Далёкому другу, уехавшему в горы во славу МТС

Я сегодня пораньше встал.
Дегустировал завтрак обильный
Ну, ты, парень, меня достал...
Всё молчит телефон мобильный.

Ты меня в сомнение вверг,
Ты меня одинокого бросил.
Я готов уже руки вверх
Поднимать безо всякого спроса.

Я не только сомнением полн,
Я себя ненавижу тихо.
Отчего же молчит телефон?
Может, ты уехал в Барвиху?

Там на даче сидишь себе,
Кое с кем чай цейлонский делишь,
Если верить людской молве...
Для тебя все раскрыты двери.

Ты меня в сомнение вверг,
Сам уехал с утра на Колку.
Я же только стремился вверх,
Но ледник переехал колкий

Мои мысли, мои мечты,
Красоту завирального духа.
На кого же оставил ты
Своего несусветного друга?

Может, ты на Ушбе сейчас,
По рогам надавал чертовке,
И играет иконостас
Позолотой в косе-литовке?

На отвалах линялой травы
Пот смахнул и меня не вспомнил.
Пожелтевшие тучи-львы
Растерзали закат нескромно.

А на севере я сижу,
Изучаю карту погоды.
Карандашиком заношу
Твои подвиги в лоно природы.

Башня новая поднялась,
Не оставил святой Георгий,
И украсила гордый Кавказ
Метафизикой разного сорта.

На растяжках запутался гром.
Его быстрым дождём отжало...
Ну, а мы-то с тобой живём
В разных плОскостях от перевала...

Твой "москвич" терпеливо ждёт,
Он с тобой-то как раз не расстался.
У меня ж первый снег идёт...
Он вчера ещё тренировался.

Телефон молчит, как во сне.
Удалённый -  не отвечает.
Номер твой недоступен мне,
И к ответу пепел взывает.

Ну, а  Клаас причём, вопрос?
Просто сжёг я последний опус,
До читателей не донёс
И уехал в досрочный отпуск.

Лихо рукопись на ветру
Занималась, а Мастер плакал.
Я его без труда сотру,
Чтоб не лез на рожон, собака!

Всё сгорело, а Воланд соврал.
Он в Москве юродствовал лихо,
Когда дед мой в Чапая играл,
Но была уже, впрочем, "Барвиха".

Хлебосольна, уродством полна,
Самоваром с сосновою шишкой,
А заварник, как космонавт,
Напророчил: "всё выше и выше..."

Выше облака, выше зари...
Я тебя для себя возвращаю,
И постыло зажглись фонари,
Что вдоль улиц меня провожают.

Эту боль мне никак не унять,
Далеко мне до пьяного мачо.
А молва, как возьмётся гулять,
И не так меня перетолмачит...

В тишине снежный хруст листов,
Век их кончен "малиновой ранью".
А на шее гвардейских крестов
Чей-то бантик насилуют рванью.

Мне осталось спеть одному,
Мне осталось утихнуть ломко.
Только всё же я не пойму,
Отчего же молчит телефон-то?

23.09.05