ПРИКЛЮЧЕНИЯ ЧИПОЛЛИНО - 3
(луковая опупея на шести сотках)
и Андрею Ванюкову
за неоценимую шефскую помощь в прополке огорода и во внесении удобрений
(With Great Respect)
Центральная грядка.
Во саду ли, в огороде.
Первая сотка
На грядке тучной, средь Малины,
За Огуречною горой
Жил славный малый Чиполлино,
Наш горе-луковый герой.
Учился в школе он в глубинке,
И не являл в науках прыть,
Но пестик мог он от тычинки
На ощупь даже отличить.
Хоть рейтинг у него не стойкий,
Авторитет его - не мал,
И у любителей настойки
Он часто тонус поднимал.
Родная матушка Цибуля,
Любя его звала - Чипуля,
Для корешей он просто - Чип.
Известен он в различных странах,
Но все же, лук меня прости,
Повествованье от Ивана
Позвольте вам преподнести.
Немало ждет его коллизий,
В год високосный, непростой,
Родился малый в граде Пизе
Под лукотворною звездой.
Его папаша Чиполлоне
В делах финансов - полный лох,
И лишь поэтому на зоне
Пять лет ловил зловредных блох.
Его ни мало не смущала
И ни сума, и ни тюрьма,
Поскольку длань его познала
Всех огородов закрома.
У доброй матушки Цибули
Был домочадцев полный круг,
Но, обивая Груши, Дули,
Всю жизнь баклуши бил супруг.
Его заслуг не отвергая
Среди цветущих Груш и Дуль,
Его супруга дорогая
Махнула с Перцем в Ливерпуль.
Но, довершая все напасти,
Почил Чеснок - честнейший дед,
И так наш Чип лишился счастья,
Родней покинут с юных лет.
Остался Чип и три сестренки
Из многочисленных детей,
В забытой луковой сторонке,
Вдали от свежих новостей.
Его сестрица Чиполлетта
На грядках ведала успех,
А также в области балета
Она слыла превыше всех.
Сестра вторая Чиполлана,
Верша амурные дела,
Крутила шашни и романы,
Отменной стервою была.
Еще сестричка Чиполлучи
Была собою хороша,
Был у нее и нрав получше
И распростертая душа.
Он так бы жил и рос, старея,
В тени под сенью Кабачка,
Не будь у дядюшки Порея
В верхах мохнатая рука.
Старик Порей, свояк Салата,
Познавший тайны всех вещей,
Пригрел племянника по блату,
Ведь был - профессор Кислых Щей.
Чип не похож был на дебила,
Но всё же, лук его возьми,
Его с отрочества добила
Настырная реклама СМИ.
Но, да простит меня читатель,
Ломать здесь копья - не резон.
Ведь огородный обыватель,
Что видит на экране он?
Наш Чип во всем любил порядок,
Рекламу обожал всегда:
Купил он дюжину прокладок.
Куда же деть их? Вот - беда.
Но внес в сию проблему ясность
Горох, почтенный старожил,
И Чип, "ничто же не сумняшесь",
Туда же ваучер вложил.
Во всем потворствуя рекламе,
Когда он шел на карнавал
В больших штиблетах и панаме,
Он гордо памперс надевал.
Еще любил он чипсы с луком,
В театре летнем, например,
Хрустящим наполнял он звуком
Галерку, ложи и партер.
Поскольку он рожден был в Пизе,
Его мораль была иной:
То тазик в бане скоммуниздит,
То стибрит кружку из пивной.
Считаясь бардом самым лучшим,
Он сильно в грядках не погряз,
И распевал "Беса мы мучим"
Под огородный сиплый джаз.
На нем защитна гимнастерка.
Вторая сотка
Весь род Лукашиных был древний:
Батун, порей, чеснок и шнитт,
Но, как все олухи в деревне,
Всё время в корень норовит.
Когда серьезно разобраться,
Все в этом мире - сестры, братцы.
Коль покопаться, по корнЮ
Везде найдешь свою родню.
Когда Аврора свет струила,
Внося в природу новизну,
Судьбе худой угодно было
Загнать их в чудную страну.
Не надобно нырять поэтам
Так далеко во тьму веков,
Сказал достаточно об этом
Иван Семенович Барков.
Его творенье без обмана
Не смоет времени река,
Недаром для его романа
Героем выбран был Лука.
В нем - неприкрытая натура,
Что у других лишь между строк,
Его - курчавый Пушкин Шура
Читал, забившись в уголок.
Одни в науку шли без стука,
Другие - по пути Луки,
Но первых ожидала скука,
Вторых - любовь и кабаки.
Кому на ум не шла наука,
Попав в заветный этот край,
Щипал на грядках перья лука
И звался попросту - Чипай.
На грядке тучной, средь Малины,
С наукой вовсе не знаком,
Обрел Иван Чипаев сына,
Его назвали Васильком.
Василь Иваныч в год голодный,
Надев парадный свой мундир,
Бутыль вложил в мешок походный -
Он был заправский командир.
Чипай всегда кисет с махоркой
Носил отнюдь не для красы,
На нем защитна гимнастерка
И залихватские усы.
Он на коня взлетал с размаху,
Стрелою в поле он скакал,
И бурку, шашку и папаху
Навек запомнил весь Урал.
Был корешок, боец Петрушка,
Чипай прошел с ним пол земли,
Нередко с дружеской пирушки
Они домой едва ползли.
И после пьянки, как на танке,
Они ломились в огород,
Хотели завалиться к Анке,
А вышло все наоборот.
Их видеть Анка не хотела,
(Она ж Антоновки родня!)
И два мертвецки пьяных тела
Лежать остались у плетня.
Ах, Анка, Аннушка, Анюта!
Зачем героям не дала
Ты долгожданного приюта
И коромыслом прогнала?
Давно на огороде старом
Не обижали горожан,
В полку геройском комиссаром
Был вечно пьяный Баклажан.
А по утру они проснулись,
Вокруг была такая тишь,
В полях былинки не качнулись,
Лишь в голове шумел камыш.
Припомнив прошлые раздоры,
Чипай, и сам себе не рад,
Он огурцы и помидоры
Наотмашь порубил в салат.
И, отдавая шашке душу,
Во фруктах видя вражий плод,
Он сливы, яблоки и груши,
Не глядя, порубил в компот.
Затем, хлебнув из верной фляжки,
Чтоб не иссяк куражный пыл,
Хлестнул кнутом себя по ляжке
И виноградник порубил.
В садах осенних стало пусто,
Буржуйских фруктов злая рать
Была порублена в капусту,
Чтоб неповадно было врать.
Влекли Чипая ветры века,
Неисповедные пути,
Но в жизнь, как в бешеную реку,
Два раза к ряду не войти.
Героям краткий век отмерян,
Но доживает до седин,
В непогрешимости уверен,
Коварный, лживый господин.
На грядке тучной, средь Малины,
Табун пасется злых кобыл...
Таким в роду у Чиполлино
Давным-давно прапрадед был.
Зачем он в наш колхоз приехал?
Третья сотка
Зачем он в тот колхоз приехал,
Не знал заморский Патиссон,
Не пела нам об этом Пьеха
И не поведал нам Кобзон.
Его задача - быть построже,
И угодить на сонм персон,
А если что, то бить по роже.
Таков был строгий Патиссон.
Познав позор души и тела,
Слиняли овощи в ответ,
И вскоре грядка опустела,
Остался только Пустоцвет.
А от него, как от улитки,
Не видно ни добра, ни зла,
Ни урожая, лишь убытки,
И молока - как от козла.
Не будет свято место пусто
Под светлым солнцем даже дня.
Была у тетушки Капусты
Заокеанская родня.
Чтоб огород не впал в унынье,
Решили думать, а пока -
На грядки запустить Спорынью
И Колорадского Жука.
Как Чип от той напасти спасся,
Не знаю, лук его спроси,
Возможно, он в то время пасся
На благодатных нивах СИ...
И толь на радость, толь на горе,
(Мол, мы престижем дорожим)
Введен был в Лукоморье вскоре
Въездной безвизовый режим.
Покинул грядку он родную,
Сказал: "Адью!" - и был таков,
И угодил в страну чудную
Плохих дорог и дураков.
Какой ни правил бы король,
Ни заправлял бы царь,
Шла в Лукоморье жизнь-юдоль
Неспешная, как встарь.
Какой бы ни был выбран строй:
Богатый был богат,
А нищий прозябал порой,
Краюхе хлеба рад.
Каких бы вилл ни спер опять
Сквалыга и нахал,
Видать, науку - воровать
Он в Пизе познавал.
Чудны обычаи там были,
Чип слабо с ними был знаком,
Но слышал, будто Лук морили
Сивухой, брагой, табаком.
Сливали в реки и озера
Пустопорожнюю фигню,
И стало ясно очень скоро,
Что Лук загнется на корню.
Коль огород лишен опоры,
Тогда - роди, иль не рожай,
Сули хоть золотые горы,
Но будет скудным урожай.
У Лукоморья бор сосновый,
Там, вдалеке от перемен,
В своей обители хреновой
Жил, как и прежде, Старый Хрен.
Своей судьбой удручена,
Его сварливая жена
Была совсем не слаще Хрена,
И все корила за измены,
(Которых в хрЕновом роду
Премного было, на беду),
На выраженья не скупясь,
Его затаптывая в грязь.
Семейство это без затей
Нажило дюжину детей,
(Число стремительно росло,
Пока не дали свет в село).
Наш Чип забрался в глушь такую
Еще задолго до темна,
Когда не видно ни хрена,
И постучался в дверь большую.
Там на него с немым вопросом
Глядела дружная семья:
Сватья, братья и кумовья
Сидели в ряд. Их было восемь.
- Зачем ты в нашу глушь приехал?
Спросил у гостя Старый Хрен, -
Устал от славы и успеха?
Иль жаждешь светлых перемен?
- Коль не нашел ты в жизни места,
Но ощутил избыток сил,
Тогда найди себе невесту,
Чтоб даром не пропал твой пыл.
Слова услышав старика,
Чип призадумался слегка:
- А впрямь ты подсказал идею!
От слов твоих я весь балдею!
Не помышляя о Клубничке,
(Она у многих не в чести)
Я мнил, перевернув страничку,
Сюжет затейливый найти.
Кого любить, кому же верить?
Четвертая сотка
Но все же песня недопета,
Ждет продолжения она,
И для развития сюжета
Здесь нитка красная нужна.
А всё, что шито нитью белой,
Смахнет история в архив,
Как плод засохший, недозрелый,
Стихи и автора забыв.
На то, что видят наши очи,
Нельзя накладывать печать,
И о событьях брачной ночи
Поэт не должен умолчать.
Упомянуть о жизни брачной,
И про насущные дела,
Чтоб песнь была не слишком мрачной,
Но не похабною была.
От темы мы ушли к анналам,
Но продолжаем наш рассказ:
Был Чиполлино славным малым,
В цветущем возрасте как раз.
Он жил, как мог, беспечно вроде,
Но в достопамятном году
Узрел в соседнем огороде
Он восходящую звезду.
Она была пыша, румяна,
Внутри сочна и так бела,
Герою нашего романа
Была без удержу мила.
И он мечтал о встрече близкой,
Еще момент - и он погиб.
Он называл ее Редиской,
Она его - "мой милый Чип".
В то время папа Чиполлоне
Как раз откинулся на зоне,
Отнюдь не слыл он подлецом,
Но в Пизе крестным был отцом.
Он никогда не верил в шашни,
Стоял прочней Пизанской башни,
В тюрьме утроив капитал,
Лук-Ойл он сыну завещал,
Да парочку команд футбольных,
Что мельтешили бы на поле,
А также виллу на Канарах,
Пока он парился на нарах.
***
Хмельные гости песни пели,
Горланили, напившись в дым,
И до супружеской постели
Дойти не дали молодым.
Ну, а потом, в конце недели,
Летела весть во все концы,
На свадьбе Вишенки балдели
И в пляс пускались Огурцы.
И я там был, кричал им "Горько!"
И по усам моим текло,
И песни распевал до зорьки,
Пока совсем не развезло.
***
Предвижу Ваши возраженья,
Не так, мол, пел Меркулов Женя,
Он ярко свадьбу осветил,
Как будто там со свечкой был,
Внимая песенке застольной.
Мол, свадьба у него прикольней,
Ему видней в Первопрестольной
С его высокой колокольни...
Читатель, как это ни странно,
Скажу тебе, как на духу,
Ты только вспомни Иоанна,
Матфея, Марка и Луку.
У них различные подходы,
Но персонаж у них один,
И, следуя канонам моды,
Мы нового не создадим.
Одолевая рифмы рифы,
Стремглав несутся апокрифы,
Сбивая с верного пути,
Мол, поскорее нас прочти.
Кого ж читать? Кому же верить?
Кто не обманет нас один?
Кому же свой досуг доверить?
Кто нашим грезам господин?
Как говорил один писатель,
(Пардон, Второй, не про тебя!)
Читай лишь самого себя,
И будь как Чукча, мой читатель.
Чем в Лукоморье тратить нервы,
И вечно каяться в грехах,
Уж лучше создавать шедевры,
Иль написать роман в стихах.
Когда хлопот - хоть под завязку,
Когда заботы полон рот,
Ты плюнь на них и выдай сказку,
Хоть в жизни все наоборот.
Когда, мешая с перегноем,
На уши вешают лапшу,
Ты вспомяни, что есть иное,
Поверь, читатель, корешу.
Ты вспомни осень золотую
И милый сердцу уголок.
Тебе историю простую
Поведал автор этих строк.
Былое и Думы.
Пятая сотка
Читатель, ежели не просто
Шесть соток одолеть за раз,
Прими еще два раза по сто,
О большем не прошу я вас.
Умы фруктовых толстосумов
Бродили мыслями идей,
Решили вновь наладить Думу,
Чтоб было все, как у людей.
Бывало, в царствие Гороха
Дела и так текли неплохо.
Да и народец был - Пшено,
Куда ни плюнь, везде Оно.
А кто не так себя повел,
Того на дыбу иль на кол.
При Тыкве-матушке наседке
Возили татей в жесткой клетке.
Но вскоре племя измельчало,
Царям зазорно думать стало.
Ведь, чтоб земли решать судьбу,
Семь пядей надобно во лбу.
А где же взять такие пяди?
Куда ни глянь - повсюду дяди,
Которым думать - не удел,
У них и так уж уйма дел.
Ум - хорошо, а два - тем паче,
Ведь от ума никто не плачет,
А коль собрать аж сто умов,
То будет шорох - будь здоров!
Вельми премного было шуму,
Со всех весей сбирали Думу,
Набор гороховых шутов
Всегда по осени готов.
И каждой день очередной
Кипели страсти под луной.
Хирел, как прежде, огород,
Но намечался поворот.
Пришли иные времена
И Дума стала не нужна.
Но, по законам бытия,
Все мчится на круги своя.
Наш Чип впервой был на смотринах,
Там был такой страстей накал!
Такую чудную картину
На грядках прежде не встречал.
Хотя для Чипа - все сеньоры,
Но, Who is Who, он понял скоро,
И миром мазаны одним,
Давайте вместе поглядим:
Из всей плеяды легендарной
Ему запомнился один -
Своей улыбкой светозарной
Довольный, рыжий Апельсин.
Сеньор Грушняк хорош был тоже,
Он никогда не знал тоски,
Но если б дед его вдруг ожил,
То порубил бы на куски.
А у сеньора Помидора,
Уж больно красное мурло,
Зато глаза полны задора,
Да и язык, как помело.
Но лишь один из кандидатов
Был впрямь с законами знаком,
Он Чиполлоне знал когда-то,
И был он Чипу земляком.
А в Думе, где не бьют баклуши,
Средь прочих фракций на кусте
Висело Яблоко иль Груша,
Короче, фрукты ещё те.
Так среди их триумвирата
Был очень важный господин,
Ходил с мандатом депутата,
Причем с фамилией ЛУКин.
Каких ещё политиканов
Решим в поэму мы вовлечь?
Когда-то в Думе был ЛУКьянов...
Но не о нём в дальнейшем речь.
И Чипу думская возня -
До фонаря, горох об стенку.
Есть подозренье у меня,
Он помнил батьку ЛУКашенку...
Что Чип увидел на смотринах,
Ему казалось тяжким сном.
Как манекены на витринах,
Всё в месте делано одном.
Всё это было лишь мишурной,
Самодостаточной игрой,
Как кот крадется в мир амурный
На крышу вешнею порой.
Но, очевидно, все пролазы
Тянулись к Думе неспроста,
Как будто медом кто намазал
Там вожделённые места.
Борцы, гимнастки, чемпионки,
Хотя собою хороши,
Но тихо думал Чип в сторонке:
"Спокойной ночи, малыши!"
И, ежели на сцене главной
Разумней в Лукоморье нет,
То, после паузы рекламной:
Окончен бал. Тушите свет.
Какой у парня был конец?
Шестая сотка
Вот повесть близится к развязке.
Не знала мать, не знал отец,
Какой финал у этой сказки,
Какой у парня был конец?
Но скажем мы определенно,
Не предвещая хэппи-энд:
Конец был длинным и зеленым,
Такой не сыщешь в сэконд-хэнд.
Увы, нет счастья в этой жизни.
Отцовской воле вопреки,
Лук-Ойл, Канары, футболистов
Себе захапали братки.
Когда развеялись все грезы,
Наш Чип не думал горевать,
На то и Лук он, чтобы слезы
Из супостатов выжимать.
Чип не участвовал в разборках:
Кому? Зачем? И почему?
Но тьма вопросов на задворках
Все время сыпались ему.
Своя рубаха - к телу ближе,
При этом надобно учесть:
Кто беспрестанно высшим лижет,
Тому - награды, слава, честь.
У Чипа, блин, как ни смотри,
Рубах тех было сотни три.
Зато в кармане - три рубля,
Все пожрала инфляшка, тля...
И Чиполлино очень скоро
Вновь убедился: жизнь - бардак,
Театр единого актера,
И в Лукоморье вечно так.
Не правы, кто вопит с надрывом,
Перечисляя список бед.
Всё в этой жизни - с перерывам:
Война - войной, но в срок обед.
***
Излив все едкие словечки,
Зимой сушился он на печке,
Когда же кончился мороз,
На грядках снова он пророс.
Благие господа и дамы,
Я здесь совсем не для рекламы
Еще разок скажу, что лук -
Целитель сорока недуг.
Пока еще я не в отключке,
О, мой читатель дорогой,
Над "Й" расставлю закорючки
И распрощаюсь я с тобой.
Кто дочитал до этой строчки,
Тот, видно, в грамоте дока,
Пора над "Ё" расставить точки.
Адью, читатель мой! Пока!
|