Исакова Ольга Юрьевна : другие произведения.

Взгляд

Она подошла к зеркалу, поймала свой взгляд, поморщилась и отошла. На нее смотрел совсем другой человек, это была не она, точнее не та она, которой она была всегда. Тяжело вот так смотреть на себя в зеркало и одновременно осознавать, что это уже не ты... То же лицо, тот же нос, рот, овал и даже глаза, а вот взгляд не тот. Какой-то чужой, странный, непонятный, даже немного пугающий. Казалось бы, все как всегда, ровным счетом ничего не произошло, но сегодня все иначе. Сегодня девушка в зеркале свободна, и это написано в ее глазах... Она смогла вырваться из ада, окружающего ее целых три года... правда она не испытывала от этого удовлетворения или радости...

Три года назад ее мать вышла замуж. Он был старше матери на десять лет, лысый, интеллигентный на вид, улыбчивый, а самое главное богатый. Мать была на седьмом небе от счастья, что такой человек обратил на нее внимание. Пока не поженились, он всегда приходил с цветами, конфетами, вином. Мать расцвела, и в свои 48 выглядела на 30. Она была счастлива, постоянно в хорошем настроении, нарядная. Она летала словно на крыльях из кухни в комнату и обратно, выдумывала различные кулинарные шедевры, заботилась о порядке в квартире и пела себе под нос, ужасно фальшивя. Я не вмешивалась, не хотела мешать ее счастью. Я смотрела на своего потенциального папашу и видела, что он насквозь фальшивый, что все это просто его роль, сыгранная довольно бездарно. Однажды я попыталась сказать об этом матери, но она накричала на меня и сказала, что мало того, что всю молодость ее забрала, так еще и сейчас не могу оставить ее в покое и дать ей быть счастливой. Она напомнила мне, что я до сих пор живу с ней и что многим ей обязана, что я вообще ей не родная, что моя мать бросила меня. Было больно, но все это правда. Она действительно мне не родная мать, она удочерила меня.

Неприятности начались с самого моего рождения. Получилось так, что мой родной отец, будучи ее мужем, умудрился зачать меня вместе с моей родной мамашей. Мать моя, даже называть ее так противно, бросила меня в роддоме. Наврала нянькам, что некому вещи принести, а ей что-то срочно нужно взять дома, собралась и ушла, и больше не вернулась. На мое счастье на следующий день она случайно встретила моего отца и рассказала сколько ей пришлось перенести из-за него, точнее теперь уже из-за меня. Видимо, она упомянула, где меня бросила. В общем, на третий день после моего рождения отец забрал меня. Не знаю как ему это удалось, но я стала жить с ними. Он меня любил или делал вид, что любил. Про родную мать я больше ничего не слышала, отец говорил как-то, что она всегда много пила.

Мачеха никогда не пыталась стать матерью, она даже дочерью меня никогда на звала. Она меня не любила и этого не скрывала, но заботилась обо мне как могла. Она отдала меня в хорошую школу, сама водила меня в кружки, которые я меняла раз в год, если не чаще, заботилась о моем здоровье. Помню, когда я сломала ногу и все лето проторчала дома, она от меня почти не отходила, постоянно приносила мне мои любимые книги, кормила меня, развлекала, делала все, чтобы я себя не чувствовала одиноко. Но любила она не меня, а моего отца, хотя это не мешало мне любить ее. Я считала ее родной, хотя, по-моему, с самого рождения знала, что она не родная. Не знаю, любила ли я отца, но ее я любила точно.

Когда мне исполнилось пятнадцать, отец умер, погиб в авиакатастрофе. Полетел к своим родителям и разбился. Я должна была лететь вместе с ним, но так как билет был последний, он полетел один. Мать ничего не сказала, но мне казалось, что она меня обвиняет. Внешне все было как всегда, мы продолжали жить вдвоем, практически ничего не изменилось. Ей пришлось идти работать. Она целыми днями пропадала на работе, чтобы я могла продолжать учиться в престижной школе, выглядела не хуже сверстников, не чувствовала себя обделенной. Я ничем помочь не могла, кроме своей благодарности, в которой она не нуждалась. Она не любила проявления чувств с моей стороны и всегда пресекала их на корню. Помню, однажды я пришла домой и увидела в своей комнате на кровати новую шубу, ужасно модную и дорогую. Я, даже не примерив ее, бросилась к ней в комнату, повисла у нее на шее, хотела сказать как я ей благодарна и как ее люблю. Но она не дала мне этого сделать, как только я открыла рот, она сказала: Ужин стынет. Идем Это было сказано таким тоном, не терпящим возражений или поправок, что я невольно убрала руки с ее плеч и пошла в кухню. Я всегда знала, что она меня не любила. Хотя нельзя сказать, что она меня ненавидела, она просто заботилась обо мне как о мебели, не пытаясь с ней поговорить, установить контакт. Не могу сказать, что она меня не понимала. Понимала, она всегда чувствовала мое настроение, предугадывала мои желания, отвечала на вопросы. Мне хотелось тоже понимать ее, любить ее, заботиться о ней, помогать ее, но она не позволяла. Казалось, что она не хочет быть мне ничем обязанной.

Так мы и жили, пока не появился он. Он влез в нашу жизнь. Она казалось, была счастлива. Может потому, что за ней давно не ухаживал мужчина, а может она его любила. Нет, я не ревновала его к отцу. Отец - это святое, он незаменим и никто не сможет занять его место в моей жизни, да он к этому и не стремился. Его звала Феликс.

Мать мне всегда казалась разумной женщиной, но тут я начала сомневаться. Она не замечала его фальши и наигранности. Она делала все о, чем он просил, а в большинстве случаев ему и просить не нужно было. Пока он за ней ухаживал, я не вмешивалась, держала свое мнение при себе. Когда она сказала, что они подали заявление в ЗАГС и , что у них свадьба через два месяца, то сил моих, чтобы смотреть на это все спокойно, не было. Я говорила ей каждый день о том, какой он, что она ему не нужна. Она не верила, только упрекала меня, напоминала сколько всего она мне дала. В итоге, я перестала вмешиваться и стала ждать чем все это кончится.

Итак они поженились. Жили у нас, свою квартиру он сдал. Он не замечал меня, и мне это нравилось. Я продолжала жить так, как жила до него, только видела мать гораздо реже. Днем она была на работе, а весь вечер посвящала ему. Надо сказать, что к тому времени мне было 18 лет, я была почти самостоятельна. Училась на первом курсе в Медицинском Институте и могла уже решать свои проблемы сама, хотя их было так мало, что иногда я даже по ним скучала. Стипендия у меня маленькая, поэтому материально я от них зависела. Жили тихо-мирно, я сама по себе, они сами по себе. Но как говорится, все до поры до времени.

Началось все с сапог. У моего осеннего сапога оторвался каблук, без возможности восстановления. Замечу, что сапоги довольно были старые, я их проносила два или три года. Ему в то время как раз потребовалось купить перчатки, поэтому поехали за покупками втроем. Раньше мы никогда из дома вместе не выходили, поэтому я просто была поражена. Он взял мать под руку и они пошли. Я шла сзади, а он делал вид, что я вообще не с ними. Они говорили о чем-то, и потянуло же меня за язык что-то сказать. Надо видеть каким он меня одарил взглядом, после такого не то что говорить что-то, вообще жить перехочется. Мать, пытаясь смягчить обстановку, попыталась заговорить со мной об учебе, будучи уверена, что на фронтах знаний у меня полный порядок. Только я открыла рот, чтобы ей ответить, как он тут же мне его закрыл. Он сказал, что его мало интересует эта тема, и что мы можем ее обсудить ее в другое время, когда его нет рядом. Когда приехали в магазин, я пошла выбирать себе сапоги, а они отправились в другой отдел выбирать ему перчатки. Я присмотрела себе такие сапожки, о каких можно только мечтать. Цена мне тоже показалась приемлемой. Он ни слова не говоря, подошел ко мне взял сапоги и поставил их обратно на полку, взамен сунул мне другие. Заметив мое изумление, сказал: Я не собираюсь платить за сапоги, у которых ты завтра оторвешь каблуки. Вот тебе без каблуков. На самом деле, это были не сапоги, а уродство. Страшнее я еще не видела за всю жизнь. Я поставила их обратно на полку и вышла из магазина, не говоря ни слова. Они вышли следом. Я сказала матери, что похожу в зимних, как сегодня.

Я стала искать работу. Устроилась дежурить в больнице по ночам. Ночь дежуришь, две дома. Мать не сказала ничего, только пожала плечами. Она все больше и больше превращалась в его домработницу. Про цветы и шампанское было давно забыто, теперь он постоянно был чем-то недоволен и позволял себе повышать на нее голос. Она тоже в долгу не оставалась, и теперь не было дня, чтобы они не орали друг на друга. Я радовалась, когда мне надо было идти на дежурство, и я могла пропустить очередной скандал. Я жалела ее, пыталась убедить бросить его, но она говорила, что это бесполезно, что теперь уже поздно. В общем, она позволяла себя мучить и пыталась мучить его. Ему это удавалось лучше. Меня он просто игнорировал.

Перелом наступил. Я возвращалась с учебы и встретила бывшего одноклассника. Сейчас он жил в другом городе, а сюда приехал в командировку. Мы долго болтались по городу, просидели часа два в ресторане, а когда добрались до гостиницы, оказалось, что ему не забронировали номер. Делать было нечего, я пригласила его к себе. Устроила его на диване в гостиной. Утром я проснулась от того, что кто-то стянул с меня одеяло и заорал над самым моим ухом: Вставай!. Открыла глаза и увидела Феликса, чему была немало удивлена, он никогда не заходил в мою комнату.