Дикие собаки
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
Отправленная на Европу космическая экспедиция столкнулась с психологическими проблемами. Психолог, присланный на помощь, обнаружил, что проблемы куда серьёзнее, чем казались.
|
Над горизонтом, увенчанным тонким золотым заревом, пронзительно чернело звёздное небо. Огромный Юпитер неподвижно висел на небосводе, склонив рогатую голову под тяжестью тёмного диска, а маленькая луна Ио, словно о чём-то умоляя, протягивала к нему тонкие руки. Бледно-розовый свет сочился на ледяные поля.
Первые лучи солнца ударили из-за горизонта и отразились от тысячи граней. Скользнули по катку посадочной площадки, очертили покатые стены снежных ангаров. Заглянули в параболическое зеркало исполинской антенны из армированного льда, поиграли с чёрными фигурками гусеничных роботов.
Из-за горизонта медленно выкатилось солнце, похожее на фару снегохода.
По чёрному диску Юпитера двигалась пиктограмма космического корабля. Предупредительный компьютер, проследив направление человеческого взгляда, вывел рядом надпись: "Фламин". Дверца холодильника, не занятая пока никаким графическим представлением, отобразила схему планетолёта, выделив красным поднятый тепловой щит. По поверхности обеденного стола пробежали разноцветные линии. Траектория "Понтифика" огибала Юпитер и уходила к Сатурну, но раньше от неё ответвлялась траектория "Фламина", закручивалась в атмосфере газового гиганта и далее - пунктиром - тянулась к Европе.
Андрей Николаевич Савин налил в чашку заварки, скользнул взглядом по картинке на боку термоса: рубка "Фламина", сосредоточенное лицо пилота. Видимо, изображение синтезировано компьютером - во время аэродинамического торможения Тагаев должен лежать в противоперегрузочной ванне, управляя планетолётом через нейроинтерфейс.
- А давайте кинем жребий, - предложил Рафаэль Эррера Баррос.
Савин вздрогнул, с трудом сдержав смех, и потряс облитой кипятком рукой. Американец озвучил проблему, которая мучила всех членов их маленькой команды.
- Ничего подобного! - сказал Хэ Бинсин. - Первым с ним будет общаться доктор Савин. Он начальник экспедиции.
Андрей Николаевич сделал глоток. Как же он стосковался по горячему чаю! Почти так же сильно, как по людям. Здесь на базе вода закипает при семидесяти по Цельсию, а из людей только Рафаэль Эррера Баррос, Хэ Бинсин и Ракеш Наутиял, за три с лишним года экспедиции изученные до отвращения.
Горячий чай стоит того, чтобы иногда закрыться в барокамере. Чёрт возьми, может, завтра и впрямь воспользоваться служебным положением?
- Следующий на очереди - доктор Эррера Баррос, - продолжал Хэ Бинсин. - У него две докторские степени: по медицине и по биологии.
- Определённо, - американец широко улыбнулся.
- Остались я и доктор Наутиял. По возрасту и количеству научных публикаций мы примерно равны, но пусть третьим будет доктор Наутиял.
- Это почему же? - настороженно спросил индиец.
- Я могу подождать, - ровным тоном сказал Хэ Бинсин. - В конце концов, есть другие интересы, помимо общения. Доктор Тагаев привезёт архив Интернета за три года, почитаю что-нибудь новенькое по специальности. Ходить по ссылкам без задержки - это такое наслаждение!
- Боюсь, мы не можем придерживаться предложенной вами схемы, доктор Хэ, - Савин прикрыл чашкой улыбку. - Доктору Тагаеву первым делом потребуется медицинский осмотр.
- Безусловно! - радостно подтвердил Эррера Баррос.
- Не вижу затруднений, доктор Савин. Разве врач - не ваша вторая специальность? Почему-то это обстоятельство постоянно упускается из вида.
- Доктор Хэ, вы опять за старое, - сказал Савин с укоризной. - Я ничего не скрываю. Просто нет необходимости об этом вспоминать - доктор Эррера Баррос прекрасно справляется со своими обязанностями... Доктор Наутиял, вас что-то тревожит?
Ракеш Наутиял поднял взгляд от своих с силой сцепленных рук.
- Вот мы всё планируем... А если он не захочет с нами разговаривать? Он две недели был совсем один, а мы тут справляли сатурналии. Я бы обиделся.
Пока "Понтифик" маневрировал в гравитационном поле Юпитера, экипажи двух миссий общались практически в реальном времени - ведь что такое задержка порядка десяти секунд для тех, кто на расстоянии светового часа от Земли? Это был праздник. Работа стояла. Савин объявил выходные, то же сделал командир "Понтифика". О Тагаеве забыли, что было не очень-то хорошо, но никто ничего не мог с собой поделать. Его оставили на потом.
- Он не обиделся, - сказал Эррера Баррос, - он же психолог.
- Значит, обиделся, но не подаст виду, - возразил Хэ Бинсин.
Солнце достигло кульминации. Европа сверкала, как разбитая ёлочная игрушка. Хаос ослепительно-белых плоскостей и резких теней - и занесённый серп Юпитера, ржавый и окровавленный. Чуть выше крошечная перевёрнутая лодочка Ио плыла против восходящего звёздного течения.
В зените разгоралось второе солнце. Всё окрасилось в синие тона, постройки отбрасывали двойные тени. Колонна голубого света опускалась на приподнятый центр посадочной площадки, как будто на пьедестал. Лёд вскипел, пар взметнулся и мгновенно замёрз, синее сияние угасло в облаке ледяной пыли. Белое кольцо, серебрясь на солнце, расходилось и оплывало. И вот в центре, точно ступица, показался покрытый инеем нос космического корабля. К месту посадки съехались роботы, вооружённые водомётами, и быстро наморозили ледяной коридор, соединивший шлюз "Фламина" со входом на базу.
- Я дам вам кислород, чтобы вывести гелий из организма. Будет немножко весело. Займёт четверть часа, не больше, я тем временем запущу компьютерную диагностику. Потом будем понижать давление. Мы на базе дышим чистым кислородом, так что давление примерно треть атмосферы. Кстати - у нас не курят!
Рафаэль Эррера Баррос расхаживал по медблоку и возбуждённо размахивал руками, словно сам перебрал кислорода. Его английский от волнения испортился.
- Ну, конечно, кроме кислорода есть водяные пары и немного углекислого газа - мы его выдыхаем. На Европе он дороже золота, улавливается и поступает в оранжерею. Зовите меня Рафаэль, просто Рафаэль.
- Валентин.
- Чрезвычайно рад! - с чувством сказал американец. - Поскорей бы Хэ Бинсин наладил добычу газа в атмосфере Юпитера. Органики не хватает. Да и мы могли бы дышать нормальным воздухом... О! Валентин, вы в хорошей физической форме.
Взгляд Рафаэля скользил по видимым ему одному строчкам на внешней стенке барокамеры - для Тагаева она оставалась абсолютно прозрачной.
- Не то что мы, когда добрались до Европы, - вздохнул Рафаэль. - Нам бы такую "карусель", как на "Понтифике". Одна пятая g на жилой палубе, верно?
- Да, доехал я с удобствами, - развёл руками Валентин. - Зато вы - первые.
Двери барокамеры разошлись. Рафаэль долго тряс руку Тагаева двумя руками. Хотел, кажется, обнять, но постеснялся.
- Вот, - Рафаэль указал на прозрачный шар размером с футбольный мяч, - это для вас.
- Спасибо - но что это?
- Скафандр.
- Вообще-то, у меня уже есть.
- Этот лучше. Американский! - с гордостью сказал Рафаэль. - Просто положите на него ладонь, и он сам на вас наденется. Очень удобно. Можно настроить, чтобы автоматически снимался в комнате.
- Я должен ходить по базе в скафандре? - нахмурился Тагаев. - Что стряслось?
- Ничего, всё в порядке. Просто здесь прохладно.
На Рафаэле были шорты цвета хаки и весёленькая рубашка с короткими рукавами.
- Не лучше ли одеться потеплей?
- Это не так комфортно. И потом... - американец замялся. - Вдруг разгерметизация? А скафандр может неограниченно долго обеспечивать вас теплом, а ещё водой и кислородом - льда, слава богу, достаточно.
- Часто такое случается?
- Давление ощутимо падало раза два или три. И был небольшой пожар.
- Но вас это беспокоит?
- К чему вы клоните? - обиделся Рафаэль. - Эти проблемы нам достались в наследство от "Мариуса". Por Dios! Проще было построить базу с нуля, чем постоянно ремонтировать что-то, имеющее отношение к "Мариусу".
База, построенная миссией "Мариус", благополучно простояла во льду пятьдесят лет. Потом её расконсервировали, и оказалось, что система теплоизоляции не рассчитана на работу в условиях Европы. Это чистый лёд тает при нуле по Цельсию, а у поверхности Европы он пропитан серной кислотой. Как только температура поднялась, замороженный раствор начал плавиться и база "поплыла".
- И вообще, - печально продолжал биолог, - в жизни бывает всякое. Можно поскользнуться и ободрать коленку. Лёд же везде. Ну, наденьте скафандр, что вам стоит?
А, понятно. Доктору Эррере Барросу поручили испытать на Европе новейшую разработку американских юзабилистов. Трудно сказать, какую эта штука обеспечивает защиту от радиации, но вряд ли в ней безопасно ходить по поверхности. И вот бедный Рафаэль изобретает причины, по которым скафандр следует носить в помещении.
Ладно, почему бы не пойти ему навстречу, тем более, если будет действительно удобно. Валентин прикоснулся к прозрачному шару. Пальцы погрузилась в тёплую субстанцию - она тут же обволокла руку и стала подниматься вверх. Ощущение было такое, как будто тонешь или тебя проглатывают. Понятно, почему к умной материи на Земле относятся настороженно, но, возможно, успешные испытания на Европе повлияют на общественное мнение.
Скафандр добрался до манжеты и втёк в рукав. Шар уменьшился в объёме и скоро сошёл на нет. Валентин покрутил перед глазами кисти рук, сжал и разжал кулаки. Скафандр не мешал и был незаметен.
- Симпатично.
- Носите на здоровье, Валентин, - облегчённо выдохнул американец. - Ну, пойдёмте отметим ваше прибытие!
По такому случаю с двери столовой убрали график приёма пищи. Рано или поздно Тагаев узнает, что члены экспедиции избегают совместных трапез, но сейчас ни к чему омрачать праздник. На столе - во внеземном льду - лежала бутылка шампанского с обугленной от кислоты этикеткой.
Тагаева встретили в коридоре, обступили, стали жать руку и наперебой спрашивать, как он долетел, как его самочувствие и как ему понравилась Европа. Все оживились. Кто-то хлопнул Валентина по плечу - и вот уже все хлопали его по плечам и смеялись.
Руками, одетыми в невидимый скафандр, начальник экспедиции лихо вытащил шампанское из кислотного льда и ударил по донышку - пробка вылетела, как ракета.
- С прибытием на Европу! А всё-таки, Валентин Вадимович, - Савин с явным удовольствием проговаривал русское имя-отчество, - кого нам прислали в вашем лице? Говорят, вы сменили специальность.
- Просто освоил ещё одну, Андрей Николаевич.
- Да я не про это, - Савин поставил бокал на стол и сделал заинтересованное лицо: приготовился веселиться. - Вы больше не геофизик?
- Я европолог.
- Ничего себе! - преувеличенно удивился начальник экспедиции. - На Земле уже есть такая наука?
Тагаев ответил ему прямым, серьёзным и дружелюбным взглядом. У него было узкое, с тонкими чертами лицо, окружённое ореолом тёмно-русых волос, слишком жёстких, чтобы лежать ровно в условиях пониженной гравитации. Глаза, затенённые густыми ресницами, казались почти чёрными, на свету же они становились глубокого тёпло-коричневого цвета, какой бывает у чая, когда солнечный луч отражается в мельхиоровой ложке. Улыбка на этом лице была бы ангельской, если бы только Валентин имел обыкновение улыбаться, - а так это была ангельская серьёзность.
Савин с интересом разглядывал Тагаева. Они давно знали друг друга по научным статьям и по видеоконференциям, но вживую встретились впервые. Тагаев занимался теорией дифференциальных уравнений в частных производных, то есть был теоретиком и даже скорее математиком. Для практического приложения он мог выбрать любую область, но его почему-то интересовали геологические процессы в ледяных оболочках резонансных спутников. Савин очень удивился, когда увидел фамилию Тагаева в списке кандидатов в состав миссии "Гаруспик". Наивный мальчик! Где ему тягаться с ветеранами марсианских экспедиций? Он даже в Гренландии и в Антарктиде не побывал - в этих Мекке и Медине марсианских гляциологов. Вчерашний аспирант, автор нескольких любопытных статей; продолжит в том же духе - лет через десять станет авторитетом в своей области. А пока он был Савину не конкурент.
И всё же Савин испытывал неловкость. Ему хотелось как-то облагодетельствовать Тагаева, и он рекомендовал его в состав очередной марсианской миссии. Тагаев на Марс не полетел. Это, видите ли, для него бесполезно, потому что марсианские льды тектонически не активны. Он остался на Земле и давал альтернативную интерпретацию наблюдений, которые Савин проводил на Европе. Они непримиримо полемизировали по электронной почте.
Планировалось, что "Понтифик", пролетая мимо Юпитера, забросит на базу биологов. Но так как жизни на Европе до сих пор не нашли, то вместо них отправили оборудование и ещё одного планетолога. Последнему пришлось вдобавок освоить космическую психологию: у команды "Гаруспика" возникли проблемы.
Савин не представлял Тагаева в роли психолога. У Валентина, кажется, отсутствовало чувство юмора. Ни разу на его памяти Тагаев не рассмеялся шутке, не сострил - последнее, впрочем, шло в плюс: в маленьких замкнутых коллективах не жалуют юмористов. Тагаев был исключительно уравновешен, даже в самых ожесточённых научных спорах он не выходил из себя. Савин же, внешне спокойный, подпускал в свои реплики всё больше яду, и когда набегала критическая масса, взрывался ругательствами. Порой Савину казалось, что невозмутимость Тагаева объясняется равнодушием к науке - или, наоборот, запредельной уверенностью в собственной правоте.
Они так и не смогли друг друга переубедить, а поскольку оба были добросовестными учёными, о консенсусе речь не шла. Их могла рассудить лишь Европа.
- Рад, что вы приехали, Валентин Вадимович, - сказал Савин.
Тагаев стоял на пороге, рассматривая свою комнату. Точно такая же, как любая другая в жилом отсеке: стол, стул и кровать; стены под старину отделаны пластиком, светодиодные лампы дают равномерное освещение. Впрочем, почему "под старину"? Подлинный интерьер середины века. Пока даже забавно, а надоест - можно сменить обстановку с помощью расширенной реальности.
Робот-уборщик закончил наводить порядок и выкатился в коридор. Тагаев закрыл за ним дверь; скафандр стёк с его пальцев на ручку и ровным слоем распределился по дверному полотну. Действительно, удобно.
А это ещё зачем? Тагаев озадаченно поднял и опустил тяжёлую металлическую щеколду. Такое вряд ли предусмотрено проектом. Не работают электронные замки? Вполне возможно: на базе, построенной "Мариусом", поломки в порядке вещей.
Только от кого тут запираться? Друг от друга? Отношения у членов экспедиции натянутые, но явной враждебности Тагаев не заметил. По-своему, они неплохо справляются с ситуацией. Валентин вошёл в публичную сеть, открыл папку "Расписания". График посещения спортивного зала и бассейна, график пользования столовой... Обитатели базы делают всё от них зависящее, чтобы лишний раз не встречаться. Они бы, если могли, расселились по разным планетам - по одиночке на каждый Галилеев спутник, как в шутку предлагается лимериках, найденных там же в сети:
Жил один гляциолог на Ио,
Он бесплодно искал криопиво.
"Очевидно, Юпитер
Криопиво похитил," -
Заключил гляциолог наивно.
А биолог, что жил на Европе,
Как-то раз рассмотрел в микроскопе
Ложноножки в чулках
В туфлях на каблуках -
Видно, линзы купили в сексшопе.
Астрофизика на Ганимеде
Приходили проведать соседи:
Крокодилы и раки,
Хомячки и собаки,
Леопарды, слоны и медведи.
Жил один программист на Каллисто,
Одинокий, как граф Монте-Кристо.
Он сквозь камень и лёд
Прокопал тайный ход,
Очутившись опять на Каллисто.
Лимерики были интересны с психологической точки зрения. Написал их, очевидно, человек с иерархическим мышлением. Андрею Николаевичу он отвёл самое почётное место - на первом Галилеевом спутнике - впрочем, с некоторой долей самоиронии, потому что льда на Ио нет совсем и гляциологу там делать нечего. Гляциологу куда интереснее второй спутник, Европа, покрытый слоем льда, или ещё более дальние Ганимед с Каллисто, состоящие из льда наполовину. Галилеевы спутники образовались из обледенелых камней и пыли, захваченных из протопланетного солнечного диска в протоспутниковый диск Юпитера. Чем ближе к центру, тем сильнее они нагревались, лёд с них испарялся, и его поглощал Юпитер.
Возможно также, лимерик высмеивал некоторую зашоренность Савина как учёного, проистекающую от его многолетней работы на Марсе. "Криопиво" - это намёк на низкотемпературный рассол, с которым постоянно приходится иметь дело марсианским гляциологам. Скорее геохимики, нежели геофизики, в основе любых процессов они видят химические реакции и фазовые переходы. И с этой точки зрения они теперь объясняют конвекцию на Европе! Интересно, понимает ли Савин ограниченность подобного подхода. Должно быть, да, потому что не захотел иметь в составе экспедиции ещё одного марсианского гляциолога и из нескольких предложенных Центром кандидатур одобрил кандидатуру Тагаева.
Чтобы разгадать подтекст второго лимерика, Валентин недостаточно разбирался в биологии. Третий же лимерик был непонятен совершенно. Никаких животных на базе нет, остаётся лишь аллегорическое толкование. Тагаев выделил последние строки и запустил ассоциативный поиск. У Рафаэля в открытом доступе обнаружилась большая подборка статей по криобиологии, посвящённых замораживанию мышей и морских свинок. Среди файлов Хэ Бинсина нашлась книга "Рецепты китайской кухни". Самый богатый улов оказался в директории Савина: фотографии, где он с внучкой в зоопарке, и акустические колебания, записанные с геофонов и помещённые почему-то в папку "Собаки". Один Ракеш Наутиял был как будто ни при чём.
Валентин открыл папку звукозаписей. Раздался низкий угрожающий гул, перемежающийся резким взрывным треском. Это был голос Европы, жалующейся на жестокое обращение Юпитера, голос, идущий из глубин её хрупкой литосферы. Наверно, извращённое воображение способно расслышать в этих звуках лай и рычание...
Что означает четвёртый лимерик, Тагаев вскоре узнал.
- Доброе утро, Валентин Вадимович. Заходите, располагайтесь на пеньке.
Под ногами шуршала рыжая хвоя. Вокруг темнел дикий ельник, пахло смолой и сыростью. Савин сидел на поваленном стволе, то есть, должно быть, на кровати.
- Андрей Николаевич, я хочу поговорить о том, что происходит на станции.
- Действительно хотите? - Савин вздёрнул бесцветную бровь. - Сомневаюсь. Почему-то мне кажется, Валентин Вадимович, что вы бы с куда большим удовольствием поговорили о планетологии или об этой, гм, европологии. Ещё, я думаю, вам не терпится осмотреть скважину. Мы как раз пересекли границу астеносферы и обнаружили многообещающую рассольную линзу. Ну, что скажете?
Савин пристально посмотрел в глаза Тагаеву, пытаясь уловить подтверждение своим словам. Валентин, изо всех сил сохраняя невозмутимость, ответил:
- Я разумно поделю время между тем и другим.
- Вы потратите половину времени впустую, Валентин Вадимович. Что ж, дело ваше.
- Вот именно, Андрей Николаевич, это моя работа.
- Да я понял, - Савин махнул рукой. - Делайте вашу работу. Но не думаю, что из этого выйдет толк. Или вы уговорите нас друг друга полюбить? Не представляю.
- Наверняка что-то можно придумать, - убеждённо сказал Тагаев. - Понизить напряжённость. Найти общие интересы.
Начальник экспедиции грустно улыбнулся.
- Что бы вы ни придумали, Валентин Вадимович, поначалу у вас получится. Потом, не сочтите за обиду, вы нам осточертеете и ваши инициативы тоже. Это неизбежно. Может, к чёрту психологию, а? Займитесь геофизикой. Вам же хочется, я вижу.
- Хочется, - сдался Тагаев, - вы не представляете, как.
- Значит, идём смотреть скважину?
- Завтра, Андрей Николаевич. Кроме шуток, меня очень тревожит обстановка на станции, и не только как психолога. Да кто угодно забеспокоится, обнаружив у себя в комнате это средневековое приспособление! - Тагаев кивнул на дверь, которую, как и его собственную, украшала щеколда.
- Ах, вот вы о чём! - облегчённо рассмеялся Савин. - Это не имеет отношения к нашим психологическим проблемам. Мы ещё не настолько... гм, чтобы вот так... Далеко не настолько.
- Тогда от кого запираетесь?
- От собак.
- От собак? - растерялся Валентин. - Каких собак?
- Тех, которые живут на базе.
На секунду Тагаеву показалось, будто он что-то упустил. Потом ему пришло в голову, что Савин его разыгрывает. С Андрея Николаевича станется, у него своеобразное чувство юмора... А может, особенности характера ни при чём и Савин отдаёт дань традиции. Устроил новичку обряд принятия в коллектив - как повелось, в форме розыгрыша.
Увы, это был не розыгрыш. У Савина совсем другое лицо, когда он собирается шутить: светло-серые глаза чуть прищурены, а губы плотно сжаты, чтобы раньше времени не выпустить на волю веселье.
Плохо дело.
- Андрей Николаевич, вы сообщали о собаках на Землю? - ровным голосом спросил Тагаев.
- Пока нет, но собирался, как только мы поймаем одну.
- Андрей Николаевич, а эти собаки... - осторожно сказал Валентин. - Давно они вышли из-под контроля?
Гляциолог кивнул:
- Да, собаки совсем одичали. Пятьдесят лет без человеческого общества...
- И часто вы их видите?
- Ни разу не видел. Но слышал лай.
- Через геофоны? Андрей Николаевич, а может, вы слышали треск льда?
- Думаете, я не знаю, как трещит лёд?
- Это должен быть лёд, - настаивал Тагаев. - Андрей Николаевич! Ну откуда на Европе собаки?
- Говорю вам: их привезли пятьдесят лет назад на "Мариусе".
- Невозможно, - Тагаев покачал головой. - Как бы они выжили? Что они ели, чем дышали, как спасались от холода?
- Всему есть объяснение, Валентин Вадимович. Давайте по порядку: питались продуктами со склада.
- Значит, запасы должны быть попорчены. Это легко проверить.
- Нет, - сказал Савин. - Склад сгорел незадолго до нашего прибытия.
Да, точно. Через трещину в обшивке просочилась серная кислота и замкнула электропроводку. Автоматическая система пожаротушения откачала кислород, но некоторые помещения успели выгореть полностью.
- Там хранился спирт, - в голосе Савина проскользнуло сожаление. - Конечно, всё сгорело.
- Хорошо, а зачем собак привезли на Европу?
- Для опытов. Проверить, как организм переносит низкую силу тяжести в кислородной атмосфере.
- Что мешало провести эксперимент на Луне?
- Зелёные, - сказал Савин с неприязнью. - В те годы они были силой. Да и сейчас... Ну, не важно. А тогда была эпоха борьбы за чистый термояд. Вы понимаете, о чём я? - Андрей Николаевич поднял бровь, и Валентин кивнул. - Борьба за права животных шла в довесок, но не на шутку. Так что приходилось действовать тайно.
- Ладно, - допустил Тагаев. - Но согласитесь, собаки оставляют следы жизнедеятельности.
- А роботы-уборщики на что?
- Андрей Николаевич, давайте отключим всех роботов и выследим собак.
- Не годится, слишком опасно. Если авария, кто починит поломку? Но вы не думайте, Валентин Вадимович, будто мы сидим сложа руки. Регулярно осматриваем тоннели, ищем логово.
- Кто ещё с вами?
- Да все.
- Они тоже видели собак?
- Что значит "тоже"? Я собак не видел. Эррера Баррос видел и ещё Наутиял, он уверяет, будто они его преследуют. Вы, Валентин Вадимович, поговорите с ним как психолог, объясните, что этого быть не может.
- Обязательно, - пообещал Тагаев. - А логово так и не нашли? Странно, вам не кажется? База не так уж велика. Собакам просто негде спрятаться!
- Гм... вообще-то, им есть где спрятаться. И это моя вина.
Стены коридора были отделаны пластиковыми панелями, через равные промежутки горели светодиодные лампы. Одна из панелей покоробилась и отошла, и робот-уборщик возился, прикрепляя её на место. Валентин ещё раз сверился с планом и остановился у перехода в новую часть базы.
Автоматические двери разъехались, и Тагаев остолбенел. Стены тоннеля были оранжевые, пол - зелёный, потолок - фиолетовый... нет, уже синий. Навстречу Валентину пробежала красочная волна, и тоннель расцвёл радужным узором из переплетающихся спиралей. А, да это программа раскраски метальда! Одно из психологических ухищрений, призванных разнообразить жизнь на базе. Технически легко осуществимо, ведь металёд пронизан ледяными же фотонно-кристаллическими световодами. Тонкие волокна освещают тоннели, они ответвляются от мощных, с полой сердцевиной, энергетических магистралей. По ним энергия, преобразованная лазерами в видимый свет, идёт от термоядерного реактора в дальние уголки базы - к скважине, к антеннам и научному оборудованию на поверхности.
И не только туда. Оказалось, во льду построены огромные помещения, не предусмотренные проектом. Члены экспедиции вырыли себе четыре непересекающихся системы тоннелей, чтобы гулять там в полном одиночестве.
Савин назвал свою постройку "Проспектом". От просторного центрального тоннеля отходят, словно улицы, тоннели поуже, а от них ответвляются кривые тоннельчики-переулки. Тут было бы интересно побродить - не то то что по системе индийца. Кольцо диаметром в километр, чисто функциональное сооружение - как раз пройтись после ужина. Наутияла настолько не занимала собственная постройка, что он не озаботился дать ей имя, и Савин, составляя план, назвал её "Стадион".
Чувствуется, Рафаэль отвёл душу, строя себе "Диснейленд". В этом гляциопарке не гуляют, а катаются с ледяных горок. У Рафаэля безудержная фантазия и - увы! - то, что принято вежливо называть альтернативным инженерным мышлением. Беда большинства американцев. Их ведь воспитывают на мультиках, в которых мышонок раскручивает кота за хвост, а потом показывают фильмы, где супергерой спасает падающего с небоскрёба человека, подхватывая его у самой земли. Став студентами, они, конечно, получают правильные знания по выбранной специальности, но на интуитивном уровне представления о мире остаются фантастическими. Рафаэль очень хороший биолог, иначе бы его не было на Европе, но строит он, наплевав на сопромат и здравый смысл. Вот где утечки-то! Кстати, Рафаэль зря ругался - старую базу одели в оболочку из метальда, стало безопаснее. Металёд поддерживает свою целостность: повреждённый участок разогревается и застывает, повторяя соседние структуры.
Хэ Бинсин не строил, он создавал произведение искусства. Трёхмерное кружево пустоты во льду называлось "Одиночество", а если записать иероглифы в фонетической транскрипции, получится аббревиатура одной из отменённых миссий к спутникам Юпитера.
Валентин размечтался, проектируя собственную систему. А почему бы нет? Льда вокруг сколько угодно, термоядерной энергии хватает с избытком, а киберпроходчики простаивают. Мысли о пещерах и лабиринтах заставляют человеческое сердце биться быстрее, отрицать это станет лишь конченый зануда, который в детстве не играл в разбойников и дикарей.
Савин, затеявший ледяное строительство, просто молодец. Люди отвлеклись, повеселились и, главное, обзавелись личным пространством, что не могло не поправить взаимоотношения. На словах пренебрегая психологией, начальник экспедиции тем не менее действовал, как профессиональных психолог...
Незаурядный человек Андрей Николаевич, и надо же было так нелепо сдвинуться на собаках!
В чёрной пустоте, словно улыбка чеширского кота, висел Юпитер. Под ногами серебрился каток Европы, изрезанный коньками циклопических фигуристов. Мебели не было видно, она не сумела вписаться в космический пейзаж. Валентин нашёл на ощупь стул и сел.
- Доктор Наутиял, расскажите мне, пожалуйста, о собаках.
- Так я и знал! - Ракеш Наутиял обхватил себя руками и понурил голову. - Думаете, я сошёл с ума?
- Нет, не думаю.
- Не нужно меня утешать. Разве собаки - это нормально?
- Ошибки восприятия - обычная реакция на экстремальные условия, доктор Наутиял. Вы в замкнутом помещении, среди одних и тех же людей, вам не хватает новых впечатлений. И ваше воображение пытается вам это компенсировать. Вопрос в том, доктор Наутиял, кто одерживает верх, вы или ваша фантазия.
- Я пытался сопротивляться! - обречённо сказал индиец. - Я не поддавался им - Савину и Эррере Барросу. Говорил: собаки вам мерещатся. И не запирал дверь, и ходил без скафандра. Хотя они настаивали.
Значит, скафандр противособачий. Ну, Рафаэль!
- Но они потащили меня в заброшенные служебные тоннели. Там это старинное электрическое освещение... Оно, конечно, погасло. А в темноте кто-то был... Ходил вокруг и обнюхивал меня. Я... испугался. Побежал. Что я мог поделать? Это было как наяву.
- Хорошо, доктор Наутиял! Вы сознаёте, что собаки - плод воображения.
Астрофизик мотнул головой.
- Нет, доктор Тагаев. Они слишком осязаемы. Либо я спятил, либо эти собаки - виртуальные.
- Так проверьте! Отключитесь от расширенной реальности.
- Я отключился, - сказал Наутиял. - Сразу, как только мы высадились на Европе.
- То есть, уже давно... кстати, зачем?
- Знаете такую программу - "Ретушёр"? Указываешь, какие черты тебе не нравятся в других людях, и программа фильтрует их на лету. Да что я вам рассказываю! Вы же психолог, доктор Тагаев. Это психологи решили протестировать на нас свою придумку, пока мы сюда летели.
- На "Понтифике" тоже пользовались "Ретушёром", - сказал Валентин. - По-моему, отличная программа.
- Да, поначалу было замечательно, вокруг люди без единой вредной привычки. Но и они стали раздражать. Это было ужасно: злишься и не знаешь, на что. Всё ведь идеально. Дошло до того, что в чёрный список добавляли уже какие-то совершенно безобидные особенности. Все вокруг стали на одно лицо. Усреднились. А хотелось, наоборот, разнообразия. Тогда Хэ Бинсин покопался в коде и прикрутил к программе генератор случайного персонажа из какой-то игры. Мы надели друг на друга маски. В нашем распоряжении появился бесконечный резерв незнакомцев. Они бывали милы, бывали отвратительны, но не было нужды их терпеть. Стоило пожелать, и их место занимали новые. Только это разнообразие было какое-то... пустое, что ли. Изнурительное.
- И вы отключили расширенную реальность?
- Да. И стёр программу, чтобы не возникало соблазна.
- Значит, всей этой красоты вы не видите? - Тагаев провёл рукой среди звёзд и планет.
- Почему, кое-что вижу, - грустно сказал астрофизик. - Глазами, не через нейроинтерфейс. На стене у меня висит экран, и на нём изображён Юпитер.
- Тогда какие могут быть сомнения? - удивился Валентин.
- Вдруг... вдруг мне лишь кажется, что иллюзия закончилась? Когда Хэ Бинсин ломал код, он мог что-то испортить. И теперь программа работает на заднем плане - ну или как это называется, я не специалист.
- Доктор Наутиял, вы мне доверяете? Дайте доступ к вашему нейрочипу, и я посмотрю, что там происходит.
- Это бессмысленно. Если я по-прежнему в расширенной реальности, вы скажете одно, а я услышу другое.
- Ну, знаете ли! Как вы можете работать, доктор Наутиял, что-то исследовать, если не верите своим чувствам? Откуда вам известно, что объект вашего изучения, - Тагаев ткнул рукой в Юпитер, - реален?
- Я только и могу, что работать! - сказал Наутиял с жаром и отчаянием. - Юпитер - настоящий. Разве способна глупая программа придумать такую загадку? Его гравитационное поле не оставляет камня на камне от моих теорий. Но здесь скрыта истина, я чувствую, подлинная истина, и когда-нибудь она мне откроется... Вам кажется это странным?
- Нет, - сказал Тагаев, - я понимаю.
Тагаев стал европологом задолго до того, как это слово впервые прозвучало в научных кругах.
Всё началось в тот день, когда маленькому Валентину подарили орбитальный телескоп. Группу миниатюрных спутников вывели на орбиту в рамках какой-то научной программы. Когда исследования завершились, телескоп достался университету, потом его передали школе. Спутники давно нуждались в коррекции орбит, программный интерфейс устарел, а вести урок астрономии гораздо проще, подключившись к большому публичному телескопу. И вот спутники списали и продали частному лицу.
Родители всегда дарили Валентину полезные подарки, а не те, которые он хотел получить, но эта сложная игрушка его увлекла. Валентин полюбил небо и всё, что в нём находится. Поначалу одинаково, но со временем одни небесные тела стали ему близки и дороги, присутствие же других в космосе он только терпел - а что ещё он мог поделать? Словно они были людьми. Он и думал о них, как о людях, своих друзьях и знакомых. Ему нравились ледяные луны газовых гигантов, особенно Европа. Он прочёл о ней, наверно, все научно-популярные книги и статьи, какие можно найти в Интернете. Ему хотелось большего, он чувствовал, что существует иной уровень понимания и что для этого требуются знания.
Валентин засел за физику и математику. Ничто не казалось слишком сложным, если приближало его к Европе. Всё, связанное с ней, было интересно и восхитительно. Дифференциальные уравнения в частных производных - кошмар студентов - описывали её внутренний мир, и для него они были всё равно что стихи для влюблённого. Его мозг работал, как раскочегаренная топка, которую разожгли на самом лучшем угле, и теперь в неё можно было подбрасывать что угодно.
Например, космическую психологию.
Тагаев был предназначен Европе, а Европа - Тагаеву. Как лукавая царевна, она отваживала нежеланных претендентов, давая им невыполнимые задания. Дразнила, позволяла собой любоваться, но близко не подпускала.
Семьдесят лет назад беспилотный аппарат JEDI сбросил на поверхность Европы несколько тысяч геофонов. Планета движется по чуть вытянутой орбите, и притяжение Юпитера периодически сдавливает и растягивает её ледяную оболочку. Жёсткий лёд литосферы трескается, в мягком льду астеносферы слои сдвигаются и скользят друг относительно друга - и всё это порождает звук, который блуждает по ледяной коре от поверхности до подлёдного океана. Если уловить его и преобразовать в картинку, получится трёхмерный портрет Европы. Кстати, значительная часть геофонов работает до сих пор.
Никто уже не помнит, сколько миссий по разным причинам были отменены, сколько потерпели неудачу. В памяти остались лишь самые впечатляющие провалы: EDEN и "Мариус".
В конце тридцатых EDEN доставил на Европу двух роботов, оснащённых ядерными реакторами, водяными плазмобурами и георадарами. "Землепашец" должен был исследовать тонкий верхний слой ледяной коры Европы, её холодную, твёрдую и хрупкую литосферу, а "Рудокоп" - проникнуть на несколько километров вглубь и добраться до тёплого льда астеносферы, где сосредоточена геологическая жизнь планеты.
EDEN совершил посадку, и связь с ним пропала навсегда. А в коде обнаружили несколько исправлений, внесённых явно со злым умыслом. Ответственность за эту акцию взяли на себя экологические фундаменталисты: так они хотели защитить гипотетическую жизнь Европы от разрушительного вторжения земной науки.
"Мариус" был первой пилотируемой миссией к Юпитеру. Великая энергетическая революция сделала полёт осуществимым, дав "Мариусу" термоядерный двигатель, но она же породила глобальный экономический кризис, и в результате не все работы были произведены вовремя и на должном уровне. Запуск оттягивали. Надо было решать: лететь как есть, пока не закрылось стартовое окно, или отложить миссию на неопределённо долгий срок. Это было время всеобщей растерянности, дурных предчувствий и апокалиптических настроений. В агонии капитализма многим виделся конец научно-технического прогресса, кризис называли Последним Кризисом, а миссию "Мариус" - Последней Космической Миссией Человечества.
Путь к Юпитеру был отмечен, как вехами, мелкими авариями во всех системах корабля. Команда высадилась на Каллисто - там самая низкая радиация, а ледяная поверхность покрыта соединениями железа, кремния, углерода и азота. Европа интереснее, но не столь гостеприимна, и на неё отправили роботов строить базу из привезённых с Каллисто материалов. Но туда так и не ступила нога человека. Сломался посадочный челнок, и экспедиция проторчала на Каллисто, большую часть времени занимаясь ремонтом. Чудо, что удалось вернуться домой.
Негативный опыт "Мариуса" был так ярок, что Земля ещё целых полвека не посылала людей к Юпитеру.
Европа ждала Тагаева - и он не мог поверить, что "Гаруспик" улетел без него. Ему предложили участвовать в очередной марсианской экспедиции. Ну зачем европологу Марс? Он бы ещё принял утешение от Титана и Энцелада - старых товарищей, друзей детства, но не поучения этого скучного старика Марса. Марс говорил ему: приезжай, набирайся опыта, как многие до тебя, и пусть всё идёт своим чередом. Что с того, что этот опыт для тебя бесполезен? Отличное украшение для послужного списка! Когда-нибудь он станет достаточно длинным, чтобы позволить тебе, наконец, выполнить своё предназначение.
Тагаев не сдавался, храня верность Европе. И она оценила это, она потребовала его к себе.
Одну стену лаборатории занимала фотография полуобнажённой красотки в позе сексуальной агрессии. Недобрый взгляд исподлобья, нижняя губа чуть выпячена - бр-р! Заметив Тагаева, красотка качнула бёдрами и облизала губы.
- Вы принесли мне образец рассола, Валентин? - в глазах Рафаэля зажёгся жадный интерес.
- Из линзы? Нет, мы ещё её не вскрыли.
- Не тяните, - попросил биолог. - Как по-вашему, есть шанс найти что-нибудь во льду? Я слышал, вы не согласны с доктором Савиным.
Савин полагает, что астеносфера Европы - система, обособленная от океана. Конвекция заключена в её пределах, а обмен веществом односторонний и незначительный. Так что, если в океане есть жизнь, то вряд ли её следы будут вынесены тёплым льдом к поверхности.
Тагаев соглашался, что это представление справедливо, но лишь на коротком отрезке времени. Бывало, что водная оболочка Европы промерзала почти до дна, а бывало, таяла на всю глубину. Об этом свидетельствует молодой возраст поверхности льда. А значит, если в океане зародилась жизнь, то её следы могут быть найдены где угодно.
- А знаете, Валентин, кто на базе самый большой оптимист?
- Кто?
- Роботы-уборщики, - Рафаэль сделал паузу, наслаждаясь непониманием. - Они жгут мусор! Чтобы, значит, уничтожить на месте проникшие на базу инопланетные микроорганизмы.
- Может, наоборот? - спросил Валентин. - Чтобы уменьшить риск заражения Европы земными микроорганизмами, как вышло на Марсе?
- И это тоже.
- Рафаэль, а роботы-уборщики проводят анализ органики, прежде чем сжечь?
- Эти глупые старые жестянки?
- Но съёмку они хотя бы ведут?
- Не знаю, - удивился Рафаэль. - Кажется, нет. Зачем вам?
- Ищу доказательства существования собак.
- Вот, - биолог достал из ящика и протянул Валентину пластиковый конверт. Внутри лежал короткий чёрный волос. - Я провёл анализ ДНК. Это собака.
- Рафаэль, это пока не собака, а собачья шерсть. Вы могли привезти её с Земли.
- Ага. Вместе с собакой.
- Скажите, Рафаэль, как можно незаметно привезти собаку? В анабиозе?
- Ну, в принципе... Технология разработана, пора испытывать, - засмеялся американец. - Нет, не так. Нам перед вылетом поставили одну программку, якобы для облегчения сосуществования в коллективе. Чтобы мы не замечали друг у друга недостатки. Ха! Может, мы чего ещё не замечали? Так можно не то что собаку провезти... - Рафаэль волнообразно охватил воздух обеими руками.
- Слона?
- Зачем - слона?
- А зачем собаку?
Рафаэль пожал плечами.
- Просто захотелось. С собакой веселей.
- Рафаэль, это несерьёзно.
- Вы так говорите, потому что не любите собак, Валентин. А посмотрите на доктора Савина! Видели, как он нянчится с киберпроходчиками? Дал им собачьи клички. Между прочим, наводит на размышления...
- Неужели? - Тагаев задумался. - Нет, что-то не сходится. Будь у Андрея Николаевича настоящая собака, зачем переносить чувства на роботов?
- Логично... Значит, собаку провёз Хэ Бинсин. Точно! Он ковырялся в программе для нейрочипов. И он отвечает на базе за электронику. Похоже, Валентин, вам не удастся раздобыть съёмки. Уж Хэ Бинсин позаботится, чтобы его собаку не регистрировала автоматика.
- Рафаэль, - вспомнил Тагаев. - Андрей Николаевич говорит, что вы видели собаку. Как это произошло?