Беатрис смотрела на свое отражение в реке, вертела непривычно легкой головой, ежилась, потому что шее было холодно после остриженной шевелюры. Бабкины ножницы, не раз скачущие по голове Мики, привычно вывели стрижку "под горшок". Теперь короткие прядки новой прически курчавились, торчали в разные стороны, и даже вода не могла их уложить, чтоб придать более благообразный вид. Беренис откинула назад голову, большим пальцем руки нетерпеливо убрала с глаз мешающую челку. Она была совсем короткой, но этот жест был жестом Мики, когда у того отрастали волосы.
Под тревожное ворчание бабки, Беренис надела старые штаны Мики, кое-как натянула его незамысловатую обувку, из которой выросла нога мальчишки, сверху напялила бабкину суконную кофту. Готово!
- Мика, ни под каким предлогом не открывай рот! - еще раз напомнила она ему. - Пойдем!
Бабка теперь только вздыхала, да прижимала руки к сердцу.
- Вы осторожнее там, - тихо проговорила она, - смотри за ним, - это уже обращение к Беренис.
Девушка и мальчик в ночных сумерках быстро зашагали по дороге. Мика легко ориентировался на знакомой местности, не прошло и часа, как Беренис начала узнавать рощу, лужок, холм, дорогу, ведущую к родному дому, по которой не раз скакала на своем любимом коне. У нее вдруг похолодело внутри: лаз, по которому они собирались пробраться в дом, вел как раз в конюшню, где в дальнем углу храпел один-единственный конюх. Конюх-то будет храпеть, в этом она не сомневалась, но любимый питомец наверняка зачует хозяйку, заволнуется и начнет подавать голос, топать копытами. Ничего, решила она, сразу бросимся наутек и уберемся назад тем же путем.
В темноте, едва освещенный луной, возник старый дом. Беренис затрепетала от радости, муки и страха. Они обошли каменную ограду, окружавшую дом, почти наполовину, там, где каменная кладка основательно порушилась, а на территорию двора уверенно заползал соседний лес, вгрызаясь в ограду кустарниками и гибкими деревами, было самое удобное местечко для проникновения внутрь. Беренис залезла на ветхую ограду первая и спрыгнула вниз, очутившись прямо возле боковой стенки конюшни. За ней легко пробрался Мика. Две тени быстро отдышались и неслышными шажками засеменили к дому. Девушка вся обратилась в слух, боялась лошадиного ржания, боялась новшеств, которые могли произойти в доме без нее. Наконец, они добрались до черного входа на кухню. Его никогда не запирали, сколько помнила себя Беренис, кухарка себя этим не утруждала, а мать никогда не проверяла, закрыта задняя дверь или нет.
Дверь была не заперта. Кухня встретила знакомым запахом теста, сухих трав, прогретой печи, да выскобленных добела столешниц. Теперь нужно свернуть направо, пересечь маленький коридор и зайти в комнаты, использующиеся под кладовки, в них двери запирались на простые задвижки. Одно помещение было приспособлена для склада продуктов, а в другом хранили разую всячину, в том числе и вожделенный лук.
Найти бы его в темноте, думала Беренис. Она прикоснулась к плечу Мики, следовавшего за ней как тень:
- Останься здесь, - велела она, боясь произвести излишний шум. Сама зашла в затхлое помещение кладовой, на ощупь принялась шарить в поисках лука, там же рядом должен быть колчан, в углу, в сундуке куча старой отцовской одежды, которая тоже очень бы пригодилась. Сундук был найден быстро, Беренис сгребла сапоги, боты и ворох одежды, чтоб передать Мике. Теперь ищем лук и колчан со стрелами. Раньше он висел на стене, чуть дальше от сундука, ага, и сейчас здесь болтается, никому не нужный.
В коридоре она отдышалась, привычно закинула лук за спину, Мике отдала полный колчан, кое-как поделила с ним обувку и одежду, чтоб тащиться назад. Только они очутились возле кухни, как откуда-то сбоку выплыла фигура с зажженной свечой. Беренис не заорала только потому, что страх парализовал ее всю, в том числе и голос. Мика прижался к ее спине и учащенно задышал в затылок. Фигура остановилась, и девушка узнала старую няню Джоргин. Поклажа вывалилась из рук, и Беренис бросилась к няне. В ноги ей вдруг уткнулся маленький ерзающий комок. Татлик - любимый песик матери! Старушка раскрыла объятия, кое-как удерживая подсвечник, который чуть не упал, и если бы Мика не подхватил его.
Няня беззвучно плакала, гладила лицо Беренис.
- А волосики-то где? - прошептала она, - никак болела?
Беренис сама тряслась от рыданий и не могла внятно ничего пояснить.
Первой пришла в себя старушка и, обняв Беренис, завела на кухню, подождала, пока Татлик и Мика, тяжело пыхтя, с вещами, протиснется за ними, затем тихо прикрыла дверь.
Подсвечник поставили на стол, и его дрожащий свет позволил, наконец, няне разглядеть свою любимицу.
- Я все не верила, что ты умерла, - шептала она быстро-быстро, - не могла ты утопнуть! А маменька-то уверилась, прямо так и сказала мне: Беренис больше нет! Сначала-то она вроде как злилась на тебя, а сейчас все больше плачет, слегла вот. Болеет.
Беренис шмыгнула носом и привычно стрельнула взглядом на дверь, за такое может и влететь от матери. Как долго мы помним реакцию на запреты!
- Как ты узнала, что я здесь? - спросила она.
- Татлик скулил, - ответила няня, - он так только по тебе подвывает, вроде как жалуется, а вроде как и радуется, поэтому маменька всегда знала, когда ты к себе в комнату пробиралась.
- Татлик - предатель, - тихо засмеялась Беренис и снова посерьезнела.
- Няня, не выдавай меня, не говори, что видела!
Старушка закрестилась:
- Что ты, птичка моя, молчать буду! Как ты, где сейчас?
- Я приютилась в домике, неподалеку от деревни, вот у Мики, - кивнула она на мальчика, - и его бабушки.
- Да как же ты там? Разве можно без дома-то? - вопросы так и сыпались.
- Трудно, няня, я долго болела, меня выходили... Домой я больше не вернусь, как подумаю о Густаве...
- Что ты! - всплеснула няня руками, - Густав уже поженился по-новой, чего ему!
- На ком? - удивилась Беренис, боясь услышать материнское имя.
- Так на дочке какого-то дальнего соседа, - няня тихо засмеялась, - ему, бугаю, только молоденьких подавай, чтоб работали живее, да детей носили по одному каждый год.
Мика прикоснулся к плечу Беренис, и она поняла, что пора идти назад, скоро начнет светать и тогда им отсюда так просто не выбраться.
- Что мать, сильно болеет? - выдавила она из себя.
- Все под богом ходим, - философски ответила няня,- когда не встает целый день, а когда оживет, так ходит по дому, все осматривает, даже браниться не забывает. Возвращайся, доченька! А вдруг родительница помрет не ровен час! Что делать-то? - няня тихонько заплакала. - Жила бы здесь, с нами! Мать уже не так строга, поговорила бы с ней.
Беренис кивнула головой, поцеловала старушку и, потрепав загривок Татлика, крадучись, поспешила с Микой обратно. Спокойно выдохнули они только тогда, когда отошли от дома шагов на сто. Переложили вещи удобнее и быстро зашагали по дороге, спеша до наступления утра добрести до своей хижины.
Теперь можно было носится по лесам, неузнанной, никем не сдерживаемой. Жаль, что у нее не было любимого коня, но и пешие прогулки доставляли немало радости. Однако страх быть пойманной сидел в ней крепко, и потому Беренис была очень внимательна. Порой ее осторожность и ставшая привычной беззвучность во всем, которую перенял и Мика, приносила интересные плоды. Незамеченность стала их коньком! Тащится, бывало, по лесной дорожке мужик из города или хоронится парочка влюбленных, думая, что они в полном одиночестве, в Беренис с Микой давно уже на дереве, ждут, как напугать незадачливых деревенщин. Девушка любила прятаться в кустах и шептать подошедшему поближе непонятнуй тарабарщину, от этих звуков волосы вставали дыбом и прохожий улепетывал в любом направлении, только бы подальше ноги унести от этого леса. Мика же укрывался в листве и начинал стонать, доводя любовников до полного паралича.
Бабка догадывалась об их проказах, но потому, что теперь разной дичи было навалом, особо не ворчала. Только однажды она не выдержала и принялась ругаться.
- Теперь здешний лес все стороной обходят, говорят, что там появилась нечисть! А ну как начнут вас выкуривать! Господи, послал бог одного дурака, так тут вторая привалила!
Мика громко хохотал, он обожал эти забавы. Беренис отвечала всегда одинаково, осмелев:
- Ну чего ты злишься? Зато все зверье наше! Ни один не заявится в наши охотничьи угодья! Ни один не посмеет нам запретить охотиться!
Бабка замолкала, а они продолжали свои похождения.
Однажды, зависнув на двух толстых ветках дерева, стоящего на краю леса, сразу у дороги в деревню, они заметили приближающуюся закрытую повозку. Лошадь тащилась устало, в колымаге кулем восседал мужик, одетый в добротную суконную куртку, на самые глаза у него была надвинута шапка. Путник дремал на удобном облучке, лишь изредка открывая мутные глаза и вглядываясь в дорогу. Колесо, неловко попав в яму, перекосило колымагу и чуть не перевернуло ее, однако мужик вовремя очнулся, натянул вожжи, заставив лошадку дать задний ход. Телега остановилась, а путник окончательно проснулся. Тяжело спрыгнув на землю, он засеменил в лес по малой нужде, и Беренис узнала Густава.
Несостоявшийся жених, добравшись до ближайшего дерева, кряхтя, собрался было облегчится, как вдруг из густой листвы, свесившись на ногах, а руки отбросив вниз, выпал Мика. Густа заорал так, что Беренис сама чуть не свалилась с дерева. Она завозилась, пытаясь удобнее сесть, но ветка под ней предательски треснула, и если бы не мощный сук, за который она удержалась руками, тут же упала бы возле ревущего как медведь Густава.
- Нечисть поганая! - вопил Густав, - сгинь!
Однако он не побежал прочь, как это делали другие, а сдернул Мику и принялся душить его на земле.
- Куча навозная! - орал он, - я узнал тебя!
Не помня себя от страха и ужаса, Беренис спрыгнула на землю, сдернула лук со спины, выхватила стрелу из болтавшегося колчана, натянула тетиву и, не раздумывая, направила оружие на широкую спину Густава.
Мгновенье, и он замер! На коленях, оставив брыкающегося Мику, развернулся в ее сторону, чтоб взглянуть на стрелявшего. Глаза его расширились, рот искривился:
- Ты-ы! - зашипел он, - утопленница!
После чего бухнулся лицом прямо в листву и затих.
Беренис опустила лук, Мика кое-как поднялся с земли, он держался за горло и отчаянно кашлял, хватая воздух широко открытым ртом.
Медлить и раздумывать было некогда.
- Бери его за ноги, - крикнула она мальчишке, - тащи глубже в лес и жди меня!
Сама же рванула к повозке Густава, ее срочно нужно было отогнать в другое место, поближе к дому хозяина. Однако сделать это можно только ночью, не привлекая внимание, а потому Беренис, схватив за узду лошадь, направилась в лес, как можно дальше увлекая за собой телегу. Далеко, конечно, ее не спрятать, но из-за плотной листвы высокого кустарника с дороги ее почти не было видно. Она еле отдышалась, прижала руку к груди, чтоб успокоить отчаянно бьющееся сердце. Теперь нужно найти Мику, закопать Густава, а ночью отогнать его телегу к дому. Беренис не могла пока думать о самом убийстве, в голове остались только мысли о том, как побыстрее спрятать тело. К бабке за лопатой бежать не хотелось, должно быть в колымаге найдется какой-нибудь инструмент.
Беренис залезла на облучок и отогнула полог телеги. Сначала в глаза бросилась куча пузатых мешков и корзин, набитых снедью, затем, в самом углу повозки, она заметила молоденькую девушку, сжавшуюся в комок. Девчонка мелко тряслась и закрывала рот ладошкой, чтоб не закричать от страха.