Она - городская сумасшедшая, достопримечательность российского провинциального городка. Ее можно встретить с десяти утра до девяти вечера в любой день, кроме воскресенья, на одном из трёх ее любимых мест: на центральной площади у перекрестка улиц Ленина и Маркса, на шумном пятачке рядом с городским рынком и на пересечении двух тихих улочек Садовой и Весенней. Она стоит там в любое время года, в любую погоду. Иногда она что-то тихо поет или бормочет себе под нос с закрытыми глазами, покачиваясь и кивая головой. Иногда просто стоит молча и неподвижно, внимательно вглядываясь в небо и к чему-то прислушиваясь. Что она слышит? Что она видит? То же что и мы, или ей открыто нечто важное, скрытое от нас? Может в ее незамысловатых песнях есть смысл, который мы никогда не поймем? Вдруг не просто так стоит она, может несет она некую загадочную вахту, спасая наш мир или наоборот губя его. А может, мы все это придумали, и она просто старая сумасшедшая женщина. Ее одежда расшита лентами, тесьмой, бусинками, бахромой, колокольчиками. Даже на старой искусственной шубе золотится яркая, широкая тесьма. Её дразнят Шаманкой, из-за смешной одежды и смуглого узкоглазого азиатского лица, или Ахалай-Махалай, подражая тем непонятным словам, которые она неразборчиво бормочет. На самом деле ее зовут красивым необычным именем, но оно никого не интересует. У нее есть квартира, небольшая пенсия и длинный диагноз. Врачи признали ее больной, ограниченно дееспособной и неопасной для окружающих.
Ему двадцать один год, но выглядит он на все сорок. При встрече с ним соседи качают головой: "Колька, такой молодой и спивается..." Он живет в двухкомнатной квартире с матерью - тихой, забитой женщиной. Он нигде не работает, пропивает материнскую пенсию, медленно, но упорно вгоняет сам себя в гроб. Иногда он пытается зарабатывать: под Новый год торгует еловыми ветками, осенью - кукурузой с колхозных полей, а летом - овощами с пригородных дач.
Поздний промозглый ноябрьский вечер. Она стоит на улочке Садовой, молчит, покачивается и смотрит в затянутое тучами небо. Он идет от Верки-Затирухи злой и слегка пьяный. Денег хватило только на стакан самогонки, Верка сегодня была трезвая и даром угощать не стала. Он останавливается около сумасшедшей и долго в упор смотрит на нее. Она глядит куда-то поверх его головы и не обращает на него никакого внимания, что вызывает в нем глухое пьяное раздражение.
- Ну, что стоишь, дура? Стоишь, молчишь... Что толку? Тебе же даже не подают!
Он хихикает. Она молчит. Маленькая улица тиха и пустынна.
- А может ты сама даешь-раздаешь? - шутка кажется ему очень смешной, он смеется и повторяет, - Всем даешь или по выбору? Может и мне дашь?
Она совершенно на него не реагирует, словно его и нет рядом с ней. Это начинает его злить.
- Глухая что ли? Что молчишь, дура? Ну и молчи. Да мне плевать на тебя, сука старая.
Он плюет и собирается идти дальше, как вдруг пьяная мыслишка толкает его.
- Слышь, мать, дай денег, - говорит он. - Слышь что ли? Ну?
Он толкает ее в плечо. Она даже не смотрит на него.
-Дрянь! - кричит он и толкает ее сильнее.
Она отступает, начинает покачиваться и что-то "мычать" не открывая рта. Пьяная злоба накрывает его с головой. Он орет прямо ей в лицо, материт, угрожает, толкает, требует денег, а она смотрит мимо него, покачивается и "мычит". Он наотмашь бьет ее по лицу.
- Дай денег, а то убью, сука!!! - орет он.
- Да что же это делается? - раздается у него за спиной визгливый женский голос, - счас милицию позову!
Он оглядывается, сзади него стоит полная пожилая женщина с большой хозяйственной сумкой.
- Пошла отсюда!
- Я тебе счас пойду! Мили-и-ция!!!
- Эй, ты, прекрати, - обращается к Кольке проходящий мимо мужчина, - отойди от нее!
Колька совершенно теряет голову от злости. Он кидается на мужчину и бьет его кулаком по лицу.
- А-а-а - тонко и высоко визжит женщина.
- Убью, - орет Колька.
- Ах, ты, козел! - вопит мужчина.
Три голоса звучат одновременно и сливаются в один нечленораздельный вопль. Но этот вопль неожиданно заглушается и подавляется низким воем.
- Ы-ы-ы-ы-ы,- сумасшедшая издает странный звук, что-то среднее между рычанием, стоном и горловым пением тувинских шаманов. Этот густой, негромкий, но очень мощный вой подавляет все голоса, заставляет всех умолкнуть и замереть. Звук очень неприятный, тревожный, кажется, что от него вибрируют внутренности. Единственное, что хотят трое людей, стоящих на перекрестке, чтобы этот ужасный вой прекратился. Но он напротив, становится все сильнее, проникает внутрь, звучит в голове. Первой не выдерживает женщина, она стонет, медленно, через силу, поднимает руки и зажимает уши. Сумасшедшая замолкает так же неожиданно, как и начала выть. Несколько секунд трое стоят молча и неподвижно, затем, не говоря ни слова, расходятся в разные стороны. Каждый идет в своем направлении сосредоточенно, медленно, напряженно глядя вперед. Минут через пять они останавливаются, сбросив с себя непонятное наваждение. Женщина и мужчина оглядываются, вздыхают, идут по своим делам, и больше никогда не вспоминают о странном случае, произошедшем с ними поздним ноябрьским вечером.
Колька продолжает бесцельно бродить по улицам. Часам к одиннадцати он совершенно замерзает и снова приходит к Верке-Затирухе. В ее однокомнатной "хрущобе" уже собралась теплая компашка. Верка, пьяненькая и веселая, наливает Кольке стакан мутной самогонки и лезет к нему со слюнявыми поцелуями. Самогонку Колька выпивает, а нежности нетрезвой неопрятной толстой тетки ему противны. Месяц назад, будучи непотребно пьяным, он даже переспал с Веркой, но сейчас его передергивает от одного только воспоминания об этом. Он отталкивает ее и пытается сесть за стол к своим дружбанам. Верка обижается и закатывает скандал, визжит и матерится. В итоге Колька с подбитым глазом оказывается на улице, где моросит дождь, дует пронизывающий ветер, и ему ничего не остается делать, как идти домой. Он уже сильно пьян и не может попасть ключом в замочную скважину, и если бы мать не открыла дверь, то он так бы и уснул на лестничной площадке.
- Коля, ну зачем ты опять напился,- начинает всхлипывать мать. Она всегда плачет и причитает, когда Колька приходит пьяный.
- Заткнись, - бурчит сын, снимает куртку и, словно что-то вспомнив, идет на кухню и берет самый большой нож.
- Коля!!!- в ужасе кричит мать.
- Она не дала мне денег. Завтра я ее убью, - говорит Колька и идет в спальню. Мать, прикрыв рот рукой, тихонечко воет. Открыв дверь, он поворачивается и орет на мать:
- Заткнись, дура!!!
В комнате он падает ничком на кровать и засыпает пьяным мертвецким сном, не выпуская нож из руки. Мать сидит на кухне и тихо плачет.
В девять вечера сумасшедшая покидает перекресток и идет домой. Обычно по вечерам, вернувшись с "дежурства", она пьет свой любимый горячий крепкий чай с молоком, маслом и солью, ест бутерброды, а потом возится по хозяйству: стирает, подметает, шьет свои странные наряды. Но сегодня она взволнована, и ей не до чая. Она идет на кухню, убирает все со стола и застилает его белой скатертью. По углам стола она ставит две толстые белые свечи в майонезных баночках. Затем она переодевается в широкое черное платье без единой ленточки или тесемочки, вешает на шею странное ожерелье из пожелтелых костяных бусин необычной формы, распускает длинную косу и долго расчесывает иссиня-черные волосы без малейших признаков седины. Она зажигает свечи, выключает свет на кухне, садится на скрипучий табурет и кладет руки перед собой на стол. Руки лежат параллельно друг другу, вниз ладонями, локти ближе к краю, а пальцы направлены в стену. Она сидит молча и неподвижно, закрыв глаза, похожая на восковую фигуру, и старательно прислушивается к чему-то.
Проходит не один час, прежде чем она вздрагивает, наклоняет голову и начинает негромко хлопать ладонями по столу, не отрывая локтей. Она делает это не торопясь, размеренно: семьдесят ударов в минуту. Через некоторое время ритм начинает замедляться. Чем медленнее становится ритм, тем тяжелее даются ей удары. Лицо искажается напряженной гримасой, на лбу выступают капельки пота. Ее руки словно пытаются прижать к столу нечто невидимое, сопротивляющееся, хотят подчинить его своему ритму. Тридцать ударов в минуту. Пламя свечей колеблется, отбрасывая по кухне зловещие тени. Проходит полчаса, ее руки трясутся от напряжения, лицо блестит от пота. Двадцать ударов. Нечто сопротивляется ее воле, каждый хлопок по столу требует от нее неимоверных усилий. Ритм замедляется еще и еще. Каждый раз, пытаясь прижать ладони к столу, она стонет сквозь стиснутые зубы. Последний удар дается ей особенно тяжело, она привстает и всем телом наваливается на свои руки, крепко прижимая их к столу. Она замирает, придавливая к столу Нечто, которое борется с ней из последних сил. Неожиданно гаснут свечи. Она садится на табурет, но рук от стола не отрывает. Через несколько минут она делает движение левой рукой, будто что-то собирает со стола, сжимает ладонь в кулак, встает и тщательно моет ее холодной водой. Затем она идет в ванную и долго молча и неподвижно стоит под ледяным душем.
Этой ночью Колькиной матери снится кошмар, как будто у нее выпадают все волосы, зубы, и из десен льется кровь. Она просыпается часа в три ночи и не может больше уснуть.
- Плохой сон, не к добру, - бормочет женщина, - ой не к добру.
Ей не дают покоя слова сына о том, что он кого-то убьет. Мать встает и идет к нему в комнату, чтобы забрать нож, в надежде, что утром, не найдя ножа, Колька ничего не вспомнит. Нож валяется на полу. Мать подбирает его и собирается тихонько уйти, но останавливается и прислушивается. Обычно Колька сильно храпит во сне, но сегодня его дыхания не слышно. Матери не по себе, ее начинает бить мелкая дрожь. Женщина трогает сына за руку и вздрагивает. Уронив нож, она бежит к выключателю и зажигает свет. Подойдя к кровати, она вглядывается в лицо сына и тормошит его.
"Скорая" приехала минут через двадцать, но врачи помочь ничем не могли, они не умеют оживлять мертвых.
Если вы приедете в этот маленький провинциальный городок, то без труда найдете Ее на одном из трех любимых ею перекрестков. Обычно она стоит, покачиваясь и напевая что-то на непонятном нам языке. Сверкают блестки и тесьма, развеваются на ветру ленточки и позвякивают колокольчики. Городская сумасшедшая. Местная достопримечательность.