Дед силой усадил внука Лёню на табурет, устрашающе поклацал перед его носом машинкой.
- Ну что, под Котовского? - и сам же ответил: - Под Котовского! Сейчас на куриное яйцо похож будешь...
- Чёлку хоть оставь, - взмолился Лёня.
- Нечего крыть сарай старой соломой, если он пуст, - дед многозначительно постучал по Лёниной голове.
- Ой, больно, - дёрнулся внук.
- Сиди смирно, а то уши отстригу.
Потом Лёня долго стоял перед зеркалом. Проводил рукой по лысой голове, словно по шару с комочками, искал и не находил на ней привычную шапку волос, хныкал:
- Как я теперь на улицу-то покажусь?
Дед сидел у порога и ухмылялся в седые усы, приговаривая:
- А ты дома будь. Поменьше по чужим огородам шастай. Букварь вон читай.
- Чита-ай, - передразнил деда Лёня. - Мы его в первом классе прошли.
- Знаю я, как ты проходил - с пятого на десятое.
Лёня смолчал. Он не такой глупый, чтобы спорить с дедом, когда за спиной бревенчатая стена, отступать некуда. Другое дело - на улице. Там Лёня всегда оставляет последнее слово за собой. В крайнем случае, если ответ в голову не приходит, высунет язык, скорчит рожицу: "Ме-е-е". И сиганет от деда подальше.
- Ну чего стоишь, как истукан? Собирай своё добро.
"Оболванил наголо, да еще обзывается", - Лёня глубоко вздохнул и (ничего не поделаешь) стал собирать с пола свои волосы.
На другой день он ушел с ребятами в лес и вернулся домой только к обеду. Дед, как всегда, в валенках, ватных штанах, старой полуизъеденной молью шапке-ушанке, сидел на ступеньке крыльца.
Лёня сделал несколько нерешительных шагов и остановился на безопасном, как посчитал сам, расстоянии.
- Не трусь, ближе двигай, продолжал сгибать коричневый, будто сухой сучок на дереве, палец дед. На коленях у него сидел и недобро косился в Лёнину сторону кот Никанор.
- Твоя работа? - дед потряс перед лицом внука куском верёвки, на конце которого была привязана консервная банка.
Лёня невинно захлопал глазами:
- Не-ет.
- А почему у тебя губы синие?
Лёня не нашёл что ответить.
- И банку эту ты, конечно, в руках не держал?
- Нет, - соврал внук и отвернулся.
Чего ему на банку эту глядеть, и так знает, что на боку у неё должна быть надпись, сделанная химическим карандашом: "Дет".
- Эх, Лёнька, Лёнька! И в кого ты такой враль и бандит? И не жалко тебе Никанора? Надумал тоже банку к хвосту кота привязать... Ну ладно, иди руки мой - обедать будем.
Лёня шмыгнул во двор, а с него - в огород, где ощетинился своими перьями-копьями зеленый лук и устлали землю сочным изумрудным ковром огуречные плети. С утра ещё ему хотелось огуречка попробовать, свеженького. Может быть, вырос хоть один? Нашёл-таки один, длиной со спичку, не успел его схрумкать, как выглянул из сеней дед и прогнал с огорода.
После обеда Лёня поскучал минут двадцать на завалинке, потом украдкой отодвинул доску в заборе, раз - и очутился в соседском огороде.
Здесь яблок и крыжовника - видимо-невидимо. С псом Мухтаром, который сторожит всё это хозяйство, у Лёни давно дружеские отношения. Лёня подкармливает его хлебом, иногда и от пирожка половину отдаст - не жалко.
Мухтар, увидев знакомого, радостно завилял хвостом и ткнулся мордой в Лёнин бок, как бы спрашивая: "Ну, чего нынче принёс?"
Лёня хлопнул себя по карманам:
- Пусто... Может, яблоки попробуем?
Пёс все повизгивал и крутил хвостом: видно, тоскливо ему одному.
Лёня подпрыгнул, ухватился рукой за ветку и пригнул её к земле, сорвал маленькое, будто орех, яблоко, надкусил и тут же выплюнул:
- Фу, кислятина!
Мухтару яблоко тоже не понравилось. Он даже и не попробовал его.
Больше в саду делать было нечего. Лёня от скуки решил покататься на Мухтаре. Но повизгивающая, привязанная на цепь "лошадка" не захотела пустить его на свою спину.
Они лежали на траве и грелись на солнышке, когда доска в заборе вдруг отодвинулась в сторону и в щели показалась голова деда:
- Лёнька, ты куда забрался? Сколько раз я тебя предупреждал: не лазь!
Лёня сиганул через забор. Только засверкали его голые пятки, захрустела под ними молодая картофельная ботва. До самого озера, что за околицей, бежал он не останавливаясь, запыхался, сел у воды: "Вот здесь до вечера и просижу. С места не встану. А вечером приду домой и скажу: Замучил ты меня, старик! Возьму и уйду из дома насовсем!"
II
Вечером деда на "скорой" отвезли в районную больницу. Когда Лёня вернулся с озера, в избе никого не было. На столе лежала записка: "Молоко в сенях, под полотенцем, хлеб - в столе. Ночевать иди к тёте Маше. Я повезла дедушку в больницу..."
К тёте Маше Лёня не пошёл. Вытащил из ларя ружье, к которому дед и прикасаться-то не разрешал, долго маршировал по избе, представляя себя то солдатом, то охотником. Потом он уснул, и приснилась ему жизнь без деда. В доме он единственный мужик, и мать с ним, а не с дедом, как раньше, советуется во всём. Лёня велит ей накупить в магазине побольше конфет, чтобы они никогда не кончались, наварить варенья разного. Он сам теперь решает: идти ему сегодня в школу или нет.
... Прошел месяц, другой, третий. Лёг на землю снег, сковало льдом озеро за околицей. Дед всё лежал в больнице. Лёнин сон хотя и не сбылся: мать с ним не очень-то советовалась, конфеты для него сумками из магазина не носила, да и не до варенья ей было теперь, но Лёня с удовольствием всё же заметил, что жить ему стало без деда вольготнее. После занятий в школе предоставлен самому себе. В доме он один: лежит, спит, играет. Вечером его тоже не очень-то беспокоят. Приходит в гости тётя Маша. Она и мать долго сидят за столом, пьют чай, разговаривают, а Лёня лежит на печке, слушает до тех пор, пока не уснёт. Из их разговоров и узнал он, что у деда больное сердце, никудышный желудок и ещё какая-то страшная глаукома. Лёня долго ломал голову над тем, чтобы это могло быть: глаукома? Может, зверь какой ростом с Мухтара, с чёрной серебрящейся шкурой и большими смолянистыми глазами, в которых перемешались лень и злость? Лёне казалось, что зверь этот может обитать в тёмном углу чулана. Там ему самое место. Сидит, притаившись, скалит острые зубы. "Глаукома, фу!"
... Под Новый год мать взяла Лёню с собой в больницу. Всю дорогу он таращился в окно автобуса, радовался нежданному путешествию, а когда приехали в райцентр, вдруг испугался: что если дед знает о ружье, которое Лёня часто достаёт из ларя, о банке, в которой усыхает, как Лёня уверял мать, варенье?! Надает по шее прямо в больнице, при всех!
Дед, когда они вошли в палату, сидел на кровати почему-то лицом к стене. Услышав, что хлопнула дверь, он повернул голову.
Лёня, на всякий случай спрятавшийся за спину матери, выглянул, но так и не встретился с дедом взглядом. Широко раскрытые, какие-то беззащитные, глаза старика смотрели поверх Лёниной головы.
- К тебе, Иван Данилыч, - тронула его за плечо медсестра.
Лёня удивился про себя: "Что он, сам, что ли не видит?"
Дед засуетился, беспорядочно, на ощупь зашарил рукой по кровати:
- Валя?
- Я, папа. И Лёня со мной.
- Садитесь, садитесь. Вот здесь стул.
Лёня опять удивился: там, куда показывал дед рукой, стула не было. Он стоял в самом углу палаты.
- Лёня, подойди-ка сюда. Погляжу, какой ты стал.
Лёня, стоящий в двух шагах от деда, растерянно шагнул ближе, прямо к худым коленям больного. Старик опустил на его голову руку и обрадовано воскликнул:
- Вырос-то как!
Из по-прежнему широко раскрытых глаз его выползла и скатилась крупная слеза.
- А я, Лёня, теперича не вижу ничего, - сказал дед.
Лёня вздрогнул, растерянно повернулся к матери. Она стояла молча, и по щекам её тоже текли слёзы.
... Ночь после поездки Лёня провел беспокойно. Засыпал и тут же просыпался. Перед глазами стоял дед - постаревший, худой и ослепительно седой, - такой, каким увидел его Лёня в больнице. Он был совершенно не похож на того, прежнего. Его было жалко.
Пришла весна. Однажды мать с утра засобиралась в райцентр.
- Дедушку из больницы выписывают. К вечеру приедем.
Лёню эта новость застала врасплох, обрадовала. Полдня он не находил себе места. Мальчишки звали играть в лапту - не пошёл, сел обедать - не хочется. Два раза пробили часы на стене. И тут Лёню осенило: "Надо чем-то порадовать деда".
- Помою пол, - решил он.
Мальчик сбегал к колодцу за водой, кое-как вытащил тяжёлое ведро, изогнувшись, часто отдыхая, принёс его в избу и засомневался:
- А ведь не заметит дед, что полы чистые. Не видит он.
Хотел было вытащить ведро обратно, да стыдно стало. Часа полтора елозил на коленях по полу, устал, все штаны вымочил, зато задуманное сделал на совесть: пол так и блестел.
Посидел Лёня минут десять и снова засуетился, отыскал в чулане молоток и пошёл к соседскому огороду.
Пёс Мухтар, услышав знакомые шаги, радостно заскулил. В ответ Лёня глубоко вздохнул, будто говоря: "Извини, Мухтар. Иначе нельзя". Потом он вынул из кармана припасенный гвоздь и решительно, с нескольких ударов всего - как настоящий мужчина - вогнал его в доску по самую шляпку.
foshin59@mail.ru