Если предположить, что это здание постройки 1901 года ( а так оно в дальнейшем и оказалось), то здесь несомненно было казачье подворье. В дальнейшем оно переоборудовалось в Дом колхозника, потом отдано было районной администрации для предоставления служебных жилых помещений работникам жэка, и только теперь стало шанхайским двором в самом центре старого города. Да даже если посмотреть на то, что осталось от этого дома, и теперь было любовно отреставрировано, понятно, что особой архитектурной сложностью оно не отличалось никогда. Сейчас здесь живет семь семей, которые делят общий коридор, а раньше это были комнаты, где отдыхал после дороги путешествующий люд. Там, где кое-как разместились машины Сергея и Виталика и два палисадника Анны Федоровны и Ирины, стояли деревянные перекладины, к которым привязывали лошадей. Собственно это и есть описание двора, в котором я оказалась случайно в июне как раз накануне грозы.
Оля потащила меня к своему сотруднику, в надежде, что мы переждем грозу за чашечкой чаю. Это была отличная идея и, не раздумывая, я пошла с ней в дом, который оказался самым таинственным и непостижимым, полным загадок и лабиринтов.
--
У него нет звонка, поэтому давай, помогай мне громче стучать, - она достала из сумки ключи и начала с силой стучать ими по железным воротам. На шум выбежал парень в трусах, улыбчивый, крепко сложенный, кареглазый.
--
А я никого не ждал. Так что звиняйте девушки за вид, проходите.
Пока мы шли к нему, он разметал ненужные вещи по комнате, оставляя нам место присесть и рассмотреть его жилище. Это была одна из коммунальных комнат, удивительно уютная, просторная, с высокими потолками и единственным окном. Правда была еще одна, темная комната, но мы сразу не обратили внимания на нее.
Парня звали Максим, и он был сотрудник Ольги. Между ними завязывался роман, который, тем не менее, не вытекал ни во что, по причине роста Ольги. Она была на три головы выше. А вот я была Максиму ровней...но дело не во мне.
Ну да....я задержалась, когда ушла Ольга, потому что ее ждал друг на машине, а меня дома только пес. Но пес это же тоже друг и может даже больший чем человек. Только Максим предложил мне еще чаю и почему- то вынес откуда-то маленькую вазу со свежесрезанным бутоном розы. Красивейшие лепестки были закручены в тугую ракушку, запах необыкновенно тонкий, напоминающий аромат малины растекался от нее по комнате.
--
Да ты не стесняйся...если хочешь, можешь даже воспользоваться душем.
--
Это еще зачем?
--
Перед грозой душно, тебе будет просто приятно освежиться...
Капли святой воды разлетались на прихожан будто фонтаном, щедрая рука отца Евгения одаривала всех пришедших ко дню Троицы в собор.
После окончания службы, он как всегда обратился со словами раздумий и сердечными пожеланиями: "Братия и сестры, поздравляю вас с великим праздником христианским - днем троицы! Желаю вам здравия душевного и телесного, светлых мыслей и нерушимых надежд в оставлении нас тяжких грехов и неблагодатных мыслей. Сегодня также и годовщина, когда приставилась наша матушка иегуменья Дорофея. Вы знаете, что и ее молитвами держится наш собор. Каждодневно обращайтесь к ней с мыслями и просьбами, и услышит вас Царица небесная. После полудня вы можете принести трапезу на освящение и быть с нами на праздничном обеде. Одна только просьба к женщинам - приходить с покрытой головой. Мир вам братия и сестры."
Закончив свои слова, он перекрестил всех и, не спеша, пошел к собору. Постепенно и народ стал расходиться. Мы с Максимом поженились через пару месяцев, после того как я у него осталась. В этой квартире долгое время жила женщина, которая в последствие стала иегуменьей Дорофеей. Здесь же она и умерла.
А промежуток времени в ее жизни, между тем как она ушла отсюда и вернулась сюда снова, был заполнен хлопотами об устройстве женского монастыря организованного подвижницами в одной из станиц. Особой необходимости, как казалось церковному руководству области, в организации этого монастыря не было. Поэтому решено было внимания не обращать на течение его жизни, отдав его на волю послушниц и станичных попечителей, пожелавших добровольно вкладывать свои силы и средства в строительство монастыря. А между тем монастырь ох как просился на свет божий! Некогда богатая станица переживала трудные времена. Распад семейных устоев под тяжестью новых нравов и свободомыслия оторвал от земли в первую очередь зажиточные семьи. Из них те, что посмелее отдавали своих детей в город, не желая видеть, чтоб наследники в поте трудились. Но не все устраивались в городе успешно. Некоторые возвращались назад уже надломленными на половине жизненного пути, когда их жизнь, совершив петлю, возвращала назад к родным стенам молодых мужчин и женщин. Высшее образование и годы, проведенные в общежитиях, не раскрывали перед ними глубин бытия, а наоборот затуманивали цели, растворяли смысл жизни в огненной воде, в ритмах городской жизни. Ослепшие, оглохшие, с бумагой свидетельствующей об окончании вуза на руках, просиживали эти люди на шеях, уже престарелых родителей смотря, как и прежде, в окошко называемое теперь телевизором. Вот, глядя на это, как все больше и больше возвращается таких охотниц за удачей, и решили станичники наладить монастырь. И с божьей помощью дело наладилось. Старшей в этом монастыре стала иегуменья Дорофея. Максиму она доводилась бабкой.
Со дня основания монастырь принял пятерых насельниц. Это были женщины, пришедшие сюда в поисках утешения и отдохновения от мирской жизни. Спустя годы ни у кого уже не осталось сомнения, что был в этом божий промысел, иначе не поднялся бы монастырь и не зажил бы светлой жизнью здесь, среди раздоров и междоусобных бурь....
--
Аня, вы с Максимом должны обязательно ехать во Францию. Семинар продлится всего четыре дня, у вас в запасе будет еще пара дней. Вы сможете взять напрокат машину и съездить, например, в Париж или Леон.
--
Мама я согласна с тобой, но Максим хочет вернуться пораньше и отвезти меня к своей бабке.
--
Это к монашке что ли?
--
Да, к ней. Только не называй ее так. Я с ней и не знакома, но по рассказам Максима она удивительный человек.
--
Аня, детка, твой отец и я никогда не разделим взгляды твоего мужа. Я, конечно рада, что он обеспечивает семью, что он уважаемый человек и что ты любишь его, но...
--
Мама, давай не будем продолжать этот разговор. Я совсем не хочу с тобой спорить, но ты все-таки не права.
--
Ты мой единственный ребенок и я хочу!..
Порыв ветра открыл форточку, тут же хлопнула дверь на кухню, и мать с дочерью остались вдвоем.
--
Так вот...я хочу, чтобы...словом, чтобы он прекратил навязывать тебе эти идеи. Ты ни в чем не зависишь от него. Ни-в-чем!!! И этого вполне достаточно для того, чтобы...
Спорить и продолжать этот вечный, со дня нашей с Максимом свадьбы, разговор было бесполезно. Ведь все в нашей размеренной московской жизни было предсказуемо и понятно до 1987 года. Никто не думал, что мой рядовой отец, старший научный сотрудник одного из московских проектировочных институтов, сможет вместе со своим коллегой дядей Андреем поднять производство упаковок для пищевых линий. Тогда в их затею никто не верил, да и надобности особой, казалось, не было. Все началось с разовых заказов на проект пищевых линий и когда стало ясно, что назревает дефицит и растет спрос на качественную упаковку, отец и дядя Андрей решили рискнуть. Как это ни странно, но свой первый капитал им помог сколотить ваучерный бум. Тогда, в начале 90-х, для того, чтобы успеть сыграть на разнице спроса и предложения на черном столичном рынке ваучеров родители продали практически все, что у них было: квартиру на Ленинском проспекте в престижном сталинском доме, машину и даже дачный участок - светлую мечту моей мамы. Любимой поговоркой в те времена у дяди Андрея была: "Серега, главное вовремя остановиться!". И если бы не знакомая моего отца Анжела, наверняка и нашу семью постигла бы участь тех, кто не успел вовремя выйти из этой спекулятивной игры. Анжела тогда работала на московкой фондовой бирже и была особой, приближенной к кругам, ведающим движением и ежедневными котировками ваучеров. На почве этого тесного сотрудничества между ней и отцом разыгрался роман. Она не брала денег за свои информационные услуги, предпочитая проводить свободное время в обществе моего отца. Мама сконцентрировалась на собственной карьере, а я была сослана к двоюродной сестре по собственной инициативе, разочаровавшись в своей пылкой любви к соседушке по подъезду. Разумеется, я тогда искренне полагала, что жизнь прожита, и в 21 год уже ничто нельзя начать сначала.И уж столько, сколько приняла слез моя подушка по поводу неразделенной Олегом любви, ни чья не впитала. это я полагала наверняка! Ну вот, чтоб совсем мир стал с овчинку, я и воспользовалась предложением двоюродной сестры Марины пожить у нее, успокоиться и может быть отвлечься....
--
Я, конечно понимаю, что это всецело была моя вина - позволить тебе уехать к Марине в тьмутаракань, но ты же никогда не прислушивалась ни к чьим словам.
--
Мама, мне уже пора бежать за Машкой, сегодня же я привезу тебе вещи, чтоб она смогла побыть у вас.
--
Ну подожди...я же не закончила...
--
Мама, это наш вечный разговор и мы его обязательно продолжим вечером, я куплю к чаю твои любимые эклеры, мы усядемся поближе к камину, только ты не забудь, на чем мы остановились. Каждый раз начинать этот разговор с начала - просто мука!
Мы с Маринкой почти ровесницы и она устроила меня в свою редакцию временно поработать секретарем, пока сотрудница была в отпуске. А уже через пару недель я работала в доме напротив тоже секретарем, но в страховой компании. Мне несказанно повезло с новой работой, так считала Маринка, но особой радости я не ощущала. Уже нестерпимо хотелось домой, и наказание по отлучению от московской жизни я посчитала для себя исчерпанным. 'Ну, подумаешь Олег уже женился - и слава богу! Жилье можно снять где-то в другом месте, чтоб не видеть эти радостные хлопоты молодой семьи:Но задерживаться здесь - смерти подобно! Можно простить всех и все, лишь бы не застрять тут дольше сентября. Летний вояж, кажется, подходит к своему логическому завершению. А что?Я отъелась фруктов и даже с новым коллективом успела съездить на озера, вполне достаточно для воспоминаний в старости. Москва, я скоро вернусь, жди меня!' - так я настраивала себя каждое утро, собираясь на работу.