Было серо и холодно, падающие капли лишь размывали грязь, но я не придал этому значения. Меня захлестнула обида, хотелось рыдать, но я держался изо всех сил, держал в себе крик и слёзы, эти невыносимые чувства терзали меня, замерзала моя кровь, потухали глаза... Не было мыслей и слов, ничего уже не было, только переполняющие чувства, которые становились слишком тяжелы, чтобы можно было не сойти с ума. Одна за другой падали капли на ладонь - самое простое и прекрасное явление. Всё было в моих руках, все, о чём только может мечтать человек...
- Закрой глаза, видишь моё Солнце?.. Это тебе...
Из глаз брызнули слёзы, сверкая как хрусталь, щекоча щёки, они капали с подбородка, падали в лужу, отбрасывая волны... Я открыл глаза, но всё уже было пусто...
В мире было неспокойно, не смотря на то, что Солнце ещё не встало. Хобит, хоть и был чуть выше пяти футов, но всё равно одеяла на него не хватало - укутав голову, он был вынужден оставить на сквозняке пятки.
Вокруг него летали стаи мух, беспрестанно жужжа, некоторые обжигались, пролетая над горящей керосинкой, падали в предсмертных судорогах на стол, испачканный маслом и полный неубранными крошками сухарей.
На улице опять шёл осенний дождь, грустный, напевающий песню о безнадёжности; Хобит вновь бы рыдал, если бы не спал, рыдал от слабости перед непонятными чувствами, хранящими корни в его груди, в его сердце, которое, порой, захлёбывалось кровью, ждало очередного удара, чтобы после него остановиться.
Но Хобит спал..., он не знал про дождь, про скрытые от понимания чувства, ему даже сны не снились, он лишь рефлекторно жевал шерстяное одеяло зубами.
Когда сдохли все мухи, в тёмной убогой комнате исчезли последние признаки жизни, теперь уже мёртвое пространство, ещё отдающее приторной теплотой, наполнилось звуком звенящей тишины, которая сводит одиноких людей с ума, заставляет искать причину их отрешенности от мира, говорить с мерцающей темнотой, и получать в ответ лишь глухую коридорную тишину.
В тот промежуток, между глубоким сном и непонятным состоянием пробуждения, Хобит слышал барабанный стук, так, по крайней мере, ему казалось во сне - это был звук захлёбывающейся артерии на его ухе.
Он открыл глаза, в темноте они не имели цвета, были как черные, переливающиеся масляным цветом оливки. Хобит ещё не полноценно воспринимал окружающий мир, наступило неоднозначное мгновение странного предчувствия. Он не знал тому причины, не знал, что оно значит - является осадком сна, или всё же предчувствие было вещим; за ним стояло нескрываемое, хотя толком невыразимое беспокойство.
От момента шума, который доносился откуда-то сверху, его глаза приобрели серый цвет и быстро забегали.... Не выдержав напряжения томящего ожидания, он вскочил с кровати.
Через мгновение после глухого звука, подобного тому, когда ветер в упор бьется в окно, Хобит был в панике, в пассивном, парализованном состоянии.
Ледяной осколок пробил потолок и упал на расстоянии метра перед ним, впиваясь маленькими иголочками в лицо Хобита. Он оцепенел, не знал, что произойдёт, если попытается пошевелиться.
Поняв, что ещё владеет собой, Хобит опустил глаза в проход, там был подвал..., он увидел то, от чего любой бы онемел - это был облитый кровью, как будто искореженный тупыми лезвиями, его труп. Он был мёртв...
Когда-то мысли о смерти его жутко пугали, он боялся умереть в старости, боялся ждать этого момента, ненавидя свою жизнь, собирая седые волосы с подушки. И как же так, у него забрали жизнь так скоро, так просто и незаметно, ни о чём его не спрося и не предупредив. Несправедливость, которой была полна его жизнь, преследовала его и в смерти.
Его охватило щемящее чувство. Он положил руку на сердце и обжёгся холодом. Где-то в груди острой болью напомнил о себе осколок льда; только теперь он понял, что его сердце уже давно не бьется.
То, что когда-то было мечтой, стало утопией, раздавило меня. Что-то полное высоких надежд, пылающих чувств, врезалось шипами во всё живое, залезло в самые сокровенные уголки души, тёмные и заросшие паутиной, но оставило лишь терновник... Люди называют это любовью.