Аннотация: Каждому Бог уготовил своё испытание. Волчица Вера, преследуемая за староверие, находит пристанище на изолированном острове у благочестивого отшельника. Но будущее грозит большими опасностями, чем когда-либо прежде... В соавторстве с Хеллфайром
Глава первая - Река
Уши антропоморфной волчицы встали торчком прежде, чем их хозяйка проснулась. Мирные звуки ночного леса и спящей деревеньки - писк птиц, цокот редких капель, стекавших с крыш после дождя и тихое завывание ветра в горшках на заборе прервались лошадиным топотом и неприветливыми голосами.
Юная самочка, ещё не имевшая права выйти из-под родительской опеки, медленно села в кровати, прижимая одеяло к своей белой грудке и дёргая своими недлинными ушками. В деревне не нашлось бы столько лошадей, да и люди - а скотину предпочитали держать именно они, волкам больше по душе охота - слишком любили своих лошадок, чтобы подковывать их. А стуки были именно подкованных лошадиных копыт... Девушка тихонько встала на холодный пол избы, подушки на лапах погасили весь шум. Не желая надевать сорочку, волчица обернулась в одеяло и подошла к окну, сонно потирая глаза. Другой лапой самочка распахнула ставни, чтобы яснее рассмотреть, что творилось на перекрёстке между дворов, одновременно служившем деревенской площадью.
Там стояло множество людей, всадники на конях, с факелами, рассеивающими ночную темноту, и, кажется, даже с оружием. Шерсть волчицы встала дыбом, она попятилась, мигом вспомнив все рассказы своего отца... Который уже был в комнате, сверкая жёлтыми глазами.
- Началось, - сухо промолвил он и волчица в испуге приложила лапки к сердцу.
- Успокойся, Вера, - строго сказал отец. - Бог нас не оставит. Одевайся и спускайся вниз.
Слушаясь отца несмотря на множество вопросов, следуя за ним как во сне, Вера крутила ушами, до которых ещё доносились звуки выкриков с улицы:
- Вам никто зла не желает! Вам сохранят и жизнь, и имущество, вам всего-то и стоит оставить раскол и вернуться к нашему Господу, воздавая ему хвалу по справленным обрядам!
- Да как же... - пробормотал старый волк слишком громко, чтобы Вера его не услышала.
Она испуганно схватила его за лапку.
- Чего же они хотят от нас?
- Веру отнять и душу вытрясти, - гневно бросил отец, входя в соседнюю комнату, где уже суетилась мать - мяла в лапах замызганный платок, восседая на лавке, составлявшей чуть ли не единственную мебель в общей комнате. Увидев мужа и дочь, она выпрямилась и замерла, только необычайно пушистый хвост, такой же пушистый, как и у её дочери, продолжал трястись.
- Что же нам делать? - еле слышно спросила она.
Вместо ответа старый волк подошёл к красному углу, где висела икона святого, более всего почитаемого волками. Заступник всего их рода смотрел спокойно и умиротворённо, держа в левой руке копьё и подняв правую в крёстном знамении.
Отец перекрестился со смесью торжественности и отчаяния, и поклонился лику, прикладываясь лбом к низу иконы, потом передал её матери - она крестилась торопливо и судорожно, неслышно поцеловав образ. Потом икону передали в лапы Вере - но отец остановил её, чтобы она не совершила похожее движение:
- Если спасёт тебя - отблагодаришь за всех нас троих, а сейчас бегите к реке. Садись в лодку и отплывай, никого не жди.
- Как?! - воскликнула самочка, прижимая к себе величайшую семейную ценность. - А вы?
Волк коротко сглотнул, но внешне остался невозмутимым.
- О нас не думай. Не мы были первыми, не нам, к сожалению, становиться последними. Уходи отсюда, пока ещё возможно.
Самочка сдвинулась к отцу, но тот отступил назад и покачал головой. Тогда она повернулась к матери - и та заключила её в объятия, после чего преклонила колени, положив передние лапы на шею, и лизнула в щёку.
- Будь счастлива, Вера, - только и сказала она, и выпрямилась. - Я буду молиться, чтобы Бог оберегал тебя на твоём пути.
А потом кто-то без стука открыл входную дверь - с жутким треском и грохотом. Шерсть встала дыбом у всей семьи. Отец среагировал первым, подтолкнув дочь к окну, ободряюще шлёпнув её над хвостом своим. Вера перепугалась настолько, что перестала соображать, что делает. Тело само её повело к окну, мама распахнула ставни, прыжок на подоконник и с него в бурьян - задние лапы примяли траву, заглушая прыжок. Вера остановилась на миг, замерев от стылого ужаса, услышав в родной избе незнакомые резкие голоса. А потом припустила так быстро, как не бегали дикие предки, роняя слёзы на ветер.
Сердце её бешено колотилось в груди, к которой трепещущие передние лапы прижимали драгоценную икону. Вылетев в огород, где на продажу выращивались овощи, самочка перемахнула через изгородь и вылетела к лесу. Её увидели, поднялся крик, но Вера бежала так быстро, что пускаться за ней в погоню заметивший её парень не стал, а предпочёл кинуться в дом, откуда донёсся звон посуды, выстрел, громкий яростный крик. Не слыша и не видя ничего, самочка кинулась к лесу, ограждавшему деревеньку от реки, куда и отец и мать часто водили юную волчицу - когда постирать, когда рыбы наловить, или же просто искупаться. Но дорожку через лес в темноте не найти, и бежала самочка в самой гуще колючих кустов, цапающих её за лапы и бьющих по мордочке.
Один раз Веру остановил корень, заставив свалиться и отшибить к задним лапам ещё и передние. Испугавшись не только собственной участи, но и урона образу, Вера снова забыла о боли - на неё не хватало места в сузившемся сознании. Подхватив доску, волчица поудобнее устроила её под мышку, лишь бы она не так мешала бежать. Бежать дальше, туда, где за деревьями серебрился просвет реки, отражавшей переменчивую, как недобрая судьба, луну.
Лодку никто не трогал, по счастью - она так и стояла привязанной к крохотному причалу, несильно качаясь в мерном спокойном течении. Но когда в неё впрыгнула самка, судно качнулось сильнее - а после того, как верёвочная петля была снята с колышка, а задние усевшейся в лодку оттолкнулись от причала, поплыла ровно, выходя на середину реки.
Только тут Вера, обессиленно развалившаяся на дне, опомнилась. Вёсла! Тяжело дыша через рот, она дрожащими лапами обшарила лодку, но не нашла ничего. Безумная мысль грести лапами вспыхнула и угасла - самочка просто свернулась калачиком на дне, положив одну лапку на спасённый образ и заливаясь слезами, которых вскоре появилось столько, что белая шерсть её мордашки уже не могла сдерживать их поток. Лодка же везла рыдающую волчицу по воле реки - в неизвестность...
* * *
Вера лежала и плакала всю ночь, не видя и не ощущая ничего вокруг - чувства отыгрывались за прежнюю внимательность. Горесть обуяла душу, а она разрывалась на части и истлевала. Вмиг Вера потеряла если не всё, то очень многое. Постепенно приходило осознание всего произошедшего. Родители не стали бежать за дочерью, чтобы задержать преследователей, которые могли посягнуть на её честь. Пожертвовали жизнью ради ребёнка... Который, на самом деле, мог и не выжить. Если в этом поступке - любовь... То от такой любви лишь больно, как и от всех горестей мира.
Ночь она провела, ёжась от холода, для которого не становилось препятствием короткая, пусть и густая шерсть самочки, взмокшая во время бегства. Лапки мёрзли особенно сильно, жалея, что в спешке забыла всё-таки одеться, не захватив даже платок. А утро не принесло облегчения - солнце было каким-то блёклым и поднималось медленно, словно нехотя. Небо, затянутое тучами, грозило дождём, а когда промучившаяся от бессонницы волчица подняла голову, то увидела, что река расширилась вдвое больше, чем возле деревни.
А может, и ещё больше - рассветный туман сегодня стал особенно густым. Молочный покров скрадывал дальние берега, больше похожие сейчас на тёмные облака за светлыми, но также он прятал и Веру от взгляда с суши. Звуки из леса и из прибрежных деревень доносились вязкие, словно нездешние. Петухи перекликались редко и сипло, зато плеск воды о борта почти оглушал, разбивая звон в ушах.
Все слёзы Вера выплакала, в груди оставалась ноющая пустота. Мысли тоже остановили свой бег, в голове наступила блаженная тишина, от которой словно остановилось время. Несколько минут Вера просто смотрела в глаза святому на образе. Несмотря на воинственный вид, копьё наготове и доспехи, глядел он приветливо и ободряюще, возвращая в сердце надежду. А вместе с ней - и веру в лучшую участь.
Хотя Вера не спала ночь, разум её до этого мига провёл в забытьи. Только сейчас волчонок проснулась и, в силу полезной привычки, начала творить молитву по пробуждении.
- Боже, милостив буди мне, грешной...
Она с трудом выговаривала слова - голос дрожал, не подчиняясь ей, срывался и затихал. С трудом она договорила, с ещё большим трудом заставила два сложенных перста прикоснуться ко лбу. Молитва, казалось, отняла все силы - едва перекрестившись, самочка снова прилегла на дно. Лодку тихо покачивало, и закрывшая глаза самочка представила себя маленькой-маленькой, лежащей в колыбели, раскачиваемой матерью... Ей даже послышался её лёгкий голос, ласковый и тёплый... От этого сердце лишь сильнее сжималось. Отринув воспоминания, дрожащая самочка приподнялась и навалилась на борт лодки, чтобы зачерпнуть воды.
От резкой смены центра тяжести утлая лодка чуть не перевернулась, Вера рухнула на бортик, почти свесив с него голову и окунув в морозившую воду лапу. Шерсть, что уже давно улеглась, снова встала дыбом, словно у кошки, а не канида. Но водная прохлада немного взбодрила Веру - по крайней мере, немного прояснила её разум и позволила совершить следующее действие - набрать в ладонь воды и полакать её.
Кое-как утолив жажду, самочка плеснула воду на мордашку, фыркая и отдуваясь. Х-хо-о-олодно! Но не менее действенно - она села и, обхватив себя лапками и растирая шёрстку, огляделась по сторонам. Туманная серость царила повсюду и самочка даже не могла понять, как далеко её отнесло от дома. А был ли он, этот дом? Вера вспомнила рассказы отца о том, как люди преследовали их собратьев несколько веков назад, как их пытали и как издевались над ними, пока наконец не был достигнут мир, стоявший много крови и слёз. А теперь всё повторялось, только преследовали за веру. И не одних волков...
Возможно, это в природе людей - относиться друг ко другу хуже, чем к животным... Но разве можно после жертвы Спасителя ненавидеть ближнего, у которого та же душа от Бога, что и у тебя? А ещё ужаснее - убивать во имя Исуса... Во НЕПРАВИЛЬНОЕ его имя. Не это ли - подмена понятий, ложные Спасители перед Судным днём?
Поговаривали, что даже образ святого Христофора, того самого, что возлежал у её лап, давно уже перестал быть для них неприкосновенным. С усилием стирали они волчью морду с изображений и заменяли её на человечью, зачастую проделываю свою работу со старанием, которое могло бы принести много добра, если бы было направлено на иное дело. То, что у волков отнимали их покровителя, было не только кощунственным, но и знаковым событием. Казалось, что после гонений за веру снова наступят времена, когда хвостатых станут изгонять из домов, убивать и насиловать только за то, что созданы они не "по образу и подобию". Хотя слова эти были сказаны не о внешности, а о разумной душе. Только слишком часто о ней и её спасении забывают даже под золотыми куполами и в монашеских кельях.
Вера долго бы ещё сидела и горестно думала над невзгодами, если бы тело не взяло своё и не напомнило душе о себе. В животе засосало и заурчало...
Утро перевалило за половину, но всё же день ещё не наступил. Волчица осторожно приподнялась и огляделась по сторонам - туман отступал, но берега... Они были так далеко! Течение тоже было очень быстрым и без вёсел самочка даже не представляла, как добираться до берега - хватит ли сил толкать? Но есть хотелось всё сильнее, да и наверное, она уже удалилась в необжитые или, по крайней мере, не такие опасные места... Была не была! Впереди река делала изгиб - и Вера, подождав удобного момента, слезла с лодки в воду.
Холодная вода неприятно тронула её тело, всколыхнув шерсть и длинную волчью гриву, но Вера не собиралась просто так отступать - напрягая все силы, она стала толкать лодку к берегу, усиленно работая задними лапками и раскручивая хвостик, словно бы тот мог ей помочь. По счастью, изгиб был достаточно резким, и через несколько минут лапки волчицы уже доставали до илистого дна. Обессиленная и замёрзшая, самочка кое-как дотолкала лодку до берега - под не слишком высокую, но зато раскидистую берёзку. Здесь она протащила лодку через прибрежную растительность - к счастью, вода опустилась до пояса и самочка теперь могла упираться в дно - и последними отчаянными попытками на четверть завела лодку на берег. На большее она пока что не была способна - едва выбравшись на траву, волчица упала рядом с лодкой.
Несколько разросшихся берёз покрывали ветвями этот крутой берег, не лишённый травы. За ними виднелись поля, ещё зеленеющие без урожая, только встающие колосками. За полем - несколько крыш, что еле различались между небом и землёй. Далеко, но за час можно добраться... При желании. Но Вера уже боялась людей - и даже немного своих сородичей, оттого и решилась на путь не сразу.
Сначала она вытащила лодку на три четверти и воспользовалась кустарником, росшим неподалёку, чтобы надрать веток и заложить ими хотя бы ту часть судёнышка, что была обращена к берегу. Потом волчица взяла икону и с ней отошла к берёзе. Лодку найти было легче, чем икону, который она сунула между корней и также прикрыла ветками.
- Простите меня, - тихо поговаривала она, положив последнюю веточку на образ. - Но так будет безопаснее...
Постояв секунду и оценив скрытность своего тайничка, волчица вышла решила, что пора отправляться в путь. Солнце высушит её шёрстку по дороге, а если в деревне отыщутся собратья, то она сможет попросить их о помощи... И предупредить о беде, если вдруг вести до деревушки не дошли.
Дворов в деревеньке было не больше двенадцати, да и то половина из них представляли из себя полуземлянки за низкими, чуть выше колена, заборами - старая, забытая всеми деревушка, сохраняющая традиции предков и в нынешний неспокойный век. У всех домов маленькие двери стояли низко, дороги были изрыты, а жители бедны и заняты трудом, за исключением одного приезжего купца, приценивающемуся к кузнецу, чей сын посматривал на доброжелательный спор, вырезая игрушку. Хотя жители сами были не из чистюль, постоянно занятые работой, на Веру сразу обратили внимание, как на путешествующую с пустыми лапами.
Мальчик отложил игрушку и быстрым шагом подошёл к волчице.
- Куда вы идёте? - не слишком громко, но внятно произнёс он. - Вам нельзя здесь!
- Что? - удивилась волчица, но тут и сам купец обратил внимание на неё.
- Канид?! - произнёс он, рассматривая самку с каким-то странным выражением лица. Вера поклонилась ему в пояс.
- Эй, Валька! Веди её сюда! - крикнул кузнец. - А ты рассказывай, откудава ты и чего надо?
- Заблудилась, - брякнула Вера первое, что между ушей прилетело. Но состроить грустную мордашку не забыла. - Я из Холодков, - назвала волчонок соседнюю со своей деревню просто на всякий случай.
- Никогда не слышал, - заявил купец, отрываясь от спора. А это уже вселило подозрение в жителей, а в Веру - неприятное удивление.
- Это далеко отсюда, выше по реке, - поёжилась волчица. - Я... Я во время рыбалки потеряла вёсла, попала в сильное течение и целую ночь меня мотало по реке.. - она прижала ушки и опустила голову, чтобы люди не увидели, как ей тяжело выдавить из себя просьбу. - Но, ради Христа, подайте мне хлеба - я с самого вечера ничего не ела....
- Ради бога, только иди своей дорогой, - один из крестьян, мельник, судя по измазанному в муке фартуку, вынул из нагрудного кармана мелкий пирожок и не слишком причетливо подал нищенке. Да, подаяние эти христиане дают не от любви, а скорее из лёгкой ненависти к чужакам... Но и на том спасибо.
Волчица медленно поклонилась и уже собиралась отойти назад, когда внезапно купец расплылся в широкой улыбке, показавшейся совсем неискренней. Самочка вцепилась когтями в пирожок.
- Куда же ты так скоро? - спросил тот. - У меня есть к тебе предложение. Я как раз недавно купил себе медведя и хочу увидеть, насколько крепок мой Мишка. Эй, люди, возьмите эту волчицу и подайте сюда! Сто рублей тому, кто её схватит!
Часть крестьян остолбенела, просто услышав сумму, которую, казалась, даже купцы не носят в кармане. Но люди помоложе и побуянистее доверились кушу и начали окружать Веру, озверев и словно потеряв все христианские добродетели. Чего только стоит их собственная душа и её спасение! Каких-то денег!
Вере снова пришлось бежать, уже не раздумывая о пропитании. Серой молнией она прорвалась между пары мужиков, рыча для острастки, и припустила к реке через поле.
За ней раздавались громкие вопли, улюлюкивания и весёлые крики. Словно бы это для них было забавой! От диких предков Вере досталась выносливость и скорость, но после купания в реке и полутора часов ходьбы, после всех волнений и страхов её лапы сами подкашивались, отказываясь служить хозяйке. Не выпуская хлеб из лапы, но даже не думая о нём, самка бросилась в поле и только тогда осознала свою ошибку - убежать у неё может не получиться, а вот спрятаться там негде!
Коротко рыкнув, Вера закинула пирог себе в рот, проглотив без ощущения вкуса - и то не от голода, а скорее, чтобы лапы освободить. Каниды не могли так же быстро бежать не четырёх, как волки, но передние всё равно нужны для равновесия, как и хвост. Самка метнулась к деревьям, что прятали образ и лодку, надеясь, что оторвалась достаточно, чтобы захватить с собой то и другое. Почему-то Вере казалась, что холодная вода достаточно остудит пыл простофиль, поверивших, что простой купец таскает с собой медведя, как скоморох, причём в нынешние времена. Нет, молодая, стройная и по-своему очень красивая волчица понадобилась ему явно для иной цели.
Хотя кто знает барские замашки... Вполне возможно, что наигравшись, он и вправду устроил бы потеху, пустив волка против медведя - о таком виде казни отец и упоминал в рассказах о преследовании волков... Но она не дастся им! Схватив образ в лапы, волчица всё же не осмелилась кинуть, а бережно положила его в лодку, после чего навалилась на неё и попыталась столкнуть в воду. Последние крохи сил ушли на то, чтобы придать лодке ускорение перед тем, как лапы Веры прекратили доставать до дна. Но это была только половина победы - её всё ещё могло легко прибить к берегу. Усталость нарастала, но крики с берега подгоняли наперекор утомлённости и ноющим мышцам. Лучше отдохнуть потом. Потом, не в пасти медведя! Лапой за одним бортом, потом за другим... А потом взгляд упал на икону, и в голову прокралась крамольная мысль.
- Боже, помоги мне! - она решительно тряхнула головой - не говоря уже о том, что толку от такой гребли будет ещё меньше, чем лапами, волчица никогда не решилась бы учинить такое непотребство! Вполголоса моля о спасении, чтобы не слишком тратить силы на слова, Вера боролась с рекой, пытаясь удержать лодку. На берегу вот-вот должны были появиться люди, а ей не удавалось выплыть!
Внезапно самочка увидела, что впереди берег совершает небольшой изгиб, а над водой поднимаются деревья начинающегося леса. Утомлённая столь неравной схваткой самочка двинула лодку по берегу, чтобы через несколько минут залезть под прикрытие веток густого кустарника, тянущегося от реки по склону и к самому лесу. Стараясь не трещать ветками, самка завела лодку почти к самому берегу и разлеглась на её дне, перед этим быстро оценив надёжность своего убежища. Изгиб скрывал её от взоров тех, кто уже оказался на том месте, где она выбралась из реки, а кусты могли укрыть от преследователей, если тем вздумается сунуться в лес. Обнаружить её могли бы только в том случае, если бы кто спустился к самой воде, подлезая под хитросплетения веток, листьев и стволов.
Но Бог, сочувствуя Вере и оценив то, что она оставалась верна и предана ему даже в малом, даже в момент опасности не отступилась. Люди пробегали по берегу и голосили, но жажда наживы погоняла их хлёстким кнутом, не одаривая внимательностью, не давая шанса полазать по всем уголкам и кустикам. Так чудо Бога и его попущения на работу чёрта уберегли бедную волчицу, подрожавшую за ветками в лодке вплоть до жаркого полудня, когда людские голоса давно утихли.
Немного успокоившаяся, самочка приняла решение попробовать ещё раз. Не было уверенности, что люди ушли, а не продолжают поиски в ином месте - хорошо ещё, что никто не вспомнил о её словах об утерянных вёслах - иначе бы они точно исследовали бы прибрежные кусты... Но всё равно оставаться близко к берегу было нельзя. Нужно уходить, бежать, а точнее - уплывать, и куда подальше. И ни в коем случае не выходить на берег... Съеденный хлеб почти не уменьшил голода, вновь подстёгнутого усталостью, но силы у неё были - можно попытаться половить рыбы или попробовать поесть ягод... Мысль о том, чтобы ночью прокрасться в деревню и украсть что-нибудь кудахтующее или кричащее пришла ей в голову, но пока что она выгнала её из головы. Ни за что! И уж тем более - не под взглядом Христофора. А именно этот взгляд заставил её встрепенуться - и приняться за дело.
Сначала нужно продолжить путь, отплыв от населённых областей, где про неё могли расползтись слухи. Назначенный за её голову куш вполне мог бы "вдохновить" людей на поимку любого её сородича, будто возобновились склоки между людьми и канидами. А если вдруг кто увидит икону, изловят Веру ещё вернее. Христофор, дружелюбный к тем, кто просил его покровительства, перед противниками предстоял больше похожим на демона или волколака. Но вряд ли дело лишь в том, что Христофор действительно был канидом - Вера часто замечала, что любые иконы смотрят на грешных немилостиво и печально.
Качаясь от усталости, Вера оттолкнула лодчонку от берега - и улеглась под жарящими лучами, ожидая, что немного отдохнёт - и половит рыбу. Судьба или кто-то свыше благоволил ей. Вскоре лодка оплыла берег и вышла на речной простор. Самочка лежала на спине, подставив мордашку свету полуденного солнца и отдыхая. Икону она положила поближе к голове, чтобы случайно не замарать стекающей со всего тела водой. Успокоенная шумом воды и развидневшимся деньком, а также слишком сильно переволновавшаяся за последние часы, самочка вскоре забылась в дремоте, давшей достаточного отдыха как её мышцам, так и разуму.
То ли Вера просто забыла смочить голову перед сном, загорая, а то ли её покровители пожелали с ней пообщаться в видениях, но юная девушка увидела во сне маленький живописный остров, посреди которого обструганными столбами стояли идолы многоголовых псов со змеиными хвостами, оборачившимися вокруг тел спиральными узорами. Ясный день стал ещё ярче, когда с чистого неба в капище ударила молния, поджигая истуканы, что начали обгорать и осыпаться пеплом. Пролетало время, и на опустевший остров прибыло несколько людей и канидов в чёрных клобуках. Собирая прибрежные камни, они принялись возносить небольшую церковь на месте языческого святилища - но потом остров застила красная пелена, когда к нему причалили другие люди, в алых плащах и с хоругвями, что грозно взирали на собственных знаменосцев, когда те вырезали мирных монахов. Остров вновь опустел, и между руин капища и часовни осталась стоять лишь одна фигура витязя-канида, печально смотревшего на небо, что смывало дождём с острова кровь и копоть, возвращая тому весёлый зелёный вид.
Это было странное сновидение и проснувшаяся самка пару минут приходила в себя. Что это был за остров? К чему весь этот сон? Вера села, устало провела лапой по глазам и зевнула. Взгляд её обратился к иконе и сонливость самочки пропала. Этот сон ясно напомнил ей о том положении, в котором она находилась. И ещё кое-о-чём...
- Придётся нырять так... - решила Вера, сравнивая ход лодкой со своими собственными способностями. Плавала она хорошо, тело вроде бы отдохнуло - а значит, можно было попробовать наловить себе рыбки на ужин. Задача не из лёгких - но что же делать?
Река за день успела хорошо прогреться, поэтому вода встретила тело волчицы приятной прохладой относительно жарящего светила, но тёплыми и мягкими объятиями по сравнению с утренней холодрыгой. Солнце уже перешло зенит и не слепило бликами, всё ещё достаточно хорошо освещая прозрачную воду, что была чище любого стекла - если бы не размывало от преломления, то вовсе её не обнаружить, как воздух! Только вдыхать нельзя...
Совершая ровные гребки, самочка направилась к самому дну. Ловить рыбу столь старинным способом - непростое занятие, но уж куда безопаснее, чем ходить побираться... Подняв взгляд наверх, самочка увидела дно лодки, медленно перемещающееся над её головой - словно в небесах... Замерев на месте, самочка вся отдалась этому зрелищу, но вовремя вспомнила о себе и поплыла к поверхности. Вынырнув, она схватилась за бортик лодки и несколько секунд дышала, отдыхая от погружения, после чего разжала пальцы и снова ушла под воду.
Сейчас, когда её обнимали и гладили потоки, а тело почти теряло вес, постоянно норовя всплыть к небесам из-за переполненности набранным воздухом, Вера уже не испытывала невзгод и тревог. Было спокойно, как у пушистой мамы на лапах, и собственная шерсть распушилась, добавляя красы. Если бы не нужда в воздухе, Вера бы так и осталась здесь, под водой, где всегда есть еда, где не слышно людей и никто не мешает спокойно жить и любоваться живописными зарослями водорослей и пугливыми рыбками.
Их было много - речная рыбёшка перемещалась вдоль дна или следовала по течению, сверкая чешуёй. Любопытные подводные обитатели ничуть не боялись волчицу, хотя и не стремились приблизиться - а Вера не спешила переходить на рыбную ловлю, предпочитая действовать наверняка. Всё же река - не озеро, и ей нужно было не только думать об охоте, но и наблюдать за движением лодки над своей головой. По счастью, та ненамного отдалилась от неё, а потому волчица опустилась на дно и встала на лапки, взбаламутив воду. Её тело напряглось, но как же великолепно она выглядела в этой позе - залитая светом серебра и золота, приподнявшая передние лапки и согнувшая задние для лучшего толчка. Хвост её замер, распушаясь, грива красиво развевалась от воды...
Вера снова застыла в этом состоянии, время замедлило свой ход, как утром. Только не от пустоты в душе, наоборот - от переполненности покоем и удовольствием от жизни. После горестей наступала светлая полоса, а Бог благодарил за то, что Вера его не оставила, приоткрыв немного земного рая. Хотя за пушистой грудкой уже начинало щекочуще греть, подтянутый животик напрягся, сокращаясь едва заметно, а из носа выскользнуло несколько пузырьков. Волчица не нашла воли подняться сразу, залюбовавшись подводным пейзажем в обрамлении собственной разметавшейся гривы. Течение обводило лапы и стан, принося блаженство и расслабленность, и самочка благодарно взглянула на лёгкие волны, преломляющие небеса с облачками, к которым взлетали пузырьки из-за зубок, донося до Бога неслышный шёпот благодарности.
Отведя лапкой волосы, настойчиво лезшие на глаза, самочка рывком сорвалась с места, но на смену первым резким движениям пришли плавные и спокойные. Рыбалка могла ещё немного подождать - самочка плыла, наслаждаясь речной прохладой и целебными прикосновениями воды, снимающими усталость и отгоняющими прочь заботы. Перевернувшись на спинку, она выпустила ещё пару пузырьков, вновь залюбовавшись лодкой, от днища которой исходило свечение - преломлялся свет в волнах, создаваемых её корпусом. Красота...
Лучи, сейчас не проходившие в воду напрямую, уже прогрели толщу реки, а та отдавала тепло волчонку, нежа и поглаживая живот, как ручному зверьку. Довольно зажмурившись, Вера представила, что висит над землёй в облаках, и её держит не вода, а плотный ветер, он же и ворошит мех. Только лёгкое дрожание лапок, аккуратно и невредимо царапавших воду, кручение хвоста и пузырьки, уже ворохами покидавшие приоткрытую пастьку, напоминали Веге, что она в глубине, а не высоко над миром... Но всё равно это волшебное ощущение захватило и подчинило себе волчицу. Ласковые прикосновения водички совсем заволокли её сознание - прикрывшая глаза самочка полностью отдалась тому безмятежному покою, что подарила ей река, стараясь не обращать на лёгкое и пока ещё даже приятное жжение в груди. Пузырьки перестали подниматься из её пастьки, не потому, что их не оставалось, а потому что она сжала зубки, сберегая остатки от запаса своего воздуха.
Если бы не приходилось следить за лодкой, Вера бы смогла назвать себя полностью свободной. Она гребла дрожащими от волнения лапами, медленно кувыркаясь в воде, не задумываясь, в какую сторону плыть, только чтобы почувствовать лёгкое сопротивление тёплой воды, расправившей всю шерсть прекрасными невесомыми шлейфами и добравшейся своими струйками до самой шкуры. Рыбы уже привыкли к волчице и проплывали невдалеке, не страшась, но она и не обращала на них внимания, поглощённая тягучим подводным удовольствием. Задние лапы поджали пальчики от духоты, но передние сами опустились ко чуть втянувшемуся животу, чтобы погладить его вместе с водою. Но чуть позже одна лапа поднялась к груди, нетерпеливо вороша на ней мех, а другая прижала носик, чтобы не
Прикосновения собственных пальчиков были... Ничуть не хуже ласок воды. Зажимая носик, самочка случайным прикосновениям к сосцу, укрытому под пеленой серого меха, вызвала у самой себя лёгкий стон и вместе с ним - вылетевший прочь пузырёк. Торопливо сжав зубки, Вера со стыдом подумала, что было бы, если бы сейчас её увидели отец или друзья - но кроме рыб на дне реки ничто сейчас не могло видеть самочку...
Волчица ринулась вверх, когда больше не могла оставаться под поверхностью. Мятежное тело теперь грозило погубить душу - она поняла, что слишком долго пребыла под водой, её животик вжался, грудка судорожно дрожала, хвостик путался в задних лапках, а сами задние совершали какие-то неправильные и непонятные движения, мало помогая самочке в пути наверх. Сердце билось где-то в голове, наверное, вытолкнутое лёгкими, умоляющими о воздухе, челюсти против силы разжимались, грозя сделать первый и последний глоток речной воды.
"Боже, помоги мне!" - пронеслась в затуманенной голове единственная здравая мысль. - "Не дай мне так глупо сгинуть! Пожалуйста!"
Бумс! Буль-буль-буль...
Веру пронзил страх, вытеснивший все остальные эмоции. Даже боль в голове, стукнувшейся о что-то твёрдое. Мордашка, выдохнув все пузырьки в одном ворохе, оскалилась, как у дикой волчицы, загнанной в угол. Передние взметнулись вверх, заскрежетав по дереву. Сознание не сразу подсказало, что это её же собственная лодка, о которой Вера уже забыла. Или просто не осознавала, когда тело содрогалось в разрядах духоты.
Дёргающаяся самочка замолотила по дну лапами, уже впустую открывая пасть, отплыла в сторону и каким-то чудом вынырнула рядом с лодкой в тот момент, когда в пастьку хлынула речная вода. Откашливаясь и хрипя, она забилась, зажмурившись от слепившего солнца и брызг, вслепую повернулась и... Уцепилась за борт. Навалившись на него, самочка попробовала упасть в лодку, но внезапно та перевернулась и волчица оказалась под ней. Икона, съехавшая по борту, ударила её в грудь пушечным ядром и потащила вниз, на глубину.
Пасть раскрылась ещё шире в ужасе и отчаянии, потеряв половину из того, что удалось вырвать у поверхности. Тяжёлая доска опустила волчицу в гущу водорослей, смягчившую падение, но щекотно кольнувшую травинками по рёбрам и коварно обвивая метавшиеся лапки, гладя их так же обманчиво ласково, как и потоки нагретой воды, в которые Вера вернулась.
Всё-таки не выпустив икону, самочка крепко прижала её к себе, силясь вырвать запутавшуюся лапку. Водоросли, которые оплели её, щекотно тыкались под подушечку и игриво пробегали между её пальчиков, как будто бы обладали собственным сознанием и радовались такой красивой пушистой добыче. Самочка забулькала от страха и злобы, развернулась и схватила растения передними лапками, раня ладони, но всё же сумев избавиться от плена противных растений. Схватив икону и сунув её под мышку, Вера, невзирая на острую боль в ладонях, заставила себя вновь потянуться к поверхности - сердце заходилось от страха, лёгкие, второй раз подвергнутые испытанию за столь краткий срок, настойчиво требовали воздуха.
Дерево обычно должно помогать плавать, но дубовая икона утяжеляла, не давая восходить с полной скоростью. Вжатый живот и опустевшие лёгкие тоже не помогали всплыть быстрее, само тело уже не всплывало. Путь наверх становился медленным и мучительным, вода отпускать не желала, но Вера продолжала настойчиво подниматься, молотя по воде задними и свободной передней, уставая, словно убегая от погони, но совсем без возможности перевести дух.
Время поджимало, страх уже кусал самочку за лапки, мешал мысли и не давал лапам поднимать трясущееся тело, дрожь которого вызывала не только страх. Глаза самочки широко раскрылись, щёчки надулись, но совершенно впустую, ничего в себе не тая, хвост вытянулся в струнку, когда они изо всех сил сжала пасть лапами и перевернулась, выпустив бесценную икону. Её лапа почти неосознанно подхватила образ и прижала к себе, в то время как другая направила самочку вверх, к небу за пеленой воды, столь близкой - и такой недоступной!
Пальчики дрожали, добравшись когтями до самой поверхности и подняв на ней мелкие волны своими царапаньем. Но за водную кромку не удержаться и не подтянуться. То небольшое расстояние, что оставалось до поверхности, было столь же непреодолимо, как раньше - и Вера начала выскуливать последние мелкие пузырьки, яростно выплясывая задними.
Когти вцепились в бортик лодки и не давали с него свалиться, глубоко вонзаясь в дерево, а потом и подтягивая мокрое тело. Стиснутая другой лапой икона удерживала Веру в вертикальном положении, не давая упасть мордой в воду. Оголодавшая и утомившаяся волчица уснула, наконец захваченная небытием.
Глава вторая - Отшельник
Проснулась Вера от теплоты - уже не влажной, как в опасной реке, а сухой. Через сомкнутые веки еле проходил тусклый желтеющий свет. Волчица продолжала чувствовать слабость в лапах, но подсознательное чувство долгожданной безопасности позволило медленно открыть глаза.
Вера впервые оказалась в каменном доме - в небольшой комнате с грубыми стенами, сложенными из неотёсанных, но надёжно подогнанных валунов. Весь свет в комнате исходил от одной лучины на столе у противоположной кровати, где лежала Вера, стены, и оттенял сгорбленную фигуру старика с торчавшими во все стороны волосами и бородой. Одетый в чёрный клобук, он шептал сложенным в углу иконам, отдельно от которых, но подле, стоял и отданный родителями Христофор.
- Не остави ны, Боже, Господи Боже наш, не отступи от ны, вонми в помощь нашу, Господи спасения нашего.
Волчица не осмелилась нарушить молитву, а лишь продолжила оглядывать дом. Впрочем, слишком уж это строение не походило на жилой дом, да и икон здесь имелось предостаточно. Речь старика, его отношение к иконе Христофора и само наличие того факта, что он помог волчице, выловив её из воды, уже подбодрили самочку - она попробовала привстать, но слабое тело отказалось выполнять даже столь простое дело, и отозвалось немощью в каждой мышце. А вдобавок - ещё и очень громким чихом, пришедшимся на завершающее "Аминь".
- Проснулась? - спросил старик тихим и спокойным голосом.
- Здравствуй... - пробормотала Вера, вновь собираясь привстать - даже в нынешнем состоянии ей не хотелось лежать перед своим спасителем, которому нужно было оказать почтение. Но старик не этого от неё ожидал - он желал полного её выздоровления. Потому человек помог волчице, приподняв подушку, чтобы Вера легла полусидя, и подал ей налитую из горшка, углублённого в пол, миску с рыбным бульоном:
- Пускай сейчас пост, но болящим его не следует соблюдать. Им Господь послал своё испытание.
Дрожащими лапками самочка приняла еду и благодарно кивнув, и принюхалась. Варево пахло достаточно приятно, а что ещё нужно больной?
- Спасибо,- пряча глаза, сказала самочка и принялась очень осторожно лакать содержимое. Бульон был не горяч, но оказался вполне тёплым, и вскоре самочка стала ощущать не только внешнее, но и внутреннее тепло. Она зажмурилась от удовольствия, смакуя каждое мгновение. Очень вкусно!
- Можешь продолжать спать, а я ещё немного побдею, - убрав миску к порогу, хозяин дома сменил лучину, чтобы светила поярче, и открыл на столе толстый том, всматриваясь в текст через круглую гладкую стекляшку величиной с ладонь.
Но с едой в теле Веры появилась и энергия. А так же проснулось и любопытство.
- Меня зовут Вера, а как вас величать?
- Дед Наум, - просто ответил старец, перелистывая страницу.
- Тогда уж - дедушка Наум... - осторожно произнесла самочка. - А... Вы простите меня за этот вопрос - но как вы меня нашли?
- Да прибило тебя недалече... - произнёс старик, не отрываясь от книги. - Я почуял, что с воды мокрой шкурой несёт - извини, но вашему брату если шерсть намочить, так сильно волками пахнет... Только не ожидал я, что волчица будет за лодку цепляться и икону к себе прижимать. Нынче эту икону ох как не любят...
Вера поднесла ладонь к носу и понюхала. Сама она не замечала своего запаха - во всяком случае, чтобы он был сильнее обычного еле заметного. Чтобы найти канида по запаху, нужен нос другого канида, но никак не человеческий. Либо же Вера сама многое не знала о собственном народе...
- Где мы сейчас? - Вера поборола желание уточнить, старой ли вере принадлежит Наум... Пожалуй, что так - либо же он просто был из тех добрых людей, кому не важны конкретные положения, кому хочется помогать всем разумным.
- Эта обитель - убежище моё от всего зла и безумия окружающего мира, - ответил старик. - Стоит она на острове в самом широком месте реки, куда не каждому добраться, да и не всем хочется. Тебе повезло, что тебя вынесло сюда - дальше воды не столь спокойны.
- Бог спас, - подтвердила Вера, оборачиваясь к иконам. Наум ответил только кивком, возможно, ожидая других вопросов от своей гостьи. Вера собиралась спросить, надолго ли она может оставаться у старика, возможно даже пообещать помогать ему в хозяйстве, лишь бы он не прогонял её из своего укромного места, куда вряд ли скоро доберутся ревнители обновлённой церкви. Но решив, что рано ещё об этом думать, спросила нечто попроще:
- Что вы читаете?
Человек обернулся к ней. Вера испугалась, что рассердила его своими расспросами, но нет, смотрел он вполне добродушно.
- Не столь важно название книги или заложенное в ней повествование. Любое чтение изощряет ум, а чтение книг о житие святых - ещё и поддерживает душу.
- Мы с отцом тоже читали... - смущённо призналась Вера, как будто бы говорила что-то постыдное. - Он получил кое-какие знания от отца, который прислуживал в церкви... Когда был ещё щенком.
- Значит, нам будет много что обсудить... - Наум положил линзу на книгу и обернулся к Вере. - Но сначала скажи, что с твоим отцом, не ищет ли он тебя?
- Не ищет, - ответила Вера твёрдо и грустно. Так, что Наум сразу всё понял.
- Мы будем вместе молиться за них. Это самое большое, что мы можем сделать. Погребение и памятник - это лишь дань традициям, пусть и благочестивым. Души принадлежат лишь Богу.
- Истинно так, - кивнула самочка и прижала ушки. Только бы ещё не разревется на глазах у своего спасителя! - Дедушка Наум, а как вы здесь оказались?
- Кажется, я уже говорил об этом. Здесь можно предаться мысли и душе, а не земным тягостным делам. А теперь - ложись и засыпай.
Самочка не заставила себя долго упрашивать - тело само почти не слушалось её, призывая опустить голову на подушку и закрыть глаза, чтобы дать телу отдых... Совсем не лишний отдых...
Сознание уже достаточно оправилось после пережитого, чтобы вновь видеть сны. Тепло постепенно переходило в жар, совсем неяркий свет от лучины распалялся до целого огненного буйства в морозной ночи. Тлеющие язычки пламени возросли до настоящего костра. Книг стало много, столько, сколько не было ни в одной библиотеке, о которых слышала Вера - только книги не читали, а жгли, бросая, не глядя, в большущий костёр на церковном дворе, будто монахи вместо того, чтобы изучать святые писания, вознамерились совершать языческий обряд на Ивана или Сырную неделю. Пламя утихло только под утро, когда все люди ушли, бросив костёр, остался только один. Сначала он лишь сторожил пламя, а потом, когда пожарище истлело, он стал ворошить пепелище, выуживая из его глубины закоптившиеся, но уцелевшие книги.
Проснулась самочка уже совершенно отдохнувшей, хотя и не могла понять, сколько проспала - лучина горела всё так же ровно, а старик сидел и читал. Но стоило волчице пошевелиться, как он приподнял голову и обернулся к ней.
- Как ты себя чувствуешь?
- Уже гораздо лучше, - улыбнулась Вера. - Ещё раз - спасибо вам.
- Ты можешь уйти, когда захочешь. Сейчас вечереет и если ты собираешься продолжить своё путешествие по реке - тебе лучше обождать до утра.
- Я... - самочка осеклась. - Дедушка Наум, я ведь сбежала... И мне некуда податься. В одной деревне меня чуть было не продали какому-то злодею!
- Значит, пока и не следует тебе уходить. Тем более что и на острове можно жить, пусть он лишь сто саженей поперёк. Большего не нужно ни человеку, ни каниду, - Наум снова налил рыбного отвара уже в чистую миску, передав её в уже более уверенные белые лапы. Сам старик, по пока что скупым наблюдениям Веры, не ел и не спал, но при том не выглядел отощавшим или сонным, хотя старость зримо опустошила прежнее здравие.
И зримо - ключевое слово. Смотрел старик подслеповато, старался не совершать лишних движений, чтобы чего не задеть и не уронить. Хотя неаккуратным и неопрятным не был. Вера снова поблагодарила хозяина дома и принялась лакать содержимое. На этот раз рыбка была с несколько иным вкусом, но всё так же хороша.
- Вы её сами ловите?
- А кто же ещё... По счастью, место для рыбной ловли удобное - а вот с хлебом беда.
В пост варю кору, если лето - варенье из одуванчиков или ягод. Кроме меня, птиц да тебя теперь на острове этом никто не живёт. Но с молитвой, трудом и книгами мне не скучно. Так что и ты не заскучаешь. И... Твой брат живучий - не пора ли вставать с постели?