Аннотация: Небольшие зарисовки от моего друга Славки Салеева времён его службы на подводной лодке проекта С-631
Подводник в движении
- Знаете ли вы, мои сухопутные други, как на морях матросики наши проходят процедуру наказания языком. Это вам не какой-нибудь мотопехотный примитив, где достаточно знания ненормативной лексики, с которой военные от инфантерии даже обращаться толком не научились. Понимаю, понимаю - техника в руках дикаря. На морях же - совершенно иное дело. Здесь каждое ругательство эстетично, а терминология сродни латыни, не при моряках-голландцах будет она помянута.
Вот вслушайтесь, например, в такую фразу: кэп натянет тебя через ахтерпик на жвакогалс1. Чувствуете, как морская душа немедленно устремляется в полёт? Туда, где чайка по имени Джи Эл колбасит косым крылом небритые облака над нейтральными водами. Или, скажем, не столь радикальное, но жутко вежливое обращение: командир на канифас-блок2 тебя вызывает? Песня!
В бригаде у нас было шесть лодок, буксир, два катера-тральщика, плавбаза и ещё какая-то мутотень не совсем бесполезная. О ней вспоминать не стоит, ибо мутотени мутотенево. Плавбаза, напротив - самое любимое место в морях. Там можно по палубе погулять, только курить в специально отведённых местах, (как сейчас на улицах просвещённой Европы), а то соляра вспыхнуть может. Плавбаза - нечто среднее между гостиницей и танкером. На плавбазе тебя только языком наказать могут за твоё разгильдяйство и неправильное несение службы. Или внеочередной вахтой. Но последним средством отцы-командиры особо не злоупотребляли, понимая, что в случае выступления в поход по тревоге команда должна быть выспавшейся и отдохнувшей, иначе - полный пердюмонокль получится вместо боеготовности.
Так что, если под ногами земли не наблюдается, а одни только качающиеся палубные надстройки, то не наказание тебе вытанцовывается, чистой воды профанация. Лафа, а не жизнь. Но это до поры, поскольку прибытие в порт обязательно грозило посещением "губы" за старые грешки, которые скирдовал в своём поминальнике неутомимый старпом.
То, что для береговых - "губа", у нас называлось гауптвиллой. Так его, это заведение, величали, как мне представляется, поскольку при входе в бухту здание гарнизонной гауптвахты, обычно наспех побеленное, выглядело чем-то экзотическим. Виллой какой-нибудь забытой кинозвезды или усадьбой обнищавшего на контрабандных операциях турецкого набоба.
Понимая, что наказание неотвратимо следует за преступлением, матросня не спешила шкодить, находясь на плавбазе. Но иногда всё же случались залёты. Однако на берегу - чаще. На берегу теряешь чувство реальности происходящего. Особенно после дальнего похода.
Вот и я как-то угодил на гауптвиллу, запоздав из увольнения на полтора часа. А всё из-за чего - заблудились мы на пару с одним дизелистом в сопках, когда с девчонками там время проводили. И что самое обидное, безо всякого секса, только целовались и вино пили. И тут - трах-бах - пожалте бриться, посетите гауптвиллу сроком на десять суток. Видно, не в духе в тот раз старпом был - обычно-то "пятёрочкой" за подобные провинности наш брат матрос отделывался.
Вот так и оказался я на гауптвилле. Не понимаю, почему говорят, что, мол, на "губе" сидят. Там же или лежишь, или пашешь, аки пчела. Не гауптвилла, а самые настоящие вилы...тамбовские!
Была тогда, помнится, поздняя весна, кое-где в балках и лощинах снег ещё лежал, а в тени и вовсе хладная задубелость наблюдалась. Как было модно в тот период, мы, сидельцы, уголь вырубали из глубины сибирских руд. Ну, изо льда то есть. Вырубали и на котельную возили. Работали по шестнадцать часов в сутки. Остальное время на сон, принятие пищи и - вы будете смеяться - строевую подготовку. Представляете себе, подводник в чёрной от угольной пыли и заколдобленной на промозглом ветру робе тянет ножку на жалком подобие плаца? Тут и кисть Репина опала бы от возмущения в осадок, а главному "губарю" всё нипочём.
Контр-адмирал, начальник и генеральный мажордом бригадной гауптвиллы и примыкающих режимных окрестностей носил футбольную фамилию Симонян. Фамилия совсем не морская, но с точки зрения дисциплины считался он офицером не только правильным, но и вполне боевым. Говорил Симонян совершенно без акцента, поскольку большую часть сознательной жизни провёл на Дальнем Востоке. Он любой разговор с подчинёнными начинал с такой примерно фразы: "Иди сюда, боец! Как стоишь, спрашиваю?! Чтобы сегодня ко мне зашёл к шестнадцати ноль-ноль. Я тебя драть буду!" или "Товарищ лейтенант, у вас на лице проступают следы вчерашнего непотребства. Зайдите ко мне в семнадцать тридцать, я вас воспитывать стану!"
По другим сведениям Симонян вовсе не был Симоняном, а носил кинематографическую фамилию Мкртчан, но я полагаю, это полный поклёп и фантазии. Память-то у меня ого-го какая! Некоторые французские слова и выражения без словаря помню. Вот скажем, а'ла франсе перепихне, прейскуранш...
Но не стану вас вводить в заблуждение и выводить из оного. Симонян - так Симонян. Меня это больше устраивает.
И вот сей дух морской объявился у нас на гауптвилле. Не один объявился. По правую руку от Симоняна отирался начальник оперативного отдела бригады, капитан третьего ранга с выпученными, как у морского окуня, глазами и обладатель подходящего к нему прозвища Першерон за свою широкую в кости фигуру, приземистость и конский всхрап в минуты особого волнения. А сзади начальства топтался, как стоялый жеребчик, дежурный лейтенант - старший места нашего героического трудового отдыха на угольных угодьях Магаданского морского порта.
Мы все, горемыки залетевшие, застыли с шанцевым инструментом в положении "тачка с примкнутым штыком", вроде остатками чести с контр-адмиралом делимся. Он осмотрел брезгливо наши чёрные рожи, прошёлся вдоль строя и спросил:
- И что вы все тут встали, как бледные родственники, социальные накопления до колен выпустив? Ну-ка, быстро мне подравнять животы на уровень ватерлинии! И где вас только таких делают? В каких аквариумах глаза пучить обучают? Подобных вам - только в качестве балласта в походе использовать. Каким должен быть настоящий матрос, спрашиваю!? Э-э-э... мать-перемать... Да что я с вами разговариваю, когда вы даже спите на ходу. Как стоите, бойцы!? Будто кони недоенные стоите, полгребного винта вам в задницу!
- Морские коньки, товарищ капитан третьего ранга?
- Это кто тут рот открыл? Кого ещё не заездили? Кому звездой по нок-рее впендюрить? Как фамилия, представьтесь?
- Матрос первой статьи Салеев!
- Ага, наслышан, - кэп-три взъерошил свою память и извлёк оттуда историю о "марчеканской вспышке", которая уже начала обрастать легендами, как днище старинной фелюги ракушками далёких южных морей.
- Значит, это ты, как говорится, своего мичмана побрил? - это уже Першерон вступил на правах отца родного от особого отдела.
- Так точно!
- Значит, я тебя вряд ли напугаю. Ты и не столько горя видел, как на нашей даче. Ну, а что скажешь, матрос, нравится тебе здесь? - последняя фраза Симоняна провоцировали меня на смелый ответ. Я, возьми да и ляпни:
- Отлично! Просто слов нет. Лучше не бывает. Претензий не имею. Долго буду с благодарностью вспоминать вашу заботу, товарищ контр-адмирал!
Глаза у Симоняна застучали по портупее, он их еле поймать успел. Хотел поначалу заорать по своей академической привычке, переданной с генофондом нации на самый Дальний Восток непосредственно в материнской утробе. Хотел заорать, но потом передумал и сказал:
- Вот так и нужно, матрос! Уважаю. Нас дерут, а мы крепчаем! Лейтенант, переведите этого бойца в портовую команду.
Портовая команда - совсем особое дело, скажу я вам. На разгрузке гражданских судов хоть и работаешь без перерыва на сон, но зато можно перехватить пожрать, чего-нибудь вкусненького. Портовая команда - это элита "губы", туда попасть не так просто. Заслужить нужно. Мне удалось.
Першерон пытался возражать, усмотрев в моём поминании морского конька намёк на свою персону. Но потом, видимо, вспомнив, что первым речь о непарнокопытном животном завёл Симонян, решил не давать повода личному составу лишний раз посмеяться над вышестоящим, и не вступил в дискуссию с контр-адмиралом. Но мне кулаком погрозил, как бы говоря, де, знаю-знаю, о каком морском коньке молол здесь языком своим поганым.
Но на этом, собственно, всё и закончилось. На "губе" закончилось. Больше мне потоптать славное детище дисциплинарных веяний ВМФ не довелось. И это, наверное, правильно, как считаете? Лучше-то я от того гостевания на вилле не стал. Горбатому тоже ничто человеческое не чуждо, тогда как могила не всегда может послужить сильнодействующим воспитательным средством. А? Что? Это я так, о своём, девичьем.
Славка призадумался немного, а потом неожиданно вновь перескочил к теме наказаний на подводном флоте.
- Говорите, а какие рычаги морально-исправительного воздействия мог использовать командный состав субмарины, не прибегая, так сказать, к помощи береговых сил и не попирая достоинства нижних чинов? Слова словами, гауптвилла гауптвиллой... но... Расскажу вам ещё про один подобный рычаг. Самый действенный, пожалуй.
Приласкать понедельничком. Бытовало у нас на лодке это выражение. Так и говорили, мол, боцман за то-то и то-то приласкает тебя понедельничком. Что за процедура, она же - экзекуция? Сейчас объясню.
"Понедельничком" называется рукоять помпы-Гарда - полированная руками матросов деревянная дубина с металлической елдой на конце и квадратным отверстием у основания. Точно, именно этим отверстием она к насосу крепится. А с другой стороны присобачены рукояти-лапы в виде коромысла, при помощи которых и производится ручная выкачка забортной воды. Каких-нибудь три часа работы, и ты чувствуешь, что наступил ВЕЧНЫЙ понедельник, без перерывов и выходных. Отсюда и название.
- Семь фунтов под кильку! - пошутил один из нас - тех, кто слушал Славкин рассказ.
- Ошибаешься, на лодке не так говорили. Семь суток под килем - вот правильный ответ, хех.
- Слышал я где-то о подобном пиратском извращении, слышал когда-то раньше... Никак сам сэр Френсис Дрейк тебя во сне напел?
- Нет. Это у нас на "губе", на гауптвилле, значит, такое наказание практиковалось. Ремонтные подводные работы в помощниках у кадрового водолаза. Обычно, когда какую-нибудь рухлядь со стороны днища клепали. Но только летом, а в остальное время года тамошний контингент всё больше по углю прикалывался.
Но всё. Хватит о гауптвилле и сопутствующем букете, поговорим о движении. Ибо! Движение - есть жизнь, кто бы, что ни говорил. Движение механическое и движение по служебной лестнице мало чем отличаются, ибо всё это промысел Божий...
Итак, о движении.
Движение во время службы обычно бывает только в одном направлении - в сторону прекрасного пола. Форма обязывает! Помните такую фразу: "Как жаль, что в нашем городе не стоят военные!" Здесь я не соглашусь. Военные не стоят, они находятся в вечном движении. И даже мичман Стукалкин, который каждый свой роман в увольнении старался довести до логического конца, то есть предлагал встреченной им даме руку, сердце и тихое счастье семейного очага.
У него на этот случай специальная фраза была, которой он отпугивал своих легкомысленных избранниц. Фраза такая: "Вы так похожи на мою маму, что категорически готов прожить с вами всю жизнь на одной картошке". Я заметил мичману, когда он в сто первый раз рассказывал о своей неудачной охоте за магаданскими прелестницами, что от картошки у меня стоит только подворотничок, если в ней много крахмала, конечно. Стукалкин распространил сию аллегорию на свои физические кондиции и после не разговаривал со мной месяца три-четыре.
Бунанья - случка. Так называл увольнительную старший лейтенант Смыков. На каком это языке, никто не знал, а сам офицер утверждал, будто бы на испанском диалекте, присущем жителям Калифорнийского полуострова (не путать со штатом Калифорния). Через ахтерпик на жвакогалс! Тоже выражение Смыкова. Но чаще он ругался по-простому, по-сухопутному, безобразник был и донжуан ещё тот.
Служил старлей командиром группы движения. И, вероятно по этой причине, любил всяческое движение. А больше всего поршнеобразное.
И случались с ним озорные болезни на почве неумения сдерживать себя в рамках унылой статики, но Смыков их, эти проказливые недуги, очень быстро залечивал перед очередной автономкой, ибо американские антибиотики в гарнизонном госпитале не переводились.
Так было и в начале лета 70-го. А тут ещё и старпома откуда-то с Балтики подогнали. Интеллигентного до жути, в самом цветущем поколении моряк! За что его сослали в Магадан, нам, разумеется, не докладывали, но одна интендантская крыса на вещевом складе проболталась, мол, у нашего старпома был будто бы настоящий роман с женой чуть ли не самого командующего флотом, и эту парочку едва не застукали за стаканом "Цинандали" в обнимку и с букетом алых роз в придачу.
А груди нашей флотской затейницы, как белые лебеди. Того и гляди, мигрируют в тёплые края от мерзкой балтийской зимы. Кавторанг их и держал, будто бы руками. Вероятно, чтобы не перелетела такая красота в дальние страны, где обитают потенциальные противники социалистических идей. А супруг вот не понял такого служебного рвения младшего по званию, который для него, собственно, и старался. Не понял, кортик выхватил. Но затеять корриду, однако ж, не решился. Мериме, видать, в детстве не читал. Обошёлся парой оплеух. Это с его только стороны, без учёта присутствующих дам.
Супруга, говорят, вопила, как резанная, что её загипнотизировали, а потом пытались слабостью воспользоваться и синдромом трудного детства. Вопила и по мордасам нашего будущего старпома охаживала. Может, и верно, флотский интеллигент её очаровал своим отношением к прекрасному, которое она и назвала гипнозом. Назвала в трудную минуту. В душу женщины разве заглянешь.
А вот ответил ли командующему (или кому-то там ещё) наш старпом встречным действием, никто не знает, поскольку из всех свидетелей осталась заполошная жена и кошка Манька, притаившаяся под диваном в самый разгар событий. Но женщина оказалась в настолько истеричном состоянии, что вряд ли что-то смогла запомнить, а кошке так изрядно досталось адмиральским (хотя, вполне вероятно, что и контр-адмиральским) ботинком по спине, что она начала мяукать с заиканьем. Разве с подобного свидетеля толк будет?
Но вернёмся в Магадан, где славная дизельная субмарина С-613 чуть подрагивает чувствительными ноздрями торпедных отсеков, готовая выполнить боевую задачу. А в экипаж уже вливаются новые молодые кадры и опытные бравые ловеласы, воспитанные на классической литературе.
И вот в разгар всех этих перетрубаций стояли мы (мы - это экипаж субмарины в широко-подводном смысле этого слова) в доке, к автономке готовились. Вся матросня при делах. А также мичмана с офицерами, которые торпедным пироксилином пропитались по самую ватерлинию. Одна "зелёнка", только что из училищ прибывшая, пальцы не по делу корчит от скуки и полной своей никчёмности, поскольку не успели ни к какому процессу прикипеть всей душой. Их воспитанием старпом должен бы заняться, а у него пока травма свежая, зализывает останки любовного приключения. Не всегда такое положение дел хорошо для службы, мягко говоря.
Так вот, стал я участником одного события, когда столкнулись эти два странных типа офицеров: один опальный мореман со стажем из интеллигентов, второй же - выпускник военно-морского училища, не отягощённый большим интеллектом и опытом.
Несу, значит, со склада коробку с предохранителями, а молодому литёхе почтение своё, разумеется, не свидетельствую. Не принято у нас было на авральных работах без толку честь раздавать. А этот "кузнечик" озверел даже, от собственного величия прибалдевши. Обложил меня загогулистой матерной конструкцией и при этом не преминул добавить два-три нелестных выражения относительно моих ближайших родственников, а также "этих поганых мичманов", которых на флотах срочники называли ласково "нашими подводными сундуками" и которые матросов построить не в силах, ети его еттить.
И тут на его и мою голову...
...явился интеллигентный питерский ссыльный. Старпом, в парадном мундире с иголочки и, казалось, одетый в допотопные калоши и чеховское пенсне, возник из утреннего тумана бухты имени знаменитого гидрографа Алексея Ивановича Нагаева, как обычно любила появляться незабвенная Мэри Поппинс перед лицом своих воспитанников.
- Лейтенант, - сделал замечание старпом, поправляя несуществующее пенсне и дождавшись, пока у младшего по званию закончился заряд творческого вдохновения в мой адрес, - вы сейчас ругались, как самый бездарный сапожник!
- Да ну, нах... товарищ кавторанг! Ни хрена ж подобного, Гагариным клянусь!
- Ничего я вам, товарищ лейтенант, не скажу, только замечу в скобках, что неправильно вы подумали о нашей космонавтике. Идите в свой кубрик и почитайте Пришвина перед сном, а ругаться грязными словами прекращайте.
Советский морской офицер самый морской и самый офицер! Вот так-то. Белая кость, острый кортик, и ещё более острый язык... если не с похмелья. А то, что чемодан фанерный с протёршимся дерматином, туфли парадные с протёртой же подошвой и вместо квартиры комната в малосемейке, так в этом нет ничего удивительного или зазорного. Разве сытый офицер - хороший офицер? Сытый офицер - позор Пентагона. Или не так? Ой, пошутил неудачно.
1 - ахтерпик (морск.) - крайний отсек кормового трюма, служащий для хранения запаса воды;
жвакогалсили жвака-галс (морск.) - отрезок якорной цепи из общих звеньев; один его конец с помощью специальной концевой скобы крепится к обуху цепного ящика; Второй конец жвака-галса с помощью концевого звена и глаголь-гака присоединяется к коренной смычке якорной цепи.
2 - канифас-блок (морск.) - блок с особой оковкой, имеющей откидную наметку или расстегивающееся звено, служит для изменения направления тяги троса при грузоподъемных и такелажных работах на судне.