- Я сказала тебе молчать! - орала мать, - молчать и сидеть, опустив глаза!
Маленькая, упитанная, засупоненная в корсет фигура мадам мгновенно оказалась возле дочери и ткнула ее с размаху белым пухлым кулаком прямо в опущенный лоб. Затем удары посыпались по спине, шее, мамаша лупила уже как попало, войдя в раж.
- Вот так бы и сидела, как сейчас! Урод!!! - орала она, - я тебя убью!
Дверь в комнату отварилась - это старая служанка вовремя появилась. Она прекрасно знала о вспышках гнева хозяйки, жалела дочь и почти всегда подслушивала, чтобы вовремя быть рядом, успокоить мадам и оттащить ее от несчастной девушки.
Мамаша еще долго вопила, но самое страшное было позади. Теперь нужно закрыть лицо руками, скользнуть в открытую дверь и бежать наверх. Там холодно, темно, но там не слышно криков, и никто не бьет.
Дом был большим, с огромными залами на нижнем этаже, маленькими комнатками для хозяев на верхнем, совсем под крышей ютились коморки слуг, здесь же, в середине, находилась комната с полукруглым окном, которую никто не занимал. Из нее открывался прекрасный вид на подъезд к дому, некогда широкую гравийную дорогу, по которой раньше часто разъезжали кареты, а теперь заросшую, потому что к ним редко кто наведывался. Беренис с ногами уселась на широкий подоконник, уткнулась в колени головой и заплакала от жалости к себе. За окном шелестел дождь, а это всегда успокаивало: значит тебе не одной плохо, боженька рядом, плачет вместе с тобой.
Беренис шмыгнула носом и опасливо поглядела на дверь: мать всегда ругала за подобные выходки, считая, что так делают только простолюдинки. Не дай бог увидит! Девушка расслабилась, откинулась в холодной нише. Ах, если бы отец был жив! Он не допустил бы, чтоб любимую дочь колотили за малейшую провинность, он не позволил бы ей сидеть с притворно-невинным видом перед толстым старым соседом, который осматривал тебя как товар на ярмарке, желая приобрести выгодную жену: молодую, выносливую, работящую. Беренис не боялась работы и не считала предосудительным, что женщины ее положения занимаются хозяйственными делами, в роскоши она никогда не жила, но делить эти заботы со старым Густавом, который недавно схоронил блеклую жену, совсем не хотелось.
Наверное, мать устала от бедности, потому злится на всех и вся, желая спихнуть Беренис побыстрее замуж за состоятельного мужчину и на него водрузить заботы о дочери, а заодно и о себе.
Не надо было вступать в разговор матери и Густава, когда они церемонно перекидывались фразами о погоде, урожае и лентяях-работниках. Сосед сетовал на то, что не хватает времени и сил справляться с заботами по дому, не достает цепкого женского взгляда за содержанием жилища в чистоте. Мамаша сосредоточенно кивала, а Беренис ни с того ни с сего ляпнула, что жалеет его жену, умершую всего три месяца назад. После этого в разговоре наступила пауза, которую кое-как заполнила мать, предложив Густаву попробовать яблочную наливку.
Уже стемнело, и Беренис на цыпочках спустилась вниз, скользнула на кухню - служанка матери Джоргин всегда оставляла ей кусок пирога. Так и есть, на столе, в чашке, лежал пирог, холодный, но такой вкусный. Девушка быстро съела его (еще одно нарушение!) и вздохнула.
- Благородные девицы не едят, как кошки или собаки, - учила мать, - они вкушают пищу маленькими кусочками и долго жуют ее с закрытым ртом.
Беренис зевнула и медленно двинулась к своей комнате. Узкий коридор второго этажа не был освещен, но дверь в материнскую комнату стояла открытой, только оттуда пробивался скупой свет. Должно быть, мать молилась. Девушка на минуту остановилась, не зная куда бежать: то ли прошмыгнуть в свою комнату, которая находилась дальше материнской по коридору, то ли вернуться обратно на кухню и отсидеться какое-то время. Но она замерзла и хотела спать, поэтому решила пробежать к себе.
Беренис легкой тенью пронеслась вперед и уже коснулась своей двери, как услышала голос матери.
- Беренис, зайди ко мне.
Мать сидела посередине комнаты в широком удобном кресле, разместившись таким образом, что можно было видеть коридор. Рядом с креслом находился столик, на котором стояла оплавленная свеча в старом шандале, старательно вычищенном от восковых подтеков. Вообще, это была любимая комната Беренис во всем доме. Большую часть помещения занимало ложе с кучей мягких подушек и подушечек. Окно в комнате было небольшое, окаймленное с двух сторон бархатными портьерами коричнево-золотистого цвета. Должно быть это было самым дорогим предметом обстановки в целом доме, потому что на остальных окошках никаких портьер не было, а комнату Беренис от нескромных взглядов с улицы закрывала занавеска из крашеной холстины. Еще в материнской спальне висел небольшой гобелен на стене, изображающий святого Бенедикта с книгой и пучком розг. Кресло, столик и сундук с бельем дополняли убранство комнаты.
Девушка молча приблизилась к родительнице и опустилась на колени. Мать тяжело вздохнула, потянулась к дочери и та вжала голову в плечи, ожидая очередной оплеухи. Но рука опустилась на голову и погладила ее. Этого Беренис не ждала. Она чуть расслабила шею и вдруг расплакалась. Попытка прекратить рыдания провалилась, плечи Беренис буквально тряслись от плача, а мать все гладила и гладила ее. Наконец, Беренис удалось немного успокоиться, только после этого она смогла взглянуть матери в лицо.
- Я хочу тебе только хорошего, - вдруг быстро заговорила она, - пойми, все что я делаю, делаю для тебя!
Беренис напряглась снова, должно быть мать начнет уговоры о замужестве. Господи, Густав стал противнее в сто крат!
- Ты знаешь, - продолжала мать, - когда я выходила замуж за твоего отца, то не думала, что моя дочь, моя единственная дочь, будет расти в подобной нищете.
Семья матери Беренис считалась знатным семейством в королевстве, богатством Лоно не славилось, а вот воинские подвиги гремели по всему свету. Последние войны, в которых участвовали мужчины рода, принесли только смерти и раны. Мужчины умирали, девы выходили замуж, но больше неудачно. В конце концов, бабушка Беренис выдала свою дочь за небогатого и не особо знатного соседа. Отец Беренис - весельчак, задира и бабник, очень ждал сына, но родившаяся девочка также принесла огромную радость. Отец не желал делать из нее кисейную барышню и потому девочка, едва начав ходить, была усажена на лошадь, только освоив координацию движений - получила в руки маленький лук. Так что управляться с лошадьми, стрелять и не хныкать по досадным мелочам Беренис привыкла детства.
Отец умер, когда ей было десять лет. Это горе накрыло девочку с головой. Мать даже боялась за ее рассудок. Долгое время Беренис мучительно не хватала общения с отцом, его задорных шуток и теплой заботы. В один из дней, девочка вывела из конюшни своего коня, которого не видела с отцовских похорон, легко вскочила на него и тронулась медленным шагом на прогулку. Воздух оживил ее, вспомнился возглас отца, которому очень нравилось смотреть на дочь, галопирующую на коне: "Ну же, Беренис, поддай своей кляче, что б она поусердней бегала!"
Девочка пришпорила соскучившегося коня и вихрем понеслась по дороге. Домой она вернулась часа через два. Спрыгнула с седла, кое-как поправила волосы, разметавшиеся в разные стороны и собралась было свести животное на конюшню, как вдруг заметила пристально наблюдавшую за ней мать. Беренис молча передала уздцы конюху, а сама подбежала к родительнице.
- Что у тебя за вид? - зашипела мамаша, - Отца едва похоронили, а ты уже носишься по полям! Платье грязное, волосы растрепаны, а на ногах? Что у тебя на ногах?
Беренис опустила глаза и привычно приподняла юбку и показала матери видавшие виды сапоги. Та чуть не задохнулась от возмущения:
- Теперь уж я возьмусь за тебя! - зло заметила она, - Папашины непотребства вышибу навсегда!
Беренис возмутило это до глубины души!
- У отца не было никаких непотребств! - громко заявила она, вскинув голову... и получила первую в жизни пощечину.
Девочка схватилась за лицо и горько разревелась. Ей даже захотелось обругать мамашу крепким словцом (нецензурной лексикой Беренис владела также преотлично), но она кое-как сдержалась.
С тех пор началась иная жизнь. Мать держала ее в ежовых рукавицах, не позволяя вести себя "как босячке". Постепенно Беренис разучилась горделиво вскидывать подбородок, свистеть, вставать с первыми лучами солнца и носится по полям и узким дорожкам. Она ненавидела вышивание и чтение церковных книг, терпеть не могла привычку матери внимательно созерцать работу других, вставляя тихие, въедливые замечания. Но это было раньше, сейчас Беренис к этому привыкла.
Мать замолчала, а ее рука теперь покоилась на подлокотнике кресла.
- Пришло время и тебе выходить замуж, - тихо произнесла она, - Густав недавно овдовел, но он богат, он гораздо богаче твоего отца, упокой господь его душу.
Беренис не шелохнулась. Что толку объяснять, что Густав ей противен, что она не может на него смотреть без омерзения, особенно сейчас, когда он вдруг воспылал страстью и возжелал сделать Беренис своей женой. А уж целоваться с ним! Девушка невольно передернула плечами и снова вжала голову, готовясь к пощечине.
Матери, конечно, ее жест не понравился. Она поднялась с кресла рывком, стала перед дочерью тяжелой глыбой, жестко произнесла:
- Больше не будем обсуждать то, что не нуждается в обсуждении и тем более в твоем одобрении или порицании.
Последние слова были сказаны едко, Беренис поняла, что разговор окончен, необходимо встать, доплестись до своей комнаты, упасть на кровать и порыдать. Так она и сделала.
Полночи Беренис прорыдала, жалея себя. Ей представилась свадьба с Густавом, деревенские жители, собравшиеся их поздравить, длинный стол с подвыпившими соседями, приглашенными на пиршество, себя, сидевшую с новоиспеченным мужем отдельно, торжествующую мать. Господи, может в монастырь уйти? Там хотя бы не будет ни матери, ни Густава. Беренис вытянулась на узком ложе, сложила руки на груди, всецело поглощенная тем, что правильное решение найдено. Потом она замерзла, повернулась на бок, подоткнула под себя одеяло со всех сторон и, наконец, заснула.
Ей снилось, что она скачет во весь опор на коне по большой поляне, поросшей веселым клевером. Волосы развиваются за плечами, дышится свободно и легко. Поляна заканчивается и дорога, по которой резво скакала лошадь, сужается до узкой тропинки, исковерканной сухими корнями деревьев. Беренис легонько пятками колотит лошадиные бока, принуждая животное ускориться и проехать это неудобное место, чтоб попасть на следующую полянку, но лошадь упрямится, бесцельно переступая копытами на одном и том же месте. Девушка натягивала узду сильнее, желая доказать неразумной свое превосходство, но та вдруг встала на дыбы, громко заржала и сбросила бедную Беренис на землю. Пока девушка приходила в себя и растирала ушибленные места, лошадь, как сумасшедшая, рванула вперед, оставляя наездницу одну на узкой тропе, среди корявого леса.
Нет бы идти по тропе обратно, так Беренис решила продираться через лес, который становится все гуще. Отчаянно хотелось выбраться из чащи, но ничего не получалось. Тогда девушка встала на колени и начала молиться.
- Господи, помоги! - исступленно просила Беренис. Слезы лились из глаз непрестанно, холодили лицо от возникшего вдруг ветра.
Беренис вытерла лицо и решила двигаться навстречу ветру, сквозь царапающиеся ветки деревьев и кустарников. Еще немного и на ее удивление чаща закончилась, впереди показалась небольшая поляна, на которой одиноко возвышался огромный дом.
Бесстрашно девушка понеслась к этому жилью, в надежде обрести защиту и отдых. Двери оказались незапертыми, но в гулком холле было безлюдно и сумрачно. Беренис поднялась по лестнице, ведущей прямо из холла в комнаты хозяев.
- Здравствуйте, - громко произнесла она, и, не услышав в ответ ни звука, проследовала дальше по коридору. В следующей спальне никого не было, и за ней находилась пустая комната...
Беренис устала, ей жутко хотелось спать и она решила вернуться в пустую спальню, чтобы улечься на высокую кровать под балдахином. Потом-потом она все объяснит хозяевам и они, конечно, поймут. Подойдя к кровати, она вдруг услышала громкий разговор и бросилась на шум. По коридору быстрым шагом, бранясь, двигались двое мужчин. Беренис выпрямилась в проеме двери, желая пояснить, как она забралась в чужое жилище. Но те прошли мимо, не обращая на нее никакого внимания.
- Осел! - орал, тот, что постарше, тучный, с лопатообразной бородой, - ты что, все сюда привез? Я же сказал, чтоб ты ждал меня в лесу, олух!
Толстяк почти захлебывается от крика. Тот на кого он вопил, худощавый мужик в черном одеянии, еле успевал вставлять несколько слов в свое оправдание.
- Так я ж думал, что...Я-то понял так, чтоб сюда все везти... - блеял он.
Бородатый продолжал громко топать, шествуя по коридору, тот, что в черном суетливо бежал за ним.
Беренис от удивления, сделала то, чего бы никогда себе не позволила. Она оплелась за этой парочкой и также как они, вошла в большую квадратную комнату, сквозь пыльное окно которой лился солнечный свет, позволяющий разглядеть ее убранство. В центре помещения, как раз напротив входной двери, находился небольшой камин, давно не используемый по своему назначению, крыша его была завалена пожелтевшими бумагами, перьями и старой медной посудой. У окна находится массивный стол, еще более захламленный, возле него два стула, по углам комнаты огромные лари, а вдоль стенок - несколько стульев с высокими резными спинками. Такие же стояли в гостевой зале дома Беренис. Лишь одна стена была свободна от мебели, потому что на ней висел мужской портрет. На нем во весь рост был изображен богато одетый кавалер, одна рука которого небрежно опиралась на небольшой постамент, а в другой он держал шляпу с шикарным пером. Беренис засмотрелась на портрет, настолько пленил ее сам облик незнакомца. Мягкая улыбка, бледное лицо, глаза темные, ласкающие. Она забылась на миг, но резкий голос толстяка вернул ее в действительность. Беренис обернулась и увидела, как огромная фигура буквально придавила своим весом к столу тщедушную фигурку второго, едва дергающегося и издающего непонятные булькающие звуки. Сколько времени девушка простояла в столбняке, она не помнила. Пока до ее сознания дошло, что на ее глазах происходит убийство, толстяк разделался с бедолагой. Худое тело обмякло, мешком свалилось на пол.
- Тьфу, дохляк, - только и крякнул убийца, перешагнул через тело и подошел к окну, внимательно вглядываясь во двор.
Потом он быстро вышел из комнаты, все так же не видя Беренис, и та осталась наедине с умершим. Она медленно подошла к лежащему на полу, страшась заглянуть в его лицо. Оно было страшным. Беренис отпрянула в испуге и зажала рот рукой. Не помня себя, девушка выскочила из комнаты. "Прочь из этого дома, - пронеслось в голове, - спрячусь в кладовой, отсижусь какое-то время, а потом убегу!" Она вдруг остановилась и огляделась кругом, словно только что увидев, куда забралась. Дом, раньше казавшийся незнакомым, вдруг стал обретать родные очертания. Это же ее дом!!!
- Господи-господи, помоги проснуться!- шептала Беренис и, легко ориентируясь, пошла по коридору верхнего этажа, поднялась по лесенке в свою любимую комнату-чердак. Здесь она прильнула к полукруглому окну и увидела перед домом тяжело груженную повозку, возле которой крутилась уже знакомая громадная фигура убийцы. Мужчина что-то делал с грузом, то ли раскладывал его по-другому, то ли искал чего. Наконец, он снова зашел в дом, прошел в угловую комнату, мельком взглянул на покойника и подошел к портрету. Беренис, свыкшись с тем, что ее никто не замечает, чуть дыша, наблюдала за ним из коридора. Портрет вдруг шевельнулся, вельможа, запечатленный на нем, казалось, сделал шаг вперед и исчез. С трудом девушка поняла, что портрет представляет собой еще и дверь в малюсенькую комнатенку. Это было даже не помещение, а глубокая ниша, наполовину заполненная бумагами, шкатулками и большим ларцом. Бородатый собрался было достать этот ларец, но вдруг резко обернулся назад и пристально взглянул прямо в лицо Беренис!
- А-а-а! - услышала она собственный дикий крик и проснулась.
За окном еще было темно, утро только-только подкрадывалось, туманя сумрак.
Беренис лежала на своем узком ложе, вздрагивая и от страха, и от холода. Потом она резко села, потерла лоб, руки и бока, чтоб согреться, вскочила на пол и попрыгала. "Страшный сон, - решила она, - надо подойти к окну, посмотреть во двор, тогда все забудется".
Она так и сделала, но последняя картинка из сна упорно не хотела исчезать. Беренис жмурилась, снова терла лоб, желая отделаться от навязчивого представления, но ничего не получалось. Девушка тихонько выскользнула из комнаты, постояла немного в холодном коридоре и двинулась по нему в угловую комнату. Войдя в нее, Беренис закрыла глаза, желая отстраниться от настоящей обстановки и так, с закрытыми глазами осторожно подошла к тому месту, где раньше видела портрет. Вытянув вперед руки, она наткнулась на холодную стену, совершенно ровную и пустую. Беренис еще раз погладила стенку, поскребла ее пальцами и ничего не найдя, отступила на шаг назад. "Да что б тебя!" - захотелось ей рявкнуть, как старый конюх Рул, угрожая брыкающейся лошадке. От обиды и неудовольствия, Беренис застучала по стене кулаками. И вдруг застыла, потому что правая рука билась о тяжелый камень и отскакивала от поверхности словно мячик, а левая глухо ударялась, отвечая короткими стуками на сыпавшиеся удары.
- Ту нишу замуровали! - догадалась Беренис, - надо матушке все рассказать, надо открыться ей про сон!
Недолго думая, Беренис рванула к материнской спальне, перед самой дверью она потопталась, не решаясь войти, но потом тихонько приоткрыла дверь и вошла в опочивальню. В утреннем рассеянном свете девушка на цыпочках подошла к материнской кровати и вскрикнула от неожиданности, страха и отвращения. Родительница спала не одна, с ней был Густав.