Аннотация: Это уже начинает смахивать на сериал...:)
Уныло скрипнула дверь, и густой, настоявшийся на запахах стряпни воздух харчевной залы омыло свежестью влажного осеннего вечера. Лорд Райдент лениво покосился на кланяющихся у порога мужичков и вновь отвернулся, завороженный пляской огня в камине. Боязливое подобострастие крестьян всегда раздражало его, но глупо было бы ожидать от них чего-либо иного - как же, владетельный лорд, оборотень, колдун! Черный... Так прозвали его в здешних местах. Дурную, пожалуй, услугу оказывает он Беррену, хозяину этого постоялого двора, засиживаясь здесь за кружкой эля. Лорд чуть заметно усмехнулся. Не барское это дело, эль по харчевням хлестать! Да что поделаешь, нравится ему здесь. Нравится спокойный полумрак, сгустившийся у закопченных стропил, острый аромат жарящегося мяса, гул голосов за стругаными столами. И сам хозяин - плотный, несуетный, с длинными сосульками усов, осыпанных морозцем прожитых лет. Да и не только лет - немало дорог исходил на своем веку отставной королевский гвардеец Беррен, и людей видывал всяких, хоть шваль придорожную, хоть королей и гордых прелатов. Потому и не гнул спины, со спокойным достоинством принимал и мужиков из окрестных сел, и заезжего рыцаря, и грозного оборотня, частенько наведывающегося сюда в одиночку, без свиты и охраны. За последние полгода завязалась меж ними своеобразная дружба, без лишних слов и поклонов, и Тарген странно дорожил обществом этого немолодого уверенного человека.
За последние полгода... Лорд кивнул шустрой служаночке, подлившей эля в его кружку, заставил себя улыбнуться девчушке. Нечасто он улыбался с тех пор, как погиб Ворон. Всего полгода... А кажется - вечность прошла. Как же метался он в бессильной ярости, как молил богов дать хоть на миг дотянуться до брата, влить хотя бы каплю силы в обескровленное тело! Будь он рядом... Ему ведь случалось вытягивать людей мало не из объятий смерти! Да будь он там, непоправимого просто не случилось бы. А теперь... Теперь уже все равно.
Оборотень откинулся назад, пряча лицо в плотной тени. Гул постоялого двора вдруг стал неприятен, в голосах служанок проскальзывали визгливые нотки. Теперь все равно - и опустевшая, внезапно лишившаяся смысла жизнь, и зов небытия, мервым оскалом встречающий его в холодных покоях замка, и бессмысленное коловращение привычных дел и забот. Чего ради? Ради вот этих людишек, опасливо плюющих ему вслед? Или слова, данного когда-то умирающему королю? Какое дело ему теперь до этого проклятого всеми богами мира...
В гудение людских голосов еле слышно вплелся негромкий перебор струн. Тарген открыл глаза. На колченогом табурете у огня склонился над лютней совсем молоденький парнишка - едва ли старше Ворона. Ворона... Нет, не думать о нем! Хотя бы сейчас. Слишком больно...
А парень-то, похоже, впервые в наших краях. Лорд Райдент знал почти всех менестрелей, бывающих в приграничье, иных охотно привечал в своем замке, но этого паренька не видел ни разу. Щуплый, нескладный, костлявые кисти рук кажутся прозрачными на темном дереве лютни, густая каштановая шевелюра почти скрыла опущенное лицо, но все же заметны лихорадочные пятна румянца на скулах. То ли волнуется, то ли нездоров... Спой, мальчик. Спой что-нибудь доброе и негромкое, подстать неяркой прозрачности умирающей осени. И мелкому дождю, что зябкими пальцами стучит сейчас в окно, навевая серенькую усталую дрему.
Юноша поднял голову. Чуть вздрогнул, встретившись взглядом с сумрачным незнакомцем, сидящим у бревенчатой стены. Смертная неизбывная тоска смотрела на него из провалов темных глаз, и жгучим угольком тлела боль где-то в глубине зрачков. Сами собой дрогнули пальцы, нащупывая аккорд, ласково пробежали по струнам, по теплому грифу, и перестали существовать и харчевня с шумом и суетой, и подвыпившие мужички на соседней лавке, и тягостная усталость долгой и бессмысленной дороги в никуда. Сейчас Хельги играл только для этого человека, напряженно застывшего при первых же звуках, лютня плакала, вскрикивала живым человеческим голосом, откликаясь на чужую муку, и боль подалась, потекла в глазах незнакомца чистой родниковой водой, омывающей раны.
Тарген сжал кулаки, пытаясь сдержать мучительную дрожь, ногти до крови врезались в кожу, а лютня все плакала, бился под низким потолком тонкий надрывный стон струн, и слезы бежали из под крепко стиснутых век, оставляя дорожки на смуглых запавших щеках. Медленно, неохотно разжималась когтистая лапа тоски, оборотень сглотнул, силясь протолкнуть воздух через пересохшее горло. Что же ты делаешь со мной, мальчик! Что же ты делаешь... В груди разгоралась боль. Внезапно Тарген очнулся, вскинулся, обводя взглядом харчевню. Эта боль принадлежала не ему.
Лютня надорванно вскрикнула, с гулом ударившись о дощатый пол. С жалобным визгом лопнула струна. Менестреля перегнуло пополам, костлявые руки вжимались в грудь в тщетной попытке удержать рвущийся наружу кашель, тонкая рубаха затрещала на вздрагивающих плечах.
Оборотень сам не помнил, как вынесло его из-за стола. Он резко потянул плечи юноши на себя, заставляя его откинуться назад, с силой вдавил пальцы в ямочки под ключицами. Завтра, пожалуй, там такие синяки выскочат... Неважно, парень уже задыхается, не до синяков. Лорд замер, вслушиваясь в биение чужой жизни под пальцами. Сухость горячей кожи, жалящий огонь в груди, частые удары загнанного мало не насмерть сердца. Алые пятна на рукаве. Темные боги... От легких одни лохмотья, да как он жив-то до сих пор! Сжав зубы, оборотень яростно гнал в истощенное тело юноши свою жизненную силу. Не дам я тебе загнуться, мальчик, даже не пытайся. Я и не таких на ноги поднимал. Держись.
Понемногу кашель утих. Менестрель задышал ровнее, благодарно расслабился под жесткими руками, на запрокинутом бледном лице начали проступать живые краски. Едва заметная дрожь сомкнутых ресниц, почти беззвучно шевельнулись посинелые губы. Тар наклонился к нему. Чуть слышный шепот:"Спасибо!" Не за что, малыш. Пока еще не за что... Забрать бы парня в замок, подлечить без спешки, задержать до весны. Гнилые осенние дороги убьют его за неделю... И снова привязаться? Впустить его в сердце, как когда-то впустил Ворона? Тоска шершавым комом снова заворочалась в груди. Нет, малыш, прости... Мне не выдержать еще одной потери.
Лорд Райдент оглянулся, взглядом подозвал к себе Беррена.
- Мне нужна комната. Жаровня, чистая ветошь, горячее вино для парня. Он здесь один?
Беррен качнул головой:
- С братом. Старшой на дворе, дрова колет.
- Позови его. Мне может понадобиться помощь.
Хозяин снова спокойно кивнул. И так же несуетно начал рассылать служанок. Отдал связку ключей девчушке, недавно разливавшей эль:
- Проводишь милорда в комнату.
Девочка крутнулась в вихре взметнувшихся пестрых юбок, выжидательно посмотрела исподлобья. Тарген снова склонился к менестрелю, нашел едва ощутимую ниточку пульса у горла. Слаб, как новорожденный котенок, последние силы ушли на кашель. Не дойдет. Оборотень осторожно подхватил юношу, поудобнее устроил у себя на руках. Дрожь бескровных губ, почти беззвучный выдох:"Я сам..."
- Куда ты сам... Лежи уж, - он снова обернулся к девочке, - Веди, хозяюшка.
Лорд Райдент бережно уложил юношу на споро разобранную служаночкой постель, расшнуровал ворот изношенной рубахи. Лицо менестреля казалось белее чистой подушки, дыхание снова сбилось, вырываясь из под торчащих ключиц с влажным хрипом. Плохо... Парень может не справиться с еще одним приступом, просто силенок не хватит.
Быстрые руки служанок засновали, будто сама собой образовалась под локтем легкая переносная жаровенка, легла на кровать стопка стираной ветоши. Тарген достал из поясного кошеля несколько длинных стальных игл, не глядя положил прокаливаться на угли. Потерпи, малыш. Совсем немножко потерпи...
Негромко стукнула дверь, скрип половиц под тяжелыми торопливыми шагами. Брата привели? Оборотень поднял взгляд... и застыл.
Он не мог ошибиться, даже если бы очень хотел. Именно это обветренное, крупно вылепленное лицо вот уже полгода являлось ему в кошмарах. На него он в бессильной ярости смотрел глазами умирающего побратима. Убийца Ворона... Кровник. Здесь, прямо перед ним. И это его брат мечется сейчас на постели, мучительно истаивая в огне горячки. Младший брат... В глубине сознания зарычал, просыпаясь, Зверь.
Харальд споткнулся, словно на нож налетев на пронзительный взгляд незнакомца. На миг померещилось... Застонал распластанный на кровати брат.
- Хельги... Что с ним?
Оборотень молча смотрел в безумные от тревоги серые глаза северянина. Только боги ведают, чего стоило ему ледяное спокойствие голоса:
- Как давно мальчик начал кашлять?
- Почти полгода. Застыл в горах. Что?..
- Он умирает.
Харальд ухватился за ободверину, чувствуя, как темнеет в глазах. Хельги! Малыш... Я должен был заставить тебя остаться, не тащить через промерзшие перевалы. Твой кашель... Неверными шагами он подошел к кровати, медленно опустился на колени. Взял руку брата, отогревая в загрубелых ладонях тонкие прозрачные пальцы. Не открывая глаз, юноша снова застонал. Темные волосы разметались по подушке, оттеняя смертную белизну лица.
Лорд Райдент молча отошел к окну, невидяще уставился в блеклый осенний сумрак. Дождь. Унылый затяжной дождь в промозглой мгле. Совсем не похожий на тот шальной веселый ливень, с озорной торопливостью плясавший брызгами на куртке Ворона. Страшно, должно быть, уходить в такую погоду. Навечно унести с собой за черту вот этот волглый и мутный вечер. Он медленно обернулся.
Северянин изваянием замер над постелью. Ни движения, ни звука, ни мольбы... О чем просить, когда уже не помогут ни боги, ни люди. Тяжелые плечи горестно закаменели под мокрой рубахой. Юноша уже не метался, воздух с хрипом вырывался из впалой груди, снова посинели губы. Уже недолго осталось... Несколько минут.
Оборотень резко шагнул к кровати, властно отстранил северянина. Заколола в кончиках пальцев, возвращаясь, сила.
- Приподними ему голову. И держи крепче, не то захлебнется. Кровь горлом будет идти.
Сумасшедшая, отчаянная надежда во взгляде врага. Тарген закрыл глаза, отстраняясь от окружающего мира. Потоки жизненной силы пульсировали под его руками, переливались непослушными волнами, сопротивляясь, не желая возвращаться в уже покинутое русло. Он осторожно касался вздрагивающей груди юноши, бессильных пальцев, горячего сухого лба. Не глядя, брал с углей раскаленные иглы, медленно вводил в известные только ему точки на теле. Сейчас он совершал небывалое. И подчиняясь нечеловеческой власти оборотня, жизнь возвращалась в измученное тело, трепетала, проталкивая в жилах кровь, заставляла биться почти остановившееся сердце. В груди юноши распустился огненный цветок - восстанавливались в клочья изъеденные болезнью легкие. Менестрель глухо застонал, дернулся в железных руках брата, хлынула горлом кровь. Ничего, малыш... Уже почти все. Потерпи...
Спокойное ровное дыхание. Уверенное биение пульса на запястье. Наконец-то Тарген позволил себе расслабиться, с трудом разлепил разом отяжелевшие веки. Голова кружилась. Слишком много жизненных сил отдал он юноше, это еще аукнется ему в полнолуние. Неважно. Мальчик будет жить. Неохотно повернувшись, он посмотрел на кровника.
- Все, твой брат здоров. Постарайся влить ему в рот немного вина. И не буди, сколько бы он ни спал - хоть сутки, хоть трое. Теперь ему нужно восстановить силы.
Совершенно шальное, безумное счастье в глазах северянина. Сколько лорд Райдент видел таких глаз, поднимая с постели безнадежно больных и умирающих. Радуйся, враг мой. Когда-нибудь наши дороги снова пересекутся...
Похоже, северянин собирался что-то сказать. Но, наткнувшись на жесткий взгляд странного лекаря, все же промолчал. Тарген устало вздохнул. Тяжело поднялся и молча вышел из комнатушки, успокаивающе сжав по пути плечо замершего в дверях Беррена. Так тошно ему давно уже не было...
Харальд обернулся, недоуменно глядя вслед незнакомцу. Только что, на его глазах, этот человек совершил невозможное. И ушел, ни слова не сказав на прощанье. Тан вопросительно взглянул на хозяина двора:
- Кто он?
Беррен неспешно подошел поближе, грузно опустился на табурет.
- Он-то? Владетель здешний, лорд Райдент. Оборотень. Брата у него по весне убили...
Иней, осыпавший за ночь траву, подтаял, и теперь грязь липко чавкала под копытами коня. Последние предзимние деньки. Уже позади нудные затяжные дожди и все чаще дышат холодом близкие горы, насылая на приграничье тяжелую пелену снеговых туч.
Рослый светловолосый всадник остановился у ворот замка, пригнулся в седле, выспрашивая о чем-то стражника. Тот бегло оглядел двор и махнул рукой в сторону лорда, беседующего с кем-то у кузни. Всадник спешился, бросил повод подбежавшему отроку и размашисто зашагал к хозяину замка.
- Гляди-ка, милорд, не к тебе ли? - кузнец кивнул на приближающегося человека.
Лорд Райдент обернулся.
Прямо к нему, уверенно и не скрываясь, шел тот самый северянин. Кровник. Враг.
Спокойное лицо, безмятежный взгляд без тени сомнения или страха, ветер треплет, играя, роскошную гриву льняных волос. Хоть бы бровь дрогнула... Зачем же ты пришел ко мне, враг мой? Мог бы жить, я не стал бы тебя искать. Хотя бы ради твоего брата. Оборотень безо всякого выражения смотрел на подошедшего воина.
Харальд остановился, не доходя одного шага. Молча, без спешки, вынул из ножен меч. Тарген властным взмахом руки остановил встрепенувшихся было стражников - что бы ни задумал кровник, он разберется с ним сам, это только их бой. С минуту они безмолвно смотрели друг на друга. А затем...
Гордый тан, никогда и ни пред кем, кроме собственного отца, не склонявший головы, медленно опустился на колени, прямо в ледяную осеннюю жижу. В звенящей тишине, на виду у замершей стражи, протянул свой меч оборотню. И резко тряхнув головой, перебросил волосы вперед, открывая беззащитную шею для удара.
Лорд Райдент молча смотрел на склоненного кровника, не торопясь принимать рукоять. Он знал этот обычай. Старый, очень старый, забытый везде, кроме северных краев, да и там уже отходящий в область преданий. Сейчас он был волен в жизни и смерти северянина. В его воле было снести Харальду голову с плеч или, пустив кровь, объявить его рабом. Либо вонзить обагренный меч в землю в знак прощения вины. Тан покорно и неподвижно замер у его ног.
Медленно, словно еще сомневаясь, Тарген принял клинок из широких ладоней. Задумчиво провел пальцами по бороздкам. И холодная сталь коснулась обнаженной шеи северянина - там, где сплетались, пульсируя, голубые ручейки кровеносных жил. Чуть заметно дрогнули плечи тана, каменея под пристальным взглядом. Почти неслышный судорожный вздох... Оборотень мягко потянул лезвие на себя, выпуская несколько капель крови. И вдруг, со всего размаха, на добрую треть клинка всадил меч в землю, раз и навсегда прекращая всяческую вражду между ними.