По дороге меня донимало вполне определенное и очень неприятное ощущение, что меня снова покупают за ломаную монетку. Чувство даже сильнее того, что возникло у меня после разговора с синьором. С юности я очень остро чувствовал, когда кто-то пытался привязать к моим рукам веревочки, а о том, чтобы за них дергать, я и не говорю. Должен признать, что это проклятое качество было причиной многих моих неудачных романов. Со временем я научился избегать такой тип женщин, но сохранил к ним слабость. Раньше я думал, что, став старше, буду достаточно уверен в себе, чтобы совладать с такими дамами, но время шло, уверенности не прибавлялось, зато почти исчезло желание совладать с кем-либо. Наверное, я просто ленив. Однако синьорина Галла была моей старой слабостью, о чем давно знал Клаудио. Он дергает ее за веревочки, приказывая ей привязывать их к моим рукам, чтобы раз и навсегда решить давно осточертевший мне спор - кто из нас лучше. В какие-либо чувства синьорины Галлы к себе, простирающиеся дальше брезгливого интереса, я сейчас не верил. Это было горько, но отрезвляло. Если посмотреть на все это достаточно отстраненно, то получалось, что синьорина Галла - разменная карта в нашей игре. Мне стало немного жаль ее. Похоже, у всей этой интриги будет довольно неожиданный конец, ведь с каждым поворотом событий я все сильнее остывал к Галле, а она была единственной приманкой в руках моего братца. Все остальные мои интересы лежали за пределами его понимания.
В таких размышлениях я шел к донне, выбирая кратчайшие пути, поэтому с трудом сберег свой наряд в сохранности. Меня даже обрычали из-за кустов, но я был бдителен, и подобное предупреждение не прошло незамеченным. В общем, сбежать я успел. Я был уверен, что Клаудио никогда не ходил этим путем. Думаю, он даже не подозревал о его существовании. Я вынырнул из того самого гобелена, изображающего охотничью сцену, и быстрым шагом прошел к дверям покоя донны. Охрана пропустила меня, не задавая никаких вопросов.
Донна снова парила в зеркальной части. Когда я вошел, она разглядывала что-то в углублении в стене. Видимо, это не предназначалось для посторонних глаз, так как она резко повернулась ко мне, услышав звук моих шагов.
-В чем дело? Ты узнал что-то важное?
Она так резко отреагировала на мое появление, что я занервничал.
-Простите, что помешал Вам, донна...
-Так что мой брат? Ты узнал что-нибудь? Говори немедленно!
-А что синьор? - тупо спросил я.
-Ты же следишь за ним, разве нет? И разве ты пришел не для того, чтобы отчитаться?
Она огорошила меня заявлением, что я все еще должен следить за синьором, и на мгновение мне показалось, что я все перепутал и отлыниваю от работы. Хорошего интригана из меня не выйдет - меня слишком легко выбить из колеи. Донна неожиданно повела разговор, и все мои домыслы разлетелись, подобно осенним листьям в бурю. Я тут же забыл, как хотел повести разговор и о чем предупредить донну. Значит, как будет, так будет.
-Простите, донна, но срок моей службы истек в прошлом цикле.
-Да? Разве? А, ну что ж. Я забыла об этом. Что же тебе тогда нужно?
-У меня возникли некоторые вопросы по поводу молодого синьора и его праздника.
-О, Змей, еще и это! Что тебе непонятно?
-Вы приказываете мне заняться этим?
-Раз срок твоей службы вышел, приказывать тебе я не могу, могу только просить. А соглашаться или не соглашаться - это твое дело. Ты берешься за это?
-Донна, если Вы не хотите...
-Не хочу, но хочет Марио. Ему посоветовали тебя, и я, в общем, согласна. Ты из нашего Дома, я знаю твоих родителей, и ты сам всегда был предан Дому. Так что ты меньшее из зол в данной ситуации. Впрочем, я не знаю, сколько ты попросишь...
-Я прошу оплатить ремонт зала...
-Это само собой, - брезгливо оборвала меня донна. Похоже, весь этот разговор действовал ей на нервы. - Основные расходы я оплачу. Что ты хочешь лично для себя?
-Позвольте мне подумать, но должен Вас предупредить, что когда Вы увидите общий счет, Вам захочется посадить меня в темницу, а не награждать.
-Ну, так не трать так много!
-Это Ваш сын, и Вам решать, сколько на него тратить, - меня этот разговор тоже стал заводить.
-Не забывайся!
-Простите, донна. Лучше поговорить об этом после.
-Я не стану экономить на сыне, - угрюмо пробурчала донна.
-А что с охраной зала?
-А почему ты спрашиваешь? - тут же вскинулась она.
Я начал уставать.
-Подобные мероприятия всегда проводятся под охраной.
Она успокоилась.
-Да, тебе придется поработать с ними. Ты знаешь, как это делать?
-Да.
-Тито, я была бы тебе очень признательна, если бы ты взял все это на себя. Я слышала, что ты прекрасно с этим справляешься. Еще поэтому я согласилась на этот праздник.
-Вы так доверяете мне, донна?
-У меня нет другого выбора. Марио очень хочет большой праздник. Последнее большое событие, в котором он участвовал, это были похороны его отца.
-Это печально. Тогда мне нужен свободный доступ к казначею, в охрану, к придворным художникам...
-Избавь меня от подробностей. Я дам тебе печать и записку. У тебя уже есть печать?
-Откуда? - я принял неожиданное решение, что вторая печать мне не помешает. Одну я вполне могу случайно потерять...
-У моих дочерей дырявые головы, - донна протянула мне руку. На ладони лежала почти такая же печатка, что дала мне Галла.
-Благодарю Вас за доверие, донна. Мне нужно еще поговорить с молодым синьором.
-Конечно. Наконец-то. Он уже подумывал сам прийти к тебе, но я не пускала. Все подробности к нему. Меня можешь беспокоить, только если тебе станет известно что-то, касающееся синьора. Да, записку я напишу чуть позже, ее принесут Марио.
Я понял, что это конец визита.
-Благодарю Вас, донна, и хорошего Вам дня.
На этот раз я пятился почти до самой двери. Донна не спускала с меня глаз, как будто раздумывала, не сказать ли ей еще что-нибудь. Неожиданно она подалась вперед.
-Вот опять, - почти прошептала она.
-Простите, донна? - я остановился у самых дверей, не понимая, что происходит.
-Кто-то играет на органе в главном зале, разве ты не слышишь?
Я прислушался и ничего не услышал.
-Я ничего не слышу, донна.
-А я слышу совершенно отчетливо. Я уже несколько раз посылала слуг проверить, что там творится, но они нашли зал пустым и запертым. Ну не мерещится же мне эта музыка?
У меня по спине пробежал холодок. Это был пустой разговор, когда обе стороны знали или догадывались, что означает это музыка, но одна не хотела смотреть правде в лицо, а другая не хотела открывать ей глаза на эту правду. Мне осталось только тихо повторить:
-Я ничего не слышу, донна.
-И все же зайди и проверь, может мои слуги просто трусы.
Я выскочил из дверей донны и остановился перевести дыхание. Я подумал, не зайти ли мне к охране, но решил отложить это мало приятное занятие на потом. Мне еще придется заглянуть в главный зал, находящийся под покоями донны и искать там таинственную баньши, играющую на органе. Во всяком случае, она еще не воет, значит, есть надежда, успокаивал я себя по дороге к главному залу. Я постоял перед дверями, прислушиваясь до звона в ушах, но не услышал и намека на музыку. Мне совершенно не хотелось входить туда, думаю, слуги донны поймут мои чувства. Я приложил печать и вошел. Зал был пуст и темен. Ничего не двигалось. Меня не встретили на пороге ни призрак дона в кровавых одеждах, ни дух, предупреждающий о смерти с его белыми глазами, ни даже простой музыкант-лунатик, спятивший сам, и поэтому решивший довести и остальных до того же. На всякий случай я подошел к органу, занимавшему одну из стен зала, и проверил замки на клавишах. Все в порядке, все заперто. На крышке, покрытой пылью, остались многочисленные следы рук. Видимо, слуги, посланные донной, делали то же, что и я. Интересно, кто-нибудь увидел баньши? Я отошел от органа и встал в центре зала, пытаясь представить себе, как она может выглядеть. Темный силуэт у органа, играющий при закрытой клавиатуре. Тонкие длинные бледные пальцы замирают, и фигура медленно поворачивается ко мне. Думаю, мне померещился легкий скрежет за спиной, но я не стал рисковать собственными нервами и выскочил из зала, обернувшись лишь в дверях. Снова никого и ничего. Двери тихо закрылись.
Я оправил свои одежки и попытался вспомнить, где теперь обитает молодой синьор. В отличие от комнат синьорин, дорогу в его комнату я знал. Еще сравнительно недавно я нес там свою службу, читая вслух и рассказывая об истории Дома. Иногда я учил его забавным фокусам, тем самым, которым меня учили отец и дед. Нельзя сказать, что он все быстро схватывал, но если у него что-то получалось, то получалось хорошо. В отличие от меня, он был трудолюбив.
Я решил уйти той же дорогой, что и пришел, только свернуть раньше, не покидая пределы дворца. Гончие на гобелене встретили меня радостным лаем. Я подумал, что стоит вылить на этот гобелен какую-нибудь гадость, чтобы повесили что-нибудь более безопасное для одежды. Мне снова повезло, и я проскочил без потерь. Теперь надо найти маленькое углубление в гладкой каменной стене и надавить на него. Углубление я нашел, но оно не поддалось нажатию. Я удивился и нажал сильнее - ничего. Я пригляделся к нему и различил маленькую пернатую змейку, - дверь в покои молодого синьора была заперта печатью донны. Я помнил, что у меня есть печати, но все равно несколько секунд разглядывал подтверждение того, насколько донна обеспокоена безопасностью сына. Никакие слова не могли убедить меня в этом сильнее. Выйдя из тревожного ступора, я все-таки приложил печать и прошел в узкий коридор, украшенный синими драпировками. Кое-где золотом сверкало шитье. Мне не очень нравился запах этого места, так пахнет болезнь, и воздух тут всегда очень затхлый. Я вспомнил, что всегда старался увести синьора погулять, если донна разрешала. Если где и место для баньши, то здесь. Я много раз размышлял, что было сначала - болезнь молодого синьора или болезненная мрачность его покоев. Одно дополняло другое, и я не мог прийти к окончательному решению, хотя мне часто казалось, что если бы синьор Марио переехал к нам, он бы выздоровел.
Я заглядывал во все комнаты на моем пути. Пусто. В конце коридора я увидел, что раздвижные панели библиотеки открыты. Подойдя ближе, я услышал голос молодого синьора, декламирующий с разными интонациями:
-Смахните слезы с ваших щек, мои друзья, ведь мы увидимся еще. И пусть сейчас настал конец той пьесе, что называть своею жизнью я привык.
Веселое же настроение у наследника донны в преддверии его совершеннолетия. Я заглянул в библиотеку. Синьор Марио расхаживал вокруг маленького заваленного книгами столика. Половицы скрипели под его ногами, аккомпанируя печальным словам. Удручающее зрелище. Синьор стал еще выше со времени последней нашей встречи. Тонкий и изящный с теми же рыжеватыми волосами, он был удивительно похож на своих сестер. Но на фоне резкости и гонора синьорин он выглядел мягче и женственнее их обеих.
-Вы репетируете речь перед вашими друзьями?
Он вздрогнул от неожиданности.
-Ох, Тито, как ты напугал меня!
-Я надеюсь, вы не станете читать подобные вещи на своем дне рождения. Это очень расстроит вашу маму.
-Я ни за что не стану читать что-либо подобное на своем дне рождения, хотя бы просто из уважения к собравшимся. Я не очень хорошо декламирую и решил потренироваться. Как у меня получается?
-Я слышал слишком мало, чтобы судить. Да и текст вы выбрали уж очень мрачный. Можно подумать, что вы собираетесь выступать на собственных похоронах.
-К сожалению, не получится, хотя мне хотелось бы. Этот маленький монолог называется "реквием по мертвому актеру". Он такой пронзительный, мне очень нравится.
Я внутренне содрогнулся. Я иногда люблю поиграть с мрачным колоритом, но погружаться туда целиком не в моем характере.
-Я никогда не слышал о таком. Он старый или новый?
-Старый. Я могу дать тебе книгу, если хочешь.
-Спасибо. Как вы себя чувствуете?
-Лучше, чем когда-либо.
-Я рад это слышать, а то вы слегка напугали меня своими словами.
-Это не мои слова, - поправил он меня. - Это такой монолог. Ты голоден?
-Сам не знаю. У меня только что состоялся странный разговор с вашей мамой, а затем я охотился на баньши, но не поймал. Однако мой дух, всегда чутко реагирующий на происходящее с моим телом, пришел в смятение, поэтому мое тело пока не пришло к выводу, хочет оно есть, или просто хочет сесть.
Я и сам не заметил, как перешел на такой тон. Мне очень хотелось загладить впечатление от монолога синьора, и я начал пороть чушь.
-Садись, конечно. А под баньши ты имеешь в виду того загадочного органиста, что в последнее время слышит мама?
-Ага. Она вам рассказала?
-Она - нет. Я слышал, как об этом говорили слуги. Надеюсь, никто не умрет.
-Если только меня не убьет ваша мама, когда я представлю счет за нашу с вами вечеринку.
Он криво усмехнулся, но глаза оставались странно мрачными.
-После этого вечера ты представишь счет мне, и я заплачу по нему сполна.
К мрачности в его глазах прибавилась решительность. Я вспомнил слова деда о том, как жизнь меняет людей. Что-то произошло с синьором Марио за время, пока я не видел его.
-Я так давно не видел вас.
Он снова криво улыбнулся.
-Я ждал, что ты навестишь меня. Но меня навещал лишь твой странный брат. Я спрашивал его о тебе, и он мне сказал, что ты очень занят. А ведь ты обещал взять меня с собой когда-нибудь. Но пришлось делать официальный заказ, чтобы ты вспомнил о своем обещании.
Он был прав. И не так уж я был занят, но обстановка, окружающая синьора Марио всегда действовала мне на нервы, и я уходил от него с депрессией, головной болью и ненавистью к себе. Я ничего не мог с этим поделать, хотя сам синьор Марио мне нравился.
-Простите меня, но боюсь, донна это не одобрила бы.
-Я собираюсь покончить с этим в скором времени.
-Вы настроены решительно.
-Конечно. С мамой сейчас творится что-то странное. Она прогнала от меня дядю, ты знаешь об этом?
-Ага. Мало того, что она не подпускает его к вам, она еще и перекрыла ему доступ к деньгам и установила за ним слежку.
Синьор округлил глаза.
-Ты серьезно? Что это с ней?
-Я серьезен, как мертвый понтифик. Я же сам следил за ним не далее как в прошлом цикле. Я понял, что кто-то подкинул донне идею, что вам угрожает опасность, и угрожает именно со стороны синьора.
-Ерунда. Мне всегда казалось, что он любит меня. Уж это я чувствую.
-А синьорины?
Он подумал секунду.
-Они любили меня, когда я был маленький, а сейчас - скорее нет.
У меня самого не было никаких идей на этот счет, кроме той, что молодой синьор и синьорины живут в разных мирах.
-Синьор Марио, а почему вы назвали Клаудио странным?
Он помедлил, потом поднял на меня свои большие светлые глаза.
-Начнем с того, что он как-то неприятно хромает. В этом есть какая-то наигранность, как мне кажется. Конечно, сестры со мной не согласятся, но у него еще и заносчивый характер. Ты знаешь, как он ведет себя со мной?
Я отрицательно покачал головой.
-Он относится ко мне, как будто я еще одна, самая младшая сестра. К тому же уродина. По-моему, он даже пару раз назвал меня синьориной, что, конечно, не могло не порадовать Притту.
-Идиот.
-И это тоже. Меня очень удивляет, что сам он этого не замечает.
-Такова природа идиотизма. Лучше скажите мне, что бы вы хотели видеть?
-Все, что угодно, лишь бы этого еще не было в нашем скучном Доме. Возможно, что-то в имперском стиле. Или в стиле старых правителей нашего Дома.
-Это слишком разные вещи. Если взять имперский стиль, то это должно быть очень дорого, пафосно и не совсем прилично. А если вернуться к нашему старинному стилю, то все должно быть опять таки дорого, строго, до мрачности, до краев набито зеркалами, и все присутствующие должны быть до тошноты рыцарственны. Что касается меня, то в чистом виде мне не нравятся оба варианта, хотя некоторые детали я заимствовал не раз.
-Мне нравится рыцарственность, но ты прав, избыток серьезности ни к чему. Но я хотел бы, чтобы было красиво.
-Разумеется. А кому пришло в голову использовать старый зал?
-Мне. Я хотел бы вернуть ему прежний вид.
Я вспомнил, как много раз описывал ему то, о чем рассказывал мне дед. Таинственная роскошь прошлого околдовала его так же, как и меня. Я нашел в нем единомышленника, или воспитал его сам?
-Значит, старый зал гарантирует нам определенную мрачность и положенное присутствие зеркал. Вот с рыцарями возникает трудность - это сейчас как-то не в моде.
-Это я и ты, еще у меня есть пара знакомых, которые поддерживают мой образ мыслей, - он отнесся к моим словам неожиданно серьезно. Это задело меня. Я никогда не считал себя рыцарем, скорее колдуном, если принять такое разделение. Рыцарство накладывало слишком большие обязательства, принципы и тому подобные вещи, сильно портящие жизнь. В колдовстве, конечно, тоже есть свои законы, но они диктуются не людьми, и эти законы таковы, что несоблюдение чревато смертью, поэтому выбора почти не существует, значит, их соблюдать гораздо легче.
-Ну, хорошо, а что еще? Предпочтения в музыке?
-Я дам послушать тебе те вещи, которые мне нравятся.
-Девушки?
-Разумеется,- он ответил с такой серьезностью, что мне стало смешно. Похоже, мы плохо понимаем друг друга.
-Синьор Марио, честно признаться, я представлял себе все не так серьезно. Я хотел, чтобы все светилось и менялось, было много разных странных танцовщиц, постановочные номера. Чтобы свет диктовал музыку и наоборот. Чтобы обстановка менялась, и все присутствующие время от времени переставали узнавать друг друга. Короче, чтобы всем правило безумие. Конечно, оно и так правит нами безраздельно, да не прогневается на меня Его Императорское Величество. Но то хаос упорядоченный, а я люблю возвращать своих гостей в первозданный хаос. Как учил меня мой дед, чтобы уметь управлять первозданным хаосом, не надо пытаться его упорядочить, а наоборот, сделать его полнее и безумнее. К тому же вы сказали, что хотели бы видеть что-то, чего еще не было в нашем Доме, а, смею вас уверить, торжественных церемоний наш Дом видел во множестве, а вот веселых маскарадов я не припомню.
Молодой синьор слушал меня, откинувшись на спинку стула, затем кивнул.
-Ты прав. Но насколько я понимаю характер нашего рода, веселые маскарады ему не подходят. Мы серьезны и честны. Ты знаешь, почему именно мужчины нашего Дома становятся главными егерями Его Императорского Величества?
-Это какая-то награда?
-Не совсем. На охоте очень удобно организовать покушение, и для этого желательно соучастие главного егеря. С тех пор, как главным егерем назначается представитель нашей семьи, покушения почти прекратились, потому что мы не подкупны и верны императору. Так что это не награда, а признание и использование нашей высокой верности.
Я не знал этого, и, слушая синьора Марио, убеждался в том, что он никогда не будет покушаться на императорский престол. Я никогда не думал, что он станет таким идеалистом. Возможно, со временем это пройдет. Хотя, похоже, что его идеализм просто форма протеста против развращенности сестер и жадной тирании матери.
-...Думаю, поэтому наш Дом в последнее время не пользуется при дворе популярностью, - закончил свою мысль синьор Марио.
-Мне кажется, причина в другом, но это не важно. А вот что причиной короткой жизни наших донов является их высокое служение Его Императорскому Величеству, в этом я не сомневаюсь.
-Если ты имеешь в виду подорванное здоровье, то ты прав, если насильственную смерть - то это просто слухи.
-Синьор Марио, вы знаете, что вы идеалист? Простите мне мою прямоту, но вы потрясли меня.
-Я знаю. Мне говорят об этом постоянно мои сестры. Но мне жаль, что ты реагируешь на это таким образом. Мне казалось, что уж с тобой я могу быть откровенным, но ты тоже, похоже, не понимаешь меня.
-Я реагирую так не из-за того, что не понимаю, а из-за того, что понимаю слишком хорошо, что вас ждет в будущем с такими мыслями.
-Это почти слово в слово то, что они говорят мне. Но я знаю твердо, что прав.
-А как синьор относится к вашим взглядам?
Синьор Марио отвернулся от меня и слегка скривился.
-Так же, как и все остальные, но выражает свою мысль чуть иначе. Он утверждает, что эту дурь из меня быстро вышибут.
-Поверьте мне, он знает, что говорит. Думаете, мне все равно, что наш Дом сейчас в таком плачевном состоянии? Мне не все равно, и мне не плевать на вас, простите мне мою откровенность. С одной стороны, мне приятно слышать ваш уверенный голос, это дает мне надежду на возрождение былой славы, но, как идеалист, вы прямы и неосторожны. И еще вы, похоже, склонны идеализировать людей. Как меня, например.
Он внимательно слушал. Разговор был ему неприятен, но он заставлял себя не прерывать меня, не смотря на явное разочарование.
-Сначала вы смотрели на меня, как на своего единомышленника, хотя мы не виделись давно. А стоило мне высказать мысли, не сочетающиеся с тем, как я должен был думать, по вашему мнению, вы, не разбираясь, приписали мне мысли своих врагов.
-У меня нет врагов, - тихо поправил он меня.
-Я так не думаю, - я чувствовал, что меня понесло. Я был, как во сне. Меня слегка трясло, и слова шли потоком. - Если они есть уже сейчас, то, что будет после того, как вы с такими мыслями получите полную власть, а случится это очень скоро. Да, ваш характер поможет вам получить поддержку и защиту, но он же может сгубить вас. Конечно, если вы не окажетесь достаточно сильным. Такие примеры были в истории, но, если сравнить количество тех, кто победил, и кто погиб, даже не успев начать борьбу, перевес будет не в сторону первых. Я это знаю, синьор это знает, и, Змей мне свидетель, Клаудио тоже.
-А при чем здесь он? - синьор Марио всерьез удивился. Впрочем, он почти все делал серьезно.
-А вы не понимаете? Неужели вы не понимаете даже, почему он ошивается вокруг ваших сестер?
-Меня это не интересует. Мы существуем в разных плоскостях.
-И снова ваш идеализм. Из-за него вы не понимаете, что если вы думаете, что существуете в разных плоскостях, то он думает также.
-Мне безразлично, что он думает.
-Вам - да. Но он, думая иначе, может предположить, что справился бы с вашей работой лучше. Или что ваше место подходит ему больше. Вы сами упомянули его заносчивость.
-Уж не хочешь ли ты сказать...
-Я ничего не утверждаю прямо, я взял лишь первый попавшийся пример. Ведь Клаудио действительно делает все, чтобы пробиться. Ну и конечно, я просто его недолюбливаю, поэтому готов обвинить в любых грехах. Мне не нравится его активность в последнее время. И ряд совпадений.
Синьор Марио смотрел на меня широко открытыми глазами.
-Что ты имеешь в виду? Я что-то не знаю?
-Вы знаете, что ваша мать боится за вашу жизнь?
-Да, но я привык к этому и не обращаю внимания.
-Вы знаете, что она подозревает вашего дядю, и поэтому устроила слежку за ним?
-Ты только что рассказал мне об этом.
-Вы знаете, что вашего дядю пытались то ли убить, то ли заточить именно в мое дежурство, которое досталось мне от Клаудио, причем, я уверен, что он сам попросил Притту освободить его?
-Я не знал этого. Мне почти ничего не рассказывают.
-Попытка не удалась, но синьор рассказал мне, что подозрения донны небеспочвенны, однако, подозревает она не того. Он даже намекнул, что знает, от кого может исходить угроза. Конечно, сказать можно что угодно, но мне все это не понравилось. И вдруг меня приглашает к себе Галла и предлагает заняться вашим праздником, затем ко мне является Клаудио и заявляет, что этому счастью я обязан ему. Он даже притащил мне примерный набросок праздника. И как мне к этому относиться?
-Я ничего этого не знал. Конечно, я говорил о тебе с Клаудио, но вскользь. В основном я обсуждал все это с мамой. Мне почти ничего не рассказывают. Ты первый, кто хоть что-то мне объяснил.
В голосе синьора Марио проскользнула почти детская обида. Я с трудом удержался, чтобы не улыбнуться.
-Если бы я знал больше, я сказал бы вам больше, но я не слишком интересовался подводными течениями. До последнего времени.
-Даже дядя рассказывал мне очень мало. Мне до всего приходится докапываться самому.
-Кстати, мне тоже. А если кто-то приходит и начинает мне что-то объяснять, я или раздражаюсь, или очень долго сомневаюсь в том, что мне рассказали.
Он грустно улыбнулся.
-А как мне относится к тому, что сейчас сказал мне ты?
-Как хотите. Я пришел за указаниями на счет вашего праздника. И еще донна сказала, что нужную мне бумажку принесут сюда, - порыв прошел неожиданно и без предупреждения, и, как обычно, когда имеешь дело с энергиями, оставил меня выжатой тряпкой. Я обмяк в своем кресле, не имея больше никакого желания продолжать этот разговор. Однако молодой синьор думал иначе.
-Ты упомянул моих врагов. Кого ты имел в виду, скажи мне. Я должен знать.
Я поморщился.
-Это лишь мое ощущение, оно почти ничем не подкреплено, кроме слов синьора, к которым у меня мало доверия. И еще моя паранойя, я всегда подозреваю самое плохое.
-Если ты знаешь, ты не должен ничего от меня скрывать. Если ты чего-то боишься, то я смогу спрятать тебя.
Я уставился на него. Откуда что берется, только что синьор вел себя, как парящий в облаках рыцарь, а теперь рассуждает, почти как его дядя. Мне даже почудились знакомые интонации.
-Я ничего не скрываю, я просто предупреждаю вас, что думать, будто у вас нет врагов не очень осторожно.
-Но подозревать их во всех - это первый шаг к жестокой деспотии.
-О, да. Просто будьте осторожны.
-Я хочу, чтобы ты рассказывал мне все. Не знаю, могу ли я обещать тебе положение...
Я взвыл.
-Синьор Марио, за что вы так наказываете меня?! Я всего лишь пытался развлечь вас и предупредить. А если я был назойлив, то меня можно было просто прогнать, но давать должность - это слишком жестоко. И так последнее дежурство при донне стоило мне расшатанных нервов и приступа паранойи.
-Я заметил. Но ты же не будешь ничего от меня скрывать? Мне действительно очень не хочется разочаровываться в тебе, у меня и так мало друзей.
Я кивнул, соглашаясь со всем, что он сказал. Я чувствовал, что часть беспокойства покинула меня, значит, я пожаловался нужному человеку. Вполне возможно, что обращение с этим к донне кончилось бы для меня серьезными неприятностями.
-...твоя семья всегда была верна Дому. Твой отец никогда не вызывал неудовольствия или подозрения. Мой папа говорил о нем очень хорошо, я это помню. А дед, вообще, сделал отличную карьеру при дворе, но в старости вернулся сюда, чтобы умереть дома, как настоящий сын своего клана, - глубокомысленно рассуждал молодой синьор.
-А вы помните своего отца?
-Что-то помню.
Мне стало грустно, к тому же синьор упомянул тему, о которой я старался не думать вообще.
-Оказывается, дед еще достаточно силен, чтобы работать. Он сделал мне подарок. Странные такие Пути, вполне в моем вкусе.
-Да прекратите вы говорить про последний поклон и падающий занавес! - не выдержал я.
Синьор пожал плечами. Он смотрел на меня, как на ребенка, не желающего принимать факт существования смерти. Я заерзал в кресле.
-Ваш монолог и так все еще звучит в моих ушах. В сопровождении органиста-баньши.
Я не стал добавлять в эту, и без того веселую, компанию Клаудио с раной в груди. Хотя не думаю, что Клаудио мертвый страшнее Клаудио живого.
-Давайте вернемся к празднику. Вы хотите что-то конкретное, может, у вас есть план? Или я могу делать, что хочу? Времени у меня не так уж и много. Вообще-то, начинать надо было раньше, тогда я успел бы проработать с вами все детали, а теперь придется импровизировать, и я даже не знаю, что из этого получится.
-А что ты мне посоветуешь?
-Если вы сами не знаете, что хотите, то лучше дайте мне свободу действий. Так будет быстрее и лучше, а если у вас есть план, то я могу посоветовать вам моего друга...
-Я сказал что-то, что обидело тебя?
Я обалдел от такого вопроса, и у меня начала болеть голова.
-Что вы, нет. Просто я не умею работать по бумажке. Кстати, о бумажке. Похоже, донна забыла послать мне обещанное разрешение.
-Думаю, моего будет достаточно, - синьор Марио встал, подошел к конторке, достал листок плотной бумаги и стал что-то писать. Он даже не сел. Исписал один лист и взялся за второй.
-Зал, наверное, нужно ремонтировать?
-Да. Кто-то ободрал все зеркальные двери.
-Это мои сестры. Они так играли.
Притта и Галла, объявившие войну собственным бесчисленным отражениям, в вихре гнева бросаются на старинные двери. Двери открываются, и их встречает лес копий. Или приветственный рев императорских гвардейцев? Или пустота? Или грязный бар на окраине вселенной, полный изгнанными принцами, карточными королями и мертвыми игроками в бильярд. Вместо официанток по залу снуют мрачные судьи и прочие бывшие инквизиторы. К их подошвам приделаны колесики, и их ноги забавно разъезжаются. Посетители время от времени дают им пинка, чтобы поторапливались. Но вот раздается ружейный залп, это Галлу из угла приветствует ее первая любовь, и...
-...здесь я написал то, что увлекает меня сейчас. Может быть, ты используешь что-нибудь, мне это будет очень приятно.
Синьор Марио отвлек меня от видения этого безумного бара, он протягивал мне два листка бумаги. Один, исписанный крупно и аккуратно, с двумя печатями, и второй - исписанный мелко и почти неразборчиво, больше похожий на неряшливый список покупок.
-На разрешении я написал, что ты можешь делать, что тебе захочется.
-Это большая честь и большое доверие, - задумчиво протянул я, бегло проглядывая список. Там были все те, кого я не успел разглядеть в своем баре, а точнее:
Рыцари.
Разбойники.
Рыцари-разбойники и разбойники-рыцари.
Короли прошлого и будущего.
Вымышленные прекрасные дамы.
Случайности.
Древние демоны (женского пола).
Чудовище из старого главного зала и его жертвы.
Шейные платки.
Артисты (мертвые).
Артистки (живые).
И еще что-то неразборчивое с многочисленными комментариями.
-Значит, чудовище мне тоже приглашать? А вы уверены, что охрана это позволит? - невольно спросил я, не в состоянии отделаться от видения демона дру-ха в цветастом шейном платке.
-Я так сформулировал разрешение, что они ничего не смогут тебе возразить. Как тебе нравится список?
-Очень нравится. Вы мне очень помогли. Значит, рыцари у нас уже есть. За разбойников будет Клаудио и его друзья. Промежуточные стадии я где-нибудь подберу. С королями могут возникнуть проблемы, они любят этикет, но это тоже разрешимо, они просто будут стоять группкой. Вымышленные дамы всегда с нами и никогда нам не изменят. Случайности - это просто наша жизнь. Древние демоны - ваши сестры, думаю, они приведут еще пару особей, возможно даже и чудовище, если оно не умерло от страха, когда они играли в сестер-разрушительниц. Ну и так далее. Видите, все вполне реально, и даже проклевывается определенная концепция.
В моей голове продолжали подбираться аналогии. Королем будет мой дед, я усажу его в старое кресло на возвышении. Что касается артисток, то под эту категорию подпадают все танцовщицы вечера. Думаю, даже для мертвых артистов работа найдется.
-А насколько мой набросок отличается от наброска Клаудио? - поинтересовался синьор Марио.
-Не знаю, не читал, - ответил я, все еще пробираясь сквозь закорючки синьора.
-Отдай его мне, пожалуйста. Мне хочется сравнить.
-Конечно, забирайте, - ответил я, роясь в карманах.
Я отдал ему клочок Клаудио и взамен получил стопку записей с любимой музыкой синьора Марио. Прежде чем возвращаться в главный зал и начинать работу мне придется прослушать все это. По крайней мере, дело сдвинулось. Голова у меня разболелась не на шутку, о чем я и сказал синьору Марио и, получив разрешение удалиться, пошел к выходу. Мне надо было слегка прогуляться.