Аннотация: Размышления нерусского человека о русском языке
Драгоценной Матронушке,
блаженной Московской старице
посвящается
Р У С С К О Е С О Л Н Ц Е
(размышления нерусского человека о русском языке)
М о с к в а - 2006
"Не должно мешать свободе нашего богатого и прекрасного языка"
А.С. Пушкин
"Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины, - ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык! ...Но нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу!"
И.С. Тургенев
"...Не страшно под пулями мертвыми лечь,
Не горько остаться без крова, -
И мы сохраним тебя, русская речь,
Великое русское слово.
Свободным и чистым тебя пронесем,
И внукам дадим и от плена спасем
Навеки!"
А. А. Ахматова
1. В начале было Слово
Удивительно, но язык каждого народа, пусть даже немногочисленного, обязательно содержит в себе информацию о Боге. Точнее, тем представлениям о Творце, которые бытуют именно в этой конкретной общности людей. Принципиальное отличие русского языка состоит именно в том, что он, при внимательном рассмотрении, повествует нам об Иисусе Христе, содержит сокровенное знание о Нем, что позволяет говорить о русском языке, как о явлении сакральном.
Так, в лексике некоторых тюркских языков мы встречаем интересные параллели со Священным Писанием. Скажем, в азербайджанском человек звучит как "адам", что сразу же возводит нас к самым истокам ветхозаветной истории. Предатель же произносится как "хаин", да-да тот самый Каин, совершивший самое первое и тяжкое предательство - убийство единокровного брата. Чуждый человек - "хам", что также не нуждается в особых комментариях.
А что значит слово "человек" в русском языке?
Обращаясь с этим вопросом, нередко слышишь в ответ: "чело" и "век", что не несет, однако, в себе никакой смысловой нагрузки. Но этого попросту не может быть! Невероятно, чтобы слово, означающее в столь богатом языке венец Божьего творения, было случайным набором не стыкующихся меж собой смыслов. Вспоминаю, как отпевали в нашем приходе блаженного младенца, который прожил три неполных дня, но, к счастью, его успели окрестить. Я еще поинтересовался у священника: какие же грехи у этого крошечного создания? И услышал в ответ, что даже новорожденный несет на себе печать первородного греха, и в этом одна из тайн человеческой природы. Немало повидавший за свои более, чем полвека, я не нашел тогда в себе мужества взглянуть на чело этого ангелочка. А уж, какой там век?! Но Церковь все равно отпела человека!
Так что же значит это слов - человек? Замечательное объяснение нашел я в "Славянорусском корнеслове" А.С. Шишкова, книге, которую этот великий русский человек, адмирал и госсекретарь, один из славных защитников Отечества, верой и правдой служивший четырем царям, министр просвещения и президент Российской Академии Наук, посвятил Государю Николаю I. В ней он пишет: "Исследование языков возведет нас к одному первобытному языку и откроет: как ни велика их разность, она не от того, чтоб каждый народ давал всякой вещи свое особое название. Одни и те же слова, первые, коренные, переходя из уст в уста, от поколения к поколению, изменялись, так что теперь сделались сами на себя не похожими, пуская от сих изменений своих тоже сильно измененные ветви. Слова показывают нам, что каждое имеет свой корень и мысль, по которой оно так названо". Цель труда всей своей жизни он обозначил следующими словами: "Попытаемся, откроем многое доселе неизвестное, совершим главное дело и оставим будущим временам и народам обдуманное, обработанное и требующее для дальнейшего исправления уже мало попечений".
Человек необычайной популярности, яростный поборник чистоты родного языка и удаления из него вошедших в моду многочисленных иноязычных заимствований, тогдашнего засилья французского, Александр Семенович, увы, находил поддержку и понимание не у всех своих современников. И это к нему со снисходительной иронией обращается в "Евгении Онегине" его автор, в который раз используя в тексте романа иностранные слова в оригинале:
Du comme il faut... (Шишков, прости:
Не знаю, как перевести.)...
Так вот,исследователь возводит этимологию нашего с вами общего наименования непосредственно от "слова" путем некоторых преобразований, присущих языковому процессу, а именно: слово - словек - цловек - чловек - человек. И дело не только в том, - хотя и это немаловажно, - что здесь подчеркнуто главное отличие людей от всего живого, сотворенного Богом, именно как существ словесных, мыслящих словами. На какую же неизмеримую высоту, если вдуматься, поднимает нас эта мысль, какое высокое достоинство придано всем нам. Вспомним Евангелие от Иоанна: "В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог" (Ин 1, 1-3).
Досадно слышать, когда Православную веру пытаются, - а попытки эти в последнее время стали все более настойчивыми - представить одной (как бы через запятую) из религий. Можно ли с этим согласиться? Ведь Господь Бог наш, Иисус Христос, в которого мы веруем, личностен. И в этом коренное отличие нашей верыот иных религий. Господь был явлен нам, воплотившись, жил среди нас, учил и исцелял нас, радовался и горевал вместе с нами, принял за нас крестные страдания. И разве ж не этим сокровенным делится с нами святой апостол Иоанн: "О том, что было от начала, что мы слышали, что видели своими очами, что рассматривали и что осязали руки наши, о Слове жизни, - ибо жизнь явилась и мы видели и свидетельствуем, и возвещаем вам сию вечную жизнь, которая была у Отца и явилась нам, - о том, что мы видели и слышали, возвещаем вам, чтобы и вы имели общение с нами: а наше общение - с Отцем и Сыном Его, Иисусом Христом. И сие пишем вам, чтобы радость ваша была совершенна" (1 Ин 1, 1-4). И далее: "Сей ученик и свидетельствует о сем, и написал сие; и знаем, что истинно свидетельство его" (Ин 21, 24).
Вспомним, любимый ученик Спасителя даже слышал биение сердца своего Божественного Учителя, приникнув к нему во время Тайной Вечери. И если пафосом иных верований является мысль о ничтожестве человека пред лицом Всевышнего, то Священное Писание говорит нам совершенное иное, а именно, - что мы созданы по образу и подобию Всевышнего. Пречистыми устами Господа нашего Иисуса Христа оно взывает к нашему с вами Небесному достоинству. "Итак будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный", - читаем в Евангелии от Матфея (Мф 5, 48). "Посему ты уже не раб, но сын", - вторит святой апостол Павел (Гал 4, 7). Но если Отец наш Слово, то рожденные от него, конечно же, словеки, чловеки, человеки. И это уже родство не только по плоти от ветхозаветного праотца Адама, о котором мы упоминали ранее. Все неизмеримо выше, божественнее, сокровеннее.
Не знаю, читал ли Николай Васильевич Гоголь Шишкова, но как проникновенны его слова из "Выбранных мест из переписки с друзьями": "Нужно вспомнить человеку, что он вовсе не материальная скотина, но высокий гражданин высокого небесного гражданства. Покуда он хоть сколько-нибудь не будет жить жизнью небесного гражданства, до тех пор не придет в порядок и земное гражданство". К слову, нелишним будет поведать о той печальной метаморфозе, которую претерпело само это слово гражданин в советский период нашей истории. Ведь именно тогда оно стало ассоциироваться с казенщиной, более того, со специфическим стилем общения с "гражданами начальниками". Вспомним, будучи просто заподозрен в чем-то противоправном, человек из дружественного разряда "товарищей" автоматически переходил в печальную когорту изгоев "граждан". А ведь изначально слово это значило высшую похвалу и пожелание православному человеку стать по завершении земного бытия насельником Небесного Града Иерусалима, и именно от этого Града ведет свое происхождение высокое слово "гражданин".
Вот и славяне, по Шишкову, это люди, одаренные особым даром слова. И это правда, - нет больше ни у одного народа в мире такой великой литературы, каковой является русская словесность. А потому, отмечая то огромное влияние, которое она неизменно оказывала на весь строй души русского человека, его умонастроения, и, в конечном итоге, на судьбы нации, Иван Бунин, находясь в эмиграции, в 1925 году горько констатирует: "Нынешнему падению России... задолго предшествовал упадок ее литературы".
Невольно задумываешься о том, как же правильно обозначали наши воистину просвещенные предки важнейшую область человеческой деятельности, более иных связанную с человеческой душою, именно словесностью, а не литературой, где литера - все лишь буква. Воистину, "Имеющий ухо слышать, да слышит!" (Отк 2, 17).
Недавно в культурной жизни нашей страны произошло событие мирового значения: прославленная балерина Майя Плисецкая отмечала свой юбилей. Она мужественно не скрывала своего возраста, не буду делать этого и я. Так вот, в одном из телевизионных интервью восьмидесятилетняя дива заявила: "Вот говорят, что в начале было слово, а я говорю, что в начале был жест". Эффектно, ничего не скажешь, но отчего-то стало грустно. Не хочется думать, что великая танцовщица так и не удосужилась открыть Евангелие от Иоанна. Или, может, не заметила, что в первой же фразе Слово написано с большой буквы. Ибо это Бог.
Можно, как оказалось, дожить до весьма солидного возраста, сохранив прекрасную физическую форму (согласитесь, сегодня это все же редкость), снискать заслуженную мировую славу, но так и уразуметь того, что было осознано, и, что гораздо ценнее, прочувствовано полуграмотным, а то и вовсе безграмотным простым русским человеком и два, и три, и пять веков назад. "Я утверждаю, - пишет Ф.М. Достоевский в "Дневнике писателя", - что наш народ просветился уже давно, приняв в свою суть Христа и учение Его. Мне скажут: он учения Христова не знает, и проповедей ему не говорят, - но это возражение пустое: все знает, все то, что именно нужно знать, хотя и не выдержит экзамена из катехизиса. Научился же в храмах, где веками слышал молитвы и гимны, которые лучше проповедей. Повторял и сам пел эти молитвы еще в лесах, спасаясь от врагов своих, в Батыево нашествие еще, может быть, пел: "Господи сил, с нами буди!" И тогда-то, может быть, и заучил этот гимн, потому что кроме Христа у него тогда ничего не оставалось, а в нем, в этом гимне, уже в одном вся правда Христова".
Скажем же и мы, положа руку на сердце, что и у нас, кроме Христа, кроме веры и языка русского, и сегодня нет ничего выше и драгоценнее. А писатель продолжает свою замечательную мысль: "Главная же школа христианства, которую он прошел - это века бесчисленных и бесконечных страданий, им вынесенных за всю историю, когда он, оставленный всеми, попранный всеми, работающий на всех и на вся, оставался лишь с одним Христом-Утешителем, которого и принял тогда в свою душу навеки, и Который за то спас от отчаяния его душу!".
2.Кто светел, тот и свят
Давно известно, что восприятие какого-либо предмета или явления во многом зависит от того, с каких позиций мы их воспринимаем, каков ракурс. И тогда слова, давно известные, привычные на слуху и не сулящие, казалось бы, новизну, приобретают совершенно новый смысл. Расцветают - как дивной красоты алмаз - многоцветием граней. И когда осознаешь, что в том же слове образованиесодержится очень важная для всех нас, а в особенности для тех, кто непосредственно связан с обучением и воспитанием, информация. Ведь его корень образ - есть икона. Вот и получается, что наипервейшей задачей "образователей", и не только дошкольных воспитателей, школьных учителей и вузовских преподавателей, но и, прежде, родителей, является не доведение до сведения юного человека некоей суммы знаний и привитие определенных навыков. Это разумеется само собой. Куда важнее, оказывается, извечное христианское стремление вернуть человеку, созданного по образу и подобию Божию, иконичность, некогда им трагично утраченную. Нам, Иванам, не помнящим своего высочайшего родства, русский язык настойчиво напоминает о нем, зовет прежде к постижению - еще до законов физики и химических формул, до математических уравнений и правил грамматики - именно этого совершенства. А потому и безобразие - есть именно потеря образа Божия. И как же понятна становится наша любовь к иконам, трепетное к ним отношение, ведь образ всегда стремится к первообразу.
А потому и наказание, без которого в процессе образования и воспитания никак не обойтись, есть дача наказа, то бишь, наставления, а значит, ничто иное, как органичная составляющая этого процесса. И уж никак не истязание.
Это как же так, восклицает наш внутренний гордец, - всякий человек есть икона?! А как же убийцы, террористы, воры, всякого рода проходимцы, которым несть числа. Парадоксальность, - но только внешняя - заключается именно в том, что и они, так страшно распорядившиеся данной им божественной свободой воли, - тоже "по образу и подобию", тоже иконы, только поврежденные. Порой до неузнаваемости. Восстановить же утраченную иконичность под силу ее Создателю, которому, в отличие от человеков, все возможно. Как это происходило в истории христианства со многими святыми. Как случилось и с тем, кто непостижимым для нас Промыслом Божиим из неистового гонителя христиан Савла стал святым первоверховным апостолом Павлом, а в одночасье, на Голгофе - с благоразумным разбойником, принесшим искреннее покаяние и первым же последовавшим вослед за воскресшим Спасителем в рай.
Вспомним, сколько копий было сломано, сколько слов потрачено педагогами и философами, писателями и политиками, всевозможными специалистами в области образования и воспитания по поводу формирования гармонически развитой личности, как непримиримы порой их позиции в определении самого главного - критериев этой самой личности. И это изрядно поднадоевшее: а Наполеон - личность? А Чингиз-хан? А Сталин? Как печально напоминают они незадачливого крыловского персонажа, умудрившегося разглядеть в музее превеликое множество букашек и таракашек, не заметив самого главного - слона. А ведь обретение личности - это, прежде всего иного, уподобление Тому, Кто Есть носитель Лика. И именно по этому пути шли все наши святые, иного просто нет. Что же касается пресловутых критериев, то о них убедительно свидетельствует Евангелие через слова и поступки, но прежде - поступки самого Христа. Личность - это Тот, кто будучи Господом, смиренно умывает пыльные ноги своим ученикам, простым галилейским рыбарям. Личность - это Тот, Кто с необозримой высоты Голгофского Креста, истекая кровью, зверски избитый и оплеванный, оклеветанный и осмеянный, р а с п я т ы й, одного взмаха ресниц Которого было бы достаточно, чтобы смести всю эту толпу, всю эту рать, весь этот неблагодарный, погрязший в мерзостях мир... просит Отца Своего Небесного: "Отче! прости им, ибо не знают, что делают" (Лк 23, 34).
Не приходилось ли вам задумываться о том, почему нам так больно, именно больно, смотреть на избитое, обезображенное лицо другого человека? Несколько лет назад, оказавшись в паломнической поездке в Никольском женском монастыре города Арзамас, с болью в сердце припал к иконе Пресвятой Богородицы, над которой глумились, в бесовском опьянении, безбожники, изрубив топором глаза Пречистой. Но, свершилось Божье чудо и над шрамами заново проявились очи Приснодевы, как вечное напоминание всем нам о том, что святыня поругаема не бывает. А разве ж человек - не святыня? И разве ж допустимо для нас, православных, называть несчастных обездоленных людей, все равно несущих на себе, пусть замутненный, но отпечаток Бога, постыдной аббревиатурой бомж, позабыв, что подобных людей на Руси всегда называли бродягами, бедолагами, что - помимо простой человечности самого слова - очень точно отражало их состояние. Вспомним, все эти уродливые наросты на нашем языке: "бомж", "зэк", "комбед", "наркомпрос", "наркомпром", "эсэсэсэр" и им подобные появились в нашем языке сразу же после воцарения безбожной власти. И неспроста, а как одно из позорных свидетельств отпадения русского человека от Бога, когда человек попросту перестал рассматриваться власть предержащими как творение Божие, Его образ.
Возможно, кто-то и спросит: а не все ли равно, как называть? Спешу уверить таковых, что все не так просто, как может показаться на первый взгляд. Так, слово бродяга отдает некоей болью, чего никак нельзя сказать об аббревиатуре, из которой выхолощено человеческое чувство, в том числе и чувство сострадания к ближнему. Аббревиатура не может вызывать сострадания по определению! Как не может вызывать естественного гадливого чувства у русского человека слово килер, будучи лишенным русских корней, в противовес разящим наотмашь - убийца и душегуб.
Бескорневой язык - это беда. Лишая родных корней наш язык, мы, тем самым, грубо обрываем нити, связующие нас с Богом, ибо многие факты русского языка свидетельствуют о том, что он есть для нас не просто доведенная до совершенства лингвистическая система. Он ценен для нас еще и тем, и, прежде всего, тем, что в нем удивительным образом запечатлена высокая миссия русской нации.
Слово святой сродни слову свет. И это не только и не столько поэзия, сколько запечатленная самим языком истина. Вспомним знаменитую беседу преподобного Серафима Саровского с Н.А. Мотовиловым о смысле христианской жизни. По свидетельству Николая Александровича, "служки Серафима", как он себя называл, и благодаря которому мы являемся свидетелями замечательного откровения величайшего подвижника нашей веры, келья тогда наполнилась невообразимым благоуханием, а лицо преподобного просияло таким неземным светом, что глазам его собеседника стало невозможным взирать на святого старца. Да и многих святых отшельников люди, искавшие у них утешения в своих скорбях, находили, как известно, по тому дивному свету, что озарял по ночам укромные места их подвижнического обитания.
Печальный парадокс заключается в том, что очевидное одним совсем не обязательно становится таковым для других. Им невдомек слова одной из утренних молитв, обращенных к Создателю: "Ты бо еси истинный Свет, просвещаяй и освящаяй всяческая...". Вот и слово просвещениеприобрело в России во времена Екатерины II совсем иной смысл. Новоявленными кумирами российской знати становятся в ту пору известные французские философы и писатели Жан-Жак Руссо и Франсуа Вольтер, перепиской с которыми так гордилась тогдашняя императрица. Но это их имена начертают на своих знаменах французские карбонарии: те, кому надлежало положить предел христианской Европе, те, кто посягнут на установленный Богом миропорядок. Это они, ученики "великих французских просветителей" будут свергать королей и рубить им головы на потеху черни. Случится непоправимое, что в свое время отзовется кровавым эхом и в нашем Отечестве тягчайшим грехом цареубийства - прервется генетическая преемственность высшей власти.
А в далеких от буйно помешанного Парижа чистых снегах Сарова денно и нощно, тысячедневно и коленопреклоненно на камне будет молить Царицу Небесную предстательствовать пред своим Божественным Сыном старец Серафим, неизменно смиренно именующий себя убогим. Дабы отвести от России, пусть на время, эту страшную болезнь и заразу - революцию. И пусть на одно столетие, но вымолит.
Невольно позавидуешь А.С. Шишкову, воскликнувшему некогда: "Слава тебе, русский язык, что не имеешь слова революция и даже равнозначащего ему! Да не будет оно никогда тебе известно, и даже на чужом языке не иначе, как омерзительно и гнусно!".
К слову, сокрушенную хрестоматийную фразу о декабристах, дескать, "страшно далеки они от народа", воспринимаю ныне как лучшие слова, сказанные когда-либо о русском народе, в те воистину благословенные времена страшно далеко отстоящем от тех, кто дерзнул поднять бунт против установленного Богом порядка и Его помазанника.
Как известно, конец - делу венец. Вот и жизнь святых угодников Божиих, этих неугасимых светильников святости, по окончании их земного срока преображается в житие. Но именно их - этих молитвенников и печальников Руси - земные слуги извечного врага рода человеческого нарекут мракобесами. Только вслушайтесь, беснующимися во мраке (!). А как же окончили свой земной путь те, кого некогда нарекли в России просветителями? Руссо убил каминными щипцами конюх Николас - любовник его распутной жены, которая не то, что читать, а и время-то по часам определяла с трудом. Воспитатель королевских детей своих собственных чад с беззаботной легкостью обрек на прозябание в казенных сиротских домах. Что же касается Вольтера, то конец этого изощренного философа-богохульника, вконец потерявшего рассудок, был таким омерзительным и страшным, что писать об этом даже не поднимается рука. Такие вот "жития"!
Неожиданным подтверждением того, что все люди - независимо от веры, которую они исповедуют ныне - призваны к жизни самим Христом, обратившимся в Нагорной проповеди к Своим ученикам с призывом: "Вы - свет мира" (Мф 5, 14), стал, в очередной раз, язык. Правда, на сей раз азербайджанский, в котором слово интеллигент звучит как зиялы, где корень "зия" означает луч, свет. Как же мудро народное сознание, предполагающее, что истинно интеллигентные люди, подлинная элита нации, - вне зависимости от рода занятий - призваны светить людям, быть лучезарными. Не перестаешь удивляться тому, как замечательно в русском языке преобразилось само слово интеллигент, уйдя от своего западного, исконного, чрезвычайно узкого функционального смысла. Что есть отражение свойств сугубо рационального плана, но никак ни душевных, а уж тем более духовных. А ведь только из такого понимания могло родиться чеховское: "Доброму человеку бывает стыдно даже перед собакой".
Зимой, в самый канун 2000-летия Рождества Христова, автор этих строк исполнил наконец-то свой давний обет поклониться мощам великого святого, приехав 22 декабря в Дивеево. И сподобился нечаянной радости, - стал свидетелем незабываемого торжества прославления святых мощей первоосновательниц обители Александры, сестер Марфы и Елены, возлюбленных духовных чад Саровского чудотворца. Последняя панихида и первый молебен... Ну, за что мне такая радость?! Но главное, как оказалось, ожидало впереди. Следующей ночью тысячи паломников Крестным ходом понесли раки со святыми мощами по Богородичной Канавке. Температура низкая, но холода, кажется, не чувствует никто, в том числе и я, позабывший захватить перчатки и несущий в руках приобретенную здесь же специально для младшей дочери, которую недавно так замечательно исцелил святой Серафим, его икону, на которой преподобный с кроткой улыбкой на устах кормит из рук сухариком огромного медведя. Пламя свечей, хоругви, иконы, благоговейная молитва. Благодать! Но вот мы замечаем странное свечение, возникшее на горизонте. Оно напоминает столбы света, уходящие в небо, вернее, соединяющие небо с землей. По мере нашего движения они бледнеют, но вот впереди появляется новый столп, потом еще и еще... идущие рядом женщины из нашей паломнической группы вначале приостановились, было, как и все мы, пораженные невиданным зрелищем, спрашивают меня: как это понимать, что это может значить? И что мог на это ответить я, как и они зачарованно взирая на этот свет, прочерчивающий по линии дальнего горизонта свой, параллельный нашему, неповторимый Небесный Крестный ход. "Наверное, это знак того, что пока мы все делаем правильно..." - только и смог вымолвить в ответ...
Два важных урока вынес я тогда. Первый состоит в том, что чудо оказалось иным, нежели я это себе представлял. Раньше казалось, случись со мной такое, я в ужасе пал бы оземь, совсем как ученики Спасителя, каковыми их изображают обычно на иконе Преображения Господня. Почему же этого не случилось не только со мной, но и другими свидетелями чуда? Объяснить это могу только так: вот случись такое, скажем, на загаженной станции метро в озлобленной людской толчее или на каком-нибудь рынке с его неизменным сквернословием и удручающей нечистотой во всем, вот тут и вправду - страх и дрожь. Но когда ты шествуешь под чистым звездным небом Дивеева по Канавке Богородицы за мощами новопрославленных святых с молитвой на устах, святыми иконами и хоругвями - чудо так естественно, так органично. Все вокруг так свято, что светло. Все, даже сам воздух, земля, по которой идешь, пронизаны святостью, а значит и светом.
Еще я осознал тогда, что именно в этом, пусть кратковременном соборном устремлении к святости мы явили такую красоту, настолько были исполнены божественного достоинства, к которому с такой любовью и верой в нас, немощных, неизменно взывает Отец наш, что сами Небеса, казалось, залюбовались нами, направляя и укрепляя, освещая и освящая наш путь. И что так и только так мы не толпа и не быдло, а та великая нация, о которой чаял великий Гоголь. Вспомним: "...чудным звоном заливается колокольчик; гремит и становится ветром разорванный в куски воздух; летит мимо все, что ни на есть на земле, и косясь, постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства".
3. Третий Рим или второй Вавилон?
Так уж сложилось, что живу я в Москве, а тружусь в области, ежедневно преодолевая за рулем автомобиля десятки километров. То и дело мелькают за окном огромные рекламные щиты: чего только на них не понаписано, и какой только срамоты не понаклеено. А главное, что и не поймешь: на каком таком тарабарском языке. Призывают, скажем, купить экофлет в ближайшем Подмосковье. Или, если позволяет мошна, таун-хаус. Русскому человеку и не смекнуть сразу, о чем речь. Но не смущайтесь, это скорее признак нормальности. Остается только догадываться, что экофлет - это, судя по всему, экологически чистое жилье (где английское flat - квартира), ну, а таун-хаусы - городские особняки. Вроде как есть все эти слова и понятия в нашем с вами языке, ан нет - понаплодили уродцев. И еще, наверняка, та самая пресловутая экономика, а как же?! Ну, не может заковыристый экофлет стоит как привычная квартира, да и как не подыграть гордыне: вон мы какие, в таунхаусе живем!
Дальше - больше. Въезжающего в нашу древнюю столицу с севера, встречают нынегипермаркеты и мегамоллы: "Ашан", "Мега", "Икеа", "Гранд", "Рамстор", "Мосмарт", "Гроссмарт", "Вэй-Парк", а также всевозможные "Макдональдс", "Ростикс", "Пицца-Хат", "Стардогс", "Киностар", "Баскин Роббинс" и т.д. и т.п. Да и на других направлениях дела обстоят не лучше. К слову, в том же "Ашане" снуют по залу юноши и девушки, у которых на спине начертанослово "мерчендайзер". Но никто из них, опрошенных мною, так не смог толком объяснить, - что это значит. Ну, как тут не согласиться с Пушкиным: "чем непонятней, тем ученей". Наверняка, это сродни приказчикуилимладшемутовароведу. Но, увы, русские слова, как мы знаем, у себя на родине сегодня не в чести.
Вот и наши исконные конторы и учреждения стали в одночасье офисами. А всевозможные директора, начальники, заведующие, руководители, старшие, управляющие - менеджерами всех уровней, где главный - топ-менеджер. Это не оттого ли, что топает, как иные ретивые начальники, когда что не по нему?! И уж совсем неловко становится, когда иной батюшка ласково называет спонсорами тех, кто - спаси их Господи! - не жалеет своих кровных на возведение, благоустройство и благоукрашение наших храмов. И как же не вяжется это прилипчивое заморское словечко, больше напоминающее фамилию какого-нибудь инородца, с куда более приличествующими благодетель или, скажем, попечитель.
Итак, вы в первопрестольной и решили слегка подкрепиться, выпить чайку-кофейку и съесть блинов-пирожков. А может, бизнес-ланч? К вашим услугам, однако, не чайные и не кофейни, шашлычные, блинные да пирожковые, куда там, столовых да пельменных след давным-давно простыл. Пожалте ныне в кофе-хаусы, кебаб-хаусыи - даже произнести неловко - блин-хаусы. Причем, любителям ночных развлечений не избежать фейс-контроля.
А тут младшая дочь-шестиклассница ознакомила нас с решением администрации школы ввести дресс-код. По-русски это звучало бы как форменная одежда или школьная форма, но так кому-то показалось престижнее, или, как принято ныне выражаться, круче.
Так и слышишь гневную отповедь А.С. Шишкова, обращенную сквозь столетия к нам, нынешним носителям великого языка: "Полезно ли славенский превращать в греко-татаро-латино-французско-немецко-русский язык? А без чистоты и разума языка может ли процветать словесность?"
Как это не покажется кому-то парадоксальным, но иноязычные слова вовсе не помеха богатству языка, их заимствующего. Вопрос в ином: как, в каком историческом контексте происходит этот процесс, какова его интенсивность. Да и русский язык наверняка претерпел бы ощутимый урон, лиши его в одночасье всех заимствований, которые - и это чрезвычайно важно - давным-давно стали своими, родными, "обрусели".
Замечательно сказано об этом у Ярослава Смелякова в стихотворении "Русский язык", которое, к слову, создавалось автором с 1945 по 1966 год, и отрывок из которого хотелось бы привести:
Вы, прадеды наши, в недоле,
мукою запудривши лик,
на мельнице русской смололи
заезжий татарский язык.
Вы взяли немецкого малость,
хотя бы и больше могли,
чтоб им не одним доставалась
ученая важность земли.
Ты, пахнущий прелой овчиной
и дедовским острым кваском,
писался и черной лучиной,
и белым лебяжьим пером.
Ты - выше цены и расценки -
в году сорок первом, потом
писался в немецком застенке
на слабой известке гвоздем.
Владыки и те исчезали
мгновенно и наверняка,
когда невзначай посягали
на русскую суть языка.
Рассуждая о нынешней ситуации, с прискорбием приходится констатировать, что интенсивность заимствования чужеродной лексики достигла угрожающих темпов. Отдельного разговора заслуживает агрессивное вторжение в нашу речь компьютерной лексики. Дрожь пробирает, когда слышишь из уст молодого человека о том, что ему надо апгрейдить машину или дачу. Поясню, этот компьютерный термин значит усовершенствование. И не заключал в себе, как казалось поначалу, подобно десяткам иных схожих терминов, никакой угрозы, поскольку касался лишь "железного друга". В том же интернете молодые люди отныне не общаются друг с другом, а чатаются. Человек же, ведущий себя, как принято ныне выражаться, неадекватно, именуется крезанутым, от английского "crazy", означающего безумие. Абсолютно чуждый русскому уху сленг, в котором русские корни отсутствуют напрочь, перестал быть средством общения сравнительно небольшой касты "продвинутых", как это имело место в недалеком прошлом. Он перекочевал в повседневную речь молодежи, нагло потеснив слова родного языка. Дошло до того, что иные печатные издания даже публикуют время от времени некие толковники с русского на русский, дабы помочь родителям этой самой молодежи в элементарном понимании своих чад. Быть может, впервые за тысячелетия существования русской нации возникло реальное разделение отцов и детей, но уже не по идейным или нравственным критериям, как об этом блистательно поведала некогда великая русская литература, а по причине банального неразумения самой речи.
Припоминаю анекдотичный разговор двух московских бабушек, услышанный в начале девяностых, когда наряду с привычными магазинами с довольно унылым ассортиментом стали появляться новые торговые предприятия. Ты, спрашивает одна из них, масло в магазине брала? Нет, отвечает ей соседка, в шопе.
Нас почти приучили к тому, что мы не народ, не нация, а электорат, к которому политики в глубине души чаще всего не испытывают и тени риспекта. Что не случайно, ибо пресловутый электорат - это и в самом деле не народ, а только та его часть, которая голосует на выборах. Причем, как правило, за того, у кого привлекательнее имидж, над созданием которого денно и нощно бьются орды имиджмейкеров. Не по делам, стало быть, выбирают очередного "слугу народа", а по впечатлению, которое он производит. Причем, не сам по себе, а, что немаловажно, опять же с подачи, по подсказке специально обученных этому лукавству высокооплачиваемых людей, которые нашего кандидата что есть мочи пиарят, уверяя нас, что он харизматик. Но харизма по-гречески значит дар. Мы же помним еще со школьной скамьи, что чаще всего к подсказкам прибегали нерадивые, попросту, туповатые ученики. Так при чем здесь дар?!
Агрессивно впихивая (простите за столь грубый глагол, но точнее сказать просто невозможно) в нашу речь легионы иноязычных заимствований, нам, по сути, методично вбивают в подсознание мысль о том, что наш-де национальный язык не поспевает за стремительной цивилизацией. И вновь, сквозь два столетия, этому страстно противостоит А.С. Шишков: "Язык наш превосходен, богат, громок, силен, глубокомыслен. Надлежит только познать цену ему, вникнуть в состав и силу слов, и тогда удостоверимся, что не его другие языки, но он их просвещать может".
Тем не менее, терпимость ныне обернулась толерантностью, разномыслие - плюрализмом, соглашение - консенсусом. Русскому человеку предписывают отныне испытывать не кураж, задор или азарт, а драйв. Музыка к кинофильму теперь саундтрек, да и фильмы "ударились оземь и обернулись" блокбастерами, ремейками, актеров же подбирают не через привычные фотопробы, а кастинг. Удачный экшн обеспечат промоушном и прокрутят по тиви в прайм-тайм. С крутым хедлайнером это - нон проблем. Как услышишь иной раз: "Классный тюнинг у тачки! Фарэва! Это бой-френда той бизнес-вумен? Как насчет бодибилдинга и фитнеса? А может, дайвинг? Хочешь построить коттедж? Определись с бизнес-планом, сайдингом... Ты геймер? Хакер или юзер? Фифти-фифти? О, кэй! Как насчет шопинга в уикэнд? Скажи, прикольно?...". И все бы ничего, да уж больно отдает каким-то холуйством. Продолжим? Не знаю как вы, а я пас. Погано.
Известно много критериев, по которым принято оценивать ту или иную власть. Досадно, что они, как правило, не затрагивают изменений, происшедших в духовной сфере, в том числе, национальном языке. Возможно, это происходит еще и потому, что материя эта тонкая и не укладывается в привычные для чиновнического разумения схемы и графики. Но ведь от этого она не становится для нации и страны менее значимой количества добываемой нефти или произведенной электроэнергии. Убежден, что о любой власти люди, даже далекие от политики, ничего не смыслящие в ней, тем не менее, могут и вправе судить еще и потому, как она отразилось на русском языке, что она сделала (или не сделала) для его сохранения и умножения.
И не будем забывать, что исполненная холодного цинизма фраза "Пипл все схавает!" прозвучала в свое время из уст главы администрации бывшего президента страны. Это он, между прочем, о нас с вами.
Ситуация вовсе не безобидна, как может показаться иным. Вспомним, уже случалось в нашем Отечестве, когда войско Наполеона, которого народное русское сознание жестко идентифицировало как предтечу антихриста, катилось лавиной по русской земле, творя беззаконие и оскверняя православные храмы, а в великосветских салонах продолжали общаться на языке своего врага, демонстрируя этим свою элитарность. Даже Пушкин, как известно, в младенчестве куда более сносно изъяснялся на французском, нежели на своем национальном языке. К слову, именно народ, не растерявший, к счастью, здорового национального чувства, а потому не испытывающий благоговения, в отличие от многих своих господ, перед "французишками", как носителями некоей образцовой культуры, с присущим ему здоровым природным юмором обозвал агрессоров беспощадным шаромыга. Именно так услышало русское ухо жалобное "шер ами" тех, кто позорно отступая на запад, клянчил по ограбленным им же еще недавно деревням хлебушко, а потому и надменное "шевалье" с тех славных лет и по сей день припечатано языком нашим как шваль.
А между тем, зараза французского низкопоклонства была широко распространена не только в российской элите тех времен, но и в аристократической среде в окраинных пределах империи. Невероятно, но первым прозаическим художественным произведением в азербайджанской литературе, ведущей свой отсчет из глубины веков, была новелла, написанная ее автором Куткашенским на французском языке, и лишь позже переведенная на национальный язык. Причем, по той очевидной причине, что ее автор владел этим европейским языком в совершенстве, а вот родным не очень.
В уже упомянутом "Славянорусском корнеслове" А.С. Шишков советует: "Прочитайте переведенную с французского книгу "Тайная История нового французского двора": там описывается, как министры их, обедая у принца своего Людвига, рассуждали о способах искоренить Англию. Всеобщее употребление французского языка, говорил один из них, Порталис, служит первым основанием всех связей, которые Франция имеет в Европе. Сделайте, чтобы в Англии также говорили по-французски, как в других краях. Старайтесь истребить в государстве язык народный, а потом уже и сам народ. Пусть молодые англичане тотчас посланы будут во Францию и обучены одному французскому языку; чтоб они не говорили иначе, как по-французски, дома и в обществе, в семействе и в гостях; чтоб все указы, донесения, решения и договоры писаны были на французском языке - и тогда Англия будет нашею рабою".
Что ж, комментарии, как говорится, излишни. Призыв же Козьмы Пруткова "Зри в корень!" и ныне актуален как никогда.
Что же до Богоспасаемого града Москвы, то она свята и в святости своей да пребудет во все времена. Здесь, на кремлевском холме, в Покровском Соборе нетленно почивают святые мощи наших митрополитов и патриархов, насельников Небесного Града, непрестанно молящих Господа о первопрестольном граде земном.
И, если задуматься, неужто Третий Рим ограничивается московской окружной автодорогой? Разве ж все необозримое пространство страны нашей от дальневосточного архипелага до балтийских берегов не есть сакральные границы Третьего Рима? Да не в обиду жителям Северной Пальмиры будет сказано, но давайте вспомним, сколько раз за свой трехсотлетний период (ничтожный по историческим меркам!) меняла она свое наименование: Санкт-Петербург, Петроград, Ленинград, теперь вот по новой Санкт-Петербург, а в просторечии Питер. Что-то не заладилось... Да и как представишь вдруг, что Патриарх наш, не приведи Господи, назывался бы Ленинградским и всея Руси...
Нет, не зря тому шесть веков назад явлено было смиренному иноку Филофею дивное пророчество. Четвертому Риму, и в самом деле, не бывать! Москва же, как была Москвой, так и осталась ею, и пребудет таковою аж до скончания времен. Кого, скажите, волнует ныне, что это дорогое для всех нас слово, в котором так много, по слову поэта, для сердца русского слилось, финно-угорского происхождения? Москва святая, Москва первопрестольная, Москва красавица, Москва русская, и негоже нам отдавать ее на попрание!
P.S. Трудно представить более изощренного издевательства не только над верой нашей, но и здравым смыслом, однако, в Москве есть казино, которое называется "Третий Рим".
4. "Положи, Господи, хранение устам моим..."
Эти слова из Давидова псалма приходят на память всякий раз, когда приступаю к этой теме. Сердце заходит от смятения и боли, но и молчать невмоготу. А потому: Господи, помилуй!
Итак, речь пойдет о позорнейшем явлении нашей с вами жизни, а именно сквернословии и мате. Увы и ах, но с некоторых пор эта грязь стала еще и неким штампом, чуть не всенепременным аксессуаром русскости. Вроде пресловутых мишки и балалайки, водки, да селедки. Какой ты, дескать, мужик, ежели не можешь загнуть эдакое?! Будь проще... только проще уж некуда, простота эта и впрямь куда хуже воровства. Наши жилища и дворы, школы и улицы, укромные уголки тенистых скверов и бескрайние поля, сам воздух России, кажется, напоен до предела миазмами этой заразы. Сквернословят стар и млад, отцы семейств и хранительницы очага, подрастающие мужчины и будущие матери, мальчики, недавно расставшиеся с памперсами и ангелочки с белокурыми локонами. Причем, слабая половина нашего общества, которой почему-то упорно продолжают считать женскую, и тут, как водится у нас ныне, дает фору мужской. Ожидающие своего благословенного появления на свет Божий младенцы, еще в утробе своих матерей, вместе с вонью удушливого сигаретного дыма заглатывают смрадную погань богохульной брани. Слово, предваряющее их начало, омерзительно и богохульно.
Как тут не вспомнить наставление святого апостола Петра, обращенного к женщинам и призывающего их к высокой миссии спасения своих ближних. Только вслушаемся: "Также и вы, жены, повинуйтесь своим мужьям, чтобы те их них, которые не покоряются слову, житием жен своих без слова приобретаемы были, когда увидят ваше чистое, богобоязненное житие" (1 Пет 3, 1).
Женщина, как мы видим, во все времена есть важнейшая опора семьи, этого, по слову святых отцов, осколка рая на земле. А значит и Церкви, государства, мироздания. Если ж русская женщина - уникальное творение Создателя само по себе - утрачивают свою, воспетую в веках, святость, на что более рассчитывать? Или, памятуя слова Спасителя, "Если соль потеряет силу, то чем сделаешь ею соленою?" (Мф 5, 13).
Хочу сразу же поставить все точки над "и" и высказать точку зрения, которая кому-то может показаться невероятной. Убежден, что в русском языке мата нет и быть не может. Да-да, вы не ослышались, мат лежит за пределами, за дальними границами той благословенной территории, что зовется великорусским языком. И вот почему. Вспомним, на богородичных иконах Царица Небесная изображается, как правило, с тремя восьмиконечными звездами: на челе и на плечах. И это не просто украшение, а графические символы одного из самых сокровенных таинств нашей веры: Приснодевства Пречистой до, во время и после Рождества Спасителя. Почему и в Каноне Ангелу Хранителю взываем к Богородице со словами: "Святая Владычице, Христа Бога нашего Мати, яко всех Творца недоуменно рождшая...". Никак по-иному об этой величайшей тайне и не скажешь. Так вот, орды завоевателей, захватывая русские земли, но так и не сумев покорить душу русского человека по причине непостижимой для них веры его во Христа и верности Ему, посягали на то, что злой варварский ум ни понять, ни принять не в состоянии, - на таинство Боговоплощения. Да-да, именно об этой нашей Матери вели они свою похабную речь, это на Ее Небесную чистоту покушались они своими погаными устами. Закономерно поэтому, что ругань именуется еще и инфернальной лексикой, ведь инферна по латыни - ад.
Об этом сокрушается святой апостол Павел: "Никакое гнилое слово да не исходит из уст ваших, а только доброе для назидания в вере, дабы оно доставляло благодать слушающим" (Еф 4,29).
Кого же хулят те, кто без всякой тени сомнения считают себя русскими?! Не Ту ли, что Своим честным омофором покрывала нас в лихую годину татарского ига и неистовства тевтонцев, коварных поляков и озверевших фашистов, мрази всех мастей, которых на Святой Руси перебывало тьмы и тьмы. Не пред Ее ли Пречистым ликом тысячелетия возжигаем свечи, моля о заступлении, о Божией милости. Не Ту ли, пред святым образом Которой горячей коленопреклоненной молитвой сонмы нашим святых отмаливали и продолжают отмаливать Русь. Не Ту ли, молитвами и предстательством которой пред Сыном, Господом нашим Иисусом Христом, только и стоит доныне Россия, "Теплую Заступницу мира холодного", как писал о Ней Михаил Лермонтов.
И разве ж не к Ней, до последнего дыхания, ради собственного же спасения, взываем: "Радуйся, Радосте Наша, покрый нас от всякого зла Честным Твоим омофором!".
Справедливости ради следует признать, что в целом ряде тюркских, по преимуществу, языков слова, звучащие в русском языке как скверные, таковыми не являются. И только в конкретном историческом контексте, обращенные иноверцами к завоеванному ими, поруганному русскому человеку, приобрели в сознании последнего известный смысл. Так Россия давно уже, во всяком случае формально, никем не завоевана. Не настало ли время нам перевернуть сообща эту позорную страницу...
Правда и то, что в этих же языках нет матерной ругани в том виде, как она принята здесь. Могут, правда, оскорбить конкретную родительницу отдельно взятого человека, но это, как правило, приглашение к жесткой расправе, если не к смертоубийству, и еще не раз подумаешь, прежде чем оскорбить кого-то, пусть даже сгоряча. Но не будем забывать и о том, что больнее всего, как мы уже говорили, когда бьют по самому сокровенному, самому высокому, самому дорогому. Да, у них, и в самом деле, мата нет. Но нет и Богородицы.
И разве не слышим мы из пречистых уст Спасителя: "Говорю же вам, что за всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда: ибо от слов своих оправдаешься, и от слов своих осудишься" (Мф 12, 37). И именно поэтому первое же испытание, именуемое в Церкви мытарством, которое ожидает нашу с вами душу после смерти - за сквернословие, за словесную распущенность, за лексическую грязь. Так чем же, несчастные, оправдаемся, подойдя к неотвратимому финалу?! А может, адский пламень, - это еще и Великое Торжество Стыда, такого необходимого человеческого свойства, загнанного сегодня в самый дальний, десятилетиями не метеный угол. Когда все существо твое и вправду будет сгорать от вселенского стыда и мучительной невозможности что-либо исправить.
Ведь отвечать-то придется и, в самом деле, закаждое слово. В том числе, и за звучащее чаще многих иных оскорбительное "козел". А ведь слово это, которым не пренебрегают сегодня ни стар, ни млад, при таком раскладе, есть ничто иное, как проклятие, адресованное ближнему.Священное Писание повествует нам о беседе Господа Нашего со своими учениками на горе Елеонской, когда приступили они к Нему с расспросами о кончине света и Его втором пришествии. И тогда, вслушиваясь в пророчество своего Небесного Учителя, услышали и такие слова: "Когда же приидет Сын Человеческий во славе Своей и все святые ангелы с Ним, тогда сядет на престоле славы Своей, и соберутся пред ним все народы; и отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов; и поставит овец по правую Свою сторону, а козлов - по левую. Тогда скажет Царь тем, которые по правую сторону Его: приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира... Тогда скажет и тем, которые по левую сторону: идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его... И пойдут сии в муку вечную, а праведники в жизнь вечную" (Мф 25, 31-46). К слову, Страшным этот Суд является именно по той причине, что судить нас будут по нашим страстям.
Вот и получается, что бросив в чей-то адрес незамысловатое, на первый взгляд, обидное словечко, мы, сами того не осознавая, творим над ним суд, который нам неподвластен. Если же вспомнить слова, сказанные Христом в Нагорной проповеди: "Не судите, да не судимы будете, ибо каким судом судите, таким будете судимы" (Мф 7, 1-2), то и вовсе получается, что адресованное ближнему, повторяю, как бы невзначай, расхожее грубое словцо на деле оборачивается проклятием, обращенным... к самому себе!
В свое время прочитал об удивительных вещах, о которых рассказывают врачи, имеющие дело с парализованными пациентами. Даже при параличе, когда, казалось бы, полностью потерян дар речи, некоторые больные произносят иногда целые тирады нецензурной брани. Как известно, человеческая речь передается по специальным нервным цепочкам. Невольно напрашивается вывод о том, что этот механизм не так-то прост, и что в описанных случаях в дело вступают силы иного порядка. Но какие?! Об этом можно лишь догадываться.
Как-то знакомый священник рассуждал о том, почему монахам надлежит ходить, опустив очи долу, как бы не видя и не слыша ничего вокруг. Именно по той причине, что ничто из увиденного (или услышанного) не проходит мимо человека, а только сквозь него, оставляя не стираемый отпечаток, некое подобие матрицы, в самых потаенных глубинах памяти. Этим, наверное, и можно объяснить то, встречающееся в медицинской практике странное явление, когда под наркозом воспитанные люди, никогда не прибегавшие к хуле и брани, порой сквернословят.
Об этом говорит и в проповеди, произнесенной еще в 1945 году, святитель Лука (Войно-Ясенецкий): "Задача обуздания языка настолько трудна, что многие подвижники совсем отказывались говорить и становились молчальниками. А преподобный авва Агафон для того, чтобы победить свой язык, отучить его болтать праздно, говорить слова нечистые, три года носил под языком камешек и тем сдерживал его". И далее святой и великий ученый продолжает свою мысль: "Часто при чтении паремий слышите вы такие слова: "Благословением праведных возвышается город, а устами нечестивых разрушается" (Притч 11, 11). Что это значит? Как это может быть, что устами нечестивых разрушается целый город? Что же это, преувеличение премудрого Соломона или подлинная и глубокая истина? Это истина, которую вам надо знать. Надо вам знать, что сила слова человеческого огромна. Ни одно слово, исходящее из уст человеческих, не теряется в пространстве бесследно. Оно всегда оставляет глубокий, неизгладимый след, оно живет среди нас и действует на сердца наши, ибо в слове содержится великая духовная энергия - или энергия любви и добра, или, напротив, богопротивная энергия зла. А энергия никогда не пропадает. Это знают все физики относительно энергии материальной, которая во всех видах своих не теряется. Энергия духовная тоже никогда не исчезает бесследно, она распространяется повсюду, она действует на всех. устами нечестивых разрушается град потому, что злая энергия безудержного языка их, нечестивого и богохульного, проникает в сердца окружающих людей, заражает воздух духовный так, как воздух материальный заражается всякими миазмами. Если миазмы порождают в нас болезни телесные, то миазмы злой энергии духовной отравляют наши сердца, наши умы, всю нашу духовную жизнь... А материальное благосостояние народа всегда тесно связано со здоровым и чистым состоянием души и сердца народа. Если благосостояние праведных распространяется над градом, если в сердца людей проникают их святые слова, то град возвышается, благосостояние духовное, следовательно, и материальное, также углубляется и возвышается. Если же царит в душе народа духовная зараза, исходящая из уст неправедных, то злая энергия пустых, гнилых слов разрушает град не только в духовном, но и в физическом отношении... Вот поэтому так сильно говорит о языке нашем святой апостол Яков...".
Вслушаемся же и мы в эти проникновенные слова, сквозь тысячелетия, с любовью и болью взывающего к нам сегодняшним: "Кто не согрешает в слове, тот человек совершенный, могущий обуздать и все тело. Вот, мы влагаем удила в рот коням, чтобы они повиновались нам, и управляем всем телом их. Вот, и корабли, как ни велики они и как ни сильными ветрами носятся, небольшим рулем направляются, куда хочет кормчий; так и язык - небольшой член, но много делает. Посмотри, небольшой огонь как много вещества зажигает! И язык - огонь, прикраса неправды; язык в таком положении находится между членами нашими, что оскверняет все тело и воспаляет круг жизни, будучи сам воспаляем от геенны. Ибо всякое естество зверей и птиц, пресмыкающихся и морских животных укрощается и укрощено естеством человеческим, а язык укротить никто из людей не может: это - неудержимое зло; он исполнен смертоносного яда. Им благословляем Бога и Отца, и им проклинаем человеков, сотворенных по подобию Божию. Из тех же уст исходит благословение и проклятие: не должно, братия мои, сему так быть. Течет ли из одного отверстия источника сладкая и горькая вода? Не может, братия мои, смоковница приносить маслины или виноградная лоза смоквы. Также и один источник не может изливать соленую и сладкую воду" (Иак 3, 1-12).
Рад бы утешить тех, кто готов, в качестве оправдания, сослаться на былое неведение. Проблема, оказывается, в том, что незнание духовных законов, как выясняется, не освобождает от ответственности. И именно об этом с суровой категоричностью предупреждает святой апостол Павел: "Или не знаете, что неправедные царства Божия не наследуют? Не обманывайтесь: ни блудники, ни идолослужители, ни прелюбодеи, ни малакии, ни мужеложники, ни воры, ни лихоимцы, ни пьяницы, ни злоречивые, ни хищники царства Божия не наследуют" (1 Кор 6, 9-10). Что и говорить, - незавидная, горькая участь оказаться в этой страшной кампании.
Вспомним, многие вульгаризмы и слова-сорняки, прежде, нежели получить "постоянную регистрацию" в нашем с вами лексиконе, поначалу употреблялись нами же как некая легкая издевка над речью тех, кого мы невольно пародировали, подспудно выражая этим свое над ними превосходство: интеллектуальное, эстетическое, лексическое. Да-да, та самая пагуба, изначальный извечный грех гордыни, которому не откажешь в умении маскироваться подо что угодно. Далее же случилось то, что и должно было случиться: мы и не заметили, как словечки, произносимые нами с подчеркнутой иронией, весь этот мусор: чисто, как бы, конкретно, в натуре, ващще, типа того, короче, вроде как... тихой сапой вошли в нашу речь, беззастенчиво вытеснив из нее нормальные русские слова. Как тот же пресловутый блин, не сходящий с уст даже малышей, и который - не будем себя обманывать - все та же слегка переиначенная вульгарная брань. Личина, как обнаруживается со временем, намертво прирастает к лицу. Вот и получается, что вовсе небезопасная эта штука - пародия.
Найдем же в себе мужество покаяться и начнем очищать то замечательное жизненно необходимое пространство вокруг и внутри нас, что зовется русским языком. Тут уж и впрямь надеяться не на кого, кроме как на себя. И уж никак не на того шоумена (слово-уродец), который еще недавно возглавлял российское министерство культуры, да и сейчас все еще при делах. Вспомним, одна из передач, а по сути, позорное ток-шоу (очередное слово-уродец!), затеянное им несколько лет назад в очередной "Культурной революции" на телеканале с красивым и ко многому обязывающим названием "Культура", была посвящена именно мату. Находящимся в студии представителям, так называемой, интеллектуальной и творческой элит предлагалось, по сути, высказаться по поводу того, может ли русский язык вообще существовать без мата. Таким образом, сама постановка вопроса, задуманная и осуществленная как провокация, бьют наотмашь не только по великому языку, но и по всем нам, его носителям.
Нелишне задуматься и о том, что в известном словаре Владимира Даля смысл слова культура толкуется как "обработка и уход, возделывание; образование, умственное и нравственное". Культура, таким образом, есть ничто иное, как миссия. Какую ж ниву возделывают подобные деятели культуры, и какую такую миссию они осуществляют в сегодняшней России?! Нормально предположить, что подлинным культурным пространством может быть только то, что освящено, что призвано приблизить образ Божий к Первообразу, ко Творцу. И уж, конечно, культурной никакая революция не может быть по определению. Как и все те, для которых русский язык не национальная святыня, а лишь повод для постыдного шутовства. И не о таковых ли глаголет пророк и псалмопевец Давид: "Гроб открытый - гортань их" (Пс 5,10). Вещающие зло, они воистину зловещие.
Не может не вызвать интереса и научная точка зрения на эту проблему. Так исследования, проведенные Российской Академией Наук позволяют говорить о том, что ДНК способна воспринимать человеческую речь и читаемый текст по электромагнитным каналам. Причем, одни оздоравливают гены, а проклятия и матерщина вызывают мутации, ведущие к вырождению человека. Ученые предупреждают, что любое произнесенное слово есть ничто иное, как волновая генетическая программа, влияющая как на нашу жизнь, так и на жизнь наших потомков. Совсем неслучайно в церковнославянском язык и народ суть одно слово: каков язык - таков и народ. По меткому выражению Юрия Воробьевского: "Грешники, для которых родным является ругательный псевдо-язык, становятся псевдо-народом. И именно эта общность первой поклонится псевдо-спасителю".
Рассуждая о сквернословии, полюбопытствуем же о смысле этого слова, для чего в очередной раз заглянем в "Толковый словарь живого великорусского языка" Вл. Даля и прочтем: "Скверна - мерзость, гадость, пакость, касть, все гнусное, противное, отвратительное, непотребное, что мерзит плотски и духовно; нечистота, грязь и гниль, тление, мертвечина, извержения, кал; смрад, вонь; непотребство, разврат, нравственное растленье; все богопротивное".
Будем же помнить о том, что граница языка отдельно взятого человека есть, в то же самое время, и некая граница его духовного мира. Неудивительно поэтому, что объем лексики у Пушкина составляет 313, а у Лермонтова аж 326 тысяч слов! И не налицо ли стремительная лексическая (а значит, и духовная, и интеллектуальная!) деградация нашего общества в сторону печально знаменитой героини И. Ильфа и Е. Петрова Эллочки-Людоедки.
А ведь когда-то российские власти не были столь безразличны к этой проблеме, к тем, кто обильно изливает словесную жертву сатане. Достаточно вспомнить о том, что за матерную ругань когда-то пороли, сажали в тюрьму, даже отлучали от Церкви. Формально и сегодня действует соответствующая статья Административного кодекса РФ, предусматривающая за сквернословие штраф или арест до 15 суток. Но это все случится, как любил говаривать мой дед, когда-нибудь на Луне.
Таким образом, немаловажное наблюдение, что матершинники, в массе своей, нередко тупы и примитивны, имеет вполне научное объяснение. Кроме, пожалуй, богемы, где мат, как это не покажется парадоксальным (ведь речь идет, в первую очередь, о художниках, поэтах, актерах), считается порой атрибутом некоей элитарности. Причем, печальная эта традиция возникла не сегодня, и не вчера.
Вот как описывает М. Горький, человек, вышедший из среды простых людей и немало потрудившийся над собственным интеллектуальным и культурным уровнем, свою первую встречу со Львом Толстым. В очерке, посвященном великому писателю, читаем: "С обычной точки зрения речь его была цепью "неприличных" слов. Я был смущен этим и даже обижен; мне показалось, что он не считает меня способным понять другой язык". И там же: "О буддизме и Христе он говорит всегда сентиментально; о Христе особенно плохо - ни энтузиазма, ни пафоса нет в словах его и не единой искры сердечного огня. Думаю, что он считает Христа наивным, достойным сожаления, и хотя - иногда - любуется им, но - едва ли любит. И как будто опасается: приди Христос в русскую деревню - его девки засмеют". Еще? Извольте: "Он часто казался мне человеком непоколебимо - в глубине души своей - равнодушным к людям, он есть настолько выше, мощнее их, что все они кажутся ему подобными мошкам, а суета их - смешной и жалкой. Слишком далеко ушел от них в некую пустыню и там, с величайшим напряжением всех сил духа своего, одиноко всматривается в "самое главное" - в смерть...Всю жизнь он боялся и ненавидел ее, всю жизнь около его души трепетал "арзамасский ужас", ему ли, Толстому, умирать?".
И в самом деле страшно, не правда ли? Господи, помилуй!
Широкие эти цитаты привожу неспроста. Так, в письме к одному из современников замечательный сын своего народа Константин Петрович Победоносцев скорбно констатирует: "Вся интеллигенция поклоняется Толстому". Разве не важно поэтому понять, - кому же все-таки поклонялся тот, кто и поныне кумир многих отечественных интеллигентов, это, по меткому (как ни крути!) выражению Ленина, "зеркало русской революции". И добавим: не просто зеркало, а предтеча величайшей русской трагедии, записавший после беседы с архиепископом Тульским Парфением незадолго до своей кончины: "... возвратиться к Церкви, причаститься перед смертью я также не могу, как не могу перед смертью говорить похабные слова или смотреть похабные картинки, и потому все, что будут говорить о моем предсмертном покаянии и причащении, - ложь...".
И это человек, начавший свой неповторимый путь в великой русской литературе с гениальных "Казаков" и "Севастопольских рассказов", с "Кавказского пленника", с пронзительного рассказа "Лев и собака". Воистину, не начный блажен, но сканчавый.
Во время одного из выступлений по телевидению, в студию позвонила пожилая женщина и с нескрываемой болью в голосе попросила выказать отношение к заполонившим центральные телеканалы эстрадному пародийному дуэту, называющему себя "новые русские бабки". Почему, вопрошала телезрительница, объектом насмешек, откровенного издевательства выбраны именно русские, а не какие-либо иные бабушки?! В ответ я предложил сообща порассуждать о таких явлениях, как смех и пародия. В своей книге "Камешки на ладони" Владимир Солоухин, замечательной русский писатель, у которого неизбывно болело сердце за творимое на его земле, с его народом, размышляет о том, что можно представить себе Христа молчащим, скорбящим, беседующим, негодующим, улыбающимся, но нельзя - хохочущим.
Смех, и в самом деле, вовсе не так безобиден, как может показаться. Вспомним пушкинские слова о том, что смех Вольтера разрушил больше, чем плач Руссо.
Во все времена у всех народов существовало понятие табу, того, к чему нельзя прикасаться ни в коем случае. Во многом благодаря этому человек, если можно так выразиться, и стал человеком. Разрушительная же энергия смеха заключается именно в том, что он способен в мгновение ока изничтожить, низвергнуть то, на что сейчас нацелен. Скажем, если подвергнуть осмеянию добродетель, она стремительно сжимается, как шагреневая кожа, и, что прискорбно, теряет ореол святости. Как у Гюстава Флобера: "До идолов нельзя дотрагиваться руками - с них сходит позолота". Если же высмеять зло, оно станет казаться отныне вовсе не страшным и в чем-то даже забавным. О чем бы не шла речь: будь то супружеская измена или уклонение от воинского долга, пьянство или казнокрадство, жадность или трусость, забвение родительских обязательств или непочтение к родителям, старикам... да мало ли. Дьявольская же уловка заключается именно в том, что зло отныне лишь кажется таковым - вовсе не зловещим, в чем-то даже милым и, что немаловажно, забавным. Но злом-то от этого быть не перестает! Недаром святые отцы во все времена призывают нас воздерживаться от бездумного хохота, предостерегают: исконный враг человека неустанно стремится внушить мысль о том, что его самого в природе нет. А раз нет его, то, стало быть, нет и Бога. "Расслабься и получи удовольствие!" - не к этому ли призывают нас с голубых экранов и со страниц серо-желтой прессы, из динамиков многочисленных радиостанций в режиме нон-стоп нескончаемые юмористы и пародисты, сатирики и хохмачи.
Вспомним, а ведь еще полтора десятка лет назад не было всех этих юмористических марафонов с обсосанными до рвотных позывов пошлейшими сюжетами про злыдню тещу, коварного соседа, завидущую подругу, друзей-выпивох, туповатого начальника, блудливую жену, "никакого" мужа, примитивных и алчных "новых русских". Неужто не обрыдло?! Да еще эти похотливые "новые русские бабки" и козлоногие "новые русские деды" с пошлейшими текстами и омерзительным кривлянием. Ну, как после увиденного и услышанного неокрепшей душе прикажете относиться к собственным бабушкам и дедушкам, к старости вообще?
А это уже даже не настораживающее, а пугающее число переодетых в женское платье мужчин, что во все времена считалось мерзостью пред Богом. Постоянное же публичное глумление над мужчиной: главой семьи, отцом, мужем, воином - тема отдельного строго разговора. Чего скрывать: пьянство, наркомания, слабо выраженные волевые качества, нежелание и неумение создать крепкую семью и воспитывать собственных детей в чистоте и вере, защищать Родину - преодолеть этот частокол способны сегодня не все русские парни, и это наша с вами общая беда. Важно то, к а к об этом говорить. В том же несмолкаемом ржанье, что обрушивается на граждан страны с раннего утра и до поздней ночи, нет, как мне кажется, главного. Нет боли, а значит, нет и любви.
Иное дело юмор, о котором Борис Полевой написал как-то, что он "как чеснок, с ним любую гадость съешь, да еще и облизнешься". И вправду, замечательная такая легкая приправа к горьким блюдам, предлагаемым подчас жизнью, что, впрочем, тоже совершенно нормально. Здесь же - сплошь тошнотворные "пищевые добавки" взамен полноценного питания. "Также сквернословие и пустословие и смехотворство не приличны вам, а, напротив, благодарение... Никто да не обольщает вас пустыми словами, ибо за это приходит гнев Божий на сынов противления; итак, не будьте сообщниками их", - увещевает святой апостол Павел (Еф 5, 4,6), но многие ли из нас способны расслышать эти его слова, исполненные тревоги и боли.
"Хлеба и зрелищ!" - требовала в античные времена от своих правителей толпа. Так отчего такой перебор со зрелищами ныне; не оттого ли, что недобор с хлебом?! Как-то в одной из бесед на эту тему одна молодая журналистка возразила мне: но ведь смех, как известно, продлевает жизнь! А что, может, и в самом деле, зря мы так. Только вот что смущает душу: хохмачей и гогота в России все больше и больше, а живут русские люди все меньше и меньше.
Многое, привычное на слуху с детства, приобретает с возрастом иной, сокровенный смысл. В том числе, известная поговорка о том, что хорошо смеется тот, кто смеется последним. Сейчас мыслится, что речь здесь о несхожей ни с чем земным радости от грядущего лицезрения Христа, Его Пречистой Матери, сонма лучезарных ангелов небесных и святых угодников - как величайшей награды для тех немногих, кто не стремился превращать свою земную жизнь в одно непрерывное веселье, и кто предпочел плач над собственным несовершенством хохоту над недостатками ближнего. Воистину, "Блаженны плачущие, ибо они утешатся" (Мф 5, 4).
5. Родной непонятный язык
Начать эту главу хотел бы с воспоминания детства. Сколько раз тогда и позже, в течение многих лет, приходилось наблюдать, как поминают усопшего. В тщательно убранной квартире или небольшом бакинском дворике, выметенном и политом из шланга, а то и в огромной брезентовой военной палатке на случай непогоды, сидят мужчины всех возрастов и внимательно слушают муллу, который долго (тогда казалось бесконечно долго) размеренным речитативом читает на арабском языке суру из Корана. Женщины в другом помещении, но и там все происходит похоже. Мужчины только вернулись с кладбища: устали, голодны, но особенно хочется пить, потому как жарко. Никто, однако, не шелохнется. И чай, и поминальная трапеза потом, - сейчас же все посвящено только одному. Многих я знаю хорошо: это соседи по дому и улице, здесь же мои, покойные ныне, папа, дядя, дед. Поразительно то, что никто из присутствующих вообще не знает этого языка! Несколько человек вообще откровенные атеисты, не исключено, что им был и сам усопший. Но как строги их позы, почтительно склонены головы. Заметно, что люди сосредоточены. Это происходит, как мне кажется, еще и оттого, что они стремятся уловить в убаюкивающем речитативе чужой речи знакомые слова, а таковые, пусть изредка, но все же встречаются. И это подспудное стремление людей к хоть какому-то осмысленности происходящего так понятно, так естественно. Но, повторяю, - ни звука, ни лишнего жеста: такова сила традиции, глубокого уважения к ней.
Вспоминаю и собственное изумление, когда друг шепнул мне, что мулла, приглашенный на похороны его бабушки, вычитывал слова молитв из небольшой записной книжки, в которой они были записаны от руки кириллицей (!). В те времена проблемы с духовным образованием существовали во всех религиозных конфессиях, и ныне я вспоминаю этот эпизод по иной причине. Повторяю, люди, которые не понимали содержания читаемого им на чужом языке текста, тем не менее, внимали ему в ненарушимом молчании, даже с неким трепетом.
Много лет спустя поведал об этом человеку, подвизающемуся в исламском богословии. Он ответил мне, что язык священной книги представляет непреходящую ценность сам по себе, вне зависимости от того, понятен ли его смысл. Даже простое слышание этого текста, этих звуков, пытался он внушить мне, благотворно влияет на душу слушающего.
Давнее это вспомнилось неспроста. Сколько раз, беседуя с людьми, уклоняющимися от посещения православного храма, участия в богослужениях, слышишь нередко один и тот же довод: непонятен церковный язык. Нет-нет, да и услышишь призывы, доносящиеся, в том числе, и из церковной среды, о необходимости скорейшей реформы церковнославянского языка. Дескать, так он станет понятнее, и молодежь потоком хлынет в наши храмы. Ну, что можно на это возразить?! Подобные разговоры, как мне кажется, возникают чаще всего по причине непонимания подлинной сути и назначения церковных служб. И дело не только и не столько в хрестоматийном доводе с понятной каждому русскому фразой "устами младенца глаголет истина", где все слова церковнославянские.
Начну с себя, так будет честнее, да и убедительнее. И как же трудно (возможно, трудно не самое точное слово, скорее тягомотно) было находиться на богослужениях в течение весьма продолжительного времени после Крещения. И это притом, что русский с рождения является для меня, как и для большинства бакинцев моего поколения, наряду с национальным языком, родным. К тому же, учитель русского языка и литературы по своему базовому образованию, знаком со старославянским не понаслышке, изучал его, сдавал, помнится, с приличными оценками. И тем не менее... Однако со временем чудесные изменения, милостью Божией, со мною все же начали происходить. И, прежде всего, потому, что с некоторых пор стал посещать церковные службы регулярно. Попытался приноровить, если можно так выразиться, ритм собственной жизни к ритму общецерковной. И еще - это, как мне теперь видится, немаловажно - со временем отыскал наконец-то то самое место в храме, м о е. Оно оказалось в непосредственной близи от клироса и царских врат. Впервые без стеснения, чуть слышно, пел (молился!) вместе с хором. Куда подевались усталость, свинцовые ноги, непонятные слова молитв?! Ничего похожего, только легкое недоумение, что служба так плавно и необременительно подошла к концу, и вот уже батюшка выносит крест. Удивительно, но не утруждая себя толкованием каждого слова, я, тем не менее, все прочувствовал, все услышал, но только по-иному, сердцем. Если и вас одолевают схожие сомнения, прошу, не смущайтесь и начните с малого, приучите себя по возможности в храме бывать. Чтобы могли со временем ответить с очаровательной непосредственностью расшалившегося в храме крохи (а свидетелем этой сцены был я сам), которого мама пыталась урезонить: "Ты где находишься?!". "Дома!", - обезоруживающе невинно прозвучало в ответ.
Вот и в одной из присланных записок прочитал: "Раньше в наших храмах пели все, потому и по сей день громко возглашают: "Глас осьмый!". Наша Церковь - Церковь поющих...".
И не терзайтесь так, не унывайте и не смущайтесь оттого, что не все поначалу понятно. Утешьтесь тем, что этот язык понимают бесы и трепещут. Уясните главное, - происходящее здесь не есть обмен информацией! Все гораздо проще... и сложнее. Все иное. Православный храм вовсе не источник некоей мистическойинформации для пытливого ума, но прежде - источник неизреченной благодати, постигать которую призвано отныне ваше сердце через непосредственное участие в церковных таинствах.
Впрочем, и непреклонный интеллектуал не уйдет не утешенным, наверняка открыв для себя небезынтересные научные истины. Оказывается, мозг человека во время молитвы находится в третьем (помимо сна и бодрствования) состоянии, а молитвы на церковнославянском языке, как установлено, к тому же "осуществляют контрсуггестию". Иными словами, они препятствуют внушению извне, являются преградой, надежной защитой на пути нейролингвистического программирования. Тот же церковный колокол не просто услаждает слух и волнует душу. Он, как свидетельствует ныне наука, излучает резонансную ультразвуковую радиацию. И именно поэтому колокольный звон спасал православных людей во время гибельных эпидемий чумы. К слову, одновременный звон московских, прославленных некогда, "сорока сороков", как продолжает свидетельствовать та же наука, образуя невидимый небесный щит, способен отклонить траекторию межконтинентальной баллистической ракеты. Что касается бесов, то они, по мнению некоторых ученые, есть электромагнитные матрицы с отрицательным зарядом...
Но разве ж это главное?! Для церковного человека важно иное. Колокольный звон для него - невыразимая человеческими словами музыка, ведущая свой волнующий диалог с его бессмертной душой напрямую, безо всяких посредников. И ни за что не спутает он мерный благовест с частым перезвоном. Что же касается бесов, то они для него оптом и поврозь как были паршивой нечистью, так ими и останутся, как их не назови.
Какая же милость Божия изливается на русских людей, что им позволительно молиться Создателю и святым Его, Пречистой Богородице, по сути, на том же языке, на котором общаются с близкими и родными, на языке сладких детских снов, навеянных колыбельной, что пела когда-то мама. Поверьте, это дано не всем.