Аннотация: Возможно, не сразу понятная, и крайне странная история об одном чудовище.
Паучье Сердце
Никаких слов. Пустынные улицы, казалось, застали конец света, перевоплотившись в апофеоз безлюдности. И даже две, уже изготовившихся сорваться с места фигуры никак не наполняли окружающий мир. Хотя бы потому, что их не было.
Не шелестела по асфальту опавшая листва. Теперь землей правили цепи, извивающиеся в диком танце, дрожащие в такт неведомой музыке. Холодные звенья дарили лишь колкость и раздирающее на части скрежетание.
Отныне небо разрезали беспрестанные лезвия молний, а океаны взбесились и пытались уничтожить друг друга. Древний храм с колоннадой величественно возвышался мерзкими барельефами химер над площадью. Ставшие невольными свидетелями рока, эти изображения наверняка предпочли бы закрыть глаза. Но каменные веки не смыкались.
На покореженных плитах ожидало своего часа Падение. Средневековое Падение девятнадцатого века. Противоречащее самой своей сущности, даже в бреду, оно не было способно на бытие истинным. Но все же, чудовище решило находиться здесь.
Длинный плащ с островерхим капюшоном украшали колосья терний, а когтистые лапы бессильно сжимали возможность быть незначительным и ничтожным. Ее Падение уже давно упустило.
Выбрав путь к величию, чудовище отвергло простое, незамысловатое, но такое чарующее счастье. И отказ порой вызывал сомнения в паучьем сердце. Падение понимало - дабы не сгинуть через однообразность и скуку, всегда и непременно требуется несчастье, проблема, беда, безумие, хаос! Только так, и только в гордом одиночестве. А иначе, никакое оно уже не воплощение бездны.
Неспокойные когти отбивали искры, а лапы взлетали и опускались, заставляя трескаться сам воздух. Осыпающиеся осколки уносил сирокко - неудержимые порывы пустыни. Падение танцевало, а цепи задавали ритм и пели свою чистилищную симфонию. Настал час инквизиции.
Вор наблюдал, склонив голову. Его крохотный кинжал блистал и дребезжал от бездействия. Хватка левой руки из чистого оникса бесшумно слушала биение чудовищного паучьего сердца.
От самой древности средних веков Падение благоговейно смотрело на прекрасный камень, росший средь пустыни. Этот валун все острее становился до вершины. На округлых, узких боках его теснились завидные руны об сладких сновидениях. День и ночь чудовище просиживало перед камнем, глядя и силясь понять безмолвный рисунок.
Слава мертвецу, который мог бы донести до понимания эту премудрость. Сновидения. Манят, манят. Воистину чарующий мир. Да, да - целый мир. Мир гораздо более реальный, чем любая действительность. Только лишь там открывается наша истинная сущность, и всплывают наружу забытые тайны. Нигде тебя, или ее, не посетит столь крылатое вдохновение. И нет иного места для невозможных свершений. Все, что случается средь бела дня - случилось, а значит - может быть. Невероятные же вещи происходят лишь во сне, что и делает их невероятными.
Мечтать? Без мечты Падение и заслужило себе имя. Остальные же взошли на пирамиды. Ибо не достоин вершины тот, кто ее не жаждет. Надолго будешь сброшен в бездну отчаяния, несчастный!
Сидело чудовище подле камня, силясь заснуть. Только дрема - даже она покинула безнадежное ЭТО. Годы и десятки лет, невзирая на течение мантии под расколами коры, не смыкая глаз, чудовище надеялось узреть скрытый смысл рун.
Но явился Вор, и отобрал валун. Он растерзал рисунок и глядел свысока, как замерло пред ужасным зрелищем Падение. Несправедливость окутала пламенем паучье сердце, а Вор лишь развернулся и ступал прочь.
Здесь и сейчас чудовище пришло востребовать ему причитавшееся. Но Вор отвечал, как безжалостный судья:
- Коль обратился в бездну, теряй же дорогое душе.
- Истина далека от жестокости подобной! Тысяча лет и перевернутые ошибки гласят - достойно.
- Обратило их с ног на голову и считаешь - не виновно?
- Мысли и жизнь своя для одного. Нет со мной толпы. Я сам. Судья мне не указ.
- Вот! Могу взять из этого прозвища исходя.
- Чудовище! Берегись же, коль прогневил носящего кошмарное имя.
- Ну, держись же!
Взмах плаща рассек воздух, и сокрытые в пучине глаза Судьи замерцали хищным светом. Воспарив над самыми химерами, он спрыгнул на плиты, отозвавшиеся взрывом обломков. В небо взметнулось облако пыли и камней, но никто и не думал ждать, пока они упадут.
Вихрем из облака возникнув, Вор уже вытянул в сторону звенящий кинжал и несся вперед. Раздался свист. Осколки воздуха не успевали опадать, расплавленные жаром клинка. Мелькнув яркой вспышкой, кинжал оставил жгучее щемящее ранение в боку.
Падение обернулось, взглянув растерянным взглядом на стоящего за спиной Вора.
- Жалость не уместна. Нет спокойствия Судье, не прикончившему врага.
Чудовище стиснуло зубы, и паучье сердце забилось в злобном боевом ритме. Издавна известно каждому: подобно берсерку странное создание тени. И никакие увечья не собьют его с ног, покуда сила еще теплиться в несокрушимом духе.
- Можешь сколь угодно метаться из стороны в сторону. Я буду лишь радо.
Не сказав ни слова, черный вихрь и сверкающая дуга кинжала рассекли пространство надвое, оставив по себе распадающийся на отдельные образы след. Вокруг тут и там ослепляли мгновения ударов.
Алая, черная, дымящаяся кровь чудовища брызгала всплесками на плиты. Но когти были расправлены, глаза - ясны, и решимость окаменела.
Не следило. Это бесполезно. Вор незаметен. И чувства не помогали. Лишь желание. Безумное, переполняющее, пылающее неистовым огнем внутри, желание добраться и уничтожить, забрать свое.
Закричав что есть силы, Падение выкинуло лапу вперед, разрушая все мыслимые правила и стремясь в безудержном треске лишь к одному - сердцу черного Судьи.
В застывшем мгновении тишины даже барельефы химер приняли более живой вид, чем переплетающиеся фигуры порождения тени и порождения мрака. И сирокко завыл с новой силой. Ввысь поднялись тысячи острых осколков дрожащих плит. Сама основа, царившая вокруг, была не в силах больше сдерживать напор.
Древний храм и колонны рухнули оземь. Площадь раскалывалась на части, лишь представляясь целой. Молнии и гром навсегда ушли в беззвучие, рядом с визгом цепей. Вконец потерявшие здравый рассудок и строй, они хлестали вокруг без разбора, то и дело, поражая обоих противников.
Но чудовище не страшили подобные разрывы, и не было конца хлещущей крови. Судья. Проигравший? Хищный оникс в ответ устремился к цели и схватил смертными объятьями несчастное паучье сердце. Счастливое? Быть может отныне, когда враг повержен, пусть даже и тянет за собой, все в туже бездну.
Нет. Нет! Вольный и могущественный дух не сдается ни в какой час беды или безысходности.
- Мое сердце, - чудовище хрипело, захлебываясь кровью, - это не жалкий комок паучьих лап на мохнатом тельце. Можешь вырвать с корнем сие телесное подобие прекрасного. Того, чего Вор никогда не имел. Рви же! Тебе не победить.
Не стонал, не вскрикнул ни разу. Даже пред лицом полного не существования Судья ни на долю не потерял высокомерной гордости. Улыбнувшись, он выкинул кинжал в сторону. Черная рука не спеша поднялась и взяла край капюшона.
- Что ж. - Вор засмеялся. - Я покажу ТЕБЕ. Ты, как ни странно, оказалось достойно.
- Достоин! И опять ошибка. Вовсе не одинокое создание. Теперь есть ОНА.
Судья не понял. Но время у него не было. Продолжая сжимать уже вырванное и бесполезное паучье подобие истинного сердца, он откинул капюшон с головы.
Никогда не вообразить то, что выходит за любые рамки. Но запомнить придется отныне навсегда. Пускай. Пускай вечно преследует в кошмарах его этот лик. Но кошмары - тоже сны.
Теперь он разгадал загадку рун и спокойно опустил голову, обнявшись с НЕЙ. Заснул.