О своеобразии одесской речи я знал не только по произведениям Бабеля. Каждый, кто побывал в Одессе, спешил обязательно рассказать что-нибудь этакое.
Чарли Мешик, с которым я учился вместе в Торфяном институте, а потом работал вместе в одном из НИИ Госстроя, выдал, приехав из командировки туда, парочку образчиков. Первый: о том, как стоял на трамвайной остановке, чтобы ехать на Пересыпь и на всякий случай решил переспросить одессита, тоже ждавшего трамвай, идет ли он туда.
- А ты, шо: не здешний? - вместо ответа спросил его тот.
- Нет: командировочный - из Москвы.
- Ну, так я же по акценту слышу.
Второй: как он искал на Греческой площади театральную кассу. Спросил стоявшего там милиционера:
- Скажите: где здесь театральная касса? - И услышал:
- Где-то что-то здесь было. А что ты там хотел купить?
Наконец, в 1971 году мне довелось самому побывать там. У жены была командировка туда, и она предложила мне взять отпуск и тоже приехать туда, чтобы вместе потом провести его там. Через неделю после того, как она уехала, сдав очередной проект, я поехал следом за ней.
Жила она не в гостинице, а у одной из сотрудниц организации, куда была командирована: сдружилась с ней и сняла у неё угол, чтобы жить вместе со мной. Отношения с ней и её мужем у нас были отличные, и питались мы вместе - Алла готовила на всех. Ездили вместе к ним на дачу в Лузановке; там мне довелось с Вилей и половить рыбу - без особого успеха: нашего общего улова хватило только сварить годовалой Леночке маленькую тарелку ухи.
Поначалу одесситы, в том числе и Алла с Вилей, не поразили каким-то особым одесским говором. Это их выражение "А я знаю?", точный перевод с еврейского "Их вейс?", произносилось как-то мягко - без какой-либо специфической интонации. Но свой одесский перл мне довелось привезти в Москву.
Как-то раз я собрался идти за хлебом. Алла сказала перед моим уходом:
- Возьми муку тоже. У меня творог остался - я вертуту (рулет) сделаю.
В булочной муки не оказалось, и я зашел на обратном пути еще два или три магазина: но и там тоже самое. Сказал, когда вернулся, об этом Алле.
- Вот бардачная Одесса, - отреагировала она, - вечно в ней муки нет в магазине. Ладно: завтра вы поедете на привоз, так сойдите на улице Ленина (сейчас снова Ришельевская) - она назвала остановку - и идите по этой улице. Там угол Кангуна, и на нем магазин: в нем мука всегда бывает.
Что мы с женой назавтра и сделали. Но сколько не шли, улицу Кангуна не встретили. Запомнилось лишь название одной улицы: Гарибальди.
Дойдя до конца улицы, по которой шли, повернули обратно. Но надо было найти, и я спросил шедшую навстречу дородную пожилую одесситку:
- Извините, Вы не скажите, где здесь улица Кангуна?
- А где-то здесь что-то было. Но это старое название, а новое я чего-то не помню. Помню только, что какое-то комичное.
- Случайно, не Гарибальди? - наобум спросил её я.
- О, таки правильно: действительно, Гарибальди. - !!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Интересно, что, когда я рассказывал это здесь, в Америке, бывшим одесситам, ни один из них даже не улыбнулся. Только замечали: