Лето 1988 года в республике Коми было на удивление сухим и жарким. Леса горели по всей территории республики. Пожарные не справлялись. Поэтому в местных партийных органах созрело отважное решение - задействовать в богоугодном (Политбюро пронеси!) деле предприятия с преобладанием мужского контингента, который можно было бы использовать в качестве условно добровольных (как в колхозе) членов пожарной дружины. Постановления партия принимала быстрые и не подлежащие обсуждению. Подобная валюнтаристская пожарная политика для многих директоров была громом среди ясного неба. "Добровольцев" толком и экипировать не успевали.
Дошла очередь и до нашей геофизической экспедиции. Подумали начальники, подумали, - кого же послать в пекло, - и решили, что работников вычислительного центра. А кого ещё? В камеральных группах почитай одни женщины: геологини, геофизики, чертёжники. Если есть там мужики, так всё начальники групп, а их никуда не пошлёшь - работа встанет, структуры не устаканятся, разрезы пластов не так разрежутся в аксонометрии, планиметрии и других нематерных метриях.
Можно было бы полевиков подключить, но летом из них только топографы по площадям шастают, профиля вырубают, а остальные - в межсезонном отпуске; в большинстве своём разъехались кто в Воронеж, кто в Оренбург, а кто и вовсе в Украину, тогда ещё не вiльну, а москалями да кацапами "порабощённую".
Работников геофизической мастерской тоже на пожар не отправишь - им к началу сезона нужно шесть (по числу полевых партий) сейсмостанций "Прогресс-2" вылизать, чтобы при перевозке их по буеракам в тундре на гусеничном ходу ничего не "вылетало" как можно дольше.
Кстати, эти самые "Прогрессы" в Саратове лепили. Может, кто-то из вас и видел их, неподъёмных бронтозавров передовой технической мысли советских инженеров. Сейсмостанция из двух-трёх стоек состоит. Стойки небольшие, всего полтора метра "ростом", но практически неподъёмные за счёт тяжёлой металлической рамы и мощных амортизаторов. Для погрузки в кузов машины или вертолёт одного такого "ящика" никак не менее восьми человек требуется. Зато уж в поле им нет замены, этим электронным устройствам с невероятной устойчивостью, простите за неявную акустику созвучий.
Приезжали как-то канадцы с штатовской сейсмостанцией, до безобразия миниатюрной. Долго потешались над "Прогрессами". Но сезон начался - тут уж наши геофизики вдоволь насмеялись, наблюдая, как гордые североамериканцы, англосакс им в дышло, без конца своё чудо супер-интеграционных технологий в город на ремонт вывозят. За всю зиму гордым сынам Ньюфаундленда удалось только один профиль из сорока запланированных "отстрелять". А наши станции работают себе и работают. А если даже случается выход из строя вдали от базового лагеря, так геофизики паяльник на печке греют и с нашим удовольствием интегральные "плюшки" меняют, будто семечки щёлкают.
С тех пор канадцы больше не пытались со своей микропроцессорной бедой по нашим болотам "отстрел" вести. Привыкли, понимаешь, в Северной Африке по отличным дорогам кататься...
Но я отвлёкся. Вернёмся же на круги своя.
Вызывает нас, инженерно-технических работников вычислительного центра, начальник экспедиции, да и напрягает с порога: собирайтесь, мол, соколы ясные, тушить пожары лесные, деревья от бесславной кончины выручать, в количестве четырёх человек. Да не деревья в таком странном количестве в виду он имеет, а нас мозговую кость геофизики, на спирте настоянную, по ночным сменам закалённую.
А чтобы в пору отпусков обработку не срывать и всех технарей ВЦ с работы не дёргать пятым дают нам в нагрузку инженера по гражданской обороне да ещё двоих штатных пожарных из лесоохраны. Такая кадровая постановка вопроса в тот период действительно была более чем уместна, ибо комплекс наш в полном соответствии с тезаурусом и теорией энтропии "обсыпался" с удивительной регулярностью. Второй год работы в круглосуточном режиме, как-никак. Это вам не бублик с маком стрескать. Приработка электроники только начиналась...
Заброска к месту тушения была назначена на завтрашнее утро. Вертолётом, вестимо, поскольку там, где горит, дорог нет в помине, да и направления почти не просматриваются.
На сборы только вечер и ночь имеется. Хорошо, у нашего инженера по гражданской обороне в бункере-бомбоубежище припасены геологические костюмы, накомарники, сапоги, лопаты, топоры и НЗ в виде тушенки, чая и галет.
Об этом человеке (инженере по ГО) стоит сказать особо. Он бывший военный. Служил начальником штаба в ТОЙ САМОЙ т.н. обсерватории АН СССР, которую я уже упоминал в своих рассказах. Но в отличие от разных встречаемых мною военных штабистов - душа-человек. Владимир Константинович Ботинов - так его зовут, но он охотно откликается на прозвище "Кэп". Сейчас давно на пенсии, живёт в городе Тутаеве Ярославской области*. Участвовал в двух наших с Вохой (моим однокурсником) Уральских походах. Отличается Кэп очень характерной внешностью. Рыжая борода с седыми подпалинами и очаровательная улыбка старого доброго пирата. Любитель рисовать кроки по картам (одну из таких карт в первом походе 1986 года мы обменяли у туристов из Арзамаса на три пачки сигарет). Это именно с ним мы склеили четыре баллона на наше плавсредство для первых двух походов - плот ПГ-1 ("Пронеси, господи"). Это от него пошло выражение "потявкать трубочку" (то есть сделать пару затяжек трубочного табака).
А кто же ещё в славной пожарной команде? Да всё те же. Известные в окологеофизических кругах - Димыч, Пастор, Довгулян. Нет, появился ещё один герой - Сашка Гурин. Сменный инженер комплекса. Сашка тогда учился в Северо-Западном заочном политехе (в Питере).
Гурин - весьма колоритная личность. Я был первым инженером строящегося ВЦ, а он - вторым, то есть человек с опытом. Поначалу Александр очень смешил программистов, обзывая алгоритм "логарифмом", а процессор у него носил гордое имя "профессор" в знак особого уважения. Сашка невероятно любил катать молодых операторш с комплекса на мотоцикле, каждый раз с незначительным членовредительством. Если на смене отсутствовали особы женского пола в синяках и ссадинах, не иначе, - Сашкин мотоцикл в ремонте. Позднее он обменял своего двухколёсного друга на такое же "ведро с гайками", как у моего институтского однокурсника по прозвищу Кузнечик**, и занялся извозом. Почти каждый раз, приезжая в Печору, я встречал на вокзале его широкую улыбку в обрезе открытой даже осенью автомобильной форточки.
Позднее Гурин работал системным администратором в службе социальной защиты, занимался в частной фирме компьютерной диагностикой автомобильных движков. Сейчас у него своё дело.
Про пожарников, а правильно - пожарных, сказать особо нечего. Обоих постоянно клонило в сон. И работали они тоже, практически не приходя в сознание.
Выбросили нас чуть севернее станции Юкост на Усинской железнодорожной ветке. Самый что ни на есть сопливо-трясинный край. Но в то лето высохли даже топкие болота, кочки трещали под ногами ссохшимся мохом, играя под ногами, словно надувные матрасы, если бы их изготавливали из сплетения карликовых кустов, ягеля и конгломерата корней, уходящих на глубину до полутора метров.
Горело два гектара в районе реки Малая Сыня, на берегу которой мы и разбили лагерь - поближе к воде, подальше от греха, поскольку распространялся в основном низом, прямо по мохнатым зарослям высохшего болота. Огню там раздолье - тлей себе да тлей. Но ходить по огромным, покрытым белым мохом кочкам удовольствие ниже среднего. Через полчаса ноги практически не поднимались.
Никогда не пробовали вскапывать болото? А ведь дело нехитрое, если послушать снисходительные поучения (мол, плавали - знаем) кабинетных работников, которые немедленно вызывают референтов, если требуется поднять что-то тяжелее авторучки... за исключением, впрочем, собственных задниц.
Окопать пожар по краям, локализовав его с помощью траншеи, с налёту не получилось. С трудом раскопали канаву метра четыре длиной и метра два шириной, затупили лопаты и умаялись так, будто целый час гоняли в футбол по пересечённой местности.
Кроме шанцевого инструмента нашей команде выдали три резиновых ранца на сорок литров воды - с велосипедным насосом и распылителем каждый. С такими ранцами только виноградники опылять - но уж никак не тушить хороший лесной пожар. Очень быстро мы убедились, что лопаты и топоры практически бесполезны. Попробуй-ка что-нибудь выкопать в играющем, будто плохо натянутый батут, болотном мху. А рубить деревья по краям болота глупо. Покуда одно завалишь, еще десяток загорится. Поэтому тушение производили только ранцами.
Технология примерно такая. Трое набирают воду из реки и тащат по кушерям, чтобы передать другой троице. А те уже доставляют ранцы прямо к огню и поливают его. Седьмой на подмене. Такая организация труда позволила нам работать практически без перерыва часов семь-восемь. Потом перекусили и снова за работу - сезон "белых ночей" позволял трудиться круглосуточно. К четырём часам утра нигде ничего не горело. Решили укладываться спать.
Довгулян с Гуриным завалились под деревом, остальные на маленьком пятачке возле реки. Через пару часов окрестности огласил дикий вопль нецензурного содержания. Оказывается, что дерево, близ которого заночевала парочка сменных инженеров ВЦ, тлело в окрестностях кроны. С него на Довгулинскую бороду упал уголёк. Борода смачно задымилась, огонь перебрался на свитер. Это, впрочем, не мешало ему дрыхнуть. Гурин, опечаленный неприятным запахом палёной шерсти, проснулся и стал принимать меры к ликвидации последствий природного явления - горение человеческого волоса на природе. Он схватил ранец, к счастью наполненный водой, и, не раздумывая, выплеснул весь на погорельца. В ответ Довгулян напомнил Гурину его родословную по материнской линии и грязно выругался.
Когда поднялся весь лагерь, конфликт сошёл на нет. Сам собой. Всё-таки интеллигентность нельзя окончательно выжечь и на лесном пожаре. Довгулян пытался в реке рассмотреть остатки своего предмета особой мужской гордости, а Гурин переполз ближе к воде и захрапел.
Ещё через час поднялся ветер. Вы когда-нибудь, бывали под обстрелом? Тогда вам будет трудно представить, что началось дальше. Ветром раскочегарило верхушки деревьев. Со страшным свистом горящие ветки отрывало и перебрасывало через болото метров за двести, в ту часть леса, куда ещё не дошёл пожар. Этих "снарядов" становилось всё больше и больше по мере усиления урагана. Сделалось жутко. Вся проделанная накануне работа насмарку. Но об этом никто не думал. Толпа неудачливых пожарных жалась поближе к реке, подальше от пламени, которое встало стеной. Началось строительство планов по форсированию водной преграды. На другом берегу ещё не горело. Вместе с тем уже пора было ждать вертушку, ведь прошло больше тридцати часов, а нас обещали забрать через день-два.
И вот, наконец, летит. Но вертолёт просквозил мимо в сторону Печоры, сделав круг почёта над задымлённой местностью. К ночи пожарную горе-команду принялись посещать дурные мысли, а не бросили ли нас здесь. Но ветер стих, стало поспокойней, мысли обрели ясность. Снова вышли на работу - не сидеть же без дела. Только теперь горела значительно большая, чем накануне, территория. Пожар ушёл далеко вперёд.
Рано утром, измученные, чумазые, мы улеглись спать. Сил искупаться уже не было. Легли, впрочем, не все. Один остался дежурить - на всякий случай, чтобы успеть предупредить, если повториться история с сильным ветром. Когда солнце достигло зенита, продрали глаза, искупались и подъели продукты.
Остался, правда, чай и немного сухарей. До Юкоста километров сорок по болотам. Туда же ушёл и пожар. Поэтому решили не дёргаться, а подождать вертолёта ещё. Курева хватало. У всех по пачке и две упаковки махорки. Чтобы не скучать, снова принялись заливать выгорающее болото. А пожарники (всё-таки - пожарные?), слава им, взяли рыболовные снасти и поймали в перерывах между сном и работой с десяток рыбёшек. Сварили уху. Поели с сухарями. Вертолётки же нет, как нет.
Снова поспали. Поскучали. Потушили. Бежать за уходящим пожаром не было никакого желания, да и смысла - каждое утро поднимался ветрище и преспокойно раздувал тлеющие верхушки деревьев, а потом перебрасывал "свечи" поверху. С подобными пожарами не с нашими лопатами бороться.
Вертолёт прилетел часов в десять утра. Первое, что мы услышали на борту это:
- Вашу мать-перемать, уже сорок гектаров горит, а вы тут прохлаждаетесь!
Прозвучала сия ободряющая сентенция из уст функционера по партийной линии. Как ему лопатой в лоб не заехали, не знаю. Народ у нас в большинстве не буйный, выдержанный - видать, поэтому. Один лишь Гурин всё пытался объяснить, что такими средствами, какими нас снабдили, верховые пожары тушить нельзя, что продуктов только на двое суток было, а мытарились мы трое. Но разве ж тому, что-то докажешь?
В Печоре на наш борт загружали человек тридцать на "наш" же пожар. Те ребята вообще, видать, прямо из дому собирались. Одеты в спортивные костюмы, кроссовки, будто их в соревнованиях участвовать попросили. Нам стало по-человечески жаль сменщиков.
А тот функционер, что за нами прилетел на выгоревшее болото, не унимался: покрикивал да всю нашу бригаду гадкими словами величал. Дескать, вот если бы он лично тушил пожар, то всё бы было под контролем. Жаль, партия, и её центральный комитет не могут отпустить его со столь ответственной работы, нельзя, мол, оголять силы командования в тылу пожарного фронта.
Прошло примерно с месяц. Вызывает нас начальник экспедиции и вручает почётные грамоты горкома "за отвагу на пожаре" и по пятьдесят рублей премии от партийных щедрот. А, может быть, грамота называлась "за особо героическия деяния в процессе пожаротушения"? А впрочем, пёс с ним! Оказывается, один из пожарных, что с нами был, служил в лесоохране не последним человеком. Он-то и втолковал в малогабаритные мозги горкомовских бонз, что мы делали всё, что только возможно, рискуя жизнью. А какую награду заслужил крикливый функционер, мы так и не узнали. Это информация ДСП. Но думаю, пятьюдесятью рублями дело явно не ограничилось.
* - недавно вечно юная душа "кэпа" оставила этот бренный мир... память осталась...
** - Уже несколько лет, как Кузнечик поменял "копейку" на американский армейский джип, несколько лет до этого стоящий на дизельном довольствии одной из НАТОвских военных баз в Германии. Теперь этот вместительный монстр возит знакомых Кузнечика из Краснодара на побережье Чёрного моря в аккурат на "кирдык уика".