Аннотация: Фэнтези и ничего кроме фэнтези. Полет фантазии на тему конца света... Всякое сходство с реально существующими или вымышленными не мной персонажами считать чистой случайностью...
Я с самого начала знал, зачем родился на свет. Все знали. Это звучит странно?
Я так не думаю.
Вы знаете, что значит с самого рождения воспитываться для какой-то конкретной, заранее известной судьбы?
Нет, я говорю не о наследных принцах и им подобных. Я говорю о пророчествах и предназначении. Я не был обычным ребенком, поэтому я с рождения знал, что мне предстоит. Хотя и не все понимал. Вернее, вначале и вообще почти ничего не понимал.
Это легко - всю жизнь не задавать вопросов. Это легко - принять свою судьбу. Это легче, чем кажется многим.
Все люди знают, что им суждено умереть. Им от этого хуже? Я знаю немногим больше, но принципиально это ничего не меняет. Меняет другое.
Я знаю, что скоро все начнется. Я знаю, что мне не суждено дожить до тридцати лет. Сейчас мне девятнадцать, у меня еще есть время, но не так много. Скоро начнется... А до того я просто хочу остановиться и подумать. Вспомнить. Может быть, даже принять какое-то решение, но на это я не очень рассчитываю.
Поэтому я и удалился в эту пещеру - теперь я, наверно, уже имею право выражаться так напыщенно, все равно кто-то так скажет потом обо мне, - и пишу эти записки, которые, возможно, никто и никогда не прочитает.
Я - пешка в игре. Но я - тот джокер, который может все решить. Я не знаю, как. И никто не знает. Кажется, в этой схеме у меня есть право выбора, но я не знаю, как его реализовать. Не все предрешено и не все предсказано.
Но пока я не собираюсь анализировать тексты пророчеств, чтобы найти лазейку, чтобы попытаться узнать правильный ответ. Я хочу просто вспомнить...
Но начать придется не с воспоминаний, а с чужих рассказов, с той части истории, которая известна мне только с чужих слов.
Моя мать - обычная смертная женщина. Я не знаю, по какому принципу была избранна именно она, и был ли тут вообще принцип.
Мой отец - Антибог. И не надо ужасаться, не нужно праведное негодование. Все не так, как кажется. Если оставить в стороне все наносное и случайное, то Бог и Антибог - это не добро и зло, не две стороны одного мира. Это два взаимоисключающих взгляда на мир, это разные системы категорий и оценок. Это два разных пути развития. И если сейчас господствует Бог и его система, моему отцу приходится довольствоваться в ней ролью Властелина Зла и искусителя. И пленника. Ни один каторжник не выбирает рудники добровольно и не считает их величайшей ценностью. Мой отец не выбирал Зло - это его каторга, это его плата за проигранную битву. Но все тонкости, связанные с различием между Богом Антибогом - это тоже не совсем то, о чем я хочу писать сейчас. Просто хочу, чтобы с самого начала не было ошибочного понимания всего происходящего.
Высшие существа не добры и не злы. Они безжалостны и равнодушны, и в этом нет никакой разницы между Богом и Антибогом. И они не могут быть иными... А я... Полубог? Полуантибог? В любом случае, наполовину человек, как и Сын Бога. Поэтому...
Впрочем, по порядку.
Родился я ночью, в тот же день и час, что и Сын Бога. Только он родился на другой стороне планеты, и там был день. Можно, конечно, сказать, что я старше - многие так и считают, - но часовые пояса - всего лишь условность.
Моей матери было всего 19 лет. Она была очень хрупкой брюнеткой с темными глазами. Она была очень красива... И не только... В ней что-то было... Впрочем, не мне судить.
Она рожала в деревне, и при ней был брат - врач по профессии - и посланец моего отца, колдун. Роды были тяжелыми, но совместными усилиями науки и магии... Все просто обязано было кончиться благополучно.
Этого, как и младенчества вообще, я не помню. Я помню, что было до родов - темноту, тепло и уют, голос, говоривший со мной, странные видения. Смысла всего услышанного и увиденного я не понимал, но запоминал все. Это были знания о том, что есть противостояние Бога и Антибога, и какая роль в нем уготована мне.
Как мне говорили, мать вначале боялась меня. Ей сказали, кто был ее любовником, но всей правды о нем она не знала. Впрочем... Не могу ни за что ручаться. Чисто теоретически я мог бы воспользоваться своими способностями, чтобы узнать, как все было. Как они встретились и как расстались, кто и когда рассказал ей об отце, и что именно ей сказали... Но я не хочу. Мне не хочется ворошить прошлое. Мне не хочется нахально влезать в жизнь моих родителей. Мне хватит того, что мне рассказали.
Мне говорили, что вначале мать меня боялась. Но потом это прошло. Я был обычным младенцем - так же пачкал пеленки и орал как все прочие дети. Материнская любовь оказалась сильнее страха, тем более что и поводов не было.
В течение всего первого года своей жизни я не видел отца. Или не помню, что видел, но скорее верен первый вариант. Я развивался достаточно быстро, чтобы радовать мать, но недостаточно быстро, чтобы внушать ей тревогу. Я мало чем отличался от человеческих детей. Разница была, конечно, но это не бросалось в глаза, это проявилось позже. И уж точно я не толковал по-своему Священное Писание, не творил чудес, я даже не был более деструктивен, чем другие дети. Знания, полученные мной в материнской утробе не то, чтобы забились, но потеряли значение. Я познавал мир, как познают его обычные люди.
Когда мне исполнился год, я впервые увидел Его. Он был высок, одет во все черное и у него были удивительно яркие глаза. Он держался в стороне, не подходил ко мне близко, но с того дня я не раз замечал его у нашего дома. Мать его не видела. Я понял это несколько позже, но это не имеет значения. Она никогда не видела его.
Я не хотел бы сейчас говорить, что я чувствовал, когда его видел. Слишком велик соблазн приписать мысли взрослого человека годовалому ребенку. И слишком трудно вспомнить, что я мог думать и чувствовать тогда. Могу точно сказать только одно - я знал, что он не чужой. И что он тут не так просто. Не случайно. Не обязательно было знать все эти слова. Хватало просто ощущения...
Потом он пропал. В тот самый день, когда мне исполнилось два года. Я помню комнату, праздник, много взрослых гостей, которые умилялись, и смеялись, и поздравляли скорее маму, чем меня. Я не очень понимал, что такое "День Рождения". Вернее, не понимал вообще. Но было приятно, хотя и немного слишком шумно, и взрослые были чуть-чуть слишком назойливы.
А Он - не был. Он стоял у стены и смотрел на меня своими светлыми и яркими глазами. Долго смотрел. И молчал. А потом кивнул, сказал:
- Хорошо, - и исчез.
Я пытался спросить у взрослых, почему черный дядя сказал "хорошо"... Они очень удивились. Только мама побледнела и сказала, что дяди не было. Она дала мне игрушку, и сказала, что все хорошо, что я совсем уже большой. Но я понимал, что она врет...
Я не видел отца год.
А когда мне исполнилось три, дома появились два человека, которые на самом деле не были людьми, а только притворялись. А еще... Впрочем, все это "еще" пришло потом. Тогда я не понимал, что вижу.
Мама плакала, а не-люди даже не пытались ее утешать.
И я понял, что случилось что-то важное. Не плохое, а именно важное...
Один из не-людей повернулся ко мне и сказал:
- Собирайся. Твой отец прислал нас за тобой. Ты будешь жить у него.
- А мама? - спросил я.
- Она останется и будет ждать тебя здесь. Ты вернешься к ней.
Я абсолютно точно, без тени сомнения, знал, что он говорит правду. И так же точно знал, что это правильно. Вопрос "почему?" как-то не пришел мне в голову.
Я подошел к маме, посмотрел ей в глаза и сказал, что он говорит правду, что так надо, и я вернусь к ней. Обязательно вернусь. А она посмотрела на меня... Она больше не плакала. И в глазах у нее был страх. Она боялась МЕНЯ! Я не знал, что сказать... Я сказал, что бояться нечего, но это было не то...
Она повернулась к посланцам отца и сказала:
- Он всего-навсего ребенок....
И тот, который говорил со мной, сказал, что они вернутся за мной вечером. Они оба вышли из комнаты, но я точно знал, что за дверью квартиры они просто исчезли, а не вышли из дома через дверь, спустившись по лестнице в подъезд, как это делают люди.
Мама снова заплакала, я стал ее утешать, но в конце концов заплакал и я. Я сказал ей, что люблю ее, и буду скучать... Я не сказал, что это не имеет значения. Я не умел тогда это сформулировать. Я просто знал, что я не такой как все. И многое просто не имеет никакого значения для меня. И ничего не меняет, даже если я и придаю этому значение. Тогда я это только смутно чувствовал, и меня это немного беспокоило...
Впрочем, любые попытки взрослого человека описать то, что он видел и чувствовал в три года, выглядят немного нелепо.
Из всего, что было до того дня, я помню немногое. Если не считать то, что связано с отцом, то и вовсе почти ничего не помню. Зеленую траву; высоченную красную коляску; мамино лицо на фоне неба и свисающую вниз прядь черных волос; стремительное приближение деревянной ступеньки с облезшей мутно-коричневой краской (я упал с крыльца на даче у дяди); драку в песочнице, в которой я не участвовал...
А потом были годы, проведенные у отца в Преисподней.
Отца я боялся. И в то же время любил. Но лучше издали... Меня пугала исходящая от него сила. Меня пугало его величие. Меня пугало то, что я его не понимал. Он был другой. Совершенно другой. Он не только совершенно не был похож на людей, он был даже совершенно не таким, как все демоны, с которыми я познакомился в его дворце.
Я не видел ад. Я не видел ничего из того, о чем так много говорят и пишут, за те четыре года, что я провел там. Я даже не мог связать то, что говорят об Антибоге, с моим отцом. Как будто это были два разных существа... Я знал, что он - Антибог. Я многое знал о нем еще до рождения. И о том, какая роль отведена ему в этом мире, тоже прекрасно знал. И все равно - не мог я связать образ Повелителя Зла и Хозяина Преисподней с тем существом, которое было моим отцом.
Конечно, где-то было и все то, чем так старательно пугают людей, надеясь отвратить их от стези греха... или не надеясь, но это не важно. Ад в любом случае придумал не мой отец.
Я жил в его дворце. Я играл с демонами, я учился у них. Ко мне приставили учителя, и хотя его уроки мало напоминали те, к которым я привык позже, уже когда пошел в школу, это была учеба. Это было дело. И во время игр, хотя я и не замечал этого, демоны многому меня учили.
Я понимал уже, что я не совсем человек. Я знал, что мне предстоит вернуться на землю, где никому нельзя будет рассказывать об этом, и о том времени, что я провел во дворце Антибога. Очень долго мне придется скрывать правду, но потом я признаюсь, чей я сын, и никто в этом не усомнится, потому что к тому моменту все и так станет ясно... И тогда я еще надеялся, что просто. А пока... Меня учили контролировать себя. Меня учили обращаться с той великой силой, что будет у меня со временем, но больше времени и сил тратили на то, чтобы научить меня правильно обращаться с той силой, что есть у меня от рождения. Меня учили многому, но не могли научить всему. Все-таки я был всего лишь ребенком. И даже несмотря на то, что я еще до рождения знал многое из того, что следовало знать, я не мог осознать и понять все это. Даже несмотря на то, что я был сыном совершенно запредельного существа, я был в то же время и наполовину человеком. Ребенком. Просто ребенком.
Самые яркие впечатления того времени... Об этом можно рассказывать бесконечно. Первое знакомство с дворцом Антибога. Первые чудеса. Первый шарик огня на моей ладони. Первый, сотворенный мной самим... Рогатый демон, создающий причудливые картины, которые жили своей жизнью. Игра в салочки в Облачном Коридоре. Чернота ночного неба, которое не было небом в привычном людям понимании, над головой... Чудеса, которые можно перечислять бесконечно, неожиданные открытия, от которых захватывало дух, новые знания...
Но надо всем этим - две вещи.
Особое настроение, которое царило в Преисподней.
В системе, созданной Богом, грешникам дано право на искупление. Для них ад - больница с неприятными и болезненными процедурами. Излечился - свободен. В аду все не так плохо... Для грешников.
А для тех, кто живет во дворце Антибога, для всех демонов Преисподней все по-другому. Здесь для них тюрьма. Каторга. Здесь есть только мизерный шанс освободиться. Только один. Кто-то погибнет... Кто-то... Не все карты вселенского расклада лежат рубашкой вниз, некоторые только предстоит перевернуть. И никто не гарантирует, что расклад МОЖЕТ оказаться хорошим... И уж тем более, никто не может поручиться, что он окажется таким.
У отца во дворце не было места отчаянию. Может быть, где-то еще были и те, кто уже опустил руки. Но здесь была печаль прошлого поражения, тоска по свободе и решимость пойти до конца. Демоны, которые так беззаботно играли со мной, после окончания игры моментально превращались в суровых воинов. В тех героев, которые пойдут на смерть не потому, что слишком тупы, чтобы понять, что такое смерть, и не ценят свою жизнь, не потому, что не верят, что они могут умереть, а потому что знают - это не жизнь. Лучше рискнуть... лучше погибнуть, чем оставить все как есть.
Многие из них могли бы сказать мне: "Мы с тобой умрем в один день". Но это было не то, что стоило говорить.
Вторым сильным впечатлением было общение с отцом. В первый раз я увидел его не в величественном тронном зале, а в небольшой гостиной с огромными креслами и сладостями на невысоком столике.
- Угощайся, - сказал он мне.
Я сунул в рот первую попавшуюся конфету. Мы смотрели друг другу в глаза и молчали. И в то же время - говорили. Говорили так, как я мог говорить только с ним. Если в этом общении и были слова, то предложений не было. Но больше было образов и эмоций. Просто я думал, что он мой отец, что я видел его, а он думал в ответ, что знает, что я узнал его, и что я... "хороший". А еще я думал о маме, а он думал в ответ, что мы будем вместе. Потом, позже. А еще он думал, что ему не хочется, чтобы я умирал, но он ничего не может изменить. Это он думал иначе. Как будто случайно проговорился. А я думал в ответ, что знаю это, хотя и не был уверен...
Мы не могли говорить иначе. Мы были слишком разные. И все было слишком непросто. Я был трехлетним ребенком, пусть даже и не совсем обычным, на котором лежит слишком большая ответственность даже для взрослого. Он был Антибогом.
Что тут скажешь?
Я понял во время этого молчаливого разговора, насколько он другой. Я видел, насколько велико его могущество, потому что такие вещи я и тогда видел очень отчетливо. И он думал совершенно иначе. Порой мне было даже трудно понять то, что он говорил мне без слов.
Позже я стал говорить с ним и словами, но беседы обычно были недолгими, и чаще всего он говорил, а я просто слушал и даже почти не задавал вопросов.
И в нем чувствовалась та же печаль, что и во всех здесь, только запрятанная так глубоко, что едва ли хоть кто-то о ней знал. И была решимость пойти до конца. Не потому, что так предначертано, а потому что он не мог иначе. Потому что он был загнан в угол... Как и все здесь. Никто здесь не мог так жить, и он тоже. Но жили. Выживали.
И я любил его, хотя и боялся.
Когда мне исполнилось семь лет, он пришел ко мне и сказал, что пора возвращаться к маме. Я очень хотел к маме, но мне нравилось здесь. И я не хотел расставаться с ним. Он подумал в ответ, что я сюда еще вернусь.
- А мама? - спросил я вслух.
- И мама, - улыбнулся он. - Только позже. Потом.
У него была странная улыбка. Она казалась ненастоящей и какой-то неестественной или неумелой... Но только казалась - я точно это знал.
Я вернулся домой. Маме был сон незадолго до этого, что говорить про время моего отсутствия, и я тоже знал эту версию. Несколько недель она сторонилась меня, косилась на меня с опаской, но потом это прошло. И она никогда не задавала мне вопросов о том, как я жил эти годы, что видел. А я не рассказывал ей ничего. Ей так было легче.
Я пошел в школу. Поначалу это было очень странно.
Я успел отвыкнуть от людей. Я уже привык к демонам, к волшебству отцовского дворца, к магическим играм и странным урокам своего личного учителя. Здесь тоже ВОЗМОЖНО было колдовать. Скажем, в задумчивости покатать шарик огня по ладони... Только этого не нужно было делать.
Там я из кожи вон лез, стараясь порадовать учителя и отца успехами, показать демонам, что я умею и как хорошо у меня это получается... Здесь надо было соблюдать осторожность и не светиться.
Я развивался слишком быстро - не в физическом плане, а в умственном. Меня предупредили, что это проблема. На первых порах мое опережение не было настолько заметным, чтобы его трудно было скрывать, потом я научился многому, и привычка не высовываться въелась так глубоко, что теперь мне трудно будет отказаться от нее.
Мне часто были неинтересны игры сверстников, но были интересны они сами. С каждым годом я все лучше понимал, что я чего-то лишен. Я воспринимал мир иначе, и, наверно, не так живо и эмоционально, как они. Они могли быть честнее. У них даже вранье выходило какое-то... невинное. Обычно.
А еще... У них была надежда. Вера в светлое будущее. Уверенность в собственном бессмертии. И даже банальные страхи...
И тем не менее, я не был - или не казался - чужим среди них. Они принимали меня таким, каким я приходил к ним... И иногда очень хорошо принимали.
Уже позже, когда мне было тринадцать лет, я изучал себя в зеркале, пытаясь понять... многое. В первую очередь - почему я стал нравиться девочкам. Они считали меня немного странным, но все равно...
Я смотрел на себя в зеркало, и вдруг у меня за левым плечом появился отец. Я смотрел на наши отражения, и видел, что мы похожи. Очень. Оба высокие и довольно худые. Похожие черты лица. Черные волосы. Черная одежда. Конечно, у меня глаза просто светлые, а не такие, как у отца. И... Все дело было в другом. Было еще что-то общее. Словно на нас лежала печать будущей трагедии, того, о чем не знали люди. А может, было и еще что-то.
И тогда я подумал о своем враге, о своем будущем противнике в Великой Войне - Сыне Бога. Он и его отец... Похожи ли они так же, как и мы? Что они думают о будущем? Есть ли и в них это предчувствие трагедии?
"Не знаю", подумал отец.
- Они похожи, - сказал он вслух. - Но я не могу сказать, что они думают. Когда придет время, я покажу его тебе.
О сыне Бога я впервые задумался, когда мне было лет девять. До того я просто упускал из виду сам факт его существования. Я знал, что нам предстоит вести армии друг против друга, что нам обоим предначертано погибнуть, но я не задумывался о том, что он прямо сейчас тоже где-то живет на Земле, о чем-то думает... Ходит в школу...
У нас ввели предмет "Слово Божие". Его ввели во всех школах. Я усмехнулся про себя, когда услышал об этом. Они видели, что что-то происходит, но не понимали, что. Они надеялись воспитать новое поколение "правильно", в том числе и таким способом. Они еще не знали, что это бесполезно. Новое поколение все равно угодит в мясорубку войны, которая так или иначе будет означать конец привычного им мира.
Я немного осовремениваю свои мысли. Тогда Конец Света казался далеким, тогда не приходила в голову мысль о мясорубке войны... Было только детское чувство собственного превосходства, потому что взрослые не знали того, что знал я.
На "Слове Божием" в отличие от прочих предметов, я не блистал. Это было не время и не место говорить то, что я знаю, а просто повторять чужие истины, заучивать наизусть ложь, которой я не мог верить, мне было скучно.
Училка, то ли надеясь заинтересовать нас, то ли по каким-то еще своим соображениям, часто говорила: "Дети, нарисуйте, как вы представляете..."
Рисовал я хорошо.
И вот мы добрались до пророчества о Конце Света. Она, безнадежно отстав от жизни, повествовала о будущем рождении Сына Бога и Сына Антибога. Она даже не понимала, что мы родились одновременно. Она смешивала правду с ложью и заблуждениями, превращая пророчество в красивую сказку с предопределенным счастливым концом.
Вот тогда я и задумался о нем...
Когда мы закончили эту тему, нам было дано задание - нарисовать любой эпизод из этого пророчества.
Я нарисовал три картинки.
На первой Бог благословлял своего сына на битву. Бога я никогда не видел, его сына - тоже, так что пришлось фантазировать. Вторая картинка была парной к первой - Антибог благословляет сына на битву. Я хотел, чтобы картинки были похожи - оба вечных противника отправляют сыновей в бой, посылая на верную смерть. Зная заранее, что из битвы они не вернутся. Соответственно и композиция должна быть одна и та же, только в зеркальном отражении. Мы с отцом слева на возвышенности, а справа поле, где будет битва. Бог с сыном наоборот, справа от поля будущей битвы. И одинаково - сын склоняется перед отцом, его лицо закрывают длинные волосы. Отец благословляет сына. Все красиво и трагично. Вот только рисовал я тогда не настолько хорошо...
Возможно, дело в том, что картинку с Богом и его сыном я рисовал первой и только тренировался на ней, а возможно - в чем-то другом, но у меня получилось не так.
Бог смотрел поверх головы своего сына, и должная скорбь на его лице не отражалась. Он смотрел на поле будущей битвы, уверенный в победе. Я стер лицо и нарисовал снова. Получилось то же самое.
Конечно, это была детская мазня, в фигурах была куча ошибок, все остальное было вообще ниже всякой критики, но лица мне в тот день удавались.
Потом я нарисовал Антибога и его сына. Язык не поворачивается сказать "нас с отцом". Я очень старался, чтобы Антибог на картинке не был похож на отца. И вот тут мне удалась и трагедия, и мрачная решимость идти до конца.
Третью картинку я так и не закончил. Она должна была изображать битву, но по мере рисования она все больше превращалась то ли в абстракцию, то ли в не пойми что, но я предпочел ее бросить.
Училка меня хвалила. Но я видел, что она все понимает не так. Победа Светлых Сил - дело решенное. Антибог так смотрит на своего сына не потому, что знает, что он погибнет, а потому, что знает, что все напрасно. Она даже повесила мои рисунки на стену.
И только одна девочка потом сказала мне, задумчиво глядя на картинки:
- У тебя злой Бог. А Антибог добрый, да?
- Нет, - ответил я и отвернулся. Потому что мне захотелось ударить ее, хотя она, конечно, была не виновата...
Это было одно из первых моих озарений. Я видел будущее. Я знал, что вот эта девочка станет моей женой. Вот эта долговязая, худая и костлявая, совершенно нелепая девчонка с дурацким хвостиком и идиотской челкой, девчонка, у которой так безобразно выпирают передние зубы? Вот она будет моей женой? А если я не хочу этого?
Даже если она поняла все почти правильно, насколько вообще может понять человек, не знающий всего того, что мне объяснили в Преисподней, это не значит, что она должна мне нравится!
Я был ребенком. Я не понимал еще, как все устроено, и что такое судьба. Позже я снова встретил ее - красавицу, умницу. Никто не заставлял меня жениться на ней, никто не давил на меня. Это и есть судьба. Просто иначе и быть не могло. И то, что я знал заранее, что это будет, создавало иллюзию принуждения, которого не было.
Три года я не видел отца. Я скучал по нему, но мама была довольна. Я знал, что она боится Антибога. И что в глубине души она немного боится и меня. И за меня.
Я знал, что ей очень хотелось обмануть себя. Она цеплялась за то, что нигде не сказано, что я - единственный сын Антибога. Она пыталась убедить себя, что пророчество было не обо мне. Я не разубеждал ее.
Через три года жизни среди людей я снова отправился в Преисподнюю, на этот раз только на год.
Я не знал, был ли я рад этому. Мне не хотелось расставаться с матерью. И... Отец всегда был таким отстраненным и непонятным. Когда я жил в Преисподней в раннем детстве, я видел его далеко не каждый день. В этот год немногое изменилось. От этого мне было как-то немного не по себе. С одной стороны, мне хотелось быть ближе к отцу, хоть немного понять его, хотя бы попробовать... С другой стороны я боялся его, и терялся, когда он был рядом.
Тот год в Преисподней - это практически сплошная учеба. Иногда - во время игр, но чаще - с учителем и его помощниками. Я учился многому... Мне предстояло возглавить одну из двух самых огромных в истории этого мира армий. А это не так просто. Меня учили понимать мир, в котором я живу. Меня учили использовать свою силу. Меня учили воевать так, как воюют люди, и так, как воюют нелюди. Учили, учили, учили...
И только когда я вернулся в мир людей с готовой историей о том, как я провел год у отца в другом городе, я понял одну вещь, которая показалось мне настолько простой, что даже странно, как я не понял это раньше. Совсем не обязательно встречаться с отцом каждый день, потому что в Преисподней он каким-то непостижимым образом был везде. А значит - всегда рядом.
Вернувшись, я пошел в другую школу, я снова стал изображать из себя нормального ребенка. И с каждым годом я все лучше понимал, что похож на других детей... Но только похож.
Я стал проводить у отца каникулы. Во время летних - только два месяца, большую часть зимних каникул, осенние или весенние, а иногда и те, и другие.
Когда мне исполнилось двенадцать, отец впервые появился у нас дома. С тех пор он иногда заглядывал. Он всегда появлялся неожиданно, и всегда - когда меня еще не было дома. Я приходил, и заставал его в гостиной. Он говорил с мамой в мое отсутствие, но я никогда не спрашивал, о чем. Они никогда не говорили друг с другом при мне, так же как отец не говорил со мной при маме. Сначала меня это немного удивляло, но я скоро начал воспринимать это как должное.
Я не знаю, о чем они говорили, но мама явно стала гораздо меньше его бояться. Впрочем, со мной она не говорила о нем. Вообще.
Когда мне исполнилось тринадцать, отец исполнил свое давнее обещание. Он забрал с собой и меня, и маму.
Он нарушил правила, потому что это было по правилам. Он не имел никакого права забирать в Преисподнюю живых людей. Он не имел никакого права приводить хоть живых, хоть мертвых людей к себе во дворец. Но пришло время, когда он должен был нарушать правила.
Я снова провел у него всего год, а мать так и осталась с ним в его дворце. Похоже, она была довольна. Она добровольно пошла с ним - иначе это было бы просто невозможно, - и непохоже, чтобы она пожалела о принятом решении. Но с этого времени она как-то отдалилась от меня, словно уступая меня судьбе.
И тогда же я как-то неожиданно перестал бояться отца. Не знаю, с какого момента. Может быть, когда я увидел на его лице почти настоящую, почти человеческую улыбку, когда он забирал маму. Может быть, с того момента, как понял, что мы с ним похожи...
Не знаю, как у Бога, а у моего отца есть несколько ипостасей. Есть некая сила вселенского масштаба. Ровня Богу, что-то слишком исполинское, слишком глобальное, чтобы быть понятным. Слишком непостижимое и мощное, чтобы не внушать страх... Антибог, одним словом. Есть нечто более приемлемое для всех... Хозяин Преисподней, Повелитель Демонов. Именно так - хозяин, повелитель. Что-то более близкое, укладывающееся в рамки представлений демонов и почти укладывающееся в сознание людей... И все же - отстраненный, не такой, слишком могущественный... И было еще кое-что, о чем знали только немногие. Личность. Почти как у людей. И если любой вселенской силе наплевать на гибель какого-то одного существа, то Антибог как личность очень не хотел гибели своего сына, но не мог ничего изменить...
Ладно, я собирался писать ни о нем. Я собирался писать о себе.
В тот год я чувствовал себя в его дворце как дома. Я и был дома. С родителями. В том замечательном месте, которое мне нравилось больше, чем все остальное, что я видел...
Но пришло время возвращаться к людям. Туда, где больше не было мамы. И я знал, что больше не вернусь в Преисподнюю так надолго...
С того момента, как я вернулся и стал жить у дяди, и снова кормить друзей байками про другой город, начался обратный отсчет...
До моей смерти оставалось пятнадцать лет и несколько месяцев... Но дело не в цифрах, а в ощущениях. Дело в том, что происходило вокруг меня. Приближалась развязка.
Как я уже сказал, в Преисподней я теперь надолго не задерживался - больше месяца я там не проводил, - но зато отец стал чаще появляться у меня дома. Значит, стал чаще приходить в мир людей...
Во всем я видел приближение конца. Не обращал внимания, как правило, потому что и так знал все, что нужно, но рассмотреть предчувствие развязки мог во всем.
Если знаешь, на что смотреть... Если видеть будущее...
В маленьком ребенке, играющем в песочнице можно увидеть будущего убийцу. В случайно брошенном его мамашей слове - зародыш будущего преступления.
Случайная встреча двух людей может быть прологом большого научного открытия, о чем и они сами еще даже не думают и не подозревают.
Это если знать, где смотреть... А иначе слова останутся пустым сотрясанием воздуха, невинный ребенок - невинным ребенком... Ну и так далее.
Я знал, что будет. В хаосе человеческих жизней я видел те события, которые приведут к построению заранее предсказанной схемы.
Я видел будущих сторонников и противников. Я видел великих героев и беззащитных обывателей. Я видел тех, кому не предсказана четкая роль, и у кого есть возможность выбора даже теперь...
Я видел тех, кому предстоит так или иначе сыграть свою роль.
И все же я не был фанатиком, думающим только о своей роли в Конце Света, о преисподней и своей предстоящей героической гибели за... За многое. И не в последнюю очередь - за отца.
Я был подростком, который нравился девочкам и не мог пройти мимо этого замечательного факта. Был душой компании ровесников-подростков. Я учился в школе и гулял после уроков... А иногда и не после. Тайком выкурил первую сигарету. Первый раз попробовал спиртное. Первый раз напился...
Все было. Просто и как у всех.
Приятелей у меня было много. Друзей... Не знаю. Но был один человек, которого я без раздумий и колебаний мог назвать своим настоящим другом.
Сейчас только три человека знают, кто я. Пока - только три. Мой дядя, моя девушка и он.
Я долго сомневался, стоит ли рассказывать ему. В итоге все решил случай. Ему уже исполнилось восемнадцать, мне оставалось совсем немного до этого замечательного возраста. Мы откуда-то возвращались довольно поздно.
По дороге мы, естественно, говорили. Как всегда... Он был из тех, кто интересуется религией, но в Бога не верит. Он рассуждал на любимую тему, упоминая и Конец Света, иногда он приставал с какими-то вопросами ко мне, но я всегда отвечал двусмысленно. Я никак не мог решиться...
И вот тут я заметил "нечисть". Числом четыре штуки.
Нечисть, кстати, не имеет к Преисподней никакого отношения. Это исключительно земное явление. Просто мутации, не всегда объяснимые с точки зрения науки, имеющие, конечно, отношение к предстоящему концу света, но это не значит, что именно к Преисподней.
- Стой! - сказал я, преградив ему путь рукой.
- Что такое?
- Тихо!
Я всматривался в темноту. Они ждали там. Я видел их, как на ладони, потому что ночью видел как днем. Но и они видели нас не хуже.
- Возвращайся назад.
- Что?
- Иди назад. Жди меня в магазине на углу.
- Я не понимаю.
- Тут проблема, - после недолгого колебания я решил пояснить, - Нечисть. Я разберусь. Иди и жди меня в магазине.
- Какого?.. Нет уж! Я тебя не брошу! И вообще, ты уверен?
- Да. Я их вижу. Уходи. Ты будешь только мешать.
- Нет! Либо мы уйдем оба, либо... Я не брошу тебя одного.
- Мы не можем бежать - они нас видят и нападут со спины, как только мы попробуем смыться...
Я вздохнул. Ну ладно, пусть так...
- Держись у меня за спиной. И не высовывайся. Понял?
Наверно, он кивнул. Я уже не смотрел на него.
Я осторожно шел вперед. Я не боялся, потому что точно знал, когда умру. Но я впервые применял силу Преисподней в этом мире. И я был не один.
Я испепелил одну тварь на месте, вторую - в прыжке. Третьей пришлось ломать шею. Эти существа были слишком сильными и быстрыми, чтобы человек мог справиться с ними. Но я - сын Антибога, и не жалким мутантам тягаться со мной.
Четвертая тварь попыталась сбежать, но я ее обездвижил, а потом спокойно подошел и сломал хребет.
После этого я повернулся к человеку...
Стоп! Не так!
Я повернулся к своему другу.
- Спокойно. Все в порядке, - сказал я. Сказал особенно убедительно.
После этого я перешел на нормальный тон.
- Пошли. Тут рядом кафе. Зайдем туда.
Он слабо кивнул. Мы дошли до кафе, которое еще было открыто и сели за столик. Усталая официантка принесла меню.
- Бутылку вина, - сказал я, показав в меню какого именно.
Мой приятель полез за документом, подтверждающим, что он совершеннолетний и имеет право пить вино, поскольку здесь с этим явно было строго. У меня такого документа еще не было.
- Закуски не надо, - сказал я. - Принесите пепельницу. И после того, как принесете вино, нас не беспокоить, если мы сами не позовем.
Она хотела что-то сказать, но я холодно посмотрел на нее, и она побежала выполнять заказ. Почему бы и нет, в конце концов? Когда-то нужно начинать...
Я молчал, пока не принесли вино и бокалы. Пепельницу принесли еще раньше.
- Значит так, - начал я. - Я все равно собирался тебе это рассказать, так что лучше сделать это сейчас. Ты видел, что я сделал. А теперь слушай. Я не верю в Бога, потому что знаю, что он есть. Как и Антибог. Я не верю ни в одну из указанных дат Последней Битвы, потому что точно знаю, когда она состоится. Я сын Антибога. Ты можешь верить этому, а можешь не верить. До Конца Света осталось немногим больше одиннадцати лет. Я говорю тебе это просто чтобы предупредить. Ты еще можешь сделать выбор. Только... Победа Бога более вероятна, но не гарантирована. Я не знаю, что будет дальше. Хотел бы знать, но это неизвестно никому...Я погибну в этой битве. Мне не суждено возродиться в новом мире, каким бы он ни был. Я погибну навсегда. Ты - нет. У тебя еще есть шанс поставить на победителя.
- Ты хочешь сказать...
- Я хочу сказать, что я только наполовину человек. Я хочу сказать, что тому миру, к которому мы все привыкли, осталось жить одиннадцать лет.
Я налил себе полный бокал вина и выпил залпом. Он последовал моему примеру... Только одним он не ограничился.
- А теперь послушай, что я хочу тебе рассказать. Я не хочу тебя агитировать. Это было бы просто нечестно. Я просто расскажу тебе то, что знаю я. А уж как ты отнесешься к этому - твое дело...
Я говорил долго, не останавливаясь, а он слушал, не перебивая. За это время мы выпили не одну бутылку вина, в пепельнице, которую меняли редко, очередной раз скопилась гора окурков, рядом валялись смятые пачки.
Я говорил и говорил, пытаясь оставаться честным, пытаясь быть беспристрастным. Даже зная, что моя смерть предопределена миропорядком Бога, я не старался заставить его выглядеть хуже, чем он есть.
Я говорил о себе. Об отце. О матери. О дворце в Преисподней. О своих учителях.
Я говорил о том, что где-то живет такой же обреченный, как я, Сын Бога, которому не легче сознавать, что у него нет шанса на бессмертие.
- Но в мире Антибога был бы? - вдруг перебил он.
Я кивнул:
- Вероятно. При определенных обстоятельствах. Но за это тоже пришлось бы платить. В мире Антибога было бы больше возможностей... Но были бы и свои недостатки. Он был бы намного опаснее, например.
Он кивнул, а я продолжал.
Я говорил о пророчестве, о своей гибели. О своей девушке и своей будущей армии. Я говорил о том, о чем пророчество молчит - об исходе битвы. Я говорил о вариантах развития событий и шансах...
А он слушал. Молчал. Пил вино. Курил. Смотрел на меня сквозь дым помутневшими от вина голубыми глазами.
В конце концов я выдохся. Я замолчал. Очень тихая музыка, создававшая фон для нашей беседы тоже кончилась.
Тишина. Давящая тишина.
Темный силуэт в углу, который кроме меня никто не видит. Пристальный взгляд ярких глаз. На губах - неумелая, ненатуральная, но довольная улыбка. И другая - прямо мне в сердце, в мысли. "Ты все сделал правильно, сынок". - "Что?" - "Ты предпочел друзей рабам". За последней мыслью, за бессильными словами стояло слишком много всего, чтобы я мог справиться с обрушившимся на меня потоком образов.
Я передвинул рюмку ближе к середине стола и сказал:
- Я не прошу выбирать. Я тем более не прошу выбирать сейчас. Я просто должен был сказать тебе правду, потому что мы друзья. Я просто не мог оставить при себе знание, которое может помочь тебе. Я не прошу тебя принимать решение. Но если ты примешь... Я пойму любое.
Он посмотрел мне прямо в глаза.
- Ты можешь сделать так, чтобы я сейчас протрезвел?
- Да.
- Тогда сделай.
Я не стал спорить.
Он смотрел на меня совершенно трезвым взглядом. Опустил глаза, долго разглядывал винное пятно на скатерти, а потом заговорил. По-прежнему не отрывая взгляда от пятна.
- Сколько лет мы с тобой знакомы? Восемь? Что-то около того. Я замечал в тебе странности, но привык не обращать на них внимания. А потом и вовсе стал воспринимать как должное. Все это время мы были друзьями. А сегодня ты спас мне жизнь. Думаешь, это ничего не стоит? Думаешь, я буду теперь сидеть и ломать голову, куда мне податься? Бессмертная душа! А как я могу ее спасти, если даже ты не знаешь, что будет? Мне наплевать на завершение цикла и всю прочую заумную чушь. Будь что будет! Если я сейчас сделаю ставку на Бога, я буду чувствовать себя предателем. Если я решу попробовать отсидеться где-то в тихом месте, я буду чувствовать себя предателем. Я с тобой, дружище. В любом деле, которое ты затеешь, я с тобой! Я клянусь!
- Не надо клятв.
- Надо - он посмотрел мне в глаза. - Клянусь! Клянусь Преисподней, что буду с тобой до конца, каким бы он ни был! Клянусь, что даже после твоей смерти, если мне суждено пережить тебя, я не отступлюсь. Клянусь Преисподней!
- Твоя клятва принята, - раздался за его спиной хорошо знакомый мне голос. - Она была от чистого сердца, и это будет вознаграждено. Времени у нас мало, но я пока властен над многим.
Когда он обернулся, отца там уже не было.
- Это?..
- Да, это был мой отец.
- И он всегда так?
- Думаю, он приглядывает за мной постоянно или почти постоянно. Но прямого его вмешательства я пока не замечал.
Он кивнул.
А я почувствовал - начинается. Моя девушка - моя жена, хотя в церкви мы не венчались - уже знала, к тому моменту правду. Моя великая армия состояла из трех человек, считая меня самого, хотя еще вопрос, насколько меня можно считать человеком.
Я знал - осталось немного. Чуть больше года - и не будет мальчишки-студента, не будет шумных вечеринок, беготни перед началом сессии, ругани про себя и вслух из-за вредных преподов... Ничего этого не будет. Будет Сын Антибога, Темный Учитель, Черный проповедник. Антагонист Сына Бога. Будет подготовка к войне, резня, чудеса, столкновения... Будет Последняя Битва. Битва, в которой я погибну.
У меня десять лет, чтобы понять, что именно я должен сделать, чтобы моя смерть не была напрасной.
Мне уже показали моего противника. Мой учитель уже пришел в мир, чтобы быть рядом со мной. Мне осталось десять лет, чтобы любить жену, чтобы... чтобы жить. Почти как человек. Это не так уж и мало.
Я не знаю, в чем смысл всего этого. Я не знаю, что можно сделать, но очень надеюсь найти ответ. В некотором роде именно для этого я ушел от людей и демонов - поразмыслить, поискать ответ.
Надеюсь, я могу что-то сделать. Надеюсь, новый мир будет лучше. Надеюсь, в нем будет хорошо всем, кто мне дорог.
Надеюсь...
Я не могу злиться на судьбу - не умею. Я не могу ее изменить, и знаю это, но не могу страдать и мучаться из-за этого. Наверно, я просто иначе воспитан.
Но мне хочется оставить эти записки. Для себя, если больше некому будет их читать.
Я знаю, для чего я пришел в этот мир. Я знаю, что мне предстоит.
Скоро я вернусь к людям. Скоро они увидят перед собой Сына Антибога. Скоро...