Все имена, названия и события, изложенные в данном произведении, являются исключительно плодом авторского воображения и не имеют ни малейшего отношения к действительности. Любое совпадение персонажей или событий с реальными лицами или происшествиями возможно только случайно.
Вступление.
Характер каждого человека, независимо от происхождения, уровня образования и социального статуса, это причудливая смесь самых разных черт, стремлений и побуждений. Ещё в древности умные люди выделили четыре основных темперамента, но сегодня мы понимаем, чистые сангвиники, холерики, меланхолики или флегматики встречаются довольно редко. Чаще всего можно говорить только о том, что один из темпераментов превалирует над другими. Темперамент определяет характер человека, в котором при всей его сложности, одна из черт тоже выражена ярче других. Это нормально, но когда одна из черт характера начинает заметно преобладать над остальными, это уже опасно, такая черта становится главной направляющей силой, подчиняет себе хозяина, а тут и до преступления недалеко.
Ведь что такое преступление? Это не просто нарушение закона. Как правило, человек идёт на преступление тогда, когда какое-либо желание: страх разоблачения, страсть к женщине (или к мужчине, что едва ли не чаще встречается), стремление к богатству или жажда власти и славы становится определяющим. Когда одна из черт характера, одно желание или стремление развивается не просто сильнее других, а намного сильнее, оно начинает руководить человеком, определять его поступки. И зачастую жажда славы оказывается посильнее прочих стимулов. Хуже всего, что человек, ставший рабом своих желаний, портит жизнь не только себе, но и другим.
Случай, о котором хочу рассказать, как раз из этого ряда. У кого-то может создаться впечатление, что преступление, о котором пойдёт речь, было раскрыто случайно, благодаря непредвиденному стечению обстоятельств. Это и так, и не совсем так. Вернее, совсем не так! На первый взгляд, вроде преступник действительно случайно разоблачён, на самом деле закономерно. Ибо случайностей не бывает, если судьба подбрасывает сыщику знаки, это не случайно, это правильно. Преступник не должен оставаться безнаказанным, а если порой остаётся, так потому только, что не все умеют видеть и (главное!) правильно понимать знаки судьбы.
Глава первая. Завязка, 22 октября, понедельник.
Необычная клиентка или о пользе цинизма.
Конец октября в Москве -- сезон непредсказуемый: порой бывает солнечным и сухим, но чаще (увы) -- пасмурным и сырым. Вот и нынешняя осень выдалась плаксивой, а нынче с утра особенно пакостно. И не то, чтобы холодно, но как-то промозгло, отчего на улицу выходить совсем не хочется. Не хочется, но надо, необходимо посетить родное издательство. А поскольку такие визиты, всегда планируемые как краткосрочные, обычно имеют тенденцию затягиваться, я заранее предупредил Ивана Макаровича что могу задержаться, тем более никаких дел на сегодня не планировалось.
Однако так случилось, что я освободился вскоре после того, как часы в приёмной отбили полдень. Обычно так всегда и бывает: когда торопишься, минуты считаешь, как назло накладка за накладкой, а если спешить некуда, как по заказу всё складывается. Вот и нынче редактор оказался свободен, что бывает редко, да и вопросов у него ко мне не накопилось, что ещё реже случается. И только я подумал, что надо бы позвонить профессору, узнать, нет ли каких указаний, как телефон в кармане запищал, завибрировал. Я не из тех, кто закачивает в мобилу популярные мелодии (телефон должен звонить, а проигрыватель музыку играть), поэтому опознать абонента могу только на экран глянув, но отчего-то сразу о Иване Макаровиче подумал.
Так и оказалось. Профессор вежливо осведомился, скоро ли я освобожусь и узнав, что уже, кратко информировал: новая клиентка объявилась, записалась на три часа, так что "подъезжайте, Сергей Юрьевич". Конечно, отвечаю, скоро буду, а сам невольно думаю, какие интересные метаморфозы происходят порой с человеком. Ещё совсем недавно старик пригласил бы меня иначе: "Можете приехать, если интересно", а теперь подъезжайте к трём и вся недолга. Но я не в претензии, ведь то, что иной примет за бесцеремонность, я посчитал комплиментом. Поучаствовав в паре расследований (под руководством Ивана Макаровича, разумеется, но вполне успешно, без ложной скромности говорю), я стал восприниматься в агентстве "Интеллект" не стажёром, не писателем, собирающим материал, коим на самом деле и являюсь, а полноценным сотрудником.
В агентство я прибыл задолго до трёх, но совершенно продрогшим. А потому с особым удовольствием вошёл в тёплый кабинет профессора, угнездился в уютном кресле и наслаждением приник к чашечке горячего кофе, приготовленного заботливым секретарем Анечкой. Правда, вполне может статься, что придётся снова выходить в эту хмарь, тем более о сути дела ничего толком пока не известно, но не всякое же дело начинается с немедленной беготни. Да и в самом худшем случае пара часов, а то и поболее у меня точно есть. Дамочка наверняка опоздает, пока проблему изложит, пока профессор её расспросит, всё выяснит...
Однако клиентка не только не опоздала, но даже минут на десять раньше назначенного времени заявилась, что показалось мне достойным удивления, особенно учитывая, что речь шла об относительно молодой женщине тридцати трёх лет от роду. Мы с Иваном Макаровичем едва успели по чашечке кофейку принять да парой слов перекинуться, как секретарь доложила, что появилась посетительница. Хотя она и пришла раньше назначенного времени, мой друг не стал разыгрывать из себя человека, занятого решением глобальных проблем и принял её без проволочек.
Из предварительного опроса, обычно делаемого секретаршей при записи нового клиента, я знал, что даму зовут Эльзой Францевной Штерн, что она довольно молода, происходит из советских немцев, имеет двойное гражданство и последнее время постоянно проживает в Германии. А я, как писатель, имею привычку перед встречей с новым человеком пытаться его представить. Так вот в данном случае не угадал. Воображение услужливо нарисовало мне пышнотелую белокурую немочку с плакатов Октоберферста, но вошедшая дама совершенно на плакатный образ не походила.
Высокая, худощавая шатенка. Не красавица, но и не урод, а как бы сказать... Никакая. Взгляд в толпе за такую не зацепится. Широкий мужской шаг, на лице ни грамма косметики. Причёска короткая, джинсы, свободный свитер, сапоги на низком каблуке, тоже скорее мужского кроя, да и размер ноги чуть ли не за сорок. Со спины её вполне можно было бы принять за парня. Правда вскоре я понял, что при желании дамочка могла бы выглядеть довольно привлекательно, только, похоже, желания такого у неё не возникало. Да ещё и суровое выражение лица впечатление портило: глубокая складка между бровей, губы, решительно сжатые в ниточку.
Войдя, посетительница остановилась в дверях и внимательно исследовала нас с профессором особым, по меткому определению интеллигентного слесаря Гоши из народного кинобестселлера, оценивающим взглядом незамужней женщины. Некоторое время она размышляла, переводя взгляд с Ивана Макаровича на меня и обратно, видимо решала, подходим ли под её задачи, вписываемся ли в условия? И, похоже подходили не очень, ибо на суровом лице Эльзы Францевны отразилось сомнение. Я уж подумал, не судьба нам сегодня клиенткой обзавестись, когда мадам определилась и вернув лицу прежнее сурово-деловое выражение, решительно двинулась вперёд.
Промаршировав к столу, Эльза Францевна поздоровалась, представилась и уселась не дождавшись приглашения. Впрочем оно без сомнения воспоследовало бы, Иван Макарович человек вежливый, он просто не успел, да и несколько опешил. Не привык старик, чтобы его так бесцеремонно разглядывали. Посетительница между тем извлекла из кармана пачку сигарет, решительно отказалась от угощения и затянувшись, приступила к делу, чем ещё раз меня удивила.
Я уже привык (и по рассказам профессора, и по личному опыту), что потенциальные клиенты долго раскачиваются. Особенно это касается женщин, хотя и мужчины порой при первом общении с частным детективом теряются или, говоря точнее, стесняются. Некоторые возражают против присутствия третьего лица, поскольку не так уж просто раскрывать душу, вплоть до самых потаённых уголков перед посторонним человеком, тем более делать это не тет-а-тет, интимно, а как бы публично. Обычно Ивану Макаровичу приходилось клиента подталкивать, уговаривать, чуть ли не клещами слова вытягивать. Эльца Францевна оказалась редким исключением и надо признать изрядно шокировала не только меня, но и повидавшего виды профессора.
В частности, она никак не отреагировала на моё присутствие, в том смысле, что своего отношения не обозначила. Иван Макарович представил меня в качестве своего помощника, Эльза Францевна кивнула, обернувшись и более внимания на меня не обращала, пока этого не требовалось по ходу беседы. То есть приняла ситуацию как данность: раз сидит человек в кабинете, значит так надо и говорить больше не о чем.
- Уважаемый Иван Макарович, дело у меня не совсем обычное, чрезвычайно важное и крайне срочное.
- Да ко мне отчего-то с неспешными неважными делами не приходят, -- пробормотал профессор, видимо тоже сбитый с толку обликом и манерой поведения посетительницы.
- Понимаю, но в любом информационном массиве, даже при кажущейся одинаковости составляющих его элементов, всегда можно расставить рейтинги и приоритеты. Так вот, прошу отнестись к моему делу, как к имеющему наивысший приоритет. Я готова даже приплатить за срочность.
- Давайте ка, уважаемая Эльза Францевна, не будем торопиться. Вы сначала мне всё расскажете, а затем мы финансовую сторону обсудим.
- Извольте. Кстати, можете обращаться ко мне просто по имени. Мне так привычнее, в Германии отчеств нет, отвыкла за восемь лет, да и моложе я вас почти вдвое.
Иван Макарович издал горлом неясный звук, который при желании можно было принять за знак согласия. Но я-то ясно видел, что его несколько покоробило указание на почтенные года. Да, конечно, профессор прекрасно понимал, что он далеко уже не юноша и даже иной раз кокетливо называл себя стариком, но когда тебе молодая женщина в нос возрастом тычет, это совсем другое дело, кому понравится? И зачем же так прямолинейно? Похоже дамочка с тактом не в ладах, лепит, что думает. Эльза, между тем, ничуть не смущаясь, пояснила:
- Я решила именно к вам обратиться, потому что о вас одна моя приятельница отзывалась в высшей степени уважительно, но, честно признаюсь: не думала, что вы такой старый. Ваш коллега моложе, но тоже мне в отцы годится, я даже подумывала сразу же уйти, однако вспомнила, что мозг учёного меньше подвергается возрастной атрофии, нежели мозг обывателя, особенно если постоянно тренируется. К тому же моя проблема требует в первую очередь умения мыслить. Поэтому решила остаться.
Вот тут Иван Макарович уронил челюсть на колени, войдя в полный ступор и я, наверняка, мало чем от него отличался. Это за кого же она меня принимает? В молодости я был хорошим мальчиком, позже, правда, испортился, но уж в семнадцать никак не мог стать отцом, не так воспитан.
- Как же мне лестна ваша оценка, -- немного придя в себя, профессор попытался сарказма подпустить, сохранять невозмутимость ему удавалось всё труднее.
- Констатация факта не есть комплимент, -- немедленно отреагировала Эльза Францевна и приступила к изложению своей проблемы не испытывая, похоже ни малейшего смущения.
- Последние восемь лет я живу в Германии, в России бываю редко, последний раз прилетала два года назад. В этот раз я прибыла третьего дня, то есть 19-го октября по приглашению сводного брата, у него и остановилась. Он сам предложил, нам требовалось кое-что обсудить. Но позавчера, то есть 20-го мой брат, Леонид Федотович Штерн был убит. Прямо во время празднования собственного дня рождения.
- Отравление?
- Именно, -- Эльза, похоже совершенно не удивилась проницательности старого сыщика. Хотя и я об отравлении в тот момент подумал, самый вероятный способ при скоплении группы людей. Не застрелили же его на глазах у всех.
- И вы хотите...
- Чтобы вы, уважаемый Иван Макарович, нашли убийцу.
- Значит у милиции, как я полагаю, подозреваемого нет?
- Увы. То есть, подозреваемых полно, все те, кто присутствовали на торжестве. Нет какого-то одного конкретного подозреваемого, а вот это плохо.
- Ясно. Вы хотите лично убедиться, что убийца вашего брата получил по заслугам, а на милицию, видимо, не рассчитываете.
- Не совсем так. Откровенно говоря, судьба этого негодяя меня мало волнует. Главное, чтобы он был изобличён, а что там потом с ним случится, посадят его, расстреляют или оправдают, мне не особенно важно. Важно, чтобы его (или её) нашли побыстрее, потому что пока этого не случилось, мы все под подпиской, а я не могу задерживаться в Москве надолго, мне надо возвращаться домой как можно скорее, иначе поимею серьёзные неприятности. А на милицию я и вправду не рассчитываю. Но не потому, что плохо отношусь именно к российской милиции. Думаю, в сложившихся обстоятельствах и наша полиция сработала бы не лучше.
Признаюсь, услышав такое, я не удержался. Забыв, что моя функция -- тихо сидеть в сторонке, не встревая в беседу, воскликнул: "Помилуйте, ведь у вас брата убили, о каких ещё неприятностях тут говорить можно?". Впрочем, Иван Макарович меня не только не осадил, но даже не посмотрел в мою сторону. Он уставился на клиентку, снова открыв рот в немом изумлении.
Эльза же обернулась и начала внимательно, как бы изучающе, меня рассматривать. И выражение её лица мне очень не понравилось. Мне уже приходилось видеть такое: смесь досады и снисходительного понимания. Первый раз -- довольно давно. Так посмотрела на меня мама, когда я, наивный пятилетка, поинтересовался, отчего это она, когда телефон зазвонил, попросила отца ответить и, если это Лена звонит, сказать, что её, мамы то есть, дома нет. Как же так? Мама же дома, тётя Лена -- её подруга, а врать нехорошо, это родители мне постоянно твердили.
Вот тогда мама и посмотрела на меня именно так, как сейчас Эльза. Досадовала она оттого, что приходится объяснять прописные истины, но в то же время понимала, что ребёнок ещё слишком мал, многого не понимает. И снисходительно разъяснила, что врать, сынок, конечно нехорошо, но бывают разные обстоятельства. "Тётя Лена -- хорошая и я её люблю. Но она обожает поболтать и, если бы я взяла трубку, то не успела бы сделать тебе твои любимые блинчики". Блинчики -- это был понятный аргумент. Вот тогда я и осознал, что иногда невинная, не доставляющая никому явных неприятностей, маленькая ложь допустима. Хотя бы ради блинчиков.
Но нынче я не тот наивный малец и то, что молодая женщина, по возрасту почти годящаяся мне в дочери, (чего уж там, семнадцать лет разницы -- не шутка, просто неприятно, когда тебе на это прямо указывают), смотрит на меня так же снисходительно, как и мама сорок с лишком лет назад, мне не нравилось. Тем более, что она сочла необходимым на мою реплику ответить.
- Не понимаю, чем вызвана столь эмоциональная реакция, но она может помешать работе, поэтому поясню, хотя и не обязана ни перед кем отчитываться. Во первых, Леонид мне не родной, а сводный1 брат, мы впервые познакомились, когда я школу заканчивала. Во-вторых, мы никогда не были особенно близки. А, в-третьих, мы все когда-нибудь умрём, вы не знали? По моему глубокому убеждению, просто так никого не убивают. Раз Лёня допустил такую ситуацию, что кому-то захотелось его убить, значит проявил неосторожность, не смог правильно выстроить отношения с окружающими.
Впрочем, мы друг другу всё же не чужие, несколько лет под одной крышей прожили, я скорблю и всё такое, но брата не вернуть, а мне жить дальше. И мне непонятно, отчего естественное желание любого нормального человека избежать возможных неприятностей, вызывает чьё-то осуждение? А на милицию я и впрямь не особенно рассчитываю просто потому, что в деле слишком много подозреваемых и никаких улик. Я вам сейчас расскажу, сами увидите.
- Прошу простить моего друга, если он вас невольно обидел, -- счёл необходимым вмешаться Иван Макарович, хотя по его лицу было заметно, что он и сам был близок к тому, чтобы эту доморощенную философиню немного "обидеть", -- но его можно понять. Говоря откровенно нам редко доводилось общаться с клиентом, который изъяснялся бы столь прямо, я бы даже сказал, с циничной прямотой.
- Так уж привыкла. А цинизм, между прочим, это всего лишь привычка называть вещи своими именами2. И подумав вы не сможете отрицать, что дела делаются проще, когда партнёры обходятся без обиняков и экивоков.
- Хм, возможно. Но в таком разе мне хотелось бы узнать, отчего вы так спешите? Что за неотложные дела ждут вас в Германии?
- А вот это к делу совершенно не относится. Мои дела -- это мои дела и ничьи больше, как говорят американцы: "It's nobody's business3"
- Мы не в Америке, уважаемая. Когда и если я берусь за расследование, я должен знать все обстоятельства моего нанимателя. И тут уже не проходят объяснения типа: "это к делу не относится, поверьте".
- Но это действительно к делу не относится, можете на слово поверить, можете принять как данность. Да и какая вам собственно разница? В конце концов кто деньги платит, тот и музыку заказывает.
- Не скажите, Эльза, не скажите. Не всё измеряется деньгами, по крайней мере для меня. Я, видите ли, не люблю когда меня используют втёмную и очень не люблю иметь дело с людьми мотивов которых не понимаю.
- Извините, Иван Макарович, но это странно, мне ваша позиция непонятна.
- А тут и понимать ничего не нужно. Если вы считаете себя вправе придерживаться определённого стиля поведения, то почему отказываете мне в том же? К тому же я человек старый, как вы совершенно верно подметили, а значит консервативный, мне меняться поздно, да и необходимости, откровенно говоря, не вижу.
- Понимаете... Вы не подумайте, по делу об убийстве я ничего не скрою, всё что знаю, расскажу. А почему спешка?.. Это очень деликатный момент и мне бы не хотелось...
Я наблюдал за диалогом с интересом. Особенно забавно было наблюдать, как наша прямолинейная, прямо-таки железная валькирия вдруг занервничала, покраснела, стала мямлить, жевать слова, как обыкновенная женщина, смущающаяся оттого, что её принуждают рассказать о себе что-то непристойное.
- Ну, ну, голубушка, не стоит так переживать (что бы там старик не говорил, но смущающиеся женщины явно нравились ему гораздо больше самоуверенных), на мне свет клином не сошёлся. Вы без труда отыщете массу частных детективов, которые не станут задавать неудобных вопросов. Да каждый второй не станет, если не каждый первый, особенно, если надбавку за срочность посулить. И толковые ребята среди них попадаются, любой с радостью на вас поработает.
- Мне не нужен любой (Эльза, похоже, преодолела минутную слабость, к ней вернулось привычное самообладание), мне нужен лучший.
- Спасибо на добром слове, но это ничего не меняет. Никогда не знаешь заранее, какая информация пригодится в расследовании. Бывает то, что кажется важным, отправляется в итоге "в корзину", а ненужный поначалу пустяк, безделица зряшная, вдруг ложится в общую картину как недостающий кусочек в пазл. Так бывает, поверьте, вот и Сергей Юрьевич не даст соврать. Буквально на днях мы одно дело завершили, так там клиентка тоже всё никак о своих личных обстоятельствах говорить не желала. Слезу пускала, глазки закатывала, охала-ахала. А в результате сведения, которые я из неё вытащил буквально клещами, сыграли ключевую роль в расследовании.
Иван Макарович заметно расслабился. Он не уступит, конечно, не тот характер, но относиться к клиентке (или лучше сказать к клиентке несостоявшейся?) стал гораздо лучше, когда увидел, что обычные человеческие слабости ей не чужды. Да и высокая оценка свою роль сыграла. Доброе слово, как известно, и кошке приятно, тем более профессор, как я успел убедиться, на тонкую лесть совсем не обижался. Эльза Францевна тем временем задумалась. Думала минут пять, а мы не торопили, дело видимо деликатное. Наконец она приняла решение.
- Хорошо, я вам всё расскажу. Не хотела раньше времени, но придётся, тем более Вы не из нашей научной среды. Но рассказывать придётся подробно.
- Ничего страшного. Я вас внимательно слушаю.
- Ладно. Наша семья чисто немецкая. Мои родители советские немцы, но из старых, их предки ещё при Екатерине в Россию перебрались. Мама умерла рано, я её почти не помню, отец растил меня один. Ну, понятно, с помощью нянечек, он всегда был человеком обеспеченным, мог себе позволить прислугу. И он не только не женился второй раз, но даже ни разу женщину в дом не привёл, за что я ему очень благодарна, характер у меня с детства был твёрдый, упрямый, мачеху или, тем более, любовницу я бы не приняла ни под каким видом.
Хотя какие-то связи, как я теперь понимаю, у него, наверняка, были. Отец иногда пропадал на два-три дня, его работа была связана с частыми командировками, к чему я с детства привыкла. Но теперь думаю, в некоторые "командировки" он уезжал не один. И ещё было у отца хобби, совершенно не типичное для людей его круга, сплав по горным рекам. Вот в одной из экспедиций он и познакомился с Варварой Петровной, матерью Леонида. Она тоже была родительницей-одиночкой. Ну а когда я школу заканчивала они решили пожениться. Видимо отец счёл меня уже достаточно взрослой, готовой принять его решение без возражений.
- И вы не возражали?
- Прямо -- нет, хотя в душе считала затею с женитьбой глупостью: ну какая свадьба в их годы? Разве нельзя так встречаться? И не сказать, чтобы я плохо относилась к будущей мачехе, вовсе нет. Варвара оказалась приятной тёткой, ничего плохого мне не делала. Она начала у нас бывать ещё до свадьбы, например, когда они с отцом к очередной экспедиции готовились, так что я имела возможность познакомиться. И повторяю, ничего плохого о ней сказать не могла бы при всём желании, ни тогда, ни сейчас. Охотницей за богатым мужем её тоже не назовёшь, Варвара совсем не бедствовала. Экономист по образованию, в новое время она устроилась аудитором в крупной международной фирме и очень прилично зарабатывала. Во всяком случае, сына совершенно избаловала, Лёня у неё ни в чём не знал отказа. Он был меня пятью годами старше, но ровно настолько же моложе характером, если Вы понимаете, что я имею ввиду.
Так что каких-то осознанных возражений против второго брака отца я выдвинуть не могла, он и так слишком долго холостяковал, больше десяти лет. Думаю моё неприятие вызывала мысль о том, что в наше жизненное пространство вторгнутся посторонние люди. И хотя мы жили в просторной трёхкомнатной квартире, размер в данном случае значения не имеет. Без разницы каков размер Вашего жилища, двадцать пять квадратных метров или двести пятьдесят -- это Ваше личное пространство и появление в нём постороннего человека неизбежно приносит определённые неудобства. Моя нынешняя квартирка совсем крохотная, но мне вполне комфортно, потому что я там одна.
Однако старшее поколение, будучи людьми взрослыми и опытными, видимо о том же подумало. Отец с Варварой решили, что самым правильным в сложившейся ситуации будет построить новое совместное жильё. Тут уж у меня и последние возражения исчезли. В результате мы поселились в четырёхкомнатной квартире в центре, обставленной по последнему слову техники. Вскоре после регистрации брака Варвара меня удочерила, а отец усыновил Леонида. Но я так и не смогла назвать Варвару мамой, звала тётей Варей, а вот Лёня сразу стал звать отца папой и даже его фамилию взял. Его-то собственная была Капусткин, он и решил, что Штерн4 звучит лучше. Правда, на мой взгляд, в сочетании с отчеством Федотович получилось смешно, но его устраивало.
Жили мы вполне мирно, если не считать постоянных мелких стычек с Леонидом, сестрой он меня явно не считал, но в целом всё было хорошо и длилась эта идиллия пять лет, а потом родители не вернулись из очередной экспедиции, их байдарка разбилась о пороги очередной горной реки. Я горевала, конечно, но не долго. В конце концов, не бабочек люди ловили, а занимались экстремальным видом спорта с повышенной степенью риска. Отец мог и пять лет назад погибнуть и десять.
- На всё Божья воля, да? -- иронично спросил Иван Макарович.
- Нет. Моя концепция мироустройства не требует наличия высшего существа в качестве обязательного компонента.
- Хорошо сказано, но это не ваш афоризм.
- А чей же?
- Примерно так один из французских академиков (вот кто именно -- не помню) ответил на вопрос Наполеона (тогда уже Императора!), почему де он ни разу не упомянул Бога в своём трактате.
- Интересно, надо будет проверить. Но вернёмся к нашим баранам. Короче говоря, незадолго до окончания института осталась я круглой сиротой. Совсем одна осталась, ибо Леонид братом мне так и не стал. К счастью, я с детства отличалась прагматизмом и целеустремлённостью, а также была достаточно самостоятельна в быту. Ну а пока, похоронив родителей, приступили мы с несостоявшимся братом к дележу наследства. Завещания родители не оставили, что, на мой взгляд, безответственно, особенно при столь опасных увлечениях, как прыжки на утлой лодчонке через горные пороги, а потому делить всё имущество пришлось пополам.
Наследство заключалось в солидных банковских вкладах и в трёх квартирах. Деньги мы поделили, а с недвижимостью поступили так: я записала на себя отцовскую квартиру, Леонид -- Варварину, а ту большую, четырёхкомнатную, в которой мы все жили, мы оформили в совместную собственность и решили сдавать. Но, немаловажный штришок к портрету. Поскольку наша с отцом квартира была больше Варвариной, Лёня не постеснялся с меня разницу стребовать.
- То есть как это? -- возмутился я, -- Он же не имеет к вашей квартире никакого отношения.
- По справедливости не имеет, но, Сергей Юрьевич, вы же юрист (как-то не успел я предупредить Эльзу, что не юрист я, а писатель) и должны знать, что закон не всегда справедлив. А по закону мы с Леонидом имели равные права на всё имущество. Поэтому спорить я не стала, заплатила без разговоров, но запомнила и позавчера припомнила. К сожалению, разговор состоялся при жене Леонида и она не замедлила всё следователю передать. Не подумайте, что пытаюсь очернить покойника, просто даю полный расклад, чтобы Вы понимали: если Леонид был способен так поступить со сводной сестрой, то уж с людьми посторонними и подавно. А, следовательно, мог обидеть кого-то настолько, что этот кто-то его убил. Вот в каком направлении вам следует поискать, проверить, например, его отношения с компаньонами или...
- Голубушка, давайте-ка ограничимся только констатирующей частью. Вы даёте мне информацию, а уж как и где искать, я как-нибудь сам решу, выводы делать и полученные сведения анализировать я умею, меня этому хорошо научили.
- Простите, Иван Макарович, не собиралась учить вас делать вашу работу, просто сочла полезным выводами поделиться. Однако, я немного вперёд забегаю. Ещё в школе я решила стать учёным, а из наук более всего привлекала меня химия. Поэтому поступать решила в МГУ на Химфак. Поступила легко, училась хорошо, поэтому по получении диплома была направлена в аспирантуру. Впрочем, справедливости ради, приняли бы меня, даже если бы училась плохо. В те годы желающих защититься было мало, наука в загоне, не то что на аспирантскую стипендию, на преподавательскую зарплату прожить было сложно. Но как раз материальный вопрос надо мной не довлел: отец ставил солидные средства, а жить я привыкла скромно. Да и квартиру (ту, которая наша общая) Леонид сдал удачно, моя доля составляла две тысячи долларов в месяц.
Защитилась я без проблем. Но, ещё в аспирантуре меня заинтересовала одна тема. Это... Впрочем, не буду забивать Вам головы ненужной информацией, Вы же не химики. Скажу только, что тема показалась мне интересной. Она находилась на стыке химии с биологией и считалась в серьёзных научных кругах несколько авантюрной. Однако мне удалось наметить совершенно новый тип исследований. Правда только теоретически, на практике же пришлось бы работать годы и годы, но в случае успеха -- Нобелевская премия, как пить дать.
Знаете, бывает, некая идея завладевает человеком всецело. Вот и эта тема стала моей идеей-фикс. Но в России у меня не было ни малейших шансов. И тут, совершенно неожиданно повернулся вариант с переездом в Германию. Думала я не долго. А что? Я этническая немка, язык знаю с детства. И пусть наш язык несколько архаичен в сравнении с современным немецким, это всё же один и тот же язык, с нуля учить не надо. Кроме того, я молода и ничем не связана, ни роднёй, ни какими-то обязательствами. Короче, в России меня ничто не удерживало, я и уехала. Обустройство прошло относительно легко: я сразу нашла работу по специальности, довольно быстро получила гражданство (не отказываясь от российского), а отцовского наследства хватило на приобретение небольшой, но уютной квартирки.
- Неужели вам и денег на исследования дали?
- Увы, нет. Немцы -- народ прагматичный, а моя тема выглядела, откровенно говоря, несколько фантастически. Раскрывать же детали своего плана исследований я не решалась, чтобы не лишиться приоритета.
- Получается вы ничего не выиграли?
- Не скажите. Мне предложили лабораторию с условием, что я сама обеспечу финансирование своего проекта. Мол, найдёшь деньги, работай. Кроме того мне даже определили небольшую зарплату, за что я должна была два раза в неделю читать лекции в местном университете.
- Я бы сказал, тяжёлые условия.
- Но лучше, чем ничего, а здесь я и того не имела бы. Поэтому я быстренько согласилась, мотанулась в Москву и продала отцовскую квартиру. Вырученных средств мне хватило на несколько лет, а там и первые результаты появились. Промежуточные, далеко ещё не окончательные, но достаточные для того, чтобы специалисты могли увидеть перспективу. Теперь мной заинтересовались настолько, что я уже могла торговаться, ставить условия и в результате согласилась перейти в один солидный научный центр. Расположен он в Гамбурге, а это место особое.
- В каком смысле?
- В том, что стоит в Германии немного наособицу. Гамбург -- вольный город, сам по себе федеральная единица. Крупный порт, очень пёстрый этнический состав, в то же время туристов мало, это же не Кёльн с его собором, не Дрезден с галереей, да и замков старинных нет, в общем, не самый типичный город для Германии. Но не суть.
По прибытии к новому месту работы, меня познакомили с коллегой, который стал впоследствии моим компаньоном. Звали его Петер Лемке, происходил он, как и я, из советских немцев, родился, правда, уже в Германии, в своё время репатриировал его дед. Петер занимался похожими исследованиями, но, будучи биологом, шёл как бы с противоположного направления. Ко времени нашего знакомства мы оба зашли в тупик, нам требовался свежий взгляд с другой стороны, мы взаимно дополняли друг друга, а потому хорошо сработались.
Сегодня наши исследования близки к завершению и оглядываясь назад не могу не признать, поодиночке мы бы, скорее всего, ничего не добились или, во всяком случае, добились бы не скоро. Со времени образования нашего тандема работа пошла гораздо быстрее и, что самое главное, намного продуктивнее. Делу также весьма помогло то обстоятельство, что мы оказались разнополы и гетеросексуальны.
- Это в каком же смысле?
- В том самом, вы меня правильно поняли. Мы не только работаем вместе, но и периодически вместе спим. А что это вы так удивились? Настоящий учёный не может позволить себе роскоши отвлекать мозг на решение проблем удовлетворения физиологических потребностей организма: что поесть, с кем перепихнуться. Если эти вопросы решены, работа идёт гораздо эффективнее.
Регулярный секс необходим для здоровья так же, как пища или вода, по сути это физиологический процесс, вроде посещения туалета. Только обычно поиск партнёра отнимает очень много времени, которое следовало бы потратить с гораздо большей пользой. Можно, конечно, посещать публичные дома, в Германии они существуют совершенно легально, но это накладно и опять-таки затратно по времени. А так мы взаимно удовлетворяем физиологические потребности друг друга, не тратя ни денег, ни времени. Иван Макарович, дорогой, что с вами? Ну не надо смотреть на меня так, будто я вам в каннибализме призналась. Прошу вас.
- Ну да, ну да, -- пробормотал Иван Макарович, пряча взгляд, -- помню, что цинизм это привычка называть вещи своими именами, но уж больно такие откровения для нас, стариков непривычны.
Профессор совершенно запунцовел, да и я, подозреваю, немногим от него отстал, уши явно пылали. Эльза Францевна однако вовсе не светилась торжеством оттого, что ввела в краску двух солидных мужчин. Она не горевала, конечно, но и не торжествовала, по крайней мере внешне. Закурила и спокойно ждала пока мы несколько успокоимся и придём в себя. А когда заметила, что лицо Ивана Макаровича приобретает обычный цвет, продолжила, будто и не прерывалась.
- Как говорит один из ваших литературных коллег (я иногда детективы почитываю, в основном, в дороге): "Что выросло, то выросло5". Теперь о главном. До завершения исследований остался буквально один шаг. Нам нужно провести последнюю серию экспериментов, после чего, я почти уверена, мы сможем наконец обнародовать результаты и спокойно ожидать присуждения Нобелевской премии. Но для этих испытаний необходим некий особый препарат, дорогой и сложный в изготовлении. Он заказан и по плану прибудет 12 ноября плюс-минус несколько дней. И я обязательно должна оказаться в своей лаборатории к началу финальных испытаний. Потому что в противном случае Петер оформит результат на себя, а я останусь за бортом.
- Как это? -- я снова не выдержал обета молчания, -- Он же ваш друг.
- Разве? -- удивилась Эльза, -- что-то я не припоминаю, чтобы характеризовала наши отношения с Петером именно этим определением.
- Эльза Францевна права, Сергей Юрьевич, про дружбу она не говорила. Коллега, партнёр, но не друг.
- Но у вас ведь не только служебные отношения, -- я никак не мог успокоиться, -- Вы же, как бы это сказать...
- Спим вместе? Ну и что? Как говорят в молодёжной среде: "Если ты переспал с кем-то, это ещё не повод для знакомства". Что бы вы там не думали на сей счёт, но наши отношения чисто функциональны. Мы хорошо относимся друг к другу, просто потому, что друг другу нужны, но не настолько хорошо, чтобы не воспользоваться ситуацией. Потому что славу каждый предпочтёт ни с кем не делить.
- И вы тоже? Я имею ввиду, вы в аналогичной, но зеркально отображённой ситуации, тоже кинули бы своего партнёра?
- То, о чём я говорю, не значит кинуть, Петер же ничего у меня не крадёт. А как бы я поступила?... -- Эльза ненадолго призадумалась, -- Не знаю. Со мной такого не случалось, поэтому ничего определённого сказать не могу, но очень может быть, что не выдержала бы искушения. А Петер Лемке, насколько я его знаю, наверняка перед таким соблазном не устоит. Он человек крайне честолюбивый, не раз в моём присутствии сожалел, что считается в нашем тандеме всего лишь номером два, хотя, по его мнению, заслуживает большего. Но тут уж ничего не поделаешь, я объективно способнее (говорю как есть, без ложной скромности), работала над проблемой дольше и, сообветственно, результатов добилась куда более весомых. Наше открытие на две трети моё, но без Петера, признаю честно, я, скорее всего, ничего бы не добилась или добилась бы не скоро, а потому и согласилась на партнёрство.
- Я начинаю думать, что мы несколько старомодны для вас, -- задумчиво промолвил Иван Макарович.
- Ничего подобного. То, что вы с коллегой имеете свой взгляд на определённые вещи, отличный от моего, совершенно нормально и естественно и это никак не влияет ни на качество мозгов, ни на логику, ни на аналитические способности.
- Согласен. Тем более, не могу не признать, допрашивать человека циничного в вашем понимании этого термина, гораздо проще, чем стыдливого. Не так ли, Сергей Юрьевич?
- Гм, да, пожалуй. А насчёт вашего коллеги, Эльза... Давайте выключим эмоции и ограничимся чистой логикой. Допустим худший вариант, вы опоздали, финальная стадия прошла без вас. Но вы же несколько лет, ещё до возникновения партнёрства с Петером, вели самостоятельные исследования. Наверняка остались какие-то подтверждающие документы. Да и по совместной работе тоже. К тому же вы же не вдвоём работали, наверняка вам лаборанты помогали, а это свидетели. Думаю, вы в любом суде без труда докажете, что работали над своим открытием как минимум вместе.
- Может и докажу, хотя и не без труда. Но судебное разбирательство это время, это деньги, а результат сомнителен. Ну, допустим, как вы, Сергей Юрьевич говорите, я докажу, что работала вместе с Петером, так мало ли кто там с ним работал? Те же лаборанты, например, тоже с нами работали и что с того? Поймите, главное не то сколько времени вы шли к результату. Бывало и не раз, что учёный годами шёл к цели, вслепую нащупывая путь, а другой, ознакомившись с результатом, поставил последний штрих и всё. Работал минуту, а приоритет его.
Короче говоря, важно, кто поставит точку в наших исследованиях. В случае чего судиться я, конечно, буду, но повторяю: результат сомнителен. Своё признание я получу, но только как помощник главного исследователя, которым в случае моего не присутствия на финальной стадии испытаний, автоматически становится Петер. А потому до суда лучше не доводить. Две недели у нас есть с запасом, три -- уже на грани. Если же я задержусь здесь на месяц, почти наверняка опоздаю. Кстати говоря не поясните, а то я как-то не успела адвоката нанять, сколько времени меня могут под подпиской держать? А если убийцу вообще не найдут, мне что же навсегда в Москве оставаться?
- Нет, конечно. Но если пустить дело на самотёк и ничего не предпринимать, месяца за два ручаться можно.
- Во-от. Теперь понимаете, отчего я так спешу?
- Да, теперь ясно.
- И не хотела я вам, любезный Иван Макарович, всё это рассказывать исключительно из соображений секретности. Вы же теперь и сами видите, что вся эта история не имеет к убийству никакого отношения, как я и говорила с самого начала.
- На первый взгляд действительно так, а там посмотрим. Ну-с, а теперь давайте о самом убийстве и максимально подробно.
- Конечно, мне нечего скрывать, это же я к вам пришла. Беда только в том, что знаю я не так уж много, я ведь жила последние годы в Германии и делами сводного брата не интересовалась. Но что знаю -- расскажу. Итак, 20 октября Леонид отмечал очередной день рождения. Он не был чужд публичным развлечениям, но дни рождения отмечал всегда только дома, узким кругом. Обычно присутствовали одни и те же гости, три его друга детства: Пётр Жилин, Андрей Федотов и Аркадий Иванов. Первые двое женаты, Аркадий -- убеждённый холостяк.
В этот раз всё было как обычно за тем исключением, что ещё и я присутствовала, первый раз, кстати. Застолье проходило тихо, келейно и, насколько я могла судить, также, как и всегда. Но в какой-то момент Лёня вдруг будто поперхнулся и мягко завалился на пол. В первый момент никто ничего не понял, потом Аркадий бросился к брату, он единственный из всех медик, врач-стоматолог. Наклонился над телом, пощупал, понюхал и сдавленно так говорит: "Пульса нет, Катя, звони в милицию".
Катя -- Лёнина жена. Она опешила, как, впрочем, и все мы. Вызвали милицию, но ещё до их приезда Аркадий сказал, что подозревает отравление. Так и оказалось. А поскольку никого постороннего на вечеринке не было, даже прислугу Лёня отпустил, всем стало совершенно очевидно, что убийца -- один из нас, один из семи оставшихся.
- Где был яд?
- Что? А-а, яд. Его обнаружили в Лёнином бокале. Вернее, Аркадий обнаружил ещё до приезда милиции. Он, едва только Лёню осмотрел, сразу к его бокалу кинулся. Взял аккуратно за ножку двумя пальцами, оглядел со всех сторон, потом пальцем изнутри по краю провёл, понюхал и побежал руки мыть. Ну а когда вернулся, тогда и сказал, мол, яд, никаких сомнений. Он и следователю то же самое повторил. Бокал на экспертизу отправили, там действительно яд оказался, причём какой-то редкий яд. На всякий случай эксперты взяли пробы всех напитков и еды с каждого блюда, но ничего опасного нигде больше не нашли.
- Возможность подбросить отраву в бокал, как я понимаю, имелась у каждого.
- Совершенно верно, Иван Макарович, и это самое ужасное. Но вот что интересно. Так получилось, что убийца мог действовать надёжно, не рискуя ошибиться. Лет восемь назад Аркадий подарил Лёне набор из четырёх красивых фужеров. И на каждом было выгравировано имя: Леонид, Пётр, Андрей и Аркадий. Мол эти бокалы символ их дружбы. С тех пор, собираясь у Лёни, друзья пили из персональных, если можно так сказать, бокалов. Это Пётр Жилин следователю объяснил, когда тот обратил внимание, что бокал именной.
- Понятно, это сильно облегчило убийце задачу.
- Тем более, никто не держит свой бокал постоянно. Гости перемещались по квартире, разговаривали, выходили покурить или облегчиться и, понятное дело, никто ни за кем специально не следил. Кто же мог подумать, что так выйдет?
- Так обычно и бывает. Надёжное алиби часто обеспечивают себе как раз те, кто о нём заранее подумал, то есть преступники, а человеку законопослушному и в голову не приходит вести доказательный, то есть проверяемый хронометраж своих перемещений. Ну а что там с мотивами?
- Точно не знаю. Следователь, как вы понимаете, со мной не откровенничал, только когда брал у меня подписку посетовал, мол слишком вас много и почти у каждого свой мотив, поди разберись. Так что об остальных я знаю не так уж много, могу только догадываться, хотя догадками поделюсь. Точно могу рассказать только о своём мотиве.
- Ваш мотив, это, скорее всего, то дело, о котором вы собирались переговорить с братом после вечеринки?
- Совершенно верно. И касается оно продажи наше общей квартиры. Лёня позвонил где-то в середине октября, что было необычно: мы мало общались и никогда не обращались друг к другу с просьбами. Он сказал, что ему выпал редкий шанс расширить бизнес. Такой шанс, какой выпадает раз в жизни, так что глупо не воспользоваться. Имелось лишь одно "но": требовалось до конца месяца выплатить довольно крупную сумму, а денег ему было взять негде, все в деле.
- А что за бизнес был у вашего брата?
- Что-то с компьютерами, точно не знаю. Они с Петром и Андреем основали эту фирму давно, как раз тогда, когда я в Германию перебралась. В олигархи не выбились, но стали крепкими предпринимателями средней руки. Насколько я составила впечатление за пару дней, фирма вполне процветает. Но, и в этом всё дело, Лёня был не вполне равноправен со своими друзьями-компаньонами: у них по 35%, у него только тридцать. Отчего так вышло не знаю, но если бы Лёне удалось расширить бизнес, он бы занял в новой фирме главенствующее положение, оттого и ухватился за предоставленную возможность.
Но продать квартиру без моего согласия он не мог, причём даже если бы я согласилась сразу, этого было бы недостаточно, требовалось встречаться, подписывать документы. Я же никуда ехать не собиралась. Не говоря даже о том, что предложенные Леонидом условия совершенно меня не устраивали, моя научная работа для меня куда важнее интересов сводного брата, уж извините, да и он, коли такая срочность, мог в Германию слетать. Но так вышло, что в работе образовался перерыв. А кроме того, по странному стечению обстоятельств, препарат, необходимый для завершающей стадии исследований, мы заказали в Москве.
Удивлены? Напрасно. Россия всегда была богата светлыми головами, вот создать этим светлым головам достойные условия, довести их идеи до ума, у вас пока получается плохо. Нужный нам препарат, как я уже упоминала, сложен в изготовлении и пока наше работа не завершена, требуется редко. А в одном московском НИИ с незатейливым названием "Химик", придумали новый технологический процесс, который упрощал процедуру и позволял добиться большего выхода. НИИ едва сводит концы с концами, нашему заказу они обрадовались. Поэтому, когда Леонид стал настойчиво звать меня в Москву, Петер и посоветовал: "А что? Слетай, у нас всё равно перерыв, заодно проверишь, как наш заказ выполняется, проследишь, чтобы задержек не было". Хотя сейчас мне лучше бы с задержкой.
- А что, Петер в курсе ваших обстоятельств?
- В какой-то степени. Видите ли, западная манера общения сильно отличается от принятой здесь, даже мне не сразу удалось привыкнуть. Там не принято вываливать на окружающих свои проблемы. Верхом неприличия по-американски считается, когда на вопрос: "Как дела?", вы начинаете рассказывать, как они у Вас обстоят, особенно, если не очень славно. Ответ может быть только "отлично", как вариант -- "хорошо". Вы постоянно должны демонстрировать окружающим оптимизм и благополучие иначе Вас начнут сторониться, что плохо скажется на карьере.
Но жизнь человека не может состоять из одних только радостей и почти у каждого периодически возникает потребность поделиться, излить наболевшее. Лучше всего для такой цели подходит человек посторонний, такой, чтобы, с одной стороны, не отмахнулся бы, а с другой, не принимал бы Ваши проблемы слишком близко к сердцу. Именно потому, думаю, многие и на исповедь ходят, что священник идеально отвечает всем этим условиям. Но мы с Петером не религиозны.
Вот и стали мы друг для друга исповедниками. Когда мы устраивали вечер отдыха, то не только сексом занимались, но и высказывались, если такая потребность возникала. Это было не сложно, не нужно вникать, достаточно изображать внимание. Но, даже если в текст не вслушиваться, что-то невольно запоминается, так что Петер довольно хорошо представлял мою судьбу. А когда Лёня позвонил, он был рядом, разговор слышал, естественно поинтересовался в чём дело, ну и посоветовал лететь в Москву, совместив таким образом два дела. И поскольку официально я отправилась контролировать процесс изготовления заказанного препарата, летела я за счёт лаборатории.
- А с братом вы успели договориться?
- Нет. Дело в том, что по телефону он сходу предложил мне не много, всего четыреста тысяч долларов.
- Но это хорошие деньги.
- Сами по себе, безусловно, однако всё познаётся в сравнении. Я, уважаемый Иван Макарович, не спец по недвижимости, но в Интернете в наши дни можно найти всё, что угодно. Я поискала, справки навела и узнала, что нормальная цена такой квартиры -- не менее миллиона, а то и побольше, если не спешить с продажей. При встрече, когда Лёня начал меня уговаривать, я ему сказала, что не вижу оснований терять ради него сто тысяч. А когда он осмелился заявить, что ради брата можно и на жертвы пойти, пришлось кое-что объяснить и кое о чём напомнить.
Если даже я получу полмиллиона и положу в банк на самых выгодных условиях, то проценты по вкладу будут меньше того, что я сейчас получаю за аренду. То есть, соглашаясь на продажу квартиры я уже несу некоторые убытки -- вполне, на мой взгляд, достаточно для выражения родственных чувств к сводному брату, который за восемь лет позвонил мне всего-то пару раз. Но на такие жертвы я ещё готова пойти, а вот терять сотню тысяч... Извините, я не настолько богата.
Кроме того, есть и другие варианты, например, кредит. Под залог квартиры Лёня вполне мог взять кредит, расплатиться и спокойно, без спешки продавать квартиру. Даже при самом грабительском проценте, заплатил бы он не больше сотни, то есть получил бы на руки те же четыреста тысяч. Но вариант с кредитом он отчего-то отверг, из чего я сделала вывод, что милый братец решил нажиться за мой счёт. А потому, когда он стал настаивать, я напомнила, что восемь лет назад он не постеснялся содрать с меня отступного за квартиру моего отца, к которой не имел никакого отношения.
По Лёниному лицу было видно, что о том постыдном эпизоде он совершенно забыл, психика моего милого братца была устроена довольно удобно: он благополучно забывал неприглядные эпизоды своей биографии. Не делал вид, а именно забывал, вот и о том, что за мой счёт он уже разок поживился тоже забыл. Но в подсознании видимо отложилось, что дуру Эльзу можно при случае пощипать.
Вот я и напомнила ту давнюю историю, не посмотрев, что разговор происходит в Катином присутствии, что было ему особенно неприятно. Лёнечка расшумелся, стал кричать, что я плохая сестра. "Конечно, плохая, -- согласилась я, -- была бы хорошая, ещё тогда, восемь лет назад судилась бы с тобой. А я не стала, чтобы сор из избы не выносить, вот ты и решил, что за мой счёт можно время от времени поживиться". Тут Лёня открыл было рот, но, оглянувшись на жену, насупился и пробормотал, что у тебя, мол, Эльза, настроение с дороги плохое, отдохни, а разговор после Дня рождения продолжим. Только никакого "после" у него уже не было. Вот такой у меня мотив.
- Не самый убедительный, должен признать, но достаточный для того, чтобы внимание обратить. Я бы на месте следователя обязательно принял бы его во внимание.
- Вот он и принял. Как узнал, живо подписку о не выезде оформил. А в подозреваемые я попала благодаря невестушке. Эта Катя на вид дура дурой: невозмутимая, взгляд ясный и совершено пустой, как у младенца. Она при нашей беседе с братом присутствовала, что-то вязала, сидя в сторонке и даже головы не подняла, когда Лёня расшумелся, я на неё и внимания не обращала.
Только теперь я думаю, что Катя не так уж проста, а внешность тупой коровы -- не более, чем маска. Я пару раз ловила её острый взгляд исподволь, который настолько контрастировал с обычным безмятежным видом, что я решила -- померещилось. Увы. Катя очень точно описала наш с Лёней конфликт, искусно сместив акценты, да так ловко. Я читала её показания и должна признать, это показания очень умного человека. Почти ложь, но именно почти, такая, что не поймать. Мы спорили, она сказала -- ругались до крика. И что толку доказывать, что я-то была спокойна, а кричал только Лёня. Крик был, соседи его слышали и точка.
- Чем же Вы так невестке насолили?
- Понятия не имею, мы до моего приезда даже знакомы не были. Может быть ей приятнее думать, что убийца человек посторонний, не их круга. Я ведь для них и есть посторонняя. А может дело в другом. Попытка нагреть сестру на сотню тысяч может, объективно рассуждая, рассматриваться, как повод для убийства. Только, если бы я не хотела квартиру продавать, мне достаточно было просто не прилетать, без моего согласия Лёня ничего сделать не смог бы. Материальной выгоды от его смерти я не получаю, всё достанется жене, в том числе доли и в бизнесе, и в квартире. Чем не мотив?
Так что, прочтя Катины показания, я в долгу не осталась и следователю свои соображения изложила. А он выслушал очень внимательно, занёс в протокол и даже поблагодарил. Потом уже я подумала, что видимо метод у него такой: столкнуть лбами подозреваемых, чтобы они друг на друга наговаривали. С виду то этот следователь, Роман Антонович, простак, толстячок с добродушным круглым лицом, но не прост.
- Не прост, вы правы, -- усмехнулся Иван Макарович, -- даже очень не прост. Я его знаю, можно сказать, мой ученик.
- Это радует. Значит я тем более не ошиблась, что к вам пришла.
- Не обольщайтесь. Наше знакомство означает, что мешать мне Роман Антонович не станет, с материалами ознакомит, к советам прислушается, но не более того. Приказать ему отменить вашу подписку я не смогу. Ладно, вы, думаю, не убийца, иначе не стал бы я с вами сотрудничать, с невесткой Катей более-менее понятно. По остальным фигурантам можете что-то сказать?
- Только предположения. Ну, скажем, такое: Пётр и Андрей могли узнать о планах Леонида. До сих пор он был в их общей фирме третьим среди равных, но сумей Лёня реализовать свои планы, стал бы главным компаньоном. Его друзьям это могло не понравиться. Чем не мотив? Единственный про кого не могу сказать ничего дурного, это Аркадий. И не потому что он мне как-то особенно понравился, просто у него нет никаких пересечений ни с Лёней, ни с его бизнесом.
Аркадий стоит наособицу, он единственный из четверых друзей, кто никак не связан с остальными деловыми отношениями, а потому я лично не вижу у него мотивов для убийства. Хотя тут тоже может быть всё что угодно: долги, любовь, да мало ли что ещё. Я про него я почти ничего не знаю, кроме того, что бизнесом он не занимается, кажется работает в каком-то НИИ.
- Подождите, вы же говорили, что он врач-стоматолог.
- Я и говорю, знаю очень мало, специально не интересовалась, так, собрала воедино то, что в застольных разговорах проскакивало. Выходит, у него два образования: техническое и медицинское. Но Аркадий явно не нуждается, судя по костюму и часам. Опять же упоминалось между делом, что в прошлом году он проводил отпуск в Европе. Я, помнится удивилась, что российским учёным начали неплохо платить, а он усмехнулся: нет, мол, не начали, просто я подрабатываю.
Вроде бы он трудится в каком-то НИИ, разрабатывает материалы для стоматологии, а параллельно в какой-то клинике имеет зубной кабинет. Как это совмещается, не знаю, но и Лёня, и его друзья-компаньоны, как я поняла, его услугами регулярно пользовались. Лёня, кстати, в день своего рождения с утра к нему ездил, пломбу ставил. Но представить, как Аркадий травит своего друга детства за то, что он, допустим за пломбу не заплатил, я не могу, а других деловых отношений у них вроде бы нет.
И, в любом случае, Аркадий, по-моему единственный, кто не мог бросить яд в бокал брата. Специально я за ним не следила, но такое ощущение, что за весь вечер он ни разу с места не сходил и к Леониду приблизился, только когда тот упал. По первому впечатлению, этот человек понравился мне больше всех остальных: спокойный, уравновешенный, вдумчивый, слова лишнего зря не скажет. Но если уж говорит, то прямо, без эвфемизмов, как и я привыкла.
- А об остальных дамах что скажете? О жёнах друзей Вашего брата, они же, как я понял, тоже присутствовали.
- Ничего особенного не скажу. Образованные, симпатичные. Алла Жилина типичная деловая женщина, Зина Федотова столь же типичная домохозяйка. Ничего такого я не заметила, разве что Алла на Андрея порой настороженные взгляды кидала. Может любовный треугольник?..
- Ну что же, уважаемая. Задачку Вы нам задали достойную, пожалуй мы с Сергеем Юрьевичем за неё возьмёмся. Сегодня обмозгуем как следует всё, что Вы нам рассказали, план наметим, а завтра с утречка и начнём. Только... Наши услуги не бесплатны.
- Я понимаю. Не волнуйтесь, средства у меня есть, я всегда жила очень скромно. И, в любом случае, нобелевка стоит любых затрат. Сколько?
- Точно не скажу, ибо не знаю, сколько времени продлится расследование. Мы можем оговорить дневную ставку, а накладные расходы, думаю, окажутся невелики.
Когда финансовые вопросы были улажены и посетительница удалилась, Иван Макарович задумчиво сказал: "Конечно, её манеры мне непривычны, но не могу ещё раз не признать, опрашивать свидетеля, который привык называть вещи своими именами, очень удобно. Боюсь остальные фигуранты окажутся не столь циничны".
Глава вторая. Исходные данные, 23 октября, вторник.
Сбор информации или о том, как точка зрения зависит от позиции наблюдателя.
Сегодня с утра погодка не в пример вчерашней. Не скажу, что над Москвой вдруг раскинулось голубое покрывало, пока облачно, но солнышко сквозь облака пробивается и этого оказалось достаточно, чтобы из воздуха исчезла водяная пыль, хмарь, дававшая ощущение промозглости и делавшая пребывание на улице особенно неприятным. Ну а когда я к дому Ивана Макаровича подъехал, облака разошлись, так что профессор ждал меня у подъезда, с удовольствием щурясь на Солнце.
Вчера мы разошлись довольно рано, но не потому, что традиция не велит начинать важные дела в понедельник, мы с профессором не суеверны, а потому, что прежде всего требовалось осмыслить полученные сведения и собрать дополнительную информацию. Строго говоря, сведения, сообщённые нам Эльзой Францевной, на исходные данные, достаточные для решения задачи, никак не тянули. Маловато данных. Собственно, полную и на первый взгляд объективную информацию Эльза сообщила только о себе, то есть о том, что знала точно. Вот в этой части её показания были чёткими и полными, всё же остальное -- не более, чем догадки и предположения.
Мы же мало что знаем. Мы не знаем, собирался ли покойный на самом деле бизнес расширять, или хотел лишь сводную сестру обмануть, понадеявшись на её неопытность в вопросах торговли недвижимостью. А если это так, то предполагаемый мотив его друзей-компаньонов испаряется. Мы не знаем, каковы взаимоотношения друзей, если там любовные треугольники или какие-то другие специфические, а оттого обычно не выставляемые на всеобщее обозрение отношения. Короче, мы не знаем почти ничего, следовательно, нужно обратиться к тому, кто знает больше.
- М-да, -- прервал мои раздумья профессор, -- погодка наимерзейшая, но выходить сегодня, слава Богу, не придётся. Ну к завтрему, надеюсь, распогодится. Потому что завтра, никуда не денешься, придётся старого знакомого навестить.
- Милейшего Романа Антоновича?
- Его самого. Он поди за пару дней много чего узнал, что и нам знать необходимо, вот мы прямо с утра к нему и поедем.
- Тем более последний раз мы не так уж давно виделись. И он нам с тех пор кое-чем обязан, не так ли?
- Так, но думаю, Роман Антонович поделится с нами собранными сведениями не из одного только чувства признательности. У меня такое ощущение, что и по этому делу он от нашей помощи не откажется. Сейчас позвоню ему, договорюсь и по домам. Но дома попрошу вас поискать в Интернете сведения о фирме, в которой трудился покойный.
Это пожалуйста, по сети гулять всяко приятнее, чем по мокрым осенним улицам, это я люблю. Сведения о фирме "Комп-сервис" отыскались без труда. Не гигант, но и не малое предприятие, примерно сто человек персонала. Занимались они сборкой компьютеров, продажей комплектующих и сервисным обслуживанием техники довольно широкого спектра. Сайт богатый, что само по себе ни о чём не говорит, но на сайте имелось фото магазина. Не "Клондайк", конечно, но точка достойная, да и оплату с карточек они принимают. В "Комп-сервисе" Генеральным был Андрей Федотов, Пётр Жилин отвечал за коммерцию, а покойный Леонид Штерн за финансы.
Проглядел я и отзывы клиентов, которые дают о фирме гораздо более объективную информацию, нежели можно с сайта почерпнуть. Мне встречались мелкие фирмёшки, ютящиеся в заплёванных подвалах, но имеющие при этом великолепные сайты, а есть и такие, у которых сайт никакой, зато миллионные обороты. Так вот отзывы о "Комп-сервисе" оказались вполне приличные, в том числе и в разделе "Комментарии" на сайте фирмы, а особенно мне понравилось, что критические отзывы они не затирают. И это правильно! Без ошибок и недостатков в таком деле не обойтись, если бы критики не было совсем, я бы насторожился.
Всё это я изложил Ивану Макаровичу в машине, по пути к следователю, ждавшему нас к десяти часам. Профессор же, в свою очередь поведал, что навёл справки о нашей нанимательнице и оказалось, что и она, и её партнёр в научном сообществе известны. И практически никто не сомневается, что именно они станут следующими нобелевскими лауреатами в области химии, если, конечно, сумеют довести свои исследования до логического завершения и получат результаты, которые от них ждут. Тут Эльза не соврала, а то я, признаться думал, преувеличивает.
- Кстати, Сергей Юрьевич, как вам наша клиентка понравилась?
- Никак не понравилась. То есть, её целеустремлённость (восемь лет к намеченной цели идти, подумать только) уважение вызывает, но манеры... Странная женщина, я бы никогда не только не завязал близких отношений с такой, но даже от приятельских воздержался бы. Но она не убийца. Почему-то я уверен, что Эльзе просто не повезло оказаться в неподходящее время в неподходящем месте.
- Да, да, Сергей Юрьевич, я тоже так мыслю. А коли наша клиентка по нашему общему мнению невиновна, она имеет полное право на защиту, сколь бы неприятными нам не казались её манеры. А потому вперёд.
Молодой следователь, Роман Антонович Быстрых, которого я не раз упоминал в своих заметках, внешне фамилии никак не соответствовал. Был он полноват, неспешен и даже как-то простоват на вид, но за неказистой, совсем не героической наружностью скрывался крепкий профессионал, умеющий извлекать пользу даже из своей внешности. По рассказам Ивана Макаровича я знал, что круглое, добродушное лицо Романа Антоновича не раз вводило в заблуждение допрашиваемых. Они не принимали молодого следователя всерьёз, о чём потом горько жалели.
Конечно, я не назвал бы нашего знакомца идеалом следователя и вровень с Иваном Макаровичем нипочём не поставил бы, даже с поправкой на возраст. Рома не всегда был внимателен к мелочам, от которых часто зависит успех расследования, а также имел склонность к резким перепадам настроения, когда дело шло не гладко, а в тяжёлых ситуациях мог и в панику удариться. Однако, быстро восстанавливался, если получал дружескую поддержку, плечо, на которое можно опереться. Зато был он въедлив и, если требовалось изобличённого преступника дожать, демонстрировал бульдожью хватку и изрядное хитроумие.
А самое главное, был господин Быстрых человеком здравомыслящим. Едва только познакомившись с Иваном Макаровичем, он прекрасно понял, что профессор, имея просто гигантские связи в милицейской среде, своего так или иначе добьётся, а потому на сотрудничество пошёл охотно. Он ведь ничего не терял, зато, в случае успеха, получал на тарелочке раскрытое дело. Так и вышло, случайное знакомство перешло во взаимную симпатию, а совсем недавно мы просто выручили молодого следователя, избавив от грозивших ему серьёзных неприятностей. А потому не без оснований рассчитывали на радушный приём.
И не ошиблись. Роман Антонович встретил нас с распростёртыми объятиями. Он пребывал в благодушном настроении, улыбался вполне дружески, но в глазах мелькала лукавинка, будто парень знал что-то забавное, чем планировал нас удивить.
- Добро пожаловать. А я, признаться, ещё вчера подумал, что мы вскоре увидимся. Дело Штерна, да?
- Угадали.
- А хотите ещё кое-что угадаю? Кто ваш наниматель, например. Немочка?
- С чего вы взяли?
- Так, подумалось. Она единственная посторонняя в той компании, на празднование Дня рождения своего сводного брата попала относительно случайно. И ещё только она живёт в другой стране и очень домой торопится, какое-то важное дело её там ждёт. Интересно какое, вы случайно не в курсе? А то со мной Эльза Францевна на сей счёт говорить отказалась.
- В курсе и совсем не случайно, хотя к делу её спешка прямого отношения вроде бы не имеет. Наука. Эльза -- учёный-химик. Через три недели у них там, в Гамбурге, начинается заключительный этап многолетних исследований.
- Действительно, где поп, а где приход? Но подписку ей отменить я не могу, даже не просите. Наука подождёт.
- Да я вроде пока и не просил ничего.
- Вот и не просите. При всём моём к вам уважении, дорогой Иван Макарович, ничего сделать не могу, по крайней мере сейчас. Если отменять подписку о не выезде, то всем, а если только ей, такая вонь пойдёт... Меня и так уже адвокат Жилина и Федотова доставать начинает. Пока я от него отмахиваюсь, но как только одному из фигурантов подписку отменю, шум поднимет.
- Я понимаю, не забывайте, что я несколько постарше, служил подольше вашего и наши правила помню. Но скажите, вы и впрямь считаете, что респектабельная немецкая учёная дама траванула брата?
- Если честно, то сомнительно. Но у неё есть мотив, от которого не отмахнуться, была и возможность.
- Ну, возможность... Она, как я понимаю, у всех имелась.
- Вот поэтому я всем семерым фигурантам подписку и оформил, чтобы никого не выделять.
- А мотив... Вы же понимаете, что Эльза от смерти брата ничего не выигрывает. Она же не наследница.
- Не знаю, что вам Эльза Францевна рассказала?..
- Всё как есть, она человек прямой.
- Да уж, порой даже слишком прямой. Как палка. Она же была против продажи общей квартиры, но, видимо, отказать не рискнула. Леонид теоретически мог подать в суд на раздел лицевых счетов.
- После чего квартира превратилась бы в коммунальную и вдвое упала в цене.
- Не факт. А сейчас вопрос снят совсем.
- С чего бы? У Леонида есть наследница...
- ... которая вступит во владение имуществом только через полгода, а за это время многое может измениться. Но есть и более серьёзные соображения. Леонид Штерн пытался сестру обмануть, во всяком случае у меня такое впечатление создалось. А что, если она и не преследовала никакой выгоды, а просто решила братца наказать? Таким прямым, циничным личностям как раз свойственно вершить справедливость в соответствии со своими представлениями.
А вообще-то, я уже давно понял, что точка зрения на что угодно прямо зависит от того, с какой стороны стола вы сидите. Не только ваша клиентка, но и все остальные фигуранты возмущались, когда я с них подписку брал. А ведь подписка о невыезде это не обвинение, не арест, а всего лишь гарантия того, что свидетель, когда он следователю понадобится, будет доступен. Дело и так тухловатое, а что мне делать прикажете, если свидетели вдруг разбегутся кто куда. Как бы я ту же Эльзу Францевну из её Гамбурга выковыривал бы, улети она домой?
Но человек так устроен, что не хочет понимать очевидного, если речь идёт об ограничении его прав. Ну с Эльзой понятно, но остальные-то москвичи. И я специально спросил каждого, не собираются ли куда уехать? Нет, говорят. Но только я подписочку оформлять начинаю, крик: "Да как вы смеете меня подозревать и в правах ограничивать? Лёня мой друг детства, а вы меня убийцей считаете!". Только ведь один из них всё-таки убийца, никуда не деться.
А самое смешное, а может и показательное, что и я бы возмущался, попытайся кто с меня подписку взять без достаточных оснований. Да вот беда: те основания, которые с этой стороны стола (Роман Антонович хлопнул рукой по подлокотнику стула) кажутся вполне достаточными и даже более чем достаточными, с той стороны воспринимаются совсем иначе -- глупыми и надуманными.
- Будет, Роман Антонович, что вы так кипятитесь? Я же с вами не спорю, мы просто обсуждаем варианты и версии. Как говорится, одно дело делаем, а потому не будем спорить. Не скрою свой интерес: Эльза хочет не много, не мало, а поскорее домой вернуться, потому и поручила мне преступника найти.
- Ничего не желал бы больше, а потому вашу помощь приму с благодарностью и сам помогу, чем смогу.
- Что, дело так плохо?
- Ну не так, как в прошлый раз... Но вялое дело, кандидат в висяки, слишком много подозреваемых. Фактически под подозрением все семеро участников вечеринки. И сильно подозреваю, что взаимоотношения в этом дружеском сообществе далеко не столь благостны, как они мне показать пытаются.
- Так давайте впечатлениями обменяемся.
- Извольте, тем более нарыл я не много. Про Эльзу мы поговорили, я послал запрос в Гамбург, но уверен, что о себе она не соврала. Далее, жена покойника, Катерина. На вид, пустышка, дура с коровьими глазами.
- Эльза считает, что это не более, чем маска.
- Умница. Знаете, Иван Макарович, у меня такое же подозрение возникло. Но только она показалась мне не умной, а скорее хитрой интриганкой. Она, например, очень ловко подставляла золовку, рассказав мне про её ссору с братом. Но так ловко, вроде не капает, а случайно по дури проговаривается. Сказать о ней мне пока нечего, только и выяснил, что работает она в салоне красоты "Престиж".
- Кем, парикмахером?
- Вроде того. А что вы удивляетесь? Многие женщины, даже имея обеспеченных мужей работу не бросают. Но большинство не ради денег трудится, а скорее ради общения, чтобы дома не закиснуть. Катерина, например, спокойно так сказала, что работает для того, чтобы свои карманные деньги иметь, не канить у мужа всякий раз, как с подружками в кафе посидеть захочет.
- Теперь канить не придётся. Наследство получит...
- Понимаю, куда гнёте. Мотив у вдовы серьёзный, согласен, потому и она под подпиской. Только закавыка имеется: не понятно, как и где она яд достала. Яд не простой, просто так не купишь.
- А что за яд?
Роман Антонович произнёс сложное название, которое я не запомнил бы, даже сильно поднапрягшись. Иван Макарович нахмурился, возвёл очи к потолку, но вскоре признался, что название это ему не знакомо.
- Вот видите, -- обрадовался следователь, -- если даже вы не знаете, то яд и в самом деле редкий. Кстати, на него наше внимание обратил не кто иной, как Аркадий Иванов, друг покойного. Он ещё до нашего приезда обследовал бокал Леонида (удобно для убийцы, что бокалы именные, верно?) и сразу сказал, что скорее всего его друга отравили вот таким препаратом.
Мне это название ничего не сказало, но эксперты подтвердили. Я сам не очень понял, в акте написано подробно, но суть в том, что это не яд в прямом смысле слова, вроде привычного цианида, а особый препарат, используемый в химической промышленности. На допросе я спросил Аркадия, откуда он про это вещество знает, а он ответил, что этот препарат у них в НИИ используется. Потому и он под подозрение попал. Вот только мотивов у него не вижу. Да и будь Аркадий убийцей, не стал бы он нам помогать. Эксперт признался, что ничего об этом препарате не знал, и если бы ему название не подсказали, искал бы долго.
- Да, это обстоятельство говорит в его пользу.
- Несомненно. Но тот факт, что это именно химический препарат, о котором даже эксперты-медики не знают, косвенно свидетельствует против вашей клиентки, она же химик. Идём дальше? Но прежде всего о том, как произошло убийство. Эльза вам, конечно, рассказала подробно, но повторение -- мать учения. Я, правда, там не был, но всех свидетелей допросил, так что представляю всё так же ясно, как если бы видел своими глазами. Итак, гости собрались к семи, пили, ели, шутки шутили. Утолив первый голод, стали выходить на балкон курить, в туалет отлучаться, вообще начали перемещаться по квартире хаотично. Единственный, кто с места не вставал ни разу, это Аркадий. Ручаться трудно, но все до единого говорили: кажется, Аркадий весь вечер на одном месте просидел не вставая.
Около половины десятого, как раз перед чаем, Леонид взял свой бокал с вином, отхлебнул глоток и повалился на ковёр. До этого он пил минут за пятнадцать, получается, яд в бокал бросили от четверти до половины десятого и сделать это мог кто угодно, за исключением разве что Аркадия. Он с места встал, только когда Леонид упал. Пощупал пульс, констатировал смерть и велел милицию вызывать. Бокал он брал осторожно, за ножку, только там его отпечатки и обнаружились. А на бокале только пальчики покойника и его жены.
- Естественно, она же бокал как минимум из шкафа доставала.
- К тому же пальцы Леонида поверх расположены, а значит, кроме него к бокалу за весь вечер никто не прикасался. Только Аркадий. Я его потом спросил, зачем было так рисковать? Он же яд с внутренней поверхности бокала на палец взял, понюхал, это же опасно, мог и второй труп образоваться. "Нет, -- отвечает, -- не опасно, если внутрь не попадёт, а я как только понял, с чем дело имею, сразу же на кухню побежал и руки очень тщательно вымыл".
- А чего не в ванную?
- Умеете вы, Иван Макарович, к мелочам цепляться. Ну какая такая принципиальная разница, где руки мыть?
- Мелочь мелочи рознь. Если бы к ним не цеплялся, ничего бы и не раскрыл. На кухне продукты, яд лучше в другом месте смывать, да и руки люди в основном не в кухне моют, вот я и пытаюсь понять, чего это его на кухню понесло. Но не суть. А как преступник яд пронёс, в чём? Следы в карманах да в сумочках поискали?
- А то? Ничего не нашли, конечно. А вот тюбик с остатками яда нашли. В помойном ведре. Маленький такой тюбичек, как о клея "Момент", но отравы в нём оставалось достаточно, чтобы всех гостей на тот свет отправить. Отпечатков, конечно, никаких. Тюбик без наклеек и этикеток, так что понять наш ли он, отечественный или привезён из-за рубежа, например, из Германии, невозможно.
- Странно, что убийца никому тот тюбик в карман не подбросил. Конец октября, чай не лето, наверняка в прихожей куча верхней одежды висела.
- Бессмысленно, мы бы сразу подставу почуяли. Во-первых, глупо такую улику при себе держать, а во-вторых, в квартире мусоропровод. Я думаю, убийца хотел, чтобы мы в своё распоряжение ядовитый препарат получили и побыстрее исследовали. Чтобы, значит, тень кинуть на Эльзу и Аркадия.
- Ну вот, сами же понимаете, подставляют мою клиентку, а спорили.
- Может подставляют, а может это хитрый ход с её стороны. Иван Макарович, будто вы не знаете, что иногда убийца сам себе улики подбрасывает. Я, кстати, и Эльзу Францевну опросил, не знаком ли ей такой препарат. Ответила, что знаком, но только теоретически. Сама она, мол, в руках не держала, но знает, что эта гадость используется при производстве другой гадости, которую их лаборатория как раз в Москве заказала для своих научных экспериментов.
А знаете где заказала? В том самом НИИ "Химик", где свидетель Аркадий Иванов работает. И Эльза там успела побывать. Прилетела она девятнадцатого, а на следующий день, в субботу, с утра пораньше в "Химик" подалась. Её интересовали сроки производства заказанного препарата, поэтому её по лабораториям водили, процесс демонстрировали. И яд прихватить она вполне могла, а значит я просто морального права не имею Вашу клиентку из числа подозреваемых исключать.
- Сомневаюсь, что она могла в "Химике" что-то незаметно "прихватить". Она же представитель заказчика, прибыла с официальным визитом, её наверняка под белы ручки водили, из виду не выпуская.
- Ловкий человек способ найдёт. Да, вот что ещё странно. Эксперт категорически утверждает, что яд сильный, смертельный, но не мгновенного действия, а Леонид Штерн умер сразу, как винца хлебнул, а должен был бы минут через пятнадцать.
- Может индивидуальные особенности организма?
- Всё может быть. Главное, яд смертельный, и в бокале, и в желудке покойного присутствует, так что тут говорить не о чем. А вот кто его убил, вопрос? Мотив-то мог найтись у каждого. Вот друзья, например. Пётр Жилин и Андрей Федотов компаньоны покойного, что уже само по себе мотив, слишком часто компаньоны друг друга давят, подставляют, заказывают. Внешне-то фирма крепкая, без долгов и проблем, но мы же не знаем, что там внутри.
- Клиентка подсказала мне возможный мотив. Якобы Леонид хотел раширить бизнес, для чего и затеялся с продажей квартиры. В своей фирме он занимал не главную позицию, имея меньшую долю, чем два его друга, но...
- ... если бы чей-то бизнес купил, стал бы первым номером? А компаньоны узнали и шлёпнули друга детства превентивно? Слышал я эту версию, мне её Эльза Францевна изложила и, согласен, звучит логично. Только вот беда, версия о том, что Леонид Штерн собирался какой-то бизнес прикупить, ничем не подтверждена. Есть только одно свидетельство, да и то косвенное: его жена показала, что с неделю назад слышала, как муж какую-то сделку обсуждал. И в разговоре вроде мелькал миллион, только она не поняла чего. И о чём речь шла, тоже не уловила, подумала, что о даче. Ну а Жилин и Федотов вообще не в курсе.
- Когда планируется серьёзная сделка, о ней обычно не кричат на каждом углу. А Вы, что же напрямую так их и спросили?
- Я, конечно, не так опытен, как Вы, Иван Макарович, но всё же чему-то научился. Нет, конечно. Я спросил, не знают ли они, зачем Леонид продажу квартиры затеял, что покупать собрался? Оба ответили, что не представляют? Я, знаете ли, за эти два дня почти совсем из кабинета не выходил, сплошные допросы. Не поверите, порой в туалет сбегать времени не было. Я уж и так их допрашивал и этак, ничего важного не узнал.