Моя милая тушит в кастрюльке 
огромную римскую рыбу,
Обращённую злыми умами
в истинный знак бесконечности,
Приправляя горячее блюдо
Морковкой, лучком и пикантною,
Посечённою в мелкую соль
Бородою святого угодника...

Моё чучелко  спрятано 
Меж стенными часами её и облаком,
Вены острой хребтиной прорезаны,
Будто бы для вентиляции...
Из-под крышечки - пар,
Недоварено и непроперчено,
Рыбье мясо распято хозяйкой,
По зеркалу  медному, блядскому,
Словно жертва последняя
Образу волхва любимого,
Будто дар бестелесному 
толики вареной плоти...

Неулыбчиво чучелко - 
глазом стеклянным всё скачет
По стенам и утвари,
Каждой твари по паре 
Приготовлено острому лезвию,
Плачут мощи людские
Над извечным постом своим,
Плачет девочка милая, 
Пот рукою со лба оттирая,
Плачет зеркало, ухою омытое,
И даже
Герань-на-крови плачет...