Страх верный спутник людей на протяжении всей их жизни. Он повсюду следует рядом с ними, рука в руку, никогда не оставляя их без отеческого внимания. Как прилежный хозяин он зорко следит за своим добром и днем и ночью, бережно ухаживает за своими любимцами, задабривая их ласками.
Страх удерживает человека от поспешных нелегких решений, заставляя его взвешивать каждый свой шаг. Однако, человек подобно прекрасному, доверчивому скакуну не подозревает об истинных причинах, побудивших хозяина заботиться о нем.
Усыпив бдительность людей, заручившись их доверием, он, вдруг, из доброго бескорыстного друга превращается в лихого наездника. Ласка заменяется кнутом. Отныне человек-раб, он всецело во власти жестокого, коварного существа.
Страх безжалостно отстегивает свою жертву, заставляя ее двигаться быстрее, не позволяя ей перевести дыханье, опомниться. Чем стремительнее бег, тем больше человека захлестывают эмоции, он теряет равновесие, сбивается с толку. У человека не остается времени подумать - за него все решает страх. Напряжение нарастает ежесекундно, давление на человека увеличивается с невероятной силой, и он загоняется в угол, откуда у него нет возможности выбраться, где страх поедает его живьем, выпивая всю кровь.
"Почему он на меня так смотрит? - тревожилась Вера. Мужчина в черной кожаной куртке с ухмылкой на губах, уставился на нее с хищными глазами. - Хорошо, что в автобусе мы не одни, а то кто его знает, что у него на уме... Господи, помоги мне. Зачем этот человек поедает меня взглядом, что он задумал? Может он маньяк, что на днях изуродовал двух девушек, а я его очередная жертва.... О боже! Что мне делать? Как назло Николай уехал в командировку. Теперь в течение двух недель мне придется в одиночку добираться домой.... Ну, почему этот человек не отстает от меня? Может, я зря себя пугаю. Возможно, он смотрит на меня без злого умысла. Видимо, он принадлежит к тому типу нахальных, самодовольных мужчин, лишенных всякого такта.... Почему он мне подмигнул? Или мне это показалось? Недаром говорят: "У страха глаза велики".
С каждой остановкой автобус все больше пустел. Незнакомец по-прежнему присматривался к ней, как коршун перед атакой на ягненка. Вера нервничала: "Почему он не уходит? Через остановку мне выходить.... Что если и он последует за мной? Боже мой, кто мне поможет? Он разделается со мной, как только мы останемся одни.... Надо звать на помощь, пока не поздно, пока рядом находятся люди.... А что я им скажу? Ведь ничего не произошло, да и какое им до меня дело.... Они примут меня за психичку и посмеются надо мной. - Автобус остановился, и мужчина в кожаной куртке вышел. - Слава богу, не то я сошла бы с ума..."
Ветер выл зверем, злобно носясь по городу, яростно постукивая невидимым молотком по трубам, срывая клыками пожелтевшие афиши, безжалостно бичуя деревья, поднимая к самому небу массы песка и мусора. Окурки, стаканчики из под мороженого, мятые пластмассовые баночки, грязные полиэтиленовые пакеты, проездные талончики, газеты, разорванные странички книг и журналов кружились вокруг, словно хоровод ведьм. Они набрасывались на редкого прохожего, цепляясь то за волосы, то за одежду, метя в лицо. Разбитые, изуродованные горожанами фонари мрачно склонили головы над опрокинутыми на тротуаре урнами.
Вера шла по темному, безлюдному переулку, бледная, напуганная, вздрагивая от каждого звука, оглядываясь по сторонам. Город ей казался чужим, незнакомым. По всюду витал злой дух, наводящий на нее ужас. Ее не покидало чувство, что кто-то неотступно следует по пятам. Из-за спины доносились едва различимые звуки: тук-тук, тук-тук. Вера ускорила шаг, но звуки стали интенсивнее. Она внезапно обернулась, но никого не было. Вздохнув с облегчением, Вера поспешила домой. Постукивание возобновилось. Не помня себя от страха, она побежала изо всех сил.
Только добежав до знакомого подъезда, Вера остановилась, тяжело дыша после безумной беготни. Она вглядывалась в темный блочный подъезд, не решаясь войти в него. Там, быть может, ее поджидает убийца. Окажись она в лапах безжалостного зверя - ей не спастись.
"Только бы добраться до третьего этажа" - Вера вынула ключи из сумки, набравшись храбрости, ринулась в подъезд. Кто-то бросился ей навстречу, она закричала.... Черная кошка, напуганная криком, убежала прочь.
Вера взбежала по лестнице вверх, бросилась отпирать дверь. Ключ не входил в замочную скважину. "Неужто не тот ключ?" - испугалась она. Ей стало казаться, что кто-то стоит за спиной и ехидно улыбается, потирая от удовольствия свои испачканные кровью жертв громадные, лохматые руки. Но не было сил обернуться, страх на мгновенье парализовал ее.
Вдруг, Вера сообразила, что добралась лишь до второго этажа, и что ключ не подошел к замку из-за того, что она пыталась отпереть чужую дверь. "Какая я глупая!" - заметила она про себя, а потом, сделав усилие над собой, быстро поднялась этажом выше.
Войдя в квартиру, Вера заперла за собой дверь на все засовы. Переведя дыхание, она включила свет в прихожей, скинула с себя плащ, переобулась в тапочки. Ее взор устремился на коричневые туфли мужа.
"Николай? Он не поехал в командировку! - обрадовалась она. - Он, наверное, спит".
Она вошла в спальню, но не застала там своего мужа. Постель была не тронутой.
"Если бы он не уехал из города, то непременно встретил бы меня. Его нет, - огорчилась она. - А как же туфли? Так ведь он надел другие, как же я забыла...".
Вера, повалившись на кровать, зарыдала...
Коваленко устал, день выдался нелегким. Его клонило ко сну.... Шесть часов подряд он не выходил из операционной, куда был доставлен в очень тяжелом состоянии мужчина, пострадавший в автокатастрофе. Операция прошла успешно. Коваленко в который раз доказал, что его не зря называют хирургом с золотыми руками, и для него не бывает безнадежных ситуаций, он всегда берется за самые тяжелые операции.
Однажды репортер местной газеты задал ему вопрос: "Почему вы беретесь за больных, в спасение которых не верит большинство ваших коллег, рискуя при этом испортить свою положительную статистику и повредить собственной репутации?"
Он ответил: "Какие красивые слова вы подбираете: положительная статистика.... Разве врач имеет право выбирать, - вот этого буду лечить, а вон того нет, ведь он итак умрет. Он обязан бороться за жизнь каждого человека, как если бы он боролся за собственную жизнь, за жизнь своих близких. Пока человек жив, - за него надо бороться, если даже для этого придется его собирать по кусочкам. Для настоящего врача не существует такого понятия, как "безнадежный больной". У врача на этот счет не может быть никаких мнений. Иначе грош ему цена! Дело врача - лечить, спасать и только...".
- Олег Васильевич, - услышал он сквозь сон голос девушки и приподнял голову со стола, - вы сегодня ничего не ели. Я вам бутерброды принесла.
- Это ты, Вера? - протирая глаза, проговорил он. Вера работала медсестрой. - Неужели я уснул. Что-то сдавать я стал, Верочка.
- Еще бы, Олег Васильевич, у вас был такой напряженный день... Откуда только вы черпаете столько сил? - искренне удивлялась она.
- Наверное, я очень счастливый, - подметил он.
- Вы бы поели...
- Спасибо Верочка, чтобы я делал без тебя... - откусив кусок от бутерброда, он с удовлетворением покачал головой. - Как вкусно! Чем ты приправляешь бутерброд?
- Секрет, Олег Васильевич.
- Понимаю: секрет фирмы! А ведь какая прелесть!
- Вам нравится?
- Еще бы... - нежный аромат ее духов наполнил комнату благоуханьем цветов. - Чем это ты надушилась?
- Вам не нравится?
- Наоборот, у тебя прекрасный вкус! - похвалил ее Коваленко, - Теперь я знаю, чем ты взяла Николая. Мало того, что хороша собой, так еще вдобавок околдовала его вкусной едой и особым, изумительным запахом духов! Ну, со мной такой номер не пройдет! - Они вместе рассмеялись его шутке. Однако Коваленко заметил, что Вера чем-то удручена и ее смех несколько натянутый.
- Что тебя беспокоит? - обратился он к ней.
- Да так...ничего.
- А все же?
- Не знаю даже, как сказать...
- Говори прямо, я постараюсь тебе помочь. - Несмотря на свое недавнее назначение главным врачом больницы, Коваленко оставался таким же доступным, отзывчивым, каким был прежде и за что его уважал весь медперсонал.
- Мне страшно, - почти шепотом произнесла она. Ее лицо преобразилось: губы сузились, щечки задергались, маленький носик съежился.
- Чего же ты боишься?
- Меня пугает темнота, меня пугают люди... Каждый раз, направляясь домой, после работы, меня не покидает ощущение, что кто-то преследует меня.
- Ты видела кого-нибудь?
- Нет... В том-то и дело, что я никого не видела. Только слышу чьи-то шаги за спиной. Но стоит мне обернуться, как незнакомец тут же исчезает. Не знаю, что ему от меня надо. Если он нападет на меня, то никто не придет мне на помощь. Я как-то, по ошибке, пыталась отпереть чужую дверь, а хозяева даже не поинтересовались, кто ковыряется в их замке. Однажды я так перепугалась, что вскричала в подъезде дома, но никто не откликнулся на мой крик, не пришел на помощь, не поинтересовался: в чем дело? Никому нет дела до чужих страхов, все боятся столкнуться с ним... со страхом... Я не знаю, что мне предпринять, куда деться, как избавиться от этого кошмара. Вот уже десять дней, как Николай уехал в командировку, и каждые прожитые без него сутки для меня мучительнее пытки.
- Вера, ты обращалась ко Льву Александровичу? - Лев Александрович работал психологом. Коваленко его очень ценил, как специалиста и как человека. Однако Олег своим вопросом еще более напугал Веру.
- Вы думаете у меня отклонения в психике? - вздрогнула она.
- Нет, нет, Верочка. Я не то имел в виду... - Коваленко понял, что допустил оплошность и попытался исправиться.
- Нет, Олег Васильевич, я не хочу к нему обращаться. Я могу довериться только вам.
- С каких пор ты стала замечать, что тебя преследуют? - Коваленко пытался найти подходящие слова, чтобы еще больше не напугать ее. - Как давно это началось?
- Бывало и прежде, от случая к случаю, как у любой женщины... Вы меня понимаете? - Олег утвердительно кивнул головой. - Но после отъезда Николая я совершенно выбилась из сил. Если раньше я только боялась темноты, то теперь я почти уверена, что меня преследуют. Я постоянно слышу чьи-то шаги... Он, будто нарочно хочет довести меня до безумия...
- Может тебе лучше передохнуть на время. Съездить к матери. Развеяться.
- Сегодня у Дворца культуры обнаружили труп маленькой девочки, - вдруг, вставила Вера, - Убийца порезал ее на кусочки...
- Это ужасно, - с негодованием произнес Коваленко.
- Я боюсь, - разрыдалась Вера.
- Верочка, - Коваленко обнял ее по-отечески и попытался успокоить, - в мире еще много зла, но нельзя же принимать все так близко к сердцу. Иногда необходимо забыться, выбросить из головы мрачные мысли, подумать о чем-то приятном, светлом.
"Как могло случиться, что Вера на протяжении долгого времени страдала, мучалась, и никто из нас этого не замечал? - думал Коваленко. - Куда же мы все смотрели, когда каждый день виделись и общались с нею? Мы думали только о себе, о своих интересах. Она стучалась в закрытые двери, а мы были глухи и не спешили ей помочь. Как она точно выразилась: все боятся столкнуться со страхом. Странно звучит, но как верно..."
- Вера, может попросить кого-нибудь из девочек заменить тебя? В таком состоянии ты не можешь заступать на дежурство, - предложил Коваленко.
- Нет, нет... - утирая слезы, промолвила Вера. - Я в порядке... Просто нервы сдали... Я должна была выплакаться. Теперь полегчало. Все хорошо. Я весела, как и прежде, - она попыталась улыбнуться.
- Я бы тебя подвез... - настаивал Коваленко.
- Олег Васильевич, спасибо за все. Я действительно отошла... Не зря говорят, что слезы облегчают душу. Тем более, здесь я себя чувствую в полной безопасности, да и работа отвлекает от мрачных мыслей.
- Вот вы где! - с возгласом вошел в комнату полный мужчина, с раздутыми щечками и слегка сплющенным носом. Это был Павел Истомин, друг и коллега Коваленко. При посторонних они обращались друг другу по имени и отчеству, хотя между ними не было уговора на сей счет, все получалось как-то само собой. - Я то все думаю, что это Олег Васильевич домой не едет, а он оказывается не один... Разве можно не забыться в обществе прекрасной дамы...
- Уже иду, - оправдывался Коваленко, - поговорить не дадут...
Когда в комнате появился худощавый, высокий брюнет, с длинным прямым носом и большими очками на глазах, Истомин продолжил: "Кстати, Олег Васильевич, рассудите нас со Львом Александровичем. Я говорю, что отношения между Америкой и Японией скоро ухудшатся. Вы, наверное, слышали, что американцы собираются праздновать день бомбардировки Хиросимы, как начало их победоносной войны с Японией".
- Не бывать этому, - возражал Лев Александрович, - стратегический союз между Америкой и Японией будет крепким до тех пор, пока отношения между Россией и Японией не станут дружественными. Пока есть разногласия между нашими странами, американцы этим будут всегда пользоваться для укрепления собственных позиций. Мы для японцев, как и в прежние времена, остаемся врагами. Вспомните хотя бы спор вокруг Курильских островов. Я уже не говорю про то, что сильная Россия - это опасный конкурент для обеих стран. Так что, японцы и американцы вынуждены терпеть друг друга.
- Да нет же, - не соглашался Истомин, - политика отходит на второй план, а на первое выдвигаются экономические интересы. Конечно и американцы, и японцы понимают, что рано или поздно Россия окрепнет и составит им мощную конкуренцию на рынках сбыта. Однако, это произойдет потом, через определенное количество лет, а сегодня между ними развернулась жесткая борьба за сферы влияния. Дошло до того, что японцы теснят американских бизнесменов уже в самой Америке.
- Я надеюсь, - вмешался Коваленко, - что во время дежурства вы не будете только спорить о политических ориентирах держав...
- Олег, ты выглядишь неважно, - заметил Истомин, когда они вдвоем, с Коваленко, направились по коридору к выходу.
- Может быть... - задумчиво ответил Коваленко - Да, Павел, будь внимателен к Верочке. Она взвинчена...
- Я это заприметил еще у тебя в комнате, -спокойно среагировал Истомин.
- Хитер же ты, братец... делаешь вид, что ничего не замечаешь, а сам... - Коваленко положил руку на плечо Истомина. - Видимо убийство двух девушек маньяком очень плохо повлияло на нее, она страшно напугана. Теперь еще и труп маленькой девочки... Только не затрагивай с ней этой темы, она не должна знать о нашем разговоре. Я на тебя надеюсь...
- Будь спокоен.
- До завтра!
- Передавай привет Ольге и поцелуй от моего имени Ингу.
- Обязательно, будет сделано!
Олег вышел на улицу. Было уже темно. Тусклый свет фонаря едва высвечивал из мрака новую черную волгу. Он направился к машине. За спиной послышались шаги. Коваленко невольно вздрогнул и резко обернулся. Перед ним предстала пожилая женщина, на которой был надет изношенный плащ.
- Сынок, - проговорила она дрожащим голосом, - помоги мне ради бога.
- Что случилось?
- Я целые сутки ничего не ела.... Я уже три месяца не могу получить своей пенсии... У меня никого нет, - опустив глаза и трясясь от волнения, объяснялась она. - Я ничего от тебя не хочу... только на хлеб. Магазин еще открыт, но у меня нет ни копейки... - Она не походила на обычных попрошаек. Коваленко понял, что эта женщина говорит правду.
- Да, да, конечно... - он полез в карман за деньгами. В руку попала одна тысячная купюра. Он протянул ее женщине. Та взглянула на деньги и уставилась заплаканными глазами на своего спасителя. Тот, чувствуя себя неловко, уже собирался садиться в машину, но оклик женщины заставил его опять повернуться к ней.
- Сынок, - некоторое время она пребывала в нерешительности, и Коваленко уже стал нервничать.
- Если вы хотите поблагодарить меня, то не стоит. Если же вам еще что-то требуется, то говорите, пожалуйста, я очень спешу.
- Сынок, у меня нет сдачи... - сердце у Коваленко сжалось до боли.
- Что вы? - смягчился он. - Это все вам.
- Спасибо, сынок, да благословит тебя господь! Пусть он не оставит тебя в трудную минуту.
- И вам спасибо за добрые слова. Если вам понадобится помощь, то приходите в больницу и спросите Коваленко.
- Спасибо, сынок. Господь не забудет твою доброту.
"Эх, Олег, - размышлял уже в пути Коваленко, - можно было помягче обойтись с бедной женщиной, ей и без того тяжело. Кто знает: что с нами станется в ее возрасте?.. Невозможно стало жить - за каждым поворотом поджидает беда. Вот и Вера напугана! Бедная девушка извелась вся. Но только ли ей страшно? Сейчас такое время: все мы ходим под колпаком невидимого монстра! Даже я, столько повидавший за свою жизнь, каждый день сталкивающийся с темной стороной окружающего мира, и то не нахожу покоя. Иммунитет, который во мне выработался за долгие годы кропотливых трудов, вдруг, лопнул, как мыльный пузырь, внезапно исчез, и я ощущаю, как понемногу и меня заглатывает страх перед действительностью. Что же тогда делать брошенным на произвол судьбы слабым, незащищенным людям? Куда им деваться, как им быть? Убийство ребенка... До какой же степени зверства должен дойти человек, чтобы растерзать на части маленькую девочку? Странно, что я об этом узнал в последний момент от Веры, а ведь убийство произошло в нашем районе, возле Дворца Культуры... Дворец Культуры... Да ведь Инга посещает там музыкальный кружок... Как я упустил это обстоятельство из вида?... Черт бы меня побрал, хоть бы выяснил: во сколько это произошло?... Ольга, наверняка, забрала ее, а иначе она уже позвонила бы мне... Что если... чушь...".
Тревога о судьбе семилетней дочери целиком поглотила Коваленко. Он до упора нажал на педаль газа, и машина рванула на всех скоростях. Коваленко не заметил, как дважды проехал на красный свет, а затем едва не столкнулся с выезжающим на главную дорогу грузовиком.
Черная волга остановилась возле одноэтажного домика, окруженного небольшим земельным участком. Коваленко выскочил из машины, распахнул калитку в сад и бросился к двери дома. Вынув ключи из кармана, он попытался отворить дверь, но руки тряслись, и он не мог попасть ключом в замочную скважину. Тогда он нажал на звонок, и не убирал руку с кнопки до тех пор, пока дверь не отворилась и пред ним не предстала жена.
- Что с тобой, Олег? - удивилась она, всматриваясь в побледневшее лицо мужа.
- Где Инга? - молниеносно спросил он.
- Дома, смотрит мультики, - ответила жена. Олег почувствовал облегчение. - Где же ей еще быть? Входи же...
Он вошел в дом.
- Инга, - подозвал он к себе дочь. Навстречу ему выбежала маленькая девочка, в желтом платьице.
- Папа пришел, папа пришел, - радовалась она. Отец обнял ее и стал целовать в щечки, глаза, губки.
- Малышка моя! Это от меня, а это от дяди Павла, а это опять от меня. Инга где братья?
- Телевизор смотрят.
- Пойдем, - взяв дочь за ручки, он повел ее в комнату.
Коваленко ворочался с одного бока на другой, и не мог заснуть. Тревожные мысли не покидали его, все больше возбуждая мозг. Ольга тоже не спала, она переживала за своего мужа. Она замечала, что в последнее время он стал беспокойным.
- Что-то случилось? - вдруг спросила Ольга.
- О чем это ты?
- Я же вижу, что тебя что-то беспокоит. Поговори со мной - полегчает!
- Все вроде бы в норме, Оленька, - задумчиво произнес Коваленко.
- Раньше ты делился со мной своими мыслями, а теперь и вовсе перестал разговаривать,- пожаловалась она, - Я же вижу, что ты мучаешься, но все держишь в себе. С кем же тебе не переговорить, как не со мной?
- Не знаю, что сказать, Оленька, - признался Коваленко.
- А ты попробуй.
- Кажется, что ничего не изменилось, что все в порядке, но где-то в глубине сознания роются черти, покоя не дают... Помнишь, я тебе рассказывал про одного пациента...того, что мне не удалось спасти?
- Но ведь ты сделал все, что мог... Павел мне говорил, что его привезли слишком поздно, и ему ничем нельзя было помочь.
- Может оно и так, но мне от этого не легче.
- Не вини себя. Ты же врач, а не бог!
- У него малыши без кормильца остались - мальчик и две девочки. Что с ними теперь станется? - Коваленко, сделав паузу, продолжил свою мысль, - Сегодня подошла ко мне одна пожилая женщина, у которой не было денег, чтобы купить буханку хлеба. Мне даже стало стыдно, что у меня есть почти все: любимая жена, дети, дом, новая машина, хорошая работа, а у нее никого нет, и она вынуждена выпрашивать денег на хлеб, испытывая при этом крайнюю неловкость и унижение.
- Ты же не виноват, что так все получилось. Все, что есть у тебя, ты заслужил своим трудом и тебе нечего терзать себя.
- Я не об этом, Ольга... Я о том, что человеку нечего есть. Она ведь всю жизнь трудилась на государство, всего себя отдала на его процветание и теперь она никому не нужна, как выжитый лимон, - не много помолчав, он продолжил, - Бесчисленные войны, бесконечные людские страдания, кругом проливается кровь, и этому нет конца... Я всю жизнь, капелька за капелькой, кирпичик за кирпичиком, вытаскивал человека из объятий смерти, а какой-то подонок за раз режет их десятками на куски. Что я могу поделать? Каким образом, я могу изменить мир к лучшему?.. Не дано мне этого сделать...
- Милый мой, родной, - целуя его, ласкала Ольга, - любимый, ты утомился, ты не жалеешь совсем себя, тебе надо отдохнуть. Все будет хорошо. Я всегда рядом с тобой. Я люблю тебя.
- Я тебя безумно люблю, - он обхватил ее голову и осыпал поцелуями.
Открывшись Коваленко, Вера почувствовала некоторое облегчение на душе, но уже спустя час стала сожалеть о своем откровении.
"Что если он меня принял за сумасшедшую? - терзалась она. - Если Олег Васильевич заподозрил во мне психическое расстройство, то остальные уж точно решат, что я не в своем уме. Может так оно и есть.... Но ведь я слышала шаги за спиной...."
- О чем задумалась, Верочка? - обратился к ней Истомин. Во время дежурства он не оставлял Веру в одиночестве, пытаясь отвлечь ее от тяжких дум.
- Ни о чем, - она не выдавала своих чувств.
- Слышала новый анекдот?
- Какой?
- Приходит больной к врачу и говорит: "Доктор, у меня сердце болит". А врач ему: "Бывает!". Больной: "Доктор, у меня голова болит, да и в животе колотит". Врач опять: "Бывает!". Больной: "Доктор, у меня денег нет!". Врач: "А вот это серьезно! Надо срочно лечиться!".
Вера улыбнулась в ответ.
- А вот другой анекдот. Пришел как-то один мужик с тещей к врачу на обследование. Врач отводит мужика в сторону и говорит: "Есть хорошая и плохая новости. Ваша теща серьезна больна!". А мужик спрашивает: "Если это плохие вести, то какие же хорошие?". А врач ему: "Это как раз-то хорошие новости, а вот плохие: она вас переживет!".
Вера рассмеялась в ответ.
- Вот тебе еще анекдот! - продолжал Истомин.
- И когда вы успеваете, Павел Афанасьевич, анекдоты сочинять?
- Ты полагаешь, что это мои? - сделал удивленный вид Истомин.
- Что же вы скромничаете? Ну, какой там на очереди?..
- Приезжает скорая на вызов. А в доме все здоровы. Доктор спрашивает: "Зачем же вызывали-то?". А ему отвечают: "В прошлую неделю у соседа был приступ. Пока ехала скорая - он умер". Доктор: "И что с того?". А ему: "Вдруг, и у меня будет приступ, - вас потом не дождешься...".
Вера расхохоталась от души.
- Что-то, Павел Афанасьевич, вы сегодня уделяете Верочке повышенное внимание, - вмешалась вошедшая светловолосая девушка, со слегка вздернутым кончиком носика, кокетливо поглядывая на него карими глазами. - Уж, нет ли чего между вами?
- Ах, ты шалунья, - Истомин помахал ей указательным пальцем.
- Нет, Ирина, - шутливо отвечала Вера, - Павел Афанасьевич прекрасно знает, что мое сердце принадлежит другому. К тому же он очень любит свою жену.
- Вы так легко не отделаетесь..., - смеялась Ирина, - знаем мы ваши отговорки.
- Сдаюсь, - Истомин поднял руки вверх, - я, действительно, к Верочке не равнодушен, но признаюсь, Ирина, что и тебя я очень люблю.
- Вот как..., - Вера сделала вид, что рассердилась. - Тогда я отлучусь ненадолго, мне надо сходить за лекарствами, а вы к этому времени решите: кого же из нас двоих любите больше, - они весело рассмеялись.
Вера в несколько приподнятом настроении вошла в лабораторию, состоящую из двух комнат. Странный стук напугал ее, напомнив ей о прежних тревогах. Она включила свет и взглянула на окно, откуда слышались звуки. Ветер слегка раскачивал открытую форточку, издавая скрип и тихий хлопок.
"Фу, как я испугалась, - вздохнула Вера. - Странно, я вроде бы запирала форточку. Что-то я стала совсем рассеянной".
Закрепив форточку на шпингалет, она приблизилась к белой двери, ведущей во вторую половину лаборатории. Открыв ее настежь, Вера стала всматриваться в темноту, боясь переступить через порог. Свет из первой комнаты лишь маленькой полосой высвечивал кусочек пугающего пространства. Включатель находился не у самого входа, как обычно, а в нескольких шагах от него, как раз в высвечиваемой полосе.
Вера, пересилив страх, шагнула вперед. Ей показалось, что кто-то шевельнулся за ее спиной. Дверь захлопнулась, стало абсолютно темно. Она обернулась и ощутила на себе чье-то дыхание. Вера не успела вскрикнуть, как незнакомец зажал ей рот рукой, приставив к горлу нож.
"Если пикнешь, - шепотом проговорил он, - зарежу. Вынимай наркотики и клади их в этот мешок".
Достав из-за пазухи мешочек, он бросил его к ее ногам. Вера, дрожа от страху, наклонилась за мешком.
Ее всхлип взбесил незнакомца, и тот толкнул Веру ногой, грозно прошипев: "Ты что, дура, комедию устраиваешь? Еще один звук и я вырежу твой поганый язычок".
Она молча поднялась с пола и направилась к большому шкафу.
Когда Вера, отперев дверцу, нашла обезболивающие препараты, содержащие наркотические вещества, преступник решил избавиться от нее. Но она, почувствовав угрозу, при его приближении отпрянула в сторону. В это время в соседней комнате послышались чьи-то шаги.
- Вера, где ты? - звал ее Истомин.
Чтобы
Преступник решил выждать время. Ему не хотелось привлекать к себе лишнее внимание. Со своей жертвой он расправится после, когда все утихомирится. А чтобы Вера не стала звать на помощь, он для надежности еще раз припугнул ее: "Если дорога жизнь, то молчи...".
Дверь отворилась. Истомин шагнул к выключателю. Вера вскрикнула. Зажженный свет позволил Павлу увидеть перед собой человека в маске, но было поздно. Нож вонзился ему в живот. Истомин крепко схватил убийцу за плечи и потянул в сторону, высвобождая Вере путь к выходу.
"Беги!" - крикнул он ей, срывая маску с лица преступника.
- Беги, Вера, он убьет тебя, - Павел едва удерживал Николая.
Тот продолжал наносить ему удары ножом.
Вера успела выскочить в коридор. К ней на помощь уже бежали Лев Александрович и двое парней из медперсонала, расслышавшие крики из лаборатории.
- Он убил его. Это был...это был..., - Вера билась в истерике.
Подбежавшая к ней Ирина, стала успокаивать ее.
Мужчины последовали на выручку к Истомину.
- Все будет хорошо, Вера... Мы уже здесь... Мы твои друзья, - Ирина обняла свою подругу.
- Это был Николай. Он убийца! - с превеликим трудом выговорила Вера.
- О, боже,- Ирина осознала всю тяжесть положения подруги, ставшей свидетельницей убийства, которое совершил ее муж. - Несчастная моя, Верочка, - от избытка чувств Ирина не выдержала и тоже заплакала, уткнувшись лицом в волосы подруги.
Когда Коваленко вышел из операционной комнаты было уже далеко за полночь. Он встретил вопрошающий с надеждой взор жены Истомина и поспешил ее обнадежить: "Все будет хорошо, Нина. Павел держался молодцом. Теперь все позади".
- Спасибо, Олег, - она опустила свою голову ему на грудь и беззвучно заплакала.
- Все уладится, Нина. Он еще нам расскажет десяток из своих анекдотов, - он увидел стоящего в стороне Льва Александровича. - Я сейчас вернусь, Нина. Позволь мне отлучиться.
- Да, да, разумеется, - проговорила она.
- Лев Александрович, - обратился Коваленко к худощавому мужчине с большими очками. - Как себя чувствует Вера?
- Ей уже лучше... Хотя вы сами понимаете, что она нескоро оправится от тяжелой травмы, - заметил Лев Александрович.
- Бедная девочка... Можно ли было такое предвидеть? Она его очень любила...
- Не так-то просто раскусить человека... Три года совместной жизни и вдруг выясняется, что любимый человек - маньяк, помешанный на убийствах и наркотиках. Ее еще долго будут преследовать кошмары, - трагично заявил Лев Александрович.
- Я могу ее видеть? - спросил Коваленко.
- Только не сегодня. Я дал ей успокоительное. Ирина находится рядом с ней. Она тоже очень переживает за Веру, - подумав, он добавил - В данный момент присутствие мужчины рядом с Верой невозможно. Все мужчины слились для нее в одном Николае... Так что не стоит ее беспокоить, по крайней мере, теперь, а дальше поглядим.
- Вы его видели? Я имею в виду Николая.
- Нет, он успел скрыться до нашего прихода. Убежал через форточку.
- Прошу меня извинить, - вмешался в их разговор сыщик из уголовного розыска, - но мне надобно переговорить с вами, Лев Александрович, - потом он, приглядевшись к Олегу, спросил, - Вы господин Коваленко?
- Да, - сухо ответил Олег.
- Капитан Радченко, - представился сыщик, - я рад познакомится с вами. Много о вас наслышан.
- Скажите, капитан, вы поймали убийцу? - поинтересовался Коваленко.
- Да, полчаса назад я получил сообщение, что мои ребята взяли его на вокзале, - капитан тут же уточнил. - По всем приметам он сходится с убийцей двух девушек... Вы, наверное, уже слышали о зверских убийствах месячной давности... - Коваленко утвердительно кивнул головой. - Возможно, на его совести и другие преступления. Следствие покажет. Теперь же мне надобно допросить его жену. Она единственная свидетельница...
- А нельзя отложить допрос на завтра... - Коваленко не столько спрашивал, сколько возражал капитану.
- Что-нибудь стряслось? - недоумевал сыщик.
- Она сейчас не в состоянии отвечать на ваши вопросы, - пояснил Лев Александрович.
- Хорошо, пусть будет по-вашему. Но завтра я смогу ее допросить?
- Думаю, что завтра вы сможете с ней переговорить, - согласился Лев Александрович.
Капитан, попрощавшись, удалился.
- Валентин, - Олег окликнул Черкасова, молодого врача, ассистировавшего ему во время операции.
- Да, Олег Васильевич, - откликнулся тот, подойдя к Коваленко.
- Валентин, тебе придется провести эту ночь в больнице.
- Хорошо, Олег Васильевич.
- Молодец, Валентин, что начал операцию, не дожидаясь меня, иначе могло бы быть поздно... - у Коваленко закружилась голова, недоговорив, он качнулся, но Черкасов со Львом Александровичем во время подхватили его.
- Вам плохо? - осведомился Черкасов.
- Спасибо, я в порядке, - строго ответил Коваленко, ему стало досадно за минутную слабость.
- Олег Васильевич, может вас подвезти, - беспокоился худощавый мужчина в больших очках. - Вам не следует садиться за руль в таком состоянии.
- Я не против, - шепнул ему на ухо Олег, а потом обратился к Нине, - А ты не едешь домой?
- Я побуду с Павлом.
- Хорошо, Нина, оставайся, - согласился с ней Коваленко, - Ты только не волнуйся, ему ничего не угрожает. - затем он повернулся к Черкасову - Валентин, держи меня в курсе...
- Не беспокойтесь, Олег Васильевич, - ответил Черкасов.
Очутившись в спальне, Коваленко едва добрался до постели и от усталости рухнул на нее. Ольга молча помогла ему раздеться и уложила спать. Олег в полубреду бормотал: " Павел будет жить. Все уладилось...но". Он притих. Ольга, прильнув к нему, легла рядом. Коваленко инстинктивно обнял ее...
Коваленко не находил покоя. Он ходил из угла в угол по комнате, нервно закуривая сигарету за сигаретой, садился на диван, но тут же вскакивал с него, как ошарашенный, подходил к окну и пристально всматривался куда-то вдаль, сжимая пальцы в кулак. Тело превратилось в сплошной комок нервов, оголившаяся душевная рана во всю кровоточила. Все вокруг потонуло во мраке, и он погрузился в море страха. Внезапно взлетевшая птица, гул ветра и даже шорох листьев вызывали панический страх в его болеющей груди. Олег походил на человека приговоренного к смертной казни, для которого прошедшая жизнь - это мучительные воспоминания, а будущее не предвещает ничего хорошего, лишь одно забвение.
- Почему ты все время отмалчиваешься? - негодовала на него Ольга. - Вот уже три месяца ты словно тень, покинутая хозяином, блуждаешь по свету в поисках покоя. Тебя будто бы подменили. Что же произошло с тобой после того злополучного ночного вызова? Объясни мне, что с тобой происходит? Может, ты разлюбил меня? - внезапно спросила она.
- Это неправда, - возмущено среагировал Коваленко. - И как такое тебе на ум приходит?
- Тогда в чем дело? Может, любовницу завел? - продолжала допрашивать Оля.
- Какая чушь! - раздражено ответил он.
- Я тоже так думаю. Разве может любовник выглядеть таким жалким, растерянным, - заметила она, - Даже твои друзья не знают, что с тобой происходит. Ты никому не доверяешь своей тайны. Я долго терпела, надеялась, что сам рано или поздно раскроешь передо мной свою душу - все зря.
- Я не могу, Ольга, не имею права...
- С каких это пор ты не можешь положиться на меня? В чем я провинилась перед тобой? - слова мужа сильно задели ее.
- Дело не в тебе, Ольга, - тихо пояснил он.
- Разве мы не клялись: не скрывать друг от друга ничего, - продолжала Ольга, - и всегда держаться вместе.
- Но это же другое... - занервничал Коваленко, - пусть я все держу в себе, но от этого я страдаю один.
- Ты не облегчаешь нашу ношу молчанием, - упорствовала Ольга, - а только отягчаешь ее. Откройся мне!
- Не проси, Ольга, это невозможно. Любое произнесенное мною слово способно погубить тебя и наших детей. Эти люди не перед чем не остановятся. И вообще мы обречены. Посмотри, что в мире творится. Не сегодня, так завтра люди уничтожат друг друга, и земля опустеет...
- О чем это ты? - странные речи мужа стали пугать ее. - Ты говоришь загадками.
- Я не сошел с ума, Ольга. Наоборот, никогда прежде я не соображал так ясно, как сейчас. Вы судите о происходящем вокруг по тому, что видите на экране телевизора, вернее как вам преподают эту действительность. Для вас мир полон надежд и вы не верите в смерть, в ее страшную силу, а я знаю, что это не так... вам неведомы те чувства, которые испытал я, побывав в аду.
- Я не понимаю... - затрепетала Ольга.
- Все так гнусно и отвратительно!
- Милый, - смягчилась Ольга, - скажи мне, что тебя мучает. Клянусь тебе, что я сумею сохранить все в тайне.
- Ольга, лучше всего хранить тайну - это не знать о ней, - твердил Коваленко, не желая подаваться ее уговору. - К тому же я не хочу, чтобы ты страдала.
- Умоляю, Олег, расскажи мне всю правду. Вдвоем легче переносить удары судьбы.
- Хорошо, Ольга, я поведаю тебе о событиях, столь меня потрясших... - Коваленко подозрительно осмотрелся по сторонам. - Дети спят?
- Да, - прошептала она.
- Только никто, Ольга, кроме нас двоих более не должен знать об этом, иначе мы погубим наших детей.
- Да, милый, - она утвердительно покачала головой.
Если ты помнишь, - начал повествование о событиях трехмесячной давности Коваленко, - в ту ночь мне позвонили из больницы. Звонил Черкасов, очень способный парень, мой лучший ученик, впрочем, ты его знаешь. Он сообщил мне, что в больницу привезли тяжело раненого офицера и что требуется мое участие.
"Значит, положение исключительно тяжелое, раз потребовалось мое вмешательство", - смекнул я.
Меня вполне мог бы заменить Истомин, но, как тебе известно, - он еще не оправился после покушения на его жизнь.... Одним словом - я поехал.
Когда до больничного участка оставалось каких-то сотни метров, на головное шоссе внезапно выехал джип, и перегородил мне дорогу. Я, было, хотел ее объехать, но из него вышел Черкасов и стал кричать мне, чтобы я остановился. Обстановка меня насторожила, но я всецело доверял Валентину. Он честный и добропорядочный малый. Я припарковал машину к обочине дороги и вышел к нему. Возле него стоял незнакомый мне человек, лет сорока, высокий с широким лбом, крепкого телосложения. Хотя, он был одет в штатское, но по манере держаться я признал в нем военного.
- Коваленко? - обратился ко мне незнакомец без всякой церемонии. Я был раздражен его фамильярностью и не скрывал своих чувств. Ведь мы даже не были знакомы.
- Да, - отозвался я грубо. - С кем имею дело?
- Называйте меня просто подполковник, - тихо отреагировал он.
- Валентин, в каком состоянии пациент? - я спросил у Черкасова, не обращая внимания на незнакомца.
- Олег Васильевич, - робко заговорил со мной Черкасов, - дело в том, что наш пациент находится в другом месте...
- Как? Почему не здесь? - удивился я. - Ведь ты мне сообщил по телефону, что его привезли в больницу...
- Господин Коваленко, вы не совсем представляете себе: с чем вам придется иметь дело, - с тем же монотонным, спокойным и в тоже время высокомерным голосом уточнил подполковник.
- Вот как? - я уже вскипал от злости. - Тогда господин подполковник вы мне может быть разъясните ситуацию: чего ради я был сюда вызван?
Я злился на Черкасова, а потому выговорил ему: "Что же касается тебя, Валентин, то меня поражает твое поведение, твоя безответственность".
- Ваш коллега об этом деле знает ровно столько же, сколько и вы, - мне показалось, что подполковник ухмыльнулся. Впрочем, было темно, и я мог бы ошибиться. - Но хочу вас сразу предупредить: никто, кроме вас двоих, ни в коем случае, не должен знать о нашей встрече и о том, что вам придется увидеть.
- Как это понимать? - сердился я.
- Прошу вас сесть в мою машину, - выбора у меня не оставалось. За моей спиной стоял человек в полевой военной форме, с автоматом Калашникова в руках.
"Чего доброго еще и пристрелит", - мелькнуло в моей голове. Сопротивляться было бесполезно, я влез в джип.
- За волгу не беспокойтесь, - подполковник угадал мои мысли. - Даю вам слово, что она достанется вам целой и невредимой. - Он уселся впереди, рядом с шофером, а мы с Черкасовым разместились сзади, между двумя вооруженными людьми в военной форме. Так, что мы походили на арестантов.
"Уж не с бандой мы имеем дело? - задавался я вопросом.