Прекрасное солнечное Саянское утро! Небо, очищенное ночными туманами и протертое утренней прохладой, голубеет во всю ширь Удинского межгорья.
Особенность солнечного Саянского утра, ранее нами не замечаемая, в том, что отсутствует гнус. Он вяло ползает по стенкам палатки, одурманенный морозом, и ему пока не до истязаний человечества.
Вот в такое утро в полном объеме ощущаешь красоту жизни!
Но днем...
А пока - удивительно чистая вода, удивительно голубое небо, удивительно зеленые горы, удивительно хорошее настроение!
Красотища!
Итак, начинаем...
10 июля...
...принес нам житие... в палатке.
Приезжаем в Курган, а у Ефимыча на даче стоит палатка. Проблема жары разрешена им очень просто и убедительно. Днем печется на солнышке и на работе, ночью отходит в палатке.
11 июля.
День вторичного празднования юбилея (Степанычева) в, так сказать, полевых, а точнее, в дачных условиях.
С утра жара вытолкнула нас под холодный душ с колодезной водой, а Ефимыч вытолкал нас на складирование гнилых досок. Труд на благо хозяев подарил нам не совсем приятное почесывание. Ошметки досочной, горбыльной и хлыстовой трухи, падая на нашу, довольно таки интеллигентную и нежную спину, вызывали рефлекторное подергивание плечами, а поцарапывание их верхонками, усыпанными опилками, вызывало далеко не приятное жжение.
"А солнце жарит, чтоб оно пропало, и нет уже судьбы у нас иной..."
После трудовой повинности мы рванули с места в карьер, упали в теплую воду и растворили в ней наши беды...
Дубль юбилея (Степанычу сорок, не абы кабы!) собрал до кучи и Григоровичей с детьми, и Добровицких с детьми, и Машнюков с детьми, и юбиляра с дитем.
На"помпадур"ились!
12 июля.
Воскресенье, а Сергею сплошная работа - выбивание билетов. Кассирша как только не отбивалась, какие только препоны не ставила, но Добровицкий добыл все же эти проклятые клочки бумажек!
13 июля.
Сразу расставим точки над ё. Ефимыч оттянул отъезд по причине.. в общем, оттянул. Потому мы тронулись сегодня. И ведь что символично - пошел дождь! Первый за лето! И толпа друзей нас не провожала. К чему это? Вот и мы пока не знаем. А провожала нас одна Нина Васильевна.
14 июля.
Едем с детьми, но без жен...
В прошлом году, после очередного испытания Байкалом, Виктор встал в позу и произнес: "Видал я в гробу этот Байкал с его БАМами и подъездами! На следующий год - в Тофаларию!. А чтоб все было, как в первый раз, берем семьи в полном составе!".
Эхо его высказывания гудело аж до июля этого года. Сколько мук претерпели наши семьи за год, настраиваясь на грозящие саянские тяготы, представить невозможно. И, как это и должно было случиться, мамы в путешествие идти, скажем мягко, не решились.
В итоге, на вагонных полках последнего купе, под звуки постоянно хлопающей притуалетной двери, в парах всем известного амбре, возлежат три волосатых мужика и два подростка. Ефимыч, Степаныч, молоденький еще Добровицкий и их общие дети Любашка и Алешка.
15 июля.
Вначале все было как обычно.
За окном пролетали запахи цветущих лугов и выбрасываемых в окно объедков; народ дремал под стук колес, кряхтя и постанывая от боли в скрипящих боках и ломоты в черепах; самые чистоплотные сдирали вафельными полотенцами вагонный пот; кто-то пил настоенный на теплой воде чай...
И тут Ефимычу пришла в голову, прямо скажем, глупая и несвоевременная мысль - модернизировать свой рюкзак! Ныне он решился идти со станковым рюкзаком (самодельным!). Станок сам по себе неплох. Но вот мешок... да еще с ширинкой в виде молнии для мелких предметов. Витя решил, что мешок должен быть универсальным,- и чтобы барахло таскать, и чтобы ночью в нем спать. Во весь рост, значит.
И вот он, в совершенно антисанитарных условиях, расположившись возле хлопающей туалетной двери, решил присандалить к мешку трелевочные тросы. Мы это уже давно поняли, что такой такелаж без трактора не утянуть, но скромно молчали. А вот он об этом сообразил недавно, и как человек решительный и практичный, решил исправить упущение немедленно.
Но в это время бдительное ЖОВЭДЭ уже шло по заплеванному тамбуру, ожидая схватки с НОП. Темно? Разъясняю: ЖОВД - это доблестная железнодорожная милиция, а НОП - неопасный объект поборов (шучу - нарушитель общественного порядка).
НОП - это самый желанный преступник. Настоящему-то люмпену надо руки крутить, самбом бить, можно и самому получить в репу. А НОП не лает, не кусает, сам подзывает и всегда бумажник при себе. Вот тут уж страж порядка дает волю своему героизму, он из него прет, как камчатский гейзер. У-у, какой я строгий!
И что ж он в данном случае видит? Раскорежилось какое-то кудлато - бородатое гомо (с сапиенсом или без, не разберешь) посередь прохода и кряхтит над чем-то, похожим на устройство для складирования краденого. (Страж в школе милиции ведь не изучал предмета "Изготовление крепежного устройства к рюкзаку с ширинкой").
И всё! Даже самбо не потребовалось!
Опознавание происходило в соседнем вагоне. Так ничего и не поняв из объяснений нарушителя, вернули Виктора живым и невредимым. Били или нет, не говорит, но какой-то пояс на предполагаемом месте, где должна быть талия, стал носить регулярною
16 июля.
Нижне-Удинск принял нас как всегда, равнодушно.
Пока все пассажиры вагона цепочкой выгружали нас на перрон, подошел вечер.
И куда?
А в Каксат! Там Володя, он нас укроет. Но до него пятнадцать километров. На транспорт надежды никакой, нас обгоняют одни зеленые грузовики. Они охраняют детство только с помощью оружия, а чтоб подвезти, команды не было.
А, дошли и так. А там хариус, чай и напольный сон.
Дети пока хлопот нам не доставляют, без жен не страдаем.
17 июля.
Вернулись в Н-Удинск и прямиком в аэропорт.
И тут случилось то, чего в наших планах не было - я улетел один.
Кассирша без всяких дипломатий сообщила на весь зал: "На рейс ням-ням до Алыгджера ням-ням вам осталось только одно место ням-ням. Полетит Истомин, остальные - другим рейсом!".
А погода! Так и хочется обнять все это небо, прижаться к нему щекой и высморкаться в единственное, радостно парящее, облачко. Какие проблемы - все улетим!
Вспоминаем в лицах.
* Я. Лечу в самолете, со мной 47 кг. моего груза рядом десять пассажиров. На высоте полтора километра заснул. Проснулся от того, что по мне ходят люди. Приглядываюсь и прислушиваюсь - стоим, за окнами Нерха. Алыгджер не принимает. Толпа нервничает, кто-то вымказывается за то, чтобы в Алыгджер идти пешком. А что делать?! Я уж было начал подсобирываться, но Алыгджерский краевед, Пугачев Михаил Иванович, с кем я познакомился еще в аэропорту, не пустил меня. Хороший человек! Потому как через пятнадцать минут прилетела вертушка и всех нас добросила до столицы.
* Они. Хмурое лицо администратора в окошке. Брошенная ею фраза, - минутку! - превратилась в несколько дней ожидания! В Нерху - летают, В Врх-Гутару - летают, в Нижне-Гутару - летают, в черт знает куда - летают. Алыгджер закрыт по полосе! Где ночевать? У Натальи, решил Виктор. Пришли и нарвались на строганину их изюбра!
18 июля.
* Они. Суббота, за ней воскресенье, - полетов нет и не будет. Опять в Каксат! Мы крайние на вылет, н его нет! Аэропорт заполняется Алыгджерцами, не дай бог их пустят первыми. Мы встречаем и провожаем туристов. Опять ночуем у Натальи.
* Я. Живу в своем доме. Кормлю топлю печь, смотрю и вслушиваюсь в небо. Ем и сплю. И то и другое получается хорошо. Кругом дождь и поговорить не с кем.
19 июля.
* Я. Ем и сплю. Поднялась вода в Уде. Опять наводнение. Началась гроза, била только по моему дому, между молниями и громами перерывов не было. Сгорел телетранслятор, разбиты телеграфные столбы и в домах погорели телевизоры. Начинаю дуреть. Яковлевы Женя и Рита поддерживают меня, чем могут. Надоело! Ухожу в тайгу!
* Я. Я ушел в тайгу и заплутал. Пошел на Джуктыр, куда ходил четыре года назад, а дорогу забыл. На полном исходе сил вернулся обратно на перевал, на бересте вскипятил чай и замертво упал спать
* Они. В аэропорту сплошное общение, все перезнакомились, идут полюбовные беседы. Уже тридцать человек собираются в Алыгджер. Перебор, пора отстреливать. Ночуем в гостинице.
21 июля.
* Я. Даю волос на отсечение - они в Алыгджере! Спешу домой. Точно! Ха-ха!
* Они. Толпа бушует. Все на нервах. Администратор заверяет, что мы первые на очереди. Ура, летим! Прилетели... Игоря нет, цветов нет, оркестра нет.... Ключа тоже нет. Есть радушный прием Риты. Баня!
22 июля.
Разлученные семьи соединились, начинаем заготовки. На это ушел весь день. Обобрали магазин, закупили все, что нужно. Завтра сходим в пещеры, послезавтра - в тайгу!
23 июля.
Так хотели посмотреть пещеры9 Михаил Иванович живописал их так образно и завлекающе, что мы решились их порадовать своим вниманием. Но... поплутав по тайге, не нашли. Что-то М.И. от нас утаил! Так что будем смотреть слайды...
24 июля.
Выйти не удалось, мелочевка задолбала.
25 июля.
Все, выходим. Переправились через Уду и потопали. А впереди Чертова гора, дорога явно не по асфальту... До Худоноговского табора идти да идти...
Подъем на Чертову гору всегда тяжел. Почти вертикально вверх, грязи и камней сверх меры... Воды нет совсем... Дыхалка ни к черту...
Спуск и тот не радует, вниз идти, а барахла у нас дюже много, тоже не сахар...
...К вечеру все же доползли до табора...
26 июля.
Утро показало, что место очень даже неплохое!
Организуем многодневную стоянку, строим настилы для палаток, собираем мох, подыскиваем место для коптильни.
С этого дня дневник плавно переходит в
"Маленькие рассказы хутора Худоногова"
Путь на перевал.
Тяжело...
Легкие работают на износ...
Течет пот... Не выступает, не капает, - течет!
Шаг, два вдоха... Шаг, два вдоха...
Нельзя ни запнуться, ни оглянуться. Рюкзак должен плыть, не покачиваясь.
Вниз и вверх никто не смотрит, только под ноги. Впереди и сзади тяжелое дыхание друзей.
Перевал отнимает все мысли и чувства кроме одного желания - упасть и не двигаться.
Падаем. Шум и посвист в легких постепенно стихают. Только сердце колотится в тесноте скелета.
Что хорошего в борьбе с перевалом? Радость победы! Вижу ручеек на тропе, в нем вода, прохлада, влага уже представляется во рту, где все сожжено горным воздухом... Но не дойти. Целых десять шагов!. Глаза падают на тропу и скисают от обиды...
Но ноги идут, идут! Шаг, еще шаг, еще один... Неужели у меня столько сил? Во мне, в таком, так много сил?!
Перевал - это радость победы, утверждение веры "смогу через не могу".
Перевал - это воспитание преодолением...
Все! Мы наверху!
УТРО
Утро начинается с костра.
Это не такое уж легкое и приятное занятие, особенно после продолжительных дождей. Дыму вначале предостаточно, потому первому, кому досталось разведение костра, не хватает слез, чтобы выплакать костру всю изболевшуюся душу, а вернее, истосковавшийся желудок.
Лишь ребятишки с удовольствием копошатся около костра. На их, на первом, этаже дыму не так уж и много, он весь уходит к нам на второй этаж.
И вот синий дым заполняет окрестности. Постепенно до этого обложенные туманом распадки и склоны гор начинают синеть. Дело доходит до того, что туман начинает резко скукоживаться и удирать вверх, в компанию облаков.
Начинают проглядывать вершины длинноствольных лиственниц, затем вершины гор.
Костер разбудил утро. Костер вызвал солнце.
Саянский день разгорается.
ВЕЧЕР
День проходит в хлопотах, потому неожиданно быстро приходит вечер.
Солнце еще довольно высоко, но горизонта в горах нет, потому вечер сильно зависит от западных гор.
Склоны, обращенные к нам, быстро темнеют, холодает, от реки тянет сыростью. Лишь вершины восточных склонов светятся желтым огнем.
Срочно убираются мягкие вещи, удивительно быстро впитывающие влагу, головы задраны вверх, - если появятся звезды, будет холодно; если не появятся, будет дождь.
Что у нас на ужин? Хариус жареный, копченый и малосольный, проваренный за сутки рябчик и ставшие обиходными "тошнотики", сухие супы.
Чай! С золотым корнем, чагой и смородиновым листом. Что бы ни елось, чай - вершина чревоугодия!
Из приправ ан все разновидности блюд - медвежий лук, ибо сочетания вкуса лука и чеснока делает его незаменимым при любых изысках меню.
Наваливается дрема. Последний взгляд в небо и - в спальный мешок.
Засыпания не существует. Сразу провал в сон.
Бодрствуют только ножи в изголовье, ружье в ногах и сторожко дремлет собака.
Спит все кроме реки.
Вода сну неподвластна.
НОЧЬ
Ночь воспринимается только во время наводнения.
Как бы далеко ни был от реки, а далеко от воды не уйдешь, постоянно помнится о том, что уровень рек в горах меняется очень быстро.
Были случаи, когда эвакуироваться приходилось по колено, а то и по пояс в воде.
И вот в такие ночи все слушают реку. Регулярно включается слух, и бдительное внимание инстинкта поддерживает в нас необходимое в таких случаях напряжение.
А, вообще -то, под звездами спится провально!
ДЕТИ
Рассказывать отдельно о них нет никакого повода. Они быстро стали полноправными таежниками. Делают ту же работу, что и мы, даже иногда больше. Ловят рыбу, колют дрова,, ходят в горы, поддерживают костер, сушат вещи. Сначала они были для нас детьми, а теперь стали членами экипажа.
Мы -то думали сломать себя, жить и работать в тайге ради детей. А оказалось, не надо ничего выдумывать, живи как можешь, а дети сами сообразят, как им себя вести.
Ценных указаний им дается уже несравненно меньше, да и те не вызывают интереса ни к дающих, ни у воспринимаающих.
Иногда, по-отцовски, бунчим на них, а они, по-детски, кое-что роняют и ломают. Но на этом наши различия и кончаются. Даже Ефимыч смирился вроде бы с тем, что все знают не меньше его.
СЕРЕЖКИНА КАБАРГА
Сегодня на ужин свежее мясо. Наедимся всласть!
Мужики пошли в тайгу на поиски золотого корня по руслу левого ручья. С неба свисают то солнечные лучи, то темные тучи. Вокруг лежа умирают поваленные снегом деревья. В остатках снега круглые пятки медведя. Где-то идет, распугивая дичь.
А в избе Любашка развернула гигантскую постируху. Аян (пес), не взятый в тайгу, поет ей свои тоскливые песни.
В очередной раз садимся свистеть кабаргу, ибо двадцатый день без мяса вызывает грустные чувства. Я дую в манок, Ефимыч водит стволом по мшанику, Паганель (тот же Серега, уж так похож!) и Алешка в своих сине- желтых куртках залегли в болоте...
Вдруг Ефимыч вскакивает, мы крутим глазами и видим, как кабарга удирает вверх по склону. Выстрела нет, так как дичь скачет, не подставляясь.
Оказалось, Сергей видел ее и когда она прибежала и встала перед ним, то обалдела от восторга, - такую рыжую бороду ей еще видеть не приходилось!
Серега, не выдержав такого взгляда, отпрянул.
И все! Кабарга ушла.
Но, как оказалось, не совсем ушла! Мы еще раз ее видели. Видимо, ошалев от бороды Паганеля, она искала новой встречи.
Полезли дальше. А что делать! Мяса- то хочется!
Бурелом вокруг такой, что невольно всплывает мысль о тунгусском метеорите.
Садимся свистеть еще раз. Свищу на все лады, вкладывая в мелодию все наши страждущие чувства... И вот она! Бежит прямо к бороде!
Бах! Ефимыч помешал любовному свиданию, а точнее - усилил любовные настроения Сережки изысканным вкусом его возлюбленной.
Делаем вывод: рыжебородые - отличная приманка для горных козл... их!
А Любашка вывесила к нашему приходу все флаги - от голубых маек до красных трусов.
Теперь мы знаем, какого цвета наше тряпье.
АЛЕШКА УЗНАЕТ ТАЙГУ
Видел тофов.
Стрелял из ружья, добыл бурундука.
Научился ловить хариуса.
Научился печь его на рожне.
Научился его есть.
Перешел перевал.
Видел снег и снегопад летом в тайге.
Видел охоту на рябчика.
Узнал, как растет чага.
Узнал золотой корень.
Знает черемшу.
Видел горы.
Видел снежные вершины гор.
Знает охоту на кабаргу.
Видел кабаргу живую и... вкусную.
Ел строганину.
Летал на вертолете.
Лазил в пещеру.
Ходил по тайге с ножом.
Научился ошкуривать кабаргу.
Жил в таежной избе.
Узнал, что такое таежная тропа.
Видел чистую горную воду.
Знает, где рождается дождь.
Различает багульник и бадан.
Спал на мхе.
Умеет делать настил для палатки.
Плавал на резиновой лодке.
Ходил в броднях.
Видел таежный навес для костра.
Познал голод и цену пищи.
Научился играть на гитаре.
Фотографировал.
Не спутает кедр и лиственницу.
Видел диковинных насекомых.
Ел сырую печень кабарги.
Ел печень с шампура.
Объелся мясом кабарги.
Видел огромные завалы деревьев.
Видел след медведя.
Знает солонцы и скрад....
ЛЮБАШКА
Сразу скажем, у нее есть один единственный недостаток - она очень любит папу! Целует его утром, днем и вечером. Вот он и ходит весь день какой-то обмусоленный и расслабленно- размягченный.
Вот именно эти целования и вводят нас в размышления... То есть, если Любашка его целует, и он ее не ругает, а ругает в основном нас, - то что теперь? - нам всем лобзать его по очереди? Скажем, утром мы быстренько бросаем жребий, и один счастливчик в наглом таком, вихлявом виде, пристраивается к Ефимычу и с сальными глазами смачно влепляет в него наш общий поцелуй! Так сказать, в знак взаимотерпимости. Топоры, естественно, и ружье предварительно прячем.
А так мы от Любашки особых мук не испытываем. Ну, чай заварила в восьмикратном преувеличении, собаку довела до икоты своими ласками, тряпье наше выстирала так, что мы его не надеваем, помня про наши, мягко говоря, несвежие тела.
И все! В остальном же она- алмаз в нашем мужском ожерелье!
Кто из нас жалеет все живое, что вокруг ползает, кусает, пищит, скрипит и проч.? Любашка! Кто из нас так звонко хохочет? Любашка! Мы-то, если и засмеемся, так Аян с испугу начинает лаять.
Кто из нас плачет, когда больно? Опять Любашка! Мы-то рычим в соновном.
И уж точно никто из нас кроме нее не смотрится в зеркало, не причесывается, не умывается с удручающей регулярностью. А все эти "спасибо", " пожалуйста", "извините"...
С утра до вечера она в каких-то хлопотах. Только что была у костра, смех еще здесь, а она уже возле палатки. Любого, даже меня, она одной улыбкой повергает в умиленное блаженство. Уж так иной раз хочется высказать что-нибудь такое, ну вот, например, в сторону снега, упавшего за шиворот, но встретив улыбку Любашки, говоришь: "Ка-а-айф!".
Вот был случай... Подожди, Любашка, не мешай мне со своей королевой Горошинкой! Идем это мы, эвакуируемся. На пути ручей. Перейти его оказалось далеко не просто. Всем хотелось ему что-то тако-о-ое сказать! А Любашка уселась на папу и вонзив ему шпоры в бока, начала изображать амазонку. Каково было при этом старому мерину, знает он сам!
Рассказывать можно было много, но лучше с ней пообщаться с месяц и станет ясно, что словами Любашку не описать и в сказке не рассказать.
ПЕРЕСОЛ НА СПИНЕ
Лежим на берегу, лица в воде, глотаем воду, промываем организм от пересола...
Любое, даже маленькое дело, надо поручать умеющему. Только в случае эксперимента - профану. Мне, то есть.
Рыбы в первый день сразу поймали достаточно для обильного чревоуслаждения. Мечта о жареном хариусе жила в нас целый год, потому ничто - ни усталость, ни холод, ни ночь не смогли лишить нас удовольствия - жареного хариуса.
Но спешка! Если б не так торопились, то может быть сообразили бы, что вот тот, что жарит рыбу, видел этот процесс только в исполнении нашего славного Наркома. Ни руки, ни память ни разу самостоятельно этого не производили.
С виду все как надо% огонь, дым сопли, масло шкварчит, рыба нарезана, посолена, вываляна, уложена, угли алеют...
Но! Совсем маленький нюанс - внутренняя наполненность процесса, а тем более - блюда, была далеко несовершенна.
Рыба оказалась, мягко говоря, - кошмарно пересолена! Точнее - это была соль, нашпигованная рыбой.
...Если б это был не первый жареный хариус, то автор сейчас лежал бы где-нибудь под кедром, заботливо уложенный туда друзьями после того, как всю рыбу (!) со всей солью (!) они втолкали бы ему в его мерзкий организм.
Но спасибо первому улову! Он был съеден весь.
После этого ни одно блюдо автор первого жареного хариуса до конца похода уже больше ни разу не солил.