Чваков Димыч. Банальный взрыв эмоций

БАНАЛЬНЫЙ ВЗРЫВ ЭМОЦИЙ

В анклаве

навеяно стихотворением Лилии Тухватуллиной "Грусть"

Ревело море, будто бы впервой,

хваталось пеной дней за волнорезы,

вертело непослушной головой

с причёской модной в стиле ирокеза...

Дымились чайки, всплеск за горизонт

обозначая галочкой колючей.

У каждого мельканья свой резон,

но всякий раз понятно: где-то ключик,

не то, чтобы какой-нибудь амо'к*,

а золотой - вот это непременно! -

от смысла жизни повернёт замок;

и разойдутся каменные стены,

открыв простор для творчества и дум.

Такое в этом есть отдохновенье...

Тебе на счастье... я его краду

как Божий дар в анклаве потрясений.

* - В немецком языке слово "amok" обозначает неистовую, слепую, немотивированную агрессию с человеческими жертвами или без них, вне каких-либо этнических или географических рамок.

Евгений Онегин, синопсис романа

Татьяна жизнью деревенской

вполне довольная была:

не делала движений резких

турнюрам предпочтя халат.

Сама себя порой любила,

сама с собою... неглиже.

А Женьку кликала дебилом -

яйцом варёным Фаберже...

Владимир Ленский плакал горько,

когда пошёл под пистолет

на сельской полупьяной зорьке,

купив в Большой театр билет.

Металась Ольга, в створ прицела

змеёй влезая иногда.

Онегин покрывался мелом,

не нанося себе вреда...

Светился месяц ясным хреном,

как опереточный жуир...

Венера вылезла из пены,

зенит сменивши на надир...

Погиб Владимир. Спору нету,

пал не любовник, но пиит

в одеждах стиля England retro,

как сноб, набоб и сибарит.

Татьяна с Женькою рассталась

и наконец-то под венец

пошла; пошла за генерала

и здесь бы сказочке конец,

да приключилась вскоре встреча:

Онегин Таню увидал...

Мол, то да сё... мол, время лечит,

мол, не забыл я тот скандал...

Так говорил герой-повеса,

нахальный денди, дяделюб.

Но, закругляя нашу пьесу,

Онегин стал внезапно груб -

любви потребовал запретной,

и... по мордасам получил!

Просил прощенья после... тщетно.

Без всяких видимых причин

вдруг заскучал, гонимый сплином,

уехал в Ниццу, где лазурь,

гуляка, сердцеед, мужчина...

И там, мятежный, ищет бурь!

чудо в руке

набей набат мятежным духом ночи,

сожми его вибрацию в руке...

он суетлив, как Тишинский налётчик...

нет, не налётчик, а обычный шкет,

наивный чёрт Чертановских окраин,

вульгарный клоун матерных глубин,

хранитель снов и непутёвой тайны,

унылых сур усталый муэдзин...

дрожит в руке языческое чудо

и православье всех колоколов,

а в чугуне родится новый Будда -

любитель обезличенных голов...

Девятая заповедь, комментарий

Врачебных проколов вплетаются дыры

в отверстий иных феерический лот.

Смердит мышеловка присутствием сыра,

как дьявол соблазна в святошах живёт.

Как чёрт, искушающий нас век от века

и шепчущий в ухо: "Предай, заложи!"

Нет воли, нет песни и - нет человека,

а есть только ржавых болот тиражи.

Они зыбко дышат тягучей трясиной,

влекущей к заманчиво-тяжким грехам.

Над Летой-рекою склонилась осина,

стряхнувшая в вечность иуд потроха.

Продажных проколов сплетаются лоты

в удел, где дрожит, затаившись, сексот;

отмазкой ему - на изменников мода,

в которой предательства дьявол живёт.

На авансцене

Пизанило рассветом

натяжку парусов -

про меж глухих ворон холопское сгибанье.

Потухла сигарета,

задёрнули засов,

как молнию ворот на зубчатом лавсане.

Потусторонних сил

крутое колдовство

не помогало ждать вчера, сейчас... и присно.

И дождик моросил,

но капал с неба воск,

рисуя миражи, массируя кулисы.

Кровавило рассвет

в натяжку парусов,

а мачтами скребло по рифам вдохновенно.

Бегущий по росе

мифических лесов,

ты - мимолётный гость коварной авансцены.

*передозировка жизни*

(микро-поэма)

...в передозе из слов... в недовесе соитий...

жизнь утекает сквозь пальцы событий...

пальцы калеча и честью играя...

редко безгрешными здесь умирают...

* * *

неизвестен мне факт

суеверия

когда вам сатисфакция

ближе

(знак -

раскатанная империя)

чем бесспорно нескладная акция...

...под Парижем...

без ус слов НО пристыжен я

но своим поведением аховым

мне нисколько нельзя увлекаться...

а сегодня без боли и страха

мне гулять в пыльном сне декораций...

...в пыльнике из паутины

запутавшей судьбу Арлекина...

* * *

я померил надломом события -

получилось травой застелено...

и опять здесь дрожат перекрытия

разлюли... эх... да не уверенно...

* * *

простым словам напрасно доверяя,

он упирался в труп своей души

и чувствовал, что, вряд ли, успевает...

не успевает, хоть вовсю спешил...

Ренегат

Предавши раз, рассчитывать на славу

не смей помыслить даже, ренегат...

Твои слова муссируют октаву

диапазона тех, кто сам рогат

не признаком измены или фальши,

а истеченьем знаний сатаны...

Раскаяньем убит, как сбитый вальдшнеп,

не осознав, увы, своей вины,

не сожалей о жертвах - слишком поздно...

Просить прощенья стало ни к чему;

хлебни дерьма, как будто жук навозный,

и осознай - вот это есть гламур!

Твои мечты наивны и убоги,

они погибли раньше, чем ты сам.

Стоит беда кликушей на пороге,

и безутешно плачут образа.

ускользает вслед за честью

заедает нас быт, заедаю

я печеньками водки стакан...

снег в душе очень медленно тает

и стекает водой с потолка;

эти будни украшены слабо,

в них ни слова, ни песни навзрыд,

обретают устойчивый запах...

облетает со стрингами стыд

и прощается с честью навечно -

нету чести, так в этом и соль:

ускользает не быт быстротечно,

православная вянет юдоль...

Тайна приключений

Эта шутка про тех, кого не было;

это тайна рожденья Христа...

Ах, гори ты огнём, сука Эбола -

я от СПИДа безумно устал!

Ну и также от птичьего гриппа,

гепатита по имени Це!

Ты не лезь, в сотый раз, моя цыпа,

изменяясь в румяном лице...

Я бледнею от этого вида,

я не верю, что ты - это ты,

потрясая неистово ситом,

сквозь которое сеет мечты.

Мне бы вытащить нос да из клея,

пока хвост кое-как не увяз.

Одинок белый парус белеет

там, где волны пускаются в пляс.

Там, где ветер гуляет кошерный,

отгоняя из бухты туман

по заветам француза Жюль Верна,

написавшего этот роман.

Микст

Смешал однажды то и это

по сто совсем невинных грамм.

Пришёл июль в костюме ретро -

красивый, словно бы Адам.

А вслед за ним припёрлась Ева,

капризна, выспренна, странна...

Хоть с виду, вроде, королева,

на самом деле - сатана!

Их было двое: лёд и льдина,

коса и камень, волк и пёс,

Пьеро и дура Коломбина,

ответ и заданный вопрос.

Детская мечта

(осуществление)

Сусальные глыбы метафор

вращают судьбы карусель.

Скучает в неволе жирафа

в девичьей пятнистой красе,

а рядом вращается пони

и очень стеснительный лев,

несутся отважные кони

по воздуху, не по земле.

Мотает судьбу то и дело -

всё слева направо и вниз;

немеет несмелое тело,

нисходит болезное риз.

Но это - всего лишь похмелье,

понятное, в общем, вполне.

Иди - насладись каруселью,

коль истину прячут в вине!

Отпетый ангел ледяного смога

Зрак холодный - взгляд кошачий,

ледяная стынь...

Это ангел, а не мачо...

помыслы чисты.

Тело вяло, мелом бело;

серое крыло.

Ветер шарит по фавелам,

шевеля веслом

по кипящим амазонкам -

по извивам рек...

Смога томной плёнкой тонкой

млечен человек:

грёзы, помыслы и звуки,

жесты и слова...

За спиною прячет руки

ангел. Целовать

видно, мне придётся снова

малый образок -

я навек к нему прикован.

Нанесло песок

в ролевой штурвал планеты

да в мою судьбу.

Ангел, бесами отпетый,

раскурил бамбук.

Пуд я соли....

Пуд я соли сожрал,

не умея любить...

Сук ломал без ножа,

ну, а нет бы - спилить...

Ты тихонько меня

от себя отврати...

Коль колодцы звенят,

звон на волю летит

откровением снов,

изуверством дорог...

Киснет в чашах вино,

грезит сахаром грог.

Плещет море любви

обретением лжи...

Ты меня не зови,

мой неистовый джинн

Я тебя не люблю,

ты - всего силуэт...

...запоздалый уют,

устаревший iPad...

К цели

Срывал покровы, шёл к заветной цели,

и время шло кокетливо за ним.

Хоть ноги и тащил он еле-еле

и презирал прокуренные дни,

но всё ж умел, от жизни отрешившись,

хватать себя за дерзкие слова.

Сам был готов как атеист - из бывших -

иконы после службы целовать.

Удача кралась сукой в подворотне,

вела себя, как чёрт на поводке;

кричал причал - судов горбатых сводник -

горел маяк в его худой руке.

Дрожали пирсы, мокнувшие пеной

осенних волн и проливных дождей,

струились вверх размазанные стены

от набережной... далее везде.

Отбросив напомаженную маску,

расплылся город в лужах зимних клумб

осталась в прошлом камерная сказка,

четыре в гору, три пошло на ум...

И семь чудес отныне не тревожат.

Ушёл в запой герой не той судьбы -

спит на лафете из змеиной кожи,

с собой самим, себя с утра забыв.

Трудности перевода

Не по дюйму аршин уродился,

не по ярду косая сажень,

не по миле верстою разлился,

не по скани яйца Фаберже.

Три ведра из аптекарских унций

да один только начатый штоф.

Невиновность - принцесса презумпции,

адвокатов козырный улов!

Килограммы накачаны силой,

словно ньютонов десять почти...

Так и дал бы кому-нибудь в рыло,

чтоб агрессию эго почтить.

Перевод из системы в систему

не даётся так просто, друзья...

Нелюбви бесконечная тема,

как живучесть иного ферзя.

Не по фунту из злата червонец,

не в гинею эгида экю*...

Не по чину систему хоронят,

как заметил бельгиец Эркюль!

* - здесь игра слов:

- Эгида или эгид (др.-греч. ?????, "буря, вихрь") - щит Зевса, по некоторым преданиям, сделанный Гефестом из шкуры мифической козы Амалфеи; считалось, что этим щитом Зевс вздымает грозные бури.

- Экю (фр. Иcu через старофр. escu от лат. scutum - экю, щит) - название средневековых золотых и серебряных монет Франции. Свое название получили по изображению щита экю.

Зеница ока

Наполни напалмом напольную вазу -

в неволе навалом наполненных ваз.

Накину на спину дырявую рясу...

..........................................

Дырявые рясы, проваленный наст,

сгоревшее в странном пожаре подворье;

лишь храм светит белым над чёрной землёй,

а тучи, набухшие снегом - как море,

а шторм-то на море диковинно злой.

И ветер конвекций - сильней урагана -

наверх от земли поднимает главу,

как будто макушку сорвавши вулкану,

неистово курит густую траву!

Отлажена страстью и свёрстана болью,

отринута верным клевретом в бою,

потрачена в праздности вольная воля.

Лишь ангелы смирно осанну поют

прошедшим векам и бегущему чуду

хитиновой глади забытых зарниц.

Клянёмся любить Вишну, Кришну и Будду,

да только не помним про око зениц.

Покуда

Рука не дрогнет, трамвай не скрипнет

на масле постном,

Аннушкой посланном.

И кто-то скромно к ноге прилипнет...

Ещё не поздно,

ещё не поздно нам

мерить не местью,

а двоевластием.

Безутешную судьбы потенцию

в вопросах чести

и несогласия -

абсолютная интерференция!

Рукав не рухнет, река не станет

мостом морозным

отсель до острова.

Зажми-ка ноздри, зажмурь дыханье,

пока не поздно,

покуда - бросово...

Пара

Они поврозь бывают крайне редко;

мне их гортанный говор надоел,

он - птицелов, она - увы, кокетка,

кривлякой слыть - её простой удел.

Она в капкан заводит речью манкой,

в тиснение едва заметных пут,

как словом "money" просветерианка

заманивает праздную толпу!

А птицелов давно силки расставил,

его улыбка - ох, нехороша!

Кокетку тянет сверху меры к славе -

попала в петлю хрупкая душа.

И я здесь, знаешь, только наблюдатель,

а не охотник, но отнюдь не дичь.

На короле давно истлело платье,

но славы венценосной не достичь!

"Король-то голый", - говорят соседи

на коммунальном верхнем этаже.

Того гляди, к нам птицелов приедет

с кокеткой в клетке, с раною в душе.

в дрёме

не будите, не смейте -

мне в дрёме прекрасно

обывать свою жизнь потихоньку и всласть...

я свободен, как ветер,

да, видно, напрасно,

раз игра в "этот мир" не вчера началась;

ну, а мне всё одно -

что позор, а что слава,

я ушёл этих кружев и складных интриг;

лью в бокалы вино -

не утраченный навык,

предпочтя не скрывать где-то... в общем, внутри

свой неискренний сон,

непутёвое сходство

убелённых востоком далёких миров...

под созвездием Весов -

никогда не юродствуй -

я смотрюсь в этот мир, будто в карты Таро!

*сезонное обострение*

Когда б сезоном мерился мой путь,

я б предпочёл осеннюю скамейку,

пуловеру простую телогрейку,

а доллару - обычный русский рубль...

Я предпочёл бы плавать на плоту,

а не каютой солнечного люкса.

И от вагонов набивные буксы

настроил бы на стыков мерный стук.

Но всё опять не сладится сезон,

а мой придёт когда - не знаю, братцы.

Решил местами с ветром поменяться -

да с парашютом прыгать - не резон.

Дождя мотив стройней кифары Феба,

увядшей от не греческой тоски.

И всё сжимает обручем в тиски

моё, с овчинку, обложное небо.

Когда б сезоном мерился мой путь,

я б предпочёл таксомотор лафету...

И восхваленьям тихую беседу,

а доллару - обычный русский рубль.

Когда б...

Вопрос вопросов

Банально? Выспренно? Толково?

Нет, я ответ не нахожу...

хотя он был опубликован,

но не раскрыт, как парашют

И не отмерен землемером

аршином контурным межи,

и не намолен символ веры -

в разрез монгольских глаз бежит

брутальной конницей Батыя,

чтобы закрыть вопрос славян...

Дрожат, встревожены, святые,

и на борьбу благословят...

Ответа нет, вопрос остался

стоять как идол средь степей...

что наша жизнь? Удавка-галстук,

приставший к заднице репей?

"Что наша жизнь?" - вопрос вопросов,

ч т о н а ш а ж и з н ь? - речитатив.

Как кол, в промежность жалят осы,

лишая счастья перспектив...

А где-то прячет мудрый Боже

свою бессмертия печать,

печали мыслей подытожив,

и сбросив с барского плеча!

Кактуса недолгое цветенье

Я классикой невежество лечил.

Старался угодить в святые лично.

Не забывал поправиться "Столичной",

когда по совокупности причин

с похмелья был. Как древний саксаул,

глаза мои сушило солнцем лести.

Я, с гневом отрицая бег на месте,

Планиде между прочим намекнул -

мол, так устал в безвестности, хоть плачь,

а похвалы невежества ущербны,

хотя порою столь великолепны,

как публикой возлюбленный циркач.

Мне ни к чему развесистый гламур,

пусть лучше критик разразится матом,

многоэтажным, гневным, многократным,

чем вверю я неведомо кому

свою судьбу поэта светотени,

которому, наверное, к лицу

глубокий сон и бледный Страшный суд,

и кактуса недолгое цветенье.

Жужжанье в ухе

Сирена холодна, как сталь иллюзий

на стыни предарктических широт.

А рядом с нею, преданный, мечусь я,

подзатупив призывами перо,

поднадоев непризнанным собратьям,

с которыми делю и скорбь, и скарб.

Я неба выпил - ледяной некстати -

наполненный по рисочку бокал.

Сирена завывает медью в ухо -

мол, не поймут, не примут, не простят;

но не сломить её стараньем духа!

А жизнь земная - в сущности - пустяк:

за ней восторг, предательства и ласки

молоденьких, но слишком глупых дев

и - полные магической опаски

невинные лобзанья королев.

Пойман на слове

по мотивам стихотворения Лилии Тухватуллиной ------

В который раз ушёл из-под обстрела,

командованье проклял в сотый раз.

Здесь трассы строк, насквозь пронзая тело

на вылет, причитают: "Он воздаст..."

А кто же "он"? Редактор или ... прочерк?

Мне рыбы не ловить в твоём пруду.

Здесь многоточий яростные ночи

полки волков в винтажный ад ведут.

А впереди астральные надежды,

что кто-то перестанет водку пить.

Я - междустрочье, прежде был невеждой:

не мог понять значенье буквы "ПИ".

И сталь оружья закалилась кровью,

а мне осталось - уходить во тьму.

Ловил меня Господь на каждом слове,

и я - как раб - ответствовал ему...

Громовержец

Эфир в зефире,

дерзкий знак грозы

перечеркнул здесь молнией пространство;

и в целом мире

редкие басы -

как отзвук записного хулиганства...

Летят в распыл

не клочья облаков,

не пух-перо от вспоротых подушек.

А что? Забыл

в дремучести веков,

но что-то, что мою тревожит душу.

Я ухожу по лезвию грозы,

как в шапито плохой канатоходец.

Расколет небо призраком косым

не молния, а песня о свободе.

В ожидании праздника

Надежда призрачна. Питает,

своей соломенностью вдов.

В моей душе минорно тает

дар просвещения плодов.

И я грущу чуть-чуть, но знаю -

их горечь мне не одолеть.

Придёт потом судьба иная,

и прогремит парад-алле,

в своём закружит фейерверке

неимовернейших причуд.

А на губах застынет терпкий,

прекрасным вкусом Млечный путь.

зарождение либидо

недотрогу я ласково трогал

и сплетал узелки в голове...

только лёгкий, как пёрышко, локон...

и лукавый, но Ветхий Завет

оставался поверху сознанья,

уводя от житейских забот...

начинается воспоминание

и меня за собою ведёт

в сказку детства бесстрашных иллюзий,

где герой эротических снов

разрубает эпический узел,

обретая основу основ.

утро. пастораль. убитый волк

не разноси без ну'жды мусор,

огонь в агонии гася...

твои глазища - перлы в бусах -

как сливы спелые висят;

а, стих желающий притворно

фальцетом гадким доносить,

язык, отрезанный повторно,

модальным галстуком вблизи

болтает что-то без умолку...

и, наслаждаяся игрой,

пастух убил поутру волка

и, окровавленной зарёй

едва прикрыв срамную тушу,

бежит купаться в ближний пруд...

его раскаянье не душит -

все психиатры мира лгут!

Осенняя гармония

Огонь мелодий греет не напрасно.

Аккорды не дают порой уснуть.

Но мне они, ты знаешь, как лекарства,

что помогают позабыть весну,

чтобы увлечься красками осенних,

по южному роскошных городов.

Я жил всю жизнь на грани потрясений,

обласканный казённой нотой "до".

Но спал во мне бунтарь непокорённый,

которому постыло угождать...

И осень рвёт решительно погоны,

и рвётся в клочья прежняя вражда,

рождая за собою след инверсный

повыше сизой массы облаков,

а там огонь от музыки небесной -

как тёплое парное молоко.

Осенняя месть

это осень уходит незримо

по пролескам вчерашнего дня,

и ноябрь упирается в зиму,

где меня сторожит западня:

в провода прободным манифестом

настучит из сорок телеграф,

что, мол, я опорочил невесту,

что совсем, злобный аспид, неправ...

ну, а я отвергаю небрежно

глупых песен сорочьих враньё...

ты меня, безутешная, режь, но

вряд ли, словом меня полоснёт,

будто финкой или же стилетом...

не спеши пригвоздить, не спеши...

ты моё отболевшее лето,

отдымивший окурок души...

ты - моё наказание свыше

и моя неизбывная боль...

только плачь, ради бога, потише,

разводя по щекам моим соль...

не ушёл я, и что же в итоге -

ты давно загуляла с другим...

волка кормят ягнята и ноги,

а меня - ароматы могил...

это осень уходит незримо

по пролескам вчерашнего дня,

и ноябрь упирается в зиму,

где меня сторожит западня.

Образа

Образа печально плачут -

мироточат впопыхах.

Нищий деньги скромно клянчит,

ждёт подальше от греха -

может, бросит кто копейку

или даже пятачок.

Но не прёт - судьба-индейка

тут же требует отчёт

за полученные деньги:

тут и "крыша", как не быть?

На гитаре славно тренькать

после утренней косьбы.

Нищий встанет в рост, гремяще,

отмусолит горсть монет...

Ах, Россия славно пляшет -

а другие, знаешь, нет!

Помни. импортным учёным

здесь не светит ни черта...

На Руси долины сонны,

остальное - суета:

образа так плачут славно!

Мир, уставший от войны,

каждый день в бою неравном,

радиацией фонит...

Игра с судьбою в поддавки

В который раз попробовал играть

с судьбой своей на флейте бледных кружев,

как со страной назойливый тиран,

лучами славы навсегда контужен.

В который раз не вышло ни шиша -

Фортуна снова повернулась задом,

и всё кружил по небу лунный шар,

клонированный в лужах хит-парадом.

Грустил Платон, в классический гранит

по воле горе-скульптора одетый;

и Эльсинор в своих прудах хранил

Офелию, как озеро Одетту...

В который раз попробовал хитрить,

чтоб обмануть Всевышнего молитвой,

но что-то поломалось вдруг внутри.

Куда опасней безопасной бритвы

её незавершённая любовь:

в ней яда лжи поболе, чем желаний...

В который раз я выстроил забор,

но, видимо, опять в чужие сани

пытался влезть, и сызнова - прокол,

а на часах повесилась кукушка

(о, что ни выстрел - точно в "молоко"!),

в игольное пролезть пытаясь ушко...

Судьба раба трагических пристрастий

Я Фрейду задолжал четыре флейты

и фа-мажор в миноре задолжал...

Несутся цугом лошади, форейтор,

несётся следом гладкая вожжа...

И весь мой экипаж натужно дышит,

как отголосок эха поутру...

Аккордами питается Сид Вишес,

и волны тащат к Стиксу хладный труп;

он просто пал,

не мог не пасть под ноги,

как юный и назойливый бунтарь...

Судьба раба,

с ошейником в итоге -

для грешника невинного нектар.

Судьба раба трагических пристрастий

настолько однозначна и крута,

что смерть в ней почитается за счастье,

а жизнь однообразна и... не та.

миллииллюминация

ритмом ноты на леску,

словно бисер, нанизывай...

это новые нэцкэ -

от Гуно до Сид Вишеса;

это новые мысли

по моржовости кости,

обретение смысла,

голосов перекрёсток,

оправдание жизни,

красок кристаллизация...

надави их - и брызнут:

миллииллюминация

Вожжа

Зажат в толпе, как зёрнышко гороха,

жаканом десантирован в патрон...

В затылок дышит скверная эпоха

под гнусный скрип не смазанных ворон!

От фарисейства нет, увы, спасенья...

...и в образах сияет сатана.

И тени дней всплывают вознесеньем,

и отшвартован в прошлое канат.

Струится век, как пар навозной кучи,

эпоха препарирует итог:

пинцет, ланцет - тире - весенний лучик,

стопарь, спираль, загубленный виток.

Сквозь сито

Растворю я окно, растворюсь я в окне,

словно дождь или, может быть, ветер,

или, может быть, всадник на белом коне -

самый призрачный всадник на свете.

Разгляжу за окном

свой причудливый взгляд:

отражение - как под копирку -

красным терпким вином

в душу выплеснет яд

выступления скверного цирка,

о котором теперь всякий ворон поёт

из крикливой да лживой породы!

Что ни слово, то, знаете, летошний лёд,

извращение бледной природы.

Растворюсь я гекзаметром в потном окне,

коль начертан в нём словом винтажным.

Тени станут от этого вряд ли длинней,

ночь укроется снегом бумажным.

И исчезнут кровавые клочья тревог

по сугробам, рекламой убитым.

Я свой путь в сотый раз начинаю с того,

что себя пропускаю сквозь сито!

Комментарии: 6, последний от 01/11/2019. © Copyright Чваков Димыч (nudless@mail.ru) Размещен: 01/03/2018, изменен: 02/03/2018. 75k. Статистика. Сборник стихов: Поэзия Скачать FB2
Аннотация: Зрак холодный - взгляд кошачий, ледяная стынь...

Чваков Димыч : другие произведения.

Банальный взрыв эмоций