Чваков Димыч. Отдых на водах, или как мы с Санычем диплом писали

ОТДЫХ НА ВОДАХ ИЛИ КАК МЫ С САНЫЧЕМ ДИПЛОМ ПИСАЛИ

(лирическое воспоминание с двумя историческими отступлениями)

Тот, кто был связан по роду своей деятельности с сотворением каких-либо глобальных письменных работ, полных иллюстраций, графических приложений и большого объёма текстового материала, вероятно, согласится с моим предположением, что сам процесс создания этих творений не столь скор, как хотелось бы, и требует большого терпения от исполнителя, а также полного абстрагирования от суетности мирской. Иначе удача всякий раз предпочтёт обходить стороной незадачливого автора, пренебрёгшего этой вышеозначенной истиной.

В начале апреля 1982 года я в полной мере ощутил, что время, данное для написания дипломного проекта, которого по началу казалось так много, так безгранично много, в действительности ни на что не хватало. То приходилось откладывать процесс создания нового шедеврального проекта в связи со скоропостижной свадьбой какого-либо знакомца, то никак нельзя было пренебречь дружественным походом в "Казематы" с группой независимых экспертов от 5-го курса ФАВТ КИИГА (факультета автоматики и вычислительной техники Киевского института инженеров ГА). То необходима была твоя, а не чья-то там помощь тем же экспертам, собравшимся снять пробу с нового продукта бабы Фроси, проживавшей в частном секторе по улице Патриотов, дом 14, явочный позывной "Вам привет от Мыколы Щербака", отзыв "Давай тару, тебе покрепче (два рубля литр) или бражки (три рубля баллон)?". То среди ночи, когда ты уютно расположился в "световом кармане" и уже наслюнявил химический карандаш, готовый ВОТ СЕЙЧАС, СИЮ СЕКУНДУ, удивить мировую науку своими неординарными мыслями, надоедливо начинала сновать молодёжь невыносимо младших курсов с просьбами одолжить линейку, калькулятор, сигарету, стакан, пару кусков сахару, щепотку заварки, оконную раму (для "козления" курсового проекта), чёрта в ступе и... Да, мало ли, чего ещё!

Почувствовав, что такое положение вещей вовсе не способствует своевременной готовности эпохальной работы, подводящей итоги всего пятилетнего курса обучения, я начал фантазировать о тайном отъезде в Баден-Баден, Зурбаган, Гель-Гью... Где в тихой комнатке под отдалённый шум прибоя можно будет весело и славно писать, писать, писать...пояснительную записку к проекту, щедро сдабривая её чертёжными иллюстрациями в туши на финской мелованной бумаге... Сказочно! Вот только финансовая сторона вопроса оставляла желать... Конечно, если бы мне в тот момент поведали тайну дяди Мити Школьника, то я бы, не секунды не сомневаясь, продал самое дорогое, что у меня тогда было (неполученное пальто и синий форменный костюм) ТОМУ САМОМУ слуге Воландову при КИИГА, и отправился бы в глухую приморскую деревеньку, чтоб мысли беглые изливать на писчую бумагу формата А4 (по-тогдашнему - формат 11).

Но тайна дяди Мити открылась мне всем своим капиталистическим оскалом только перед самой защитой. И ею (тайной этой) не преминул я воспользоваться, подтверждая своим примером Марксову агитку про Т-Д-Т (товар - деньги - товар). Срок давности миновал, и студенты нынешнего НАУ (национального авиационного университета) уже не красуются в тёмно-синей аэрофлотовской форме, а потому - могу без зазрения совести поделиться с вами этим секретным знанием.

ОТСТУПЛЕНИЕ ПЕРВОЕ (МАНУФАКТУРНО-ИСТОРИЧЕСКОЕ)

Все, кто когда-либо учился в недрах КИИГА, наверняка представляют себе, кто такой дядя Митя Школьник, видели его, что называется, глаза в глаза. Просто многие не задавались целью узнать его фамилию. Не приходило подобное в голову. Непонятно? Поясню. Дядя Митя Школьник - это тот самый маленький милый сухощавый совершенно лысый старичок, который заведовал вещевым складом института. В нашу бытность в студенческой ипостаси дяде Мите на вид было лет 70. Но, похоже, впечатление обманывало взгляд внимательного созерцателя. Почему я так говорю? Просто мой отец заканчивал механический факультет в 1957 году, и был страшно удивлён, что дядя Митя ещё работает, поскольку, по словам отца, этому символу материально-мануфактурного величия КИИГА уже в 50-ые годы было никак не меньше 60-ти. Таким образом, можно легко сделать вывод, что дядя Митя являл собой одну из ветвей генеалогического древа семейства Кощеева. Ну, того, что бессмертный. Этого-то, надеюсь, помните?

Вышеозначенный маленький старичок держал в своих сухоньких руках весь материально-технический склад вместе с приданными, как говорят люди военные, служащими. Дядя Митя обладал огромной властью, которая, пожалуй, и не снилась некоторым малозначительным монархам Среднего и Ближнего Востока. Тайна его могущества и богатства передавалась студентами из поколения в поколение, и заключалось в следующем... Впрочем, по порядку.

На пятом курсе под большим секретом я узнал, что имелась возможность каждому будущему интеллигенту поправить своё материальное положение путём несложных манипуляций с персональными карточками студентов на получение форменной одежды. Идея проста. С нас, студиозов дневного отделения, высчитывали 25% стоимости формы - по 3 рубля из стипендии. После окончания института выпускник доплачивал из подъёмных ту часть суммы, которую не сумел погасить за годы обучения, по причине пролёта со стипендией в каких-то семестрах. А уж если у тебя оставалось из формы что-то не полученным к моменту защиты, то всё равно бухгалтерия высчитывала из твоего денежного довольствия за ВЕСЬ ПЯТИЛЕТНИЙ НАБОР, тут - извини, ничего тебе не возвращалось, поскольку и так скидка безразмерная. Халяву на скидку держава не предусматривала... Но, тем не менее, её имели многие. И халяву в том числе.

Эти "излишки" форменного обмундирования, которые часть студиозов просто не удосуживалась получать к моменту защиты диплома по тем или иным причинам, благополучно реализовывались среди местного населения после ряда неизбежных формальностей. Выпускник при заполнении обходного листка ("бегунка" - в обиходе) обязан был сдать личную карточку учёта полученного обмундирования на вещевой склад в обмен на визу с печатью. Как я уже замечал выше, не всегда этот документ был заполнен на 100%. То есть вовсе не обязательно, что КАЖДЫЙ выпускник получил ВСЁ, что ему положено за годы обучения. Следовательно, напротив некоторых позиций в карточке персонального учёта имелись пустые графы вместо автографа владельца и штампика "выдано" со стороны складских. Итак, закончив ВУЗ, студент сдавал материално-вещевой документ на склад. Потом на этой карточке успешно подделывались подписи клиента, якобы получившего и то, что, в самом деле, и не получено вовсе, а пальто, костюм, брюки или что-то иное успешно реализовывалось населению. Главным образом, населению микрорайона Отрадный, где располагалась территория института. А 25% от стоимости по умолчанию удерживалось с выпускника за ВЕСЬ КОМПЛЕКТ ОДЕЖДЫ, о чём я тоже упоминал. Следовательно, махинаторам даже бухгалтерию ставить в известность и делиться чистоганом не было необходимости.

Кто придумал такую гениальную в своей простоте схему, бог весть. Может сам дядя Митя, а, может, кто-то из обоймы проректоров, своими нервными окончаниями прикрывая широкую негоцию от посягательств надзирающих за укреплением социализма органов. Кстати, механизм реализации формы, недополученной отчисленными за неуспеваемость и неблагородное поведение, порочащее звание строителя коммунизма, студентами мне доподлинно неизвестен, но могу предположить, что существовал и такой, интерполируя известные схемы на разнообразие жизненных ситуаций методом прямого наложения и с учётом изощрённости умов, делающих лавэ на пустом месте без особых затрат.

Помянул я дяди Митину тайну не зря, но не в том смысле, что немедленно, узнав её, пошёл шантажировать хитроумного начальника склада. Всё значительно проще. Проще и безопасней с точки зрения криминально-мафиозных структур. А вот со стороны Закона... Эх, да что теперь каяться... Всё равно никто не поверит в чистоту моих помыслов.

Так вот, если студент, узнав о дяди Митиной мафии, приходил на склад и предлагал свою не полученную одежду к продаже, то тем самым намекал, что знает НЕЧТО из области снабжения гражданского населения дешёвым и качественным товаром. Дяде Мите и компании было проще поделиться с таким осведомлённым студентом, чем ждать, пока тот понесётся доносить куда следует, кому придётся. "Контрольной закупки" мануфактурщики не боялись, видно осведомители не зря свой кусок пирога вкушали в свободное от работы и в рабочее же время.

Итак, на чём мы остановились? Ага, приходил, скажем на вещевой склад некий студент и намекал, что неплохо бы продать часть формы, которую получать не собирается. Ему тут же делали отметку в карточке (о получении), выдавали на руки 50% стоимости в рублёвом эквиваленте и гнали взашей. Затем эту, якобы полученную уже, форму продавали местному населению за 75% стоимости. Все получали свои 25%: и студент, и склад, и аборигены. Абориген - в виде торговой скидки. Студент в виде приятного шуршания рублёвости в кармане возле сердца. Он радовался обналичиванию "воздушных замков", не осознавая того, что дядя Митя со своей шустрой бригадой матёрых тёток получал неизмеримо больше за счёт оборота и огромного количества студентов, даже не подозревающих, что на ЕГО неполученной форме кто-то крепко зарабатывает.

В накладе оставалось одно государство, которое те самые 75% выплачивало от своих щедрот. Но, честно говоря, его ничуть не жаль - раз оно позволяло осуществлять этакое "кидалово" своей большевистко-чванливой сущности.

Как уже отмечалось выше, на моём депозите болтался костюм и пальто (читай - синяя шинелюшка) от фабрики "Червоный шлях" да ещё ботинки-гады, которые шли на "ура" у местного населения для работы на даче, пара рубашек и фуражка. Отправились мы с Санычем и Стасом, моими неразлучными компаньонами, с которыми учились на одном потоке (со Стасом и вовсе в одной группе), на разведку в район склада. У моих подельщиков за душой тоже водилась кой-какая мануфактура. Двигались мы нехотя, почти не веря в чудо превращения своего вещевого аттестата в "живые бабЫ".

Покрутились возле окошечка кладовщицы, пока она не положила на нас свой сметливый, жаждущий нетрудовых доходов, глаз. "Ось, хлопчики, чомусь вы тут чекаете?" - послала она запрос. "Мы бы хотели форму получить,... но получать мы не будем",- намекнули мы. "Эге, - сообразила кладовщица, - И шо там у вас?". Мы предъявили вещевые аттестаты для сличения и опознания. "Значит так, ребята, - внезапно тётка перешла на русский, - Костюмы я беру, ботинки тоже, а вот фуражки, технички х/б и синие рубашки пока не буду. Да и шинели не в сезон. Затоварка вышла. Спрос, как говорится, иссяк внезапно, как вода в Учкудуке". При этом приёмщица засмеялась густым и шершавым басом, весьма довольная своей шутке. "Ну, что решили? Тогда заходь по одному!", - рука женщины схватила меня за шиворот и втащила в святая святых.

Здесь среди пропахших нафталином пыльных тюков с одеждой, среди мышиного гороха я стал мужчиной. Нет-нет, не в физиологическом смысле, а в криминально-заговорщецком. Кладовщица ушла за ширму и чем-то методично зашуршала. Деньгами - догадался я. Чувствуя густой тягучий аромат обычно не пахнущих денег и, что удача уходит из рук, я взмолился: "А, может, шинельку всё же возьмёте?" Моя визави ничего не успела сказать в ответ. Из пыльного столба света, который упрямое солнце просовывало сквозь полуоткрытую дверь, внезапно материализовался дядя Митя в своём вечном форменном костюме мальчикового размера и фуражке без кокарды на лысой голове. Тётка вышла из-за ширмы и заголосила: "Митрий Пятрович, тута малец шинелюшку принёс, а у нас и покупателя нет на примете!". На что дядя Митя Школьник только звонко цыкнул последним зубом и прищёлкнул высохшими пальцами. После чего он растворился в акватории начавшей искрить лампой под потолком, оставив после себя запах серы и свежее зажаренного нафталина.

Когда я получал назад свою карточку, то обратил внимание: ВСЁ, что у меня оставалось получать, волшебным образом уже получено. Об этом свидетельствовали аккуратные фиолетовые штампики напротив названий. На такой успех я и не рассчитывал, когда устремился в логово нарождающегося капитализма. Сумма же, которую я получил, внезапно настолько удивила меня своею толстой трёхзначностью, что я чуть не завопил: "Слава дяде Мите!". "Да, тише ты, дурной", - осекла меня на полуслове кладовщица. Не знаю, чем уж я так приглянулся Школьнику, но только забрали с моего вещевого довольствия и весь "неходовой товар", заплатив по обычному тарифу. Может, дядя Митя моего отца вспомнил?

* * *

Но вернёмся к началу апреля 1982-го года. В самый разгар метаний юного Вертера от гражданской авиации в поисках достойного места для написания диплома случилось мне попасть в гости к девчонкам со 2-го курса, с которыми водил дружбу Саныч. И в гости к ним, данным премилым особам с кокетливым набором девичьего смеха угодил я также с Санычем. И в этом нет ничего удивительного. Хотя бы уже в силу того, что с господином Бутыриным (это общегражданская фамилия моего институтского дружка-приятеля) мне приходилось делить одинокий матрас на полу в комнате у Сеньки, влача жалкое "заячье" существование, и по команде: "Мости кубло!" с быстротою молнии приводить в состояние готовности долину "Чии-то ноги".

Долина эта находилась в комнате у Сеньки прямо под столом, из-под которого каждую ночь высовывались две пары розовых пяток, от, не умещающихся по длине стола, ног. Редкий ночной прохожий, случайно забредавший в Сенькину (со товарищи) комнату, рисковал споткнуться о наши с Санычем копытца, поэтому Санычевы и мои голени всегда украшали синяки от неудачных попыток зайти "на ночной огонёк" не всегда осмотрительных гостей.

Ах, да, вы же не знаете, кто такой Сенька. Это же наш однокурсник. Об этом догадаться было нетрудно, я думаю. Зато, кто теперь такой Сергей Николаевич Савченко, вы наверняка не знаете, если не сталкивались с ним по служебной надобности. Ныне наш Сенька (иначе - Семён Семёнович, если припомнить "Бриллиантовую руку" Гайдая) преуспевающий бизнесмен, продвигающий интересы различных западных и восточных компаний (в том числе HP и Canon, если я ничего не путаю) в Украине, являясь их официальным представителем. Нет, не он лично, а его фирма.

Так и представляю себе: прибывает некий менеджер из Осаки для переговоров с Сергеем-сана, проходит в приёмную. А там из-под дивана торчат наши с Санычем босые ступни. Сенька объясняет японцу, что это два "зайца", которые у него живут. Тот смотрит на наши пятки, размышляет о загадочной славянской душе и шепчет со знанием русской литературы на самурайском лице: "Коросо, Сергея Дзэда Мазай-сана. Банзай респекта, ханаёки агира..." Или что-то созвучное, не берусь утверждать.

Почему я почти всё время своего обучения не мог избавиться от большущих серых ушей, за которые меня периодически ловила строгая вахтёрша тётя Оля, могу поделиться. А вот про Санычеву участь мне достоверно не известно. Но факт остаётся фактом - в 4-ой общаге в сезоне 1981-1982 существовало всего два "зайца" с 5-го курса, и оба - это мы с Олегом Александровичем Бутыриным, автором известных в авиационных кругах программ для расшифровки полётной информации из "чёрных ящиков" с воздушных судов фирмы "Боинг" после их адаптации для российских авиакомпаний.

А теперь расскажу, почему же меня можно было назвать заячьим Агасфером ФАВТ. Наверняка, многие из читателей знают эту историю, поскольку были свидетелями развития дружбы между народами в отдельно взятой комнате N326 отдельно взятого общежития N4, но не грех и повториться.

ОТСТУПЛЕНИЕ ВТОРОЕ (ИНТЕРНАЦИОНАЛИСТИЧЕСКОЕ, ВО-ПЕРВЫХ, И ИСТОРИЧЕСКОЕ, ВО-ВТОРЫХ)

На втором курсе меня впервые официально поселили в 4-ю общагу за заслуги в стройотряде "Крым-78" по ходатайству командира Вадима. А почему на 1-ом курсе я "снимал угол у добрых людей", про то - отдельная история (если когда-нибудь соберусь её написать). Поселили меня в комнату разношёрстную по составу. Там кроме вашего покорного слуги обретались: Игорь Блинов - выпуск 1981 года, Гольтяпин (которого мы с Блиновым называли на восточный манер Голь-Тяо-Пин) - выпуск 1983 года и тот самый злой гений нашего небольшого коллектива - вьетнамец Выонг-Тхи-Ынг.

Этот самый вьетнамец был родом из Сайгона. Папа у него какой-то профессор тамошнего университета. Деньги у предка водились. Сынку бы в Париже учиться, как все "упакованные" вьетнамцы, а он в Киев подался. Может, "жаба" папашку душила; может ещё что. Мне это не понятно. Да только жил оный, извините за выражение, Выонг в нашей комнате. И всё бы ничего, да только подпивший вьетнамец (иногда к нему приходили собратья в немереном количестве селёдку жарить) начинал зверски ругать всё советское, русское, украинское. Делал он это с гадкой азиатской улыбочкой и всегда заканчивал фразой: "Жаль, вас американцы у нас во Вьетнаме всех не прикончили!".

Гольтяпин вечно отсутствовал, а нам с Блиновым приходилось терпеть. Любое рукоприкладство по отношению к иностранцам, вынесённое в деканатские круги на мутной волне слухов могло привести к отчислению - мы же крепили интернационализм изо всех своих патриотических сил. Однажды Блинов пришёл с хорошей новостью. Его знакомый электрик (с факультета А и РЭО, авиационного и радиоэлектронного оборудования) жил в комнате с двумя арабами. Они его сильно доставали. Так парень нашёл способ от них избавиться.

Хитрый Блиновский знакомец стал разговаривать с арабами исключительно на французском. Те взвыли. Им языковая практика нужна, а её нет как нет. Больше того, он куда-то утащил из комнаты стол. Таким образом, африканские ребята вынуждены были питаться сидя на прикроватных ковриках на корточках. Русским знакомым своих сожителей отважный электрик представлял не иначе как "мои бедуины". Закончилось это так. Бедуины прискакали на белом верблюде в деканат и пожаловались, что "белый масса" кормит их одним рисом, причём даже палочек не даёт (а руки вам на что?); по-русски говорить с ними отказывается - такое горе. Электрика отселили в другую комнату, уже к русским. Именно этого он, собственно, и добивался.

Я, конечно, слышал и раньше о столкновениях с зарвавшимися иностранными студентами. А один раз сам имел удовольствие наблюдать ранним утром такую картину, когда осенью на первом курсе волочился в 1-ый корпус. На углу Гарматной и проспекта Комарова обычно по осени торговали арбузами из больших металлических ящиков с деревянными перегородками. Так вот, в 7:40 утра (по Иерусалимскому времени) в одной из таких кубических клеток сидел "жгучий брУнет" из Нижней Анголы или Верхней Вольты с неестественно жёлтыми "фонарями" под обоими глазами в луже из битых арбузов и взывал к прохожим: "Дрючба, дрючба...". Но проходившие мимо с лёгкой усмешкой спешили по своим делам. Кто его извлёк из этой арбузной клоаки, не знаю, но МЧС тогда ещё не было.

Однако все удачные стычки совершались анонимно, а нам нужна была гласность. Причём гласность с неполным отрицательным балансом. Рассказ Блинова обнадёжил нас. Но поскольку вьетнамским, без частого заглядывания в разговорник для американского лётчика, попавшего в плен, мы владели слабо, то решили действовать иначе, чем знакомый Игоря. Каждое утро мы с Блиновым по очереди вставали в 6 утра, врубали погромче радио и выставляли нашего вьетнамского друга по стойке смирно, пока звучал гимн СССР от Александрова и прочих авторов. Главное в этом процессе было - поднять Ынга без применения физического воздействия, а только силою воли и командного голоса (слава военной кафедре!). Теперь Выонг начинал понимать свою неправоту. Нам же оставалось ждать, на сколько хватит его терпения.

Вьетнамец сломался на третьей неделе. Побежал в деканат. Нас вызвали туда буквально тут же. Оказалось, что мы немного переборщили. В результате чего Блинов и я получили по "волчьему билету" на предмет поселения в общагу до конца срока (то есть - до получения диплома). А вот Гольтяпина мы отмазали, как инфантильно не примкнувшего к стройным рядам борцов за гуманизм и интернационализм.

* * *

Итак, вновь прошу вас пожаловать в апрель 82-го. Визит наш к второкурсницам был довольно приятен по причине получения кем-то из девчонок посылки, в которой кроме сырокопчёной колбасы находилось ещё литра 4 вишнёвого варенья. Пир был в самом разгаре, когда в комнату вошла сама судьба, определившая на ближайшие 24 дня наше с Санычем бытиё, которое, как достоверно известно доценту Овсию, определяет-таки сознание. Судьба была около 190 см ростом с приятной мужской наружностью и бархатным голосом от самого корня языка. Девчонки приветствовали судьбу радостным повизгиванием: "Ой, Валера пришёл!".

Валера учился на 5-ом курсе радиотехнического факультета и имел далеко идущие намерения в отношении одной из жительниц той самой комнаты, куда мы и пожаловали несколько раньше. В дальнейшем, а, может быть ещё перед началом описываемых событий (вот память прорушливая!) он и осуществил эти свои намерения в ресторане "Москва" (кажется, в "белом зале"). Мы с Санычем тоже присутствовали на этой свадьбе. Но поскольку данное мероприятие ничем особенным не выделялось в кругу многочисленных марьяжных торжеств, обрушившихся в тот период на институт, то и описывать его нужды нет. Да, и к делу оно отношения никакого, собственно, не имело.

Валера присоединился к "Святошинскому чаепитию" и внёс живую струю в забуксовавшие было разговоры. Сиделось легко и приятно. Методичное обсасывание вишнёвых косточек придавало особый изысканный японский сакуристый шарм неспешным беседам. То и дело кто-то выбегал на кухню, чтобы вскипятить очередной чайник. В одну из таких пауз Валера и выдал судьбоносную фразу: "Никто не хочет поехать в Ирпень, в санаторий на 24 дня? Есть две путёвки горящие. Две мы с Маринкой (настоящей или будущей супругой) забираем. Не желаете ли присоединиться?".

Да, забыл сказать - Валера был членом БОЛЬШОГО профкома КИИГА, и поэтому имел доступ к этим невинным радостям в виде бесплатных путёвок. Помятуя о том, что мы с Санычем джентльмены, хотя и с 5-го курса, я не стал вставлять свой голос в хор обсуждения. Пусть девушки отдохнут. Вероятно, Олег был того же мнения, поскольку не проронил не слова. Но по глазам его было явственно видно невероятное стремление сближения с Ирпеньской природой с благородной целью - написать диплом в тиши провинциального рая.

Обсуждение среди женской половины коллектива, впрочем, было не долгим, поскольку внезапно выяснилось, что на втором курсе нужно периодически посещать лекции и семинары (я уж не говорю о лабораторных!), а делать это, каждый день, мчась на электричке из Ирпеня - всё равно, что свести на нет результаты интенсивного и, самое главное, бесплатного отдыха. А, кроме того, становилось совершенно невозможным получать живительное вливание калорийных обедов и завтраков, которыми так ароматно пахло от путёвок. Так или иначе, но взгляд Валеры устремился на нас с надеждой - он ведь так старался, добывая бесплатные путёвки. Было бы весьма обидно упустить их в неизвестные руки.

Мы с Санычем не заставили себя долго уговаривать (ну, разве что секунд 5-10) и с удовольствием согласились. Написать заявления в профком было также делом не слишком долгим. И вот, на следующее утро наша "великолепная четвёрка" выходила с электрички на вокзале Ирпеня. На тихих улочках курились дымки. Это дворники сжигали сметённую прошлогоднюю листву. В частных хозяйствах блестела на солнце свежевскопанная земля. От неё исходил запах прелого сена и парного молока. Распускающаяся молодая листва зеленела яростно и всепобеждающе. Это было именно то самое место, где каждый уважающий себя выпускник ВУЗа должен писать диплом!

Поселились мы в одноэтажный коттеджик. Один двухместный номер достался нам с Санычем, а другой Валере с Маринкой. Эге, сам себе подумал - значит, наша пара уже была ранее обручена, раз в одну комнату их поселили. Сами ведь помните тогдашние порядки. Или это Валера своим очаровательным баритоном смог сделать сговорчивой жутко толстую тётю-коменданта санаторного городка? Тут я опять весь потерялся в догадках. Саныч, может быть, ты вспомнишь.

Первый санаторский обед показался нам после общаговского питания весьма и весьма убедительным. Причём, оказалось, что ещё две путёвки были оплачены профкомом института, а вот желающих отдохнуть по какой-то причине не нашлось. Так что всё, что полагалось на шестиместный столик досталось нам четверым. После сытного обеда провели экскурсию по городу и его окрестностям. Особенно понравился вокзал, где в буфете давали на разлив финский брусничный ликёр "Lappio". Почему же экскурсия завершилась на вокзале? А просто потому, что Валера с Маринкой отправились в Киев последней электричкой, наказав нам не скучать и хорошо питаться.

Обещали они приехать назавтра, но так и не приехали. И, вообще, приезжали "наши молодые" впоследствии крайне редко, ввергнув наши с Санычем нежные организмы в пучину гурманства, временами переходящего в элементарное обжорство. Ведь мы же не могли себе позволить оставлять недоеденными борщ с пампушками и чесночным соусом со сметаной, которая тугим облаком закрывала зелень укропа на свекольном озере, антрекоты из парной телятины, шпикачки, обжаренные во фритюре, с нежными сальными прожилками, выпирающими из-под тонюсенькой черевы, салатов первой парниковой поспелости... Хватит об этом, а то я залью клавиатуру густой и обильной клейковиной слюноотделения.

Первый день закончился сказочным ужином и неспешной прогулкой в поля, где нам с Санычем, вкусившим по три порции, с трудом удалось влить в себя элементарную, как математику Пупкина, дежурную литру пива. Скажу честно, удовольствия от такого распития почти никакого. Только чувство долга и ответственности подвигли нас на этот решительный шаг. Впредь решили пробавляться пивком только до еды.

Вечер подходил к концу, но браться за диплом как-то не приходило в голову. Какой дурак начинает работу в первый же день? Тут нужно всё осмыслить, осознать, привести в систему. Именно этим мы и занялись, зарывшись в накрахмаленных простынях. Давненько не испытывал я подобного блаженства в своей повседневной "зайцовости". Думаю, Саныч не даст соврать, ибо милое похрюкивание, доносившееся с соседней кровати, стопроцентно указывало на его великолепнейшую безмятежность.

Утопание в лёгких безмятежных снах, чуть было, не лишили наши, теперь уже, безразмерные желудки чудесного завтрака. Только участие соседей по коттеджу привлекли наши сонные, неумытые и весьма фривольно одетые (скорее - почти не одетые) тела в столовую. Подождав для приличия некоторое время, мы приговорили порции Валеры с Маринкой помимо тех четырёх, которые уже уютно булькотели об стенки желудка, временами задевая диафрагму.

В столовой стояла суета. Отдыхающие записывались на экскурсии в Лавру, Софийский собор, Кирилловскую церковь и куда-то ещё. Предложили и нам, несмотря на наш подозрительно затрапезный вид и начавшие заплывать свинячьи глазки. Саныч гордо отверг эти предложения при помощи сытой отрыжки, и мы вернулись в коттедж для продолжения осмысления содержания таких нужных стране дипломов.

К обеду еле успели проснуться. Но даже и в столь растерянном состоянии съесть шесть порций для нас ещё не составило труда. Снова потянуло в сон, но мы решили всё-таки прогуляться. По дороге записались в библиотеку и набрали книг, чтобы как-то развлечься после напряжённого написания пояснительной записки. Про будущее мы заботились, а не просто по какой-то сиюминутности стали изображать из себя библиоманов. Ведь давно известно, что наш инженер самый начитанный и разносторонний. Две рюмочки "Lappio" смогли вновь поднять наш аппетит до небывалых высот, и ужин проходил уже без каких-либо проблем, которых мы опасались.

Перед сном почитали, решив, что с дипломом можно подождать и до утра. Ежедневное чтение после завтрака и обеда вошло в моду само собой. А диплом? А что диплом? И вечернего времени на это хватит. Да ещё и ночь впереди. Одного мы не учли с Санычем - расслабленные здоровой пищей организмы ни в какую не хотели переходить на общаговский режим. Поэтому написание пояснительных записок надолго не затягивалось. Глаза закрывались раньше.

Ложились мы рано, как в деревне. Вставали поздно, как в общаге. Ели много, как на откорме бройлеров. Пили исключительно знаменитый финский ликёр в дозах, не превышающих аперетивные, что нам здорово помогало осиливать те самые незабвенные шесть порций. Такому образу жизни был придуман определяющий термин: "Кабанёра". По-моему, точнее и сказать то трудно.

Дни шли за днями. Всё труднее стало освобождать наш милый столик в столовой от многочисленных яств. Но иногда приезжали наши собратья по отдыху, и тогда наступали счастливые разгрузочные дни. Мы с Санычем в эти периоды довольствовались всего лишь четырьмя порциями. Вскоре захотелось внести какого-нибудь разнообразия в эту неспешную жизнь увальней районного масштаба.

Мы с Маринкой передали оказливое устное приглашение на "пожаловать в гости на званый обед (ужин, а, если получится, то и завтрак)" наших голодающих собратьев и сосестёр с улицы Гарматной. Писать это приглашение на гербовой бумаге нам как-то не приходило в голову. Но гости всё равно потянулись. И это здорово украсило милый быт двух студиозов, посвятивших себя написанию дипломов вдали от городского шума двухмиллионного города. В столовой уже ничуть не удивлялись, когда каждый день за нашим столиком стал меняться состав едоков. Да мало того - мы начали требовать добавки. Приветливые служители кухни ни в чём нам не отказывали.

Особенно запомнился приезд Томки со Стасом и Хабиби. В этот день наша совместная прогулка в поля затянулась не на шутку. Мы совместными усилиями прикончили остатки "Lappio" в привокзальном буфете и переключились на пиво и сухое вино. О, боже, как же здорово было в такой компании сидеть под молодыми сосенками на тёплой весенней земле и лениво разговаривать ни о чём. А вокруг скачут почти ручные белки, шуршат муравьишки на джинсах, забираются в носки, чирикают птички... Как говорится, будет, о чём рассказать детям. Вот только поймут ли они, оценят ли? Кругом такой прагматизм и ненужная никому суета...

А здесь... расплавленный молодым солнцем воздух, сосновый дух, трое верных друзей и одна боевая подруга, чья красота, хотя и блестяща, но не может затмить великолепного аналитического ума... мастера спорта по стоклеточным шашкам...

Заезд, между тем, приближался к концу. Вся литература прочитана. По утрам назойливые экскурсоводы уже не пристают с глупыми потугами привлечь нашу сладкую парочку для поездки к памятным местам столицы Украины. Моложавые тёти оставили всяческие надежды пригласить меня с Санычем на стильные танцы под магнитофон вперемешку с баяном массовика-затейника, а тем более - затащить к себе "в нумера". Только изредка кто-то из отдыхающих ворчливо замечает: "Эх, молодёжь, молодёжь... Отдыхать не умеет совсем...". Но откуда ж им знать, что мы здесь работаем над дипломами, а вовсе не отдыхать приехали!

Теперь, когда с библиотекой покончено, мы вплотную займёмся пояснительными записками настоящим образом! Так решили мы с Санычем. Только вот сначала нужно ещё проверить качество здешнего разливного пива. Качество, конечно, было не ахти, но на безрыбье...

Наступило последнее утро нашего плодотворного пребывания в Ирпене. Стали собираться. Я заглянул в свои черновики. Там дрожащей сытой рукой было выведено: "Пояснительная запи...". Дальше текст обрывался. Можно сказать, прямо на полуслове закончилась путёвка. Вот бы ещё побыть здесь дней двадцать. Тогда бы уж я всю записку осилил! О том, как с написанием диплома обстоят дела у Саныча, я спрашивать не стал. Я человек культурный, зачем его обижать.

январь 2003 г, май 2007 г.

Комментарии: 23, последний от 09/09/2015. © Copyright Чваков Димыч (nudless@mail.ru) Размещен: 11/01/2006, изменен: 31/10/2009. 34k. Статистика. Рассказ: Байки Бред по альма-матер
Аннотация: Вот получим диплом, махнём в деревню...

Чваков Димыч: другие произведения.

Отдых на водах, или как мы с Санычем диплом писали