Вчера купил лекарство "Ибуклин". Не из-за прикольного названия, а потому что оно от головной боли. Согласно инструкции, у лекарства есть побочные эффекты, такие как тошнота, рези в животе и прочее. Я человек не глупый и сразу понял всю цепочку лечения: заболела голова - вы глотаете "Ибуклин". Если через пятнадцать минут голова прошла, но вас стошнило и скрутило живот - значит таблетка подействовала!
Фармакология - все-таки великая вещь!
Написал про таблетки и вспомнил, как вначале июня двадцать первого века у меня заболели зубы. Маялся и стенал три дня, пока боль не восторжествовала над страхом, и следующим утром я побежал в платную зубную клинику.
В течение двух часов мне удалили сразу три зуба, применив, как тогда показалось, все пыточные инструменты испанской инквизиции. От боли и страдания спасли шесть уколов анестезии и сто долларов, заплаченных за работу.
Держась за стену и слегка потряхивая телом, я вышел из клиники ближе к обеду. На лице появилось что-то вроде улыбки: верилось, что ад закончился.
Но на следующий день, чудесным летним утром пятницы девятнадцатого июня, у меня как-то странно потекло из носа...
Насморк меня достал, голова болела, и я подумал, если пойду в поликлинику, то хуже не будет: "ума у них не хватит", - подумал я и направился в отделение ЛОР. Помощником доктора оказалась наша соседка по подъезду, поэтому на прием попал без очереди. Женщина-врач осмотрела мой нос и, не найдя причин для беспокойства, сказала: "Ничего страшного, но на всякий случай сделай рентгеновский снимок головы". Что мне и сотворили на седьмом этаже поликлиники. Через полчаса я получил снимок, и увиденное опечалило меня сразу и надолго: под левым глазом моего серенького черепа на меня пялилось огромное черное пятно... "Хана", - тихо произнес мой мозг, ну а тело понесло снимок доктору.
Врач, увидев мой череп на пленке, без всяких реверансов отчеканила: "Вы знаете, молодой человек, если вот эта ботва пойдет дальше, шансы остаться без глаза и, как исключительный вариант, без мозгов, увеличиваются с каждым днем в геометрической прогрессии. А поэтому я в срочном порядке выписываю вам направление в больницу. Там сделают небольшую операцию и поставят несколько укольчиков". Эти слова меня очень насторожили. И я, даже с неким жаром в голосе, поинтересовался: "А будет ли сия полезная для моего организма процедура совмещена с анестезией? ". Ибо в голове вспыхивали яркие картины недавних переживаний в зубной клинике. На что последовал решительный ответ "да". И я, глядя в честные глаза докторши, взял направление.
Время было около одиннадцати часов утра: я захватил кое-какие вещи из дома, так, на всякий случай, вдруг положат. Но если честно, этот вариант даже не рассматривался.
Пятый корпус районной больницы встретил меня суетливыми больными с забинтованными глазами и ушами. Также поразили люди с торчащими из носа трубками. "Люди будущего!" - подумал я и пошел на прием к врачу.
Доктор, истинный горец с орлиным носом и в белой повязке по всему рту был пьян. Осмотрев нос и снимок, он промурлыкал: "Нааадо лэчить - это гайморит", - и ушел в соседний кабинет с санитаркой. Оттуда раздался звон стаканов, и вот он, веселый и бодрый, опять вникал в мои проблемы! Его глаза вращались по каким-то непонятным орбитам, как будто мозг мыслил зрачками и пытался с их помощью поставить диагноз. В это время я успел задать вопрос, мучавший меня больше всего: "А можно без операции?" Из-под повязки донеслось: "Болэть будэшь". Аргумент был веским, поэтому я сдался и скорее уже по инерции промямлил: "Анестезия будет?" Его глаза сначала остановились, но потом заново стали вращаться: "Кааанэшно! Ыдытэ к санитаркэ - она все скажэт".
Санитарка, огромная как скала, сразу поселила меня в седьмую палату. На мой вопрос: а надолго ли это житие? - ответила: "Две недели. А сейчас иди в "процедурную" и становись в очередь на операцию! И двадцать рублей давай на мыло и порошок! " Я подумал, что насчет срока - это такой медицинский юмор, дал ей денег и пошел искать кабинет.
"Процедурная" нашлась в конце коридора. Там же стояла лавочка: на ней сидели две женщины. Я спросил, не на операцию ли они? Женщины кивнули. Разговаривать почему-то не хотелось, и мы ждали своей участи в зловещей тишине. Участь не заставила себя долго ждать и явилась в форме все того же доктора и санитарки-скалы...
Когда подошла моя очередь, в кабинет забежала медсестра и с жаром прошептала доктору: "Что вы тут возитесь! В два часа же награждение в доме культуры! А уже час!" И тут я понял, что в это воскресенье у врачей профессиональный праздник! Все сложилось: звон стаканов и веселый перегар врача, который, несмотря на ватно-марлевое препятствие, все-таки проникал во все щели медицинского кабинета. По странной традиции наши доктора начали отмечать воскресный праздник в пятницу. И все бы ничего, но в этот день им надо было лечить людей. И мне, по роковому стечению обстоятельств, было уготовано стать крайним на операцию...
Зашел я бодро. Меня посадили на старенький стул у стены, и доктор без всяких реверансов воткнул мне длинную спицу в правую ноздрю. Такой разворот событий меня удивил. Сидеть со спицей в носу было как-то не комфортно. Доктор что-то буркнул медсестре и вышел. Вдруг меня охватила паника: спица торчала в правой ноздре, но на снимке я видел черное пятно с левой стороны лица; и сопли (прошу прощения) текли только слева! Когда он снова зашел в кабинет, я спросил: "Уважаемый врач, а зачем засовывать спицу в правую ноздрю, когда течет из левой? Да и на снимке у меня темное пятно слева?" Он взял снимок и посмотрел на просвет. "Доктор, переверните снимок", - я увидел, что он держал его кверх тарамашками и вдруг понял, НАСКОЛЬКО он был пьян! Мелькнула мысль о побеге, но делать это со спицей в носу было смешно...
"Адын из ста...адын из ста", - повторил доктор. "Что это значит, один из ста? " - переспросил я. "Адын из ста случаев, когда я ошыбаюсь! Вот, этот случай... с тобой получился" - сказал он, выдернув спицу из правой ноздри и воткнув её в левую, и опять вышел. "Молодец какой вы, мужчина, разбираетесь", - сказала санитарка. Я промолчал. Страх перед тем, что в умат пьяный врач сможет ещё раз ошибиться и воткнуть спицу, например, в глаз и потом сказать "одын из тысячи", захлестывал меня все больше и больше...
Доктор вернулся, выдернул спицу из моего носа, задрал мне голову и сказал: "А тэпэрь нэ думайте нэ о чом. Расслабтэсь и отрэкитесь от мира сэго"... Его слова мне показались странными и неуместными в данной ситуации, но моя вялотекущая мысль была прервана хрустом ломающейся перегородки где-то в середине моего черепа и просто убийственной болью! Он воткнул какой-то штырь толщиной с сотку гвоздь и резко вытащил его. Если бы я мог орать! В мозгу вспыхивали яркие звезды и шаровые молнии, а рот застыл в немом крике. Глаза чуть не вылезли из орбит, а мои руки вцепились в колени стальной хваткой. Тем временем санитарка засунула мне в эту дырку железную трубку с катетером, прилепила к носу пластырем и крикнула: "Бери чашку! "
Мое восприятие мира на минуту изменилось: вроде все слышу, но понять, и тем более что-то сделать, не могу. "Ты чё, оглох, штоли!" - орала санитарка, тем самым вернув меня к реальности. Я схватил чашку. "Нагибайся и держи её перед собой! Ща потечет! " В таком трансе я не был ни разу в жизни. Даже когда ломал руку; даже у стоматолога три дня назад, когда мне выдрали три зуба за один приход! Я ждал анестезии, как в кино - чистых и белых операционных столов, добрых, отзывчивых медицинских работников...
"Лошара, какая анестезия?! Какие столы?! Держи чашку с соплями! " - думал я про себя, и мне вдруг стало жутко обидно, что меня так продинамили... но сделать и сказать уже ничего не мог, так как из носа и рта потекло красно-коричневое, безумно вонючее, жидкое сокровище.
Если бы санитарка промывала медленнее, то текло бы только из носа. Но они опаздывали на награждение, поэтому ко мне был применен ускоренный вариант. Я, задыхаясь и кашляя, все-таки выдержал первую процедуру. На прощанье, получив промывочку формалином с ещё какой-то гадостью, меня отправили в палату.
Сразу хотел сказать, но забыл: я лечился по полису, т.е. бесплатно. Ну, как бесплатно... не платить в больнице было плохой приметой и дурным тоном, поэтому, сами понимаете, деньги пригодились. Сначала, как я уже упоминал, сдал на мыло и порошок. Но ни того, ни другого я так и не увидел. Хотя зачем мне порошок? Я живу в десяти минутах езды от больницы. А мыло у меня свое....Но это всё лирика. После нескольких уколов я спросил у санитарки, почему они такие болючие? Она ответила, что обезболивающее, некий "Ледокаин", нужно приобретать за свои деньги. "А почему же вы сразу не сказали"? - задал я тупой вопрос и получил, словно с левой по соплям: "мне за разговоры не платят". Высказав свою более чем сдержанную благодарность за информацию, побежал в аптеку и купил две упаковки "Ледокаина".
Но все это было потом, а пока я пришел в палату Љ7 и выбрал свободную койку. Мне повезло: из шести железных четырехногих уродов три стояли свободными. Только подложив ещё два матраца, предварительно стянув их со свободных кроватей, на койку можно было лечь: изогнутые волнами железные ребра не так давили, но спать на них, ребята, мог только йог или кто там у них главный по гвоздям?
Со мной в палате оказались ещё двое: дагестанский ребенок и мужик преклонных лет. Голова у мужика была забинтована, а в районе уха всё было коричневое с элементами запекшейся крови. Потом он рассказал, что помогал сыну и упал с лестницы, разбив в дребезги всю голову и правое ухо в частности. Мальчик лежал с такой же трубкой в носу. Гайморит - теперь уже безошибочно определил я.
Состояние было адское, но, несмотря на это, наступил час полдника. Медсестра заглянула в палату и поинтересовалась, почему я не кушал. Ответить на "почему" я не мог, ибо после операции не имел возможности говорить в принципе. Постояв и не услышав ответа, она махнула на меня рукой и ушла. Я лежал и смотрел в потолок, а вокруг моего унылого настроения кипела жизнь: мухи и комары летали и жужжали, весело пикируя то мужику на лысину, то мне на нос; тараканы, не стесняясь, ходили по тумбочке, натыкаясь друг на друга и, видимо, извиняясь, шли по своим делам дальше. Затхлый воздух с примесью запаха лекарств заставлял дышать чаще, чем хотелось. Окно санитарка категорически запретила открывать. Сказала, что главный не велит. Ко всему этому стояла несусветная жара...
Вечером, где-то в пять, обтирая больничные стены, в коридор вполз заведующий отделением. "Интересно, - подумал я, - а мог бы он сейчас сделать операцию?" Доктор продефилировал к пятой палате - там лежали две девчонки с хлебозавода. Он долго грузил их комплиментами и предложениями, но те мягко отклоняли непристойности, в том числе и поход в кабак, мотивируя тем, что они в халатах, с трубками в носу и, к тому же, после операции. Огорченный отказом, он дополз до стоявшего под парами такси и уехал.
"Есть ли варианты переночевать дома"? - спросил я в палате у братьев по несчастью. Мне подробно рассказали, что почем. В результате, подарив коробку конфет дежурной санитарке, я был дома уже через 10 минут.
II
Расписание лечения было насыщенным, поэтому вставать пришлось в пять утра. Дело в том, что первый укол ставили в шесть, в семь было промывание, в восемь - осмотр, далее завтрак и все остальное.
У дверей пятого корпуса я был за полчаса до процедуры. Успел постоять с мужиками и обсудить приезд скорой помощи: в приемный покой санитары заносили тело, в котором торчал нож. Самые любопытные сбегали и узнали что за история. Оказалось, что мужики пили, подрались, один другому всадил в пузо нож. Санитары не стали его вытаскивать, а тело отправили сразу на операционный стол. Так начинался второй день моего пребывания в больнице.
Укол был не проблема - для обезболивания в кармане лежала ампула с "Ледокаином". Но вот с промывкой по-хорошему не получилось: как и в прошлый раз, санитарка-скала так надавила на поршень шприца, что всё опять полилось изо рта и носа. Ну а что вы хотели от бесплатной медицины?
В восемь настал час осмотра. Он проходил в "процедурной" и на том же стуле. Да и контингент сильно не изменился: тот же заведующий отделением и санитарка-скала. Вот только руки доктора выплясывали такой карамболь, что моментом я испугался, но потом приказал себе успокоиться и не паниковать. Санитарка-скала открыла журнал и что-то прочитала доктору, тот взял стальной блестящий инструмент и начал попадать мне в нос. Но вчера был праздник и награждение, поэтому он всё время промахивался - руки отказывались вести себя спокойно и продолжали свой дикий танец с саблями у меня перед глазами. Я уже подумал, что сейчас скажу нечто вроде "у меня ничего не болит и пора бы вообще оставить меня в покое", но медицинские боги смилостивились и железный предмет оказался в носу. Наклонившись и посмотрев внутрь, доктор многозначительно сказал "мммдааа", вытащил железку, махнул рукой и вышел. Медсестра начала что-то писать в журнал, а мне сказала: "Идите и позовите следующего".
Вот, чем подкупала бесплатная медицина, так это четким соблюдением правила "меньше знаешь - лучше спишь". В данном случае "мда" - это то, что сказал доктор о текущей болезни. И действительно, без лишней медицинской зауми, уже к завтраку в голове наступало спокойствие, перераставшее в тихую уверенность, что "всё идет по плану".
Да, кстати, напротив нашей палаты была палата платная: полторы тысячи рублей в день. Одинокая огромная кровать, кондиционер, телевизор и ко всему этому прилагалась персональная санитарка. Там обитал некий коммерсант, который целый день лежал, смотрел телек и куда-то постоянно звонил. Ходить за едой не надо, стоять в очереди на процедуры и уколы тоже: всё это делала прикрепленная к телу персональная дама в медицинском халате. Даже разговор по телефону не прерывался в таких случаях. Не подумайте чего - зависти не было, ибо у нас - веселье и компания, а там - сплошная грусть и одиночество.
Отдельно нужно описать то, что называлось завтраком, обедом и ужином. Начнем с того, где это должно происходить. Про это я не могу сказать ничего вразумительного даже сейчас. Ибо в течение дня всё менялось с точностью до наоборот: например, завтрак в приказном порядке заставляли кушать в палате, а на обед - всех вдруг выгоняли в столовую и строго настрого запрещали есть в палатах. Сама еда, возможно, была вкусной и свежей, но до нас доходили явно не все продукты и не сразу. Вот как вы думаете, сколько нам выписывали, и сколько мы получали масла в тарелки, если у санитарки на раздаче было язвительное прозвище "двести грамм"? Но чтоб там не говорили, а каши я наелся на год вперед. Мне она нравилась, и ел я её с удовольствием.
Конечно, продукты можно было и покупать. Да, был холодильник - один на пять палат. Где разрешалось хранить только молочные продукты, только свежие и только не более суток. Для этого в каждом пакете лежала записка с датой покупки. За соблюдением этих правил пристально следили медсестры. Можете себе представить движение возле холодильника, если учесть, что им пользовались одновременно более двадцати человек. Но больные возмущались как-то вяло, ибо понимали, что могут лишиться и этого.
Палату тем временем забили до отказа. Медсестры принесли даже лавку из коридора, на которую положили какого-то наркомана, предварительно поставив ему капельницу. Без особых признаков жизни он пролежал целый день, и мы слегка заволновались: жив ли человек? Но санитарки сказали, что это уже не первый, и даже не десятый раз, "так что не волнуйтесь, он ещё вас переживет". На второй день наркоман встал, обвел нас мутным взглядом, сказал: "если что - я Сашок" - и пошел курить. К обеду приехали его друзья, и после непродолжительных бесед он уехал, даже не сказав спасибо медсестрам. Наверное, все эти нежности благодарностей и сопли прощаний настоящему мужчине не к лицу...
Жизнь в больнице - это немного другое, чем жизнь обычная. Но все равно привыкаешь: вот сегодня тебя почти силком медсестры вытащили посидеть в фойе и посмотреть в окно. В следующий раз, когда ты выходишь в то же фойе и в то же время, вдруг устраивался дикий скандал с элементами строгого выговора за нарушение какого-то внутреннего распорядка. Во двор выходить можно, но там негде посидеть. Я помню, что когда-то вокруг больницы было много лавочек, но потом, как мне объяснил сосед по палате, их все убрали, чтобы молодежь ночью не бухала и не мешала людям болеть. Все правильно - ничего не скажешь...
Три дня пролетели незаметно, и вот, как-то утром, медсестра спрашивает: "Почему ты не приходишь на укол?" Отвечаю, что стараюсь ходить на все свидания. Она открывает журнал и показывает графу, где стоят три моих пропуска. "Но мне никто не говорил!" - пытался возразить я. "А никто и не скажет", - последовал ответ. Железная логика. В общем, колоть стали утром, вечером, а теперь ещё и в обед.
Новый укол назывался "горячим" или, по-научному, хлористым кальцием. Выписали мне их восемь штук. Медсестра предупредила, что побочным эффектом является жар в промежности, поэтому его и назвали "горячим". Она набрала раствор и воткнула иглу в руку.
Шесть кубов пустить по вене, ребята, это дело не простое. Чтобы "переварить" такое количество раствора вене нужно время. Но в бесплатной медицине его, этого времени, ой как мало! Поэтому уколола тетка мне так быстро, как только смогла. В результате чего, на следующий день, рука от локтя до кисти переливалась разливами синего и зеленого цвета. Или вена не выдержала, или вообще промазала - не знаю. Рассосалось это только через неделю. Лишь потом мне поведали по секрету: если хлористый кальций попадает в мышечную ткань, то эта ткань сразу отваливается куском. Интересно, что случилось бы со мной, узнай я про это раньше, когда появился синяк на руке?
До сих пор непонятно, про мясо наврали или нет, но даже после восьми уколов у меня ничего не отвалилось. Недели две только болела рука и как-то с трудом сгибалась.
Повезло, что остальные уколы ставили в другое место.
III
Держась за стену и слегка потряхивая телом, я вышел из больницы через десять дней. На лице появилось что-то вроде улыбки: верилось, что ад закончился. Но наследующий день, чудесным летним утром пятницы двадцать девятого июня, у меня появились странные боли в желудке...
Кололи мне не абы что, а жесткие антибиотики (это я узнал потом, прочитав в истории болезни), и они, оказывается, вместе с заразой начисто снесли всю микрофлору желудка. Согнулся пополам я, ребята, на следующий же день после выписки. Ходить практически не мог, ибо каждое движение вызывало жуткую боль. Но ходить было надо, особенно в туалет. У кого был дизбактериоз - тот меня поймет... "Надо было вместе с уколами "Хилак Форте" употреблять", - говорила потом медсестра - соседка по подъезду...
В себя я начал приходить где-то в июле; вокруг буйствовало лето, которое я запомнил надолго. Ведь в начале июня мечтал позагорать на море: воистину, хочешь рассмешить Бога - расскажи Ему о своих планах.
P.S. Если кто подумал, что я имею что-то против докторов и санитаров, пусть сразу убьётся об стену. Я говорю всем докторам и иже с ними Спасибо. Большое Спасибо и низкий поклон, потому что они спасли мне жизнь. А вот, говоря о получении бесплатной медицинской помощи, надо заметить, что это не совсем бесплатная помощь. Очень даже платная: на тот момент мой трудовой стаж составлял более четырнадцати лет и каждый месяц я отчислял процент на страховку. В больницу же я попал первый раз и не знаю, накопил ли я на приличное ко мне отношение, но уж точно за этот период отстегнул на порошок, мыло и ледокаин. Отношение к людям - вот что сильно разочаровало. Хотя, в равной степени, это вина не только медперсонала, но и самих болеющих.
Если кому интересно, то заведующего через год уволили. Не знаю за что, но такие мелочи как пьянство даже не рассматривались - там были дела посерьезней. Диетологам могу сказать, что за десять дней, проведенных в больнице, я похудел на тринадцать килограмм. Делайте выводы и пишите диссертации. И ещё - не болейте!