Аннотация: Я этим оборотням-северянам такой сюжет хороший придумала - а они вместо этого уперлись рогами и принялись отношения выяснять:(
Солнечный луч, наконец-то нашедший прореху в тучах, отразился в крестовине меча, заплясали по ошарашенным лицам людей веселые зайчики. Медленно, очень медленно Харальд поднял глаза. Он не ждал пощады, даже тени надежды не было в его душе, когда подставлял он шею под удар. И сейчас, глядя в хмурое лицо оборотня, тан не сразу сумел осознать - ему подарили жизнь. Жизнь, с которой он успел уже распрощаться. Оборотень легко коснулся пальцами его шеи, останавливая кровь. Устало вздохнул:
- Вставай.
Встать Харальд не сумел - просто отнялись, отказались повиноваться ноги. Лорд протянул руку, помогая подняться с колен, молча обвел жестким взглядом двор. И ожили оцепеневшие люди, задвигались, вспомнив о делах, в сторону пришлеца как будто никто уже и не смотрел. Лорда здесь слушались беспрекословно, зачастую даже прежде, чем успевал он приказать.
Харальд почти не сознавал окружающего мира; смутно, словно через пелену, он помнил запутанные переходы замка, теплый красноватый свет витражных окон и приглушенную роскошь покоев, твердую ладонь, подтолнувшую его к креслу у камина. Он тяжело осел в мягкую глубь волчьих шкур, обхватил голову руками, застывая в опустошенном безмыслии. Он уже умер в своей душе, умер позорной и скверной смертью, и сейчас еще не был готов вновь почувствовать себя живым.
Лорд Райдент задумчиво покосился на своего гостя. Плеснул вина в потемнелый серебряный кубок, добавил несколько кроваво-алых капель из флакона, отысканного тут же, среди множества безделушек на запыленном столике в углу. Мягко коснулся руки северянина:
- Выпей это.
Харальд поднял затуманенные глаза. Покорно принял кубок, залпом проглотил горьковатую жидкость, не распознавая ни запаха, ни вкуса. Почти тут же его повело, мир качнулся, поплыв перед глазами, и мягко канул в мохнатую теплую тьму. Он уже не почувствовал, как чужие руки подхватили его безвольно оседающее тело. Он спал.
Оборотень неподвижно стоял над постелью, глядя на спящего северянина. Только теперь, когда сон разгладил резкие морщины на обветренном лице, стало заметно, что кровник его совсем молод. И измучен до предела - даже во сне он тревожно вздрагивал, прокатывались под скулами желваки, оттеняя усталую синеву у глаз, потрескавшиеся губы беззвучно что-то шептали. Вздохнув, Тарген присел рядом, осторожно опустил ему на лоб прохладную ладонь. Враг мой... Что же мне делать с тобой теперь? Он устало прикрыл глаза, замерцала под веками темнота, и медленной тенью возникло в ней прозрачное лицо Ворона. Простишь ли ты меня, брат? Я ведь клялся отомстить. И не смог... Невесомая улыбка на призрачных, словно из тумана сотканных губах... Ты ведь тоже не хотел его смерти, Анри, а его младший, этот менестрель - он слишком похож на тебя... Беззвучное дыхание вечернего ветра:"Не плачь, брат..." Я не плачу, малыш. Я уже научился не плакать. Если бы все можно было повернуть вспять... Зря я послал тебя одного... Неслышный шелест песка в ладонях времени, последняя улыбка тающего во тьме лица...
Тарген очнулся. Долго он сидел, отрешенно глядя в сгущающиеся сумерки за окном, пока не затих, не перестал метаться под его рукой в тревожном сне северянин. И лишь тогда поднялся и неслышно вышел из комнаты, плотно задвигая за собой тяжелый полог.
Медленно, словно из пронизанных лучами морских глубин, Харальд выплывал из сонного забытья. С трудом разлепил отяжелевшие веки. Перед его глазами светлыми крыльями бабочки билась легкая занавесь, прикрывшая отворенное окно. С трудом повернув гудящую голову, он наткнулся взглядом на кувшин у изголовья, жадно припал губами к запотевшему краю, наслаждаясь живительной свежестью ледяной родниковой воды. Сознание прояснялось, неохотно восстанавливая события минувшего дня. Сколько же он спал? Похоже, не меньше суток. Только сейчас тан заметил, что полностью раздет. Одежда нашлась рядом, на крепеньком трехногом табурете, тщательно вычищенная и сложенная аккуратной стопкой, здесь же висел и возвращенный в потертые ножны меч.
Одевшись, Харальд ласково провел пальцами по теплому дереву ножен. И все же оставил висеть на крюке - он сам отдал себя во власть хозяина замка, выказывать теперь недоверие или страх? Глупо... Зашелестел, открывая дверной проем, тяжелый вышитый занавес, и снова плотно сомкнулся за широкой спиной тана.
Лорд Райдент сидел в том самом кресле у камина, задумчиво вертя в руках широкую чашу. С ленцой оглянулся на вошедшего.
- Пришел в себя? - спокойный кивок на заставленный плошками низкий столик. - Садись, поешь.
В животе Харальда разом взвыло с десяток голодных зверей. Багодарно кивнув, он уселся, принялся за еду, не без труда заставляя себя не спешить. Лорд безмолвно смотрел в огонь. Когда тан наконец насытился, обернулся куда-то в сторону, негромко позвал:
- Гельди! Прибери со стола.
Из неприметной дверцы появился низенький тщедушный слуга, сверкнул на гостя желтыми глазищами, принимаясь за уборку. Харальд застыл в изумлении. Гоблин! Самый настоящий гоблин! Отец как-то рассказывал о них - странных существах подземного мира, владеющих тайнами горных глубин. Но они же почти никогда не выходят к людям! Лорд Райдент проследил его взгляд. Чуть усмехнулся, дождавшись ухода слуги:
- В этом замке бывает всякое... - приподнялса, поправляя дрова в камине, голос его стал суше. - Как мне называть тебя, северянин?
Тан напрягся. Не так просто было смутить его, но сейчас он боялся предстоящего разговора. Умереть было проще.
- Значит, ты был вождем, Олавссон. Что ж ушел? После того, как ты убил оборотня, тебя на руках носить должны были, пылинки сдувать! - в голосе его вдруг прорвался гнев. - Как-никак, чудовище одолел!
Харальд смолчал, не в его правилах было оправдываться. Да и что он мог сказать сейчас оборотню... Брату убитого им мальчишки, человеку, спасшему Хельги. Медленно, через силу, он поднял взгляд на хозяина замка. Ярость в глазах лорда понемногу остывала, подернулись пеплом жгучие уголья зрачков. Сейчас лишь звериная, безнадежная тоска тлела в их горестной глубине. Не выдержав, тан снова отвернулся. Сейчас он охотнее бы снова подставил бы шею под удар, лишь бы не смотреть в эти глаза, не рвать душу раскаяньем и виной.
Ссутулившись, лорд Райдент отошел, тяжело оперся о выступ стены у окна.
- Зачем тебе понадобилась жизнь моего брата, северянин? - голос его был глух и безжинен. - Он ведь не тронул никого из ваших... Удаль захотелось показать?
Харальд сглотнул внезапно пересохшим горлом. И, словно тонущий за соломинку, уцепившись взглядом за пляшущий в камине огонь, начал рассказывать.
Оборотень молча слушал, охватив руками плечи и низко опустив голову. Лицо застыло неживой маской, прочесть по нему что-либо не взялся бы сейчас и человек, знавший его получше тана. Лишь услыхав о Горевестнике встрепенулся, полыхнуло в хмурых глазах темное пламя. Но смолчал, не стал перебивать. И лишь дослушав рассказ, спросил:
- Этот ваш старик... Что ты знаешь о нем?
Северянин только покачал головой. Отсутствие вещуна заметили лишь наутро, но, не найдя следов, махнули рукой - до того ли было.
- Он ушел. Никто и не искал особо, - тан тяжело распрямился, заставив себя поднять взгляд. - Напрасно ты пощадил меня, оборотень.
- А вот об этом не тебе судить, - неожиданно резко оборвал его Тарген. И уже спокойнее добавил:
- Дурень ты... Не тебя я щадил, брата твоего. Где он, кстати?
Харальд замялся, но все ж ответил:
- Неподалеку. У друга моего отца.
Неспешно, будто задумавшись о чем-то, лорд Райдент прошелся по комнате. Вдруг спросил:
- Что дальше-то делать будешь, северянин?
Тан криво усмехнулся:
- Пойду, куда ноги поведут. Теперь у Хельги есть дом, а обо мне, если что, печали немного.
- Дурень ты... - еще раз повторил оборотень. - Не сможет он без тебя...
С минуту помолчал, что-то решая для себя. И неожиданно предложил:
- Останешься в моей дружине? В приграничье толковому бойцу дела хватит. Да и парнишка при тебе будет...
Харальд изумленно посмотрел на него. Тарген качнул головой:
- Не спеши с ответом. Сперва к брату съезди, покажись хоть, что жив...
Вскоре Харальд вернулся. Да не один, вместе с Хельги - не сумел устоять перед просьбами брата, взял с собой. Вопреки его опасениям, оборотень принял их без упрека, поселил в замковой башне, рядом со своими покоями. И потекли неспешные зимние дни.
С дозорами лорд Райдент Харальда не отпускал, держал все больше в замке. Зато гонял по утрам нещадно - и с мечами, и в простом кулачном бою. А тан все чаще чувствовал себя сопливым отроком, по неразумию наскочившим на матерого бойца. Оборотень лишь усмехался, в очередной раз помогая подняться с земли. Ему-то было видно то, что не замечал сам северянин - обойти, свалить тана с каждым днем становилось все труднее. Хельги же днями и ночами готов был пропадать в замковой библиотеке. Время от времени Тарген порыкивал на него, выгонял на свежий воздух поразмяться, а затем подолгу мял жесткими пальцами тощую спину, поил отварами неведомых на севере трав. И юноша выправлялся на глазах, увереннее стали неловкие раньше движения, разгорался на скуластом лице здоровый морозный румянец. А Тарген... иногда он снова стал улыбаться, и улыбка эта невероятно красила его хмурое обычно лицо. Впервые после смерти брата проснулось в нем что-то живое, несмелая доверчивость менестреля протопила смерзшуюся стену одиночества и горя, и как ни противился оборотень новой привязанности, но все же оттаивал, впускал в себя жизнь. Хельги же доверял ему безоглядно.
С Харальдом было труднее. Неотлучно стояла меж ним и лордом тень убитого Ворона, дышала холодом из смертного далека. Испытывали они оба какую-то неловкость, оставаясь наедине, и потому видели их вместе разве на площадке для воинских упражнений да за трапезой. И все же неодолимо тянуло их друг к другу, словно каждый, казня себя за прошлые грехи, вновь и вновь сдирал спасительную коросту с едва поджившей раны. А может, и не в том было дело. Сами того не сознавая, были они в чем-то схожи между собой - два воина, давно привыкшие заковывать себя в броню холодной гордости и отчаянно одинокие в тесноте этой брони. Так продолжалось долго.
Харальд похлопал коня по выгнутой шее, с усмешкой оттокнул от себя серую лобастую голову:
- Ну, ну... Не балуй!
Конь опять потянулся губами, требуя еще лакомств, негромко фыркнул.
- Нет уж, дружок, с тебя пока хватит, - тан вышел из стойла, опуская за собой в крюки потемнелую слегу, посторонился, пропуская конюха с Демоном - любимым жеребцом хозяина замка. Эк его оборотень-то загонял, пена вон хлопьями... Харальд сочувствующе покачал головой. Ему самому с утра тоже досталось от Таргена - до сих пор ныли, отходя от долгого напряжения схватки, плечи. Да и спиной изрядно приложился. Ладно, пройдет...
Припомнив утреннюю потеху, Харальд спохватился - надо бы нож Таргену отдать, запамятовал. Все-таки не по его руке эти южные ухватки с двумя короткими клинками, добрый меч или секира куда надежней. Кивнув по дороге знакомому дружиннику, тан легко взбежал по залитым закатным солнцем ступеням.
Оборотень был уже у себя в покоях. Неловко, будто мешало ему что, стягивал с плеч тяжелую кожаную куртку, рука застряла и все никак не хотела высвобождаться из жесткого рукава. Оглянулся на вошедшего северянина, смущенно как-то попросил:
- Помоги...
Харальд потянул толстую вощеную кожу, мельком удивившись прорехе на спине, и только тогда увидел... Весь бок Таргена был сплошь залит кровью, пониже лопатки торчал осколок... нет, не ножа. Больше всего это походило на обломленное птичье перо, вот только не бывает у птиц таких перьев - почти в ладонь шириной, с острыми, как лезвия, краями, отсвечивающими металлическим блеском. Тарген неловко повернулся, поймал его взгляд:
- С химерами у болота сцепился... Тяжело против них в одиночку.
Осторожно потянул с себя измаранную рубаху, стараясь не потревожить рану. Хрипло спросил:
- Вытащишь?
Харальд кивнул, тянуть стрелу из живого тела ему приходилось не впервые. Тем временем появившийся невесть откуда гоблин принес бадейку с водой, горку чистой ветоши. Тарген опустился на колени, оперся грудью о край низкого столика, подставляя рукам северянина окровавленную спину. Только сейчас тан заметил, что оборотень куда тощее, чем ему казалось, смуглую кожу уродовали рубцы застарелых и совсем недавних шрамов. На лицо Харальда набежала тень - не раз он слыхал от дружинников, что после смерти Ворона лорд вовсе перестал беречься, сам звал к себе смерть. Вот и сегодня... Вновь тяжко шевельнулась в душе вина - дорого бы он дал, чтоб обернуть время вспять, удержать свою руку в памятном бою. Но даже боги не умеют исправить однажды содеянного, что о людях говорить... Сдержав вздох, он осторожно провел по закаменевшей спине влажной тканью, качнул, примериваясь, обломок пера в ране. Тар с присвистом втянул воздух сквозь зубы.
- Режь, так не вынешь. Я не дернусь.
Оборотень стиснул столешницу, застывая в ожидании боли, побелели костяшки пальцев. Харальд мягко пригнул его голову к рукам. Потерпи, милорд, я буду осторожен... Милорд? Тан усмехнулся про себя - даже в мыслях он впервые произнес это слово. Да что уж теперь, сам ведь назвался его человеком, силком не гнали. Прижав его спину ладонью, Харальд резко провел отточенным лезвием, взрезая напряженное тело. Хлынула кровь, но тут же иссякла, тан щедро плеснул на рану жгучим снадобьем из бутыли, поданной расторопным гоблином, и невольно вздрогнул - под пальцами оборотня с треском раскрошилось в труху крепкое дерево столешницы. Поежившись - все никак не удавалось ему привыкнуть к нечеловеческой силе Таргена, - он рыкнул на слугу:
- Иглу с ниткой давай. Да побыстрее ты!
Гоблин словно бы и не услышал. Тронул лягушачьей лапкой локоть хозяина, не то проговорил, не то проквакал неожиданно скрипучим голоском:
- Милорда... Ты сам лечить или шить нада?
Тарген с трудом повернулся:
- Зашивайте... Устал я, не затяну... - и вновь, уронив голову, замер, лишь худющая спина вздрагивала под осторожными руками северянина.
У Харальда заныло в груди - слишком привык он за это время мнить оборотня неуязвимым и едва ли не всемогущим и лишь сейчас разглядел наконец-то в нем, распростертом и залитом кровью, измученного и беспомощного во всем своем могуществе человека. Если бы я не убил его брата... Если бы...
Он осторожно потянул Таргена на себя, помогая распрямиться.
- Все... Как ты?
Оборотень, не открывая глаз, с блаженным вздохом откинулся ему на плечо, чуть улыбнулся бледными еще губами:
- Нормально... жить буду, - его нещадно знобило.
Харальд бережно обнял горячие плечи, стараясь не причинить боли, чуть сжал, отогревая собственным теплом. Неслышно подобрался гоблин, протянул хозяину чашку с каким-то вонючим зельем:
- Милорда... нада выпить, яд прогнать.
Тарген безропотно принял чашу, едва не выронив из вдруг ослабевшей руки, тан подхватил, помог поднести к губам, невольно косясь на столешницу, минуту назад раскрошенную этими тонкими пальцами. Да что ж с тобой творится-то! Он приподнялся, подыскивая, чем бы укрыть оборотня, но легкое касание остановило его безмолвной просьбой - "Останься!" И столько отчаянной мольбы было в этом прикосновении, что Харальд застыл на месте - как же худо тебе одному, если готов ты искать помощи и тепла даже у меня, виновного в твоем горе! Тарген вновь благодарно расслабился, привалившись к его плечу.
Оборотню и впрямь было худо, яд пламенем растекался в крови, прокатываясь волнами боли. И не было сил изгнать его из тела, да и желания изгонять тоже не было. Вновь всплыло в горячечной тьме лицо брата. Анри, малыш... Я скоро приду к тебе. Теперь уже совсем скоро... Гнев и боль в призрачно-черных глазах: "Брат, не смей! Я не хочу твоей смерти!" Горечь бесполезного снадобья на губах, шершавость задушенных слез в сухом горле... Я устал, малыш, мне больше не выдержать этого! Мне плохо без тебя... Жесткая складка меж туманными бровями: "Ты не будешь один. Не смей уходить! Ты еще не отомстил за меня." Тяжко падают минуты, гул взбесившейся крови в ушах... Прости, Анри, теперь я не смогу поднять на него руку. Он доверяет мне... Незримый ветер развевает пряди черных волос. "Я не прошу его крови. Найди того, кто стоял за его спиной. Обещай мне!" Холодное дыхание подступающей ночи. Я обещаю, малыш...
Время словно застыло, вязкой смолой облепив человеческие фигуры у огня. Почему-то противоядие не помогало, даже через плотную ткань рубахи Харальд чувствовал жар, исходящий от вдрагивающей в ознобе спины. Все с большей тревогой он вслушивался в прерывистое дыхание оборотня, его вдруг обожгло мыслью - Тарген не бессмертен, эта рана может убить его. Только сейчас Харальд понял, насколько близок стал ему грозный колдун. Не выдержав, он негромко позвал:
- Эй... Гельди!
Слуга подобрался поближе, уставился на него вертикальными щелями зрачков.
- У тебя есть другие снадобья? Как ему помочь?
Гоблин горестно покачал головой, по сморщенному личику вдруг потекли слезы.
- Зелье не помочь. Ему кровь нада, много кровь, а милорда не пить... Теперь сила нету, воля жить нету. Ничего не помочь...
Лицо Харальда переменилось. Осторожно, стараясь не потревожить впавшего в забытье Таргена, он выпростал руку:
- Вскрывай жилу.
Желтые глазищи гоблина сверкнули не хуже, чем лезвие в отсвете очага. Оборотень шевельнулся, дрогнули воспалившиеся, обметанные коростой губы:
- Харальд... не делай. Ты не знаешь, что творишь.
Тан осторожно склонился к нему, шепот был едва слышен.
- Тар, почему?
- Своей волей дать оборотню кровь... все равно, что имя сказать. Отдать в его власть душу...
Теплая усмешка скользнула вдруг по губам северянина.
- Если тебе нужна моя душа - владей, - он снова повернулся к гоблину. - Да режь ты, наконец!
Тяжелой струей полилась в подставленную чашу кровь. Негромко зазвучал в тишине уверенный голос Харальда:
- Мое имя Хальк, Во... - он осекся. И тихо продолжил - Хальк, Ворон бури.
Всем телом вздрогнул у его плеча оборотень. Ворон! Едва различимая тень, на миг качнувшаяся над ними. Ласковый свет улыбки на прозрачном лице: "Ты больше не один, брат. Теперь я могу уйти..." Прощальный взмах бесплотной руки. Дуновение тьмы, стирающее призрачный силуэт...
Харальд замер, не смея спугнуть, помешать. Он тоже увидел... Узкая смуглая кисть медленно легла на лезвие ножа, так и не выпущенного Гельди, коротко сжалась, впуская в себя сталь. И мягко накрыла рассеченное запястье северянина.
- Мое имя Ратмир, Повелитель ночи. Не пожалей о своем выборе, побратим.