Горе настигло семью лорда Карфакс в графстве Эссекс совершенно неожиданно: молодой Карфакс, так недавно принявший титул своего отца и женившийся на прекрасной Изабелле, которая только что успела подарить ему крошку-сына, сошёл в могилу от вновь открывшегося у него туберкулёза. Тяжесть утраты милого супруга повергло в неописуемое отчаяние молодую вдову Карфакс; множество друзей и знакомых усопшего лорда сочувствовали её несчастью, но ничем не могли утешить её или хоть как-то облегчить душевную муку страдающей женщины. Утрата казалась ей непоправимой - и действительно, чем может любящая заменить потерю своего милого возлюбленного, который всегда платил ей нежностью за нежность, пониманием за понимание и любовью за любовь?! Особенно убивалась молодая вдова Карфакс во время похорон мужа - казалось, что ничто уже не вернёт её устам улыбку, а ясным глазам - радость жизни. Почтенный отец Шелтон успокаивал её, как только духовный отец может успокаивать свою духовную дочь - но всё было напрасно. Горе молодой женщины было слишком велико. Однако время шло, дни бежали друг за другом, согласно заведённому Богом порядку, и леди Карфакс сделала то, что на её месте сделала бы любая другая женщина - всю свою тоску и горе по утраченному мужу она обратила в самые светлые чувства и глубокую любовь, перенося их на крошку-сына Генри - единственное в мире существо, постоянно напоминавшее ей о милом Джоне.
* * * * * * *
Когда закончился последний приступ асфиксии и конвульсий, лорд Джон Карфакс понял, что больше он не чувствует ни боли, не удушья. Ему стало необыкновенно легко; он даже захотел подняться с кровати, как вдруг ему в глаза ударил яркий-яркий свет. Он на мгновение ослепил Джона; ему подумалось, что зрение уже никогда не вернётся к нему, однако свет понемногу стал утрачивать свою яркость - или же глаза лорда Карфакса стали привыкать к этому неземному излучению. В загадочном сиянии стали проступать какие-то расплывчатые контуры; постепенно они сгущались, двигались и обретали форму... И вот, перед изумлённым Джоном появились два сияющих белизной ангела - их милые лица нежно смотрели на него; огромного роста тела были наряжены в подобие длинных белоснежных тог; за их спинами то вздымались, то опускались ослепительно белые голубиные крылья. Ангелы замерли с двух сторон от лежащего на кровати лорда Карфакса.
- Твой путь почти закончен, - мелодично, будто бы нараспев произнесло одно из этих небесных созданий, находящееся справа от лежащего Джона. - Тебе осталось провести ещё сорок дней около твоего тела, а после этого перед тобою откроется Вечность, где ты постоянно будешь созерцать Лик Вседержителя и всю Славу Его...
- Но до того времени, - добавил другой Божий посланник, проводя крылом над телом лорда Карфакса, - ты должен будешь оставаться здесь, в этой юдоли слёз. Это не наказание, это - очищение.
Джон не сумел вымолвить ни слова в ответ - он лишь изумлённо рассматривал небесных вестников и смутно пытался вообразить, каков же их Владыка, если только вид Его слуг принёс ему такое великое облегчение, радость и покой. Он захотел вытянуть руку и коснуться одного из ангелов; однако тяжесть руки его была так велика, что он даже не смог пошевелить ею. Ангелы явно знали о его намерении; их лица засветились чарующими улыбками:
- Не пытайся, ты не в состоянии сделать этого теперь! Сейчас только твоя рука весит больше всего земного шара, но с каждым днём твой вес будет стремительно уменьшаться, покуда ты не воспаришь на Небо, в лоно Всевышнего... Мы явимся за тобою на сороковой день, не позабудь об этом! А теперь - пусть покой Господа Нашего прибывает с тобою постоянно; не обременяй себя ничем, даже воспоминаниями - просто созерцай... - и сияющие посланники иного мира взмахнули крыльями. - Пока прощай! Мир тебе! Мир тебе! Мир тебе!
После этого фигуры ангелов стали отдаляться, теряя облик и форму; свет стал слабеть, слабеть... и через несколько мгновений видение исчезло полностью. Лорд Карфакс лежал на постели и глаза его видели только балдахин над головою да часть высокого потолка. А потом до его ушей донёсся плач его милой супруги - и Джон, словно выйдя из оцепенения, повернул голову направо.
Изабелла - даже несмотря на стекающие по лицу горячие слёзы - была самой красивой женщиной и молодой матерью графства: высокая, стройная леди; тяжёлые пушистые волосы мягко обрамляли светлыми локонами правильный овал её прекрасного лица. Пальцы её были очень тонкими, нежными и мягкими; она постоянно касалась ими Джона, но - как ни странно! - он ни разу не почувствовал их прикосновения. И тогда он поднял руку и коснулся лица своей милой... Это поразило его не на шутку - пальцы Джона прошли сквозь её лицо, как сквозь дым! Лорд Карфакс назвал жену по имени и от удивления вскочил с кровати. Женщина сидела, плача, как ни в чём не бывало; она явно не слышала голоса супруга. Джон хотел обойти её со спины и нежно заключить в объятия, как содрогнулся оттого, что увидел, обернувшись к кровати - ибо там по-прежнему продолжало лежать его тело. И тут истина открылась лорду Карфаксу во всей своей полноте - нет, это не было сном: он действительно умер от туберкулёза, перенеся все муки удушительной смерти, и удостоился чести созерцать ангелов... которые придут за ним через сорок дней и унесут его душу на Небо! Радость, неземная радость охватила лорда Карфакса - и он, честное слово, пустился бы в пляс от этого, если бы не видел плачущей супруги.
Он снова назвал её по имени:
- Изабелла! - произнеся это с той нежностью, с какой чуть больше года назад надел ей на палец обручальное кольцо в церкви старинного цистерцианского аббатства... Затем, не получив от никакого ответа от жены, он попытался обнять её - и с удивлением видел, как его руки проходят сквозь её милое тело, как будто даже не встречая никакого материального препятствия на своём пути. Тогда на Джона опять накатило неизбежное сознание собственной смерти - его больше нет на этой земле, он умер для всех - и тем не менее он жив! А это может означать лишь одно - смерти не существует.
Дверь комнаты внезапно открылась - на пороге появился доктор Макланхен и Розамунда, одна из служанок леди Карфакс. Они приблизились к плачущей женщине и Макланхен нежно обнял её за плечи, наклонившись к ней со спины:
- Ну... успокойтесь, дорогая леди Карфакс! Нашему Джону теперь гораздо лучше, чем нам - оставшимся в этом замке, на этой земле...
Розамунда также приблизилась к своей госпоже и тихо взяла её руку в свои:
- Когда-нибудь вы обязательно встретите своего мужа - там, наверху, как учит католическая церковь... - и более она не смогла ничего сказать, только поднесла руку леди Карфакс к своим губам, покрывая её беспорядочными нежными поцелуями.
Лорд Карфакс наблюдал эту сцену, стоя у окна; ни один из пришедших не обратил на него ни малейшего внимания. Сложа руки на груди, он печально созерцал, как доктор Макланхен, с верностью собаки дежуривший у его постели все последние дни, уговорил подняться Изабеллу с кресла возле кровати с бездыханным телом и, осторожно держа её под руку, повёл к двери; Розамунда поддерживала госпожу Карфакс с другой стороны. Доктор открыл дверь, неуклюже расшаркиваясь и уступая дорогу леди; Розамунда также пропустила госпожу вперёд себя. Лорд Карфакс не давал себе ясного отчёта, зачем он последовал за ними; наверное, он хотел постоянно находиться в присутствии милой супруги - как при жизни, так и после смерти. Но только не успел - люди покинули комнату, когда он поравнялся с дверью; доктор толкнул её рукой и она должна была неминуемо захлопнуться перед самым носом Джона. Как ни странно, этого как раз и не случилось - дверь прошла сквозь него и теперь Джон стоял уже не в комнате, где лежало его уже остывшее тело, а в коридоре замка Карфакс... Леди Изабелла со служанкой и доктором медленно удалялись по коридору в направлении её покоев, тогда как сам Джон остановился в большом недоумении, глядя на тяжёлую дубовую дверь, захлопнувшуюся секунду назад за его спиной. Изумлению его не было границ - дверь, закрываясь, прошла сквозь него (или это он прошёл сквозь неё?), не причинив ему ни малейшего вреда! Он решил попробовать ещё раз и осторожно дотронулся до двери согнутой рукой, понемногу распрямляя её. И рука, подчиняясь уже законам иного мира, совершенно беспрепятственно вошла в дерево - теперь Джон мог созерцать свою руку только до локтя, ибо остальная её часть - от локтя до пальцев кисти - находилась по ту сторону двери. Лорд Карфакс, не желая останавливаться на достигнутом, тут же шагнул вслед за вытянутой рукой - и вновь оказался в комнате с собственным телом на кровати.
Итак, материальных преград для него уже не существовало - правда, он не мог почувствовать ничего из осязаемого ранее своими руками, но зато мог беспрепятственно пройти весь замок сквозь стены; Джон даже расхохотался, когда понял, что теперь ему не нужно пользоваться длинными коридорами для того, чтобы пройти от дверей замка в трапезную.
Двигаться ему было очень легко; закон трения предметов почти утратил свою власть над призраком. Он едва ощущал веяние ветерка, когда оказался перед раскрытым окном на втором этаже замка; видимо, более тяжёлые ощущения ему уже не были доступны. По замку постоянно носились слуги с дворецким во главе - они говорили о готовящихся похоронах, о приёме большого количества гостей во время торжественного поминального обеда; в конце-концов, говорили и о самом обеде. Лорд Карфакс безучастно наблюдал всю эту суету, поднятую вокруг его имени и связанную с его похоронами - и улыбался счстливой улыбкой. Ах, если бы хоть кто-нибудь сейчас увидел его стоящим у окна со скрещенными на груди руками или прохаживающимся по коридорам собственного замка - что бы они, интересно, подумали? Какова была бы их реакция, услышь они хоть единое слово из его уст? Может, они испугались бы или обрадовались... Но... похоже, что это так и останется для него загадкой - ибо они не в состоянии видеть или слышать его. Потому, что для них он уже мёртв и лежит без двтжения в одной из комнат замка, застывший и холодный... Ах, если б он смог донести до них радостную весть о том, что смерти не существует; что зримый уход человека из жизни не стоит стольких слёз - потому что жизнь продолжается... Эти размышления вернули лорду Карфаксу воспоминание о страдающей супруге и он отправился отыскивать её, по привычке ещё пользуясь для этого коридорами Карфакса.
Он обнаружил Изабеллу в детской зале; женщина была несколько более спокойна. Она стояла у окна, держа на руках сына - малютку Генри, их общую радость и надежду. Лорл Карфакс остановился в двух шагах от них и залюбовался такой прекрасной картиной.
Ему это напомнило икону Божьей Матери, держащую на руках младенца Христа с неописуемым умилением; взгляд Изабеллы был направлен куда-то в глубину парка, что раскинулся прямо под окнами замка Карфакс; она нежно прижимала к себе Генри. Младенец о чём-то лепетал у неё на руках, чему-то радовался и даже несколько раз взмахивал своими крошечными ручонками... И вот его мать чему-то улыбнулась, целуя мальчика в лобик - и ещё крепче прижала его к груди.
Джон, залюбовавшись открывшейся его взору картине, даже позабыл о своём теперешнем состоянии - он протянул руки к жене и ребёнку, и... реальность, ужасная реальность его бытия вернула ему разум - он снова схватил пустоту в свои объятия. Он даже застонал от тоски, но кто мог теперь услышать его?
А затем он вновь бесцельно бродил коридорами Карфакса; он видел, как его тело вынесли из комнаты и перенесли в семейный склеп под замком, где уже покоились его отец, мать и ещё немалое количество предков семейства Карфакс. Сам Джон редко спускался в родовой склеп; теперь же он недоумённо сопровождал сюда себя самого! Слуги несли его безжизненное тело на носилках; за ними - не плача, но со слезящимися глазами - следовала леди Карфакс в сопровождении Макланхена и нескольких служанок. Длинная винтовая лестница привела их в склеп; за его широкой массивной дверью находилось Царство Смерти - около двух десятков саркофагов, статуи святых и ангелов из белого мрамора, большое количество горящих свечей и факелов. В помещении было сыро и холодно.
Слуги поставили носилки вместе с телом в один из саркофагов, на сером граните которого уже давно было выбито его имя. Между ними завязался разговор о похоронах, которые должны были состояться через пару дней; доктор Макланхен перечислил около полусотни имён приглашённых проводить "лорда Джона Карфакса в последний путь". Сам лорд Карфакс тем временем невозмутимо стоял за спиной доктора, слушая о деталях приготовления к похоронам и тому подобной суете. Спустя некоторое время разговор затих; Изабелла попросила людей оставить её одну на несколько минут с телом её супруга. Доктор указал слугам глазами на выход - и сам отправился вслед за ними, сказав однако Изабелле, чтобы она не находилась особенно долго в холодном помещении, одетая в лёгкое бархатное платье.
Изабелла, подождав пока за доктором закроется дверь, снова воззрилась на покоящегося в саркофаге тело любимого. Свет факелов, играя колышущимися тенями углов ниши, ясно освещал оставляемые слезами дорожки на её лице. Изабелла плакала тихо, почти беззвучно - только плечи её едва заметно содрогались от придавившего бедную женщину горя. Лорд Карфакс не мог сдержаться - он подошёл прямо к супруге и, наклонившись губами к самому её уху, нежно прошептал:
- Милая Изабелла! Я люблю тебя! Я больше всего на свете люблю тебя!
Конечно, она не услышала его - да и не могла услышать, - но Джон бесконечно верил в то, что его слова были услышаны её внутренним слухом, той таинственной субстанцией, которую религия именует душой. Да, своими словами Джон пытался поцеловать душу любимой жены, как-то успокоить её. Изабелла молча постояла ещё около минуты - и тихонько пошла к дверям, покидая семейный склеп Карфаксов.
И вот в мире людей наступила ночь; постепенно стихали звуки в замке; слуги гасили факела и свечи в комнатах - ночной покой и сон должен был воцариться здесь до самого утра. Лорд Карфакс переходил из зала в зал вместе со старым слугой Энвольдом, тушившем свечи - сначала в трапезной, затем - в приёмных и залах отдыха. Старик медленно и устало переходил от свечи к свече, гася пламя специальными щипчиками, а двигающийся за ним призрак изумлённо наблюдал, как шумный при свете дня замок погружается в спокойный и безмятежный сон. При жизни лорд Джон никогда этого не видел и никогда об этом не задумывался.
Он также заметил, что совершенно не нуждается во сне, не чувствует никакой усталости и абсолютно не хочет есть. Новое существование после смерти вне тела вытесняло из него потихоньку все земные привычки и потребности. Совершенно отсутствовало желание присесть или прилечь, или утолить жажду после стольких безостановочных прогулок по замку. Жажды не было - да и откуда она могла теперь взяться?! Лорд Карфакс всё более и более привыкал к своему новому образу существования - к бытию бестелесного духа, не имеющего никаких земных потребностей. Однако ему было крайне неудобно в этой роли, когда он, уже свыкнувшийся с мыслью о своей призрачной природе, вдруг бросался по коридору за угол, заслышав шаги кого-нибудь из слуг; Джон опасался, что его кто-нибудь увидит и поднимет крик на весь Карфакс. Ведь доводилось же ему слышать и даже читать о призраках, которые хоть и являлись неосязаемыми, зато были вполне доступны зрению домашних и даже гостей. Что ж, похоже, эти сказки можно было смело сдать в архив для любителей подобной чепухи - Джон уже имел возможность тысячу раз убедиться в своей полнейшей невидимости; да и на голос его проходящие мимо не обращали никакого внимания.
Проходя сквозь стены из залы в залу, он появился в опочивальне своей жены. Его любимая Изабелла мирно спала, несмотря на пережитое днём страшное потрясение. Лорд Карфакс мысленно благодарил Бога, что её действительность не передалась сну. Лицо милой супруги было спокойным и безмятежным; её головка покоилась на высокой мягкой перине. Светлые длинные волосы локонами расстилались вокруг головы, сверкая белизной при сиянии нескольких ночников.
Джон приблизился к кровати возлюбленной и опустился на колени напротив её лица - о, каким же неземным спокойствием оно дышало! Напрасно он снова и снова пытался погладить любимую по щеке - его рука проходила сквозь её лицо, как сквозь воздух. И тогда, оставив свои не приносящие результатов попытки, он просто заговорил. Лорд Карфакс нежно шептал своей милой о том, что смерти нет; что он горячо любит её и обязательно дождётся её там, в Небесном Царстве Всевышнего. Он говорил ей, что у него осталось тридцать восемь дней, чтобы совершенно очиститься от земной тяжести - но всё это время он проведёт рядом с ней. С ней и с ребёнком.
- На тебе одной, любовь моя, лежит ответственность сохранить и воспитать нашего малютку Генри, - нежно шептал лорд Карфакс, пристально и нежно глядя на спящую супругу. - Ты должна позаботиться о нём, ибо у него никогда более не будет отца, чтобы подать ему пример любви и мужества - тебе одной, милая Изабелла, придёться растить Генри, прививая ему христианские добродетели и правильные взгляды нашего дворянского сословия... Пусть он будет сильным, красивым и благородным, всегда достойным потомком древнего рода Карфаксов; да пошлёт ему Господь мир и твою нежную материнскую заботу...
Вдруг Изабелла неожиданно проснулась и, широко раскрыв глаза, села на постели с криком:
- Джон! Джон! Это ты?
Женщина стала отчаянно смотреть по сторонам, не видя того, кого она только что призывала своими словами, и который даже отпрянул от неё от неожиданности, продолжая, однако, стоять перед нею на коленях. Изабелла всплестнула руками, слёзы опять навернулись ей на глаза. В тот же миг открылась дверь и в комнату вбежала испуганная Розамунда; на ней была только ночная рубашка. В руке её горела свеча. Девушка немедленно кинулась к постели своей госпожи и тревожно взяла её за руку:
- Что случилось, моя леди? Почему вы кричали? Вам что-то приснилось? Может, мне следует сходить за доктором? - так и сыпала вопросами испуганная не нашутку служанка, тревожась за здоровье Изабеллы.
- Это был Джон! Он говорил со мной о Генри! - Изабелла бессильно упала на перины; слёзы побежали по её лицу. - Я слышала его голос так явственно, как будто бы он находился рядом с моей кроватью!
- Успокойтесь, госпожа, - Розамунда поправила перину под Изабеллой и плотнее укрыла её одеялом. - Вам приснился сон... - девушка поцеловала обе руки леди. - Я не сплю, я охраняю ваш сон; позовите меня - и я вас услышу! - с этими словами Розамунда покинула комнату Изабеллы.
Лорд Карфакс изумлённо застыл на коленях перед кроватью жены; так и простоял он с момента её внезапного пробуждения и до ухода служанки. Что же это значило? Неужели милая Изабелла воистину слышала его?! Не слышь она его, так откуда ей было бы дано знать, о чём он говорил с нею?! Он с великой любовью смотрел на жену, которая лежала в кровати с открытыми глазами, крепко прижав руки к груди. Может действительно то, что во время сна душа человека становится намного восприимчивее к потустороннему миру и может улавливать то, что ей недоступно чувствовать днём, посреди шума и человеческих забот?! Да, лорд Карфакс был уверен в этом - жена слышала его голос; и она слышала всё - от первого и до последнего его слова!
Потом он поднялся с колен и стал мерно прохаживаться по комнате, ожидая, когда его возлюбленная снова уснёт; Джону не пришлось особенно долго ждать - а может, это время убыстрило свой ход? - Изабелла заснула с милой улыбкой на лице; сон опять скрыл её потрясение в своих неизмеримых глубинах... Призраку ничего не оставалось, как покинуть спящую супругу и до наступления утра бродить по замку, почти нос к носу сталкиваясь с пробудившимися и приступающим к своим обязанностям слугами.
День шёл за днём, ночь - за ночью; лорд Карфакс почти всё время проводил возле Изабеллы и Генри. Днём он обычно находился в её опочивальне или в детской, с любовью наблюдая возню молодой матери с ребёнком; а вечерами, когда замок окутывала тишина, Изабелла спускалась в склеп под замком, к его саркофагу, искренне полагая, что он находится там, где лежит его бедное земное тело. И там, среди саркофагов, ниш, статуй и свечей она плакала по своему любимому супругу, тогда как он преспокойным образом находился за её спиной или даже перед её глазами. Потом она уходила к себе; он провожал её по широким лестницам и коридорам под высокими потолками Карфакса; дожидался, пока она заснёт и время от времени позволял себе сказать ей несколько нежных слов, когда она засыпала.
Затем был печальный день его похорон - у Джона было очень интересное чувство, когда он сам же на них и присутствовал. В замок съехалось множество именитых гостей и родственников; все выражали своё безмерное соболезнование молодой вдове Карфакс, утешая её, кто как был на то способен. Весь замок был затянут чёрным крепом; повсюду была понавешена уйма траурных лент и венков из еловых лап. В центральной зале замка Карфакс добрый отец Шелтон отслужил поминальную мессу за упокой души бывшего владельца этого огромного имения; бедный старый священник даже и не подозревал, что тот, за чью душу он возносил свои искренние молитвы Небу, самым преспокойным образом стоял во время литургии за его спиной и заглядывал в требник через его плечо. Лорд Карфакс присутствовал на мессе, как и подобает христианину - но ведь он-то уже не был христианином, если применить к этому слову его нормальный, всеми пониманиемый смысл. Ибо во время вознесения Святых Даров он увидел то, что простому человеку во плоти не дано увидеть - свершение таинства сокрыто от его взоров, покуда он пребывает на земле в своей телесной оболочке. Джон увидел, что в момент вознесение хлеба, когда священник произнёс сакраментальную формулу "Сие есть Тело Мое" над алтарём вспыхнул яркий, ослепительный свет, похожий на то сияние, что ослепило Джона перед появлением из него ангелов. И в центре этого неземного сияния появился Господь Наш Иисус Христос, окружённый сонмами ангелов, сил и господств; и как только священник закончил формулу, Господь вошёл в поднятый над алтарём хлеб, который отныне действительно силою Духа Святого превоплотился в Истинное Тело Христово. После этого видение исчезло; лорд Карфакс даже не сообразил, что всё это время он простоял на коленях, отдавая всю честь и славу Нашему Искупителю.
"Ах, люди! - думал он, с благоговением вспоминая слова из Священного Писания. - Если вы только раз смогли бы увидеть то, что свершается во время Литургии! Ах, люди..."
Затем, по окончании поминальной службы, вся толпа приглашённых проследовала в фамильный склеп семьи Карфакс, чтобы отдать последний долг памяти усопшего; один из гостей - им оказался бравый генерал Оливер Кромвель или, как его называли друзья, Господин Молчания - произнёс приличествующую случаю речь, в которой подробно описал древность рода Карфакс и его заслуги перед отечеством как в мирное время, так и во времена кровопролитных войн. Генерал Кромвель был одним из лучших друзей семейства Карфакс и потому юному Джону частенько приходилось наблюдать его среди приглашаемых людей своим отцом в родовое гнездо. Генерал пожалел в своей речи, что молодому лорду так и не довелось показать себя смелым воином и достойным политиком, "но, - закончил он свою речь, - всё в руках Божиих!"
После того, как высказалось ещё несколько желающих гостей, люди перешли к самому ответственному моменту похорон - рабочим предстояло накрыть саркофаг тяжёлой каменной плитой с изображеием старинного герба рода Карфаксов и аккуратно запаять щели оловом. Леди Карфакс во время этой процедуры безудержно плакала; её успокаивал отец Шелтон и вездесущая Розамунда; во время запаивания швов саркофага в склепе не было слышно ни звука, за исключением плача Изабеллы и успокоительных слов поседевшего священника. Несмотря на комичность собственного положения и мировосприятия, сам лорд Карфакс, находящийся между доктором и генералом, несколько загрустил - ведь теперь его смерть официально признана дворянством, государством и церковью - как католической, так и англиканской. Но ведь он-то - жив! И все присутствующие в склепе когда-нибудь убедятся в этом на личном опыте...
Во время поминального обеда он расхаживал по трапезной между гостей, прислушиваясь к их разговорам - все без исключения жалели "столь рано ушедшего из жизни лорда Джона Карфакса"; особенно печально говорили о его смерти в связи с "леди Карфакс и её маленьким Генри". Слуги и служанки носили траурную одежду, подобно гостям; они хлопотали в трапезной и на кухне, едва успевая обслуживать всех приглашённых на похороны.
Здесь также произносилось множество речей по поводу "смерти лорда Джона" - но они уже не трогали стоявшего у них за спиной призрака. Он чувствовал себя сравнительно неплохо, о чём каждому из говорящих было невдомёк. Он радовался тому, что может видеть множество своих друзей - пусть хоть на собственных похоронах! Он видел старых друзей своего отца и матери; видел множество знакомых - жаль только было, что они собрались в его замке по такому печальному поводу.
Его поминки продолжались целых два дня, после чего именитые гости стали разъезжаться. Шум в замке понемногу улёгся - и Карфакс опять стал местом тишины и покоя. Несчастная Изабелла по-прежнему приходила в склеп под замком каждым вечером; она тоже говорила с любимым, который, по её понятиям, находился в запечатанном оловом каменном саркофаге:
- Вот, милый, теперь я осталась совсем одна! Знаю, ты уже никогда не вернёшься ко мне - и кому было дано вернуться на землю после смерти? Ты лежишь, закованный в камень и тишину, но я уверена, что ты можешь слышать свою любящую супругу, которая никогда не забудет тебя... Отец Шелтон уверяет меня, что мы с тобою обязательно встретимся - но уже не здесь, а там, в Царстве Божьем, куда ангелы уже унесли тебя, мой любимый, мой единственный...
Джон и грустил, и радовался одновременно, слушая плачущую супругу; о, насколько же она была близка к истине! Он отвечал ей, что это - несомненная правда, кроме того, конечно, что ангелы взяли его на Небо до истечения сорокодневного срока... А ночами он по-прежнему приходил в опочивальню Изабеллы, где наблюдал её спокойный, совсем ещё детский сон, и говорил ей о вечности, открывающейся после смерти; однажды он даже чуть не разбудил её, подобно первому разу - любимая застонала во сне и открыла глаза; однако, к счастью призрака, тут же заснула опять. Время от времени в опочивальню тихонько заглядывала Розамунда, проверяя сон своей госпожи, глядя на неё нежным, печальным и жалеющим взглядом; она поправляла постель спящей, снимала нагар со свечей и неслышно удалялась из комнаты.
И тогда он уходил взглянуть на спящего сына. Только в присутствии мальчика он старался молчать, ведь дети - существа гораздо более чувствительнее взрослых - улавливают невидимые колебания Иного Мира гораздо быстрее благодаря своим ангельским, чистым душам, ещё ничем незапятнанных на своём земном пути... Лорд Карфакс осторожно разглядывал младенца, мирно посапывающего в своей колыбели, стараясь представить себе его будущую жизнь среди людей согласно его праву рождения и положению. А затем Джон отправлялся гулять по тёмным, едва освещаемым факелами коридорам, считая оставшиеся дни до своего вознесения на Небеса, ожидая двух сияющих посланников, что поведут его всё выше и выше... пока не поставят на целую вечность перед Престолом Всевышнего.
Эти чувства переполняли собою Джона - он желал как можно скорее покинуть землю окончательно; но с другой стороны, это было очень тяжело - ведь тогда ему не скоро пришлось бы свидеться с милой супругой и маленьким Генри. Однако всегда, как только эта противоречивость начинала одолевать лорда Карфакса, на него тут же снисходила неземная благодать и покой, словно его ничто и никогда не тревожило. Он даже замирал без движения в момент этого блаженного покоя; боялся сдвинуться с места, словно малейшее движение могло лишить его такой неземной благодати. Бывало, что таким образом он простаивал н месте целые ночи, совершенно забывая о времени - словно бы он уже отсюда, с земли, был способен созерцать Нечто столь великое, огромное и запредельное, чему в земном языке не существует точных определений, кроме того, что более-менее рисует человеческому воображению возможность охватить это Нечто - Абсолют.
А утром, когда летнее Солнце уже согревало своими лучами весь этот цветущий и радующийся мир, призрак лорда Карфакса отправился на прогулку по парку перед замком; леди Карфакс вместе с Розамундой шли всего в двух шагах от него - служанка держала на руках маленького Генри, который размахивал ручонками и, вертя головкой во все стороны, щебетал как птичка. Это было первым выходом Джона за пределы замка - ведь более двух недель у него даже не появлялось желания покинуть его мрачные коридоры. А сегодня, когда он заметил приготовления изабеллы к утренней прогулке, его сердце словно запрыгало от радости: он почему-то вспомнил, что не появлялся на улице несколько недель. И теперь он шёл - как в старое доброе время! - в двух шагах от супруги; и с ними был Генри, и Розамунда, вспоминающая похороны лорда Карфакса. Почти ничего не изменилось. Только вот он теперь невидим, и никто не подозревает о его присутствии.
Женщины решили неспеша обойти маленькое озеро с большим каменным фонтаном в центре, который разбрасывал вокруг себя тяжёлые струи воды; над ним сверкала водяная пыль, образующая небольшую, но очень яркую радугу, одним концом упирающуюся в свой источник. Джон с детским удивлением рассматривал озеро, фонтан, лес, проложенные по нему каменные дорожки для прогулки; в глубине одной из них он заметил знакомую беседку с несколькими скамейками за её деревянными решётчатыми стенами. Всё это было ему до боли знакомым - каким же образом он раньше - ещё при жизни! - не удосужился хоть раз обратить внимание на окружающий его мир? Он слушал пение лесных птиц и жужжание насекомых, упиваясь, чаруясь этими звуками до глубины души. Женщины молча двигались вперёд, негромко разговаривая; лорд Карфакс плёлся за ними, почти позабыв об их существовании - настолько он был поглощён созерцанием красоты и величия окружающего мира, пребывание его в котором неумолимо сокращалось с каждым восходом Солнца.
Так и смотрел бы Джон на синее небо и раскинувшийся перед ним парк с озером, если бы внезапный возглас удивления Изабеллы не вывел его из этого созерцания:
- Что это, милая Розамунда? Что он там заметил?
Джон тут же обернулся к женщинам - и понял причину их удивления: малютка Генри глядел на него во все глаза. Во взгляде младенца не было страха - лишь свойственное детям любопытство.
Лорд Карфакс не мог поверить - малыш действительно видел его! Взгляд малютки был устремлён прямо на остановившегося в двух шагах от него отца; тем временем Изабелла и держащая на руках крошку Генри Розамунда недоумённо поглядывали на малыша и друг на друга.
- Что такое он мог увидеть? Что так привлекло его внимание, Розамунда? - опасливо спросила Изабелла, следя за взглядом сына. - Посмотри, каким серьёзным стало его личико!
- Может, увидел косулю или выскочившего из лесу зайца? - несмело предположила служанка, глядя прямо сквозь лорда Карфакса в дальний угол парка. - Или что-то ещё - может, птицу?
- Нет! Да ты только посмотри на него, милая! - воскликнула Изабелла. - Создаётся впечатление, будто он продолжает видеть это "что-то" и сейчас!
Ничуть не обращая внимания на разговор женщин, Генри глазел прямо на Джона; Розамунда лишь ещё крепче прижала его к груди... Неужели Генри мог видеть его?! Воистину, покуда душа человека ещё молода, она абсолютно чиста; лорду Карфаксу даже пришли на память слова из Евангелия: "Коли не станете, как дети малые, не узрите..." Значит, правда, что младенцы ещё могут, в силу своей чистоты, созерцать недоступные глазу взрослого человека вещи, выходящие за рамки восприятия видимого мира! И Джон решил убедиться в этом до конца: сделав ещё шаг к Розамунде, по-прежнему державшей его сына на руках, он поднял руку перед его глазёнками и стал прищёлкивать пальцами, задорно при этом улыбаясь и подмигивая ему - так же, как делал это при жизни. И Генри спустя мгновение залился весёлым смехом, закинув головку на плечо Розамунды.
Женщины заспешили в сторону замка, будучи не в состоянии объяснить такое поведение малыша; впрочем, дети - они и есть дети! - имеют полное право радоваться и без всяких видимых на то причин, ибо радость детей никогда не может поддаться каким-нибудь определениям или тем более объяснениям. Но чувства лорда Карфакса невозможно было описать - это была настоящая и совершенно естественная радость отца. Генри видел его! И потом, когда Розамунда несла его на руках к замку, младенец ещё несколько раз оглядывался на Джона; он уже словно успел привыкнуть к третьему лицу своей компании. Изабелла тоже время от времени оглядывалась, следя за направлением взгляда сына; но только она - какой бы чистой не являлась её любящая душа! - никак не могла чего-нибудь увидеть или почувствовать, тем временем как её любимый муж спокойно шагал рядом с нею, жалея о том, что у него нет никакой возможности взять её при этом за руку или просто обнять.
Эта прогулка по парку каким-то необъяснимым образом подействовала на чувства лорда Карфакса - и дело было не только в радостном смехе Генри - он увидел мир; мир, которого раньше даже не замечал. Он увидел старинный замок, упирающийся башнями в самую синеву небес; замок, в котором прошли его детство и юность. Он увидел парк с озером, возле которого он бегал ребёнком с сачком в руках, ловя бабочек, которых затем вновь отпускал. Увидел лес с его дорожками, мощёными гравием... а здесь, в этой самой беседке, он впервые поцеловал Изабеллу, когда она дала согласие стать его женой... Воспоминания нахлынули на Джона с непреодолимой силой; не в состоянии сопротивляться этому внутреннему порыву, он проводил в окрестностях замка почти всё время суток, понимая, что в тот светлый, Новый Мир, он должен перенести всё лучшее из увиденного в мире этом.
День бежал за днём, ночь - за ночью, а он только и бродил по парку, лесу и всем чудесным укромным местечкам, которые открыли ему свою красоту и очарование ещё в бытность ребёнком. Он сидел на берегу маленькой речушки милях в трёх от замка Карфакс - ибо на этих берегах он удил рыбу, когда у его старого гувернёра сильно болела голова и тот не мог обучать его благородному французскому языку и латыни... Здесь почти ничего не изменилось с тех пор: те же деревья, склоняющие над водой свои зелёные кроны, та же тихая заводь...
Джон бродил по лесу, стараясь вспомнить каждое дерево, каждый камень у дороги - с каждым из них непременно было связано какое-либо воспоминание детства или юности. Он пытался запомнить каждую травинку, каждую росинку на листе ранним утром, когда тяжёлые клубы тумана ещё держали в своих цепких и липких объятиях окрестности Карфакса; каждого ползущего по дорожкам жучка или муравья... О, здесь, на земле, было на что вволю посмотреть; к тому же лорд Карфакс печально понимал, что видеть и придавать значение увиденному он научился только после смерти. Он придавал огромную ценность тем деталям, которые неизбежно ускользают от нашего внимания в круговерти и рутине жизни: полёту птиц и кружению бабочек на лесных полянах; стону и треску лесных деревьев, когда на них неожиданно налетает порыв ветра; журчанью воды ручья, извилисто текущего через огромное поле за забором замка... Если бы лорд Карфакс умел плакать, он неминуемо сделал бы это от нахлынувшего на него внезапного осознания красоты и великолепия того мира, который ему надлежало навечно покинуть в самое ближайшее время.
Отрывало его от прогулок лишь то, что при всём его любовании чудесами природы не могло было быть вытеснено из его сердца - Изабелла и Генри. Каждым вечером он неизбежно отправлялся в покои супруги, где с величайшей нежностью наблюдал, как его любимая засыпает; она, также перед тем, как отправиться ко сну, каждый вечер неизменно спускалась в склеп Карфаксов, где желала мужу мира и покоя на том свете. Генри мирно почивал под присмотром двух служанок - лорд Карфакс только молча смотрел на сына, улыбаясь от бесконечного счастья, которое было даровано ему свыше...
И вот, наконец, наступил последний - сороковой - день. Джон почти всю ночь провёл на улице, созерцая ночное небо и серебряный ореол Луны; он слышал громкие крики ночных птиц и шум фонтана... Он знал, что спустя короткий срок перед ним распахнёт свои врата Бесконечное Неизвестное и он должен будет удалиться туда, откуда он и явился в этот сияющий чудный мир. Его сердце томилось от тоски - когда же? - и это была совершенно неземная тоска...
После восхода Солнца он решительно пошёл к замку, думая увидеть напрощание Изабеллу и Генри, мысленно прощаясь по пути с встречающимися слугами. Жизнь в замке, в Англии, да и во всём мире и дальше будет идти своим чередом - только его здесь уже не будет. Никогда... Хотя, в глубине души, Джон всё-таки надеялся, что с Небес он изредка сможет наблюдать происходящее в его родном замке, стране и совершеннейшем из всех существующих миров...
Поскольку сегодня был сороковой день по смерти лорда, леди Карфакс прямо с утра отправилась в семейный склеп в подвалы замка. Лорд Карфакс следовал за нею; его супруга оделась в белое платье, украсив его чёрной бархатной розой на левом плече. Она была так прекрасна! Ах, если бы она смогла его увидеть! Джон поведал бы ей так много - сказал бы, что смерти нет; что они обязательно встретятся в сверкающем Божьем Царстве; сказал бы... Она медленно спустилась по ступеням подвала, ведущим в родовой склеп Карфаксов; расторопные слуги постоянно меняли здесь факела и свечи на протяжении всего этого времени, поэтому помещение было ярко освещено. Леди Карфакс несла в руках большой букет алых роз - их специально срезали садовники ранним утром в одной из оранжерей; Изабелла знала, что розы были любимыми цветами её милого супруга. Большего она не могла дать ему... хотя как ей этого хотелось! Ей хотелось, чтобы Джон постоянно был у неё на виду; хотелось всегда слышать возле себя его нежный голос и чувствовать его лёгкие прикосновения... Но теперь... Теперь она могла только положить цветы на холодный каменный саркофаг, крышка которого навеки разделила их...
Изабелла открыла тяжёлую дверь склепа и быстро прошла к месту упокоения дорогого супруга; платье её шелестело при движении, эхо от которого печальным шёпотом расходилось по всему склепу. Пламя свечей словно волновалось при ожидании чего-то нежданного и необъяснимого, бросая неровные тени на саркофаг лорда Карфакса. Изабелла на секунду замерла, глядя на вырезанный в камне старинный герб - а затем лёгким движением положила на него букет благоухающих цветов.
- О, Джон! - только и смогла выдохнуть женщина, закрывая лицо руками.
Сам лорд Карфакс постоянно находился с супругой; он лишь обошёл собственный саркофаг, дабы получше приглядеться к её милому лицу, чтобы именно таким сохранить его в памяти... Как вдруг... вдруг он снова увидел ярчайший, заставивший его зажмуриться, свет; его источник находился непосредственно там, где стояла Изабелла, поэтому её фигура перестала быть заметной в этом неземном свечении. Джон замер на месте, а из света показались уже знакомые ему фигуры ангелов - небесные существа улыбались ему с бесконечной любовью и нежностью. Один из них мелодично произнёс, протягивая руку лорду Карфаксу:
- Что ж, очистившаяся душа и дитя Божье, срок, отпущенный тебе Всевышним для очищения, закончился! Теперь ты сможешь последовать за нами туда, где, окружённый предками, ты будешь созерцать Беспредельный Лик Создателя и Творца всего сущего... Идём, Он уже призывает тебя в Своё Светлое Царство!
На протяжении всей речи ангела, эхом прозвучавшей в ушах Джона, он стоял без движения, поражаясь явлению Божьей Славы; но всё-таки что-то не давало ему силы покинуть склеп... И он осознавал причину с каждой секундой всё вернее и вернее - это была его любовь к жене и сыну. И он упал на колено перед небесными посланниками:
- О, милые ангелы! Не могу ли я перед уходом отсюда попросить вас об одной вещи? - он сложил руки в мольбе, протягивая их к ангелам и доверчиво глядя на вестников Небес.
- Чего же ты хочешь, чистая душа? - громогласно спросил другой ангел, взмахивая над головою своими сияющими крыльями.
- Я прошу у Великого Творца последней милости - разрешить мне быть увиденным Изабеллой! Она так страдает... только минуту...
- Никому не следует показываться живым после смерти! - возгласили ангелы одновременно. - Никто не смеет этого даже просить!
Шёпот лорда Карфакса "только минуту..." так и замер на его устах; однако ангелы тут же воззрились друг на друга - и также единогласно провозгласили:
- Всевышний позволяет тебе показаться своей супруге и утешить её! Согласно твоей просьбе, Он даёт тебе минуту для этого... А потом мы вернёмся за тобою!
В тот же миг говорящие с Джоном исчезли; исчезло и само ослепительное сияние. Лорд Карфакс стоял на полу склепа перед саркофагом - как будто вовсе и не было призывающего его в Небесное Царствие видения... А за саркофагом, возле угла ниши, по-прежнему стояла его любимая Изабелла.
Тогда он произнёс её имя; женщина вскрикнула, подняв глаза на голос - она отчётливо увидела у стены призрак покойного супруга. Женщина казалась ужасно испуганной - и Джон прекрасно это видел; но, видимо, её любовь пересилила страх и она упала на колени, взмолившись и вытягивая к нему руки:
- Джон, Джон, это ты? Что заставило тебя явиться из мира умерших? Если это ты - Богом заклинаю, отвечай!
Лорд Карфакс обошёл саркофаг - и остановился в нескольких шагах от испуганной женщины:
- Не бойся, Изабелла - это я, навеки твой Джон! - он опустился перед ней на колени, глядя на жену с невыразимой нежностью. - Мне так много надо сказать тебе, так много... Знаешь, любимая, у меня есть лишь минута для тебя - а потом я отправляюсь в Царствие Небесное на крылях ангелов: ведь сегодня исполнилось сорок дней с моей смерти... Однако, ты знай - смерти нет! Всё это время я находился возле тебя - я видел все твои слёзы и страдания... Прости, но это я разбудил тебя ночью сорок дней назад; я стоял перед тобою, спящей, на коленях и говорил о своей любви к тебе... Потом - ты помнишь это? - ты проснулась и на твой крик в комнату вбежала наша Розамунда...
- Милый, это ты... Ты! - Изабелла не могла поверить своим глазам, разглядывая лицо призрака. - Я слышала, ты говорил мне о нашем Генри... - она одновременно улыбалась и плакала.
- Да, я говорил тебе о Генри, любовь моя! - Джон едва сдерживался от попытки обнять Изабеллу; и только воспоминания о том, что из этого получится, удерживали его. - Я говорил о том, что ты должна беречь нашего малютку, отдавая ему всю свою материнскую ласку и любовь... Ведь Генри видел меня, любимая - помнишь, тогда, во время утренней прогулки в парке, возле озера? - я был постоянно рядом с вами - с тобою и с ним... И знай то, что мы неминуемо будем вместе на Небесах, что я подожду тебя - если надо, хоть тысячу лет! - но мы будем вместе... - лорд Карфакс почти глотал слова, стараясь сказать Изабелле как можно больше, сказать ей самое нежное и необходимое, - Ты, главное, запомни, дорогая моя - смерти нет! Мы все живы - и живы вечно... - он замолчал, переводя дух, ибо уже не знал, что ещё можно сказать в эту последнюю минуту; речь его смолкла и мысли закончились сами по себе.
Он нежно смотрел на Изабеллу, а она любяще смотрела на него. В её глазах больше не было слёз. Женщина подняла руку с намерением коснуться своего возлюбленного; лорд Карфакс быстро отстранился от неё:
- Нет, мы уже не можем касаться друг друга, ибо меня уже призывает Творец и Создатель всего сущего!
Изабелла молча кивнула, понимающе, но печально улыбнулась - и только сделала нежное движение губами, означающее поцелуй.
- Я люблю тебя, Изабелла! - произнёс Джон - и в ту же секунду яркий свет вновь ослепил его.
Двое ангелов стояли перед ним, окружённые непередаваемым сиянием - Джон больше не видел ни Изабеллы, ни древнего склепа семейства Карфакс - свет поглотил собою абсолютно всё.
- Твоё время истекло, - произнёс один из ангелов; его одежды словно развевались от ветра - ветра неощущаемого, - теперь, святая душа, мы забираем тебя к Отцу всех Светов, сотворившего тебя для неописуемого счастья! Дай же нам свои руки - и мы поведём тебя в Небесные Обители, где радость постоянна и покой вовеки неизменен.
Лорд Карфакс, улыбаясь, немедленно протянул руки ангелам - никакой озабоченности или печали уже не было места в его душе. Всё было снято с него как рукой; он больше ни о чём не беспокоился. Теперь он жаждал лишь одного - поскорее предстать перед Троном Всевышнего и узреть Его Божественный Лик - Лик Беспредельной Любви и Нескончаемой Радости. Ангелы взяли Джона за руки; свет после этого засиял ещё ярче... И лорд Карфакс с трепещущим сердцем шагнул в этот свет.
Изабелла без движения стояла на коленях, когда призрак Джона внезапно исчез; она расслышала его последние слова "Я люблю тебя, Изабелла!" Женщина понимала, что удостоилась особенной милости Господа, Который сниспослал ей настоящее чудо - и она медленно, со светящимися от радости глазами, стала шептать "Pater Noster"*. А затем внезапная, ни с чем не сравнимая и необъяснимая радость захватила всё её существо - и она бросилась вон из склепа. Каблучки её туфель громко и быстро простучали по по винтовой лестнице башни и по коридору; удивлённые слуги, видя сияющую улыбку на лице госпожи, почтительно расступались на её пути и с удивлением прижимались к стенам.
Она как в безумии ворвалась в детскую; Генри спал в колыбели и она залюбовалась маленьким сыном. А потом её чувства пересилили, она не смогла совладать с собою: вытащив младенца из колыбели, она прижала его к груди - Генри не раскричался, не расплакался, но лишь удивлённо смотрел на мать. А она побежала с ним по коридору на улицу...
Во жворе светило Солнце - и этот зелёный мир был таким прекрасным! Женщина упала на колени, глядя на огромное синее небо над головой; улыбаясь, она покрыла личико младенца поцелуями, тихонько приговаривая: