Глава 1 Столкновение

Диалоги о пользе труда. 1995 год

Это было трудное время. Фонтан, в котором Юра купался на выпускном вечере, был забит трупами солдат, и их ели одичавшие собаки. Трудно даже представить, сколько трупов и собак было на улицах. И зима, конечно, выдалась особенно холодная. Снег уже должен был таять, но в ущелье, куда армия в конце концов загнала отряд Магомеда, не было никаких признаков весны. Силы сопротивления находили приют в горных селах, в летних жилищах пастухов, в заброшенных пионерских лагерях и туристических базах.

В такое время каждый боец на счету. Поэтому Магомед не хотел убивать Али Бербера. Магомед знал о деятельности, которую Бербер проводит, чтобы лишить его влияния. Тем более что многим бойцам в тот момент казалось, что Всевышний должен послать чудо, чтобы появилась надежда. Все устали до последней крайности и были готовы на всё.

Когда отряд Бербера появился на земле, которую Магомед считал принадлежащей его семье, род сделал все возможное, чтобы помочь его бойцам, которые были совершенно непривычны к зиме в горах и жестоко страдали.

Бербер напоминал Магомеду коммуниста. Причем не коммунистического бюрократа времен распада СССР, а пламенного команданте Че. Так же как настоящему коммунисту, Берберу было плевать на национальность. Он сам как бы смутно имел национальность. Вообще-то Бербер был сирийцем, не закончившим Московский медицинский институт. Вроде бы там у него была русская жена, Бербер не любил об этом распространяться, это портило его сияющий облик моджахеда. Последние годы Бербер жил в Европе как политический беженец.

Спор, который затеял Бербер, шел о роли труда в обществе. Бербер никогда не работал, не имел бизнеса, всю жизнь боролся, как и его отец. Только его отец боролся за победу социализма и свободу трудящихся.

- Всевышний поразил неверных слепотой. Я живу в Европе, и неверные дают мне деньги- не это ли свидетельство правильности моего пути?

- Халява - это христианская тема, - возразил Магомед, - Представь, что твой сын вырос, ничем не занимается, бездельничает и продолжает попрошайничать деньги. Ты ему будешь потакать? Почему Всевышний должен помогать бесполезному? "О народ мой! Творите по Вашей возможности. Мы тоже действуем".

Эти слова Магомеда задели Бербера. По правде говоря, он не мог устроиться нигде, пока не нашел себя в борьбе, и именно отец часто помогал ему деньгами.

- В том, что неверные в Европе установили такие порядки, я вижу милость Всевышнего. Иначе бы я не мог посвятить себя святому делу.

- Это свидетельство тупости тех, кто тебя принял. Ты ищешь милости властей. А достойный труд - это поиск милости Аллаха.

- Я слышал от твоих родственников, что ты, Магомед, был очень успешен в делах. Мне кажется, успех в делах отвлек тебя от истинной веры. За мирским успехом ты упустил истинный свет, - сказал Бербер.

Эта фраза выдавала обиду Бербера: для Магомеда любая боевая операция состояла из множества дел и мелочей, которые нужно обдумать и подготовить. Как оказаться на месте, в какой момент времени люди, выполняющие разные задачи, начинают действовать, почему и когда что-то может пойти не по плану. Как любил говорить Магомед: "Всевышний помогает предусмотрительному". Особенно тщательно он обдумывал пути отхода, эвакуацию раненых. Основу отряда составляли его родственники, или люди его народа, его крови. "Отряд не заметил потери бойца", - песня точно не про отряд Магомеда. Бербер же не обладал талантом планирования, был горяч и вспыльчив. Поэтому ему приходилось больше полагаться на помощь Всевышнего, и его отряд понес большие потери. К тому же он не слушался хороших советов, не говоря уж о том, чтобы выполнять приказы (хотя это было условием, которое семья поставила Берберу).

Ради идеи Бербер готов был сражаться до последнего горца. Война уже дошла до того градуса ожесточения, когда интересы гражданского населения не берут в расчет, но Магомед желал победы, а не славной гибели своей семьи и своего народа.

Бербер считал, что Магомед загнал его в безвыходное положение. Бойцам Бербера нельзя было отказать в доблести и решимости, но участвуя в совместных операциях, они с некоторой завистью начали смотреть на бойцов Магомеда.

Магомед не собирался становиться военным руководителем. В первые недели войны отрядом командовал один из родственников, бывший кадровый офицер Советской армии, но он погиб в боях за город. А так уж всю жизнь получалось, что, когда вставал вопрос о руководителе, все смотрели на Магомеда.

Дядя Абу сказал: "Рано или поздно Бербер попытается захватить твою власть". Вообще Бербер сразу не понравился ни отцу Магомеда Мусе, ни его младшему брату дяде Абу. Как сказал Магомеду отец:

- Коммунисты были опасны, но не очень. Они смогли нас выселить, возможно, могли уничтожить большую часть народа. Но они не затронули нашу душу, нашу идентичность. Всех сгоняли на лекции о том, что Бога нет. Вот я помню: лектор из города говорит, старшие сидят с каменными лицами. Дети на взрослых смотрят и тоже не шевелятся. Слышно, как муха летает. Лектор думает, это все равно как о камень стучать.

Дядя Абу добавил резко:

- Этот опаснее. Приходит и говорит: "Ты неправильно веруешь". Кому он это говорит? Кто он такой, чтобы нас учить? Пусть он сначала столько вытерпит за веру, как твой дед. Теперь будет приезжать новый лектор, и этот невежда, знающий три аята, будет мне объяснять, как правильно верить? Он борется за власть, а мы просто пешки в его игре. Если нас всех уничтожат, он произнесет пламенную речь и поедет в Европу жить на пособие. Однако молодое дурачье его слушает.

Понятно, что напряжение между Бербером и Магомедом накапливалось. И сегодня Бербер заглянул к Магомеду выпить чаю, обсудить вопросы веры и обычаев, и, по возможности, застрелить Магомеда. Таким образом, это был разговор людей, один из которых пришел убить человека, оказавшего ему помощь, и поэтому пытается себя завести. А второй это понял и приготовился. Магомед твердо решил, что пришелец не убьет его на этой земле.

- А вот, скажем, когда ты уничтожишь всех неверных, кто будет платить тебе пособие? - спросил Магомед.

Бербер покраснел:

- Вы бы не сомневались в милости Всевышнего, и он все бы вам дал. А все ваши беды от того, что вы следуете своему обычаю, а не истинной вере.

- Полезно и приятно поговорить с человеком, который знает истину. И в чем, например, ты видишь несоответствие наших обычаев истинной вере?

- Ваши женщины ходят с открытыми лицами, как христианские проститутки.

Магомед первым достал пистолет, таким образом, победа в теологическом споре осталась за ним.

- Похороним героя, - сказал Магомед, - он сражался за наше дело. Оставшиеся братья могут вступить к нам в отряд, или мы поможем им перейти границу.

Утро. Весна 2010 года, понедельник

Из окна были видны голубые горы и заходящие на их фоне на посадку белые самолеты. На желтом столе перед Магомедом лежала тетрадь и открытый учебник с задачами повышенной сложности для поступающих на физико-математические отделения университетов. Стеклянный дирижабль с надписью "БЛОКПОСТ" развернулся над зданием детского сада и полетел обратно, задевая днищем верхушки тополей. Магомед встретился взглядом с бойцом, стоявшим в проеме стеклянной кабины, боец развернул пулемет. Магомед бросился спиной на пол; чувство бессилия и тоски охватило его. К счастью он увидел прислоненный к столу калашников, а по полу было разбросано множество патронов. Разноцветных патронов: желтых, красных, синих, Магомед набивал ими магазины. Лежа на спине с заряженным автоматом он испытал счастье - чувство защищенности. Всевышний хранил его. С этим чувством он проснулся. Страх давно был полностью вытеснен из его дневного сознания. Да и во сне являлось обычно преодоление страха. Как говорит отец: "Мы рождаемся преодолеть страх".

Утром Магомед всегда чувствовал потребность выйти из дома на несколько минут. Он одел спортивный костюм и вышел пройтись в сад через двери спальни. Магомед не любил сырость балтийского климата, даже больше не сырость, а отсутствие света в течение зимних месяцев. Было очень темно - как бывает темно зимой в часы перед рассветом на Балтике, когда моросит бесконечный дождь. Поглощающее свет небо и черная пропасть равномерно шумящего залива. Но было не холодно, ветер даже казался теплым. Весна.

Среди темноты и сырости возле гаража сиял столб света. Под прожектором Ахмед, младший брат, поливал машину из шланга. У Магомеда, как всегда, потеплело на сердце. Младшим родственникам было непонятно, зачем такой уважаемый человек лично поливает чистую машину из шланга среди дождя. Но это была традиция, хорошее дело на день, связывающее их с теми давними временами, когда Ахмед поливал ВАЗ-2105, в утреннюю жару перед выездом Магомеда на работу. Магомед уже тогда, несмотря на молодость, был важным человеком, а Ахмед только вернулся из армии, из талантов имея титул чемпиона военного округа по греко-римской борьбе.

- Сегодня поедем на ягуаре, - сказал Магомед.

Это обычно означало: у Магомеда будут дела, по которым он поедет один. Ягуар брали для незаметности. Более скромную машину взять было нельзя, чтобы не беспокоить женщин.

Магомед завтракал всегда одинаково. Стандартный континентальный завтрак: овсяная каша, яичница, чай. Так называемая кавказская кухня - это изобретение христианских народов: грузин, армян, осетин. Горские мусульманские народы в еде сдержаны, почти аскетичны.

Зара не задавала дурацких вопросов, когда он приедет и какие у него планы. Она знала, что он скажет все сам.

С Зарой они познакомились на Новогоднем вечере в проектном институте отца. Магомед приезжал домой из Дубны в свой первый отпуск. Он только начал работать в Объединенном институте ядерных исследований после окончания физтеха. Отец пригласил его вместе поехать на вечер. "Мне будет приятно появиться с сыном перед коллегами, они знают о тебе". Потом Магомед понял, что отец уже тогда подтягивал его к проектному институту, который считал семейным делом (и который сам и создал в семидесятые годы).

В те советские времена Новогодний вечер был просто корпоративным Новогодним вечером: мужчины в галстуках с заколками, женщины в необычных платьях, легкий фуршет для руководителей в приемной отца. "Это мой сын, познакомьтесь". Шампанское на столах, поздравление отца коллективу в конференц-зале. Отец был очень остроумен, мастерски держал зал. Ужин, выпивка для людей постарше. Танцы для тех, кто помоложе. Живая музыка - ансамбль "Вахас бэнд". "Неужели все это действительно было?" - подумал Магомед, глядя на жену. Он не чувствовал себя старым, но иногда он явственно видел, что в его жизни уместилась целая эпоха.

Вот тогда, когда гремел хит всех времен и народов "Come together", Магомед увидел Зару. Он сразу понял, что это его женщина. Он думал, что знает, что такое любить женщин. Но это был моментальный контакт, это было просто знание, что они будут вместе. Он волновался, чувствует ли она то же самое? Умна ли она? Не ошибка ли это? Свободна ли она? Сразу стало понятно, что попадание в десятку.

Зара произошла из состоятельной семьи, занимавшей высокие позиции в партийно-хозяйственном активе республики. Ее отец, конечно, предпочел бы, чтобы Магомед был выпускником, например, института мясомолочной промышленности. Вся эта физика- шмизика ему была не очень близка. В семье было три прекрасных дочери, но Зара была бриллиантом. Однако уж очень хорош был парень из очень уважаемой семьи. Да и, как умный человек, отец Зары понимал, что тут вмешиваться варианта нет. Быстро устроили свадьбу, молодые уехали в Дубну. Потом был прекрасный год. День начинался с Зары и кончался ее, когда они засыпали без сил. Магомед был еще рядовым научным сотрудником, это был последний год, когда у него не было ответственности за других людей.

Он не ошибся. Эта тяга к ней не прошла до сих пор. Ничто не поменялось - сейчас за завтраком он видел ту же женщину, хотя их дети, кроме маленькой Ласточки, уже стали взрослыми.

- Марта и Астрид приезжают,- сказала Зара.

- Отлично, - сказал Магомед, - Проветритесь. Надолго? Ты уже взяла билеты?

- До конца недели. Ну конечно, я уже все заказала. Гостевой дом сегодня подготовим.

Марта и Астрид приезжали из Таллинна пройтись по театрам. Зара очень любила их приезды - она обожала театр, а еще больше компанию этих женщин.

Магомед не спеша оделся. Много лет он не думал, что одеть - его костюм висел на вешалке, приготовленный Зарой.

Возле машины уже стояли Ахмед и их племянник Аслан. Молодой парень с непроницаемым лицом. Магомед знал, что Аслан - веселый, разговорчивый, дерзкий на язык парень. Но для него было большой честью работать с такими уважаемыми людьми, и Аслан старался не проявить неподобающие эмоции.

Аслан сел за руль, еще один их младший родственник вышел к воротам из домика охраны. В семьях не бывает брошенных, ненужных детей или стариков. Апти имел отклонения развития. Если бы он был русским, ему поставили бы диагноз еще в детском саду, потом родители отдали бы его в специализированный интернат, или как там еще у русских называются заведения, где его бы замучили, либо сделали бессмысленным инвалидом. Но ворота же он мог открывать, отличал же он своих родственников от остальных людей? А если бы он не мог даже этого, где-нибудь в горном селе нашли бы ему еще более простое занятие.

Еще во время учебы Магомед пришел к выводу, что ум - это способность видеть мир таким, как есть. Как любил говорить дядя Абу: "Благодать - это талант истинного зрения". Магомед открыл, что в определенном смысле Апти умнее его. Он запоминал происходящее точнее любой видеокамеры. Хотя узнать это часто было затруднительно: задавать вопросы Апти нужно было так, чтобы он мог ответить "да" или "нет". Рассказывать это всем было излишне. Знали об этом только Магомед и ближайшие. А если учесть, что Апти не знал, что такое скука или усталость, все это делало его идеальным сторожем.

Апти наклонился к его окну и помотал головой. Это означало "нужно поговорить". Магомед открыл окно, Апти мотнул головой в сторону домика охраны. Это было царство мониторов, где Апти был полновластным хозяином. Апти подготовил презентацию - он ткнул пальцем в монитор и дату на нем. Там была видна сильно тонированная черная машина, не новая ауди. Она была снята с камеры, висевшей на середине от съезда с развязки к дому. Машина развернулась и уехала, как будто водитель неправильно свернул. Апти ткнул пальцем дату и время. На следующем мониторе была видна эта же машина, снятая с камеры на шоссе возле поворота. Ауди стояла на обочине, как если бы водитель вышел прогуляться в лес. Однако из нее никто не выходил. Машина простояла больше часа и уехала. Таких появлений за месяц было пять. Каждый раз на машине были разные перегонные номера и цветные наклейки, таким образом, компьютерная система не зафиксировала совпадений. Конкретно к их дому машина ни разу не подъезжала, по этому съезду с шоссе было несколько домов состоятельных людей.

- Ты уверен, что это одна машина?

Апти кивнул головой. Он вывел изображение крупным планом из каталога производителя. Машина на камерах была подержанной, и некоторые внешние элементы отсутствовали, имели дефекты или были заменены. Совпадение было очевидным, но его мог выявить только Апти, а не компьютер.

- Сегодня посмотрит Салман. Он займется. Я скажу ему зайти к тебе.

В офисе утро понедельника начиналось с совещания управляющей компании. Это была тоже традиция, заведенная еще его отцом Мусой давным-давно в проектном институте. Порядок выступлений тоже пришел оттуда. Так сказать, обычай предков. Сообщение финансового директора. Маркетинг, продажи. Вопросы службы по связям с общественностью. Директор по персоналу - изменения по требованиям к электронным системам контроля рабочего времени. По сети прослушали сообщения о состоянии дел в дочерних акционерных обществах. Директор по информационным технологиям - сможет ли Магомед присутствовать на встрече с директором филиала Майкрософт по согласованию цены корпоративного пакета? Директор по безопасности - вопросов к совещанию никогда нет, помотал головой. Магомед по молодости, когда стал руководителем, пробовал обойтись без этого совещания, но потом решил, что оно очень важно для командного духа.

Вторая структура Магомеда собиралась с утра в диванной и пока что пила чай и развлекалась разговорами. Здесь были его брат Ахмед, Салман, Аслан, сегодня присутствовал старший сын Магомеда Рамзан, приехавший по делам в Питер из Сибири, и еще несколько доверенных лиц. В центре, как обычно, был Ахмед.

Вся молодежь обожала дядю Ахмеда. Ахмед был такой же Магомед, только теплый, добрый и любил, когда его подкалывали. Сегодня Салман попросил Ахмеда растолковать буддийскую терминологию.

- Ахмед, ты мудрый человек, ты можешь мне такое объяснить? Я думал вчера весь вечер, одна вещь мне покоя не дает. Поехал я с детьми погулять на Елагин остров и зашел в дацан. Увидел там большую картину. По кругу такие кадры: счастливая молодая мать с ребенком на руках, потом там дети играют на красивой зеленой лужайке, потом голая женщина с огромной прекрасной задницей, - Салман сделал широкое округлое движение руками, - а сзади пристроился мужчина, довольно такой упитанный, ну типа тебя, только не накачанный. Дальше: три друга сидят за столом, полным фруктов и кубков с напитками. Потом, сразу видно, два святых человека, или ученых разговаривают под звездным небом. Потом такой старик благородного вида сидит, окруженный внуками или учениками, ну а сверху светит солнце, звезды, хвостатые кометы и горы почти как у нас. Еще животные, олени, охота между делом.

- Ну?

- И рядом написано пояснение: "Колесо сансары. Картина символизирует вечный круговорот перерождений и мучений живых существ". Я ничего не понял: какие такие мучения, ворочался даже перед сном, минут пятнадцать заснуть не мог. Как это понять, Ахмед?

- Может это олени мучаются, дядя Ахмед? - предположил Аслан.

Мужчины посмеялись.

- Я тебе, Салман, так скажу. Когда мне надо было отсидеться полгодика, Магомед отправил меня в Англию, заодно типа на учебу. Первые две недели я жил в общежитии на этих курсах. Ниже меня жил негр. Этот негр, короче, всю мою горячую воду перехватывал. Я кидаю фунт, а нагреватель общий, и этот негр на весь мой фунт принимает душ.

- Дядя Ахмед, негр говорить неуважительно. Нужно говорить "афроамериканец", - сделал замечание Рамзан.

- Это он в Африке афроамериканец, а когда в Европе, тогда негр, - вставил Аслан.

- Это старших перебивать неуважительно. Как мы вас воспитывали? Короче, день он воду забрал, второй день забрал. Встречает меня, улыбается до ушей, хэллоу, типа, фрэнд. Что мне этот фунт? У меня этих фунтов полные карманы. Может, у него нет фунта помыться? Так зайди, объясни уважительно, как человек. Зачем улыбаешься? Радуешься, что Ахмеда сделал? Третий день, короче, кидаю фунт, слышу, он под душем, а у меня три капли. Специально, получается, ждал. Я вытерся, одел кроссовочки, штаны удобные тренировочные, спустился вниз, он как раз выходит. Смеется, ему дико весело, понял? Я ему, поговорить надо, он: ноу тайм, спешу, короче. Затащил я его в комнату, у него там стояла лампа такая в руке удобная. Лампа разбилась, вся погнулась. Вот такое, понимаешь, колесо сансары. Смеешься, идешь к успеху, а через минуту лежишь с абажуром вместо кепки на голове. Думаешь, что ты в нирване, а на самом деле ты весь в сансаре по уши.

- Вот такие у дяди Ахмеда воспоминания об Англии, стране высокой культуры, - задумчиво сказал Аслан.

- Расскажи еще что-нибудь об Англии, Ахмед, - попросил Салман.

- Да очень красиво и чисто, только скучно. Если бы я с Этель не познакомился, я бы с ума сошел.

Все помолчали, на этот раз никто не стал шутить. Ахмед никогда не стеснялся говорить о важном с молодыми. Никогда не боялся выглядеть глупо или смешно. Совсем как Абу. Да он и научился этому от дяди Абу. Но чтобы не бояться выглядеть глупо или смешно перед младшими, нужно иметь такой авторитет, как у Абу или Ахмеда.

С утреннего совещания пришел Магомед с финансовым директором холдинга Яковом Трахтенгерцем. Трахтенгерц был одним из немногих посторонних, не родственников, который в диванной был своим. Все пошли на совещание в кабинет Магомеда.

Глава 2 Семейные ценности

Башня, таящая в тумане. ХХ век, 70-е годы

Если подъехать по нижней дороге, то часть пути придется проехать по руслу реки в узком ущелье, потом попадаешь в низину, почти всегда заполненную легким туманом. И сквозь туман видишь на вершине башню, как бы таящую в нем. Выше только снежные вершины Главного хребта. Если ехать по верхней дороге (о ней знают только местные), то увидишь обширную замкнутую долину, в которую спускаются ледники. Бурная стремительная река с водопадами берет начало от этих ледников. Поэтому в низине всегда прохладно, даже в разгар лета, и легкий туман расходится только во второй половине дня даже в жару. Посреди долины повыше на склоне, где потеплее, стоит старая башня. Никто не знает точно, сколько лет этому укреплению. Считается, что она видела войско Тамерлана в ХIV веке. Насчет Тамерлана точно не известно, но русские войска в 1840-х годах дважды предпринимали ее штурм. Первый раз неудачно, но через несколько лет им удалось взять ее. Орудиями они проломали стену и перебили защитников. Русский командующий генерал-лейтенант барон Дельвиг велел разрушить башню. Не из ненависти - в те времена русские генералы не испытывали ненависти к горцам, а просто чтобы уничтожить хорошую фортификацию противника. Но тут наиб Шамиля Хаджи-Мурат ударил из Дагестана, и русский отряд ушел, а пролом в башне предки Магомеда отремонтировали - там и сейчас видна более свежая кладка. В 1995-м году русский штурмовик выстрелил ракетами в башню просто из хулиганских побуждений, причинив ей более серьезный ущерб, чем русские ядра за 150 лет до этого. Этот пролом отремонтировал Абу с бригадой строителей из города между двумя войнами.

Дядя Абу и показал Магомеду башню первый раз. "Здесь наше сердце", - сказал он детям. Абу пригнал из города новый УАЗ-469, и поехал прокатить детей по окрестным горам. Именно такой открылась башня: стоящая на вершине над облаками.

В большой дом Абу в горном селе городские родственники привозили детей на лето. Все ребята хотели понравиться дяде Абу. Здесь же в селе были еще более старшие родственники, но контакт с ними был уже затруднен из-за пропасти лет. В семье почти не разделяли детей. Отец, его братья для детей были просто "старшие". Но дядя Абу был для всех особенным.

В семьях считается неприличным баловать родных детей. Наоборот, к своим детям родители относятся строже. Скажем, мать всегда положит младенца в коляску, если держала его на руках, а навстречу идет старший родственник. Но нести на руках ребенка сестры или жены брата - в этом нет ничего неприличного. Поэтому, когда сын приезжает проведать родителей, младшая сестра всегда выскочит за дверь, чтобы принять из машины грудного ребенка и не ставить жену брата в неловкое положение.

В те времена дядя Абу работал участковым милиционером. Утром Абу отправлялся пешком по делам с неизменной красной папочкой. Что было в этой папочке, так и осталось загадкой для Магомеда. Потому что Абу тщательно увиливал от милицейской писанины, сводя ее к абсолютному минимуму. Он любил обходить село пешком, не спеша, здоровался с людьми, с местными и приезжими, узнавал, как дела, что к чему, как здоровье стариков, у кого какие планы. Его приветливые простоватые вопросы плохо знающим его людям казались просто любопытством деревенщины. Но Магомед знал, что жизнь села для дяди - это клубок отношений, родства, намерений, надежд, симпатий, обид. В горах люди живут подробно - это не город, где люди сталкиваются и расходятся в бесконечность. Город учит равнодушию. А здесь помнят все. Образ жизни здоровый, и склероза ни у кого нет. Так что если обидел кого, проявил неуважение - тебе могут напомнить и лет через сорок.

Абу видел проблемы и кризисы еще до того, как они могли случиться. Оно ведь как в горах. Например, два пацана с разной фамилией в третьем классе не любят друг друга. В школе там заденут плечом, кнопки положат на стул товарищу. В выходные молодежь, человек пятьдесят, идет погонять в футбол и потусить на берегу реки. Ну, один из этих пацанов сбивает другого, нечестно, подловато, так что тот разбивает лицо. Один из старших братьев пострадавшего дает пощечину обидчику. Нормальную такую, силовую пощечину, так что чуть голова не отлетает. Ну а тут как назло рядом у обоих еще братья, только пришедшие из армии, а у одного как раз из зоны старший братишка подошел со своими манерами. В результате поножовщина, раненые, и труп, что ужасно, потому что трещина по селу, на долгие годы семьи разделены кровью, а жить рядом.

На участке Абу такое невозможно. Он уже в курсе, кто кого не любит. Поговорит с взрослыми, перекинется парой слов с учителем. Узнает, какие планы у парней после армии. Как устроились, как работа. Думают ли о женитьбе или дурака валяют. К братану, который с зоны откинулся, зайдет, намекнёт, не пора ли в город выдвигаться такому отважному и талантливому джентльмену, чем водку пить и бездельничать по селу. Если джентльмен намек не понял, Абу может его и в обезьянник в райцентр свозить суток на пятнадцать, там лучше думается. Абу очень любил слово "джентльмен", оно привязалось к нему после фильма "Джентльмены удачи". А потом благодаря мальчишкам, в воспитании которых он принял участие, это слово стало почти семейной особенностью.

В детстве Магомед почти не разговаривал. Однако Абу выделял его из всей остальной оравы подростков, толпившихся летом у него в доме. Непонятно почему, ведь среди них было много более ярких личностей. "О чем ты с ним разговариваешь? - как-то спросила его жена, - он же все время молчит". "Он слушает", - ответил Абу.

Дядя Абу был человеком, который без всего этого детского сада не представлял свою жизнь. Он вообще был центром всей семейной жизни. Все съезжались к нему. Все важные семейные решения обсуждались на собраниях в этом доме. Трудно сказать, сколько было народу в один момент в доме Абу в разгар летних каникул. Это не считая его собственных восьми девчонок. Абу очень хотел сына. К рождению шестой девчонки он немного приуныл. Он очень просил Всемогущего позволить ему иметь сына, но, когда родилась восьмая девочка, он понял, что у Всеведущего почему-то другие планы. Абу в вере крепок, и раз так, значит так.

Ворота в просторный двор Абу были всегда открыты. Это двор был сельским клубом. Заходили родственники и соседи поговорить на скамейках под деревом. Летом целый день орава подростков там же во дворе играла в шахматы. Играли блиц на пять или пятнадцать минут. Многие играли очень хорошо. Лучше всех играл Салман, это с ним началось с раннего детства, даже Магомед, когда уже готовился поступать в физтех, редко выигрывал у него.

- Ой, спаси меня Аллах! - притворно закатывал глаза Салман, когда соперник нападал на его фигуру. По шахматным часам лупили так, что за лето успевали расколотить двое- трое, Абу привозил их из магазина "Динамо" в городе.

Вечером старики садились поиграть в карты за стол в беседке из дикого винограда. Самым удачливым игроком был дед Хасан. В пятидесятые годы он провел несколько лет в тюрьме за то, что хранил Коран и объяснял его всем желающим. Выпустили его, потому что поняли, что упорного горца все равно не отучишь совершать намаз. Не помогали ни беседы в спецчасти, ни штрафной изолятор. Дикарь, одно слово. Его пример разлагающе действовал на других заключенных, поэтому его сплавили в колонию-поселение, потом освободили. Лет за десять до этого расстреляли бы, да и дело с концом. Но уже времена были более гуманные. В карты он научился играть в тюрьме. Там же он выучил массу русских пословиц, которые творчески сокращал.

- Риск - благородие, - говорил он, делая ход.

- Без труда не выловишь, - забирая взятку.

Позже, в 80-е годы, видеомагнитофон и большой телевизор выносили во двор под большое дерево. Смотрели исключительно голливудские боевики. Всякие ужастики и фантастика не пользовались успехом. Неподвижные старики в папахах, в одинаковых позах, с прямой спиной опираясь двумя руками на посох перед собой, сидели на скамейке. С непроницаемыми лицами они смотрели, как Чак Норрис побеждает зло ударами ногой с разворота в голову. Молодежь сидела и лежала на чем попало, и просто на земле, и одобрительно гудела, оглядываясь друг на друга в особенно классные моменты. После окончания просмотра немедленно шли за дом пинать стенку, кто выше. Можно сказать, что Чак Норрис был кумиром горцев в те далекие времена. Даже молодой Шварценеггер не затмил его славу. Даже Стивен Сигал, вкусно хрустящий костями злодеев. А теперь уж никогда никто не затмит, потому что сейчас один гламур, который нам, горцам, отвратителен.

Голливудская мелодрама совершенно не прижилась. Мелодрамы смотрели индийские. Нам, горцам, нужны настоящие страсти: так чтоб начиналось с жуткой несправедливости, так чтоб у героя убили папу, маму, чтоб это сделал могущественный богатый человек, притворявшийся другом отца. А брата героя, маленького, еще чтоб ничего не понимал, этот враг забрал. И чтоб герой ничего не знал, не понимал. И героя обвинить в убийстве родителей и в тюрьму или сумасшедший дом лет на пятнадцать. Он выйдет, весь крутой, и, понятно, начнет расследование, откроет страшную правду, и полюбит дочь могущественного врага. И она полюбит его. И уже младший брат весь в золоте, он уже стал как родной сын для могущественного врага. И младший брат приходит убить героя, не знает, что они братья. Нужно, чтобы финал во дворце, везде ковры, золото. "Стой, - кричит дочь, - это твой брат". Дрожит рука с револьвером у младшего брата, не знает, как поступить. "Убей, если ты мне сын", - кричит могущественный враг. "Нет!" Могущественный враг стреляет сам, но младший брат заслоняет собой старшего. Умирает: "Я счастлив, брат, что нашел тебя". Герой вместе с могущественным врагом рыдают над телом. От горя враг стреляет себе в голову и сердце, долго умирает на руках дочери, которую успокаивает герой. Конец. И мы все во дворе Дяди Абу не смотрим друг на друга, чтобы не увидеть слезы в глазах брата. Ползут титры: Радж Капур - Раджив Капур - Шакти Капур - Шаши Капур - Карина Капур - Ранбир Капур, и приходится смотреть их до конца, пока не щелкнет магнитофон, отдавая кассету. Вот какое было искусство - это вам не Анжелина Джоли с Томом Крузом бла-бла-бла. Хотя, как раз Том Круз ничего: похож на нашего человека внешне, подтянутый и взгляд дерзкий такой.

Именно к Абу прибежал Ахмед с криком: "Долбаный Борз порвал Магомеда!" Борз был лохматый страшного вида волкодав. В те времена Борз доходил Магомеду до плеча.

Ахмед в детстве боялся собак, его сильно покусали, и он от страха ненавидел Борза. "Не ругайся", - сказал Абу и выскочил во двор. Магомед сидел довольно бледный, зажимая руку, крови действительно было довольно много. Абу подхватил Магомеда и повез в больницу райцентра, где ему зашили руку и сделали уколы.

Когда вернулись, Абу достал патроны, снял со стены ружье и сказал:

- Пойдем, застрелишь пса.

- Я не буду этого делать.

- Ты должен. Или это сделать мне?

- Мы не будем убивать Борза. Он не виноват.

Произошло вот что: кошка соседки, старой русской учительницы, которая жила в селе с незапамятных времен еще до Выселения, не смогла запрыгнуть на забор, когда за ней погнался Борз. Похоже, кошка была не намного моложе хозяйки. Тут бы ей и конец, но Магомед бросился на Борза. От неожиданности пес цапнул Магомеда.

Оставалось понять, не трусит ли парень.

- А почему он может покусать тебя и не пострадать?

- Он защищал наш дом.

Абу отлично разбирался в людях и во взгляде мальчишки не видел страха. Он всегда был рад, если напряженность удалось снять, а еще лучше, если можно посмеяться в конце.

- Твоя жизнь не будет простой, - сказал старший.

Таким образом, инцидент был исчерпан. Оставалось только дать в лоб Ахмеду, чтобы больше без спроса не бегал докладывать Дяде Абу. Но это можно было сделать потом, когда снимут швы.

"Ты ошибался, умный дядя Абу, моя жизнь проста и всегда была простой",- думал Магомед, вспоминая Абу. С возрастом все становилось только понятнее, значит, проще, значит, лучше.

Кстати, старая учительница ничего не узнала об этой истории. Мальчишки дяди Абу доставлял ей одни неприятности. Жители высокогорья не сажают фруктовые деревья долин, потому что они вымерзают раз в несколько лет в суровые зимы. Выживают только некоторые сорта яблонь и вишни. Учительница была сослана сюда из Краснодарского края и упорно высаживала всякие черешни-абрикосы со своей родины, которые успевали дать один-два хилых урожая, после чего неизбежно наступала волна холодных зим.

Мальчишки обрывали все это еще зеленым, так что отношения не клеились. Еще у нее был патефон (настоящий механический патефон!), который она пару раз в год заводила послушать, и набор черных тяжелых пластинок для него.

Однажды она отобрала у Магомеда и Ахмеда брызгалки, прекрасные брызгалки из пластиковых баллончиков, из которых они брызгали на ее кошку, и выкинула их в сортир. Такие баллончики можно было найти только в городе, лето поблекло, каникулы коту под хвост. На следующий день Магомед с Ахмедом проникли к ней в сад на веранду и разбили несколько пластинок для патефона.

Через много лет Магомед сказал своей жене Заре, которой он говорил то, что не мог сказать другим:

- Стыд удивительное чувство. После всего, что было в моей жизни, мне больше всего стыдно за то, что мы перебили тогда пластинки этой учительницы.

Свободная женщина Востока. Весна 2010 года, понедельник, обед

Магомед остановил ягуар на пустой стоянке загородного ресторана на берегу Финского залива. В понедельник в это время года они были единственными посетителями.

- Рад тебя видеть,- поздоровался Магомед.

- Почему? - спросила Лейла. Она любила вопросами ставить людей в тупик и постоянно тренировалась в этом.

- Потому что ты не такая как все. Потому что ты помнишь моего отца. Потому что мы друзья.

Теперь Лейла была известной журналистской, редактором газеты, ведущей популярных программ и частью московского бомонда. Теперь Лейла называлась Лилией и носила русскую фамилию мужа. Ее отец заведовал кафедрой истории университета их родного города и дружил с отцом Магомеда, так что они с Лейлой были знакомы с раннего детства.

- Когда ты дашь мне большое интервью?

- Когда-нибудь потом.

Они улыбнулись. Магомед ни разу в жизни не дал интервью, не выступил со статьей. Даже участвуя в официальных мероприятиях и приемах, он избегал камер и любой необходимости высказываться.

- А хоть небольшое, но с фотографией на разворот?

- Я не такой фотогеничный, как Ахмед.

Они еще раз посмеялись. Это была старая история: в конце Первой войны Лейла с группой западных журналистов ездила по горным районам. Интервью Ахмеда не планировалось, его отряд должен был сопроводить группу по контролируемой территории. Но Ахмед не упустил возможность покрасоваться на камеру. Интервью получилось действительно хоть куда. "Что вы думаете о своем противнике?"

- Мне жалко этих ребят, - сказал Ахмед, - Когда меня убьют, я буду знать, за что я умираю, - Ахмед обвел рукой вершины сзади себя, - а за что умирают они?

Фотографии получились еще лучше. Могучий бородатый красавец с пулеметом на плече на фоне гор и водопадов до сих пор украшал фотовыставки Европы.

- Я плакал, когда смотрел, - сделал ему тогда выговор Магомед, - Это ты здорово сказал. Все же подумал бы, прежде чем свою морду с пулеметом светить на BBC.

Все от того, что Ахмед был поэтом. Он пописывал стихи даже во время войны. Иногда, кстати, неплохие. Он поддался красоте момента, красоте гор, красоте женщин, бравших у него интервью. Когда эти "сыновья", грязные как черти с запекшейся под ногтями кровью, второй день без отдыха штурмовали здание завода, которое защищал их отряд, и у него кончились патроны, Ахмед испытал такое отчаяние, что если бы у него была атомная бомба, он без раздумий взорвал бы себя вместе с этими детишками и своим отрядом. Но атакующие вдруг выдохлись, не дойдя несколько десятков метров, и отряд смог отступить. Это было одно из чудес, которое Всевышний явил Ахмеду.

Ладно, это было давно. А теперь Магомед и Лейла сидели в ресторане с видом на хмурый Финский залив.

- Как служба? - спросила Лейла.

Это был их давний разговор: Лейла говорила, что жизнь в семьях горцев напоминает службу в армии: люди так же с возрастом двигаются по лестнице. На это Магомед отвечал, что в семьях сложнее, чем в армии: капитан смело рассчитывает, что станет майором, а в семье все зависит от пользы, которую ты приносишь.

- Служба предполагает, что кому-то подчиняешься. Я уже никому не подчиняюсь. Я типа царь.

- Неудобно спорить с таким умным человеком, но мне кажется, ты ошибаешься. Неужели нет людей, приказ которых ты выполнишь?

- Просьбу. В моем положении уже не получают приказов.

- Отложим эти церемонии. Ты понимаешь, о чем я говорю.

- Конечно, есть люди могущественнее меня, и организации сильнее и богаче, чем наша семья. Они могут меня принуждать или проявлять настойчивость. Но я уже действую не по приказу. Я попробую тебе объяснить. Скажи, почему мы вступили в войну, когда вторглись русские? Русские мешали нашей вере? Мечети уже можно было строить сколько угодно. Мешали нам делать дела? Нет, наоборот, наши дела сильно пострадали от войны. Мешали нам жить по нашим законам? Они никогда не понимали ничего в наших законах. Была задета честь. Я тогда уже имел бизнес в Питере, мы с Ахмедом уже нормально устроились. Я подумал и понял, что нужно ехать. А Ахмед всегда делает как я.

- А Ахмед свободен?

- Я Ахмеду ни разу в жизни не приказывал. В серьезных вещах. Не в бизнесе, конечно, и не на войне. В бизнесе и на войне он мой подчиненный.

- У тебя не свобода, у тебя сплошная осознанная необходимость. Что ты сейчас чувствуешь, когда читаешь новости о Большом адронном коллайдере? Мимо обычных людей проходит все важное, потому что они неспособны это понять. Сообщение о телепортации квантовых состояний прошло на последних страницах. Но ты был создан для особого пути, все это знали. Даже твои братья знали, что ты особенный, когда кричали: "Мага, бросай задачи, пошли в футбол играть, сильно умный, да?".

- Честно и специально тебе признаюсь, я чувствую приятную боль, когда читаю об испытаниях коллайдера. Как трубач, который забросил трубу, чтобы открыть ресторан. Я некоторых знаю, я слежу, как там у них дела на коллайдере. Только не говори никому.

- Сначала ты уехал из Объединенного института на родину, потом война, ты никогда не думал, что свернул с пути?

- Вернуться мне предложил отец - он хотел передать мне проектный институт. Этот институт был делом его жизни. Он его создал. Сказать ему "нет" я не мог. Ты счастливая. У тебя свобода сама по себе. Мой мир устроен по-другому. Я свободен только в моменты принятий решения. Совесть должна подсказать мне решение. Потом я должен выполнить свое решение. Когда я принял решение, появляется долг. И тогда я уже несвободен. Честь заставляет следовать долгу. Если долг и честь приходят в противоречие - время снова принимать решение. Вот так в моем мире: по кругу Свобода - Совесть - Долг - Честь. Я мог уклониться от войны. Я был свободен. Совесть и честь мне сказали, что нужно ехать. А когда я сделал выбор и командовал отрядом - какая уж тут свобода.

- Таким образом, эти моменты свободы очень короткие.

- Иногда по несколько секунд. Но важно их чувствовать. Первый раз я это почувствовал в детстве, когда отказался застрелить собаку, которая меня укусила. Сейчас никто не посмеет мне сказать, что я струсил, да и никому это в голову не придет. А тогда мне было трудно, действительно трудно. Все братья, все старшие ждали, что я застрелю этого пса. И хотели этого. Я тогда первый раз почувствовал давление обстоятельств. Оно казалось непреодолимым, но я смог устоять и поступить по совести. Честь и совесть - это почти синонимы для меня. Свобода, долг, честь, совесть: все одинаково важно. Если нет хотя бы одного, все пропадает. Несвободный человек с честью, понимающий, что такое долг, хуже всего - марионетка в чужих руках. Задавить свободу пытаются именно рассуждениями про долг и про честь.

- Звучит хорошо. Ты умеешь убеждать. Но есть факты: европейцы произвели науку, машины, электронику и еще много чего. Я не феминистка, но тебе не приходило в голову, что мусульманскому миру это не удалось, потому что не хватает свободы и равенства женщины?

- Слушай, может, погостишь у нас, объяснишь Заре про приниженное положение женщины, а то я совсем под каблуком, - посмеялись, - но промышленная революция в Европе началась до свободы и равенства женщин.

- Магомед, я не была свободна. Я освободилась. Но быть свободным - это право и обязанность человека. Быть рабом грех. Извини, я разгорячилась. Тебе не с кем обсуждать многие вещи, я вижу.

- Иногда молодость прорывается. Иногда не хватает ребят, с которыми я учился в физтехе. С которыми я работал в институте ядерных исследований. Мы часами могли говорить на эти темы. Задай лучше какой-нибудь нормальный журналистский вопрос.

- Мне очень интересно то, о чем ты говорил. Я пишу книгу об альтернативах развития, собираю материал уже много лет. Все журналисты желтых изданий в душе мечтают написать о судьбах человечества окончательный, все объясняющий труд. Свой собственный "Конец истории". Что была осенью за история с танцами твоих джигитов?

- Слушай, даже не понял, почему это так разошлось в интернете. Приезжал в отпуск мой старший, Рамзан. Вместе с Асланом, Султаном и Мовлади поехали в клуб куда-то на Петроградку. На Каменноостровском попали в пробку, час стоят, с места не двигаются. День хороший, солнечный, настроение отличное, машина дорогая, все спортсмены и красавцы. Ну, Мовлади выскочил и давай лезгинку плясать. За ним Султан. Ну, Аслан и Рамзан ребята взрослые, серьезные. Из машины не выходили, сидели спокойно, только криками подбадривали и из пистолетов в воздух стреляли. Из соседних машин сняли, выложили на ю-туб. Пробка рассосалась, парни сели в машину и поехали в клуб. По номеру машины ко мне притаскиваются менты, что за дела, беспорядки, нагнетание национальной розни, к тому же нарушение правил уличного движения. Денег хотели. С ними Ахмед разговаривал, в чем, говорит, нагнетание? Исполнять народные танцы народа России? Желтые жилеты не одели на проезжей части плясать? Малозначительные такие менты, типа районные. Ахмеду пришлось им немного денег дать за стрельбу. Парням Ахмед провел воспитательную беседу на тему скромности и приличного поведения. На тему едешь себе тихонечко на мазерати, скоростной режим соблюдаешь, правила движения не нарушаешь - так прилично серьезному молодому человеку. Нечего давать повод ментам таскаться, огорчать старших. Собственно, и все. Но раскрутился скандальчик небольшой через телевидение местное и интернет. "Танцы дикарей" и всякий такой примитивный расизм и ксенофобия. Что за чушь? От зависти? Мне вот хоть на каждом светофоре пусть выпрыгивают из машин и в присядку - я донос писать не стану, я только скажу "ай, молодец". В Берлине эти балбесы выкинули такой же номер - там прохожие останавливались, в ладоши хлопали и радовались.

- Еще задам вопрос: у меня есть информация, что у тебя появился проект с китайцами.

- Контора большая, - пожал плечами Магомед, - вполне возможно. Я узнаю. А что за проект?

- Транспортный терминал.

Несколько секунд Магомед думал, глядя через стекло на серые волны залива.

- То, что я не даю интервью, еще не означает, что я не могу уточнить твою информацию или помочь тебе разобраться. Говори дальше.

- Мой источник сообщил, что китайцы организуют несколько крупных участков под строительство транспортных терминалов.

- Это хорошо, подъем экономики. Не вижу пока ничего особенного. Это большие интересные проекты, но не гигантские.

- Я расследую большое дело о злоупотреблениях в правительстве, эти проекты - часть картины. Какова твоя роль в проекте?

- Моя роль в любом деле - получить прибыль.

Магомед знал, что Лейла не раскроет источник, поэтому спросил другое:

- Когда ты узнала о моем участии?

- Несколько дней назад.

- Ты можешь точнее?

- В начале прошлой недели.

- Что тебе или твоим людям не нравится в этих проектах?

- Согласно декларации у них очень длительная окупаемость. Источники финансирования также не прозрачны, хотя в Китае за любыми источниками стоят чиновники.

- Это вполне по-китайски. У меня были торговые дела с китайцами. Они по-другому смотрят на вещи. Не скажу, что я их всегда понимаю. Но один из моих принципов - не обязательно понимать цели партнера, если он доказал свою добросовестность. Нужно понимать свою выгоду. И как ты ее получишь, если партнер попытается тебя обмануть или подставить. В данном случае китайцам затруднительно возиться с правами собственности, документацией и разрешениями на местном уровне, они попросили оказать им эту услугу. У меня есть проектная контора такого профиля, я этим займусь.

- Можешь считать это женской интуицией, но я бы не стала. Не лезь в это дело,- Магомед почувствовал, что она сдерживает волнение. Это по-настоящему важно.

- Я верю в твою интуицию. Даже больше: в твой ум. Я услышал тебя.

Магомед усадил Лейлу в ожидавшее такси. Подошел к своей машину. По пустой стоянке задувал ветер, под серым небом залив накатывал на камни серые волны. Проблема состояла в том, что согласие на участие в проекте с китайцами он дал Ляну два дня назад.

На конгрессе инвесторов два года назад структуры Ляна (китайского предпринимателя с корейскими корнями) презентовали большой строительный проект. Все было немного с излишним размахом, мутно, даже вроде не очень прибыльно, вообще непонятно, зачем китайцам это нужно. Магомед отчасти из любопытства, из желания разобраться познакомился с Ляном. У них быстро нашлись точки соприкосновения в бизнесе и появилась взаимная симпатия.

Магомед интересовался Китаем. Он был знаком с несколькими предпринимателями из Китая, и чувствовал, что есть какая-то Великая Культурная Стена, разделяющая их. Великий Файервол, информация сгорает при прохождении, даже если добросовестно отправлена. На праздновании Миллениума Магомеду пришла в голову мысль, кто из народов встретит следующее тысячелетие? Каждому человеку свойственно надеяться на продолжение именно своего рода, однако только за два народа можно быть более-менее уверенным: за китайцев и евреев.

Лян свободно владел русским языком и в разговорах с Магомедом был вполне откровенен. С точки зрения господина Ляна общество северных варваров было устроено очень просто (что, собственно, и делает их варварами). В цивилизованном обществе люди занимают множество ролей и взаимодействуют множеством ритуалов, у варваров все гораздо проще. Все их структуры и организации - это на самом деле преступные сообщества, сражающиеся за свой кусок пирога.

В обществе варваров постоянно происходят какие-то реорганизации. Переименовывая, соединяя и разъединяя, они надеются достигнуть прогресса. Они не понимают, что в грязном доме бесполезно переставлять мебель - нужно просто взять веник. В этом смысле сотрудничать с государственными структурами в России было сложно ввиду риска исчезновения преступного сообщества.

У Ляна не было национальных предубеждений. С точки зрения Ляна структура и мотивы Магомеда были проще и понятнее.

С точки зрения Магомеда сотрудничество с господином Ляном тоже было довольно безопасным, потому что у него было что отобрать, в случае, если что-то пойдет не так. В начале серьезного проекта Магомед объяснял партнерам особенности своего взгляда на бизнес.

- Господин Лян, вас обманывали когда-нибудь? - спросил он еще в начале знакомства пару лет назад, когда они обсуждали первую серьезную сделку.

Лян пожал плечами:

- Я же предприниматель. Много сделок, много разных людей. Попадались всякие.

- Меня никогда не обманывали, - Магомед помолчал, - Некоторые приходили, чтобы меня обмануть. Но потом решали этого не делать. Я вижу перспективу с вами, поэтому хочу, чтобы мы понимали друг друга. Как вы относились к тем, кто вас обманул?

- Обычно мне и моим друзьям удавалось убедить их поступить правильно. Это ведь так хорошо, когда поступают в соответствии с договоренностями. Ну а нет, вы знаете, конечно, нашу мудрость, рано или поздно я увижу, как его труп река пронесет мимо меня.

-Я хотел бы пояснить очень важную вещь: я буду страшно расстроен, если увижу труп врага, который река проносит мимо меня. Я просто места себе не найду, если это не я его туда поместил.

-Я знаю об этом, - Лян слегка улыбнулся.

-Понимаете, это вопрос не денег. Это вопрос чести. Деньги - это важно. Сделка - это важно. Но почему он подумал, что имеет право меня обмануть? Почему он подумал, что просто так возьмет мои деньги, деньги моей семьи, и будет жить спокойно, наслаждаться и ничего ему не будет? Мне будет стыдно перед братьями, перед людьми, которых я уважаю. Понимаете?

Лян кивнул:

-Магомед, я вижу сделку. Мы, китайцы, похожи на евреев. Мы хотим, чтобы сделка была выгодна обеим сторонам. Это залог безопасности, залог будущих сделок. И вообще это правильно.

Лян помолчал:

-В этом смысле с русскими трудно. Они любые сделки считают невыгодными. Они считают, что все их обманывают. Я думаю, у Вас этого комплекса нет.

- В моей Книге написано,- сказал Магомед, - "Порядочный торговец - под сенью престола в Судный день". "Не стяжайте имущества друг друга неправедным путем, а только путем торговли по взаимному вашему согласию". Я стараюсь следовать заповедям.

-Поверьте, то же самое поняли и мы еще пару тысяч лет назад.

Тогда Магомед не почувствовал сигнала опасности. Лян или действительно не хотел обмануть, или был очень в себе уверен. С тех пор Лян несколько раз подтвердил свою добросовестность. Почему тогда об участии Магомеда в проекте Лейла узнала раньше, чем он сам?

Семейный очаг. Весна 2010 года, понедельник, вечер

Поужинать собрались в шашлычном домике. Летом часто ужинали здесь, почти каждый вечер. Но этой зимой было напряженно с делами, возвращались поздно, в разное время. Так что недели две огонь не разжигали. Но Магомед сказал Заре, что у него есть настроение на шашлычки. Близнецы Ахмеда уже разожгли огонь, труба и очаг прогрелись, в домике было жарко. Несколько лет назад по вечерам тут собиралось больше народу, но теперь дети выросли и разъехались. С родителями жили близнецы Ахмеда и маленькая Роза.

Женщины принесли нарезанные овощи, блюдо с фруктами, заварили чай. Подошел Ахмед с большой бутылкой колы под мышкой и соками. Магомед крутил над углями шампуры с шашлыками. Женщины разговаривали за чайным столиком с фруктами и печеньем. Дети жарили на углях какую-то гадость, похожую на пластмассовые леденцы, превращавшиеся в бурую массу на палочке. Близнецы закатывали глаза как вкусно и громко смеялись. Роза (уже серьезная девушка, пятый класс гимназии) вздыхала - стеснялась этих придурков. Магомед хотел сказать детям, чтоб не ели много этой дряни, но Ахмед заступился:

- Слушай, Мага, оставь их в покое. Вспомни голубей, которых мы в детстве жарили на костре.

Голубей били из мощной рогатки, у отца на опытном производстве Ахмед раздобывал необычайно эластичную прочную резину. Жарили голубей на костре за гаражами.

- Во-первых, мы их добывали на охоте, во-вторых, голуби были экологически чистые, - ответил Магомед.

- Это городские-то голуби? Если честно, брат, я не мог избавиться от отвращения, когда мы их жарили на проволоке, - засмеялся Ахмед.

- Когда жарили еще ничего, меня тошнило, когда нужно было есть! - засмеялся Магомед.

В приоткрытые в сторону ночного залива двери заглянул Аслан. Он жил в квартире на Приморском, ночевал здесь, когда с утра собирались очень рано выехать.

- Заходи, парень, не стесняйся! - крикнул ему Ахмед.

- Да я уже поужинал, - сказал Аслан.

- Ничего, в твоем возрасте шашлык лишним не бывает.

- Чтобы я стал таким красивым как вы, дядя, - сказал Аслан.

Посмеялись, как многие спортсмены, в молодости развившие большую мышечную массу, Ахмед теперь неустанно боролся с лишним весом.

- Не, таким красивым, как я, у тебя все равно не получится, - сказал Ахмед.

Поели шашлыков с разными соусами. Налили чаю, соков, колы. Развалились на подушках.

- А вот скажи, брат, какое время самое счастливое в твоей жизни? - спросил Ахмед. Ему было хорошо и тянуло пофилософствовать.

- Сейчас, - не задумываясь, ответил Магомед.

- Нет, я имею ввиду типа такой лучший период, типа как стоял на вершине и потом вспоминаешь.

- Были вершины и все разные, - пожал плечами Магомед, - да ты все знаешь о моей жизни.

- А про себя я точно знаю, брат. Когда машины из Германии гоняли. Когда поднимались. Помнишь эти сумки с деньгами, таможки-растаможки, пистолеты-патроны, разборки с парнями на авторынке? Первый раз по автобану на мерседесе. Тому мерсу, правда, было лет двадцать, как он не развалился на такой скорости, как мы не убились?

- Ты, брат, говоришь о молодости. Молодость лучше, чем старость, тут ты прав.

-Нет, брат, я о другом. Мы, мужчины, рождаемся путешественниками, пиратами, купцами. А теперь я сижу в кресле и смотрю на экране отчеты по просроченной дебиторской задолженности дочерних предприятий.

Одной из любимых фотографий Ахмеда был черно-белый снимок начала девяностых, где он весь такой с бицепсами в рубашке с закатанными рукавами, а в руке пистолет, а из раскрытой сумки торчат пачки долларов. А глаза бешеные, ай, что за жизнь!

- Тогда было хорошо. И сейчас хорошо, - сказал Магомед, - Мир меняется. И мы с тобой меняемся. Если б ты не смог меняться, ты бы сейчас был толстым хачем с авторынка в спортивном костюме, обделывающем мелкие делишки по постановке на учет угнанных машин.

Ахмед обиделся:

- Почему это мелкие? Я бы только премиум сегментом занимался.

- Да я, брат, для остроты дискуссии подкинул, - посмеялся Магомед, - ладно, завтра рано вставать.

Вышли на улицу. Из-за впадающих рек залив здесь почти пресный, почти не пахнет морем. Поглощающее свет небо, черная пропасть шумящего прибоем залива. Далеко в море огни парома, идущего в Хельсинки из Петербурга, легкое зарево Кронштадта. Из-за спины - свет открытых дверей шашлычного домика. Огни его дома, огни дома Ахмеда, дома Салмана. Дежурное освещение веранды гостевого дома, прожектор стоянки и гаража. Огни его крепости. Магомед обернулся к Аслану:

- Завтра, после того как съездим в область на совет директоров кирпичного завода, заедем еще в одно место на обратном пути. Населенный пункт Покровка. Посмотри дорогу. Проверим, что там забыл китайский предприниматель Лян.

Глава 3 Знаки.

Комиссия по культурному наследию. Весна 2010 года, вторник

С Таней и Юрой они гуляют по городскому парку над рекой. Ночь. Похоже, что это выпускной вечер, потому что они с Юрой в костюмах и белых рубашках, Таня в красивом платье. Жарко. На небе мириады звезд. Теплым светом озарены аллеи и аттракционы. Невнятно доносится музыка с концертной площадки. Со стороны реки поднимаются трое вооруженных парней - лиц не различить, темные фигуры. Он должен защитить. В руках у Магомеда автомат, но вот проблема: нет ни патронов, ни магазина. Магомед сует руку в карман и находит патрон среди ключей и мелких денег. Он тянет затвор и закидывает патрон в патронник. Клацает затвор. Стрелять рано: патрон один, а нападающих трое. Выбор жжёт душу. Странное ощущение от автомата без магазина. Таня ободряюще улыбается ему и достает маленький сотовый телефон. Какой сотовый телефон? Магомед понимает, что это было давно, даже очень давно, когда не могло быть у Тани никакого сотового телефона. Поэтому он проснулся. Он задремал в машине, выехали сегодня очень рано. Смысл знака прост, даже думать не надо. Отстрелянный патрон: исполнившаяся угроза. Больше не страшен. Заряженный патрон: даже если один, власть над многими. К чему это?

- Поворот на Покровку, - сказал Аслан.

Съехали с шоссе на грунтовую дорогу. Много лет здесь не пахали и не сеяли. Поля заросли кустарником. Иногда попадались почерневшие остатки хуторов и хозяйственных строений. Даже мощный джип еле полз по разбитой черной дороге. Да и людей здесь почти нет. За час, после того как они съехали с трассы, они не встретили ни одной живой души. Куда ведут эти дороги? Кого они соединяют? Пропетляв между холмами, поросшим лесом и еще местами покрытых льдом мелких озер, дорога неожиданно вышла на высокий берег реки. Начался вечер, и солнце, выглянувшее из плотных облаков, освещало городок Покровку на высоком холме на берегу большой пустынной реки.

Зимой здесь жили всего десятка два человек, почти всем уже за пятьдесят. Летом становилось оживленнее - из Питера приезжали дачники. В прошлом году в этих местах заблудился геолог - подготовленный опытный человек. Он выходил к людям двое суток. До революции в области жил один миллион семьсот тысяч человек, за сто лет ее население уменьшилось на один миллион и теперь не дотягивает до семисот тысяч.

Черные деревянные заброшенные дома, черные деревянные столбы и развалившиеся заборы. Гостем из прекрасной мечты на фоне пылающего закатного неба плыл Покровский собор. Вернее - то, что от него осталось. Дырявые купола, крыша обвалилась. Облупилась и сбита роспись, но формы совершенны. Собор был необычен. Он был геометрически правильным, но его ярусы, стены и купола перетекали друг в друга так, что казались живыми.

Вид был прекрасен. Развалины пришли из времени, когда здесь жил великий народ. Те, кто сейчас жили здесь, не имели никакого отношения к храму, как арабы, которые продают кока-колу туристам, не имеют ничего общего с пирамидами. В развалинах не было новизны, так же как в туристических развалинах эллинских городов.

Проехали железнодорожный переезд. Рельсы и шпалы заросли травой и кустарником. Последний поезд прошел здесь несколько лет назад. Тишина и карканье ворон - главной певчей птицы этих мест.

Вблизи оказалось, что кто-то пытается восстанавливать собор. Мусор внутри был убран, в нижнем ярусе на стенах пятна свежей кладки и раствора.

Скользя по грязи, к ним подошел пожилой мужичок в резиновых сапогах. Интересно, в чем здесь ходили до изобретения резиновых сапог?

- Здрасьте, а вы кто? - спросил он.

- Комиссия по культурному наследию, - ответил Аслан.

- Да, делаем инвентаризацию памятников архитектуры, - подтвердил Магомед.

- А-а, ну может, наконец кто-то нами займется. Совсем все в упадок пришло. Работы нет. Ковыряется тут, правда один, - это прозвучало неожиданно зло, - недавно появился, говорит, что происходит из этих мест. Но его фамилия Кулагин, а я сроду не слышал в этих местах такой фамилии. Поселился в доме Вдовиных. Так что врет, по-моему. Если он будет один ковыряться, сто лет проковыряется.

- А вы не пробовали ему помогать? - спросил Магомед.

- С чего? - искренне удивился мужичок.

- Так работы ж все равно нет, так хоть храм будет.

- У вас есть сто рублей? - без всякого перехода спросил мужичок.

- Сакральный вопрос. Выдай ему сто рублей.

Мужичок почувствовал досаду. Похоже, можно было срубить и двести. Непростительный промах для такого умника. Он открыл было рот, но тот, который небритый молодой, заслонил старшего спиной и глянул так, что слова застряли в горле.

Участок под постройку коттеджного поселка, принадлежащий одной из фирм Магомеда, располагался ниже по течению реки. Этот участок достался ему случайно. Еще в девяностых годах петербуржский предприниматель пытался украсть у одной из его фирм крупную сумму денег, опираясь на поддержку знакомых по тюремному прошлому. Сейчас уже не было людей, которые попытались бы обмануть Магомеда, но тогда было другое время. Среди того, что забрали у этого отважного джентльмена, был и участок на берегу реки, под который было получено разрешение на строительство. Первый хозяин, правда, не планировал ничего строить, собирался просто собрать деньги с пайщиков долевого строительства. Плакат "Мир Вашей скандинавской мечты - поселок "Земля обетованная" до сих пор украшал съезд с федеральной трассы.

Затратами по проекту были: плакат, взятка нужному человеку, реклама в газетах, аванс дизайнеру, нарисовавшему поселок мечты, аренда офиса с красивой Мариной на телефоне.

Правда, дизайнер просто скопировал рисунок с сайта одного из финских застройщиков. Ну, ему и не заплатили за это. Честно говоря, когда нанимали, никто и не собирался платить какому-то дизайнеру. Короче, отличный бизнес по-русски. Проект успешно развивался, уже первые клиенты готовы были вносить авансы на фантастических условиях за фантастический шанс получить скандинавский дом в чудесном месте.

Но тут этот предприниматель неудачно продал одной из фирм Магомеда несколько пустых контейнеров. Надурил тупых хачей. По документам было все чики-чики. Вот таможня, вот акт, вот накладные о приемке с печатями и подписями. Когда вскрывали проверять по накладным, все было. Снова открыли контейнеры разгружать на складе: там пусто. Вот это фокус! Прямо Давид Коперфилд и Динамо в одном флаконе!

Отважного джентльмена перехватили в тот же вечер, когда он ставил машину в гараж. Радостного такого, что сделка с чучмеками так удачно прошла. Он был удивлен, что его нашли так быстро. На самом деле его слили тюремные знакомые, которые все прикинули и передумали за него впрягаться. Держался он уверенно, по документам ведь все отлично прошло. Предложил обратиться в суд.

Отвезли в помещение, специально служившее для досудебного урегулирования, привязали к стулу, чтобы не отвлекался.

- Порядочный торговец - под сенью престола в Судный день, - вежливо начал беседу Ахмед с одной из любимых фраз Магомеда, - ты, тварь, похож на порядочного торговца?

Ахмед ему быстро растолковал, что дело не в деньгах, тут честь задета. Что это особенно плохо, что по документам все хорошо. При чем тут деньги? Деньги - газ! Деньги даже не бумага, а просто набор нулей и единиц на сервере банка. Эти единицы у Магомеда уже на диск не влезают. Важно, что теперь такой уважаемый человек, как Магомед, получился полным идиотом перед уважаемыми людьми. Теперь каждый понял, что его, Магомеда, можно дурить. Так участок под застройку вместе с машиной, квартирой и прочим отошел доверенным лицам Магомеда. Обобрали красавца до нитки, оставили один костюм, в котором он вышел из машины, после общения с Ахмедом костюм все равно уже не годился для бизнес-завтраков. Ну, такой виртуоз не пропадет в России - стране возможностей. Через год красавец уже был депутатом в областной Думе и все на уровне.

Магомед не любил ввязываться в сделки с земельными участками в России. Ему было понятно, сколько стоит, почему столько стоит, как образуется цена на земельный участок в Европе или на Кавказе. Скажем, его дед Хасан-Хаджи хотел купить у соседа участок в ущелье вниз по реке. Долго хотел, разговаривал с соседом, обсуждал. Представлял, сколько готов заплатить. Понимал, сколько хочет сосед. Постепенно договорились.

Но когда Магомед смотрел с холма над рекой на бескрайние безлюдные северные леса, он видел какую-то дурную бесконечность. Сколько стоят вот те голубые холмы с еловым лесом? Какова там площадь в гектарах? Каких таких гектар, квадратных километров! Какая ценность у этой земли? Ответ может быть любой в зависимости от обстоятельств и интересов. Хаос, как у русских в голове.

Когда участок перешел к Магомеду, он попросил своего хорошего знакомого оценить перспективы участка. "Красивое место, но сейчас стоит очень мало. Далековато от города. Но через несколько лет может стать дорогим. Лучше подержать для случая",- посоветовал ему специалист. Возможно, вот он, случай.

На обратном пути Магомед снова велел остановиться на горе, вышел и долго смотрел на Покровку. Аслан волновался, он хотел засветло проехать лес, слишком уж плохая дорога. Но, понятное дело, он молча ждал старшего.

Наконец, поехали. Магомед молчал в глубоком раздумьи. Аслан без нужды никогда не лез к старшему с болтовней.

Особенности кадровой политики. 2008 год

Аслан, сын одной из дочерей Дяди Абу, появился в офисе полтора года назад - тощий провинциальный молодой человек, державший подбородок вверх, как, по его мнению, надлежало дерзкому горцу в тылу врага. Магомед не очень отчетливо помнил его мальчишкой, за него просили родственники. Черная футболка, белые туфли и носки - последние веяния кавказской моды. Ничего, когда Магомед был в его возрасте, все сельские ребята носили рубашки с огромными воротниками, красные носки и коричневые туфли на высоких каблуках.

- Садись. Гуля приготовит нам чаю.

Некоторое время Магомед молча, не стесняясь, разглядывал парня. Он мог так делать с собеседником очень долго. На трудных переговорах это было исключительно эффективным приемом. Обычно собеседник долго не выдерживал и начинал уточнять предложение. Аслан не шевелился и никак не выдавал нетерпение или напряженность.

- Как тебе город? - наконец спросил Магомед.

- Не знаю, - Аслан поморщился, - не понял еще.

Аслан еле добрался из аэропорта на маршрутных такси по пробкам. Плоский как блин город, такие же плоские река и небо не произвели на него большого впечатления.

Магомед опять долго молчал, как бы потеряв интерес к парню. Его вид говорил о том, что у него бесконечно много времени. Большинство людей пытаются что-то сказать, чтобы возобновить беседу. Однако парень молчал.

Разговор происходил на русском языке, потому что Магомед заговорил по-русски. Большинство горцев совершенно свободно говорит по-русски, а для поколения Магомеда русский был вторым родным, хотя часто остается небольшой характерный акцент из-за разницы в произношении (в горских алфавитах больше звуков, чем в русском). У парня акцент был заметным.

- Скажи, зачем ты сюда приехал?

- Работать на вас.

- На меня работает Гуля. Ты будешь работать со мной. Объясняю, в чем разница. Она может уволиться в любой момент, если захочет. Она мне ничего не будет должна. А ты такой же, как я или Ахмед. Это означает, что мы живем вместе, делаем дела вместе и отвечаем друг перед другом за свой участок. Только я отвечаю за все. А у тебя будет пока небольшой участок. Ты отвечаешь за машину. На выезде никогда ни на секунду не оставляешь ее вне поля зрения. Фиксируешь все приближения посторонних. Далее. По жизни. Я должен обо всем знать. Никакой хулиганки, чтоб я не был в курсе. Фиксируешь все странные, непонятные случаи. Мне говорили, у тебя хорошая реакция и ты хорошо водишь. Поездишь с Салманом на курсы вождения к одному нашему знакомому. Свой старый сотовый телефон сейчас сдашь. Салман выдаст новый. Все подробности, правила использования сотовой связи и интернета тебе объяснит Салман. Реакция - это хорошо, но голова важнее.

Магомед знал, что все, что он говорит, нравится парню. В двадцать лет все это здорово звучит. Когда Салман покажет Аслану гараж, это понравится ему еще больше. Аслан сдержанно кивнул.

- Форма одежды: серый костюм, светлая рубашка. Да, ботинки, носки - черные.

- Галстук? - спросил Аслан. Магомед вскинул глаза: дерзит? Правда интересуется? По интонации голоса понять было нельзя. Именно в этот момент возник контакт - Магомед понял, что парень не прост. Простые Магомеду были не нужны. Имеется ввиду, рядом с собой. Понятно, что для родственника, которого рекомендуют, он нашел бы занятие. В транспортной конторе или охранном предприятии.

- Галстук по необходимости. А теперь пойдем в диванную комнату, выпьем чаю по-родственному. Ты мне расскажешь, что к чему, какие новости там у нас, - сказал Магомед уже на родном языке. Если оценивать по пятибалльной системе, Аслан получил твердую пятерку на вступительных.

***

Когда джип, надрываясь на пониженной передаче, вылезал на шоссе, Магомед обернулся к Аслану:

- Аслан, ты давно перерос это занятие - сопровождать меня по делам. Может быть, ты и сам так думаешь. Ты знаешь, почему я держу тебя возле себя?

- Да, дядя Магомед. Я похож на деда Абу, все говорят. Только я худой, а он был крупный. Мне интересно с вами, я многому учусь. Я не хочу другой работы.

- Молодец, парень. Но я не хочу, чтобы ты слишком привык выполнять чужие приказы. Пора принимать свои решения.

Глава 4 Fallout

Конец истории и последний человек. 1979 год

Майским солнечным утром 1979 года по площади Дружбы народов шел Последний Человек, наблюдающий Конец Истории.

Представим себе монумент Дружбы народов: такой с размахом социалистический монумент - три огромных фигуры, символизирующих разные народы. Хоть Евгений тысячу раз видел этот монумент, но удивительно, что не помнил подробностей. Слишком уж он был большой. Рядом высокий кирпичный забор станции пригородных поездов. Это еще центр города, но как бы уже начало окраин. Зелено, свежо, солнечно, прекрасно!

Конец Истории - это не конец событий, великих и мелких, а конец пути, конец поиска правильного устройства жизни. Это конец страшной сказки прошлого, конец скитаний человечества во мраке дикости и невежества. Конец развития не в смысле прекращения движения и смерти, а в смысле достижения гармонии.

Да, проблемы есть, но позади угнетение человека заботой о хлебе, позади угнетение человека человеком, позади угнетение разума религией, позади угнетение человека невежеством и неграмотностью. Позади Угнетение с большой буквы!

Евгения охватывала гордость за то, что он русский, он принадлежит к народу, который прорвался к свету, который показывает путь всему человечеству. Который превратил Коммунизм из сказки про Утопию в практическое дело. Который показывает путь народам Западной Европы и Америки, стонущим под гнетом капиталистов. С другой стороны, приятно принадлежать к народу, находящемуся на шаг впереди остальных в историческом развитии.

Однажды он разговаривал об этом с матерью, и она сказала, что тоже испытала чувство конца истории, когда прочитала программу Коммунистической партии о том, что коммунизм наступит в 1980-м году. Уже, правда, был 1979-й, а коммунизма пока не было видно, но ведь возможны задержки и отклонения на исторических путях.

Однако крот истории что-то перепутал и где-то прорыл не туда. Мы собирались лететь к звёздам. Но вместо сияющих космических кораблей мы получили по подержанному мерседесу. Вместо неуверенных шагов в громоздких скафандрах по планетам с малым притяжением мы уверенно наступаем на песок пляжа трехзвёздочного турецкого отеля.

Тогда этого мальчика звали Евгений Вдовин. Через 30 лет у него будет паспорт и биография на имя Евгения Кулагина.

Если бы тогда, в 1979 году, Евгений имел возможность включить машину времени и перенестись всего лет на двадцать в будущее, он увидел бы вдруг, что от монумента Дружбы Народов остался один постамент. Здания вокруг разбиты, деревья срублены снарядами и сгорели: видимо все-таки произошла война с американскими империалистами или с китайскими ревизионистами. Вместо плаката "Да здравствует советский народ - строитель коммунизма!" висит непонятный плакат "Русские, не уезжайте, нам нужны рабы!" Возле забора станции пригородных поездов бородатые люди в тюрбанах, похожие на басмачей из фильмов о гражданской войне, расстреливают молодую женщину за супружескую неверность. Конечно, прогресс дает о себе знать: прямая трансляция казни идет в эфире республиканского телевидения.

Исход. 1994 год

Елена Петровна Вдовина, мать Евгения, была настоящим коммунистом. Вот, что она вкладывала в понятие "настоящий коммунист": быть бесконечно порядочной, верить в людей и что очень важно - даже не допускать мысли о том, что человек может быть плохим. Плохих людей не бывает, бывают плохие воспитатели, педагоги. Нужно верить в бесконечный прогресс, в предопределенность, обреченность человечества идти по пути к коммунизму - своему светлому будущему. Еще вот что она считала признаками настоящего коммуниста: не воровать, об убийстве или насилии речь даже не шла, еще не заглядываться на чужих мужчин, на лжесвидетельство она просто не была способна, ну и так далее.

Елена Петровна преподавала обществоведение и историю. В институте она была отличницей, ее должны были оставить на кафедре для продолжения научной карьеры, но она отказалась: ей хотелось живой работы с учениками. Никогда она не думала, что перед ее глазами пройдут все стадии деградации гражданского общества буквально за пару лет. Как будто на ее глазах провели гигантскую лабораторную работу. Все оказалось быстрее, проще и как-то обыденнее, чем в трудах античных историков, немецких классических философов и марксистов.

В-сущности, что такое гражданское общество? Это долг людей друг перед другом. Это человек, который ставит свои обязанности перед вами выше своих интересов. Это почтальон, который в дождь и снег идет к вашему ящику, чтобы засунуть в него газету бесплатных объявлений, которую вы выкинете не читая. Это мусорщик, который каждый день независимо от настроения приедет вывозить контейнер, в который вы выкинули эту газету. Это вы, когда пойдете открывать магазин, хотя в такую погоду может не быть покупателей.

Но наступает момент, когда почтальон, выглянув в окно, решает, что можно разнести завтра. Мусорщик начинает думать, что ничего не случится, если не выезжать за контейнером. А вы думаете, что можно поспать до обеда.

И вот уже нет в вашей жизни всех этих замечательных людей, которые работали просто за зарплату, с которыми вы были даже незнакомы, о которых вы даже не знали, но которые, оказывается, были вам так нужны. Немедленно в вашем доме перестает работать отопление, потому что аварийная бригада не приехала по вызову и разорвало трубу. Потом газ, электричество начинает поступать с перебоями. Особенно неприятно, когда перестает работать канализация. Очень быстро перестает нормально функционировать все. Вообще все. Никому нет смысла заниматься чем-либо, потому что теперь так делают все. Только в виде исключения - за исполнение своих обязанностей можно брать отдельную плату.

Но дело в том, что работники полиции и тюрем тоже люди. И на улицу выходят заключенные. Заключенных к тому же можно просто отпускать за деньги: неплохое подспорье для работников правоохранительных органов в трудные времена.

Счастлив маньяк в истории минуты роковые. Когда нет ответственности - это его час.

И вот уже страшновато, вот уже убили водителя вечернего трамвая, а вот убили врача скорой помощи, больше нет ни вечерних трамваев, ни скорой помощи.

Понятно, что дальше какие-то вооруженные люди начинают бродить по улицам, зловещего вида бойцы ездят в машинах по каким-то своим "делам". Бизнесом заниматься невозможно: обеспечение безопасности становится настолько дорогим, что никакой бизнес этого не окупает. Поэтому приходится бросить бизнес и заняться "делами".

Семьи горцев сели на "дела", поделив нефтепроводы, автотрассы и железную дорогу. То есть занялись древнейшим видом бизнеса: взимание платы за проезд/проход/провоз товаров.

Происходит окончательное упрощение: все множество социальных ролей, вся лестница отношений исчезает. Достигнута мечта: неравенства нет! Нет классов, сословий, профсоюзов и партий. Есть человек с автоматом Калашникова и человек без автомата. Все табу устранены, но интересно, что свободы не наступает. Оказывается, без безопасности нет свободы.

Далее разрушается последний важный элемент гражданского общество - это запертая дверь. Можно стерпеть любой уровень уличной преступности, любые несправедливости, но, если вы не уверены, что, закрыв дверь, вы оказались в безопасности в своем пространстве - это конец мира и начало войны.

Все это прошло перед глазами Елены в 1990-1993 годах. Сильнее страдали русские. Сила семей проявилась в этих условиях - горцы оказались под защитой своих родственных отношений. Русских от воцарившегося беспредела не защищал никто.

Почти половина населения, около полумиллиона человек, покинули эти края за несколько лет. Оптимизм Елене внушали только два обстоятельства. Во-первых, выяснилось, что даже в условиях полной безнаказанности убивать беззащитных готово меньшинство. Во-вторых, выяснилось, что большинство людей сохраняют человеческий облик даже после катастрофы.

Зимой 1993 года в доме Елены уже не работало отопление, не было газа, электроэнергию подавали с перебоями. Телефон всегда работал, как ни странно. Из всей этой ситуации не было видно никакого выхода. Но главное - ее жизнь стала совершенно бессмысленной. Она не приносила никакой пользы. Даже почти не общалась со старыми друзьями, разговоры с которыми крутились вокруг бедственного положения и вариантов отъезда. Нельзя же жить одним ожиданием неизвестно чего.

С Мадиной Магомедовной Елена Петровна сидела в одном кабинете 20 лет. Елена была завучем по старшей школе, Мадина - завучем по начальным классам. Мадина уходила на пару лет инструктором в райком партии, но потом вернулась в школу - перекладывать бумаги на партийной работе не пыльно, но скучно. Елена пару лет была директором школы на Старых Промыслах, но уж больно далеко было ездить, тоже вернулась. Даже судьба женщин была похожа. Мадина тоже была вдовой, ее муж-нефтяник погиб в начале 70-х на промыслах в Тюменской области.

Много, много чего они обсудили за двадцать лет. Почти никогда не соглашались. Елена иногда раздражала Мадину своей упертостью и принципиальностью. Мадина раздражала Елену излишней, как ей казалось, мягкостью и уверенностью, что жизнь сама все устроит. Бывало, даже сильно уставали друг от друга, но держали себя в руках и ни разу не поссорились.

Мадина помогла Елене отправить грузовой контейнер с наиболее ценными вещами - и это было огромной удачей. Многие просто бросали все. Вообще ей повезло, что у нее была такая подруга. Жилье из-за исхода русских сильно упало в цене - за последние годы выехала половина населения города. Но Елене удалось опять-таки через Мадину устроить продажу каким-то ее родственникам из района. И таким образом получить за свои полдома хоть что-то. Получить - это было еще не все. Нужно было еще суметь уехать с этими деньгами. Сразу после получения денег Елена переехала к Мадине - ночевать в проданном доме было очень опасно.

В ночь перед отъездом Елене приснился странный сон - как будто она идет вдоль трамвайных путей мимо центрального рынка в сторону цирка, но никаких трамвайных путей нет, есть широкая целиком заасфальтированная улица и ни одного знакомого здания. Потому что все здания - это какие-то церкви, соборы странной архитектуры. Деревьев тоже нет. И людей нет. Почему тогда она знает, что это центральный рынок? Елена Петровна проснулась в смущении, хотя она не верила во всю эту чушь со снами. Как и положено настоящему коммунисту, она была стопроцентным атеистом.

Очевидно, что это просто ее усталый мозг под впечатлением всех переживаний последнего времени выдал такую картинку. Но уж очень впечатляющим было видение, уж очень прекрасны формы, которые явились ей. Они были правильны и перетекали друг в друга как живые. Все было совершенно неподвижным, но не безжизненным. Как будто живое пряталось в этой неподвижности. Неужели в ее сознании скрываются такие творческие силы?

"Аэрофлот" еще выполнял рейсы в Москву. Старший сын Мадины довез их до аэропорта. Женщины взялись за руки, посмотрели в глаза. Сколько раз в жизни встречались их взгляды?

Посадку почему-то производили не в красивом здании нового терминала, а через какие-то временные сараи-навесы рядом.

Багаж беженцев набит всегда какой-то ерундой, уезжая навсегда, в последний момент люди пытаются взять с собой довольно странные вещи и забывают нужное. Но с точки зрения "таможенников", если поковыряться, можно найти кое-что стоящее. Молодой шакал с пистолетом, думающий, что он волк, подробно шмонал багаж Елены Петровны. Сейчас она смотрела на свой выложенный на стойке багаж как бы посторонним взглядом, и ей было немного неловко: неужели это итог жизни семьи в этих местах за 300 лет? Ей было неудобно за такое вопиющее свидетельство ее нищеты перед этим молодым парнем. Происходила она из гребенских казаков. Ее девичья фамилия была Гребенникова. Происходили они из станицы где-то на Сунже, пока царь-батюшка не переселил казаков на левый берег Терека. Потом революция, раскулачивание, ссылка в Сибирь. Короче, вот это все, что называется нашей великой историей. Родилась Елена Петровна в Сибири и считала Сибирь своей родиной. Училась в Ленинграде в Герценовском. Ирония судьбы: после института комиссия по распределению направила ее сюда, на родину предков.

Тем временем шакал отобрал в сторону деревянную резную шкатулку, фарфоровый домик, фигурку из яшмы, еще какие-то мелочи. Почему-то раковину с гравировкой "Привет из Крыма", которую ее тетка купила в 1936 году в свадебном путешествии. Тетка удачно вышла за командира Красной Армии, но его расстреляли в 1937 году как врага народа. А тетка провела 7 лет в лагерях Салехарда, как член семьи врага народа.

Эти безделушки были связаны с людьми, которые давно умерли. Возможно, они стоили долларов сто-двести.

- Эти вещи запрещены к вывозу из республики, - с вызовом заявил шакал.

Елена Петровна, стойко переносившая все, вдруг поняла, что жизнь была напрасна. Зачем она столько лет проработала в школе? Она никого ничему не смогла научить. Она ничего не сделала.

- Пусть это падет на тебя и твой дом, - неожиданно для себя сказала она, хотя не имела склонности к патетике.

- Ты что, ведьма старая? - воскликнул шакал и испуганно сгреб весь хлам в ее сумку. Елена Петровна прошла на посадку.

Этот инцидент выбил ее из равновесия. Елена Петровна не могла успокоиться и периодически начинала плакать или улыбаться до момента, когда стюардесса объявила: "Мы приступили к посадке в аэропорту Внуково города Москвы". То ей было стыдно за горячность, то она улыбалась сквозь слезы, вспоминая, как шакал испугался. Все осталось позади - вся ее жизнь. Чего она ждала? Чего она хотела? Она не молода, но и старухой себя не чувствовала. Легкое волнение и какая-то тень новой надежды проснулись в ее душе. Как в дни, когда студенткой она стояла на берегу Невы возле сфинкса и будущее манило, волновало, немного пугало, но должно было быть прекрасным.

***

Еще одно детское воспоминание Евгения: весеннее кладбище. Ходили туда с матерью весной привести в порядок могилу его отца. Кладбище было очень живописно: по южному заросшее, все в цветущей сирени. Такая уж земля - втыкаешь сухую палку и растет. Если не ухаживать два-три года, внутри оград кусты сирени и жасмина разрастались так, что не было видно могилы. Мать долго стояла задумавшись, положив руку на памятник. К майским праздникам трава вырастала по колено. Потом мать обрезала кусты, полола траву, приводила в порядок цветы, иногда что-то подсаживала. Она любила возиться с растениями. Евгению было неловко, что он не чувствует связи с тем, что для матери так важно. Но он почти не помнил отца, несколько размытых впечатлений. Хотелось защищать мать, хотелось, чтобы ее боль прошла.

Краткие итоги ХХ века. Весна 2010 года, понедельник, утро

Евгений Кулагин просыпался с трудом. Это было новым для него. Иногда он чувствовал, как жизнь вытекает из него крохотными порциями. Теперь он давал себе несколько минут полежать в тепле под одеялом.

Его прадед по отцовской линии построил этот большой двухэтажный дом в 1900-х годах. Дом был построен по северному образцу, под одной крышей были объединены все хозяйственные постройки, амбар, скотный двор. В зимние морозы не нужно было тепло одеваться, чтобы сходить к скотине, в амбар, или заняться в мастерской. Перед революцией в доме жили многочисленные бабушки и дедушки Евгения: красивые женщины и мужчины с пожелтевших от времени фотографий. Потом они занимались разными делами: учились в университетах, служили в армии, потом многие сгинули в сталинских лагерях.

Никому тогда не пришло бы в голову считать Покровку какой-то дырой. Здесь своим чередом текла мощная, богатая жизнь. В Петербург люди уезжали либо учиться, либо на заработки. Остающимся не приходило в голову им завидовать.

Лет тридцать этот дом не слышал голоса ребенка. Лет двадцать на скотном дворе жили одни мыши. Крысы ушли раньше, чтобы не умереть от голода. Наверное, Евгений и был последним ребенком в этом доме, когда давным-давно с матерью приезжали сюда проведать родственников.

Теперь в доме была только одна теплая комната и кухня. У прадеда эта комната, примыкавшая к кухне, служила как склад специй, посуды и кухонных принадлежностей. Сто лет назад здесь стояли шкафы с фарфором Императорского завода, кастрюлями, сковородками невероятных размеров и форм и таинственными приспособлениями для приготовления каких-то позабытых блюд.

Из кухни и комнаты Кулагин сделал, как он это называл, "зимний жилой модуль". Здесь стояла большая русская печь, которая долго сохраняла тепло. Он заделал все щели и сделал двойной тамбур в остальные помещения. Печь служила ему только для протапливания, готовил себе он на электрической плите. Электричество в Покровке было почти единственным неисчезнувшим благом цивилизации.

За окном было все как вчера: солнце пыталось пробиться сквозь облака, грязь по уши. Единственным движущимся объектом, не считая ворон, был трясущийся с похмелья Михалыч, уже шакаливший по деревне.

Все это было бы отвратительно и депрессивно, если бы не спуск к пустынной ровной реке, не туманные леса на противоположном берегу, не храм на холме над рекой. Спуск к реке начинался прямо от дома. Сто лет назад река не была пустынной. По ней шли баржи и пассажирские пароходы. Кулагин помнил, что пассажирская пристань еще работала, когда он приезжал сюда с матерью. Теперь пристани не было - только песчаный пляж. Фарватеры затянуло илом, каналы пересохли и теперь были просто рвами, только развалины шлюзов напоминали о тех временах.

История о том, как нарядный, богатый городок стал развалинами, типична для этих областей. Сначала коммунисты провели коллективизацию, то есть фактически отобрали имущество у успешных граждан, умеющих трудиться. Потом взорвали собор. Заглохло производство на фарфоровом заводе и лесопилках. Народ потянулся сначала на тонущий в комариных болотах поселок на железнодорожной станции, потом в большие города.

Во время Второй мировой войны группа отступающих красноармейцев убила немецкого офицера. Выяснилось, убили какого-то особенно ценного представителя высшей расы, особенно породистого арийца. Немцы расстреляли всех мужчин старше 10 лет. Мужчин, собственно, не было, были дети и старики. Мужчин еще до этого мобилизовали в армию. Из мужчин-выпускников школы 1940 года в живых осталось два человека.

В 70-х и 80-х годах крупные города, главным образом Петербург, высосали остатки трудоспособного населения.

Нашу историю ХХ века сделали великой неисчислимые страдания людей, которым пришлось пережить это время. Мы были выбраны, чтобы преподать миру ужасный урок. И надежды, что он будет понят, не так много. Этот урок не очень сложен, скорей прост и нагляден. Но может быть именно потому, что он так ужасен, так огромен, мало у кого хватает мужества прочитать эту страницу. Урок не усвоен, и работа над ошибками даже не начиналась.

Летом в этих местах чудесно, зимой красиво, хотя одиноко и день короткий. Ранней весной, как сейчас, конечно не очень, ну так скоро лето.

Борьба и движение - все, что Кулагин мог противопоставить неумолимому времени. По стенам были развешены копии чертежей собора, фотографии, которые Кулагин смог найти в архивах. Жаль, цветных почти не было. Еще в детстве, он помнил, на стенах собора оставалось много следов росписи, теперь почти исчезнувшей. Кулагин почти подготовился к новому строительному сезону. Он включил ноутбук. Мобильная связь плохо брала в Покровке, интернет сильно тормозил. Когда нужно было хорошо поискать, либо скачать крупные файлы, Кулагин ездил в Макдональдс на станцию.

В ящике было два письма. Обе новости были хорошие. Финская птицефабрика, расположенная в тридцати километрах, обещала оказать ему ограниченную финансовую помощь и выделить строительные материалы. Вторая новость: его сын обещал приехать со своей девушкой в отпуск в начале июня. Этой встречи он ждал и боялся. Последний раз он видел сына еще подростком, когда жена привезла его на свидание в тюрьму. Теперь это взрослый, состоявшийся человек. Евгений много раз фантазировал, представлял какие-то моменты этой встречи. Они уже планировали встретиться несколько раз, но не получалось. Кому нужна Покровка, поездка в которую стоит больше, чем отдых по системе "все включено" в Египте или Турции?

Евгению страшно хотелось показать сыну все это. Почему-то он был уверен, что сын одобрит его.

Бюджет ремонта этого года вроде бы начинал сращиваться. Это был второй год восстановления храма. На самом деле третий, но за первое лето по наивности и неумению он ничего не успел. Когда он приехал сюда, его строительные знания были равны нулю, он черпал их в интернете в статьях и роликах "как построить дачу своими руками". Теперь он научился планировать работы и бюджет, искать спонсоров, искать волонтеров, недорого нанять специалиста.

Три года назад начиналось все с трудом. У него не было денег, только эта возникшая цель. Эта мечта появилась, когда он ждал условно-досрочного, уже знал, что освободится, что друзья и сочувствующие ему люди с положением приняли нужные меры.

Первый комплект инструмента Михалыч спер на следующий день после того как Евгений начал работы. Но главное, Михалыч успел сгонять на станцию и продать его там на барахолке. Когда Евгений зашел к нему в дом, Михалыч со своей знакомой как раз открыли флакон. Они размялись в рюмочной на станции, и находились в отличном настроении. Михалыч, как известно, был умником и очень чутким человеком. "Это не я, это не я", - закричал он, ныряя под стол. "В чем дело?" - возмутилась его подруга. Женщины в этих местах часто смелее мужчин. Евгений избил Михалыча, технично, без телесных повреждений, так что тот только кряхтел пару недель. Его знакомая разнесла новость, какой Кулагин зверь, и инструмент больше не пропадал.

Однако популярности среди местных Евгений так и не получил. Главное - потому что не пил. Отказ от пьянства был вполне выношенным решением. Еще в армии это мешало, хотя в действующих частях на это смотрели сквозь пальцы. Пьяницами было большинство предков по мужской линии, настало время прервать эту карму. Всю жизнь его окружали друзья. Он был популярен в военном училище, во время службы в армии, даже в тюрьме. Но вот тут с окружающими не заладилось. Может быть потому, что он был пришлым, его цели были непонятны и чужды. Единственным его другом стал отец Федор, настоятель нового храма на станции.

Глава 5 Только бизнес.

Бильярдная. Весна 2010 года, среда, утро

Эта комната называлась "бильярдная". Здесь действительно имелся бильярдный стол, но играли на нем редко, когда очень засиживались. Рядом стоял большой стол для совещаний. Первой особенностью комнаты было то, что здесь мало кто бывал, и вообще о ней знало всего несколько человек. Второй особенностью было то, что из электронных устройств помимо ламп освещения в ней были только электрический чайник и уничтожитель бумаг высшего класса. Думали установить кофе-машину, на Салман запретил. Там уже чип, электроника, мало ли что. Любые электронные гаджеты оставляли за дверями, да и вообще все металлические предметы, включая оружие, швейцарские часы и золотые авторучки. Чтобы кто-то что-то случайно не забыл, не нарушил традицию, входили через рамку.

Окон не было. Само собой, какая-то специальная конструкция и отделка стен, потолка и пола, спросите у Салмана. Он, правда, скажет: "Зачем тебе, а?" И будет к вам присматриваться внимательнее, так что лучше не спрашивать. Лучше, чтоб Салман не тревожился. Это может оказаться вредно для вашего здоровья.

На столе - только бумага различных форматов и фломастеры. Фломастеры производят минимальное давление на лист, на котором пишешь или рисуешь. Инициатор совещания оставался в комнате после окончания вместе с Салманом и уничтожал бумаги. Полную ответственность за порядок здесь нес Салман, никаких уборщиц и помощниц здесь никогда не было.

Сегодня в бильярдной было три человека: Магомед, Ахмед и Салман.

Вернувшиеся с войны люди делятся на несколько категорий. Нормальное большинство - те, кто не только вернулся, но и смог завести семью, нашел занятие, построил дом. Только иногда вскакивают в холодном поту от того, что во сне заело автомат. Еще легче тем, кто был на войне, но не так уж близко лицом к врагу, к тем, кого пришлось убивать: артиллеристы, снабженцы, аэродромная обслуга.

Еще есть выжившие, но не до конца вернувшиеся. Часто это те, кто ступил в войну очень молодым, не имея жизненного опыта, образования, профессии. Возвращаются, слоняются без дела. Пытаются пристроиться в полицию, в охрану. Но все как-то не клеится. Учиться не умеют. Не знают, как поступать в обычной жизни, все скучно и бессмысленно. Воевать интереснее, чем работать. "Сынок, не бери в руки лопату, даже если она золотая". Обычная бытовая ситуация ставит их в тупик. Им сложно заполнить любой документ или декларацию. Не разбираются в людях: все гражданские на одно лицо. На вид эта категория часто тихони. Бывает, натворят что-то ужасное, соседи потом говорят: "Он был такой вежливый". Хорошо, что Земной шар большой и есть куда двинуть: Ближний Восток, Восточная Европа, Африка. А там еще где-нибудь полыхнет. Так они и продолжают свой вечный поход, пока не догонит пуля их первой войны.

Есть еще две категории, особенно отвратительные.

Во-первых, странные придурки, появляющиеся на войне по странным поводам. Поводы бывают диковинные: желание острых ощущений, бессмысленность и ничтожество своей жизни. Есть черти еще мельче: не мог отдать кредит, свалил на войну. Не работал год, ругался с женой, бухал на пенсию матери, поступил на службу по контракту. Это недоделанные души. Они не понимают, за что их убили, хотя сами приехали убивать. Это особенная разновидность инфантильности, часто она быстро проходит, и они исчезают с войны при первой возможности. Зато потом всю жизнь чувствуешь себя не только последним лузером, но еще немного человеком удивительной судьбы.

И самая мерзкая категория: политическая тусовка. Потом это называется "я знаю, что такое война". Выпил с офицерами штаба километрах в тридцати от боевых действий, прокатился с колонной спецназа. Если, конечно, еще задница протискивается в двери бронетранспортера. Но за этих хоть можно получить выкуп приличный.

Ну, я отвлекся.

Еще есть люди, которым война послала особенно страшные испытания. Которые прошли настоящий ужас и настоящую свирепость. Но они не погибли и не сломались. А для этого надо быть умным, уметь разобраться в себе, уметь выстоять перед демонами. Они немного другие.

Таким человеком был Салман. Война протащила его через самое пекло. Он был одним из тех, кто защищал Бамут. Для нас, горцев, Бамут - это тоже самое, что для тебя, мой дорогой читатель, Брестская крепость, форт Аламо, оборона Тобрука, ну ты понял. Так получилось, Салман не искал ни подвигов, ни смерти. Несколько раз он попадал в кровавую мясорубку, но Всевышний провел его через все без единой царапины. Когда он вернулся к развалинам родного дома, он, казалось, мало изменился внешне. Взгляд стал немного тяжелым.

Магомед, помнивший, как Салман пацаном выигрывал у него в шахматы, позвал на работу. Начиналось, как часто у Магомеда, с машины. Так Магомед присматривался к людям, на которых у него были планы. Возил Магомеда не долго, буквально недели три. Магомед в диванной, глядя Салману в глаза, спросил: "Будешь отвечать за безопасность? За всю безопасность?" Это в семье такой вопрос, когда ответ понятен. Сразу послал Салмана учиться на разные курсы. Хотя так не договаривались, но надо так надо. Салману учеба давалась легко.

Один из влиятельных известных людей сказал Магомеду: "Когда я смотрю в глаза Салману, как будто смотрю в глаза волку". Это большой комплимент. Магомед вежливо ответил: "Для врагов Салман - волк, для семьи - волкодав, охраняющий нашу отару".

Сейчас в бильярдной происходил разговор профессионалов, они не нуждались во вводных фразах. Салмана всегда удивляла способность Магомеда иметь взгляд, идеально соответствующий моменту и собеседнику. В семье еще только Ахмед обладал таким же талантом. Салман не имел такой способности, эту способность отняла война. Поэтому Салману и в голову не могло прийти, что он может заменить Магомеда на его месте. И поэтому Магомед и поручил ему заниматься безопасностью семьи.

Сначала речь пошла о машине, которую обнаружил Апти. Понятно было, что номера липовые. Само собой, Салман по базам полиции пробил вообще все случаи остановок автомобилей с перегонными номерами в округе за последнее время, но ничего интересного не нашел. Человек Салмана также проверял вообще все автомобили этой марки и возможных годов выпуска, включая проданные дилерами здесь, а также прошедшие таможню в частном порядке. Пытался зацепиться за объявления продаж в интернете и в газетах: машину для этих целей могли купить недавно. Пока единственное, что он нашел: с камер на трассе было понятно, что машина по крайней мере три раза ушла в сторону области.

- На спецслужбы не похоже, - сделал вывод Салман, - они по-другому работают. Я думаю, большая вероятность, что по крайней мере три раза за рулем был один человек.

- Дилетант? - спросил Магомед.

Все понимали, что дилетант - это плохой вариант. Особенно, если человек решил отомстить. Тогда все зависит от его решимости.

- Для дилетанта довольно чисто. Может умный? Бывший военный, спецназ? Я бы сказал, человек знаком со спецификой, но не профессионал слежки, - сказал Салман, - возможно, частное охранное предприятие с небольшими возможностями.

- Такие бы забоялись, - поморщился Магомед, - Лучше б, конечно, спецслужбы. Тогда б мы быстро пробили, кто и зачем. Все же провентилируй вариант, что это спецслужбы косят под дилетанта, либо человек из спецслужб работает по частному заказу.

- Я пытался выявить связь времени появлений машины и регулярными событиями у нас и у наших соседей: отъезды на работу, отправка детей в школу, выезды женщин: не нашел закономерности. Стоит недостаточно долго, чтобы снять распорядок дня. Да и для этого есть более надежные методы. Мне пришла в голову идея: может это единственное, чего он добивается: засветиться на наших камерах? Подолгу не торчит, старается не рисковать, не попадаться на глаза, понимает, что мы его сразу тормознем спросить, что к чему. Он же не знает, что у нас есть Апти.

- Это означает, что уже скоро произойдут некие события, после которых у тебя потребуют записи камер наблюдения.

- Похоже на то. Они же не могут точно знать, за какой период мы храним записи.

- Тогда у тебя будут варианты: отдать подлинники, ничего не отдать, отдать подчищенные.

- Не могу отдать, лицо потеряю. Приеду на родину, в селе дети будут пальцем показывать - это тот дядя Салман, который записи камер отдал.

- Это тебе не грозит. Даже если ты совершишь ошибку, все подумают, что это очередная дальновидная многоходовка Салмана. Поэтому дети будут говорить: "Смотрите - это самый хитрый на свете дядя Салман". Но надеюсь, ты сделаешь правильный ход, потому что вполне возможно, мы не будем иметь возможности это обсудить.

Магомед сделал паузу и сказал:

- Ладно, занимайся. Салман, есть еще признаки, которые мне не нравятся.

Салман кивнул. Он понял, что эта фраза самая важная. Машина непонятной слежки - это мелочи жизни. Он не спросил, что за признаки, Магомед скажет, если посчитает нужным.

- Нужно проверить следующее. По этому делу с китайцами. Похоже, я недостаточно серьезно отнесся. Прошу тебя проконтролировать. По этому населенному пункту Покровка. Хочу, чтобы ты пробил, что, когда, кому принадлежало в этой округе. Особенно, что там принадлежит и принадлежало государству. Появлялась ли там армия, полигоны, институты, секретность. Кладбища, воинские захоронения. Археологические раскопки, уникальность природной среды. Короче, знаешь все обычные осложнения с земельными участками. Это можешь делать открыто. Просто проконтролируй юристов и консалтеров. Второе. Пробей местных жителей. Это несложно, там постоянного населения три десятка человек. Особенно меня интересуют вновь прибывшие за несколько последних лет. Важно: я хочу, чтобы ты сам лично занимался людьми, не привлекая свои контакты в полиции. Желательно, чтобы этот твой интерес нельзя было отследить.

Салман снова кивнул:

- Я привлеку Султана по базам пройтись? Совсем без полиции не обойтись, мне нужны их данные. Но я сделаю так, что наш интерес будет замаскирован.

- Я уверен, ты все сделаешь правильно. А Султана не привлекай. Его выводим из здешних дел. Он пока не знает. У меня на него планы. Особенно меня интересует некто Кулагин, появился в Покровке пару лет назад, живет в доме, который местные называют "дом Вдовиных".

Салман вскинул глаза.

- Это довольно распространенная фамилия. Еще одно. Приезжают подруги Зары из Эстонии. Будут ездить, театры, музеи, туда-сюда. Я хочу, чтоб ты присмотрел. Ситуация невнятная. Вода мутная мне снилась. Может, старый становлюсь, а, братья?

Салман вежливо улыбнулся.

- Зара мне башку оторвет, если обнаружит сопровождение. Так что постарайся, чтоб гладко прошло.

Бизнес-ангел. Весна 2010 года, среда, обед

Султан как умный парень не ожидал ничего хорошего от вызова в кабинет Магомеда. Если Магомед хотел поговорить с родственником, обычно беседа происходила в диванной, либо в отдельном небольшом уютном помещении с видом на каналы и крыши Петербурга. Когда Гуля позвонила ему и сказала: "Султан, вас Магомед Мусаевич вызывает, просит вас зайти в кабинет", он даже переспросил: "В диванную?" "Нет, просит к нему в кабинет". Кабинет как кабинет, отличный вид на город. Просто лично у Султана с кабинетом были связаны не очень приятные ассоциации. Прошлый раз, например, пришлось докладывать о приключениях в клубе на Невском.

- Султан, хотел с тобой серьезно поговорить, - Магомед молчал долго, чтобы Султан прочувствовал момент.

Султан был человеком тонкой организации, талантливый, впечатлительный. Хотя, как все молодые, он был приучен не выдавать чувств, тем не менее, начал слегка нервничать.

- Что там за история приключилась у вас с Серегой Ивановым? - спросил Магомед.

Вопрос как громом поразил Султана. Он не знал, что ответить, и молчал. Магомед тоже молчал. Он мог молчать несколько часов.

- Схема не сработала, - наконец выдавил из себя Султан. Магомед молчал.

- Хотели в короткую сыграть. Евро понижался красиво. Мы хотели за сутки прокрутить. Подумали: что из того, что завод на день позже зарплату получит? Я подсапортил по компьютерным системам. Получилось на три дня, пока покрыли из своих.

Магомед молчал довольно долго.

- Ты думал, я не узнаю, - утвердительно сказал Магомед. Еще через пару минут добавил:

- Твои отец и мать расстроятся, поэтому я не буду им рассказывать, как было на самом деле.

Молчали. Тикали часы с семью циферблатами - подарок муфтия, показывающие время намаза в Санкт-Петербурге. Кроме этого в гробовой тишине кабинета только робко билось сердце Султана.

- Освободилась вакансия, - наконец сказал Магомед, - С родины звонили, Вахит совсем старый стал. Говорит, ему трудно с отарой. А то. Семьдесят пять лет. Целый день в седле. Вот здоровье у старика. Как думаешь, аспирант института проблем управления управится со стадом баранов? Это не так просто. Но старик тебя всему научит.

Султан чутко понял, что страшное позади, брезжит свет.

- Займусь, чем прикажете.

- А может, это ты баран? - повысил голос Магомед, - Я твоему отцу, твоей матери - своей сестре - обещал за тобой присматривать. Они радуются, что ты человеком стал. На тебя люди надежды возлагают, от тебя многое ждут. А ты по клубам с Серегой. "Займусь, чем прикажете". Какая польза, если ты займешься фигней? Я тебе, думаешь, случайно объяснял, что идиот в казино играет, а умный в казино работает?

Опять помолчали. Султан облизнул губы:

- А с Серегой что?

- А что с Серегой? Камень на шею и в Смоленку рядом с его заводом. Бракованных щенков топят.

- Это я придумал, дядя Магомед, я его уговорил. Я обещал, что все прикрою, что никто не узнает.

      Магомед усмехнулся.

- Знаю, что опять врешь. Хватит мне врать! Вместе придумали. Два отважных джентльмена. Но это правильно за товарища впрягаться. Ладно, уговорил. Серегу просто уволю.

Улыбка облегчения скользнула по губам Султана.

- Теперь поговорим о тебе. Вижу, что тебе скучно в наших делах.

- Да нет, что вы! Отличная работа, все отлично!

- Я же тебе сказал, хватит врать! - вышел из себя Магомед. Он выходил из себя, когда считал это полезным или необходимым, - Нет смысла мне врать. Я тоже был молодым человеком. Я знаю, что ты способен на большее. Мне нравится, что между работой и клубами с Серегой ты пытаешься сделать проект. В чем там суть?

- Идея программки у меня есть. Алгоритма даже скорей. Еще в институте на курсовой начинал. Потом на дипломе, сейчас время от времени.

- Ну, ты рассказывай, рассказывай. Ты же знаешь, я люблю всю эту ракетную науку.

- Ну, алгоритм искусственного интеллекта. Но не так, чтоб суперкомпьютеры с нейронными сетями, а универсальный прикладной легкий алгоритм. Пригодный для микроконтроллеров. Например, стандартный чип и к нему флеш с описанием окружающей системы. Или чтобы, скажем, разработчик любой компьютерной игры не заморачивался алгоритмом, а просто параметрически описывал систему, окружающую объект с интеллектом. Создать конструктор интеллекта под простые нужды.

- В какой стадии работа?

- В начале легко шло, пока идея. Сейчас все как-то вширь растет. И чем дальше, тем объем больше. Я пробовал сообщество с открытым кодом создать, но этим нужно все время заниматься, не получается раз от раза. Заканчиваю язык описания параметров. Где-то между альфа и бета версией.

- Может, тебя все-таки на родину отправить? Бараны по склону гуляют, ты с ноутбуком на коленях на теплом камне сидишь и спокойно программируешь. Хорошо! Ни клубов, ни даже сотовой связи, ничто не отвлекает.

Султан промолчал, радуясь, что, похоже, окончательно пронесло.

- Султан, я тебе по душе, как старший говорю - ты все пропустишь, если тебе не помочь. Что я понимаю в жизни - так это слабые и сильные стороны людей. Тобой надо не руководить, тебя надо контролировать. Я, честно говоря, посмотрел твой сайтишко, форум почитал. Где тебя все дураком называют. Между прочим, умные люди. Я там вопрос оставлял: а что делать с проблемой роста по экспоненте количества вычислительных операций при увеличении количества передаваемых параметров? А ты в ответ ругаться, обзываться.

- Так Guest_s_Kavkazo - это вы? - вспыхнул Султан.

- Ну да. А что такое "нуб" и "облажался"? Ты проблему-то понимаешь?

- Я решил ее, - гордо сказал Султан, - Я нашел метод прогнозирования влияния параметров на результат. Поэтому можно гибко ограничивать точность вычислений и требуемые мощности. Публиковать не стал - в этом вся изюминка. Как то, что в швейной машинке ушко снизу иглы.

- Вот теперь вижу, что ты внук Мусы! Он будет доволен, что внук преуспел в науках! У меня есть шикарное предложение. Я буду твоим бизнес-ангелом. Ты же готовил бизнес-план для венчурного фонда? Почему не сразу мне?

Султан пожал плечами:

- Мне казалось, это вам не будет интересно.

- Как это мне может быть неинтересно? Ты понимаешь, кто ты для меня? Твоя мать, когда еще школу заканчивала, ходила на рынок по субботам. А меня посылали ее сопровождать, охранять. Мне тогда лет восемь или десять было. Помню, идет с сумками Земфира, такая красивая, большая, сильная. Это теперь она мне до плеча. Платье она надевала на рынок самое красивое, туфельки лакированные, личико чистенькое, глазки скромные такие, платочек легкий. И я, кулаки сжаты, зверенышем глазами по сторонам - не имеет ли кто к сестре что-то обидное или оскорбительное? Там рядом автостанция была, куда из сельских районов автобусы приходили. Один взрослый парень на стоянке засмотрелся на нее, засмеялся, говорит товарищу: "Посмотри, какая девушка!" Он так просто засмеялся, от настроения хорошего, от восхищения девушкой красивой. А я, дурачок маленький, подумал, что он над Земфирой смеется. Я с разбегу его двумя руками в грудь толкнул, он чуть не упал. Схватил меня за руки, смеется: "Да и брат у нее какой смелый". Я вырываюсь, пытаюсь его ногой пнуть, он меня держит железной хваткой, я заплакал от злости. Его товарищ меня обнял, говорит Земфире: "С таким защитником тебе ничего не грозит, извините нас". Ты понял: с таким защитником ей ничего не грозит! Ты понял: последний раз говорили про все эти форексы-шморексы! В следующий раз сразу поедешь в горы, будешь на привале у костерка со стариком Вахитом перекидываться его засаленной колодой. И никогда не выиграешь, потому что в этой колоде старик каждую карту различает лучше, чем своих баранов.

- Мама говорит, что нашей семье вас послал Аллах, - льстиво сказал Султан.

- Аллах послал нашей семье меня, твоего деда Мусу, твоего деда Абу, твоего прадеда Хасана-Хаджи и еще много достойных и уважаемых людей. Сделай так, чтобы про тебя тоже сказали, что тебя нам послал Аллах. Ты задумывался, почему вокруг тебя столько успешных мужчин и прекрасных женщин? Потому что взаимопомощь, уважение и готовность поделиться последним - закон нашей семьи. Я вожусь с тобой, потому что вижу в тебе искру, которую зажег в тебе Всевышний. Ты должен поделиться этой искрой со всеми людьми. И пользу семье принести, само собой. Стать состоятельным уважаемым человеком, почему нет? Преступник, кто гасит искру в себе.

Султан хотел спросить, как быть с искрой самого Магомеда, но прикусил себе язык. Все эти дебиторки-кредиторки, консалтинг-шмонсалтинг Салман считал тривиальным занятием для простаков. Помолчали немного. Магомед продолжил:

- Посмотри на себя, разберись в себе. Тебе нужно научиться принимать жизнь такой, как есть. Ты боишься несвободы. Ты боишься системы. Таким, как ты, сложно в армии служить. Тебе душно в системе. Поэтому ты устал от семьи. Поэтому ты понес в венчурный фонд, а не родному дяде.

- Дядя, взять деньги у вас - это долг с большой буквы. Взять деньги в банке - это кредиторская задолженность.

- Еще раз говорю: ты дурень. Хочешь еще, чтоб я подумал, что безответственный дурень? Это я предлагаю тебе почти полную свободу, а не фонд. Я дам тебе не в долг, я войду в дело, профинансирую развитие. Фирму откроешь в Европе. Как ты думаешь, мы с тобой европейцы?

- Граница по Тереку проходит, - пожал плечами Султан. Он устал от разговора, от словесного айкидо Магомеда. Как будто его час возили по борцовскому ковру. Магомед видел, что партнер по переговорам дошел до нужной кондиции, можно было переходить к обсуждению финансовых подробностей:

- Значит, мы все-таки немного азиаты. Километров на пятьдесят. Условия поэтому будут азиатские, хорошие, родственные. Я дам тебе на стартап. Все риски на мне. Я, само собой, не допускаю мысли, что мой племянник "нуб" и "облажался". Ты получишь зарплату исполнительного директора и полтора процента акций, - Султан вскинулся, - и еще три с половиной после выхода на окупаемость. Миллиард же контора заработает? Или ты в себе не уверен? А? После того как отобьется, пятнадцать процентов получают твои родители. Ну и мне же нужно что-то заработать.

Помолчали. Магомед внимательно смотрел на Султана.

- Ладно, иди, обнови бизнес-план, пришли мне вечером. Фирму откроем где-нибудь в Прибалтике, например, в Эстонии. Хотя и против Латвии или Литвы я ничего не имею. Здесь будет филиал - группа разработки.

- Нынешние дела когда передать? - устало спросил Султан.

- А прямо сегодня. А завтра приходи, подробно обсудим наши условия и обязанности, юристам задание дадим. Видишь, какой ты очаровашка. Когда ты заходил в кабинет, я думал, убью. А ты меня сделал своим бизнес-партнером!

Султан вышел из кабинета. Ноги слегка тряслись. Он чувствовал себя так, как будто прошел по горам десять километров с дедом Вахитом и его баранами.

Спектакль. Весна 2010 года, среда, вечер

- Как спектакль, Салман?

- Очень интересный. Женщины уже дома, сели попить чаю в гостевом доме. Мы засекли машину наблюдения по дороге в театр. Черный мерседес. Перехватили их на повороте с Вознесенского на Декабристов в сторону театра. Два человека, я сразу понял - опытные: водитель даже не шелохнулся, руки на руле. Старший даже усмехнулся, хотя был раздражен, что они так лопухнулись. Хотя, может, и картину гнал. Может быть, срисовали нас, хотя мы были на трех машинах. Я ему объяснил, что либо он все по-честному докладывает, и тогда уезжает на своей машине, либо уезжает на другой машине в морг на свое вскрытие.

- Он серьезно отнесся?

Салман обиделся:

- Люди мне верят. Почему он должен мне не доверять? Он подумал секунду и спокойно показал удостоверение. Группа "Антитеррор". Полковник Сергей Пластинин.

- Он спросил, кто вы такие?

- Он знал, кто я, я сразу понял. Я для проверки спросил: "Наши корочки показать?" Он сказал, не нужно, он уверен, что все, кого он видит - это сотрудники МВД в командировке в Питере и что у всех есть разрешение на ношение оружия. Сказал, что у них есть информация, что националисты готовят серию нападений на членов семей крупных предпринимателей с Кавказа и Средней Азии, поэтому у него задание выявлять возможные цели и сопровождать.

- Как интересно. Получается, полковник "А" вечером катается по городу и сопровождает жен предпринимателей в театр.

- Я сказал, что мы тоже имеем такую информацию и решим своими силами. Он пожал плечами, сказал "помощь населения правоохранительным органам - это большое счастье". У меня было ощущение, что у него не было личного интереса. Он был на службе, не на заказе. Попросил только убрать пальцы с крючков. А то, говорит, вот так у него боец подозреваемого убил. Говорит, раздался громкий звук, боец на спуск и нажал. Он из тех, кто в разговор затягивает как в кисель, и больше было ничего не вытащить. Понятно, что все писалось и из их машины, и из нашей. Один наш экипаж поехал женщин сопровождать до театра, там ничего необычного. В театре прямо рядом с ними был один мой русский парень, опытный, надежный. Пока мы разговоры разговаривали, спектакль начался. Мне было интересно, что эти два джентльмена будут делать после того, как мы разъедемся. Они на небольшой скорости проехали площадь. Зара поставила машину так, что ее нельзя было увидеть по их проезду. Ушли по набережной Фонтанки. Больше мы наблюдения не обнаружили.

- Зара заказывала билеты по интернету. Кто угодно мог знать, что они будут в театре. Последние годы мы стали жить прямо как обычные люди. Особенно женщины, они всегда надеются, что уже все закончилось. Женщинам удалось остаться нормальными, а, Ахмед?

Ахмед, молчавший все время, сказал в обычной своей манере:

- Жену с подругами нельзя спокойно в театр отправить. Разве мы за это воевали, а, Мага? Дирижировал хоть Гергиев, Салман?

- Это кто такой? - спросил Салман, - Магомед не давал указания за ним проследить.

***

Черный мерседес медленно проехал театральную площадь. Белого бентли не было видно, но это больше не важно. Экипаж чучмеков следовал за ними, теперь не скрываясь.

- Давай в сторону Фонтанки. Там оторвись от них.

Водитель кивнул. На повороте на набережную Фонтанки была небольшая пробочка, и он легко оторвался. Пиликнула рация.

- Всех срисовали? - спросил Сергей.

- Да, устанавливаем личности и место жительства.

Водитель сделал еще несколько поворотов, убедились, что хвоста нет.

Глава 6 Смущение отца Федора

Терпение отца Федора

Каким будет поколение, воспитанное без религиозных доктрин? В начале ХХ века этот вопрос очень волновал философов и отцов психоанализа. Сразу поставили эксперимент. Россия - это такое специальное место, где проводятся крупные общественные эксперименты. Поколение русских, выросшее в Советском Союзе после Второй мировой войны и до 1990-х годов было совершенно свободно от религиозных доктрин.

Причем это поколение было именно свободно от любой религиозной пропаганды, в том числе и атеистической - она уже была не нужна. Время воинствующих безбожников 1920-х годов уже прошло. Церкви, мечети были разрушены и взорваны. Не отказавшиеся от веры сотнями тысяч сгинули в лагерях. В 1930-х годах была найдена важная интонация: уцелевшие храмы признали объектами культурного наследия. В 1940-х была найдена еще одна важная интонация: вопрос веры может стоять только для неграмотных, темных, несовременных людей. Христианство ушло в катакомбы личных домов и квартир. Верующие в катакомбных церквях поняли, что настали времена последние.

Очень важно: слово Бог писали с маленькой буквы. Это тонко. И главное тут - не неуважение, а непризнание личного начала. С точки зрения воинствующего атеиста необходимо говорить о Боге не как о субъекте, о как об объекте. Как можно молиться не Личности, а закону или силе? Можно просить Аполлона послать удачу, обращаться за помощью к Отцу, просить прощения у Всемилостивого, но нельзя молиться Року или просить помощи у Книги Судеб. Любой закон или сила поддаются изучению и познанию. Следовательно, подвластен человеку.

Вырастало уже второе поколение. Обсуждение религиозных тем было почти неприличным. Религиозность стала сначала свидетельством темноты и неграмотности, потом духовного убожества, а в конце, к 60-м годам - почти психического отклонения. Отклонение от нормы плохо переносится, пугает большинство людей. Религиозный дискурс велся на уровне "Гагарин летал на небо и никого не видел". Люди этого поколения не были ни верующими, ни атеистами. Атеист - это тоже убеждение. Теперь вообще Вопрос не стоял.

Очень важно: следовать любым церковным обрядам было позорно, постыдно. Это нужно было скрывать. Здесь опять же тонкая грань: за исполнением обряда следовали вполне весомые репрессии. Например, за крещение ребенка могли уволить с работы. За высказанное в разговоре с коллегами мнение о пользе проповеди Христа или Мохаммеда уже можно было отправиться в тюрьму. Где в презрении к церковным обрядам проходила грань убеждения и простого страха, маскирующегося под убеждения?

История прихода отца Федора к Церкви была следующей: когда он учился на пятом курсе университета, ему дали Библию на одну ночь почитать. Евангелие от Матфея он читал в ночь, которая определила его жизненный путь. Он прочитал Нагорную проповедь и поверил. Полистал и другие книги, но сразу вошло именно это - Евангелие от Матфея и особенно Нагорная проповедь. Он был под впечатлением несколько дней, и даже поговорить было не с кем. А это нужно обсуждать, нужно рассказывать людям о том, что он узнал. Рядом с общежитием была небольшая церковь. Он никогда не был до этого в церкви. Кроме экскурсий в музей религии и атеизма в Казанском соборе и посещения "памятников культуры" вроде Кремлевских соборов и Исакия. Была ранняя весна, начало Великого Поста, еще далеко до Пасхи. Впрочем, тогда он не знал ничего про Великий пост. На входе в церквушку лужа талого снега, в церкви было душно от горящих свечей. Старушки какие-то. При коммунистах в церковь ходило мало народа.

Будущий отец Федор был смущен, не знал, что делать, не знал, почему тут квадратное, тут круглое, что за картины на стенах. Позолота и пышность форм византийской традиции не трогали его сердце, показались излишне вычурными и безвкусными. Постоял немного и ушел. Он выписал тогда Нагорную проповедь в блокнотик и выучил ее наизусть. Не специально, просто часто читал и запомнил. Библию тогда невозможно было купить ни за какие деньги. Поговорить было не с кем.

Он всегда чувствовал некий Вопрос, тайну жизни, висевшую над ним. Про атомы и молекулы - это все здорово, но что делать с Сознанием? Он был студентом факультета кибернетики, и грубо вопрос стоял так: если количество триггеров сделать равным количеству нейронов головного мозга, будет ли такая машина разумной? С какого уровня сложности в живом появляется сознание? Сознает ли себя мокрица или морской огурец? В тесте Тьюринга виделась какая-то мрачная бездна. Нельзя сказать, что это сильно беспокоило его, в двадцать лет в студенческом городке есть заботы поинтересней, но Вопрос существовал где-то на грани сна и бодрствования. Особенно задумываться было некогда, в состоянии сознания, расширенного с помощью портвейна "Три семерки", обычно нужно было идти на дискотеку или в женское общежитие.

Нагорная проповедь как ледокол расколола панцирь недосказанности, недовыясненности. Все стало понятно и просто - ему был явлен Путь. Он стал иногда заходить в церковь, смотрел, как ведут себя другие. Он уклонялся от обрядов, стеснялся сделать что-то не так. Как-то он пришел под конец службы, священник сказал ему: "Молодой человек, можно с вами поговорить". Будущий отец Федор испугался, ходил слух, что православная церковь дает списки прихожан в КГБ. И это было правдой. Это было во времена Андропова. Когда днем в кинотеатрах проверяли документы, почему сидишь в кино, а не пашешь на стройке коммунизма. Честно говоря, юный отец Федор испугался, что выгонят из университета перед выпускными экзаменами.

Так он познакомился с отцом Василием, своим Святым человеком, своим Учителем. Отец Василий подарил Библию, ее потом украли в общежитии. Кстати, тогда еще сажали за "распространение религиозных взглядов и литературы", но больше уже не православных и мусульман, а баптистов, адвентистов и прочих чуждых. Следующую Библию отец Федор купил уже после окончания университета за свою месячную зарплату.

Девяностые годы были счастливым временем. Восстанавливались храмы, строились новые церкви, народ на службы валил валом. Крестились все от мала до велика. Понятно, что это был вопрос моды, интерес к новым знаниям. К концу девяностых этот ажиотаж несколько схлынул.

Русские вообще любопытны к новым знаниям, например, в 80-х годах довольно скучный научно-популярный журнал "Наука и жизнь" имел 32 миллиона подписчиков. Однако фокус этого интереса быстро меняется, а знания часто поверхностны. Православие оказалось слишком трудной практикой для многих.

Это было время, когда лжехристы и всякие иисус-марии-дэви собирали стадионы. За умеренную плату за один сеанс они предлагали счастье, удачу, чудеса, исцеление от рака. Как не стыдно думать о деньгах?! Тысчонка баксов - разве чрезмерная плата за Царствие Небесное?!

Прихожане отца Федора страдали язычеством в тяжелой запущенной форме. Они смотрели на церковные обряды как на магические манипуляции. Отец Федор окроплял святой водой мерседесы поднявшихся предпринимателей. Салоны некоторых такси, развозивших пассажиров со станции, по количеству иконок превосходили иконостас его храма. К постам большинство относилось как к лечебным процедурам. Иконы прикладывали к больному месту. Легче заплатить тысячу долларов, чем выдержать Великий пост.

Многие знакомые ему служители Церкви относились к своему служению просто как к удачно выбранной профессии. Нестяжательство явно не относилось к числу добродетелей большинства как церковной братии, так и прихожан.

Масленицу в городке отмечали с большим размахом, чем Пасху. Рождество было поводом опохмелиться после Нового года. С крещения Руси прошла тысяча лет, но северное лесное язычество оказалось более архетипическим.

Отец Федор нес свою службу, не думая над всем этим. Над ним сияли слова Нагорной проповеди. Он решил, что не в силах разрешить это противоречие. Он одинаково служил всем. Он нес Слово. Если Он не стал делить заранее овец и козлов, как может делать это Его скромный служитель с севера России?

Оставалось только благодарить Его, что отцу Федору был дан талант видеть свое собственное несовершенство. Он находил в себе гордыню, стяжательство, тщеславие, трусость, короче, назови любой мыслимый недостаток и сразу в десятку. Смертных грехов он, правда, почти не совершал. Однако, например, прелюбодействовал? Лжесвидетельствовал? Пусть даже по молодости и не сознавая. Так что было чего стыдиться и что отмаливать.

Прихожане говорили: "Строгий батюшка". Например, на Рождество он выгнал со службы за слишком откровенное платье любовницу самого мэра. Он проводил собеседование перед крещением, мог задать простой вопрос, который ставил в тупик. Например, почему человек хочет креститься. И попросить прийти, когда будет ответ.

Среди церковной общественности он считался необычным, "не формат". В то же время мы все завидуем людям, которым хватает сил быть искренними.

Ничего, в России за строгость уважают, а за юродивость любят.

Его женщина мотала ему нервы и душу больше, чем остальные семь миллиардов человек вместе взятые. Понятно, что у нее было больше возможностей для этого. Но в этом смысле отец Федор был легким человеком. Зато и удовольствия и счастья Аня принесла ему больше, чем кто-либо из этих семи миллиардов.

Но иногда все отказывало. Иногда утром он вставал, смотрел на себя в зеркало и не шел в церковь.

Бесы отца Федора. Весна 2010 года, вторник

Когда-то случился разговор, который многое объяснил отцу Федору. Отец Федор был единственным человеком здесь, знавшим истинную историю жизни Евгения Вдовина.

- Как понять, есть ли в этом какой-то смысл? - однажды спросил Евгений, имея ввиду свою работу по восстановлению собора.

- Спроси, - сказал отец Федор.

- Как?

- Молитву читай на ночь.

- А ответ будет?

- Обязательно. Ты сразу поймешь, когда получишь. Это так же надежно, как позвонить в справочную службу. Если, конечно, тебе и вправду нужно знать. В чем я не уверен, потому что ты не бросишь стройку. Так что в кол-центре не будут заморачиваться с ответом на известный вопрос. Спроси что-нибудь, что действительно хочешь узнать.

- А на том конце занято не будет?

- Там не бывает занято. Может быть, ответа придется подождать, но это значит, что нужный момент не наступил.

- У меня в Средней Азии один боец сварил траву в молоке и потом час разговаривал по выключенной рации, - сказал Евгений, - у него был шок, когда до него дошло. Ты бы его видел. Мы всей ротой уссывались.

Иногда совершенно неожиданно, обычно вот так, утром, наступал момент, самый трудный момент в его жизни, когда отец Федор смотрел на трубку и думал, может быть, всю жизнь он сам был на обоих концах провода? Может быть, всю жизнь он разговаривает сам с собой? Может быть, Нагорная проповедь просто поэма?

Когда это случилось первый раз, еще давно, в мягкой форме, он пытался преодолеть это дополнительной молитвой и постом. Но молитва в этом состоянии превращалась в набор слов, а пост в упражнение по очистке организма. Он доводил себя почти до нервного срыва в этой борьбе.

Потом он понял, что в этот момент единственный способ - просто встать и выйти. Чтобы знать по-настоящему, нужно быть свободным верить или не верить. Когда он прочитал Евангелие, он был свободным. Слово "вера" никогда не нравилось ему. Кто верит, тот не знает.

Итак, сегодня отец Федор стоял перед зеркалом и, глядя на очень благообразное бородатое лицо, думал, что делать дальше. В такие минуты он чувствовал желание немедленно побриться до чистоты, сесть на мотоцикл и уехать. Однажды в такую минуту он действительно сбрил бороду.

Аня, как обычно, проснулась с какими-то претензиями. Что-то уже было не так.

- Да пошла ты, - сказал он. Она знала, что лучше оскорбиться и уйти. Он был очень силен и мог зашибить ненароком. Потом она все равно отыграет через пару дней, когда у него пройдет дурь, и он станет виноватым и шелковым.

Он набрал Евгения.

- Ты мне нужен, - сказал отец Федор.

- Приезжай ко мне, - предложил Евгений.

- Нет, я желаю в ресторан. Встретимся в "Оставь жену дома".

Это был ресторан, где серьезный народ собирался для серьезного разгула. Евгений знал, что ничего нельзя поделать, когда его друг ломает прутья клетки. Нет такой силы, которая может его остановить.

Когда Евгений подъехал к деревянному стилизованному под старину зданию "Оставь жену дома", харлей отца Федора уже стоял там. Этот дивной красоты мотоцикл отец Федор купил как символ свободы. Как возможность. Ездил он на нем пару раз в год на фестивали байкеров, где колоритно смотрелся в специально пошитой для этого рясе с золотым крестом, в черных сапогах и черном шлеме.

- Что вам принести? - спросила девушка.

Была вторая половина Великого Поста.

- Принеси, моя хорошая, мне чего-нибудь постненького, - попросил отец Федор, - рыбки заливной с хренчиком, котлетку по-киевски с картошечкой и хорошей водочки грамм двести. Евгений, ты водку будешь?

Девушка удивленно посмотрела на него. Отец Федор был известным в округе человеком.

- Я же за рулем, - сказал Евгений.

- Ты боишься, что в твоем лесу тебя проверят на алкоголь? - засмеялся отец Федор.

- Нет, я боюсь, что если в моем лесу начать выпивать, то причины остановиться не будет. Ладно, мне тоже грамм двести.

- Что случилось? - спросил Евгений, когда девушка ушла. Хотя знал, что у друга приступ тяги на волю.

- Я слагаю сан и уезжаю. Мне жаль.

- И что будешь делать?

- Уеду в Испанию.

- Почему в Испанию?

- А почему не в Испанию? Я всегда мечтал об Испании. Сяду на мотоцикл и поеду. Я даже варианты маршрута разработал.

- Аня точно не потащится на мотоцикле в Испанию.

- И ну ее. Пусть делает что хочет.

Евгений знал, что пациенту нужно дать говорить.

- Ты нужен всем здесь. В том числе мне.

- Я себя и поддерживаю, что я как доктор, как психотерапевт, что я лечу души, что я нужен людям.

- Ты и правда нужен.

- Подумай, от чего я их лечу? От невежества, от ответственности? Ко мне недавно притащился один. Грешен, говорит. Я с ним беседу, наставление, он ушел окрыленный. Я еще подумал несерьезно, убил он, что ли, кого? Потом узнал, что и вправду убил. Лечу от угрызений совести? Учу, что Бог простит? Если веруешь, - это постоянный праздник. Если не веруешь, - это тяжелый бесконечный труд. Режим похуже, чем в армии. Представь все эти службы, всенощные, свадьбы-отпевания. Когда у тебя воскресенье - у меня рабочий день с рассвета до ночи.

- У меня тоже почти вся жизнь без выходных. Офицерское училище, потом армия. В выходные все равно в части. А сейчас я волонтер, так что выходные у меня только когда совсем плохо дела. Зато могу во вторник с утра сидеть бухать с местным батюшкой.

Примерно после того, как за кормой осталось грамм по четыреста, отец Федор сказал:

- Почему наша жизнь такая? Когда я был молод, я был уверен, что есть конкретные виновники. Что нас столкнули с пути. Коммунисты, безбожники, стяжатели и прочие злые люди. Теперь я стал думать: может что-то не так во всех нас. Ведь никто из нас не желает зла. Может, мы все виноваты, что так живем?

- Нет. Наливай, Федор! Я тоже много над этим думал. Это самое важное - решить, кто виноват. Тогда мы сможем победить зло, которого, ты сам сказал, никто не хочет. Иначе зло будет заводиться как будто само собой. Зло - это всегда акт. И кто-то имеет власть и возможность совершить конкретное действие. Брать на себя чужую вину - это быть рабом!

- Евгений, скажи, кто распял Христа? Иуда, синедрион, еврейский народ, Пилат?

- Иуду отбрасываем сразу, он просто ничтожество. Его распиарили. Еврейский народ таков, каковы все народы. Вчера с осанной, сегодня "распни его". Синедрион - тебе виднее. Я в церковных кругах не вращался.

- Синедриону пороху бы не хватило. Остается Пилат? Евгений, ты в курсе, что есть церкви, где Пилат причислен к лику святых? Надо бы и нам. Это очень по православному - причислять начальство к лику святых, - бес анархизма овладел захмелевшей душой отца Федора.

- Федор! Не волнуйся, Понтий Пилат вечно жив. Это он со вздохом сострадания подписывает смертные приговоры невиновным, потому что так "по закону". А раз по закону, Пилат не переживает. Он любит детей и собак, кончает жизнь в достатке на почетной пенсии в орденах и уважении, окруженный внуками. Хоронят его обычно на Новодевичьем кладбище или, бери выше, у Кремлевской стены.

- Евгений! Подводим итог: Иисуса распял Пилат?

- Нет, его распял римский солдат. О нем забывают почему-то. Но подумай, мог ли он поступить иначе? Я очень подходил для армии. Кроме первого года в училище, когда было трудновато. Мне нравилось служить. Меня очень любили солдаты, можешь себе представить? С тех пор как я уволен, я как будто остался без семьи. Для римлянина легион тоже был его семьей. Мог ли римский солдат пойти против приказа, против семьи и не распять Христа?

- Какой у него был шанс! Тогда бы его распяли по правую руку Христа, и он бы в вечной жизни сел рядом с Иисусом, - на глазах отца Федора блеснули слезы, он шмыгнул носом, вытер салфеткой глаза.

- Получается, это был бы сверхчеловеческий поступок. И знаешь почему? Этот поступок не имел бы практического смысла. Потому что солдат никого бы не спас своей смертью. Он только бы пожертвовал собой. От большинства людей нельзя требовать сверхчеловеческих поступков. По крайней мере, нельзя строить общество, рассчитывая на это. Как командир, скажу тебе: на операции бойцы в полной власти командира. Они продолжение его воли. Или это плохой командир, плохие бойцы негодной армии. Чего о римлянах не скажешь.

- Евгений! Ты сам сказал зло - это акт. То есть дело в свободе, возможности выбора, совершить акт или не совершить. Получается, вина за акт зла на том, кто последний имеет возможность выбора, свободу делать или не делать. Тогда представь на секунду, что римский солдат имеет такую возможность. Например, все ушли, он остался с Христом наедине.

- Он будет выполнять приказ. У него долг, - убежденно сказал Евгений.

- Что такое его долг? Не страх ли это наказания? Люди подменяют сущности, чтобы снять с себя ответственность. Если помнить об ответственности, быть свободным, можно перестать творить зло. Творить зло, хотя бы сознавая, что творишь зло - это начало просветления. Рабство - это стокгольмский синдром.

В результате они выпили грамм по семьсот. Отец Федор оставил невероятные чаевые. Хозяин ресторана, авторитетный в городке человек, семь лет на крытой, всего в лагерях четырнадцать, вышел попрощаться с ними. Долго прощались у дверей. Евгений непременно хотел отвезти отца Федора домой. Тот вполне резонно замечал, что Евгений пьян в стельку. В конце концов все-таки договорились оставить харлей возле ресторана, вызвали отцу Федору такси. В магазинчике на повороте с федеральной трассы Евгений купил упаковку пива, чтобы утром прийти в себя. Лесная дорога, по которой Евгений пробирался домой, казалась как бы незнакомой. Остановился на выезде к излучине реки с видом на Покровку, затянул тормоз, открыл пиво. Почему он занимается этим? При его образе жизни ему хватило бы и военной пенсии, хотя она не полагалась ему по приговору суда, но которую вернули ему сочувствующие друзья. Друзья стали полковниками и генералами. И состоятельными людьми. Любой из них мог пристроить Евгения.

Ну а если хочется одиночества и анонимности, почему он не поедет в Питер, не устроится куда-нибудь в оборонку сидеть в отдел кадров, давить кнопки на клавиатуре, проверять биографии сотрудников? Однокомнатная квартирка где-нибудь на улице Коллонтай, Дыбенко, Крыленко. Море огней спального района, трамваи, оживленные толпы возле станции метро. А если хочется торчать с видом на эту дыру, вариант охранником в супермаркет на развязке.

Стоял долго, пока солнце не скрылось, пока не показалась звезды, Млечный путь на ясном небе. Ночь была безлунная, Млечный путь струился разными цветами. В отличие от сияющего неба, земля была черна до горизонта во все стороны. Только несколько робких огней Покровки.

Он видел каждую звезду - его зрение было таким же острым, как много лет назад, когда он проходил медкомиссию в военное училище. Это Бог у него не торопился отнять.

Евгений знал, что не бросит все это. На самом деле он стоит на своем прошлом как на якоре. Пора пережить все это. Пора двигаться дальше. Он починит храм, тут даже нет сомнений. Теперь он умеет строить, он починит свой прекрасный дом. Почему он должен чувствовать привязанность к женщине, которая уже десять лет принадлежит другому? Он свободен. Он еще достаточно молод, чтобы не только найти жену, но и чтобы любить и сделать счастливой женщину. Такая женщина найдется, он хорош, он стоящий мужик. Нужно не бояться говорить правду. В том числе самому себе говорить правду. Да, еще не пить.

Сон отца Федора. Весна 2010 года, среда

Отец Федор плохо помнил, как ехал на такси домой. "Да у тебя в машине иконостас богаче, чем в Казанском соборе", - похвалил он водителя. "А то", - обрадовался таксист. Ввалился в дом, выглянула Аня: "Фу, пьянь". И быстро исчезла от греха. Отключил мобильный телефон, городской телефон. Аня сообщит, что он плохо себя чувствует, все уладит, всех предупредит. К его службе она относилась как к работе, радовалась, что они так хорошо устроены. Они были обеспечены всю жизнь, но она панически боялась, что они потеряют достаток. Она вообще много заботилась, тревожилась - это была ее психологическая особенность. Она тревожилась за детей, когда они были маленькие, тряслась над ними как птица над птенцами. Когда выросли - стало еще тревожнее, теперь их невозможно было контролировать. "Кто может прибавить себе хотя бы вершок, заботясь?" - успокаивал отец Федор. "Мне бы твое равнодушие", - отвечала она.

Поставил фильм, но почти сразу заснул тяжелым сном перед телевизором на диване в зале. Встал посреди ночи, еще довольно пьяный, напился холодной воды, - отлично! - заснул снова. Снилась ему Испания, вернее, такая спокойная безлюдная улица с каменным забором, вдали между веток растений - голубой клочок моря. Пыльная такая жаркая улица. Но очевидно было, Испания. Круто вверх на гору вела дорога, вымощенная булыжником. Отец Федор двинулся по ней. Вышел к ледяному озеру талой весенней воды. Березы стояли по колено в талой воде, по берегам лежал белый снег. Сияло солнце в синем небе, пришлось зажмуриться от отражений в воде и снега. Холодно, ветрено, волнующе до дрожи.

Глава 7 Джихад

Учитель

Когда по тебе долбит установка "Град", трудно размышлять о высоком. Трудно быть добрее к людям, когда сидишь в укрытии, зажав голову руками. Но некоторые люди способны на это.

В 19-м веке Святой Человек Кунта-Хаджи из рода Киши, из селения Илсхан-Юрт, говорил так:

"Остановивший в своем сердце гнев, простивший зло, стократ упоминающий имя Аллаха, молящийся за тех, кто злословит - раб божий".

Это было в момент крайнего обострения Кавказской войны, в начале 1860-х, когда население горцев уменьшилось наполовину. Хотя, когда эта война затихала с начала 19 века? В то время, когда имам Шамиль призывал сражаться до последнего горца, Кунта-Хаджи проповедовал:

"И если скажут, чтобы вы шли в церкви, идите, ибо они только строения, а мы в душе мусульмане. Если вас заставляют носить кресты, носите их, так как это только железки, оставаясь в душе магометанами".

Есть мнение, что эти проповеди стали известны его ровеснику, офицеру русской армии по имени Лев Толстой, приблизительно в то время проходившего службу на Кавказе, и из этого вышло учение о непротивлении, Махатма Ганди и все такое.

В то время сподвижники Шамиля распространяли слухи, что со дня на день на помощь придет турецкий султан. Кунта-Хаджи говорил: "Я не верю, что из Турции к нам придет помощь, что турецкий султан желает нашей свободы и нашего спасения. Это неправда, так как сам султан является таким же деспотом, как и русский царь".

Правителей он называл "прикрывающимися шариатом деспотами". "Если мюрид хочет знать, насколько он близок к Богу, Пророку и учителю, то пусть посмотрит в свое сердце: если оно поражено жаждой власти, то пусть знает, что он далек от Бога, Пророка и учителя"

Проповедник мира всегда вступает на опасный путь. Ничто не задевает столько интересов, как мирная проповедь.

Понятно, что имаму Шамилю крайне не нравилось это учение, из-за этого Кунта-Хаджи несколько лет провел на Ближнем Востоке.

В 1863 году несколько ортодоксальных мулл написали донос русскому наместнику.

Начальник Терской области Лорис-Меликов не видел в проповеди ничего опасного для империи. Но что он мог сделать, если дело дошло до великого князя Михаила Романова? Поэтому наместник поступил, как Понтий Пилат за две тысячи лет до этого - умыл руки.

Кунта-Хаджи вместе с ближайшими мюридами был арестован. Он сразу написал письмо последователям с просьбой не предпринимать никаких насильственных действий. Несколько тысяч его учеников пошли требовать его освобождения. Верные Учителю, они оставили ружья. Русский отряд открыл огонь, погибли от 150 до 400 последователей ненасильственного улучшения мира.

Кунта-Хаджи был разлучен со всеми близкими людьми. Некоторые говорят, он умер в городке недалеко от Вологды, среди русской равнины и широких рек, никогда больше не увидев горы и лиц родных. Умер в нищете, но не нищета и не болезнь были его наказанием, а разлука.

Мюриды Кунта-Хаджи считают, что он не умер, он исчез из тюрьмы и вернется к нам в нужный момент. Кунта-Хаджи (Да Будет Возвышена Его Святость) сам знает, когда наступит такое время. Если вы будете спорить, доказывать, что Кунта-Хаджи умер в тюрьме города Устюжна Новгородской губернии 19 мая 1867 года, молодой горячий мюрид разозлится, и на форуме в интернете обложит вас нехорошими словами. Но это только молодой мюрид, недавно вставший на путь. Он и сердится, и предлагает немедленно встретиться в реале только потому, что еще не укрепился, не постиг проповеди Учителя. А продвинутый мюрид попытается простить вам ваше невежество. Он даже постарается найти в себе сострадание, потому что от вашего невежества и глупости больше всего страдаете вы сами.

Сила мирной проповеди часто непостижима людям торопливым и гневливым. Им кажется, что убеждение - это слишком долго. Однако вспомним, что могущественный имам Шамиль не смог заставить ингушей принять мусульманство, которое он проповедовал с помощью вооруженных отрядов. Это сделал Кунта-Хаджи своей проповедью и личным примером веры и скромности.

Непротивление - то же оружие. Только это оружие без греха. Достать кинжал легко. Как говорил Учитель: "Дьявол хочет, чтобы твоя рука тянулась к кинжалу". Поэтому борющийся непротивлением должен быть еще более твердым и самоотверженным, только смиренным перед Всевышним.

Военная доблесть, упрямство и смелость не позволят сохраниться тому, у кого нет духовной силы, у кого нет света в душе. Он может одержать славную военную победу, но бесследно исчезнет в реке времени.

- Война - дикость. Удаляйтесь от всего, что напоминает войну, если враг не пришёл отнять у вас веру и честь. Ваша сила - ум, терпение, справедливость. Враг не устоит перед этой силой и рано или поздно признает своё поражение.

Однако обратим внимание и на эти слова: "если враг не пришёл отнять у вас веру и честь". Мы помним и другие подлинные слова Учителя:

- Если вас будут заставлять забыть язык, культуру и обычаи, подымайтесь и бейтесь до смерти, до последнего оставшегося!

Именно Учитель дал броню, которая позволила горцам без утраты народных духовных ценностей пережить ужасный ХХ век. Как рассказывал Муса, отец Магомеда:

- Коммунисты были опасны, но не очень. Они смогли нас выселить, возможно, могли уничтожить большую часть народа. Но они не затронули нашу душу, нашу идентичность. Они ничего не смогли сделать, например, с твоим дедом. Я помню в конце 30-х в село приезжал лектор, который объяснял, что Бога нет, потому что мир состоит из молекул. Я маленький был, но понимал, насколько это было тупо и глупо, но не о том речь. Мечеть переоборудовали в клуб, поставили длинные лавки специально для этих лекций и просмотра патриотических фильмов. Всех туда сгоняли на эти лекции. "Если скажут, чтобы вы шли в церкви, идите, ибо они только строения, а мы в душе мусульмане". Вот я помню: лектор из города про атомы говорит, про Бога нет, старшие сидят с каменными лицами. Дети на взрослых смотрят и тоже не шевелятся. Слышно, как муха летает. Весь зал неподвижно смотрит лектору в глаза и молчит. Он заканчивает, все сидят так же неподвижно. Это все равно как камню лекцию читать.

- Все эти идеи коммунизма были от нас далеки. Отнять у богатых и поделить. Социальная справедливость-несправедливость. Мы сами умели находить справедливость. Для этого у нас есть адаты и шариат, чтобы мы знали, как судить. Есть старшие, чтобы разобрать по справедливости. В семье ты рано или поздно станешь старшим. Поэтому вся эта русская цивилизация прошла по поверхности. Слишком они отличаются от нас. Они постоянно меняются, носятся с новыми затеями, а мы остались такими же, как 400 лет назад, когда они здесь появились. У нас никогда не было царя, обходились как-то, а они постоянно говорят о свободе, но скучают без тирана, как цветок без солнца. Однако русские затащили сюда европейское образование, европейскую науку, европейскую культуру. За это спасибо. Нам все это понравилось. Мы смогли приобрести, ничего не потеряв.

Проблема пустоты

На втором-третьем курсе физтеха Магомед стал думать над одной очевидной проблемой. В опытах, которые он ставил на лабораторных работах и теориях, которые он изучал, по сути самым интересным была пустота, только этого никто не замечал. Все занимались тем, что летело в пустоте, распространялось в ней. Электроны достигали контактов, фотоны испускались и поглощались, все наблюдаемое происходило по краям пустоты. Но проблема была в том, что согласно всем опытам во всем окружающем, как открыл Магомед, кроме пустоты, и не было ничего. Просто внутри приборов пустота была заметна, потому что перед началом лабораторных работ нужно было нажать кнопку, и насос откачивал оттуда воздух. Магомед представлял себе Солнечную систему, вращающуюся в пустоте. Но ведь атомы корпуса прибора из инструментальной стали - крохотные солнечные системы,- такие же пустые внутри, и свет отражается от прибора только потому, что атомов бесчисленно много, как звезд в Млечном пути. А что внутри частиц, которые мы пока считаем элементарными? Почему над этим никто не думает?

Без пустоты тоже мироздание никак не выстраивалось. Пустота была необходима, чтобы что-то происходило. Где-то нужно было двигаться. Это беспокоило не ум, с математикой как раз все было в порядке, это волновало душу.

Существует ли вообще мир? Или его можно исключить элемент за элементом, вычитая одно за другим? Тогда Магомед еще не был знаком с буддийской и даосской философией.

Уровень молодых людей, с которыми он учился, с которыми жил в общежитии, был невероятно высок. Счастлив тот, кто попадал в такие сообщества! Да, этим людям так же свойственны все человеческие недостатки и слабости, но все же там видишь, какая сила в нас заключена, немного захватывает дух от того, на что мы способны. Магомед и тут не стал рядовым студентом. От него и теперь многого ждали. "Вы сами придумали это решение?" - удивленно поднял на него глаза знаменитый ученый, принимавший курсовую работу третьего курса. "Ну да", - пожал плечами Магомед.

Магомед однажды сказал Ахмеду: "Я вот иногда думаю, они все ошибались, или нет?" Положа руку на сердце, он не чувствовал особого интеллектуального превосходства над окружающими. Просто иногда ему приходили в голову мысли, которые не приходили больше никому.

В это время Магомед очень сблизился с отцом. В детстве отец казался ему суховатым, отстраненным от проблем детей. Отношения Магомеда с матерью или Абу были более теплыми. Это, разумеется, обычная проблема занятого делом, успешного человека. К тому же в отличие от Ахмеда Магомед был беспроблемным ребенком. Отличник, спортсмен, сдержанный, спокойный парень, знающий, чем собирается заняться в жизни, - гордость любого отца. Путь, который выбрал Магомед, был похож на путь Мусы, был ему понятен. Как все занятые успешные мужчины, Муса не понимал, насколько мало внимания он уделяет своим детям.

Отец часто приезжал в Москву в министерство и Госснаб по делам своего проектного института. Обычно он останавливался в гостинице "Россия" рядом с Кремлем, реже в небольшой гостинице министерства в Замоскворечье. Магомед больше любил, когда в "России", он обычно приезжал из Долгопрудного к отцу на пару дней. В гостинице был отличный бассейн - редкость в социалистической Москве. Пока отец ездил по делам, Магомед торчал в бассейне, валялся в номере с книгой, наслаждаясь одиночеством. Мы, горцы, любим и отлично переносим одиночество.

Ужинали обычно в ресторане гостиницы или где-то рядом в центре среди московского бомонда того времени: заведующих магазинами, фарцовщиков, валютчиков, детей генералов и блядей.

В один из таких приездов за ужином Магомед поделился своими наблюдениях за пустотой. Неожиданно отец стал очень внимателен.

- С моей точки зрения, чтобы убедиться в том, что мир существует, достаточно посмотреть по сторонам. Я расскажу тебе одну важную вещь про себя. Я инженер, а не ученый. Инженер - это число. Всю жизнь, до того, как начал руководить, я что-то рассчитывал. Диаметр, длину, наклон, усилие. Так вот ни разу я не встретил ничего, что не поддалось расчету. Где находится Бог? Абу считает, что он везде в наших делах. Но в моих делах были закономерности, поддающиеся расчету. Я не самый великий математик, но тебя не поражал сам факт, что все послушно математике? Когда рассчитываешь траекторию, и снаряд действительно туда попадает - в этом есть чудо. Кидай камень сто раз, и каждый раз я точно посчитаю, куда он упадет. И даже ошибку попадания я рассчитаю. Мир - это карточный домик законов. Убери одну карту и все обрушится. Если допустить возможность исключений, возможность чуда - тогда шары на этом бильярде будут лететь, куда попало, - отец кивнул на бильярдный стол за спиной.

- Абу до сих пор расстраивается и волнуется за меня, - отец улыбнулся, - но он все же надеется, что Аллах смилостивится надо мной по совокупности моих деяний, и у нас будет шанс встретиться в садах Всевышнего. Старик Ньютон, когда его спросили, а где в его теории Бог, сказал: "Моя теория в нем не нуждается". А он, между прочим, был набожным человеком. Когда я умру, сделай все по обычаю, но не тревожься. Может, я кажусь тебе излишне сухим или суровым. Я хочу, чтобы ты знал обо мне кое - что. Я думаю, ты поймешь. Я расскажу тебе о Выселении, как его видел я ребенком. Чтобы ты лучше понимал, почему я такой.

Ад. 1944 год

- Я стал думать, почему коммунисты нас выселили из родных мест, когда стал уже взрослым. Когда уже учился в институте. Обычно что-то говорят про военную необходимость. Но это был уже 44-й год, когда немцев отогнали в Украину, фронт был уже в тысяче километров. Мужчин в селе почти не было. Ваш дед был старшиной Красной армии, ты знаешь. В селе оставались старики, женщины и куча детей.

Мне кажется, что в великой мудрости своей товарищ Сталин заметил, что есть такие пацаны, Абу и Муса, для которых слово их отца, важнее, чем его, товарища Сталина слово. Это было страшное, непростительное преступление нашего народа. Еще, мне кажется, как истинный грузин товарищ Сталин терпеть не мог всех этих северокавказских варваров-мусульман. Однажды просто появились бойцы и дали несколько часов на сборы. Стали сгонять в клуб, где читали лекции про Бога нет.

Соседка Абу, которую ты знаешь как русскую учительницу, старуху, тогда это была молодая женщина, пришла и стала объяснять красноармейцам, что то, что они делают, - неправильно. "Немедленно прекратите это". У учителей есть способность заставлять повиноваться. А у молодых людей есть привычка повиноваться учителям, бойцы дрогнули. Хотя это были особые красноармейцы: конвойная часть НКВД. Бойцы дрогнули, а их командир потянулся за пистолетом. На ее счастье, представитель районного комитета партии, молодой парень, бросился к ней и закричал: "Товарищ старший политрук, я эту тварь, шпионку в район доставлю." Ударил ее и потащил в машину. Потом отпустил ее возле села. Куда ей было идти? Она потом рассказала, что переждала полсуток в горах и вернулась в пустое село, когда совсем оголодала и замерзла почти насмерть. Собак перестреляли бойцы НКВД, когда ходили по домам. Весь скот вывезли. Только кошка с безумными глазами встретила ее на пороге дома. Не та кошка, которую через 30 лет ты спас от волкодава. Эта кошка умерла лет за 20 до твоего рождения.

Русских я не могу ненавидеть благодаря этой женщине, спасибо ей. Русские странный народ. Я или Абу имеем полное право их ненавидеть. Но все русские, которых я знал лично, - мои друзья, сотрудники и прекрасные люди. Но как будто есть еще какие-то русские, которых я почему-то не знаю, которые приходят с оружием, приходят убивать, выселять, творить беззаконие, мерзость.

Потом всех на машины, открытые машины, а был февраль, в город на станцию и в вагон. Легче всего было, наверное, таким детям, как я или Абу. До десяти лет человек умеет воспринимать мир таким как есть. Ты видел детей, играющих на развалинах на следующий день после землетрясения? Вот это детское равнодушие спасло нас. Везли долго в запертом товарном вагоне. На полу была постелена солома. Мы, дети, приставали к взрослым, куда нас везут. Непонятное слово "Казахстан". По-моему, никто не был уверен ни в каком "Казахстане".

Мы приставали к взрослым: когда нам дадут поесть. Они говорили, что нужно терпеть, скоро приедем. Взрослые - это женщины и старики. Мужчины были на фронте.

Ты не представляешь, как мне стыдно, что я тогда просил у матери есть. Что она должна была чувствовать? Что чувствовали старшие, когда не могли помочь своим умирающим от голода и жажды детям? Я понял это, когда сам стал отцом. Иногда я просто горю от стыда, когда вспоминаю, как просил еду у старших.

Первыми погибли грудные младенцы, когда иссякло молоко у матерей. Так умерла наша маленькая сестра. На станциях конвоиры иногда открывали вагон дать воды и забрать умерших. Иногда давали похоронить прямо рядом с вагоном. В тот раз даже захоронить самим не дали. Мать говорит, могила моей сестры на полустанке за Астраханью. Безымянная, не отмеченная братская могила. Она так и не нашла ее потом. Местные точно не знают, где хоронили из тех поездов. Умирали старики, не выдерживая. Нам повезло - нас иногда кормили и без воды мы оставались всего один раз на двое суток. Были эшелоны, где умерли почти все.

Приехали через три недели. Помню ощущение от снежного поля, ветер, когда открыли дверь вагона. Нам сначала показалось, что высаживают прямо в снежное поле. Пронизывающий ветер, белое небо и пустое снежное пространство степи. Вот таким оказался Казахстан. Вонючий вагон показался не самым плохим местом. На самом деле там был небольшой поселок, рудник и обогатительная фабрика. В связи с войной там увеличивали производство, поселок быстро рос. Жить мы стали в бараке, построенном по такой технологии: из досок были сколочены тонкие стенки, между которыми насыпали земли. К счастью, быстро наступила весна. Никогда я не ждал тепла, как в ту весну. Я замерз тогда на всю жизнь. Климат резко континентальный, вдруг появилось слепящее солнце, все стало быстро таять, буквально за неделю все подсохло. И вот уже жара, пыль сквозь щели из земляных стен барака. Мать устроилась работать на рудник. Мы не умирали с голоду, но не помню, чтобы я был сытым в те годы. Удавалось наесться, только когда удавалось что-нибудь удачно украсть. Мы с Абу обеспечивали семью, мы крали больше, чем мать зарабатывала. Разные проработки у нас были: кто отвлекает, кто тащит, кто уносит. Нас били так, как не бьют взрослых. Как нас ненавидели! Да и было за что, мы были просто зверенышами, безжалостными и мстительными. Абу в десять лет ткнул ножом местного блатного. Абу бы убили, но мы, еще дети, достали ножи и не отдали. Правильно, что нас боялись. Русский язык тогда мне нужен был в объеме, необходимом для пары фраз перед тем как начать драться.

Что нужно сделать, чтобы из затерянного в степи поселка вышли несколько ученых с мировым именем, известный писатель и инженеры, построившие космические корабли? Правильно, сынок, нужно в 1941 году вывезти сюда почти в полном составе в ссылку коллектив немецкой школы из города Энгельса. Это, видимо, тоже был социальный эксперимент.

В моих учителях как бы не было ничего особенного. Особенно помню двоих, Эмма Фридриховна по математике, Герман Карлович по русскому и немецкому. Не обладали они какими-то невероятными педагогическими приемами или фокусами. Герман был суховат, ироничен, к трудным ученикам на "вы". Или "уважаемый", если ученик совсем дебил. Эмма была такая одинокая дама с черным юмором, резкая на язык. Для меня это то, что называется "немецкая школа". То, что вдолбила в учеников Эмма, они не забывали и через пятьдесят лет. У Эммы даже имбецил начинал решать квадратные уравнения. Сейчас учат по-другому, сейчас учителю все равно, если полкласса не умеет читать. В нашей школе кого только не было: дети ссыльных и беженцев всех народов, начиная от детей каких-то безграмотных крестьян, говоривших на неизвестных никому языках, до детей сосланных ленинградских поэтов и московских профессоров. Наши немцы смогли выучить всех.

Однажды такой случай. Мы с Абу, как обычно в воскресенье, делаем дела на рынке. Я в роли хорошего мальчика с котелком молока подхожу к прилавку с яйцами. Появляется оборванный Абу и начинает приставать к торговке, обзывать ее по-всякому. Перепалка, крики, все отвлекаются. Я быстро сую яйцо за яйцом в котелок. Сердце бьется - азарт, дела идут отлично. Только молоко начинает переливаться через край котелка.

- Здравствуй, Муса, изучаешь закон Архимеда? - мимо Герман с сумкой. Усмехнулся, прошел мимо. Он не был добрым, он никого не судил.

Казахстан оказался красивой страной. Я понял, что некрасивых стран не бывает. Человек может изуродовать кусок земли вокруг себя, как этот рабочий городишко. Настроить уродливых землянок, трубу с ядовитым дымом, насыпать отвал, налить котлован вонючих отходов. Но отойди два километра - и вокруг дикая степь. Весной ковер подснежников. Летом невысокая трава, озера, прячущиеся в низинах. Лисы с лисятами, сидящие вдоль дороги. Разные смешные грызуны в траве. Зеленые холмы, с которых вид на десятки километров. Из звуков тишина ветра и пение жаворонка. Я старался полюбить Казахстан, но так и не смог. Чужое.

Так что с тех пор, как я смотрел на свою мать с моей мертвой сестрой на руках, не надо меня пугать словом "Ад". Я видел "Казахстан" через открытые двери вагона. "Ад" - это наш страх. Мы рождены, чтобы победить страх.

Рай. ХХ век, 1980-е годы

На летних каникулах в институте Магомед всегда приезжал в район проведать дядю, потусить с друзьями детства. Как обычно, в доме Абу было полно молодежи от родственников со всей республики, многих из этой поросли Магомед даже плохо знал. Стелили всем, как и раньше, матрацы на полу. Не устраивать же в доме казарму? А Магомед стал уже взрослым, уважаемым мужчиной, первый раз ему стелили на диване.

После ужина Абу сказал: "Мы пройдемся с парнем на строящийся мост". Абу недавно уволился из милиции и был избран председателем сельсовета. Вечером он решил пойти посмотреть, что сделано за день строителями на новом мосту к турбазе. Разговор зашел, что изучает, о чем думает Магомед. Магомед рассказал о своих мыслях о пустоте, не упоминая о разговоре с отцом. Однако Абу сразу все понял.

- Про карточный домик законов Муса говорил и мне. Он любит этот образ. И про камень, который можно бросить сто раз, и он упадет туда, куда нужно. Но он упускает из виду, что кто-то же направляет руку, бросающую камень? Ты много читаешь. А я читаю Коран, изучаю хадисы. Я читал раньше другие книги, но они кажутся мне легковесными. Я читаю для того, чтобы думать. И лучше Корана нет ничего. Я могу прочитать строку и думать о ней час или два. Так что нет времени для другого.

- Я не могу так. Меня тянет искать ответы.

- Тебя тянет спрашивать других. Ты думаешь, что кто-то даст тебе ответы. Поэтому ты много читаешь.

- Но кто-то же знает? Из живущих, я имею ввиду, - сказал Магомед.

- Конечно. Я, например. Но мы не можем сказать. Мы говорим, но ты не услышишь за один раз. Это как перепрыгивать с камня на камень через нашу реку. Пока прыгаешь - все в равновесии. Но если попробуешь остановиться и рассмотреть камень, упадешь в поток. Поэтому я читаю Коран, хадисы каждый день понемногу. Я понимаю и утверждаюсь. Каждый, кто хочет учиться, находит учителя, которого он достоин. Так же и для учителя главное - найти учеников. Не подумай, что я так уж все постиг. Есть вещи, которые и меня беспокоят. Например, проблема Рая.

Они шли по дороге к селу. Вечерело, становилось свежо. На земле было уже сумеречно. Ледники в заходящем солнце сияли как драгоценные камни, как стены в садах, обещанных праведникам. Воздух втекал в легкие как сладчайший нектар. Ручьи с кристальной водой собирались в хрустальную реку. Эти ручьи журчанием славили Всевышнего еще до того, как в этих местах появился первый человек. В фиолетовом небе были готовы вспыхнуть мириады звезд, луна была видна как ночью. Даже если Вселенная сжимается, до Конца Времен было еще далеко.

- Вот он, Рай! - Абу развел руками, - Я знаю, что ты улыбаешься, но это серьезно. Рай - это краеугольный камень, это награда, это цель. Если не верить в цель, не хотеть награды, значит подвергать сомнению все.

Поход. Лето 1996 года

Как всегда, Магомед тщательно готовился. В этот раз особенно тщательно. В операции участвовали разные бригады и разные командиры. Все они по-разному относились друг к другу, но сейчас они были объединены единой целью. Многих Магомед никогда не видел, только слышал в эфире. По своему духу это войско было похоже не на регулярную армию, а на ополчение греческих царей, выступивших на Трою. Каждый из командиров считал себя самым лучшим. Командиры больших отрядов считали, что они вносят наибольший вклад. Командиры отрядов поменьше считали, что у них лучшие воины. В прошлой жизни командиры и их бойцы были офицерами Советской армии, учителями, пастухами, артистами городского драматического театра, менеджерами по продажам, трактористами, банковскими клерками, начальниками отделов заводов и студентами. Здесь можно было встретить детей миллионеров и детей пастухов, кандидатов наук и людей, не прочитавших ни одной книги. Но все они согласились действовать вместе и поклялись подчиняться командующим, которых они выбрали. Несколько тысяч человек должны были нанести удары в разных местах в нескольких городах. Противник превосходил численностью в несколько раз, не говоря о бронетехнике, артиллерии, авиации.

Отряд Магомеда в свою очередь состоял из мобильных групп: один-два автоматчика, снайпер, гранатометчик. Командиры групп действовали самостоятельно, но по общему плану. Заходили в город со стороны Черноречья. Когда-то родители с преподавателями университета ездили сюда на традиционные шашлыки на День Учителя. Быстро вырезали ключевые блокпосты, которые могли помешать передвижению. Довольно быстро выдвинулись к центру города. У Магомеда появилось ощущение, что противник не хочет сражаться. Армия отстреливалась со своих блокпостов и укрепленных пунктов, но не контратаковала.

Пошли хорошие новости, взяты ключевые точки почти без боя. Появлялось предвкушение победы. Хотя каждый понимал, что может до победы не дожить. Удивительно, уже много раз в городе должно было сгореть все, но город снова горел. Над головами прошли штурмовики противника и отбомбились по неведомым целям, - кого они пытались поразить? У наступающих почти не было вооружения, которое нельзя нести на себе. Авиация представляла опасность больше для мирных жителей, которых оставалось несколько десятков тысяч в когда-то полумиллионном городе. Роль авиации в боях за город состояла в том, чтобы успокаивать генералов и производить телевизионную картинку.

Лучший вид на этот город, если взять бомбардировщик. Если бы в момент, когда на низкой высоте штурмовик проходит над живописными изгибами рек в плодородной долине между Кавказским и Терским хребтом, пилот посмотрел вокруг, он бы увидел, как выглядит Рай. Но ему не до этого: он слишком занят подходом к цели. Потом он скинет свой груз, заложит крутой вираж, чтобы пройти как можно дальше от зеленки предгорий, и ляжет на обратный курс. Домой. Приедет с аэродрома, примет душ, переоденется в шорты и футболку. Гладко выбритый подбородок, свежесть крема на лице, влажные волосы. "Садись ужинать, милый. Устал?" "Ужасно! С утра вылет, только успели слегка перекусить, пока заправлялись, и снова поехали". "А завтра?" "Выходной, вторая эскадрилья летает". "Съездим в Ставрополь по магазинам?" "Неохота, устал. Давай на целый день на озера, пока ребенок на каникулах". Рюмка водки, ужин, еще рюмка. Хорошо! Усталость, чистая постель, женщина рядом, интересная работа. Далеко, далеко, целых полчаса со скоростью звука, горящий город. Поэтому пилотов берут в плен только потому, что их можно хорошо обменять.

Древние греки считали, что человек отвечает даже за те грехи, о совершении которых не подозревает. Но пилот - образованный человек, он знает, что греческие боги больше не стоят на боевом дежурстве. Они или не видят, или молчат, или им пофиг. Куда там попали эти бомбы? Не обязательно думать об этом.

За несколько дней до операции горцы доставили жителям листовки с предупреждением о штурме, но в городе оставались уже только те, кто не мог уехать. Это были несколько десятков тысяч в-основном русских стариков и старух. Своих родственников горцы вывезли в села. Все эти годы единственной защитой этих людей была их нищета и возраст. Даже самый алчный мародер уже не нашел бы в их имуществе что-то годное. Все ценное было украдено, отобрано, продано, обменяно. На их счастье, для большинства горцев учинить насилие над стариком поступок постыдный, позор. В старых холодильниках давно нечего хранить. Книги давно пущены на растопку в самодельных печках. Из мебели осталась рухлядь, покрытая ворохами дырявых одеял из брошенных квартир. Самым ценным были старые телевизоры, по которым они смотрели новости о своем городе в те периоды, когда восстанавливалось снабжение электроэнергией. И еще альбомы фотографий людей, которых давно нет. Фотографии сгорят, когда в дом попадет бомба.

По плану отряд Магомеда отошел переночевать в домах родственников в районе на окраине, относительно мало пострадавшем. Поужинали, посмотрели телевизор. По телевизору рассказали, что боевики предприняли попытку нападения. "В данный момент стрельба стихает, - сообщил корреспондент, - боевики уничтожены". Посмеялись: "Это мы на обед пошли". Отдохнули, поспали. В эту ночь удалось хорошо отдохнуть. Характерно было то, что противник не предпринимал активных ответных действий, не пробовал восстановить связь с отрезанными блокпостами.

Перед рассветом согласно плана стали выдвигаться к центру города. Рядом с ржавым остовом трамвая, сгоревшего еще прошлой зимой, увидели старика над трупом старухи. "Она умерла. Она умерла", - растерянно повторял он. Видимо, старики пытались выйти через обещанный гуманитарный коридор, но никто точно не знал, где этот коридор, и сил не хватило. "Отец, вам нужно уйти отсюда, сейчас может начаться стрельба". Мужчина отрицательно качнул головой. Кроме трупа жены, у этого человека не осталось на свете ничего. Магомед кивнул: "Вперед". Отряд продолжил движение. Сзади осталась одинокая фигура старого мужчины над телом его женщины на зеленой траве. "Неужели и мы можем стать настолько старыми и одинокими?" - пришла удивительная мысль. Когда мы уже не будем в силах никого защитить, даже самых близких. Те, конечно, кто переживет этот день.

Отрядам удалось почти полностью заблокировать противника в его укрепленных точках, но сопротивление усилилось, бои шли гораздо ожесточеннее. Возможно, противник понял, что это не просто вылазка. В районе железной дороги застряли - не ожидали там сопротивления, не могли преодолеть пустое пространство вокруг насыпи, где все простреливалось. Магомед понял, что теряет преимущество в мобильности. Втянулись в тупую перестрелку с армейским подразделением, на позицию отряда навели артиллерию, ничего не светило. Первая заповедь партизана - исчезай, если ловить нечего. Боеприпасы на вес золота, бросили это дело, разбились на небольшие группы, просочились в пятиэтажный дом, где раньше располагалось кафе "Дашо Сай". Раньше тут подавали хорошую баранину с чесночным соусом. В это кафе любил зайти перекусить дядя Абу, когда ездил в город по делам и не планировал заночевать у родственников. Дальше начинался район разбитых многоэтажных жилых домов, ассоциировавшийся то ли с Хиросимой, то ли Сталинградом. По общему плану операции отряд должен был закрепиться в этом районе, чтобы заблокировать возможный подход подкреплений со стороны военного аэродрома.

Ночь придется провести в подвале этого дома. Группы распределились по близлежащим развалинам. Расставили позиции часовых. Грязные как шахтеры, парни пытались шутить, хотя устали ужасно. Сил бойцу всегда хватает точно до того места, где можно упасть. Однако на шутку сил хватало всегда. Если горец не шутит - значит, убит. Перекусили консервами, запили водой. Заснули в пахнущей гарью темноте подвала. Сколько лет все в этом городе будет пахнуть гарью? Магомед погрузился в чуткий сон, проснулся через несколько часов совершенно свежий. Возможно, его сегодня убьют. Он думал так каждое утро с начала этой войны. Думал совершенно спокойно. То ли из-за того, что он был старше других, то ли из-за склада характера, у него никогда не было ощущения неуязвимости, как у многих более молодых. Он подумал о братьях, спящих рядом в темноте подвала. Сулейман, врач-стоматолог. Беслан, учитель физкультуры. Руслан, юный бездельник, тусовщик, завсегдатай клубов от Махачкалы до Минеральных вод. Теперь это настоящие воины.

Смогут ли выжившие вернуться к прежней жизни? Ответ - нет. Той жизни, где Ахмед жарким летним утром поливал из шланга машину брата, уже никогда не будет.

Он подумал о своей жене и о женщинах этих людей - они не знают, где их мужья. Они ждут и боятся новостей. Зара молчала два дня, когда узнала, что он едет на войну- не могла говорить, только мотала головой. Они не обсуждали это. Она понимала, что он не мог по-другому. Она знала, что он поедет, но надеялась, что старшие попросят его не оставлять дела в Петербурге. Что она пережила за эти годы? После прогулки с детьми она смотрит картинку, как штурмовики и вертолеты наносят удар по городу, она знает, что он где-то там внизу, в этих горящих развалинах.

Надо позвонить ей сразу после окончания боев по спутниковому телефону, если Всемилостивый сделает так, что он останется жив. Так это выглядит: машина с выключенными фарами ночью в поле. Высоко в ночном небе среди звезд невидимый самолет с ракетами, наводящимися на сигналы спутниковых телефонов командиров. Поставить аккумулятор. Сначала о делах с человеком в Питере. Можно одну-две минуты. Невидимый самолет зафиксировал сигнал и наводится для атаки. Можно еще тридцать-сорок секунд. Странный растянутый тембр голоса спутниковой связи, как будто пьяный. Не важно, о чем говорить, важно услышать этот голос. "Как дела, милая?" "Это хорошо". "Поцелуй маленькую". Само вырывается, нельзя различать детей. Отбой. Отключить аккумулятор. Быстро в машину.

Чем займутся те, кто выживут, после войны? Сулейман вернется к практике. Он крепкий человек с твердыми взглядами. А чем займётся Руслан? Что напишет он в резюме? Гранатометчик-диверсант, минер-подрывник? Смогут ли они сделать своих женщин счастливыми? Сумеют ли они достойно воспитать детей? Самый простой путь для них - бесконечный газават, и многие вступят на него.

Не нужно цепляться за воспоминания, придется что-то строить. Бесполезно жалеть, не нужно бояться. Всевышний поможет тому, кто на пути.

На рассвете противник активизировался. Несколько ударных групп попытались разблокировать центр города. Разведчики Магомеда сообщили, что зафиксировали большую колонну техники со стороны военного аэродрома.

Поединок

Что объединяет пилота штурмовика Колю-Афганца, заходящего в атаку на город, и племянника Магомеда по прозвищу Ракетный Русик, затаившегося в развалинах с ПЗРК "Игла"?

Во-первых, Пространство. Их взгляды находятся на одной линии - на линии снижающегося самолета. Если бы они могли видеть друг друга, получилось бы, что они смотрят друг другу в глаза.

Во-вторых, Время. Николай на боевом курсе, идет обратный отсчет последних секунд до выхода в точку атаки. У Руслана ракета захватила цель и идет обратный отсчет до зоны гарантированного поражения.

Николай опытный воин, ветеран военно-воздушных сил. Его прозвали в полку Афганцем из уважения более молодые товарищи. Он летал еще в Афганскую войну. Сегодня один из крайних его боевых вылетов - он уходит на учебу в Академию Генерального штаба, потом на командную работу.

Но и Руслан уже играет в профессиональной лиге. Прозвище Ракетный ему дали из уважения за хладнокровие, выдержку и меткость. Будь то ПЗРК или РПГ, братья знают, он не потратит впустую дорогой боеприпас.

Оба воина отлично экипированы. Амуниция Николая выглядит гораздо серьезней. У него красивый самолет, стоящий как целый квартал жилых домов, в развалинах которых засел Руслан. Под крыльями у самолета контейнеры с реактивными снарядами, которыми он готовится угостить Руслана. Наземный контроль постоянно на связи, помогает ему и указывает цели. Но оружие Руслана - самонаводящаяся ракета - это как ядовитое жало для штурмовика, который уязвим в момент атаки. Система определения "свой-чужой" ПЗРК заблокирована, на этой войне летают только чужие.

Есть еще множество неожиданных мелких совпадений. Например, на выпускном экзамене в школе оба писали сочинение на тему "Образ народной войны в романе Л.Н. Толстого "Война и мир".

Есть, конечно, и отличия.

Николай не испытывает к Руслану никакой ненависти. Как можно испытывать ненависть к людям, которых никогда не видел? В Афганистан он делал вылеты с авиабазы на территории Советского Союза. Афганцев он вообще ни разу в жизни не видел, кроме как по телевизору. Горцев он встречает иногда, когда ездит с женой в Ставрополь по магазинам - люди как люди. Он сознает, конечно, опасность своей миссии, но не более того. Надо сказать, Первая война так и не приобрела популярность и законность в глазах офицерского состава вооруженных сил. Николай окружен приборами, показывающими состояние систем самолета, оружия и боевую обстановку. Руслан для него просто точка системы целеуказания на экране. Выстрел для него не стоит ничего - это просто контейнеры, которые заменят немедленно после того как он вернется на аэродром. Николай уверен в себе и своем оружии, которое применял десятки раз на тренировках и в бою.

Руслан искренне, сердечно, от всей души ненавидит Николая. Для партизана летательный аппарат - почти одушевленное ненавистное существо. Это зло, с которым ничего нельзя сделать. Шайтан в чистом виде. За пилота платят больше, чем, например, за полковника МВД или майора спецназа.

Для Руслана этот выстрел много значит. Магомед объяснил ему, насколько важно сбить летательный аппарат в первые дни боев, чтобы противник не чувствовал безнаказанности в небе. Магомед только ему может доверить такое оружие. ПЗРК стоит как два мерседеса, сказал ему Магомед. "Сделай так, чтобы деньги семьи не пропали даром". Руслан не собирается облажаться перед Магомедом и братьями. Хотя он немного волнуется, потому что тренировался на макетах и симуляторах и практический пуск производил всего один раз. Зато и почет, и уважение будут велики, да и премия будет очень кстати родителям на воспитание младших сестер в это трудное время.

Но главное у этих двух людей - все-таки общее пространство и время, общие утекающие мгновения и исчезающее расстояние, в этом смысле они просто как одно целое. Вот эти уходящие три секунды. Вот эти три километра, сокращающиеся со скоростью сотен метров в секунду.

Оба не думают ни о чем. Если допустить в голову постороннюю мысль - обязательно промахнешься. Оба полностью сосредоточены друг на друге. Целеуказатели, приборы, прицелы, баллистические калькуляторы - все это здорово, но ничто не заменит знание стрелка, что выстрел будет точным.

Сейчас, чувствует Руслан. Пора, думает Николай.

Последний бой с Пустотой

Раннее летнее утро, уже становилось жарко. Магомед выглянул из дверного проема разрушенного здания. Страшная сила подняла его и выкинула наружу. Он не потерял сознания, только как-то отключился от мира на секунду. Потом все вернулось, адреналина было столько, что мир тормозил, все казалось замедленным. Туша самолета с грохотом пронеслась в десяти метрах над ним и врезалась в землю на перекрестке улиц Ленина и Пионерской, разлетевшись на тысячи огненных лохмотьев. Магомед бросился внутрь здания. Воняло взрывчаткой и человеческими внутренностями. Руслан, его двоюродный племянник, был мертв.

- Тихо, стой, - крикнул ему Сулейман, - ты ранен!

- Сулейман, некогда, нужно выдвигаться!

- Не шевелись, умрешь от потери крови! - крикнул на него Сулейман.

- В зубном кабинете будешь командовать, - сказал Магомед, чувствуя, как проявляется боль, как он вытекает из себя вместе с кровью. Было жаль, но не себя, а тех, кто остается. Больше всего Зару. Ахмед воспитает его детей не хуже, чем он сам. Когда близкие оплакивают умершего, умерший мучается, сказал ему однажды один из стариков. Но Зара все равно будет оплакивать его, и это хорошо. Он думал раньше, что в этот момент будет одиноко, но одиночества не было. Было тепло, только нельзя поддаваться теплу и терять сознание. "Магу убили", - сказал чей-то голос оттуда, снаружи.

Пустота вышла на бой. Пустота была неживой. Магомед (его зовут Магомед? - у него не было имени, он был просто Разумом) продирался через правильную решетку атомов, жестоко коловших тело. Атомы рвали его тело болью. Расстояния стремительно росли, решетка стремительно уменьшалась, правильная кубическая решетка атомов превращалась в решетку звезд, решетка звезд превращалась в решетку галактик, пока он сам не заполнил собой Вселенную от края до края. Мучительно трудно продираться через кубическую решетку. Еще мучительнее было упираться в края Вселенной. Вселенная была замкнутой, Вселенная душила. Вселенная была огромна, но расстояния не имели значения. Если заперт, - какая разница, каков размер клетки? Смерть не была избавлением. Природа не знает исчезновения. Даже аннигиляция - это не исчезновение. Даже когда встречаются полные антагонисты - электрон и позитрон - рождаются фотоны, хранящие информацию о том, что было. Это было бы радостной вестью, если бы не было тюрьмой. Смерть - не дверь. Выхода нет.

Магомед очнулся. Темно? Ночь? Горел ночник рядом с кроватью. Он понял, что находится в пригороде в ветеринарной клинике родственника, которую перед наступлением переоборудовали в полевой госпиталь.

Обезболивающее больше не действовало, жар был все сильнее. Жарко от бинтов, в которые он замотан? Кожи на ладонях не было, кисти жгло огнем. Наяву кошмар не отпустил. Боль души была сильнее боли ранений, сильнее страха смерти. Вселенная продолжала душить и тесниться вокруг него. С трудом он сел на кровати. Почувствовал, как боль ран рвет тело. Мешала какая-то трубка, торчащая из него. Тело трясло в лихорадке, уже не поймешь от чего. Одно он знал: нельзя умереть сейчас.

Он читал молитву, много раз, как учил дядя Абу, стало легче немного. Нужно было все понять прямо сейчас, иначе бой будет проигран. Нужно было постичь Умом. Мой Создатель дал мне Разум, чтобы сражаться с чудовищами. Он пытался думать, что Вселенная безгранична. Даже если она замкнута, невозможно достичь границы. Но эта мысль не успокаивала. Потом он вдруг понял: то, что он знал о Пустоте и Вселенной, могло помочь ему рассчитать эксперимент, но ничего не значило в жизни. Древние греки считали, что мир - это блин, накрытый сверху хрустальным куполом. А что там, за куполом? Что должен был чувствовать умный и честный греческий философ, представляя, как подходит к куполу и бьет по нему молотом? Видеть, как трещина расширяется вверх по небесному своду? Большой Взрыв, расширяющиеся галактики - такие же химеры Ума, такой же блин с хрустальным куполом. Его Ум отверг Пустоту. "Сотворил смерть и жизнь, дабы подвергнуть вас испытаниям и увидеть, кто же лучше из вас по деяниям". Нет никакой Пустоты. Создателем заполнено все, он понял, что означает ступа буддийских храмов. Все - живое. Пустота - это просто вакуум, море непроявленного, чье время еще не наступило.

Появился врач, один из лучших хирургов Кавказа:

- Очнулся, слава Аллаху. Тебе повезло, что рядом был Сулейман. Ну и то, что именно я тут с ножиком. У тебя было мало шансов.

- Как там наши?

- Вроде все идет хорошо. Я не военный, ничего в этом не понимаю, не спрашивай у меня.

- Что со мной?

- Осколочные, контузия, я сделал операцию, извлек большую часть. Парни дали кровь для переливания. Ты потерял много крови, так что в тебе теперь кровь половины отряда. Завтра Ахмед отправит тебя дальше, тебе нужна еще операция, возможно не одна, и курс лечения.

- Сделай мне с утра операцию, я должен быть с отрядом.

- Ты с ума сошел. Нет, это слишком сложно. Здесь нет оборудования. Пробуй спать, отдыхай.

Магомед глубоко вздохнул. Как же болит. Но раненых завтра может быть много, обезболивающих может не хватить, придется терпеть. Лампа-ночник, хорошо, что горит. Весь истек потом, простыня как лужа, но отлегло немного, забылся сном.

Снова появились звезды, вихрь галактики. Мириады крохотных теплых капель закружились в вечном танце вокруг могучего центра притяжения. Магомед понял, что все звезды, искры, вся галактика - это души людей, кружащиеся в зикре. В ночном небе Фонтан из звезд прошел мимо него. "Будешь побеждать..." Было еще слово, он не понял его. Он был в ужасе и смущении. Но это был сладостный ужас. "Если мне хватит смелости", - прошептал он.

Глава 8. Эра Водолея

Cloud_Tower. Начало III тысячелетия, где-то в Интернете

Borz_Akella: Салам алейкум! Брат, женщина, которая находится у нас, говорит, что знает тебя. Говорит, она то ли твоя жена, то ли твоя женщина. Мы ничего не поймем. Она христианка, получается это ведь незаконный брак по исламу, что с вами будет? Получается, у тебя в семье кто хочет, тот и верит в Аллаха? Бисмиллях.

Cloud_Tower: Алейкум салам! Брат, что с нами будет, не может знать никто, кроме Всевышнего Аллаха Свят Он и Велик! В жизни бывают странные и чудесные вещи, все от Него. Сделай дуа за меня, если переживаешь, и не парься, и пойди навстречу своему брату по борьбе, и отдай мне эту женщину. И инша Аллах Всевышний поможет и тебе.

Borz_Akella: Брат, я лично готов отдать ее тебе просто из уважения. Но мои люди рисковали, проводили операцию на глазах кафиров. Она англичанка, рядом не было твоих людей, ты не заявлял, что она находится под твоей защитой. Она является законной добычей моих людей.

Cloud_Tower: Она шотландка. Я готов заплатить выкуп. Назови свою разумную цену.

Borz_Akella: Теперь вижу, брат, что ты правда с ней знаком. Тут все думают, что она английская шпионка. Среди братьев ходит мнение, что англичане платят любые деньги за своих. Все тут просто ум потеряли от удачи. Я не смогу объяснить людям, почему мы отдаем ценную добычу. Думаю, пятьсот будет достойной компенсацией за риск.

Cloud_Tower: Такой цены не бывает. Тем более в момент, когда все наши средства идут на борьбу с кафирами. Давай говорить серьезно.

Borz_Akella: Тогда, сочувствую тебе, придется ждать ответа международных организаций, по линии которых она тут появилась. Предлагаю быть на связи, международные бюрократы - черствые, медлительные шайтаны. Они не понимают, что испытывает пленник в заточении. Что такое каждый час в подвале, особенно для женщины.

Cloud_Tower: Я предлагаю сразу приемлемую сумму. Бюрократы платить не будут. Там нет человека, который возьмет ответственность за выкуп. Они будут год слать бумажки по разным каналам друг другу и русским. А русские через год пришлют два вертолета спецназа тебе на голову. Мое слово двадцать пять.

Borz_Akella: Брат, я уже не понимаю, чья женщина у кого в гостях. Тогда жди, пока англичане докажут, что она не их шпион. Я гарантирую тебе приемлемые условия ее содержания.

Cloud_Tower: Спроси у людей, которые меня знают. За своего человека я отдам жизнь, а не деньги. Мы все в трудном положении. Все идет на борьбу. Я говорю тебе, сколько я могу заплатить. Хочешь, я приеду, отдам за нее свою руку?

Borz_Akella: Рука такого амира нужна нам всем на борьбе с кафирами. Семьдесят. Скачай по ссылке файл с инструкцией, как произойдет обмен. Ссылка действительна десять минут. Да поможет нам Аллах достойно выйти из ситуации, в которую мы попали! Отбой.

Талант Ахмеда

В первые месяцы знакомства Этель добросовестно пыталась выучить родной язык любимого мужчины. Но вокализм этого языка оказался слишком сложным, она очень смешно выговаривала самые простые слова. Ахмед пытался сдерживать смех, она стукала его по груди. Как бы сердилась, на самом деле ей нравилось стукать его по груди кулачком. "Больно! Учи лучше русский",- смеялся он. Русский оказался ненамного лучше, однако произношение попроще. Здесь Этель продвигалась легче, по русскому языку было много хороших учебников и курсы для начинающих в колледже рядом. К счастью, Ахмед быстро усовершенствовал свой английский, хотя между ними проблемы взаимопонимания не возникало.

- Я могу на любом языке разговаривать, если смотрю в глаза собеседнику, - сказал он Этель.

- Как это, хвастун? - спросила она.

- Когда я еду в метро, или сижу в пабе, я не могу понять почти ни слова из разговора соседей. Но если я смотрю в глаза, я понимаю даже немецкий, хотя знаю на нем два десятка слов.

Это было правдой. Никто никогда не выиграл у Ахмеда в простую карточную игру, например, секу или трыньку. Где просто сдаются три карты и идет торговля за банк. В покер уже сложнее, нужно рассчитывать вероятности, это к Магомеду. Выглядело это примерно так: когда Ахмед садился играть, то через несколько сдач начинал понимать, сильная или слабая комбинация на руках у соперника. Постоянные партнеры, как, например, в армии, были для него просто открытой книгой.

Как он это делал, Ахмед сам бы затруднился сказать. Тем более с каждым человеком это происходило по-разному. У каждого есть характерный жест, особенность поведения при получении, например, сильной комбинации: один делает глубокий вдох, другой перестает двигать рукой с картами, третий отворачивается от карт. Опытные игроки, конечно, знают об этом, но есть вещи, которые не поддаются самоконтролю. О себе самом человек многого не знает, а Ахмед точно не станет подсказывать "когда у тебя два валета и вот это, ты расслабляешь мышцы лица и поднимаешь голову". Лучше, если партнеры жадные или азартные. Одним словом, чем сильнее человек заинтересован, тем легче его прочитать, тем сильнее проявляются эти шаблоны.

В детстве Ахмед был такой мягко утекающий из ежовых рукавиц, в которые его пытался взять Муса. Такой приветливый, добрый сын, только учиться не рвется. У отца был простой метод: "Мать, проследи, чтобы вышел из-за стола, когда сделает все задания". Было, конечно, печально в теплый майский день сидеть за письменным столом и смотреть в окно. За окном теплый ветер качал пирамидальные тополя, в голубом небе белые самолеты заходили на посадку вдоль голубых гор, счастливые дети гуляли на площадке детского сада под окном. И Ахмед впадал в теплое состояние медитации, в котором минуты текли незаметно. Скоро каникулы, скоро в село, красота!

Делать ему внушения было нелегко. Казалось, Ахмед расстраивается больше отца, когда Муса смотрит в дневник. Как будто то, что они видят в дневнике - неприятная неожиданность для самого Ахмеда. Когда уж совсем отец наседал, так что становилось туго, Ахмед шел к старшему брату с учебником: "Мага, помоги с задачкой". Магомед раздражался: "Не притворяйся тупым, тут две минуты думать". "Это тебе две минуты, а мне никогда не решить", - льстиво говорил Ахмед. "А теперь еще вот эту, брат". "Я за тебя должен все решать?!" Ахмед печально пожимал плечами: "Мага, ты что, хочешь отца расстроить, да?"

Понятно было, что к точным наукам у Ахмеда минимум интереса, отец отправил его в школу с углубленным изучением английского языка. Учиться Ахмеду было не трудно, просто скучно. Он сидел на последней парте, потому что у него было самое лучшее зрение в классе, разглядывая спины девочек. Спины девочек были изучены вдоль и поперек. На математике или русском языке он сидел и с тоской смотрел на потолок: может быть, упадет люстра, обвалится штукатурка, короче, произойдет что-нибудь интересное, выдающееся из ряда вон. Были вспышки интереса к некоторым наукам, например, он увлекался химией в старших классах. Написать сочинение на любую тему для него тоже не было проблемой, его сочинения часто читали перед классом при завершающем обсуждении темы.

Но это не могло сравниться с вечерними занятиями в спортзале. Дух борьбы, дух силы, дух соперничества - вот что захватывало целиком. Настроение становилось хорошим уже когда он собирал сумку, чтобы идти на тренировку. Идиотские шутки пацанов в раздевалке, разминка. Звон блинов на штанге, шум зала, легкий запах свежего пота, скрип ковра под ногами. Столкновение, переход в партер, ощущение своей силы, преодолевающей силу противника.

Тренер был правильный. Груда мышц под седой головой с поломанными ушами, в прошлом известный спортсмен. Это был кумир Ахмеда. Слегка располневший Геракл с обложки учебника истории пятого класса, только уже на пенсии после совершения подвигов. Кумиром второй ступени был Руслик, тренировавшийся отдельно. Его прочили в чемпионы мира этого года и следующих олимпийских игр. Похожий на молодого Геракла, готовящегося к подвигам. Кумирами поменьше были парни из старшей группы, готовившиеся к соревнованиям уровня страны. Сразу чувствовалось, что Руслик не такой как все. Тренер ставил этих парней для спарринга с Русликом по двое, по трое одного за другим, и видно было, что Руслик намного их превосходит.

Почему тренер отобрал именно Ахмеда из множества желающих попасть в секцию мальчишек? Ахмед имел хорошие физические данные, но главным, что его выделяло, была эта чуткость к противнику. По направлению взгляда, по мелким движениям Ахмед знал, что предпримет соперник. Телепатия, а что?

В детстве у Ахмеда был один позорный секрет, одна черта, которой он очень стеснялся и скрывал даже от старшего брата: он не мог ударить человека. Опять же этот проклятый талант сочувствия. Он знал, что чувствует другой человек, Ахмед жалел этого человека. Ахмед, как мужчина, бил противника, но в момент касания удар лишался силы. А на лице появлялась предательская глупая улыбка.

В детстве из соображений чести иногда нельзя было уклониться от боя с ровесником. Личная и семейная честь - это одно и то же. Это парни твердо усвоили в детстве. В том то и дело, что Ахмед не боялся. Единственно, чего он боялся - что об этой позорной слабости узнают другие. Он был сильнее большинства сверстников, но ему было жалко противников. Более слабых было особенно жалко. Более сильным было обидно проигрывать. Поэтому Ахмед в совершенстве овладел разговорными навыками. Посмотреть на драку (особенно летом в селе) собиралась масса зрителей. Долгими жаркими днями летом на каникулах в селе молодежь ищет способы развлечься. Какая-нибудь напряженка, разборка, драка - один из лучших.

Для такого серьезного дела собирались возле реки. Весенние разливы намывали здесь широкие песчаные отмели. Зрители, возрастом от трех лет до двадцати трех, рассаживались на теплых камнях под плакучими ивами. Все, от трех до двадцати трех, закуривали легкие болгарские сигареты.

Немного о правилах. Для обоих противников, если они не безмозглые идиоты, было важно одержать победу так, чтобы не возникло подозрения на неуважение к семье побежденного. Еще лучше, если каждый может считать себя победителем перед своими братьями. Бывает, что дерутся и жестоко, и упорно, зависит от людей и от того, какие чувства у них накопились друг к другу, но обычно не происходит унижения побежденного. Просто оказываешься на земле, кулаки разбиты, кожа на ладонях содрана до мяса, потому что проехал по земле, когда противник сбил тебя с ног, глаза залиты кровью из раны на брови, но это же не страшно. Просто противник сильнее, честь не пострадала.

Иногда, конечно, какой-нибудь тупой, азартный, несдержанный парень начинал смеяться над побежденным противником, оскорблять, бить упавшего. Тогда важно, чтобы его старший брат сделал ему замечание, успокоил его, и неуважения не возникнет. И можно перейти к игре в футбол здесь же на отмели. Если же и братья победителя начинают смеяться, оскорблять, то побежденные вынуждены будут вступиться за честь своей семьи. С большой вероятностью это кончится массовой дракой, напряжением в селе, взрослым родственникам придется вникать в эти дела, дяде Абу создавать антикризисный центр из уважаемых людей. Короче, геморрой.

Чтобы такого искушения не возникало, важно, чтобы силы сторон среди зрителей были равны. Поэтому договариваются о времени, и подтягивается вся молодежь, все бойцы, имеющиеся в наличии. Если что не по правилам, в бой пойдут все, от пятилетних детей. Их, конечно, старшие не бьют, но какой из тебя боец, когда такая цепкая обезьяна висит у тебя на ноге и орет благим матом.

Скажем, лето, жара. Во дворе, разложив доску на табуретке, играют в шахматы Ахмед и один парнишка из местных, Шамиль. Шамиль проигрывает два раза. Рядом сидят девчонки. Одна из них, которой нравится Ахмед, говорит: "Какой Ахмед умный". Девчонки смеются. Шамиль вспыхивает, сбивает ногой доску с табуретки, фигурки разлетаются в разные стороны:

- Что ты мне это шахматы, дурацкая игра! Давай на руках тягаться! - Шамиль ставит локоть на табуретку.

Ахмед кладет его руку.

- Ахмед не только умный, он еще и сильный, - говорят девчонки.

Красный Шамиль вскакивает на ноги.

- Давай левой! - кричит он.

Встревоженный дядя Абу выглядывает из прохладного окна, надевая милицейскую фуражку.

- Мовсар, парень, что там за крики? - спрашивает он маленького Мовсара.

- Не волнуйтесь, дядя Абу, это Ахмед с Шамилем играют в шахматы.

- А-а. Ну ладно, - дядя Абу кидает фуражку на диван и исчезает в окне.

Партия в шахматы продолжается - Ахмед побеждает Шамиля и левой рукой. Шамиль начинает кричать про "этих городских дураков, которые к дяде Абу приезжают на лето". Ахмед и пытается сделать вид, что типа не понял, даже подсказал Шамилю, что, мол, обидно проигрывать, да? Думал, Шамиль скажет, ну да, обидно, друг. И посмеемся. Они ведь товарищи. Но Шамиль расстроен проигрышем, сказал: "Эти городские всегда делают вид, что не слышат". Как многие вспыльчивые люди Шамиль отходчив и быстро остывает. Не хочется уже обоим, но рядом братья, пришлось назначить встречу после обеда.

Выходной, многие уехали по делам и на рынок в город или райцентр. Подтянулось человек двадцать, не больше. Начали с разговора. Только дикари и русские ребята сразу дерутся, не сделав презентацию своей позиции, чтобы присутствующие братья разобрались, поняли, что к чему.

- Так что ты там, Шамиль, имеешь на тех, кто живет в доме дяди Абу? - грозно хмурит брови Ахмед.

Это сразу верхняя позиция в поединке - дядя Абу уважаем всеми присутствующими, братья Ахмеда возмущенно ропщут, братья Шамиля недовольно морщатся: если так, то Шамиль не в тему выступил. Шамиль начинает оправдываться:

- Я не про дом дяди Абу, я про тебя конкретно хотел сказать, что ты такой не очень.

      Ахмед пытается развить преимущество:

- Шамиль, ты скажи всем, что значит "не очень", что такого ты заметил "не очень", и причем тут слышал-не слышал?! - в этом месте уместно несильно толкнуть Шамиля ладонью в грудь. Адреналинчик немного брызгает в кровь бойцов и присутствующих. Шамиль слегка теряется:

- Ты чего меня ударяешь!!! Я с тобой спокойно разговариваю! Вот из города ты такой! Если на то пошло, говорю тебе, много думаешь о себе! - Шамиль тоже толкает Ахмеда.

- Шамиль, а вот я слышал, ты уже говорил обо мне такие вещи? А я тебя другом считал, - сокрушенно качает головой Ахмед, как Муса, просматривающий дневник Ахмеда.

- Ахмед, если есть претензии, говори, или бейся, ты что, до ужина будешь мне мозг клевать?

- Не волнуйся, Шамиль, до ужина закончим, пойдешь, пожуешь, если будет чем, - удачно получается, улыбка проскальзывает даже у братьев Шамиля.

- Я вообще не понял, чего ты налетел, как дурак, я просто так сказал, обидеть даже не хотел, это ты на меня напал, - меняет тактику Шамиль.

-А-а, Шамиль, так я еще и дурак! Вот какой ты друг оказался!!!

С вариациями это продолжается минут двадцать. Немного толкаются, делают пару захватов. Зрители курят сигареты. Летом в селе спешить некуда. Проигрывает Шамиль, потому что устал, потому что ему становится все равно, и присутствующие это видят. Однако Ахмед не желает, чтобы Шамиль потерял лицо:

- Шамиль, я потому расстроился, когда ты это сказал, потому что я друг тебе.

- Так я не понял, Ахмед, короче, ты что сказать хочешь, мы друзья или не друзья?

Еще пару минут обсуждаем, какие мы друзья, в конце можно даже обняться. Вот все и разрешается к всеобщему удовлетворению. Настроение поднялось, переходим к футболу.

Научиться преодолевать свои недостатки гораздо проще, чем преодолевать свои достоинства. Сначала Ахмед пришлось научиться быть безжалостным к себе. Тренер говорил, что если на соревнованиях вывихнул или болит что-то, то это твои личные проблемы. Например, на соревнованиях Ахмеду наполовину оторвали ухо, кровища текла, но Ахмед не ушел с ковра. Тренер похвалил, сказал, что уважает. Хвалил он очень редко.

Ахмед колол себя иглами и научился не бояться боли. Магомед крутил пальцем у виска: "Псих". Хорошо ему, летом Ахмед видел, как Мага на спор со старшими парнями затушил сигарету себе в руку и глазом не моргнул.

Тренер видел эту мягкость: "На ковре нет места жалости". Постепенно Ахмед преодолел ее, но все равно ему нужно было разозлиться, чтобы показать все, на что он способен. "Ты из тех, кто начинает показывать результаты, когда приходит зрелость", - сказал тренер. Он стал специально ставить Ахмеда на спарринге против более слабых противников, требуя, чтобы Ахмед работал с ними в полную силу.

В старших классах Ахмед немного занимался боксом, карате, перепробовал все единоборства, клубы и секции которых были в городе. Тренер подсказал еще один жизненный принцип: "Не бойся страшного противника в шрамах и со сломанным носом. А бойся противника с целым носом и гладким лицом - значит, по нему трудно попасть". Самому Ахмеду нос все-таки сломали: в одном из боев с более сильным соперником он пошел на принцип, не стал уклоняться от обмена и оказался на полу со сломанным носом. Тоже урок.

Отец размышлял над характером младшего сына, советовался с Абу. Однажды летом Магомед слышал, как отец сказал дяде Абу:

- Понимаешь, мой путь привел меня к успеху. Очевидно, этот путь не подходит Ахмеду. Не знаю, что с ним делать, я не понимаю его. С другими детьми мне было проще.

- Парень идет своим путем. Он упорен, он добивается. Чего еще желать? - сказал Абу.

Отец предлагал Ахмеду поступить в университет, но Ахмед мягко отвертелся и пошел в армию. Армия оставила дивные воспоминания, кроме первых пары недель. Ахмед вспоминал, как примерно к концу первой недели вечером, приуныв от всего этого лавинообразного армейского наезда, он сидел на подоконнике казармы и грустил. Даже с его физической подготовкой он чувствовал себя измотанным. Дело было больше в недостатке сна, чем в нагрузках. Было личное время - пятнадцать минут - до вечерней прогулки. Вечерняя прогулка к удивлению Ахмеда оказалась маршировкой строем по плацу с распеванием песни про "дан приказ ему на запад". А личное время молодым бойцам давали, чтобы перед прогулкой подшить свежий воротничок и почистить сапоги. В конце коридора у тумбочки дневального клубились старослужашие, желавшие что-то предъявить Ахмеду, но стеснявшиеся его грозного вида и копившие силы. Ахмед глядел через окно на гражданку, на автобусную остановку за забором части. Вот они, пятьдесят метров, разделяющих мир свободы и мир тупого наезда. В этот момент с задумчивого Ахмеда можно было лепить скульптуру "Аполлон, мечтающий о дембеле".

Однако дальше жизнь стала налаживаться. Еще через две недели он уже сидел с этими старослужащими ночью в здании аккумуляторной станции, окна были закрыты плотными одеялами, чтобы дежурный по части на обходе не увидел света. На столе стояли стаканы с портвейном. Играли в очко с сержантами танкового полка, перелезшими через забор части. Дым дешевых папирос, поганое вино, отличные ребята, туз приходит к тузу, Ахмед опять утек сквозь пальцы.

Там в армии произошло и первое серьезное разочарование: Ахмед достиг потолка спортивной карьеры. Он стал чемпионом военного округа, но уже на уровне чемпионата вооруженных сил он уступал. Он увидел, что есть люди, которые превосходят его. Его потолком было стать при везении бронзовым - серебряным призером чемпионата страны. Завоевать унизительное второе место. Это уязвило его, он даже себе не хотел признаваться, насколько.

После армии отец принял Ахмеда в отдел снабжения на опытный завод. Опять прекрасный период в жизни. Пять дней в неделю Ахмед сидел за письменным столом в отделе снабжения завода. За окном теплый ветер качал пирамидальные тополя, в голубом небе белые самолеты заходили на посадку вдоль голубых гор, рабочие с криками тащили куда-то какую-то хрень. Заполнив заказы, Ахмед впадал в теплое состояние медитации, в котором минуты текли незаметно. Скоро вечер, скоро выходные, красота!

Мать пыталась знакомить его с девушками из хороших семей, немного пилила по поводу несерьезного поведения. Ахмед не спорил, он мягко, по-доброму утекал сквозь ее доводы. Интерес и смысл жизни в это время составляли женщины и хорошее времяпрепровождение.

Сразу после работы в пятницу с Вахой ныряли в машину, на повороте на Урус-Мартан подбирали Шамиля. Летели на один из курортов Минеральных Вод или на Каспийское море. Ахмед больше всего любил Кисловодск. Шамиль предпочитал пляж на Каспийском море. Стекла в машине опускали полностью - шум теплого ветра, миражи над раскаленным асфальтом, по которому летит новый шикарный красный ВАЗ-2106 Ахмеда весь в антеннах с хромированным радиатором, бамперами и наклейкой "Супермена" на крыле. Дорога занимала часов пять-шесть. Можете себе представить: тогда не было блокпостов с бетонными надолбами, автоматчики в бронежилетах не проверяли документы на границах районов, не нужно было открывать багажник на проверку каждые пятьдесят километров!

В Кисловодске рестораны, санатории, танцплощадки, парк. Женщины десятков национальностей со всего Советского Союза, отдыхающие от своей жизни. Ах, ресторан Долины Роз! Розами пахнет так, что сойти с ума. Кто не устроился, тот дурак и ночует в машине. У Ахмеда не было случая, чтобы он ночевал в машине, а не у подруги где-нибудь в санатории. Женщины безошибочно чувствуют в мужчине вот этот талант понимания, чуткости к партнеру. Возможность доверять.

Великий Фаэрвол

Между окончанием Первой войны и началом Второй было время, о котором Ахмед говорил кратко: "Мы все были бригадными генералами".

Магомед тяжело восстанавливался после ранения. Врачи говорили, что последствия будут сказываться всю жизнь. В это время Магомед очень расширил бизнес на Северо-Западе, в Петербурге, почти закрыв дела в Москве.

В конце 90-х вокруг Ахмеда сложилась сложная ситуация. Его искали все. К Ахмеду имели вопросы серьезные люди различных национальностей, не говоря о такой мелкой неприятности, что он находился в федеральном розыске. Магомед и Ахмед решили, что целесообразно Ахмеду и Родине отдохнуть друг от друга некоторое время. На роль чужбины была выбрана Англия. По связям, оставшимся у Магомеда со времен Дубны, Ахмеду организовали грант на экономические курсы для представителей развивающихся стран. "Заодно поучишься",- сказал Магомед. На учебе Магомед был зациклен прямо как их отец Муса, и такой же упертый. Ахмеду оставалось только головой качать сокрушенно, учебой Мага уже задолбал всех близких родственников. Ахмед бы лучше загасился на полгодика где-нибудь на западном побережье Турции. Но, во-первых, Ахмед привык быть младшим братом, во-вторых, всеми деньгами в семье командовал Магомед, так что бригадный генерал победоносной армии горцев Ахмед стал скромным студентом колледжа в Оксфорде.

Прямо скажем, не совсем студентом, а слушателем необременительного курса по экономике и поведению людей в экономических системах. Еще он посещал курс по совершенствованию языка. Пожив пару недель после приезда в общежитии, он подыскал домишко в Саммертауне.

Неожиданно возникла проблема одиночества. Людей вокруг было много, но контакт с ними был почти невозможен. Первый раз в жизни Ахмед почувствовал, что он сильно не такой как окружающие. И дело было не в его национальности, как раз с этим вокруг было очень пестро. Впервые его талант понимания давал сбои. Люди вокруг думали, чувствовали не так, как он. Он много раз бывал за границей, но в восточной Европе или Турции этого чувства не возникало. Ахмед ходил как окруженный невидимой сферой, отделяющей его от окружающих. Его язык был не настолько плох, насколько окружающие не старались понять. Еще какое-то сопротивление среды, не желание раскрываться. И среди них торчать еще полгода, раньше умрешь от скуки. Занятия на курсах неожиданно стали самым интересным номером программы. Может, в этом секрет успешности английской системы образования?

Появилась масса свободного времени - никогда в жизни этого не было. Написал несколько стихотворений, отправил друзьям. Два из них на русском языке, "Стервятники над Бамутом" и "Волки в ночном ущелье", Ваха положил на шансон, и они стали популярны в ресторанах кавказских республик. "Волки" потом еще несколько раз были обработаны и через несколько лет собрали миллионы просмотров.

Нам, его друзьям, понравилось больше длинное стихотворение, скорей, небольшая поэма "Мой город детства". Где было вот про это про все - про жару, про тополя, про голубые горы. "Весной в цветах тонувший город мой..." Про красный ВАЗ-2106, про Шамиля, с независимым видом ожидающего на автобусной остановке на повороте на Урус-Мартан в штанах Леви-Страус. "В штанах, натертых кирпичом, как будто тут он ни при чем..." Впечатления юности: "Куяны, драки, кабаки на берегах родной реки - мой город детства..." Вам, может, это ни о чем не говорит, ну а нам родное. "На бандитизм и ваххабизм ты променял социализм, мой город детства..." - это уже на злобу дня.

"Похоже, Ахмеду совсем крышу сносит от скуки на этой учебе", - отписался Вахе Шамиль.

В выходные Ахмед катался на машине по окрестностям Оксфорда. Будете смеяться, но Англия оказалась и в самом деле такой, как в сериале "Мидсаммерские убийства". От одинаковых чудесных лужаек, парков и сказочных домиков Ахмед начал страдать клаустрофобией. Пытался найти лес, хоть что-то заброшенное, но где ж его найдешь в центре Англии? Вместо леса - икебаны из красиво причесанных деревьев на холмах. Женщины с отчужденными лицами, не обещающими счастья. Даже овцы какие-то декоративные, не намекающие на возможность шашлыка.

В одну из суббот он пошел в музей Ашмолеан, зашел там перекусить в кафе, в этот момент отчуждение с окружающей действительностью достигло апогея. Был как раз момент, когда он настолько устал от чужой языковой среды, что ему было трудно формулировать самые простые мысли. Сначала он сделал промашку, заказав чай и капучино. Чай принесли, а капучино официантка не подавала. Ахмед не мог понять, что официантка ждет спутника Ахмеда, чтобы подать капучино. Потом Ахмед не мог ей втолковать, что никакого спутника нет, это для него чашка капучино. Официантка не знала, можно ли так - после чая капучино. Ей пришлось звать менеджера. Менеджер разрешил. Наконец, принесли капучино, но от волнения с кейком вышла тоже непонятка, принесли не тот, что хотел Ахмед. Не то чтобы он плохо объяснял, его упорно не понимали. Ахмед уже чувствовал, что развлекает окружающих. Опять же от волнения с таким невозможным клиентом официантка забыла ложечку для чашки с капучино. Ахмед подозвал ее снова и попросил "маленькую ложку". Вежливо, спокойно, очень, очень спокойно понижая голос, просил маленькую ложку. Официантка отрицательно мотала головой. Ахмед потерял ощущение контроля над реальностью. Чего она хочет? Она не понимает? Но нельзя же быть такой тупой! Издевается? Разводит? В последние годы выработался рефлекс: непонимание ситуации стало однозначным сигналом опасности. В такие мгновения Ахмед становился невероятно сильным, и окружающие чувствовали это. Официантка отодвинулась в испуге, выставив поднос как щит.

- Ложку для кофе. Дайте ему ложку для кофе, - сказала молодая женщина за столиком рядом.

- Вы очень помогли мне, - с облегчением сказал Ахмед, - почему она не понимала меня?

- Это свойство англичан.

- Я изо всех старался быть вежливым и понятным.

- Ваша интонация звучала как угроза.

- Я не подумал о такой возможности. А вы разве не англичанка?

- Нет, я шотландка. Хотя, по правде сказать, мы такие же. Вы занимаетесь философией?

- Почему вы так решили?

- Потому что вы похожи на Сократа в молодости, - она кивнула на копию скульптуры Лисиппа на входе в кафе.

Ахмед улыбнулся, действительно было что-то общее. Он схватил чашку с капучино и пересел к ней за столик:

- Это мне нос в юности сломали, но все же я не такой старый урод. А вы чем занимаетесь?

- Я работаю здесь, я занимаюсь историей. Я специалист по периоду античности.

Ахмед ткнул пальцем в скульптуру головы неандертальца из грота Ля Ферраси, и воскликнул:

- Хорошо, что вы не сказали, что я похож на этого джентльмена! Кстати, а он что здесь делает? Я же с ним в армии служил!

Женщина засмеялась, ее глаза блестели интересом, контакт был установлен, язык понятен, жизнь снова заискрилась.

"Ну, слава Аллаху, закончилось одиночество", - подумал Ахмед, еще не представляя, насколько.

Почему мы не можем быть вместе

Настроение Этель стало переменчивым, как облачность в Оксфордшире. Виза заканчивалась, оканчивался курс Ахмеда.

Единственное, что не нравилось Ахмеду в жизни - это война. Теперь Ахмед мог не только ударить человека, но и живьем порезать его на мелкие куски, если это было необходимо. Но в его жизни появился новый позорный секрет: он ненавидел войну. В войне ему виделась какая-то тотальная бессмысленность и для тех, кто погиб, и для тех, кто считается победителем. Он понял слова "удаляйтесь от всего, что напоминает войну". Он чувствовал, что ему хочется застрелить муллу, призывающего убивать неверных. Ахмед чувствовал, что ненавидит тех, кто сеет ненависть, но он сам заразился ненавистью.

Женщина, с которой они общались на их собственном англо-русском диалекте, вытолкнула из его души всю эту темноту. Он ловил себя на том, что по нескольку дней не думает ни о прошлом, ни о делах, оставшихся в России, вообще не думает ни о чем, кроме Этель и связанных с ней вещах, например, куда они поедут вечером или в выходные.

Люди, которые говорят, что счастливое время пролетает быстро, ничего не знают о счастье. Минуты удовольствия проходят быстро, а эти полгода казались Ахмеду самыми долгими в жизни. Были эти полгода и вся остальная жизнь.

Вопрос "что будет дальше" не обсуждался. Было как бы понятно, что кроме любви у них ничего нет. Слишком разная жизнь. Ахмеду остаться с ней? Он бы с ума сошел от скуки. Ей ехать с ним? Не вышло бы ничего хорошего. Этель не могла без своего занятия. Это не говоря об их долге перед близкими.

- Она не могла без своего, я не мог без всего этого, - Ахмед развел руками, когда встретился с Магомедом после возвращения,- Слишком разная жизнь. Получалось, что у нас общего? Только любовь. Такая бывает один раз. Другой такой женщины не было и не будет, я знаю. Почему Аллах так распорядился? Но спасибо Ему, что это было.

Ахмед иногда рассказывал Этель о своей жизни, о своей семье. Он был отличным рассказчиком. Она спросила его: "Вы люди удивительной судьбы. Ты никогда не думал написать книгу?"

- Читатели не поверят, - сказал он, - только если разбавить один к десяти. Но тогда это не будет правдой.

Этель поймала себя на том, что для нее это тоже как-то чересчур. Она не могла даже оценить, насколько это правда, насколько художественное преувеличение. Тем более что она заметила милую черту своего любимого мужчины - все немного преувеличивать и романтизировать. Только о своей войне он почти не рассказывал. Она чувствовала, что не нужно спрашивать.

Еще в начале знакомства Ахмед показывал Этель фотографию семейной башни на горе, и Этель неожиданно сказала:

- А у меня есть свой замок в Шотландии. Там живет моя тетя. Но на самом деле он мой. Хочешь, съездим туда в выходные?

Вид, открывавшийся с узкой горной дороги, был суров и холоден. Дул сильный ветер, как рассказала Этель, он дует тут почти всегда. Ветер трепал моря зеленой травы, зачесанной в одну сторону. Где-то за горами чувствовался океан, хотя его не было видно. Почти не было деревьев, несколько рощ в долинах вокруг. Рядом с рекой в долине был виден большой дом, действительно замок.

- Поэтому мы тут все с характером, - сказала Этель, почувствовав настроение Ахмеда.

Хотя Этель предупредила тетю об их приезде, тетя заметно волновалась при знакомстве.

Осмотрели дом, поднялись наверх на крышу, огороженную каменными зубцами. В главном зале печь-камин, в который можно было заехать на машине. В трубу тянуло сквозняком. В комнатах было холодно. Этель объяснила, что закон запрещает перестройки и установку современных систем отопления.

- У Ахмеда тоже есть замок, - сказала Этель тете за ужином.

- Только там никто не живет, мы живем в селе рядом в домах со всеми современными удобствами. Мы же не дикари какие, - попытался пошутить Ахмед. С чувством юмора у него не клеилось в тот день.

Когда они уезжали, тетя, зная, что Этель очень важно ее мнение, сказала:

- Если честно, я не поняла, это блюдо экстремально особенного вкуса.

Учеба закончилась, виза кончалась, Магомед разрулил проблемы. Стали приходить тревожные вести о новой напряженности на родине. Семье снова был нужен военный руководитель. Снова звал долг. Не было возможности задерживаться.

- Я взял билет, - сообщил Ахмед.

Этель пожала плечами, она знала, что этот момент наступит, но никогда ведь не знаешь заранее, что будешь чувствовать. Последние дни были тяжелые, хотя они старались делать вид, что все нормально. Даже было облегчение, что наступил день отъезда.

Ахмед хотел вызвать кэб, но Этель сказала:

- Я сама отвезу тебя в Хитроу.

По дороге в аэропорт молчали. Молчали и в очереди до стойки проверки багажа. Молча поцеловались, легким поцелуем, напоминанием. Ее мужчина скрылся в воротах на посадку.

Они выдержали три недели, после чего Этель прилетела в Москву, и они прожили вместе еще три месяца. Но потом началась Вторая война, и Ахмед уехал на Кавказ.

Тогда Этель потеряла голову. Страх потерять прорвал плотину. Она цеплялась за него и умоляла остаться. Тогда они оба потеряли голову. "Я должен! - кричал он,- ты не понимаешь, я должен ехать!" "Мне плевать на твой долг! Останься!" Он ударил ее: "Убирайся, ты должна вернуться в Англию!" "Я поеду туда с тобой!" Ахмед стал просить ее: "Ты не понимаешь, не понимаешь, что там, оставь меня, пожалуйста. Я не хочу, чтобы ты это видела. Как тебе еще объяснить? Тебе что, рассказать, как я резал горло восемнадцатилетнему трясущемуся пацану, когда мы больше не могли таскать за собой пленных?" "Я не верю тебе!" "А это было! Понимаешь теперь, какая между нами пропасть?" Этель упала на колени без сил. Ахмед оторвал ее руки, повернулся и вышел из номера гостиницы. Он был готов к войне.

Парадокс Сократа

Мы живем рядом с другими людьми, другими народами и даже не пытаемся разобраться, почему они такие. Например, Ахмед показывал Этель фотографии и видеозаписи со своей родины. Это люди, среди которых вырос ее Ахмед? Старцы в высоких шапках с прямыми спинами, опирающиеся на посохи, сошедшие со страниц иллюстрированного Ветхого Завета для детей. Бородатые сосредоточенные мужчины средних лет. Молодые парни в шапочках, напоминавших еврейские кипы. Эти люди были так непохожи на тех, кто ее воспитал, на ее друзей. Но ведь самый близкий для нее человек тоже принадлежит к ним! Мужчины казались мрачными.

- Такое воспитание, так принято, - объяснил Ахмед, - мужчине надлежит не высказывать эмоций и быть невозмутимым. Лицо должно быть серьезным - это означает уважение к окружающим и чувство собственного достоинства. Меня до сих пор раздражают приклеенные улыбки кассиров и менеджеров, - пожаловался Ахмед, - я думаю, чего улыбаешься? Смеешься надо мной? Я так и не привык.

- Улыбка в нашей культуре - это не только выражение радости. Это скорее стереотип поведения, означающий приглашение, что нет опасности, что можно доверять, - сказала Этель.

На одной из видеозаписей мужчины двигались по кругу, распевая что-то.

- Этот танец напоминает фотографии галактик с телескопа Хаббл, - сказала Этель.

- Это не танец. Это называется "зикр". Это духовная практика. Не говори, что это танец, многие могут обидеться.

- Не понимаю, - улыбнулась Этель, - что здесь может быть обидного. Танец и родился как духовная практика.

- Нужно стараться не обидеть человека, даже если он заблуждается. Давай попробуй, и ты все поймешь, - сказал Ахмед, - поем "Ля иляха илля Ллах".

- А мне можно, я же не мусульманка?

- Конечно, можно, - задумался Ахмед, - С такими вопросами лучше к моему дяде Абу. Думаю, он бы сказал "можно все, что славит Всевышнего и не наносит ущерба другим людям и тебе".

- Я стесняюсь.

- Раскройся, не бойся. Ты же обращаешься к Всевышнему. Как можно стесняться обратиться к своему Создателю?

На разный лад Ахмед распевал: "Ля иляха илля Ллах". Она тоже запела, больше не стесняясь. Из того, что ей приходилось видеть, больше всего это напоминало службу в черной церкви в Новом Орлеане. Они распевали и хлопали в ладоши. Она чувствовала, как все радостнее ей становилось. И еще - единение, слияние душ.

После возвращения в Англию Этель вернулась к исследовательской работе. Но теперь все, что она делала раньше, и чем гордилась, казалось ей пресным. Материальная сторона жизни древних перестала интересовать ее. Ее тексты стали казаться ей слабыми и безжизненными. Вот ее работы о влиянии пеласгов на минойскую культуру, описание раскопок захоронения знатной женщины. Черепки - они и есть черепки. В ее работе не было ничего о том, что чувствовала критская женщина, наливая вино из сосуда, который потом положили в ее могилу. Что думала она, что заботило ее, когда она была стройной черноволосой женщиной ростом около пяти футов, а не горстью сухих костей, перемешанной с черепками ее посуды? Вот это по-настоящему интересно! Мы живем рядом с другими людьми, но не удосуживаемся не то что попытаться понять их, а даже просто отнестись без предубеждения.

Этель заинтересовалась более поздним, хорошо описанным периодом, когда люди уже оставили после себя множество текстов. Насколько они отличались от нас? Вот Сократ. Мы считаем его философом и одним из отцов научного метода. А современники знали его как неустрашимого афинского гоплита. Между войнами вел он жизнь парасита, хиппи по-нашему.

Этель видит, как усталый избитый ветеран Пелопонесской войны Сократ идет в Афины после поражения от беотийцев, изломанные щит и копье-ксистон остались на поле боя, позор. Перед глазами Сократа до сих пор низина, заваленная обезображенными трупами достойнейших мужей Афин, Беотии, Фив. "Никто не желает зла", - приходит Сократу странная мысль. Странная мысль - на его родном языке это звучит "парадокс". Сократ не знает, что это слово войдет во все языки людей. Сократу не приходит в голову, что он великий философ и отец науки. Он даже не записывает прибаутки, которые разбрасывает на пирах своих состоятельных друзей и в беседах с Платоном. Как принято среди ветеранов афинской тяжелой пехоты, идущих в бой, из одежды на нем один линоторакс до низа живота. Виден могучий половой орган (Φαλλός), который приятно обдувает ветер с моря. Одна из завязок линоторакса разрублена, наплечник поднялся и качается при ходьбе как знамя разбитой армии. На дороге толпятся кривляющиеся голые беотийцы, захватывающие воинов рассеянной фаланги, но стесняющиеся грозного вида Сократа и накапливающие силы. Сократа догоняет благородный всадник Алкивиад, его воспитанник, весь избитый, весь в крови.

- Держись за стремя, Сократ, - говорит Алкивиад.

Хотя нет, Алкивиад не мог это сказать, стремя изобрели через семьсот лет.

- Тебе помочь, дорогой друг Сократ? - вот так говорит Алкивиад.

- Да я и сам управлюсь с этими отважными джентльменами, - отвечает Сократ.

- Эй вы, сдавайтесь! - кричат беотийцы.

- С чего это? - удивляется Сократ, - Свобода имеет все качества добра.

- Вы же проиграли, сдавайтесь, козлы!

- Ты кого козлом обозвал, мразь? - вспыльчивый благородный Алкивиад бросается на беотийцев. Беотийцы валят его с коня.

-Э-э! Ну-ка, стоять, животные!!!- Сократ, похожий на Ахмеда, выхватывает из ножен ксифос. Беотийцы в ужасе разбегаются. Гончарный мастер изображает "Подвиг Сократа, спасающего Алкивиада". На сосуде Этель видит, как голый Ахмед в позе силы с красиво выгнутой спиной валит визжащего беотийского воина на землю. Из одежды один меч, видны прекрасно развитые мышцы и его пропорциональный, замечательный половой орган. Красивая бородка совсем как та, которую он носит через две с половиной тысячи лет. "Лучше бы все понимали, когда творят зло", - говорит ей Ахмед.

Этель проснулась. Она задремала за компьютером. Этель много работала после возвращения из Москвы, а вечерами стала изучать Коран. Книги всегда производили на нее большое влияние. Можно сказать, в ее жизни книги оказали больше влияния, чем люди.

Этель открыла Коран, прочитала:

1. Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного!

2. Хвала Аллаху, Господу миров,

3. Милостивому, Милосердному,

4. Властелину Дня воздаяния!

5. Тебе одному мы поклоняемся и Тебя одного молим о помощи.

6. Веди нас прямым путем,

7. путем тех, кого Ты облагодетельствовал, не тех, на кого пал гнев, и не заблудших.

По непонятным вопросам она консультировалась на форуме изучающих Коран. Полная чувств, полная видением, которое пришло к ней, Этель написала в чате:

- Сегодня закончила читать Коран со слезами на глазах. Спасибо всем, кто оказал мне помощь на этом пути! Как я рада, что узнала больше об этой прекрасной религии. Мир вам, мусульмане!

Модератор форума отписался:

- Хвала Аллаху, Который по Своей мудрости указывает путь к свету тем из Своих рабов, кому пожелает. Уважаемая Этель, если вы чувствуете, что готовы принять ислам, не откладывайте самое важное решение вашей жизни. Да поможет вам Аллах!

Но вот этой готовности Этель как раз и не чувствовала. Ее инстинкт свободы всегда восставал против проповедников. Почему они ведут борьбу за ее душу не на жизнь, а на смерть? Большинство проповедников хотят именно полной победы. Чтобы осознал, отрекся и пришел в истину. Считать Будду лжеучителем? Отречься от Христа в пользу Мохаммеда, отречься от Мохаммеда в пользу Христа?

Почему ее пытаются заставить сделать выбор между Учителями? У нее была знакомая, принявшая ислам, чтобы выйти замуж за пакистанца. Но принять религию из карьерных или семейных соображений Этель казалось отвратительным, лживым.

У Этель появилась склонность к одиночеству. Она отдалилась от своего университетского круга с момента, когда появился Ахмед, просто на что-то еще кроме него не хватало времени. А теперь весь этот новый опыт мешал ей уютно встроиться в прошлую жизнь.

У Этель часто стала возникать странная мысль: она думает так много, но что из этих мыслей принадлежит ей? Пожалуй, только эта мысль и была полностью ее. Наверняка, до нее об этом думали и другие люди. Но, по крайней мере, за эту странную мыслишку можно ручаться, что Этель сама пришла к ней. Все остальное она прочитала в книгах, ей сказали учителя или родители. Все что она думает, придумано другими. И она продолжает читать и называет это "поиском знаний". Нет никакой Этель, богатым духовным миром и обширными знаниями которой гордится ее любимая тетя. То, что люди называет "Этель", составлено из чужих мыслей, мнений и даже чувств.

Этель очень скучала по Ахмеду. Она смотрела и читала все, что могла, о событиях на Кавказе. Она выучила карту, где маленьким кружочком было обозначено село Ахмеда. Она могла бы легко найти дорогу туда на машине из аэропорта Минеральных вод или Махачкалы.

Вертолеты, солдаты на бронетранспортерах, для нее это было просто картинкой, это никак не прикладывалось к знакомому ей мужчине, пока в документальном фильме BBC о войне на Кавказе она неожиданно не увидела Ахмеда.

- Что вы думаете о своем противнике? - спросила женщина-корреспондент.

- Мне жалко этих ребят, - сказал Ахмед, - Когда меня убьют, я буду знать, за что я умираю, - Ахмед обвел рукой вершины сзади себя, - а за что умирают они?

Фотография могучего бородатого красавца с пулеметом на плече на фоне гор и водопадов была использована как заставка титров фильма. На этих кадрах Ахмед был немного моложе, худее, очевидно, это было снято во время его Первой войны, о которой он почти не рассказывал.

В этот момент Этель поняла: не может существовать никакой причины, по которой они должны быть отделены друг от друга. Только частоколы, заборы, стены слов, которые строят люди. Бог един, Учителя разные.

Больше нельзя сидеть и ничего не делать.

Пристегните ремни безопасности

Этьен был опытным работником гуманитарных и миротворческих миссий. Этель ему сразу понравилась, и он не старался это скрывать.

- Помни, мы там многим не нужны, - сказал он Этель, когда они сидели в кафе перед началом посадки в самолет в Московском аэропорту, - Будь все время начеку, никому не доверяй, там каждый может предать и продать. Для многих мы помеха в их бизнесе. Для многих просто хороший товар. Будь готова ко всему. Даже к тому, что тебя похитит твой провожатый. Это возможность, которую нужно иметь ввиду.

- Почему тогда ты этим занимаешься этим?

Он пожал плечами:

- Когда-то я занялся этим, потому что был молод и чувствовал необходимость сделать мир лучше. Я же из поколения "all you need is love". Самое ужасное, что может произойти с народом - это выпасть из человечества. Поэтому кто-то должен поддерживать мосты. А теперь я привык к этому занятию, не умею ничего больше.

По правде говоря, Этель предполагала, что в какой-то степени ее защищает благородство ее миссии, бескорыстность помыслов.

- И не надейся, - сказал Этьен, - многие не верят в твое бескорыстие, многие тебя просто не в состоянии понять, для многих ты бесящаяся с жиру скучающая женщина. Не говоря уж о тех, кто думает, что мы все просто шпионы. А как тебе самой кажется: мы совсем обычные? Даже можно сказать: совсем нормальные?

- Нет, - честно призналась Этель.

У Этьена был своеобразный взгляд на цели своей деятельности:

- Главное, чтобы народ не начал двигаться с места, не начал переселение. Я видел в Африке целые города переселенцев. Это называется "лагерь", но скоро там вырастет второе поколение. Это не говоря уж о Палестине. В каждом таком лагере есть свой царь. В одном таком палаточном городе беженцев с населением в полмиллиона я видел шатер, где царь живет с многочисленными женами и автоматчиками вокруг него. А в палатках вокруг - это уже трудно назвать народом, масса какая-то, все забывшая и потерявшая человеческий облик. Там дети в десять лет совершают первое убийство. В десять лет нет ни одной неизнасилованной женщины. Я привозил туда американских волонтеров - они хотели организовать там школу. Их чуть не убили. Возможно, они были опасны царю или тем, кто делает на всем этом деньги. Но царь как раз готов был с ними разговаривать. Самое обидное, что их ненавидели те, кому они хотели помочь. Простые ненавидели сильнее. Я слышал много объяснений, но природу этой ненависти я понять не могу. Эта ненависть первична, как изначальный хаос. Больше всего я боюсь именно этой ненависти. Следы любой войны зарастают быстро. Меня всегда удивляет, насколько быстро жизнь берет свое. Но если народ потерял связь со своей землей, с большой вероятностью он исчезнет. По крайней мере, он уже не будет прежним. Поэтому мы должны тушить конфликты и помогать по мере сил. Не чересчур, не чрезмерно. Для того чтобы народ остался на месте, тогда люди смогут сами себе помочь.

- А как же евреи и Вавилонское пленение?

- Сколько колен израилевых было потеряно в Вавилоне? Евреи не остались тем же народом, что и до пленения.

- Горные народы Кавказа тоже подверглись выселению при Сталине, прожили в изгнании два десятка лет. Но они не потеряли себя.

- Это небольшой срок - не набрало силу поколение, не знавшее родины. Еще все очень зависит от среды, куда они попадают. Зависит, имеют ли переселенные возможность встраиваться в хозяйственные механизмы. Есть ли у них внутренняя мотивация к успеху. Уровень образования тоже решает. Сейчас между образованными и необразованными появилась почти непреодолимая пропасть. Поверь, в Европу из Африки пытаются перебраться самые лучшие, самые пассионарные, те, кто не потерял волю к успеху. Но им очень трудно встроиться в нашу жизнь. И это становится причиной разочарования и вражды.

Объявили посадку на самолет в Махачкалу. Там в аэропорту их должны были встретить русские сотрудники международной благотворительной организации, в которую она поступила волонтером. Об особенностях рейса в прифронтовую зону напоминали два автоматчика в бронежилетах вокруг зоны досмотра. Этель смотрела на людей, которые выстроились в очередь к стойке. Неожиданно ей стало страшно, просто до ужаса. Приступ потерянности, одиночества.

- Я сейчас, - сказала она. Этьен кивнул.

Этель вырвало в туалете. Рвало хорошо, обстоятельно, до полной пустоты в желудке, до спазмов. Стало легче. Она умылась, привела себя в порядок. Этьен уже дошел до стойки регистрации.

Созвездие Близнецов

Дни были все же лучше, чем ночи. Дневной свет пробивался в щели железных листов, которыми были небрежно заколочены окна ее темницы. В щели ничего нельзя было разглядеть, только лучи солнца проникали в подвал. При этом свете можно было почитать старые рваные книги и журналы на русском языке. Подвал был большим, здесь были следы пребывания нескольких человек, но сейчас она была одна. Бетонные стены и бетонный пол исключали мысли о возможности побега. Звуки доходили. Она слышала разговоры нескольких мужчин и женщины, моторы нескольких автомобилей. Время от времени смех, один раз детский голос. Нервы расшатались, звуки снаружи сильно волновали ее.

Спала Этель на матрацах и подушках от старых диванов. Из роскоши имелось разломанное кресло от старого автомобиля, прислоненное к стене. Обслуживала ее пожилая женщина, непроницаемая, не глядевшая Этель в глаза. Этель пыталась наладить с ней контакт. Этель уже хорошо понимала русский язык на слух и могла сносно формулировать мысли по-русски, но это было все равно, что разговаривать со стеной. Женщина появлялась раз в день, вечером, когда становилось темно. Она снаружи зажигала лампу над дверью, уходя, выключала ее.

Только однажды, к концу первой недели, эта женщина вдруг подняла голову. Несколько секунд две женщины, молодая и старуха, жадно вглядывались в глаза друг друга. Потом старуха опустила взгляд, забрала грязные вчерашние миски. С этого дня еда улучшилась.

Течение времени нормализовалось. В первые дни минуты текли как часы. Кто-то где-то был должен предпринимать срочные меры и все это скоро должно закончиться. Однако проходили дни, и положение не менялось. Если кто-то где-то думал о ней, вел какие-то переговоры, до нее не доходило никаких признаков.

Тем не менее, Этель ловила себя на том, что очень много времени смотрит на дверь. Дверь была железной, покрашенной в синий цвет, на высоте четыре фута или более, к ней вела решетчатая лесенка.

Иногда заходил ее тюремщик. Ей говорили, что в одиночестве человек ждет любого общения. Это был явно не тот случай. Этель поняла, что единственная его цель - попытаться узнать, с кого еще можно попытаться получить деньги за нее. Он считал, что может получить деньги от международной организации, по линии которой она приехала, от русских организаций и политиков, занимающихся помощью пленным, от ее семьи в Англии, от ее мужчины. В-общем, открывались захватывающие перспективы. Оставалось немного - собрать деньги со всех. Если человек считает, что сорвал банк, трудно призывать к его здравому смыслу.

- Он не будет платить, - начинал разговор тюремщик. Он почувствовал это слабое место. Этель не верила ему, но это было больно. Тюремщик улыбался:

- Я бы отпустил тебя, но деньги нужны на борьбу. Давай вместе подумаем, кто еще может заплатить. Где ты училась?

Этель поняла уже, что все его вопросы преследуют цель понять, сколько и у кого можно просить за нее. Про Ахмеда он тоже пробовал узнать, давно ли они познакомились, как они познакомились, что у них за отношения.

- Он мой муж, - отрезала Этель, чтобы избежать этих вопросов.

- Как так может быть муж? - тут же прилип он, - ты же христианка? Как так, не верю. Такой правоверный амир, и не смог свою женщину обратить в истинную веру!

- Я знаю Коран, - сказала однажды она ему.

- Знаешь Коран! - воскликнул возмущенно тюремщик, - Тогда ваш с Ахмедом грех велик! Знать учение и не следовать ему!

Этель поняла, почему Этьен советовал ей запомнить, что не нужно вступать в обсуждение религиозных взглядов и ценностей. Но она чувствовала, что все это просто попытки пугать ее. И она пугалась, но понимала, что не нужно показывать испуг и усталость от этих разговоров. Как говорил Ахмед: "Главное на переговорах, чтобы партнер устал раньше".

В первую ночь, когда ее привезли сюда, она смотрела на черную дыру в бетонной стене. Ей казалось, что оттуда выйдет крыса и нападет на нее. Утром оказалось, что это пятно краски. Крыс в подвале не было. Но теперь она была бы рада крысе больше, чем тюремщику. Даже совершенно точно, она была бы рада любому живому существу, хотя бы крысе.

В замке завозились ключом. Днем дверь не открывалась, волнение охватило Этель. Ее глаза отвыкли от дневного света, в ослепительном прямоугольнике двери появился Ахмед.

- Где ты шлялся? - спросила Этель, - Я уже устала тебя ждать.

-Я тоже страшно скучал.

Получилось здорово, прямо как в кино. Она разрыдалась, повиснув на нем.

Ахмед вывел ее из подвала. Глазам было больно. Этель увидела себя стоящей в ущелье среди круто поднимающихся гор. Она так и не поняла назначение объекта, на котором ее держали, какие-то бетонные хозяйственные постройки.

Ее тюремщик еще вздрагивал. Сердце еще выталкивало кровь из разрезанной шеи на песок. Этель отвернулась. Она не испытывала сочувствия к убитому, просто зрелище было некрасивое.

- Акелла промахнулся, - сказал Ахмед.

- Он говорил, что ждет от тебя выкуп. Что ты не хочешь платить.

- Я заплатил. Ему привезли деньги, он их забрал, но тебя не отдал. Потребовал еще столько же.

- Как думаешь, он освободил бы меня в конце концов?

- Как теперь узнаешь? Не у кого спросить, - философски сказал Ахмед, - я не мог тобой рисковать.

Товарищ Ахмеда тащил два автомата в зеленый военный джип. Они обменялись с Ахмедом короткими фразами на родном языке. Ахмед достал рюкзак из машины:

- Это Шамиль, мой товарищ. Переоденься, нужно идти.

В рюкзаке находилась хорошая горная экипировка.

- А где его бойцы? Я слышала здесь много людей.

- Мы сделали так, что их сейчас нет, но скоро они вернутся, быстро одевайся. В своей одежде в горах тебе будет неудобно. Собери ее в рюкзак.

- Мы не поедем на машине?

- Нет, так нужно.

Ботинки, носки, одежда, куртка, очки - все было в рюкзаке и все ей подходило. Она не спрашивала, почему так. "Хорошее планирование - это наша семейная паранойя", - говорил Ахмед.

Пока она переодевалась, Ахмед с товарищем затащили труп в машину. Кровь на песке засыпали лопатой.

- О том, что здесь произошло, будем знать только мы трое. Для остальных я заплатил выкуп. Труп скроет Шамиль. Получится, что я привез выкуп, а этот предприимчивый джентльмен с ним смылся, обдурив товарищей. Я всегда знал, что в конце он всех кинет. Думаю, никто из этих джентльменов удачи не удивится. Садись в машину.

Вверх по ущелью плохая, вся в крупных камнях грунтовая дорога продолжалась еще два-три километра, потом исчезла в горной реке. На той стороне продолжения не было - просто каменная отмель. Шамиль перевез их через реку.

- Дальше пешком, - сказал Ахмед.

Джип развернулся, двигатель стих, через минуту только шум реки нарушал тишину.

- Сегодня нужно много пройти, чтобы убедиться, что мы оторвались, - сказал Ахмед.

Этель имела опыт походов в горах, но сейчас она была не в лучшей форме, кружилась голова, пот застилал глаза, хотя ее рюкзак почти ничего не весил в сравнении с поклажей Ахмеда. Через несколько километров она уже почти не видела гор вокруг, только камни перед глазами. Шли, почти не останавливаясь. Только иногда после очередного подъема Ахмед говорил ей: "Жди". Сам из-за камней по нескольку минут внимательно осматривал в бинокль ущелье дальше. "Пошли".

Наконец, Ахмед сделал привал.

- Хочешь поесть? - спросил он.

Этель помотала головой:

- Потом.

- Ничего, ты здоровая и быстро восстановишь силы. Но сегодня придется туго.

Ахмед снова повесил автомат на укороченном ремне себе на шею, одел рюкзак. Сложив руки на автомат, он двинулся дальше. От реки начали постепенно подниматься вверх, крутые скользкие травянистые склоны перемежались каменными осыпями, идти становилось все труднее. Повернули в небольшое каменистое ущелье, уже без растительности, которое вело к снежным вершинам. Этель много раз думала, что скоро не сможет идти дальше, но шла. Наконец, Ахмед сказал:

- Отдохнем. Потом на сегодня крайнее усилие. Ты же показывала фотографии с восхождений?

- Да, в Альпах и один раз в Патагонии. Ахмед, мне не одолеть стену в таком состоянии, если ты это имеешь ввиду.

- Глупая, какая стена, так, небольшой уклон. Но без веревки его не пройти. Всего одна маленькая веревочка, я сам тебя подниму если что.

- А обойти вокруг?

- Вокруг можно, но это много часов и придется ночевать в этом ущелье. Поэтому я и хочу там подняться, чтобы знать, что мы оторвались, даже если пустят собак по следу, даже если бы у них был вертолет. Погони не должно быть, Шамиль все правильно сделает, но нужно думать, что что-то пойдет не так.

Подошли к скале. К счастью, это была стена с уклоном, которую действительно было невозможно пройти без снаряжения, но не слишком сложная. Был момент, когда она подумала, что все, силы оставили ее, но Ахмед затащил ее наверх, на каменистое плато. Теперь выше были только снежные вершины, по плато тянуло холодом высокогорья. Ахмед поднял наверх веревку. Этель лежала на скале, счастливая, что это закончилось.

- Больше тебе ничего не грозит. Это уже территория моей семьи.

- А тебе?

- Сюда забираются отряды сопротивления, когда армия сильно давит на равнине. За ними иногда приходит русский спецназ. Обычные армейские подразделения сюда не суются. Сейчас перемирие, поэтому мы никого не должны встретить. В любом случае, если что-то случится, и ты останешься одна, сразу кричи и сдавайся. Моим скажешь, что ты под защитой семьи. Русским скажешь, что ты иностранный заложник.

- Ты имеешь ввиду, если тебя убьют?

Ахмед пожал плечами.

- Еще немного до места ночевки, мы сможем перекусить и заснуть. Там одно из наших запасных убежищ на этой войне.

Ночевать устроились в каменном мешке неглубокой сухой пещеры. Там были приготовлены спальные мешки, коврики, все необходимое для ночевки.

- Я хочу помыться, - сказала Этель, - я чувствую, как от меня воняет. Нас найдут по моему запаху. Люблю тебя, милый.

- Лезь в спальник. Это ручьи с тающих ледников, не нужно в них купаться. Подожди до завтра. Ты пахнешь восхитительно, как самая лучшая и смелая из женщин. Завтра легкий переход, и мы сделаем большую стоянку. Там ты сможешь помыться. Спи, я посторожу.

Этель так устала, что не могла сразу заснуть, потом стала грезить какими-то тревожными картинами: людские галактики, снятые с телескопа Хаббл, крыса, выползающая из стены подвала, мрачный всадник, всех предавший Алкивиад, предлагающий Ахмеду сразиться, Ахмед, конечно, должен был его победить, но все равно тревожно. Этель вздрагивала и просыпалась, но тоже не совсем, не было сил до конца проснуться. Через несколько часов, когда она немного отдохнула и почувствовала себя лучше, она выглянула из мешка. Выход пещеры сиял мириадами звезд. Лунный свет слегка освещал мужчину - он неподвижно слушал темноту. Этель стала участницей сцены верхнего палеолита: женщина, спящая в пещере, ее мужчина с оружием на входе, на фоне звезд, охраняющий пещеру от диких зверей и ужаса снаружи. Не было сил шевелиться, она заснула, уже спокойно.

Утром это был кошмар. Каждая клетка мышц, сухожилий и костей отделилась от других клеток.

- Теперь я знаю, что чувствует фарш, - сказала Этель. Она знала, что в таком состоянии главное начать двигаться и постепенно станет лучше. Она не спрашивала, спал ли Ахмед.

- Ты смогла. По правде говоря, это было самым слабым местом плана. Шамиль говорил мне, что женщине это не под силу. Но я был в тебе уверен. Перекусим немного, через несколько часов мы выпьем горячего чая. Свою старую одежду оставь здесь, тебе будет легче идти.

- Мне нужно день-два, я легко набираю форму.

Снова двинулись по склонам. Сегодня двигались по альпийским лугам вдоль верхней кромки леса. Мышцы понемногу разогрелись, двигаться было почти не больно. Было тепло. Подвал остался во вчерашнем дне. Тюремщик мертв. Спина Ахмеда перед ней. Чего еще желать от жизни? Они шли по альпийским лугам, усыпанным цветами, пробирались через заросли рододендронов, проходили почти по вершинам сосен у них под ногами. Далеко внизу на дне ущелья искрилась река. С противоположного пика к реке спускались языки ледника, голубоватые, с ярко-синими трещинами. Выбрались на большую плоскую скалу, нагретую солнцем. Здесь сделали привал.

- Мне нужно поспать час, - сказал Ахмед, - сторожи и не усни.

Жужжали насекомые, не заснуть было не так просто. Солнце припекало. У Ахмеда был продуман даже крем, но Этель не хотела мазать грязное лицо. Ровно через час она разбудила его. Было жалко будить его, но Этель уже верила, что у Ахмеда все продумано по минутам.

Спустились ниже, в ущелье, пошли вверх по течению, по каменистым отмелям вдоль русла реки.

- Иди по камням, не наступай в песок и ил, - сказал Ахмед, обернувшись к ней.

Ахмед пошел очень быстро, видно было, что ему что-то не нравится, он снял автомат с шеи и держал его в руках. Этель едва поспевала за ним. Потом Ахмед велел идти прямо по руслу, по воде. Неожиданно Ахмед повернул в непролазные кусты - здесь в реку впадал незаметный ручей. По его руслу вышли в маленькую долину среди заросших лесом скал. Даже не долину, а каменную чашу с высокими скалистыми стенами.

- Здесь мы в безопасности. Насколько можно быть в безопасности здесь и сейчас. Здесь нас не найдут даже на вертолете.

От маленького озера в центре лесной чаши шел легкий пар.

- Теплая вода! - воскликнула Этель.

- Родник с пресной водой чуть выше. А в озере чистейший сульфатный нарзан. Ныряй! Я похлопочу по хозяйству на входе, поставлю несколько растяжек на случай, если кто-то заглянет к нам в гости.

Скинув все с себя, Этель погрузилась в озеро с головой. Горячие слои нарзана перемежались слоями холодной воды из пресного ручейка, стекавшего в озеро. Боже! Это может понять только тот, кому случалось не снимать одежду несколько недель. А среди живущих в наше время таких почти не осталось. Поэтому можно сказать, что Этель нашла то, чего не испытает никогда большинство людей!

Из потайного хранилища в зарослях Ахмед достал палатку, разжег костер. Каким-то чудодейственным образом от его костра не шел дым.

- Поставь палатку, завари чай, - сказал он.

Ахмед одобрительно смотрел, как она ловко поставила палатку. Она уже поняла, что женщины, которые не умеют, не входят в круг его интересов. Боже, горячий хороший чай!

Быстро темнело, снова высыпали мириады звезд, картина, которую видят только жители высокогорий. Небо было ясным на десятки километров вокруг и на миллиарды световых лет вверх. Снежные вершины и ледники осветились призрачным светом луны. Да плевать на все, плевать, что было и будет, плевать на все слова, которые придумали люди! Есть моменты на вершине, когда ничто не имеет значения. Боже, как он проникал в нее! И как она принимала его! Уж если после такого дети не рождаются, тогда от чего еще им рождаться? Да и дни были самые подходящие.

- Господи, - молилась она во сне, - дай мне выносить этого ребенка.

Утро наступило. Проверенное еще в Оксфорде надежное, теплое утро с Ахмедом.

- Мы можем побыть здесь еще один день? - попросила она.

- Конечно, по плану мы останемся здесь до завтра. Ты должна восстановиться. Впереди еще один серьезный переход. Я чувствую, тебе нравится вся эта дикость, - улыбнулся Ахмед, - а я простой городской парнишка, мажор, профессорский сынок, который любит комфорт, ночные огни светофоров и вывесок, праздных хорошо одетых людей на улицах. Я с детства терпеть не мог все эти пионерские лагеря, походы в горы, мух в чае, жратву с костра на коленях. А жизнь сложилась так, что я сижу тут в горах и командую бородатыми головорезами.

- Тогда я просижу весь день в этом озере! Мы будем есть, купаться и заниматься, чем мы сейчас занимаемся. Наверное, я романтичная дура? - сказала Этель.

- Почему же? - улыбнулся Ахмед, - Романтик - это Этьен, о котором ты рассказала. Он пытается спасти человечество. А ты женщина, следующая за своим мужчиной. Это очень умно и практично.

- Мы будем вместе? - спросила она.

- Конечно! Я сегодня понял, что это просто. Мы просто будем вместе. Абу нас увидит, я попрошу его все нам объяснить и подыскать подходящий хадис, - улыбнулся Ахмед своей беззаботной улыбкой.

- Мать меня как-то ругала, что я не женюсь, - добавил он,- Магомед - он очень умный - тогда сказал ей, что счастье - это возможность равенства.

- Хочу познакомиться с твоим Магомедом. Просто люди не понимают разницы между "быть счастливым" и "быть не несчастным", - сказала Этель.

- Я теперь даже не понимаю, почему мы думали, что не можем быть вместе.

- Милый, это чтобы мы стали по-настоящему близки.

Закончился еще один день, прошла еще одна ночь. Этель уже чувствовала себя прекрасно. Это утро было прохладное, облачное. Обрывки тумана клоками повисли на скалах вокруг. За гору над палаткой облако зацепилось на высоте футов тридцать. Можно было подняться по склону и исчезнуть в белой мгле.

Ахмед тщательно убрал следы их пребывания. Велел подождать, снял растяжки. Сегодня его рюкзак был небольшим. По ручью вышли к реке, пересекли мелкое стремительное русло и вернулись немного вниз по течению. После этого начали подъем по травянистым склонам. Трава росла кочками, и подниматься здесь было довольно удобно, как по ступеням. Солнце растопило туман, опять стало тепло. Потом начались каменные осыпи, несколько раз Ахмед менял направление.

При восхождении перевал или вершина - это всегда неожиданность. Часами шел, смотрел на скалы, на снег. Не видел ничего, кроме спины впереди идущего, кроме камня, на который поставишь ногу. И вдруг край, и вдруг - вот она, вершина! И больше ничто не заслоняет взгляд, видно все вокруг. Вершина - всегда чувство радости, как бы ни устал при восхождении.

Всем, кто пытался достичь хоть чего-то, знакомо это чувство. Писал ли ты книгу, проектировал машину, строил мост, и вдруг понимаешь: работал год или полгода, и вот поставлена последняя точка, положен последний кирпич, отправлен последний файл. Ты достиг.

Так и перед Этель неожиданно кончился склон, по которому они поднимались. Они стояли на перевале между двух заснеженных вершин длинной гряды. На десятки километров вперед громоздились складки Кавказского хребта. Под ними плыли мелкие слоистые облака, застревая в вершинах. Среди этих облаков ниже в долине Этель увидела Башню, стоящую на лугу над туманной рекой. Такой она и должна была быть, такой она ее и представляла.

- Отдохнем немного, - сказал Ахмед.

По каменистому склону начали спуск.

- Скоро сделаем остановку, на верхней дороге нас подберет машина. Там ты будешь в безопасности, насколько человек вообще может быть в безопасности. Там мой замок - мое родовое село.

Долго спускались по склону, вышли на каменистую дорогу. Ахмед приказал остановиться, осмотрел в бинокль ущелье. В полукилометре их ожидал Шамиль в милицейской форме, возле скалы стоял джип в милицейской окраске.

- Шамиль у нас не какой-нибудь бандит, член незаконных вооруженных формирований вроде меня, - гордо сказал Ахмед, - Мы решили, что он будет милиционером.

Мужчины обнялись, три раза коснулись друг друга щеками. Обменялись фразами на родном языке. Видно было, что мужчины озабочены.

- Что случилось? - спросила Этель.

Ахмед помедлил секунду. Этель почувствовала, что он борется с искушением сказать: "Не волнуйся, ничего особенного".

- У Шамиля не очень гладко прошло. Ты рассказывала о женщине, которая обслуживала тебя. После того как Шамиль отвез нас к реке, она встретила машину с автоматом. Может быть, видела, как я зарезал ее сына. К счастью, автомат был без приклада, она не справилась с отдачей и промахнулась. Шамиль застрелил ее.

Беседка из винограда

Еще в начале Первой войны Магомед предлагал отцу уехать либо в Питер, либо в Москву. Однако отец наотрез отказался.

- Жизнь делает круг. Пора! Я вернусь в наше родовое село, из которого ребенком уехал в Казахстан.

Еще в Первую войну от здания института и цехов завода отца остались только сгоревшие разбитые снарядами бетонные коробки. После штурма города армией Муса ездил смотреть, что уцелело.

Неожиданно для сыновей отец воспринял увиденное спокойно. Более того, выяснилось, что отец сам перед войной продал все, что представляло ценность! Он даже пришел в раздражение:

- У меня, что, тупые сыновья? Вы еще не поняли, в каком мире живете? Здания и железо больше почти ничего не значат. Оборудование пора было менять. Эти здания имеют маленький срок. Все было разрушено раньше, еще до войны. Когда уехали в Канаду, Америку и Израиль люди, которые сидели в этих кабинетах. Вот это уже не возродится. Изобретения, которые мы сделали, уже работают. Не обязательно, чтобы помнили, что это сделал я. Я инженер, а не поэт, и со смирением понимаю, что то, что посчастливилось придумать мне, придумал бы кто-то другой.

Во время войн отец и Абу еще были центром силы семьи, но эта роль постепенно перетекала к Магомеду и Ахмеду. Хотя Муса еще контролировал значительные денежные потоки.

Абу отошел от дел и постепенно стал духовным авторитетом не только семьи, но и всего большого рода, окружающих районов.

- Старость лучше молодости, - сказал он Магомеду, - долги близким отданы, можно жить для всех людей. Можно даже позволить себе быть настоящим.

В беседке из дикого винограда горела лампочка без абажура, вокруг нее кружились мотыльки. Верхушки ледников еще слегка освещались давно зашедшим солнцем. Вечер был тихим, безветренным. Воздух втекал в легкие как драгоценный нектар. Перед Этель на высокой скамейке сидели двое пожилых мужчин. Что-то сразу подсказывало, что они братья.

-I have not practiced for a long time in English. Sorry for the pronunciation. I am Musa. I am the father of this young man. Unfortunately, Abu understands only Russian and Arabic.

- Я говорю по-русски, - сказала Этель.

- Прекрасно, - сказал Муса.

- Это моя женщина. Я хочу сделать так, чтобы этот брак признавали все родственники, чтобы не было никаких вопросов ни о моей жене, ни о детях, которые у нас будут! - дерзко сказал Ахмед.

- А ты что так резко, как будто с кем-то споришь? Или ты с собой споришь? - сказал Муса.

- Последние месяцы у него были очень трудные, он нервничает, - сказал Абу.

- Лет десять назад в этом не было бы ничего особенного, - с сожалением сказал Муса, - но в результате этой войны среди родственников с одной стороны усилился национализм, с другой стороны фундаментализм. К тому же твоя мать всегда была националисткой в вопросах брака, но думаю, она увидит твою женщину и у нее это пройдет.

- Человек, который меня удерживал, говорил, что это не по закону: брак мусульманина и христианки, - сказала Этель.

- Это неправда, - сказал Абу, - ни законы шариата, ни наши адаты не препятствуют вам.

- Я думаю, твоя мать будет рада, потому что у твоих ровесников уже куча детей, а ты все не остепенишься. Да и что может вам помешать? - сказал Муса.

Дальше Абу сказал слова, воспоминание о которых всегда вызывало у нее улыбку. Как и предсказывал Ахмед, Абу сказал:

- Ладно, идите спать. Вы очень устали. Я пойду, обдумаю подходящие хадисы.

Глава 9 Предопределенность

Тоннель. Весна 2010 года, пятница, утро

- Что узнал, Салман?

- Да, это он.

У Магомеда мелькнуло чувство водителя, неожиданно увидевшего препятствие и осознавшего, что он не успеет затормозить:

- Я сразу так подумал.

- Я мог найти его раньше. Но ты запретил следить за его сыном и матерью.

- Так было нужно. Ты же думал: кто был тогда предателем? Теперь мы скоро узнаем. Враг покажет себя. Через час собираемся здесь снова с Ахмедом. Сходите пообедайте, принеси побольше печенек, чаю, кофе. Будем долго сидеть. Я предупрежу Гулю, что мы заняты до вечера.

***

Было уже далеко за полночь.

Когда-то давно в Дубне худой молодой Магомед в рваных джинсах солнечным свежим утром участвовал в мозговом штурме по разработке эксперимента. В открытое окно задувал легкий ветерок с Волги. Прохладный чистый хлопок рубашки. Дома ждет юная Зара, которую он постоянно хотел, о которой он всегда думал в фоновом режиме. Но мысли о ней не мешали ему, наоборот, помогали работать, давали разуму легкость. Договорились, что Магомед освободится пораньше, чтобы съездить на выходные к друзьям на дачу на Истринское водохранилище. Все оборудование того помещения лаборатории состояло из доски, мела, листов бумаги, разбросанных по большому столу. Ноги в белых носках закинуты на стул напротив, гул голосов. Вокруг такие же лохматые, худые, в рваных джинсах умники, смеющиеся как безумные.

Сегодня Магомеду вспомнился тот день из далекого прошлого. Всё похоже. На перекидных листах таблицы, квадратики и стрелочки. На столе разложены листы бумаги с крупными небрежными заголовками фломастерами. Чашечки с кофе и чаем, крошки печенья на столе. Ахмед, развалившийся в кресле с расстегнутым воротом. Небрежно скинутые на спинки дорогие пиджаки. Худой сосредоточенный Салман, внимательно сравнивающий записи на листках перед собой. Но главное - атмосфера полного и плодотворного взаимопонимания людей, знающих свое дело. В таком состоянии проектная команда может горы свернуть.

Правда, у тех лохматых, одетых в рваные джинсы молодых людей из прошлого были другие глаза.

Листки группировались на двух концах стола. С одной стороны стопка поменьше. На них были заголовки "управляющая компания", "совет директоров", "Урал", "Сибирь", "строительство". На другом конце почти на полстола разложены листки: "машины", "протектор", "блок", "отход", "связь", "мобильные", несколько листочков с надписью "маршрут и одежда".

Все осложнялось тем, что было ясно, что здешние люди засвечены. Магомед решил поднять ветеранов:

- Я надеюсь, это моя последняя операция. Я сделаю ее с людьми, с которыми я был тогда, в августе 96-го года.

Были отобраны уже все, кто будет задействован. Опытней и надежней этих людей просто нет. Таких людей не бывает даже в спецподразделениях. Это не качки с лицами людей удивительной судьбы. Это веселый толстячок с добрыми глазами, хозяин шашлычной на пляже в Сочи. Подтянутый, спокойный мужчина средних лет, тренер спортивной школы в Ростове-на-Дону. Внушающий доверие пациентам доктор, директор стоматологической клиники в Москве. Таких людей рождает только подполье, партизанская борьба. А вы попробуйте днем вяло переругиваться и шутить с солдатами на бронетранспортере, разгружая мешки с гуманитарной помощью, которую они привезли. Ночью вы уже достаете из тайника гранатомет, чтобы взорвать этот бронетранспортер. С утра вас уже пытают на базе сибирского ОМОНа, и нет особой перспективы дожить до вечера, если Муса и Абу не узнают, где вы находитесь, и не приедут к командиру части с предложениями. Вот такая интересная, наполненная событиями жизнь создает людей с особым взглядом на вещи.

Это братья по крови. Они не будут удивлены, получив такие простые инструкции. Из этого они сделают вывод, что дело очень крупное. По тому, как тщательно продуманы детали, они поймут, что все пройдет как надо. Да и, шайтан побери, как здорово на пару дней забросить повседневную рутину и снова следовать плану, чувствуя плечи братьев. Они будут действовать, ничего не зная друг о друге и не имея возможности уточнить указания, имея только аварийный канал для связи. Они должны будут точно выполнить действия, которые кажутся очень простыми. Например, заслуженный врач Российской Федерации получил инструкцию "следовать на автомобиле по шоссе ... до... В ... часов на ... километре остановиться у поворота на вспомогательную дорогу. Включить огни аварийной остановки. Ждать до момента, когда подойдет знакомый человек с дальнейшими инструкциями". Несвоевременность выполнения означала бы большой риск для общего замысла. Люди должны быть одеты и выглядеть в соответствии с ролью. Кто, где, когда передаст и получит обратно какие сотовые телефоны. Машины ломаются, поезда опаздывают. Стрелочки показывали, кто, кого и что страхует, как получится так, что все будет исполнено так, как задумано.

- Ладно, все вроде понятно. Салман, остаешься, выходишь отсюда, когда оформишь инструкции. Поехали? - спросил Магомед Ахмеда.

- Я еще часок посижу, подумаю. Мне нужно привыкнуть ко всему этому, - Ахмед кивнул на край стола с меньшей стопкой, - я здесь наверху переночую.

Магомед поднялся в диванную. Аслан спал на диване, скинув туфли.

-Поехали, парень, - разбудил его Магомед.

Три фигуры в струящемся воздухе. Начало 2000-х годов

Евгению Вдовину не нравилось все. Не то чтобы в первый раз его не поставили в известность о цели операции. Просто приказ выдвинуться на точку и ждать дальнейших распоряжений. Особенно ему не нравилось, что цель явно была. Не патрулирование - задача проверять проезжающий транспорт не ставилась.

Почти обрывистый склон горы, до склонов напротив далеко - слишком далеко для снайперского огня, и это радует. В этом месте серпантин дороги делал поворот. Такой резкий, что грузовики занимали весь поворот, а легковой машине приходилось сбрасывать скорость почти до нуля. За поворотом узкая площадка, заросшая мелким кустарником. На ней Евгений поставил бронетранспортер.

Группа заняла позицию. Водитель - молодой, недавно из учебки боец, остался в машине. Его самый надежный человек и лучший стрелок, прапорщик Сафин, занял позицию с СВД выше, откуда он далеко простреливал дорогу. Двое бойцов заняли позиции поближе, один стоял рядом с дорогой, так, чтобы его не было видно из-за поворотов. Кроме водителя, заменившего погибшего месяц назад отличного парня, все остальные бойцы были проверенные, надежные люди.

Логика подсказывала, что кто-то из чучмеков кого-то слил, поэтому будет блокировка-задержание, ожидается, что бандформирование поедет на операцию по этому маршруту. "Задержание" - это безжалостный бой на уничтожение тех, от кого отвернется удача. Оставалось надеяться, что бандитов будет немного, много таким составом не навоюешь.

Утро было бодрящее, свежее. Бойцы подмерзли, видно было напряжение. Внятных приказов не поступало, вообще ничего не поступало, кроме шуршания радиостанции. Евгений дал команду бойцу на дороге останавливать проезжающий транспорт и слегка досматривать. Чтобы группа была похожа на мобильный блокпост, в котором нет ничего необычного.

Прошло полтора часа. Был период попыток примирения, соответственно провокаций, горцы без крайней необходимости не ездили в райцентр и город, почти никакого транспорта не было.

Солнце быстро поднималось, воздух разогревался и наполнялся жужжанием насекомых. Настроение бойцов поднялось. Скорей всего, если бы информация о банде была точной, группу усилили хотя бы отделением мотострелков. Глупо рисковать группой спецназа ради обычной банды. Хотя на этой войне делали много глупостей. Водитель явно дремал, его утренний страх прошел, он засыпал всегда, стоило ему прислониться к чему-нибудь. Девятнадцать лет. Если подумать, остальные были не намного старше, но казались зрелыми мужиками.

"Похоже, будет жарко", - подумал Евгений. В этот момент проснулась радиостанция:

- К вам приближается разведгруппа террористов. Со стороны гор в направлении райцентра. Время подхода 15-20 минут. Три человека на автомобиле УАЗ. Повторяю, три человека на автомобиле УАЗ. Приказ: полностью уничтожить группу. Потом снимаетесь и на базу. Повторяю, уничтожить, вернуться на базу!

Евгений замахал рукой, подозвал Сафина, попросил повторить приказ. Связь была хорошей, учитывая условия гор. С некоторым раздражением оперативный дежурный повторил все.

Евгений успел подтвердить получение приказа, хотел запросить дополнительную информацию, но командование уже вышло из эфира.

- Приготовиться, - скомандовал он, - сверху подходит разведгруппа. Три человека на УАЗе. Приказ уничтожить. Стараемся, чтобы они нас увидели как можно позже. Подпускаем поближе. Уничтожаем по моей команде. Огонь только по моей команде.

И действительно, через десять минут сверху раздался шум автомобиля, прошедшего по горе над ними. Шум затих - серпантин дороги уходил далеко вперед, еще через пару минут из-за поворота метрах в ста от них показался УАЗ. Евгений смотрел в бинокль, было уже близко, он увидел мужчину за рулем, рядом молодого парня или подростка. В машине на заднем сиденье был еще кто-то.

- Не стрелять! Останови их для досмотра, - крикнул он, - Нужно убедиться, что это не накладка.

Настоящая разведгруппа могла ехать сзади в пяти минутах.

Боец на дороге взмахнул жезлом автоинспектора, приказывая водителю принять к обочине. Этот жест из мирного прошлого всегда царапал душу Евгения, казался ему чем-то неуместным на войне.

- Заглушите, пожалуйста, двигатель, покажите документы на транспортное средство, - попросил боец. Второй боец с автоматом наизготовку подкрался к машине сзади из кустов, стараясь не попасть в зеркало заднего вида. На заднем сиденье была женщина.

Мужчина был в возрасте, еще не выглядел стариком. Он выключил двигатель. Он был совершенно спокоен. Местные привыкли к бесконечным проверкам на блокпостах. Не торопясь, не делая резких движений, чтобы не напрягать бойцов, он достал документы из красной папочки. Боец стал не спеша проверять документы.

- Кто с вами в машине? - спросил боец. Он явно ждал указаний.

- Внук и родственница.

- Попрошу их документы тоже. Куда следуете?

- В районный центр.

Боец не спеша перетасовывал документы, сцена начала затягиваться. Евгений подошел к машине так, чтобы не закрывать сектор обстрела Сафину.

- Прошу всех выйти из машины, нам нужно досмотреть ваше транспортное средство.

Мужчина не стал переспрашивать, начал выбираться из-за руля. Евгений отметил про себя, что он посмотрел на погоны - действительно, капитан воздушно-десантных войск на мобильном блокпосту - это не совсем обычно.

Пацан выпрыгнул с сиденья рядом с ним. Женщина аккуратно вышла. Красивая, лет под тридцать. Молодые дрочилы - бойцы Евгения - смотрели на нее с нескрываемым интересом.

Досмотрели машину. Ничего интересного, обычный деревенский хлам в багажнике, трос, масло, тосол.

На самом деле Евгений все время прислушивался, но шума еще одной машины не было.

- Вам придется подождать, - сказал он, - отойдите, пожалуйста, от машины, постойте здесь.

Прошло еще минут пять. Евгений вернулся к бронетранспортеру и попробовал вызвать штаб - безрезультатно. Да что там у них? Что такое происходит? Он волновался и чувствовал неуверенность. Поднялся на позицию Сафина.

- Старик, женщина, ребенок, - сказал Сафин, - вполне похожи на разведгруппу.

- Это да, - сказал Евгений, - не о том речь. Рафкат, я не понимаю, почему мы в отключке.

- Может, станция неисправна? Или горы мешают?

- Только что прием был сносный, ты сам слышал. Да и базу на равнине я слышу. Вообще не понимаю, почему такой приказ. Если командиры знали точно, когда они поедут, какая машина, значит, знали и кто поедет.

- Может, поэтому такой приказ? - пожал плечами Сафин.

Евгений вернулся к дороге.

- Сколько нам еще ждать? Все документы в порядке, - сказал мужчина. Видно было, что это человек с положением, человек, привыкший к уважению окружающих.

- У меня приказ никого не пропускать, придется ждать, пока я не получу указаний, - сказал Евгений.

Горцы сели на бетонную плиту, ограничивающую поворот. Евгений еще несколько раз вызывал штаб. Прошло еще минут пятнадцать. Ни одной машины, молчание радиостанции. Полотно дороги прогрелось, три фигуры струились в поднимающемся теплом воздухе.

Сафин подошел к нему и прислонил СВД к бронетранспортеру.

- Опасно тут торчать, - сказал он. Евгений и сам понимал, что подвергает группу большому риску. А возможно, срывает большую операцию.

Он чувствовал неуверенность, руки тряслись. Елена Петровна не учила, что делать, если получил приказ расстрелять безоружных людей. Мелькнула мысль, что он не хочет, чтобы она узнала. Он дал сигнал бойцам приготовиться. Поднял автомат, чтобы подстраховать на случай, если кто-то из горцев останется жив.

- Огонь, - скомандовал он.

Пацан попытался дернуться вниз с горы, но не сделал и шага, скользнул на животе по камням, оставляя кровавый след. Женщина успела поднять подбородок, прежде чем в ее красивое лицо попала пуля. Еще до выстрелов старик почувствовал возникшее в бойцах напряжение, он посмотрел на Евгения ясным взглядом, который Евгений часто вспоминал потом. Все получилось мгновенно. Стреляли в три калаша, Сафин из стечкина.

Группа Вдовина была лучшей. Ему самому даже нажать спуск не потребовалось.

- Что с трупами, с машиной делать? - спросил Сафин.

- Положим в машину, с обрыва скинем? - предложил один из бойцов.

- Приказ был уничтожить и больше ничего. Все оставить как есть, только документы заберите.

Молодого водителя вырвало в кустах. Надежный парень, но еще не привык. Пинками загнали его в машину, Сафин сел на его место.

Успели на базу к обеду. Выдвигались перед рассветом, толком не позавтракали, все проголодались. Парни умылись, из своей палатки Евгений видел, как с бойцами других групп они пошли в столовую. В том числе молодой водитель, который уже порозовел и чувствовал неловкость перед парнями за свою слабость.

Потом Евгений часто думал, почему мысль, что он может просто отпустить этих людей, ни разу, ни разу не пришла ему в голову за весь этот час.

Два слова в защиту римского солдата

Когда бойцов стали вызывать к следователям, они даже ничего не пытались скрывать. Они были скорей удивлены, потому что не сделали ничего предосудительного. Ну да, это было не обычное боестолкновение, конечно, но среди жестокостей той войны это не было чем-то необычным. Вообще, особенностью дела было то, что непосредственные обвиняемые ничего не скрывали и говорили полную правду. Старшие командиры юлили, хотя обвинялись по легкой статье "превышение должностных полномочий".

Все было по серьезному. Экспертиза, кто, где находился, сколько пуль из какого ствола, в кого из пострадавших. Правда, не провели экспертизу тел десятков тысяч других погибших. Да что там, сотни неопознанных трупов еще лежали в морозильных вагонах на станции Ростов.

Понятно, что все произошло в неудачный момент, когда стороны пытались договориться о перемирии. Когда люди, которые вчера назывались "участниками незаконных вооруженных формирований" и "террористами" были амнистированы и стали "территориальной милицией". А "полевые командиры" стали командирами батальонов МВД и получили золотые пистолеты за вклад в дружбу народов. За кулисами суда чувствовалась мощная политическая возня.

Первый суд проходил в Ростове-на-Дону. Присяжные были подобраны так, что вчистую оправдали Вдовина и всех его бойцов. Обвинение придралось к составу присяжных и добилось пересмотра. Бойцы пошли на сделку со следствием, получили условные, либо небольшие сроки. Так как им зачли время, проведенное под следствием, все они вышли на свободу. Это было облегчением для Вдовина.

Во взглядах Вдовина была одна особенность. Он удивлялся и не понимал, почему с таким надрывом общественные деятели произносят: "погибли старики, женщины, дети". На его глазах гибли в-основном молодые мужчины. Они что, имеют меньшее право на жизнь?

Обвинение нажимало на то, что были расстреляны именно женщина, старик и ребенок. Для Вдовина это почти не имело значения. Душу царапало, имело значение то, что эти люди не были вооружены и не представляли опасности.

Однако невооруженный враг бывает иногда опаснее вооруженного.

Вернее, даже так: Вдовин чувствовал, что будет помнить об этом всю жизнь, но это дело его совести. Когда все это закончится, он обдумает все это. Горцы - да, возможно, они имеют право на месть. Но его собрались судить люди, которые послали его туда. Что такое армия без выполнения приказов? Если соль станет несоленой, останется выкинуть ее вон на попрание людям.

Второй суд проходил в Волгограде, этот состав присяжных признал его виновным. Судья тоже чувствовал некоторую неловкость: почему на скамье подсудимых за все неисчислимые военные преступления находится этот вполне достойный капитан-десантник? Но есть решение присяжных, есть кодекс. Неловкость выразилась в том, что было назначено наказание ниже нижней границы, предписываемой законом. Многочисленные друзья и люди из военных кругов сочувствовали ему. При первой возможности он получил послабление режима, потом вышел по условно-досрочному. Получил документы и новую личность от друзей по службе, уже вышедших в большие чины. Так он получил фамилию Кулагин и оказался в этом заброшенном городке.

***

Три фигуры в струящемся утреннем воздухе: старик, женщина и ребенок. Еще группа спецназа и бронетранспортер. Про "струящийся воздух" - это тоже из материалов следствия, из показаний прапорщика Сафина. Он смотрел на дорогу в оптический прицел и думал, какую взять поправку. Магомед прекрасно знал это место и хорошо представлял себе, как все было. Он читал копии материалов следствия. Первого следствия, которое вела группа из Ростова. Очень подробное, очень качественное расследование. Российские менты умеют работать, когда нужно.

Этот поворот на дороге из райцентра в село приходится проезжать каждый раз.

Стокгольмский синдром: сон Этель Робертовны

В седьмом круге ада, в местности под названием Горячие пески уже третью тысячу лет отбывает неведомый срок участник штурма Семивратных Фив родоначальник всех русских герой Капаней. Он неподвижно сидит на горячем камне, глядя в раскаленное пространство.

Это один из семи царей, кто поклялся: "Возьму город по воле богов или вопреки ей!". В тот славный день Капаней впереди своего отряда бросился на ворота Электры с лестницей. Молния поразила его в момент, когда он уже взобрался наверх, опрокинул защитников, когда он почти победил. Капаней наказан за свою клятву.

Грешные души с воплями и стонами снуют вокруг неподвижного героя по раскаленному песку. Пытаются скидывать с себя языки огня, найти убежище от огненной вьюги. Ничтожества раздражают Капанея своей суетой. Сам он не жалуется. Он не строит планов на будущее. Он прочитал на воротах: "Оставь надежду всяк сюда входящий". Он понял, что Хозяин суров и смягчения режима не предвидится. Да Капаней и не хочет признаться даже сам себе, что хотел бы облегчить свою судьбу. Даже так - он запретил себе думать об этом.

Главное не суетиться и не двигаться с места - тогда не так жарко. Больше всего Капанея мучает не жара, не огненный дождь, а то, что поговорить не с кем. Не с этими же рыдающими ничтожествами? За три тысячи лет заходил несколько раз Вергилий, последний раз с этим подавленным, испуганным итальянцем. Как там его звали?

Капаней достает из-за камня бутылку теплой вонючей водки. Откуда в аду Капаней достал бутылку водки? Странный вопрос. Русский человек везде достанет бутылку водки, даже Зевс не сможет ему помешать.

Капаней наливает грамм семьдесят, произносит тост:

- Каким я жил, таким и в смерти буду!

Выпивает. Горячая водка с трудом проходит по пищеводу. Капаней вздрагивает, делает несколько выдохов. Теплеет на душе, а снаружи всегда не холодно.

С горячего камня, где сидит Капаней, открывается величественный вид: огненные реки окружают раскаленную степь. Пузырятся огненные фонтаны. Вдали фантастический горящий лес, над которым с печальными криками носятся адские создания, похожие на гигантских летучих мышей. Розовые облака, пылающие багровым светом. Огненная вьюга медленно опускается на землю. Погода не менялась никогда за последние тысячи лет. На огонь можно смотреть бесконечно.

Еще пятьдесят грамм. Огненная вьюга приятно щекочет кожу Капанею. Он улыбается своим мыслям. "Пускай Зевс замучит своего братца-кузнеца, из чьей руки он взял молнию, чтоб в минуту моего триумфа меня сразить. Пускай работой бесполезной всех в адской кузне надорвет, меня ему не сломать!"

Появляется Вергилий:

- О Капаней, в гордыне неугасной - твоя наитягчайшая беда: ты сам себя, в неистовстве великом, казнишь жесточе всякого суда.

- Вергилий, ты так и не понял, что наше существование имеет место в нашем уме? Вергилий, ты так и не понял, что ты раб? Вопрос в том, свободен ли я. Выпить хочешь?

- Пожалуй, хочу.

Выпивают. Вергилий уходит в сторону ворот города Дита. Капаней остается один. На сто, на двести лет? Надеяться можно только на то, что судьба пошлет ему равного спутника. С которым все это можно обсудить. Впереди вечность. Значит, когда-нибудь это произойдет.

- Свободен ли я? - повторяет он, - Вот в чем вопрос.

Глава 10. Лай погони

Надежда на шанс

В Таллине, или как теперь правильно, в Таллинне, в старом городе есть узенькая кривая красивая улочка. Там, в здании то ли 15, то ли 16 века, есть не очень заметная дверь с маленькой железной вывеской "Astrid ja Martha. Kondiitritooted". Внутри всего три маленьких столика и барная стойка. Да, немножко дороговато. Даже можно сказать, очень дорого. Но поверьте, одна конфетка Марты стоит килограммов изделий шоколадной фабрики, вылезающих из отверстия машины коричневой колбасой. Неужели мы рождаемся на свет, чтобы съесть тонны этой дряни? Неужели сладкая липкая сытость нам дороже наслаждения этим лучиком Рая? Неужели мы не заслужили попробовать это хотя бы в отпуске?

Зара жила в Таллинне с детьми во время Первой войны. Два года - это долго. Два года жить ожиданием - это трудно. Благодаря детям, конечно, становишься равнодушнее к своей судьбе, но все-таки человек не может жить, не получая удовольствия от жизни, общения с равными. Зара была одна, так решил Магомед. Никто, кроме близких родственников, не знал ее местонахождения. К счастью, Зара влюбилась в этот город.

Занятия в гимназии, куда ходили дети, кончались в разное время, и Зара часто дожидалась детей, сидя за столиком у Марты и Астрид. Красивая печальная женщина с детьми притягивали взгляд. Следуя таинственными путям человеческих симпатий, они стали друзьями на всю жизнь.

- Как дела у Марты и Астрид? - спросил Магомед, - Неудобно, что я не смог даже зайти поздороваться. С утра зайду к ним. Они по-прежнему влюблены друг в друга как мы с тобой?

- Даже сильнее, чем мы. В нашей любви нет такого трагизма, у нас все просто. Привезли свои конфеты и пирожные. На столе на кухне. Попробуй обязательно. Талант Марты с годами только раскрывается.

- Может, войти к ним, расширить их дело? Фабрика на весь Евросоюз!

- Они вполне счастливы тем, что у них есть. Марта любит свою небольшую кухню. Не представляю ее технологом конфетной фабрики. Ты забыл, как человек может быть счастлив, имея не много?

- Нет, я помню. Если серьезно, я им очень благодарен за то, что они сделали для тебя. Они даже не понимают, как это было важно. У меня есть подарок для них и для тебя. Я купил вам билеты на оперный фестиваль в Вене. Номера в отеле уже заказал и джет из Лапееранты. Вылет завтра вечером. Ласточку возьми. Погуляете по Фёльксгартен, зайдете в Центральное кафе. Сейчас время для ценителей - туристов мало.

- В чем дело, Магомед?

- Хочу, чтобы ты отдохнула. И друзьям подарок сделать.

- Как думаешь, после всего я еще что-то должна доказывать? Надежность, или то, что мне можно доверять? Неужели нам никогда не выпутаться из этого клубка ненависти и подозрений?

- Помнишь, как мы познакомились? Помнишь тот вечер в институте отца?

- Я помню все. Ты не представляешь, какая память у женщин.

- Помнишь Ваху с гитарой? "One! Two! Three! Four! Ваха, делай вещи!!!" И как Ваха вышивает на своем стратокастере хиты всех времен и народов "Кам тугеза" и "Шизгару"? Какая гитара! Помнишь, мне на галстук кто-то пирожное уронил? Помнишь, как мы стоим вместе на крыльце, смотрим, как после концерта парни идут проветриться, потрепаться о музыке и проводить Ваху с его гитарой?

- Ваха сам кого хочешь мог проводить, но если бы он выбил палец или вывихнул руку, то не смог бы играть, - засмеялась Зара, - конечно, я помню, как мы стояли на крыльце, и я думала только, чтоб ты не ушел с ними.

- Ты не заметила, что вцепилась мне в руку так, что мне было больно. Куда бы я делся.

- Не помню, - Зара снова улыбнулась, - этого не могло быть, я воспитана скромной девушкой.

- Если бы кто-то в тот вечер рассказал нам будущее, мы подумали бы, что он сошел с ума. В тот вечер наша жизнь лежала перед нами на ладони. Все было понятно, линейно и прекрасно. Все сложилось, срослось и получилось.

- Ты всегда пользуешься тем, что можешь меня рассмешить. Ты снова меня увел.

- Нет, я хочу сказать, ты знаешь обо мне то, чего не знает никто другой. Помимо того, что мы вместе всю жизнь, я делился с тобой тем, чего не говорил даже Ахмеду. Потому что я никогда не боялся удара от тебя. А ты знаешь, что именно близкие, перед которыми мы открыты, могут нанести самые тяжелые удары. Но сейчас нужно сделать так, чтобы никто ничего не заподозрил. Даже близкие к нам. Ты должна быть беззаботной состоятельной женщиной, решившей проветриться с друзьями.

- Я не смогла стать каменной, как ты. А если бы могла, тебе бы это не понравилось. Ты забываешь, что я женщина. Я понимаю, что ты невольник. Но подумай обо мне. Моя жизнь - это бесконечная погоня. Я как волчица с волчатами. И двадцать лет за спиной лай собак.

- Поэтому я люблю тебя, милая. Ты совсем не поменялась. Но дело в том, что и я не смог стать каменным. Нет людей, которые смогли стать каменными. Некоторые стали мерзавцами, это правда. Я просто научился вести себя так, что окружающие верят в это. И это хорошо, что мы не можем стать не такими, как нас задумал Создатель. Я знаю, Всевышний дает нам с тобой новый шанс. Верь мне. Погоня, летящая за нами, растает в прошлом.

- Сколько дней мы должны находиться в Вене?

- Примерно неделю. Я сообщу, что тебе делать дальше.

- Пойдем спать скорей. Лай собак меня всегда возбуждает.

Перевал

Сегодня в бильярдной Магомед собрал всех своих ближайших. По сути всех, кто знал об этой комнате. Это было всегда серьезно, тем более, что сегодня тема была неизвестна. Обычно Магомед проводил эти совещания в краткой, даже резкой манере. "Говори простыми предложениями", - требовал он. Но сегодня, к удивлению всех, он начал совершенно по-другому.

- Знаете, я вспомнил вдруг о другом совещании много лет назад. Лето, тепло, двор дяди Абу, мой отец, другие старшие родственники, мы еще молодые. Мы с Ахмедом сидим с такими серьезным лицами, как сейчас у Аслана. Вечер, листва деревьев, лампа без абажура над столом. Мотыльки вокруг нее. Тогда решили, что накрываются наши семейные дела на Кавказе. Решили, что я еду в Питер, а Ахмед в Москву. Теперь, братья, у нас гораздо больше денег. Но мы в этом бункере, а я бы все отдал, чтобы оказаться за тем столом. Мы не прятались ни от кого, мы не боялись, что нас услышат. Может быть, дядя Абу с Хасаном-Хаджи сейчас сидят за столом в беседке из дикого винограда и вокруг Райский сад. Но, братья, мы должны принимать мир как есть. Как говорит мой отец: "Право остаться собой есть только у сильного". Я только теперь понял своего отца.

Магомед помолчал. Никто не шевелился.

- Вот что он имеет ввиду: быть сильным - это быть современным. У кого не хватает сил, сходит с дистанции. Его знания устарели, его оружие не годится. Нельзя тормозить. Поэтому нас ждут большие изменения. Я жду, что вы все продвинетесь в положении, власти и выиграете в деньгах.

- По нам подготовили удар. По замыслу наших противников мы должны потерять все. Я почти точно понимаю, в чем дело. Это довольно старая история, не все из вас знают ее, это не имеет значения. Салман вам подтвердит, что в шахматах можно искать победы двумя путями: наращивая преимущество постепенно, пешка за пешкой, или поставить мат. Наши враги понимают, что мы слишком сильны, чтобы давить на нас, и потому будут действовать вторым путем. Они сделали так, что я не могу уклониться от удара. Это означало бы потерять честь. Поэтому мной придется пожертвовать, - Магомед поднял руку, успокаивая всех.

- Там задумана сложная комбинация, деталей которой мы не понимаем. Но не обязательно пытаться понять все, что они задумали. Мы придумали ответ, который сразу снимет все проблемы. Нельзя поставить мат, если на доске нет короля. Когда будет нанесен удар, выяснится, что он нанесен в пустоту. Но удар врага должен быть нанесен. Как еще нам понять все до конца? А теперь скажу вам еще важную вещь. И хочу, чтобы вы хорошо запомнили. Всевышний сделал так, чтобы я понял: у меня слишком много власти. Сила нашего народа в том, что у нас не было царей. У нас были военные командиры, духовные лидеры, избранные руководители. Но никогда наш человек не выходил и не говорил своим братьям: "Падите ниц передо мной!" А наши люди не падали на колени перед султаном, не простирались в пыли перед тиранами. Это наш стержень. Знаю, братья, что вы от меня этого не ждали, но я хотел вам это сказать.

Уже деловым тоном Магомед продолжил:

- Я займусь отдельными делами. Я буду вынужден покинуть Россию. Это произойдет очень скоро. Нашим руководителем, нашим старшим в делах станет Ахмед. Ахмед станет исполнительным директором управляющей компании и председателем совета директоров акционерных обществ, где это необходимо. Я не оставил за собой никаких должностей и постов. Кое-где пакеты акций. С Ахмедом мы уже это обсудили. Это уже произошло, это факт.

- Скажу вам, что я думаю об Ахмеде. Пока вы этого не понимаете, и так не думаете. Он сам этого не думает. Но Ахмед ни в чем не уступает мне. К тому же он добрее и лучше меня. Вы не знаете этого, потому что всю жизнь в делах и на войне он был моим младшим братом. Но теперь наступил его час. А, ну да, он не учил физику элементарных частиц, думаю, это ему не помешает в бизнесе, - все вежливо улыбнулись попытке Магомеда немного снять напряжение.

- Салман останется Салманом. Все присутствующие продвинутся выше по ступеням, подробности мы проработаем. Пока об этом должны знать только те, кто здесь. На столе лежат папки с вашими именами. Мы с Ахмедом набросали новую структуру обязанностей. Возьмите и прочтите. Мы обсудим с каждым отдельно. Но имейте ввиду, что по этой структуре последнее слово уже у Ахмеда.

Глава 11. Ожесточение

Рабы и Сыновья

Лужи на улицах Покровки весело блестели на солнце. Голубое небо было просто итальянским. Верилось, что вода в реке бывает теплой. Земля готовилась прорасти травой. Вороны на крыше собора каркали очень весело, на погосте рядом птицы пели весенними голосами. Переносной генератор бубнил за дверью. Евгений сверялся с распечатанным цветным чертежом. Он сооружал леса на втором ярусе, черновой ремонт которого планировал завершить к середине лета.

-Эй, - услышал он.

Двое мужчин встретились взглядом. Если бы они были героями черно-белой индийской мелодрамы, Евгений сказал бы:

- Что-то ты долго меня искал.

Магомед бы ответил ему:

- Ты до сих пор жив только потому, что люди, которых я уважаю, просили меня отложить месть. Они хотели, чтобы был суд, наказание. А тебя мучает совесть за это?

- Пожалуй, нет, "мучает" неподходящее слово, - честно сказал бы Евгений, - Раскаяние накатывает иногда сильно. Это было не самое страшное и не самое плохое, что я видел на той войне. Легко сказать: "Я выполнял приказ". Я только потом, через много лет, понял, что это сделал я. Я понял, что там все решал я. Что те, кто отдал приказ, находились в тридцати километрах. Что все зависело от меня. Мне больше стыдно именно за это - что я не понимал ответственности. Наверное, я бы выполнил приказ. Но я тогда ни разу не подумал, что могу не делать этого.

- Это хорошо, что ты это понял. Я тоже много думал над тем, что делает виновным: нельзя же мстить всем! Иначе мы вечно будем продолжать эту кровавую кашу. И я решил: виноват тот, кто имел умысел и власть. Мы оба командиры и знаем, на операции, в бою бойцы полностью в нашей власти. И решаем мы, а не те, кто говорит "убей". Те, кто говорит "убей!" отвратительны, но решаем мы. Значит, виноваты мы, у кого была свобода выбора и возможность делать или не делать.

Или по более сентиментальному сценарию Евгений мог бы сказать: "Мне жаль, попробуй простить меня". Магомед бы ответил ему:

- Кто я такой, чтобы простить тебя? Может быть, Всемилостивый, если Ему будет угодно, тебя простит. Ты убил праведника. Праведник будет отомщен, поэтому у тебя будет шанс на прощение. А я просто человек.

Евгений мог бы сказать: "Подожди, дай мне закончить работу". Магомед бы объяснил ему:

- Мне жаль, что ты не закончишь свой труд. Человек, которого ты убил, попросил бы не мстить. Но теперь некому тебя защитить.

Кулагин еще мог бы спросить, так, просто из любопытства:

- А все-таки, они были разведгруппой?

Магомед пожал бы плечами:

- Что значит разведгруппа? Тогда любого горца, от младенца до старика можно было попросить проверить, нет ли засады по дороге.

Может быть, Евгений поделился бы тем, что его действительно волновало, над чем он слегка думал почти каждый день: что означал ясный взгляд человека, которого он убил? В этом взгляде не было страха, в нем не было удивления.

- Знание, - сказал бы Магомед, - в нем было знание. То, что ты называешь верой.

А еще круче, если бы двое мужчин только посмотрели бы друг другу в глаза. Крупным планом глаза одного, второго. Солнечный свет врывается через пролом в куполе. Он освещает облупленную штукатурку над разбитым алтарем. В ярких цветных пятнах сбитых фресок проглядывает лик Христа. Магомед убирает оружие, разворачивается и уходит. Евгений смотрит ему вслед. Конец. Титры. Mohammad - Tom Cruise. Zara - Emily Blunt.

Но жизнь не кино, ничего этого они сказать не могли. Им даже и в голову не могла прийти вся эта напыщенная чушь. Двое мужчин на мгновение встретились взглядом. Строительная лопатка сама оказалась в правой руке Евгения, он нырнул под линию выстрела, левой защищая голову. Магомед выстрелил четыре раза.

Как будто удар молотом. Перед Евгением пронеслись облупленные стены его храма, доски, которые он постелил, чтобы начать ремонт второго яруса. В пробитый купол хлынул свет. Чувства немели в нем. Сын приедет. Он хотел что-то сказать, но уже не мог. Было жаль.

Дохлая кляча Салмана

В свете фар мелькали редкие знаки, изредка указатели на населенные пункты. Машина приближалась к границе России и Европы. В этой машине не было ни встроенного навигатора, ни каких-либо встроенных приборов определения положения. Салман и Магомед ориентировались по самому простейшему навигатору, прикрепленному к лобовому стеклу. Кроме фар машины изредка огни населенных пунктов, фары редких встречных грузовиков.

"Салман, сынок, ты слишком аналитичен, больше страсти", - говорил его учитель по шахматам. Учитель был очень колоритный человек - одноногий старик, ветеран Второй мировой войны. На практических занятиях он разбивал учеников на пары по одному ему известному принципу. Салмана, которому было тогда шесть лет, часто сажал напротив печального инженера, склонного разыгрывать закрытые начала. На своем костыле учитель носился по помещению, отпуская довольно едкие замечания. Однажды Салман своими пешками загородил выход коню. "Все сюда! - кричал учитель, - у Салмана лошадь сдохла! Посмотрите на эту клячу! От этой доски воняет мертвечиной!" Позицию на доске его учитель воспринимал как что-то живое. Он был известным мастером, но до гроссмейстера так и не доиграл. Художественное начало часто брало верх над спортивными соображениями. К счастью, Салман занялся делом, требующим спокойствия, аналитичности, внимания к мелочам, этих качеств от рождения у него было с избытком. Но он не забыл тех уроков.

Салман свернул на полевую дорогу. Отъехав сто метров от трассы, он остановился и выключил зажигание, выключил все огни. Выключил и снял навигатор со стекла, убрал в пластиковый пакет. Достал запечатанную коробку с таким же простым навигатором, но ни разу не включавшимся. Установил на стекло, но включать не стал.

Магомед достал сотовый телефон, положил в тот же пакет, но не выключая. Телефон был самый простой. Салман достал новый - хороший смартфон, стандартный, массового производства. Магомед не стал включать, сунул в карман. Магомед сегодня точно знал, что находится у него в каждом кармане, тем не менее, проверил все еще раз. Документы, которые были у него, передал Салману. Эти документы Салман сложил в пластиковую папочку и положил туда же в пакет. Взамен он отдал Магомеду запечатанный пластиковый пакет, в котором лежал бумажник с другими документами. Магомед распаковал, сунул бумажник в карман куртки.

Плодородная почва Кавказа рожает чистые биографии и документы в любых нужных количествах. Особенная прелесть заключается в абсолютной подлинности этих документов. Человека, который должен пересечь границу через пару часов, никогда не существовало. Но на этого человека имелось все, начиная от свидетельства о рождении, дипломов об образовании, данных во всех нужных базах, и кончая заграничным паспортом и положительной кредитной историей в каком-то небольшом кавказском банке.

Вся эта последовательность действий и вся подготовка к этому моменту были прописаны самим Салманом на одном из листков на совещании в бильярдной. В полной темноте посидели в машине десять минут. Глаза уже немного различали контуры.

- Салман, перед тем, как мы расстанемся, хотел тебе сказать еще одну вещь. Все указывает на тебя.

Салман не шевелился, руки на руле. Досада и сожаление пронзили его. Он знал, что в руке Магомеда пистолет. Несмотря на все философские подгоны Магомеда, Салман знал, что настоящее кредо этого умного шайтана можно сформулировать тремя словами: "Первым достань пистолет". Салман знал, что в любом случае Магомед уже принял решение. Говорить что-либо было бесполезно. Салман стал частью собственной операции. Завтра в машине на полевой дороге найдут труп с документами никому не известного жителя Кавказа, родившегося и прожившего всю жизнь в маленьком селе в горах. А может быть, без документов. А может быть, не найдут. Все продумано. Он явственно увидел того коня на доске, все поля для хода которого заняты пешками. Оставалось только не потерять лицо. Салман крепко сжал руль.

- Но я знаю две вещи, - продолжил Магомед, - Во-первых, тебя тоже воспитывал Абу. Во-вторых, я знаю, ты служишь не мне. Ты служишь семье. Поэтому я понял, что это подстава. Это была месть.

Магомед почувствовал, что руки на руле немного расслабились:

- Ахмед сразу сказал: "Ни за что не поверю, что это Салман". Однако иногда червь точил меня. Представь, брат, посмотрю на тебя на совещании и мелькнет: "Неужели он?" Это отравляло мне жизнь.

- Теперь ты знаешь, кто? - спросил Салман немного хрипло, в темноте был виден только контур его головы.

- Пока нет. Но теперь я точно знаю, что это не ты. Главное выпутаться из этого клубка ненависти и подозрений. Не так важно, кто это. Важно, что это не наш человек. Все остальные могут продать и перепродать этот мир. Я решил сказать, что между нами нет больше тени, которую ты мог чувствовать. Салман, у меня в руке нет пистолета. Я избавился от оружия, как было предусмотрено планом. Неужели ты думаешь, я могу выстрелить в брата?

- Я в этом уверен. Если б ты убедился, что это я, то я бы остался в этой машине с документами несуществующего человека, на которого она оформлена. Застрелившимся из пистолета, который работал в Покровке. Красивая тема. Типа кровная месть, дикари, страсти, Кавказ, одним словом.

- Мы с тобой сделали столько дел, что уже знаем, как поступил бы другой. Сыграем по интернету партию в шахматы, когда все уляжется?

- Давай лучше в нарды. Я забыл все дебюты дальше третьего хода.

На шоссе показались фары. Водитель включил аварийки и остановился на повороте.

Салман вышел из машины с пакетом и исчез в темноте. Через минуту водитель на трассе выключил огни аварийной остановки и уехал.

Магомед остался один в окружающем темном пространстве, вышел из машины. Ночь была прозрачная, Млечный путь струился разными цветами. В отличие от сияющего неба, земля была черна до горизонта во все стороны, кроме нескольких далеких огней грузовиков. Магомед постоял десять минут. На самом деле он стоит на своем прошлом как на якоре. Пора двигаться дальше.

Он сел за руль и включил зажигание, выехал на шоссе. Два желтых огня неожиданно появились посередине дороги перед ним. Магомед притормозил, думая, что это светоотражатели одежды инспектора или дорожного рабочего. Но нет: прямо ему навстречу по осевой линии шоссе легкой спокойной трусцой бежал крупный волк. Его глаза ярко светились в свете фар. Магомед посигналил ему. Волк немного принял на свою полосу. Ни страха, ни спешки не было в его движениях. Магомед притормозил еще и не спеша проехал навстречу. Он пришел в отличное настроение.

Через час к пограничному переходу, к колючей проволоке, разъединяющей мирно пасущиеся стада, которым нельзя разрешить свободно перемещаться, чтоб не разбрелись без спроса кто куда, нельзя носить оружие, нельзя даже разрешить воспитывать своих детей без присмотра специально уполномоченных и обученных людей, подъехала серебристая машина, каких тысячи в любом крупном городе, машина-мечта начинающего менеджера по продажам. Из нее вышел человек, которому можно все, подал документы в окошко.

Девушка с равнодушными ночными глазами офицера положила паспорт на сканер, бросила взгляд на фотографию, на лицо. Перед ней стоял человек средних лет, немного усталый, что неудивительно - едет из Питера. Ни нервозности, ни волнения, ни лишних движений. Никаких сигналов. Поставила печать. Таможня. В багажнике чемодан с одеждой, дорожная сумка, обычный набор человека, навещающего родственников, или отправившегося на несколько дней по предпринимательским делам. "Не везете мясных продуктов? Сигареты, алкоголь?" "Нет, нет". "Закрывайте, счастливого пути".

Эта страница перевернута. Все обдумано заранее. Поэтому даже думать не о чем. Жизнь хороша тем, что она проста. И с возрастом она становится понятнее, а, значит, проще. И важно не пропустить момент, когда все долги уже отданы.

Удар в пустоту

Пришли на день раньше, чем предсказывал Магомед. Само собой, все были готовы и на такой случай. В кабинете директора управляющей компании неожиданно оказалось множество людей. Женщина такой степени ухоженности, когда уже невозможно сделать даже предположение о возрасте - известная журналистка из Москвы. Молодой человек с аккуратной бородкой от дорогого стилиста - известный адвокат. Не считая следователя по особо важным делам Коровина, Сергея и его бойцов с автоматами в масках и бронежилетах. Сергей сразу понял, что тут ждали их прихода. Видно было, что его бойцы в масках с автоматами тут никого не пугают.

Ахмед Мусаевич печально смотрел на Коровина. Стена сзади Ахмеда Мусаевича была увешана сертификатами и фотографиями Ахмеда Мусаевича с людьми, которых Коровин часто видел по телевизору. Коровин не раз видел крушение людей. Коровину приходилось выводить людей из больших кабинетов со всеми нужными фотографиями и сертификатами на стенах, со всеми нужными контактами в платиновых телефонах. До большинства людей медленно доходит, что с ними произошло. Но он уже понял, что это не тот случай. Коровин уже сообразил, что удар нанесен в пустоту.

- Если вы будете сотрудничать, это быстро закончится.

- Да уж, пожалуйста. Вы даже представить не можете, сколько стоит рабочий час всех этих людей.

- Можно я попробую, Ахмед Мусаевич? - улыбнулся молодой человек с аккуратной бородкой, - Я правильно понял, что вы разыскиваете Магомеда Мусаевича по обвинениям в вымогательстве, отмывании денег, рейдерстве и убийстве. Это убийство, как мне известно, произошло позавчера.

- Совершенно верно, - ответил Коровин.

- Кстати, вчера вечером на Сенной ограбили табачный киоск, - сказал адвокат, - неужели вы тоже подозреваете Магомеда Мусаевича? Дело в том, что уже три дня Магомед Мусаевич находится за границей на форуме предпринимателей Эгейского моря в Турции. Думаю, факт пересечения им границы в аэропорту Пулково можно легко проверить.

- Мы обыщем офис, сделаем выемку бухгалтерских документов.

- Магомед Мусаевич больше не является директором управляющей компании. Теперь он не имеет никакого отношения ко всем этим компаниям и предприятиям. Некоторое время назад он принял решение удалиться от дел, чтобы заняться благотворительностью, - сообщил адвокат.

- Нас интересуют преступления, совершенные в тот период, когда он руководил холдингом. Проводите наших специалистов в вашу серверную. Мы должны изъять сервера.

- Боюсь, это будет затруднительно - мы используем облачные сервисы, - вступил в разговор Ахмед Мусаевич, - Я даже не представляю, в какой стране находятся сервера. Разумеется, мы предоставим вам доступ к базам данных, если это необходимо для скорейшего опровержения ваших абсурдных обвинений.

Начался разговор, в котором слова имели совершенно другое значение. "Я могу парализовать деятельность твоей конторы", - говорил Коровин. "Ты даже не понимаешь, как устроен мой бизнес, как ты можешь чему-то помешать", - отвечал Ахмед.

- Буду с вами откровенным. Ну, может, вы мне нравитесь, - поморщился Ахмед Мусаевич, - боюсь, что вы стали игрушкой в чужой игре. А в ошибках потом винят вот таких добросовестных исполнителей, так что не увлекайтесь.

Эта фраза означала: "Подумай, достаточно ли надежна крыша, заказавшая тебе этот наезд".

Тем временем Салман проводил следователей по помещениям офиса.

- Здесь у вас что? - спросил один из людей Коровина, стоя перед дверью, ведущую в диванную и далее в остальные "внутренние" помещения.

- Это старый пожарный выход в жилой дом рядом с бизнес-центром, - сказал Салман.

- Нам нужно открыть, осмотреть.

- Там жилой дом. Здание постройки 19 века. Без разрешения владельцев жилья мы не можем открыть, даже если бы у нас были ключи. Вы можете обратиться к владельцам.

Коровин велел забрать рабочую станцию финансового директора и главных бухгалтеров компаний. Отобрали пару личных ноутбуков сотрудников, но это так, мелкая пакость, чтобы настроение поднять.

***

Вечером Сергей и Коровин сидели в ирландском баре. Коровин был зол. Он был высокого мнения о своих умственных способностях и не любил, когда его выставляют идиотом. Тем более в вежливой до издевательства форме. Тем более со всех сторон. Два ирландских доктора - Гиннесс и Джеймсон - быстро врачевали душевные раны.

- Там ничего не будет, в этой всей макулатуре, которую мы изъяли. Полежат у нас эти ящики, компьютеры, потом вернем. Дам стажерам поковыряться во всей этой куче хлама. Найдем мелкие нарушения, будем долго-долго вести следствие.

- Он не проявлял осторожности. Звонил матери, сыну. Мать даже ездила к нему. С сыном переписывался по электронной почте, - сказал Сергей.

- Если человек хочет, чтобы его нашли, его найдут, - пожал плечами Коровин.

- Он не хотел, чтобы его убили! Он хотел попытаться жить без оружия!

- Человек, который взял в руки оружие, не может просто его забросить. В оружии нет ничего плохого, - пожал плечами Коровин, - Свободный от раба отличается тем, что может носить оружие. А может не носить. Поэтому мы с тобой стали теми, кто мы есть.

Выпили еще немного. Коровин считал себя умнее Сергея, что было заблуждением, он сказал:

- Серега, ты романтик. Похоже, ты до сих пор веришь, что спецназ - это не кучка идиотов, а люди удивительной судьбы.

- Для многих из наших это единственное настоящее, что было в жизни. Иногда это единственная семья, которая у них была. Не нужно над этим смеяться.

- Да ладно, не обижайся, я и сам так думаю. Поэтому я и подписался на это дело по твоей просьбе. Поэтому я и вляпался в эту историю.

Когда налили по крайней, Сергей сказал:

-Я что, многого хочу? В этой стране когда-нибудь будет порядок? Чтобы убийца сидел в тюрьме?

Коровин посмотрел на Сергея. Коровин имел склонность к парадоксальным мыслям, к тому же пьянел очень быстро, он сказал:

- Серега, сколько народу ты переколошматил? Ты же не сидишь в тюрьме?

Вышли на набережную Карповки. Коровин сказал:

- Серега, я выхожу из дела. Спущу все на тормозах. Сделаю проверку, все как положено. Найду мелкие нарушения. Верну компьютеры, верну документы. Ты так и не понял, что нас использовали втемную? Эти хачи слишком серьезные люди, чтобы взять их на хапок.

На два метра вниз

Уже пьяненький Михалыч просто рыдал навзрыд. Солнце, народ, поминки в ресторане на станции. Для него это был праздник, редкий луч света в темном царстве бессмысленных дней.

Какой мерзавец мог это сделать? За что? Для нас, местных, Евгений Кулагин был пенсионером вооруженных сил, теперь вспоминалось, хорошим парнем, не отказывающим соседям. Немного мрачный - просто серьезный такой мужчина. Без разговора по ребрам, когда мы обокрали его стройку, так это мы уважаем.

В доме и вокруг толклось много народа, совершенно непонятного и незнакомого. Количество собравшихся превышало население Покровки раз в десять.

Много журналистов, и не только нашей местной газетенки, но даже петербуржские и московские телеканалы. Это понятно - такого события давно не было в Покровке. Да, собственно, в Покровке и не было сроду событий. Особенно хороших событий. За сто лет вспоминаются расстрел немцами мужского населения во Вторую мировую, высылка коммунистами семей кулаков в Сибирь, взрыв собора Обществом воинствующих безбожников.

В интернете распространились совершенно диковинные теории о мотивах и убийцах. Склонялись к сатанистам. Сатанистов, правда, никто никогда живьем не видел, даже если они есть. А если есть, то это в Москве или Питере, а не в нашей глубинке. Не наша, не русская это традиция.

Само собой, красивый гроб, парадный мундир. В умытом и украшенном теле в гробу есть что-то нечистое, чего нет в трупе на поле боя или в окровавленном теле в разбитой машине. Может быть, не стоит приукрашивать смерть? Не нужно придавать черты живого неживому?

Ордена на подушке. Покойник, оказывается, заслуженный человек, герой. Прапорщик и три бойца с автоматами для салюта. Рыдающая мать-старуха, серьезный сосредоточенный сын, одним словом, все как положено. Да, Елена Петровна стала уже совсем старухой. Она жила в Покровке только летом. Женя звал ее к себе насовсем, но не очень настойчиво. Его бытовые условия были довольно тяжелыми, зимой с ее здоровьем и силами жить в Покровке было бы трудно. Какой зверь может такое совершить? Она это знала.

Говорят, для себя покойный не брал ничего. Это было удивительно, очень не в духе времени. Присутствовавшие на похоронах официальные лица (глава администрации, военный комиссар, начальник милиции, депутат думы) чувствовали себя немного не в своей тарелке. Как так - ничего для себя? Прямо вот так - ни копейки? Да нет, так не бывает, если поискать, найдется выгода какая-нибудь. Все официальные лица были похожи как братья, кроме военного комиссара, который недавно прибыл из части и еще не приобрел солидности. Откуда у начальников нашей жизни деньги на все вот на это, ну, на то, как они живут? Почему так происходит, что они приобретают такие лица? Или это Бог выводит на поверхность уродство души? Или все проще и виновата просто водка и мясные закуски?

Отец Федор доказывал епархии, что нужно сделать малое освящение собора и провести отпевание в нем. Что нужно пойти на это ради покойного и ради его жертвы. Владыка отнесся с полным пониманием, и предложил свой вариант. Собор, само собой, теперь будем восстанавливать, включим в программу реставрации, и все сделаем по правилам. Во времена, когда Церковь подвергается нападкам, нельзя позволить врагам спекулировать на смерти подвижника.

Решили так: отпевание провести в часовне рядом с собором. Часовня была даже старше собора, собор построили рядом с ней, она была приведена Евгением в порядок и освящена еще в прошлом году. История часовни уходила к временам Раскола, вероятно, это было самое старое здание на пятьсот километров в округе. А похоронить решили у стены собора, там же провести гражданскую панихиду.

Стройматериалы, которые завез Евгений, от стены собора убирать не пришлось - их уже растащили. Зачем покойнику доски и кирпичи? А нам в хозяйстве пригодятся.

Помяни, Господи, как Благой, рабов Твоих