Время действия:
Лето 6684 от сотворения мира. То бишь, это было в 1176 году от Рождества Христова.
Второй год правления великого князя Михаила Юрьевича
Место действия:
27 верст восточнее стольного града Владимира. Спас Купалище на реке Судогде.
Действующие лица: Онисим Богомаз - иконописец у князя Андрея Боголюбского. Василий Травник - лекарь у того же князя, брат Онисима. Никита - сын Онисима. Анастасия - теща Онисима, первая любовь князя Андрея.
Некий Иван Анисимов - очень отдалённый потомок Онисима (разница 872 года), персонаж, от лица которого ведётся повествование.
P.S. Однажды Иван попытался найти себя, любимого, в "Одноклассниках". И что вы думаете?
С экрана монитора на него взирала 757 пар совершенно незнакомых ему глаз, от небесно-голубого до агатово-черного оттенков, в возрасте от 7 лет (младше одноклассников не бывает)
до 80-ти с хвостиком. Иван поблагодарил Господа, что его фамилия не Иванов, иначе он утонул бы в бескрайнем океане своих однофамильцев - 8 с
половиной миллионов (кто не верит, может проверить).
Справедливости ради следует добавить, что себя, любимого, среди них он так и не нашел).
...Вдоль реки туманными тенями проплывали духи некогда живших здесь предков.
Извиваясь, словно гигантский змей, над Клязьмой витал сизо-розовый Дух Реки.
По берегам, как вечные стражи, торжественно темнели величественные сосны, склонились в почтительном поклоне прибрежные ветлы и кустарники...
Из-за поворота показался белокаменный храм Спаса на Купалищах. Почти на треть уменьшенная точная копия храма Покрова на Нерли.
Никита, сын Онисима, уверенно загребая веслом, направлял лодку в устье Судогды.
- Вон там изба рядом с церковью, - указал он рукой, - там моя бабушка Настя живет.
Мы выбрались на песчаный берег и подошли к избе.
- Здравстуй, бабушка, - приветствовал Никита.
- Здравствуй, здравствуй, милый внучек! Какой ты большой стал, настоящий богатырь! А кто это с тобой?
- Это Иван, гость наш издалека, помнишь я тебе о нем рассказывал?
- Здравствуй, бабушка Анастасия, - молвил я.
- Рада видеть тебя, странник.
Лицо ее просветлело, и я заметил, что глаза ее точь-в-точь как у Олены, большие, темные, полные затаенной грусти.
- Вот отведайте-ка моего сбитня с дорожки-то, - сказала она, протягивая ковшичек.
Живительный напиток разлился по жилам.
- Из чего же он сварен, ежели не секрет?
- Какой там секрет! Сорвешь в огороде жмень мяты, листа смородины, да малины такожды по жменю, добавишь щепоть чабреца, да душицы и заваришь в
горшечке, потомишь малость в печечке, затем добавишь ложку меда и дашь остыть. Остудишь в ключевой водице - и вот тебе напиток, коему нету равных.
От жажды и усталости помогает, силы прибавляет.
- А что такое жмень? - поинтересовался я.
- Сколь в ладони своей зажмешь, то и жмень, а сколь пальцами ущипнешь, то и щепоть.
- Спасибо за науку и за угощение, - промолвил я, - а скажи-ка, бабушка Анастасия, давно ли ты здесь проживаешь?
- Да с тех пор, как тут эту церкву построили-то. Чай, для меня-то и построил ее князь Ондрей.
- Как это? - изумился я.
- Давно это было, князь-то наш в ту пору молодой был, горячий. Скучно было ему в тереме-то сидеть. Вот оделся он в простое платно, да и отправился к
реке Лыбеди на Ярилин луг. Аккурат Купальская ночь была, парубки да дивчины гуляют, через костры прыгают, венки плетут...
В ту пору и я молодицей была, хороша собой, вот и полюбилась я князю-то, глаз с меня не сводит. Все лето мы с ним встречались. А батюшка-то мой Федор
вельми строгим был, настоятель Георгиевской церквы, самой наиглавной у князя Гюргия Володимировича в его детинце.
- Не след, - говорит, - тебе Настена с юным княжичем ходить, кабы беды не было.
А я - на своем настаиваю: люблю, мол, сердцу-то не прикажешь. Про то узнал князь Гюргий, разгневался зело. Он как раз из медвежьего угла на Москве-реке
вернулся. Позвал он к себе в палаты сына своего, да и речь такую держит:
- Настало время, - говорит, - тебе, мой сын, ожениться. Я уж и невесту тебе нашел: Улиту, боярина Степана Кучки дочку.
- Но ведь то самый лютый враг твой, отец.
- Вот я и хочу с ним помириться.
- А нельзя ли как-то иначе? И зачем нужна тебе эта лесная глушь, вдали от стольного града?
- Город думаю там построить. Там ведь сердце русских земель. Путь там торговый идет из варяг в греки. Нельзя оставлять его без надзора.
- Но ведь ты всегда стремился к Киевскому престолу, и на Южный Переяславль ходил, не зря же тебя прозвали Долгоруким.. .
- Киев и так нам по древнему закону и покону принадлежит, еще отцом моим Владимиром Мономахом завещан. Разберусь я с южными землями, но и здесь
порядок наведу. Доколе Руси раздробленной быть?
- Воля твоя, отец. Но ведь я той Улиты совсем не ведаю, тяжело мне...
- А мне, думаешь, легко было, когда отец, Владимир Мономах, повез меня в степи к половецкому хану Аепе сватать. Однако вот ты получился,
а теперь возгордился, отца попрекаешь. Надо, Ондрей, надо!...
Вот так я и рассталась со своим суженным, а аккурат на Благовещение родилась у меня Олена. Ондрей очень любил дочку,
однако князь Гюргий направил отца моего сюда, в старую деревянную церквушку, и меня с ним, подальше от соблазна. А когда Ондрей стал великим князем,
то в первую голову храм здесь построил белокаменный. Даже специальный праздник придумал, Спасом назвал.
Купался он, якобы здесь, да стал тонуть, но Христос спас его, вот де и чудо!
- А что, Ондрей часто здесь бывал?
- Да, почитай, каждое лето. То на охоту выезжал, то на рыбную ловлю. Но мало виделись мы с ним, он ведь теперь был окружен князьями да боярами.
Сердце-то его маялось, то в один край подастся, то в другой, а однажды к сродственнику своему, немцу, Фридриху Барбароссе
подался.
Говорят, они вместе в крестовый поход хаживали. Фридрих ему по-братски даже подарок прислал,
драгоценные наплечники:
Ондрей некоторое время жил в святом Иерушалиме. Но потом домой вернулся, отцу на подмогу.
Они с Фридрихом до самой кончины переписывались, а после сын его...
- А что, Андрей немецкую речь ведал? - как бы невзначай спросил Иван.
- А то какже? Он на шести языках разговаривал: на греческом, латинском, немецком, французском, аглицком и половецком.
- А наща дочка Олена выросла, полюбился ей Онисим Богомаз, хороший хлопец. Я не стала перечить, сыграли свадебку, а там и внуки пошли мне на радость.
Вон Никита какой богатырь вырос!
И куда же вы дальше-то с ним путь держите?
- А направляемся мы, бабушка Анастасия, в Муромские леса.
- Свят, свят, свят! По что такие страсти? Там же никаких прямоезжих дорог
отродясь не было. Ой, нехорошо задумали! Уж не к ведьме ли Марьяне в гости?
Чай, это все Василий Травник, охальник, вас надоумил.
- Какой же он охальник?
- Знамо дело. Еще тот кобель. Он Марьянину внучку охмурил, та теперь с животом ходит, а старуха-то совсем слегла от расстройства. Ну, уж если
будете у нее, то отвезите мои гостинцы.
- Так ты, бабушка Анастасия, знаешь ее?
- А как не знать? Частенько к ней обращалась, то с коровенками, то с хворями всякими. Много она мне помогала. Да в дороге то будьте осторожны, много
в здешних лесах зверья лютого: волки, рыси, а то медведи шастают. Я уж не говорю про диких вепрей и буйволов, на лесной тропе лучше с ними
не встречаться. А живет Марьяна в урочище, которое так и называют - Змеиное Болото. Лишь одна тропа сквозь топи ведет туда, и та кишит змеями.
Лихие люди такожды в лесах пошаливают. Так уж берегите себя.
- А как туда добраться?
- Никитка знает дорогу. Сначала по Судогде до речки Ястреб, вдоль нее по лесной тропинке на восход солнца, как дойдете до мосточка, от него три пути
идут через гати - вы по ним не ходите, верная погибель. Ступайте чуть выше, там у старого дуба брод есть, едва щиколотки замочишь, когда увидите речку
Яду, ступайте через поляну усеянную белами костями, дальше сгоревшая избенка,от нее одна печка осталась, Так вот, от нее обращайте свои стопы в полуденную
сторону.
(Мне вспомнилась детская дразнилка: "Баба Яга, костяная нога, печку топила, ногу сломила". Однако в ней все ориентиры четко обозначены и запоминается
хорошо!)...
P.S. Вторая ступень, выведенная "спасским модулем" на орбиту СИ, теперь продолжает свободный полёт.
