|
|
||
В 19-м веке Святой Человек Кунта-Хаджи из рода Киши, из селения Илсхан-Юрт, говорил так:
"Остановивший в своем сердце гнев, простивший зло, стократ упоминающий имя Аллаха, молящийся за тех, кто злословит - раб божий".
Это было в момент крайнего обострения Кавказской войны, в начале 1860-х, когда население горцев уменьшилось наполовину. Хотя, когда эта война затихала с начала 19 века? В то время, когда имам Шамиль призывал сражаться до последнего горца, Кунта-Хаджи проповедовал:
"И если скажут, чтобы вы шли в церкви, идите, ибо они только строения, а мы в душе мусульмане. Если вас заставляют носить кресты, носите их, так как это только железки, оставаясь в душе магометанами".
Есть мнение, что эти проповеди стали известны его ровеснику, офицеру русской армии по имени Лев Толстой, приблизительно в то время проходившего службу на Кавказе, и из этого вышло учение о непротивлении, Махатма Ганди и все такое.
В то время сподвижники Шамиля распространяли слухи, что со дня на день на помощь придет турецкий султан. Кунта-Хаджи говорил: "Я не верю, что из Турции к нам придет помощь, что турецкий султан желает нашей свободы и нашего спасения. Это неправда, так как сам султан является таким же деспотом, как и русский царь".
Правителей он называл "прикрывающимися шариатом деспотами". "Если мюрид хочет знать, насколько он близок к Богу, Пророку и учителю, то пусть посмотрит в свое сердце: если оно поражено жаждой власти, то пусть знает, что он далек от Бога, Пророка и учителя"
Проповедник мира всегда вступает на опасный путь. Ничто не задевает столько интересов, как мирная проповедь.
Понятно, что имаму Шамилю крайне не нравилось это учение, из-за этого Кунта-Хаджи несколько лет провел на Ближнем Востоке.
В 1863 году несколько ортодоксальных мулл написали донос русскому наместнику.
Начальник Терской области Лорис-Меликов не видел в проповеди ничего опасного для империи. Но что он мог сделать, если дело дошло до великого князя Михаила Романова? Поэтому наместник поступил, как Понтий Пилат за две тысячи лет до этого - умыл руки.
Кунта-Хаджи вместе с ближайшими мюридами был арестован. Он сразу написал письмо последователям с просьбой не предпринимать никаких насильственных действий. Несколько тысяч его учеников пошли требовать его освобождения. Верные Учителю, они оставили ружья. Русский отряд открыл огонь, погибли от 150 до 400 последователей ненасильственного улучшения мира.
Кунта-Хаджи был разлучен со всеми близкими людьми. Некоторые говорят, он умер в городке недалеко от Вологды, среди русской равнины и широких рек, никогда больше не увидев горы и лиц родных. Умер в нищете, но не нищета и не болезнь были его наказанием, а разлука.
Мюриды Кунта-Хаджи считают, что он не умер, он исчез из тюрьмы и вернется к нам в нужный момент. Кунта-Хаджи (Да Будет Возвышена Его Святость) сам знает, когда наступит такое время. Если вы будете спорить, доказывать, что Кунта-Хаджи умер в тюрьме города Устюжна Новгородской губернии 19 мая 1867 года, молодой горячий мюрид разозлится, и на форуме в интернете обложит вас нехорошими словами. Но это только молодой мюрид, недавно вставший на путь. Он и сердится, и предлагает немедленно встретиться в реале только потому, что еще не укрепился, не постиг проповеди Учителя. А продвинутый мюрид попытается простить вам ваше невежество. Он даже постарается найти в себе сострадание, потому что от вашего невежества и глупости больше всего страдаете вы сами.
Сила мирной проповеди часто непостижима людям торопливым и гневливым. Им кажется, что убеждение - это слишком долго. Однако вспомним, что могущественный имам Шамиль не смог заставить ингушей принять мусульманство, которое он проповедовал с помощью вооруженных отрядов. Это сделал Кунта-Хаджи своей проповедью и личным примером веры и скромности.
Непротивление - то же оружие. Только это оружие без греха. Достать кинжал легко. Как говорил Учитель: "Дьявол хочет, чтобы твоя рука тянулась к кинжалу". Поэтому борющийся непротивлением должен быть еще более твердым и самоотверженным, только смиренным перед Всевышним.
Военная доблесть, упрямство и смелость не позволят сохраниться тому, у кого нет духовной силы, у кого нет света в душе. Он может одержать славную военную победу, но бесследно исчезнет в реке времени.
- Война - дикость. Удаляйтесь от всего, что напоминает войну, если враг не пришёл отнять у вас веру и честь. Ваша сила - ум, терпение, справедливость. Враг не устоит перед этой силой и рано или поздно признает своё поражение.
Однако обратим внимание и на эти слова: "если враг не пришёл отнять у вас веру и честь". Мы помним и другие подлинные слова Учителя:
- Если вас будут заставлять забыть язык, культуру и обычаи, подымайтесь и бейтесь до смерти, до последнего оставшегося!
Именно Учитель дал броню, которая позволила горцам без утраты народных духовных ценностей пережить ужасный ХХ век. Как рассказывал Муса, отец Магомеда:
- Коммунисты были опасны, но не очень. Они смогли нас выселить, возможно, могли уничтожить большую часть народа. Но они не затронули нашу душу, нашу идентичность. Они ничего не смогли сделать, например, с твоим дедом. Я помню в конце 30-х в село приезжал лектор, который объяснял, что Бога нет, потому что мир состоит из молекул. Я маленький был, но понимал, насколько это было тупо и глупо, но не о том речь. Мечеть переоборудовали в клуб, поставили длинные лавки специально для этих лекций и просмотра патриотических фильмов. Всех туда сгоняли на эти лекции. "Если скажут, чтобы вы шли в церкви, идите, ибо они только строения, а мы в душе мусульмане". Вот я помню: лектор из города про атомы говорит, про Бога нет, старшие сидят с каменными лицами. Дети на взрослых смотрят и тоже не шевелятся. Слышно, как муха летает. Весь зал неподвижно смотрит лектору в глаза и молчит. Он заканчивает, все сидят так же неподвижно. Это все равно как камню лекцию читать.
- Все эти идеи коммунизма были от нас далеки. Отнять у богатых и поделить. Социальная справедливость-несправедливость. Мы сами умели находить справедливость. Для этого у нас есть адаты и шариат, чтобы мы знали, как судить. Есть старшие, чтобы разобрать по справедливости. В семье ты рано или поздно станешь старшим. Поэтому вся эта русская цивилизация прошла по поверхности. Слишком они отличаются от нас. Они постоянно меняются, носятся с новыми затеями, а мы остались такими же, как 400 лет назад, когда они здесь появились. У нас никогда не было царя, обходились как-то, а они постоянно говорят о свободе, но скучают без тирана, как цветок без солнца. Однако русские затащили сюда европейское образование, европейскую науку, европейскую культуру. За это спасибо. Нам все это понравилось. Мы смогли приобрести, ничего не потеряв.
Без пустоты тоже мироздание никак не выстраивалось. Пустота была необходима, чтобы что-то происходило. Где-то нужно было двигаться. Это беспокоило не ум, с математикой как раз все было в порядке, это волновало душу.
Существует ли вообще мир? Или его можно исключить элемент за элементом, вычитая одно за другим? Тогда Магомед еще не был знаком с буддийской и даосской философией.
Уровень молодых людей, с которыми он учился, с которыми жил в общежитии, был невероятно высок. Счастлив тот, кто попадал в такие сообщества! Да, этим людям так же свойственны все человеческие недостатки и слабости, но все же там видишь, какая сила в нас заключена, немного захватывает дух от того, на что мы способны. Магомед и тут не стал рядовым студентом. От него и теперь многого ждали. "Вы сами придумали это решение?" - удивленно поднял на него глаза знаменитый ученый, принимавший курсовую работу третьего курса. "Ну да", - пожал плечами Магомед.
Магомед однажды сказал Ахмеду: "Я вот иногда думаю, они все ошибались, или нет?" Положа руку на сердце, он не чувствовал особого интеллектуального превосходства над окружающими. Просто иногда ему приходили в голову мысли, которые не приходили больше никому.
В это время Магомед очень сблизился с отцом. В детстве отец казался ему суховатым, отстраненным от проблем детей. Отношения Магомеда с матерью или Абу были более теплыми. Это, разумеется, обычная проблема занятого делом, успешного человека. К тому же в отличие от Ахмеда Магомед был беспроблемным ребенком. Отличник, спортсмен, сдержанный, спокойный парень, знающий, чем собирается заняться в жизни, - гордость любого отца. Путь, который выбрал Магомед, был похож на путь Мусы, был ему понятен. Как все занятые успешные мужчины, Муса не понимал, насколько мало внимания он уделяет своим детям.
Отец часто приезжал в Москву в министерство и Госснаб по делам своего проектного института. Обычно он останавливался в гостинице "Россия" рядом с Кремлем, реже в небольшой гостинице министерства в Замоскворечье. Магомед больше любил, когда в "России", он обычно приезжал из Долгопрудного к отцу на пару дней. В гостинице был отличный бассейн - редкость в социалистической Москве. Пока отец ездил по делам, Магомед торчал в бассейне, валялся в номере с книгой, наслаждаясь одиночеством. Мы, горцы, любим и отлично переносим одиночество.
Ужинали обычно в ресторане гостиницы или где-то рядом в центре среди московского бомонда того времени: заведующих магазинами, фарцовщиков, валютчиков, детей генералов и блядей.
В один из таких приездов за ужином Магомед поделился своими наблюдениях за пустотой. Неожиданно отец стал очень внимателен.
- С моей точки зрения, чтобы убедиться в том, что мир существует, достаточно посмотреть по сторонам. Я расскажу тебе одну важную вещь про себя. Я инженер, а не ученый. Инженер - это число. Всю жизнь, до того, как начал руководить, я что-то рассчитывал. Диаметр, длину, наклон, усилие. Так вот ни разу я не встретил ничего, что не поддалось расчету. Где находится Бог? Абу считает, что он везде в наших делах. Но в моих делах были закономерности, поддающиеся расчету. Я не самый великий математик, но тебя не поражал сам факт, что все послушно математике? Когда рассчитываешь траекторию, и снаряд действительно туда попадает - в этом есть чудо. Кидай камень сто раз, и каждый раз я точно посчитаю, куда он упадет. И даже ошибку попадания я рассчитаю. Мир - это карточный домик законов. Убери одну карту и все обрушится. Если допустить возможность исключений, возможность чуда - тогда шары на этом бильярде будут лететь, куда попало, - отец кивнул на бильярдный стол за спиной.
- Абу до сих пор расстраивается и волнуется за меня, - отец улыбнулся, - но он все же надеется, что Аллах смилостивится надо мной по совокупности моих деяний, и у нас будет шанс встретиться в садах Всевышнего. Старик Ньютон, когда его спросили, а где в его теории Бог, сказал: "Моя теория в нем не нуждается". А он, между прочим, был набожным человеком. Когда я умру, сделай все по обычаю, но не тревожься. Может, я кажусь тебе излишне сухим или суровым. Я хочу, чтобы ты знал обо мне кое - что. Я думаю, ты поймешь. Я расскажу тебе о Выселении, как его видел я ребенком. Чтобы ты лучше понимал, почему я такой.
Мне кажется, что в великой мудрости своей товарищ Сталин заметил, что есть такие пацаны, Абу и Муса, для которых слово их отца, важнее, чем его, товарища Сталина слово. Это было страшное, непростительное преступление нашего народа. Еще, мне кажется, как истинный грузин товарищ Сталин терпеть не мог всех этих северокавказских варваров-мусульман. Однажды просто появились бойцы и дали несколько часов на сборы. Стали сгонять в клуб, где читали лекции про Бога нет.
Соседка Абу, которую ты знаешь как русскую учительницу, старуху, тогда это была молодая женщина, пришла и стала объяснять красноармейцам, что то, что они делают, - неправильно. "Немедленно прекратите это". У учителей есть способность заставлять повиноваться. А у молодых людей есть привычка повиноваться учителям, бойцы дрогнули. Хотя это были особые красноармейцы: конвойная часть НКВД. Бойцы дрогнули, а их командир потянулся за пистолетом. На ее счастье, представитель районного комитета партии, молодой парень, бросился к ней и закричал: "Товарищ старший политрук, я эту тварь, шпионку в район доставлю." Ударил ее и потащил в машину. Потом отпустил ее возле села. Куда ей было идти? Она потом рассказала, что переждала полсуток в горах и вернулась в пустое село, когда совсем оголодала и замерзла почти насмерть. Собак перестреляли бойцы НКВД, когда ходили по домам. Весь скот вывезли. Только кошка с безумными глазами встретила ее на пороге дома. Не та кошка, которую через 30 лет ты спас от волкодава. Эта кошка умерла лет за 20 до твоего рождения.
Русских я не могу ненавидеть благодаря этой женщине, спасибо ей. Русские странный народ. Я или Абу имеем полное право их ненавидеть. Но все русские, которых я знал лично, - мои друзья, сотрудники и прекрасные люди. Но как будто есть еще какие-то русские, которых я почему-то не знаю, которые приходят с оружием, приходят убивать, выселять, творить беззаконие, мерзость.
Потом всех на машины, открытые машины, а был февраль, в город на станцию и в вагон. Легче всего было, наверное, таким детям, как я или Абу. До десяти лет человек умеет воспринимать мир таким как есть. Ты видел детей, играющих на развалинах на следующий день после землетрясения? Вот это детское равнодушие спасло нас. Везли долго в запертом товарном вагоне. На полу была постелена солома. Мы, дети, приставали к взрослым, куда нас везут. Непонятное слово "Казахстан". По-моему, никто не был уверен ни в каком "Казахстане".
Мы приставали к взрослым: когда нам дадут поесть. Они говорили, что нужно терпеть, скоро приедем. Взрослые - это женщины и старики. Мужчины были на фронте.
Ты не представляешь, как мне стыдно, что я тогда просил у матери есть. Что она должна была чувствовать? Что чувствовали старшие, когда не могли помочь своим умирающим от голода и жажды детям? Я понял это, когда сам стал отцом. Иногда я просто горю от стыда, когда вспоминаю, как просил еду у старших.
Первыми погибли грудные младенцы, когда иссякло молоко у матерей. Так умерла наша маленькая сестра. На станциях конвоиры иногда открывали вагон дать воды и забрать умерших. Иногда давали похоронить прямо рядом с вагоном. В тот раз даже захоронить самим не дали. Мать говорит, могила моей сестры на полустанке за Астраханью. Безымянная, не отмеченная братская могила. Она так и не нашла ее потом. Местные точно не знают, где хоронили из тех поездов. Умирали старики, не выдерживая. Нам повезло - нас иногда кормили и без воды мы оставались всего один раз на двое суток. Были эшелоны, где умерли почти все.
Приехали через три недели. Помню ощущение от снежного поля, ветер, когда открыли дверь вагона. Нам сначала показалось, что высаживают прямо в снежное поле. Пронизывающий ветер, белое небо и пустое снежное пространство степи. Вот таким оказался Казахстан. Вонючий вагон показался не самым плохим местом. На самом деле там был небольшой поселок, рудник и обогатительная фабрика. В связи с войной там увеличивали производство, поселок быстро рос. Жить мы стали в бараке, построенном по такой технологии: из досок были сколочены тонкие стенки, между которыми насыпали земли. К счастью, быстро наступила весна. Никогда я не ждал тепла, как в ту весну. Я замерз тогда на всю жизнь. Климат резко континентальный, вдруг появилось слепящее солнце, все стало быстро таять, буквально за неделю все подсохло. И вот уже жара, пыль сквозь щели из земляных стен барака. Мать устроилась работать на рудник. Мы не умирали с голоду, но не помню, чтобы я был сытым в те годы. Удавалось наесться, только когда удавалось что-нибудь удачно украсть. Мы с Абу обеспечивали семью, мы крали больше, чем мать зарабатывала. Разные проработки у нас были: кто отвлекает, кто тащит, кто уносит. Нас били так, как не бьют взрослых. Как нас ненавидели! Да и было за что, мы были просто зверенышами, безжалостными и мстительными. Абу в десять лет ткнул ножом местного блатного. Абу бы убили, но мы, еще дети, достали ножи и не отдали. Правильно, что нас боялись. Русский язык тогда мне нужен был в объеме, необходимом для пары фраз перед тем как начать драться.
Что нужно сделать, чтобы из затерянного в степи поселка вышли несколько ученых с мировым именем, известный писатель и инженеры, построившие космические корабли? Правильно, сынок, нужно в 1941 году вывезти сюда почти в полном составе в ссылку коллектив немецкой школы из города Энгельса. Это, видимо, тоже был социальный эксперимент.
В моих учителях как бы не было ничего особенного. Особенно помню двоих, Эмма Фридриховна по математике, Герман Карлович по русскому и немецкому. Не обладали они какими-то невероятными педагогическими приемами или фокусами. Герман был суховат, ироничен, к трудным ученикам на "вы". Или "уважаемый", если ученик совсем дебил. Эмма была такая одинокая дама с черным юмором, резкая на язык. Для меня это то, что называется "немецкая школа". То, что вдолбила в учеников Эмма, они не забывали и через пятьдесят лет. У Эммы даже имбецил начинал решать квадратные уравнения. Сейчас учат по-другому, сейчас учителю все равно, если полкласса не умеет читать. В нашей школе кого только не было: дети ссыльных и беженцев всех народов, начиная от детей каких-то безграмотных крестьян, говоривших на неизвестных никому языках, до детей сосланных ленинградских поэтов и московских профессоров. Наши немцы смогли выучить всех.
Однажды такой случай. Мы с Абу, как обычно в воскресенье, делаем дела на рынке. Я в роли хорошего мальчика с котелком молока подхожу к прилавку с яйцами. Появляется оборванный Абу и начинает приставать к торговке, обзывать ее по-всякому. Перепалка, крики, все отвлекаются. Я быстро сую яйцо за яйцом в котелок. Сердце бьется - азарт, дела идут отлично. Только молоко начинает переливаться через край котелка.
- Здравствуй, Муса, изучаешь закон Архимеда? - мимо Герман с сумкой. Усмехнулся, прошел мимо. Он не был добрым, он никого не судил.
Казахстан оказался красивой страной. Я понял, что некрасивых стран не бывает. Человек может изуродовать кусок земли вокруг себя, как этот рабочий городишко. Настроить уродливых землянок, трубу с ядовитым дымом, насыпать отвал, налить котлован вонючих отходов. Но отойди два километра - и вокруг дикая степь. Весной ковер подснежников. Летом невысокая трава, озера, прячущиеся в низинах. Лисы с лисятами, сидящие вдоль дороги. Разные смешные грызуны в траве. Зеленые холмы, с которых вид на десятки километров. Из звуков тишина ветра и пение жаворонка. Я старался полюбить Казахстан, но так и не смог. Чужое.
Так что с тех пор, как я смотрел на свою мать с моей мертвой сестрой на руках, не надо меня пугать словом "Ад". Я видел "Казахстан" через открытые двери вагона. "Ад" - это наш страх. Мы рождены, чтобы победить страх.
После ужина Абу сказал: "Мы пройдемся с парнем на строящийся мост". Абу недавно уволился из милиции и был избран председателем сельсовета. Вечером он решил пойти посмотреть, что сделано за день строителями на новом мосту к турбазе. Разговор зашел, что изучает, о чем думает Магомед. Магомед рассказал о своих мыслях о пустоте, не упоминая о разговоре с отцом. Однако Абу сразу все понял.
- Про карточный домик законов Муса говорил и мне. Он любит этот образ. И про камень, который можно бросить сто раз, и он упадет туда, куда нужно. Но он упускает из виду, что кто-то же направляет руку, бросающую камень? Ты много читаешь. А я читаю Коран, изучаю хадисы. Я читал раньше другие книги, но они кажутся мне легковесными. Я читаю для того, чтобы думать. И лучше Корана нет ничего. Я могу прочитать строку и думать о ней час или два. Так что нет времени для другого.
- Я не могу так. Меня тянет искать ответы.
- Тебя тянет спрашивать других. Ты думаешь, что кто-то даст тебе ответы. Поэтому ты много читаешь.
- Но кто-то же знает? Из живущих, я имею ввиду, - сказал Магомед.
- Конечно. Я, например. Но мы не можем сказать. Мы говорим, но ты не услышишь за один раз. Это как перепрыгивать с камня на камень через нашу реку. Пока прыгаешь - все в равновесии. Но если попробуешь остановиться и рассмотреть камень, упадешь в поток. Поэтому я читаю Коран, хадисы каждый день понемногу. Я понимаю и утверждаюсь. Каждый, кто хочет учиться, находит учителя, которого он достоин. Так же и для учителя главное - найти учеников. Не подумай, что я так уж все постиг. Есть вещи, которые и меня беспокоят. Например, проблема Рая.
Они шли по дороге к селу. Вечерело, становилось свежо. На земле было уже сумеречно. Ледники в заходящем солнце сияли как драгоценные камни, как стены в садах, обещанных праведникам. Воздух втекал в легкие как сладчайший нектар. Ручьи с кристальной водой собирались в хрустальную реку. Эти ручьи журчанием славили Всевышнего еще до того, как в этих местах появился первый человек. В фиолетовом небе были готовы вспыхнуть мириады звезд, луна была видна как ночью. Даже если Вселенная сжимается, до Конца Времен было еще далеко.
- Вот он, Рай! - Абу развел руками, - Я знаю, что ты улыбаешься, но это серьезно. Рай - это краеугольный камень, это награда, это цель. Если не верить в цель, не хотеть награды, значит подвергать сомнению все.
Отряд Магомеда в свою очередь состоял из мобильных групп: один-два автоматчика, снайпер, гранатометчик. Командиры групп действовали самостоятельно, но по общему плану. Заходили в город со стороны Черноречья. Когда-то родители с преподавателями университета ездили сюда на традиционные шашлыки на День Учителя. Быстро вырезали ключевые блокпосты, которые могли помешать передвижению. Довольно быстро выдвинулись к центру города. У Магомеда появилось ощущение, что противник не хочет сражаться. Армия отстреливалась со своих блокпостов и укрепленных пунктов, но не контратаковала.
Пошли хорошие новости, взяты ключевые точки почти без боя. Появлялось предвкушение победы. Хотя каждый понимал, что может до победы не дожить. Удивительно, уже много раз в городе должно было сгореть все, но город снова горел. Над головами прошли штурмовики противника и отбомбились по неведомым целям, - кого они пытались поразить? У наступающих почти не было вооружения, которое нельзя нести на себе. Авиация представляла опасность больше для мирных жителей, которых оставалось несколько десятков тысяч в когда-то полумиллионном городе. Роль авиации в боях за город состояла в том, чтобы успокаивать генералов и производить телевизионную картинку.
Лучший вид на этот город, если взять бомбардировщик. Если бы в момент, когда на низкой высоте штурмовик проходит над живописными изгибами рек в плодородной долине между Кавказским и Терским хребтом, пилот посмотрел вокруг, он бы увидел, как выглядит Рай. Но ему не до этого: он слишком занят подходом к цели. Потом он скинет свой груз, заложит крутой вираж, чтобы пройти как можно дальше от зеленки предгорий, и ляжет на обратный курс. Домой. Приедет с аэродрома, примет душ, переоденется в шорты и футболку. Гладко выбритый подбородок, свежесть крема на лице, влажные волосы. "Садись ужинать, милый. Устал?" "Ужасно! С утра вылет, только успели слегка перекусить, пока заправлялись, и снова поехали". "А завтра?" "Выходной, вторая эскадрилья летает". "Съездим в Ставрополь по магазинам?" "Неохота, устал. Давай на целый день на озера, пока ребенок на каникулах". Рюмка водки, ужин, еще рюмка. Хорошо! Усталость, чистая постель, женщина рядом, интересная работа. Далеко, далеко, целых полчаса со скоростью звука, горящий город. Поэтому пилотов берут в плен только потому, что их можно хорошо обменять.
Древние греки считали, что человек отвечает даже за те грехи, о совершении которых не подозревает. Но пилот - образованный человек, он знает, что греческие боги больше не стоят на боевом дежурстве. Они или не видят, или молчат, или им пофиг. Куда там попали эти бомбы? Не обязательно думать об этом.
За несколько дней до операции горцы доставили жителям листовки с предупреждением о штурме, но в городе оставались уже только те, кто не мог уехать. Это были несколько десятков тысяч в-основном русских стариков и старух. Своих родственников горцы вывезли в села. Все эти годы единственной защитой этих людей была их нищета и возраст. Даже самый алчный мародер уже не нашел бы в их имуществе что-то годное. Все ценное было украдено, отобрано, продано, обменяно. На их счастье, для большинства горцев учинить насилие над стариком поступок постыдный, позор. В старых холодильниках давно нечего хранить. Книги давно пущены на растопку в самодельных печках. Из мебели осталась рухлядь, покрытая ворохами дырявых одеял из брошенных квартир. Самым ценным были старые телевизоры, по которым они смотрели новости о своем городе в те периоды, когда восстанавливалось снабжение электроэнергией. И еще альбомы фотографий людей, которых давно нет. Фотографии сгорят, когда в дом попадет бомба.
По плану отряд Магомеда отошел переночевать в домах родственников в районе на окраине, относительно мало пострадавшем. Поужинали, посмотрели телевизор. По телевизору рассказали, что боевики предприняли попытку нападения. "В данный момент стрельба стихает, - сообщил корреспондент, - боевики уничтожены". Посмеялись: "Это мы на обед пошли". Отдохнули, поспали. В эту ночь удалось хорошо отдохнуть. Характерно было то, что противник не предпринимал активных ответных действий, не пробовал восстановить связь с отрезанными блокпостами.
Перед рассветом согласно плана стали выдвигаться к центру города. Рядом с ржавым остовом трамвая, сгоревшего еще прошлой зимой, увидели старика над трупом старухи. "Она умерла. Она умерла", - растерянно повторял он. Видимо, старики пытались выйти через обещанный гуманитарный коридор, но никто точно не знал, где этот коридор, и сил не хватило. "Отец, вам нужно уйти отсюда, сейчас может начаться стрельба". Мужчина отрицательно качнул головой. Кроме трупа жены, у этого человека не осталось на свете ничего. Магомед кивнул: "Вперед". Отряд продолжил движение. Сзади осталась одинокая фигура старого мужчины над телом его женщины на зеленой траве. "Неужели и мы можем стать настолько старыми и одинокими?" - пришла удивительная мысль. Когда мы уже не будем в силах никого защитить, даже самых близких. Те, конечно, кто переживет этот день.
Отрядам удалось почти полностью заблокировать противника в его укрепленных точках, но сопротивление усилилось, бои шли гораздо ожесточеннее. Возможно, противник понял, что это не просто вылазка. В районе железной дороги застряли - не ожидали там сопротивления, не могли преодолеть пустое пространство вокруг насыпи, где все простреливалось. Магомед понял, что теряет преимущество в мобильности. Втянулись в тупую перестрелку с армейским подразделением, на позицию отряда навели артиллерию, ничего не светило. Первая заповедь партизана - исчезай, если ловить нечего. Боеприпасы на вес золота, бросили это дело, разбились на небольшие группы, просочились в пятиэтажный дом, где раньше располагалось кафе "Дашо Сай". Раньше тут подавали хорошую баранину с чесночным соусом. В это кафе любил зайти перекусить дядя Абу, когда ездил в город по делам и не планировал заночевать у родственников. Дальше начинался район разбитых многоэтажных жилых домов, ассоциировавшийся то ли с Хиросимой, то ли Сталинградом. По общему плану операции отряд должен был закрепиться в этом районе, чтобы заблокировать возможный подход подкреплений со стороны военного аэродрома.
Ночь придется провести в подвале этого дома. Группы распределились по близлежащим развалинам. Расставили позиции часовых. Грязные как шахтеры, парни пытались шутить, хотя устали ужасно. Сил бойцу всегда хватает точно до того места, где можно упасть. Однако на шутку сил хватало всегда. Если горец не шутит - значит, убит. Перекусили консервами, запили водой. Заснули в пахнущей гарью темноте подвала. Сколько лет все в этом городе будет пахнуть гарью? Магомед погрузился в чуткий сон, проснулся через несколько часов совершенно свежий. Возможно, его сегодня убьют. Он думал так каждое утро с начала этой войны. Думал совершенно спокойно. То ли из-за того, что он был старше других, то ли из-за склада характера, у него никогда не было ощущения неуязвимости, как у многих более молодых. Он подумал о братьях, спящих рядом в темноте подвала. Сулейман, врач-стоматолог. Беслан, учитель физкультуры. Руслан, юный бездельник, тусовщик, завсегдатай клубов от Махачкалы до Минеральных вод. Теперь это настоящие воины.
Смогут ли выжившие вернуться к прежней жизни? Ответ - нет. Той жизни, где Ахмед жарким летним утром поливал из шланга машину брата, уже никогда не будет.
Он подумал о своей жене и о женщинах этих людей - они не знают, где их мужья. Они ждут и боятся новостей. Зара молчала два дня, когда узнала, что он едет на войну- не могла говорить, только мотала головой. Они не обсуждали это. Она понимала, что он не мог по-другому. Она знала, что он поедет, но надеялась, что старшие попросят его не оставлять дела в Петербурге. Что она пережила за эти годы? После прогулки с детьми она смотрит картинку, как штурмовики и вертолеты наносят удар по городу, она знает, что он где-то там внизу, в этих горящих развалинах.
Надо позвонить ей сразу после окончания боев по спутниковому телефону, если Всемилостивый сделает так, что он останется жив. Так это выглядит: машина с выключенными фарами ночью в поле. Высоко в ночном небе среди звезд невидимый самолет с ракетами, наводящимися на сигналы спутниковых телефонов командиров. Поставить аккумулятор. Сначала о делах с человеком в Питере. Можно одну-две минуты. Невидимый самолет зафиксировал сигнал и наводится для атаки. Можно еще тридцать-сорок секунд. Странный растянутый тембр голоса спутниковой связи, как будто пьяный. Не важно, о чем говорить, важно услышать этот голос. "Как дела, милая?" "Это хорошо". "Поцелуй маленькую". Само вырывается, нельзя различать детей. Отбой. Отключить аккумулятор. Быстро в машину.
Чем займутся те, кто выживут, после войны? Сулейман вернется к практике. Он крепкий человек с твердыми взглядами. А чем займётся Руслан? Что напишет он в резюме? Гранатометчик-диверсант, минер-подрывник? Смогут ли они сделать своих женщин счастливыми? Сумеют ли они достойно воспитать детей? Самый простой путь для них - бесконечный газават, и многие вступят на него.
Не нужно цепляться за воспоминания, придется что-то строить. Бесполезно жалеть, не нужно бояться. Всевышний поможет тому, кто на пути.
На рассвете противник активизировался. Несколько ударных групп попытались разблокировать центр города. Разведчики Магомеда сообщили, что зафиксировали большую колонну техники со стороны военного аэродрома.
Во-первых, Пространство. Их взгляды находятся на одной линии - на линии снижающегося самолета. Если бы они могли видеть друг друга, получилось бы, что они смотрят друг другу в глаза.
Во-вторых, Время. Николай на боевом курсе, идет обратный отсчет последних секунд до выхода в точку атаки. У Руслана ракета захватила цель и идет обратный отсчет до зоны гарантированного поражения.
Николай опытный воин, ветеран военно-воздушных сил. Его прозвали в полку Афганцем из уважения более молодые товарищи. Он летал еще в Афганскую войну. Сегодня один из крайних его боевых вылетов - он уходит на учебу в Академию Генерального штаба, потом на командную работу.
Но и Руслан уже играет в профессиональной лиге. Прозвище Ракетный ему дали из уважения за хладнокровие, выдержку и меткость. Будь то ПЗРК или РПГ, братья знают, он не потратит впустую дорогой боеприпас.
Оба воина отлично экипированы. Амуниция Николая выглядит гораздо серьезней. У него красивый самолет, стоящий как целый квартал жилых домов, в развалинах которых засел Руслан. Под крыльями у самолета контейнеры с реактивными снарядами, которыми он готовится угостить Руслана. Наземный контроль постоянно на связи, помогает ему и указывает цели. Но оружие Руслана - самонаводящаяся ракета - это как ядовитое жало для штурмовика, который уязвим в момент атаки. Система определения "свой-чужой" ПЗРК заблокирована, на этой войне летают только чужие.
Есть еще множество неожиданных мелких совпадений. Например, на выпускном экзамене в школе оба писали сочинение на тему "Образ народной войны в романе Л.Н. Толстого "Война и мир".
Есть, конечно, и отличия.
Николай не испытывает к Руслану никакой ненависти. Как можно испытывать ненависть к людям, которых никогда не видел? В Афганистан он делал вылеты с авиабазы на территории Советского Союза. Афганцев он вообще ни разу в жизни не видел, кроме как по телевизору. Горцев он встречает иногда, когда ездит с женой в Ставрополь по магазинам - люди как люди. Он сознает, конечно, опасность своей миссии, но не более того. Надо сказать, Первая война так и не приобрела популярность и законность в глазах офицерского состава вооруженных сил. Николай окружен приборами, показывающими состояние систем самолета, оружия и боевую обстановку. Руслан для него просто точка системы целеуказания на экране. Выстрел для него не стоит ничего - это просто контейнеры, которые заменят немедленно после того как он вернется на аэродром. Николай уверен в себе и своем оружии, которое применял десятки раз на тренировках и в бою.
Руслан искренне, сердечно, от всей души ненавидит Николая. Для партизана летательный аппарат - почти одушевленное ненавистное существо. Это зло, с которым ничего нельзя сделать. Шайтан в чистом виде. За пилота платят больше, чем, например, за полковника МВД или майора спецназа.
Для Руслана этот выстрел много значит. Магомед объяснил ему, насколько важно сбить летательный аппарат в первые дни боев, чтобы противник не чувствовал безнаказанности в небе. Магомед только ему может доверить такое оружие. ПЗРК стоит как два мерседеса, сказал ему Магомед. "Сделай так, чтобы деньги семьи не пропали даром". Руслан не собирается облажаться перед Магомедом и братьями. Хотя он немного волнуется, потому что тренировался на макетах и симуляторах и практический пуск производил всего один раз. Зато и почет, и уважение будут велики, да и премия будет очень кстати родителям на воспитание младших сестер в это трудное время.
Но главное у этих двух людей - все-таки общее пространство и время, общие утекающие мгновения и исчезающее расстояние, в этом смысле они просто как одно целое. Вот эти уходящие три секунды. Вот эти три километра, сокращающиеся со скоростью сотен метров в секунду.
Оба не думают ни о чем. Если допустить в голову постороннюю мысль - обязательно промахнешься. Оба полностью сосредоточены друг на друге. Целеуказатели, приборы, прицелы, баллистические калькуляторы - все это здорово, но ничто не заменит знание стрелка, что выстрел будет точным.
Сейчас, чувствует Руслан. Пора, думает Николай.
- Тихо, стой, - крикнул ему Сулейман, - ты ранен!
- Сулейман, некогда, нужно выдвигаться!
- Не шевелись, умрешь от потери крови! - крикнул на него Сулейман.
- В зубном кабинете будешь командовать, - сказал Магомед, чувствуя, как проявляется боль, как он вытекает из себя вместе с кровью. Было жаль, но не себя, а тех, кто остается. Больше всего Зару. Ахмед воспитает его детей не хуже, чем он сам. Когда близкие оплакивают умершего, умерший мучается, сказал ему однажды один из стариков. Но Зара все равно будет оплакивать его, и это хорошо. Он думал раньше, что в этот момент будет одиноко, но одиночества не было. Было тепло, только нельзя поддаваться теплу и терять сознание. "Магу убили", - сказал чей-то голос оттуда, снаружи.
Пустота вышла на бой. Пустота была неживой. Магомед (его зовут Магомед? - у него не было имени, он был просто Разумом) продирался через правильную решетку атомов, жестоко коловших тело. Атомы рвали его тело болью. Расстояния стремительно росли, решетка стремительно уменьшалась, правильная кубическая решетка атомов превращалась в решетку звезд, решетка звезд превращалась в решетку галактик, пока он сам не заполнил собой Вселенную от края до края. Мучительно трудно продираться через кубическую решетку. Еще мучительнее было упираться в края Вселенной. Вселенная была замкнутой, Вселенная душила. Вселенная была огромна, но расстояния не имели значения. Если заперт, - какая разница, каков размер клетки? Смерть не была избавлением. Природа не знает исчезновения. Даже аннигиляция - это не исчезновение. Даже когда встречаются полные антагонисты - электрон и позитрон - рождаются фотоны, хранящие информацию о том, что было. Это было бы радостной вестью, если бы не было тюрьмой. Смерть - не дверь. Выхода нет.
Магомед очнулся. Темно? Ночь? Горел ночник рядом с кроватью. Он понял, что находится в пригороде в ветеринарной клинике родственника, которую перед наступлением переоборудовали в полевой госпиталь.
Обезболивающее больше не действовало, жар был все сильнее. Жарко от бинтов, в которые он замотан? Кожи на ладонях не было, кисти жгло огнем. Наяву кошмар не отпустил. Боль души была сильнее боли ранений, сильнее страха смерти. Вселенная продолжала душить и тесниться вокруг него. С трудом он сел на кровати. Почувствовал, как боль ран рвет тело. Мешала какая-то трубка, торчащая из него. Тело трясло в лихорадке, уже не поймешь от чего. Одно он знал: нельзя умереть сейчас.
Он читал молитву, много раз, как учил дядя Абу, стало легче немного. Нужно было все понять прямо сейчас, иначе бой будет проигран. Нужно было постичь Умом. Мой Создатель дал мне Разум, чтобы сражаться с чудовищами. Он пытался думать, что Вселенная безгранична. Даже если она замкнута, невозможно достичь границы. Но эта мысль не успокаивала. Потом он вдруг понял: то, что он знал о Пустоте и Вселенной, могло помочь ему рассчитать эксперимент, но ничего не значило в жизни. Древние греки считали, что мир - это блин, накрытый сверху хрустальным куполом. А что там, за куполом? Что должен был чувствовать умный и честный греческий философ, представляя, как подходит к куполу и бьет по нему молотом? Видеть, как трещина расширяется вверх по небесному своду? Большой Взрыв, расширяющиеся галактики - такие же химеры Ума, такой же блин с хрустальным куполом. Его Ум отверг Пустоту. "Сотворил смерть и жизнь, дабы подвергнуть вас испытаниям и увидеть, кто же лучше из вас по деяниям". Нет никакой Пустоты. Создателем заполнено все, он понял, что означает ступа буддийских храмов. Все - живое. Пустота - это просто вакуум, море непроявленного, чье время еще не наступило.
Появился врач, один из лучших хирургов Кавказа:
- Очнулся, слава Аллаху. Тебе повезло, что рядом был Сулейман. Ну и то, что именно я тут с ножиком. У тебя было мало шансов.
- Как там наши?
- Вроде все идет хорошо. Я не военный, ничего в этом не понимаю, не спрашивай у меня.
- Что со мной?
- Осколочные, контузия, я сделал операцию, извлек большую часть. Парни дали кровь для переливания. Ты потерял много крови, так что в тебе теперь кровь половины отряда. Завтра Ахмед отправит тебя дальше, тебе нужна еще операция, возможно не одна, и курс лечения.
- Сделай мне с утра операцию, я должен быть с отрядом.
- Ты с ума сошел. Нет, это слишком сложно. Здесь нет оборудования. Пробуй спать, отдыхай.
Магомед глубоко вздохнул. Как же болит. Но раненых завтра может быть много, обезболивающих может не хватить, придется терпеть. Лампа-ночник, хорошо, что горит. Весь истек потом, простыня как лужа, но отлегло немного, забылся сном.
Снова появились звезды, вихрь галактики. Мириады крохотных теплых капель закружились в вечном танце вокруг могучего центра притяжения. Магомед понял, что все звезды, искры, вся галактика - это души людей, кружащиеся в зикре. В ночном небе Фонтан из звезд прошел мимо него. "Будешь побеждать..." Было еще слово, он не понял его. Он был в ужасе и смущении. Но это был сладостный ужас. "Если мне хватит смелости", - прошептал он.