Аннотация: Владимирский Успенский собор, Золотые Ворота, храм Покрова на Нерли, Боголюбовский замок - восемь с половиной веков украшают эти шедевры белокаменного зодчества владимирскую землю. Андрей Боголюбский, с именем и временем которого связаны эти творения, в 2011 году отметил своё 900-летие. 17 июля - день памяти святого и благоверного князя Андрея Боголюбского. Именно этой исторической личности посвятил владимирский автор свою поэму. Когда-то, давным-давно, слышал я старинную легенду об озере Пловучем. Но вот в августе 2005 года осенила меня мысль написать о нем поэму...
В июльскую пору, под солнышком жгучим,
Харчей и питья захватив на три дня,
Случилось нам рыбу удить на Пловучем,
И нас было трое (включая меня).
Когда к берегам подошли мы зыбучим,
Сновали ужи безбоязненно тут,
На севере дыбились черные тучи.
"Здесь будет Стоянка!" - сказал Баламут.
Мы выбрали место, палатку разбили,
Петро запалил небывалый костер,
Не ведая лиха, вовсю задымили
Лесную полянку и дремлющий бор.
Закончили трапезу чинно, неспешно,
И только забросил я свой поплавок
На водную гладь среди ряски прибрежной,
Гляжу: на пеньке восседает дедок.
Монгольские скулы, бородка седая,
Он смугл, коренаст и движенья легки,
Но тут с удивлением я замечаю,
Что старец лишен, увы, правой руки.
Осанкою гордый, а взгляд его мудрый
Сияет каким-то небесным добром,
И, некогда бывшие рыжими кудри,
При свете заката блестят серебром.
Чудна, старомодна на старце одежка:
Какой-то потертый от лет лапсердак,
Лоснятся порты, остроносы сапожки,
Ну, в общем, одет, как заправский рыбак.
С сомненьями чтоб распрощаться своими,
Знакомство спешу заключить поскорей:
- Здорово, рыбак! Ты откуда? Как имя?
- Ты, ОтрОк, зОви меня прОстО - Андрей.
Заря догорала полоскою узкой.
- Ты, видно из местных - на "О" говоришь!
- Слыхал ли ты, ОтрОк прО храм БОгОлюбский?
- Конечно же, старче! Ты просто смешишь!
Ну, кто же не знает в Москве и Париже
О храме святом Покрова на Нерли?
Его величавей я, право, не вижу
Ни в здешних краях, ни в заморской дали.
Грифоны и львы этот храм украшают,
Над каждым окном богородицы лик
С тоской на просторы речные взирает.
- Все лепо и ладно, - промолвил старик.
- Давно ли рыбачишь на озере этом?
- Да вот, почитай, как ушел на покой,
Я здесь обитаю зимою и летом.
- Не скучно ли, старче, от жизни такой?
- А что - наша жизнь?
Словно тень промелькнула,
Голубкою сизой ушла в облака.
Он тяжко вздохнул. Легким ветром подуло.
И тут я услышал рассказ старика.
Поведал он мне то, что было в начале,
Как терем воздвигли, как строили храм.
Такое придумать возможно едва ли,
Как будто все это он пережил сам.
Лиловые сумерки ночь увенчала.
Замолкло на гнездах своих вороньё.
Три раза болотная выпьпрокричала,
Признаться, кровь стыла от воплей её.
Как будто бы страждущих душ завыванье
С мольбой о пощаде летело сквозь лес,
И гром отдаленный урчал в назиданье
Среди ожидания полных небес.
Сосновые угли в костре догорели.
Над озером плыл лик кровавой луны.
Петро с Баламутом в палатке храпели
И видели, верно, приятные сны.
А дед рассказал о чудесной иконе,
Что тайно везли из далекой земли,
Но намертво встала повозка, и кони
Никак ее с места стащить не смогли.
Видать это место любимое богом,
Там церковь воздвигли, а рядом дворец.
Камней драгоценных и золота много
На это пожаловал княжий ларец.
А в стольном Владимире храм белоснежный
Как птица вознесся над Клязьмой рекой,
Могучая крепость над ширью безбрежной
Родной стороны охраняла покой.
Под солнцем сияли, слепя позолотой,
На фоне безоблачных синих небес,
Красы неземной Золотые Ворота,
А рядом дремучий раскинулся лес.
К востоку, где Лыбедь река протекала
Ворота Серебряные возвели,
Они отражали набегов немало
Коварных соседей с булгарской земли.
От Волжских Ворот по дороге старинной
На Клязьму шел путь прямиком на причал,
От Медных - на Суздаль, Ворота Арины
Куда-то вели, но Андрей умолчал.
Он вспомнил затем про былые походы
На Новгород, Киев, на камских булгар,
О том, как опутало в прежние годы
Зазнайство кичливое местных бояр.
"Я Бога люблю, да и месть не близка мне,
Но коль допекут, я иду до конца.
Я Киев однажды спалил за отца,
И там не оставил я камня на камне,
Стерев его напрочь с земного лица".
Коварный вопрос я подкинул Андрею.
Ну, как на него среагирует он?
- А правда, что князя убили евреи?
- Ты, отрок, услышал всего только звон!
Ефрем Моисеич был княжеским другом,
С Кавказа был выходцем ключник Анбал,
Кровавое дело доверили слугам,
Но Петр, зять Кучки, над всем правил бал.
Боярина Кучки несчетные братцы
Владели землей над рекою Москвой,
Князь с ними однажды решил разобраться,
Свершив в одночасье суд праведный свой.
То в пятницу было во время обедни,
Яким прибежал, запыхавшись, к Петру:
- Доколе выслушивать княжии бредни?
Сегодня наш братец казнен поутру!
А в доме Кучковом как раз пировали,
(И это в разгаре Петрова поста!)
Двенадцать апостолов там поминали
(Лишь только один из них предал Христа).
- Вот, нынче того, ну, а завтра другого,
И так изведет он любого из нас,
Пора нам, бояре, скрепить наше слово,
Что близок его окончательный час.
Яким продолжал: - Вы боитесь, я вижу.
Ужель вы и впрямь все не верите мне?
Его сумасбродством я первый обижен,
Ведь я шурин князя по первой жене.
Тогда состоялся на тайной обедне
Злодеев преступных кровавый совет,
Решили они, что нельзя больше медлить,
Иначе же жди неминуемых бед.
И в пятницу, в ночь на кровавое дело
Тайком пробираясь, всем телом дрожа,
Пошли супостаты в покои несмело,
А вдруг остановят их там сторожа?
Но стражников верных княгиня Улита
В тот вечер хмельным напоила вином,
Валялись они у дверей, как убиты,
И спали мертвецки бесчувственным сном.
Анбал открыл погреб, чтоб быть им храбрее,
Медовых напитков отведав сполна,
Направились к ложнице князя Андрея,
Душою трусливы, смелы от вина.
И в дверь постучали.
- Кто там?
- Я, Прокопий.
- Неужто Прокопий? Ты там не один?
(Но звякнули тут наконечники копий).
- Конечно же, я! Ну, открой, господин!
- Нет, паробче, слышу, что ты не Прокопий!
Ответил им князь на настырный вопрос.
И тут обнаружил, что меч его острый
Анбал, его ключник, заране унес.
И кинулись, выломав дверь, на Андрея,
А надо сказать, князь вельми был силен,
Он встретил злодеев, ничуть не робея,
И даже на пол одного бросил он.
И тот неожиданно вскрикнул от боли,
А князь благоверный укрылся в углу,
Впотьмах, сгоряча, своего закололи,
Того одного, что лежал на полу.
Но вскоре, опомнившись, князя разили
Мечами и саблями, острым копьем,
И, думая, что наконец-то добили,
Ушли своим темным, злодейским путем.
Услышали стоны, опять воротились.
А князь за столпом почти кровью истек,
Из уст пресвятые мольбы его лились,
Но Петр мечом ему руку отсек.
Промолвить успел он пред лютым ворогом:
- Услышь меня, Боже, я душу свою,
Быть может и грешную, но ненароком,
О, Господи, в руки твои предаю!
Убийцы его растворились во мраке,
И больше ни слова он не произнес.
По ближним дворам заскулили собаки,
Завыл безутешно любимейший пес.
А князя злодеи бездушно раздели
И бросили голым его в огород.
Прервал ненароком я деда Андрея,
Воскликнув в сердцах: - Ну, а как же народ?
- Ну, что тебе, отрок, сказать о народе,
Который бунтует, заветы поправ?
Лишь только немного ослабнут поводья,
Прорвется наружу языческий нрав.
Разграбили княжеский дом и палаты,
Забрали иконы, меха, серебро,
Одежды и ткани, каменья и злато,
И всякое прочее князя добро.
Казнили и слуг его лютой расправой,
Бесчинства творили и в ночи, и в день,
Вонючие смерды хмельною оравой
Из дальних и ближних пришли деревень.
Убили посадников, челядь прогнали,
Заморских избили они мастеров,
В домах их, что было, безбожно забрали,
Угнали стада и овец, и коров.
Тем временем тело увечное княжье
Кузьма Киевлянин в саду разыскал:
- Да чтож вы наделали, изверги вражьи?!
И к церкви с убитым, скорбя, пошагал.
Рыдал и стенал он, и плакал от горя,
Но пьяный дьячок не открыл ему храм:
- Куда торопиться? Брось князя в притворе.
Пускай он чуток поваляется там!
Пять дней грабежей, воровства и разгула,
Пять темных ночей продолжался разбой,
Но образ чудесной иконы Микула
Святой Богородицы нес пред собой.
Священники в ризах торжественным шагом
По стольному граду с молитвой прошли
Под трепет хоругвей, под княжеским стягом,
И чудо свершилось - грабеж пресекли!
Недолго играли зачинщики в прятки,
Уйти от возмездия не удалось,
Поймали их вскоре, разрезали пятки,
Насыпали рубленых конских волос.
Злодеи стонали от боли и злости,
Такой незавидной была их судьба,
Прогнав сквозь толпу, перебили им кости,
Живыми еще засмолив в короба.
Позорною смертью средь воплей народа
Прервалось неверной княгини житье,
За ноги повесив ее на воротах,
Каленой стрелою пронзили ее.
И татям другим неповадно чтоб было,
Во веки их прокляли прежде всего,
Пловучее озеро их поглотило,
Черней темной ночи глубины его.
Безудержный стон прокатился над Русью,
И голос набатный тревожно звучал,
Наполнен тоской, безысходною грустью,
О будущих жертвах он мрачно вещал.
И если бы брат не ходил бы на брата,
Совсем по другому пошли бы дела,
И Русь одолела бы всех супостатов,
По новому руслу бы жизнь потекла.
Но в древней Руси испокон не любили
Такие словечки: "абы", да "кабы",
И чарку пригубив, нещадно рубили,
"Ничтоже сумняшесь", дубы на гробы.
Вновь выпь прокричала три раза средь ночи,
Я хворост в костер тут подбросил как раз,
Воздев на меня свои светлые очи,
Старик продолжал свой печальный рассказ.
И дед - Мономах, что построил Владимир
Пред взором моим промелькнул как живой,
Отец, деревушке безвестной дал имя,
Которую позже назвали Москвой.
Лилась его речь, как родные напевы,
Уверенный голос негромко звучал,
Текли его мысли, как соки по древу,
О том, что случилось в начале начал.
И взгляды его для меня были новы,
Откуда пошла первозданная Русь,
Но сказ его вам передать слово в слово
Во всей доскональности я не берусь.
Здесь жуткие стоны звучат среди ночи,
Тех грешных убийц, что сразила судьба,
И словно замшелые темные кочки,
Поныне здесь плавают те короба.
Над озером плыли туманные тени.
- Ну, отрок, прощай! Мне пора на покой.
А, ежели что, приходи без сомнений, -
Андрей помахал своей левой рукой.
И старец исчез в предрассветном тумане,
Волнений своих побороть я не смог,
Недолго еще посидел на поляне
И снова забросил я свой поплавок.
Вернувшись к друзьям, сообщил я в палатке:
- Я с князем Андреем беседовал тут!
Петро усомнился: - Ты, Ваня, в порядке?
- Закусывать надо! - сказал Баламут.
И сам я не понял, откуда все это?
Быть может, Андрей мне явился во сне?
На этот вопрос однозначно ответа
Найти до сих пор не случилося мне.
Я все рассказал вам от буквы до буквы.
Спит озеро крепко. Поверхность тиха.
Кровавыми каплями осенью клюква
Сверкает среди изумрудного мха.