Я плакал. Беззвучно, горько, обречённо... Как больной котёнок, как целая тысяча беспомощных больных котят. Перед глазами стояла лишь сплошная красная пелена, слёзы медленно стекали по щекам и капали мне прямо на сандалики. Было страшно,сыро и неуютно. И я был совсем один.Один-одинёшенек посреди сложенной вокруг меня сторожевой башни. Башни, построенной детьми.
Я был злой король,номои верноподданныесразу же позабыли про меня, как только воспитательница позвала всех кушать. Красные, синие, зелёные кубики - продолговатые и деревянные- окружали меня, а в просветы между цветными кирпичиками я с чёрной завистью наблюдал, как "мои велные слуги"аппетитнопоедали мусс и пили компот с яблоками. Мне так сильнозахотелось компотика тоже,знали бы вы как... Но ведь всё-таки я был король, и моя королевская гордость не позволяла звать кого-нибудь на помощь, а рушить башню мне было жалко, очень жалко, даже совсем невозможно. Ещё бы, это же был мой первый собственный дворец!
Потом пришла белая, пушистая, как облачко, медсестра Варя и куда-то увела наших девчонок, а мальчики скоренько переобулись в "чешки" и весело поскакали вслед за лысым дядей Колей в актовый зал. Свита окончательно бросила своего Господина, предала и нарушила присягу. Это стало последней каплей - чаша моя переполнилась, и я зарыдал в голос...
***
- Ой, кузнечик ты мой миленький! Шо жа ты тут делаишь? Один... М-м? - это наша добрая нянечканеожиданно пришла мне на выручку.
- А-а-а-а-а! - ещё громче заорал я. - А-а-а-а-а!
Мне вдруг стало так жалко себя, так жалко...
Тётя Зоя склонилась над башней и протянула ко мне свои красные, мягкие, пахнущие крахмальными простынями руки:
-Иди ко мне, мой маленькый...
-Я...я не маинький... А-а-а-а-а.... Я кололь!
- Король, король, конечно король, а как же... Ну, поди-ка сюды, прынц ты мой датский! - нянечка ухватила меня подмышки, аккуратно вытянула из башни и крепко прижала к своей необъятной тёплой груди, поглаживая ладонью по волосам. - Не плачь, королевич, пойдём, я тебя компотом накормлю.
***
В каптёрке у тёти Зои было всё.Здесь сконцентрировались, пожалуй, все богатства окружающего мира, там были: забавные кроличьи ушки, пошитые ею вручную из списанных наволочек, и разложенные потом аккуратными стопочками на полочках; платьица "снежинок", отдыхающиедо поры до времени на плечиках в углу; машинки с переломанными колёсами; мишки со вновь пришитыми глазами-пуговицами;нагие куклы. Ещё там стоял маленький треногий столик. А ещё там находилисьдва стула и чайник с компотом. И ещё... ещё там был Юра!
Юра ужес полгода как первоклассник -матёрый, искушённый, мудрый. Взрослый! Самый настоящий мужчина. Имя своё он получил в честь знаменитого тёзки -космонавта Гагарина, потому что явился на свет в тот самый день, когда космос навсегда перестал быть необитаемым. После окончания занятий Юраобычно приходил на работу к маме, и та кормила его отборнейшими остатками с нашего общего стола.
Жили они тогда совсемнебогато, все об этом прекрасно знали, поэтому никто и никогда не попрекал тётю Зою за сына, тем более что мальчишка помогал ей прибираться в группе, да и вообще всем всегда помогал...
***
Тётя Зоя взяла в руки швабру и удалилась восвояси - по своим делам, оставив меня в подсобке на попеченииЮры. Тотщедро налил мне компота из чайника, похлопал меня по плечу, а потом ложкой выловил половинку варёного яблока и весело плюхнул мне его в стакан:
- Ну чо, жахнем по сто, бродяга?! - глаза его улыбались, как у Радж Капура.
- А мозно я сначава ябвочко захну? -уж очень мне понравилось это новое словечко: "захну, за-за-хну, хну-за-хну, за-за..."
- А то, деревня! Жуй, давай, за всё уплочено!
Пока я жадно "захал" вожделенноеяблочко, Юра достал из своего ранцачистый лист бумаги и коротенький огрызочек химического карандаша. Густо-густо наслюнявил кончик и, пыхтя, начал выводить какие-то буквы. Я с интересом поглядывал поверх его тощенького локтя. Наконец, он закончил:
-Ну что, малявка, читать умеешь?
- Умею. "Мясо", "хлеб" - умею..."гастлоном..."
Я учился читать по магазинным вывескам, пока мама возила меня в садик через весь город в трамвае. Тренировался каждое утро и каждый вечер - очень уж хотелось поскорее стать взрослым. Я мог даже прочитать "Аптека" и "Центральный вокзал", а дома нашёл книжку с картинками,в одном месте там была нарисована голая тётя и написано "Даная". Я рассказал об этом Юре.
- Хм... - сказал Юра и о чём-то призадумался, а потом показал мне свой труд. - На, смотри!
Под этими мудрыми и необычайно правильнымисловами искусною Юриною рукоюбыло дорисовано синее солнце: синее-пресинее, самое настоящее мужское солнце, как наколка на предплечье моего папы-моряка. Синее!
Сначала я обмер в восхищении, потом пустил слюну до самого пола и с обожанием поглядел на Юру. Где-то в глубине своей души я отчётливо ощущал, что передо мной сейчас приоткрылся (лишь самую чуточку приоткрылся) истинный мир - мир больших взрослых людей!
- Слышишь, друг?
"Длуг? Длуг? Неузели, он назвал меня длугом?": я просто ошалел вначале от неожиданности и даже немножечко "поплыл" в сторону, и всёиз-за оказанного мне Юрой высшего доверия, ещё бы: "Длуг!"
- Слышишь, друг? А ты можешь мне эту книжечку принести?
- Какую есё книзетьку?
- Ну, эту - с тёткой...
- Я...я... мне...
- Мамы, что ли, боишься? Ну, возьмёшь с собой завтра, куда-нибудь в штаны спрячешь?
- Холосо, длуг, я поплобую!
- Попробуй, попробуй, дружище. А я тайну тебе за это скажу! Хочешь?
- Тайну?
- Ага-ага! Стр-р-р-р-раш-ш-ш-шную! - Юра невероятным образом закатил глаза, оглянулся, затем приложил губы к моему уху и зашептал с придыханием. - Ты знаеш-ш-ш-шь, зачем девчонок к до-о-о-октору во-о-о-одят?
- Нет...- я не на шутку испугался и задрожал.
- Им там письки зелёнкой мажут! - я затрясся ещё сильнее, прикрыл ладонями ушки, сжался в комочек, а Юра всё продолжал, но уже гораздо громче: - А знаеш-ш-шь почему?
- Не-е-т...
- У них оттудова кровь идёт!
***
Эта новость действительно произвела на меня самое сильнейшее впечатление. Я растерялся, и чуть было не заревел опять. Почему-то сразу же захотелось в туалет. Так страшно мне не было даже тогда, когда я поджёг в шкафу мамины кальки...
Это было совсем недавно. Как-то раз мамы не было дома, меня оставили одного, и я, воспользовавшись удачным стечением обстоятельств, решил проверить, как горит красивая прозрачная бумага, скрученная мамой в тонкий рулончик...Помню, что описался от охватившего меня дикого ужаса, пока стремглав бежал на кухню за графином, чтобы потушить вдруг вспыхнувшее пламя.
Сейчас всё было немного по-другому, иначе.
Во-первых,мама, шкаф, калька - ведь всё это был мой собственный мир, родной, привычный. А тут... Девчонки, доктор,кровь оттудова-тайна, тайна о которой я даже не догадывался, тайна чуждой мне пока, абсолютно непонятной и страннойвселенной.
Во-вторых, разгоревшуюся кальку мне удалось как-то затушить кипячёной водой, а вот чемже теперь заглушить ту неожиданную сильнейшую боль, которую принесло мне это новое, взрослое, неприличное знание: девочки, оказывается, совсем-совсем другие, они - не мальчики!!!
Что ж, получается, и Оленька тоже нет?!
О, боженьки, как же это на самом деле страшно - быть большим и знать всё...