Аннотация: "...Когда уже практически подавляющему большинству обороняющихся стало ясно, что полк накануне конкретной амбы без дна и покрышки, пошел первый - обличьем смахивающий на сибирскую лайку Байкал..."
Виталий ИСАЧЕНКО (Ильич)
НЯМ-НЯМ
Маскировочно напятнаная на зиму белилами полуторка то урча, то натужно подвывая, с пробуксовкой вихляла по черному изрезанному колеями осклизлому проселку, извилисто прочерчивающему осевшую и посеревшую под весенним Солнцем сугробность. Из-под тентованого ветхим брезентом кузова доносились собачьи подвывы, поскуливания и тявканья.
- На живодерню псов чё ли? - запустив пятерню под затрапезный малахай, почесал косматый затылок приковылявший от кособокой избушонки к проезжей части землистый личиной приземистый старик, облаченный в подпоясанную красноармейским ремнем обрезанную до выше колен вполне даже и добротную германскую шинель.
- Чего мелешь(?), Емеля! - скосив на деда ядовитого свойства взор, проворчала закутанная в многослойную рванину не скудно морщинистая ликом старушенция, - Тама жа хвронт. А кака жа на хвронте-та живодерня?..
- И то верно, - рассудил Емеля, - Какая же там живодерня? Да й собакам-то взяться откудова? Под оккупацией-то ить пожрали всех начисто. Тьфу, ни пса, ни кошки, ни соро-ок, ни голубка, ни синички... Вот разве что грачи скоро уж прилетят. Как считаешь, скоро ль уж?
- Так уж, дедуля, еще позавчерась уже прилетели! - пискляво поведал из-за щербатого забора мальчишечий голосок, - А уже вчерась Тимоха с Колей Непутевым с пулемета и из пистолетов в кладбищенском грачевнике шесть штук насбивали! А я тута сижу как балбес с рогаткою, а даже и ни воробышка. Айда, дед, в грачевник!
- В грачевник(?), говоришь, - задумчиво уставившись на свои замызганные германского пошива офицерские сапоги, озадачился старик, - Надобно б слазить. Тем боле, патронов-то хоть жопой жуй! Но только лучше не в кладбищенский. Там уж, ясная яснота, грач до дрисни-и Тимохою с Колею перепуганный. Ежели уж идти, то за согру к Сосновке. Там же аж даже трое солидных грачевников!
А грачей из пулемета - херня. Их же из него в клочья разносит. А у меня ж заныканый еще с до войны дробовик. На птицу-то в самый раз!
А не лучше ли в рям? Там, Титок сказывал, вода зацвела и уж напрочь протухла. И от вони карась с гальяно-ом прут из прорубе-ей как угорелые! И проруби Титком под рыбалку продолблены, и прошлогодняя клюковка местами уж повытаивала.
- Како-ой еще ря-ям?!! - вскипела старуха, - Тама ж вокруг твово ряма сплошь поля минские! И са-ам подорве-ешься, и вну-ука угро-обишь!!
- Не вопи! Не минские, а минные! - почесав через офицерские германского пошива галифе оккупированный вшами пах, осерчал Емельян, - Дура дурою! Мины-то те по лету ж посеяны, а сейчас с зимы земля еще намертво мерзлая! Как же они в мерзлоте-то сработают?! - на сих словах разгневанный дед злобно выпучился на старуху, нервозно постучал себя по лбу костяшками пальцев, после чего упер грязный указательный в висок и дразнительно им завращал.
- Сам дурак! - огрызнулась старуха, - Ишь, вы-ырядился во всё герма-анское! Форси-и-ит! Вот возвернется немец - первым делом тебя за раздевание своих мертвяков расстреляет!.. А то и наши издалече примут за бродячего эсэса и ненароком подстрелють!..
- Так куда ж? - пропуская мимо ушей старухино неистовство, вновь заразмышлял вслух Емельян, - В рям либо по грачевникам?.. Был бы моложе, поспел бы и туда, и туда. А так бы добраться хотя б до чего-нибудь уж одного...
Тем временем к Емельяну со старухой и внуком подползл еще один извергающий собачье многоголосие грузовик - трехосный американский "Студебекер".
- Куда-а пси-ину-у везе-е-ете-е?!! - на диво громогласно полюбопытничал старик.
- На Берли-и-ин!!! - явно шутейно проорал из кабины какой-то мордатый майор.
- Так в Берлин же еще рановато, - опешил Емельян, - До Берлина ж еще как... хрен знает доку-удова...
В обваленной рыхлым снегом до духоты натопленной штабной палатке мараковало трое офицеров...
- Ну, чего(?), товарищ полковник, - пытливо вглядываясь в седого как лунь главного из присутствия, поинтересовался прибывший в расположение стрелкового полка мордатый майор, двумя часами ранее огорошивший деда Емельяна сомнительного свойства утверждением, что псы, дескать, следуют на Берлин.
- Ну.., как тебе сказать(?), Великанов, - заменжевался комполка, - Я ж и не против, но и... Нас же прикрывают и трехдюймовки, и гаубичные дивизионы. И свежих мин противотанковых перед нами как подберезовиков в грибной год. Да и штурмовые эскадрильи постоянно с нами на связи... И на хрена, спрашивается, при этакой мощи нам еще и твоя блохастая псарня?
- Э-э-эх-х. И чего будем делать? - со злорадной подоплекой, завернутой в напускную озабоченность, съязвил Великанов.
- А чего будем делать? Будем приказ выполнять, - проворчал комполка, - И не кривляйся тут у меня. Я ж разве против? Я ж не враг, - на сем утверждении полковник кивнул на сухощавого очкастого подполковника и степенно направился к выходу из палатки, - Вот начальник штаба. С ним и планируйте вашу стратегию с тактикой. И впредь по всем вопросам прошу беспокоить его...
- У нас тут три танкоопасных направления, - тыча карандашом в расстеленную на антикварном мореного дуба столе топографическую карту, как-то не по-военному простецки поведывал начштаба, - Тут, тут и тут. А меж ними болота-а. Оно, конечно, и через топи могут ударить. Лед ведь. Но на этот случай гаубичная артиллерия. Сколько стволов, не скажу. Но, поверь уж на слово, много. За пару-тройку залпов взломают лед и опустят панцири ихние навечно в трясину. Для нас это, сам должен понимать, даже и выгодней, чтобы всех оптом за раз через ледолом... Но, думаю, не попрет гад сквозь болота-а. Хотя и... Может и попереть. Кто ж знает, чего у него на его фашистском уме?
- Где наши танки? - поинтересовался майор.
- А вот и не скажу, - начштаба пристально взглянул на командира собачьего подразделения, - Нам знать не велено. А тебе тем более. Да и шут их знает, есть ли вообще?
- А немецкие танки имеются в вашем тылу? - прозвучал несколько обескураживший начштаба вопрос.
- Да побойся бога, родимый! Откуда ж им взяться?! Слава богу, фронт ведь не прорван! - запричитал тот.
- Я имею в виду подби-и-итые-е(!) немецкие танки, - акцентировал Великанов.
- А-а-а! Так бы сразу и сказал... Подбитые есть. Этого добра навалом. Здесь же на позапрошлой неделе по ходу нашего наступления утюжил наш танковый клин. Кстати, а чего ж только немецкими интересуешься? Там и наших подбитых в достатке. Уж которые сутки к ряду рембатовцы ставят их на ход да в тыл на восстановление отгоняют.
- Далеко ли рембатовское расположение?! - оживился гость.
- Где-то с пяток километров. А может и шесть.
- Как к ним дорога?
- Нормальная. Пока не расквасило, хоть боком катись. Я имею в виду, по приморозкам хоть боком.
- Дашь для подстраховки двухмостовый легковой вездеход и толкового провожатого?
- Ну-у-у.., - заменжевался было начштаба, - Ну-у-у.., дам. Отчего бы не дать?
- Всё, я погнал! - резво поднялся из-за стола майор.
- Распорядись-ка от моего имени насчет "Виллиса" для товарища майора. И чтоб в придачу толкового провожатого. Лучше Сашку Ложкина. Он же, если я не ошибаюсь, из местных?
- Из местных - отсюда, - вышмыгивая из палатки, подтвердил младшой.
- А как насчет довольствия? - пристально уставившись укрупненными линзами бледно-серыми зрачками на сноровисто облачающегося в шинель майора, поинтересовался начштаба.
- Помимо взвода охраны в тридцать пять штыков шестьдесят девять основного личного состава и пятьдесят один кобель, - последовало пояснение, - Да там же - в командировочном предписании - всё же указано.
- Ага. Вижу, - нашарив подслеповатым взором лежащие на окраине топографической карты ранее предъявленные майором бумаги, произнес начштаба, - Да, а как же по проднормам собачатину проводить? Какие же на них нормы пайка?
- По человеческим нормам - по солдатским, - выходя из палатки, бросил через плечо майор.
- Так не сожрать же собаке как человеку! - изумился начштаба.
- Сожрать! - раздраженно возразила просунувшаяся обратно в палатку майорская щекастая голова, - А чего не дожрут, я дожру! Неспроста же у меня вон какая жирнющая морда!
- И американскую тушенку с заваркой и махоркой твоим кобелям? - подтянул брови к прическе начштаба.
- Махорку в полном объеме на кобелей не обязательно. Среди них редко курящие. А вот тушенка с заваркою в самый раз. И наркомовской водки с пару ведер не забудьте подкинуть.
- Так собаки же водку не пьют, - впал в полнейшие непонятки начштаба.
- Я пью! - шагая прочь от палатки, выкрикнул майор...
Капитан Веселок - командир ремонтного батальона - поначалу было поерепенился, но... Порассматривав предъявленные Великановым высокополномочные документы, выслушав доводы и угрозы, пусть и безо всякой охоты, но посодействовать согласился...
Ближе к сумеркам силами рембата и прибывшего с Великановым полувзвода были отобраны, очищены от трупов и поставлены на ход пара средних немецких танков и один легковесный. Более того, топливные баки реанимированных машин были под завязку заправлены бензином, слитым из ближайших крестастых подранков. В довесок же к оному в кузова включенных в состав экспедиции пары полуторок и "Студебекера" было не скудно затарено трофейного танкового боекомплекта...
Когда великановские механики-водители во избежание дружественного обстрела густо замазали мазутом кресты на броне, водрузили на башни сигнальные красные флаги и с лязганьем траков тронули боевые машины по направлению наискось к линии фронта, комбат Веселок полюбопытствовал на прощание:
- Скажи-ка, майор, а на хрена тебе эти фрицевские коробчонки?
- Надо, - загадочно ухмыльнулся Великанов.
- Так у них же того... Они ж практически все небоеспособны. У одного башня заклинена, у другого пушка будто сваркой приварена и сквозняк внутри от пробоин, а у третьего бортовая на честном слове и прицел вдребезги.
- А и без надобности. Мне чего на них - на охоту на зайцев?
- А почему исключительно только немецкие? - проявил назойливость Веселок.
- Так немецкие же на бензине, а наши-то на соляре.
- И чего?
- Так я ж соляру не пью. Изжога у меня от нее. А бензин в самый раз! - дружелюбно хлопая по замазученому капитанскому погону, сгородил хохму Великанов, - Ну, бывай, броня. И заруби себе на носу: я соляру не пью, пью исключительно только немецкий бензин. Понял?
- Понял, - буркнул отчасти ошарашенный ремкомбат, хотя ровным счетом ни хренища не понял.
- Будь здоров, не кашляй! - усаживаясь рядом с шофером "Виллиса", прощально махнул рукой Великанов.
- И тебе не хворать! - простудно откашлявшись, напутствовал отчасти угнетенный смятением Веселок...
- Всё им разболтай, всё им растолкуй, - задумчиво взирая на отблески траков впереди ползущего танка, сквозь гудение замыкающего колонну "Виллиса" с негодованием проворчал Великанов, - Я вам кто - находка для шпиона?
- Чего(?), товарищ майор! - отреагировал рядом рулящий водитель.
- Да так, ничего! На дорогу смотри! - пресек разговор в зародыше пассажир и... И погрузился в еще не размытые временем армейские воспоминания. Тем более, за последние полтора года с хвостиком незаурядных воспоминаний и впечатлений накоплена уймища...
То раннее июньское воскресное утро застало циркового дрессировщика Андрея Великанова на гастролях по Западному военному округу...
Проснувшись от на диво мощного самолетного гула в за ночь страстно изжульканой постели бок о бок с мясистой полковой поварихой, идейный холостяк старший лейтенант Великанов содрогнулся от внезапно обуявшей его жути, но... Дотянувшись до украшавшей стол наполовину опустошенной поллитровки, основательнейшим образом опохмелился из горлышка, обретя тем самым блаженного свойства душевное равновесие, омраченное лишь мысленным негодованием: "Ишь разлетались! Всё учения вам да учения. Хрен поспишь даже и в воскресенье! А у меня с обеда аж подряд три представления!.."
Прильнув телесным фасадом к сдобному тылу похрапывающей работницы системы армейского питания, Андрей понадеялся на ее похотливого свойства незамедлительную реакцию, ан не тут-то было: половым путем на алкогольной почве умаявшаяся повариха дрыхла настолько мертвецки, что, как говорится, хрен из пушки разбудишь...
А разбудили ее и задремавшего его прогремевшие невдалеке оглушительные разрывы тяжелых авиабомб. Очумевшие гость и хозяйка нагишом заполошно метались по осыпаемой осколками оконных стекол и потолочной штукатуркой комнатенке приполкового женского общежития, абсолютно не предпринимая каких-либо вразумительных действий.
Андрею казалось, что вот он - немину-у-учий капе-е-ец!!!.. Ан уцелел... А вот повариха с торчащим из шеи величиной с младенческую ладошку прилетевшим из окна стекольным осколком так и осталась бездыханной по своему постоянному месту жительства...
От смонтированного на артиллерийском полигоне огромного шатра цирка шапито остались лишь присыпанные серым пеплом искуроченные и угольно закопченные фрагменты еще парой часов тому назад величественных конструкций... Из труппы уцелели легко раненый в голову директор, лишившийся всех пальцев на правой руке жонглер, пара абсолютно невредимых акробаток, контуженный фокусник и рехнувшийся под впечатлением от бомбардировочного ужаса мягкохарактерный клоун Витюша. Последний ярко выделялся на фоне остальных, пребывающих в состоянии панического ошеломления: он с эйфорическим энтузиазмом на захламленной арене азартно проигрывал свой коронный номер.
Узрев Андрея, объявившегося позади сбившихся в кучку уцелевших в образе неряшливо обмундированного в испачканную офицерскую форму истукана, полунагой директор по-детски обрадовался и неуклюже засеменил к нему, плотно прижимая окровавленную руку к опоясывающему раненую голову полотенцу...
- Андрюшенька, а я тебя потерял! - приблизившись лицом к лицу, со слезами на глазах крайне взволнованно затараторил Иван Максимович, - А у нас горе великое! Погибли все наши пони! И моя Раиса Михайловна тоже... погибла! Без малого три десятка лет совместной с ней жизни! Хорошо хоть, детишки остались в Москве! Я надеюсь, что в Москве тишина! Скажи, Андрюшенька, ведь в Москве тишина?!
- В Москве тишина, - пробубнил словно душевно забальзамированный Великанов.
- Вот и славненько! Вот и хорошо! Спасибо, Андрюшенька! - озарился радостью директор превращенного в хлам разъездного армейского цирка и тут же сник, продолжив озвучивать трагический перечень: - А Славику пальцы на левой руке начисто оторвало! Как же теперь он будет жонглировать?! И твои пудельки мертвые все: и Антошка, и Братишка, и Матильда с Панбархатом! Ты прости уж нас окаянных, что не уберегли! Прости нас, родимый.., - после сих слов директор, выдержав скорбную паузу, указал на клоуна, беснующегося на арене в пятнисто испачканных вплоть до черноты подштанниках, - А Витюшенька репетирует. Репетирует и репетирует, репетирует и репетирует! То шиш заставишь лодырюгу порепетировать, а теперь вот... Ну, никак шельмеца не остановить.
Андрюша, ты ж среди нас единственный военный. Спаси всех, Андрюшенька! Меня-то не надо. Я останусь здесь хоронить свою Раису Михайловну и остальных. И твоих пудельков всех погребу. А ты спаси их! - трясущаяся директорская рука указала на остатки труппы, - Они ж молодые! Им же бы еще жить да жить! У них же всё впереди! Если, конечно, ты их непременно спасешь!..
- Вместе всех похороним и все вместе пойдем. Так будет правильно, - успокаивающе дотронувшись до директорского предплечья, рассудил Великанов...
Однако ж... Даже в легком для копки песке захоронили всего лишь девятерых не расчлененных взрывами в клочья людей, и то на пустяшную глубину. А на животных уже не хватило сошедшей по ходу погребения на нет коллективной силушки воли...
На перроне ближайшей железнодорожной станции, куда Великанов часам к трем пополудни вывел остатки труппы, его незамедлительно выцепил комендантский патруль. Проверив документы, старший в звании капитана, указывая на стоящий под парами воинский эшелон, посоветовал хотя и мягким, но и в то же время не терпящим возражения голосом: "Если не хочешь, чтобы я тебя вот прямо сейчас сдал в комендатуру как дезертира, дуй борзо к ним. Они вот-вот тронутся к границе. И даже не возражай."
Великанов не возразил и тут же зашагал к цепочке вагонов-теплушек.
"Андрюшенька, на кого же ты нас покидаешь?! - взволнованно причитал вслед ему то ли еще директор, то ли уже не директор разбомбленного шапито, - Андрюшенька, как же мы без тебя?!.."
А на раскаленном Солнцем перроне обливающийся потом рехнувшийся клоун, напяливший шутовской аренный костюм, самозабвенно исполнял свой коронный номер; но крайне редко кто реагировал на его выкрутасы не то чтобы улыбкой, но даже и ухмылкой...
То был самый край сорок первого - предновогодье...
Прозябший старлей Великанов, вызванный среди ночи с передка в жарко натопленный штабной блиндаж, предстал в овчинном полушубке перед млеющим от духоты разоблаченным до гимнастерки сухоньким капитаном.
- А ты, Великанов, оказывается, цирковой дрессировщик? - с любопытством в цепком взгляде вполне дружелюбно произнес незнакомец.
- Так точно! - подтвердил Андрей.
- Пятнадцать минут на сборы! Поступаешь в мое распоряжение! Выезжаем немедленно! - отчеканил капитан.
- Куда? - сорвалось с языка недоумевающего Великанова.
- На кудыкину гору! - как обрезал так и не представившийся старший по званию...
- Собирайся, Андрей, собирайся. Забирают тебя законно от нас насовсем, - с теплотой в голосе пояснил посиживающий на нарах полусонный начальник батальонного штаба...
А потом была затерянная в приуральских лесах учебная кинологическая база, на коей и всего-то делов: дрессировать экипированных брезентовыми жилетами с пудовыми муляжами взрывчатки в их недрах псов на предмет питания под днищами урчащих моторами и время от времени постреливающих из орудий и пулеметов танков, выбракованных из воинских частей по причине запредельной изношенности.
Надо отметить, при отборе в учебку из хвостатых кандидатов главным образом отсеивались лишь мелковатые телесно, увечные и пужливые относительно орудийных выстрелов. Остальные ж зачислялись в штат без какой-либо особой дотошности. Правда, по ходу дрессировки тоже случалась выбраковка, но она была настолько мизерной, что и практически не влияла на конечный результат...
Однажды на исходе февраля сорок второго только что обустроенную базу посетил укутанный в новехонький тулуп представитель ставки Верховного в лице дряхлого генерал-лейтенанта... Узрев танки, старичок взбодрился в мановение ока и без промедления закатил матерщинного свойства душетерзательную истерику:
- Засра-а-анцы-ы!!! - на диво громогласно возопил он, - Все-ех под трибуна-а-ал-л!!! Ты кто-о-о?!! - опрыскивая Великанова слюной и нервозно боксируя его грудь кулачком, обтянутым черной кожи перчаткой, инспектор первым делом нацелил свой гнев на него.
- Заместитель начальника учебной кинологической базы К-116 старший лейтенант Великанов! - отдав честь под армейскую шапку-ушанку, представился не особо-то оробевший Андрей.
- Муда-а-ак ты-ы, а не Велика-а-ано-ов!!! - на пике бешенства возопил высокопоставленный скандалист, - Ты-ы чего-о же твори-и-ишь(?!), су-у-уки-ин сы-ы-ын!!! Ты чему-у-у ж это у-у-учи-ишь свои-и-их кобеле-е-ей?!!
- Так танки же подрывать, - вильнув недоуменным взглядом на оробевшего начальника базы капитана Солодченко, промямлил Андрей.
- И чьи-и ж это та-а-анки-и?!! - малость сбавил тон подуставший от собственных воплей инспектор, - Да ты ж на-а-аши-и - сове-е-етские та-анки - учишь псов подрыва-ать!!
- Так других нет! - уловив суть претензии, пояснил Андрей, - Подаем заявки и подаем, а трофейную технику как не поставляли, так и не поставляют.
- Су-у-уки-и!!! - возопил старикашка и зафонтанировал на диво отборным матом...
- Николаев! - отдышавшись, инспектор обратился к держащемуся особняком от свиты сопровождения бравому энкавэдэшному майору.
- Да, товарищ генерал-лейтенант! - отозвался тот.
- Разобраться с этими зажравшимися тыловыми крысами по законам военного времени! Беспоща-а-адно-о!!
- Будет исполнено! Разберемся! - заверил энкавэдэшник.
- А тебе, Великанов, скоро подгонят эти самые трофейные танки, - посулил наконец-то угомонившийся инспектор, - А пока... А пока уж продолжайте хоть так...
Спустя с пару недель от инспекторского разноса учебный полигон коренным образом преобразился: воняющие солярой престарелые советские танки с наглухо задраенными люками замерли на отшибе мертвым капиталом, а их дрессировочная функция была целиком переложена на чадящие бензиновыми выхлопами там и сям снарядно продырявленные германские боевые машины. Правда, изначально кобели по привычке так и кидались за жрачкой под днища отечественной бронетехники. Однако ж вскоре, хотя и с не малым трудом, были перенацелены личным составом исключительно на трофейное бронежелезо.
И в расположенной неподалеку кинологической базе С-133, где натаскивались исключительно суки, отечественные бронекоробки так же уступили место трофейным.
Надо отметить, буквенные символы в наименованиях учебок "К" и "С" расшифровывались довольно-таки незамысловатым макаром: "К" означала, что так называемый контингент из кобелей; а "С" свидетельствовала о комплектовании этого самого контингента исключительно из самок. И сей железно блюдимый принцип однополости четвероногого личного состава был, как говорится, не из какого-нибудь генеральского пальца высосан, а обусловливался соображениями целесообразности. Проще говоря, когда у суки течка, вокруг нее собирается так называемая собачья свадьба. А теперь представьте свору псов с настроенными на взрыв динамитными зарядами на хребтах...
Как утверждали многие, был даже фронтовой случай, когда пара кобелей-камикадзе вместо того, чтобы истекая слюной ломануться к надвигающейся немецкой танковой армаде, кинулась по противоположному направлению - на командный пункт к унюханой пребывающей в охоте любимой овчарке командира батальона. Уязвленный этакой наглостью комбат от души пнул одного из потенциальных женихов своей ненаглядной суки, угадав сапогом по торчащему из противотанкового заряда так называемому спусковому маяку. Взлетел на воздух весь командный пункт... Надо отметить, Великанов с усмешкой воспринял сию историю: "Кто ж рассказал, что комбат пнул(?), если все дружно взлетели на воздух."
Однако ж... Иные утверждали, что якобы вот именно на почве того передаваемого из уст в уста пусть и сомнительной достоверности трагического конфуза в служебную инструкцию был добавлен пункт, обязывающий кинологические противотанковые подразделения отстреливать в зоне своей ответственности всех посторонних собак без исключения. Сразу же после вступления в силу сей поправки кинологи отчасти были довооружены ручными пулеметами и снайперскими винтовками...
Первый выпуск двухмесячных ускоренных курсов сто шестнадцатой базы, согласно фронтовым отчетам, отработал на поле боя достойно: сорок один вражеский танк ценою пятидесяти восьми кобелей.
- Отменная процентовка! Соседские суки показали себя значительно хуже, - заявил после получения результатов начальник базы капитан Солодченко, - Москва благодарит. Только по секрету, тебя представляют к капитану и прочат на мое место.
- А тебя куда ж(?), Спиридоныч, - поинтересовался Андрей.
- А меня на повышение. Буду руководить кинологическим кустом. Тьфу-тьфу, дай бог не сглазить...
И вдруг декабрьский сорок второго года выпуск кинологической базы К-116 дал паршивую процентовку, вследствие чего майор Солодченко откомандировал майора Великанова со следующим выпуском (февральским сорок третьего) на передовую, дабы тот в боевых условиях с присущей ему жесткостью проконтролировал и со свойственной ему дотошностью проанализировал...
Заякоренный через поводок к чахлой осине волкоподобный кобель дремал на наспех освобожденной от снежного гнета жухлой траве. Пустопорожность желудка, конечно же, беспокоила, но не так чтобы уж невмоготу. Попривык за последние годы...
Еще по лету сорок первого домочадцы стали с некой недоброжелательностью поглядывать на прикованного цепью к конуре крупногабаритного Тузика: самим, мол, жрать не ахти, а тут еще этот дармоедина... А ближе к осени хозяин свез Туза на попутке в город, где и успешно улизнул от него обратно в деревню...
На помойках жратвы было катастрофически скудно, но крупный костяком и мускулистый скорый на расправу волкоподобный пес без каких-либо проблем свирепостью облика, а то и клыками отжимал у конкурентов человеческие объедки. Ан к октябрьским заморозкам эти объедки иссякли практически на нет. Пришлось пробавляться охотой на крыс и мышей, коих в лихолетье расплодилась тьма тьмущая...
Пару раз в него стреляли милиционеры. Правда, отделался всего лишь единственным легким ранением по касательной в заднюю лапу...
Однажды угодил в затеянную туберкулезными уркоганами облаву на псовых; ан, интуитивно учуяв смертельную опасность, удачно унес лапы от шайки жаждущих целительной собачатины...
А посередь трескучих январских морозов его приголубил преклонного возраста вохровец, кой, душевно побалакав, увел переименованного самим же в Мухтара бродягу на обтянутую колючей проволокой продбазу госрезерва. И началась вполне даже сносная житуха: пусть и на цепи, но в относительной сытости и без суматохи...
После того, как продбаза была разбомблена в щебень и щепки, сорвавшийся с цепи Мухтар еще долго пробавлялся на заснеженном пепелище, отъедаясь на раскиданных взрывными волнами по окрестностям продуктовых останках. Конечно, основную массу собрали люди: сначала организованно военные, а потом уж доходяжные штатские. Но и бродячим псам мало-мальски осталось чем поживиться...
А по весне его заприметил дородный интеллигент в пальто-реглане, белоснежных бурках, с серой каракулевой шапкой-пирожком на макушке и с объемистым желтым портфелем в руке. Соблазнив пса парящим на морозе, дурманно ароматизирующим, свежеиспеченным хлебушком, так называемый Иваном Ивановичем заведующий пекарней приютил его в качестве своего приусадебного сторожа и перекрестил в Полкана. Надо отметить, кормил отнюдь не скупердяйски и относился даже с неким уважением.
Когда в ноябре сорок третьего Ивана Ивановича арестовали, его сосед Петрович, абсолютно не боявшийся собак, спустил Полкана с привязи, напутствовав его следующими словами: "Гуляй, барбос! Взял бы тебя к себе, да самому жрать нехрен."
Но Туз-Мухтар-Полкан никуда не погулял, а так и слонялся вокруг да около опустевшей усадьбы Ивана Ивановича, истощав от беспросветной голодухи до доходяжности. Там и его, практически напрочь утратившего отприродную бдительность, очаровав хлебным сухарем, пленила бригада коммунальных собаколовов...
А потом была кинологическая база К-116, где особо не забижали и не по разу на дню кормили из донных люков крестастых танков, рокочущих моторами, строчащих из пулеметов, оглушительно палящих из пушек и воняющих бензиновым перегаром...
А теперь вот он - этот лес, до коего впроголодь денно и ночно везли с пересадками на автомобилях и в железнодорожных теплушках, тем самым изрядно нервируя подпривыкших за пару месяцев к оседлости псов...
- Ты чего это заладил? - с кряхтением усевшись для перекура на пенек, сипло проворчал одетый в защитного цвета бушлат и обутый в латаные-перелатаные серые валенки поводырь Волчары глубоченно морщинистый лицом Степаныч, - Когда надо, тогда и покормим. Не слыхал разве(?), как Великанов за самовольную кормежку на постоянку грозит трибуналом. Русским языком же сказано: главное - железный рефлекс! Главное, чтобы пес твердо усвоил, что кормушки акромя как под танком нет и не бывает.
- Так озвереют же с голодухи, - проворчал примостившийся на павшей от гнили березе молодехонький Коля Чернушкин, - Они ж от недоедания свирепе-еют. Глядишь, и на нас кидаться станут.
- Но пока ведь не кидаются. Значит и не-ехрен паниковать, - выпуская табачный дымок из волосатых ноздрей, рассудил бывалый Степаныч, - Всегда почти так. Сам же должен понимать, что сытому псу много чего может на ум взбресть, а в башке голодного лишь одно: как бы под танком пожрать. Больше кумекай и меньше болтай. О! Слышишь(?), танки, однако ж, германские к нам гонят, - оттопырив ухо распущенной шапки, прислушался Степаныч, - Раздобыл все-таки, значит, Великанов коробки. Тот еще хват.
- А я вот не слышу. И чего я не слышу?! - огорчился Чернушкин.
- А чего тебе слушать? Ты на собак посмотри, - Степаныч обвел полуприкрытым густыми бровищами взглядом по одиночке накоротко привязанную к деревьям так называемую бронебойную псарню, - Заскулили да затанцевали. Чуют окаянные танки. Как путевый солдат полевую кухню...
И действительно, вскоре к разбитому в лощине километрах в пяти от линии фронта лагерю подтянулась трофейная экспедиция. Танки было застопорились перед полукругом палаток, сверху примаскированных от авиации ветхими простынями, ан спрыгнувший с подножки "Виллиса" майор Великанов энергично замахал с обеих рук по направлению к пейзажно подпорченной артобстрелами и бомбардировками сосновой рощице:
- Давай-давай!.. Вон туда проползайте..! - дублируя приказ, замахали руками иные из кинологов, - Туда!.. Туда газуйте!.. Прите туда - на исходную!.. Ионов вас проконтролирует!..
Крутнувшиеся на месте танки, дразня собак сулящим кормежку бензиновым выхлопом, поползли к сосняку...
- Как? - обводя усталым взором лагерь, Великанов справился у подошедших к нему усатого старшины и молоденького лейтенантика.
- Всё нормально, товарищ майор! - звонкоголосо доложил лейтенант, - Обустроились. Охранение выставлено. И окапываться не надо. Тут старые траншеи и два аж как новеньких блиндажа. Саперы сейчас обследуют на предмет минирования. Пока мин не обнаружено. Как дообследуют, так и очистим от снега.
- Саперам работать до потемок, - распорядился Великанов, - И завтра с рассвета. Пусть всё расположение и ближайшие окрестности прощупают досконально! Как хозяйственный мужик бабу. И выпивки им не давать! До завтрашнего вечера. А то знаю я их - охламонов!
- Не дадим, - хохотнув, заверил явно находящийся под хмельком старшина.
- Как полковые? Подкинули ли продовольствие? - поинтересовался Великанов.
- Ага, - подтвердил старшина, - Подкинули из расчета на трое суток на людей и собак. Хлеб, американская свиная тушенка, то да сё и двухведерная канистра магарыча.
- Насчет магарыча я уж учуял, - с укоризной взглянув на старшину, проворчал Великанов, - Разит из тебя, Полтавченко, будто из самогонного аппарата. Хоть бы луком что ли закусывал.
- Так нет же ведь лука, - ничуть не смутившись, парировал старшина, - Откуда же луку-то взяться?
- Оттуда.., - направляясь к разбитой по центру полукруга палатке, буркнул Великанов, - Людей кормили?
- А нет пока. Пока нет. Вас дожидались, - сквозь нетерпеливые повизгивание, подвывание и лай собак зачастил зашагавший за командиром старшина.
- Людей накормить до потемок, - распорядился Великанов, - И плюсом каждому в запас по суточной норме.
Так, так, так... Угостить личный состав магарычом. Всех, кроме саперов.
- И взвод охраны? - с затаенной надеждой на отрицательный ответ поинтересовался старшина.
- И их тоже. Всем по стакану.
- Так это..! - взволновался прижимистый Полтавченко, - Не жирно ли, Андрей Николаевич, будет?! Это же!.. Так это же!.. Так это же, ежели по стакану-то.., аж...
- Порядка двадцати пяти литров, - подсказал раздвигающий полы входа в палатку Великанов.
- Порядка... так, - уныло подтвердил маемый скупостью старшина, - Так у нас же последняя бочка только наполовину!
- Вот и по случаю новоселья доцеди к дармовой канистре из нее полведра! - повысил напитанный раздражением голос майор, - Не морочь мне голову, Полтавченко, а то рассержусь!.. Что с дровами?!
- Дров навалом! - отчеканил доселе помалкивавший лейтенант, - Две большущих поленницы! От занимавших здесь оборону фашистов остались!
- Хорошо, - входя в уже ощутимо протопленную печкой-буржуйкой палатку, подрасслабился Великанов и вполне даже дружелюбно взглянул на насупившегося Полтавченко, - Свободен, Богдан Поликарпович. Исполняй. И отправь-ка мне литрушку магарыча. Чего-то колотит меня ознобом как пулемет...
Да, Поликарпович... Собакам, как и договаривались, на ночь кости. Только их. Сколько, кстати, осталось-то?
- Три мешка, - доложил Полтавченко.
- Раздай на ночь один. Пусть грызут. А кормить начнем завтра.
- Целый мешок?! - аж подпрыгнул вещественно-продовольственный распорядитель.
- Не жмоться, - усаживаясь напротив печной топки на подопрелый березовый чурбак, пробормотал Великанов, явно пытающийся душевно и телесно расслабиться, - Пусть грызут... А для нас с лейтенантом и с... Короче, организуй-ка сюда поужинать на четверых-пятерых. И про литру магарыча не забудь. Но, учти, не в ущерб личному составу!.. Нет, лучше уж... Чего мелочиться? Подгоняй лучше уж па-арочку(!) литров.
- Да хоть сколько! Хоть литру, хоть две, хоть четыре! В любое время суток и ночи пожалуйста с удовольствием! Хоть даже и..! - покидая палатку, затараторил отнюдь не скупердяистый на подхалимаж Полтавченко...
Сгустились сумерки. Четверолапый личный состав под трусившим крупяным снежком небом грыз предварительно распаренные в кипятке кости. Двуногие же, растусовавшись по палаткам, пили холодную водку и насыщались под хлебушек разогретой ленд-лизовской тушенкой. Собаки, улавливая разносящиеся по окрестностям бесподобные пищевые ароматы, заметно нервничали, ан кости грызть с надеждой на лучшее не бросали...
В скудно освещаемой ржавой керосиновой лампой крайней от дороги палатке, кою по сговору оккупировали исключительно не курящие, отужинавший ранее остальных чумазый личиной приземистый танковый механик-водитель Корытов сипло рассказывал дотоле неведомую для присутствовавших вплоть до изумления неправдоподобную историю:
- ...И вот, мужики... Подкрадывается, значит, среди ночи этот самый инженер Гарин с чемоданом этак километров на пять-шесть к немецкому заводу. Залазит в кусты, осматривается, прислушивается и принюхивается, - на сих словах рассказчик завертел подернутой рыжей кучерявинкой головой, артистично заозирался и зашмыгал курносым носом, - И вот, значит... Когда Луна выглянула из-за туч, смотрит Гарин в ее лучах на свои карманные с музыкою часы и принимается открывать чемодан, а тот ну, ни в каку-ую! Он, значит, сует в замки ключи. Они суются, а провернуть их никак, хоть тресни! И не раскурочить этот самый чемодан, потому как можно ненароком раскокать этот самый оптический гиперболоид! А раскокаешь его, так получится: а за каким хуем тогда пёрся в этакую даль?! О кака-ая сраная хре-ень!..
- А надобно не сам чемодан-та курочить, а евоные замки отверткою или стамескою! - перебил малограмотный некогда сторож городской типографии Филинов, на диво склонный к дремоте хоть лежа, хоть сидя, хоть стоя, - Какой же из нево энжинер(?), коли наш-щет пустяшности не может смякитить! Гнать в шею таковских энжинеров из производства! Позор вредителям родины и коммунизму!
На Филинова зашикали, загудели, возмущенно советуя подремать, что и он без промедления исполнил даже и не вставая с заменяющего табурет осинового чурбака: уронив на грудь плешивую голову и сонно засопев, возмутитель спокойствия тем самым развеселил хмельную аудиторию...
- И чего дальше(?), Корытов, - облизывая ложку, поинтересовался молодехонький солдатик, личиком смахивающий на сказочного Иванушку-дурачка, - Чего дальше-то?!
- Чего дальше? - тяпнув водки из алюминиевой кружки и с телесным содроганием понюхав до блеска замазученый рукав своего черного комбинезона, задался вопросом танкист и томно потянулся, мечтательно возопив: - Э-э-эх-х! В ба-а-аньку-у бы-ы-ы ве-еничком вше-ей позаба-а-ави-ить!!!
- Да не ломайся, Корытов. Будь человеком! - заумолял смахивающий на Иванушку-дурачка, - Рассказывай бесперебойно!
- Ну.., слушайте, - смилостивился балагур, - Так... Туда, сюда суёт по карманам свои грабли-то этот самый инженер Гарин, а ничего подходящего нет: ни отвертки, ни плоскогубцев, ни запасных ключей.
- Это кто же тут туебень?! Это я-я-я ту-уебень?! - окрысился рассказчик.
- Да побойся бога, Корытов!! - суматошно завращав зрачками выпученных глазищ, всполошился Никита, - Я ж не про тебя! Я ж про инженера! Да какой же он на-а хрен инженер(?), если без запасных ключей и отвертки! Побойся бога, Корытов!
- Граждане бойцы, прошу больше не перебивать! Проявите сознательность! - долбанув кулаком по наскоро сколоченной из бросовых досок столешнице, призвал Корытов, - А то мне уже спать хочется, а я тут вам еще вместо репродуктора лясы точи!
- Давай-давай! - с нескрываемым нетерпением подначило подобие Иванушки-дурачка, - Ты не серчай на дураков-то! Ты рассказывай!
- Ну вот.., - призадумался Корытов, - Раскурочил, значит, в конце концов инженер Гарин кривым гвоздем чемодановые замки и вынул оттуда свой похожий на маленький миномет гиперболоид. Установил его на от зенитного пулемета станок, и давай шустро магнету накручивать...
Заработал гиперболоид и долбанул в черное небо тонким-претонким и шибко ярким лучом. Аж некоторые из птиц в этом самом луче поджарились на лету и на землю попадали. А Гарин нацелил свой гиперболоид на немецкий танковый завод, и давай кромсать его с потрохами вдоль и поперек в клочья! Аж ошметки во все стороны! А Гарин хохочет и орет: "Вот вам, фашисты поганые, гостинец от товарища Сталина"!
- Ух ты-ы-ы! - восхитился смахивающий обличьем на сказочного Иванушку-дурачка, - И чего ж дальше?!
- А дальше было так.., - в очередной раз призадумался Корытов, - А дальше вот как... В пух и прах раскурочил Гарин фашистский танковый завод. И давай окучивать динамитную фабрику, которая аккурат с тем заводом по соседству стояла...
Кромсал-кромсал, кромсал-кромсал, а когда дошел до складов с готовым динамитом, та-а-ак(!!!) долбануло, что всё в пух и прах! Даже вся контора с домом культуры и сараями на воздух взлетели! Никто не выжил! Всех в клочья! А Гарин зыркает туда-сюда и ищет, чего бы еще раздолбать под орех!.. Но больше ничего подходящего так и не сыскал...
- Так ему, поди, только за это звезда Героя Советского Союза наверняка?! - предположил всё тот же неугомонный смахивающий на Иванушку-дурачка.
- Да какая там звезда Героя? - Корытов обвел всех соловым взором и сплюнул через губу на валенок похрапывающего Филинова, - Да его сразу же на-а две звезды представили! Одну за танковый завод, а другую за динамитную фабрику. А Сталин сказал: "Херня! За такое и ажно двух звезд маловато! Дать инженеру Гарину три!"
- А за что ж третью-то?! - полюбопытничало подобие Иванушки-дурачка.
- Так за это же.., - заменжевался было Корытов, - Так... Так за гиперболоид же! - нашелся он и со всего маху хлопнул себя по чумазому лбу чумазой ладонью, - Он же изобрел и сконструировал для обороны родины гиперболоид! А еще ему за это были дадены новехонький патефон, дача по соседству с товарищем Берией и трофейный мотоциклет!
- Так скока жа звезд в конце концов энтому самому Гарину было дадено?! - поинтересовался с чурбака вдруг молниеносно проснувшийся малограмотный некогда сторож городской типографии Филинов.
- Так по справедливости, - затяжно позевнув, заверил Корытов.
- А скока ж эта - па справедливости? - продолжил спрос Филинов.
- Так три-и(!) ж. Сколько Сталин отвесил, столько и преподнесли! - артистично отмахнулся от докучливого Корытов.
- Опя-ять за своё-ё-ё?!!! - забазлал ворвавшийся в палатку зам Великанова по технической части лейтенант Ионов, - Коры-ы-ыто-ов-в!!! Ты-ы когда-а-а ж наконец-то, шу-ут горо-оховы-ый, остепени-и-ишься-я?!!..
Стремительно прояснило. Волчара надсадно завыл на нагую Луну. Его тут же поддержало еще несколько соплеменников, но главным образом с нервозным подвывом, что для волевого пса оказалось не по нутру. И солист, раздраженно рыкнув, умолк, избавив тем самым самодеятельный хор от своего сольного участия...
- Чё, сучьи детки, развылись?! - обернувшись, прошипел лейтенант Ионов, тем временем нещадно песочивший на предмет бесшабашной болтливости собственноручно припертого спиной к сосновому стволу механика-водителя Корытова.
- Ага, и чего выть? - поддержал экзекутора морально караемый, - Всамделишные сучьи дети. А еще многие из них с голодухи собственное говно жрут, а то и даже чужое. Шавки.
- И ты у меня собственное говно будешь жрать, и чужим не побрезгуешь, если еще хоть раз примешься трещать о политике! - злобно прошипел Ионов, - А хотя бы еще разок упомянешь своим поганым языком това-арища Ста-алина(!), так я тебе... Так я тебя... Ведь загребут же тебя, дурака, энкавэдэшные особисты и еще в кутузке разъебут в лепешку как бог черепаху! Даже до лагеря не дотянешь, скотина!..
Тем временем на постоянку улыбчивый смахивающий на Ленина ветеринар заканчивал вечерний обход: приблизившись ко всякому подопечному с ласковым разговором, он трогал его нос тылом ладони и вслух констатировал самочувствие. Если попадался пес с иссушенной хворобным жаром сопаткой, Лукич степенно вынимал из саквояжа наполненную малость разбавленной водкой чекушку, раскупоривал, ловко захватывал верх пасти пятерней с противоукусным напуском губ на зубы и, задрав псиную морду к небу, с характерным буль-булем заливал алкоголь в глотку, всякий раз приговаривая: "Пьянствуй, пьянствуй на здоровье. Пьянствуй, пьянствуй против хвори..."
- Пока только трое! - с легкостью в голосе сообщил склонный к нетрадиционности врачеватель, - Надеюсь, что на сегодня на этом и всё! Осталось-то обследовать самую малость: хрен да ни хрена!
- До-о-обре! - добродушно отметил Полтавченко.
Около полуночи лагерь всполошил прозванный Звездочетом студент-недоучка астрономического факультета Коля Горобец...
Устроившись на пеньке, этот с отрочества одержимый жаждой познания космоса маменькин сынок увлеченно наблюдал Вселенную через оптический прицел самозарядной винтовки. И сей обзор небосвода закончился бы как обычно - тихо-мирно с чувством собственного удовлетворения, если бы... Если бы не одурманивший светлую головушку треклятый перепой, сподвигший Колю на прицельную стрельбу по Луне...
"Ско-о-олько-о же ва-ам, дурака-ам, говори-ить(?!), чтобы Звездоче-е-ета-а не спа-а-аивали-и!!! - обезоружив очумелого Колю, заорал в сердцах Великанов, - Бля-я-я, у него же от спиртного мозги-и закипа-а-аю-ют!!"...
Колю разговорно подуспокоили, увели в палатку, напоили расслабляющим отваром из сбора душицы с валерьяной и убаюкали, на всякий случай наказав дневальному, чтобы доглядывал за Звездочетом не смыкая очей...
Утром Коля проснулся как ни в чем не бывало, даже и не имея в памяти ни малейшего фрагмента своего полуночного фортель-мортеля. А вот любителю поспать некогда сторожу городской типографии Филинову пробудиться было уже не суждено...
- От чего? - спросил майор Великанов осмотревшего тело ветврача Лукича.
- Да бес его знает, Андрей Николаевич. Я ведь врач-то не человеческий - скотский. Но, думается, не иначе как сердечный разрыв. Научно выражаясь, инфаркт. Не всем же на войне суждено от штыка или пули...
Распорядившись о выделении для копки могилы под Филинова шестерых солдат, Великанов переключился на повседневность:
- Так-так-так. Быстренько завтракаем и опохмеляемся! И борзо кормить и кормить кобельков! Да, оттяните-ка танки еще метров на сотню к роще, чтобы голодных не раздражать. А я на передовую для рекогносцировки...
Поводыри, с напрягом сдерживая рвущихся к танкам подопечных, вывели на исходную навьюченную увесистыми муляжами взрывзарядов первую тройку и вразнобой завыкрикивали шаблонный дрессировочный код: "Ням! Ням-ням! Ням! Ням-ням-ням!.."
Что-о(!!!) тут начало-ось!.. Псы чуть ли не волоком тащили поводырей к заветным кормушкам!..
До отвала налупендившись под танками выставляемыми через донные люки сытными блюдами из хлебушка вперемешку с американской тушенкой, довольные псы, пусть и без особой охоты, но все-таки без какого-либо оголтелого сопротивления шли к местам привязи. Время от времени танки для приближения обстановки к боевой либо пулеметили, либо же снарядили по близстоящей лысой горушке. Благо, что повалил нешуточный снег, заглушающий орудийные выхлопы и сводящий на нет вероятность появления в низкооблачном небе вражеской авиации...
На исходе четвертых иль пятых суток допущенный в командирскую палатку радист растерянно пролепетал:
- Товарищ майор, тут на нашей частоте какая-то херня.
- И что за херня? - напрягся Великанов.
- Бабушка забеременела.
- Поздравляю, Грабовский. Не от тебя ли случайно старушка подзалетела? - без какого-либо энтузиазма шутканул Великанов, а уже спустя минут десять-пятнадцать в кузова грузовиков по ребристым трапам поднимались люди с собаками и грузились взрывчатый боекомплект с продовольствием...
Еще чуть спустя в лагере под началом старшины Полтавченко остались лишь четверо из взвода охраны, танкисты, саперы, ветеринар Лукич и замаяный в стельку радикулитом поваренок Серега...
На заре после массированной артподготовки танки сунулись было по трем направлениям через скудно прикрытые советской обороной болотные топи, ан... Как только залповый встречный огонь гаубичной артиллерии начал через взламывание льда опускать бронекоробки в трясину, был дан отбой наступлению...
Перегруппировавшись, поддерживаемые артогнем немногочисленные танки поползли на восток меж болот по твердоземью, и тут же против них заработали с прямой наводки длинноствольные трехдюймовки... Оставив на поле боя три бездвижных подранка, панцири ретировались в лесной массив, а тем временем германская артиллерия уже планомерно и с завидной эффективностью массированно перепахивала землю под обозначившими себя советскими пушечными дивизионами... Еще благо, что вражеская авиация была прижата низкой облачностью к аэродромам...
На день следующий страсти напрочь затухли, а на соседнем участке фронта враг принялся настырно прорывать оборону. Посчитав, что давешняя попытка была отвлекающим маневром, командование распорядилось экстренно снимать часть уцелевшей артиллерии отсюда и перебрасывать туда...
Подсчитав потери, Великанов не на шутку раздосадовался: по ходу артналетов в траншеях погибло пятеро людей и четыре собаки, выбыли ранеными еще восемь человек, пару изувеченных псов пришлось дострелить...
Ночью вызвездило и приморозило, а на рассвете на подмогу вражеской артиллерии роем налетела клейменая крестами авиация, принявшаяся щедро осыпать позиции мелкими бомбами...
Один из германских пикирующих бомбометов, заложив дугу над тылами, отработал по кинологическому лагерю, в результате чего погибли старшина Полтавченко и радикулитный поваренок Серега, а недоучке-астроному Звездочету выбило с переломом переносицы оба глаза и перешибло руку...
Как только взрывы утихли, из лесного массива завыползала уймища разбавленных бронетранспортерами танков. "Это уже на полном серьезе. Не меньше чем сотня. Трындец. Не отбиться." - сокрушенно пробормотал комполка, наблюдавший передний край через стереотрубу...
Артиллерия, повышибав с полтора десятка единиц, так и не застопорила атаку. И подрывы на минах не сыграли особой роли. Броневой вал накатывал неотвратимо... Расчеты же противотанковых ружей вели огонь исключительно по бронетранспортерам, исходя из того, что их крупнокалиберные пули для танковой лобовой брони были буквально как об стенку горох...
- Чего береже-ешь своего ко-обеля?!! Выпуска-а-ай!!! - меняя опорожненный диск на полный, заорал отсекающий пехоту от танков разъяренный пулеметчик.
- Не егози! Без сопливых скользко! - огрызнулся высунувшийся из-за бруствера аккурат по чапаевские усищи хмурый Степаныч - поводырь беснующегося тем временем у его ног на короткой привязи в приступе зверского аппетита Волчары, - Всему своего мастера и свое время!..
Когда уже практически подавляющему большинству обороняющихся стало ясно, что полк накануне конкретной амбы без дна и покрышки, пошел первый - обличьем смахивающий на сибирскую лайку Байкал.
- Байкал пошел! - восторженно воскликнул лейтенант Ионов, залегший на куче прелого сена на пригорке позади переднего края бок о бок с Великановым.