Старательно намакияжив свою кукольную мордашку, облаченная в форму майорши полиции Галиматья Петровна Чмошник-Водкина грациозно поднялась с пуфа и нарушила тишину на диво музыкальным голоском:
- Кондратий, я на службу!
- Понял, - уныло пробубнил возникший на пороге спальни далеко не красавчик лет сорока от роду.
- Слушай, Кондрат, - нахмуря бровки и окинув супруга квадратным взором, проворчала Галиматья. - Ну и как все-таки будем финансировать мою пластику?
- А никак, - сцепив ладони в области паха, упер в паркет шестигранный взгляд понурый Кондратий. - Тебе мало египетской пирамидальности сисек и ягодиц? Мы даже, влезши по темечко в банковские кредиты и в долги, все-таки обеспечили тебе квадратный пуп, треугольный рот и идеально круглые уши! А теперь тебе еще и до зарезу понадобились треугольные глаза! Не довольно ли?! Не пора ли уж начинать откладывать на операцию моего застарелого геморроя?!
- Дурак! - фурией выскакивая из спальни, воскликнула Галиматья. - Дура-а-ак! Это я-я-я - пресс-секретарь Центрального УВД - должна выступать с телеэкрана с огромными квадратными глазами?!! Эгои-и-ист! Месяц!.. Нет, два месяца без секса, скотина!..
Вскоре позвонил хранитель общака городских попрошаек, отставной прапорщик Росгвардии Фима Клитерман. Зануда заныл по поводу давнишнего миллиона рублей, втихаря изъятого им из побирушечного бюджета и по взаимовыгоде беспроцентно одолженного судмедэксперту Чмошник-Водкину всего-то на пару месяцев.
"Жди, привезу в течение часа", - посулил Кондратий и, отключив телефон, направился к шкафу с заныканым в его недрах полиэтиленовым пакетом со скотчем, солидным комком пластилина, флакончиком, парой бросовых колготок Галиматьи и латексными перчатками, искусно рифлеными ее папиллярными узорами...
Крайне растерянная Галиматья согбенно сидела в допросной напротив подполковника Юрика Мамулькина, в очередной раз выслушивая его доводы:
- Повторяю... На колготках, коими был удавлен Клитерман, твой биоматериал. Он же и на пластилине, коим ему залепили рот, ноздри и остальные отверстия. И повсюду отпечатки твоих пальцев, а в руке убиенного клок твоих роскошных волос.
- Помоги, Юрчик! - взмолилась подследственная.
- Чем?
- Ну-у-у.., хотя бы верни на вечерок изъятые у меня айфон и помаду!..
Забившись за шконку одноместной камеры СИЗО, Галиматья взволнованно шептала зыркающему с айфонного экрана супругу: "Да чего сомневаться-то?! Пишешь явку с повинной, оставляешь ее на столе, берешь кучу валюты, бриллианты, сингапурский паспорт на чужое имя и валишь за бугор! И ни одна собака тебя не сыщет! Ты ж всегда мечтал слинять из России! А иначе твоя махинация с Клитерманом всё одно выплывет наружу!.."
Спустя с полчаса, дотошно прочитав через видеосвязь каллиграфически симпатичную явку, Галиматья направила Кондратия к лишь ей известному вмурованному в стену за коридорной тумбочкой сейфу.
Когда стоящий на коленях супруг принялся с пыхтением под диктовку набирать код, супруга с усилием вдавила пальчик в донышко помады, и тут же выстреливший из дверцы сейфа мелкий шип впился в губу прохвоста, сиеминутно умертвив его и растворившись бесследно...
Спустя сутки на выходе из СИЗО освобожденная от подозрений Галиматья, вдруг почувствовав себя дурно-предурно, рухнула навзничь и через час с небольшим без прихода в сознание отошла в мир иной в тюремной реанимации... То сработал регулярно на протяжении последней недели подсыпавшийся Кондратием в ее вегетарианскую пищу шестивалентный битритетраглюконат...