Беренис не помнила, как покинула материнскую спальню, вышла в коридор, спустилась по лестнице, открыла входную дверь, пересекла двор и засеменила по дороге, все дальше и дальше отдаляясь от дома. Легкие туфли намокли, отяжелели и сваливались с ноги. Девушка замерзла так, что зубы стали выбивать звонкую дрожь. Беренис остановилась, обхватила себя руками, силясь хоть немного согреться, и оглянулась назад. Дом стоял, как ни в чем не бывало, сонный, старый, унылый в синеватой дымке предрассветного тумана.
- Может мне все приснилась? - подумалось ей, - может тот странный сон не закончился и я бреду по скользкой дороге, не понимая, что все это только сниться?
Данное обстоятельство не смутило ее, наоборот, заставило двигаться вперед. Через секунду Беренис бежала, сбросив ненужные туфли. Дорожка разветвилась на несколько тропинок и девушка понеслась по той, что уходила вниз. Пробежав совсем немного, Беренис оказалась возле реки. Не долго думая, она бросилась в воду и поплыла. Вода показалась огненной, потом ледяной! Беренис задыхалась! Плавала она как рыбка, но сейчас вдруг барахталась в воде, высоко размахивая руками и дергая ногами в разные стороны, как пьяный пастух, упавший недавно с моста в реку. Когда вода попала в нос и больно защипала, Беренис пришла в себя, оттолкнулась от илистого дна и поплыла по течению. Долго плыть она не смогла, кое-как зацепившись за свисающую над самой водой иву, перевела дыхание и стала пробираться к берегу. Когда она, отяжелевшая и синяя от холода, выбралась из воды, пошел сильный дождь. Беренис рыдала так, что сердце ее разрывалось на части, ноги не слушались и она заставляла себя делать медленные шажки куда-то все выше по пологому берегу. Потом упав на колени, Беренис попыталась молиться, но губы уже не слушались, отстукивая жесткую дрожь. Девушка свалилась с колен, скрючилась и замерла.
Она уже не видела, как с невысокого берега к ней бросился белобрысый, худющий мальчишка-подросток. Он схватил Беренис под мышки и волоком потащил ее по скользкой земле к маленькой темной хижине, стоящей сразу за речным косогором. Там обитали он сам и старая бабка.
Бабка охала и ворчала все время, пока мальчишка устраивал замерзшую Беренис на сухой соломе.
- Кого ты притащил, ирод! Утопленницу что ли подобрал? Ну, так подождал бы пока ее заметил кто-нибудь другой!
Бабка причитала до того времени, пока, кряхтя, не склонилась над девушкой.
- И-и-и! - мычал мальчишка, указывая пальцами на Беренис, он был немой от рождения.
- Да погоди ты! - огрызнулась бабка, - живая, кажись, покойница твоя. А ну прикрой ее соломой как следует, да притащи воды, что стоит в кувшине у очага.
Старая женщина кое-как влила в рот Беренис теплой воды, а тем временем ее внук сгребал солому в кучу и накрывал ею бесчувственное тело.
-И-ы-ы! - снова попытался что-то сказать мальчишка!
Бабка замахнулась на него сухим кулачком, потом небольно ударила в лоб.
- Так бы и треснула тебе со всей силы, - гаркнула она, - не дал тебе бог умишка, так мог бы и силой обнести, чтоб ты не тащил домой всякую рвань!
Мальчик потер лоб, захныкал, потом затих, примостившись возле Беренис.
Когда Беренис некоторое время спустя еле разлепила глаза, то чуть не закричала от страха. Две застывшие страшные физиономии склонились над ней! Одна вдруг открыла рот и спросила старческим голосом:
- Ты кто?
Девушка вся сжалась: должно быть так и выглядят стражи на небесах, решающие куда дальше направить умершего. Только какие же это небеса? Господи, да она поди уже в аду, в яме какой-то, сейчас эти образины потащат ее к горящим сковородкам.
Беренис что было силы заорала, но крик получился вымученным, больше похожим на писк. Одна из голов вдруг заулыбалась, но это еще больше испугало девушку.
- Нет, - пищала она, - смилуйтесь!
- И-ы-ы! - мычал страж, другой вдруг положил на лоб Беренис легкую руку, погладил по мокрым волосам, и она снова впала в забытье.
Сколько времени продолжалась ее скольжение между жизнью и смертью, Беренис, конечно, не понимала. Каждый раз, когда она приходила в себя и с ужасом таращила глаза, один из стражей, похожий на мальчишку, говорил что-то на непонятном языке. Девушка пыталась понять его, но тщетно было разобрать хоть слово. Второй же, напротив, разговаривал довольно внятно, односложно и ворчливо. Так повторялось пока, наконец, Беренис, в очередной раз придя в себя, решила схитрить и не показывать злыдням, что она их слышит.
В яме было тихо, смутные тени в отблесках скудного огня застыли.
- Ждут, проклятые, когда я очнусь! - решила Беренис, стараясь дышать спокойно и кое-как подавив желание завопить от страха.
Сквозь ресницы она увидела, как одна из теней шевельнулась.
- Подбрось еще немного хвороста, Мика! - ласково произнес кто-то рядом с ней. - Видишь, как помог мой отвар, - продолжал вещать голос, так, будто кружева плел, неторопливо, ласково, словно старая няня рассказывала сказки маленькой Беренис.
- Это еще моя бабушка научила меня. Она всегда говорила, что кориандр - лучшее средство от лихорадки. Соберешь его утром, просушишь, истолчешь в ступе и заваривай. Да потом натри больного луковым соком, и грудь, и спину, заверни ноги в ветошь, так чтоб тепло шло снизу, вот глядишь и вылечится.
Тот, кому она это рассказывала, встал, загородив собой весь свет и тело очага, загреб руками и бросил в огонь охапки сена и хвороста. Беренис почувствовала как тепло разливается по всему телу и дремота одолевает такая, что глаза невозможно открыть. Спокойная и умиротворенная, она снова заснула.
Проснулась она от холода, открыла глаза и увидела, как согбенная старуха возится у очага, мальчишка, одетый в серое тряпье, вошел в хижину с охапкой веток.
Бабка как почувствовала, что Беренис очнулась, обернулась к ней и склонилась прямо к лицу. Малец тут же сбросил с рук поклажу и уставился на девушку.
- Очнулась, красавица моя? - захлопотала старуха, подоткнув сухую солому под спину, - Слава тебе, господи! Уж мы с Микой не чаяли, когда ты придешь в себя.
Мальчишка радостно закивал головой.
- Уж мы выхаживали тебя всеми силами, - здесь бабка помолчала, потом добавила чуть тише, - не выдали тебя никому. Ведь ты же Беатрис Лоно?
Сил сопротивляться не было, Беатрис лишь едва кивнула в знак согласия.
- Ага, - радостно встрепенулась старуха, - я так и подумала! Когда явился помощник шерифа и спрашивал не видали ли мы неожиданно пропавшую дочку баронессы Лоно, так мы с Микой смолчали. Э-э, подумала я, не случайно девчонка в воду кинулась, должно быть не от счастливой жизни. Поэтому я ничего ему не сказала, а Мика вообще говорить не умеет, немой он, так на него и внимание не обращают.
Бабка поднесла Беренис горячий напиток, заваренный на пахучих травах, и продолжала бормотанье.
- Эта, говорит помощник шерифа, девчонка - сумасшедшая и мать денно и нощно ее разыскивает, чтоб домой вернуть. Ну да мамашу-то твою я знаю, плохо, правда, ну уж наслушалась разного, да и родственница моя в услужении была у вас! Так что знаем, какой нрав у баронессы Лоно, от такой кто хошь сбежит и в реку бросится. Вот и сродственница моя, проскребла полы в вашем доме полгода, да и убралась к другим хозяевам, кто побогаче, да на руку не так тяжел.
- Я не сумасщедшая, - кое-как выговорила Беренис.
- Да я и говорю, - заявила старуха, - ты не сумасшедшая, хотя с твоей мамашей...
Она вздохнула, убрала с глаз Беатрис волосы, потрогала лоб и шею, убедилась, что жара нет, ласково погладила ее по плечу.
С тех пор Беатрис пошла на поправку. Она долгое время не выходила из хижины, суетилась возле бабки, помогая вести простенькое хозяйство, развешивала сушить травы небольшими пучками, толкла их, потом все это собирала в маленькие мешочки, разделывала и варила рыбу, что ловил Мика, разговаривала с ним. Это оказалось не таким сложным, когда мальчишка привык к ней. Он все слышал, но не говорил, однако в мычании его можно было различить отдельные слова и Беатрис начала их ловко угадывать, теперь по вечерам они могли "беседовать". Рассказывала Беатрис, Мика задавал вопросы, которые девушка тут же переводила и отвечала на них.
Однажды она поинтересовалась про самого Мику. Мальчишка сразу сник и бросил взгляд на бабку, которая сосредоточенно возилась у огня.
- Да чего про него рассказывать, - только и махнула она рукой, - дочка моя непутевая принесла ребеночка без всякого замужества. Кто ее обрюхатил, не знаю, может и сказала бы имя дочка, да померла при родах, вот Мика со мной и остался. Однако папаша где-то имеется...
Старуха горько вздохнула, тяжело плюхнулась на маленькую скамеечку.
А на следующий день, она пришла из деревни, в которую наведывалась довольно часто, продавая травы и снадобья жителям и монахам соседнего монастыря, запыхавшаяся.
Кое-как отдышавшись, бабка проговорила:
- Сегодня твоя мамаша хотела службу по тебе отслужить, как по умершей, да священник возроптал: негоже, дескать, поминать утопленников-самоубийц. Ох, девка, заварила я с тобой кашу.
Беатрис поднесла руки к лицу, прижала их к щекам, вся сжалась.
- Лучше я с вами останусь навсегда в этой хижине, чем к матери вернусь, тем более, что она меня уже похоронила.
- А делать-то что будем? - спросила бабка, - ведь не век тебе здесь прятаться, все равно рано или поздно кто-то пронюхает. Деревенские ко мне не заходят, с улицы кличут, Мика, сама знаешь, не выболтает, но тебе-то каково? Жизнь длинная, думать нужно, что будем делать дальше.
Всю зиму Беренис скрывалась в хижине у старухи и внука, кое-как протянув на скудных харчах, которые удалось получать в обмен на бабкины мази и травы, да на удачных вылазках Мики, стрелявшего в зазевавшихся птиц из лука.
- Знаешь, Мика, какой у меня был лук! - как-то вспомнила Беренис. Она метнула взгляд на старуху, задремавшую на лавке, - Как-нибудь ночью мы наведаемся в мой дом, заберем его.
Мика радостно заулыбался и замотал головой.
Решение проникнуть в дом тайно пришло внезапно, заставив интенсивно заработать головой. Беренис взбодрилась как после глубокой спячки, и даже стала напевать песенку, которую раньше затягивал ее отец. Вечером, пока сумерки не затянули темной пеленой все кругом, девушка долго рассматривала свое отражение в речке, поворачивала головой туда-сюда, вставала, приседала, воровато оглядевшись, приподнимала жалкую юбку, чтоб осмотреть ноги. Вернувшись, она затребовала у бабки ножницы.
- Зачем тебе? - всполошилась старуха.
- Волосы остричь.
- О, господи, да ты и впрямь сумасшедшая! - закрестилась она.
- Послушай, меня могут узнать! Не могу же я вечность провести в хижине, просиживая у очага. А потом, в любое время может кто-нибудь заглянуть к тебе, увидят меня, начнутся расспросы и домыслы. От этого будет только хуже тебе, мне и Мике.
Беренис специально запустила в конце главный аргумент, зная, как сильно бабка привязана к внуку.
- Но ведь до этого никто о тебе ничего не узнал.
- Потому что искали плохо, - живо отреагировала девушка. - Пока я болела, вы прятали меня в куче соломы, но, подумай, что будет дальше!
- А что будет дальше? - развела руками старушка.
- Я же сказала, что не смогу вечно топтаться здесь!
- Беренис, ты думаешь, что со стрижеными волосами ты сможешь где-то показаться?
Пришлось все объяснять, но от этих пояснений бабке стало еще хуже.
- Господи! - заверещала она. - Собираешься взять из дома свои вещи! В мужском костюме шастать по дорогам! Срам!
Бушевала она долго.
- А Мику зачем тащишь?
- Мне помощь понадобиться.
Бабка воинственно округлила руки на поясе.
- Тебя поймают и ему не сдобровать, дура! Ты-то потом вывернешься, а он за себя и слово не скажет, - вдруг расплакалась она.
Беренис стало ее так жалко, плачущую, сгорбленную, старенькую. Вот ведь не побоялась оставить ее у себя, полумертвую выхаживала. Она обняла бабку и сказала:
- Ты и Мика теперь моя семья, другой нет. Ты вместо бабушки, которую я никогда не знала, а Мика ближе брата. Если бы вас кто-то обидел или сделал больно, мне было бы больно и обидно за вас, а того, кто это сделал, я бы порвала на кусочки!
Старуха высморкалась, потом уставилась на Беренис совершенно практическим взглядом.
- Волосы остригу сама, - строго сказала она. - Я их вымою в золе и продам!