог догнать его. И только когда Ноэль остановился у сетки, а Томми рядом, он рявкнул:
   - Я не об этом говорю! Лиз моя!
   - Почему это твоя? - бросил через плечо Ноэль.
   - Потому что я вчера был с ней!
   - Врешь! - ответил Ноэль без малейшего колебания.
   - С чего ты взял?!
   - Времени не было. Ты ушел ее провожать, а потом пришел, 20 минут прошло, с учетом полиции - не успел бы ты с ней побывать.
   Проклятый продуманный младший брат! Томми никогда не понимал, что у Кида есть такое, что позволяет ему так бить его в каких-то дурацких вопросах. Случись им поменяться местами, Томми бесился бы, что это Ноэль ушел провожать Лиз, а просчитывать время... Полиция... да он и не вспомнил бы!
   Просмотр прошел как обычно - девушки группками съехали по трассе боковым соскальзыванием, где-то останавливались, чтобы разглядеть какую-то комбинацию ворот. Лиз проехала вместе со всеми, Ромингеров она или не заметила, или не узнала, никак не дала им понять, что видит их. Они дружно проследили, как она спускается на финиш и направилась к подъемнику. Братья молчали. Ноэля все устраивало, Томми просто не представлял, что он вообще может тут сказать. Пригрозить мелкому? Сказать 'я тебе ноги вырву, если не отстанешь от Лиз'? Почему-то Томми казалось, что это не сработает. Ноэль не испугается, знает ведь, что это просто болтовня.
   Никогда еще такого не было, чтобы между братьями не находилось тем для разговора, или чтобы их тяготило молчание. Между ними никогда не вставала девушка. Они никогда не злились друг на друга. Все когда-нибудь может случиться в первый раз, но чтобы вот так все сразу... Томми отстегнул лыжи, воткнул в глубокий снег, пристроил к широкой ветке ели. Ноэль проследил за его действиями и сказал:
   - А я поеду вниз, на финиш. Можно будет и результат видеть, и сразу ее поздравить... ну или утешить - смотря как пройдет.
   Вот ведь!.. Почему Томми сам до этого не додумался, это же просто лежало на поверхности? Ноэль умчался вниз, оставив старшего злиться. Томми даже понял, почему он сердится, помимо очевидного. Раньше Ноэль сказал бы не 'я поеду вниз', а 'поехали вниз'. А теперь он как бы решил быть сам по себе, так что ли? Из-за Лиз? Пора переходить к решительным действиям, подумал Томми. Пора завоевывать девушку по-настоящему. То, что могло бы случиться вчера, если бы у него был с собой презерватив и если бы не приперлась эта соседка, как ее там, должно случиться сегодня. Ноэль вряд ли решится на это, он к такому не привык, он и Саре-то своей вставил только недели через две после того, как они начали встречаться. Да слово-то какое, черт, 'встречаться'. Томми почти ни с кем не встречался. Ну может с несколькими девушками, которых он раньше считал, что любит. Ему больше нравилось присунуть и отвалить. Но с Лиз так нельзя, ведь ее он очень любит, с Лиз можно именно встречаться, но сначала лучше все равно сделать ее своей. Для верности. Так он точно выведет из игры брата, который становился опасным. Слишком хорошо соображает. А если Томми сбросит переизбыток сексуальной энергии, он сразу же вспомнит и о том, что его заслуженно считали одним из самых умных учеников в классе, у него включится мозг, а инстинкты помаленьку отойдут на второй план. Для начала... Томми сегодня же завоюет золотую медаль и подарит ее Лиззи, как это сделал Флориан Хайнер, когда делал предложение крестной Макс. Это сработало тогда, и непременно сработает сейчас. Томми даже сейчас прекрасно отдавал себе отчет в том, что он остается тем самым парнем, на которого девушки смотрят раскрыв рты, и, случись ему на глазах у всех подарить Лиз свою медаль, с ней захотят тут же поменяться местами процентов 90 присутствующих девчонок, и она не может этого не понимать. Так он и сделает! Оставалось только надеяться на то, что Ноэль, у которого соревнования раньше на полтора часа, не додумается до такого, и что Томми таки сможет победить.
   Так он стоял в одиночестве около ограждения уже закрытой перед стартом трассы, его взгляд рассеянно скользил по собирающимся зрителям и спортсменам, по сияющим под солнцем снежным горам и елям, и думал. А потом решительно забрал свои лыжи от елки и помчался вниз. К финишу.
  
   В этой группе соревновались 34 девушки. У Лиз стартовый номер был 28. Обычно в детских соревнованиях стартующие не разделялись на группы в соответствии с рейтингом или предыдущими результатами - все всегда решал жребий. Поэтому можно было сказать, что Лиз не повезло - ей нужно долго ждать старта на морозе. И трасса после прохода 27 участниц может быть уже не в изначальном состоянии, хотя с учетом погоды этого, скорее всего, удастся избежать. Томми подумал, стоит ли искать Ноэля, и решил, что определенно стоит. Кид будет у него под присмотром, мало ли что задумает еще.
   Ноэль нашелся довольно быстро. Он, разумеется, устроился в самом стратегически выгодном месте. Томми подъехал, отстегнул лыжи и встал рядом. Спросил по укоренившейся годами привычке:
   - Не замерз?
   Старший брат помнил, что младший, в качестве такового, нуждается в заботе и присмотре. И не только потому, что уж больно хитрожопый вырос, старается перейти дорожку старшему.
   Ноэль ответил вопросом на вопрос:
   - А ты?
   - Я тоже нет, ребе (сноска - обращение к раввину). - Томми в очередной раз поборол искушение отвесить мелкому подзатыльник. Так просто, чтобы обозначить старшинство, а то чего-то Кид борзеет на глазах. По шлему бить, конечно, бесполезно с точки зрения причинения боли или вреда, зато получается звонко и эффектно. Но не врезал - объявили старт первой открывающей. Соревнования начались.
   К старту Лиз стало чуть теплее, объявили, что на финише -10, но трасса отлично держалась. На что Ноэль заметил с удовлетворением:
   - Это хорошо. У меня стартовый номер 3.
   Томми промолчал в ответ. Девочки и мальчики младшей возрастной категории соревновались на одной и той же трассе, без переустановки, а старшие ребята должны были проходить другую трассу, которую должны были установить к 12.00. Отсюда до той трассы был небольшой спуск, а потом еще несколько минут езды на подъемнике. Постановка и критерии трасс для каждого возраста были разные. Конечно, для старших спортсменов трасса была длинней, круче и сложней технически, а расстановка ворот с большим ходом для достижения высокой скорости. Для самых старших спортсменов (группа, в которой был заявлен и Фил Эртли) трассы уже ничем не отличались от трасс Кубка Мира. А для чемпионата Швейцарии среди юниоров использовали именно те трассы, которые проводили этапы Кубка Мира, например, в Адельбодене или Санкт-Моритце.
   Когда Лиззи появилась на пороге стартовой будки, мальчики насторожились. До того им было все равно, как сложится гонка - Томми не соизволил поболеть ни за кого из девушек, которых он отлично знал (некоторых даже знал весьма интимно), а Ноэль обратил внимание на некоторых своих приятельниц из Лаутербруннена. Одна из них пока была на втором месте (к большой радости Гая Магерини). На третьем красовалась одна из девушек из Граубюндена - та самая Хелло Китти, которую вчера Томми так обломал вечером. Первое же место занимала девушка из Цюриха. Красотой она отнюдь не блистала, была мощная и угловатая, и никто из мальчиков не положил на нее глаз.
   Лиз стартовала под приветствия своих одноклубниц и одноклубников. Томми и Ноэль заметили, что их довольно много, и не порадовались - кажется, помимо них, на рыженькую милашку обратили внимание очень многие, конкуренция росла. Но Томми боялся только Ноэля - просто потому что знал, что тот чертовски умен и изворотлив для своего возраста. Мама в шутку называла его Интриган фон Интриган, имея в виду, что тот весь в папашу, но Томми пару раз уже замечал, что Кид иногда умудряется обводить отца вокруг пальца - что-то, являющееся для Томми несбыточной мечтой. Старшего сына Отто видел просто насквозь и отлавливал попытку финта заранее.
   Для младших соревнования проводили в одной попытке, и это было хорошо, потому что, если бы делали вторую, Томми ее не смог бы посмотреть: ему нужно было бы сразу после окончания первой попытки и Лиз, и Ноэля уходить на свой старт.
   Томми не мог оторвать взгляд от девушки, которая летела по трассе, изящно и легко обходя шесты. Она просто порхала, и парень улыбался до ушей, глядя на нее. Лиз. Сегодня она снилась ему. Не полиция, не машина, а Лиз. Во сне он целовал ее, пытался расстегнуть ее лифчик, но каждый раз ему что-то мешало. Соседка, а потом появился учитель физики, а потом он вдруг раз - и перенесся на старт каких-то соревнований. Нужно сделать так, чтобы все получилось наяву!
   А наяву Лиз мчалась по трассе. Ноэль пробормотал:
   - Очень близко к флагам. Опять может вылететь.
   - Опять? - переспросил Томми.
   - Она вчера сошла. В самом начале трассы.
   - Откуда ты знаешь? - ревниво спросил брат.
   - Она мне рассказала, - пожал плечами Ноэль. - Когда танцевали.
   - А что она еще рассказала?
   - Успокойся, ничего.
   Томми и Лиз почти не разговаривали, пока танцевали. Какие там разговоры! Он запомнил это ощущение, которое охватило его, когда он сомкнул пальцы на талии Лиззи. В голове стало как-то мутно, накатило головокружение, кровь во всем теле вскипела, в паху стало так горячо, а мощная эрекция чудом не порвала штаны. Как тут говорить? Что тут сказать? 'Пойдем в постель, детка?' Ага, так этот номер и прокатил с Лиз Эртли! Дала бы по морде, и все кино.
   С Лиз надо действовать постепенно. Нежно. Он должен показать ей свою любовь. Не желание, а именно любовь. Он должен добиться, чтобы и она его... ну... в общем... тогда и до постели дело может дойти.
   Пока он думал, Лиззи уже неслась через последнюю серию ворот перед финишем. Томми машинально отмечал небольшие шероховатости ее прохождения. Тут разножка, там недокантовка, почти везде рискованная, совсем слаломная близость к флагам, а вот юз, украл пару десятых, но все обошлось. Пригнувшись и сгруппировавшись, девушка пролетела под финишной аркой.
   Вторая!!!
   Не веря своим глазам, она смотрела на табло, где красовалось ее время - 55.43 - и разница во времени с первым местом. 0,21!
   Лиз смеялась, запрокинув голову, отщелкнула крепления, подняла одну из своих лыж (Россиньол) и поцеловала скользяк. А потом оглядела зрителей, которые бурно приветствовали ее.
   Томми ощутил внезапный прилив страха. А если она не подойдет к ним? А ему надо было встать подальше от Ноэля, тогда сразу стало бы ясно, кого из них она предпочитает. Но Лиз искала взглядом именно его... или Ноэля... Другие парни проследили с завистью, как девочка, которая так внезапно привлекла их внимание, направляется к Ромингерам. Почему, черт бы его подрал, этому белобрысому Томми всегда достаются лучшие девчонки? Но Лиз не выбрала именно Томми. Она позволила обоим братьям обнять себя и поцеловать в щечку.
   - Поздравляю, Лиззи! Это было просто невероятно! - сказал Ноэль.
   - Будем надеяться, из оставшихся тебя никто не обойдет, - заметил Томми.
   Следующая участница финишировала пятой.
   - Есть еще двое сильнее меня, - сказала Лиз.
   - Красивей точно нет, - сказал Ноэль, с невинным видом отразив гневный взгляд Томми. Старший процедил:
   - После вчера тебе должно было повезти.
   - Как я прошла? Я была не слишком ужасная? - переживала Лиз, пока тридцатая финишировала восьмой.
   - Ну, у тебя были кое-какие ошибки, - сказал Томми и начал честно излагать свои наблюдения: - Ты паршиво кантуешься, но при этом у тебя слишком большая разножка. Ты слишком часто стараешься закрыться, и тебя это пару раз чуть не свалило. Ну и зачем так кидаться на флаги? Спорим, ты вчера именно из-за шеста вылетела? А тот юз между 5 и 6 воротами снизу, это вообще какой-то детский сад, Лиззи. Тебе он стоил полсекунды минимум. Не лоханулась бы ты так, тебя бы эта кобыла не обошла.
   К концу его тирады у Лиз пылали щеки. А Ноэль сказал мягко:
   - Ты была просто супер, солнышко. На тебя было невероятно приятно смотреть.
   Тут Томми уже не выдержал и попытался незаметно ущипнуть брата в бок. Но не смог зацепиться за плотный эластичный стартовик под курткой, да и Лиз явно заметила. Томми был готов завыть в голос. Теперь он не только предстал перед любимой каким-то неотесанным дикарем и грубияном, раскритиковал ее именно тогда, когда ей были нужны добрые и приятные слова, но еще и выставил Кида этаким мучеником за любовь. Почему, ну почему он такой идиот?!?
   К счастью, соревнования закончились, у Лиз осталось второе место. И тут, уже после награждения, мистер Тупой Мачо получил неожиданный и незаслуженный шанс. Лиз улыбнулась ему:
   - Помню, что ты хотел поучить меня танцевать и рисовать. Может, заодно и поможешь научиться просчитывать траекторию?
   Томми прямо подскочил от восторга:
   - Да, Лиззи!
   Ноэль насупился. Впрочем, ему было время выдвигаться на свой старт.
  
   Лиз, которая на сегодня отстрелялась, надела теплую сиреневую куртку, заменила шлем на бело-розовую шапочку с меховым помпоном, а лыжные ботинки на мягкие и теплые замшевые сапожки, и они с Томми остались на финише ждать соревнований мальчиков 14-15 лет. Трассу инспектировали, равняли, все это время Лиз и Томми искали темы для разговора.
   - В ноябре у меня уже было первое место в юниорских по супергиганту, - похвастался Томми.
   - А меня еще не выпускают на супер-джи, - пожаловалась Лиз.
   - Кида тоже. Начнут выпускать с осени, когда вам уже будет полных 15. Это правила FIS.
   - Эй, Томми, - пропела девушка в сине-розовом стартовике, на который была накинута парка, отороченная мехом. Это была никто иная, как занявшая обидное четвертое место Хэллоу Китти. - Не хочешь поздравить меня, красавчик? - Она полоснула Лиз ненавидящим взглядом.
   - Поздравляю, - сухо сказал он и обернулся к Лиз со своей самой лучшей улыбкой:
   - Не замерзла? Хочешь горячего кофе? У меня есть термос.
   - Вообще-то я терпеть не могу кофе, - улыбнулась ему девушка.
   - Я хочу, - отозвалась Китти.
   - Вон кафе. - Томми был резок до грубости. Но ему не была интересна настырная девица. Уже и Китти поняла и отшвартовалась, а Томми мысленно застонал от наигранности всей сцены. Прямо все его хотят, а он хочет только Элизабет Эртли.
   - А что ты любишь - чай? - спросил он.
   - Горячий шоколад, - сказала Лиз.
   - Здорово! Пойдем в кафе.
   - Нет, я хочу посмотреть Ноэля.
   У Кида был стартовый номер 3, ему повезло, а вот Томми - нет. Мало того, что у него номер был 25, так еще и скорый финиш брата лишал его возможности побыть с Лиз наедине подольше и попытаться укрепить свои позиции.
   Томми не мог бы даже вспомнить, сколько раз до этого дня он болел за брата. Наверное, с тех пор, как мелкий вышел на соревнования впервые. Ему было 5, а Томми 7. Или что-то около того. И всегда, каждый раз, искренне желал братишке победы. Но вот сегодня... упс.
   Пусть это будет второе место. Или третье. А еще лучше - четвертое. Томми не мог отдать брату шанс завоевать для Лиз победу. Ну уж нет, это сделает только он, Томас Леон Ромингер. Поэтому, когда они с Лиз устроились у финиша в ожидании начала соревнований, Томми нервничал так, как никогда прежде. Сегодня у него должно быть золото, а у Ноэля - не должно. Как тут не занервничать?
   Лиз украдкой покосилась на него. Его близость волновала ее, пугала, будоражила, интриговала... Очень красивый парень. А то, как он откровенно положил на нее глаз, ее одновременно радовало и очень сильно напрягало. Каково это - обзавестись парнем?
   Когда он ушел от нее вчера вечером, Лиз была уверена, что не уснет до утра. Она была так взволнована, не могла найти себе места, отбивалась от любопытства Амели, сказала, что ужасно устала и хочет спать. Бормотал телевизор, Амели болтала по телефону с кем-то из парней, а Лиз свернулась калачиком под одеялом и вспоминала, что было, когда Томми пошел ее провожать.
   Вспоминала, как он обнял ее, как его губы прижались к ее губам. Господи, в этот момент она просто чуть не потеряла сознание. Пульс, бешеное сердцебиение, головокружение, сумасшедшее, абсолютно незнакомое до сих пор сочетание дикого страха и одновременно яркого восторга, - наверное, если бы ей захотелось подобрать подходящее сравнение, ближе всего оказались бы американские горки. Медленный подъем, когда от нетерпения хочется поторопить поезд, потом... головокружительное падение в пропасть, сердце замирает от страха, а потом стремительно взмываешь вверх, к солнцу... Томми... Лиз смаковала воспоминания о поцелуе, как это ощущалось, когда она почувствовала его властные, горячие губы, нетерпеливые, ласковые и, наверное, очень опытные... Стальные мускулы, широкие плечи, большие ладони, твердый живот, и что-то еще более твердое, упирающееся в ее бедро, в низ живота. Лиз знала, что. Господи, ей было так страшно. И хотелось понять, что это такое - мужчина, и все же она боялась, и знала, что нельзя так рано, что она обещала Фаби, а когда-то и своей маме, что не будет с этим спешить, но Томми, Томми... Его голубые глаза светились на точеном, прекрасном лице, он так улыбался ей, и она понимала, что и она его волнует до глубины души.
   А еще Ноэль. К нему она тоже испытывала какие-то странные чувства. Он такой славный, милый, с ним так здорово поболтать, как с папой, Фаби или Филом, он мальчишка-ровесник, с ним весело и ничуть не страшно. Спокойно и безопасно, и нет этого невероятного коктейля эмоций, как с его старшим братом.
   Вспомнив про Фила, Лиз почувствовала, что ее сердце сжалось. Бедный Фил, бедная Ванесса. До чего жалко их обоих! Лиз вспомнила, как приезжала к ним в гости после тренировки перед Рождеством, они жили недалеко от подъемников в Вейзонна. Ван такая красивая была, она сыграла для Лиз на гитаре, так, что девочка даже пожалела, что ее никогда ни на чем не учили играть. И почему-то ей вспомнилась записка, примагниченная к холодильнику на кухне - розовым маркером нарисовано сердечко и написано 'люблю тебя, Фил, до вечера!'. Эта записка ее просто пронзила. Лиззи вспомнила, что ее папа и Фаби тоже очень любили друг друга и периодически попадали оба в цейтноты, связанные с работой, и тогда тоже общались посредством вотс-ап, смс и записок на холодильнике, но эти записки всегда были сугубо по хозяйству: 'кто освободится пораньше, заедьте на ферму за молоком' или 'Лиз, посиди с двойняшками с 13.00 до 14.30' или 'вызовите мастера, коротит посудомойка'. А тут - 'люблю'. Вот так. Лиззи вдруг представила себя и Томми, живущими вместе в такой же квартирке в Вербье, рядом с подъемником и с видом на трассы из кухонного окна, с запиской 'Люблю тебя, Томми' на холодильнике, и с еще одной рядом - 'И я тебя люблю, Лиз'. И огромная деревянная кровать в комнате, на которой они спали бы. На что это похоже - спать с мужчиной? Она знала теоретически, в кино это показывали часто, и подружки болтали, и все еще в детском саду знали, что такое секс, но переходить к практике спешили далеко не все. Лиз была уверена, что Томми давно уже не мальчик, да и Ноэль, при такой внешности, тоже. Оба красавчики, хотя и разные.
   Она сама не заметила, как уснула. А сегодня... Сегодня история должна была продолжаться. И Лиз сама не понимала, чего ей больше хочется - изведать притягательную опасность в объятиях Томми или тепло и спокойствие рядом с Ноэлем...
  
   - На старте номер 3, Ноэль Ромингер, Лаутербруннен. Тренер - Гай Магерини.
   Томми замер, Лиз взволнованно смотрела на трассу. Довольно короткая, детская, спортсмена видно с финиша уже через 15-17 секунд после старта. Вон он. Техничный, сопляк, - подумал Томми. Не делает ничего из того, за что брат критиковал Лиз. Никаких тебе лишних движений и заходов, почти без юза, закантовка острая и грамотная, даже риск дозирован идеально. Но вот такое ощущение, будто едет вполкантика, никуда не торопясь, будто медаль не стоит на кону. Будто ему пофиг, выиграет он или нет, просто идет статистический старт, и не имеет значение, будет ли Ноэль лучше или хуже всех, или в серединке. Томми знал, что даже несмотря на все это, Ноэль выигрывал довольно часто. Только не сегодня, пожалуйста! Он стиснул руку Лиз, глядя, как брат закладывает изящные виражи.
   Он еще не дошел до того, чтобы желать брату поражения, падения. Он только просил спортивную удачу, чтобы Ноэль занял второе или третье место. Только не золото. Пожалуйста, только не золото! Но его мольбы услышаны явно не были. Ноэль шикарно финишировал с потрясающим результатом 53.88. Это было, кстати, почти на две с половиной секунды быстрее Лиз, которая заняла второе место на этой же трассе!
   Вместе с Лиз и остальными Томми вопил от восторга, в душе умирая от страха. Но нашел чем себя утешить - ведь Ноэль был всего лишь третьим, впереди еще 44 человека, кто-нибудь да обгонит. Он представлял себе, кто еще из сильных оставался наверху. Жослен Пфайфер из их же Лаутербруннена делал Ноэля почти всегда. Он должен был стартовать четырнадцатым. Ренцо Керсен двадцатый, тоже очень сильный гонщик из Тичино. Тридцать девятый Бенуа Гайяр, пожалуй, самый сильных из них всех. Мощный пятнадцатилетний парень из Кран-Монтана, почти одноклубник Лиз, во всяком случае земляк, тоже валлизер. В прошлом году, когда Томми еще был с ним в одной возрастной группе, именно Гайяр был тем самым парнем, который вполне мог привезти старшему из братьев секунду или даже больше. Было бы удивительно, если бы он сейчас не обыграл Ноэля. Вспомнив о существовании этого монстра, Томми приободрился, наверное, впервые за всю свою карьеру. До сих пор этот чертов киборг Бен был для него этаким пугалом. Пусть и младше на год. Ну на полгода, если уж точнее. Он январский. Жаль, что ждать так долго.
   Ноэль подкатил к Лиз и брату, и Томми постарался не очень сильно играть желваками при виде того, как Лиззи бросилась на шею Киду и запечатлела звонкий поцелуй на его щеке под маской.
   - Это было супер, Ноэль! Ты так классно прошел! И надо же, время такое, это что-то изумительное! Правда, Томми?
   - Правда, - с неподдельным энтузиазмом воскликнул тот. - Клевая работа, Кид.
   Тот насмешливо посмотрел на старшего брата, и Томми показалось, не в первый уже раз, что Ноэль видит его насквозь. Кид ухмыльнулся:
   - Кажется, у меня начинается мания величия.
   Томми поднял бровь:
   - Что ты знаешь о мании величия, жалкий человечишка?
   Лиз захохотала. Стартовый номер четыре финишировал вторым. Пятый - тоже вторым (сдвинув предыдущего на позицию вниз).
   Как бы отключиться на часик, чтоб никто ничего не заметил? - с тоской размышлял Томми. - Стоять вот так столбом и ждать, сделает ли кто-нибудь Ноэля - просто выше его сил. Невозможно. И гадко. Никогда в жизни Томми не болел против Ноэля. Он всегда любил своего младшего брата. Они с рождения были разными, но стояли друг за друга горой. До сих пор не было такого, чтобы Томми не оказывался вовремя рядом, чтобы защитить. От хулиганов на школьном дворе. От наказания за самовольное отсутствие в спортивном лагере. От огромного паука в раннем детстве. Оба брата дико боялись пауков, но когда трехлетний Ноэль заплакал, увидев паука на своей коленке, четырехлетний Томми самоотверженно сбил обидчика щелчком. Хотя и боялся сам до потери пульса. И вот... сейчас он стоит тут, как мудак, и болеет против брата. А вчера Ноэль заступился за него. Вышел к полиции, чтобы подтвердить невиновность Томми и, главное, сообразил позвать Магерини. Вот это было вообще супер-маневром. Томми сам от страха забыл обо всем на свете. А сейчас стоял, пропади все пропадом, и болел ПРОТИВ своего младшего брата. Стоит ли этого хоть одна девка на свете, черт подери?
   Он постарался не смотреть в сторону Лиз, смотрел на трассу и заставлял себя желать очередному спортсмену проигрыша. Номер 6 - четвертый. 7 - седьмой. 8 - вообще сошел. Ура!!! Так он промучился еще несколько номеров, а потом Лиз вдруг взяла его под руку и прижалась, посмотрела на него своими синими-синими глазищами, от которых он сходил с ума, и его оборона покатилась к чертовой матери. Лиз стоила всего. Даже несмотря на то, что второй рукой она приобняла Ноэля. Смелая, что ли? Лиз красавица, его любимая девочка. А он - слизняк. Последняя сволочь будет желать поражения своему брату. Томми впитал это с молоком матери. Родители всегда старались, чтобы сыновья росли дружными, лучшими друзьями, опорой и поддержкой друг другу. Но стоило появиться красивой девочке - и гормоны перевесили все на свете. Томми сжал зубы. Черт.
   Лиз опять замерзла. Даже в своей теплой куртке. На этот раз Томми сообразил первым и с готовностью стащил свой теплый светло-серый с зелеными вставками пуховик. Лиз благодарно посмотрела на него, но пуховик не взяла:
   - Тебе нельзя мерзнуть перед стартом. Пойдем в кафе, погреемся.
   Мальчишки охотно согласились. Томми - чтобы не торчать тут и не умирать медленной смертью в ожидании, пока кто-то из соперников обойдет Ноэля. Кид - потому что ему в принципе было довольно мало дела до того, будет у него золото или нет. Томми надеялся, что, когда они вылезут из кафе, все уже как-то решится.
   Он с трудом высидел пятнадцать минут в помещении, где никак не дублировались результаты гонки. Потом вышел на улицу под предлогом, что, кажется, уронил где-то часы. Ничего глупее он не мог придумать. Он вообще часы не надел. Они остались в отеле. Ноэль, который отлично знал об этом, удивленно покосился, но ничего не сказал.
   Финишировал двадцать восьмой. Ноэль ВСЕ ЕЩЕ был первым. Пфайфер был пока шестым. Керсен - вторым. До старта Гайара оставалось еще десять человек. Томми вернулся в кафе - торчать на улице так долго, давая возможность Ноэлю охмурять Лиззи в его отсутствие, он тоже ничуть не хотел. Он ненавидел и презирал себя. Правда, отключиться бы как-нибудь, пока все не разрешится, пока гонка не кончится.
   И вот гонка кончилась, и в кафе хлынула толпа веселых, растрепанных спортсменов. Тут же толпа окружила Ноэля и начала поздравлять его с победой. С победой. Даже Бен Гайар поздравил.
   - Как ты съехал? - спросил его Томми. Валлизер пожал плечами:
   - Две сотых сверху.
   Ну вот что это было такое? У Кида золото. Ноэль Ромингер взял да и выиграл эти дурацкие соревнования по гигантскому слалому. Нормально?!
   Томми уже некогда было ждать награждения. В кафе ввалился Магерини и завыл:
   - Ромингер! Какого хрена ты тут жопу греешь?! Вали быстро на свою трассу. Просмотр через три минуты начнется!
   Больше тянуть было нельзя. Томми вскочил на ноги, рывком поднял с кресла Лиз и на глазах у всех обнял. Прорычал, с жадностью глядя на ее растерянную веснушчатую мордашку:
   - Поцелуй меня. Прямо сейчас.
   Девушка побледнела, замерла, ее ротик чуть приоткрылся. Времени ждать, пока она решится, не было. Томми с силой прижал ее к себе и поцеловал в губы. А потом, не дожидаясь ее реакции, развернулся и вылетел из кафе.
   - Мы приедем! - крикнул Кид ему вслед.
   Вдруг Ноэль подарит Лиз медаль?!
  
   У Томми уже не было шансов успеть к началу просмотра вместе со всеми своими одноклубниками. Их должен был вести один из младших тренеров, помощник Магерини. Как и следовало ожидать, они вышли на просмотр примерно на десять минут раньше, чем старший из братьев примчался к старту.
   - Ты опоздал. Трасса закрыта для просмотра, сынок, - сказал стартовый судья, скользнув взглядом по Томми. Тот посмотрел - какая-то группа еще была в самом низу трассы - и горячо взмолился:
   - Пустите, пожалуйста! Очень прошу! Я буду на финише одновременно с теми!
   Судья пожал плечами и молча открыл стартовую калитку.
   Томми заскользил вниз, очень стараясь насколько возможно запомнить расположение ворот. Гигант был его не самой любимой дисциплиной, но это не значило, что он не сможет выиграть. Еще как сможет. Соперники у него были довольно сильные, не слабее него или Гайара, но он и их умел обходить, если ему это было ну очень нужно, а сегодня это было нужнее, чем когда бы то ни было до сих пор.
   Он добрался до финиша одновременно с последней группой на просмотре и отправился на подъемник, по пути высматривая, не подъехали ли еще Лиз и Ноэль.
   Соревнования начались. Одним из первых призов должен был стать комплект снаряжения Россиньол, и парни вокруг обсуждали, что это зачетный приз, но Томми так не думал. Для него главным призом должна была стать золотая медаль, которую он подарит Лиз. А снаряга... Вот именно в этом плане у Томми и Ноэля затруднений не было.
   Их отец, став президентом крупного производителя защитного оборудования для горных лыж и сноуборда, постепенно расширял товарную линейку. Теперь компания 'Дорелль' выпускала все, кроме непосредственно горных лыж. Но это тоже было вопросом времени, переговоры уже велись, техники и инженеры уже проектировали первые пробные модели. Пока братья катались на 'Хэде', зато все остальное - стартовики, ботинки, палки, гарды, шлемы, маски, верхняя одежда - было из топовых линеек 'Дорелль'. С Ноэлем отец даже не поленился заключить спонсорское соглашение, чтобы младшенький тоже заработал сколько-нибудь, тем более, что он и подходил для такой работенки отлично. Таким образом, у обоих братьев были свои деньги, хотя у Томми, конечно, намного больше, и оба имели к ним весьма ограниченный доступ, как и положено по закону. Но в деньгах на карманные расходы оба особого недостатка не испытывали. За сегодняшнее золото Ноэль получит приличные призовые, около 15000 франков. А Томми, если выиграет, не получит ничего... Кроме медали для Лиз. И кроме самой Лиз, разумеется.
   А если ему дадут комплект амуняги, ее, как и всегда, передадут тем из одноклубников, кто в ней больше всех нуждался. Таких всегда хватает. Магерини решит этот вопрос сам. Кстати, сами Томми и Ноэль делали проект оформления для одной из подростковых моделей сноубордов. Их эта работа настолько захватила, что они даже в Сочельник еле оторвались от своих ноутбуков.
   Соревнования начались. Томми шатался по стартовой площадке, не находя себе места от нетерпения и волнения. Иногда подходил к ограждению, чтобы попытаться разглядеть кого-нибудь в собравшейся на финише толпе. Но это было совершенно бесполезно. Сверху издали он видел только какую-то темную массу. 800 метров - длина трассы. Он смотрел, как его соперники стартуют, запомнил первую часть трассы, до тех пор, как резкий уход в крутизну скрывал нижнюю часть. Он разминался, болтался туда-сюда, болтать ему не хотелось, хотя двое парней любопытствовали, что это за симпатичная рыженькая ЧИКА, с которой он вчера вечером ушел из бара. Они очень удивились, когда он процедил в ответ, что это не чика, а его девушка.
   Когда ему дали старт, он уже мечтал о том, чтобы все это быстрее кончилось. День был такой длинный. От волнения у него кружилась голова.
   Стартовая калитка, прут омеги упирается в ботинок. Зуммер. Томми рванул вниз.
   Он хорошо запомнил верхнюю часть (впрочем, многие другие тоже не преминули это сделать). Но он летел так, что оставшиеся на старте соперники только глазели на него, разинув рот. Он реально шел очень быстро. На этих соревнованиях не давались промежуточные засечки, но никто из тех, кто смотрел, не сомневался в том, что Томми самый быстрый.
   Все волнение и нервотрепка последних часов будто остались за стартовой калиткой. Томми был абсолютно сосредоточен и хладнокровен. Он не помнил, зачем и почему ему так нужна победа, но знал точно, что эта победа - цель всего его существования на данный момент. Он не слышал ничего за свистом ветра. Обходя ворота, он уже знал, как он выйдет на следующие несколько пар. Томми Ромингер был будущий мастер, и все это понимали.
   До финиша оставалось метров сто пятьдесят, шесть пар ворот, и именно тут случилась беда. Небольшая техническая ошибка - неверное распределение давления в угоду скорости, перенос веса на пятки... Необратимая потеря контроля над собственным телом, над направлением движения. Он отчаянно попытался выправить ход, но ему это было уже не под силу. Он вылетел на виду у всего мира. На виду у одноклубников, у брата, у тренеров. У Лиз. В ярости на несправедливость того, что с ним произошло, Томми ударил кулаком по снегу. У него в жизни не было старта важнее... и провала обиднее.
   - Эй, цел? - к нему торопился кто-то из трассовых судей.
   - Да, - буркнул парень.
   - Почему знак не подал? Вставай, освобождай полотно.
   Томми огляделся. Он сидел на снегу сбоку трассы, как идиот. Ему уже были слышны крики толпы внизу. Он начал вставать. Он не получил травму от падения, даже почти не ушибся, но ему было плохо, как, наверное, никогда до сих пор. Глядя, как он подбирает отстегнувшуюся от падения правую лыжу и защелкивает крепление, судья сказал:
   - Не расстраивайся, парень. Сегодня не твой день.
   Томми едва видел, куда едет. Он снова разревелся, как дебил, маска запотела изнутри. Он скользил вниз, к тем, кто видел его провал. Он слил эти соревнования, как убогий тюфяк. Сейчас он хотел бы дематериализоваться, чтобы не видеть тех, кто ждал его на финише. Он представил насмешку в глазах Ноэля. И Лиз. Они засмеют его. А он... жалкий, униженный, в слезах, будет стоять перед ними как оплеванный.
   Но он не умел дематериализоваться. Более того - он был обязан убрать свою задницу с трассы как можно скорее, чтобы дали старт оставшимся двадцати восьми участникам. Он ехал практически вслепую.
   Он хотел к маме. Все дети в их семье, когда что-то шло не так, прибегали не к отцу, который мог свернуть горы, когда требовались какие-то реальные действия, а именно к маме, которая могла помочь, когда ничего уже нельзя было исправить. Можно было просто посидеть рядом с ней, посмотреть, как она готовит или рисует, помочь ей подрезать розовые кусты, поговорить о чем-нибудь... а если было совсем плохо - даже поплакать. Если было так плохо, как ему сейчас - можно было поплакать, уткнувшись лицом ей в колени. А она бы молча погладила по голове, и почему-то становилось легче. Правда. Но мама была на Майорке. Томми было интересно - а их папа, супермен, когда-нибудь делал так? Искал утешения у мамы? Наверное, нет...
   Конечно, Лиз и Ноэль были первыми, кого он увидел на финише. Сейчас он должен будет предстать перед любимой девушкой и братом, вот так - жалкий лузер в роскошной амуняге. Он видел их смутно, но не хотел снимать маску, чтобы никто не мог разглядеть, что он зареванный, как последняя девчонка.
   Он очень хотел бы сейчас остаться один, успокоиться, привести в порядок физиономию, чтобы никто не заметил слез, и уже тогда встречаться лицом к лицу с проигрышем и зрителями этого провала. Томми всегда считал для себя супер-важным уметь сохранить лицо. Так, как это умел делать его па. Сын еще помнил, как он спокойно отреагировал, узнав, что его транспортную компанию кошмарят, акции обрушились на 38% и спасти 'БВР' от банкротства невозможно. Но отец и партнеры все же спасли, пусть и потеряли очень много денег.
   Но это отец, ему проще, а как Томми может спасти ситуацию и при этом сохранить лицо? Ведь он вынужден прийти к Лиз и брату после обидного поражения. Ноэль просто молча хлопнул брата по плечу, а Лиз с сочувствием спросила:
   - Как ты, Томми? Не ушибся?
   О, черт. Он молча помотал головой. Говорить он тоже не мог. У него бы голос дрожал, было бы слышно, что он плакал. Лиз сказала:
   - Ужасно жаль, Томми. Ты так хорошо шел. Так обидно.
   Томми стоял рядом с ней, опустив голову. Ноэль первым сообразил, что нужно делать:
   - Поехали в отель. Тут уже нечего ловить.
   Слава Богу! Нет, ему все-таки здорово повезло с братом. Томми сам не мог предложить этого, а Кид додумался. Лиз с беспокойством смотрела на неудачника, он со стыдом, неловко отворачивался. Черт, он не хотел, чтобы она догадалась, что он раскис. Ноэль догадался, но перед ним не стыдно. Томми начал выбираться из толпы. Ничего, через минуту все это кончится, он рванет вниз, на ходу окончательно успокоится, встречный ветер высушит слезы, и он будет готов снова общаться и снова поворачиваться ко всему миру лицом.
   Пока он выбирался из толпы, приятели, одноклубники, соперники засыпали его вопросами:
   - Как ты, Томми?
   - Обидно, наверное?
   - Почему ты вылетел?
   - Ладно, фигня, не корову проиграл.
   - Не расстраивайся, в следующий раз всех надерешь...
   - Завтра супер-джи... Или тренька?
   Он пробирался сквозь толпу спортсменов и болельщиков, Ноэль и Лиз следом. Наконец, можно было взять разгон...
   От выката со склона до их отеля было буквально 30 метров, и, когда они остановились, Томми уже вполне пришел в себя. Он повернулся к Лиз:
   - Что сейчас? Когда я тебя увижу?
   - Я отдохну немного, - сказала она.
   - Потом... пойдем куда-нибудь? В бар или в кафе? Или просто погуляем?
   Ноэль задумчиво послушал их разговор и вдруг сказал:
   - Ладно, Биг, я в номер. Устал. Пока, Лиззи.
   Томми удивленно посмотрел на него. По интонации Ноэля было слышно, что он принял какое-то решение.
   - Пока, - ответила девушка, растерянно переглянувшись с Томми. Ноэль улыбнулся. На его шее блестела золотая медаль. Он развернулся, подхватил лыжи и пошел ко входу в отель.
   - Ту так что, Лиззи? - спросил Томми. - Потом... Я зайду за тобой?
   - Хорошо.
   - Часа через два, ладно? В четыре?
   Она улыбнулась и кивнула. И тогда Томми нежно обнял ее и привлек к себе. Она замерла в его объятиях, подняла лицо к нему, и он поцеловал ее.
   - Не расстраивайся из-за падения, - ласково сказала девочка. - Ты так здорово шел. Завтра у тебя точно все получится, вот увидишь.
   - Ладно. - Он снова прикоснулся к ее губам. - Лиззи. Ты такая красивая.
   - Спасибо. - Он никак не мог расстаться с ней. Выпустить ее из рук. Провести какие-то два часа без нее. Невозможно.
   - Мы... скоро увидимся. Пусти меня, Томми, - попросила она.
   Ему ничего не оставалось, кроме как поцеловать ее еще раз и отпустить.
  
   Ноэль в одних трусах валялся на кровати. Золотая медаль гордо свисала с зеркала. Его бирюзово-черный стартовик был небрежно брошен на кресло, скомканное синее термобелье - на стол. Томми примерно так же поступил со своими шмотками, дополнив ими воцарившийся в комнате бардак. Ну а что, мамы тут нет, некому заставить парней навести порядок, и они ловили определенный кайф в бесконтрольном милом сердцу беспорядке. Когда-то братья услышали, как папа Лиз определил порядок, как удобную хозяину форму беспорядка, взяли эту мудрость на вооружение и бессменно оперировали ею в спорах с родителями по поводу уборки.
   - Ну? - сказал Ноэль, лениво повернув голову к старшему брату. - Еще порыдаешь или уже забьешь? Или Лиззи утешила?
   - Думаю, чего ты ноги сделал? - Томми с размаху бросился на свою постель. Ноэль ухмыльнулся:
   - А я вышел из игры.
   - О чем ты?
   - О Лиз.
   - Да?! - насторожился Томми. - Почему?
   - Не люблю ввязываться в заведомо бесперспективные дела. Она на тебя запала. Ну и на хрен мне вам мешать?
   - Кто сказал, что на меня?
   - А то я слепой и ни фига не вижу.
   Томми подумал секунду и кивнул:
   - Я тебя понял.
   - Родителям будем звонить, понятливый ты мой?
   - Звони. Заодно расскажи про вчерашнюю полицию.
  
   Томми уснул еще до того, как Ноэль принес из коридора свой мобильник. Сквозь сон слышал, как брат объясняет, что Биг дрыхнет без задних ног. Он проснулся только когда запищал таймер на его телефоне, установленный на без десяти четыре. Ноэль сошел с дистанции, дорога к Лиз казалась теперь восхитительно прямой и легкой. Он быстро натянул джинсы, зеленовато-голубой свитер и армейские ботинки. Ноэль спал. Ну и хорошо. Томми схватил куртку и вышел в коридор.
   Интересно, эта самая Лиззина соседка тоже в номере? Впрочем, если честно, она совершенно не интересовала Томми, разве что хотелось потискать Лиз в номере, что возможно, только если они будут наедине. Но Амели была на месте, вертелась перед зеркалом в коридоре в почти голом виде. Томми еле успел это заметить, потому что Лиз вылетела из номера ему навстречу, как пробка.
   - Привет! Томми, у Жасмин сегодня день рождения, она устраивает пижамную вечеринку! - тараторила Лиз. - Она пригласила меня, а я спросила, можно ли прийти с тобой и с Ноэлем, и она разрешила!
   О как! День рождения, пижамная вечеринка, наверняка всякие интересные игры, в которые играют на подобных тусовках, ну типа бутылочки. Неплохая идея.
   - Ну давай пойдем.
   - Томми, начало в восемь, а мне просто не в чем пойти!
   - Как это не в чем? - не понял он. - У тебя пижамы нет?
   Лиз с упреком посмотрела на него:
   - Ну ты чего? Есть у меня пижама. Только она... ну как тебе сказать. Неинтересная. Детская.
   - Тогда пойдем купим что-нибудь, - весело предложил Томми, который вдруг сообразил, что и у него с дресс-кодом для пижамной вечеринки есть проблемы. - И я себе тоже куплю. И подарок. Ну как?
   - Класс! - Лиз захлопала в ладошки. Она была такая милая в своем сиреневом пуховике и бело-розовой шапочке. - Пойдем скорее! Давай купим Жасмин мягкого игрушечного медвежонка, она их собирает!
   - Давай, - великодушно согласился Томми. - И какое-нибудь украшение. Ну, чтобы оправдать приход двух лишних гостей. Она любит украшения?
   - Конечно, любит, - кивнула Лиз. И они направились по улице к центру городка, где было много маленьких, элегантных, безобразно дорогих бутиков. По пути Томми позвонил Ноэлю (разбудил) и предупредил того о том, что он тоже приглашен. Кид зевнул и сказал, что тоже пойдет прикупит себе какие-нибудь парадные пижамные штаны.
   Томми знал, что не может покупать по-настоящему дорогие вещи без разрешения родителей, но, к счастью, ему хватило ума перед выездом в Церматт в течение нескольких дней обналичивать по тысяче франков со своей карты. Наличными он мог платить без проблем, правда, тоже в определенных законом пределах. Но это тоже не проблема - можно платить в разных магазинах, в каждом выкупая максимум. Если это дурацкое украшение окажется слишком дорогим - он удвоит свой лимит, передав половину суммы Лиз. Ювелирный магазинчик попался по пути одним из первых. Лиз тут же запала на серьги в витрине, они стоили в пределах лимита.
   - Я хочу тебе тоже что-нибудь купить, - сказал Томми.
   - У меня же не день рождения.
   - Ну и что? Я просто хочу сделать тебе приятное.
   Девушка порозовела от смущения:
   - Так не полагается, Томми.
   - Но почему?
   - Потому что... мне Фаби рассказывала, так не полагается. Девушке можно подарить книгу, букет цветов или коробку конфет. Не больше.
   - Это какие-то старомодные правила, - запротестовал парень. - Я все равно тебе что-нибудь куплю. Просто я хочу, чтобы тебе вещь нравилась. Я ничего не понимаю в этих ваших цацках, и, скорее всего, не угадаю.
   - Томми, все равно нельзя так делать! - краснела Лиз. Видно было, что ей и хочется, и она не смеет на это отважиться.
   - Бэйби, - ласково сказал Томми, наклоняясь к ней и прикасаясь горячими губами к ее пунцовой от смущения щечке. - Я куплю тебе букет цветов за столько же денег, сколько стоят эти серьги. Куда ты денешь такую вязанку? Тебе их поставить-то некуда будет! Ну же, детка. Я так хочу тебя порадовать.
   Лиз зажмурилась, отвернулась от него:
   - Томми, ну чего ты ко мне пристаешь? Ну нельзя, меня будут ругать папа и Фаби, если я что-то у тебя приму!
   - А ты не говори, что это я. Скажи - денежный приз за серебряную медаль.
   - Папа все равно узнает, что я наврала.
   - Да я тебя умоляю, твой папа ни за что не заметит, что у тебя появилась какая-нибудь новая висюлька. А если заметит, откуда ему знать, что она дорогая? Лиз, я ведь много зарабатываю. У меня рекламный контракт с 'Айк' и еще несколько. Я могу себе позволить что угодно, слышишь? Я могу подарить своей девушке бриллианты или изумруды!
   - Разве я твоя девушка? - Лиз была уже совсем пунцовая от замешательства, смущения и к тому же от жары - они же были в верхней одежде в помещении, но сейчас она умудрилась покраснеть еще сильнее. Прямо помидорка.
   - Конечно, бэйби, - Томми прямо тут, в магазине, поцеловал ее в губы. - Ты моя девушка. Правда. Мне никто не нужен, кроме тебя, моя детка.
   - Томми, но я... так нельзя...
   Ее сопротивление явно начало слабеть.
   - Лиз, я сегодня хотел подарить тебе медаль, - тихо сказал Томми. - Я так волновался, что я это сделаю, что в итоге по-дурацки вылетел. Как последний лузер. Ну пожалуйста, раз не вышло с медалью, позволь мне подарить тебе что-нибудь! Я слил старт. Должно же хотя бы сейчас повезти!
   Это был серьезный аргумент. Девушка дрогнула, опустила глаза.
   - Ну... хорошо.
   Она выбрала себе цепочку с маленькой сапфировой подвеской. Изящное сердечко в оправе из белого золота. Томми тут же вытащил деньги.
  
   В соседнем бутике Лиз выбрала себе пеньюар для пижамной вечеринки. Это была стильная и очень сексуальная вещичка. Ярко-голубой прозрачный шелк, серебристо-белое кружево. Томми не увидел ее в примерочной, потому что ему пришлось выбирать что-то для себя. Он выбрал огромные и совершенно идиотские трусы на резинке, что-то вроде диких семейников, на бледно-розовом фоне зайчики Плейбой. К этому ужасу Томми умудрился подобрать-таки на свой 42-й размер ноги тапки в виде розовых зайчиков. Даже если Лиз будет смеяться над ним - он будет сегодня именно в таком виде. Розовые зайчики для лузера - самое то. Он не должен пыжиться, стараясь превзойти сегодняшних победителей. Он - победитель не хуже. Он завоюет не золото, а красивейшую девушку Швейцарии. Он сделает это.
   Томми ухмыльнулся. Само его явление в зайчиках утрет нос всем, кто воображает, что он рвет на себе волосы от того, что слил гонку. Когда Лиз вышла из примерочной с блестящими глазами и улыбкой во всю мордашку, он стоял около кассы уже с фирменным пакетом, в котором лежали его приобретения. С детской непосредственностью, которая в ней еще иногда просыпалась, Лиз схватила пакет и заглянула. Ее личико вытянулось, когда она вытащила за ухо розовый шлепанец-зайчик:
   - Я это не надену, ты что, с ума сошел?
   - Я надену, - невинным тоном ответил Томми. - Я бы тебе такое и не предложил.
   - Ты?! - пораженно переспросила Лиз. - Томми, ты в розовых зайчиках?
   - Это же прикольно.
   - Ни один мальчишка не надел бы такие!
   - Чепуха, - рассмеялся он. - А в чем я, по-твоему, должен идти? В костюме Бэтмена? Вот это был бы идиотизм!
   - Но зайчики, Томми...
   - Лиззи, я продул гигант. На мне зайчики. Но самая красивая девушка на свете все равно со мной. Правда ведь?
   Лиз вспыхнула:
   - Конечно. Я...
   - Это самое главное. - Он обнял ее, на секунду прижал к себе. - И еще, бэйби, не забывай - это просто забавно. Ты это хочешь купить? Давай. - Томми шагнул к кассе и протянул кассирше банкноту.
   Оба проголодались, поэтому, когда вышли из магазина, решили зайти в кафе, которое было напротив. А потом купили огромного плюшевого медведя в валисской шляпе и вернулись в отель. По пути Томми думал, куда бы им пойти, чтобы хоть немного побыть вдвоем. До вечеринки оставалось чуть меньше часа. У него в номере Ноэль, у Лиз - эта ее нахальная соседка. Но им повезло - на выходе из лифта они столкнулись с Ноэлем. Кид позевывал на ходу - только что проснулся.
   - Куда собрался? - спросил Томми.
   - Покупать какую-нибудь хрень для вечеринки. Ты уже купил?
   - Ага.
   - Покажи.
   У Ноэля содержимое одного из пакетов не вызвало никакого недоумения, он только широко ухмыльнулся - своеобразный юмор Бига был ему хорошо знаком.
   - Подарок вы тоже купили?
   - Да. Ты можешь купить цветы. Все-таки к девушке идем.
   - Ну да, - кивнул Ноэль. - Лиз, а эта девушка красивая?
   - Ну... наверное. У нее есть парень. Зак Амье.
   - Опять мне не повезло, - хмыкнул Ноэль.
   Пока они болтали, лифт, на котором спустился Ноэль, уже уехал, и, пока Томми думал, как позвать Лиз к себе в номер, открылся другой лифт, и из него выплыла соседка Лиз под ручку с каким-то типом из ски-клуба Бриг. Вот так оно и бывает: или оба номера заняты, и уединиться негде, или оба свободны - выбирай - не хочу.
   - Встретимся на вечеринке, - сказала Амели. - Вам времени может и хватить... если красавчик...
   - Ну до вечера, киса, - Томми с усмешкой оглядел девицу.
  
   Лиз попросила Томми, чтобы он пришел к ней сразу же, как только переоденется.
   - И мы пойдем вместе. Ну... на вечеринку. Ты посмотришь и скажешь... не слишком ли по-дурацки я выгляжу?
   Смешно. Ни за что в жизни он бы не сказал, что она выглядит по-дурацки. Такая красавица не может выглядеть по-дурацки!
   - Ладно, - сказал он. - А ты посмотришь на меня. Но я точно знаю, что буду выглядеть по-дурацки.
   - Не будешь. Даже в розовых зайчиках.
   Они поднимались в лифте. Томми снова поцеловал девушку:
   - Парень не может не выглядеть по-идиотски в розовых зайчиках.
   - Не такой, как ты, - уверенно возразила Лиз. - Обещай, что все скажешь честно.
   - А ты обидишься, - поддразнил он ее. - Ты же обиделась, когда я тебе сказал про твои ошибки, когда ты проходила трассу сегодня.
   - Не буду обижаться, обещаю.
   В своем номере Томми быстро расшвырял одежду где попало, принял душ, насухо вытерся полотенцем и надел свои блистательные розовые семейные трусы. Да, вещь улетная. Наверное, не будь Томми настолько подкачан, эта штука смотрелась бы совсем по-дебильному. Но его расчет оправдался - сейчас он выглядел откровенно стебно. И не последним штрихом этого стеба были розовые пушистые тапочки-зайчики с воинственно торчащими ушами на огромных ступнях почти 43 размера. Парень ухмыльнулся и выдавил на ладонь немного мусса для волос. Если нанести всю эту ерунду на волосы надо лбом - это будет совсем запредельно. Он будет выглядеть, как ирокез. Можно теперь и отправляться к Лиз. Томми завернулся в белый банный халат, один из тех, которые предоставлялись всем гостям отеля, сунул магнитную карту в карман и вышел.
   - Классные тапочки, - сказал ему один из гостей, встретившихся в коридоре.
   - Спасибо, - светски поблагодарил Томми и вызвал лифт.
   Он постучал в дверь Лиз, не в силах сдержать улыбку. Сейчас он увидит ее. Наедине. И поцелует. И потрогает. И, может быть, увидит ее голенькой. Как ему хотелось видеть ее! И... спешить он не будет. Он сделает ее своей... но не в спешке. Всему свое время. Ну... небольшое время, конечно. Но у них всего час. Потом вечеринка. А вот потом... О, потом - совсем другое дело.
   Он простоял под дверью несколько секунд прежде чем сообразил, что пора бы уже ему и войти. А Лиз не открывала. Что за дела? Куда убежала?
   Пока он соображал, поскрестись в дверь еще разок или еще немного подождать, замок щелкнул.
   Дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы в щель пролез любопытный розовый нос зайца на правой ноге, но тактичный Томми не воспользовался стратегическим преимуществом. Он обаятельно улыбнулся и лукаво спросил:
   - Впустишь меня, красавица? А то охотничий сезон еще не кончился. Боюсь за заек.
   Лиз не удержалась от улыбки и открыла дверь. На ней тоже был белый махровый халат, точно такой же, как и у Томми, только запахнутый до шеи и туго-натуго перетянутый толстым поясом. Томми надеялся, что она сразу покажется ему в наряде для пижамной вечеринки. Но, видимо, она прятала наряд под халатом, как и он, кстати.
   - Ну, смейся, - великодушно разрешил он, сбрасывая халат и выпрямляясь перед ней. Лиз не смеялась. Она разглядывала его широко распахнутыми синими глазами, ее ротик чуть приоткрылся. Когда Томми видел ее розовые разомкнутые губки, кровь приливала к паху со страшной силой, в голове становилось пусто, холодно и гулко, как на закрытом катке глубокой ночью. Ему тут же стало слегка неуютно, шорты топорщились на самом его непослушном месте, и это он еще не видел Лиз без халата! Господи, да он на этой пижама-пати и без зайчиков станет просто гвоздем программы - мальчиком-торчком! Девушка разглядывала его, ее пальцы аж побелели, так плотно она вцепилась в ворот халата, будто боялась, что он сейчас же начнет сдирать с нее эту сбрую. Он почему-то решил, что она боится его. Ему и в голову не пришло, что она любуется, разглядывает его, запоминает его тело до малейшей черточки. Ну а руки, сжимающие халат... Есть тут отчего заволноваться.
   - Ну, засмейся уже, - ласково сказал он, пытаясь вернуть контроль над ситуацией.
   - Хи-хи, - тихонько прошептала Лиз и медленно потянула пояс халата.
   Томми с трудом сглотнул и забыл, что надо дышать. Толстая махровая ткань разошлась под руками девушки, халат мягко опустился на пол. Лиз выпрямилась. Ее щеки горели, глаза были опущены, поза оставалась очень напряженной. Томми не мог ничего сделать для того, чтобы успокоить ее, ему это и в голову не приходило. Господи, какая она... Какая красивая.
   Ей очень идет голубой цвет. Коротенькие голубые шортики свободно облегают узкие бедра и оставляют почти полностью открытыми длинные стройные ноги. В отличие от Томми, на ноги Лиз надела белые комнатные туфельки на небольшом каблучке, которые не скрывали от взглядов покрытые серебристо-розовым лаком ноготки и тонкое серебряное колечко на большом пальце ноги. Томми поднял взгляд выше. Почувствовав это, Лиз моментально стянула на груди полупрозрачную накидушку из того же голубого шелка, отороченную серебристым кружевом. Но он успел увидеть на миг тот самый вчерашний голубой бюстье на груди и открытый живот с пирсингом. Секунда - и врата рая захлопнулись, скрывая от него все, что он так мечтал видеть. То есть, кое-что, конечно. Видеть он хотел намного больше. Томми смотрел на Лиз, ожидая, что она соберется с духом и позволит ему увидеть костюм, в котором она собралась на пижама-пати, ну не пойдет же она вот так замотавшись и прикрываясь руками? Но Лиз будто одеревенела. Ее руки сжались на груди, комкая нежный голубой шелк, голова была опущена, щеки горели, темно-рыжие светящиеся кудри в беспорядке рассыпались по плечам.
   - Эй, - прошептал Томми и ласково дотронулся до ее рук. - Лиззи...
   - Я не могу, - прошептала она, не поднимая лицо.
   - Что не можешь? Идти на тусовку?
   Она мотнула головой.
   - А что? Показаться мне?
   Она кивнула.
   - Ну, хочешь, надень халат. Я отвернусь. - Только бы она на самом деле не сделала этого! Но она тут же огляделась - а халат на полу. Хотела уже наклониться, но передумала. Это Лиз Эртли - смелая девушка, дочь великих спортсменов, неужели она сдрейфит? Она вызывающе вскинула голову и опустила руки. Полы шелкового пеньюара распахнулись.
   Голубой бюстье был у нее еще вчера, но без него идти, наверное, действительно бы не стоило. Голубой шелк пеньюара был почти совсем прозрачный, и, если девушка не хотела бы, чтобы все рассматривали ее грудь, следовало надеть что-то еще, что она и сделала. К счастью, у нее оказалось это бюстье, которое идеально вписалось в картину. Даже оттенок голубого цвета почти такой же. А эта накидушечка просто очень шла ей и вполне прилично отделяла Лиз от понятия 'в одном белье'. На груди эта штука даже завязывалась, хотя и не сильно много при этом закрывая. Томми стоял столбом (во всех смыслах) и смотрел на нее буквально разинув рот. Настоящее головокружение - все правильно, у мозга уже началось кислородное голодание.
   - Ну... как? - спросила Лиз. Вместо ответа он обнял ее, прижал к себе, начал целовать, как сумасшедший. Потом его губы скользнули вниз, на ее шею, на грудь... Лиз начала отталкивать его:
   - Перестань! Томми! Ну прекрати же!
   Ему стоило огромного труда остановиться, и то только потому, что ему показалось, что она плачет. Он тут же разжал руки. Вскинул взгляд на ее лицо. Она не плакала, но тяжело дышала, в глазах плескался страх. Эх, детка, разве недотрога вроде тебя имеет право быть такой красивой?
   - Ну прости, - сказал он. - Прости, Лиззи. Ты такая прекрасная, что я потерял голову. Прости.
   Она кусала губы:
   - Правда, прекрасная?
   - Очень. Безумно.
   - Покритикуй что-нибудь.
   - Нечего тут критиковать.
   - Ты обманываешь. Просто обидеть боишься.
   Он лихорадочно соображал, что бы такого покритиковать:
   - Ну ладно. Я уверен, что все девушки на этой вечеринке будут с пирсингом. Мне кажется, я вообще до сих пор не видел ни одной девчонки без этой дурацкой пуговицы в пупке. Это как-то слишком одинаково.
   - Не поняла, - Лиз вытаращила глаза. - Тебе не нравится мой пирсинг?
   Томми уже жалел, что поднял тему, но все же решил идти дальше:
   - Не нравится. У всех пирсинг. Надоело.
   - Тогда я его сниму.
   Лиз подняла руки к талии и вдруг замерла:
   - Нет. Я... боюсь.
   - Чего ты боишься?
   - Будет больно. Ты мог бы...
   - Что?
   - Мог бы ты... помочь?
   Oh My God. Помочь?! Она вправду сказала 'помочь' ?!
   - Ты хочешь, чтобы я... снял это?
   - Ну да, - нетерпеливо сказала она. Опустила глаза, залилась краской. - Если тебе не нравится... Я хочу... нравиться тебе.
   Он кое-как перевел дух:
   - Я... ладно. Ложись.
   - Нет! - вскрикнула она, подскочив, как испуганный кролик. Томми тут же торопливо поправился:
   - Тогда встань вот тут, чтобы мне светло было.
   Она стояла перед ним, он сел на кровать, чтобы ее живот был прямо перед его лицом. Он прерывисто вздохнул. С недавних пор, открыв, что у девушек есть не только груди и киски, он научился ценить красоту прочих частей их тел. Он был по-настоящему неравнодушен к красивым девичьим животикам. Лучше, чтобы они были даже не настолько плоскими-впалыми, как у Лиз, ему нравилось легкая округлость. Но и сейчас жаловаться не на что. А уж увидеть ее без пирсинга - наверное, вообще что-то запредельное. Пытаясь сдерживать дыхание, Томми оценил фронт работ.
   Пирс был в общем вполне обычной конструкции. Он их и вправду сотни четыре уже видел. Даже его ма носила похожую штуковину до того, как забеременела своей младшей дочерью Осеанн, которой сейчас 7 лет. Такая штучка из белого металла, довольно маленькая. На одной стороне тонкой штанги - металлический шарик с прозрачным камушком. На другой - звездочка покрупнее, тоже усыпанная блестящими прозрачными стразами. Ну да, довольно красиво, но голый пупок безо всяких украшений должен быть в сто раз лучше. Лиз замерла перед ним, Томми осторожно поднял руки. Его пальцы вдруг показались ему очень толстыми и грубыми. И вообще все тело стало каким-то странным, каким-то... неуправляемым. В висках неистово грохотал пульс, кровь кипела, член стоял торчком, над верхней губой выступил пот, руки дрожали. Господи, в жизни не снимал с девушки пирс. А вдруг он сделает ей больно? А вдруг его сорвет с катушек, и он на нее накинется? А вдруг он просто упадет в обморок от чего-нибудь вроде полного кислородного голодания? Или если вдруг откуда-нибудь появится кровь, он безумно, до обморока боится крови. Вот сейчас бы, наверное, он даже рад был, если бы вдруг ввалилась эта нахалка Амели. Но никто и не собирался мешать их уединению.
   Ну ладно. Лиз ждала... надо брать себя в руки. Тишина... только слышно его дыхание. Лиз, наверное, раздражает то, как он пыхтит. Подросток старался сдерживаться и не сопеть как паровоз. Он осторожно, с величайшей аккуратностью, словно это был контейнер со смертоносным ядом, дотронулся до верхнего шарика. Ничего страшного, все тут понятно, сейчас он снимет эту штуку. Пупок девушки, как обычно, был проколот в верхней части. Шарик находился над проколом, а звездочка - в самом пупке. Все как положено. Нужно просто открутить шарик, взяться за звездочку и осторожненько вынуть всю конструкцию. Вот и все. Минутное дело. Наверное, пора приступать...
   - Томми, - прошептала Лиз.
   - М-м?
   - Ты не мог бы...
   - Что?
   - Осторожней, - ее голосок дрожал. - Мне, правда, страшно. Боюсь, что будет больно.
   - Я очень осторожно, - пробормотал он почти не дыша. И бережно взялся за шарик. Лиз вздрогнула. Томми испугался, что у него начнут дрожать пальцы, но вроде пока обошлось. Он аккуратно открутил шарик. Молясь, чтобы деталька легко отделилась, он потянул - ура, все получилось. Он показал Лиз отделенный шарик:
   - Не больно?
   - Нет. Теперь вытащи ту... штуку.
   - А не боишься, что прокол зарастет? - спросил Томми.
   - Не боюсь. Я... больше не буду его носить.
   - Почему?
   Она снова вспыхнула и пролепетала:
   - Ты же... слышал. Я хочу... нравиться тебе.
   - Ты мне и так очень нравишься.
   - Правда?
   Вместо ответа он чмокнул ее в животик, прямо под пупком.
   - Правда. Господи, я хочу увидеть тебя без этой пуговицы.
   - Тогда убери ее.
   Он с величайшей осторожностью и бережностью взялся за звездочку и вдруг вскинул на Лиз взгляд:
   - Лиззи. А когда... я с этим разберусь... ты можешь... да нет, наверное, ты не захочешь.
   - Чего я не захочу? - Лиз завороженно уставилась в его голубые глаза.
   - Нет, я не должен тебя об этом просить.
   - Я тоже не должна была просить... вытащить пирс. Но я правда боюсь, поэтому и попросила. Ну что, Томми?
   Он точно знал, если бы он не затеял этот спектакль, точно получил бы от нее отказ.
   - Ты обещаешь, что не рассердишься?
   - Обещаю. Что, Томми?
   - Ты покажешь мне твою грудь?
   Она снова вспыхнула:
   - Томми!
   - Ну вот, ты сердишься.
   - Нет. Не сержусь. Ладно. Я... покажу.
   - Правда?
   - Правда.
   - Тогда сейчас... - Он снова прерывисто вздохнул и наклонил голову. Лиз теперь видела его светлую шевелюру с потрясающим мелированием платиновыми бликами и широкие загорелые плечи. Татуировка 'селтик' вокруг правого бицепса притягивала ее с самого начала. Господи, сказал бы ей кто, что она влюбится по уши в парня с мелированием, серьгой в ухе и татуировкой, она бы рассмеялась ему в лицо. А теперь... Они встретились снова меньше суток назад, и за это время он напрочь вытеснил из ее головы все на свете. Она думала только о нем. При взгляде на него ее сердце трепыхалось... замирало... пело. Сейчас, когда он прикасался к ней, она вспоминала его поцелуи. Когда он целовал ее, она теряла себя. Она становилась частью Томми. О да, она позволит ему увидеть свою грудь. Она хотела... да, определенно хотела этого.
   - Сейчас, - его голос прозвучал хрипло. - Я... немного боюсь. Лиз, обещай, что скажешь мне, если будет больно. Я очень не хочу делать тебе больно.
   Вдруг там что-то не так? Он вспомнил, как у его младшей сестренки болели ушки, когда она стала носить серьги, и как она рыдала, когда мама снимала ей серьгу, чтобы обработать дырочку. Ой, некстати воспоминание... у него руки задрожали. И вместе с тем, черт, он возбуждался все сильнее. Он был бешено возбужден. Томми был ужасно недоволен собой. Ему надо быть максимально сосредоточенным и серьезным, аккуратным, а он сидит тут с торчащим концом и любуется ею, как дебил.
   - Обещаю, - выдохнула она. - Томми, не тяни. Давай скорее закончим с этим. Нам уже... совсем скоро идти. А я еще не накрасилась.
   - Ладно, - почти не дыша, пробормотал он. - Только скажи...
   И он осторожно потянул звездочку, каждую секунду боясь услышать вскрик боли. Но несмотря на весь его страх, он дрожал от возбуждения. Капелька пота стекла по виску, дышать трудно, пульс грохочет, сердце больно колотится о ребра. Лиз. Потерпи секундочку...
   Он сам не поверил, что звездочка оказалась на его ладони в один момент. Он не успел испугаться. Лиз не почувствовала никакой боли. Просто раз - и все. Он жадно уставился на ее пупок, прильнул губами, обхватил ее за бедра, прижал к себе. Лиз не сопротивлялась. Ее руки трепали его волосы, гладили шею и плечи. Через секунду она уже оказалась лежащей на спине на той кровати, на которой он только что сидел. А Томми продолжал целовать ее, уже не помня себя. А потом сдвинул вверх ее лифчик.
   Вот. Маленькие, нежные, совсем девичьи, острые, с розовыми сосками. Он только один раз прикоснулся, поцеловал... и опозорился на всю оставшуюся жизнь. Обожгло, когда он понял, что произошло. Он кончил. Прямо в свои жуткие розовые трусы с зайчиками. Как сопляк. С ним такого конфуза не случалось лет с тринадцати. Или даже с двенадцати.
   Рассказать кому, что он обкончался, только удалив девушке пирсинг и увидев ее грудь, его сначала все оборжут, а потом запрут в психушку на всю оставшуюся жизнь. А если Лиз узнает? Нет, она не узнает. Пока она красится, ему придется что-то придумать. Переодеться. Но во что? Он убежит к себе в номер и сотрет все следы преступления влажным полотенцем. Тогда и высохнуть все успеет, и никто ничего не заметит. Да и он, может быть, слегка успокоился и не будет больше так дико заводиться на Лиз. Дождется конца вечеринки и придумает, как, где и когда сделать ее своей.
   - Что случилось? - спросила растерянная Лиз, и Томми сообразил, что он не смог удержать стон. Совсем идиот. Он уронил голову на ее плечо:
   - Прости. Ничего.
   - Тогда... Можно я... Мне нужно накраситься. - Лиз вылезла из-под него, села на кровати, неуклюже прикрывая обнаженную грудь, стягивая вниз бюстье. Ее веснушек было уже не видно на ее пунцовом от смущения личике. Она была красивей всех голливудских кинозвезд, вместе взятых. В другой ситуации Томми непременно сказал бы Лиз, что никакой макияж ей не нужен, но на этот раз у него было чем заняться, пока она красится. Бегом к себе в номер и пытаться привести зайчиков в порядок! Он сел, глядя на нее:
   - Тогда я... на минутку вернусь к себе в номер. Я... забыл телефон. Родители на Майорке, мало ли, будут звонить...
   Лиз кивнула несколько раз, все еще не избавившись от неловкости. Томми неловко спросил:
   - Не болит... ничего? - указывая кивком на ее живот.
   - Нет.
   Он разжал кулак, в котором все еще лежал ее пирс, и протянул девушке:
   - Возьми.
   Она помотала головой:
   - Оставь себе. На память. Мне он больше не нужен.
   Его лицо просветлело:
   - Правда? Тогда... - Он вскинул руки к задней стороне шеи, намереваясь расстегнуть свой чокер с фигуркой леопарда. Но Лиз робко улыбнулась:
   - Нет. Не это. Это слишком хорошо на тебе смотрится. Не снимай.
   Томми тут же достал из уха серьгу и протянул ей. Этот дар был принят более благосклонно. Томми крепко прижал девушку к себе и жарко прошептал в ее ухо:
   - Лиз. Я люблю тебя. Безумно. Я... Господи, Лиз.
   Он испарился из ее номера прежде чем она успела ответить.
  
   Все-таки Томми - большая свинья, что несколькими часами раньше молчаливо, но отчаянно болел против Ноэля. Такой брат - просто лучшее, что может вообще быть у человека. Кид уже был в номере и готов к пижама-пати. На нем были весьма приличные клетчатые зелено-серые шорты, похожие на пижамные, и майка светло-серого цвета с уморительным принтом на груди, на котором был устраивающийся спать ленивец из 'Ледникового периода'. Кид выглядел одновременно забавно и по-домашне-пижамному, и вполне прилично. Увидев брата, он хихикнул:
   - Ах, какие зайчики. Как морковка поживает?
   Зыркнув на него, Томми проворчал:
   - Тебе оказана неслыханная честь. Ты будешь сопровождать на пижама-пати самую красивую девушку Швейцарии. Руки не распускать.
   - Больно надо. А ты-то сам чего?
   - Я сам подойду через несколько минут. Просто уже пора, а у меня... есть кое-какие дела.
   - Знаем мы, какие дела у вашей светлости. Пар стравить над журнальчиком?
   Смешно, но сопляк был недалек от истины. Томми отвесил ему шутливый подзатыльник:
   - Ша, мелочь. Если увижу, что ты плохо работу сделал, ноги оборву.
   Он снял трубку с телефона отеля и набрал номер. Когда заговорил, его тон разительно изменился:
   - Лиз? Прости. Я задержусь на несколько минут. Тебя на вечеринку отведет Ноэль. Хорошо? Я присоединюсь к вам так быстро, как только смогу.
  
   Но все это заняло больше времени, чем он рассчитывал. Мокрое пятно выделялось на хлопке довольно отчетливо, и ему пришлось быстро досушивать трусы феном. Пока он собрался, было уже десять минут девятого. Но, прежде чем отчалить в сторону пати, он бережно завернул пирс Лиззи в мягкую салфетку и спрятал в пакет с документами. Сунул телефон в жалкий рудимент кармана (спасибо, что на трусах оказался хотя бы такой) и вышел.
   Он постучал в дверь номера, в котором устраивали вечеринку, и мысленно пожелал себе удачи. Он шел в незнакомую компанию в розовых тапочках-зайчиках и розовых семейных трусах тоже с зайчиками и до кучи с едва досушенным мокрым пятном на причинном месте. Так что удача ему точно не помешает.
   Он опоздал всего на десять минут! Всего лишь! Но его девушку уже усиленно обхаживал другой.
   Проклятый киборг Бенуа Гайар! Кроме Томми, он тут был единственный с голым торсом. Остальные парни по-приличному надели футболки и майки. Этот же с гордостью демонстрировал свою мускулатуру. Не будь старший из братьев Ромингеров так зол, он бы признал, что Бену было что демонстрировать, как, кстати, и самому Томми. Но дело было не в мускулах.
   На могучей груди Киборга Бена гордо сияла серебряная медаль, выигранная им сегодня.
   Ноэль не надел золотую. А этот демонстрировал свое серебро направо и налево. О Боже, если бы Томми сегодня выиграл! Ноэль поймал злобный взгляд брата и с видом философской покорности судьбе пожал плечами: Бен просто оттер его в сторону.
   Лиз стояла у окна - принцесса в голубом.
   Она выглядела довольно скромно по сравнению с многими другими девушками. Валисские красотки с удовольствием воспользовались пижамной вечеринкой, чтобы продемонстрировать собственные прелести, и их иногда даже на взгляд Томми заносило. К примеру, две малышки перепутали пижамную вечеринку с пляжной и явились в бикини. Еще одна красовалась в стрингах и коротеньком топике. Соседка Лиз Амели надела розовую прозрачную рубашонку, отороченную чем-то вроде лебяжьего меха, которая вообще не оставляла никакого простора для фантазии. Но Томми и смотреть ни на кого из них не хотел, для него в этой комнате существовала только одна девушка. Лиз Эртли. И не только для него. Бен Гайар не сводил с нее глаз. А Лиз смущенно отводила взгляд. Когда она увидела Томми, ее личико засияло. Ласковая улыбка, свет в глазах, нежный румянец. Парень просто рванулся к ней, но его остановила хозяйка вечеринки:
   - Не знаю, кто ты, красавчик, но вход в халатах воспрещен.
   Томми хватило выдержки тормознуть:
   - Ой, прости. А ты, значит, Жасмин?
   Девушка улыбнулась:
   - Лиз предупреждала, что приведет двоих симпатичных парней. С Ноэлем я уже знакома. И, кстати, потрясающие подарки. Спасибо.
   Томми, как вежливый человек, поздравил девушку (Лиз не соврала, Жасмин действительно оказалась ничего себе) и сбросил халат.
   Многие оказавшиеся поблизости девушки не удержали вздох, одна громко протянула:
   - Ух ты! Кто это?
   Лиззи улыбалась, глядя на него. Любой девушке приятно, когда другие восхищаются ее парнем. Томми всегда бросался в глаза, тут уж он ничего не мог поделать, и его уже давно многие замечали, но сейчас, когда он скинул халат и остался в одних розовых трусах с зайчиками, а на его губах вспыхнула провокационная, нахальная улыбка, он был действительно великолепен. Взъерошенные белокурые волосы, сверкающие голубые глаза, потрясающее тело, и этот огонь в каждом движении и взгляде. Он будто искрился, и воздух вокруг него светился, как наэлектризованный. Один из парней спросил Ноэля:
   - Он же продул сегодня, нет?
   Кид ухмыльнулся в ответ:
   - Он об этом уже забыл.
   Тем временем Томми в своих розовых тапках в виде зайчиков прошлепал к окну, у которого стояла Лиз. Под пристальным взглядом Гайара он приобнял девушку и нежно поцеловал в губы:
   - Привет, бэйби. Прости, что я задержался.
   Лиз с облегчением улыбнулась ему:
   - Хорошо, что ты пришел.
   - Скучал, - Томми продолжал обнимать ее, его рука скользнула на ее талию, он прошептал ей в ушко. - Я от тебя без ума.
   Она спрятала личико на его плече:
   - Я... тоже... от тебя.
   Он нежно погладил ее животик, бедро под голубой накидушкой:
   - Самая красивая.
   Тут даже Бену пришлось отшвартоваться: девушка занята, нужно поискать другие пастбища. Но что-то подсказало Томми, что он не сдался совсем. Во всяком случае, на его месте Томми точно не сдался бы. Томми надеялся, что все уже не таращатся на них с Лиз, ну и в самом деле, пижамная вечеринка - событие веселое. Громкая музыка, приглушенный свет, в середине большого номера стоит журнальный столик, заставленный банками с пивом, бокалами с шампанским и газировкой. Томми никогда ничего не ел и не пил на таких вечеринках, хотя, когда он был помоложе, ему этого и хотелось. Теперь он уже просто отвык от вкуса кока-колы и чипсов. Что толку страдать по чему-то, вкус чего ты даже не помнишь? А вот вкус губ Лиз он помнил и теперь отчаянно жаждал ее. Он мечтал снова увидеть ее грудь, снова дотронуться губами до ее сосков и не ограничиться этим.
   А вокруг уже все танцевали. Томми обратил внимание на Ноэля, на котором висла хорошенькая блондиночка из Вейзонна, одетая в желтые шелковые шортики и голубой топ с бантиками. Младший брат не терялся, прижимал ее к себе довольно-таки интимным образом. Ай да Кид! Они проплыли мимо Лиз и Томми под медленную песню Мэрайи Кери' .
   Не спрашивая разрешения и согласия, Томми обнял Лиз, привлек к себе и шагнул вперед, присоединяясь к танцующим. На этот раз ему не хотелось выдавать какую бы то ни было хореографию, он просто обнял девушку, прижал ее к себе и начал целовать, чутко следя за ее реакцией. Она млела... ей было хорошо в его объятиях. Ее сладкие, нежные губы под его поцелуями были такими мягкими и податливыми, ее глаза полузакрыты, одна ее рука лежит на его плече, вторая на талии. А он одной рукой прижимал ее к себе, обняв за бедра, вторая скользила под накидкой по ее голому боку и спине, кончиками пальцев он изредка проникал под пояс ее шорт; их тела были плотно прижаты друг к другу, и единственной преградой выше пояса был ее бюстье. Контакт обнаженной кожи сводил с ума обоих; Лиз было немного страшно: она понимала, к чему все идет, и никак не могла решиться - позволить ли ему идти весь путь или еще рано? Господи, она обещала, обещала, что не будет, кому-то... кому-то любимому и важному для нее... но сейчас она уже не могла думать об этом. Томми вообще не терзался никакими сомнениями. Он любит ее, он ее получит. Она должна принадлежать ему вся, целиком. Пьянящее, крепкое вино первой любви ударило в голову обоим, холодная, звездная январская ночь за окнами отеля соединит их.
  
   Морозный хрустальный воздух, полное безветрие, яркие звезды в небе, замершие вокруг долины заснеженные горы... Все кругом казалось заледеневшим, звонким, хрупким, будто достаточно одного прикосновения, и окружающий мир с хрустальным звоном рассыплется миллиардами ледяных искр... Жизнь продолжается, хотя и трудно в это поверить. Фил Эртли запрокинул голову, глядя в ночное небо. В последние пару дней он потерял чувствительность к холоду, но, наверное, это пройдет вместе с горем. Он понимал умом, что боль утраты не будет вечной. Ему об этом говорили многие. Но сердце отказывалось поверить в это, отказывалось перестать болеть. Прошло уже три дня со смерти Ванессы, вчера утром ее кремировали. Все, что осталось у него от любимой, - несколько фотографий, ее гитара, смс-ки на его телефоне, которые он никогда не сотрет, и заживающая царапинка на его спине.
   - Спускайся вниз, Фил, простынешь.
   Он чуть повернул голову в сторону голоса. Это была жена брата, Фабьенн - человек, с которым ему всегда было спокойно и хорошо. И в этом доме ему тоже всегда было комфортно, а бассейн на крыше он обожал, как и прочие обитатели особняка.
   - Спасибо, Фаби. Мне не холодно.
   - Я так и подумала.
   Молодая женщина устроилась на шезлонге, кутаясь в теплый шерстяной кардиган и грея ладони о толстостенную чашку глинтвейна. Ее саму пробирал мороз, когда она смотрела на Фила, который никак не хотел вылезать из бассейна. В данный момент он лежал на спине в самой глубокой части, поднимающийся от подогретой воды пар почти скрывал его.
   - Минус четырнадцать, - сказала она негромко.
   - Правда? Я и не заметил.
   Фаби вздохнула. Он был младше нее на восемь лет, но иногда казалось, будто он такой же ее сын, как четырехлетние близнецы. Лиз - дочь мужа Фаби, Фил - его брат, но и та, и другой всегда были для нее точно такими же детьми, как родные сыновья. И она любила их всех.
   - Меня очень беспокоит Лиз, - сказала она, отчаявшись выманить парня в дом. - Мне позвонила Кристелль, рассказала, что она сегодня прокатилась на второе место.
   - Да? Молодец, - голос Фила прозвучал чуть более оживленно, чем до сих пор. - А что тебя беспокоит?
   - Не знаю, - призналась Фаби. - Я ей тоже звонила днем. Когда я ее поздравила с медалью, она спросила 'с какой медалью?' Она явно занята там чем-то другим.
   - Не парься, - Фил потерял интерес к разговору.
   - Фил, пока ты тут плаваешь в бассейне и забиваешь на все, она там одна.
   - Она не одна. С ней Кристелль, она присмотрит.
   - У Кристелль тридцать девочек, она не может присмотреть за всеми.
   - Лиз уже большая.
   - Да, очень большая. Целых четырнадцать, - с сарказмом уточнила Фаби. - Фил, думаю, хватит тебе груши околачивать. Нужно ехать в Церматт.
   Фил молча перевернулся в воде и поплыл к теплому выходу - год назад они все же собрались и построили такую роскошь. И, ясное дело, он вовсе не собирался никуда ехать и не подскочил, чтобы выполнить требование свояченицы. Он просто ушел, чтобы она оставила его в покое.
   Фаби вздохнула, зябко кутаясь в кардиган. Почему так сложилось, что все разборки и тяжелые разговоры испокон веков ведутся на самом приятном месте в доме - на крыше с бассейном? А Фил... Бедный Фил. Она еще не видела его таким. Веселого, легкомысленного парня, тусовщика и раздолбая, будто подменили. Конечно, боль от потери еще не успела притупиться... Но Фаби точно знала, что и для блага Лиз, и самого Фила нужно отправить его в Церматт.
   Он появился тут вчера днем, после похорон. За полтора дня она от него не услышала ни слова. Мрачный, молчаливый, он только и делал, что торчал у бассейна или плавал. Даже от еды отказывался. Конечно, плюс, что он не запирается в квартирке, которую они снимали с Ванессой в Вербье, но так, как сейчас, тоже плохо. И насчет Лиз она сказала правду. Фаби с удовольствием побежала бы сейчас к бедному Филу, но он нипочем не примет ее жалость и утешение. Это тупиковая тактика. Поэтому она вернулась в детскую, где близнецы, по своему обыкновению, боролись со сном. А их папа по-настоящему кемарил на диване. Услышав, что пришла жена, он приоткрыл один глаз:
   - Ну чего он?
   - По крайней мере, вылез из воды, - вздохнула Фаби. - Но ехать не хочет.
   - Тогда придется кому-то из нас.
   - Не глупи. Что нам там делать? Фил там будет на месте. К тому же, ему нужно стартовать и в скоростных видах.
   - Малли так не считает.
   - Зато ты считаешь.
   - Фаби, тренер Фила Малли, ему виднее.
   - А у тебя пять Хрустальных глобусов.
   - Да хоть шесть. Или спортсмен доверяет своему тренеру, или нет.
   - Ладно, милый. Это лирика. Фил должен ехать сам. Хватит ему утопать в тоске, пусть сменит обстановку. Пойду подожду его на кухне.
   - Логично, - хрипло со сна согласился Райни. - Жрать он захочет, рано или поздно.
   Расчет оказался верным. Около полуночи Фил вышел на кухню. Небритый, мрачный, бледный, как тень, он был одет в темно-серый флисовый комплект из штанов и толстовки. Одеяние выглядело унылым и безрадостным, и на душе у Фила, очевидно, было соответственно. Увидев Фаби, он вежливо кивнул головой. Она встала с барной табуретки:
   - Держала для тебя жаркое на огне. Садись, сейчас положу.
   - Я сам, - пробурчал парень.
   - Сам будешь потом, - отмахнулась Фабьенн. - Мой руки.
   Он буквально проглотил тарелку жаркого, она налила ему полстакана розового вина:
   - Когда ты ел в последний раз?
   Он не ответил. Фаби предположила, что три дня назад, до смерти Ванессы.
   - Можно еще? - Фил с сожалением посмотрел на пустую тарелку.
   - Нет. Нельзя так много сразу, тебе станет плохо. Выпей вина.
   Фил послушно осушил бокал:
   - Прости. Свалился я тут вам на голову...
   - Что за глупости? Ничего ты не свалился. Ты у себя дома.
   Фил пожал плечами. Да, последние пять лет с небольшими перерывами он жил именно здесь, только недавно, познакомившись с Ванессой и решив жить с ней вместе, снял квартиру. До Ванессы ему хватало квартир подружек или номеров в отелях, снятых на одну ночь или на несколько часов. Фаби исподтишка разглядывала парня. Тени под глазами, погасший взгляд... Церматт и соревнования для него - то, что надо.
   - Тебе не звонили из полиции? - спросила Фаби, наливая две чашки чая. - Есть какие-то новости? Они уже знают, кто совершил наезд?
   - Звонили, - буркнул Фил. - Но у них нет убийцы. Машину, которую засняли на камеру, нашли, но она к той аварии отношения не имеет. То есть это они так считают.
   - А ты считаешь по-другому? - Фаби непонимающе подняла брови.
   - Конечно, это именно убийца, - нахмурился Фил. - Машина в нужном месте в нужное время, к тому же 128 километров в час! Фаби, ты много таких умников знаешь, которые по городу под камерами стали бы гарцевать с превышением почти на 80 в час? И поверишь, что в маленьком Вербье таких окажется сразу двое? Одновременно?
   - Это не доказательство.
   Фил поднял голову, в упор посмотрел на жену брата:
   - Это не доказательство? А что тогда доказательство?
   - Полицейские осмотрели машину?
   - Сказали, что да.
   - То, что они решили, что это ложный след, означает, что на машине не найдено ни повреждений, ни свежих следов ремонта. Это - доказательство.
   Фил помотал головой, его это не убедило:
   - Чушь. Форд Кугуар - конечно, не самая распространенная машина, но в Европу его поставляли несколько лет. Когда речь идет о смерти человека, можно и попытаться выкрутиться. Не красить капот, к примеру, а заменить.
   - Это очень дорого, и вряд ли быстро.
   - Да не смеши. Кто ездит на Кугуарах? Мажоры. Нормальный человек не сядет на Кугуар. Это безбашенные отморозки.
   Филу и в голову не пришло, что о нем многие говорили то же самое. И, кстати, приводили при этом в пример его ярко-красную спортивную Мазду. И он тоже гонял иногда, как безумный. Но... между ним и безвестным мажором на Кугуаре была большая разница. Он-то сам ни разу никого не сбил.
   - Фил, это все эмоции, - сказала Фаби. Может, это плохая тема для разговора... Но лучше, чем когда он лежит в бассейне на морозе почти голый. - Не считай себя умнее полицейских. Если они считают, что тот Кугуар не при чем, значит, так и есть.
   - Это значит, что они - ленивые идиоты, вот что это значит! - взорвался Фил. - Фаби, зеленый Кугуар убил мою девушку. Это был именно он! Вот как все произошло. Он ее сбил, не остановился, потому что струсил. Уехал, спрятал машину. Потом просто нашел кого-то, кто мог бы поменять капот, бампер, фары, лобовое стекло. Не покрасить, не выправить, а именно поменять! Это дело одного дня, если есть деньги. А у него они есть. Он мажор. Папа узнал, что сыночек или доченька наделали, и тут же раскошелился. Еще и помог следы скрыть. А потом вуаля - вот она, чистая и не битая машина! Стоит на виду, копы ее видят, осматривают, извиняются за беспокойство, отдают честь и сваливают! Вот и все дела!
   - Фил, ты несешь какую-то чушь! - рассердилась Фаби. - Ты отлично понимаешь, что любой автослесарь, если он хоть немного дорожит своей лицензией и свободой, увидев машину с такими повреждениями, обязан немедленно уведомить полицию!
   - Господи, Фаби, какая же ты наивная! - Фил посмотрел на нее с неподдельным удивлением. Ему было двадцать, а ей недавно исполнилось двадцать восемь, но... надо же так искренне верить в законность всего, что происходит вокруг! - Людей, которые умеют обходить законы, много. И они именно поэтому очень хорошо зарабатывают.
   - Это разговоры. Поверь мне, любое нарушение закона легко отлавливается, и тому, кто позволяет его себе, приходится очень плохо. Фил, я ведь тоже не вчера родилась. Незадолго до рождества диплома лишили одного из моих сокурсников за свидетельство об инженерной экспертизе в парке развлечений. Думаешь, он дурак? Отнюдь. Он был одним из лучших в потоке. Просто не успел все проверить по закону и приписал одну цифру. Всего одну! Сколько он за это получил денег? Оно стоило того, чтобы потерять профессию, в которую он вложил столько времени и сил?
   Фил махнул рукой:
   - Ладно, Фаби, мы так ни до чего не договоримся. Продолжай носить свои розовые очки. Ты, значит, считаешь, что мне завтра надо выехать в Церматт?
   Фаби обрадовалась смене темы:
   - Да, считаю. С Лиз там явно какие-то сложности... Ну и тебе хорошо бы сменить обстановку.
   - И вам от меня отдохнуть?
   - Балда ты, Фил. Ты просто тонешь в этой жалости к себе, может, хватит?
   - Не к себе, - буркнул он. - Хорошо, солнышко. Завтра, как проснусь - выеду. Завтра шестое? Супер-джи у средних и у нас. Заметано. Утром выеду.
  
   Кажется, Томми начал забываться. Он не помнил, что вокруг люди. Что он еще не наедине с Лиз. Целуя ее, прижимая к себе, он не мог думать ни о чем, кроме нее. Кроме своей рыженькой малышки. Он был первым на свете влюбленным, он готов был принести к ногам своей принцессы весь мир. Сегодня он не смог выиграть для нее медаль? Ну и что? Завтра старт в супер-джи, а седьмого - в ДХ. Это - те виды, где у него очень мало равных. Гайару гоняться в скоростных видах пока нельзя, не по возрасту, и Ноэлю тоже, а он выйдет на оба старта и завоюет для Лиз оба золота. Он сможет, и никто ему не помешает! А сегодня она подарит ему самую прекрасную драгоценность мира. Себя.
   Они закончили танцы, один из парней начал смешивать коктейли (Томми попросил по молочному с клубникой для себя и для Лиз), а Зак, парень именинницы, начал организовывать игры. Первой стала популярнейшая игра на поцелуи.
   Игра посредством великой и мудрой 'бутылочки' выпала Ренцо Керсену, сильному гонщику из Локарно. Он стоял посреди номера с завязанными глазами. На нем красовались синие в белый горошек боксеры и майка с символикой сборной Норвегии. Видать, махнулся с кем-то на юниорских соревнованиях, на которые его недавно приглашали запасным.
   - Кого ты хочешь целовать? - с ухмылкой спрашивал Зак. - Этого? Этого? Этого? - Он указывал по очереди на присутствующих парней и девушек, и Ренцо переминался с ноги на ногу, ужасно напуганный, что ему придется целовать кого-то из парней. Он же понимал, что, случись такой конфуз, его потом будут высмеивать всю оставшуюся жизнь.
   Когда в интонации Зака появилась теплая, почти интимная интонация, Ренцо тут же выкрикнул:
   - Да!
   Он решил, что Зак указал на Жасмин, а Жасмин по крайней мере красивая девочка. На самом же деле коварный Зак указывал на здоровенного довольно-таки тупого парня Мишеля Анри. Все покатились со смеху. Даже Лиз.
   - Хороший выбор, - сказал Зак, перекрикивая общий смех. - А куда ты хочешь поцеловать это... чудо? Сюда? - первый жест указывал, разумеется, на обтянутую пижамными штанами задницу Мишеля. Парни и девчонки заржали.
   - Нет, - поспешно сказал неглупый Ренцо.
   - Сюда? - подлый Зак указал на пах Мишеля.
   - Нет!
   Указывая на разные части тела, включая невинное плечо или ухо, Зак снова и снова спрашивал 'сюда?', на что бедняга Керсен отвечал 'Нет... нет...'
   - Какой придирчивый у нас ведущий! - огорченно сказал Зак.
   Томми, сидящий на диване между Лиз и кем-то из незнакомых девушек, вытащил телефон из кармана и ввел текст:
   'Можешь свалить на ночь!?'
   Ноэль, сидящий на подлокотнике кресла наискосок комнаты, в обнимку с двумя подружками Жасмин, завозился и вытащил телефон из кармана. Прочитав смс, ухмыльнулся и начал набирать ответ. Через пару секунд телефон Томми завибрировал. Тот нетерпеливо открыл:
   'Без б, брателло. 700 франков'.
   Пользуется ситуацией на все сто, свинтус. Ну ладно. Томми настучал:
   'Харя не треснет?'
   Ухмылка Ноэля стала шире:
   'Ты прав. 800'.
   'Тебе скучно жить с двумя ногами?!' - Томми начал злиться.
   'Да, приделай третью'.
   'Оптимист?'
   'Да. 900'.
   'Иди на х... 500!'
   'Согласен'.
   Во как. Томми обрадованно набрал:
   'Завтра с утра отдам'.
   Ноэль широко улыбнулся. Телефон Томми мигнул:
   'Ты идиот, Биг. Люкс стоит 400 за ночь'
   Томми было плевать. Сегодня у него было место, где он сможет сделать Лиз своей.
   Когда вся развеселая тусовка взорвалась хохотом, Томми аж подскочил на месте и чуть не уронил свой телефон. Оказалось, Зак еще раз указал на зад Мишеля, спросил 'сюда?' и Ренцо согласился. Оставалось выяснить, сколько раз. В итоге, бедняга Ренцо был вынужден поцеловать глупого Мишеля шесть раз в пятую точку. Вся тусовка стонала от хохота, исключая самого Ренцо, которому уже растолковали, на что он попал, и Мишеля, которому вся эта бодяга тоже не пришлась по нраву. Лиз прислонилась к груди Томми, ее дыхание все еще не выровнялось после смеха:
   - Смешно, правда?
   - Очень, - согласился Томми, у которого от ее прикосновения из головы тут же улетучились те жалкие остатки мыслей, которые там еще оставались. Он нашел ее руку, сплел пальцы с ее пальцами, опустил голову на ее плечо, ощущая щекой нежность ее кожи. Над верхом бюстье, над нежной крошечной ложбинкой переливалась сапфировая подвеска, которую он подарил ей. Он слушал ее сердцебиение, даже в шумной комнате ощущая или слыша удары, ощущал, как бешено колотится его собственное сердце, ловил ее дыхание, наслаждался ее близостью. А она млела от того, что он рядом. Он такой сильный и красивый, такой славный, разве можно его не любить? Сейчас, когда его голова лежала на ее плече, она прижалась щекой к его белокурым волосам, нежно поглаживала его ладонь, поцеловала его в висок. О, Томми. Она так хотела сказать это ему.
   - Я люблю тебя, - прошептала она, и он услышал среди шума, музыки и смеха. Она почувствовала, как его правая рука, обвивающая ее талию, сжалась, его дыхание перехватило, он поднял голову и посмотрел на нее сияющими, ясными голубыми глазами.
   - Правда? - спросил он одними губами. Лиз молча кивнула, даже два раза. И он обнял ее с такой страстью и нежностью, что ей захотелось сделать для него что-нибудь замечательное, самое чудесное. Она знала, что он хочет ее. Ей самой пока было не вполне ясно, хочет ли она этого, но... обнимать его, доставить ему радость, принадлежать ему - о, это было бы пределом ее мечтаний. Ведь все равно когда-то это случится. Рано? Ну и что, что рано? Зачем ждать, если любовь пришла к ней именно в четырнадцать?
   Вокруг суетились, хохотали и шумели полтора десятка разгоряченных, взбудораженных давешними соревнованиями, пивом, бесконтрольностью, собственной взрослостью и крутизной подростков, шептались, хихикали и взвизгивали девчонки, неловко басили и ржали парни, а эти двое сидели почти не шевелясь, рука в руке, его голова на ее плече, ее щека прижата к его лбу, и млели, и предвкушали, и просто очень любили и мечтали, чтобы так было всегда.
   Завтра будет завтра. Все другие дни придут в свой черед. Они тоже будут по-своему прекрасны. Он выиграет для нее две золотых медали, соревнования закончатся, им придется уезжать по домам. Между Сембранше и Лаутербрунненом двести километров. Больше они не потеряются. Они станут парой, все привыкнут к тому, что они пара, родители, братья и сестры будут знать, что Томми Ромингер и Лиз Эртли любят друг друга, говоря о ней, будут подразумевать и его. Но все это будет завтра. Они поженятся сразу, как только Лиззи закончит школу. Они всегда будут рядом. Никто не сможет этого отнять. Но все это будет потом. А сейчас они сидят, обнявшись, и думают только о том, что сегодня они будут близки.
   Может быть, кому-то из парней было обидно, что такая красивая девочка принадлежит другому. Может быть, девчонки вроде той давешней Хелло Китти злились, что этот потрясающий белокурый парень смотрит только на Лиз. Но им оставалось просто принять это, как что-то непреложное. Земля круглая, сегодня пятое января, 2005 года, солнце утром взойдет на востоке и осветит своими лучами склоны заснеженных гор, позолотит Маттерхорн, за окном -19, а Лиз Эртли и Томми Ромингер любят друг друга.
   Наконец, Томми надоело так сидеть, ему захотелось обнимать ее как-нибудь по-разному, смотреть на нее, любоваться ее животиком без пирсинга и длинными стройными ножками, целовать ее грудь, и он снова потащил ее танцевать. Умница Жасмин подобрала для своей вечеринки только романтичные и чувственные мелодии, под которые было удобно танцевать медленные танцы. Играла The Pretenders I'll Stand By You , и Томми обнял Лиз и прижал ее к своему полуобнаженному телу. Снова - контакт горячей кожи, нежные поцелуи, его руки едва заметно дрожали, Лиз замечала, и почему-то это казалось ей чудом. Она, Лиз Эртли, свела с ума такого потрясающего парня. Его нетерпение горело как огонь в каждом прикосновении. Он гладил ее спину, бедра, его правая рука скользнула вперед, между их телами, он нежно сжал холмик ее груди через ткань, его дыхание снова перехватило, он склонил голову и поцеловал ее в губы. Плевать, что кругом толпа и что на них смотрят. Плевать. Плевать. Это уже смахивало на пытку. Обнимать ее, жаждать ее, прикасаться, ощущать ее - и не иметь возможности сделать ее своей. Прямо сейчас. Прямо здесь. Он должен остановиться. Потому что чертов Кид куда-то сдриснул вместе с ключом от их номера, который Томми, между прочим, выкупил до утра за 500 франков!!! Взвинченный и распаленный донельзя Томми потащил растерявшуюся Лиз к столику, на котором стояли десерты и напитки.
   В полутемном помещении по-прежнему было шумно от голосов и музыки, и никто не обращал внимание, как Лиз кормит Томми ягодами со своей ладошки, а потом зажав зубами стебелек клубники. Их губы были сладкими и ароматными от сока, объятия жадными и нетерпеливыми.
   Томми почувствовал прикосновение к плечу, сначала решил не оборачиваться, но его пихнули уже посильнее. Он обернулся, собираясь послать того, кто бы там ни был, но, прежде чем он успел это сделать, Ноэль протянул ему магнитную карту-ключ, шепнул на ухо:
   - Номер 220, люкс. Там вам будет лучше, ангелы.
   Вопреки обыкновению, Томми не ответил колкостью, а просто улыбнулся, благодарно кивнул брату и повернулся к Лиз:
   - Давай уйдем.
   И с восторгом, не веря своим глазам, увидел, как она кивнула, как ее щеки вспыхнули. А ее рука доверчиво скользнула в его ладонь.
   На самом деле, то, что теперь у него был ключ от люкса, не так уж и сильно упрощало его задачу, Лиз ведь девушка не того сорта, которой можно просто показать ключ и сказать 'пойдем!'. С другой стороны, он был рад, что они могут пойти куда-то, где по крайней мере прибрано и грязные носки не валяются на столе. Тот жуткий бардак, который они с Ноэлем благополучно организовали в номере, едва расположившись, и который были не в силах побороть бедные горничные отеля, был вполне комфортной средой обитания для мальчишек Ромингеров, но вряд ли девушке было бы приятно лишиться девственности среди расшвырянных шмоток, несвежего белья, проводов, инструментов для лыж, дистрибутивов и мятых набросков (дедлайн для готового проекта сноуборда для Дорелль был 9 января, а ни у одного из парней еще не было ничего, что бы было не стыдно предъявить комиссии). Но Лиз готова была идти с ним, и они исчезли с вечеринки тихо и незаметно.
   Чтобы добраться до 220 номера, следовало спуститься на лифте на один этаж и пройти в другое крыло, и это было проблемой. Томми страшно переживал, что во время такого долгого пути Лиз испугается и соскочит, поэтому он решил проблему по-своему. Едва за ними закрылась дверь номера Жасмин, он подхватил девушку на руки и понес. Ласково, мило, так, как это бывает в кино или мультиках. Ей оставалось только обхватить его шею руками, красиво свесить ножки, не потеряв своих белых туфелек, и наслаждаться. Он прошептал ей на ушко, как сильно он ее любит, она ответила 'И я тебя люблю' и спрятала личико на его плече. Томми немного боялся, что не донесет ее до 220 номера, Лиз все-таки рослая девочка, но она показалась ему очень легкой. Она высокая, но тоненькая, нести ее было не очень сподручно, но по крайней мере не тяжело. По лестнице они спустились пешком, чтобы ни с кем не столкнуться. Впрочем, час был довольно поздний, и по коридорам бродило не так уж и много людей.
   И вот он стоит перед дверью с золотыми цифрами 220, на ум некстати пришло воспоминание о напряжении в сети переменного тока. Он и вправду под напряжением. И его драгоценная ноша на руках, тихая, нежная, доверчиво опустила кудрявую рыжую головку на его голое плечо. Да... они оба оставили халаты у Жасмин. Хорошо, что никого нет в коридоре.
   Ему нужна еще одна рука, чтобы открыть дверь номера, не опуская Лиз на пол. Карта в кармане шорт. Ничего не поделаешь.
   - Можно я поставлю тебя на секундочку?
   Она кивнула. Томми подавил идиотское искушение задать гениальный вопрос 'а ты не сбежишь?' Ни к чему пугать ее больше, чем она уже напугана, хотя и храбрится. Томми был достаточно опытным мальчиком, чтобы понимать, что девушка не может не бояться перед первым разом, какой бы спокойной и смелой она не выглядела. Если она храбрится - нужно всеми силами помогать ей сохранять этот настрой, тогда все пройдет хорошо. А он... он тоже боится немного. Но скорее умрет, чем позволит ей это увидеть.
   Вдруг он как-нибудь облажается? Сболтнет какую-нибудь глупость, обидит ее? Опять кончит раньше времени? Или перенервничает так, что от этого стояка, который его преследует последние сутки, останутся только печальные воспоминания? Нельзя думать об этом. Старшие парни говорили, что в случаях, когда слишком сильно хочешь девушку и боишься не успеть, нужно вспоминать о чем-нибудь из учебы. Но Томми в таком состоянии не мог вспомнить даже таблицу умножения. Что там, он забывал вообще о том, что такая таблица существует.
   Карта мягко вошла в замок (черт, это невинное действие вызвало у Томми поток нескромных мыслей, он даже покраснел). Дверь открылась. Томми повернулся к Лиз, нежно поцеловал ее, поднял на руки и внес в номер, захлопнув дверь ногой.
   Они одни. Совсем одни. Наедине. Томми поспешно вставил карточку во внутреннее гнездо у двери, чтобы зажегся свет (и возобновился поток неприличных ассоциаций). Лиз стояла спиной к нему, не поворачивалась, опустила голову, в свете ярких лампочек-софитов ее рыжие кудри блестели золотом. Томми растерянно поглядел на нее - худенькие плечи, скованная поза... и постарался нежно и не спеша повернуть ее к себе. Она не сдвинулась.
   - Лиз, - прошептал он. - Лиз...
   Она закрывала опущенное лицо ладонями, прислонилась лбом к стене, ее шепот был еле слышным из-за рук:
   - Я боюсь...
   - Я тоже, - выпалил Томми и тут же мысленно обругал себя за глупость. Импульсивный ответ, никуда не годился - ведь Лиз надеется на него, он должен быть сильным и опытным, лидером в их паре, а он боится. Идиот! Совсем крыша съехала.
   - Почему? - вдруг спросила девочка. - Ты-то почему боишься? У тебя ведь были... девушки прежде?
   - Боюсь, потому что ни одну не любил так, как тебя, - совершенно искренне ответил он. - Когда так сильно любишь, малыш... это трудно бывает.
   - Что значит трудно? - Она даже отняла ладошки от лица и повернула к нему голову, ему был виден курносый веснушчатый носик и один любопытный синий глаз.
   Ну чего она его пытает? 'Трудно, Лиззи, это значит трудно. Значит, нелегко'. Значит, это не просто еще один эпизод, не какая-то там Хелло Китти, на которую ему наплевать. Значит, что когда от любви голова идет кругом и думаешь в одну секунду 'скорее!' а в другую, что надо быть нежным, понимающим, не спешить и все такое, ты просто теряешься... Ну что ей сказать?
   - Не знаю, - прошептал он. - Когда любишь и когда нет - это по-разному. По-другому. И это немного пугает.
   - Давай бояться вместе, - с нервным смешком предложила Лиз.
   - Давай, - с облегчением согласился Томми.
   Он легко подхватил ее на руки и внес в комнату, в которой царила огромная кровать под шелковым серебристым покрывалом. Томми осторожно опустил девушку на постель и прильнул губами к ее губам. Нежный, долгий поцелуй, она обхватила его за плечи, прижала к себе, ему даже показалось, что удерживает, не хочет его отпускать, когда он попытался переместиться ниже. Но, наверное, ему просто показалось, потому что она перестала сопротивляться, и он смог целовать ее шею и плечи. Она оставалась в той одежде, которая была на ней во время пижамной вечеринки, и Томми пока не трогал ее, не пытался раздеть, он и так завелся слишком сильно, целуя ее, надо немного сбавить обороты, но это было легче сказать, чем сделать. Лиз нравилось, когда он целовал ее в губы и в шею, но ниже... Он понял, что она отталкивает его, когда попытался целовать ее грудь над бюстье, ну ладно, он целовал ее живот, ее пупок с крошечным следом от пирсинга, он просто дрожал от нетерпения и от желания. А она пискнула и замерла, будто одеревенела, застыла, напуганная до полуобморока.
   Томми от досады замычал, Лиз его боится, ну что с ней делать? Нельзя ее целовать? А что можно? Он лег рядом, не нависая над ней, прижал ее к себе, посмотрел в несчастные синие глаза:
   - Лиззи... Я так тебя люблю...
   - Я тоже...
   - Ты меня любишь?
   - Да, Томми, очень.
   - Ты ведь будешь моей?
   Она не могла ответить, молча кивнула.
   - Я могу... я могу тебя любить, Лиз? Могу целовать тебя, где хочу?
   Немного поколебавшись, она снова кивнула.
   Томми осторожно кончиком пальца дотронулся до ее пупка:
   - И тут могу?
   Кивнула.
   - И тут? - его теплая ладонь легла на ее ребра.
   Снова кивнула.
   - И... тут? - почти невесомое прикосновение к ее груди.
   Помотала головой.
   - Нет? Тут нельзя?
   - Можно, - с трудом прошептала Лиз, чуть не плача.
   - А так... - Он притронулся губами к ее губам. - Так можно?
   - Да.
   - Лиз, бэби... Я не трону твои шорты. Хорошо? А остальное сниму. Можно? Мы оба будем в шортах.
   Она кивнула. Не веря своему счастью, Томми помог ей сесть и стащил с нее прозрачную накидушку с кружевами и расстегнул бюстье.
   Да... хорошо, что он обещал пока не снимать ее шорты. Для него и ее маленькой груди с нежно-розовыми сосками было достаточно, чтобы оказаться снова на грани жуткого позора. Большие парни говорили, что с возрастом эта проблема тоже пройдет, и его член перестанет напоминать одуванчик, а то фигня какая-то: дунуть не успел, а уже все семена разлетелись. Но сейчас он уже почти не мог терпеть, в последний момент отвернулся и уткнулся лицом в подушку, пытаясь взять себя в руки. Да что это такое, черт подери? Он тяжело дышал, его плечи содрогались, и испуганная и озадаченная девушка положила ладошку на его спину между лопатками:
   - Томми... что? Что случилось?
   - Прости, - выдавил он. - Господи, Лиз... Прости...
   Он пока сдерживался, вроде бы острый момент миновал, но это была грань, самый край, предвестье почти неизбежного краха... Обошлось на этот раз, но в следующий раз он уже не сможет сдержать себя. Если это произойдет при ней, и она увидит, он... просто умрет от стыда.
   - Томми, - ее голосок задрожал. - Я сделала что-то не так?
   - Нет. Не ты. Я.
   - Нет! - вскрикнула она. - Нет, Томми, ты все хорошо делал! Я... я хочу, чтобы ты снова продолжал.
   Он помотал головой. Продолжать? Ему нужно чуть-чуть времени, чтобы отдышаться. Совсем немного.
   Прикосновение к его плечам было для Томми неожиданностью. Нежные, мягкие губы девушки скользили по его бицепсу вдоль обвивающей его татуировки, пальчики поглаживали напряженную спину.
   - Пожалуйста... - ее голос срывался. - Не сердись. Томми, мой хороший, мой любимый. Не сердись. Прости. Пожалуйста. Вот... смотри на меня.
   Он повернулся к ней вовремя, чтобы увидеть, как она спускает свои шорты. Тонкий голубой шелк послушно заскользил вниз.
   Он застонал от бешеного вихря чувств. Как ни странно, шквал эмоций немного притупил риск преждевременного извержения вулкана, Лиз взялась за довольно свободную резинку шортов, чтобы совсем снять их, но Томми быстрым, резким, почти грубым движением остановил ее руку:
   - Не надо.
   - Почему? - растерянно спросила девушка.
   - Потому... - Его голос звучал отрывисто и напряженно. - Потому что я уже не смогу остановиться.
   - Как это?
   - Ты не понимаешь? Это точка невозврата, малыш. Пойдем до самого конца.
   - Томми, но я... Я люблю тебя. Я... я согласна.
   - Ты хочешь... чтобы я... Я не буду тебя слушать, если ты передумаешь. Я не смогу уже.
   Вместо ответа она приподняла бедра над кроватью и стянула шорты до колен. И больше под ними ничего не было. Теперь на ней была только цепочка с сапфировым сердечком. Она осталась обнаженной перед парнем впервые в жизни. И он просто впал в неистовство. Тонкая, прозрачная золотистая полоска кудрявых волос, нежная девичья плоть, тонкий еле ощутимый сладкий аромат ее кожи. Томми целовал ее, все ее тело, он уже не думал о возможном угрожающем фиаско, он хотел сделать все правильно, чтобы ей было хорошо, чтобы все прошло легко и не больно.
   Только она отталкивала его руки, когда он пытался ласкать ее. Томми обнимал ее, шептал на ушко, как сильно он ее любит, снова и снова целовал ее в губы, в шею, в грудь, в живот, и наконец спросил ее шепотом:
   - Я могу дотронуться до тебя... там?
   Она помотала головой, но через секунду прошептала:
   - Да...
   Он уже заметил, что, когда она преодолела свою стыдливость, ей нравилось, когда он ласкает ее соски, он и сам сходил с ума от ее груди, поэтому он снова припал губами к розовым упругим ягодкам, сам не свой от нежности и желания. Он позволил своей руке прокрасться между ее ног, раздвинуть нежные лепестки. 'О, Лиз, любимая, как же я хочу тебя'. Он не мог дождаться, когда же он сделает ее своей. Полностью своей. Лиз тихонько стонала в его объятиях, но сама не прикасалась к нему, она лежала совершенно пассивно, но Томми ничего другого и не ожидал. Он вроде бы взял себя в руки, но все имеет свой предел, он уже просто умирал от нетерпения, когда ему показалось, что она уже достаточно мокрая, чтобы ей было не так больно. Девушка лежала на белой простыне - открытая, нежная, ослепительно красивая, и парень больше не мог тянуть. Он устроился между ее ног, обнял ее и, уже не спрашивая разрешения, осторожно вошел в нее... не полностью. Только до того, как почувствовал, что упирается в препятствие. Лиз напряглась, прикусила губу, ее руки легли на плечи Томми. Он покрыл поцелуями ее лицо. И, когда она слегка расслабилась, он решительным, быстрым, сильным ударом разорвал преграду. Она вскрикнула от боли... Он снова и снова целовал ее, говорил о своей любви, обнимал, приближаясь к своему финалу. Еще секунда, и все было кончено. Он застонал, изливаясь в нее, замер, уронил голову на ее плечо. Прошептал, задыхаясь:
   - Лиз. Спасибо. Люблю тебя. Люблю тебя. Навсегда...
   Они лежали в обнимку, ее пальцы скользили сквозь его густые волосы, его голова на ее груди. Два обнаженных тела, прижавшиеся друг к другу, сплетенные ноги, смешавшиеся темно-рыжие локоны девушки и пепельно-белокурые волосы юноши. Наслаждение от полной, долгожданной разрядки все еще не отпустило его, нежность и трепет первой любви делали физическое блаженство совершенно неописуемым. Девушка еще не смогла получить удовлетворение, но ее любовь с лихвой компенсировала неиспытанный оргазм, они прижимались друг к другу, тая от нежности и счастья. Томми должен был дать выход любви и нежности, переполнявшим его сердце так, что казалось, что оно вот-вот разорвется.
   - Лиззи, пойдешь за меня? - выдохнул он, прикасаясь губами к ее соску, гладя пальцами ее ребра.
   - Да, - прошептала она. - А нас поженят?
   - Не знаю, - ответил он, лаская сосок кончиком языка. - Если в 16 не женят, будем ждать.
   - Будем ждать, сколько нужно, - прошептала Лиз, перебирая его локоны. - Хоть год. Или даже два.
   Томми понятия не имел, сколько лет должно быть людям, чтобы они могли пожениться. До сих пор его эти вопросы не интересовали, жениться он не собирался еще лет десять-пятнадцать, да он просто об этом не думал. Но теперь переполняющая его любовь требовала выхода, требовала каких-то ярких, немедленных, сильных поступков. Завтра он или убьется на этой трассе супер-джи, или завоюет-таки для нее золото. Он желал объявить ее своей, своей навсегда.
   - Завтра мы поедем в тот магазин в Церматт, и я куплю тебе кольцо. Ты будешь носить его. Ты моя невеста.
   - И я куплю тебе кольцо, - прошептала Лиз, нежно гладя его мускулистую спину. - Ты тоже будешь носить его?
   - До смерти, - пообещал Томми. Ее бедро прикасалось к его естеству, и это было приятно. Очень приятно... Томми почувствовал, что снова встает. - Лиззи, моя самая любимая. Лиззи... Ты не жалеешь... ни о чем?
   - Нет, - ее голос сорвался, она прижала его голову к своей груди. - Томми, мой Томми. Я так тебя люблю.
   - И я тебя, - прошептал он. - Лиз... Я хочу еще. Тебе уже не больно?
   - Нет.
   Он по привычке огляделся в поисках своих шортов, в карман которых он перед выходом из своего номера положил несколько презервативов. И вдруг застыл в ужасе:
   - Лиз. Боже мой. Я... прости меня. Я забыл... про резинку.
   Она тоже замерла на секунду:
   - Ой... Да ничего не будет.
   - Теперь будем осторожнее, - прошептал Томми, снова начиная ласкать ее грудь, жмурясь от наслаждения. - Ты еще маленькая, чтобы рожать детишек. Подождем несколько лет.
   - Хорошо.
   После второго раза Томми нежно поцеловал свою - он искренне в это верил - невесту:
   - Любимая, я хочу, чтобы тебе тоже было хорошо.
   - Мне хорошо, - прошептала Лиз, прижимаясь к нему и устраиваясь головой на его плече. Ее рука обвивала его талию, волосы щекотали его подбородок.
   Он слышал, что молодые девушки, не имеющие опыта сексуальной жизни, не могут кончить от секса, это приходит уже позже, с развитием каких-то нужных для этого мышц. И понимание того, что она не получила такого кайфа, который он словил уже дважды, его очень огорчало. Он хотел во что бы то ни стало исправить этот недочет.
   - Но тебе может быть еще лучше. Намного.
   - Это как? - сонно поинтересовалась расслабленная, томная Лиз.
   - Можно я тебя немного поцелую... там?
   - Нет! - встрепенулась она.
   - Почему?
   - Ни почему. Нет.
   - Ты же моя, Лиз. И ты моя невеста. Правда? Я так хочу тебя приласкать.
   - Нет, нет, - прошептала она. - Не надо. Пожалуйста. Не проси меня об этом.
   Он понимал стеснительность девушки, так же он заметил, что она старается не смотреть на него ниже пояса, ну что же, ему пришлось смириться. Настаивать он не стал.
   Они долго лежали в обнимку, шептались, снова и снова признавались друг другу в огромной, вечной любви, клялись в верности и в том, что будут носить кольца и не принимать больше ничьих знаков внимания. Реплики Лиз становились все короче и тише, и, наконец, она уснула. Томми отодвинулся на край кровати и посмотрел на нее. Милая, обнаженная, прелестная, его девушка. Рядом с ее бедром пятно крови на простыне. Она была так прекрасна, он сходил с ума от любви к ней, ему хотелось что-нибудь сделать для нее. Что-нибудь замечательное. Завтра он вылезет из кожи, но подарит ей медаль, но сейчас он должен был сделать что-то еще. Что? Он огляделся, его взгляд упал на лежащую на столе папку. Может, что-нибудь заказать? Цветы или еще что-то... Он поднялся с кровати, подошел к столу, открыл кожаную папку.
   Справа там был, как обычно в отелях, каталог разных услуг - катание на лошадях, дельтапланах и так далее. А слева... Чистая бумага. И несколько остро заточенных карандашей. Томми потянулся было направо, но его рука замерла. Он долго смотрел на чистую бумагу, потом перевел взгляд на спящую Лиз. А что, если...
   А он сможет? Достаточно ли он искусный художник, чтобы нарисовать ее? У него нет ластика, то есть он не имеет права на ошибку. Но рука так и тянулась к карандашу.
   Ну что же... Решение было принято. Он сел в кресло, подложил под чистый лист толстую, твердую папку и внимательно посмотрел на свою спящую модель.
   Лиз лежала на боку, чуть согнув ноги в коленях. Правая рука согнута под головой, левая опущена вперед, закрывая ее тело. Томми встал, подошел к ней и осторожно, чтобы не разбудить, положил руку на ее бок. Лиз прошептала во сне его имя.
   - Спи, бейби, - прошептал он, и она послушно уснула дальше. Он убрал рыжий завиток с ее лица, раскидал волосы по подушке, легонько поцеловал ее в губы, а потом в грудь, и вернулся в кресло. Вот так. Хорошо.
   Неожиданно на память пришла сцена из 'Титаника', где Леонардо ди Каприо рисовал... ой, как ее. Забыл. Сходство подчеркивалось сапфировым сердечком на шее, хотя, конечно, то, которое было у Лиз, такой ценности собой не представляло. Томми усмехнулся. Он бы не смог рисовать ее до секса, как в фильме. Вот сейчас, когда он уже вполне удовлетворен, можно и о высоком подумать. Прищурившись, он посмотрел на спящую невесту.
   Теперь он был не только влюбленный, но и художник. Он никогда не учился рисовать, у него это просто было от рождения. Мама пробовала учить всех четверых детей, но он - единственный из всех - отказался учиться. Когда он был маленький, он еще как-то пытался подражать ей, а потом перестал. У него был свой стиль, он не хотел, чтобы его учили рисовать, как не нуждался в уроках по тому, как ходить или как дышать. Остальные дети с удовольствием учились, а Томми рисовал сам. Мама не настаивала. Когда издательство заключило с ней договор на иллюстрирование серии детских книг, она решила пойти на курсы графики, честно отучилась и получила сертификат, но призналась, что эти курсы не только ничего ей не дали, но и у нее сложилось ощущение, что в чем-то они ограничивали ее фантазию и подход. Она могла делать что-то по-дилетантски, профессионалы так не делают, но ни ее, ни детей, которые обожали книги с ее картинками, это не волновало. Томми тоже не волновало, что он рисует не по канонам современной школы графики. Он просто рисовал, как умел.
  
   Жена его крестного, дяди Лео, художница-реставратор с всеевропейской репутацией, всегда говорила, что он безумно талантлив, и уговаривала его заниматься живописью профессионально, но его привлекал только спорт, и за карандаш он брался только если его что-то сильно вдохновляло. К примеру, проект сноуборда, который ждал в его номере в виде штук пяти набросков на разные темы и нескольких файлов Corel Draw на ноутбуке. Или Лиз Эртли, прекрасная девушка, которая только что стала женщиной в его объятиях. На часах было уже за полночь, ему в 10 утра предстоял старт в супер-джи, но ему было не до сна - он рисовал. Он не мог иначе. Он все равно не уснет, пока не сделает все, как задумал.
  
   Вечеринка закончилась, парни и девушки расходились по своим номерам, более или менее трезвые, кто-то был счастлив и влюблен, кто-то мучился от ревности и отчаянья.
   Одним из последних оказался Бенуа Гайар, мальчик из Кран-Монтана, который пытался ухаживать за Элизабет Эртли. Он давно был знаком с рыженькой угловатой девочкой из Вейзонна, но до сих пор она не казалась ему такой привлекательной, когда вокруг было столько пышных, ярких и грудастых девушек. Удивительно, но он разглядел ее только сегодня, когда она болела за старшего Ромингера. Сначала Бен подумал, что ее клеит младший из братьев, но, стоило появиться на горизонте белобрысому Томми, сразу стало ясно, кому в очередной раз достались все сливки.
   На вечеринке он подкатил к Лиз, она вроде бы отнеслась к нему довольно благосклонно, но, стоило появиться этому мажору, как она сразу же забыла обо всех, будто все остальные в этом номере исчезли как дым.
   - Не расстраивайся, Бен, - поддел парня его заклятый друг, соперник и одноклубник Килиан Форней. - Ну не вышел ты рылом. А он и модель, и денег у него навалом, у тебя нет шансов. Выбери себе другую девочку, пока он смотрит в другую сторону, и все будет в шляпе. Тебе дадут, и никто не перейдет дорожку.
   - Иди не хрен, - разозлился Бен. К разговору прислушался еще один их одноклубник, Джоэл Мэлер. Решил вмешаться:
   - Она многим нравится, но ее папаша Райнхардт Эртли, а дядя - Филипп. Никому не охота с ними связываться.
   - Да хоть президент! - запальчиво ответил Бенуа. - Мне плевать, кто ее папаша. Если я захочу девушку, я ее получу! Всегда так было!
   - Точно, без базара! Да мне-то что, - фыркнул Килиан. - Хочешь сохнуть по девке, которая тебе никогда не достанется, так сохни. Хочешь быть лузером - флаг тебе в руки.
   - Я не лузер! - взорвался Бенуа. - Она будет моей. Вот увидишь.
   Кил и Джоэл расхохотались. Форней сказал:
   - Не пожалею пятисот франков, чтобы поставить на кон. Никогда она не пойдет с тобой.
   - Принято! - рявкнул Гайар. Ему неоткуда было взять столько денег, но он не мог сдать назад. Он окончательно сжег все мосты: - Пятьсот франков, что я пересплю с Лиз Эртли.
   - Тоже ставлю пятьсот, что не выгорит, - подхватил Джоэл.
   - Срок - до конца соревнований, - сказал Килиан, стараясь загнать Бена поглубже в яму. Соревнования заканчивались через три дня.
   - Неделя.
   - Неделя - неинтересно, - рассмеялся тот. - Интересно будет, если Ромингер будет тут, а она пойдет с тобой. Ну так что, Гайар? Принято или сдрейфил?
   - Принято! - прорычал Бенуа.
   - И ты должен будешь доказать это, - сказал Мэлер. - Не знаю уж, как. Твои проблемы.
   Продолжение пока в свободной рассылке
Оценка: 7.97*18  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"