...Изредка мелькает серебристо-черная, пушистая, домашняя моль, стучит будильник, что-то скрипит, то ли в диване, то ли веткой по оконному стеклу...
Козин Коля лежит в своей маленькой, душной комнате и читает...
- "Из-за острова на стрежень, на простор речной волны, выплывают расписные, Стеньки Ра-зина-а чалны..." - доносится чье-то пение из соседней комнаты. Это поет колин отец, поет и ударяет кулаком по столу, отчего звенят какие-то пустые бутылки, чашки, ложки, а потом падают и перекатываются. Отец в длительном запое, и Коля с матерью и сестрой отгородились от него, поставили в коридоре тонкую, фанерную стену, прорубили для себя другой вход, и стараются не задевать пьяницу... Но он не успокаивается, каждое утро, вновь и вновь мчится в магазин, покупает вино, приносит его домой, пьет, ничего не ест, почти не спит, и днем и ночью поет, кричит, матерится...
- Ох, как тяжело, - говорит он себе самому, - было время, метеор был, богатырь, теперь не то, и все эта виновата, ух! Сгоревшая..., торба с говном...
... Приходит мать. Она работает посудницей в школьной столовой и постоянно таскает оттуда тяжелые сумки с едою, кормит семью. Мать идет на кухню и начинает там распаковывать свою поклажу, чем-то звякать, хрустеть, шуршать... Страшно орет кошка, и конечно же получает лакомый кусок... Как обычно, мать приносит еще и бутылку дешевого вина... В первую очередь она наливает себе с полстакана, выпивает, затем обстоятельно закусывает и сразу же направляется в коридор к фанерной стене, пинает ее и громко зовет:
- Отец, послушайно, отец...
- Что-о, - отвечает он.
- А, вот, что, - вкрадчиво говорит мать, - ты когда вже пойдешь на работу, в конци-то концов, хватит мне вже тебя кормить...
- Я у тебя много ем?! - возмущается отец, - дура ты, хуева.
Но мать продолжает:
- Послушайно сюда...
Отец кричит:
- Ка-акое тво-ое де-ело! Ишь ты, с-сука!
Тут и мать не выдерживает:
- И-и-и, ничтожный, ты говно...
Обессилив от ярости и не найдя, что сказать, отец притихает и все таки через минуту опять вспыхивает, гремит:
- Убегай нахуй, убегай, из жопи ноги повыдергиваю...!
Коле надоедает слушать эту ругань, он откладывает в сторону свою книгу, встает и выходит к ним.
Отец замолкает в недоумении, а потом ласково спрашивает:
- А-а, не рановато ли?
- Я те счас покажу, рановато, - подсмеивается Коля, - задавлю...
Отец начинает точить нож и осторожно шепчет через стену:
- А, позволь задать вопрос, уважаемый?
Коля соглашается:
- Ну.
- За что?! - громко кричит отец, - за что, ты хочешь задавить отца родного?! Гад ты!
- Я те счас! - тоже кричит Коля, - счас я тебе покажу!
Нож точится у самой фанерной стены, лязгает по бруску, а отец задумчиво произносит:
- Ну, (пауза, лязг) зайди (пауза, лязг сильнее), попробуй (еще сильнее лязг), х-хуй его знает, может что и получится (один сплошной лязг), как говорится, я ж тебя спородил, я же тебя и убью (лязг, лязг)...
- Там посмотрим, - улыбается Коля, - счас зайду и посмотрим, я те счас сделаю...
- Хватит! До-во-льно! - вскрикивает отец и тут же поет, - "Не терзайте-е Ваньки душу, она и так истрепана...".
Он отходит от стены, что-то наливает, пьет, закашливается, плюется и тихонько бормочет:
- Никто не понимает "глубины", "глубины" и чистоту, ох (отец вздыхает) как все это тяжело выдержать, кристаллически честному человеку...
Мать уже готовит ужин, а Коля уходит в свою комнату, ложится на диван и продолжает читать...
2.
Хлопает входная дверь... С потолка в колиной комнате осыпается тонкая, известковая побелка, где-то потрескивает пол, качается паутина в углу... Это пришла сестра... Она служит в какой-то местной воинской части, где-то при штабе, писарь. Стройная, ладная, невысокая, с короткой стрижкой, зеленоглазая, с мелкими чертами бледного лица, в армейской, зеленой юбке и рубашке. Когда-то сестра мечтала выйти замуж за военного, бегала на танцы в военный городок, красилась, принаряжалась... Теперь же она служит и не собирается замуж, встречается с каким-то женатым майором, курит, пьет, матерится...
- "Вдо-оль по улице метелица метет, за метелицей мой миленькай идет", - пьяно голосит отец за фанерной стеною.
Коля слышит, как сестра проходит на кухню, бросает свою сумку, садится и спрашивает у матери:
- Че, отец все выступает? Все никак не успокоится? От здоровье у человека, железное, если б мы так пили и ничего при этом не жрали, уже б давно бы сдохли, а ему хоть бы хны, ничем эту скотину не прошибешь.
- "Ты постой, постой, красавица моя, дозволь наглядеться, эх да! Радость на тебя!" - еще громче поет отец.
- А что, он когда-нибудь перерабатывался, - сердито высказывается мать, - или не берегся как я, чуть только заболеет, как уже и поссать его на улицу не выгонишь, на ведро будет бегать, сбегает, ляжет и лежит, стонет: О-о! - (она плюется) если б я так береглась, как он...
- Ну, ты у нас, допустим, старушка крепкая, - говорит Коля и выходит на кухню, - ты еще и нас с сестрой переживешь, только прибедняешься...
- Да, переживу, как же, с этим вот идолом, да еще с вами, не переживешь, а намучаешься, - быстро отвечает мать, утирает губы и недовольно смотрит в его сторону, - ты ж, как твой отец (она усмехается), только свои болячки замечаешь, а чужих не видишь, помру вот, (вздыхает) так не раз еще вспомните, не жалели мать, не слушались, говорила я вам: учитесь, учитесь, так нет же, все по-своему, вот теперь и радуйтесь.
- Ну, опять завела, - морщится сестра, - ты, вот, лучше признайся, что отец правильно тебя тупою называет, тебе ж хоть кол на голове теши, на чем-нибудь своем, как упрешься, так тебя ж хер сдвинешь, до конца на своем стоять будешь.
- Теперь, конечно, - горячится мать, - теперь я у вас тупая, теперь я вам не нужна, а когда ваш отец, такой умный, вас бросил и уехал, я вас в детдом не сдала, как некоторые, а на двух работах работала, как тварь пахала, чтоб вас накормить, обуть, одеть (она всхлипывает), никто не знает, как мне тяжело было, как я Бога молила, лишь бы не заболеть...
- Вреш-шь, с-сука! - кричит отец и бьет своим жилистым кулаком в стену (фанера гнется, трещит), - всю жизнь мне пересрала, бандеровка хуева, и еще и детей против меня настраиваешь, убью гадину! Лучше не попадайся!
- Ладно, не ори там, - осаживает его сестра, - и ты успокойся (обращается она к матери), а то орете, как бешенные, всех соседей перепугаете...
Но мать уже не остановить...
- Кто врет, я вру или ты врешь, и-и-и, ничтожный ты человек, - визжит она, - только и можешь, что кулаки распускать и глотку драть, чтоб ты сгорел, или водкой своей захлебнулся, сволочь такая!
Отец в злобе мечется по своей комнате, по-видимому, ищет топор, что-то роняет, топчет, крушит...
- Сколько ты меня еще будешь мучить? - опять всхлипывает мать, Боже, Боже, я вже не могу, когда вже я от тебя посбудусь...
- Убегай сама, убегай нахуй, или я тебя когда-нибудь задавлю, - ярится отец, - ты мне уже, всю плешь переела, ух, ненавижу!
Мать гордо отвечает:
- Я из своего дома никуда не побегу, а, вот, ты побежишь, и очень скоро отсюда побежишь (она подбоченивается), я, вот, к участковому схожу, и ты сразу же отсюда побежишь, падыль ты такая...
- Ладно, счас, - вдруг сдержанно произносит отец, - счас, подожди, я зайду, там посмотрим...
- Давай, давай, иди, - приглашает его мать, - давно по морде не получал, получишь!
- Хватит! Довольно! - обрывает ее отец, - иначе, сейчас что-то страшное получится...
Коля смеется, а сестра лениво зевает, встает, потягивается.
- Ой, Господи, как вы все мне уже надоели, - презрительно замечает она, - одно и тоже, каждый день, хоть домой не ходи...
- Да ты и так не ходишь, - Коля щелкает пальцами, и наклоняется к ее лицу, - можно подумать, что ты здесь часто бываешь...
Сестра отталкивает его и садится, а Коля поворачивается к матери...
- Это, вот мне терпеть приходится, - жалуется он, - мамаша вон, бормотушки тяпнет и ее на подвиги тянет (мать тяжело садится на разбитую, старую табуретку, откидывает назад голову и гневно смотрит на него своими маленькими, синенькими глазками, но Коля как ни в чем не бывало, продолжает говорить), да этот еще рядом, пьет, как перед погибелью, хуй остановишь...
Мать взмахивает руками:
- Конечно! Я же у вас только и делаю, что пью, а кто за меня работает, я сама за себя работаю, наработаешься, придешь домой, где, какую бутылочку червивки выпьешь и вся-то радость...
- Да кто против, - успокаивает ее Коля, - ну, хочешь выпить, выпей, так ты ж выпьешь и лазить начинаешь, а потом пристаешь, до трех часов ночи скандалишь, пока не заснешь (Коля поворачивается к сестре), в прошлый раз совсем заколебала, я, главное, простудился, в температуре лежу, болею, а она, пьяная, по хате мотыляется, кошку свою покормила, с паханом полаялась, и ко мне прилезла, вот, - говорит, - ты - дурак, мать не слушался, а теперь пойдешь на стройку кирпичи таскать (мать скорбно поджимает губы и закрывает глазки) я, мол, тебя предупреждала: не езди ты в этот Питер, в академию, какие для нас академии, не примут тебя, у тебя одна мать, и больше ничего нету, денег нет, связей нет, кому ты там нужен, лучше бы ты в наше медучилище пошел, глядишь, был бы фельдшером, ходил в белом халате, (мать качает головой) а теперь, будешь раствор лопатою мешать, раз не хотел слушаться, - и так далее... (сестра хихикает... и Коля радостно повествует), ну, замучила меня совсем, одно и тоже, и главное пьяным, визгливым голосом, представляешь, я взял и одеялом укрылся, чтоб не слушать, так нет же, одеяло стаскивает, орет: - слушай, мол, сюда, - я ей говорю: - да отстань ты, иди, спи, - а она: - успею еще на том свете выспаться, ты мне скажи, почему ты мать не слушаешься? - а я ей: - потом поговорим, мам, завтра, протрезвеешь и поговорим, а сейчас, иди, отдохни, - а она: - не хочу отдыхать, я не устала, ты мне ответь, почему ты со мной так разговариваешь?! - а я ей: - ма, ну иди, ложись, ну, я тя прошу, давай завтра поговорим, - а она: - не хочу завтра, я не такая уж и пьяная, как ты думаешь, ты лучше скажи, ты почему матери грубишь?! - а я ей: - Господи, ну, ты что, не видишь что ли, я ведь болею, у меня температура, а ты с разговорами лезешь, - а она: - нет, не даст тебе Бог счастья, раз ты так с матерью разговариваешь, - я опять хотел одеялом укрыться, а она не пускает, держит его, я вскочил, а ноги слабые, руки дрожат, схватил ее и вытолкал из комнаты, она визжит, упирается, еле справился...
- На это много ума не надо, - осуждающе произносит мать и открывает свои глазки, - с матерью справился, ишь чем хвастаешься...
Коля подмигивает сестре...
- Смотря с какой матерью, - цедит он сквозь зубы, - так, что, двери я за нею прикрыл, лег, а всего аж колотит, на часы глянул - стоят, где-то третий час ночи, только слегка успокоился, дрожать перестал, дверь отворяется, маманя входит с ковшиком, подходит ко мне, одеяло стаскивает, и холодной водой как окатит, я аж чуть не обоссался, такая меня злоба взяла, ах ты, - думаю, - тварь, ты такая, ты что ж не видишь что ли, я ж в температуре лежу, а ты меня холодной водой окатываешь, - соскочил, а она бежать, а пьяная ведь, да еще и толстая, неповоротливая, я ей в шею, сзади, как дал тычком, она так в коридор и завалилась...
- Ладно, хватит дурь всякую рассказывать, - прерывает его мать, - лучше б пошел бы, делом каким-нибудь занялся, а то сидишь здесь, с бабами болтаешь.
- О, о, о, видишь, видишь, рот затыкает, - кивает Коля сестре, - никто не любит правду о себе слушать...
Мать вздыхает, и отворачивается, смотрит на кошку.
- Так, что я двери свои закрыл, - показывает ладонью Коля, - и опять лег, а всего аж трясет от злости: ах ты ж, - думаю, - тварь, ты тварь, - а она в коридоре лежит, рыдает: - на родную мать руку поднял, я тебя родила, кормила, поила, гивна твои отмывала, а ты вон как, дерешься, никогда тебе не будет счастья, сволочь ты такая... - рыдала, рыдала, потом слышу, затихла, уснула, ну, - думаю, - слава Богу, отмучился, (сестра улыбается, и Коля тоже улыбается), а утром встали, я мамаше говорю: - помнишь, - а она отвечает: - нет, ничего не помню, только колено что-то болит, - а я ей: - меньше выступать будешь..., - а она...
Сестра опять встает и еще сильнее потягивается, зевает...
- Так, ну ладно, - выдыхает она, - тебя до утра слушать можно, а мне еще и отдохнуть надо, а то завтра целый день бегать, и неизвестно, что вечером делать буду...
- Ночевать не придешь, что ли? - интересуется мать.
- Не знаю... - бросает сестра и уходит в свою комнату, поплотнее прикрывает за собою дверь, раздевается и ложится отдыхать...
- Чего... хочется? - с подозрением спрашивает мать.
- Чего-то, особенного, пожевать что ли? - размышляет Коля.
- Хочешь, яичницу с молоком пожарю... - ласково предлагает мать.
Коля кривится...
- Опять яичницу... - стенает он, - надоело одно и тоже жрать...
- Ну, тогда говна поешь, - хмурится мать, - и то ему не так, и это ему не эдак, сходи тогда в столовую, пожри, там покормят, что и рад не будешь...
- Слушай, маманя, - Коля заглядывает ей в глазки, - ты, никак, уже опять стаканчик вина дернула, а я то думаю, че это у тебя такое настроение "боевое", и глазки такие мутненькие...
- Да пошел бы ты, знаешь куда, - злится мать, - ходишь за мною, принюхиваешься, иди вон, у кошки под хвостом понюхай, никого не боюсь, хочу выпью, не хочу не выпью, у тебя разрешения спрашивать не буду...
- Еще бы, ты у меня разрешения спрашивала, - говорит Коля и улыбается, - это на тебя не похоже, ты ж, если пьешь, так пьешь, чтоб сидя качало...
- И пью, и что тут такого, - моментально ответствует мать, - а что мне еще остается, вы, вон, хоть погулять сходите, а я отработаю и домой, к телевизору (она встает), поэтому захочу - выпью, никого не боюсь, по крайней мере, ты мое говно, это я тебя высрала, а не ты меня, вот и сиди, не петушись...
- Умолкаю, умолкаю и удаляюсь, - кричит Коля, - а то мы с тобой вновь подеремся, долго ли умеючи, слово за слово и понеслась, тебя ж лучше не трогать...
- Вот именно, - усмехается мать, - иди-ка ты лучше отсюда, спи, а то завтра я тебя рано подниму...
Коля встает, уходит, расстилает постель, падает в нее и долго еще, сквозь дремоту, слышит, как топает по кухне мать, громыхает посудой, тихонько разговаривает с кошкой... Кошка мяукает, просит кушать... А где-то далеко, за тонкой, фанерной стеною опять поет, кричит пьяный отец:
Из раскрытой форточки, из широких щелей в полу тянет сыростью, и Коля кутается в тонкое, шерстяное одеяло, ворочается, мерзнет... Тихо, медленно светает... Мать встает первой, идет, выливает помойное ведро, возится на кухне, что-то трет, скребет, моет.
Надо бы согреться, - думает Коля, вскакивает и бежит к ней, чтобы поставить чайник, но он уже кипит на газе, парит...
- Че голый бегаешь? - хрипло говорит мать, наклоняется и убавляет газ под чайником, а затем снимает чайник, ставит сковородку.
- Блинов счас быстренько пожарю, - поясняет она.
- Что-то бати не слыхать, - вдруг замечает Коля, - вчера еще так орал, что аж стены тряслись, а седня - молчок, не курит, не поет, не матерится, странно...
- Оденься и сходи, глянь, - толкает его мать, - может подох уже...
- Да брось ты, - Коля тянется к чайнику, - такой подохнет, как же, да его еще и кувалдой не добьешь, спит, наверное, сколько ж можно пить...
- Сходи, сходи, - настаивает мать, - а то будет там лежать, пока не завоняется.
Коля одевается, обувается и выходит на крыльцо... Скользкие, черные доски под ним прогибаются... С мокрых, яблоневых листьев падает капель... Сыро...
Коля стоит, думает:
...А вдруг, действительно, помер, что тогда, неужели отмучались (он вздрагивает), вот сейчас зайду к нему, а он лежит готовый, не, страшно, не могу, боюсь...
- "Вдоль па Питерскай, по Тверской-Ямской, да с колокольчиком..." - неожиданно слышится ему отцовский голос... И, вот, из за угла соседнего дома появляется отец, полупьяный, седой, всклокоченный...
Вслед за ним бегут какие-то ребятишки, смеются и кричат:
- Шаляпин, эй, Шаляпин, дай двадцать копеек...
Отец останавливается, грозно смотрит на них и тут же улыбается:
- Что маймилые, смеетесь надо мною, ну смейтесь, смейтесь, а хотите, я вам песню спою...
Дети прыгают:
- Спойте, спойте дяденька...
Отец говорит:
- Одну минуту уважаемые, подождите... - и вынимает из бокового кармана уже наполовину отпитую, большую бутылку яблочного вина, откупоривает ее, прикладывается, пьет...
- Успел-таки, с утра пораньше в магазин слетать, - догадывается Коля, - ну, подожди, козел, я тебе сделаю...
Коля соскальзывает с крыльца и спешит к нему...
Ребятишки разбегаются...
Отец видит Колю, пугается его злобного взгляда, опускает бутылку и пытается ее спрятать...
Коля подскакивает, вырывает у него эту бутылку, и с размаху разбивает ее о землю...
Отец мчится к своему жилищу и верещит:
- Что ж ты, сволочь, делаешь?! А?! Я ж тебя расколю сейчас пополам, балбес ты хуев!
Коля догоняет его, хватает, ищет вторую бутылку...
Он вырывается, а Коля шарит по карманам, в них пусто, и только отцовские сухожилия, кожа, да кости судорожно бьются в сильных, колиных руках..., но нет, что-то звякает...
И вот уже Коля находит вторую бутылку, отнимает ее...
Отец бросается его душить...
Коля опускает руки, напрягает шею, и так и стоит, и пристально смотрит в глаза отцу.
Тот старается, душит изо всех сил, мнет колину шею, но шея молодая, крепкая, а отец, ослабевший с перепою, старый, худой, и Коле его жаль, ведь он же знает, что ничего у этого пьяницы не получится, и бутылку свою он назад не заберет...
Длинными, тонкими, искривленными от тяжелой работы, старческими пальцами давит отец колино горло и сам же хрипит, задыхается, а Коля все смотрит, и смотрит в глаза ему... Глаза мутные, пьяные, усталые...
Наконец-таки Коля не выдерживает и говорит:
- Эх ты, из-за вот этой дребедени, из-за бутылки вина, ты готов сына родного задушить, ну вот скажи ты мне, кто после этого виноват, что у тебя жизнь не получилась, страна, лагеря, или мать, которую ты вечно во всем обвиняешь, может они тебя приучили, только одно вино любить, а если так, то давай, души меня, я ж ведь меньшего стою...
Отцовские руки вздрагивают и чуть-чуть ослабевают...
- Ну, давай, давай, - опять говорит Коля, - задушишь меня, стакан вмажешь и сразу, так хорошо станет, спокойно, че там совесть, честь мужская, кому они нахуй нужны, главное, чтобы стакан вмазать, вот это счастье, вот это радость, за это можно и жену прибить, и сына задушить (Коля дергается), вот так, вся страна в говне и пропадает, Сталин им, видите ли, хуевый был, жизнь исковеркал, ну, а вы то сами, какие есть (Коля толкает отца) иди, вон, к зеркалу, посмотри на себя, мало того, что сам позоришься, да еще и меня позоришь, нажрешься и бегаешь по городу, песни орешь, эх ты! Мразь ты несчастная, а еще отцом называешься...
Пока он говорит, отец вдруг убирает руки, опускает голову, отходит в сторону, тонко всхлипывает, и... плачет...
Коля выливает вино на землю, откидывает пустую бутылку, а затем разворачивается и уходит...
...Через полчаса пьяный отец колотится в стену и дерзко кричит:
- На отца родного руку поднимать вздумал, ну что ж, в следующий раз кому повезет больше, а то расколю нахуй, как гнилой арбуз расколю! (и тут же поет) "...Кучум, презренный царь Сибири, прокрался тайною тропою, и пала грозная в боях, не обнажив мечей дружина..." (он громогласно добавляет) вот именно "не обнажив мечей", ух, суки, змеи! Только исподтишка нападаете, ух! Как я вас всех ненавижу...