Этот непроизвольно вырвавшийся возглас удивил не только мою жену, милостиво согласившуюся помочь закупить снеди во имя спасения от голодной смерти оставшихся на берегу, но и продавщицу, до сего момента уныло рассматривавшую по ее мнению пустые полки по причине несостоявшегося привоза. Выручки с этим жалким остатком былого продуктового изобилия, казалось, не будет никакой, а тут - на тебе! - жадные глаза заросшего по уши бородатого мужика! Женщина за прилавком мигом оживилась и заметалась между лотками и прилавком со скоростью челнока.
А там, у реки, из последних сил...
...Половина дня прошла в почти безостановочной гребле. Казалось, вон за той горкой откроется, наконец, вид на Царь-гору, возле которой расположилось родное село, наполненное сытыми и беззаботными людьми.
Но время шло, а очертания нужной горы никак не хотели показываться.
Река совсем остановилась. Бурая жидкость, не чувствуя наклона, неподвижно разлеглась между берегами, а солнце, чувствуя свою полную безнаказанность, вовсю издевалось над бестолковыми людишками, совершенно не ко времени оказавшимися посреди водной безжизненной глади. Разбившись на сотни солнц, отражавшихся от лениво колышущейся водной ряби, жара выжигала даже самые недоступные части человеческих тел. Купание спасало мало - речная влага испарялась в одно мгновение, да и вода в реке нагрелась до совсем уж неприличной для сибирских норм температуры.
И все же раскаленные мозги нашли решение - один из нас спешивается и с попутной телегой мчится в село за спасением, благо, что - наконец-то! - недалеко от реки стали слышны характерные звуки легкоавтомобильного транспорта.
Так и сделали. Гонца выбирать не пришлось. В соответствие с той же формулой "хозяин - ишак своего гостя" я предоставил друзьям право на финишный спурт к последнему причалу, а сам рванул к дороге.
Ворвался я в дом с таким лицом, что женушка сразу поняла - там, на берегу, оставшиеся находятся между жизнью и... неистребимым желанием пожрать!
Так мы с ней оказались в магазине, и в рюкзак полетело все, что на прилавках уже готово было протухнуть, прокиснуть и покрыться плесенью. Мало того - домашний холодильник тоже испытал жуткий стресс, когда из его нутра начали спешно извлекать банки с малосолами, позеленевшие сыры и подвявшие куски колбасы.
...Моя доисторическая "копеечка" подлетела к реке как раз в тот момент, когда финишный спурт выбросил на берег полуобгоревшие скелеты искателей приключений.
- Привез? - хриплый голос Машнюка заставил меня вспомнить о цели моего прилета сюда, и я спешно выбросил на речную гальку туго набитый мешок...
- Всё! - Нарком своей узкой кистью выудил из банки последний огурец и тщательно прикрыл пустую тару крышкой.
Остальное население уже испытало тяжкое давление желудка на сонную артерию и распласталось неподалеку. Мне с величайшим трудом удалось закрыть свой рот, оторопело разинутый от вида того, что происходило в те несколько минут, пока содержимое мешка с огромной скоростью исчезало в чревах этих "проглоти... дов".
В одно мгновение все, что мне дома с трудом удалось втиснуть в рюкзак, было совершенно по-хамски уничтожено! Исповедуя мысль, что хозяин, скорее всего, будя дома, и так успел откушать всяческих там борщей, проглоты не оставили мне даже и крошки. Они все уплетали с такой скоростью, что всякие там чемпионы по поеданию всяких там гамбургеров до сих пор плачут от зависти. Толкая в рот без разбору огурцы, сыр, помидоры, колбасу и какую-то завалявшуюся в холодильнике пасту, мужики даже не обратили внимание на то, что их верный "ишак" истекает голодной слюной. Черные от загара лица обжор лоснились от пота, вызванного тяжкими трудами пожирателей съедобностей, а бедный "спаситель" стоял в сторонке и оторопело пялился на развернувшийся перед ним "театр военных действий".
ДОМА
Машина, перегруженная людьми и грузом, тяжко култыхалась по корявой дороге, ведущей к дому и к цивилизации. Я крутил руль и думал о том, чем же и сколько нужно кормить эту банду, чтобы хотя бы приглушить тот страшный голод, что они показали мне на "пристани". А "банда" между тем, видимо, испытывая радость, всплывающую из сытого желудка, уже веселилась вовсю.
- А ты, наверное, гуляшом со щами побаловался?
Остроумный Нарком толкнул меня в спину, сыто рыгнул и продолжил.
Машнюк, ковыряясь во рту остатком ногтя, пробурчал:
- Мог бы пару кастрюлек и с собой прихватить.
Тут уже и Глеб подтянулся к искрометному разговору.
- Дядя Игорь, а "Швепс" (в те времена этот жуткий прохладительный напиток, напоминавший по вкусу прокисшие корки грейпфрута, даже называли "детским алкоголем") ты мне оставил?
Испохабился народ!
А ведь знают, что женушка моя с первого дня даже и не ведала, когда мы вернемся. Последние недели она уже места себе не находила, не спала ночами, мучаясь от всякой ерунды, что обычно лезет в голову ждущей женщине. Конечно, она сейчас мечется по дому, все у нее уже варится и жарится, но не буду же я так наивен, что расскажу наглецам об этом.
- А ее нет дома. Она уехала в командировку. Оставила записку "варите сами" и все.
Тишина, охватившая заднее сидение машины после моих слов, подсказывала, что моя месть попала в цель. Меньше всего зарвавшиеся наглецы, а особенно Нарком, ожидали того, что и дома им придется самим заботиться о хлебе насущном. Это ж только дорвались до дармовщины и - на тебе! - такой прокол!
- Ничего, сухарей, как я успел заметить, достаточно. Проживем!
Этим залпом я, похоже, окончательно добил приунывшую публику.
- Тормози!
Машнюк вылез из машины и застыл в позе мыслителя, почесывая в затылке. Мысленное сражение, происходившее у него в голове, без букваря читалось по его надвинутой на глаза кепке. Мужик то ли укорял судьбу, то ли искал себя в судьбе, то ли придумывал способ взорвать к черту весь этот Алтай с его грязными реками и бестолковыми людишками, не обученных правилам гостеприимства.
А вокруг нас возлегала и благоухала сногсшибающая красотища предгорного ландшафта!
Со взгорка во всю свою ширь просматривалась наша могучая Царь-гора. Ее зубчатый гребень, подсвеченный ярким солнцем, на фоне идеально синего неба смотрелся так, будто готовился к расчесыванию приближающихся к нему облаков, с опаской приглядывающихся к небесной цирюльне. Ярко-зеленые предгорные холмы, колоритно прильнувшие к подножию, сочно светились зеленью, и казалось, будто они колышутся в дневном мареве на порывистом легком ветерке, прилетающем сюда от реки, укутанной хвойной шалью растянутого понизу пихтового леса.
Горы, синеющие поодаль, так и хотелось погладить рукой. Вопреки пониманию казалось, будто покрыты они мягким и ласковым зеленым бархатом...
Где-то по-домашнему городской уют,
Пиво настоящее с воблой продают.
Снова все воротится - тишь да благодать,
Снова буду к праздникам водку закупать...
Только знаю,девочки мимо пробегут,
Пиво будет теплое, воблу всю сожрут...
Дым над речкой стелется, веет ветерок.
Ельнички-березнички, как здесь хорошо!
- Машнюк, садись, поехали. У нас же есть заначка. Заедем в магазин, купим, чего надо и...
Умиротворящий голос Наркома положительно подействовал на "мыслителя", и тот, хмыкнув, вернулся в салон.
- ...тем более, что Татьяна уже, наверное, определилась с закуской и места себе не находит, вас ожидаючи!
Я придал голосу невинное звучание, и зеркало заднего вида мгновенно подтвердило, что глаза Машнюка на самом деле не такие уж маленькие, как казались до сих пор.
- Так она дома?! А какого... ж ты... ?
Глупее вопроса я от друга еще не слышал, потому молча завел мотор, и "копейка" начала натужно съезжать с горки вниз, пытаясь не свалиться в согру1, темнеющую зарослями камыша.
Не успели мы свернуть на нашу улицу, как светящаяся от радости Татьяна уже показалась в воротах. Я еще не успел выключить мотор, а сын выскочил из машины и кинулся к матери. Наобнимавшись и нацеловавшись, они, наконец, заметили, что остальное население "Жигуленка" в количестве нас четверых тоже выползло наружу и стояло неподалеку, с интересом разглядывая... просматривающийся сквозь открытую калитку дымящийся мангал.
- Ты же в командировке! Мы уж думали в магазин бежать за провизией, а тут...
Нарком воспользовался ситуацией, чтоб восстановить пошатнувшееся было от моей шутки равновесие.
Машнюк тут же не преминул возможностью тоже слегка "пнуть" зарвавшегося шутника:
- А ты давай, дуй в командировку за женой, пока мы тут подзакусим, чем бог послал!
ИТОГИ
Во-первых: моя Татьяна стала называть нас не иначе, как "негативами". До похода наши светлые рожи оттенялись нашими чуть темными бородами и остатками волос на голове, а по возвращении произошло обратное - совершенно белые волосы окружали совершенно черн... скажем мягче - темные рожи.
Во-вторых: по окончании причального пиршества, когда мы в изнеможении разлеглись тут же, возле стола, прямо на траве, Татьяна, желая сострить по поводу нашего обжорства, решила погладить меня по животу, и тут в испуге отдернула руку с криком: "А где у тебя живот?!"
Можете понять ее ужас - даже с наполненным желудком в животе прощупывался в основном позвоночник и небольшой комок, видимо, обозначавший этот самый желудок, "жуткая" тяжесть которого и уложила нас на землю.
Заставив нас оголить свои чресла, хозяйка с ужасом до предела расширила глаза.
-Что же вы ели, бедненькие мои? Сыночек мой, они тебя морили голодом, да? Глебушка, скажи честно, они издевались над вами? Чем же вы питались?
Все рассказать женщине мы, конечно, не сумели, да и не было смысла пугать ее своими россказнями, потому "негативы" решили исполнить отвлекающий маневр - якобы заняться делом, просушить спальники. Это сверхтяжелое испытание было исполнено с необходимой тщательностью - спальники были аккуратно разложены в предбаннике, а на них...
В общем, с небольшими перерывами вернувшиеся бродяги вычеркнули из жизни почти сутки, употребив это время на глубокий и всеохватный сон.
В-третьих... а, может быть, и в-четвертых, пятых и шестых (это я уже говорю погодя) весь последующий год ни один из нас (!) не поимел ни одну (!) болячку! Организмы наши путем голода и неустанного труда (ежедневный волок катамарана, заготовка дров, всепогодная рыбалка и проч.) настолько очистились от всякой ненужной скверны, что всякие там ...измы, ...тонии, ...кции и прочие медицинские ругательства, отскакивали от нас аки пули от брони.
Но все же главным итогом нашего "тяжкого" похода было то, что наше юное поколение, постоянно в тайге путавшееся у нас под ногами, совершенно незаметно превратилось в мужиков. Ну, пусть не в полной мере, но это были уже не те детишки, что впадают в истерику от комариного укуса и начинают хныкать, не найдя глазами маму.
Глеб стал крепче костями, хватка, особенно касаемо ложки, стала крепче, сила воли - "доесть порцию во что бы то ни стало!" - укрепилась троекратно. Под словом "дрова" он уже видел не тонкие бесполезные прутики, а ядреный увесистый топляк. Вопросы про зомби и мертвецов, правда, остались, но появились и другие более "серьезные" темы для разговоров, например, про Дракулу и его кровавых жертв.
Николаю наше Садринское путешествие так глубоко запало в сердце, что он свои эмоции воплотил в музыкальную сюиту под чарующим названием "ВОДА И ПЕНА"2, что и послужило основой для названия данной повести. Путь, пройденный им в этот раз - от начала, когда даже мизерный комарик вызывал у него жуткие страдания, и до конца, когда он с чисто мужским шиком восседал на катамаране с веслом наперевес - вознес его над собой на не сравнимый с прежним уровень возмужания.
Наши жены, как всегда, страдавшие от наших бродяжнических предпочтений, на этот раз, как у же об этом было сказано, сами благословили нас на Садринский подвиг, прекрасно понимая, что наши парни смогут стать мужчинами именно в тайге, рядом с их героическими отцами и дедами. Не знаю, восприняли ли они нас как героев (как известно, среди родственников героев нет), но думаем, что с годами они будут нас воспринимать именно так. И хотелось бы, чтобы не иначе. Правда, в этот раз нашим женушкам пришлось немало напереживаться - мы изрядно подзадержались в тайге, а мобильной связи (одним к радости, другим к сожалению) не было совсем, но наши закаленные разлуками женщины прекрасно знали, что с нами вряд ли что могло случиться из ряда вон, уж слишком большой опыт за плечами у каждого из нас.
ЭПИЛОГ
Садринская эпопея позади.
На нее как, на стержень, удалось нанизать несколько самых запомнившихся случаев из нашей, полной опасностей и приключений, жизни, а также слегка пофилософствовать, упиваясь тем, что вам, рискнувшим прочесть сие нестройное исповедание, просто деваться было некуда, как не проникнуться его нескромным пафосом.
Да, время собирать камни наступило. Пораскидали мы их за минувшие годы достаточно. Можете проверить - все берега рек Сибири усыпаны ими!
Так получилось, что время нашей молодости счастливым образом совпало с эрой стихийного покорения Сибири бродягами, случайно или осознанно проникнувшихся величием первозданной природы, не испорченной "благами" цивилизации.
Те времена, когда вокзалы, аэропорты, станции и полустанки были забиты бородатыми мужиками с громадными рюкзаками и грохочущими баулами, наполненными скелетами байдарок и рамами для катамаранов, уже позади.
Конечно, полностью извести бродяжий люд невозможно, тяга к приключениям неистребима, но потребительская страсть, овладевшая ныне подавляющей массой "homo-sapiens", тянет людей к иным приключениям, несовместимым с таежной уединенностью и тем более с таким далеко еще не познанным понятием, как "страсть к преодолению".
Знал бы Ермак, к каким последствиям приведет его переход через Урал, то сделал бы все тропы из Европы в Азию непроходимыми. Хотя надо сказать, проникновение в Сибирь нам подобных, возможно, удивило бы буйного казака - шляться по неприступным местам дикой природы просто так, без коммерческих, а, тем более, захватнических целей, показалось бы ему... дурью, что ли. Столько лет покорять Сибирь - и ни золота в подвалах, ни даже медвежьей шкуры на стене.
Действительно, никто из нас богатством не отягощен. Мы не будем оправдываться тем, что деньги для нас не главное, а главным для нас является то, что осталось в памяти, в душе, чем подпитываем мы свои чувственные силы и прочее.
Вот и эти слегка припозднившиеся воспоминания тоже не претендуют ни на что. Написанные исключительно с целью подытоживания определенного периода жизни, мемуары эти не направлены ни к какой определенной цели, и потому место их, скорее всего, в каком-нибудь файлообменнике интернета.
Ты ждешь, что годы минут,
И страсти укладутся,
Что я рюкзак свой скину.
А дороги? Обойдутся?
Войду в халат домашний
И шлепанцы накину.
И стану весь вчерашний
В беспечной паутине?
. . . А где- то там, в таежных,
Кедровых глухоманях
Хрустальные озера
Трясиной вдруг затянет,
И солнечные горы
В туманах задохнутся,
И радостные звезды
Без песен разбегутся!
Не будем спор вчерашний
Мы продолжать впустую.
Прими моею страстью
Мечту мою простую.
Ведь то, что не увидишь,
Понять не сможешь сразу.
А чудо не опишешь,
И в песне не расскажешь.
Ты сможешь дать совет мне,
Коль мы с тобою вместе
Объедем те широты,
Где ветер вторит песне.
Где росные рассветы
И тихие закаты.
Играют в красках спектра
Речные перекаты.
Поймешь ты тягу сердца
К таежному раздолью,
К зеленому веселью
И неба синеве.
Прикосновеньем к чуду
Я становлюсь добрее.
А тем зеленым раем
Я только и богат!
И все же - это у нас было! В каждой клеточке, в каждом нейроне, в каждой капельке каждого из нас живет память тех прекрасных мгновений, что проникли в нас в годы скитаний. Чуть затронь струну воспоминаний, как она тут же отзовется мелодией горного ручья, шумом порогов, лесной вечерней тишиной и потрескиванием таежного костра... А картины исполинских горных вершин, темнеющих пятнами кедровников на их склонах, необыкновенных в своей искрящейся разноцветной мозаике извивов горных рек и могучей кипени непокоренных порогов даже и вызывать не надо - они всегда перед глазами.
Только чуточку прикрой глаза...
Но жить только воспоминаниями - это не по нам!
"Но снова будет лето,
Снова шар земной,
Округлый как рюкзак,
Сведет меня с тобой!"
Саян, Алтай, Урал, Байкал... Сколько еще неизведанного и таинственного спрятано в их межгорьях и диких чащах! Сколько в них диких и прекрасных в своей непокоренности своенравных рек! А сколько в этой первозданной природе удивительных и необычайных по красоте мест! А сколько на берегах этих рек уютных уголков, где можно посидеть у костерка, попить чайку и до утра под речное бормотанье вести разговоры и петь наши песни...
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Думается мне, придет время, когда вольно или невольно человек обязательно вернется в природу. Возможно, что природа, до предела натерпевшись безобразий, творимых худшим из ее творений, схватит его за шкирку и начнет возвращать к первоистокам, возрождая в нем те лучшие из инстинктов, благодаря которым он и стал Человеком. Как и когда это произойдет, не решается предположить никто, но, судя по всему, время очищения грядет.
Или уже пришло.
2011 г.
Горный Алтай.
1 Согра - заросшая травой болотистая низина, образованная протекающим по ней ручьем.
2 Настоящее название сюиты "ПО ПЕНЕ". Автор Н.Истомин. Ее можно найти на просторах интернета. Произведение довольно лиричное и душещипательное.