Белый бьюик остановился на обочине улицы, из него вылез молодой мужчина в белом костюме, шляпе и сигарой во рту. Он обвел взглядом прилегающие к улице заведения, а затем, обернувшись к машине, подмигнул своей спутнице, лицо которой в ответ расплылось в широкой улыбке. Мужчина с особой важностью подправил свой галстук и подозвал к себе сидящего на тротуаре черного мальчика: "Ну, иди-ка сюда".
Мальчишка, не переставая восхищаться элегантным видом незнакомца, тут же последовал его зову. Белый господин подставил свои черные ботинки, и мальчишка принялся с большим старанием чистить их. Скоро ботинки засверкали под лучами солнца, но белый господин даже не взглянул на них. По всей видимости, у него было превосходное настроение, возможно, что он собирался обручиться с поджидающей его в машине молодой и очень красивой женщиной.
Впрочем, Роберт, а именно так звали мальчика, об этом мог только предполагать. Проделав свою работу, он с восхищением рассматривал незнакомого господина. Незнакомец посмотрел на него, и Роберту показалось, что он даже улыбнулся ему. Никогда прежде Роберту не улыбались белые люди, в лучшем случае, кидали ему лишних центов, а тут.... И без того мальчик был зачарован. Но господин не ограничился этим, он бросил Роберту один доллар и направился к машине. Мальчик от неожиданного подарка потерял дар речи. Он даже позабыл поблагодарить господина, как это делал всегда. Роберт застыл на месте и не мог оторвать своих глаз от незнакомца и его прелестной спутницы.
Машина звякнула пару раз и тронулась с места, унося далеко влюбленную пару.
Только теперь, когда бьюик скрылся из виду, мальчик вспомнил, что его одарили улыбкой и целым долларом! Он смотрел на доллар и не мог поверить своим глазам, даже ущипнул себя за руку, чтобы убедиться, что это не сон.
Вдруг, мальчик вскочил с места и понесся по улице, будто оперившийся птенец впервые почуявший, что может летать.
Он бежал мимо пешеходов, не различая лиц, миновал ряд магазинов, возле которых всегда любил задерживаться, чтобы вдоволь насмотреться на разукрашенные витрины, даже мимо булочной, у которой он всегда останавливался, чтобы вдохнуть в себя несущийся из нее сладкий запах, он пробежал немедля. Роберт торопился домой.
Он представлял себе, как обрадуется мать, когда протянет ей честно заработанный доллар. Ни так уж часто в его жизни бывают праздники. Ему чудилось, что мать от счастья будет прыгать и веселиться, обнимет его крепко-крепко и скажет: "Какой ты молодец! Какой у меня взрослый сын", и что она больше не будет его ругать и бить, а отцу не позволит истязать ремнем. Возможно, мать сделает ему подарок, как два года назад.
Тогда она купила ему новую рубашку, в которой он ходил, как маленький принц, а вокруг собиралась вся детвора, завидуя и восхищаясь им. Он целыми днями смотрел на рубашку, и даже когда ложился спать, незаметно от родителей надевал ее на себя и окутывался старым, дырявым одеялом.
Но однажды, играясь с ребятами на свалке, он нечаянно порвал рубашку, зацепившись об старую ржавую железку. Поначалу он не поверил в случившееся, и пытался руками прикрепить разорванные концы, надавливая на них изо всех сил. Но тщетны были его усилия, рубашка назло ему не обретала прежнего вида, и тогда он побежал домой.
Роберту казалось, что он примчится к матери, и она тут же устранит эту противную большущую дырку, или скажет: "Ничего, сыночек, чего только не случается. Я скажу твоему отцу, и он тебе купит новую".
Его ждало разочарование: мать отлупила его, а пришедший с работы усталый отец, выпорол ремнем. Мать кое-как залатала дырку на рубашке, но прежнего вида она не обрела. Ночью, когда все легли спать, Роберт, уткнувшись в подушку, в отчаянии рыдал, но его никто не слышал и никто не мог понять. Он плакал, но вовсе не оттого, что его побили родители: к этому он привык, и прежде ему доставалось, а оттого, что у него больше нет той магической рубашки, из-за которой все ребята ему завидовали, и в которой он чувствовал себя счастливым. Ему было настолько больно, что он решил больше не надевать этой гадкой рубашки с бросающимся в глаза большим швом, да его же просто засмеют. Но ему пришлось не только надеть ее и выдержать насмешки всей детворы, но и носить свою рубашку до сегодняшнего дня.
Вскоре Роберт очутился на тесной грязной вонючей улице с множеством лачужек, и вбежал в свой полуразвалившийся домик, зовя во весь голос мать: "Мама, мама...". Из второй половины комнаты, отделенной от первой грязной материей, вышла не по летам старая женщина с засученными рукавами. До прихода сына, она стирала белье. За ней выбежали, троя разутых, в изношенных одеждах негритят.
Мать сердито посмотрела на старшего сына и закричала на него: "Ты, почему так рано явился домой? Ах, ты, дармоед этакий. Марш сейчас же на место, и чтобы до захода солнца я тебя здесь не видела. Вот скажу отцу, он тебя выпорет, как следует".
Роберт показал ей доллар, все еще надеясь, что она сменит свой гнев на милость. "Вот!", - с надеждой произнес он.
- Откуда ты это взял? - испугалась мать. - Ты украл их?
--
Нет, мама, это мне один хороший господин дал...- тихо пояснил Роберт.
- Какой господин? - мать недоверчиво смотрела на провинившегося сына.
- Белый господин. У него еще красивая машина была, а там такая женщина сидела - сахарная... - Роберт не знал, как описать спутницу одарившего его долларом господина, так как прежде не видал столь завораживающей красоты. Для детей из грязных лачужек сахар был символом богатства и красоты. Когда они обсуждали жизнь богачей, то частенько с завистью примечали: "А на столе у них много-много сахара. Они даже не знают, что с ним делать. Его так много!"
- Ты мне зубы не заговаривай, обманщик этакий, - ругалась мать, - я тебе покажу: белый господин...
- Я не вру, мама, - оправдывался он.
- Где это видано, чтоб такие деньги за чистку обуви давали. Говори сейчас же: откуда взял? - допрашивала она.
- Я не крал.... Это белый господин дал, он еще улыбнулся мне.
- Ах, негодник, ты еще издеваешься, - она шлепнула его пару раз. Роберт, вырвавшись из ее рук, побежал к входной двери, однако, заметя, что его не преследуют, остановился.
- Ничего, придет отец, он тебе покажет, - угрожала мать. Роберт очень боялся отца. Конечно, от матери ему доставалось больше, но ее порки не шли в никакое сравнение c отцовскими. Тот бил нещадно, до посинения. Роберт иной раз нарочно давал выпороть себя матери, чтобы ее гнев улегся, и она не пожаловалась на него отцу.
- Мама, клянусь тебе, что я не крал. Правда, правда...
- Подойди сюда, - смягчилась она. - Ну-ка покажи, - Роберт протянул ей доллар, и она спрятала его в нагруднике. - Только отцу скажем, что ты сегодня много заработал, но никакого белого господина не было. Понял?
- Да, мама...
- А теперь отправляйся, пока отец не застал тебя дома.
Всю ночь Роберт посвятил мечтам. Он думал о незнакомом господине, его машине и спутнице. В конце концов, он решил: "Когда я вырасту, то я не стану таким, как мой отец, черным, бедным и злым, а буду белым господином, богатым и красивым. У меня будет такой же костюм, и шляпу я куплю такую же. Я буду курить самые дорогие сигары, и разъезжать на такой же машине. Потом я женюсь на той женщине, что такая хорошая - прехорошая, не то, что моя мама, вредная и некрасивая. Завтра обязательно скажу об этом Эдварду, может, и он захочет быть белым господином". Эдвард был лучшим другом Роберта, и они всегда делились впечатлениями, поверяли друг другу свои тайны...
Юноша шел по тротуару бесконечной улицы, минуя прилегающие к ней заведения, мигающие разноцветными огнями. Была ночь, но город казался еще более оживленным, нежели днем. Супермаркеты не переставали будоражить своих клиентов разнообразными услугами, чего только нельзя было приобрести в этих "монстрах" торговли: от детских игрушек до последней модели чудо-техники, если конечно, при этом иметь соответствующие средства. Бары, рестораны, казино активно зазывали клиентов, заманивая их всякими уловками. Они подобно совам, что прилежно спят в светлую часть дня, а ночью, раскрыв свои круглые, большие глаза, летят на поиски добычи. Почему-то именно в ночное время добрые стрелы амура поражали сердца горожан, и те спешили окунуться в объятия какой-нибудь красавицы, а через час, другой уходили от нее довольные собой, но опустошенными карманами. Конечно, любовные страсти нигде не афишировались, они носили невинный характер всевозможного сервиса, вроде массажа, лечения, клуба знакомств и прочего. Чего только не придумает переполненная идеями человеческая голова ради получения обычного физиологического удовольствия.
Юноша остановился возле утопающего в зеркальном блеске большого ресторана и ему, вдруг, захотелось войти туда, хотя вовсе не был голоден, но чтобы окунуться в мир сильных мира сего, почувствовать себя хоть на минуту богатым принцем. Но швейцар грубо остановил его: "Ты куда черномазый?"
- У меня есть деньги. Вот, посмотрите, я их заработал честно.
- Иди отсюда, - швейцар пренебрежительно фыркнул на него.
- Но почему? - недоумевал юноша.
- Я сказал, катись отсюда. Ты что не понял? - рассержено сказал швейцар. В это время пожилой мужчина в смокинге с молодой элегантной женщиной под руку приблизились к входной двери. Швейцар поклонился им и с особым подобострастием раскрыл перед ними двери.
Юноша опять приблизился к входной двери, но швейцар еще сильнее разозлился на него: "Ты, что же, черная обезьяна, хочешь, чтобы тебе нос оторвали?" Его вид так резко изменился: только что он был сама любезность, и вдруг дикий ужасный зверь.
- Почему же вы их впустили, а меня не хотите? Я может и не так богат, но расплатиться за себя смогу, - недоумевал юноша.
- Прочь, черномазый, твоему брату место в свинарнике и на плантациях, а не в приличном заведении, - с презрением произнес швейцар.
Не успел оскорбленный юноша отойти от ресторана, и двинутся дальше в путь, как внезапно почувствовал сильный толчок в спину. Юноша полетел на мостовую и при падении едва не расшиб себе лоб. Он встал на ноги и обернулся к обидчикам. Три белых парня во всю смеялись над ним. Потом один из них пнул его ногой в живот, он едва устоял на ногах, при этом обидчик добавил: "Ты что же, черножопый, не знаешь, что на этой улице собакам шляться нельзя, или тебе распороть живот?"
В этот момент подошел полисмен. Троя парней, хохоча, удалились прочь. Полисмен взглянул свысока на черного юношу, хмыкнул себе под нос и грозно уставился на него.
- В чем дело? Почему ты беспокоишь уважаемых людей, нарушаешь порядок?
- Я ничего не делал, они сами ко мне пристали...
- Молчать, - заорал полисмен, - ты еще мне возражать будешь, щенок? Небось, наркотиками торгуешь?
- Что вы, господин полицейский, я просто прогуливался...
- Руки..., - перебил его полисмен, - вот так-то будет лучше: с наручниками надежнее.
- За что? - умоляюще произнес юноша. - Я ни в чем не виноват. Отпустите, пожалуйста, - полицейский, сохраняя полное спокойствие, лишь изредка подталкивал вперед арестанта.
Вот и конец улицы, а за ним и другой, вдали уже показались бедные кварталы, которые хорошо были известны Роберту. Ему показалось странным, что его повели не в сторону полицейского участка. "А может он хочет пристрелить меня? - испугался Роберт. - О, боже, только ни это". Вдруг полисмен остановился.
- Руки, - Роберт подчинился, и вскоре его руки были свободны от наручников. - Так вот, послушай-ка, недоумок, и запомни: если еще раз появишься в кварталах для белых, то я тебя засажу. Ты все понял?
- Да, господин полицейский, - с волнением ответил юноша, - Спасибо, господин полицейский.
- А теперь иди, чтоб я тебя больше не видел, не то все кости переломаю, - юноша от счастья, что так хорошо отделался, побежал в сторону своего дома.
"Как хорошо быть белым, - думал Роберт. - Белому все дозволено. Они могут обучаться в престижных учреждениях, отдыхать, где душа пожелает, посещать всевозможные клубы, ходить повсюду, заниматься чем угодно, а то и бездельничать, спать с красивыми женщинами, кататься на машинах, посещать самые дорогие рестораны, а черному - ничего этого делать нельзя. В лучшем случае наш брат наймется какому-то белому богачу прислугой, а так обязан всю жизнь проводить в тяжких трудах, выполнять самую отвратительную работу и никогда не сметь поднимать головы, терпеть всякие унижения, оскорбления. Для белых закон не писан. Даже самый бедный из них не вызывает у властей такое отвращение, как наш брат. Мы кругом виноваты. Наша беда в том, что нас могут осудить только за то, что мать родила нас черными. А я не хочу, чтобы всю жизнь топтали меня ногами, смеялись надо мной, а я стоял, не смея возражать. Я хочу быть белым человеком, щеголять, как и он, своим происхождением, наслаждаться жизнью, и ни от кого не зависеть. Чего бы мне это не стоило, - я добьюсь своей цели".
- Привет, Роберт, - прервал его думы черный юноша с кудрявыми волосами.
- А, Эдвард, привет.
- О чем ты задумался?
- Да, так.
- Что-то в последнее время с тобой происходит неладное. Может, поделишься с другом, или мне ты не доверяешь?
- Эдвард, помнишь, однажды в детстве мы с тобою поклялись, что когда вырастим, то станем белыми?
- Да, - улыбнулся Эдвард, - как хорошо мечтать, когда тебе девять лет.
- Значит, ты передумал, - Роберту стало тоскливо, и Эдвард не мог этого не заметить.
- Что с тобою, Роберт? Выброси из головы эти детские бредни. Мы такие, какие есть, какими родились. И что такого плохого, что наша кожа темнее? Разве мы не умеем любить, страдать, работать? Да, если взглянуть правде в глаза, то можно увидеть, что мы трудолюбивее и талантливее, чем эти ленивые белые люди. А джаз, откуда пошел? Разве ни мы миру подарили его? Да и вообще наш брат поет лучше. А разве не чернокожие спортсмены прославили Америку? Чем же могут похвастаться белые, тем, что на протяжении столетий унижали черных, истребляли их повсюду, загоняли подобно скоту в загоны? Но этого скорее надо стыдиться, чем радоваться такому сомнительному превосходству. Так что мы лучше их. Я негр и этим горжусь.
- Эдвард, ты не понимаешь меня. Помнишь, как мы, еще, будучи мальчишками, наблюдали из-за кустов за белыми детьми, что играли в парке. Они катались на качелях, ели мороженое, веселились, радовались жизни, а мы с тобой только могли за всем этим наблюдать. Там были две девчонки, что очень понравились нам. Мы захотели с ними поиграть, не утерпели и вышли из-за укрытия. Ты забыл, как на нас набросились и дети, и взрослые, как они надсмехались над нами, преследовали нас, и мы едва унесли ноги.
- Я не забыл, Роберт. Я также хорошо помню, как, однажды подростком избивали меня белые парни, их было много, а я один. Взрослые люди прогуливались недалеко, но никто из них не остановил этих подонков. Я также видел, как полисмен ходил взад-вперед по аллее и делал вид, что ничего не замечает. Если бы не ты, Роберт, вовремя подошедший ко мне на помощь, то они убили бы меня. А потом, когда вдвоем мы одолели этих трусливых убийц, вдруг, все взрослые начали возмущаться происходящим, а полисмен схватил нас и повел в участок. А там нас били до потери сознания.... Я ничего не забыл, Роберт, это ты делаешь вид, что ничего не было.
- Вот видишь, Эдвард, с самого детства мы терпели унижение и будем до конца жизни гонимы повсюду. Если бы мы были белыми, то ничего такого с нами не происходило бы.... Ну, да ладно, прекратим этот бессмысленный разговор. У меня к тебе есть дело.
- Какое дело, Роберт?
- Достань мне пушку, - спокойно сказал Роберт.
- Зачем тебе? - удивился Эдвард.
- Нужно.
- Роберт, это очень опасно, с этим не шутят.
- Друг ты мне или нет?
- Разве я когда-нибудь давал тебе повод усомниться в моей дружбе?
- Значит, ты достанешь?
- Я могу уговорить Удава, - это несколько странное прозвище получил лидер банды чернокожих, сидя за решеткой за свою необычайную прожорливость. К тому же он расправлялся со своими жертвами, благодаря цепким длинным пальцам, подобно удаву, сжимающему в смертельных объятиях добычу, прежде чем проглотить ее. - Ему все равно кому продавать, но ведь нужны деньги.
- Они у меня есть.
- Послушай, Роберт, я не знаю, что ты задумал, но с Удавом лучше не связываться. Что я ему скажу, когда он спросит: для чего мне понадобилась пушка?
- Это ни его дело.... Я плачу.
- Он все равно пронюхает и тогда нам обоим не сдобровать. Удав не любит, когда его обходят стороной, он потребует свою долю...
- Все будет о'кей, Эдвард.
- Ух, не нравится мне все это.
На окраине города располагался большой лес, где любил прогуливаться Роберт. "Деревья такие разные, - он часто рассуждал на природе об устройстве мира,- ни одно из них не повторяет другое. Но в отличие от людей они все равны перед природой, перед ее законами. Почему же мы не такие? От чего люди разделились на враждебные расы, нации, верования? Когда же наступит тот день, что превратит враждующее человеческое общество в мирное сосуществующее общество личностей, подобно прекрасному лесу".
Обычно Роберт не уходил в глубь леса, а потому, когда однажды забрел в его дебри, то был поражен увиденным. Богатый особняк, цветущий сад с фонтанчиком, опоясанный высоким забором предстал его взору. Войти в незнакомое имение он не решился, тем более проникнуть в сад незамеченным было невозможно: десятки видеокамер подобно глазу циклопа следили за происходящим как внутри имения, так и за его пределами. От массивных железных ворот была проложена дорога. Роберт проследил, куда она ведет, оказалось, что она выходит на главную магистраль, откуда до города рукой подать.
С тех пор Роберт, сначала из-за любопытства, а затем с корыстными целями установил слежку за особняком. В нем жили пожилой, очень богатый мужчина со своей молодой, красивой женой. Кроме них в доме находилась прислуга, охрана. Владелец часто отлучался в город, но что больше всего поразило в нем Роберта, - этот богач сам вел машину без всякого сопровождения. Мало ли чего может произойти с богатым незащищенным человеком. Эта мысль, внезапно возникшая в его голове, подобно случайно принесенному ветром семечке, начала будоражить его сознание, не давала ему покоя, пока, в конце концов, не переросла в четко продуманный план ограбления.
Роберт установил, что старик возвращается домой поздно, почти в одно и тоже время, а, после, прихватив жену, обратно уезжает в город, на этот раз в сопровождении телохранителей. "Видимо, его супруга не так глупа, что бы позволить себе ехать одной через дремучий лес без охраны, - подумал тогда Роберт". Он рассчитал в точности до минуты время, за которое он успеет напасть на старика, ограбить его и скрыться из виду, пока на помощь к его жертве подоспеет помощь. Конечно, он не станет бежать в сторону магистрали, тут его могут настигнуть, а прямиком через лес, короткими путями, он придет в город и растает, подобно снегу, в лабиринтах негритянских кварталов.
Перекрыв дорогу сухим деревом, что прежде находилось, к радости Роберта, недалеко от дороги ведущей к особняку, по всей видимости, некогда поваленная ветром, он стал дожидаться своей жертвы.
Был холодный осенний вечер, и Роберт ощущал, как постепенно немеют пальцы ног. Тело охватывала зыбкая дрожь. Он решил немного размять свои мышцы, делая вращательные упражнения туловищем, как вдруг послышался шум мотора, а затем показались два светящихся глаза, - это машина свернула с магистрали и теперь приближалась к нему горящими фарами. Роберт натянул на лицо маску, и стал дожидаться своей жертвы.
Машина подъехала ближе, остановилась у лежащего поперек дороги дерева. Роберт незаметно сзади стал подкрадываться к ней.
"Если он что-то заподозрит, - думал он, - и не выйдет наружу, то я должен подоспеть к машине". Но старик не стал ничего дожидаться, а решил развернуть машину.
"Ах, что он делает, - негодовал Роберт". Он выстрелил в колесо, но пуля просто отскочила от нее. Потом он стрельнул в стекло, в упор, но пуля лишь чиркнула по ней, броня надежно охраняла владельца.
"Уйдет, гадина, уйдет! - сокрушался Роберт. - Все пропало".
Но случай помог Роберту. То ли от неожиданности, то ли еще из-за какой-то другой, неизвестной Роберту, причины старик не управился с машиной, и она, разворачиваясь, наскочила на растущее вдоль дороги массивное дерево, перевернулась на бок. Роберт бросился к ней. Он увидел, как из машины вылезает хозяин, а в руке его пистолет. Не раздумывая, Роберт выстрелил. Старик упал намертво рядом с громадной не спасшей его брони.
"Боже, я убил его, - испугался Роберт. - Надо спешить, скоро на выстрелы примчатся из особняка".
Он быстро пошарил в кармане трупа и, вытащив оттуда кошелек, снял с пальца своей жертвы дорогое кольцо, забрал миниатюрный пистолет старика, которым тот так и не успел воспользоваться. Роберт быстренько полез в машину. В салоне автомобиля он обнаружил дипломат. Долго не раздумывая, Роберт прихватил его с собой, выскочил из машины и пустился в бега.
Роберт хорошо ориентировался в лесу, он тщательно изучил эти места прежде, чем решиться на ограбление богатого старика. Значительно отдалившись от места убийства, он решил осмотреть свою добычу. В кошельке лежало пять тысяч долларов, - он чуть было не подпрыгнул от радости.
"Кольцо, небось, потянет на сорок тысяч, а то и больше, - смекнул он. - Так что тысяч сорок пять - пятьдесят у меня есть наверняка. А что в дипломате?"
Он раскрыл его, и едва не решился дара речи, увидев содержимое. Бриллиантовое ожерелье, серьги, кольцо, по всей видимости, подарок жене, ослепительно сверкали под бледными лучами фонаря.
"О, боже, ведь это целое состояние! - Роберт засверкал от счастья, - Я спасен, теперь сбудется моя мечта!".
Роберт примчался домой сильно возбужденный. Младшие братья и сестры растерянно смотрели на него. Он скомандовал: "Быстро собирайте мои вещи. Если меня спросят, то вы меня не видели". Те подчинились без слов.
После смерти матери Роберт был за старшего в семье, так как отец частенько уезжал на заработки на долгое время.
- Эдди, - подозвал он к себе одного из братьев, - Теперь ты за старшего. Я знаю, что ты управишься, у тебя на это ума хватит.
- Куда ты? - удивлено спросил Эдди.
- Неважно. Тебе этого лучше не знать, иначе у тебя самого будут проблемы, - пояснил Роберт, - Я оставляю вам две тысячи долларов.
- Боже, откуда столько денег? - Эдди еще совсем недавно освоил грамоту, а до тысячи он считал не без ошибок, и вообще слово "тысяча" для него было магическим числом. А тут такая сумма! Он никогда раньше не держал в руках суммы превышающей ста долларов.
- Спрячь деньги в тайнике, - торопливо давал указания старший брат, - Передашь их отцу. Он скоро приедет. Сам трать до его приезда столько, сколько зарабатываешь себе на жизнь. Иначе не миновать беды. Если кто-нибудь узнает, то или копы тебе житья не дадут, или Мак с дружками нагрянет, - Мак был главарем банды и терроризировал местных жителей, собирая с них дань. За малейшую провинность, по понятиям Мака, он убивал свои жертвы, нередко вырезая целую семью за пустячную причину. - Еще раз запомни: меня вы давно не видели, и вам ничего обо мне не известно.
- Ты скоро вернешься? - Эдди предчувствовал долгую разлуку с братом. Хотя Роберт никогда ему не поверял свои тайны, и вообще держался в разговоре с братьями и сестрами немного высокомерно, Эдди очень любил его. Ему трудно было представить, что Роберт оставляет их одних.
- Возможно, мы видимся в последний раз, - спокойно, без всякого сожаленья ответил старший брат.
Эдди промолчал, не смея показывать свои чувства, чтобы не удостоиться насмешки любимого брата. Он бы крепко обнял своего брата и просил бы того вернуться к ним, не покидать навсегда, но разве Роберт позволил бы ему это сделать - оттого на душе у Эдди было тоскливо, и он молча смотрел на брата.
Роберт, забрав свои пожитки, выбежал из дома и помчался к Эдварду. Ему недолго пришлось искать своего друга, тот сам направлялся к нему.
- Что случилось? - спросил Эдвард, заметя смятение в лице друга.
- Я был там, - быстро ответил Роберт.
- Где? - не уловил намека Эдвард.
- Помнишь, я как-то рассказывал тебе об особняке...
- Так вот зачем тебе нужен был пистолет. Надеюсь, ты никого не убил, - переживал за него Эдвард.
- Я не хотел, брат, не хотел убивать, но так получилось... - оправдывался Роберт,- Теперь уже поздно, мне надо бежать. Ты должен увезти меня отсюда.
- Но как, на чем?
- А грузовик?
- На нем я не смогу тебя везти, хозяин тут же заявит в полицию.
- Ты говорил, что у Удава есть хорошая машина...
- Ты спятил, Роберт, если мы пойдем к нему, то он нас уничтожит.
- Я ему отнесу его долю.
- Много ты украл?
- О, да. Пять тысяч наличными, фамильное кольцо и не поверишь, очень дорогой комплект из бриллиантов. Я не очень в этом разбираюсь, но поверь мне, что это целое состояние.
- Ну, ведь с этим тебя быстро поймают. Куда ты все это денешь, как скроешь кражу?
- Вот потому я и бегу, тем более на мне мокрое дело. Как не крути, Эдвард, меня ждет электрический стул. Ты должен мне помочь, ведь мы друзья. Ты же знаешь, что я не умею водить машину.
- Я хочу тебе помочь, но я не уверен, что Удав его нам даст.
- Это моя забота. Я хочу сегодня же с ним встретиться.
- Ты что задумал?
- Положись на меня, Эдвард.
- Я же говорил тебе, что этот пистолет тебя до добра не доведет.
- Перестань, Эдвард, теперь мы заживем не хуже какого-нибудь белого господина.
- Я не могу.
- Что ты не можешь?
- На этих деньгах человечья кровь.
- Не ты ли говорил, что белые господа хуже лютого зверя. А теперь ты жалеешь о каком-то старикашке.
- Но говорить одно, а убить человека...
- Перестань хныкать, - не дал договорить другу Роберт, - Я же сказал тебе, что не хотел его убивать. Я хотел только припугнуть. Откуда я мог знать, что у него не машина, а танк, к тому же он пристрелил бы меня первым, не успей я выстрелить. Вот его пистолет, - он показал его Эдварду.
- Ты с ума сошел. Мало того, что наделал столько шума, да еще такую улику при себе держишь.
- Пригодится. Смотри, какая удобная штучка. Его спрячешь где-нибудь за пазухой, и никто даже не догадается...
Роберт стоял возле свалки, и его поглотили думы: "А этого старика я где-то раньше видел.... Еще бы я два месяца с лишним следил за ним.... Нет, я его видел еще раньше, с его супругой. Но где это было, возможно ли такое? Наваждение какое-то. А что если он не умер, а я его только ранил. Ну, нет, я сам видел его бледное лицо, и пульс у него отсутствовал.... Так, где же все-таки я мог видеть его раньше? Вспомнил, это случилось полгода тому назад, когда я пытался войти в ресторан, а швейцар меня не впустил. Он со своей красавицей женой тогда даже не заметили меня, а швейцар так и любезничал с ними, чуть ножки им не целовал - вот так судьба! А я его взял да убил. Ха-ха-ха. Но я ведь не хотел этого делать, все получилось совершенно неожиданно. ... Вот и друг мой, и тот недоволен мною.... Ну, хватит, Роберт, оплакивать себя. Зато теперь ты ближе к цели. Что значит смерть одного человека по сравнению с моей мечтой. Все убивают, насилуют, обманывают окружающих и на этом наживают себе богатство. Чем я хуже их. Вот и этот старик, разве он был святой? Совсем нет. Он тоже грабил, убивал. Ведь для того чтобы убивать, необязательно стрелять из пистолета, или душить подушкой, даже словом, или предательством можно выжить человека. Этот старик немало людей извел, чтобы нажить себе богатства. Напоследок и жену себе молодую купил. Нет, мне не жаль его. Он свою жизнь прожил в удовольствии, это мы жалкие существа, нас всюду обливают грязью. Но, хватит, говорю я! Больше никому не позволю унижать себя. Теперь жизнь моя переменится. До заветной цели осталось несколько шагов. Жаль только, что Эдвард не хочет идти до конца со мной, а так он парень свойский... Может мне еще удастся его переубедить. Ведь мы вдвоем многого достигли бы в жизни".
- Роберт, - донесся знакомый голос из темноты. Вскоре показался Эдвард. - Мне удалось с ним поговорить. Он ждет нас. Пошли.
- Ты настоящий друг, Эдвард, я никогда не забуду это,- искренне сказал Роберт.
- Мы же почти братья...- поддержал его Эдвард.
- Мы больше, чем братья,- твердо заявил Роберт.
Они спустились по узкой крутой тропинке вниз, прошли через заболоченное место и вскоре очутились у старого заброшенного сарайчика. К ним навстречу вышел высокий темный мужчина атлетического телосложения. "Это Стив, помощник Удава", - шепнул Эдвард. Стив поочередно ощупал гостей и отобрал у Роберта пистолет, некогда приобретенный у Удава Эдвардом.
- Проходите, - они вошли в сарай. Но там была еще одна дверь, что вела вниз. - Дальше пойдешь ты один, - сказал он Роберту. Тот продолжил свой путь, но вдруг через щели меж досок сарая заметил неподалеку серебристый кадиллак, едва освещенный лунным светом.
- Что встал? Заходи, - гаркнул Стив.
Роберт оказался в маленькой подземной комнате. Перед ним сидел, куря сигару, весь потонувший в массе жира мужчина с лицом, напоминавшим морду бульдога. Роберт понял, что это и есть Удав. Рядом с ним сидел другой человек, крепкого телосложения, из бывших спортсменов. "А этот видимо его телохранитель" - догадался Роберт.
- Ну, - дымя сигарой, спросил Удав, - зачем ты хотел видеть меня?
- Так... Хотел бы получить у тебя работу, - Роберт передумал на счет выплаты доли Удава и покупки у него автомобиля, он уже подумывал о том, как угнать ее, тем более теперь он знал, где тот его держит.
- Что-то ты темнишь парень, - подозрительно уставился на него Удав. - Стив, - обратился он к помощнику, что на протяжении всего пути сопровождал Роберта. - Что ты нашел у него?
- Пистолет, - он протянул его Удаву, - Это тот самый, что месяц назад купил у нас Эд, - так он коротко называл Эдварда.
- Ах, вот как! - рассматривая пистолет, хитро улыбнулся Удав, - Он, видите ли, пришел устраиваться на работу... Ха-ха-ха, - Удав подмигнул Стиву, и через мгновенье Роберт почувствовал, как что-то хрустнуло в затылке, помутилось в глазах, и он упал на пол.
Когда Роберт очнулся, он увидел Стива, склонившегося над его телом. Тот, заметя, что проситель пришел в себя дал знать шефу: "Он в порядке". Удав ядовито ухмыльнулся и приказал поднять его. "Ну что, сам можешь стоять на ногах?" - с издевкой произнес Удав.
- Спасибо, у меня все в порядке, - покачиваясь, ответил Роберт.
- Так зачем пожаловал? - уставился на него хищными глазами Удав.
- У меня есть к тебе дело.
- Вот как... - ухмыльнулся Удав, - А говорил, что хочешь найти работенку.
- Я не хотел говорить при них, - кивком головы он указал на Стива и телохранителя Удава.
- Это надежные ребята... Ну, ладно, оставьте нас, - скомандовал Удав своим людям, и те удалились.
- Я принес кольцо.
- Какое кольцо? - Роберт нагнулся и вытащил из ботинка кольцо с бриллиантом, что снял с пальца убитого. Но когда он выпрямился, то заметил в руках Удава пистолет, тот видимо, перепугался, что у Роберта может быть припасено оружие, что не обнаружил при обыске Стив. Но, убедившись, что ему ничего не угрожает, Удав спрятал пистолет за пазухой и забрал у Роберта кольцо, и стал ее рассматривать.
- Боже, да это же фамильное кольцо семейки Паттерсена! - у Удава жадно загорелись глаза, - Ну, дружище, одним кольцом ты от меня не отделаешься. Знаешь ли ты, дурачок, что это кольцо стариной работы и цена ему не менее двухсот тысяч долларов.
Удав продолжал осматривать кольцо с разных сторон, предвкушая большую добычу, он причмокивал от удовольствия.
- И как только Стив не нашел его... - Удав не успел договорить, как внезапно почувствовал ужасную боль в животе. Напротив него, в руках Роберта, дымился миниатюрный пистолет Паттерсена, которого не нашел при обыске Стив.
Тут же в комнату ввалился телохранитель, никак не ожидая увидеть Роберта с пистолетом, полагая, что это Удав решил покончить с надоевшим ему посетителем, и получил пулю в лоб.
Но Стив оказался мудрее: в створе двери появился Эдвард. Стив, прикрываясь им, вошел в комнату, держа в руках пистолет, но Роберта не было видно... Мгновенно оценив ситуацию, он понял, что Роберт прячется за дверью, и успел отскочить в сторону.
Выстрел все-таки прозвучал. Раненый Стив, уронив пистолет, не сдавался. Он в один прыжок свалил Роберта на пол и вцепился ему в горло мертвой хваткой. Эдвард пришел на помощь другу, оглушив Стива стулом.
- Бежим, - сказал Роберт, держась за горло. - Мерзавец чуть было не придушил...
- Ты узнал на счет машины? - спросил Эдвард.
- Она там, за сараем.
Забрав у Удава кольцо, а, также вынув из кармана убитых деньги, три тысячи долларов наличными, они выбежали из сарая, и вскоре уже сидели в серебристом кадиллаке.
"Вот эта машина! - ахнул Роберт. - Я всю жизнь мечтал о такой! Теперь мы заживем на славу".
Вдруг раздались выстрелы. Одна пуля угодила в стекло дверцы, прожужжав у самого уха Эдварда.
"Черт, - заругался Роберт, - этот подонок еще жив".
В свою очередь, он выстрелил пару раз в сторону сарая, где стоял Стив. Машина тронулась с места, набирая газу, стала удаляться от злополучного места.
- Попал я в него или нет? - спрашивал себя вслух Роберт. - Впрочем, теперь это неважно. Дело сделано.
- Что у тебя с головой? - Эдвард показал на кровоподтек на затылке.
- Что? Ах, это... Сукин сын чуть не проломил мне голову. Ну и силище. Я бы ни за что не одолел бы его один. Спасибо, братец, ты меня спас от верной гибели.
- Послушай, Роберт, - спросил Эдвард, когда они далеко удалились от города, - зачем тебе столько денег?
- Сам знаешь... Я богач, мы оба богачи. Теперь мы будем счастливы.
- А как твои братья и сестры? Ведь твой отец один их не прокормит?
- Что я могу поделать.... Я оставил им две штуки. А дальше пусть они сами позаботятся о себе - уже не маленькие... Ну, вышлем им еще денег, когда превратим в наличности наши сокровища. Не беспокойся на счет своих родичей, мы и их не оставим...
- Извини, Роберт, но я должен буду вернуться, не могу оставить их одних.
- Ну что ты такое говоришь, Эдвард, ты не можешь туда вернуться, тебя тут же схватят.
- Как же быть? - растерянно спрашивал Эдвард.
- Да не беспокойся ты, все будет в порядке. Вот разбогатеем, и семьям нашим будем помогать... Ах, мечты, мечты. Ты разве не хочешь быть богатым?
- Разумеется, хочу, - согласился Эдвард.
- Так мы на пути к цели...
- А куда мы едем?
- В Лос-Анджелес.
- Так туда далеко.... А зачем тебе в Лос-Анджелес?
- Я слышал, что там проживает известный хирург, Никсон, он может изменить цвет кожи...
- Ты что и вправду решил сменить цвет кожи? - раздраженно спросил Эдвард.
- Да пошутил я, пошутил, и хирурга такого-то нет. То есть Никсон существует, но вряд ли он догадывается, что про него сказки сочиняют, - он похлопал Эдварда по плечу. - Мы с тобой здорово заживем. Окружим себя красотками, если хочешь негритянками. Они нарожают нам кучу детей, и будем мы восседать во главе этого семейства, важно пыхтя и потягивая дорогую сигару, - Эдвард улыбнулся. Роберт, вдруг, стал подпевать мелодию из репертуара Луи Армстронга "Hello Dolly", а Эдвард подхватил ее, и они вместе пытались изобразить добротный джазовый оркестр.
Впереди замигала полицейская машина. Полицейский приказал остановиться. Эдварду ничего не оставалось, как притормозить.
"Столько машин проезжает, и надо же остановить именно нас", - со злостью произнес Роберт.
Двое полицейских приблизились к их автомобилю. Один из них потребовал документы. Вместо документов Роберт вынул пистолет. Полицейский не успел среагировать, как пуля прошла его насквозь. Другой полицейский, что стоял в нескольких шагах от кадиллака, уже было достал пистолет, но Роберт успел выстрелить первым, и тот, упав на дорогу, стал извиваться от боли.
- Что ты делаешь, Роберт? - в ужасе простонал Эдвард.
- Так надо. Иначе бы они нас взяли с поличным, - он вышел из кадиллака и прицелился в раненого полицейского.
- Не надо, Роберт, у него ведь наверняка есть семья, - выскочил за ним Эдвард, пытаясь помешать другу совершить убийство, но Роберт оттолкнул его от себя и дважды выстрелил. Полицейский в последний раз вздрогнул и тут же скончался. - Что ты наделал?
- А что ты хотел, Эдвард, чтобы нас поджарили на электрическом стуле, как каких-нибудь поросят? - уже в машине с негодованием говорил Роберт, - Нет дружище, мы не доставим им этого удовольствия.
- Но ведь это убийство.
- А какая разница: одним больше, одним меньше. Ничто теперь не может помешать нам осуществить свою мечту. Стоит ли из-за легавых так убиваться? Попадись ты им в лапы, они из тебя котлету бы сделали. Разве ты не знаешь, как они обращаются с нашим братом за решеткой. Ты забыл, как нас с тобой истязали вот такие же отцы семейства, как ты их назвал. На самом деле это мразь, и только. Помнишь дядю Пита. Они его замучили до смерти, а кто из них понес наказание? Никто. А ты говоришь... - он немного повысил голос. - Трогай, пока нас не застукали.
- Неужели ты ничего не понимаешь, Роберт, - машина уже мчалась прочь с места происшествия, - ты стал убийцей. Каждый раз ты находишь себе оправдание, но ведь так поступают все преступники. Этому не будет конца, ты перешел грань,- нервничал Эдвард.
- Вот как ты заговорил? А зачем ты стукнул Стива по голове, пусть он задушил бы меня? И вообще: почему ты угнал машину, и теперь помогаешь мне скрыться от возмездия?- раздражено спрашивал Роберт.
- Но ведь ты мой друг...- Эдвард был в полной растерянности, он не знал, как себя вести при данных обстоятельствах.
- Ах, растрогал...- язвительно произнес Роберт - Поворачивай обратно. Пойдем - повинимся. Станем на колени перед этими ублюдками и будем лизать им ноги: простите, мол, нас, черномазых, мы не хотели никого трогать, но вы сказали, что мы скоты, и мы ими стали. А теперь мы пришли на ваш справедливый суд - ешьте нас.
- Роберт, вспомни свою мать, - пытался образумить друга Эдвард - простую женщину, не знавшую в жизни ни радостей, ни покоя, но она никогда не позволила бы себе так опуститься.
- Вот как? - Роберт не щадил чувства друга. Злоба, что скопилась в нем за всю предыдущую жизнь, на людей, от которых он терпел унижения, теперь вырвалось наружу, подобно лаве вулкана, что долго скрывалась под оболочкой земли, и стала сжигать все на своем пути, не проявляя милосердия никому, - Да, я помню свою мать. Она умирала от гриппа, но никто не дал ей денег, чтобы она наняла хорошего врача, купила бы себе лекарство. Она могла бы жить да жить, а умерла окруженная кучей голодных полуголых детишек, оставив им богатейшее наследство в виде вони бедных кварталов, бесчисленных крыс и бесконечных унижений.
- Роберт, ты знаешь, как я тебя люблю. Мы всегда были хорошими друзьями... В Лос-Анджелесе живет мой двоюродный брат, не знаю, помнишь ли ты его.... Так вот, он нам поможет в первое время, но потом мы расстанемся.
- Ты не беспокойся, я тебе мешать не стану. Мы поделим все между собой, а потом я уйду, - немного успокоился Роберт.
- Мне ничего не надо из этих денег.
- Ты спятил? - недоумевал Роберт.
- Я не могу их взять, они добыты ценой человеческой крови, а это великий грех.
- Видит бог, я хотел как лучше.... Пусть будет так! Но кадиллак ты ведь можешь оставить себе?
- Нет, не хочу.
- Эдвард, ты безумец, ты обречен на нищету и будешь всю жизнь страдать из-за своей глупости,- Роберт еще надеялся, что его друг передумает,- Если тебе себя не жаль, то пожалей своих близких.
- Роберт, пока я жив, я буду работать, не покладая рук. Надеюсь, что свою семью я прокормлю, - не без гордости ответил Эдвард.
- Ну, как знаешь... - Роберт понял, что уговаривать друга бесполезно.
Роберт сидел в мягком кресле в полумрачной комнате, за столом, на котором стояла включенная лампа. Свет от лампы выхватывал из темноты острый выбритый подбородок, строгие линии губ, прямой нос, умные глаза и прядь седых волос доктора Никсона. Хирург внимательно осматривал своего пациента, временами сбивая пепел с сигареты. Дым, идущий от сигареты, тут же поглощался темнотой.
- Вы уверены, что этого хотите? - тихо спросил он у пациента.
- Да, господин Никсон. Я давно об этом мечтал, с самого детства. И у меня есть деньги.
- Я не сомневаюсь в этом, иначе бы вы не пришли ко мне с такой просьбой. Только предупреждаю вас, - это очень дорого стоит.
- Я думаю, что с оплатой проблем не будет.
- Очень хорошо.... - внимательно взглянув на пациента, он добавил,- Вы, наверняка, скрываетесь от полиции. Я заметьте, не спрашиваю вас обо всех подробностях. Мне абсолютно все равно, что вы натворили.... Вы мне платите, а я выполняю свою работу. Остальное - это не мое дело. Но прежде, чем приступить к операции, я всегда провожу собеседование с пациентами, независимо от того хочет ли он подправить свой нос, или в вашем случае, сменить цвет кожи.
- Господин Никсон, а многим вы сделали подобную операцию?
- Вы будете шестнадцатым...
- И что же?
- Я понимаю ваши тревоги... Не беспокойтесь: все операции прошли удачно, пациенты остались довольны. Моя методика состоит в том, что я заставляю организм вырабатывать соответствующие пигменты, и гарантирую, что в течение всей жизни кожа сохранит свой новый цвет. Для меня это уже пройденный шаг, а в будущем я планирую добиться того, что не только мои пациенты, но и их дети, внуки, правнуки сохранят тот же цвет кожи, что привил им я на хирургическом столе, - это генная хирургия, но говорить об этом еще рано.
- Вы из тех волшебников, что не показывают людям фокусы, обманывая их ловкостью рук и продуманностью своих действий, а и в самом деле, творите чудеса. Я верю в вас, а потому и пришел к вам. Для меня вы не господин Никсон, а бог, что осуществит мою мечту, заново меня сотворит, - Никсон, польщенный комплиментом, в ответ лишь улыбнулся.
- Так вот, уважаемый пациент, как вы видите, меня не интересует не ваше имя, ни ваш род занятий. Но я хочу спросить вас: готовы ли вы психологически к такой перемене, сможете ли выдержать резкий переход от одной жизни к другой? Поверьте мне, что это не так легко, как кажется, а потому, прежде всего вы должны хорошенько подумать.
- Я готов, господин Никсон. Я всю жизнь об этом думал, так что лишние часы раздумий ничего не изменят.
- Ну, что ж.... - задумчиво произнес доктор, а потом, будто вспомнив, добавил, - Да, хотите ли вы полностью сохранить свой внешний вид, или немного изменить...
- Не мешало бы слегка изменить, а то прежние знакомые узнают меня, а я бы этого не хотел...
- Хорошо. Но вы должны понять, что я человек очень занятой, у меня много клиентов, и все они дожидаются своей очереди. Но, входя в ваше положение, я ускорю операцию. Только вам все-таки придется подождать три дня, а заодно вы еще раз подумаете над моими словами. Вас устраивает?
- Да, благодарю вас, - на прощание они пожали друг другу руки, и Роберт довольный собой вышел от Никсона.
Двое молодых мужчин поднимались по мраморным ступенькам, ослепляющим глаза холодным, ярким блеском. Эти ступени за свой век повидали немало людей. По ним ступали обладатели миллионных состояний, сорящих деньги направо и налево, известные политики, чьи речи срывали аплодисменты сотни тысяч людей во всех странах мира, даже короли и королевы оказывали честь им своим присутствием, а ножкам очаровательных дам, по ним вступавшим, и вовсе нет числа. Но никогда они, никаким образом, не выражали своего восхищения никем. Эти ступени оставались холодными во все времена, полностью безразличными к человеческим судьбам, с этаким высокомерным презрением ко всему. Ничто не может вызвать в них всплеска эмоций. Так они просуществуют века, а может и тысячелетия, но им всегда будет все равно, что происходит вокруг, кто ступает по ним - холодный мрамор всегда остается таковым.
Молодые люди были приглашены на праздник, устроенный почтенным господином Говардом в честь приезда своего сына Тома Говарда. Старик очень любил своего сына, единственного наследника несметных богатств, и с самого детства баловал его своим вниманием. Отец пригласил в гости всех влиятельных особ штата. Крупные бизнесмены, судьи, адвокаты, мэр Лос-Анджелеса, губернатор Калифорнии явились на праздник, чтобы выразить свое уважение Говарду и его семье.
- Ну, как тебе торжество, Рональд?
- Чудесно, Крис.
- Кто это рядом с тобой, Крис, - спросила светловолосая женщина лет тридцати, изрядно принявшая во внутрь спиртного, опираясь на руку молодого человека.
- Это мой приятель Рональд Кингсли. Неужели ты о нем не слышала, Сьюзен?
- Нет. Ах, это тот самый.... Он такой симпатичный, - она приблизилась к Кингсли и довольно решительно потянула его за рукав.
- Сьюзен, не приставай, - смеясь, просил Крис.
- Отстань, - отмахнулась она.
- Мне очень приятно познакомиться с такой изумительной женщиной, - отреагировал Кингсли.